Священномученик Ефре́м Долганев, пресвитер

Священномученик Гермоген (Долганев), епископ Тобольский и Сибирский, священномученики Петр Корелин, Ефрем Долганев, Михаил Макаров и мученик Константин Минятов

Свя­щен­но­му­че­ник Гер­мо­ген ро­дил­ся 25 ап­ре­ля 1858 го­да в се­мье свя­щен­ни­ка Хер­сон­ской епар­хии Еф­ре­ма Пав­ло­ви­ча Долга­не­ва и в кре­ще­нии был на­ре­чен Ге­ор­ги­ем. У свя­щен­ни­ка Еф­ре­ма Долга­не­ва и его су­пру­ги Вар­ва­ры Ис­и­до­ров­ны бы­ло ше­сте­ро де­тей. При­ход, где он слу­жил, был небо­га­тым, и се­мья бы­ла весь­ма огра­ни­че­на в сред­ствах. Отец Еф­рем ста­рал­ся быть об­раз­цо­вым пас­ты­рем и учил всех, как пи­сал о том один из его сы­но­вей, сво­им «при­ме­ром по­ряд­ку, чи­сто­те, опрят­но­сти, люб­ви к бла­го­ле­пию служ­бы, кра­со­те хра­ма, об­ла­че­ний, со­су­дов, лам­пад, все­го чи­на цер­ков­но­го...»^[1].
Низ­шее и сред­нее об­ра­зо­ва­ние Ге­ор­гий по­лу­чил в ду­хов­ных учеб­ных за­ве­де­ни­ях род­ной епар­хии. Же­лая по­лу­чить кро­ме ду­хов­но­го об­ра­зо­ва­ния еще и свет­ское, Ге­ор­гий во вре­мя обу­че­ния в 5-м клас­се Одес­ской Ду­хов­ной се­ми­на­рии по­дал про­ше­ние об уволь­не­нии его из се­ми­на­рии; вы­дер­жав эк­за­мен на ат­те­стат зре­ло­сти при клас­си­че­ской гим­на­зии го­ро­да Ана­нье­ва Хер­сон­ской гу­бер­нии, он по­сту­пил на юри­ди­че­ский фа­куль­тет Но­во­рос­сий­ско­го уни­вер­си­те­та, ко­то­рый окон­чил в 1889 го­ду с пра­вом предо­став­ле­ния со­чи­не­ния на сте­пень кан­ди­да­та пра­ва без до­пол­ни­тель­ных эк­за­ме­нов^[2].
Глу­бо­ко ре­ли­ги­оз­ный с дет­ских лет, Ге­ор­гий ра­но по­чув­ство­вал вле­че­ние к по­движ­ни­че­ской жиз­ни, но ре­ши­тель­ный шаг ему по­мог сде­лать ар­хи­епи­скоп Хер­сон­ский Ни­ка­нор (Бров­ко­вич), и в 1889 го­ду Ге­ор­гий по­сту­пил на ис­то­ри­че­ское от­де­ле­ние Санкт-Пе­тер­бург­ской Ду­хов­ной ака­де­мии. 28 но­яб­ря 1890 го­да рек­тор ака­де­мии епи­скоп Ан­то­ний (Вад­ков­ский) по­стриг его в мо­на­ше­ство с на­ре­че­ни­ем име­ни Гер­мо­ген; 2 де­каб­ря то­го же го­да епи­скоп Ан­то­ний ру­ко­по­ло­жил его во иеро­ди­а­ко­на, а 15 мар­та 1892 го­да – во иеро­мо­на­ха. Сту­ден­том ака­де­мии отец Гер­мо­ген мно­го по­тру­дил­ся как про­по­вед­ник, при­ни­мая ак­тив­ное уча­стие в де­я­тель­но­сти круж­ка сту­ден­тов-про­по­вед­ни­ков.
В ака­де­мии он за­ни­мал­ся ис­клю­чи­тель­но ака­де­ми­че­ски­ми на­у­ка­ми, из­бе­гая лиш­них зна­комств, чтобы не впасть в мно­го­раз­лич­ные ис­ку­ше­ния и стре­мясь ис­пол­нить сло­ва, ска­зан­ные ему мит­ро­по­ли­том Санкт-Пе­тер­бург­ским Ис­и­до­ром (Ни­коль­ским): «Укло­няй­ся от та­ких дел и со­об­ще­ства, ко­то­рые мо­гут от­кло­нять те­бя от на­сто­я­ще­го тво­е­го де­ла и тво­их обя­зан­но­стей»^[3].
В 1891 го­ду один из сту­ден­тов, иеро­мо­нах Ти­хон^[4], стал раз­ви­вать сре­ди сту­ден­тов идею о ду­хов­ной поль­зе и пре­иму­ще­стве мис­си­о­нер­ско­го по­дви­га пе­ред ака­де­ми­че­ски­ми за­ня­ти­я­ми; он сам хо­тел всту­пить на это по­при­ще и же­лал, чтобы этот труд с ним раз­де­лил иеро­мо­нах Гер­мо­ген, оста­вив даль­ней­шее обу­че­ние в ака­де­мии; рас­счи­ты­вая, что та­лант­ли­вый про­по­вед­ник и рев­ност­ный мо­нах станет его под­чи­нен­ным в ор­га­ни­зу­е­мой им мис­сии, он стал го­во­рить мно­гим, и в част­но­сти рек­то­ру ака­де­мии епи­ско­пу Ан­то­нию (Вад­ков­ско­му), что иеро­мо­нах Гер­мо­ген же­ла­ет стать мис­си­о­не­ром.
Иеро­мо­нах Гер­мо­ген сна­ча­ла иг­но­ри­ро­вал эти слу­хи, но за­тем стал сму­щать­ся, что, мо­жет быть, ака­де­ми­че­ское на­чаль­ство вос­при­ни­ма­ет их как невы­ска­зан­ные, но дей­стви­тель­ные его по­же­ла­ния; он об­ра­тил­ся с этим во­про­сом к рек­то­ру ака­де­мии, епи­ско­пу Ан­то­нию, на что тот от­ве­тил: «Не об­ра­щай­те ни­ка­ко­го вни­ма­ния».
Од­на­ко по­мыс­лы не остав­ля­ли его, все за­да­вая и за­да­вая ему один и тот же во­прос: «А нет ли в том Про­мыс­ла Бо­жия, чтобы оста­вить за­ня­тия в ака­де­мии и пе­рей­ти на мис­си­о­нер­ское по­при­ще?» Же­лая опре­де­лить­ся в них, он на­пи­сал пись­ма то­гдаш­не­му сво­е­му ду­хов­но­му от­цу иерос­хи­мо­на­ху Ев­ге­нию на Свя­тую го­ру Афон и сво­е­му от­цу-свя­щен­ни­ку, ис­пра­ши­вая у них со­ве­та. Вско­ре он по­лу­чил от­вет с Афо­на.
Ду­хов­ник пи­сал ему: «На во­про­сы твои мож­но ска­зать: си­ди-ка ты на сво­ем ме­сте... Птич­ку, как вы­прыгнет из клет­ки, то и сей­час и под­хва­ты­ва­ет ее кот, так и ты: осте­ре­гай­ся уда­лять­ся, а слу­шай и по­чи­тай на­чаль­ни­ков: они зна­ют те­бя бо­лее, неже­ли ты сам се­бя; где по­стри­жен, там и пре­бы­вай, до­ко­ле вы­дер­жишь все на­у­ки, – а там и ра­зу­му при­ба­вит­ся, и за­вист­ни­ков уба­вит­ся, а Гос­подь со­хра­нит и по­пе­чет­ся о тво­ей скром­но­сти, и бу­дет те­бе ве­се­ло то­гда, и гла­за у те­бя рас­кро­ют­ся, и бла­го по­лу­чишь от Бо­га...»^[5] Отец же пря­мо на­пи­сал, что бла­го­слов­ля­ет кон­чать курс ака­де­мии.
По­лу­чив столь опре­де­лен­ные от­ве­ты, иеро­мо­нах Гер­мо­ген «стал уже с гне­вом и пре­зре­ни­ем встре­чать вся­кий... слух или да­же на­мек на ка­кие-ли­бо пе­ре­ме­ны»^[6]; он ре­шил объ­яс­нить­ся и с иеро­мо­на­хом Ти­хо­ном, к ко­то­ро­му по­на­ча­лу от­но­сил­ся с бес­ко­неч­ным ува­же­ни­ем и до­ве­ри­ем, но ко­то­рый, од­на­ко, и до­би­вал­ся ухо­да его из ака­де­мии и пе­ре­хо­да на мис­си­о­нер­ское по­при­ще под свое на­ча­ло; он ка­те­го­ри­че­ски от­ка­зал­ся от пред­ло­же­ния уй­ти из ака­де­мии, и пред­ло­жив­ший со­об­щил от­цу-рек­то­ру, что иеро­мо­нах Гер­мо­ген пе­ре­ду­мал и ре­шил от­ка­зать­ся от то­го, на что ра­нее буд­то бы дал со­гла­сие. Же­лая объ­яс­нить­ся до кон­ца с тем, через ко­го при­шло по немо­щи ис­ку­сив­ше­го­ся ис­ку­ше­ние, отец Гер­мо­ген на­пи­сал ему: «Бла­го­да­рю Гос­по­да Бо­га, Его Пре­чи­стую Ма­терь и свя­то­го Ан­ге­ла Хра­ни­те­ля, что рас­стро­и­ли и от­кло­ни­ли от ме­ня па­губ­ную сеть свое­во­лия Они Са­ми, а не я. Сла­ва Бо­гу за все! От всей ду­ши ра­ду­юсь и бла­го­да­рю Гос­по­да, что по­слал мне своевре­мен­ные и бла­го­де­тель­ные ис­ку­ше­ния. На Вас же... я не имею во­все ни­ка­ко­го зло­па­мят­ства и от всей ду­ши и серд­ца про­щаю, со­зна­вая свое край­нее недо­сто­ин­ство и ока­ян­ство; про­сти­те ме­ня, про­шу я и Вас, ра­ди Бо­га: я на­пи­сал все по-брат­ски, не для уко­ре­ния Вас, но для на­зи­да­ния са­мо­го се­бя, чтобы эти за­пис­ки по­мо­га­ли мне впредь быть с людь­ми осто­рож­нее... По­сле все­го об­ра­ща­юсь к Ва­шей иеро­мо­на­ше­ской со­ве­сти и про­шу... не рас­про­стра­нять в сре­де мо­их то­ва­ри­щей и бра­тий-мо­на­хов лож­ных но­вых слу­хов и мне­ний, буд­то Бог не по­ло­жил от­цу Гер­мо­ге­ну на серд­це ехать вме­сте с Ва­ми...
Про­сти­те за брат­скую от­кро­вен­ность... Да про­стит и Вас Гос­подь за Ва­ши ошиб­ки и да не по­мянет ни в сем ве­ке, ни в бу­ду­щем. Про­шу не пе­ре­ста­вать мо­лить­ся о мне, я мо­люсь о Вас по-преж­не­му, под­час и силь­нее преж­не­го...»^[7]
Окон­чив Ду­хов­ную ака­де­мию, иеро­мо­нах Гер­мо­ген 17 сен­тяб­ря 1893 го­да был на­зна­чен ин­спек­то­ром Ти­флис­ской Ду­хов­ной се­ми­на­рии. Ха­рак­те­ри­зуя его на этой долж­но­сти ис­клю­чи­тель­но как мо­на­ха, го­то­во­го жерт­во­вать всем ра­ди ближ­не­го, рек­тор се­ми­на­рии ар­хи­манд­рит Се­ра­фим (Ме­ще­ря­ков)^[8], не со­чув­ство­вав­ший чи­сто мо­на­ше­ско­му и глу­бо­ко хри­сти­ан­ско­му об­ра­зу жиз­ни иеро­мо­на­ха Гер­мо­ге­на, пи­сал: «Бу­дучи ин­спек­то­ром, он по­ме­щал в сво­ей квар­ти­ре то пре­по­да­ва­те­лей, то уче­ни­ков, а сам жил в од­ной из двух ком­нат...»^[9]
Во вре­мя ис­пол­не­ния обя­зан­но­стей ин­спек­то­ра он со­сто­ял чле­ном Гру­зин­ско­го епар­хи­аль­но­го учи­лищ­но­го со­ве­та и пред­се­да­те­лем эк­за­ме­на­ци­он­ной ко­мис­сии для ис­пы­та­ния зна­ний кан­ди­да­тов, же­ла­ю­щих быть учи­те­ля­ми цер­ков­но-при­ход­ских школ, а так­же диа­ко­на­ми и свя­щен­ни­ка­ми. 28 ок­тяб­ря 1893 го­да эк­зарх Гру­зии ар­хи­епи­скоп Вла­ди­мир (Бо­го­яв­лен­ский) на­зна­чил иеро­мо­на­ха Гер­мо­ге­на чле­ном Ко­ми­те­та Брат­ства для вспо­мо­ще­ство­ва­ния нуж­да­ю­щим­ся уче­ни­кам Ти­флис­ской Ду­хов­ной се­ми­на­рии. В ап­ре­ле 1894 го­да иеро­мо­нах Гер­мо­ген был на­граж­ден на­перс­ным кре­стом. С 10 июня 1896 го­да он по бла­го­сло­ве­нию ар­хи­епи­ско­па Вла­ди­ми­ра стал ис­пол­нять долж­ность рек­то­ра се­ми­на­рии и был им на­зна­чен пред­се­да­те­лем Гру­зин­ско­го епар­хи­аль­но­го со­ве­та, цен­зо­ром про­по­ве­дей и ре­дак­то­ром жур­на­ла «Вест­ник Гру­зин­ско­го эк­зар­ха­та».
14 мая 1898 го­да отец Гер­мо­ген был воз­ве­ден в сан ар­хи­манд­ри­та, а 18 июля то­го же го­да на­зна­чен рек­то­ром Ти­флис­ской Ду­хов­ной се­ми­на­рии, пред­се­да­те­лем Ко­ми­те­та Брат­ства свя­то­го апо­сто­ла Ан­дрея Пер­во­зван­но­го при Ти­флис­ской Ду­хов­ной се­ми­на­рии и чле­ном Об­ще­ства вос­ста­нов­ле­ния пра­во­слав­но­го хри­сти­ан­ства на Кав­ка­зе^[10]. Ин­спек­то­ром се­ми­на­рии был на­зна­чен иеро­мо­нах Ди­мит­рий (Аба­шид­зе). О них пи­сал епи­скоп Се­ра­фим (Ме­ще­ря­ков): «Свя­тые от­цы Гер­мо­ген и Ди­мит­рий со­всем за­мо­ли­ли уче­ни­ков се­ми­на­рии. Что‑то бу­дет. Я из­да­ли им ру­ко­пле­щу и бу­ду очень рад, ес­ли при­дет­ся услы­шать, что это их воз­дей­ствие не про­шло бес­след­но»^[11].
Здесь от­цу Гер­мо­ге­ну при­шлось столк­нуть­ся с дерз­ким, лу­ка­вым и лжи­вым Джу­га­шви­ли, то­гда сту­ден­том Ти­флис­ской Ду­хов­ной се­ми­на­рии, а в бу­ду­щем ра­зо­ри­те­лем Рос­сии и бес­по­щад­ным го­ни­те­лем Церк­ви. Он по­сту­пил в се­ми­на­рию в 1894 го­ду, ко­гда в ней ин­спек­то­ром был иеро­мо­нах Гер­мо­ген. От­про­сив­шись на вос­кре­се­нье из се­ми­на­рии под пред­ло­гом по­хо­рон сво­е­го то­ва­ри­ща, Джу­га­шви­ли не вер­нул­ся в срок и, оправ­ды­вая укло­не­ние от за­ня­тий и про­гу­лы, на­пи­сал, что воз­ник­ли буд­то бы об­сто­я­тель­ства, «свя­зы­ва­ю­щие ру­ки са­мо­му силь­но­му в ка­ком бы от­но­ше­нии ни бы­ло че­ло­ве­ку: так мно­го по­тер­пев­шая от хо­лод­ной судь­бы мать умер­ше­го со сле­за­ми умо­ля­ет ме­ня “быть ее сы­ном, хоть на неде­лю”. Ни­как не мо­гу усто­ять при ви­де пла­чу­щей ма­те­ри и – на­де­юсь, про­сти­те – ре­шил­ся тут остать­ся, тем бо­лее что в сре­ду от­пус­ка­е­те же­ла­ю­щих»^[12].
Отец Гер­мо­ген не стал то­гда рас­сле­до­вать об­сто­я­тельств за невоз­мож­но­стью ули­чить дерз­ко­го се­ми­на­ри­ста во лжи; толь­ко мно­го поз­же, ко­гда он был уже рек­то­ром се­ми­на­рии, вес­ной 1899 го­да он от­чис­лил Джу­га­шви­ли из се­ми­на­рии как не явив­ше­го­ся на эк­за­ме­ны^[13].
19 ок­тяб­ря 1897 го­да отец Гер­мо­ген по­ло­жил на­ча­ло де­я­тель­но­сти Епар­хи­аль­но­го мис­си­о­нер­ско­го ду­хов­но-про­све­ти­тель­но­го Брат­ства в го­ро­де Ти­фли­се. В очер­ке, по­свя­щен­ном за­да­чам и де­я­тель­но­сти Брат­ства, ар­хи­манд­рит Гер­мо­ген в 1898 го­ду на­пи­сал: «На­ше до­ро­гое Брат­ство со­вер­ша­ет вто­рую го­дов­щи­ну, о, как хо­чет­ся ска­зать – вто­рую го­дов­щи­ну сво­ей доб­рой и ис­тин­ной хри­сти­ан­ской жиз­ни и та­кой же хри­сти­ан­ской де­я­тель­но­сти, как хо­чет­ся преж­де все­го на­блю­дать... что... все чле­ны на­ше­го юно­го Брат­ства жи­вут и об­ра­ща­ют­ся друг с дру­гом и со все­ми окру­жа­ю­щи­ми людь­ми в ду­хе бра­то­лю­бия, доб­ро­ты, про­сто­ты, ис­тин­ней­ше­го хри­сти­ан­ско­го ра­ду­шия и бла­го­же­ла­тель­но­сти, к ка­ко­вым брат­ским чув­ство­ва­ни­ям и на­стро­е­ни­ям та­ин­ствен­но зо­вет нас все­гда и Дух Бо­жий, Зи­жди­тель Церк­ви и ее брат­ско­го един­ства: “Cе что доб­ро или что крас­но, но еже жи­ти бра­тии вку­пе...” [Пс. 132, 1]. Этот дух бра­то­лю­бия, дух вза­им­но­го со­чув­ствия и ра­ду­шия и есть, соб­ствен­но, ос­нов­ная, ко­рен­ная, ду­хов­но-со­зи­да­тель­ная си­ла в хри­сти­ан­ском Брат­стве, это есть и мо­гу­чий нрав­ствен­ный ка­пи­тал, несо­кру­ши­мый ка­мень, или креп­кая ска­ла Пет­ро­вой жи­вой ве­ры и в то же вре­мя свя­зы­ва­ю­щий ду­хов­но-стро­и­тель­ный це­мент. Сло­вом, бра­то­лю­бие и вза­им­ное брат­ское со­чув­ствие есть и необ­хо­ди­мей­шая си­ла стро­и­тель­ная, и ма­те­ри­ал су­ще­ствен­ный, ко­то­ры­ми долж­ны стро­ить­ся и на ко­то­рых долж­ны сто­ять все­ми сто­ро­на­ми сво­ей жиз­ни и де­я­тель­но­сти на­ши хри­сти­ан­ские брат­ства...
Брат­ство об­ра­ти­ло свое вни­ма­ние преж­де все­го на са­мые за­бро­шен­ные и за­пу­щен­ные в ре­ли­ги­оз­но-нрав­ствен­ном от­но­ше­нии пунк­ты го­ро­да Ти­фли­са. Так, на пер­вых по­рах де­я­тель­но­сти пред­ме­том за­бот Брат­ства бы­ла всем из­вест­ная сво­им дур­ным нрав­ствен­ным со­сто­я­ни­ем мест­ность – Ко­лю­чая Бал­ка с при­ле­га­ю­щи­ми к ней ули­ца­ми и про­ул­ка­ми...
На­ше Брат­ство – зна­чи­тель­но еще ра­нее сво­ей внеш­ней офи­ци­аль­ной ор­га­ни­за­ции – в ви­де осо­бо­го доб­ро­хот­но­го круж­ка лиц, во­оду­шев­лен­ных рев­ност­ней­шим стрем­ле­ни­ем к воз­мож­но боль­ше­му раз­ви­тию и пре­успе­я­нию в мест­ном об­ще­стве ре­ли­ги­оз­но-нрав­ствен­но­го про­све­ще­ния, по бла­го­сло­ве­нию Вы­со­ко­прео­свя­щен­ней­ше­го Вла­ди­ми­ра, быв­ше­го эк­зар­ха Гру­зии, от­кры­ло здесь, как неко­то­рую ре­ли­ги­оз­но-нрав­ствен­ную кре­пость для борь­бы с окру­жа­ю­щим злом, мо­лит­вен­ный дом в честь свя­ти­те­ля Фе­о­до­сия Чер­ни­гов­ско­го^[14]. Вско­ре, так­же по осо­бо­му уси­лен­но­му хо­да­тай­ству при­ход­ско­го пас­ты­ря и то­го же за­рож­дав­ше­го­ся Брат­ства-круж­ка в этой несчаст­ной мест­но­сти бы­ла от­кры­та Гру­зин­ским епар­хи­аль­ным учи­лищ­ным со­ве­том для мест­ных де­тей обо­е­го по­ла цер­ков­но-при­ход­ская шко­ла, как вто­рая, не ме­нее мо­гу­чая ду­хов­но-нрав­ствен­ная кре­пость для сов­мест­ной борь­бы с тем же злом, ши­ро­ко здесь, на сво­бо­де, раз­лив­шим­ся.
Так Свя­тая Мать, Пра­во­слав­ная Цер­ковь, в ли­це мла­ден­че­ство­вав­ше­го еще Брат­ства на­ше­го в ду­хов­ном все­ору­жии вы­сту­пи­ла на упор­ную и пла­мен­ную борь­бу с ог­не­ды­ша­щим и ра­зи­нув­шим свою адскую пасть нрав­ствен­ным злом за сво­их несчаст­ных, все­ми по­ки­ну­тых и уже ис­че­зав­ших в без­дне по­ги­бе­ли пра­во­слав­ных чад и рус­ских лю­дей...
Ин­те­рес­но при­ме­тить здесь: по­ме­ще­ния, на­зна­чен­ные для этих за­ня­тий с детьми, ни­ко­гда не мог­ли вме­стить всех же­лав­ших по­се­щать уро­ки, но ма­те­ри все-та­ки при­во­ди­ли сво­их не при­ня­тых на за­ня­тия ма­лю­ток, чтобы они хо­тя бы при­сут­ство­ва­ли толь­ко во вре­мя этих за­ня­тий, го­во­ря при этом все­гда: “Пусть хоть по­си­дит здесь, все доб­ру на­учит­ся”...
К чис­лу пре­крас­ных ду­хов­но-нрав­ствен­ных средств на­ше­го Брат­ства долж­но от­не­сти его по­сто­ян­ные за­бо­ты о раз­да­че и рас­про­стра­не­нии в об­ще­стве книг и бро­шюр ре­ли­ги­оз­но-нрав­ствен­но­го со­дер­жа­ния, учре­жде­ние во всех хра­мах, на­хо­дя­щих­ся в за­ве­до­ва­нии Брат­ства, ча­сто­го, а где воз­мож­но по­все­днев­но­го, ис­то­во и с бла­го­го­вей­ной тща­тель­но­стью со­вер­ша­е­мо­го бо­го­слу­же­ния, без­воз­мезд­ное со­вер­ше­ние об­щих мо­леб­нов, па­ни­хид, чте­ние си­но­ди­ков с име­на­ми чле­нов Брат­ства и дру­гих лиц...»^[15]
Ар­хи­манд­рит Гер­мо­ген участ­во­вал во всех мис­си­о­нер­ских и про­све­ти­тель­ских на­чи­на­ни­ях в Ти­фли­се, в чем бы они ни вы­ра­жа­лись – в бе­се­дах или в крест­ных хо­дах, ко­то­рые, впро­чем, все­гда за­вер­ша­лись по­уче­ни­я­ми или про­по­ве­дя­ми. Ве­че­ром 20 ап­ре­ля 1899 го­да ар­хи­манд­рит Гер­мо­ген вме­сте с ду­хо­вен­ством от­слу­жил ве­чер­ню в мо­лит­вен­ном до­ме свя­ти­те­ля Фе­о­до­сия. По­сле ве­чер­ни был со­вер­шен крест­ный ход по Ко­лю­чей и Мос­ков­ской Бал­кам. По окон­ча­нии его пе­ред вхо­дом в мо­лит­вен­ный дом отец Гер­мо­ген об­ра­тил­ся к на­ро­ду со сло­вом, в ко­то­ром разъ­яс­нил зна­че­ние крест­ных хо­дов и в осо­бен­но­сти в пас­халь­ные дни, ко­гда Цер­ковь празд­ну­ет по­бе­ду Хри­сто­ву над вра­га­ми – адом и смер­тью.
По­сле от­пу­ста, ска­зан­но­го уже внут­ри мо­лит­вен­но­го до­ма, на­род стал под­хо­дить ко кре­сту. И од­на из оби­та­тель­ниц Ко­лю­чей Бал­ки, ста­руш­ка, об­ра­ти­лась к от­цу Гер­мо­ге­ну с безыс­кус­ны­ми сло­ва­ми бла­го­дар­но­сти. «Не зна­ем, как бла­го­да­рить Вас, отец-рек­тор, за то, что Вы не за­бы­ва­е­те нас и мо­ли­тесь за нас; мы так­же ни­ко­гда не за­бу­дем Вас и все­гда бу­дем мо­лить­ся за Вас»^[16], – ска­за­ла она.
Несмот­ря на всю са­мо­от­вер­жен­ность ар­хи­манд­ри­та Гер­мо­ге­на и его спо­движ­ни­ков, мис­си­о­нер­ские ини­ци­а­ти­вы в Ти­фли­се пре­тер­пе­ва­ли нема­лые труд­но­сти; 27 ав­гу­ста 1900 го­да он пи­сал на­зна­чен­но­му в 1898 го­ду эк­зар­хом Гру­зии ар­хи­епи­ско­пу Фла­виа­ну (Го­ро­дец­ко­му): «От глу­би­ны на­болев­шей ду­ши про­шу Вас, неза­бвен­ный ар­хи­пас­тырь и отец, все­гда остав­лять ме­ня и мое слу­же­ние в еди­ной Ва­шей во­ле и вла­сти, как Вы все­гда и бла­го­во­ли­те де­лать, вся­че­ски за­щи­щая мои пра­ва и ав­то­ри­тет: на­бо­ле­ла же ду­ша моя по­то­му, что неко­то­рые скор­пи­о­ны цер­ков­ные не пе­ре­ста­ют вся­че­ски угры­зать ее да­же под по­кро­вом Ва­ше­го бла­го­во­ле­ния и ми­ло­сти... Цер­ков­ные скор­пи­о­ны не пе­ре­ста­ют жа­лить ме­ня осо­бен­но за учре­жде­ние мо­лит­вен­но­го до­ма свя­ти­те­ля Фе­о­до­сия (бы­ли, прав­да, на­пад­ки и угры­зе­ния за мис­си­о­нер­ские шко­лы и мно­гие дру­гие цер­ков­ные пред­при­я­тия, ко­то­рые вся­че­ски опо­ро­чи­ва­лись и уни­чи­жа­лись кле­ве­тою и вся­кою неправ­дою). Вви­ду это­го, от глу­би­ны ду­ши, да­же от­кро­вен­но ска­жу и со сле­за­ми дей­стви­тель­ны­ми, а не ри­то­ри­че­ски­ми, про­шу Вас за­щи­тить мое де­ло с мо­лит­вен­ным до­мом свя­ти­те­ля Фе­о­до­сия и не пре­да­вать ме­ня “зу­бом их” (вра­гов мо­их). С на­деж­дой на Ва­шу ар­хи­пас­тыр­скую ми­лость и снис­хож­де­ние я ре­шил­ся вновь при­слать Вам брат­ский жур­нал, в ко­то­ром ре­ша­ет­ся участь мо­лит­вен­но­го до­ма свя­ти­те­ля Фе­о­до­сия...»^[17]
Ар­хи­епи­скоп Фла­виан вско­ре со­об­щил ему, что он при­зы­ва­ет­ся на свя­ти­тель­ское слу­же­ние. В от­вет ар­хи­манд­рит Гер­мо­ген пи­сал: «При­шла в тре­пет и ужас ду­ша моя недо­стой­ная при из­ве­стии, что я при­зы­ва­юсь и из­бран на слу­же­ние ар­хи­пас­тыр­ское, – по­ис­ти­не мне страш­но ста­ло за мое непо­треб­ство и негод­ность мою для но­ше­ния вы­со­чай­шей бла­го­да­ти свя­ти­тель­ства!.. Без­гра­нич­но и невы­ра­зи­мо бла­го­да­рен Вам за Ва­ши доб­рые, лю­бя­щие чув­ства ко мне и бла­го­же­ла­ния... Чую и чув­ствую Ва­шу оте­че­скую доб­ро­ту и лю­бовь ко мне, недо­стой­но­му, чув­ствую так­же и лю­бовь всех, при­зы­ва­ю­щих ме­ня к слу­же­нию, но все-та­ки страш­но и страш­но, – стра­шит са­мое слу­же­ние, страш­на свя­тей­шая бла­го­дать Ду­ха Бо­жия, ко­то­рую я дол­жен вос­при­ять чи­стой ду­шой, свет­лым ду­хом и умом, непо­роч­ным те­лом, но где, ока­ян­но­му, взять этой чи­сто­ты, свет­ло­сти, непо­роч­но­сти?!
Не ду­мал я, что так вдруг возь­мут ме­ня от ра­бо­чих за­ня­тий мо­их и от служ­бы по­слуш­ни­ка: я по­лю­бил, я сжил­ся с мно­ги­ми ми­лы­ми тру­до­вы­ми за­ня­ти­я­ми, со­вер­шав­ши­ми­ся по Ва­ше­му бла­го­сло­ве­нию и под Ва­шим ру­ко­вод­ством, при Ва­шем нрав­ствен­ном одоб­ре­нии и под­креп­ле­нии; те­перь же ме­ня при­зы­ва­ют к ши­ри, к вла­сти и вы­со­ко­му вдох­но­ве­нию свя­ти­тель­ско­го бо­го­слу­же­ния и мо­литв!.. До­ро­гой и глу­бо­ко­чти­мый Вла­ды­ка! Как бы хо­те­лось мне по при­ез­де в Пе­тер­бург иметь сро­ку хо­тя бы неде­ли две до по­свя­ще­ния, чтобы уеди­нить­ся мне и прий­ти в се­бя, ибо здесь не мо­гу это­го сде­лать ни­как, хо­тя и ста­ра­юсь и при­ни­маю ме­ры!.. Де­ла ста­ра­юсь при­ве­сти в по­ря­док, чтоб сдать по­том ско­ро и ак­ку­рат­но... Одеж­ды у ме­ня, об­ла­че­ния то­же нет, и де­нег и во­все нет…»^[18]
14 ян­ва­ря 1901 го­да в Ка­зан­ском со­бо­ре Санкт-Пе­тер­бур­га со­сто­я­лась хи­ро­то­ния ар­хи­манд­ри­та Гер­мо­ге­на во епи­ско­па Воль­ско­го, ви­ка­рия Са­ра­тов­ской епар­хии. Чин хи­ро­то­нии воз­гла­вил мит­ро­по­лит Санкт-Пе­тер­бург­ский Ан­то­ний (Вад­ков­ский).
При вру­че­нии епи­ско­пу Гер­мо­ге­ну ар­хи­ерей­ско­го жез­ла мит­ро­по­лит Ан­то­ний ска­зал: «Воз­люб­лен­ный о Гос­по­де брат, Прео­свя­щен­ный епи­скоп Гер­мо­ген! Раз­мыш­ляя о вступ­ле­нии на­шем в но­вый, ХХ век по Рож­де­стве Хри­сто­вом, но­во­стию сво­ею обо­зна­ча­ю­щий по­сто­ян­ное те­че­ние вре­ме­ни, сме­ну дней и го­дов и че­ло­ве­че­ских по­ко­ле­ний, и вни­кая в то же вре­мя во внут­рен­ний смысл епи­скоп­ской хи­ро­то­нии, ныне над то­бою сон­мом свя­ти­те­лей со­вер­шен­ной, мы неволь­но мыс­лею сво­ею оста­нав­ли­ва­ем­ся на со­че­та­нии в жиз­ни и ис­то­рии на­чал вре­мен­но­го и веч­но­го, из­ме­ня­е­мо­го и неиз­мен­но­го. Дви­же­ние ве­ков и по­ко­ле­ний, мо­гу­ще­ство и честь, сла­ва и бо­гат­ство че­ло­ве­че­ские суть яв­ле­ния из­мен­чи­вые, они при­хо­дят и ухо­дят, а Бог и Его во­ля, Его уста­вы и по­ве­ле­ния неиз­мен­ны, они пре­бы­ва­ют во ве­ки... Вре­ме­на идут и сме­ня­ют­ся, а Бо­гом уста­нов­лен­ные ос­но­вы цер­ков­но­го строя и жиз­ни оста­ют­ся неиз­мен­ны­ми. В этом неиз­мен­ном на­ча­ле Бо­жи­их гла­го­лов и по­ве­ле­ний и за­клю­ча­ет­ся выс­ший ра­зум жиз­ни, без ко­то­ро­го она бы­ла бы бес­смыс­лен­на и ни­чтож­на...»^[19]
Пред­став­ляя епи­ско­па Гер­мо­ге­на пра­вя­ще­му ар­хи­ерею Са­ра­тов­ской епар­хии епи­ско­пу Иоан­ну (Кра­ти­ро­ву), обер-про­ку­рор Свя­тей­ше­го Си­но­да Кон­стан­тин По­бе­до­нос­цев пи­сал: «В ис­пол­не­ние Ва­ше­го же­ла­ния и дей­стви­тель­ной для епар­хии по­треб­но­сти Свя­тей­ший Си­нод по­сы­ла­ет Вам ви­ка­рия, на­ро­чи­то из­бран­но­го. Прео­свя­щен­ный Гер­мо­ген по служ­бе сво­ей на Кав­ка­зе при­об­рел се­бе ре­пу­та­цию се­рьез­но­го и за­бот­ли­во­го де­я­те­ля, и в осо­бен­но­сти по школь­но­му де­лу»^[20].
Через неко­то­рое вре­мя Кон­стан­тин По­бе­до­нос­цев на­пи­сал епи­ско­пу Иоан­ну: «Са­ра­тов­ская епар­хия во­об­ще об­ра­ща­ет на се­бя вни­ма­ние и граж­дан­ских вла­стей. Со всех сто­рон при­хо­дят жа­ло­бы на бес­по­ряд­ки управ­ле­ния и на рас­пу­щен­ность ду­хо­вен­ства. При бо­лез­нен­ном ослаб­ле­нии сил Ва­ше­го Прео­свя­щен­ства од­но­му Вам труд­но управ­лять де­ла­ми. На­ро­чи­то для се­го на­зна­чен в по­мощь Вам Свя­тей­шим Си­но­дом ви­ка­рий мо­ло­дой, рев­ност­ный и спо­соб­ный. По­се­му су­ще­ствен­но для де­ла, чтобы вы пре­бы­ва­ли с ним в ми­ре и до­ве­рии к нему. К со­жа­ле­нию, лю­ди небла­го­дар­ные и лу­ка­вые... сво­и­ми вну­ше­ни­я­ми по­се­ля­ют в Вас враж­деб­ное к нему чув­ство. Для Ва­ше­го соб­ствен­но­го бла­го­по­лу­чия бы­ло бы необ­хо­ди­мо Вам устра­нить их вли­я­ние и об­ра­тить­ся с до­ве­ри­ем к Прео­свя­щен­но­му Гер­мо­ге­ну. В на­сто­я­щее вре­мя он, пре­бы­вая в Пре­об­ра­жен­ском мо­на­сты­ре, за­бо­тит­ся об его устро­е­нии и об ограж­де­нии в нем по­ряд­ка: и в сем не сле­ду­ет де­лать ему пре­пят­ствия... Жа­ло­бы на зло­упо­треб­ле­ния и бес­по­ряд­ки в епар­хии умно­жа­ют­ся... И в сем, как и в дру­гих де­лах, един­ствен­ным Ва­шим по­мощ­ни­ком мог бы быть ви­ка­рий: ина­че лю­ди, ка­ким Вы, к со­жа­ле­нию, до­ве­ря­е­те, мо­гут при­ве­сти Вас к непри­ят­ным по­след­стви­ям»^[21].
Осе­нью 1902 го­да епи­скоп Иоанн был вы­зван в Санкт-Пе­тер­бург для уча­стия в за­се­да­ни­ях Свя­тей­ше­го Си­но­да. В мар­те 1903 го­да по невоз­мож­но­сти управ­лять епар­хи­ей по со­сто­я­нию здо­ро­вья, он был уво­лен с Са­ра­тов­ской ка­фед­ры и на­зна­чен чле­ном Мос­ков­ской Си­но­даль­ной кон­то­ры и управ­ля­ю­щим став­ро­пи­ги­аль­ным Мос­ков­ским Си­мо­но­вым мо­на­сты­рем.
21 мар­та 1903 го­да Прео­свя­щен­ный Гер­мо­ген был на­зна­чен епи­ско­пом Са­ра­тов­ским и Ца­ри­цын­ским. До­воль­но хо­ро­шо знав­ший его епи­скоп Се­ра­фим (Ме­ще­ря­ков), не вполне со­чув­ство­вав­ший его ас­ке­ти­че­ско­му на­стро­е­нию и та­ким его ка­че­ствам, как пред­по­чте­ние цер­ков­но­го все­му жи­тей­ско­му, но вполне от­ра­жав­ший об­щее умо­на­стро­е­ние де­я­те­лей Выс­ше­го цер­ков­но­го управ­ле­ния, ко­гда обя­зан­но­стью ар­хи­ерея ви­де­лась в ос­нов­ном адми­ни­стра­тив­ная де­я­тель­ность, а его по­двиг во об­раз ве­ли­ких свя­ти­те­лей и учи­те­лей все­лен­ских – ис­клю­чи­тель­ных ас­ке­тов, пре­об­ра­зив­ших свою ду­шу с по­мо­щью Бо­жи­ей, – от­хо­дил, как незна­чи­тель­ный, на вто­рой план, – на­смеш­ли­во пи­сал об этом на­зна­че­нии мит­ро­по­ли­ту Ки­ев­ско­му и Га­лиц­ко­му Фла­виа­ну (Го­ро­дец­ко­му): «Гер­мо­ген – Са­ра­тов­ским; это ему за усерд­ные мо­лит­вы. До­ста­нет­ся са­ра­тов­ским ба­тюш­кам; они та­ко­го фа­на­ти­ка ре­ли­ги­оз­но­го еще не ви­де­ли и не слы­ха­ли. Он им по­ка­жет, что зна­чит ар­хи­ерей-ас­кет!»^[22]
Став пра­вя­щим ар­хи­ере­ем, епи­скоп Гер­мо­ген сра­зу же за­явил свою про­грам­му: «Тру­дить­ся, тру­дить­ся и тру­дить­ся на бла­го паст­вы, в со­ю­зе ми­ра и люб­ви, в по­слу­ша­нии вла­сти, при пол­ном еди­не­нии сил и еди­но­душ­ном стрем­ле­нии со­ра­бот­ни­ков при­не­сти поль­зу тем, для ко­го на­зна­ча­ют­ся ра­бо­ты»^[23].
Вла­ды­ка сво­им соб­ствен­ным при­ме­ром, а так­же ча­сты­ми бе­се­да­ми с ду­хо­вен­ством и осо­бы­ми цир­ку­ля­ра­ми^[24] при­зы­вал ду­хо­вен­ство к неспеш­но­му и стро­го устав­но­му со­вер­ше­нию бо­го­слу­же­ния, зная по опы­ту, что оно са­мо по се­бе есть та бла­го­дат­ная си­ла, ко­то­рая удер­жи­ва­ет на­род в огра­де Церк­ви, воз­вра­ща­ет от­пад­ших и при­вле­ка­ет неве­ру­ю­щих.
Служ­бы Прео­свя­щен­но­го Гер­мо­ге­на, стро­го устав­ные и все­гда со­про­вож­дав­ши­е­ся по­уче­ни­я­ми, про­из­во­ди­ли огром­ное впе­чат­ле­ние: мно­гие пла­ка­ли от уми­ле­ния и ду­хов­ной ра­до­сти – так бла­го­го­вей­но и тре­пет­но мо­лил­ся вла­ды­ка в ал­та­ре пе­ред пре­сто­лом Бо­жи­им. Ли­тур­гия на­чи­на­лась с по­ло­ви­ны вось­мо­го утра и за­кан­чи­ва­лась иной раз око­ло двух ча­сов дня. Кро­ме вос­крес­ных и празд­нич­ных дней, вла­ды­ка слу­жил ве­че­ром по сре­дам и пят­ни­цам. Во мно­гих са­ра­тов­ских хра­мах Прео­свя­щен­ным Гер­мо­ге­ном бы­ло вве­де­но об­ще­на­род­ное пе­ние. В осо­бо ис­клю­чи­тель­ных и важ­ных слу­ча­ях об­ще­ствен­ной и го­судар­ствен­ной жиз­ни Рос­сии вла­ды­ка устра­и­вал в Са­ра­то­ве и уезд­ных го­ро­дах и мно­го­на­се­лен­ных по­сел­ках ноч­ные служ­бы – с крест­ны­ми хо­да­ми по го­ро­ду и се­ле­ни­ям, об­щим пе­ни­ем всех мо­ля­щих­ся и по­уче­ни­я­ми про­по­вед­ни­ков. Для со­блю­де­ния по­ряд­ка в крест­ных хо­дах им бы­ло учре­жде­но при ка­фед­раль­ном со­бо­ре об­ще­ство хо­ругве­нос­цев.
Пер­вое, на что об­ра­тил вни­ма­ние свя­ти­тель при сво­ем слу­же­нии в Са­ра­то­ве, – это об­щий ду­хов­ный упа­док, осо­бен­но за­мет­ный в оби­те­лях, на­сель­ни­ки ко­то­рых са­мим об­ра­зом жиз­ни и соб­ствен­ным доб­ро­воль­ным вы­бо­ром пу­ти осо­бо при­зва­ны к ду­хов­ной жиз­ни и бла­го­че­стию, при­зва­ны быть при­ме­ром не толь­ко в ис­пол­не­нии внеш­не­го строя мо­на­ше­ской жиз­ни, но быть по­сле­до­ва­те­ля­ми Хри­сто­вы­ми все­це­ло, всем сво­им су­ще­ством. При­гла­шен­ный епи­ско­пом Гер­мо­ге­ном на долж­ность ин­спек­то­ра Иоан­ни­ки­ев­ско­го епар­хи­аль­но­го учи­ли­ща про­то­и­е­рей Сер­гий Чет­ве­ри­ков, в 1905 го­ду во вре­мя од­ной из по­ез­док в Оп­ти­ну пу­стынь пы­тав­ший­ся ис­пол­нить по­ру­че­ние вла­ды­ки – по­лу­чить из зна­ме­ни­той стар­ца­ми пу­сты­ни опыт­но­го на­став­ни­ка, – вы­нуж­ден был, од­на­ко, ему на­пи­сать: «Я го­во­рил с от­цом на­сто­я­те­лем о Ва­шем же­ла­нии иметь у се­бя в ски­ту опыт­но­го ру­ко­во­ди­те­ля из чис­ла бра­тии Оп­ти­ной пу­сты­ни, но он ска­зал мне, что он не ре­ша­ет­ся ко­го-ли­бо по­слать к Вам – ибо дей­стви­тель­но опыт­ных ру­ко­во­ди­те­лей в на­сто­я­щее вре­мя в оби­те­ли нет, а ко­гда я ука­зал ему на неко­то­рых, он за­ме­тил, что они еще не вполне со­зре­ли...»^[25]
Епи­скоп Гер­мо­ген об­ра­тил­ся с по­доб­ной же прось­бой к ар­хи­манд­ри­ту Иоси­фу, на­сто­я­те­лю Свя­то-Ан­дре­ев­ско­го ски­та на Афоне. В от­вет тот на­пи­сал: «...Ва­ше Прео­свя­щен­ство из­во­ли­ли об­ра­тить­ся к нам с прось­бою (ска­жем от­кро­вен­но) нелег­кою для оби­те­ли на­шей, имен­но – чтобы при­слать Вам для мо­на­сты­ря в го­род Са­ра­тов “хо­тя од­но­го ис­тин­но­го и са­мо­от­вер­жен­но­го рев­ни­те­ля ино­че­ской и стро­го бла­го­че­сти­вой жиз­ни, ко­то­рый мог бы вве­сти в оби­те­ли той бла­го­чи­ние и на­сто­я­щие мо­на­ше­ские по­ряд­ки в по­ве­де­нии ино­ков”. За­да­ча – труд­ная и тре­бу­ет че­ло­ве­ка – недю­жин­но­го. Но как Вам не безыз­вест­но, Вла­ды­ко свя­тый, что на Афоне во­об­ще идут в мо­на­хи боль­шею ча­стью лю­ди са­мые про­стые – от со­хи да от бо­ро­ны, а по­то­му – лю­ди ма­ло­об­ра­зо­ван­ные и неда­ро­ви­тые от при­ро­ды, ко­то­рые ед­ва-ед­ва мо­гут толь­ко со­бой-то ру­ко­вод­ство­вать по пу­ти ино­че­ско­го жи­тия, а о ру­ко­вод­ство­ва­нии дру­гих та­ко­вые ни­же­по­мыш­лять дер­за­ют. А по­то­му и у нас в брат­стве вы­да­ю­щих­ся лич­но­стей очень-очень ма­ло, так что да­же для на­ших соб­ствен­ных учре­жде­ний – по­дво­рьев не най­дем та­ких де­я­те­лей, ко­то­рые бы вполне оправ­ды­ва­ли воз­ла­га­е­мое на них по­слу­ша­ние в на­сто­я­щее вре­мя. А с дру­гой сто­ро­ны, и то нуж­но ска­зать от­кро­вен­но, хо­тя с ве­ли­чай­шим при­скор­би­ем, что ны­неш­ние вре­ме­на – век упад­ка ду­хов­ной жиз­ни и оску­де­ния ду­хо­нос­ных му­жей; про­шел зо­ло­той век мо­на­ше­ства, ко­гда бы­ли ог­нен­ные рев­ни­те­ли ино­че­ско­го по­движ­ни­че­ства, и про­шел, ка­жет­ся, без­воз­врат­но… Упа­док нрав­ствен­но­сти в об­ще­стве мир­ских хри­сти­ан – от это­го и в мо­на­ше­ство при­хо­дят ныне лю­ди боль­шею ча­стью ду­шев­но рас­слаб­лен­ные и ис­ка­ле­чен­ные стра­стя­ми. По сим-то пе­чаль­ным при­чи­нам и в на­шем об­ще­стве ино­че­ском – ску­дость в ис­тин­ных рев­ни­те­лях стро­го­го и тер­но­нос­но­го ино­че­ско­го жи­тия. А ес­ли и есть неко­то­рые лич­но­сти, рев­ну­ю­щие ис­крен­но о сво­ем ино­че­ском зва­нии, то их ни­ка­ки­ми си­ла­ми невоз­мож­но бу­дет убе­дить рас­стать­ся с без­мол­ви­ем Афо­на и с сла­до­стию пу­стын­но­го жи­тия, дабы, оста­вив тихую без­мя­теж­ную при­стань, вверг­нуть­ся в бур­ное бу­шу­ю­щее мо­ре сре­ди ми­ра…
Про­сти­те, Вла­ды­ко свя­тый и отец ча­до­лю­би­вей­ший! От ду­ши по­хва­ля­ем Ва­ше бла­го­че­сти­вое же­ла­ние и за­бот­ли­вое оте­че­ское по­пе­че­ние о вве­рен­ной Вам оби­те­ли, к серд­цу при­ни­ма­ем усерд­но-убе­ди­тель­ную Ва­шу прось­бу и по­чти моль­бу, вполне со­зна­ем всю ос­но­ва­тель­ность ее и глу­бо­ко бла­го­да­рим за вни­ма­ние Ва­ше имен­но к на­шей оби­те­ли, – но при всем том, к при­скор­бию, вы­нуж­де­ны на­хо­дим­ся от­ве­тить Вам от­ри­ца­тель­но, по­то­му что не в со­сто­я­нии удо­вле­тво­рить Ва­шу прось­бу по вы­ше­из­ло­жен­ным при­чи­нам...»^[26]
Вви­ду уси­ле­ния в Са­ра­тов­ской епар­хии борь­бы ста­ро­об­ряд­цев, сек­тан­тов и без­бож­ни­ков с Пра­во­слав­ной Цер­ко­вью, вла­ды­ка осо­бое вни­ма­ние уде­лял мис­си­о­нер­ской де­я­тель­но­сти. По­лу­че­ние диа­кон­ско­го или свя­щен­ни­че­ско­го ме­ста в епар­хии Прео­свя­щен­ный обу­сло­вил обя­за­тель­ством со сто­ро­ны по­лу­ча­ю­ще­го ме­сто изу­чить ста­ро­об­ряд­че­ство и сек­тант­ство, ве­сти мис­си­о­нер­ские бе­се­ды и быть в дей­стви­тель­но­сти мис­си­о­не­ром – бла­го­чин­ни­че­ским, окруж­ным, уезд­ным или епар­хи­аль­ным. С це­лью борь­бы с сек­тант­ством и на­саж­де­ния пра­во­слав­но­го уче­ния, во всех го­ро­дах и се­лах по бла­го­сло­ве­нию вла­ды­ки ста­ли устра­и­вать­ся вне­бо­го­слу­жеб­ные пас­тыр­ские бе­се­ды. В Са­ра­то­ве под ру­ко­вод­ством епи­ско­па про­во­ди­лись бе­се­ды во все вос­крес­ные и празд­нич­ные дни. Эти бе­се­ды пред­ва­ря­лись крат­ким мо­леб­ном, че­ре­до­ва­лись ду­хов­ны­ми пес­но­пе­ни­я­ми в ис­пол­не­нии ар­хи­ерей­ско­го хо­ра и окан­чи­ва­лись пе­ни­ем всех при­сут­ству­ю­щих. Бе­се­ды при­вле­ка­ли та­кую мас­су слу­ша­те­лей, что бы­ва­ли дни, ко­гда огром­ный зал му­зы­каль­но­го учи­ли­ща, где они про­хо­ди­ли, не мог вме­стить всех же­ла­ю­щих. Кро­ме то­го, по бла­го­сло­ве­нию вла­ды­ки ве­лись осо­бые бе­се­ды со ста­ро­об­ряд­ца­ми и сек­тан­та­ми в По­кров­ской цер­ков­но-при­ход­ской шко­ле, во всех церк­вях Са­ра­то­ва, а так­же в учре­жден­ных им сто­ло­вых ду­хов­но-про­све­ти­тель­ско­го от­де­ла Брат­ства Свя­то­го Кре­ста. Как бо­го­слу­же­ния цер­ков­ные, так и вне­бо­го­слу­жеб­ные со­бе­се­до­ва­ния все­гда окан­чи­ва­лись раз­да­чей на­ро­ду лист­ков и бро­шюр ре­ли­ги­оз­но-нрав­ствен­но­го со­дер­жа­ния. Пе­чат­но­му сло­ву епи­скоп при­да­вал осо­бое зна­че­ние в борь­бе с вра­га­ми Церк­ви. В про­ти­во­вес ли­те­ра­ту­ре от­ри­ца­тель­ной, без­бож­ной, про­ти­во­цер­ков­ной, в мил­ли­о­нах эк­зем­пля­рах бро­шюр и лист­ков рас­про­стра­ня­е­мой сре­ди на­ро­да вра­га­ми Церк­ви и го­су­дар­ства, вла­ды­ка раз­да­вал ли­те­ра­ту­ру по­ло­жи­тель­ную и об­ли­чи­тель­ную. С этой це­лью он пре­об­ра­зо­вал и рас­ши­рил епар­хи­аль­ный пе­чат­ный ор­ган – «Са­ра­тов­ский ду­хов­ный вест­ник» и учре­дил еже­не­дель­ный «Брат­ский ли­сток»; еже­не­дель­ные пе­чат­ные из­да­ния по его бла­го­сло­ве­нию и при его под­держ­ке по­яви­лись в Ба­ла­шо­ве, Ка­мы­шине и Ца­ри­цыне.
В ян­ва­ре 1905 го­да, ко­гда по­сле ре­во­лю­ци­он­ных бес­по­ряд­ков в Пе­тер­бур­ге вол­не­ния и за­ба­стов­ки на­ча­лись и в Са­ра­то­ве, епи­скоп Гер­мо­ген вы­сту­пил с разъ­яс­не­ни­я­ми су­ще­ства про­ис­хо­дя­щих со­бы­тий. Мно­гие ра­бо­чие на­силь­ствен­но то­гда бы­ли ото­рва­ны ор­га­ни­за­то­ра­ми бес­по­ряд­ков от ра­бо­ты и по­нес­ли ли­ше­ния; вла­ды­ка пред­ло­жил прий­ти им на по­мощь и бла­го­сло­вил про­ве­сти сбор де­нег, в ко­то­ром сам при­нял уча­стие. Епи­скоп пред­ло­жил ра­бо­чим со­би­рать­ся вме­сте для ре­ше­ния во­про­сов ре­ли­ги­оз­ной и об­ще­ствен­ной жиз­ни. Эти со­бра­ния про­ис­хо­ди­ли при его непо­сред­ствен­ном уча­стии; на од­ном из них бы­ло ре­ше­но вы­стро­ить но­вый храм, ко­то­рый при­над­ле­жал бы ра­бо­чим.
Вла­ды­ка де­лал всё воз­мож­ное, чтобы отрез­вить мя­ту­щий­ся ду­хом на­род. Несмот­ря на физи­че­ское недо­мо­га­ние, он по­чти каж­дый день то­гда со­вер­шал бо­го­слу­же­ния и про­из­но­сил вдох­но­вен­ные про­по­ве­ди. В них он упра­ши­вал и умо­лял воз­дей­ство­вать на под­стре­ка­те­лей ме­ра­ми уве­ще­ва­ния, а ес­ли они не при­не­сут поль­зы, отой­ти от воз­му­ти­те­лей об­ще­ствен­но­го спо­кой­ствия, мо­ля Бо­га о вра­зум­ле­нии вра­гов Церк­ви и Оте­че­ства, мер же на­си­лия ни в ко­ем слу­чае не при­ме­нять.
Епи­скоп го­во­рил: «Креп­ко дер­жись, пра­во­слав­ная паства, ве­ры Хри­сто­вой, как яко­ря спа­се­ния, и она вве­дет те­бя в но­вое твое Оте­че­ство... не за­бы­вай Ма­те­ри сво­ей – Церк­ви Пра­во­слав­ной. Она не на­учит вас ху­до­му, она сбе­ре­жет вас от вол­ков, ко­то­рые в ове­чьей шку­ре по­яв­ля­ют­ся меж­ду ва­ми и сму­ща­ют вас. Не верь­те им, они вра­ги на­ши, вра­ги Церк­ви, ца­ря и Оте­че­ства. Они обе­ща­ют мно­гое, но на де­ле ни­че­го не да­ют – кро­ме сму­ты и на­ру­ше­ния го­судар­ствен­но­го строя. Все­гда помни­те, что мо­лит­ва и труд – вот ис­тин­ная... на­деж­да ис­тин­ных сы­нов Свя­той Церк­ви и род­ной зем­ли Рус­ской. Помни­те все­гда и то, что не ра­до­сти и удо­воль­ствия ве­дут к бла­жен­ной жиз­ни, а скор­би: не ши­ро­ки­ми вра­та­ми ука­за­но нам до­сти­гать Небес­но­го Цар­ства, а уз­кой троп­кой, при бла­го­душ­ном несе­нии каж­дым сво­е­го кре­ста»^[27].
«Осо­бен­но бла­го­твор­ное... вли­я­ние про­из­во­ди­ли на уми­ро­тво­ре­ние неспо­кой­ной тол­пы крест­ные хо­ды... – вспо­ми­на­ли их участ­ни­ки. – Пра­во­слав­ное на­се­ле­ние го­ро­да Са­ра­то­ва сло­вес­но и пись­мен­но усерд­но про­си­ло вла­ды­ку со­вер­шать эти крест­ные хо­ды. Во ис­пол­не­ние сер­деч­но­го же­ла­ния на­ро­да и для уми­ро­тво­ре­ния мя­ту­ще­го­ся на­род­но­го ду­ха крест­ные хо­ды со­вер­ше­ны бы­ли пять раз и... по­сте­пен­но охва­ти­ли весь го­род как в цен­траль­ной его ча­сти, так и по окра­и­нам. Крест­ные хо­ды при­вле­ка­ли к се­бе гро­мад­ней­шее сте­че­ние мо­ля­щих­ся, раз от ра­зу уве­ли­чи­ва­ю­ще­е­ся. В пред­не­се­нии чти­мых всем Са­ра­то­вом икон, а так­же хо­руг­вей и дру­гих икон, мед­лен­но дви­га­лось по ули­цам, ино­гда глав­ным в го­ро­де, ду­хо­вен­ство в бле­стя­щих об­ла­че­ни­ях. Мно­же­ство мо­ля­щих­ся, оду­шев­лен­но вос­пе­ва­ю­щих свя­щен­ные пес­но­пе­ния, со­про­вож­да­ло крест­ный ход. Это ве­ли­че­ствен­ное ше­ствие встре­чал сам ар­хи­пас­тырь во гла­ве с ду­хо­вен­ством и в со­про­вож­де­нии мно­же­ства на­ро­да, ре­мес­лен­ни­ков и ра­бо­чих... Все, ви­дев­шие эти крест­ные хо­ды и участ­ву­ю­щие в них, не на­хо­дят до­ста­точ­но слов для вы­ра­же­ния... бла­го­дар­но­сти Прео­свя­щен­ней­ше­му Гер­мо­ге­ну, до­ста­вив­ше­му воз­мож­ность от­ре­шить­ся от обы­ден­ной жиз­ни и по­лу­чить ис­тин­ное ду­хов­ное уте­ше­ние и на­сла­жде­ние...»^[28]
8 июля 1906 го­да по бла­го­сло­ве­нию епи­ско­па Гер­мо­ге­на в Са­ра­то­ве при Брат­стве Свя­то­го Кре­ста по­лу­чи­ло на­ча­ло об­ще­ство ре­ли­ги­оз­но-нрав­ствен­но­го про­све­ще­ния, по­ста­вив­шее сво­ей за­да­чей со­дей­ство­вать «раз­ви­тию хри­сти­ан­ско­го ре­ли­ги­оз­но-нрав­ствен­но­го на­прав­ле­ния в лич­ной, се­мей­ной и об­ще­ствен­ной жиз­ни на­се­ле­ния Са­ра­тов­ской епар­хии»^[29].
Эта за­да­ча осу­ществ­ля­лась с по­мо­щью еже­днев­но­го бо­го­слу­же­ния в церк­ви-ча­совне во имя ико­ны Пре­свя­той Бо­го­ро­ди­цы «В скор­бях и пе­ча­лях уте­ше­ние» при ар­хи­ерей­ском до­ме с обя­за­тель­ной еже­днев­ной про­по­ве­дью, ве­де­ния бе­сед во мно­гих хра­мах Са­ра­то­ва, из­да­ния и раз­да­чи бро­шюр и лист­ков. За несколь­ко ме­ся­цев су­ще­ство­ва­ния об­ще­ства бы­ло из­да­но око­ло пя­ти­де­ся­ти раз­лич­ных на­име­но­ва­ний лист­ков и два­дцать пять раз­лич­ных бро­шюр. Пред­се­да­те­лем со­ве­та об­ще­ства был из­бран свя­щен­ник Сер­гий Чет­ве­ри­ков.
24 сен­тяб­ря 1906 го­да скон­чал­ся отец вла­ды­ки, ар­хи­манд­рит Ин­но­кен­тий^[30]. Он был по­гре­бен в пра­вом при­де­ле со­бор­но­го хра­ма Спа­со-Пре­об­ра­жен­ско­го мо­на­сты­ря. Это был ве­ли­че­ствен­ной на­руж­но­сти бла­го­об­раз­ный ста­рец, от­ли­чав­ший­ся кро­то­стью и лю­бо­вью, со все­ми в об­ра­ще­нии ров­ный и всем до­ступ­ный. В по­след­ние го­ды он жил «на по­кое и имел пре­бы­ва­ние в по­ко­ях ар­хи­ерей­ско­го до­ма под лю­бя­щим и за­бот­ли­вым по­пе­че­ни­ем сво­е­го лю­би­мо­го сы­на»^[31].
В на­ча­ле ХХ ве­ка за­ко­но­да­тель­ство стра­ны и эко­но­ми­че­ские усло­вия жиз­ни лю­дей ме­ня­лись столь стре­ми­тель­но, что боль­шин­ство дре­мот­но на­стро­ен­ных рус­ских не успе­ва­ло осо­знать всю глу­би­ну и гря­ду­щую для них тра­гич­ность про­ис­хо­дя­щих пе­ре­мен, тре­бо­вав­ших при­ня­тия ре­ши­тель­ных и неот­ла­га­тель­ных мер для предот­вра­ще­ния ка­та­стро­фы.
24 мар­та 1907 го­да вла­ды­ка, про­ся под­держ­ки, пи­сал то­ва­ри­щу обер-про­ку­ро­ра Алек­сею Пет­ро­ви­чу Ро­го­ви­чу: «При сем про­све­щен­но­му вни­ма­нию Ва­ше­го Пре­вос­хо­ди­тель­ства имею честь пред­ста­вить два хо­да­тай­ства мо­их об учре­жде­нии в Са­ра­тов­ской епар­хии бо­го­слов­ской мис­си­о­нер­ской цер­ков­но-учи­тель­ской шко­лы и от­кры­тии двух мис­си­о­нер­ских ва­кан­сий. Усерд­ней­ше про­шу Вас ока­зать свое доб­рое со­дей­ствие удо­вле­тво­ре­нию мо­ей прось­бы. Прось­ба эта – вопль на­болев­шей ду­ши»^[32].
Вслед за этим пись­мом он на­пра­вил в Свя­тей­ший Си­нод об­сто­я­тель­но из­ла­га­ю­щие су­ще­ство де­ла про­ше­ния^[33]. Они бы­ли пе­ре­да­ны в Учи­лищ­ный со­вет при Си­но­де, ко­то­рый на ос­но­ва­нии то­го, что за­ко­ном уже про­пи­са­ны за­да­чи, внут­рен­няя ор­га­ни­за­ция и ти­пы школ, ко­то­рые, од­на­ко, не сов­па­да­ют с тем, о чем про­сил вла­ды­ка, дал от­ри­ца­тель­ный от­зыв на прось­бу об от­кры­тии мис­си­о­нер­ской шко­лы; на ос­но­ва­нии это­го от­зы­ва епи­ско­пу при­шел от обер-про­ку­ро­ра от­вет: хо­тя «шко­ла про­ек­ти­ру­е­мо­го Ва­шим Прео­свя­щен­ством ти­па и необ­хо­ди­ма для Са­ра­тов­ской епар­хии, Учи­лищ­ный со­вет при Свя­тей­шем Си­но­де не мо­жет, од­на­ко, при­нять на се­бя учре­жде­ние та­кой шко­лы, вви­ду дан­ных в за­коне точ­ных опре­де­ле­ний от­но­си­тель­но за­дач и внут­рен­ней ор­га­ни­за­ции тех школ, ко­то­рые мо­гут быть от­кры­ва­е­мы со­ве­том для при­го­тов­ле­ния уча­щих в цер­ков­ные шко­лы, а так­же и по от­сут­ствию средств на от­кры­тие и со­дер­жа­ние но­вых цер­ков­но-учи­тель­ских школ... На ос­но­ва­нии се­го Учи­лищ­ный со­вет при Свя­тей­шем Си­но­де по­ла­гал бы хо­да­тай­ство Ва­ше­го Прео­свя­щен­ства об устрой­стве в го­ро­де Са­ра­то­ве бо­го­слов­ской мис­си­о­нер­ской цер­ков­но-учи­тель­ской шко­лы пред­ста­вить на бла­го­усмот­ре­ние Свя­тей­ше­го Си­но­да, с за­клю­че­ни­ем, что хо­да­тай­ство это Учи­лищ­ным со­ве­том не мо­жет быть удо­вле­тво­ре­но...»^[34].
При на­сту­пив­шем в Рос­сии го­судар­ствен­ном кри­зи­се, не су­лив­шем впе­ре­ди ни­че­го доб­ро­го, епи­ско­па ста­ли весь­ма вол­но­вать по­ис­ки пу­тей вы­хо­да из него. По­сле бес­по­ряд­ков 1905 го­да и со­зда­ния но­вых за­ко­но­да­тель­ных учре­жде­ний и об­ра­зо­ва­ния пар­тий, по­яви­лись и пар­тии пред­ста­ви­те­лей рус­ско­го на­ро­да – «Со­юз рус­ско­го на­ро­да», «Рус­ское со­бра­ние», «Рус­ский мо­нар­хи­че­ский со­юз» – со­брав­шие око­ло по­лу­мил­ли­о­на ак­тив­ных участ­ни­ков; и по­сколь­ку это бы­ли един­ствен­ные, ор­га­ни­зо­ван­ные мир­ски­ми людь­ми, пред­ста­ви­тель­ства рус­ско­го на­ро­да, то вла­ды­ка вни­ма­тель­но при­смат­ри­вал­ся к их де­я­тель­но­сти, вме­сте с по­ло­жи­тель­ны­ми тен­ден­ци­я­ми за­ме­чая и те недо­стат­ки, ко­то­рые де­ла­ли мно­гие их ме­ро­при­я­тия бес­плод­ны­ми.
Ока­за­лось, что ни при­вер­жен­ность к мо­нар­хиз­му, ни пат­ри­о­ти­че­ские идеи, ни да­же лю­бовь к Ро­дине – но без ве­ры в Бо­га не га­ран­ти­ро­ва­ли от всех тех недо­стат­ков, ко­то­рые свой­ствен­ны вся­кой пар­тий­ной де­я­тель­но­сти, ак­ку­му­ли­ру­ю­щей по пре­иму­ще­ству раз­ру­ши­тель­ные стра­сти, – оди­на­ко­во дей­ству­ю­щие и в ор­га­ни­за­ци­ях ан­ти­рос­сий­ских, и в ор­га­ни­за­ци­ях пат­ри­о­ти­че­ских.
26 ап­ре­ля 1907 го­да в Москве от­крыл­ся съезд «Объ­еди­нен­но­го рус­ско­го на­ро­да». На съезд со­бра­лось око­ло де­вя­ти­сот де­ле­га­тов со всей Рос­сии, он на­чал­ся крест­ным хо­дом из епар­хи­аль­но­го до­ма, вы­стро­ен­но­го мит­ро­по­ли­том Вла­ди­ми­ром, в Кремлев­ский Успен­ский со­бор, где бы­ли от­слу­же­ны ли­тур­гия, мо­ле­бен и освя­ще­на ико­на По­кро­ва Бо­жи­ей Ма­те­ри, день празд­но­ва­ния ко­то­рой и был при­нят как день празд­но­ва­ния всех мо­нар­хи­че­ских ор­га­ни­за­ций Рос­сии. Во вре­мя ра­бо­ты съез­да 28 ап­ре­ля был за­ло­жен на Ходын­ском по­ле «Храм-па­мят­ник рус­ской скор­би», пред­на­зна­чен­ный уве­ко­ве­чить па­мять уби­тых от рук тер­ро­ри­стов-ре­во­лю­ци­о­не­ров; это же ме­сто впо­след­ствии, по­сле при­хо­да к вла­сти в 1917 го­ду та­ких же са­мых тер­ро­ри­стов-ре­во­лю­ци­о­не­ров, про­дол­жив­ших свою кро­ва­вую де­я­тель­ность, уже на­хо­дясь на вер­шине вла­сти, ста­ло и пер­вым ме­стом мас­со­вых убийств про­тив­ни­ков боль­ше­вист­ско­го ре­жи­ма, вы­со­ко­по­став­лен­ных го­судар­ствен­ных чи­нов­ни­ков цар­ской Рос­сии и мно­гих свя­тых му­че­ни­ков.
Вла­ды­ку Гер­мо­ге­на осо­бен­но бес­по­ко­и­ло то, что в со­став пар­тии «Со­юз рус­ско­го на­ро­да» вхо­ди­ли и ак­тив­но в ней дей­ство­ва­ли рас­коль­ни­ки и лю­ди неве­ру­ю­щие. В этом смыс­ле Со­юз да­ле­ко не от­ве­чал ис­то­ри­че­ским ча­я­ни­ям рус­ско­го на­ро­да. Ре­ли­ги­оз­ное без­раз­ли­чие мно­гих его участ­ни­ков де­ла­ло невоз­мож­ным со­труд­ни­че­ство с этой пар­ти­ей в ка­че­стве ее чле­нов пра­во­слав­но­го ду­хо­вен­ства. Взгля­ды ате­и­стов и пра­во­слав­ных, вхо­див­ших в со­став Со­ю­за рус­ско­го на­ро­да, на устрой­ство Рос­сии бы­ли со­вер­шен­но раз­лич­ны­ми. И вла­ды­ка по­дал идею со­зда­ния ши­ро­кой се­ти пра­во­слав­ных братств, из ко­то­рых мог бы об­ра­зо­вать­ся под­лин­ный со­юз рус­ско­го на­ро­да; он при­звал пра­во­слав­ных лю­дей со­зда­вать та­кие брат­ства по всей Рос­сии, чтобы в кон­це кон­цов они об­ра­зо­ва­ли то мо­гу­чее дви­же­ние, ко­то­рое, по­ло­жив ко­нец смут­но­му вре­ме­ни, предо­ста­ви­ло бы воз­мож­ность рус­ско­му на­ро­ду вы­ра­зить свой взгляд на соб­ствен­ное го­судар­ствен­ное устрой­ство. Епи­скоп Гер­мо­ген об­ра­тил­ся к съез­ду с пись­мом, в ко­то­ром вы­ска­зал ряд се­рьез­ных по­ло­же­ний и опа­се­ний^[35].
4 июня 1907 го­да в Са­ра­то­ве в ар­хи­ерей­ском до­ме под пред­се­да­тель­ством епи­ско­па Гер­мо­ге­на со­сто­я­лось мно­го­люд­ное со­бра­ние учре­ди­те­лей и чле­нов Со­ю­за рус­ско­го на­ро­да. На со­бра­нии бы­ло при­ня­то ре­ше­ние пе­ре­име­но­вать Со­юз рус­ско­го на­ро­да в Пра­во­слав­ный Все­рос­сий­ский Брат­ский Со­юз рус­ско­го на­ро­да. Епи­скоп Гер­мо­ген вы­ра­зил на­деж­ду, что Со­юз рус­ско­го на­ро­да мо­жет иметь се­рьез­ное зна­че­ние, «ес­ли он дей­стви­тель­но станет под по­кров и ру­ко­во­ди­тель­ство Свя­той Церк­ви. До сих пор на Со­юз не без ос­но­ва­ний дер­жал­ся взгляд как на опре­де­лен­ную лишь по­ли­ти­че­скую пар­тию, и этим объ­яс­ня­ет­ся от­ча­сти, что да­же пас­ты­ри Церк­ви не счи­та­ли се­бя в пра­ве при­мкнуть к та­кой груп­пе, ко­то­рая сво­им уста­вом... не раз­де­ля­ет стро­го пра­во­слав­ных от рас­коль­ни­ков.
Те­перь та­кое раз­де­ле­ние долж­но быть стро­го про­ве­де­но. Этим вы­яс­ня­ет­ся как са­мое по­ло­же­ние пра­во­слав­ных лю­дей в Со­ю­зе, так и вы­де­ля­ют­ся из него все эле­мен­ты, ко­то­рые не мо­гут или не хо­тят под­чи­нить­ся во­ди­тель­ству на­шей Церк­ви...»^[36].
Идеи, по­ло­жен­ные в ос­но­ву уста­ва Пра­во­слав­но­го Все­рос­сий­ско­го Брат­ско­го Со­ю­за рус­ско­го на­ро­да, «встре­ти­ли пол­ное со­чув­ствие и одоб­ре­ние от­ца Иоан­на Крон­штадт­ско­го, ко­то­рый при­слал в бла­го­сло­ве­ние Со­ю­зу свя­тую ико­ну»^[37].
Ле­том 1907 го­да епи­скоп Гер­мо­ген от­пра­вил­ся в па­лом­ни­че­ство в Са­ров­скую пу­стынь и Ди­ве­ев­ский мо­на­стырь. Сам стре­мясь к пра­вед­но­сти, вла­ды­ка очень ве­рил и в мо­лит­вы пра­вед­ни­ков и, встре­ча­ясь с по­движ­ни­ка­ми, с дет­ской ве­рой на­де­ял­ся на их мо­лит­вы и ду­хов­ную по­мощь. Здесь он встре­тил­ся и бе­се­до­вал с ди­ве­ев­ски­ми ста­ри­ца­ми, вы­ра­жав­ши­ми оза­бо­чен­ность и тре­во­гу о про­ис­хо­дя­щем в Рос­сии в по­след­ние го­ды. От­слу­жив в Ди­ве­ев­ском мо­на­сты­ре ли­тур­гию, вла­ды­ка за­шел в ке­лью к бла­жен­ной Прас­ко­вье Ива­новне^[a], по­до­шел к ней, по­ло­жил ей на го­ло­ву ру­ки и ска­зал:
– Прас­ко­вья Ива­нов­на, мно­го у нас вся­ких со­бра­ний и раз­го­во­ров, а тол­ку ма­ло; на­деж­да толь­ко на по­мощь Бо­жию; ты бли­же нас к Бо­гу, так по­мо­лись о нас, – и за­пла­кал.
– Не бой­ся, свя­ти­тель, – от­ве­ти­ла ему бла­жен­ная, – те­бя Бог умуд­рит^[38].
Вер­нув­шись в Са­ра­тов, епи­скоп Гер­мо­ген по­сле Бо­же­ствен­ной ли­тур­гии об­ра­тил­ся к мо­ля­щим­ся со сло­вом, де­лясь с ни­ми сво­и­ми впе­чат­ле­ни­я­ми от па­лом­ни­че­ства. «Осо­бен­но на­зи­да­тель­ны бы­ли по­се­ще­ние и бе­се­да со ста­ри­ца­ми Ди­ве­ев­ской оби­те­ли, – ска­зал он. – Эти от­ре­шив­ши­е­ся от ми­ра по­движ­ни­цы, про­во­дя вре­мя в по­сто­ян­ной мо­лит­ве и по­дви­гах, не за­бы­ва­ют, од­на­ко, о го­судар­ствен­ной и об­ще­ствен­ной жиз­ни. Они глу­бо­ко стра­да­ют, пе­ча­лят­ся и про­ли­ва­ют сле­зы по по­во­ду смут и бес­по­ряд­ков в на­шей Ро­дине. Эти свои тя­же­лые чув­ства и стра­да­ния они от­кры­то вы­ска­зы­ва­ют по­се­ти­те­лям, и ста­но­вит­ся яс­но, как ве­ли­ки эти стра­да­ния и что на­ши му­ки и пе­ча­ли пред ни­ми со­вер­шен­но ни­чтож­ны. Осо­бен­но эти по­движ­ни­цы мо­лят­ся о том, чтобы пра­ви­те­ли Рос­сии дей­ство­ва­ли и ра­бо­та­ли в та­ком на­прав­ле­нии, чтобы их де­я­тель­ность слу­жи­ла к ми­ру, спо­кой­ствию и ко бла­гу ве­ры пра­во­слав­ной и до­ро­гой на­шей Ро­ди­ны. Они скор­бят и пе­ча­лят­ся, что у Го­су­да­ря нет рев­ност­ных и на­деж­ных по­мощ­ни­ков в на­сто­я­щие смут­ные дни... Ви­дя и чув­ствуя эти скор­би и стра­да­ния за на­шу Ро­ди­ну, я неволь­но ду­мал: ес­ли эти по­движ­ни­цы, от­ка­зав­ши­е­ся все­це­ло от ми­ра, по­свя­тив­шие се­бя все­це­ло на слу­же­ние Бо­гу, так за­бо­тят­ся и ду­ма­ют о судь­бах Рос­сии, то тем бо­лее нам, пас­ты­рям, жи­ву­щим сре­ди ми­ра, долж­но за­бо­тить­ся все­ми воз­мож­ны­ми нам сред­ства­ми спа­сти Рос­сию и ра­бо­тать, ра­бо­тать и ра­бо­тать на бла­го и поль­зу на­шей пра­во­слав­ной ве­ры, обо­жа­е­мо­го Го­су­да­ря и на­шей до­ро­гой От­чиз­ны. И как жал­ки и лжи­вы по­ка­за­лись мне дву­смыс­лен­ные ре­чи тех, ко­то­рые вкривь и вкось тол­ку­ют, что пас­ты­ри не долж­ны при­ни­мать уча­стия в по­ли­ти­че­ских скор­бях и бо­лез­нях сво­е­го на­ро­да и сво­ей От­чиз­ны. В на­сто­я­щее смут­ное, тя­же­лое, опас­ное ре­во­лю­ци­он­ное вре­мя труд­но ука­зать и раз­гра­ни­чить по­ле пас­тыр­ской де­я­тель­но­сти цер­ков­ной от по­ли­ти­че­ской, граж­дан­ской. Да ед­ва ли это и воз­мож­но. Вра­ги го­су­дар­ства ча­сто, ес­ли не все­гда, дей­ству­ют во вред не толь­ко го­су­дар­ства, но и Церк­ви, а так­же и на­обо­рот. По­это­му нам, пас­ты­рям, нель­зя спо­кой­но мо­лить­ся у пре­сто­ла, ко­гда кру­гом про­ис­хо­дит сму­та, страш­ное вол­не­ние, ко­гда мно­гие из на­ро­да не зна­ют, где при­к­ло­нить им свои по­му­тив­ши­е­ся го­ло­вы. Как же нам, пас­ты­рям, не ото­звать­ся, ви­дя вопль и стра­да­ния близ­ких нам, сво­их па­со­мых?! Как нам не вы­сту­пить на за­щи­ту за­вет­ных свя­тынь на­ро­да, ко­гда им угро­жа­ет ве­ли­кая опас­ность от вра­гов свя­той ве­ры, ца­ря и Ро­ди­ны...
По­это­му я от всей глу­би­ны ду­ши при­зы­ваю и пас­ты­рей, и вас, бла­го­че­сти­вые слу­ша­те­ли, к рев­ност­ной, сов­мест­ной, друж­ной ра­бо­те на бла­го и за­щи­ту пра­во­слав­ной ве­ры, са­мо­дер­жав­но­го ца­ря и Оте­че­ства...
В этой сов­мест­ной, друж­ной ра­бо­те, про­ник­ну­той внут­рен­ним убеж­де­ни­ем в пол­ной ее необ­хо­ди­мо­сти, во­оду­шев­лен­ной ве­рой и мо­лит­вой, за­лог на­ше­го успе­ха, за­лог спа­се­ния Рос­сии... Да бла­го­сло­вит Гос­подь Бог вас с но­вы­ми си­ла­ми, жи­вой ве­рой и во­оду­шев­ле­ни­ем за­щи­щать и хра­нить Свя­тую Цер­ковь Пра­во­слав­ную и до­ро­гую От­чиз­ну»^[39].
15 ав­гу­ста 1907 го­да, в день Успе­ния Бо­жи­ей Ма­те­ри, по слу­чаю пре­столь­но­го празд­ни­ка в до­мо­вой церк­ви в епар­хи­аль­ном до­ме со­сто­я­лось тор­же­ствен­ное бо­го­слу­же­ние, в ко­то­ром участ­во­ва­ло все ду­хо­вен­ство го­ро­да. По его окон­ча­нии вла­ды­ка об­ра­тил­ся к ду­хо­вен­ству со сло­вом.
«Поль­зу­юсь на­сто­я­щим слу­ча­ем, чтобы вы­ра­зить вам, со­пас­ты­ри, мою бла­го­дар­ность за уча­стие в на­шем ду­хов­ном тор­же­стве, – ска­зал он. – Хо­те­лось бы ве­рить... что это тор­же­ство мо­жет слу­жить сред­ством к на­ше­му внут­рен­ней­ше­му еди­не­нию в на­шей об­щей пас­тыр­ской ра­бо­те, на бла­го на­ших па­со­мых. А те­перь, как ни­ко­гда боль­ше, они – на­ши паст­вы – нуж­да­ют­ся в креп­ком, еди­но­душ­ном ду­хов­ном ру­ко­во­ди­тель­стве. По­гля­ди­те на эти тол­пы бед­но­го, про­сто­го на­ро­да – все они, как ов­цы, не иму­щие пас­ты­ря, бро­дят и рас­хи­ща­ют­ся с па­жи­ти ду­хов­ной. Неда­ле­ко, ка­жет­ся, вре­мя (че­го, ко­неч­но, не дай Бог), что пас­ты­ри оста­нут­ся оди­но­ки­ми в сте­нах сво­их хра­мов.
Все, что мы пе­ре­жи­ли, всю эту ду­хов­ную, по­ли­ти­че­скую и об­ще­ствен­но-бы­то­вую, так ска­зать, встряс­ку – все это, мы ве­рим, по­сла­но Бо­гом для на­ше­го же вра­зум­ле­ния, для на­ше­го нрав­ствен­но­го отрезв­ле­ния. И каж­дый из нас в от­дель­но­сти, ко­неч­но, пе­ре­жи­вал эту все­со­кру­ша­ю­щую на сво­ем пу­ти бу­рю – од­ни лишь в мень­шей сте­пе­ни, дру­гие в боль­шей.
И вот я, в глу­бине сво­е­го ду­ха так­же пе­ре­стра­дав боль на­ших дней... при­шел по глу­бо­ком и се­рьез­ном раз­мыш­ле­нии к убеж­де­нию, что необ­хо­ди­мо нам, пас­ты­рям, поль­зо­вать­ся те­перь не хра­мом толь­ко для ру­ко­вод­ства сво­их па­со­мых, но и те­ми об­ще­ствен­ны­ми ор­га­ни­за­ци­я­ми, ко­то­рые... по нуж­дам по­ли­ти­че­ской жиз­ни, успе­ли уже сло­жить­ся...
Я оста­но­вил­ся на том, чтобы при­бли­зить рус­ских пра­во­слав­ных лю­дей, объ­еди­нив­ших­ся в Со­ю­зе рус­ско­го на­ро­да, к Церк­ви – чтобы эта ор­га­ни­за­ция преж­де все­го бы­ла близ­кой, род­ной нам по ду­ху, а по­том уже по пло­ти.
И вот в Ду­хов день учре­ди­те­ли Со­ю­за пе­ре­име­но­ва­ли его в Пра­во­слав­ный Все­рос­сий­ский Брат­ский Со­юз рус­ско­го на­ро­да, чем и за­сви­де­тель­ство­ва­ли, что они хо­тят быть в во­про­сах граж­дан­ско­го и бы­то­во­го устро­е­ния сво­ей жиз­ни в стро­гом со­гла­сии и нераз­рыв­ном един­стве со Свя­той Пра­во­слав­ной на­шей Цер­ко­вью. Те­перь уже нет ос­но­ва­ний нам, пас­ты­рям, сто­ро­нить­ся от этих ма­лых на­ших бра­тьев, – под раз­ны­ми по­ли­ти­че­ски­ми зна­ме­на­ми, вы са­ми ви­ди­те, как рас­хи­ща­ют ва­ше ду­хов­ное ста­до.
По­это­му со­бе­ри­те всю си­лу сво­е­го пас­тыр­ско­го ра­зу­ме­ния, энер­гии, про­ник­ни­тесь иде­ей сво­е­го мно­го­от­вет­ствен­но­го дол­га пред Бо­гом, ис­то­ри­ей и на­ро­дом и ве­ди­те сво­их па­со­мых по пу­ти, ука­зан­но­му Хри­стом Бо­гом, и со­би­рай­те их смя­тен­ные ду­ши опять в цер­ков­ную огра­ду...
Не за­бы­вай­те од­но­го, что ес­ли мы и те­перь не пой­дем впе­ре­ди сво­их па­со­мых, ес­ли мы из лож­но по­ня­то­го ли­бе­ра­лиз­ма по­сты­дим­ся ма­лых сих в ро­де этом, за­быв­шем и Бо­га и Свя­тую Цер­ковь Его, то и Хри­стос на Страш­ном Су­де Сво­ем по­сты­дит­ся нас, та­ких нера­ди­вых пас­ты­рей...»^[40]
Неко­то­рые из чле­нов Са­ра­тов­ско­го от­де­ле­ния Со­ю­за рус­ско­го на­ро­да не со­гла­си­лись с на­име­но­ва­ни­ем «Все­рос­сий­ский Пра­во­слав­ный» и от­кры­ли про­тив вла­ды­ки злоб­ную кле­вет­ни­че­скую кам­па­нию, под­верг­нув его на сво­их со­бра­ни­ях на­смеш­кам, не оста­но­ви­лись и пе­ред тем, чтобы на­звать его да­же «безум­ным».
По­сле тор­же­ствен­но­го бо­го­слу­же­ния в ка­фед­раль­ном со­бо­ре епи­скоп Гер­мо­ген об­ра­тил­ся к слу­ша­те­лям со сло­вом. «Я го­рел са­мою силь­ною лю­бо­вью, ко­гда ста­рал­ся при­дать Со­ю­зу рус­ско­го на­ро­да бóльшую си­лу, кре­пость, – ска­зал он. – Я пла­мен­но мо­лил­ся, чтобы Ми­ло­серд­ный Гос­подь Все­дер­жи­тель с вы­со­ты небес бла­го­сло­вил де­ло свя­тое, де­ло вы­со­ко пат­ри­о­ти­че­ское, да уси­лит­ся лю­бовь друг к дру­гу, к сво­ей Ро­дине! Дав на­име­но­ва­ние “Все­рос­сий­ский, пра­во­слав­ный”, я же­лал как бы освя­тить его лю­бо­вью Церк­ви, воз­гла­вить или, точ­нее, по­крыть его ку­по­лом цер­ков­ным, пол­ным Бо­же­ствен­ной бла­го­да­ти и ис­ти­ны... И вот они усты­ди­лись да­же свя­то­го на­име­но­ва­ния – пра­во­слав­но-рус­ские не по­же­ла­ли име­но­вать­ся “пра­во­слав­ны­ми”! Не безу­мие ли это? За мою ар­хи­пас­тыр­скую... апо­столь­скую лю­бовь, они от­пла­ти­ли мне са­мою чер­ною небла­го­дар­но­стью, они, эти но­вые “цер­ков­ные раз­бой­ни­ки”, под­верг­ли глум­ле­ни­ям и осме­я­ли на­ших пас­ты­рей, на­ших со­ра­бот­ни­ков на ни­ве Бо­жи­ей, – но нет! я ни­ко­гда не дам опо­зо­рить чест­ное имя свя­щен­ни­ка и слу­жи­те­ля у Пре­сто­ла Бо­жия... Они в сво­ем сле­пом озлоб­ле­нии осме­ли­лись на­звать ме­ня, епи­ско­па, пре­ем­ни­ка апо­столь­ско­го, “безум­ным”! Да за­пре­тит им Сам Гос­подь, Все­пра­вед­ный Су­дия, да от­лу­чит их от люб­ви Ма­те­ри Церк­ви, до­ко­ле не ис­пра­вят­ся в сво­их гор­дых и безум­ных за­блуж­де­ни­ях...»^[41]
В де­каб­ре 1907 го­да епи­ско­пы Ор­лов­ский Се­ра­фим (Чи­ча­гов)^[b], Са­ра­тов­ский Гер­мо­ген (Долга­нев) и про­то­и­е­рей Иоанн Вос­тор­гов^[c] пред­при­ня­ли по­пыт­ку вы­ве­сти цер­ков­ное управ­ле­ние из со­сто­я­ния, как им ка­за­лось, ле­тар­ги­че­ско­го сна. Стра­на бы­ла охва­че­на ре­во­лю­ци­он­ным ог­нем, при этом го­судар­ствен­ны­ми ор­га­на­ми, с одоб­ре­ния Им­пе­ра­то­ра, при­ни­ма­лись за­ко­ны, ко­то­рые при про­ве­де­нии в жизнь еще бо­лее упро­чи­ва­ли бес­прав­ное по­ло­же­ние Церк­ви и умно­жа­ли анар­хию, при­бли­жая стра­ну к неми­ну­е­мо­му рас­па­ду. При­хо­ди­лось во­очию на­блю­дать небы­ва­лое па­де­ние нрав­ствен­но­сти в на­ро­де, а де­я­тель­ность Свя­тей­ше­го Си­но­да в это вре­мя ед­ва ли не вся за­клю­ча­лась, как им это ви­де­лось, в на­блю­де­нии за пра­виль­ным дви­же­ни­ем дел и бу­маг.
6 де­каб­ря по­сле ли­тур­гии в Ан­дре­ев­ском со­бо­ре Крон­штад­та епи­ско­пы Се­ра­фим и Гер­мо­ген, ду­хов­ные де­ти от­ца Иоан­на Крон­штадт­ско­го^[42], и про­то­и­е­рей Иоанн Вос­тор­гов по­се­ти­ли от­ца Иоан­на. «Ста­рец встре­тил их вы­ра­же­ни­ем жи­вей­шей бла­го­дар­но­сти за служ­бу и сло­во на­зи­да­ния и вру­чил от се­бя Прео­свя­щен­ным и от­цу Иоан­ну Вос­тор­го­ву свя­тые ико­ны. За­тем с ни­ми он уда­лил­ся в свою уеди­нен­ную ке­лью и там бе­се­до­вал око­ло ча­са, по его сло­вам, о пред­ме­тах пер­вей­шей важ­но­сти. Со­бе­сед­ни­ки вы­шли от от­ца Иоан­на рас­тро­ган­ные и в сле­зах...»^[43] Отец Иоанн Крон­штадт­ский одоб­рил их по­пыт­ку до­бить­ся боль­ше­го вли­я­ния Церк­ви на жизнь на­ро­да.
Впо­след­ствии отец Иоанн каж­до­му из них на­пи­сал за­пис­ки; епи­ско­пу Гер­мо­ге­ну он на­пи­сал: «Ви­дел у се­бя се­го­дня до­ро­го­го го­стя от­ца Иоан­на Вос­тор­го­ва; го­во­ри­ли о те­ку­щих де­лах, осо­бен­но ва­ших. Вы в по­дви­ге; Гос­подь от­вер­за­ет небо, как ар­хи­ди­а­ко­ну Сте­фа­ну, и бла­го­слов­ля­ет вас. Дер­зай­те, бла­го­да­ри­те По­дви­го­по­лож­ни­ка»^[44].
Вско­ре по­сле бе­се­ды с от­цом Иоан­ном епи­ско­пы бы­ли при­ня­ты Им­пе­ра­то­ром Ни­ко­ла­ем; они по­да­ли ему за­пис­ку «По во­про­су о совре­мен­ном по­ло­же­нии Церк­ви»^[45] и, пред­ло­жив ему спи­сок кан­ди­да­тов, ис­про­си­ли доз­во­ле­ния рас­ши­рить со­став Свя­тей­ше­го Си­но­да. Каж­дый из них пред­по­ла­гал свои ме­то­ды для до­сти­же­ния це­ли. Епи­скоп Се­ра­фим счи­тал, что пер­вен­ству­ю­щий в Си­но­де мит­ро­по­лит Ан­то­ний (Вад­ков­ский) дол­жен быть ис­клю­чен из Си­но­да, как ма­ло спо­соб­ный ре­а­ги­ро­вать на про­ис­хо­дя­щее во вре­мя обо­зна­чив­шей­ся ка­та­стро­фы, и на его ме­сто он про­чил се­бя. Епи­скоп Гер­мо­ген по­ла­гал­ся бо­лее на мо­лит­ву и на доб­рую во­лю участ­ни­ков.
Им­пе­ра­тор под­дер­жал епи­ско­пов, и на зим­нюю сес­сию в на­ча­ле 1908 го­да был со­зван рас­ши­рен­ный со­став Си­но­да, вклю­чав­ший трех мит­ро­по­ли­тов – Санкт-Пе­тер­бург­ско­го Ан­то­ния (Вад­ков­ско­го), Мос­ков­ско­го Вла­ди­ми­ра (Бо­го­яв­лен­ско­го) и Ки­ев­ско­го Фла­ви­а­на (Го­ро­дец­ко­го), ар­хи­епи­ско­па Том­ско­го Ма­ка­рия (Нев­ско­го), епи­ско­пов Во­ло­год­ско­го Ни­ко­на (Рож­де­ствен­ско­го), Та­ври­че­ско­го Алек­сия (Мол­ча­но­ва), Са­ра­тов­ско­го Гер­мо­ге­на (Долга­не­ва), Ор­лов­ско­го Се­ра­фи­ма (Чи­ча­го­ва), Пен­зен­ско­го Мит­ро­фа­на (Си­маш­ке­ви­ча), на­сто­я­те­ля Ан­дре­ев­ско­го со­бо­ра в Крон­штад­те про­то­и­е­рея Иоан­на Сер­ги­е­ва^[46], про­то­пре­сви­те­ров при­двор­но­го ду­хо­вен­ства Иоан­на Яны­ше­ва и во­ен­но­го – Алек­сандра Же­ло­бов­ско­го.
Ве­че­ром 6 ян­ва­ря 1908 го­да епи­скоп Гер­мо­ген от­был в Пе­тер­бург; на вок­зал в Са­ра­то­ве его при­шло про­во­жать мно­же­ство на­ро­да^[47].
Мит­ро­по­лит Ан­то­ний, узнав о но­вом со­ста­ве Си­но­да и пред­по­ла­гая, что мо­жет быть уво­лен, на­столь­ко рас­стро­ил­ся, что объ­явил пуб­лич­но, что бо­лен, и успо­ко­ил­ся лишь толь­ко по­сле то­го, как уве­рил­ся, что слу­хи о его уволь­не­нии не име­ют под со­бой се­рьез­ных ос­но­ва­ний.
23 ян­ва­ря 1908 го­да со­сто­я­лось за­се­да­ние Свя­тей­ше­го Си­но­да под пред­се­да­тель­ством мит­ро­по­ли­та Ан­то­ния, со­об­щив­ше­го, что его по­се­ти­ли епи­ско­пы Гер­мо­ген и Се­ра­фим, ко­то­рые пред­ло­жи­ли ему по­слать от име­ни Си­но­да те­ле­грам­му Им­пе­ра­то­ру с вы­ра­же­ни­ем бла­го­дар­но­сти за со­став Си­но­да и обя­за­тель­ства­ми при­ло­жить мак­си­мум сил для эф­фек­тив­ной ра­бо­ты. За­тем мит­ро­по­лит за­явил, что по­лу­чил от обер-про­ку­ро­ра Из­воль­ско­го до­клад, под­пи­сан­ный чле­на­ми Си­но­да епи­ско­па­ми Се­ра­фи­мом и Гер­мо­ге­ном, и «при глу­бо­ком мол­ча­нии при­сут­ству­ю­щих объ­яс­нил, что Прео­свя­щен­ные Гер­мо­ген и Се­ра­фим... на­прас­но при­сва­и­ва­ют се­бе зва­ние “чле­нов Си­но­да”, так как зва­ние это да­ет­ся ныне или по по­ло­же­нию, как на­при­мер мит­ро­по­ли­там, или за осо­бые за­слу­ги, как зва­ние по­чет­ное. Прео­свя­щен­ные же Гер­мо­ген и Се­ра­фим суть толь­ко “вре­мен­но при­сут­ству­ю­щие” на за­се­да­ни­ях Си­но­да...
Окон­чив свою речь... мит­ро­по­лит Ан­то­ний по­про­сил де­жур­но­го Обер-сек­ре­та­ря сде­лать свой до­клад об оче­ред­ных де­лах. Но тут епи­скоп Гер­мо­ген под­нял­ся со сло­ва­ми: “Нас здесь су­дят... про­шу сло­ва в свою за­щи­ту”.
Мит­ро­по­лит на это хо­лод­но от­ве­тил: “Ни­кто вас здесь не су­дит. Что ска­за­но, то бы­ло ска­за­но лишь к све­де­нию. Пе­ре­хо­жу к оче­ред­ным де­лам. Гос­по­дин обер-сек­ре­тарь, по­тру­ди­тесь чи­тать ваш до­клад!”...»^[48]. И да­лее ста­ли об­суж­дать­ся те­ку­щие де­ла. Мит­ро­по­ли­том Ан­то­ни­ем сра­зу же бы­ло по­ка­за­но, что ни­ка­ких прин­ци­пи­аль­ных во­про­сов в Си­но­де об­суж­дать­ся не бу­дет, а толь­ко те, ко­то­рые под­го­тов­ле­ны си­но­даль­ны­ми чи­нов­ни­ка­ми. Все про­ис­шед­шее про­из­ве­ло на епи­ско­па Гер­мо­ге­на оше­лом­ля­ю­щее впе­чат­ле­ние.
20 ян­ва­ря 1908 го­да в га­зе­те «Го­лос Моск­вы» по­яви­лась за­мет­ка о епи­ско­пах Гер­мо­гене и Се­ра­фи­ме, в ко­то­рой го­во­ри­лось: «Са­мым круп­ным де­лом в их гла­зах пред­став­ля­ет­ся низ­вер­же­ние Санкт-Пе­тер­бург­ско­го мит­ро­по­ли­та Ан­то­ния. О необ­хо­ди­мо­сти это­го низ­вер­же­ния Ор­лов­ский Се­ра­фим от­кры­то за­яв­ля­ет не толь­ко сво­им зна­ко­мым, но и в круж­ках по­лу­зна­ко­мых лиц. Глав­ным по­соб­ни­ком в этом де­ле яв­ля­ет­ся у них то­ва­рищ си­но­даль­но­го обер-про­ку­ро­ра Ро­го­вич»^[49].
22 ян­ва­ря Алек­сей Пет­ро­вич Ро­го­вич на­пра­вил мит­ро­по­ли­ту Ан­то­нию пись­мо, опро­вер­гав­шее со­об­ще­ние га­зе­ты^[50], ко­то­рое тут же бы­ло опуб­ли­ко­ва­но.
24 ян­ва­ря епи­скоп Гер­мо­ген пи­сал по это­му по­во­ду мит­ро­по­ли­ту Фла­виа­ну: «По­чи­таю сво­им дол­гом при­слать Ва­ше­му Вы­со­ко­прео­свя­щен­ству – для справ­ки по по­ру­чен­но­му Вам в Си­но­де де­лу – от­вет­ную те­ле­грам­му до­ро­го­го и свя­то­чти­мо­го от­ца Иоан­на Ильи­ча Сер­ги­е­ва. Во втор­ник, по­сле по­се­ще­ния вла­ды­ки мит­ро­по­ли­та Ан­то­ния и по воз­вра­ще­нии до­мой с глу­бо­ко скорб­ны­ми и тя­же­лы­ми по сво­ей го­ре­чи ду­шев­ны­ми чув­ство­ва­ни­я­ми, я по­слал та­кую те­ле­грам­му от­цу Иоан­ну: “Ра­ди Бо­га по­мо­ли­тесь, до­ро­гой отец Иоанн, чтобы всем нам, при­сут­ству­ю­щим в Си­но­де, прий­ти в пол­ное брат­ское со­гла­сие ка­са­тель­но по­сыл­ки Го­су­да­рю Им­пе­ра­то­ру те­ле­грам­мы, мо­гу­щей до­ста­вить ему ис­тин­ное ду­хов­ное уте­ше­ние, от­ра­ду, укреп­ле­ние”. Ра­ди Бо­га, до­ро­гой Вла­ды­ка, не усмат­ри­вай­те в сло­вах, ка­са­ю­щих­ся ны­неш­не­го со­ста­ва Свя­тей­ше­го Си­но­да, ка­ко­го-ли­бо под­чер­ки­ва­ния: ни на йо­ту не со­дер­жит­ся в те­ле­грам­ме что-ли­бо по­доб­ное, вся она со­став­ле­на с глу­бо­ко чи­сты­ми и свя­ты­ми на­ме­ре­ни­я­ми; и для че­ло­ве­ка, сво­бод­но­го от вся­ко­го пред­взя­то­го взгля­да или по­до­зре­ния, это станет яс­но как Бо­жий день. Что же ка­са­ет­ся пред­взя­тых мыс­лей и чувств по­до­зре­ния, охва­тив­ших ду­шу на­ше­го до­ро­го­го вла­ды­ки мит­ро­по­ли­та Ан­то­ния и за­ста­вив­ших его со­вер­шить над на­ми (дву­мя или тре­мя чле­на­ми, при­сут­ству­ю­щи­ми в Си­но­де) тор­же­ствен­но некое “пещ­ное дей­ство”^[51], то неко­то­рую ос­но­ва­тель­ность или, вер­нее, небес­при­чин­ность их я по­нял толь­ко се­го­дня, про­чи­тав­ши пись­мо (в га­зе­те “Ко­ло­кол”) Алек­сея Пет­ро­ви­ча Ро­го­ви­ча. Но сла­ва Бо­гу за все!.. Сла­ва Бо­гу, что один из от­ро­ков, имен­но Алек­сей Пет­ро­вич, аб­со­лют­но не участ­во­вал вме­сте с на­ми в бла­го­че­сти­вом “за­го­во­ре” ка­са­тель­но со­став­ле­ния, раз­ра­бот­ки и от­кры­то­го ис­по­ве­ды­ва­ния (до­кла­ды­ва­ния) пред Свя­тей­шим Си­но­дом до­ро­гих для на­шей ве­ры и жиз­ни цер­ков­ной пред­ме­тов, на­чер­тан­ных в оной тай­ной “за­пис­ке”, на­де­лав­шей столь­ко бед и огор­че­ний... Я весь­ма рад, что се­го­дня и для ме­ня все разъ­яс­ни­лось, имен­но, что... наш Вла­ды­ка вве­ден в ве­ли­кое за­блуж­де­ние... что “пещ­ное дей­ство” и дру­гие пред­ше­ство­вав­шие яв­ле­ния и от­но­ше­ния к нам име­ли сво­ей при­чи­ной это имен­но неволь­ное, быть мо­жет, за­блуж­де­ние, а во­все не на­ме­рен­ное, тем бо­лее не зло­на­ме­рен­ное стрем­ле­ние про­из­ве­сти на нас, но­вых чле­нов, при­сут­ству­ю­щих в Си­но­де, силь­ное дав­ле­ние, уг­не­сти, при­ду­шить и дей­стви­тель­но “не дать ра­бо­тать”, как мно­гие пред­ска­зы­ва­ли, что по­след­нее непре­мен­но слу­чит­ся. Впро­чем, ес­ли Бо­гу бу­дет угод­но, еще по­жи­вем, уви­дим: мо­жет быть, и об­ре­тем “еди­не­ние ду­ха в со­ю­зе ми­ра”... [Еф. 4, 3]»^[52].
С ра­бо­той в Си­но­де, од­на­ко, ни­че­го не вы­шло, тем бо­лее что и пер­вен­ству­ю­щий в Си­но­де мит­ро­по­лит Ан­то­ний ни­сколь­ко не ве­рил в воз­мож­ность ка­кой-ли­бо эф­фек­тив­ной ра­бо­ты и, от­ве­чая как-то ар­хи­епи­ско­пу Ар­се­нию (Стад­ниц­ко­му) на его во­прос об ин­ци­ден­те, ска­зал: «Ду­ма­ют, что сра­зу все мож­но сде­лать. Иное де­ло го­во­рить, а иное – де­лать, что долж­но, – не так лег­ко, как им ка­жет­ся. Они са­ми уви­дят и убе­дят­ся в этом. Вот, на­при­мер, ре­фор­ма ду­хов­но-учеб­ных за­ве­де­ний. Ведь вот со­би­ра­лись мы все в про­шлый по­не­дель­ник. Го­во­ри­ли-го­во­ри­ли, а ни к че­му не при­шли. И я ду­маю, что из всех этих раз­го­во­ров ни­че­го не вый­дет, – да и по дру­гим во­про­сам так»^[53].
5 ап­ре­ля 1908 го­да епи­скоп Гер­мо­ген от­был из Санкт-Пе­тер­бур­га в свою епар­хию.
Еще в 1901 го­ду Рус­ская Пра­во­слав­ная Цер­ковь бы­ла вы­нуж­де­на ска­зать свое сло­во о ре­ли­ги­оз­ном уче­нии Льва Тол­сто­го^[54] и в свя­зи с этим за­фик­си­ро­вать его по­ло­же­ние как че­ло­ве­ка, от­пав­ше­го от Церк­ви. Тол­стой в от­ве­те Си­но­ду под­твер­дил, что он дей­стви­тель­но от­рек­ся от Церк­ви и яв­ля­ет­ся при­вер­жен­цем изоб­ре­тен­но­го им уче­ния.
Отец Иоанн Крон­штадт­ский, на­блю­дая как пас­тырь ду­хов­ную раз­ру­ху, ко­то­рую все­ва­ет уче­ние Тол­сто­го в ду­ши лю­дей, вы­сту­пил в про­по­ве­дях с его об­ли­че­ни­ем^[55].
Но рус­ское об­ще­ство как буд­то обе­зу­ме­ло и в 1908 го­ду, спу­стя семь лет по­сле от­лу­че­ния Тол­сто­го от Церк­ви, ши­ро­ко празд­но­ва­ло его 80-ле­тие, про­во­дя в его честь с уча­сти­ем «пра­во­слав­ных» вла­стей шум­ные тор­же­ства и на­зы­вая его име­нем об­ще­об­ра­зо­ва­тель­ные шко­лы для сму­ща­е­мо­го его уче­ни­ем на­ро­да. Епи­скоп Гер­мо­ген, как ар­хи­пас­тырь, не со­гла­сил­ся мол­ча­ли­во на­блю­дать это безу­мие, раз­вра­ща­ю­щее ве­ру­ю­щий рус­ский на­род, и вы­сту­пил про­тив пуб­лич­ной де­мон­стра­ции от­ступ­ле­ния от Хри­ста^[56]. Для пас­ты­рей он на­пи­сал и разо­слал по епар­хии 28 ав­гу­ста 1908 го­да со­от­вет­ству­ю­щее по­сла­ние^[57].
9 сен­тяб­ря 1908 го­да ста­ло из­вест­но о но­вом со­ста­ве Си­но­да; при остав­ле­нии пер­во­при­сутву­ю­щим мит­ро­по­ли­та Санкт-Пе­тер­бург­ско­го Ан­то­ния, к ра­бо­те в Си­но­де бы­ли при­вле­че­ны мит­ро­по­ли­ты Мос­ков­ский Вла­ди­мир (Бо­го­яв­лен­ский) и Ки­ев­ский Фла­виан (Го­ро­дец­кий), ар­хи­епи­ско­пы Во­лын­ский Ан­то­ний (Хра­по­виц­кий), Вар­шав­ский Ни­ко­лай (Зи­о­ров), Фин­лянд­ский Сер­гий (Стра­го­род­ский) и епи­ско­пы Там­бов­ский Ин­но­кен­тий (Бе­ля­ев) и Холм­ский Ев­ло­гий (Ге­ор­ги­ев­ский), но епи­ско­пов Се­ра­фи­ма и Гер­мо­ге­на здесь уже не бы­ло, при­чем епи­скоп Се­ра­фим и во­все был пе­ре­ве­ден на Ки­ши­нев­скую ка­фед­ру.
13 сен­тяб­ря епи­скоп Се­ра­фим (Чи­ча­гов) пи­сал вла­ды­ке Гер­мо­ге­ну: «Ва­ше Прео­свя­щен­ство, воз­люб­лен­ней­ший Вла­ды­ко! Что я те­бе го­во­рил, то и со­вер­ши­лось. Не хо­тел ты по­ста­рать­ся вра­зу­мить Сто­лы­пи­на, по­вли­ять на него, и мы ока­за­лись вы­ки­ну­ты­ми его мощ­ной ру­кой за борт. Все бы­ло ре­ше­но вес­ною, что мы оста­ем­ся в Си­но­де, и Ан­то­ний – ухо­дит... Сто­лы­пин на­сто­ял на сво­ем, чтобы Ан­то­ний остал­ся, а нас уда­ли­ли. И нас – Хо­зя­ин^[d] пре­дал! То­гда, чтобы ме­ня уда­лить от Ца­ря, Ан­то­ний при­ду­мал пе­ре­ве­сти ме­ня в Ки­ши­нев...
Вот, до­ро­гой Вла­ды­ка, как кон­чил­ся пер­вый акт из рус­ской си­но­даль­ной тра­ге­дии, и на­учи толь­ко нас, Ца­ри­ца Небес­ная, что нам пред­при­нять для на­ча­ла вто­ро­го ак­та.
Во­об­ра­жаю, как ты по­пра­вил­ся за ле­то с ис­то­ри­я­ми и вра­же­ски­ми на­тис­ка­ми! Что толь­ко опять не пе­ре­жи­то! Ви­жу те­бя – и все од­но­го, раз­ры­ва­е­мо­го и упор­ству­ю­ще­го...»^[58]
23 сен­тяб­ря 1908 го­да друг и еди­но­мыш­лен­ник епи­ско­пов иеро­мо­нах Ве­ни­а­мин (Фед­чен­ков)^[e] пи­сал епи­ско­пу Гер­мо­ге­ну в Са­ра­тов, по­яс­няя про­ис­шед­шее: «Дав­но я со­би­рал­ся Вам пи­сать по по­во­ду по­след­них со­бы­тий. Преж­де все­го, о но­вом со­ста­ве Свя­тей­ше­го Си­но­да. Пе­ре­ме­на бы­ла так неожи­дан­на, что про­сто ру­ка­ми толь­ко оста­ет­ся раз­во­дить.
Где при­чи­ны? Здесь, в Санкт-Пе­тер­бур­ге, об­щее убеж­де­ние, что это де­ло рук Сто­лы­пи­на. “Чер­но­со­тен­ный” со­став преж­не­го Си­но­да ему, без со­мне­ния, был непри­я­тен. Вла­ды­ка Се­ра­фим, с ко­то­рым мне уда­лось пе­ре­пи­сать­ся на днях, пред­по­ла­га­ет, что Ки­ев­ский съезд и по­сла­ние про­тив Тол­сто­го до кон­ца “взбе­си­ли” его. Но я скло­нен ина­че ду­мать... Де­ло – в вас, в преж­нем со­ста­ве. Сто­лы­пин опа­сал­ся, что “чер­но­со­тен­ный” Си­нод бу­дет про­во­дить идеи съез­да (не го­во­ря уже о преж­них Ва­ших де­лах и за­да­чах); опа­сал­ся, что Вы бу­де­те на­ста­и­вать об от­мене бра­ков с ино­слав­ны­ми, бу­де­те стре­мить­ся изъ­ять де­ла цер­ков­ные из ху­ли­ган­ской Ду­мы – неве­ру­ю­щих и ху­ли­ган­ству­ю­щих ин­тел­ли­ген­тов. По­это­му нуж­но бы­ло по­ло­жить ко­нец преж­не­му со­ста­ву.
Это пер­вая при­чи­на.
Вто­рая в м<ит­ро­по­ли­те> Ан­то­нии. Помни­те, еще вес­ною пред­по­ла­га­ли, что м<ит­ро­по­лит> Ан­то­ний по­сле неудач­ной по­пыт­ки об­ра­тить­ся к М.Ф.^[f], ве­ро­ят­но, пой­дет к Сто­лы­пи­ну. Без со­мне­ния, что Сто­лы­пи­ну “штиль­ное” на­прав­ле­ние м<ит­ро­по­ли­та> Ан­то­ния при­ят­но. При нем он все мо­жет де­лать по-сво­е­му. Напр<имер>, утвер­жда­ют, что ко­гда Сто­лы­пин, узнал о ре­ше­нии К<иев­ско­го> съез­да изъ­ять из Ду­мы де­ла ду­хов­ные, то со­вер­шен­но спо­кой­но бро­сил фра­зу, вро­де то­го: “все бу­дет по-ста­ро­му”. Так лег­ко он мо­жет об­ра­щать­ся толь­ко при мит­роп<оли­те> Ан­то­нии, его гла­вен­стве... Итак, глав­ная цель – это гла­вен­ство м<ит­ро­по­ли­та> Ан­то­ния. То­гда Сто­лы­пин мог и спать и де­лать все спо­кой­но. Пусть съез­ды, пусть по­сла­ния – все это бу­дет “в пре­де­лах уме­рен­но­сти и ак­ку­рат­но­сти”. Глав­ное, чтобы не бы­ло преж­не­го Си­но­да...
Осо­бен­но скор­бит ав­ва Фе­о­фан^[g]. Скор­бит, что нет твер­дой ру­ки, не на ко­го опе­реть­ся, не у ко­го про­сить по­мо­щи и пр., и осо­бен­но скор­бит и воз­му­ща­ет­ся тем, что свет­ская власть (Сто­лы­пин), да еще в та­ком имен­но (ок­тяб­рист­ском) ду­хе, вме­ши­ва­ет­ся в де­ла Церк­ви.
Он да­же пред­ла­га­ет ме­ру: съе­хать­ся в Москве (луч­ше у м<ит­ро­по­ли­та> Вла­ди­ми­ра) всем еди­но­мыш­лен­ни­кам и про­те­сто­вать как-ли­бо. Вплоть до от­кры­той борь­бы с по­ли­ти­кой вме­ша­тель­ства, да еще нецер­ков­но­го вме­ша­тель­ства.
Но я что-то со­мне­ва­юсь в прак­ти­че­ской воз­мож­но­сти все­го это­го. Ду­маю, нуж­но дей­ство­вать ина­че – через Гр<иго­рия> Ефи­мо­ви­ча [Рас­пу­ти­на]...
Что бу­дет, Бог зна­ет – Его свя­тая во­ля!..
До­ро­гой Вла­ды­ка, от­веть­те что-ни­будь. Утешь­те хоть немно­го нас, скор­бя­щих.
Ав­ва Фе­о­фан вме­сте со мной про­сит бла­го­сло­ве­ния и свя­тых мо­литв. Он очень лю­бит и чтит Вас. Во­об­ще все мы “фе­о­фа­ни­ты” так­же по­чи­та­ем и лю­бим Вас. Вы нам бли­же и род­нее всех из Вла­дык. Не остав­ляй­те и нас сво­ею лю­бо­вью...»^[59]
В 1908 го­ду у епи­ско­па Гер­мо­ге­на воз­ник­ли ис­ку­ше­ния, свя­зан­ные с де­я­тель­но­стью на­сто­я­те­ля и стро­и­те­ля Ца­ри­цын­ско­го Свя­то-Ду­хов­ско­го мо­на­сты­ря иеро­мо­на­ха Или­о­до­ра (Тру­фа­но­ва)^[60]. Иеро­мо­нах Или­о­дор при­был в Ца­ри­цын в мар­те 1908 го­да и сра­зу стал про­во­дить бе­се­ды, при­влек­шие огром­ное ко­ли­че­ство слу­ша­те­лей и од­новре­мен­но вни­ма­ние мест­ной, враж­деб­ной Церк­ви ле­вой прес­сы и го­род­ской адми­ни­стра­ции.
Ца­ри­цын­ская по­ли­ция об­ви­ни­ла иеро­мо­на­ха Или­о­до­ра в «воз­буж­де­нии од­ной ча­сти на­се­ле­ния про­тив дру­гой и раз­жи­га­нии ре­ли­ги­оз­ной нетер­пи­мо­сти»^[61]. «Са­ра­тов­ский гу­бер­на­тор... вос­пре­тил ему вся­кие пуб­лич­ные вы­ступ­ле­ния с ре­ча­ми, с пре­ду­пре­жде­ни­ем, что, в слу­чае непод­чи­не­ния это­му рас­по­ря­же­нию, ви­нов­ный бу­дет аре­сто­ван»^[62]. Од­новре­мен­но гу­бер­на­тор об­ра­тил­ся к епи­ско­пу Гер­мо­ге­ну «с прось­бой ока­зать на от­ца Или­о­до­ра над­ле­жа­щее воз­дей­ствие»^[63].
27 мар­та свя­ти­тель на­пра­вил иеро­мо­на­ху Или­о­до­ру уве­ща­тель­ное по­сла­ние, в ко­то­ром, в част­но­сти, на­пи­сал: «Ра­ди Бо­га, про­шу Вас... не ста­рай­тесь поль­зо­вать­ся чи­сто внеш­ней под­держ­кой на­род­ной тол­пы как мас­сы, хо­тя и бла­го­че­сти­вой; не ста­рай­тесь упо­треб­лять эту мзду под­ня­то­го нерв­но­го во­оду­шев­ле­ния на­род­ной тол­пы как ору­дие борь­бы с кем-ли­бо или угро­зы – это сред­ство весь­ма опас­ное, по­доб­но взрыв­ча­то­му сна­ря­ду. Этим сред­ством с ве­ли­чай­шей опас­но­стью и ча­сто с со­вер­шен­ным вре­дом для се­бя и для сво­е­го де­ла поль­зу­ют­ся по­ли­ти­че­ские ми­тин­ги­сты. А меж­ду тем я глу­бо­ко ве­рю, что Ваш дух, Ва­ша рев­ность ищут, со­би­ра­ют, при­вле­ка­ют к Бо­гу на­род, как Бо­жие до­сто­я­ние, и не ищут сво­их си»^[64].
По­сле уве­ща­ний свя­ти­те­ля иеро­мо­нах Или­о­дор стал бо­лее сдер­жан в сво­их про­по­ве­дях, ста­ра­ясь не до­пус­кать рез­ких и необ­ду­ман­ных вы­ра­же­ний. Од­на­ко это ни­сколь­ко не из­ме­ни­ло взгля­да на него по­ли­ции и чи­нов­ни­ков. Ца­ри­цын­ская по­ли­ция за­кры­ла ауди­то­рию, в ко­то­рой он вы­сту­пал, «под пред­ло­гом яко­бы непроч­но­сти зда­ния, в ко­то­ром по­ме­ща­ет­ся ауди­то­рия»^[65], а 10 ав­гу­ста 1908 го­да из­би­ла ве­ру­ю­щих, об­ви­нив их в непод­чи­не­нии вла­сти.
И епи­скоп Гер­мо­ген вы­нуж­ден был по это­му по­во­ду пи­сать объ­яс­не­ние Си­но­ду^[66].
Од­ним из фак­то­ров, внес­ших бес­по­ря­док и сму­ту в епар­хи­аль­ную жизнь, ста­ли пуб­ли­ка­ции в прес­се, ко­то­рые мно­гое не быв­шее изо­бра­жа­ли на сво­их стра­ни­цах как быв­шее, вво­дя в за­блуж­де­ние и сея сму­ту в ду­шах чи­та­те­лей. 15 сен­тяб­ря 1908 го­да епи­скоп Гер­мо­ген об­ра­тил­ся по это­му по­во­ду к Са­ра­тов­ско­му гу­бер­на­то­ру гра­фу Та­ти­ще­ву с пись­мом, в ко­то­ром пе­ре­чис­лил все ис­ка­жа­ю­щие дей­стви­тель­ность пуб­ли­ка­ции^[67].
4 ок­тяб­ря 1908 го­да в Са­ра­то­ве от­крыл­ся епар­хи­аль­ный съезд ду­хо­вен­ства. В вос­кре­се­нье, 5 ок­тяб­ря, в день те­зо­име­нит­ства Це­са­ре­ви­ча Алек­сия, вла­ды­ка слу­жил ли­тур­гию и мо­ле­бен в ка­фед­раль­ном со­бо­ре Са­ра­то­ва в со­слу­же­нии свя­щен­ни­ков – пред­се­да­те­ля съез­да, неко­то­рых де­ле­га­тов и ду­хо­вен­ства со­бо­ра. По­сле ли­тур­гии свя­ти­тель об­ра­тил­ся к на­ро­ду со сло­вом.
Он об­ри­со­вал «тя­гост­ное по­ло­же­ние совре­мен­ной цер­ков­ной про­по­ве­ди, ко­гда лю­ди и ли­ца, при­зван­ные охра­нять по­ря­док и спо­кой­ствие стра­ны, по недо­ра­зу­ме­нию ино­гда, и да­же до­воль­но ча­сто, усмат­ри­ва­ют в со­вер­шен­но чи­стом, здра­вом, жи­вом пас­тыр­ском сло­ве нечто зло­вред­ное!..
В при­ме­рах му­же­ствен­ных ис­по­вед­ни­че­ских по­дви­гов жиз­ни и неумол­ка­е­мо­го сло­ва свя­ти­те­лей Мос­ков­ских Пет­ра, Алек­сия, Ио­ны и Филип­па да по­черп­нем мы во бла­го­го­ве­нии бла­го­дат­ную си­лу, пас­тыр­скую рев­ность, му­че­ни­че­скую кре­пость и... бес­стра­шие! Эти свя­тые при­ме­ры вдох­но­вят нас, освя­тят, умуд­рят и укре­пят на тя­же­лом пу­ти на­ше­го пас­тыр­ства, на­ше­го де­ла­ния Хри­сто­ва де­ла! По­мо­лим­ся, да да­ру­ет Ми­ло­сти­вый Гос­подь си­лу и кре­пость Ца­рю на­ше­му – по­ма­зан­ни­ку Неба! И да вос­пи­та­ет, умуд­рит ра­зу­мом вы­со­ким воз­люб­лен­но­го цар­ствен­но­го мла­ден­ца на­след­ни­ка Це­са­ре­ви­ча – этой свет­лой бу­ду­щей на­деж­ды Свя­той Ру­си. Мо­ли­тесь, рус­ские лю­ди, про­си­те Бо­га Все­дер­жи­те­ля, да вы­ну хра­нит Гос­подь Го­су­да­ря, Го­су­да­рынь, На­след­ни­ка и весь цар­ству­ю­щий дом!»^[68]
По­сле бо­го­слу­же­ния де­ле­га­ты съез­да ду­хо­вен­ства бы­ли при­ня­ты епи­ско­пом, где за­чи­та­ли одоб­рен­ный съез­дом текст те­ле­грам­мы Им­пе­ра­то­ру^[69].
Пер­вым под­пи­сал­ся под этой те­ле­грам­мой епи­скоп Гер­мо­ген, а за­тем пред­ста­ви­те­ли де­ле­га­тов епар­хи­аль­но­го съез­да.
Ве­че­ром то­го же дня в за­ле му­зы­каль­но­го учи­ли­ща со­сто­я­лись оче­ред­ные пас­тыр­ские бе­се­ды, на слу­ша­ние ко­то­рых со­бра­лось мно­же­ство лю­дей. «Чте­ние на­чал... Прео­свя­щен­ней­ший Гер­мо­ген, вдох­но­вен­но жи­вым сло­вом, взяв те­мою – внут­рен­ние ос­но­вы и си­лы в пра­во­слав­но-пас­тыр­ском труд­ни­че­стве»^[70].
Те­ле­грам­ма епар­хи­аль­но­го съез­да Им­пе­ра­то­ру бы­ла опуб­ли­ко­ва­на в га­зе­тах, и «га­зе­ты ле­во­го на­прав­ле­ния под­верг­ли текст те­ле­грам­мы са­мой оже­сто­чен­ной... кри­ти­ке, ста­ра­ясь вме­сте с тем при­дать те­ле­грам­ме ха­рак­тер ре­во­лю­ци­он­но­го вы­ступ­ле­ния ду­хо­вен­ства»^[71].
Ед­ва ли не в тот же день, ко­гда в га­зе­те «Брат­ский ли­сток» бы­ли опуб­ли­ко­ва­ны те­ле­грам­ма епи­ско­па и съез­да ду­хо­вен­ства Им­пе­ра­то­ру и про­по­ведь вла­ды­ки за бо­го­слу­же­ни­ем, Са­ра­тов­ский гу­бер­на­тор граф Та­ти­щев на­пи­сал жа­ло­бу в Си­нод.
8 ок­тяб­ря епи­скоп Гер­мо­ген от­пра­вил обер-про­ку­ро­ру разъ­яс­ни­тель­ное пись­мо, при­ло­жив к нему пуб­ли­ка­цию «Брат­ско­го лист­ка»; он пи­сал: «Из то­го об­сто­я­тель­ства, что мо­ло­дой че­ло­век, ис­прав­ля­ю­щий обя­зан­но­сти гу­бер­на­то­ра в ужас­но бой­кой ре­во­лю­ци­ни­зо­ван­ной гу­бер­нии, осме­лил­ся за од­но лишь по­уче­ние, ска­зан­ное в хра­ме епи­ско­пом, по­тре­бо­вать его уда­ле­ния из го­ро­да (!), мож­но усмот­реть, ка­ко­во это по­ло­же­ние... Пре­да­ет­ся, сле­до­ва­тель­но, за­бве­нию и да­же пре­зре­нию вся са­мо­от­вер­жен­ная де­я­тель­ность ду­хов­но­го ли­ца в те­че­ние по­чти шест­на­дца­ти лет в двух са­мых вул­ка­ни­че­ских пунк­тах Рос­сии: Кав­ка­зе и Са­ра­то­ве... Это об­сто­я­тель­ство с во­пи­ю­щей яр­ко­стью до­ка­зы­ва­ет, до ка­ко­го бес­че­ло­ве­чия и край­но­сти до­шли стес­не­ния и пре­сле­до­ва­ния со сто­ро­ны совре­мен­но­го ду­ха вре­ме­ни про­тив Пра­во­слав­ной Церк­ви и ду­хо­вен­ства: даль­ше ид­ти уже неку­да!.. Тос­ка и му­ка невы­ра­зи­мо гне­тут... дух всех пра­во­слав­но-ве­ру­ю­щих лю­дей, и по­ис­ти­не, “несть ми­ра, несть успо­ко­е­ния ни в гра­дах, ни в ве­сях на­ших” (мо­лит­ва Свя­тей­ше­го Си­но­да)...
И на­до бы по­за­бо­тить­ся имен­но о пра­во­слав­ных лю­дях, а не при­спо­саб­ли­вать­ся все­ми ме­ра­ми и за­ко­на­ми к ино­ве­рию и ино­сла­вию...»^[72]
На сле­ду­ю­щий день пре­мьер-ми­нистр Сто­лы­пин, за­щи­щая по­зи­цию гра­фа Та­ти­ще­ва, от­пра­вил пись­мо обер-про­ку­ро­ру Из­воль­ско­му. «...Остав­ле­ние де­ла без по­след­ствий, – пи­сал он, – по­ве­дет к невоз­мож­но­му по­ло­же­нию гу­бер­на­то­ра, осо­бен­но вви­ду аги­та­ции ис­туп­лен­ных лю­дей, ре­кла­ми­ру­е­мой и Ва­шим “Ко­ло­ко­лом”. Я на­хо­жу, что необ­хо­ди­мо вы­звать Гер­мо­ге­на и не пус­кать его об­рат­но, да­же для про­ща­ния с епар­хи­ей, так как неми­ну­е­мо воз­никнет но­вый скан­дал»^[73].
По бла­го­сло­ве­нию епи­ско­па Гер­мо­ге­на бы­ла со­зда­на ко­мис­сия «для со­став­ле­ния до­кла­да Выс­шей цер­ков­ной вла­сти в Рос­сии о том, что все­под­дан­ней­шая те­ле­грам­ма съез­да не име­ет то­го ре­во­лю­ци­он­но­го ха­рак­те­ра, ка­кой ей при­дан в ле­вой пе­ча­ти»^[74].
Обер-про­ку­рор Свя­тей­ше­го Си­но­да Из­воль­ский в свя­зи с вме­ша­тель­ством Сто­лы­пи­на пре­ду­пре­дил про­то­и­е­рея Иоан­на Вос­тор­го­ва о воз­мож­но­сти пе­ре­во­да епи­ско­па Гер­мо­ге­на на дру­гую ка­фед­ру, и про­то­и­е­рей Иоанн по­спе­шил к от­цу Иоан­ну Крон­штадт­ско­му, ко­то­рый, глу­бо­ко пе­ре­жи­вая все про­ис­хо­дя­щее, весь­ма со­чув­ство­вал Прео­свя­щен­но­му Гер­мо­ге­ну. Для от­ца Иоан­на епи­скоп Гер­мо­ген был об­раз­цом тех немно­гих, кто, как и он сам, сме­ло вы­сту­пи­ли про­тив ду­ха вре­ме­ни, не счи­та­ясь с по­след­стви­я­ми для сво­е­го лич­но­го по­ло­же­ния. В сво­ем днев­ни­ке 13 ок­тяб­ря 1908 го­да отец Иоанн за­пи­сал: «Гос­по­ди, за­щи­ти и удер­жи в Са­ра­то­ве епи­ско­па Гер­мо­ге­на, и да не пре­мог­ут его нече­сти­вые»^[75].
Ве­че­ром 14 ок­тяб­ря пра­вые чле­ны Го­судар­ствен­ной Ду­мы со­ста­ви­ли те­ле­грам­му на имя мит­ро­по­ли­та Ан­то­ния и ко­пию – обер-про­ку­ро­ру Из­воль­ско­му с прось­бой не пе­ре­во­дить епи­ско­па Гер­мо­ге­на с Са­ра­тов­ской ка­фед­ры^[76].
Узнав о по­стиг­ших свя­ти­те­ля ис­ку­ше­ни­ях, мно­гие пас­ты­ри и при­хо­ды ста­ли об­ра­щать­ся к нему с пись­ма­ми под­держ­ки^[77].
Хо­ро­шо знав­ший вла­ды­ку из­вест­ный об­ще­ствен­ный де­я­тель Лев Ти­хо­ми­ров 20 ок­тяб­ря 1908 го­да пи­сал ему: «Я рас­ста­вал­ся с Ва­ми в пол­ной уве­рен­но­сти иметь удо­воль­ствие сно­ва уви­дать Вас зи­мой^[h], а те­перь ис­чез­ла не толь­ко эта на­деж­да, но слы­шу об ис­ку­ше­ни­ях, окру­жив­ших Ва­ше свя­ти­тель­ское слу­же­ние да­же и на ка­фед­ре Ва­шей. Не мо­гу воз­дер­жать­ся вы­ска­зать Ва­ше­му Прео­свя­щен­ству свою скорбь по это­му по­во­ду, свое ува­же­ние к Ва­ше­му слу­же­нию и свою на­деж­ду на то, что Гос­подь Бог под­дер­жит Сво­е­го слу­жи­те­ля ими­же весть пу­тя­ми.
Тя­же­лый ис­кус про­хо­дит пра­во­сла­вие на Ру­си в на­ши дни, и не толь­ко по друж­но­му на­тис­ку про­тив­ни­ков, но и по то­му, что в са­мой пра­во­слав­ной сре­де неред­ко при­хо­дит­ся ду­мать: “своя сво­их не по­зна­ша”...
На­де­юсь, Прео­свя­щен­ней­ший Вла­ды­ка, что не от­ка­же­те мне в Ва­шей мо­лит­ве о Бо­жьей по­мо­щи в труд­но­стях и слож­но­стях, усе­и­ва­ю­щих и мой скром­ный путь и неред­ко за­ту­ма­ни­ва­ю­щих по­ня­тие о том, что де­лать для то­го, чтобы де­лать не свое, а Бо­жье де­ло»^[78].
Свя­тей­ший Си­нод от­пра­вил в Са­ра­тов­скую епар­хию в ка­че­стве ре­ви­зо­ра то­ва­ри­ща обер-про­ку­ро­ра се­на­то­ра Алек­сея Пет­ро­ви­ча Ро­го­ви­ча, ко­то­рый 27 ок­тяб­ря 1908 го­да ве­че­ром дол­жен был при­быть в Ца­ри­цын. На од­ной из бли­жай­ших к Ца­ри­цы­ну стан­ций к ре­ви­зо­ру при­со­еди­нил­ся гу­бер­на­тор граф Та­ти­щев в со­про­вож­де­нии на­чаль­ни­ка Са­ра­тов­ско­го гу­берн­ско­го жан­дарм­ско­го управ­ле­ния. Гу­бер­на­тор за­явил, что им по­лу­че­на от ца­ри­цын­ско­го по­лиц­мей­сте­ра те­ле­грам­ма о том, что Прео­свя­щен­ный Гер­мо­ген го­то­вит­ся встре­тить ре­ви­зо­ра на вок­за­ле пат­ри­о­ти­че­ской ма­ни­фе­ста­ци­ей.
– Не по­шле­те ли те­ле­грам­му об от­мене та­кой встре­чи? – спро­сил гу­бер­на­тор.
Алек­сей Пет­ро­вич, про­явив бла­го­ра­зу­мие, не стал по­сы­лать те­ле­грам­мы, и ко­гда подъ­е­ха­ли к Ца­ри­цы­ну, вы­яс­ни­лось, что до­не­се­ние по­ли­ции, ко­то­ро­му столь до­ве­ря­ла гу­берн­ская власть, бы­ло лож­ным: его встре­тил вла­ды­ка с дву­мя про­то­и­е­ре­я­ми – клю­ча­рем са­ра­тов­ско­го ка­фед­раль­но­го со­бо­ра и мест­ным бла­го­чин­ным.
Озна­ко­мив­шись со всем след­ствен­ным ма­те­ри­а­лом, со­бран­ным как епар­хи­ей, так и су­деб­ны­ми вла­стя­ми, то­ва­рищ обер-про­ку­ро­ра озна­ко­мил­ся и с пись­ма­ми в за­щи­ту иеро­мо­на­ха Или­о­до­ра, под ко­то­ры­ми сто­я­ли ты­ся­чи под­пи­сей, – два пись­ма бы­ли по­да­ны ему лич­но – от пра­во­слав­но­го Брат­ства и от ра­бо­чих за­во­да «Урал-Вол­га». Он по­бе­се­до­вал с неко­то­ры­ми из под­пи­сав­ших пись­ма, и они рас­ска­за­ли ему, что про­по­ве­ди от­ца Или­о­до­ра отрез­ви­ли их «от ре­во­лю­ци­он­но­го уга­ра, вер­ну­ли к се­мье, к Церк­ви, от­да­ли­ли от пьян­ства»^[79].
29 ок­тяб­ря 1908 го­да епи­скоп Гер­мо­ген в за­клю­че­ние ис­то­рии об из­би­е­нии по­ли­ци­ей ве­ру­ю­щих на­пра­вил Алек­сею Пет­ро­ви­чу Ро­го­ви­чу пись­мо^[80].
Про­ана­ли­зи­ро­вав став­шие ему из­вест­ны­ми фак­ты, си­но­даль­ный ре­ви­зор со­ста­вил от­чет^[81], по­сле ко­то­ро­го епи­скоп Гер­мо­ген был остав­лен на Са­ра­тов­ской ка­фед­ре.
В ав­гу­сте 1909 го­да Ми­ни­стер­ство внут­рен­них дел по­лу­чи­ло све­де­ния, что 27-го и 28 июля на «лес­ных при­ста­нях го­ро­да Ца­ри­цы­на ба­сто­ва­ло око­ло трех ты­сяч ра­бо­чих, при­чем пре­кра­ще­ние ра­бот, по­ми­мо при­чин эко­но­ми­че­ских, бы­ло в зна­чи­тель­ной сте­пе­ни ре­зуль­та­том про­по­ве­ди од­но­го из мо­на­стыр­ских свя­щен­ни­ков о необ­хо­ди­мо­сти со­блю­де­ния всех вос­крес­ных и празд­нич­ных дней... По­доб­ные про­по­ве­ди про­из­но­си­лись по пред­пи­са­нию епар­хи­аль­ной вла­сти со вре­ме­ни воз­буж­де­ния в Го­судар­ствен­ном Со­ве­те во­про­са о со­кра­ще­нии празд­ни­ков, при­чем на необ­хо­ди­мо­сти со­хра­не­ния та­ко­вых осо­бен­но на­ста­и­вал в сво­их про­по­ве­дях иеро­мо­нах Или­о­дор»^[82].
Ми­ни­стер­ство вы­сла­ло за­прос по это­му по­во­ду обер-про­ку­ро­ру Свя­тей­ше­го Си­но­да С.М. Лу­кья­но­ву, а тот за­про­сил Са­ра­тов­ско­го епи­ско­па Гер­мо­ге­на, ко­то­рый, как счи­та­ла по­ли­ция, под­дер­жал пра­во­слав­ных ра­бо­чих, от­пра­вив иеро­мо­на­ху Или­о­до­ру те­ле­грам­му: «Имею све­де­ния, что ра­бо­чие аре­сто­ва­ны за до­мо­га­тель­ство вос­крес­но­го от­ды­ха. Узнай­те, кто аре­сто­ван, за что»^[83]. Обер-про­ку­рор, из­ло­жив по­сту­пив­шие к нему све­де­ния, по­про­сил на них от­зыв епи­ско­па.
Епи­скоп Гер­мо­ген об­ра­зо­вал ко­мис­сию из ду­хо­вен­ства по вы­яс­не­нию, кто из ра­бо­чих в дей­стви­тель­но­сти по­се­щал хра­мы и празд­но­вал ре­ли­ги­оз­ные празд­ни­ки. Вла­ды­ка дал свое за­клю­че­ние в пись­ме обер-про­ку­ро­ру Свя­тей­ше­го Си­но­да Лу­кья­но­ву, из­ло­жив все об­сто­я­тель­ства, пред­ше­ство­вав­шие за­ба­стов­ке^[84].
Свя­ти­тель чрез­вы­чай­но был обес­по­ко­ен то­гда мас­со­вой ги­бе­лью хри­сти­ан­ских душ в бес­по­щад­ных вол­нах са­мо­го гру­бо­го раз­вра­та, по­ра­жа­ю­ще­го лю­дей тяж­ки­ми бо­лез­ня­ми, несу­щи­ми и ду­хов­ную и физи­че­скую смерть. В 1909 го­ду в свя­зи с из­ве­сти­я­ми о на­си­лии, со­вер­шен­ном в Са­ра­то­ве над вось­ми­лет­ней де­воч­кой, епи­скоп по­сле бо­го­слу­же­ния об­ра­тил­ся к пастве с го­ря­чим при­зы­вом к борь­бе с раз­вра­том^[85].
В это вре­мя в рус­ском об­ра­зо­ван­ном об­ще­стве ма­ло оста­ва­лось лю­дей, го­то­вых к ра­зум­ной и со­зи­да­тель­ной де­я­тель­но­сти: од­ни, за­ни­мая те или иные вы­со­кие по­сты, слу­жи­ли не Оте­че­ству, а се­бе, за­бы­вая де­лать и раз­ни­цу меж­ду ин­те­ре­са­ми Ро­ди­ны и соб­ствен­ны­ми; дру­гие хо­тя и де­мон­стри­ро­ва­ли же­ла­ние дей­ство­вать на бла­го Ро­ди­ны, но уже дав­но не пред­став­ля­ли се­бе, ка­ко­вы ос­но­вы это­го бла­га, на чем стро­и­лось ра­нее бы­тие рус­ско­го че­ло­ве­ка и бла­го стра­ны: отой­дя от Пра­во­слав­ной Церк­ви, они за­ча­стую дей­ство­ва­ли, ру­ко­вод­ству­ясь уже ис­клю­чи­тель­но сво­и­ми стра­стя­ми, и вме­сто со­зи­да­ния вно­си­ли в об­ще­ство дух раз­ру­ше­ния; тре­тьи – нена­ви­де­ли Пра­во­слав­ную Цер­ковь и Рос­сию и со­зна­тель­но тру­ди­лись над их раз­ру­ше­ни­ем, лишь при­кры­ва­ясь сло­ва­ми о бла­ге стра­ны. Ле­вые ли­бе­раль­ные и ре­во­лю­ци­он­ные га­зе­ты по­сто­ян­но пуб­ли­ко­ва­ли ма­те­ри­а­лы, чтобы ском­про­ме­ти­ро­вать епи­ско­па Гер­мо­ге­на. 6 фев­ра­ля 1909 го­да в га­зе­те «Са­ра­тов­ский ли­сток» бы­ла на­пе­ча­та­на ста­тья о том, буд­то в со­бра­нии Пра­во­слав­но­го брат­ства свя­щен­ник Мат­фей Кар­ма­нов за­ни­мал­ся аги­та­ци­ей с це­лью пре­пят­ство­вать про­ве­де­нию в жизнь за­ко­на об от­ве­де­нии кре­стья­нам зем­ли под ху­то­ра. Эта за­мет­ка в ка­че­стве оче­ред­но­го до­но­са бы­ла пре­про­вож­де­на обер-про­ку­ро­ру Свя­тей­ше­го Си­но­да Лу­кья­но­ву, и тот по­тре­бо­вал от вла­ды­ки объ­яс­не­ний.
16 мая то­го же го­да епи­скоп Гер­мо­ген на­пра­вил обер-про­ку­ро­ру от­вет, разъ­яс­нив, что эта за­мет­ка яв­ля­ет­ся все­го лишь оче­ред­ным до­но­сом^[86]. Озна­ко­мив­шись с объ­яс­не­ни­ем епи­ско­па, обер-про­ку­рор при­нял ре­ше­ние все оста­вить без по­след­ствий и не вы­сту­пать с пуб­лич­ны­ми опро­вер­же­ни­я­ми.
Пе­ку­щий­ся о спа­се­нии душ ар­хи­пас­тырь не бо­ял­ся враж­ду­ю­ще­го про­тив Ис­ти­ны ми­ра и, по­доб­но свя­ти­те­лям Ва­си­лию Ве­ли­ко­му и Иоан­ну Зла­то­усту, за­щи­щал пра­во­сла­вие от про­по­ве­дей без­бо­жия и раз­вра­та, ко­то­рые ста­ли гром­ко то­гда раз­да­вать­ся с те­ат­раль­ных под­мост­ков. Са­ра­тов­ское ду­хо­вен­ство вы­ра­зи­ло про­тест про­тив зре­лищ, име­ю­щих без­нрав­ствен­ный ха­рак­тер. Прео­свя­щен­ный Гер­мо­ген под­дер­жал ду­хо­вен­ство и на­пи­сал: «Вполне со­гла­сен со взгля­дом ду­хо­вен­ства на ха­рак­тер­ное те­че­ние (про­ти­во­нрав­ствен­ное и про­ти­во­ре­ли­ги­оз­ное) ны­неш­не­го вре­ме­ни; вы­ра­жаю пол­ную го­тов­ность хо­да­тай­ство­вать пе­ред выс­шею ду­хов­ною и свет­скою властьми о пре­се­че­нии... зла»^[87].
Епи­скоп Гер­мо­ген вы­сту­пил про­тив по­ста­нов­ки в Са­ра­то­ве пьес «Анат­э­ма» и «Ан­фи­са» Лео­ни­да Ан­дре­ева, об­ра­тив­шись с прось­бой через пред­во­ди­те­ля дво­рян­ства к Са­ра­тов­ско­му гу­бер­на­то­ру за­щи­тить пра­во­слав­ных, но по­лу­чил от­вет, что «в этих пье­сах не ви­дит­ся ни­че­го та­ко­го... да и гу­бер­на­тор не име­ет пра­ва вос­пре­щать пьес, раз­ре­шен­ных цен­зу­рой»^[88]. Вла­ды­ке ста­ло яс­но, что власть от­ка­зы­ва­ет­ся от за­щи­ты нрав­ствен­ных ос­нов на­род­ной жиз­ни, ко­то­рые име­ют сво­им ис­точ­ни­ком пра­во­сла­вие.
14 но­яб­ря 1909 го­да в са­ра­тов­ском ка­фед­раль­ном со­бо­ре епи­скоп про­из­нес сло­во по по­во­ду по­ста­нов­ки пьес «Анат­э­ма» и «Ан­фи­са», за­кон­чив его об­ра­ще­ни­ем к свет­ской вла­сти в ли­це гу­бер­на­то­ра гра­фа Та­ти­ще­ва, при­сут­ство­вав­ше­го за бо­го­слу­же­ни­ем, с хо­да­тай­ством о при­ня­тии всех воз­мож­ных мер по пре­кра­ще­нию воз­му­ти­тель­но­го бо­го­хуль­ства и про­по­ве­ди раз­вра­та на те­ат­раль­ных под­мост­ках.
В тот же день гу­бер­на­тор от­пра­вил ми­ни­стру внут­рен­них дел в Санкт-Пе­тер­бург шиф­ро­ван­ную те­ле­грам­му, из­ло­жив про­по­ведь епи­ско­па о пье­сах, в ко­то­рых, по мне­нию епи­ско­па, «до­пус­ка­ет­ся оскорб­ле­ние Бо­га... Про­ся снять пье­сы с ре­пер­ту­а­ра... [епи­скоп] ука­зал, что по­ру­га­ние Бо­га вы­зы­ва­ет спра­вед­ли­вый на­род­ный гнев, с ко­то­рым власть не мо­жет не счи­тать­ся. До­кла­ды­вая [об] из­ло­жен­ном, до­бав­ляю, пье­са “Анат­э­ма” ста­вит­ся [по] цен­зу­ри­ро­ван­но­му эк­зем­пля­ру... Вче­ра прось­ба двух чле­нов Пра­во­слав­но­го брат­ско­го со­ю­за вос­пре­тить “Анат­эму”... остав­ле­на мной без удо­вле­тво­ре­ния, разъ­яс­не­но, что пье­са раз­ре­ше­на цен­зу­рой и мо­жет быть вос­пре­ще­на лишь в слу­чае из­вра­ще­ния»^[89], – пи­сал он.
«Вы­сту­пая с пас­тыр­ским сло­вом про­тив пье­сы, – пи­сал поз­же вла­ды­ка, – я во­все не имел в ви­ду той или иной ли­те­ра­тур­ной цен­но­сти ее – а она, по об­ще­му при­зна­нию, ни­чтож­на – я имел в ви­ду эту пье­су как воз­му­ти­тель­ный паск­виль про­тив Бо­же­ствен­но­го Про­ви­де­ния и всех до­ро­гих и свя­щен­ных для каж­до­го хри­сти­а­ни­на пред­ме­тов ве­ры. Ведь уже са­мый факт оскорб­ле­ния Бо­жье­го Ли­ца и Бо­жье­го Про­мыс­ла, Бо­жье­го де­ла в че­ло­ве­че­стве дол­жен до глу­би­ны ду­ши оскорб­лять и воз­му­щать тех (пра­во­слав­ных), ко­то­рые чуть ли не в несколь­ких ша­гах от те­ат­ра сла­вят То­го же Гос­по­да Бо­га и все Его чуд­ные де­ла и спа­си­тель­ное про­мыш­ле­ние о че­ло­ве­че­стве!..
Ес­ли взять во вни­ма­ние, по­вто­ряю, фак­ти­че­ское оскорб­ле­ние и вы­сме­и­ва­ние свя­тей­ших пред­ме­тов хри­сти­ан­ской ве­ры, то по­ис­ти­не пред­став­ля­ет­ся весь­ма стран­ным – чтобы не ска­зать боль­ше – ве­ли­ко­душ­но-снис­хо­ди­тель­ное от­но­ше­ние к паск­ви­лю про­тив ре­ли­гии неко­то­рых власть иму­щих свет­ских лиц. В са­мом де­ле, лю­ди, ко­то­рым вве­ря­ет­ся внут­рен­нее и внеш­нее упо­ря­до­че­ние и уми­ро­тво­ре­ние дей­стви­тель­ных, фак­ти­че­ски про­яв­ля­е­мых сто­рон жиз­ни и по­ве­де­ния об­ще­ства, по­сту­па­ют как тео­ре­ти­ки-фило­со­фы, вер­нее, как су­хие кан­це­ля­ри­сты: они не на­хо­дят в пье­сах, по­доб­ных “Анат­эме”, ни­че­го та­ко­го, с чем бы сле­до­ва­ло се­рьез­но счи­тать­ся толь­ко по­то­му, быть мо­жет, что са­ми пье­сы не та­лант­ли­вы... Ес­ли же эти лю­ди не фило­со­фы, не кан­це­ля­ри­сты, так, ве­ро­ят­но, пред­на­ме­рен­ные и упор­ные по­пусти­те­ли об­ще­ствен­но­го зла...»^[90]
Об­ра­зо­ван­ное об­ще­ство, ко­то­рое толь­ко по име­ни еще на­зы­ва­лось хри­сти­ан­ским, вос­ста­ло на вла­ды­ку за его за­щи­ту хри­сти­ан­ских ис­тин и нрав­ствен­но­сти, так что свя­ти­те­лю при­шлось сно­ва объ­яс­нять­ся, и на этот раз со сво­им на­чаль­ством^[91].
Хо­тя ре­во­лю­ци­он­ные вол­не­ния, свя­зан­ные с на­си­ли­ем, к то­му вре­ме­ни и пре­кра­ти­лись, од­на­ко агрес­сив­но без­бож­ное на­стро­е­ние об­ще­ства оста­лось по­чти та­ким же. Во вре­мя крест­но­го хо­да на Вол­гу 6 ян­ва­ря 1910 го­да, в празд­ник Бо­го­яв­ле­ния Гос­под­ня, ко­гда сонм свя­щен­но­слу­жи­те­лей во гла­ве с епи­ско­пом Гер­мо­ге­ном в окру­же­нии мно­же­ства пра­во­слав­ных ми­рян шел по на­прав­ле­нию к Вол­ге, са­ра­тов­ская мо­ло­дежь сто­я­ла по сто­ро­нам, упе­рев ру­ки в бо­ка, в шап­ках и с па­пи­ро­са­ми, пле­ва­ла ше­лу­хой се­ме­чек и сме­я­лась ка­ким-то де­мо­ни­че­ским сме­хом над непо­нят­ным для нее хри­сти­ан­ским тор­же­ством^[92].
В 1910 го­ду в про­по­ве­ди в Верб­ное вос­кре­се­нье вла­ды­ка ска­зал сло­во, объ­яс­няя, по­че­му вро­де бы и ве­ру­ю­щие и во вся­ком слу­чае по­се­ща­ю­щие хра­мы лю­ди вдруг ста­но­вят­ся агрес­сив­ны­ми без­бож­ни­ка­ми^[93].
Опи­сы­вая 10-лет­нее слу­же­ние епи­ско­па Гер­мо­ге­на в Са­ра­тов­ской епар­хии, га­зе­та «Брат­ский ли­сток» пи­са­ла: «На­стой­чи­во тре­буя от под­ве­до­мо­го ду­хо­вен­ства рев­но­сти в ис­пол­не­нии сво­их пас­тыр­ских обя­зан­но­стей, вла­ды­ка при­ни­ма­ет все за­ви­ся­щие от него ме­ры к под­ня­тию и воз­вы­ше­нию ав­то­ри­те­та ду­хо­вен­ства, к ограж­де­нию его от про­ис­ков и зло­упо­треб­ле­ний со сто­ро­ны власть иму­щих – ду­хов­ных и свет­ских лиц, к по­ощ­ре­нию его пас­тыр­ских тру­дов...
Со вре­ме­ни вступ­ле­ния Прео­свя­щен­но­го вла­ды­ки Гер­мо­ге­на на Са­ра­тов­скую ка­фед­ру все ста­ло за­ви­сеть лич­но от его ар­хи­пас­тыр­ско­го бла­го­усмот­ре­ния вне вся­ких ка­ких бы то ни бы­ло по­сто­рон­них вли­я­ний; по­те­ря­ла свою си­лу про­тек­ция; пре­кра­ти­лись... прак­ти­ко­вав­ша­я­ся ино­гда “по­куп­ка” луч­ших и бо­лее обес­пе­чен­ных мест за день­ги и дру­гие в по­доб­ных слу­ча­ях зло­упо­треб­ле­ния, еще так недав­но “дей­ство­вав­шие” в епар­хии. Вне вся­ких по­до­зре­ний у ду­хо­вен­ства епар­хии ста­ла кан­це­ля­рия епи­ско­па, во гла­ве ко­то­рой по­став­ле­но ли­цо с выс­шим ака­де­ми­че­ским об­ра­зо­ва­ни­ем. Толь­ко при вла­ды­ке Гер­мо­гене ста­ли воз­мож­ны­ми слу­чаи, ко­гда без­вест­ные до­се­ле тру­же­ни­ки, им за­ме­чен­ные, пе­ре­во­ди­лись им са­мим на луч­шие ме­ста в уезд­ные го­ро­да и да­же в са­мый Са­ра­тов, о чем они, не имея свя­зей и про­тек­ции, не мог­ли ра­нее и меч­тать.
По­сле ду­хо­вен­ства пред­ме­том са­мо­го бди­тель­но­го, на­стой­чи­во­го, мож­но ска­зать, вни­ма­ния вла­ды­ки бы­ли и есть хра­мы, мо­на­сты­ри и шко­лы^[94]. За вре­мя свя­ти­тель­ства вла­ды­ки Гер­мо­ге­на по­стро­е­но и освя­ще­но свы­ше пя­ти­де­ся­ти хра­мов, из ко­их в од­ном Са­ра­то­ве во­семь...
Лю­бим жи­те­ля­ми го­ро­да Са­ра­то­ва Се­ра­фи­мов­ский храм – на кон­це го­ро­да, слу­жит он как бы ме­стом па­лом­ни­че­ства из цен­тра го­ро­да к пре­по­доб­но­му Се­ра­фи­му для лю­дей, чту­щих с осо­бым бла­го­го­ве­ни­ем па­мять се­го угод­ни­ка Бо­жия. На доб­ро­воль­ные по­жерт­во­ва­ния ни­ще­люб­цев во имя пре­по­доб­но­го Се­ра­фи­ма со­дер­жит­ся от­кры­тый вла­ды­кою при оном хра­ме и им осо­бо по­кро­ви­тель­ству­е­мый Алек­се­ев­ский дет­ский при­ют, в ко­ем вос­пи­ты­ва­ет­ся еже­год­но не ме­нее пя­ти­де­ся­ти маль­чи­ков-си­рот... При вла­ды­ке же Гер­мо­гене от­кры­то вновь око­ло ше­сти­де­ся­ти са­мо­сто­я­тель­ных при­хо­дов.
Об­ра­ще­но вла­ды­кою осо­бен­ное вни­ма­ние на бла­го­устрой­ство и умно­же­ние мо­на­сты­рей в епар­хии, ски­тов, пу́сты­нек, – этих, по его сло­вам, жи­во­нос­ных ис­точ­ни­ков, к ко­им с сер­деч­ною ве­рою при­бе­га­ют все скор­бя­щие, озлоб­лен­ные, отя­го­щен­ные жи­тей­ски­ми невзго­да­ми и нуж­да­ми лю­ди... За ис­клю­че­ни­ем го­ро­да Ка­мы­ши­на все го­ро­да Са­ра­тов­ской епар­хии, бла­го­да­ря тру­дам и де­я­тель­но­му уча­стию и под­держ­ке – не толь­ко нрав­ствен­ной, но и ма­те­ри­аль­ной со сто­ро­ны Прео­свя­щен­но­го вла­ды­ки Гер­мо­ге­на, име­ют или бу­дут иметь свои оби­те­ли или по­дво­рья, ка­ко­вые уже и те­перь до­став­ля­ют уте­ше­ние, от­ра­ду, ду­хов­ное успо­ко­е­ние и спа­се­ние ве­ру­ю­ще­му и бла­го­че­сти­во­му на­ро­ду рус­ско­му...»^[95]
«Чтобы предо­ста­вить мо­на­ше­ству­ю­щим боль­ше удобств для про­хож­де­ния при­ня­то­го ими на се­бя по­дви­га, Прео­свя­щен­ней­шим Гер­мо­ге­ном в пер­вом же го­ду епар­хи­аль­но­го управ­ле­ния за­го­род­ное ар­хи­ерей­ское по­ме­ще­ние, сто­я­щее близ Пре­об­ра­жен­ско­го мо­на­сты­ря, об­ра­ще­но в об­ще­жи­тель­ный муж­ской скит, ни­ко­гда не вход­ный для лиц жен­ско­го по­ла, с неопу­сти­тель­ным еже­днев­ным, пол­ным, стро­го устав­ным бо­го­слу­же­ни­ем; при­чем преж­няя цер­ковь зна­чи­тель­но рас­ши­ре­на, су­ще­ство­вав­шие по­ме­ще­ния ка­пи­таль­но от­ре­мон­ти­ро­ва­ны и нема­ло воз­ве­де­но вновь; со­об­раз­но с от­крыв­ши­ми­ся по­треб­но­стя­ми но­вых на­сель­ни­ков и для луч­ше­го вве­де­ния и укреп­ле­ния в нем стро­го мо­на­ше­ской жиз­ни бы­ли вы­зва­ны из из­вест­ной Глин­ской пу­сты­ни семь ино­ков...
Од­новре­мен­но с от­кры­ти­ем и обо­ру­до­ва­ни­ем се­го ски­та, и да­же несколь­ко рань­ше, в са­мом ар­хи­ерей­ском до­ме вве­ден ино­че­ский строй жиз­ни, по чи­ну то­же об­ще­жи­тия, при­чем бра­тии, здесь за­ня­той лишь по­слу­ша­ни­я­ми цер­ков­ны­ми, предо­став­ле­на пол­ная воз­мож­ность от­дать се­бя все­це­ло сво­е­му пер­во­му и глав­но­му де­лу – мо­лит­ве, что на­стой­чи­во тре­бу­ет­ся вла­ды­кою, по­сто­ян­но при­сут­ству­ю­щим на бо­го­слу­же­ни­ях...
Та­ким об­ра­зом, Прео­свя­щен­ным Гер­мо­ге­ном за ис­тек­шее де­ся­ти­ле­тие вос­со­зда­ны два близ­кие к по­ги­бе­ли мо­на­сты­ря и вновь от­кры­то, вклю­чая Та­лов­скую жен­скую оби­тель, две­на­дцать при­бе­жищ для ищу­щих “еди­но­го на по­тре­бу”...»^[96]
Про­то­и­е­рей Сер­гий Чет­ве­ри­ков вспо­ми­нал впо­след­ствии о слу­же­нии вла­ды­ки в Са­ра­то­ве: «Я при­был в Са­ра­тов на жи­тель­ство осе­нью 1901 го­да, т.е. в од­ном го­ду с его Прео­свя­щен­ством, и в про­дол­же­ние ше­сти лет имел воз­мож­ность близ­ко на­блю­дать его ар­хи­пас­тыр­скую де­я­тель­ность. С пер­вой же встре­чи мо­ей с вла­ды­кою его об­раз не мог не за­пе­чат­леть­ся в мо­ей ду­ше, и про­ве­ден­ные мною под его ар­хи­пас­тыр­ским во­ди­тель­ством шесть лет оста­ви­ли во мне мно­гие, раз­но­об­раз­ные, свет­лые вос­по­ми­на­ния...
С пер­вых же дней мо­е­го пре­бы­ва­ния в Са­ра­то­ве я узнал вла­ды­ку Гер­мо­ге­на как на­род­но­го мо­лит­вен­ни­ка и на­род­но­го на­став­ни­ка. По­том я еще узнал его как щед­ро­го бла­го­тво­ри­те­ля, и с та­ки­ми чер­та­ми сво­е­го ду­хов­но­го об­ли­ка он и остал­ся на­все­гда в мо­ей па­мя­ти.
Что ме­ня еще осо­бен­но по­ра­жа­ло и при­вле­ка­ло в Прео­свя­щен­ном – это его со­вер­шен­но юно­ше­ская от­зыв­чи­вость на вся­кое доб­рое на­чи­на­ние и пол­ное пре­не­бре­же­ние к сво­е­му соб­ствен­но­му удоб­ству и по­кою. Ведь он был вла­ды­ка – есте­ствен­но, ка­за­лось бы, ему иметь у се­бя опре­де­лен­ные ча­сы для при­е­ма по­се­ти­те­лей, а в осталь­ное вре­мя или за­ни­мать­ся бу­маж­ны­ми де­ла­ми, или ли­те­ра­тур­ной ра­бо­той и т.д., сло­вом, от­да­вать свой до­суг се­бе, сво­им ин­те­ре­сам. Ни­че­го по­доб­но­го.
Се­бе он не при­над­ле­жал. В лю­бое вре­мя дня к нему яв­ля­лись гим­на­зи­сты, гим­на­зист­ки, и он вы­хо­дил к ним и бе­се­до­вал по­дол­гу. Он мог по­ехать... в го­сти к ка­ко­му-ни­будь бла­го­че­сти­во­му ме­ща­ни­ну. Ко­гда я, бу­дучи еще ед­ва зна­ком с ним, за­бо­лел, он при­е­хал и ко мне на­ве­стить ме­ня, хо­тя я жил где-то со­всем на за­двор­ках... Ис­пол­нен­ный глу­бо­кой, пла­мен­ной ве­ры – он яв­ля­ет­ся не ка­би­нет­ным адми­ни­стра­то­ром, не да­ле­ким от жиз­ни уче­ным, а жи­вым прак­ти­че­ским де­я­те­лем, чут­ко и го­ря­чо от­зы­ва­ю­щим­ся на ду­хов­ные нуж­ды сво­ей паст­вы, не на­хо­дя­щим се­бе ни ми­ну­ты по­коя, жаж­ду­щим быть на на­ро­де, мо­лить­ся с ним, уте­шать его, на­став­лять его, нести на се­бе его немо­щи и бо­лез­ни. Это ар­хи­пас­тырь по пре­иму­ще­ству на­род­ный, и на­род са­ра­тов­ский по­лю­бил и оце­нил его...»^[97]
Вла­ды­ка все­гда де­я­тель­но от­кли­кал­ся на бе­ду лю­дей. 30 ав­гу­ста 1910 го­да в Ца­ри­цыне в тре­тьем ча­су но­чи на од­ной из окра­ин го­ро­да, где бы­ли пре­иму­ще­ствен­но де­ре­вян­ные по­строй­ки, вспых­нул по­жар, и к пя­ти ча­сам утра вы­го­ре­ло до­тла око­ло двух ты­сяч до­мов, так что по­чти де­сять ты­сяч че­ло­век оста­лись без кро­ва, иму­ще­ства и средств к су­ще­ство­ва­нию. Епи­скоп Гер­мо­ген немед­лен­но стал ока­зы­вать по­мощь, ор­га­ни­зо­вав сбор средств по всем при­хо­дам епар­хии – день­га­ми, ве­ща­ми и про­дук­та­ми^[98].
По­се­щая хра­мы епар­хии, свя­ти­тель слу­жил с та­ким бла­го­го­ве­ни­ем и мо­лит­вен­ным на­стро­ем, что кре­стьяне од­но­го из сел го­во­ри­ли сво­е­му свя­щен­ни­ку: «Де­ды и пра­де­ды не ви­да­ли та­ко­го. Нам не за­быть это­го свет­ло­го тор­же­ства, но из ро­да в род, от от­цов к де­тям, от де­тей ко вну­кам пе­рей­дут на­ши рас­ска­зы о при­ез­де вла­ды­ки Гер­мо­ге­на к нам в се­ло»^[99].
В при­хо­дах епи­скоп осо­бое вни­ма­ние уде­лял цер­ков­но-при­ход­ским шко­лам, став­шим то­гда ед­ва ли не един­ствен­ным ме­стом про­све­ще­ния на­ро­да. Ино­гда это бы­ва­ли се­ла, как се­ло Бор­ки в Сер­доб­ском уез­де, по ко­то­ро­му в 1905‑1906 го­дах ог­нен­ным ко­ле­сом про­ка­тил­ся бес­смыс­лен­ный бунт, ко­гда бес­по­щад­но раз­граб­ля­лись и сжи­га­лись до­ма, а жи­те­ли из­го­ня­лись. 30 сен­тяб­ря 1910 го­да вла­ды­ка по­се­тил храм По­кро­ва Бо­жи­ей Ма­те­ри в этом се­ле и ска­зал сло­во со­брав­ше­му­ся в хра­ме на­ро­ду^[100]. С глу­бо­ким вни­ма­ни­ем лю­ди слу­ша­ли епи­ско­па, и неволь­но на их гла­за на­во­ра­чи­ва­лись сле­зы по­ка­я­ния и со­жа­ле­ния о гре­хов­но про­жи­той жиз­ни.
Один из совре­мен­ни­ков пи­сал о де­я­тель­но­сти вла­ды­ки в Са­ра­то­ве: «Ве­де­ние пас­тыр­ских бе­сед с бла­го­сло­ве­ния... Прео­свя­щен­ней­ше­го Гер­мо­ге­на, епи­ско­па Са­ра­тов­ско­го и Ца­ри­цын­ско­го, в Са­ра­то­ве на­ча­лось в за­ле му­зы­каль­но­го учи­ли­ща. Опыт пер­вых бе­сед, в ко­то­рых вла­ды­ка... сам при­ни­мал де­я­тель­ное уча­стие, по­ка­зал, сколь бла­го­твор­ны и своевре­мен­ны эти бе­се­ды вви­ду со­вер­шен­но ино­го на­прав­ле­ния в свет­ском об­ще­стве, ко­то­рое устра­и­ва­ет свои круж­ки для об­ме­на мне­ни­я­ми, пре­иму­ще­ствен­но от­ри­ца­тель­но­го ха­рак­те­ра...
Гром­ко и сме­ло раз­да­лась еван­гель­ская про­по­ведь... пред мас­сой слу­ша­те­лей... Сле­дуя при­ме­ру вы­со­ко­го ини­ци­а­то­ра столь ве­ли­ко­го де­ла и вдох­но­ви­те­ля к то­му пас­ты­рей Церк­ви, по­след­ние ста­ли по ме­ре сил сво­их, спо­спе­ше­ству­ю­щей им Бо­же­ствен­ной бла­го­да­ти про­по­ве­до­вать из­му­чен­но­му мра­ком за­блуж­де­ний на­ро­ду прав­ду Еван­гель­скую...»^[101]
«Од­ну из глав­ных при­над­леж­но­стей хри­сти­ан­ско­го бо­го­слу­же­ния, од­но из луч­ших укра­ше­ний его со­став­ля­ет цер­ков­ное пе­ние. Осо­бен­но силь­ное и глу­бо­кое, тро­га­тель­ное впе­чат­ле­ние про­из­во­дит оно при мас­со­вом все­на­род­ном ис­пол­не­нии.
Все­на­род­ное цер­ков­ное пе­ние есть обы­чай пер­вых ве­ков хри­сти­ан­ства. В пер­вен­ству­ю­щей Церк­ви все на­хо­див­ши­е­ся в цер­ков­ном со­бра­нии при­ни­ма­ли уча­стие в пе­нии. Так бы­ло во вре­ме­на апо­столь­ские (1 Кор. 14, 26; Еф. 5, 19)...
За­бо­тою... на­ше­го ар­хи­пас­ты­ря... епи­ско­па Гер­мо­ге­на об­щее пе­ние за­ве­де­но уже и у нас во мно­гих церк­вях...
Ар­хи­епи­скоп Ни­ка­нор... о все­на­род­ном цер­ков­ном пе­нии пи­сал: “Са­ми по­ю­щие здесь же и пла­чут, сты­дят­ся, а не мо­гут удер­жать слез”. Чтобы убе­дить­ся в ис­тин­но­сти этих слов, до­ста­точ­но по­бы­вать за уми­ли­тель­ны­ми бо­го­слу­же­ни­я­ми на­ше­го вла­ды­ки, ко­гда все мо­ля­щи­е­ся при­ни­ма­ют уча­стие в пе­нии.
За­мет­но, с ка­кою бод­ро­стью ду­ха и с ка­ким ре­ли­ги­оз­ным во­оду­шев­ле­ни­ем они участ­ву­ют в об­щем пе­нии и, несмот­ря на про­дол­жи­тель­ность ис­то­вых ар­хи­ерей­ских бо­го­слу­же­ний, не чув­ству­ют ни уста­ло­сти, ни ску­ки...»^[102]
При­да­вая огром­ное зна­че­ние цер­ков­но­му пе­нию, ар­хи­пас­тырь ор­га­ни­зо­вал двух­го­дич­ную ар­хи­ерей­скую цер­ков­но-пев­че­скую шко­лу, по окон­ча­нии ко­то­рой вы­да­ва­лось сви­де­тель­ство на зва­ние ре­ген­та. От­кры­вая за­ня­тия 1 сен­тяб­ря 1908 го­да, свя­ти­тель, по сви­де­тель­ству совре­мен­ни­ков, ска­зал: «Не за­бы­вай­те, что цер­ков­ное пе­ние – это са­мая луч­шая и лю­би­мая об­ласть на­ше­го про­сто­го, ве­ру­ю­ще­го на­ро­да; хо­ро­шо по­став­лен­ное пе­ние – в ду­хе стро­гой цер­ков­но­сти и за­вет­ной ста­ри­ны есть и пре­крас­ное укра­ше­ние Церк­ви Бо­жи­ей. Нам до­рог дух стро­гой цер­ков­но­сти, и пе­ние, в ко­то­ром пре­об­ла­да­ет толь­ко тех­ни­че­ское усо­вер­шен­ство­ва­ние и от­сут­ству­ет со­вер­шен­но дух цер­ков­ный, мо­лит­вен­ная на­стро­ен­ность, бла­го­го­вей­ное про­из­но­ше­ние са­мих слов мо­лит­вы, – нам не нуж­но: по­доб­ное пе­ние при­лич­но толь­ко на те­ат­раль­ных сце­нах и та­кие пев­цы неумест­ны в церк­ви... Цель Церк­ви иная: она во всем – в бо­го­слу­же­нии, чте­нии и пе­нии; долж­но со­блю­дать стро­гий по­ря­док, бла­го­го­вей­ную ти­ши­ну, про­ник­но­ве­ние в вы­со­ту небес сво­им уми­ле­ни­ем и со­вер­шен­ным от­тор­же­ни­ем мыс­ли и ума от все­го зем­но­го, тлен­но­го. Вот та­ким ду­хом и про­ник­ни­тесь! – к это­му при­зы­ваю ру­ко­во­ди­те­ля и на­став­ни­ков шко­лы»^[103].
По­се­щая мо­на­сты­ри и при­хо­ды епар­хии, вла­ды­ка не раз об­ра­щал вни­ма­ние «на то ненор­маль­ное по­ло­же­ние, ка­кое за­ни­ма­ет свя­щен­ник по от­но­ше­нию к та­ким сто­ро­нам цер­ков­но-слу­жеб­ной жиз­ни, как пра­виль­ная по­ста­нов­ка цер­ков­но­го хо­ра; те­перь это де­ло – цер­ков­но­го пе­ния – ве­да­ет и ис­пол­ня­ет каж­дый мо­ло­дец на свой об­ра­зец. Ре­гент толь­ко и ста­ра­ет­ся блес­нуть или ка­кой-ни­будь но­вин­кой, или ка­кой-ни­будь ори­ги­наль­ной му­зы­кой, не счи­та­ясь с тре­бо­ва­ни­я­ми ста­ро­го цер­ков­но­го ис­пол­не­ния и вы­бо­ра пьес»^[104].
Боль­шое зна­че­ние епи­скоп Гер­мо­ген при­да­вал мо­ле­нию пе­ред свя­ты­ня­ми, для че­го из Ка­зан­ской епар­хии при­во­зи­лись в Са­ра­тов­скую все­рос­сий­ские свя­ты­ни, та­кие, как спи­сок с чу­до­твор­ной Ка­зан­ской ико­ны Бо­жи­ей Ма­те­ри и ико­на Сед­ми­е­зер­ская, с ко­то­рой вла­ды­ка и ве­ру­ю­щие со­вер­ша­ли крест­ные хо­ды в те­че­ние де­ся­ти ме­ся­цев 1910-1911 го­дов.
В июне 1911 го­да епи­скоп Гер­мо­ген вме­сте с па­лом­ни­ка­ми про­во­жал Сед­ми­е­зер­скую ико­ну Бо­жи­ей Ма­те­ри на па­ро­хо­де по Вол­ге от Са­ра­то­ва до Ка­за­ни и да­лее до ме­ста ее пре­бы­ва­ния – Сед­ми­е­зер­ской пу­сты­ни. По­сле оста­нов­ки па­ро­хо­да в го­ро­де Воль­ске, крест­ный ход на­пра­вил­ся в со­бор. Со­вер­шив ли­тур­гию в Воль­ске, на­по­ло­ви­ну за­ра­жен­ном рас­ко­лом и сек­тант­ством, епи­скоп Гер­мо­ген об­ра­тил­ся к мо­ля­щим­ся с про­по­ве­дью^[105].
Бу­дучи во вре­мя па­лом­ни­че­ства с чу­до­твор­ной ико­ной в Ца­ри­цыне, епи­скоп Гер­мо­ген по­сле ве­чер­ни при­гла­сил ду­хо­вен­ство в ар­хи­ерей­ские по­кои на бе­се­ду. Бы­ло уже за пол­ночь, но вла­ды­ка, как ко­гда-то апо­стол Па­вел, все не хо­тел рас­стать­ся со сво­и­ми со­труд­ни­ка­ми-пас­ты­ря­ми, об­суж­дая на­сущ­ные про­бле­мы их сов­мест­ной де­я­тель­но­сти^[106].
Же­лая при­дать епар­хи­аль­но­му управ­ле­нию де­ло­вой и прак­ти­че­ский ха­рак­тер, епи­скоп Гер­мо­ген по­ста­но­вил, чтобы в епар­хи­аль­ных съез­дах участ­во­ва­ло вы­бор­ное, бо­лее опыт­ное ду­хо­вен­ство, а во­про­сы, ко­то­рые долж­ны бы­ли об­суж­дать­ся на съез­де, пред­ва­ри­тель­но раз­би­ра­лись и го­то­ви­лись в осо­бо учре­жден­ном для этой це­ли под­го­то­ви­тель­ном ко­ми­те­те.
8 ок­тяб­ря 1910 го­да епи­скоп Гер­мо­ген со­брал в Са­ра­то­ве епар­хи­аль­ный съезд. Вла­ды­ка пред­ло­жил съез­ду об­су­дить во­прос о пе­ре­име­но­ва­нии цер­ков­но-при­ход­ских школ в мис­си­о­нер­ские, со­от­вет­ствен­но рас­ши­рив их учеб­ную про­грам­му. Каж­дый пра­во­слав­ный хри­сти­а­нин, по мне­нию вла­ды­ки, дол­жен, по сло­ву Апо­сто­ла, дать вся­ко­му во­про­ша­ю­ще­му – неве­ру­ю­ще­му, рас­коль­ни­ку или сек­тан­ту – от­вет о сво­ем упо­ва­нии [1 Пет. 3, 15]. Вла­ды­ка от­ме­тил, что на «кон­фес­сио­наль­ные шко­лы иных хри­сти­ан­ских ис­по­ве­да­ний ни­кто не по­ся­га­ет; да­же и Ду­ма их под­дер­жи­ва­ет. И толь­ко од­на цер­ков­но-при­ход­ская шко­ла не да­ет ни­ко­му из вра­гов Пра­во­слав­ной Церк­ви по­коя. Все ча­ще и на­стой­чи­вее раз­да­ют­ся го­ло­са о пе­ре­да­че цер­ков­но-при­ход­ских школ в ве­де­ние Ми­ни­стер­ства на­род­но­го про­све­ще­ния. Нуж­но дать за­щит­ни­кам цер­ков­ных школ но­вый осо­бый мо­тив для их за­щи­ты»^[107].
На съез­де вла­ды­ка рас­ска­зал о цер­ков­но-при­ход­ской шко­ле в го­ро­де Хва­лын­ске, ко­то­рая го­род­ским са­мо­управ­ле­ни­ем ни­ку­да не впи­са­на и со­от­вет­ствен­но ли­ше­на финан­со­вой под­держ­ки. В го­ро­де бы­ла от­кры­та жен­ская гим­на­зия, со­дер­жа­ща­я­ся на сред­ства го­ро­да. Меж­ду тем мно­гие ро­ди­те­ли от­да­ют сво­их до­че­рей в цер­ков­но-при­ход­скую шко­лу вме­сто гим­на­зии, чем свет­ское на­чаль­ство весь­ма недо­воль­но. Вла­ды­ка пред­ло­жил съез­ду под­дер­жать его хо­да­тай­ство пе­ред Свя­тей­шим Си­но­дом о пре­об­ра­зо­ва­нии этой цер­ков­но-при­ход­ской шко­лы в мис­си­о­нер­скую с тем, чтобы она со­дер­жа­лась из каз­ны. Вла­ды­ка вы­ра­зил по­же­ла­ние, чтобы и жен­щи­ны в Рос­сии ста­ли мис­си­о­не­ра­ми.
Епи­ско­пу Гер­мо­ге­ну не раз при­хо­ди­лось от­ста­и­вать ин­те­ре­сы пра­во­слав­ных кре­стьян вве­рен­ной ему епар­хии пе­ред мест­ны­ми вла­стя­ми и зем­ством, ин­те­ре­сы ко­то­рых все даль­ше рас­хо­ди­лись с ин­те­ре­са­ми на­ро­да, при­чем вла­сти шли для до­сти­же­ния сво­их це­лей на на­ру­ше­ние за­ко­на. Вла­ды­ка пи­сал об од­ном из та­ких слу­ча­ев: «Об­ще­ство кре­стьян се­ла Ши­ро­ко­го Са­ра­тов­ско­го уез­да... при­го­во­ром... по­же­ла­ло от­крыть шко­лу цер­ков­но-при­ход­скую... По сло­вам... при­го­во­ра, “Ши­ро­кин­ское об­ще­ство убе­ди­лось, что успе­хи по обу­че­нию де­тей в зем­ско-об­ще­ствен­ной шко­ле крайне неудо­вле­тво­ри­тель­ны, ре­ли­ги­оз­но-нрав­ствен­ное вос­пи­та­ние их сто­ит на низ­кой сте­пе­ни, а Са­ра­тов­ская уезд­ная зем­ская упра­ва не толь­ко не удо­вле­тво­ря­ет тре­бо­ва­ний и же­ла­ний по от­но­ше­нию к шко­ле об­ще­ства, но в школь­ном де­ле вся­че­ски ему – Об­ще­ству – про­ти­во­дей­ству­ет”. Вот по­че­му Ши­ро­кин­ское об­ще­ство и при­ня­ло... по­ста­нов­ле­ние: “су­ще­ству­ю­щую зем­скую шко­лу за­крыть и про­сить Прео­свя­щен­ней­ше­го Гер­мо­ге­на, епи­ско­па Са­ра­тов­ско­го и Ца­ри­цын­ско­го, при­нять эту шко­лу в ду­хов­ное ве­дом­ство и об­ра­тить ее в цер­ков­но-при­ход­скую двух­класс­ную”.
Ши­ро­кин­ское об­ще­ство убе­ди­лось в крайне неудо­вле­тво­ри­тель­ных успе­хах и в низ­кой сте­пе­ни ре­ли­ги­оз­но-нрав­ствен­но­го вос­пи­та­ния сво­их де­тей из та­ко­вых фак­тов: учи­тель­ни­ца со­дер­жи­мой зем­ством шко­лы разъ­ез­жа­ла по ми­тин­гам, де­лом сво­им по обу­че­нию де­тей не за­ни­ма­лась, са­ма в храм Бо­жий не хо­ди­ла и де­тей в него не во­ди­ла. Са­ра­тов­ская же уезд­ная зем­ская упра­ва не толь­ко на это не об­ра­ща­ла вни­ма­ния, но, несмот­ря на неод­но­крат­ные жа­ло­бы кре­стьян сей упра­ве, в школь­ном де­ле да­же вся­че­ски про­ти­во­дей­ство­ва­ла Ши­ро­кин­ско­му об­ще­ству. По­сле ми­тин­гов на­ча­лись в се­ле Ши­ро­ком по­жа­ры: сго­рел двор свя­щен­ни­ка, сго­ре­ли ху­то­ра око­ло се­ла Ши­ро­ко­го. Меж­ду жи­те­ля­ми се­ла на­ча­лись раз­до­ры из-за зем­ской шко­лы, и, чтобы не дой­ти до край­них пре­де­лов, Ши­ро­кин­ское об­ще­ство об­ра­ти­лось к ду­хов­ной вла­сти с... об­ще­ствен­ным при­го­во­ром об от­кры­тии в их об­ще­ствен­ном школь­ном зда­нии вме­сто зем­ской шко­лы цер­ков­но-при­ход­ской. Осве­до­мив­шись от са­мих кре­стьян-упол­но­мо­чен­ных о ненор­маль­ном те­че­нии жиз­ни в се­ле Ши­ро­ком... я счел за нуж­ное... удо­вле­тво­рить их же­ла­ние и прось­бу: от­крыть в их об­ще­ствен­ном зда­нии вме­сто зем­ской шко­лы шко­лу цер­ков­но-при­ход­скую, за­ме­нив преж­них уча­щих в ней но­вы­ми. На­се­ле­ние се­ла Ши­ро­ко­го уми­ро­тво­ри­лось, пре­кра­ти­лись раз­до­ры и меж­до­усо­бия кре­стьян из-за шко­лы...»^[108]
Са­ра­тов­ская уезд­ная зем­ская упра­ва оспо­ри­ла по­ста­нов­ле­ния съез­дов кре­стьян, и, хо­тя они впо­след­ствии бы­ли под­твер­жде­ны кре­стьян­ски­ми съез­да­ми два­жды – в 1906-м и в 1907 го­ду, Са­ра­тов­ское гу­берн­ское при­сут­ствие в 1910 го­ду от­ме­ни­ло ре­ше­ние кре­стьян и по­ста­но­ви­ло отобрать шко­лу у ду­хов­но­го ве­дом­ства и сно­ва пре­вра­тить ее в зем­скую, и епи­скоп Гер­мо­ген в фев­ра­ле 1911 го­да вы­нуж­ден был об­ра­тить­ся для ре­ше­ния это­го во­про­са к Им­пе­ра­то­ру, про­ся его «ис­пол­нить же­ла­ние об­ще­ства се­ла Ши­ро­ко­го Са­ра­тов­ско­го уез­да, вы­ра­жен­ное им в двух при­го­во­рах... о пе­ре­да­че школь­но­го зда­ния ду­хов­но­му ве­дом­ству для су­ще­ство­ва­ния в нем цер­ков­но-при­ход­ской шко­лы, тем бо­лее что ре­ше­ни­ем Са­ра­тов­ско­го уезд­но­го съез­да при­го­вор сей два ра­за утвер­ждал­ся, и толь­ко Са­ра­тов­ское гу­берн­ское при­сут­ствие, не со­гла­ша­ясь с ре­ше­ни­ем уезд­но­го съез­да, пред­ста­ви­ло его в Пра­ви­тель­ству­ю­щий Се­нат для от­ме­ны»^[109].
Участ­вуя во Все­рос­сий­ских мис­си­о­нер­ских съез­дах, вла­ды­ка на­сто­я­тель­но про­во­дил мысль о необ­хо­ди­мо­сти при­ня­тия мер для нрав­ствен­но­го очи­ще­ния об­ще­ства. Вы­сту­пая в июне 1910 го­да на съез­де в Ка­за­ни, он ска­зал: «Из ре­чей всех ора­то­ров-мис­си­о­не­ров... яс­но, что все­ми глу­бо­ко и с бо­лью в серд­це со­зна­ет­ся крайне неот­лож­ная и бо­лез­нен­но уже на­зрев­шая по­треб­ность за­гля­нуть в са­мую глу­би­ну, в са­мую кор­не­вую ос­но­ву тех усло­вий и об­сто­я­тельств, ко­то­рые за­дер­жи­ва­ют или со­вер­шен­но па­ра­ли­зу­ют успех внеш­ней про­ти­во­язы­че­ской мис­сии; все­ми яс­но и глу­бо­ко со­зна­ет­ся неот­лож­ная необ­хо­ди­мость по­сред­ством бла­го­твор­ной цер­ков­ной дис­ци­пли­ны, как бы неко­то­ры­ми дез­ин­фи­ци­ру­ю­щи­ми вра­чеб­ны­ми сред­ства­ми, очи­стить ат­мо­сфе­ру ре­ли­ги­оз­ной мыс­ли и люд­ских нра­вов на всех без ис­клю­че­ния пунк­тах, где про­яв­ля­ет свою де­я­тель­ность на­ша мис­сия... Ес­ли мис­си­о­нер бу­дет со­зна­вать, что не толь­ко он, но и все его со­бра­тья оди­на­ко­во оду­шев­ле­ны чув­ства­ми и со­зна­ни­ем се­рьез­но­сти и стро­го­сти ре­ли­ги­оз­но-цер­ков­ной дис­ци­пли­ны, он бу­дет ды­шать этим со­зна­ни­ем един­ства и си­лы... то­гда как те­перь мис­си­о­нер, вы­сту­па­ю­щий от име­ни хри­сти­ан­ско­го об­ще­ства, не мо­жет ука­зать слу­ша­ю­щим его языч­ни­кам на сво­их со­бра­тьев по ве­ре.
Из­вест­ную часть на­ше­го об­ра­зо­ван­но­го об­ще­ства мож­но вполне упо­до­бить язы­че­ско­му об­ще­ству древ­них вре­мен по той злост­но-на­пря­жен­ной нена­ви­сти к хри­сти­ан­ству и его ду­ху, ко­то­рая об­на­ру­жи­ва­ет­ся в воз­му­ти­тель­ных фор­мах ко­щун­ства, из­де­ва­тель­ства и вы­сме­и­ва­ния Хри­сто­ва уче­ния и бла­го­го­вей­но чти­мых хри­сти­а­на­ми свя­щен­ных лиц и пред­ме­тов. От­но­ше­ние неко­то­рой ча­сти на­ше­го об­ще­ства к уче­нию ве­ры, по­стам, по­се­ще­нию хра­ма, свя­тым Та­ин­ствам – что это, как не про­яв­ле­ние язы­че­ства в жиз­ни? И с уве­рен­но­стью на­до ска­зать, что та­кое от­но­ше­ние к ве­ре и пра­ви­лам жиз­ни име­ет са­мую тес­ную, непо­сред­ствен­ную и жи­вую связь с язы­че­ской ли­те­ра­ту­рой на­ше­го вре­ме­ни, ею окорм­ля­ет­ся. По­се­му язы­че­ская ли­те­ра­ту­ра на­ших дней, а рав­но и ли­ца, име­ю­щие де­я­тель­ное со­при­кос­но­ве­ние с нею, рас­про­стра­ня­ю­щие этот злост­ный дух вре­ме­ни во­круг се­бя, долж­ны быть под­верг­ну­ты цер­ков­ной дис­ци­плине... Та­ко­во бы­ло от­но­ше­ние к это­му де­лу свя­тых апо­сто­лов и свя­тых от­цов и учи­те­лей Церк­ви...»^[110]
На мис­си­о­нер­ском съез­де в Ка­за­ни епи­скоп Гер­мо­ген воз­глав­лял от­дел по борь­бе с язы­че­ством. Здесь впер­вые вла­ды­ка пред­стал пе­ред ши­ро­кой ауди­то­ри­ей съе­хав­ших­ся со всей Рос­сии пас­ты­рей и ми­рян. Мно­гие зна­ли его ра­нее толь­ко по ре­во­лю­ци­он­но­го тол­ка га­зет­ным ста­тьям. Кор­ре­спон­дент га­зе­ты «Ко­ло­кол», пе­ре­да­вая впе­чат­ле­ние, ка­кое про­из­вел епи­скоп Гер­мо­ген на при­сут­ству­ю­щих на съез­де, пи­сал: «Ока­зы­ва­ет­ся, не знав­шие рань­ше лич­но Прео­свя­щен­но­го Гер­мо­ге­на пред­став­ля­ли его преж­де все­го че­ло­ве­ком “ат­ле­ти­че­ско­го ви­да”, сви­ре­пым, за­мкну­тым, мрач­ным фа­на­ти­ком, од­но лишь небо взи­ра­ю­щим и все зем­ное без­жа­лост­но по­пи­ра­ю­щим...
А на са­мом де­ле ока­за­лось, что “под­лин­ный” епи­скоп Гер­мо­ген со­всем не так стра­шен. Он ни­же сред­не­го ро­ста, веч­но уста­лый от тру­дов и ис­том­лен­ный те­лом, но бод­рый ду­хом, пол­ный внут­рен­не­го по­сто­ян­но­го го­ре­ния, за­бот и тре­вог, преж­де все­го о Церк­ви Бо­жи­ей, а по­том уже о до­ро­гой Ро­дине.
Силь­но по­дер­ну­тая се­ди­ной неболь­шая бо­ро­да и длин­ные, пря­мо спус­ка­ю­щи­е­ся на пле­чи во­ло­сы – сви­де­тель­ству­ют о пре­по­ло­ве­нии ве­ка зем­но­го стран­ствия вла­ды­ки... а се­рьез­но раз­ви­ва­ю­щий­ся недуг (бо­лезнь серд­ца) по­ка­зы­ва­ет, что про­жи­то бо­лее, чем оста­лось жить в этой юдо­ли зла и скор­бей. В ти­хих лас­ко­вых гла­зах, по­сто­ян­ной улыб­ке на устах све­тит­ся ча­ру­ю­щая кро­тость и бес­ко­неч­ная бла­гость, со­стра­да­ю­щая все­му, ка­жет­ся, ми­ру; до­бавь­те к это­му звон­кий, глу­бо­ко в ду­шу за­па­да­ю­щий, юно­ше­ской све­же­сти го­лос, де­ли­кат­ность в об­хож­де­нии и все­гдаш­нюю до­ступ­ность его всем и во вся­кое вре­мя, ши­ро­кую об­ра­зо­ван­ность... при­бавь­те к это­му по­сто­ян­ную бла­го­го­вей­ную и ре­ли­ги­оз­ную воз­вы­шен­ную на­стро­ен­ность не толь­ко в ал­та­ре, но на вся­ком дру­гом ме­сте и во вре­ме­ни, ко­то­рою вла­ды­ка об­ве­ва­ет вся­кое свое де­ло и сло­во и со­зда­ет осо­бую ат­мо­сфе­ру во­круг, ис­крен­ность и сме­лость суж­де­ний, вы­да­ю­щий­ся ора­тор­ский дар, твер­дость и опре­де­лен­ность ре­ли­ги­оз­но­го и по­ли­ти­че­ско­го credo – и вы пой­ме­те то оба­я­ние, ко­то­рое вся­кий ис­пы­ты­ва­ет не толь­ко по­сле близ­ко­го зна­ком­ства, но и крат­кой бе­се­ды от Са­ра­тов­ско­го ар­хи­пас­ты­ря.
Вла­ды­ку Гер­мо­ге­на при­вык­ли счи­тать преж­де все­го по­ли­ти­че­ским де­я­те­лем, а на са­мом де­ле он тер­петь не мо­жет по­ли­ти­ки, и ес­ли учре­дил в Са­ра­то­ве Брат­ский со­юз, то ис­клю­чи­тель­но в це­лях вклю­че­ния на­род­ной по­ли­ти­че­ской вол­ны в рус­ло цер­ков­но-нрав­ствен­ной жиз­ни»^[111].
Епи­скоп Гер­мо­ген при­го­то­вил и про­чел в Свя­тей­шем Си­но­де до­клад, где при­во­дил обос­но­ва­ния необ­хо­ди­мо­сти от­лу­че­ния неко­то­рых рус­ских пи­са­те­лей от Церк­ви. По ини­ци­а­ти­ве ав­то­ра до­клад был от­пе­ча­тан и роз­дан чле­нам Го­судар­ствен­но­го Со­ве­та и мно­гим вли­я­тель­ным ли­цам. Го­судар­ствен­ные чи­нов­ни­ки оста­лись к нрав­ствен­ной сто­роне под­ня­тых во­про­сов рав­но­душ­ны, в боль­шин­стве сво­ем ма­ло­душ­но бо­ясь за­де­вать об­ще­ствен­ных ку­ми­ров.
21 ян­ва­ря 1910 го­да иеро­мо­нах Ве­ни­а­мин (Фед­чен­ков) от­пра­вил епи­ско­пу Гер­мо­ге­ну пись­мо, ка­са­ю­ще­е­ся Гри­го­рия Рас­пу­ти­на^[112].
5 ап­ре­ля то­го же го­да о том же пи­сал вла­ды­ке его брат, свя­щен­ник Еф­рем. «На ме­ня воз­ло­же­но весь­ма се­рьез­ное по­ру­че­ние – пе­ре­дать Вам, Вла­ды­ка, от ли­ца пе­тер­бург­ских Ва­ших по­чи­та­те­лей сле­ду­ю­щее, – пи­сал он. – Из­вест­ный Вам бра­тец Гри­го­рий Ев­фи­мо­вич на­хо­дит­ся под по­до­зре­ни­ем в при­над­леж­но­сти к сек­тант­ству... Прео­свя­щен­ный Фе­о­фан^[i], рек­тор ака­де­мии, пи­сал пись­мо Го­су­да­рю, пре­ду­пре­ждая его, что Гри­го­рий Ев­фим<ович> по­до­зре­ва­ет­ся в сек­тант­стве. Прео­св<ящен­ный> Ан­то­ний Твер­ской (бывш<ий> То­боль­ский, где на­хо­дит­ся Вер­хо­ту­рье – ро­ди­на Гри­го­рия Ев­фим<ови­ча>) до­но­сит Св<ятей­ше­му> Си­но­ду о ре­зуль­та­тах про­из­ве­ден­но­го им до­зна­ния от­но­си­тель­но де­я­тель­но­сти Гри­го­рия Ев­фи­мо­ви­ча в То­боль­ской епар­хии. Из это­го до­не­се­ния яв­ству­ет, что упо­мя­ну­тый бра­тец при­над­ле­жит к сек­те – хлы­стов­ству...»^[113]
Ле­том 1910 го­да епи­скоп Гер­мо­ген был в Пе­тер­бур­ге; о це­ли его при­ез­да ли­бе­раль­ные га­зе­ты пи­са­ли, что он при­е­хал буд­то бы хло­по­тать за Рас­пу­ти­на, в свя­зи со слу­ха­ми о его хлы­стов­стве. Кор­ре­спон­дент га­зе­ты «Но­вое вре­мя», по­се­тив­ший епи­ско­па Гер­мо­ге­на в Алек­сан­дро-Нев­ской Лав­ре, спро­сил его, так ли это; вла­ды­ка это от­верг и рас­ска­зал о це­ли при­ез­да^[114].
На­блю­дая за со­бы­ти­я­ми го­судар­ствен­ной, цер­ков­ной и на­род­ной жиз­ни, вла­ды­ка при­шел к вы­во­ду о по­чти пол­ной без­на­деж­но­сти сло­жив­ше­го­ся по­ло­же­ния. Стра­на жи­ла так, как буд­то она уже бы­ла ок­ку­пи­ро­ва­на. Ост­рее все­го он пе­ре­жи­вал за по­ло­же­ние Пра­во­слав­ной Церк­ви – спа­си­тель­но­го ко­раб­ля, пла­ва­ние ко­то­ро­го в во­дах рос­сий­ской го­судар­ствен­но­сти ста­но­ви­лось все бо­лее опас­ным. Раз­ду­мы­вая над про­ис­хо­дя­щим, свя­ти­тель опуб­ли­ко­вал в га­зе­те «Брат­ский ли­сток» спе­ци­аль­ную ста­тью под на­зва­ни­ем «Тяж­кое и нестер­пи­мое бед­ствие, пе­ре­жи­ва­е­мое ныне Рос­си­ей»^[115].
По­сле пе­ре­во­да в 1906 го­ду с по­ста Са­ра­тов­ско­го гу­бер­на­то­ра П.А. Сто­лы­пи­на, епи­скоп Гер­мо­ген столк­нул­ся со слож­но­стя­ми во вза­и­мо­по­ни­ма­нии с его пре­ем­ни­ка­ми, в зна­чи­тель­ной сте­пе­ни со­чув­ство­вав­ши­ми ли­бе­ра­лам и ре­во­лю­ци­о­не­рам, для ко­то­рых епи­скоп Гер­мо­ген, ак­тив­но за­щи­щав­ший паст­ву и ин­те­ре­сы Церк­ви, стал к это­му вре­ме­ни от­кры­тым вра­гом.
6 де­каб­ря 1910 го­да епи­скоп Гер­мо­ген на­пра­вил Са­ра­тов­ско­му гу­бер­на­то­ру гра­фу Та­ти­ще­ву пись­мо с прось­бой до­пу­стить к слу­же­нию в тю­рем­ной церк­ви на­зна­чен­но­го им свя­щен­ни­ка. Гу­бер­на­тор не до­пу­стил свя­щен­ни­ка, от­ве­тив, что в ис­пра­ви­тель­ные учре­жде­ния свя­щен­ни­ки на­зна­ча­ют­ся свет­ской вла­стью, и по­сколь­ку свя­щен­ник «на озна­чен­ную долж­ность гу­бер­на­то­ром не на­зна­чал­ся, то и к от­прав­ле­нию ее гу­бер­на­то­ром до­пу­щен быть не мо­жет»^[116].
Епи­скоп сми­рил­ся с этим, но по­про­сил гу­бер­на­то­ра на­зна­чить свя­щен­ни­ком в тю­рем­ный храм ко­го-ли­бо из пас­ты­рей го­ро­да Са­ра­то­ва; свя­щен­ник был на­зна­чен, но с вы­бо­ром кан­ди­да­та уже не со­гла­сил­ся епи­скоп, и та­ким об­ра­зом меж­ду цер­ков­ной и свет­ской вла­стью воз­ник кон­фликт.
Объ­яс­няя су­ще­ство де­ла, епи­скоп Гер­мо­ген вы­нуж­ден был 20 ян­ва­ря 1911 го­да на­пи­сать Сто­лы­пи­ну по­дроб­ное пись­мо^[117].
Бес­такт­ное по­ве­де­ние ис­пол­ня­ю­ще­го обя­зан­но­сти Са­ра­тов­ско­го гу­бер­на­то­ра по от­но­ше­нию к пра­вя­ще­му ар­хи­ерею бы­ло по­став­ле­но ему Сто­лы­пи­ным на вид^[118].
Но все это ма­ло по­вли­я­ло на вза­и­мо­от­но­ше­ния свет­ской и ду­хов­ной вла­сти; ин­тер­пре­та­ция за­ко­на все­гда за­ви­сит от убеж­де­ний и по­зи­ции на­блю­да­ю­ще­го за ис­пол­не­ни­ем за­ко­на, и за­ни­ма­ю­щий от­вет­ствен­ную долж­ность неве­ру­ю­щий че­ло­век неиз­беж­но бу­дет тол­ко­вать за­кон в поль­зу неве­ру­ю­щих.
Ре­во­лю­ци­он­ные бес­по­ряд­ки и анар­хия кос­ну­лись не толь­ко за­во­дов и фаб­рик, вы­явив недее­спо­соб­ность го­судар­ствен­но­го ап­па­ра­та, но и ду­хов­ных учеб­ных за­ве­де­ний. Не из­бе­жа­ла их и Са­ра­тов­ская Ду­хов­ная се­ми­на­рия, где, так же как и во всем об­ще­стве, ца­рил ан­ти­хри­сти­ан­ский дух стад­но­сти и то­ва­ри­ще­ства без дру­же­ства; у боль­шин­ства уче­ни­ков бы­ло по­те­ря­но пред­став­ле­ние о ду­хов­ном и да­же нрав­ствен­ном со­дер­жа­нии об­ра­зо­ва­ния, о том, на ка­кое по­при­ще они долж­ны бы­ли из учеб­но­го за­ве­де­ния вый­ти, че­му и Ко­му слу­жить. Со­слов­ное об­ще­ство и обу­че­ние, да­вав­шее пре­иму­ще­ство про­ис­хож­де­нию, а не та­лан­ту, ста­ло пре­тер­пе­вать крах: де­ти пса­лом­щи­ков, диа­ко­нов и свя­щен­ни­ков недо­ста­точ­но в сво­их се­мьях бы­ли ре­ли­ги­оз­но вос­пи­та­ны и на­уче­ны бла­го­че­стию, и пер­вое же ис­пы­та­ние их совре­мен­ным мя­теж­ным ду­хом ден­ни­цы ока­за­лось для них со­кру­ши­тель­ным. По­сле по­твор­ство­вав­ше­го низ­ким стра­стям уча­щих­ся ин­спек­то­ра се­ми­на­рии, на эту долж­ность был на­зна­чен близ­кий епи­ско­пу Гер­мо­ге­ну и стро­го дер­жав­ший­ся пра­во­слав­но­го ду­ха пре­по­да­ва­тель Алек­сей Ива­но­вич Це­ле­б­ров­ский^[119].
Пре­по­да­ва­те­ля­ми, адми­ни­стра­ци­ей се­ми­на­рии и епи­ско­пом Гер­мо­ге­ном бы­ли пред­при­ня­ты зна­чи­тель­ные уси­лия для вос­ста­нов­ле­ния по­ряд­ка. Глав­ным об­ра­зом ру­ко­вод­ство се­ми­на­рии стре­ми­лось до­бить­ся то­го, чтобы каж­дый уче­ник вне вли­я­ния сво­их то­ва­ри­щей вы­ска­зал свою соб­ствен­ную по­зи­цию – же­ла­ет ли он учить­ся или нет.
Сре­ди уча­щих­ся бы­ли та­кие, кто пред­по­чел об­ра­зо­ва­ние и вы­ра­зил свое несо­гла­сие с устро­и­те­ля­ми бес­по­ряд­ков; бы­ли те, кто не имел сво­ей точ­ки зре­ния и пред­по­чел сде­лать свой вы­бор на ос­но­ва­нии по­ста­нов­ле­ния сво­их то­ва­ри­щей; бы­ли и те, кто пря­мо за­явил, что не же­ла­ет учить­ся. В ре­зуль­та­те трид­цать шесть че­ло­век за­чин­щи­ков бы­ли от­чис­ле­ны из се­ми­на­рии, семь­де­сят два – от­чис­ле­ны с пра­вом по­ступ­ле­ния в се­ми­на­рию на сле­ду­ю­щий год по­сле сда­чи со­от­вет­ству­ю­щих эк­за­ме­нов, а две­сти пять­де­сят три вос­пи­тан­ни­ка до­пу­ще­ны к про­дол­же­нию учеб­ных за­ня­тий. Впо­след­ствии по­сле просьб неко­то­рых уче­ни­ков к епи­ско­пу Гер­мо­ге­ну, вла­ды­ка хо­да­тай­ство­вал пе­ред Свя­тей­шим Си­но­дом о смяг­че­нии дис­ци­пли­нар­ных мер от­но­си­тель­но неко­то­рых се­ми­на­ри­стов, и его хо­да­тай­ство бы­ло удо­вле­тво­ре­но.
В 1910 го­ду, во­пре­ки по­же­ла­ни­ям епи­ско­па Гер­мо­ге­на, Свя­тей­ший Си­нод на­зна­чил рек­то­ром Са­ра­тов­ской Ду­хов­ной се­ми­на­рии ар­хи­манд­ри­та Ва­си­лия (Би­рю­ко­ва); он не вни­кал ни в учеб­ный, ни в вос­пи­та­тель­ный про­цес­сы, и, ко­гда се­ми­на­ри­сты ста­ли вы­дви­гать без­за­кон­ные тре­бо­ва­ния, на­при­мер ис­пра­вить по­лу­чен­ные ими вполне спра­вед­ли­во, неудо­вле­тво­ри­тель­ные оцен­ки, стал на сто­ро­ну уче­ни­ков про­тив ин­спек­то­ра. Од­на­ко пре­по­да­ва­те­ли не со­гла­си­лись с этим, и се­ми­на­ри­сты устро­и­ли за­ба­стов­ку, пе­ре­став от­ве­чать во вре­мя уро­ков на во­про­сы. В сте­нах се­ми­на­рии при ар­хи­манд­ри­те Ва­си­лии сно­ва ста­ли рас­про­стра­нять­ся по­ро­ки пьян­ства и ку­ре­ния; один из се­ми­на­ри­стов за раз­врат и пьян­ство был от­чис­лен. Се­ми­на­ри­сты за­ве­ли неле­галь­ную биб­лио­те­ку и пе­ча­та­ли на гек­то­гра­фе жур­нал, на­пол­няя его ко­щун­ствен­ны­ми ста­тья­ми и про­да­вая по 10 ко­пе­ек. В од­ном из но­ме­ров жур­на­ла со­дер­жа­лись на­пи­сан­ные от­чис­лен­ным се­ми­на­ри­стом ста­тьи «с ко­щун­ствен­ны­ми вы­ход­ка­ми про­тив та­ких свя­тынь, как Ка­зан­ская ико­на Бо­жи­ей Ма­те­ри, и та­ких лиц, как по­чив­ший все­рос­сий­ский мо­лит­вен­ник и пас­тырь отец Иоанн Крон­штадт­ский и... Прео­свя­щен­ный епи­скоп Гер­мо­ген»^[120]. Лишь неболь­шая груп­па се­ми­на­ри­стов вос­ста­ла про­тив тво­ря­щих­ся в се­ми­на­рии без­об­ра­зий и вы­ра­зи­ла яс­ное же­ла­ние учить­ся и тру­дить­ся впо­след­ствии на том по­при­ще, к ко­то­ро­му их го­то­ви­ла се­ми­на­рия.
1 фев­ра­ля 1911 го­да один из се­ми­на­ри­стов ку­пил фин­ский нож и пе­ре­дал его от­чис­лен­но­му за бес­по­ряд­ки се­ми­на­ри­сту.
Ин­спек­тор се­ми­на­рии пред­чув­ство­вал кон­чи­ну и, ед­ва ли не в день смер­ти бе­се­дуя с же­ной, об­суж­дал с ней, «сле­ду­ет ли до­пус­кать се­ми­на­ри­стов к уча­стию в па­ни­хи­дах над ним, ко­гда его убьют»^[121]. 12 мар­та 1911 го­да по­сле все­нощ­ной, на ко­то­рой со­вер­ша­лось по­кло­не­ние Жи­во­тво­ря­ще­му Кре­сту Гос­под­ню, Алек­сей Ива­но­вич сто­ял у хра­ма, про­пус­кая вы­хо­див­ших из хра­ма бо­го­моль­цев, ко­гда к нему по­до­шел от­чис­лен­ный из се­ми­на­рии из­ряд­но вы­пив­ший юно­ша и на­нес ему смер­тель­ный удар но­жом в жи­вот, а ко­гда ин­спек­тор вы­пря­мил­ся и сде­лал несколь­ко ша­гов, уда­рил его но­жом в спи­ну. Убий­ца был аре­сто­ван, вме­сте с ним бы­ли аре­сто­ва­ны его еди­но­мыш­лен­ни­ки из се­ми­на­ри­стов. По­сле то­го как они бы­ли за­клю­че­ны в по­ли­цей­ский уча­сток, рек­тор се­ми­на­рии, ар­хи­манд­рит Ва­си­лий, рас­по­ря­дил­ся по­сы­лать им из се­ми­нар­ской кух­ни обед, что вы­зва­ло у мно­гих воз­му­ще­ние и недо­уме­ние. Убий­ца впо­след­ствии был при­го­во­рен к вось­ми го­дам ка­торж­ных ра­бот, а рек­тор уво­лен от служ­бы в вос­пи­та­тель­ных учре­жде­ни­ях.
На со­ро­ко­вой день по­сле убий­ства ин­спек­то­ра, 20 ап­ре­ля 1911 го­да, епи­скоп Гер­мо­ген слу­жил в ка­фед­раль­ном со­бо­ре за­упо­кой­ную Бо­же­ствен­ную ли­тур­гию, по окон­ча­нии ко­то­рой, об­ра­ща­ясь к мо­ля­ще­му­ся на­ро­ду, на­став­ни­кам се­ми­на­рии и уча­щим­ся, при­сут­ство­вав­шим здесь в пол­ном со­ста­ве, ска­зал сло­во о тра­ги­че­ской кон­чине ин­спек­то­ра^[122]; оно про­из­ве­ло огром­ное впе­чат­ле­ние на со­брав­ших­ся, и горь­ко пла­кал отец-свя­щен­ник, сын ко­то­ро­го ока­зал­ся в тюрь­ме по де­лу об убий­стве. В тот же день вла­ды­ка по­се­тил оси­ро­тев­шую се­мью по­кой­но­го и раз­де­лил с ней по­ми­наль­ную тра­пе­зу.
На пре­столь­ный празд­ник се­ми­на­рии, в день па­мя­ти свя­то­го апо­сто­ла и еван­ге­ли­ста Иоан­на Бо­го­сло­ва, 26 сен­тяб­ря 1911 го­да по­сле ли­тур­гии в се­ми­нар­ском хра­ме вла­ды­ка сно­ва вер­нул­ся к те­ме свер­шив­ше­го­ся зло­де­я­ния. «С ужа­сом и него­до­ва­ни­ем го­во­рим, что на­ши се­ми­на­рии, – ска­зал он, – на­по­ло­ви­ну сгни­ли, негод­ны ста­ли для тех це­лей, ра­ди ко­то­рых они учре­жде­ны. На­род нуж­да­ет­ся в об­ра­зо­ван­ных свя­щен­ни­ках; с на­ро­да бе­рут­ся день­ги на со­дер­жа­ние се­ми­на­рии, а идут в свя­щен­ни­ки два-три че­ло­ве­ка в год из окон­чив­ших курс се­ми­на­рии.
Те­перь, ко­гда се­ми­на­рист при­ни­ма­ет свя­щен­ство, это – уже рос­кошь, осо­бая ра­дость. Дай Бог об­но­вить­ся се­ми­на­рии! Его­же лю­бит Гос­подь, на­ка­зу­ет [Притч. 3, 12]. Мы уже на­ка­за­ны. Нуж­но сво­им доб­рым по­ве­де­ни­ем снять по­зор с се­ми­на­рии. Дай Бог, чтобы из сре­ды вас по­боль­ше вы­шло свя­щен­ни­ков и этим ис­куп­лен был грех тех, кто от вас вы­шел, но не был по ду­ху ва­шим; этим уте­шит­ся дух и прис­но­па­мят­но­го му­че­ни­ка се­ми­на­рии Алек­сея Ива­но­ви­ча»^[123].
30 мая 1911 го­да, в день Свя­то­го Ду­ха, в за­ле му­зы­каль­но­го учи­ли­ща со­сто­я­лось тор­же­ствен­ное от­кры­тие Пра­во­слав­но­го цер­ков­но­го со­бра­ния, за­ду­ман­но­го как по­сто­ян­но дей­ству­ю­щее пра­во­слав­ное про­све­ти­тель­ское об­ще­ство. Пер­вое за­се­да­ние бы­ло по­свя­ще­но во­про­су: на­сколь­ко, неза­ви­си­мо от вре­ме­ни, оста­ют­ся важ­ны­ми дог­ма­ты Пра­во­слав­ной Церк­ви. Об­сто­я­тель­ный до­клад на эту те­му про­чи­тал про­то­и­е­рей Сер­гий Иль­мен­ский^[j]. По­сле него ска­зал сло­во епи­скоп Гер­мо­ген, речь ко­то­ро­го дли­лась око­ло ча­са и бы­ла впо­след­ствии по па­мя­ти за­пи­са­на слу­ша­те­ля­ми^[124]. Цер­ков­ное со­бра­ние за­кон­чи­лось пе­ни­ем мо­литв, и его участ­ни­ки разо­шлись в на­ча­ле две­на­дца­то­го ча­са но­чи, бла­го­дар­ные и обла­го­дат­ство­ван­ные сло­вом про­све­ще­ния и об­щей усерд­ной и ис­крен­ней мо­лит­вой.
Как вся­кое кри­зис­ное вре­мя, на­ча­ло ХХ сто­ле­тия в Рос­сии бы­ло близ­ко по сво­е­му со­дер­жа­нию к эпо­хе апо­ка­лип­си­че­ской, и ка­за­лось, что ни­что не мог­ло уже ее удер­жать от стре­ми­тель­но­го дви­же­ния к раз­ру­ше­нию и ги­бе­ли. Вся­кое му­же­ствен­ное вы­ступ­ле­ние то­гда ста­но­вит­ся по­доб­но вне­сен­но­му во тьму све­ту, осве­ща­ю­ще­му в нрав­ствен­ном от­но­ше­нии са­мые тем­ные за­ко­ул­ки об­ще­ства, в ко­то­ром по­все­мест­но ца­ри­ла ат­мо­сфе­ра ци­низ­ма, ко­гда счи­та­лось са­мо со­бой ра­зу­ме­ю­щим­ся ста­вить ин­те­ре­сы лич­ные вы­ше на­цио­наль­но-го­судар­ствен­ных, ко­то­рые неко­то­ры­ми уже во­все пе­ре­ста­ва­ли осо­зна­вать­ся – есть ли они во­об­ще и ка­ко­вы они.
На­чал­ся вто­рой акт, по вы­ра­же­нию епи­ско­па Се­ра­фи­ма (Чи­ча­го­ва), «рус­ской си­но­даль­ной тра­ге­дии». В за­се­да­ни­ях зим­ней сес­сии Свя­тей­ше­го Си­но­да 1911‑1912 го­да долж­ны бы­ли участ­во­вать мит­ро­по­ли­ты Санкт-Пе­тер­бург­ский Ан­то­ний, Мос­ков­ский Вла­ди­мир, Ки­ев­ский Фла­виан, ар­хи­епи­ско­пы Фин­лянд­ский Сер­гий и Во­лын­ский Ан­то­ний и епи­ско­пы Ки­ши­нев­ский Се­ра­фим, Са­ра­тов­ский Гер­мо­ген, Пол­тав­ский На­за­рий, Во­ло­год­ский Ни­кон и Холм­ский Ев­ло­гий.
23 ок­тяб­ря 1911 го­да епи­скоп Гер­мо­ген от­слу­жил Бо­же­ствен­ную ли­тур­гию в Спа­со-Пре­об­ра­жен­ском мо­на­сты­ре, а за­тем – за­упо­кой­ную ли­тию на мо­ги­ле от­ца и дол­го и го­ря­чо здесь мо­лил­ся. В тот же день, в семь ча­сов ве­че­ра по­езд от­прав­лял­ся из Са­ра­то­ва. «Про­во­дить вла­ды­ку на вок­зал со­бра­лось все го­род­ское ду­хо­вен­ство, пред­ста­ви­те­ли ду­хов­но-учеб­ных за­ве­де­ний и мас­са на­ро­да... Весь де­бар­ка­дер вок­за­ла был до чрез­вы­чай­ной тес­но­ты усе­ян на­ро­дом, со­брав­шим­ся про­во­дить лю­би­мо­го ар­хи­пас­ты­ря. Вла­ды­ка всем пре­по­дал... бла­го­сло­ве­ние, бла­го­да­рил за ока­зан­ное ему вни­ма­ние и про­во­жа­е­мый мо­лит­вен­ны­ми бла­го­по­же­ла­ни­я­ми, под об­щее пе­ние “ис пол­ла эти дес­по­та” от­был в Санкт-Пе­тер­бург»^[125].
Са­ра­тов­ская га­зе­та «Брат­ский ли­сток» пи­са­ла о пла­нах вла­ды­ки: «Прео­свя­щен­ней­ший Гер­мо­ген го­то­вит­ся вы­сту­пить в Свя­тей­шем Си­но­де с це­лым ря­дом до­кла­дов по са­мым жи­вым и на­сущ­ным для Церк­ви и пра­во­слав­ных рус­ских лю­дей во­про­сам. Бу­дем уте­шать се­бя на­деж­дой, что Гос­подь по­шлет... вла­ды­ке ра­дость успе­ха, что его тру­ды на бла­го Церк­ви и нераз­рыв­но свя­зан­но­го с ним бла­га рус­ско­го на­ро­да при­не­сут обиль­ный и бо­га­тый плод»^[126].
7 но­яб­ря 1911 го­да мит­ро­по­лит Мос­ков­ский Вла­ди­мир пред­ста­вил в Свя­тей­ший Си­нод хо­да­тай­ство «о при­сво­е­нии сест­рам Мар­фо-Ма­ри­ин­ской оби­те­ли ми­ло­сер­дия в го­ро­де Москве име­но­ва­ние “диа­ко­нисс”»^[127].
Устав Мар­фо-Ма­ри­ин­ской оби­те­ли был уже утвер­жден, но вы­звал го­ря­чее об­суж­де­ние во­прос, мож­но ли име­но­вать­ся сест­рам диа­ко­нис­са­ми, то есть име­но­вать­ся по чи­ну, су­ще­ство­вав­ше­му в IV-VII ве­ках, без вос­ста­нов­ле­ния са­мо­го это­го чи­на. Во­семь ар­хи­ере­ев, при­сут­ство­вав­ших на за­се­да­нии Свя­тей­ше­го Си­но­да, вы­сту­пи­ли за на­име­но­ва­ние стар­ших се­стер Мар­фо-Ма­ри­ин­ской оби­те­ли диа­ко­нис­са­ми, с тем чтобы во­прос о вос­ста­нов­ле­нии «в Рос­сий­ской Церк­ви диа­ко­нис­ско­го слу­же­ния в пол­ном его древ­нем объ­е­ме... при­знать под­ле­жа­щим раз­ре­ше­нию на пред­сто­я­щем По­мест­ном Со­бо­ре Рос­сий­ской Церк­ви»^[128].
Епи­скоп Гер­мо­ген, рев­нуя о чи­сто­те пра­во­сла­вия, вы­сту­пил с осо­бым мне­ни­ем, спра­вед­ли­во упре­кая устро­и­тель­ни­цу Мар­фо-Ма­ри­ин­ской оби­те­ли ве­ли­кую кня­ги­ню Ели­за­ве­ту Фе­до­ров­ну^[k] в под­ра­жа­нии про­те­стан­тиз­му^[129].
На том же за­се­да­нии Свя­тей­ше­го Си­но­да мит­ро­по­лит Санкт-Пе­тер­бург­ский Ан­то­ний (Вад­ков­ский) вы­сту­пил с осо­бым мне­ни­ем, со­глас­ным с мне­ни­ем епи­ско­па Гер­мо­ге­на. Он пи­сал: «По­ка не вос­ста­нов­лен чин диа­ко­нисс в древ­нем его зна­че­нии, сест­рам Мар­фо-Ма­ри­ин­ской оби­те­ли не мо­жет быть усво­е­но на­име­но­ва­ние диа­ко­нисс, в чине ко­их они не со­сто­ят»^[130].
15 де­каб­ря 1911 го­да епи­скоп Гер­мо­ген по­слал те­ле­грам­му Го­су­да­рю как вер­хов­но­му за­щит­ни­ку и охра­ни­те­лю усто­ев пра­во­слав­но­го го­су­дар­ства. Он пи­сал: «В на­сто­я­щее вре­мя в Свя­тей­шем Си­но­де по­спеш­но уси­ли­ва­ют­ся про­во­дить неко­то­рые учре­жде­ния и опре­де­ле­ния пря­мо про­ти­во­ка­но­ни­че­ско­го ха­рак­те­ра... Свя­тей­ший Си­нод учре­жда­ет в го­ро­де Москве чи­сто ере­ти­че­скую кор­по­ра­цию диа­ко­нисс, по­да­вая ос­но­ва­тель­ни­це сей оби­те­ли ве­ли­кой кня­гине Ели­за­ве­те Фе­до­ровне “ка­мень вме­сто хле­ба, фаль­ши­вое, под­лож­ное учре­жде­ние вме­сто ис­тин­но­го”... В Свя­тей­шем Си­но­де го­ло­со­ва­ли вве­де­ние в Пра­во­слав­ной Церк­ви гру­бо про­ти­во­ка­но­ни­че­ско­го чи­на за­упо­кой­но­го мо­ле­ния Пра­во­слав­ной Церк­ви о ере­ти­ках ино­слав­ных... чем ока­зы­ва­ет­ся от­кры­тое по­пусти­тель­ство и са­мо­воль­ное бес­чин­ное снис­хож­де­ние к про­тив­ни­кам Пра­во­слав­ной Церк­ви»^[131].
1 ян­ва­ря 1912 го­да Им­пе­ра­тор, рас­смот­рев пред­ло­же­ние Си­но­да, на­пи­сал: «Все­це­ло раз­де­ляю осо­бое мне­ние мит­ро­по­ли­та Пе­тер­бург­ско­го Ан­то­ния»^[132]. На за­се­да­нии Свя­тей­ше­го Си­но­да 10 ян­ва­ря 1912 го­да Си­нод по­ста­но­вил со­об­щить ре­зо­лю­цию Им­пе­ра­то­ра мит­ро­по­ли­ту Вла­ди­ми­ру к ис­пол­не­нию, и та­ким об­ра­зом на­име­но­ва­ние «диа­ко­нис­сы» при­ня­то не бы­ло.
К 1911 го­ду окон­ча­тель­но утвер­ди­лось вли­я­ние Рас­пу­ти­на на им­пе­ра­тор­скую че­ту. К это­му же вре­ме­ни рас­се­я­лось за­блуж­де­ние са­мо­го епи­ско­па Гер­мо­ге­на, как и мно­гих дру­гих, ка­са­ю­ще­е­ся лич­но­сти Рас­пу­ти­на: все суж­де­ния о Рас­пу­тине, как о че­ло­ве­ке рас­пут­ном, ока­за­лись вполне спра­вед­ли­вы. Кро­ме то­го, мно­гие из фак­тов, ка­са­ю­щих­ся жиз­ни Рас­пу­ти­на, ста­ли до­сто­я­ни­ем глас­но­сти, вме­сте с этим стал до­сто­я­ни­ем глас­но­сти и факт до­ве­ри­тель­но­го об­ще­ния с ним им­пе­ра­тор­ской се­мьи. Глу­бо­ко скор­бя о про­ис­хо­дя­щем на гла­зах всех без­за­ко­нии, епи­скоп Гер­мо­ген воз­на­ме­рил­ся за­щи­тить Им­пе­ра­то­ра, а вме­сте с ним и Рос­сию. Это бы­ло бла­гое, но необ­ду­ман­ное ре­ше­ние. Суд над вла­стью в Рос­сии был уже про­из­не­сен: «…ис­чис­лил Бог цар­ство твое и по­ло­жил ко­нец ему... ты взве­шен на ве­сах и най­ден слиш­ком лег­ким» (Дан. 5, 26-27). Как и вся­кое вре­мя су­да – это вре­мя и при­бли­же­ния ду­ха ан­ти­хри­сто­ва; как страш­ный при­бой, он вол­на за вол­ной раз­би­вал Бо­го­со­здан­ный мир, и каж­дый раз в этой волне от­ра­жа­лось, точ­но в кап­ле, да­ле­кое бу­ду­щее, и от­то­го мно­гие, при­ни­мая это бу­ду­щее за на­сто­я­щее, пе­ре­ста­ва­ли со­про­тив­лять­ся злу си­лой.
Ни епи­скоп Гер­мо­ген, ни дру­гие ар­хи­ереи и бла­го­че­стив­цы, бо­ров­ши­е­ся про­тив на­шед­ше­го се­бе при­ют в им­пе­ра­тор­ском двор­це шар­ла­та­на, не учи­ты­ва­ли труд­но­сти и да­же пол­ной невоз­мож­но­сти объ­яс­нить­ся с людь­ми, на­хо­дя­щи­ми­ся в со­сто­я­нии пре­ле­сти.
16 де­каб­ря 1911 го­да епи­скоп Гер­мо­ген при­гла­сил к се­бе Рас­пу­ти­на на Яро­слав­ское по­дво­рье, где оста­нав­ли­вал­ся, ко­гда при­ез­жал на за­се­да­ния Си­но­да. Он на­ме­ре­вал­ся до­бить­ся от Рас­пу­ти­на, чтобы тот по­клял­ся, что не бу­дет по­се­щать се­мью Им­пе­ра­то­ра.
По рас­ска­зам сви­де­те­лей, епи­скоп Гер­мо­ген стал об­ли­чать его за рас­пут­ство. Оше­лом­лен­ный неожи­дан­но­стью про­ис­хо­дя­ще­го и не най­дя слов для оправ­да­ния, Рас­пу­тин при­знал спра­вед­ли­вы­ми вы­дви­ну­тые про­тив него об­ви­не­ния. Прой­дя с Рас­пу­ти­ным в до­мо­вой храм по­дво­рья, епи­скоп Гер­мо­ген по­тре­бо­вал, чтобы Рас­пу­тин по­клял­ся на кре­сте и Еван­ге­лии, что ис­пол­нит ту епи­ти­мию, ко­то­рую он ему даст. Рас­пу­тин со­гла­сил­ся.
Свя­ти­тель за­пре­тил ему бы­вать в до­ме Го­су­да­ря, а вме­сто то­го «по­ехать в Ки­ев, по­со­ве­то­вать­ся там с Ки­е­во-Пе­чер­ски­ми стар­ца­ми, как ему за­ма­ли­вать свои тяж­кие гре­хи; от­ту­да про­ехать на Афон и, очи­стив­шись от сво­ей сквер­ны, уехать в Иеру­са­лим на по­кло­не­ние та­мош­ним свя­ты­ням. “При­е­дешь в Рос­сию не рань­ше, чем через три го­да, – ска­зал вла­ды­ка. – И ес­ли я бу­ду к то­му вре­ме­ни жив, то по­смот­рю, ис­пы­таю те­бя и, ес­ли най­ду те­бя до­стой­ным, то раз­ре­шу те­бе по­бы­вать в цар­ском до­ме. Ес­ли же не ис­пол­нишь мо­е­го пре­ще­ния, то ана­фем­ствую те­бя”. Рас­пу­тин обе­щал ис­пол­нить все, что при­ка­зал ему епи­скоп, но чуть ли не в тот же день явил­ся к А.А. Вы­ру­бо­вой с жа­ло­ба­ми, что его из­би­ли, по­рва­ли на нем одеж­ду и по­ва­ли­ли на пол»^[133].
Кле­ве­та Рас­пу­ти­на на свя­ти­те­ля до­стиг­ла слу­ха им­пе­ра­тор­ской че­ты, и обер-про­ку­ро­ру оста­ва­лось – в чем он и ви­дел свой долг – ис­пол­нить же­ла­ние Им­пе­ра­то­ра: убрать епи­ско­па Гер­мо­ге­на из Санкт-Пе­тер­бур­га та­ким об­ра­зом, чтобы это ре­ше­ние бы­ло оформ­ле­но в со­от­вет­ствии с цер­ков­ны­ми пра­ви­ла­ми. 2 ян­ва­ря 1912 го­да обер-про­ку­рор Саб­лер под­го­то­вил до­клад об уволь­не­нии епи­ско­па Гер­мо­ге­на от при­сут­ствия в Си­но­де в Са­ра­тов­скую епар­хию, ар­гу­мен­ти­руя это на­сущ­ной необ­хо­ди­мо­стью епар­хи­аль­ной жиз­ни, тре­бу­ю­щей при­сут­ствия ар­хи­ерея в епар­хии, весь­ма ща­дя тем са­мым чув­ства вла­ды­ки и вы­го­ра­жи­вая его от неудоб­но­го по­ло­же­ния пе­ред паст­вой при столь вне­зап­ном уволь­не­нии в се­ре­дине си­но­даль­ных за­се­да­ний.
«Са­ра­тов­ская епар­хия, – пи­сал Саб­лер в под­пи­сан­ном за­тем Им­пе­ра­то­ром до­кла­де, – вви­ду зна­чи­тель­но­го ко­ли­че­ства в ней ино­слав­но­го и ино­вер­но­го на­се­ле­ния, ши­ро­ко раз­ви­ва­ю­ще­го про­па­ган­ду сво­их ве­ро­ва­ний, осо­бен­но силь­но нуж­да­ет­ся в мис­си­о­нер­ской и про­све­ти­тель­ной де­я­тель­но­сти пра­во­слав­но­го ду­хо­вен­ства. Как усмат­ри­ва­ет­ся из до­хо­дя­щих до Свя­тей­ше­го Си­но­да све­де­ний, в озна­чен­ной епар­хии в са­мое по­след­нее вре­мя, под вли­я­ни­ем мно­го­чис­лен­ных немец­ких ко­ло­ний, рас­ки­нув­ших­ся по пре­иму­ще­ству на юге епар­хии (Ка­мы­шин­ский уезд), ста­ли за­ме­чать­ся быст­рый рост и уси­ле­ние бап­тист­ско­го лже­уче­ния, гро­зя­ще­го ве­ли­ким вре­дом и опас­но­стя­ми не толь­ко Пра­во­слав­ной Церк­ви, но и го­су­дар­ству. Воз­ни­ка­ет по­се­му для этой епар­хии осо­бая на­доб­ность в по­сто­ян­ном и неослаб­ном ар­хи­пас­тыр­ском на­блю­де­нии и по­пе­че­нии.
Пред­став­ляя о вы­ше­из­ло­жен­ном на бла­го­воз­зре­ние Ва­ше­го Им­пе­ра­тор­ско­го Ве­ли­че­ства, при­ем­лю долг все­под­дан­ней­ше ис­пра­ши­вать Вы­со­чай­шее со­из­во­ле­ние на уволь­не­ние при­сут­ству­ю­ще­го в Свя­тей­шем Си­но­де Прео­свя­щен­но­го Гер­мо­ге­на епи­ско­па Са­ра­тов­ско­го во вве­рен­ную ему епар­хию»^[134].
На сле­ду­ю­щий день Им­пе­ра­тор под­пи­сал со­гла­сие на уволь­не­ние епи­ско­па Гер­мо­ге­на от при­сут­ствия в Свя­тей­шем Си­но­де. Этим дей­стви­ем са­мо со­бой вы­яви­лось, что обер-про­ку­рор мо­жет об­хо­дить­ся при при­ня­тии ре­ше­ний об уволь­не­ни­ях и пе­ре­ме­ще­ни­ях ар­хи­ере­ев во­об­ще без Свя­тей­ше­го Си­но­да. 7 ян­ва­ря это по­ло­же­ние бы­ло все же фор­маль­но ис­прав­ле­но – указ был за­слу­шан зад­ним чис­лом быв­ши­ми в то вре­мя в Санкт-Пе­тер­бур­ге тре­мя ар­хи­ере­я­ми, вхо­див­ши­ми в со­став Свя­тей­ше­го Си­но­да – мит­ро­по­ли­том Ан­то­ни­ем (Вад­ков­ским), ар­хи­епи­ско­пом Сер­ги­ем (Стра­го­род­ским) и епи­ско­пом Ни­ко­ном (Рож­де­ствен­ским), – но что они мог­ли воз­ра­зить про­тив уже под­пи­сан­но­го Им­пе­ра­то­ром ука­за, как они об этом ду­ма­ли то­гда. В тот же день обер-про­ку­рор Свя­тей­ше­го Си­но­да Саб­лер до­вел это ре­ше­ние до све­де­ния вла­ды­ки Гер­мо­ге­на, при­быв к нему на Яро­слав­ское по­дво­рье.
Саб­лер дер­жал­ся во вре­мя встре­чи пре­ду­пре­ди­тель­но и лю­без­но. Но это толь­ко воз­му­ти­ло вла­ды­ку, на­по­ми­ная ему, как он за­ме­тил впо­след­ствии, «лас­ки Неро­на, сни­ма­ю­ще­го го­ло­вы со сво­их “лю­бим­цев”»^[135]. В бе­се­де с Саб­ле­ром епи­скоп вы­ска­зал свой спра­вед­ли­вый гнев на гру­бое оскорб­ле­ние его как ар­хи­ерея пе­ред всей Пра­во­слав­ной Цер­ко­вью.
Саб­лер сму­тил­ся и стал уве­рять епи­ско­па, что уволь­не­ние от него не за­ви­сит, что оно вы­зва­но ис­клю­чи­тель­но необ­хо­ди­мо­стью пре­бы­ва­ния то­го в Са­ра­тов­ской епар­хии, так как там мо­жет про­изой­ти бес­по­ря­док, вы­зван­ный иеро­мо­на­хом Или­о­до­ром, за ко­то­рым на­до при­смат­ри­вать. И для епи­ско­па луч­ше бу­дет уехать, и, в кон­це кон­цов, та­ко­ва во­ля Го­су­да­ря.
Че­ло­век чи­стый и про­сто­душ­ный, по­ла­га­ю­щий­ся бо­лее на ре­ли­ги­оз­ные чув­ства и пра­ви­ла жиз­ни, ле­жа­щие це­ли­ком в об­ла­сти ис­пол­не­ния за­по­ве­дей Хри­сто­вых, епи­скоп Гер­мо­ген со­вер­шен­но от­ме­тал воз­мож­ность дей­ствий столь, по его мне­нию, под­лых и не име­ю­щих от­но­ше­ния к Церк­ви, как ин­три­га со сто­ро­ны Рас­пу­ти­на; он счи­тал, что при­чи­на все же на­хо­дит­ся в об­ла­сти цер­ков­ных во­про­сов и все де­ло в том, что в уго­ду власть иму­щим Саб­лер го­тов вне­сти неко­то­рые нов­ше­ства в жизнь Пра­во­слав­ной Церк­ви. И уже поз­же, ко­гда о свя­зи меж­ду его уволь­не­ни­ем и вы­ступ­ле­ни­ем про­тив вли­я­ния Рас­пу­ти­на на цар­скую се­мью ста­ли за­яв­лять пуб­лич­но дру­гие ар­хи­ереи, он вы­нуж­ден был со­гла­сить­ся, что эта связь су­ще­ству­ет.
Вы­слу­шав обер-про­ку­ро­ра, епи­скоп Гер­мо­ген ска­зал: «Да бу­дет вам из­вест­но, что для ме­ня все рав­но, где я бу­ду жить, в Са­ра­то­ве или в Си­би­ри, но знай­те, я ни­ко­гда не пе­ре­ста­ну за­щи­щать ис­ти­ну и ка­но­ни­че­ские ос­но­вы Пра­во­слав­ной Церк­ви. Я бу­ду про­те­сто­вать са­мым энер­гич­ным об­ра­зом про­тив вве­де­ния в Пра­во­слав­ной Церк­ви гру­бо про­ти­во­ка­но­ни­че­ско­го чи­на за­упо­кой­но­го мо­ле­ния об ино­слав­ных ере­ти­ках. Вве­де­ние это­го чи­на я счи­таю не толь­ко не ка­но­нич­ным, но са­мо­воль­ным бес­чин­ным снис­хож­де­ни­ем к ере­ти­кам. Вы, Вла­ди­мир Кар­ло­вич, здесь по­сту­пи­ли неспра­вед­ли­во, не по со­ве­сти, а те­перь за­ме­та­е­те сле­ды. Бу­дучи по су­ще­ству оком Го­су­да­ря в Свя­тей­шем Си­но­де, вы яв­ля­е­тесь за­со­рен­ным оком и ру­ко­во­ди­тесь лич­ною зло­бою и ме­стью ко мне. Вы яв­ля­е­тесь за­щи­тою чи­сто ере­ти­че­ской кор­по­ра­ции диа­ко­нисс в Рус­ской Пра­во­слав­ной Церк­ви. Нель­зя этот во­прос ре­шать так по­спеш­но»^[136]. Вла­ды­ка за­тем стал на­ста­и­вать «на об­ра­зо­ва­нии ко­мис­сии из несколь­ких епи­ско­пов для со­гла­со­ва­ния ре­ше­ния Си­но­да, по­сле изу­че­ния во­про­са, с по­ста­нов­ле­ни­я­ми Все­лен­ских Со­бо­ров и свя­то­оте­че­скою ли­те­ра­ту­рою. “За ва­шу неис­крен­ность вас по­стигнет Бо­жия ка­ра. Гос­подь вас по­ка­ра­ет!..”»^[137], – ска­зал он обер-про­ку­ро­ру.
Саб­лер воз­ра­зил епи­ско­пу, что тот на­прас­но оби­дел­ся, стал го­во­рить о люб­ви Хри­ста и что нель­зя пре­да­вать про­кля­тию. Вла­ды­ка от­ве­тил: «Я и не оби­жа­юсь лич­но за се­бя. Я толь­ко него­дую на вас за те де­ла, ко­то­рые вы хо­ти­те вы­дать за де­ла Пра­во­слав­ной Церк­ви. Я все­го это­го не мо­гу оста­вить без энер­гич­но­го про­те­ста. А ес­ли и Свя­тей­ший Си­нод вве­дет, на­при­мер, про­ти­во­ка­но­ни­че­ский чин в Пра­во­слав­ную Цер­ковь, то пред­сто­я­щий Цер­ков­ный Со­бор вы­ра­зит ему по­ри­ца­ние, и его нека­но­ни­че­ские дей­ствия на Со­бо­ре бу­дут под­верг­ну­ты осуж­де­нию»^[138]. В за­клю­че­ние епи­скоп Гер­мо­ген уко­рил Саб­ле­ра за ли­це­ме­рие, чи­нов­ни­чью из­во­рот­ли­вость, бю­ро­кра­ти­че­ские под­во­хи и об­хо­ды неугод­ных ему лю­дей. Ви­дя, что вла­ды­ка на­стро­ен непре­клон­но от­ри­ца­тель­но к его об­ра­зу дей­ствий, Саб­лер по­ки­нул его.
На сле­ду­ю­щий день кор­ре­спон­дент га­зе­ты «Ве­чер­нее вре­мя» об­ра­тил­ся к од­но­му из иерар­хов, про­ся его по­яс­нить про­ис­шед­шее.
«Уволь­не­ние это про­изо­шло со­вер­шен­но неожи­дан­но, – ска­зал тот, – еще тре­тье­го дня, ве­че­ром, я бе­се­до­вал по те­ле­фо­ну с Прео­свя­щен­ным Гер­мо­ге­ном от­но­си­тель­но неко­то­рых во­про­сов, под­ле­жа­щих об­суж­де­нию на пер­вом за­се­да­нии Свя­тей­ше­го Си­но­да, а вче­ра утром уже был объ­яв­лен указ о раз­ре­ше­нии вла­ды­ке воз­вра­тить­ся в свою епар­хию... В пер­вый же день по при­бы­тии в Пе­тер­бург, в на­ча­ле зим­ней сес­сии, он вы­ска­зал­ся, что крайне огор­чен бес­плод­но­стью ра­бот Свя­тей­ше­го Си­но­да и пол­ной за­ви­си­мо­стью по­след­них от ука­за­ний Со­ве­та Ми­ни­стров и дру­гих свет­ских лиц и учре­жде­ний и по­то­му на­ме­рен сде­лать по­пыт­ку воз­вра­тить Выс­ше­му цер­ков­но­му управ­ле­нию в Рос­сии хо­тя бы неко­то­рую са­мо­сто­я­тель­ность. На­ме­ре­ние Прео­свя­щен­но­го Гер­мо­ге­на бы­ло в вы­со­кой сте­пе­ни сим­па­тич­но, но, к со­жа­ле­нию, про­чие чле­ны Свя­тей­ше­го Си­но­да не под­дер­жа­ли его, и на пер­вых же ша­гах вла­ды­ка ока­зал­ся в оди­но­че­стве. Это, од­на­ко, не обес­ку­ра­жи­ло его, и он с обыч­ной пря­мо­той и сме­ло­стью стал по­да­вать осо­бые мне­ния, иду­щие враз­рез с опре­де­ле­ни­я­ми Свя­тей­ше­го Си­но­да. Так он вы­ска­зал­ся про­тив вос­ста­нов­ле­ния диа­ко­нисс и со­став­ле­ния осо­бой па­ни­хи­ды за ино­вер­цев, о ко­то­рых хло­по­та­ли весь­ма вы­со­ко­по­став­лен­ные ли­ца. Да­лее, он на­ста­и­вал на при­ме­не­нии в си­но­даль­ных ре­ше­ни­ях на­чал стро­гой со­бор­но­сти, а не уго­жде­ния силь­ным ми­ра се­го и т.д. Но са­мы­ми глав­ны­ми по­во­да­ми к уволь­не­нию епи­ско­па Гер­мо­ге­на по­слу­жи­ли его по­след­нее столк­но­ве­ние с из­вест­ным “стар­цем” Гри­го­ри­ем Рас­пу­ти­ным, от­каз при­нять уча­стие во встре­че ан­глий­ских цер­ков­ных го­стей и от­ри­ца­тель­ное от­но­ше­ние к об­суж­да­е­мо­му по­ка в ве­ли­чай­шей тайне про­ек­ту о вос­ста­нов­ле­нии в Рос­сии так на­зы­ва­е­мо­го си­но­даль­но­го пат­ри­ар­ше­ства. Несколь­ко вре­ме­ни на­зад, под дав­ле­ни­ем неко­то­рых круж­ков, сре­ди си­но­даль­ных иерар­хов был под­нят во­прос о воз­ве­де­нии Гри­го­рия Рас­пу­ти­на в сан свя­щен­ни­ка. Прео­свя­щен­ный Гер­мо­ген энер­гич­но вос­про­ти­вил­ся это­му, при­чем на фак­тах по­ка­зал, чтó, в сущ­но­сти, пред­став­ля­ет со­бой на­зван­ный “ста­рец”, ко­то­ро­го бы сле­до­ва­ло да­же от­лу­чить от Церк­ви за его де­я­ния, а не то что ру­ко­по­ла­гать в иереи. Точ­но так же он ка­те­го­ри­че­ски вы­ска­зал­ся и про­тив че­ство­ва­ния в Свя­тей­шем Си­но­де ан­гли­кан­ских епи­ско­пов, ука­зы­вая, что с по­след­ни­ми мож­но ве­сти пе­ре­го­во­ры о со­еди­не­нии их с Пра­во­слав­ной Цер­ко­вью, но от­да­вать им по­че­сти как иерар­хам от­нюдь нель­зя. На­ко­нец и к во­про­су о вос­ста­нов­ле­нии в Рос­сии Пат­ри­ар­ха “для воз­глав­ле­ния” Cвя­тей­ше­го Си­но­да Прео­свя­щен­ный Гер­мо­ген так­же от­нес­ся от­ри­ца­тель­но, на­хо­дя, что с ка­но­ни­че­ской точ­ки зре­ния по­доб­ный “си­но­даль­ный” Пат­ри­арх – аб­сурд, и во гла­ве Рус­ской Церк­ви ли­бо дол­жен стать пол­но­моч­ный Пат­ри­арх и обер-про­ку­ро­ры долж­ны быть то­гда упразд­не­ны, ли­бо дол­жен остать­ся кол­ле­ги­аль­ный по­ря­док управ­ле­ния в ли­це Свя­тей­ше­го Си­но­да. И так как, бла­го­да­ря сво­ей огром­ной эру­ди­ции и вы­да­ю­щим­ся по­зна­ни­ям в об­ла­сти цер­ков­но­го пра­ва, Прео­свя­щен­ный Гер­мо­ген под­кре­пил все свои по­ло­же­ния неопро­вер­жи­мы­ми тре­бо­ва­ни­я­ми ка­но­нов цер­ков­ных, то Свя­тей­ший Си­нод, бу­дучи бес­силь­ным опро­верг­нуть его, не на­шел дру­го­го сред­ства, как уда­лить его из сво­е­го со­ста­ва»^[139].
10 ян­ва­ря, бе­се­дуя с кор­ре­спон­ден­том «Ве­чер­не­го вре­ме­ни», вла­ды­ка Гер­мо­ген ска­зал: «Ка­ких-ни­будь три ме­ся­ца на­зад я ехал в Пе­тер­бург пол­ный са­мых ра­дуж­ных На­дежд... я на­де­ял­ся, что у нас при­мут­ся на­ко­нец за бла­го­устрой­ство Пра­во­слав­ной Церк­ви, и, чтобы вне­сти и свою кап­лю тру­да в это де­ло и не пред­стать непод­го­тов­лен­ным, я вез с со­бою це­лый ряд до­кла­дов и про­ек­тов весь­ма важ­но­го зна­че­ния. С пер­вых же ша­гов в ду­хов­ных сфе­рах я убе­дил­ся, что все здесь пой­дет по-ста­ро­му. Ко­гда я всту­пил в от­прав­ле­ние сво­их обя­зан­но­стей в Свя­тей­шем Си­но­де и ко­гда на нас по­сы­па­лись, как из ро­га изоби­лия, все эти бра­ко­раз­вод­ные, су­деб­ные, адми­ни­стра­тив­ные и про­чие де­ла, я окон­ча­тель­но при­шел к убеж­де­нию, что ни од­но­го из сво­их про­ек­тов об­ще­цер­ков­но­го зна­че­ния я не в си­лах бу­ду про­ве­сти. По­это­му я по­ки­даю Пе­тер­бург без вся­ко­го огор­че­ния. Луч­ше со­всем не участ­во­вать в де­лах цер­ков­но­го управ­ле­ния, чем сво­дить все уча­стие к про­стой под­пи­си жур­на­лов, опре­де­ле­ний и про­то­ко­лов, боль­шей ча­сти ко­то­рых да­же и не со­чув­ству­ешь. По всей ве­ро­ят­но­сти, ре­прес­сии про­тив ме­ня не окон­чат­ся мо­им уда­ле­ни­ем из со­ста­ва Свя­тей­ше­го Си­но­да, и нет ни­че­го невоз­мож­но­го, что через неко­то­рое вре­мя ме­ня пе­ре­ме­стят в ка­кую-ли­бо глухую епар­хию или да­же во­все уво­лят на по­кой. Но и это не толь­ко не пу­га­ет, но да­же ра­ду­ет ме­ня. Ведь ес­ли бы что-ли­бо по­доб­ное слу­чи­лось, я в пра­ве бу­ду рас­счи­ты­вать на ту ве­ли­кую на­гра­ду на небе­сах, ко­то­рую обе­ща­ет Гос­подь Иисус Хри­стос тем, ко­го “из­го­нят или из­же­нут” име­ни Его ра­ди. Итак, я уез­жаю из Пе­тер­бур­га, но это не зна­чит, что я во­все от­ка­жусь от дел цер­ков­ных. Я возь­му се­бе при­ме­ром прис­но­па­мят­но­го свя­ти­те­ля Мос­ков­ско­го Фила­ре­та, ко­то­рый так­же в свое вре­мя был уда­лен из со­ста­ва Свя­тей­ше­го Си­но­да, но сде­лал для Рус­ской Церк­ви столь­ко, сколь­ко дай Бог каж­до­му из нас. Ко­неч­но, я не чув­ствую в се­бе си­лы и та­лан­тов Фила­ре­та, но с Бо­жи­ей по­мо­щью кое-что, мо­жет быть, со­вер­шу и я для бла­га Свя­той Пра­во­слав­ной Церк­ви»^[140].
Ре­ше­ние об уволь­не­нии епи­ско­па Гер­мо­ге­на бы­ло в тот мо­мент неожи­дан­ным для мно­гих чле­нов Си­но­да. «Уволь­не­ние епи­ско­па Гер­мо­ге­на, – за­явил 9 ян­ва­ря кор­ре­спон­ден­ту «Бир­же­вых ве­до­мо­стей» ар­хи­епи­скоп Фин­лянд­ский Сер­гий (Стра­го­род­ский), – для ме­ня, по край­ней ме­ре, яви­лось пол­ной неожи­дан­но­стью. По мо­е­му мне­нию, это уволь­не­ние не на­хо­дит­ся ни в ка­кой за­ви­си­мо­сти от де­я­тель­но­сти епи­ско­па Гер­мо­ге­на в Свя­тей­шем Си­но­де. Несмот­ря на все раз­но­гла­сия, ко­то­рые бы­ли меж­ду Са­ра­тов­ским Прео­свя­щен­ным и неко­то­ры­ми иерар­ха­ми, сам Свя­тей­ший Си­нод ни­ко­гда не за­ду­мы­вал­ся над во­про­сом об уда­ле­нии епи­ско­па Гер­мо­ге­на. Мне ду­ма­ет­ся да­же, что и обер-про­ку­рор Свя­тей­ше­го Си­но­да не де­лал по­доб­но­го пред­став­ле­ния»^[141].
12 ян­ва­ря чле­ны Свя­тей­ше­го Си­но­да со­бра­лись для об­суж­де­ния те­ле­грам­мы, по­слан­ной епи­ско­пом Гер­мо­ге­ном Им­пе­ра­то­ру и воз­вра­щен­ной им Си­но­ду. Ста­ра­ясь вве­сти внешне де­ло в цер­ков­ные рам­ки, Си­нод по­ста­но­вил, что «об­ви­не­ние Свя­тей­ше­го Си­но­да Прео­свя­щен­ным Гер­мо­ге­ном в по­спеш­но­сти при раз­ре­ше­нии ука­зан­ных им двух дел, как ос­но­ван­ное на не со­от­вет­ству­ю­щих дей­стви­тель­но­сти утвер­жде­ни­ях, яв­ля­ет­ся неспра­вед­ли­вым... что по­став­ле­ние се­бя в ис­клю­чи­тель­ные усло­вия при за­щи­те сво­их воз­зре­ний по срав­не­нию с про­чи­ми чле­на­ми Свя­тей­ше­го Си­но­да и го­ло­слов­ное опо­ро­чи­ва­ние пе­ред Го­су­да­рем Им­пе­ра­то­ром по­ста­нов­ле­ний и суж­де­ний Свя­тей­ше­го Си­но­да яв­ля­ет­ся по­ступ­ком, за­слу­жи­ва­ю­щим осуж­де­ния. Вы­ра­жая за сие Прео­свя­щен­но­му Гер­мо­ге­ну по­ри­ца­ние, Свя­тей­ший Си­нод опре­де­ля­ет дать ему знать о сем ука­зом...»^[142].
Епи­скоп Гер­мо­ген со­гла­сил­ся под­чи­нить­ся ре­ше­нию Си­но­да и вы­ехать в Са­ра­тов, но преж­де чем уехать, он хо­тел, на­хо­дясь еще в Пе­тер­бур­ге, объ­яс­нить суть про­ис­шед­ше­го, и преж­де все­го сво­ей Са­ра­тов­ской пастве. Сле­дуя сво­им убеж­де­ни­ям о зна­чи­мо­сти со­бор­но­сти для Пра­во­слав­ной Церк­ви, он по­пы­тал­ся пред­ста­вить во­про­сы, об­суж­дав­ши­е­ся на Си­но­де и имев­шие, по его мне­нию, об­ще­цер­ков­ное зна­че­ние, на озна­ком­ле­ние всей Церк­ви. Его со­вер­шен­но не устра­и­вал ме­тод за­кры­тых об­суж­де­ний тех или иных во­про­сов уз­кой груп­пой ар­хи­ере­ев, це­ли­ком за­ви­си­мых от свет­ской вла­сти^[143].
Епи­скоп Гер­мо­ген за­явил: «Это уволь­не­ние я счи­таю неза­кон­ным. Оно со­сто­я­лось преж­де все­го не от ли­ца Свя­тей­ше­го Си­но­да, так как Си­но­да не бы­ло. Си­нод 3 ян­ва­ря не за­се­дал, а уволь­не­ние ме­ня по­сле­до­ва­ло имен­но 3 ян­ва­ря 1912 го­да.
В этом ак­те яр­ко об­ри­со­ва­лась вся бю­ро­кра­ти­че­ская из­во­рот­ли­вость си­но­даль­но­го обер-про­ку­ро­ра В.К. Саб­ле­ра^[144].
Мое уволь­не­ние без объ­яс­не­ния мне при­чин я счи­таю гру­бым оскорб­ле­ни­ем ме­ня, как епи­ско­па...
В де­ле уволь­не­ния ме­ня из Си­но­да я счи­таю глав­ны­ми ви­нов­ни­ка­ми: В.К. Саб­ле­ра и из­вест­но­го хлы­ста Гри­го­рия Рас­пу­ти­на, вред­ней­ше­го ре­ли­ги­оз­но­го ве­ро­со­вра­ти­те­ля и на­са­ди­те­ля в Рос­сии но­вой хлы­стов­щи­ны.
Гри­го­рий Рас­пу­тин по сво­им дей­стви­ям яв­но пред­став­ля­ет со­бою, по сло­вам апо­сто­ла Пав­ла, “па­кост­ни­ка пло­ти” [2 Кор. 12, 7].
О его де­лах мне, как епи­ско­пу, срам­но го­во­рить. Это опас­ный и, по­вто­ряю, ярост­ный хлыст.
Бу­дучи раз­врат­ным, он свой раз­врат при­кры­ва­ет ко­щун­ствен­но ре­ли­ги­оз­но­стью.
Что же ка­са­ет­ся вы­ра­жен­но­го мне по­ри­ца­ния Свя­тей­ше­го Си­но­да, то я не остав­лю его без про­те­ста. Я по­шлю мо­ти­ви­ро­ван­ный от­вет на все по­ста­нов­ле­ния, осуж­де­ния и по­ри­ца­ния, а те­перь я упол­но­мо­чи­ваю вас за­явить в пе­ча­ти, что по­ри­ца­ния, вы­не­сен­но­го мне Свя­тей­шим Си­но­дом, я не при­ни­маю.
Я утвер­ждаю, что на ос­но­ва­нии ка­но­ни­че­ских пра­вил и опре­де­лен­ных по­ста­нов­ле­ний Все­лен­ских Со­бо­ров сам Свя­тей­ший Си­нод за­слу­жил за ан­ти­ка­но­нич­ность по­ри­ца­ние, а его дей­ствия на Все­рос­сий­ском Со­бо­ре бу­дут под­верг­ну­ты осуж­де­нию»^[145].
Чле­ны вли­я­тель­но­го круж­ка гра­фи­ни С.С. Иг­на­тье­вой сде­ла­ли по­пыт­ку при­ми­рить епи­ско­па Гер­мо­ге­на с Рас­пу­ти­ным. 14 ян­ва­ря епи­скоп Гер­мо­ген слу­жил в Иоан­нов­ском мо­на­сты­ре на Кар­пов­ке и го­ря­чо мо­лил­ся от­цу Иоан­ну Крон­штадт­ско­му. Это бы­ла один­на­дца­тая го­дов­щи­на его слу­же­ния в епи­скоп­ском сане. В мо­на­сты­ре ему по­да­ри­ли ря­су от­ца Иоан­на, что ста­ло для него неко­то­рым уте­ше­ни­ем и на­по­ми­на­ни­ем о под­держ­ке, ока­зан­ной ему неко­гда пра­вед­ни­ком. В этот день пред­ста­ви­те­ли гра­фи­ни Иг­на­тье­вой и Рас­пу­тин ожи­да­ли вла­ды­ку, чтобы при­ми­рить­ся. Но епи­скоп Гер­мо­ген не стал встре­чать­ся с Рас­пу­ти­ным. В са­лоне гра­фи­ни Иг­на­тье­вой при­ня­ли то­гда ре­ше­ние, что ес­ли эта встре­ча не со­сто­ит­ся до 16 ян­ва­ря и иеро­мо­нах Или­о­дор не возь­мет на се­бя мис­сию при­ми­рить вла­ды­ку с Рас­пу­ти­ным, то епи­скоп Гер­мо­ген бу­дет ли­шен «вся­ко­го по­кро­ви­тель­ства»^[146].
Уволь­не­ние епи­ско­па Гер­мо­ге­на от при­сут­ствия на за­се­да­ни­ях в Свя­тей­шем Си­но­де вы­зва­ло глу­бо­кое со­чув­ствие к нему со сто­ро­ны мно­гих лю­дей, со скор­бью на­блю­дав­ших раз­ру­ху в цер­ков­ной жиз­ни. 15 ян­ва­ря епи­скоп по­лу­чил со­чув­ствен­ное пись­мо от груп­пы вы­со­ко­по­став­лен­ных лиц. В тот же день на Яро­слав­ское по­дво­рье к нему яви­лась де­пу­та­ция из трид­ца­ти че­ло­век – пред­ста­ви­те­лей Но­во­рос­сий­ско­го уни­вер­си­те­та и Санкт-Пе­тер­бург­ской Ду­хов­ной ака­де­мии с вы­ра­же­ни­ем под­держ­ки его де­я­тель­но­сти. В чис­ле их бы­ли вид­ные пред­ста­ви­те­ли сто­лич­но­го ду­хо­вен­ства, про­фес­со­ра выс­ших учеб­ных за­ве­де­ний и вы­со­ко­по­став­лен­ные чи­нов­ни­ки. Один из них, об­ра­ща­ясь к вла­ды­ке, го­ря­чо по­бла­го­да­рил его за сме­лое вы­ступ­ле­ние за неза­ви­си­мость Церк­ви и вы­ра­зил на­деж­ду, что бро­шен­ное им зер­но не умрет, но при­не­сет мно­го пло­дов, «по­бу­див и дру­гих ар­хи­пас­ты­рей снять пе­чать мол­ча­ния со сво­их уст и твер­дым язы­ком за­го­во­рить о пра­вах Церк­ви»^[147].
Вла­ды­ка со сле­за­ми на гла­зах по­бла­го­да­рил де­пу­та­тов и твер­до ска­зал, что ни­что в ми­ре не со­бьет его с пу­ти, на ко­то­рый он встал, и, «ка­кие бы го­не­ния ему ни го­то­ви­ли, он не устанет по­вто­рять, что Цер­ковь Хри­сто­ва не долж­на быть в пле­ну у чи­нов­ни­ков»^[148].
В тот же день вла­ды­кой бы­ли по­лу­че­ны со­чув­ствен­ные те­ле­грам­мы от от­дель­ных лиц и учре­жде­ний Моск­вы, Одес­сы, Ки­е­ва и дру­гих круп­ных го­судар­ствен­ных цен­тров стра­ны.
15 ян­ва­ря со­сто­я­лось за­се­да­ние Свя­тей­ше­го Си­но­да, по­свя­щен­ное со­бы­ти­ям, свя­зан­ным с епи­ско­пом Гер­мо­ге­ном.
«Со вре­ме­ни объ­яв­ле­ния Прео­свя­щен­но­му Гер­мо­ге­ну си­но­даль­ным ука­зом об уволь­не­нии его от даль­ней­ше­го при­сут­ство­ва­ния в Свя­тей­шем Си­но­де, – пи­са­лось в офи­ци­аль­ном си­но­даль­ном объ­яс­не­нии со­бы­тий для прес­сы, – в еже­днев­ной пе­ча­ти не пе­ре­ста­ва­ли по­яв­лять­ся из­ло­же­ния га­зет­ны­ми со­труд­ни­ка­ми уст­ных бе­сед их с Прео­свя­щен­ным... В этих бе­се­дах за­клю­ча­лись рез­кие осуж­де­ния по адре­су Свя­тей­ше­го Си­но­да и си­но­даль­но­го обер-про­ку­ро­ра, про­из­во­див­шие со­блазн и вол­не­ния в об­ще­стве.
15 ян­ва­ря, во ис­пол­не­ние Вы­со­чай­шей его Им­пе­ра­тор­ско­го Ве­ли­че­ства во­ли, изъ­яс­нен­ной в те­ле­грам­ме то­го же дня на имя обер-про­ку­ро­ра, о немед­лен­ном отъ­ез­де Прео­свя­щен­но­го Гер­мо­ге­на и вос­ста­нов­ле­нии на­ру­шен­но­го по­ряд­ка и спо­кой­ствия, Свя­тей­шим Си­но­дом пред­пи­са­но бы­ло Прео­свя­щен­но­му Гер­мо­ге­ну немед­лен­но, не позд­нее 16 ян­ва­ря, от­быть из Санкт-Пе­тер­бур­га во вве­рен­ную ему епар­хию...»^[149]
На сле­ду­ю­щий день, 16 ян­ва­ря, «в три ча­са дня, в честь ан­глий­ских го­стей, в боль­шом за­ле пев­че­ской ка­пел­лы со­сто­ял­ся кон­церт ду­хов­ный под ру­ко­вод­ством А.Д. Ше­ре­ме­те­ва. Бы­ло бле­стя­щее об­ще­ство из лиц Го­су­да­ре­вой сви­ты, дам выс­ше­го об­ще­ства, чле­нов Го­судар­ствен­но­го Со­ве­та и Ду­мы, обер-про­ку­рор Саб­лер...»^[150].
На кон­цер­те при­сут­ство­ва­ли мит­ро­по­ли­ты Мос­ков­ский Вла­ди­мир и Ки­ев­ский Фла­виан, ар­хи­епи­скоп Нов­го­род­ский Ар­се­ний и епи­ско­пы Ки­ши­нев­ский Се­ра­фим и Во­ло­год­ский Ни­кон. В ан­трак­те в од­ной из ком­нат бы­ло устро­е­но им­про­ви­зи­ро­ван­ное за­се­да­ние Си­но­да. Обер-про­ку­рор объ­явил, что в преды­ду­щий день Им­пе­ра­тор «вы­ра­зил удив­ле­ние и него­до­ва­ние, что епи­скоп Гер­мо­ген не от­пра­вил­ся еще в свою епар­хию, и бы­ло по­ве­ле­но, чтобы он немед­лен­но уехал. За­тем но­чью бы­ла Вы­со­чай­шая те­ле­грам­ма на имя обер-про­ку­ро­ра, в ко­то­рой ска­за­но, что Го­су­дарь на­де­ет­ся, что Свя­тей­ший Си­нод най­дет со­от­вет­ству­ю­щие ме­ры к немед­лен­но­му уда­ле­нию епи­ско­па Гер­мо­ге­на в свою епар­хию. Был се­го­дня утром по­слан указ из пя­ти строк о вы­ез­де его из Пе­тер­бур­га в 24 ча­са, при­чем в нем ука­зан по­езд, с ко­то­рым он дол­жен от­быть; вме­сте с тем ему вос­пре­ще­но ве­сти бе­се­ды с со­труд­ни­ка­ми га­зет и оста­нав­ли­вать­ся где-ли­бо по пу­ти...»^[151].
Обер-про­ку­рор рас­те­рян­но со­об­щил ар­хи­ере­ям, что «Прео­свя­щен­ный Гер­мо­ген от­ка­зы­ва­ет­ся от ис­пол­не­ния Вы­со­чай­шей во­ли, что, сколь­ко бы ука­зов ему ни по­сы­ла­ли, он все рав­но не по­едет в Са­ра­тов до тех пор, по­ка ему не предо­став­ле­но бу­дет пра­во лич­но пред­ста­вить свое объ­яс­не­ние по де­лу Вер­хов­ной вла­сти, что он – не пре­ступ­ник и что он не ве­рит, чтобы этот при­каз ис­хо­дил от Го­су­да­ря, а от – Саб­ле­ра...»^[152].
На этом за­се­да­ние, на ко­то­ром ни­ка­ких опре­де­лен­ных суж­де­ний вы­ска­за­но не бы­ло, за­кон­чи­лось, и ре­ше­но бы­ло со­брать за­се­да­ние Си­но­да на сле­ду­ю­щий день и, «в слу­чае неже­ла­ния Гер­мо­ге­на от­пра­вить­ся немед­лен­но в епар­хию, при­нять ре­ши­тель­ные ме­ры вплоть до уволь­не­ния его на по­кой»^[153].
В тот же день епи­скоп Гер­мо­ген по­слал Им­пе­ра­то­ру те­ле­грам­му, про­ся о лич­ной встре­че, а так­же и от­сроч­ку на отъ­езд вви­ду бо­лез­ни. Ве­че­ром на Яро­слав­ском по­дво­рье боль­но­го епи­ско­па Гер­мо­ге­на по­се­ти­ли ар­хи­епи­скоп Пол­тав­ский На­за­рий (Ки­рил­лов) и епи­ско­пы Во­ло­год­ский Ни­кон (Рож­де­ствен­ский) и Ки­ши­нев­ский Се­ра­фим (Чи­ча­гов); они по­тре­бо­ва­ли от епи­ско­па бес­пре­ко­слов­но­го под­чи­не­ния рас­по­ря­же­нию Им­пе­ра­то­ра. Епи­скоп Гер­мо­ген на уве­ще­ва­ния от­ве­тил, что усло­вия пред­ло­жен­ной ему вы­сыл­ки как пре­ступ­ни­ку и аре­стан­ту он вы­пол­нить не мо­жет, так как та­ко­вым се­бя не счи­та­ет. Он, как пас­тырь двух­мил­ли­он­ной паст­вы, в епар­хии со мно­же­ством рас­коль­ни­ков и сек­тан­тов не мо­жет при­е­хать ту­да опо­зо­рен­ным и опаль­ным – это бу­дет гро­мад­ный со­блазн в на­ро­де. Епи­скоп Ни­кон в от­вет ука­зал ему на необ­хо­ди­мость сми­ре­ния и на его непо­ви­но­ве­ние во­ле Го­су­да­ря. Епи­скоп Гер­мо­ген на это от­ве­тил, что Го­су­дарь здесь ни при чем, а это все обер-про­ку­рор, ко­то­рый в свою оче­редь на­хо­дит­ся под вли­я­ни­ем дру­гих лиц, и в част­но­сти Рас­пу­ти­на^[154]. На все прось­бы ар­хи­ере­ев под­чи­нить­ся, епи­скоп Гер­мо­ген от­ве­чал, что не хо­чет уез­жать не оправ­дав­шись, и те в кон­це кон­цов за­яви­ли, что они не в си­лах за­щи­щать его пе­ред Си­но­дом и за даль­ней­шее вся от­вет­ствен­ность со все­ми по­след­стви­я­ми бу­дет ле­жать на нем са­мом, на что вла­ды­ка за­ме­тил, что он и не про­сил у них за­щи­ты и за­ступ­ни­че­ства.
Днем 17 ян­ва­ря Саб­лер по­лу­чил от Им­пе­ра­то­ра те­ле­грам­му, что при­е­ма епи­ско­пу Гер­мо­ге­ну да­но не бу­дет, и он дол­жен быть немед­лен­но со­слан в мо­на­стырь.
В 12 ча­сов дня в по­ко­ях мит­ро­по­ли­та Вла­ди­ми­ра под его пред­се­да­тель­ством со­сто­я­лось за­се­да­ние Си­но­да с уча­сти­ем ар­хи­епи­ско­пов Ан­то­ния Во­лын­ско­го, Сер­гия Фин­лянд­ско­го, На­за­рия Пол­тав­ско­го и епи­ско­пов Ни­ко­на Во­ло­год­ско­го и Се­ра­фи­ма Ки­ши­нев­ско­го, ко­то­рым пред­сто­я­ло офор­мить рас­по­ря­же­ние свет­ской вла­сти. Саб­лер со­об­щил, что на со­ве­ты чле­нов Си­но­да вы­ехать в свою епар­хию епи­скоп Гер­мо­ген от­ве­тил от­ка­зом. Кро­ме то­го, епи­скоп Гер­мо­ген поз­во­лил се­бе в це­лом ря­де бе­сед с жур­на­ли­ста­ми рез­ко кри­ти­ко­вать де­я­тель­ность Свя­тей­ше­го Си­но­да. Тут же бы­ла огла­ше­на те­ле­грам­ма епи­ско­па Гер­мо­ге­на Им­пе­ра­то­ру с прось­бой о за­ступ­ни­че­стве.
По­сле обер-про­ку­ро­ра вы­сту­пил мит­ро­по­лит Вла­ди­мир и сра­зу же по­вел речь со­вер­шен­но не по су­ще­ству, за­явив, что вы­ступ­ле­ние епи­ско­па Гер­мо­ге­на мо­жет ока­зать дез­ор­га­ни­зу­ю­щее дей­ствие на про­вин­ци­аль­ных епи­ско­пов. «Свя­тей­ший Си­нод дол­жен при­нять са­мые ре­ши­тель­ные ме­ры про­тив епи­ско­па Гер­мо­ге­на, чтобы дру­гим епи­ско­пам не бы­ло по­вад­но»^[155], – за­клю­чил он.
К двум ча­сам дня за­се­да­ние бы­ло за­кон­че­но и со­став­лен со­от­вет­ству­ю­щий до­клад на имя Им­пе­ра­то­ра. В три ча­са дня Им­пе­ра­тор «при­нял Саб­ле­ра по де­лу Гер­мо­ге­на, епи­ско­па Са­ра­тов­ско­го»^[156]. В во­семь ча­сов ве­че­ра со­сто­я­лось вто­рое за­се­да­ние Си­но­да, на ко­то­ром был на­пи­сан и скреп­лен под­пи­ся­ми ар­хи­ере­ев уволь­ни­тель­ный указ епи­ско­пу Гер­мо­ге­ну; в тот же день в по­ло­вине две­на­дца­то­го но­чи указ был вру­чен епи­ско­пу. Та­ким об­ра­зом, в те­че­ние од­но­го дня со­сто­ял­ся за­оч­ный суд над епи­ско­пом, на­хо­див­шем­ся в том же го­ро­де. Впо­след­ствии, при­знав ка­но­ни­че­скую неправо­ту про­ис­шед­ше­го, воз­ник­шую от без­гра­нич­но­го уго­жде­ния свет­ской вла­сти, Си­нод за­явил, что это был не суд, а все­го лишь адми­ни­стра­тив­ное ре­ше­ние.
По­сле по­лу­чен­но­го но­чью ука­за епи­скоп Гер­мо­ген, от­ве­чая на во­прос кор­ре­спон­ден­та га­зе­ты, ска­зал: «Ре­ше­ние Свя­тей­шим Си­но­дом об уволь­не­нии ме­ня на по­кой и глу­бо­ко неспра­вед­ли­во, и не со­от­вет­ству­ет ду­ху ка­но­ни­че­ских пра­вил. Я счи­таю все это недо­ра­зу­ме­ни­ем. В ука­зе го­во­рит­ся, что на­ка­за­ние на­ло­же­но на ме­ня за непод­чи­не­ние тре­бо­ва­ни­ям Свя­тей­ше­го Си­но­да, но ведь я и не ду­мал со­про­тив­лять­ся во­ле это­го Выс­ше­го цер­ков­но­го учре­жде­ния. Ко­гда мне 15 ян­ва­ря бы­ло пред­ло­же­но вы­ехать в Са­ра­тов­скую епар­хию, я об­ра­тил­ся с те­ле­грам­мой, в ко­то­рой про­сил об ауди­ен­ции и о раз­ре­ше­нии мне вы­ехать по­сле устрой­ства лич­ных дел 19 ян­ва­ря. Это не бы­ло с мо­ей сто­ро­ны непо­слу­ша­ни­ем. А за­тем 16 ян­ва­ря по­сле­до­ва­ло вто­рое рас­по­ря­же­ние Свя­тей­ше­го Си­но­да, глу­бо­ко обид­ное для ме­ня по фор­ме. Мне, епи­ско­пу Пра­во­слав­ной Церк­ви, пред­пи­са­но бы­ло в два­дцать че­ты­ре ча­са по­ки­нуть Пе­тер­бург. Я по­ни­маю та­кую фор­му тре­бо­ва­ния, ко­гда оно... адре­со­ва­но го­судар­ствен­но­му пре­ступ­ни­ку. Раз­ве я ре­во­лю­ци­о­нер?.. Я сно­ва про­сил яв­ляв­ших­ся ко мне иерар­хов предо­ста­вить мне воз­мож­ность пред­ста­вить Свя­тей­ше­му Си­но­ду свои объ­яс­не­ния и ждать от­ве­та на мое хо­да­тай­ство, а во­все не упор­ство­вал. Во­ля ва­ша, это не непо­слу­ша­ние. Я под­чи­ня­юсь го­судар­ствен­ной вла­сти. Я при­знал бы се­бя пра­виль­но осуж­ден­ным, ес­ли бы по­ста­нов­ле­ние о мо­ем уволь­не­нии на по­кой бы­ло бы при­ня­то Со­бо­ром епи­ско­пов. По­вто­ряю, я под­чи­ня­юсь. Но остав­ляю за со­бой пра­во при со­зы­ве Цер­ков­но­го Со­бо­ра апел­ли­ро­вать к нему и при­не­сти на его суд мои оби­ды. Где жить, для ме­ня без­раз­лич­но. 18 ян­ва­ря я от­слу­жу по­след­нюю ли­тур­гию, а 19-го вы­еду в на­зна­чен­ное мне ме­сто. Да ис­пол­нит­ся во­ля Бо­жия»^[157].
Саб­лер вы­брал ме­стом пре­бы­ва­ния для епи­ско­па Гер­мо­ге­на Свя­то-Успен­ский Жи­ро­виц­кий мо­на­стырь в Грод­нен­ской гу­бер­нии.
16-го и 17 ян­ва­ря Санкт-Пе­тер­бург по­се­ти­ла тор­же­ствен­но встре­чен­ная пра­во­слав­ны­ми ар­хи­ере­я­ми де­ле­га­ция ан­гли­кан­ских епи­ско­пов и со­сто­я­лось от­кры­тие Об­ще­ства рев­ни­те­лей сбли­же­ния Пра­во­слав­ной и Ан­гли­кан­ской Церк­вей, что, по со­об­ще­нию цер­ков­ной прес­сы, «со всей яс­но­стью под­чер­ки­ва­ет то важ­ное зна­че­ние, ка­кое при­да­ва­ли и при­да­ют пред­ста­ви­те­ли на­шей Церк­ви при­ез­ду ан­гли­кан­ских епи­ско­пов в Рос­сию»^[158].
От­слу­жив 18 ян­ва­ря ли­тур­гию на Яро­слав­ском по­дво­рье, епи­скоп Гер­мо­ген вы­шел на ам­вон, чтобы про­стить­ся с бо­го­моль­ца­ми. В тол­пе при­сут­ство­ва­ли два жан­дар­ма и по­ли­цей­ский чи­нов­ник. Вла­ды­ка, об­ра­ща­ясь к на­ро­ду, ска­зал: «Ваш при­ход в храм для мо­лит­вы со мной в эти тя­же­лые дни сви­де­тель­ству­ет о ва­шем со­чув­ствии. Цер­ковь на­ша и на­ше го­су­дар­ство в на­сто­я­щее вре­мя пе­ре­жи­ва­ют страш­ное, смут­ное вре­мя. По­яви­лись но­вые про­по­вед­ни­ки-хлы­сты, но­вые языч­ни­ки, как я их на­зы­ваю, ко­то­рые сво­им но­вым уче­ни­ем дей­ству­ют раз­ру­ша­ю­щим об­ра­зом на Цер­ковь. Это – на­ши пи­са­те­ли: Ро­за­нов, Горь­кий, Ар­цы­ба­шев. По­яви­лись хлы­сты но­вой фор­ма­ции. С ни­ми необ­хо­ди­ма борь­ба, борь­ба не на жи­вот, а на­смерть. Раз­вал ска­зал­ся так­же и на Рус­ской Церк­ви. К со­жа­ле­нию, Си­нод в это тре­вож­ное для Церк­ви вре­мя ока­зал­ся глу­хим, его го­ло­са не слыш­но, его ре­ше­ния ан­ти­ка­но­нич­ны. Си­нод со­вер­шен­но за­был о древ­них свя­ти­те­лях, учи­те­лях и Со­бо­рах го­су­дар­ства Рус­ско­го... Мой сла­бо раз­дав­ший­ся и ни­кем не под­дер­жан­ный про­тест со­здал для ме­ня со­вер­шен­но неожи­дан­ные по­след­ствия. В то вре­мя, как Пе­тер­бург с та­кой пом­пой и тор­же­ствен­но­стью встре­ча­ет ере­ти­ков, рус­ский епи­скоп под­вер­га­ет­ся со­вер­шен­но неза­слу­жен­но­му го­не­нию со сто­ро­ны Си­но­да. Но Бог им су­дья. Я убеж­ден в право­те сво­их воз­зре­ний. Мои убеж­де­ния ос­но­ва­ны на ка­но­нах и пра­ви­лах свя­тых от­цов. Ни­что ме­ня не за­ста­вит от­ка­зать­ся от этих пра­вил. Свой крест я по­не­су с долж­ным сми­ре­ни­ем и про­дол­жаю ду­мать, что в Рус­ской Церк­ви най­дут­ся ли­ца, ко­то­рые вос­ста­нут на за­щи­ту ме­ня»^[159].
В вос­кре­се­нье 22 ян­ва­ря к ми­ни­стру внут­рен­них дел Ма­ка­ро­ву при­был ге­не­рал-адъ­ютант Де­дюлин с обер-про­ку­ро­ром Саб­ле­ром и от­дал рас­по­ря­же­ние, чтобы вла­ды­ка Гер­мо­ген был от­прав­лен из го­ро­да в тот же день, а в слу­чае непо­ви­но­ве­ния к нему долж­на быть при­ме­не­на си­ла. В этот же день в до­ме обер-про­ку­ро­ра со­сто­я­лось со­ве­ща­ние Свя­тей­ше­го Си­но­да во гла­ве с мит­ро­по­ли­том Вла­ди­ми­ром от­но­си­тель­но необ­хо­ди­мо­сти немед­лен­но­го отъ­ез­да епи­ско­па Гер­мо­ге­на в Жи­ро­виц­кий мо­на­стырь. «Си­нод по­ру­чил ар­хи­епи­ско­пу На­за­рию Пол­тав­ско­му и епи­ско­пу Се­ра­фи­му Ки­ши­нев­ско­му пе­ре­го­во­рить с Прео­свя­щен­ным Гер­мо­ге­ном и по­тре­бо­вать, чтобы он, ис­пол­няя во­лю Го­су­да­ря, вы­ехал немед­лен­но из Пе­тер­бур­га се­го­дня же.
Епи­скоп Гер­мо­ген от­ве­тил ар­хи­епи­ско­пу На­за­рию и епи­ско­пу Се­ра­фи­му, что он, под­чи­ня­ясь во­ле Го­су­да­ря, се­го­дня же ве­че­ром вы­ез­жа­ет в Жи­ро­виц­кий мо­на­стырь»^[160].
Пе­ред отъ­ез­дом вла­ды­ка дол­го мо­лил­ся и, вый­дя из ком­на­ты, ска­зал: «Да бу­дет во всем, Гос­по­ди, во­ля Твоя». За­тем он пе­ре­кре­стил­ся и, бла­го­сло­вив всех при­сут­ству­ю­щих, от­пра­вил­ся на вок­зал.
Пе­ред от­прав­ле­ни­ем по­ез­да он вы­шел к про­во­жав­шим его лю­дям и, бла­го­слов­ляя их, ска­зал: «Не огор­чай­тесь обо мне, де­ти мои. Гос­подь не оста­вит ме­ня. Ви­ди­те, уез­жаю от вас в бодром на­стро­е­нии. За ме­ня не бой­тесь. Мне бу­дет хо­ро­шо».
24 ян­ва­ря в по­ло­вине ше­сто­го утра он при­был в го­род Сло­ним Грод­нен­ской гу­бер­нии.
Епи­скоп Гер­мо­ген въе­хал в мо­на­стырь при звоне ко­ло­ко­лов. На­сто­я­тель вы­шел к нему с кре­стом вме­сте с бра­ти­ей. Епи­скоп при­ло­жил­ся к Жи­ро­виц­кой чу­до­твор­ной иконе Бо­жи­ей Ма­те­ри и про­сле­до­вал в неболь­шой храм Ни­ко­лая Чу­до­твор­ца и здесь от­слу­жил мо­ле­бен, ска­зав в об­ра­щен­ном к бра­тии сло­ве, что не счи­та­ет се­бя со­слан­ным, но че­ло­ве­ком, же­ла­ю­щим все­це­ло от­дать­ся слу­же­нию Гос­по­ду Бо­гу. За­тем епи­ско­пу бы­ло по­ка­за­но ме­сто, где ему пред­сто­ит жить. Это бы­ли две неболь­шие ком­на­ты в ка­мен­ном до­ме на вто­ром эта­же, дав­но уже нежи­лые, хо­лод­ные и сы­рые. Пи­ща в мо­на­сты­ре до­воль­но скуд­ная, од­на­ко мо­на­хи едят мя­со, что вла­ды­ке сра­зу же не по­нра­ви­лось, и он был вы­нуж­ден по­слать в го­род Сло­ним за пост­ной пи­щей. По­се­лив­шись в Жи­ро­ви­цах, епи­скоп про­дол­жал дер­жать­ся то­го же по­движ­ни­че­ско­го об­ра­за жиз­ни, к ко­то­ро­му при­вык. Он позд­но ло­жил­ся и вста­вал неиз­мен­но в семь ча­сов утра. Всю первую по при­ез­де неде­лю он каж­дый день слу­жил, осталь­ное вре­мя по­свя­щал ке­лей­ной мо­лит­ве. Внешне он вы­гля­дел спо­кой­ным и со­сре­до­то­чен­ным.
28 ян­ва­ря епи­скоп Гер­мо­ген сде­лал за­яв­ле­ние, в ко­то­ром еще раз под­твер­дил прин­ци­пи­аль­ность сво­ей по­зи­ции. «...Вы­ехал я, ре­шив это го­раз­до рань­ше, един­ствен­но ра­ди неиз­мен­но лю­би­мо­го на­ше­го Го­су­да­ря, чтобы не оскор­бить его цар­ское ве­ле­ние и власть... – пи­сал он. – Что же ка­са­ет­ся рас­по­ря­же­ний от­но­си­тель­но ме­ня Свя­тей­ше­го Си­но­да, вплоть до са­мо­го по­след­не­го, по-преж­не­му при­знаю их крайне неспра­вед­ли­вы­ми, неза­кон­ны­ми и бу­ду хо­да­тай­ство­вать о пе­ре­смот­ре все­го де­ла в По­мест­ном ма­лом Со­бо­ре епи­ско­пов. Есте­ствен­но и за­кон­но, что епи­скоп про­сит су­да над со­бою, а что ему от­ка­зы­ва­ют в су­де и на­зы­ва­ют его прось­бу бун­том про­тив су­ще­ству­ю­ще­го строя Пра­во­слав­ной Церк­ви, это вот есть анар­хия цер­ков­ная...»^[161]
Скорб­но бы­ло свя­ти­те­лю, ко­гда он при­был в Жи­ро­ви­цы, но скорбь эта бы­ла не за се­бя и не за свою участь, а за бу­ду­щее Рус­ской Пра­во­слав­ной Церк­ви, Рос­сии и цар­ской се­мьи. Бы­ва­ло, за­крыв ли­цо ру­ка­ми, он дол­го и без­утеш­но пла­кал и то­гда го­во­рил: «Идет, идет де­вя­тый вал; со­кру­шит, сме­тет всю гниль, всю ве­тошь; со­вер­шит­ся страш­ное, ле­де­ня­щее кровь, – по­гу­бят ца­ря, по­гу­бят ца­ря, непре­мен­но по­гу­бят»^[162].
По­сле отъ­ез­да епи­ско­па в Жи­ро­ви­цы в га­зе­те «Мос­ков­ские ве­до­мо­сти» по­яви­лась ста­тья под за­го­лов­ком «Свя­тей­ший Си­нод и епи­скоп Гер­мо­ген. Го­лос ми­рян», в ко­то­рой де­ла­лась по­пыт­ка цер­ков­но и взве­шен­но разо­брать­ся во всем про­ис­шед­шем. Она бы­ла под­пи­са­на ед­ва ли не са­мы­ми из­вест­ны­ми то­гда в Церк­ви ми­ря­на­ми – Фе­до­ром Са­ма­ри­ным, Вик­то­ром Вас­не­цо­вым, Ни­ко­ла­ем Дру­жи­ни­ным, Вла­ди­ми­ром Ко­жев­ни­ко­вым, Алек­сан­дром Кор­ни­ло­вым, Пав­лом Манс­уро­вым, Ми­ха­и­лом Но­во­се­ло­вым, Пет­ром Са­ма­ри­ным, Дмит­ри­ем Хо­мя­ко­вым и гра­фом Пав­лом Ше­ре­ме­те­вым.
В этой ста­тье они пи­са­ли: «Итак, во­прос о епи­ско­пе Гер­мо­гене раз­ре­шен. Су­деб­ное раз­би­ра­тель­ство со­сто­я­лось, и при­том с быст­ро­той необы­чай­ной, на­по­ми­на­ю­щей во­ен­ные су­ды; при­го­вор про­из­не­сен и утвер­жден; осуж­ден­но­му от­ка­за­но да­же в его по­след­нем хо­да­тай­стве и ве­ле­но по­ки­нуть Пе­тер­бург немед­лен­но, несмот­ря на бо­лезнь; по­ря­док вос­ста­нов­лен; ав­то­ри­тет выс­шей цер­ков­ной вла­сти укреп­лен. Сло­вом, все де­ло мо­жет счи­тать­ся окон­чен­ным и сдан­ным в ар­хив. Так, по край­ней ме­ре, с кан­це­ляр­ской точ­ки зре­ния. Но, спра­ши­ва­ет­ся, бу­дет ли при­го­вор “ду­хов­но­го кол­ле­ги­ума” одоб­рен Цер­ко­вью? Что ска­жут про­чие ар­хи­пас­ты­ри Пра­во­слав­ной Церк­ви, без уча­стия ко­то­рых разыг­ра­лась вся эта дра­ма? Что по­ду­ма­ет осталь­ной клир и весь пра­во­слав­ный на­род?»^[163] – во­про­ша­ли они.
Из­ло­жив да­лее ход диа­ло­га меж­ду епи­ско­пом Гер­мо­ге­ном и Си­но­дом и ни­сколь­ко не оправ­ды­вая вла­ды­ку в том спо­со­бе, к ко­то­ро­му он при­бег, при­вле­кая к осве­дом­ле­нию о су­ти де­ла га­зе­ты, они за­клю­ча­ли: «Его при­го­во­ри­ли за­оч­но, в то вре­мя, ко­гда он тут же, в сто­ли­це, со­вер­шал бо­го­слу­же­ние. Это ли не со­блазн? Мож­но ли на­звать та­кой об­раз дей­ствий бес­при­страст­ным, спо­кой­ным и спра­вед­ли­вым? Как тре­бо­вать по­сле это­го от ми­рян ува­же­ния к цер­ков­ным пра­ви­лам?
По­ста­нов­лен­ный при та­ких усло­ви­ях при­го­вор не мо­жет, ко­неч­но, успо­ко­ить умы и уми­ро­тво­рить со­весть пра­во­слав­ных лю­дей – на­про­тив, он про­из­во­дит удру­ча­ю­щее впе­чат­ле­ние и воз­буж­да­ет ряд тя­же­лых недо­уме­ний. Ес­ли в пы­лу и увле­че­нии борь­бы Прео­свя­щен­ный Гер­мо­ген не воз­дер­жал­ся от рез­ко­го и, мо­жет быть, неспра­вед­ли­во­го осуж­де­ния чле­нов Си­но­да, ес­ли он за­тем без ува­жи­тель­ных при­чин не ис­пол­нил предъ­яв­лен­но­го ему тре­бо­ва­ния о вы­ез­де из сто­ли­цы, то все это очень при­скорб­но и не мо­жет быть оправ­да­но. Но не под­верг­ся ли он слиш­ком су­ро­вой ка­ре? Ведь не все­гда на­ша выс­шая цер­ков­ная власть так непре­клон­на и неумо­ли­ма. Мно­го го­раз­до бо­лее тя­же­лых про­ступ­ков про­хо­дит у нас без­на­ка­зан­но. Не ви­дим ли мы, на­при­мер, что яв­ные ере­ти­ки и от­ступ­ни­ки, дерз­ко со­вер­ша­ю­щие свое бо­го­мерз­кое де­ло, оста­ют­ся сво­бод­ны­ми от цер­ков­но­го су­да? На­шим пас­ты­рям ча­сто не вме­ня­ет­ся в ви­ну рав­но­ду­шие к сво­им обя­зан­но­стям. По­че­му же та­ко­му ис­клю­чи­тель­но­му взыс­ка­нию под­верг­нут иерарх, ко­то­рый по­гре­шил, мо­жет быть, чрез­мер­ною рез­ко­стью и страст­но­стью в сво­их суж­де­ни­ях, но в ко­то­ром да­же про­тив­ни­ки его не мо­гут не при­знать глу­бо­кой ис­крен­но­сти и без­упреч­ной чи­сто­ты по­буж­де­ний?..
Со­об­ще­ния, ко­то­рые де­ла­лись Прео­свя­щен­ным Гер­мо­ге­ном в бе­се­дах с со­труд­ни­ка­ми га­зет, под­вер­га­ют­ся осуж­де­нию, меж­ду про­чим, за то, что “та­ко­вое по­став­ле­ние ши­ро­ко­го кру­га ми­рян как бы су­дьей в его, Прео­свя­щен­но­го Гер­мо­ге­на, де­ле меж­ду ним и Си­но­дом слу­жит к по­ху­ле­нию Пра­во­слав­ной Церк­ви со сто­ро­ны ино­вер­ных и ей враж­деб­ных лиц”. Та­ким об­ра­зом, не толь­ко путь, из­бран­ный Прео­свя­щен­ным Гер­мо­ге­ном для при­вле­че­ния об­ще­ствен­но­го вни­ма­ния к его де­лу, при­зна­ет­ся непра­виль­ным, но осуж­да­ет­ся в прин­ци­пе и са­мое же­ла­ние услы­шать в этом слу­чае го­лос ми­рян. Меж­ду тем та­кое же­ла­ние са­мо по се­бе, неза­ви­си­мо от спо­со­ба его осу­ществ­ле­ния, нель­зя же счи­тать предо­су­ди­тель­ным с пра­во­слав­но-цер­ков­ной точ­ки зре­ния... Внут­рен­нее со­гла­сие цер­ков­но­го на­ро­да с цер­ков­ною вла­стью у нас все­гда при­зна­ва­лось и при­зна­ет­ся необ­хо­ди­мым, а ино­гда и тор­же­ствен­но вы­ра­жа­ет­ся внеш­ним об­ра­зом... Пусть юри­сты раз­би­ра­ют, дей­ство­вал ли Си­нод в адми­ни­стра­тив­ном или су­деб­ном по­ряд­ке, для нас – ми­рян – несо­мнен­но и важ­но толь­ко то, что епи­ско­пу Пра­во­слав­ной Церк­ви объ­яв­ля­ют по­ри­ца­ние, ины­ми сло­ва­ми, вы­го­вор, а за­тем сме­ща­ют его с долж­но­сти и уда­ля­ют в мо­на­стырь, не вы­слу­шав его оправ­да­ний и не ис­тре­бо­вав от него ни­ка­ких объ­яс­не­ний. Так не по­сту­па­ют с са­мы­ми тяж­ки­ми пре­ступ­ни­ка­ми, да­же ко­гда они ули­че­ны на ме­сте пре­ступ­ле­ния; да и в адми­ни­стра­тив­ном по­ряд­ке взыс­ка­ние не на­ла­га­ет­ся по за­ко­ну без ис­тре­бо­ва­ния объ­яс­не­ний от про­ви­нив­ше­го­ся долж­ност­но­го ли­ца. Ду­ма­ем, что та­кой об­раз дей­ствий не мо­жет быть оправ­дан и с точ­ки зре­ния цер­ков­но­го пра­ва... Мы оста­ем­ся при том убеж­де­нии, что для пре­кра­ще­ния со­блаз­на и для уми­ро­тво­ре­ния Церк­ви де­ло Прео­свя­щен­но­го Гер­мо­ге­на долж­но быть пе­ре­смот­ре­но Цер­ков­ным Со­бо­ром»^[164].
По­сле этой пуб­ли­ка­ции, в «Цер­ков­ных ве­до­мо­стях» в ано­ним­ной ста­тье бы­ла сде­ла­на по­пыт­ка оправ­дать Свя­тей­ший Си­нод, по-преж­не­му скры­вая ис­тин­ные при­чи­ны пре­сле­до­ва­ния ис­по­вед­ни­ка. Од­на­ко пы­тав­ший­ся за­щи­тить дей­ствия Си­но­да и обер-про­ку­ро­ра Саб­ле­ра в сво­ем вы­ступ­ле­нии в Го­судар­ствен­ной Ду­ме епи­скоп Го­мель­ский Мит­ро­фан (Крас­но­поль­ский) сам на­звал од­ной из при­чин уволь­не­ния епи­ско­па Гер­мо­ге­на вы­ступ­ле­ние его про­тив Рас­пу­ти­на. Упрек­нув епи­ско­па Гер­мо­ге­на в том, что он об этом пер­вый стал го­во­рить, хо­тя это бы­ло не так, епи­скоп Мит­ро­фан ска­зал: «Для нрав­ствен­но­го пре­сти­жа епи­ско­па Гер­мо­ге­на бы­ло бы луч­ше, ес­ли бы его уволь­не­ние бы­ло след­стви­ем од­но­го рас­хож­де­ния во мне­ни­ях с боль­шин­ством чле­нов Свя­тей­ше­го Си­но­да по тем во­про­сам, о ко­то­рых здесь го­во­ри­ли. Пусть эти во­про­сы не столь важ­ны... пусть раз­ре­ше­ние этих во­про­сов... не за­слу­жи­ва­ет то­го рез­ко­го опре­де­ле­ния, ко­то­рое упо­тре­бил епи­скоп Гер­мо­ген, и пусть бы он по­стра­дал за эту уко­риз­ну Свя­тей­ше­му Си­но­ду – то­гда по­нят­на бы­ла бы хо­тя и нера­зум­ная, но все же рев­ность о чи­сто­те цер­ков­но­го об­ря­да; но он сам ума­лил и уни­зил зна­че­ние сво­е­го дерз­но­ве­ния, ко­гда, по­тер­пев урон за свою рез­кость, он ви­нов­ни­ка сво­е­го несча­стья стал ис­кать в ли­це ка­ко­го-то Рас­пу­ти­на... он дол­жен был мол­ча­ли­во уй­ти, с до­сто­ин­ством уй­ти...»^[165]
По­сле то­го как вли­я­ние Рас­пу­ти­на в де­ле уволь­не­ния епи­ско­па Гер­мо­ге­на бы­ло при­зна­но офи­ци­аль­но, та же груп­па из­вест­ных ми­рян об­ра­ти­лась в Свя­тей­ший Си­нод с но­вым пись­мом. «Ес­ли это вер­но, – пи­са­ли они в со­став­лен­ном ими до­ку­мен­те «По по­во­ду но­во­го офи­ци­оз­но­го со­об­ще­ния о де­ле епи­ско­па Гер­мо­ге­на», – то мы име­ем де­ло уже не с ка­кою-то сплет­ней тем­но­го про­ис­хож­де­ния, а с опре­де­лен­ным, чуть ли не фор­маль­ным об­ви­не­ни­ем. При та­ких усло­ви­ях од­ни го­ло­слов­ные опро­вер­же­ния не по­мо­гут. Пусть не на сло­вах толь­ко, а на де­ле бу­дет по­ка­за­но, что тем­ная лич­ность, неиз­вест­но от­ку­да всплыв­шая, не име­ет при­пи­сы­ва­е­мо­го ей зна­че­ния. Толь­ко этим мож­но по­ло­жить пре­дел сму­те... Толь­ко нрав­ствен­ная си­ла мо­жет успеш­но бо­роть­ся с убеж­де­ни­ем хо­тя бы и лож­ным, но ис­крен­ним и не под­да­ю­щим­ся ни на ка­кие уступ­ки и сдел­ки»^[166]. И за­клю­ча­ли они да­лее свое пись­мо сло­ва­ми, в ко­то­рых зву­ча­ла глу­бо­кая обес­по­ко­ен­ность за совре­мен­ное по­ло­же­ние цер­ков­ных дел: «Свя­тей­ше­му Си­но­ду за все вре­мя его су­ще­ство­ва­ния очень ред­ко при­хо­ди­лось стал­ки­вать­ся с та­ки­ми непре­клон­ны­ми убеж­де­ни­я­ми; чтобы най­ти при­мер по­доб­но­го столк­но­ве­ния, при­дет­ся, мо­жет быть, вос­хо­дить до вре­мен Ар­се­ния (Ма­це­е­ви­ча)^[l]. В на­ше вре­мя твер­дость ха­рак­те­ра, си­ла во­ли и непре­клон­ность в борь­бе за то, что че­ло­век счи­та­ет прав­дою, – яв­ле­ния в осо­бен­но­сти ред­кие. Но они тем бо­лее цен­ны. Они оздо­ров­ля­ют нрав­ствен­ную ат­мо­сфе­ру, поды­ма­ют дух и укреп­ля­ют ве­ру, ибо во­очию сви­де­тель­ству­ют о том, что еще не со­всем ис­сяк­ла в на­шем об­ще­стве нрав­ствен­ная си­ла, ко­то­рая од­на спо­соб­на дви­гать лю­дей впе­ред, по­бе­до­нос­но бо­роть­ся с об­ще­ствен­ным злом и за­ла­гать креп­кие ос­но­вы для то­го ду­хов­но­го воз­рож­де­ния на­ше­го, по ко­то­ро­му мы все то­мим­ся.
Вот по­че­му Прео­свя­щен­ный Гер­мо­ген при­влек к се­бе об­щее вни­ма­ние; вот по­че­му ме­ры, про­тив него при­ня­тые, воз­бу­ди­ли та­кое вол­не­ние и, да поз­во­ле­но бу­дет ска­зать, та­кое него­до­ва­ние. Пра­во­слав­ные лю­ди не мог­ли не взвол­но­вать­ся уча­стью свя­ти­те­ля, ко­то­рый по­ка­зал на де­ле, что для него бла­го Церк­ви вы­ше все­го, что ра­ди Церк­ви он го­тов на вся­кое са­мо­по­жерт­во­ва­ние. Со­чув­ствие вы­зва­но бы­ло не са­мым су­ще­ством тех мне­ний, ко­то­рые он вы­ска­зы­вал по спор­ным во­про­сам, а ред­кою у нас сме­ло­стью, ко­то­рою он от­ста­и­вал свои взгля­ды, и до­стой­ным ува­же­ния му­же­ством, с ко­то­рым он вел борь­бу, не от­сту­пая ни пред ка­ки­ми внеш­ни­ми си­ла­ми и ав­то­ри­те­та­ми. Он по­стра­дал за это; его по­стиг­ла тя­же­лая ка­ра. Но это по­вре­ди­ло не ему, а его про­тив­ни­кам»^[167].
На ме­сто епи­ско­па Гер­мо­ге­на в Са­ра­тов 17 ян­ва­ря 1912 го­да^[168] был на­зна­чен епи­скоп Чи­сто­поль­ский, ви­ка­рий Ка­зан­ской епар­хии Алек­сий (До­род­ни­цын)^[m], ко­то­рый через ме­сяц пред­ста­вил в Си­нод до­клад о по­ло­же­нии дел в епар­хии. От­но­сясь к сво­е­му пред­ше­ствен­ни­ку весь­ма недоб­ро­же­ла­тель­но и услы­хав, что епи­скоп Гер­мо­ген на­ме­ре­ва­ет­ся по­се­лить­ся в пре­де­лах Са­ра­тов­ской епар­хии, он тут же об­ра­тил­ся к обер-про­ку­ро­ру с про­ше­ни­ем «при­нять все воз­мож­ные ме­ры по недо­пу­ще­нию при­бы­тия Прео­свя­щен­но­го Гер­мо­ге­на в Са­ра­тов»^[169]. Но да­же и он, от ко­то­ро­го обер-про­ку­рор рас­счи­ты­вал по­лу­чить све­де­ния об упу­ще­ни­ях в управ­ле­нии епар­хи­ей, хо­тя бы сколь­ко-ни­будь оправ­ды­ва­ю­щие его дей­ствия по уда­ле­нию вла­ды­ки, не смог со­об­щить ни­че­го су­ще­ствен­но­го. В до­кла­де епи­скоп Алек­сий сви­де­тель­ство­вал пе­ред Си­но­дом, что, несмот­ря на неко­то­рую за­пу­тан­ность в бу­ма­гах, в де­лах его пред­ше­ствен­ни­ка нет и сле­да ка­ких-ли­бо зло­умыш­ле­ний и пре­ступ­ле­ний.
Един­ствен­ным от­ме­чен­ным упу­ще­ни­ем бы­ло то, что при столь вне­зап­ном вступ­ле­нии епи­ско­па Алек­сия на ка­фед­ру, в кас­се ар­хи­ерей­ско­го до­ма ока­за­лось все­го 72 ко­пей­ки. В сво­ей жиз­ни епи­скоп Гер­мо­ген во­пло­щал иде­ал по­движ­ни­ка-ас­ке­та, у него не бы­ло ни­че­го сво­е­го; бе­лье он но­сил об­щее с бра­ти­ей мо­на­сты­ря, где жил; ко­гда у него из­на­ши­вал­ся под­ряс­ник, он по­сы­лал к эко­но­му, и тот вы­да­вал ему из мо­на­стыр­ско­го, ко­то­рым поль­зу­ют­ся по­слуш­ни­ки; пи­щу он по­лу­чал из об­щей мо­на­стыр­ской тра­пезы. В то вре­мя уже во­шло в неду­ше­спа­си­тель­ный обы­чай да­вать ар­хи­ерею день­ги по­сле со­вер­шен­но­го им бо­го­слу­же­ния, но епи­скоп Гер­мо­ген ни­ко­гда не брал де­нег в воз­на­граж­де­ние за бо­го­слу­же­ние, но все опре­де­лен­ные ему за­ко­ном сред­ства и те, что ему доб­ро­хот­но жерт­во­ва­ли, он це­ли­ком от­да­вал на цер­ков­ные нуж­ды и раз­да­вал нуж­да­ю­щим­ся^[170].
Га­зе­ты и об­ще­ство про­дол­жа­ли об­суж­дать де­ло епи­ско­па Гер­мо­ге­на, вы­явив­шее же­сто­чай­ший кри­зис си­но­даль­но­го управ­ле­ния, сло­жив­ше­го­ся в ре­зуль­та­те ре­форм Пет­ра I, неспо­соб­ность управ­ля­ю­щих об­суж­дать цер­ков­ные про­бле­мы, неспо­соб­ность и управ­ля­е­мых, то есть са­мо­го цер­ков­но­го об­ще­ства, по­сле двух­сот­лет­ней от­выч­ки, об­суж­дать свои на­сущ­ные про­бле­мы; в кон­це кон­цов, воз­ник­ло неви­де­ние этих про­блем по при­чине их за­пу­щен­но­сти и при­выч­ке к ним – то, что обыч­но и на­зы­ва­ет­ся неду­гом хро­ни­че­ским. Со­бор­ное на­ча­ло за две­сти лет аб­со­лю­тиз­ма ка­за­лось в то вре­мя по­чти ис­чез­нув­шим из рус­ской жиз­ни.
Епи­скоп Гер­мо­ген, на­блю­дая из Жи­ро­виц­ко­го мо­на­сты­ря за про­цес­са­ми, про­ис­хо­дя­щи­ми в об­ще­стве, 15 мар­та 1912 го­да опуб­ли­ко­вал в га­зе­те «Свет» ста­тью под за­го­лов­ком «Оже­сто­чен­ное воз­му­ще­ние про­тив все­на­род­но же­ла­е­мо­го и ожи­да­е­мо­го пре­об­ра­зо­ва­ния на со­бор­ных на­ча­лах внут­рен­не­го строя Пра­во­слав­ной Церк­ви Все­рос­сий­ской»^[171].
Цер­ков­ная прес­са пи­са­ла о пре­бы­ва­нии вла­ды­ки в Жи­ро­виц­ком мо­на­сты­ре: «С при­бы­ти­ем епи­ско­па Гер­мо­ге­на в Жи­ро­виц­кий мо­на­стырь за­мет­но из­ме­ни­лась обыч­ная кар­ти­на той ре­ли­ги­оз­ной жиз­ни, ко­то­рая со­сре­до­та­чи­ва­ет­ся во­круг се­го мо­на­сты­ря от на­плы­ва бо­го­моль­цев, при­хо­дя­щих сю­да с раз­ных мест на по­кло­не­ние его свя­тыне – чу­до­твор­ной иконе Бо­жи­ей Ма­те­ри.
Преж­де на­плыв этих бо­го­моль­цев на­блю­дал­ся по­чти ис­клю­чи­тель­но в хра­мо­вые... и важ­ней­шие празд­ни­ки Пра­во­слав­ной Церк­ви, а ныне ста­ли по­яв­лять­ся приш­лые бо­го­моль­цы в каж­дое вос­кре­се­нье, и при­том не толь­ко из про­сто­го на­ро­да, но и из ин­тел­ли­ген­ции. Это зна­чи­тель­ное ожив­ле­ние и под­ня­тие здесь ре­ли­ги­оз­ной жиз­ни... сле­ду­ет от­не­сти... к то­му яв­но­му для непо­сред­ствен­но­го ре­ли­ги­оз­но­го чув­ства вы­со­ко мо­лит­вен­но­му на­стро­е­нию, с ко­то­рым со­вер­ша­ет это бо­го­слу­же­ние епи­скоп Гер­мо­ген и ко­то­рое мо­гу­чею сво­ею внут­рен­нею си­лою вли­ва­ет­ся в серд­ца мо­ля­щих­ся... Ма­нят их сю­да сверх то­го и лью­щи­е­ся из уст епи­ско­па Гер­мо­ге­на про­по­ве­ди, и устра­и­ва­е­мые им каж­дое вос­кре­се­нье по­сле ака­фи­ста чу­до­твор­ной иконе Бо­жи­ей Ма­те­ри ре­ли­ги­оз­ные бе­се­ды-по­уче­ния, ибо про­по­ве­ди эти и бе­се­ды так­же необыч­ны для пра­во­слав­но­го хри­сти­а­ни­на как по со­дер­жа­нию сво­е­му, так и по то­му подъ­ему ду­ха, с ко­то­рым они про­из­но­сят­ся. Про­по­ве­ди эти за­хва­ты­ва­ют за­про­сы буд­нич­ной еже­днев­ной жиз­ни, ре­ли­ги­оз­ной жиз­ни ве­ру­ю­щих, рас­кры­ва­ют бес­по­щад­но яз­вы нрав­ствен­но­го ми­ра, би­чу­ют и вра­чу­ют их...»^[172]
С осо­бен­ною си­лою «бы­ла про­из­не­се­на вла­ды­кою Гер­мо­ге­ном про­по­ведь в хра­мо­вый празд­ник 24 июня при огром­ном сте­че­нии на­ро­да, пе­ре­пол­няв­ше­го об­шир­ный храм. В этой про­по­ве­ди вла­ды­ка преж­де все­го вы­яс­нил зна­че­ние и необ­хо­ди­мость мо­лит­вы, ука­зав, что она – еди­ное сред­ство ду­шев­но­го еди­не­ния с Бо­гом и еди­ная под­держ­ка удру­чен­но­го и пе­ча­лью раз­би­то­го серд­ца че­ло­ве­че­ско­го; чтобы эта мо­лит­ва бы­ла... де­я­тель­ною... необ­хо­ди­мо глу­бо­ко мо­лит­вен­ное на­стро­е­ние, со­зда­ю­ще­е­ся на поч­ве люб­ви к Бо­гу про­сто­го, непо­сред­ствен­но­го серд­ца, бла­го­го­вей­но­го сто­я­ния в церк­ви и ду­шев­но­го про­ник­но­ве­ния цер­ков­ным бо­го­слу­же­ни­ем... В ком ум не ис­пор­чен тле­твор­ны­ми ве­я­ни­я­ми, тот ско­рее до­сти­га­ет это­го мо­лит­вен­но­го на­стро­е­ния... Ука­зав на... сла­бо­сти люд­ские, ме­ша­ю­щие по­лу­че­нию мо­лит­вен­но­го на­стро­е­ния, вла­ды­ка оста­но­вил­ся на зна­че­нии цер­ков­но­го пе­ния. Он объ­яс­нил, что клир – это язык мо­ля­ще­го­ся в церк­ви на­ро­да, что по­се­му цер­ков­ное пе­ние долж­но иметь сво­им глав­ней­шим на­зна­че­ни­ем не кра­си­вое со­че­та­ние внеш­них зву­ков, а со­дей­ство­вать мо­лит­вен­но­му на­стро­е­нию и воз­вы­ше­нию та­ко­во­го, что цер­ков­ное пе­ние, пре­сле­ду­ю­щее лишь внеш­нюю, чи­сто зву­ко­вую цель и этим от­вле­ка­ю­щее от мо­лит­вен­но­го на­стро­е­ния и при­туп­ля­ю­щее его, и со­вер­ша­е­мое при­том пев­чи­ми, ве­ду­щи­ми се­бя на кли­ро­се с за­бве­ни­ем, что они на­хо­дят­ся в свя­том хра­ме, яв­ля­ет­ся по от­но­ше­нию к церк­ви – улич­ным и ко­щун­ствен­ным. Вы­ска­зав это и за­ме­тив, что пе­ние при­быв­ше­го из го­ро­да Сло­ни­ма для уча­стия в дан­ном бо­го­слу­же­нии цер­ков­но­го хо­ра, со­сто­я­ще­го из жен­щин и муж­чин, бы­ло ис­пол­не­но ли­ца­ми, ко­то­рые при чте­нии Еван­ге­лия си­де­ли и по­чти все вре­мя бо­го­слу­же­ния сме­я­лись, раз­го­ва­ри­ва­ли и пред­став­ля­ли со­бою, в неко­то­рой сво­ей ча­сти, чи­сто зву­ко­вую ком­би­на­цию, не вли­вая в ду­шу ни­ка­ко­го мо­лит­вен­но­го на­стро­е­ния, вла­ды­ка, об­ра­тив­шись к это­му хо­ру, ска­зал, что за та­кое пе­ние не мо­жет их по­бла­го­да­рить, что оно по то­ну сво­е­му и по всей об­ста­нов­ке бы­ло улич­ным и ко­щун­ствен­ным. Пер­вая часть этой про­по­ве­ди глу­бо­ко тро­ну­ла серд­ца слу­ша­те­лей, вы­звав во мно­гих не толь­ко сле­зы, но и ры­да­ния... По­след­няя же часть про­по­ве­ди о цер­ков­ном пе­нии про­из­ве­ла оше­лом­ля­ю­щее впе­чат­ле­ние...»^[173], сви­де­тель­ствуя этим о глу­бо­ком упад­ке ду­хов­ной жиз­ни, ко­гда здра­вые уче­ния пе­ре­ста­ва­ли по­ни­мать­ся и слы­шать­ся.
Весь 1912 год в Свя­тей­ший Си­нод и Им­пе­ра­то­ру шли те­ле­грам­мы и пись­ма о по­ми­ло­ва­нии рев­ни­те­ля пра­во­сла­вия и воз­вра­ще­нии его на ка­фед­ру; их пи­са­ли не толь­ко хо­ро­шо знав­шие епи­ско­па Гер­мо­ге­на, но и пра­во­слав­ные дру­гих гу­бер­ний. Неко­то­рые пись­ма под­пи­са­ли до де­ся­ти ты­сяч че­ло­век.
Обер-про­ку­рор Саб­лер, чув­ствуя се­бя в де­ле епи­ско­па Гер­мо­ге­на непра­вым, спе­шил ис­пра­вить со­де­ян­ное и 14 ок­тяб­ря 1912 го­да по­дал Им­пе­ра­то­ру пись­мен­ный до­клад, в ко­то­ром пи­сал: «Во вни­ма­ние к то­му, что Прео­свя­щен­ный епи­скоп Гер­мо­ген... несет воз­ло­жен­ное на него Свя­тей­шим Си­но­дом по­слу­ша­ние с пол­ным сми­ре­ни­ем, про­во­дя вре­мя в мо­лит­ве, про­по­ве­да­нии сло­ва Бо­жия и со­вер­ше­нии ча­сто­го бо­го­слу­же­ния, пред­став­ля­лось бы бла­говре­мен­ным пе­ре­ве­сти его... в дру­гой мо­на­стырь по усмот­ре­нию Свя­тей­ше­го Си­но­да»^[174]. На этом до­кла­де Им­пе­ра­тор на­пи­сал: «Со­гла­сен»^[175].
Од­на­ко фак­ти­че­ски де­ло не сдви­ну­лось, и, несмот­ря на со­гла­сие Им­пе­ра­то­ра и Си­но­да, епи­скоп Гер­мо­ген не был пе­ре­ве­ден из Жи­ро­виц.
23 ок­тяб­ря 1912 го­да пра­во­слав­ные го­ро­да Виль­ны в за­щи­ту епи­ско­па Гер­мо­ге­на от­пра­ви­ли пись­мо Им­пе­ра­то­ру^[176].
Ви­дя, что де­ло, несмот­ря на ре­зо­лю­цию Им­пе­ра­то­ра, не сдви­ну­лось с ме­ста, обер-про­ку­рор пред­при­нял сле­ду­ю­щую по­пыт­ку из­ба­вить епи­ско­па Гер­мо­ге­на от по­ло­же­ния ссыль­но­го и в оче­ред­ном до­кла­де 23 ок­тяб­ря 1912 го­да, на­по­ми­ная Им­пе­ра­то­ру о его соб­ствен­ном ре­ше­нии, пи­сал: «Его Им­пе­ра­тор­ско­му Ве­ли­че­ству бла­го­угод­но бы­ло... Все­ми­ло­сти­вей­ше со­из­во­лить на пе­ре­вод... Прео­свя­щен­но­го Гер­мо­ге­на в дру­гой мо­на­стырь по усмот­ре­нию Свя­тей­ше­го Си­но­да и с воз­ло­же­ни­ем на него управ­ле­ния сим мо­на­сты­рем на пра­вах на­сто­я­те­ля»^[177]. Од­на­ко, несмот­ря на пись­мен­ное со­гла­сие Им­пе­ра­то­ра, все оста­лось в преж­нем по­ло­же­нии.
Ар­хи­епи­скоп Грод­нен­ский Ми­ха­ил (Ер­ма­ков), под на­ча­лом ко­то­ро­го ока­зал­ся свя­ти­тель, от­нес­ся к нему без вся­ко­го доб­ро­же­ла­тель­ства, сра­зу же пре­ду­пре­див, что «вся­кие его вы­ступ­ле­ния, мо­гу­щие вы­звать сму­ще­ния или ма­лей­шие вол­не­ния сре­ди бра­тии мо­на­сты­ря или мест­но­го на­се­ле­ния, со­вер­шен­но нетер­пи­мы и вы­зо­вут ослож­не­ния, небла­го­при­ят­ные»^[178] для него са­мо­го.
Пре­врат­ное по­ни­ма­ние ар­хи­епи­ско­пом Ми­ха­и­лом сво­их обя­зан­но­стей и же­ла­ние уго­дить власть иму­щим про­стер­лись столь да­ле­ко, что он по­тре­бо­вал, чтобы епи­скоп Гер­мо­ген брал у него каж­дый раз бла­го­сло­ве­ние на про­из­не­се­ние про­по­ве­ди, и ко­гда тот про­игно­ри­ро­вал это рас­по­ря­же­ние, во­об­ще за­пре­тил ему про­по­ве­до­вать во вре­мя бо­го­слу­же­ний. «Он, од­на­ко, не об­ра­тил вни­ма­ния на мое тре­бо­ва­ние, – жа­ло­вал­ся ар­хи­епи­скоп Ми­ха­ил Свя­тей­ше­му Си­но­ду, – и про­дол­жа­ет вы­сту­пать по-преж­не­му»^[179].
«В по­след­нее вре­мя Прео­свя­щен­ный Гер­мо­ген, – пи­сал ар­хи­епи­скоп Ми­ха­ил в до­не­се­нии Свя­тей­ше­му Си­но­ду 26 но­яб­ря 1914 го­да, – стал рас­ши­рять свою де­я­тель­ность и вы­нес ее уже за пре­де­лы Жи­ро­виц­ко­го мо­на­сты­ря и са­мо­го м<естеч­ка> Жи­ро­ви­цы, не счи­тая необ­хо­ди­мым по­став­лять ме­ня в из­вест­ность о пред­по­ла­га­е­мых им вы­ез­дах из Жи­ро­виц и во­пре­ки яс­ным мо­им со­ве­там и ука­за­ни­ям...
13-го се­го но­яб­ря Сло­ним­ский о<тец> бла­го­чин­ный со­об­щил мне, что е<пис­коп> Гер­мо­ген... без мо­е­го ве­до­ма 10-го се­го но­яб­ря при­был из Жи­ро­виц в г. Сло­ним... 11 но­яб­ря в 6 ча­сов ве­че­ра, во вре­мя слу­же­ния в сло­ним­ском со­бо­ре мо­леб­на, Прео­свя­щен­ный Гер­мо­ген явил­ся в со­бор и по про­чте­нии со­вер­шав­шим мо­ле­бен свя­щен­ни­ком св<ято­го> Еван­ге­лия неожи­дан­но об­ра­тил­ся к при­сут­ство­вав­шим “не с по­уче­ни­ем”, как за­явил он, а с ре­чью, в ко­то­рой при­зы­вал к по­жерт­во­ва­ни­ям на ра­не­ных во­и­нов... Тот­час по по­лу­че­нии се­го до­не­се­ния я на­пи­сал Прео­свя­щен­но­му Гер­мо­ге­ну пись­мо, в ко­то­ром сно­ва пы­тал­ся вы­яс­нить ему всю бес­такт­ность его об­ра­за дей­ствий, ука­зы­вал ему, что и без его ре­чей в Сло­ни­ме про­из­во­дит­ся сбор по­жерт­во­ва­ний на во­ен­ные нуж­ды... и, на­ко­нец, пре­ду­пре­дил его, что ес­ли ко мне еще бу­дут по­сту­пать до­не­се­ния о по­доб­ных его вы­ход­ках, то я со­чту се­бя вы­нуж­ден­ным взять об­рат­но дан­ное ему раз­ре­ше­ние со­вер­шать бо­го­слу­же­ния в Жи­ро­виц­ком мо­на­сты­ре...
Вновь усерд­ней­ше про­шу о пе­ре­ме­ще­нии епи­ско­па Гер­мо­ге­на из Жи­ро­виц­ко­го мо­на­сты­ря в один из мо­на­сты­рей дру­гой ка­кой-ли­бо епар­хии. Я вполне при­знаю, что преж­ние мои неод­но­крат­ные прось­бы о на­зна­че­нии епи­ско­па Гер­мо­ге­на на­сто­я­те­лем ка­ко­го-ли­бо мо­на­сты­ря вне Грод­нен­ской епар­хии бы­ло за­труд­ни­тель­но ис­пол­нить... но к пе­ре­ме­ще­нию его в ка­кой-ли­бо дру­гой, бо­лее уеди­нен­ный мо­на­стырь, на тех же ос­но­ва­ни­ях, на ка­ких он про­жи­ва­ет в Жи­ро­виц­ком мо­на­сты­ре, мне ка­жет­ся, се­рьез­ных пре­пят­ствий встре­тить­ся не мо­жет...»^[180]
Дан­ное до­не­се­ние ар­хи­епи­ско­па Ми­ха­и­ла, со­став­лен­ное в опо­ро­чи­ва­ю­щем епи­ско­па Гер­мо­ге­на тоне, бы­ло до­ло­же­но Свя­тей­ше­му Си­но­ду 3 де­каб­ря, но бы­ло бла­го­ра­зум­но Си­но­дом про­игно­ри­ро­ва­но.
Впо­след­ствии, уже во вре­ме­на го­не­ний на Цер­ковь, епи­скоп Гер­мо­ген, го­во­ря, на­сколь­ко он опа­са­ет­ся на­ка­зать ко­го-ли­бо из под­чи­нен­ных неспра­вед­ли­во, рас­ска­зы­вал, что, бу­дучи в Жи­ро­ви­цах, он нема­ло по­скор­бел, ко­гда ему не поз­во­ля­ли пи­сать и мо­лить­ся, «че­го лю­ди не впра­ве ни­ко­го ли­шать»^[181].
Ле­том 1915 го­да ве­ли­кий князь Ни­ко­лай Ни­ко­ла­е­вич по­ру­чил про­то­пре­сви­те­ру Ге­ор­гию Ша­вель­ско­му по­се­тить епи­ско­па Гер­мо­ге­на в Жи­ро­виц­ком мо­на­сты­ре. «Епи­ско­пу Гер­мо­ге­ну тя­же­ло жи­вет­ся в мо­на­сты­ре, – ска­зал Ни­ко­лай Ни­ко­ла­е­вич от­цу Ге­ор­гию. – Его там при­тес­ня­ет вся­кий, кто хо­чет. И все ду­ма­ют, что они де­ла­ют де­ло, угод­ное Го­су­да­рю. По­жа­луй­ста, на­ве­сти­те и об­лас­кай­те его». Он дал ав­то­мо­биль, и на сле­ду­ю­щий день отец Ге­ор­гий при­был в Жи­ро­ви­цы. Его про­ве­ли в ке­лью епи­ско­па, за­ва­лен­ную кни­га­ми, бу­ма­га­ми и ле­кар­ства­ми, так как епи­скоп ле­чил кре­стьян, поль­зу­ясь для это­го раз­ны­ми тра­ва­ми. Ко­гда отец Ге­ор­гий пе­ре­дал ему при­вет­ствие от ве­ли­ко­го кня­зя, то вла­ды­ка на это ска­зал: «Ес­ли бы ан­гел сле­тел с неба, он не при­нес бы мне боль­шей ра­до­сти, чем ваш при­езд!» И за­тем по­жа­ло­вал­ся на свое нелег­кое по­ло­же­ние, на­де­ясь, что его сло­ва бу­дут пе­ре­да­ны ве­ли­ко­му кня­зю, и по­ло­же­ние бу­дет из­ме­не­но.
Толь­ко вой­на и при­бли­же­ние вра­же­ских войск к Жи­ро­ви­цам внес­ли из­ме­не­ние в по­ло­же­ние свя­ти­те­ля. 12 ав­гу­ста 1915 го­да ис­пол­ня­ю­щий долж­ность обер-про­ку­ро­ра Алек­сандр Дмит­ри­е­вич Са­ма­рин за­про­сил ар­хи­епи­ско­па Грод­нен­ско­го и Брест­ско­го Ми­ха­и­ла (Ер­ма­ко­ва), где на­хо­дит­ся вла­ды­ка Гер­мо­ген в на­сто­я­щее вре­мя^[182].
21 ав­гу­ста ве­ру­ю­щие Са­ра­то­ва, встре­во­жен­ные на­хож­де­ни­ем епи­ско­па Гер­мо­ге­на вбли­зи ли­нии фрон­та, на­пра­ви­ли пер­вен­ству­ю­ще­му в Си­но­де мит­ро­по­ли­ту Вла­ди­ми­ру те­ле­грам­му: «В ви­ду на­ступ­ле­ния непри­я­те­ля [в] пре­де­ле Грод­но [в] Жи­ро­ви­цах на­хо­дит­ся до се­го вре­ме­ни стра­да­ю­щий епи­скоп Гер­мо­ген. Угро­жа­ю­щая ему опас­ность при­во­дит в ужас жи­те­лей Са­ра­то­ва. По­се­му по прось­бе их умо­ля­ем раз­ре­шить ему пе­ре­ехать хо­тя в столь тя­же­лое вре­мя»^[183]. В тот же день мит­ро­по­лит Вла­ди­мир за­про­сил мит­ро­по­ли­та Мос­ков­ско­го Ма­ка­рия, мо­жет ли он «по­ме­стить в Ни­ко­ло-Уг­реш­ском или дру­гом мо­на­сты­ре Мос­ков­ской епар­хии Прео­свя­щен­но­го Гер­мо­ге­на»^[184]. На что тот тут же от­ве­тил, что «Прео­свя­щен­ный Гер­мо­ген мо­жет быть по­ме­щен [в] Уг­реш­ском мо­на­сты­ре»^[185].
22 ав­гу­ста обер-про­ку­рор Свя­тей­ше­го Си­но­да Са­ма­рин от­пра­вил в Став­ку Вер­хов­но­му глав­но­ко­ман­ду­ю­ще­му ве­ли­ко­му кня­зю Ни­ко­лаю Ни­ко­ла­е­ви­чу те­ле­грам­му: «Оза­бо­чи­ва­ясь судь­бой Прео­свя­щен­но­го Гер­мо­ге­на, Си­нод пред­по­ло­жил пе­ре­ве­сти его на жи­тель­ство в од­ну из мос­ков­ских оби­те­лей. По­чти­тель­ней­ше про­шу Ва­ше Им­пе­ра­тор­ское Вы­со­че­ство не от­ка­зать по­ве­леть, чтобы ре­ше­ние Си­но­да бы­ло объ­яв­ле­но епи­ско­пу Гер­мо­ге­ну, ко­е­му над­ле­жит по при­бы­тии [в] Моск­ву явить­ся [к] мит­ро­по­ли­ту Ма­ка­рию»^[186], – и те­ле­грам­му на­чаль­ни­ку шта­ба ге­не­ра­лу Алек­се­е­ву, что по ре­ше­нию Си­но­да епи­скоп Гер­мо­ген пе­ре­во­дит­ся на жи­тель­ство в один из мос­ков­ских мо­на­сты­рей^[187].
23 ав­гу­ста ве­ли­кий князь Ни­ко­лай Ни­ко­ла­е­вич от­пра­вил от­вет­ную те­ле­грам­му обер-про­ку­ро­ру Си­но­да: «Сде­лал рас­по­ря­же­ние неза­мед­ли­тель­но – объ­явить Прео­свя­щен­но­му Гер­мо­ге­ну ре­ше­ние Си­но­да [о] пе­ре­во­де его на жи­тель­ство [в] од­ну из мос­ков­ских оби­те­лей и о том, чтобы по при­бы­тии [в] Моск­ву он явил­ся [к] мит­ро­по­ли­ту Ма­ка­рию»^[188].
К это­му вре­ме­ни уже бы­ла за­кон­че­на эва­ку­а­ция Жи­ро­виц­ко­го мо­на­сты­ря и бли­жай­шей же­лез­но­до­рож­ной стан­ции с при­ле­жа­щим к ней рай­о­ном. 25 ав­гу­ста Свя­тей­ший Си­нод по­ста­но­вил «на­зна­чить ме­сто­пре­бы­ва­ние Прео­свя­щен­но­му Гер­мо­ге­ну в Ни­ко­ло-Уг­реш­ском мо­на­сты­ре Мос­ков­ской епар­хии»^[189].
31 ав­гу­ста епи­скоп Гер­мо­ген при­был в Моск­ву и оста­но­вил­ся у про­то­и­е­рея Иоан­на Вос­тор­го­ва^[190] и 2 сен­тяб­ря от­был в Ни­ко­ло-Уг­реш­ский мо­на­стырь, опре­де­лен­ный ме­стом его даль­ней­ше­го пре­бы­ва­ния.
3 сен­тяб­ря Им­пе­ра­три­ца пи­са­ла му­жу, на­хо­див­ше­му­ся в это вре­мя в Став­ке: «По­сы­лаю те­бе га­зет­ную вы­рез­ку, ка­са­ю­щу­ю­ся Гер­мо­ге­на. Ни­ко­ла­ша^[n] сно­ва из­дал при­каз о нем, а ведь это ка­са­ет­ся ис­клю­чи­тель­но Си­но­да и те­бя, – ка­кое пра­во имел он поз­во­лить ему ехать в Моск­ву? Те­бе или Фре­де­рик­су^[o] сле­до­ва­ло бы про­те­ле­гра­фи­ро­вать Са­ма­ри­ну, что ты же­ла­ешь, чтоб его от­пра­ви­ли пря­мо в Ни­ко­ло-Уг­решск, так как ес­ли он оста­нет­ся в об­ще­стве Вос­тор­го­ва, то они сно­ва за­ва­рят ка­шу про­тив на­ше­го Дру­га^[p] и ме­ня. По­жа­луй­ста, ве­ли Фре­де­рик­су те­ле­гра­фи­ро­вать об этом. – Я на­де­юсь, они не устро­ят ни­ка­ко­го скан­да­ла Вар­на­ве^[191]; ты – гос­по­дин и по­ве­ли­тель Рос­сии, ты са­мо­дер­жец – помни это»^[192].
Через несколь­ко дней, 7 сен­тяб­ря, Им­пе­ра­три­ца пи­са­ла му­жу: «Вот те­бе, дру­жок, спи­сок имен лиц (очень, к со­жа­ле­нию, неболь­шой), ко­то­рые мог­ли бы быть кан­ди­да­та­ми на ме­сто Са­ма­ри­на. – А<нна> по­лу­чи­ла этот спи­сок от Ан­д­рон<ико­ва>, ко­то­рый го­во­рил об этом с мит­ро­по­ли­том. Он был в от­ча­я­нии, что Са­ма­рин по­лу­чил это ме­сто, так как он ни­че­го в цер­ков­ных де­лах не по­ни­ма­ет. Он, ве­ро­ят­но, ви­дал­ся с Гер­мо­ге­ном в Москве, – во вся­ком слу­чае, он по­сы­лал за Вар­на­вой, оскорб­лял и бра­нил при нем на­ше­го Дру­га, – ска­зал, что Гер­мо­ген был един­ствен­ный чест­ный че­ло­век, по­то­му что не бо­ял­ся го­во­рить прав­ду про Гри­го­рия, и за это был за­клю­чен, и что он, Са­ма­рин, же­ла­ет, чтобы В<ла­ди­мир>^[q] по­шел к те­бе и ска­зал бы те­бе всю прав­ду о Григ<ории>, но В<ла­ди­мир> от­ве­чал, что не мо­жет это­го сде­лать, толь­ко ес­ли тот ему сам ска­жет и по­шлет от се­бя. Я немед­лен­но те­ле­гра­фи­ро­ва­ла ста­ри­ку^[r], чтобы он при­нял В<ла­ди­ми­ра> и рас­спро­сил его обо всем. На­де­юсь, что ста­рик за­тем по­го­во­рит се­рьез­но с С<ама­ри­ным> и за­даст ему го­ло­во­мой­ку. Ты ви­дишь те­перь, что он не слу­ша­ет тво­их слов – со­всем не ра­бо­та­ет в Си­но­де, а толь­ко пре­сле­ду­ет на­ше­го Дру­га. Это на­прав­ле­но про­тив нас обо­их – непро­сти­тель­но, и для те­пе­реш­не­го тя­же­ло­го вре­ме­ни да­же пре­ступ­но. Он дол­жен быть уво­лен. – Вот те­бе: Хво­стов (ми­нистр юс­ти­ции) – очень ре­ли­ги­оз­ный, зна­ю­щий Цер­ковь, сер­деч­ный и пре­дан­ный те­бе че­ло­век. Гу­рьев (ди­рек­тор кан­це­ля­рии Си­но­да) – очень чест­ный, дав­но слу­жит в Си­но­де (лю­бит на­ше­го Дру­га)»^[193].
По­те­ряв пред­став­ле­ние о дей­стви­тель­ном по­ло­же­нии дел, Им­пе­ра­три­ца, идя на­встре­чу ко­рыст­ным по­же­ла­ни­ям раз­врат­но­го про­хо­дим­ца, без­апел­ля­ци­он­но про­дол­жа­ла ко­ман­до­вать му­жем в во­про­сах на­зна­че­ния пер­вых лиц на граж­дан­ские и цер­ков­ные долж­но­сти и 8 сен­тяб­ря на­пи­са­ла Им­пе­ра­то­ру: «Я опять при­нуж­де­на бы­ла те­ле­гра­фи­ро­вать те­бе непри­ят­ную вещь, но нель­зя бы­ло те­рять вре­ме­ни. Я про­си­ла... за­пи­сать... раз­го­вор Сус­ли­ка^[s] в Си­но­де. Этот ма­лень­кий че­ло­ве­чек вел се­бя с за­ме­ча­тель­ной энер­ги­ей, за­щи­щая нас и на­ше­го Дру­га, и рез­ко от­ве­чал на все во­про­сы. Хо­тя мит­ро­по­лит очень недо­во­лен С<ама­ри­ным>, все же он во вре­мя это­го рас­спро­са был слаб и – увы! мол­чал. Они хо­тят вы­гнать Вар­на­ву и по­ста­вить Гер­мо­ге­на на его ме­сто, – ви­дал ли ты ко­гда-ни­будь та­кую наг­лость? Они не сме­ют это­го сде­лать без тво­ей санк­ции, так как он был на­ка­зан по тво­е­му при­ка­за­нию. Это опять Ни­ко­ла­ши­ны^[t] де­ла (под вли­я­ни­ем жен­щин). Он его за­ста­вил – без вся­ко­го пра­ва – оста­вить ме­сто и уехать в Виль­ну, чтобы жить там при Ага­фан­ге­ле, и, ко­неч­но, этот по­след­ний, С. Фин­лянд<ский>^[u] и Ни­кон^[v] (этот зло­дей с Афо­на) в те­че­ние трех ча­сов на­па­да­ли на В<ар­на­ву> по по­во­ду на­ше­го Дру­га. Сам<арин> по­ехал в Моск­ву на три дня, – на­вер­ное, чтобы по­ви­дать Гер­мо­ге­на. По­сы­лаю те­бе га­зет­ную вы­рез­ку о том, что ему раз­ре­ше­но, по при­ка­за­нию Н.^[w], про­ве­сти два дня в Москве у Вост<ор­го­ва>, – с ка­ких пор име­ет он пра­во вме­ши­вать­ся в эти во­про­сы, зная, что по тво­е­му при­ка­за­нию Гер­мо­ген был на­ка­зан?.. И это все ви­на Н.^[x], так как он (на­ме­рен­но) пред­ло­жил Са­ма­ри­на, зная, что этот че­ло­век сде­ла­ет все, что в его си­лах, про­тив Григ<ория> и ме­ня... Я на­хо­жу, что этих двух епи­ско­пов на­до немед­лен­но вы­гнать из Си­но­да. Пусть Пи­ти­рим^[y] зай­мет там ме­сто, так как наш Друг бо­ит­ся, что Н.^[z] бу­дет его пре­сле­до­вать, ес­ли узна­ет, что П<ити­рим> по­чи­та­ет на­ше­го Дру­га. Най­ди дру­гих, бо­лее до­стой­ных епи­ско­пов. За­ба­стов­ка Си­но­да в та­кое вре­мя ужас­но непа­три­о­тич­на и нело­яль­на. По­че­му они во все это вме­ши­ва­ют­ся? Пусть они те­перь по­пла­тят­ся за это и узна­ют, кто их по­ве­ли­тель...»^[194]
12 но­яб­ря 1915 го­да Алек­сандра Фе­до­ров­на пи­са­ла из Цар­ско­го Се­ла Им­пе­ра­то­ру: «Душ­ка, я за­бы­ла рас­ска­зать те­бе о Пи­ти­ри­ме, эк­зар­хе Гру­зии. Все га­зе­ты пол­ны опи­са­ни­ем его отъ­ез­да с Кав­ка­за и как его там лю­би­ли. По­сы­лаю те­бе од­ну из га­зет­ных вы­ре­зок, чтобы дать те­бе пред­став­ле­ние о той люб­ви и бла­го­дар­но­сти, ко­то­рые там к нему про­яв­ля­ют. Это до­ка­зы­ва­ет, что он че­ло­век до­стой­ный и ве­ли­кий мо­лит­вен­ник, как го­во­рит наш Друг. Он пред­ви­дит ужас Вол­жи­на^[aa] и как тот бу­дет ста­рать­ся раз­убе­дить те­бя, но он про­сит те­бя быть твер­дым, так как Пи­ти­рим – един­ствен­ный под­хо­дя­щий че­ло­век. У него нет ни­ко­го, ко­го бы он мог ре­ко­мен­до­вать на ме­сто Пи­ти­ри­ма... Он го­во­рит, что он хо­ро­ший че­ло­век. – Толь­ко не С.Ф.^[bb], или А.В.^[cc], или Гер­мо­ген! Они бы все ис­пор­ти­ли там сво­им ду­хом.
Ста­рый Вла­ди­мир^[dd] уже с гру­стью го­во­рит, что он уве­рен, что его на­зна­чат в Ки­ев. Бы­ло бы очень хо­ро­шо, ес­ли бы ты это сде­лал тот­час по при­ез­де, чтобы пре­ду­пре­дить вся­кие раз­го­во­ры, прось­бы Эл­лы^[ee] и т.п.
За­тем он про­сит те­бя немед­лен­но на­зна­чить Же­ва­х­о­ва по­мощ­ни­ком Вол­жи­на. Он стар­ше Ис­то­ми­на – воз­раст ни­че­го не зна­чит, в со­вер­шен­стве зна­ет цер­ков­ные де­ла. – Это твое же­ла­ние – ты по­ве­ли­тель»^[195].
23 но­яб­ря 1915 го­да на­вя­зан­ный через Им­пе­ра­три­цу Рас­пу­ти­ным кан­ди­дат был воз­ве­ден в сан мит­ро­по­ли­та и на­зна­чен мит­ро­по­ли­том Пет­ро­град­ским и Ла­дож­ским.
28 ап­ре­ля 1916 го­да ве­ли­кий про­све­ти­тель Ал­тая, рев­ни­тель цер­ков­ной чи­сто­ты и по­движ­ник бла­го­че­стия мит­ро­по­лит Мос­ков­ский Ма­ка­рий (Нев­ский)^[ff] пред­ло­жил Си­но­ду сре­ди про­че­го, слу­жа­ще­го укреп­ле­нию и сла­ве Церк­ви, «за смер­тью... на­сто­я­те­ля Да­ви­до­вой пу­сты­ни на­зна­чить пре­бы­ва­ю­ще­го на по­кое в Ни­ко­ло-Уг­реш­ском мо­на­сты­ре Прео­свя­щен­но­го епи­ско­па Гер­мо­ге­на, быв­ше­го Са­ра­тов­ско­го, с управ­ле­ни­ем сим мо­на­сты­рем»^[196].
Но и это ока­за­лось невоз­мож­ным. 25 июня 1916 го­да Алек­сандра Фе­до­ров­на пи­са­ла Им­пе­ра­то­ру: «...Вче­ра я при­ни­ма­ла мит­ро­по­ли­та, мы с ним об­суж­да­ли во­прос о Гер­мо­гене, ко­то­рый уже несколь­ко дней в го­ро­де, при­ни­ма­ет ре­пор­те­ров и т.д. Он не име­ет ни­ка­ко­го пра­ва быть здесь, ты ведь ему не дал на это раз­ре­ше­ния; он по­лу­чил его от Вол­жи­на и мит­ро­по­ли­та Влад<ими­ра>, в по­дво­рье ко­то­ро­го он про­жи­ва­ет в Ки­е­ве. Мно­гие га­зе­ты пи­шут о нем; Нов<ое> Вр<емя> со­об­ща­ет, что опаль­ный епи­скоп, ве­ро­ят­но, ско­ро по­лу­чит на­зна­че­ние в Аст­ра­хань, и там же го­во­рит­ся, что Си­нод раз­ре­шил ему при­е­хать сю­да. Шт<юр­мер> то­же слу­чай­но слы­шал об этом и был чрез­вы­чай­но недо­во­лен, а по­то­му я по­про­си­ла мит­ро­по­ли­та за­ехать от ме­ня к Шт<юр­ме­ру>, чтобы он от сво­е­го име­ни по­про­сил по­след­не­го ска­зать Волж<ину>, чтоб он не бес­по­ко­ил те­бя на этот счет и что он лич­но на­хо­дит это пре­бы­ва­ние здесь Гер­мог<ена> со­вер­шен­но недо­пу­сти­мым, а так­же несвоевре­мен­ным, так как нель­зя за­бы­вать, за что ты ве­лел его вы­слать, – и что опять пой­дут ис­то­рии. Сей­час осо­бен­но сле­ду­ет из­бе­гать по­доб­ных ис­то­рий, – они вы­бра­ли та­кое вре­мя, ко­гда Гр<иго­рий> от­сут­ству­ет... Я пи­шу об этом толь­ко на тот слу­чай, ес­ли бы ты об этом услы­хал, – его сле­ду­ет вы­слать об­рат­но на ме­сто его по­сто­ян­но­го жи­тель­ства... По­ка оста­ет­ся Волж<ин>, де­ла не мо­гут ид­ти хо­ро­шо. Он со­вер­шен­но непод­хо­дя­щий че­ло­век для за­ни­ма­е­мо­го им по­ста; это про­сто кра­си­вый свет­ский че­ло­век и ра­бо­та­ет он ис­клю­чи­тель­но с Влад<ими­ром>. В по­не­дель­ник у ме­ня на при­е­ме был Ра­ев^[gg], брат вра­ча, сын мит­ро­по­ли­та Пал­ла­дия^[hh], – ка­жет­ся он про­фес­сор. Это пре­крас­ный че­ло­век, близ­ко зна­ю­щий цер­ков­ные де­ла с са­мо­го дет­ства. За­пи­ши се­бе, чтобы рас­спро­сить Шт<юр­ме­ра> о нем; он очень хо­ро­шо о нем от­зы­вал­ся (его взгля­ды, ко­неч­но, раз­нят­ся от воз­зре­ний Волж<ина>). Он со­всем не по­хож на Вол­жи­на и но­сит па­рик... Мне бы­ло ин­те­рес­но по­ви­дать его, по­то­му что он очень хо­ро­шо осве­дом­лен в цер­ков­ных во­про­сах. По­жа­луй­ста, не за­будь по­го­во­рить о нем со Штюр­ме­ром...»^[197]
В от­вет­ном пись­ме 27 июня Им­пе­ра­тор пи­сал: «...Как неснос­но, что Герм<оген> опять по­явил­ся на го­ри­зон­те! Я бу­ду се­го­дня го­во­рить со Шт<юр­ме­ром>. Зав­тра днем со­сто­ит­ся со­ве­ща­ние с ми­ни­стра­ми. Я на­ме­рен быть с ни­ми очень нелю­без­ным и дать им по­чув­ство­вать, как я це­ню Шт<юр­ме­ра> и что он пред­се­да­тель их...»^[198]
На сле­ду­ю­щий день Алек­сандра Фе­до­ров­на пи­са­ла му­жу: «А<нна>^[ii] по­сы­ла­ет те­бе па­ру ре­ди­сок, вы­ра­щен­ных ее ра­не­ны­ми. Гер­мог<ен> уехал...»^[199]
Ре­шив по­бы­вать в Ца­ри­цыне, с ко­то­рым бы­ло свя­за­но столь­ко на­дежд, тру­дов и столь­ко го­рест­но­го, епи­скоп Гер­мо­ген при­был ту­да в ночь на 3 но­яб­ря 1916 го­да. Его встре­ча­ли ца­ри­цын­ский по­лиц­мей­стер, бла­го­чин­ный, ду­хо­вен­ство и че­ло­век трид­цать ми­рян, ко­то­рые под­нес­ли вла­ды­ке бу­кет жи­вых бе­лых цве­тов. Бла­го­сло­вив встре­чав­ших, вла­ды­ка от­пра­вил­ся на квар­ти­ру свя­щен­ни­ка Сер­ги­ев­ско­го хра­ма, в ко­то­ром пред­по­ла­гал утром слу­жить ли­тур­гию. На­ут­ро, ко­гда он шел в храм, при­хо­жане под­нес­ли ему хлеб-соль, и свя­щен­ник за­ме­тил на это: «Ва­ше Прео­свя­щен­ство, в те­че­ние пя­ти лет на­род стра­дал, бу­дучи в раз­лу­ке с ва­ми, а те­перь от все­го серд­ца встре­ча­ет вас и ра­ду­ет­ся, что до­жда­лись ви­деть вас»^[200].
Вла­ды­ка по­бла­го­да­рил встре­чав­ших, а по­сле мо­леб­на ска­зал про­по­ведь, ко­то­рую по­лиц­мей­стер счел сво­им дол­гом за­пи­сать, но за­пи­сал весь­ма при­бли­зи­тель­но, что вла­ды­ка при­зы­вал к ми­ру, к люб­ви к вра­гам, го­во­рил, что че­ло­век мсти­тель­ный по­до­бен де­ре­ву, ко­то­рое не при­но­сит пло­да, а та­кое де­ре­во бро­са­ют в огонь; ска­зал, что бла­го­да­рит Бо­га за стра­да­ния, ко­то­рые ему да­ли боль­ше, чем внеш­ние зна­ния, чем ду­хов­ная шко­ла, – та ака­де­мия, ко­то­рую он окон­чил, но ко­то­рая не при­ви­ва­ет к серд­цу то­го, че­му учит. Пять лет ис­пы­та­ний мно­го­му его на­учи­ли, и он бла­го­да­рит за это Бо­га и не дер­жит оби­ды ни на ко­го из лю­дей.
По­сле ли­тур­гии епи­скоп Гер­мо­ген при­звал всех по­мо­лить­ся об упо­ко­е­нии мит­ро­по­ли­та Ан­то­ния (Вад­ков­ско­го) и ар­хи­епи­ско­па Ин­но­кен­тия (Бе­ля­е­ва), а так­же во­и­нов, пав­ших на по­ле бра­ни за ца­ря и Оте­че­ство. Он при­звал со­брав­ших­ся по­мо­лить­ся о еди­не­нии, ко­то­рое мо­жет дать по­бе­ду над вра­гом: мно­го сей­час го­ря, но это го­ре от то­го, что лю­ди за­бы­ли Бо­га и лю­бовь к ближ­не­му, не по­мо­га­ют друг дру­гу, не по­мо­га­ют бра­тьям-во­и­нам, «ко­то­рые, про­ли­вая кровь за Ро­ди­ну, ждут от нас по­мо­щи, ми­ра, ти­ши­ны, спо­кой­ствия в стране»^[201].
Епи­скоп слу­жил каж­дый день в хра­мах Ца­ри­цы­на и его при­го­ро­дах, где мно­гое на­по­ми­на­ло ему о про­шлом – и серд­це сжи­ма­лось в пред­чув­ствии близ­ко­го недоб­ро­го бу­ду­ще­го. 20 но­яб­ря по­сле ли­тур­гии в Сер­ги­ев­ском хра­ме епи­скоп на­пом­нил, как пять лет на­зад мно­же­ство лю­дей про­слав­ля­ли в Ца­ри­цыне Гос­по­да, а те­перь до­шло до то­го, что неко­то­рые от­па­ли от ве­ры Хри­сто­вой и да­же ста­ли роп­тать на Бо­га. «Те­перь по­всю­ду, как и в Ца­ри­цыне, на­блю­да­ет­ся упа­док нрав­ствен­но­сти и ве­ры в Бо­га, и за это Гос­подь нис­по­слал нам тя­же­лые ис­пы­та­ния, ко­то­рые мо­гут, не дай Бог, и ухуд­шить­ся. В то вре­мя, ко­гда на­ши бра­тья про­ли­ва­ют кровь, остав­ши­е­ся до­ма раз­врат­ни­ча­ют и до­хо­дят до то­го, что не хо­тят чтить Пре­свя­тую Бо­го­ро­ди­цу и Свя­тую Цер­ковь...»^[202]
Вла­ды­ка пред­по­ла­гал про­быть в Ца­ри­цыне до 25 но­яб­ря. По­ли­ция, при­сут­ство­вав­шая на каж­дом бо­го­слу­же­нии епи­ско­па, при имев­шей­ся у нее предубеж­ден­но­сти на­стра­и­ва­ла се­бя на мо­гу­щие быть бес­по­ряд­ки и ослож­не­ния, но в кон­це кон­цов вы­нуж­де­на бы­ла сде­лать вы­вод, что «пре­бы­ва­ние епи­ско­па Гер­мо­ге­на ослож­не­ни­я­ми не угро­жа­ет»^[203]. По­мо­лив­шись в ца­ри­цын­ских хра­мах, вла­ды­ка воз­вра­тил­ся в Ни­ко­ло-Уг­реш­ский мо­на­стырь.
2 мар­та 1917 го­да Им­пе­ра­тор Ни­ко­лай II от­рек­ся от пре­сто­ла; опре­де­ле­ни­ем Свя­тей­ше­го Си­но­да 7-8 мар­та вла­ды­ка Гер­мо­ген был на­зна­чен епи­ско­пом То­боль­ским и Си­бир­ским вме­сто уво­лен­но­го на по­кой тем же опре­де­ле­ни­ем ар­хи­епи­ско­па Вар­на­вы (На­кро­пи­на)^[204]. Вла­ды­ка тут же вы­ехал в То­больск и по­след­нюю неде­лю Ве­ли­ко­го по­ста уже слу­жил в ка­фед­раль­ном со­бо­ре. Он слу­жил по­чти еже­днев­но – то в со­бо­ре, то в при­ход­ских хра­мах. «В каж­дом его ша­ге, – вспо­ми­на­ли о нем его совре­мен­ни­ки, – чув­ству­ет­ся мо­нах, со­вер­шен­но от­ре­шив­ший­ся от ми­ра и ушед­ший внутрь се­бя»^[205]. Од­на­ко по об­сто­я­тель­ствам вре­ме­ни «епи­ско­пу при­хо­дит­ся при­ни­мать уча­стие в ра­бо­тах чрез­вы­чай­ных епар­хи­аль­ных съез­дов; при его со­дей­ствии и ру­ко­вод­стве ор­га­ни­зу­ет­ся в То­боль­ске Цер­ков­но-пра­во­слав­ное об­ще­ство еди­не­ния кли­ра и ми­рян; ожив­ля­ет­ся де­я­тель­ность Брат­ства. Прео­свя­щен­ный Гер­мо­ген ищет се­бе со­труд­ни­ков; он охот­но идет на­встре­чу каж­до­му, кто мо­жет ока­зать хо­тя ма­лые услу­ги его на­чи­на­ни­ям; дверь его по­ко­ев еже­днев­но от­кры­та для всех»^[206].
20-го и 27 мая 1917 го­да в То­боль­ске, как и во мно­гих дру­гих епар­хи­аль­ных цен­трах стра­ны, про­шел чрез­вы­чай­ный епар­хи­аль­ный съезд ду­хо­вен­ства и ми­рян, пы­тав­ший­ся вы­ра­бо­тать от­но­ше­ние к совре­мен­ным со­бы­ти­ям и ре­фор­мам. По­сколь­ку Свя­тей­ший Си­нод не упол­но­мо­чи­вал епар­хи­аль­ных ар­хи­ере­ев утвер­ждать по­ста­нов­ле­ния съез­дов, то епи­скоп Гер­мо­ген, пред­ста­вив в Си­нод неко­то­рые по­ста­нов­ле­ния, вы­ра­зил и свое суж­де­ние по во­про­сам, ко­то­рые счи­тал важ­ны­ми, как на­при­мер от­но­ше­ние съез­да «к пе­ре­жи­ва­е­мым со­бы­ти­ям стра­ны»^[207].
«Ка­жет­ся, в дан­ном от­но­ше­нии моя фор­му­ла по сво­е­му смыс­лу и со­дер­жа­нию бу­дет ма­ло от­ли­чать­ся от фор­му­лы вве­рен­но­го мне ду­хо­вен­ства То­боль­ско-Си­бир­ской епар­хии, – пи­сал он. – Я не бла­го­слов­ляю слу­чив­ше­го­ся пе­ре­во­ро­та, не празд­ную мни­мой еще “пас­хи” (вер­нее же, му­чи­тель­ней­шей Гол­го­фы) на­шей мно­го­стра­даль­ной Рос­сии и ис­стра­дав­ше­го­ся ду­шою ду­хо­вен­ства и на­ро­да, не ло­бы­заю ту­ман­ное и “бур­ное” ли­цо “ре­во­лю­ции”, ни в друж­бу и еди­не­ние с нею не всту­паю, ибо яс­но еще не знаю, кто и что она есть се­го­дня и что она даст на­шей Ро­дине, осо­бен­но же Церк­ви Бо­жи­ей, зав­тра... А сло­жив­шу­ю­ся (или “на­ро­див­шу­ю­ся”) “в бу­рю ре­во­лю­ции” власть Вре­мен­но­го пра­ви­тель­ства счи­таю вполне есте­ствен­ным и необ­хо­ди­мым – для пре­се­че­ния и пре­ду­пре­жде­ния безум­ной и гу­би­тель­ной анар­хии – при­зна­вать и об этой вла­сти и пра­ви­тель­стве мо­лить­ся, дабы они все­це­ло слу­жи­ли од­но­му лишь бла­гу Ро­ди­ны и Церк­ви»^[208].
Опи­сы­вая от­но­ше­ние епи­ско­па Гер­мо­ге­на к Ро­дине, один из его совре­мен­ни­ков пи­сал: «Ар­хи­пас­тырь был че­ло­век с вы­со­ко раз­ви­тым пат­ри­о­ти­че­ским на­цио­наль­ным чув­ством. Рос­сию он лю­бил, как ред­ко дру­гой в на­ше вре­мя лю­бит свою Ро­ди­ну-мать; ее окро­вав­лен­ный, опо­зо­рен­ный об­раз сто­ял пред его гла­за­ми, за нее он по­сто­ян­но тер­зал­ся ду­шой; неустан­но тос­ко­вал о ее бы­лом ве­ли­чии. Но лю­бовь к Ро­дине у него ор­га­ни­че­ски сли­ва­лась с его ре­ли­ги­оз­но-цер­ков­ным со­зна­ни­ем. Как пат­ри­от, он не мог за­быть о ве­ли­кой Рос­сии, но близ­ка бы­ла его серд­цу толь­ко пра­во­слав­ная дер­жа­ва Рос­сий­ская. В ви­де свет­ско­го без­бож­но­го го­су­дар­ства он ее не при­ни­мал. Оку его ве­ры она пред­став­ля­лась оцер­ко­в­лен­ным, обла­го­дат­ство­ван­ным, бо­го­из­бран­ным цар­ством, ко­то­рое огла­ша­ет­ся непре­рыв­но зво­ном цер­ков­ных ко­ло­ко­лов и оку­та­но ды­мом ка­диль­ным. Свя­тая Русь – вот его был иде­ал, – Русь, где жи­ли и под­ви­за­лись мос­ков­ские свя­ти­те­ли, – Русь, ко­то­рая да­ла це­лый сонм угод­ни­ков Бо­жи­их, – Русь, бли­став­шая сво­им бла­го­че­сти­ем и стро­го­стью нра­вов»^[209].
Ис­пол­ни­лись ча­я­ния вла­ды­ки о со­зы­ве По­мест­но­го Со­бо­ра – 12 июня 1917 го­да пред­сто­я­ло от­крыть­ся Пред­со­бор­но­му со­ве­ту для вы­ра­бот­ки уста­ва Со­бо­ра. Прео­свя­щен­но­го про­си­ли от­пра­вить спи­сок же­ла­тель­ных кан­ди­да­тов в Со­вет по те­ле­гра­фу 5 июня, но в это вре­мя вла­ды­ка был в Тю­ме­ни, где про­хо­дил чрез­вы­чай­ный съезд ду­хо­вен­ства, так что он смог от­пра­вить от­вет­ную те­ле­грам­му толь­ко 12 июня, пред­ла­гая, в част­но­сти, из­брать в Со­вет мит­ро­по­ли­та Ки­ев­ско­го Вла­ди­ми­ра (Бо­го­яв­лен­ско­го) и ар­хи­епи­ско­пов Нов­го­род­ско­го Ар­се­ния (Стад­ниц­ко­го), Ки­ши­нев­ско­го Ана­ста­сия (Гри­ба­нов­ско­го) и Пет­ро­град­ско­го Ве­ни­а­ми­на (Ка­зан­ско­го)^[jj][210].
В вос­кре­се­нье, 30 июля, «ис­пол­няя при­зыв Свя­тей­ше­го Си­но­да, об­ра­щен­ный к ча­дам Все­рос­сий­ской Пра­во­слав­ной Церк­ви и ко всем граж­да­нам Рос­сий­ской дер­жа­вы, о по­ка­я­нии в гре­хе небре­же­ния за­ко­на­ми Бо­же­ски­ми и че­ло­ве­че­ски­ми... епи­скоп Гер­мо­ген... по­сле Бо­же­ствен­ной ли­тур­гии со­вер­шил на пло­ща­ди близ ка­фед­раль­но­го со­бо­ра все­на­род­ное по­ка­ян­ное мо­ле­ние... Бы­ли вы­не­се­ны из со­бо­ра на пло­щадь чу­до­твор­ные ико­ны Все­ми­ло­сти­во­го Спа­са и Бо­жи­ей Ма­те­ри – То­боль­ская и Аба­лак­ская... Пе­ред на­ча­лом мо­леб­на вла­ды­кой про­из­не­се­но крат­кое сло­во о необ­хо­ди­мо­сти сер­деч­но­го по­ка­я­ния и все­на­род­ной мо­лит­вы в ны­неш­ние тя­же­лые и бес­при­мер­но гроз­ные дни ве­ли­ко­го ис­пы­та­ния, – дни пра­вед­но­го гне­ва Бо­жия, по­стиг­ше­го до­ро­гое на­ше Оте­че­ство»^[211].
4 ав­гу­ста в То­боль­ске был со­зван епи­ско­пом Гер­мо­ге­ном епар­хи­аль­ный Со­бор, ко­то­рый из­брал де­ле­га­тов на По­мест­ный Со­бор Все­рос­сий­ской Пра­во­слав­ной Церк­ви. В этот день епи­скоп Гер­мо­ген со­вер­шил Бо­же­ствен­ную ли­тур­гию, а в кон­це ее, по за­ам­вон­ной мо­лит­ве, огла­сил по­сла­ние Свя­тей­ше­го Си­но­да об от­кры­тии в Москве По­мест­но­го Со­бо­ра, ска­зав сло­во «о чрез­вы­чай­ной важ­но­сти пред­сто­я­ще­го ве­ли­ко­го со­бы­тия... и о необ­хо­ди­мо­сти из­бра­ния в со­став... Со­бо­ра лю­дей до­стой­ных – бла­го­че­сти­вых, бла­го­го­вей­ных, бес­ко­рыст­ней­ших и рев­ност­ных за­щит­ни­ков де­ла цер­ков­но­го, – ко­то­рые бы как ан­ге­лы небес­ные, бла­го­го­вей­но охра­ня­ли дра­жай­шую на­шу свя­ты­ню – Цер­ковь Все­лен­скую, вы­яви­ли бы нам и всем ве­ру­ю­щим чи­стую ис­ти­ну Церк­ви Апо­столь­ской и сво­и­ми тре­пет­ны­ми дла­ня­ми по­слу­жи­ли вос­со­зда­нию, со­бор­но­му устро­е­нию и у нас на Ру­си ис­тин­ной Церк­ви – се­го Свя­то­го Те­ла Хри­сто­ва...»^[212].
По окон­ча­нии ли­тур­гии был со­вер­шен мо­ле­бен пе­ред мо­ща­ми свя­ти­те­ля Иоан­на, мит­ро­по­ли­та То­боль­ско­го, – Пре­свя­той Тро­и­це и Бо­жи­ей Ма­те­ри и свя­ти­те­лям Ди­мит­рию, мит­ро­по­ли­ту Ро­стов­ско­му, и Иоан­ну, мит­ро­по­ли­ту То­боль­ско­му.
В ав­гу­сте 1917 го­да со­сто­ял­ся оче­ред­ной съезд ду­хо­вен­ства и ми­рян То­боль­ской епар­хии. Хо­тя съезд не пред­по­ла­гал обя­за­тель­но­го при­сут­ствия на нем ар­хи­ерея, ко­то­ро­му по окон­ча­нии ра­бо­ты съез­да пред­ла­га­лись на рас­смот­ре­ние про­то­ко­лы за­се­да­ний, в неко­то­рых слу­ча­ях епи­скоп Гер­мо­ген счи­тал нуж­ным объ­яс­нять­ся с де­ле­га­та­ми лич­но, как в слу­чае, ко­гда по­яви­лась за­мет­ка в «Си­бир­ской тор­го­вой га­зе­те», об­ви­ня­ю­щая его в са­мо­воль­ном пе­ре­во­де свя­щен­но- и цер­ков­но­слу­жи­те­лей, что пре­пят­ство­ва­ло, по мне­нию га­зе­ты, вы­бо­рам ми­ря­на­ми ду­хо­вен­ства на при­хо­ды. Ар­хи­пас­тырь был вы­нуж­ден объ­яс­нить чле­нам съез­да, что «все пе­ре­во­ды и на­зна­че­ния бы­ли про­из­ве­де­ны по про­ше­ни­ям и по на­стой­чи­вым прось­бам са­мих кли­ри­ков и при­хо­дов, и ни од­но­го пе­ре­во­да не бы­ло со­вер­ше­но по соб­ствен­ной ини­ци­а­ти­ве епи­ско­па, хо­тя бы в ви­де на­ка­за­ния или в ка­че­стве ме­сти. В до­ка­за­тель­ство сво­их слов вла­ды­ка пред­ло­жил съез­ду про­смот­реть все его ре­зо­лю­ции и лич­но убе­дить­ся в право­те его слов... Пе­ре­хо­дя к част­ным слу­ча­ям “са­мо­воль­но­го” на­зна­че­ния и пе­ре­во­да кли­ри­ков, ука­зан­ных в “Си­бир­ской тор­го­вой га­зе­те”, вла­ды­ка»^[213] оста­но­вил­ся на слу­чае со свя­щен­ни­ком Ми­ха­и­лом Ма­ка­ро­вым, о ко­то­ром ска­зал, что «лич­но про­тив него он ни­че­го не имел и не име­ет, но во вре­мя пре­бы­ва­ния сво­е­го в Тю­ме­ни узнал о без­де­я­тель­но­сти его в сфе­ре сво­их пря­мых обя­зан­но­стей как мис­си­о­не­ра, а как та­ко­вой, свя­щен­ник Ма­ка­ров на­хо­дит­ся в лич­ном и непо­сред­ствен­ном рас­по­ря­же­нии епи­ско­па, и по­се­му, в ви­дах уре­гу­ли­ро­ва­ния дел мис­сии, епи­скоп и осво­бо­дил свя­щен­ни­ка Ма­ка­ро­ва от ис­пол­не­ния при­ход­ских обя­зан­но­стей, при­чис­лив его к тю­мен­ско­му со­бо­ру, счи­тая по­лу­ча­е­мое им жа­ло­ва­нье мис­си­о­нер­ское вполне до­ста­точ­ным для него, как че­ло­ве­ка бес­се­мей­но­го»^[214]. Дру­гие два свя­щен­ни­ка бы­ли пе­ре­ме­ще­ны как на­хо­дя­щи­е­ся в кли­ре ка­фед­раль­но­го со­бо­ра, под­чи­ня­ю­ще­го­ся непо­сред­ствен­но ар­хи­ерею.
По­сле этих объ­яс­не­ний де­ле­га­ты съез­да по­же­ла­ли узнать, по­че­му без пред­ва­ри­тель­ных вы­бо­ров и без об­суж­де­ния кан­ди­да­та в епи­ско­па съез­дом, был на­зна­чен ви­кар­ным епи­ско­пом Ири­нарх (Си­не­оков-Ан­дре­ев­ский). Вы­ска­зав свои суж­де­ния о епи­ско­пе Ири­нар­хе, вла­ды­ка Гер­мо­ген по­яс­нил, что «на­зна­че­ние ви­ка­рия си­но­даль­ной вла­стью объ­яс­ня­ет необ­хо­ди­мо­стью, край­ней нуж­дой в по­мо­щи в пе­ре­ход­ное смут­ное вре­мя, ко­гда “про­мед­ле­ние смер­ти по­доб­но”»^[215], и про­сил «съезд от­не­стись к на­зна­че­нию епи­ско­па Ири­нар­ха как к фак­ту, вы­зван­но­му необ­хо­ди­мо­стью и ра­ди ми­ра»^[216].
Де­ле­га­ты съез­да, сде­лав пе­ре­рыв, при­ня­ли ре­зо­лю­цию, что они сви­де­тель­ству­ют «свое до­ве­рие епи­ско­пу Гер­мо­ге­ну и го­тов­ность при­ми­рить­ся с фак­том на­зна­че­ния в То­больск ви­кар­но­го епи­ско­па»^[217].
По за­вер­ше­нии ра­бо­ты съез­да 15 ав­гу­ста 1917 го­да епи­скоп Гер­мо­ген на­пи­сал: «Сер­деч­но уте­шен со­здав­шим­ся еди­не­ни­ем епи­ско­па, ду­хо­вен­ства и ми­рян. По­мо­ги, Гос­по­ди, нам в этих свя­тых чув­ствах “еди­не­ния ду­ха в со­ю­зе ми­ра” [Еф. 4, 3] со­вер­шать Твое ве­ли­кое де­ло ду­ше­пас­тыр­ства!»^[218]
21 ав­гу­ста епи­скоп Гер­мо­ген от­был из То­боль­ска в Моск­ву для уча­стия в По­мест­ном Со­бо­ре^[219]. Он стал од­ним из ак­тив­ных участ­ни­ков Со­бо­ра в ка­че­стве за­ме­сти­те­ля пред­се­да­те­ля От­де­ла выс­ше­го цер­ков­но­го управ­ле­ния, за­ни­мав­ше­го­ся во­про­сом вос­ста­нов­ле­ния пат­ри­ар­ше­ства в Рос­сий­ской Церк­ви. Пред­се­да­те­лем От­де­ла был из­бран ар­хи­епи­скоп Аст­ра­хан­ский Мит­ро­фан (Крас­но­поль­ский), за­ме­сти­те­лем, кро­ме вла­ды­ки Гер­мо­ге­на, Па­вел Бо­ри­со­вич Манс­уров, сек­ре­та­ря­ми – про­фес­со­ра Иван Алек­се­е­вич Ка­ра­би­нов, Па­вел Алек­сан­дро­вич Про­ко­шев и Вла­ди­мир Ни­ко­ла­е­вич Бе­не­ше­вич, де­ло­про­из­во­ди­те­ля­ми – чи­нов­ник быв­шей кан­це­ля­рии обер-про­ку­ро­ра Си­но­да Вла­ди­мир Ива­но­вич Бар­ви­нок и пре­по­да­ва­те­ли Мос­ков­ской Ду­хов­ной се­ми­на­рии Сер­гей Ива­но­вич Го­ло­ща­пов^[kk] и Алек­сандр Ар­ка­дье­вич Пет­ро­пав­лов­ский^[220].
«Во­прос о пат­ри­ар­ше­стве был под­нят в пер­вом же за­се­да­нии От­де­ла, об­суж­дал­ся в те­че­ние ше­сти пер­вых за­се­да­ний От­де­ла и ре­шен в по­ло­жи­тель­ном смыс­ле 22 сен­тяб­ря 1917 го­да»^[221].
Об­суж­дая прин­ци­пы со­бор­но­го и еди­но­лич­но­го воз­глав­ле­ния По­мест­ной Церк­ви пер­во­и­е­рар­хом, епи­скоп Гер­мо­ген пол­но­стью со­гла­сил­ся с необ­хо­ди­мо­стью вос­ста­нов­ле­ния пат­ри­ар­ше­ства, с гру­стью лишь за­ме­тив, что «ти­тул “Пат­ри­арх” очень “пом­пе­зен” при совре­мен­ной ни­ще­те цер­ков­ной жиз­ни»^[222].
Во вре­мя со­бор­но­го за­се­да­ния один из до­клад­чи­ков, свя­щен­ник, кри­ти­куя си­но­даль­ное управ­ле­ние, с уко­риз­ной за­явил, не на­зы­вая име­ни епи­ско­па Гер­мо­ге­на: «Один вла­ды­ка ска­зал, что Свя­тей­ший Си­нод – ере­ти­че­ское учре­жде­ние. По­че­му же чле­ны Си­но­да не вы­шли из ере­ти­че­ско­го учре­жде­ния, по­че­му не воз­вы­си­ли про­тив него свой го­лос?»^[223]
Епи­скоп Гер­мо­ген вы­нуж­ден был взять сло­во для по­яс­не­ния. «Я счи­таю дол­гом сде­лать разъ­яс­не­ние, – ска­зал он. – Си­нод скон­стру­и­ро­ван по каль­вин­ским ти­пам, по Пу­фен­дор­фу^[224], по немец­ким ос­но­вам, а не по ду­ху Пра­во­слав­ной Церк­ви. Как же его на­звать, как не ере­ти­че­ским, каль­вин­ским стро­ем? Нуж­но ли ухо­дить из это­го строя? – Во из­бе­жа­ние анар­хии он ну­жен был для управ­ле­ния Цер­ко­вью. Чтобы по­яс­нить это с точ­ки зре­ния мо­е­го со­зна­ния, я дол­жен ска­зать, что я был не со­гла­сен с ре­ше­ни­ем Со­бо­ра о том, чтобы в Пред­пар­ла­мен­те не по­яв­ля­лись чле­ны Со­бо­ра. Это бо­лез­нен­ное, про­ти­во­го­судар­ствен­ное учре­жде­ние, и все же я со­гла­сил­ся бы быть там, чтобы что-ни­будь сде­лать по­лез­ное для Церк­ви и про­тив раз­ру­хи го­су­дар­ства. Я по­лу­чил те­ле­грам­му из Пет­ро­гра­да: со­юз при­хо­дов пред­ла­га­ет мне быть вы­бор­щи­ком в Учре­ди­тель­ное со­бра­ние. Не толь­ко вы­бор­щи­ком, а да­же ка­мен­щи­ком я со­гла­сил­ся бы быть, лишь бы при­не­сти ма­лей­шую поль­зу в де­ле спа­се­ния го­су­дар­ства от ужа­сов и раз­ру­хи. И в Свя­тей­шем Си­но­де я был два­жды, по­ка ме­ня не из­гна­ли. По кон­струк­ции Си­нод – ере­ти­че­ское учре­жде­ние... Ко­гда со­брал­ся Со­бор, то по­че­му не ска­зать прав­ды, что Си­нод был ере­ти­че­ским, но Бог спас нас от окон­ча­тель­ной ги­бе­ли... Кон­струк­ция Си­но­да мо­жет угро­жать це­ло­сти на­ше­го ве­ро­ис­по­ве­да­ния. На­зва­ние бы­ло пра­виль­ное, я от него не от­ка­жусь, но этим я не по­ри­цаю ни участ­ву­ю­щих в Си­но­де ар­хи­ере­ев, ни са­мо­го де­ла...»^[225]
Вре­мен­ное пра­ви­тель­ство бы­ло то­го же ду­ха, что и преж­нее, и за­ча­стую со­сто­я­ло из тех же лю­дей, и оно так­же ока­за­лось недо­воль­но му­же­ствен­ным епи­ско­пом. 7 сен­тяб­ря 1917 го­да ми­нистр ис­по­ве­да­ний А.В. Кар­та­шев пред­ло­жил «Свя­тей­ше­му Си­но­ду, не при­зна­ет ли Свя­тей­ший Си­нод воз­мож­ным дать Прео­свя­щен­но­му Гер­мо­ге­ну ка­кое-ни­будь по­ру­че­ние, ко­то­рое мог­ло бы за­дер­жать его в Пет­ро­гра­де или в Москве»^[226]. Прось­ба ми­ни­стра бы­ла про­игно­ри­ро­ва­на.
Во вре­мя пре­бы­ва­ния на Со­бо­ре в Москве «об­ще­ствен­ной мо­лит­ве и про­по­ве­ди епи­скоп Гер­мо­ген... уде­лял ед­ва ли не глав­ное... вни­ма­ние. В празд­нич­ные дни, а ча­сто и в буд­ни, он слу­жил по раз­ным при­ход­ским хра­мам Моск­вы и про­по­ве­до­вал. Обыч­но к его служ­бам сте­ка­лось мно­же­ство мо­ля­щих­ся... Здесь, в хра­ме, ста­рец-свя­ти­тель яв­ствен­но чув­ство­вал би­е­ние серд­ца пра­во­слав­ной Моск­вы, и у него за­го­ра­лась ис­кра на­деж­ды: мо­жет быть, еще не все по­те­ря­но, мо­жет быть, не умер­ла со­всем свя­тая Русь; ведь ее серд­це бьет­ся еще в сте­нах Пер­во­пре­столь­ной... Необ­хо­ди­мо толь­ко ра­бо­тать; тре­бу­ют­ся по­двиг и жерт­вы... Ду­ха не уга­шай­те, ду­хом пла­ме­ней­те! [1 Фес. 5, 19; Рим. 12, 11]. С та­ким на­стро­е­ни­ем вер­нул­ся ар­хи­пас­тырь в на­ча­ле де­каб­ря... в То­больск»^[227].
В фев­ра­ле 1918 го­да епи­скоп Гер­мо­ген пи­сал Пат­ри­ар­ху Ти­хо­ну: «Ва­ше Свя­тей­ше­ство, бла­го­го­вей­но чти­мый Свя­ти­тель, до глу­би­ны ду­ши уте­шен я Ва­шим свя­ти­тель­ским об­ще­ни­ем и при­ве­том, сы­новне, с бла­го­дар­ной лю­бо­вью мо­люсь я все­гда, да укре­пит и со­дей­ству­ет Сво­ей бла­го­да­тью Про­шед­ший небе­са Ар­хи­ерей во ве­ки Гос­подь наш Иисус Хри­стос Ва­ше­му Свя­тей­ше­ству в ве­ли­ком Ва­шем Пат­ри­ар­шем слу­же­нии страж­ду­щей ныне и го­ни­мой Церк­ви Все­рос­сий­ской и Ро­дине на­шей, до кон­ца по­губ­лен­ной вра­га­ми и об­ни­щав­шей... Я ис­кренне, от глу­би­ны ду­ши бла­го­да­рю Все­ми­ло­сти­во­го Гос­по­да за пре­бы­ва­ние и устро­е­ние ме­ня имен­но в го­ро­де То­боль­ске. Это по­ис­ти­не го­род-скит, оку­тан­ный ти­ши­ной и спо­кой­стви­ем, по край­ней ме­ре, в на­сто­я­щее вре­мя... Ес­ли для ме­ня бо­лее по­лез­но и необ­хо­ди­мо ра­ди на­ших род­ных лю­дей и ра­ди паст­вы оста­вать­ся в То­боль­ске и по­ка не вы­ез­жать на Со­бор в Моск­ву, то это пред­став­ляю все­це­ло Ва­ше­му ре­ше­нию и бла­го­сло­ве­нию; так­же в от­но­ше­нии без­вы­ход­но­го на­все­гда пре­бы­ва­ния в го­ро­де То­боль­ске на да­ро­ван­ной мне Гос­по­дом ка­фед­ре или на­зна­че­ния на ка­кую-ли­бо иную ка­фед­ру я стра­шусь при­ду­мы­вать свой план, вы­ра­жать свою во­лю, то есть или слиш­ком при­вя­зы­вать­ся к ме­сту, или, на­обо­рот, с лег­ким серд­цем взы­вать: из­ве­ди из тем­ни­цы ду­шу мою [Пс. 141, 7]. Так бу­ди во­ля Гос­под­ня и Ва­ше муд­рое свя­ти­тель­ское усмот­ре­ние...»^[228]
Здесь, в То­боль­ске, зри­мо для всех чи­сто­той ве­ры за­си­ял све­тиль­ник Хри­стов. Непо­ко­ле­би­мо от­ста­и­вая ис­ти­ну во вре­ме­на аб­со­лю­тист­ской мо­нар­хии, он с тем боль­шей рев­но­стью про­ти­во­стал лжи и на­си­лию го­судар­ствен­но­го без­бо­жия. Свою То­боль­скую паст­ву он при­зы­вал «со­хра­нить вер­ность ве­ре от­цов, не пре­кло­нять ко­ле­на пе­ред идо­ла­ми... ре­во­лю­ции и их совре­мен­ны­ми жре­ца­ми, тре­бу­ю­щи­ми от пра­во­слав­ных рус­ских лю­дей вы­вет­ри­ва­ния, ис­ка­же­ния рус­ской на­род­ной ду­ши кос­мо­по­ли­тиз­мом, ин­тер­на­цио­на­лиз­мом, ком­му­низ­мом, от­кры­тым без­бо­жи­ем и скот­ским гнус­ным раз­вра­том»^[229].
Осо­бой за­бо­той вла­ды­ки ста­ли воз­вра­щав­ши­е­ся с по­лей сра­же­ний фрон­то­ви­ки. Раз­вра­ща­е­мые боль­ше­вист­ской про­па­ган­дой, они бы­ли, по су­ще­ству, бро­ше­ны об­ще­ством, а власть иму­щие смот­ре­ли на них как на бес­сло­вес­ное ста­до, ко­то­рое они тол­ка­ли на гра­бе­жи и раз­бой, чтобы кро­ва­вы­ми пре­ступ­ле­ни­я­ми креп­че свя­зать их с со­бой.
В кон­це фев­ра­ля 1918 го­да в ар­хи­ерей­ских по­ко­ях со­сто­я­лось за­се­да­ние Иоан­но-Дмит­ри­ев­ско­го брат­ства под пред­се­да­тель­ством епи­ско­па Гер­мо­ге­на. На со­бра­нии вла­ды­ка про­из­нес го­ря­чую речь, в ко­то­рой об­ри­со­вал пси­хо­ло­гию сол­да­та-во­и­на, от­ме­тив, что сол­дат-стра­да­лец ждет от об­ще­ства по­мо­щи, а не осуж­де­ния, и при­звал всех по­мочь сол­да­там-фрон­то­ви­кам. Ре­ше­но бы­ло для этой це­ли ор­га­ни­зо­вать осо­бый от­дел при Брат­стве. За­бо­та епи­ско­па о фрон­то­ви­ках при­ве­ла боль­ше­ви­ков в бе­шен­ство: они ста­ра­лись сол­дат ра­зо­рить и озло­бить, в то вре­мя как свя­ти­тель ока­зы­вал им ма­те­ри­аль­ную по­мощь и звал к ми­ру.
Об­ра­ща­ясь к вер­нув­шим­ся с фрон­та сол­да­там, епи­скоп Гер­мо­ген пи­сал о за­хва­тив­ших власть боль­ше­ви­ках: «Че­го они... от нас хо­тят, че­го тре­бу­ют? Они тре­бу­ют по­кло­нять­ся без­душ­но­му идо­лу, пре­зи­рать Ро­ди­ну и не иметь ее во­все ни­ко­гда, пре­зи­рать и вся­че­ски глу­мить­ся над пра­во­слав­но-хри­сти­ан­ской ве­рой и Цер­ко­вью, нена­ви­деть, пре­сле­до­вать и без­на­ка­зан­но из­де­вать­ся над пра­во­слав­ны­ми свя­щен­ни­ка­ми и ар­хи­ере­я­ми, ни­че­го не де­лать та­ко­го, что мог­ло бы со­дей­ство­вать об­ще­му бла­гу, об­ще­му ми­ру как все­го на­се­ле­ния, так и от­дель­ных сло­ев его, ста­рать­ся все­гда немед­лен­но и с ве­ли­кой яро­стью на­па­дать и раз­ру­шать вся­кое бла­гое де­ло, на­прав­лен­ное к удо­вле­тво­ре­нию во­пи­ю­щих нужд на­се­ле­ния или от­дель­ных сло­ев его, ста­рать­ся как мож­но бо­лее все­сто­ронне осу­ществ­лять прин­цип: “чем ху­же, тем луч­ше”»^[230].
По­сле опуб­ли­ко­ва­ния в 1918 го­ду де­кре­та об от­де­ле­нии Церк­ви от го­су­дар­ства, свя­ти­тель об­ра­тил­ся к То­боль­ской пастве: «Бра­тья хри­сти­ане! Под­ни­ми­те ваш го­лос в за­щи­ту цер­ков­ной апо­столь­ской ве­ры, цер­ков­ных свя­тынь, цер­ков­но­го до­сто­я­ния. Обе­ре­гай­те свя­ты­ню ва­шей ду­ши, сво­бо­ду ва­шей со­ве­сти! Ни­ка­кая власть не мо­жет тре­бо­вать от вас то­го, что про­тив­но ва­шей ве­ре, ва­шей ре­ли­ги­оз­ной со­ве­сти!»^[231]
Бы­ли от­пе­ча­та­ны лист­ки со ста­тьей от­но­си­тель­но де­кре­та, где он был оха­рак­те­ри­зо­ван как объ­яв­ле­ние о на­ча­ле лю­тых го­не­ний на Цер­ковь. Вла­ды­ка бла­го­сло­вил раз­дать эти лист­ки по хра­мам, и они ско­ро разо­шлись сре­ди на­се­ле­ния го­ро­да. На сле­ду­ю­щий день ему пе­ре­да­ли, что боль­ше­ви­ки на­хо­дят­ся в неопи­су­е­мой яро­сти по по­во­ду рас­про­стра­не­ния лист­ков. 11 ап­ре­ля в мест­ной га­зе­те они опуб­ли­ко­ва­ли про­тив епи­ско­па угро­жа­ю­щую ста­тью. Близ­кие со­об­щи­ли вла­ды­ке, что про­тив него что-то за­мыш­ля­ет­ся. Свя­ти­тель был на­стро­ен по обык­но­ве­нию ра­дост­но и не об­ра­щал ни ма­лей­ше­го вни­ма­ния на зло­бу боль­ше­ви­ков.
Боль­ше­ви­ки тем вре­ме­нем уси­лен­но го­то­ви­лись к аре­сту епи­ско­па: рек­ви­зи­ро­ва­ли у на­се­ле­ния три де­сят­ка ло­ша­дей и при­го­то­ви­ли по­воз­ки, чтобы по­сле аре­ста сра­зу же увез­ти вла­ды­ку из го­ро­да.
В чет­верг, 12 ап­ре­ля, от­кры­вая за­се­да­ние со­ве­та Иоан­но-Дмит­ри­ев­ско­го брат­ства, вла­ды­ка ска­зал, что по име­ю­щим­ся в его рас­по­ря­же­нии све­де­ни­ям, в од­ну из бли­жай­ших но­чей он бу­дет аре­сто­ван и уве­зен из То­боль­ска.
Сло­ва его про­из­ве­ли гне­ту­щее впе­чат­ле­ние на при­сут­ство­вав­ших, неко­то­рые ста­ли успо­ка­и­вать се­бя и го­во­рить, что эти слу­хи не со­от­вет­ству­ют дей­стви­тель­но­сти, что в го­ро­де не най­дет­ся ру­ки, ко­то­рая под­ня­лась бы на ар­хи­пас­ты­ря. Од­на­ко точ­ность све­де­ний бы­ла вла­ды­кой до­ка­за­на, и при­сут­ство­вав­ши­ми овла­де­ла тре­во­га, неко­то­рые чле­ны со­ве­та ста­ли на­ста­и­вать, чтобы вла­ды­ка пе­ре­ехал в Зна­мен­ский мо­на­стырь, рас­по­ло­жен­ный ря­дом с То­боль­ском, где жил ви­кар­ный епи­скоп Ири­нарх.
В два ча­са но­чи епи­скоп при­был в Зна­мен­ский мо­на­стырь, чтобы об­су­дить с вла­ды­кой Ири­нар­хом со­здав­ше­е­ся по­ло­же­ние. Раз­го­ва­ри­ва­ли до утра. Вла­ды­ка Ири­нарх со­ве­то­вал от­дать­ся под за­щи­ту паст­вы, объ­явив ей о го­то­вя­щем­ся на­си­лии. Но сред­ство это бы­ло нена­деж­ным. Боль­ше­ви­ки обя­за­тель­но за­явят, что ни­ка­ких за­мыс­лов об аре­сте ар­хи­ерея не су­ще­ству­ет, и са­мо та­кое объ­яв­ле­ние на­зо­вут аги­та­ци­ей про­тив вла­сти. Око­ло ше­сти ча­сов утра вла­ды­ка Гер­мо­ген вы­ехал из мо­на­сты­ря в го­род.
Это бы­ло вре­мя, ко­гда Пат­ри­арх Ти­хон бла­го­сло­вил про­ве­сти крест­ные хо­ды по всей стране. «Вот и нам, – ска­зал епи­скоп Гер­мо­ген, – Бог ука­жет день со­вер­шить по на­ше­му го­ро­ду крест­ный ход, и мы под се­нью свя­тых хо­руг­вей, со свя­тым кре­стом, свя­ты­ми ико­на­ми прой­дем про­сла­вить Бо­га в пес­нях ду­хов­ных, от­кры­то пред ли­цом вра­гов ве­ры и Свя­той Церк­ви ис­по­ве­до­вать вер­ность ве­ре от­цов и Ма­те­ри-Церк­ви»^[232].
Крест­ный ход был на­зна­чен на Верб­ное вос­кре­се­нье 15 ап­ре­ля 1918 го­да. Ве­че­ром 13 ап­ре­ля, во вре­мя бо­го­слу­же­ния в сво­ем до­мо­вом хра­ме, свя­ти­тель ска­зал, что еже­ми­нут­но ожи­да­ет на­си­лия над со­бой и, мо­жет быть, рас­пра­ва со­сто­ит­ся се­го­дня но­чью. Дру­зья епи­ско­па, ссы­ла­ясь на при­ме­ры цер­ков­ной ис­то­рии, ко­гда пас­ты­рям Церк­ви при­хо­ди­лось укры­вать­ся от го­ни­те­лей, про­си­ли вла­ды­ку, хо­тя бы на несколь­ко ча­сов, по­ка не вы­яс­нят­ся об­сто­я­тель­ства, вос­поль­зо­вать­ся их кро­вом. Он со­гла­сил­ся, ре­шив укло­нить­ся от аре­ста но­чью, чтобы аре­сто­вы­ва­ли днем, при на­ро­де, и со­об­щил, что ему явил­ся во сне его отец, ар­хи­манд­рит Ин­но­кен­тий, и пре­ду­пре­дил, что он бу­дет пре­дан в ру­ки без­бож­ни­ков и убит.
Око­ло один­на­дца­ти ча­сов но­чи в ар­хи­ерей­ские по­кои явил­ся от­ряд боль­ше­ви­ков.
– Где ваш ар­хи­ерей? Где Гер­мо­ген? – спра­ши­ва­ли они встре­чав­ших­ся.
Все от­ве­ча­ли незна­ни­ем. Был про­из­ве­ден обыск в обо­их до­мо­вых хра­мах. Ла­ты­ши-лю­те­ране раз­гу­ли­ва­ли по ал­та­рю в шап­ках, до­тра­ги­ва­лись до жерт­вен­ни­ка и до свя­то­го пре­сто­ла, сме­ясь над пра­во­слав­ны­ми свя­ты­ня­ми. Пред­по­ло­жив, не скры­ва­ет­ся ли вла­ды­ка под пре­сто­лом, они с ко­щун­ствен­ным сме­хом столк­ну­ли его с ме­ста и вы­со­ко под­ня­ли. Око­ло че­ты­рех ча­сов утра обыск в ар­хи­ерей­ских по­ко­ях за­кон­чил­ся, и ям­щик, ко­то­рый по рас­по­ря­же­нию вла­стей еще с ве­че­ра по­дал ло­ша­дей к ар­хи­ерей­ско­му до­му, чтобы вез­ти вла­ды­ку в тюрь­му, был от­пу­щен.
Той же но­чью был про­из­ве­ден обыск в Зна­мен­ском мо­на­сты­ре, глав­ным об­ра­зом в по­ко­ях епи­ско­па Ири­нар­ха и в Ми­хай­лов­ском ски­ту, рас­по­ло­жен­ном в вось­ми вер­стах от го­ро­да.
На дру­гой день, в Ла­за­ре­ву суб­бо­ту 14 ап­ре­ля, пред­се­да­тель То­боль­ско­го со­ве­та ра­бо­чих де­пу­та­тов Хо­х­ря­ков и два чле­на мест­но­го ис­пол­ко­ма, Пи­са­рев­ский и Дуц­ман, яви­лись в ар­хи­ерей­ский дом, где в это вре­мя шло за­се­да­ние епар­хи­аль­но­го со­ве­та и об­суж­да­лись со­бы­тия про­шед­шей но­чи.
Они по­же­ла­ли по­го­во­рить на­едине с епи­ско­пом Ири­нар­хом, тот со­гла­сил­ся, но с усло­ви­ем, что ре­зуль­та­ты пе­ре­го­во­ров бу­дут тот­час же со­об­ще­ны чле­нам епар­хи­аль­но­го со­ве­та.
Со­вет­ские пред­ста­ви­те­ли вы­ра­зи­ли ему неудо­воль­ствие, что епи­скоп Гер­мо­ген скры­ва­ет­ся, и ста­ли уве­рять, что ни­ка­кая опас­ность ему не угро­жа­ет, что обыск про­из­во­дил­ся ис­клю­чи­тель­но с це­лью изъ­я­тия до­ку­мен­тов.
Вла­ды­ка Ири­нарх спро­сил, на­сколь­ко спра­вед­ли­вы слу­хи о пред­сто­я­щем аре­сте епи­ско­па Гер­мо­ге­на и об уво­зе его в Ека­те­рин­бург.
Пред­се­да­тель То­боль­ско­го со­ве­та Хо­х­ря­ков от­ве­тил, что слу­хи эти вздор­ные, что ни­ка­кой арест епи­ско­пу Гер­мо­ге­ну не гро­зит, он им ну­жен толь­ко для до­про­са, ко­то­рый, вви­ду на­сту­па­ю­ще­го празд­ни­ка, Верб­но­го вос­кре­се­нья, бу­дет от­ло­жен до по­не­дель­ни­ка, но же­ла­тель­но, чтобы в эти дни он мол­чал по по­во­ду обыс­ка и со­про­вож­дав­ших его об­сто­я­тельств^[233].
Прео­свя­щен­ный Гер­мо­ген при­был в со­бор к на­ча­лу все­нощ­но­го бде­ния. Во вре­мя бо­го­слу­же­ния в ал­тарь во­шел член епар­хи­аль­но­го со­ве­та Гав­ри­лов и пре­ду­пре­дил вла­ды­ку о тре­бо­ва­нии вла­стей скры­вать прав­ду.
Но епи­скоп Гер­мо­ген как при вла­сти Им­пе­ра­то­ра, так и при вла­сти без­бож­ни­ков оста­вал­ся преж­де все­го слу­жи­те­лем Хри­сто­вым и в от­вет ска­зал:
– Я счи­таю се­бя нрав­ствен­но не впра­ве не го­во­рить с цер­ков­но­го ам­во­на о тех ко­щун­ствах, ко­то­рые бы­ли до­пу­ще­ны при обыс­ке в хра­мах, а в свою непри­кос­но­вен­ность я со­вер­шен­но не ве­рю. Пусть ме­ня зав­тра убьют, но я, как епи­скоп, как страж свя­ты­ни цер­ков­ной, не мо­гу и не дол­жен мол­чать.
За все­нощ­ной вла­ды­ка про­из­нес про­по­ведь, ко­то­рая бы­ла впо­след­ствии по па­мя­ти вос­ста­нов­ле­на слу­ша­те­ля­ми.
«Бла­го­да­рю Гос­по­да Бо­га, что Он и ме­ня спо­до­бил по­стра­дать за Его свя­тое Имя и Цер­ковь, – ска­зал свя­ти­тель, об­ра­ща­ясь ко мно­же­ству со­брав­ше­го­ся в хра­ме на­ро­да. – Мои стра­да­ния ока­за­лись ни­чтож­ны­ми в срав­не­нии с дру­ги­ми стра­даль­ца­ми за Хри­сто­вую ве­ру. Как это слу­чи­лось, я счи­таю сво­им дол­гом по­яс­нить. Я и рань­ше го­во­рил и в част­ных бе­се­дах, и в про­по­ве­дях, что я по­ли­ти­ки не ка­сал­ся, не ка­са­юсь и не бу­ду ка­сать­ся. Я ее пре­зи­раю, так как счи­таю неиз­ме­ри­мо ни­же, чем вы­со­кое уче­ние Хри­ста. Я толь­ко про­сил и бу­ду про­сить, чтобы те, кто у вла­сти, не ка­са­лись Церк­ви Бо­жи­ей и мо­лит­вен­ных со­бра­ний. Мне при­шлось и при преж­нем, ста­ром по­ряд­ке быть го­ни­мым за свое неже­ла­ние при­ни­жать свое вы­со­кое епи­скоп­ское зва­ние, апо­столь­ское слу­же­ние вре­мен­ным, зем­ным по­ли­ти­че­ским ин­те­ре­сам. Я бо­лее пя­ти лет был за то уз­ни­ком у ста­ро­го пра­ви­тель­ства, но остал­ся ве­рен прав­де сво­ей. Мо­жет быть, за это Гос­подь сно­ва удо­сто­ил ме­ня взой­ти на ка­фед­ру епи­скоп­ско­го слу­же­ния в То­боль­ской епар­хии. Ес­ли кто-ни­будь здесь име­ет­ся из пред­ста­ви­те­лей су­ще­ству­ю­щей вла­сти, я в их при­сут­ствии за­яв­ляю пе­ред ва­ми, пра­во­слав­ные, что моя де­я­тель­ность чуж­да по­ли­ти­ки. Го­во­рят о ка­кой-то мо­ей пе­ре­пис­ке с быв­шим цар­ским до­мом, но это неправ­да. Ни­ка­кой пе­ре­пис­ки не бы­ло. Но ес­ли бы кто-ли­бо пи­сал ко мне с прось­бой мо­их свя­ти­тель­ских мо­литв, кто ме­ня преж­де знал, то неуже­ли я в этом по­ви­нен и неуже­ли я, как епи­скоп, не мо­гу мо­лить­ся о всех страж­ду­щих, от че­го бы эти стра­да­ния ни про­ис­хо­ди­ли^[ll]. Пы­та­ют­ся ме­ня об­ви­нить в том, что я хо­тел буд­то бы под­ку­пить сим­па­тии фрон­то­ви­ков. Об­ви­ня­ют ме­ня за то, что я да­вал и свою по­силь­ную леп­ту и со­би­рал по­жерт­во­ва­ния в поль­зу обез­до­лен­ных, вер­нув­ших­ся неустро­ен­ных во­и­нов. Я все­гда го­ря­чо лю­бил на­ше­го рус­ско­го се­ро­го сол­да­та. Люб­лю и ува­жаю глу­бо­ко и те­перь, несмот­ря на несчаст­ный ко­нец вой­ны, ибо ве­рю, что это несча­стие слу­чи­лось по по­пуще­нию Бо­жию за гре­хи на­ши, а не по вине ис­пы­тан­но­го в сво­ей доб­ле­сти ря­до­во­го рус­ско­го сол­да­та. Мил­ли­о­ны их лег­ли за спа­се­ние Ро­ди­ны. Мил­ли­о­ны вер­ну­лись с над­лом­лен­ным здо­ро­вьем в ра­зо­рен­ные – неред­ко до ни­ще­ты свои се­мьи. Раз­ве каж­дый из вас не чув­ству­ет, что долг вся­ко­го, остав­ше­го­ся во вре­мя вой­ны до­ма че­ло­ве­ка, про­тя­нуть ру­ку по­мо­щи нуж­да­ю­ще­му­ся сол­да­ту? Они об­ра­ща­лись ко мне за по­мо­щью, да ес­ли бы и не об­ра­ща­лись за по­мо­щью, то я счи­тал бы сво­им дол­гом вме­сте с па­со­мы­ми ока­зать им по­силь­ную по­мощь. Где же тут моя ви­на? Су­ди­те са­ми, на­сколь­ко спра­вед­ли­вы те, ко­то­рые ви­дят в мо­ей по­мо­щи же­ла­ние под­ку­пить фрон­то­ви­ков. На это де­ло я смот­рел как на де­ло ис­пол­не­ния за­по­ве­ди Бо­жи­ей о люб­ви и вза­и­мо­по­мо­щи, а что бы­ло так – луч­ше спро­сить об этом тех, кто по­лу­чал от ме­ня эту по­мощь. Но что бы ни го­во­ри­ли и ни де­ла­ли про­тив ме­ня – Бог им су­дья: я их про­стил и те­перь про­щаю. Мо­жет быть, к этим об­ви­не­ни­ям у вас, мо­их па­со­мых, при­ме­ши­ва­ет­ся же­ла­ние из­ба­вить­ся от столь су­ро­во­го, ка­ким, мо­жет быть, я по­ка­зал­ся неко­то­рым из вас, епи­ско­па? Мо­жет быть, вам хо­те­лось бы иметь на мо­ем ме­сте че­ло­ве­ка с бо­лее мяг­ким ха­рак­те­ром, то вы­би­рать се­бе та­ко­го – де­ло ва­ше, а я оста­юсь та­ким, ка­кой есть. Бу­ду при­зы­вать вас к по­сту, мо­лит­ве, по­ка­я­нию, как это де­лал рань­ше в твер­дой ве­ре в ми­лость Бо­жию к нам, греш­ным. Ес­ли вам угод­но, вос­поль­зуй­тесь вы­бор­ным на­ча­лом, я под­чи­нюсь ему, но се­бя пе­ре­ме­нить не мо­гу. Еще раз за­яв­ляю, что моя свя­ти­тель­ская де­я­тель­ность чуж­да вся­кой по­ли­ти­ки. Моя по­ли­ти­ка – ве­ра в спа­се­ние душ ве­ру­ю­щих. Моя плат­фор­ма – мо­лит­ва. С это­го пу­ти я не сой­ду и за это, быть мо­жет, я ли­шен бу­ду воз­мож­но­сти в эту ночь спо­кой­но но­че­вать в сво­ем до­ме...»^[234]
По окон­ча­нии все­нощ­но­го бде­ния вла­ды­ка, окру­жен­ный тол­пой на­ро­да, вы­шел из со­бо­ра и на­пра­вил­ся в свои по­кои. Вви­ду празд­ни­ка и боль­шо­го сте­че­ния лю­дей, вла­сти по­бо­я­лись его аре­сто­вы­вать: око­ло двух ча­сов но­чи ему при­нес­ли по­вест­ку, что он вы­зы­ва­ет­ся на до­прос в по­не­дель­ник. Тем хо­те­ли епи­ско­па успо­ко­ить, чтобы он по­сле вос­крес­ной служ­бы не скрыл­ся.
Один из оче­вид­цев, Н.А. Су­ли­ма-Груд­зин­ский, так вспо­ми­нал о по­след­них днях пре­бы­ва­ния вла­ды­ки Гер­мо­ге­на на сво­бо­де.
– Я от них по­ща­ды не жду, – ска­зал свя­ти­тель, – они убьют ме­ня, – ма­ло то­го, они бу­дут му­чить ме­ня: я го­тов, го­тов хоть сей­час. Я не за се­бя бо­юсь, не о се­бе скорб­лю – скорб­лю о го­ро­де, бо­юсь за жи­те­лей, что они сде­ла­ют с ни­ми?
И он осе­нил се­бя ши­ро­ким крест­ным зна­ме­ни­ем, по­до­шел к ок­нам по­ко­ев и ар­хи­ерей­ским бла­го­сло­ве­ни­ем с бла­го­го­ве­ни­ем на­чал бла­го­слов­лять все сто­ро­ны го­ро­да и жи­те­лей его – и ве­ру­ю­щих, и го­ни­те­лей, и сво­их бу­ду­щих убийц. Кон­чив бла­го­слов­лять, он обер­нул­ся: на гла­зах его, крот­ких и люб­ве­обиль­ных, бле­сте­ли сле­зы.
В са­мое Верб­ное вос­кре­се­нье вла­ды­ка, при­об­щив­шись Свя­тых Хри­сто­вых Та­ин и при­об­щив свя­щен­но­слу­жи­те­лей, стал со­сре­до­то­чен­но мо­лить­ся, а по­том мед­лен­но сел в ар­хи­ерей­ское крес­ло. Вы­ра­же­ние ли­ца его бы­ло спо­кой­ным, точ­но он, на­ко­нец, по­лу­чил от­вет на ин­те­ре­со­вав­ший его очень важ­ный во­прос. По­до­звав Су­ли­му-Груд­зин­ско­го к се­бе и бла­го­сло­вив его, епи­скоп спро­сил:
– Слы­ша­ли? Устра­и­ваю крест­ный ход. Что вы на это ска­же­те?
– Вла­ды­ка, по­гу­би­те се­бя, – от­ве­тил тот, сму­тив­шись.
От­вет не удо­вле­тво­рил епи­ско­па, он по­ры­ви­сто под­нял­ся, три­жды по­кло­нил­ся свя­то­му пре­сто­лу и за­тем, осе­няя се­бя крест­ным зна­ме­ни­ем, тор­же­ствен­но, ве­ли­че­ствен­но и вдох­но­вен­но про­из­нес:
– Да вос­креснет Бог и рас­то­чат­ся вра­ги Его!
В крест­ном хо­де по­сле окон­ча­ния празд­нич­но­го бо­го­слу­же­ния по бла­го­сло­ве­нию свя­ти­те­ля участ­во­ва­ло все го­род­ское ду­хо­вен­ство. Пе­ред на­ча­лом крест­но­го хо­да свя­ти­тель про­из­нес в со­бо­ре про­по­ведь, при­зы­вая в ней всех пра­во­слав­ных рус­ских лю­дей воз­не­сти все­на­род­ное мо­ле­ние Гос­по­ду Бо­гу о спа­се­нии по­ги­ба­ю­щей Ро­ди­ны. Крест­ный ход при­влек мно­же­ство ве­ру­ю­щих, со­зда­лась вы­со­ко­тор­же­ствен­ная, мо­лит­вен­ная об­ста­нов­ка. Цер­ков­ная про­цес­сия из со­бо­ра на­пра­ви­лась в под­гор­ную часть То­боль­ска. Дой­дя до Ми­ха­и­ло-Ар­хан­гель­ской церк­ви, вла­ды­ка от­слу­жил мо­ле­бен и от­дал рас­по­ря­же­ние воз­вра­щать­ся об­рат­но, но его про­си­ли ид­ти да­лее по цен­траль­ным ули­цам го­ро­да, ми­мо всех при­ход­ских хра­мов. На об­рат­ном пу­ти ря­ды на­ро­да по­сте­пен­но ста­ли ре­деть, и на го­ру под­ня­лось уже зна­чи­тель­но мень­ше лю­дей. На всем пу­ти крест­но­го хо­да его со­про­вож­да­ли пе­шие и кон­ные от­ря­ды крас­но­гвар­дей­цев в пол­ном во­ору­же­нии.
Крест­ный ход окон­чил­ся в по­ло­вине пя­то­го ве­че­ра. Ар­хи­пас­тырь силь­но устал и мед­лен­но шел в окру­же­нии бо­го­моль­цев, на­прав­ля­ясь к сво­им по­ко­ям. Пе­ред вхо­дом в дом к нему по­до­шел сол­дат.
Он был без­ору­жен и на­стой­чи­во про­сил вла­ды­ку при­нять его.
Епи­скоп дол­го от­ка­зы­вал­ся, ссы­ла­ясь на уста­лость. Тот не от­ста­вал, и вла­ды­ка на­ко­нец спро­сил:
– Вы, ве­ро­ят­но, хо­ти­те ме­ня аре­сто­вать?
– Не бес­по­кой­тесь, мы вас не ста­нем аре­сто­вы­вать, – льсти­во про­го­во­рил тот. – Вы ви­ди­те, у ме­ня да­же ору­жия нет. Де­ло в том, что часть сол­дат за вас, а боль­шин­ство про­тив. Мы хо­тим за­щи­тить вас от на­си­лия.
Го­во­рив­ший в это вре­мя сде­лал знак, и из-за по­лен­ни­цы по­яви­лись сол­да­ты, ко­то­рые на­ча­ли при­кла­да­ми раз­го­нять бо­го­моль­цев. На­род бро­сил­ся к ар­хи­ерей­ским по­ко­ям, но сол­да­ты за­го­ро­ди­ли до­ро­гу, лишь че­ло­век трид­цать успе­ли прой­ти в дом. Со­брав­ши­е­ся у подъ­ез­да по­чув­ство­ва­ли недоб­рое. По­слы­ша­лись вос­кли­ца­ния:
– Что вы хо­ти­те сде­лать с на­шим епи­ско­пом? Мы не да­дим его! Неко­то­рые за­пе­ли: «Да вос­креснет Бог...»
На ко­ло­кольне ря­дом с ар­хи­ерей­ским до­мом уда­ри­ли в на­бат. Боль­ше­ви­ки от­кры­ли по ко­ло­кольне стрель­бу и со­гна­ли зво­на­рей. Со­бор­ную пло­щадь оце­пи­ли ла­тыш­ские стрел­ки и ста­ли си­лою очи­щать ее от на­ро­да. В воз­ду­хе по адре­су епи­ско­па по­нес­лась пло­щад­ная брань. Вла­ды­ка ока­зал­ся в окру­же­нии сол­дат; дой­дя до при­ем­ной ком­на­ты, он спро­сил их, что им нуж­но. Один из них вы­шел впе­ред и за­чи­тал при­каз о до­маш­нем аре­сте епи­ско­па.
– Но в чем же я ви­но­ват? – спро­сил свя­ти­тель. – В по­ли­ти­ку я не вме­ши­ва­юсь и не вме­ши­вал­ся. Я го­во­рил и ста­ро­му пра­ви­тель­ству, чтобы оно не де­ла­ло на­си­лия над Цер­ко­вью, и за это был за­то­чен на пять лет в мо­на­стырь. Об этом про­шу и те­перь.
– Что вы слу­ша­е­те его! – вы­крик­нул кто-то из боль­ше­ви­ков. – Бе­ри­те его сей­час, да и толь­ко.
Сре­ди ве­ру­ю­щих по­слы­ша­лись про­те­сты, и сол­да­ты ста­ли успо­ка­и­вать тол­пу, уве­ряя, что епи­скоп бу­дет цел и невре­дим и по-преж­не­му бу­дет мо­лить­ся со сво­ей паст­вой. Вслед за этим боль­ше­ви­ки при­ка­за­ли всех вы­гнать вон. Ко­гда свя­ти­тель остал­ся один, об­ра­ще­ние с ним сде­ла­лось гру­бым и вы­зы­ва­ю­щим. Чув­ствуя се­бя боль­ным и утом­лен­ным, он хо­тел при­нять ле­кар­ство. Сто­яв­ший ря­дом сол­дат на­вел на него ре­воль­вер и с на­смеш­кой ска­зал, что во вре­мя аре­ста ле­чить­ся нель­зя. За­тем епи­ско­пу бы­ло при­ка­за­но немед­лен­но со­би­рать­ся.
Вла­ды­ка пе­ре­одел­ся, ис­по­ве­дал­ся у слу­жа­ще­го при ар­хи­ерей­ском до­ме иеро­мо­на­ха Гер­ма­на и вы­шел на крыль­цо, где его уже жда­ла по­воз­ка, за­пря­жен­ная ло­шадь­ми. Под кон­во­ем он был до­став­лен в штаб Крас­ной гвар­дии, раз­ме­стив­ший­ся в зда­нии ду­хов­но­го учи­ли­ща.
Эко­ном, вой­дя по­сле аре­ста ар­хи­ерея в его по­кои, уви­дел двух незна­ко­мых ему лю­дей, один из ко­то­рых пря­тал под по­лу ши­не­ли фу­тляр с па­на­ги­ей епи­ско­па, он по­пы­тал­ся за­дер­жать во­ра, но сол­да­ты при­гро­зи­ли ему рас­стре­лом, ес­ли он бу­дет воз­му­щать­ся сам и воз­му­щать на­род «лож­ны­ми слу­ха­ми».
Весть об аре­сте епи­ско­па быст­ро об­ле­те­ла го­род, и вла­сти по­спе­ши­ли при­нять ме­ры на слу­чай про­яв­ле­ния на­род­но­го недо­воль­ства; бы­ло пре­рва­но со­об­ще­ние меж­ду на­гор­ной и под­гор­ной ча­стя­ми То­боль­ска, по ули­цам хо­ди­ли пат­ру­ли и раз­го­ня­ли со­би­рав­ших­ся груп­па­ми го­ро­жан.
Епи­скоп Ири­нарх по окон­ча­нии ве­чер­не­го бо­го­слу­же­ния в Зна­мен­ском мо­на­сты­ре тот­час же от­пра­вил­ся в ис­пол­ком, чтобы на­ве­сти справ­ки о слу­чив­шем­ся и, ес­ли воз­мож­но, об­лег­чить участь аре­сто­ван­но­го вла­ды­ки. Пред­се­да­тель три­бу­на­ла Дег­тярев вы­звал в ка­че­стве све­ду­ще­го ли­ца де­жур­но­го чле­на ис­пол­ко­ма Кре­ко­ва.
– На ка­ком ос­но­ва­нии под­верг­нут аре­сту хри­сти­ан­ский епи­скоп, да еще по­сле обе­ща­ния не бес­по­ко­ить его до­про­са­ми в те­че­ние двух дней? – спро­сил вла­ды­ка Ири­нарх.
– Епи­скоп за все­нощ­ной 14 ап­ре­ля про­из­нес вы­зы­ва­ю­щую аги­та­ци­он­ную про­по­ведь.
– По име­ю­щим­ся у ме­ня све­де­ни­ям, про­по­ведь не за­клю­ча­ла в се­бе че­го-ли­бо кри­ми­наль­но­го и от­ли­ча­лась уме­рен­но­стью то­на, – воз­ра­зил вла­ды­ка.
– Боль­шую роль в де­ле аре­ста сыг­рал крест­ный ход, – ска­зал Кре­ков.
– По мо­е­му ра­зу­ме­нию, крест­ный ход яв­лял­ся луч­шим сред­ством успо­ко­е­ния на­род­ных масс, ко­гда ве­ру­ю­щие уви­де­ли, что епи­скоп Гер­мо­ген цел и невре­дим, что он сво­бод­но ше­ству­ет в про­цес­сии по ули­цам го­ро­да, – зна­чит, и все тол­ки о гро­зя­щей епи­ско­пу опас­но­сти, го­то­вя­щем­ся над ним на­си­лии ли­ше­ны ос­но­ва­ний. Чьим рас­по­ря­же­ни­ем епи­скоп ли­шен сво­бо­ды?
При­сут­ству­ю­щие не да­ли от­ве­та, и епи­скоп Ири­нарх по­тре­бо­вал вы­звать по те­ле­фо­ну пред­се­да­те­ля То­боль­ско­го со­ве­та Хо­х­ря­ко­ва и спро­сил его:
– Чьим рас­по­ря­же­ни­ем епи­скоп Гер­мо­ген под­верг­ся за­клю­че­нию?
– Рас­по­ря­же­ние бы­ло, а от ко­го – это для вас все рав­но, – от­ве­тил Хо­х­ря­ков.
– Для ме­ня это очень важ­но, так как о слу­чив­шем­ся я дол­жен немед­лен­но до­не­сти Свя­тей­ше­му Пат­ри­ар­ху, а меж­ду тем да­же для вас небез­раз­лич­но, чтобы со­об­ща­е­мые мной све­де­ния со­от­вет­ство­ва­ли дей­стви­тель­но­сти.
– Ну, хо­тя бы я рас­по­ря­дил­ся, мне предо­став­ле­но это пра­во, – раз­дра­жен­но от­ве­тил Хо­х­ря­ков.
– Про­шу мне раз­ре­шить сви­да­ние с за­клю­чен­ным епи­ско­пом.
– В те­че­ние двух-трех су­ток к епи­ско­пу ни­ко­го не до­пу­стят. А ко­гда бу­дет мож­но, я из­ве­щу вас по те­ле­фо­ну.
17 ап­ре­ля ис­пол­ни­тель­ный ко­ми­тет Со­ве­та де­пу­та­тов опуб­ли­ко­вал об­ра­ще­ние к граж­да­нам То­боль­ска и То­боль­ской гу­бер­нии от­но­си­тель­но аре­ста епи­ско­па, где его об­ви­ня­ли в том, буд­то он «на­ру­шил дан­ное обе­ща­ние, об­ру­шив­шись в про­по­ве­ди на свя­то­тат­ство... На вто­рой день, в вос­кре­се­нье, он не толь­ко про­из­но­сил раз­жи­га­ю­щие ре­чи, при­зы­вая за­щи­тить его, но да­же устро­ил крест­ный ход, несмот­ря на то, что в То­боль­ске не бы­ва­ло, чтобы в Верб­ное вос­кре­се­нье устра­и­ва­лись крест­ные хо­ды.
Все эти об­сто­я­тель­ства вы­зва­ли край­нее озлоб­ле­ние Крас­ной гвар­дии, и в пре­ду­пре­жде­ние граж­дан­ской вой­ны и кро­во­про­ли­тия бы­ло по­ста­нов­ле­но епи­ско­па Гер­мо­ге­на, как на­ру­шив­ше­го обе­ща­ние, под­верг­нуть аре­сту и увез­ти из То­боль­ска, что и бы­ло ис­пол­не­но без вся­ких экс­цес­сов и ослож­не­ний ве­че­ром в вос­кре­се­нье...
Ни­ка­ким оскорб­ле­ни­ям епи­скоп не под­вер­гал­ся, от­но­ше­ние к нему пре­ду­пре­ди­тель­ное, и все его близ­кие мо­гут быть со­вер­шен­но спо­кой­ны за его судь­бу»^[235].
Со­здан­ная по бла­го­сло­ве­нию Пат­ри­ар­ха Ти­хо­на ко­мис­сия по рас­сле­до­ва­нию на­си­лия, учи­нен­но­го над епи­ско­пом Гер­мо­ге­ном, по­про­си­ла То­боль­ский ис­пол­ком предо­ста­вить ей до­ку­мен­таль­ный ма­те­ри­ал, на ко­то­ром стро­ят­ся об­ви­не­ния вла­ды­ки.
Пред­се­да­тель ис­пол­ко­ма Дислер от­ве­тил, что епи­скоп Гер­мо­ген аре­сто­ван по рас­по­ря­же­нию Цен­траль­но­го ис­пол­ни­тель­но­го ко­ми­те­та как чер­но­со­те­нец и по­гром­щик, но у них нет ни­ка­ких до­ку­мен­таль­ных дан­ных, изоб­ли­ча­ю­щих его пре­ступ­ную де­я­тель­ность.
В час но­чи 16 ап­ре­ля боль­ше­ви­ки тай­но вы­вез­ли свя­ти­те­ля из То­боль­ска и по­вез­ли по ис­пор­чен­ной ве­сен­ней рас­пу­ти­цей до­ро­ге в Ека­те­рин­бург. «Кто бы ни по­шел вам на­встре­чу, стре­ляй­те!» – та­кой при­каз от­дан был кон­во­и­рам. Ям­щи­ки до­е­ха­ли до Ир­ты­ша. Ве­сен­няя по­тай­ка бы­ла столь силь­на, что пе­ре­прав­лять­ся через ре­ку на ло­ша­дях ста­ло немыс­ли­мо.
Епи­скоп по при­ка­зу вы­шел из эки­па­жа и по­шел пеш­ком по та­ю­ще­му льду через ре­ку в со­про­вож­де­нии кон­вой­ных, ко­то­рые всю до­ро­гу на­сме­ха­лись над ним. Это был пер­вый день Страст­ной сед­ми­цы.
В Ека­те­рин­бург вла­ды­ка при­был в сре­ду Страст­ной сед­ми­цы, 18 ап­ре­ля, и был по­ме­щен в тюрь­му вбли­зи Сен­ной пло­ща­ди, ря­дом с Си­мео­нов­ской цер­ко­вью. Дверь ка­ме­ры вы­хо­ди­ла в осо­бый ко­ри­дор, пер­пен­ди­ку­ляр­ный глав­но­му и от­де­лен­ный от него глу­хой две­рью с за­по­ром. Над­зор адми­ни­стра­ции был очень стро­гим, ка­ме­ра по­сто­ян­но на­хо­ди­лась на зам­ке, про­не­сти мож­но бы­ло толь­ко обед, ко­то­рый до­став­лял­ся из мест­но­го жен­ско­го мо­на­сты­ря, во­ду для чая и од­ну-две кни­ги ре­ли­ги­оз­но-нрав­ствен­но­го со­дер­жа­ния, но на это тре­бо­ва­лось каж­дый раз раз­ре­ше­ние ко­мис­са­ра.
Во вре­мя од­ной из пер­вых же про­гу­лок вла­ды­ки ко­мис­сар Опле­тин при­ка­зал оста­вить всех за­клю­чен­ных в ка­ме­рах, а на про­гул­ку вы­пу­стить толь­ко епи­ско­па и за­клю­чен­ную жен­щи­ну.
А за­тем вме­сте со стра­жей ко­мис­сар стал по­те­шать­ся над епи­ско­пом и его неволь­ной спут­ни­цей, го­во­ря вслух раз­ные гнус­но­сти, так чтобы слы­ша­ли дру­гие за­клю­чен­ные, смот­рев­шие на них из ка­мер двух­этаж­но­го тю­рем­но­го зда­ния. По­сле это­го вла­ды­ка от про­гу­лок от­ка­зал­ся.
В тюрь­ме свя­ти­тель или чи­тал, или пи­сал, но боль­ше мо­лил­ся и пел цер­ков­ные пес­но­пе­ния. Чи­тал он по пре­иму­ще­ству Но­вый За­вет в пе­ре­во­де Кон­стан­ти­на По­бе­до­нос­це­ва и жи­тия свя­тых. Ми­ло­стью Бо­жи­ей ему уда­лось через ста­ри­ка-сто­ро­жа Се­ме­на Бар­жо­ва уста­но­вить пе­ре­пис­ку со свя­щен­ни­ком Си­мео­нов­ской церк­ви Ни­ко­ла­ем Бо­го­ро­диц­ким, а через него – с епи­ско­пом Ека­те­рин­бург­ским Гри­го­ри­ем (Яц­ков­ским) и с при­быв­шей от съез­да То­боль­ской епар­хии де­ле­га­ци­ей – бра­том епи­ско­па Гер­мо­ге­на про­то­и­е­ре­ем Еф­ре­мом Долга­не­вым, свя­щен­ни­ком Ми­ха­и­лом Ма­ка­ро­вым и при­сяж­ным по­ве­рен­ным Кон­стан­ти­ном Алек­сан­дро­ви­чем Ми­ня­то­вым.
Вот неко­то­рые, весь­ма ха­рак­тер­ные стро­ки из пи­сем епи­ско­па, сви­де­тель­ству­ю­щие о его неиз­мен­ном мо­лит­вен­ном на­стро­е­нии.
«Я по­чти каж­дый день бы­ваю на ли­тур­гии в хра­ме угод­ни­ка Бо­жия Си­мео­на, Вер­хо­тур­ско­го чу­до­твор­ца. Ка­ким об­ра­зом? Во вре­мя зво­на мыс­лен­но у жерт­вен­ни­ка по­ми­наю всех прис­но мною по­ми­на­е­мых, жи­ву­щих и по­чив­ших. По­сле зво­на “во-вся” про­из­но­шу: “Бла­го­сло­вен­но Цар­ство”, – и за­тем всю ли­тур­гию до от­пу­ста; и за­ме­ча­тель­но, что “До­стой­но и пра­вед­но” мне весь­ма ча­сто уда­ва­лось петь или про­из­но­сить, ко­гда зво­нят “к До­стой­но”в ка­ком-то хра­ме, ве­ро­ят­но неда­ле­ко, – звон от­чет­ли­вый и до­воль­но гром­кий»^[236].
Вла­ды­ка, несмот­ря на труд­ные тю­рем­ные усло­вия и пре­клон­ный воз­раст, был бодр ду­хом и бла­го­душ­но пе­ре­но­сил ис­пы­та­ния. Он был всем до­во­лен и сер­деч­но бла­го­да­рил за те хло­по­ты, ко­то­рые до­став­ля­ли его узы близ­ким. Уте­шая свою «бла­го­го­вей­но лю­би­мую и неза­бвен­ную паст­ву», вла­ды­ка пи­сал:
«До­ро­гие о Гос­по­де!
Уте­ши, об­ра­дуй и воз­ве­се­ли вас Гос­подь. Вновь всей ду­шой мо­лю, не скор­би­те обо мне по по­во­ду за­клю­че­ния мо­е­го в тем­ни­це. Это мое учи­ли­ще ду­хов­ное. Сла­ва Бо­гу, да­ю­ще­му столь муд­рые и бла­го­твор­ные ис­пы­та­ния мне, крайне нуж­да­ю­ще­му­ся в стро­гих и се­рьез­ных ме­рах воз­дей­ствия на мой внут­рен­ний ду­хов­ный мир...
Вме­сте с тем эти ви­ди­мые и ка­жу­щи­е­ся весь­ма тяж­ки­ми ис­пы­та­ния со­став­ля­ют, в сущ­но­сти, есте­ствен­ный и за­кон­ный круг усло­вий и об­сто­я­тельств, нераз­рыв­но свя­зан­ных с на­шим слу­же­ни­ем. Про­шу лишь свя­тых мо­литв ва­ших, чтобы пе­ре­не­сти эти ис­пы­та­ния имен­но так, как от Бо­га по­слан­ные, с ис­крен­ней­шим бла­го­че­сти­вым тер­пе­ни­ем и чи­сто­сер­деч­ным бла­го­да­ре­ни­ем Гос­по­ду Все­ми­ло­сти­во­му... что, пер­вое, спо­до­бил по­стра­дать за са­мое слу­же­ние, Им на ме­ня воз­ло­жен­ное, и, вто­рое, что са­мые стра­да­ния так чуд­но при­ду­ма­ны (хо­тя со­вер­ша­ют­ся вра­га­ми Бо­жи­и­ми и мо­и­ми) для внут­рен­ней­шей, со­кро­вен­ной, незри­мой для взо­ра че­ло­ве­че­ско­го “встряс­ки” или по­тря­се­ния, от ко­то­рых ле­ни­вый, сон­ли­вый че­ло­век при­хо­дит в со­зна­ние и тре­во­гу, на­чи­на­ет трез­вить­ся, бодр­ство­вать не толь­ко во внеш­нем бы­ту, но, глав­ное, в сво­ем бы­ту внут­рен­ней­шем, в об­ла­сти ду­ха и серд­ца; от этих по­тря­се­ний (меж­ду жиз­нью и смер­тью) не толь­ко про­яс­ня­ет­ся внут­рен­ней­шее глу­бо­кое со­зна­ние, но и уси­ли­ва­ет­ся и утвер­жда­ет­ся в ду­ше спа­си­тель­ный страх Бо­жий – этот чуд­ный вос­пи­та­тель и хра­ни­тель на­шей ду­хов­ной жиз­ни... По­се­му во­ис­ти­ну – сла­ва Бо­гу за все... Ес­ли Гос­по­ду угод­но и Он по­мо­жет вам сде­лать что-ли­бо для воз­мож­но­сти вско­ре вновь всту­пить в слу­же­ние – сла­ва и ве­ли­кое бла­го­да­ре­ние Бо­гу, а ес­ли нет, то да бу­дет Его Пре­муд­рая Свя­тей­шая Во­ля и Про­мыш­ле­ние»^[237].
Из тюрь­мы вла­ды­ка на­пи­сал Пат­ри­ар­ху Ти­хо­ну пись­мо с из­ло­же­ни­ем всех про­ис­шед­ших за по­след­нее вре­мя со­бы­тий и сми­рен­но про­сил Свя­тей­ше­го, ес­ли то Бо­гу бу­дет угод­но, оста­вить его на То­боль­ской ка­фед­ре, а пре­бы­ва­ние в тюрь­ме и вся­кое дру­гое на­силь­ствен­ное за­дер­жа­ние вне епар­хии счи­тать за про­дол­же­ние слу­же­ния.
При­быв­шая от епар­хи­аль­но­го съез­да де­ле­га­ция на­ча­ла хло­по­ты по осво­бож­де­нию епи­ско­па на по­ру­ки. Со­вет де­пу­та­тов на­звал сум­му за­ло­га в сто ты­сяч руб­лей.
Узнав об этом, вла­ды­ка на­пи­сал: «До­ро­гие о Гос­по­де, отец Ни­ко­лай, отец Еф­рем, отец Ми­ха­ил и Кон­стан­тин Алек­сан­дро­вич!^[mm]
Ми­лость Бо­жия бу­дет со все­ми ва­ми. Узнал, что мое осво­бож­де­ние воз­мож­но под усло­ви­ем за­ло­га, вер­нее вы­ку­па (так как “от­дан­ные раз день­ги уже не вы­да­ют­ся об­рат­но”, как го­во­рят по­всю­ду) в сто ты­сяч руб­лей!!!
Для ме­ня это, ко­неч­но, несмет­ное ко­ли­че­ство де­нег; сто руб­лей я бы еще дал из сво­е­го ста­ро­го... неболь­шо­го жа­ло­ва­нья – да­же, по­жа­луй, до трех­сот руб­лей (это по­след­няя грань). Ес­ли же паства бу­дет вы­ку­пать ме­ня, то ка­кой же я “отец”, ко­то­рый бу­дет вво­дить де­тей в та­кие гро­мад­ные рас­хо­ды вме­сто то­го, чтобы для них при­об­ре­тать или им дать. Это что-то несов­ме­сти­мое с пас­тыр­ством. На­ко­нец, я ведь во­все не пре­ступ­ник, тем бо­лее уж не по­ли­ти­че­ский пре­ступ­ник... За­тем, мож­но ли по­ру­чить­ся, что они, взяв­ши сто ты­сяч (страш­но да­же вы­го­во­рить), вновь не аре­сту­ют ме­ня через сут­ки все­го...
Ес­ли я “пре­ступ­ник” для них со сто­ро­ны цер­ков­ной сре­ды, то пе­ре­ста­нут ли они счи­тать ме­ня та­ко­вым, са­ми пре­сту­пая все пра­ви­ла и за­ко­ны цер­ков­ные, втор­га­ясь в Цер­ковь и вы­нуж­дая ме­ня всту­пать в за­щи­ту Церк­ви»^[238].
Об­ласт­ной сов­нар­ком, по­тор­го­вав­шись, умень­шил сум­му вы­ку­па до де­ся­ти ты­сяч руб­лей. День­ги при по­мо­щи мест­но­го ду­хо­вен­ства бы­ли по­лу­че­ны от ком­мер­сан­та Д.И. По­ли­ру­ше­ва и пе­ре­да­ны вла­стям. Хо­х­ря­ков дал рас­пис­ку в по­лу­че­нии де­нег, но вме­сто то­го, чтобы от­пу­стить епи­ско­па, рас­по­ря­дил­ся аре­сто­вать чле­нов де­ле­га­ции: про­то­и­е­рея Еф­ре­ма Долга­не­ва, свя­щен­ни­ка Ми­ха­и­ла Ма­ка­ро­ва и Кон­стан­ти­на Ми­ня­то­ва.
От вла­ды­ки Гер­мо­ге­на ста­ра­лись скрыть их арест, но он ско­ро до­га­дал­ся об ис­тин­ном по­ло­же­нии дел. «До­ро­гой отец Ни­ко­лай, – пи­сал он свя­щен­ни­ку Ни­ко­лаю Бо­го­ро­диц­ко­му. – Я силь­но стал бес­по­ко­ить­ся за мо­их го­стей и хо­да­та­ев, что-то уже мно­го дней от них нет ни­ка­кой ве­сточ­ки. Бо­юсь пря­мо, как бы их не аре­сто­ва­ли из-за ме­ня, непо­треб­но­го...»^[239]
Боль­шой и на­сто­я­тель­ной за­бо­той для свя­ти­те­ля бы­ло при­об­ще­ние Свя­тых Хри­сто­вых Та­ин. Мысль о та­кой воз­мож­но­сти по­дал про­то­и­е­рей Ни­ко­лай Бо­го­ро­диц­кий. Вла­ды­ка в за­пис­ке от 27 мая от­ве­тил: «[По­лу­чил] Ва­шу ра­дост­ней­шую, ис­тин­но пас­халь­ную весть о воз­мож­но­сти хо­да­тай­ство­вать для ме­ня или... вы­хо­да в храм (что несрав­нен­но луч­ше при всех об­сто­я­тель­ствах) для при­ча­ще­ния Свя­тей­ших Хри­сто­вых Тайн, или... при­быть Вам ко мне со Свя­тей­ши­ми Тай­на­ми...»^[240]
Раз­ре­ше­ние на при­ча­ще­ние в ка­ме­ре по­сле­до­ва­ло на­ка­нуне Тро­и­цы. 11 (24) июня, в день Свя­то­го Ду­ха по окон­ча­нии ли­тур­гии про­то­и­е­рей Ни­ко­лай взял Свя­тые Да­ры и с тре­мя пев­чи­ми от­пра­вил­ся в тюрь­му. Вла­ды­ка Гер­мо­ген дав­но ожи­дал их. Ко­гда на­ча­лась ис­по­ведь, то трое пев­чих, за­пер­тые в ма­лень­ком ко­ри­до­ре, неволь­но яви­лись сви­де­те­ля­ми по­ка­ян­но­го пла­ча и воз­ды­ха­ний свя­ти­те­ля.
По­сле при­ча­ще­ния слу­жи­ли мо­ле­бен, на ко­то­ром раз­ре­ше­но бы­ло при­сут­ство­вать и дру­гим уз­ни­кам. Епи­скоп слу­жил с боль­шим мо­лит­вен­ным подъ­емом. Осо­бен­но тро­га­те­лен был мо­мент, ко­гда по окон­ча­нии мо­леб­на он пре­по­дал каж­до­му бла­го­сло­ве­ние и по­про­щал­ся. Он ска­зал то­гда при­сут­ство­вав­шим: «Это раз­ве тюрь­ма?! Вот где апо­стол Па­вел был за­клю­чен, то тюрь­ма! А это, бла­го­да­ре­ние Гос­по­ду, учи­ли­ще бла­го­че­стия!..»^[241] Все пла­ка­ли. Рас­тро­ган­ный вла­ды­ка, дет­ски ра­ду­ясь, бла­го­да­рил пев­чих за тру­ды и, несмот­ря на уси­лен­ные от­ка­зы, за­ста­вил быв­ше­го в чис­ле про­чих ре­ген­та взять несколь­ко руб­лей «для раз­да­чи пев­чим».
Ве­че­ром сле­ду­ю­ще­го дня епи­скоп Гер­мо­ген был уве­зен из тюрь­мы. С ним вме­сте увез­ли несколь­ко че­ло­век, в том чис­ле свя­щен­ни­ка се­ла Ка­мен­ско­го Ека­те­рин­бург­ской епар­хии Пет­ра Ко­ре­ли­на. На вок­за­ле род­ствен­ни­ки про­сти­лись с аре­сто­ван­ны­ми, толь­ко епи­ско­па Гер­мо­ге­на ни­кто не про­во­жал. Но это ни­сколь­ко не опе­ча­ли­ло его, он по­ни­мал, что вско­ре ему пред­сто­ит му­че­ни­че­ская кон­чи­на, и, го­то­вясь к ней, он был ду­хов­но тверд и со­вер­шен­но спо­ко­ен.
Но­чью 13 июня по­езд при­был в Тю­мень, где бы­ла сфор­ми­ро­ва­на под воз­гла­ви­ем Хо­х­ря­ко­ва реч­ная фло­ти­лия, и все уз­ни­ки бы­ли до­став­ле­ны на па­ро­ход «Ер­мак». Ве­че­ром сле­ду­ю­ще­го дня па­ро­ход оста­но­вил­ся у се­ла По­кров­ско­го, и здесь всех, ис­клю­чая епи­ско­па и свя­щен­ни­ка, пе­ре­ве­ли на флаг­ман­ский па­ро­ход «Ока», где на­хо­дил­ся Хо­х­ря­ков, а за­тем вы­са­ди­ли на бе­рег и рас­стре­ля­ли.
Го­то­вясь к столк­но­ве­нию с вой­ска­ми Си­бир­ско­го пра­ви­тель­ства, боль­ше­ви­ки воз­во­ди­ли на па­ро­хо­де «Ер­мак» укреп­ле­ния и за­ста­ви­ли тру­дить­ся над ни­ми епи­ско­па и свя­щен­ни­ка. Свя­ти­тель был одет в ря­су се­ро­го цве­та, че­су­чо­вый каф­тан, под­по­я­сан ши­ро­ким ко­жа­ным по­я­сом, на го­ло­ве – бар­хат­ная ску­фей­ка. Он был физи­че­ски из­ну­рен, но бод­рость ду­ха не по­ки­да­ла его. Тас­кая зем­лю, рас­пи­ли­вая дос­ки и при­би­вая их гвоз­дя­ми, вла­ды­ка все вре­мя пел пас­халь­ные пес­но­пе­ния.
15 июня в де­сять ча­сов ве­че­ра епи­ско­па и свя­щен­ни­ка пе­ре­ве­ли на па­ро­ход «Ока». Под­хо­дя к тра­пу и уже пред­чув­ствуя близ­кую кон­чи­ну, свя­ти­тель ти­хо ска­зал лоц­ма­ну па­ро­хо­да «Ер­мак»:
– Пе­ре­дай­те, раб кре­ще­ный, все­му ве­ли­ко­му ми­ру, чтобы обо мне по­мо­ли­лись Бо­гу.
На па­ро­хо­де аре­сто­ван­ных по­са­ди­ли в гряз­ный и тем­ный трюм; па­ро­ход по­шел вниз по ре­ке по на­прав­ле­нию к То­боль­ску. Хо­х­ря­ков^[242] рас­по­ря­дил­ся каз­нить уз­ни­ков. Око­ло по­лу­но­чи боль­ше­ви­ки вы­ве­ли свя­щен­ни­ка Пет­ра Ко­ре­ли­на на па­лу­бу, при­вя­за­ли к нему два тя­же­лых гра­нит­ных кам­ня и сбро­си­ли в во­ду^[243]. В по­ло­вине пер­во­го но­чи епи­ско­па Гер­мо­ге­на вы­ве­ли из трю­ма на па­лу­бу. До по­след­ней ми­ну­ты он тво­рил мо­лит­ву. Ко­гда па­ла­чи пе­ре­вя­зы­ва­ли ве­рев­кой ка­мень, он крот­ко бла­го­сло­вил их. Свя­зав вла­ды­ку и при­кре­пив к нему на ко­рот­кой ве­рев­ке ка­мень, убий­цы столк­ну­ли его в во­ду. Всплеск во­ды от па­де­ния те­ла за­глу­шил ди­кий хо­хот озве­рев­ших лю­дей.
Осо­бое про­мыш­ле­ние Гос­подне со­про­вож­да­ло свя­щен­но­му­че­ни­ка и по­сле кон­чи­ны. Бо­гу бы­ло угод­но, чтобы при­мер имен­но это­го ар­хи­пас­ты­ря, из по­стра­дав­ших в 1918 го­ду, стал при­ме­ром для ар­хи­пас­ты­рей и пас­ты­рей бу­ду­щей Рос­сии, как ис­пол­нив­ше­го за­по­ведь Хри­сто­ву: «Го­во­рю же вам, дру­зьям мо­им: не бой­тесь уби­ва­ю­щих те­ло и по­том не мо­гу­щих ни­че­го бо­лее сде­лать; но ска­жу вам, ко­го бо­ять­ся: бой­тесь то­го, кто, по уби­е­нии, мо­жет вверг­нуть в ге­ен­ну; ей, го­во­рю вам, то­го бой­тесь» (Лк. 12, 4-5). Чест­ные остан­ки свя­щен­но­му­че­ни­ка Гер­мо­ге­на бы­ли вы­не­се­ны вме­сте с кам­нем на бе­рег ре­ки и 3 июля об­на­ру­же­ны кре­стья­ни­ном се­ла Усаль­ско­го Ге­ор­ги­ем Ло­се­вым, ко­то­рый на­шел те­ло епи­ско­па «со свя­зан­ны­ми на спине ру­ка­ми и при­вя­зан­ным к ру­кам на ве­рев­ке тя­же­лым кам­нем ве­сом 1 пуд 35 фун­тов. Ло­сев... до­ло­жил сво­е­му сель­ско­му ста­ро­сте, а по­след­ний... ко­ман­ди­ро­вал кре­стья­ни­на Алек­сея Мо­ря­ко­ва сде­лать мо­ги­лу и по­ло­жить труп в том ви­де, в ка­ком он был об­на­ру­жен...»^[244].
Здесь те­ло епи­ско­па оста­ва­лось до 21 июля, ко­гда был про­из­ве­ден его осмотр су­деб­ны­ми вла­стя­ми Си­бир­ско­го пра­ви­тель­ства, чьи вой­ска осво­бо­ди­ли уже в это вре­мя от боль­ше­ви­ков То­больск, и за­тем пе­ре­ве­зе­но в се­ло По­кров­ское и по­ме­ще­но во вре­мен­ную мо­ги­лу на По­кров­ском клад­би­ще. 23 июля те­ло вла­ды­ки сно­ва бы­ло осмот­ре­но, и чле­ны ко­мис­сии при­шли к непо­ко­ле­би­мо­му убеж­де­нию, что пе­ред ни­ми дей­стви­тель­но ле­жат чест­ные остан­ки свя­щен­но­му­че­ни­ка Гер­мо­ге­на То­боль­ско­го; по окон­ча­нии осмот­ра они с крест­ным хо­дом бы­ли пе­ре­не­се­ны в цер­ков­ную огра­ду и по­ло­же­ны во вре­мен­ную мо­ги­лу.
27 июля те­ло епи­ско­па бы­ло вы­ну­то из зем­ли и пе­ре­не­се­но в По­кров­ский храм, точ­но в па­мять о том, что По­кров Бо­жи­ей Ма­те­ри за­щи­ща­ет Рос­сию, день празд­но­ва­ния этой иконе и был из­бран ко­гда-то днем празд­но­ва­ния всех мо­нар­хи­че­ских ор­га­ни­за­ций, чле­нам ко­то­рых епи­скоп Гер­мо­ген пред­ло­жил хри­сти­ан­ские пу­ти для спа­се­ния сво­их душ и Рос­сии. Свя­щен­но­слу­жи­те­ли об­ла­чи­ли те­ло епи­ско­па в ар­хи­ерей­ские одеж­ды; за­тем оно бы­ло пе­ре­не­се­но с крест­ным хо­дом при гро­мад­ном сте­че­нии мо­ля­щих­ся на па­ро­ход «Ал­тай».
По­дой­дя к ме­сту, где бы­ли об­ре­те­ны чест­ные остан­ки свя­ти­те­ля, па­ро­ход при­стал к бе­ре­гу; здесь от­слу­жи­ли па­ни­хи­ду и на ме­сте пер­вой мо­ги­лы свя­щен­но­му­че­ни­ка по­ста­ви­ли боль­шой де­ре­вян­ный крест с над­пи­сью: «Здесь 3 июля 1918 го­да об­ре­те­ны чест­ные остан­ки му­че­ни­ка епи­ско­па Гер­мо­ге­на, уби­ен­но­го 16 июня 1918 го­да за Ве­ру, Цер­ковь и Ро­ди­ну».
Ве­че­ром сле­ду­ю­ще­го дня па­ро­ход по­до­шел к То­боль­ску. На при­ста­ни гроб с те­лом свя­ти­те­ля был встре­чен крест­ным хо­дом всех го­род­ских церк­вей и мно­го­ты­сяч­ны­ми тол­па­ми на­ро­да.
В по­след­ний раз обо­шел свя­щен­но­му­че­ник во гла­ве сво­ей паст­вы с крест­ным хо­дом стог­ны ка­фед­раль­но­го гра­да, и, на­ко­нец, гроб с его те­лом по­ме­сти­ли в Со­фий­ский Успен­ский со­бор. Здесь он про­сто­ял пять су­ток, не из­да­вая за­па­ха тле­ния. Пе­ред по­гре­бе­ни­ем мо­ля­щи­е­ся дол­го про­ща­лись со сво­им ар­хи­пас­ты­рем, с ве­ли­чай­шим бла­го­го­ве­ни­ем ло­бы­зая ру­ки му­че­ни­ка, не пе­ре­ста­вав­ше­го и по пре­став­ле­нии бла­го­слов­лять их на по­двиг дерз­но­вен­но­го сто­я­ния за цер­ков­ные свя­ты­ни пра­во­слав­ной апо­столь­ской ве­ры.
2 ав­гу­ста по­сле Бо­же­ствен­ной ли­тур­гии епи­скоп Ири­нарх в со­слу­же­нии сон­ма ду­хо­вен­ства, в при­сут­ствии во­ен­ных и граж­дан­ских пред­ста­ви­те­лей Си­бир­ско­го пра­ви­тель­ства и мно­же­ства мо­ля­щих­ся со­вер­шил чин по­гре­бе­ния.
Чест­ные остан­ки свя­щен­но­му­че­ни­ка Гер­мо­ге­на, епи­ско­па То­боль­ско­го и Си­бир­ско­го, бы­ли по­гре­бе­ны в скле­пе, устро­ен­ном в Иоан­но-Зла­то­устов­ском при­де­ле Со­фий­ско-Успен­ско­го со­бо­ра на ме­сте мо­ги­лы, про­слав­лен­но­го в 1916 го­ду свя­ти­те­ля Иоан­на, мит­ро­по­ли­та То­боль­ско­го.
24 ав­гу­ста (6 сен­тяб­ря) 1918 го­да при от­кры­тии од­но­го из за­се­да­ний По­мест­но­го Со­бо­ра то­ва­рищ пред­се­да­те­ля, мит­ро­по­лит Нов­го­род­ский Ар­се­ний (Стад­ниц­кий), до­вел «до све­де­ния Со­бо­ра, что... рас­стре­ля­ны Прео­свя­щен­ный Ма­ка­рий (Гне­ву­шев)^[nn], епи­скоп быв­ший Ор­лов­ский, и про­то­и­е­рей И.И. Вос­тор­гов. Кро­ме то­го... най­де­но те­ло Прео­свя­щен­но­го Гер­мо­ге­на, епи­ско­па То­боль­ско­го; оба му­че­ни­че­ски по­стра­дав­шие Прео­свя­щен­ные – Ма­ка­рий и Гер­мо­ген – со­сто­я­ли чле­на­ми на­ше­го Со­бо­ра. Вос­по­ем им и про­то­и­е­рею И.И. Вос­тор­го­ву “Со свя­ты­ми упо­кой”»^[245], – ска­зал он.
Свя­щен­но­му­че­ник Гер­мо­ген был при­чис­лен к ли­ку свя­тых на Ар­хи­ерей­ском Со­бо­ре 2000 го­да. 3 сен­тяб­ря 2005 го­да бы­ли об­ре­те­ны мо­щи свя­щен­но­му­че­ни­ка и пе­ре­не­се­ны в По­кров­ский храм То­боль­ско­го крем­ля^[246].
Свер­ка­ю­щей вер­ши­ной в блес­ке солн­ца, как чи­стая цер­ков­ная све­ча, ты осве­ща­ешь све­том ров­ным иные за­ко­ул­ки ми­ра бы­тия; смот­реть на то, что осве­ща­ет свет – все­гда пе­чаль­но, а го­ло­ву под­нять – сле­пит гла­за, и по­то­му дай, Бо­же, со сми­ре­ньем опу­стив гла­за, – не за­бы­вать, что на зем­ле хоть из­ред­ка бы­ва­ет нетлен­ных со­вер­шен­ство бы­тия.

Свя­щен­но­му­че­ник Петр – Петр Ива­но­вич Ко­ре­лин – ро­дил­ся в 1864 го­ду; в 1883 го­ду он окон­чил Перм­скую Ду­хов­ную се­ми­на­рию и был на­зна­чен учи­те­лем в Но­во­пыш­мин­ское учи­ли­ще. 13 июля 1886 го­да Петр был ру­ко­по­ло­жен во свя­щен­ни­ка к Сре­тен­ско­му хра­му в се­ле Илен­ское Ир­бит­ско­го уез­да Перм­ской гу­бер­нии, а 12 ап­ре­ля 1888 го­да пе­ре­ве­ден в Бо­го­яв­лен­скую цер­ковь в се­ле Коч­нев­ское Ка­мыш­лов­ско­го уез­да; с 14 но­яб­ря 1904 го­да он стал слу­жить в Свя­то-Тро­иц­ком со­бо­ре Ка­мен­ско­го за­во­да то­го же уез­да^[247]. В 1914 го­ду отец Петр был на­зна­чен ис­пол­ня­ю­щим долж­ность бла­го­чин­но­го 2 окру­га Ка­мыш­лов­ско­го уез­да^[248].
В на­ча­ле ХХ ве­ка по­всю­ду на­ча­ла ощу­щать­ся недо­ста­точ­ная ак­тив­ность при­ход­ской жиз­ни, и ста­ли пред­при­ни­мать­ся ме­ры для ее ожив­ле­ния, и в част­но­сти, на по­при­ще про­све­ще­ния на­ро­да. Отец Петр вы­пи­сы­вал кни­ги и бро­шю­ры для раз­да­чи на­ро­ду, ор­га­ни­зо­вал бла­го­чин­ни­че­скую окруж­ную биб­лио­те­ку, ку­да вы­пи­сы­ва­лось семь пе­ри­о­ди­че­ских из­да­ний, устра­и­вал со­бра­ния ду­хо­вен­ства, на ко­то­рых об­суж­да­лось про­чи­тан­ное^[249]. Но все пред­при­ни­ма­е­мые им сред­ства в си­лу на­чав­ше­го­ся со­ци­аль­но­го и ду­хов­но­го кри­зи­са мог­ли по­мочь уже лишь немно­гим. В 1918 го­ду отец Петр был аре­сто­ван и за­клю­чен в тюрь­му в Ека­те­рин­бур­ге, а за­тем вме­сте с епи­ско­пом Гер­мо­ге­ном за­клю­чен в гряз­ный и тем­ный трюм па­ро­хо­да «Ока». Отец Петр пред­ва­рил му­че­ни­че­скую кон­чи­ну свя­ти­те­ля. Око­ло по­лу­но­чи 16 июня 1918 го­да он был вы­ве­ден на па­лу­бу и утоп­лен в ре­ке.

Свя­щен­но­му­че­ник Еф­рем ро­дил­ся 28 ян­ва­ря 1874 го­да в ме­стеч­ке Пет­ров­ки Ана­ньев­ско­го уез­да Хер­сон­ской гу­бер­нии. Окон­чив Одес­ское ду­хов­ное учи­ли­ще, он в 1887 го­ду по­сту­пил в Одес­скую Ду­хов­ную се­ми­на­рию, ко­то­рую окон­чил по пер­во­му раз­ря­ду в 1893 го­ду, и со­би­рал­ся по­сту­пать в Мос­ков­скую Ду­хов­ную ака­де­мию^[250]. Од­на­ко тя­же­лое ма­те­ри­аль­ное по­ло­же­ние се­мьи за­ста­ви­ло его усо­мнить­ся, смо­жет ли он учить­ся в ака­де­мии, не по­лу­чая сти­пен­дии. Его брат, иеро­мо­нах Гер­мо­ген, за­ве­рил, что ма­те­ри­аль­но по­мо­жет ему. В от­вет Еф­рем на­пи­сал: «Со­всем из­ме­ни­лось на­стро­е­ние ду­ха, тем бо­лее что, не по­лу­чая от те­бя ни­ка­ких из­ве­стий, я впал в со­мне­ние от­но­си­тель­но мо­е­го по­ступ­ле­ния в ака­де­мию, а это му­чи­тель­ным об­ра­зом от­зы­ва­лось на на­стро­е­нии мо­е­го ду­ха. Ехать в ака­де­мию я очень и очень же­лаю. С жа­ром при­мусь го­то­вить­ся. Бог даст, успею еще»^[251].
По­сту­пив в Мос­ков­скую Ду­хов­ную ака­де­мию, Еф­рем пи­сал бра­ту: «Бла­го­да­рю те­бя за то, что ты при­нял на се­бя со­дер­жа­ние ме­ня в ака­де­мии. Пусть Бог при­мет твою леп­ту и воз­даст за нее сто­ри­цею, а ме­ня удо­сто­ит до­стиг­нуть чрез эту леп­ту слу­же­ния в Его Свя­той Церк­ви и хра­ни­мом Им Оте­че­стве мо­ем»^[252].
В кон­це де­каб­ря 1893 го­да Еф­рем при­е­хал в Санкт-Пе­тер­бург. Опи­сы­вая свои впе­чат­ле­ния от по­се­ще­ния Пе­тер­бур­га бра­ту, он пи­сал: «Лю­бо­вал­ся со­бо­ра­ми. Ви­дел всех мит­ро­по­ли­тов, ви­дел Го­су­да­ря и все цар­ское се­мей­ство. Но осо­бен­но я бла­го­да­рю Бо­га за то, что Он удо­сто­ил ме­ня быть в Крон­штад­те и ви­деть о<тца> Иоан­на. Я вы­ехал из Крон­штад­та с ве­ли­ким со­кро­ви­щем в ду­ше...
Ко­гда я уви­дел, как слу­жил о<тец> Иоанн ли­тур­гию, то для ме­ня с тех пор от­кры­лось в при­зва­нии свя­щен­ни­ка еще бо­лее при­вле­ка­тель­но­сти, бо­лее ве­ли­чия – толь­ко не гроз­но­го, не цар­ствен­но­го, а осо­бо­го – сми­рен­но­го, свя­то­го, Бо­же­ствен­но­го, небес­но­го, – ве­ли­чия в си­ле мощ­но­го сло­ва свя­щен­ни­ка пред ал­та­рем Бо­жи­им... Я смот­рел на это­го пас­ты­ря, как он, вос­кло­нив­шись над Св<ятой> Ча­шею, при­пал к ней ли­цом сво­им и дол­го-дол­го в та­ком по­ло­же­нии пре­бы­вал с за­кры­ты­ми гла­за­ми, со­вер­шен­но спо­кой­ный, невоз­му­ти­мый по ви­ду, – но чув­ство­ва­лось, что внут­ри его в эти ми­ну­ты сла­га­лась мо­гу­чая мо­лит­ва к Бо­гу за угне­тен­ное, страж­ду­щее че­ло­ве­че­ство, ис­куп­лен­ное Кро­вию Иису­са Хри­ста!.. И вспом­ни­лись мне в тот мо­мент сло­ва са­мо­го о<тца> Иоан­на, вы­чи­тан­ные мною из его днев­ни­ка: “Ко­гда я взи­раю на пред­ле­жа­щие Да­ры, – то ду­маю о том, сколь­ко мно­го да­но че­ло­ве­ку ми­ло­стей Бо­жи­их в этой про­ли­той за весь мир Кро­ви Еди­но­род­но­го Сы­на Бо­жия... Нет боль­ше гре­хов! Нет боль­ше неду­гов!.. Толь­ко при­па­ди с ве­рою к Это­му бес­смерт­но­му Ис­точ­ни­ку, от­ку­да всем про­ще­ние, всем ис­це­ле­ние!..”
За­та­ив­шись у од­ной из мас­сив­ных ал­тар­ных ко­лонн, я оне­мел на сво­ем ме­сте и бла­го­го­вел, и тре­пе­тал внут­ренне лег­ким тре­пе­том, и гля­дел неот­вод­ным взо­ром... Ба­тюш­ка сто­ял непо­движ­ный, за­дум­чи­вый... от­пе­ча­ток тя­же­лой гру­сти ле­жал на его от­кры­том че­ле... Из хра­ма, где сто­ял на­род, раз­да­ва­лись вопли и сто­ны, и плач несчаст­ных стра­даль­цев: бес­но­ва­тых, ис­те­ри­че­ских, па­ду­ч­ных, кли­куш и друг<их>. Там – раз­ди­ра­ю­щие ду­шу ис­туп­лен­ные кри­ки всех оби­жен­ных, удру­чен­ных, ко­то­рые при­бы­ли сю­да из ближ­них и даль­них кон­цов необъ­ят­ной Ру­си, дви­жи­мые мла­ден­че­скою ве­рою в си­лу мо­лит­вы Ба­тюш­ки пред Бо­гом... Он сто­ял те­перь пред Св<яты­ми> Тай­на­ми и при­слу­ши­вал­ся ко всем этим сто­нам и воп­лям... и вот гла­за его вдруг за­ис­кри­лись, за­бле­сте­ли ка­ким-то неесте­ствен­ным блес­ком, и... две-три сле­зин­ки мед­лен­но ска­ти­лись по ще­кам из мо­лит­вен­но-груст­но со­мкну­тых глаз... В ка­ком-то бла­го­го­вей­ном по­лу­за­бы­тьи смот­рел я на все это и слу­шал все это… Смот­рел и смот­рел... и не мог от­ве­сти сво­их глаз... Я весь про­ни­кал­ся ве­ли­ко­стью со­вер­шав­шей­ся на пре­сто­ле жерт­вы... То же, долж­но быть, чув­ство­вал и на­род, бит­ком на­пол­ня­ю­щий храм. На хо­рах пе­ли пев­чие, но зву­ки их пе­ния по­чти за­глу­ша­лись – пел весь на­род, – вся эта плот­ная, ко­ле­но­пре­кло­нен­ная мас­са, как один че­ло­век, пол­ною гру­дью, во весь го­лос из­да­ва­ла страш­ные, мо­ро­зом по­ди­ра­ю­щие вопли... “Те­бе по­ем, Те­бе бла­го­сло­вим, Те­бе бла­го­да­рим, Гос­по­ди,” – в один го­лос гре­ме­ла эта си­ла муж­ских и жен­ских го­ло­сов – и от мрач­ных ак­кор­дов всей этой ты­ся­че­гру­дой взы­ва­ю­щей мас­сы, ка­за­лось, со­тря­са­лись са­мые сво­ды огром­но­го крон­штадт­ско­го со­бо­ра... Что-то об­щее, невы­ра­зи­мо-мощ­ное со­еди­ня­ло всю эту раз­но­об­раз­ную раз­но­шерст­ную тол­пу в един­стве мо­лит­вы, ис­по­ве­да­ния... А Ба­тюш­ка меж­ду тем уси­лен­но мо­лил­ся у под­но­жия Св<ятой> Ча­ши... Он, ду­маю я про се­бя, ве­ро­ят­но, мо­лит­ся за на­род, жаж­ду­щий его мо­лит­вы...
По­сле ли­тур­гии Ба­тюш­ка при­гла­сил нас на за­кус­ку. За за­кус­кой, ко­гда о<тец> Иоанн, на­лив­ши мне и мо­е­му то­ва­ри­щу в рюм­ки ма­де­ры и по обы­чаю чок­нув­шись с на­ми, при­бли­зил рюм­ку к сво­им устам, – я в эту ми­ну­ту, на­кло­нив­шись немно­го в его сто­ро­ну, ти­хо про­из­нес: “Мо­ли­тесь, Ба­тюш­ка... за бо­ля­щую Вар­ва­ру”, и тут встре­тил гла­за­ми устрем­лен­ный на ме­ня крот­кий, пол­ный чув­ства взор о<тца> Иоан­на... По­сле я узнал, что в этот день на­ша ма­туш­ка скон­ча­лась. Ба­тюш­ка бла­го­да­рил нас: “Спа­си­бо вам, брат­цы, – как хо­ро­шо, что по­мо­ли­лись мы вме­сте”. По­том на про­ща­нье дал нам по порт­ре­ту за под­пи­ся­ми: та­ко­му-то на доб­рую па­мять, пр<ото­и­е­рей> И<оанн> Сер<ги­ев>. “Про­щай­те, брат­цы, – го­во­рил он, ло­бы­за­ясь с на­ми на про­ща­нье, – кла­няй­тесь от­цу рек­то­ру, всем про­фес­со­рам и сту­ден­там... Про­щай­те... Спа­си­бо вам, брат­цы!..”»^[253].
Учась в ака­де­мии, Еф­рем все же ста­рал­ся не обре­ме­нять ни­ко­го и по воз­мож­но­сти за­ра­ба­ты­вать сам; по этой при­чине он од­на­жды опоз­дал к на­ча­лу за­ня­тий и был вы­нуж­ден 23 сен­тяб­ря 1896 го­да пи­сать от­цу рек­то­ру в объ­яс­не­ние: «Опоз­дать в ака­де­мию на за­ня­тия ме­ня за­ста­ви­ла безыс­ход­ная нуж­да. В про­шлом го­ду я мог пла­тить за се­бя толь­ко бла­го­да­ря неболь­шим за­ра­бот­кам из ре­дак­ции “Бо­го­слов­ско­го вест­ни­ка”. Часть это­го за­ра­бот­ка по­шла, кро­ме то­го, на по­га­ше­ние дол­га, об­ра­зо­вав­ше­го­ся вслед­ствие то­го, что я за­ни­мал у зна­ко­мых день­ги для упла­ты в ака­де­мию за вто­рой год со­дер­жа­ния и вто­рую по­ло­ви­ну пер­во­го. Для чет­вер­то­го го­да у ме­ня не оста­лось ни­че­го, чем бы я мог за­пла­тить в ака­де­мию. Вви­ду это­го я упо­тре­бил ка­ни­ку­лы на труд по со­став­ле­нию кни­ги, из­да­ние ко­то­рой уже на­ча­лось в Санкт-Пе­тер­бур­ге. До­ход от про­да­жи кни­ги по вы­хо­де ее мо­жет обес­пе­чить ме­ня и даст мне воз­мож­ность еще те­перь прий­ти на по­мощь та­ю­щим в ни­ще­те род­ным: за­штат­но­му от­цу-свя­щен­ни­ку и вдо­ве, сель­ской учи­тель­ни­це, – сест­ре род­ной. Из­да­ние кни­ги пред­при­ня­ло на свой счет Гео­гра­фи­че­ское об­ще­ство. Оно мне по­мо­га­ло про­жи­вать в Пе­тер­бур­ге до окон­ча­ния мо­е­го тру­да, ко­то­рый при всем мо­ем ста­ра­нии не мо­жет быть до­ве­ден мною до кон­ца к сро­ку, обя­зы­ва­ю­ще­му ме­ня воз­вра­тить­ся в ака­де­мию. Из­ла­гая все это пред Ва­шим Вы­со­ко­пре­по­до­би­ем, усерд­но про­шу Вас не ли­шить ме­ня сча­стья окон­чить кур­са в ака­де­мии»^[254].
Про­ше­ние бы­ло удо­вле­тво­ре­но, и в 1897 го­ду Еф­рем Долга­нев окон­чил ака­де­мию. Кан­ди­дат­ской ра­бо­той его стал труд под на­зва­ни­ем «Об­зор глав­ней­ших со­бы­тий из ис­то­рии Абис­син­ской Церк­ви от на­ча­ла ее су­ще­ство­ва­ния до позд­ней­ших вре­мен». Труд­ность этой ра­бо­ты за­клю­ча­лась в том, что са­мим на­ро­дом его ис­то­рия не бы­ла изу­че­на. «Ис­то­рия вся­ко­го на­ро­да тре­бу­ет, чтобы над раз­ра­бот­кой ее тру­ди­лись не ино­стран­цы, а луч­шие си­лы это­го са­мо­го на­ро­да, близ­ко сто­я­щие к сво­ей Ро­дине, хо­ро­шо по­ни­ма­ю­щие ее дух, строй, усло­вия жиз­ни, пре­да­ния ста­ри­ны, – пи­сал он в пре­ди­сло­вии. – Но у абис­син­цев мы на­прас­но ста­ли бы ис­кать хо­тя бы са­мую непри­тя­за­тель­ную по­пыт­ку к раз­ра­бот­ке сво­ей ис­то­рии... Там про­све­ще­ние так сло­жи­лось, что все ум­ствен­ные си­лы на­ро­да идут на изу­че­ние Свя­щен­но­го Пи­са­ния, свя­тых от­цов, на усо­вер­шен­ство­ва­ние в ис­кус­ствах цер­ков­но­го пе­ния и со­став­ле­ние бо­го­слу­жеб­ных гим­нов; кро­ме этих за­ня­тий, вся­кий дру­гой ум­ствен­ный труд счи­та­ет­ся в стране пре­ступ­ле­ни­ем»^[255].
23 де­каб­ря 1899 го­да при­ка­зом обер-про­ку­ро­ра Свя­тей­ше­го Си­но­да Еф­рем Долга­нев был на­зна­чен по­мощ­ни­ком ин­спек­то­ра во Вла­ди­мир­скую Ду­хов­ную се­ми­на­рию; 13 но­яб­ря 1901 го­да ар­хи­епи­скоп Вла­ди­мир­ский Сер­гий (Спас­ский) на­зна­чил его пре­по­да­ва­те­лем во Вла­ди­мир­ское епар­хи­аль­ное жен­ское учи­ли­ще. 2 ян­ва­ря 1902 го­да, ко­гда опре­де­ли­лись от­но­ше­ния с его бу­ду­щей су­пру­гой Вар­ва­рой, до­че­рью по­чив­ше­го в 1901 го­ду про­то­и­е­рея Пет­ро­пав­лов­ско­го при­двор­но­го со­бо­ра Сер­гея Ива­но­ви­ча Пре­об­ра­жен­ско­го, Еф­рем Еф­ре­мо­вич был опре­де­лен на ва­кант­ное свя­щен­ни­че­ское ме­сто в этом со­бо­ре.
20 ян­ва­ря 1902 го­да в церк­ви им­пе­ра­тор­ско­го Зим­не­го двор­ца со­сто­я­лось вен­ча­ние Еф­ре­ма Долга­не­ва с де­ви­цей Вар­ва­рой. Та­ин­ство со­вер­шил за­ве­ду­ю­щий при­двор­ным ду­хо­вен­ством про­то­пре­сви­тер Иоанн Яны­шев. 28 ян­ва­ря 1902 го­да Еф­рем Долга­нев был ру­ко­по­ло­жен во свя­щен­ни­ка к Пет­ро­пав­лов­ско­му со­бо­ру^[256].
Всту­пив на пас­тыр­ское по­при­ще, отец Еф­рем от­нес­ся к сво­им но­вым обя­зан­но­стям очень тре­пет­но и, спу­стя ме­сяц по­сле ру­ко­по­ло­же­ния, пи­сал бра­ту-свя­ти­те­лю: «Прео­свя­щен­ней­ший Вла­ды­ко, до­ро­гой брат, ми­ло­сти­вый отец и ар­хи­пас­тырь! Спа­си­бо те­бе за твою лю­бовь, мо­лит­вы, бла­го­сло­ве­ния. Они под­креп­ля­ли и уте­ша­ли ме­ня в важ­ные и свя­щен­ней­шие ми­ну­ты мо­ей жиз­ни.
Бла­го­да­ря непре­стан­но Гос­по­да за то, что Он при­звал ме­ня к слу­же­нию у Сво­е­го Пре­сто­ла, я про­шу Его, чтобы Он да­ро­вал мне силь­ную ве­ру и го­ря­чую мо­лит­ву. Я чув­ствую, как я слаб ве­рою и как недо­сто­ин со­вер­шать Ве­ли­кие Та­ин­ства Церк­ви, осо­бен­но Та­ин­ство Те­ла и Кро­ви Гос­по­да и Спа­си­те­ля мо­е­го. Взи­рая на об­ра­зы слав­ных пас­ты­рей Пра­во­слав­ной Церк­ви и срав­ни­вая се­бя с ни­ми, я с уны­ни­ем со­знаю, как чрез­мер­но я да­лек от них, так да­лек, что не смею и ду­мать о под­ра­жа­нии их вы­со­кой жиз­ни. Но, Гос­по­ди, от­же­ни от ме­ня уны­ние. Я имею силь­ное глу­бо­кое же­ла­ние быть ис­тин­ным пас­ты­рем во дво­ре ов­чем.
Взяв на се­бя по­двиг се­мей­ной жиз­ни и вме­сте с ним дру­гой тя­же­лый по­двиг пас­тыр­ско­го слу­же­ния, я бо­юсь, что не хва­тит у ме­ня сил, муд­ро­сти, ха­рак­те­ра нести оба кре­ста так, как по­до­ба­ет, нести чест­но, до гро­ба. О, Гос­по­ди! Спо­до­би ме­ня со­вер­шить свой жиз­нен­ный путь так, как угод­но во­ле Тво­ей, за­по­ве­дям Тво­им! Под­кре­пи ме­ня, до­ро­гой брат, и по­мо­ги мне сво­и­ми свя­ти­тель­ски­ми, силь­ны­ми у Бо­га мо­лит­ва­ми и бла­го­сло­ве­ни­я­ми»^[257].
В круг обя­зан­но­стей от­ца Еф­ре­ма вхо­ди­ло слу­же­ние вме­сте с дру­ги­ми свя­щен­ни­ка­ми Пет­ро­пав­лов­ско­го со­бо­ра в церк­вях свя­ти­те­ля Ни­ко­лая Чу­до­твор­ца при Ма­ри­ин­ском двор­це и свя­то­го бла­го­вер­но­го кня­зя Алек­сандра Нев­ско­го в им­пе­ра­тор­ском Анич­ко­вом двор­це и пре­по­да­ва­ние За­ко­на Бо­жия в учеб­ных ко­ман­дах Пет­ро­град­ской кре­пост­ной ар­тил­ле­рии. 22 июля 1907 го­да отец Еф­рем был на­граж­ден зо­ло­тым на­перс­ным кре­стом, а 8 мая 1913 го­да – воз­ве­ден в сан про­то­и­е­рея^[258].
По­сле Фев­раль­ской ре­во­лю­ции 1917 го­да отец Еф­рем с се­мьей пе­ре­бра­лись в То­больск, где в это вре­мя стал слу­жить епи­скоп Гер­мо­ген, по­се­лив­шись в от­ве­ден­ных для них ком­на­тах в зда­нии ду­хов­ной кон­си­сто­рии.
По­сле аре­ста епи­ско­па Гер­мо­ге­на про­то­и­е­рей Еф­рем во­шел в со­став епар­хи­аль­ной де­ле­га­ции, хло­по­тав­шей об осво­бож­де­нии ар­хи­пас­ты­ря, ку­да вхо­ди­ли свя­щен­ник Ми­ха­ил Ма­ка­ров и при­сяж­ный по­ве­рен­ный Кон­стан­тин Алек­сан­дро­вич Ми­ня­тов. Хло­по­ты окон­чи­лись аре­стом про­то­и­е­рея Еф­ре­ма Долга­не­ва, свя­щен­ни­ка Ми­ха­и­ла Ма­ка­ро­ва и Кон­стан­ти­на Ми­ня­то­ва, му­че­ни­че­ская кон­чи­на ко­то­рых пред­ва­ри­ла кон­чи­ну свя­ти­те­ля.
Ека­те­рин­бург­ский епар­хи­аль­ный мис­си­о­нер про­то­и­е­рей Алек­сандр Ани­си­мов, еще не зная опре­де­лен­но об их му­че­ни­че­ской кон­чине, пи­сал в то вре­мя о них: «Ес­ли Гос­подь су­дил им по­ло­жить ду­ши свои в на­сто­я­щем са­мо­от­вер­жен­ном по­дви­ге... пред­ста­тель­ства и ис­по­вед­ни­че­ства пе­ред на­ву­хо­до­но­со­ра­ми на­ших дней... то ми­ло­серд­ный Гос­подь, Ко­то­ро­му они всю жизнь свою слу­жи­ли и за вер­но­го слу­жи­те­ля Ко­то­ро­го они и жизнь свою от­да­ли, увен­ча­ет и со­при­чтет их к из­бран­но­му ста­ду небес­ных дру­зей Сво­их, а бра­тья и со­труд­ни­ки зем­но­го по­при­ща в на­зи­да­ние потом­ству не за­мед­лят воз­ве­ли­чить и их па­мять... Име­ют­ся остав­ши­е­ся по­сле от­ца Еф­ре­ма... тет­рад­ки... ко­то­рые бы­то­пи­са­те­лю его жиз­нен­но­го по­дви­га мо­гут дать бла­го­дар­ный ма­те­ри­ал для ха­рак­те­ри­сти­ки этой, по-ви­ди­мо­му, ред­кост­но свет­лой в на­ши дни лич­но­сти, усво­яв­шей се­бе... по пре­иму­ще­ству пер­вые три за­по­ве­ди бла­жен­ства. Что же ка­са­ет­ся... от­ца Ми­ха­и­ла Ма­ка­ро­ва и Кон­стан­ти­на Алек­сан­дро­ви­ча Ми­ня­то­ва, то хо­тя и с ни­ми нам при­шлось иметь все­го лишь несколь­ко встреч, но чув­ству­ет­ся, что и без­от­но­си­тель­но к на­сто­я­ще­му их свя­то­му по­дви­гу, они за­слу­жи­ва­ют быть вы­де­лен­ны­ми и от­ме­чен­ны­ми: пер­вый – как идей­ный, скром­ный, но и дерз­но­вен­но му­же­ствен­ный... рас­по­ла­га­ю­щий к сер­деч­но­сти и лю­бов­но­му от­но­ше­нию “доб­рый пас­тырь”, вто­рой – как круп­ный и ис­кус­ный пло­вец по бур­но­му мо­рю сто­лич­ной жиз­ни и вме­сте с тем и сре­ди шум­ных дел сво­е­го де­ла­ния на тор­же­ство услов­ной прав­ды че­ло­ве­че­ской все­гда пом­ня­щий о без­услов­ной прав­де Бо­жи­ей и о “ти­хом при­ста­ни­ще” под кро­вом об­щей Ма­те­ри лю­дей – Свя­той Церк­ви»^[259].

Свя­щен­но­му­че­ник Ми­ха­ил ро­дил­ся в 1881 го­ду в се­мье кре­стья­ни­на Пен­зен­ской гу­бер­нии Пет­ра Ма­ка­ро­ва. В 1907 го­ду Ми­ха­ил окон­чил По­имен­скую вто­ро­класс­ную с рас­ши­рен­ной про­грам­мой цер­ков­но-при­ход­скую шко­лу и был на­зна­чен в се­ло По­им по­мощ­ни­ком си­но­даль­но­го мис­си­о­не­ра, из­вест­но­го то­гда во мно­гих об­ла­стях пра­во­слав­ной Рос­сии про­то­и­е­рея Ксе­но­фон­та Крюч­ко­ва^[260]. Се­ло По­им из­дав­на от­ли­ча­лось мно­го­чис­лен­но­стью жи­ву­щих в нем рас­коль­ни­ков, при­чем са­мых раз­лич­ных тол­ков и со­гла­сий. Неред­ки бы­ли слу­чаи, ко­гда де­ти из рас­коль­ни­че­ских се­мей, от­прав­ля­е­мые обу­чать­ся гра­мо­те в цер­ков­но-при­ход­скую шко­лу, ока­зы­ва­лись вни­ма­тель­ны­ми слу­ша­те­ля­ми уро­ков За­ко­на Бо­жия, про­во­ди­мых мест­ным свя­щен­ни­ком, и при­со­еди­ня­лись к пра­во­сла­вию, что ино­гда вы­зы­ва­ло та­кое него­до­ва­ние род­ствен­ни­ков при­со­еди­нив­ше­го­ся, что свя­щен­ни­ку при­хо­ди­лось предо­став­лять убе­жи­ще сво­е­му но­во­му ду­хов­но­му ча­ду в сво­ем до­ме^[261]. Немуд­ре­но по­это­му, что Ми­ха­ил стал по­мощ­ни­ком мис­си­о­не­ра, а с 1908 го­да стал ис­пол­нять и долж­ность пса­лом­щи­ка в Успен­ской еди­но­вер­че­ской церк­ви в се­ле По­им. 5 мая 1909 го­да отец Ксе­но­фонт скон­чал­ся, и Ми­ха­ил был на­зна­чен по­мощ­ни­ком епар­хи­аль­но­го про­ти­во­рас­коль­ни­че­ско­го мис­си­о­не­ра и пса­лом­щи­ком Фло­ров­ской церк­ви в го­ро­де Кур­ске.
В 1911 го­ду Ми­ха­ил вы­дер­жал эк­за­мен на зва­ние учи­те­ля цер­ков­но-при­ход­ской шко­лы. 28 июля 1912 го­да он был ру­ко­по­ло­жен во свя­щен­ни­ка к Па­рас­ке­вин­ской церк­ви Ке­но­рец­ко­го по­го­ста Кар­го­поль­ско­го уез­да Оло­нец­кой гу­бер­нии^[oo][262] и на­зна­чен тре­тьим епар­хи­аль­ным мис­си­о­не­ром и пре­по­да­ва­те­лем За­ко­на Бо­жия в зем­ских учи­ли­щах^[263]. Отец Ми­ха­ил был же­нат, но вско­ре по­сле же­нить­бы ов­до­вел. 1 июля 1913 го­да он был на­зна­чен тре­тьим мис­си­о­не­ром Кар­го­поль­ско­го окру­га^[264].
21 ян­ва­ря 1914 го­да он был пе­ре­ве­ден в Воз­не­сен­скую цер­ковь в Тю­ме­ни и на­зна­чен про­ти­во­рас­коль­ни­че­ским мис­си­о­не­ром Тю­мен­ско­го и Ялу­то­ров­ско­го уез­дов^[265]. В 1915 го­ду на празд­ник По­кро­ва Бо­жи­ей Ма­те­ри отец Ми­ха­ил по­се­тил де­рев­ню Ру­са­ков­ку, где в то вре­мя бы­ла сек­та адвен­ти­стов седь­мо­го дня, и весь­ма успеш­но про­вел бе­се­ду с жи­те­ля­ми, от­ме­тив в от­че­те, что «мож­но удер­жать весь на­род и да­же се­мьи... сек­тан­тов, ко­то­рые – бла­го­да­ре­ние Бо­гу – еще дер­жат­ся пра­во­слав­но­го уче­ния... да и сам на­род жаж­дет бе­сед...»^[266].
Ко­ли­че­ство ста­ро­об­ряд­цев в Тю­мен­ском и Ялу­то­ров­ском уез­дах бы­ло в 1915 го­ду око­ло трид­ца­ти трех ты­сяч, из них око­ло трид­ца­ти ты­сяч бес­по­пов­цев при се­ми­де­ся­ти двух на­став­ни­ках, ше­сти­де­ся­ти пя­ти на­чет­чи­ках и ста де­вя­ти мо­лит­вен­ных до­мах; око­ло двух­сот че­ло­век при­над­ле­жа­ло к бе­ло­кри­ниц­кой иерар­хии, осталь­ные – к ста­ро­об­ряд­че­ским тол­кам; кро­ме то­го, име­лось неболь­шое ко­ли­че­ство чле­нов сек­ты стран­ни­ков-бе­гу­нов, утвер­ждав­ших, что ан­ти­христ уже цар­ству­ет на зем­ле, на­до бе­жать в пу­сты­ню и не при­ни­мать пас­пор­тов, как до­ку­мен­тов ан­ти­хри­сто­вых.
С на­зна­че­ни­ем в То­больск пра­вя­щим ар­хи­ере­ем ар­хи­епи­ско­па Вар­на­вы (На­кро­пи­на), по­след­ний стал при­вле­кать от­ца Ми­ха­и­ла к по­езд­кам по То­боль­ской епар­хии в ка­че­стве мис­си­о­не­ра-про­по­вед­ни­ка, а так­же для про­из­не­се­ния про­по­ве­дей при ар­хи­ерей­ских бо­го­слу­же­ни­ях и во вре­мя об­ще­е­пар­хи­аль­ных тор­жеств, та­ких как про­слав­ле­ние свя­ти­те­ля Иоан­на, мит­ро­по­ли­та То­боль­ско­го. За­ня­тый сверх ме­ры в пер­вые ме­ся­цы 1917 го­да, отец Ми­ха­ил не смог по­дать от­чет о сво­ей мис­си­о­нер­ской де­я­тель­но­сти в То­боль­ское Дмит­ри­ев­ское епар­хи­аль­ное брат­ство, о чем впо­след­ствии бы­ло со­об­ще­но епи­ско­пу Гер­мо­ге­ну. Вла­ды­ка осво­бо­дил свя­щен­ни­ка от обя­зан­но­стей при­ход­ско­го пас­ты­ря и пе­ре­вел его слу­жить в Зна­мен­ский со­бор в Тю­ме­ни, с остав­ле­ни­ем за ним обя­зан­но­стей епар­хи­аль­но­го мис­си­о­не­ра, с ко­то­ры­ми он справ­лял­ся на­столь­ко успеш­но, как о том пи­са­ли впо­след­ствии «То­боль­ские епар­хи­аль­ные ве­до­мо­сти», что его бе­се­ды оста­но­ви­ли «в Тю­ме­ни... рас­про­стра­не­ние бап­тиз­ма»^[267].
Од­на­ко, в свя­зи с упре­ком в без­де­я­тель­но­сти, свя­щен­ник был вы­нуж­ден дать объ­яс­не­ния.
«Со­стоя уезд­ным мис­си­о­не­ром Тю­мен­ско-Ялу­то­ров­ско­го окру­га, – пи­сал отец Ми­ха­ил, – от­че­ты за все го­ды мо­ей служ­бы о сво­ей мис­си­о­нер­ской де­я­тель­но­сти мною еже­год­но с ак­ку­рат­ною точ­но­стью пред­став­ля­лись быв­ше­му епар­хи­аль­но­му мис­си­о­не­ру... как непо­сред­ствен­но­му мо­е­му на­чаль­ни­ку. Не знаю, из­вест­ны ли эти от­че­ты Со­ве­ту Брат­ства или нет, знаю толь­ко то, что часть этих от­че­тов вы­держ­ка­ми пе­ча­та­лась в “То­боль­ских епар­хи­аль­ных ве­до­мо­стях”. От­но­си­тель­но от­че­та за первую по­ло­ви­ну се­го го­да, я дол­жен ска­зать сле­ду­ю­щее: в ян­ва­ре и фев­ра­ле ме­ся­це я лич­но три ра­за вы­зы­вал­ся быв­шим То­боль­ским ар­хи­епи­ско­пом Вар­на­вой в го­род То­больск, ко­то­ро­го, как мис­си­о­нер, со­про­вож­дал по епар­хии в То­боль­ский уезд. С на­ча­лом же ре­во­лю­ции вся­кая мис­си­о­нер­ская де­я­тель­ность бы­ла... немыс­ли­ма, огра­ни­чи­ва­ясь лишь про­по­ве­дью сло­ва Бо­жия... Кро­ме то­го, нет ос­но­ва­ния утвер­ждать, что, со­про­вож­дая не раз по епар­хии ар­хи­епи­ско­па Вар­на­ву, в этих по­езд­ках за­клю­ча­лась буд­то бы моя без­де­я­тель­ность. Нет, под­чи­ня­ясь рас­по­ря­же­ни­ям епар­хи­аль­но­го ар­хи­ерея, мною в по­езд­ках, по бла­го­сло­ве­нию ар­хи­пас­ты­ря, за бо­го­слу­же­ни­ем про­из­но­си­лись по­уче­ния мис­си­о­нер­ско­го ха­рак­те­ра, ве­лись ре­ли­ги­оз­но-нрав­ствен­ные бе­се­ды, а так­же зна­ком­ство с рас­ко­лом на ме­стах в бе­се­дах с ду­хо­вен­ством, о чем своевре­мен­но со­об­ща­лось на стра­ни­цах “Епар­хи­аль­ных ве­до­мо­стей”»^[268].
1 ок­тяб­ря 1917 го­да отец Ми­ха­ил по­сту­пил в чис­ло слу­ша­те­лей бо­го­слов­ских клас­сов То­боль­ской Ду­хов­ной се­ми­на­рии. Впо­след­ствии он во­шел в со­став епар­хи­аль­ной ко­мис­сии, вед­шей пе­ре­го­во­ры с боль­ше­ви­ка­ми об осво­бож­де­нии епи­ско­па Гер­мо­ге­на, и стя­жал ве­нец му­че­ни­че­ский, по­ло­жив за дру­ги ду­шу свою.

Му­че­ник Кон­стан­тин ро­дил­ся 11 мая 1874 го­да в го­ро­де Ор­ле в се­мье ка­пи­та­на ар­тил­ле­рии Алек­сандра Ви­кен­ти­е­ви­ча и его су­пру­ги Алек­сан­дры Кон­стан­ти­нов­ны Ми­ня­то­вых. Про­ис­хо­дя из дво­рян Ко­вен­ской гу­бер­нии, Алек­сандр Ви­кен­ти­е­вич был ка­то­ли­ком, а его су­пру­га – пра­во­слав­ной; мла­де­нец был кре­щен в Кре­сто­воз­дви­жен­ской пра­во­слав­ной церк­ви в го­ро­де Ор­ле с име­нем Кон­стан­тин. Алек­сандр Ви­кен­ти­е­вич ско­ро скон­чал­ся, и его су­пру­га вы­шла за­муж за стат­ско­го со­вет­ни­ка Ру­па­со­ва, вла­дель­ца име­ния Глин­ки при стан­ции Жу­ков­ка Ри­го-Ор­лов­ской же­лез­ной до­ро­ги. Се­мья впо­след­ствии пе­ре­еха­ла по ме­сту служ­бы от­чи­ма в Таш­кент, и Кон­стан­тин, на­чав учить­ся в 1883 го­ду в Таш­кент­ской гим­на­зии, из-за пе­ре­ез­да се­мьи окон­чил в 1892 го­ду Ор­лов­скую гим­на­зию и по­сту­пил в Санкт-Пе­тер­бург­ский уни­вер­си­тет, где учил­ся сра­зу на двух фа­куль­те­тах – на есте­ствен­ном от­де­ле­нии физи­ко-ма­те­ма­ти­че­ско­го и на юри­ди­че­ском. Бу­дучи сту­ден­том, Кон­стан­тин же­нил­ся на де­ви­це На­деж­де, до­че­ри свя­щен­ни­ка Пав­ла Ни­ко­ла­е­ви­ча Яго­дов­ско­го, слу­жив­ше­го в церк­ви Ми­ха­и­ла Ар­хан­ге­ла в се­ле Ко­ма­ров­ка Борз­нян­ско­го уез­да Чер­ни­гов­ской гу­бер­нии. В 1893 го­ду Кон­стан­тин был ко­ман­ди­ро­ван Санкт-Пе­тер­бург­ским об­ще­ством есте­ство­ис­пы­та­те­лей на Со­ло­вец­кую био­ло­ги­че­скую стан­цию, то­гда же он по­се­тил с на­уч­ны­ми це­ля­ми Гер­ма­нию, Да­нию, Шве­цию и Нор­ве­гию.
В уни­вер­си­те­те мо­ло­дой че­ло­век увлек­ся на­род­ни­че­ски­ми со­ци­а­ли­сти­че­ски­ми иде­я­ми, по­чти це­ли­ком за­хва­тив­ши­ми то­гда уча­щу­ю­ся мо­ло­дежь; он пи­сал в то вре­мя су­пру­ге: «Счи­тал бы для се­бя выс­шим сча­стьем, ка­кое толь­ко воз­мож­но для че­ло­ве­ка, при­не­сти се­бя в жерт­ву за на­род­ное осво­бож­де­ние»^[269]. Он за­вел зна­ком­ство с ра­бо­чи­ми брян­ско­го за­во­да и ре­мес­лен­ни­ка­ми в Ор­ле. «В сво­их раз­го­во­рах со все­ми эти­ми ре­мес­лен­ни­ка­ми и ра­бо­чи­ми я ста­рал­ся, – го­во­рил он впо­след­ствии на до­про­се, бу­дучи при­вле­чен­ным к от­вет­ствен­но­сти, – осве­щать их об­ще­ствен­ное по­ло­же­ние с точ­ки зре­ния, прин­ци­пи­аль­но враж­деб­ной их хо­зя­е­вам, ука­зы­вал им на ор­га­ни­за­цию в за­пре­щен­ные за­ко­ном вре­мен­ные и по­сто­ян­ные со­ю­зы, как на един­ствен­ное сред­ство к улуч­ше­нию усло­вий су­ще­ство­ва­ния, со­об­щал им о всех до­хо­див­ших до ме­ня све­де­ни­ях о стач­ках, про­те­стах, де­мон­стра­ци­ях и во­об­ще про­яв­ле­ни­ях мас­со­во­го дви­же­ния ра­бо­чих про­тив хо­зя­ев в Рос­сии и Ев­ро­пе и, на­ко­нец, со­би­рал све­де­ния о фак­ти­че­ских усло­ви­ях их тру­да в за­ве­де­ни­ях их хо­зя­ев с це­лью вы­яс­нить впо­след­ствии се­бе и им наи­луч­ший и наи­прак­тич­ней­ший спо­соб ор­га­ни­за­ции и про­те­ста»^[270].
В 1894 го­ду Кон­стан­тин Ми­ня­тов был при­вле­чен к след­ствию по де­лу «Пар­тии на­род­но­го пра­ва», ор­га­ни­зо­ван­ной в 1893 го­ду в Са­ра­то­ве, но уже в 1894 го­ду из-за вме­ша­тель­ства по­ли­ции пре­кра­тив­шей сво­ей су­ще­ство­ва­ние. В 1895 го­ду он был от­чис­лен из Санкт-Пе­тер­бург­ско­го уни­вер­си­те­та «за уча­стие в сту­ден­че­ской аги­та­ции в поль­зу по­да­чи пе­ти­ции на вы­со­чай­шее имя о пе­ре­смот­ре уни­вер­си­тет­ско­го уста­ва 1884 го­да»^[271], но про­дол­жил слу­ша­ние лек­ций с осе­ни 1895 го­да по вес­ну 1896 го­да в Ка­зан­ском уни­вер­си­те­те. В 1895 го­ду по­ли­ция уста­но­ви­ла за ним неглас­ный над­зор. В 1896 го­ду Кон­стан­тин Алек­сан­дро­вич вы­ехал в свое име­ние, где на его сред­ства был при­об­ре­тен ро­та­тор и от­пе­ча­та­ны две бро­шю­ры и воз­зва­ния к мос­ков­ским ра­бо­чим. В но­яб­ре 1897 го­да он вы­ехал в Гер­ма­нию и по­се­лил­ся в Бер­лине, «слу­шая лек­ции и поль­зу­ясь ука­за­ни­я­ми про­фес­со­ров мест­но­го уни­вер­си­те­та, пред­при­ни­мая в ка­ни­ку­ляр­ное вре­мя по­езд­ки в дру­гие го­су­дар­ства За­пад­ной Ев­ро­пы, Бал­кан­ско­го по­лу­ост­ро­ва»^[272]. В ночь на 12 де­каб­ря 1897 го­да по­ли­ция про­из­ве­ла обыск у су­пру­ги Кон­стан­ти­на Алек­сан­дро­ви­ча, На­деж­ды, по де­лу «О мос­ков­ском ра­бо­чем со­ю­зе». У нее бы­ли най­де­ны пись­ма му­жа, из ко­то­рых ста­ло оче­вид­но его увле­че­ние марк­сист­ской ли­те­ра­ту­рой, а так­же и то, что он, «бы­вая в Пе­тер­бур­ге, Ор­ле, Вар­ша­ве и Бер­лине, ис­кал зна­ком­ства с та­мош­ни­ми неле­галь­ны­ми круж­ка­ми и вра­щал­ся сре­ди лиц по­ли­ти­че­ски небла­го­на­деж­ных»^[273] – как пи­са­лось о нем в по­ли­цей­ском от­че­те.
Вы­зван­ная на до­прос, На­деж­да Пав­лов­на ви­нов­ной се­бя не при­зна­ла. По­сле обыс­ка и до­про­са она уеха­ла на ро­ди­ну, по­се­лив­шись в до­ме от­ца свя­щен­ни­ка в Ко­ма­ров­ке, и бы­ла по­став­ле­на под над­зор по­ли­ции.
26 де­каб­ря 1898 го­да На­деж­да Пав­лов­на вы­еха­ла вме­сте с детьми к му­жу в Бер­лин. В 1899 го­ду она бы­ла под­чи­не­на «глас­но­му над­зо­ру по­ли­ции на два го­да с пра­вом про­жи­ва­ния вне сто­лиц, сто­лич­ных гу­бер­ний и уни­вер­си­тет­ских го­ро­дов»^[274]. С это­го вре­ме­ни она бы­ла вме­сте с му­жем объ­яв­ле­на в ро­зыск и как толь­ко 24 мар­та 1900 го­да въе­ха­ла в пре­де­лы Рос­сии, то бы­ла тут же за­дер­жа­на и пре­про­вож­де­на к от­цу свя­щен­ни­ку в се­ло Ко­ма­ров­ку.
Жи­вя за гра­ни­цей, Кон­стан­тин Алек­сан­дро­вич уви­дел, что то за­пад­ное об­ще­ство, ко­то­рое об­ра­зо­ван­ные рус­ские лю­ди счи­та­ли сво­им на­став­ни­ком и до­ро­гим учи­те­лем, по­кло­ня­ясь ему как ку­ми­ру, во­все не бы­ло, как ожи­да­лось ими, столь ра­ди­каль­но-ре­во­лю­ци­он­ным и от­нюдь не пре­сле­до­ва­ло ши­ро­ких пре­об­ра­зо­ва­тель­ных це­лей, как это ви­де­лось сту­ден­че­ской мо­ло­де­жи из уни­вер­си­те­тов Рос­сии. Ока­зав­шись в Гер­ма­нии и вспом­нив свою же­ну и те­стя-свя­щен­ни­ка Пав­ла Яго­дов­ско­го и то, чем жи­вет рус­ский на­род и на­сколь­ко для него важ­но пра­во­сла­вие, Кон­стан­тин Алек­сан­дро­вич как буд­то оч­нул­ся и, при­дя по­доб­но блуд­но­му сы­ну в се­бя, стал ре­гу­ляр­но по­се­щать по­соль­скую цер­ковь в Бер­лине, на­сто­я­те­лем ко­то­рой был то­гда вы­да­ю­щий­ся пас­тырь про­то­и­е­рей Алек­сий Маль­цев. Но путь в Рос­сию, где его жда­ло уго­лов­ное на­ка­за­ние, был за­крыт, и его су­пру­га, На­деж­да Пав­лов­на, уго­во­ри­ла его на­пра­вить пись­мо пра­ви­тель­ству и про­сить о по­ми­ло­ва­нии.
В сен­тяб­ре 1900 го­да Кон­стан­тин Алек­сан­дро­вич на­пра­вил пись­мо то­ва­ри­щу ми­ни­стра внут­рен­них дел кня­зю Свя­то­полк-Мир­ско­му с прось­бой, чтобы «по воз­вра­ще­нии в Рос­сию быть су­ди­мым не ис­клю­чи­тель­но на ос­но­ва­нии лишь уже пе­ре­жи­тых увле­че­ний»^[275]. Эта прось­ба бы­ла под­креп­ле­на хо­да­тай­ства­ми обер-про­ку­ро­ра Свя­тей­ше­го Си­но­да Кон­стан­ти­на По­бе­до­нос­це­ва и на­сто­я­те­ля по­соль­ской церк­ви про­то­и­е­рея Алек­сия Маль­це­ва, что да­ва­ло неко­то­рую на­деж­ду на бла­го­при­ят­ный ис­ход. 22 сен­тяб­ря 1900 го­да при въез­де в Рос­сию Кон­стан­тин Алек­сан­дро­вич был аре­сто­ван и 23-го и 25 сен­тяб­ря до­про­шен.
От­ве­чая на во­про­сы сле­до­ва­те­ля, Кон­стан­тин Алек­сан­дро­вич ска­зал: «Ви­нов­ным се­бя в при­над­леж­но­сти к со­об­ще­ству, име­но­вав­ше­му се­бя “Ра­бо­чим со­ю­зом” и имев­ше­му це­лью воз­буж­дать враж­ду ра­бо­чих к хо­зя­е­вам... я не при­знаю... Мною ни­ко­гда не бы­ло сде­ла­но ни од­ной по­пыт­ки со­здать ка­кую-ли­бо ор­га­ни­за­цию вро­де со­ю­за, ра­бо­чей кас­сы, круж­ка са­мо­об­ра­зо­ва­ния или са­мо­по­мо­щи или хо­тя бы биб­лио­те­ки... ни в од­ном слу­чае я не при­зы­вал ра­бо­чих непо­сред­ствен­но к ка­ким-ли­бо враж­деб­ным про­тив хо­зя­ев или го­су­дар­ства дей­стви­ям... я не со­би­рал сре­ди них и не пе­ре­да­вал им ни­ко­гда ни­ка­ких де­нег для ка­ких бы то ни бы­ло це­лей... ни од­но­го из сво­их зна­комств я ни­ко­гда не пе­ре­да­вал дру­гим ли­цам, так что они ни­ко­гда не утра­чи­ва­ли ха­рак­те­ра со­вер­шен­но лич­ной свя­зи... каж­дое из этих зна­комств про­дол­жа­лось чрез­вы­чай­но ма­ло вре­ме­ни и окан­чи­ва­лось и про­из­воль­но, и так же слу­чай­но, как и на­чи­на­лось... в гла­зах ра­бо­чих я все­гда оста­вал­ся толь­ко са­мим со­бой и ни­ко­гда не на­зы­вал се­бя чле­ном пар­тии, круж­ка или со­ю­за... в об­щем, я бо­лее ин­те­ре­со­вал­ся фак­ти­че­ским бы­том ра­бо­чих, неже­ли стре­мил­ся из­ме­нить его и... все эти опы­ты “про­па­ган­ды”, ес­ли толь­ко мож­но их так на­звать, не име­ли ров­но ни­ка­ких по­след­ствий...
Во всей той про­ти­во­за­кон­ной де­я­тель­но­сти, ко­то­рой я был участ­ни­ком и на­блю­да­те­лем, я не мо­гу при­знать ка­ких-ли­бо при­зна­ков со­об­ще­ства, так как слу­чаи со­труд­ни­че­ства несколь­ких лиц вро­де, на­при­мер, при­об­ре­те­ния ми­мео­гра­фа или ми­мео­гра­фи­ро­ва­ния у ме­ня в име­нии сто­ят со­вер­шен­но оди­но­ко, не на­хо­дят­ся меж­ду со­бой во внут­рен­ней свя­зи и пред­став­ля­ют­ся от­дель­ны­ми и слу­чай­ны­ми по­пыт­ка­ми каж­дый раз вновь и слу­чай­но со­гла­сив­ших­ся меж­ду со­бою лиц»^[276].
Рас­ска­зы­вая на до­про­сах о сво­ей про­шлой де­я­тель­но­сти, Кон­стан­тин Алек­сан­дро­вич не на­звал, од­на­ко, ни од­но­го име­ни сво­их про­шлых то­ва­ри­щей. Сле­до­ва­те­ли оста­лись этим недо­воль­ны, и тот вы­нуж­ден был объ­яс­нять­ся.
«Во всех преды­ду­щих сво­их по­ка­за­ни­ях, – ска­зал он, – я из­бе­гал умыш­лен­но на­зы­вать име­на лиц, при­вле­кав­ших­ся по то­му же де­лу; к это­му вы­нуж­да­ет ме­ня несколь­ко ис­клю­чи­тель­ное по­ло­же­ние, в ко­то­ром я на­хо­жусь как от­но­си­тель­но этих лиц, так и от­но­си­тель­но са­мо­го мо­е­го де­ла. Меж­ду мной и про­ступ­ка­ми, в ко­то­рых я об­ви­ня­юсь, так же как меж­ду мной и все­ми со­об­ви­ня­е­мы­ми, нет бо­лее той нрав­ствен­ной свя­зи, ко­то­рая мог­ла бы быть, ес­ли бы я раз­де­лял по-преж­не­му взгля­ды и оцен­ки, ле­жав­шие в ос­но­ва­нии мо­их ре­во­лю­ци­он­ных опы­тов. Это ис­клю­чи­тель­но внеш­нее, ес­ли мож­но так вы­ра­зить­ся, от­но­ше­ние и к сво­е­му де­лу, и к сво­им быв­шим то­ва­ри­щам обя­зы­ва­ет ме­ня к чрез­вы­чай­ной нрав­ствен­ной ще­пе­тиль­но­сти в от­но­ше­ни­ях к лю­дям, ко­то­рых без­гра­нич­ным до­ве­ри­ем я поль­зо­вал­ся, ко­то­рых от­ча­сти сам на­тал­ки­вал на про­ступ­ки, за ко­то­рые те­перь они бо­лее или ме­нее тя­же­ло рас­пла­чи­ва­ют­ся, и с ко­то­ры­ми раз­лу­ча­ют ме­ня мои на­сто­я­щие, глу­бо­ко из­ме­нив­ши­е­ся воз­зре­ния. С нрав­ствен­ной точ­ки зре­ния по­это­му ма­лей­ший от­те­нок пре­да­тель­ства мог бы в мо­их соб­ствен­ных гла­зах за­пят­нать всю раз­вяз­ку мо­е­го де­ла, в ко­то­рой я хо­тел бы, на­обо­рот, ви­деть ис­крен­ний, чи­стый и без­уко­риз­нен­ный рас­чет с про­шлым. По­это­му я дол­жен пред­по­честь да­же са­мое отя­го­ще­ние сво­ей ви­ны вся­ко­му та­ко­му об­лег­че­нию ее, ко­то­рое мог­ло бы бро­сать ма­лей­шую тень на мои от­но­ше­ния к быв­шим то­ва­ри­щам и нрав­ствен­но уеди­ни­ло бы ме­ня боль­ше, чем са­мая стро­гая ка­ра. При этом сле­ду­ет за­ме­тить, что с прак­ти­че­ской точ­ки зре­ния мое пре­да­тель­ство не име­ло бы для до­зна­ния ров­но ни­ка­кой це­ны, так как мои по­ка­за­ния ка­са­лись бы ис­клю­чи­тель­но уже об­ви­нен­ных лиц и ни­че­го кро­ме ни­чтож­ных ме­ло­чей не мог­ли бы при­ба­вить к их об­ви­ни­тель­но­му ак­ту. На­де­юсь, что эти со­об­ра­же­ния бу­дут при­ня­ты при оцен­ке этих по­ка­за­ний»^[277].
По­сле до­про­сов он был осво­бож­ден и в жан­дарм­ском от­де­ле­нии «ему да­ны бы­ли сло­вес­ные обе­ща­ния, поз­во­ля­ю­щие на­де­ять­ся не толь­ко на бла­го­при­ят­ный при­го­вор, но и на воз­мож­ность кон­чить пре­рван­ное рус­ское уни­вер­си­тет­ское об­ра­зо­ва­ние»^[278].
В ок­тяб­ре 1900 го­да Кон­стан­тин Алек­сан­дро­вич по­дал про­ше­ние ми­ни­стру на­род­но­го про­све­ще­ния с прось­бой раз­ре­шить окон­чить в Рос­сии об­ра­зо­ва­ние и «воз­на­гра­дить гро­мад­ный ущерб, на­не­сен­ный мне и мо­ей се­мье, – пи­сал он, – мо­и­ми соб­ствен­ны­ми увле­че­ни­я­ми, ото­рвав­ши­ми ме­ня от воз­мож­но­сти най­ти по­ме­ще­ние сво­им си­лам и воз­мож­но­стям...»^[279]. Про­ся, чтобы ему бы­ло да­но раз­ре­ше­ние окон­чить уни­вер­си­тет, он пи­сал: «Из про­вин­ци­аль­ных уни­вер­си­те­тов я про­сил бы ука­зать мне по мень­шей ме­ре та­кой, ко­то­рый не ле­жал бы вне чер­ты ис­то­ри­че­ской и на­род­ной Ру­си, как Юрьев­ский, Вар­шав­ский, Одес­ский, Том­ский, и где, кро­ме есте­ствен­но­го и юри­ди­че­ско­го фа­куль­те­тов, я мог бы най­ти воз­мож­ность за­ни­мать­ся рус­ской ис­то­ри­ей, фило­ло­ги­ей, ар­хео­ло­ги­ей, цер­ков­ной ис­то­ри­ей и бо­го­сло­ви­ем... В на­сто­я­щую ми­ну­ту взгляд и на­ме­ре­ния мои мо­гут... вну­шать ме­нее опа­се­ний, чем взгляд де­вя­ти де­ся­тых уча­щей­ся рус­ской мо­ло­де­жи»^[280].
От­ве­та на это пись­мо не по­сле­до­ва­ло, и 24 ян­ва­ря 1901 го­да он от­пра­вил те­ле­грам­му в Де­пар­та­мент по­ли­ции: «Убе­ди­тель­но про­шу обе­щан­но­го уча­стия в прось­бе по­ступ­ле­ния в уни­вер­си­тет, по­дан­ной в ок­тяб­ре. Из­ви­ня­юсь за бес­по­кой­ство, про­шу от­ве­та»^[281]. От­ве­та, од­на­ко, опять не по­сле­до­ва­ло, и 12 фев­ра­ля 1901 го­да он от­пра­вил сле­ду­ю­щую те­ле­грам­му на­чаль­ни­ку Де­пар­та­мен­та по­ли­ции: «Убе­ди­тель­но про­шу раз­ре­шить вер­нуть­ся в Моск­ву, от­ку­да вы­ехал на ко­рот­кое вре­мя с раз­ре­ше­ния жан­дарм­ско­го управ­ле­ния, ку­да не пус­ка­ет мест­ная по­ли­ция, тре­буя раз­ре­ше­ния Де­пар­та­мен­та. Вспо­ми­ная уча­стие, ока­зан­ное осе­нью на при­е­ме, и обе­ща­ние пол­но­го со­дей­ствия по­ступ­ле­нию мо­е­му в уни­вер­си­тет ра­нее окон­ча­ния де­ла, ре­ша­юсь бес­по­ко­ить Ва­ше Пре­вос­хо­ди­тель­ство по­кор­ней­шей прось­бой дать дви­же­ние воз­буж­ден­но­му бо­лее че­ты­рех ме­ся­цев за­про­су обо мне Ми­ни­стер­ству про­све­ще­ния. На­де­юсь, что тя­гост­ная неопре­де­лен­ность и опа­се­ния и бо­язнь утра­тить уни­вер­си­тет един­ствен­но вслед­ствие мед­лен­но­го про­из­вод­ства де­ла из­ви­ня­ют мое об­ра­ще­ние к Вам. Не от­ка­жи­те снис­хо­ди­тель­но при­нять это объ­яс­не­ние и рас­по­ря­дить­ся от­ве­том»^[282]. В тот же день ему бы­ло раз­ре­ше­но вер­нуть­ся в Моск­ву^[283].
Кон­стан­ти­ну Алек­сан­дро­ви­чу раз­ре­ше­но бы­ло окон­чить Юрьев­ский уни­вер­си­тет, и его су­пру­га, На­деж­да Пав­лов­на, про­дол­жав­шая на­хо­дить­ся в то вре­мя под глас­ным над­зо­ром по­ли­ции, ста­ла про­сить вла­сти снять с нее адми­ни­стра­тив­ный над­зор, чтобы пе­ре­ехать к му­жу.
«В дей­стви­тель­но­сти един­ствен­ны­ми про­тив ме­ня ули­ка­ми бы­ли два-три пись­ма ко мне, – пи­са­ла она вла­стям, – из ко­то­рых мож­но бы­ло толь­ко за­клю­чить, что муж мой и его зна­ко­мые не скры­ва­ли от ме­ня сво­их соб­ствен­ных кон­спи­ра­тив­ных на­чи­на­ний и ино­гда про­си­ли о та­ких услу­гах, ис­пол­не­ние ко­то­рых са­мо по се­бе еще ни­сколь­ко не до­ка­зы­ва­ло бы мо­е­го еди­но­мыс­лия с ни­ми. Ес­ли бы про­из­вод­ство до­зна­ния по по­ли­ти­че­ским де­лам от­кры­ва­ло бы боль­ший про­стор для са­мо­за­щи­ты и стре­ми­лось бы уяс­нить се­бе не од­ни “ули­ки”, но хоть от­ча­сти и са­му лич­ность об­ви­ня­е­мо­го, мне бы­ло бы очень нетруд­но по­ка­зать, как ма­ло вя­жет­ся с пред­став­ле­ни­ем о ка­ком-ни­будь уча­стии в кон­спи­ра­тив­ной де­я­тель­но­сти вся моя то­гдаш­няя жизнь в де­ревне, сре­ди бес­чис­лен­ных за­бот о хо­зяй­стве и о де­тях, вда­ли от вся­ких го­род­ских “во­про­сов”, сре­ди про­стых, бо­го­мо­ли­вых и тру­дя­щих­ся лю­дей. То­гда и все, в чем я мог­ла бы быть об­ви­не­на, ока­за­лось бы низ­ве­ден­ным до про­стой тер­пи­мо­сти к... сво­е­му му­жу и ко все­му то­му, в чем ему хо­те­лось то­гда ви­деть свою де­я­тель­ность. Ед­ва ли нуж­но го­во­рить, как близ­ко гра­ни­чит по­доб­ная тер­пи­мость с тем “недо­не­се­ни­ем”, ко­то­рое, в при­ме­не­нии к му­жу, са­мый стро­гий за­кон не вме­ня­ет в пре­ступ­ле­ние. Но как бы то ни бы­ло, при­го­вор по это­му де­лу со­сто­ял­ся, и я от­бы­ла уже по­чти весь срок на­ка­за­ния со­вер­шен­но без­ро­пот­но, так как ни­сколь­ко не хо­те­ла от­де­лять се­бя от той судь­бы, ко­то­рая ожи­да­ла му­жа по воз­вра­ще­нии из-за гра­ни­цы. Муж мой, од­на­ко, в это вре­мя успел ра­ди­каль­но из­ме­нить­ся, а вме­сте с ним из­ме­ни­лась и его судь­ба...
При та­ком су­ще­ствен­ном из­ме­не­нии к луч­ше­му судь­бы мо­е­го му­жа мое соб­ствен­ное по­ло­же­ние адми­ни­стра­тив­но ссыль­ной утра­чи­ва­ет в мо­их гла­зах вся­кий смысл и ста­но­вит­ся оче­вид­ной ненор­маль­но­стью. Я ни­ко­гда не раз­де­ля­ла его преж­них, страст­но од­но­сто­рон­них, ис­кус­ствен­ных и нетер­пи­мых взгля­дов и, на­обо­рот, узнаю свои ве­ро­ва­ния во мно­гом, что со­став­ля­ет ос­но­ву его те­пе­реш­них воз­зре­ний и сим­па­тий. Са­мое пись­мо его к то­ва­ри­щу ми­ни­стра есть столь­ко же де­ло мо­ей со­ве­сти, сколь­ко и его соб­ствен­ной и по­это­му долж­но от­ра­зить­ся не толь­ко на его соб­ствен­ном, но так­же и на мо­ем, вер­нее, на­шем об­щем по­ло­же­нии»^[284]. В 1902 го­ду На­деж­да Пав­лов­на бы­ла «осво­бож­де­на от глас­но­го над­зо­ра по­ли­ции»^[285].
Окон­чив уни­вер­си­тет, Кон­стан­тин Алек­сан­дро­вич по­се­лил­ся в Москве, за­няв долж­ность при­сяж­но­го по­ве­рен­но­го. По­сле пе­ре­жи­тых ис­пы­та­ний и пе­ре­осмыс­ле­ния про­шлой жиз­ни, он стал глу­бо­ко цер­ков­ным че­ло­ве­ком. Его дочь в на­ча­ле Ве­ли­ко­го по­ста 1914 го­да, пе­ре­сы­лая фо­то­гра­фию от­ца бра­ту в Санкт-Пе­тер­бург, пи­са­ла: «По­сы­лаю те­бе порт­рет па­пы, сня­тый на пя­тый день его по­ста. Он до сих пор ни­че­го не ест и не пьет, кро­ме ди­стил­ли­ро­ван­ной во­ды (уже семь дней)... и... страш­но по­ху­дел...»^[286]
Ле­том 1917 го­да, по­сле то­го как в стране вслед за Фев­раль­ской ре­во­лю­ци­ей на­ча­лась раз­ру­ха, Кон­стан­тин Алек­сан­дро­вич пе­ре­ехал вме­сте с се­мьей в Тю­мень. По­сле при­хо­да к вла­сти боль­ше­ви­ков, неко­то­рые из ко­то­рых бы­ли со­рат­ни­ка­ми его по про­шлым за­блуж­де­ни­ям, Гос­подь дал ему воз­мож­ность не толь­ко на сло­вах под­твер­дить ис­тин­ность сво­е­го при­хо­да к ве­ре, но и сви­де­тель­ство­вать о Хри­сте му­че­ни­че­ской кон­чи­ной: он был убит за то, что во­шел в со­став цер­ков­ной де­ле­га­ции для пе­ре­го­во­ров с боль­ше­ви­ка­ми об усло­ви­ях осво­бож­де­ния из за­клю­че­ния ве­ли­ко­го свя­ти­те­ля и хри­сти­ан­ско­го ис­по­вед­ни­ка епи­ско­па То­боль­ско­го и Си­бир­ско­го Гер­мо­ге­на.

Игу­мен Да­мас­кин (Ор­лов­ский)

«Жи­тия но­во­му­че­ни­ков и ис­по­вед­ни­ков Рос­сий­ских ХХ ве­ка. Июнь».
Тверь. 2008. С. 220-353

При­ме­ча­ния

^[a] Бла­жен­ная Па­рас­ке­ва Ди­ве­ев­ская; па­мять 22 сен­тяб­ря/5 ок­тяб­ря
^[b] Свя­щен­но­му­че­ник Се­ра­фим (в ми­ру Лео­нид Ми­хай­ло­вич Чи­ча­гов), впо­след­ствии мит­ро­по­лит; па­мять 28 но­яб­ря/11 де­каб­ря.
^[c] Свя­щен­но­му­че­ник Иоанн (Вос­тор­гов); па­мять 23 ав­гу­ста/5 сен­тяб­ря.
^[d] Име­ет­ся в ви­ду Им­пе­ра­тор, на под­держ­ку ко­то­ро­го епи­скоп Се­ра­фим воз­ла­гал боль­шие на­деж­ды.
^[e] Впо­след­ствии мит­ро­по­лит Са­ра­тов­ский и Воль­ский (1880-1961).
^[f] По-ви­ди­мо­му, име­ет­ся в ви­ду вдов­ству­ю­щая Им­пе­ра­три­ца Ма­рия Фе­до­ров­на.
^[g] Ар­хи­манд­рит Фе­о­фан (Быст­ров) – в то вре­мя рек­тор Санкт-Пе­тер­бург­ской Ду­хов­ной ака­де­мии, впо­след­ствии ар­хи­епи­скоп Пол­тав­ский.
^[h] Ве­ро­ят­но, он на­де­ял­ся, что епи­скоп бу­дет вы­зван для ра­бо­ты в Свя­тей­шем Си­но­де в Санкт-Пе­тер­бург.
^[i] Быст­ров.
^[j] Впо­след­ствии епи­скоп Со­ли­кам­ский, ви­ка­рий Перм­ской епар­хии Фе­о­фан.
^[k] Пре­по­доб­но­му­че­ни­ца Ели­са­ве­та; па­мять 5/18 июля.
^[l] Свя­щен­но­му­че­ник Ар­се­ний (в ми­ру Алек­сандр Ива­но­вич Ма­це­е­вич; 1697-1772), мит­ро­по­лит Ро­стов­ский; па­мять 28 фев­ра­ля/13 мар­та.
^[m] С 1914 го­да – ар­хи­епи­скоп Вла­ди­мир­ский и Суз­даль­ский. «Вес­ной 1917 го­да по по­ста­нов­ле­нию съез­да епар­хи­аль­но­го ду­хо­вен­ства уво­лен от управ­ле­ния Вла­ди­мир­ской епар­хи­ей». // Совре­мен­ни­ки о Пат­ри­ар­хе Ти­хоне. Со­ста­ви­тель и ав­тор ком­мен­та­ри­ев М.Е. Гу­бо­нин. М.: Изд-во ПСТБУ, 2007. Т. 1. С. 637.
В 1917 го­ду он уехал в Ки­ев и был од­ним из ак­тив­ных участ­ни­ков по­пыт­ки со­зда­ния Укра­ин­ской ав­то­ке­фа­лии. В 1918 го­ду он был за­пре­щен в свя­щен­но­слу­же­нии, скон­чал­ся в 1919 го­ду в Но­во­рос­сий­ске, при­не­ся пе­ред этим по­ка­я­ние. Кон­чи­на и по­гре­бе­ние его бы­ли столь жал­кие, недо­стой­ные ар­хи­ерея, что со­вер­шав­ший его по­гре­бе­ние ар­хи­епи­скоп Ев­ло­гий (Ге­ор­ги­ев­ский) за­ме­тил: «По­гре­бе­ние ар­хи­епи­ско­па Алек­сия... по­ка­за­ло мне всю тще­ту че­сто­лю­бия, вла­сто­лю­бия...» // Мит­ро­по­лит Ев­ло­гий (Ге­ор­ги­ев­ский). Путь мо­ей жиз­ни. М., 1994. С. 327.
^[n] Ве­ли­кий князь Ни­ко­лай Ни­ко­ла­е­вич, предо­ста­вив­ший епи­ско­пу Гер­мо­ге­ну транс­порт для пе­ре­ез­да в Моск­ву.
^[o] Ми­нистр Им­пе­ра­тор­ско­го дво­ра.
^[p] Рас­пу­ти­на.
^[q] Мит­ро­по­лит Санкт-Пе­тер­бург­ский Вла­ди­мир (Бо­го­яв­лен­ский).
^[r] И.Л. Го­ре­мы­ки­ну, в то вре­мя быв­ше­му пред­се­да­те­лем Со­ве­та ми­ни­стров.
^[s] Ар­хи­епи­ско­па Вар­на­вы (На­кро­пи­на).
^[t] Име­ет­ся в ви­ду ве­ли­кий князь Ни­ко­лай Ни­ко­ла­е­вич.
^[u] Ар­хи­епи­скоп Фин­лянд­ский Сер­гий (Стра­го­род­ский).
^[v] Ар­хи­епи­скоп Во­ло­год­ский Ни­кон (Рож­де­ствен­ский).
^[w] Име­ет­ся в ви­ду ве­ли­кий князь Ни­ко­лай Ни­ко­ла­е­вич.
^[x] Име­ет­ся в ви­ду ве­ли­кий князь Ни­ко­лай Ни­ко­ла­е­вич.
^[y] Пи­ти­рим, эк­зарх Гру­зии, поз­же Пет­ро­град­ский мит­ро­по­лит. О нем см.: Жи­тия но­во­му­че­ни­ков и ис­по­вед­ни­ков Рос­сий­ских ХХ ве­ка, со­став­лен­ные игу­ме­ном Да­мас­ки­ным (Ор­лов­ским). Июнь. Тверь, 2008. С. 147. Или в элек­трон­ном ви­де: жи­тие свя­щен­но­му­че­ни­ка Ан­д­ро­ни­ка (Ни­коль­ско­го), ар­хи­епи­ско­па Перм­ско­го и Кун­гур­ско­го, с. 51.
^[z] Име­ет­ся в ви­ду ве­ли­кий князь Ни­ко­лай Ни­ко­ла­е­вич.
^[aa] Алек­сандр Ни­ко­ла­е­вич Вол­жин, обер-про­ку­рор Свя­тей­ше­го Си­но­да, сме­нив­ший на этом по­сту А.Д. Са­ма­ри­на.
^[bb] Сер­гий, Фин­лянд­ский ар­хи­епи­скоп.
^[cc] Ан­то­ний, Во­лын­ский ар­хи­епи­скоп.
^[dd] Име­ет­ся в ви­ду мит­ро­по­лит Вла­ди­мир (Бо­го­яв­лен­ский).
^[ee] Име­ет­ся в ви­ду ве­ли­кая кня­ги­ня Ели­за­ве­та Фе­до­ров­на.
^[ff] Про­слав­лен Рус­ской Пра­во­слав­ной Цер­ко­вью в 2000 го­ду; па­мять 30 де­каб­ря/ 12 ян­ва­ря.
^[gg] Ни­ко­лай Пав­ло­вич, с 30 ав­гу­ста 1916 го­да обер-про­ку­рор Свя­тей­ше­го Си­но­да, сме­нив­ший на этом по­сту А.Н. Вол­жи­на.
^[hh] Пал­ла­дий (в ми­ру Па­вел Ива­но­вич Ра­ев), мит­ро­по­лит Санкт-Пе­тер­бург­ский с 1892-го по 1898 год.
^[ii] Вы­ру­бо­ва.
^[jj] Свя­щен­но­му­че­ник Ве­ни­а­мин (в ми­ру Ва­си­лий Пав­ло­вич Ка­зан­ский), впо­след­ствии мит­ро­по­лит Пет­ро­град­ский; па­мять 31 июля/30 ав­гу­ста.
^[kk] Свя­щен­но­му­че­ник Сер­гий (Го­ло­ща­пов); па­мять 7/20 де­каб­ря.
^[ll] Речь идет о пись­ме од­ной бла­го­че­сти­вой жен­щи­ны с прось­бой мо­лить­ся за Им­пе­ра­то­ра за под­пи­сью «Ма­рия», в ко­то­ром был ука­зан и адрес ее. Но пред­ста­ви­те­ли со­вет­ских вла­стей пред­по­чли вы­дать его за «пись­мо от Им­пе­ра­три­цы Ма­рии» и в та­ком ви­де по­ме­сти­ли в га­зе­те «То­боль­ский ра­бо­чий» в уве­рен­но­сти, что ни­кто не бу­дет про­ве­рять. При бег­стве боль­ше­ви­ков из То­боль­ска это пись­мо вме­сте с дру­ги­ми бу­ма­га­ми, изъ­яты­ми у епи­ско­па, ока­за­лось бро­шен­ным за нена­доб­но­стью и бы­ло най­де­но.
^[mm] Про­то­и­е­рей Ни­ко­лай Бо­го­ро­диц­кий, про­то­и­е­рей Еф­рем Долга­нев, свя­щен­ник Ми­ха­ил Ма­ка­ров и К.А. Ми­ня­тов.
^[nn] Свя­щен­но­му­че­ник Ма­ка­рий (в ми­ру Ми­ха­ил Ва­си­лье­вич Гне­ву­шев), епи­скоп Ор­лов­ский; па­мять 22 ав­гу­ста/4 сен­тяб­ря.
^[oo] Ныне Ар­хан­гель­ской об­ла­сти.

^[1] ГАСО. Ф. 1132, оп. 1, д. 222, л. 66.
^[2] РГИА. Ф. 796, оп. 439, д. 285, л. 4, 23 об-30.
^[3] ГАСО. Ф. 1132, оп. 1, д. 104, л. 310.
^[4] Речь идет, по-ви­ди­мо­му, об иеро­мо­на­хе Ти­хоне (Обо­лен­ском), ко­то­рый в кон­це 1891 го­да был на­зна­чен на­сто­я­те­лем Спа­со-Пре­об­ра­жен­ско­го еди­но­вер­че­ско­го мо­на­сты­ря; ак­тив­но и успеш­но за­ни­мал­ся мис­си­о­нер­ской де­я­тель­но­стью; хи­ро­то­ни­сан во епи­ско­па, с 1924 го­да – мит­ро­по­лит Ураль­ский; скон­чал­ся в 1926 го­ду.
^[5] ГАСО. Ф. 1132, оп. 1, д. 104, л. 310 об.
^[6] Там же. Л. 311.
^[7] Там же. Л. 312 об, 312 а.
^[8] Впо­след­ствии мит­ро­по­лит Став­ро­поль­ский Се­ра­фим (в ми­ру Яков Ми­хай­ло­вич Ме­ще­ря­ков), ро­дил­ся в 1860 го­ду. В 1885 го­ду окон­чил Санкт-Пе­тер­бург­скую Ду­хов­ную ака­де­мию, с 1893-го по 1898 год – рек­тор Ти­флис­ской Ду­хов­ной се­ми­на­рии, в то вре­мя, ко­гда иеро­мо­нах Гер­мо­ген был в ней ин­спек­то­ром. С 1911 го­да – ар­хи­епи­скоп Ир­кут­ский и Вер­хо­лен­ский. В 1915 го­ду уво­лен на по­кой с пре­бы­ва­ни­ем в Ни­ко­ло-Ба­ба­ев­ском мо­на­сты­ре Ко­стром­ской епар­хии. В 1919 го­ду был из­бран об­щи­на­ми во епар­хи­аль­но­го ар­хи­ерея Ко­стром­ской епар­хии, на­зна­чен ар­хи­епи­ско­пом Ко­стром­ским и Га­лич­ским. В 1922 го­ду укло­нил­ся в об­нов­лен­че­ский рас­кол. В том же го­ду он был на­зна­чен об­нов­лен­ца­ми мит­ро­по­ли­том Мо­гилев­ским. В 1924 го­ду при­нес по­ка­я­ние пе­ред Пат­ри­ар­хом Ти­хо­ном, при­нят им в цер­ков­ное об­ще­ние в сане ар­хи­епи­ско­па. Объ­яс­няя мо­ти­вы сво­их по­ступ­ков в сво­ей об­шир­ной ре­чи, он, в част­но­сти, ска­зал: «Сде­лал это я, во-пер­вых, в си­лу тя­гост­ных для ме­ня об­сто­я­тельств жиз­ни и по неза­ви­ся­щим от ме­ня при­чи­нам и, во-вто­рых, на­де­я­лись та­ким об­ра­зом спа­сти об­щее по­ло­же­ние Церк­ви...» // Про­то­пре­сви­тер М. Поль­ский. Но­вые му­че­ни­ки Рос­сий­ские. Джор­дан­вилл, 1949. Т. 1. С. 107.
В том же го­ду ар­хи­епи­скоп Се­ра­фим был аре­сто­ван и при­го­во­рен к двум го­дам за­клю­че­ния, ко­то­рое от­бы­вал в Со­ло­вец­ком конц­ла­ге­ре. В 1927 го­ду он был на­зна­чен мит­ро­по­ли­том Сер­ги­ем (Стра­го­род­ским) на Став­ро­поль­скую ка­фед­ру, в 1932 го­ду воз­ве­ден им в сан мит­ро­по­ли­та. 17 ян­ва­ря 1933 го­да мит­ро­по­лит Се­ра­фим был аре­сто­ван. На след­ствии он дал об­шир­ные по­ка­за­ния о под­чи­нен­ном ему ду­хо­вен­стве, о ми­ря­нах, а так­же о со­бра­тьях-ар­хи­ере­ях, на ос­но­ва­нии ко­то­рых те бы­ли аре­сто­ва­ны и при­го­во­ре­ны к раз­лич­ным сро­кам за­клю­че­ния. В том же го­ду мит­ро­по­лит Се­ра­фим был при­го­во­рен к рас­стре­лу и рас­стре­лян.
^[9] РГИА. Ф. 796, оп. 205, д. 744, л. 22.
^[10] Там же. Оп. 439, д. 285, л. 4, 23 об-30.
^[11] Там же. Оп. 205, д. 744, л. 42.
^[12] ГАСО. Ф. 1132, оп. 1, д. 149, л. 1.
^[13] Ар­хи­вы Ти­флис­ской Ду­хов­ной се­ми­на­рии име­ют очень скуд­ные дан­ные, ка­са­ю­щи­е­ся Ста­ли­на, и мож­но пред­по­ло­жить, что, как и мно­гие дру­гие до­ку­мен­ты, ка­са­ю­щи­е­ся ли­де­ров боль­ше­вист­ско­го пра­ви­тель­ства, они бы­ли изъ­яты; но и в немно­гих остав­ших­ся до­ку­мен­тах за­пе­чат­лен об­раз ху­ли­ган­ству­ю­ще­го под­рост­ка, вы­бив­ше­го из рук ин­спек­то­ра се­ми­на­рии, иеро­мо­на­ха Ди­мит­рия (Аба­шид­зе), стоп­ку книг, рас­та­щен­ных за­тем се­ми­на­ри­ста­ми, что рас­смат­ри­ва­лось со­вет­ской ис­то­рио­гра­фи­ей как доб­лест­ный, по­чти ре­во­лю­ци­он­ный по­сту­пок, так как кни­ги бы­ли про­ти­во­ре­ча­ще­го се­ми­нар­ско­му ду­ха.
^[14] «Мо­лит­вен­ный дом во имя свя­ти­те­ля Фе­о­до­сия Чер­ни­гов­ско­го от­крыт по рас­по­ря­же­нию и бла­го­сло­ве­нию... эк­зар­ха Гру­зии Вы­со­ко­прео­свя­щен­ней­ше­го Вла­ди­ми­ра в рай­оне г. Ти­фли­са, за­клю­ча­ю­щем в се­бе Ко­лю­чую, Ар­тил­ле­рий­скую и Мос­ков­скую бал­ки, Хлеб­ную гор­ку, а так­же Гру­зин­ский и Га­ба­ев­ский пе­ре­ул­ки. При­чи­ной к его от­кры­тию по­слу­жил край­ний упа­док ре­ли­ги­оз­но-нрав­ствен­ной жиз­ни пра­во­слав­ных оби­та­те­лей дан­ной мест­но­сти, из ко­то­рых боль­шая часть при­над­ле­жит к бед­но­му ра­бо­че­му лю­ду, ли­шен­но­му в сво­бод­ное от тру­да вре­мя воз­мож­но­сти иметь ка­кие-ли­бо ра­зум­ные раз­вле­че­ния и от­да­ю­ще­му­ся вслед­ствие это­го празд­но­му и гу­би­тель­но­му раз­вра­ту во мно­же­стве на­хо­див­ших­ся здесь ка­ба­ков, пив­ных и тай­ных при­то­нов... До­шло до то­го, что по Ко­лю­чей Бал­ке не бы­ло воз­мож­но­сти (в осо­бен­но­сти для жен­щин) прой­ти да­же днем, в празд­ни­ки же де­ло ста­но­ви­лось еще ху­же, так как непе­чат­ная брань и са­мые гру­бые оскорб­ле­ния угро­жа­ли вся­ко­му, риск­нув­ше­му про­ник­нуть в эту за­бы­тую бал­ку. Невы­но­си­мые усло­вия су­ще­ство­ва­ния по­бу­ди­ли мно­гих до­мо­вла­дель­цев этой несчаст­ной мест­но­сти об­ра­тить­ся в 1896 го­ду в Го­род­скую упра­ву с прось­бой об умень­ше­нии чис­ла ка­ба­ков, огра­ни­че­нии раз­вра­та и улуч­ше­нии са­ни­тар­но­го со­сто­я­ния.
Прось­ба эта в двух пер­вых пунк­тах остав­ле­на бы­ла без по­след­ствий, да и са­ни­тар­ное улуч­ше­ние огра­ни­чи­лось толь­ко по­ста­нов­кой несколь­ких фо­на­рей. Не по­лу­чив с этой сто­ро­ны по­чти ни­ка­ко­го удо­вле­тво­ре­ния, жи­те­ли Ко­лю­чей Бал­ки ре­ши­ли про­сить по­мо­щи у ду­хов­но­го на­чаль­ства. На­сто­я­тель Иоан­но-Бо­го­слов­ской церк­ви свя­щен­ник Ни­кандр По­кров­ский... об­ра­тил­ся с по­дроб­ным до­не­се­ни­ем... к... эк­зар­ху Гру­зии Вы­со­ко­прео­свя­щен­ней­ше­му Вла­ди­ми­ру, где и про­сил для упо­ря­до­че­ния ре­ли­ги­оз­но-нрав­ствен­ной жиз­ни оби­та­те­лей со­еди­нен­ной с Ко­лю­чей Бал­кой мест­но­сти от­крыть мо­лит­вен­ный дом, на что 15 сен­тяб­ря 1896 го­да и по­сле­до­ва­ла ре­зо­лю­ция его Вы­со­ко­прео­свя­щен­ства: “Бог да бла­го­сло­вит доб­рое де­ло”.
Тор­же­ствен­ное от­кры­тие мо­лит­вен­но­го до­ма со­сто­я­лось 8 де­каб­ря 1896 го­да по­сле ли­тур­гии, со­вер­шен­ной в Иоан­но-Бо­го­слов­ской церк­ви от­цом ин­спек­то­ром Ти­флис­ской Ду­хов­ной се­ми­на­рии иеро­мо­на­хом Гер­мо­ге­ном в со­слу­же­нии от­ца Н. По­кров­ско­го. По окон­ча­нии ли­тур­гии из церк­ви на­пра­вил­ся в Ко­лю­чую Бал­ку крест­ный ход, ко­то­рый был со­про­вож­да­ем мас­сой при­хо­жан, со­чув­ствен­но от­но­сив­ших­ся к это­му доб­ро­му де­лу. По при­бы­тии на ме­сто, в дом г-жи Зо­си­берг, предо­ста­вив­шей бес­плат­ное по­ме­ще­ние для устрой­ства мо­лит­вен­но­го до­ма, тор­же­ствен­но был от­слу­жен мо­ле­бен с во­до­освя­ще­ни­ем свя­ти­те­лю Фе­о­до­сию Уг­лиц­ко­му, Чер­ни­гов­ско­му чу­до­твор­цу. Здесь же от­цом Гер­мо­ге­ном про­из­не­се­но бы­ло... сло­во о ду­хов­ной бла­го­тво­ри­тель­но­сти и ду­хов­ном вра­че­ва­нии. Та­ким об­ра­зом, ре­ли­ги­оз­ная и нрав­ствен­ная жизнь бы­ла те­перь воз­жже­на в са­мом мрач­ном угол­ке г. Ти­фли­са, но скром­ное по­ме­ще­ние в две ком­на­ты очень ско­ро ока­за­лось недо­ста­точ­ным для слу­же­ния всем нрав­ствен­ным нуж­дам на­се­ле­ния, и в том же зда­нии по­сте­пен­но, с бла­го­сло­ве­ния Вла­ды­ки-эк­зар­ха бы­ли на­ня­ты еще пять ком­нат, а имен­но: од­на для по­ме­ще­ния цер­ков­ни­ка (он же и пса­лом­щик и обе­ре­га­тель мо­лит­вен­но­го до­ма), дру­гая для бес­плат­ной на­род­ной чи­таль­ни и биб­лио­те­ки, тре­тья для ико­но­пис­ной ма­стер­ской, чет­вер­тая и пя­тая для вре­мен­но­го при­ю­та и при­зре­ния крайне бед­ных и боль­ных. Ко­гда 19 ок­тяб­ря 1897 го­да бы­ло от­кры­то Ти­флис­ское Епар­хи­аль­ное Мис­си­о­нер­ское ду­хов­но-про­све­ти­тель­ное Брат­ство... то все чле­ны-учре­ди­те­ли мо­лит­вен­но­го до­ма, быв­шие вме­сте с тем и учре­ди­те­ля­ми Брат­ства, ста­ли чле­на­ми по­след­не­го, а по­то­му за­ве­до­ва­ние мо­лит­вен­ным до­мом и все­ми его учре­жде­ни­я­ми пе­ре­шло к... Брат­ству. 18 де­каб­ря 1897 го­да жи­те­ли при­ле­га­ю­щей к Ко­лю­чей Бал­ке мест­но­сти об­ра­ти­лись к его Вы­со­ко­прео­свя­щен­ству, Вы­со­ко­прео­свя­щен­ней­ше­му эк­зар­ху Гру­зии Вла­ди­ми­ру с прось­бой о бла­го­сло­ве­нии и раз­ре­ше­нии неко­то­рым чле­нам Брат­ства дей­ство­вать в ка­че­стве по­пе­чи­тель­но­го брат­ско­го круж­ка спе­ци­аль­но в по­мя­ну­той мест­но­сти. Вла­ды­ка бла­го­сло­вил доб­рое на­чи­на­ние, а за­ве­до­ва­ние и ру­ко­вод­ство мо­лит­вен­ным до­мом и круж­ком по­ру­чил от­цу ин­спек­то­ру се­ми­на­рии иеро­мо­на­ху Гер­мо­ге­ну...» // При­бав­ле­ния к Ду­хов­но­му вест­ни­ку Гру­зин­ско­го эк­зар­ха­та. 1899. № 19-20. С. 5-7.
^[15] Ду­хов­ный вест­ник Гру­зин­ско­го эк­зар­ха­та. 1900. № 6. С. 7-10, 17-19.
^[16] При­бав­ле­ния к Ду­хов­но­му вест­ни­ку Гру­зин­ско­го эк­зар­ха­та. 1899. № 10. С. 27.
^[17] РГИА. Ф. 796, оп. 205, д. 705, л. 12 об-14.
^[18] Там же. Л. 10-11.
^[19] Са­ра­тов­ский епар­хи­аль­ный вест­ник. 1911. № 19. С. 6.
Мож­но ска­зать, что епи­скоп Гер­мо­ген всей сво­ей даль­ней­шей жиз­нью вполне ис­пол­нил бла­го­по­же­ла­ния мит­ро­по­ли­та, пред­по­чтя слу­же­ние Бо­же­ствен­ной ис­тине вы­го­дам вре­мен­ным.
^[20] ОР РГБ. Ф. 115, к. 3, д. 45, л. 7.
^[21] Там же. Л. 10-11.
^[22] РГИА. Ф. 796, оп. 205, д. 744, л. 64 об.
^[23] Са­ра­тов­ские епар­хи­аль­ные ве­до­мо­сти. 1904. № 6. С. 370.
^[24] «Немед­лен­но пе­ре­дай­те всем град­ским прич­там, окруж­ным бла­го­чин­ным уез­да для немед­лен­но­го со­об­ще­ния сель­ским прич­там сле­ду­ю­щее мое рас­по­ря­же­ние: на­стой­чи­во пред­ла­гаю уси­лить про­по­ве­до­ва­ние сло­ва Бо­жия, об­ли­че­ние рас­ко­ла, сек­тант­ства, но­во­го сек­тант­ско­го дви­же­ния; со­об­щать мне немед­лен­но [1 сло­во нрзб.] сек­тан­тов-аги­та­то­ров, их со­бра­ни­ях; обиль­но раз­да­вай­те лист­ки ре­ли­ги­оз­но-нрав­ствен­но­го со­дер­жа­ния, осо­бо со­би­рай­те па­со­мых в хра­мах, осте­ре­гай­те от ере­ти­ков-сек­тан­тов уси­лен­ным доб­рым пас­тыр­ским вли­я­ни­ем, на­зи­да­ни­ем, по­уче­ни­ем, при­зы­вай­те всех па­со­мых непре­мен­но при­сту­пить в этот Ве­ли­кий пост и во вся­кое дру­гое вре­мя не один раз, а как мож­но ча­ще к Та­ин­ствам по­ка­я­ния, при­ча­ще­ния, с мо­лит­вен­ным усер­ди­ем, неопу­сти­тель­но по­се­щать храм Бо­жий, пре­кра­тить пьян­ство, се­мей­ные раз­до­ры, дру­гие по­ро­ки, со стра­хом и тре­пе­том, как дра­го­цен­ное со­кро­ви­ще, хра­нить всех сво­их де­тей от вся­ко­го ги­бель­но­го со­блаз­на и увле­че­ний. От­ца на­сто­я­те­ля, весь при­чт при­зы­ваю [к] свя­щен­ней­ше­му дол­гу ис­пол­нять все служ­бы неопу­сти­тель­но, устав­но бла­го­го­вей­но; кли­рос­ное чте­ние, пе­ние по­ста­вить как мож­но луч­ше, [в] ду­хе стро­го цер­ков­ном; пса­лом­щи­ков обя­зы­ваю все­гда но­сить чер­ные под­ряс­ни­ки [с] тем­но­де­лен­ны­ми по­я­са­ми, на­ем­ных чте­цов – непре­мен­но оде­вать та­ко­вые в хра­ме, чи­тать по­сре­ди хра­ма гром­ко, от­чет­ли­во, неспеш­но; бла­го­чин­ни­че­ские со­ве­ты, от­цы бла­го­чин­ные име­ют стро­го на­блю­дать за усерд­ным, точ­ным ис­пол­не­ни­ем рас­по­ря­же­ния, стро­го на­блю­дать за по­ве­де­ни­ем всех чле­нов прич­та, [о] несо­от­вет­ству­ю­щих немед­лен­но со­об­щать мне. При­чты, ста­ро­сты оза­бо­тят­ся вве­де­ни­ем по­сто­ян­ной под­держ­ки чи­сто­ты, опрят­но­сти в хра­ме, ал­та­ре.
Са­ра­тов­ский епи­скоп Гер­мо­ген» // ГАСО. Ф. 1132, оп. 1, д. 91, л. 1.
^[25] ГАСО. Ф. 1132, оп. 1, д. 176, л. 5.
^[26] Там же. Д. 153, л. 2-4.
^[27] Са­ра­тов­ские епар­хи­аль­ные ве­до­мо­сти. 1905. № 18. С. 715.
^[28] Там же. № 10. С. 535.
^[29] Газ. «Брат­ский ли­сток». 1907. 30 ян­ва­ря. № 21. С. 2.
^[30] Мать вла­ды­ки, Вар­ва­ра Ис­и­до­ров­на, скон­ча­лась в 1893 го­ду, и от­цу Еф­ре­му по­сле смер­ти су­пру­ги все ча­ще ста­ли при­хо­дить мыс­ли о при­ня­тии мо­на­ше­ства. 4 июля 1899 го­да он при­е­хал в Санкт-Пе­тер­бург на­ве­стить сво­е­го сы­на Еф­ре­ма. Всю ночь в ка­нун празд­ни­ка пре­по­доб­но­го Сер­гия Ра­до­неж­ско­го отец с сы­ном про­ве­ли в бе­се­де. Па­мять о пре­по­доб­ном Сер­гии, на­став­ни­ке мо­на­хов, на­толк­ну­ла их на мысль о мо­на­ше­стве, и «мы, – пи­сал впо­след­ствии Еф­рем Еф­ре­мо­вич бра­ту, то­гда ар­хи­манд­ри­ту Гер­мо­ге­ну, – об­но­вив­шись, не чув­ствуя уста­ло­сти и за­быв о по­треб­но­сти сна, не пе­ре­ста­ва­ли лю­бо­вать­ся этой мыс­лью. То бы­ла мысль о при­ня­тии па­пою по­стри­га ино­че­ско­го...» // ГАСО. Ф. 1132, оп. 1, д. 222, л. 66.
Впо­след­ствии отец Еф­рем осу­ще­ствил свое на­ме­ре­ние – при­нял мо­на­ше­ский по­стриг с име­нем Ин­но­кен­тий и по­се­лил­ся в Спа­со-Пре­об­ра­жен­ском мо­на­сты­ре в Са­ра­то­ве, где в то вре­мя жил его сын, епи­скоп Гер­мо­ген. В 1904 го­ду отец Ин­но­кен­тий в ка­фед­раль­ном со­бо­ре Са­ра­то­ва был воз­ве­ден в сан ар­хи­манд­ри­та. // Са­ра­тов­ские епар­хи­аль­ные ве­до­мо­сти. 1904. № 11. С. 671.
^[31] Газ. «Брат­ский ли­сток». 1908. 25 сен­тяб­ря. № 117. С. 4.
^[32] РГИА. Ф. 802, оп. 10, 1907 г., д. 91, л. 1.
^[33] «Свя­тей­ше­му Пра­ви­тель­ству­ю­ще­му Си­но­ду
Гер­мо­ге­на, епи­ско­па Са­ра­тов­ско­го и Ца­ри­цын­ско­го
Пред­став­ле­ние
В го­ро­де Са­ра­то­ве с 1864 го­да су­ще­ству­ет Брат­ство Свя­то­го Кре­ста, при ко­ем со­сре­до­то­че­на ор­га­ни­за­ция мис­сии в Са­ра­тов­ской епар­хии; Со­вет Брат­ства под ру­ко­вод­ством епар­хи­аль­но­го ар­хи­ерея ве­да­ет все мис­си­о­нер­ские де­ла, да­ет мис­си­о­не­рам ин­струк­ции, за­бо­тит­ся о ма­те­ри­аль­ном их обес­пе­че­нии, со­дер­жит мис­си­о­нер­скую шко­лу и во­об­ще управ­ля­ет всем де­лом мис­сии, ка­ко­вое де­ло, при­ни­мая во вни­ма­ние, что в Са­ра­тов­ской епар­хии на­хо­дит­ся свы­ше 90 ты­сяч рас­коль­ни­ков и сек­тан­тов, тре­бу­ет гро­мад­ных рас­хо­дов. Меж­ду тем на со­дер­жа­ние мис­сии Брат­ство ни­от­ку­да ни­ка­кой по­мо­щи не по­лу­ча­ет и со­дер­жит­ся на епар­хи­аль­ные сред­ства, за ис­клю­че­ни­ем лишь двух епар­хи­аль­ных мис­си­о­не­ров, ко­то­рые по­лу­ча­ют еже­год­ное жа­ло­ва­нье от Свя­тей­ше­го Си­но­да по 140 руб­лей каж­дый и на разъ­ез­ды по 75 руб­лей каж­дый. Озна­чен­ное со­дер­жа­ние, как со­вер­шен­но недо­ста­точ­ное, по­пол­ня­ет­ся вы­да­чей на­зван­ным мис­си­о­не­рам еще осо­бо­го жа­ло­ва­нья из средств Брат­ства Свя­то­го Кре­ста.
Несмот­ря на это, Са­ра­тов­ское епар­хи­аль­ное на­чаль­ство за все вре­мя 42-лет­не­го су­ще­ство­ва­ния при упо­мя­ну­том Брат­стве мис­сии ни ра­зу не об­ра­ща­лось в Свя­тей­ший Си­нод с прось­бой о по­мо­щи, об­хо­дясь епар­хи­аль­ны­ми сред­ства­ми. Но в на­сто­я­щее вре­мя, к глу­бо­ко­му со­жа­ле­нию, од­них епар­хи­аль­ных средств да­ле­ко не до­ста­точ­но по той при­чине, что с 17 ап­ре­ля 1905 го­да, т.е. со дня да­ро­ва­ния сво­бо­ды ре­ли­ги­оз­ной со­ве­сти, в Са­ра­тов­ской епар­хии от­кры­лась страш­ная аги­та­ция со сто­ро­ны рас­коль­ни­ков, при­ни­мая в неко­то­рых пунк­тах епар­хии крайне опас­ное по­ло­же­ние для пра­во­сла­вия; так, для уси­ле­ния про­па­ган­ды в пра­во­слав­ных при­хо­дах рас­коль­ни­ка­ми при­гла­ше­ны за боль­шие окла­ды жа­ло­ва­нья осо­бые аги­та­то­ры; по све­де­ни­ям мис­сии, в дан­ное вре­мя та­ких аги­та­то­ров в епар­хии свы­ше де­ся­ти че­ло­век, ко­то­рые по­лу­ча­ют боль­шое со­дер­жа­ние от од­ной до двух ты­сяч руб­лей в год и вы­ше. Сре­ди них есть ли­ца, из­вест­ные всей Рос­сии, ка­ков на­при­мер спа­сов­ский на­чет­чик-мис­си­о­нер сле­пец Ан­дрей Ко­но­ва­лов (из Хва­лын­ско­го уез­да).
Для пре­се­че­ния па­губ­но­го для Церк­ви и го­су­дар­ства вре­да, про­ис­те­ка­ю­ще­го от уси­лен­но­го рас­про­стра­не­ния рас­коль­ни­че­ских и сек­тант­ских за­блуж­де­ний, необ­хо­ди­мо немед­лен­но рас­ши­рить де­я­тель­ность пра­во­слав­ной мис­сии, мо­би­ли­зо­вав все на­ши сред­ства и си­лы. Так, ныне – боль­ше чем ко­гда-ли­бо – ощу­ща­ет­ся край­няя необ­хо­ди­мость иметь хо­тя бы двух епар­хи­аль­ных мис­си­о­не­ров – один про­ти­во­рас­коль­ни­че­ский и один про­ти­во­сек­тант­ский – с ака­де­ми­че­ским об­ра­зо­ва­ни­ем, в ру­ках ко­то­рых мож­но бы­ло бы со­сре­до­то­чить ру­ко­вод­ство всем мис­си­о­нер­ским де­лом епар­хии. Од­на­ко, при край­ней огра­ни­чен­но­сти средств, Брат­ство Свя­то­го Кре­ста по­ло­жи­тель­но ли­ше­но воз­мож­но­сти обес­пе­чить до­ста­точ­ным со­дер­жа­ни­ем мис­си­о­не­ров-ака­де­ми­стов. Да­лее, – всю епар­хию пред­по­ло­же­но раз­де­лить на 26 мис­си­о­нер­ских окру­гов, с осо­бым в каж­дом окру­ге мис­си­о­не­ром; во мно­гих окру­гах и ныне име­ют­ся окруж­ные мис­си­о­не­ры, по­лу­ча­ю­щие жа­ло­ва­нья по 100-200-360 руб­лей в год; в каж­дом из сих окру­гов необ­хо­ди­мо иметь про­ти­во­рас­коль­ни­че­скую биб­лио­те­ку со ста­ро­пе­чат­ны­ми кни­га­ми и тво­ре­ни­я­ми свя­тых от­цов и учи­те­лей Церк­ви. Та­кие биб­лио­те­ки за­ве­де­ны на епар­хи­аль­ные сред­ства лишь в неко­то­рых окру­гах, и, кро­ме то­го, неко­то­рые свя­щен­ни­ки име­ют свои, весь­ма цен­ные для борь­бы с рас­ко­лом биб­лио­те­ки. Но все-та­ки на­лич­но­го чис­ла про­ти­во­рас­коль­ни­че­ских биб­лио­тек для епар­хии весь­ма недо­ста­точ­но.
За­тем, – все ча­ще при­хо­дит­ся экс­трен­но по­сы­лать мис­си­о­не­ров в неко­то­рые пунк­ты епар­хии, ку­да при­бы­ва­ют рас­коль­ни­че­ские аги­та­то­ры, – а это так­же тре­бу­ет боль­ших де­нег. На­зре­ла необ­хо­ди­мость ре­ор­га­ни­зо­вать на бо­лее ши­ро­ких на­ча­лах су­ще­ству­ю­щую ныне мис­си­о­нер­скую шко­лу, о чем я на этих же днях вхо­жу с осо­бым пред­став­ле­ни­ем в Свя­тей­ший Си­нод.
Та­кое рас­ши­ре­ние де­я­тель­но­сти мис­сии, вы­зы­ва­е­мое неот­лож­ной и на­сущ­ной необ­хо­ди­мо­стью, тре­буя гро­мад­ных рас­хо­дов, по­ло­жи­тель­но не мо­жет быть по­кры­то од­ни­ми лишь епар­хи­аль­ны­ми сред­ства­ми. В епар­хии уже несколь­ко лет под­ряд недо­род хле­бов, небла­го­при­ят­но вли­я­ю­щий как на пра­виль­ное по­ступ­ле­ние цер­ков­ных сбо­ров, так и во­об­ще на ма­те­ри­аль­ное бла­го­со­сто­я­ние ду­хо­вен­ства; сверх се­го, раз­ные есть ста­ро­сты и по­пе­чи­тель­ства цер­ков­ные: неко­то­рые из них, на­при­мер, не толь­ко не ока­зы­ва­ют под­держ­ки пра­во­сла­вию, а на­про­тив, ста­ра­ют­ся на­сколь­ко мо­гут вре­дить ему.
При та­ких усло­ви­ях сред­ства Брат­ства Свя­то­го Кре­ста на мис­си­о­нер­ское де­ло не толь­ко не уве­ли­чи­ва­ют­ся, но еще со­кра­ща­ют­ся, что мо­жет крайне ги­бель­но от­ра­жать­ся на всем мис­си­о­нер­ском де­ле епар­хии.
Вви­ду из­ло­жен­но­го, при­ем­лю долг бла­го­по­кор­ней­ше хо­да­тай­ство­вать о по­мо­щи, ока­зы­ва­е­мой и дру­гим епар­хи­ям, да­же с мень­шим, чем Са­ра­тов­ская, чис­лом рас­коль­ни­ков, а имен­но – о на­зна­че­нии от Свя­тей­ше­го Си­но­да жа­ло­ва­нья и разъ­езд­ных двум епар­хи­аль­ным мис­си­о­не­рам – по 2.500 руб­лей в год каж­до­му и, сверх се­го, об ас­сиг­но­ва­нии еди­новре­мен­но­го по­со­бия на уси­ле­ние окруж­ных про­ти­во­рас­коль­ни­че­ских биб­лио­тек, хо­тя бы в раз­ме­ре 2.000 руб­лей. В ви­де справ­ки, по­чи­таю дол­гом за­явить вновь, что в те­че­ние мно­гих лет, как су­ще­ству­ет в Са­ра­то­ве Брат­ство Свя­то­го Кре­ста, епар­хия Са­ра­тов­ская не бес­по­ко­и­ла Свя­тей­ший Си­нод хо­да­тай­ства­ми о суб­си­ди­ях.
Ва­ше­го Свя­тей­ше­ства ни­жай­ший по­слуш­ник
Гер­мо­ген, епи­скоп Са­ра­тов­ский и Ца­ри­цын­ский
мар­та 24 дня 1907 го­да» // РГИА. Ф. 802, оп. 10, 1907 г., д. 91, л. 7-8.

«Свя­тей­ше­му Пра­ви­тель­ству­ю­ще­му Си­но­ду
Гер­мо­ге­на, епи­ско­па Са­ра­тов­ско­го и Ца­ри­цын­ско­го
Пред­став­ле­ние
В на­сто­я­щей жиз­ни вве­рен­ной мне Са­ра­тов­ской паст­вы есть нуж­да, о ко­то­рой нель­зя мол­чать, ска­жу бо­лее то­го: бы­ло бы пре­ступ­но мол­чать о ней; нуж­да эта – мис­си­о­нер­ская. По­сле за­ко­но­да­тель­ных ме­ро­при­я­тий 17 ап­ре­ля 1905 го­да и 17 ок­тяб­ря 1906 го­да рас­кол и сек­тант­ство вы­со­ко под­ня­ли го­ло­ву, ши­ро­ко раз­ви­вая свою про­па­ган­ду. Се­вер­ная часть гу­бер­нии под­вер­га­ет­ся про­па­га­тор­ско­му на­тис­ку рас­ко­ла, юг – сек­тант­ства. Сек­тант­ству и его про­па­ган­де мно­го по­мо­га­ет при­сут­ствие в Са­ра­тов­ской гу­бер­нии мно­го­чис­лен­ных немец­ких ко­ло­ний, ши­ро­ко рас­ки­нув­ших­ся на юге гу­бер­нии, пре­иму­ще­ствен­но в Ка­мы­шин­ском уез­де. Их быт, внеш­няя куль­ту­ра, пре­крас­ное эко­но­ми­че­ское раз­ви­тие по срав­не­нию с убо­ги­ми рус­ски­ми се­ле­ни­я­ми да­ют им мно­го лиш­них пре­иму­ществ в их ре­ли­ги­оз­ной и об­ще­ствен­но-по­ли­ти­че­ской про­па­ган­де. Вра­же­ские ста­ны про­тив Пра­во­слав­ной Церк­ви креп­ки и силь­ны, для про­па­ган­ды они вы­дви­га­ют це­лые ра­ти сво­их ма­те­ри­аль­но весь­ма обес­пе­чен­ных мис­си­о­не­ров. Чтобы про­ти­во­стать им, един­ствен­ное сред­ство – уси­лить мис­сию. В пред­став­ле­нии от 24 мар­та 1907 го­да... я и хо­да­тай­ствую пред Свя­тей­шим Си­но­дом об уве­ли­че­нии лич­но­го со­ста­ва мис­сии. Но счи­таю, что по тя­же­лым об­сто­я­тель­ствам ны­неш­не­го вре­ме­ни это­го ма­ло.
Есть фак­ты и об­сто­я­тель­ства, ко­то­рые за­став­ля­ют тре­во­жить­ся за бу­ду­щее, ко­то­рые гро­зят мас­со­вы­ми от­па­де­ни­я­ми от Церк­ви. Недав­но та­кие мас­со­вые от­па­де­ния ед­ва не со­вер­ши­лись в де­рев­нях Боб­ров­ке Ка­мы­шин­ско­го уез­да и Кня­зев­ке Са­ра­тов­ско­го уез­да. В пер­вой до 30 че­ло­век из пра­во­сла­вия пе­ре­шли в рас­кол. Ав­стрий­ский поп при­вез с со­бою не од­ну, а две кре­стиль­ни и уже го­тов был всю боль­шую де­рев­ню – на­по­ло­ви­ну пра­во­слав­ную, на­по­ло­ви­ну бес­по­пов­щин­скую – со­влечь в ав­стрий­щи­ну. Во­вре­мя бы­ла – бла­го­да­ре­ние Бо­гу – усмот­ре­на опас­ность, при­ня­ты ме­ры, и со­вра­ще­ние пре­кра­ти­лось. Поп увез на­зад в Са­ра­тов свои кре­стиль­ни и на при­гла­ше­ние ехать в Боб­ров­ку от­ве­тил, что (по­сле мис­си­о­нер­ских бе­сед и пр.) ему там де­лать нече­го. В де­ревне Кня­зев­ке все жи­те­ли под дей­стви­ем нем­цев го­то­вы бы­ли пе­рей­ти в штун­ду. Сла­ва Бо­гу, во­вре­мя удер­жа­ли и их. Но... бо­юсь, что бу­ду де­лать, ко­гда по­доб­ные слу­чаи уча­стят­ся. А, без­услов­но, слу­чаи ука­зан­ные – лишь на­ча­ло на­шим бо­лез­ням и скор­бям. Бо­юсь, что в бу­ду­щем у ме­ня не хва­тит лю­дей для борь­бы с вра­га­ми пра­во­сла­вия: жат­ва мно­га и рас­тет, а де­я­те­лей ма­ло, и они убы­ва­ют.
За­ме­ча­ет­ся и сле­ду­ю­щее тя­же­лое яв­ле­ние. За от­сут­стви­ем до­стой­но­го чис­ла кан­ди­да­тов свя­щен­ства неко­то­рые при­хо­ды оста­ют­ся дол­гое вре­мя без бла­го­твор­но­го пас­тыр­ско­го вли­я­ния. Та­кое по­ло­же­ние ве­щей крайне неже­ла­тель­но, осо­бен­но в на­сто­я­щее тя­же­лое и тре­вож­ное вре­мя, ко­гда в каж­дом при­хо­де так необ­хо­дим свя­щен­ник – за­щит­ник сво­ей паст­вы от без­удерж­но на­хлы­нув­ших в се­ла и де­рев­ни Са­ра­тов­ской гу­бер­нии все­воз­мож­ных аги­та­то­ров – вра­гов Церк­ви, за­кон­но­сти и по­ряд­ка. Вви­ду ска­зан­но­го, дол­гом ар­хи­пас­тыр­ским по­чи­таю ука­зать на край­нюю нуж­ду в вос­пи­та­нии мис­си­о­не­ров. Нуж­да эта со­зна­ва­лась и рань­ше, хо­тя и не бы­ла столь острой. Как вид­но из при­ла­га­е­мых при сем, утвер­жден­ных Свя­тей­шим Пра­ви­тель­ству­ю­щим Си­но­дом пра­вил, в го­ро­де Са­ра­то­ве при епар­хи­аль­ном Брат­стве Свя­то­го Кре­ста су­ще­ству­ет с 1890 го­да осо­бая мис­си­о­нер­ская шко­ла. Шко­ла эта да­ла мис­сии нема­ло доб­рых де­я­те­лей, тру­дя­щих­ся ныне на долж­но­стях учи­те­лей и пса­лом­щи­ков; есть из них нема­ло лиц в сане диа­ко­на и да­же свя­щен­ни­ка. Но по тя­же­лым об­сто­я­тель­ствам вре­ме­ни этой шко­лы уже недо­ста­точ­но, необ­хо­ди­мо ее рас­ши­рить и улуч­шить как в ко­ли­че­ствен­ном, так пре­иму­ще­ствен­но в ка­че­ствен­ном от­но­ше­нии. Та­кой вполне своевре­мен­ной ме­рой яви­лось бы от­кры­тие в го­ро­де Са­ра­то­ве осо­бой мис­си­о­нер­ской цер­ков­но-учи­тель­ской шко­лы с трех­го­дич­ным кур­сом.
Шко­лу я пред­по­ла­гаю от­крыть при мис­си­о­нер­ской Се­ра­фи­мов­ской церк­ви епар­хи­аль­но­го Брат­ства Свя­то­го Кре­ста. За­ве­ду­ю­щий шко­лой и два ее учи­те­ля долж­ны быть ли­ца­ми с выс­шим ака­де­ми­че­ским об­ра­зо­ва­ни­ем и в свя­щен­ни­че­ском сане. Они по­сед­мич­но со­вер­ша­ют в Се­ра­фи­мов­ской церк­ви все цер­ков­ные служ­бы, при­чем вос­пи­тан­ни­ки шко­лы це­лым клас­сом по­сед­мич­но ис­пол­ня­ют обя­зан­но­сти чте­цов и пев­цов. В церк­ви же ве­дут­ся всем со­ста­вом вос­пи­тан­ни­ков, под ру­ко­вод­ством смот­ри­те­ля и учи­те­лей, вне­бо­го­слу­жеб­ные чте­ния, бе­се­ды и про­по­ве­ди, в со­вер­ше­нии тор­же­ствен­ных ве­че­рен и мо­леб­нов и мас­со­вым об­ще­на­зи­да­тель­ным пе­ни­ем. Под ру­ко­вод­ством учи­те­ля ис­то­рии рас­ко­ла уче­ни­ки шко­лы участ­ву­ют в ве­де­нии мис­си­о­нер­ских бе­сед с рас­коль­ни­ка­ми, ка­ко­вые бе­се­ды обыч­но в на­сто­я­щее вре­мя ве­дут­ся Ве­ли­ким по­стом в брат­ском Ки­но­вий­ском за­ле. Долж­но быть так­же об­ра­ще­но осо­бое вни­ма­ние на пре­по­да­ва­ние цер­ков­но­го пе­ния и ди­дак­ти­ки, в свя­зи с при­мер­ны­ми уро­ка­ми в об­раз­цо­вой шко­ле, так как уче­ни­ки шко­лы в бу­ду­щем явят­ся преж­де все­го уча­щи­ми в цер­ков­ных шко­лах Са­ра­тов­ской епар­хии. Строй жиз­ни бо­го­слов­ской шко­лы дол­жен быть стро­го цер­ков­ным, в ду­хе и си­ле пра­во­сла­вия...
Пред­став­ляя вы­ше­из­ло­жен­ное на бла­го­воз­зре­ние Свя­тей­ше­го Си­но­да, долг имею по­чти­тель­ней­ше хо­да­тай­ство­вать об от­пус­ке 30. 824 руб­лей 38 ко­пе­ек на по­строй­ку зда­ния для бо­го­слов­ской шко­лы и об ас­сиг­но­ва­нии еже­год­но­го кре­ди­та на со­дер­жа­ние сей шко­лы в том раз­ме­ре, ка­кой при­нят для цер­ков­но-учи­тель­ских школ во­об­ще. Осме­люсь по­вто­рить, что край­няя цер­ков­но-про­све­ти­тель­ная нуж­да за­став­ля­ет ме­ня об­ра­щать­ся с озна­чен­ным хо­да­тай­ством в Свя­тей­ший Си­нод и что неудо­вле­тво­ре­ние этой нуж­ды во­вре­мя гро­зит се­рьез­ны­ми и тя­же­лы­ми по­след­стви­я­ми для Пра­во­слав­ной Церк­ви Са­ра­тов­ско­го мно­го­пле­мен­но­го и мно­го­языч­но­го края как в ре­ли­ги­оз­но-про­све­ти­тель­ном от­но­ше­нии, так и в от­но­ше­нии ре­ли­ги­оз­но-цер­ков­ном об­ра­зо­ва­нии де­тей на­ро­да: силь­но умень­ша­ет­ся чис­ло до­ста­точ­но вос­пи­тан­ных и школь­но под­го­тов­лен­ных, тем бо­лее со­от­вет­ствен­но на­стро­ен­ных кан­ди­да­тов – учи­те­лей цер­ков­но-при­ход­ских школ. В мис­си­о­нер­ском от­но­ше­нии эта шко­ла мо­жет быть ве­ли­ким под­спо­рьем в том от­но­ше­нии, что учи­тель-мис­си­о­нер в ме­стах, за­ра­жен­ных рас­ко­лом и сек­тант­ством, мо­жет ока­зы­вать бла­го­твор­ное ре­ли­ги­оз­но-про­све­ти­тель­ное вли­я­ние как на ро­ди­те­лей, так и на де­тей. Неко­то­рым учи­те­лям-мис­си­о­не­рам мож­но да­вать вме­сте с тем и долж­но­сти пса­лом­щи­ков; неко­то­рых учи­те­лей мож­но да­же, по ис­те­че­нии мно­гих лет служ­бы, в ви­де на­гра­ды воз­во­дить в сан диа­ко­на. Сми­рен­ней­ше мо­лю Свя­тей­ший Си­нод не оста­вить мо­ей прось­бы без бла­го­во­ли­тель­но­го вни­ма­ния.
Ва­ше­го Свя­тей­ше­ства
ни­жай­ший по­слуш­ник
Гер­мо­ген, епи­скоп Са­ра­тов­ский и Ца­ри­цын­ский» // РГИА. Ф. 802, оп. 10, 1907 г., д. 91, л. 2-3, 6.
^[34] РГИА. Ф. 802, оп. 10, 1907 г., д. 91, л. 29.
^[35] «СПАСЕНИЕ РОССИИ И РУССКОГО НАРОДА В ПРАВОСЛАВНЫХ БРАТСТВАХ ЧРЕЗ ВЕРУ И ЦЕРКОВЬ
При­знаю бла­говре­мен­ным со­об­щить име­ю­ще­му со­брать­ся в Москве 26 се­го ап­ре­ля съез­ду “Объ­еди­нен­но­го рус­ско­го на­ро­да” те идеи и пред­по­ло­же­ния, ко­то­рые счи­таю необ­хо­ди­мым по­силь­но осу­ществ­лять, преж­де все­го там, где я имею долг пре­бы­вать и слу­жить, в це­лях за­щи­ты и охра­ны Все­рос­сий­ской Пра­во­слав­ной Церк­ви, а за­тем уже и цар­ско­го са­мо­дер­жа­вия и пре­иму­ществ пра­во­слав­ной рус­ской на­род­но­сти. Сло­вом, мне хо­те­лось бы вы­яс­нить пред съез­дом, что то де­ло спа­се­ния Рос­сии, ко­то­рым так ис­крен­но за­нят “Со­юз объ­еди­нен­но­го рус­ско­го на­ро­да”, по мо­е­му глу­бо­ко­му убеж­де­нию, мо­жет быть осу­ществ­ле­но в над­ле­жа­щей свой си­ле и по­ло­жи­тель­ных ре­зуль­та­тах лишь в том слу­чае, ко­гда оно бу­дет ис­хо­дить непо­сред­ствен­но из недр и ду­ха са­мой Церк­ви Пра­во­слав­ной, ею бу­дет ру­ко­во­ди­мо по пу­ти сво­е­го осу­ществ­ле­ния, ею же бу­дет и про­ве­ря­е­мо по сте­пе­ни со­от­но­ше­ния его с иде­а­ла­ми Церк­ви Пра­во­слав­ной как та­ко­вой.
Та­кой имен­но пат­ри­о­ти­че­ской ини­ци­а­ти­вы, пат­ри­о­ти­че­ско­го во­оду­шев­ле­ния и рев­но­сти о спа­се­нии Рос­сии толь­ко чрез Все­рос­сий­скую Пра­во­слав­ную Цер­ковь я дер­жал­ся и дер­жусь в на­сто­я­щее вре­мя и имею непре­клон­ную ре­ши­мость дер­жать­ся до по­след­ней ми­ну­ты мо­ей жиз­ни. Меж­ду тем при встре­че мо­ей и со­при­кос­но­ве­нии с прак­ти­че­ским про­яв­ле­ни­ем де­я­тель­но­сти Са­ра­тов­ско­го “Со­ю­за рус­ско­го на­ро­да”, а так­же дру­гих мест­ных от­де­лов и да­же от­де­ла цен­траль­но­го, за­ме­че­но мною в этой де­я­тель­но­сти ис­клю­чи­тель­ное пре­об­ла­да­ние од­но­го лишь пат­ри­о­тиз­ма как та­ко­во­го, без жи­во­го и де­я­тель­но­го от­но­ше­ния к ду­ху и пра­ви­лам Пра­во­слав­ной Все­рос­сий­ской Церк­ви в ис­крен­нем до­ве­рии им и по­слу­ша­нии. Та­кой пат­ри­о­тизм яв­ля­ет все свой­ства сво­ей пар­тий­ной ис­клю­чи­тель­но­сти, вре­мен­но­го во­оду­шев­ле­ния и спло­че­ния ра­ди те­ку­щих прак­ти­че­ских нужд и за­дач; прак­ти­че­ская тре­бо­ва­тель­ность и ис­клю­чи­тель­ность пат­ри­о­тиз­ма пар­тий­но­го мо­жет про­яв­лять­ся и пе­ре­хо­дить в дес­по­тизм и да­же ти­ра­нию.
С та­ким чи­сто прак­ти­че­ским на­прав­ле­ни­ем пат­ри­о­ти­че­ских стрем­ле­ний, име­ю­щим вре­мен­ный пре­хо­дя­щий ха­рак­тер, – нель­зя при­ми­рить­ся пра­во­слав­но­му пас­ты­рю Церк­ви – глу­бо­ко и ис­крен­но ве­ру­ю­ще­му, что толь­ко через ве­ру и Цер­ковь Пра­во­слав­ную мож­но со­хра­нить и за­щи­тить Рос­сию от злоб­ных де­мо­ни­че­ских про­ис­ков вра­гов Свя­той Церк­ви и пра­во­слав­ной От­чиз­ны. Толь­ко через Цер­ковь мож­но вли­вать по­сто­ян­ную жи­вую струю, под­дер­жи­вать в на­ро­де рус­ском, ис­ко­ни пре­дан­ном ей, дух ве­ры и тем са­мым вос­пи­ты­вать его в иде­а­лах веч­но­го спа­се­ния. Меж­ду тем в про­грам­ме “Со­ю­за рус­ско­го на­ро­да” эти, ка­за­лось бы, оче­вид­ные по­ло­же­ния, так ска­зать, обой­де­ны; со­юз не де­ла­ет да­же раз­ли­чия меж­ду ис­точ­ни­ком жиз­ни рус­ско­го на­ро­да – его ве­рой пра­во­слав­ной – и рас­ко­лом, как бы от­но­сясь к во­про­сам ве­ры без­раз­лич­но, по­верх­ност­но. Неуди­ви­тель­но, что чрез это мно­гие пас­ты­ри и ар­хи­пас­ты­ри при всем со­чув­ствии к “Со­ю­зу рус­ско­го на­ро­да” не мо­гут, к глу­бо­ко­му со­жа­ле­нию, все­це­ло при­мы­кать к нему, несмот­ря да­же на то, что “Со­юз рус­ско­го на­ро­да” в дан­ное вре­мя яв­ля­ет­ся са­мой близ­кой к Церк­ви пар­ти­ей и по­то­му са­мой же­лан­ной для нее. Но имен­но толь­ко близ­кой. Как бы хо­те­лось, чтобы она, эта чи­сто рус­ская пар­тия, все­це­ло во­шла в огра­ду Церк­ви, по­ста­вив на зна­ме­ни сво­ем – пре­вы­ше дру­гих ло­зун­гов сво­их – ве­ру пра­во­слав­ную, ко­то­рою уже вто­рое ты­ся­че­ле­тие жи­вет и пи­та­ет­ся рус­ский на­род.
Ука­жу здесь та­кой при­мер в под­твер­жде­ние мо­ей мыс­ли, что без ру­ко­во­ди­тель­ства Церк­ви Пра­во­слав­ной идеи “Со­ю­за рус­ско­го на­ро­да”, несмот­ря на всю их внеш­нюю при­вле­ка­тель­ность, не мо­гут проч­но при­вить­ся в сре­де на­ро­да и по­то­му не мо­гут осу­ществ­лять­ся в же­ла­тель­ном на­прав­ле­нии.
Еще за­дол­го до пре­сло­ву­то­го “осво­бо­ди­тель­но­го дви­же­ния” 1905-1906 го­дов у нас, в Са­ра­то­ве, под по­кро­вом Церк­ви Пра­во­слав­ной со­сто­я­лись пат­ри­о­ти­че­ские со­бра­ния рус­ских лю­дей; со­бра­ния эти, раз­рас­та­ясь, при­вле­ка­ли к се­бе все боль­шие и боль­шие сим­па­тии на­се­ле­ния, несмот­ря на все коз­ни вра­гов Церк­ви Пра­во­слав­ной; яви­лась да­же воз­мож­ность и необ­хо­ди­мость из­да­вать ор­ган “Брат­ский ли­сток” в 1904 го­ду.
Эти “со­бра­ния” и об­щее ре­ли­ги­оз­но-пат­ри­о­ти­че­ское во­оду­шев­ле­ние яви­лись, так ска­зать, ма­те­рью мест­но­го от­де­ла “Со­ю­за рус­ско­го на­ро­да”, воз­ник­ше­го и сфор­ми­ро­вав­ше­го­ся в скорб­ные и тя­же­лые дни де­ле­ния Рос­сии на все­воз­мож­ные “пар­тии” и “со­ю­зы”. Под дав­ле­ни­ем вре­ме­ни Са­ра­тов­ский от­дел “Со­ю­за рус­ско­го на­ро­да” оста­вил един­ствен­ный на­деж­ный, уже про­то­рен­ный путь и кру­то свер­нул в сто­ро­ну по­ли­ти­кан­ства, по­ста­вив его ед­ва ли не глав­ной за­да­чей сво­ей де­я­тель­но­сти. Во гла­ве от­де­ла вста­ли свет­ские ли­ца, ино­гда со­вер­шен­но неве­же­ствен­ные, по­шли “пар­тий­ные” рас­при и т.п. – и с тех пор, как ви­ди­мый ре­зуль­тат та­кой пе­ре­ме­ны, не раз воз­ни­ка­ли се­рьез­ные опа­се­ния да­же за це­лость су­ще­ство­ва­ния са­мо­го от­де­ла, ка­ко­вых опа­се­ний не бы­ло и не мог­ло быть в то вре­мя, ко­гда на­зван­ный от­дел, под ви­дом пат­ри­о­ти­че­ских со­бра­ний, во­оду­шев­лял­ся чи­сто цер­ков­ны­ми иде­а­ла­ми. Мно­го вер­ных сы­нов От­чиз­ны со скор­бью уда­ля­ли се­бя из со­ю­за, и преж­де все­го мно­гие пас­ты­ри – при­зван­ные учи­те­ля и ру­ко­во­ди­те­ли со­ве­сти на­род­ной. Я неод­но­крат­но ука­зы­вал и разъ­яс­нял глав­ную при­чи­ну, по­че­му пас­ты­ри не мо­гут со­чув­ство­вать но­во­му те­че­нию – и да­же пре­ду­ка­зы­вал воз­мож­ные по­след­ствия се­го те­че­ния, но все мои ука­за­ния, непра­виль­но по­ни­ма­е­мые и тен­ден­ци­оз­но ис­тол­ко­вы­ва­е­мые, вы­зы­ва­ли лишь про­тив ме­ня на­ре­ка­ния, упре­ки, да­же в пе­чат­ных ор­га­нах “Со­ю­за рус­ско­го на­ро­да”, на­при­мер в “Ве­че”: в этой га­зе­те не так дав­но по­яви­лась ста­тья “Об­ли­чи­тель­ный плач”, ав­тор ко­то­рой, по­доб­но “бу­доч­ни­ку” – по­ли­цей­ско­му, спро­сил у ме­ня “пас­порт” – о мо­ей при­над­леж­но­сти к той или иной пар­тии. И это по­сле то­го, как к де­я­тель­но­сти мо­ей бла­го­же­ла­тель­но от­нес­лись три все­рос­сий­ских съез­да “Со­ю­за рус­ско­го на­ро­да”!
Ос­но­ва­ни­ем для кор­ре­спон­ден­та к та­ко­му уди­ви­тель­но­му до­про­су по­слу­жи­ло то, что он, как уве­ря­ет, буд­то бы со­блаз­нил­ся од­ним на­шим вы­ра­же­ни­ем, упо­треб­лен­ным в ре­чи к пред­ста­ви­те­лям Са­ра­тов­ско­го от­де­ла “Со­ю­за рус­ско­го на­ро­да” и по это­му по­во­ду в са­мом на­ча­ле сво­е­го “пла­ча”, под­тру­нив­ши над Са­ра­тов­ским ар­хи­ере­ем по обы­чаю га­зет­ных пи­са­те­лей, со­ста­вил це­лую га­зет­ную ста­тью; по­че­му по­на­до­би­лась по­доб­ная ста­тья и по­че­му ав­тор ис­поль­зо­вал для со­став­ле­ния ста­тьи ука­зан­ный ни­чтож­ный по­вод и раз­дул его, ни­чуть не по­няв­ши вы­ра­же­ния, – труд­но по­нять. Ес­ли Мос­ков­ский от­дел “Со­ю­за рус­ско­го на­ро­да” это­го не по­ру­чал ав­то­ру об­ли­че­ния и об этом не ве­дал, то мож­но ду­мать, что га­зе­та “Ве­че”, ста­ра­лась по­ка­зать се­бя ка­ким-то ин­спек­тор­ским офи­ци­аль­ным ор­га­ном “ве­дом­ства” всех в Рос­сии от­де­лов “Со­ю­за рус­ско­го на­ро­да”; по ее мне­нию, при­шло-де вре­мя стег­нуть Са­ра­тов­ско­го епи­ско­па, и “бу­доч­ник” стег­нул, и да­же под­тру­нил над епи­ско­пом, несмот­ря на то, что по­след­ний был при ис­пол­не­нии сво­их свя­щен­ных пас­тыр­ских обя­зан­но­стей на­зи­да­ния паст­вы, – пусть-де не за­бы­ва­ет, что над ним есть “око на­чаль­ни­че­ское”. Бед­ные рус­ские лю­ди! Уж так впи­та­лась у них в плоть и кровь ат­мо­сфе­ра и дух по­ли­цей­ских управ­ле­ний, что они ни­как не мо­гут до­пу­стить, чтобы кто-ли­бо без по­ли­цей­ско­го “бу­доч­ни­ка” мог со­хра­нить сам со­бой свой над­ле­жа­щий под­лин­ный “вид”...
Но я с ре­ши­тель­ней­шим и пол­ней­шим упрям­ством по­вто­рю здесь и го­тов по­вто­рять бес­чис­лен­ное мно­же­ство раз по­всю­ду то же са­мое вы­ра­же­ние, за ко­то­рое “наш бу­доч­ник” счел нуж­ным ме­ня “по­стра­щать”. В са­ра­тов­ской га­зе­те “Вол­га” вы­ра­же­ние на­шей ре­чи несколь­ко пе­ре­да­но в со­кра­щен­ном ви­де, но ос­нов­ной смысл ука­зан со­вер­шен­но вер­но. Я по­вто­ряю это вы­ра­же­ние так, как оно бы­ло ска­за­но в са­мой жи­вой бе­се­де с на­ро­дом. Вот это вы­ра­же­ние: “Я слу­жил и слу­жу по­ныне Са­ра­тов­ской пра­во­слав­ной пастве, и в част­но­сти – чле­нам Са­ра­тов­ско­го от­де­ла “Со­ю­за рус­ско­го на­ро­да”, от­нюдь не в ка­че­стве ка­ко­го-ли­бо учре­ди­те­ля “пар­тии” (что уси­лен­но ста­ра­лись и ста­ра­ют­ся при­пи­сать мне ле­вые пар­тии и крас­ные га­зе­ты, в осо­бен­но­сти са­ра­тов­ские), а ис­клю­чи­тель­но как рус­ский пра­во­слав­ный пас­тырь и как до смер­ти вер­ный сын Пра­во­слав­ной Церк­ви и пра­во­слав­ной От­чиз­ны”. Что мож­но “усмот­реть” непра­виль­но­го в этом вы­ра­же­нии – тем бо­лее обид­но­го или да­же до­стой­но­го “пла­ча” для чле­нов “Со­ю­за рус­ско­го на­ро­да”?! Мне ду­ма­ет­ся, что “бу­доч­ни­ку” из “Ве­че” сле­до­ва­ло бы рань­ше по­бы­вать в Са­ра­то­ве, преж­де чем пи­сать свои “об­ли­че­ния”, то­гда он, быть мо­жет, убе­дил­ся бы, что на­ми на на­ча­лах цер­ков­ных сде­ла­но боль­ше, чем ес­ли бы дер­жа­лись пунк­ту­аль­но па­ра­гра­фов “Со­ю­за рус­ско­го на­ро­да”.
А меж­ду тем при на­ли­чии по­доб­ных ста­тей по­лу­ча­лось крайне тя­же­лое, ненор­маль­ное по­ло­же­ние: “своя сво­их не по­зна­ша”, и, вме­сто то­го чтобы силь­нее объ­еди­нить­ся для за­щи­ты и охра­ны Пра­во­слав­ной Рос­сии, мы би­ли друг дру­га, вы­зы­вая тем непри­твор­ную ра­дость на­ших вра­гов, учи­ты­ва­ю­щих каж­дый про­мах вер­ных сы­нов Рос­сии и, несо­мнен­но, по до­сто­ин­ству оце­нив­ших глав­ную и ко­рен­ную ошиб­ку “Со­ю­за”, быть мо­жет гро­зя­щую для Рос­сии ро­ко­вы­ми бе­да­ми, за­клю­ча­ю­щу­ю­ся, как вы­ше ска­за­но, в том, что “Со­ю­зом” не при­ня­та, не усво­е­на непре­лож­ная для нас ис­ти­на, имен­но: что толь­ко чрез Пра­во­слав­ную Все­рос­сий­скую Цер­ковь – дей­стви­тель­ное спа­се­ние От­чиз­ны на­шей, что толь­ко дух ве­ры спо­со­бен жи­вить и укреп­лять до­ро­гое нам са­мо­дер­жа­вие ца­ря пра­во­слав­но­го и рус­скую на­род­ность.
Что ка­са­ет­ся лич­но ме­ня, то, как неза­кон­но на­ка­зан­ный, я по край­ней необ­хо­ди­мо­сти дол­жен за­явить здесь о сво­их дей­стви­тель­ных, нрав­ствен­ных и ду­хов­ных пра­вах, как неко­гда вы­нуж­ден был сде­лать по­доб­ное свя­той Па­вел апо­стол. В са­мом де­ле, пас­тыр­ское во­оду­шев­ле­ние, пат­ри­о­ти­че­ская рев­ность су­ще­ство­ва­ли во мне го­раз­до рань­ше, чем воз­ник “Со­юз рус­ско­го на­ро­да”, и в смыс­ле за­щи­ты пра­во­слав­ной Рус­ской От­чиз­ны я про­по­ве­до­вал дав­но, про­ник­ну­тый цер­ков­но-на­род­ным пат­ри­о­тиз­мом, ос­но­ван­ным на Еван­ге­лии и сло­вах апо­сто­ла Пав­ла. Я пла­мен­но же­лаю, чтобы из род­ной мне пло­ти, из утро­бы рус­ской на­род­но­сти, про­изо­шло как мож­но боль­ше спа­са­ю­щих­ся, иду­щих чрез зем­ную дверь ве­ры и Церк­ви в Оби­те­ли Небес­но­го От­ца... Ка­ким пу­тем мож­но бы до­стиг­нуть это­го – по­дроб­нее бу­дет ска­за­но ни­же... Все­гда я имел за­бо­ту, а осо­бен­но за­бо­чусь в ны­неш­нее вре­мя о це­лост­но­сти го­су­дар­ства Рос­сии, о со­хра­не­нии вла­сти ца­ря пра­во­слав­но­го и дру­гих пре­иму­ществ рус­ской на­род­но­сти по­то­му, что ны­неш­нее ре­во­лю­ци­он­ное дви­же­ние – чи­сто ан­ти­хри­сти­ан­ское, но оно преж­де все­го стре­мит­ся рас­сечь огра­ду Церк­ви, по­стро­ен­ную из го­судар­ствен­но­сти и рус­ской на­род­но­сти.
Ис­тин­ные от­но­ше­ния мои к “Со­ю­зу рус­ско­го на­ро­да” я же­лал бы вы­яс­нить раз на­все­гда, во-пер­вых, по­то­му, что в этих от­но­ше­ни­ях мо­жет быть рас­кры­та об­щая и ос­нов­ная идея спа­се­ния Рос­сии и, во-вто­рых, с тем, чтобы по воз­мож­но­сти пре­сечь раз­лич­ные недо­ра­зу­ме­ния, кри­во­тол­ки, до­пус­ка­е­мые да­же той ча­стью пе­ча­ти – как на­при­мер “Ве­че”, от ко­то­рой я мог бы ожи­дать бо­лее спра­вед­ли­вой оцен­ки мо­ей де­я­тель­но­сти.
По­сле воз­ник­но­ве­ния Са­ра­тов­ской мо­нар­хи­че­ской пар­тии, са­ра­тов­ский “Брат­ский ли­сток” рас­кры­вал ее про­ис­хож­де­ние под вли­я­ни­ем на­ших пас­тыр­ских бе­сед с на­ро­дом. “Она (мо­нар­хи­че­ская пар­тия) не бо­ит­ся на­влечь на се­бя гнев и на­смеш­ки пе­ре­до­вых лю­дей, – пи­са­лось в “Брат­ском Лист­ке”, – и пря­мо го­во­рит, что она сто­ит за Пра­во­слав­ную Цер­ковь и за са­мо­дер­жа­вие рус­ско­го ца­ря. На ее зна­ме­ни на­пи­са­ны “царь, ве­ра и на­род”. И мы уве­ре­ны, что этим зна­ме­нем она при­вле­чет к се­бе сим­па­тии все­го про­сто­го на­ро­да и ис­кренне ве­ру­ю­щих лю­дей рус­ских из всех клас­сов об­ще­ства. На­род­но-мо­нар­хи­че­скую пар­тию нуж­но при­знать пар­ти­ей все­го ко­рен­но­го рус­ско­го про­сто­го на­ро­да, к ко­то­ро­му охот­но го­то­вы прий­ти и при­со­еди­нить­ся все об­ра­зо­ван­ные, ис­тин­но рус­ские лю­ди. От ду­ши же­ла­ем про­цве­та­ния этой наи­луч­шей и ос­нов­ной рос­сий­ской пар­тии”.
Ле­вые пар­тии и крас­ные са­ра­тов­ские и дру­гих го­ро­дов га­зе­ты так­же при­пи­сы­ва­ли про­ис­хож­де­ние на­род­но-мо­нар­хи­че­ской пар­тии де­я­тель­но­сти Са­ра­тов­ско­го епи­ско­па и его со­труд­ни­ков по ре­ли­ги­оз­но-нрав­ствен­но­му про­све­ще­нию, но обо­зна­ча­ли этот факт с сво­им кле­вет­ли­вым от­тен­ком и с свой­ствен­ным и срод­ным для них по­ни­ма­ни­ем и тол­ко­ва­ни­ем это­го про­ис­хож­де­ния; ре­во­лю­ци­он­но-мя­теж­ный дух этих лю­дей не мог, ко­неч­но, объ­яс­нять про­ис­хож­де­ние на­род­но-мо­нар­хи­че­ской груп­пы или ор­га­ни­за­ции из чи­сто­го ис­точ­ни­ка ве­ры и мир­но­го ре­ли­ги­оз­но-пат­ри­о­ти­че­ско­го во­оду­шев­ле­ния, со­гре­тых и рас­крыв­ших­ся в ис­крен­ней и про­стой ду­ше на­ро­да под вли­я­ни­ем бо­го­слу­же­ния, мо­литв, по­уче­ний по бла­го­дат­но­му ис­точ­ни­ку сло­ва Бо­жия, свя­то­оте­че­ских пи­са­ний и на­став­ле­ний. Жи­во­нос­ный Ис­точ­ник Пра­во­слав­ной Церк­ви чрез пас­ты­рей с од­ной сто­ро­ны по­дал на­ро­ду, с дру­гой – оза­рил и про­све­тил име­ю­щи­е­ся у са­мо­го на­ро­да да­ры ра­зу­ма и ду­хов­ных нрав­ствен­ных сил для устро­е­ния на дан­ный слу­чай бла­го­при­ят­ных усло­вий к охране и раз­ви­тию ис­тин­ных на­чал сво­ей на­род­но-бы­то­вой и го­судар­ствен­ной жиз­ни. На этот-то Жи­во­нос­ный Ис­точ­ник и на про­све­ти­тель­скую де­я­тель­ность мою для поль­зы на­ро­да, про­ис­те­кав­шую имен­но из глу­би­ны это­го Ис­точ­ни­ка, я и ста­рал­ся все­гда ука­зы­вать – в осо­бен­но­сти я ста­рал­ся рас­кры­вать са­мый ис­точ­ник пред гла­за­ми на­ро­да и да­же пред гла­за­ми са­мих кле­вет­ни­ков, про­ис­хо­див­ших не из на­ро­да, чтобы по­ка­зать и до­ка­зать как чи­сто­ту и со­вер­шен­ную непо­роч­ность мо­е­го пас­тыр­ско­го во всех от­но­ше­ни­ях слу­же­ния, так, с дру­гой сто­ро­ны, на несо­мнен­ную чи­сто­ту и свет­лое со­дер­жа­ние, смысл и зна­че­ние са­мих дей­ствий про­сто­го на­ро­да в фак­те груп­пи­ров­ки его в свою соб­ствен­ную пра­во­слав­ную на­род­ную мо­нар­хи­че­скую пар­тию; од­на­ко я сам лич­но, как пред­ста­ви­тель Церк­ви, не хо­тел ни на шаг от­сту­пить от бла­го­дат­но­го Жи­во­нос­но­го Ис­точ­ни­ка, у ко­то­ро­го сто­ял и к ко­то­ро­му был при­став­лен как свя­ти­тель и пред­сто­я­тель Церк­ви Хри­сто­вой; при­том я твер­до со­зна­вал, что мое от­ступ­ле­ние на­нес­ло бы несо­мнен­ный вред преж­де все­го са­мо­му слу­же­нию и при­зва­нию мо­е­му, а за­тем – и на­род­ной жиз­ни, всем сто­ро­нам ко­то­рой я стре­мил­ся слу­жить не во имя ка­кой-ли­бо... пре­хо­дя­щей идеи, но ис­клю­чи­тель­но толь­ко во имя веч­ных за­ве­тов Церк­ви Пра­во­слав­ной, – слу­жить ее свя­ты­ми да­ра­ми, вос­при­ня­ты­ми и усво­ен­ны­ми мною в мое соб­ствен­ное су­ще­ство из Бо­жьих со­кро­вищ и ис­точ­ни­ков; по­се­му-то мое пред­сто­я­тель­ское слу­же­ние не бы­ло толь­ко слу­же­ни­ем по са­ну (в об­ла­че­нии “пре­лест­ной ман­тии”), но и слу­же­ни­ем мо­ей соб­ствен­ной ду­хов­но-нрав­ствен­ной лич­но­сти, об­ле­чен­ной в бла­го­дат­ный (Бо­же­ствен­ный) сан цер­ков­ный. Итак, неуже­ли та­кой ха­рак­тер и об­раз пра­во­слав­ной цер­ков­ной пас­тыр­ской де­я­тель­но­сти для чле­нов мо­нар­хи­че­ской пар­тии пред­став­ля­ет­ся ма­лым по сво­е­му мас­шта­бу и неустой­чи­вым по той поч­ве, на ко­то­рой он утвер­жда­ет­ся?!
Та­кое по­ни­ма­ние и та­кой взгляд на рос­сий­ское пра­во­слав­ное пас­тыр­ское слу­же­ние крайне оши­бо­чен, и ес­ли так смот­рит не толь­ко име­ну­ю­щий се­бя “вер­ным сы­ном Церк­ви”, но и все ор­га­ни­за­ции “Со­ю­за рус­ско­го на­ро­да”, то это гро­мад­ней­шее и вред­ней­шее за­блуж­де­ние; оно мо­жет в ко­рень рас­тлить ре­ли­ги­оз­ный и ис­тин­но-пат­ри­о­ти­че­ский дух пра­во­слав­но­го рус­ско­го на­ро­да; и все на­ши “ор­га­ни­за­ции”, на ко­то­рые мы те­перь смот­ря ра­ду­ем­ся, в сущ­но­сти, мо­гут со­слу­жить плохую и да­же крайне плохую служ­бу на­ро­ду рус­ско­му. В са­мом де­ле, пред­ста­ви­те­ли “ор­га­ни­за­ции” для це­лей лож­но­го са­мо­со­хра­не­ния и да­же про­сто, быть мо­жет, из мел­ко­го, так­же лож­но­го ор­га­ни­за­тор­ско­го са­мо­лю­бия – стре­мят­ся под­чи­нить ни­чтож­ной бук­ве сво­их за­по­ве­дей и уста­вов и пре­хо­дя­щей фор­ме сво­е­го вре­мен­но­го устрой­ства са­мый дух жиз­ни, их по­ро­див­ший и вдох­нув­ший в них жи­вое во­оду­шев­ле­ние ве­ры и пат­ри­о­ти­че­ской рев­но­сти; не зна­чит ли это “вос­ста­нут де­ти на ро­ди­те­лей сво­их”... Не зна­чит ли это так­же стре­мить­ся вы­нуть жи­вой дух пра­во­слав­ных пас­ты­рей и на­ро­да рус­ско­го из бла­го­дат­но­го глу­бо­чай­ше­го и необъ­ят­но­го оке­а­на ду­хов­ной си­лы, ши­ро­ты и сво­бо­ды и втис­нуть в уз­кий, лег­ко со­кру­ши­мый со­суд, вме­ща­ю­щий в се­бя лишь несколь­ко ка­пель во­ды; не зна­чит ли это, на­ко­нец, ста­вить веч­ное Бо­же­ствен­ное на­ча­ло жиз­ни ни­же вре­мен­но­го, че­ло­ве­че­ско­го, ста­вить ве­ли­ко­да­ро­ви­тую Цер­ковь Хри­сто­ву ни­же есте­ствен­ных да­ров че­ло­ве­че­ско­го ума и жи­тей­ской прак­ти­че­ской де­я­тель­но­сти, ко­то­рые са­ми долж­ны, в свою оче­редь, быть освя­ще­ны и во­оду­шев­ле­ны Цер­ко­вью и ее ду­хом. Бы­ло бы крайне при­скорб­но, ес­ли [бы] при­шлось ска­зать всем ор­га­ни­за­ци­ям “Со­ю­за рус­ско­го на­ро­да” на­равне с ре­во­лю­ци­о­не­ра­ми и “ок­тяб­ри­ста­ми”, как древним (так­же иг­рав­шим по­ли­ти­че­скую роль) ор­га­ни­за­ци­ям книж­ни­ков, фа­ри­се­ев и сад­ду­ке­ев: “Го­ре вам, во­жди сле­пии, гла­го­лю­щии... иже аще кля­нет­ся ол­та­рем, ни­че­со­же есть, а иже кля­нет­ся да­ром, иже вер­ху его, дол­жен есть. Буи и сле­пии, что бо бо­лее, дар ли, или ол­тарь свя­тяй дар?”[Мф. 23,16, 18-20]. В са­мом де­ле, наш пат­ри­о­тизм, как чув­ство есте­ствен­ное, бы­то­вое, жи­тей­ское, по­лу­ча­ет свое ис­тин­ное оду­шев­ле­ние и освя­ще­ние от веч­но­го, незем­но­го ду­ха и веч­ных свя­тых за­ве­тов Пра­во­слав­ной Церк­ви; наш пат­ри­о­тизм и на­ши пат­ри­о­ти­че­ские ор­га­ни­за­ции – это наш дар есте­ствен­ный, освя­ща­е­мый на ал­та­ре Церк­ви во сла­ву Бо­га, для спа­се­ния лю­би­мо­го на­ро­да. По­это­му сле­ду­ет спро­сить неко­то­рых чле­нов рус­ской пат­ри­о­ти­че­ской пар­тии, по ду­ху близ­ких к фа­ри­се­ям иудей­ским: “что бо­лее, дар ли или ол­тарь, свя­тяй дар?”...
Итак, же­лая со­хра­нить идею сво­е­го пас­тыр­ско­го слу­же­ния чи­стой и неза­ви­си­мой ни от ка­ких част­ных пра­вил и ор­га­ни­за­ций, я как в са­мой де­я­тель­но­сти сво­ей, так и в по­уче­ни­ях не при­к­ло­нял Бо­же­ствен­но­го пра­во­слав­но-пас­тыр­ско­го на­ча­ла мо­е­го слу­же­ния под иго че­ло­ве­че­ской прак­ти­че­ской ра­бо­ты в учре­жде­нии ка­кой-ли­бо “пар­тии” по­ли­ти­че­ской, не поз­во­лял се­бе про­да­вать бес­цен­ный би­сер – Хри­ста – за три­де­сять среб­ре­ни­ков в уго­ду пред­ста­ви­те­лям ка­ких бы то ни бы­ло пар­тий, точ­но так же и в удо­вле­тво­ре­ние прак­ти­че­ской необ­хо­ди­мо­сти ор­га­ни­зо­вать на­род­но-мо­нар­хи­че­скую пар­тию. Мо­лит­ва, бо­го­слу­же­ние и на­ши по­уче­ния, ос­но­ван­ные на сло­ве Бо­жи­ем и рас­кры­вав­шие сущ­ность те­ку­щих жиз­нен­ных яв­ле­ний, – бы­ли до­ста­точ­но силь­ны, чтобы во­оду­ше­вить к ра­зум­ной и бла­го­твор­ной прак­ти­че­ской де­я­тель­но­сти ми­рян и неко­то­рых из рев­ност­ных свя­щен­ни­ков г. Са­ра­то­ва, ко­то­рые, как это и бы­ло им вполне свой­ствен­но и при­лич­но, со­глас­но ак­там 6 ав­гу­ста и 17 ок­тяб­ря, и ор­га­ни­зо­ва­ли “на­род­но-мо­нар­хи­че­скую пар­тию”. Но вра­ги Церк­ви Пра­во­слав­ной, ис­клю­чи­тель­ные так­же вра­ги Са­ра­тов­ско­го епи­ско­па, вся тем­ная ре­во­лю­ци­он­ная пе­чать ста­ра­лись все­гда и по­всю­ду пред­став­лять ме­ня ка­ким-то де­ма­го­гом, ор­га­ни­за­то­ром и пред­во­ди­те­лем “пар­тии”, все свое свя­щен­ное слу­же­ние и си­лу пас­тыр­ско­го сло­ва на­прав­ляв­шим ис­клю­чи­тель­но на пар­тий­ную ра­бо­ту, на по­ли­ти­че­скую аги­та­цию. Вви­ду та­кой лу­ка­вой про­па­ган­ды со сто­ро­ны зло­де­ев, уси­ли­вав­ших­ся при­ни­зить и опо­ро­чить свя­тость и вы­со­ту на­ше­го свя­ти­тель­ско­го слу­же­ния (го­во­рю о свя­то­сти не по лич­но­сти сво­ей ко­неч­но, а по осу­ществ­ле­нию на­ми идеи Свя­той Церк­ви и свя­то­му зва­нию), я стал в по­след­ние два го­да осо­бен­но в сво­их ре­чах от­те­нять сви­де­тель­ство свое и ве­ро­ва­ние, мо­гу­щее быть под­твер­жден­ным всей Са­ра­тов­ской Цер­ко­вью, что я “ни­ко­гда не был, не мо­гу быть и не бу­ду по­ли­ти­ком или ру­ко­во­ди­те­лем по­ли­ти­че­ской пар­тии, хо­тя бы и са­мой луч­шей из всех пар­тий в Рос­сии”. Ко­гда лу­ка­вая в дан­ном от­но­ше­нии аги­та­ция кра­моль­ни­ков, не ви­дя осо­бых по­след­ствий от сво­их уси­лий, ста­ла все бо­лее и бо­лее уси­лен­но кле­ве­тать, что мы во всех про­по­ве­дях, во всех бе­се­дах с на­ро­дом пря­мо уже буд­то бы го­во­рим: “бей жи­дов”, “бей ин­тел­ли­ген­цию”, “из­би­вай уча­щих­ся”, я про­сил г. гу­бер­на­то­ра по­сы­лать од­но­го или несколь­ких лиц из Гу­берн­ско­го прав­ле­ния или дру­гих ка­ких-ли­бо лиц на мои служ­бы и бе­се­ды, при­гла­шал в храм уче­ни­ков гим­на­зии, ре­а­ли­стов, се­ми­на­ри­стов для при­сут­ство­ва­ния в хра­ме и слу­ша­ния мо­их бе­сед. Все на­ши бе­се­ды име­ли чи­сто пас­тыр­ский ха­рак­тер и со­дер­жа­ние и по ха­рак­те­ру вре­ме­ни и со­бы­тию со­еди­ня­лись с ре­ли­ги­оз­ным и нрав­ствен­но-пси­хо­ло­ги­че­ским и бы­то­вым ана­ли­зом ненор­маль­ных яв­ле­ний на­ше­го вре­ме­ни; дей­стви­тель­но, весь­ма зна­чи­тель­ная часть на­ших ре­чей за 1905-й и 1906 го­ды бы­ла на­прав­ле­на про­тив зло­го ду­ха вре­ме­ни, на­чав­ше­го­ся у нас уже с по­ло­ви­ны 1904 го­да и осо­бен­но упор­но про­из­во­див­ше­го свой на­тиск про­тив Церк­ви Пра­во­слав­ной, про­тив всей де­я­тель­но­сти Са­ра­тов­ско­го епи­ско­па, про­тив до­ве­рия вла­стям, от ца­ря по­став­лен­ным. И са­ра­тов­ские, и дру­гие крас­ные га­зе­ты ста­ли на­зы­вать на­ши ре­чи и по­уче­ния пуб­ли­ци­сти­че­ски­ми, а не цер­ков­ны­ми (ка­кие, по­ду­ма­ешь, рев­ни­те­ли чи­сто­ты цер­ков­ной про­по­ве­ди и цер­ков­но­го на­зи­да­ния, а в сущ­но­сти, льсте­цы и змии лу­ка­вые!..).
Чтобы об­ли­чить бес­стыд­ную ложь га­зет­ных при­служ­ни­ков зло­го ре­во­лю­ци­он­но­го ду­ха неко­то­рой ча­сти на­ше­го об­ще­ства, я и го­во­рил все­гда на­ро­ду в ка­фед­раль­ном со­бо­ре, во всех дру­гих хра­мах г. Са­ра­то­ва и дру­гих мест Са­ра­тов­ской епар­хии, что я, как пас­тырь Церк­ви, в ны­неш­нее тя­же­лое вре­мя, пол­ное ис­ку­ше­ний для ис­тин­но ве­ру­ю­щих чле­нов Пра­во­слав­ной Церк­ви, обя­зан всею си­лою ду­ха, всем пла­ме­нем рев­но­сти пас­тыр­ской вос­ста­вать про­тив рас­тле­ва­ю­ще­го ду­ха вре­ме­ни, об­ли­чать, ка­рать си­лою сло­ва Бо­жия и сло­ва пас­тыр­ско­го и ав­то­ри­те­том на­ше­го ве­ли­ко­го и страш­но­го слу­же­ния свя­ти­тель­ско­го вся­кие хищ­ни­че­ские пре­ступ­ные по­ку­ше­ния и стрем­ле­ния лю­тых вра­гов Церк­ви Пра­во­слав­ной, вра­гов Вер­хов­ной вла­сти Бо­го­по­став­лен­ной и пра­во­слав­но­го рус­ско­го на­ро­да. То же са­мое по­вто­ряю и те­перь, что я от­нюдь не умолк­ну, не пре­кра­щу, не ослаб­ну ни на од­ну йо­ту в сво­ей пас­тыр­ской ог­не­вой борь­бе со злым ду­хом вре­ме­ни, с гид­рой ре­во­лю­ции. И пусть умолк­нут лжи­вые и кле­вет­ли­вые уста куп­лен­ных слуг ре­во­лю­ции – я ска­жу им, как го­во­рил все­гда: вы за­ве­до­мо и со­зна­тель­но лже­те, на­зы­вая ме­ня на­род­ным пред­во­ди­те­лем, а не пра­во­слав­ным рус­ским пас­ты­рем, на­зы­ва­е­те “ор­га­ни­за­то­ром и ру­ко­во­ди­те­лем Са­ра­тов­ской мо­нар­хи­че­ской пар­тии”, а не пас­ты­рем – вдох­но­ви­те­лем свя­тых чувств люб­ви ко Хри­сту и Его Церк­ви, люб­ви к От­чизне и род­но­му на­ро­ду рус­ско­му; хо­тя и в том, в сущ­но­сти, нет ни­че­го низ­ко­го или пре­зрен­но­го, чтобы быть пред­во­ди­те­лем луч­шей ча­сти (“пар­тии”) на­род­ных масс или да­же ее ор­га­ни­за­то­ром, но этот жре­бий и это слу­же­ние несрав­нен­но мень­шие то­го слу­же­ния, ко­то­рое на нас воз­ло­же­но со­бо­ром свя­ти­те­лей: на­ше слу­же­ние, по­вто­ряю, есть ве­ли­кое пред­сто­я­ние у Жи­во­нос­но­го Ис­точ­ни­ка бла­го­да­ти и свя­тых ис­тин Хри­сто­вых, от­ку­да мы мо­жем про­ли­вать жи­ви­тель­ные струи све­та и ра­зу­ма, бла­го­дат­но­го ожив­ле­ния и оду­шев­ле­ния на все сто­ро­ны жиз­ни на­ро­да – ре­ли­ги­оз­но-цер­ков­ной, об­ще­ствен­ной, го­судар­ствен­ной, се­мей­ной... не огра­ни­чи­ва­ясь ка­кою-ли­бо част­ной груп­пой лю­дей с ее ор­га­ни­за­ци­ей. Итак, ка­жет­ся, те­перь мо­жет быть весь­ма по­нят­но, по­че­му мы го­во­ри­ли все­гда и бу­дем го­во­рить впредь, что мы слу­жи­ли и слу­жим в Са­ра­тов­ской пастве пра­во­слав­но­му на­ро­ду рус­ско­му, и в част­но­сти чле­нам Са­ра­тов­ско­го от­де­ла “Со­ю­за рус­ско­го на­ро­да”, не как ор­га­ни­за­тор или ру­ко­во­ди­тель “пар­тии” рус­ско­го на­ро­да, что, по­вто­ря­ем, уси­лен­но ста­ра­ют­ся при­пи­сать нам ле­вые пар­тии и крас­ные га­зе­ты, а имен­но как пра­во­слав­ный рус­ский пас­тырь, как до смер­ти вер­ный сын Пра­во­слав­ной Церк­ви и пра­во­слав­ной От­чиз­ны. Еще точ­нее, этим мы хо­тим объ­яс­нить и за­сви­де­тель­ство­вать пред все­ми, что в по­ня­тии “пра­во­слав­ный рус­ский пас­тырь, до смер­ти вер­ный сын Пра­во­слав­ной Церк­ви и пра­во­слав­ной От­чиз­ны” за­клю­ча­ет­ся неиз­ме­ри­мо боль­ше, чем в дроб­ном и со­вер­шен­но пре­хо­дя­щем по­ня­тии ру­ко­во­ди­те­ля, или ли­де­ра “на­род­но-мо­нар­хи­че­ской пар­тии” или пар­тии “Со­ю­за рус­ско­го на­ро­да”: пер­вое есть как бы объ­ем­лю­щая ли­ния или пло­щадь, а вто­рое объ­ем­ле­мая; пер­вое есть це­лое, вто­рое – часть. Но нам го­во­рят, что член “Со­ю­за рус­ско­го на­ро­да” суть вме­сте с тем и “вер­ный сын Церк­ви и Оте­че­ства”, – это уве­ре­ние мо­жет, ко­неч­но, хо­тя и не во всех слу­ча­ях, со­от­вет­ство­вать дей­стви­тель­но­сти, и од­на­ко же со­глас­но за­ко­нам ло­ги­ки, в дан­ном слу­чае мож­но бы­ло бы при всех дру­гих рав­ных усло­ви­ях го­во­рить лишь о ра­вен­стве при тож­де­стве или по­доб­но от­дель­ных ча­стей двух це­лых, а во­все не о ра­вен­стве са­мих це­лых или о их пол­ном сов­па­де­нии.
Ко­неч­но, нель­зя от­ри­цать то­го, что сре­ди чле­нов пар­тии “Со­ю­за рус­ско­го на­ро­да” есть и мно­го вер­ных до смер­ти сы­нов Пра­во­слав­ной Церк­ви и пра­во­слав­ной От­чиз­ны; тем не ме­нее бы­ло бы край­ней неправ­дой ска­зать, что пар­тия “Со­ю­за рус­ско­го на­ро­да” рав­ня­ет­ся или сов­па­да­ет с Пра­во­слав­ной Цер­ко­вью и пра­во­слав­ным Оте­че­ством... По­сле этих рас­суж­де­ний весь­ма по­нят­но, ко­гда пра­во­слав­ный рус­ский пас­тырь, тем бо­лее пред­сто­я­тель Пра­во­слав­ной Церк­ви, с це­лью за­гра­дить уста кле­вет­ни­ков, вы­ве­сти из за­блуж­де­ния неко­то­рых и, быть мо­жет, со­блаз­ня­ю­щих­ся, ста­ра­ет­ся уве­рить и до­ка­зать, что он хо­тя и со­чув­ству­ет и со­дей­ству­ет наи­луч­ше­му осу­ществ­ле­нию це­лей и за­дач “рус­ской на­род­ной пар­тии”, од­на­ко же сам всей ду­шой и всем сво­им су­ще­ством при­над­ле­жит не “пар­тии”, а Пра­во­слав­ной Рос­сий­ской Церк­ви и пра­во­слав­но­му Оте­че­ству; он ста­ра­ет­ся уве­рить всех, что это про­стая слу­чай­ность или, вер­нее, пе­чаль­ная и да­же несчаст­ная необ­хо­ди­мость вре­ме­ни и об­сто­я­тель­ства, что ве­ли­кое и про­стран­ное мо­ре Пра­во­слав­ной Церк­ви и пра­во­слав­но­го Оте­че­ства бед­ные рус­ские лю­ди, как ма­лые де­ти, чер­па­ли и на­ли­ва­ли в мел­кие и хруп­кие со­су­ды сво­их “со­бра­ний”-“со­ю­зов” и пле­щут­ся в этих со­су­дах, как мел­кие рыб­ки; неко­то­рые из них, недаль­но­вид­ные, во­об­ра­жа­ют да­же, что они по-преж­не­му пла­ва­ют в ве­ли­ком Рос­сий­ском мо­ре – о! жал­кое дет­ское обо­льще­ние!
От­ве­чая на при­вет­ствия “Со­ю­за рус­ско­го на­ро­да”, мы ча­сто на­зы­ва­ли со­во­куп­ность со­ю­зов рус­ско­го на­ро­да ве­ли­ким все­рос­сий­ским опол­че­ни­ем; мы и те­перь дер­жим­ся то­го же эпи­те­та – это дей­стви­тель­но на­ше вер­ное ду­хов­но мо­гу­чее опол­че­ние, спо­соб­ное дер­жать в стра­хе пест­рые пол­ки внут­рен­них вра­гов Рос­сии, – од­на­ко все же это толь­ко опол­че­ние. От­дель­ные “со­ю­зы” в раз­лич­ных го­ро­дах и се­лах Рос­сии – это от­дель­ные бо­е­вые ста­ны об­ще­го все­рос­сий­ско­го опол­че­ния. Но где же вся Свя­тая Русь, осе­ня­е­мая бла­го­дат­ным небом Пра­во­слав­ной Церк­ви? Она, бед­ная, по-преж­не­му, как и в са­мом на­ча­ле внут­рен­не­го пле­на, сто­ит оше­лом­лен­ная, при­сло­нив­шись у цер­ков­ной огра­ды; ли­цо ее те­перь как буд­то несколь­ко при­под­ня­то и как буд­то немно­го ожи­ви­лось при ви­де там и там со­би­ра­ю­ще­го­ся, дви­жу­ще­го­ся шум­но­го опол­че­ния, но взгляд ее рас­те­рян­ный, – она еще в за­бы­тьи. Но кто все­це­ло ожи­вит те­бя, род­ная Русь, кто обод­рит те­бя, кто воз­вра­тит твое ве­ли­кое внут­ренне мо­ре ду­ха и сил, ши­ро­ты и сво­бо­ды ду­хов­ной и на­цио­наль­ной к преж­ним об­шир­ным бе­ре­гам, чтобы твоя ве­ли­кая ду­ша, как во­ис­ти­ну мо­ре необъ­ят­ное, вновь ра­дост­ным све­том за­иг­ра­ла под бла­го­дат­ным небо­скло­ном и, свет­ло под ним бли­ста­ясь, яр­ко от­ра­жа­ла в се­бе Жи­во­нос­ное Солн­це?
Все это я счел необ­хо­ди­мым из­ло­жить с воз­мож­ной об­сто­я­тель­но­стью в ви­де мо­ти­вов к ни­же­сле­ду­ю­ще­му мо­е­му про­ек­ту, име­ю­ще­му сво­ей це­лью объ­еди­нить пат­ри­о­тов-цер­ков­ни­ков с пат­ри­о­та­ми-со­юз­ни­ка­ми – для спа­се­ния Рос­сии.
Я ду­маю, что ги­гант­скую ра­бо­ту спа­се­ния Рос­сии мож­но вы­пол­нить при по­сред­стве осо­бо­го Все­рос­сий­ско­го Брат­ства Жи­во­тво­ря­ще­го Кре­ста Гос­под­ня, к про­ек­ту об учре­жде­нии ко­е­го я и пе­ре­хо­жу.
Нель­зя – преж­де все­го – не быть уве­рен­ным в том, что как ре­ли­ги­оз­ное на­стро­е­ние, так и пат­ри­о­ти­че­ское ни­ко­гда не укла­ды­ва­ет­ся цир­ку­ля­ра­ми, пар­ти­я­ми, уста­ва­ми. По­это­му, чтобы чув­ство пра­во­слав­ное, ре­ли­ги­оз­ное и свя­зан­ный с этим чув­ством ис­крен­ний на­род­ный пат­ри­о­тизм не оскорб­ля­лись и не угне­та­лись – как ор­га­ни­за­ци­я­ми, так и от­дель­ны­ми лич­но­стя­ми, поз­во­ля­ю­щи­ми го­во­рить се­бе от ор­га­ни­за­ций, – луч­ше все­го, чтобы ре­ли­ги­оз­ность и пат­ри­о­тизм име­ли пол­ную сво­бо­ду на ме­стах, а не ру­ко­вод­ство­ва­лись ис­клю­чи­тель­но цир­ку­ля­ра­ми и ука­за­ми, так как в по­след­нем слу­чае воз­ни­ка­ет но­вое “ве­дом­ство” – с упра­ва­ми, цир­ку­ля­ра­ми и “бу­доч­ни­ка­ми”...
Мне ду­ма­ет­ся, что для до­сти­же­ния пло­до­твор­ной пат­ри­о­ти­че­ской де­я­тель­но­сти, энер­гии, про­яв­ле­ния пат­ри­о­ти­че­ской рев­но­сти – необ­хо­ди­ма преж­де все­го при­над­леж­ность пра­во­слав­ных рус­ских лю­дей не к “Со­ю­зу рус­ско­го на­ро­да” как пар­тии, а преж­де все­го – быть ис­тин­ным и вер­ным сы­ном Пра­во­слав­ной Все­рос­сий­ской Церк­ви. Пра­во­слав­ный рус­ский че­ло­век, ис­крен­но пре­дан­ный за­ве­там и пре­да­ни­ям Церк­ви, вполне по­слуш­ный ее ду­ху и ру­ко­во­ди­тель­ству, – есть наи­луч­ший и стой­кий за­щит­ник всей сво­ей пра­во­слав­ной От­чиз­ны.
По­это­му при при­е­ме чле­нов в со­став “Со­ю­за Рус­ско­го На­ро­да” и в его от­де­лы сле­до­ва­ло бы преж­де все­го, при по­сред­стве пас­ты­рей, зна­ю­щих сво­их ду­хов­ных чад, при­ни­мать лишь ис­тин­но ве­ру­ю­щих, с жи­вым во­оду­шев­ле­ни­ем, с за­ве­та­ми и ду­хом пра­во­сла­вия, чтобы они бы­ли преж­де все­го лю­би­те­ли и рев­ни­те­ли пра­во­слав­ной ве­ры и Церк­ви, пла­мен­ные за­щит­ни­ки этой все­рос­сий­ской ду­ши на­род­ной, – то­гда они и явят­ся луч­шим опол­че­ни­ем внеш­ней го­судар­ствен­но­сти и всей на­шей пра­во­слав­ной От­чиз­ны.
Меж­ду тем, как мне из­вест­но по на­ше­му Са­ра­тов­ско­му от­де­лу, а от­ча­сти и по дру­гим от­де­лам “Со­ю­за рус­ско­го на­ро­да”, – в чле­ны “Со­ю­за” по­сту­па­ют ча­сто ли­ца, ни­ко­гда не по­се­ща­ю­щие цер­ковь, са­мо­воль­но на­ру­ша­ю­щие смысл цер­ков­ных пра­вил, не слу­ша­ю­щие зо­ва Пра­во­слав­ной Церк­ви, – и ес­ли та­ких лю­дей бу­дет мно­го в “Со­ю­зе” – то ка­ко­во бу­дет по­ло­же­ние пас­ты­рей, ко­то­рые долж­ны го­во­рить о по­слу­ша­нии вер­ных за­ве­там Церк­ви?
Есть, ко­неч­но, пас­ты­ри недо­стой­ные – но это во­прос дру­гой. Та­кие бу­дут бес­по­лез­ны и для пат­ри­о­ти­че­ских це­лей.
Из все­го из­ло­жен­но­го я мо­гу сде­лать лишь сле­ду­ю­щий вы­вод:
Чтобы в со­став “ Со­ю­за рус­ско­го на­ро­да” всту­па­ли дей­стви­тель­но наи­луч­шие рус­ские лю­ди, ис­тин­но пра­во­слав­ные, во­об­ще – рев­ни­те­ли рус­ско­го бла­го­че­стия, а сле­до­ва­тель­но и ис­крен­но ре­ли­ги­оз­ные во­оду­шев­лен­ные пат­ри­о­ты, – необ­хо­ди­мо, чтобы весь этот со­став про­хо­дил чрез гор­ни­ло цер­ков­ное, чтобы их зна­че­ние под­чи­ня­лось из­вест­но­го ро­да за­ве­там, го­во­ри­ло о пол­ном со­от­но­ше­нии ду­ху пра­во­сла­вия и Уста­ву Пра­во­слав­ной Все­рос­сий­ской Церк­ви. То­гда толь­ко этих лю­дей и удо­ста­и­вать зва­ни­ем чле­на “Со­ю­за рус­ско­го на­ро­да” как пра­во­слав­но-ре­ли­ги­оз­ных по­ли­ти­че­ских де­я­те­лей, как ис­тин­ных за­щит­ни­ков пра­во­слав­ной От­чиз­ны.
Это­го мож­но до­стиг­нуть чрез осо­бую, так ска­зать, филь­тров­ку, осу­ще­ствить ко­то­рую мож­но бы по­сред­ством учре­жде­ния вы­ше­ука­зан­но­го ис­тин­но пра­во­слав­но­го “Все­рос­сий­ско­го Брат­ства Жи­во­тво­ря­ще­го Кре­ста Гос­под­ня”.
За­да­ча, ко­то­рая пред­сто­ит всем рев­ни­те­лям Церк­ви и ду­хо­вен­ству в осо­бен­но­сти, огра­ни­чи­ва­ет­ся не од­ной за­щи­той су­ще­ству­ю­ще­го – нуж­но ду­мать о неот­лож­ном при­сту­пе к со­зи­да­тель­ной де­я­тель­но­сти. Ес­ли совре­мен­ная го­судар­ствен­ность по­тер­пе­ла та­кое раз­ру­ше­ние, то, ко­неч­но, по­то­му, что мно­го бы­ло в ней лож­но­го, по­стро­ен­но­го на ос­но­вах, чуж­дых цер­ков­ным на­ча­лам: го­судар­ствен­ные уста­нов­ле­ния, осо­бен­но по­след­не­го вре­ме­ни, учре­жда­лись со­вер­шен­но не справ­ля­ясь с го­ло­сом Церк­ви. Да­же чи­сто цер­ков­ные во­про­сы, как на­при­мер освя­ще­ние со­ю­за брач­но­го, и те ре­ша­лись не толь­ко не вы­слу­шав го­ло­са Церк­ви, но пря­мо в про­тив­ность всем из­вест­ным цер­ков­ным ка­но­нам. За­да­ча на­ша – со­зи­да­тель­ная: до­мо­стро­и­тель­ство ес­ли не це­ло­го го­су­дар­ства, то для на­ча­ла хо­тя бы при­хо­да на ис­тин­но пра­во­слав­ных на­ча­лах – при­хо­да, как пер­во­на­чаль­ной ячей­ки го­су­дар­ства, как осо­бо­го ав­то­ном­но­го брат­ства.
И вот для спа­се­ния Церк­ви, для спа­се­ния Ро­ди­ны все жи­вые си­лы пра­во­слав­но­го рус­ско­го на­ро­да долж­ны, стрях­нув свой ду­хов­ный сон, вос­пря­нуть и спло­тить­ся под зна­ме­нем Кре­ста: в каж­дом при­хо­де со­здать брат­ства, ко­то­рые долж­ны быть ис­тин­но-пра­во­слав­ны­ми об­щи­на­ми, ко­то­рые долж­ны спло­тить в од­ну стой­кую еди­ни­цу всех, остав­ших­ся вер­ны­ми Церк­ви Пра­во­слав­ной, под­дер­жать дух лю­дей ко­леб­лю­щих­ся, но еще не по­те­ряв­ших свя­зи с Цер­ко­вью, разо­рвать связь их с вра­га­ми Церк­ви Хри­сто­вой и рус­ской го­судар­ствен­но­сти, от­де­лить их от этих вра­гов рез­кой чер­той.
Брат­ство долж­но сле­дить за все­ми воз­ни­ка­ю­щи­ми во­про­са­ми те­ку­щей го­судар­ствен­ной и цер­ков­ной жиз­ни, раз­ре­шать эти во­про­сы в ду­хе тех на­чал, ко­им слу­жит Брат­ство, и воз­ла­гать на сво­их чле­нов ис­пол­не­ние сво­их ре­ше­ний.
В по­след­нее вре­мя сре­ди луч­ше­го на­ше­го рус­ско­го об­ще­ства чув­ству­ет­ся за­мет­ный по­во­рот. Мно­гие об­ра­ти­лись к Церк­ви как к при­бе­жи­щу от ре­во­лю­ци­он­ных бурь и вол­не­ний на­ше­го вре­ме­ни. Этим необ­хо­ди­мо немед­ля, без вся­ких про­во­ло­чек во вре­ме­ни, вос­поль­зо­вать­ся всем, рев­ну­ю­щим о бла­ге, о спа­се­нии Рос­сии.
В чле­ны Брат­ства при­ни­мать под клят­ва­ми, как это бы­ло в ста­ри­ну, при де­я­тель­ном непо­сред­ствен­ном уча­стии пас­ты­рей, дей­стви­тель­но наи­луч­ших лю­дей, вби­ра­ю­щих, как здо­ро­вая поч­ва, со­ки из дру­гих лю­дей со­от­вет­ствен­но­го ду­ха и на­прав­ле­ния, а уже из это­го обиль­но­го ко­лод­ца – Все­рос­сий­ско­го при при­ход­ских церк­вях Брат­ства – “Со­юз рус­ско­го на­ро­да”, как ор­га­ни­за­ция, мог бы чер­пать здо­ро­вых и во­оду­шев­лен­ных де­я­те­лей, ко­то­рые мо­гут со­ста­вить мно­го­чис­лен­ные ор­га­ни­за­ции.
Брат­ства ор­га­ни­зу­ют­ся во всех окру­гах гу­бер­нии; в каж­дом гу­берн­ском го­ро­де свое ав­то­ном­ное Брат­ство; устав об­щий для всех.
Та­кое опол­че­ние – Все­рос­сий­ское Брат­ство, во­оду­шев­ля­е­мое веч­ны­ми за­ве­та­ми Свя­той Церк­ви, дей­стви­тель­но мо­жет спа­сти Рос­сию, так как за ним бу­дут сто­ять об­щие на­род­ные мас­сы, до­се­ле, бла­го­да­ре­ние Бо­гу, в це­лом пре­дан­ные свя­той ве­ре и Церк­ви. То­гда и по­ли­ти­че­ская де­я­тель­ность бу­дет ис­хо­дить от лиц, име­ю­щих глу­бо­кую связь с Цер­ко­вью, бу­дет на­прав­лять­ся и осу­ществ­лять­ся ис­крен­ни­ми рев­ни­те­ля­ми – ее сы­на­ми и по­слуш­ни­ка­ми.
То­гда пре­кра­тит­ся на­ко­нец про­кля­тие Рус­ской ис­то­рии по­след­не­го двух­сот­ле­тия – рознь меж­ду [2 сло­ва нрзб.] ин­тел­ли­ген­ци­ей и на­ро­дом.
Ор­га­ни­за­цию “Со­ю­за” по­ста­вить в за­ви­си­мость от Брат­ства; ес­ли Брат­ство ко­го-ли­бо ис­клю­чит из сво­е­го со­ста­ва, то ис­клю­чен­ный не мо­жет быть чле­ном “Со­ю­за”, точ­но так же – кто со­сто­ит уже чле­ном “Со­ю­за”, но за что-ли­бо бу­дет ис­клю­чен из Брат­ства, тем са­мым ис­клю­ча­ет­ся и из “Со­ю­за”.
Пред­се­да­те­ли от­де­лов “Со­ю­за” из­би­ра­ют­ся Брат­ством, сов­мест­но с со­ста­вом и при уча­стии всех чле­нов “Со­ю­за”.
Брат­ство, как вы­ше ска­за­но, на­хо­дит­ся в гу­берн­ском го­ро­де, его бли­жай­шие от­де­лы – в уезд­ных го­ро­дах и за­тем уже – во всех при­хо­дах; уезд­ные и при­ход­ские от­де­лы долж­ны быть ав­то­ном­ны­ми по сво­ей мест­ной прак­ти­че­ской де­я­тель­но­сти и за­ви­сеть от гу­берн­ских лишь в смыс­ле ру­ко­во­ди­тель­ства и кон­тро­ля, а так­же про­вер­ки о со­от­вет­ствии этой де­я­тель­но­сти с пра­ви­ла­ми и уста­вом цен­траль­ных братств, для ка­ко­вой це­ли необ­хо­ди­мо, чтобы цен­траль­ные брат­ства по­сы­ла­ли в уез­ды как мож­но ча­ще сво­их чле­нов.
Вот, в об­щих чер­тах, мои идеи и пред­по­ло­же­ния, кои, по мо­е­му глу­бо­ко­му убеж­де­нию, спо­соб­ны объ­еди­нить пат­ри­о­тов-цер­ков­ни­ков с пат­ри­о­та­ми-со­юз­ни­ка­ми, чтобы те и дру­гие име­ли од­ну Ма­терь – Пра­во­слав­ную Все­рос­сий­скую Цер­ковь.
В за­клю­че­ние, чтобы еще бо­лее от­те­нить идею пра­во­слав­ной цер­ков­но­сти в рус­ском пат­ри­о­тиз­ме, я вос­поль­зу­юсь в дан­ном слу­чае не толь­ко за­ве­та­ми Церк­ви и мо­и­ми пас­тыр­ски­ми убеж­де­ни­я­ми, но и сло­ва­ми од­но­го из тех свет­ских “про­ро­ков”, ко­то­рые от­ли­ча­лись по­ни­ма­ни­ем ре­ли­ги­оз­но­го ду­ха рус­ско­го на­ро­да, а так­же и др. его луч­ших чувств; я имею в ви­ду пре­крас­ное сти­хо­тво­ре­ние В.А. Жу­ков­ско­го “Пе­ри и Ан­гел”; са­мый текст это­го сти­хо­тво­ре­ния на­хо­дит­ся, ка­жет­ся, в 5-м то­ме со­чи­не­ний Жу­ков­ско­го, ку­да я и от­сы­лаю же­ла­ю­щих про­честь его в под­лин­ни­ке. Здесь же при­ве­ду тол­ко­ва­ние это­го сти­хо­тво­ре­ния, сде­лан­ное прис­но­па­мят­ным свя­ти­те­лем Фе­о­фа­ном, за­твор­ни­ком Вы­шен­ским. Вот как изъ­яс­ня­ет сти­хо­тво­ре­ние Прео­свя­щен­ный Фе­о­фан: “Пе­ри – дух, один из увле­чен­ных к от­па­де­нию от Бо­га, опом­нил­ся и во­ро­тил­ся в рай. Но, при­ле­тев к две­рям его, на­хо­дит их за­пер­ты­ми. Ан­гел – страж их го­во­рит ему: есть на­деж­да, что вой­дешь, но при­не­си до­стой­ный дар. По­ле­тел Пе­ри на зем­лю. Ви­дит во­и­на. Уми­ра­ет доб­лест­ный во­ин и в сле­зах пред­смерт­ных мо­лит Бо­га об Оте­че­стве. Эту сле­зу под­хва­тил Пе­ри и несет. При­нес, но две­ри не от­во­ри­лись. Ан­гел го­во­рит ему: хо­рош дар, но не си­лен от­во­рить для те­бя две­ри рая. Это вы­ра­жа­ет, что все доб­ро­де­те­ли граж­дан­ские хо­ро­ши, но од­ни не ве­дут в рай. Ле­тит Пе­ри опять на зем­лю. Ви­дит мор. Уми­ра­ет кра­са­вец. Его неве­ста уха­жи­ва­ет за ним с са­мо­от­вер­же­ни­ем, но за­ра­жа­ет­ся и са­ма. И толь­ко что успе­ла за­крыть ему гла­за, как и са­ма па­ла ему на грудь мерт­вою. Бы­ли сле­зы и тут. Пе­ри под­хва­тил од­ну и несет, но две­ри рая и за эту не от­во­ри­лись. Ан­гел го­во­рит ему: хо­рош дар, но один не си­лен от­во­рить для те­бя неба. Это зна­чит, что се­мей­ные доб­ро­де­те­ли од­ни то­же не при­во­дят в рай. Ищи. Есть на­деж­да. Пе­ри – опять на зем­лю. На­шел ко­го-то ка­ю­ще­го­ся. Взял его сле­зу и несет. И преж­де чем при­бли­зил­ся к раю, все две­ри его бы­ли уже от­во­ре­ны для него”.
Эта по­э­ма яс­но убеж­да­ет нас, что все раз­но­об­раз­ные де­я­тель­но­сти – об­ще­ствен­ная, го­судар­ствен­ная, се­мей­ная – все долж­но во­оду­шев­лять­ся ко­рен­ным ду­хом ре­ли­ги­оз­но­сти, ни­кем не стес­ня­е­мой.
Ду­ма­ет­ся, что я из­ла­гаю не толь­ко свои лич­ные идеи и на­стро­е­ния, но и яв­ля­юсь вы­ра­зи­те­лем на­стро­е­ний мно­гих вер­ных сы­нов Свя­той Церк­ви.
Огра­ни­чен­ность вре­ме­ни, остав­ше­го­ся до от­кры­тия съез­да, ли­ша­ет ме­ня, к со­жа­ле­нию, воз­мож­но­сти бо­лее ши­ро­ко раз­вить под­ня­тый в сей за­пис­ке во­прос – об объ­еди­не­нии всех пат­ри­о­тов под стя­гом Все­рос­сий­ско­го Брат­ства Кре­ста Гос­под­ня. Но ес­ли бы съез­ду угод­но бы­ло оста­но­вить на нем свое вни­ма­ние – я охот­но го­тов в бу­ду­щем при­нять по­силь­ное уча­стие и [ока­зать] воз­мож­ную по­мощь в де­таль­ной его раз­ра­бот­ке и за­тем про­ве­де­нии в жизнь в пре­де­лах вве­рен­ной мне епар­хии.
Не мо­гу, од­на­ко, здесь же не по­же­лать, чтобы съезд еще до раз­ра­бот­ки пред­ло­жен­но­го во­про­са – те­перь же оза­бо­тил­ся ис­прав­ле­ни­ем хо­тя неко­то­рых весь­ма су­ще­ствен­ных недо­стат­ков “Со­ю­за” в зна­чи­тель­ной сте­пе­ни ме­ша­ю­щих его раз­ви­тию; так, необ­хо­ди­мо тща­тель­но пе­ре­смот­реть § 3 про­грам­мы “Со­ю­за”, по­яв­ле­ние ко­то­ро­го в на­сто­я­щей его ре­дак­ции я объ­яс­няю лишь пе­чаль­ным недо­ра­зу­ме­ни­ем. А к че­му при­во­дит этот па­ра­граф – по­ка­зы­ва­ет та­кой факт, что в од­ном, на­при­мер, из уезд­ных го­ро­дов Са­ра­тов­ской епар­хии пред­се­да­те­лем от­де­ла “Со­ю­за рус­ско­го на­ро­да” со­сто­ит рас­коль­ник. Ка­кое, спра­ши­ва­ет­ся, воз­мож­но уча­стие пра­во­слав­ных пас­ты­рей в от­де­ле “Со­ю­за”, пред­се­да­те­лем ко­е­го со­сто­ит, быть мо­жет, и хо­ро­ший че­ло­век, но по ду­хов­но­му скла­ду, ве­ро­ва­ни­ям и убеж­де­ни­ям – враж­деб­ный к Ма­те­ри на­шей – Церк­ви Пра­во­слав­ной? Во­об­ще в Са­ра­тов­ской епар­хии, весь­ма за­ра­жен­ной рас­ко­лом, по­доб­ные фак­ты толь­ко вре­дят на­ше­му об­ще­му де­лу и во вся­ком слу­чае не мо­гут слу­жить про­цве­та­нию “Со­ю­за” и его от­де­лов.
Же­ла­тель­но бы да­лее вы­слу­шать от­но­ше­ние съез­да к по­ве­де­нию неко­то­рых чле­нов “Со­ю­за рус­ско­го на­ро­да”, до­пус­ка­ю­щих... ино­гда в крайне несдер­жан­ных, некор­рект­ных вы­ра­же­ни­ях кри­ти­ку свя­ти­те­лей, предъ­яв­ле­ние им все­воз­мож­ных тре­бо­ва­ний от име­ни “Со­ю­за”, что по­ис­ти­не – ес­ли ис­хо­дит дей­стви­тель­но от “Со­ю­за” – как буд­то при­рав­ни­ва­ет дух и на­прав­ле­ние это­го “Со­ю­за” к Го­судар­ствен­ной Ду­ме – с ее тре­бо­ва­ни­я­ми, за­про­са­ми и т.д.
А меж­ду тем по за­ко­нам, ка­за­лось бы обя­за­тель­ным для чле­нов, по­ста­вив­ших на сво­ем зна­ме­ни, меж­ду про­чим, и охра­ну Пра­во­слав­ной Церк­ви, – ни­ка­кая ор­га­ни­за­ция не мо­жет предъ­яв­лять “тре­бо­ва­ний” к свя­ти­те­лям Церк­ви, а тем бо­лее – учи­нять про­из­воль­ные “су­ды” над ни­ми, ибо епи­скоп под­ле­жит толь­ко и ис­клю­чи­тель­но су­ду Со­бо­ра свя­ти­те­лей.
При­зы­ваю Бо­жие бла­го­сло­ве­ние на пред­сто­я­щие тру­ды съез­да “Объ­еди­нен­но­го рус­ско­го на­ро­да” – в ду­хе ве­ры и Пра­во­слав­ной Все­рос­сий­ской Церк­ви... Тру­ды пред­сто­ят нема­лые: гу­сто на­вис­ший ту­ман мут­ной мглой об­ло­жил нас кру­гом... Со­зда­тель, не ли­ши нас Род­но­го Неба, спо­до­би нас вновь уви­деть оза­ря­ю­щие и со­гре­ва­ю­щие лу­чи Жи­во­нос­но­го на­ше­го Солн­ца... И вновь воз­вра­тить­ся к дан­ным То­бой нам ве­ли­ким бе­ре­гам!
Са­ра­тов
Ап­ре­ля 1907 го­да» // ГАСО. Ф. 1132, оп. 1, д. 102, л. 1-16.
^[36] Газ. «Рос­си­я­нин». 1907. 10 июня. № 1. С. 3-4.
^[37] Там же. 25 де­каб­ря. № 76. С. 3.
^[38] То­боль­ские епар­хи­аль­ные ве­до­мо­сти. 1918. № 26-27-28. С. 239.
^[39] Газ. «Рос­си­я­нин». 1907. 5 ав­гу­ста. № 23. С. 3.
^[40] Там же. 19 ав­гу­ста. № 27. С. 1.
^[41] Там же. 1908. 12 ав­гу­ста. № 85. С. 1.
^[42] Ис­точ­ник во­ды жи­вой. Жиз­не­опи­са­ние свя­то­го пра­вед­но­го от­ца Иоан­на Крон­штадт­ско­го. СПб., 1999. С. 794.
^[43] Там же. С. 795.
^[44] ЦА ФСБ Рос­сии. Д. Р-48566. Т. 8, л. 15, 38.
^[45] ГАРФ. Ф. 9452, оп. 1, д. 119, л. 56.
В сво­ей за­пис­ке Им­пе­ра­то­ру они пи­са­ли: «Рус­ская Пра­во­слав­ная Цер­ковь ока­за­лась в тя­же­лом и крайне опас­ном по­ло­же­нии вслед­ствие мно­гих при­чин.
Преж­де все­го боль­шин­ство при­ход­ских об­щин не име­ет под­го­тов­лен­ных к вы­со­ко­му слу­же­нию пас­ты­рей, так как Ду­хов­ные се­ми­на­рии по­те­ря­ли свой ду­хов­ный об­лик. Это при­ве­ло к со­вер­шен­но­му раз­об­ще­нию свя­щен­ни­ков с паства­ми и епи­ско­па­ми, ар­хи­пас­ты­рей с при­хо­да­ми и к рав­но­ду­шию об­ще­ства и на­ро­да к де­лам Церк­ви и при­хо­да; по­это­му ис­чез­ло и еди­не­ние меж­ду рус­ски­ми людь­ми. И епи­ско­пы, эти ру­ко­во­ди­те­ли жиз­ни це­лых епар­хий, са­ми по­лу­чив вос­пи­та­ние в та­ких несо­вер­шен­ных се­ми­на­ри­ях и ака­де­ми­ях, вос­хо­дят к сво­е­му вы­со­ко­му и от­вет­ствен­но­му слу­же­нию без необ­хо­ди­мо­го цер­ков­но-жиз­нен­но­го опы­та, так как при­хо­дят к епи­скоп­ству глав­ным об­ра­зом по служ­бе в тех же ду­хов­но-учеб­ных за­ве­де­ни­ях, а не пас­тыр­ской и об­ще­ствен­ной ра­бо­той.
Вто­рая при­чи­на – неожи­дан­ность и тяж­кие по­след­ствия за­ко­на 17 ап­ре­ля 1905 го­да о сво­бо­де всех ве­ро­ис­по­ве­да­ний. За­ко­ном не бы­ла преду­смот­ре­на от­вет­ствен­ность тех, ко­то­рые зло­на­ме­рен­но и на­силь­ствен­но бу­дут со­вра­щать пра­во­слав­ных в ино­сла­вие и рас­кол. Сво­бо­да ве­ро­ис­по­ве­да­ний тот­час же пре­вра­ти­лась в сво­бо­ду и без­на­ка­зан­ность со­вра­ще­ний, что неми­ну­е­мо по­тряс­ло гос­под­ству­ю­щую в го­су­дар­стве ве­ру и по­ста­ви­ло Цер­ковь в усло­вия жиз­ни го­раз­до бо­лее тяж­кие, чем у лю­бой сек­ты, ибо каж­дая сек­та ста­ла те­перь сво­бод­ной юри­ди­че­ски и са­мо­сто­я­тель­ной в сво­их пра­вах. За­ви­си­мой, бес­прав­ной и несво­бод­ной сде­ла­лась толь­ко гос­под­ству­ю­щая Пра­во­слав­ная Цер­ковь, че­го, ко­неч­но, ни­ко­гда не пред­по­ла­гал за­ко­но­да­тель и за­кон 17 ап­ре­ля 1905 го­да.
Тре­тья при­чи­на – пе­ре­ход­ное со­сто­я­ние в жиз­ни и де­я­тель­но­сти выс­шей рус­ской цер­ков­ной вла­сти. Все те­перь воз­ла­га­ют свои на­деж­ды на Все­рос­сий­ский Цер­ков­ный Со­бор. Свя­тей­ший Си­нод, вы­ра­бо­тав по­ло­же­ния и во­про­сы для Со­бо­ра в Пред­со­бор­ном при­сут­ствии, по необ­хо­ди­мо­сти, в ожи­да­нии Со­бо­ра при­оста­но­вил про­ве­де­ние ка­ких бы то ни бы­ло ре­форм и как бы за­мер в сво­ей де­я­тель­но­сти. Меж­ду тем мы ви­дим край­нюю необ­хо­ди­мость и неот­лож­ность неко­то­рых из та­ких ре­форм. Мо­гут [ли], в са­мом де­ле, рус­ские епар­хии, Рус­ская Цер­ковь и на­род в столь бед­ствен­ное вре­мя оста­вать­ся в вы­жи­да­тель­ном по­ло­же­нии? Мыс­ли­мо ли, с дру­гой сто­ро­ны, в ре­во­лю­ци­он­ные го­да со­би­рать Цер­ков­ный Со­бор, ко­гда столь­ко сто­ле­тий не бы­ло Со­бо­ров и тре­бу­ет­ся на нем ре­шить ос­нов­ные во­про­сы жиз­ни Церк­ви...» // ГАСО. Ф. 1132, оп. 1, д. 73, л. 1-5.
Да­лее епи­ско­пы вы­ра­жа­ли мне­ние о невоз­мож­но­сти про­ве­де­ния в на­сто­я­щий мо­мент Цер­ков­но­го Со­бо­ра, для ко­то­ро­го тре­бу­ет­ся энер­гич­ная под­го­тов­ка, на ко­то­рую по­на­до­бит­ся не ме­нее го­да, спе­ци­аль­но по­свя­щен­но­го это­му во­про­су. Епи­ско­пы пред­ло­жи­ли со­звать сес­сию Си­но­да «для про­ве­де­ния необ­хо­ди­мых ре­форм и под­го­то­ви­тель­ных к Со­бо­ру ме­ро­при­я­тий» //ГАРФ. Ф. 9452, оп. 1, д. 119, л. 57.
Они пред­ло­жи­ли уво­лить на по­кой «пре­ста­ре­лых и неде­я­тель­ных ар­хи­ере­ев*, ко­то­рые как пра­ви­те­ли непри­год­ны в пе­ре­жи­ва­е­мое осо­бо тя­же­лое вре­мя... Необ­хо­ди­мо вве­сти во всех епар­хи­ях при­ход­скую ре­фор­му или, луч­ше ска­зать, та­кую фор­му ожив­ле­ния при­ход­ской де­я­тель­но­сти, ко­то­рая до­пу­сти­ма до со­зы­ва Цер­ков­но­го Со­бо­ра и в со­сто­я­нии дать воз­мож­ность епи­ско­пам объ­еди­нить и спло­тить ду­хо­вен­ство меж­ду со­бой и с при­хо­жа­на­ми и ор­га­ни­зо­вать об­ще­ствен­ную борь­бу с без­нрав­ствен­но­стью и сти­хий­но рас­про­стра­ня­ю­щим­ся пьян­ством. Учре­жде­ние при­ход­ских со­ве­тов или братств неми­ну­е­мо по­ста­вит пас­ты­рей во гла­ве при­хо­дов и ру­ко­во­ди­те­ля­ми на­ро­да, сбли­зит их с епи­ско­па­ми, ко­то­рые для про­ве­де­ния ре­форм бу­дут вы­нуж­де­ны ор­га­ни­зо­вать пас­тыр­ские со­бра­ния, съез­ды ду­хо­вен­ства и ми­рян, пуб­лич­но бе­се­до­вать со сво­ею паст­вою, на­прав­лять де­я­тель­ность и цер­ков­ную жизнь всей епар­хии и т.д. Эта ре­фор­ма крайне необ­хо­ди­ма глав­ным об­ра­зом для объ­еди­не­ния ве­ру­ю­ще­го рус­ско­го на­ро­да меж­ду со­бою и с пас­ты­ря­ми и ар­хи­пас­ты­ря­ми, для борь­бы объ­еди­нен­ны­ми си­ла­ми с совре­мен­ны­ми дви­же­ни­я­ми, со­вра­ще­ни­я­ми и без­нрав­ствен­но­стью и для вра­зум­ле­ния мо­ло­до­го по­ко­ле­ния. Без со­от­вет­ству­ю­щей фор­мы при­ход­ской жиз­ни, как уже вы­ше ска­за­но, нель­зя ор­га­ни­зо­вать вы­бо­ры ми­рян на Цер­ков­ный Со­бор...
*(Это их пред­ло­же­ние вы­зва­ло боль­шое бес­по­кой­ство у неко­то­рых ар­хи­ере­ев, осо­бен­но у тех, кто чув­ство­вал се­бя не осо­бен­но твер­до в об­ла­сти де­ла­ния цер­ков­но­го или нрав­ствен­но­сти. Од­ним из пер­вых был уво­лен бу­ду­щий об­нов­ле­нец и раз­ру­ши­тель Церк­ви, пер­вый ви­ка­рий Санкт-Пе­тер­бург­ской епар­хии епи­скоп Нарв­ский Ан­то­нин (Гра­нов­ский). Ар­хи­епи­скоп Псков­ский и Пор­хов­ский Ар­се­ний (Стад­ниц­кий) пи­сал по это­му по­во­ду в сво­ем днев­ни­ке: «Гу­ляя по­сле обе­да, я встре­тил­ся с Ан­то­ни­ном, ко­то­рый жа­ло­вал­ся на физи­че­ское недо­мо­га­ние и ду­шев­ное. Я ду­маю, что тут име­ют вли­я­ние “бе­ды над стар­цем” [мит­ро­по­ли­том Ан­то­ни­ем (Вад­ков­ским)], с ко­то­рым свя­за­но и его бла­го­по­лу­чие. “Ис­и­дор Ми­хай­лов­ский [епи­скоп Ми­хай­лов­ский, ви­ка­рий Ря­зан­ской епар­хии Ис­и­дор (Ко­ло­ко­лов) – за без­нрав­ствен­ные по­ступ­ки в 1911 го­ду был уво­лен от долж­но­сти ви­кар­но­го епи­ско­па. В 1918 го­ду рас­стре­лян боль­ше­ви­ка­ми в г. Вят­ке.] пы­сав менi, що в Москвi хо­дят слу­хи, що Вос­тор­гов ско­ро возь­мет­ся и за менi”...
В 7 ча­сов ве­че­ра за­шел ко мне Пр<ео­свя­щен­ный> Ан­то­нин, мрач­ный и воз­ды­ха­ю­щий. Я хо­тел бы­ло уте­шить его. Он мне и ска­зал: “Вы зна­е­те, що те­перь я уже не Нарв­ский”. – “А ка­кой же? Не Пскiвский ли?” – “Я тiлько що вiд стар­ца, ко­то­рый и ска­зав менi цар­скую во­лю, пе­ре­дан­ную через обер-про­ку­ро­ра, що бы я шу­кав собi мiсто”. Те­перь толь­ко я по­нял, что он не шу­тит. Ока­зы­ва­ет­ся, в пят­ни­цу обер-про­ку­рор был на обыч­ном до­кла­де у Го­су­да­ря, и он два­жды ска­зал обе­ру об уволь­не­нии Пр<ео­свя­щен­но­го> Ан­то­ни­на, а обер-про­ку­рор вче­ра пе­ре­дал мит­ро­по­ли­ту, а мит­ро­по­лит се­го­дня Пр<ео­свя­щен­но­му> Ан­то­ни­ну, а по­след­ний – непо­сред­ствен­но мне. “Що я те­перь бу­ду ро­бить, – воз­ды­хал Пр-й. – Ку­да я пiду? Як бы менi оста­ви­лы в Лаврi – то ще нiчо­го...” ...За­хо­дил к Пр-му Ан­то­ни­ну. Он дре­мал в по­сте­ли и все сто­нал. При­зна­юсь – вся об­ста­нов­ка опаль­но­го ар­хи­ерея про­из­ве­ла на ме­ня силь­ное впе­чат­ле­ние. В спальне – по­лу­мрак от при­кры­той элек­три­че­ской лам­пы, гро­мад­ней­шая кро­вать (пал­ла­ди­ев­ская), а на ней – гро­мад­ней­шая фигу­ра Пр-го, с по­лу­от­кры­ты­ми гла­за­ми, сто­ну­ще­го. Он, еле дви­гая язы­ком, го­во­рил, что был у обер-про­ку­ро­ра, ко­то­рый пе­ре­дал ему во­лю цар­скую об уда­ле­нии его на по­кой, что эта во­ля долж­на быть ис­пол­не­на и что ему вско­ре нуж­но по­дать про­ше­ние об ухо­де...» // ГАРФ. Ф. 9452, оп. 1, д. 119, л. 48 об, 62 об.
Мит­ро­по­лит Санкт-Пе­тер­бург­ский Ан­то­ний, на ко­то­ро­го па­да­ла ви­на за по­пусти­тель­ство епи­ско­пу Ан­то­ни­ну, пы­та­ясь оправ­дать­ся, пи­сал обер-про­ку­ро­ру Из­воль­ско­му: «Раз Го­су­дарь им недо­во­лен и сей­час это вы­ра­жа­ет, как узнал вче­ра от Вас, то раз­го­во­ру тут ни­ка­ко­го быть не мо­жет. Его мож­но уда­лить. Но на ме­ня здесь все же па­да­ет ви­на, что я тер­пел че­ло­ве­ка, на ко­то­ро­го па­да­ют, по-ви­ди­мо­му, тя­же­лые об­ви­не­ния. В оправ­да­ние се­бя мо­гу ска­зать, что я знаю непро­сти­тель­ные ошиб­ки Прео­свя­щен­но­го Ан­то­ни­на, но знаю то хо­ро­шее, что в нем крепнет и крепнет. Из него вы­ра­ба­ты­ва­ет­ся хо­ро­ший ар­хи­ерей. Уда­лить че­ло­ве­ка, Го­су­да­рю неугод­но­го, – де­ло пра­виль­ное, но без вме­ша­тель­ства Гер­мо­ге­на и Се­ра­фи­ма. Тут для ме­ня са­мое непе­ре­ва­ри­мое. Они хо­тят по­спеш­но пред­став­лять Си­но­ду к уволь­не­нию мно­гих ар­хи­ере­ев – до 15-ти, по до­шед­шим до ме­ня слу­хам... Ес­ли мож­но, на­до удер­жать на­зван­ных иерар­хов от осу­ществ­ле­ния за­ду­ман­ных ими пла­нов...» // РГИА. Ф. 1569, оп. 1, д. 35, л. 24-25.)
Сле­ду­ет по­спе­шить с ор­га­ни­за­ци­ей мис­си­о­нер­ских об­ществ и братств, учре­жде­ни­ем мис­си­о­нер­ских школ и бла­го­устрой­ством мис­сий во всех епар­хи­ях. На де­ло внеш­ней мис­сии – про­тив нехри­сти­ан – нуж­но те­перь же от­пус­кать Мис­си­о­нер­ско­му об­ще­ству из осо­бо­го фон­да 100 ты­сяч руб­лей еже­год­но. Де­ло внут­рен­ней мис­сии – про­тив рас­ко­лов, сект, ино­сла­вия и вся­ких иных за­блуж­де­ний – нуж­но объ­еди­нить при том же Мис­си­о­нер­ском об­ще­стве в Москве или в осо­бом Все­рос­сий­ском Брат­стве в Пе­тер­бур­ге при Свя­тей­шем Си­но­де и от­пус­кать на него из то­го же ис­точ­ни­ка 100 ты­сяч руб­лей еже­год­но...
Пе­ре­се­лен­цы – рус­ские пра­во­слав­ные кре­стьяне в Си­би­ри – тре­бу­ют са­мо­го за­бот­ли­во­го вни­ма­ния в от­но­ше­нии их ду­хов­ных нужд: без церк­вей и цер­ков­ных школ они по­ги­ба­ют ду­хов­но на но­вых ме­стах жи­тель­ства...
Цер­ков­но-при­ход­ские шко­лы – опо­ра Церк­ви и ве­ру­ю­ще­го на­ро­да. Несмот­ря на лю­бовь к ним на­ро­да, они – па­сын­ки пра­ви­тель­ства, ко­то­рое все сред­ства от­пус­ка­ет в Ми­ни­стер­ство на­род­но­го про­све­ще­ния и да­ет ему вчет­ве­ро боль­ше де­нег на чис­ло школ, зна­чи­тель­но мень­шее, чем чис­ло школ цер­ков­ных. Необ­хо­ди­ма под­держ­ка цер­ков­ной шко­лы...
Необ­хо­ди­мо немед­лен­но пе­ре­смот­реть за­ко­но­по­ло­же­ние о сво­бо­де ве­ры или ве­ро­ис­по­ве­да­ний, для опре­де­ле­ния огра­ни­че­ний про­тив на­силь­ствен­но­го со­вра­ще­ния пра­во­слав­ных и рас­про­стра­не­ния ино­сла­вия и рас­ко­ла...
Для борь­бы с раз­вра­ща­ю­щей свет­ской и ду­хов­ной пе­ча­тью, пор­но­гра­фи­ей, те­ат­раль­ной ли­те­ра­ту­рой и во­об­ще с изоб­ре­та­тель­но­стью вра­гов Церк­ви и го­су­дар­ства, стре­мя­щих­ся к уни­что­же­нию в на­ро­де хри­сти­ан­ской нрав­ствен­но­сти, необ­хо­ди­мо вы­ра­бо­тать ме­ры и най­ти сред­ства. Сей­час они не встре­ча­ют ни­ка­ко­го про­тив­ле­ния, и этот важ­ный во­прос дол­жен быть под­нят Си­но­дом, тем бо­лее что при да­ро­ва­нии сво­бо­ды пе­ча­ти Свя­тей­ший Си­нод был обой­ден обид­но при гра­фе Вит­те, и Си­но­ду не да­ли вы­ска­зать­ся да­же по во­про­су о бо­го­слов­ской ли­те­ра­ту­ре и ду­хов­ной цен­зу­ре. Вслед­ствие это­го ныне от­кры­то пе­чать про­по­ве­ду­ет без­бо­жие...
Без­услов­но, необ­хо­ди­мо ду­хо­вен­ству по­спе­шить на борь­бу с но­вым бед­стви­ем, сти­хий­но рас­про­стра­ня­ю­щим­ся в го­ро­дах и се­лах, это – тай­ной про­да­жей ви­на. За по­след­ние два го­да се­ла и де­рев­ни ста­ли неузна­ва­е­мы. По­валь­ное пьян­ство, ко­то­ро­му спо­соб­ству­ют вра­ги рус­ской на­цио­наль­но­сти, долж­но оза­бо­чи­вать не толь­ко адми­ни­стра­цию, и еще бо­лее пас­ты­рей – блю­сти­те­лей за на­род­ною нрав­ствен­но­стью. [1 сл. нрзб.], что внеш­няя си­ла не в со­сто­я­нии бо­роть­ся с без­нрав­ствен­но­стью, ко­гда тай­ная про­да­жа ви­на сде­ла­лась об­щим за­ня­ти­ем и про­мыс­лом. Та­кое на­род­ное бед­ствие долж­но по­двиг­нуть ду­хо­вен­ство к са­мым ре­ши­тель­ным дей­стви­ям и ме­ро­при­я­ти­ям. Еже­год­но уве­ли­чи­ва­ет­ся по­треб­ле­ние ви­на на 20% срав­ни­тель­но с преды­ду­щим го­дом. На­род про­пи­ва­ет те­ло и ду­шу. Мы под­став­ля­ем бу­ду­щие по­ко­ле­ния вы­рож­дать­ся – [1 сл. нрзб.] для вся­кой ре­во­лю­ции и анар­хии...
Необ­хо­ди­мы­ми ме­ра­ми, а ес­ли нуж­но, то и цер­ков­ным су­дом, сле­ду­ет пре­кра­тить «об­нов­лен­че­ское» дви­же­ние в ду­хо­вен­стве, чтобы пре­ду­пре­дить го­то­вя­щий­ся рас­кол и борь­бу, ко­то­рые в бу­ду­щем мо­гут по­тре­бо­вать мно­го и жертв и жиз­ней...
Со всею непо­ко­ле­би­мою стро­го­стью необ­хо­ди­мо очи­щать Цер­ковь от недо­стой­ных де­я­те­лей и со­блаз­ни­те­лей... Без­на­ка­зан­ность та­ких пре­ступ­ле­ний ги­бель­на для Церк­ви и со­блаз­ни­тель­на для вер­ных чад ее...
Свя­тей­ший Си­нод в уси­лен­ном со­ста­ве, как это по­ка­за­но вы­ше, на­при­мер вос­пол­нен­ным 12-ю иерар­ха­ми, явит­ся осо­бо ав­то­ри­тет­ною си­лою для на­ро­да в пе­ре­жи­ва­е­мое вре­мя. Он и дол­жен вы­ра­бо­тать ру­ко­во­дя­щие на­ча­ла и те ме­ро­при­я­тия, ко­то­рые мо­гут воз­дей­ство­вать на на­стро­е­ние в Церк­ви и в на­ро­де. Они ожи­да­ют­ся все­ми с нетер­пе­ни­ем...
Долж­но со­ста­вить осо­бую мо­лит­ву, ко­то­рая бы воз­гла­ша­лась за бо­го­слу­же­ни­ем и при­зы­ва­ла всех к по­ка­я­нию, вра­зум­ле­нию, по­ви­но­ве­нию ца­рю и вла­стям, к пре­дан­но­сти Свя­той Церк­ви, к хри­сти­ан­ско­му вос­пи­та­нию де­тей и к хри­сти­ан­ской люб­ви как к ос­но­ве ре­ли­гии и жиз­ни...
Упа­док нрав­ствен­но­сти в на­ро­де тре­бу­ет со сто­ро­ны Свя­тей­ше­го Си­но­да энер­гич­но­го воз­дей­ствия на со­весть на­род­ную. Вто­рой год кре­стьяне по на­у­ще­нию вра­гов го­су­дар­ства жгут хлеб у по­ме­щи­ков и друг у дру­га. Ко­му, как не Свя­тей­ше­му Си­но­ду, сле­ду­ет вы­сту­пить с вра­зу­ми­тель­ным и об­ли­чи­тель­ным по­сла­ни­ем к на­ро­ду, объ­яс­нив, что уни­что­жать на­сущ­ный хлеб – этот ве­ли­чай­ший дар Бо­жий, ос­но­ву бла­го­со­сто­я­ния го­су­дар­ства, глав­ную по­треб­ность че­ло­ве­че­ства, по­сле уси­лен­ных мо­литв са­мих кре­стьян об уро­жае, – страш­ный, непро­сти­тель­ный грех.
В ви­ду 40 ты­сяч уби­тых ре­во­лю­ци­ей, ука­зав на гра­бе­жи, на­па­де­ния, на­си­лия, чу­до­вищ­ные бун­ты и мя­те­жи и бес­ко­неч­ные по­жа­ры, Свя­тей­ший Си­нод дол­жен осу­дить безу­мие вра­гов го­су­дар­ства, вы­ска­зать на­ро­ду свое по­уче­ние, при­звать его к вра­зум­ле­нию.
В се­лах и де­рев­нях, по при­ме­ру го­ро­дов, со­вра­щен­ные кре­стьяне на­ча­ли раз­во­дить­ся с же­на­ми, бро­сать сво­их де­тей. Мо­жет ли Свя­тей­ший Си­нод не об­ра­тить свое вни­ма­ние на это раз­вра­ще­ние и бед­ствие? Необ­хо­ди­мо пе­ре­смот­реть во­прос о раз­во­де, но не с це­лью его об­лег­че­ния и раз­ру­ше­ния се­мьи, а для укреп­ле­ния се­мьи.
Свя­тей­ший Си­нод в уси­лен­ном со­ста­ве даст твер­дое ру­ко­вод­ство для на­прав­ле­ния во­про­сов об­ще­го цер­ков­но­го и го­судар­ствен­но­го зна­че­ния, а ина­че бу­дет на­ру­шать­ся един­ство в Церк­ви и ис­чезнет еди­но­об­ра­зие ис­пол­не­ния и про­ве­де­ния в жизнь тех или дру­гих ме­ро­при­я­тий во всех епар­хи­ях...» // ГАРФ. Ф. 9452, оп. 1, д. 119, л. 57, ГАСО. 1132, оп. 1, д. 73, л. 1-5.
^[46] Про­то­и­е­рей Иоанн Крон­штадт­ский, к неудо­воль­ствию мит­ро­по­ли­та Санкт-Пе­тер­бург­ско­го Ан­то­ния, был на­зна­чен при­сут­ство­вать на за­се­да­ни­ях Свя­тей­ше­го Си­но­да по про­ше­нию к Го­су­да­рю епи­ско­пов Се­ра­фи­ма и Гер­мо­ге­на. В со­став­лен­ной спе­ци­аль­но по это­му слу­чаю по прось­бе мит­ро­по­ли­та Ан­то­ния справ­ке до­ка­зы­ва­лась невоз­мож­ность даль­ней­ших вы­зо­вов про­то­и­е­рея Иоан­на Крон­штадт­ско­го на за­се­да­ния Си­но­да и, в част­но­сти, пи­са­лось, «что сам отец Иоанн ни ра­зу не был в за­се­да­нии Си­но­да, и лю­ди, хо­ро­шо его зна­ю­щие, объ­яс­ня­ют это тем, что он, как пре­сви­тер, не счи­та­ет воз­мож­ным при­сут­ство­вать в со­бра­нии, где долж­ны быть пол­но­прав­ны­ми чле­на­ми толь­ко епи­ско­пы» // РГИА. Ф. 1569, оп. 1, д. 35, л. 37.
^[47] Газ. «Рос­си­я­нин». 1908. № 4. С. 1.
^[48] ГАРФ. Ф. 9452, оп. 1, д. 119, л. 59.
^[49] Там же. Л. 55.
^[50] «Я со­вер­шен­но рав­но­душ­но про­шел бы ми­мо это­го, зная по соб­ствен­но­му опы­ту, – пи­сал Алек­сей Пет­ро­вич Ро­го­вич, – что в на­ше рас­пу­щен­ное вре­мя лег­ко и без­на­ка­зан­но при­сте­ги­ва­ют ко вся­ко­му име­ни са­мую наг­лую кле­ве­ту. Да и опро­вер­гать по­доб­ные вы­ход­ки нель­зя: мож­но опро­вер­гать об­ви­не­ния в опре­де­лен­ных де­я­ни­ях, но нель­зя опро­вер­гать огуль­ных об­ви­не­ний... Мне бы­ло крайне боль­но, ес­ли бы эта гад­кая за­мет­ка, по­пав­шись Вам на гла­за, от­ра­зи­лась бы в Ва­шей ду­ше от­тен­ком го­ре­чи или недо­ве­рия.
Не смею ни­чем хва­лить­ся, но ду­маю, что с Ва­шим зна­ни­ем жиз­ни и лю­дей, Вы, мно­го­ува­жа­е­мый Вла­ды­ко, не при­чис­ли­те ме­ня к тем, кто хо­дит кри­вы­ми пу­тя­ми. Я все­гда ста­рал­ся и ста­ра­юсь, в чем Гос­подь Бог мне да по­мо­жет, пря­мо и про­сто при­бли­жать­ся к прав­де, па­мя­туя, что укло­нив­шись от это­го пу­ти и до­пу­стив хоть раз, что “цель оправ­ды­ва­ет сред­ства”, мож­но по пу­ти зла дой­ти до по­ги­бе­ли ду­ши.
По­это­му, со­вер­шен­но пре­зи­рая мне­ния лег­ко­мыс­лен­ных и лжи­вых ок­тяб­ри­стов “Го­ло­са Моск­вы”, я же­лал бы быть пра­вым в пу­тях сво­их в гла­зах Ва­ших» // Газ. «Ко­ло­кол». 1908. № 582. С. 1.
^[51] Пещ­ное дей­ство – об­ряд пред­став­ле­ния в ли­цах чу­дес­но­го спа­се­ния трех от­ро­ков в ва­ви­лон­ской пе­чи, ко­то­рый со­сто­ял в том, что трое ма­ло­лет­них пев­чих с диа­ко­ном всхо­ди­ли на осо­бое воз­вы­ше­ние, ограж­ден­ное ре­шет­кой, и пе­ли песнь трех от­ро­ков; этот об­ряд со­вер­шал­ся в рус­ских со­бо­рах до Пет­ра I в Неде­лю пра­о­тец.
^[52] РГИА. Ф. 796, оп. 206, д. 708, л. 24-25.
^[53] ГАРФ. Ф. 9452, оп. 1, д. 119, л. 63 об.
^[54] «И в на­ши дни Бо­жи­им по­пуще­ни­ем явил­ся но­вый лже­учи­тель – граф Лев Тол­стой, – пи­са­лось в по­ста­нов­ле­нии Си­но­да. – Из­вест­ный ми­ру пи­са­тель, рус­ский по рож­де­нию, пра­во­слав­ный по кре­ще­нию и вос­пи­та­нию сво­е­му, граф Тол­стой, в пре­льще­нии гор­до­го ума сво­е­го, дерз­ко вос­стал на Гос­по­да и на Хри­ста Его и на свя­тое Его до­сто­я­ние, яв­но пред все­ми от­рек­ся от вскор­мив­шей и вос­пи­тав­шей его Ма­те­ри, Церк­ви Пра­во­слав­ной, и по­свя­тил свою ли­те­ра­тур­ную де­я­тель­ность и дан­ный ему от Бо­га та­лант на рас­про­стра­не­ние в на­ро­де уче­ний, про­тив­ных Хри­сту и Церк­ви, и на ис­треб­ле­ние в умах и серд­цах лю­дей ве­ры оте­че­ской, ве­ры пра­во­слав­ной, ко­то­рая утвер­ди­ла все­лен­ную, ко­то­рою жи­ли и спа­са­лись на­ши пред­ки и ко­то­рою до­се­ле дер­жа­лась и креп­ка бы­ла Русь Свя­тая» // Цит. по: Свя­той пра­вед­ный Иоанн Крон­штадт­ский. Пред­смерт­ный днев­ник. М., 2003. С. 113.
^[55] «Же­ла­е­те ли, пра­во­слав­ные, знать, что я ду­маю о Льве Тол­стом? – пи­сал отец Иоанн. – А я вот что ду­маю и го­во­рю: он объ­явил вой­ну Церк­ви Пра­во­слав­ной и все­му хри­сти­ан­ству. И как ден­ни­ца и са­та­на от­торг­нул сво­им хво­стом тре­тью часть звезд небес­ных, т.е. ан­ге­лов, сде­лал их еди­но­мыш­лен­ни­ка­ми с со­бою, так наш Лев, сын про­тив­ле­ния, но­ся­щий в се­бе дух его, “сво­им ры­ка­ни­ем и хво­стом” (Откр. 12, 4) от­торг то­же ед­ва ли не тре­тью часть рус­ской ин­тел­ли­ген­ции, осо­бен­но из юно­ше­ства, вслед се­бя, вслед сво­е­го без­бож­но­го уче­ния, сво­е­го без­ве­рия. Его без­бож­ные пе­чат­ные со­чи­не­ния сви­де­тель­ству­ют о том.
“Раз­ве со­би­ра­ют с тер­нов­ни­ка ви­но­град и с тер­ния смок­вы? По пло­дам их по­зна­е­те их”, – го­во­рит Гос­подь (Лк. 6, 44). Тер­нов­ник Рос­сии и все­го хри­сти­ан­ско­го ми­ра есть рус­ский граф Тол­стой, быв­ший ро­ма­нист, а по­том са­мо­зва­нец-бо­го­слов, ни­ма­ло не смыс­ля­щий в бо­го­сло­вии, на­ря­див­ший­ся в одеж­ду му­жи­ка, чтобы вдо­воль на­сме­ять­ся над ве­рою его и Рос­сии и удоб­нее при­влечь рус­ско­го или ино­стран­ца недаль­но­вид­но­го на свою сто­ро­ну, к об­ра­зу сво­их мыс­лей и удоб­нее из­лить свой ере­ти­че­ский яд в ду­ши их.
“Есть ли та­кой отец, – го­во­рит Гос­подь в при­мер, – ко­то­рый, ко­гда сын его по­про­сит ры­бы, по­дал бы ему скор­пию?” (Мф. 7, 9). Тол­стой имен­но это и де­ла­ет. Он под­но­сит змею вме­сто ры­бы и сво­е­му се­мей­ству, и всей Рос­сии, и хри­сти­а­нам всех стран и язы­ков. Он хо­чет вы­рвать у всех ве­ру в Спа­си­те­ля, ве­ру в Тро­и­цу, в Цер­ковь и во все спа­си­тель­ные ис­ти­ны, в ко­то­рые ве­ро­вать нас на­учи­ла Свя­тая Цер­ковь и без ко­то­рых невоз­мож­но жить ни од­но­му здра­во­мыс­ля­ще­му че­ло­ве­ку» // Цит. по: Свя­той пра­вед­ный Иоанн Крон­штадт­ский. Пред­смерт­ный днев­ник. М., 2003. С. 116-117.
По­доб­но­го ро­да об­ли­че­ния лже­уче­ния Тол­сто­го вы­зва­ли про­тив от­ца Иоан­на по­то­ки лжи и кле­ве­ты в ле­вой пе­ча­ти. «...Ему не хо­тят про­стить то­го, – пи­сал про­то­и­е­рей Иоанн Вос­тор­гов, – что он би­че­вал Льва Тол­сто­го в по­ру, ко­гда граф, уба­ю­ки­вая власть сло­ва­ми ми­ра и непро­тив­ле­ния злу, под­го­тов­лял рус­скую кро­ва­вую ре­во­лю­цию и вос­пи­ты­вал сво­и­ми пи­са­ни­я­ми бу­ду­щих убийц и бом­бо­ме­та­те­лей; ему не хо­тят про­стить то­го, что он от­кры­то вы­ска­зал­ся про­тив по­след­не­го “осво­бо­ди­тель­но­го дви­же­ния”, стал за пра­во­сла­вие, по­пи­ра­е­мое вра­га­ми, за цар­скую и за вся­кую дру­гую власть, уже при­го­во­рен­ную к упразд­не­нию...» // Прот. И.И. Вос­тор­гов. Пол­ное со­бра­ние со­чи­не­ний. Том 3. СПб., 1995. С. 878.
^[56] Ар­хи­епи­скоп Ар­се­ний (Стад­ниц­кий) пи­сал об этих со­бы­ти­ях в сво­ем днев­ни­ке: «К чис­лу “ми­ро­вых” со­бы­тий в из­вест­ном смыс­ле нуж­но от­не­сти и празд­но­ва­ние 80-ле­тия Тол­сто­го 28 ав­гу­ста. Ле­вая пе­чать еще за­дол­го тру­би­ла об этом дне, ста­ра­ясь сде­лать его ми­ро­вым празд­ни­ком, в пи­ку т.е. Церк­ви, от­лу­чив­шей его. Празд­но­ва­ние, мож­но ска­зать, – не уда­лось, как ни ста­ра­лись раз­дуть его. Св. Си­нод в сво­ем по­сла­нии, очень сдер­жан­но и кор­рект­но со­став­лен­ном, воз­да­вая долж­ное ге­нию Тол­сто­го в об­ла­сти ху­до­же­ствен­ной ли­те­ра­ту­ры, ука­зал на его ере­ти­че­ство, вслед­ствие че­го он от­лу­чен от Церк­ви, и не бла­го­сло­вил пра­во­слав­ным участ­во­вать в этом юби­лее. Бо­же! До че­го это озло­би­ло “осво­бо­ди­те­лей”! Гром и мол­нии по­сы­па­лись на Си­нод, на Цер­ковь, на ду­хо­вен­ство!.. В Са­ра­тов­ской Ду­ме про­изо­шел ин­ци­дент с де­пу­та­том ду­хо­вен­ства прот. И. Кре­че­то­ви­чем (мо­им уче­ни­ком по Мос­ков­ской ака­де­мии), ко­то­рый по­ста­нов­ле­ние Ду­мы о по­здрав­ле­нии Тол­сто­го на­звал по­зор­ным ак­том. Дум­цы, ве­ро­ят­но во имя про­по­ве­ду­е­мой ими (ко­неч­но толь­ко для них) сво­бо­де сло­ва, ре­ши­ли ис­клю­чить его из чле­нов Ду­мы и об­ра­ти­лись к Прео­св. Гер­мо­ге­ну, ко­то­рый не со­гла­сил­ся с этим и в от­вет на их пись­мен­ное за­яв­ле­ние от­ве­тил со вла­стью и, что на­зы­ва­ет­ся, от­хле­стал их. Дум­цы по­жа­ло­ва­лись обер-про­ку­ро­ру. Еще неиз­вест­но, чем кон­чит­ся этот ин­ци­дент. Но прав­да, по-мо­е­му, на сто­роне Прео­свя­щен­но­го. И не та­ков Гер­мо­ген, чтобы и в этом де­ле не дой­ти до кон­ца» // ГАРФ. Ф. 9452, оп. 1, д. 119, л. 147.
^[57] «С пас­тыр­скою рев­но­стию и о Хри­сте лю­бо­вию при­зы­ваю Вас к со­дей­ствию мне в ны­неш­нее смут­ное вре­мя в ру­ко­вод­стве на­ших па­со­мых сле­ду­ю­щим об­ра­зом: 1) вви­ду нрав­ствен­но без­за­кон­но­го стрем­ле­ния неко­то­рой ча­сти об­ще­ства празд­но­вать юби­лей ана­фем­ство­ван­но­го Цер­ко­вью Льва Тол­сто­го, разъ­яс­нить сво­им при­хо­жа­нам всю без­рас­суд­ность этой за­теи, по­сколь­ку Лев Тол­стой яв­ля­ет­ся ве­ли­чай­шим ере­ти­ком и лже­учи­те­лем на­ше­го вре­ме­ни, от­вер­га­ю­щим Бо­же­ство Иису­са Хри­ста и спа­си­тель­ность Цер­ков­ных Та­инств, до­стой­ным не ува­же­ния к нему, а про­кля­тия, ибо, как ска­зал Апо­стол, кто не ис­по­ве­ду­ет Иису­са Хри­ста Бо­гом в пло­ти при­шед­шим, да бу­дет про­клят – ма­рана­фа [Ин. 4, 2; 1 Кор. 16, 22]; 2) для все­на­род­но­го по­ка­я­ния в эти мя­теж­ные дни в бли­жай­ший вос­крес­ный день или в день Воз­дви­же­ния Кре­ста Гос­под­ня со­вер­шить в 7 ча­сов ве­че­ра все­нощ­ное бде­ние сре­ди се­ла с про­из­не­се­ни­ем по­уче­ния про­тив уче­ния Льва Тол­сто­го, про­тив сек­тант­ства, про­тив край­ней рас­пу­щен­но­сти нра­вов, про­тив “мо­ло­дой де­рев­ни”, буй­ствен­ной, непо­слуш­ной стар­шим, ро­ди­те­лям, вла­стям и т.п. Мож­но чи­тать хо­ро­шие го­то­вые по­уче­ния; о со­вер­ше­нии это­го бо­го­слу­же­ния до­не­сти мне. 3) Как мож­но луч­ше по­ста­вить бо­го­слу­же­ние, пе­ние, вве­сти об­щее пе­ние с на­ро­дом, обиль­но раз­да­вать “Брат­ские лист­ки”, “Тро­иц­кие лист­ки” и т.п. Ве­сти ре­ли­ги­оз­но-нрав­ствен­ные бе­се­ды с на­ро­дом в цер­ков­но-при­ход­ских шко­лах; со­би­рать де­тей, юно­шей сель­ских и на­зи­дать их, раз­да­вать им лист­ки ре­ли­ги­оз­но-нрав­ствен­но­го со­дер­жа­ния. Где чув­ству­ет­ся по­треб­ность, при­гла­шать мис­си­о­не­ров для бе­се­ды. В Рож­де­ствен­ский пост при­звать на­род к го­ве­нию, как в Ве­ли­кий пост. 4) Пред­ла­гаю Вам со­дей­ство­вать во вве­рен­ном Вам при­хо­де учре­жде­нию Пра­во­слав­но­го Все­рос­сий­ско­го Брат­ско­го Со­ю­за рус­ско­го на­ро­да и Пра­во­слав­но­го об­ще­ства рев­ни­те­лей ве­ры и нрав­ствен­но­сти, при­чем про­шу Вас ве­сти ре­ли­ги­оз­но-нрав­ствен­ные и ре­ли­ги­оз­но-пат­ри­о­ти­че­ские бе­се­ды и со­би­рать – непре­мен­но под сво­им пред­се­да­тель­ством и ру­ко­вод­ством – со­бра­ния сих чле­нов для ре­ли­ги­оз­но-нрав­ствен­ной бе­се­ды; ес­ли мест­ная по­ли­ция бу­дет пре­пят­ство­вать в чем-ли­бо, по недо­ра­зу­ме­нию, про­шу до­но­сить мне.
Гер­мо­ген, епи­скоп Са­ра­тов­ский» // ГАСО. Ф. 1132, оп. 1, д. 103, л. 1.
^[58] ГАСО. Ф. 1132, оп. 1, д. 172, л. 2-3.
^[59] Там же. Д. 142, л. 1-4.
^[60] Тру­фа­нов Сер­гей Ми­хай­ло­вич (быв­ший иеро­мо­нах Или­о­дор) – ро­дил­ся в се­мье сель­ско­го пса­лом­щи­ка на ху­то­ре Боль­шой ста­ни­цы Ма­ри­ин­ской 1-го Дон­ско­го окру­га об­ла­сти Вой­ска Дон­ско­го в 1880 го­ду. По­сле окон­ча­ния се­ми­на­рии Сер­гей по­сту­пил в 1901 го­ду в Санкт-Пе­тер­бург­скую Ду­хов­ную ака­де­мию, где в 1903 го­ду был по­стри­жен в мо­на­ше­ство с име­нем Или­о­дор и ру­ко­по­ло­жен во иеро­мо­на­ха. По­сле окон­ча­ния в 1905 го­ду ака­де­мии он был на­прав­лен пре­по­да­ва­те­лем го­миле­ти­ки в Яро­слав­скую Ду­хов­ную се­ми­на­рию; в 1906 го­ду – пе­ре­ве­ден в По­ча­ев­скую Лав­ру, где ре­дак­ти­ро­вал из­да­ва­е­мые оби­те­лью “По­ча­ев­ские лист­ки”. К 1908 го­ду от­но­сит­ся его зна­ком­ство с Рас­пу­ти­ным. В 1908 го­ду иеро­мо­нах Или­о­дор был пе­ре­ве­ден в Са­ра­тов­скую епар­хию. Епи­скоп Гер­мо­ген на­зна­чил его за­ве­до­вать по­дво­рьем Ца­ри­цын­ско­го муж­ско­го Свя­то-Ду­хов­ско­го мо­на­сты­ря, и через два го­да он от­стро­ил мо­на­стырь. В Ца­ри­цыне иеро­мо­нах Или­о­дор ак­тив­но раз­вер­нул об­ще­ствен­ную де­я­тель­ность, и за ним был уста­нов­лен неглас­ный над­зор по­ли­ции. По­сле кон­флик­та иеро­мо­на­ха Или­о­до­ра с Рас­пу­ти­ным в 1912 го­ду он был со­слан во Фло­ри­ще­ву пу­стынь, где снял с се­бя сан и объ­явил о сво­ем раз­ры­ве с Рус­ской Пра­во­слав­ной Цер­ко­вью. Уехав в род­ное се­ло, он со­здал сек­ту, ко­то­рую на­звал “Но­вая Га­ли­лея”. В 1914 го­ду он пе­ре­брал­ся в За­пад­ную Ев­ро­пу, а за­тем в Аме­ри­ку. Из Аме­ри­ки он вер­нул­ся в 1918 го­ду и жил в Ца­ри­цыне до 1922 го­да. В 1921 го­ду он об­ра­тил­ся к Ле­ни­ну с пись­мом, в ко­то­ром пред­ло­жил се­бя в пат­ри­ар­хи «Жи­вой Хри­сто­вой церк­ви», чтобы «ве­сти рус­скую мас­су к по­ли­ти­че­ской ком­муне... через ре­ли­ги­оз­ную об­щи­ну» // Оте­че­ствен­ные ар­хи­вы. 2005. № 4. С. 119.
В 1922 го­ду Тру­фа­нов вер­нул­ся в Аме­ри­ку; скон­чал­ся в Аме­ри­ке в 1950-х го­дах. Он был че­ло­ве­ком, по­пы­тав­шим­ся вы­сту­пить на об­ще­ствен­но-ре­ли­ги­оз­ном по­при­ще, бу­дучи со­вер­шен­но не очи­щен­ным от стра­стей и да­же, по-ви­ди­мо­му, пло­хо раз­би­рав­шим­ся в сво­ем внут­рен­нем ми­ре, и по­то­му очень быст­ро он ока­зал­ся опу­тан диа­воль­ски­ми те­не­та­ми, объ­явив в кон­це кон­цов се­бя ис­точ­ни­ком но­во­го ве­ро­уче­ния и тем об­на­ру­жив свои тай­ные по­мыш­ле­ния, ины­ми сло­ва­ми го­во­ря, су­ще­ство пад­ше­го че­ло­ве­ка, со­вер­шен­но за­быв, что вся­кая внеш­няя де­я­тель­ность долж­на со­про­вож­дать­ся бес­по­щад­ной внут­рен­ней борь­бой со стра­стя­ми и по­мыс­ла­ми, с вра­гом на­ше­го спа­се­ния диа­во­лом, ибо «на­ша брань не про­тив кро­ви и пло­ти, но про­тив на­чальств, про­тив вла­стей, про­тив ми­ро­пра­ви­те­лей тьмы ве­ка се­го, про­тив ду­хов зло­бы под­не­бес­ных» (Еф.6,12).
На­хо­дясь в За­пад­ной Ев­ро­пе, он опуб­ли­ко­вал воз­зва­ние к рус­ским лю­дям, ко­то­рое ста­ло из­вест­но епи­ско­пу Гер­мо­ге­ну, и он дал на него свой от­вет в бро­шю­ре под на­зва­ни­ем «От “све­та ис­тин­но­го” во тьму “кро­меш­ную”». «Толь­ко что про­чи­тал со­дер­жа­ние “при­ве­та”, – пи­сал вла­ды­ка, – вер­нее, ис­те­рич­но­го лая Сер­гия Тру­фа­но­ва на рев­ност­ных за­щит­ни­ков Ро­ди­ны – рус­ских пра­во­слав­ных пат­ри­о­тов. Про­чи­тал – и не в си­лах по­ве­рить сво­им очам...
Да! Он был ко­гда-то свет­лым ан­ге­лом, вест­ни­ком Еван­ге­лия, был, как сам про­кри­чал в сво­ем лае, “про­ро­ком Бо­га Выш­не­го”, вест­ни­ком и вну­ши­те­лем веч­ной ис­ти­ны и прав­ды Бо­жи­ей, – и вот те­перь ду­хом нис­пал в глу­бо­чай­шую про­пасть, в са­мую пре­ис­под­нюю на­шей пад­шей зем­ной при­ро­ды че­ло­ве­че­ской, к од­ним лишь пад­шим и тлен­ным сти­хи­ям сво­ей ду­ши и сво­е­го пад­ше­го и тлен­но­го ра­зу­ма, – он стал про­по­вед­ни­ком имен­но это­го пад­ше­го, тем­но­го и сле­по­го ра­зу­ма, от­пав­ше­го от Бо­га и Еван­ге­лия...
Вме­сте с тем в лае том вы услы­ши­те яс­но, что он стал и вест­ни­ком но­вой, ди­кой, безум­ной кро­ва­вой сму­ты, стал по­ис­ти­не уже как бы де­мо­ном во пло­ти, вну­ши­те­лем безум­ной зло­бы и бе­ше­но­го кро­ва­во­го мще­ния...
Ка­кое ги­бель­ное па­де­ние и ужас­ное пре­вра­ще­ние! Ка­кая страш­ная из­ме­на ду­ха! Это, хо­тя и во вре­мен­ном еще бы­тии, но есть уже яв­ное нис­па­де­ние от “све­та ис­тин­но­го” во тьму “кро­меш­ную”!.. Из­ба­ви нас, Гос­по­ди, от та­ко­го бес­че­ло­ве­чия!.. Пло­ды вли­я­ния это­го глу­бо­ко пав­ше­го быв­ше­го слу­жи­те­ля Хри­сто­вой ис­ти­ны на преж­них его по­чи­та­те­лей в г. Ца­ри­цыне – пря­мо ужас­ны. Страш­ную кар­ти­ну это­го ги­бель­но­го вли­я­ния изо­бра­жа­ют со сле­за­ми ве­ли­ко­го ду­хов­но­го го­ря мно­гие при­ез­жа­ю­щие к нам из Ца­ри­цы­на; то же са­мое изо­бра­жа­ет­ся и в пись­мах, по­лу­ча­е­мых от­ту­да же.
Слы­шит­ся все­гда один и тот же вопль ду­хов­но из­му­чен­ных, ис­тер­зан­ных душ: “все мы по­ги­ба­ем, не зна­ем, как все это по­нять нам, как по­сту­пить, что де­лать: со­всем мы па­ли ду­хом!..”
Дей­стви­тель­но, по по­лу­чен­ным по­дроб­ным со­об­ще­ни­ям из Ца­ри­цы­на, там про­ис­хо­дит в на­сто­я­щее вре­мя ду­шу раз­ди­ра­ю­щий ужас ду­хов­ной и нрав­ствен­ной ги­бе­ли мно­гих и весь­ма мно­гих пра­во­слав­но ве­ро­вав­ших лю­дей!..
Так с чув­ства­ми глу­бо­чай­шей скор­би из­ве­ща­ют нас, что от по­се­ще­ния лож­ной га­ли­леи, точ­нее иудей­ской акел­да­мы Сер­гия Тру­фа­но­ва (см. Де­ян. 1, 17-20), и под вли­я­ни­ем его пи­сем и воз­зва­ний, да­же неко­то­рые ста­ри­ки и ста­ру­хи, быв­шие преж­де глу­бо­ко ве­ро­вав­ши­ми и бла­го­че­сти­вы­ми, от­па­ли от ис­тин­ной ве­ры, пе­ре­ста­ли мо­лить­ся и хо­дить в храм Бо­жий и на­ко­нец умер­ли без по­ка­я­ния и хри­сти­ан­ско­го по­гре­бе­ния!.. Так страш­но по­ги­ба­ют бес­цен­ные ду­ши че­ло­ве­че­ские на по­ле бра­ни ду­хов­ной, где – о! ве­ли­чай­шее го­ре! – быв­ший пас­тырь, став­ши “уче­ни­ком лу­ка­вым”, из­вра­тив­шим свя­тое Еван­ге­лие, со­вер­шил и страш­ную из­ме­ну Веч­но­му Небес­но­му Пас­ты­ре­на­чаль­ни­ку Гос­по­ду Иису­су Хри­сту, от­рек­шись от Него, пре­дав­шись вра­гу Хри­ста – Ве­ли­а­ру, его по­сле­до­ва­те­лю Льву Тол­сто­му и тем­но­му иудей­ско-язы­че­ско­му уче­нию Тол­сто­го; при­том он не сты­дит­ся ко­вар­но и льсти­во об­ма­ны­вать бед­ных лю­дей, лу­ка­во уве­ряя их, буд­то он сам на­шел ка­кую-то “ис­ти­ну” и сле­ду­ет ка­кой-то “прав­де ра­зу­ма”, пад­ше­го ко­неч­но...
Ве­ли­кая скорбь и ужас объ­ем­лют всю ду­шу при мыс­ли как о страш­ной по­ги­бе­ли быв­ше­го иеро­мо­на­ха Или­о­до­ра, так и о том, сколь­ко уже по­гиб­ло и сколь­ко по­ги­ба­ет в на­сто­я­щее вре­мя пра­во­слав­но ве­ру­ю­щих лю­дей в Ца­ри­цыне от лу­ка­вой и без­бож­ной тол­стов­ско-иудей­ской тру­фа­нов­щи­ны!..
Но не в од­ном Ца­ри­цыне, а и по­всю­ду у нас, да­же в ино­че­ских оби­те­лях, про­ис­хо­дит край­ний упа­док ре­ли­ги­оз­ной и ду­хов­но-нрав­ствен­ной жиз­ни, несмот­ря на ны­неш­нее гроз­ное и пре­муд­рое вра­зум­ле­ние Бо­жие в по­тря­са­ю­щих всю все­лен­ную ужа­сах и бед­стви­ях все­мир­ной вой­ны. До­ко­ле же мы бу­дем глу­хи ко все­му? Ми­ро­вые гро­зы и мол­нии, страш­ные по­всю­ду раз­ру­ше­ния как бы от силь­ней­ших зем­ле­тря­се­ний, ужа­сы, вопли и стон от­дель­ных го­ро­дов и це­лых стран и на­ро­дов – все эти по­тря­са­ю­щие весь мир со­бы­тия и яв­ле­ния как бы во­все не тро­га­ют нас. Ес­ли мы по­слу­ша­ем го­ло­са Бо­жия, со­об­щен­но­го нам язы­ком по­тря­са­ю­щих всю все­лен­ную ог­нен­ных ужа­сов и нестер­пи­мых бед­ствий ве­ли­кой все­мир­ной вой­ны, то­гда умолк­нут средь рас­хо­дя­щей­ся и ис­че­за­ю­щей мглы, как бы от хищ­ных птиц ноч­ных, прон­зи­тель­ные кри­ки чре­во­ве­ща­те­лей пад­ше­го ра­зу­ма и язы­че­ских рас­тлен­ных нра­вов, дер­за­ю­щих, по­доб­но Тру­фа­но­ву Сер­гию, ко­щун­ствен­но пред­на­чер­ты­вать в ви­де кро­ва­вых си­лу­этов гря­ду­щую бе­ше­ную сму­ту – вслед за ны­неш­ней вой­ной – яко­бы в ка­че­стве “гроз­но­го Су­да Бо­жия” внут­ри са­мой Рос­сии и “во­ца­ре­ния в ней Прав­ды Ра­зу­ма”.
Стра­шен ноч­ных ку­дес­ни­ков, чре­во­ве­ща­те­лей кош­мар­ный сон, да ми­ло­стив Бог!..
Прочь по­стыд­ные стра­хо­ва­ния, бо­яз­ни и сму­ще­ния, ко­то­рые те­шат и ве­се­лят на­ших внут­рен­них вра­гов, и они, как ноч­ные пти­цы и сто­я­щие по­всю­ду тьмы, вы­пу­чи­вая гла­за на жи­ли­ща и быт люд­ской, на чув­ства и на­стро­е­ния лю­дей, слы­ша ше­пот бо­яз­ли­вый или ре­чи тре­вож­ные, за­ме­чая ос­но­ван­ную на лож­ных стра­хах уве­рен­ность в воз­мож­но­сти внут­рен­них кро­ва­вых ужа­сов по­сле вой­ны, – эти кро­во­жад­ные ноч­ные пти­цы еще бо­лее укреп­ля­ют­ся в сво­их кро­во­жад­ных ин­стинк­тах и пре­ступ­ной жаж­де сму­ты и раз­ру­ше­ния» // От «све­та ис­тин­но­го» во тьму «кро­меш­ную». Пет­ро­град. 1916. С. 2-4.
^[61] РГИА. Ф. 797, оп. 76, 3 отд., 5 ст., д. 162 г, л. 119 об.
^[62] Там же. Л. 14 об.
^[63] Там же.
^[64] Там же. Л. 19 об-20.
^[65] Там же. Л. 119 об.
^[66] «Иеро­мо­нах Или­о­дор пе­ре­нес свою про­по­вед­ни­че­скую де­я­тель­ность из ауди­то­рии в хра­мы, – пи­сал епи­скоп Гер­мо­ген, – и стал про­по­ве­до­вать в при­ход­ских церк­вях го­ро­да Ца­ри­цы­на; по­ли­ция учре­ди­ла за ним над­зор – глас­ный и неглас­ный, при­ме­няя к нему все фор­мы по­ли­цей­ско­го сыс­ка, обыч­но прак­ти­ку­е­мо­го по­ли­ци­ей по от­но­ше­нию к по­ли­ти­че­ски небла­го­на­деж­ным ли­цам. Так, за каж­дым бо­го­слу­же­ни­ем иеро­мо­на­ха Или­о­до­ра при­сут­ству­ет це­лый на­ряд по­ли­ции, со­сто­я­щий не толь­ко из обык­но­вен­ных по­ли­цей­ских аген­тов, но и из тай­ных сы­щи­ков; все ска­зан­ное... по­уче­ния, бе­се­ды, да­же от­дель­ные вы­ра­же­ния за­пи­сы­ва­ют­ся, и при­том в ис­ка­жен­ном ви­де, со­вер­шен­но без­гра­мот­ны­ми ли­ца­ми; по по­во­ду каж­дой про­из­не­сен­ной... про­по­ве­ди по­ли­ци­ей со­став­ля­ют­ся про­то­ко­лы, к под­пи­сы­ва­нию ко­их при­вле­ка­ют­ся ею бо­го­моль­цы и слу­ша­те­ли... сло­вом, иеро­мо­на­ху Или­о­до­ру усво­я­ет­ся ре­пу­та­ция весь­ма вред­но­го и опас­но­го для об­ще­ствен­ной ти­ши­ны и спо­кой­ствия че­ло­ве­ка, каж­дый шаг ко­то­ро­го под­ле­жит са­мо­му стро­го­му на­блю­де­нию. Ес­ли, на­при­мер, иеро­мо­нах Или­о­дор от­лу­ча­ет­ся из сво­е­го по­дво­рья для слу­же­ния на до­мах мо­леб­нов, по­ли­ци­ей при­во­дят­ся в из­вест­ность и за­пи­сы­ва­ют­ся те до­ма, кои по­се­тил иеро­мо­нах Или­о­дор. Все это де­ла­ет­ся по­ли­ци­ей буд­то бы в ин­те­ре­сах охра­ны об­ще­ствен­ной ти­ши­ны и спо­кой­ствия с це­лью своевре­мен­но предот­вра­тить го­то­вые чуть не еже­днев­но вспых­нуть в го­ро­де Ца­ри­цыне бес­по­ряд­ки... В дей­стви­тель­но­сти же эти по­сто­ян­ные ожи­да­ния по­ли­ци­ей бес­по­ряд­ков со сто­ро­ны бо­го­моль­цев и слу­ша­те­лей... эти зло­ве­щие слу­хи, про­во­ка­тор­ски рас­пус­ка­е­мые кем-то о го­то­вя­щих­ся в го­ро­де Ца­ри­цыне ев­рей­ских по­гро­мах, гроз­ные де­пе­ши в Са­ра­тов и Пе­тер­бург об име­ю­щих воз­ник­нуть в Ца­ри­цыне круп­ных бес­по­ряд­ках – не толь­ко не со­дей­ство­ва­ли и не со­дей­ству­ют успо­ко­е­нию умов в го­ро­де Ца­ри­цыне, а, на­обо­рот, со­зда­ва­ли и со­зда­ют в этом го­ро­де тре­вож­ное на­стро­е­ние...
В то вре­мя как од­на часть на­се­ле­ния, так на­зы­ва­е­мая ин­тел­ли­ген­ция, вслед за по­ли­ци­ей ли­це­мер­но или ис­крен­но так­же на­чи­на­ла ожи­дать и тре­пе­тать по­гро­мов и бес­по­ряд­ков и тру­бить о них в сво­их га­зе­тах, взы­вая о по­мо­щи к вла­стям, про­стой на­род, узна­вая от по­ли­ции и из га­зет о го­то­вя­щих­ся буд­то бы в го­ро­де Ца­ри­цыне бес­по­ряд­ках, есте­ствен­но раз­дра­жал­ся от при­пи­сы­ва­е­мой ему ро­ли по­гром­щи­ка ев­ре­ев и устро­и­те­ля вся­че­ских бес­по­ряд­ков...
Несо­мнен­но, од­на­ко, это со­зда­ние раз­дра­жа­ю­щих усло­вий жиз­ни... бы­ло не слу­чай­ным яв­ле­ни­ем, а лов­ким, стро­го об­ду­ман­ным так­ти­че­ским при­е­мом по­ли­ции. Та­ким кос­вен­ным пу­тем воз­дей­ствия... ца­ри­цын­ская по­ли­ция, не хо­тев­шая или не мог­шая пря­мо уда­лить его из го­ро­да Ца­ри­цы­на, на­де­я­лась и на­де­ет­ся до­стиг­нуть то­го, что отец Или­о­дор сам вы­нуж­ден бу­дет по­ки­нуть го­род Ца­ри­цын...» // РГИА. Ф. 797, оп. 76, 3 отд., 5 ст., д. 162 г, л. 119 об-120.
Прес­са про­дол­жа­ла пуб­ли­ко­вать об иеро­мо­на­хе Или­о­до­ре ста­тьи, пол­ные пре­уве­ли­че­ний и кле­ве­ты. В ре­зуль­та­те он сам со­вер­шен­но по­те­рял вся­кое рав­но­ве­сие и за ве­чер­ним бо­го­слу­же­ни­ем, 10 ав­гу­ста, стал в про­по­ве­ди го­во­рить о го­не­ни­ях, ко­то­рым он под­вер­га­ет­ся, и о той кле­ве­те, ко­то­рая пе­ча­та­ет­ся в га­зе­тах. Вы­нув но­мер га­зе­ты «Ца­ри­цын­ская жизнь» от 8 ав­гу­ста, он за­чи­тал ста­тью под на­зва­ни­ем «Тай­ны о. Или­о­до­ра», в ко­то­рой его, по су­ще­ству, об­ви­ня­ли в раз­врат­ной жиз­ни, и за­тем, об­ра­тив­шись к иконе Спа­си­те­ля, ска­зал: «По­ра­зи ме­ня Гос­подь, ес­ли я ви­но­ват». И он по­клял­ся, что с ран­них лет неви­но­вен в этом. На сто­ле у хра­ма бы­ли по­ло­же­ны ли­сты для под­пи­сей в за­щи­ту иеро­мо­на­ха. Ко­гда при­хо­жане ста­ли под­пи­сы­вать­ся, при­был по­лиц­мей­стер Ца­ри­цы­на Бо­ча­ров и сра­зу стал гру­бо кри­чать: «Рас­хо­ди­тесь! Вся­кие сбо­ри­ща за­ко­ном за­пре­ща­ют­ся! Что за сбо­ри­ще?» Лю­ди ста­ли от­ве­чать, что со­бра­лись мо­лить­ся Бо­гу. По­лиц­мей­стер за­кри­чал: «Что за бо­го­мо­лье! Ка­кой тут но­чью Бог?! Ка­кое бо­го­мо­лье в ноч­ное вре­мя и при чем Бог при шу­ме?! Ни­ка­ко­го я ва­ше­го Бо­га не при­знаю! Мок­ро­хвост­ки! Бол­ва­ны! Вас сю­да Или­о­дор-мо