Период I

Во утрий же восхоте Иисус изыти в Галилею и

обрете Филиппа и глагола ему: иди по Мне.

(Ин.1:43)

Нет ничего столь гордого и столь любознательного, как человеческий разум. Хотя грех сильно ослабил его, хотя вера требует от него слепого повиновения, он все еще распростирает сто крыльев, чтобы взлететь на самую высоту, раскрывает сто глаз, чтобы исследовать самое сокровенное. И еще хорошо бы было, если бы он так усиливался исследовать на земле только дивные дела природы, ибо это – естественное стремление человека, которым он приводится к познанию всего бытия. Но он стремится проникнуть в самую невидимую глубину непостижимых божественных судеб, чтобы удостовериться, действительно ли разумно высочайший Промысл Божий управляет всем и что он положительно определяет о человеческих делах. Ведь это неприличная дерзость! Божественное предопределение есть одна из наиболее непостижимых тайн, заключенных в бездне Божественного разума и премудрости! Ум человеческий, недалекий по познанию, ограниченный в восприятии, пусть сколько угодно изучает и исследует эту тайну: все равно никогда не сможет понять ее. Ученые богословы, я знаю, как рассуждаете вы, о божественном предопределении. Вы говорите: предопределение есть предведение и предуготовление благодеяний Божиих, которыми непреложно спасаются все спасаемые; что оно есть восхождение разумной твари к вечной жизни, есть избрание к благодати и славе. Но вы не понимаете, что Бог от века предвидит все, что делают люди во времени, что это предведение божественное твердо, а дела человеческие во времени – свободны. Как можно согласовать неизменность Божия совета и свободную самоопределяемость разумных тварей? Как неизменность божественного решения не приводит к необходимости, почему она несомненна и не подчиняется случайности? – Итак, подальше, подальше от этих вопросов и недоумений ученых, – вопросов, которые не научают, а только смущают ум, недоумений, которые не просвещают, а только омрачают разум. В этой непонятной области, мы, братья, понимаем только одно: именно, что предопределение есть сочетание воедино божественной благодати и человеческой воли, благодати Божией, которая призывает, и воли человеческой, которая следует призванию.

Идя в Галилею, Иисус Христос находит Филиппа и зовет его – глагола ему: гряди по Мне. Филипп уверовал и последовал за ним. Eгоже писа Моисей в законе и пророцы, – говорит он своему товарищу Нафанаилу, – обретохом Иисуса, сына Иосифова, иже от Назарета. Таким образом, Филипп предопределяется к чести апостольского достоинства и к славе небесного царства. Об этом я сегодня и буду говорить. Я постараюсь доказать два положения. Во-первых, что у Бога – все желание спасти каждого человека; во-вторых, что у человека вся свобода спастись при помощи благодати Божией. Бог хочет, и если хочет и человек, то он (уже) предопределен.

I

Учение о предопределении есть догмат веры, основанный на Свящ. Писании, и никто из православных в нем не сомневается. ихже предуведе, – ясно говорит Павел, – тех и предустали сообразных биты образу Сына Своего. А ихже предустави, тех и призва, а ихже призва, сих и оправда; а ихже оправда. сих и прослави (Рим.8:29–30). В превышающей разумение книге таинственного божественного предведения, кого возлюбил, Бог вписал к жизни, а кого возненавидел – к смерти: Иакова возлюбит, Исава же возненавидех (2, 13), – говорит Сам Бог. Как горшечник готовит из одной и той же глины один сосуд в честь, а другой – не в честь, так и всемогущий Бог одних из своих тварей прославляет, как ценные, а других отвергает, как ненужные. егоже хощет, милует, а егоже хощет, ожесточает (9, 18). Бог действует по Своей воле, и кто может Ему прекословить? Воли Его кто противитися может? Но нет ли поэтому какой-либо неправды у Бога? – Да не будет! – Вот все учение Ап. Павла, учение прикровенное и возвышенное, в которое чем больше мы углубляемся, тем меньше его понимаем. Что же с того? В вопросе о предопределении пусть будет для нас непонятно все, что говорит Свящ. Писание, ибо оно непостижимо, – толкования святых отцов, ибо они трудны, – мнения ученых богословов, ибо они туманны. Пусть это будет поставлено в вину нашему разуму, слабому и слепому, который не может взойти на высоту или рассмотреть невидимое. Этого не понимал и сам Павел, восходивший до третьего неба. На этой высоте божественных откровений он видел только неисследимую глубину Божественной премудрости, превышающей разум. Поэтому он в удивлении воскликнул: о глубина богатства, и премудрости, и разума Божия! (Рим.11:33). Златоуст продолжает, что «если бы даже было возможно разрешить это, однако беззаконно было бы желать этого». Достаточно знать эти два ясные, легкие и прочные положения: первое – что Бог хочет, чтобы мы спаслись, ибо Он – человеколюбив; второе – что мы можем спастись, ибо мы свободны. Воля Божия и произволение человеческое образуют предопределение. Бог хочет; если хочет и человек, то он уже предопределен.

Да, человеколюбец Бог хочет, чтобы мы все спаслись и это подтверждается Его тремя друг другу непротиворечащими свойствами – Божественным правосудием, милосердием и промыслом. Бог даровал закон безразлично для всех людей и хочет, чтобы все решительно исполняли его: нет человека, который не был бы обязан соблюдать закон Божий. Греки и варвары, нечестивцы и православные, иудеи и христиане должны исполнять этот долг. Какую же награду ожидают себе люди за исполнение Божественного закона? – Спасение и Царство Небесное. Аще хощете и послушаете, благая земли снесте (Ис.1:19), так обещает Бог устами Исаии. Не было ли величайшей несправедливостью, если бы Бог желал, с одной стороны, чтобы люди соблюдали Его закон, а с другой – не желал бы всеобщего спасения? Если бы Он одну часть предопределял ко спасению, а другую предосуждал на муку? Как? Всех призывает на подвиг и только некоторых – к награде? Требует, чтобы все одинаково служили Ему, но не желает всем дать одинаковую плату? Нет, правосуден Бог, – Он есть само правосудие: давая всем закон, Он хочет, чтобы все спаслись: хощет всем спатися, – говорит Апостол. «Ибо, – объясняет св. Амвросий, – Давший закон для всех, никого не исключает из Своего царства». – Далее, кто принудил Бога сойти с небес на землю и вочеловечиться? Его крайнее милосердие. Тако бо возлюби Бог мир, яко и Сына Своего единородного дал есть, – свидетельствует Иоанн Богослов (Ин.3:16). В течение тридцати трех лет, прожитых здесь на земле, сколько потрудился Богочеловек Иисус, сколько пострадал, как умер! Отцы Церкви говорят, что вследствие ипостасного единения во Христе человечества с Божеством каждое деяние Христа достойно бесконечной чести и славы, так что самое малейшее страдание Христа в силах загладить всемирный грех; одна капля Его пречистой крови может угасить все пламя вечного мучения; одна смерть, естественная, безболезненная, могла спасти весь человеческий род. Но когда Он перестрадал, сколько не страдал никто другой, – когда Он пролил всю кровь Свою даже до последней капли, – когда Он умер на кресте с такою мукой и позором – неужели вы думаете, что все это Он переносил только для того, чтобы спасти одну часть людей, а другую оставить в погибели? Он столь легко мог бы спасти всех, и с такими усилиями восхотел бы спасти немногих? Он израсходовал беспредельное сокровище и только для того, чтобы сделать маленький выкуп, – излил все богатство Своей Божественной милости, чтобы облагодетельствовать столь немногих? Нет, на всех, на всех простирается, богатство божественного дара! Раны Иисуса Христа были исцелением для всех. Кровь Иисуса Христа есть для всех чудесная лествица, по которой все восходим в рай. Един есть Бог и един Ходатай Бога и человеков человек Христос Иисус, – говорит Павел, давый Себе избавление за всех (1Тим.2:5) Един за всех умре. А если Он за всех умер, то хочет, чтобы все и спаслись. Хощет всем спастися. «Солнце правды, – свидетельствует Григорий Богослов, – для всех возсияло, для всех жило, умерло, для всех воскресло». К тому же, несомненная и непреложная истина, что высочайший промысл Божий распростирается решительно на все твари: «Бог все предусматривает и обо всем заботится», – говорит Василий Великий; особенно же промысл простирается на весь человеческий род. Это и есть то Божественное отеческое попечение, на которое нам заповедует блаженный Петр возложить все наши заботы. Всю печаль вашу возвергше нань, яко Той попечется о вас (1Пет.5:7). По повелению Божию солнце восходит для верных столько же, сколько и для неверных. Бог устроил в морях гавани как для благочестивых, так и для нечестивых, дарует здравие, благополучие, богатство, почести всем племенам, как тем, которые Ему покланяются, так и неведущим Его. Если Бог хочет и раздает всем вообще то, ради чего мы не созданы, т. е. земное и временное, то тем более Он восхочет и даст вообще всем то, ради чего мы созданы, – небесное и вечное. Сей Небесный Отец, если обо всех промышляет, то и всем хочет спасения. Бог хочет, чтобы все спаслись. Поэтому Он повелевает и солнцу Своему восходить над злыми и добрыми, и дождю – падать на грешных и праведных. Итак Бог, по Своей праведности, милосердию и промышлению о всех, хочет всем спасения и, насколько это от Него зависит, не хочет погибели чего-либо даже малейшего. Это утверждает Сын Божий во Св. Евангелии: несть воля пред Отцем вашим небесным, да погибнет един от малых сих (Мф.18:14). Он всех зовет к Себе, и поэтому Бог богов, говорит Давид, Господь глагола и призва землю (Пс.49:1). Свыше и отначала возглаголал устами пророков – возглаголал в последние дни в Сыне, воплощенном Слове, и призвал ко спасению всю землю. Поэтому небесный Иерусалим, прославленный град Божий, рай, как видел его Иоанн в Апокалипсисе, имел двенадцать врат, по три обращенных к разным странам света, дабы мы знали, что Бог отверз рай для всей вселенной. Бог богов, Господь глагола и призва землю, ибо всем человеком хочет спастися.

Это, действительно, только хотение, которое вместе со святым Дамаскиным весь лик богословов называет предваряющим; оно само по себе недостаточно для спасения человека. Оно есть как бы огненный столп, ночью указывавший Евреям путь в пустыне, – указывает путь, но не влечет по пути спасения. Это – благодать Божия предваряющая, но необходимо со стороны человека произволение следовать ей. Это Бог призывает, но необходимо, чтобы человек внимал. Воля Божия есть одно только крыло; необходимо и другое крыло, наша воля, чтобы взлететь на небеса. Воля Божия и воля человеческая образуют предопределение. Бог хочет: если хочет и человек, то он (уже) спасен.

От начала Бог создал человека свободным, как говорит Св. Дух устами премудрого (сына) Сираха: из начала сотвори человека и остави и в руце воли его (15, 14). Бог оставил человека в его воле и не хочет производить никакого давления на его свободу. Остави и в руце воли его. Всемогущ Господь в Своей власти. Всемогущ и человек в своей свободе. Все различие заключается в том, что Бог творит все, что хочет, и никакая сила не может Ему в этом воспрепятствовать, а человек не делает, чего не хочет, и никакая сила не может его принудить к тому. Невозможно, чтобы Бог не совершил им желаемого; невозможно так же, чтобы человек совершил ему нежелательное. Поэтому, как человек не может спастись без благодати Божией, так и Бог не может спасти человека без свободной воли человека.

«Благодать, – говорит божественный Златоуст, – хотя она и благодать, но спасает лишь желающих». Спасение, по словам Богослова, должно быть делом нашим и Божиим. Дождь падает на землю, но земля не принесет плода, если земледелец не потрудится. Солнце сияет всюду, но кто хочет воспринять его свет, должен открыть свои глаза. Значит, Бог дарует всю благодать и помощь, но этой благодати должна сопутствовать и Божественной помощи содействовать воля человека. Хочет Бог спасти Ноя во времена потопа, в котором погиб весь мир, но требует, чтобы он своими руками построил ковчег. Хочет очистить Неемана от проказы, но требует, чтобы сам Нееман пошел и омылся в Иордане. Хочет отверсти очи слепорожденному, но требует, чтобы сам слепорожденный пошел и умылся в купели Силоамской. Бог хочет спасти всех людей, но требует, чтобы каждый содействовал своему спасению. Человек свободен и имеет пред глазами (на выбор) воду и огонь, жизнь и смерть. Человек разумен, – им водит ум: он может отличить доброе от злого, свет от тьмы. У каждого человека на сердце написан естественный закон, указывающий истинный путь ко спасению. Итак, что же нужно для предопределения, как не вполне подаемая благодать Божия и свободное изволение человека? Хочет Бог; если хочет человек, то он (уже) спасен.

Но я знаю, какого рода недоумение может вызвать в человеке этот вопрос о предопределении. Бог, могут сказать мне, как это видно из Свящ. Писания, еще прежде чем Исав и Иаков сделали что-нибудь доброе или худое, даже прежде чем они родились, Иакова возлюбил, а Исава возненавидел. Бог егоже хощет милует, а егоже хощет ожесточает. Бог из одной и той же глины сотворил два сосуда, один в честь, а другой – не в честь. Это значит – одному Бог щедро подает Свою благодать, а другому – нет. В этом Бог совершенно свободен творить, что хочет. Воле бо Его, – говорит Павел, кто противитися может? Как же после этого Бог хочет всеобщего спасения, если на одну сторону Он изливает всю Свою любовь, а на другую – весь Свой гнев? Если Бог еще до рождения возненавидел меня, как Исава, если ожесточил, как фараона, и если сотворил меня, как сосуд не в честь, с развращенным характером, где же моя после этого свобода делать добро или устраивать свое спасение? Признаюсь, христиане, выше приведенный текст Св. Писания рождает эти и подобные недоумения. Но он имеет иное значение. Таинственное благословение, данное патриархом Исааком детям, произошло действительно по Божественному устроению; при исследовании же его по человеческому смыслу оно оказывается совершенно ошибочным. Исав и Иаков – дети Исаака: Исав – старший, а Иаков младший. По естественному закону Исаву следовало бы первым получить отцовское благословение, но (на самом деле) первым получил его Иаков. Этому содействовали три обстоятельства, являющиеся тремя великими ошибками. Бысть же, повнегда состаретися Исаакови и притупишася очи его, еже не видети (Быт.27:1) – и вот он по причине слепоты дает свое благословение, не разузнав предварительно, кто это на самом деле, (выдававший себя за) первенца. Это раз. Чтобы подать свое благословение, Исаак попросил сначала подарка, захотел поесть дичины от сына своего. Улови ми лов и сотвори ми снеди, якоже люблю аз, и принеси ми, да ям. Так он продает свое благословение, тогда как должен был подать его туне. Это второе. Исаак был обманут своей женой Ревеккой. Любя Иакова больше, она одела его в одежды Исава; таким образом Исаак благословил Иакова, полагая, что благословляет первенца, Исава. Узнав об этом впоследствии, обманутый старец был поражен – ужасеся Исаак ужасом велиим зело. В этом, столь великом деле, патриарх так легко был обманут женою. Это в-третьих. Слепой, за кушанье, обманутый искусством другого, Исаак дает Иакову благословение, принадлежавшее Исаву. Но кто же был Исаак? – Простой человек. А ведь человек вообще подает свое благословение, дарует честь, делает выбор или ослепленный неведением, или побежденный корыстолюбием, или обманутый по простоте. Но решение Божественное не похоже на решение человеческое. Совети бо Мои не якоже совети ваши (Ис.55:20). Насколько земля отстоит от неба, настолько же и судьбы человеческие отличаются от судеб Божиих. Бог иначе предопределяет, иначе подает Свою благодать, иначе дарует Свою славу, иначе творит избрание. Бог наблюдает за всем и Своим всевидящим оком видит все, до мельчайшего и сокровеннейшего. Бог праведен и судить каждого по достоинству. Он не смотрит на лица, не взирает на дары: не зрит на лице, ниже емлет дар (Втор.10:17). Бог всемудр и не обманывается хитростью, не побеждается страстью, не изменяет по слабости. Итак, всемудрый, правосудный и всевидящий Бог

возлюбил Иакова, ибо предуведел богоугодное настроение Иакова, а Исава возненавидел, ибо наперед знал злой характер его. Он кого хочет – милует, ибо предвидит, что он будет человеком хорошей и послушной воли; а кого хочет – ожесточает, ибо предвидит, что он будет человеком злого и нераскаянного сердца. Одного Он делает сосудом благословения, как Павла, а другого сосудом бесчестия, как фараона, ибо предвидит, что он (действительно) есть сосуд гнева, обреченный на погибель. Так должно понимать вышеприведенный текст, так его объясняют все святые отцы, особенно Златоуст в своем 16 слове на 9-ю главу послания к Римлянам. Итак, упомянутый текст не доказывает того, будто Бог не имеет всего желания спасти тебя, или будто ты не имеешь полной свободы спасаться. Всегда зовет тебя человеколюбец Бог, желай, и ты свободно и будешь всегда предопределен. Мы исповедуем, что Бог делает, что хочет, ибо всемогущ. Но знаем (также), что Бог творить только должное, ибо Он правосуден. И хотя мы не знаем судеб Господних, ибо это бездна глубокая, – во всяком случае, веруем, что в Боге нет лицеприятия.

Когда Иисус Христос восходил в Иерусалим, Иаков и Иоанн, сыны Зеведея, предстали пред Ним вместе с матерью своей Саломией. Кланяются Ему и просят: хощем, говорят, да един одесную Тебе и един ошуюю сядем во славе Твоей (Мф.20:21). Смутила Христа эта странная просьба, и Он ответил им: – не веста, чесо просита. Несть Мое дата. Почему же это? Разве Он не всемогущий Бог и не может сделать, что хочет? Кто может Ему возразить? Воли бо Его кто противитися может? (Рим.9:19). Иаков и Иоанн были действительно апостолами, как и прочие. Но изо всех апостолов они имеют особенный дар сродства со Христом. Хорошо. Но у Бога, повторяю, нет лицеприятия; Бог не взирает ни на ходатайство, ни на родство. Ревекка могла обманом принудить Исаака совершить несправедливость, ибо он был человек. Но Саломия не могла умолить Христа оказать лицеприятие. Не веста, чесо просита. Несть Мое дати, но имже уготовано есть (Мр.10:38,40). Он как бы так сказал: Я со своей стороны как никого не гоню от Моей славы, так никого и не выделяю. Предпочтение получит достойнейший. Слова имже уготовано есть объясняет Богослов: «Предложи действительно достойным, которые не только получили от Отца (Бога) эти свои свойства, но и сами в себе их развили». Итак, Бог нелицеприятен. Он всех зовет в Свое царство, никого не выделяет, а предпочитает только достойных. Окажись и ты достоин и будешь предопределен.

«Мне оказаться достойным? Как это? Ведь Бог наперед знает, предопределен ли я в рай, или обречен на муки. Если я предопределен в рай, нет никакой нужды больше трудиться, чтобы достигнуть его; а если я осужден на муки, совершенно напрасно стараться избежать их. Ни в первом, ни во втором случае я не свободен. Предведение Божие верно; – то, что Бог предвидит, непременно должно случиться. А если я свободен сделать то, чего Бог не предвидит, то значит Бог ошибается, а это невозможно». – Что ты говоришь, о человек? – Ты говоришь: если я свободен, то Бог ошибается? А я утверждаю, что если я не свободен, то Бог меня обманывает. Он вводит меня в заблуждение, ибо устами пророков и апостолов, Своими собственными устами зовет меня к покаянию, хотя Сам хорошо знает, что у меня решительно нет свободы раскаяться. Он обманывает меня, ибо призывает меня, взяв крест, идти за Ним, а Сам связал мою волю. Обманывает, ибо повелел мне соблюдать Его заповеди, а Своим предведением совершенно лишил меня силы. Итак, если я не свободен, то не есть ли наша вера – одна ошибка, Евангелие – одна шутка? – Нет! Бог не заблуждается, ибо Он есть Сама Премудрость, ни обманывает другого – ибо есть Сама Истина. Ты не понимаешь, что такое Божественное предведение и что оно совершает. Так выслушай. Оно действительно есть камень претыкания, о который многие споткнулись и упали. Но кто думает о нем так (как ты) – сильно ошибается и очень далек от истины. Если ты нездоров, не правда ли, Бог предвидит, выздоровеешь ли ты или умрешь? Но разве из-за этого должно не приглашать врача, не принимать лекарств, а сидеть сложа руки и ждать выздоровления или смерти? В таком случае ты был бы очень неразумным и глупым. Одно, если Бог предвидит твое исцеление или смерть (и это совершенно истинно) и совершенно иное, – будто Божие предведение дарует тебе здравие или смерть (а это совершенно ложно); ведь если ты будешь смотреть за собою, то выздоровеешь, а в противном случае умрешь. Бог предвидит и то, и другое, но ни первого, ни второго Божие предведение не приводит в исполнение. Ты или выздоровеешь, или умрешь, верно одно из двух, но не определено точно. Пойми это получше. Бог действительно предвидит, будешь ли ты в раю или аду, но узнай, что из этого следует. В зеркале мы оказываемся такими, какими есть на самом деле, красивые – красивыми и наоборот. Точно так же и в чистейшем предведении Божием мы являемся такими, каковы и в действительности: – или записанными светлыми буквами в книгу живота, или помеченными в роковой книге смерти; если мы праведны, – то в лике спасенных праведников, а если грешны, – в списке осужденных грешников. Зеркало отражает наш вид, а предведение Божие – наше произволение. Это – мысль Григория Нисского. «Праведный суд Божий сообразуется с нашим расположением. Каково наше внутреннее (чувство), то же и Он воздает нам от Себя». И как зеркало, отражающее красивого и безобразного, не делает их такими, так и Божие предведение, в котором один является предопределенным в рай, а другой – осужденным на муки, (на самом деле) ни первого не влечет к спасению, ни второго на муки. «Предведение Божие, – говорят Богословы, – только созерцательно, а недеятельно». Это значит, что ты спасаешься или осуждаешься не потому, что Бог предвидит твое спасение или осуждение, а потому, – что добрыми своими делами содействуя благодати Божией, ты должен спастись, и Бог предвидит твое спасение; или потому, что злыми своими делами избегая благодати Божией, ты должен быть наказан, и Бог предвидит твои муки. Таким образом, Иуда предал Христа не потому, что Христос предвидел его предательство, а наоборот, Христос предвидел предательство Иуды потому, что он намерен был предать Христа. Так об этом говорит мудрый Иустин, философ и мученик. «Не предведение есть причина будущих событий, а будущие события – причина предведения. Не из предведения вытекает будущее, а из будущего – предведение; не Христос – виновник предательства Иуды, а предательство – причина Господнего предведения». Если ты будешь жить богоугодно, спасешься, а если развращенно – погибнешь. Бог предвидит и то, и другое. Но ни того, ни другого не предрешает Божие предведение. Ты или спасешься, или погибнешь, одно из двух несомненно, но не определено наперед.

Ну, а если бы я тебе сказал, что предопределено, что уже решено, спасешься ты или погибнешь, неужели из за этого не нужно тебе больше ходить в церковь, и ты не будешь больше обращаться к духовнику, не будешь стремиться к христианской добродетели, перестанешь каяться, и не предпринимая ничего со своей стороны, ждать своего спасения или осуждения? В таком случае ты был бы самый неразумный человек. Посмотри еще раз в зеркало, прошу тебя. Сегодня ты здоров и зеркало показывает хороший вид, завтра ты болен, и зеркало покажет худой, а когда выздоровеешь, – опять прежний. Как лицо твое изменяет свой вид, так и зеркало изменяет твой образ. Так теперь, когда ты живешь богоугодно, Бог предопределяет тебя в рай. Завтра ты согрешишь, и Бог определит тебя на мучения. Опять раскаешься, опять предопределен (на спасение). Как ты изменяешь свою жизнь, так и Бог – решение. Божий суд сообразуется с нашим произволением, – «и сообразуется с нашим расположением». Я приведу два небольших примера из Божественного Писания и закончу. Блаженный Павел в узах плыл на одном александрийском корабле в Италию, чтобы предстать пред императором. И вот вдруг среди глубокой ночи подымается великая буря, сильный ветер, страшное морское волнение, великая смертная опасность, и – никакой надежды на спасение. Но Бог, желая сохранить Своего раба, посылает к нему ангела с такими словами: не бойся, Павле.....се дарова тебе Бог вся плавающие с тобою (Деян.27:24). При таком божественном обетовании, моряки несколько ободрились и уверенные в своем спасении, хотели оставить судно и на лодке пристать к берегу. Нет, – сказал Павел, – аще не сии пребудут в корабли, вы спастися не можете (31 ст.). Что ты говоришь, Павел? Разве Бог не определил спасти всех? Не все ли равно, останутся они в корабле, или нет? – Нет, Бог определил спасших, но требует, чтобы и они тому содействовали. Если все не останутся в корабле и не будут делать своего дела, – они погибнут. – Погибнут те, которых Бог определил спасти? И Божие определение изменяется? Да, иначе не может быть. Аще не сии будут в корабли, вы спастися не можете. – Другой пример. Заболел царь Езекия, Бог определил его к смерти и послал к нему пророка Исаию сказать: заповеждь дому твоему, умреши бо ты и не будеши жив (4Ц.20:1). Несчастный Езекия оборачивается к стене, вздыхает, плачет, умоляет. – Что ты делаешь, несчастный царь?! Разве Бог не определил тебя на смерть? Напрасно, значит, плакать и молить. Разве может далее жить тот, кто определен Богом на смерть? Разве изменяется Божие решение? – И это определение, братие, изменилось! Бог сжалился над слезами Езекии и определил его к жизни, даже дарует ему пятнадцать лет жизни. Тако глаголет Господь: се Аз исцелю тя, и приложу к летом твоим лет пятьнадесят (5, 6 ст.). Я хочу, брат, чтобы состоялось определение о твоем спасении. Но говорю при этом, что если ты не будешь содействовать этому, если до самого конца не будешь жить богоугодно, твердый в благодати и любви к Богу, – не смотря на все решение о спасении, ты погибнешь. Пусть даже и состоялось решение о твоей погибели, но я говорю тебе: если ты обратишься и раскаешься, то спасешься, не смотря на определение о твоей муке. Подобно тому, как твоя воля переходит от хорошего к дурному или наоборот, так и Божие решение переходит от спасения к наказанию и наоборот. «Праведный суд Божий сообразуется с нашим расположением: каково наше внутреннее состояние, то же и Он воздает нам от Себя». Таким образом предведение и определение Божие не препятствует ни Богу в желании спасти тебя, ни тебе – в свободе спастись.

Но (как я сказал об этом в начале), лучше бы тебе ничего не понимать в высоком вопросе о предопределении. Чтобы тебя не смущало какое-нибудь недоумение, твердо помни две (мысли): что Бог всегда хочет твоего спасения, ибо Он человеколюбив; и что ты всегда можешь спастись, ибо ты свободен. Его благодать и твоя воля образуют предопределение. Бог хочет: желай и ты, и будешь предопределен.

II

В подтверждение всего, доселе мною сказанного, прошу вас: послушайте, что говорит Бог к Иеремии пророку. Востани и сниди в дом скудельничий, и тамо услышиши словеса Моя (18, 2). Пророк сошел, пошел в дом и застал горшечника за приготовлением посуды. Горшок выпал из его рук и искривился. Но тот поднял его и исправил по своему желанию. Иеремия, – говорит ему тогда Бог, – видишь ли глину в руках горшечника? То же самое и вы в Моих руках; – подобно тому как приготовленная посуда упала и испортилась и, испорченная, опять была исправлена искусством гончара, так и ты, о человек, (сам) впадаешь в грехи и, раскаявшись, опять исправляешься благодатью Божией. Если ты и стал сосудом чести, однако можешь обратиться в сосуд бесчестия, и, наоборот, из сосуда бесчестия обратиться в сосуд чести. Но Бог продолжает еще и говорит тебе чрез пророка: Я определил ниспослать много благ на этот народ, но аще сотворят лукавая пред очима Моима, еже не послушати гласа Моего: то раскаюся о благих, яже глаголах сотворити им (10 ст.). Также Я решил послать ему много бед, но аще обратится язык той от всех лукавств своих, то раскаюся о озлоблениях, яже помыслих сотворити им (8 ст.). Видишь ли, как Бог изменяет решение сообразно тому, как человек переменяет характер? Бог решил спасти праведных и наказать грешных. Ты праведен? Смотри не пади, ибо определение о твоем спасении превращается в определение о твоем наказании. Если ты грешен, постарайся раскаяться и тогда решение о твоем наказании превратится в решение о твоем спасении. «Праведный суд Божий сообразуется с нашим расположением; каковы наши внутренние (чувства), то же самое и он воздает нам от себя». Поэтому тебя не касается, что Бог решил о тебе, или что предвидит Бог; это ни полезно, ни вредно. Ты хочешь знать, что такое предопределение? Это – благодать Божия и человеческая воля вместе. Бог хочет, ибо Он – человеколюбив; если хочет и человек, – ибо он свободен, – то человек предопределен.

Но, о душа моя, что предуготовано для меня? Предназначена ли ты в рай или ад? Кто скажет мне это, кто уверит в этом? Братья, ведь все мы – странники в этой жизни, полной печали; никто поэтому не может знать, что произойдет в будущем. Это обнаружится в конце. Сообразно тому, окажемся ли мы праведными и грешными, мы и получим от праведного Судии или венец славы или осуждение на муки; изыдут сотворшии благая в воскрешение живота, а сотворшии злая – в воскрешение суда (Ин.5:29). Однако, нечто я могу сказать тебе, заканчивая проповедь повествованием, очень уместным в данном вопросе.

Однажды какой-то нехороший человек пришел к Аполлону Дельфийскому с воробьем в руках, покрытым одеждою, и просил, чтобы ему ответили: жив ли воробей или бездыханен? Этот человек был очень хитер и, если бы прорицатель сказал ему, что бездыханен, он намерен был показать живого воробья, а если скажет, что он жив, задушит его и показать, что он а; так он хотел обмануть оракул. Но его хитрость была узнана, и он получил такой ответ: «от тебя зависит это решить: то, что ты держишь, показать мертвым или живым». Ты, о христианин, спрашиваешь: твоей душе предстоит вечная жизнь или вечная смерть? «От тебя зависит это решить». Предопределение о тебе зависит от воли Божией и от твоей. Воля Божия всегда готова. Значит дело стоит только за твоей. Бог хочет: если хочешь и ты, то ты предопределен для вечной жизни.

Бяху же нецыи от книжник ту седяще и

помышляюще в сердцах своих: что Сей тако

глаголет хулы?

(Мк.2:6,7)

Мы, грешные люди, должны быть терпеливы, когда видим, что Сам безгрешный Сын Божий осуждается. Из стран Галилейских Иисус Христос, Божественный Целитель душ и телес, возвратился в Капернаум. В нынешнем Евангелии говорится, что в день Своего прихода Он совершил три великих благодеяния: первое, – Он предложил тамошним жителям проповедь, в которой изложил Свое божественное учение с такою силою и сладостью, что привлек к Себе почти весь город; тот дом, где Он проповедовал, был изнутри полон и извне окружен густой толпой. Слышано бысть, – говорится в Евангелии, – яко в дому есть, и абие собрашася мнози, якоже ктому не вмещатися ни при дверех: и глаголите им слово (Мк.2:1,2). Второе – Он исцелил одним Своим всесильным словом несчастного расслабленного, которого принесли четыре человека: Возстани и возьми одр твой и ходи (Мк.2:1.2); третье – вместе со здравием телесным Он даровал ему и здравие душевное: Своею Божественною властью разрешил его от грехов: чадо, отпущаются тебе греси твои. И чем же за все это благодарят Его жители Капернаума? Простой народ удивляется, хвалит и славит Бога: яко дивитися всем, и славиши Бога, глаголющим: николиже тако видехом. А книжники, блюстители закона, священный чин синагоги, осуждают Иисуса, как хулителя: бяху же нации от книжник тамо седяще, и размышляюще в сердцах своих: что Сей тако глаголет хулы? Наоборот, вы, книжники-лицемеры и клеветники, вы говорите хулы! А Христос, вами порицаемый, имеет, как Бог, власть отпускать грехи, ибо Он имеет силу, как Бог, исцелять расслабленного от болезни. Итак, Он говорит хулы, потому что учит? Говорит хулы, потому что прощает, исцеляет? Бот это вас соблазняет? Это ваши сердца отравляет? Это изощряет ваш язык на осуждение? Прошу вас, братие, рассудите: какая причина побуждает книжников с такою страстью говорить против чудодействующего Владыки? Христос учит, Христос творит чудеса; книжники видят, что собирается бесчисленная толпа внимать поучениям Его; видят они, что весь народ изумлен Его чудесами, что одни веруют в Него, как в великого пророка, другие даже как в истинного Бога, и соблазняются, осуждают и открыто говорят, что Он богохульствует. Что же это такое? Одна зависть. Это зависть, которая борется со всем хорошим, порицает слова и чудеса воплотившегося Бога, как злохуления.

Пользуясь таким поводом, я хочу убедить вас избегать сколько возможно этой человеконенавистной и богоненавистной страсти; хочу представить вам – во-первых, что такое зависть, а во-вторых, к чему она приводит.

I

Зависть есть первоначальное семя всякого зла, первое порождение всякого греха, первая ядовитая скверна, растлившая небо и землю, первый тлетворный пламень, зажегший огонь вечной муки. Первый, согрешивший на небеси гордостью, был денница; первый, согрешивший в раю преслушанием, был Адам; первый, по изгнании согрешивший завистью, был Каин. Но первою причиною всех тех грехов денницы, Адама и Каина, была все-таки зависть.

Завистью омрачился первый великий начальник Ангелов, началовождь Серафимов, «краснейший денница, утром возсиявающий». Когда он впервые увидел неизреченную доброту и славу Трисиятельного Божества, тогда он позавидовал и опечалился; потом дух его превознесся гордостью, и он возомнил быть равным Божеству. Ты рекл еси в сердце твоем: на небо ввиду и буду подобен Вышнему (Ис.14:13,14). По мнению Григория Богослова, зависть омрачила денницу, павшего по гордости; будучи божественным, он не вынес того, что его не почитают за Бога (Григ. Богослова слово 27). Прекрасный ангел света стал страшным демоном тьмы; променял высочайшую честь на вечную муку и, лишившись светлой, боготканной одежды дарований, в которую Бог его облек, остался наг, сохранив только основные свойства своего существа, – твердого, упрямого, неизменного во зле, как говорит Григорий Богослов. Воспламенив в себе сильнее ненависть и вражду на Бога, богоборный отступник не может отстать от этой борьбы. Когда он убедился в своем полном бессилии пред Богом, тогда он направил свое оружие и стал бороться против человека. Как страшный зверь, леопард, так ненавидит, человека, что если не может ему самому причинить вред и случайно увидит его изображение, бежит к нему и утоляет свой гнев: так и врать всего доброго диавол, бессильный пред Богом, увидев одушевленный образ Божий, человека, ринулся к нему в образе и с быстротой ядовитого змия. Увидал человека, венчанного славою и честию, в раю сладости, увидал его царем всей видимой твари, и завистливый был уязвлен ревностью. Он стал нашептывать, прельщать, склонять наших праотцев к ослушанию; очень обрадовался, увидав, что они изгнаны из рая, и особенно услышав их осуждение на смерть: смертию умрете. – Он явно оказался богоборцем, враждуя на Бога и совратив человека, ибо пред Богом бессилен. Но когда он увидал, что решение не тот же час приведено в исполнение, что Адам и Ева, приговоренные Богом к смерти, не сразу умерли, он не стал ожидать срока и употребил все усилия, чтобы поскорее внести в жизнь смерть: он напоил ядом зависти сердце Каина и вооружил его руку на убийство брата своего Авеля; так с этого времени земля и начала оскверняться человеческою кровью.

Во второй главе книги Премудрости Соломона говорится: Бог созда человека в неистление и по образу свойства Своего; завистию же диаволею вниде в мир смерть. Святой Златоуст поясняет это следующим образом: услышав, что человек, возвратится в землю, диавол жаждал увидеть, что решение приведено в исполнение, захотел даже большее – видеть кончину сына раньше отца, убийство брата братом, смерть безвременную и насильственную. Диавол слышал, что человек приговорен к смерти и к возвращению опять в землю, и не мог дождаться времени, когда совершится этот приговор. Более того. Пусть бы он обождал, чтобы сначала умер отец Адам, а потом и сын. Нет, захотел видеть кончину сына раньше отца. Пусть бы он умер естественною смертью. Нет, – насильственной. Пусть и так, но пусть убьет его кто-либо другой, а не свой родной брат. Нет, – именно родной брат. – Убийство брата братом! Видишь ли, сколько зла произошло от одного зла? – Видишь, что может сделать зависть! Видишь ли, как диавол удовольствовал свое ненасытное желание? Видишь ли, как много помогла ему зависть? Как она удовлетворила неутолимую жажду диавола? От зависти возгорелись война и отступничество на небесах; смутился блаженный мир и покой ангелов; денница упал в бездну и, как дракон, своим хвостом увлек с собою третью часть мысленных звезд; от зависти загорелся в недрах земли неугасимый огонь вечной муки. От зависти праотцы преступили заповедь, были удалены из рая сладости в терны и волчцы, – Адам, чтобы в поте лица добывать себе пропитание, а Ева – в болезнях рождать детей; из бессмертных они стали смертными; а с ними вместе и мы, несчастные их потомки, унаследовали от своих прародителей грех и с Божиим осуждением и проклятием. От зависти брат неправедно возненавидел брата и бесчеловечно убил его; неповинною кровью осквернилась чистая земля и отверзлась страшная дверь клятвы, через которую вошла в мир смерть. Все это произошло от зависти. – Она явилась начальницей богоборства, учительницей преслушания, матерью братоубийства, причиной смерти, в ней корень всего зла. Зависть есть печаль души, происходящая от благополучия ближнего. Василий Великий, согласно с мнением всех древних моралистов-философов, определяет ее так: «Зависть есть печаль по поводу благополучия ближнего».

Ядовитая гидра, по описанию поэтов-мифологов, была о семи головах: она из своих семи голов испускала смертоносный яд. Грех также о семи головах: первая голова его – гордость, вторая – сребролюбие, третья – лакомство, четвертая – уныние, обжорство, беззаботность, пятая – блудодеяние, шестая – гнев, седьмая – зависть. И хотя изо всех семи голов извергается смертоносный яд, умерщвляющий душу; но яд зависти всех губительней. Все прочие смертные грехи имеют целью какую-нибудь собственную выгоду; например, гордый хочет прославиться, сребролюбец ищет богатства, обжора хочет насытиться, беззаботный желает успокоиться, блудник стремится к сладострастию, яростный хочет отомстить. Но зависть ищет не добра для себя, а зла для ближнего. Завистливый хотел бы видеть славного бесчестным, богатого – убогим, счастливого – несчастным. Вот цель зависти – видеть, как завидуемый из счастья впадет в бедствие. С другой стороны, все другие смертные грехи доставляют какое-нибудь наслаждение, какую-нибудь радость тому, кто их творит; например: гордый радуется своей славе, сребролюбец – своему богатству, лакомка радуется при виде вкусных кушаний, ленивый рад праздности, блудник увлекается похотливостию, злобный удовлетворяется мщением на врага. А зависть не только не приносит тому, кого она обуяла, никакого наслаждения, никакой радости, а наоборот – печаль и печаль неодолимую. Так зависть есть печаль из-за благополучия ближнего. За то, что Иаков получает благословение от отца своего Исаака и право старшинства, Исав начинает печалиться и ищет случая умертвить Иакова. За то, что Лия, жена Иакова, была многоплодна, печалится другая, бездетная Рахиль, ссорится с мужем своим и от печали хочет умереть. Даждь ми чада, аще же ни, окончаюся аз (Быт.80:1). За то, что Иосиф, провидя славу свою, предопределенную ему от Бога в Египте, толкует братьям своим таинственные сны, братья его начинают печалиться; сперва они хотят его убить, потом отменяют свое решение и ввергают его в ров; а оттуда извлекши его, продают, чтобы удалить его от своих глаз. За то, что Давид убил Голиафа, победил иноплеменников и возвысил славу Израильтян, неблагодарный и завистливый царь Саул начинает тужить и всячески хочет лишить его жизни: то неоднократно бросая в него копье, то гоняясь за ним и преследуя его. И, наверное, он убил бы его и потешил бы бешенство своей зависти, если бы не сохранил тогда Давида чудесно Божий покров.

За то, что Богочеловек Иисус проповедует истину, исцеляет больных, прощает грешных, огорчаются христоненавистники иудейские книжники и порицают Его, как хулителя: что Сей тако глаголет хулы? В один субботний день увидел Иисус идущую к нему женщину, которая жестоко мучилась от недужного духа восемнадцать лет, так что, скорчившись от тяжкой болезни, не могла уже поднять головы и с трудом держала душу в устах. Увидев ее, Иисус сжалился над нею и исцелил ее: жено, отпущена еси от недуга твоего (Лк.13:12). И так как весь народ возрадовался с благодарным чувством о чудесах Христовых: радовахуся о всех славных бываемых от Него, то архисинагог начал негодовать, гневаться, запрещать, начал сеять плевелы в народе, чтобы уничтожить его благоговение и веру в Спасителя: шесть дней есть, в няже достоит делати: в тыя убо приходяще целитеся, а не в день субботный. Да разве для дня субботнего была какая-нибудь заповедь, чтобы не быть в этот день чудесам? Разве в этот день возбранял закон лечиться больным? Нет. Архисинагог говорит не из ревности к закону, а из зависти ко Христу. Он порицает силу, действие чуда, так как завидует славе Чудотворца. Сатана перешел из женщины в душу архисинагога. Феофилакт говорит: «сатана, сначала связывавший женщину, потом связывает архисинагога завистью и его устами порицает Божественное чудо».

Разве счастье Иосифа не было общим благополучием для его братьев, как это и доказало время? Слава, достигнутая Давидом, не была ли и славою Саула, которого царство он утверждал, побеждая его врагов? Чудеса Иисуса Христа не были ли благодеянием для всех Иудеев? Конечно. Но завистливый не обращает внимания на свое благо: «зависть не умеет предпочитать полезное», а видит добро ближнего и завистливо печалится; «зависть есть печаль о благополучии ближнего»; она старается благополучие ближнего обратить в злополучие, и в этом находить утешение своей печали. Цель ненависти – видеть, как завидуемый из счастья впадет в бедствие.

Горел в пламени неугасимого огня немилосердный и человеконенавистный богач, о котором повествует Евангелист Лука (Лк.16:23.24). И когда он, возведя очи на небо, увидел в лоне Авраамовом убогого Лазаря, то возопил жалким голосом: отче Аврааме, помилуй мя и поели Лазаря, да омочит конец перста своего в воде, и устудит язык мой. Братья, эта просьба богача кажется мне странною. Тому, кто горел в такой пламенной пещи, был извне окружен пламенем и пламенем дышал, кто всецело и телом и душой был пламя, неужели такому человеку, каким был он, не ясно было, что омоченный в воде перст Лазаря не в силах принести ему какую-либо пользу? Все воды источников, рек и морей были бы недостаточны, чтобы сколько-нибудь прохладить его. В таком сильном пламени и – просит так мало воды! Очевидно, что он желает чего-то другого, и это объясняет святой Златоуст. «Видит богач когда-то убогого нищего Лазаря в состоянии великого блаженства и славы; он видел его прежде нагим и покрытым ранами, а теперь видит облеченным в богоданное украшение божественного света, в наслаждении вечной жизни. Когда-то алкавшего и желавшего насытиться от крох, падавших со стола богача, теперь видит насыщенным божественною славою – все это видит богач и горит от зависти более, чем от всего гееннского пламени. И вот почему он требует, чтобы пришел Лазарь к нему, хотя бы на время, чтобы и Лазарь пришел разделить с ним муки, чтобы он удалился от лона Авраамова. И если бы удалось ему это, он, вероятно, почувствовал бы некоторую отраду. Чтобы удостовериться в этом, обратите внимание на следующее: когда богач услыхал от Авраама, что Лазарю идти в ад к нему нельзя, ибо между ними установлена великая пропасть, тогда он стал говорить: молю тя убо, отне, да послеши его в дом отца моего. Этими словами он говорил как бы так: если нельзя прислать его сюда, чтобы он стал участником моих мучений, то пошли его хотя в мой дом, т. е. в мир, в прежнюю жизнь, в прежнее несчастие, только удали его от блаженства в твоем лоне. Да, повторяю, завистью он распаляется более, нежели геенною. Казалось бы, богачу следовало скорее проситься самому на лоно Авраамово, а не Лазаря привлекать на муку. Но завистливый не ищет своего блага, не стремится к блаженству из состояния мучения. «Зависть не умеет предпочитать полезное». Она ищет другому зла, – чтобы видеть блаженного в муке. «Цель зависти видеть, как завидуемый из счастья впадает в несчастье». Богач хочет видеть Лазаря в аду сильнее, чем себя в раю. Почему? Потому что «зависть есть печаль о благополучии ближнего». Богословы доказывают, что наибольшая мука для содержимых в аду будет зависть: они будут видеть блаженство и славу Божию, будут сознавать, что на веки ими все это по своей вине утрачено, а что святые вечно наслаждаются, – отсюда-то произойдет плач и скрежет зубов, здесь-то они и найдут для себя величайшую муку изо всех мук.

Вот какова страсть завистника, страсть, которая изо всех прочих грехов наиболее печальна и безотрадна, потому что она одновременно и вина и наказание для того, кто ее имеет. Поэтому справедливо говорит Богослов: «зависть изо всех страстей наиболее несправедлива и вместе справедлива. Несправедлива, потому что преследует всех хороших, и справедлива потому, что распаляет имеющих ее. Не так сильно ржа точит железо, на котором она находится, ехидна, когда рождается, так сильно не терзает когтями чрева матери, как сердце завистливого поедается завистью, как мучится и терзается его душа в этой жизни, и в будущей». Поэтому я утверждаю, что не нужно желать для завистника ни исправления в сей жизни, ни кары в будущей. Сама зависть для него является достаточным наказанием: здесь он мучится, видя достоинства и счастье ближнего; там он страдает, взирая на блаженство праведных, как богач на славу Лазаря в лоне Авраамовом. Доселе эта страсть справедлива, ибо мучить тех, кем обладает. Но когда зависть начинает вредить ближнему, то она причиняет людям великие бедствия. Примеров этому много. Остановлю ваше внимание, слушатели, на одном. В славном городе Афинах жил некий философ, по имени Леонтий; рода он был знатного, веры языческой, наукой занимался астрологической и жизни был честнейшей. При своей смерти он все свое имение отказал сыну, а имевшуюся у него дочь оставил без всего. И когда его спросили: почему он так, как бы презрительно, отнесся к слабому существу и не оставил ей ничего в приданное, то Леонтий на это ответил: «довольно будет для нее своего счастья». Быть может, он так ответил, основываясь, как язычник и астролог, на странных современных ему воззрениях на звезду, под которой родилась его дочь. Но ее будущее счастье, как увидите, было следствием ее тщательного воспитания, добродетелей, выдающихся дарований, – она действительно достигла блестящего положения, когда тому представились удобные обстоятельства. Но, однако же, Афинаида, так называлась дочь философа, не удовольствовалась завещанием отца и после его смерти начала судиться с братом, желая лишить завещание силы и взять себе надлежащую часть родительского имения. Выехав из Афин, она отправилась в Константинополь, чтобы там искать правосудия у царя. Царем был тогда Феодосий младший. Когда Афинаида представлялась к царю, то ее увидала сестра царская славная Пульхерия; она заметила ее прекрасное лицо, честный взгляд, разумность в речах; во всем чувствовалось, что это была дочь философа и притом сама философ. Пульхерия ее возлюбила, милостиво приняла и обратила ее в христианство, дав ей вместо языческого имени Афинаиды христианское имя Евдокии. Обратив же в христианство, она выдала Евдокию замуж за своего брата царя Феодосия малого. И так исполнились на вид неосновательные слова ее отца: «довольно будет для нее своего счастья». Из простой Афинской язычницы она стала христианкой и царицей Константинополя. Она лишилась родительского наследства, а Бог ей дал скипетр и корону.

Не трепещет ли сердце ваше, братья, – слыша о таком счастье этой девицы? Но приготовьтесь к слезам, чтобы оплакать ее великое несчастье. О, зависть, зависть, как ты горька и как много несчастий ты приносишь людям!

Позавидовали Евдокии, оклеветали ее неправедно пред царем и ее мужем, будто она имеет к нему малую верность и почтение, и будто она имеет тайную любовь к Павлиниану, который был очень ученый и честный человек, и с которым она действительно часто беседовала, любя сама науки. Хотя царь этому и не поверил, но возымел сомнение, и, ничего не говоря, Евдокии, искал случая сам удостовериться. Но послушайте, какая произошла случайность, и случайность печальная. Однажды принесли царю яблоко, которое было необычайной величины; царь отослал его к Евдокии. А она, не подозревая против себя никаких клевет, послала это яблоко к Павлиниану, который был в то время болен. Царь, придя навестить больного Павлиниана, увидел там свое яблоко, изменился в лице, возмутился сердцем и вышел от него печален и гневен, и когда пришел к царице, то прежде всего спросил: где то яблоко, которое он к ней прислал. Она, по действу ли диавола, радующегося о зле, или по попущению Божию, не объявила ему истины, а сказала, что она то яблоко сама съела, и утвердила свое слово клятвою, поклявшись даже царским здоровьем.

Этого было достаточно; царь поверил клевете и тотчас послал и велел отсечь голову лежащему в постели Павлиниану, который не только был совсем невинен, но даже ничего не подозревал. С Евдокией царь развелся и послал ее в ссылку в Иерусалим. И вот дворец, где раньше царили радость и мир, был возмущен печалью и тревогой. Из этого примера

вы видите: сколько зла могла наделать зависть, смешанная с клеветой. Благодаря зависти, был убит неповинный Павлиниан, разлучена царица с мужем; поругана добродетель верной жены: нарушена радость многих, и никто от этого не получил никакого для себя удовольствия. Может ли после этого завистливый, доставляющий только злобную радость бесам, может ли и имеет ли право называться христианином?

II

Однажды спросили некоего мудреца: какие глаза видят лучше: черные или серые, мужские или женские, человеческие или скотские? И он ответствовал: лучше всего видят глаза завистливых людей. Они видят все, и вблизи самое малое, и то, что находится вдалеке, одного только они не видят – доброго, а если и видят, то наполняются слезами и стараются не видеть, как бы сами невольно закрываясь. – Прячься, сколько хочешь, запирайся, удаляйся, безмолвствуй в своем жилище, убегай в уединение, в пустыню: глаза завистливого достигнут тебя и там и увидят, что ты делаешь. Завистливый имеет как бы некоторые у себя зрительные трубки, через которые он видит очень далеко. Где можно найти такого человека, даже самого добродетельного и святого, который не имел бы у себя какого-нибудь порока? Один только Бог без греха и чист от скверны. «Порицатель касается не только многих, но и лучших, ибо только один Бог совершенно невинен и недоступен страстям», – говорит Богослов. Но глаза завистливого видят в людях малейшие пороки, даже такие, которых в них никогда и не было.

В заключение вспомним поучение Апостола Павла: не бываим тщеславни, друг друга раздражающе, друг другу завидяще (Гал.5:27). Не будем тщеславны; будем знать каждый только свое; не будем осуждать один другого, не будем ревновать один другого. Если вы поедаете один другого, то берегитесь как бы вам всем не погибнуть. Аще же друг друга угрызаете и снедаете, блюдитесь, да не друг от друга истреблены будете (Гал. 5, 15). Это пророчество, исполнившееся на нас¹.

Вы знаете, как погибло величие нашего народа и слава царства, обратитесь к его истории. Ни силы Персов, ни меч агарянский не могли бы принести зла этому царству, если бы не было взаимной зависти у граждан. Когда в семье, в обществе, в городе или в государстве внедряется зависть, и люди друг другу начинают злобно досаждать, тогда не нужно никаких внешних врагов для нанесения поражения. «Когда мы начнем завиствовать и вооружаться друг против друга, тогда не нужно, – говорит Златоуст, – и диавола для нашей погибели».

Ради Бога, в Которого мы веруем, и Который есть Бог мира и Отец щедрот, ради Евангелия, которое есть завет любви, ради Церкви, которая должна быть местом согласия и единения, мы не должны допускать в себе ни малейшего проявления зависти! Не дадим повода радоваться врагам. Филистимляне победили Израильтян, в тот же день умер и Саул с детьми. Израильтяне не терпели никогда большего урона. Услышал об этом несчастии своего народа Давид и обратившись к своей свите сказал: не возвещайте в Гефе, ниже поведайте на исходищах Аскалоних (2Ц.1:20), чтобы враги не услыхали о нашем бедствии и не возрадовались. Да не возвеселятся дщери иноплеменничи. Братья и собратья христиане! Несчастия, страдания, вины и грехи других не будем обнаруживать для осуждения, «друг друга раздражающе, друг другу завидяще», дабы не радовались иноплеменники, наши видимые и невидимые враги. Молчание, сострадание, дружелюбное чувство!

Но зависть порицающая, зависть раздражающая, зависть ближнего осуждающая, – она должна быть изгнана из среды христиан! Кто имеет такую страсть, тот недостоин даже именоваться человеком, а уж тем более тот не может называться христианином.

Иже бо аще постыдится словес Моих в рода сем

прелюбодейнем и грешнем, и Сын человеческий

постыдится его, егда приидет во славе Отца

Своего со Ангелы святыми.

(Мк.8:38)

Итак, род этого обманчивого и преходящего века есть род прелюбодейный, а дела его – темны и незаконны! Род грешный, отец грешных сынов и, как древле сказал пророк: род строптив и преогорчеваяй: род, иже не исправи сердца своего и не увери с Богом духа своего (Пс.77:8).

О времена, о нравы! Ложь заслоняет истину, обида берет верх над справедливостью, порок попирает добродетель, закон потворствует страсти, Евангелие порабощено миром, люди не боятся Бога, христиане стыдятся Христа, грех царствует, вера умерла, все развращено! Вси уклонишася вкупе неключими быша! (Пс.13:3). Но почему же люди века сего живут в таком бесстрашии и погибели? Как? Разве на небе не единый всевидящий и праведный Бог, Который теперь видит все подробно и когда-нибудь все в точности рассудит? Да, братия-слушатели, есть Бог Судия, есть будущий суд; настанет время, когда этот прелюбодейный и грешный род будет судим и получит воздаяние по делам своим. Об этом со страшной выразительностью говорит в нынешнем Евангелии Сын Божий. Иже бо аще постыдится словес Моих в роде сем прелюбодейном и грешном, и Сын человеческий постыдится его, егда приидет во славе Отца Своего со Ангелы святыми. Говорит Он и посылает меня более подробно изъяснить вам это в сегодняшней проповеди. Но какое же действие на ваше сердце произведет мое поучение? Мне кажется, что когда в первый раз люди увидели молнию и услышали гром небесный, они так были потрясены, что едва не умерли от страха. Они, думаю, убегали, чтобы скрыться в самых темных и глубоких местах, лишь бы не видеть и не слышать таких страшных вещей. А они их и видят и слышат, но либо вовсе не боятся, либо боятся очень мало, ибо их зрение и слух (к тому) привыкли. Многие совершенно бесстрашно спят самым глубоким сном даже тогда, когда молнии блистают и небо гремит так сильно, что от частых молний как будто загорается воздух, а от страшных громов потрясаются и горы, как будто небо враждует с землей. Вот так же, думается мне, первое слово о грядущем суде люди выслушали с великим трепетом, а теперь часто привыкли слышать об этом без страха. Вот явный признак этого: слыша, что будет грядущий суд, они спят беззаботно, погрузившись в глубокую бесчувственность своих грехов, и не просыпаются, не раскаиваются. Чего же я жду, выходя с проповедью о будущем суде? – Ведь вы привыкли слышать о нем и не боитесь. Однако я буду беседовать, чтобы в час суда иметь право сказать, что я говорил вам о нем.

I

Когда в мире должно произойти что-нибудь замечательное, Бог обыкновенно задолго дает некоторые предуказания. Иосиф Флавий повествует, что прежде чем римские войска вторглись в Иудею, чтобы разрушить Иерусалим и истребить народ Иудейский, явились какие-то знамения. Во-первых – (явилась) комета в виде меча, стоявшая над Палестиной. Во-вторых, телица, которую вели на жертву, вдруг на пути родила ягненка. Далее, медные восточные ворота, которые с трудом двадцать человек могли отворить, отворились сами. Еще, – на небе виден был как бы строй вооруженных сражавшихся людей. Наконец, в течение многих дней из внутренних частей храма слышался жалобный голос, говоривший: «убежим отсюда, убежим отсюда!». Все это – страшные предзнаменования войны, завоевания, пленения и окончательного уничтожения богоубийственного народа.

Несравненно более страшные знамения и чудеса явит Бог пред вторым пришествием. Так Он говорит чрез пророка Иоиля: дам чудеса на небеса горе и знамения на земли низу (2, 30). Подобное же изображает и Иисус Христос в Евангелии Матфея. – Чудеса на небеси: солнце без лучей превратится в холодное, темное тело; луна без сияния – в темно-красный кровавый круг. Звезды, перегоревшие в собственном пламени, спадут со своих мест, как угасшие уголья. Вся твердь небесная переменится: уже не будет показывать нам своего лазоревого вида, который мы теперь созерцаем: тогда ее покроет глубокая мрачная ночь. Знамения на земли: войны людей и зверей между собой и друг против друга, так что лицо земли покроется кровью и реки стянуть багряными. Кого война не убила, погубит голод, а кто остался от голода, погибнет от моровой язвы. С одной стороны море, взволнованное бурями, с другой – суша, колеблемая землетрясением – они будут последними предуказаниями конца века. Ибо море, в конце концов, вышедши из своих берегов, потопит сушу, а суша, сдвинутая со своих оснований, упадет в море и от смешения суши и моря образуется один безобразный хаос. Он будет гробом для вселенной и живущих на ней.

Таково будет последнее состояние этого суетного мира. Когда послышится трубный звук, воскреснут все мертвые, все, кого похоронила под собой земля, поглотило море, кого растерзали звери, птицы небесные и чудовища морские. Все, родившиеся от Адама и до сих пор мужи, жены, дети, юноши, старики, праведные и грешные, все (восстанут) в одном возрасте и состоянии с одним только различием – собственных дел. Все получат одеяние прежней плоти, все будут призваны к страшному великому Судии: и видех, говорит Иоанн, – мертвецы малые и великия, стояща пред Богом. И даде море мертвецы своя, и смерть и ад дата своя мертвецы, и суд прияша по делом своим (Откр.20:12,13). Апостол (говорит): всем бо явитися нам подобает пред судищем Христовым, да приимет кийждо, яже с телом содела, или блага или зла. (2Кор.5:10). И вот, когда все воскреснут, подымут глаза вверх и не увидят неба; когда посмотрят вниз и не увидят лица земли; когда, короче говоря, не увидят больше ничего ни на небе ни на земле, – тогда узрят Сына Человеческого, грядущего на облацех небесных с силою и славою многою (Мф.24:30). Достаточно и этого. Я не имею ни силы, ни времени описать все обстоятельства того страшного дня, при одном воспоминании которого, трепещут все святые. Я оставляю, молчу о них и ограничиваю свое слово только двумя предметами.

Брат, вообрази как-нибудь, что этот час настал, что ты стоишь пред судилищем Божиим. Не подымай глаз твоих вверх, где предстоят тысячи тысяч ангелов и тьмы тем архангелов со страхом и трепетом. Не опускай их вниз, где из-под огненного престола течет огненная река. Не смотри ни направо, ни налево, где стоит бесчисленное множество праведных и грешников в трепете, смирении и молчании ожидающих последнего решения. Направь вперед свой взор, смотри, Кто тебя судит. Затем обрати его к себе и посмотри, кто подсудимый. Судящий Бог, а подсудимый – грешный человек. Бог Судия весь – гнев, без милости; грешник – подсудимый виновник без оправдания. Подумай только об этих двух.

Начнем с первого. Чтобы понять, что значит Бог Судия, взойди на самую вершину Фавора. Там ты увидишь, как преображается Богочеловек Иисус, лицо Его сияет как солнце, ризы Его стали белы, как снег. Но в тоже время видишь, что три ученика, Петр, Иаков и Иоанн, ослепленные яркими лучами Его божественного света, убоялись и пали ниц. Но это все же не был весь свет божественной славы, а лишь малый луч того света. Святой Феофилакт говорит: «Божество обнаружило малейшую часть Своих лучей». От Фавора перейди к Синаю. Сошел на эту гору Бог, и вдруг гора, как говорит божественное писание, стала весьма страшным местом. Там пламя огненное, как бы от печи горящей, там дым, восходящий до неба, там облака, молнии, громы, подобие трубного звука, от которого потряслись горы и холмы, и весь народ Израильский затрепетал, хотя смотрел и слушал издали. А ведь туда Бог сошел не как Судия, но как Законодатель, и явился не самым Божественным лицом, а как бы прикровенно, в притче и символе. Теперь прими во внимание: Бог на Фаворе являет один луч Своего блаженства, на Синай сходит, только чтобы даровать Свой закон, но ни там, ни здесь не явился во всей Своей славе. И однако, Его явление было так страшно, что и ученики и весь Израильский народ были сильно поражены. Но когда Бог придет во время будущего суда, чтобы явить не Свое блаженство, а правосудие Свое, не для того, чтобы даровать закон, а чтобы судить нарушителей этого закона, егда приидет Сын Человеческий во славе своей (Мф.25:30), то есть, не покрытый каким-нибудь покрывалом, как Он являлся Моисею, но явно и открыто в Своем собственном естественном величии, каково будет, о христианин, это явление?

Бог никогда в этом мире не является во всей Своей славе, и потому то люди так дерзко оскорбляют тысячами грехов Бога, Которого не видят во всей славе. Он только тогда явится и только тогда Его в первый раз увидят и узнают. И узнав Лицо, Которое они оскорбляли, поймут, какое великое зло они сделали. Да, один лукавый помысел есть уже второй терновый венец на чистую главу Владыки. Одно непотребное слово есть плюновение в Его божественный Лик. Плотское похотение есть вторая рана в Его святые ребра. Каждый смертный грех еще раз пригвождает Его ко кресту, как говорит блаженный Павел. Теперь грешники не видят и не понимают, что они делают. Как слепые бросают стрелы и не видят, кого ранят. Ибо Бог как бы сокрыт под покровом веры. Но, когда Он придет и явится в Своей славе, тогда они увидят, Кого поражали и какую Ему причинили рану: воззрят нань, егоже прободоша (Ин.19:37). Грешник, как тебе покажется это зрелище?

Сойдем в Египет и войдем в чертоги Иосифа. Там его братья, неблагодарные братья, которые замыслили его смерть, продали его из зависти, лишь бы исключить его из своей среды. Сначала они не узнали его. Когда же он сказал им: аз есмь Иосиф (Быт.45:3), они взволновались, смутились и стали безмолвны от стыда и страха: не могоша отвещати ему (Быт.45, 3). Но он не обличает, не устрашает, не прогоняет их; принимает, обнимает, приглашает их вместе с собою наслаждаться властью и благами египетскими и, тем не менее – не могоша отвещати. Так велики стыд и страх, когда мы видим лицо человека, нами обиженного. Но взирать на лице Божие, слышать слова Божии: «Я Бог, Которого ты оскорблял своим срамословием, Которого продал за выгоды, уязвлял своим блудом, распял своим грехом. Я Тот, Которого ты поносил, Я Тот, имя Которого ты поносил, и попирал кровь. Я Тот, Которого ты столько раз возносил на крест, сколько причащался или служил Мне недостойно»... И вот теперь – видеть и узнать Бога, Которого ты раньше

не видел и не знал! Взирать прямо Ему в лицо! Видеть свой грех, как рану на Его Божественном лице! Скажи мне, какими глазами ты будешь Его видеть? С каким сердцем ты вынесешь это зрелище? – говорит тебе божественный Златоуст.

Этого еще мало. Если так страшен Бог Судия, являясь во всей Своей славе, насколько страшнее Он будет, явившись во всем Своем гневе? Этого действительно, ни ум не может понять, ни язык изъяснить. Кто весть державу гнева Твоего и от страха Твоего ярость Твою исчести? (Пс.89:11), говорил Давид Богу. Люди видели силу Божественного гнева в потопе, покрывшем всю вселенную, в огне, спавшем с неба и попалившем пятиградие, в казнях, поразивших жестокосердие Фараона, и все-таки в этом мире Бог не пылал (еще) всем Своим гневом: не размет всего гнева Своего (Пс.77:38), ибо Он здесь не являет всего Своего правосудия; ныне Он, правда, гневается, но и долготерпит. Он смешивает милость Свою с правосудием. Поэтому, как говорит Апостол, теперь время благоприятное, и мы легко можем умилостивить Бога молитвами, слезами, покаянием, ходатайством святых. Теперь Той есть щедр и очистит грехи наши (Пс.77:38). Но время Его второго пришествия есть время суда. Сам Апостол называет его днем гнева и откровения, днем, в который Бог явит весь Свой Божественный гнев. Иоанн говорит, что несчастные грешники, чтобы (только) не видеть этого гнева, будут умолять горы и скалы, чтобы упали на них и покрыли их. И глаголаша горам и калению: падите на ны и покрыйте ны от лица Седящего на престоле и от гнева Агнча (Откр.6:16). И праведный Иов сильно желает избежать такого гнева и живым скрыться во аде: Убо о дабы, так он молил Бога, во аде мя сохранил еси, скрыл же мя бы еси, Дóндеже престанет гнев Твой (14, 13).

Божественный Златоуст боится его больше мук, больше тьмы мук. «И геенна и те мучения невыносимы. Но и тьмы геенн ничего не значат по сравнению с тем, если видеть то кроткое лице отвратившимся и милостивое око не терпящим нас видеть». Почему же это? А потому, что Он есть весь только гнев, который Давид сравнивает с чашей, полной цельного вина. Бог держит ее в своих руках и поит из нее всех грешных. Чаша в руце Господни вина нерастворенна. Испиют вси грешнии земли (Пс.74:9). Нерастворенное, чистое вино без воды – это значит – один гнев без долготерпения, одно правосудие без милосердия. Там ходатайства и молитвы бессильны смягчить Божий гнев; слезы покаяния – умилостивить Божие правосудие. Облаке и мрак окрест Его (Пс.96:2). Тогда Бог не будет взирать на лица, чтобы умилостивиться. Правда и суд исправление Престола Его (там же). Тогда Он будет судить и исследовать деяния. Он уже не Бог милости и щедрот, а Бог отмщений. Какое отмщение Он нам воздаст? – Я скажу тебе. Последуй за мною и пойдем на поля Моавитские, чтобы увидеть случившееся там страшное дело. Три царя – Иорам Самарийский, Иоасаф Иудейский и царь Эдомский, соединившись между собой, многочисленным войском победили царя Моавитского. Внезапно вторглись в его страну и всюду разнесли смерть и гибель, опустошение и трепет. Засыпали все источники, порубили все деревья, перетоптали траву, выжгли деревни, перерезали жителей, двинулись с торжеством вперед и наконец, тесно осадили со всех сторон царя в городе. Теснимый извне врагами, а изнутри недостатком припасов, он каждый час подвергался опасности потерять царство, свободу и жизнь. Что было делать? Видя, что более нельзя надеяться на человеческую силу, он прибегнул к силе солнца, которого чтил как Бога. Чтобы спасти свой народ и сохранить царство, он, по совету своих придворных мудрецов, решил пожертвовать своим собственным первородным, которого назначил наследником своего царства. И вот, ведя его за руку, как овцу на заклание, в виду своих подданных, шедших за ним с плачем великим, и врагов, смотревших на него тоже с великим изумлением, он взошел на крепостную стену, взяв в одну руку нож, в другую сына. О солнце, так мне кажется, он воскликнул, не омрачайся, что увидишь сейчас зрелище, какого ты никогда еще не видало на земле. Смотри и свети ярче, чтобы видели это и мои враги! Я не могу принести тебе всесожженье более драгоценное, чем мой собственный сын, мой первый сын, наследник царства моего. К этому привела меня ненависть, какую питают ко мне враги, и моя любовь к народу моему. Прими эту невинную царственную кровь, прими ее из моих рук и ниспосли свою силу, чтобы отмстить врагам и спасти народ. Сын мой, прими смерть от рук своего собственного отца и веруй, что мы оба сегодня становимся одним всесожжением и одной жертвой: ты – закланный моей рукой, а я – пораженный горем. Необходимость, неумолимая необходимость влечет сегодня тебя на безвременную смерть, а меня – на жестокое сыноубийство. Твоя смерть есть жизнь и свобода для моего народа, охрана и честь моего царства. Цари, заключившие союз между собою против меня, Самаряне, Израильтяне, ведущие против меня несправедливую войну, посмотрите, каков ваш враг! Посмотрите, если у меня достает решимости заклать своего сына, то у меня будет столько же гнева, чтобы отмстить врагам за сына. Этот нож, который я могу омочить в крови сына своего, я сумею оросить и кровью врагов моих. Солнце, приими сына и услышь отца! – С такими словами он протянул руку, вонзил нож в горло сына, и принес его в жертву общему спасению. Враги увидали извне это страшное зрелище, раскаялись в том, что сделали, с великой поспешностью сняли осаду и тотчас убежали. И поят сына своего первенца, егоже воцари вместо себе, и вознесе его во всесожжение на стене, и бьют раскаяние великое во Израиле. И отступиша от него и возвратишася в землю свою (4Ц.3:27). Почему же убегают эти три царя? Что им нужно было делать? Представьте себе, прошу вас, состояние того несчастного отца и царя. Кто так стеснил его, что принудил принести в жертву своего собственного сына? – Те три царя, которые подняли несправедливую войну и привели его в такое состояние, что ему грозила опасность потерять свой престол. И вот, если бы счастье в войне обратилось к нему (на помощь), если бы он вышел к ним на битву, победил, обратил в бегство, взял бы их в свои руки – я вас спрашиваю, что бы с ними сделал так глубоко огорченный отец? Насколько была велика его скорбь, когда он собственными руками убивал сына, так же велик был бы и его гнев в мести за смерть сына. Гнев увеличил бы его силу; он как затравленный лев напал бы на них, ненасытно бы пил их кровь. Что за гнев, что за гнев! Человек, не пожалевший своего сына, стал ли бы жалеть своих врагов? Подумайте-ка. Хорошо сделали те три царя, что убежали от него, ибо убежали от его беспредельного праведного гнева.

От примера царя Моавитского вернемся к нашему предмету. Предвечный Бог Отец на горе Голгофе принес в жертву воплотившегося единородного Своего Сына, увенчанного терновым венцом, пригвожденного ко кресту, всего в ранах, всего в крови, посреди двух разбойников, как преступника. Страшное и ужасное зрелище! При виде его солнце померкло, земля расселась, разодралась завеса и гробы открылись. Кто принудил Его (к этому)? Наши грехи. Вот теперь, не загладь своих грехов в этой жизни покаянием, предстань с грехами своими пред Лице сего Бога-Отца, чтобы восприять суд при втором пришествии. Там будет присутствовать и Сам единородный Его Сын, с еще не зажившими ранами; там будет и древо креста, на котором Он был распят. Итак, Он с одной стороны будет видеть возлюбленного Своего Сына, Которого заклал, с другой – твои грехи, побудившие Его на заклание. Неужели ты надеешься, что Он окажет тебе какую-либо милость? Неблагодарный, скажет Он тебе, жизнь Моего Сына драгоценнее всех жизней ангелов и людей вместе: Я отдал ее на смерть. Кровь Сына Моего дороже всех жемчужин рая: Я всю ее излил на землю. Моя любовь к Сыну более горяча, чем все пламя, пылающее в сердцах Серафимов: Я отложил ее в сторону. У Меня ничего не было столь ценного, дорогого, любезного, как Сын Мой: Я принес Его в жертву. Ужели и это не могло дать тебе понять, какую ненависть Я питаю ко греху? И ты с грехами являешься Мне на глаза? Ты подвиг меня умертвить Сын Моего из-за твоих грехов. Теперь Сын Мой побуждает Меня судить тебя за Его смерть. Его кровь, раны, страдания вопиют против тебя об отмщении. Я Судия, Я Отец. Как Судия – сужу тебя по правде Моей. Как Отец – осуждаю тебя за смерть Сына Моего. Грешник, ты ждешь милости от такого Судии и Отца? Нет, нет, несчастный! Подумай, аще Сына Своего не пощаде, как говорит Павел (Рим.8:32), Он не пожалеет и тебя, Своего врага. Подумай, – ведь Его правда судить твой грех и в тоже время Его любовь мстит тебе за смерть Его Сына. Таким образом, против тебя борется правда и любовь Божия и над тобою одновременно творится суд

и отмщение. Измерь любовь, которую Он питает к Своему Сыну, – она беспредельна! Измерь Его ненависть ко греху, которая побудила Его принести в жертву столь возлюбленного Сына, – она (также) беспредельна! По такой любви и ненависти сообрази, с каким гневом Он будет тебя судить; – и он беспределен: – гнев без милости, один чистый гнев! Кто может сдержать такой гнев? Кто может его вынести? Я с трепетом говорю об этом; ужасаюсь, меня' оставляет и сила и слово, я не могу более говорить. Дайте мне немного опомниться от объявшего мою душу ужаса. О, грешная душа! О, будущий суд!

II

Судия Бог – весь гнев без милости! И подсудимый – грешник, виновный без оправдания! Все вины, за которые каждый человек даст пред Богом точный ответ в час суда, делятся на четыре рода. Первый род тех зол, какие мы сами совершили; второй – какие совершили другие по нашей причине; третий – род тех благ, каких мы сами не сделали; четвертый – каких мы другим не дали сделать. Все это, не только великое, но и малое, будет исследовано. «Самые мелкие преступления будут исследованы», – говорит Григорий Нисский. Все, в чем мы согрешили умом, даже малейшие помышления; в чем согрешили устами, даже до пустого слова; в чем погрешили делом, даже легчайшие ошибки. Все – от первого до последнего. Тогда мы ничего не сможем скрыть, как это мы скрываем от очей человеческих, даже от духовника. Все (явится) в таком виде и в такой обстановке, в какой действительно произошло. И мы не сможем ничего изменить, как делаем это теперь, обманывая людей, выдавая одно за другое, являя лицемерие вместо добродетели. Нет. «Мы вдруг увидим, – говорит Василий Великий, – все дела как бы представшими и явившимися нашему разуму в том самом виде, в своих собственных образах, как каждое было сказано и сделано». Теперь, в этой жизни, творятся некоторые вещи совершенно тайно; если даже они и явны, то, по крайней мере, нам неизвестен их виновник. Сколько скрывает ночь! Сколько пустынность, сколько таинственность! Вот загадочно найдено подметное письмо. Кто же написал его, мы не знаем. Обманута невинная девушка. Кто отец ребенка, мы не знаем. Пронесся слух осуждения. Кто распустил его, мы не знаем. В каком-нибудь доме пропала драгоценная вещь. Кто ее украл, мы не знаем. Что же хуже всего – невинный осуждается, а виновный подсмеивается. Та или другая любовь искренняя или притворна, или, может быть, даже это зависть или ревность? Похвала ли это или лесть? Добродетель или лицемерие? Ничего мы не знаем. Здесь много тьмы. Но там, когда Бог осветит тайные тьмы, тогда все откроется. «Каждое в своем собственном образе, как было сказано или сделано».

Все будет судить Бог, весь – гнев без милости! Теперь подумай, грешник: есть ли у тебя какое-нибудь оправдание? А прежде всего (подумай) о зле, какое ты сделал. В этой жизни Бог дал тебе легчайший способ получить прощение во (всех) своих беззакониях, в своих неправдах, в блудодеяниях, во всех твоих великих и страшных грехах. Стоило только исповедаться пред духовником, которому Бог дал всю власть прощать тебя, и ты был бы прощен, но ты этого не сделал. Ты это знал, но не сделал. Об этом тебе говорили проповедники и духовники, но ты не сделал. Ты столько лет прожил, имел (достаточно) времени, чтобы сделать это, но не сделал. Я тебя спрашиваю: есть ли у тебя какое-нибудь оправдание пред Богом?

Во-вторых, зло сделанное другими по твоей причине. Тот не хотел лжесвидетельствовать, тот – убивать: ты его побудил. Та бедная девушка по возможности скрывалась: ты обманом или силой извлек ее вон на общий путь погибели и толкнул в грех. Юноша не знал еще никакой злобы, был цветок по возрасту и по невинности, – ты прикоснулся и он увял: твои слова, твои беседы отравили его слух и развратили его добрый нрав. Ты был священником и всех мирян превосходил в соблазн. Ты был женат и на глазах своей жены содержал блудницу. Ты был отцом и для собственных детей стал учителем всего злого – ты был примером погибели среди тех людей. Брат, если бы ты хотел один бить наказан, пусть бы так, ты властен в своей душе, но своим советом, соблазном, примером ты увлек в погибель много других. Я спрашиваю тебя: есть ли у тебя какое-нибудь оправдание пред Богом?

В-третьих, хорошее, которого ты не сделал. Бог дал тебе много даров – естественных, вещественных и духовных. Ты был даровит, мог стать образцом добродетели и мудрости – и уклонился в погибель. Ты был богат, мог оказать вдовам и сиротам столько добра – но этого не допустило твое сребролюбие. Ты был способен сделаться светочем в Церкви, – плоть, мир или диавол победили тебя, – тогда как добродетель и святость не были для тебя недостижимыми. Ты там увидишь стольких пророков, апостолов, мучеников, девственников, подвижников, которых освятила божественная благодать. Если бы тебя не оставило доброе произволение, то никогда бы не покинула и эта божественная благодать, дабы и ты стал таким же, как те. Столько времени, драгоценного времени, безрассудно расточенного или напрасно потерянного, в течение которого ты мог бы сделать столько добра, но не сделал ничего. Спрашиваю: есть ли у тебя какое-нибудь оправдание пред Богом?

В четвертых, – хорошее, которое ты другим не дал сделать. Один хотел пойти в церковь на проповедь или исповедь, сделать что-нибудь полезное для своей души, но твоя злоба этого не допустила. Другой хотел сделать какое-нибудь общее благо, принести пользу многим, но этому воспрепятствовала твоя зависть. Я спрашиваю тебя: есть ли у тебя в этом какое-нибудь оправдание пред Богом?

Но закроем эту книгу, в которой заключены твои грехи. Раскроем другую, где записаны твои добродетели. Ты полагаешь, что сделал в своей жизни некоторое добро. Посмотрим, что это за добро. Ты помолился; но когда твои уста творили молитву, где блуждал твой ум? Ты дал милостыню, но сколько? – Очень мало и то лишь для того, чтобы скорее иметь от людей похвалу, чем награду от Бога. Ты постился. (Я плачу о постах христиан: во время поста за столами христиан именно и царит обжорство и пьянство). Но в то время, как ты воздерживался от рыбы и мяса, воздерживался ли от страстей и плотских наслаждений? Ты исповедывался. Но из многих случаев после твоей исповеди, обнаружил ли хоть раз воздержание? Ты раскаялся. Но исправился ли? Таково-то хорошее, что ты сделал? И этим ты думаешь заслужить у Бога оправдание? Укажи мне хоть одно добро, добро совершенное во всех отношениях! Из пяти-шести-десяти даже ста лет, тобою прожитых, укажи хоть один день, один час, всецело посвященный Богу! Где совершенное добро? Где такой день?

Итак, если Судия – Бог, весь – гнев без милости, а ты подсудимый – грешник, виновный без оправдания, – какого же ждешь окончательного решения? Я ужасаюсь сказать его: иди от Мене, проклятый, во огнь вечный, уготованный диаволу и аггелом его! (Мф.35:41). О страшный суд Божий! О еще страшнейшее решение! Откуда уходишь и куда идешь с таким определением, жалкий, несчастный, бедный грешник? – Из рая – в ад, от света славы – в вечный огонь, от бесконечной славы – к бесконечному мучению, от Бога – к диаволу! О страшный суд Божий! О страшнейшее решение! Иди от Мене. Сейчас я не могу вам сказать, что заключается в этих страшных словах. Скажу об этом в другой раз. А на этот – советую, прошу, заклинаю тебя – беги от такого суда и решения. Возможно ли это? Послушай.

Для всех человеческих грехов Бог учредил два судилища. Одно – здесь, на земле, в этой жизни; другое – на небе, во втором Своем пришествии. Там Судия – Бог, Весь гнев без милости. Здесь судия – священник, человек – весь милость без гнева. Там виновник не имеет оправдания. Здесь он получает прощение. Кто здесь будет судим духовником и получит прощение, и там он судится от Бога и получает прощение. Кто здесь кается, там – оправдывается. «Если в этой жизни, – говорит утешитель грешников Златоуст, – мы сможем исповедью омыться от прегрешений, то отойдем туда чистые от грехов». Я часто говорил тебе, христианин, как легко получить чрез исповедь прощение во грехах. Сегодня я тебе сказал, как страшно испытание греха на будущем суде. Я предложил тебе огонь и воду. Выбирай, что хочешь.

Учителю, приведох сына моего к Тебе, имуща духа нема: и идеже колиждо имет его, разбивает его, и пены тещит, и скрежещет зубы, своими, и оцепеневает.

(Мк.9:17,18)

Кто идет по пути порока, тот непременно, в конце концов, впадет в бездну погибели. Злые дела всегда влекут за собою несчастия, и вообще порочный образ жизни заканчивается ужасным бедствием. Для злой жизни – злая и смерть. Посмотрите на извращенный образ мыслей непокорного юноши, на ожесточение неблагодарного сына, – я говорю о нечестивом Авессаломе, который, находясь под влиянием врожденной надменности гордого духа и гибельных советников, берется за оружие, ищет престола и смерти кротчайшего Давида, своего отца и царя. Но посмотрите также и на конец этого дерзкого возмущения, конец, вполне достойный такого беззакония. В неукротимой ярости, дыша смертельной злобой против отца, мятежный сын неосторожно проезжал на осле под деревом: его длинные волосы запутались в ветвях дерева и он повис в воздухе несчастный. В тоже время, к тому же месту подъехал верный военачальник Давида Иоав и, схватив три копья, вонзил их в его сердце. И кто бы этому поверил? Не смотря на эти три страшные, смертельные раны, он все же, к своему большему мучению не умирает. И взем Иоав три стрелы в руку свою, вонзе их в сердце Авессалому, еще ему живу сущу (2Цар.18:14). Какое плачевное зрелище! Висит он несчастный на роковом дереве и висит на своих собственных волосах. Три смертоносные копья пронзили его грудь, и, несмотря на эти зияющие раны его измученная душа все же не исходит. Он мечется, кружится, терзается, бьет ногами по воздуху, хватается руками – то за волосы, то за раны, дико вращает глазами, жалобно стонет, напрягает силы до последней степени: но не может ни умереть, ни спастись. Не умирая и одною смертью, он испытывает муки тысячи смертей. О суд, о душа! так восклицал я в прошлое воскресенье. А теперь восклицаю: о муки, о душа!

В прошлое воскресенье я сопровождал несчастного грешника до самых уст адовых; с трепетом, с воздыханиями и слезами я представил его в день страшного суда, и он был судим Богом, Который есть весь гнев без милости; как преступник безответный, он был осужден и выслушал ужасный для себя приговор: иди от Мене, проклятый, во огнь вечный, уготованный диаволу и аггелом его (Мф.25:41). Сегодня я хочу показать вам образ того же самого грешника в вечном мучении. Правда, для его живого изображения дает мне краски и сегодняшний евангельский юноша: он, как живое гнездо немого духа, испускает пену, скрежещет зубами, цепенеет, падает как мертвый от чрезмерных мучений, – все это подобия вечных мучений. Но я беру образ несчастного Авессалома. Иоав вонзил в сердце его, еще живого, три копья; а я вам покажу другие три копья, то есть, стрелы Сильного изощрены (Пс.119:4), которыми Божия правда поражает душу обреченного на муки грешника. Первая стрела есть горькое, но бесполезное раскаяние: оно уязвляет память воспоминанием прошедшей жизни. Другая есть чрезмерная и неисцелимая боль: она поражает ум сознанием его настоящего состояния. Третья есть крайнее, но безнадежное желание: оно поражает волю лишением будущей блаженной жизни. Авессалом со своею раною остался жив, чтоб испытать еще большее мучение. Так и грешник, мучимый сими тремя стрелами, не получает конечной смерти, дабы испытывать вечную смерть. В сем-то наипаче и состоит то мучение, о котором мы будем говорить.

I

Представьте себе, слушатели мои, мрачную подземную темницу тьмы кромешной, глубочайшую пропасть, смрадный гроб, безотрадное место плача и горести, или ужаснейшую пещь темного огня, неугасимого пламени – широты безмерной, глубины несказанной, и вообразите в ней заключенным, погребенным, горящим в пламени несчастного грешника. Державная десница Вышнего непрестанно поражает его тремя стрелами в три главные силы души: в ум, волю и память, и причиняет ему три страшные раны: горькое раскаяние без пользы, безмерную муку без отрады, крайнее желание без надежды, – так что этот несчастный пригвождён памятью к земле, умом к аду, желанием к небу. Памятью к земле, ибо воспоминает прошедшую жизнь; умом к аду, ибо ясно сознает свое мучение; желанием к небу, ибо всегда, но безнадежно, будет желать небесной славы. Что такое крест в сравнении с этою мукою? Скрежет зубов, червь неусыпающий, тьма кромешная, огонь неугасающий, совместное мучение с бесами, и все подобное, что мы знаем из Священного Писания, есть только малейшая часть мучений, – все это муки телесные, которые совсем незначительны в сравнении с муками душевными, на которые я указываю.

Истина бесспорная, утвержденная на общем мнении богословов, что все сходящие в ад, лишенные всех сверхъестественных даров Божественной благодати, однако сохраняют все дары естественные. У них целы все пять чувств телесных: зрение, слух, обоняние, вкус и осязание; целы и три силы душевные: ум, воля и память. Мало того и внешние телесные чувства, и внутренние душевные силы еще более становятся восприимчивы, чтобы они и страдали сильнее, и глубже сознавали свое страдание. Отсюда-то и происходит истинная мука вечная.

Итак, первая стрела, поражающая грешника в память, это живое воспоминание прошлой жизни. Воспоминание (увы!) горькое, ведущее к еще более горькому раскаянию. О если бы эта наша краткая жизнь, увядающая, как цвет, исчезающая, как молния, исчезла из наших мыслей так же скоро, как проходит пред нашими глазами! О если бы мы теряли всякое воспоминание о мирских наслаждениях так же скоро, как скоро теряем их вкушение! Но то, что было, не может измениться, и что было, было во времени, и прошло, и во времени окончилось. Совершившееся уходит за пределы времени и там остается навсегда. Все мирские утехи похожи на те сладкие, но вредные яства, которые на время услаждают вкус, но с болью остаются в желудке непереваримыми, – так и они – приходят на мгновение и услаждают чувство, но остаются на веки и терзают память. «Оне, – говорит Василий В., на время услаждают вкушающего, но затем их последствия бывают горьче желчи». Прошедшая жизнь вся целиком остается в воспоминаниях грешника и имеет две противоположные стороны: с одной она кажется очень короткою, с другой – очень долгою. И как телескоп одной своей стороной увеличивает, а другой уменьшает предметы, так и терзаемая память с одной стороны, когда сравнивает жизнь с бесконечным пребыванием в аду, находит ее очень короткой, мгновением, ничем, вчерашним днем, который прошел (Пс.89:5). Сколько муки в одном сознании того, что за такую короткую жизнь душа обрела столь вечную муку! С другой стороны, когда память сравнивает жизнь со временем, находит (жизнь) очень долгой, – целый путь многих лет. Опять, сколько в этом муки! Сознавать, что в продолжение стольких лет она могла тысячу раз покаяться, но в течение всего этого времени всегда предпочитала мучение! Рана, которою эта стрела поражает память грешника, – есть горькое, но бесполезное раскаяние. Он только теперь раскаивается во всем сделанном, но время прощения уже прошло. Он только теперь оплакивает их, но его слезы уже не омывают грехов, а еще больше распаляют пламя его мучений. «Во аде нет покаяния. Для отшедших в ад уже невозможна исповедь и исправление», – говорит Богослов (Григорий). Здесь, в этой жизни, грешник кается и получает пользу, исповедуется и получает прощение, плачет и получает очищение, так как это время благоприятное, говорит Апостол, время покаяния, на которое Бог вручил своим священникам ключи: ими они отверзают, когда хотят, пред кающимися двери царства небесного. Но там, в другой жизни, не так. То – время воздаяния, когда каждый после суда получит заслуженное. Там Господь берет ключи назад и после суда над праведными и грешными, заключает врата, которые остаются замкнутыми на веки. И затворены быша двери (Мф.25:10). Там внутри, в царстве небесном, вечно блаженные праведники, а вне – навеки изгнанные грешники; дверь не открывается, ибо нет ключей. Но что же это я говорю, будто нет? – Есть покаяние, но горькое и без пользы. Саул, царь Израильский, однажды преследовал Филистимлян. Он обратился ко всему народу с речью, – чтобы никто не смел совершенно ничего есть в продолжении того дня, пока не будет одержана окончательная победа над врагами. А того, кто преступит царскую заповедь, будь то хотя бы и собственный его сын Ионафан, он поклялся страшной клятвой, тот же час предать смерти. И действительно, сын его Ионафан, случайно нашедши в поле улей, и вынужденный голодом, омочил конец своей палки в мед и едва только приблизил его к своим устам, – был обречен царственным отцом на смерть. Смертию, смертию да умрет днесь! Нет ему милости, нет прощения. Несчастного Ионафана спрашивают, что он сделал: возвести ми, что сотворил еси? (1Цар.14:43). Он только отвечает: вкушая, вкусих мало меду и се умираю. Немного меду я положил в рот и вот мне приходится умереть. Такая малая сладость, и как горька теперь! Такое незначительное наслаждение и оно теперь доставляет мне такое тяжелое наказание! Проклятый мед! Горчайший мед! О если бы я никогда не находил тебя, никогда не прикасался к тебе устами моими! Несчастный Ионафан, скажи мне, что ты сделал? – Вкусил немного меду и вот умираю. Немного меду – вот моя вина и смерть – мне наказание! И вот, сознание этого и делает мне смерть столь горькой.

Вышний Всецарю веков, содержащий, как Ты Сам говоришь, ключи ада, дай их мне сейчас, чтобы отворит эту мрачную темницу, где обречены на вечную смерть преступники Твоих заповедей. Я не намерен пролить бальзам на их раны или воду на пламень. Нет. Я хочу только вопросить одну из тех грешных душ и сказать ей: терзаемая душа, возвести мне, что ты сделала? за что ты так страшно терзаешься? В чем ты провинилась и так мучаешься вечно? Что привело тебя в эту тьму? Что ввергло тебя в эту пещь? Что ты сделала? – Ничего другого, как только вкусила мало меду. Одно мгновенное вкушение – вот вся моя вина, вот и вся причина моих мучений. Как велико было то опьянение сатанинскою похотью, из-за которой я увлек стольких чистых девушек, опозорил честных жен, отдал все мое существо, душу, сердце непотребной блуднице! – Все это только капля меду! Велико ли было то удовольствие, которое я получал в пьянстве и попойках от пиршеств и плясок, от гуляний и свадеб, от игр и зрелищ? – Только капля меду! Велика ли была испытанная мною радость, когда я насытил свою мстительность, видел бедствия моего ближнего, опозорил честь его ради своей страсти, ради зависти? – Капля меду! А то богатство, которого жаждала моя сребролюбивая страсть, ради которого я обременил свою совесть бесчисленными неправдами, беззаконными деяниями, – велико ли оно было? – Капля меду! И та слава, честь, покой, которыми я наслаждался в своей власти, сановитости и богатстве с такою гордостью, надменностью, с столь малым страхом пред Богом, – каковы были? – Капля меду! Все, решительно все – есть только капля меду, и то отравленного столькими заботами, страхом, трудами, болезнями! Но если бы даже весь путь жизни моей был сплошным рядом счастливых дней, вся жизнь моя, даже самая долгая и благополучная, что все это по сравнению с этой мучительной вечностью? – Капля меду, ничто, это день вчерашний, иже мимо иде (Пс.89:5). Горе мне! Это я вспоминаю и чувствую пламень, который терзает мою память больше, чем тот, который жжет мое тело. Я согрешал минуту и мучаюсь вечно. О, проклятый мед временных наслаждений! Ты для меня стал ядом вечных мучений. Прошедшая мимолетная жизнь, ты – стала виною бесконечных мучений! О, кратчайшая жизнь! Но почему же я называю ее кратчайшей? Она была для меня продолжительна и очень продолжительна для того, чтоб получить спасение. Я столько лет прожил на земле и имел в руках ключи рая, – знал, что мучения предназначаются для таких грешников, как я,– знал, как их избежать, легко мог сделать это и не сделал. Я был человек свободный, разумом одаренный. Кто меня ослепил, кто меня увлек? О, прошедшая жизнь, представлю ли себе твою краткость, воображу ли твою продолжительность, ты одинаково горькое для меня воспоминание. О золотые годы, драгоценные дни, прошедшие и потерянные, навсегда для меня потерянные! Кто теперь даст мне хоть один из тех часов, которые тогда казались мне такими долгими? Кто даст мне теперь хоть немного того времени, которое я расточил на грехи или провел в суете? Кто даст мне одно – единственное мгновение для покаяния? Но нет больше времени, оно уже прошло, и только напрасно я желаю его и буду вечно желать. О, стрела, поражающая мою память! Моя вина – капля меду, а наказание – вечное мучение. О, горькое воспоминание, бесполезное покаяние!

Это, братие, слова, которые поражают сердце слушающих, а тем более того, кто их говорит. И представьте себе: он тогда будет проклинать и чрево, его носившее, и грудь, его выкормившую, и родителей, детей и друзей, которых он знал, – а более всего ту каплю меду, который стал так горек. Подумайте, он, как нынешний бесноватый, будет испускать пену от бешенства, он будет кипеть от гнева, как яростное животное, устремится на самого себя, чтобы растерзать себя, пожрать свои внутренности, если только можно. Он виновен – сам и мучает себя; он – и жертва, и оружие вечных мук.

А когда от воспоминания о прошлой жизни он перейдет к сознанию настоящего положения – как велико будет его страдание! Это – вторая стрела, поражающая его ум. Душе Святый, удели мне сейчас от Божественной Твоей силы, дабы я мог разъяснить своим слушателям, какую боль причиняет эта стрела! Состояние грешных в аду есть вечная жизнь мучения, как и состояние праведных на небе есть вечная жизнь блаженства. Но что же вообще значит «вечная жизнь»? Богословы дают нам материальный образ и разъясняют ее так. Большой железный шар на подставке, по свойству сферических тел, только в одной точке касается ее. Вся тяжесть шара сосредоточивается в этой точке: сколько весить весь шар целиком, столько же весит он и в каждой (отдельной) точке, (когда на нее опирается). Подобным образом вечная жизнь, какова она вся целиком, такова же и в каждый отдельный миг, ибо она неразделима. Потому вечную блаженную жизнь Апостол называет «тягостью бессмертной славы» (2Кор.4:17), а ученые Богословы говорят, что она есть совершенное наслаждение всей полнотой бесконечной жизни, в одном мгновении. «Мгновенное и совершенное» – это значит, что праведник в каждый нераздельный миг вечной жизни радуется всей в мгновении и всей в совершенстве той радостью, которою ему надлежит наслаждаться в (течении) всей той блаженнейшей бесконечности вечной жизни. Он наслаждается всей славой и во весь век и в каждый миг вечности. Эта вечность вся в своей полноте открывается пред блаженным умом праведника и всегда делает блаженство его беспредельным.

Что с праведными делает Божественное милосердие в раю, тоже с грешниками делает Божественное правосудие в аду. Тяжесть бессмертного наказания – есть вечная мука, в каждом мгновении полная и совершенная. Насколько она тяжела во всей вечности, так же она тяжела и в каждый миг, то есть грешник в каждый нераздельный миг вечной муки терпит все вместе и совершенно то наказание, какое ему надлежит нести в течение всей бесконечности мучительной жизни. Он терпит все наказание в течение всей вечности и в каждый ее миг, так что она в одно и тоже время – и распространена на всю долготу бесконечности и одновременно сосредоточена в каждом мгновении. Вечность в каждый момент представляется ему вся, и как одно целое и прошедшая и будущая, и поэтому всегда делает всю муку настоящею; а мука, далее, как бесконечна во всем своем продолжении, так необъятна и в каждый миг. Кто премудр и уразумеет сия? (Пс.106:43). Вот в чем заключается вечность в отличие от времени, которое делится на части, на первое и последующее, на начало и конец. И этим-то грозит Бог во Второзаконии, говоря: соберу на них злая, и стрелы Моя скончаю в них (32, 23). Соберу злая: – состояние грешников есть собрание, соединение всех зол. Вся горечь печали собрана в одной чаше, все пламени огня неугасимого соединены в одном пламени – вечной муке. В каждую минуту она вся целиком. И стрелы Моя скончаю. Какая ядовитая стрела, какое тяжелое копье для растерзанного ума грешника! Пред его глазами вся его мука, и нисколько не уменьшается, так как неразделима, – она и всегда (пред его глазами) и никогда не кончается: так как вечна. Это и значит – беспредельное мучение, безнадежное и бесконечное. Если бы мучение было только бесконечно, но была бы надежда, хотя на временное облегчение, и тогда оно невыносимо. Но без облегчения и бесконечное – оно невыносимо и непостижимо. Кто премудр и уразумеет сия? Какой ум может постигнуть это крайнее несчастие?

Без облегчения? Да! в аду царит глубочайшая скорбь, но нет сна, чтобы утишить ее. Раны смертельны, но нет бальзама, чтобы излечить их. Неисцельна болезнь, но нет елея, чтобы успокоить ее. Невыносимо пламя и нет ни капли воды, чтобы его потушить. Послушайте богатого грешника, о котором повествует Лука. Чего он хочет? Отче Аврааме, помилуй мя и поели Лазаря, да омочит конец перста своего в воде, и остудит язык мой: яко стражду во пламени сем (Лк.16:24). Отче Аврааме, ты – отец милости, окажи милость мне. Я объят пламенем, я горю и мучаюсь в печи огня неугасимого. О, пошли счастливого Лазаря омочить только конец перста в капле воды и прийти оросить мой воспаленный язык... Но что отвечает ему Авраам? Нет, нет, сын мой, – ты достаточно насладился своим благом в прошедшей жизни, восприял еси благая твоя в животе твоем, – не надейся больше ни на что. О великое бедствие! Он так немногого просит, и не находит ничего решительно. Прибегает к самому Аврааму, отцу сострадания, морю милости, только за каплей воды, чтобы хотя немного прохладить свое пламя, – и не получает. Итак, его просьба не услышана? «Нет, – говорит Златоуст, – для грешника даже в море нет воды, то есть у Бога милости». Поэтому, как я сказал, огонь ада есть только огонь, но без росы, только мука, но без облегчения.

В настоящей жизни нет такого великого зла, которое, хотя бы и неисцелимое, не имело бы конца. И вообще зло нескончаемое было бы самым ужасным злом. Здесь, как бы мы ни были несчастны, если уже это неизбежно, то, умирая, мы все же освобождаемся от всех терзаний, и смерть – этот последний наш врач, вместе с жизнью отымает у нас и болезни. Не таково состояние грешников в аду, где мучение в крайней степени и не имеет облегчения, а что хуже – вечно и не имеет конца, не кончается никогда, никогда! Пройдут тысячи лет, миллионы лет, а мука все будет еще в своем начале. Если грешник каждый год будет проливать по одной слезинке, и прольет столько слез, что из них потекли бы целые реки, и тогда все еще не пройдет и единой минуты этой мучительной вечности. Там, в том мире, нет уже смерти, которая бы прекратила мучения грешника, отнимая у него жизнь. Нет, там смерть бессмертна, там сама жизнь есть постоянная смерть! Там грешные каждый час будут просить смерти, но не найдут ее, как говорит Св. Дух в Апокалипсисе: взыщут смерти и не обрящут ее (Откр.9:6). Доколе же это мучение? – Оно – всегда и не окончится никогда, никогда!

Зенон был самым недостойным и несчастным Византийским императором. За его буйную и развратную жизнь им стали тяготиться народ, и вельможи, и войска, но особенно сама императрица Ариадна, жена его; и вот что она с ним сделала. Однажды, как это часто случалось, от сильного опьянения он впал в бесчувственное состояние, как мертвец, императрица приказала опустить его в глубокую могилу, и прикрыть ее, и приказала, чтобы никто не осмеливался извлечь его оттуда и чтобы таким образом живым был погребен царь, недостойный ни престола, ни жизни. Все это было исполнено. Наконец, император пробудился от опьянения и, увидев себя в такой тьме и зловонии, – был сильно потрясен; он стал кричать, стучать, плакать, сердиться, но не оказалось никого, кто бы слышал его вопль, сочувствовал его печали, открыл бы могилу на его стук, или исполнил бы его гневный (приказ). Тяжелый камень положен на него. Он погребен раз навсегда, погребен на веки.

От могилы несчастного Зенона я переношу свой умственный взор на кромешную тьму ада, где я как будто вижу жалкого грешника, там погребенного Божественным правосудием. Евангелие говорит о грешном богаче в следующих выражениях: умре богатый и погребоша его (Лк.16, 22). Мне слышится его плач, его жалкие крики. «Отче Аврааме, помилуй мя!» Но, увы, никто его не слышит, ибо, «бездна глубока, а тьма безысходна», – говорит Василий Великий. Бог держит в. Своих руках ключи от этой подземной темницы, и никто не отворит ее. Тягчайший камень вечности покрывает несчастного, и на камне Св. Дух начертал надпись: и будет время их во веки (Пс.80:16). Он погребен раз навсегда, навеки. Оттуда он никогда не выйдет. Ты мне скажешь: за один временный грех и такое вечное наказание? Может ли быть какое-нибудь соответствие между виной и карой? Я тебе отвечу, но если еще возможно сравнение между временным грехом и вечною мукою, то оно уже никоим образом невозможно между подобным тебе человеком, непотребным червем земли, и всевышним Богом, Которого ты оскорбил своим грехом. Если бы ты жил вечно, вечно же и грешил бы. Поэтому-то тебя и постигла вечная мука. Пред твоим взором печь неугасимого огня и ты все же грешишь? Значит, ты достоин вечного огня. Ты должен быть бесконечно благодарен Божественному Правосудию, которое отверзло целую бездну бесконечных мучений, чтобы пресечь путь твоих злодеяний. Если бы адское наказание не было (вечным), какова была бы жизнь христиан? – Праведен суд Божий! И будет время их во веки. Мука на веки, а облегчения и конца – никогда! Эта вторая стрела, поражающая ум грешника, кажется сама по себе уже составляет всю муку. Но существует еще и третья стрела, может быть более острая, чем первые две.

Это – та, которая поражает волю грешника и (повергает ее) в отчаяние блаженной жизни; она – есть крайнее желание, но без надежды. Здесь я снова вскрываю всю глубину бездны: желание без надежды и желание Бога без надежды на Бога. Вот эта стрела и есть, помимо прочих, сама мука. В этой жизни желание есть как бы огонь, который горит в нашем сердце и стремится к тому благу, которое мы надеемся получить. Если это благо легко достижимо, наша надежда умеряет пламень; а если оно невозможно, отчаяние совершенно гасит его. Таким образом, на земле, если мы желаем (чего-нибудь), то утешаемся надеждой; если же не надеемся, то исчезает и самое желание совсем; и, поэтому, или в нас вовсе нет болезни или, если есть, то имеется и исцеление ею. Но желание без надежды есть пламень без росы, одно желание есть чистый огонь, – а таково и есть желание грешников. Видели ли вы когда-нибудь морскую волну, которая будучи поднята всею силой ветра, устремляется всею массой, как бы грозя затопить землю, но достигши твердого камня, рассеченная возвращается назад, разбивается на тысячу брызг и, как будто сердись, ленится? Видели ли жаждущую лань, когда она с горящей внутренностью, воспаленным языком и открытым ртом стремится к источнику воды? Но если найдет источники и реки высохшими, она, обезумев от отчаяния, жалобно кричит и своим криком наполняет леса и луга. Вот так же, со всею силой, со всею жаждой крайнего желания воля грешной души стремится к высшему Судии, Богу. Но как твердый камень, как иссохшую реку она находит сердце Бога, изгоняющего ее со словами: отыди, отыди от Мене, проклятая, во огнь вечный! О, как поражает ее этот удар, в каком отчаянии она отходит! И чем сильнее лишение распаляет желание, тем больше желание увеличивает муку. Вот, вот она мука! Желание Бога – вот самое пламенное из всех желаний, как и Бог есть величайшее Благо из всех благ. Итак, желание Бога без надежды на Бога есть сильнейшее пламя мучений, которого я вам не могу разъяснить: – всегда желать Бога и не надеяться никогда Его видеть.

Почему же (грешник) не может надеяться? – Потому что он отделился от Бога, а разделение вечно. Мы по опыту в этой жизни знаем, как тяжела разлука с лицами, наиболее любимыми, когда разлучается (например) отец или мать от детей, брат от брата, невеста от жениха. Во времена Михаила Палеолога агаряне вторглись в азиатские пределы империи и много людей увели с собою в плен. Среди пленных были две сестры, которые попали (по жребию) к разным господам. Они должны были разлучиться и уйти в разные стороны за своими хозяевами без надежды когда-либо снова увидеться. Кто может описать, кто может изъяснить их плач, когда настал час расставания, когда они, оплакивая свою судьбу, пролили целый поток, слез крепко обнялись и устами прильнули друг к другу? И вот, когда они целовались в последний раз, как будто души их перешли в их уста и согласились между собой не подвергаться такому тягостному разлучению. Соединившись, они вознеслись в небесам, оставив на земле свои обнявшиеся трупы. Я хочу сказать, что обе сестры умерли, обнимая и целуя друг друга в сильных муках расставания, как будто природа не могла согласиться на разделение тел раньше разделения душ, как говорит Никифор Григора, передающий эту печальную историю.

Это я вам рассказываю, чтобы дать понять, как мучительно разлучиться от Бога, желать Его и вовеки не надеяться Его видеть. Но этого никто не поймет, не познав, сначала, что есть Бог. Представьте себе, что если бы светлейший и блаженнейший лик Божий на одно мгновение сокрылся от праведных в раю, рай превратился бы в ад; и если бы на миг явился грешным в аду, ад превратился бы в рай. Надежда хотя раз увидеть это Божественное Лицо превратила бы в ничто все бесконечное мучение грешников. Поймите, что вся мука вышеизложенная, гораздо легче, даже бесконечное множество таких мук, ничто в сравнении с лишением Божия Лица, как это утверждают два великих учителя Церкви. «Отвращение и отчуждение Бога для падшего гораздо мучительнее ожидаемых в загробном мире мучений» (Василий В.). «Подвергнуться тысячам мук ничего не значит сравнительно с лишением блаженной славы». (Златоуст). Отсюда вы можете заключить, как мучительно отлучение от Бога, желание Его без надежды вовеки узреть Его. О, острейшая стрела – в волю грешника! О желание без надежды, желание Бога без надежды на Бога! О мука, которую испытает воля, но не постигнет ум!

А мы все-таки не ставим это ни во что. Для нас было бы великим несчастием потерять хоть на один день милость нашего начальника, близость друга, привязанность блудницы. Но ничего не составляет для нас потеря любви, милости и славы от Бога.

Нам говорят, что существуют муки, а мы продолжаем идти по пути, к ним ведущему. Кто раскаивается? Кто исправляется? Кто обращается от пути погибели? – Одно из двух: – или мы не верим в ожидающие нас муки и потому неверны, или мы неразумны, если, веря в воздаяние, ведем жизнь, достойную мучений. Итак, мы подвергаемся мукам или по неверию или по неразумию нашему.

II

Древние передают сказание о копье Ахиллеса, которое имело чудесное свойство – поражать и исцелять. Действительно, и три стрелы мучений, которые вам я описал, имеют это чудесное свойство – поражать мучимого в загробной жизни и исцелять грешника (в этой жизни). Первая стрела поражает мучимого в память и возбуждает в нем бесполезное раскаяние, когда он кается в грехах протекшей жизни, но получить прощение уже не может. Но если грешник (в течение жизни) будет хранить в своей памяти мысль об этой стреле, чтобы вспоминать о своих грехах и ожидаемом за них наказании, – он раскаивается и получает прощение. Вторая стрела поражает ум мучимого и причиняет ему сильную и неисцельную боль тем, что он всегда будет иметь пред глазами бесконечное мучение. Если грешник будет хранить в своем уме мысль об этой стреле, будет всегда представлять себе великую опасность мучений, которой он ежечасно подвергается, то он будет болеть с сокрушением сердечным и в этой боли он найдет исцеление от тяжести и конец злой своей жизни. Третья стрела поражает волю мучимого и возбуждает в ней крайнее желание без надежды, когда он всегда желает, но никогда не надеется видеть лице Бога, от Которого отделился на веки. Если грешник примет теперь этот удар в волю, чтобы поистине желать Бога, то он, конечно, может надеяться снова войти в Его лоно, так как Сам Он сказал: грядущего ко Мне не иждену вонь (Ин.7:37). Короче говоря, наказание, которое для тела и души осужденного есть беспредельное мучение, для размышления грешника есть спасительное исцеление. Кто не забывает о муках, тот не подвергается им. «Памятование геенны не дает впасть в геенну», – говорит Златоуст. Когда монахи жили больше в пустыне, чем в миру, когда они подвизались, а не попрошайничали, один святой подвижник был сильно искушаем плотью, а диавол тотчас в лице женщины представил ему случай, чтобы взволновать его еще больше. Но Бог, восхотевший предохранить его, дабы несчастный в один миг не потерял плода прежних подвигов, внушил ему следующую мысль. Прежде чем впасть в грех, он приблизил палец к пламени светильника, но не вынесши боли, тотчас отнял его. Тогда он помыслил в самом себе: я не в силах вынести, когда палец горит на мгновение в пламени свечи; а ведь если впаду в грех, то буду гореть весь, душой и телом, в пламени вечных мучений; уйди же от меня, сатана! – Он прогнал женщину, победил плоть, посрамил диавола, избегнул греха, спас душу. Кто помнит о мучениях, тот им не подвергнется! Нет! Когда нас искушает плоть, мир, диавол, если бы перед тем, как сделать дурное, каждый из нас сказал самому себе: за этот мой поступок я подвергнусь вечным мукам в аду, – думаете ли, что в нас осталось бы влечение к греху? Нет, нет; я повторяю, не подвергается муке тот, кто о ней помнит. Но кто же помнит о ней?

Боже правосуднейший! В обуздание содеянных мною грехов, пошли мне здесь смерти, болезни и несчастия, как определит Твоя святая воля. Все это сколько времени длится? – Очень недолго, и когда-нибудь кончится. Но не наказывай меня вечными мучениями, которые не имеют конца. Увы, мне! Если голова поболит один день или зуб – один час, боль кажется невыносимой. Что же будет, когда я весь буду гореть в вечном огне?! Даже самые кутежи, если они слишком продолжительны, утомляют меня: какою же мне покажется бесконечная мука? За одно прелюбодеяние – тысячелетняя кара. Но терпение – и тысяча лет имеет свой конец! За одно воровство мучиться десятки тысяч лет. Пусть так, и это окончится. Но вечное, бесконечное мучение! О, если бы я хорошенько вдумывался в это, то весь мир должен был потерять, в моих глазах свою цену; мне следовало бы убежать в пустыню, живым похоронить себя во гробе, день и ночь плакать и стенать каждое мгновение! И сколько же лет тянулось бы? – Десять, двадцать, тридцать, но когда-нибудь имело бы и конец. Адские же муки не имеют его! О мучение, мучение, – тройная стрела, причиняющая тройную смертоносную язву! Только помыслю о тебе, – и уже раздирается мое сердце. Но поражай, поражай его, дабы я всегда о тебе помнил и таким образом избегнул твоего огня.

Се восходим во Иерусалим, и Сын Человеческий предан будет архиереом и книжником, и осудят Его на смерть.

(Мф.10:88)

Чего только не делает, чего не измышляет боголюбивая ревность добродетельной души! Благочестивый и ученый монах Мефодий был послан Богом и Церковью для наставления в Православной Христовой вере Болгарского царя. Сей царь тогда (только что) перешел от язычества к богопознанию, крестился и со всею своей областью перешел в подданство Римской империи – и подчинился Константинопольскому престолу. Добрый раб и верный слуга Божий начал новопросвещенного наставлять силою своего учения, а больше того примером своей жизни, указывая ему, каким должен быть истинный христианин в отношении к догматам веры и заповедям Евангелия. Однако этим он не удовольствовался и с большим искусством нарисовал две картины: на одной – второе пришествие Христово, а на другой – ад. На первой он представил Сына Божия, сидящего на престоле высоце и превознесенне, с силою и славой великой. Тысячи тысяч ангелов Ему предстояли. Бесчисленное множество приведенных на суд ждало решения страшного Судии. Пред Его седалищем возвышалось знамение Креста; из-под огненного престола текла огненная же река; – в подробностях все обстоятельства будущего Суда. Вторая картина изображала всепожирающий ненасытный ад с его огнем неугасаемым; там – кромешная тьма, червь неусыпающий, там различные муки для осужденных грешников и различные образы мучащих демонов. Разумный учитель ежедневно ставил эти две страшные картины пред глазами царственного ученика, чтобы внушить ему, что такой суд и такая мука ждет нечестивца и грешника. Таким путем он старался утвердить его в правой вере и побудить к богоугодной жизни.

Я похвалил ревность и искусство доброго Мефодия и поэтому захотел последовать ему. В двух прошлых поучениях я представил вам картину будущего суда и вечных мук. Это я сделал с тою целью, чтобы привлечь вас к покаянию, – единственному пути, которым можете избегнуть гнева будущего суда и терзаний вечных мук. О нем-то я и буду сегодня с вами беседовать, сегодня, когда восходим в Иерусалим; сегодня, когда Сын Божий идет, чтобы быть предану в руки архиереев и книжников, пострадать, пролить Свою драгоценную кровь, умереть, отдать жизнь Свою смерти, чтобы искупить нас от греха, – и дати душу Свою искупление за многих (Мф.20:28). Для спасения мы не можем желать времени более удобного, чем эти святые дни, когда Сын Божий совершает дело нашего опасения. Но, увы! Вы еще медлите? Еще не раскаиваетесь? Еще упорствуете в своем образе мыслей, в своих страстях и грехах? Жестокосердые, нераскаянные грешники, послушайте, что я хочу сегодня сказать вам. Я буду беседовать о покаянии и буду доказывать, что для того, кто не покается теперь, пока возможно, настанет время, когда при всем желании покаяние будет уже невозможно.

I

С древних времен и поныне между православными и еретиками идет спор: чем оправдывается и спасается человек: только ли благодатью Божией, или волей человеческой вместе с благодатью? Ересь пелагиан состояла в том, что для оправдания в спасения человека достаточно только воли человеческой без благодати Божией; ересь лютерокальвинистов, – что это совершается одной благодатью Божией помимо воли человеческой. Первые говорили, что рядом с волей не нужна благодать; вторые утверждали, что рядом с благодатью воля несвободна. Истинно – православное же учение состоит в том, что ни воля человеческая отдельно, ни благодать Божия отдельно, а воля и благодать вместе оправдывают и спасают человека, что благодать всегда необходима, а воля всегда свободна. Так учит святая наша Церковь в Св. Писании, согласно с учителями Церкви и учеными богословами, именно, что свобода человеческой воли и помощь Божественной благодати, – вот два крыла, которые поднимают нас на небо в рай. Аще кто хощет по Мне итти, да отвержется себе (Мф.16:24), – говорит Христос. Вот свободная воля человека. – Без Мене не можете творити ничесоже – говорит опять Христос (Ин.15:5); – вот необходимая благодать Божия. Хотя Бог и создал человека без человека, однако же, Он не может спасти человека без человека, т. е. без воли человека, говорит глубокомысленный Августин. «Спасение должно исходить от нас и от Бога», – говорит Григорий Богослов. А божественный Златоуст объясняет, что «благодать, хотя она и благодать, но спасает только желающих». Итак, споспешествуют друг другу воля человеческая и благодать Божественная в деле нашего спасения. Благодать Божия предшествует, а воля человеческая должна ей следовать. Благодать приглашает, а воля должна ей повиноваться. Это значит: Бог всех людей призывает к покаянию, ибо всем человеком хощет спастися (1Тм.2:9), но и человек должен желать покаяться и спастись. В противном же случае, – какие великие бедствия происходят! Если человек долгое время без покаяния упорствует во грехе, эти два крыла, – воля и благодать с течением времени слабеют и перестают действовать. Ослабевает воля от долгой привычки, обессилевает благодать от долгого терпения. Человек не хочет покаяться во грехах, так как уже не может отстать от привычки. Бог не хочет простить грехи, так как не может их больше терпеть. Со стороны человека является нераскаянность, со стороны Божией – оставление. Таким образом, если человек не хочет каяться, пока это возможно, настанет, вероятно, время, когда он захочет покаяться, но не сможет по двум причинам: его оставит во-первых воля, а во-вторых благодать. Начнем с первой.

Человеческая воля по природе склонна больше ко злу, чем к добру. Она трудно возвышается до добра и легко впадает во зло, и, впавши раз, остается там навсегда, как бы неподвижная. Когда пятиградие горело от огня, спадшего с неба, чтобы уничтожить его гнусный грех, Бог восхотел спасти от этой великой погибели праведного Лота с его семейством. – Видишь ли ту гору? говорит ему (Ангел): беги к ней, чтобы спастись; ступай скорее и берегись озираться назад! Не оборачивайся, ибо есть опасность, как бы зло не уловило тебя видением очей твоих и ты не погиб. Спасая спасай твою душу: не озирайся вспять.... в горе спасайся, да не когда купно ят будеши (Быт.19:17). Укрывайся, укрывайся поскорее, не теряй времени, а более всего не оборачивайся назад. – Жена Лота не последовала Божию указанию: – остановилась, обернулась назад, может быть, чтобы бросить хоть один прощальный взгляд на горящее отечество. И как только повернулась, так и осталась, окаменела, превратилась в соляный столб. И озреся жена его вспять, и бысть столп слан (19, 26) – обернулась, увидела, окаменела. Это событие, слушатели мои, имеет свой смысл. И Христос во Св. Евангелии заповедует нам хранить в своей памяти этот пример: поминайте жену Лотову (Лк.17:32). Иносказательный его смысл таков. Вся земля объята и горит от греха. Его пламя охватывает землю со всех сторон: извне оно опаляет мир, но проникло и внутрь Церкви Христовой во всякий возраст и чин: зло господствует среди мирян и клириков, мужей, жен, старцев, юношей и детей. Вся вселенная стала пятиградием, огонь превратился в пожар, гибель достигла крайней степени. Бог хочет спасти тебя, христианин, от этого бедствия и как бы говорит тебе: спасая, спасай твою душу: не озирайся вспять... в горе спасайся; да не когда купно ят будеши. Беги скорее от мирского растления, взлети как можно выше от земных страстей; беги спасаться на гору христианской добродетели и евангельского совершенства. И сердцем и очами устремись вперед по пути, не оборачивайся назад взглянуть на земную суету, которая, как коварная сеть, привлекает к себе глаза людей. Не оборачивайся, потому что встретишь препятствие на пути спасения, будешь уловлен от зла и погрузишься в погибель. Спасая спасайся и потщися спастися. Укрывайся, но как можно скорее, не теряй времени и не оборачивайся назад.

Так говорит Божия благодать. Но воля человеческая не слушается, не идет прямо по пути божественных заповедей, пребывает в нерадении и озирается ко злу. И как только (воля) обратится ко злу, зло уловляет ее и она остается в нем. Обернулась посмотреть на то лицо, – в ней уже возгорелась похоть плоти; взглянуть на прибыль, – ее уже объяло сребролюбие; обернулась увидеть суетную славу, – ее уловило тщеславие; обратилась ко злу, взглянула на зло и – уже охвачена им. Как жена Лота, она стала соляным столбом, твердой и неподвижной во зле. Воля превратилась в привычку, которая в делах гражданских стала вторым законом, а в нравственных – второй природой, и природой и законом для воли. Она делается, наконец, необходимостью и с неуклонной силой руководить ходом нашей природы. Сколько раз мы делаем по привычке то, чего бы не сделали по природе? Она становится тираном, который подавляет законы нашей свободы. Сколько раз мы делаем что-нибудь не потому, что так хотим, а потому, что так привыкли?

В тесном царстве «малого мира» (как называют человека) воля со свободой есть как бы самодержавный государь, обладающий господственною властью над человеческими действиями; привычка с необходимостью есть как бы насилующий деспот, который как будто берет власть на один раз, а на самом деле удерживает ее навсегда. Неразумный христианин, ты думал: пусть во мне царствует грех один день, час, хотя один только раз, но получив от твоей свободы позволение и власть, он день превратил в целую жизнь. Ты, например, один раз протянул руки на воровство. Исчисли, сколько уже раз это повторилось до сего дня. Твои владения уже распространились по владениям соседей, твои дома наполнились чужими вещами; ты утучнел от крови бедных; рост на рост, обида за обидой образовали длинную цепь, крепко связывающую твою совесть. Тебя не трогают слезы сирот, стоны бедных, стыд пред людьми и страх пред Богом. Ты не думаешь о душе, не вспоминаешь о смерти, не хочешь и упомянуть о суде, не боишься мук. Ты жаждешь крови бедных и чем больше пьешь ее, тем больше возгорается пламя твоего сребролюбия. Это сегодня, тоже будет и завтра; что началось однажды, продлится навсегда. Вот теперь, ты хочешь покаяться, а твоя воля утвердилась во зле, ее охватила царящая привычка. Ты хочешь, но только одной мыслью, шаткой и нетвердой; хочешь, но с намерением не оставлять прежнего греха. Хочешь исповедаться, но не хочешь исправиться, а в таком случае безразлично, хочешь ли ты или нет. Это знак, что держащие тебя узы немного ослабляются, но не рвутся. Сейчас, пока ты слушаешь поучение, несколько смягчается твое сердце, изливается в слезах. Но как только ты вышел из церкви, сердце тотчас ожесточается во зле. До Св. Пасхи ты раскаиваешься в том, что согрешил, а после Пасхи – в том, что раскаялся. Еще со Св. Тайнами в устах ты опять обращаешься к прежней своей грязи. Что тебя влечет туда? – Привычка. А что же воля? – Она идет за привычкой. Итак, когда же ты изменишь свой характер? – Никогда. Послушай, что сказал Св. Дух устами пророка Иеремии: аще пременит Эфиооплянин кожу свою и рысь пестроты своя, и вы можете благотворити, научившая злу (13,23). О, раз научившись злу, сильно ли хочет человек отвыкнуть от него? Привычка с одного разу (начинает) господствовать над волей, и однодневное делается постоянным, один день превращается в целую жизнь, один раз повторяется всегда. Вот уже одно крыло не подымается, т. е. твоя воля недугует и не может привести тебя к покаянию. Что же делает другое крыло – благодать Божия? Благодать Божия, Павла, гонителя Церкви, превратившая в учителя Церкви, Матфея мытаря – в Евангелиста, повешенного на кресте разбойника – в богослова, благодать, мгновенно возведшая стольких грешников в святость, – это особенный дар, который не всегда и не всем дается. Не надейся на такую Божественную благодать, которую Бог дает редко и немногим, имиже весть судьбами. Имей в виду ту благодать, которую Бог тебе даровал и которая достаточна для спасения, всегда удерживает тебя от погибели, влечет к покаянию. И вот (эта благодать), говорю, столько раз попираемая, когда-нибудь оставит тебя. Я, говорит Бог чрез Исаию, тебя, о человек, насадил, как виноград, не в пустынной земле, безводной и непроходной, не на сухом и каменистом месте без надежды на плодоношение; Я не породил тебя ни в синагоге иудейской, ни в соборище агарянском. Я насадил тебя на месте тучне (Ис.5:1,2) на тучной и плодоносной почве; Я породил тебя в объятиях истинной Церкви, воспитал тебя чрез благочестивых родителей млеком истинной веры. Чтобы предохранить тебя от всяких случайностей, от лжи происходящих, мирских утех, Я укрепил тебя со всех сторон, как рвом; обложил тебя дарованиями Св. Духа, которые излил (на тебя еще) в купели, чтобы ты не боялся нападений разбойников и искушений демонов; создал столп посреди тебя, столп силы – Мою Божественную благодать. А чтобы ты принес плод для небесной житницы, Я часто возделывал тебя учением Моего Евангелия; чтобы напоить тебя, один раз излил на кресте, и ежедневно изливаю в Моих Тайнах кровь Мою. Что больше Я мог сделать для тебя и не сделал? Что сотворю... винограду Моему и не сотворих (Ис.5:4). Но труд погиб, тщетны заботы! Я ждал год и другой, чтобы Мой сад принес урожай, плод добродетели; ждал увидеть покаяние, исправление Моего христианина. Но нет! Мой виноград бесплоден, одичал, полон терний. Он ожесточился во зле, объят грехами: ждах, да сотворит гроздие, сотвори же терние (Ис.5:4). Скажите ж, учители, богословы, отцы духовные, рассудите между Мной и виноградником Моим! Обсудите Мое долготерпение и его неблагодарность, и это за такую любовь и терпение! Решите, что Мне делать? Я сниму забор, пусть воры грабят его; разрушу (сторожевую) башню, – пусть прохожие топчут его; запрещу облакам небесным изливать дождь, – пусть он погибнет. Отыму ограждение его и будет в разграбление; и разорю стену его и будет в попрание. И облаком заповем, еже не одождити на него дождя (Ис.5:5.7). Разве это не страшные слова, которыми Бог ясно говорит тебе, что в конце концов Он тяготится тобой и оставляет тебя, что Его долготерпение превращается в негодование, терпение – в ярость? Как, говорить блаженный Павел, Бог с такою добротой зовет и ждет тебя, а ты этим пренебрегаешь? О чем же, наконец, ты думаешь? Или о богатстве благости Его и кротости нерадиши, не ведый, яко благость Божия на покаяние тя ведет? (Рим.2:4). Вот та вервь, которою, как я тебе ранее говорил, Бог влечет тебя к покаянию. Но если ты упорно будешь противиться, вервь порвется, и ты впадешь в крайнюю погибель. Бог предлагает тебе все сокровища Божественной благодати, но ты меняешь их на сокровища гнева. По жестокости же твоей, продолжает тот же Апостол, и непокаянному сердцу собиравши себе гнев (5 ст.). Так, справедливо, чтобы ты испытал заслуженное. Ты забыл Бога? – Будь забыт им! Он звал тебя, а ты не хотел; теперь ты умоляй, а Он не захочет тебя. «Праведный суд Божий, – говорит Григорий Нисский, – действует сообразно нашему расположению: что мы сами делаем, тоже Он и присуждает нам от Себя».

Много подобных примеров в Свящ. Писании. Но самый выдающийся из них – плачевный пример Иерусалимского царя Седекии. Ему было около 20 лет, когда он вступил на престол. Молодость часто увлекала его в разгул, какой-то только позволяла ему царская власть. Поправ все божеские и человеческие законы, он, как необузданный конь, шел на всякое нечестие и зло и своим примером увлекал в погибель священников, князей и весь народ. Желая исправления нечестивого царя, Бог часто посылал (к нему) Иеремию и других пророков, чтобы вразумить его к обращению. И с большой настойчивостью, Бог и днем, и ночью, явно и тайно – то привлекал его, то обличал, то устрашал. Но, как говорить Св. Дух, егда приидет нечестивый во глубину зол, нерадит (Пр.18:3). Сильно ожесточилось сердце Седекии: твердый во зле, он перестал бояться Бога, не стыдился Иеремии, насмехался над другими пророками: и не усрамися лица Иеремиина, и бе поношая и уничижая словеса его, и ругаяся пророком и ожесточи сердце его, еже необратитися ко Господу (2Цар.36:12,16). И долго ли это продолжалось? – Дотоле, пока, наконец, не возгорелся с силой гнев Божий, и врачевание стало невозможно. Дóндеже взыде гнев Господень, и не бе исцеления.

Бог воздвиг сильнейшего на земле владыку, Навуходоносора, царя Вавилонского, который пришел с многочисленным войском и окружил Иерусалим. Тогда только Седекия вспомнил о Боге и пророках. Он послал за Иеремией и просил помолиться об избавлении его от грозящей опасности. И посла царь Седекия ко Иеремии, глаголя: молися о нас Господу Богу (Иер.37:3).

Что же случилось? Иеремия не стал молиться и Бог не помог. Неприятель с торжеством вошел во святой град, осквернил храм, разграбил его сосуды, поразил мечем всех от малого до великого, схватил самого царя, перед его глазами велел перерезать всех его детей, самого ослепил и в оковах увел с другими в плен в Вавилон. Странное дело! Бог не принимает покаяния Седекии? – Нет. Седекия так долго презирал Бога, и Бог, наконец, оставил Седекию. Итак, и Бог иногда оставляет? Да. Когда же? Егда взыдет гнев Господень, возгорится до высшей степени ярость Божия. Тогда уже нет никакого исцеления, никакого! Несть исцеления. Но в данном случае Седекия, кажется, покаялся? Тем не менее не бе исцеления. Ведь он послал за Иеремией, прося его молитв Богу? Хорошо, но не бе исцеления. Почему же? – Потому что взыде гнев Господень. Когда долготерпение Божие истощится, несть исцеления. Таким образом, как Седекия не хотел, когда мог (покаяться), так пришло время, когда он захотел, но уже не мог. И как однажды он потерял волю, так же, наконец, его оставила благодать. Конечно. Так праведный суд Божий действует сообразно нашему расположению: что мы сами делаем, то же присуждает нам от себя. О страшный пример! Я не в силах применить его (к нам), лучше умолкну, а вы сами вникните в него. Лучше умолкну, ибо то, что я должен сказать по этому поводу, потрясет душу внимающего.

Но что это за голос я слышу? Горе мне! Это глас Бога, Который устами пророка Иезекииля говорит мне: Сыне человеч, стража дах тя дому Израилеву, да слышиши слово от уст Моих, и воспретиши им от Мене (3,17). Я, говорит Он, послал тебя проповедником Евангелия к жителям этого города, – передай им, что ты слышишь от Меня. Что же велишь мне сказать им, Боже мой? Внегда глаголати Ми беззаконнику: смертию умреши, и не возвестиши ему, ни соглаголеши еже обратитися ему от пути своего, беззаконник той в беззаконии своем умрет, кровь же его от руки твоея взыщу (3, 18). Так говорит мне Бог, и могу ли я после этого молчать? Я должен говорить и говорить, не взирая ни на кого, без страха и стеснения. Невоспитанные юноши, – кони необузданные, слепцы без вождя, овцы заблудившиеся в погибель! Старцы неисправимые, состарившиеся более в грехах, чем в годах! Неблагоговейные священники, в соблазне превосходящие мирян! Непокорные миряне, потерявшие страх Божий! Жены тщеславные, верующие только на словах, но ни одного дела веры не имеющие! Бог, послал вам священников, которые ежедневно читают вам Евангелие, учителей, которые с амвона наставляют вас, отцов духовных, которые вразумляют вас на исповеди. Все они единодушно призывают вас к покаянию, обличают вас во грехе, устрашают вас судом и муками, но вы ни во что не ставите их слова, смеетесь над их советами, как Седекия над пророками. И вот, я от лица Божия говорю вам: вы во грехе прожили, во грехе и умрете (если не покаетесь). И во гресе вашем умрете (Ин.8:21). Так определил в Евангелии Сын Божий. Взыде гнев Господень. Гнев Божий возгорелся до высшей степени и не может долее выносить вас. Несть исцеления, нет исцеления, – вы умрете, умрете!

Настанет время, когда против ожидания вас восхитит внезапная смерть – это может быть завтра, сегодня, сейчас – и пришедши, застигнет вас в постыдных объятьях. Или, может быть, придет естественная смерть и тогда на одре, отягченные болезнью, вы будете думать больше о прошедшей, чем о будущей жизни, больше будете болеть от разлучения с миром, чем от сокрушения о грехах, думать об исправлении своих дел больше, чем души. Но если бы, увидев у изголовья жену, плачущих у одра детей, горюющих друзей и сродников, врача, приходящего в отчаяние от вашего недуга, писца, записывающего ваше завещание, духовника, ожидающего вашей исповеди, близко приступившую смерть, – если бы, посмотрев на это, вы захотели раскаяться, какое покаяние вы принесли бы, когда ум ваш так сильно взволнован? – Какую исповедь с языком, коснеющим от болезни? Какое сокрушение вы обнаружили бы с сердцем, пораженным столькими скорбями? Разве у вас тогда хватит силы порвать цепи столь долгой привычки? Тогда в один час – и какой час! – вы хотите исправить зло всей вашей жизни?

Но хорошо, у вас тогда будет здравый ум и рассудок, чтобы принести покаяние, и для этого вы будете рассылать деньги на милостыни, молитвы, заступничества, чтобы умилостивить Бога. Но разве Бог примет тогда такое раскаяние? Кто вас в этом уверил? (Наоборот), так долго презираемый, Он, может быть, отступил от вас, как и от Седекии и многих других. Немного таких, которые жили позорно и умерли славно; но живших и умерших позорно бесчисленное множество. И если пример немногих вам внушает надежду, почему же пример многих вас не устрашает? Даруя благодать, Бог взирает на вашу волю, но ваша воля опутана долговременными привычками. Может быть, и благодать Его уже тяготится долгим терпением. Бог так долго искал вас и не находил. Может быть, и вы будете искать Его и не находить. Взыщете Мене и не обрящете, – говорит Он Сам (Ин.7:34). Вы жили во грехе, – вероятно и умрете во грехе.

О, какая страшная мысль! Раз вас оставила воля, покинет когда-нибудь и благодать. И если теперь, пока можно, вы не хотите раскаяться, может быть настанет время, когда захотите, но уже будет невозможно. Это я хотел вам доказать и доказал. Поэтому умолкаю.

Думаю, что нынешнее слово вам кажется очень жестоким. Оно, как острая стрела, поражает ваши сердца. Но что же делать? Когда язва гноится, нужны не легкие смягчающие средства, а огонь и железо. И нам теперь нужны слова не льстивые и сладкие, а горькие и страшные. Это вполне правильно. Мы не раскаиваемся потому, что все надеемся, будто еще есть время на это, – но заблуждаемся. Для истинного покаяния у нас нет воли, которая уже не может оставить привычки, нет и благодати Божией, которая уже не может терпеть греха. Такой способ изыскал диавол, – увлекать людей в погибель надеждой на покаяние. Ад полон душ, надеявшихся достигнуть рая! О ложная надежда наша на спасение, – вот истинная причина наших мучений! Христианин, ты хочешь на самом деле покаяться и спастись? Вот время, вот и средства. Время – теперь, когда восходим в Иерусалим, теперь, когда настали святые дни, теперь, когда приблизились святые страсти, время благоприятное, время покаяния. Средства – те, которые Бог указал Лоту: спасая спасай твою душу: не озирайся вспять... и потщися спастися. В этих божественных словах заключается (указание) на три обстоятельства. Во-первых, спасая спасай твою душу, т. е. старайся покаянием спасти свою душу от пламени греха, ибо если ты потеряешь душу, все потеряешь; а если приобретешь ее, все приобретешь; и если ты приобретешь или потеряешь ее один раз, это уже будет навсегда. Во-вторых, не озирайся вспять, т. е. не озирайся более на прежний свой грех, оставив его однажды. Потщися спастися – вот третье и самое главное указание, – старайся, делай это скорее, не откладывай до завтра, потому что не знаешь, что принесет завтрашний день: не веса 6о, что родит находяй (Прит.27:1). Завтра, послезавтра, а веревки делаются со дня на день все толще, узы – все теснее.

Из всех путь греховных, связывающих совесть, три суть самыя главные: путы злопамятности, сребролюбия и плоти. Хочешь ли, чтобы я показал тебе, как порвать их? Послушай. Александр великий, во время завоевательных походов по Азии, прибыл в храм Зевса и там увидал известный узел, называемый Гордиевым, по имени царя Гордия, который завязал его с замечательным искусством. Жрец храма сказал Александру, что, по древнему предсказанию, кто развяжет этот узел, получит царскую власть над всей Азией. Развязать какой-то узел, – какой малый труд! Приобрести царство, – какая великая прибыль! Тотчас возгорелся страстью славолюбивый царь: берет узел, осматривает его со всех сторон, но не видит ни начала, ни конца. Концы были спрятаны, тесно связаны, перепутаны один в другой, так что казались цепью. Он вертит его, перевертывает, силится руками, старается, но не может его развязать. И увидев, что нет никаких к тому способов, извлекает свой меч: «ведь все равно, – говорит он, – развяжу ли я его или разрублю». Так, он разрубил узел и, как говорит один латинский историк, или осмеял или – исполнил предсказание.

Еще запутаннее греховные узы, христианин, и есть неложное слово Божие, что кто развяжет их, наследует Царство Небесное. Какой малый труд и великая награда! Если ты не можешь развязать их размышлением, разруби их мечом твердого решения – и ты исполнишь закон. Ты берешь узел злопамятности и находишь его крепко затянутым. Досада! Простить, ты говоришь, врагу, который позавидовал моему благополучию, покушался на мою жизнь, коснулся моей чести, самому драгоценному, что только имеет человек... Что скажет мир? Но я должен же когда-нибудь покаяться! Здесь с одной стороны – Царство Небесное, с другой – страсть борется с раскаянием, мир с Евангелием, человеческий закон с законом Божиим. А ты, осаждаемый с обеих сторон, недоумеваешь и не знаешь, что тебе делать. О христианин, ты никак не развяжешь узла, пока будешь думать все это. Меч, меч! Здесь нужна твердая решимость. Нужно сказать: я хочу простить врагу моему, потому что так повелевает мне в заповеди Бог. Он Сам говорить: любите враги ваша. Это же Он указывает мне Своим примером. Вися на кресте, Он простил распявших Его. Отче, прости им. Я хочу простить, потому что иначе нет и мне прощения. Так разрубаются узы. Перейдем к другим – узам сребролюбия. Сколько здесь узлов! Сладка кровь бедных, очень привлекательна чужая вещь. Ты отведал ее, похитил и теперь говоришь: как обездолить мне свой дом и детей? Как возвратить (похищенное)? – уменьшить мои доходы? лишиться богатства? – Но ведь нужно же мне когда-нибудь покаяться. – Дело идет о царстве небесном. А сребролюбие сильно стесняет тебя. Ты хочешь протянуть руку, оно удерживает тебя. Ты хочешь возвратить обиженному то, что ты отнял, а сребролюбие в тебе вычисляет, сколько еще у него остается. О христианин, пока ты будешь думать обо всем этом, ты никогда не развяжешь уз. Меч (нужен), меч! Здесь требуется твердая решимость; скажи: я хочу возвратить чужую вещь, иначе нет мне спасения. «Неправедное не благословляется». Лучше я обеднею, чем буду наказан. Я люблю детей моих, но люблю и душу свою. «Если ты хочешь оставить детям большое богатство, оставь (им) Божие промышление» (говорит Златоуст). Так разрубаются узы. Обратимся к третьим узам, – плоти. О, какие это крепкие узы! Здесь, в самом деле, не видно ни начала, ни конца! Оставить блудницу или чужую жену, которую имеешь! Долговременная привычка к ней уже не узы, а железная цепь. Что мне сказать? Ее красота, или искусство, или неведомо что, прельстило тебя, поработило тебя, отняло у тебя чувство, ум и свободу. Но, слава Богу, ты хочешь, хотя раз, покаяться! Дело идет о царстве небесном. Но опять ее слезы, ее слова, ласки не пускают тебя, какие то обязательства тебя удерживают. Я смотрю и сожалею о тебе. Ты одной ногой вышел, а другой остаешься в ее доме; ты уходишь и опять возвращаешься, покидаешь и опять ее любишь. Твое сердце рассечено на две части. Одною обладает она, другою – отец духовный. Среди такого волнения борющихся мыслей ты сам не знаешь, что и делать. Я подскажу тебе. Но сначала хочу узнать, с кем говорю. Близкий к смерти больной еще имеет надежду на жизнь, если обнаруживает какое-нибудь чувство, когда его жмут или колют, – и врач делает все возможное, чтобы только его спасти. А если больной ничего не чувствует, он уж безнадежен, не нужны тогда и врач и его лекарства. Так и грешник: он безнадежен, если ничего не чувствует, когда его терзает совесть или подавляет страх Божий или стыд пред людьми. Бог оставил его. С таким я говорить не стану, потому что всякие слова напрасны. Я обращаюсь к тому, кто смущается в совести, Бога боится и людей стыдится, хочет раскаяться, но не знает, как распутать связывающие его узы плоти. Итак, послушай, и я надеюсь, что мы перерубим их мечем духовным, «еже есть слово Божие».

Ты христианин, которому закон разрешает только одну жену, данную Церковью и Богом. Ты христианин, который должен избегать не только осуждения от мира, но и вечных мучений; христианин, надеющийся на небесное царство, должен сохранить не только имя, но и душу. Вот из-за блудницы или чужой жены, которую ты имеешь, горюют твои родители, плачет жена твоя, порицают родные, тайно обличает духовник, явно – учители. Тебя осуждает весь мир. Ты стал посмешищем города; весь он оплакивает твой срам, смеется над твоим неразумием. Но этого мало. Тебя гнушается Церковь, отлучившая от святых Таин, тебя покинул твой ангел-хранитель, который, как чистейший дух, сквернится твоей нечистотой. Бог тяготится тобой и не может больше терпеть тебя. При тебе всегда диавол, чтобы похитить твою душу. С отверстыми устами ждет тебя ад, чтобы поглотить тебя в погибель. И ты все еще ожидаешь? Недоумеваешь? Ты не знаешь, что делать, как разойтись с нею? О христианин, пока ты будешь думать и соображать о том и другом, ты никогда не распутаешь уз. Сегодня мешает одно, завтра другое, а диавол затягивает узел все крепче. Меч нужен, меч! Брат, здесь нужна твердая решимость. Скажи: я должен покаяться, расстаться с блудницею и спасти душу. Я должен (это сделать), ибо пока я блудник, я не христианИн.Вдали от исповеди, от Св. Таин, от матери Церкви, от отца моего Бога, – я сын, лишенный наследства, я живой мученик. Нужно, нужно немедленно и непременно. Так порываются узы. О если бы просветил тебя Бог порвать их как можно скорее, – если возможно, сегодня, не жди завтрашнего дня, последнего часа. Ведь ты слышал: кто может теперь же раскаяться, но не хочет, для того настанет время, когда он захочет, но не сможет (это сделать).

Осанна, благословен грядый во имя

Господне, Царь Израилев!

(Ин.12:13)

Истребитель ада, победитель смерти, начальник жизни, Господь наш Иисус Христос воскресил четверодневного Лазаря. Когда же на другой день Он вошел в Иерусалим, весь город был потрясен известием о таком великом чуде и приближении такого Чудотворца. «Кто это такой?», – спрашивали они друг друга. Весь этот многочисленный народ, собравшийся туда на праздник Пасхи, как бы движимый Божественным мановением, с великим торжеством принимает Его, как Царя Израилева. Одни идут впереди, другие сзади, одни срезывают ветки, другие бросают их на землю, иные постилают свои одежды на пути и все в один голос даже малые дети – восклицают: осанна, благословен грядый во имя Господне! Три обстоятельства я отмечаю в нынешнем цветоносном торжестве: Во-первых, – одежды, постилаемые на земле; во-вторых, – ветви фиников, знамения победы; и в-третьих – радостное восклицание: осанна, благословен грядый.

Существует три необходимых условия, которые мы, христиане, должны выполнить, когда принимаем Господа нашего Иисуса Христа во святом причащении пречистых Его Таин. Во-первых – с истинным раскаянием сбросить одежды греховные, которые мы носили столько времени, оставить прежние дурные привычки, совлещись древнего человека с деянми его (Кол.3:9). Во-вторых, по совершенном обращении, поднять победные ветви, поправши трех великих наших врагов – плоть, мир и диавола; а затем с духовной радостью и веселием сердца сокрушенного приблизиться к св. трапезе Хлеба животного со словами: осанна, благословен грядый во имя Господне. Поэтому я желаю ныне беседовать о св. Причащении, полагая, что слово (об этом) очень необходимо для готовящихся в эти святые дни причаститься пречистого Тела и Крови Господа нашего. Во-первых, – я хочу показать вам, что эта великая тайна есть одно из величайших дел божественной силы, премудрости и благости. Во-вторых – сказать о том, какое приготовление необходимо для желающего причаститься, дабы это причастие было ему не в суд или во осуждение, но во оставление грехов и спасение. Скажу все это вкратце в виду торжественности сегодняшнего праздника.

I

Бог, по природе Своей и сущности непостижимый и невидимый, отчасти постигается и созерцается в трех Своих свойствах, которые поэтому богословы называют внешними: – в силе, премудрости и благости. Дело силы – чудеса, дело премудрости – таинства, дело благости – дарования. Я утверждаю, что Божественная Евхаристия есть величайшее чудо, какое совершила сила Божия, высочайшая тайна, какую измыслила премудрость Божия, и драгоценнейшее дарование, какое нам ниспослала благость Божия. Обратимся к доказательствам, начав с первого. Правда, все чудеса, поскольку они чудеса, равны, ибо все одинаково превышают законы природы. Но одни из них превышают большее число законов, другие – меньшее: поэтому одно чудо называется большим, другое меньшим. Среди всех чудес силы Божией только это чудо Божественной Евхаристии превышает все законы природы. Все Тело Христово во всем св. хлебе и то же все Тело в каждой частице св. хлеба, подобно, как и все солнце видно во всем зеркале и если разбить зеркало на много кусков, в каждом из них опять-таки будет видно все солнце. Мы видим цвет хлеба и вина, ощущаем вкус хлеба и вина, но мы вкушаем и тем Тело и Кровь Христа. Таинство Божественной Евхаристии действует материально, но и чудо творит духовно; вкушается устами, но питает душу; касается чувства, но освящает и дух. Божественный хлеб раздробляется, но не разделяется, снедается, но не иждивается, причащает всех и вся, но не кончается никогда. Тот же Иисус Христос на земле и на небе, Тот же на святой трапезе и одесную Бога и Отца: Один в этом святом алтаре и во всех алтарях православных. То же Тело нетленное и бессмертное, та же Кровь – источник жизни вечной, но они пребывают только как виды (временно). Это истинное Тело и Кровь Христа. Но как бы внешнюю одежду оно имеет виды хлеба и вина. Итак, если Божественная Евхаристия превышает все законы природы, все образы бытия естественных вещей, – она величайшее чудо Божественной силы.

Превышая же все законы естественного разума, она есть высочайшее таинство, изысканное Божественной премудростью. Все прочее, что совершил Богочеловек Слово в Своем воплощении, правда, совершил в премудрости, все это таинственно. Но во всем этом Он с одной стороны непостижим, как Бог, с другой, совершенно постижим, как человек. Таким образом, разум частью не понимает, частью понимает. Поэтому (все Его дела суть) таинства, но не во всех отношениях сокровенные. Во временном Его рождении от Девы мы не понимаем, каким образом рождается от жены и во времени Присный Бог; но мы вое таки понимаем, что Он рождается, ибо видим совершенного Человека. В Его вольной страсти и смерти мы не понимаем, как страдает и умирает бесстрастный и бессмертный Бог; но мы понимаем, что Он страдает и умирает, ибо видим Его, как подобного нам человека, облеченного в немощь естества нашего. От части разумеваем, по апостолу (1Кор.13:9). В таинстве Божественной Евхаристии под видом хлеба и вина Богочеловек Слово сокрывает Свое Божество, ибо не является Богом, сокрывает и Свое человечество, ибо не является и человеком. Он является только как хлеб и вино. Поэтому ум не постигает ни единого естества Богочеловека – Слова, – ни Божеского, ни человеческого. Это таинство во всех отношениях сокровенное. Приидите мудрецы мира сего, проницательностью ума открывшие тайны природы; приидите богословы Церкви, под руководством Св. Духа исследовавшие глубины Божественных Писаний: особенно приидите небесные херувимы, многоочитые таинники Божественных тайн, придите сюда, к сей святой трапезе страшного Таинства. То, что вы видите, есть хлеб и вино, но в них присутствует весь Богочеловек Иисус. В них нет знамения Божества, откуда бы вы заключали, что Он – Бог. Но разве есть здесь знамение человечества, чтобы вы думали, что Он – человек? Нет, Он сокровен, как Бог, сокровен и как человек, – весь сокровен! В рождестве Он, по истине, истощил Себя, но только по Божеству, ибо, как Бог, Он стал во образе раба и послушным до смерти. В страсти – и по человечеству, ибо Он пострадал до смерти. Тогда виден был человек, хотя и сокрывался Бог. Ныне, в Божественной Евхаристии Он истощил Себя совершенным истощанием, не являясь здесь ни Богом, ни человеком; поэтому она есть таинство таинств, по преимуществу таинство, наиболее сокровенное во всех отношениях, превышающее все законы естественного разума. Поэтому Евхаристия есть высочайшее измышление Божественной премудрости.

Далее: – она есть Драгоценнейший дар Божественной благости, ибо она есть особенный знак Божественной любви. Об этом свидетельствует Иоанн: возлюбль Своя сущие в мире до конца возлюби их (Ин.13:1), т. е., по объяснению Феофилакта, «явил на них совершенную любовь», всю любовь, какою Бог может возлюбить человека. В воплощении (явилась) великая любовь, и в страданиях – то же, но все это не есть – вся любовь. То совершилось один раз, тогда как во св. Литургии Он ежедневно тайнодействуется, каждый день приносится в жертву. Более того, во св. хлебе Он переносит такие страдания, каких не испытывал на кресте, по замечанию Златоуста. На кресте не было преломления Его членов: не пребиша Ему голений (Ин.19:33) по пророчеству: кость не сокрушится от Него (Исх.12:40), а во св. хлебе Он присутствует во многих частицах, чтобы исполнить (Собою) многих. «Чего не претерпел на кресте, то терпит в приношении и выносит в преломлении, чтобы исполнить всех». Он весь есть любовь, которою до конца возлюбил нас. Некогда неблагодарный народ Израильский мог с правом хвалиться великими благодеяниями, оказанными ему Богом, и говорить: не сотвори тако всякому языку (Пс.147:9): – когда Бог разделил Чермное море, чтобы перевести их на землю обетования, когда препитал их манною в пустыне; когда напоил их водою, чудесно истекшей из камня. Но все это нельзя и сравнивать с крайними благодеяниями, оказываемыми нам Богом в этом Божественном таинстве. Что такое Чермное море пред животочною Кровью, ради которой мы переходим к обетованию новой благодати? Что такое манна, которую ели и умерли, пред сим Божественным Хлебом, сшедшим с небес, от которого если кто вкусит, будет жить во веки? Что такое камень, откуда истекли воды, пред этим таинственным Камнем, неисчерпаемым источником воды живой, текущей в жизнь вечную?». Мы должны сказать, и говорим это с большим правом: не сотвори тако всякому языку. И какое еще большее доказательство любви Своей мог нам дать Спаситель мира, как не это – претворение хлеба и вина в тело и кровь Свою, и даровать их нам, чтобы мы вкушали и пили, когда хотим, чтобы они были неразлучно с нами до скончания века? Это такая любовь, которой мы не можем объяснить, – она непонятна, – которой мы не можем измерить, – она неизмерима. Любовь Божественная, любовь совершенная, вся любовь, все сокровище Божественной благости. В этом Бог, как сильный, явил высшую державу всемогущества Своего, как премудрый, совершил таинство таинств, и как благий, (ниспослал) высший дар.

Как же должны мы готовиться, если желаем причаститься этого страшного и великого таинства? Да искушает же человек себе, – говорит блаженный Павел, – и тако от хлеба да яст и от чаши да пиет (1Кор.11:28). Пусть каждый сначала хорошо испытает самого себя, пусть исследует свою совесть: если есть какое-либо препятствие, пусть устранит его, если есть какие-нибудь узы, пусть их разрешит. Моисей пас стада своего тестя, мадиамского священника Иофора, у подножия горы Хорив. Вдруг он видит чудесное зрелище: это был куст, который горел, но не сгорал. Видит, яко купина горит огнем, купина же не сгараше (Исх.3:2). Моисей был поражен этим зрелищем. Побуждаемый любопытством он сказал: мимошед увижду видение великое сие, яко не сгорает купина (3, 3). Пошел, приблизился, но слышит, что какой-то голос зовет его: он остановился. Огонь, в котором Моисей видел купину, был Бог, и голос, который он слышал, был глас Бога, Который сказал ему: – Моисее, Моисее, не приближайся семо, иззуй сапоги от ног твоих: место бо, на немже ты стоиши, земля свята есть (5 ст.). Христианин, ты хочешь причаститься? Видишь ли этот святой хлеб и чашу на св. трапезе? – Это Тело и Кровь Христа, это – Сам Бог во плоти; там – огонь Божества, просвещающий и очищающий достойных, опаляющий недостойных! Не прикасайся им, не приближайся: иззуй прежде сапоги с ног твоих, разреши истинной исповедью узы грехов твоих, опутывающие твою душу. Ты поссорился с кем-нибудь? – Разреши сперва узы вражды и примирись с твоим ближним. Ты обидел кого-нибудь? – Украл, ограбил, удержал чужую вещь? – Разреши узы обиды и по справедливости возврати (отнятое). Ты отдался блуднице или прелюбодеице, столько времени прожил во грехе на соблазн всем? – Разреши узы плоти, освободи порабощенную твою душу от рук диавола: иззуй сапоги от ног твоих, место 6о, на нем же ты стоиши, земля свята есть. Ибо святилище, в которое ты входишь, св. трапеза, к которой приближаешься, то место, на котором ты (стоишь) и причащаешься – есть Святая Святых, земля свята есть. Здесь невидимо предстоят святые ангелы и от страха, трепета и благоговения закрывают свои лица. Здесь стояли Василий, Златоуст, люди – совершенно отрешившиеся от всяких земных уз, святые, иссушенные воздержанием, земные ангелы по чистоте души. И все-таки они исповедовали свое недостоинство; один говорил: вем, Господи, яко недостойно причащаюся; другой – Господи, Боже мой, вем, яко несм достоин. А ты, осквернивший свою душу тысячью грехов и ни одного часу не помолившийся за столь многолетние грехи, – не приближайся сюда! Иззуй прежде сапоги с ног твоих. Разреши сперва все узы, устрани все препятствия, освободись, исповедайся, исправься, покайся, – и таким образом разрешенный, прощенный, облегченный, – приди, приступи! Но опять-таки с благоговением и вниманием! Моисей, чтобы приблизиться к месту, где в горящей купине был Бог, сбросил свою обувь. С каким страхом и трепетом он должен был ступать там, где были терния и огонь! Такой же страх и трепет должен испытывать и ты, когда простираешь свои руки и открываешь уста для принятия св. Причастия. Верую, Господи, должно говорить, что Ты – Бог; исповедую, что я – грешник; верую, что Ты – огонь истребляющий, исповедую, что я – трава иссохшая. Недостоин приблизиться я грешный к Богу, чтобы не быть наказанным, я – трава – к огню, чтобы не быть сожженным. Но так как Ты меня зовешь и приглашаешь, я, нечистый, прихожу к Тебе, как источнику освящения, чтобы очиститься, больной – к Тебе, Врачу душ, чтобы исцелиться, мертвый – к Тебе, Хлебу животному, чтобы воскреснуть. Я прихожу просветиться и освятиться именно потому, что я грешен и недостоин; прихожу, чтобы не удалиться далеко от Тебя, дабы враг не овладел моей душой. Паки исповедую, что я недостоин, ибо грешен. Но Ты пришел грешников спасти. О, спаси же! Осанна, благословен грядый во имя Господне!

II

Великое заблуждение царит среди христиан, которые думают, что исповедавшись и причастившись в эти святые дни, они исполнили раз навсегда свой долг, и что они опять свободны делать превшее и даже худшее. Это – гибельное заблуждение, потому что после исповеди и причастия, наоборот, должно жить с большим благоговением и осторожностью. Это происходит от того, что они не знают, что значит причастие и что делается с душою по причащении.

Моисей сошел с горы Синая, держа в руках своих две скрижали завета, на которых было написано десятословие. Его лицо сияло таким светом, что ни брат его Аарон, ни прочий народ Израильский, пораженный сильным блеском, не могли смотреть на него. Поэтому он положил на лицо свое покрывало, чтобы они могли к нему приблизиться. И виде Аарон и оси сынове Израилевы Моисеа, и бяше прославлен зрак плоти лица его, и убояшася приступити к нему. И возложи (Моисей) на лице свое покров (Исх.34:30,33). Откуда же такой сильный свет на лице Моисея, что ослеплял смотревшего? Моисей много дней пробыл на горе Синае в беседе с Богом лицом к лицу, от долгого собеседования воспринял Божественное сияние, которым явилось столь прославленным лицо его. Великая разница, – беседовать ли с Богом в образе и гадании, как Моисей, или же истинно и вещественно принять Самого Бога в свои уста, внутрь себя, как приемлет каждый причастник. Моисей, только беседовал с Богом, и лицо его так сильно просияло. Как же должна сиять душа того, кто причастится тела и крови Христовых в Пречистых Тайнах?! Божественное Писание говорит, что евреи не в силах были смотреть на лицо Моисея, сиявшее, как солнце; а божественный Златоуст уверяет, что демоны не могут видеть лица причастника, трепещут и убегают от него, ибо тогда из уст его исходит Божественный огонь, – зрелище, чудесное для ангелов и страшное для диавола. «Отходя от св. трапезы, мы, как львы, дышем огнем и делаемся страшны для диавола». Никакая звезда на небе так не светится, как сияет во время причащения душа причастника Божественною благодатью. Причина в том заключается, что Божественное причащение есть, по словам Симеона Солунского, не иное что, как «наше обожение, и общение с Богом». Когда причащаемся, свидетельствует Богослов (Григорий), мы получаем участие в благодати, которою обладает Христос, как Бог и как человек. «Чрез безкровную жертву мы причащаемся Христу и делаемся участниками Его страданий и Божества». И с этой благодатью мы восходим на такую высоту святости, что если бы мы в тот миг умерли, наша душа обрела бы себе место в ликах мучеников, девственников и подвижников, мы в одно мгновение достигли бы того, чего они удостоились в столько времени и с такой борьбой. Боже мой, Избавитель мой! Пусть я умру, когда будет на то Твоя святая воля, в пустынном месте, в лесу, на горе, – для меня безразлично, – лишь бы только перед смертью я удостоился причаститься пречистого Твоего Тела и Крови. Если в тот миг я буду с Тобою, я не боюсь погибнуть. С таким Спутником я уверен, что достигну пристани небесного Твоего царства.

Итак, христианин, причастившись, берегись, как бы не потерять приобретенное. Держи хорошо, как бы у тебя не выпал из рук драгоценный жемчуг. Остерегайся отовсюду, чтобы лукавый не похитил его у души твоей. Ты освятился Святыми (Дарами)? Живи, как святой. Ты вышел чистым из бани Божественной благодати? Не впади опять в тину твоих прежних грехов. Исцелился душой? – Не заразись опять прежней болезнью. Соединился со Христом? Пребывай со Христом и говори: осанна, благословен грядый во имя Господне, – Тому слава во веки. Аминь.

Каким Бог создал человека, и чем воздал человек Богу! В раю сладости, взяв прах от земли, Своими руками образовал Бог тело человека и, вдохнув в него дыхание жизни, почтил его Своим образом и создал его человеком! Человек на горе Голгофе так поступил с Господом, что Он стал без вида, бездыханным, весь – в крови, весь – в язвах, пригвожден был ко кресту... Там, в раю, я вижу Адама, как создал его Бог, оживотворенным образом Божиим, увенчанным славою и честью, самодержавным царем над всеми созданиями в поднебесной, в наслаждении всем земным блаженством. Здесь, на Голгофе, я вижу Иисуса Христа, до чего довел Его человек: без красоты, без вида, увенчанного тернием, осужденного, обесчещенного, посреди двух разбойников, в подвиге, в агонии ужаснейшей смерти. Сравниваю тот и другой образ: Адама в раю и Христа на кресте, и в глубине души размышляю: каким дивным творением создали Адама щедрые руки Божии, и – каким достойным жалости позорищем соделали беззаконные человеческие руки – Бога! Там, при создании человека, я вижу дело, которым Бог увенчал все дела рук Своих; здесь, в страдании Христа, узнаю такое беззаконие, каким дополнил и завершил человек все свои беззакония. Там – усматриваю беспредельную любовь Божию к человеку; здесь – беспредельную неблагодарность человека к Богу, – и я недоумеваю, чему мне больше изумляться... Одно вижу – мне одинаково надо плакать и о том, как безмерно много пострадал Господь, и о том, как страшно много дерзнул человек!.. И, горько плача, не отличаю одно от другого: проливая слезы о страстях, тут же представляю себе виновника страстей, – исчисляя раны, вижу руку, их причинившую. Взирая на Распятого, тут же вижу и распинателя, и в смерти неправедноубиенного Господа я вижу и человека-палача...

Среди многих страданий Иисуса Христа есть одно – горчайшее всех, – оно уязвляет главу Его больше тернового венца, оно пронзает Его сердце глубже копья, оно терзает Его ужаснее самого пригвождения; оно огорчает уста Его горше желчи, оно отягощает Его тяжелее креста; оно убивает Его быстрее смерти... Это страдание – видеть виновником Своих страстей и смерти человека, дело рук Своих! Вот почему нам надо проливать слезы, – потому что мы распяли, мы умертвили Своего Господа. Если бы кто-нибудь другой, а не мы, был виновником Его страстей, нам и тогда надлежало бы страшно скорбеть, потому что никто другой так много не пострадал. Как же мы должны страдать и сокрушаться, зная, что никто другой, а мы – причина Его страданий?!.. Нам надо плакать и об Его страстях и о нашей неблагодарности, нам надлежит сугубо проливать слезы – слезы сострадания и сокрушения и таким образом рыдать и о Христе, и о себе самих... Однако, вовсе не с этой целью сегодня взошел я на эту священную кафедру... Я ведь хорошо знаю, что христиане, плачущие теперь о страстях, ожидают воскресения Распятого, чтобы снова пригвоздить Его ко кресту!.. И потому я вовсе не для того пришел сюда, чтобы подвигнуть христиан к плачу. Немного ценю я эти мимолетные слезы, что струятся не из глубины сердца и не суть плод истинного сокрушения... Пусть христиане лучше поберегут свои слезы, чтобы плакать о каком-нибудь ущербе в своих делах, или о смерти родственников, или из зависти к благополучию своих ближних... Не нуждается Иисус в таких слезах! Есть кому скорбеть о Том, о Ком не скорбят христиане! О Нем скорбит небо и покрывает глубочайшею тьмою светозарный лик свой, о Нем скорбит солнце и помрачает лучи свои. О Нем скорбит земля и в ужасе содрогается до основания и отверзает гробы и раздирает с верху до низу завесу храма. О Нем скорбят и самые распинатели... Они бегут биюще перси своя... Нет, не для того пришел я к вам, чтобы возбудить вас к плачу! Я намерен только просто изъяснить вам страсти Христовы в трех главных смыслах – во-первых: Кто был пострадавший, затем – как много Он пострадал, и наконец – за что Он пострадал. Будете слушать – увидите в лице Пострадавшего бесконечное снисхождение, в бездне страданий – изумительное долготерпение и в самой причине страданий – беспредельную любовь. И если вы не изумитесь пред этим снисхождением, если не исполнитесь сострадания при этом долготерпении, если останетесь бесчувственно-неблагодарными пред лицом бесконечной любви, – тогда уж я скажу, что сердце ваше – подлинно камень, более жестокий, чем те, которые распались при смерти Христа!

Приступите же – взойдем теперь на гору Господню, на вершину Голгофы, чтобы узреть там страшное зрелище. И среди этого ужасного мрака, покрывающего лицо вселенной – да пред идет пред нами и укажет нам путь честнейшее древо животворящего Креста! Где ты, о треблаженное древо, напоенное животворящей кровью Бога пригвожденного и возрастившее нам жизнь? Жертвенник бесконечной цены, на котором совершилось ныне искупление человеческого спасения! Престоле пречестный, воссев на котором, восторжествовал над грехом новый Царь израильский! Лествице небесная, откуда Начальник нашего спасения показал нам восхождение в рай! Столпе огневидный, приводящий «народ мног» во блаженную землю Божьего обетования! Кресте пресвятый, Церкви утверждение, похвало веры нашей! Некогда ты был древом бесчестия и смерти, теперь – древо славы и жизни! Мучительное орудие страстей Христовых – теперь треблаженное орудие нашего спасения! Прииди, и при настоящей скорбной беседе буди с нами – как весь пригвоздился к тебе Иисус наш, так да пригвоздится к тебе все сердце наше!

I

Все основание нашей православной веры состоит в том, что Тот, Кто пострадал, Кто был пригвожден ко кресту, Кто умер, воистину был Сын Божий. Пусть это – безумие для Эллинов, пусть это соблазн для иудеев – мы проповедуем Христа и Сего распята (1Кор.1:23; 2:2) по слову Апостола. Распятый за нас был воплощенный Бог! Правда, Он пострадал во плоти – по человечеству только, потому что, как Бог, Он не мог страдать. Но так как плоть соединена была ипостасно с Божиим Словом, человечество с Божеством, и самая плоть была господственно обожена, – то человек, пострадавший за нас, воистину был Бог! Воистину Он был Сын Девы и Сын Божий – один Иисус Богочеловек. Поэтому как истинно то, что Он пострадал, как человек, точно также истинно и то, что пострадавший за нас человек был Бог. Высочайший Бог, Царь веков – Он, тем не менее, изволил восприять зрак рабий, в подобии человечестем быв (Флп.2:7). Всесвятейший Бог – и, однако, благоволил понести на Себе грехи человеческие и явиться как бы грешником. Бог, исполн славы, исполн силы, исполн бессмертия – и, тем не менее, истощил Себя, по слову апостола Павла, явившись на земле без всего богатства Своего Божества, в немощи и скудости человеческого естества – даже до смерти... И это истощание св. Григорий Богослов называет как бы некоторого рода ослаблением и умалением.

Но ужели была необходимость в том, чтобы пострадать, быть пригвожденным ко кресту и умереть Господу славы? Ужели не было другого какого-либо средства спасти род человеческий? Поистине изумительно беспредельное снисхождение Божие!.. Залевк, царь Локрский, между прочим, издал один закон, чтобы прелюбодеев лишать обоих глаз, – закон справедливого возмездия: света очей, драгоценнейшего блага жизни, должен был лишаем быть тот, кто посягает на честь другого, также драгоценнейшее благо. Первым, кто нарушил этот закон и был уличен в прелюбодеянии, оказался собственный сын царя. И справедливейший государь присуждает его к положенному законом наказанию. Тогда его начинают просить все приближенные, вельможи, весь народ, чтобы он помиловал своего сына, своего преемника и наследника царства. Но царь твердо стоит в своем решении и желает лучше сохранить закон, чем сына. Ходатайства и просьбы, однако, были столь неотступны, что царь начал мало-помалу смягчаться и прислушиваться не только к голосу справедливости, но и – отеческой любви. «Справедливость, – говорил он, рассуждая сам с собой, – требует ослепить моего сына, оказавшегося нарушителем закона. Но отеческая любовь располагает меня к жалости, потому что он чадо мое. Если я пренебрегу справедливостью и не накажу, как следует, я буду неправедный судия. А если подавлю чувство отеческой любви и накажу его по закону, я окажусь бессердечным отцом. О, судьба! Если мне предстояло быть отцом, зачем ты поставила меня судьей? О, природа! Если я должен быть судьей, зачем ты дала мне сына? Что ж это? я колеблюсь... Я – справедливый судия, а правда слепа и не зрит на лицо преступника... На что ж я должен осудить? Я – чадолюбивый отец, а любовь также слепа и не смотрит на вину преступника. Я царь... Я могу наказать, когда захочу, но ведь как царь я могу и простить. Как мне сохранить закон? Как мне спасти сына? Что мне делать несчастному – судии и отцу? Нет ли какой-нибудь возможности сохранить закон и спасти сына? Есть! Необходимо выколоть два глаза. Пусть же будет выколот один глаз у меня, а другой – у сына моего! Пусть он отдаст один глаз, как виновный, и другой – я, как отец! Таким образом я удовлетворю и правду мою и успокою любовь отца, сохраню мой закон и спасу от потери зрения сына, явлюсь и судьей справедливым и чадолюбивым отцом!». Так-то, слушатели... Здесь требовалось выколоть два глаза; но для того, чтобы с одной стороны, сохранить закон и покарать преступление, а с другой – чтобы пощадить чувство отеческой любви и сохранить зрение преступному сыну, найдено было такое решение, чтобы отец отдал один глаз, а сын – другой. Это – прекраснейший из всех пример высшей царственной справедливости и отеческого милосердия. Однако, как пример человеческий, он бесконечно далек от того, чтобы стать в сравнение с тем, что совершил для нашего спасения правосудный и милосердый Бог!

Искони, с самого начала, в раю сладости, Божие определение начертано было на древе познания: если человек вкусит от него и таким образом нарушит заповедь Божию, немедленно постигнет его смерть. В оньже аще день снесте от него, смертию умрете (Быт.2:17). В лице праотца Адама мы все согрешили. Во Адаме вси согрешиша (Римл.5:12). Мы согрешили праотеческим и сверх того своим произвольным грехом, так что все подлежим проклятию от Бога, все достойны вечных мучений. Нам оставалось понести заслуженное наказание – лишиться как бы обоих глаз – обеих жизней – телесной и духовной, если бы не найден был способ избавления. Но в чем мог состоять этот способ, когда долг наш пред Богом бесконечен? Если бы пришли искупить нас тысячи таких мужей, как Моисей или иной кто из пророков, если бы воплотились и умерли за нас тысячи ангелов для того, чтобы удовлетворить правде Божией, то жертва их крови не была бы достаточной, как кровь тварей, – была бы ограниченной, недостаточной, малой цены сравнительно с нашим долгом пред бесконечным Божеством. «Оставалось совершиться, – богословствует св. Прокл, – одному из двух: или всем подвергнуться осуждению смерти, потому что все согрешили; или же должно было быть принесено воздаяние такой цены, которое было бы достаточным удовлетворением долга. Человек сам себя спасти не мог, потому что сам подлежал долгу греха; ангел также не мог искупить человечества по своей ограниченности для такого искупления. Человек один спастись не мог, – продолжает свою речь тот же учитель, – а Бог пострадать не мог». Необходимы были два естества – человеческое и божеское. Не одно только человеческое – потому что оно не могло спасти обоим страданием и смертью. Надлежало и человеческому и божескому естеству быть соединенными в одном Лице Богочеловека. Этому Лицу надлежало пострадать и умереть по своему человечеству, которое подлежит страданию и смерти, но вследствие соединения Божества и человечества в одном Лице Богочеловека это страдание и эта смерть получают бесконечное достоинство, бесконечную цену. Таким образом могла произойти уплата бесконечного долга. Так надлежало быть, так и совершилось. С одной стороны, внял Бог правде Своей, требовавшей возмездия за грех наш, потому что мы преступили Его заповедь. Потреблю человека, егоже сотворих (Быт.6:7). Но с другой стороны, Бог услышал глас Своего милосердия, ходатайствовавшего о прощении нас, потому что мы – дело рук Его. Живу Аз, не хощу смерти грешника! (Иез.33:11). Бог, как праведный Судия, хочет сохранить закон Свой, и в то же время, как человеколюбивый Творец, желает спасти Свое создание. Что ж Он совершит, Судия и Отец, Бог и Создатель? Бесконечная премудрость Его нашла средство сохранить закон и спасти Свое создание...

Здесь, рек Он, необходимы два естества: божеское и человеческое. Пусть человечество даст одно, со смертною плотью, а Я дам другое – Божие Слово. От соединения двух естеств произойдет одно Лицо – Богочеловек: совершенный человек и совершенный Бог. Он да постраждет, Он да умрет! Умрет, как человек, и пролитая кровь Его явится возмездием за грех; но так как умирающий человек будет вместе с тем и Бог, то это возмездие явится бесконечной цены. Таким образом возрадуется Мое милосердие, потому что кровью одного только человека искупится все остальное человечество. Удовлетворится и Моя правда, потому что кровью Богочеловека искупается бесконечный долг. И Я явлюсь и Судиею правосудным и Творцом человеколюбивым». Вот – причина, в силу которой надлежало пострадать и умереть Богочеловеку, дабы, как человек, Он мог уплатить долг и, как Бог, доплатить сполна... Здесь, еще раз повторяю это, христиане, здесь необходимы как бы два ока – две природы. Мы, виновные, нарушители заповеди Божией, дали как-бы одно око, человеческую природу. Бог и Отец дал как бы другое – Божество. В человечестве Христа нам угрожала казнь смертная, но в Его Божестве смерть упразднилась. Расплатились мы Божественною плотью, соединившеюся с Божиим Словом, и избавились от осуждения смерти Божиим Словом, явившимся в плоти, как высочайшим образом изъясняет это великий Афанасий: «подобало обоим преславно быть вкупе, так что смерть всех исполнялась во плоти Господа, и та же смерть, чрез Слово Божие, соединившееся с плотью, истреблялась». О, бесконечное Божие к нам снисхождение! Но Боже многомилостивый, премилосердый! Ужели Твое всемогущество не имело другого средства – спасти человека без предания на смерть Твоего Единородного Сына, десного ока Твоего Божьего Лика? Без сомнения, всемогущий Бог, как единым словом рече и вся быша, точно также одним словом мог бы повелеть, и спасение человека совершилось бы, мог Он без всякой уплаты отпустить бесконечный долг, мог и без смерти Единородного Сына Своего простить грех человека, мог и без крови Иисуса Христа угасить пламень вечного мучения...

Мог!!.. Но как, в таком случае, мы могли бы узнать о беспредельном всемогуществе Божием, о бесконечном Божием снисхождении? Бог соблаговолил поступить как Судия и Отец, да явит Свое правосудие и Свою благость: Свою благость по отношению к человеку, нарушившему Его закон, и Свое правосудие, как Судия, в страданиях и смерти Иисуса Христа, Сына Божия. Так, ради любви к человеку, Он не пожалел Своего Единородного Сына... (Рим.8:32). Некогда ведь и Авраам, из любви к Богу, решился принести в жертву своего единородного сына, но обратите внимание на исход этого события!.. Достигши назначенного места, Авраам устроил жертвенник, положил на него дрова, зажег под ним огонь и, связав своего Исаака, возложил на жертвенник, потом взял нож и поднял руку, но в то мгновение, как он готов был нанести смертоносный удар, воззрел на него Бог и, умилостивившись, сказал ему: «Аврааме, Аврааме, остановись, не возлагай руки твоей на отрока твоего и не делай ему никакого вреда! Достаточно для Меня твоего доброго произволения! Пусть останется жив сын твой Исаак – да будет он отцом многих народов, и Я благословлю их и умножу как звезды небесные и как песок морской!». Но, Боже мой, что ж было бы удивительного в том, что Авраам пожелал принести в жертву Тебе своего сына ради любви к Тебе? Ты еси Бог, достойный бесконечной любви, Ты – Бог и Авраама и Исаака, Ты – Бог, и все, что ни сделает для Тебя человек, это будет достойно и праведно... А человек – что он такое? Ничтожный червь земли, преступник Твоих заповедей... И Ты столь много возлюбил его, что ради этой любви отдаешь в жертву Твоего сына!? Что есть человек, яко помниши его, или сын человеч, яко посещаеши его? (Пс.8:5). Что все сие есть, как не величайшее Божие снисхождение? Он пожалел сына одного человека и не допустил его заклания, и не пощадил Своего собственного Сына, но оставил Его умереть! Своего Сына не пощаде, но за ны вся предал есть Его! (Рим.8:32). Предал Его на продание ученика, на отречение от Него друзей, на осуждение врагов. Предал Его на зависть иудеев, на суд язычников, на поношение священников, на издевательства воинов, на ненависть и ярость неблагодарного народа, жаждавшего Его крови... Предал на за плевания, на заушения, на бичевание, на уколы тернием, на крест, как бы не признавая в Нем более Своего Сына, но – лишь грешника, или лучше – самый грех! Предал, да осудит Его, Своего Сына, как виновного, и освободит от вины преступного человека, да покарает безгрешного и оправдает грешника, да исполнит на Нем всю Божию правду и излиет на человека все бесконечное милосердие. Не познавшего бо греха, – учит св. апостол Павел, – за нас грех сотвори, да мы будем правда Божия о Нем (2Кор.5:21). О, бездна Божия к нам снисхождения! Вот каково было определение Отца о Сыне!.. А в чем выразилось произволение Сына? В бесконечном смирении и послушании. Смири Себе, послушлив быв даже до смерти (Фил.2:40). Припомните горницу Тайной Вечери! Здесь Он более, чем где-либо, является в рабском зраке, омывая в умывальнице Своими руками ноги учеников, и дает Себя Самого в пищу ученикам в великом таинстве. Пример бесконечного послушания мы видим в саду Гефсиманском. Как человек, являя немощь естества, Он скорбит, но – скорбью глубокою, даже до смерти... Подвизается – столь великим подвигом, что пот Его льется, как изобильная кровь, капавшая на землю... Лицом повергается на землю, а мольба души выражается устами – да не вкусить, аще возможно, горькой смертной чаши. При всем том остается послушным воле Отца до смерти. Отче, – глаголет, – не якоже Аз хощу, но якоже Ты: буди воля Твоя! (Мф.26:39). Возвратившись к трем ученикам, Он находит их спящими и пробуждает словами: Востаните, идем (Мф.26:40) – туда, куда зовет воля Отца и спасение человека!

Что здесь всего более изумительно, христиане? Решение ли Отца, осудившего на смерть Своего Сына, или послушание Сына, с такой готовностью идущего на смерть? Ни то, ни другое – подивимся лучше бесконечному Божию к нам снисхождению!

Для освобождения евреев от рабства египетского Бог послал человека – Моисея. Для прощения грехов их должна быть проливаема, во всесожжении, жертвенная кровь, но то была кровь козья и телячья. А для освобождения нас от владычества ада пришел Сам – самолично. На земли явися, и с человеки поживе (Догмат. 8 гл.). Для искупления грехов наших Он пролил Свою кровь. Не кровию козлею и тельчею, но Своею кровию спас нас (Евр.9:12). Так драгоценно спасение наше, что ценой ему – кровь Божия! Одна, одна только капля Божией крови – бесценный маргарит райский! Одна только капля может угасить весь пламень вечных мучений! И, однако – как много ее излилось для спасения нашего! Всю ее источил до последней капли Распятый за нас! Вникните же поглубже во все это, христиане! Тот, Кто пострадал, Кто был пригвожден ко кресту, Кто умер за нас – Сын Божий. Всю кровь Свою пролил Он для искупления душ наших. А мы, увы! оставляем еще в плену души наши!? А мы все еще рабствуем греху? А мы все еще далеки от сердечного раскаяния и сокрушения? «Какая же польза, может сказать нам Спаситель наш, какая же польза от того, что Моя кровь пролита была из всех членов Моих? Тот подвиг, каким Я подвизался в вертограде, те потоки крови Моей, пролитой от бичевания, от терния на главе, от копья, пронзившего ребра Мои, от гвоздей, пробивших руки и ноги Мои – что ж? Все это было всуе? Все это пало на землю на попрание людей? Нет пользы от пролития Моей крови?!. Отче безначальный, Я исполнил святую волю Твою, пострадал, был распят, предал Дух Мой, источил всю кровь Мою для спасения христиан, но христиане не желают знать Своего Спасителя, не ищут спасения, помирившись с вечными муками?! Я прошу прощения иудеям, Меня распявшим и умертвившим. Остави им (Лк.23:31). Но на христиан, которые делают Мою смерть бесполезной для них, Я требую суда! Суди им Боже (Пс.81:8). Правда Твоя повелела Мне пролить кровь Мою – и та же правда воздаст за кровь Мою»...

И не будет иметь никакого извинения нераскаянный христианин, Сына Божия поправый и кровь заветную скверну возмнивый (Евр.10:29), по слову Апостола! Чем бесценнее было искупление, тем тяжелее будет кара за пренебрежение им. Да прославим же Спасителя нашего, да восприимем спасение, да принесем раскаяние, да будет спасительна нам бесценная кровь, за нас излиянная!

Мы видели, Кто пострадал за нас и подивились бесконечному снисхождению. Теперь представим себе, как много Он пострадал, да спостраждем Его бесконечному долготерпению.

II

Видали ли вы, христиане, небольшую лодку среди обширного моря, вдали от берега, с неопытными и беспомощными пловцами, обуреваемую сильнейшими противными ветрами? Яростные волны бросаются на нее со всех сторон, и она погружается в пучину... Теперь представьте себе, что вы видите единственного Сына пресвятой Девы в кровавом море жесточайших страданий, вдали от объятий возлюбленной Матери, оставленного безначальным Отцом, отдавшим Его на страдания – одного, без всякой помощи и участия покинувших и разбежавшихся учеников!.. Однако – нет! Вот является один ученик, с толпою воинов и слуг, с оружием, с факелами, с фонарями... Я вижу, как он приближается, обнимает, целует Его... В добрый час пришел ты, друже и верный учениче, – утешить огорченного Учителя, побыть с Ним! Скажи же нам, с какой доброй вестью пришел ты со двора архиереев? Друже, почто пришел еси? (Мф.26:50). Может быть, ты убедил их оставить в покое Богочеловека, Который не подал им никакого соблазна, напротив оказал всему народу иерусалимскому тысячи благодеяний? Или – не проведал ли ты о каком-нибудь злодейском умысле с их стороны, и теперь привел с собою большой отряд для Его охраны? Что ж ты не отвечаешь? Постой дайка мне получше всмотреться в тебя... Ах! Да ведь это – Иуда предатель, апостол-изменник, ученик лукавый! Так это ты лобзаешь Его для предательства!? О, страшная неблагодарность Иуды! О, неизреченное страдание Христа!.. Говорят, когда Юлий Цезарь, окруженный убийцами в сенате, увидал среди них Брута, которого любил как сына, – воскликнул: «и ты, чадо мое!?»... И тотчас закрыл лице свое мантией, чтобы не видеть столь ужасного вероломства, которое заставило его содрогнуться больше самой смерти. Какую же скорбь причинило Иисусу появление Иуды предателя? «И ты, чадо Мое... И ты, ученик Мой!? И ты, Мой апостол, в сообществе с врагами Моими? Ты служишь им охраной, взяв на себя предательство? Иудо! лобзанием ли Сына человеческого предаеши?». И в этом ужасном вероломстве – сколько уничижения предаваемому Учителю! Были предаваемы и продаваемы и другие, но так, как предан и продан был Христос, никто другой! Брут предал Цезаря, но под предлогом освобождения отечества. Продали братья Иосифа, но для того, чтобы избавить его от смерти. (Быт.37:26,27). Иуда предал Христа – на смерть: Сын же человеческий предается на пропятие (Мф.26:2). Его не признают Сыном Божиим – пусть так! Придет время, когда откроется Его слава! Так пусть же признают за Ним хотя права сына человеческого! Однако – нет: с Ним поступают, как с бессловесным, – как с агнцем, обреченным на заклание!

Его крови жаждут архиереи и старцы и весь синедрион, собравшиеся в дом Анны и Каиафы, куда вся в «спира» привлекла и поставила на суд Иисуса. Судьи – враги, лживые свидетели – какого решения ждать от вас? – Повинен есть смерти (Мф.26:66). Повинен смерти? – Так пусть примет смерть! Но зачем же плевать Ему в лицо, зачем заушать и бить Его? Зачем надругаться над Ним и, закрывая очи, с приправой злых издевательств при каждом .ударе святотатственной руки, спрашивать Его: прорцы нам, Христе, кто есть ударей Тя? (Лк.22:64). – Постойте, постойте, дерзкие слуги! Дайте и мне Его спросить: «Иисусе мой, Избавителю мой, Ты доселе еще терпишь поругания!? Доселе еще, под покровом веры, как бы закрыв руками светлый лик Твой, оскорбляют Тебя?². Прорцы нам, кто есть ударей Тя? Прорцы нам, кто наносит Тебе удары без числа? Еврей? Еретик? Православный христианин? Прорцы нам, чья рука чаще других поражает Тебя: иудея-слуги, еретика или православного христианина? Прорцы нам, кто больнее бьет Тебя – блазнитель ли какой из духовных, нечестивый ли мирянин, блудница ли, потерявшая стыд или молодой прелюбодей, судия неправедный или алчный корыстолюбец, кровожадный ли убийца или хищный грабитель? Прорцы нам, что больше огорчает Тебя – удары ли иудеев или пороки христиан?». Но ныне Иисус мой не проповедует более, – Он безмолвствует, яко агнец безгласен, по слову Исаии...

Не желаете ли, чтобы я вместо Него прорек вам? Несравненно больнее Ему, чем все бесчисленные удары слуг архиерейских, те три удара, которые нанес Ему ученик Его своим трикратным отречением: не знаю человека (Мф.26:72). Камень веры соделался камнем преткновения... Единственный камень, который распался еще раньше смерти Христовой, при троекратном отречении от Христа. Но ведь он сокрушился – для раскаяния, чтобы затем исповедать Учителя. Некогда в пустыне, жезл Моисее поразил камень; этот камень сокрушен взором Христа – но из того камня истекла вода, сладкая как мед, а – теперь льются горькие слезы... Изшед вон плакася горько (Мф.26:75). Достоит тебе, Петр, проливать безутешные слезы, но – блажен ты, что так скоро прибег к раскаянию в своем отречении. На один час ты согрешил и – всю жизнь оплакивал свой грех! О, горе нам! Мы так скоры на всякий грех и так медленны на раскаяние! Мы всю жизнь проводим во грехах и не хотим плакать о них хотя бы один час!

Петр кается и горько плачет – знав, что петел трижды возгласил. Утро. Наступает день... растворили двери претории Пилата, куда ведут со двора Каиафы связанного Христа, как преступника. Тяжко Ему было в руках священников, во дворах архиерейских, еще хуже – в руках язычников, в палатах властителей. О, горе! Нет Ему нигде прибежища и помощи, везде – позор и мучения... Священники и миряне, иудеи и язычники, властители и рабы, судьи и воины, юноши и старики, вся «спира», весь народ – все осуждают Его, как преступника, требуют Его смерти, – все кричат: Распни, распни Его (Лк.23:21). Предпочитают всем известного разбойника Варавву, а для безгрешного Иисуса – у всех одна мысль, один вопль: да распнется (Мф.27:22). Пилат изумляется этой злобе и желает знать, в чем состоит вина: род Твой и архиерее предаша Тя мне: что еси сотворил? (Ин.18:35). Что с тобой, Пилат!? Или ты – единственный здесь в Иерусалиме чужестранец, никогда ничего не слыхавший о делах Иисуса из Назарета? Что еси сотворил? Изволь – я скажу тебе: слепым возвратил свет очей, прокаженных очистил, расслабленных воздвигнул с одра болезни, умерших воскресил, накормил голодных, научил заблудших. Вот – Его вина! Что еси сотворил? Спроси народ, с восторгом внимавший Его проповеди! Спроси самарянку, которая по одному Его слову из блудницы стала целомудренной, спроси Магдалину, которая из грешницы стала равноапостольною, Закхея, который из корыстолюбца стал милостивым благотворителем, Матфея, который из мытаря сделался евангелистом, – спроси Лазаря, который теперь жив, но которого Он воскресил – четверодневного мертвеца. Спроси детей иерусалимских, встречавших Его «с ваиями и ветвьми», с пением: Осанна! Что еси сотворил? Да если б то было возможно, то с тобой заговорили бы об Его делах и море, и ветер, повиновавшиеся Ему, – сами демоны – враги Его, исповедавшие Его Сыном Божиим! Что еси сотворил? Да спроси лучше: «чего Он не сотворил»! Если б ты имел разум, просвещенный высоким Богопознанием, я сказал бы тебе, что Он то предвечное Слово Отца безначального, Имже вся быша. Он сотворил все, что ты видишь и чего не видишь, землю с ее растениями и животными, небо со звездами и солнцем, ангелов и род человеческий, да и тебя самого, Пилат! Одного только Он не сделал, – греха! Греха не сотвори, ниже обретеся лесть в устех Его (IПет.2:22). Но ведь об этом и ты сам знаешь, громко возвещая вслух всего народа: не обретаю в Нем вины! Впрочем... беззаконны суды земные, неправедны приговоры сынов человеческих... Для оправдания человека далеко еще недостаточно одной невинности, если он попадет в руки неправедного судии, который заботится более всего о своих интересах, который дрожит от страха, как бы не потерять ему благоволения кесаря...

Безгрешного Иисуса подвергают бичеванию, и если бы спросить самого судию, за что? – он ответил бы: за то, что не обретаю в Нем вины. О зрелище, достойное слез! Видеть Сына Божия, одевающегося в небесах светом, яко ризою, обнаженным пред взорами воинов, ругающихся над Ним, и поносящих Его иудеев! Вот они вооружают свои бесчеловечные руки бичами, – бьют, наносят удары, терзают пречистое тело Божественного Эммануила... Он содрогается, обливается потом, изнемогает от изобилия проливаемой крови... Но ведь все эти муки не мне ли надлежало претерпеть? Эти удары бичей не должны ли поражать мое тело, согрешившее тысячами грехов? Эти потоки крови не должны ли струиться из моего тела, чтобы омыть мою нечистоту? Ангелы, серафимы, поспешите, поспешите покрыть эти непорочные члены, скройте их от нечистых взоров нечестивцев!

Но вот, я вижу, их покрывают червленою хламидой – воины надевают ее на Него, издеваясь над Ним, как царем иудейским. Будто царскую корону они возлагают на Него терновый венец, пронзающий и глубоко уязвляющий главу. Вместо скипетра дают Ему трость и, часто вырывая ее из рук Его, ударяют ею по главе. Преклоняют колена, ругаясь над Ним, как над безумцем, и приветствуют Его оплеваниями и заушениями: радуйся. Царю иудейский! Не ошиблись вы, нечестивцы, нет! не ошиблись: представляя Его в насмешку ложным царем иудейским, вы сделали Его истинным Царем христиан. Царство Иисуса Христа – не царство от мира сего. Этому Царю, доруганному и измученному, мы поклоняемся, потому что это поругание и эти мучения – наше величие. Мы узнаем в Нем своего Царя в этой надругательской хламиде: это Поругание – наша честь и слава. Мы чтим терновый венец Его, потому что скорбь и теснота – наш земной удел. Мы не желаем видеть у Него другого скипетра кроме легкой трости, потому что не стремимся к тяжести земных отличий.³ Воистину не ошиблись вы, нечестивцы! Вопреки себе – вы поставили Его Царем над полками мучеников, над сонмами подвижников, над собором всех, ищущих царства небесного. Ах! Если бы вы узнали, что этому Царю, над Которым вы издеваетесь, с готовностью будут поклоняться все цари земли!.. Знайте же, что под покров этой раз дранной хламиды, которую вы надели на Него, соберутся на поклонение все племена земные! Знайте же, что эти острые терния, из которых вы сплели Ему венец, будут стрелами, поражающими врагов истинной веры. Знайте, что эта легкая трость, которую вы Ему дали, сокрушить иудейскую синагогу и храмы язычников!

Разве это не так, слушатели-христиане? Воистину Он – Царь, Коего мы – рабы – Царь страданий и долготерпения! Посмотрите, посмотрите на Него! Вот Он выходит, нося тернов венец и багряну одежду в сопровождении Пилата, который показывает Его всему иерусалимскому народу: Се Человек (Ин.19,6). Удержите ваши слезы... Я не желал бы, чтобы вы плакали... Падите лучше ниц пред Царем нашим! Се Человек! Отче небесный, этот Человек, не имеющий теперь ни вида, ниже доброты, ведь единородный Сын Твой, Которого из чрева прежде денницы родил Ты! Ангелы, архангелы, этот многострадальный Человек – тот Царь славы, Коему вы немолчно воспеваете победную песнь на небесах! Се Человек! Предстаньте, пророки: вы узрите чаяние языков, Царя израильского, желанного Мессию. Где вы, апостолы? Посмотрите на своего учителя и Бога! Где ты, Мария, нежнейшая Мати – взгляни на своего единственного дорогого Сына! Се Человек! Иереи, взирайте на вашего верховного Первосвященника! Девы – смотрите на своего Жениха, сироты – на Отца, заблудшие – на своего Наставника! Расслабленные, глядите на своего Целителя, грешники – на своего Спасителя! Смотрите, все христиане, мужи и жены, и приветствуйте Царя вашего: радуйся, Царю, но не иудейский, а христианский! О, Божественный Спаситель душ наших, вечный Женише Своей Церкви, теперь Ты не имеешь ни вида, ни образа человеческого, но мы поклоняемся Твоему лику, мы целуем узы рук Твоих, нас освободившие. Ты поруган, избит, окровавлен – и все-таки Ты – Царь наш! Иного разве Тебе не вемы! Се – Человек! Человек ли только, – не Бог ли? Мы узнаем в Нем человека, взирая на Его страдания, но мы в тоже время видим в Нем Бога, смотря на Его благодеяния. Человек и Бог вместе, потому что страждешь и спасаешь! Но, милостивый Господи, умоляем Тебя – не довольно ли страданий? Зачем еще страдать? Довольно и предовольно для нашего спасения и той крови, которую Ты уже излиял! Иисусе мой, душа души моей, не прогневайся на меня – я не отступлю от Тебя! О, если бы возможно было, я скрыл бы Тебя в глубине моего сердца... Ах, горе мне! Мое сердце осквернено грехами, и я трепещу, что Тебе, чистейшему, угоднее идти на крест, чем остаться в моем нечистом сердце! Пусть так! Но дай мне последовать за Тобой – с моими слезами и словом моим!

И воистину крест, это смерть, на которую осудил Его Пилат: предаде Его им, да распнется (Ин.19:16). И вот со страшным воплем, с безумной радостью, среди бесчисленной толпы, иудеи выводят Его из претории Пилата. Воины возлагают на плеча Его орудие казни – древо крестное. Ведут Его по стогнам иерусалимским и, измученного тяжкой ношей, обессиленного страданиями, обливающегося потом по всему лицу и кровью по всему телу, возводят на Голгофу, напояют запекшиеся уста оцтом и желчию. Но уже немного жизни остается в страдальческом теле, и они спешат окончить свое беззаконное дело. Срывают одежды, повергают на землю, распростирают на кресте, пробивают гвоздями сперва правую руку, затем – левую, потом – обе ноги, и наконец, с тысячами ужасных криков и злохулений, поднимают на высоту и ставят крест на Краниевом, т. е. лобном месте. Не довольно ли ужасов? Нет! В то же самое время распинают еще двух разбойников, одного по правую, другого по левую руку, дабы крайняя степень страданий не лишена была бы и крайнего бесчестия, дабы вдвойне страдали и тело и душа! Ужасные муки жесточайшей казни распятия только тот мог бы изобразить, кто имел бы терпение испытать их сам! Размышляя о святейшем теле Христа, священные богословы говорят, что оно – превыше естества, – не от крове, ни от похоти мужеской, но от всемогущества Божия, – от Духа Свята и от чистых кровей Приснодевы. Оно – Богозданное жилище светлейшей души, одаренной внутренним миром и внешними силами в дивном совершенстве. Потому, говорят нам, все муки, испытанные мучениками, взятые вместе, не могут сравниться даже с одним из тех мучений, которые вкусил Христос. Сверх того, при страданиях мучеников невидимо присутствовал Сам Бог и укреплял их Своею благодатью. Потому-то они часто ликовали среди пламени, радовались при убиении – как бы вовсе не чувствуя страданий или забывая об них. Но в страданиях, какие вкусил Христос, Бог оставил Его и как бы вполне от Него отступился, о чем, как бы воздыхая, говорит Сам Иисус: Боже Мой, Боже Мой, векую Мя еси оставил!? (Мф.27:46). Небесный Отец оставил Христа, но не покинула Его возлюбленная Мать... Ах, христиане! Крест держит пригвожденного Христа за «плещами» Его. Присутствие сладчайшей Матери – другой для Него крест – пред очами Его... Стояше при кресте Иисусове Мати Его (Ин.19:25). Она стоит, смотрит, – не плачет, не выражает своих страданий, но молча держит в своем сердце тот меч, о котором предрекл Ей Симеон. Она стоит при распятии как бы Сама пригвожденная ко кресту, и в то же время составляет как бы второй крест для Распятого... Но, о распятый Царю, не конец ли Твоему долготерпению? Не довольно ли для Тебя – пить смертную горькую чашу? Нет! – Жажду! (ст. 28). И вот Он вкушает уксус, смешанный с желчию, как бы последнюю каплю горькой чаши... Егда же прият Иисус оцет, рече: совершишася (ст. 30). Так, при Своей кончине, Он поступает, подобно благоразумному домохозяину. Почувствовав близость смертного часа, Он завершает дело учреждения Нового Завета и полагает конец Ветхому. Затем... прежде всего врагам Своим иудеям завещает прощение: Отче, остави им, не ведят бо, что творят (Лк.23:34). Распявшим Его воинам завещает Свои одежды, которые они и разделили между собою, бросивши жребий. Не забывает доброго разбойника, молившего Его: помяни мя. Господи, во царствии Твоем, завещая ему рай: аминь, глаголю тебе, днесь со Мною будеши в рай (Лк.23:42,43). Уверовавшему в Него сотнику отказывает по завещанию – истинное Богопознание: воистину Божий Сын бе сей (Мф.27:54). Возлюбленному ученику Своему Иоанну – попечение о Своей Матери: се – Мати твоя. Оставляет страдалице Матери, в помощь Ей, ученика: се – сын Твой (Ин.19:26,27). Завещает Своим чадам христианам – Свой крест, чтобы они носили его при себе и не расставались с ним в течение всей жизни. Небесному Отцу Своему отдает Свой дух: Отче, в руце Твои предаю дух Мой (Лк.23:46). Но и это делает с обычным послушанием, ибо преклонь главу предаде дух (Ин.19:30). И вот уже – Ты мертв, безгласен, Божие Слово... Прекращаю не надолго и я свое слово, оставляю моих слушателей, да размыслят в душе своей о Твоих страданиях, да спостраждут Твоему неизреченному долготерпению!

III

Сыну Божию умереть ради спасения человека, когда, как Всемогущий, Он мог бы совершить наше спасение каким либо иным способом – это беспредельное Божие снисхождение! Умереть смертью самою позорною и мучительнейшею, когда Он мог умереть без позора и без страданий – в этом бесконечное Его долготерпение. Но ради кого Он проявил и это беспредельное снисхождение, и это неизреченное долготерпение? Ради человека, бывшего Ему врагом. В этом – бесконечная любовь!

Христиане, когда Господь наш страдал за нас, был распят и умер за нас, тогда ведь мы не признавали Его Богом, мы поносили Его имя, мы презирали Его закон, мы чтили иных богов и, сверх всего этого, не совершили ничего доброго, напротив, мы были погружены в бездну всякого зла. И за это мы подлежали Его гневу и вечному мучению, как грешники. Яко грешным нам сущим Христос за ны умре (Рим.5:8). Умереть отцу за сына, или родственнику, за родственника – это в порядке вещей, и по временам бывало. Умереть другу за друга – также в порядке вещей, это долг дружбы, это величайший пример любви. Больши сея любве никтоже имать, – говорит Христос, – да кто душу свою положить за други своя (Ин.15:13). И примеры такой дружбы также можно найти среди людей. Но чтобы кто умер за врага этого не требует ни природа, ни дружба... И никогда – ничего подобного не бывало между людьми, и не слыхано даже... Однако это было и об этом возвещается в нашей христианской вере: Господь наш умер за врагов Своих... Вот любовь выше естества, превыше слова и разума: это любовь Божественная. Составляет же Свою любовь в нас Бог, – говорит апостол Павел, – яко еще грешником сущим нам, Христос за ны умре (Римл.5:8). Это такое благодеяние, возблагодарить за которое по достоинству мы не могли бы, хотя бы каждый из нас имел по сто жизней и все эти сто жизней отдал на смерть из любви и ко Христу, хотя бы эти жизни были по тысяче лет, и из любви ко Христу все эти тысячи лет мы носили бы крест... В конце концов, сколько бы мы ни страдали, ведь мы страдали бы за своего Благодетеля, между тем как Христос все Свои страдания претерпел за врагов Своих. И в воздаяние за жизнь Свою Он вовсе не требует наших жизней, за кровь Свою не требует нашей крови: Он требует от нас за любовь, которую Он явил к нам, только – нашей любви!

И ужели, за столь великие благодеяния, Бог не достоин такого воздаяния, не может получить его?! О, люди, люди! Каким именем назвать мне вас? Слепцами что-ль, если не видите таких благодеяний? Неблагодарными ли, что не хотите знать их? Не каменное ли сердце в груди у вас, что не смягчается пред беспредельною Божией любовью!?

Я знаю, что ведь только злые духи безнадежно упорны во зле, нераскаянны, и потому то они – вечные враги Божии и никогда не сделаются Его друзьями. Вы – не бесы, но возможно ли признать в вас людей? Не уроды ли вы – с природой человека и с расположением бесовским? Ведь вы всегда можете сделаться друзьями Божиими и... все-таки не хотите... Пусть Он вочеловечился, пострадал, пусть был распят, умер, – пусть

Он всю кровь, до капли пролил за нас – все-таки вы не хотите Его... Хотя бы Он еще тысячу раз пострадал столько же, если б это было возможно, и снова умер – вам все ни почем – не хотите Его?! Какие теперь дни? Не празднует ли Церковь ныне страсти, крест, смерть Христовы? Но найдется ли между вами истинно кающийся? Плачет ли кто-нибудь столь же горько, как Петр? Исповедует ли Его кто-нибудь столь же искренно, как разбойник: помяни мя, Господи, егда приидеши во царствии Твоем? (Лк.23:42). Но что я говорю? Скорей спрошу о том, найдется ли такой, который теперь не продавал бы Его по сребролюбию, как Иуда, который за блага мира сего не предавал бы Его, как Пилат, который бы всяческими грехами не распинал бы Его на кресте, как иудеи? Найдется ли между нами хотя один такой, который бы не намеревался, лишь только Он воскреснет, снова Его ко кресту пригвоздить, на что не дерзнули даже иудеи!?... Христос висит на древе крестном, а вон – христианин, который не думает оставить объятий блудницы. Другой временно ее покинул, но не с тем ли, чтобы поскорее опять соединиться с нею? Другой не желает возвратить присвоенного чужого добра, третий упорствует примириться с врагом. Иной вовсе не раскаялся; другой хотя и раскаялся, но с тем, чтобы снова предаться прежним порокам... А страсти Христовы... нипочем!? А кровь Христова... попирается!?... Не умер ли Христос для того, чтобы врагов Своих сделать друзьями Своими, чтобы спасти грешников? И что ж?.. Не хотят!? О, нераскаянные, с каменным сердцем, грешники! Пусть! Не хотите иметь Его другом, так отнеситесь к Нему, по крайней мере, как к врагу⁴! Хотите ли – я покажу вам вашего врага – на радость вам! Смотрите же, смотрите – и радуйтесь, потешайтесь, насыщайтесь зрелищем, – смотрите на Него, мужи и жены, духовные и миряне, богатые и убогие, смотрите все на этого врага вашего!... Что ж – мало вам этого? Вы хотите еще больших поруганий, мучений, чем теперь видите?! Ведь все эти страдания вам следовало бы претерпеть, да и то вы не могли бы удовлетворить правды Божией и были бы осуждены на вечные муки... А Он один претерпел все страдания, чтобы навсегда избавить вас от мучений, Он ваял на Себя долг ваш и заплатил за него Своею кровью! Кару за ваш горделивый разум Он понес в терновом венце, за ваши злые, хульные речи – в оцте и желчи, за вашу злобу – в пронзении ребра, за ваши грабительства – в пригвождении рук, за вашу плотскую скверну – в язвах избитого тела, – наконец, всю тяжесть грехов поднял в древе крестном! Взял на Себя грехи – и еще не приобрел грешников. О, неизреченная любовь, пожертвовавшая жизнью за врагов! О, ужасная неблагодарность, препятствующая из врагов стать друзьями!

Нераскаянные, с каменным сердцем грешники! В Японии язычники и доселе⁵ идолопоклонники и смертельные враги христиан с сатанинской хитростью вырубили у порога городских ворот на мраморе честный крест, объявив христианам, которых они не выносят, которых не желают ни видеть, ни слышать: если Христиане хотят войти к ним в город, то пусть прежде пройдут ногами по Кресту! Чем и достигли того, что ни один христианин не решился проникнуть в столь нечестивую страну. Так – я с божественною ревностью пойду и положу знамение сего Распятого у порога дверей дома блудницы, чтоб вам нельзя было вступить в тот дом, не наступив на Него! Что ж? Ступайте и попирайте Его! Но я глаголю вам: отныне узрите Сына человеческого седяща одесную силы и грядуща на облацех небесных (Мф.26:64). Придет, прилет время, когда вы увидите этого Мертвеца, облеченного всемогуществом, с силою и славою многою, при Его втором пришествии. Не навсегда эти очи останутся сомкнутыми, не навсегда эти руки останутся пригвожденными. Придет час – и эти очи загорятся всеми огнями Божьего гнева, эти руки явятся вооруженными молниями Божией правды, эти, теперь запекшиеся и безмолвные уста прогремят громовым голосом и изобличат нашу неблагодарность: идите от Мене, проклятии, во огнь вечный, уготованный диаволу и аггелом его! (Мф.25:41).

И все-таки я знаю, о сладчайший Иисусе, что любовь Твоя – неисчерпаемая пучина, потому что бесконечна. Воистину страшна ваша неблагодарность! Но продли хотя на малое время обычное Твое долготерпение, с каким Ты носил крест Твой и дозволь мне выговорить пред этими христианами одно из Твоих бесконечно-благостных слов: Остави им (Лк.23:24)! Изреки же прощение всем духовным и мирянам, – всем грешникам! Если мы доселе были Твоими врагами, – по благодати Твоей снова будем Твоими друзьями. И с этим упованием целуя Твои пречистые нозе, молим Тя: егда снидеши со креста, прииди и пригвоздися к сердцам нашим, да будешь неразлучен с нами и здесь на земле, и в Твоем небесном царствии! Аминь.

Возрадовашася убо ученицы, видевше Господа

(Ин.20:20)

Сорадуюсь и я с вами, божественные ученики воскресшего Владыки. Сорадуются с вами все христоносные народы, узревшие, наконец, немерцающий свет светоносного дня воскресения. Радуются горе треблаженные лики, окружив престол Царя Сил, Ангелы мира, поют Ему победную песнь. Радуется низу самый ад и весь сияет от светлого явления восшедшего Солнца славы, приносящего невечерний день жизни горестным прародителям. Радуется светло одеянная невеста Христова, Церковь, и с веселием приветствует Жениха, исшедшего из гроба, как из чертога. Самая Голгофа изменила свой вид: она была ужасным местом плачевного события и стала славным зрелищем всемирного веселия. Крест, копие, венец терновый, жестокие орудия ужасных страданий, боголепно украшают торжество Божественного Победителя. Гроб, горестное обиталище прежнего тления, теперь явился живоносным чертогом нетления; раны, виновницы смерти, стали источниками бессмертной жизни. Возрадовашася убо ученицы, видевше Господа (Ин.20:20). Возрадуемся же и мы, торжествующие слушатели, и восхвалим богоданную благодать славного Христова Воскресения.

Когда заключились врата рая, из которого был изгнан человек, тотчас отверзлись врата ада, которыми вошла в мир смерть, вошла вместе с проклятием и тлением. Она, как тиран, воцарилась над несчастным человеческим родом, который с трудом и страданием нес тяжелое иго и неизменно расплачивался собственной жизнью за тягчайший долг. Но как Адам первый из всех людей согрешил, так он должен был первым и умереть. И все-таки раньше всех и самого Адама умер праведный и невинный Авель, убитый завистливым братом, Каином. Разве не было справедливо, чтобы как от Адама начался грех, так от него же началась и смерть, а не от Авеля? Братие, каждое царство только тогда и устойчиво, когда оно основано на справедливости. Если царит справедливость, и начало царства твердо, и пребывание его вечно. Наоборот, царство не прочно, если оно несправедливо, и очень кратковременно, если оно живет насилием. Если оно начинается несправедливостью, его начало шатко, и если держится насилием – близок конец его. Конечно, несправедливое непрочно и насильственное неустойчиво. Теперь посмотрите на высокое дело человеколюбного промышления Божия. Бог попустил – и первым умер не Адам, который первым согрешил, что было бы справедливо, – а невинный Авель. Вот, царство смерти началось несправедливостью и потому начало его шатко. Авель не только первым умер, но (вдобавок) неестественной, насильственной смертью, убитый братом. Так царство смерти, начавшее с несправедливости, привлекло к себе на помощь и насилие, и потому стало близко к концу. Итак, в мире воцарилась смерть, но царство ее было несправедливо и насильственно, а потому нетвердо и кратковременно. Это мысль Афанасия Великого в его 61 вопросо-ответе. «Если бы Адам умер первым, то смерть имела бы твердое основание, ибо первым унесла согрешившего. Но так как она первым приняла несправедливо убитого, то царство ее шатко и слабо». С самого начала обнаружилось, что смерть, хотя и тиран, все же не имеет свободной царской власти над человеческим родом. Из рук ее ускользнул Енох, преложенный живым; избежал ее Илия, на огненной колеснице взошедший на небо. Илия же избавил от власти смерти сына вдовы Сарептской, а ученик Его Елисей – сына Суманитянки. В последок дней пришел воплотившийся Сын Божий, Господь живых и мертвых, страшный истребитель смерти и открыл ей всю ее слабость. Он одним словом отнял у нее дочь Иаира, уже умершую, и как от сна, воскресил ее к жизни; отнял сына вдовы, которого уже несли на одре ко гробу, и возбудил его одним прикосновением руки; отнял у смерти Лазаря, которого ад уже 4 дня держал в узах, – и одним возгласом исторгнул его из тления; отнял столько телес усопших святых, изведенных от гробов к жизни, которых (ад) содержал уже столько времени. Наконец (Господь) низложил тирана, умертвил смерть, разрушил ее царство, когда тридневен славно воскрес от мертвых. Потомки Адама, мы все, как птицы, были в той роковой несчастной сети, которую смерть держала повсюду протянутой. В эту же сеть предал Себя и Богочеловек Иисус, восприяв вольную смерть. Но Он предал Себя с Божественной Своей силой, разорвал сеть и по славном Своем воскресении первый воспарил (на небо) и спас и нас от власти смерти. Сеть сокрушися и мы избавлены быхом, помощь наша во имя Господа (Пс.123:7,8). Мы спасены и больше уж не пленники смерти. Мы смотрим на нее и уже не боимся ее свирепого вида. До воскресения Христа смерть была страшна для человека. По воскресении Христовом человек стал страшен для смерти. С тех пор как воскресший Иисус победил смерть, ее смело презирают ученики Христовы. Из среды мучеников даже малые дети и юные девы смеются над нею. Вот дар воскресшего Владыки, преимущество славного воскресения. Воскрес Христос и умерщвлена смерть. Воскрес Христос и разрешилось тление. Воскрес Христос, и воссияло бессмертие. Воскрес Христос и паки отверзся рай. Смерть, где теперь твое жало? Ад, где твоя победа? Как смертные, мы падаем, но как бессмертные воскресаем. Мы заключаемся в темницу мрачной могилы, но и туда проникает и оживотворяет нас блаженный свет Владычного восстания. Мы ждем смерти, но предвидим бессмертную жизнь, залог чего нам дало воскресение Спасителя. Христос воскресе!

Вышний победитель смерти, вечный жених душ наших, Божественнейший Иисусе, к Тебе обращается язык мой, к Тебе утренюет дух мой, к Тебе обращаю души этих желанных моих слушателей. Туда, где я посеял семя евангельской Твоей истины, ниспосли изобильный дождь Твоей Божественной благодати, чтобы произрос плод спасения. Прими, Божественное Слово, мои слова, как мысленную жертву, приносимую в славу святого Твоего имени во спасение моей грешной души и всего этого собрания. Явись мысленно и возвесели нас светом славного Твоего воскресения. И если даже найдешь заключенными двери сердца нашего, пройди все-таки туда внутрь, как Ты прошел сквозь заключенные двери к Твоим ученикам, и вдохни там благодать Святого Твоего Духа и Божественного Твоего мира. Скажи нам еще раз: приимите Дух Свят (Ин.20:22), мир вам (ст. 19).

Произнесено в славном гор. Навплия в кафедральном соборе святейшей

Митрополии в 1714 году.