Христианство и жизнь

По поводу 1600-летнего юбилея (313–1913 г.г.)

1600 лет протекло с тех пор, как христианство из положения гонимой, запрещенной религии перешло в состояние свободного исповедания, официально дозволенного государственной властью.

Это в высшей степени знаменательный факт, – факт исключительной важности. Подчеркнуть его особенно благовременно именно теперь, когда, как увидим дальше христианству снова начинают угрожать с разных сторон и с неослабной энергией, пользуясь всякими средствами, безотносительно к их нравственной ценности. Естественно, посему, что, например, католический мир празднует этот христианский юбилей с необычайной пышностью. Расширив торжество на очень длинный период. Построение храмов, издание специальных сочинений, паломничества и пр. – все это и подобное должно быть проявлением юбилейного торжества¹. Пусть видят враги христианства, как сильно последнее и поныне! Пусть радуются христиане, что их религия несокрушима, неискоренима и жива!.. Вполне понятно, что и наша православная Церковь тем более пожелала торжественно же отпраздновать столь знаменательный в ее истории и жизни юбилей, «приурочив» торжество «к 14 сентября 1913 г., к празднику Воздвижения Честного и Животворящего Креста Господня, так как само объявление» миланского эдикта в 313 году, делавшего христианство религией свободной, «явилось знамением победы Креста Христова над заблуждением язычества» (самый «день издания эдикта» в названном году «в точности неизвестен»).

1600 лет – достаточно большой период, в течение которого христианство могло и должно было зарекомендовать себя и ясно для всех, и разносторонне. Поэтому, – думается, – в настоящее время вполне уместно подвести хотя бы некоторые итоги тому, что христианство успело сделать для человечества, – насколько оно способствовало истинному прогрессу, истинной культуре... Эти итоги воочию покажут, что за крупная сила наша религия, которую мы исповедуем и которой гордимся и хвалимся, единственно-истинной и непреложной. О них – этих итогах – всего естественнее и вспомнить в юбилейный день христианства...

Мы можем смело огласить эти итоги. Нам – христианам – есть чем гордиться, когда мы оглядываемся на 1600 лет жизни христианства, как свободной религии, – на тот ее период, когда христианам не приходилось боязливо и украдкой совершать богослужения где-либо в потаенных местах, вдали от государственного глаза...

Итак, что же это за итоги?

Что мы видим в то время, когда издавался Константином Великим миланский эдикт? Чем характеризовалась жизнь того времени?

Языческая религия находилась в крайнем упадке. Можно сказать, что ни один язычник, сколько-нибудь вдумчивый, сколько-нибудь рассуждавший, не относился серьезно к языческой мифологии, к языческим религиозным обрядам, жертвоприношениям... Всем известно, что сами жрецы языческие лишь пересмеивались между собою, говоря о своих религиозных верованиях и церемониях, и продолжали исполнять свои лицемерные обязанности лишь потому, что получали за то средства к своему существованию и… даже, пожалуй, почет. Излишне уже говорить о том, что, при подобном положении вещей, странно было бы и думать о каком-либо благотворном влиянии такого рода религии на народную массу. Разумеем религиозные представления народов, главным образом составлявших империю, в пределах коей пришлось христианству вначале распространяться.

Языческая философия сознала свое полное бессилие спасти человечество, – поднять его нравственный уровень, влить в него духовную бодрость, энергию. Стоицизм, который в данном случае всего больше обещал и на который, по-видимому, всего больше можно было надеяться оказался столь же немощным в действительности, как и прочие философские учения. Ко времени издания миланского эдикта он уже умирал безнадежно...

Нравственная жизнь языческого мира представляла собою, посему, нечто очень печальное. Связующего людей начала любви не было на лицо. Вместо него царил эгоизм, грубое себялюбие. Жестокость – это о чем больше всего слышал и знал тогдашний мир... Нравственная разнузданность, ничем в сущности не сдерживаемая, росла и усиливалась все больше и больше. Это и понятно. Только люди в лучшем случае недалекие могут думать, что возможна сколько-нибудь прочная нравственность, независимая от религии, ее одушевляющей, поддерживающей, согревающей... Но, если в основу нравственной жизни будет положена и религия, но столь же жалкая, какою была, например, греко-римская языческая в эпоху появления христианства, то и в этом случае результат будет не лучший².

Словом, в момент издания миланского эдикта духовная жизнь языческого мира была печальною во всех отношениях.

Это констатируют вообще даже и социалисты, которых уж никак, конечно, нельзя заподозрить в каких-либо симпатиях, а тем более в пристрастии, хотя бы и ничтожнейшем, к христианству. Даже и они (например, Менгер, Каутский и др.)³ единогласно говорят, что одряхлевшее язычество умирало, должно было сойти с мировой сцены, как нечто изжившееся, потерявшее всякую силу и значение, как нечто совершенно безнадежное. Социалисты же далее заявляют, что в эпоху смерти язычества могло заменить его только одно христианство, что только последнее могло в ту пору вывести человечество из состояния безнадежного отчаяния, в каком оно находилось... По словам даже социалистов – этих неприкровенных врагов христианства, – последнее сменило собою язычество, естественно, необходимо...

И действительно, – скажем, – христианство явилось свежей силой, вдохнувшей новую энергию, новую, – лучше выразиться, – душу в человечество. Христианство явилось не человеческим измышлением, преходящим и полным ошибок и заблуждений всякого рода, – а религией божественной, непогрешимой, вечной; христианская нравственность, опирающаяся на столь высокую религию и из нее вытекающая, в свою очередь, непреложна, кристально чиста и непревосходима никакою другою; жизнь истинных христиан, проникнутая духом высшей христианской заповеди – любви, полна благожелательности, – истинный христианин готов даже на самопожертвование для блага ближнего, в интересах последнего...

Социалисты, однако, говорящие о естественности замены язычества христианством 19 веков назад, в то же время утверждают, что своею историческою продолжительною жизнью христианство-де «не оправдало оказанного ему доверия» (И. Гюйо)⁴, – так сказать, обмануло всех, оказалось «бесплодным» и пр., и что по этой самой причине подлежит устранению, смерти, подобно тому как некогда умерло, вследствие старости и полнейшей дряхлости, язычество... Как не­когда последнее естественно-де и необходимо было заменено христианством, точно так же, – говорят социалисты (Менгер и др.), – и христианство ныне должно быть заменено социализмом, который, мол, выполнит то, чего не сделало первое, и исполнит все лучшие обещания, какие только когда-либо слышало человечество. Мало того, – по заявлению социалистических учителей, – социализм-де и теперь уже дает людям счастье, где пользуется свободой действия и где не мешает ему христианство, отставшее от жизни, тормо­зящее ее, человеконенавистническое, проповедующее то, что противно человеческой природе и её интересам, и потребностям...

Посему как социалисты, так и подобные им безбожники во главе с масонами и масонствующими и стараются вся­чески об искоренении враждебного им христианства, пользуясь, по иезуитскому принципу, всякими средствами без разбора, лишь бы поскорее достигнуть своих гнусных це­лей. Что они сделали и делают в таких странах, как Франция, Португалия, С. Америка и др., всем уже хорошо известно. Давно ли в Португалии безбожники сжигали жи­выми монахинь? А во Франции на 25-е число минувшего июня, по газетным телеграммам, предназначены были к закрытию уже последние «монастырские школы»⁵. Во Франции без­божники следят за тем, не посещают ли чиновники, офи­церы... католических храмов, – и если окажется, что посещают, то обычно подвергаются за это гонениям до удаления со службы включительно. Во Франции из школ удалены Евангелие, Христово Распятие... В С. Америке не прочь праздновать все еврейские праздники и изгнать христианские. Там суббота милее воскресенья. Деньги дороже каких-то там христианских принципов. А в Италии на месте католических престолов устраивают нечто невозможное, – плюют (в буквальном смысле слова) на Христов Крест... Даже в Китае, как видно из телеграмм минувшего июня (от 27 числа), ведется усиленная «антихристианская пропа­ганда». О турках, конечно, излишне и говорить. Когда-то в варварские времена предпринимались крестовые походы в Палестину для освобождения Гроба Господня из рук «неверных». А теперь, при попустительстве «христианских» европейских государств, турки (как говорят телеграммы от 16-го минувшего июля) «во время движения от Чаталджи до Адрианополя перебили»... только «15 000 христиан»... И это, конечно, не единственное газетное сообщение... Где нельзя преследовать грубо, там пускаются безбожниками и врагами Христовыми в обращение средства тонкие, насмеш­ки, искусные издевательства... Выдаются за нечто непре­ложное фальшивые в действительности выводы так назы­ваемой «науки», дабы во чтобы то ни стало дискредитиро­вать христианство в глазах человечества... и доказать, что оно – христианство – в лучшем случае отжило свой век и в течение всей своей истории постоянно оказывалось совер­шенно бесполезным для жизни и даже вредным... и проч., как это уже и отмечено раньше.

Обвинение, высказанное против христианства, слишком серьезно, чтоб можно было пройти его молчанием. Состоя­тельно ли оно, однако, или нет? В действительности ли христианство было так слабо, как аттестуют его безбож­ники, или нет?

В знаменательный юбилейный год христианства катего­рически заявляем, что все обвинение сплошь ложно, что оно – безусловная клевета и что о христианстве, его значении для жизни следует сказать, как раз противоположное. Да. Ты­сяча раз «да» ...

Настойчиво утверждаем, что в действительности христианство постепенно только облагородило, только внутренне переродило человечество к лучшему и непрерывно перерождает его. Все, чем воистину может гордиться, напр., наше время, – произошло благодаря христианству и ничему другому более.

О чем нам говорит история?

А о том, что всюду, где только христианство отступало в сторону, игнорировалось сколько-нибудь, в соответствен­ной мере падала и человеческая нравственность, и человечество более или менее возвращалось к дикарству.

Примеры у каждого налицо. Напр., ныне, когда так на­зываемая интеллигенция и сама в своей массе не верит ни в Христа, ни во что сверхъестественное, и в таком же смысле настраивает народ, стараясь его расхристианизировать и опустошить его «душу», – в соответственной же мере упала и нравственность: нравственное хулиганство становится все более и более обычным явлением... История «Гилевича», «Прасоловское дело», отцеубийства, мужеубийства, женоубийства, всякого рода насилия и пр. заставляют о себе слушать постоянно, чуть не ежедневно. Не только убьют, но еще разрежут на куски, уложат в корзину и перешлют в качестве багажа. А известный труп «Обводного канала»? Среди белого дня жена убивает своего мужа, разрезывает убитого на части и каждую из них спокойно несёт в раз­личные места, чтоб скрыть следы преступления... Образован­ные, просвещенные люди «с кафедры Пироговского съезда» проповедуют ни больше, ни меньше, как «вытравление плода» утробного⁶. Вот куда привело просвещение без Бога, без религии... И то ли еще услышим? А когда их – «образованных» лиц – упрекают в газетах, то они спокойно обвиняют своих «врагов» в обскурантизме, в отсталости и т. д. А фабричные нравы? Жизнь деревень, а особенно больших городов? Все более и более надвигается что-то ужас­ное, невиданное и неслыханное... Вот уж именно верно, что наш «прогресс – эволюция жестокости»⁷, а не любви, не подобных ей каких-либо хороших чувств... И все это совершается, прогрессирует, – повторяем, – по мере устранения из жизни влияния христианского, по мере вытравления из душ человеческих христианства. Не тоже ли видели мы и раньше, напр., во Франции – в эпоху «великой» (по злодеяниям только) «революции» и т. д.?

А где, наоборот, господствует христианство, где живут христианскими идеями и принципами, – там нравственность процветает, грубое себялюбие отходит в сторону, уступая место чувству любви, благожелательности, грубые пороки исчезают и т. д., – там, короче сказать, постепенно водворяется рай, райская жизнь.

В самом деле, посмотрите хотя бы на Валаам и на тамошнюю жизнь. Всюду на первом месте – Господь наш Иисус Христос,... всюду прежде всего Христова вера, Хри­стовы заповеди... и на словах, и в сердце,... и в жизни... Зато, с другой стороны, какая высокая, завидная здесь и нравственность! Мир, трудолюбие, любовь, молитва,... благожелательность... О Мирских пороках там и не слышно. Сто­личный, напр., житель, случайно сюда заглянувший, прихо­дит воистину в изумление и в положительный восторг от того, что здесь видит и слышит, от всей валаамской духовной атмосферы. Если б «мир» хотя до известной лишь степени подражал валаамской жизни, тогда нечего было бы больше и желать... Да⁸.

И «так» было всегда на протяжении знаменательных 1600 лет (и раньше, конечно, в среде «христианской»): если только народы, города, села... отдельные люди «делались» христианами, их жизнь видоизменялась к лучшему, кругом их всем дышалось легко, все расцветало в них самих и около. И наоборот: по мере игнорирования христианства, жизнь омрачалась все больше и больше пороками, безнрав­ственностью всякого рода, кругом человечества распростра­нялась духовная тьма, гибельная, смертоносная...⁹

Вот оно – каково «подлинное» христианство!

И в указанных отношениях ничто уже не могло и не может сравниться с христианством: ни «всеми» интелли­гентами известного лагеря восхваляемый ныне буддизм, ни магометанство, ни древняя греко-римская религия, ни социализм всех времён и народов, ни сектантство в роде тол­стовства и пр. и пр. до пресловутого и модного масонства включительно.

Какой, в самом деле, духовный, истинный прогресс мог обеспечить человечеству хотя бы, напр., буддизм, отрицающий у человека и самую душу, отвергающий личное бессмертие, Самого Бога и пр.? Как буддизм мог содейство­вать даже и материальному благополучию человеческому, коль скоро он с невероятным презрением относится к чело­веческому телу, к семье, к государственному благоустрой­ству?.. Восхваляющие буддизм обычно не имеют о нём ни­какого представления или настроены крайне психопатически...¹⁰

Магометанство? Но недостаточно ли взглянуть на заснувшие и погрязшие в грубой чувственности магометанские страны, чтоб видеть, о каком прогрессе здесь можно гово­рить? А где обстоятельства заставляют мусульман про­снуться, там видим все одно и тоже: зверство, проявление самых чудовищных жестокостей, только кулак и палку и ничего больше! Уж не в Турции ли мусульманской искать прогресса под влиянием магометанства? Не в мусульман­ской ли части Индии? Не среди ли магометан русских? Нет, здесь следует оставить поиски навсегда...¹¹

Древняя греко-римская религия, в свою очередь, нимало не участвовала, в качестве фактора, в культурной, истинно культурной жизни древних греков и римлян. Религиозные греко-римские мифы, наоборот, всего скорее содействовали порче нравов этих народов, повествуя о невероятно-скандальных похождениях богов и богинь...¹² Что собою в конце концов представляли греко-римские жрецы, о том мы уже говорили выше. При большей высоте греко-римских религиозных представлений, не столь быстро произошло бы и вырождение древних греков и римлян. О каком уж тут духовном, прочном прогрессе говорить?

Социализм? Но стоит только хоть назвать несколько исторических попыток применения его на практике, в са­мой жизни, чтобы видеть всю его вздорность, утопичность, все его бессилие сколько-нибудь поднять человечество в духовном смысле, сколько-нибудь содействовать подлинному культурному росту человеческого рода. Припомните, в самом деле, перуанский строй жизни, иезуитскую парагвайскую об­щину, попытку Кабэ, всякие «красные хлебопекарни», социалистические «типографии» вроде известной Вернеровской, где социалисты умели только обкрадывать хозяина, и т. д., и увидите, можно ли во всех этих и подобных им случаях говорить о каком-либо прогрессе? Разжигая страсти, обещая облагодетельствовать человечество, создать для него рай уже здесь – на земле, в действительности социализм всегда лишь обманывал и только обманывает людей наивных и доверчивых, на спинах которых гг. социалисты создают одно свое собственное благополучие...¹³ Дайте им в руки власть, они покажут «прогресс»: сожмут всех в железный кулак и, во имя проповедуемой ими «свободы» (только для себя!), не дадут никому и пикнуть. Пытаясь превратить человеческий род в баранье стадо, обезличить всех, заставить всех жить по одному шаблону, иметь одинаковые потребности..., социализм отделен от ничтожнейшего даже «прогресса» человеческого непроходимою бездною... Все это много раз уже выяснялось различными лицами с несокрушимыми документальными данными в руках. Да и чего заранее уже можно было бы ожидать от доктрины, не признающей в человеке духовного начала и преследующей лишь только интересы материальные, грубо-желудочные, живот­ные?¹⁴ Узкие секты не имеют никакого отношения к духовному росту человечества. Напр., толстовство с его пресловутым «непротивлением», последовательно проведённым, могло бы содействовать лишь торжеству зла и злых, но уж никак не торжеству добра и добрых¹⁵. О других, еще более или, по крайней мере, не менее нелепых и странных, сектах уже излишне и говорить.

Масонство, которое ныне о себе все более и более заявляет, и надеется с течением времени получить господ­ство во всем мире, в свою очередь, не имеет никаких данных на то, чтоб содействовать истинному прогрессу че­ловечества. Оно проникнуто еврейством, отрицает бытие Божие, бессмертие души..., мечтает о создании всемирного жидовского царства, проповедует тенденциозно космополитизм, отрицает Церковь, стоит за безбожную школу, покланяется Люциферу – духу злобы и лжи и т. д. Все это – такие при­знаки, которые ясно говорят, что масоны, если б удалось им овладеть миром, привели бы последний к нравственной гибели, о какой наихудшей даже из прежних времен не имели и понятия, не имели и ничтожнейшего представления... Прогресс лжи, зла, безнравственности ... – разве это «прогресс», о каком в данном случае мы говорим и о каком только можно говорить?¹⁶

Нет, всякий беспристрастный исследователь должен ска­зать, что, по противоположности масонству, социализму и пр., христианство – огромная жизненная сила, что христианство истинное, непоказное, нелицемерное не обмануло доверия, ему оказанного... Не ему ли обязана собою вся человеческая культура? Кто во все христианские времена строил школы, дороги, богадельни? Кто выкупал пленных, благотворил, призревал неимущих? Кто покровительствовал развитию истинной науки, искусства? Кто смягчал грубые нравы? Кто проповедовал правду и справедливость и гораздо высшее той и другой: любовь к ближнему до самоотвержения? Кто? Да только христианство и христиане¹⁷. Если в духовной атмосфере, которою дышим, есть элементы живительные, целебные, способствующие дальнейшему здоровому росту человечества, – то этим последнее обязано только и только христианству. Все же элементы иного рода – наследие языче­ства, которое так ревностно ныне хотят воскресить и которым хотят заменить христианскую религию нынешние интел­лигенты, созывавшие нелепые и смехотворные «религиозные конгрессы» в роде того, что минувшим летом происходил в Париже (присутствовали «протестантские пасторы, английские, немецкие и американские либералы, отступившие от местных церквей, – раввины, – лишенные сана – католические священники, буддисты»; отвергнута всякая церковь, так как-де «форма религии преходяща»...: см. «Колокол» за 13 июля 1913 г., № 2167)...¹⁸)

Но, говорят, пусть не создадут нам благополучия на земле ни буддизм, ни социализм, ни масонство и проч., пусть они не обеспечат нам, по их слабости, культурного расцвета... Пусть... Зато всех таких и подобных им благ мы достигнем и уже в значительной степени дости­гли все-таки не чрез христианство, а благодаря естествознанию. В нем-де источник и ключ будущего и настоящего человеческого прогресса.

Несомненно, – говорят социалисты и пр.¹⁹, – что почти все гуманные стремления последних столетий коренятся главным образом в просвещении, а это последнее обязано собою естественным наукам. Возьмите, напр., наиболее ценное и важное благо – благо личной свободы человека. Оно-де впервые приоткрылось в известном английском акте (от 1679 г.) – Habeas Corpus. А сюда-де проникло под влиянием со стороны Дж. Локка – отца новейшего естествознания. Потом-де и французская революция выставила этот принцип в числе прав человека. С тех именно пор и воз­высился дух братства. Уничтожение рабства было-де его плодом. Чего, следовательно, христианство достигнуть (будто бы) не могло само по себе, то стало возможным при содействии просвещения, которым мы обязаны главным образом естествознанию. Это – грандиозный результат, рядом с которым нельзя поставить никакого другого деяния человеческого, так как в данном случае миллионы людей возвращены к до­стойному человека существованию. Но этого мало. Из тех же источников произошли-де и все социальные стремления, все социальное законодательство, – дух терпимости, мирная любовь...²⁰

Так поют все эти и подобные им атеисты.

И так, естествознание, видите ли, есть источник человеческих благ...

Но, – со своей стороны скажем, – нужно быть совсем глухим к нравственным фактам настоящего, чтобы во­ображать, что деятельная любовь к ближнему будто бы есть результат указываемого социалистами естествознания, – того в особенности новейшего материализма, который усиленно, хотя и бесплодно, пытается представить себя чем-то естественно-научным. Не на этой же ли почве стоял Ницше и, однако, не отвергал ли он сострадания к бедным и несчастным – как глупости и даже преступления какого-то? А ведь этого не могло бы случиться, если б любовь, сострадание, сочувствие были прямым результатом естественно-научного ведения. Очевидно, разгадка лежит в каком-то другом источнике, а не там, где указывают социалисты и пр.

Социал-демократическая классовая борьба кичится применением новейшего естествознания к экономической и социальной жизни. Хорошо. Но где же миролюбие и терпимость, которые будто бы с необходимостью следуют из естественно-научного просвещения? Не ищите их у социалистов, которым, напротив, милее злоба, фанатическая нетерпимость... до бомб и браунингов включительно, до полного терроризирования всех иначе мыслящих и не по социалистическому камертону настроенных²¹.

И само просвещение действительно ли так-таки и есть дар естествознания? Гораздо больше ведь прав смотреть на него, наоборот, по крайней мере, на новейшее развитие естественных наук, как на продукт просвещения: 19-й естественно-научный век следует, как известно, за веком просвещения, т. е., 18-м. Один из величайших предста­вителей нового времени Du Bois-Reymond говорит, что но­вейшее естествознание, как это ни странно звучит, обязано своим происхождением христианству²². Следовательно, оно – естествознание -может быть рассматриваемо и как продукт, в частности, просвещения не 18-го лишь века, а христианского...²³ Дело то, словом, решается не так просто, как это представляется гг. социалистам и К⁰.

Акт «Habeas Corpus» не первый выразил мысль о правовом обеспечении личной свободы человека. Эта мысль не есть приобретение не только какого-либо отдельного человека, хотя бы и Локка, но даже и какого-либо отдельного столетия. Она назревала очень долго. Специально в Англии ей проложил дорогу уже акт, изданный еще в 1215-м году под именем «Magna Charta libertatum» – Великой Хартии воль­ностей, обеспечивавшей последней не только баронам, но и всем вообще свободным людям. Статья 39-я Хартии поло­жила основание свободе личности: ни один-де свободный человек не мог быть арестован, заключен в тюрьму, лишен собственности или покровительства законов, изгнан или подвергнут другой каре иначе, как по суду равных ему и по закону страны. Но и «Magna Charta» имела предшественниц: одну Хартию, изданную Генрихом I в 1100 г., и дальнейшая, ее подтверждавшая, изданная королями Стефаном и Генрихом II. Издавались Хартии и после 1215 г. При этом характерно то, что акт «Magna Charta», имевший огромное значение, упорядочивший внутреннюю английскую правовую жизнь, явился, вопреки социалистическим тенденциям, в совсем не естественнонаучном веке! Вот Вам и естествознание...²⁴

Что же касается духа братства, будто бы дарованного чело­вечеству в известной степени французской революцией, то вся­кому, кто хоть сколько-нибудь знакомь с последней, с её беспримерными кровавыми ужасами, с её нарушениями безусловно всяких прав человеческих, с её подобными же последствиями, о чем отчасти будет замечено и ниже, -ясно, ты­сяча раз ясно, что можно говорить в данном случае, о чем угодно, но только не о духе братства. Дух братства (не бумажного, разумеется, не лицемерного..., на что столь падки и нынешние социалисты) и французская великая (по­вторяемы по гнусностям) революция! Нашли что поставить друг с другом! Была и у нас недавно своя революция, деятели которой всячески старались копировать ту француз­скую (еще бы!), и мы все доселе испытываем на себе все «благотворное» (!!!) её влияние, осязательно чувствуем «дух братства» (!!!), оставленный ею нам в наследие и проявляю­щая в постоянных убийствах, в ножовщине, в беспримерном хулиганстве, в грабежах среди белого дня и т. д. Гораздо уж лучше было бы без такого братства... Рево­люция и братство! Тьма и свет! Разбой и любовь! Только социалисты и подобные им безбожники и способны выдумы­вать такие смехотворные курьёзы!²⁵ Но только люди со сгнившими мозгами могут относиться к ним сколько-нибудь серьезно... Да!

И, в частности, что касается, а) попечения о раненых на войне, то это дело впервые было урегулировано лишь с учреждением обществ Красного Креста в 1864 г. Войны, к сожалению, постоянное явление, которое никогда не пре­кратится и впредь, так как человечество в нравственном отношении не усовершенствуется, а скорее ухудшается, и человеческие страсти, вызывающие взрыв неприязненных человеческих взаимоотношений разного рода, не только не угасают, а все более и более разгораются. А где война, там и ранение. Оставленные без помощи – они мучатся, страдают и во множестве умирают. Потери ранеными обычно больше потерь убитыми. Давно вопрос занимал человечество. Но дальше случайного и частичного разрешения его не ушли но­сители европейской цивилизации, пока, наконец, не объединились под знаменем Креста Христова... И только он сплотил их друг с другом, заставив примкнуть к христианским народам и язычников. И с тех пор «Красный Крест» неутомимо и плодотворно заботится о несчастных, не разбирая ни врагов, ни друзей, потому что Христос повелел любить всех людей, всех безразлично и до самопожертвования. Этот «Крест», сохраняющий тысячи жизней, облегчающий страдания умирающим на полях битв..., всегда будет говорить о торжестве милосердного Спасителя, о тор­жестве христианства, чтобы там ни возражали анти христиански настроенные лица, бесплодно пытающиеся по-своему, вопреки непререкаемым историческим фактам, объяснить историю возникновения общества Красного Креста. Не будь христианства, атмосфера которого пропитала собою Европу в течение многих столетий, современные культур-трэгеры, при всех их языческих гуманитарных принципах и идеях, несомненно продолжали бы по-дикарски истреблять раненых, не только, т. е., добивать их, но еще и предвари­тельно мучить, издеваться над ними. Не это ли и поныне делают, напр., турки, красноречиво зарекомендовавшие себя в только что окончившуюся Балканскую войну? Не это ли делали и пресловутые американцы в отношении к неграм, в отношении к филиппинцам..., так как, считаясь христианами, давно уже вытравили из своего сердца Христа, заменив Его еврейскими «сребрениками»? Без «Креста Хри­стова» не далеко бы мы ушли. Да...²⁶

Далее, б) рабство – наследие древнего варварского вре­мени, унижавшее человеческое достоинство, ныне уже при­знается не существующим, по крайней мере, юридически, в культурных странах мира. Оно сдано в архив. Дело ве­ликое, величайшее! За всеми людьми признаны, наконец, права на свободное существование. У всех признана тожде­ственною нравственная природа и пр. Теперь и спрашивается: кто и что произвело столь благодетельный переворот? Кто? Да опять только и только христианство...

В то время, как язычники в их массе смотрели на рабство, как на явление нормальное, -представители христианства держались иной точки зрения: то запрещали евреям держать рабов – христиан (Григорий Великий), то советовали всем освобождать излишних рабов (И. Златоуст), то вы­купали пленных, о чем уже отчасти было говорено выше (еп. Акакий 5-го в., еп. Епифаний 6-го в. и др.), то сами освобождали своих рабов (у кого они были), вступая в монашество (бл. Августин и др.), вообще всячески смягчали рабство и т. д.

В новое время рабство, как и сказано, и совсем от­менено. В С. Америке виновниками этого явления были ква­керы в 18-м столетии. Они не были ни революционно-настроенными фантазерами, ни выразителями натуралистического просвещения, но христианскими идеалистами... и действовали с необычайною энергией против рабства во имя христиан­ства и христианских принципов. Это – факт бесспорный и общеизвестный, для объяснения которого не имеют ни малейшего значения сектантские (несимпатичные, конечно) квакерские особенности. А в Англии в данном случае особенное, исключительное значение имели Вильям Вильберфорс и Томас Букстон (в 18–19 в.в.), своими неусыпными трудами и необычайной энергией добившийся полного освобождения негров в британских колониях. Тот и другой действовали, однако, опять во имя христианских принципов, а не безбожных каких-либо, при чем первый прямо считал себя в данном случае орудием в руках Божиих, за что не­престанно благодарил Подателя всякого блага. Чисто религиозная и, в частности, христианская именно подкладка их подвига (иначе нельзя назвать их деятельность за освобождение негров) не подлежит сомнению и никем не оспа­ривается, да и не может быть оспариваема. Между тем пресловутые французские революционные принципы, чуждые духа христианской любви, сейчас же после своего распространения принесли плоды совсем иного рода: вызвали страшное восстание негров и мулатов на Сан-Доминго, перебивших здесь всех белых в 1791 г., что, между прочим, затормозило собою и успех дела Вильберфорса, хлопотавшего об освобождении негров..., и дало оружие в руки его противников. Вот оно – влияние «хваленой» социалистами и подобною им компании французской революции. Без вмешательства христианства увела бы она чело­вечество в царство зверей, а не – мира и благожелательства... Нет, подальше от пресловутой страны прав чело­века, страны натурализма! ... Великий русский Государь Александр Николаевич, освобождая крестьян, приглашал всех их осенить себя крестным знамением, т.е., возблагодарить Всевышнего за получаемую ими свободу... Ясно, что Освобо­дитель, в другом манифесте (от 19 марта 1856 г.) говоривший о помощи небесного Промысла, о свете спасительной Веры и пр., во всех своих великих действиях руково­дился лишь своим высоким христианским мировоззрением...

Всюду – христианство и его благотворное влияние, которых не затенить гг. безбожникам ничем и никогда...²⁷

Наконец, в) острым вопросом в последнее время стал «так называемый «рабочий» вопрос, вопрос об урегулировании жизни «четвёртого сословия». Фабрично заводская жизнь расширилась в высшей степени. Она отвлекает сотни тысяч и больше. Заставляет покидать деревни, отрывает от земли... Чтоб эта громадная масса могла существовать ра­зумно, по-человечески и без боязни смотреть в будущее, необходимо упорядочить многое: заработную плату, вопросы – о жилищах, больницах, школах для детей рабочих, читальнях, библиотеках..., о пенсиях, всякого рода кассах, страховании рабочих на случаи: увечья, потери работоспо­собности, лишения места, старости, болезней..., о продолжи­тельности рабочего дня, о труде женщин, малолетних..., – о столовых, – о здоровых увеселениях, – о «чайных» и т. д. Дело весьма сложное и не менее важное. Оно назрело на нашей, можно сказать, памяти и прежним временам было неизвестно. Отсюда и за решение его пришлось взяться сравни­тельно лишь недавно: каких-либо десятка три лет... Следо­вательно, и о таком или ином отношении к нему христианства можно говорить лишь за это последнее время. К настоящим дням, как известно, уже не мало сделано для упорядочения положения рассматриваемого сословия... Теперь для нас и интересно знать: какими побуждениями руковод­ствовались главные деятели в данном случае?

Впереди всех шла Германия, за которою потом после­довали и другие государства. А в Германии вел дело извест­ный Бисмарк. Он побуждался не страхом пред четвёртым сословием и не желанием, следовательно, задобрить последнее. В распоряжении государств – такая физическая сила, которая позволила бы им без труда укротить это сословие, – стоило бы только пожелать... Влияния естественно-научного образа мыслей, в свою очередь, не играли реши­тельно никакой роли. Если б они превзошли сюда в самом деле, то всего скорее привели бы к совсем иному резуль­тату, к тому именно, к какому вообще приходят там, где отрицаются Бог, бессмертная душа и загробная жизнь, прирожденный человеку и безусловно обязательный для него неизменный нравственный закон и т. п., т. е., к возможно большему эгоистическому эксплуатированию сильными слабых, богатыми бедных, капиталистами рабочих... Для иного образа действий здесь не было бы достаточных побуждений... Подоб­ное и видим, напр., в С. Америке с её трестами и т. д. И если, тем не менее, Бисмарк энергично выступил в пользу четвёртого сословия, то исключительно потому, что был христианин и желал показать себя таковым и в самой своей деятельности, в жизни, о чем он и заявлял не раз открыто, напр., 2-го апреля 1881 г. в речи, про­изнесенной в рейхстаге, в другой речи от 9-го января 1882 г. и т. д. Он стоял за практическое христианство, т.е., за такое, когда представители его не ограничивались бы ре­чами, да разговорами, а давали бы что-либо более существен­ное, реально приходили бы на помощь в данном случае рабочему люду. Он хотел, чтоб христианское государство прониклось принципами исповедуемой им религии настолько, чтоб не оставляло без помощи нуждающихся, беспризорных, старых, страдающих..., – чтоб на самом деле пыта­лось осуществлять высокие христианские нравственные запо­веди. Он решил поступать в данном случае, как христианин, согласно своей вере, чтоб иметь возможность оправ­дать свою деятельность в очах Божиих... Христианство, словом, – оно, а не другое что-либо, вызвало благодетельные для рабочего класса государственные законы и распоряжения... сначала в Германии, а за нею и в других государствах. Если б не влияние христианства, то неизвестно, в каком бы положении и поныне находился рабочий вопрос... Несомненно одно, что решение его ни в каком случае не было бы столь благоприятно для заинтересованного класса, сколь благоприятно оно теперь, при вмешательстве христианского начала: помимо последнего, ничто другое не могло бы заставить го­сударства сделать для рабочих то, что уже ныне сделано по внушению христианства и только его одного...²⁸

Однако, довольно! Рассмотрев и оценив все то, что вы­ставляется нынешними врагами христианства, старающимися доказать его безжизненность, бесплодность..., – мы уже получили полное право сделать вывод: нет, гг. социалисты и пр., – нет, христианство не бесплодно, бесконечно благотворно, истинно – жизненно... И оно безусловно оправдало то «доверие», какое к нему было оказано человечеством. Оно, как показала длинная история христианского периода жизни чело­вечества, заявило себя незаменимым ничем и ни с чем несравнимым. Христианские народы, посему, должны не отри­цаться христианства, а только и только гордиться тем, что они христиане. Понимая и сознавая, сколь благотворно христианство, как оно может пересоздавать до неузнаваемости жизнь, какую чудную струю оно вливает в человечество..., – христианские народы должны лишь стараться о том, чтоб все более и более внедрять в себя христианские принципы, все более и более ими, их духом проникаться... И при этом условии плодотворность христианства скажется еще и еще осязательнее, внушительнее.

Станем же надеяться и верить, что оно – христианство – постепенно будет все более и более распространяться и за­хватывать все новые и новые страны, – что оно настойчиво и плодотворно будет перерождать поколения за поколениями..., – что оно, наконец, совершит то, о чем не может и меч­тать никто, не поддерживаемый божественною благодатью, небесною помощью и предоставленный только силам естественным...

И только слепые могут не видеть всего этого и одни лишь неразумные – не понимать..., а потерявшие совесть – извращать... Да!