Слово о святом Собрании и о том, что не следует судить и памятозлобствовать

Настоящий том «Библиотеки отцов и учителей Церкви» имеет своей целью познакомить православного читателя с творчеством малоизвестного в нынешней России святого отца, который, кстати сказать, был хорошо известен в Древней Руси (перевод его произведения «Вопросы и ответы» составляет основу «Изборника Святослава 1073 г.»). В том вошли «Три Слова об устроении человека по образу и по подобию Божьему», которые, несмотря на свой относительно небольшой объём, представляют существеннейшие грани миросозерцания преп. Анастасия Синаита. Солидный полемический труд его, «Путеводитель», представлен только первыми тремя главами; подобный выбор не случаен, ибо именно эти главы имеют общемировоззренческое значение – прочие же главы представляют интерес преимущественно для специалистов: патрологов и историков Церкви. Наконец, «Слово на шестой псалом» и «Слово о Святом Собрании» (оба в переводе М.В. Никифорова), отражающие в основном аспекты духовно-нравственного учения преп. Анастасия, завершают это небольшое собрание его избранных творений.

Мне показалось целесообразным присовокупить к этому собранию и три приложения, тематически примыкающих к творчеству преп. Анастасия. Первой идёт работа о святом Ефреме Антиохийском, в основу которой положен доклад, приготовленный мной для прочтения на конференции, посвящённой 1550-летию Халкидонского Собора, состоявшейся в Минской Духовной Академии. К сожалению, ряд обстоятельств не позволил мне участвовать в данной конференции, но личность и богословские воззрения Антиохийского святителя представились мне столь значительными, что я решился из небольшого доклада сделать самостоятельную работу. Главное, что хотелось бы отметить, это то, что св. Ефрем Антиохийский, как и другие православные богословы VI в., был несомненным предшественником преп. Анастасия, который развил ряд его идей. Таким же предшественником Синаита являлся и пресвитер Феодор Раифский. Более десятка лет назад я занимался его трактатом «Предуготовление» (данный трактат также вошёл в состав «Изборника Святослава 1073 г.»), и черновой перевод этого сочинения долго лежал в моем письменном столе, пока я не обработал его Трактат Феодора Раифского также предвосхищает многие существенные моменты богословия преп. Анастасия и особенно близок к «Путеводителю». Наконец, третье приложение представляет собой доклад, прочитанный мною на конференции «Человек – Культура – Общество. Актуальные проблемы философских, политологических и религиоведческих исследований», посвящённой 60-летию воссоздания философского факультета в структуре МГУ им. М В. Ломоносова. Он также связан (хотя и более косвенным образом) с творчеством преп. Анастасия, для которого тема взаимоотношения православного богословия и наследия античной философии всегда была весьма насущной.

Преподобный Анастасий Синаит и его творения

А.И. Сидоров

Среди многочисленного сонма святых отцов, оставивших нам драгоценное наследие своего письменного творчества, преп. Анастасий Синаит занимает на первый взгляд скромное место и остаётся несколько в тени. Сведения о его жизни настолько скудны, что их можно уместить в несколько строк¹. Родился он, вероятно, в начале VII в., хотя точная дата рождения неизвестна. Есть основания полагать, что по происхождению Анастасий был киприот, родом из города Амафунта; во всяком случае, одно место из его сочинения «Душеполезные повествования» ясно указывает на это². На Кипре он, вероятно, прожил достаточно долго, возможно именно здесь начав свой иноческий путь. Затем он несомненно был насельником монастыря св. Екатерины на Синае, причём одно время находился под духовным руководством преп. Иоанна Лествичника, бывшего настоятелем этой обители тогда, когда здесь подвизался и преп. Анастасий³. Монашеское житие преподобного, посвящённое духовному деланию, молитве и богослужению, прерывали бурные события VII века: нашествия персов и арабов, а также жаркие догматические споры. В этих спорах преп. Анастасий принимал самое живое участие и для диспутов с монофизитами и монофелитами выезжал в сопредельные с Синайским полуостровом Египет, Палестину и Аравию (посещал, возможно, он и Сирию). Так в подвижнических трудах и в борьбе за Православие провёл он долгую жизнь, отойдя ко Господу либо в самом конце VII, либо даже в начале VIII вв.⁴ Во всяком случае, все фазы развития монофелитства, а также победу Православия над этой ересью преп. Анастасий пережил.

Как церковный писатель он был достаточно плодовитым, однако процесс выявления подлинных творений преп. Анастасия ещё далёк от завершения⁵. Из этих подлинных творений в первую очередь следует сочинение назвать «Путеводитель», критический текст (т. е. текст, основанный на тщательном изучении всех сохранившихся рукописей) которого в новейшее время издал К.-Х. Утеманн⁶. Ещё до этого издания М. Ришар установил, что произведение является авторским сборником сочинений, написанных за сравнительно длительный период. Преп. Анастасий создавал его в два приёма: первая авторская редакция вышла в свет после 641 г., а затем преподобный переработал произведение после 681 г., добавив ряд собственноручных схолий⁷. Данные выводы М. Ришара подкрепил анализом рукописной традиции и К.-Х. Утеманн. В окончательном своём виде «Путеводитель» представляет собой обширный труд, состоящий из 24 глав, причём разделение на главы не всегда совпадает с входящими в этот труд трактатами. Так, первая глава является сочетанием трёх самостоятельных частей (или маленьких трактатов) и служит своего рода общеметодологическим введением для всей книги, в котором автор разъясняет главные правила и основы богословской полемики. Далее следует вторая глава, представляющая собой особый логико-богословский трактат. Третья глава содержит «Произведение о православной вере монаха Анастасия», а вторая часть её кратко суммирует правила, которых должен придерживаться православный богослов в диспутах с монофизитами. Четвёртая глава есть послание преп. Анастасия к «кафолической церкви в Вавилоне», кратко описывающее историю ересей. Затем идёт сводка о Вселенских Соборах (глава пятая) и изложение возникновения и развития монофизитства с указанием на аристотелевские истоки данной ереси. Седьмая глава объясняет православный смысл учения о двух природах Господа нашего Иисуса Христа, а в восьмой приводятся доказательства из Священного Писания относительно того, что «природа» и «лицо» не являются тождественными понятиями. Продолжая эту тему, девятая глава толкует о различии понятий «природа» и «ипостась», опираясь на Никейский символ веры и святоотеческую традицию. Десятая глава включает в себя запись четырёх диспутов преп. Анастасия с монофизитами, состоявшихся в Александрии; конец этой главы смыкается со следующей главой, где разъясняется правильный смысл выражения «единая природа» у свт. Кирилла Александрийского. Далее следуют аргументы против «теопасхизма» монофизитов (глава двенадцатая), а также полемика против особых течений внутри него – учения Юлиана Галикарнасского и гаинитов (тринадцатая и четырнадцатая главы). В следующей главе преп. Анастасий выступает против одного послания некоего монофизитского патриарха Александрии, а затем переходит к рассмотрению вопроса о том, могли ли «совоплощаться» с Сыном Отец и Святой Дух (шестнадцатая и семнадцатая главы). В последующих главах затрагивается проблема употребления так называемой «антропологической парадигмы» в христологии (восемнадцатая и девятнадцатая главы), а также приводятся апории, направленные против монофизитов (двадцатая глава), и резюмируется предшествующая аргументация (двадцать первая глава). В заключение своего труда преп. Анастасий обсуждает герменевтические проблемы «доказательств от Священного Писания и святых отцов», возникшие в ходе диспутов с монофизитами (двадцать вторая глава), и ещё раз возвращается к полемике против частных течений в монофизитстве – гаинитов и тритеитов (двадцать третья и двадцать четвёртая главы).

Как видно из этого беглого обзора, «Путеводитель» является типичным полемическим трудом, направленным преимущественно против монофизитов, хотя здесь содержатся и элементы антимонофелитской полемики. Одновременно его можно считать своего рода «богословским справочником для мирян»⁸, позволяющим им ориентироваться в сложных богословских проблемах своего времени. Поскольку сочинения, входящие в данный труд, писались в разное время, то он оставляет впечатление довольно пёстрого произведения. Тем не менее объединяющим началом его служит несколько ясно выраженных идей (идея обожения, представление о неразрывной связи христологии с учением о Святой Троице и т. д.) и единый метод богословской полемики, заключающийся преимущественно в серии логических доказательств, целью которых является обнаружение внутренних противоречий в тезисах оппонентов⁹. Русский перевод «Путеводителя» не издавался, хотя у архимандрита Киприана (Керна) есть указание на существование рукописи такого перевода (осуществлённого Д. Болховитиновым в Киевской Духовной Академии)¹⁰, которая, вероятно, безвозвратно утеряна; лишь одна глава из него опубликована в нашем переводе¹¹. К «Путеводителю» по типу и общему характеру тесно примыкает и ещё одно небольшое сочинение преп. Анастасия, опубликованное К.-Х. Утеманном и названное им «Антимонофизитские апории», где прослеживается тот же метод богословской полемики¹². Оба эти произведения показывают, что, активно используя логику в богословской полемике, преп. Анастасий, так же как и его современники преп. Максим Исповедник и преп. Иоанн Дамаскин, является преемником той группы православных мыслителей VI в., которые успешно заставляли философию служить богословию. Филигранное богословско-философское творчество этих православных мыслителей (например, Иоанна Грамматика Кесарийского, Феодора Раифского и особенно Леонтия Византийского и Леонтия Иерусалимского)¹³ послужило основой многих фундаментальных положений преп. Анастасия.

Совсем иной характер носит другое главное произведение преп. Анастасия Синаита (по объёму превышающее «Путеводитель») – «Вопросы и ответы». К сожалению, текст его, опубликованный в «Патрологии» Миня (РС 89, 312–824), не отражает подлинной рукописной традиции данного произведения. Как установил М. Ришар, этот опубликованный текст, включающий 154 «вопроса» (и ещё 7 дополнительных), является позднейшей компиляцией XI в. Подлинное же творение преп. Анастасия, содержащее 103 «вопроса», отражено в двух рукописях IX–Х вв. и пока осталось неопубликованным¹⁴. Примечательно, что это сочинение преподобного, пройдя весьма сложную эволюцию в рукописной традиции, было переведено на славянский язык, составив сердцевину «Изборника Святослава 1073 г.»¹⁵. Относясь по форме своей к весьма распространённому в святоотеческой письменности жанру «Вопросоответов»¹⁶, оно охватывает широкий спектр проблем: догматических, экзегетических, аскетических и пр., ставя, однако, наиболее сильные акценты на проблемах нравственного богословия¹⁷. Как отмечает И. Мунитиц, подготавливающий критическое издание данного произведения, на первом месте в нём стоят вопросы, касающиеся проблем спасения, борьбы с грехами и прощения их. Ставятся здесь и конкретные вопросы, касающиеся повседневной жизни христианина, например можно ли стяжать богатство, чтобы использовать его на благие цели (помощь бедным и т. д.). Идёт речь здесь и о церковных таинствах: крещении, Евхаристии, браке. Важное место занимают эсхатологические проблемы: проблема смерти, загробной жизни, участи праведников и грешников¹⁸. В общем, «Вопросы и ответы» можно считать одним из главных произведений преп. Анастасия, отражающим многие важнейшие грани его миросозерцания. Грядущее критическое издание этого труда несомненно обогатит сокровищницу святоотеческой письменности и позволит нам глубже и полнее понять богословие преп. Анастасия. По внутреннему настрою с «Вопросами и ответами» тесно сближается и «Беседа (проповедь) на шестой псалом» – одно из немногих произведений преп. Анастасия, переведённых до революции на русский язык¹⁹. Она дошла до нас в двух редакциях, отличающихся друг от друга лишь рядом деталей; обе они изданы в «Патрологии» Миня (РG 89, 1077–1144). Эта «Беседа», являющаяся своего рода гимном покаянию, может считаться одной из наиболее ценных жемчужин в сокровищнице святоотеческой аскетики²⁰.

К аскетическим творениям (хотя несколько иного плана) преп. Анастасия следует причислить и «Душеполезные повествования», которые, за исключением небольших отрывков, остаются пока неизданными. В рукописях имеются три сборника этих «Повествований»²¹, и, судя по опубликованным отрывкам, здесь преп. Анастасий суммирует богатый духовный опыт синайских, египетских и прочих подвижников, используя легкодоступную для любого читателя форму «монашеских историй» (опираясь, вероятно, на такие лучшие образцы этого вида монашеской письменности, как «Лавсаик», «Луг духовный» и др.). В данных «Повествованиях» содержится ряд автобиографических материалов: в частности, преп. Анастасий описывает здесь скорбную участь многих тысяч своих земляков-киприотов, пленённых «сарацинами» в 649–650 гг., которым он оказывал посильную помощь²². К сфере нравственного богословия, непосредственно смыкающейся с областью аскетического богословия, можно отнести несколько проповедей («Бесед») преп. Анастасия. Это, в частности, «Слово о почивших», напечатанное в «Патрологии» Миня (РG 89, 1192–1201); правда, с полной достоверностью признать преп. Анастасия автором этого произведения вряд ли возможно: включение его в греческий корпус творений св. Ефрема Сирина очень настораживает. Вопрос об авторстве данного произведения патрологам ещё предстоит решить. Несомненно принадлежит преп. Анастасию «Слово о Преображении», сравнительно недавно увидевшее свет²³. Находки новых рукописей этого сочинения позволяют констатировать, что проповедь была произнесена в храме на самой горе Фавор и проповедник явно воодушевлялся величественным видом, открывающимся с горы²⁴. От данного произведения следует отличать другое «Слово на Преображение», опубликованное в «Патрологии» Миня (РG 89, 1361–1376), которое, скорее всего, принадлежит антиохийскому патриарху Анастасию I. В рукописях сохранились и ещё четыре проповеди преп. Анастасия («Слово о страдании Иисуса Христа» и др.), которые подготавливаются к изданию К.-Х. Утеманном. К ним тесно примыкает и сочинение под названием «Слово о Святом Собрании и о том, что не следует судить [ближнего] и быть злопамятным»²⁵, где речь идёт о внутреннем благочинии и благоговении верующих при совершении Божественной литургии. По яркости и сочности формы, а также по кристальной чистоте содержания оно является одним из лучших произведений Синаита.

Особое место среди творений преп. Анастасия занимают «Три Слова об устроении человека по образу и по подобию Божьему». До новейшего времени только третье «Слово» было почти целиком опубликовано в «Патрологии» Миня среди произведений преподобного отца (PG 89, 1151–1180). От двух других «Слов» были известны лишь отрывки, причём первое «Слово» приписывалось ещё и св. Григорию Нисскому²⁶. Лишь сравнительно недавно неутомимый исследователь творчества святых отцов К.-Х. Утеманн, проделав огромный труд, издал целиком критический текст всех трёх «Слов»; к ним он присовокупил также ещё «Флорилегий против монофелитов» и «Главы против монофелитов», также принадлежащие перу преп. Анастасия Синаита²⁷. Значение данного издания трудно переоценить, не только был издан полный текст одного из святоотеческих антропологических трудов (сравнительно немногочисленных в общей массе святоотеческого письменного наследия), но и впервые увидели свет антимонофелитские произведения преп. Анастасия, которые позволяют нам представить его значение в борьбе с этой последней христологической ересью. В общем, публикация данных произведений вполне подтверждает суждение архимандрита Киприана (Керна), что преп. Анастасий, «как и современные ему полемисты против монофизитства, смотрел на все богословские вопросы, в том числе и на антропологию, с точки зрения христологической. В его писаниях чувствуется, что под учение о человеке подводится прочный богословский фундамент»²⁸. Можно несколько откорректировать это суждение и развить его. Представляется, что, набрасывая эскиз христианского учения о человеке, преп. Анастасий, подобно прочим отцам Церкви, исходит, естественно, из Богооткровенной истины о создании человека по образу и по подобию Божьему. Поэтому для преподобного человек не есть некая самодовлеющая и самозамкнутая монада, но, являясь отпечатлением Божества, он «открыт» и «разомкнут» для премирного и вечного Царства Божия. Именно такая «разомкнутость» и неразрывная изначальная связь с Богом делает невозможным познание человека без познания Бога. Причём в сфере познания подобная связь является двухсторонней: если, познавая Бога, человек познаёт себя, то и самопознание немыслимо без Боговедения²⁹. «Первообраз» познаётся в «образе», однако и «образ» обретает свои реальные черты лишь в соотнесённости с «Первообразом», то есть в соотнесённости со Святой Троицей. Таким образом, антропология преп. Анастасия не только «теоцентрична», но и «триадологична». Одновременно она и «христоцентрична», поскольку человек создан не только по образу Святой Троицы, но также и по образу Христа. Поэтому антропология у преп. Анастасия немыслима не только без христологии (а соответственно, без сотериологии), но и без учения о Святой Троице, а потому в ней, словно в фокусе, сосредоточиваются наиважнейшие христианские догматы.

Необходимо ещё отметить, что преп. Анастасию, как и многим другим отцам Церкви, приписывается достаточно большое количество произведений сомнительных или явно не принадлежащих ему (они обычно надписываются именем некоего «Анастасия»). К числу сомнительных, например, можно отнести христологический флорилегий (сборник выдержек из творений отцов Церкви и церковных писателей) под названием «Учение отцов о Воплощении Слова». Этот флорилегий датируется концом VII – началом VIII в., но автор (точнее, собиратель и редактор) остаётся пока неизвестным. Во всяком случае, авторство Синаита полностью исключить нельзя, хотя оно и не очень вероятно³⁰. Столь же большие сомнения вызывают и «Анагогические созерцания Шестоднева» довольно обширное сочинение (в 12 книгах, из которых только одна дошла в греческом оригинале), также приписываемое преп. Анастасию. Однако высказываются довольно серьёзные аргументы против его авторства³¹. Что же касается произведений, явно не принадлежащих Синаиту, то к ним можно отнести краткую сводку «О ересях и соборах»³², сочинение «Против иудеев» и пр.

Отец Георгий Флоровский, оценивая творчество преп. Анастасия, замечает, что у него «дух системы исчезает, связь слабеет, и внимание теряется в лабиринте апорий»³³. Однако следует констатировать, что древние отцы Церкви вообще были далеки от построения какой-либо «системы», даже наиболее «систематичные» среди них, как, например, св. Иоанн Дамаскин. Можно признать, что по глубине постановки и решения богословских проблем, а также по широте охвата их преп. Анастасия Синаита нельзя, конечно, сравнить с его современником преп. Максимом Исповедником. Но при этом необходимо учитывать, что мы только ещё открываем бывший долго закрытым ларчик богатого творческого наследия Синаита³⁴. Более основательное знание наследия преподобного позволит нам точнее определить его место в истории святоотеческого богословия. Но уже сейчас можно говорить о его несомненном значении в раскрытии православного учения о Лице Господа Иисуса Христа. Ещё в начале XX в. русский патролог В. Соколов, который, отвечая на поставленный им же самим вопрос, можно ли говорить о каком-либо его значении для византийской христологии, считает возможным положительное суждение: «Смысл трудов Анастасия мы поставляем в том, во-первых, что он лишний раз в них с особенной отчётливостью и настойчивостью закрепляет ту терминологию и аргументацию, которая получила себе начало в Халкидонском вероопределении и развитие – в трудах последующих отцов-писателей, во-вторых, в том, что он констатирует факт излишнего увлечения еретиков и сектантов рационально-философской аргументацией и сознания необходимости возвратиться к библейским и патристическим началам. Этот последний факт заслуживает особого внимания. Преследуя полемические и апологетические цели, учёные представители восточной Церкви начали заходить далеко в деле разумного исследования таинственного догмата о Лице Иисуса Христа. В христологии вместе с аристотелевской терминологией начали приобретать силу и те начала, которые положены в основу аристотелевской логики и которая характеризуется отрицательным отношением ко всяким тайнам и требованием разумного освещения всего до nec plus ultra. Анастасий не раз в своих сочинениях касается этого больного места в направлении богословской науки и напоминает о тех средствах, какими оно могло бы быть исцелено». Поэтому «усилившемуся аристотелевскому и вообще рационально-философскому влиянию и значению в решении догматических вопросов Анастасий противопоставляет „благочестивые предания св. Отцов“ (αἱ τῶν ἁγίων Πατέρων παραδόσεις), на которые он постоянно и ссылается как на последнее слово истины. Христологическое развитие возвращается, таким образом, к своим неточным началам и несомненно выигрывает в смысле очищения от посторонних наслоений и дальнейшего приближения к вершинам православной христологии»³⁵. Впрочем, можно констатировать, что, подчёркивая значение «благочестивых преданий св. Отцов», преп. Анастасий отнюдь не пренебрегает и логическим инструментарием в решении богословских вопросов, уделяя ему только подобающее служебное значение. В этом он вполне единодушен и с преп. Максимом Исповедником и с преп. Иоанном Дамаскиным³⁶.

Наконец, нельзя не отметить значения преп. Анастасия и в истории святоотеческого нравственного богословия, и в истории христианской проповеди. Истинный монах и воспитанник «синайской школы исихазма», он в своих нравственно-аскетических творениях уделяет значительное место традиционным темам монашеской письменности: покаянию, памяти смертной, воздержанию и т. д., которые, естественно, находили живой отклик не только среди иноков, но и среди мирян. Судя по этим нравственно-аскетическим творениям, можно предположить, что преп. Анастасий был удостоен священнического сана. И его «Слова» («Беседы»), обращённые к пастве, привлекают к себе искренностью верующего сердца, чистотой просвещённого благодатью Божией ума и ясностью рассуждений. Вкупе с прозрачной изящностью и духовной простотой стиля это делает их одними из лучших образцов христианской проповеди, часто сравнимыми с проповедями Златоустого отца. Один русский патролог охарактеризовал последние (особенно беседы о пастырстве) так: «Горячая убеждённость, которая звучит в каждом слове его рассуждения по данному вопросу, обаятельная увлекательность изложения, живость образов и картин, эти отличительные черты его рассуждений показывают, что всё содержание их пережито, перечувствовано вдохновенным автором, с болезнями выношено в душе его и затем вылилось на бумаге. Этим и объясняется то глубоко неотразимое впечатление, которое производят в душе читателя беседы и письма св. Иоанна Златоуста»³⁷. То же самое можно сказать и о «Беседах» преп. Анастасия. Среди общей массы творений его они в наибольшей степени являют тот факт, что богословие этого синайского подвижника, как и богословие всех святых отцов, является богословием опытным, богословием, сопрягающим ум с сердцем. Такое «сердечно-умное богословие» преп. Анастасия обеспечивает ему достойное место в Священном Предании Православной Церкви.

Перевод М.В. Никифорова

Благослови, Отче.

Всё Божественное Писание, исполненное благодати Святого Духа, непрестанно побуждает нас к соблюдению заповедей Божьих. Особенно же к этому нас призывает увещание пророка Давида, ежедневно воспеваемое в псалмах. Ибо книга псалмов воспитывает благочестие, наставляет в вере, учит целомудрию, ведёт к страху Божьему, повествует о наказании, умилении, воздержании, покаянии, сострадании, любви Божьей, о перенесении скорбей, чистоте, долготерпении, посте и добрых делах. Прилежание и усердие в молитве и чтении Божественного Писания – мать всех добродетелей. По молитве мы получаем исполнение всякого прошения и всякий дар от Бога. В собраниях, сказано, благословите Бога (Пс.67:27), и Посреди собрания воспою Тебя (Пс.21:23). Посему пророк, как бы от лица Бога, настоятельно внушает нам иметь непрестанное к Богу прилежание и усердие, говоря: Научитесь и познайте, что Я Бог (Пс.45:11)⁴⁰. Ибо без усердия и прилежания в молитвах и чтении Божественного Писания невозможно ни получить исполнения прошений, ни истинно познать Бога.

Если кто-нибудь зачастую долгое время проводит ради овладения каким-либо из земных искусств, чтобы наконец достичь желаемого, то насколько усерднее должен постигать [искусство жизни] в Боге тот, кто желает преуспеть в познании Бога и в благоугождении Ему: он должен жарко и пламенно, вплоть до конца жизни, устремлять к Нему свою душу. Разве ты не видишь, как обладающие временной и преходящей властью, улучив благоприятное время, мечутся и сталкиваются друг с другом, теснимые, как огнём, гордыми своими помыслами? Каждый из них говорит: «Какое благоприятное время для меня! Как я силён! Как много у меня в подчинении и послушании! Как хорошо идут у меня житейские дела! Я буду богат, обустроен, ограждён, буду грабить и расширять [своё могущество], буду впереди всех, прежде чем пройдёт моё время. Не буду ожидать [конца], не буду тревожиться, ибо не знаю, что принесёт завтрашний день». Большинство людей подпадают под власть таких помыслов, когда [постоянно куда-то] спешат, задыхаясь в искушениях и житейских заботах и не достигая цели. Они совсем не заботятся о душе, о смерти, о наказании, о суде.

Но и мы почти ничего не знаем о себе и обольщаемся. И если бы только одно это, меньшим было бы зло: но и друг с другом мы враждуем, бранимся, друг другу строим козни и завидуем, клевещем и насмехаемся, и никто из нас не задумывается о своих грехах, никто не заботится о своём бремени, но прегрешения ближнего нашего мы рассматриваем со всей тщательностью; до шеи полны мы грязи, и никак мы об этом не печёмся. Вплоть до старости мы радеем о других, но своё собственное зло даже в самой старости не исследуем. Мельчайшие недостатки братьев наших мы видим, а бревна в своём глазу не замечаем. Мы сгибаемся до конца под бременем своих грехов, а занимаемся недостатками других и никого не стыдимся, никого не щадим, никого не боимся, но всех угрызаем, всех пожираем: малых и великих, виновных и невиновных, священников и учителей наших, наставников, увещателей и назидателей. А потому гнев Божий приходит на нас, потому мы подвергаемся наказанию и предаёмся всяким скорбям и обстояниям из-за одержащего нас окаменения.

Велико ослепление наше, велико легкомыслие, велика беспечность. Нет у нас умиления, нет страха Божия, нет ни исправления, ни покаяния, но весь наш ум пребывает в пороке, неге и опьянении. Мы часто целый день проводим на зрелищах, в пустых разговорах и остальных бесовских занятиях, не скучая, но даже забывая о пище, о доме и других необходимых делах; а в Церкви Божией, молитве и чтении не хотим и одного-единственного часа побыть пред Богом, но как от огня спешим убежать из Церкви Божией. Если чтение святого Евангелия бывает несколько продолжительнее, мы негодуем на это и бессмысленно блуждаем умом; и если священник, творящий молитвы, несколько более их продолжит, мрачнеем и бываем невнимательны. Если тот, кто приносит бескровную Жертву, немного задерживается, мы скучаем, мрачнея и зевая. Как от судебного дела, так и от молитвы хотим поскорее освободиться; суетными делами и распутством стремимся попасть в руки дьявола. Возлюбленные! Велико несчастье наше! Ведь мы должны располагать себя к теплоте и усердию при совершении любых молитв и молений, и преимущественно во время священнодействия Пречистых Таинств, предстоя пред Владыкой со страхом и трепетом в святом Собрании; но мы не приносим Ему ничего подобного в искреннем молении сокрушённым и смиренным умом, но вместо этого улаживаем в святых Собраниях наши тяжбы и множество наших суетных дел.

Одни помышляют не о том, с какой чистотой и каким покаянием должно приступать к священной Трапезе, а о том, в какие надлежит облечься одежды. Другие же, придя, не удостаивают себя достоять до окончания таинства, но выведывают у других о происходящем в Собрании и, когда наступает время причащения, как собаки, быстро врываются, похищают таинственный Хлеб и убегают. Иные, придя в храм Божий, ни одного часа не стоят спокойно, занимаясь пустыми разговорами и научаясь более негодным рассказам, нежели молитвам. Иные вовсе оставили тайноводство Божественной литургии, предав себя радостям плоти. Другие не стараются всё своё внимание обратить на совесть и, познавая её, очищаться от скверны прегрешений, но, нося с собой великое бремя грехов, наблюдают за красотой и лицами женщин, бессловесными своими желаниями блудилищем соделывают Церковь Божьему. Иные в престрашный тот час [священнодействия] заключают торговые и деловые сделки, превращая [храм Божий] в место купли и продажи. А многие, наконец, занимаются клеветой друг на друга либо на самих священников, приносящих в Собрании [бескровную] жертву. Не отличаются от таковых и некоторые из женщин, которые заодно с ними служат дьяволу: в Церкви Божией они не столько усердствуют в молитве, сколько высматривают наиболее простых душой, чтобы совратить их.

Итак, показав, что наставление сие относится ко всем, как мужчинам, так и женщинам, я возвращаюсь к исходной теме нашего слова, с плачем рассказывая о том, насколько наше собственное легкомыслие и нерадение привело к тому, что мы сделались христианами только по названию. Ибо что может быть ужаснее, когда мы, будучи исполнены хищения, лукавства и множества других прегрешений, омывая водой лишь руки [но не душу], скверные и нечистые, приступаем к святому Телу и божественной Крови, излиянной за спасение мира?

Разве ты не видишь, как Иуда, недостойно и с коварной мыслью принявший Тело Владыки, тотчас был осуждён и дал в себе место лукавому? Ибо сказано: И когда он взял кусок, тотчас вошёл в него сатана (Ин.13:27)⁴¹; не презирает дьявол святой Хлеб, но обличает самого причастника, поскольку тот причастился себе в осуждение. С какой совестью, скажи мне, ты приступаешь к Святым Тайнам? С какой душой, с какой мыслью [ты подходишь к ним], имея внутри себя обвиняющую совесть? Скажи мне, дерзнул ли бы ты, неся в руках своих грязь, прикоснуться к царским одеждам? Но что я говорю – к царским? Ты и своих одежд не трогаешь нечистыми руками, но прежде умоешь и очистишь их и тогда прикасаешься к своим одеждам. Почему же ты Богу не воздаёшь той чести, какую воздаёшь дешёвым одеждам и платьям? Скажи мне, какое же после сего ты получишь прощение? Ибо не в том только состоит благоугождение [Богу], чтобы приходить в Церковь Божьему, прикладываться к божественным образам святых икон и лобызать честный Крест; и не в умовении рук водой состоит очищение, но в отвержении и омовении нечистоты греховной. Следует стереть греховные цепи исповеданием, слезами и смиренной душой и тогда только приступить к пречистым Тайнам.

Но, может быть, скажет кто-нибудь: не легко мне возбудить слёзы, чтобы оплакать себя. Но почему? Потому, что не трудишься, не чувствуешь [своих грехов] и не помышляешь о страшном дне су́дном. Даже если ты не можешь плакать, то хотя бы тяжело вздохни и опечалься, прекрати смех, отвергни высокомерие и со страхом стань пред Господом, потупив очи долу, с сокрушённым сердцем принося Ему исповедание. Разве не видишь, с каким почтением предстоят земному царю, даже и нечестивому? Они с трепетом взирают на него; подходят к нему безмолвно, без лишних движений, без суеты, в молчании и страхе. А мы в Церкви Божией поступаем как в театре или в бане: смеёмся, пустословим, суесловим и только обманываем себя, думая, что находимся в Церкви.

Разве ты не знаешь, что Церковь Божия есть врачебница и пристанище? Если же ты во врачебнице остаёшься больным и не получаешь исцеления, то где после этого ты получишь его? Если ты в пристани претерпеваешь бурю, то где обретёшь тишину? Стойте же, братья, умоляю вас, со страхом. Стойте с трепетом в страшный час возношения [Святых Даров]. Ибо с каким расположением сердца и с каким помышлением предстоит каждый из вас в тот самый час, с таким происходит и возношение [Святых Даров] к престолу Владыки, то есть анафора. Стой пред Богом тихо, с сокрушением. Исповедай Ему грехи свои через священника, осуди дела свои и не стыдись, ибо есть стыд, ведущий ко греху, и есть стыд слава и благодать (Сир.4:25)⁴². Осуди себя пред людьми, чтобы Судия вселенной оправдал тебя пред Ангелами и всем миром. Проси у Господа милости, прощения, оставления прегрешений и избавления от будущих грехов, чтобы тебе подобающим образом приступить ко Святым Тайнам и с чистой совестью причаститься Тела и Крови, дабы причащение твоё послужило тебе в очищение, а не в осуждение. Послушай св. Апостола Павла: Да испытывает же себя человек, и таким образом пусть ест от хлеба сего и пьёт из чаши сей. Ибо, кто ест и пьёт недостойно, тот ест и пьёт осуждение себе, не рассуждая о Теле Господнем. Оттого многие из вас немощны и больны и немало умирает (1Кор.11:28–30). Видишь ли, что и болезни и множество смертей случаются из-за того, что недостойно приступают к божественным Тайнам.

Но, может быть, ты скажешь: а кто достоин [приступать к Святым Тайнам]? Ве́дом и мне такой вопрос. Но ты будешь достоин, только если захочешь. Признай себя грешником, отсеки себя от греха. Отступи от греха, лукавства и гнева. Покажи дела покаяния: приими целомудрие, кротость и долготерпение. Принеси от плодов праведности также и сострадание к несчастным – и ты достоин! Принеси молитву Богу с сокрушённой душой, и Он исполнит прошения твои. Если же ты не сделаешь сего, то ты всуе медлишь в Церкви. Это не моё слово, но глас Владыки: Что говорите Мне: «Господи! Господи!» и не исполняете волю Мою? (ср. Мф.7:21) – Ибо вера без дел мертва (Иак.2:20). И почему говорят, что, когда совершишь зло, нельзя молиться, нельзя медлить в Церкви Божией? Не об этом я веду речь и не от этого удерживаю вас. Но, напротив, призываю вас молиться как подобает, чтобы, приступая [к Святым Тайнам], богоприлично предстояли мы в молитве, чтобы и нам не сказал Христос, как иудеям: Дом Мой домом молитвы наречётся, а вы сделали его вертепом разбойников (Мф.21:13). Ибо если продающие и покупающие, бичуемые, были изгнаны Господом из иудейского храма, то какого наказания и геенны удостоятся те, кто бранятся друг с другом и памятозлобствуют? Что постраждем мы, ополчившиеся на Бога и покорившиеся дьяволу?

Смотри, как священник, будучи ходатаем за людей пред Богом и умилостивителем Его ради отпущения множества грехов, поддерживает всех и укрепляет пред возношением Святых Даров, как бы взывая к народу в таких словах: О, мужи! Поскольку вы поставили меня ходатаем за вас пред Богом при совершении таинственной сей трапезы, умоляю, ревнуйте и вы со мной: отложите всякое житейское попечение, оставьте все телесные заботы, ибо наступает время усердной молитвы, а не суетного времяпрепровождения. Слушайте, что возглашает нам диакон Станем добре, станем со страхом. Будем внимать святому возношению, подклоним выи, заключим помышление, свяжем язык, как на крыльях вознесём ум, взойдём на небо. Горе́ имеем ум и сердца, горе́, к Богу, вознесём душевные очи, пройдём небо, пройдём Ангелов, пройдём херувимов, достигнем самого престола Божия, ухватимся за самые пречистые стопы Христовы, оросим их слезами и будем молиться о Его милосердии к нам, принесём исповедание грехов к Его святому, пренебесному и мысленному жертвеннику.

Так увещает нас священник, когда произносит: Горе́ имеем сердца. Что же мы отвечаем на это? – Имамы ко Господу. Что говоришь, что делаешь, человек? Ум твой возносится к тленному и преходящему, занимается внешними образами и вещами, земными удовольствиями и тяжбами, а ты говоришь: имам ко Господу. Будь внимателен, умоляю, как бы не [оказалось так], что не горе́, ко Господу, имеешь ты ум свой, но долу, к дьяволу. Что делаешь, человек? Священник приносит за тебя Владыке бескровную Жертву, а ты нерадишь. Священник борется за тебя, и, предстоя пред жертвенником, как пред страшным судилищем, молит Господа, побуждая Его ниспослать тебе с неба благодать Святого Духа, а ты нисколько не заботишься о своём спасении. Умоляю тебя: удали от себя сей лукавый и пустой обычай. Присоедини свой голос к голосу священника, который усердствует за тебя, потрудись вместе с ним в его молитве за тебя. Вручи всего себя Богу ради своего спасения. Много может усиленная (подкреплённая) молитва праведного (Иак.5:16)⁴³. Подкрепляется же она, если и ты споборствуешь священнику и являешь плоды покаяния: когда один строит, а другой разрушает, то что они получат для себя кроме утомления (Сир.34:23)? Что может быть хуже того ужасного падения, когда мы не только обманываем Христа в страшный час святого Собрания, но и памятозлобствуем против братьев своих, хотя в молитве произносим: и остави нам долги наша, якоже и мы оставляем должником нашим?

Что говоришь, человек? Почему легкомысленно дерзишь Богу? Памятозлобствуешь против брата своего, заостряешь для него меч, готовишь против него хитрости, носишь лукавое жало в сердце своём и при этом вопиешь к Богу: оставь мне долги, как и я оставляю должнику моему. В Церковь Божью ты пришёл ради молитвы или лукавства? Обрести благодать или гнев Божий навлечь на себя? Получить отпущение грехов или ещё более их умножить? Унести с собой спасение или наказание? Разве не видишь, что для того мы лобызаем друг друга в тот страшный час [возношения Св. Даров], чтобы, сбросив все оковы неправды (Ис.58:6) и жестокосердия, с чистым сердцем предстать пред Владыкой?

Что делаешь, человек? В тот самый момент, когда Ангелы служат, шестью крылами закрывая таинственную Трапезу, когда Херувимы предстоят и воспевают светлым гласом трисвятую песнь, а Серафимы склонились в благоговении, когда архиерей просит милости за тебя и все ему сослужат со страхом и трепетом, когда закалается Агнец Божий и Святой Дух нисходит с небес, когда Ангелы невидимо обходят весь народ, отмечая и занося в свой список души верных⁴⁴, ты, презрев всё это, не трепещешь, но поцелуем Иуды лобзаешь брата, скрывая в сердце своём смертоносное змеиное жало – давнее памятозлобие против брата своего. Отчего ты не трепещешь и не припадаешь к Тому, Кому ведомы тайные сердца, когда произносишь: оставь мне, как и я оставил брату моему? Какие проклятья приносит тебе такая молитва! То, что ты говоришь, свидетельствует против тебя самого: если я оставляю, то и мне оставь; если я прощаю, то и мне прости; если я сострадаю, то и мне сострадай; если я храню памятозлобие по отношению к моему ближнему, то и Ты поступай со мной так же; если я гневаюсь, и Ты гневайся; какой мерой мерю, такой и Ты мне отмерь; если я прощаю только на словах, то и помилован буду так же. Владыко! Я сам выношу себе приговор, ибо услышал, твой страшный глас: Какою мерой мерите, такою и вам будут мерить (Мф.7:2), и Если не будете прощать людям согрешения их, то и Отец ваш не простит вам согрешений ваших (Мф.6:15). Убеждённый изъяснениями таковых не ложных твоих словес, я оставил и простил согрешившим против меня. Владыко! Оставь и мне, как и я оставил ближним своим.

Скажем ещё вот о чём: священник, зная, что каждый из нас предстоит и молится на том страшном и внушающем трепет Собрании, после освящения бескровной Жертвы поднимает Хлеб жизни и показывает его всем. Затем диакон восклицает: Вонмем, то есть внимайте себе, братья. Перед этим вы уже кратко помолились словами: имамы ко Господу сердца, а затем, принеся Богу исповедание чистое и без памятозлобия, сказали: остави нам долги наша, якоже и мы оставляем должником нашим. Посему вы и лобзаете друг друга. Но поскольку сам я человек и не ведаю помышлений вашего сердца, то я свободен от осуждения, ибо не знаю, кто из вас достоин, а кто не достоин причащения Святых Тайн⁴⁵. Поэтому призываю, дабы вы внимали себе и осознавали, пред чем вы предстоите.

После этого священник тотчас произносит: Святая святым. Что означает сие?

Смотрите, возлюбленные, как вы приступаете к причащению божественных Тайн, дабы никто из вас, приступая, не услышал таких слов: не прикасайся ко Мне, отойди от Меня, творящий памятозлобие и беззаконие. Отойди подальше, не простивший брату своему, пойди и принеси ему дар [своего прощения], – только тогда ты удостоишься принятия Святых Даров. Сбрось с себя нечистоту злобы, – тогда приди и прими очищающий Угль. Обратись ко Господу: Владыко! Я знаю, что имею множество грехов и долгов, но по заповеди Твоей я простил моим братьям, дабы и мне удостоиться Твоего прощения. Вот какой смысл предлагает нам священник вложить в краткий сей возглас.

Итак, простим братьям нашим, сбросим с себя всякую злобу и лукавство, желая прожить достойно звания, в которое мы призваны (ср. Еф.4:1). Не говори: я много уже простил брату моему, а он вновь согрешил против меня, – ведь то же самое и ты услышишь от Владыки. Не говори: некто нанёс мне сильные удары, злое замыслил против дома моего, поле моё себе присвоил, сына моего убил, много зла мне причинил, заточил меня в темницу, предал меня на смерть, и я не могу этого простить.

Возлюбленный, умоляю, не говори так. Ибо сколько отпустишь брату своему, столько и ещё больше отпустит тебе Владыка. Вспомни первомученика Стефана: что он говорил о побивающих его камнями?

– Господи, не вмени им греха сего (Деян.7:59).

Вспомни Иакова, брата Господня, о котором помнят и иудейские историки, что он молился за убивающих его и говорил: Господи, оставь им, ибо не ведают, что творят. Вспомни самого Владыку, принявшего смерть ради твоего спасения: если брат твой захочет повесить тебя на древе, возвыси глас свой к Владыке и скажи: Отче, оставь им грех сей (Лк.23:34). Взгляни на занявшего у Владыки десять тысяч талантов (Мф.18:24). Услышав о десяти тысячах талантов, помысли о бременах греховных. Когда тот [должник] припал к Владыке и, робея, воззвал о милости, то получил прощение всего долга. Но когда сам, памятозлобствуя, не простил своему должнику, – не только лишился оставления долга, но оказался преданным вечной геенне. Одно лишь памятозлобие более всех десяти тысяч талантов обременительных грехов оказалось способным погубить его.

Посему умоляю вас, братья, избежим сего лукавого и непростительного греха. Если же хочешь узнать, что тьма памятозлобия хуже всякого иного греха, то послушай: всякий грех совершается в короткое время и быстро прекращается, как, например, совершает ли кто блуд, – после этого, уразумев глубину содеянного преступления, приходит к его осознанию. Памятозлобие же непрестанно хранит пламенеющую страсть. Одержимый сей страстью – встаёт или ложится, молится или совершает путь – непрестанно носит жало в сердце. Тот, кто поработил себя сей страсти, не может ни вкусить благодати Божьей, ни удостоиться отпущения грехов. Там, где проросло памятозлобие, ничто не приносит пользы: ни пост, ни молитва, ни слёзы, ни исповедание, ни моление, ни девство, ни милостыня, ни иное какое благо, – всё разрушает памятозлобие против брата⁴⁶.

Будем внимать сему со тщанием. Ибо не сказано: если ты принёс дар свой к жертвеннику и вспомнил, что имеешь что-нибудь против брата своего, но если вспомнишь, что брат твой имеет что-нибудь против тебя,.. пойди прежде примирись с братом твоим, и тогда... принеси дар твой (Мф.5:23–24). Итак, если мы должны исцелять зло и лукавство брата, то какого снисхождения заслуживаем мы сами, когда не только этого не делаем, но памятозлобствуем против братьев наших и в себе скрываем злое змеиное жало? Слышу я, как многие часто говорят: увы мне, как я спасусь? Я не могу поститься, не совершаю бдений, не в силах сохранить девство и удалиться из мира, – как же я могу спастись? Как? Я говорю тебе: отпусти, и тебе отпустится, прости, и ты будешь прощён (ср. Лк.6:37), – вот один краткий путь ко спасению. Предложу тебе и второй: Не судите, сказано, да не судимы будете (там же). Вот путь без поста, бдения и труда⁴⁷.

Итак, не суди брата, даже если своими глазами видишь, как он согрешает, ибо один у нас Судия и Владыка, Который и воздаст каждому по делам его, и один день Суда, на который мы предстанем нагие, сообразно делам нашим, принимая милость Божью. Ибо Отец не судит никого, но весь суд отдал Сыну (Ин.5:22). Посему тот, кто судит брата своего прежде второго пришествия Христова, есть антихрист, ибо присваивает себе достоинство Христа⁴⁸. Умоляю, не будем судить братьев, дабы нам удостоиться прощения. Ты видишь, быть может, как он согрешает, но не знаешь, к какому концу приведёт его жизнь. Тот самый разбойник, распятый вместе со Христом, был злодей и человекоубийца, а Иуда – апостол и ученик Иисуса, один из ближайших учеников. Но в малый срок произошла перемена: разбойник отправился в Царство Небесное, а ближайший ученик – в погибель⁴⁹. Даже если и грешник брат твой, откуда ты знаешь, каковы будут его последние деяния? Ибо многие, не раз согрешившие явно, тайно горячо покаялись, а мы видим, как они грешат, но не знаем ничего об их покаянии и обращении. Бывает, что мы грешников судим, а Бог их уже оправдал⁵⁰.

Посему, умоляю, не будем ни памятозлобствовать, ни судить никого из людей, пока не придёт Праведный Судия, Который и осветит скрытое во мраке и обнаружит сердечные намерения (1Кор.4:5). Особенно же не суди священника Божия по тайным и неявным слухам, которые ты услышал о нём. Не говори, что приносящий [бескровную Жертву] – грешник, что он осуждён, что он недостоин и что благодать всесвятого Духа не пребывает на нём. Пусть никто так не помышляет. Но есть Тот, Кто ведает и испытывает тайные сердца. Познай самого себя, которого ты всячески превозносишь, и предоставь суд Праведному Судне. Пусть священник твёрдо держится божественных догматов, а в отношении остального ты не судья, если только ты не лишился рассудка и сознаёшь свою собственную меру и своё достоинство. Но разве, скажет кто-нибудь, даже архиерей не может подлежать суду по церковным канонам?

Может, говорю я. Но не тобой он осуждается, а Богом и вышестоящим архиереем. Что ты, овца, судишь пастыря? Почему по-фарисейски похищаешь у Бога суд, который тебе не вручён, и священническое достоинство, которое не тебе вверено Богом?

Посему, умоляю, не суди никого, особенно же священника Божия, но с верой, деятельным покаянием и чистой совестью приступай к божественным Тайнам, и сподобишься всяческого освящения. Ведь если приносящий бескровную Жертву был бы даже Ангелом Божиим, а ты приступил недостойно, то и Ангел не очистил бы тебя от грехов. А что сказанное мной истинно, свидетель тому сам Иуда. Ибо он из самых пречистых рук Владыки принял божественный Хлеб, но, поскольку принял его недостойно, тотчас вошёл в него Сатана.

Если желаете услышать рассказ о том, что тот, кто не осуждает прегрешения других, свободен [от наказания за свои грехи], и наоборот, тот, кто осуждает – налагает на себя тяжёлую печать [грехов], то послушайте, – свидетель Христос и Владыка, что ещё живы видевшие это. Муж некий, украшенный монашеской одеждой, проведя свою жизнь в нерадении и беспечности, заболел неизлечимым недугом, и, когда дыхание его уже было на исходе, он нисколько не был испуган приблизившейся смертью, но со всякой благодарностью и рвением начал готовиться к разлучению с телом. Тогда один из сидящих рядом боголюбезнейших отцов вопросил его: поверь, брат, что мы, признаться, видели, как ты провёл свою жизнь в беспечности и нерадении, и не понимаем: откуда у тебя такая беззаботность в час сей?

На это брат ответил: воистину, честные отцы, я провёл свою жизнь во всяком нерадении, и ныне, в час сей, Ангелы Божии принесли мне рукописание грехов моих. Зачитав прегрешения, которые я совершил после того, как отрёкся от мира, они сказали мне: признаёшь ли ты всё это? Я ответил: да, в точности всё так и было; но, однако, после того, как я отрёкся от мира и сделался монахом, я никого из людей не осудил и не памятозлобствовал. Умоляю, дабы и на мне сохранилось слово Христово, ибо Он сказал: Не судите, и не будете судимы и Прощайте, и прощены будете (Лк.6:37) Едва произнёс я всё это, тотчас разодралось рукописание моих грехов, и вот, со всякой радостью и беззаботностью, я отхожу ко Христу.

И как только брат тот поведал обо всём отцам, в мире предал Господу дух свой, не лишив стоящих пред ним духовной пользы и наставления. Да удостоимся и мы сей пользы, наставления и доли, сохранив себя неуязвлёнными от всякого осуждения и памятозлобия, благодатью и человеколюбием всесвятого и милостивого Бога нашего, ибо Ему подобает всякая слава, честь и поклонение, с единородным Его Сыном, всесвятым и животворящим Его Духом, ныне и присно и во веки веков. Аминь.