Необыкновенное в обыкновенном

Автор этого сборника – Константин Ефимович Скурат, профессор Московской Духовной Академии, Доктор Церковной Истории, автор многих научных работ по Богословию и Истории Церкви – в своих воспоминаниях предстает перед читателем скромным, добрым, глубоко верующим человеком, истинным христианином. Его рассказы пронизаны благодатной верой в ощутимую, проявляемую даже в мелочах близость Господа и Его святых ко всякой душе человеческой, ищущей Горнего.

Книга подготовлена к печати православными христианами Клинского благочиния Московской епархии Русской Православной Церкви.

Весной 1991 г. мы получили в Москве новую квартиру и сразу же переехали в нее. Как обычно, в новом, только что сданном в эксплуатацию доме то отключают отопление, то электричество, то лифт, то воду, не только горячую, но и холодную... И вот поэтому-то, приехав на занятия в Московские духовные школы и остановившись в гостинице Свято-Троицкой Сергиевой Лавры, я решил принять вечером ванну. Исполнив свое намерение, я вернулся в номер гостиницы и вдруг спохватился, что забыл в ванной нательный золотой крестик. Этот крестик для меня особенно дорог. Объясню, почему. С ним я совершил до 1991 г. все заграничные поездки и все поездки по своей стране. С ним я был на Святой Афонской Горе (старый Афон), в Иерусалиме я его прикладывал ко Гробу Господню, в Барах (в Италии) – к святым мощам святителя Николая, в Троице-Сергиевой Лавре – к святым мощам преподобного отца нашего Сергия... В Афинах я купил для него длинную серебряную цепочку... Обнаружив потерю, я тотчас пошел в ванную комнату, но она уже была занята другим. Надо было подождать. Как только она освободилась, я начал поиски крестика. Но в ванной комнате его не оказалось. Не видел его там и тот, кто занял ванную после меня. Тогда я прошел по своему следу и начал тщательно просматривать каждый метр номера в гостинице. И вот, когда я провел рукой по верхней полке этажерки, увидел покрытый пылью обычный алюминиевый крестик с изображением на одной стороне Распятия, а на другой -слов: «Спаси и сохрани». Я вытер пыль, приложился к крестику, протянул в ушко нитку и надел на себя... Сразу появилась у меня мысль о том, что данный крестик и предназначен мне для ношения. Конечно, я сожалел, что потерял дорогой для меня прежний крестик, но, найдя таким образом другой, я не только успокоился, а даже как-то исполнился радости... И что же? – Тут же, без моих дальнейших поисков, нашелся и потерянный крестик! Мысль, которая пришла мне, когда я нашел неизвестно кем и когда положенный крестик в пыли, осталась со мной до сего дня. Золотой крестик я повесил дома в святом углу возле святых икон, а ношу на веревочке, скрученной из ниток, тот самый алюминиевый, где есть изображение распятого за нас Христа Спасителя и постоянно обращенные к Нему же слова: «Спаси и сохрани».

28 (15) апреля 1993 г.

С незапамятных времен стоит в селе Комайске (Витебская обл.) деревянная Свято-Ильинская церковь. О ней я уже писал (см. в сборнике № 14 моих трудов заметку: «Село духовно возрождается» и в «Вестнике Белорусского Экзархата», 1990 г., № 1, с. 10). Поэтому сейчас только напомню те факты, которые имеют прямое отношение к «Необыкновенному в обыкновенном».

Построена церковь по велению Самой Божией Матери, Которая и определила место постройки, чудесно оставив в камне след Своей стопы. Как рассказывает теперешний староста храма инвалид Великой Отечественной войны Иван Константинович Гаврилович, были попытки перенести камень со стопой Божией Матери, а соответственно и храм в другое место, но камень чудесным образом снова оказывался на прежнем месте. Это святое предание и сегодня удержало жителей села от предложения представителей властей перенести храм на другой участок – подальше от свинарника... Здесь мы подошли к тому, о чем следует сказать особо.

В 1943 г. село Комайск было сожжено дотла. Но церковь (заметьте: деревянную) не тронули ни немцы, ни партизаны. В разгар же атеистической пропаганды в 1960 г. ее закрыли. А председатель комайского колхоза (не помню его фамилии), чтобы покончить с «религиозным дурманом», построил рядом с церковью свинарник и пустил на храм навозную жижу, чтобы никто не мог даже приблизиться к нему. Нельзя было без содроганья сердца смотреть на то, во что сей председатель превратил священное место. И что же? – Судьба этого председателя была такая, что заставила задуматься и самих гонителей: его постигла страшная болезнь – заживо начал гнить, разлагаться. Никакие медицинские ухищрения не смогли остановить процесса органического разрушения. Конечно, власти района похоронили его с музыкой, помпезно. Но народ брезгливо отворачивался от пышных проводов и уже тогда не боялся говорить: «Пустив гной на церковь, и сам сгнив»... Поистине, исполнились Богооткровенные слова: Смерть грешников люта (Пс. 33, 22).

Болела душа об этом храме. Я все время думал о его восстановлении и открытии. Верил, что Господь, по молитвам Божией Матери, окажет Свою Небесную помощь. И надежда оправдалась... В 1989 г. гостем Белорусского Экзархата был Блаженнейший Патриарх Антиохийский Игнатий IV. К приезду Его Блаженства была приурочена и хиротония во епископа Полоцкого и Витебского архимандрита Свято-Троицкой Сергиевой Лавры Димитрия, выпускника Московской Духовной Академии. Отец Димитрий пригласил и меня приехать и помолиться вместе во время хиротонии... Я с радостью это приглашение принял, тем более, что хиротония должна была совершаться в Жировицком монастыре, с которым у меня связаны самые лучшие годы – время обучения в Минской Духовной Семинарии (она находилась и находится в данном монастыре). И вот во время официального приема по случаю торжеств, на котором присутствовал не только Блаженнейший Патриарх Игнатий со своими высокими спутниками, но и светские власти Белоруссии (в том числе – республиканский уполномоченный по делам религий), я выступил со словом. Коснувшись праздничных событий, я дерзнул сказать о том, что меня больше всего волновало. Я рассказал о печальном состоянии Комайской церкви и выразил надежду, что ныне, когда меняются взгляды людей и когда хиротонисан новый епископ, во владения которого и входит Комайск, церковь будет возвращена и восстановлена.

После торжеств я направился в свое родное село Комайск. Ехал я радостный, полный добрых впечатлений, к тому же и ободренный словом епископа Димитрия: «Хорошо, что Вы сказали на приеме о своей Комайской церкви». Но вступив в село, я растерялся. Не был я там шесть лет. И как же все изменилось! В селе я увидел лишь пенсионеров и их внуков, приехавших на летние каникулы из городов. Часть домов была забита досками. С кем же мне говорить о возвращении церкви?! Кто будет ходатайствовать?! Люди хотели бы иметь храм, но, видимо, жизнь приучила их к некоей инертности. Тем не менее я начал ходить по деревне, говорить с теми, у кого еще теплился огонек веры; начал убеждать их в том, что дело открытия храма – это их дело, что без их деятельного участия открыть храм практически невозможно, что я буду им помогать и уже многое сделал, но надо и им самим шевелиться... Мало-помалу люди стали организовываться. Чтобы они с моим отъездом не пали духом, встретившись с неизбежными в те годы препятствиями со стороны местных «активистов», я решил поехать в Докшицы и поговорить со священником, заручиться его постоянной поддержкой своих же прихожан (Комайская церковь является приписной к Докшицкой). Разговор был довольно трудный. В расстроенных чувствах я вернулся в Комайск. Благодарение Богу, здесь я был утешен тем, что увидел возрастающую активность моих земляков в стремлении добиться открытия храма... Мной был сразу же сделан первый взнос в сбор средств на восстановление святыни. Дело пошло быстро. Кто жертвовал свои лепты, кто помогал материалом, трудом, советом. И ровно через год я приехал уже на освящение реставрированного храма. 2 августа во время первой Божественной Литургии после освящения я обратился к своим землякам со словом. Трудно было говорить от слез радости. Плакали от радости и мои односельчане, да и все собравшиеся на молитву...

Все это говорю сейчас не для кичливого хвастовства (или, как сказали бы сейчас мои земляки, не для «бахвальства»), а для того, чтобы лучше понять то, что произошло со мной 28 сентября 1992 г. на пути к той же Комайской святыне. А произошло следующее.

С 25 по 27 сентября 1992 г. Православная Церковь на Беларуси праздновала свой 1000-летний юбилей. Для участия в торжествах мне было прислано сначала приглашение от Юбилейной Комиссии из Минска, а вскоре и указ Святейшего Патриарха Алексия II о том, что я вхожу в состав Патриаршей делегации на упомянутые торжества. И одно и другое я принял с радостью, так как надеялся услышать много хорошего о своих родных краях, своем народе, встретиться с сябрами, помолиться с ними и, кроме того, на пути из Полоцка заехать в Комайск, чтобы вознести молитву к Божией Матери у Ее пречистой стопы (по местному – «следок»), поклониться могиле родителей, которые лежат на находящемся рядом с церковью кладбище, и повидаться с родными. В первый же день моего пребывания в Минске я испросил на это благословение у Патриаршего Экзарха Белоруссии митрополита Филарета, который мне велел поговорить по этому вопросу с епископом Димитрием. На следующий день я увидел епископа Димитрия – и все было отлично улажено: мне была предоставлена машина.

Препятствия, а вернее искушения, случились на самом пути из Полоцка через Комайск в Минск. Около пяти часов утра 28 сентября мы встали с водителем (спали в одном номере гостиницы) и, сотворив краткую молитву, двинулись в путь. Пошел дождь, но дорога была хорошая, и мы спокойно двигались. Через некоторое время дождь прекратился, и небо стало расчищаться. В Бегомле повернули на Докшицкий район. По пути стали встречаться знакомые места. На душе было радостно. И вдруг на ровной асфальтированной дороге как будто кто-то схватил машину, поставил ее поперек дороги и понес вдоль нее боком, а затем начал вертеть, крутить и бросил в кювет, примерно метров на 100–150 от дороги. После «буханья» то сзади, то спереди машина, как вкопанная, остановилась... Все произошло мгновенно... Первый вопрос водителя был: «Вы целы?» Я подвигал ногами, руками и сказал: «Вроде, цел. А вы?» – «Тоже цел, только немного рассек губу». Открыл дверку машины и увидел помятую машину в передней части, и в задней. Стекло переднее превратилось в мелкие-мелкие полоски, но не высыпалось. А ведь мы оба сидели впереди. Водитель сразу определил поломку -заклинило переднее правое колесо – и стал ремонтировать. Я в это время обнаружил, что мой плащ в крови. Стал себя проверять и вижу на мизинце правой руки небольшую, но довольно глубокую царапину, из которой течет кровь. Пока водитель ремонтировал машину, я пошел в соседний дом, где мне наложили повязку на палец и откуда я позвонил в Полоцк и Комайск. В Полоцк я позвонил по просьбе водителя, чтобы за ним прислали вторую машину, так как на поломанной вернуться будет трудно. А в Комайск я вкратце сообщил, что испортилась машина и не знаю, как быть. В этот момент я едва не поддался искушению прекратить дальнейший путь и повернуть в Минск, тем более, что вскоре должен был проходить автобус, а вечером я должен был уже уезжать из Минска в Москву. Это искушение не оставляло меня и тогда, когда братья приехали за мной. Но, подумав, я оградил себя крестным знамением и поехал с ними в Комайск... Оказалось, что попущенный волей Божией «препятствующий» моей поездке продолжал действовать... В Комайске я попросил братьев, не заходя к ним, взять ключи от церкви и поехать к ней. Но увы! Дом старосты был на замке. Мы поехали к его помощнику – и там на замке! Но теперь я не отступал ни на пядь. Мобилизовали всех, кого возможно было, и владельца ключей нашли. В храме я вошел в алтарь, стал на колени и от всей души поблагодарил Божию Матерь у Ее «следка» (находится у престола под полом), – благодарил так, как, к нашему горю, редко мы благодарим. Затем зашел вместе с братьями на могилу родителей. И когда я молился у могилы, вижу и у моих братьев появились слезы, но, видимо, чтобы не обнаружить передо мной и друг перед другом свои чувства, они потихоньку оставили меня одного...

Всего на 5–10 минут я зашел к одному и другому братьям, и меня повезли в Докшицы к двенадцатичасовому автобусу, следующему только до Бегомля (в скобках отмечу, что здесь на остановке меня уже ждала старушка тетя Юля – родная сестра папы и ее сын). Приехали мы точно к отходу. В Бегомле я увидел, что в Минск проходит несколько автобусов, но, тем не менее, сразу занял очередь у билетной кассы. Хотелось думать, что все трудности остались позади. Но надо сказать еще раз «увы!» Через некоторое время кассир объявил, что очередной рейс отменен, а еще некоторое время спустя сообщил: «Отменен и следующий рейс».

Я опять и опять обращаюсь с молитвой к Божией Матери. И что же? Приходит третий автобус, на нем в Бегомле освобождается только три места. У билетной кассы я был третий... Сев в автобус, я продолжал благодарить Божию Матерь и примерно так думать: если это нужно, попускай мне искушения, теперь я знаю, что пасть в искушение Ты мне не дашь, как не оставишь в скорби и беде, ибо Ты Заступница усердная рода христианского, рода православного!..

Дальше было все хорошо. Я не только успел к поезду Минск – Москва, но даже к последнему общему ужину...

8 октября (25 сентября ст. ст.) 1992 г. в день преставления преподобного Сергия Радонежского Высокопреосвященнейший митрополит Филарет встретил меня в Троице-Сергиевой Лавре и спросил: «Как съездил на родину?» Я улыбнулся и ответил: «Спасибо, Владыка, хорошо»... Митрополит ничего не знал о случившемся, думаю, и сейчас никто ему не рассказал, тем более, что я сам мало кому поведал об этом, а больше в молчании делал для себя выводы из всего происшедшего.

В завершение мне хотелось бы повторить последний абзац моей заметки «Село духовно возрождается». «Сегодня, сверкая серебристыми куполами и крышей, стоит жемчужина села Комайска на фоне прекрасного сада и урожайных полей, окаймляющих ее с севера и северо-востока. Но с юго-запада продолжает напирать на нее свинарник с визгом его обитателей как грустное напоминание о суровых прошлых годах. Как хотелось бы надеяться, что не только не повторится прошлое, но и все то, что напоминает его, уйдет в небытие!.. Спаси нас, Боже, и сохрани, помоги нам быть достойными Твоей милости!»

2 января (20 декабря) 1993 г.,

день памяти прав. Иоанна Кронштадтского

Необходимое послесловие... 10 января 1993 г. скончался мой старший брат Феодор. Тот самый, который три месяца тому назад приезжал взять меня на месте аварии и с которым я после этого молился в Комайском храме и у могилы наших родителей... Значит, была еще одна причина съездить в Комайск. Тогда об этом невозможно было даже подумать... Вечная память тебе, дорогой брат!.. Судьбы Божии непостижимы...

20 января 1993 г.

Святитель Иоанн скончался 14 сентября 407 г. на пути в ссылку, недалеко от Коман, возле склепа святого мученика Василиска. В 438 г. останки святителя были перенесены в Константинополь и положены в храме святых апостолов. Впоследствии (вероятно, в период крестовых походов или во время завоевания Малой Азии турками-османами) его святые мощи были перенесены на Запад и теперь находятся в соборе святого апостола Петра в Риме.

О главе святого Иоанна Златоуста имеется следующее свидетельство. Привожу его полностью: «Кроме грамот и облачений патриарх (Константинопольский) Паисий прислал в Москву и драгоценную святыню. В 1654 г. им прислана была часть Животворящего Древа. 5 мая 1655 г. им присланы с архимандритом Ватопедского монастыря Дамаскиным: 1) крест, по преданию, устроенный императором Константином Великим по образу креста, виденного им на небе, 2) глава святого Иоанна Златоуста и 3) часть мощей священномученика Игнатия Богоносца. Крест этот и глава Златоуста по приказанию царя Алексея Михайловича сразу же отправлены были в польский поход; их сопровождал архиепископ Тверской Лаврентий. По дороге везде их встречало и провожало местное духовенство с крестами и иконами. Святыня эта долго находилась в царском стане в Кутеинском монастыре.

Царским указом из Шклова от 29 июня патриарху Никону велено было распорядиться уплатой архимандриту за привезенную им святыню и за поднос им царскому семейству икон и других подарков, и 17 августа Никон велел выдать Дамаскину 400 рублей и содержание кормом. Но Дамаскин не удовольствовался этой уплатой; 10 сентября он подал челобитную, в которой просил привезенный им крест и главу Златоуста возвратить, чтобы он мог отвезти их назад, указывая на то, что на них – греков – положена от древних греческих царей клятва о той святыне, о кресте – клятва Феодосия Великого, а о главе Златоуста – клятва царя Иоанна Кантакузена.

2 января 1656 г. было объявлено Дамаскину, чтобы он, получив царское жалование, ехал домой, а святыню оставил. Тогда архимандрит снова просил государя отписать в Ватопедский монастырь, до какого времени он может продержать у себя в Москве означенную святыню, «а впрок оставить ее ему не мочно», потому что за это грозит клятва, наложенная древними царями, и турки, проведав о том, будут грозить монастырю разорением.

В марте того же года Алексей Михайлович выдал ему грамоту, в которой писал, что он оставил у себя крест и главу лет на 20 или меньше, как доведется, а в монастырь жалует 1000 рублей соболями и 400 рублей деньгами, кроме выданного уже жалования архимандриту *.

Сведения о привозе этой святыни с грамотой от преп. Паисия изложены в греческих делах (Связка 33 № 15). 10 декабря 7164 г. государь возвратился из польского похода в Москву вместе с цареградской святыней: «Пред ним, государем царем, шел Лаврентий, архиепископ Тверской, и нес Животворящий Крест благочестивого царя Константина, иже победи Максентия, а Саввина монастыря архимандрит Никон нес главу Иоанна Златоуста»: патр. Никон торжественно встречал их за стрелецкой слободой и провожал до лобного места и собора; 13 мая 1656 г. были новые торжественные проводы этого креста и иконы Влахернской Божией Матери в поход против шведов (Рукоп. Моск. Синод, библ. № 93, л. 1–4, 61–62). Святыня эта не была возвращена на Восток и впоследствии. В рукописных свитках Московской Синодальной библиотеки сохранилась подлинная грамота на имя Московского патриарха Иоакима от игумена Ватопедского Благовещенского монастыря Христофора (без даты), отправленная с келарем монахом Дометианом, в которой афонские старцы умоляют патриарха ходатайствовать пред царями Иоанном и Петром Алексеевичами о возвращении в обитель Животворящего Креста и главы Златоуста, «ихже нам древние цари благочестивый Феодосий и Иоанн Кантакузен положиша с клятвою хранити их вечно. Мы отдали их, нарушив клятвы ктиторов царей, по просьбе, на поклонение царю Алексею Михайловичу на время, как он и в грамотах писал нам. Днесь же обитель наша коль велия терпит поносы и укоризны от отец и ктиторов отдаления ради оных вещей; в конечную же нищету и убожество того ради достигохом». Глава святого Златоуста доселе хранится в Московском Успенском соборе; при патриархе Никоне она выносилась 13 ноября на всенощной и выставлялась на величании и для целования; при патриархах Иоакиме и Адриане она во время литургии на малом входе вносилась архиереем «по правую сторону патриарха за Евангелием» в алтарь и поставлялась на престоле до окончания службы; после слов диакона: «Возлюбим друг друга» служащие, когда целовали святое предложение, сряду же целовали и честную главу (Рукоп. Моск. Синод, библ. № 33 л. 92. 259 об. № 428 л. 9. 61. 120)». (Свящ. П. Никольский. Из истории сношений России с Востоком в XVII столетии. «Хр. Чт.», 1882. Ч. 1. С. 749–751).

Приведенное свидетельство найдено мной случайно (а как мне кажется – чудесно). Было это так: в день памяти святого Иоанна Златоуста в четверг 27 января (9 февраля) 1989 г. я читал на II курсе Московской Духовной Академии лекцию по патрологии. Ударили в лаврский колокол, призывая паству к поздней литургии. Я прервал лекцию и спросил студентов: знают ли они, что сегодня день церковной памяти святителя Златоуста. Приятно отметить, что знали. Но кто-то из них спросил о судьбе святых мощей Святителя. Выяснилось, что недавно по решению советского правительства глава Святителя возвращена Русской Православной Церкви и ныне находится в алтаре Патриаршего Богоявленского собора. В определенное время она выносится в среднюю часть храма, и любой верующий может к ней приложиться. На этом разговор, которому я не придал особого значения, был закончен, и я продолжал лекцию. Но вот дальше произошло, на мой взгляд, необычное. После лекций я пришел в номер лаврской гостиницы и начал просматривать материалы, необходимые мне для выполнения очередного доклада, порученного Комиссией Священного Синода по вопросам христианского единства. Пролистав две-три страницы, вдруг увидел свидетельство о главе Святителя. Это настолько меня изумило неожиданностью, что я остановился в какой-то растерянности. Снова начал, но теперь уже медленнее, читать все свидетельство сначала... Никаких ошибок не было – все то же. На следующий день о случившемся я рассказал студентам. А сегодня и вам...

Читать лекции в Московской Духовной Академии и Семинарии (находятся в Свято-Троицкой Сергиевой Лавре) я приезжаю из Москвы обычно в среду вечером и остаюсь в обители Преподобного Сергия (в лаврской гостинице) до субботы включительно.

Пребывая в святой Обители, я каждый вечер перед сном иду к Троицкому собору, где почивают святые мощи Преподобного Сергия, останавливаюсь у алтарной части, трижды кладу на себя крестное знамение, мысленно кланяюсь Преподобному, благодарю его за прошедший день, прошу его благословения на мирный, безмятежный сон и ухожу в свою комнату. Так было и вечером в воскресенье 20 февраля 1994 г. На воскресенье я остался по той причине, что в стенах Московской Духовной Академии проходило совещание ректоров всех духовных школ Московского Патриархата и я, по благословению Преосвященного Ректора Епископа Дмитревского Филарета (Карагодина), должен был участвовать в этом совещании. Но в понедельник рано утром мне необходимо было быть в Москве.

Прочитав вечерние молитвы, я сложил свои вещи к отъезду, поставил будильник на раннее время и, по обычаю, пошел к Троицкому собору. Проходя мимо лаврской книжной лавки, я увидел стоявшую машину (было 22 часа 30 минут). Дверка машины открылась, и из машины вышел священнослужитель. Лицо его мне показалось знакомым, но я решил, что это студент Сектора заочного обучения, который о чем-то хочет меня спросить. Мы поприветствовали друг друга. И вдруг священник мне говорит: «Вы в Москву не собираетесь ехать?» – «Да, собираюсь завтра пораньше». – «Так поедем сегодня с нами». Выяснилось, что священник этот – иеромонах Феоктист (Дорошко), настоятель Афонского подворья в Москве, которое находится недалеко от моего дома. Я с радостью и благодарностью согласился и через час двадцать минут был доставлен к своему подъезду. На следующий день я все успел сделать без какой-либо поспешности...

Подобная милость была получена мной от Преподобного Сергия и несколько раньше через послушника Великого Радонежского Аввы – иеромонаха Киприана (Цибульского)... Кланяюсь еще и еще Богоносному Отцу нашему Сергию.

Преподобие Отче Сергие, не оставляй нас, не забудь всех нас!

25 февраля 1994 г.

Вспоминаю 1983 год. Речь шла о возвращении Свято-Данилова монастыря (вернее – того, что осталось от когда-то славного монастыря) Русской Православной Церкви. Все члены тогдашнего Политбюро ЦК КПСС согласились на его «передачу». Против выступил лишь один член Политбюро – первый секретарь московского городского комитета КПСС Гришин В. В. Земной хозяин Москвы выступил против Небесного хозяина стольного града. И что же – сегодня красуется своим благолепием восстановленная усердием верующих святая обитель, а Гришин вскоре был снят со своего поста и умер в отделе социального обеспечения, куда он явился переоформлять свою пенсию...

А вот что у меня соединяется с почитанием благоверного князя.

В марте 1991 г. в связи с переездом на новую квартиру я встал на очередь для установки телефона. Но жизнь так повернулась, что очередь стала продвигаться очень медленно, так как ввели порядок внеплановой установки телефона за определенную плату. Я решил ускорить дело. Взял необходимые документы в Московской Духовной Академии и 21 февраля 1994 г. пошел на прием в соответствующее правление телефонных узлов. И потерпел полную неудачу! Сотрудник правления железным голосом сказал мне: «Это будет стоить полмиллиона. Готовы вы к этому?» Я расстроился, растерялся и не знал, что ответить. Только выйдя из приемной, осознал причину своего провала: не испросил благословения у святого Хозяина Москвы...

Теперь я продолжил дело иначе: прямо от начальства поехал в Свято-Данилов монастырь, зашел в храм Святых Отец Семи Вселенских соборов, постоял у иконы со святыми мощами благоверного князя, поклонился ему – и снова по инстанциям. Нет нужды описывать эти хождения: они были краткими и предельно продуктивными – нашлись и добрые люди. В конце апреля, перед самым Светлым Христовым Воскресением (было 1 мая по н. ст., 18 апреля по ст. ст.) у меня на квартире зазвенел телефон.

Знаменательно еще то, что эту заметку (кроме последних абзацев) я написал в конце февраля (25 февраля по н. ст., 12 февраля по ст. ст.) – значительно раньше установки телефона. Уверенность в том, что благоверный князь поможет, меня не оставляла.

Ублажаем тя, благоверный княже Данииле, ходатая за свой стольный град, за живущих в нем и притекающих к тебе!

5 января 1996 г. мне нужно было посетить Отдел Внешних Церковных Сношений, расположенный в Свято-Даниловом монастыре. По обычаю я, прежде всего, зашел в храм Святых Отец Семи Вселенских Соборов, где с левой стороны Царских врат находится икона святого благоверного князя Даниила с частицей его святых мощей. Поскольку она находится в иконостасе, то доступа к ней нет... Поблагодарив благоверного князя за его предстательство в прошлом году и попросив его молитв за нас и в наступившем, я вместе с тем посетовал, что нельзя в любое время дня приложиться к его святым мощам, и это в той святой обители, где много любви, добра, благоговения. Когда же ты, благоверный княже, думал я, станешь ближе к нам – всегда доступен?! С этими мыслями зашел я в один из кабинетов ОВЦС. Не прошло и пяти минут, как в тот же кабинет отворилась дверь, и на пороге появился насельник святой обители иеродиакон Трофим (Ячник) с приветливой милой улыбкой. А еще через пять минут мы с отцом Трофимом были уже у святых мощей благоверного князя в Троицком соборе... Благоверный князь приблизился!.. Я почти был уверен, что он увидит мое сетование – и увидел.

Имя святителя Московского Филарета (Дроздова) впервые я услышал на уроках по Истории Русской Церкви от отца Виталия Борового в Минской Духовной Семинарии. Не могу сказать, что оно сразу стало мне близким – скорее рассказ о нем воспринимался как очередной учебный материал, знание которого полезно для души и необходимо для будущего служения Церкви Божией. Входить в мое сердце стал Святитель со студенческих лет в Московской Духовной Академии – с 1951 г. Объясняется это, прежде всего, тем, что в Свято-Троицкой Сергиевой Лавре в Духовской церкви (вернее возле нее) был похоронен Святитель. (Надгробие стояло в Духовской церкви возле южной стены. Как оказалось при открытии святых мощей Святителя, часть из них была в могиле возле Духовской церкви, а часть – под надгробием). Будучи студентами, мы любили заходить в Духовскую церковь, чтобы помянуть там погребенных и испросить их молитв. А это и устанавливало с ними основы духовной связи. Большей же близости со Святителем содействовали проводившиеся в Духовной Академии по благословению Святейшего Патриарха Алексия I 1 (14) декабря – в день Небесного Покровителя Святителя святого, праведного Филарета Милостивого – «Филаретовские вечера». Вечера эти проходили в доброй семейной обстановке с непременным участием в них самого Патриарха. Каждый раз Его Святейшество выступал со словом, в котором с большой любовью к Святителю и теплотой сообщал о нем что-то новое, святое. Мы все больше и больше узнавали об этой светлой личности и все больше и больше проникались к ней любовью. Мы чувствовали, что святитель Филарет пребывает в сонме угодников Божиих. Но в те времена о канонизации святителя Филарета в ближайшие десятилетия невозможно было даже подумать. Однако судьбы Божии неисповедимы...

С 29 ноября по 2 декабря 1994 г. в Даниловском монастыре заседал Архиерейский Собор Русской Православной Церкви, на котором в числе прочих деяний было засвидетельствовано самое радостное для Московских духовных школ – святость митрополита Филарета. Незадолго до деяния Собора были открыты останки (ныне святые мощи) Святителя и положены в Духовской церкви на специально уготованном столе перед иконостасом. (Одновременно были открыты из-под спуда и святые мощи митрополита Иннокентия (Вениаминова), а также останки наместника Лавры – духовника митрополита Филарета архимандрита Антония). Сохранился череп, волосы на нем и все прочие косточки. Пока еще не было прославления – я видел.

Но что же побудило меня написать эти строки? Что произошло необыкновенного? – А вот что.

Первое. В четверг, 1 декабря, прочитав лекции, я сразу ушел в город по разным хозяйским делам. Дел было немало, и я рассчитывал вернуться в святую обитель только около 16 часов. Но все шло удивительно быстро, и в 14 часов 53 минуты я уже был в гостинице. Возле дверей меня встретила матушка Анастасия вопросом: «А вы пойдете?» – «Куда?» – в недоумении спросил я. – «На перенесение останков митрополита Филарета из Духовской церкви в Трапезный храм». – «Когда это будет?» – «А вот сейчас, ровно в 15 часов!..» Ничего об этом я не знал, иначе и не пошел бы в город, так как мог там надолго задержаться по самой простой причине – редко ходят автобусы. Могли быть и другие причины задержки. – Все Святитель устроил, вовремя вернул меня в Лавру и вовремя сообщил о своем переселении... Ровно в три часа я уже стоял возле Духовской церкви. Через несколько минут дверь в церковь открылась. Специально прибывшие в Лавру, по указанию Святейшего Патриарха Алексия II, епископ Истринский Арсений и епископ Тихвинский Симон с братией обители отслужили заупокойную литию, и под перезвон колоколов останки митрополита Филарета были перенесены и положены в уготованную раку между двумя боковыми алтарями, после чего была совершена панихида.

Второе. В субботу, 3 декабря, мне нужно было уезжать домой – в Москву. Но опять как будто случайно узнаю от воспитанников первого класса Духовной Семинарии о том, что в 16 часов приезжают с Собора архиереи и будет совершена последняя панихида о приснопамятном Московском Митрополите. – Я это принял опять как зов самого Святителя. Остался... и пережил поистине священные минуты... Панихиду совершил архиепископ Тамбовский и Мичуринский Евгений в сослужении наместника Обители архимандрита Феогноста. Пел студенческий хор под управлением великого мастера своего дела, архимандрита Матфея (Мормыля).

Третье. Я знал, что 4 декабря в Успенском Патриаршем соборе Кремля состоится сам акт канонизации митрополита Филарета. Знал и то, что в Кремль и, соответственно, на богослужение можно попасть только с пригласительным билетом. Достать в Академии его я не смог. И тем не менее, когда воспитанники спросили меня, буду ли я на торжестве канонизации, я ответил: «Уже два раза Святитель позвал меня, и, если ему угодно, позовет и в третий раз». Услышав мои слова, воспитанники улыбнулись. И что же? Возвращаюсь из семинарского корпуса, захожу в гардероб раздеваться, а за мной входит студент первого курса Академии и, передавая пригласительный билет на богослужение в Кремль, говорит: «Из Москвы Вам прислал иеродиакон Вениамин»... И я на канонизации святителя Филарета был! С глубоким волнением я слушал во время малого входа чтение митрополитом Крутицким и Коломенским Ювеналием Деяния Архиерейского Собора: «29 ноября – 2 декабря 1994 г. Свято-Данилов монастырь, г. Москва. Во имя Отца и Сына и Святого Духа! Освященный Архиерейский Собор Русской Православной Церкви, исследовав жизнь и святительское служение Митрополита Московского и Коломенского Филарета... определяет: 1. Причислить к лику святых...

2. Честные останки... считать святыми мощами.

3. Память его праздновать 19 ноября по Юлианскому календарю...»

Четвертое и на сегодня последнее. Вчера воспитанники первого класса дали мне частички от гроба и облачения Святителя.

Слава Тебе, Господи, слава Тебе!

Святителю отче Филарете, моли Бога о нас!

10 декабря 1994 г.

Моли Бога о нас!

В четверг, 3 мая 1990 г., на 80-м году жизни мирно, истинно христианской кончиной – кончиной праведника – почил Святейший Патриарх Московский и всея Руси Пимен. Причастился Святых Христовых Тайн, перед чем собрал членов Священного Синода на очередное заседание, сел в кресло, вздохнул – и ушел ко Господу. Думаю, что последние минуты жизни Святейшего, нередко обычно рассматриваемые как итог всей жизни, опишут очевидцы, те, которые были много лет рядом с ним. Мне сейчас хотелось бы сказать о том, что воспринято было мной как продолжение молитвенной связи новопреставленного со своей Святой Русской Православной Церковью.

Первое. 4 мая по расписанию у меня должны были состояться занятия в аспирантуре. Проводятся они в помещении Свято-Данилова монастыря. Как обычно, на занятия я поехал раньше, чтобы иметь время зайти в храм и испросить благословения у святого благоверного князя Даниила – Небесного хозяина града Москвы. Богослужение шло на втором этаже храма Святых Отец Семи Вселенских Соборов. Туда я поднялся и был очень обрадован, что пришел точно к началу панихиды по Святейшему Патриарху Пимену, которую совершил наместник обители архимандрит Ипполит. Панихида закончилась так, что до занятий оставалось еще 6 минут – ровно столько, сколько мне нужно было (!), чтобы спокойно дойти до аудитории.

Второе. На следующий день, 5 мая, я поехал в Богоявленский собор, чтобы поклониться Святейшему и попрощаться с ним, так как не знал, будет ли продолжаться прощание в Троице-Сергиевой Лавре, где я собирался быть 6 мая, чтобы вместе с лаврской и академической братией последний раз встретить Святейшего. Взойдя на солею, я влился в общий поток. Подошел ко гробу, поклонился, приложился к иконе и поцеловал руки Его Святейшества. И вдруг услышал голос, окликнувший меня: «Константин Ефимович, подождите!» Я остановился. Воздух сняли – и передо мной открылось лицо Святейшего Патриарха, лицо праведника – чистое, мирное, благословляющее всех присутствующих, всю Русскую Православную Церковь, которая продолжает свою спасительную миссию. Грусть прощания и радость, что молитвенная связь не кончается, соединились в моей душе. Эта связь настолько живо почувствовалась мной, что, отойдя от гроба, я вспомнил святоотеческое наставление: если ты умилился каким-либо словом молитвы – остановись на нем, ибо в это время молятся с тобой в Горнем Мире! Хотелось бы, чтобы эти небесные мгновения остановились надолго...

6 мая в воскресение (неделя о расслабленном) в начале шестого часа пополудни состоялись похороны Святейшего Патриарха Пимена в крипте Успенского собора Свято-Троицкой Сергиевой Лавры. День был солнечный, теплый...

14 мая 1990 г., день церковной памяти иконы

Божией Матери «Нечаянная Радость».

Речь пойдет об иноках Глинской пустыни архимандрите Таврионе (Батозском, †1978) и схиархимандрите Иоанне (Маслове, †1991).

Первого я никогда не видел и ничего о нем до 3 ноября 1992 г. не слышал, а второго хорошо знал как своего ученика, сослуживца по преподавательской работе, а затем и официального оппонента на мою докторскую диссертацию. После кончины отца Иоанна я ежедневно на утренней и вечерней молитве поминал его в числе своих родных и близких, завершая каждый раз, по семейному обычаю, поминовение словами: «И святыми их молитвами прости, Господи, и наши согрешения». А с вечера 4 ноября 1992 г. после имени отца Иоанна я стал поминать и отца Тавриона. Что же побудило меня к этому? Что заставило?

3 ноября 1992 г. принесли нам очередной номер одной московской газеты. В глаза сразу бросилось благостное лицо старца Тавриона. Так как материал о нем представлен был большой (5 столбцов страницы из 6 возможных), я в этот день прочитал лишь преамбулу. Она понравилась мне своей теплотой, но вместе с тем и смутила меня сообщением, что группа верующих г. Москвы обратилась «к председателю Синодальной комиссии по канонизации митрополиту Крутицкому и Коломенскому Ювеналию с просьбой рассмотреть вопрос о причислении к лику святых архимандрита Тавриона», а автор статьи тут же выразил надежду, что «процесс канонизации этого праведника не затянется надолго». Я принял это сообщение как нечто поспешное, скороспелое: ведь от дня кончины отца Тавриона отделяет нас всего 14 лет. Для того, чтобы сегодня непогрешительно сказать, что он святой, нужны весьма и весьма убедительные свидетельства. Конечно, время было такое, когда о нынешних святых не говорили. Мы жили больше воспоминаниями о древней Церкви. И все-таки иногда, как сквозь тучу, прорывались вести о том, что есть и сейчас светочи, праведники. Но вот об отце Таврионе – моем современнике – я ничего не слышал... С такими мыслями я отложил газету, тем более, что продолжать чтение ее не было времени.

На следующий день – память Казанской иконы Божией Матери – я пошел к Божественной Литургии в Богоявленский Патриарший собор, где должна была совершиться хиротония во священники моего племянника Феодора Кречетова. Богослужение и хиротонию совершал сам Святейший Патриарх Алексий II. Молитвенно и торжественно проходило богослужение. А вовремя запричастного поздравления с праздником священнослужителей я подошел поздравить протоиерея Геннадия Сибирева. И вдруг он мне говорит: «А вы знаете, Константин Ефимович, какой великий духовно был отец Таврион?!» – Я на какое-то мгновение остолбенел. – А отец Геннадий продолжал: «С ним мне довелось встретиться один раз, и это запомнилось на всю жизнь... Когда преосвященного Леонида определяли на Рижскую кафедру, он попросил у Святейшего только об одном: дайте мне с собой отца Тавриона... Везде, где он появлялся, мир преображался!..» Придя в себя, я решил, что отец Геннадий, так же как и я, только что увидел сообщение об отце Таврионе в газете и потому вспомнил о нем. Но здесь я был не прав. Отец Геннадий ничего об этом не знал. Когда я спросил его, видел ли он газету с материалами об отце Таврионе, он сразу поставил мне несколько вопросов: где? когда? что пишут? Нет ли у меня с собой этой газеты, чтоб хотя бы взглянуть? – На все вопросы я ответил, но ничего не сказал отцу Геннадию о моем вчерашнем смущении, да и причащение священнослужителей уже завершилось.

Придя домой, я снова взял газету, положил ее в сумку, так как вечером собирался ехать в Сергиев Посад, ибо на следующий день с утра у меня начинались занятия в Духовной Академии. По дороге я внимательно прочитал все об отце Таврионе... Все сомнения мои были сняты. В проповедях старца я и сердцем и разумом почувствовал благоухание Христово. Теперь мне хотелось поступить иначе, чем после прочтения преамбулы: я хотел сразу написать митрополиту Ювеналию письмо, присоединяясь к автору статьи и поддерживая его надежду на то, «что вскоре мы сможем обращаться к отцу Тавриону с молитвами». Войдя в комнату гостиницы Свято-Троицкой Сергиевой Лавры, где я останавливаюсь и ночую, я достал бумагу, ручку, сел за стол, и... посидев несколько минут, отложил все в сторону – не стал писать...

5 ноября во время лекции, я кратко рассказал студентам, что произошло. Они попросили меня записать это. Тем не менее что-то тормозило. Однако дальнейшие события понудили меня взять перо и все записать. События эти следующие.

Статью об отце Таврионе я показал гостиничному иеромонаху отцу Киприану (Цибульскому). Взяв у меня газету, он сказал: «Сейчас я вам принесу другую интересную газету» и принес мне развернутый на 13 странице «Русский Вестник» (№ 8). Со страницы «Русского Вестника» на меня смотрело одухотворенное лицо схиархимандрита Иоанна (Маслова), глинского молитвенника того же времени, что и отца Тавриона (отец Иоанн пришел в Глинскую пустынь 1955 г., а отец Таврион в 1957 г. был назначен туда же наместником). Это было для меня последним свидетельством, что надо брать в руки перо... Остается только несколько вопросов. Почему явил себя мне отец Таврион? Потому ли, что я усомнился в возможности скорой его канонизации? Хотел ли он мне показать, что надо больше доверять сердцу, а не разуму? Или, может быть, отец Иоанн в ответ на мои молитвы явил свое ходатайство перед небесным Престолом Божиим – привел меня к отцу Тавриону и соединил меня с ним? А может быть, и одно и другое, вместе взятое? Как бы то ни было, а я сегодня с еще большей верой в союз Церкви Небесной и земной молюсь: о упокоении схиархимандрита Иоанна, архимандрита Тавриона... и прошу: «И святыми их молитвами прости, Господи, и наши согрешения!»

6 ноября 1992 г.,

Свято-Троицкая Сергиева Лавра

Несколько фактов...

Летом 1970 г. я с женой и детьми поехал в Подмосковье навестить своих друзей и несколько дней побыть у них. В первую же ночь я увидел необыкновенный сон. Мне явился как будто из загробного мира очень близкий и дорогой нашей семье дядя Володя (так мы всегда называли Владимира Коншина, хотя он и не был нашим родственником). Первое, что мне пришло на мысль при виде умершего – это: кому же теперь отдать мне святую Библию, которую я достал по его просьбе. И дядя Володя говорит: «Положи мне во гроб!» Встав от одра, я хорошо помнил этот сон, хотя обычно утром все забываю. Тем не менее, я не придал значения сну, так как во время нашего отъезда из Москвы дядя Володя был жив. Но вот ни с того ни с сего наши дети, дружно игравшие с детьми хозяев, начали ссориться. Посоветовавшись с женой, мы решили незамедлительно уехать. И, невзирая на просьбы хозяев остаться, мы вернулись в Москву. И тут же узнали, что в день нашего возвращения будет отпевание и похороны дяди Володи. Мы, таким образом, смогли проститься с ним и проводить в последний путь. Спросив у священника, как быть с велением умершего: «Положи мне во гроб!», мы положили святое Евангелие, которое почивший свято исполнял...

Другой случай проявления воли Божией и, надо думать, воли почившего, был такой. Погиб Сергей Георгиевский, наш добрый знакомый. О его гибели я ничего не знал. И вдруг я, никуда до этого не собираясь уходить из дома, собрался и поехал в Издательский отдел Московского Патриархата. Прибыл я туда в ту минуту, когда сотрудники редакции «Журнала Московской Патриархии» садились в машину, чтобы успеть на отпевание новопреставленного... И еще один подобный случай, бывший в 1991 г. Летом мы жили в Подмосковье на даче. В Москве мы появлялись редко и ненадолго и поэтому мало слышали о наших знакомых москвичах. Особенно редко ездил я в Москву – не более одного раза в месяц. И вот еду в Свято-Данилов монастырь, все делаю, что мне нужно, и быстро направляюсь к метро «Тульская», чтобы ехать домой. Но на полдороге к метро вспоминаю, что не все сделал в монастыре, и возвращаюсь. Возле ворот монастыря встречаю знакомого человека, который мне и говорит: «Умер отец Петр Дьяченко. Завтра похороны...» Отец Петр одновременно со мной учился в Московских Духовных школах, а затем был священнослужителем в нашем приходском храме святого пророка Илии Обыденного...

Помяни, Господи, во Царствии Твоем Владимира, Сергия, протоиерея Петра!..

Все христиане помнят слова Спасителя: Несть Бог Бог мертвых, но Бог живых (Мф. 22, 32), однако многие нередко забывают или не хотят до конца прочувствовать глубокое действие на их земную жизнь существующего духовного общения с ушедшими в мир вечности. Значение этого общения художественно выразил английский поэт Джордж Байрон (†1824):

«О, если там, за небесами,

Душа хранит свою любовь,

И если с милыми сердцами

За гробом встретимся мы вновь,

То как манит тот мир безвестный,

Как сладко смерти сном заснуть,

Оставить горе в поднебесной

И в вечном свете потонуть».

Любопытно, что эти слова Байрона попались мне на глаза в те минуты, когда я размышлял о связи Церкви «воинствующей» и Церкви «торжествующей» – Церкви единой.

* *

Работница наших Московских духовных школ Надежда Глушко рассказала мне следующее.

8 августа 1995 г. скончался ее отец, Михаил. До этого он немного болел, но во время болезни, как и в течение всей своей жизни, терпеливо переносил невзгоды, никогда не повышал голоса на родных и вообще на ближних, любил Божий храм.

В продолжение сорока дней Надежда посещала разные монастыри и храмы, везде заказывала поминовение о новопреставленном и сама молилась о нем. В сороковой день – 16 сентября – она была за Богослужением в Покровском Академическом храме, а затем передала некоторые продукты в профессорскую столовую с просьбой к преподавателям помянуть ее отца. И вот в третью ночь после сего видит она сон. Излагаю почти дословно. «Как будто я нахожусь в своем новом доме, где до последнего дня жил папа и где продолжает жить мама. Знаю, что папа умер. Мама заботится о поминальной трапезе и кому-то дает указания. Все время слышу духовное пение, вселяющее в душу отраду, мир, покой, но поющих не вижу. Стоим я, папа и вы (то есть автор этих строк – К. С.). Папа, обращаясь к нам, сказал: «Не думал я, что будут поминать меня профессора». И начал говорить о благодати Божией, пребывающей в святой обители преподобного Сергия Радонежского, о величии его святынь, о святости самого сего места, о том, что надо дорожить этим святым местом и ценить то, что мы здесь. Затем стал выражать свою радость, что я здесь – в стенах святой Лавры – работаю. Меня несколько смутило то, что он так радуется в вашем присутствии...» Что здесь необычного? – То, что я в сороковой день услышал просьбу Надежды: помянуть ее отца – и помянул, как и продолжаю поминать об упокоении его там, где нет болезней, печалей, но есть вечная жизнь.

Заслуживает внимания и то, что это рассказано было мне Надеждой в день памяти преподобного Евфимия (20 января (2 февраля) 1996 г.) – день Небесного Покровителя моего отца, скончавшегося в 1943 г. Хочется верить, что наши отцы в ином мире вместе и напоминают нам о себе.

20 января (2 февраля) 1996 г.

11 мая 1999 г. скончалась моя троюродная сестра Вера Антоновна Грозная. Была она глубоко верующая, благочестивая православная христианка: даже будучи совсем больной, она старалась не пропускать ни одного богослужения. А когда уже не могла ходить, то просила отвезти ее на машине в храм свою верную подругу Раису, с которой они дружно прожили в одном домике в небольшом городке Западной Белоруссии много-много лет... А с какой любовью, с каким радушием всегда встречала она нас – меня, мою жену Марию, детей Колю, Алешу и Наташу! Из ее гостеприимного дома не хотелось уходить...

Когда Господь позвал Веру к Себе, Раиса сразу же попыталась по телефону сообщить нам о ее уходе из земной жизни. Но оказалось, что номер нашего телефона у них был старый – нашей прежней квартиры, где кто-нибудь из нас бывает очень редко и недолго. И что же? – Приезжает в квартиру моя невестка Оля, открывает дверь и слышит междугородний звонок... Вчера я был в Москве (летом мы живем в пригороде), а сегодня – 28 мая 1999 г. – ездил в Свято-Троицкую Сергиеву Лавру, где в храме Московской Духовной Академии заказал «сорокоуст» по почившей доброй христианке...

Да, жив Господь – живы души умерших! И наше духовное общение с ними вечно: не подвластно ни времени, ни месту!..

Расскажу о двух событиях совершенно разных, но происшедших в один день (во вторник 11 ноября 1992 г.), а главное, после единой молитвы у святых мощей благоверного князя Даниила Московского.

У меня уже давно сложилось обыкновение: прибыв в Свято-Троицкую Сергиеву Лавру или в Свято-Данилов монастырь, прежде всего, заходить в храм Божий поклониться святым мощам угодников Божиих и попросить у них ходатайства о благословении Божием на предстоящий день или дело. Так было и сейчас...

Некоторое время тому назад я отдал свою статью одному на редакторов журнала «Даниловский благовестник» Галине Митрофановне, а 11 ноября я поехал в монастырь, чтобы узнать о судьбе моей статьи и о том, к какому времени готовить продолжение. Хотя я и торопился, но, тем не менее, по обычаю зашел в храм Святых Отец Семи Вселенских соборов, чтобы помолиться перед святыми мощами благоверного князя Даниила (частица его святых мощей хранится в иконе благоверного князя) и только после этого идти в редакционный отдел. Но в отделе на мои настойчивые звонки никто не отвечал. Я уже собрался уходить, как мне тут же повстречался один из иноков монастыря отец Валентин. На мой вопрос, где мне можно найти Галину Митрофановну, он ответил, что она в отпуске и тут же спросил: «А в чем дело?» Я ему изложил суть дела. Оказалось, что отец Валентин входит в редакционный совет, поэтому все знает и все нужное для меня сообщил. Я поблагодарил его и направился дальше. Путь мой лежал в другую святую обитель – Донскую. Там мне нужно было купить интересовавшую меня книгу священника Г. Дьяченко «Из области таинственного». (Узнал я о том, что она там продается, совершенно случайно). Подхожу к монастырю и думаю, увижу ли я отца наместника архимандрита Агафодора (Маркевича). И что же? Только я прошел святые ворота – и прямо передо мной оказался отец наместник! Я с радостью сердечно поприветствовал его и сказал, что иду за нужной книгой. «Пойдемте со мной», – сказал он. Привел меня на книжный склад и подарил мне ее... Изумленный и благодарный за молитвы благоверного Даниила и доброту отца наместника, я зашел в собор, где поклонился и святым мощам святителя Тихона Патриарха Всероссийского...

Это случилось весной 1991 г. на даче в Подмосковье.

В огороде мы все посадили вовремя, но «московские» дела понудили нас на несколько дней уехать в Москву. А так как я продолжал ездить на экзамены в Академию, то однажды решил переночевать на даче. Было еще совсем светло и я, не зажигая света, начал ужинать. И вдруг «случайно» вспомнил, что мне наказали дома привезти забытую на террасе одну вещь. Я тут же встал и пошел ее взять. Открываю дверь на террасу и вижу, что какой-то высокий молодой человек вошел через калитку на дачный участок и аккуратно закрывает и запирает калитку. Мне показалось, что это идет мой сын. Первая моя мысль была та, что меня куда-нибудь вызывают, а потому и приехал сын сказать мне об этом. Я открыл дверь террасы и вышел на крылечко... Стою и смотрю... Молодой человек запер калитку и с улыбкой повернулся ко мне лицом. Улыбка сразу исчезла, на мгновение он замер, а затем, истошно закричав: «Шухер, шухер», быстро открыл калитку и бросился бежать. С противоположной стороны дома я услышал, что кто-то тоже убегает. Подойдя к углу дома, я действительно увидел спину убегающего невысокого, но коренастого, с короткой густой черной шевелюрой (как у африканца) «гостя». Через несколько секунд он скрылся за парником, и тут же послышались два прыжка через забор. Я вышел на улицу, закрыл калитку. Кругом было тихо. Стал осматривать участок и вижу возле дорожки что-то желтое. Подошел поближе – возле дорожки валялись белые перчатки, перевернутая бутыль, из которой вытекал ароматный сок, а на палочке висел желтый пакет иностранного производства. Вглядевшись внимательнее, я увидел стоявшую за пакетом икону, от древности почерневшую с едва различимым ликом. Взяв ее в руки, я осмотрел и снова поставил на прежнее место, лишь накрыв ее пакетом... Обошел еще раз дом и лег спать. Проснувшись рано утром, я увидел все предметы, оставленные «гостями», на месте. Собрался и уехал. Через три дня мы – я и жена – приехали на дачу... Никаких изменений. Теперь мы решили икону передать в недавно открытый в Загорске (ныне Сергиев Посад) Свято-Успенский (в народе он известен как Никольский – по приделу) храм, а пока с благоговением и молитвой перенесли ее в дом и поставили на чистом месте. И что же? Со времени нахождения иконы на улице не было дождя, но как только мы внесли ее в дом, через несколько часов пошел проливной дождь. Мы еще и еще перекрестились у святой иконы и помолились. На следующий день к нам пришли соседи и сообщили, что у них на днях побывали воры и «набезобразничали». Тогда и мы рассказали о «визите»... Оказалось, что все оставленное у нас на участке взято у них.

После этой «истории» соседи сказали, что святую икону они поставят в красном углу...

А ведь вся «история» развернулась именно так только потому, что я «случайно» вспомнил... Не выйди я на террасу в определенные секунды – последствия могли быть непредсказуемые!.. Но над всеми нами милость Божия!

28 января 1993 г.

По определению Московского святителя Филарета (†1867), в таинстве Священства правильно избранный «получает благодать духовно возрождать и воспитывать других посредством учения и таинств». В силу этого благодатного дара слово, наставление священнослужителя, получает особое значение. Устами доброго пастыря или архипастыря говорит Сам Дух Божий. Мы, – свидетельствует святой апостол Петр, – благовествовали вам Духом Святым, посланным с небесе (1Пет. 1, 12). Верный служитель Божий может сказать или посоветовать то, что вопрошающему более всего и нужно знать в данную минуту жизни. И если вопрошающий будет смущен тем или иным советом и поинтересуется, чем он вызван, попросит объяснить, то вряд ли получит на это удовлетворяющий его ответ. Почему? Потому что здесь и было невидимое действие благодати Священства. Приведу пример, который, вероятно, покажется читателю ничтожным, но для меня он необыкновенный. В день Казанской иконы Божией Матери 4 ноября (по н. ст.) 1995 г. мы с женой после Божественной Литургии в храме Московской Духовной Академии пошли завтракать в столовую для служащих Академии. За один стол с нами сел знакомый священник. После завтрака он взял со стола яблоко и, протянув его мне, сказал: «Возьмите для своего внука».

Я поблагодарил и, улыбаясь, ответил: «Внук сейчас в Москве, а мы живем в Абрамцеве». Яблоко не взял. И что же? Иду звонить в Москву и узнаю: внука везут к нам в Абрамцево...

10 ноября 1995 г.

Примите от меня, Ваше Высокопреподобие, поздравление со Светлым Христовым Воскресением. Воскресший Господь да поможет Вам еще много-много свидетельствовать и о Валаамских старцах и о других великих подвижниках нашей Святой Православной Церкви.

Думаю, что многие пишут Вам и потому мое письмо не вызовет у Вас недоумения. Но, тем не менее, я хотел бы сразу пояснить те обстоятельства, которые понудили и меня писать Вам. В моей жизни происходило немало событий, в которых, по своей вере, я видел проявление милости Божией, вразумляющей, научающей, предостерегающей и спасающей. С конца восьмидесятых годов эти события я стал записывать под рубрикой: «Необыкновенное в обыкновенном». Часть этих записей вошла в сборник № 15 моих трудов (Свято-Троицкая Сергиева Лавра, МДА, 1993 г. С. 251–272), передаваемых мной в библиотеку Московских духовных школ... Вот и сейчас произошло нечто необыкновенное. Я знал, что восстановлено издание «Русского Паломника», но как-то не попадались мне номера этого журнала. И вот накануне Вербного воскресенья – недели ваий – сын мой Николай прислал мне пятый номер «Русского Паломника». Перелистывая его, я вдруг увидел то, что давно хотел увидеть или о чем хотел услышать: «Валаамские святые старцы в Псково-Печерском монастыре». Рассказ-запись иеромонаха Кенсорина (С. 51–57). Почему это остановило мое внимание? Ответом сему служат слова одного из Валаамских старцев, о котором, наряду с другими, говорится в упомянутой записи:

«Боголюбивому Константину Скурату благословение Преподобных Сергия и Германа. Да хранят они Вас в мире, здравии. Схиигумен Лука. 4 сентября 1966 г.»

А теперь несколько пояснительных слов. Господь сподобил меня посетить осенью 1966 г. Псково-Печерский монастырь (это было мое первое и единственное посещение). Узнав о том, что в обители есть старец отец Лука, я попросил помочь мне попасть к нему, чтобы получить благословение. Старец встретил меня приветливо, расспросил кто я, откуда, после чего подошел к столу и на обратной стороне небольшой фотографии-иконы Преподобных Сергия и Германа Валаамских Чудотворцев написал те самые слова, которые приведены выше.

Тогда же этот священный дар я положил в бумажник в нагрудный карман и пребывал с ним (как и пребываю) неразлучно везде и всегда – и в зарубежных поездках, и в поездках по своей стране, и на чужбине, и дома. За 27 лет края фотографии-иконы порвались, но письмо отца Луки не стерлось, как сохранилась о нем и память у меня. Я хорошо все помню, помню даже его лицо (узнал его в «гостиннике Луке» – фотографии, помещенной на с. 54 «Русского Паломника»). Я всегда имел при себе этот святой дар, потому что верил, что Валаамские Чудотворцы невидимо пребывают со мной, а вместе с ними присутствует и схиигумен Лука. Сегодня же как бы случайно принесенный мне номер «Русского Паломника» еще раз подтвердил эту духовную связь.

Валаамские Святые Старцы, молите Бога о нашей Святой Церкви, о нашей стране, о нас! С низким поклоном Вам

Константин Скурат.

Пасха Христова, Москва, 1993 г.

Летом 1996 года я изучал жизнь, творения и богословие преподобного Иоанна Кассиана Римлянина, так как намерен был дополнить программу по Патрологии для III курса Московской Духовной Академии. К сожалению, до сих пор этот святой отец Церкви должным образом не исследовался в нашей Академии.

Обычно работать я ухожу на мансарду, где тише и побольше места. «Спустить» оттуда меня вниз нелегко, даже по срочному вызову. Так было и 15 августа. В этот день я завершал в разделе «Богословие» раскрытие темы: «Молитва (по творениям преподобного Иоанна Кассиана Римлянина)». Начал писать следующий – очередной абзац: «Словами четвертого прошения: «Хлеб наш насущный даждь нам днесь» испрашивается тот «превосходящий все твари высокою своею святостью» «Хлеб», без которого не...» И здесь меня как будто бы кто-то остановил и, более того, поднял со стула и повел к лестнице... Каким образом? – Я забыл, как писать слово «невозможно» – слитно или раздельно! (Написал только «не») Но ведь это слово я писал десятки, а, может быть, и сотни раз. К тому же, если у меня бывают, сомненья в правописании, то я ставлю на полях листа вопрос и двигаюсь дальше, чтобы не разрывать уже сложившееся течение мыслей. И никогда сразу не спускаюсь по лестнице, чтобы спросить у жены или посмотреть в словарь, лежащий на кухне. А тут все произошло иначе. И лишь я поставил ногу на верхнюю ступеньку лестницы, как жена мне говорит: «А я только что хотела тебя позвать. Началось выступление по радио Николая Васильевича Маслова, племянника отца Иоанна...»

Выступление Николая Васильевича – лидера партии народного согласия – было коротким (минут 15), но чрезвычайно важным, нужным, интересным. Для меня в нем было открыто то, что партия согласия создана в конце восьмидесятых годов по благословению отца Иоанна (29 июля 1991 г.)... Да, отец Иоанн поистине был старец-праведник!

Сегодня мне вспомнился день погребения отца Иоанна, чудесно совпавший с днем выписки меня из Загорской больницы (за всю жизнь только один раз и был в больнице). Тогда на пути из больницы я зашел поклониться преподобному Сергию – и прошел возле Духовской церкви, где еще лежало тело новопреставленного. Вспомнил и о необычном соединении в обстоятельствах моей жизни двух Глинских подвижников – архимандрита Тавриона и схиархимандрита Иоанна (об этом см. мою заметку: «Глинские подвижники»). И еще: года два тому назад отец Иоанн (именно он) примирил меня с одним человеком. Последнее для меня весьма знаменательно. Конечно, я всегда с благодарностью вспоминаю его как своего рецензента на докторскую диссертацию и сожалею, что имя его не поставили в числе рецензентов при ее публикации. Глубоко верю, что отец Иоанн, предстоя у Престола Божия, молится за всех нас. И тем не менее я прошу: дорогой батюшка, продолжай молиться за нас, за родную духовную школу, за свою Святую Церковь, за любимую Родину, чтобы мы в своей жизни были подобны тебе, чтобы духовная школа была подлинно духовной, чтобы Церковь наша утверждалась и распространялась, чтобы Отечество наше от края до края стало православным и по вере, и по жизни!

15 августа 1996 г., 22 часа

«Подобает тебе здесь пребывать, потому что Бог через тебя на этом месте многих приведет ко спасению», – так велел преподобной Евфросинии святой Ангел, явившийся ей и приведший ее на то самое место, где святая и основала существующий поныне в граде Полоцке Спасо-Евфросиниевский женский монастырь. С 1910 г. в нем почивают и святые мощи Основательницы. Преподобная скончалась 23 мая 1173 г. в Святой Земле. До 1187 г. ее честное тело находилось в Палестине, в обители преподобного Феодосия Великого, когда было перенесено в Киево-Печерскую Лавру, а затем – в ее родной монастырь. Слова Небесного Вестника, как и путь святых мощей Преподобной показывают, что Всечестная Невеста Христова неотделима своим предстательством у Престола Божия за град Полоцк, за всех чтущих благочестно ее память.

Хочется верить, что ходатайство Всечестной Игуменьи Полоцкой коснулось и меня в день хиротонии во епископа Полоцкого и Глубокского Феодосия (Бильченко) – 10 августа (410 н. ст.) 1997 г.

Произошло следующее.

Город Полоцк находится на расстоянии примерно 100 километров от моей родины, где я провел детские и юношеские годы. Естественно, что мне очень хотелось воспользоваться поездкой из Москвы в Полоцк, посетить и родной край: поклониться святыням своей сельской церкви святого пророка Илии (в ней на камне находится Стопа Божией Матери), помолиться у могил родителей, брата, других близких мне почивших, встретиться и с оставшимися в живых родственниками и знакомыми. На родине я не был уже с января 1993 г. Поэтому как только все приехавшие прибыли 9 августа в Полоцкое Епархиальное Управление, где новоизбранного епископа встречал Патриарший Экзарх всея Беларуси митрополит Минский и Слуцкий Филарет, я тут же испросил у митрополита благословение на поездку в родное село Комайск. Благословение было дано на понедельник, 11 августа. Так как на послеобеденное время этого дня были куплены обратные билеты в Москву, то мне сказано было вернуться в Епархиальное Управление к 14 часам. Времени на посещение было мало, и у меня явилось опасение, что, приехав в Комайск, я не смогу зайти в храм по самой простой причине, что хранитель ключей от храма может уйти на полевые работы, равно как и мои родные могут куда-нибудь отлучиться. Ожидать же, пока всех найдут, возможности не было. Оставался один выход: позвонить и попросить, предупредить. Помолившись преподобной Евфросинии, я с раннего утра в воскресенье 10 августа стал заботиться об этом. Но позвонить из гостиницы оказалось невозможно. Дежурный посоветовал мне пойти на почту. Однако и здесь встретилось препятствие – заказ на телефонный разговор у меня не приняли, потому что оплачивать его следовало лишь белорусскими деньгами, которых я не имел. Банк же, где можно было поменять российские рубли, оказался закрытым – день был выходной. Я снова вернулся на почту и стал просить у стоявших в очереди поменять мне необходимое количество российских денег на белорусские. Но полочане, выразив сожаление, что с собой нет запасных денег, направили меня на рынок. Там, говорили они, быстро и легко поменяют. Не видя другого пути, я пошел туда, куда меня направили. Дохожу до конца улицы от гостиницы «Двина», поворачиваю направо и... слышу: «Здравствуйте!» – протягивает мне руку мэр города Полоцка Константин Леонидович, с которым я только что накануне вечером во время приема познакомился. Опытным взглядом он определил, что у меня есть какие-то проблемы и спросил о них. Я вкратце рассказал ему. «Идите, – сказал он, – одевайте пиджак и приходите ко мне в горсовет, который рядом с кафедральным собором, куда все равно скоро надо идти, и мы позвоним из моего кабинета...» Встреча с мэром и его предложение были для меня настолько неожиданными, необычными, что я тут же, поблагодарив его, ответил: «Как хотите судите, но для меня очевидно: вас послала мне навстречу преподобная Евфросиния, Небесная хозяйка города Полоцка!» Через несколько минут я уже сидел в просторном кабинете мэра. К моему удивлению, ответили из Комайска при первом же наборе номера телефона. Было такое впечатление, что у телефона сидели и ждали звонка – и это в пору летней страды... Осталось еще время и на беседу с мэром, из которой я вынес самое хорошее впечатление: есть у богоспасаемого града Полоцка и заботливая Небесная хозяйка, и добрый земной хозяин...

Во время Божественной Литургии я попросил священнослужителя вынуть из святой просфоры частичку и за Константина Леонидовича, хотя не знаю, крещен ли он в Церкви Православной. Вынимавший частицу белорусский батюшка не возразил мне...

Поездка в Комайск была весьма успешной. Я остался до глубины души благодарен проректору Московских духовных школ архимандриту Венедикту (Князеву) за то, что он согласился вместе со мной посетить мою родину. В той же степени я благодарен и настоятелю Докшицкой церкви священнику Георгию Мелешко за то, что он, невзирая на свою занятость, принял благословение митрополита Филарета и с ветерком доставил нас в Комайск, а затем и в Полоцк. Конечно, я низко кланяюсь Высокопреосвященному Экзарху всея Беларуси за благословение, а Преосвященному Феодосию – за поддержку...

Молитвами преподобной Евфросинии да благословит Господь труды Преосвященного Феодосия, нового епископа града Полоцка и мэра того же града во славу Святой Православной Церкви и родной Беларуси!

* *

Было и иное, но опять-таки связанное от начала до конца с поездкой в г. Полоцк на хиротонию епископа Феодосия – с 8 по 10 августа.

Вместе со мной (или я с ним) в одном купе должен был ехать на хиротонию Николай Васильевич Маслов, но перед поездкой он заболел, и билет был сдан. Купила его транзитная пассажирка из Северных районов России Светлана Федоровна... Фамилии ее, как и города проживания, не называю, так как не знаю, угодно ли это ей будет. Но имя и отчество называю умышленно, чтобы читатель помолился об этом добром человеке и одновременно помянул и новопреставленного ее отца. Должен только свидетельствовать, что Светлана, к глубокому сожалению, пока еще не крещенная. Но я верю, что Господь за добрые дела приведет ее в ограду Святой Православной Русской Церкви... Так вот, когда она вошла в купе, я несколько смутился. Но скоро у нас начался разговор, тем более, что она сразу увидела, что я вхожу в состав какой-то церковной делегации. Она, прежде всего, поделилась своим горем, что едет в Витебск на похороны отца. Я сказал, что мы едем в Полоцк на хиротонию нового епископа, того самого, который только что приходил к нам в купе, и там непременно помолимся об упокоении новопреставленного Феодора. А так как Господь устроил нам эту встречу, то я буду поминать ее отца и вернувшись домой (что за домашней молитвой мы с женой ежедневно и делаем, поминаем и Светлану, и Владимира, но о нем ниже). Далее выяснилось, что на севере чрезвычайно активно – даже как-то настырно, назойливо – действуют иеговисты, а голоса православных священнослужителей почти не слышно. Где, каким образом можно узнать о православном учении, об опасности попасть в сети различных сектантов, о том, как верить и достойно, правильно исповедовать святую веру?.. У меня с собой была моя брошюра «Православная вера», и я подарил ее Светлане, хотя и сознаю, что многое в этой брошюре останется для нее непонятным, невзирая на адаптированность содержания. Затем я сказал, что подготовил к изданию более обширную и, как думаю, более доступную для читателя книгу. Но так как весь тираж я жертвую на восстановление одного из храмов Московской области, порушенного в годы лихолетий, то издание этой книги задерживается по причинам финансовым. Услышав это, Светлана предложила мне необычное, совершенно мной не ожидаемое и даже совершенно не предполагаемое – написать на имя ее директора письмо и изложить в нем свою просьбу. Это предложение было принято мной как чудо действия Промысла Божия, как благословение Неба доводить издание книги до конца. Я, от всей души поблагодарив, согласился. Оговорил я лишь только то, что, вернувшись в Москву, должен буду предварительно выяснить, остается ли надежда на издание без помощи со стороны других благотворителей.

Далее события развивались не менее чудесно. Прибыл я в Полоцк окрыленный надеждой и радостью. Но вскоре начали появляться и сомненья: не явился ли этот разговор просто доброй беседой, а до дела – до осуществления – весьма и весьма далеко. И вот здесь совершилось нечто новое, рассеявшее мои сомненья. После хиротонии во епископа Феодосия в трапезной Спасо-Евфросиниевского монастыря был устроен прием. Молодежь, как более расторопная, быстро заняла места за столом, и я оказался на предпоследнем месте. На последнем месте – от меня слева – спокойно и скромно сел какой-то незнакомец. Справа же от меня сидел преподаватель Минской Духовной Семинарии иеромонах Игнатий. Не зная соседа, я не решался его беспокоить. Но тут отец Игнатий, повернувшись к нам, громко сказал: «Константин Ефимович, рядом с вами сидит наш благодетель. Он нам много помогает». С этого представления и начался мой разговор с соседом Владимиром (отчество, фамилию и все прочее не называю по тем же причинам, что и выше). Сам не знаю, как получилось у меня, но я Владимиру в общих словах изложил содержание беседы со Светланой. И вот тут произошло то, что меня заставило снова задуматься. Как только была названа организация, где работает Светлана, Владимир, как-то приветливо улыбнувшись, сказал примерно так: «А ведь мне и надо выйти на эту организацию. Дайте мне их координаты. Мы с ними вступим в контакт, и им легче будет удовлетворить и вашу просьбу...» Отказать я не мог... «Радуйся, Евфросиние, невесто Христова всечестная».

21 августа 1997 г.

P. S. Сегодня свидетельствую: чудо действия Промысла Божия совершилось!

10 декабря 1997 г.

В 1999 году автору этой книги профессору Московской Духовной Академии, Доктору Церковной Истории Константину Ефимовичу Скурату исполнилось 70 лет. С радостью поздравляем его с юбилеем.

Родился Константин Ефимович 29 августа 1929 г. в крестьянской семье в селе Комайск Витебской области. Родители воспитывали трех своих сыновей в строго православном духе. Отец перед самой кончиной подозвал к себе Константина, благословил его крестным знамением и сказал: «Молись Богу, и Господь устроит твою жизнь». Мать (Татьяна) сопровождала всю жизнь сыновей молитвой и наставлением в святой православной вере и жизни.

Общеобразовательную школу Константин закончил с серебряной медалью. С отличием закончил Минскую Духовную Семинарию (в 1951 г.) и Московскую Духовную Академию (в 1955 г.). За труд «Христианское учение о молитве и ее значении в деле нравственного совершенствования» получил ученую степень кандидата богословия и был оставлен при Академии в качестве профессорского стипендиата по кафедре Истории Русской Церкви и преподавателя Московской Духовной Семинарии.

В 1979 г. защитил магистерскую диссертацию на тему «Сотериология святого Афанасия Великого» (после чего был удостоин звания профессора), а в 1978 г. – докторскую диссертацию на тему «Поместные Православные Церкви». Имеет многочисленные публикации.

За время 44-летней педагогической работы преподавал в Московской Духовной Семинарии Историю Русской Церкви и Общую Церковную Историю, а в Московской Духовной Академии – Историю Древней Церкви, Догматическое богословие и Греческий язык.

Побывал в служебных командировках в Греции, Болгарии, Румынии, Германии, Италии, Швейцарии, Финляндии, Великобритании, Ирландии, Израиле.

Награжден орденами и медалями Православных Церквей: Александрийской, Иерусалимской, Русской, Румынской, Болгарской, а также Правительства Российской Федерации. В настоящее время преподает Катихизис в Московской Духовной Семинарии, Патрологию – в Московской Духовной Академии, и курс по Истории Поместных Православных Церквей в Аспирантуре при Московской Духовной Академии.

Константин Ефимович является членом богословской Комиссии Священного Синода Русской Православной Церкви и членом Редколлегии журнала «Богословские труды».

Женат. Имеет трех взрослых детей – двух сыновей (иерея Николая и Алексия) и дочь (Наталию).