– Здравствуйте, в эфире передача «Мой путь к Богу» – о тех людях, для которых выбор православия был сознательным выбором. О том, что движет этими людьми, что даёт им силы, мы беседуем с нашими гостями. Сегодня у нас в студии Константин.
Расскажите, пожалуйста, немножко о себе, как Вы пришли к вере, были ли Вы рождены, воспитаны в семье верующей, или это был Ваш собственный выбор, с чего все началось?
– Я родился и в первое время своей жизни жил в том окружении, где большинство людей имели разные мировоззрения. Кто-то были верующими, кто-то неверующими, кто-то ищущими, кто-то сомневающимися, кто-то меняющими свое мировоззрение. Меня в детстве крестили, моя прабабушка была очень верующей и, причем, очень верующей – всю советскую власть, все периоды. Я ее застал, она в 1915 году родилась и в 2000 году умерла. Я ее очень хорошо помню. Она меня в детстве водила на причастие в храм, который открыли вскоре после того, как меня крестили. И таким одним из переломных моментов было событие, которое произошло, когда мне было четыре года. Умер папа у моего лучшего друга, который был меня немножко постарше. Я не мог остаться равнодушным, я об этом задумался: что же такое смерть, что же такое произошло. И в тот момент я четко осознал существование Бога-Творца, Который управляет миром, Который сотворил человека и дал человеку бессмертную душу. Осознал, что папа того моего друга – он хоть и умер телом, но душа его бессмертна, и после этого уже как-то стал понимать, что происходит в храме, зачем мы туда ходим.
– Никто этого специально не объяснял.
– Не совсем так, мне все-таки читали детскую Библию, я слушал ветхозаветные истории. И в детском саду, слава Богу, были верующие воспитатели, которые рассказывали, объясняли откуда возникли какие праздники, рассказывали о Христе. И родственники верующие тоже читали мне на ночь новозаветные истории с картинками, ветхозаветные истории. Что-то я в храме слышал на проповеди от священников после причастия, что-то понимал, что-то – нет. Но вот что касается ситуации со смертью папы моего друга – здесь мне действительно никто не объяснял, тут я молился, думал, вдумывался в это все.
– Это, кстати говоря, такой пример, который показывает такую несостоятельность позиции протестантов, которые полагают, что человека до того, как он не вырастет, не достигнет совершеннолетия, такой зрелости полной – его не стоит крестить. Как они говорят: он не может, ребенок не может иметь полноценной веры. Как раз Ваш пример уверения в столь юном раннем возрасте показывает, что и в ранние годы ребенок может приходить к вполне зрелым выводам, зрелым решениям. Понятно, дело в познании мира, ребенок требует много опыта и изучения; но в том, что касается познания того, что относится к Богу, то в этом дети ничем не уступают взрослым.
– Но тем не менее нельзя сказать, что это вера уже была такой уж полноценной, ничем не уступавшей взрослой. Потому что я потом продолжал расти, учился в школе. Но не всегда духовный и физический рост идут пропорционально друг другу и, естественно, у меня были периоды, когда духовно я после того события рос медленно, а физически быстро. Были разные знакомые, кто пытались разубедить в вере в Бога. Например, говорили: ты был ребенком, думал что это Бог делает зиму, делает лето, делает ночь – там кнопку нажимает; теперь ты должен понимать, что так мир устроен. Но все равно для меня было очевидно, что мир не может возникнуть сам собой, что есть Бог, Который им управляет, Который слушает наши молитвы, на них отвечает. С этим спорить просто невозможно.
– Ту веру, которую Вы обрели в детстве, Вам как-то удалось пронести через весь период отрочества, или же были у Вас какие-то здесь моменты сомнений, колебаний, какие-то новые открытия для себя?
– Были, конечно, периоды сомнений и колебаний, потому что у меня духовный рост происходил медленней, и у меня первое время отношение к исповеди было не очень серьезным, я все-таки молился не каждый день, к сожалению. Было давление со стороны некоторых одноклассников и некоторых взрослых знакомых, которые пытались убедить в том, что Бога нет, что там якобы священники людей обманывают, и что надо ориентироваться во всем на западный материалистический образ жизни. Но иллюзия последнего у меня отпала, когда мне было девять с половиной лет. Когда началась война в Югославии весной 1999 года, я увидел, что большинство людей, кто называют себя атеистами, говорят, что Бога нет – они почему-то поддерживают Америку которая бомбит, что тогда еще в Югославии погибают невинные люди, и православные храмы, монастыри взрывают. И это совпало с тем, что я тогда в исторических книгах стал читать, что когда в период Российской империи на Сербию напали, то православная Российская империя заступилась за Сербию. У меня это было таким более сильным аргументом в пользу истинности православия, чувство патриотизма во мне это стало развивать. Я стал усиленно активно читать книги про военные победы в период Российской империи, которые невозможны были без молитвы и веры в Бога. Стал читать про древнерусские победы, про Александра Невского, про Дмитрия Донского, то, что действительно победы Александра Невского были невозможны без молитвенной помощи святых Бориса и Глеба; Дмитрия Донского не могло быть без помощи преподобного Сергия Радонежского. И для меня все те святые стали идеалом. Я стал читать про них книги. И при этом я стал смотреть, что они читают Священное Писание, что они читали Библию. Я подумал: а как же так, они читают, я не читал. И в пятом классе, в школе, я прочитал Евангелие, Книгу Бытие, и Книгу Исход стал читать, и стал все более подробно изучать.
– Не трудно было?
– Евангелие, Бытие было не трудно, а Исход уже трудно. Тогда я Книгу Библии Исход не до конца дочитал. Еще перед этим открылась воскресная школа недалеко от моего дома, куда я с третьего класса ходил. Но после этого тоже начались другие искушения. Когда одно время менял школу, и мы переезжали – перестал ходить в воскресную школу; потом, со следующего года стал учиться по субботам, как-то вот это искушение на меня так повлияло, что я стал реже ходить в храм, приступать к таинствам. И был некоторый такой в позднем отрочестве у меня кризис, связанный с тем, что я стал реже ходить в храм, хуже учиться, увлекаться слишком много футболом, увлекаться книгами про инопланетян, про некоторые восточные лжеучения. Я имею в виду книги Мулдашева, которые под видом научной экспедиции и таких романтических приключений популяризируют восточные лжеучения, ссылаются на некоторых их родоначальников оккультизма. Слава Богу, что я этому не поверил и не стал читать те оккультные книги. Но везде, где я обнаруживаю самые далекие от Церкви учения по оккультизму – хоть восточные лжеучения, хоть атеизм – везде ссылаются на Библию. Везде кто-то или пытается себя противопоставить Библии, или пытается доказать истинность своего нового лжеучения с помощью Библии. Я понял, как же это так: в пятом классе школы я остановился на Книге Исход, бросил читать Библию – надо взять и прочитать всю. Этот момент у меня периодически откладывался по разным искушениям. Но милостью Божией в начале девятого класса к этому удалось вернуться полностью, дочитать Новый Завет, а за вторую половину девятого класса – и Ветхий Завет. Когда я читал, я, естественно, не мог не прибегнуть к помощи толкований, стал искать разные книги. И это меня привело к тому, чтобы полностью сказать «нет» всем восточным лжеучениям, полностью сказать «нет» экуменизму и компромиссу православия с другими религиями, ходить в храм строго четко каждое воскресенье, соблюдать все посты, что я пытался начать делать с третьего класса, но у меня так вот частично получалось, частично – нет. Но милостью Божией с девятого класса удалось уже полностью четко утвердиться в вере на взрослом уровне. И, естественно, для меня было таким очевидным призывом от Бога, Которым я горел, что мне Господь Бог открыл истины, и мой долг – донести это до других людей. Что ближний погибает, кто-то находится без веры, кто-то вне Церкви, кто-то какими-то лжеучениями увлекается.
– Конечно, мы не можем быть равнодушными к тому, что происходит с нашими близкими, с теми людьми, которых мы знаем, которые нас окружают. И это не только у Вас может быть – у каждого, или у подавляющего большинства людей, которые сознательно приходили к вере, переживали веру свою. У них поначалу вот в этот период первого горения было такое желание поделиться этой верой, по крайней мере, с теми, кто рядом, с ближайшими людьми. Иногда поэтому даже некоторые как-то насмехаются над этим, что это неофитский пыл и так далее. На самом деле это правильно, и это доброе чувство, само по себе чувство поделиться тем, той вестью о спасении, той вестью о жизни, которая наполнена смыслом, который обретаются только в Христе, с другими людьми. Но бывают проблемы у неофитов в том, что они часто не могут найти правильный способ выражения этого доброго чувства. Иногда это бывает слишком, может быть, напористо с их стороны; иногда, может быть, это бывает с какими-то там страстями, примешанными к тому, как они выражают свою веру, или говорят о ней своим близким. И это может отравить то, что они делают. Но само чувство, желание поделиться верой с теми, кто еще об этом не знает – конечно, оно доброе и хорошее, и оно должно быть свойственно каждому христианину. Как об этом Иоанн Златоуст говорит, что нет ничего холоднее христианина, который не радеет о спасении своего ближнего. Как Вам на этом пути удавалось, с одной стороны, избежать – если удавалось избежать, или преодолеть те соблазны, которые я упомянул; и, с другой стороны, как-то не угасить этого намерения, этого желания? Поскольку, как я знаю, Вы сейчас продолжаете трудиться в сфере миссионерского служения.
– Господь Бог мне дал призыв на то, чтобы возвестить благую весть другим людям. Но как это сделать правильно, я не знал. Действительно, первое время у меня было нечто похожее на то, что Вы называете неофитскими порывами, что-то я делал слишком горячно или слишком напористо. Действительно, у меня такое было. Я пытался найти ответ на вопрос, как же это сделать правильно. Но у нас Церковь после гонения только возрождалась, а миссионерство возрождалось медленнее, и возрождается медленнее всего. То есть говорят, что сначала стены строят, сначала сами храмы, и потом разные другие направления церковной жизни, но миссионерство нас возрождалось медленнее всего. Я долго не мог найти книги, где об этом можно прочитать. Во многом, конечно, помогли книги отца Серафима (Роуза), где я увидел, как американцы и люди разных других национальностей за океаном приходят к православной вере. Но как мне здесь и сейчас это все сделать, я, конечно, не понимал.
– А что помогло?
– А помогло то, что тем не менее, несмотря на то, что мне никто из священников не объяснял, как это делать, и по крупицам, в каких-то разных книгах и лекциях что-то я находил. Но тем не менее, невольно приходилось попадать в такие ситуации, когда в школе, например, учительница пытается всем объяснить, что Бога нет, пытается объяснить, как человек произошел от обезьяны, пытается объяснить, что священники все не верят в Бога, всех обманывают – такие данные называли, что в мире есть примерно 30 или 40% верующих священников. Я, конечно, не мог остаться равнодушным. Были ситуации, что когда одноклассники, не будучи атеистами, как-то поддакивали, кивали на слова учительницы, мне приходилось одному защищать веру перед всем классом, где-то выдерживать и насмешки даже от друзей, которые меня очень давно знали, которые как раз тогда в третьем классе еще мне сказали до этого: «Я думал, что ты нормальный, оказалось, что ты верующий, и при этом еще в церковь ходишь, а еще при этом исповедуешься и причащаешься!» Но, тем не менее, удавалось отстоять веру и не дать проповедникам безбожия и антицерковности другим неустойчивым, еще не утвердившимся людям, внушить свои лжеучения. Потом, конечно, путь к миссионерству очень хорошо укрепился благодаря книгам и лекциям священника Даниила Сысоева.
– А что в них Вы нашли, чего не встречали в других местах?
– Я первый раз услышал об отце Данииле Сысоеве в десятом классе. Тогда я начал ходить на православные апологетические курсы, и они тоже, кстати, положительно повлияли на укрепление веры и на путь к миссионерству. Тогда я услышал, что отец Даниил Сысоев – это такой крайне радикальный священник, бескомпромиссный, и больше ничего о нем я не услышал; над которым некоторые смеялись, что он слишком активно борется против теории эволюции. А потом я увидел первый раз в магазине, уже в 18 лет, не книгу, а диск отца Даниила Сысоева про Мухаммеда. Думаю, что священник известен своей борьбой с эволюционизмом, а здесь его книга про ислам, православное отношение к исламу. Я стал слушать его лекции, читать его книги, но тогда еще мало, больше уже, когда мне было лет 19–20. И тогда у меня все стало на свои места по поводу чистого неискаженного православия, без примеси либерализма, экуменизма, без компромиссов. И стало понятно, как другим людям возвещать чистое, не искаженное слово Божие. Отец Даниил это очень хорошо объяснял в своих книгах, в своих лекциях.
– В настоящее время Вы являетесь штатным миссионером на одном из приходов города Москвы и, насколько я знаю, Вы посещали в том числе с миссией различные неправославные уголки нашей страны и других стран. Где Вам довелось побывать, и насколько это помогло Вам в том, чтобы понимать на практике, что есть православная миссия, что приходилось, может быть, в себе исправлять в этом процессе?
– Конечно, меня, как я уже говорил, к миссионерству привел священник Даниил Сысоев. Хотя я и не был с ним знаком лично, но при его жизни активно слушал его книги и лекции, и незадолго до его смерти узнал о школе православного миссионера, которую он основал. Как только его убили, я твердо решил туда поступать. Получилось по принципу, что когда если семя не умрёт, то будет одно, а если умрёт, то принесёт много плода, и Церковь растет на крови мучеников. Я стал учиться школе православного миссионера, и там как раз мне предложили – тоже пришлось побороться за возможность миссионерской практики за рубежом. Я понял, что для меня это самое важное. Это было, что три с половиной года назад, на Рождество 2012 года на три недели я поехал в Королевство Таиланд, где совсем недавно началась миссия Русской Православной Церкви. Это даже не исламский мир, не мусульмане, с которыми мне много приходилось общаться в Москве и слушать лекции отца Даниила Сысоева – это вообще то учение, буддизм, которое не имеет ничего общего с христианством. И мне пришлось столкнуться с тем, что люди там совсем другие. Что методы миссионерства совсем другие, что в миссионерстве самое важное – это постоянство и послушание старшим, более опытным миссионерам. Потому что то, как мне кажется, сделать еще по неопытности, по мышлению, что здесь все примерно так же, как и у нас – это приводит к очень большому количеству непредвиденных ошибок. И, действительно, я осознал, что сколько людей еще не знают о Христе, и, действительно, что очень важно послушание и постоянство в работе. Эта поездка меня привела к тому, что поскольку я еще нахожусь в Москве, еще учусь в светском учебном заведении (тогда я учился в МФТИ) – что нужно и можно вести работу не только на территории той страны, пока еще нет возможности уехать туда, можно начинать работу с теми, кого Господь Бог привел в нашу страну. Я увидел, что рядом с Таиландом, где хоть небольшое количество миссионеров есть, есть страны Вьетнам и Мьянма, где вообще нет миссионеров, откуда люди тоже приезжают в Таиланд. И с людьми из тех стран я общался в Таиланде, видел, что они действительно не знают о Христе, а в наших московских вузах учатся много студентов из тех стран, в том числе и в моем МФТИ, и это меня побудило на то, чтобы начать работать с теми студентами.
– А как именно Вы с ними работали, в чем заключалась работа?
– Первое, с чего начал я работу с ними – конечно, не сам начинал, по благословению некоторых священников, при молитвенной поддержке. Первым отец Олег сказал, что за меня продолжает молиться, и обо всей работе он знает. Отец Олег – это священник постоянный в Таиланде, самый первый архимандрит, и сейчас там уже несколько священников, но он самый главный, он поддерживает работу с иностранными студентами из Юго-Восточной Азии на территории России. Началась работа с экскурсии в Троице-Сергиеву Лавру.
– И как они воспринимали? Это были студенты из Мьянмы, из Вьетнама – как они, вообще интересно ли им было ездить в эти поездки, знакомиться, что это для них было?
– Им действительно было, по крайней мере, некоторым из них очень интересно. Для кого-то это, к сожалению, так и осталось как экскурсия, а кто-то, действительно, что-то новое для себя узнал и осознал. После этого я продолжил экскурсии в другие храмы и монастыри, чтобы дальше продолжать это все изучать, потому что одна экскурсия – это только начало работы.
– Я слышал, что Вам даже доводилось на несколько дней уезжать с иностранцами.
– Да, это я решил сделать сразу после первой поездки в Лавру. Я воспользовался тем, что я тогда еще был студентом и жил в одном общежитии с теми иностранными студентами. И они очень удивились, когда меня видели на экскурсии как экскурсовода, а потом я в тапочках спустился к ним на этаж, стал заходить к ним в комнаты и предлагать поездку. Я им стал говорить: «Если вам понравилась экскурсия, давайте съездим еще подальше от Москвы, тоже в интересный древний русский город, и несколько дней поживем при храме, поможем восстанавливать разрушенный храм, который разрушили, когда у нас был безбожной атеистический режим. Поживем при храме, вместе поработаем, вместе проведем время, вместе посмотрим другие храмы и монастыри». Тогда были длинные ноябрьские выходные, многие студенты согласились – и это, действительно, было очень важным продолжением работы, чтобы в неформальной обстановке несколько дней общаться с иностранными студентами, чтобы они видели, как православная молодежь вместе молится, как православная молодежь вместе приступает к трапезе с молитвой, и все вместе утренние и вечерние молитвы читают, как исповедуются и причащаются.
– А как они сами – помогали, трудились?
– Да, они очень хорошо трудились, потому что бирманский народ – довольно трудолюбивый народ. Большинство населения живет в сельских тяжелых условиях, передвигаются на быках, целую неделю они добирались до аэропорта, чтобы поехать учиться в Россию. И естественно, учась в городских условиях, им хочется тоже на природу, в деревню приехать, потрудиться; они, действительно, по крайней мере те, кто с нами ездили, довольно хорошо трудились, как выносливые и трудолюбивые работники себя показали. И потом некоторые продолжили ездить и понимают, что они трудятся бесплатно. Просто были скептики среди русской православной молодежи, которые думали, что мы их как рабов эксплуатируем, но на самом деле они сами убедились, и их скептицизм развеялся тем, что хоть люди пока еще другой веры, но трудятся во славу Божию бесплатно по своей воле, по своему интересу помогают православному храму. И потом, естественно, я решил, что пока хоть я и заканчиваю физтех, но не знаю, правильно ли я решил или нет. Тогда я решил пока еще не уезжать в миссию, а эту работу продолжить, чтобы и после в разных приходах, в разных епархиях велась работа с иностранными студентами из разных стран, которые приезжают. Мне больше всего пришлось работать со студентами из Мьянмы, из Вьетнама и из Китая, но также иногда по одному к нам присоединялись и студенты из других стран, из разных стран: Африки, Азии, Европы и Латинской Америки.
– Это действительно очень важное такое и благодатное дело. Я сам в свое время тоже начинал такие поездки – довелось и участвовать в них, в организации их помогать. Я тоже помню: мы ездили с китайцами, и мы ездили другой раз с выходцами из южноамериканских стран, насколько они это ценили, насколько им это было живо, интересно и дорого. Потому что пока они здесь живут, они в общем-то видят, как правило, только свой учебный корпус и, может быть, какие-то прилегающие окрестности. А вот это для них становится возможностью прикоснуться к миру традиционной российской православной действительности, чего они не имели бы, если бы Церковь в лице своих представителей не позаботилась о том, чтобы их познакомить с этим миром. Конечно это важно – важно, чтобы те ребята, которые у нас учатся, и которые имеют интерес к тому, чтобы познакомиться глубже с духовностью русского народа, они такую возможность получали. Бывало так, что в этих странах азиатских иногда помогали православной Церкви выпускники еще советских вузов – просто в силу того, что они помнят то доброе, чему их научили, тот добрый вклад, который русский народ еще в советское время принял в жизни, и исходя из этого, они как-то помогают православной Церкви, даже еще сами не будучи пока православными. И я знаком с примерами, когда люди, выпускники наших вузов, по истечении многих лет, потом уже у себя на родине принимали православие – и это тоже известно. Поэтому, даже если в результате таких поездок не происходят массовых крещений их участников, это не значит, что не оказывается какого-то положительного благотворного на них влияния. Сейчас Вы трудитесь в большей степени на Китайском Подворье – есть такое в Москве Подворье Китайской Автономной Православной Церкви. Действительно туда приходят китайцы, есть православные китайцы у нас в Москве?
– Да, я, действительно, еще в середине последнего шестого курса физтеха, стал штатным миссионером Китайского Патриаршего Подворья. То есть начав работу с иностранными студентами, я решил с физтеха расшириться на другие вузы, стал выступать на миссионерских конференциях, и меня вскоре пригласили работать на Китайское Подворье в Москве. Большая часть, действительно, с кем мы работаем – это китайские студенты, но также и китайцы, работающие в Москве, и китайские туристы в Москве, но также мы с другими городами работаем. Да, у нас хоть массовых крещений не происходит, но единичные крещения, слава Богу, по милости Божией происходят, и это помогает нам чувствовать помощь Божию, без которой это быть не могло; чувствовать, что трудимся мы не напрасно. Есть китайцы, кто крестились у нас в храме, который существует последние несколько лет – Китайское Подворье. Есть которые у нас проходили оглашение, крестились в других храмах. Есть китайцы, кто к нам приходит, но крестились раньше тоже в других приходах. И есть китайцы, кто сейчас готовится к святому крещению.
– Кроме этого, есть какое-то там участие китайского языка – в богослужении, например?
– Да, у нас на Китайском Подворье при храме святителя Николая в Голутвине, что между метро «Полянка» и «Октябрьская», каждую субботу в 9 утра проходит литургия полностью на китайском языке. Ну, не совсем полностью, то есть там Евангелие и Апостол читаются на двух языках: на русском и на китайском, потому что не только китайцы, но и русские ходят на китайскую литургию, кому удобнее прийти на службу в субботу. Часы до настоящего времени читались на русском, то есть на церковнославянском, сейчас мы перестраиваемся на то, чтобы и Часы читались на китайском. Таким образом получится, что уже вся служба и чин крещения у нас тоже проходят на китайском.
– Конечно, важно человеку иметь возможность молиться на родном для него языке. Но кроме богослужений, есть ли какие-то еще мероприятия?
– Я про богослужение немного не договорил. У нас еще по большим праздникам службы тоже смешанные: большая часть на русском, но немножко и на китайском языке, несколько ектений, возгласов, песнопений и, естественно, чтение Евангелия. Кроме богослужения, конечно, очень важно, чтобы были библейские беседы, беседы об основах православной веры для китайцев, чтобы они понимали, что происходит на службах. Для тех, кто готовится к крещению – огласительные беседы, которые проходят и на русском, и на китайском, и на русском с переводом на китайский. Китайцы друг другу переводят, и переводчики у нас есть пока внештатные, но прихожане-китаисты помогают. Китайцы многие приходят к нам, кто интересуется православием. Большей частью, это студенты, у которых есть время, регулярно кто каждую неделю приходит в храм на беседы, раз в месяц на службы – еще некрещеными, но отстаивают полностью ночную Пасхальную, Рождественскую службы, другие некоторые службы, в другие дни – как литургии, так и всенощные. С китайцами, работающими в Москве или туристами беседы все-таки разово проходят, пришлось научиться, как за одну беседу рассказать всю суть православия в кратком изложении, адаптировано для китайцев – на это все эти годы ушли, чтобы такой опыт наработать. Но чтобы китайцы стали приходить на такие беседы – для этого как раз самое лучшее, что есть, это экскурсии. Китайцы приезжают на экскурсию, видят древний русский город; в древнем русском городе самое древнее, самое интересное – это монастыри и храмы; и в кремле всегда есть храм или собор. И после этого те, кто заинтересовался, начинают ходить на беседы. Очень важной зацепкой в таких беседах являются иконы. Китайцы мыслят образами, пишут иероглифами, иероглиф – это понятие. А икона – это тоже образ, тоже изображение, во многом символическое, и через их интерес к иконе они начинают интересоваться библейской священной историей, интересоваться уже и церковными догматами и таинствами.
– Дай Бог, чтобы такой интерес привел их к личной встрече с Богом. Спасибо большое Вам за Ваше свидетельство. Я напоминаю нашим телезрителям о том, что вы можете присылать ваши вопросы, замечания, пожелания на наш электронный адрес. Помощи Божией вам, храни вас Господь.
Ведущий – священник Георгий Максимов
Гость – Константин Гордица, аспирант
Видео-источник: Телеканал СПАС
Комментировать