Книга первая. О литургии и всенощной

Тебя удивит письмо мое, любезный друг, по­тому что содержание его совершенно отлично от тех, какие ты привык получать. Ты еще более удивишься, если узнаешь, что это только начаток писем, которые все будут говорить о том же предмете: о таинственных обрядах святой нашей Церкви. Но может быть, ты спросишь: что побу­дило меня коснуться, в письмах, столь важного предмета? – Помнишь ли наши прогулки в окрестностях твоей деревни, Яропольца, где мы часто по­сещали для молитвы соседнюю обитель св. Иосифа Волоколамского? Помнишь ли нашу приятную поезд­ку в Москву, когда дорогою остановились отслу­шать литургию, в день Успения, в знаменитом монастыре Нового Иерусалима, и сравнивали его чудные здания с древним образцом храма Св. Гроба? И наконец, в самой столице, помнишь ли всенощное ангельское пение иноков Донской оби­тели? – Ты скажешь: помню, а я прибавлю: несмо­тря на торжественность служения, на согласье хоров, я замечал в тебе усталость преждевременную, и она была более нравственная, нежели Физи­ческая. Наружное величье обрядов, без их внутреннего, глубокого смысла, не могло занимать тебя; чтение же маловнятное и совершенно тебе неизве­стное, хотя и прерывалось иногда гармоническим пением, но невольно продолжало для тебя всенощ­ную, ибо ты не знал ее настоящего хода; а не­знакомый путь во мраке кажется нам всегда бесконечным. Между тем я также заметил, что всякий раз, когда до твоего слуха доходила знакомая молитва, ты с благоговением ей предавался, и это мне подало благую мысль объяснить тебе, по мере слабых сил моих, те места красноречивого и трогательного служения нашей православной Церкви, с которыми ты менее моего имел случай позна­комиться. Не ожидай, однако, многого от собствен­ной моей неопытности в деле, требующем духовных познаний. Бесполезно даже и предостерегать тебя, ибо ты довольно знаешь, сколь поверхностны мои сведения; но это самое дает мне смелость го­ворить с тобою откровенно о предмете близком моему сердцу. Быть может, если бы ты подозревал во мне более духовного знания, ты избежал бы меня, как скучного учителя; но ты не станешь уклоняться друга, во всем тебе равного, которого уста говорят только от избытка сердца.

Итак, я прошу у тебя не столько внимания, сколько снисхождения; нельзя много взыскивать там, где мало обещают. Правда я виноват тем, что сам добровольно вызвался, но вникни, какое чув­ство мною управляло, самонадеянность или любовь? – И если любовь, то прими слова мои с такою же любовью. Может быть, при чтении сих писем, прояснится в твоей душе хотя одна темная мысль, и ты посвятишь молитве еще одно лишнее мгновение: тогда вполне вознаградится труд мой, особен­но, если в сию молитву включишь те несколько слов и о душевном спасении преданного тебе друга.

1 Сентября 1835 г.

Село Ярополец

Ты принял благосклонно первое письмо мое, любезный друг, и я решаюсь продолжать, в на­дежде на благое начало. О чем же, прежде всего, стану беседовать с тобою, если не о божественной литургии, которую мы столь часто слушали вместе и конечно молясь друг за друга? – Но хотя я и слегка только намерен коснуться сего высокого предмета, однако невольно робею, чувствуя, что избрал себе труд не по силам. Одна только мысль меня поддерживает и побуждает писать: как ни слабо будет сие письмо, ты прочтешь его по любви ко мне, между тем как не будешь иметь доволь­но терпения и времени, чтобы вникнуть в драго­ценные писания святых Отцов о литургии; сомне­ваюсь даже, чтобы ты решился прочесть объяснение Дмитревского, или преосвященного Вениамина в Новой Скрижали, и таким образом, по твоей соб­ственной вине, вместо всех сих сокровищ, предлагаю тебе мое убожество.

Я уверен, что тебе часто казался непонятным или произвольным, ход торжественных обрядов литургии, которая, как некое духовное зрелище, совершается на возвышенном месте пред лицом Христиан; в особенности, на тебя должна была производить подобное впечатление обедня, совершае­мая без полного благолепия в селах, где внешний взор и слух менее могут иметь удовлетворения, при недостатке разумного внимания к молитвам. Но сие неблагоприятное чувство может слу­читься и во время великолепнейшего служения архиерейского, если ты, в мыслях своих, разорвешь цепь, соединяющую нынешнюю обедню с первоначальным ее установлением от самого Спасите­ля, – цепь постепенного образования ее подробно­стей в течение нескольких веков, по вдохновению св. Апостолов и св. Отцов. Они узаконили, неизменными обрядами, свободное вначале, словом и действием, представление и как бы повторение тайной вечери Христовой, и таинственно изобрази­ли всю его жизнь, течением одной божественной литургии.

В первые времена Христианства все верные, составлявшие из себя Церковь, собирались в осо­бую храмину, определенную для общих молитв и тайнодействия, и приносили с собою, смотря по своему достатку, хлеб и вино, для совершения таин­ства тела и крови Христовых и для общей трапе­зы любви, в которой бедные довольствовались обиль­ными приношениями богатых. Епископ или Пресвитер, иногда сам, а иногда чрез Диаконов, то есть служителей Церкви, принимал сии приношения, просфоры (по Гречески), и они полагаемы были в особом месте приготовления, что ныне жертвенник, который бывает в больших храмах отделен от алтаря. Там Пресвитер избирал и приготовлял один хлеб собственно для таинства, а дабы и прочие приносители и приношения равномер­но были приняты и представлены Христу, в мо­литве и тайнодействии, – из каждого хлеба частица полагаема была к хлебу избранному для таинства, в память приносителя: самый же хлеб оставался для трапезы любви. И теперь, то же самое повто­ряет у жертвенника Священник, приготовляя для священнодействия хлеб, называемый агнцем, – именем, заимствованным от Агнца Пасхального, и вынимая из прочих просфор части, в честь и память Богоматери и всех Святых и в жертву за живых и мертвых; это составляет первую часть обедни – проскомидию, иначе приготовление.

Потом священнодействующий, один или с помощью Диакона, призывал верных к молитве, и молился во услышание всех о благах временных и вечных; следовало пение псалмов, чтение книг Пророческих и посланий Апостольских. Тогда Диаконы приносили из хранилища святое Евангелие на средину церкви, и из сего хождения образовался нынешний малый вход с Евангелием, знаменующий вместе и открытие проповеди Христо­вой, когда сам он явился после приготовительной проповеди последнего пред ним Пророка, Иоанна Крестителя. Евангелию следовали толкование слова Божия и молитвы о кающихся и тех, которые толь­ко были еще оглашены первоначальным учением веры, но не просвещены крещением. Их удалением оканчивалась и оканчивается ныне вторая часть обедни, называемая литургией оглашенных.

Третье отделение, – литургия верных, начиналась двумя краткими молитвами и третьею безмолвною. Так и теперь, кроме того что третья тайная моли­тва священнодействующего, для предстоящих за­крыта пением так называемой херувимской песни. В сие время священнослужителям нужно было идти за приготовленными дарами, в место их приготовления, чтобы принести оные на св. трапезу, где долженствовало совершиться тайнодействие, – и вот основание великого входа, со святыми дарами, который ты теперь видишь в православной Церкви, с великолепием подобающим святыне; ибо сие таин­ственное перенесение воспоминает также и вольное шествие Спасителя на искупительное страдание. Те­перь престол Христа Царя становится вместе его крестным жертвенником и гробом живоносным; возвышенность алтаря представляет Голгофу. В древние времена, сие таинственное зрелище открыто было для всех верных, потому что все или почти все приступали к причащению святых таин. По времени оно закрыто, преградою и завесою, от тех, которые сами признали себя недостойными быть причастниками. Впрочем, и до ныне, как в первые века, в некоторых церквах Палестинских, престол остается открытым.

По освящении даров и приобщении Пресвитеров и народа, возносились общие благодарения Богу за его щедроты, и верные совокуплялись на братолюбную трапезу, в части храма, которой она и оставила свое название. Впоследствии, по вкрав­шимся злоупотреблениям, трапеза любви уничтоже­на, но память сей первобытной вечери, или общественного обеда верных, сохранилась в самом слове: обедня. Так совершалось сие служение в древности.

Некоторые подробности литургии изменялись по местам и временам, но сущность ее никогда; нам еще сохранилось несколько особых чиноположений литургии, времен Апостольских, совер­шенно сходствующих между собою, за исключением некоторых молитв, которые произносимы были, по особенному вдохновению великих священнодействователей. Литургия Апостола Иакова, первого Епи­скопа Иерусалимского, весьма продолжительная, и теперь еще поется в день его памяти в Иерусалиме. В четвертом столетии, святой Василий великий, Архиепископ Кесарии, снисходя к немощи человеческой, сократил ее отчасти, и в таком порядке совершается она в воскресные дни великого поста и некоторые другие праздники. Немного лет спустя, святой Иоанн Златоуст, Архиепископ Царьграда, еще несколько сократил службу святого Василия, и обедня его осталась повседневною, ибо, после сего великого иерарха, никакая рука не дерзала и не дерзнет к ней прикоснуться, а со­вершенство молитв ее достигло высшей степени, какая только доступна человечеству.

10 Сентября 1835 г.

Село Осташево

Вначале я кратко говорил о древнем обра­зовании литургии; теперь прошу тебя быть внимательным к порядку, в каком ее видим ныне. Я не буду входить во все подробности священнодействия, и особенно в те, кои доступны только участвующему в служении, но коснусь только мо­литв и обрядов, которые более открыты вниманию всякого предстоящего и опишу тебе служение архи­ерейское, чтобы ты имел ясное понятие о полноте литургии.

Первое приготовленье Архиерея к священнодействию есть тихая молитва, пред вратами алтаря, затворенными вначале и закрытыми завесою для самого Святителя, в знак того, что таинства веры закрыты для обыкновенного человека, доколе по молитве не отверзет их благодать.

Потом является он среди церкви и народа, на возвышенном месте, потому что служение его должно быть видимо всей Церкви для ее назидания, но в одежде простой, обыкновенной, напоминая тем неузнанное вначале явление Христово, в сми­ренной одежде человечества. Как однакоже Святи­тель, в священнодействии, должен представлять не только ближайшего служителя Христова, но час­тью и образ самого Христа: то ему нужно для сего облечься в Христоподражательные свойства и доб­родетели. Сие знаменуется облачением в священ­ные одежды, которые приносят ему Диаконы из алтаря, как Ангелы из невидимых хранилищ благодати, и которыми облачают его как знаменьями; а между тем другие Диаконы возглашают таинственное значение каждой из сих одежд.

Употребление священных одеяний относится к первым временам Христианства. Священнодействующие всегда облекались особенною утварью, чтобы предстать чистыми и благолепными на служенье Божие. Некоторые из Епископов надевали, в па­мять Апостолов, Фелонь Павлову и ризу Еванге­листа Иоанна и, по примеру его и Апостола Иакова, венчались митрою Первосвященников Иудейских. Другим устрояли священные одежды благочестивые Цари, и таким образом составилось полное облачение Святителя.

Сперва надевают на него стихарь, одежду Левитов и Диаконов, обыкновенно белую, в знаме­нье чистоты и веселия духовного. Затем следует эпитрахиль: знаменье ига Христова и благодати, из­ливающейся во священстве; по сему значенью, один и тот же знак приспособляется ко всем степеням священства. Если он лежит на одном пле­че: это есть начало и некоторая лишь доля ига Хри­стова, служебная диаконская степень священства, и тогда знак сей получает название ораря, от латинского слова orare, молиться, потому что им Диакон подает знак к молитве. Если тот же знак, под именем эпитрахили, обложен кругом шеи по обоим плечам: это есть более прямое вступление под иго Христово, – священнодейственная сте­пень Пресвитера. Эпитрахиль присваивается и Епи­скопу, потому что в сей высшей степени священ­ства заключается и пресвитерская благодать. – Далее следует: пояс, знаменье силы и готовности к служению, поручи, память уз Христовых, дающие сво­боду священнодействовать, и наколенник, приве­шенный на бедре, по подобию меча, для напоминания, что духовный подвижник должен быть вооружен глаголом Божьим, и в память того лентиона, которым Господь смиренно отер ноги своим ученикам. Верхняя риза или фелонь Иерея, изобра­жающая багряную хламиду поруганного Христа, за­меняется по древнему обычаю у старейшего, а ныне и у всякого Архиерея, саккосом, который по происхождению есть или одна из одежд Еврейского Первосвященника, или царский далматик, дар Императоров Византийских Патриархам; смирение Иерархов переименовало его саккосом, то есть вретищем покаяния. Но существенный знак архиерейства есть омофор, нарамник, знаменующий не толь­ко иго Христово, восприемлемое служителем Христовым, но также иго, которое восприял на себя сам Христос, то есть естество человеческое, ко­торое он, как благой Пастырь заблудшую овцу, подъял на рамена свои и принес в дом Отца небесного. По сему-то высокому значению омофор налагается, когда Архиерей священнодействует и представляет образ Христа, и снимается, когда он представляет только раба и служителя Христо­ва, подобно прочим. Как последователь его запо­веди, он приемлет на перси крест, и дабы по­мнил, что должен иметь в сердце, ему полагают на сердце панагию, т. е. образ всесвятой Богороди­цы или самого Иисуса Христа; наконец венчают митрою, как духовного владыку в своей Церкви. Орлы подстилаются под ноги архиерейские, для указания ему выспреннего стремления горе и в знак паденья орлов Римских к подножью креста: ибо много было пред сими орлами пролито крови мучеников, когда не хотели они присягать по язы­ческому обряду. В руки ему подают свещники, с тремя и двумя свечами, трикирий и дикирий, в знамение света Троицы и света двоякого естества Спасителева, Божеского и человеческого: с ними осеняет он народ осенением Св. Духа, и лики приветствуют его по Гречески: «на многия лета, Владыко»! а первый Диакон напоминает ему долг его звания, евангельскими словами: «тако да просве­тится свете твой пред человеки, яко да видят доб­рая дела твоя и прославят Отца нашего, иже на небесех».

Чем деятельнее и совершеннее облекается человек в духовные свойства и добродетели, по заповедям и примеру Христа, тем скорее отверзают­ся ему двери благодатных таинств; – вот мысль, которая в архиерейском служении выражается тем, что когда Святитель облачен и готов к литургии, тогда царские врата алтаря отверзаются при самом ее начале.

По прочтении часов приступают Диаконы к Епископу, тихо напоминая, что «время сотворити Господеви», и просят благословения на свое служение при литургии. Тогда первенствующий из них торжественно требует благословения к священнодействию, и литургия начинается, благословением царства Пресвятой Троицы, которое возглашает старший Пресвитер, при тайной молитве Епископа, подобно тому, как Праотцы и Пророки возвещали славу Божию и благодать Христову, прежде нежели сам Христос открыл дело спасения рода человеческого. Великая эктения, или протяженная моли­тва, заключаете в себе все, о чем должны мы бла­горазумно просить для нашей жизни, начиная с вышнего мира и спасения душ наших и заключая совершенною преданностью самих себя и друг друга и всей нашей жизни, Христу Богу, при заступлении Пречистой Девы и всех Святых. Что мо­жет быть трогательнее молитвы о плавающих, путешествующих, недугующих, страждущих, плененных, и о спасении их? – Здесь не укрылось ни одно бедствие человечества от милосердого ока Цер­кви; далее, и невидимый мир участвует в ее все­объемлющей любви, когда она молит: о всех пре­жде почивших отцах и братьях, зде лежащих и повсюду православных. На приглашение Диако­на к молитве отвечает хор, в лице народа; Пресвитер же, следуя тайною молитвою за словами Диакона, возглашает всегда на конце эктении хвалу Триединому Богу.

Между великою и двумя малыми эктениями по­ются на два хора антифоны, то есть попеременные песнопения, составленные частью из целых псалмов, частью из стихов избранных, относящихся к празднеству дня. Сей род пения установлен святым Игнатием, Епископом Антиохийским, которого благословил Спаситель, в числе приведенных к нему младенцев. Таинственное видение Ангелов, возглашавших друг другу славу Божию, внушило мысль сию Игнатию; он передал ее Цер­кви, а в шестом веке, Император Иустиниан принес ей благоговейно в дар высокий гимн свой, во славу единородного Сына Божия; гимн сей поставлен на конце антифонов, чтобы, песнью о воплощении, запечатлеть истину пророческих вдохновений.

Тогда начинается торжественный вход с Евангелием, знаменующий, как я уже говорил тебе, открытую проповедь Христову после крещения. Епископ встает со своей кафедры и, тайною моли­твою, готовится ко входу в алтарь. Диакон возвышает Евангелие и восклицанием: «премудрость» подает мысль о премудрости, заключающейся в Евангелии, а вторым восклицанием: «прости» предостерегает, чтобы по важности времени священнослужения, все стояли в прямом, благоговейном положении и никто не оставался, или сидящим или небрежно опершимся. Епископ, созерцая в Евангелии присутствие самого Христа и подражая Иоанну Предтече, который, увидя грядущего Спасителя, воскликнул: «се Агнец Божий вземляй грех мира», первый призывает верных к поклонению, сими словами: «приидите, поклонимся и припадем ко Христу, спаси нас Сыне Божий».

Ближайшее действие молитвы есть духовный свет в душе, и потому, вслед за сею молитвою, Архиерей осеняет верных светильниками, как бы божественным светом, и, окруженный сослужащими, вступает в алтарь. Между тем как молитва: «спаси нас Сыне Божий», переходит из средины храма на клирос, а отсюда во внутрен­ность алтаря, он приемлет кадило и, благоуханием фимиама, во-первых, воздает честь престолу Хри­стову, потом кадит церковь, изображая тем дей­ствие глубокой внутренней молитвы, – усладительное веяние Святого Духа. В ответ на каждение, Цер­ковь приветствует Святителя желанием многих лет, по обычаю на Греческом языке, и он, вслед за тем, взаимно приветствует желанием многих лет всю Церковь, начиная с благочестивейшего Императора, которое Диакон и клир возглашают, а он запечатлевает осенением рук.

После сего, вновь приступает Архиерей к мо­литве, еще более внутренней, потому что она на­чинается в алтаре, у самого престола Христова, и отсюда переходит в церковь, еще более возвы­шенной, потому что она относится непосредственно к Пресвятой Троице. Святитель, в первый раз возглашает сам, прославляя святость Божию: «яко свят еси Боже наш, и Тебе славу возсылаем, Отцу и Сыну и Св. Духу, ныне и присно», и, по­спешая возвратиться к своей тайной молитве, не оканчивает славословия, а предоставляет, в знак единства, довершить оное Диакону, от лица Церкви восклицанием: «и во веки веков».

Молитва Трисвятому Богу, возглашаемая на кли­росе и в алтаре, в свою чреду сопровождается светом светильников и, поскольку свет сей исхо­дит из алтаря, он становится уже знаменатель­нее нежели тот, который прежде являлся среди церкви. Архиерей берет дикирий, и крестообразно касается оным лежащего на престоле Евангелия, как источника света; потом обращается к на­роду и, держа в одной руке светильник, а в дру­гой крест, осеняет с амвона всю церковь кре­стообразно, с сими трогательными словами: «при­зри с небеси Боже, и виждь и посети виноград сей и утверди и, его же насади десница твоя»; а Церковь видит в сем осенении, не только двойственный свет дикирия, – знамение двух естеств во Христе, но и спасительную цель его воплощения – крест. Когда же Архиерей возвращается в алтарь, уже не только к престолу, но далее к вос­току на горнее место: то взяв трикирий, из сей более глубокой внутренности святилища, осеняет еще раз, тройным светом Божества, живущего во свете неприступном.

Потом начинается чтение посланий Апостольских, во время коего Епископ сидит на горнем месте, как преемник Апостолов, по сторонам же его сидят Пресвитеры, в качестве сослужителей. Но пред тем, он отдает с себя омофор, дабы сей знак, некоторым образом Христов, сопутствовал Евангелию Спасителя, когда оно будет читаться, и дабы в то время представить себя смиренно стоящим наравне с прочими учениками слова Божия. – Во время эктении, так называемой сугубой, потому что в ней усугубляется или точнее сказать, утрояется воззвание: «Господи помилуй», Архиерей становится опять пред престолом, и распростирает на нем антиминс, шелковый плат с изображением погребения Христова: он назван антиминсом или вместопрестолием, потому что по первоначальному обычаю Церкви, престол храма должен быть освящаем Епископом: но как это не всегда возможно, то Епископ совершает освящение, вместо самого престола, над антиминсом, а его торжественным внесением в алтарь и возложением на престол, довершается освящение храма. Древнее же обыкновение созидать церкви на гробах мучеников и мощи мучеников полагать в церквах, продолжается и теперь, ибо в каждый антиминс, при освящении его, полагается частица святых мощей.

После сугубых молитв, Диакон приглашает верных помолиться об оглашенных, дабы Господь открыл им Евангелие правды и соединил со своею Церковью и, по молитве Архиерейской над их преклоненными главами, высылает их вон из храма. Ты может быть скажешь: зачем теперь обряд сей, почти напрасный, когда уже нет разря­да оглашенных, готовящихся к св. крещению, потому что все окрещены с младенчества, а разряд кающихся и отлученных от таинств большею частью не приметен в Церкви? – Подумай, однакоже, сколько есть между нами таких, кото­рые только оглашены верою Христовою, но не веруют, призваны ко спасению и не идут: тщетно старается Церковь умягчить их сердце молитвою, пронзить его словом Божиим: они имеют уши, чтобы не слышать и очи, чтобы не видеть, и стре­мятся к погибели, как бы на некий пир, им уготованный рукою вечной смерти, отклоняя от себя ту духовную трапезу, какую предлагает им Искупитель, в приобщении собственного тела и крови, взывая: «приидите ко мне вси труждающиеся и обремененнии и аз упокою вы». И что говорю я о других? взглянем на самих себя; не мы ли первые оглашенные? – Что скажешь? мы исповедуем Христа! – так, но не устами ли только? дела же наши лучше ли языческих? а по словам Писания: «вера без дел мертва». Нет, друг мой, с трепетом преклоняю я голову, при возглашении Диакона: «оглашеннии, главы ваша Господеви преклоните», после которого они должны изгоняться из храма: молюсь в сию минуту, столько же за самого себя, сколько и за них, чтобы не быть изгнанным страшными Ангелами из царствия небесного, по­добно как из церкви изгоняются Диаконом огла­шенные, и когда потом он призывает уже одних только верных к молитве, – знаешь ли, что я не всегда дерзаю молиться!

12 Сентября 1835 г.

Село Осташево

Теперь приступим к важнейшему: поется Херувимская песнь, творение Императора Иустина; но может быть ее содержание темно для тебя на Славянском, – вот перевод: «Мы, которые тайно образуем Херувимов, и вместе с ними воспеваем трисвятую песнь животворящей Троице, отложим ныне попечение о всяком деле житейском, ибо готовимся торжественно поднять Царя всех, которого невидимо копьеносят Ангельские силы».

Даже и в этом переводе слово: копьеносят, вероятно поразило тебя; но ты должен знать, что оно выражает в точности, не только Славянское дориносима, но и самую картину, которую хотел изобразить в сей песни Иустин. Римские воины, при провозглашении новоизбранного Императора, обыкновенно подымали его на щите, посреди легиона, так что он являлся поверх окружавших его копий. В церкви как бы повторяется та же картина; после слов: отложим попечение, является Диакон, как бы один от невидимого легиона Ангелов, подъемлющий над главою, на дискосе как на щите, Царя всех, в смиренном виде Агнца.

О как кстати, пред самым ходом, поражает всегда слух благодетельное слово: отложим попечение, как кстати извлекает грубый ум из помыслов житейских! Тогда Архиерей, омыв очи и руки, дабы чисто созерцать и действовать, и три­жды простерши руки на молитву пред престолом, идет сам творить молитвенное воспоминание живых и мертвых над жертвенником, и отпускает приуготовленного таинственного Агнца, для страшного его принесения в жертву на престоле, за грехи людей; а Христиане ожидают сего торжественного шествия и втайне молят, с преклонением главы, идущих мимо Пресвитеров: чтобы помянули их пред Господом, что исполняют они громко, начиная с властей.

Песнь Василия Великого на сие же мгновение, которую поют однажды только в год, в вели­кую субботу, еще умилительнее: «да молчит всякая плоть человеча, и да стоит со страхом и трепетом, и ничтоже земное в себе да помышляет: Царь бо царствующих и Господь господствующих приходит заклатися и датися в снедь верным. Предходят же сему лицы Ангельстии, со всяким началом и властию: многоочитии Херувими и шестокрылатии Серафими, лица закрывающе и вопиюще песнь: аллилуйя».

И вместе со звуками сей песни, ты видишь ее изображение в лицах: Диаконы, в образе Ангелов, предъидут со свечами, опустив орари свои как крила; другие веют над сосудом рипидами, с изображением Херувимов; еще иные облекают все шествие облаками фимиама, как бы приготовляя ему воздушную стезю; один несет на плече своем воздух, память погребальной плащаницы Христовой, другой несет омофор, знак вочеловечения, с сияющим на нем крестом, который, как знамение Сына человеческого, предъидет ему на небесах, в день страшного суда. Старший Диакон высоко держит, над главою, дискос или блюдо, на коем лежит покровенный Агнец; за ним старший Пресвитер с потиром, чашею, готовою скоро испол­ниться крови Спасителя; далее следуют постепен­но, в руках иерейских, орудия Божественного страдания: крест, копие, губа, которая напоила его желчью и лжица, дающая вкушать кровь его верным. Архиерей, без митры и омофора, раболепно встречает сие изобразительное шествие, в дверях царских, и поставляя дискос и чашу на престол, как бы во гроб, подобно Иосифу Аримафейскому, воспоминает его подвиг, говоря: «благообразный Иосиф, с древа снем пречистое тело твое, пла­щаницею чистого обвив и благоуханьми, во гробе нове, покрыв положи».

Опять выходит Диакон к народу и приглашает исполнить молитву Господеви; но уже прошения его не касаются благ земных и временных, а простираются единственно к духовным и небесным: он молит о Ангеле хранителе, о том, что добро и полезно душам нашим, о прощении грехов, провождении нашей жизни в мире и покаянии, и о Христианской ее кончине, с добрым ответом пред страшным судилищем Христовым. Какие назидательные молитвы! Потом, услышав со всею Церковью желание мира из уст святительских, приглашает нас возлюбить друг друга, дабы мы могли единомысленно исповедовать, – и хор договаривает за всех нас: «Отца и Сына и Святаго Духа, Троицу единосущную и нераздель­ную», показывая тем, что мы сохраняем взаимную любовь и с любовью исповедуем истинного Бога. Прежде, во время сей песни, все Христиане целовались между собою; теперь одни только Священ­ники в алтаре целуют Архиерея и друг друга.

Потом взывает Диакон: «двери, двери, премудростию вонмем». В древности это служило зна­ком для верных, заключать наружные врата цер­кви, чтобы никто из неприобщенных к таинствам Христианским, или гонителей Христианства, не мог войти во время тайнодействия. Ныне Цер­ковь не имеет причины к подобному опасению и потому напротив, при восклицании: «двери, двери», отдергивается завеса от царских врат, заключенных при служении простого иерея, и сие означает, что тайна готова открыться и сообщиться каждому чрез веру. То же знаменует и поднятие воздуха с сосудов, который, во все время пения символа веры, колеблется над преклоненною главою Архиерея, в знамение наития Святого Духа. Еще однаж­ды возбуждает Диакон внимание верных: «станем добре, станем со страхом, вонмем святое возно­шение в мире приносити», и удаляется в алтарь.

Тогда в последний раз, для возжжения усердия в народе пред освящением даров, выходит к нему Епископ, держа в руках свещники и, подняв их к небу, сперва преподает верным три духовные дара, от каждого лица Святой Троицы: «благодать Господа нашего Иисуса Христа, любовь Бога и Отца, и причастие Святого Духа» и, как бы ради сих трех великих залогов, молит всех, «да горе имеют сердца»; а хор надежно отвечает ему за всех: «имамы ко Господу» когда, быть может, самые нечистые помыслы вращаются в сию страшную минуту в душе нашей. – «Что творишь, о брат мой? говорил некогда св. Ефрем Сирянин, не обещался ли Иерею горе иметь сердце, и не страшишься ли в час сей обретаться лживым? О великое чудо! Агнец Божий ради тебя закалается, все силы небесные с Иереем за тебя молятся, кровь Христова вливается в тайную чашу за твое очищение, а ты не стыдишься, не оплаки­ваешь самого себя, в сие мгновение, не молясь ни о себе, ни о других»!

«Благодарим Господа!» восклицает в третий раз Епископ, осеняя верных, и когда при звуке колокола, возбуждающего к вящей молитве, Цер­ковь ответствует ему: «достойно и праведно есть», сам он входит во внутренность святилища, для воздания сего благодарения. Там воспоминает пред престолом, где готовится жертва, все дивные и несказанные благодеяния Господа к роду человече­скому, начиная от сотворения мира и до его иску­пления, и приходя как бы в некое исступление, от недостатка слов человеческих для воздания достойной хвалы, воспоминает песнь Ангельскую, которую слышал Пророк Исаия из уст Серафимов, которых видел Иезекииль, в таинственных образах орла, тельца, льва и человека, и восклицает: «победную песнь поюще, вопиюще, взывающе и глаголюще». А хор, участвуя в его восторге, ответствует сперва словами самих Ангелов, как бы на небе: «свят, свят, свят, Го­сподь Саваоф, исполнь небо и земля славы твоея», потом и на земле приветствует Господа кликами Еврейских отроков, вышедших с пальмами на сретение сыну Давидову: «осанна в вышних! благословен грядый во имя Господне»! В сие мгновение, говорит св. Иоанн Златоуст, многие святые мужи видали внутри святилища Ангелов, им сослужащих, и со страхом предстоящих трапезе.

Вот наступила самая вечеря Христова, Архиерей, в лице Спасителя, указывает на святой хлеб и произносит слова Господни: «приимите, ядите, сие есть тело мое, еже за вы ломимое, во оставление грехов», и на чашу: «пийте от нея вси, сия есть кровь моя, нового завета, яже за вы и за многия изливаемая, во оставление грехов» и, предлагая Богу Отцу сие вольное Сыновнее приношение (подымаемое крестообразно руками Диакона), возглашает: «Твоя от Твоих, Тебе приносяще, о всех и за вся». Потом, воздев горе руки, трижды призывает Духа Святого, ниспосланного Апостолам; потом, произнося тайнодейственные слова, трепетно благословляет, крестным знамением, сперва хлеб, а после чашу, и наконец оба вида вместе, как составляющее единое таинство. Тогда, имея пред собою уже не хлеб и вино, но истинное тело Христово и истинную кровь Хри­стову, он и все сослужащие благоговейно прости­раются ниц, пред сверхъестественным таинством, какое дерзнул совершить смертный, по бла­годати Святого Духа. Во все же время сего великого действия лики поют благоговейно: «Тебе поем, тебе благословим, тебе благодарим Господи, и молимтися Боже наш».

За сим, воздавая честь телу и крови Христовым каждением фимиама, священнодействующий воспоминает, как об участниках в молитве и таинстве, о всех Святых, благоугодивших Го­споду, и наипаче «изрядно о пресвятей, пречистей, преблагословенней, славней Владычице нашей Бо­городице и присно-Деве Марии; а Церковь убла­жает ее достойными хвалами, величая: «честней­шую Херувим и славнейшую без сравнения Серафим». Потом Святитель молится, за власти духов­ные и мирские, за всех Христиан живых и усопших, и даже за всю вселенную, ибо точно на всю все­ленную простирается сила и действие жертвы Христо­вой; молится в особенности, чтобы все, едиными уста­ми и единым сердцем, славили и воспевали Бога, и наконец испрашивает на них милость свыше.

Выходит из алтаря Диакон и повторяет прежние, духовные, высокие молитвы, но присоеди­няет к ним вначале: «чтобы Господь, приняв святые принесенные ему дары в мысленный свой жертвенник, ниспослал нам божественную бла­годать и дар Святого Духа»; наконец, пригото­вляясь к причащению, крестообразно слагает на себе орарь, как бы отовсюду облекаясь крестом, чтобы сим священным знамением покрыть все немощное в человечестве и неосужденно приобщить­ся Божественных таин. Другое ближайшее приготовление есть богоугоднейшая из всех молитв, молитва собственно Господня: «Отче наш». Она произносится вслух всей Церкви, а Святитель присовокупляет к ней тайную молитву, для участия в которой присутствующие, по приглашению Диакона, преклоняют главы. Наконец, с возбуждающим внимание словом «вонмем», святилище закрывается завесою, для причащения священнодействующих, и в сию минуту Архиерей, подняв с дискоса тело Христово, возносит горе, возглашая торжественно: «Святая святым»! чем дает раз­уметь, сколь святу должно быть для принятия подоб­ной святыни, а лик смиренно отвечает ему: «един свят, един Господь, Иисус Христос, во славу Бога Отца, аминь».

В это время опускается в чашу часть пресвятого тела, для соединения обоих видов одного таинства, и вливается в чашу теплота, с сими словами: «теплота веры, полна Духа Святого», для большего напоминовения теплоты крови и воды, истекших на кресте из прободенного ребра Хри­стова. Архиерей испросив себе христианское прощение, приступает сам к приобщению таин Христовых и раздает пречистое тело его, с левой стороны престола, Пресвитерам и Диаконам, по­том и Божественную кровь подает в чаше подошедшим, с правой стороны, Пресвитерам, тро­гательно напоминая последнюю вечерю Христову, сим умилительным зрелищем, которого, по исти­не, нельзя видеть без слез и сердечного сокрушения. После сего старший Пресвитер приобщает Диаконов.

Врата царские вновь отверзаются. Спаситель сам призывает всех верных на свою трапезу, устами Диакона: «со страхом Божиим и верою приступите», и блажен могущий вкусить достойно сей небесной пищи, ибо «ядый и пияй недостойне суд себе яст и пиет, не рассуждая тела Го­сподня», по словам Апостола Павла. (1Кор. 11:29).

А Церковь радостно воскликнув: «благословен грядый во имя Господне, Бог Господь и явися нам»! поет трогательную песнь: «видехом свет истинный, прияхом Духа небесного, обретохом веру истинную, нераздельней Троице поклоняемся, та бо нас спасла». Еще однажды показываются на­роду святые Дары, в царских вратах, и тотчас скрываются от Церкви на жертвенник. При сем священнодействующий воспоминает последнее явление Христово Апостолам и его вознесение на небо и, как бы удаляясь за Христом на небеса, он произносит у престола: «благословен Бог наш», так что Церковь сего не слышит, а только конец славословия отдается в слух земли, посреди цар­ских врат: «всегда, ныне и присно и во веки веков», ибо Господь обещал быть с нами во веки.

После краткой эктении и заамвонной молитвы, Архиерей в последний раз благословляет народ и отпускает его, воздав хвалу Богу и приводя на память верным, празднуемых в сей день Святых, прославивших Господа своею благоугодной жизнью. Таково страшное совершение Божественных таин Христовых.

Сентября 13.

Село Осташево.

Хотя, в письмах о Богослужении, старался я, по мере тесного их объема и моих понятий, изо­бразить постепенный ход Литургии: однако же истолкование сие представляется тебе неудовлетворительным, как по самой краткости, так и по тому, что ты менее знаком со служением Архиерейским, мною описанным. – Итак хочу, еще однажды, изложить пред тобою порядок и значение Боже­ственной службы, уже не торжественной по внеш­нему великолепию, числу и сану священнослужите­лей, но с таким же духовным торжеством со­вершаемой, одним Иереем и Диаконом; ибо, и в их скромном служении, представляется для нас то же высокое зрелище тайной вечери Христовой и всей его жизни, от колыбели Вифлеемской до вознесения на небо.

Как часто, с сокрушением сердца, доводится нам слышать от людей, совсем не чуждых веры и благочестия, ибо в устах неверующих и не странно было бы такое слово: «зачем нам хо­дить в церковь? разве нельзя также молиться до­ма? – Такой образ понятий тем более огорчителен, что проистекая не от ожесточения против Церкви, а только от неведения, он лишает, однако же, неправомыслящих духовного блага соборной молитвы, наравне с чуждыми всякого общения с Церковью.

Если под именем ее, они разумеют только четыре стены храма, осененные крестом: то ко­нечно, и в стенах собственной их храмины, можно возносить теплые молитвы к Богу; ибо сам Спаситель сказал: «когда молишься, не будь как лицемеры, которые любят в сонмищах и на улицах останавливаясь молиться, чтобы видели их люди. Ты же, когда молишься, взойди в комнату свою и, затворив за собою двери, помолись Отцу твоему, который в тайне, и Отец твой, видящий тайное, воздаст тебе явно» (Матф. 6:5–6). Но должно понимать Церковь в истинном ее значе­нии, т. е. собранием верных, соединенных между собою таинствами и верою в Господа Иисуса Хри­ста, который обещал им: что «там, где соберутся двое или трое во имя Его, и Он будет посреди их» (Матф. 18:20), и, приобщив Апостолов, на вечери тайной, своего тела и крови, повелел им «творить сие в Его воспоминание» (Луки 22:15). – Тогда сколь знаменательным сделается, для каждого члена Церкви, сие повторение вечери Хри­стовой, ибо говорит Апостол: «всякой раз, когда вы ядите хлеб сей и пиете чашу сию, вы возве­щаете смерть Господню, доколе придет» (1Кор. 11:26). Итак, не одна лишь память первого искупительного пришествия Христова, но и ожидание второго страшного его пришествия, для рассуждения дел наших, должны исполнять трепетом сердца наши при Божественной Литургии, во время коей опять приносится за нас жертва Христова, хотя в виде бескровной, чтобы сделаться более нам доступною.

И не одни только приступающие к сим страшным тайнам бывают причастниками Божествен­ной благодати, чрез ближайшее общение со Христом, но и на тех, которые благоговейно присутствуют в храме, изливается благодатная сила соборной молитвы, и даже на отсутствующих, если однако они находятся в союзе веры с Церковью, и отсутствуют по какой-либо законной вине, а не по лености или нерадению; ибо такова забота общей всех матери, Церкви, о верных чадах своих, которых осеняет она ежедневно щитом молитвы, и на земном жертвеннике представляет их не­бесному престолу, пред лице самого Агнца Божия, за нас закалающегося. Ближние и дальние, живые и мертвые, все объемлются ею, и тесный храм становится целым миром, расширяется за преде­лы видимого, принесением всемирной жертвы! О, какое невыразимое чувство любви соединяет здесь мир, видимый и невидимый, все семейство Христово, в котором Он, первородный между братьями, связует собою все члены в одно целое, как еди­ная Глава духовного тела Церкви.

Действие сие, исполненное с ее стороны высо­чайшей любви и милосердия, дает и нам средство показать себя достойными ее чадами, изъявлением взаимной любви, которая только свойственна Христианам и не ограничивается временным. Какое утешение для пришельствующего в сей преходя­щей жизни, что, посредством молитвы, навсегда прочен союз его с людьми близкими его сердцу, еще разделяющими с ним земное странствие, или уже провожденными к небесной отчизне: ибо, за­слугами Господа Иисуса Христа и честною его кровью, за нас пролитою, испрашивает он для них спасение здесь и там. Посему сколь многого лишают сами себя те, которые, не постигая главного предмета Божественной Литургии, не хотят быть участниками в общей жертве, принесением со своей стороны дара, в память живых и усопших; оттого и священнодействие Литургии кажется для них безразличным от тех обыкновенных мо­литв, какие каждый Христианин может возносить в своей храмине. А между тем, от сего горького их неведения и нерадения, сколько душ, нужда­ющихся в их молитве, в сей временной жизни и в вечной, для которых они готовы были бы, по искренней любви своей, оказать всякого рода помощь, остаются неудовлетворенными! И пусть еще, в сей мимотекущей жизни, когда благорасположен­ному человеку представляется много средств, изъ­явить ближнему свою приязнь, пусть усиливаются они, земными путями, исполнить священный долг сей; но там, где прекращаются все залоги времен­ные, не нарушается ли и самая душевная связь оставшегося с отшедшим, когда, опустив его в холодную землю, он не пребудет с ним в духовном общении, чрез посредство теплой, живой за него молитвы, сей единственной связи, которая осталась возможною для обоих, в общем их Господе, Судии живых и мертвых, все собою объемлющем!

Весьма знаменательна первая приуготовительная часть Литургии, называемая «Проскомидиею», кото­рая большею частью нам неизвестна, как действие, совершаемое прежде нашего обыкновенного прихода в церковь; ибо мы часто пропускаем и чтение Часов, за нею следующих, хотя они бла­горазумно положены Св. Отцами для того, чтобы, уми­лительными молитвами, постепенно приготовить нас к созерцанию великого таинства жертвы Христовой.

Священник, по облачении и предварительным молитвам, берет избранную для Агнца просфору и, знаменуя трижды копием, в воспоминание Го­спода и Бога и Спаса нашего Иисуса Христа, водружает в нее копие, и совершает таинственное заклание Агнца, которое живописует словами проро­ческими Исаии: «яко овча на заколение ведеся и яко агнец непорочен, прямо стригущаго его безгласен, тако не отверзает уст своих: во смирении его суд его взятся, род же его кто исповесть? – яко вземлется от земли живот его» (Ис. 53). Для большего подобия, он исполняет и по­следнее действие воина над Распятым, с сими словами Евангелиста Иоанна: «един от воин ко­пием ребра ему прободе, и абие изыде кровь и вода: и видевый свидетельствова, и истинно есть свиде­тельство его» (Иоан. 19:34). Диакон же вливает в память сего воду и вино в потир, испра­шивая благословенье Священника святому их со­единению.

Когда приготовлено все нужное для совершения таинства, Священник вынимает из другой просфоры частицу, в честь и память преблагословенной Владычицы нашей Богородицы и приснодевы Марии, взывая к Господу, чтобы «ее молитвами принял жертву сию в пренебесный свой жертвенник», и полагает частицу одесную Агнца на дис­косе, воспоминая пророческие слова Давида о сей его дщери: «предста Царица одесную тебе в ризы позлащены одеянна и преукрашена» (Пс. 44:10).

Из третьей просфоры вынимает он девять частиц в честь и память Предтечи, Пророков, Апостолов, Святителей, Мучеников, Преподобных, Безсребренников и всех Святых благоугодивших Богу, дабы вся видимая и невидимая Церковь участвовала в приношении всемирной жер­твы Христовой, и как на небе, так и на земле видимо ему предстояла.

Когда таким образом, в залог неразрывной любви, совершится воспоминание всей торжествую­щей Церкви, взаимно о нас молящейся тому же на небесах Агнцу, Священник обращается и к воинствующей на земле Церкви и, взяв четвертую просфору, вынимает из нее части, которые кла­дет внизу на дискосе, как бы у ног святого Агнца. Он воспоминает власти духовные и всю во Христе братию, Императора, Августейший Дом его, и потом всех кого пожелает.

Наконец, взяв пятую и последнюю просфору, отделяет части за усопших: святейших Патриархов, благочестивых Царей, Цариц, блаженных создателей храма или обители, и всех, в надежде воскресения и жизни вечной, усопших православных отец и братий наших. Он вынимает часть и за самого себя: «дабы помянул Господь и его недостоинство, и простил ему всякое согрешение вольное же и невольное». Потом благословив ка­дило, в воню благоухания духовного, ставит сверх дискоса крестообразную звездицу, чтобы не рассыпались частицы, когда осенить их покровом, и в память той звезды, которая некогда явилась в Вифлееме волхвам; он молит Бога, пославшего небесный хлеб в пищу всему миру, Господа Иисуса Христа, Спаса и избавителя и благодетеля, благословляющего и освящающего нас, чтобы принял дары сии в пренебесный свой жертвенник, и помянул принесших оные и тех, за которых принесены.

Тогда, воздев руки к нему, приуготовляет себя, вместе с сослужителем, к Божественной литургии, призыванием Утешителя Духа истины и Ангельским славословием: «слава в вышних Богу», и божественная Литургия начинается «благословением царства Отца и Сына и Св. Духа», которое, уже при самом начале, открывает верным неисповедимую тайну Пресвятой Троицы, доступную нам только чрез воплощение Христово.

Какие же суть первые прошения, которыми Диакон, с высоты амвона, возбуждает всю Церковь взывать к Богу, на так называемой великой эктении, или продолжительной связи молитв? Прежде всего, он приглашает всех предстоящих молить­ся в мире, ибо без мира взаимного не может быть истинной молитвы. Сам Господь сказал: «если принесешь дар твой к алтарю, и тут вспомнишь, что брат твой имеет нечто на тебя, оставь там дар твой пред алтарем, и поди прежде прими­рись с братом твоим, и тогда приди и принеси дар твой; мирись скорее с соперником твоим, пока находишься с ним на пути» (Матф. 5:23–25). Напомнив о сем дольнем мире между человеками, Диакон внушает молиться и о свышнем мире и спасении душ наших, ибо «что даст      человек взамен души своей, если однажды по­губит ее»? (Марк. 8:37) и еще, в третий раз, молится о мире всего мира, и благосостоянии святых Божиих Церквей и соединении всех; такова была и последняя молитва Христова на вечери ко Отцу: «да вси будут едино» (Иоан. 17:21).

Таким образом мир внутренний и внешний, небесный и земной, полагается в основание молений, во время принесения умиротворительной жертвы Христовой, и сие желание мира многократно повто­ряется в продолжение Литургии, дабы ничто не нарушало взаимного общения членов Христовых, между собою и с их Божественною Главою. На каждое прошение умиленно взывает хор, от лица всего народа: «Господи помилуй». Диакон вслед за сим продолжает молиться: «о святом храме, и о входящих в оный с верою, благоговением и страхом Божиим: о Святейшем Синоде, о Благочестивом Императоре и его Августейшем Доме, палате, воинстве, о всяком граде, стране и верою живущих в них; о благорастворении воздуха, изобилии плодов земных и временах мирных; о плавающих, путешествующих, недугующих, страждущих, плененных, и о спасении их; о избавлении нас от всякой скорби, гнева и нужды. Потом, воззвав еще однажды к Богу, «да заступит, спасет, помилует и сохранит нас своею благода­тью», Диакон заключает эктению, воспоминанием Пресвятой Девы и всех Святых, внушая нам, чтобы мы предали самих себя и друг друга и весь живот наш Христу Богу, а Священник, после тайной молитвы, возглашает славу, честь и поклонение Пресвятой Троице, возвращая всю цепь молений к тому же вечному Началу, от коего проистекают для нас временные и вечные блага.

После сей первой эктении, в которой кратки­ми словами изложено все то, о чем можем молить Господа, для сей преходящей и будущей жизни, оба лика попеременно начинают воспевать «антифоны», или хвалебные стихи псалмов, выражающие благо­дарность нашу к Создателю, и сознание собственного убожества. Таков псалом: «благослови, душе моя, Господа и вся внутренняя моя имя святое его; благослови душе моя Господа и не забывай всех воздаяний его, очищающего вся беззакония твоя, исцеляющего вся недуги твоя, избавляющего от истления живот твой, венчающего тя милостью и щедротами, исполняющего во благих желания твоя, обновится яко орля юность твоя. Щедр и милостив Господь, долготерпелив и многомилостив не до конца прогневается, ниже в век враждует, не по беззакониям нашим сотворил есть нам, ниже по грехом нашим воздал есть нам; яко Той позна создание наше, помяну яко персть есмы: человек яко трава, дние его яко цвет сельный, тако отцветет: яко дух пройде в нем, и не будет и не познает к тому места своего, милость же Господня от века и до века на боящихся его; – на всяком месте владычествия его благослови душе моя Господа». Таков и другой псалом: «хвали душе моя Господа, восхвалю Господа в животе моем, пою Богу моему, дóндеже есмь. Не надейтеся на князи и на сыны человеческия, в них же несть спасения. Господь решит окованныя, Господь умудряет слепцы, Господь возводит низверженныя. Господь любит праведники, Господь хранит при­шельцы; сира и вдову приимет и путь грешных погубит».

К сему ветхозаветному псалму присоединяет­ся новозаветное исповедание, о явлении милосердого Бога, умудряющего слепцов, который, «будучи единородным Сыном и Словом Божьим, изволил, нашего ради спасения, воплотиться от Святой Девы Марии и воистину быть человеком, распяться и смертью смерть попрать».

Краткие эктении положены на конце антифонов, для непрестанного возбужденья к молитве; а между тем Священник втайне просит, чтобы Тот, кто обещался исполнить прошенья двух или трех, согласившихся призывать имя его, исполнил и ныне на пользу прошенья рабов своих, даруя им в нынешнем веке познание своей ис­тины, и в будущем жизнь вечную. Верные же, как бы проникнутые сим духовным познанием, начинают воспевать блаженства: «нищих духом, плачущих, кротких, алчущих и жаждущих пра­вды, милостивых, чистых сердцем, миротворцев, изгнанных правды ради и злословимых за имя Христово, потому что велика их мзда на небеси».

Тогда, открытием царских врат, отверзаются для нас как бы врата сего небесного царствия и, в образе предносимого Евангелия, исходит сам Спаситель на дело Божественной проповеди, тесною северною дверью, как бы неузнанный еще, на сре­дину церкви; оттоле же возвращается, царскими вратами, торжественно во святилище. Диакон, возвысив Евангелие во вратах царских, возглашает: «премудрость прости», ибо Премудрость Божия, чрез благовестие, позналась миру, а слово «прости» т. е. стойте прямо, произносится для того, чтобы никто не дерзнул, во время сего знаменательного шествия, оставаться сидящим или прислоненным, но все бы воспрянули душевно и телесно вслед за Христом, взывая вместе с ликами: «приидите поклоним­ся и припадем ко Христу, спаси нас Сыне Божий».

Прилично воспеваются здесь и стихи, изображающие торжество дня, или подвиги празднуемого Святого, верою во Христа совершившего славное на земле и взошедшего с ним в его небесную обитель. Священник возглашает из алтаря свя­тость единого, в Троице славимого Бога: «яко свят еси, Боже наш, и тебе славу возсылаем», предоставляя Диакону, от лица Церкви, окончить славословие, в знак общего согласия священнослужителей и народа. Лики же начинают трисвятую песнь: «Святый Боже, Святый крепкий, Святый безсмертный помилуй нас».

С сею молитвою священнослужители отходят в самую внутренность алтаря, как бы во глубину боговедения, отколе истекла нам тайна Пресвятой Троицы; Пресвитер, благословив за престолом горнее место, с желанием мира всей пастве, садит­ся для слушания посланий Апостольских, а Диакон исполняет церковь курением фимиама, пред чтением Божественных словес Евангельских, кото­рый сам должен возвещать с амвона. Но, преж­де нежели начаться сему спасительному чтению, мо­лит Священник: «чтобы человеколюбивый Вла­дыка воссиял, в сердцах наших, нетленный свет своего богоразумия, и отверз наши мыслен­ные очи для разумения Евангельских проповеданий, и вложил в нас страх блаженных своих запо­ведей, дабы, поправ все плотские похоти, мы про­ходили духовное жительство, мудрствуя и действуя все к его благоугождению».

После чтения Евангелия, Диакон, возбуждая всех, воззвать от всея души и от всего помышления к Господу Вседержителю, Богу отцов наших, продолжает опять молиться, о властях мирских и духовных, Христолюбивом воинстве, и всей братии, присовокупляя еще молитву: «о святейших Патриархах, благочестивых Царях, благоверных Царицах, создателях храма или обители, и всех прежде почивших отцах и братиях; о плодоносящих и добродеющих во святом храме, труждающихся, поющих, предстоящих людях, ожидающих от Господа великие и богатые милости». Здесь же прилагаются иногда особенные молитвы о усопших, если за некоторых исключительно приносится жертва.

Доселе могли присутствовать в храме и те, которые только оглашены учением веры, но еще не посвящены в самые ее таинства. Прежде их удаления, милосердая Церковь приносит о них последнюю молитву, устами верных: чтобы Господь помиловал и огласил их словом истины, открыл им Евангелие правды, соединил их святой своей Апостольской Церкви, спас, помиловал, заступил и сохранил своею благодатью, и когда, по гласу Диакона, оглашенные преклоняют главы свои Го­споду, Пресвитер молит: «ниспославшего на спа­сение роду человеческому единородного Сына своего, призреть на рабов своих оглашенных, и сподо­бить их, во время благоприятное, бани обновленной жизни, оставления грехов и одежды нетления, со­причесть их к избранному своему стаду, дабы и они с нами славили пречестное и великолепное имя Отца и Сына и Святого Духа».

Тогда исходят из храма оглашенные, верные же призываются опять к молитве; но и верные, под прикрытием сего спасительного имени, остающиеся в храме, могут ли без трепета в нем оставаться? – Пусть каждый заглянет внутрь своего сердца и размыслит: какого наказания достоин, если, по изгнании из храма людей, не посвященных еще в таинства Христианские, он, с полным ведением, равнодушно или неблагоговейно пребудет, во время их совершения, или же еще станет искушать, холодным неверием, приносимого пред его очами, в виде бескровной жертвы, Христа Бога? – Недостаточно быть только званными на сию божественную трапезу, как о том свидетельствует страшная притча Христова, о брачном пиршестве, которое сделал Царь для сына своего, и послал рабов своих приглашать званных на брак, они же не захотели придти (Матф. 22). «Тогда сказал Царь рабам своим: брачный пир готов, а званые не были достойны, итак подите на перекрестки дорог, и всех, кто пройдет, зо­вите на брак. Рабы, исшед на распутия, собрали всех, кого ни нашли, злых и добрых, и пир наполнился возлежащими: Царь же, взойдя посмо­треть возлежащих, увидел там человека не в брачную одежду одетого, и сказал ему: друг мой, как ты вошел сюда не в брачной одежде? – он же молчал. Тогда сказал Царь рабам своим: связав ему руки и ноги, возьмите и ввергните его во тьму внешнюю; там будет плач и скрежет зубов; ибо много званых и мало избранных». Не такая же ли горькая участь ожидает и нас, если, с оскверненною одеждою души нашей, явимся на сей искупительный брак? И не завиднее ли участь оглашенных, изводимых только до времени, нежели так называемых верных, извергаемых навеки? – Посему и возбуждает их Диакон, опять и опять, двумя приготовительными молитвами, с возгласом: «премудрость», дабы они постигли, до какого человеколюбивого средства снизошла для них Премудрость Божия. Священник же втайне молит: «сделаться достойным, неосужденно приносить мольбы и жертвы о своих грехах и людских неведениях».

Еще умилительнее тайная молитва его, во время Херувимской песни: «никто из связавшихся, плот­скими похотьми и сластьми, недостоин приближать­ся или служить тебе, Царю славы, ибо и самим небесным Силам велико и страшно служить тебе. Так начиная, он просит укрепить его, силою Святого Духа, к священнодействию и не отринуть принесенных даров, и воссылает славу Христу Богу, который вместе есть и приносящий и прино­симый, и приемлющий и раздаваемый».

Столь же глубоким чувством проникнута и Херувимская песнь, приготовляющая Церковь к зрелищу искупительного шествия таинственного Агнца на его заклание, от места предложения жертвы к престолу, на коем она должна совершиться: «образуя таинственно Херувимов, и воспевая животворящей Троице трисвятую песнь, всякое ныне житейское отложим попечение, дабы нам поднять Царя всех, не видимо дориносимого Ангельскими чинами: аллилуйя».

Во время пения отверзаются опять царские вра­та, затворенные после чтения Евангелия, и Диакон, курением фимиама, приготовив путь грядущей жер­тве, как бы небесные облака, для ее перенесения, отходит вместе с Пресвитером к жертвеннику. Священник же возлагает на плечо его воздух, осенявший дары, а на главу дискос, с приготовленным Агнцем, во исполнение Херувимской пе­сни: «яко да Царя всех подымем, Ангельскими невидимо дориносима чинми», ибо Диакон представляет лице Ангела; сам он приемлет в руки чашу, исполненную вина и воды, и таким образом оба знаменательно исходят из северных дверей, громко поминая Благочестивейшего Импе­ратора, власти мирские и духовные, и всех православных Христиан. Верные же мысленно предста­вляя себе, в сем таинственном шествии, Грядущего на вольную страсть, преклоняются благоговейно пред несомыми дарами, прося втайне, чтобы Господь помянул их в царствии небесном, как некогда разбойника на кресте; ибо скоро уже испол­нится жертва и престол, на который поставляется Агнец, будет служить ему Голгофою. Посему Свя­щенник, сняв с главы Диакона дискос, уже созерцает сие таинственное погребение, говоря: «благообразный Иосиф, с древа сняв пречистое тело твое, плащаницею чистою обвил и благоуханьями, во гробе новом, покрыв положил». Но в то же время исповедует он и вездесущее Божество погребенного: «во гробе плотски, во аде же с душею яко Бог, в раи же с разбойником, и на пре­столе был еси, Христе, со Отцем и Духом, вся исполняя неописанне», и предвидит всю славу, какою облечется гроб сей: «яко живоносец, яко рая краснейший воистину, и всякого чертога царского явися светлейший, Христе, гроб твой, источник нашего воскресения». Тогда затворяются вра­та царские и задергивается пред ними завеса, в знаменье глубокой тайны нашего искупления, непо­стижимой бренному уму человеческому, без небесного откровения.

Когда же Пресвитер поставит на престол дискос и чашу, осенит их воздухом, и покадит фимиамом, с псаломными стихами царственного Пророка, то, чувствуя свое недостоинство, для принесения подобной жертвы, смиренно обращается он к Диакону: «помяни мя брате и сослужителю». Диакон же, с равным смирением, просит его молитвы и, вняв укрепляющие слова: «Дух свя­тый найдет на тя, и сила Вышняго осенит тя», исходит к народу, чтобы исполнить молитву нашу Господеви.

Он воспоминает о предложенных честных дарах, и опять о святом храме и с верою в него входящих, о избавлении нас от всякия скор­би, гнева и нужды, и сохранении благодатью Божьею: но к сим молитвам присоединяет другие, более возвышенные, относящиеся уже единственно до благ вечных и о которых умиленно взывают верные: «подай Господи».

Прежде всего, испрашивают они совершения всего дня свято, мирно и безгрешно, и Ангела мирного, верного наставника, хранителя душ и телес; потом прощения и оставления грехов и прегрешений, доброго и полезного душам нашим, и мира всему миру, чтобы окончить прочее время жизни в мире и покаянии. Памятуя последний день свой, просят и о Христианской кончине нашей жизни безболезненной, непостыдной, мирной, и о добром ответе на страшном судилище Христовом, и предают самих себя и друг друга и всю жизнь Христу Богу. Услышав из уст Священника же­лание мира всей Церкви, Диакон возбуждает всех возлюбить друг друга для единомысленного исповедания, лики же доканчивают: «Отца и Сына и Святого Духа, Троицы единосущной и нераздель­ной»; а Священник, во свидетельство сей любви ко Христу Богу и к братьям своим во Христе, целует Св. дары и престол и сослужителей, если не один совершает тайны, говоря им: «Христос посреди нас».

Так, прежде торжественного исповедания веры нашей, пред всею Церковью, исполняется последнее завещание Христово на прощальной вечери: «запо­ведь новую я даю вам: любите друг друга, как я возлюбил вас, так и вы любите друг друга; потому и узнают, что вы мои ученики, ежели бу­дете иметь любовь между собою» (Иоан. 13:34–35). Но дабы ученики, верные ему по любви вза­имной, знали кому они веруют и что о нем должны исповедовать миру: ибо «если кто исповедает меня пред человеками, сказал Спаситель, и я испове­дую его пред Отцем моим небесным» (Матф. 10:32), тогда же отдергивается завеса врат царских, в знак открытия миру тайны воплощения; снимается и воздух с предложенных даров, который над ними колеблет Священник, знаменуя наитье освящающего Духа. В это время Диакон, по древнему обычаю, строго наблюдавшемуся, чтобы язычники или оглашенные не проникали в недоступные для них тайны, восклицает: «двери, двери» как бы еще обращаясь к притворникам внешних дверей хра­ма; потом же присовокупляет и к предстоящим: «премудростью вонмем», т. е. будем внимательнее, ибо нам, посвященным, откроется премудрость Божия. Тогда лики громогласно поют Символ или исповеданье веры Вселенской Церкви, которое каж­дый Христианин должен знать и разуметь твердо, чтобы не постыдиться пред лицом Ангелов и человеков; ибо не горькая ли неблагодарность быть равнодушным к делу нашего искупления, изло­женному в кратких словах Символа?

Чтобы еще более утвердиться в сем исповедании, как на твердом камне, и сделаться достой­ными зрелища бескровной жертвы Христовой, Диа­кон возглашает после Символа: «станем добре, станем со страхом, вонмем, святое возношение в мире приносити» и, с таким же духовным убеждением, обращается Священник, из внутрен­ности алтаря, к народу. Пожелав ему сперва: «благодать Господа нашего Иисуса Христа, и любовь Бога и Отца, и причастие Святого Духа», он вос­клицает вслух всей Церкви: «горе имеим сердца»! и внемлет страшное слово, от лица всех: «имамы ко Господу». Если бы в сию, столь тор­жественную минуту, открылись, как откроются в последний день, все помышления человеков, – не содрогнулись ли бы трепетом уста, равнодушно повторяющие: «имамы ко Господу», и уши, равнодушно внемлющие сему за всех данному ответу, когда в виду самой жертвы, приносимой о грехах наших, Христиане дерзают произносить ложное уверение, что сердца их принадлежат Богу, сердца, быть может, исполненные в ту минуту самых темных помышлений и самых порочных чувствований!

Не тщетно взывал Давид: «от тайных моих очисти мя, Господи»: ибо часто тайные помы­слы борются в нас, с впечатлениями внешней святыни, и одолевают, если малодушно попустим себя покоряться их власти. Потому, Церковь, прежде нежели вознести благодарные молитвы Го­споду, о нашем спасении, заботливо ударяет в заключенные двери нашего сердца, и сотрясает с нас пагубный сон, взывая: «горе имеим сердца»! и исполнив материнский долг сей, опять возбуждает нас устами Священника: «благодарим Го­спода»: на сие верные, из глубины признательного сердца, ответствуют: «достойно и праведно есть поклонятися Отцу и Сыну и Святому Духу, Троице единосущней и нераздельней».

Пресвитер между тем возносит, втайне у престола, сии благодарения от лица всего мира, иногда только прерывая возгласами сокровенную мо­литву к Богу, неизреченному, невидимому, непо­стижимому, всегда неизменно сущему, все вызвав­шему из небытия в бытие и не отступившему от дела творения, доколе нас падших паки не возвел на небо, даровав нам будущее царствие. За все сии благодеяния, явленные и неявленные, благодарит он Господа, и за самую службу, которую соизволяет принять от рук наших, хотя и пред­стоят ему тысящи Архангелов и тьмы Ангелов, Херувимы и Серафимы, многоочитые и шестокры­латые, «победную песнь поющие, вопиющие, взыва­ющие и глаголющие».

Тогда подымается, из средины церкви, торже­ственная песнь Серафимов, которую некогда слышал Пророк Исаия, в притворе Соломонова хра­ма, исполненного славы Божией: «свят, свят, свят Господь Саваоф, исполнь небо и земля славы твоея». Но Ангельская песнь сия, касаясь земли, кончается отголоском отроков Еврейских, которые, встретив некогда, с пальмами в руках, Господа сла­вы в смиренном образе человека, воскликнули ему у врат Иерусалимских: «осанна в вышних! благословен грядый во имя Господне: осанна в вышних».

Священник продолжает втайне прославлять, с сими блаженными Силами, Трисвятого, человеколюбивого Владыку, так возлюбившего мир, что и Сына своего единородного отдал за грехи мира, дабы всякий верующий в него не погиб, но имел жизнь вечную: Сына, который, пришед на землю и исполнив все свое о нас смотрение, в ночь когда был предан, или лучше, когда сам себя предал за жизнь мира, взяв хлеб в святые свои пречистые и непорочные руки, благодарив и благословив, освятив, преломив, дал святым своим ученикам и Апостолам, глаголя: «приимите, ядите: сие есть тело мое, еже за вы ломимое во оста­вленье грехов»; также и чашу по вечери, глаголя: «пийте от нея вси: сия есть кровь моя новаго завета, яже за вы и за многия изливаемая, во оста­вление грехов».

Громко произносит Священник собственные слова Христовы, о теле и крови, и громко ответствует ему народ «аминь, аминь», т. е. истинно, истинно, в залог несомненной веры, что такими будут преложенные Св. дары, хлеба и вина, по наитии на них Духа Святого.

Но прежде сего преложения, воспоминая спаси­тельную заповедь Христову, о теле и крови, и все ради нас бывшее и будущее: его крест, гроб, тридневное воскресение, восхождение на небеса, си­дение одесную Отца, второе и славное паки прише­ствие, – Пресвитер приносит Богу, от лица всей Церкви, святые дары сии, крестообразно подымаемые с престола руками Диакона, и возглашает: «Твоя от твоих, тебе приносяще, о всех и за вся»; а лики взывают: «тебе поем, тебе благословим, тебе благодарим, Господи, и молимтися Боже наш».

Теперь наступила самая страшная, самая воз­вышенная минута Литургии, – совершение тайны, в которую и Ангелы желают проникнуть, освящение даров, чрез призывание на них Духа Святого, ниспосланного в третий час Апостолам, и суще­ственное преложение хлеба и вина в тело и кровь Христовы, дабы все верные, всех стран и времен, могли столь же искренно им приобщаться, как и сами Апостолы на вечери тайной, от руки Господа, в трезвение души, во оставление грехов, в приобщение Святого Духа, во исполнение цар­ствия небесного, в дерзновение к Богу, не в суд и не в осуждение.

По совершении столь неизреченного таинства, Священнослужители и вся Церковь, с благоговейным трепетом, простираются долу пред Господом и Спасом, во плоти присутствующим на престоле, под видами хлеба и вина, и тогда опять, как на проскомидии, но уже пред лицом самого закланного Агнца, воспоминается вся его Церковь, торжествующая и воинствующая, и все в вере почившие, Праотцы, Отцы, Патриархи, Пророки, Апо­столы, Проповедники, Евангелисты, Мученики, Ис­поведники, Воздержники и всякая душа праведная; наипаче же (изрядно) воспоминается о пресвятой, пречистой, преблагословенной, славной Владычице нашей Богородице и приснодеве Марии, и лики воздают ей должную хвалу: «Достойно есть, яко воистинну, блажити тя, Богородицу, присноблажен­ную и пренепорочную, и Матерь Бога нашего, чест­нейшую Херувим и славнейшую без сравнения Серафим, без истления Бога Слова родшую, сущую Богородицу тя величаем».

Пресвитер продолжает воспоминать втайне Предтечу Крестителя Иоанна, и славных Апостолов и всех Святых, коих молитвами просит Бога посетить нас и помянуть всех усопших, в надежде воскресения живота вечного. Потом же поминает и всех живых, всякое Епископство православных, и весь священнический чин, всю Кафолическую Церковь, Благочестивого Государя и Августейший Дом его, палату и воинство, дабы мы, в тишине их, пожили тихое и мирное житие во всяком благочестии и чистоте, и возглашает как служитель алтаря, о своих духовных властях: «в первых помяни, Господи, Святейший правительствующий Синод, их же даруй святым твоим Церквам, в мире, целых, честных, здравых, долгоденствующих, право правящих слово твоея истины»; Лики ответствуют: «и всех и вся»; ибо в сие время Диакон читает втайне, у престола, имена живых, о коих приносится жертва; Священник же, не преставая от ревно­стной молитвы за всю вселенную, просит Господа ниспослать на всех свои милости, и помянуть град, в коем живем, и всякий град и страну, и верою в них живущих, плавающих, путешествующих, недугующих, страждущих, плененных, плодоносящих и добродеющих во святых церквах и поминающих убогия. «И даждь нам, воз­глашает он наконец, единеми усты и единем сердцем, славити и воспевати пречестное и велико­лепное имя твое, Отца и Сына и Святаго Духа, ныне и присно и во веки веков»; ибо сия есть Христианская цель всякой молитвы, достойной Го­спода, «желающего всем спастися и в разум истины приити» (1Тим. 2:4); и поскольку нет спа­сения, без веры в распятого за нас Искупителя, Священник оканчивает молитву Апостольским желанием: «да будут милости великого Бога и Спаса нашего Иисуса Христа со всеми вами».

Опять исходит к народу Диакон, опять повторяет молитвы, произнесенные после великого входа, прежде всего приглашая верных, помянув­ши всех Святых, помолиться о принесенных и освященных дарах, «дабы человеколюбец Бог, приняв их во святой и пренебесный, мысленный свой жертвенник, в воню благоухания духовного, ниспослал нам божественную благодать и дар Святого Духа»; и оканчивает эктению, испрашивая «соединение веры и причастия Святого Духа, чтобы предать самих себя и друг друга и всю нашу жизнь Христу Богу». Тогда Пресвитер приготов­ляет себя и народ, к сему ближайшему общению, чрез самую божественную из всех молитв, дан­ную от Господа ученикам своим, когда просили научить их молиться, и выражающую, в кратких словах, все о чем, с сыновнею, любовью, должен смиренно молить человек небесного Отца своего. Посему, с чрезвычайным благоговением, приступает к сей богодухновенной молитве, воз­глашая: «и сподоби нас, Владыко, со дерзновением, неосужденно смети призывати тебе, небеснаго Бога Отца, и глаголати»; верные же, исполненные не рабского страха, но дерзновения сыновнего к Богу, назвавшему себя их Отцом, взывают: «Отче наш, иже еси на небесех, да святится имя твое», и проч.

Еще однажды обращается Священник к на­роду, с желанием мира, пред самым приобщением умиротворяющей жертвы, и тогда как на­род, по приглашению Диакона, преклоняет главы свои Господу, благодарит он невидимого Царя, за множество его милостей, умоляя даровать каждому то, что ему нужно ко благу, делаясь спутником плавающих и путешествующих, исцеляя недугующих как врач душ и телес, благодатью, ще­дротами и человеколюбием единородного Сына своего.

Видя Пресвитера, готовым приступить к исполнению тайны и уже простирающего руки к божественному телу, Диакон (предварительно сложивший на себе крестообразно орарь свой, как слагают крила Ангелы, закрывающие ими небесные лица пред неприступным светом Божества), восклицает народу: «вонмем» и входит в святи­лище; а Пресвитер, подняв горе Голгофскую жер­тву, как бы на высоту креста, произносит во услышание верным: «святая святым», чтобы все размыслили, сколь должны они быть святы, для принятия предлежащей святыни. На сей призыв, с умилением сокрушенного сердца и сознанием своей греховности, они ответствуют: «един свят, един Господь Иисус Христос, во славу Бога Отца, аминь».

Приносящий жертву, со страхом и благоговением, разделяет ее на четыре части, говоря: «раз­дробляется и разделяется Агнец Божий, раздро­бляемый и неразделяемый, всегда ядомый и никогда не истощаемый, но освящающий причащающихся ему» и, опуская одну часть в потир, для соедине­ния обоих видов таинства, т. е. тела с кровью, он сохраняет две части для приобщения мирян, одну же разделяет для собственного приобщения с сослужителем. Потом, с благоговением, вливает в чашу несколько теплой воды, для большего по­добия теплоты крови, истекшей на кресте, вместе с водою, из ребер Искупителя. Диакон же про­износит при возлиянии: «теплота веры исполнь Духа Святого», и приступает к престолу, прося Пре­свитера преподать ему честное тело Господа Иисуса Христа; оба, склонившись на престол, держа в руке божественное тело, произносят над ним сердечное исповедание веры своей в Распятого: «верую Господи и исповедую, яко ты еси воистину Христос, Сын Бога живаго, пришедый в мир грешныя спасти, от них же первый есмь аз» и испрашивают оставления всех своих прегрешений, чтобы быть причастниками его вечери тай­ной, не с лобзанием Иуды, но с верою разбойни­ка, исповедавшего на кресте: «помяни мя, Господи, во царствии твоем». Вкусив тела, Пресвитер приступает к чаше и приобщает сперва себя, а по­том Диакона, «честной и святой крови Господа Бога и Спаса нашего Иисуса Христа, во оставление грехов своих и в жизнь вечную».

Если есть причастники, то и для них раз­дробляет Священник остальные две части святого агнца, погружая их в потир; если же нет, то без раздробления и вслед за тем опускает туда и все прочие частицы, прежде вынутые и на дискосе лежащие, при чтении трогательных воскресных песней: «воскресение Христово видевше, по­клонимся святому Господу Иисусу, единому безгре­шному; кресту твоему покланяемся, Христе, и свя­тое воскресение твое поем и славим; ты бо еси Бог наш, разве тебе иного не знаем; се бо прииде крестом радость всему миру. – Светися, светися, новый Иерусалиме, слава бо Господня на тебе возсия»! – «О Пасха велия и священнейшая, Христе, о мудросте и Слове Божий и сило! подавай нам искрен­нее тебе приобщатися, в невечернем дни царствия твоего»: ибо так знаменательна и спасительна сия Пасха, и так необходима для нашей духовной жи­зни, временной и вечной, что и там, на небесах, по обещанью Спасителя, будет она служить нам таинственною пищею, и посему, с какою духовною жаждою, должны мы желать ее на земле!

Погружая в потир части, вынутые за живых и усопших, Пресвитер или Диакон воспоминает тех, за которых они принесены были, говоря: «отмый Господи, грехи поминавшихся здесь, кровью твоею честною, молитвами Святых твоих». Здесь видимо является божественная важность жертвы, и духовный союз мира видимого с невидимым; ибо грехи поминаемых омываются тою же искупитель­ною кровью, которую пролил за нас Спаситель на кресте; Святые же, память коих соединена была с памятью живых и усопших, на проскомидии, предстательствуют о упомянутых, своими моли­твами, в залог небесной любви своей и в подражание той любви, по которой всеблагий Бог предал единородного своего Сына, за грехи мира, дабы всякий верующий в него не погиб, но имел жизнь вечную.

Тогда отверзаются, в последний раз, врата царские как бы врата небесные, еще для большего торжества; ибо ими исходит Царь славы и Господь сил, чтобы дать себя в снедь верным и, столь человеколюбным общением с ними, возвести их в дом Отца своего, где приготовил им много обителей. С чашею Божественных тела и крови, становится, в дверях царских, Диакон и громко взывает ко всей Церкви: «со страхом Божиим и верою приступите». В древние времена вся Церковь обыкновенно приступала к святому причастию: не приступавших же спрашивали: что могло быть ви­ною такого их охлаждения к хлебу небесному, ниспосланному им для жизни вечной, когда еже­дневно молят они о хлебе насущном, для поддержания временной? – Верные, встречая Господа сво­его, посреди церкви нового Иерусалима, взывают к небу, как некогда отроки Еврейские во вратах древнего: «благословен грядый во имя Господне!», но еще с большим сознанием, ибо уже не называют его сыном Давида, а Богом: «Бог Господь, и явися нам» и приготовившие себя постом и мо­литвою к его принятию, приступают благоговейно, с твердым исповеданием его Божества и с те­плою верою благоразумного разбойника, первого на­следника рая. Лики поют им в назидание: «тело Христово приимите и источника бессмертного вку­сите, аллилуйя», и услышав благословение Пресви­тера: «спаси, Боже, люди твоя и благослови досто­яние твое», громко исповедуют обретенное ими спасение: «видехом свет истинный, прияхом Духа небесного, обретохом веру истинную, не­раздельной Троице покланяемся, та бо нас спа­сла есть».

Когда уже, чрез принесенную жертву и приобщение ею верных, исполнилась, пред всею Цер­ковью, тайна смотрения Господа о роде человеческом, Пресвитер, возвращаясь к престолу, испо­ведует и небесное его отшествие к Отцу, говоря: «вознесися на небеса, Боже, и по всей земли слава твоя», и, как бы знаменуя сие вознесение, поставляет упраздненный дискос на главу Диакона, ко­торый, безмолвно показав оный народу в дверях царских, относит на жертвенник. Сам же Пре­свитер, подняв потир еще исполненный Св. даров, произносит у престола: «благословен Бог наш» и обратившись к Церкви: «всегда, ныне и присно и во веки веков», в знамение того, что Господь обещал быть с нами, во все дни до скончания века. Потир переносится на жертвенник, где сам Священник, или Диакон, по совершении Литургии, благоговейно употребляет Св. дары, дабы ничего не оставалось от принесенной жертвы.

При последнем появлении Св. даров, во вратах царских, лики приветствуют их псаломными хвалами Царя Пророка: «да исполнятся уста наша хваления твоего, Господи, яко да поем славу твою; соблюди нас во твоей святыни, весь день поучатися правде твоей, аллилуйя».

Еще раз исходит к народу Диакон, чтобы побудить его достойно возблагодарить Господа, за приятие божественных, святых, пречистых, бессмертных, небесных и животворящих, страшных Христовых таин и, испросив о совершении всего дня, свято, мирно, безгрешно, предать самих себя и друг друга и всю нашу жизнь Христу Богу.

В сие время Священник, воссылая славу Триединому Богу, осеняет крестообразно, Евангелием, антиминс или плат, дотоле бывший распростертым на престоле, для совершения на нем бескровной жертвы. Потом исходит сам на средину церкви для прочтения отпустительной заамвонной молитвы, возглашая прежде: «с миром изыдем», и просит Господа, «благословляющего благословляющих его, спасти людей своих, сохранить исполнение своей Церкви, освятить любящих его благолепие, и не оставить нас, на него уповающих, даруя мир всему миру, ибо всякое даяние благое и всякий дар совершенный исходит свыше от него, Отца светов».

Следуя внушению Пресвитера, лики громогласно восклицают: «буди имя Господне благословенно от­ныне и до века», а чтец благоговейно читает псалом Давида, благословляющий Господа на вся­кое время. Псалом сей служит назидательною проповедью верным, о теплом уповании на Бога: «Я взыскал Господа и услышал меня, восклицает Давид, и от всех скорбей моих избавил меня; приступите к нему и просветитеся, и лица ваши не постыдятся. Сей нищий воззвал, и Господь услы­шал его; ополчится Ангел Господень окрест боящихся его и избавит их. Вкусите и видите, яко благ Господь; блажен муж, уповающий на него. Богатые обнищали и взалкали; ищущие же Господа не лишатся всякого блага. Приидите чада, продолжает отечески царственный Пророк, страху Господню научу вас. Кто есть человек хотящий жить, любящий видеть благие дни? – Удержи язык твой от зла и уста твои, чтобы не глаголали лести, уклонися от зла и сотвори благое; взыщи мира и последуй за ним, ибо очи Господни обращены на праведных, и уши его к молитве их. Гнев же лица Господня на творящих злое, дабы потребит от земли память их. Близок Господь к сокрушенным сердцем, и смиренных духом спасет. Многи скорби праведным, и от всех избавит их, хранит все кости их и ни едина не сокру­шится. Смерть же грешников люта, и ненавидящие праведного согрешат; но Господь избавит души рабов своих, и не прегрешат все уповающие на него».

По окончании назидательного псалма, Пресвитер, воззвав ко Христу Богу, исполнению всего Закона и Пророков, исполнившему над нами все смотрение Отца своего, изрекает, его благодатью и человеколюбием, благословение Господне на всю Церковь и, после краткого славословия, отпускает народ, с упованием и надеждою «что Христос, истинный Бог наш, молитвами пречистой своей Матери и всех Святых, помилует и спасет нас, яко благ и человеколюбец».

Таково умилительное и вместе страшное совер­шение бескровной жертвы Христовой, объемлющее собою всю его на земле искупительную жизнь, и столь важно для нас, призванных к участию в его спасении, быть участниками и таинственного зрелища спасительной страсти его, за грехи наши и всего мира.

Окончив, таким образом, хотя и весьма не­совершенно, толкование литургии, коснусь вкратце и других церковных служб. По примеру небесных Сил, непрестанными гимнами славящих Творца, и по заповеди Апостольской: провождать время в псалмах и пении и песнях духовных, святые Отцы, первых веков Христианства, поста­новили семь различных времен дня и ночи, для молитвы тех, кои посвятили себя исключительно на служение Богу, и поныне молитвы сии наблю­даются, частью отдельно, частью слитые вместе, особенно в церквах приходских, в которые народ не может собираться слишком многократно.

В самую полночь подымались, для первой мо­литвы, Христиане, как бы по зову страшной трубы последнего суда, на встречу Жениха грядущего в полунощи, который велел бодрствовать, по неведению тайного часа его пришествия. По кратком отдыхе вновь соединялись они, для утреннего все­народного исповедания грехов своих, словами псалмов, испытывающих и открывающих тайны человеческого сердца, и для благодарения Господу, хва­лебными песнями; на великом славословии, с наступлением дня, в самый первый час его, они мо­литвенно предавали себя Богу, и в третьем часе, памятуя сошествие Св. Духа на Апостолов, при­зывали благодать его. Распятие Спасителя, в шестом часу дня бывшее, и его крестная смерть в девятом, своими торжественными воспоминаниями, отзывались также в благочестивом дне Христиан, и после Божественной литургии, соединявшей их, общением тела и крови, со своим Искупителем, благодарственные вечерние молитвы заключали свято протекший день.

Но в первые три столетия жестоких гонений Церкви, когда Христиане укрывались для молитвы в подземельях, или стекались ночью, для памяти мучеников, на места, орошенные их святою кро­вью, все сии разновременные служения непосредствен­но сливались в одно продолжительное бдение; оно приняло от самого времени название всенощного, по Гречески паннихфида, и поскольку некоторые молитвы оного посвящены были памяти усопших, то назва­ние панихиды усвоено у нас исключительно поми­новению преставльшихся. И доныне, в церквах бедствующего Востока под игом Магометан, большею частью ночь посвящена Божественной службе; в нашей же торжествующей Церкви, вечерние и утренние молитвословия, соединяемые вместе, нака­нуне больших праздников и воскресных дней, служат духовным приготовлением к торжеству дня и приобщению Христовых таин.

Я постараюсь объяснить тебе постепенный ход всенощной (состоящей из трех главных частей: вечерни, утрени и первого часа), ибо ты чаще бы­ваешь на этом служении, пред великими праздни­ками, нежели на будничных службах: тогда же простая вечерня, соединенная с повечерием, поется отдельно от утрени, предшествуемой полунощницей, без торжественных обрядов и без чтения пророчеств и Евангелия, знаменующих предпразднественные бдения.

При самом начале всенощной отверзаются царские врата, как бы небесного царствия, и Священник возглашает славу Святой Троице, открывая верующим сию неисповедимую глубину естества Божия; вслед за тем он призывает их покло­ниться Тому, чрез кого единственно тайна сия сде­лалась доступна человекам: «Христу Цареви и Богу нашему». Тогда Священник, с кадилом в руках, предшествуемый Диаконом, несущим светильник, идет кругом всей церкви и в притвор, чтобы никакая часть храма не лишена была света благодати Христовой и исполнения Святого Духа, образуемого фимиамом. Огонь и фимиам, в сию торжественную минуту, напоминают также Творческий глас: «да будет свет» и Духа Божия, носившегося над бездною во дни творения, ибо, во все время сего хода, лики поют великолепный псалом Давида: «благослови душе моя Господа, Го­споди Боже мой, возвеличился еси зело, вся пре­мудростью сотворил еси», изображающий, в самых вдохновенных стихах, дивную картину мироздания: Господь одевается светом как ризою, простирает небо как шатер, и полагает облака на восхождение свое, ходит на крыльях ветра, тво­рит Ангелов своих пламенем огненным; основывает землю на тверди ее и дает ей одеянием бездну, воды боятся гласа его грома и дан им предел, его же не прейдут: источники в дебрях напояют зверей сельных, при них обитают не­бесные птицы; земля же насытится от плода дел своих, и хлеб сердце человека укрепит; солнце познало запад свой и наступила ночь, во тьме коей скитаются дубравные звери взыскать себе от Бога пищу; но воссияет солнце и они в ложах своих лягут, тогда выходит человек на делание свое до вечера. – Далее восторженный Давид уже прямо обращает речь свою к Господу: «исполнилась вся земля твари твоей; все от тебя чают исполниться благами: отвратишь лице и возмятутся, отымешь дух и исчезнут; но пошлешь Духа твоего и созиждутся и обновишь лице земли; призираешь на землю и трясется, прикасаешься горам и дымятся: буди слава Господня во веки; пою Богу моему до­коле есмь, да усладится ему беседа моя... яко возвеличишася дела твоя, Господи, вся премудростью сотворил еси».

Но недолго наслаждался человек сим чистым созерцанием дел Божиих; он пал своею гордо­стью и рай сладости ему заключился; – это скорое изгнание изображается закрытием царских врат, вслед за окончанием псалма. После первой эктении, оба хора поют избранные стихи трех первых псалмов, как бы увещательные речи, низлетающие из утраченного рая: «блажен муж иже не иде на совет нечестивых, – и путь нечестивых погибнет. Работайте Господеви со страхом и ра­дуйтеся ему с трепетом; блажени вси надеющиеся нань. Воскресни Господи, спаси мя Боже мой; яко Господне есть спасение и на людях его благословение его». Каждый выразительный стих сей отделен Ангельским припевом: аллилуйя. Потом и хор, подражая изгнанному Адаму, как бы от лица всего человечества, подвигнутого душевною болезнью о своем падении, восклицает:

«Господи, воззвах к тебе, услыши мя, услыши мя Господи, внегда воззвати ми к тебе. Да взыдет молитва моя, как фимиам пред тобою: воздеяние рук моих вместо вечерней жертвы». В сию минуту является Диакон с кадилом, знаме­нуя оным те жертвы, какие приносились Богу от начала мира и предобразовали грядущую, искупи­тельную жертву Богочеловека, а лицом своим представляя служителей Божиих, которые посыла­лись в мир, для возвещения о Мессии. Между тем хор продолжает взывать: «изведи из темницы душу мою, исповедатися имени твоему», и начинает уже прибавлять, к стихам псалмов, другие стихи новозаветные, изображающие празднество дня, как бы в радостном ожидании искупления: «аще беззакония назриши, Господи, Господи, кто постоит? яко у тебе очищение есть; от стражи утренния до нощи, от стражи утренния да уповает Израиль на Го­спода». Провидя наконец скорое спасение, он восклицает: «яко у Господа милость и многое у него избавление, и Той избавит Израиля от всех беззаконий его; хвалите Господа вси язы́цы». Тогда, при новом отверстии царских врат, воспевает славу Триединому Богу, вместе с песнью о воплощении, и в то же время является из алтаря Свя­щенник, в образе обещанного Спасителя, пред­шествуемый Диаконом с кадилом, как Предте­чею, и при возгласе: «премудрость» входит вновь во святая святых; а лики поют трогательный гимн Софрония, Патриарха Иерусалимского:

«О тихий свет святыя славы, бессмертного небесного Отца, святого и блаженного, Иисусе Хри­сте! Мы, пришедшие на запад солнца, увидя свет вечерний, поем Отца, Сына и Св. Духа Бога. Ты один достоин, во все времена, быть воспеваем гласами преподобных: Сыне Божий, дающий жизнь, за сие мир тебя славит».

Выразительный гимн сей ясно изображает, как, на закате первобытного света, данного миру, и уже на вечере человечества, воссиял для него но­вый, тихий свет, в кротком лице Спасителя, ради немощи смертных умерившего в себе бессмертную славу небесного Отца. После сего гимна читают­ся, накануне праздников, пророчества и притчи или паремии, подобиями, извлеченными из ветхого завета, предзнаменующие события нового и, вслед за сугубою эктенией, доканчиваются стихиры, прерванные торжественным входом священнослужителей.

Тогда Священник и Диакон, предшествуемые двумя свещниками, и сам Архиерей, если он при­сутствует, окруженный всем духовенством, вы­ходит на литию в притвор, по древнему мило­сердному обычаю, чтобы и кающиеся, коим запрещен был вход в церковь, могли, хотя на крат­кое время, участвовать в общей молитве; посему Диакон молится о всякой душе Христианской, озлобленной и кающейся и милости Божией требующей, призывая ходатайство всех небесных Сил и святых угодников, а Иерей просит, чтобы Господь, даруя нам оставление грехов, умирил нашу жизнь.

Потом, поскольку Христиане, после долгих вечерних молитв готовились начинать утренние, Настоятель входил обратно в трапезу и посреди оной благословлял хлебы, пшеницу, вино и елей, для подкрепления утомленных, и сей древний обряд сохранился доныне, в благословении хлебов, на конце вечерни, что также воспоминает ту духов­ную пищу, какую ниспослал нам Господь, в словесах Писания.

Вечерня приближается к концу, но чем умилительнее можно было довершить ее, если не моли­твою св. Симеона Богоприимца, который, по стольким годам ожидания, удостоясь наконец видеть Мессию, радостно воскликнул: «ныне отпущаеши раба твоего, Владыко, по глаголу твоему с миром, ибо очи мои видели спасение твое, которое ты уготовил пред лицем всех людей, свет во откровение язычникам и славу народа твоего Израиля».

Воспоминается и Ангельский привет Пресвя­той Деве, по вечернему времени сего события: «Богородице Дево, радуйся благодатная Марие, Го­сподь с тобою: благословенна ты в женах и благословен плод чрева твоего, яко Спаса родила еси душ наших» и, с громким благословением имени Господня и преподанием Божия благосло­вения, от Настоятеля народу, оканчивается ве­черня.

28 Октября 1835 г.

Петербург

После торжественного окончания вечерни тихо начинается утреня. По древнему обряду должны погашаться все лампады, кроме малого света в алтаре и пред иконами Спасителя и Божьей Матери, и, среди всеобщего безмолвия и мрака, внезапно раздается один только голос: «слава в вышних Богу и на земли мир, в человецех благоволение». Трижды повторяемый, он напоминает Ангельский привет Вифлеемским пастырям, в ночь рожде­ства Спасителя. Потом избранный чтец, уединен­но посреди церкви, возглашает дважды: «Господи, устне мои отверзеши и уста моя возвестят хвалу твою», чтобы тем приготовить к большему внима­нию слушающих, и начинает шестопсалмие, кото­рое должно выражать внутреннюю беседу Христианина со Христом, словами утренних шести псалмов: посему чтение это всегда совершается с особенным благоговеньем, и Священник выходит пред царския врата, присовокупить свои тайные молитвы к молению паствы.

В первом псалме изображается твердое упо­вание души на Бога: «Господи, что ся умножиша стужающии ми? мнози возстают на мя, мнози глаголют души моей: несть спасения ему в Бозе его. Ты же, Господи заступник мой еси, слава моя и возносяй главу мою», а на конце: «аз уснух и спах, востах яко Господь заступит мя». Второй псалом: «Господи, да не яростию твоею обличиши мене, ниже гневом твоим накажеши мене», есть вопль болезненной души, преследуемой бедствиями мира и взывающей: «не остави мене, Господи Боже мой, не отступи от мене; вонми в помощь мою, Господи спасения моего». Третьим псалмом выра­жается утренняя утешительная молитва: «Боже, Боже мой, к тебе утренюю; возжада к тебе душа моя, прильпе душа моя по тебе, мене же приять дес­ница твоя».

Слава и тройное аллилуйя, в честь Пресвятой Троицы, отделяют сии первые три псалма, от трех последующих, в коих Давид, то представляя нищету свою Богу, вопиет: «Господи Боже спасе­ния моего, во дни воззвах и в нощи пред тобою, да внидет пред тя молитва моя, приклони ухо твое к молению моему; нищ есмь аз и в трудех от юности моея, вознесжеся, смирихся и изнемогох»; то, проникнутый благодарностью, при воспоминании всех благодеяний Божиих, побуждает душу свою: «благословлять Господа и всею внутренностию своей имя святое его и не забывать всех воздаяний его». Здесь, изображая величие Божие, трогательно памятует он и собственное ничтожество: «яко Той позна бытие наше, помяну яко персть есмы; человек яко трава, дние его яко цвет сельный, тако оцветет; яко дух пройдет в нем и не будет и не познает к тому места своего; милость же Господня, от века, и до века, на боящихся его». – Наконец, в последнем псалме, еще однажды про­сит Господа: «услышать его в правде своей и не внити в суд с рабом своим, яко не оправдится пред ним всяк живый; Дух твой благий на­ставит мя на землю праву», и опять, слава и алли­луйя, заключают псалмы; Диакон же начинает великую эктению. «Бог Господь и явися нам» поют громко и радостно оба хора и, как бы готовясь на его сретение, восклицают: «благословен грядый во имя Господне»! изображая в пении тропаря, торжество дня, возбудившее их духовную радость.

За сим следует продолжительное чтение двух кафисм псалтыря, с краткими на конце их эктениями, для восстания к молитве, ибо самое Грече­ское слово, кафисма, или сидение, показывает, что в обителях иночествующей братии дозволено было сидеть во время их чтения. На двадцать подобных кафисм разделен стопятидесятипсаломный псалтырь, прочитываемый весь, в течении недели и дважды в недели великого поста; каждая состоит из нескольких псалмов и трижды прерывается, возглашением славы Трисвятому Богу и песнию аллилуйя. Сие чтение составляло в древности сущ­ность всей утрени и перешло во все Церкви Восто­ка, от монашествующей братии Египта. Там отшельники собирались в субботу из отдаленных пустынь и, после пятидневного уединения, прово­дили всю ночь на воскресение в стихословии псал­тыря, прерываемого также вдохновенными моли­твами святых Игуменов, каковы были Макарий, Антоний, Пахомий и другие, сиявшие пустынною славою своих добродетелей и чудес.

Вот наступило время полиелея, как бы полдень всего служения: ибо название полиелея, означающее многое освещение, показывает, что в сию торже­ственную минуту, когда и сам Архиерей готовится выйти на средину церкви, для чтения Евангелия, вся церковь должна быть ярко освещена светом лампад и еще ярче духовным светом благовестия, чтобы насладиться, не только слышанием, но самым зрением Евангелия исходящего к народу, из тайной внутренности алтаря.

С открытием царских врат, оба хора попе­ременно воспевают избранные стихи из 19-й кафисмы, с умилительным припевом: аллилуйя, как бы исключительно посвященным утреннему служению. «Хвалите имя Господне, хвалите раби Го­спода», восклицает один лик, а другой в ответ ему: «благословен Господь от Сиона, живый во Иерусалиме» – и опять первый призывает «исповедайтеся Господеви, яко благ, яко в век ми­лость его», а другой поясняет слова сии, прибавляя: «исповедайтеся Богу небесному», но то же убеждение в устах у обоих: «яко в век милость его».

Во время пения исходит из алтаря со всем духовенством Епископ, в образе самого Спаси­теля, который, по выражению псалмопевца, живет среди славословий Израилевых. Он обходит всю церковь с благовонным кадилом, предшествуе­мый светильниками, не забывая и притвора, ибо всех просвещает свет Христов и посещает благодать его. В то же время, если бдение сие со­вершается в честь какого-либо праздника Господня, или в честь Божией Матери и святых угодников, приносится, на аналое, икона праздника, и вокруг нее все духовенство величает Господа, или Пречи­стую Деву, или Святых, а хор отвечает тем же величанием, с припевами стихов псаломных. Если же всенощная сия только воскресная, то все песнопения ее посвящены памяти дивного восстания Спасителева и, чтобы оно сильнее напечатлелось в сердце верующих, Епископ, посреди церкви, или Священник, когда он один служит, в алтаре, всегда читают Евангелие о воскресении и о событиях божественных после воскресения. Таких воскресных Евангелий, собранных из всех Евангелистов и попеременно благовествуемых, числом одиннадцать.

Но прежде Евангелия о воскресении, в ожида­нии радостной вести, воспоминается раннее пришествие Мироносиц и Учеников к упраздненному гробу и самое изумление небесных Сил, при воззрении на Божественного мертвеца, все собою оживившего. «Ангельский собор удивися, зря тебе в мертвых вменившася, смертную же, Спасе, крепость разоривша, и с собою Адама воздвигша, и от ада вся свобождша». Так Ангелы, но не так Мироносицы: «Мироносицы жены, с миры пришедшия ко гробу твоему, Спасе, рыдаху; Ангел же к ним рече, глаголя: что с мертвыми живого помы­шляете? яко Бог бо воскресе от гроба».

И сии два противоположные впечатления, Ангелов и человеков, соединяются в одну песнь, трогательным восклицанием: «благословен еси Го­споди, научи мя оправданием твоим», которое Цер­ковь поет и над усопшим Христом, и над усопшими во Христе, в той же надежде воскресения; а вслед за тем все верные призываются покло­ниться, вместе с Серафимами, поющими трисвятое Отцу и его Сыну и Святому Духу.

Тогда читаются или поются три антифона св. Иоанна Дамаскина, по примеру Давида, излившего стремление души своей к Богу, из юдоли плача; всех же умилительнее антифон певаемый в празд­ники: «от юности моея мнози борют мя страсти, но сам мя заступи и спаси, Спасе мой. Ненавидящии Сиона посрамитеся от Господа; яко трава бо огнем будете изсохше. Святым Духом всяка душа живится и чистотою возвышается, светлеется Троическим единством, священно-тайне».

Когда же, по прочтении Евангелия, оно пред­ставляется народу, для поклонения и целования, лики, уже как очевидцы востания, возглашают: «воскресение Христово видевше, поклонимся святому Го­споду Иисусу; – Ты бо еси Бог наш, разве тебе иного не знаем; се бо прииде крестом радость все­му миру; – распятие бо претерпев, смертью смерть разрушил» и, прибегая к молитвам Апостолов и Богородицы, ради очищения множества согреше­ний наших, воспоминают псалом покаяния: «по­милуй мя Боже». Архиерей же или Иерей после литии Диакона, во дни праздников, помазывает елеем духовной радости приходящих поклониться святой иконе.

За сим немедленно следует чтение и пение канона или правила, составленного из девяти песней, в честь праздника или Святого. Каноны сии при­няты были в состав утреннего служения, в седьмом и восьмом столетии, и большая часть их над­писаны красноречивым Дамаскиным и другом его Космою, Епископом Маиумы, которые обогатили ими Церковь, на торжественные дни ее, и определили самый напев их, на восемь разных гласов, понедельно певаемых. Первый стих каж­дой песни называется ирмосом или связью всех других, по образцу его писанных, и основная мысль его заимствуется из песней ветхозаветных. Так первый ирмос напоминает всегда гимн Моисея на прехождение Чермного моря: «поем Господеви, славно бо прославися»; второй же обличение его на Иудеев, по прошествии пустыни: «вонми небо и возглаголю» и, как обличение грехов, поется только во дни великого поста. Образцом третьего послужила молитва Анны, матери Самуила. После сей песни произносится малая эктения, как равно после шестой и девятой: число же всех пе­сней напоминает девять чинов Ангельских. Пророки Аввакум, Исаия и Иона, внушили три после­дующие ирмоса; затем следуют: кондак, краткое изложение праздника или доблестей Святого, и икос, что значит уподобление, так как сия песнь соста­вляется большею частью из уподоблений; наконец пространное описание самой причины торжества или деяний Святого, собранное в синаксар. – Седьмой и восьмой ирмосы воспоминают всегда подвиг и хвалебный гимн трех отроков в пещи Вавилон­ской, прославлявших Бога отцов своих и призывавших, среди пламени, все творения, превозно­сить вместе с ними Господа во веки. Поскольку же девятый ирмос основан на пророчестве Захарии, о сыне своем Предтече, и посвящен исключи­тельно памяти воплощения, то, пред оным, Диакон, с кадилом в руках, как бы воспоминая посещение Богоматери дому Захарии, приглашает верных возвеличить песнями Матерь Света, и хор ее прославляет собственною ее молитвою, какую произнесла она при целовании Елисаветы: «величит душа моя Господа и возрадовася дух мой о Бозе Спасе моем», а в припевах превозносит ее: «честнейшею Херувим и славнейшею без сравнения Серафим». Потом, вслед за каноном, чи­таются и поются еще три хвалебные псалма, пере­мешанные с праздничными стихирами.

Тогда как в сих псалмах вся тварь, небо и земля, совокупляются воспевать славу Творца сво­его, – врата алтаря, заключенные во время канона, вновь отверзаются и Священник полагает начало великому славословию, возгласом: «слава тебе по­казавшему нам свет». В древности, Настоятель произносил слова сии к собранию верных, когда, по всенощном бдении, видел наконец, что заря уже занималась на востоке, и Христиане, прежде не­жели разойтись, исповедовали еще однажды, в одном великом и общем славословии, собранном из пе­сней обоих заветов, Божество Искупителя; они начи­нали словами Ангелов, прославивших Вифлеемского младенца, и кончали трисвятою песнью Серафимов, виденных Исаиею, и славою Пресвятой Троице.

Ты знаешь песнь сию, любезный друг, от на­чала до конца, и можно ли не знать ее, не уми­ляться сердцем, при ее воззваниях к кроткому Агнцу, вземлющему грехи мира и сидящему одесную Отца! Давид и Евангелисты отзываются в каждом стихе. Надобно слышать ее на Востоке, чтобы иметь ясное понятие о ее торжественности: у нас просто поют оба хора, а там, поскольку обедня не отделяется от утрени, то Архиерей, сошедший с своей кафедры на средину церкви и облачившийся, во время пения хвалебных стихов, принимает в руки свещники и, осеняя народ, возглашает: «слава тебе показавшему нам свет»: а все духо­венство, вокруг него, начинает петь вместе с ликами: «слава в вышних Богу и на земли мир, в человецех благоволение, хвалим тя, благословим тя, кланяемтися, славословим тя, благодарим тя, великия ради славы твоея, Господи Царю небе­сный, Боже Отче Вседержителю. Господи Сыне еди­нородный, Иисусе Христе, и Святый Душе! Господи Боже, Агнче Божий, Сыне Отечь, вземляй грехи мира, помилуй нас: вземляй грехи мира, приими молитву нашу: седяй одесную Отца, помилуй нас, яко ты еси един свят, ты еси един Господь, Иисус Христос, во славу Бога Отца, аминь».

Сугубая эктения и молитва, с преклонением главы, за коею следует благословение Настоятеля, кончают утреню; первый же час, читаемый опять во мраке, как шестопсалмие, заставляет Христиани­на углубиться в самого себя, при слышании первоначальных основных молитв, какие приучаются лепетать младенческие уста наши: «Святый Боже, Отче наш, честнейшую Херувим; Иже на всякое время и на всякий час, на небеси и на земли поклоняемый и славимый Христе Боже наш». По­том еще однажды выходит Настоятель, из заклю­ченного алтаря, и молит: «чтобы Христос, свет истинный, просвещающий всякого человека грядущего в мир, знаменовал на нас свет лица своего» и прерывая его тихое моление, громко и торжественно возглашают оба лика, победительную песнь Божией Матери: «Взбранной воеводе».

31 Октября 1835 г.

С.-Петербург

Торжественна и вместе умилительна воскре­сная всенощная служба, когда благоговейно совер­шается она, в благолепном храме, при стройном пении ликов и внимательном чтении! – Тогда, в тишине ночи, сменяются один за другим, пред мысленным взором, таинственные образы воскре­сения Господня и нашего! – В сей божественной службе, Святая Церковь, с материнскою любовью, озаботилась направить все наши мысли и чувства к столь высокому предмету созерцания духовного, дабы в сердце и уме, глубже напечатлелся спаси­тельный догмат о вечной во Христе жизни, для руководства временной! И с какою мудростью рас­крывает она, в песнях духовных, сию глубокую тайну воскресения, истощая сокровища своего бого­словия, чтобы более яркими чертами изобразить нам радостное событие Воскресения Христова, вызыва­ющее нас из мрака плачевной юдоли!

Подвижник плачевной юдоли Палестинской, инок Иоанн Дамаскин, глубоко проникнутый суетою временного и славою грядущего нетления, был творцом сих возвышенных гимнов, кото­рые, в неизменном порядке, совершают церков­ный круг свой, возвращаясь чрез каждые восемь недель, и собраны в одну книгу под именем Октоиха или Осмогласника. Достойно внимания и то, как премудро вплетены песнопения, на вечерни и на утрени, в стройную величественную ткань Всенощной, образуя ее стихиры и каноны, между пения псалмов и молитв, и соединяя все в одну неподражаемую, поистине божественную службу, достойную прославляемого ею воскресения.

Всенощная начинается: «славою святой, едино­сущной, животворящей и нераздельной Троицы», и вслед за сим первым возгласом священнослу­жителя, призывающего всех: «придти поклониться и припасть ко Христу Царю и Богу нашему», рас­крывается величественная картина мироздания, псаломными стихами Царя Пророка, который внушает душе каждой: благословить Господа, облекшегося в велелепоту своих творений!

«Благослови душе моя Господа, Господи Боже мой, возвеличился еси зело, во исповедание и в велелепоту облеклся еси»!

«Одеяйся светом яко ризою, простираяй небо яко кожу».

«Творяй Ангелы своя духи и слуги своя пла­мень огненный».

«Яко возвеличишася дела твоя Господи, вся премудростию сотворил еси»!

После великой эктении Диакона, приглашающего верных к общественной молитве, читается пер­вая кафисма из псалтыря, разделенная по обычаю на три части, и некоторые ее стихи поются вна­чале, для большего впечатления в сердце слушающих; – какое глубокое назидание в сих первых стихах, коими открывается Боговдохновен­ная книга Давида, изучившая все изгибы челове­ческого сердца!

«Блажен муж, иже не иде на совет нечестивых, – аллилуйя».

«Яко весть Господь путь праведных, и путь нечестивых погибнет, – аллилуйя».

«Работайте Господеви со страхом, и радуйтеся ему с трепетом, – аллилуйя».

«Воскресни Господи, спаси мя Боже мой! – аллилуйя».

«Господне есть спасение, и на людех твоих благословение твое, – аллилуйя».

Для большего умиления, каждый из сих стихов заключается хвалебным «аллилуйя». Тогда на обоих клиросах, попеременно начинают петь псалом, собственно вечерний: «Господи воззвах к тебе услыши мя, услыши мя Господи, внегда возвати ми к тебе».

«Да исправится молитва моя, яко кадило пред тобою, воздеяние руку моею, жертва вечерняя».

Между сими ветхозаветными стихами, выра­жающими жажду души, которая ищет исторгнуться из своего заточения, воспевается отрадная песнь Воскресения, избавившего нас и праотцев. Мы последуем одному только первому гласу сих воскресных гимнов, во все течение всенощной, из коего можно иметь ясное понятие и о прочих семи.

«Изведи из темницы душу мою исповедатися имени твоему», взывает Давид, и Церковь ему ответствует новозаветным своим исповеданием:

«Вечерние наши молитвы приими святый Госпо­ди и даруй нам оставление грехов, яко един еси явлей миру воскресение».

«Мене ждут праведницы дóндеже воздаси ми», опять восклицает Царь Пророк, и уже оправдан­ные собрались по гласу Церкви: «Обыдите людие Сион и обымите его, и дадите славу в нем Вос­кресшему из мертвых, яко той есть Бог наш, избавлей нас от беззаконий наших»!

«Из глубины воззвах к тебе Господи, Госпо­ди услыши глас мой»! Так из глубины, еще необновленного бытия, взывал Давид, и вот уже пришло спасение обновленным: «Приидите людие, воспоим и поклонимся Христу, славяще его из мертвых воскресение, яко той есть Бог наш, от прелести вражией мир избавлей».

К сим воскресным гимнам пустынножителя Палестинского, вторящего Царю Иудейскому присовокупил свое сердечное излияние благочестивый Патриарх Цареградский Анатолий, соединив память о кресте с радостью воскресения; но и его песни соединены с псаломными стихами.

«Да будут уши твои внемлюще гласу моления моего».

«Веселитеся небеса, вострубите основания земли, возопийте горы веселие: се бо Еммануил грехи наши на кресте пригвозди и, живот даяй, смерть умертви, Адама воскресивый, яко человеколюбец».

«Аще беззакония назриши Господи, Господи, кто постоит? яко у тебе очищение есть».

«Плотию, волею распеншагося нас ради, пострадавша и погребенна и воскресша из мертвых, воспоим глаголюще: утверди православием Цер­ковь твою, Христе, и умири жизнь нашу, яко Бог и человеколюбец».

«Имени ради твоего потерпех тя Господи, по­терпе душа моя в слово твое, упова душа моя на Господа». – «Живоприемному твоему гробу предстоя­ще недостойнии, славословие приносим неизречен­ному твоему благоутробию, Христе Боже наш; яко крест и смерть приял еси безгрешне, да мирови даруеши воскресение яко человеколюбец».

Вообще служба вечерняя, как предшествую­щая утренней, имеет целью ознакомить нас с празднеством наступающего дня, и потому, в первых ее стихах, оно уже представлено яркими чер­тами. Так например, в три воскресения пред­шествующие великому посту, поются за всенощною следующие стихи: на первой: – «Не помолимся фари­сейски братие, ибо возносяй себе смирится; смирим себе пред Богом, мытарски пощением зовуще: очисти ны Боже грешныя».

На второй, воспоминающей нам покаяние блудного сына, поется: «Объятия отчия поспеши мне отверсти; расточительно изжил я житие мое, взирая на неизживаемое богатство твоих щедрот, Спасе, ныне да не презриши обнищавшаго моего сердца; ибо к тебе Господи с умилением взываю: согреших, Отче, на небо и пред тобою».

На третьей, страшно раздается в слух наш труба последнего суда: «Возгласят трубы, и исто­щатся гробы и воскреснет все естество человече­ское в трепете!.. Книги разгнутся, явлены будут дела человеков пред нестерпимым судилищем; возшумит же юдоль вся страшным скрежетанием и плачем, видя всех согрешивших, по правед­ному суду, отпускаемых на вечныя муки и тщет­но плачущихся»!

За стихирами воскресными следуют иные, в честь Матери воплощенного Сына Божия, или в память угодников Божиих, чествуемых в тот день. Они заключаются так называемым догматиком, или особенною песнью во славу пречистой Девы, ибо тут вмещается догмат о воплощении Господа нашего, дабы повторяемый часто на службах церковных, более утверждался он в серд­це верных.

Глубок и возвышен догматик первого гласа, воспевающий: «Всемирную славу, процветшую от человеков и родившую Владыку, небесную дверь, Марию Деву, безплотных песнь и украшение вер­ных: ибо она явилась небом и храмом Божества; она, разрушив враждебную преграду, водворила мир и отверзла царствие; имея ее утверждением веры, мы имеем поборником родившегося от нее Господа. Итак дерзайте людие Божии, ибо всесильный Сын ее победит врагов».

Но что знаменует самый вход священнослу­жителей, предшествуемых светильником, во время пения сего вечернего догматика? – Таинственное явление Сына Божия миру, погруженному во мрак язы­чества! – Посему, для большего напоминания нашему сердцу, кроткого к нам сошествия Господа нашего, не в нестерпимом для нас блистании Божества, но в тихом свете славы Отчей, поется, вслед за догматиком, исполненный мыслей и чувств, вечерний гимн Софрония, Патриарха Иерусалимского:

«Свете тихий святыя славы безсмертнаго, Отца небеснаго, святаго блаженнаго, Иисусе Христе! пришедше на запад солнца, видевше свет вечерний, поем Отца, Сына и Святаго Духа Бога. Достоин еси, во вся времена, петь быти гласы преподоб­ными, Сыне Божий, живот даяй, тем же мир тя славит».

Невольное умиление проливает в сердце каж­дая, сия трогательная песнь, если только кто вникнет в ее таинственный смысл: из какого, по истине вечернего сумрака, вызван был мир весь тихим светом небесной славы того, кто, по словам Писания, не сломил трости надломленной и не угасил дымящегося льна, хотя, паче громов Синайских, возгласилось его учение в концы все­ленной! Посему, когда входят священнослужители опять в алтарь и становятся за престолом, у горнего места, то, как бы из глубины богословия, возглашается прокимен или предлежащий пению стих, знаменующий славу явившегося Божества, и стих этот повторяется клиром.

«Господь воцарися, в лепоту облечеся; обле­чеся Господь в силу и препоясася: ибо утверди вселенную яже не подвижится. Дому твоему подобает святыня в долготу дней».

Сугубая эктения Диакона возбуждает нас после сего прокимена, к усугубленной молитве, с утроенным «Господи помилуй», для большего умиления сердец наших; тут читается и краткая, но трогательная вечерняя молитва.

«Сподоби, Господи, в вечер сей, без греха сохранитися нам. Благословен еси Господи, Боже Отец наших, и хвально и прославлено имя твое во веки аминь», и прочее.

Тогда начинается опять, на обоих клиросах, пение воскресных стихир, соответствующих стихам псаломным.

«Страстию твоею, Христе, от страстей свободихомся и воскресением твоим, из истления избавихомся: Господи слава тебе».

«Господь воцарися, в лепоту облечеся» – «Да радуется тварь, небеса да веселятся, руками да восплещут язы́цы с веселием: Христос бо Спас наш, на кресте пригвозди грехи наша и смерть умертвив, живот нам дарова, падшего Адама всероднаго воскресивый, яко человеколюбец».

«Ибо утверди вселенную, яже неподвижится». – «Царь сый небесе и земли, непостижиме, волею распялся еси за человеколюбие, его же ад среть доле, огорчися, и праведных души приемше возрадовашася, Адам же, видев тя Зиждителя в преисподних, воскресе. О чудесе! како смерти вкуси всех жизнь? но яко же восхоте мир просветити, зовущий и глаголющий: воскресый из мертвых, Господи слава тебе».

Умилительная молитва Симеона Богоприимца который столь долго ждал своего отпущения из сей юдоли, читается пред окончанием вечерни: «Ныне отпущаеши раба твоего, Владыко, по гла­голу твоему с миром», и потом поется песнь Богородичная, составленная из привета Ангельского и Матери Предтечевой: «Богородице Дево радуйся» и проч.

Поучительным псалмом Давида: «Благословлю Господа на всякое время», заключается вечерня, как и открылась она его же псалмом: «Благослови душе моя Господа», дабы в начале и в конце бо­жественной службы, как и всей нашей жизни, душа наша научалась благословлять Творца своего. И сколько назидания в этом псалме, в котором слышим поучение от лица Церкви, устами Давида!

Благословение Иерея полагает предел между службою вечернею и утреннею: при ее начале с благоговением читаются, посреди общего молчания, шесть избранных псалмов, никогда не отлагаемых, как основание утрени, кроме пасхальных дней. Но прежде, нежели начать шестопсалмие, трижды возглашает чтец: «Слава в вышних Богу и на земли мир, в человецех благоволение». Есть обычай в пустынных обителях, для большего умиления, гасить в это время все свечи, кроме лампад перед иконами, дабы в полумраке без всякого развлечения, глубже падали на сердце слова Царя Пророка. Таковы сии шесть избранных псалмов, с которыми полезно ознакомиться каждому:

«Господи, что ся умножиша стужающии ми».

«Господи, да не яростию твоею обличиши мене, ниже гневом твоим накажеши мене».

«Боже, Боже мой, к тебе утреннюю, возжада тебе душа моя».

«Господи, Боже спасения моего, во дни воззвах и в нощи пред тобою».

«Благослови душе моя Господа и вся внутрен­няя моя имя святое его».

«Господи, услыши молитву мою, внуши моление мое во истине твоей, услыши мя в правде твоей и не вниди в суд с рабом твоим, яко не оправдится пред тобою всяк живый».

Подобно как при начале вечерни, после первого ее псалма, так и на утрени после шестопсалмия, великая эктения Диакона возбуждает к моли­тве верных, а вслед за нею поется торжественно: «Бог Господь и явися нам, благословен грядый во имя Господне», и тропарь воскресный:

«Камени запечатану от Иудей, и воином, стрегущим пречистое тело твое, воскрес еси тридневен, Спасе, даруяй мирови жизнь: сего ради Силы небесныя вопияху ти жизнодавче: слава воскресению твоему, Христе, слава царствию твоему, слава смотрению твоему, человеколюбче».

Потом следует чтение кафисм, второй и третьей, потому что первая уже читалась на вечерни. Они состоят, каждая из нескольких псалмов, и раз­делены на три части, кратким пением славы и аллилуйя. После каждой из кафисм, есть так на­зываемые седальны, или стихи, которые дозволялось петь сидя, как и самую читать кафисму, означа­ющую по Гречески сидите. Седальны сии исполнены также мыслью воскресения: таков первый из них:

«Гроб твой, Спасе, воины стрегущии мертви от облистания явльшагося Ангела бывше, проповедующа женам воскресение; тебе славим тли истре­бителя, тебе припадаем воскресшему из гроба и ада потребителю». В том же духе и другие седальны.

Краткая эктения заключает кафисмы и здесь открывается, вместе с царскими дверьми, яркий свет, как символ воскресения, изливающийся из глубины святилища на всю Церковь, среди гимнов и чтения Евангелия: это есть самое торжественное время утрени, называемое полиелеем от многого освещения. Лики поют, на два клира, избранные стихи из псалмов, коих полное чтение бывает только в обителях.

«Хвалите имя Господне, хвалите раби Господа, аллилуйя. Благословен Господь от Сиона, живый во Иерусалиме, аллилуйя. Исповедайтеся Господеви яко благ, яко в век милость его, аллилуйя. Исповедайтеся Богу небесному, яко в век милость его, аллилуйя».

Вслед за тем возглашается трогательная песнь Мироносиц, пришедших с ароматами рано ко гробу, и уже не обретших телеси Господа Иисуса. Этим выражается, как бы самое их пришествие к упраздненному гробу, и с тем вместе изумление Ангелов и человеков о воскресшем. Но каж­дая песнь отделена от другой, погребальным стихом, который слышится обыкновенно при отпевании усопших: «Благословен еси Господи, научи мя оправданием твоим», ибо и здесь, ради помазания погребального, притекли Мироносицы, хотя, вместо искомого ими мертвеца, поклонились они радуяся живому Богу.

«Ангельский собор удивися, зря тебе в мерт­вых вменившася, смертную же, Спасе, крепость разоривша и с собою Адама воздвигша, и от ада вся свобождша».

«Почто мира с милостивными слезами, о уче­ницы, растворяете? блистаяйся во гробе Ангел Мироносицам вещаше: видите вы гроб и уразумей­те, Спас бо воскресе от гроба».

«Зело рано Мироносицы течаху ко гробу твоему рыдающия, но предста к ним Ангел и рече: ры­дания время преста, не плачите, воскресение же Апостолом рцыте».

«Мироносицы жены, с миры пришедшия, ко гробу твоему, Спасе, рыдаху: Ангел же к ним рече, глаголя: что с мертвыми живаго помышляете? яко Бог бо воскресе от гроба».

В конце сих полупогребальных, полувоскресных песней, все верные призываются к поклонению славимого в Троице Бога,

«Поклонимся Отцу, и его Сынови, и Святому Духу, Святей Троице во едином существе, с Се­рафимы зовуще: свят, свят, свят еси Господи»!

Во время сего трогательного пения, которое исполняет нас ожиданием радостного восстания нашего Господа, как бы в самый день Пасхи (ибо каждая воскресная утреня есть ее подобие), священнослужители, со светильником и кадилом, обходят храм: они исполняют фимиамом, как бы ароматами Мироносиц, всю церковь, готовую сделаться свидетельницею воскресения своего Господа.

Но вот однако, прежде чтения воскресного Евангелия, слышатся умилительные антифоны, выра­жающие стремление души к Богу, крепкому, жи­вому, которые составлены из стихов псаломных и новозаветных, отшельниками плачевной юдоли и обители Студийской. Это как бы последний отголосок земной скорби, пред радостною вестью вос­кресения! – О как дорого каждое слово божествен­ной службы, которое можно сказать необходимо для духовной ее полноты! Таковы антифоны первого гласа:

«Внегда скорбети ми, услыши моя болезни. Господи тебе зову».

«Пустынным непрестанное божественное желание бывает, вне сущим суетного мира».

«Святому Духу честь и слава, якоже Отцу подобает, купно же и Сыну, сего ради да поем Троице единодержавие».

Тогда возглашается, во глубине алтаря, над престолом, как бы над самым камнем гроба Христова, воскресное Евангелие. Таких воскресных зачал одиннадцать, читаемых по порядку и, чрез каждые одиннадцать недель, возвращается круг их: посему, посещающие постоянно храмы Божии, по­степенно слышат, одно за другим, все обстоятель­ства радостного воскресения; премудро устроила это святая Церковь. Самое Евангелие выносится потом из алтаря, для всенародного лобызания, как бы во свидетельство воскресения, и посему лики поют ему в сретение радостную песнь:

«Воскресение Христово видевше, поклонимся свя­тому Господу Иисусу, единому безгрешному, кресту твоему покланяемся, Христе, и святое воскресение твое поем и славим: ты бо еси Бог наш, разве тебе иного не знаем: имя твое именуем. Приидите вси вернии, поклонимся святому Христову воскресению: се бо прииде крестом радость всему миру, всегда благословяще Господа, поем воскресение его: распя­тие бо претерпев, смертию смерть разрушив».

После сего Церковь прибегает к молитвам Богородицы и Святых Апостол, как свидетелей воскресения, дабы Господь, по их молитвам, очистил согрешения наши; во все же недели великого поста, для большего возбуждения к покаянию, по­ются, умилительные стихиры.

«Покаяния отверзи ми двери, Жизнодавче, утреннюет бо дух мой ко храму святому твоему, храм носяй телесный весь осквернен: но яко щедр очисти, благоутробною твоею милостию».

«На спасения стези настави мя, Богородице, студными бо окалях душу грехми и в лености все житие мое иждих: но твоими молитвами избави мя от всякия нечистоты».

«Множества содеянных мною лютых, помы­шляя окаянный, трепещу страшнаго дне суднаго: но надеяся на милость благоутробия твоего, яко Давид вопию ти: помилуй мя Боже, по велицей твоей милости».

Молитвенное воззвание Диакона, к предстательству всех святых Божиих, заключает сие пение, следующее за чтением Евангелия. Тогда начинается чтение воскресного канона, разделенного по обычаю на девять песней, и первый стих каждой песни, называемый ирмосом или связью прочих, поется, будучи составлен в подражание ветхозаветных песней пророческих. Канон выражает на утре­ни, подобно как стихиры на вечерни, собственно празднество дня, и потому к стихам воскресным присоединяются другие, напоминающие о кресте Го­споднем, и еще иные в честь Богоматери и празднуемых Святых. Здесь предлагается несколько стихов воскресных и крестных, чтобы хотя немного ознакомить с духовною красотою канона: «Слава Господи, святому воскресению твоему» или «кресту твоему честному», произносит чтец пред каждым стихом, чтобы назнаменовать к чему он относится. Вот два первых воскресных стиха:

«Иже руками пречистыми, от персти, благо­детельно создав мя исперва, распростер руки свои на кресте, и от земли взывает тленное мое тело, еже восприял от Девы».

«Умерщвление подъял еси мене ради, душу смерти предал еси, иже вдохновением Божественным душу ми вложивый, и, отрешив вечных уз и совоскресив, нетлением прославил еси».

Вот и два крестных стиха первой песни ка­нона, исполненные вдохновения богословского:

«Христос обожает мя воплощаяся, Христос мя возносит смиряяся, Христос бесстрастна мя соделывает, стражда жизнодавец естеством плоти; темже воспеваю благодарственную песнь, яко про­славися».

«Христос возносит мя распинаем, Христос совоскрешает мя умерщвляем, Христос жизнь мне дарует: темже с веселием, рукама плеща, пою Спасителю победную песнь, яко прославися».

Приведу еще некоторые стихи канона, из различных его песней, для желающих познать их красоту; затрудняешься только, который из них предпочесть, по чрезвычайной красоте всех.

«Бог сый мне, блаже, падшаго ущедрил еси и снити ко мне благоволив, вознесл мя еси распятием, еже вопити тебе святый: храме одуше­вленный неизреченныя твоея славы, человеколюбче».

«Иже на свое рамо заблуждаемое овча вземшему, и низложившему древом его грех, Христу Богу возопиим: воздвигнувый рог наш, свят еси Господи».

«Кто сей Спас, иже из Эдома исходя, венец нося терновен, очервлену ризу имый, на древе вися? – Израилев есть сей Святый, во спасение наше и обновление».

«Видите людие непокоривии, и устыдитеся: его же бо, яко злодея, вы вознести на крест у Пилата испросисте, умовредне, смерти разрушив силу, бо­голепно воскрес из гроба».

«Христос, будущих благ явився Архиерей, грехи наша разорил есть и, показав странен путь своею кровию, в лучшую и совершеннейшую вниде скинию, предтеча наш во святая».

«Пастыря овцам великаго и Господа, Иудеи дре­вом крестным умертвиша: но той, яко овцы, мертвыя во аде погребенныя, державы смертныя избави».

«О богатство и глубино премудрости Божия! – премудрый объемляй Господь, от сих коварства избавил есть нас: пострадав бо волею, немощию плотскою, сам своею крепостию животворяй, мерт­выя воскресил есть».

«Бог сый соединяется плотию нас ради, и распинается и умирает, погребается, и паки воскресает, и восходит светло с плотию своею Хри­стос ко Отцу: с нею же приидет и спасет бла­гочестно тому служащая».

«Согрешением первозданнаго, Господи, люте уязвихомся, раною же исцелихомся твоею, ею же за ны уязвился еси Христе: ты бо крепость немощствующих и исправление».

«Падает прельстився Адам, и преткнувшись сокрушается, надеждою оболган сый древле обоготворения; но возстает, соединением Слова обожаем, и страстию безстрастие приемлет, на престоле яко Сын славится, седяй со Отцем же и Духом».

После шестой песни читают кондак, и икос или сокращенное содержание мысли всего канона, и потом опять следуют его вдохновенные песни, в которых пение ирмосов, перемешанное с чтением, доставляет для слуха и мысли приятное разнообразие.

«Убояся земля, сокрыся солнце и померче свет, раздрася церковная божественная завеса, камение же разседеся: на кресте бо висит праведный, хва­лимый отцев Бог, и препрославлен».

«Древле убо проклята бысть земля, Авелевою очервленившеся кровию, братоубийственною рукою; Боготочною же твоею кровию благословися окроплена и взыграющи вопиет: отцев Боже благословен еси».

«Иже волею вся творяй и претворяяй, обращаяй сень смертную в вечную жизнь, страстию твоею, Слове Божий, тебе непрестанно, вся дела Господня, Господа поим, и превозносим во вся веки».

«Приидите людие, поклонимся месту, на немже стоясте пречистыя нозе, и на древе божественнии Христовы длани животворящия прострошася, на спа­сение всех человеков, и гроб животный обстояще, поим: да благословит тварь всякая Господа, и превозносит во вся веки».

Так как девятая песнь канона посвящена Пречистой Деве, то пред нею воспевается собствен­ная молитва Богоматери, которую произнесла она, когда праведная Елисавета приветствовала ее как Матерь Господа:

«Величит душа моя Господа и возрадовася дух мой о Бозе Спасе моем».

Вся сия вдохновенная молитва перенесена из Евангелия в утреннюю службу и, между каждым ее стихом, святая Церковь приветствует своим величанием Пречистую Деву:

«Честнейшую Херувим и славнейшую без сравнения Серафим, без истления Бога Слово рождшую, сущую Богородицу тя величаем».

За сим следуют опять окончательные стихи девятой песни канона, не уступающие красотой первым, ибо весь он, как одно величественное це­лое, проникнут славою воскресения.

«О како, людие беззаконнии и непокоривии, лу­кавая совещавше, гордаго и нечестиваго оправдиша, праведнаго же на древе осудиша, Господа славы! его же достойно величаем».

«Спасе, агнче непорочне, иже мира грехи вземый, тебе славим воскресшаго тридневно, со Отцем и божественным твоим Духом, Господа славы: его же благословяще величаем».

«Прославися неизреченною силою твоею крест твой, Господи, немощное бо твое паче силы всем явися; имже сильнии убо низложени быша на землю, и нищии к небеси возводими бывают».

После краткой эктении, заключающей канон, читаются или поются стихи хвалебного псалма, окан­чивающего псалтирь, перемешанные с воскресными, дабы сим, двузаветным хвалением, достойно до­вершить утреннюю службу, начатую также псалмами.

«Хвалите Бога во Святых его, хвалите его во утверждении силы его».

«Крест претерпевый, и смерть упразднивый, и воскресый из мертвых, умири нашу жизнь Го­споди, яко един всесилен».

«Хвалите его на силах его, хвалите его по множеству величествия его».

«Ада пленивый и человека воскресивый, воскресением твоим Христе, сподоби нас чистым сердцем, тебе пети и славити».

«Хвалите его во гласе трубнем, хвалите его во псалтири и гуслех».

«Боголепное твое снисхождение славяще, поем тя Христе: родился еси от Девы и неразлучен был еси от Отца, пострадал еси яко человек и волею претерпел еси крест, воскресл еси от гроба, яко от чертога произшед, да спасеши мир, Господи слава тебе».

«Хвалите его в тимпане и лице, хвалите его во струнах и органе».

«Егда пригвоздился еси на древе крестнем, тогда умертвися держава вражия: тварь поколебася страхом твоим и ад пленен бысть державою твоею; мертвыя от гроб воскресил еси и разбойнику рай отверзл еси, Христе Боже наш, слава тебе».

После сего торжественный возглас священно­служителя: «Слава тебе показавшему нам свет», знаменует для нас явление зари воскресного дня, потому что в первые времена Христианства и до­ныне, в некоторых пустынных обителях, бдение всенощное, в полном смысле сего слова, начи­наясь от захождения солнца, продолжалось во всю ночь, до его восхода.

Кто не знает дивной песни: «Слава в вышних Богу и на земли мир, в человецех благоволение», которую Ангелы принесли с неба пастырям Виелеемским, а люди только дополнили на земле, молитвенными своими воззваниями к Агнцу Божию, вземлющему грехи мира? и как умилитель­ны сии воззвания человеческой немощи!

«Хвалим тя, благословим тя, кланяемтися, славословим тя, благодарим тя, ведшая ради сла­вы твоея, Господи Царю небесный, Боже Отче все­держителю; Господи Сыне единородный, Иисусе Хри­сте, и Святый Душе! Господи Боже, Агнче Божий, Сыне Отечь, вземляй грех мира, помилуй нас; вземляй грехи мира, приими молитву нашу; седяй одесную Отца помилуй нас; яко ты еси един свят, ты еси един Господь, Иисус Христос, в славу Бога Отца, аминь».

Высокий гимн сей, начатый славословием Ангельским, заключается также ангельскою песнию, возвещающей нам славу Трисвятого Бога: «Свя­тый Боже, Святый крепкий, Святый безсмертный, помилуй нас». Она возглашается трижды и вслед за нею поется, пред сугубою эктенией Диакона, еще тропарь воскресный: «Днесь спасение миру бысть, поем воскресшему из гроба и начальнику жизни нашея: разрушив бо смертию смерть, победу даде нам и велию милость».

Благословением и отпуском священнослужи­теля оканчивается собственно утренняя служба; но так как первые Христиане имели благочестивый обычай освящать молитвою начало каждого дня, то к утрени присоединяется еще первый час, соста­вленный из трех псалмов, тропарей праздничных и некоторых более употребительных мо­литв. На конце же всего Богослужения поется победная песнь Богоматери, «Взбранной Воеводе», т. е. свыше превозмогающей все брани, дабы она, как безневестная Мать Христа Бога, избавила нас от всяких бед, имея непобедимую державу.

«Взбранной воеводе победительная, яко избавльшеся от злых, благодарственная восписуем ти раби твои Богородице: но яко имущая державу не­победимую, от всяких нас бед свободи, да зовем ти: радуйся Невесто неневестная».

Таков торжественный ход воскресной всенощной, которая приготовляет нас достойно встретить са­мый день воскресения и его божественную литургию, дабы мы, без рассеянности в молитве, не только телом, но и всею душою, присутствовали при совершении страшных Христовых таин. Зная не­мощь человеческой природы, не без глубокой цели, положили Святые Отцы, еще накануне воскресного дня, приготовлять нас к духовному его празднованию, посредством всенощного бдения, возводящего ум и сердце ко Христу Богу! И сколько ущерба для нашей души опускать сию божественную службу и не уделять для нее, от мимотекущей суеты, двух кратких часов вечерних, которые погружают в забвение временного и в созерцание вечного: ибо она мысленно вводит нас в небесное царство распятого ради нас и воскресшего человеколюбца, Господа нашего и Спаса Иисуса Христа, которому слава во веки.

Еще одно Божественное служение не было предметом беседы нашей: я хочу говорить о литургии преждеосвященной, которая исключительно совер­шается во дни великого поста, и верно часто по­ражала тебя, своими трогательными обрядами и мо­литвами.

Учреждение оной относится к первым векам Христианства; но полагают, что окончательное образование дал ей святой Григорий великий, Папа Римский, называемый Двоеслов, в VI веке, еще прежде отделения Римской Церкви от Церкви Вселенской. Она совершается в среды и пятки святой четыредесятницы, которая, как подражание сорокадневного поста Христова и приготовление к церковному воспоминанию его страданий, была у древних Христиан в таком уважении, что отцы Церкви, ради сердечного сетования и сокрушения духа, не дерзали совершать в плачевные дни сии торжественного служения: полная же литургия дозволена только в суб­боты и воскресения, посвященные памяти мироздания и восстания Господня. «Дни великого поста суть время покаяния, говорит Собор Лаодикийский, и потому каждый должен размышлять о своих согрешениях, а не уклоняться на празднества, чтобы прежде времени не насытиться радости духовной».

Вначале воспрещено было приступать даже к источнику небесного утешения, Божественным тайнам, в первые пять дней каждой недели поста; но когда впоследствии, немощь духовная благочестивых Христиан, обвыкших ежедневно приобщаться своему Искупителю, не могла переносить столь тяжкого лишения, Церковь оказала им милосердие; она разрешила, в два дня недели, посвященные памяти предания и распятия Спасителя, выносить на вечерни, для поклонения и причащения верных, Божественные дары, прежде освященные на литур­гии воскресной и соблюдаемые на сие в ковчеге; отселе приняла свое начало и название литургия преждеосвященных даров. Посему чин ее совер­шенно отличен от обедни святых Василия и Зла­тоуста; она состоит собственно из вечерни, пред­шествуемой часами, и некоторой части обыкновен­ной литургии, кроме важнейшего, то есть освящения самых даров, и хотя менее торжественна, но внушает не менее страха и благоговения: ибо при самом ее начале присутствует уже закланный агнец Божий, под видом хлеба напоенного вином, ко­торые освящены и преложились в тело и кровь Христовы, во время полной литургии.

Самые часы отличны от тех, которые обыкно­венно читаются пред обеднею: чтение их гораздо продолжительнее; кроме положенных трех псалмов, на каждом часе читается еще по кафисме, дважды прерываемой и оканчиваемой славою Пре­святой Троице и трояким аллилуйя, подобно как на утрени, а на шестом часе еще статья из пророчеств. При конце сих кафисм, Священник выходит из алтаря и творит пред царскими вра­тами три земные поклона, повторяемые всеми вер­ными, произнося основный стих каждого часа, ко­торый выражает, что побудило Христиан освящать именно час сей молитвою.

Третий утешительно напоминает сошествие Св. Духа: «Господи, иже Пресвятаго твоего Духа, в третий час, Апостолам твоим ниспославый, того благий не отыми от нас, но обнови нас молящихтися».

Поразительна молитва к Распятому на шестом часе: «иже в шестый день же и час, на кресте пригвождей, в рай, дерзновенный Адамов грех, и согрешений наших рукописание раздери, Христе Боже, и спаси нас».

Умилительна последняя: «иже в девятый час, нас ради плотию смерть вкусивый, умертви плоти нашея мудрование, Христе Боже, и спаси нас».

И чтобы еще более смирить сие суетное мудрование, пред окончанием каждого часа, Священник опять выходит к народу, и воздев к небу руки, с тремя земными поклонами, произносит высокую молитву св. Ефрема Сирянина, глубоко постигшего тайну смирения, когда из сокрушенной души его истекли сии трогательные прошения:

«Господи и Владыко живота моего, дух празд­ности, уныния, любоначалия и празднословия не даждь ми. – Дух же целомудрия, смиреномудрия, терпения и любве, даруй ми рабу твоему. – Ей Госпо­ди Царю, даруй ми зрети моя прегрешения и не осуждати брата моего, яко благословен еси во веки веков, аминь».

Произнесши сперва сию молитву по частям, Священник дает время безмолвной молитве, с малыми поклонами, и в заключение вновь произно­сит ту же молитву, всю и нераздельно, сопровож­даемую одним земным поклоном.

Все на сей Божественной службе должно при­зывать нас к покаянию: после св. Ефрема, Василий Великий, на конце девятого часа, молит: «что­бы долготерпеливый Господь, приведший нас до сего часа, в который, вися на животворящем дре­ве, открыл вход в рай благоразумному разбой­нику, сам бы очистил нас, недостойных воз­зреть на высоту небесную; ибо мы ходили в волях сердец наших и в суете исчезли дни наши, и дал бы нам сложить с себя ветхого человека, чтобы облечься в нового и пожить Богу». – Тогда оба хора, подражая спасительным словам распятого разбойника, с ним вопиет: «во царствии твоем помяни нас Господи, егда приидеши во цар­ствии твоем»! Потом попеременно напоминают друг другу те добродетели, какие могут открыть врата сего царствия, и поют девять блаженств Евангельских: нищих духом, плачущих, кротких, алчущих и жаждущих правды, милостивых, чистых сердцем, миротворцев, изгнанных правды ради и поносимых ради Господа, и обещая им многую мзду на небесах, между каждым стихом, повторяют молитву благоразумного разбойника. Они еще трижды припадают к Пресвятой Троице, с тою же мольбою, дабы глубже напечатлелась в серд­це: «помяни нас Господи, помяни нас Владыко, помяни нас Святый, егда приидеши во царствии твоем».

Начинается самая вечерня и до малого входа священнослужителей и песни: «Свете тихий», совер­шается по обыкновенному чину. Иногда только, когда празднуется, в великопостные дни, память Мучеников и посему разрешается чтение Апостола и Евангелия, Диакон во время хода, вместо кадила, несет в руках Евангелие как на литургии.

Но прежде сего, во время пения вечерних стихов: «Господи, воззвах к тебе», Священник, наполнив благоволением фимиама весь алтарь, вынимает из стоящего на престоле ковчега, преждеосвященный хлеб, тело Христово, напоенное его кровию, возлагает на дискос, благоговейно кадит, троекратно обходя престол и, подняв на голову, несет, предшествуемый Диаконом с кадилом, на жертвенник: там вливает также в чашу ви­но и воду, не освящаемые впоследствии, но толь­ко явственнее дополняющие второй вид таинства.

После вечернего пения «Свете тихий» чтец, посреди церкви, читает две паремии, одну из книги Бытия, повествующую вначале падение Ада­мово, заблуждения его потомков и последовавшие за оными казни; другую же из притчей Соломона, гадательно предъявляющих уже некий свет грядущего Христа. Дабы знаменательнее выразить сей переход, от мрака к свету, между обеими паремиями, Священник, держа в руках кадило и светильник, который стоял пред святыми Дара­ми, из царских врат осеняет крестообразно народ, с сими таинственными словами: «премудрость прости, свет Христов просвещает всех». Сей зримый свет должен отчасти заменить верным свет слова Евангельского, коего лишены они во дни плача, а вместе и напоминает им, о том Божественном свете, которому скоро поклонятся в преждеосвященных Дарах.

Для большего умиления, вслед за паремиями, три отрока, как три Ангела, напоминая также и трех Еврейских отроков, воспевших славу Бо­жию посреди Халдейской пещи, отделяются от прочего хора и становятся пред царскими вра­тами, где, чувствительным сердцу напевом, повторяют вечерний стих: «да исправится молитва моя». – Тот же стих попеременно поется также и на клиросе, а в промежутках воспеваются еще следующие стихи псалма, спасительные всякому, кто только будет действовать в духе сих про­шений. «Господи, воззвах к тебе услыши мя, услыши мя Господи, внегда воззвати ми к тебе; положи Господи хранение устом моим и дверь ограждения о устнех моих: не уклони сердца мо­его в словеса лукавствия, непщевати вины о гресех» (не вымышлять извинения во грехах).

Благочестивое же собрание молящихся Христиан, чувствуя с сокрушенным сердцем, сколь далеко отстоят все их деяния от сих возвышенных молений, на коленах внимает им. Оно подражает смирению мытаря, который, в притворе хра­ма, бия себя в перси, произносил только: «Боже милостив буди мне грешнику»! и уповает, подо­бно ему, обрести оправдания не от дел своих, но от сознания своего недостоинства. А Священ­ник, во время пения стихов стоит, с кадилом в руках, пред престолом и, чрез восходящее облако фимиама, видимыми образами напоминает, чтобы во время сей вечерней жертвы и воздеяния рук наших к Богу, самая молитва прямо возно­силась к нему, подобно фимиаму; при последнем же повторении стиха сего сам, отдавая кадило, преклоняет колена со всею Церковью.

С половины великого поста Диакон, на су­губой эктении, после молитвы об оглашенных, приглашает верных помолиться также и о братиях, готовящихся к просвещению; ибо в первые времена Церкви, некоторые из оглашенных, более приуготовленные к принятию святого крещения, были просвещаемы оным преимущественно в великую субботу. Молитвы сии изображают ду­ховные их нужды: просвещение разума и благочестия, баню пакибытия и одежду нетления, порождение водою и духом, совершение веры и сопричтение к святому избранному стаду. Потом и они должны выходить из храма, ибо «ныне Силы небесные с нами невидимо служат, се бо входит Царь славы, се жертва тайная совершенна дориносится».

В сию торжественную минуту, светильник, являющийся в северных дверях алтаря, извещает верных о пришествии Царя их, в виде жертвы, несомого на главе Пресвитера, которому предшествует Диакон, устилающий путь его фимиамом, и все падают ниц благоговейно пред непостижимым таинством, как падал Исаия пред нестерпимою славою Сидящего на Херувимах, и страшное безмолвие водворяется в церкви. Слегка слышатся только на возвышении, кругом алтаря, над главами приникшими к помосту, тихие мерные стопы трех идущих, иногда остана­вливающиеся, или звук потрясенного кадила пред Дарами, и мнится – ныне Силы небесные с нами невидимо служат! – Такою робостью проникают звуки сии трепетное сердце, а поднявшийся хор на­чинает, еще над простертыми долу, призывную песнь: «с верою и любовью приступим, да при­частницы жизни вечныя будем, аллилуйя».

Все встают, ибо жертва уже на престоле, го­товая «датися в снедь верным», которых при­готовляет к ее принятию исшедший из алтаря Диакон, молитвами о вечных благах, Пресвитер же молитвою Господнею «Отче наш», и вслед за тем задергивается завеса с возгласом: «преждеосвященная святая святым». Лик по обычаю отвечает: «един свят, един Господь Иисус Хри­стос» и, во время причащения священнослужите­лей, поет в назидание Церкви: «вкусите и види­те яко благ Господь: аллилуйя». Когда же Диакон призывает к приобщению, во вратах алтаря, еще убедительнее взывает лик, пророческими слова­ми Давида: «благословлю Господа на всякое время, хвала его во устех моих: хлеб небесный и ча­шу жизни вкусите и видите яко благ Господь, аллилуйя». По отнесении святых Даров на жертвенник, поется обычный стих: «да исполнятся уста наша хваления твоего Господи; соблюди нас во твоей святыни, весь день поучатися правде тво­ей, аллилуйя».

Особенно замечательна, глубоким смыслом своих прошений, заамвонная молитва, в которой Пресвитер просит: «чтобы Вседержитель, введший нас в пречестные дни сии, к очищению душ и телес, к воздержанию страстей и к надежде воскресения, дал бы нам подвизаться подвигом добрым, течение поста совершить, веру нераздельну соблюсти, главы невидимых змиев сокрушить, явиться победителями греха и неосужденно достигнуть и поклониться святому воскресению».

А я, желая тебе искренно исполнения всех сих прошений, на время останавливаюсь, ибо, постепенным объяснением Богослужения, непримет­но коснулся и самого поста, который вначале не был предметом бесед наших. Мне бы весьма хотелось однако, изложить пред тобою и трога­тельной красоты великопостного служения, исполненные таинственного смысла; они все заключают­ся в книге, называемой триодию постною, и если ты мне изъявишь на то свое желание, не замедлю приступить к делу, чтобы тем доказать тебе, как все, относящееся до блага души твоей, близко и моей собственной.

3 Ноября 1835 г.

С.-Петербург

Когда ты входишь в Церковь для молитвы, входи с благоговением, как в дом Божий, где во время Божественной службы, повторится пред твоими глазами все то, чему тебя учили твои Христианские наставники, о спасительном за нас стра­дании Сына Божия, Господа нашего Иисуса Христа.

Итак, прежде всего, старайся быть достойным сего священного зрелища и, по мере сил твоих, исполни то, что внушает нам Евангелие Христово. Оно говорит: «если принесешь дар твой к алтарю и тут вспомнишь, что брат твой имеет нечто на тебя, оставь там дар твой пред алтарем, и пойди прежде примирись с братом твоим, и тогда приди и принеси дар твой» (Матф. 5:23–24). Посему и ты входи всегда с миром, как в отношении твоих ближних, так и собственной твоей совести, потому что ты услышишь, в первых словах Божественной службы: «миром Го­споду помолимся».

Евангелие говорит тебе о даре пред алтарем: – какой же это дар? – Ты видишь, что даже язычники, в домах своих и божницах, воспоминают своих умерших праотцев и родителей; но они заблуждаются, принося им самим жертвы следующие Божеству. Ты же, как Христианин, на­ученный истинной вере, приноси духовную жертву Богу, о душах твоих усопших отцов и братии, и о здравии и спасении живых. А чтобы жертва твоя была действительна, она должна быть прине­сена руками того, кто имеет на сие право, и не иначе как в Церкви.

Посему принеси Священнику в алтарь хлеб, называемый просфорою, прежде начатия Божествен­ной службы, которая именуется иначе обеднею или литургиею, и попроси его помянуть с молитвою, пред жертвенником, как бы пред Божиим престолом, твоих отцов и братий, живых или усоп­ших, чтобы Господь даровал им прощение грехов, как в сей жизни, так и в будущей. Это отчасти и будет духовный дар Богу, ибо он так благ, что принимает, как бы себе, все то, что мы делаем для ближних наших.

Принеси с собою в церковь и другой дар, угодный Богу, милостыню для нищих, или раздай ее на дороге, если нет их в церкви, потому что они также братия твои, происходящие с тобою оди­наково от первого человека Адама, который со­здан был от Бога невинным и согрешил. Ни­щие сии, если они не Христиане, не менее должны заслуживать твое сострадание, ибо они, как рож­денные Адамом, будучи такие же грешники как и ты, не знают подобно тебе Искупителя человеческого рода, Господа нашего Иисуса Христа, Сына Божия, который сошел на землю и пострадал на кресте, чтобы спасти нас и искупить от грехов.

Ты можешь принести с собою еще и третий дар, свечи, которые возжешь пред иконами Го­спода Иисуса Христа и пречистой его Матери и Святых, ему угодивших в сей жизни и им прославленных в будущей. Возжжением сего света ты выражаешь свое к ним глубокое благоговение и то внутреннее пламя, которое должно гореть в твоем сердце, при воспоминании о их святой жи­зни, служащей тебе образцом.

При входе в церковь осени себя знамением креста с сею молитвою: «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешного», в память того креста, на котором распят был за тебя твой Спаситель, и сим знамением, как самым сильным оружием, огради себя от всякой нечистой мысли, и направь весь свой ум и сердце к мо­литве, ибо человек, приступающий к Богу, должен забывать человеческое, чтобы только помы­шлять о божественном.

Вот ты взошел в церковь. Ты видишь, что она разделена на две главные части: одна выше дру­гой, отделена от нее и доступна только одним свя­щеннослужителям, которые совершают службу свою пред престолом и не в обыкновенных одеждах, а в священных ризах; что же все сие значит?

Алтарь отделен от прочей церкви для того, что ты, как непосвященный, недостоин взирать на высокие таинства, в нем совершаемые; пото­му он и возвышен над помостом. На жертвеннике, стоящем по левую сторону, приготовляется жертва, приносимая за грехи твои, а на престоле она совершается; потому и должен ты почитать его, как бы самый престол Божий: врата, к нему ведущие, называются царскими, как бы вход в небесное царствие, ибо ими входит и исходит к тебе сам Господь наш Иисус Христос, в образе жертвы; осеняются они и завесою, для боль­шей сокровенности таинства, тебе недоступного.

Но оно доступнее священнослужителям, для сего исключительно посвященным, Архиерею или Священникам его совершающим, и Диаконам при нем служащим; все они облекаются на сие служе­ние в особенные ризы, чтобы тем показать: каким образом, приступая к святыне, должно иметь светлую, чистую совесть и возвышаться духом до созерцания божественных предметов.

Ты же, хотя издали, мысленно последуй за ними и, видя сколь священно их служение пред Богом, почитай и люби их, как своих наставников в вере, как своих отцов духовных, которые приемлют от тебя грехи твои и приносят за них жертву.

Прежде начала божественной службы и во вре­мя приготовления к оной священнослужителей в алтаре, положено чтение, так называемых часов, т. е. возвышенных молитв на разные часы дня, собранных вместе, чтобы и тебя приготовить к бла­гочестивому вниманию, для предначинаемой литургии, если только ты вникнешь и уразумеешь сии молитвы.

Обедня или литургия начинается благословением царства Пресвятой Троицы, Отца и Сына и Святого Духа, которых ты, как Христианин православ­ный, научился исповедовать, при святом крещении, для того чтобы достигнуть некогда сего небесного царствия, обещанного нам Спасителем нашим, Господом Иисусом Христом.

Потом Диакон произносит, во услышание все­го народа, краткие молитвенные воззвания, о благах временных и вечных, на которые хор поющих, от лица всего народа, отвечает благого­вейно: «Господи помилуй»! Так и ты, хотя не вслух, но втайне, на каждую сию молитву говори в твоем сердце: «Господи помилуй»! ибо ты должен, от всей глубины души твоей, молиться: о свышнем мире и спасении души твоей; за все святые Христианские Церкви рассеянные по всему миру; за ту Церковь, в которую ты сам входишь, со страхом Божиим и благоговением, за Святейший Синод, собрание верховных Пастырей Русской Церкви, посвящающих и посылающих тебе духовных наставников, отцов твоих; за благочестивейшего Государя Императора, Покровителя и защитника православной веры.

Ты должен также молиться, о всяком граде и стране и верою в них живущих; о изобилии плодов земных для общего пропитания, о плавающих, путешествующих, страждущих, плененных; о избавлении всех, от всякой скорби, гнева и нужды, заступлением и благодатью Божией, и наконец ты должен ежедневно и ежечасно, предавать самого себя и всех твоих близких Хри­сту Богу, при заступлении Пречистой его Матери и всех Святых, которые непрестанно молят его о душах наших, как истинные заступники и хо­датаи наши пред небесным престолом.

Таков возвышенный смысл первых молитвенных воззваний, произносимых Диаконом пред царскими вратами: будь к ним внимателен, ибо он за тебя их произносит; он научает тебя молиться Богу, когда ты, как младенец, не умеешь открыть уста свои; если же чего и недоразумеешь или не дослышишь, говори только, в про­стоте твоего сердца, но с теплою верою: «Госпо­ди помилуй, Господи помилуй»! и молитва твоя дойдет к Богу, ибо Бог твой близ тебя, а Церковь его есть нарочно устроенное им сокровище, в ко­торое он приемлет молитвы, приносимые смотря по силам каждого.

Посреди сих первых молитв, ты уже услы­шишь и краткое исповедание веры, которому тебя научали в Катехизисе твои наставники духовные, совершающие теперь пред тобою божественную слу­жбу; и хор поющих за тебя возглашает сие исповедание: каким образом единородный Сын Божий, будучи бессмертен, изволил для нашего спасения сделаться человеком, родившись от Пречи­стой Богородицы Девы Марии, и распялся за нас, чтобы смертию своею попрать нашу смерть.

После сего открываются в первый раз пред тобою врата царские, и ты видишь торжественное шествие Священника и Диакона, со святым Евангелием, дабы ты чрез сие вспомнил, как некогда сам Господь наш, Иисус Христос, явился в мир, для проповеди того спасительного Евангелия, о котором и до тебя достигла благая весть. Посе­му, как некогда те, которые видели самого Госпо­да, и ты призываешься к нему сими словами: «приидите поклонимся и припадем ко Христу; спаси нас Сыне Божий, воскресший из мертвых, нас поющих тебе аллилуйя», т. е. похвалу или славу, и слава сия воздается в молитвах, каждому из трех лиц Святой Троицы, для того чтобы ты бо­лее утвердился в сем основном учении Христианской веры, без которого никто не может назы­ваться Христианином: «Святый Боже, Святый Крепкий, Святый Безсмертный помилуй нас; слава Отцу и Сыну и Святому Духу».

За сим следует чтение Апостольских посланий, которыми Апостолы просветили мир, когда они обошли всю вселенную, чтобы научить ее истинной вере во Св. Троицу, Бога Отца, Бога Сына и Бо­га Духа Святого. Чтение божественных деяний Христовых, предлагается нам во услышание из его Евангелия, вслед за посланиями Апостольскими, да­бы мы научались подражать ему и любить нашего Спасителя, за его к нам неизреченную любовь, как дети отца своего.

Тогда закрываются на время царские врата, из которых к нам истекла благая весть Еван­гельская, и Диакон возглашает опять молитвы к Богу отцов наших, чтобы, по великой своей ми­лости, помиловал нас; повторяя прежние прошения, он присоединяет к ним еще молитвы за усопших отцов и братьев наших, которых мы никогда не должны забывать, дабы и нас воспоми­нали дети наши пред престолом Божиим. Он молится и о всех предстоящих в храме и ожидающих от Господа великих и богатых мило­стей, и хор ответствует за народ, тройственным: «Господи помилуй», чтобы умножилась ре­вность молящихся, усугублением сего воззвания к Господу, при каждой молитве.

По благости Божией ты Христианин и при­надлежишь к числу верующих; но есть другие, ко­торые еще находятся во тьме язычества, ибо еще не получили света Христова в святом крещении, подобно тебе. Есть некоторые, которые только го­товятся принять Св. крещение уже в зрелом воз­расте, а не в младенчестве. Такие лица называют­ся оглашенными, ибо до них достиг только глас истинной веры, но они еще не приняли ее, в таинстве крещения, которое одно только может омыть нас от грехов и сделать нас истинными чадами Божьими на земле, – посему они еще не могут присутствовать при совершении таинств церковных: к ним призываются одни только верные Христиане, а не окрещенные должны удаляться из церкви по гласу Диакона: «оглашенные изыдите»; но прежде за них молятся верные, дабы Го­сподь помиловал их, и просветил словом исти­ны, и соединил со своею Церковью. И ты помо­лись о них усердно Богу, благодаря его от всего сердца, за то, что ты сам уже принадлежишь к числу спасаемых, а потом, когда Диакон призывает к молитве уже одних только верных, по­вторяя опять вкратце несколько из прежних прошений, собери все твое внимание духовное, ибо пред тобою будет совершаться только то, что могут со­зерцать одни верные.

Ты слышал учение о Ангелах благих, светлых, непрестанно предстоящих престолу Божиему, которые носят различные наименования, по степе­ни их славы: Архангелов, Херувимов и Серафимов. Теперь, когда приближается торжественное время совершения таин Христовых, Церковь внушает тебе: уподобиться сим блаженным Духам, в благоговении к святыне. «Мы, которые в тай­не образуем собою Херувимов, воспевающих трисвятую песнь животворящей Троице, отложим ныне всякое попечение житейское, дабы поднять Царя всех Христа, невидимо носимого Ангельски­ми чинами».

Во время сего пения, Священнослужители исхо­дят из алтаря, со священными сосудами, кото­рые переносят с жертвенника на престол: Свя­щенник несет чашу, а Диакон держит над го­ловою, на блюде или дискосе, священный хлеб, предназначенный для совершения жертвы и назы­ваемый посему Агнцем, ибо он изображает Хри­ста, принесенного в жертву за грехи наши и, после освящения Даров, послужит для причастия верных. Посему преклони благоговейно пред Св. Дарами голову, и поскольку Священнослужители гром­ко поминают, во время сего шествия, власти ду­ховные и мирские и всех православных Христиан, молись и ты внутренно, чтобы помянул тебя Господь во царствии своем.

После сего знаменательного хода, закрытие цар­ских врат и опущение завесы означает, что тай­на, долженствующая совершиться в алтаре, уже недоступна не только тленным очам твоим, но и слабому разуму, и что только издали, с чистою верою, можно ей поклониться, не стараясь проник­нуть в то, что свыше твоего разума, ибо божествен­ное не вмещается в человеческом понятии.

Но дабы, во время совершения таин, тебе недоступных, назидать тебя молитвами, исходит из заключенного алтаря Диакон, внушая: исполнить твою молитву Господу; однако молитвы сии, сообраз­но с возвышенною минутою божественной службы, должны более относиться к благам вечным, не­жели временным, и потому он молится: о провождении всего и всякого дня свято, мирно и без­грешно; об Ангеле мирном, верном хранителе душ и телес наших; о прощении и оставлении грехов наших; о всем добром и полезном для душ наших; о скончании прочего времени нашей жизни в мире и покаянии, и наконец о христианской кончине нашей жизни, безболезненной, непо­стыдной, мирной, и о добром ответе на страшном судилище Христовом; ибо сие должно быть всегдаш­нею и единственною целью нашей жизни, которую мы все должны предавать Христу Богу.

После сих мирных прошений, на которые отвечает хор, уже не обычными словами: «Госпо­ди помилуй», а другими прямо просительными: «по­дай Господи», Диакон, услышав из уст Свя­щенника желания мира всей Церкви, возбуждает всех верных христиан: «возлюбить друг друга, дабы единомысленно исповедовать», и хор, в знак сего единомыслия, доканчивает слова его: «Отца и Сына и Святаго Духа, Троицу единосущную и нераздельную».

За сим кратким исповеданием следует, по воззванию Диакона, более пространное под именем Символа: т. е. образца веры. Ты научен ему и повторяешь ежедневно, на утренней и вечерней мо­литве, но хорошо ли уразумел смысл его? – Следуй мысленно за словами и исповедуй не токмо устами, но и от всего сердца: «Верую во единаго Бога Отца Вседержителя, Творца неба и земли, всего видимого и невидимого; верую и во единого Господа Иисуса Христа, Сына Божия единородного, рож­денного от Отца прежде всех веков». Дабы ты лучше понял его божественное рождение, превы­шающее наш разум, Символ объясняет тебе: что сей Сын Божий есть Бог истинный, рожден­ный от Бога истинного, как свет от света, а не сотворенный подобно прочей твари, которая им создана; Он же, как Бог, единого существа с Отцом своим.

Далее Символ веры, в кратких чертах, раскрывает тебе и земную жизнь Сына Божия: каким образом, для нашего спасения и за нас человеков, снизшел Он с небес и благоволил принять на Себя плоть нашу, от Девы Марии, содействием Св. Духа, и сделался истинным человеком; распялся за нас, во время правительство­вавшего в Иерусалиме областного начальника Пи­лата, страдал и погребен был совершенно как человек, но как Бог воскрес, в третий день из мертвых, так как о нем сие предсказано было, за многие столетия, в книгах Св. Писания; и не только воскрес, но и вознесся на небеса, отколе снизшел, и сидит одесную Отца своего и опять снидет на землю, уже не в образе уничижения, но со славою, чтобы судить живых и мертвых, ибо его царствию не будет конца.

«Верую, говорит Символ, и в третье лицо Св. Троицы, Духа Святого, Господа животворящего, который от Отца исходит, и со Отцом и Сыном поклоняется и славится; он глаголал чрез Пророков, которые некогда возвестили долженство­вавшее совершиться спасение миру чрез Сына Божия».

«Верую и во единую, святую, Соборную и Апо­стольскую Церковь», которая есть хранительница чистого учения о Боге, преданного ей Богом самим, чрез Св. Писание и предания Апостольские и Св. Отцов, от коих оно перешло непрерывно и до твоих духовных наставников в вере. Посему, сходно с сим небесным, чистым учением, а не иначе, исповедуй единое крещение, и вместе с сим первоначальным таинством, и прочие шесть за ним следующие, по благодати того же Св. Духа, в них действующего, а именно: миропомазание, которым запечатлеваются в тебе дары духовные, после того как ты обмыл грехи свои в водах крещения; причащение, чрез которое ты входишь в сообщение с самим Господом Иисусом Христом, чрез вкушение его божественных тела и крови, приготовив себя прежде к их принятию, исповеданием грехов твоих в таинстве покаяния; брак, которым сочетаешься законно с созданною от Бога помощницею для воспитания себе подобных во славу его; елеосвящение, святым елеем при со­борной молитве, исцеляющее твои недуги, телес­ные и душевные, и напутствующее тебя к вечной жизни, и наконец таинство священства, которое, благодатью Духа Святого, передает мужам избранным власть и силу, сообщать дары духовные верным и быть блюстителями Церкви Христовой.

Символ утверждает, наконец, веру твою в Господа Бога и его Церковь, упованием ожидающего всех нас воскресения мертвых, в прославленном теле, и жизни будущего века, к которой ты должен уже отселе стремиться, чистыми и правед­ными делами временной своей жизни.

После пения Символа веры Диакон возвра­щается в алтарь, чтобы служить Священнику при совершении таин, возбудив тебя прежде, к добро­му стоянию в церкви, со страхом и вниманием, для мирного приношения бескровной жертвы. Пастыр­ская забота одушевляет и Священника во глубине алтаря, когда он, пожелав тебе сперва духовные блага, от каждого лица Св. Троицы: благодать Господа нашего Иисуса Христа, любовь Бога Отца и причастие Св. Духа, внушает всем, чтобы обра­тили сердца свои только к небесному, и достойно возблагодарили за то Бога. – И хор поющих, как бы уверенный в твоем внутреннем расположении, за тебя ответствует: «имамы (т. е. сердца наши) ко Господу» и «достойно и праведно есть поклонятися Отцу и Сыну и Святому Духу, Троице еди­носущной и нераздельной». Священник, вознося все выше и выше свои молитвы, громогласно напо­минает тебе об Ангелах, Серафимах, «побед­ную, т. е. торжественную песнь поющих, вопиющих, взывающих и глаголющих» к Богу, и ты слышишь самую песнь сию. «Свят, Свят, Свят Господь Саваоф, т. е. Бог сил, исполнив­ши небо и землю славы своея».

Теперь, по истине, стань со страхом и внемли: как будет приноситься за тебя жертва Христова, во внутренности святилища! Ты слышал, из бо­жественного Евангелия и из учения духовных наставников: как Господь наш Иисус Христос, в ту самую ночь, в которую он был предан, одним из учеников своих, в руки иудеев, чтобы пострадать за грехи наши, собрав своих Апостолов на тайную вечерю, взял пред ними хлеб, благословил его и, преломив, дал им вкушать, говоря: «приимите и ядите, сие есть тело мое, за вас ломимое во оставление грехов», также подал им и чашу, говоря: «пейте от нее все, сия есть кровь моя, нового завета, за вас и за многие изливаемая, во оставление грехов». Сии са­мые дивные слова Спасителя нашего, произносит в слух всех Священник, стоящий пред престолом и указывающий на предложенные святые дары, хлеб и вино, чтобы напомнить тебе о вече­ри Христовой, к которой ты готовишься приступить.

Потом он поднимает их крестообразно с престола, как жертву готовую принестися за весь мир, восклицая: «Твоя от твоих, тебе приносяще о всех и за вся»! и совершает сию жертву, призыванием на нее Духа Святого, и благословением, силою коего освященный хлеб прелагается в истинное тело Христово, за тебя пострадавшее на кресте, а вино в чаше в истинную кровь Христо­ву, за тебя пролитую со креста. Он сам прости­рается на землю, со страхом и благоговением пред сим величайшим таинством; и ты также, помышляя о неизреченных к тебе щедротах Бога Спаса твоего, смиренно преклонись на землю, во время пения: «Тебя поем, тебя благословим, тебя благодарим Господи и молимся тебе Боже наш», ибо это есть самая важная и торжествен­ная минута из всей Литургии, – совершение таин!

По совершении оных, воспоминает над ними Священник всех живых и усопших, за которых они приносятся, начиная от Святых благоугодивших Богу, и наипаче (изрядно) о пресвятой, пречистой, преблагословенной, славной Владычице нашей Богородице и присно Деве Марии, которой воздают должную хвалу поющие лики, величая ее: «Честнейшею Херувим и славнейшею Серафим», ибо она истинно выше, по благодати, всех без сравнения небесных Ангельских Сил, и достойна на земле всякого ублажения, как родившая Спаса душ наших.

В молитве за живых, воспоминает Священник и о духовной власти, о Святейшем Синоде, и просит Господа: «дабы все единым сердцем и едиными устами, славили и воспевали всечестное и великолепное имя, Отца и Сына и Св. Духа», и для сего желает всем: «милостей великого Бога и Спаса нашего Иисуса Христа», ибо только по его благодати, может сие исполниться.

Тогда опять выходит, из заключенного алтаря, Диакон и возбуждает: «помянув все святое, опять обратиться к молитве, дабы Господь, приняв на­шу жертву в свой небесный жертвенник, ниспослал нам божественную благодать и дары Св. Духа»; он повторяет те же высокие прошения, о духовных благах, которые ты уже слышал прежде совершения таин. Священник, почитая всех молящихся, уже достаточно приготовленными к принятию сих благ, взывает к Господу: «чтобы он сподобил нас, неосужденно, сметь призывать его, как небесного Бога и Отца, и гла­голать к нему сию молитву, которую некогда сам Спаситель передал своим Апостолам, когда они просили его научить молиться: «Отче наш!»

И ты научен был сей молитве, прежде многих других молитв: ты знаешь ее наизусть и повторяешь ежедневно, утром и вечером; но хо­рошо ли ты вникнул в божественный смысл ее? – Чувствуешь ли, как близок Бог Христианский призывающим имя его, ибо Он не таков, как страшные боги язычников, для них недоступные и чуждые; нет, он к тебе близок, ибо он Отец твой, который не пощадил для тебя Сына своего Единородного, и нисходит к единению с тобою, в своем Духе Святом, которым тебя исполняет чрез таинства церковные. Что может быть теснее сего союза? – Тебе не страшно говорить с земным отцом твоим; не чуждайся и Небесного, говори ему только с сыновнею любовью и простотою сердца: «Отец наш, живущий на небесех, да святится имя твое, да приидет царствие твое, да будет воля твоя, как на небесах, так и на земле». Но когда же это все будет? – когда ты сам будешь исполнять волю его, отказавшись от порочных влечений собственной воли; когда ты будешь освящать добродетелями жизнь свою, во имя Отца твоего небесного, который примет тебя в царствие свое и, по благости своей, изберет собственное твое сердце своим жилищем и престолом, на коем воцарится в тебе.

Далее чего ты просишь? – насущного хлеба, и не желай излишнего, помышляя о жизни вечной более нежели временной; проси оставления грехов своих и поистине получишь, если заплатишь тем же оставлением должникам своим; и Господь те­бя избавит от искушений всех бед, ради тво­его смирения.

После тайной молитвы над преклонившими главы, по гласу Диакона, Священник, задернув завесу, возглашает: «святая святым», т. е. свя­тые дары для святых людей, чтобы ты чувствовал, с каким благоговением и чистотою, дол­жно приступать к такой святыне; – ты же, про­никнутый своим недостоинством, повторяй мы­сленно вместе с хором: «един свят, един Го­сподь, Иисус Христос, во славу Бога Отца, аминь».

В сие время Священнослужители, внутри алта­ря приступают благоговейно к причащению свя­тых и страшных таин Христовых. Последуй и ты мысленно во внутрь святилища, как бы на са­мую вечерю Христову с его учениками, и, если ты сам готовишься к приобщению Св. таин, то, доколе еще есть время, опущена завеса и закрыты врата царские, отвергай сердцем все грехи твои, которые накануне исповедал в таинстве покаяния, пред духовным своим отцом, сокрушайся о них и моли Господа дать тебе довольно твердо­сти, чтобы не повторять их. С таким расположением душевным приступай к причащению тела и крови Христовых, когда, с открытием цар­ских врат, возгласит Диакон: «со страхом Божиим и верою приступите».

Но от тебя потребуется прежде устное исповедание сей веры; внимай словам, какие будешь произносить вслед за Священником, пред чашею пред лицом Христовым: «Верую Господи и испо­ведаю, что ты воистину Христос, Сын Бога живаго, пришедший в мир спасти грешников, из коих я первый. Еще верую, что сие есть самое пречистое тело твое и сия есть самая честная кровь твоя; и так молюсь тебе: помилуй меня и прости мне все согрешения мои, вольные и невольные, словом или делом, ведением или неведением соделанные мною, и сподоби меня неосужденно при­частиться пречистых твоих таин, во оставление грехов и жизнь вечную».

Вспомни, что умоляя Господа принять тебя причастником своей вечери, ты обещаешь ему не от­крывать таин его врагам его, ни давать ему лобзания, подобно предавшему его Иуде, но как разбойник, уверовавший в него на кресте, исповедовать: «помяни мя Господи во царствии твоем» дабы не в осуждение было тебе сие причащение святых таин, но во исцеление души и тела.

Тогда, осенив себя знамением креста и сложив крестообразно руки, дерзай приблизиться к спасительной чаше и принять тело Христово и вку­сить бессмертного источника, поистине, во оста­вление грехов и в жизнь вечную, и опять с бла­гоговением преклонись пред ними, когда Священ­ник, относя их с престола на жертвенник, в память вознесения на небеса Господа, покажет тебе еще однажды Св. дары, во вратах царских, и возгласит: «всегда, ныне и присно и во веки веков»: ибо ты точно, по словам поющего хора, «видел свет истинный, приял в себя Духа небесного, обрел веру истинную и покланяешься нераздельной Троице, которая спасла тебя», и пото­му моли ее: «исполнить уста твои хваления Госпо­ду, дабы ты мог весь день воспевать славу его».

В последний раз исходит Диакон, после приобщения страшных Христовых таин, и, испросив у Господа течение всего дня мирное, святое и безгрешное, напоминает, чтобы мы предали самих себя и друг друга Христу Богу, а Священник посредине церкви, читает отпустительную молитву, для мирного исшествия из храма. Став потом в царских вратах, в последний раз благословляет он народ и, возгласив славу Богу, подает всем утешительное упование: что «Христос, истин­ный Бог наш, ради молитв пречистой своей Матери и всех Святых, помилует и спасет нас, как благий и человеколюбец».