Благонравие христиан или о том, как подобает и как не подобает поступать христианам

Изложил в тринадцати словах касательно исправления дурных нравов христиан на основании главнейших заповедей Ветхого и Нового Заветов и впервые издал незабвенный и мудрейший монах Никодим Святогорец в Венеции в 1803 году

Содержание

Предисловие. Преподобный Никодим Святогорец и его «Благонравие христиан»

Обращение преподобных Никодима к читателям

Как злые портят словеса обычаи благие

(То говорит в науку нам апостол, дивный Павел),

Так христиан по всей земле обычаи презлые

Слова прекрасные сии, других подобных лучше, –

Их Благонравие сие содержит всечестное

Благочестивых христиан, составленное ныне, –

Во благо изменяют и предивно улучшают,

Облагораживают их, и дивно образуют.

Коль хочешь ты, христианин, свои дурные нравы

Переменить, к которым ты привык, приобучился, –

Усердно книгу изучай вот эту постоянно,

И то, что хочешь, обретешь, и в краткий срок при этом!

Предисловие. Преподобный Никодим Святогорец и его «Благонравие христиан»

Преподобный Никодим Святогорец (1749–1809), без сомнения, был одним из величайших греческих церковных писателей эпохи турецкого владычества. Он прожил сравнительно краткую жизнь¹, но эта жизнь была исполнена непрестанных трудов во имя просвещения греческих христиан в духе Православной Церкви.

Преподобный Никодим отличался даже от своих именитых просвещенных современников (таких, например, как Евгений Вулгарис или Никифор Феотоки, если говорить о тех греческих авторах, которые хотя бы в некоторой степени известны широким кругам русских читателей) совершенно невероятной в то время святоотеческой эрудицией и в то же и время, как они, прекрасно знал богословскую, учительную, экзегетическую литературу, созданную уже в годы «туркократии». Но, несмотря на знакомство со схоластическим методом (и даже умеренное его использование в отдельных изданиях), преподобный Никодим всегда оставался по преимуществу «византийским» богословом: он был верен традиции византийского святоотеческого богословия, усвоил его дух, и от того многие сложные проблемы разрешал, руководствуясь творениями древних святых и выказывая при этом глубокое их понимание. Любимыми церковными писателями святого Никодима, насколько можно судить по его трудам, были великие каппадокийцы, святитель Иоанн Златоуст, Дионисий Ареопагит, но особенно – преподобный Максим Исповедник, святой Григорий Палама и преподобный Исаак Сирин (последнего он нередко именует «мой богоносный философ»). Уникальность святоотеческой эрудиции святого Никодима заключается еще и в том, что он был знаком с большим числом текстов, которые стали известны ученым лишь на исходе XX столетия, а некоторые из них до сих пор не найдены, так что преподобный Никодим остается для нас единственным свидетелем их существования². Им было осуществлено полное собрание творений святителя Григория Паламы, которое, к несчастью, не увидело свет в связи с разгромом типографии, куда была доставлена рукопись для печати³. В результате православные христиане смогли познакомиться с большинством творений великого Фессалоникийского святителя лишь в последние десятилетия XX века, в то время как святой Никодим знал их и цитировал в своих трудах задолго до опубликования. Нельзя не упомянуть и о том, что преподобный Никодим Святогорец читал в рукописи и тексты других византийских авторов, в том числе сподвижников и последователей святого Григория Паламы, таких, например, как Иосиф Калофет, Феофан Никейский и Каллист Ангеликуд. Он ссылается на их сочинения, из которых часть была опубликована лишь два столетия спустя, а некоторые не изданы по сей день. Знакомство с таким обширным кругом византийских текстов стало результатом кропотливой работы святого в библиотеках афонских монастырей – начиная с обители его пострига, монастыря Святого Дионисия, и заканчивая книжными собраниями небольших скитов и келий. Это, конечно, давало ему возможность рассматривать византийскую традицию в куда большей полноте, чем это было доступно для подавляющего большинства православных богословов XVII–XX веков.

В свете только что сказанного не покажется удивительным, что большинство подготовленных преподобным Никодимом Святогорцем к изданию книг (лишь часть которых увидела свет при его жизни) представляет собой публикации древних текстов (по большей части в новогреческом переводе-пересказе), снабженные обширными дополнениями и множеством примечаний (содержащих подчас ценнейшие сведения и ссылки, в том числе на рукописные источники). В этом смысле затруднительно говорить об оригинальных сочинениях преподобного Никодима: таких весьма немного. Более или менее под это определение подпадает один из самых замечательных памятников аскетической письменности Греции поствизантийского периода – «Увещательное руководство» (греч. Εγχεϱιδιον Ευμβονλευτικον), однако и в отношении него возможны некоторые оговорки, что связано прежде всего с обильным цитированием различных авторов: античных и христианских, древних и новых, а также существованием возможных прототипов⁴... Что же касается других трудов преподобного Никодима Святогорца, то им всегда в той или иной степени присуща компилятивность (не говорим уже о тех случаях, когда речь идет об издании антологий древних текстов – «Добротолюбия» и или «Евергетин» (греч. Eυεϱγετινοϲ; в полном русском переводе издано под названием «Благолюбие»)⁵, здесь преподобный предстает уже исключительно как редактор).

Несколько особняком стоит гимнографическое наследие святого. Его перу принадлежит значительное число различных служб, канонов, акафистов, стихир⁶. Преподобный Никодим предстает здесь как подлинный наследник византийской гимнографической традиции. Язык его гимнов не содержит каких-либо новаций, хотя иногда используются смелые образы,прикровенно апеллирующие к реалиям Нового времени. В целом же в песнотворчестве, как и в предисловиях к «Добротолюбию» и «Евергетину» («Благолюбию»), святой Никодим являет свое виртуозное владение древнегреческим языком.

Однако все остальные труды преподобного Никодима Святогорца (за исключением отдельных пассажей, но таковых всегда весьма немного) написаны языком нарочито простым, ориентированным на широкие круги греческих христиан.

Удачно описывает стиль и язык преподобного Никодима отец Климент (Зедергольм): «Все сочинения Никодимовы (за исключением немногих, изданных на эллино-греческом языке) написаны простым и правильным народным (новогреческим) наречием. ... Никодим сумел найти надлежащую середину. Если сравнить язык его с языком новейших любителей аттицизма, то он может показаться слишком простым и неклассическим; если же сравнить его с тем, как говорит большинство греков на Афоне, в Константинополе, Иерусалиме и т. д., и даже с книжным новогреческим языком конца прошедшего столетия (то есть XVIII века. – О.Р.), то нельзя не оценить в этом отношении заслуг Никодима: при глубоком знании эллино-греческого языка он во всех своих сочинениях заботился о возможной чистоте и правильности грамматической, насколько это возможно без ущерба в ясности и общедоступности изложения; он писал, по возможности придерживаясь правил эллино-греческой догматики, но так, что его могут без труда понимать все читающие греки»⁷. Именно таким языком написано и предлагаемое русскому читателю «Благонравие христиан».

Что же это за сочинение? Оригинальное его название (согласно первому изданию) таково: «Книга, называемая «Благонравие христиан», содержащая тринадцать душеполезных Слов, исправляющих к лучшему дурные нравы христиан, а также главнейшие заповеди Ветхого и Нового Заветов. Труд ничтожнейшего из монахов Никодима Святогорца...»⁸. Согласно свидетельству автора жития преподобного, иеромонаха Евфимия, с которым согласуются и сведения второго биографа, монаха Онуфрия Ивирита, Никодим Святогорец написал «Благонравие» на Капсале, в каливе Святого Василия, где поселился в 1794 году⁹.

«Благонравие христиан» впервые было напечатано в Венеции в 1803 году. Первый тираж составил тысячу экземпляров и разошелся очень быстро, так что уже четыре года спустя преподобный Никодим в своем письме священномученику Григорию V, патриарху Константинопольскому, поднимает вопрос о новом издании. Святой Никодим посылает патриарху свой экземпляр книги (единственный!) и просит, если книга покажется тому «благоугодной и общеполезной», «подвигнуть какого-нибудь христолюбца... чтобы тот издал ее вторично, без убытка для себя». Далее святой Никодим сообщает любопытные детали». Ибо спрос на эту книгу из-за ее редкости таков, что многие отдали бы с радостью восемь и десять грошей, только бы заполучить ее. Напечатал тысячу книг преосвященный Янинский, но у него осталось только десять из них, как он писал мне, – те, что были переплетены; а другие выхватывали прямо из его рук. Многие написали мне, чтобы я им послал, но у меня ничего нет»¹⁰. Иными словами, книга оказалась весьма востребованной. Несомненно, интерес был вызван тем, что она представляла собой «учебник жизни», написанный с исключительно христианских, православных, даже, как часто пишут современные греческие исследователи, «консервативных» позиций.

Дело в том, что в XVIII веке достаточно широко были распространены учебные руководства, направленные на нравственное воспитание юношества и научение «добрым нравам». Так, например, хождение имела книга с названием, почти идентичным тому, которое дал своему труду преподобный Никодим: «Благонравие» Антония Византийца (преподавателя риторики в Константинополе в 1720-е годы). Это «Благонравие» было вдохновлено знаменитым трудом Эразма Роттердамского «О приличии детских нравов» (De civilitate morum puerilium. Амстердам, 1526) и стало одним из самых распространенных руководств в школах Греции и дунайских княжеств. Труд Антония Византийца был впервые напечатан в Венеции в 1780 году в «Энциклопедии» Иоанна Патусаса¹¹.

И вот на это же поприще выходит великий учитель греческого народа преподобный Никодим Святогорец. Что из себя представляет его труд, каково его значение? Монах Феоклит Дионисиатский, автор известнейшей биографии преподобного Никодима, дает «Благонравию христиан» следующую характеристику: «Что такое «Благонравие»? Гимн чистым христианским нравам и немилостивое бичевание всего растленного, всех предрассудков, суеверий, дурных обычаев, волшбы и всяких бесовских измышлений. Когда читаешь «Благонравие», кажется, будто некая полноводная река знаний, мудрости и благодати проходит через эту книгу. Все, чему преподобный научился в школах, или прочитал сам, или стяжал в высшей школе пустынного жития как мудрость, сходящую свыше (ср.: Иак.3:17), как самопремудрость, – все это использовано с чудесным изяществом и точностью в этом духовном труде. Подражая Василию Великому, он приводит множество примеров из жизни народа, щедро использует поучения, истории, изречения из Ветхого и Нового Заветов, из греческой и латинской философии, иногда ссылается на эллинские заблуждения для научения от противного, иногда же открывает богатство своих познаний в святоотеческой письменности, а иногда предлагает высказывания греческих и латинских философов и поэтов, которых он знает в совершенстве. Современные христиане и богословы могли бы почерпнуть из «Благонравия» множество поучений, касающихся как православной духовности, так и нравственного и догматического характера и уяснить природу многих странных явлений, которые, под именем «психических феноменов»,смущают ныне души верных и колеблющихся братьев.

В «Благонравии» преподобный предстает великим знатоком общества, изучая с христианской точки зрения все стороны нравственной и духовной жизни. Когда он пишет о происхождении добра и зла, он излагает свои идеи с великой простотой и этим напоминает поучения священномученика Космы Этолийского. Однако простота его учения таит в себе великие христианские истины, в то время как в высокопарности мудрецов века сего кроется никчемная пустота. <...>

Стиль святого, при всей его простоте, – образцовый. Учение же его назидательно, оригинально и раскрыто очень убедительно, при помощи спокойной и логичной связи идей»¹².

В своем предисловии преподобный Никодим с предельной ясностью излагает те принципы, которыми он руководствовался при составлении этой книги. Приведем несколько отрывков в нашем переводе.

«Примите же благосклонно настоящие простые и душеполезные Слова, братья мои во Христе возлюбленные, примите [Слова], которые мы судили приличным назвать «Благонравием христиан», так как по большей части они направлены на то, чтобы исправить нравы нынешних христиан, и я сообщаю вам, что если вы будете их постоянно изучать и читать, а также на деле осуществлять читаемое, то в краткий срок претворите извращенные, и дурные, и антихристианские нравы, которые вы теперь имеете, и стяжаете иные нравы, правые, благие и поистине христианские. А посредством таких нравов вы и самих себя спасете, и язычников и неверных, которые смотрят на вас, подвигните к тому, что они будут дивиться внешним добродетельным нравам жизни вашей и внутренним догматам веры вашей. А что язычники будут дивиться этому – не малое дело, но [напротив] великое. Ибо от этого они подвигнуты будут к тому, чтобы удивляться и Христу, в Которого веруют христиане, и мало-помалу привлечены будут к тому, чтобы веровать в Него... Ведь жизнь и вера, нравы и догматы эти... являются причиной одно для другого и сопутствуют друг другу, так что если кто имеет одно из этого, по необходимости должен иметь и другое... Поэтому если христиане имеют добрую жизнь и благие нравы, этим они дают понять и взирающим на них язычникам, что, следовательно, они имеют и веру истинную, и догматы правые; если же имеют жизнь дурную и нравы лукавые, то дадут повод язычникам говорить, что у христиан вера – ложная и догматы непрочные. Ведь жизнь и нравы суть доказательства веры и догматов, а не наоборот... А какое осуждение и мучение приимет тот, кто станет причиной обвинения и хулы от язычников в отношении веры и догматов христианских, язык человеческий не может высказать»¹³.

Преподобный Никодим совершенно сознательно отталкивался от «либертарианского духа» своей эпохи, противопоставляя концепциям тогдашних «просветителей» идеальный образ христианина, живущего в миру не по законам «мира сего» и преследующего только одну цель – претворить свою жизнь в «жизнь во Христе»¹⁴.

Несомненно, в основе предлагаемого преподобным Никодимом нравственного учения лежит отнюдь не некая отвлеченная «мораль», а «мораль жизни во Христе»¹⁵, и таким образом «Благонравие христиан» – это попытка упорядочить нравы в соответствии со святоотеческим аскетическим идеалом¹⁶. Собственно, именно эта позиция свойственна большинству трудов преподобного Никодима, изданных «для общей пользы православных христиан». Подобные мысли содержатся и в сочинениях, посвященных толкованию литургических текстов («Новая Лествица», «Эортодромион», «Сад благодатей»), и в тех творениях, где немалое место уделяется покаянной дисциплине («Эксомологитарий», «Пидалион»), и в известной «Книге душеполезнейшей о непрестанном Причащении». Христианин, стремящийся к богообщению, сознательно сторонится всего, что отсекает его ум от беседы с Богом. Это аскетика «хранения чувств» (каковому посвящено главное сочинение святого Никодима – уже упоминавшееся выше «Увещательное руководство»), которая имеет целью единение с Богом, а не «негативное» отстранение от «моральной чистоты».

При этом необходимо помнить, что преподобный Никодим, несмотря на то, что с младых ногтей жил на Святой Горе, лишь изредка и ненадолго покидая ее, в основном по издательским делам, обращаясь к теме «исправления нравов», выступает отнюдь не как теоретик, лишенный реальных знаний о положении вещей в миру. Дело в том, что преподобный Никодим еще при жизни получил славу рассудительного наставника, способного помочь духовным советом. Вот как описывает иеромонах Евфимий это общение святого Никодима со страждущими: «...Почти все уязвленные грехами оставили архиереев и духовников и все устремились к оборванцу Никодиму, чтобы обрести исцеление и утешение в скорбях своих. Не только из монастырей, и скитов, и келлий, но и многие христиане-[миряне] приходили из разных стран, чтобы увидеть Никодима и получить [от него] утешение в скорбях своих»¹⁷.

Таким образом, можно констатировать, что преподобный Никодим Святогорец хорошо знал современное ему греческое общество. Но читающий «Благонравие христиан» в наши дни не должен упускать из виду, что это было общество совершенно иного типа, чем сейчас, и даже чем в Греции после восстания 1821 года. Современники преподобного Никодима на греческом Востоке жили бок о бок с представителями иных религий (и здесь в первую очередь, конечно, должен быть упомянут ислам) и носителями иных культурных традиций. Имело место и взаимовлияние культур. Как справедливо отмечает отец Георгий Марнеллос, «Благонравие христиан» – весьма ценно для познания жизни христиан Востока тех времен¹⁸. Святой Никодим бичует те нравы, которые ему представляются глубоко чуждыми христианскому идеалу, однако обычаи, способствующие «хранению чувств», приветствуются им, хотя подчас таковые обычаи могут вызывать недоумение у современных христиан, живущих в совершенно ином мире. Очевидно, что еще и в силу этого «Благонравие» следует рассматривать в одном ряду с иными трудами преподобного, в первую очередь с «Увещательным руководством».

Как уже было разъяснено выше, позицию преподобного Никодима никоим образом нельзя считать «морализаторской», «законнической», «чуждой православному преданию и благочестию». Напротив, Святогорец исходит из фундаментальных предпосылок христианской аскетики и в этом смысле в самом деле выступает как наследник тех отцов, которые писали по преимуществу на нравственные темы, и в первую очередь Златоуста. Тем не менее в последние десятилетия XX века в адрес преподобный Никодима (и именно по поводу его творений, направленных на «исправление нравов»: «Благонравия христиан», «Эксомологитария» и «Пидалиона») были высказаны резкие обвинения в том, что его «морализаторство западного типа» будто бы способствовало «юридизации» морали и «обмирщению» греческого общества.

Известный философ и публицист Хр. Яннарас изложил свои воззрения в труде «Православие и Запад в Греции Новейшего времени» («Οϱθοδοξια και Δυση στη Νεωτεϱη Ελλαδα»). Эта книга имела в Греции немалый резонанс. Однако обвинения Яннараса в адрес преподобного Никодима вскоре встретили сопротивление как в Греции в целом, так и на Афоне. Особенно резко выступал против них известный автор жизнеописания преподобного Никодима монах Феоклит Дионисиатский¹⁹.

В 1993 году Священным Кинотом Святой Горы был издан особый меморандум²⁰, в котором опровергались соответствующие воззрения Хр. Яннараса, в частности, противопоставление им «Поучений» святого Космы Этолийского и «Благонравия христиан» преподобного Никодима Святогорца²¹. Некоторые пассажи из этого меморандума настолько хорошо характеризуют взгляды преподобного Никодима, что мы считаем полезным привести их здесь – не столько как пример аргументации афонских оппонентов Хр. Яннараса, сколько в качестве удачного изложения фундаментальных принципов, которыми руководствовался сам преподобный учитель.

«Эти [обращенные] к христианам увещевания – как святого Никодима, так и святого Космы, – чтобы они не участвовали в игрищах, плясках и прочих подобных действах, надлежит понимать и истолковывать в том смысле, в каком и божественный Златоуст увещевает христиан, чтобы они не ходили в театры и на прочие общественные зрелища его времени, учитывая, что в театрах той эпохи представлялись на сцене многие безнравственные и антихристианские зрелища, приносящие великий душевный вред христианам. Кто не знает, что на «чистых» (согласно Яннарасу. – О.Р.) народных празднествах случалось даже до недавнего времени немало безнравственного, а иногда – даже убийства?

Ведь о святом Никодиме можно сказать то же, что приснопамятный отец Георгий Флоровский сказал о святом Иоанне Златоусте, а именно, что тот был пророком совершенной христианской жизни. Как святой Златоуст, так и святой Никодим желал, чтобы христиане жили не в полмеры, а совершенством во Христе, и к нему направлял христиан. Отсюда оправданно и его требование, чтобы христиане избегали действ, которые сами по себе не греховны, но переплетены с эксцессами, которые препятствуют жизни во Христе. Святой не только не способствовал юридизации и секуляризации полноты Церкви, но, совсем напротив, ратовал за правое ее руководство к истинному и святоотеческому благочестию, почему и по достоинству был провозглашен святым и учителем Церкви. Святой Никодим, как и все богоносные отцы, избегает обеих крайностей, то есть и законнической интерпретации Евангелия и отвержения закона, морализаторства, и отвержения какой-либо морали, так как и то и другое удаляет христианина от спасения во Христе. Если теперь святого рассматривают в качестве «законника», поскольку он не беззаконник, то виноват в этом не святой, а те, кто перетолковывают и неправильно объясняют его²².

Думается, в завершение этого небольшого предисловия позволительно привести слова отца Климента (Зедергольма), к сожалению, по сей день актуальные: «Краткий наш очерк заключим выражением желания, чтобы те, кто к тому призван и имеет возможность, познакомили православную Россию со многими еще не известными у нас сочинениями Никодима Святогорца. «Никто на Востоке (повторим слова отца Пар-фения (Агеева). – О.Р.), никто не может его книг и словес до сытости насладиться, всем достает от его кладезя пити, мирским, и монахам, и безмолвникам. Только мы, русские, весьма сожалеем о том, что не сподобляемся пить от его медоточных источников»»²³.

Олег Родионов, кандидат исторических наук

Обращение преподобных Никодима к читателям

(Приводится с незначительными сокращениями)

Не стыжусь громогласно проповедовать, что я не обучен риторическому искусству и свойственной тому дивной силе убеждения. Но если я когда-либо и обучался ему, будучи еще отроком, со временем оно утекло из моей памяти и изгладилось. Отчего я особенно принялся обучаться сокровенной во Христе жизни, отринув всякое заключающееся в словах честолюбие, и слова, которые имел (если когда-то и имел), принося, как некую жертву и ничтожнейший дар Тому, от Кого, и чрез Кого, и к Кому слова всех – Предвечному Слову. И если бы было для меня позволительно, я сказал бы о моих Словах то, что изрек Григорий Богослов, которому я недостоин даже развязать ремень сандалий:

Над сим я трудился много и долгое время.

Но все сии познания, повергнув долу,

положил я к стопам Христовым²⁴.

И поистине, такое всенародное искусство, каковым является риторика, как ее называет премудрый Синесий Киренский²⁵, требует, чтобы занимающиеся им были мужами общественными. А мужу монашествующему, и грубому, и избегающему многолюдности народных толп, каков я, оно вовсе не свойственно. Отчего и Слова эти, которые мое бессилие трудолюбиво составило, ныне дерзновенно представляемые на рассмотрение миру, не украшены риторическими фигурами, не имеют вступлений искусных и величественных, не изобилуют изящными повествованиями, не украшаются четырехчленными и закругленными периодами, не гордятся великолепием так называемых фигур мысли и слова, не вызывают волнения, не богаты красивыми переходами, и просто сказать, не изукрашены цветами и различными красотами риторических лугов, благодаря которым слушатели чествуют ритора рукоплесканиями и похвалами. Но они выходят в свет типографским способом некрасивыми, нериторическими, облаченными в подобные рубищу и изодранные одежды, каковые носит и наша собственная грубость и пустыня.

[...] Подражая воистину златому ритору Церкви Христовой и преблаженному человеку [св. Иоанну Златоусту. – Примеч. ред.], и я, даже прикасаться к ногам его не достойный, составил эти Слова, используя простой и лишенный риторических украшений стиль, заботясь не о похвалах со стороны немногих и разумных, а о душевной пользе многих и неразумных христиан, во-первых, потому что похвалы и рукоплескания, растворяясь в воздухе, исчезают, польза же для души пребывает бессмертной и доставляет вечное воздаяние и говорящему, и слушающему, о чем также говорит Златоуст:«Какая мне польза от похвал, если я не буду видеть вас преуспевающими в добродетели?.. Похвала проповеднику – не рукоплескание, но ревность слушателей о благочестии... Шумное одобрение, как только вышло из уст, то, рассеиваясь в воздухе, исчезает, а исправление слушателей доставляет неоскудевающую и бессмертную награду и говорящему и слушающим»²⁶. А во-вторых, потому что те, кто, ожидая похвалы от людей, составляет слова напоказ, с темными метафорами, с горгиевыми схемами и гармоничным завершением фраз²⁷, и со всем огнедышащим ухищрением риторического искусства, испытывают тем самым троякий вред: первый – потому что они лишают душевной пользы большинство простых христиан (ведь их уши не слышат, а следовательно, и не постигают риторических и искусно сложенных слов); второй – потому что и те немногие, которые понимают эти риторические слова, но при этом только хвалят их и не исполняют, согрешают еще больше; и третий – потому что и сами говорящие напоказ становятся достойными смеха, так как не достигают того намерения и той цели, ради которых составляют искусные слова: а это – польза слушателей; и только одно делают: превращают Церковь Христову не в училище духовное и школу, но как будто в театр, в котором бывают только рукоплескания и похвалы зрителей, и больше ничего. Так златыми буквами начертала писчая трость ритора Иоанна: «Ибо если ты хвалишь сказанное, а не исполняешь того, что хвалишь, то тебе это служит к тягчайшему наказанию и большему осуждению, а нам к стыду и посмеянию. Здесь не театр, здесь вы смотрите не на актеров, чтобы только рукоплескать. Здесь училище духовное»²⁸.

Поэтому и я в составлении настоящих Слов не стал заботиться о риторическом красноречии и красоте выражений, как лишенный этого; но постарался сохранить только одну красоту, – красоту истины и дел. Ибо это – свойство внутреннего любомудрия, согласно Григорию Богослову, который говорит; «Полагаю же, что всякий, имеющий ум, признает первым для нас благом ученость, и не только эту благороднейшую и нашу ученость, которая, презирая все украшения и плодовитость речи, берется за единое спасение и за красоту умосозерцаемую»²⁹. Отчего я и слова использовал неученые и простые, только лишь для того, чтобы понимали неученые и простые братья мои христиане. Ибо я вижу, что и Василий Великий в послании к Диодору хвалит такое составление речей, говоря: «Читал я книги, присланные твоею досточестностию... Простота и неискусственность слога показались мне приличными намерению христианина, который пишет не столько напоказ, сколько для общей пользы»³⁰. Но и еще прежде Василия Великого божественный Апостол осуждает тех, кто говорит с простецами и варварами языком, которого они не понимают, хвалит же, напротив, тех, кто с простецами беседует простым языком, чтобы они понимали. Ибо он говорит: «Теперь, если я приду к вам, братия, и стану говорить на незнакомых языках, то какую принесу вам пользу?» (1Кор. 14:6) и «Если я не разумею значения слов, то я для говорящего чужестранец» (1Кор.14:11), а также: «Ибо если ты будешь благословлять духом, то стоящий на месте простолюдина как скажет: «аминь» при твоем благодарении? Ибо он не понимает, что ты говоришь. Ты хорошо благодаришь, но другой не назидается» (1Кор.14:16). И еще: «В церкви хочу лучше пять слов сказать умом моим, чтобы и других наставить, нежели тьму слов на незнакомом языке» (1Кор. 14:19). И еще: «Все сие да будет к назиданию» (1Кор.14:26). Итак, примите благосклонно настоящие простые и душеполезные Слова, братья мои во Христе возлюбленные, примите Слова, которые мы судили приличным назвать «Благонравием христиан», так как по большей части они направлены на то, чтобы исправить нравы нынешних христиан, и я сообщаю вам, что если вы будете их постоянно изучать и читать, а также на деле осуществлять читаемое, то в краткий срок претворите извращенные, и дурные, и антихристианские нравы, которые вы теперь имеете, и стяжаете иные нравы – правые, благие и поистине христианские. А посредством таких нравов вы и самих себя спасете, и язычников, и неверных, которые смотрят на вас, подвигнете к тому, что они будут дивиться внешним добродетельным нравам жизни вашей и внутренним догматам веры вашей. А что язычники будут дивиться этому – не малое дело, но, напротив, великое. Ибо от этого они подвигнуты будут к тому, чтобы удивляться и Христу, в Которого веруют христиане, и мало-помалу привлечены будут к вере в Него. Потому и сказал Златоречивый: «Ведь язычники судят о догматах не по учению, а по делам и жизни... А это не маловажное, но весьма большое дело – чтобы наше учение уважалось за наше поведение»³¹.

Ведь жизнь и вера, нравы и догматы – всё это, говорю, является причиной одно для другого и сопутствует друг другу, так что если кто имеет одно из этого, по необходимости должен иметь и другое, как сказал Григорий Богослов в мыслях, написанных элегическими двустишиями:

Для меня равно худы – и негодная жизнь и негодное слово.

Если имеешь одно, будешь иметь то и другое³².

Поэтому если христиане имеют добрую жизнь и благие нравы, этим они дают понять и взирающим на них язычникам что, следовательно, они имеют и веру истинную, и догматы правые; если же имеют жизнь дурную и нравы лукавые, то дадут повод язычникам говорить, что у христиан вера – ложная и догматы непрочные. Ведь жизнь и нравы суть доказательство веры и догматов, а не наоборот. Ибо Брат Господень апостол Иаков говорит: «Я покажу тебе веру мою из дел моих» (Иак.2:18). А какое осуждение и мучение постигнет того, кто станет причиной обвинения и хулы от язычников в отношении веры и догматов христианских, язык человеческий не может высказать.

Не удивляйтесь же, братья мои христиане, видя, что Слова эти по объему весьма велики. Ведь это мы сделали, во-первых, чтобы дать материал и многочисленные доказательства тому, кто просил составить эти Слова, – преподобнейшему и благоговейнейшему во иереях господину Георгию, происходящему из селения в Кесарии, называемого по-турецки Нем Сеер, а также любому другому неопытному священнопроповеднику Божественного Евангелия; и во-вторых, потому что благословенный божественный Златоуст, мой ритор, сладчайшею сиреною благоречивого своего языка и магнетической и действенной силою златых своих словес (которые мы излагаем целиком, как они написаны на древнегреческом языке, ради достоверности, и из которых мы заимствовали большинство доводов), настолько нас привлекал и очаровывал, что, когда мы хотели найти какое-нибудь златое его изречение, подходящее для рассматриваемого нами предмета, часто мы старались (исповедую страсть, которой я страдаю) отказаться от включения этого отрывка в книгу, и не могли. Отчего и помимо нашего желания Слова сделались весьма пространными, за что и просим у читателей прощения. Однако умеряет их величину и облегчает труд читателей разделение этих Слов на различные главы и разнообразие многочисленных изречений из Священного Писания и мыслей божественных Отцов. И в особенности то слово, которое изрек Василий Великий, что «таковым слушанием не может насытиться Церковь», подтверждая тем самым слова Екклесиаста: «не исполнится ухо слышания»» (Еккл. 1:8)³³.

Итак, читая и получая пользу от этих Слов, не забывайте, прошу [вас], братья, молить Господа о прощении грехов того, кто совершил этот труд, того, кто побудил его к этому, и того, кто издал [книгу] типографским способом.

Желаю вам здравия!