Глава 3. Исполнение страстей в свете власти (Мк 11:1–16:20)

С одиннадцатой главы начинается третий из основных разделов Евангелия от Марка (11:1–16:20). События, описанные в этом разделе, происходят в Иерусалиме; соответственно, главы 11–13 рассказывают о действиях и проповеди Христа в Святом Городе. Конфликт между Иисусом и духовными вождями иудаизма выходит на поверхность и затем, разгораясь, со световой скоростью устремляется к Страстям. Главы 14–16 последовательно описывают Страсти, от предательства и ареста до распятия, смерти и погребения Христа.

На весь раздел наложила сильнейший отпечаток христология Страстей, особенно в последних главах, хотя и христология Власти неизменно присутствует. Внимательный читатель текста Мк 11:1–16:20 замечает регулярные намёки на христологию Власти, которые не позволяют теме Страстей односторонне доминировать в этом разделе. В этом смысле он противоположен предыдущему разделу, где тон задавала христология Страстей. В Мк 11:1–16:20 роли изменились.

1. Одиннадцатая глава начинается с описания входа в Иерусалим (11:1–11)³⁶⁶, о котором рассказывают и другие евангелисты (Мф 21:1–11; Лк 19: 28–40; Ин 12:12–19). Нет сомнений, что Марк понимает данное событие в мессианском ключе³⁶⁷, поэтому здесь можно ожидать обширных указаний на божественную власть Иисуса. Однако это вроде бы не так. Эпизод с ослёнком (11:2–3), без сомнений, выдаёт бесспорную власть и необычное знание Иисуса, но евангелист не делает на нём особого акцента. Аналогичным образом обстоит дело со словом «Господь» («он надобен Господу», 11:3): вполне возможно, что оно имеет особый христологический подтекст, но не исключено, что его смысл аналогичен тому, который вкладывала в него сирофиникиянка (7:28)³⁶⁸. Следовательно, в описании подготовки к входу в Иерусалим евангелист действительно упоминает о безграничной власти Иисуса, но делает это как бы между прочим, не разворачивая свою мысль.

Так же обстоит дело и с самим входом в Иерусалим (в отличие от параллельных мест у других евангелистов). С лёгкостью бросаются в глаза три момента.

Во-первых, это вопрос о количестве зрителей и спутников Христа при Его входе в Иерусалим. Марк использует слова «многие», «другие», «предшествовавшие», «сопровождавшие». Казалось бы, «многие» указывает на большую численность, но обычно евангелист не прибегает к этому слову, чтобы подчеркнуть многолюдство³⁶⁹. В подобных случаях он предпочитает выражения «множество народа» (3:7–8), «очень большая толпа» (4:1), «вся толпа» (2:13), «великая толпа» (5:21). В отличие от других евангелистов³⁷⁰, Марк в стихах 11:1–11 словно не хочет подчёркивать, что Иисуса приветствовало действительно очень много людей.

Во-вторых, описание впечатления, произведенного входом Христа в Иерусалим. Марк не говорит, что город пришёл в какое-то особенное возбуждение. Концовка эпизода передаёт, скорее, чувство тихой торжественности и даже сакральности: «И вошёл Иисус в Иерусалим и в храм; и осмотрев всё, как время уже было позднее, вышел в Вифанию с двенадцатью» (11:11). Сравним с параллельным местом в Евангелии от Матфея: «И когда вошёл Он в Иерусалим, весь город пришёл в движение и говорили: кто Сей?» (Мф 21:10)³⁷¹. Ясно, что Марк не делает акцента на всеобщее возбуждение и взволнованность от прихода Иисуса в Святой Город.

В-третьих, приветствия в адрес Иисуса. Все евангелисты упоминают фразу «благословен грядущий во имя Господне» (Мф 21:9; Мк 11:9; Лк 19:38; Ин 12:13); более того, три евангелиста употребляют либо само слово «царь», либо соответствующую концепцию³⁷². У Марка читаем: «Благословенно грядущее царство отца нашего Давида» (11:10). Почему второй евангелист использовал это не вполне обычное выражение?³⁷³ Возможно, он избегает слов, которые напрямую объявляют Иисуса царём. Получается лишь косвенный намёк, снижающий триумфальность тона, во всяком случае, на личностном уровне³⁷⁴.

Эти три особенности отражают специфику рассказа Марка о входе Иисуса в Иерусалим. Он несколько снижает праздничную тональность и восторг. По-видимому, это связано с приближением крестных страданий Иисуса³⁷⁵. Скорее всего, здесь христология Страстей наложила отпечаток на подачу материала о триумфальном событии, которое само по себе выражает христологию Власти.

2. Перикопа Мк 11:12–25, которая следует за рассказом о входе в Иерусалим, составная. Две части эпизода с засохшей смоковницей (11:12–14 и 11:20–25)³⁷⁶ разделены сценой очищения храма (11:15–18)³⁷⁷. Здесь мы видим целый ряд примеров христологии Власти.

Эпизод с засохшей смоковницей относится к числу природных чудес. Иисус упрекает смоковницу, а на следующий день оказывается, что она «засохла до корня» (11:20). Слово Мессии действует со сверхъестественной силой, давая чудесные результаты. Здесь очевидна божественная власть Христа над природой и природными явлениями³⁷⁸.

Его сверхъестественная власть заметна и в разговоре по поводу чуда. Отвечая на реплику Петра, Иисус говорит: «Имейте веру Божью. Ибо истинно говорю вам: если кто скажет горе сей: «поднимись и ввергнись в море», и не усумнится в сердце своём, но поверит, что сбудется по словам его, – будет ему, что ни скажет» (11:22–23). Здесь явно предполагается божественная власть. Правда, из контекста получается, что и ученики могут подобным образом творить чудеса³⁷⁹. Однако очевидно, что эта власть непосредственно связана с Мессией: именно Он обладает всей полнотой чудотворной силы³⁸⁰.

Многие комментаторы усматривают в эпизоде с засохшей смоковницей символическое значение. Скорее всего, это значение связано с еврейским народом³⁸¹: изобилие листьев создаёт ложное впечатление жизненности и изобилия, но плодов нет и окончательное увядание дерева близко. Такое символическое толкование имеет свои резоны и снова раскрывает власть Иисуса: Он произносит высший божественный суд на богоизбранный народ³⁸².

Христология Власти накладывает решающий отпечаток и на рассказ об очищении храма (11:15–17). Евангелист описывает действия Иисуса, которые имеют мессианский характер: очищение и обновление храма связывается со временами Мессии³⁸³. Рассказ Марка являет божественную прерогативу Сына Божьего во всем Его величии и могуществе. Его действия показывают гнев Божий на Храм, а Его слова возвещают осуждение тех, кто превратил святое место в «вертеп разбойников» (11:17). Каждое слово данного эпизода выстраивает образ высшего владычества: Иисус действует как Бог³⁸⁴.

Возможно, здесь Марк собирался точно передать христологическую концепцию божественной власти Христа, поэтому и сделал такой упор на линию суда и божественного гнева. Евангелист хотел не столько рассказать о подробностях сцены в Храме, сколько показать отношение Иисуса к сложившейся ситуации. Поведение и действия Христа в Мк 11:15–17 – нечто большее, чем доступное человеку. Они принадлежат к сфере божественной власти и божественных прерогатив³⁸⁵.

Текст Мк. 11:12–25 также содержит яркий пример христологии Страстей. Евангелист упоминает о реакции духовных вождей иудаизма на очищение Храма: «Услышали это книжники и первосвященники, и искали, как бы погубить Его» (11:18). Поведение Мессии в Храме порождает всплеск ненависти среди Его врагов, и они хотят поскорее избавиться от Иисуса. Уникальность и святость слов и действий Иисуса подстёгивают ненависть к Нему, что приближает Его жертвенный конец. Каждое новое откровение мессианства Иисуса усиливает противление, и Страсти уже совсем близко.

3. Мк 11:27–33³⁸⁶ начинает серию перикоп, которые описывают разговоры между Иисусом и духовными вождями иудаизма. Эти беседы выдают нескрываемую враждебность со стороны религиозных учителей и несомненное желание Мессии явить истину. Каждый шаг здесь отмечен конфликтом, и ситуация всё более и более усугубляется. Приближаются Страсти; ими уже пронизана вся атмосфера повествования.

В Мк 11:27–33 конфликт начинается с вопроса, который Христу задают первосвященники, книжники и старейшины: «Какою властью Ты это делаешь? и кто Тебе дал власть делать это?» (11:28). Как видно из контекста, вопрос содержит серьёзное обвинение, поскольку высказывают его члены Синедриона, высшей религиозной инстанции тогдашнего иудаизма³⁸⁷. Что бы ни имелось в виду под «это делаешь»³⁸⁸, речь идёт о деяниях и словах, которые совершаются от имени Бога³⁸⁹. По понятным причинам первосвященники и книжники не считают, что Бог уполномочил Иисуса делать и говорить то, что Он делает и говорит. Они видят здесь кощунство. Наказание за кощунство известно, и из формулировки вопроса в 11:28 создаётся впечатление, что окончательный приговор Иисусу уже не за горами.

Вместе с тем, вопрос религиозных вождей и учителей иудаизма красноречиво свидетельствует о том, что они признают деяния и учение Иисуса. Как мы уже видели, они обвиняют Его лишь в том, что Он творит подобные вещи от имени Бога, как посланец Божий. Значит, они понимают чрезвычайную власть Иисуса. Поскольку такое признание исходит от непримиримых врагов, оно имеет особое значение.

Несравненная власть, которую мы видим в ответе Иисуса первосвященникам и книжникам, описана поистине бесподобным стилем³⁹⁰. Иисус упоминает об Иоанне Крестителе, который никогда не искал и не получал официального признания со стороны религиозного истеблишмента. Смысл этого упоминания состоит в том, что власть Иисуса исходит от самого Бога и не зависит от официального признания. Это – сильнейшее указание на то, что прямым источником власти Мессии является сам Всевышний³⁹¹. В то же время сверхъестественные способности Иисуса проявляются на протяжении всей сцены, ибо Ему ведомы помыслы людские, в частности, помыслы Его врагов, что ставит их в тупик (11:31–32).

В конце разговора мы видим ещё одно указание на власть Христа. Когда Иисус говорит своим врагам: «И Я не скажу вам, какой властью это делаю» (11:33), Его слова выражают единственную и неповторимую власть. Здесь Христос даёт понять, что даже всемогущий Синедрион не вправе цензурировать Его действия. Ведь Он не нуждается в признании первосвященников, книжников и старейшин, так как имеет божественную власть, признание и одобрение самого Бога³⁹².

Исход дискуссии унизителен для религиозных вождей иудаизма и лишь подстёгивает в них ненависть. Фраза же «и Я не скажу вам, какой властью это делаю» не только указывает на высшие божественные полномочия, но и предвещает смертельную опасность. Следующая перикопа касается как раз этой опасности и её окончательной реализации.

4. Эта перикопа, Мк 12:1–12³⁹³, содержит известную притчу о злых виноградарях (ср. параллели в Мф 21:33–46; Лк 20:9–19)³⁹⁴. На ней лежит глубокий отпечаток христологии Страстей. Изложение весьма любопытно: в притчевой форме Страсти Мессии соотносятся с ветхозаветными прецедентами.

Притча подчёркивает, что Бог неоднократно посылал своих рабов³⁹⁵ к своему народу: «И послал в свое время к виноградарям слугу...» (12:2); «...послал к ним другого слугу» (12:4); «...и многих других» (12:5). Это описание, при всей его схематичности, замечательно передает тот факт, что Бог постоянно посылал людей, и что Ему угодно было поддерживать связь со своим народом.

В то же время притча демонстрирует злонамеренность религиозных вождей Израиля (их символизируют «виноградари»³⁹⁶ и страшное мученичество рабов Божьих: их «били», «разбили голову», «отпустили с бесчестьем», «убили», «то били, то убивали». Эти глаголы, сконцентрированные в двух стихах (12:3–5), выдают всю суровость, ярость и непримиримость гонений. Гонения обретают тем большую значимость, что неумолимо восстают против попыток Бога посылать всё новых и новых вестников, – попыток, являющих Его долготерпение.

Следующим шагом в этом долгом списке жестокостей, направленных на посланцев Божьих, является мученическая смерть сына хозяина: «И схвативши его, убили и выбросили вон из виноградника» (12:8). Здесь Иисус предсказывает собственную смерть от рук тех, кто идёт против Бога. При этом используется тот же самый глагол, что и в трёх предсказаниях о Страстях (8:31; 9:31; 10:34)³⁹⁷. Однако в этой перикопе мученическая смерть Мессии изображена как последний акт в серии издевательств и убийств, начавшихся ещё в ветхозаветный период. Страсти Сына Божьего охватывают широкую область и показаны не как изолированное событие, но как повторение и продолжение бывшего ранее³⁹⁸. В то же время есть принципиальная разница: в прошлом убивали слуг, а в настоящем – «единственного сына», «любимого», «наследника». Значит, Страсти Мессии одновременно предполагают преемство и нечто новое по сравнению с прошлым народа Божьего, со всеми вытекающими отсюда христологическими последствиями.

Комментарий Марка после притчи подтверждает близость Страстей Иисуса (12:12). Слова евангелиста создают впечатление, что в данный момент религиозные вожди иудаизма уже собирались арестовать Христа, но в самый последний момент побоялись.

Перикопа Мк 12:1–12 также содержит христологию Власти. Мессия стоит особняком от своих предшественников – Божьих посланцев в течение ветхозаветной истории.

Они – рабы Бога, Иисус – Его Сын. На богосыновстве Христа сделан сильный акцент. Он «единственный» и «любимый» Сын³⁹⁹. Это последнее определение является термином, обозначающим божественность Сына в теофанических сценах крещения (1:11) и Преображения (9:7)⁴⁰⁰. Христология Власти заметна и в конце притчи (12:9–11): окончательная победа Бога возвещается с признанием Мессии чудесным и несказанным основанием жизни. Последнее слово принадлежит не убийцам Христа, а силе Божьей и возлюбленному Сыну Божьему⁴⁰¹.

5. Мк 12:13–17⁴⁰² также стоит в ряду диалогов, спровоцированных враждой к Иисусу и попытками обвинить Его. Соответственно, этот текст принадлежит к христологии Страстей.

В данном случае мы видим три момента, которые показывают степень ненависти к Иисусу и скрытую угрозу Ему.

Во-первых, вопрошатели – это фарисеи и иродиане (12:13). Солидарность этих соперничающих (в остальных отношениях) партий подчеркивает степень неприятия ими Христа⁴⁰³. Тот факт, что подосланы они были Синедрионом, показывает как степень нависшей над Иисусом угрозы, так и развитие заговора против Него.

Во-вторых, мотив вопросов фарисеев – «уловить Его в слове» (12:13). Глагол ἀγρεύσωσιν используется здесь метафорически: враги хотят спровоцировать Его на высказывание, которое даст повод для открытого обвинения⁴⁰⁴ и ареста.

В-третьих, сам вопрос фарисеев к Иисусу: «позволительно ли давать подать кесарю, или нет? давать ли нам, или не давать?» (12:14)⁴⁰⁵ таит в себе коварную ловушку. Если Иисус скажет «да», он оскорбит национальные чувства слушателей. Если он скажет «нет», это будет равносильно призыву к бунту против римлян.

Отрывок показывает не только степень вражды против Христа, но и решительность, изворотливость врагов, которые безжалостно прокладывают путь к Его Страстям.

Мк 12:13–17 содержит и следы христологии Власти. Ответ Христа, который ставит в тупик фарисеев, Его способность распознать их лицемерие и тёмные мотивы («но Он, зная их лицемерие, сказал им: что искушаете Меня?», 12:15) предполагают уникальные прерогативы Мессии. О том же говорят последние слова евангелиста: «И дивились Ему» (12:17)⁴⁰⁶.

6. Следующая перикопа (12:18–27)⁴⁰⁷ касается того же типа конфликтов, что и предыдущая. Перед нами еще один агрессивный выпад против Иисуса, призванный поймать Его в ловушку, унизить, а в конечном счете, погубить.

На сей раз оппонентами Христа выступают саддукеи – одна из влиятельнейших религиозных партий в иудаизме новозаветных времен⁴⁰⁸. В Евангелии от Марка саддукеи упоминаются здесь впервые. К смертельной битве против Иисуса присоединяется новый могущественный враг, и отныне в единый фронт против Сына Божьего сплотились все основные религиозные течения иудаизма.

Типично, что саддукеи, «которые говорят, что нет воскресения» (12:18), задают вопрос о способе воскресения и о человеческих отношениях после воскресения⁴⁰⁹. Их вопрос представляет собой смесь издевки и презрения. Вся перикопа Мк. 12:18–27 описывает часть заговора против Иисуса и Его Страсти.

Реакция и ответ Христа выражают Его прерогативы и превосходство. «Ненавязчиво, но ясно заметно нравственное величие Иисуса, духовность подхода и сила личности»⁴¹⁰. Его божественная власть особенно заметна в двойном обличении, которое Он бросает саддукеям: «Этим ли приводитесь вы в заблуждение...» (12:24) и «вы весьма заблуждаетесь» (12:27). Такое обвинение могущественных саддукеев предполагает колоссальное превосходство Иисуса.

7. Текст Мк 12:28–34⁴¹¹ добавляет ещё одну сцену к перикопам о конфликтах, начатых в Мк. 11:27–33. Здесь, однако, у вопрошателей нет цели поспорить с Иисусом или поймать Его в ловушку. Напротив, один из книжников задает Ему первый вопрос с добрыми намерениями: «...слыша их прения и видя, что Иисус хорошо отвечал, подошёл и спросил Его...» (12:28). Книжник признаёт правильность ответа Иисуса саддукеям (12:18–27), и это становится фундаментом его собственного вопроса⁴¹².

Добрые намерения книжника очевидны также из его реакции на ответ Иисуса: «хорошо, Учитель! истину сказал Ты...» (12:32)⁴¹³. Ещё больше указывает на дружественный дух беседы последний стих отрывка: «Иисус, видя, что он разумно отвечал, сказал ему: недалеко ты от Царствия Божьего» (12:34). Подобные выражения немыслимы в дискуссиях полемичного типа – вроде описанных в Мк. 12:28–34.

Христология Страстей не играет существенной роли в данной перикопе. Напротив, здесь тон задаёт христология Власти, поскольку эпизод подчёркивает превосходство Иисуса как подлинного Учителя Закона, которому враги неспособны противостоять⁴¹⁴. В конце диалога Христа с книжником Марк прямо пишет: «После того никто уже не смел спрашивать Его» (12:34).

8. В следующих двух перикопах (12:35–37 и 12:38–40) Христос берёт инициативу на себя и напрямую обличает своих противников. Он показывает их богословскую и этическую ущербность. Поскольку мишенью для критики в данном случае становятся духовные вожди еврейского народа, а местом критики – Храм («продолжая учить в Храме», 12:35), действия Иисуса отражают Его особую власть. Соответственно, в перикопах Мк 12:35–37 и 12:38–40 акцент сделан на христологию Власти. Помимо этого, особого внимания заслуживают два момента.

(А). Главная тема первого текста (12:35–37)⁴¹⁵ – связь между Давидом и Мессией. Иисус сокрушает книжников безупречным аргументом: по словам книжников, «Христос есть сын Давидов». Однако сам Давид пророчески⁴¹⁶ называл Мессию Господом. Если же Мессия – Господь Давида, то как Он может быть сыном Давида (12:35–37)? Поставленные в тупик книжники лишаются своего высокого места интерпретаторов Писаний и учителей Израиля.

Попутно выявляются представления самого Иисуса о связи между Давидом и Христом. В чём состоят эти представления? Мнения комментаторов разделились. Согласно одной гипотезе, Иисус отрицает происхождение Мессии из рода Давидова⁴¹⁷ и подчёркивает, что Мессия как Господь Давидов не может быть прямым потомком этого священного царя. Такая точка зрения снижает этнополитическое значение мессианства, происходящее от ассоциации с царём Давидом – символом власти и величия Израиля. Однако с подобным толкованием сложно согласиться, поскольку происхождение Мессии от Давида было неотъемлемой частью мессианских чаяний еврейского народа⁴¹⁸. Вместе с тем, данная гипотеза предполагает христологию Власти: мессианство Иисуса не зависит от Его происхождения. Давид – всего лишь слуга Мессии, поэтому Давид и называет Мессию своим «Господом».

Согласно другому толкованию, в Мк 12:35–37 Иисус не умаляет и уж тем более не отвергает идею, что Мессия есть «сын Давидов», а лишь подчёркивает, что Он – некто несравненно больший, чем только потомок этого царя, так как Он – Господь Давида⁴¹⁹. Иными словами, ключевую роль играет концепция владычества, где речь идет о принципиально разных уровнях мессианства, о чём говорил Его великий предок – Пророк-Царь. Тем самым становится очевиднее уникальность Мессии и Его служения, Его сверхдавидическая и сверхэтническая власть⁴²⁰. Если эта вторая гипотеза ближе к подлинному смыслу Мк 12:35–37, то перед нами снова несомненная христология Власти. Давид был велик и славен, но это лишь акцентирует превосходство, уникальность, принципиальную инаковость Мессии и Его власти.

Текст Мк 12:35–37, с его цитатой из Пс 109 (LXX):1, явно намекает на предсуществование Христа, и эта концепция тесно связана с божественной личностью Христа⁴²¹.

(Б). Вторая перикопа, Мк 12:38–404⁴²², также содержит текст, касающийся власти и величия Христа. Чрезвычайно резкое высказывание в адрес книжников предполагает колоссальную власть Иисуса. Лишь человек, наделённый божественными прерогативами, мог столь сурово и публично обличить такой могущественный религиозный класс как книжники. Что касается содержания Его обличения, оно касается почетных отличий и начальственных мест. Всё это так или иначе связано с феноменом власти. Когда Иисус обличает книжников в Мк 12:38–40, Он показывает их тщеславие и испорченность, одновременно являя свои собственные недостижимо высокие качества. Наконец, отметим вердикт Иисуса, касающийся книжников: они «примут тягчайшее осуждение» (12:40)⁴²³. Выносит этот вердикт не просто необычный учитель, а высший судья, который имеет власть осуждать плохих религиозных вождей нации.

9. Двенадцатая глава Евангелия от Марка заканчивается эпизодом с вдовой, которая положила в храмовую сокровищницу все свои деньги, на которые жила (12:41–44)⁴²⁴. Эту бедную вдову Мессия ставит в пример ученикам: она показывает, что такое настоящая вера в Бога. Обличив религиозных вождей и учителей, Иисус динамично («истинно говорю вам», 12:43) указывает на отличительные черты подлинного народа Божьего: на его готовность предоставить всё свое имущество Богу («всё, что имела, всё пропитание свое», 12:44). Здесь Иисус не просто констатирует факт, но устанавливает новый критерий того, в чём состоит близость с Богом. Мессия выступает как высший божественный⁴²⁵ Законодатель, имеющий право определять и санкционировать новую форму благочестия. Средоточием этой формы благочестия является жертва всем тем, чем человек живет: соответствующая греческая фраза ὅλου τοῦ βίου может обозначать принесение челове- ком в жертву самой своей жизни ради Бога. Эта интерпрета- ция, экзегетически вполне легитимная, концептуально связа- на со Страстями, если смотреть на них как на добровольное приношение⁴²⁶. Таким образом, эпизод с «бедной вдовой» оказывается имплицитной отсылкой к грядущим Страстям, которые станут центром нового благочестия, возвещенного и учрежденного Мессией.

10. Тринадцатая глава Евангелия от Марка содержит весть Иисуса о втором пришествии и страшном суде в связи с катастрофой, грядущей на Иерусалим и Иудею. Это самая длинная речь Иисуса в Евангелии от Марка. Она хорошо изучена экзегетами и продолжает изучаться вследствие необъятного богатства содержания и экзегетических проблем⁴²⁷. Здесь мы поговорим только о христологических линиях Власти и Страстей, которые можно проследить в различных перикопах Мк. 13⁴²⁸. Мк. 13:1–2 – первая из наших перикоп⁴²⁹. Она касается пророчества Иисуса о полном разрушении иерусалимского Храма: «Видишь сии великие здания? всё это будет разрушено, так что не останется здесь камня на камне» (13:2). В данном случае Христос говорит как пророк, предсказывая ужасное бедствие, которое обрушится на знаменитый Храм.

Похожие пророчества можно найти в Ветхом Завете⁴³⁰, однако это не умаляет важности пророчества Иисуса, которое абсолютно по формулировке, ужасно по близости своего исполнения, а при всей своей сжатости удивительно ярко и выразительно описывает детали грядущего. Возникает даже закономерный вопрос: возможно, слова Иисуса в Мк. 13:1–2 – не столько пророчество, сколько приговор⁴³¹ системе, которая перестала быть теоцентричной и духовно омертвела. Здесь мы видим образ Мессии, который пророчествует с чрезвычайной властью. На вступительных стихах Мк. 13 лежит явный отпечаток христологии Власти.

11. Мк. 13:3–13⁴³² содержит первую часть эсхатологической речи Иисуса, обращённой к небольшой группе из четырёх учеников («Пётр, Иаков, Иоанн, Андрей», 13:3). В этом тексте, описывающем начало «родовых мук», то есть первый этап драматических событий будущего, ощутимо присутствует христология Страстей. Без сомнения, страдания непосредственно коснутся учеников Мессии, но отправной точкой является сам Мессия⁴³³.

Последние мучительные испытания учеников поставлены в контекст глобальных апокалиптических бедствий: войны, восстания, землетрясения, голода (13:8)⁴³⁴. Однако среди этого вселенского хаоса у учеников Христовых будут и дополнительные испытания в виде гонений: «Вас будут предавать в судилища, и бить в синагогах, и пред правителями и царями поставят вас за Меня, для свидетельства перед ними» (13:9). Это описание напоминает одно из предсказаний о Страстях Мессии в главах 8, 9 и 10, особенно в Мк 10:33–34. Здесь, как и там, глагол «предавать» (παραδίδώ) вводит серию ужасных страданий⁴³⁵. Здесь, как и там, упоминаются религиозные вожди иудаизма («первосвященники и книжники», 10:33; «судилища» и «синагоги», 13:9), языческие властители («язычники», 10:33; «правители и цари», 13:9), телесные пытки («бичевать», 10:34; «бить», 13:9). По-видимому, эти параллели показывают, что отрывки Мк 10:33–34 и Мк 13:9 концептуально связаны: гонения учеников описываются в тех же фразах, что и страдания Мессии. Здесь христология Страстей функционирует на антропологическом и экклезиологическом уровне⁴³⁶.

Это верно и в отношении крайнего выражения страданий, т. е. мученической смерти. Как и в мессианских предсказаниях (8:31; 9:31; 10:34), эта перикопа предсказывает: «Предаст же брат брата на смерть, и отец детей; и восстанут дети на родителей, и умертвят их» (13:12). Глагол παραδίδώ снова появляется в связи с убийствами (как и в мессианских примерах в Мк 9:31 и 10:33). Вовлечённость же близких родственников в жестокие гонения делает ситуацию ещё более тяжелой. На возрастающую ярость общества указывают и такие слова Христа: «И будете ненавидимы всеми за имя Мое» (13:13). Мученичество христиан будет происходить в удушающей атмосфере всеобщей враждебности. Это мученичество непосредственно связано с Христом и Страстями. Поэтому, когда ученики страдают, они страдают ради Христа («из-за Меня», 13:9; «за имя Моё», 13:13). Их страдания становятся продолжением Страстей Мессии.

При всей тяжести описанных в Мк 13:3–13 испытаний, этот отрывок содержит и христологию Власти. Сам факт предвидения будущего указывает на сверхъестественное знание и прерогативы Иисуса. Описание ужасных бедствий в эсхатологическом будущем показывает, что Иисусу ведомы замыслы и тайны Всевышнего.

Кроме того, божественные прерогативы Христа заметны и в Мк 13:11: «Когда же поведут предавать вас, не заботьтесь наперёд, что вам говорить, и не обдумывайте; но что дано будет вам в тот час, то и говорите: ибо не вы будете говорить, но Дух Святый». Слова Христа здесь указывают на Его власть давать ясные заповеди перед лицом смертельных опасностей. Более того, абсолютная уверенность Мессии, что Дух Святой будет говорить через Его учеников правителям и начальникам народа, отражает божественную уникальность Мессии⁴³⁷.

Наконец, поскольку мученичество учеников осуществляется ради Иисуса и укоренено в Нём («из-за Меня», «за имя Моё», 13:9, 13), здесь также присутствует христология Власти. Масштаб и характер этой жертвы подчёркивает великое достоинство и величие того, ради кого жертва приносится⁴³⁸.

12. Следующая часть эсхатологической речи Иисуса, Мк 13:14–23⁴³⁹, повествует о беспрецедентном бедствии, ожидающем жителей Иудеи; оно будет сопровождаться апокалиптическими явлениями и знамениями последних времен. Начнутся эти страшные события с появления «мерзости запустения» там, «где не должно» (13:14)⁴⁴⁰. С беспрецедентной жесткостью бедствия подойдут к кульминации: «Ибо в те дни будет такая скорбь, какой не было от начала творения, которое сотворил Бог, даже доныне, и не будет» (13:19). В это ужасное время «восстанут лжехристы и лжепророки и дадут знамения и чудеса, чтобы прельстить, если возможно, и избранных» (13:22). Такой ход событий отчасти отражает христологию Страстей, ибо речь идёт о яростном сопротивлении Христу: о попытке уничтожить плоды Его трудов на человеческом уровне, в сфере спасения («прельстить»)⁴⁴¹. Эта попытка осуществляется в период невыносимого всеобщего бедствия, за которым стоят силы зла⁴⁴².

Конец перикопы Мк 13:14–23, по-видимому, затрагивает несколько другие христологические концепции: «Вы же берегитесь; вот, Я наперёд сказал вам все» (13:23). Призыв к бдительности и внимательности – краткое и лаконичное выражение уникального превосходства Иисуса. Иисус заранее предсказал «всё», то есть Он в деталях знает будущее до его реального наступления, – несомненно, налицо сверхъестественное знание⁴⁴³. Если Мк 13:22 связан с христологией Страстей, то Мк 13:23 – с христологией Власти.

13. Перикопа Мк 13:24–27⁴⁴⁴ описывает славное пришествие «Сына Человеческого». В плане образов и языка текст всюду напоминает Ветхий Завет и апокалиптическую литературу⁴⁴⁵. Данный отрывок – один из самых ярких примеров христологии Власти.

Первое сильное указание на власть Христа – грандиозные перемены в мире. Бедствия, ранее предсказанные Иисусом (13:14–23), относились к историческим событиям с участием людей. В Мк 13:24–27 действие переходит на уровень небесных и сверхъестественных событий: «Солнце померкнет, и луна не даст света своего, и звёзды спадут с неба, и силы небесные поколеблются» (13:24–25). Эти явления отражают фундаментальную перемену порядка небесных сил, связанную с явлением Сына Человеческого⁴⁴⁶. Таким образом, Мессия – божественная фигура сверхъестественных масштабов. Его окончательное пришествие вызывает радикальные перемены во всей вселенной, а также в духовном мире⁴⁴⁷.

Второе указание – события во время второго пришествия Христа: «И тогда Он пошлёт Ангелов Своих и соберёт избранных Своих от четырёх ветров, от края земли до края неба» (13:27). Здесь во всём блеске сияет владычество Сына Человеческого как Господа и Владыки ангелов. Он посылает их как слуг и поданных⁴⁴⁸ выполнять свой замысел – собрать «избранных». Отметим, что в этом тексте глагол «соберёт» относится ко Христу (3-е лицо, единственное число!), а не к ангелам⁴⁴⁹. Это показывает, что собирание – целиком Его собственное дело. Фраза «и соберёт избранных своих» предполагает «отбор», а с ним и суд⁴⁵⁰ на сверхъестественном и эсхатологическом уровне. Поэтому в Мк 13:27 Сын Человеческий выступает одновременно как Владыка ангелов и эсхатологический Судья человечества, наделённый Божьей властью.

С этой информацией можно оценить центральную весть этого раздела Евангелия от Марка: «Тогда увидят Сына Человеческого, грядущего на облаках с силою многою и славою» (Мк 13:26). Формулировки и концептуальный ряд здесь, очевидно, обязаны пророчеству Даниила (Дан 7:13). Однако в Книге Даниила символическую фигуру «как бы Сына Человеческого» подводят к Богу – «ВетхомуДнями». А в Мк 13:26 Сын Человеческий предстаёт абсолютным Владыкой и Богом⁴⁵¹, так как выражение «с силою многою и славою» указывает на божественную власть и величие⁴⁵². Несколько абстрактный образ из Дан 7:13 становится конкретным историческим Сыном Человеческим из Мк 13:24–27, который приходит как Судья и Бог. Отметим, что Иисус повторит весть Мк 13:26 поч ти дословно на суде перед первосвященником («и вы узрите Сына Человеческого, сидящего одесную силы и грядущего на облаках небесных», 14:62). Там эти слова сочтут вершиной кощунства, достаточной для вынесения Иисусу смертного приговора. Богословское основание очевидно: говорить подобные вещи – значит притязать на божественность. Очень интересно, что в Мк 13:24–27 (и в Мк 14:62) Христос выступает как «Сын Человеческий»⁴⁵³ – в полном соответствии с предсказаниями о Страстях. Имя-титул «Божественная слава» – такое же, как и имя-титул «Страсти». Корреляция и взаимосвязь между ними непрестанна и нерушима. В целом, христология Власти полностью задаёт тон в Мк 13:24–27. И это не случайно. Последующие две главы (Мк 14–15) будут последовательно рассказывать о Страстях Христовых. Читая эти страшные сцены, читатель не забудет, что страдающий Иисус есть Сын Человеческий, который явится «на облаках с силою многою и славою»⁴⁵⁴.

14. Последняя часть эсхатологической речи Христа, Мк 13:28–37⁴⁵⁵, включает предостережения о близости исполнения пророчества, а также настойчивый призыв к бдительности. Она также сочетает христологические линии Власти и Страстей.

С христологией Власти сопряжено изобилие информации чисто предсказательного толка (13:28–30). За предсказаниями, относящимися к апокалиптическим и эсхатологическим событиям в неизвестном будущем, стоит Мессия – носитель сверхъестественного знания.

Вторая часть перикопы (13:33–37) содержит ряд глаголов в повелительном наклонении, которые следует отнести к тому же христологическому циклу: «не спите» (ст. 33), «бодрствуйте» (ст. 35), «бодрствуйте» (ст. 37). Здесь Христос высказывается с божественной властью⁴⁵⁶, причем не только над своими непосредственными слушателями, но и над более широким кругом людей (ср. «а что вам говорю, говорю всем: бодрствуйте», 13:37)⁴⁵⁷.

Однако самое существенное выражение христологии Власти мы находим в словах Иисуса в середине перикопы: «Небо и земля прейдут, но слова Мои не прейдут» (13:31). Они имеют почти дословные параллели в двух других синоп- тических Евангелиях (Мф 24:35 и Лк 21:33) – факт, который удостоверяет их исключительную значимость в предании древней Церкви. Это очень важный текст, придающий сло- вам Иисуса абсолютное значение: они выходят за рамки ми- рового порядка, за рамки эсхатологических событий («небо и земля прейдут»)⁴⁵⁸. Можно провести богословскую параллель между Мк. 13:31 и Евангелием от Иоанна, где слова Иисуса также имеют абсолютный смысл⁴⁵⁹. Как и там, в Мк. 13:31 очевидно, что Христос говорит с божественной властью, имея божественные прерогативы. За Мк. 13:32, вполне возможно, стоит христология Страстей. В этом отрывке Иисус говорит об Эсхатоне следующее: «О дне же том или часе никто не знает, ни Ангелы небесные, ни Сын, но только Отец». Слова «ни Сын» представляла сложную проблему ещё для древних комментаторов⁴⁶⁰. Здесь у нас нет возможности проводить развернутый экзегетический анализ. На наш взгляд, этот отрывок можно и нужно понимать в свете христологии Страстей и с учетом контекста. «Ни Сын» может принадлежать к той же категории выражений, что и «и не мог совершить там никакого чуда» (6:5) или «Сыну Человеческому много должно пострадать... и быть убиту» (8:31). В этих случаях речь идёт о бессилии Сына как человеческого Мессии – бессилии, кульминацией которого станут Его крестные муки и смерть. Слова «ни Сын» не описывают отношения между Отцом и Сыном на божественном уровне, но показывают границы, связанные с человечеством Иисуса⁴⁶¹; эти границы особенно будут видны в Страстях. В пользу такого толкования говорит и контекст отрывка. Непосредственно перед «ни Сын» идёт утверждение абсолютных божественных прерогатив мессианского учения (13:31). В герменевтическом плане этот тезис о божественной власти уравновешивает и ограничивает выражение «ни Сын». Более того, этот тезис не позволяет понимать Мк 13:31 с позиции какой-либо односторонней христологии. Высказывания в Мк 13:31 и 13:32 следует рассматривать вместе: они формируют единый, но и многогранный христологический образ, в котором сочетаются Власть и Страсти.

С четырнадцатой главы Евангелия от Марка начинается рассказ о Страстях Иисуса Христа⁴⁶². С этого момента христология Страстей быстро развивается и полностью доминирует в тексте, тогда как христология Власти присутствует в более скрытом виде.

Первые два стиха показывают, какие человеческие факторы привели к убийству Христа: «И искали первосвященники и книжники, как бы взять Его хитростью и убить» (14:1). Об этой роли первосвященников и книжников говорил Иисус, предупреждая о своей мученической смерти в Мк 8:31 и в Мк 10:33. Появление этих персонажей в Мк 14:1 знаменует близость Страстей. Снова появляется глагол ἀποκτείνω как один из важных терминов, связанных с казнью Христа. Более того, в Мк 14:1 первый и единственный раз использовано слово δόλος («хитрость, коварство»)⁴⁶³. Оно нагнетает и без того мрачную атмосферу происходящего.

Ощущение близости Страстей усиливается хронологической информацией: «Через два дня надлежало быть празднику Пасхи и опресноков» (Мк 14:1). Эта деталь указывает на скорость развития ситуации⁴⁶⁴. Наличие такой ссылки может быть сопряжено лишь с последующим повествованием об уникально значимых пасхальных событиях⁴⁶⁵. Дополнительные сведения лишь ускоряют рассказ: «но говорили: только не в праздник, чтобы не произошло возмущения в народе» (Мк 14:2).

За вступительными стихами следует сцена помазания Иисуса миром в доме Симона прокаженного (14:3–9)⁴⁶⁶. Какая-то женщина изливает на голову Иисуса чистые и дорогие благовония. Рассказ об этом событии явно связан со Страстями⁴⁶⁷. На это указывают два факта. Во-первых, слова Иисуса на возражение «некоторых» учеников⁴⁶⁸: «Ибо нищих всегда имеете с собою... а Меня не всегда имеете» (14:7)⁴⁶⁹. Намёк на грядущее расставание здесь абсолютно прозрачен. Во-вторых, ещё красноречивее оправдание действий женщины Иисусом: «Она доброе дело сделала для Меня... предварила помазать Тело Мое к погребению» (14:6–8). С этими словами мы переходим к теме погребения Иисуса. Смерть Христа рассматривается как свершившийся факт, и это психологически укрепляет идею близости Страстей⁴⁷⁰.

Скорее всего, детальное описание возражений учеников на действия женщины и последующий разговор (14:4–6) входят в цикл Страстей. Ученики снова не понимают подлинный смысл событий, огорчая Иисуса. Как мы уже видели, этот мотив затрагивает христологию Страстей.

Третий эпизод вступительного раздела в Мк 14:1–11 сообщает о предательстве Иуды (Мк 14:10–11)⁴⁷¹. Это важный элемент повествования, предвещающий близость жертвенной смерти Христа.

В начале своего Евангелия Марк уже кратко упоминал о страшном деянии Иуды («Иуда Искариот, который предал Его» 3:19). В Мк 14:10 евангелист использует тот же ключевой глагол: «И пошёл Иуда Искариот, один из Двенадцати, к первосвященникам, чтобы предать Его им»⁴⁷². Информация подана сухо, без комментариев⁴⁷³. Будучи заранее уведомлён о предательской роли Иуды, читатель понимает, что момент предательства настал. Это далее усиливается фразой: «Он (Иуда) искал, как бы в удобное время предать Его (Иисуса)» (Мк 14:11).

Создаётся впечатление, что в Мк 14:10–11 евангелист намеревается, главным образом, описать быстрый и трагический ход событий, упоминая об Иуде лишь как об одном из их элементов. Очевидно, по этой же причине Марк избегает давать дополнительные сведения и комментарии, которые придали бы его повествованию иной оттенок. В этом Марк отличается от других синоптических евангелистов. Матфей подчеркивает корыстолюбие Иуды, а Лука указывает на вмешательство сатаны, что переключает внимание на личность и мотивы Иуды⁴⁷⁴. Марк не отвлекается на эти вопросы: его тема – не Иуда и его роль, а начало Страстей Господних, сигнал к которым только подает Иуда.

Следующая перикопа, Мк 14:12–16⁴⁷⁵, описывает приготовление к пасхальной трапезе Иисуса с учениками. Здесь важна христология Власти. Иисусу заранее известны все детали подготовки. Это один из базовых христологических элементов⁴⁷⁶. Иисус выказывает несомненное сверхъестественное предвидение:⁴⁷⁷ «Пойдите в город; и встретится вам человек, несущий кувшин воды; последуйте за ним» (14:13). Описание этого человека и, более того, уверенность Иисуса, что всё уже готово («и он покажет вам горницу болыпую, устланную, готовую», 14:15), наводят на мысль о Его божественном знании⁴⁷⁸. Подтверждение этому мы находим чуть далее: «И пошли ученики Его, и пришли в город, и нашли, как сказал им» (14:16).

Христология Власти прослеживается и в сообщении о разговоре, который должен состояться между учениками и хозяином дома (14:14–15). Высшая власть Иисуса даёт о себе знать в лаконичных словах и скупых, но полных смысла действиях.

Скорее всего, в 14:12–16, в преддверии надвигающихся Страстей, евангелист Марк хочет напомнить читателям о божественном знании и несравненной власти Иисуса. Он подчёркивает, что Иисус знал о грядущих страданиях и шёл на них добровольно⁴⁷⁹.

На отрывке Мк 14:17–21 лежит явный отпечаток христологии Страстей⁴⁸⁰. Атмосферу печали и напряжения создаёт уже глагол «предать» в торжественных словах Иисуса: «Истинно говорю вам, один из вас, ядущий со Мною, предаст Меня» (14:18). Этот глагол повторяется и в конце отрывка (14:21), усугубляя трагизм Страстей.

Трагедия достигает неизмеримой степени, когда выясняется, что предаст Иисуса врагам не кто иной, как один из Его собственных учеников! Евангелист подчеркивает это повторами в Мк 14:17–21: «один из вас» (ст. 18), «один из Двенадцати» (ст. 20). Усиливают скорбь и сопутствующие детали: «ядущий со Мною» (ст. 18), «обмакивающий со Мною в блюдо» (ст. 20). Эти детали предполагают глубокие узы любви между Иисусом и Двенадцатью⁴⁸¹, что в свою очередь делает предстоящее предательство ещё ужаснее.

Фраза «Сын Человеческий идёт, как писано о Нём» (14:21) также относится к христологии Страстей. Здесь слово «идёт»⁴⁸² использовано и в более общем значении «предаётся», и в значении «пострадать», «быть убитым» (как в 8:31). Важно, что Страсти Мессии связаны с Писанием («писано»), то есть составляют замысел Божий (ср. аналогичный богословский смысл слова «должно» в Мк 8:31).

Прослеживается в Мк 14:21 и христология божественной Власти. Страсти были предсказаны Писанием, и Христос знает об этом⁴⁸³. Он идёт на страдания, всё понимая заранее и сознательно принимая Свою жертвенную смерть. У Него есть полная власть предложить себя в жертву и полное понимание того, что означает эта жертва⁴⁸⁴. В данном случае концепции страданий и власти неразрывно переплетены между собой.

Это можно сказать и в связи с темой предательства в Мк 17–21. Они несут на себе явный отпечаток христологии Страстей, но и христология божественной Власти им не чужда, поскольку перед нами предсказание⁴⁸⁵. Дело в том, что Иисус обладает сверхъестественным знанием, может предвидеть будущее, частью которого является предательство. Само это событие связано со Страстями, но предсказание о нём в Мк 14:17–21 подчёркивает божественную власть Иисуса.

Следующая перикопа, Мк 14:22–25⁴⁸⁶, говорит о тайной вечере, то есть содержит предание о святой евхаристии⁴⁸⁷. Как известно, текст пронизан христологией Страстей. Повествование носит сжатый и лаконичный характер, а его язык имеет до некоторой степени литургический характер⁴⁸⁸. Отметим узловые моменты, связанные с христологией Страстей.

(А). Концепция страданий и смерти. Без сомнения, упоминание о теле и крови намекает на смерть. Более того, из формулировки «кровь Моя... изливаемая» (14:24) очевидно, что речь идёт не просто о тяжёлой смерти, а о мученической смерти. Иисуса казнят. Его страдания – это жертва, окрашенная пролитой кровью.

(Б). Концепция страданий за человечество. Это фундаментальное сотериологическое учение выражено одной фразой: «Сие есть Кровь Моя нового завета, за многих изливаемая»⁴⁸⁹ (14:24). Следует оговориться, что «за многих» – это семитизм. Его нельзя понимать как «не за маленькое количество людей, а за большое». Он означает «не за одного человека, а за всех»⁴⁹⁰, даже «за всех и каждого». Здесь раскрывается сотериологическое измерение Страстей. Смерть Иисуса есть жертва, которая приносится за всё человечество. Ещё в Мк 10:45 мы встречали родственную концепцию: «отдать душу Свою для искупления многих». Однако в Мк 14:24 образ пролитой крови делает реальность жертвенной смерти во спасение мира намного более наглядной и яркой.

(В). Концепция нового завета. Сформулированная во фразе «сия есть Кровь Моя нового завета» (или, согласно другим рукописям, «Кровь завета»⁴⁹¹, 14:24), эта концепция отражает фундаментальное христологическое учение. Согласно ему, Страсти Христовы полагают основу новому завету, то есть новому договору между Богом и людьми. И если соглашение между Богом и Израилем («ветхий завет») некогда было запечатано кровью жертвенных животных, то этот новый завет скрепляется кровью Иисуса. Страсти Христовы становятся основой и гарантией нового завета. Они создают начало новых отношений любви, дружбы и близости между Богом и Его новым народом.

(Г). Концепция литургической преемственности Страстей. В Мк 14:22–25 жертвенная смерть Иисуса за «многих», которую предвещает трапеза с «хлебом» и «чашей», становится литургическим событием⁴⁹². Благодаря установлению святой евхаристии, на литургическом уровне возникает подлинная преемственность между жертвой Христа и жизнью церкви⁴⁹³. Через святую евхаристию, литургическое начало которой мы видим в Мк 14:22–25, Страсти полностью актуализируются всякий раз, когда христиане совершают это таинство. Евхаристия остается живым и непосредственным событием⁴⁹⁴, в котором может участвовать каждое поколение верующих и ныне, и в будущем.

Присутствуют в Мк 14:22–25 и намёки на христологию Власти. Речение «сия есть Кровь Моя нового завета» (14:24) отражает огромную власть Христа. Взамен ветхого завета приходит новый, – божественный акт, предполагающий божественные полномочия. Это можно сказать и о торжественных словах в конце данного отрывка (14:25). Они возвещают не только предстоящую смерть Христа, но и удивительную эсхатологическую реальность, начало которой полагает Мессия. Выражения «пить от плода виноградного» и «новое вино в Царстве Божьем» зримо передают идеи триумфа, радости и силы⁴⁹⁵.

Более чем где-либо ещё, великие и абсолютные полномочия Иисуса явлены в установлении таинства евхаристии. В Мк 14:22–25 Христос создаёт – через свои тело и кровь – единство, в котором верующие приобщаются благодати и уникальным дарам, имеющим свой источник в Его Страстях. Неизъяснимое пресуществление евхаристических хлеба и вина в тело и кровь Христову, приобщение верующих к этому телу и крови – великое чудо, причём чудо божественного порядка, которое по силам одному лишь Богу.

Христология Страстей задаёт тон и в Мк 14:26–31⁴⁹⁶. Этот отрывок можно условно разделить на две части. В первой из них ключевую роль играет пророчество Захарии: «Поражу пастыря, и рассеются овцы» (14:27)⁴⁹⁷. Поскольку оно относится к Иисусу, сразу возникает картина страданий и скорби. В эту картину входят и Его ученики («овцы»), которые испытывают последствия удара, нанесённого их Пастырю-Мессии. Ещё сильнее выражена скорбь Страстей в словах Иисуса: «Все вы соблазнитесь о Мне в эту ночь» (14:27)⁴⁹⁸. Иисусу вот-вот предстоит предложить себя в жертву, а к Его мукам добавится ещё и одиночество: ученики оставят Его и рассеются.

Вторая часть отрывка подробнее говорит о бедствиях, выпавших на долю Мессии. Оказывается, от Него трижды отречётся Его ближайший ученик Петр: «Истинно говорю тебе, что ты ныне, в эту ночь, прежде нежели дважды пропоёт петух, трижды отречёшься от Меня» (14:30). Пётр не просто оставит Иисуса, а именно отречётся, причем неоднократно. Это настолько шокирующий факт, что о нём упоминают все евангелисты (Мф 26:33–35; Лк 22:31–34; Ин 13:36–38). В данном отрывке Пётр ещё уверяет: «Хотя бы мне надлежало и умереть с Тобою, не отрекусь от Тебя» (14:31). Однако несколько часов спустя все эти обещания будут нарушены. Брошенный даже самыми близкими учениками, Мессия пройдёт крестный путь в одиночестве. Здесь христология Страстей сосредоточена на отношении Иисуса с учениками, а также на поведении учеников в этом испытании.

Однако евангелист вносит в повествование светлую ноту – через христологию Власти. Детальное предсказание о бегстве учеников и отречении Петра подразумевает наличие сверхъестественного знания. Иисус обладает божественным качеством: Он способен прозревать будущее⁴⁹⁹.

Это предзнание, столь горькое в случае с отречением Петра, ободряет учеников в Мк 14:28: «По воскресении же Моём, Я предварю вас в Галилее». Здесь Христос предсказывает своё воскресение⁵⁰⁰, используя формулировку от первого лица⁵⁰¹. Более того, удивительно, что в греческом оригинале глагол, обозначающий воскресение, стоит в прошедшем времени, словно речь идёт о событии уже свершившемся. Несомненность Христова воскресения возвещает о Его божественной власти. Рассказ о гефсиманской молитве и муках Иисуса в Мк 14:32–42 – один из базовых текстов христологии Страстей⁵⁰². Здесь Марк во многом даёт квинтэссенцию того, о чём уже неоднократно говорилось в его Евангелии⁵⁰³.

(А). Прежде всего, при чтении Мк 14:32–42 неизгладимое впечатление производит беспрецедентное по своей силе страдание Иисуса: Он «начал ужасаться и тосковать. И сказал им: душа Моя скорбит смертельно» (14:33–34). Первые два глагола передают необычайно острые чувства: ужас, тоску, душевные муки⁵⁰⁴. Из слов Иисуса ясно, что Его печаль доходит до предела: это состояние крайней скорби⁵⁰⁵.

Далее образ невыносимой боли становится ещё более трагическим: «И, отошед немного, пал на землю и молился, чтобы, если возможно, миновал Его час сей; И говорил: Авва Отче! всё возможно Тебе; пронеси чашу сию мимо Меня; но не чего Я хочу, а чего Ты» (14:35–36). «Пал на землю» – это выражение сразу создаёт впечатление страшного бремени Иисуса. Повторение молитвы о том, чтобы чаша миновала (прямым и косвенным образом)⁵⁰⁶ подчёркивает её значимость, а также тяготы, обрушившиеся на Иисуса.

Неизмеримая глубина и крайняя степень Христовых страданий видна также из сообщения евангелиста, что Иисус ещё дважды повторил свою молитву, «сказав то же слово» (14:39). Этот повтор, подобно ударам молота, усиливает чувство бесконечных мучений и скорби Иисуса.

Рассказ в Мк 14:32–42 полностью пронизан христологией Страстей. Здесь Марка не интересует психологический анализ состояния Иисуса, как не впадает он и в патетическую сентиментальность. Евангелист передаёт детали мучений потому, что убеждён в абсолютной реальности и подлинности Страстей Иисуса. И это имеет глубокий христологический смысл⁵⁰⁷. Христос разделяет с людьми их печали, муки и скорби, – вот о чём просто и реалистично возвещает Мк 14:32–42.

(Б). Затем обращает на себя внимание поведение трёх ближайших учеников: Петра, Иакова и Иоанна. Ранее именно они удостоились чести быть свидетелями воскрешения дочери Иаира (5:37) и Преображения Иисуса (9:2). Значит, их присутствие при гефсиманской молитве говорит об особой значимости сцены⁵⁰⁸. Более того, казалось бы, именно они выкажут особую ответственность и чуткость. Однако после первой мучительной молитвы Христос «возвращается, и находит их спящими, и говорит Петру: Симон! ты спишь? не мог ты бодрствовать один час?» (14:37). Контраст поразителен⁵⁰⁹. Иисус переживает кульминацию скорби и тягот, а три ученика, которых он избрал, чтобы они были с Ним, спят глубоким сном. Скорее всего, в слове «час» есть трагическая ирония: Христос молится, чтобы «миновал Его час сей» (14:35), а Пётр не может «бодрствовать один час» (14:37)⁵¹⁰.

Этот скорбный эпизод повторяется ещё дважды. В последний раз контраст огромен: «Вы все ещё спите и почиваете? Кончено, пришёл час; вот, предаётся Сын Человеческий в руки грешников» (14:41). Ученики встречают трагический час Иисуса, «спя и почивая».

Такое поведение учеников, на которое Марк обращает внимание, составляет ещё один аспект христологии Страстей. В преддверии крестных мук, Христос в Гефсимании должен терпеть ещё и боль, которую доставляют Ему Его любимые ученики. Он одинок, хотя рядом с Ним – Его избранники.

Следует отметить, что хотя перикопа Мк 14:32–42 посвящена, главным образом, Страстям Мессии, в ней нет жалостливой тоскливости. Эпизод дышит тихим литургическим величием, которое не умаляется от силы страданий Иисуса. Дело в том, что и этой перикопе присуща христология божественной Власти⁵¹¹, которая не позволяет нам толковать Страсти с односторонне человеческой точки зрения. В молитве «но не чего Я хочу, а чего Ты» (14:36) сосредоточена колоссальная духовная сила, неизбывное желание и решение Сына Божьего исполнить волю Отца⁵¹². Его слова выдают уникальную силу и полномочия принести такую всеохватную жертву. Это относится и к последнему предложению отрывка: «Встаньте, пойдём: вот, приблизился предающий Меня» (14:42). Здесь Иисусу присуще полное знание происходящего, и Он сохраняет контроль над событиями. Он принимает Страсти и сознательно идёт к ним, ибо таков Его выбор и воля⁵¹³.

9. За рассказом о гефсиманской молитве следует сцена ареста Иисуса (14:43–52). Она опять же пронизана христологией Страстей. В данном случае очень показательны действия основных персонажей сцены.

Во-первых, снова в критический момент появляются первосвященники, книжники и старейшины (14:43). На сей раз они не собираются полемизировать и не строят заговоры против Иисуса. Они осуществляют ряд жестокостей, начиная с Его ареста и заканчивая убийством. Ненависть духовных вождей иудаизма проявляется здесь в самой грубой форме.

Во-вторых, приходит «множество народа с мечами и кольями» (14:43). Толпу послали религиозные вожди, чтобы схватить Иисуса. Впервые в Евангелии от Марка группа вооруженных людей выступает против Мессии.

В-третьих, в ночи, подобно герою трагедии, появляется Иуда. Евангелист мимоходом замечает: он – «один из Двенадцати», что внушает глубокую печаль⁵¹⁴. Это можно сказать и об условном знаке (σύσημου) предательства Иуды: «Кого я поцелую, Тот и есть» (14:44). Это создаёт поистине мерзкое впечатление. Тем более мерзкое, что Иуда – красноречивая деталь! – не просто поцеловал Иисуса, но κατεφλησευαὐτόυ («расцеловал, облобызал») Его. Этот поцелуй должен был причинить Иисусу особую боль⁵¹⁵.

В-четвертых, Христа оставляют ученики. Скупая фраза передает всю глубину драмы: «Тогда, оставив Его, все бежали» (14:50). Даже юноша, который, «завернувшись по нагому телу в покрывало... оставив покрывало, нагой убежал от них» (14:51–52). Возникает впечатление панического бегства и полной покинутости Иисуса⁵¹⁶. Ученики, которые могли ещё помочь Иисусу, рассеялись в ночи. Иисус остался один в руках своих смертельных врагов.

Тем самым все люди – духовные вожди иудаизма, толпа рабов, ученики, неизвестный юноша – способствуют боли и страданиям Иисуса. Арест, предательство, бегство близких – всё это создаёт трагическую картину, в центре которой стоит страдающий Сын Человеческий. В сцене ареста в Гефсимании евангелист мастерски указывает на целый ряд человеческих факторов, играющих свою роль в Страстях Христовых.

Реальность Страстей в перикопе Мк 14:43–52 необходимо рассматривать, главным образом, в событии ареста Мессии: «А они возложили на Него руки свои и взяли Его» (14:46). Иисус предрёк свой арест врагами как один из главных элементов Страстей (9:31, 14:41). Теперь это предсказание сбылось, и приоткрылся занавес над последним актом разворачивающейся драмы.

Тяготы самого ареста были усугублены способом его осуществления. Марк приводит в связи с этим слова Иисуса: «Как будто на разбойника вышли вы на Меня с мечами и кольями, чтобы взять Меня» (14:48). Грубость и унизительность того, как Иисус был арестован, сделало Его страдания более тяжёлыми.

Вместе с тем, перикопа содержит и элементы христологии Власти. Ход событий полностью подтверждает пророческие речения Иисуса о предательстве Иуды (14:18) и бегстве учеников (14:27). Таким образом, эти события демонстрируют сверхъестественное знание Христа⁵¹⁷. Обращают на себя внимание и слова Иисуса: «Да сбудутся Писания» (14:49). Они ставят Иисуса над потоком событий, которые оказываются не следствием человеческого замысла или случайностей, а частью процесса спасения, задуманного Богом⁵¹⁸.

Поведение Иисуса во время ареста пронизано божественным миром и величием. Он тих и кроток, и лишь несколькими лаконичными словами указывает на божественное предначертание происходящих событий. Преданный и брошенный учениками, связанный грубыми рабами, Иисус в Мк 14:43–52 словно излучает божественное превосходство.

10. Далее, в Мк 14:53–65, идёт сцена суда над Иисусом «первосвященниками, старейшинами и книжниками»⁵¹⁹. Здесь страдания Мессии развиваются, и приближается время Его жертвенной смерти. Пока что Он предстаёт перед судом Синедриона. Это настоящая судебная расправа: судьи одержимы желанием убить Иисуса (14:55) и выносят Ему смертный приговор⁵²⁰. Остановимся на некоторых особенностях сцены.

Сразу после ареста Иисуса отводят на суд, который ведут «первосвященники и весь Синедрион» (14:55). После тягот минувшегодня, гефсиманских борений, предательства Иуды, бегства учеников и унизительного ареста Иисус должен вытерпеть еще и судебную расправу.

Его судьи – враги, которые заранее решили его судьбу: «...искали свидетельства на Иисуса, чтобы предать Его смерти» (14:55). Ради достижения своей цели они были готовы на всё.

Свидетели, представленные обвинителями, это явные враги Христа, ибо без всяких угрызений совести лгут: «Многие лжесвидетельствовали на Него, но свидетельства сии не были достаточны» (14:56). Эта череда ложных показаний – ещё один источник мук для Иисуса⁵²¹. Ситуация усугубляется тем, что лжецы совершенно передергивают слова Иисуса о разрушении и восстановлении Храма (14:57–59)⁵²². В этот момент вмешивается первосвященник. Он не останавливает лжесвидетелей, но набрасывается на Иисуса: «что Ты ничего не отвечаешь? что они против Тебя свидетельствуют?» (14:60). Тяготы, которые причиняли Иисусу бессовестные обвинения, дополняются несправедливой позицией первосвященника.

Между тем ситуация зашла в тупик, стала безвыходной, поскольку Иисус молчит. И тогда первосвященник решает задать самый главный и решающий вопрос: «Ты ли Христос, Сын Благословенного?» (14:61 )⁵²³. Утвердительный ответ Иисуса не становится предметом тщательного расследования или объективной дискуссии: следует взрыв негодования со стороны первосвященника, который даже раздирает на себе одежды (14:63)⁵²⁴.

Следующий трагический шаг – ответ Иисуса немедленно изображается как кощунство⁵²⁵. Так заканчивает судебный процесс: «Они же все признали Его повинным смерти» (14:64). После тягостной судебной процедуры Иисусу нанесён последний удар.

Мы видим, сколь ярко изображает евангелист в Мк 14:53­–65 реальность Страстей. Время и место испытания, основные персонажи, свидетели, вопросы, мотивы, детали – всё это безжалостно и непрестанно ранит Христа. И конечно, закономерен смертный приговор. Однако на этом сцена не заканчивается. По сообщению Марка, после заседания на Иисуса обрушился целый шквал оскорблений и издевательств: плевки, побои, унизительные замечания (14:65)⁵²⁶. Всё повествование в Мк 14:53–65 каждым словом подчёркивает многогранную реальность страданий Иисуса.

Удивительно, что в такой перикопе, пронизанной христологией Страстей, даёт о себе знать и христология Власти⁵²⁷. В ответ на вопрос первосвященника («Ты ли Христос, Сын Благословенного?»), Иисус говорит: «Я; и вы узрите Сына Человеческого, сидящего одесную силы и грядущего на облаках небесных» (Мк 14:62). Здесь в Евангелии от Марка Иисус впервые открыто объявляет себя Мессией и Сыном Божьим⁵²⁸. Его слова предельно ясны; они сказаны перед верховным советом иудейских вождей и религиозных учителей в ответ на прямой вопрос и в смертельной опасности. Значение этих слов – уникальное⁵²⁹.

Христологическое содержание этой мессианской декларации очень глубоко. Впервые рука об руку и равными по важности идут титулы «Сын Человеческий», «Сын Божий» и «Христос»⁵³⁰. Ещё существеннее, однако, сочетание в Мк 14:62 двух великих христологических образов: восседания одесную Силы и образ прихода «на облаках небесных».

Положение «одесную силы» указывает на высшую божественную власть⁵³¹. Мк 14:62 явно содержит аллюзию на Пс 109 (LXX) – текст, уже истолкованный Иисусом в мессианском ключе (12:35–37). Христологическая декларация о таком господстве и величии, сформулированная библейским языком перед Синедрионом, подчёркивает огромные масштабы власти Иисуса. Затем идёт фраза: «...грядущего на облаках небесных». Она разворачивает величественную эсхатологическую перспективу будущего Страшного Суда. Эти две концепции формируют единое целое, раскрывая во всей полноте божественную власть Христа⁵³². И это – в центре отрывка, посвящённого страданиям Иисуса⁵³³.

Рассказ об отречении Петра составляет часть повествования о ночных событиях – суде и осуждении Иисуса. Данная перикопа идёт сразу после сцены суда (11:66–72)⁵³⁴, тогда как действие её происходит во время суда.

Во дворе первосвященника Пётр поддается случайному давлению⁵³⁵ и отрицает, что знаком с Иисусом «Назарянином» (14:68). Будучи спровоцирован вторично, Пётр повторяет своё отречение (14:70), а в третий раз идёт даже дальше: «Он же начал кляться и божиться: не знаю Человека Сего, о Котором говорите» (14:71). Возрастающая резкость отречения ученика от своего Учителя поразительна. То, что Пётр клятвенно отрекается от Христа в то самое время и в том самом месте, где над Христом совершается судебная расправа, делает его отречение ещё более позорным⁵³⁶. После предательства Иуды и бегства учеников поступок ближайшего ученика становится страшным ударом для страдающего Иисуса. Без сомнения, отречение Петра входит в христологию Страстей и неизгладимо запечатлелось в памяти древней Церкви⁵³⁷.

Между тем это отречение было заранее и до мельчайших деталей предсказано Иисусом (14:30). Предсказание сбылось, что снова напоминает о пророческой власти Христа⁵³⁸. Когда Пётр вспоминает о словах Иисуса, его сердце наполняется раскаянием: «И вспомнил Пётр слово, сказанное ему Иисусом...» (14:72). В момент величайшего падения ученика, несравненная духовная мощь Мессии совершает чудо полного преображения этого человека. Здесь также дает о себе знать христология Власти.

12. Первая перикопа 15-й главы, Мк 15:1–15, посвящена суду Пилата⁵³⁹. Она изобилует фактами, которые олицетворяют, подчёркивают, углубляют и интерпретируют концепцию Страстей⁵⁴⁰. Остановимся на наиболее важных моментах.

(А). «Первосвященники со старейшинами и книжниками и весь синедрион» (15:1), то есть группа врагов, уже приговорившая Мессию к смерти, вновь собирается на совещание. Не долго думая, всего лишь спустя несколько часов после ночного суда («немедленно поутру»), они придают приговору официальный характер⁵⁴¹, связывают Иисусу руки и отводят Его к Пилату (15:1). Этот образ характерен для Страстей. Христа связывают⁵⁴² как обычного преступника, унижая и подвергая телесным мучениям. Соплеменники Иисуса предают Его Пилату⁵⁴³, то есть языческим римским властям, усугубляя и без того унизительную ситуацию.

(Б). Выдача Пилату сопровождается зловещими обвинениями: «И первосвященники обвиняли Его во многом» (15:3). Как ясно из отрывка, эти обвинения не произвели большого впечатления на Пилата. Более того, римлянин «знал, что первосвященники выдали Его из зависти» (15:10). Обвинения беспочвенны, но религиозные вожди яростно и фанатично настаивают на них даже перед представителем ненавистной римской власти⁵⁴⁴. В этих обстоятельствах ситуация с приговором делается особенно тяжкой для Христа.

(В). Эпизод с Вараввой (15:6–11, 15)⁵⁴⁵ также мучителен. Пилат не хочет подписывать Иисусу смертный приговор и предоставляет выбор фанатичной толпе иудеев. Пилат был уверен, что они, выбирая между Иисусом и «разбойником» Вараввой (18:40), предпочтут освободить Иисуса. Однако события разворачиваются противоположным образом. Толпа, которую подстрекают первосвященники, просит освободить Варавву и распять Иисуса. Контраст трагичен⁵⁴⁶: Иисусу не оказывают милости, которую получает вор!

(Г). С христологией Страстей также связан крик толпы: «Распни Его!» (15:13). Не вполне понятно, чем руководствовались эти люди (15:8, 11, 15), однако они требует казнить Иисуса. Пилат делает последнюю попытку. Он спрашивает народ, что дурного сделал Иисус, тем самым намекая, что не верит в вину Иисуса. Однако этот вопрос лишь подливает масла в огонь: «Но они ещё сильнее закричали: распни Его!» (15:14). Слова «ещё сильнее» отражают резкость негативного настроя против Иисуса, буйство слепой ненависти людей⁵⁴⁷. Крик «распни Его» безжалостно направлен в адрес Мессии и наполняет сцену неописуемой болью. Здесь перед нами одна из самых горестных сторон Страстей.

(Д). Пилат соглашается с призывом казнить Христа, что замыкает трагический круг Мк 15:1–15. Евангелист сжал весь ужас и мрак этого решения в один стих: «Тогда Пилат, желая сделать угодное народу, отпустил им Варавву, а Иисуса, бив, предал на распятие» (15:15). Римский наместник отправляет Иисуса на позорную казнь, дабы удовлетворить толпу. В своём вердикте он не руководствуется виной Христа (реальной или воображаемой⁵⁴⁸), а просто поддаётся давлению первосвященников и толпы народа. Свершается чудовищная несправедливость, за которую Иисус должен заплатить жизнью. Трагичность ситуации подчёркнута тем, что одновременно освобождают Варавву. Страдания невинного Мессии поставлены на одну доску с освобождением грабителя!

Пилат принимает и другое решение, усиливающее страдания Иисуса. Перед тем, как выдать Его римским солдатам для казни, он велит бичевать Иисуса. Никто не заставлял Пилата это делать. Поддавшись давлению при вынесении своего приговора, этот судья мог, во всяком случае, не отдавать приказ о бичевании⁵⁴⁹. Тем самым, к вопиющей несправедливости суда и позорной казни добавляются ещё и пытки. Страсти Христовы – это максимум страдания, унижения и несправедливости, которые ничто не смягчает.

Между тем отрывок содержит и элементы христологии Власти. Конечно, они приглушены, присутствуют лишь в подтексте и на втором плане, но без них не обходится.

Во-первых, в очередной раз сбываются предсказания Мессии, что снова указывает на наличие у Него сверхъестественного знания. В Мк 10:33 Иисус предрёк, что первосвященники, арестовав Его и осудив на смерть, «выдадут Его язычникам». Это предсказание свершается согласно Мк 15:1, где Иисуса приводят к Пилату, а затем отдают римским солдатам для казни (15:15).

Во-вторых, во время слушания дела перед римским наместником Христос молчит. За исключением «ты говоришь» (15:2), Его уста сомкнуты, какими бы ни были давление, угрозы и тяжесть ужасной ситуации. Факт поразительный, что и отмечает Марк: «Иисус и на это ничего не отвечал, так что Пилат дивился» (15:5)⁵⁵⁰. «Удивление» (θαυμάζειν) циничного, коррумпированного и жестокого римского начальника свидетельствует об особом смысле Иисусова молчания⁵⁵¹. Евангелист подчёркивает величие и достоинство Христа перед иудейскими и римскими властями, и показывает: Иисус идёт на страдания по собственному выбору, совершенно сознательно, а не просто по решению своих религиозных и политических врагов. Его молчание красноречиво возвещает о Его уникальной силе и власти.

В-третьих, в ответ на вопрос Пилата «Ты Царь Иудейский?» (15:2) Христос отвечает: «Ты говоришь». Вопрос приписывает Иисусу мессианские притязания с этнополитическими нюансами. Римский наместник ещё дважды повторяет титул «царь Иудейский» (ст. 9, 12), что отражает значимость, которую придавали данному титулу. Христос не отвечает ни прямым отрицанием, ни безоговорочным «да»: Его ответ необходимо понимать как согласие с оговорками⁵⁵². Формулировка, которую избирает Иисус, связана с Его нежеланием подписываться под смыслом, который первосвященники и Пилат вкладывают в понятие «царь Иудейский». Вместе с тем, слова Иисуса «ты говоришь» не означают и отрицания этого титула, поскольку Он наделяет их совершенно новым смыслом. Здесь существенно (в особенности для христологии Власти), что Христос соглашается с титулом «царь»⁵⁵³. Впоследствии евангелист Иоанн подробнее остановится на этом аспекте и разъяснит, что царство Иисуса «не от мира сего» (Ин 18:36). Евангелист Марк предпочитает не расставлять точки над «и», что, впрочем, ничуть не мешает ему изображать Иисуса как Мессию и Царя, – в тот самый час, когда Мессия приговорен к смерти.

Перикопа Мк. 15:16–20⁵⁵⁴ описывает сцену грубого унижения Иисуса во всей её устрашающей жестокости⁵⁵⁵. Римские солдаты взяли безжалостно избитого Христа, и «одели Его в багряницу, и, сплетши терновый венец, возложили на Него; И начали приветствовать Его: радуйся, Царь Иудейский!» (15:17–18). В этой жуткой пародии на чествование царя используется титул, который упоминал Пилат. Унижению сопутствуют телесные муки (терновый венец). Эти муки и унижения возрастают от секунды к секунде: «И били Его по голове тростью, и плевали на Него, и, становясь на колени, кланялись Ему» (15:19). Сцена унижений, издевательств, глумления и насилия ощутимо выражает одну из сторон страданий Мессии.

Исторические исследования показывают, что людям, осуждённым на смерть, могли воздаваться – в форме величайшего издевательства – царские почести⁵⁵⁶. Если римские солдаты знали об этом обычае и применили его к Иисусу⁵⁵⁷, Его унижение получает более глубокое основание.

Однако с этим унижением сбывается пророчество Мессии в Мк 10:34 («и предадут Его язычникам; и поругаются над Ним, и будут бить Его, и оплюют Его»)⁵⁵⁸. Когда солдаты издевательски величают Иисуса царем, они подтверждают Его сверхъестественное знание.

13. В сцене Распятия (Мк 15:21–32)⁵⁵⁹ страдания Христовы достигают предела. Повествование сжато и лаконично. Марку нет необходимости углубляться в объяснения, поскольку ранее евангелист уже неоднократно касался этого события под разными углами. В Мк 15:21–32 кратко сообщается о последних событиях между преторией и Голгофой. Доминирующий элемент в этих эпизодах – глубокое и многогранное страдание Иисуса⁵⁶⁰.

(А). О степени мучений Иисуса говорит красноречивый факт: палачи «заставили проходящего некоего Киринеянина Симона, отца Александрова и Руфова, идущего с поля, нести крест Его» (15:21). Иисус находился в ужасном физическом состоянии⁵⁶¹. По обычаям того времени, осуждённые на смерть через распятие должны были сами нести крест к месту казни⁵⁶². Судя по тому, что Иисуса избавили от этой участи, крест нести Он не мог. После изнурительной ночи, пыток и побоев, тело Его представляло сплошную рану. Он идёт к месту казни обессиленным и измученным.

(Б). Отказ Иисуса испить «вино со смирною» (15:23) показывает ещё одну сторону мессианских Страстей. Как известно, казнимым давали вино, к которому были примешаны особые снадобья⁵⁶³. Этот напиток отчасти действовал как обезболивающее, а отчасти одурманивал, облегчая муки. Христос отказывается от наркотика, способного притупить боль. Он принимает и несёт страдания во всей их полноте.

(В). Ещё один трагический эпизод: палачи взяли одежду Иисуса и стали делить её между собой (15:24). Здесь мука унижения состоит в наготе распятого. Тело обнажено перед всеми, что не может не причинять глубочайшие страдания. К этому добавляются муки из-за палящего солнца и жалящих насекомых, тем более что тело изранено.

(Г). Четвертый шаг – само распятие. Евангелист сообщает о нём предельно кратко, одним-единственным глаголом: «И распяли Его» (15:24–25). Эта лаконичность доносит до нас омерзительность и безысходность происходящего. Краткость неслучайна: Марк понимает, что страдания такой степени, какую они обретают в своей кульминации, описать невозможно⁵⁶⁴.

(Д). Мессия распят, а «с ним распяли двух разбойников, одного по правую, а другого по левую сторону его» (15:27). Это увеличивает чувство горечи: ко всем унижениям добавилось ещё и унижение от того, с какими людьми Его распяли. Христа, обладающего высшей и сверхъестественной властью, казнили как обычного преступника и с преступниками.⁵⁶⁵ Его причислили к ворам и бандитам. Эта сцена подчёркивает и глубокое одиночество Иисуса.

(Е). Ещё один источник мук Иисуса – в Его адрес летят самые разные оскорбления и кощунственные издевательства⁵⁶⁶. Марк уделяет этому достаточно много внимания (15:29–32). Оскорбления и издёвки исходят от трёх категорий людей: «прохожих» (ст. 29), «первосвященников с книжниками» (ст. 31) и «распятых с Ним» (ст. 32). Здесь и повтор обвинений, взятых из ложных показаний (ст. 29–30), и саркастические напоминания о чудесах (ст. 31), и требования знамений (ст. 32), и высмеивание мессианства Иисуса. В страшный час распятия Христос не слышит от людей ничего, кроме гнева, злобы и оскорблений, выдающих не только жестокосердие людей, но и вопиющее их непонимание происходящего.

Мастерски, шаг за шагом, Мк 15:21–32 обрисовывает последние стадии мессианской драмы. Опираясь на сведения о Страстях Христовых, взятые из церковного предания, евангелист Марк изображает Страсти во всей их полноте и в деталях, удивительно сочетающих яркость и лаконизм.

Хотя христология Страстей в Мк 15:21–32 существенно преобладает, здесь имеются и следы христологии Власти⁵⁶⁷. Величественное молчание Христа и в этой перикопе поражает и внушает трепет. Все, ради кого Он страдает, оскорбляют Его и издеваются над Ним, но Он молчит. Как и на суде перед Пилатом, молчание Мессии выдает Его колоссальную и несравненную силу, – твёрдое решение пройти путь страданий до конца, ради спасения мира⁵⁶⁸.

Христология Власти также проявляется в привязке происходящего к ветхозаветным текстам. Многие комментаторы отмечали, что в Мк 15:21–32 евангелист настойчиво показывает: распятие произошло в соответствии со Священным Писанием, в особенности с Псалмами (LXX) 21, 68, 108 и с Книгой Исайи (гл. 53)⁵⁶⁹. Более того, некоторые фразы в упомянутых текстах тесно коррелируют с рассказом Марка. Тем самым события при распятии подтверждают и исполняют пророчества и учения Священного Писания, а также выражают власть Бога Всемогущего, который даёт осуществиться словам Пророков⁵⁷⁰. Распятый Страдалец – воплощение предвечного замысла спасения, знак чудесной способности Создателя спасти человечество.

15. Сцена распятия завершается в перикопе Мк 15:33–­41⁵⁷¹. Здесь описаны последние часы и смерть Иисуса. Жертвенный конец достигает последней точки. Христология Страстей прочно запечатана событием смерти Иисуса, которая тем самым является абсолютным концом всякой христологии.

Марк описывает крестную смерть Иисуса в трёх сценах, указывающих на мессианские страдания. В первой из них Распятый восклицает: «Элои! Элои! ламма савахфани?» – что значит: «Боже Мой! Боже Мой! Для чего Ты Меня оставил?» (Мк15:34). Смысл этого отрывка не под силу раскрыть ни одному интерпретатору⁵⁷². Как бы то ни было, помимо всех прочих вероятных предположений, здесь можно говорить о невыносимой боли богооставленности, опыте полного одиночества и покинутости⁵⁷³. Это состояние чрезвычайно мучительно, особенно если оно наступило перед смертью⁵⁷⁴.

Вторая сцена: один из присутствующих предлагает умирающему Иисусу уксус (15:36). Может показаться, что этим человеком двигала жалость, желание смягчить страдания распятого. Но нет, первое впечатление моментально развеивается. Предлагая уксус, неожиданный «доброжелатель» издевательски замечает:⁵⁷⁵ «Постойте, посмотрим, придет ли Илия снять Его» (15:36). В Евангелии от Марка это последние слова, которые слышит от людей Сын Божий, распятый на кресте. Последние слова, обращённые человеком ко Христу в последние минуты Его земной жизни, несут в себе смесь насмешки и вызова.

И третья сцена. В одном предложении евангелист описывает смерть Иисуса: «Иисус же, возгласив громко, испустил дух» (15:37). Страдания Мессии увенчиваются смертью, которая есть публичный необратимый факт⁵⁷⁶. Иисус издает «громкий возглас», за которым следует абсолютное молчание смерти. Христология Страстей здесь достигла своего высшего откровения, своего максимального выражения, и без неё понять личность и путь Иисуса невозможно.

Безысходность и трагичность описываемых событий не помешали евангелисту включить даже в эту перикопу элементы христологии Власти.

(А). Мы читаем о внезапно наступившей тьме: «В шестом же часу настала тьма по всей земле и продолжалась до часа девятого» (15:33). Марк не комментирует это крайне необычное явление природы (в полдень!)⁵⁷⁷, случившееся, когда Иисус был прибит к кресту. Однако не приходится сомневаться, что евангелист видит здесь физический знак сверхъестественного события⁵⁷⁸. Страсти Иисуса приводят к зримым изменениям в физическом мире, к чудесным знамениям.

(Б). Когда Иисус «испустил дух», «завеса в Храме разодралась надвое, сверху донизу» (15:38). В повествовании Марка это событие также предстает как нечто в высшей степени необычное и внушающее трепет. Оно указывает на присутствие и действие сверхъестественной силы, связанной со Страстями⁵⁷⁹. В то же время это означает, что пришёл конец литургической системе, в центре которой стоял иерусалимский Храм⁵⁸⁰. Это говорит о сверхъестественной власти Мессии.

(В). Третий элемент христологии Власти в перикопе Мк 15:33–41 – громкий крик Христа перед смертью (15:37). Уже древние комментаторы усматривали в нём божественную власть Христа как Царя⁵⁸¹. Тот факт, что за ним вскоре последовало исповедание сотника (15:39), также выдает его сверхчеловеческий характер⁵⁸².

(Г). Исповедание сотника само по себе составляет важное свидетельство христологии Власти: «Сотник, стоящий на- против Его, увидев, что Он, так возгласив, испустил дух, ска- зал: истинно Человек Сей был Сын Божий» (15:39). Таково удивительное признание божественности Иисуса, случивше- еся в минуту Его страшной смерти⁵⁸³. Оно содержит словосо- четание «Сын Божий» – один из основных христологичес- ких титулов⁵⁸⁴. Толкователи отмечают, что Страсти Мессии завершаются провозвестием о «Сыне Божьем», с которого Евангелие от Марка начиналось (1:1) и которое было торжес- твенно повторено при крещении Иисуса (1:11). Именно этот титул, указывающий на божественность Христа, начинает и завершает Евангелие от Марка. И при крещении, и в час уни- жения и страданий на кресте⁵⁸⁵ этот титул говорит о высшей власти и божественности Христа, Сына Божьего.

16. Описанием погребения (15:42–47)⁵⁸⁶ завершается 15-я глава Евангелия и рассказ о Страстях. Эта перикопа имеет христологическую значимость, поскольку она удостоверяет и демонстрирует, что Иисус действительно умер⁵⁸⁷. Всё повествование ориентировано в этом направлении: Иосиф просит выдать ему тело Иисуса; Пилат удивляется быстрой смерти осужденного; сотник подтверждает факт смерти; Иосиф получает тело, завертывает его в саван и кладёт в гробницу, вход в которую закрывается камнем, – причём женщины видят, где Иисуса похоронили (15:47). Если в Мк. 15:45 предпочесть текстуальное чтение πτώμα («труп») вместо σώμα («тело»)⁵⁸⁸, несомненность Христовой смерти станет еще очевиднее. Гробница – неопровержимый свидетель Страстей Христовых и последний памятник им.

Несомненность смерти Христа, подчёркнутая погребением мёртвого тела Сына Божьего, составляет пограничную линию, абсолютный конец Страстей. В 15-й главе Евангелия от Марка христология Страстей сказала свое последнее слово. Однако это не последние слово Евангелия, а лишь предпоследнее. Последнее же слово принадлежит 16-й главе, в которой необратимое становится обратимым: воскрешение Иисуса Христа попирает смерть.

Эта инверсия происходит в перикопе Мк 16:1–8⁵⁸⁹. Здесь евангелист рассказывает, как три верные женщины – Мария Магдалина, Мария-мать Иакова и Саломия – пошли к гробнице Иисуса. Они несли с собой купленные ими душистые мази, чтобы умастить ими тело Иисуса, «весьма рано, в первый день недели» (16:1–2).

Первая часть сцены – естественное продолжение рассказа о смерти и погребении Иисуса. Здесь присутствует христология Страстей, поскольку женщины идут к гробнице, в которую положили Иисуса.

Однако в Мк 16:4 события принимают неожиданный оборот. Направляясь к гробнице, женщины размышляли: «Кто отвалит нам камень от двери гроба?» (16:3). Придя на место, они увидели, что «камень отвален, а он был весьма велик» (16:4). Устранение камня означает неожиданное вмешательство⁵⁹⁰: что-то нарушило ожидаемый ход событий.

В следующем стихе (16:5) неожиданности продолжаются. Войдя в гробницу, женщины обнаруживают в ней вместо мертвого Иисуса «юношу, сидящего на правой стороне, облечённого в белую одежду»⁵⁹¹. Сцена радикально меняется. Из места смерти гробница Иисуса превращается в место Его славы. Сияние юноши-ангела и его чудесное появление приносят реальность власти и величия Божьего. Это наполняет трёх женщин благоговейным трепетом, изумлением и страхом (̔εξεθαμβήθησαν, «ужаснулись», 16:5).

В атмосфере, которая дышит чувством необычайного бжественного вмешательства, ангел обращается к женщинам. Он сообщает им о великом и уникальном событии: «Не ужасайтесь. Иисуса ищете Назарянина, распятого; Он воскрес, Его нет здесь. Вот место, где Он был положен» (16:6). Ангельская весть делает чудесное изменение ситуации ощутимой реальностью. Иисус более не пленник смерти: «Он воскрес!». Страдания в их высшей и окончательной форме – в смерти – опрокинуты Воскресением. Гробница Сына Божьего, этот памятник Его Страстям, внезапно превратилась в живое свидетельство Его высшей и необоримой власти. Христология Власти триумфально появляется, чтобы сказать последнее слово в евангельской истории.

Следует отметить, что ангел, говоря о Воскресении, называет Христа «Иисусом Назарянином» (т. е. Иисусом из Назарета). Это означает, что Воскресший есть Распятый, что новая и сверхъестественная реальность Воскресения основана на горькой и трагической реальности Страстей. Ключевая весть христологии Власти («Он воскрес, Его нет здесь») сопряжена в этом же самом отрывке со словом «распятый» – ключевым понятием христологии Страстей (16:6)⁵⁹². Это подчёркивает смысл и значимость последнего хода событий, окончательную победу Сына Божьего.

Вдобавок к вести о Воскресении Иисуса ангел повелевает женщинам передать Его ученикам, чтобы они шли в Галилею, чтобы встретить воскресшего Иисуса, «как Он сказал вам» (16:7). Здесь опять подчёркивается сверхъестественное предзнание Христа. Поскольку этот отрывок занимает ключевое место в рассказе о Воскресении и в конце Евангелия, его вообще можно считать ключевым⁵⁹³. Выражение «как Он сказал вам», очевидно, относится ко всем пророчествам Иисуса – и, прежде всего, к пророчествам о Страстях и Воскресении (8:31, 9:31, 10:33–34, 9:9, 14:28). Финальный исход событий одновременно показывает сверхъестественное предзнание Иисуса и Его божественную власть в свете этих событий.

Христология Власти также определяет последний стих перикопы. Женщины покидают гробницу в «трепете и ужасе» (16:8). Они ощущают, что произошло нечто невиданное, небывалое, божественное⁵⁹⁴. Первые три свидетеля Христова Воскресения – свидетели удивительного проявления Его божественной силы и славы. И первая их реакция на эти события – восторг и трепет.

Согласно основным древним кодексам и рукописям (в частности, Синайскому и Ватиканскому кодексам), а также другим текстуальным свидетельствам⁵⁹⁵, Евангелие от Марка первоначально заканчивалось текстом в Мк. 16:8. Это вполне вероятно, а в плане христологической проблематики нашего исследования не создаёт серьёзных проблем. Поэтому здесь мы могли бы и закончить третью главу.

Однако во многих важных кодексах и рукописях, а так-же в евангельских лекционариях и патристических текстах, присутствует перикопа Мк 16:9–20 (так называемый «пространный эпилог»)⁵⁹⁶. Поэтому мы не можем обойти её вниманием.

Данная перикопа, Мк. 16:9–20⁵⁹⁷, повествует о явлениях воскресшего Сына Божьего, – тема, явно связанная с христологией Власти. Первая её часть (16:9–14) описывает серию явлений воскресшего Иисуса Марии Магдалине, двум ученикам («на дороге, когда они шли в селение») и одиннадцати апостолам. Упоминание об этих явлениях само по себе уверенно подчёркивает божественную силу и власть Христа, восторжествовавшего над смертью.

Здесь всё ещё содержатся важные элементы христологии Страстей: неверие учеников, особенно одиннадцати. Ученики «не поверили» (16:11) известию о том, что Иисус воскрес и жив, которое принесли первые свидетели Воскресения: «...но и им не поверили» (16:13). Поэтому, когда воскресший Иисус явился одиннадцати, Он «упрекал их за неверие и жестокосердие, что видевшим Его воскресшего не поверили» (16:14). Эти формулировки перекликаются с лексикой, характерной для христологии Страстей. По-видимому, ученики остались на том же уровне, на каком были до воскресения⁵⁹⁸, то есть глухими к словам Иисуса, закрытыми для понимания Его личности и явленной в Нем сверхъестественной истины⁵⁹⁹.

Вторая часть перикопы, которой завершается Евангелие от Марка (16:15–20), представляет собой чистое и многогранное выражение христологии Власти. Мы читаем о всё новых и новых проявлениях уникальной и божественной силы Сына Божьего. Остановимся лишь на главных моментах.

(А). Не вдаваясь в объяснения, воскресший Иисус даёт ученикам беспрецедентное повеление: «Идите по всему миру и проповедуйте Евангелие всей твари» (16:15). Впервые полем миссионерской деятельности апостолов становится весь мир, то есть все земли и все народы. Отныне Иисус – уже не Мессия лишь только для одного Израиля: Ему принадлежит вся населенная ойкумена. «Весь мир» и «вся тварь» становятся и навсегда останутся местом, где пребывает благая весть об Иисусе Христе⁶⁰⁰.

(Б). Последствия принятия или отвержения Евангелия абсолютны и бесповоротны: «Кто будет веровать и креститься, спасён будет; а кто не будет веровать, осуждён будет» (16:16). Апостольская проповедь во имя Иисуса Христа несёт людям спасение. Выбор, который человек делает в отношении Евангелия, есть его выбор в отношении Бога, а потому влечёт за собой спасение или погибель. Христос – средоточие спасения и единственный источник спасения⁶⁰¹.

(В). Принятие Евангелия означает приход чуда в жизнь. Воскресший Иисус торжественно обещает верующим: «Уверовавших же будут сопровождать сии знамения: именем Моим будут изгонять бесов, будут говорить новыми языками; будут брать змей; и если что смертоносное выпьют, не повредит им; возложат руки на больных, и они будут здоровы» (16:17–18). Ранее в Евангелии от Марка Христос дважды говорил нечто подобное (3:14–15, 6:7–13). Здесь, однако, появляется новая специфика: чудеса могут творить все верующие, а не только двенадцать апостолов. Кроме того, чудеса не ограничиваются экзорцизмами и исцелениями: упомянуты говорение на новых языках, возможность без вреда для себя прикасаться к смертельно опасным животным («змеям»), нейтрализация смертельных веществ и ядов. По сравнению с Мк 3:14–15 и 6:7–13, в Мк 16:17–18 увеличивается спектр возможностей. С одной стороны, расширяется круг людей, которые могут творить чудеса, a с другой – сам спектр возможных чудес. Сверхъестественная сила и власть Христа дают возможность творить удивительные знамения, далеко превосходящие обычные человеческие возможности.

(Г). Откровение божественной власти воскресшего Сына Божьего достигает кульминации в двух последних стихах (16:19–20). В них мы читаем торжественные слова: «И так Господь Иисус, после беседования с ними, вознёсся на небо и воссел одесную Бога» (16:19). Здесь использован христологический титул «Господь», указывающий на божественное владычество воскресшего Иисуса⁶⁰². Это яркое проявление христологии Власти. Однако ещё показательнее свидетельство о вознесении Иисуса «на небо» и о том, что он «воссел одесную Бога». Иисус, «распятый» (16:6) и «воскресший» (16:9), вознесён на небеса и триумфально восседает на божественном престоле, наделенный высочайшей божественной властью⁶⁰³. Повествование использует глаголы в прошедшем времени («вознёсся», «воссел»), дабы яснее подчеркнуть реальность этих событий как свершившихся фактов. Христология Власти сказала своё последнее слово, завершая Евангелие дивной небесной сценой: Иисус воцарён навеки, Он – Господь в божественной силе и славе⁶⁰⁴.

После этого евангелист снова обращается к земной и человеческой сфере, сообщая читателю, что ученики «пошли и проповедовали везде, при Господнем содействии и подкреплении слова последующими знамениями» (16:20)⁶⁰⁵. Христология Власти уже запечатывает человеческую реальность. Народ Христа наполнит обитаемую ойкумену неизгладимыми знаками Его силы, которая избавляет, исцеляет и спасает.