прот. Г. Шорец
Непознанный мир веры

ИЗ ЖИЗНИ ЗНАМЕНИТЫХ ЛЮДЕЙ

«Не удерживай…»

О последних днях жизни Федора Михайловича Достоевского имеется рассказ его верной, любимой супруги Анны Григорьевны. В ночь на 25 января у Достоевского случилось легочное кровотечение. Около пяти часов дня кровотечение повторилось. Встревоженная Анна Григорьевна послала за доктором. Когда доктор стал выслушивать и выстукивать грудь больного, кровотечение повторилось, и настолько сильное, что Федор Михайлович потерял сознание. «Когда его привели в себя, – пишет в своих “Воспоминаниях” Анна Григорьевна, – первые слова его, обращенные ко мне, были: “Аня, прошу тебя, пригласи немедленно священника, я хочу исповедаться и причаститься!..”»

«Хотя доктор стал уверять, что опасности особенной нет, но, чтобы успокоить больного, я исполнила его желание. Мы жили вблизи Владимирской церкви, и приглашенный священник отец Мегорский через полчаса был уже у нас. Федор Михайлович спокойно и добродушно встретил батюшку, долго исповедовался и причастился. Когда священник ушел и я с детьми вошла в кабинет, чтобы поздравить Федора Михайловича с принятием Святых Таин, то он благословил меня и детей, просил их жить в мире, любить друг друга, любить и беречь меня. Отослав детей, Федор Михайлович благодарил меня за счастье, которое я ему дала, и просил меня простить, если он в чем-нибудь огорчил меня… Вошел доктор, уложил больного на диван, запретил ему малейшее движение и разговор и тотчас попросил послать за двумя докторами, А.А. Пфейфером и профессором Д.И. Кощлаковым, с которыми муж мой иногда советовался… Ночь прошла спокойно.

Проснулась я около семи часов утра и увидела, что муж смотрит в мою сторону. “Ну, как ты себя чувствуешь, дорогой мой?” – спросила я, наклонившись к нему.

“Знаешь, Аня, – сказал Федор Михайлович полушепотом, – я уже три часа как не сплю и все думаю, и только теперь сознаю ясно, что я сегодня умру…”

“Голубчик мой, зачем ты это думаешь, – говорила я в страшном беспокойстве, – ведь тебе теперь лучше, кровь больше не идет… Ради Бога, не мучай себя сомнениями, ты будешь еще жить, уверяю тебя…”

“Нет, я знаю, я должен сегодня умереть. Зажги свечу, Аня, и дай мне Евангелие”.

Он сам открыл святую книгу и просил прочесть: открылось Евангелие от Матфея, глава 3, стих 14–15. (Иоанн же удерживал Его и говорил: мне надобно креститься от тебя, и Ты ли приходишь ко мне? Но Иисус сказал ему в ответ: оставь теперь; ибо так надлежит нам исполнить всякую правду)

“Ты слышишь – не удерживай, значит, я умру, – сказал муж и закрыл книгу…

Около семи часов вечера кровотечение возобновилось, и в восемь часов тридцать восемь минут Ф.М.Достоевский скончался (28 января 1881 года).

И.М. Андреев

«Моя жизнь была одной радостью»

Великого польского астронома Николая Коперника (1473–1543), создателя гелиоцентрической системы мира, спросил однажды какой-то влиятельный князь: «Скажи мне, великий доктор, была ли в борениях за правду счастливой твоя жизнь?»

«Могу вас уверить, князь, – ответил Коперник, – переплетенная терпением, моя жизнь была одной радостью. Хотя перед величием Божиим и я должен сознаться: Вседержитель! Мы не постигаем Его. Он велик силою, судом и полнотою правосудия, но мне казалось, что я иду по следам Бога. Чувствую, недалеко и моя смерть, но это меня не пугает. Всемогущий Бог найдет для моего духа иную форму бытия, поведет меня дорогой вечности, как ведет блуждающую звезду через мрак бесконечности. Я спорил с людьми за правду, но с Богом – никогда, спокойно ожидая конца отмеренного мне времени».

На могильном камне этого смиренного раба Божия и знаменитого ученого начертано: «Не благодать, которую принял Павел, не милость, которой Ты простил Петра, но ту благодать и милость, которую Ты оказал разбойнику на кресте, только ее даруй Ты мне».

Неосторожные беседы

Однажды Пушкин сидел и беседовал с графом Ланским. Оба подвергали религию самым едким и колким насмешкам. Вдруг в комнату вошел молодой человек, которого Пушкин принял за знакомого Ланского, а Ланской – за знакомого Пушкина. Подсев к ним, он начал с ними разговаривать, мгновенно обезоружив их своими доводами в пользу религии. Они не знали, что и сказать, молчали, как пристыженные дети, наконец объявили гостю, что совершенно изменили свои мнения. Тогда он встал и, простившись с ними, вышел.

Некоторое время Пушкин и Ланской не могли опомниться и молчали. Когда же заговорили, то выяснилось, что ни тот, ни другой таинственного визитера не знают. Позвали многочисленных слуг, и те заявили, что никто в комнату не входил.

Пушкин и Ланской не могли не признать в приходе своего гостя чего-то сверхъестественного. С этого времени оба они были гораздо осторожнее в суждениях относительно религии.

прот. Димитрий Булгаковский

О смерти Пушкина

Перед смертью Пушкин выразил желание видеть священника. Когда доктор Спасский спросил, кому он хочет исповедаться в грехах, Пушкин ответил: «Возьмите первого ближайшего священника». Послали за отцом Петром из Конюшенной церкви. Священник был поражен глубоким благоговением, с каким Пушкин исповедовался и приобщался Святых Таин. «Я стар, мне уже недолго жить, на что мне обманывать, – сказал он княгине Е.Н. Мещерской (дочери Карамзина). – Вы можете мне не поверить, но я скажу, что я самому себе желаю такого конца, какой он имел». Вяземскому отец Петр тоже со слезами на глазах говорил о христианском настроении Пушкина. Данзасу Пушкин сказал: «Хочу умереть христианином».

Страдания Пушкина по временам превосходили меру человеческого терпения, но он переносил их, по свидетельству Вяземского, с «духом бодрости», укрепленный Таинством Тела и Крови Христовых. С этого момента началось его духовное обновление, выразившееся прежде всего в том, что он действительно «хотел умереть христианином», отпустив вину своему убийце. «Требую, чтобы ты не мстил за мою смерть. Прощаю ему и хочу умереть христианином», – сказал он Данзасу.

Утром 28 января, когда ему стало легче, Пушкин приказал позвать жену и детей. «Он на каждого оборачивал глаза, – сообщает Спасский, – клал ему на голову руку, крестил и потом движением руки отсылал от себя». Плетнев, проведший все утро у его постели, был поражен твердостью его духа. «Он так переносил свои страдания, что я, видя смерть перед глазами в первый раз в жизни, находил ее чем-то обыкновенным, нисколько не ужасающим».

Больной находил в себе мужество даже утешать свою подавленную горем жену, искавшую подкрепления только в молитве: «Ну-ну, ничего, слава Богу, все хорошо».

«Смерть идет, – сказал он наконец. – Карамзину!»

Послали за Екатериной Андреевной Карамзиной.

«Перекрестите меня», – попросил он ее и поцеловал благословляющую руку.

На третий день, 29 января, силы его стали окончательно истощаться, догорал последний елей в сосуде. «Отходит», – тихо шепнул Даль Арендту. Но мысли Пушкина были светлы… Изредка только полудремотное забытье их затуманивало.

Раз он подал руку Далю и проговорил: «Ну, подымай же меня, пойдем; да выше, выше, ну, пойдем».

Душа его уже готова была оставить телесный сосуд и устремлялась ввысь. «Кончена жизнь, – сказал умирающий несколько спустя и повторил еще раз внятно: «Жизнь кончена… Дыхание прекращается». И, осенив себя крестным знамением, произнес: «Господи Иисусе Христе».

«Я смотрел внимательно, ждал последнего вздоха, но я его не заметил. Тишина, его объявшая, казалась мне успокоением. Все над ним молчали. Минуты через две я спросил: “Что он?” – “Кончилось”, – ответил Даль. Так тихо, так спокойно удалилась душа его. Мы долго стояли над ним молча, не шевелясь, не смея нарушить таинства смерти».

Так говорил Жуковский, бывший также свидетелем этой удивительной кончины, в известном письме к отцу Пушкина, изображая ее поистине трогательными и умилительными красками. Он обратил особенное внимание на выражение лица почившего, отразившее на себе происшедшее в нем внутреннее духовное преображение в эти последние часы его пребывания на земле.

«Это не был ни сон, ни покой, не было выражение ума, столь прежде свойственное этому лицу, не было тоже выражение поэтическое. Нет, какая-то важная, удивительная мысль на нем разливалась: что-то похожее на видение, какое-то полное, глубоко удовлетворенное знание. Всматриваясь в него, мне все хотелось у него спросить: “Что видишь, друг?”»

Мудрец жизни

Особенно сердцу Пушкина были близки, конечно, наши вдохновенные, проникновенные православные молитвы, по его собственному признанию, «умилявшие» его душу. Такова особенно великопостная молитва Ефрема Сирина– этого певца покаяния, и величайшая из всех других «Молитва Господня»: ту и другую он воплотил в высоких, вдохновенных стихах. Поэтическое переложение первой мы все изучали с детства. Гораздо менее известна художественная одежда, в какую поэт попытался облечь вторую.

Сохранив почти неприкосновенным весь канонический текст этой евангельской молитвы, Пушкин сумел передать здесь и самый ее дух, как мольбы детей, с доверием и любовью обращающих свой взор из этой земной юдоли к Всеблагому своему Небесному Отцу.

«Капитанская дочка», оконченная за сто дней до смерти поэта и являющаяся как бы его литературным и одновременно духовным завещанием для русского народа, вместе с другими особенностями русского быта рисует нам и веру наших предков в силу молитвы – этого утешения «всех скорбящих», которая дважды спасает от опасности Гринева в наиболее критические минуты его жизни.

Но если где мы видим подлинную исповедь поэта-странника, то это в одном из предсмертных его стихотворений, которое было открыто в его бумагах значительно позже его смерти и напечатано впервые в «Русском Архиве» только в 1881 году.

Оно связано с таинственным видением, предуказавшим поэту уже скорый исход из этого мятежного мира в страну вечного покоя.

Так в тихом сиянии веры открывался для него град Божий, это небурное убежище для всех пришельцев этого мира – и его смятенное, тоскующее сердце успокаивалось в лоне милосердия Божия, которому он вручал свою душу. Его кончина и была именно таким успокоением, в которое он вошел подлинно тесными вратами и узким путем своих предсмертных страданий.

Таков духовный облик Пушкина, как он определялся к 30 годам его жизни. Его мировоззрение отличалось тогда уже полной законченностью и последовательной цельностью; таким оно проявилось и в его творениях, и в жизни: он везде оставался верен себе и как поэт, и как человек. Русское национальное самосознание проникало его насквозь. И так как оно неотделимо от православного миропонимания, то естественно, что в нем осуществился органический союз той и другой стихии; чем более он был русским по душе, тем ярче в нем сквозило сияние нашей православной культуры. Дух последней отпечатлелся на нем гораздо глубже, чем, может быть, сознавал он сам и чем это казалось прежним его биографам. Наш поэт невольно излучал из себя ее аромат, как цветок, посылающий свое благоухание к небу.

Пушкин не был ни философом, ни богословом и не любил даже дидактической поэзии. Однако он был мудрецом, постигшим тайны жизни путем интуиции и воплощавшим свои откровения в образной поэтической форме. «Златое древо жизни» ему, как и Гете, было дороже «серой» теории, и хотя он редко говорит нарочито о религиозных предметах, есть «что-то особенно нежное, кроткое, религиозное в каждом его чувстве», как заметил еще наблюдательный Белинский. Этой своей особенностью и влечет к себе его поэзия, которая способна скорее воспитывать и оживлять религиозное настроение, чем охлаждать его.

Все, что отличает и украшает Пушкинский гений, – его необыкновенная простота, ясность и трезвость, «свободный ум», чуждый всяких предрассудков и преклонения пред народными кумирами, правдивость, доброта, искренность, умиление пред всем высоким и прекрасным, смирение на вершине славы, победная жизнерадостная гармония, в какую разрешаются у него все противоречия жизни, – все это несомненно имеет религиозные корни, но они уходят так глубоко, что их не мог рассмотреть сам Пушкин. Мережковский прав, когда говорит, что «христианство Пушкина естественно и бессознательно». О нем можно, кажется, с полным правом сказать, что душа его по природе христианка: Православие помогло ему углубить и укрепить этот прирожденный ему высокий дар, тесно связанный с самим его поэтическим дарованием.

митрополит Анастасий (Грибановский)

Ученые-братья

Крупные советские ученые Николай (1887–1943) и Сергей (1891–1951) Вавиловы были воспитаны в православной семье. Их отец Иван Ильич был глубоко религиозным, православным человеком, отлично знал церковный устав и пел на клиросе. Родители весь распорядок жизни детей подчиняли церковной жизни. Все праздники и обряды соблюдались неукоснительно. Ходили ко всем обедням; а каждую субботу шли на кладбище и служили панихиду.

Николай Вавилов был чрезвычайно религиозен в детстве. Он часто запирался в своей комнате и молился перед иконой Николая Угодника, своего небесного покровителя. Он не пропускал ни одной службы в храме и прислуживал священнику. Веру в Бога и нравственные устои Николай Вавилов, биолог-генетик, автор многих открытий, академик, лауреат многих премий, сохранил вплоть до своей кончины.

Сергей Вавилов был основателем научной школы физической оптики, всемирно известным ученым, почетным членом ряда зарубежных академий. Такой истовой религиозности, как его брат, он внешне не проявлял. Однако и он был верующим и всегда носил крест. Религиозность братьев Вавиловых, привитая им с детства, была как бы естественной, вошла в их плоть и кровь; в ней не было ничего ханжеского, показного.

Был ли академик Павлов верующим?

Великий русский ученый, физиолог Иван Петрович Павлов (1849–1936) прожил долгую и плодотворную жизнь во славу русской науки. В 1904 году его научные заслуги были признаны всем миром: Павлов стал первым русским лауреатом Нобелевской премии.

Советские биографы академика сделали его материалистом, однако Иван Петрович всю жизнь оставался верующим христианином. Он был сыном священника, окончил духовную семинарию. С малых лет был воспитан в православном духе.

Ученик Павлова, академик Л. А. Орбели, вспоминал слова своего учителя: «Знаете, я ужасно люблю службу пасхальную. Все-таки хожу иногда на заутреню. Во-первых, замечательное пение, во-вторых, это воспоминание детства. Я живо вспоминаю, как в четверг на Страстной неделе мать снаряжала меня и братьев в церковь, давала свечку с собой, говорила, что там во время церковной службы надо свечку зажечь, а потом нести ее домой, – и вот мы шли и боялись, как бы не потухла свечка. И эти воспоминания меня всегда так радуют, что я все-таки иногда под Рождество и на Пасху хожу в церковь». В пасхальные дни на дверях лаборатории Павлова можно было увидеть записку: «Закрыто по случаю праздника Святой Пасхи».

Академик Павлов запомнился ленинградцам как прихожанин церкви Входа Господня в Иерусалим (Знаменской). Его авторитет оберегал Знаменскую церковь в богоборческое время. После его кончины храм был закрыт, а в 1941 году, за неделю до начала Великой Отечественной войны, взорван.

Павлов опекал и защищал церковь Святых апостолов Петра и Павла в Колтушах. В 1920–30‑е годы он ходил туда на Рождество и на Пасху. Эта церковь также была закрыта, когда не стало ее защитника, а в 1964 году взорвана.

Леонид Пантелеев, знаменитый своей автобиографической повестью «Республика ШКИД», в книге «Верую!» описывает такой интересный случай: «На похоронах известного хирурга, профессора И. И. Грекова (1867–1934) шло обычное надгробное славословие. Звучали скучные, казенные слова – от месткома, от парткома. И вдруг откуда-то возникает и становится в изглавии гроба невысокий, с сократовским лбом и вообще чем-то похожий на Сократа – Павлов. Подошел, постоял, кашлянул и громким профессорским голосом начал: “Великий Учитель человечества Иисус Христос однажды сказал…”»

Святитель Лука (Войно-Ясенецкий) 3 три года по необоснованному обвинению в антисоветской деятельности находился в ссылке в Красноярском крае. Узнав о 75-летнем юбилее великого физиолога, академика И.П. Павлова, ссыльный владыка посылает ему поздравительную телеграмму: «Возлюбленный во Христе брат мой и глубокоуважаемый collega! Изгнанный за Христа на край света (три месяца я прожил на 400 верст севернее Туруханска) и почти совсем оторванный от мира, я только что узнал о прошедшем чествовании Вас по поводу 75-летия Вашей славной жизни и о предстоящем 200-летии Академии наук. Прошу Вас принять и мое запоздалое приветствие. Славлю Бога, давшего Вам столь великую силу ума и благословившего труды Ваши. Низко кланяюсь Вам за великий труд Ваш, и кроме глубокого уважения моего примите любовь мою и благословение мое за благочестие Ваше, о котором до меня дошел слух от знающих Вас. Сожалею, что не может поспеть к академическому торжеству приветствие мое. Благодать и милость Господа нашего Иисуса Христа да будет с Вами. Смиренный Лука, епископ Ташкентский и Туркестанский, г. Туруханск. 28.VIII. 1925 г.».

Сохранился полный текст ответной телеграммы И.П. Павлова: «Ваше Преосвященство и дорогой товарищ! Глубоко тронут Вашим теплым приветствием и приношу за него сердечную благодарность. В тяжелое время, полное неотступной скорби для думающих и чувствующих, чувствующих по-человечески, остается одна опора – исполнение по мере сил принятого на себя долга. Всей душой сочувствую Вам в Вашем мученичестве. Искренне преданный Вам Иван Павлов».

Можно и дальше рассуждать, верующим или неверующим был академик Павлов. Однако обращение в те годы к ссыльному владыке «Ваше Преосвященство» и выражение сочувствия в его мученичестве говорят о многом.

Павлов завещал похоронить себя по православному обряду. Вместе с последним вздохом он произнес: «С помощью науки я познал все. Дальше – только Бог!»

Мария Жукова

Маршал Жуков и старец Нектарий

Не многие, наверно, знают о том, что генералиссимус Суворов, истинный христианин, собирался окончить свой путь в монастыре, о чем подавал прошение государю, а перед смертью написал покаянный канон, в котором умолял Христа дать ему место «хотя при крае Царствия Небесного», взывая: «Твой есмь аз, спаси мя».

Могущественный Потемкин, чувствуя дыхание смерти, писал в своем «Каноне Спасителю»: «И ныне волнующаяся душа моя и утопающая в бездне беззаконий своих ищет помощи, но не обретает. Подаждь ей, Пречистая Дева, руку Свою, ею же носила Спасителя моего, и не допусти погибнуть вовеки». Адмирал Ушаков, прославленный ныне в лике святых, в конце жизни стал насельником Санаксарского монастыря в Мордовии. Есть свидетельства о том, что маршал А.В. Василевский (сын протоиерея), которому революция не дала окончить семинарию, тайно приезжал в Троице-Сергиеву лавру и причащался Святых Христовых Таин.

Недавно мне пришлось прочитать в одной книге, что нет свидетельств, веровал ли Георгий Константинович Жуков в Бога. Кажется, пора сказать о том, что таких свидетельств немало.

«Я скоро умру, но с того света буду наблюдать за тобой и в трудную минуту приду», – сказал он, чувствуя приближение неотвратимого конца. Сказал мне, 16-летней тогда девочке, оставшейся уже без матери. Много лет пришлось мне осмысливать эти слова. Все долгие годы, что отца нет в живых, они всегда были в моем сознании. Мне казалось это самым важным, что оставил после себя отец. Только недавно я осознала, что этими (странными, как мне тогда казалось) словами посеял отец во мне веру в вечную жизнь души и в невидимую связь нашего мира с миром загробным – и не только связь, но и помощь нам усопших родных. В этих словах не было сомнения (он не говорил «может быть»), они были сказаны кротко, спокойно, но со знанием и силой. Это и есть, по-моему, главное свидетельство его веры.

Архимандрит Кирилл (Павлов), всероссийский старец, вспоминал, что однажды пожилой протоиерей, служивший в Ижевске, рассказал ему случай, как во время войны, будучи генерал-майором, он встречался с Жуковым. Как-то во время беседы он спросил Жукова, верует ли тот в Бога. Маршал ответил, что верит в силу Всемогущественную, в разум Премудрейший, сотворивший такую красоту и гармонию природы, и преклоняется перед этим. Тогда генерал-майор ответил, что это и есть Бог. Отец Кирилл заключил, что «бесспорно, Жуков чувствовал в душе Бога. Другое дело, что он не мог это свое чувство выразить словами, потому что вера в Бога была в то время в поношении, в загоне, и ему, как высокопоставленному начальнику, надо было соблюдать осторожность, так как кругом торжествовали атеизм и безбожие».

Тем не менее в народе сохраняется предание о том, что Жуков возил по фронтам Казанскую икону Божией Матери. Не так давно архимандрит Иоанн (Крестьянкин) подтвердил это. В Киеве есть чудотворная икона Божией Матери Гербовецкая, которую маршал Жуков отбил у фашистов.

Один священник из села Омелец Брестской области в письме к Жукову, поздравляя его с Победой, пожаловался на то, что все колокола были увезены оккупантами. Вскоре от маршала пришла посылка весом в тонну – три колокола! Такого благовеста еще не слышала округа! Колокола висят там по сей день.

Сразу после войны, узнав о бедственном положении храма в Лейпциге, отец многое сделал для его восстановления. Целые саперные бригады по указанию Жукова работали там. Он приехал на открытие храма, возжег в нем лампаду. Эти свидетельства говорят о многом…

Вот что пишет об отце архимандрит Кирилл (Павлов): «Душа его христианская… Печать избранничества Божия на нем чувствуется во всей его жизни. Прежде всего, он был крещен, учился в церковно-приходской школе, где Закон Божий преподавался, посещал службы храма Христа Спасителя и услаждался великолепным пением церковного хора, получил воспитание в детстве в верующей семье – все это не могло не запечатлеть в душе его христианских истин. И это видно по плодам его жизни и поведения. Его порядочность, человечность, общительность, трезвость, чистота жизни возвысили его, и Промысл Божий избрал его быть спасителем России в тяжелую годину испытаний».

Недавно стало известно еще об одном свидетельстве верующей души Жукова… Лет пять назад было опубликовано мое «Письмо отцу», в котором имелись такие строки: «Семилетней девочкой повез ты меня в Троице-Сергиеву лавру. Из памяти стерлись подробности той поездки, но помню, что был большой церковный праздник. Так впервые я побывала у преподобного Сергия. Потом ты рассказал мне, как Дмитрий Донской сражался на Куликовом поле, а преподобный Сергий благословил его, сказав: “Ты победишь”.

Я иногда задумываюсь, кто же был тем Сергием, шепнувшим тебе в страшные дни 1941-го: “Ты победишь”? Откуда ты черпал уверенность в победе? Когда многие пали духом, ты не колеблясь сказал: “Москву мы не сдадим. Костьми ляжем, но не сдадим”».

И вопрос: «Кто же был тем Сергием?» – не остался без ответа. Таким человеком, как стало недавно известно, был последний оптинский старец Нектарий.

В 1923 году Оптина пустынь была закрыта. Отец Нектарий переехал в село Холмищи в 30 верстах от Козельска. Он жил в доме крестьянина Андрея Ефимовича Денежкина. Несмотря на слежку, установленную за ним, до самой смерти старца посещали люди. Знаменательно, что патриарх Тихон многие вопросы решал, советуясь с ним.

После смерти старца в 1928 году хозяин вместе с семьей был репрессирован, дом же богоборцы сровняли с землей.

О том, как приезжал к старцу Жуков, бывший тогда командиром кавалерийского полка, рассказала дочь хозяина дома, где жил отец Нектарий, Екатерина Андреевна Денежкина (ныне покойная).

Это было примерно в 1925 году. Подробности этих встреч (по некоторым свидетельствам, встреча была не одна, будущий маршал приезжал несколько раз, оставался даже ночевать) для нас пока – тайна. Может быть, мы когда-нибудь узнаем их, если Господу будет угодно.

А пока что, по милости Божией, стало известно, что прославленный в лике святых последний оптинский старец Нектарий благословил Жукова, сказав, как вспоминает Екатерина Андреевна, что везде ему будет сопутствовать победа. «Ты будешь сильным полководцем. Учись. Твоя учеба даром не пройдет».

Провел ли отца Промысл Божий через скорби, испытал ли его, сохранил ли? Бесспорно, это видно по его жизни.

Священник Василий Всесвятский (Никольского храма села Угодский Завод) крестил младенца Георгия в жизнь вечную. А сын этого священника Николай, волостной врач, спас отцу его земную жизнь в 1918 году, когда он дважды болел тифом – сначала сыпным, затем возвратным, сам же стал жертвой этой тяжелой болезни.

Промысл Божий сохранил Жукова для великих дел. Отец не был ни баловнем судьбы, ни рабом мнения человеческого! Ему ничего не надо было, кроме блага Отечества. Всего он достиг трудом, соединенным с самоотвержением, которое есть величайшее духовное дарование, свойственное немногим. В 13 лет он уже был готов на такое самоотвержение, что не задумываясь кинулся в пылающий от пожара дом, чтобы вытащить оттуда своих односельчан – больную старуху и детей.

С детства он учился упорно и с интересом. О совместном обучении на кавалерийских курсах усовершенствования командного состава в 1923–1924 годах маршал И.Х. Баграмян вспоминает: «Мы были молодые, и нам хотелось иногда и развлечься, и погулять, что мы и делали: уходили в город иногда посидеть в ресторане, ходили в театры. Жуков редко принимал участие в наших походах, он сидел над книгами, исследованиями операций Первой мировой войны и других войн, а еще чаще разворачивал большие карты… И случалось нередко так: мы возвращались после очередной вылазки, а он все еще сидел на полу, уткнувшись в эти свои карты…»

Воистину, как в евангельской притче о талантах, отец чувствовал данный ему от Бога дар, любил свою профессию, совершенствовался в ней, приумножая этот талант. Невольно вспоминаются слова Спасителя: В малом ты был верен, над многим тебя поставлю… (Мф.23:21).

Мария Жукова

«Иногда Бог помогает…»

Этот случай рассказал мне Николай Степанович Мешанин, работавший у моего отца, маршала Жукова, шофером. Возил он Георгия Константиновича на Урале, когда тот был командующим Уральским военным округом. «Через некоторое время, когда я у маршала уже не работал, встретил его как-то в Москве, случайно. Жили мы тогда с женой в коммунальной квартире, в стесненных условиях. Поздоровался со мной маршал, расспросил, что и как. Я сказал про свою проблему. А он мне и говорит: “Ты, Коля, молись о том, чтобы я стал министром обороны, тогда и квартира тебе будет!” Я опешил и отвечаю: “Да нет. Бог не поможет!” А он мне: “Нет, Коля, иногда Бог помогает!”»

Мария Жукова

На войне атеистов нет

Во время Великой Отечественной войны обратились к вере многие наши солдаты, офицеры, в том числе и старшие командиры. Из свидетельства очевидцев известно, что начальник Генерального штаба маршал Б.М. Шапошников (в прошлом – полковник царской армии) постоянно носил с собой финифтевый образок святителя Николая и молился краткой молитвой: «Господи, спаси Россию и мой народ!»

В освобожденной Вене в 1945 году по приказу маршала Ф.И. Толбухина (брат которого, протоиерей, служил все годы блокады в Ленинграде) были отреставрированы витражи в русском православном соборе и отлит в дар храму колокол с надписью: «Русской Православной Церкви от победоносной Красной Армии». Неоднократно о своей вере свидетельствовал командующий Ленинградским фронтом маршал Л.А. Говоров. После Сталинградской битвы стал посещать православные храмы маршал В. И. Чуйков. После кончины Чуйкова в его архиве среди личных документов маршала – рядом с паспортом и военным билетом, была обнаружена его личная молитва.

«Меня спас Николай Чудотворец»

Об этом удивительном событии из своей жизни рассказала народная артистка СССР Любовь Соколова (1921–2001):

– Вспоминаю, как в июле 1941 года (жила я тогда в Ленинграде), в день моего рождения, мы поехали со свекровью по делам за город. Вышли из вагона, идем по улице, вдруг подходит ко мне статный бородатый старичок. Он очень мягко меня остановил, заглянул в глаза и говорит: «Имя мое – Николай. Ты будешь есть по чуть-чуть, но выживешь». (А мы ведь тогда еще голодную блокаду и представить не могли.) И еще он сказал: «Выучи молитвы: “Отче наш” и “Матерь Божия, помоги мне”». Сказав это, старичок отошел от нас и скрылся за забором, а свекровь моя, опомнившись, говорит: «Это же Николай Чудотворец! Догони его!» Я бросилась за забор, а там огромный пустырь и никого нет… Человек не мог здесь никуда исчезнуть столь быстро. Мы тут же пошли в церковь, и там, взглянув на икону Николая Чудотворца, я сразу же узнала того старичка. В годы Ленинградской блокады голод скосил всех моих близких, в том числе и свекровь. А я выжила, и это было чудом! И молитвы, заповеданные святителем, читала каждое утро…

«Верую…»

Василий Шукшин, по свидетельству его жены, Лидии Федосеевой-Шукшиной, хотя и был коммунистом, атеистом не был. Супруги тайно крестили двух своих дочерей. Большая заслуга в том, что Шукшин был верующим, принадлежит его маме – Марии Сергеевне, православной христианке, которая всю жизнь молилась о своем сыне. У нее в доме всегда были иконы. В сталинское время это «не поощрялось», поэтому встал вопрос: убрать иконы или оставить? Шукшин настоял: святыни оставить.

В 1974 году съемочная группа фильма «Они сражались за Родину» приехала в Вешенскую к М. Шолохову. Местный журналист П. Ганжин вспоминал, как Г. Бурков, В. Шукшин, Ю. Никулин и директор картины В. Лазаренко отправились на встречу с Михаилом Александровичем. Дорога шла мимо церкви, в которой велась служба. Шукшин взглянул на крест на куполе храма, и лицо его на миг просветлело. Он произнес слова Н. Гоголя: «… не полюбивши России, не полюбить вам своих братьев, а не полюбивши своих братьев, не разгореться вам любовью к Богу, а не возгоревшись любовью к Богу, не спастись вам» («Выбранные места из переписки с друзьями»).

За полгода до смерти, когда Шукшин лежал в больнице, его друг, кинорежиссер Рената Григорьева навестила его, оставила ему Евангелие и уехала на съемки. Письмо Василия Макаровича, полученное Григорьевой год спустя, когда Шукшина уже не стало, многое объясняет в вопросах его веры. Евангелие лежало у него под подушкой, и он все время думал: что же там находят другие? А когда он открыл Евангелие и стал читать, его словно обожгло: куда же России без Христа? И признается, наконец: «Верую. Верую, как мать в детстве учила: в Отца и Сына и Святаго Духа».

Мария Жукова

Механика небесная и земная

Игорь Иванович Сикорский, пионер воздухоплавания в России, конструктор самолетов и вертолетов, опубликовал по-английски в Соединенных Штатах книгу о молитве Господней.

Инженер, техник, изобретатель и одновременно глубоко верующий христианин, Сикорский подводит читателя своей книги к восприятию величия Небесного Отца и к пониманию высшей действительности мира.

Он спрашивает, как может свобода совмещаться с удивительным порядком небесного механизма, который открывается каждому ученому? На земле порядок и творчество почти неизбежно связаны с дисциплиной и ограничением свободы. Проводя аналогию между порядком земным и небесным, мы находим нечто глубоко значительное, говорит Сикорский, и далее развивает свою мысль так.

В машинах земных мы пользуемся болтами, гайками, кабелями и прочим, чтобы сделать машину одним целым. Сломанная гайка или порванная проволока в аэроплане может привести к катастрофе. То же и в душевной жизни человека. Далее, если один корабль ведет за собой другой, это делается посредством каната, прикрепленного к крюкам и кольцам, причем другие части корабля не принимают никакого участия в этом процессе, остаются как бы индифферентными. Работа небесного механизма построена на противоположном принципе. Земля движется вокруг Солнца по своей орбите некоей огромной силой притяжения, равной приблизительно трем с половиной миллионам триллионов тонн.

Противоположно примеру корабля и буксира в случае небесных тел каждая их частица индивидуально и самостоятельно притягивает каждую частицу и все их в совокупности в каждом небесном теле. Каждая песчинка, каждая капля воды «чувствует» и притягивается каждой отдельной каплей Солнца. И это можно сказать также о свете, как и о тепле, которые посылаются не только всем Солнцем, но каждой его частицей, чтобы сделать возможной нашу жизнь на Земле. Это не работа, которую побуждает внешняя дисциплина; это общая живая кооперация неисчислимых триллионов частиц, каждая из которых поддерживает чудесную точность небесного механизма и позволяет астрономам предсказывать небесные явления с точностью до секунд за тысячи лет.

В своей книге И.И. Сикорский говорит далее, что во всех машинах, созданных человеком, мы встречаемся с «трением», которое производит тепло и снижает эффективность механизма. То же можно сказать и о человеческой активности. Когда возникает нужда в координации усилий и сотрудничестве разных групп и классов, людей, стран или наций, «трения» неизбежны, и эти трения «разжигают» людей и неизбежно уменьшают результаты положительной их деятельности. В явлениях же астрономических мы видим, как громадные массы тел движутся с великой скоростью и, как правило, с полным отсутствием «трения». Эти законы небесной механики символически дают нам понять, что совершается в сфере высшего мира, который превышает нашу материальную действительность. Закон притяжения масс открывает нам закон притяжения добра и любви, любви в высшем ее значении. Мы легко можем себе представить неисчислимое множество мудрых и могущественных существ, неизмеримо более высоких, чем мы, совершенно свободных и в то же время живущих в полной гармонии и связанных всеобъемлющим чувством любви к Творцу и благожелательства друг ко другу… Дверь в этот высший мир и открыл нам Христос Господь Своим словом, Своею жизнью, жертвой Своей, любовью.

Идею безмерности добра и ограниченности зла Сикорский выражает в словах, базирующихся на физических образах и понятиях. Совершенно очевидно, говорит он, что интенсивность света и интенсивность тьмы совершенно различны. Человек может искусственно создать известной силы свет, но Солнце дает в неисчислимое множество раз больше света, чем все то, что может быть создано рукою человека. Но есть звезды, которые во много тысяч раз пламеннее Солнца. В мире существует свет бесконечно больший, чем мы его можем даже представить. Выражение «огромный» или «бесконечный» свет вполне подходит к реальности света в мироздании.

Не так в отношении тьмы… Понятие «огромной» или «бесконечной» тьмы уже не имеет никакого смысла. Полная тьма – все, что мы можем сказать о самой глубокой тьме. И если спуститься в шахту на глубине нескольких сотен метров или войти в туннель, тьма там будет такая же, как и «тьма кромешная» (то есть внешняя). Поэтому человек может испытывать нечто подобное совершенной тьме, но от совершенного света человек далек. Этот высший свет есть то, чего человек не может ни воспроизвести, ни увидеть, ни представить, ни вынести в своем земном состоянии.

Это же можно сказать и в отношении температуры… В то время как слова «миллион миллионов градусов выше точки замерзания» соответствуют реальности, выражение «тысяча градусов ниже точки замерзания» уже не имеет смысла, так как такой температуры в природе нет. Как известно, 273°С ниже точки замерзания, предельно низкая температура, «абсолютный нуль». Мы видим, что в то время как тьма и холод достигают, по-видимому, на Земле своих пределов, свет и тепло в этом мире являются лишь небольшим началом, какой-то незначительной ступенью к свету и теплу, существующему в высшем, Божием мире. Не есть ли это ясное указание на то, что существует высшая жизнь? Зло и страдание, которое мы встречаем на земле, тоже, может быть, близко к максимуму зла и страдания. Но блаженство и счастье Божественной, гармонической небесной жизни несравненно выше и больше того счастья, которого человек может достигнуть на Земле.

архиепископ Иоанн (Шаховской)

Ошибки Вольтера

Вольтер, французский философ, писатель и острослов, почитав Библию, пришел к заключению, что она недостойна внимания. Он написал целый ряд трудов против нее и считал, что достаточно опроверг ее, а если для ее окончательного разрушения будут нужны еще удары, их, конечно, нанесет Ля Гарп, его молодой ученик.

Во время Французской революции, во дни террора, Ля Гарп был арестован и брошен в тюрьму с ежедневной угрозой быть преданным смерти. В эти мрачные дни ему в руки попала Библия, он ее прочел и обратился к Богу. Он вышел из тюрьмы и стал защитником христианской веры, вместо того чтобы быть ее разрушителем.

Вольтер говорил, что через сто лет после его смерти христианства больше не будет. Но вместо этого спустя лишь 25 лет после его смерти было основано Британское и Иностранное Библейское общество, которое находилось в его собственном доме. Оно стало печатать Библию именно на тех печатных станках, на которых печатались Вольтеровы книги.

Хирург от Бога

Владимир Петрович Филатов (1875–1956), офтальмолог и хирург, академик, известен во всем мире. Именно он первым осуществил пересадку роговицы глаза, изобрел эффективный метод пластики кожи с помощью круглого стебля, названного впоследствии «филатовским», что явилось ценным вкладом в восстановительную хирургию, особенно в годы Великой Отечественной войны. Про Филатова говорили, что он хирург от Бога. По словам его учеников, даже безнадежным больным он никогда не говорил «нет», считая, что отбирать веру у больного – большой грех. Поэтому он неизменно отвечал своим пациентам: «Может быть, наука ведь развивается».

Владимир Петрович был человеком глубоко верующим, постоянно посещал богослужения, соблюдал православные традиции, помогал Церкви и нуждающимся людям материально. Протоиерей Борис Старк, близко знавший академика, рассказывал, что Филатов очень боялся, чтобы после смерти его не сделали атеистом, как это произошло с Павловым.

Филатов был духовным чадом архимандрита, преподобномученика Геннадия (Ребеза), пастыря высокой духовной жизни, расстрелянного в 1937 году. Сохранилось свидетельство архимандрита Евстафия (Дмитриева), жителя города Ворошиловский на Кавказе: «Когда я о. Геннадию рассказал, что приехал лечить глаза, то он мне посоветовал обратиться к профессору Филатову, заявив при этом, что Филатов всех духовных лиц не только бесплатно лечит, но и оказывает им материальную помощь. Профессор Филатов меня принял 7‑го октября и за визит денег у меня не взял» (дело №24690.2025 5п архимандрит Геннадий (Ребеза) г. Одесса // Архив УСБУ в Одесской области).

Благодаря усилиям Филатова была сохранена церковь Святых мучеников Адриана и Наталии на Французском бульваре в Одессе, которую в народе прозвали «Филатовской». Также он многое сделал и для сохранения церкви Святителя Димитрия Ростовского на Втором христианском кладбище, где служил архимандрит Геннадий (Ребеза). После уничтожения в 1936 году Спасо-Преображенского собора именно Филатов обратился к городским властям Одессы с просьбой создать на Соборной площади, на месте, где раньше была алтарная часть собора, мраморный фонтан, «дабы не глумились», и материально помог установить его. (Ныне собор восстановлен, он является кафедральным.)

Сохранились записи Марфы Викторовны Цомакион, вдовы профессора медицины, друга семьи Филатовых, которой довелось быть рядом с Владимиром Петровичем накануне и в часы его кончины, «…он с оживлением, вдохновением, энтузиазмом стал говорить о “реальности нереального”, о вечной, неизменной, нерушимой жизни духа человеческого, подтверждаемой всеми возможными доказательствами, со всей силой своего великого ума. Он говорил около получаса, потом, улыбнувшись, добавил: “Ну вот, я опять сел на своего конька”».

Мария Жукова

«Полностью отдаю себя Иисусу Христу»

Блез Паскаль (1623–1662), выдающийся физик, математик и религиозный философ, верил в то, что «Бог сотворил внутри сердца каждого человека пустоту, которая не может быть заполнена ничем другим, как Богом Творцом, Которого можно узнать через Иисуса Христа». В 1654 году в жизни Паскаля произошел случай, в результате которого ему чудом удалось избежать смерти. Случилось так, что лошади понесли экипаж, в котором он находился. Животные погибли, а Паскаль остался целым и невредимым. Будучи убежденным, что именно Бог спас его от смерти, Блез стал по-другому смотреть на свою жизнь. После этого, начиная с 31 года и до самой смерти, когда ему было 39 лет, у него была лишь одна мечта: он жил для того, чтобы обращать мысли людей к своему Спасителю. После спасения от неминуемой гибели Паскаль писал: «Уверенность! Радость! Мир!», «Забвение мира и всего, кроме Бога!», «Полностью отдаю себя Иисусу Христу, моему Спасителю». Незадолго до своей смерти Паскаль писал: «Я простираю руки к моему Спасителю, Который пришел на эту землю, чтобы пострадать и умереть за меня».

После смерти в его одежде нашли вшитый кусочек пергамента, который он постоянно носил у сердца. Там были написаны такие слова: «Бог Авраама, Бог Исаака, Бог Иакова, не философов, не ученых… Бог Иисус Христос. Его можно найти и иметь только на пути, которому учит Евангелие».

Есть только одна Книга

Вальтер Скотт (1771–1832) будучи при смерти обратился к своему зятю Локхарду со словами:

– Сын, принеси мне книгу.

В доме писателя была большая библиотека, и смущенный зять переспросил:

– Какую книгу, сэр?

Умирающий ответил:

– Есть только одна Книга. Сын, принеси мне ее.

Тогда только Локхард понял, о чем говорит Вальтер Скотт. Он пошел и принес умирающему Библию.

Величайшие открытия

Некий молодой человек однажды подошел к доктору Джеймсу Симпсону (1811–1870), известному шотландскому хирургу, одному из основоположников анестезиологии. Он хотел сделать доктору комплимент в связи с его великим открытием в медицине: Симпсон открыл обезболивающие свойства эфира и хлороформа. Хирург ответил ему: «Величайшие открытия, которые я когда-либо сделал, это, во-первых, то, что я осознал себя грешником и, во-вторых, что Иисус Христос – мой Спаситель…»

Русский Архистратиг

Великий полководец, генералиссимус Александр Васильевич Суворов (1730–1800) всегда отличался высоконравственной жизнью. Упование на Бога во всем и всегда и непреложная верность Православной Церкви – вот источник его гениальности.

Семилетняя война показала те недостатки, которые были в обучении русских солдат. В 1763 году, получив под свое начало Суздальский полк и квартируя в Новой Ладоге, тридцатитрехлетний Суворов начал так, как он считал правильным, готовить воинов. Главное внимание он уделял религиозному воспитанию, повторяя, что «безбожие поглощает государства и государей, веру, права и нравы» и что «неверующее войско учить – что ржавое железо точить». Он построил с солдатами деревянный храм Петра и Павла, вырезав собственноручно крест-распятие для него.

Обучение у Суворова не ограничивалось знанием молитв и частым посещением храма – Суворов воспитывал нравственное начало, поучая, что победа даруется от Бога и ее одерживает бессмертная душа, что почитание Бога есть избежание греха, что без добродетели нет ни славы, ни чести. Полководец учил быть врагом зависти, ненависти и мщения, гнушаться лжи, прощать погрешности ближнего и не прощать их себе, не унывать и не отчаиваться, выручать товарищей, быть милосердным к низложенному врагу и никого не убивать напрасно – «победителю прилично великодушие».

Ни одной битвы Суворов не начинал без молитвы. Однажды при Требии, в опасный момент боя, когда никакая тактика не помогала, он на глазах у всех спрыгнул с лошади и несколько минут молился распростершись ниц, а потом дал такие распоряжения, что победа была одержана. Каждую победу Суворов праздновал в храме, благодаря Господа; всегда служил панихиды по убиенным. И даже награды героям вручал в храме. Предостерегал своих воинов от масонства, лжеучений, революционных идей. С уважением относился к католичеству, но истинной считал только Православную Церковь. Услышав рассказ о сожжении Яна Гуса, молвил: «Я благодарю Бога, что никогда реформационная горячка не посещала нашего Отечества: всегда религия была у нас во всей чистоте». Однажды он спросил молодого генерала М.А. Милорадовича: «Миша, ты знаешь трех сестер?» Тот ответил: «Знаю! Вера, Надежда, Любовь!» Суворов обрадовался: «Да, ты – русский! Ты знаешь трех сестер: Веру, Надежду, Любовь. С ними слава и победа, с ними Бог!»

На втором после веры месте в учении полководца был патриотизм. Суворовские изречения вошли в поговорки: «Мы русские – с нами Бог!», «Мы русские – какой восторг!» Его искренняя, восторженная вера в Россию как искра воспламеняла воинские сердца. Ратники беззаветно следовали своему «чудотворцу-воеводе», предаваясь такому же ликованию. Суворов столь же истово верил в русского солдата, «чудо-богатыря», в его силу, веру, выносливость, храбрость, верность, волю к победе, смекалку, способность устоять и победить в любых условиях.

Третьим суворовским принципом была верность монархии. Солдату он говорил: «Ты присягал. Умирай за веру, царя и Отечество и знамя защищай до последней капли крови». Всех учил брать с него пример – «до издыхания быть верным государю и Отечеству».

Солдаты благоговели перед своим полководцем, слагали о нем легенды и безгранично в него верили: он дал более шестидесяти сражений и ни одного не проиграл. Верили, что он может вымолить победу, что наделен Божественным даром – чует вражеские ловушки, зрит будущее, защищает от пули – и что ему помогают Небесные Силы.

В первый раз Суворов «удивил» битвой при Кинбурнской косе осенью 1787 года, во время русско-турецкой войны. Турки решили овладеть крепостью, подойдя на военных кораблях. Это было 1 октября, в праздник Покрова Пресвятой Богородицы. Суворов находился в церкви. Когда ему доложили о высадке вражеского десанта, он приказал не стрелять и не мешать туркам, а достоял до конца службы, потом попросил еще отслужить молебен на победу. Лишь когда служба кончилась, а противник был уже в двухстах шагах от крепости, Суворов приказал стрелять из всех орудий – турки даже не успели приступить к штурму. С той чудесной победы пошла молва, что Суворов никогда не начинает сражения, пока не окончится ангельская обедня на небесах. Солдаты в восторге пели:

Наша Кинбурнска коса
вскрыла первы чудеса.

Следующим чудом была битва при Рымнике в 1789 году. Суворов атаковал турецкое войско, многократно превосходившее русское. Битва была жестокая. По преданию, в самый отчаянный момент, когда, казалось, силы были на исходе, около Суворова появился светлый всадник, что-то молвил ему и бросил камень в сторону неприятельского лагеря. После этого, наперекор всем правилам военной науки, Суворов приказал идти в атаку, и победа была одержана почти по суворовскому принципу: «удивить – победить». За нее Суворов получил титул графа Рымникского.

В следующем, 1790‑м, году штурмом была взята крепость Измаил. Крепость считалась неприступной. Пытаясь вовсе избежать кровопролития, Суворов дал знаменитый ультиматум: «Двадцать четыре часа на размышления для сдачи и – воля; первые мои выстрелы – уже неволя; штурм – смерть». Комендант крепости надменно ответил, что «скорее остановится течение Дуная и небо упадет на землю, чем русские возьмут Измаил». Он, как известно, погиб при штурме, и русские воины поднесли его саблю Суворову в подарок.

В 1794 году Суворова направили в Польшу для подавления восстания Тадеуша Костюшко. Опасность для России крылась и в том, что поляки, борясь за независимость, пытались обратиться за помощью к революционной Франции. В этом случае Польша могла превратиться в новый очаг якобинства. Главное укрепление поляков было в предместье Варшавы – Праге, сплошь огражденном рядами ловушек – волчьими ямами. Русские готовились к смерти, надели чистое белье, примирились друг с другом и перед боем молились на коленях перед полковыми иконами. Штурм начался ночью, а утром после победы солдаты дивились, как им удалось миновать ловушки: ни один воин не упал в яму.

Польский поход был последним серьезным поручением Екатерины II. Ее кончину, случившуюся в 1796 году, Суворов переживал очень тяжело. На престол взошел Павел I, и для Суворова наступили трудные времена: он был противником перенимания прусской военной системы («пудра – не порох, букли – не пушки»), чем раздражил императора. В феврале 1797 года полководец был отправлен в свое имение Кончанское в Новгородской губернии, где прожил два года.

В Кончанском его ожидала непривычная мирная жизнь, но он жил по своему порядку. Вставал с петухами, шел в церковь, сам звонил в колокола, содержал певчих, которые вместе с ним пели по нотам сочинения Бортнянского, учил крестьянских детей, читал газеты, внимательно следя за действиями Наполеона в Европе. Тогда он предсказал, что если генерал Бонапарт останется на военной стезе, где ему дарованы великие таланты, он будет победителем, но если «бросится в вихрь политический» – погибнет. Сам Суворов намеревался «окончить свои краткие дни в служении Богу» – уйти иночествовать в Нилову пустынь и написал о том прошение императору. Однако вместо монастыря он отправился в Итальянский поход, поскольку Россия вступила в антифранцузскую коалицию. По настоянию союзников Павел I назначил Суворова главнокомандующим войсками в Северной Италии, захваченной силами французской Директории. В письме император просил фельдмаршала немедленно прибыть в Петербург. Во дворце Суворов в слезах пал к ногам императора, но тот поднял его, поцеловал и плакал сам – все свидетельствовало о примирении. Суворов конечно же был врагом Французской революции. Он говорил своим воинам, что «французы отвергли Христа Спасителя и попрали законное правительство. Страшитесь их разврата». В короткий срок рядом удачных сражений Северная Италия была освобождена. Тогда еще раз убедились в прозорливости Суворова: повар, подкупленный французами, трижды за обедом приносил ему отравленное блюдо, но Суворов молча смотрел ему в глаза, пока тот в страхе не убирал нетронутую тарелку. За голову Суворова Директория объявила щедрую денежную награду. Узнав о том, он ощупал свою голову и сказал: «Помилуй Бог, дорого!», – после чего велел отпустить домой пленного француза, напутствовав его: «Скажи своей Директории: я постараюсь сам принести к ним голову мою вместе с руками».

Тетрадь «Капральских бесед», составленная Суворовым, начиналась советом: «Молись Богу, от Него победа!», а далее приводилась обязательная для каждого воина молитва: «Пресвятая Богородице, спаси нас! Святителю отче Николае Чудотворче, моли Бога о нас!» – и пояснялась так: «Без сей молитвы оружия не обнажай, ружья не заряжай, ничего не начинай!» Плодотворность этого совета особенно выразилась в итальянскую кампанию, где на семьдесят пять убитых врагов приходился убитым только один русский солдат. Более того, солдаты, которые имели несгибаемую веру и молились, оставались невредимы и даже не имели обморожений во время перехода через Альпы, те же, которые такой веры не имели, отмораживали и руки, и ноги.

В «Капральских беседах» говорится: «Короток взмах сабли, короток и штык, а врагу смерть, Божия же помощь быстрее мысли воину доблестному; посему просящего в бою пощады – помилуй, кто мститель – тот разбойник, а разбойникам Бог не помощник!»

Как понимал Суворов воинскую присягу? Нынешнее объяснение присяги говорит, что присяга – это клятва и поэтому кажется слабодушным только «цепью», приковывающей их насильно к исполнению долга. Суворовское же объяснение присяги было обращено прямо к сердцу солдата: «Один десятерых своею силой не одолеешь, помощь Божия нужна! Она в присяге: будешь богатырь в бою, хоть овцой в дому; а овцой в дому так и останешься, чтобы не возгордился». Такое истолкование присяги как завета с Богом ободряло слабых и малодушных, которые познавали, что в бою получат и храбрость, и силу.

В сентябре 1799 года начался Швейцарский поход Суворова, ознаменовавшийся героическим переходом через Альпы, когда его войско после поражения корпуса Римского-Корсакова сумело чудом вырваться из окружения французов. Такой яркой, торжествующей победы духа над материей не выпадало на долю ни одного народа, ни одной армии в мире. В Альпийском походе Суворова русские войска проявили упорство выше человеческого. Только горячая вера в покровительство Всевышнего помогла Суворову и его воинам вынести и преодолеть те превышающие человеческие силы испытания, что выпали на их долю в ту кампанию.

Про путь через Альпийские горы сами швейцарцы рассказывают, как про чудо. Появление Суворова с солдатами в заоблачных высотах казалось таким необыкновенным явлением, что и по наши дни среди швейцарских пастухов существует легенда о чудесном старике, проведшем войска там, где летали только орлы да бегали горные козы.

Вскоре союзническая коалиция с Австрией распалась и Суворов получил приказ возвращаться в Петербург. Император Павел I пожаловал ему звание генералиссимуса. Он повелел также воздвигнуть прижизненный памятник полководцу. Слава непобедимого Суворова была в зените. Такого триумфа Европа еще не видела. Полководцем восхищался адмирал Нельсон, европейцы представляли его то Гулливером, то свирепым стариком с лицом, сплошь покрытым сабельными шрамами. Есть версия, что даже А.С. Пушкин, родившийся в тот славный «суворовский» год, когда Суворов освобождал Северную Италию, был наречен в честь великого русского полководца.

Это был последний подвиг Суворова. Весной 1800 года, предчувствуя скорую смерть, Суворов составил канон Спасителю и Господу Иисусу Христу. Незадолго до кончины кратко подвел жизненный итог: «Люблю моего ближнего, во всю жизнь не сделал никого несчастным, ни одного приговора на смертную казнь не подписал, ни одно насекомое не погибло от руки моей. Был мал, был велик, при приливе и отливе счастья уповал на Бога и был неколебим, как и теперь».

Причастившись перед кончиной Святых Христовых Таин, Суворов произнес свои последние слова: «Долго гонялся я за славой – все мечта. Покой души – у Престола Всевышнего».

Пирогов – хирург и христианин

Нет в русской медицине имени более прославленного, чем имя хирурга Николая Ивановича Пирогова. Памятник ему стоит в Москве, и подвиги его во время Севастопольской кампании и научные достижения в области медицины – почетная страница русской науки.

Привлечение им женской сестринской заботы о раненых воинах, создание женской общины сестер милосердия Честнаго и Животворящаго Креста стало началом векового уже ныне подвига русских женщин в военных госпиталях и на полях сражений.

И как ученый, и как гениальный хирург-практик (впервые применивший в России анестезию при операциях) Н.И.Пирогов стал примером для русских врачей…

Жил он как раз в то время (середина XIX столетия), когда стало зарождаться на Руси неверие. Появились идеи материализма, нигилисты, хорошо описанные Достоевским, особенно в романе «Бесы». В эпоху 1860‑х годов зародился тип того грубого атеиста, который, выйдя из подполья после Октябрьской революции, стал открыто гнать Церковь, закрывал и осквернял храмы, но был побежден и остановлен народной верой.

В эти 60‑е годы XIX века началось и нечестное использование честного имени науки для борьбы с Богом. Впадавшие в тяжелую болезнь неверия не хотели быть просто неверующими – они хотели непременно думать, что они «научно» (а не как-нибудь иначе) не веруют в Бога. В такое время жил величайший хирург России. И вот что он думал и писал:

«Смело и несмотря ни на какие исторические исследования, всякий христианин должен утверждать, что никому из смертных невозможно было додуматься и еще менее дойти до той высоты и чистоты нравственного чувства и жизни, которые содержатся в учении Христа; нельзя не почувствовать, что они не от мира сего. Веруя, что основной идеал учения Христа по своей недосягаемости остается вечным и вечно будет влиять на души, ищущие мира чрез внутреннюю связь с Божеством, мы ни минуты не можем сомневаться в том, что этому учению суждено быть неугасимым маяком на извилистом пути нашего прогресса».

Главный, настоящий прогресс человечества Н.И. Пирогов видел в том, чтобы люди по духу своему приблизились к Евангелию, стали добрыми, правдивыми, чистыми сердцем, бескорыстными и милосердными. Конечно, и прогресс социальных реформ в народах необходим, но он немыслим без прогресса человеческих отношений, без совершенствования каждой отдельной души человеческой. Камень, брошенный в воду, вызывает круги. Чувства, мысли и дела человека тоже вызывают соответствующие им круги в окружающем мире: либо добро, либо зло. Человеческое добро рождает отклик добра, улучшая человеческие отношения и самую жизнь. Зло, таящееся в одном сердце, отравляет жизнь многих… Это, может быть, идет против законов материализма, но это соответствует правде мира.

Книга высшего совершенствования – Евангелие – было любимой книгой Пирогова. Он верил, что евангельское откровение есть истинное слово Божие и что это слово вводит душу в вечность: свою жизнь Пирогов строил на евангельских основах. Такое глубокое религиозное отношение к жизни отмечает путь всех великих ученых, истинных слуг человечества.

Н.И. Пирогов считал, что в мировой истории путь прогресса извилист, нет прямой линии в нравственном совершенствовании человечества. Уклоняясь от правды Христовой, люди впадают временами в звериное, даже хуже чем звериное – демоническое состояние. Разве мы не стали этому свидетелями в наш век? Человечество омрачается, когда отходит от того образа Божией правды, чистоты и милости, который дан ему в лице Сына Божия, Иисуса Христа.

Гениальная ученость, любовь ко Христу, борьба за правду, справедливость в мире, милосердие к страждущим, больным – таков образ человеколюбивого врача Пирогова. Когда читаешь его размышления о мире и человечестве, вспоминается одна древняя молитва:

Господи, Боже мой!
Достой меня быть орудием мира Твоего,
чтобы я вносил любовь туда, где ненависть;
чтобы я прощал, где обижают;
чтобы я соединял, где ссора;
чтобы я говорил правду, где заблуждение;
чтобы я воздвигал веру, где давит сомнение;
чтобы я возбуждал надежду, где отчаяние;
чтобы я вносил свет туда, где тьма;
чтобы я возбуждал радость, где горе живет.

Господи, Боже мой! Удостой,
не чтобы меня утешали, но чтобы я утешал;
не чтобы меня понимали, но чтобы я понимал;
не чтобы меня любили, но чтобы я любил.

Ибо кто дает, тот получает;
кто себя забывает, тот обретает;
кто прощает, тому простится,
кто умирает, тот просыпается к вечной жизни.

архиепископ Иоанн (Шаховской)

Вера «государственного тенора»

Знаменитого певца, народного артиста СССР Ивана Семеновича Козловского (1900–1993) Бог наделил бесценным даром – редкой красоты и чистоты голосом, который он сумел сохранить до преклонных лет. Иван Семенович всю жизнь был глубоко верующим человеком (с 8 до 18 лет он воспитывался в Михайловском Златоверхом монастыре в Киеве), несмотря на косые взгляды коллег, не только посещал православные храмы, но и пел в них по церковным праздникам. В его доме всегда были иконы в обрамлении вышитых рушников.

Народный артист СССР, певец Дмитрий Гнатюк вспоминал: «Однажды мы с Иваном Козловским отдыхали в Трускавце… Пили водичку, ходили на процедуры, как и все остальные. Но Козловский не был бы Козловским, если бы не затянул меня в знаменитую церковь в Дрогобыче, где мы вместе спели в церковном хоре.

В этот же день о нашем дуэте стало известно в Киеве. «Чтобы народные артисты СССР пели в церкви? Да это же настоящее безобразие!» – восклицали в ЦК КПУ. Правда, знаменитому московскому гостю порицание по партийной линии было безразлично, а с украинскими артистами в таких случаях обходились строго. Мне пришлось долго объясняться перед парторгом Оперного театра, что инициатива поездки в Дрогобыч принадлежала Козловскому, а мне не пристало отказываться от предложения, поступившего от такой величины советской вокальной школы».

Однажды на концерте, проходившем в Большом зале Московской консерватории, Козловский спел романс Рахманинова на стихи Мережковского «Христос воскрес». Публика устроила овацию, а директор зала получил выговор по партийной линии. Скандал удалось замять только потому, что имя Ивана Семеновича имело непререкаемый авторитет, и его называли «государственным тенором», творчеством которого восхищались все без исключения генеральные секретари страны. Ответственность за случившееся он взял на себя, заявив, что дирижер Евгений Светланов исполнил романс по его просьбе. А через некоторое время принял участие в записи пластинки «Всенощное бдение» Рахманинова, исполнение которого тогда запрещалось. Регулярно приезжая в Киев, он обязательно выбирал время для пения в хоре Владимирского собора. Когда запрет на «опиум для народа» был снят, Козловский записал пластинку с духовными песнопениями.

Судьба декабриста

Оптинский старец Варсонофий как-то привел рассказ матери, которой открылось будущее ее сына – одного из декабристов, Кондратия Рылеева.

«Когда сыну было три года, он опасно заболел, находился при смерти; доктора говорили, что не доживет до утра. Я и сама об этом догадывалась, видя, как ребенок мечется и задыхается, – и заливалась слезами. Я думала: “Неужели нет спасения? Нет, оно есть! Господь милостив, молитвами Божией Матери Он исцелит моего мальчика, и он снова будет здоров… А если нет? Тогда, о Боже, поддержи меня, несчастную!” И я в отчаянии упала перед ликами Спасителя и Богородицы и жарко, горячо, со слезами молилась.

Наконец, облокотившись возле кроватки ребенка, я забылась легким сном. И вдруг ясно услышала чей-то незнакомый, но приятный, сладкозвучный голос, говоривший мне: “Опомнись, не проси Господа о выздоровлении ребенка… Он, Всеведущий, хочет, чтобы ты и сын твой избежали будущих страданий. Что, если нужна теперь его смерть? Из благости, из милосердия Своего Я покажу тебе – неужели и тогда будешь молить о его выздоровлении?” – “Да, буду!” – “Показать тебе его будущее?” – “Да, да, я на все согласна”. – “Ну так следуй за Мной”. И я, повинуясь чудному голосу, пошла сама не зная куда. Передо мной возник длинный ряд комнат. Первая, по всей обстановке, была та, где теперь лежал умирающий ребенок. Но он уже не умирал. Не слышно было предсмертного хрипа, он тихо, сладко спал, с легким румянцем на щеках, улыбаясь во сне. Я хотела подойти к кроватке, но голос уже звал меня в другую комнату. Там находился крепкий, резвый мальчик, он уже начинал учиться, кругом на столе лежали книги, тетради. Далее я видела его юношей, затем взрослым, на службе. Но вот уже предпоследняя комната. В ней сидело много незнакомых людей, они оживленно разговаривали, спорили о чем-то, шумели. Сын мой возбужденно доказывал им что-то, убеждал… Следующая комната, последняя, была закрыта занавесом. Я хотела было направиться туда, но снова услышала голос, сейчас он уже звучал грозно и резко: “Одумайся, безумная! Когда ты увидишь то, что скрывается за этим занавесом, будет уже поздно! Лучше покорись, не выпрашивай жизнь ребенку, теперь еще такому ангелу, не знающему зла…” Но я с криком: “Нет, нет, хочу, чтобы он жил!” – задыхаясь, спешила за занавес. Тут он медленно поднялся, и я увидела… виселицу! Я громко вскрикнула и очнулась. Наклонилась к ребенку, и каково было мое удивление, когда я увидела, что он спокойно, сладко спит, улыбаясь, с легким румянцем на щеках. Вскоре он проснулся и протянул ко мне ручонки, зовя: “Мама!” Я стояла недвижимо, словно очарованная. Все было, как во сне, в первой комнате… И доктора, и знакомые – все были изумлены происшедшим чудом.

Время шло, сон мой исполнялся с буквальной точностью во всех, даже мелких подробностях: и юность его, и, наконец, те тайные сборища… Когда сын знакомил меня с новым своим другом, я сразу узнала человека, которого видела в предпоследней комнате. А дальше… более не могу продолжать. Вы поймете: эта смерть… виселица… о Боже! Клянусь вам, что это не бред, не больное мое воображение, а истина!»

15 декабря 1978 года по радиостанции Би-Би-Си транслировалась следующая передача.

«В нашем распоряжении, – говорил диктор, – оказался исторический документ, до сих пор нигде не опубликованный, – предсмертное письмо русского поэта-декабриста Кондратия Рылеева, написанное им в день казни 13 июля (ст. ст.) 1826 года. Письмо было передано его жене, к тому времени, вероятно, уже вдове, через священника. Затем (мы не знаем, когда именно) это письмо Рылеева попало к семье, состоявшей в родстве с ним, и до недавнего времени находилось у престарелых членов этой семьи, проживающих за пределами Советского Союза. Мы получили подлинник, написанный рукою Рылеева, через одного нашего слушателя. Глубоко религиозное содержание этого письма характеризует человека, сыгравшего руководящую роль в декабристском восстании. Передаем текст.

«Бог и государь решили участь мою. Я должен умереть, и умереть смертью позорной. Да будет Его святая воля. Мой милый друг, предайся и ты воле Всемогущего, и Он утешит тебя. За душу мою молись Богу. Он услышит твои молитвы. Не ропщи на Него, ни на Государя. Это будет и безрассудно, и грешно. Нам не постигнуть неисповедимые судьбы Непостижимого. Я ни разу не возроптал во все время моего заключения, и за то Дух Святой дивно утешает меня.

Подивись, мой друг, когда я занят только тобою и нашей малюткой, я нахожусь в таком утешительном спокойствии, что не могу выразить тебе.

О милый друг, как спасительно быть христианином! Благодарю моего Создателя, что Он меня освятил и я умираю во Христе. Это дивное спокойствие порукой, что Творец не оставит тебя, ни нашей малютки. Ради Бога, не предавайся отчаянию. Ищи утешения в религии. Я просил нашего священника посещать тебя. Слушай советов его и поручи ему молиться о душе моей. Передай ему одну из золотых табакерок в знак признательности моей или, лучше сказать, на память, потому что возблагодарить его может только Бог за то благодеяние, которое он оказал мне своими беседами.

Ты не оставайся здесь долго, а старайся кончить скорее дела свои и отправляйся к почтенной матушке. Проси ее, чтобы она простила меня, равно всех родных проси о том же. Катерине Ивановне и детям ее кланяйся и скажи, чтобы они не роптали на меня за М.П., не я его вовлек в общую беду. Он сам это засвидетельствует. Я хотел бы просить свидания с тобою, но рассудил, что могу расстроить тебя. Молю за тебя и Настеньку, за бедную сестру, Бога и буду всю ночь молиться.

С рассветом будет у меня священник, мой друг и благодетель, и опять причастит. Настеньку благословляю мысленно Нерукотворным образом Спасителя и поручаю всех вас святому покровительству Живого Бога. Прошу тебя более всего заботиться о воспитании ее. Я желал бы, чтобы она была воспитана при тебе. Старайся перелить в нее свои христианские чувства, и она будет счастлива, несмотря ни на какие превратности в жизни, и когда будет иметь мужа, то осчастливит его, как ты, мой милый, добрый и неоценимый друг, осчастливила меня в продолжение восьми лет.

Могу ли, мой друг, благодарить тебя словами. Они не могут выразить чувств моих. Бог наградит тебя за все.

Почтеннейшей Прасковье Васильевне моя душевная, искренняя предсмертная благодарность.

Прощай. Велят одеваться. Да будет Его святая воля. Твой искренний друг К. Рылеев”».

Да, неисповедимы пути Господни! Всем Господь желает спастись и в разум истины прийти. Он не хочет смерти грешника и принимает каждого, кто обратится к Нему с покаянием, как принял в последний час покаявшегося на кресте разбойника.

Когда с нами Бог, и умирать не страшно, ибо тогда Дух Святой дивно утешает нас.

Подлинная ученость

После Второй мировой войны чествовали в Париже английского ученого Александра Флеминга (1881–1955), открывшего пенициллин. На торжественном собрании было сказано много похвальных слов в его честь. Отвечая собравшимся, профессор Флеминг сказал: «Вы говорите, что я что-то изобрел; на самом деле я только увидел – увидел то, что создано Господом Богом для человека. Честь и слава принадлежат не мне, а Богу…»

Булат стал Иваном

Много лет назад жена Булата Окуджавы Ольга приезжала к отцу Иоанну (Крестьянкину) в Псково-Печерский монастырь. В разговоре она посетовала, что ее муж не крещен и даже не хочет креститься, да и вообще равнодушен к вере. На что отец Иоанн спокойно сказал ей: «Не волнуйся, ты сама его окрестишь». Она была совершенно поражена и только спросила: «Как же я сама окрещу?» – «А вот так и окрестишь!» – «А как же назову его? Булат ведь имя неправославное». – «А назовешь, как меня, Иваном», – ответил отец Иоанн и заторопился по своим делам.

И вот перед смертью, в Париже, Булат Шалвович позвал жену Ольгу и сказал, что хочет креститься. Он уже отходил, было поздно звать священника, но Ольга знала, что в таких случаях можно крестить и без батюшки. Она лишь спросила его: «Как тебя назвать?» Он ответил: «Иваном». И она сама крестила его с именем Иоанн. И только потом вдруг вспомнила, что лет пятнадцать назад ей обо всем этом говорил старец Псково-Печерского монастыря.

архимандрит Тихон (Шевкунов)

Обыкновенное чудо

Творчество Евгения Львовича Шварца (1896–1958), замечательного писателя, драматурга и сценариста, запоминается прежде всего добротой. Многим известны фильмы, снятые по его пьесам: «Обыкновенное чудо», «Золушка», «Сказка о потерянном времени», «Дон Кихот»; спектакли «Тень», «Голый король». Но мало кто знает, что Евгений Львович был верующим православным человеком. Перед смертью он исповедался и причастился Святых Христовых Таин. Напутствовал его известный ленинградский священник, протоиерей Евгений Амбарцумов.

Путь ко Христу

Александр Грин (1880–1932), писатель-романтик, ассоциируется у большинства читателей со своими феериями – «Алыми парусами», «Бегущей по волнам», «Блистающим миром» или же готическими рассказами «Крысолов», «Серый автомобиль», «Фанданго». Было время, когда его проза была почти не востребована или вовсе ошельмована, и были годы, когда имя Грина гремело по всей стране. Но мало кто знал, что Александр Степанович был православным христианином. Ему выпало жить во времена богоборческие, искать свой путь ко Христу, непрямой и нелегкий.

Писателю Юрию Домбровскому, которого в 1930 году послали к Грину взять интервью от редакции журнала «Безбожник», Грин ответил: «Вот что, молодой человек, я верю в Бога». Домбровский вспоминает, что замешался и стал извиняться, на что Грин добродушно сказал: «Ну вот, это-то зачем? Лучше извинитесь перед собой за то, что вы неверующий. Хотя это пройдет, конечно. Скоро пройдет».

Весной 1932 года врачи сказали жене Грина Нине Николаевне, что состояние мужа безнадежно.

«…Я не отходила от него, боясь потерять каждую минуту, – вспоминала она. – Вдруг он захочет мне что-то сказать, а меня не будет рядом и ему станет горько.

За три дня до смерти он захотел пригласить священника. Не прямо сказал мне об этом; посмотрел на икону, висевшую в углу, и говорит: «Мы, Нинуша, еще молебен в новом доме не служили, надо бы отслужить». В его желании я увидела ощущение им приближающейся смерти. Привела старенького отца Владимира. Предупредила, что он идет к больному, который, должно быть, захочет причаститься. Так и оказалось.

…Уходя отец Владимир сказал мне, что Александр Степанович исповедался и причастился.

…После его (священника. – Прим. ред.) ухода мы зашли к Александру Степановичу – он позвал меня и мать. …Усадил рядом и стал рассказывать о беседе с о. Владимиром. “…Батюшка предложил мне забыть злые чувства и в душе помириться с теми, кого я считаю врагами. Я понял, о ком он говорит, и ответил, что нет у меня ненависти ни к кому на земле”».

Об отношении к Богу в своих произведениях Грин говорил редко, остерегаясь, видимо, прикасаться к столь высоким понятиям, как вера. Но в своем романе «Блистающий мир» он называет своими именами то, о чем молчал ранее. «…Она (Руна. – Прим. ред.) не потеряла надежды этой, так просто протянувшей ей руку; встретила она как бы Старого Друга, о котором забыла. Его голос был так спокоен и вечен, как в дни детства, – вечен, как шум реки, и прост, как дыхание. Следовало послушать, что скажет Он, выслушать и поверить Ему».

Ельцин в монастыре

Жарким летом 1995 года Борис Николаевич Ельцин посетил знаменитый Псково-Печерский монастырь. Осматривая тамошние пещеры, глава государства выразил удивление, почему не ощущается запаха тления, хотя гробы здесь не закапываются, а стоят в нишах, так что их даже можно рукой потрогать. Президенту объясняют: «Это чудо Божие». Экскурсия продолжается, и через некоторое время Борис Николаевич в недоумении задает тот же вопрос. «Так уж Господь устроил», – отвечают ему. Проходит несколько минут, и президент при выходе из пещер шепчет отцу архимандриту: «Откройте секрет – чем вы их мажете?» – «Борис Николаевич, – ответствует тот, – есть ли среди вашего окружения кто-нибудь, от кого дурно пахнет?» – «Конечно, нет». – «Так неужели вы думаете, что кто-то может дурно пахнуть в окружении Царя Небесного?» Этот случай действительно произошел в Псково-Печерском монастыре, который и название свое получил от «Богом зданных (т. е. созданных) пещер». С их открытия, собственно, и началась история обители. Чудесным свойством пещер является то, что после внесения сюда умершего совершенно исчезает запах тления. К настоящему времени в пещерах захоронено более 14 тысяч человек.

---