Мёртвые души

«Мёртвые души» названы автором поэмой не из-за стихотворной формы, а из-за масштабности, лиризма и символики, которые сближают произведение с античными и библейскими эпосами. В тексте много лирических отступлений: о меткости русского слова, юности и старости, жизни и смерти, дороге и странствиях. Одно из самых известных – описание птицы-тройки, символизирующей Россию: «Русь, куда ж несёшься ты? Дай ответ! Не даёт ответа».

«В ворота гостиницы губернского города NN въехала довольно красивая рессорная небольшая бричка, в какой ездят холостяки: отставные подполковники, штабс-капитаны, помещики, имеющие около сотни душ крестьян, – словом, все те, которых называют господами средней руки».

«Отдохнувши, Чичиков написал на лоскутке бумажки, по просьбе трактирного слуги, чин, имя и фамилию для сообщения куда следует, в полицию. На бумажке половой, спускаясь с лестницы, прочитал по складам следующее: Коллежский советник Павел Иванович Чичиков, помещик, по своим надобностям».

Коллежский советник – чин 6 класса Табели о рангах. Соответствовал воинскому званию «полковник» в пехоте или «капитан 1-ого ранга» во флоте. Уставное обращение – «Ваше высокоблагородие».

«В бричке сидел господин, не красавец, но и не дурной наружности, ни слишком толст, ни слишком тонок; нельзя сказать, чтобы стар, однако ж и не так, чтобы слишком молод».

«О себе приезжий, как казалось, избегал много говорить; если же говорил, то какими-то общими местами, с заметною скромностию, и разговор его в таких случаях принимал несколько книжные обороты: что он незначащий червь мира сего и не достоин того, чтобы много о нем заботились, что испытал много на веку своем, претерпел на службе за правду, имел много неприятелей, покушавшихся даже на жизнь его...»

Павел Иванович Чичиков, главный герой поэмы «Мёртвые души», действительно предстаёт в произведении как вечный странник, чья жизнь наполнена бесконечными разъездами по России. Он – типичный человек дороги: постоянно перемещается от места к месту, не имея настоящего дома. Но путешествия Чичикова – не паломничество и не поиск духовной истины, а деловые поездки сомнительного свойства.

В христианском понимании странник – это тот, кто осознаёт временность земной жизни и стремится к вечному. Чичиков же, напротив, полностью погружён в материальный мир, его странничество лишено всякого высшего смысла. Он собирает «мёртвые души» и сам при этом остаётся духовно мёртвым, не находящим истинного пути.

«Один Бог разве мог сказать, какой был характер Манилова. Есть род людей, известных под именем: люди так себе, ни то ни сё, ни в городе Богдан, ни в селе Селифан, по словам пословицы. Может быть, к ним следует примкнуть и Манилова».

Ревизская сказка – документ подушной переписи населения Российской империи XVIII–XIX веков, который составлялся для учёта податного населения (в т.ч. крепостных крестьян) с целью налогообложения и рекрутских наборов. Проводились по указам («ревизиям»). Всего было 10 ревизий (с 1719 по 1858 годы). Действие «Мёртвых душ» связано с 8-ой ревизией 1833–1835 годов.

– Слышишь, Фетинья! – сказала хозяйка, обратясь к женщине, выходившей на крыльцо со свечою, которая успела уже притащить перину и, взбивши её с обоих боков руками, напустила целый потоп перьев по всей комнате. – Ты возьми ихний-то кафтан вместе с исподним и прежде просуши их перед огнем, как делывали покойнику барину, а после перетри и выколоти хорошенько.
– Слушаю, сударыня! – говорила Фетинья, постилая сверх перины простыню и кладя подушки.
– Ну, вот тебе постель готова, – сказала хозяйка. – Прощай, батюшка, желаю покойной ночи. Да не нужно ли ещё чего? Может, ты привык, отец мой, чтобы кто-нибудь почесал на ночь пятки? Покойник мой без этого ни-как не засыпал.

В Российской империи чины (классы), согласно «Табели о рангах», распространялись не только на государственных служащих, но и на их жён и вдов. Если муж Коробочки имел чин коллежского секретаря (X класс), то после его смерти она сохраняла право именоваться «коллежской секретаршей», т. е. вдовой чиновника этого ранга.

С точки зрения Коробочки, женщины чрезвычайно ограниченной, чин по мужу придаёт ей статус (хотя на самом деле X класс – это один из низших чинов). Упоминание чина показывает её приверженность бюрократическим формальностям – даже в глуши она старается соблюдать ранги; подчёркивает её мелкопоместную амбициозность: она не просто помещица и дворянка, но ещё и «чиновница».

«Старуха задумалась. Она видела, что дело, точно, как будто выгодно, да только уж слишком новое и небывалое; а потому начала сильно побаиваться, чтобы как-нибудь не надул её этот покупщик; приехал же Бог знает откуда, да ещё и в ночное время.

– Право, я боюсь на первых-то порах, чтобы как-нибудь не понести убытку. Может быть, ты, отец мой, меня обманываешь, а они того... они больше как-нибудь стоят».

– Поросенок есть? – с таким вопросом обратился Чичиков к стоявшей бабе.
– Есть.
– С хреном и со сметаною?
– С хреном и со сметаною.
– Давай его сюда!

– За водочку, барин, не заплатили… – сказала старуха.
– А, хорошо, хорошо, матушка. Послушай, зятёк! заплати, пожалуйста. У меня нет ни копейки в кармане.
– Сколько тебе? – сказал зятек.
– Да что, батюшка, двугривенник всего, – сказала старуха.
– Врёшь, врёшь. Дай ей полтину, предовольно с неё.
– Маловато, барин, – сказала старуха, однако ж взяла деньги с благодарностию и ещё побежала впопыхах отворять им дверь. Она была не в убытке, потому что запросила вчетверо против того, что стоила водка.

Когда хозяйка трактира назвала цену за водку, то имела в виду 20 коп. серебром – «двугривенный». Зять Ноздрёва заплатил за него 50 коп., но ассигнациями – сумма, выраженная в бумажных денежных знаках, которые имели меньшую реальную стоимость, чем серебряные монеты того же номинала. 50 коп. ассигнациями были меньше, чем 20 коп. серебром.

Буква «фита» (Ѳ) в дореволюционной русской орфографии действительно считалась неприличной, но не из-за своей формы, а по причине её ассоциации с непристойными словами. Вот почему она вызывала особые эмоции. Реформа русского языка 1918 году реформа упразднила «Ѳ», заменив её на «Ф».

Как видно из начала «Мёртвых душ», П.И. Чичиков хорошо умел играть в карты и не прочь был сесть за карточный стол, но только с честными игроками, к которым Ноздрёва он никак не причислял. Но, поддавшись на уговоры, он решается сыграть с ним в шашки, думая, что в шашки будет трудно жульничать даже Ноздрёву.

«Сем-ка я, – подумал про себя Чичиков, – сыграю с ним в шашки! В шашки игрывал я недурно, а на штуки ему здесь трудно подняться».

– Чем же ваша жизнь не красна? – сказал председатель.
– Нехорошо, нехорошо, – сказал Собакевич, покачав головою. – Вы посудите, Иван Григорьевич: пятый десяток живу, ни разу не был болен; хоть бы горло заболело, веред или чирей выскочил… Нет, не к добру! когда-нибудь придется поплатиться за это. – Тут Собакевич погрузился в меланхолию.
«Эк его, – подумали в одно время и Чичиков и председатель, – на что вздумал пенять!»

– Послушай, матушка, — сказал Чичиков, выходя из брички, – что барин?..
– Нет дома, – прервала ключница, не дожидаясь окончания вопроса, и потом, спустя минуту, прибавила: – А что вам нужно?
– Есть дело!
– Идите в комнаты! – сказала ключница, отворотившись и показав ему спину, запачканную мукою, с большой прорехою пониже.
Но тут увидел он, что это был скорее ключник, чем ключница: ключница по крайней мере не бреет бороды, а этот, напротив того, брил, и, казалось, довольно редко, потому что весь подбородок с нижней частью щеки походил у него на скребницу из железной проволоки, какою чистят на конюшне лошадей.
Что ж барин? У себя, что ли?
– Здесь хозяин, – сказал ключник.
– Где же? — повторил Чичиков.
– Что, батюшка, слепы-то, что ли? – спросил ключник. – Эхва! А вить хозяин-то я!

Всё началось со смертью супруги. «Но добрая хозяйка умерла; часть ключей, а с ними мелких забот, перешла к нему. Плюшкин стал беспокойнее и, как все вдовцы, подозрительнее и скупее».

– Поверите ли, ваше превосходительство, – продолжал Ноздрёв, – как сказал он мне: «Продай мёртвых душ», – я так и лопнул со смеха. Приезжаю сюда, мне говорят, что накупил на три миллиона крестьян на вывод: какие на вывод! да он торговал у меня мёртвых. Послушай, Чичиков, да ты скотина, ей-богу скотина, вот и его превосходительство здесь, не правда ли, прокурор?

– Это, однако ж, странно, – сказала во всех отношениях приятная дама, – что бы такое могли значить эти мертвые души? Я, признаюсь, тут ровно ничего не понимаю. Вот уже во второй раз я все слышу про эти мертвые души; а муж мой ещё говорит, что Ноздрёв врёт; что-нибудь, верно же, есть.

Ноздрёв был известный врун и провокатор. Да и сообщённое им о покупке мёртвых душ известие не укладывалось в голове. Чиновники не верят ему. Но вместе с тем начинают наводить справки, причём у самого Ноздрёва: «Странные люди эти господа чиновники, а за ними и все прочие звания: ведь очень хорошо знали, что Ноздрёв лгун, что ему нельзя верить ни в одном слове, ни в самой безделице, а между тем именно прибегнули к нему».

Вдруг почтмейстер, остававшийся несколько минут погружённым в какое-то размышление, вследствие ли внезапного вдохновения, осенившего его, или чего иного, вскрикнул неожиданно:
– Знаете ли, господа, кто это?
– А кто?
– Это, господа, судырь мой, не кто другой, как капитан Копейкин!
«Из числа многих в своем роде сметливых предположений было наконец одно – странно даже и сказать: что не есть ли Чичиков переодетый Наполеон... и вот теперь они, может быть, и выпустили его с острова Елены, и вот он теперь и пробирается в Россию, будто бы Чичиков, а в самом деле вовсе не Чичиков».

Дмитрий Левенштерн (1780–1830) – отставной офицер, мошенничал с военными контрактами, подделывая документы на несуществующие партии провианта. Как и Павел Иванович, Левенштерн использовал бюрократические лазейки и благообразную внешность для обмана.
Фёдор Толстой по прозвищу «Американец» (1782–1846) – картёжный шулер, дуэлянт, участник кругосветной экспедиции (откуда и прозвище); подделывал документы и продавал несуществующие имения. Его черты были отчасти у Чичикова: обаятельный мошенник высшего света.

«На вопрос, не шпион ли Чичиков и на старается ли что-нибудь разведать, Ноздрёв отвечал, что шпион, что ещё в школе, где он с ним вместе учился, его называли фискалом. На вопрос, не делатель ли он фальшивых бумажек, он отвечал, что делатель, и при этом случае рассказал анекдот о необыкновенной ловкости Чичикова: как, узнавши, что в его доме находилось на два миллиона фальшивых ассигнаций, опечатали дом его и приставили караул, на каждую дверь по два солдата, и как Чичиков переменил их все в одну ночь, так что на другой день, когда сняли печати, увидали, что все были ассигнации настоящие».

«Смотри же, Павлуша, учись, не дури и не повесничай, а больше всего угождай учителям и начальникам. Коли будешь угождать начальнику, то, хоть и в науке не успеешь и таланту Бог не дал, все пойдёшь в ход и всех опередишь. С товарищами не водись, они тебя добру не научат; а если уж пошло на то, так водись с теми, которые побогаче, чтобы при случае могли быть тебе полезными. Не угощай и не потчевай никого, а веди себя лучше так, чтобы тебя угощали, а больше всего береги и копи копейку: эта вещь надёжнее всего на свете. Товарищ или приятель тебя надует и в беде первый тебя выдаст, а копейка не выдаст, в какой бы беде ты ни был. Все сделаешь и все прошибешь на свете копейкой».

«Вышед из училища, Чичиков не хотел даже отдохнуть: так сильно было у него желанье скорее приняться за дело и службу. Однако же, несмотря на похвальные аттестаты, с большим трудом определился он в казенную палату. И в дальних захолустьях нужна протекция! Местечко досталось ему ничтожное, жалованья тридцать или сорок рублей в год. Но решился он жарко заняться службою, всё победить и преодолеть. И точно, самоотвержение, терпенье и ограничение нужд показал он неслыханное. С раннего утра до позднего вечера, не уставая ни душевными, ни телесными силами, писал он, погрязнув весь в канцелярские бумаги, не ходил домой, спал в канцелярских комнатах на столах, обедал подчас с сторожами и при всем том умел сохранить опрятность, порядочно одеться, сообщить лицу приятное выражение и даже что-то благородное в движениях».

В Российской империи крепостные души учитывались в государственных списках («ревизских сказках») раз в 10–15 лет. Между переписями умершие крестьяне формально числились живыми, и помещики продолжали платить за них налог. Чичиков решил по дешёвке скупать мёртвые души с тем, чтобы затем положить их в залог в Опекунском совете как живых: помещики могли брать деньги под залог крепостных как имущества. После получения ссуды Чичиков предполагал скрыться, оставив государству фиктивных крестьян.

Масштаб прибыли был чрезвычайно велик. Опекунский совет давал 200 рублей за душу. А Чичиков покупал их за ничтожную сумму: 15 коп. за душу у Коробочки, 2 руб. 50 коп. за душу у Собакевича; у Манилова и Плюшкина получил души без оплаты.

«А между тем героя нашего осенила вдохновеннейшая мысль, какая когда-либо приходила в человеческую голову. «Эх я Аким-простота, – сказал он сам в себе, – ищу рукавиц, а обе за поясом! Да накупи я всех этих, которые вымерли, пока еще не подавали новых ревизских сказок, приобрети их, положим, тысячу, да, положим, опекунский совет даст по двести рублей на душу: вот уж двести тысяч капиталу!»

«А теперь же время удобное, недавно была эпидемия, народу вымерло, слава Богу, немало. Помещики попроигрывались в карты, закутили и промотались как следует; все полезло в Петербург служить; имения брошены, управляются как ни попало, подати уплачиваются с каждым годом труднее, так мне с робостью уступит их каждый уже потому только, чтобы не платить за них подушных денег; может, в другой раз так случится, что с иного и я еще зашибу за это копейку».

Чичиков покупает имена умерших крестьян, превращая память о них в товар. В эпоху крепостничества люди действительно были товаром при жизни. Но Чичиков продлевает судьбу этих людей как товара на время после их смерти.

«Отечественной фабрикации», – сказал Чичиков, – но только именно лучшего сорта, который называется английским».

Манилов: праздность, леность
Коробочка: скупость, глупость
Ноздрёв: гнев, обман, блуд
Собакевич: чревоугодие, гордыня
Плюшкин: скупость, отчаяние

Чичиков – пародия на «искупителя». Он покупает души. Но не для их спасения, а для наживы и личной выгоды.

Тройка, несущаяся без ясной цели – «Русь, куда ж несёшься ты? Дай ответ. Не даёт ответа», – отражает идею о стихийности и непредсказуемости русского пути. В отличие от рационального Запада, Россия для Гоголя – это порыв, духовный поиск, но вместе с тем и опасность неуправляемого быстрого движения и трудности бездорожья. Некоторые исследователи считают, что птица-тройка – аллюзия на видение колесницы Иезекииля, которая символизирует Божие присутствие, власть и промысл (Иез.1:4-28). Николай Васильевич Гоголь верил, что Россия, несмотря ни на что, движется к духовному преображению.