Сборник для истории старообрядчества. Том 2. Вып. 4: Исторические очерки беглопоповщины на Иргизе с 1762–1866 года. Отд. 1: Старообрядческие монастыри

Под названием «Иргизские старообрядцы» следует разуметь не одних только обитателей обширного побережья Большого и Малого Иргиза, но и всех старообрядцев беглопоповщинского согласия, переселившихся из-за границы в Саратовскую и нынешнюю Самарскую губернии, с дозволения, дарованного указом, 14 декабря 1762 г., императрицы Екатерины.

Прежде нежели мы приступим к описанию Беглопоповщины на реках Большом и Малом Иргизе, скажем несколько объяснительных слов о беглопоповцах вообще.

При первом появлении раскола и отделении его от православной церкви у старообрядцев поповщины ощущался недостаток в законных лицах, необходимых для совершения таинств и церковного Богослужения. С этою целью они начали сманивать попов у православных, платили им большие деньги, чествовали их и тем привлекли к себе многих иереев, которые покидали скудные свои приходы и искали в расколе улучшения своей участи. Таким образом, целая раскольничья духовная иерархия составилась из беглых попов, и старообрядцы, составившие такую иерархию, получили название Беглопоповщины.

Впоследствии, строгие меры правительства чрезвычайно затрудняли побеги попов; перешедшие уже к раскольникам священнослужители, подвергались большим преследованиям со стороны местных властей. Совершенный недостаток в священниках побудил значительную часть старообрядцев совершать обряды без их содействия, следствием этого было то, что в Беглопоповщине образовалась новая секта безпоповцев. которая в верованиях своих первоначально разнилась от коренных старообрядцев тем, что за упразднением в их согласии попов, она упразднила и таинства, которые без содействия священнослужителей совершаемы быть не могут, и из семи таинств исповедовала только два: крещение и покаяние. Эти диссиденты получили название безпоповцев.

Остальные беглопоповцы, не изменившие своим верованиям и крепко державшиеся древнего, по старым книгам, благочестия, составили отдельное согласие. Центром этого согласия были первоначально Стародубские слободы, что на Украине, потом Ветковские, в Черниговской губернии.

С усилением преследований со стороны правительства против раскола, старообрядцы бежали тысячами за границу, а оставшиеся в России рассеялись по разным губерниям и укрывались в лесах; те же, которые приютились в городах и селах, скрывали свою веру, обряды свои совершали втайне, так что многие за духовными требами уходили в скиты поселившихся в лесах отшельников.

Так шли дела старообрядцев до 1762 года. В этом году, как известно, состоялся указ Екатерины Второй, коим разрешено было зарубежным старообрядцам возвратиться на родину. Воспользовавшиеся этою милостью, старообрядцы поселились на реках Большом и Малом Иргизе, и отчасти в Саратовской и нынешней Самарской губерниях, и получили название Иргизцев – от рек, вдоль которых зарубежные выходцы основали первые слободы, и затем монастыри.

В 1771 году основалось в Москве Рогожское кладбище согласия Беглопоповщины. Кладбище это, вследствие случайных причин, о которых здесь не место распространяться, приобрело во время бывшей в Москве моровой язвы огромные богатства и сделалось главным центром согласия беглопоповцев. Иргизцы, однако же, не теряли от этого своего значения, тем более, что и правительство смотрело на них благосклоннее, нежели на прочие согласия раскола: Императрица Екатерина, Император Павел, Император Александр I предоставляли тамошним монастырям много льгот и преимуществ. И в глазах единоверцев старообрядческие монастыри на Иргизе пользовались особенным уважением, так что здешние и из других мест поповцы часто отправляли туда беглых православных священников для справы.

В 1847 году, стараниями богатых рогожцев, вызван был из Константинополя, проживавший там праздно греческий митрополит Амвросий, отрешенный цареградским патриархом Анфимом от боснийской митрополии, с воспрещением священнодействовать. Этого митрополита рогожцы поселяли в Белой Кринице и исходатайствовали ему у австрийского правительства разрешение там жить и стать во главе тамошних старообрядческих поселенцев. Таким образом, образовалась белокриницкая старообрядческая митрополия.

Вскоре по своем прибытии в Белую Криницу рекомый митрополит Амвросий постриг в иноческий чин проживавшего там уставщика Киприяна Тимофеева и при том же Богослужении возвел его, по степеням священной иерархии, в сан старообрядческого митрополита всея Руси, под именем Кирилла. Кирилл, в свою очередь по требованию рогожцев, поставил им епископов и попов, сколько им было нужно. Эти новопоставленники, прибыв тайно в Россию, заняли все праздные места священников у Рогожского согласия, служили обедни и справляли духовные требы.

Иргизцы, однако же, не последовали примеру рогожцев. Они не признавали за отрешенным митрополитом Амвросием права хиротонии, тем более, что по их справкам Амвросий принял крещение, по обычаю места, где родился, не троекратным погружением, а обливанием и, следовательно, в глазах старообрядцев был еретиком, – потому-то не признавали действительным священство посвященного им митрополита Кирилла, а равно, и ставленных Кириллом епископов и попов, продолжая справлять свои церковные обряды и требы исключительно беглыми от православия попами и не допуская к себе белокриницких ставленников. Впоследствии, в согласие иргизской беглопоповщины допущены и собственные их ставленники, и даже небольшое число белокриницких, как увидят читатели во втором отделе этих очерков.

Замечательно, что иргизцы по раскольничьим переписям не попали в общее счисление старообрядцев в России, за последние три года (1862–1865 г.). В 1862 году вдруг убыло из известного между раскольниками числа старообрядцев до 500 тысяч душ. Никто не знал, куда они девались. Между тем, вот от чего произошел этот недочет.

Когда Иргизцы отделились от Рогожцев, эти последние полагали, что они перешли к безпоповцам; в действительности же они и не думали присоединяться к этому согласию, а между тем от согласия рогожцев были отчислены. Таким образом, ни в одном из известных старообрядческих согласий, цифра последователей оного не увеличивалась полумиллионом новых приверженцев, а в Рогожском согласии оказалась на это число убыль. Странно, что не одному согласию не пришло на ум, что иргизцы, отпавши от рогожцев, образовали свое самостоятельное согласие, или, правильнее, как мы увидим во втором отделе этих очерков, несколько согласий того же поповщинского толка.

Теперь иргизскими старообрядцами называют не только обитателей по рекам этого имени и в окрестностях их, но и всех тех, которые следуют правилам, установленным иргизцами, где бы эти приверженцы нового согласия не обитали. Теперь иргизцы не только жители известных местностей, но отдельное самостоятельное в расколе, или в старообрядчестве, согласие.

Предлагаемые очерки составлены по запискам иргизских старообрядцев, собранным одним из их единоверцев. В этот Сборник вошли письменные свидетельства современников разных событий, изустные предания старожилов, подлинные письма последователей этого согласия в различные эпохи этого почти столетнего периода и дневники, в которых современники, по исконному обычаю старообрядцев записывали все замечательное из религиозной н общественной жизни.

Составляя эти очерки, я указал на все известные в литературе данные, подтверждающие описываемые мною происшествия, а равно, и на те, которые противоречат сообщаемым мною сведениям.

Я разделил эти очерки на два отдела: в первом из них изложено происхождение старообрядческих монастырей на Иргизе, со дня их основания и до времени их уничтожения. В приложении я излагаю религиозную жизнь иргизцев и основные начала их верований; во втором – их бытовую сторону¹, с 1762 г. по 1865 г.; их современные религиозные обряды, верования и проч. проч.

Я начал с эпохи переселения Беглопоповщины из-за границы на Иргиз (1762 г.). Но, чтобы объяснить читателям, как поводы, побудившие этих старообрядцев покинуть родину, так и причины, вызвавшие их снова в отечество, я считаю необходимым вернуться к эпохе первоначального появления раскола в России и рассказать вкратце те события из истории, которые имеют прямое отношение к иргизским переселенцам.

Известный Московский Собор в 1667 г. одобрил книжное исправление патриарха Никона, а на самых раскольников, как неповинующихся уставам св. восточной кафолической церкви и отвергавшим новоисправленные богослужебные книги, изрек анафему.

Собор этот, опровергнув самые коренные начала раскола, изложенные в челобитных попов Лазаря и Никиты, одобрил книгу: «Жезл правления» Симеона Полоцкого, в которой было сказано, что «еретики и раскольники, не токмо церковным наказанием имут наказаться, но и царским, сиречь гражданским, законом и казнением».

Согласно с постановлениями этого собора царь Алексей Михайлович многих расколоучителей, как хулителей св. церкви «в оземствование посла и в темницы заточи, а иных хульников повеле огню предати за нестерпимыя их богомерзския хулы»².

Затем снова в 1681 году, Царь Феодор Алексеевич, прислал от себя на собор духовный, состоявшийся в Москве (в ноябре) под председательством патриарха Иоакима письменные предложения, где, между прочим, постановлены были меры против раскола нисколько не легче прежних³.

Вскоре изданы еще в дополнение к предшествовавшим распоряжениям известные двенадцать статей указа царевны Софии Алексеевны 1685 года, Апреля 7-го⁴.

Указом этим, предписывалось ловить повсеместно как расколоучителей, так их и последователей, предавать вначале духовной власти, а буде раскольники не покаятся и не покорятся св. церкви, предавать их, чрез гражданскую власть, на сожжение в срубах, или вообще казнить смертью, а иных бить кнутом и отсылать для исправления к местным архиереям. По словам преосвященного Макария (в его истории): «раскол решительно был запрещен в России, и никто ни в городах, ни в селениях, не смел открыто держаться его. Потому раскольники или таили свою веру, или убегали в пустыни и леса, где заводили для себя приюты. Но и там их отыскивали, жилища их разоряли, а самих приводили к духовным властям для убеждений; в случае же нераскаянности предавали градскому суду и часто смерти»⁵.

В это тяжелое для раскола время, из конца в конец русской земли раздался голос их учителей: «за рубежем древнее благочестие во ослабе» (т. е. свободно, не преследуется). Старообрядцы, теснимые правительством, вынуждены были послушать голоса своих наставников. Они бежали из России громадными толпами в Польшу, в Турцию и в другие иноземные владения. Чем более было выходцев из России, тем сильнее и строже преследовались старообрядцы на родине. Мы не будем говорить о всех зарубежных выходцах из России и перейдем исключительно к тем, которые возвратились опять в отечество и основали свои поселения на Большом и Малом Иргизах.

Первым выходцем на рубеж литовский, в Украину Стародубскую, был поп Кузьма, бежавший от своего прихода «Всех Святых», что на Кулишках, в Москве.

Когда Собор 1667 года изрек на раскольников анафему, поп Кузьма не захотел оставаться в Москве, которую теперь называл «Вавилоном». С двенадцатью семействами самых ревностных к старому обряду прихожан бежал он в Стародуб. Гаврила Иванович, сотник стародубского полка, велел курковскому атаману Ломаке поселить московских выходцев в местечке Понуровке. Подле этого местечка, на реке Ровне, явилось в 1669 году первое раскольничье поселение в Стародуб.

Только через пятнадцать лет, царевна София и патриарх Иоаким узнали об этих поселениях. Тамошнему полковнику повелено было применить, относительно поселившихся в Стародубье вышеприведенные 12 статей, указа 1685 года, и возвратить их на родину.

Тогда старообрядческие поселенцы стародубских слобод перешли рубеж литовский, бывший от них всего верстах в пятнадцати. Здесь, у самой почти границы, они нашли для себя удобное место. На пустом острове р. Сожи, текущей в Днестр, недалеко от нынешнего Гомеля, они построили первую слободу, названную по имени острова – Веткою. Это было в 1685 году. Чрез десять лет по основании, Ветка сделалась средоточием всей поповщины и, как бы, ее митрополией.

В 1695 году, инок Феодосий, вместе с двумя попами, освятил на Ветке церковь во имя Покрова Пресв. Богородицы. Это была первая раскольничья церковь и литургия в день освящения этой церкви была первой раскольничьей обедней.

Понятно, что ветковские старообрядцы в глазах других своих единоверцев с своею церковью и обеднями возвышались день ото дня. Толпы за толпами переходили на берега Сожи, и вскоре эти пришельцы населили здесь четырнадцать больших слобод. В них было до сорока тысяч жителей и среди них явились монастыри мужеские и женские⁶.

В царствование Петра Первого, не было таких преследований и гонений, как это было в предшествующие, начальные, времена раскола. – Петр, занятый реформами своего государства, ломал с деспотическою силою жизнь и русские нравы, и вековые обычаи управляемого им народа. Он от общины диссидентов православной церкви задумал иметь те выгоды, которые ему были в то время так нужны. В его указах, изданных с 1716 по 1724 г., раскольники обращались более в оброчную, выгодную для государства общину: клались двойные на них подати, – за тайные или сводные раскольничьи браки взимались по три рубля, «на обе стороны поровну, а с богатых и больше»⁷.

По смерти Петра, в 1728 г. предписано взимать с раскольников также вдвойне подушные деньги, с женщин же – половинный подушный оклад; непахотных людей, не бреющих бороды писать в раскол и взыскивать с них двойной оклад, а за бороду по 50 руб.

В 1729 г. вязниковские раскольники обложены гривенными деньгами в пользу тамошнего православного духовенства.

В 1730 г. положено наказание за совращение в раскол, состоящее в жестоком наказании, вечной ссылке на галеры и отобрании в казну всего движимого и недвижимого имущества; нижегородскому епископу подчинены Балахна, Юрьевец-Поволожский, часть Галицкого уезда, города Ярополч, Гороховец, Арзамас и Вязниковская слобода, для успешнейшего искоренения в них раскола. Олонецкие раскольники и пустынножители, платившие двойной оклад, освобождены от рекрутской повинности⁸.

Правление Анны Иоанновны, или, вернее сказать, Бирона, с его богомольцем Феофаном Прокоповичем, было одно из самых тяжких эпох как для раскольников, так и для всех вообще русских.

Необузданная воля безответно действовавшего Бирона, при содействии его клевретов, неутомимо водила к допросам и в застенки Преображенского Приказа не только «отщепенцев», осмелившихся заподозрить полновластного Бирона в «ереси» и в тирании, и в нелюбви к русскому народу, но даже и православных епископов не миновала та же участь. Такими жертвами были: архиепископ тверской Феофилакт Лопатинский, Григорий Дашков, Лев (Юрлов), митрополит Коломенский, Игнатий (Стола), архиепископ киевский Варлаам (Ванатовнч) и множество других. Раскольникам в это время еще более доставалось от застенков и пыток этих чужеземных властей.

Но, как еще с XVII века, старообрядцам была знакома дорога за рубеж России, то они бросились бежать из нее еще большими толпами, нежели в предшествующее время, в Турцию, Молдавию, Австрию и другие места. Вслед за старообрядцами, узнали путь за рубеж и другие: бежали дезертиры с заводов, преступники, а потом православное монашество и духовенство.

В 1735 году, как видно из истории, возвращено было старообрядцев с Ветки под распоряжением полковника Сытина до сорока тысяч душ.

С падением Ветки усилились и возвысились стародубские слободы; народонаселение их почти удвоилось.

В правление Елизаветы Петровны, церковь православная ожила, и по словам одного современного ей проповедника Димитрия Сеченова, «было не благополучное время, но прошла тая лютая нечестия зима, возсияло ведро благочестия»⁹.

По смерти Елизаветы Петровны, Император Петр III в 1762 году препроводил на рассмотрение Сената высочайший указ, которым разрешено раскольникам, бежавшим за границу, возвратиться в Россию и селиться в Сибири, в Барабинской степи и некоторых других местах – с тем, чтобы «никакого в содержании закона, по их обыкновению, возбранения не чинить, ибо во Всероссийской Его Императорского Величества империи и иноверцы, яко магометане и идолопоклонники состоят, а те раскольники христиане, точию во едином застарелом суеверии и упрямстве состоят, что отвращать должно, не принуждением и огорчением их, от которого они, бегая за границу, в том же состоянии множественным числом проживают бесполезно, и для того Его Императорское Величество Высочайше указать соизволил, о том сочиня Сенату обстоятельное учреждение, предложить к Высочайшей апробации»¹⁰.

Это была первая благодетельная мысль, первая попытка со стороны правителей России, в отношении старообрядцев, как зарубежных, так и находящихся внутри государства. Желание Петра III предупредило смерть его, и, что задумал Петр, то исполнила Екатерина II.

Вскоре по восшествии на престол императрицы Екатерины Второй, в манифесте от 4 декабря 1762 года, обвялена была, между прочим, следующая высочайшая милость: «Бежавшим из своего отечества, подданным возвращаться позволяем и обнадеживаем, что, им, хотя б по законам и следовало учинить наказание, но, однако ж, все их до сего преступления прощаем, надеясь, что они, восчувствовав к нам сии, нами оказываемые матерние щедроты, потщатся, поселясь в России пожить спокойно и в благоденствии в пользу свою и всего общества»¹¹.

В указе, данном вследствие сего манифеста (от 14 декабря), было сказано: 1) раскольники не только за побеги, но и во всех преступлениях прощаются; 2) как в бритье бороды, так и в ношении указного платья никакого принуждения им чинено не будет; 3) дается каждому на волю, к помещикам ли кто идти пожелает или государственными крестьянами, или же в купечество записаться, и только должны они платить такой раскольничий оклад, какой и прочие раскольники платят; 4) со времени выхода раскольников, при поселении каждому дается от всяких податей и работ льгота на шесть лет и 5) наконец, дается всевозможное удобство перехода из-за границы на желаемое место, а именно – сказано было в указе, командующим на заставах дано уже приказание охранять их от всяких обид и притеснений, со всякими их пожитками, давая паспорты, отпускать, кто куда пожелает к поселению; на пути давать им свободный пропуск и квартиры; губернаторам и воеводам накрепко подтверждено, чтобы в поселении им ни от кого препятствий чинено не было, и не отбирая, и не требуя из их имений ничего, оказываемо бы было им при том новом поселении все удобовозможное вспоможение. Места для поселения, желающим выйти из-за рубежа раскольникам указаны почти по всей заволжской части, в Саратовской и Самарской губерниях, более 70,000 десятин земли, удобной к поселению¹².

В этом же указе упомянуто, что: «вверх по Иргизу весьма плодородные и выгодные земли имеются, на которых при устье Большого Иргиза и по другим речкам, более тысячи человек российских подданных уже и поселились».

Любовь к родине ожила в старообрядцах при чтении Царицыной грамоты. Были случаи, что отец жил зарубежом, а семейство в России, и наоборот. Шумно начались по раскольничьим общинам сходбища, толки, совещания.

Старообрядческие поселенцы располагались по берегам рек: Медведицы, Хопра, Илавли и самой Волги. В нижних частях губернии, до второй половины XVIII века, были огромные степи, а верхние уезды: кузнецкий, хвалынский и волгский, покрыты были почти сплошными лесами.

В этих степях и лесах, далеких от Москвы и Петербурга, укрывались всякого рода бродяги и преступники; сюда также часто убегали раскольники, которых в первое время раскола строго преследовала духовная и гражданская власть. Для беглых представляли широкое приволье, непроходимые леса и неведомые пути необъятной степи; в николаевском уезде, где и доныне есть, так называемая, Сиротская дорога. Дорога эта идет от Волги, чрез р. Большой Иргиз и выходить на общий Сырт, или Уральские горы. Старожилы по Иргизу, говорят, что Сиротскую дорогу проложили люди сирые, т. е. бежавшие от преследования правительства, в степи на Урал и в Хиву, где и селились, или кочевали¹³.

Вот в этой-то местности, посреди этого бродячего люда, поселились первые старообрядцы, выходцы из Польши. Они заняли обильные водою, лесом и лугами места, в числе 120 дворов, и основали по течению Большого Иргиза, в 30 верстах от Волги, слободы:

Криволучье и, недалеко от него, Балаково, в 74 верстах Каменку, в числе 12 дворов, и еще выше по Иргизу в 80 верстах от Волги – Мечетное, ныне г. Николаевск; сюда первоначально переселилось не более 12 человек с Ветки. Хорошее местоположение, соединяющее в себе и богатство природы, и выгоды прибережья, и потом отдаленность от Петербурга, опасного для раскольников, способствовали тому, что центры старообрядческих обществ мало-помалу изменились; старые упадали, возвысились до того времени незначительные и возникли новые.

В самом начале, ветковских жителей переселенцев из Польши на Иргиз было немного. Большая часть из раскольников не послушалась пригласительного указа Екатерины и занималась разбоями в Польше и русских владениях. Поэтому в 1764 году туда послан был генерал-майор Маслов с войском, который разорил слободу и 20 тысяч старообрядцев вывел в Россию. Их водворили в Сибири. Ветка снова была опустошена. С этого времени более всех других, как то Стародубских и Керженских слобод утвердились иргизские старообрядцы; они сделались с конца XVIII столетия главным центром раскола, по случаю открывшихся на Иргизе раскольничьих монастырей поповщины, как это мы увидим ниже.

В указе 1762 г. императрицы Екатерины были даны широкие права старообрядцам из заграничных выходцев; кроме того, что им прощались все прежние преступления, – дозволялось даже не объявлять своего прежнего имени. Так, напр., из Молдавии выселился тогда старообрядец, под именем Петра, прежде бывший помещичий крестьянин Харлампий, бежавший от рекрутства; подобных поселенцев на Иргизе было самое больше число. Разумеется, эти права давались только тем, кто бежал и жил вне России до указа 1762 года, но и это условие не совсем соблюдалось на деле.

Беглые дезертиры с заводов, преступники, крестьяне, бежавшие от помещиков, воспользовались милостями Государыни, они убегали за рубеж России и потом возвращались по силе данного указа под видом раскольников под чужими именами на водворение по Иргизу.

Почти в одно время с зарубежными выселенцами пришли на Иргиз и старообрядческие монахи, выходцы из Польши, учители их древнего благочестия. Эти монахи устроили в лесах неподалеку от сказанных селений, сначала землянки для богослужения, а потом из землянок образовались скиты. Но о них мы скажем в особой главе.

Основание монастыря. – Его строители и настоятели. – Постройка при монастыре церквей. – Настоятель Прохор. – Кто такой был монах Прохор; слухи и толки о нем, распространенные на Иргизе. – Монаршие милости и благоволение Иргизским монастырям. – Преследование беглых попов, живших в монастырях и распоряжения правительственные, касающиеся этих попов и монастырей на Иргизе. Арест строителя Прохора и с ним двух иноков. – Указ о перечислении Нижне-Воскресенского монастыря, и его переход в единоверие. – Опись церковных вещей этого монастыря и проч.

Первыми выселенцами на Иргиз были почти все из западных губерний Польши старообрядцы Ветковского согласия, которые, между прочим, населили местность Кривую Луку (в Саратовской губ.), на берегу реки Большого Иргиза и дали название селу по его местности – Криволучье.

Почти в то же время пришел сюда со старообрядцами из западной Руси монах Авраамий с 12-ю иноками. Авраамий с своею братией, не вдалеке от селения Криволучья, избрал себе место в Черном (дубовом) лесу, между рекой Иргизом и озером; здесь они задумали основать свой скит, по тому образцу, по какому был у них в западных губерниях: вырыли там для жилья землянки и стали проводить строгую монашескую жизнь, под руководством монаха Авраамия.

Окрестные жители скоро узнали о новопоселившемся скитнике и стекались к нему за поучениями и объяснениями правил суровой отшельнической жизни. Быстро разнеслась слава о скитнике Авраамии и его иноках; многие из окрестных старообрядцев пожелали вступить в число братий и день ото дня землянки у отшельников прибывали. Общим голосом монаха Авраамия избрали главой их духовной общины. И, таким образом, из этих землянок образовался первый скит, который и назван в честь его основателя Авраамиевым¹⁴.

Большая часть жителей из окрестных селений стекались в скит к Авраамию за духовными требами, что и заставило иноков подумать о построении церкви, при своем ските. Впрочем, основатель скита, монах Авраамий не успел осуществить этого желания, он вскоре умер, и был схоронен своею братией. По смерти основателя, скитники должны были избрать ему преемника и по жребию выбор пал на схимонаха Андриана, которого наименовали скитским строителем¹⁵, или настоятелем.

Во время управления монастырем этого строителя Андриана, пришел в скит Авраамия какой-то странник под именем Саратовского купеческого сына, Петра Калмыкова. В числе этих скитников находился монах по имени Авва, красноречие которого снискало расположение к нему всей братии. Новый пришлец часто беседовал с ним и, увлеченный диалектикой Аввы, пожелал с ним жить и окончить дни свои в иноческом чине. Пришельца братия охотно приняла в скит свой и он усердно отправлял все суровые обязанности отшельнической жизни. Отшельники полюбили этого пришельца за его ум и его познания в грамотности и письме, которыми он превосходил других. Братия Авраамиева сделала снова совещание относительно постройки церкви, долго шли переговоры о том, где и какими средствами осуществить свое желание. На этом совещании уже был новопоселившийся инок Прохор Калмыков и, к неожиданной радости монахов, Калмыков взялся осуществить их задушевное желание, т. е. выстроить в ските церковь. Он объявил, что отец его обладает в Саратове огромным богатством и имеет близкие сношения с правительством. Неожиданное предложение новопришельца поразило монахов; вся братия была проникнута радостью. Такой дорогой гость и такая неожиданная помощь были приписаны ими единогласно воле Вышнего, ниспославшего им счастье за их древнее благочестие, и это было потому уже неожиданностью со стороны скитников, что в монастыри или скиты старообрядческие люди, обыкновенно, поселялись бездомные и бесприютные, богатые же пришельцы в скиту были исключением. – Братия Авраамиева скита первым делом решили приступить к благодарственному молебну за ниспосланную Господом Богом им благодать и милость Свою: положили тут же большой начал, и гнусливым голосом настоятель Андриан сделал возглас, началось богослужение. С окончанием молебна они выбрали место для сооружения церкви и, вместе с тем, приняли и все другие меры к скорейшему и беспрепятственному исполнению задуманного ими дела, не медля ни мало был послан один из скитников в Саратов к отцу нового ревнителя сообщить Калмыкову о желании и намерениях его сына Петра; отец, как видно из хода самого дела, не прочь был от вспомоществования на эту церковь, он тогда же прислал нужные на постройку деньги, и – что важнее – вместе с ними доставлена в скит полотняная (походная) церковь, освященная во имя «Воскресения Христова». (Церковь эта впоследствии перешла к единоверцам). Относительно присланной отцом Петру Калмыкову полотняной церкви, а равно, и о его личности я привожу здесь читателям сохранившиеся на Иргизе устные предания, не подтверждаемые, впрочем, никакими несомненными свидетельствами. За основательность этой молвы ручаются только тамошние старожилы. Однажды богатый Саратовский купец Калмыков, занимавшийся обширною торговлею хлебом по разным местам России, отправил караван с хлебом в Уральск и при нем своего сына Петра. В дороге, близ Урала, настигла обоз Калмыкова Заяицкая орда, напала на него и отбила весь караван с хлебом, а сына Калмыкова Петра, находившегося при обозе, хищники, тут же на дороге лишили жизни. Слух об этом печальном происшествии дошел и в Саратов до купца Калмыкова.

Но в скором времени, после слуха о несчастной смерти Калмыкова сына, явился в г. Саратов к старику Калмыкову неизвестный молодой парень и объявил о себе, что он сын его, тот самый, о котором распустили ложный слух, будто он убит. «Как видите, батюшка, говорил пришелец, указывая на себя, я здесь перед вами жив и здоров, но действительно я был взят силою дикой орды и находился в плену у бухарцев, и при первой возможности скрылся от них, и пришел сюда. И, когда еще я был пленником, то в молитве дал клятвенный обет, что в случае избавления моего из плена и за сохранение моей жизни, я посвящу жизнь свою на служение Богу, как избавителю моему в иноческом чине, в чем и прошу вашего родительского благословения».

И будто бы без дальней поверки, этот мнимо воскресший сын тут же получил от отца благословение и помощь, и, не медля ни минуты, ушел на Иргиз, где, как мы уже видели выше, явился в Авраамиев скит.

И, как видно, для этого скитника Петра, Саратовский купец Калмыков, посредством своего влияния и связям в столице с сильными людьми при дворе, получил дозволение на построение церкви в ските, где поселился его сын. Это было ранее 1787 г. Новопоселившийся, сын Калмыков, в Авраамиевом скиту, приняв иноческий чин, переименовал себя из Петра в Прохора. По смерти монаха Андриана, он избран был братией в настоятели этого скита, это было уже в 1787 г.

Тотчас же по вступлении Прохора в должность настоятеля, скитская братия приступила к постройке деревянной церкви с высокою колокольнею. С окончанием этого храма иноки стали заботиться о внутреннем украшении самой церкви. Заказан был иконостас известному в то время старообрядческому иконописцу Ивану Федорову Пошехонову, в Твери, а самые стены были расписаны изображениями, взятыми из Апокалипсиса, и в самой церкви поставлена большая гробница для богато украшенной плащаницы. Это происходило в 1787 г., в этот же год к общей радости, как окрестных старообрядцев, так и скитников, было торжественное освящение этой новопостроенной церкви во имя «Воскресения Христова». Впоследствии при этом ските выстроена строителем Прохором и другая церковь во имя Рождества Богородицы, но эта церковь вскоре сгорела¹⁶.

Прохор с принятием на себя должности настоятеля старался всеми силами о правах и благосостоянии не только одного своего скита, но и других, ему окрестных, с их старообрядцами. И чем более было его успехов от тогдашнего правительства, в отношении монарших милостей к новопоселенцам на Иргизе, тем более было толков и догадок о личности настоятеля Нижне-Воскресенского монастыря Прохора.

Он сделался вскоре, как в самом скиту, так и у поселенцев околодка, лицом загадочным, и догадкам, и толкам не было конца.

Не лишним считаем привести замечание автора одного из дневников, коими мы пользовались при составлении своих очерков, «что благоволение и милости трех Государей к иргизским скитникам, о которых мы будем говорить ниже, исходатайствованы большей частью настоятелем Прохором». Дело в том, что ни современники, ни предание не признают инока Прохора, настоятеля Нижне-Воскресенского монастыря Петром, сыном купца Калмыкова.

Для истории одних догадок недостаточно, достоверных же свидетельств о таинственном происхождении инока Прохора современные факты не представляют. Льготы и милости, дарованные скитам по ходатайству этого настоятеля, не могут служить основательной опорой носившимся тогда о нем слухам: времена Екатерины и последующих царствований представляют много примеров царских милостей для раскольников, как это будет изложено ниже.

Монаршие милости, о которых мы здесь упомянули, приводим последовательно, по мере дарования их Иргизским монастырям.

В Феврале 1797 года император Павел объявил всем вообще иргизским монастырям Высочайшее благоволение, но какая на это была причина, из акта не видно. Ниже мы приводим самый акт изъявления иргизцами их признательности за таковую милость.

Копия,

1797 года февраля 18 дня.

«Волского окрута жительствующие на Иргизе старообрядческих монастырей – Верхнего Успенского, Средне-Никольского, Нижнего Воскресенского настоятели со всею братией: сим в достоверность, что господин Действительный Статский Советник Павел Степанович Рунич, быв в наших монастырях, объявил нам Его Величества Государя Императора Павла I-го Высокомонаршее благоволение. Каковое и мы нижайшие приемлем с глубочайшим благоговением и с действительнейшею преданностью, прося и моля Подателя всех благ Господа Бога, из глубины сердец наших, о долголетнем здравии и благоденствии Его Императорского Величества и всей Высочайшей Императорской Фамилии, каковым верноподданническим усердием и непоколебимою преданностью пребудем во вся дни живота нашего. Нижнего Воскресенского монастыря настоятель инок Прохор с братией, Верхнего Успенского монастыря, настоятель инок Исакий с братией, а за неумением его грамоты, того ж монастыря церковный уставщик инок Вениамин подписал, Среднего Никольского монастыря настоятель инок Матфей с братией подписал».

В том же году иргизские поселенцы перечислены из ведомства Дворцовой канцелярии в удел императорской Фамилии. Вот, что сказано об этом распоряжении в статистическом описании губерний Леопольдова: «Поскольку общества иргизских старообрядцев первоначально поселились на землях, принадлежавших Дворцовому ведомству: то они и поступили в ведомство Дворцовой канцелярии, и назывались Дворцовыми крестьянами. Они несли все повинности сего сословия до 1797 г., в сем году они перешли в удел Императорской Фамилии и поступили в распоряжение бывшей Тамбовской Удельной Экспедиции»¹⁷.

Благодаря стараниям Прохора, иргизским монастырям дана была Высочайшая милость: указом в 31 день августа 1797 г. иргизские монахи, освобождены от рекрутской повинности, как освобождено от нее духовенство православной церкви¹⁸.

Иргизские скитники, или настоятели старообрядческих монастырей, имея в виду к ним монаршие благоволения, решились хлопотать за свои монастыри, у высшего правительства о том, чего они не имели. Представителем в этом деле был настоятель Нижне-Воскресенского монастыря монах Прохор. Он усиленно хлопотал и заботился, чтобы занятые иргизскими монастырями земли, на владение которыми они не имели законного права, оставлены были за ними, и чтобы монастырям выданы были на них планы и крепости. Для этой цели Прохор, и от имени других иргизских монастырей и их настоятелей, многократно посылал ходатаев в Петербург, сам входил в сношения с местным начальством, с симбирскою межевою конторою и другими людьми. Ходатайство это не замедлило осуществиться благодетельными для монастырей последствиями.

По ходатайству Прохора вскоре государем императором, Александром I-м, 1801 года, ноября 17 дан был правительствующему сенату указ, в котором изображено: «по препровождаемым при сем специальным планам, владеемыя издревле Иргизскими старообрядческими обществами земли, Повелеваем, не вводя в общий раздел с смежными казенными селениями, отмежевать особо и оставить неприкосновенными до распоряжения, какое об оных впредь от Нас назначено будет, и по отмежевании сем, представить планы сих земель к нашему усмотрению». Вследствие сего правительствующий Сенат, предписал Межевой конторе исполнить сие Монаршее повеление, и дал знать Саратовской казенной палате, чтобы отведенные старообрядцам земли не были введены в общий раздел с землями казенных крестьян. Итак, благодаря стараниям настоятелей иргизских обителей, земли эти отданы во всегдашнее владение монастырям, – всего с лишком 12,500 десятин, а именно: Верхне-Успенскому монастырю Авраамия 8,312 десятин и 1561 саж., Средне-Никольскому 1,562 десят. и 207 саж. и Нижне-Воскресенскому – Прохоровскому 2. 660 дес. и 1694 сажени¹⁹.

Вскоре, через год, последовало еще новое снисхождение Правительства к старообрядцам, которое не ограничивалось отдельными лицами, но большей частью касалось целых их общин. В 1803 году от апреля и мая месяцев, оно разрешило раскольникам г. Городца, Нижегородской губернии, иметь попов из Иргизского монастыря, с тем, однако, чтобы такое снисхождение не могло быть обращено во зло, чтобы попы эти вызываемы были по мере надобности с ведома духовных и гражданских властей, и, чтобы во всем быв подчинены, на основании общих правил, местному преосвященному, они не могли распространять ученья о своих обрядах далее селений, для которых выписывались. Другой факт: на вопрос малороссийского генерал-губернатора, князя А. Б. Куракина, как поступать с раскольничьими попами, являвшимися в разных слободах, вверенных ему губерний, дан ответ, что изгнание таких попов из волостей ожесточило бы еще более раскольников в их суеверии и лишило бы способов крещения новорожденных и погребения умерших, почему «должно терпеть оных, смотря на них, так сказать сквозь пальцы, не подавая, однако, им явного вида покровительства²⁰.

Возвратимся к иргизцам. В монастыри или скиты старообрядческие стекались отовсюду старообрядцы, как за требами, так и для «исправы» беглых от православной церкви попов, для разных раскольничьих селений. В числе беглых попов, являвшихся в иргизские монастыри оказывались лишенные священства за разные противозаконные поступки, осужденные в ссылку на поселение и бежавшие из-под стражи: но на это монастырями не обращалось внимания, пока вопрос о построенной в г. Вольске церкви не обратил на них внимания правительства, о чем будет сказано ниже.

«Иргизские монастыри были сперва в заведовании Дворцовой канцелярии, потом поступили, как мы выше видели, в Удельное Ведомство, под управлением Тамбовской Удельной Экспедиции, а с 1808 г. Саратовской Удельной конторы.

В 1821 г. от старообрядцев иргизских монастырей потребовало правительство подписки, чтобы они не принимали к себе беглых попов, но они подписки не дали, объяснив, что, имея довольное число жителей, не могут обойтись без священников для совершения богослужения и требоисправления, а обязываются не принимать только священников, отлучающихся самопроизвольно от приходов, и будут допускать только таких, которые уволены или удалены от приходов, но не расстрижены, и имеют для приискания себе других вакантных мест письменные виды, о чем и будут доводить до сведения гражданского начальства: что дать требуемую подписку, по мнению их, значит лишиться священства, без коего им остается перейти в раскол Феодосиевского согласия и другие богопротивные, и ими нетерпимые, секты. Отзыв этот остался без внимания до известного времени: иргизские монастыри не тревожило правительство. Повод к таким требованиям со стороны властей подали, вероятно, два православных священника, приехавших в монастыри из Пензенской и Саратовской губ. с ставленными грамотами и видами, выданными из консистории для приискания мест, которые были там приняты и совершали богослужение. По собрании сведений оказалось, что эти оба священника находились под судом за порочное поведение и низведены в причетническое звание, но у них не были отобраны ставленные грамоты и консистория снабдила их видами для приискания мест»²¹.

Между тем, когда еще так благосклонно смотрело на иргизцев высшее правительство, старообрядцы вели жизнь, чуждую всяких забот. Довольство и наружное благочестие привлекали к ним пришельцев. Слух о монастырях распространился далеко между раскольническими обществами. С берегов Дона и Урала множество казаков и казачек стекалось туда и селилось там. Монастыри привлекали к себе купцов, мещан, отставных солдат, даже дворян, и, наконец, сделались убежищем для всех тех, которых преследовал закон, в особенности для беглых попов. Принимая этих последних, монастыри снабжали ими старообрядцев других мест, а монахи их рассеялись в качестве миссионеров по разным губерниям, для привлечения православных в свое согласие. Рассылка тех и других требовала расходов, а эти расходы давали монастырям некоторое право на собрание приношений сверх доходов, которые они получили от продажи восковых свеч. Обитатели скитов вели жизнь беззаботную, не подчиняясь строгости монастырских уставов; мужчины и женщины находились в общении между собою, впадали во все роды распутства безбоязненно, мужчины предавались пьянству, женщины разврату.

Местное начальство предполагало, что рождающиеся от таких сношений дети умерщвлялись в скитах. Для приобретения новых источников доходов, Иргизские старообрядцы старались умножать своих приверженцев, а для этого употребляли всевозможные хитрости и пронырства. Беглые попы являлись в этом случае самыми усердными поборниками раскола: они поносили господствующую церковь и ее обряды, и хуление их тем сильнее действовало на простолюдинов, что они слышали это от бывших, прежде православных, священнослужителей.

Описав вышеприведенным образом Иргизские монастыри, начальник Саратовской губ., гражданский губернатор, называл их убежищем праздности, разврата и рассадником раскола, высказывал мнение, что необходимо положить некоторые пределы «разврату и преступным действиям Иргизских монастырей, приводя их постепенно к решительному уничтожению», и предлагал разные к тому меры. Правительство, получив подобные сведения об Иргизских монастырях и их обителях, согласилось с мнением начальника Саратовской губернии, и тогда вскоре же было предписано от Министра Внутренних Дел: 1) беглым духовным лицам, проживающим в этих монастырях у раскольников, не дозволять ни под каким предлогом отлучаться из обителей в другие губернии или селения к старообрядцам, под опасением взыскания законом как за бродяжничество; 2) вновь беглых священников и диаконов не принимать этим монастырям; 3) инокам и бельцам Иргизских монастырей дозволять отлучаться только с разрешения губернатора; 4) вновь таковых не принимать и не постригать; 5) окрестным жителям, приписанным к монастырям, разрешать отлучаться не иначе, как с ведома монастырского начальства, куда и за чем кто из них отправится: 6) лицам, принявшим на себя иноческий чин и живущим в этих монастырях, иметь срочные узаконенные виды, к тому же обязать и временно там проживающих монахов и монахинь в женских обителях, о которых мы будем говорить в последующих главах этого очерка; 7) всякого рода распутство, особенно пьянство и прелюбодеяние, отвращать строгими мерами, совершенно не допускать никаких посещений посторонних лиц в особенности подозрительных, сколько бы ни были благовидны предлоги: сообщение монастырей мужских с женскими прекратить, кроме случаев самых необходимых»²².

Этот последний 7-й параграф повел ко многим злоупотреблениям со стороны местных властей Саратовск. губ. Исправник, городничий и прочие, имели законное право вмешиваться повсечасно, когда им было угодно, в дела духовного общежительства людей, и эта земская власть более самих настоятелей должна была заботиться о нравственности обитателей монастырей, тогда как, на самом деле, обязанность эта лежала на строителях, или настоятелях, Иргизских монастырей.

Однажды, – это было между 1827–1828 годами и относится к последним годам жизни строителя Нижне-Воскресенского монастыря Прохора, – в скит, или монастырь, пришли и были Прохором ласково приняты какие-то два, по словам автора «дневника», из которого мы заимствуем эти сведения, государственные (политические) преступники. Новоприбывшие гости хотели под раскольничьей иноческой рясой в скиту Прохора скрыть свои следы от строгих розысков правительства. Но эта попытка не удалась: высшая гражданская власть скоро узнала место их укрывательства. Произведено было секретное исследование в Нижне-Воскресенском монастыре, и новопоступившие иноки были арестованы, а вместе с ними был арестован и строитель скита Прохор. Вся прочая братия или иноки оставлены по-прежнему – на старом положении, т. е. скит не был упразднен и не подвергся при этом случае разорению. Скитские иноки оказались совершенно невинными и оправданы самим следствием. Ни один из иноков этого монастыря не знал, какого рода были люди, принятые в общину их строителем, который один только и пострадал в этом деле. Прохор, как полновластный, неограниченный начальник своей обители, принимая этих людей, без сомнения хорошо знал, кто они были. Его приговорили судом к ссылке в Сибирь, в рудники, а куда девались виновники этого случая на Иргизе – не было известно, так же – кто именно были эти два новопоступившие инока, и что была за цель устроителя Прохора принять их в свою обитель, осталось неизвестным. Для скитников строитель их Прохор погиб, казалось, безвозвратно, место его занял в монастыре монах Адриан. Но вскоре же строитель Авраамиева скита Прохор, был возвращен из ссылки императором Николаем 1-м и снова водворен в своем монастыре. В это время Прохор был уже дряхл, как столетний старец, должности настоятеля не принял, а сам постригся в схиму и тихо доживал дни свои в строгом уединении, не выходя из своей келлии.

В том же году выдан следующий высочайший указ (данный в 1828 г. от 2 августа), которым предписывалось губернскому начальству иметь бдительный и строжайший надзор за раскольническими монастырями на Иргизе, а последним неуклонное выполнение предписанных монастырям правил. Содержание этого указа будет изложено во 2-й главе, при описании Средне-Никольского монастыря. Кроме того, в этом указе предписывалось обратить все раскольничьи монастыри в единоверие. Для исполнения вышеозначенного указа, тогдашний гражданский губернатор Саратовский, князь Голицын, сам приехал в монастырь Нижне-Воскресенский²³. Здесь, собравши всех иноков, числом 62 человека, он объявил им высочайший указ и увещевал их принять единоверие, уверяя, что, «если монастырские жители пожелают принять его, то монастыри, все их имущество и земли будут оставлены за ними, совершено будет законное освящение церквей и посвящение иноков; монастыри, подобно православным, будут положены в штат». Иноки Воскресенского монастыря сначала отказались принять единоверие, под тем предлогом, что без согласия прочих монастырей, они никакого важного действия предпринимать не могут. Впрочем, на другой же день схимники: Прохор, бывший строитель этого монастыря, только что возвращенный из ссылки, и Савва, иноки: Никанор, Феодорит, Мардарий, Арсений и Игнатий дали подписку в принятии единоверия.

Узнавши о сей подписке, обитатели Преображенского н Никольского монастырей, прекратили общение с жителями Воскресенского монастыря, отлучили их от своего согласия и известили старообрядческие общества – московское, петербургское и др., что монахи Воскресенского монастыря изменили вере.

В то же время жители, ближайшие к монастырю, грозили своим судом, за отступничество от своей веры, скитникам, давшим подписку. Настоятель Адриан решился созвать (1828 г. 21 июля) в монастырь на соборное рассуждение как свою братию – иноков и бельцев, так и всех из окрестных монастырей иноков, а также окрестных старообрядцев, и всем «соборне» изложил весь ход дела и все обстоятельства, побудившие его, вместе с некоторыми другими иноками, дать князю Голицыну подписку на принятие единоверия. Выслушав такое изъяснение настоятеля, все призванные на совещание единогласно определили: «просим настоятеля объяснить его сиятельству г. Саратовскому гражданскому губернатору, что, так как монастырь Нижне-Воскресенский содержит святую соборную апостольскую церковь без всякого изменения, или прибавления, или убавления по старопечатным книгам, то как братия этой обители, так и окрестные старообрядцы ни под каким видом не могут принять единоверия, на правилах изложенных московским митрополитом Платоном, и принять единоверие никто из нас не только не просит и не желает, но даже о принятии оного и помыслить не может, хотя бы то страхом, угрозами, разорением и самым истязанием принуждаемо было. Мы, прибавляли старообрядцы, воли Его Императорского Величества не противимся и с верноподданническою любовью приемлем утеснение священства, при нас находящегося, уничтожение монастыря, лишение нас всего имущества (нами собранного от доброхотных дателей старообрядцев, живущих во всей России и Сибири), лишение земли Высочайше дарованной и расточение нас самих вон из монастыря и уничтожение его самого, сколько бы для нас не прискорбно было. Но все то из повиновения к правительству готовы перенести, но только церкви единоверческой принять совесть нас не допускает. А потому поспешно данною без общего согласия всех монастырей его сиятельству подпискою положили, просить чрез настоятеля нашего, когда получить он от его сиятельства обратно ту подписку, тогда явить нам оную соборне, такожде явить вообще с сим приговором в Средне-Никольском и Верхне-Спасо-Преображенском Иргизских монастырях, дабы они, таковою нашею непредусмотрительностью были успокоены и уверены, что настоятель и вся братия, давая подобную подписку на принятие единоверия, отнюдь не имели сердечного чувства отступить от нашей церкви, нами всеми достойно чтимой, и принять вместо оной церковь единоверческую, выше объясненную, и никакого к тому и никто, по совести и всем объявляем, не имел из нас желания и согласия». К этому приговору подписались только те иноки и бельцы (числом 29), которые имели при себе законные паспорта от тех обществ, куда они были приписаны. К этому числу скитников подписались и те, кои дали князю Голицыну подписку на принятие ими единоверия. Согласно положенному на общем рассуждении определению – просить губернатора о возвращении данной ему подписки, настоятель Адриан вместе с другими, утвердившими подписку своим рукоприкладством, написали (22 июня) князю Голицыну письмо следующего содержания: «Ваше «сиятельство, милостивый государь, Александр Борисович! Всепокорнейше просим ваше сиятельство простить нашей неусмотрительности великодушно: мы сами никак не предвидели того, какое действие возымеет подписка вашему сиятельству, не ради какого утверждения со стороны нашей самого дела, но проформы ради данная и на условии самим вашим сиятельством предложенном, т. е., ежели оба другие монастыря на таковую несогласны, то и нашу подписку возвратить нам обратно. Но коль скоро узнали оба другие монастыри и самые жители здешнего монастыря о даче нами таковой подписки, то и отринули нас от себя, а служащие при монастыре нашем иноки и бельцы постороннего ведомства, все разошлись и оставили все нужные монастырские работы и потребности, и нечем их успокоить и пригласить на службу в монастырь, нет возможности, как только уверить тою подпиской, когда изволите нам ее возвратить» и т. д.

К письму этому следуют подписи всех тех лиц, которые подписали и данную князю подписку. Князь Голицын не возвратил просителям подписки, и только чрез своего адъютанта отвечал старообрядцам «что расписка их остается без всякого действия», и что 15 июля он намерен позвать в Саратов настоятелей и соборных старцев всех трех монастырей, и тогда будет объявлен решительный конец²⁴.

Скитник Прохор, иноки Мардарий и Игнатий, которые прежде дали подписку на принятие единоверия, вместе с некоторыми другими иноками и бельцами, составили приговор: не принимать единоверия и принявших оное выгнать из монастыря.

По общему приговору братии и схимника Прохора, Адриана сменили от должности настоятеля монастыря и место его занял уставщик Никанор, который так же вместе с другими дал подписку на принятие единоверия. Этот последний настоятель донес о новом приговоре скитников князю Голицыну, и вместе с 9 монахами и 5 бельцами, в марте 1829 г., подал преосвященному Моисею, епископу Саратовскому, прошение о принятии их в недра св. православной церкви.

Тогда сделано распоряжение, чтобы земская полиция и удельные приказы охраняли монастырь и защищали принявших единоверие от противящихся ему: самые упорные монахи и бельцы, отказавшиеся от данной подписки (около 60 человек), по распоряжению губернатора, годные отданы в военную службу, а негодные сосланы в Сибирь; некоторые же монахи, как дряхлые и увечные, размещены к своим собратиям, в Верхний и Средний раскольничьи монастыри.

1829 года 27 июля, по распоряжению правительства и по докладу св. Синода, уже принятый в единоверие Нижне-Воскресенский монастырь, Высочайше утвержден в III классе, на основании правил о единоверии, изложенных в свое время митрополитом Платоном. В штате монастыря положены настоятель, игумен и 12 человек братии, который и был комплектован благомыслящими монахами, изъявившими согласие к принятию единоверия вместе с настоятелем Никанором. В октябре того же 1829 года две церкви сего монастыря освящены на выданных местным преосвященным антиминсах²⁵.

В 1829 году, во время, так сказать, реформы иргизских скитов, в числе других и Прохор едва не перешел в единоверие: он не раз был убеждаем Саратовским гражданским губернатором князем Голицыным к переходу со скитниками в единоверие, но решительно отказался за дряхлостью лет как от подобного перехода, так, равно, и от управления монастырем. Сам собою передал он скит своему уставщику Никанору, уже принявшему с 9-ю иноками единоверие, а сам удалился из Нижне-Воскресенского монастыря в верхний Спасо-Преображенский скит, где в 1838 г., верный расколу и имея около 100 лет от роду, (принял еще в 1828 году схиму) и умер. Если даже личность столетнего Прохора осталась неразрешенной загадкой, то можно утвердительно сказать, что он был в душе истый старообрядец, и считается большей заслугою с его стороны для раскола то, что он не был единомышленником тех искателей архиерея от православной церкви для старообрядцев, каким были Никодим, Сергий, и нисколько не разделял в этом их желания относительно образовавшегося единоверия: он даже препятствовал Сергию и другим поборникам убеждать раскольников принять единоверие.

Такая твердость в старой вере воодушевляла иргизцев и доныне сохранились изустные предания о доблестных подвигах Прохора. Эти предания гласят до сего времени, что строитель Нижне-Воскресенского скита Прохор был истый ревнитель древнего благочестия и пользовался громкою известностью между своими единоверцами за свои услуги и преданность, так называемой старой вере²⁶.

Из последующих глав нашего очерка мы увидим, что при Среднем и Верхнем монастырях находились вблизи женские скиты, но у вышеописанного нами Нижнего монастыря этого соседства не было допущено известным нам настоятелем Прохором. Число всех жителей в Нижнем монастыре с иногородними временно доходило обоего пола до 3 т. человек; в числе монашествующей братии были и люди паспортные, и без паспортов. Число прихожан в этих трех раскольничьих монастырях с уездом г. Николаевска простиралось, как значится в наших записках старообрядца, до 25 тыс. одного беглопоповщинского согласия.

Спешу оговориться перед моими читателями. В этих очерках будут встречаться некоторые сведения, несогласные со статьями «об Иргизских старообрядческих монастырях», помещенными в журнале «Православный Собеседник» (Казань) за 1857 год. Хотя нет сомнения, что и вышесказанные статьи были составлены, как видно из примечаний, по документам рукописным и печатным, заслуживающим доверия, но тем более должны иметь цену издаваемые мною очерки в их настоящем виде, как заключающие в себе сведения, собранные на месте, чрез самих старообрядцев и между иргизцами. Которые из этих сведений об иргизских скитах ближе к истине, предоставляем суду самих читателей.

Те же места из Правос. Собесед. и других печатных источников, которые не противоречат сведениям, сообщаемым нашими старообрядческими бытописцами, мы приводим в выносках, в подтверждение фактов, здесь нами излагаемых.

Основание монастыря, его строители и настоятели. – Постройка часовни, освящение церкви. – Настоятель Антоний и его вражда с Сергием (Юршевым). – Причина появления единоверия. – Милости Императрицы – Екатерины II – Ее подарок. – Указы Императора Николая I о причислении монастыря в единоверческий. – Упорство старообрядцев к сдаче монастыри. – Их смятение. – Крамола. – Распоряжение Саратовской администрации. – Военная осада монастыря и ее последствие – Единоверие. – Опись и проч.

В силу того же указа Екатерины II (1762 г.) пришли с зарубежными выселенцами на Иргиз, из Полыни, два монаха – Сергий и Филарет с 17-ю товарищами. Это было в 1764 году. Новопришельцы посетили скит монаха Авраамия с его иноками, как уже образовавшийся годом раньше, они ознакомились с бытом и с жизнью новопоселенцев, своих единоверцев, и вскоре же избрали себе место для поселения, между рекою Иргизом и озером, в трех верстах от селения Мечетного. Эти монахи, так же, как и скитники Авраамия, вырыли себе землянки, и таким образом образовался другой на Иргизе скит²⁷.

Главной основной чертой, отличавшей этих скитников, было одно общее стремление приготовить себя к будущей жизни, спастись от мук ада и получить за лишения и страдания на земном поприще вечную награду в будущем²⁸. С сознанием в себе свободной воли, они подчинили врожденные человеку страсти и самую природу его строгим законам самообладания, оградив себя от соблазна неизменным исполнением правил уединенной отшельнической жизни, правил, как бы невозможных для обыкновенных людей.

Строгая уединенная жизнь скитников день ото дня привлекала окрестных единоверцев, которые получали поучения от новопоселившихся скитников, относящиеся к нравственной жизни и твердости в их старой вере, или «древлеблагочестии», за что и пользовались от иргизцев безусловным повиновением, как люди «спасающиеся», и к ним немедленно явились последователи, желавшие провождать с ними жизнь в общей молитве и трудах. Из этой монашествующей братии в том же году образовался монастырь. Тут уже предстояла для скитников надобность озаботиться выбором для себя одного кормчего, под руководством коего они могли бы вести строгую, правильную монашескую жизнь, а для этого места настоятеля монастыря налицо у них было два кандидата – Сергий и Филарет. По общему желанию всей братии, они между собою бросили жребий, по которому скит достался в управление Сергию. А монах Филарет тут же ушел на другое место, не желая проводить жизнь простого инока, и по образцу Сергия так же устроил там свой скит, что ныне Верхне-Спасо-Преображенский единоверческий монастырь. (См. гл. III).

Настоятель Сергий и его братия общими силами построили в этом скиту часовню из дубового леса, для общего молитвенного собрания и богослужения. (Часовня эта впоследствии была продана в село Каменку). При монахах Филарете и Сергии находилось у каждого по полотняной церкви, которые они вынесли с собою из западных губерний; эти церкви тогда обыкновенно носились накатанными на скалке. Обладание такими сокровищами открывало широкое поле для их деятельности. По отделке деревянной часовни, настоятель Сергий украсил внутренность ее помянутой полотняной церковью, а стены часовни увешал древними старообрядческими иконами. Обо всем этом в свое время хорошо знало правительство, и высочайшим манифестом и указом 1762 г. скитникам и старообрядцам предоставлено было право на Иргизе свободно отправлять свое богослужение и обряды. Но, несмотря на эти льготы и преимущества, совершения литургии в скитах, до известного времени, не было, по сказаниям, кажется, до 1776 года.

Строитель Сергий послал нарочного к настоятелю Стародубского Покровского монастыря, иеромонаху Михаилу Калмыку, испросить себе его утверждения и благословения, как к лицу, бывшему там до того времени главою поповщины. Михаил вместе с благословением прислал от себя в монастырь к Сергию и черного попа, монаха Иакова. Но Сергию не суждено было дождаться желаемого от Михаила Калмыка как благословения, так и его попа Иакова. Сергий не долго управлял своим скитом. Он вскоре умер и похоронен в скиту своею братией. Место его занял монах Антоний, избранный единодушно иноками, который и был настоятелем этого скита довольно долгое время. Уже этому настоятелю, монаху Антонию, суждено осуществить желание своего предместника. В 1776 году, он торжественно принял попа Иакова, присланного от главы Стародубского Слободского монастыря Михаила. Кроме служения литургии монах Иаков отправлял новопоселенцам все духовные требы, в которых, видимо, нуждались иргизцы. Так шли дела до 1782 г. В этом году, настоятель Никольского монастыря монах Антоний принял в свой скит и, вероятно, «нужды ради», некоего попа, заподозренного в «обливантве». Узнав об этом новом иерее, прочие иргизские монастыри заявили свое неудовольствие, и поднят был между старообрядцами ропот как на настоятеля Антония, так и на его нового попа обливанца. Из этого начались соборы, совещания на Иргизе в старообрядческих монастырях. Кажется, это было первое зерно, брошенное строителем Антонием на Иргизе, от которого впоследствии произошло единоверие. Мы говорим это потому, что известный из истории единоверцев Сергий Юршев первый восстал на подобную ересь, введенную строителем Никольского скита на Иргизе. Подобная задача, как вопрос об «обливанцах», ереси латинской, для раскольников вопрос не новый, и следовательно для решения его у старообрядцев были перед глазами правила патриарха Филарета, изложенные в Соборном Потребнике. Здесь же, в таком щекотливом и как бы нерешенном деле, у настоятелей Сергие с Антонием, вопрос облекся в новую форму, он был сопряжен с личной их неприязнью, и завистью одного к другому.

Мы об этом догматическом вопросе, возникшем на Иргизе, скажем несколько слов в следующей III главе; заметим только к слову, что обе партии были почти равносильны. Перейдем теперь к самому Средне-Никольскому скиту. Мы уже упомянули о деревянной часовне в ските, о полотняной церкви, поставленной внутри самой часовни, где, вероятно, этим попом «обливанцем» уже тогда совершалась и божественная литургия, но, кажется, служение это не имело еще торжественной официальности. Хотя братии уже собралось в скит более ста человек, но они ограничивались в деле общего моления и богослужения одной деревянной, помянутой выше, часовней.

Часовня эта, по умножении числа иноков, не соответствовала уже своему назначению; она для них была уже и тесна, да и притом не имела того значения, которое могла бы иметь церковь. Потому все старания и усилия были устремлены на постройку церкви, которая, к совершенному окончанию была приведена этим строителем, старцем Антонием, в 1790 году, да и та была только летняя, во имя Чудотворца Мирликийского Николая. Вскоре строителя Антония уволили на «покой», его должность принял на себя монах Матфей, который уже выстроил и зимнюю, или теплую, церковь, и тогда только они обе были официально и торжественно освящены беглыми попами, имевшимися уже в достаточном количестве на Иргизе. Летняя церковь, как мы уже выше сказали, была освящена во имя чудотворца Николая, а теплая, выстроенная Матфеем, – во имя Покрова Божией Матери, что произошло около 1797 году. Ко времени освящения этих церквей, как значится в записках старообрядцев, будто бы императрица Екатерина II прислала от себя на память в дар, для этой церкви, ризу священническую, парчовою, и, как ходило преданье на Иргизе, на оплечье той ризы императрица вышила битью свое имя: Екатерина II. Об этой ризе и оплечье, как лучшем свидетельстве высокомонарших милостей императрицы Екатерины II к старообрядческим монастырям на Иргизе, было упомянуто и в прошении, подданном чрез графа Перовского, государю Николаю Павловичу, в Петербурге в 1840 году; прошение было писано по поводу уничтожения раскольничьих монастырей на Иргизе, с переселением в них единоверцев.

Впоследствии, спустя довольно времени от торжественного освящения церквей в этом скиту после Матфея, отказавшегося от должности строителя за болезнью и старостью лет, был настоятелем монах Амвросий, который, по вступлении своем в эту должность, много распространил одну из них – летнюю, во имя Чудотворца Николая, – как в длину, так и в ширину: а также и самую колокольню значительно исправил и увеличил. Преемником должности настоятеля Амвросия был монах Сергий (третий), который братией монастыря был вызван из пустыни, что на реке Малый Иргиз, в 1820 году. При этом строителе Сергие старообрядец из селения Мечетного Андрей Власов пожелал поселиться в его монастыре. Вскоре Андрей был пострижен в монахи с именем Антония. Однажды этот инок, сидя в своей келье, написал письмо к одному волгскому исправнику, в котором он обличал как разврат скитников, так и настоятеля Сергия в уклонении от возложенных на него правительством обязанностей, в укрывательстве им бродяг и беглых разного звания в монастыре и проч. проч. По этому письму Нижнеземский суд нарядил следствие, это было уже около 1822 года; но исправник по окончании дела донес кому следует, что письмо написано ложно, изветом, и в монастыре ничего подобного не совершалось, словом – дело успели вовремя замять. Изветчика монаха Антония по общему приговору изгнали из монастыря, он переселился к брату своему Симеону Власову в Мечетное и жил на огородах, в особо вырытой землянке. Об этом монахе Антонии нам придется говорить много интересного во втором отделе этого очерка.

При настоятеле Сергии был отлит публично, можно сказать «торжественно», колокол, в городе Саратове, на заводе мещанина Степанова, для Средне-Никольского монастыря: это было в 1822 году. Колокол этот тогда же и был поднят и повешен на, исправленной еще строителем Амвросием, колокольне. На этом колоколе, как видно из самой подписи, на нем отлитой, означено имя современного ему строителя этого монастыря, монаха Сергия, и также – на чьем заводе был отлит колокол.

Преемником Сергия был монах Тарасий, который, однако, управлял монастырем немного лет, и по преклонной старости и дряхлости он удалился «на покой», а вместо него, принял управление с именем настоятеля монах Корнилий. Этот последний строитель ознаменовал настоятельство тем, что выстроил при ските еще каменное помещение для ризницы. В это время единоверцы, по распоряжению правительства, уже занимали раскольничьи монастыри на Иргизе.

Еще прежде вышеприведенных мер, в 1828 году, августа 2-го, воспоследовал высочайший указ, в силу которого признано было нужным подчинить исключительному надзору местного губернского начальника, старообрядческие Иргизские монастыри, находящиеся в Саратовском удельном именье, в Волгском уезде, и для того постановлено передать в казенное ведомство состоящих при оных удельных крестьян и принадлежащие монастырям земли, избрав взамен сего такое имение из экономических в Саратовской или других низовых губерниях, «которое угодьями своими совершенно равнялось бы монастырскому, хотя бы то из оброчных статей»²⁹.

Монастыри подчинены были исключительному надзору местного губернского начальства: потому что, в этом случае, полиция могла деятельнее следить за монастырскими жителями, преследовать бродяг и пресекать распространение ими раскола. Вместе с тем, последовали более строгие, против прежних, меры к ограничению своеволия монастырских жителей и вредного влияния их на членов православной церкви. Меры эти были, следующие:

1-е, В отношении к беглым духовным лицам: а) сии беглецы ни под каким предлогом, никуда не должны отлучаться. В противном случае с ними будет поступаемо как с бродягами: б) вновь явившихся беглых священников и дьяконов не принимать: всякого пришлеца без законного вида, представлять к земскому исправнику, который, взяв оного под стражу, должен отобрать от него допрос и вместе с грамотою, буде она есть, представить его к гражданскому губернатору, от коего получит распоряжение.

2-е, В отношении к инокам и бельцам: а) ни один инок и белец не должен из монастыря отлучаться без разрешения гражданского губернатора. Если встретится надобность, то проситель должен обратиться к исправнику, а сей представляет к губернатору, с изъяснением надобности, и ожидать от него разрешения; б) вновь в иноки не постригать, равно, и не принимать в бельцы. Оба сии пункты относятся и до женских монастырей.

3-е, В отношении к людям других званий, живущим, или временно бывающим в иргизских монастырях: а) крестьяне, к монастырям приписанные, не должны отлучаться без ведома монастырского начальства, которое должно знать, куда и зачем кто-либо из них отлучается; б) имеющие оседлость, т. е. живущие собственными домами, в сих монастырях должны иметь срочные узаконенные виды; в) люди, временно проживающие в монастырях, нисколько не должны быть терпимы без узаконенных видов; в случае просрочки, поступать с ними по силе законов; д) никто не может выбывать из монастырей, а равно, и въезжать в оные, без ведома монастырского начальства.

4-е, В отношении к нравственности: а) всякого рода распутства, особенно пьянство и прелюбодеяние, отвращать предварительными строгими мерами. Сии пороки ни в каком благонамеренном обществе нетерпимы, а тем более в монастырях; б) совершенно не допускать никаких посещений посторонних лиц, в особенности подозрительных, сколь бы ни были благовидны предлоги, ими объявляемые; в) сообщение монастырей мужских с женскими прекратить, кроме случаев, самых необходимых.

5-е, В отношении к монастырскому начальству. а) монастырское начальство обязано исполнять со всею точностью все вышеизложенное: б) оно должно ограничиться количеством лиц по числу трех монастырей, т. е. тремя настоятелями, кои сверх монастырских обязанностей, должны отправлять должность сельских старост: в) главный настоятель обязан иметь надзор над всеми монастырями, не исключая и женских. Каждый месяц он доносит чрез исправника, гражд. губернатору о состоянии монастырей, с объяснением особенных происшествий, в продолжении месяца случившихся; о чрезвычайном же доносить бессрочно; д) выбор, утверждение и смена монастырского начальства должны непосредственно зависеть от гражданского губернатора³⁰. В силу этого указа Нижне-Воскресенский монастырь был высочайше утвержден в 3-м классе, по докладу св. Синоду, в 27 день июля 1829 года, на основании правил о единоверии, изложенных митрополитом Платоном. Упорствовали только Верхнеуспенский или Преображенский и Средне-Никольский: они окончательно не соглашались принять единоверие и уступить единоверцам свои монастыри.

Итак, с 1828 года от 2 августа, раскол снова дрогнул. Единоверие торжествовало. Колокола с раскольничьих колоколен были сняты: редко где, разве в самых отдаленных скитах, был слышен любимый, столь дорогой слуху и сердцу, звон старообрядцев. Производить вновь постройки церквей, часовен, молелен или молитвенных домов было строжайше запрещено; старые, уже до того существовавшие, часовни и церкви оставлены на произвол времени, без поддержки и исправления. И, наконец, с 1834 года еще сильнее повеяло суровостью закона повсеместно на старообрядческие общества, в том числе и на Иргизе. Кресты уже были сняты со многих окрестных иргизских монастырей и часовен, и в том числе с Волгской старообрядческой церкви. На беглых попов от православной церкви обращено было самое строгое внимание и суд над ними, производимый по закону, был неумолим. О новых попах, в это тяжелое время, иргизцам уже и подумать было некогда. Прежние попы, день ото дня редели, и исчезали куда, Бог весть. Носились слухи между старообрядцами что эти меры, предпринятые против них, по совету или предложению административной власти, шли от доблестного ревнителя православия, из первопрестольной Москвы, откуда часть инструкций выдана была и Саратовскому епархиальному начальнику, епископу Иакову (Вечеркову), который об иргизских скитах доносил по назначению, кому следует.

Страсти с обеих сторон как единоверцев, так и раскольников, доходили до неистовства. Первые усиленно содействовали высшим распоряжениям, или, можно сказать, отплачивали перенесенные ими прежде еще в расколе обиды; вторые же проклинали их, предавая без разбора все и всех анафеме. Глубоко и неожиданно уязвленные, они не доискивались основных причин, откуда исходили мнимые гонения и преследования, и, не задумываясь, перенесли все враждебные им распоряжения правительства на личность государя. Под гнетом первых впечатлений, они, преследуемые со всех сторон, в пылу исступленного фанатизма и отчаянья, опрокинулись на первого, по их мнению, виновника всего зла государя императора Николая, провозгласили его самым известным между раскольниками именем, назвав царя – «антихристом». Дело, как видно из самых обстоятельств, не понято, как той, так и другой стороной. Чем одна сторона (т. е. единоверцев) шла ближе к православию, тем далее и далее от церкви уходили упрямые раскольники. И, так сказать, эти последние поехали на своем любимом коньке, т. е. на антихристе, все дальше и глубже. Беспоповцы этому случаю были рады: они поддержали мнение иргизцев. Пропаганда была со всех сторон в полном разливе. Каждый толковал по-своему и находил себе последователей: но для церкви православной от этого было не лучше.... Правительство не раз упрекало миссионеров единоверия за их суровость и, притом, за столь незначительные успехи в обращении раскольников. Единоверцы опирались на остававшиеся дотоле в руках старообрядцев монастыри и больше других на Средне-Никольский, как главную опору беглопоповщинского согласия.

Когда в Пермскую губернию была назначена миссия для обращения раскольников, почти тогда же Иргизские монастыри решились препятствовать миссии и отправили от себя также миссионеров в Пермскую губернию, для удержания раскольников от православия, во что бы ни стало. Между тем, правительство (в 1834 году) предположило открыть в Саратовской губернии на низовой стороне Волги новые уезды – николаевский, новоузенский и царевский; уездным городом первого назначено селение Мечетное, возле которого находились раскольнические иргизские монастыри, мужской Средне-Никольский и женский Успенский. Средне-Никольский должен был с землею войти в черту города, хотя и находился от Мечетного около 3 верст и преобразоваться в единоверческий, а Успенский совершенно уничтожиться. Монахов, монахинь и других обывателей монастыря, которые не согласились бы присоединиться к единоверию, положено перевести в другие иргизские монастыри: мужской Верхне-Спасо-Преображенский и женский Покровский. Не приступая, однако, тогда к этой мере, министерство предписало Саратовскому гражданскому губернатору, устроить сперва во вновь открытых уездах, в том числе и в Николаевском, присутственные места и другие правительственные и полицейские учреждения, а потом представить соображения, касательно Средне-Никольского и Успенского монастыря. Начальник губернии, открывая г. Николаевск в селении Мечетном, был в этих монастырях и получил от живших там старообрядцев отзыв, что они ни за что не присоединятся к единоверию. Он, однако, считал необходимым для уничтожения раскола на Иргизе приступить немедленно к исполнению предположений, относительно того и другого монастыря. Министерство согласилось на его представление, и потому командирован был туда со стороны духовного ведомства архимандрит для принятия Средне-Никольского монастыря в свое заведование. Тут произошли между начальником губернии и архимандритом недоумения, и тот, и другой действовали не единодушно, неосмотрительно и опрометчиво до крайности, и тот, и другой в представлениях своих начальству обвиняли друг друга³¹.

В 1836 году, местное гражданское начальство получило предписание, узнать на месте о возможности обратить в единоверие Средне-Никольский раскольнической монастырь на Иргизе. Для исполнения чего, начальник губернии сам отправился в Никольский монастырь и, узнав на месте, расположение монастырских жителей к беспрекословному повиновению воле правительства, (?) доносил, что монастырь может быть обращен к единоверью без отлагательства. Вследствие этого донесения государь император высочайше повелеть соизволил: Средне-Никольский мужеский монастырь обратить в единоверческий, на следующем основании: 1) оставить за ним все земли и угодья, которые к нему отмежеваны и издавна считаются в его владении; 2) желающих принять единоверие, оставить в монастыре, а упорствующих перевести в Преображенский монастырь; 3) именовать впредь сей монастырь Никольским, и считать на собственном содержании, от оставляемых при нем земель и угодий; а, чтобы дать богослужению более благолепный вид, то дозволить настоятеля сего монастыря произвести в сан архимандрита; 4) для первоначального устройства поручить монастырь во временное управление известного опытностью архимандрита единоверческого Высоковского монастыря Зосимы; 5) епархиальному архиерею и гражданскому губернатору с должною осторожностью распорядиться, чтобы архимандрит Зосима мог принять монастырь в свое ведение со всем церковным имуществом, землями и угодьями; 6) чтобы открыть удобство раскольническим инокам, приступать к единоверию, с возможностью сохранить избранный ими образ жизни, определить число монашествующих в сем монастыре до 25, уполномочив архимандрита принимать согласно с существующими правилами, преимущественно обращающихся из раскола; 7) епархиальному архиерею предоставить, приготовить надежного архимандрита, который бы мог заменить ныне временно туда определенного; 8) женщин, произвольно поселившихся на землях Средне-Никольского монастыря и называющих жилища свои женскими монастырями – перевести в монастырь Покровский, предоставив им – дома свои снести, или продать в продолжении 1837 года; 9) за оставшимися раскольническими монастырями Преображенским и Покровским, учредить ближайший надзор полиции и, наконец, 10) все это привести в исполнение в одно время по гражданской и духовной части³². Местные начальство, тотчас же по получении высочайшего повеления, приступило к исполнению священной воли государя императора.

Обращение монастыря в единоверческий с гражданской стороны поручено было местному земскому начальству, а с духовной стороны – архимандриту Зосиме, прибывшему в Саратов 27 января с двумя иеромонахами, и Саратовскому протоиерею Чернышевскому.

Немедленно, для предупреждения скитников, послан был в Средне-Никольский монастырь архимандрит Высоковский Зосима. По прибытии в скит, Зосима пригласил тамошнего настоятеля Корнилия с братией и объявил им высочайшее повеление о преобразовании их монастыря в единоверческий, и затем многократно увещевал монахов не противиться воле государя. Увещание его подействовало только на двух иноков и одного крестьянина, а остальные иноки и окрестные раскольники, бывшие тут в монастыре, решительно отказались от единоверия и объявили, что они не допустят отдать церковь единоверцам, хотя бы то стоило даже крови и жизни их. Архимандрит Зосима с этим ответом и тремя лицами, согласившимися принять единоверие, возвратился в Саратов и объявил об упорстве монахов и раскольников, оставшихся в монастыре для защиты своей церкви. 1837 года февраля 8³³ утром Саратовский гражданский губернатор Степанов лично отправился на место, сопровождаемый нижеследующими лицами: архимандрит Высоковский Зосима, член Саратовский консистории протоиерей Чернышевский, один из частных приставов г. Саратова, Константиновский, николаевский городничий Дмитриев, начальник города, только, что переименованного из селения Мечетного в город Николаевск, уездный стряпчий Кизо, сельский заседатель земского суда, Трофимов, чиновник удельной конторы Акшевский и инвалидной команды – всего не более 15 человек. С этой свитою административных и духовных лиц, губернатор Степанов прибыл к монастырским воротам Средне-Никольского скита, которые оказались запертыми. Немедленно, по первому знаку, ворота были им отворены, и губернатор был встречен настоятелем Корнилием со всею братией и с бывшими там крестьянами, охранявшими монастырь, до 500 человек. Начались переговоры и увещания, клонившиеся к убеждению скитников и окрестных старообрядцев сдать единоверцам монастырь, но монахи упорствовали. Они не доверяли существованию императорского указа; не хотели верить, чтобы на отнятие у них монастыря, их собственности, могла быть монаршая воля. Тогда губернатор показал им подлинный указ, причем напомнил скитникам и столпившимся на дворе монастыря окрестным раскольникам, что ему как начальнику и как хозяину этой местности повелено этим высочайшим указом немедленно преобразовать Средне-Никольский монастырь в единоверческий.

Старообрядцы, как значится в наших документах, пали на колена перед царским указом и со слезами умоляли губернатора, чтобы он от себя оказал им милость своим начальническим ходатайством за них перед государем. Они просили повергнуть к стопам императора их покорность и верноподданнические чувства и, вместе с тем, представить о нежелании их принять единоверие, и о единодушном единственном желании их остаться на старом положении; за какую милость они готовы выполнять все повинности, лежащие на городских обывателях, и исполнять беспрекословно всякую волю императора, не касающуюся их древнего благочестия. «Сердце Царево в руце Божии» говорили старообрядцы словами Св. Писания и искренние рыдания заглушали их голоса. Губернатор отвечал: «этого уже теперь нельзя, старики: поздно... Я ничего не могу тут сделать... А вот, возьмите-ка все свое, бывшее в монастыре, как принадлежащее вам, и с вашим имуществом идите в Верхний (Успенский) скит, где так же, как и здесь, можете отправлять свои обряды; но уж этот монастырь лучше добровольно сдайте единоверцам. Это необходимо потому, что он находится в черте города». Старообрядцы совет губернатора Степанова поняли совсем иначе. По их мнению, Средне-Никольский монастырь не мог быть в черте города Николаевска, находясь от него в трех верстах. Но ни просьбы, ни слезы, ни доказательства их не были уважены: им отказали наотрез.

Тогда, оскорбленные в своих задушевных убеждениях и раздраженные отказом, старообрядцы единогласно объявили, что они не противятся воле государя императора и противиться не смеют, но и оставить монастырь сами по себе, за данною перед Богом клятвою, не могут. Духовные лица, сопровождавшие губернатора, возражали раскольникам, что воля царя земного, действующего по воле царя небесного, разрешает их от клятвы. Но эти отвечали отрицательно, что никакая земная власть не может разрешить их от клятвы, тем менее происходящая от заклятых врагов их, от которых они должны обороняться силою, хотя бы то стоило им самой жизни, для охранения своей церкви от «отступников». Отступниками они называли единоверцев. Старообрядцам угрожали, что при дальнейшем сопротивлении начальство вынуждено будет употребить силу и прикажет вывести их из монастыря против воли: на это они отвечали, что в таком случае, они не будут виновны перед Богом. После долгих, напрасных споров и попыток, которые ни к чему не привели, губернатор, видя их иступленное упорство и фанатизм на этот раз, ни на что не решился и, ничего не успев, возвратился со всей свитою в город. Дело, как оказалось на опыт, было не так легко, как о нем доносил губернатор в Петербург, о чем мы заметили выше. Впоследствии Министерство Внутренних Дел в высшей степени не одобрило всех этих действий и распоряжений Саратовского гражданского губернатора Степанова³⁴. Понятно, что начальнику губернии от своих предположений и сделанных уже донесений отречься было невозможно – «поздно», как он сам говорил. Назад было идти нельзя, он двинулся вперед. С 8 февраля в ночь на 9 число, губернатор отдал приказ по всей местной полиции, гражданской и земской, сделать строжайший и внезапный повальный обыск по раскольничьим селениям, в Николаевском уезде. Этим приказом предписывалось отбирать всякое найденное у старообрядцев огнестрельное и холодное оружие, хотя бы то был и ржавый ружейный ствол, изломанный пистолет, вовсе негодный к употреблению; а равно, кинжалы, тесаки, пики, сабли и шпаги, буде таковые окажутся. Но к сожалению, такие предусмотрительные меры оказались излишними и к неудовольствию сыщиков – они находили только одно мирное оружие: по избам и кухням – кочерги, ухваты и топоры: по задворкам и гумнам – косы, серпы и вилы. Малейшее же подозрительное оружие, отбиралось безотговорочно полицией, для предупреждения, раскольничьего восстания, как было о том донесено губернатору с представлением, будто они готовятся к этому для защиты своего монастыря.

В этом донесении, хотя и была доля справедливости, но не в отношении самого восстания, которое было ложно возводимо на людей, никогда о том не мысливших.

В действительности же, старообрядцы питали одну личную ненависть как к тогдашнему начальнику губернии Степанову, так, равно, к другим лицам из главных подстрекателей в этом, для их веры, губительном деле. Но это озлобление и неприязнь относились прямо к одним единоверцам, преследовавшим и угнетавшим их постоянно, к которым они имели издавна сильную ненависть и антипатию, как к заклятым непримиримым врагам своим, по их «вере». Относительно губернатора, старообрядцы писали даже в прошении своем государю императору, поданном через министра, графа Перовского; в прошении этом, они жаловались на оскорбления, неудовольствия и притеснения, претерпленные ими от начальника губернии, описывая притом подробно его распоряжения, касательно взятых под арест из раскольничьего монастыря двух беглых попов и одного диакона, что все, по изложению просителей, делалось по одним изветам и в угоду единоверцам. Между тем, время проходило, все было мирно и раскольничьего восстания нигде не было. Губернатор на время был занят и успокоен своими дальнейшими распоряжениями.

Видя невозможность без сильных мер привести в исполнение высочайшее повеление, местное гражданское начальство поставило около монастыря караул и тем самым прекращено было сообщение с монастырем всех окрестных старообрядцев; а собственно, монастырских и всех, находившихся уже в ските, там заперли, заставив таким образом, жить в нем безвыходно, на монастырском содержании. Караул этот, или правильнее пикеты, расставлены были вокруг монастырских стен, 9 февраля. Люди же на это были собраны из крестьян с уездов, исключительно из православных или единоверцев; их было, как видно по нашим документам и свидетельству еще живых очевидцев, более 1000 человек. Так-то началась эта осада старообрядческого монастыря, не столько знаменитая по отваге и своим действиям, сколько курьезная и замечательная по своему особенному характеру. Более, нежели в 20 местах, разложены были вокруг монастыря пылающие костры, на которых приготовляла эта импровизированная армия для себя пищу; для ней хлеб, мука и другие продукты доставлялись, по личному распоряжению губернатора, из ближайших окрестных селений, а по окончании этого дела и снятии осады, все сделанные расходы обратились на крамольный монастырь. Скитский скотный двор, кирпичный завод, сено, овес и проч; что только было вне монастырских стен, все израсходовано. Всем этим пользовались окрестные мужички, понятые и караульщики, составлявшие осадное войско, в лагере гражданского губернатора. Скот без призора хозяйского глаза, не собирался в стадо, бродил поодиночке, непоенным, с каким-то вещим мычаньем кругом монастыря, как бы тоже осажденный. Караул этот был разделен по образцу гарнизонного батальона, но только вместо взводов и рот, были десятки и сотни, которыми управляли чиновники и сержанты местной полиции, наблюдая каждый шаг и не пропуская никого за черту скита. Сообщение с монастырем было окончательно прервано, прокрасться сквозь расставленную цепь не было возможно, ни конному, ни пешему.

С 8 же февраля, после посещения гражданского губернатора, как сказано было выше, обе церкви в монастыре были закрыты и в них не было богослужения: но это произошло не от вмешательства административной власти, а от самих же старообрядцев. Скитский строитель монах Корнилий нашел необходимым, прекратить на время службу в церквах, страха ли ради, или свободы: здесь должно заметить, для исторической верности, что обе эти причины имели свой источник в самой жизни монахов. Часть из монастырской братии – более религиозная – молилась одиноко, по своим кельям, а другая половина скитников, вероятно, скуки и праздности ради, предалась более житейским развлечениям. Нужно заметить, что в этом монастыре, находились в осаде вместе с братией и женщины, гостившие тут инокини, послушницы и белицы из окрестных женских обителей. Монахам не было скучно. Строгие отшельники эти слепо предались беспутству и беспросыпному пьянству; и с скитниками это буйное веселье разделяли самые распущенные женщины. Дело дошло у ревнителей «древнего благочестия» до отвратительной оргии, до неистового разврата. Весьма усердными участниками в этом бесовском «искусе» оказались жившие тогда в монастыре беглые попы, – Евдоким, Петр и другие. Судя по веселой жизни осажденных скитников и по истреблению бесчисленных бочонков пенного вина, можно заключить, что еще не так был строг караул кругом блокированного монастыря. Вино и другие мирские продовольствия в монастыре не истощались до конца осады этой обители. Таким образом, это веселье схимонахов и попов с водкою и ревнительницами старой веры продолжалось от 8 до 21 февраля. В примечании старообрядца, в его дневнике, сказано так что «в скитах, в последнее время, пьянство вошло в обыкновение, о скитницах, посещавших монахов у старообрядцев это не считается большим зазором или предосудительным для скитников этого монастыря». В эти двенадцать дней осажденные в монастыре скитники, хоть кое-как могли проспаться и мало-мальски вытрезвиться к 21-му февралю. В этом случае, как сказано в дневнике, самая осада монастыря была даже благодетельна для не огласки нравственности отшельников. Они имели время выспаться. «21 февраля, один из монахов Средне-Никольского монастыря Макарий вздумал для прогулки пройтись вне скита; придумав, по его мнению, уважительную к тому причину: он отправился с кувшином за водою, на реку Большой Иргиз, но не успел пройти несколько шагов за монастырскими стенами, как тотчас же был схвачен караульными и представлен в город Николаевск, где и был заключен в только что отстроенную тогда новую временную тюрьму. Из достоверных документов видно, что инок Макарий был единственной жертвой неуместной отваги осажденных, равно как и единственным подвигом со стороны осаждающих. Об этом обстоятельстве монахи³⁵, а впоследствии и старообрядцы упомянули в прошении государю, в котором просители не определили числа арестованных, разумеется, не без цели, а чтобы придать более силы обвинению и увеличить свои страдания.

Без всякого повода губернатор решился посетить монастырь ночью 21 февраля около 9 часов вечера. Одни полагали, для личного свидания с строителем Корнилием, другие утверждали, напротив, что это посещение не имело никакой политической цели. Губернатор беспрепятственно вошел в монастырские ворота, без всякой свиты, в сопровождении только двух жандармов, как бы пролагавших ему дорогу среди массы народа, толпившейся на монастырском дворе. Губернатор направился прямо к настоятельской келье, из которой монах Корнилий был к нему немедленно вызван. Только успел настоятель выйти на крыльцо, одетый как был, в одной рясе, жандармы обнажили сабли, как бы для охранения своего начальника, но вместе с тем, отделили и настоятеля от внутренних дверей, отрезав ему возможность отступления. Весьма естественно, что инок, как не военное, а духовное лицо, оробел, – видя около себя стражу с саблями наголо. По-видимому, обстоятельство это предвещало бурю. Осторожный и хитрый Корнилий молчал, с смирением устремив глаза в землю. Тогда губернатор ободрил его, сказав ему довольно ласково: «Здорово старец, как поживаешь? Я приехал тебя навестить». На что Корнилий, вместо приветствия, низко поклонился. Губернатор продолжал в том же тоне, не возвышая голоса: «Отец, сдавай свой монастырь и подпишись на согласие, – поступить в единоверье, а нет – так»...

И не успел договорить, тут же (как пишет очевидец) при последних словах Степанова неожиданно раздался слитной звук набатного колокола. В одну минуту зловещими звуками пронизало насквозь сердца старообрядцев: в грудях их захватило и сжало дыханье. Все живое поднялось на ноги и двинулось из города и селений на призывный звук набатного колокола – и старый, и малый. Как внезапный ураган, мчит по степи с быстротой молнии стада овец, так и густые толпы старообрядцев стремились к монастырю, опережая одни других, как бы несомые бурею, и чем громче гудел набатный колокол с монастырской башни, разнося далеко звук по окрестностям, тем сильнее бились сердца и замирали отрывистые стоны в груди старообрядцев, бежавших на помощь своему монастырю, и в эту роковую минуту, для всей робкой, в иное время, толпы, как бы не существовало боязни и страха. Как видно, старообрядцы задеты были за живое.

За наступившею темнотою губернатор не мог рассмотреть бежавших полями и ломившихся в монастырские ворота огромных масс народа, но необычный шум и гам тысячи голосов кругом его, внутри стен, в самом ските, все это сливалось с гулом колокола. Словом, было раскольничье восстание, в защиту своего монастыря, которое угрожало разразиться гибельными последствиями.

Губернатор понял явное свое опасное положение; для него очевидно было, что фанатизм старообрядцев дошел до высшей степени. «Лошадей, лошадей!» вскрикнул он вдруг отрывисто и бросился в сани: лошади понеслись стрелой – и след его простыл, и с ним опасность миновала сама собой. За губернатором разбежался и самый пикет, осаждавший монастырь. Но от чего же это произошло? Какие были на это причины?

Еще при везде начальника губернии в монастырь, неизвестно кто подстрекнул его рвение неуместным предложением и натолкнул на самую простую мысль, а между тем, мысль эта, при удачном исполнении, могла назваться очень ловкою военною хитростью.

Все дело состояло в том: не прикажет ли его превосходительство караульным, окружавшим монастырь, тем временем, как они будут заниматься переговорами с настоятелем, заняться хозяйственным распоряжением не на словах, а на деле, перевязав всех находившихся в монастыре, иноков и крестьян, и препроводив их в город. Мысль была губернатором одобрена; приказ получен, передан охотникам вполголоса и дело пошло в ход. Тотчас явились понятые и караульные с веревками: духовных овец с их пастырями вязали бечёвками и, связанных по рукам и ногам, таскали за ограду: эта работа вначале шла успешно, ловко и проворно. Монастырские жители и обыватели, находившиеся в обители, пораженные внезапностью и объятые паническим страхом тем более, что это происходило ночью, уже к 10-му часу, тщетно искали себе кругом спасения и защиты – их не было.

Караульные и понятые, вязавшие скитников, численностью превосходили осажденных: но от беды и повального ареста в этом случае выручил старообрядцев неожиданной вестник – набатный колокол.

Обстоятельства на другой день изменились. Губернатор не счел нужным восстановлять кругом монастыря разбежавшийся караул. Монастырь этот, как крамольный, уже не был по-прежнему охраняем пикетами, которые, как мы видели выше, Бог весть для чего стояли праздно вокруг стен. Впрочем, во время этой неудачной попытки 21 февраля, особенных никаких несчастных случаев не произошло и даже не было произведено ни одного ареста между раскольниками – исключая прежде случайно захваченного во время прогулки монаха Макария.

В ночь на 22 число февраля, нужно было видеть собравшихся старообрядцев в крестильне города Николаевска. То были недавние защитники Средне-Никольского скита, созванные набатным колоколом в монастырь. В этой крестильне, старообрядцы с детской радостью пересказывали один другому наперерыв о своих похождениях против «никониан» и о чудесах страха, произведенного ими на самого начальника губернии; с самодовольством говорили они: «Чай, самого Губернатора то мы как напужали, понятых всех разогнали и оставшееся после их на пикетах имущество: сани, лапти, сено, все это в огонь побросали и пожгли; глянь-ко, как пылают костры-то их вокруг нашего скита», и т. п.

На самом деле горели, огромные костры как пожарище вокруг монастыря, но вскоре же костры эти были погашены самими же монастырскими и их защитниками окрестными старообрядцами из боязни, чтобы распространившееся пламя не наделало беды их скиту.

На другой день, 22 февраля, Степанов снова приехал в монастырь и спрашивал крамольных, хотят ли они добровольно покориться воле начальства. Получив отрицательный ответ и возвратясь опять безуспешно, он предложил архимандриту Зосиме отправиться до нового востребования в единоверческий Воскресенский монастырь, а сам донес о ходе дела высшему начальству. По получении новых распоряжений, 9 марта командирован был губернатором в Средне-Никольский монастырь нарочный чиновник, для отобранья от монахов и окрестных жителей, в нем собравшихся, ответа: согласны они или нет на добровольное повиновение и исполнение воли начальства? Но старообрядцы снова все единодушно заявили, что скорее умрут, нежели согласятся изменить вере отцов и отдать свою церковь единоверцам. Тогда начальник Саратовской губернии Степанов решился прибегнуть к последнему средству: взять силою этот монастырь и передать его единоверцам. Еще 12-го числа марта из города Хвалынска был командирован отряд инвалидной внутреннего гарнизонного батальона два взвода конно-артиллерийской резервной батареи, при четырех орудиях с их зарядными ящиками и часть Саратовской и Николаевской пожарных команд с пожарными трубами и более пяти бочек с водою³⁶.

Все эти приготовления происходили с вечера на 13 марта. Того же числа приехал в Николаевск и сам начальник губернии. Еще раз накануне предложено было инокам и собравшемуся в монастыре народу о добровольной покорности монастыря, и в случае отрицательного ответа решительно объявлено им, что монастырь будет взят силою, а неповинующиеся будут преданы строгому суду и наказанию по закону. Ничто не подействовало на упорных, ни увещания, ни угрозы: они окончательно отказались как от повиновения, так, равно, и от сдачи своего монастыря единоверцам. Вследствие чего приходилось скит брать штурмом, как это мы увидим ниже.

После этих последних переговоров, как монахи, так и собравшиеся из окрестных селений старообрядцы приготовились было к защите своего монастыря от нападения «никонианцев», решились все постоять грудью и силою за свой монастырь и за охранение их «древнего благочестия». 13 марта с ранней зарей зашевелилось все в г. Николаевск: многочисленная свита губернатора и прибывший военный отряд, и громадные толпы народа. В этом знаменитом походе генерала Степанова участвовали артиллерия с орудиями, жандармы, казаки, инвалидная команда и, что поражало своей необычайностью и какой-то торжественностью, в хвосте колонны тянулись пожарные трубы, бочки и инструменты, и за ними до 2 т. любопытных зрителей. Эта импровизированная армия направлена была к Средне-Никольскому монастырю. К довершению ужаса старообрядцев, или для большого эффекта губернатор, со всей вышесказанной ратью, проехав парадным маршем по Николаевской базарной площади, выступил из города по направлению к скиту. Пораженные таким никогда невиданным зрелищем, любопытные толпы народа бежали за начальником и его отрядом, с единственною целью «поглазеть». «Чай войско-то идет брать штурмою Средне-никольский монастырь, толковали мужички и бабы, старики и дети. Пойдем-ка, поглядим: что-то там будет» и толпы зевак, нарастали по улицам все гуще и гуще. Да и на самом деле, такое обстоятельство было совершенно ново, и до высочайшей степени занимательно для жителей города Николаевска. Все эти вооруженные и невооруженные массы увеличились до такой степени, что рать осаждающих монастырь, с праздными жителями, их сопровождавшими, растянулась на три версты, от самой заставы Николаевска до скитских ворот: народные толпы волновались и шумели.

Сам губернатор, впереди верхом, рисовался на красивом, кровном коне. Он был в генеральском мундире, в полной парадной форме. Соблюдая важную осанку, с воинским, серьезным и, вместе, торжественным взглядом полководца, ехал шагом в голове своего воинства. Начиная с места и в продолжение всего перехода от Николаевска до скита, барабанщики били поочередно тревогу, поход и наступление, как бы в действительном сражении с неприятелем; но к величайшему недоуменью Степанова и всего отряда монастырские ворота тотчас же по их приближении были отворены настежь. Озадаченный таким неожиданным событием, отряд немедленно остановился, начальник губернии и, вместе, начальник военной экспедиции, благодаря быстрому соображению и стратегическому взгляду, решил в минуту участь предстоявшего дела. Находя теперь излишним употреблять в действие артиллерию против строптивых монахов, Степанов приказал все четыре орудия с лафетами и пороховыми ящиками поставить вне монастыря, на въезжем дворе, при одних канонирах, а остальных беспрепятственно ввел внутрь монастыря, чрез растворенные ворота, в том числе пожарную команду с трубами, которую тотчас и выстроил позади, под прикрытием солдат, поставив их лицом к защитникам монастыря. Признанные бунтовщиками монахи и собравшиеся старообрядцы стояли, столпившись в густую массу, по одну сторону двора к церкви; нападающие выстроились фронтом против них, в стройном воинском порядке и тишине, лицом к лицу с ними, грудь против груди.

Всеми действиями этих последних распоряжался сам начальник губернии, лично направляя каждый отдельный маневр. Увидев такую грозную, из регулярных войск и крестьян, рать, мужество и распорядительность Степанова, старообрядцы дрогнули и струсили. Но несмотря на слабость и страх, все еще, как бы не доверяя своим глазам и грустной необходимости, они стояли упрямо на своем, не отказываясь внутренне ни на одну йоту от своих убеждений, и на деле не отступая ни на один шаг от грозного фронта нападавших. Начались переговоры, увещания к сдаче монастыря; но было ясно видно, что они добровольно не покорятся, что они и слышать не хотят о предложенных им уступках. По словам дневника, приведенным ниже и по свидетельству старожилов, дошедшему до нас в изустных преданиях, одной части их – меньшинству – просто хотелось стоять за «старую веру», жить и умереть за «древнее благочестие». И они только стремились пострадать и погибнуть «честно». Цель меньшинства, была раздражить губернатора, довести его до насилия, чтоб за веру предков сподобиться мученических венцов от «неверных». Большинство, ничего этого не ведая, присутствовало в этом деле бессознательно. Но не менее того, и тем, и другим было как-то неудобно и боязно. Они избрали было из среды своей депутацию для переговоров или временного перемирия. Эти, выбранные ими, красноречивые учители их, в оправдание своих действий и упорства, приводили доводом неуверенность их в высочайшей воле государя, почему, вот, они и желают узнать сами лично от Императора, действительно ли монастырь должен быть передан ими в руки единоверцам по его высочайшему повелению; вследствие этой причины, просили отсрочки до известного срока сдачи своего монастыря. Но, как видно, в настоящую минуту предложение их опоздало и оказалось решительно неудобоисполнимым. Начальник губернии им прямо в этой отсрочке отказал, требуя немедленно безусловного повиновения и покорности. Старообрядцы, в неописанном ужасе и страхе, пали на колени и уже не требовали, не просили, а умоляли дать им отсрочку, и, наконец, схватись рука с рукою, одни пали ниц к земле головою³⁷, другие, воодушевленные верой в свою правоту, с отчаянием готовы были броситься на своих противников, подвергая себя мучениям и самой смерти. Губернатор, видя все это, махнул рукой брандмейстеру пожарной команды. Это было условным знаком начать действие. Солдаты пожарной команды начали тотчас качать воду, которая, вырываясь фонтанами из труб, била ливнем по головам, заливая глаза и уши, перерывая голос и захватывая дыхание. И, вместо ожидаемых монахами-старообрядцами выстрелов, вместо огня и грома орудий, увечья, ран и смерти, все окончилось, к общему удовольствию, весьма благополучно. Вслед за поливанием водою, толпы народа и солдаты бросились на крамольников, чтобы вязать их. В толпе этой тогда большая часть была старообрядцев из окрестных поселян и мещан г. Николаевска, завлеченных в скит одним праздным любопытством, на этот раз и они из зрителей сделались невольными участниками этой трагикомедии. Не зная распоряжений Степанова, вместо того чтобы вязать крамольных, они вступили в рукопашную схватку с своими кровными старообрядцами. Губернатор, изумленный такой легкой победой, вынужден был тут же обратить солдат и пожарную команду на своих же незваных сподвижников, и ему было вдвое больше работы и труда сдержать неуместные порывы этой потешной рати, нежели окончательное завоевание непокорного скита. Жандармы, казаки, инвалидная команда и сами начальники едва могли удержать этих доморощенных героев, уже чересчур разгулявшихся, но мало-помалу и это устроилось. Одни, от угроз и пожарных труб, скоро сдались сами, другие же, завзятые кулачники, переловлены солдатами, а самые упорные из них перевязаны и отведены в николаевскую тюрьму. Вскоре потом, по отправлении с понятыми главных бунтовщиков, или защитников скита, под арест, Степанов приказал захватывать всех без исключения монахов и послушников, попов и диаконов, которых и забирали по их кельям и везде, где только находили, равно, взяли и самого настоятеля Корнилия. Несмотря на все меры и распоряжения начальника губернии, эта осада монастыря не обошлась без грабежа. Рамы и стекла в растворенных кельях почти все были побиты, имущество разграблено, двери выломаны, что подтверждал клятвенно, на другой же день, 14 марта, Николаевский стекольщик Ефим Соловьев, вставлявший после этой осады, в монастыре стекла. И при этом же самом стекольщике Соловьеве, в тот же день понятые из старообрядцев вытащили из-под пола залезшего туда попа Евдокима с сыном, при котором было денег 12 тыс. ассигнациями. Деньги похитил один из понятых, но он был вскоре замечен своими же товарищами старообрядцами, и деньги, от него тогда же отобранные, были разделены между ими, равно как и все ограбленное перешло в руки самих же раскольников. Как свидетельствуют записки самих иргнзскнх старообрядцев, по которым мы излагаем это событие, в первый день, т. е. 13 марта, хотя и было тоже много разграблено во время самого взятия скита, но, благодаря вмешательству и защите архимандрита Высоковского Зосимы, все, что разыскано, тогда же было отобрано у солдат на их квартирах, как-то: одежда, книги, оклады с икон и проч., и все немедленно возвращено по принадлежности; но вторичный штурм был произведен самими старообрядцами, как мы упомянули выше уже 14 марта, что подтверждал и стекольщик Ефим тоже из иргизских старообрядцев, которые в этом последнем грабеже и насилии много перещеголяли первых. Слова наши подтверждают хранящиеся у нас записки старообрядцев и достовернейший из них «дневник», где сказано: «А ежели кое-что осталось у похитителей, и именно из церковного, то это все, без исключения, у нашей же братии, иргизских старообрядцев, и неча греха таить, оные, без зазрения совести, как волки одевались в овечью шкуру, т. е. перевязывали себе руку платком, или чем-либо подобным, для различия их от защитников скита, как это делалось во время первой осады: и эти-то волки, самолично грабили, как давно знакомые с внутренними тайниками монастырских келий и других мест укрывательства подозрительных скитников. Я могу даже теперь указать личности (как говорит автор дневника), у которых находилось похищенное в монастыре имущество».

Заметим к слову – как в это время был силен фанатизм некоторых старообрядцев. Когда из Саратова и Хвалынска тронулась артиллерия, – исступленные старообрядцы шли за нею по следам, не отставая и не уставая, с женами и детьми в монастырь свой, чтобы удостоиться при разгроме, или нашествии вражеском, как они говорили, на их церковь, доблестного мученического венца. Но к общему их огорчению, во все время осады монастыря и самого штурма ни пушечной, ни ружейной пальбы не было, и ни один из них не удостоился получить сего, чаемого за страдания свои от «иноверных», венца. «Еще раз, повторю, говорит один из старообрядцев, в своих записках, что как в это 13-е число марта, так и во все предшествующие описанные дни осады Средне-Никольского монастыря, ни одно лицо не только не сподобилось заслужить мученического венца или смерти, но даже не был никто опасно ранен, потому что там произошла самая будничная, обыкновенная драка и совсем не было серьезных побоев. И я говорю это во имя правды, вопреки нашим же старообрядческим летописцам» – об этом мы увидим ниже.

Продолжаем далее: «Осада этого монастыря, также была описана в Сыне Отечества за 1862 г. № 38. И я, как самовидец всего дела, замечу здесь наглую несправедливость помянутой газеты и неверность ее сведений. Там сказано: что, в монастырских воротах, губернатору предшествовал архимандрит Высоковский Зосима с крестом в руках – что несправедливо; архимандрита Зосимы при этой курьезной осаде не было. Он много позднее подъехал в санях и ожидал спокойно, чем окончится попытка губернатора, стоя в санях на льду озера, на расстоянии от монастырских ворот около полуверсты. И только после полной победы и окончательного занятия монастыря, приглашен был для принятия его архимандрит Зосима, который тут же, облачась, совершил молебствие с водоосвящением; иконы и площадь монастыря окроплены были святою водою. Равно и скитские ключи были взяты губернатором, еще до прибытия архимандрита на место, от бывшего монастырского казначея Серапиона, за исключением церковных, о которых казначей отозвался незнанием, где они находятся, намекая, что, может быть, они в такой сумятице и затеряны».

Нужно заметить, что артиллерийская команда с орудиями вытребована была из города Хвалынска по следующим соображениям начальника губернии. Вскоре после посещения губернатором монастыря 21 февраля и его неудачной попытки склонить миролюбиво скитников, он вытребовал к себе в г. Николаевск, некоторых из стариков старообрядцев, которые пользовались между своими собратьями заслуженным авторитетом, желая еще раз испытать и склонить их словами и увещаниями покориться добровольно высочайшей воле и необходимости. Эта последняя попытка и происшествие происходили по утру в квартире начальника губернии. Старообрядческие депутаты удостоились приема в самой опочивальне губернатора, где его превосходительство изволил разговаривать с ними, почти лежа на кровати. После долгих напрасных убеждений и переговоров, Степанов, выведенный из терпенья их несогласием, предупредил их, сказав: если вы, буяны, вздумаете дурачиться и опять по-прежнему осмелитесь ударить в колокол в набат, – то я распоряжусь по-своему и прикажу из пушек сбить вам «шестерик» (колокольни). Это было главною причиной и, вероятно, единственною, что взяты были пушки к скиту, хотя из них, как мы видели выше, не сделано ни одного выстрела, да и самые орудия оставлены были вне монастыря без малейшего участия их во все время действия и уцелел шестерик, именно потому, что на этот раз, будто бы настоятель Корнилий, оробев, не дал благословения бить в набат.

Теперь мы позволим себе поместить здесь, несколько весьма интересных заметок, из находящегося в наших руках «дневника» старообрядца – очевидца всей осады и всех происшествий. Заметки эти тем более достоверны, что в них не укоризненный старец, составитель дневника, постоянно является, как безличное предание, беспристрастным, как к той, так и к другой стороне. Он нигде не рассуждает, а только излагает виденное им самим. Вот его слова об описываемых нами происшествиях с раскольниками на Иргизе. «В прошении, поданном государю императору от всего старообрядческого на Иргизе общества, (которое будет изложено во втором отделе), между прочим, иргизцами излагаются исторические доводы на право владения их монастырями, которые у них уже в настоящее время отняты и проч. Но в этом же прошении, далее, наши братья старообрядцы пожертвовали истиною, извернули многое и наговорили лжи, что я и замечу. «Грудные младенцы, сказано в прошении, плавали в крови, поверженные родными матерями». (Здесь речь идет о взятии скита.) «Еще далее сказано в прошении, что во время приступа к скиту войска, по губернаторскому приказу, стреляли из ружей, холостыми зарядами, в народные толпы, защищавшие монастырь; равно писали о страшной гибели народа от пожарных труб, объясняя, что множество людей, облитых водою, тут же замерзали, превращаясь в истуканов» и проч. Все эти бедствия и ужасы тщательно собрали, дополнили и занесли в церковную историю Белокриницкой церкви, где в III части, нашим историографом, иноком и депутатом Павлом Васильевым, дополнено следующими словами: «Собравшийся в монастыре староверческий народ с монастырскими иноками и прочими обитателями, единодушно совокупились и решились защищать свои церкви до последней капли крови, сплелись руками друг с другом и пали вокруг церквей своих на колени; преклоняли главы свои на землю, проливая реки слез с жалостным молением. – Местное начальство приказало пешим воинам вступить внутрь монастыря и, повергшихся, бить ружейными прикладами без пощады, дабы встали и выступили из монастыря вон, но они сплелись друг с другом, и лежали по-прежнему на земле – ожидали только смерти. За сим, якобы приказано было и коннице вступить в монастырь: прямо идти по лежащему народу, умножая этим болезненные стоны», и проч. – На самом деле историограф наш нарисовал картину довольно умилительную для старообрядцев. «Весьма прискорбно душе, продолжает автор «дневника», и несомненно достоин сожаления наш историк за то, во-первых, простодушный депутат Павел Васильев, и потом, и самая его история, увлекаясь болтовней, «ради благочестивого гонения, против воли впадает в наглую ложь».

«Дети не могли плавать в крови, поверженные своими матерями, при взятии Средне-Никольского монастыря, очень просто потому, что всех женщин с детьми и взрослыми ребятами, даже до 15 лет, заблаговременно выпроводили из монастыря на Николаевскую базарную площадь, со всеми их грудными и «поверженными детьми». А по окончании всей возни и взятии монастыря, все эти женщины с детьми были отпущены «по добру, по здорову» в дома свои, не вкусив столь сладостного для них «гонения», и не удостоившись принять столь желанного ими мученического венца. Из чего видно, что ни женщин, ни детей, во время взятия и сдачи монастыря, а равно, и крови не было в скиту, чтобы можно было плавать. Воды, другое дело, воды действительно было довольно; у самой скитской церкви источников для этого было два: пожарные трубы, из которых поливали монастырских защитников, как ливнем, и снег, растоптанный ногами тех и других, и без того уже по самому времени года рыхлый и распустившийся грязными лужами, но кровь-то, если и была пролита при этом случае в монастыре, то не в большем количестве, а в таком, какое может произойти от царапин, ссадин и, допустим даже, от легких головных проломов, рукопашной схватки, выше мною описанной. Бесспорно, что и тут, как во всякой драке, храбрейшие из передовых, как нападавших, так и защищавшихся, были слегка потыканы, и с обеих сторон были подобные потешные знаки. Таких монастырских храбрецов, тут же на месте битвы, брали как бунтовщиков и, перевязав накрепко веревками, спровадили в николаевскую тюрьму, где подобных раненных пользовали фельдшера, и откуда всех их в скором же времени распустили по своим домам здоровыми и благополучными.

«Что же касается стрельбы из ружей холостыми зарядами по толпам и народа, замерзшего до положения истуканов, достаточно сказать, что при осаде скита, стрельбы совсем не было и даже не сделано ни одного, хоть бы, выстрела. Это подтвердит каждый иргизский старообрядец, разумеется, человек добросовестный. А относительно последнего, то есть, мороза, или замороженных людей, историограф старообрядческий в неуместном усердии, забыл даже самое время года, забыл, что это происходило 13 марта, в начале весны в Саратовской губернии, и как назло историку, все эти дни, памятные туземным старожилам, стояла оттепель, не свыше 5 и 6 градусов холода. Очевидно, что при такой температуре воздуха замерзнуть было невозможно». – После таких ясных опровержений, старообрядец в своих записках выводит следующее заключение. – «Сами же мы, старообрядцы, перечитывая указанные нами истории, невольно теряем доверие и к самому старообрядческому учению. Если наши древние историки, от времен Никона, были в повествованиях своих проникнуты тою же справедливостью, которою руководствовался и этот последний наш историк, депутат белокриницкий Павел Васильев, то невольно приходится задуматься и, сообразив прошедшее с настоящим, вымолвить горькую истину: с такими историями потеряешь последнее доверие к старообрядчеству и учителям нашим: «ложь не везде бывает во спасение» – это обоюдоострое орудие зла, опасно для обеих сторон: как для самого историка, так, равно, и для большей части незнакомых с делом читателей».

В заключение этой главы вернемся к осажденному монастырю. Таким образом, с 13 марта 1837 года, на месте иргизского Средне-Никольского старообрядческого, явился единоверческий монастырь. Прежние антиминсы заменены были другими от единоверцев, и 20 марта освящена на древнем антиминсе церковь сего монастыря, во имя Св. Чудотворца Николая. Устроив монастырь, архимандрит Зосима, возвратился в свой Высоковский единоверческий, исправлять же должность настоятеля Никольского единоверческого монастыря поручено было иеромонаху, казначею Воскресенского единоверческого монастыря, Арсению. Но Никольский монастырь недолго оставался мужеским монастырем. В 1843 году, по высочайшему повелению, он обращен в женскую единоверческую обитель. Монахинь перевели в него из Чернораменского скита, а мужская братия его размещена в двух соседних единоверческих монастырях. На содержание новоучрежденной женской обители употреблены все доходы, принадлежавшие мужской, со всеми угодьями и хозяйственными заведениями. Эти последние владетельницы монастыря как церковь (зимнюю), так и обветшалое здание ризницы преобразовали: церковь распространили, великолепно украсив ее как внутри, так и снаружи; работы эти были окончены в 1863 году. Церковь освящена в 1 день октября (в день Покрова Пресвятой Богородицы) того же года, при полном торжестве единоверческой братии, собравшейся из окрестных монастырей и селений. Этот Средне-Никольский монастырь из всех других отличался архитектурною красотою своей церкви, которая была о семнадцати главах; близ этой церкви, с левой стороны, поставлен знаменитый, белого мрамора, памятник, над похороненной в монастыре старообрядкой Сапожниковой³⁸. Крыша памятника серебряная, позолоченная, с двумя золотыми крестами, вынимавшимися из своих мест во время водоосвящения в известные дни так же, как это делалось в Верхнем монастыре, во время крестного хода на озеро, или на Иргиз. В этих случаях скитники Средне-Никольского монастыря, с этого памятника крест снимали и выносили его вместе с иконами в крестный ход для водосвятия. Самый памятник искусно отлит из чугуна с вензелями Сапожниковых и обнесен такою же решеткой рельефной работы. Погребение богатых лиц допускалось в монастыре, около и вблизи самой церкви, за известный вклад, а бедных, из заезжих умиравших гостей и прихожан, хоронили на отведенном особом кладбище за монастырской оградой. Собственно, для скитских и окрестных жителей, пожелавших погребения близ монастыря, были на этом кладбище особые, так называемые общие могилы, и погребение совершалось не прежде, как уже могила была наполнена гробами. Впрочем, других хоронили и по одиночке, смотря по обстоятельствам и средствам родственников умершего.

Еще в 1827 году, как видно из описей, сделанных монастырям, в Никольском считалось 61 келья, и братии было от 500 до 700 человек, иногда их было и более. По оценке, сделанной во время той же описи, в монастыре, церковные украшения оценены в 50 тыс. руб. Сюда не включены еще книги и многие другие вещи, не постоянно находящиеся в церквах, или вовсе не принадлежащие церквам³⁹.

Последний настоятель Никольского монастыря, как мы видели, был монах Корнилий, который с другими иноками, как более виновными в упорстве старообрядцев против распоряжения добровольно сдать скит, был сослан в закавказский край, весною, того же 1837 г⁴⁰.

Двух же из этих мятежников отослали в арестантские роты, а прочих, не из беглых, имевших паспорта монахов и попов, именно: Петра и Евдокима, и диаконов Василия и Андрея, всех четверых разослали по своим Епархиям на места их прежнего жительства.

Основатель скита. – Его настоятели. – Постройка церквей. – Пугачев и его сообщник Филарет Заозерский. – Настоятель Сергий (Юршев) и его влияние на Иргизе. – Его труды. – Инок Зиновий. – Вклады Императора Павла Петровича на постройку церкви. – Собор в 1805 г. на Иргизе. Соборное деяние, или доктрины Поповщины. – Пожар церкви и ее постройка. – Опись монастыря. – Указы правительственные, данные на имя иргизских монастырей. – Откупщик Василий Злобин и его жена; их влияние и деятельность на Иргизе. – Ярмарка. – Роскошь монастырская. – Газета Ада. – Юродивый Рафаель. – Арест беглых попов и диаконов. – Переход в монастырь единоверцев. – Силуан, уставщик Афанасий, диакон Феодор и проч., и проч.

Уже в 1764 году, переселенцы ветковские, стародубские и других местностей образовали на Иргизе селения: Криволучье, Каменку, Малыково и Мечетное: все они были заселены, почти сплошь одними старообрядцами. В одно и то же время с ними переселились на Иргиз старообрядческие скитники-монахи. Они тоже селились около своих единоверцев, в глуши лесов, по берегам озер, в особо вырытых ими землянках, из которых очень скоро образовались скиты, или монастыри, которые, как мы уже видели, принимали живейшее участие в делах веры и самых обрядах иргизских старообрядцев.

В 1764 году пришли из Польши два раскольничьих монаха Сергий и Филарет. Первый, как мы уже видели из предшествующей II главы, основал, доставшийся ему по жребию Средне-Никольский скит, что ныне единоверческий женский монастырь, а последний основал свой скит выше Мечетного, за озером, прозванным Калач, между Черного (дубового, по старому выражению, непроходимого) леса; этот же самый скит впоследствии назывался Верхне-Успенским Филаретовым монастырем, в честь его основателя.

История образования скита, собрание братии и скитские правила, которыми руководствовался Филарет, были одни и те же, что и в Нижне-Воскресенском Авраамиевом.

Находившаяся в нем братия состояла из старообрядцев. Этот скит наравне с другими отправлял все требы иргизцев. Впрочем, основатель этого скита Филарет не долго управлял братией, он скоро умер в своей обители и там погребен подле часовни Успения Божия Матери. Впоследствии над самой могилой его пришлась стена алтаря, существующей и в настоящее время, каменной церкви во имя Введения во храм Пресвятой Богородицы. Могила эта находится с левой стороны под умывальницей, против св. жертвенника в самом алтаре, что можно видеть каждому из надписи на стене, за левым клиросом. Здесь я позволю себе указать на небольшое уклонение от действительности. В журнале «Православный Собеседник» за 1857 г. сказано, что основателем Верхне-Успенского скита был монах Исакий. Но Исакий был лишь преемником умершего основателя Филарета, об этом может свидетельствовать вышеуказанная надпись над могилою Филарета, в том же монастыре: Исакий же упоминается везде, как настоятель Филаретова скита. Преемником Исакия был монах Матфей, пришедший еще при нем в скит из-за рубежа.

В 1771 году, в этот монастырь пришел какой-то монах Филарет и поселился в нем с разрешения настоятеля Матфея в числе братии. В самом начале новый скитник жил согласно с прочими иноками Верхне-Успенского монастыря, но вскоре он не поладил с своим настоятелем и братией, самовольно оставил скит и выселился за озеро с одним себе единомышленным монахом, не подчиняясь уже тут ни монастырской власти, ни соблюдаемым в ските монашеским уставам и правилам. Скитские монахи смотрели на Филарета с неописанным изумлением, как на непокорного сподвижника и ослушника самых строгих начал их согласия. Этого крамольного инока прозвали, в отличие от одноименного основателя этого монастыря Филарета, Заозерским, потому что келья этого последнего находилась за озером, прозванным Калач, вблизи монастыря. Происхождение этого Филарета Заозерского неизвестно.

В 1772 году, пришел на Иргиз, под видом зарубежного выселенца, раскольника с Ветки, Емельян Пугачев, и так как прежде этого раз он был уже пойман здесь, в селении Малыковке, откуда переправлен в казанский тюремный замок, из одного успел бежать снова на Иргиз, избегая поселенцев Мечетного селения, коими был пойман в Малыкове, Емельян Пугачев основал себе убежище в келии нововыселившегося скитника из Верхне-Успенского скита Филарета, прозванного Заозерским. Это было к концу лета. На зиму Пугачев из кельи Заозерского перебрался в самый скит Верхне-Успенский, которого основателем был, как мы видели, Филарет, выходец из Польши, с другом своим Сергием.

Между тем, Емельяну Пугачеву не жилось в этом монастыре, он частенько навещал своего друга монаха Филарета Заозерского, жившего в особой, вне монастыря, за озером, кельи.

В конце 1772 г., или начале 1773 года, монах Филарет, прозванный Заозерским, вместе с своим единомышленником Емельяном Пугачевым, неизвестно по какой причине вдруг скрылся из своей кельи и появился уже на Урале в Сыртовском ските, а Пугачев успел уже там образовать партии к политическому восстанию, именуя себя Петром III. По общему приговору братии, и настоятеля Матфея келья бежавшего инока была перенесена из-за озера внутрь скита, а место, где она прежде находилась, вне ограды, и в настоящее время прозывается поляна Филаретова⁴¹.

Все эти подробности или, вернее сказать, – мелочи рассказываем потому, что они могут дать неопровержимые данные для истории, по тесной связи своей с Пугачевским бунтом и возбужденным им движением.

Верхне-Успенский скит основан был, как мы это видели, польским выходцем, монахом Филаретом, который сам вскоре же, по основании им скита, в нем скончался. Место его занял монах Исакий. Приемником Исакия был монах Матфей, и этот последний действительно был настоятелем во время Пугачева (1772 –1776 г.). Самый же этот верхний скит прозван в честь умершего основателя Филаретовым. Как видно из допросов, деланных Пугачеву, и его собственных показаний, он проживал в Филаретовом скиту, что и по нашим сведениям и разысканиям не подлежит сомнению. Нет причины сомневаться в том, что у Пугачева была тесная связь с Заозерским скитником, о котором мы говорили выше. Здесь является вопрос, почему именно Заозерский Филарет не ужился в скиту настоятеля Исакия? И кто был неизвестный, проживавший с ним, единомышленник, переселившийся вдвоем из монастыря? Почему они жили отдельно вдвоем за стенами монастыря вне ограды? Не был ли этот товарищ Заозерского сам Емельян Пугачев? Очень может быть, что Пугачев в минуты невзгоды, и еще правдоподобней, в минуты удачи, обещал своему сообщнику по занятии Москвы Патриаршее достоинство. Конечно уж не даром!... Догадываться можно, что келья Филарета неоднократно служила верным и единственным убежищем преследуемому повсеместно Пугачеву. Филарет Заозерский, как можно с вероятностью предположить, во время всех неудач и самой поимки Пугачева, скрывался в Сыртовском ските, на Урале, где и умер, если не ошибаемся⁴².

Обратимся теперь к Верне-Успенскому монастырю.

В 1776 году пришел из западных губерний с Ветки монах Сергий (Юршев), который принес с собою походную полотняную церковь и поселился в числе братий в Филаретовом, или Верхне-Успенском ските. В это время монах Матфей был уже весьма стар и дряхл, вследствие чего, по общему желанию скитников, передал настоятельство новому выходцу монаху Сергию, а Матфей начал проводить жизнь уединенную – «на покое». Сергий был еще молод, свеж, и при его сметливом уме дела этого скита приняли совершенно другой вид. Он весьма скоро по вступлении в должность настоятеля, вместо первой тесной часовни (начатой еще настоятелем Исакием, а оконченной его преемником, монахом Матвеем) выстроил в скиту другую, обширную, которая вскоре по постройке сгорела. Сергий вместо сгоревшей часовни выстроил опять, еще более обширную (деревянную же) пятиглавую часовню, наподобие церкви с колокольней. Вскоре за тем приобрел иеромонаха и беглого священника для совершения в ней богослужения.

В 1780 году строитель Сергий мог уже выпросить себе дозволение от правительства, которое и дозволило ему, означенную часовню преобразовать в церковь, что он и исполнил с поспешностью. Часовня Успенского скита сделалась церковью во имя «Введения во храм Пресвятой Богородицы», и в ней открылась тогда же в 1780 году Божественная служба с дозволенным отправлением литургии. Вскоре Сергий построил еще и другую церковь, которая и освящена была во имя «Успения Божией Матери» 19 декаб. 1783 г⁴³. Для отправления в нововыстроенной им церкви богослужения, Сергий вытребовал из Стародуба от иеромонаха Михаила Калмыка другого священника, исправленного в его ветковском монастыре, и посредством этих двух попов совершались литургии и исполнялись все требы старообрядцев – поповщины в его монастыре. Слава о новом настоятеле Успенского скита быстро разошлась между окрестными старообрядцами, и стечение народа в этот скит сделалось до того многочисленно, что скитские церкви не могли вмещать всех приходивших богомольцев. С этих пор всякое стороннее влияние Дона, Урала, Ветки и Стародуба на духовные дела иргизцев ослабло до совершенного упадка. Монастыри эти и их настоятели сделались как бы главою всей беглопоповщины на Иргизе. С Керженца, Дона, Ветки, Стародуба и Сибири почти все старообрядцы беглопоповщинского согласия привозили на Иргиз в скит для «исправы» прибывавших к ним беглых от православной церкви иереев, или же отсюда брали попов в свои города и селения. И, таким образом, незаметно установилось как бы законным правом признание за иргизскими скитами «исправы» священников, которые находились под ведением и в полном подчинении скитским настоятелям.

Современником Сергия, строителем Средне-Никольского скита был монах Антоний. Об этом ските рассказано в предыдущей главе.

Строитель Антоний принял в свой скит некоего попа, нужды или корысти ради, как заподозренного иргизцами в «обливанстве». Это нововведение, или ересь, по выводам старообрядцев, было занесено Антонием в свой скит, и в глазах его единоверцев возбудило сильную крамолу и неудовольствие между всеми иргизцами.

Строитель Верхне-Успенского скита Сергий был представителем недовольных делами Антония; прибегнул к соборному правилу, которое было издано им за подписью других скитников в 1784 г. Это соборное постановление иргизских монастырей приводим здесь в подлиннике.

«Благоволением и благостию, святыя единосущия и животворящия неразделимыя Троицы Отца и Сына и Св. Духа, аминь. Богоспасаемыя обители церкви пресвятыя Владычицы нашея Богородицы и приснодевы Марии, честного и славного Ея Введения и Успения, священноиноков и священноиереов, иеродиаконов и диакон и прочих всех монастырей настоятельми и со всеми иночествующими и прочими всеми христианы, на всеобщественном собрании свято-апостольское и свято-отеческое седми вселенских и девяти поместных святых соборов и прочих святых отец свято-правильное рассмотрение, и объяснительное впредь святей церкви и всему христианскому – общее положение»⁴⁴.

Впрочем, дело этим не кончилось. Возникла между строителями сильная вражда, и каждый из них в пылу негодования к противнику договаривался до истины.

Вопрос об обливанцах перешел тогда же к другим современным вопросам, еще более важным по своему значению, особенно дорогим для иргизских старообрядцев.

Этот же самый монах Сергий, будучи еще в звании настоятеля пользовался общим уважением всей братии, и имел такое влияние и силу у своих единоверцев, что без него почти не происходило ни одного замечательного совещания у старообрядцев по делам церкви. Он прославился своим умом и начитанностью на Керженце, на Дону, Урале, в Сибири, на Ветке, в Стародубе, а тем более на Иргизе. Он участвовал в мироварении Рогож. кладбища в Москве, где поп Василий варил торжественно миро в 1777 году, и находился на пресловутом соборе Рогожского кладбища в 1779 г., по вопросу о «перемазывании» перешедших в раскол от православной церкви; Сергий принял тогда сторону «перемазанцев», противников знаменитого инока Никодима. Но, как видно из дела, Сергий в этом вопросе «о перемазывании» действовал весьма осторожно, отчасти, может быть, и потому, что чувствовал себя много слабее Никодима. Он не вступал с Никодимом ни в один публичный диспут, но действовал и ратовал чрез других; понятно, что для дела монаха Никодима это было вреднее всякой гласной распри. Собор о «перемазывании», сколько известно, окончился ничем. Керженцы, ветковцы, уральцы, рогожцы, иргизцы остались при своем упорстве, т. е. «перемазывали» приходящих от Великороссийской церкви миром или маслом, как мирян, так и беглых попов, а «диаконовцы», или «кадильники», как их тогда называли те, во главе которых был известный Никодим, остались тоже при своем, т. е. находили беззаконным это «перемазывание». Непреклонный Никодим не отступал ни на одну йоту от своих убеждений: он пожертвовал им всем, даже союз с единомышленниками своими рогожцами – повершил разрывом. Подробности этого совещания можно видеть из самых документов того времени (1779 г.), помещенных в Сборнике для истории старообрядчества И. Попова том I, во втором отделе.

Впоследствии строитель Сергий, но своему светлому уму и начитанности, превосходил других старообрядцев: его взгляды на дела веры и обрядности не вполне согласовывались с воззрениями Иргизских скитников. Я говорю о его сближении с православием. Он так же, как и монах стародубский Никодим, признавал законною и отнюдь не «еретическою» православную господствующую иерархию, вопреки всем доводам раскола. Полный этой мыслью, он начал уже смело и открыто поговаривать своим единоверцам о православных епископах⁴⁵.

Строитель Сергий, с этой крайне для старообрядцев щекотливой мыслью, повел свои соблазнительные беседы, высказывая явно стремление присоединить себя и свой скит, т. е. подчиниться добровольно православному епископу. В самом начале он говорил о таком важном предмете между своими единоверцами искусно, неопределенно и частью двусмысленно; его светлый взгляд и замечательный дар слова, необыкновенная сила воли, и по тогдашнему времени новые для старообрядцев понятия поражали, но не убеждали большинство. Сергий, несмотря на искусство своих речей и действий, был, однако же, замечен на раскольничьих соборах как нововводитель, еретик и отступник от древнего благочестия. По общему приговору, или гвалту монашествующей братии, он был единогласно признан виновным, смещен, уволен от настоятельства, и даже подвергнулся изгнанию из скита безвозвратно. Место его занял единомышленник иргизцев монах Прохор, из уставщиков Верхне-Успенского скита⁴⁶.

Странная коловратность судьбы смертных людей и их мыслей!

Вначале, т. е. в 1777 году, монах Сергий был на стороне «перемазанцев», а именно противников инока Никодима, и что же? Вскоре потом ему самому пришлось быть довершителем начатого Никодимом дела, предупрежденного на своем поприще ранней смертью (в 1787 г. 12 мая) на 39 году своей жизни, благодаря усиленным стараниям Сергия, образовалось так называемое единоверие. И, что не успел окончить незабвенный для единоверцев Никодим, то было окончено бывшим строителем и монахом Сергием, по самому непонятному сближению крайностей и противоречий.

После Прохора, преемника Сергиева, место настоятеля иргизского раскольничьего монастыря занял монах Мамонт. Во время настоятельства этого последнего поступил в число монашествующей братии какой-то московский купец, в иночестве нареченный Зиновием. Инок Зиновий, так будем называть его, является личностью довольно замечательною. По связан своим в Москве, а может, по богатству своему, он был известен государю Павлу Петровичу.

Около 1798 года Введенская церковь сгорела, выстроенная, как сказано нами выше, монахом Сергием (Юршевым) в 1780 году; у скитников были новые заботы возобновить храм, и на это представился следующий случай. Инок Зиновий с настоятелем Мамонтом имели возможность выхлопотать дозволение от правительства – не только выстроить новую при ските церковь взамен сгоревшей Введенской, но сверх того, благодаря ходатайству инока Зиновия и строителя Нижне-Воскресенского монастыря Прохора, было указом предназначено на эту церковь в ските от императора Павла Петровича вкладу 6,000 руб. ассигн. и выдано еще было на ее постройку разных материалов – лесу, железа и проч. тоже по назначению самого государя. Нововыстроенную церковь освятили во имя Преображения Господня. Скит этот получил название Верхне-Спасо-Преображенского, или Успенского.

Впоследствии инок Зиновий (из Моск. купцов) имел случай быть в Петербурге, и представлялся тамошнему митрополиту Гавриилу, с которым, долго беседуя, он выдержал, как говорят старообрядцы, полный экзамен относительно старообрядческих доктрин.

Преемником Мамонта в звании строителя был монах Гавриил, он в 1805 году, собрал совещание, созвав скитников, почти из всех раскольнических скитов. На этом совещании было изложено для иргизских монастырей правило, или церковный устав старообрядцев, как-то: Керженских, Стародубских, Быковских, Рогожских и других.

Правила эти почти соблюдаются и в настоящее время коренными старообрядцами поповщинского согласия. Здесь сделаем несколько выписок из этого уложения иргизских монастырей:

В апреле 1805 года, «Саратовской губ. Вольского округа, иргизских старообрядческих монастырей: Верхняго-Успенского, Средне-Никольского и Нижне-Воскресенского, собравшиеся вкупе настоятели с братией в Верхнем-Успенском монастыре не малое рассуждение имели, о нынешних последне временных обстоятельствах. И поскольку усматривая, что многие от нас отщетились и православной веры (мнимого староверья) отступили самовольно, а которые за страх и присоединились в разные секты, а которые к великороссийской церкви, т. е. к новообрядцам (единоверцам), а инии приступили от нас к отщепенцам, называемым старообрядцами, которые, якоже и мы, содержат старопечатныя книги и по них службу отправляют, а со всеми сообщение во всем имеют незазорно как в молитве, так в ястии и питии, и за грех сие не вменяют. Такожде и из наших (т. е. раскольничьих) православных христиан за слабость и небрежение многие нами усмотрены, что имеют совокупление в ястии и питии, а инии и в молении с еретики и со отлучившимися от нашей православной церкви. Того ради взяли мы на сие осторожность, дабы и нам не погрешить против правил св. отец и церковного предания».

«Сего ради мы смиренны, видевши такия страшныя от проповедников Христовых Апостол и Святых отец наложенныя клятвы на небрегущих евангельских и апостольских преданий и святых отец правил, ужасни быхом и все наши чувства поколебашася. Принуждены от лица святыя церкви внушить и объявить, на что и сообщили сие положение в подтверждение всем православным христианам, дабы всячески обрегались плевел еретических и злоугрызательных ядов их. Ибо, если и отныне кто из наших православных христиан, от св. соборной и апостольской церкви совсем отступит ко иной церкви другого исповедывания, которая с нами не согласует, то такового следует неоднократно поучать и увещевать от св. писания; потом, ежели не исправится и не послушает святой церкви, то иметь его яко язычника и мытаря, и ктому уже не иметь с ним всем нашим православным христианам никакого сообщения как в молении, так и в ястии и питии, ни в церкви, ни в дому».

«Если же кто из наших православных христиан, с таковыми или с другими какими не нашей православной церкви исповедания, будет сообщение иметь в молении, или ястии и питии, или в их будет церковь ходить и вкупе с ними молиться, или в дому у кого их или у себя в дому: или будет к ним в восприемники ходить и кумитися с ними, или к себе будет кого из них в восприемники брать к своим детям или родственникам своим; такожде и бракосочетание с ними кто будет иметь, или своих дщерей за их детей отдавать, или за своих детей от инославных брать, без их истинного раскаяния: таковые остаются без исправы и присоединения ко святой церкви».

«Такожде приходящих вновь следует прежде, жениха или невесту, научить их православию и принять под исправу, по правилам святых отец, потом и к бракосочетанию привесть. А если кто сие правильное положение будет пренебрегать, то такового церковною властию по правилам св. Апостол и св. отец:⁴⁷ и, если священного чина, то всего священного достоинства лишаем. А если же изо мнишеского чина или мирского человека, то от церкви отлучаем, дóндеже вправду раскаяние и смирение принесет, и тогда приемлем будет по правилом святых отец».

«И сие таковое положение мы не от своего умышления вам, православные христиане, определяем, но готовыя от святых богогласных Апостол и вселенских учителей и преподобных отец положенныя, или церковныя правила предлагаем. Якоже пишут правила святых Апостол⁴⁸ аще кто молится со еретики в церкви, или в дому со отлученными от церкви, сам такожде да отлучен будет».

«Аще который христианин принесет масло в соборище жидовское, или в церковь еретическую, или в поганску в праздник их, или кадило, или свещу возжег, или другое что, да отлучится»⁴⁹.

«Аще кто помолится в гробницах, идеже лежат мнимии от еретик мощи, или в церквицах, или исцелитися хотя от недуга приидет тамо, да будет отлучен, дóндеже покается»⁵⁰.

«Со еретики и со отверженными соборныя церкви да не помолится никто. Аще помолится кто со еретики или со отлучившимися своею волею от соборныя церкви, сам отлучен да будет»⁵¹.

«Аще ли не послушает наказания и хощет с ними ясти и пити, таковый со Христианы да не яст, и в церковь да не приемлется, но отвращатися всякому христианину от него, яко от идолослужителя; да еще паки когда приидет ко исповеди, да отлучится на покаяние на три лета, и в двоих летех да неприятно будет от дому его ни просфиры, никаковое же приношение, и в третие лето приемлются просфииры его в церковь; да совершит три лета в покаянии».

«Божиею же благостию и неисследованными его судьбами всякому видится и известно, что не малое количество душ человеческих разного исповедания вер, и разных сектов, приходят и ныне к нашей православной церкви с немалым усердием, и вместо испадшаго куколя наполняется многоплодною пшеницею, и церковь Христова всюду прославляется, и стадо православных овец время от времени более умножается. Зане кроме церкви Божия нигде несть спасения».

«Церковь же Свою Сам Христос спасает. Якоже святый Павел апостол возвещает, глаголя: „Христос есть глава Церкве, и Он есть Спаситель тела своего» (к Ефес. зач. 230); а иже не пребывают в сей соборней церкви, тех Христос не спасает, и Духа Святого сицевии не имуть. И якоже во Евангелии рече: «яко ты еси Петр, и на сем камени созижду Церковь Мою и врата адова не одолеют ей (зач. 112). И се Аз с вами есмь во вся дни, до скончания века»⁵².

Далее в этом соборном деянии Иргизских монастырей говорится, каким чином и как принимать тех, кои обратятся в их Поповщинское согласие.

Мы не будем входить в те подробности и ту последовательность событий на Иргизе с их монастырями, которые ничем не разнятся от общежития других, вышеописанных нами, монастырей, и берем только те эпизоды и случаи, которые тесно связаны с описываемым Верхне-Успенским.

В 1828 г. в Верхне-Успенском ските при строителе Гавриле сгорела церковь, выстроенная по ходатайству иноков Прохора и Зиновия. Эта сгоревшая церковь была во имя Спасо-Преображенья. Пожаром истребило вместе с ее драгоценностями – богатой утварью, иконами и священническими облачениями – и самое дорогое для старообрядцев значение этой церкви, как напоминавшей некогда о милостях к ним государя Павла Петровича и тех личностей, во имя которых их скиты были облагодетельствованы. Причина пожара, как говорят, была следующая: два скитских пономаря завели между собою сильную ссору; одного из них звали Гаврилою, другого Иосифом. Гаврила, желая отомстить своему врагу, поджег тайник, который, обыкновенно, бывает в раскольнических часовнях или церквах в самом алтаре. В этом тайнике, или ризнице, между прочими секретными вещами находились древние рукописи и книги, скрытые при описи скитов (в 1827 г.) в проезд князя Голицына, и потому не попавшие в опись.

Преображенская церковь была вся деревянная, как выстроил ее вначале инок Зиновий, и считалась второю у скитников, после основания Успенской монахом Сергием. Но, когда Преображенская церковь сгорела, вместо нее настоятель Гавриил выстроил каменную, во имя «Введения во храм Пресвятой Богородицы», а деревянную, основанную Зиновием во имя «Преображения Господня», оставшиеся части от пожара вытаскали по бревну в двери вновь выстроенного храма. В это время Гавриил приделал к каменной церкви и ризницу, и неподалеку келарню, или трапезную, тоже каменную. Центром этих построек была Преображенская, т. е. то самое место, где она когда-то до пожара, от поджога пономарем, существовала.

В 1828 году Верхне-Успенский скит (где, как мы видели из первой главы, скончался в 1838 году строитель Прохор) был вскоре же после пожара, в числе других иргизских монастырей, передан из удельного ведомства в казенное, и подчинен в надзор и заведование губернского начальства. В указе, данном министру Императорского двора 2 августа 1828 г., изображено: «Признав нужным подчинить исключительному надзору местного Губернского начальства старообрядческие иргизские монастыри, находящиеся Саратовского удельного имения, в Волжском уезде, повелеваю вам передать в казенное ведомство состоящих при оных удельных крестьян и принадлежащие монастырям земли, избрав взамен сего, по сношению с министром финансов, такое имение из экономических в Саратовской или других низовых губерниях, которое угодьями своими совершенно равнялось бы монастырскому, хотя бы то из оброчных статей».

Цель, для которой иргизские монастыри переданы в ведение Губернского начальства, есть та, чтобы уничтожить влияние их на других, обессилить согласие беглопоповщины⁵³.

С этого времени (1828 года) скитники подверглись рекрутской повинности наравне с другими крестьянами, что впоследствии было отменено, и скитники, или монастыри раскольничьи, были освобождены от солдатчины.

Еще при помянутом строителе Гаврииле, монастырь этот поддерживал известный волгский купец В. Злобин⁵⁴. Он был родом из села Малыкова, (что ныне город Волжск) сын крестьянина старообрядца. Злобин в молодости служил писарем в земской избе, и здесь он своею ловкостью и услужливостью обратил на себя случайно внимание какого-то знатного вельможи. Случайно, и в скором времени, Злобин обогатился, и потом сделался известным откупщиком⁵⁵. Еще в конце ХVIII столетия Василий Злобин участвовал в деле инока Никодима и Сергия, по поводу единоверия; между тем, постоянно поддерживал и раскольничьи скиты как деньгами, так и всем для них необходимым. Для пояснения действий купца Злобина, заметим, что, в сущности, не сам он был настоящим деятелем, а именно через жену свою Пелагею Михайлову, которая управляла делами старообрядцев более мужа.

В слободе, близ Средне-Никольского скита, в августе месяце, собиралась каждогодно ярмарка, которую постоянно посещала жена В. Злобина. Понятно, что от этой ярмарки, Средний скит имел свои хозяйственные выгоды и получал особый значительный доход. Почему Пелагея Злобина, посещая один скит, поставила себе в обязанность не забывать и другие. В одну ярмарочную эпоху, приехав в скит к 1-му августа, Злобина была приглашена, в Верхний, недалеко отстоявший, скит, к трапезе строителем Гавриилом. После долгих бесед и совещаний с богатой гостьей, строитель высказал ей искусно, как бы стороной, о нуждах монастыря своего и притом заметил о больших доходах Никольского от ярмарки. Злобина придумала самое простое средство устранить эти нужды. По ее соображениям выходило, что для Верхне-Успенского монастыря будет выгоднее перевести ярмарку от Средне-Никольского монастыря в Мечетное, ныне г. Николаевск, и обещалась это исполнить именем Саратовского губернатора Панчулюдзева, и действительно, это было сделано на другой же год. Ярмарку перевели в Мечетное, и с того времени она открывается и в настоящее время в г. Николаевске 1 августа.

Пелагея Михайлова, выхлопотав ярмарку, не забыла и о других косвенных доходах скита. По ее распоряжению на 1 августа, строитель Гавриил из своего Верхне-Успенского скита, вынес на паперть икону «Казанской Божией Матери». Икона эта была выбрана из самых больших, в ней было до 2 аршин в вышину. Толпы богомольцев и прочего ярмарочного народа, одни, побуждаемые набожностью, другие просто из любопытства стекались к этой иконе, как необычайной по своей величине. К тому же многие из раскольников стали поговаривать, что они сами видели слезы, текущие из очей Богородицы по иконе. Слух этот еще более привлекал и собирал к иконе верующих, и их усердием были обильные вклады в находившуюся при иконе кружку, и вслед за тем, толпы потекли в скит для служения молебнов. Ясно, что подобная раскольничья выходка обратила на себя внимание как местной духовной власти, так и гражданской. Икона, еще до окончания ярмарки, была внесена обратно в скит строителем Гавриилом, и, благодаря этому неуместному усердию купчихи Злобиной, обстоятельство это впоследствии весьма плачевно отразилось во вред самим скитникам. Правительство и епархиальное начальство обратили внимание на доход и средства Иргизских скитов, а тем более Средне-Никольского, которого дальнейшая участь читателям известна.

От подобных посетителей, как семейство Злобина и других богатых, в старообрядческих монастырях завелись запрещенные и не допускаемые их правилами предметы роскоши, занесенные с запада еретиками и отступниками. То были самовары, чай, сахар и прочие продукты, которые привозились знаменитыми посетителями скитов, в подарок инокам. В первой половине XIX века, при ските Верхне-Успенском была уже гостиница для сибирских и других приезжих купцов, которые почему-то всегда предпочитали ее городской Мечетной. В это время, когда только что развелось подобное развлечение у скитников, из города приехал по своим делам один местный чиновник, из числа тех, которые, заметим, частенько посещали раскольничьи скиты, но эти господа особого еще в них ничего не творили, потому что не было на то приказа. Гость тотчас увидел в скитской гостинице самовар со всеми принадлежностями, и как по новизне предмета самовар считался соблазнительной и пагубной роскошью для монахов, то чиновник приказал приготовить его и согреть, собственно, для себя.

Тогда в ските только некоторые избранные умели это сделать, а их тут не было; и несчастный служка по неопытности, не зная, как поступить, распаял самовар. Чиновник рассердился и начал придираться, подозревая тут не невежество, а умысел и наметку скитников, и за что пришлось, разумеется, строителю порядком поплатиться. Но как главным виновником и причиною всему злу, по мнению раскольничьих монахов, был еретический самовар, то между братией поднялся большой ропот на новозаведенный обычай, несогласный с их правилами, и после долгих пересудов и толков, определили: распавшиеся куски и все другие самовары предать обычному у старообрядцев проклятию и на веки веков изгнать из скита, что и было исполнено. А самый чай, как «богомерзкую еретическую траву», выбросить на двор в непотребное место. Наконец, нужно было так или иначе поступить с прилагательным к чаю (постным сахаром). Уладили и это: сахар на мелко растолкли и высыпали в скитской трапезной в лапшу. Положив «перед обедом большой начал», монахи скушали его с лапшою, и, вероятно, это было одно из лучших блюд в монастыре на Иргизе.

Но, «пришла беда, отворяй ворота», говорит пословица, или одна беда ведет за собою следом другую, и почти всегда вторая хуже первой; так случилось и с монахами Верхне-Успенского скита. На другое утро, за прошлым горем, в скит завернуло другое, и весьма худое, на главных монастырских воротах, неизвестно кем, был прибит возмутительный лист, написанный церковными буквами, и к большему соблазну отшельников, против самых дверей св. церкви. Содержание этого листка раздражило своею манифестацией как скитников, так и мирян старообрядцев. То был листок адской газеты, как тогда называли ее. Листок переходил из рук в руки, и немедленно все взрослые, и даже малолетние дети заучивали содержание его наизусть, и бегали по улицам, прочитывая первому попавшемуся монаху. Хотя эта старая газета, «дело давно минувших дней», публике того времени и без нас хорошо известна, но я осмеливаюсь предложить ее читателям именно в том виде, как она вышла из первой редакции автора, напечатав ее здесь со всеми ошибками подлинника того времени, делая это потому, что адская газета есть произведение иргизских же скитов. Этот документ, хотя и напечатан в заграничном Сборнике Кельсиева в III ч., и назван там газета ада, но не объяснено при том происхождение этой газеты, а тем более, там есть много изменений и значительных дополнений, вероятно, позднейшей редакции. Дело историка проверить то и другое.

Содержание адской газеты следующее:

«Вышла газета из ада, какая будет грешным от сатаны награда, и в безконечный век не будет душам их отрады. Нынешний век, зри всяк человек: грех скончался (т. е. ничто не считается за грех), истина охромела, любовь простудою больна, честность и верность в отставку вышла, а вера осталась во Иерусалиме. Ложь ныне присутствует в судопроизводстве; самочиние в монастырях проживает, тщеславие игуменствует, братоненавидение экономом поставлено. Совесть попрана ногами, благодеяние таскается по миру, а терпение скоро лопнет.

Во аде, судейской палате, на трон или на седало сатана сел, и закричал весьма яро: что грешников во аде мало? Бес услужливый выскочил и рек: еще не скончался век, а когда скончается век, тогда ты будешь душам и телесам отец. Тогда сатана послал бесов размерить адскую глубину, где бы можно было грешных посадить за вину.

Вот, являются в месоад из круга благородных судей и приказных людей. Сатана, увидавши их, приветствуя, кричит: честнейшие господа, пожалуйте сюда, я вас отменно угощу, огонь и жупел возгнещу. У меня вместо самовара во аде, есть большой котел, в нем я прикажу смолу и олово растопить, чтобы ваши скаредны и жаждущы души промочить. Впоследствии сих, явились чернецы – монахи, сатана, обращаясь к ним, говорит: святии отцы, вы зачем сюда зашли, или в рай пути не нашли? Вы продолжали жизнь свою в монастырях, вам должно быть в райских краях. При сих словах, подскочил бес без хвоста и рек: они не наблюдали поста, ленивы были Богу молиться, надобно с ними поскорее решиться. Тогда косой бес повелел с них мантии и камилавки скинуть и во тьму кромешную их вринуть. Вслед за ними из миру притащили бесы ростовщика. Сатана, смотря на него, спросил: ну, друг, скажи, сколько ты процентами денег накопил? Банкир горько возопил, говоря: «я успел столько в жизни денег накопить, что мог бы весь ад твой откупить». – «Э, друг мой! Ты, верно, и здесь хочешь роскошно проживать, пора тебе в преисподней побывать, возразил сатана; там узнаешь, как обижать бедных, и будешь тамо в самых последних. За этим притащили бесы опойцу. Сатана сказал: эк ты, друг мой, до чего пил, что и душу свою погубил. Вслед за сим явилась на сцену адскую толпа многочисленная странников и нищих. Сатана, увидевши их, «сказал; вы на белом свете бедствовали и скорбели, и здесь места готовить себе не велели; нищи, слышавши то, схватили кошели и в царство небесное побрели».

Начались розыски между скитниками, и вскоре найден сочинитель этой «адской газеты». То был один из иноков Средне-Никольского скита, написавший в укор Верхне-Успенском, как позволявшим себе мирские блага, несогласные с правилами скита. Общим приговором всех монахов, автора изгнали из среды своей безвозвратно, с поруганием и заушением. И, хотя он погиб в «миру» без вести, но зато газета его не погибла, она долго была памятна иргизцам и даже дошла до православных.

За смертью настоятеля Гавриила, умершего около 1830 г., его преемником был монах Силуан: он ознаменовал свое настоятельство тем, что построил в ските большой каменный двухэтажный дом⁵⁶, и красивую готическую башню, в которую вставлены были большие часы, уцелевшие от пожара в 1828 году.

Осмеянная роскошь и другие пороки монашествующей братии газетой ада, еще более усилились в раскольнических монастырях, а в особенности при преемнике Гавриила строителе Силуане. При этом последнем строителе, в Верхне-Успенском ските, не только заведены были вновь самовары, кофейники, но даже у некоторых монахов имелись, хотя, разумеется, тайно, трубочки с «богомерзким зелием, еже есть табаце», не говорим уже о навещавших мужские монастыри отшельницах. И, как видно, главною причиною всему этому был сам строитель Силуан. Кроме вышесказанного, он имел у себя даже зонтик (дождевой), машинку музыкальную о шести пиесах и кое-что другое. Один из его скитников, молодой купеческий сынок симбирской губернии, Платон, имел при себе для забавы и охоты пистолет и несколько ружей, а равно, и скитский диакон отец Федор, вероятно, занимался охотой, достав себе ружье. Так что едва ли монашествующая братия не превосходила своими подвигами городских и окружавших их старообрядцев, но всему есть мера и срок, и, видимо, время приходило к расчету.

В 1834 году, пришел однажды в скит известный на Иргизе юродивый Рафаель. Юродивый, выходя из келарни от ужина, остановился на крыльце и указал своим посохом на часовую башню, бывшую в ските Силуана. На стене этой башни, между прочими изображениями была из Апокалипсиса глава XII, изображавшая бегство жены от семиглавого змия, испускающего из уст своих воду. Указав посохом, Рафаель сказал: «этот змей у вас всех попов поест, а Силуана на шпиц повесят»; показывая на верх башни, и тут же забормотал языком умалишенного и скрылся на съезжем дворе. И вскоре за тем первое пророчество сбылось на деле.

В 1835 году, неизвестно, какая благодетельная рука занесла в скит старообрядческий известную брошюрку: Маршрут, или путешественник в Японское царство. Этот «путешественник в Японию», написан к старообрядцам, – и едва ли нет его ныне печатного, – в самых светлых, соблазнительных красках о небывалом земном рае в Японии, где будто только и сохранилось еще «древнее благочестие» в той чистоте и полноте иерархии церковной, которой так долго и давно добиваются старообрядцы⁵⁷.

В 1835 году, правительство обратило на раскольничьи скиты, можно сказать, суровое внимание. Попы, как у старообрядцев по городам, так и в скитах редели день ото дня. В этом году из скита взяли беглого попа Георгия, а через несколько недель попа Козьму, с ним также взяли и диакона Алексея, и вскоре после их – еще попа Иакова. Эти священники почти все жили в скиту с своими семействами, которые вместе с ними и были арестованы. Начались строжайшие розыски, следствия над захваченными попами, которые все уже были «исправлены» в скитах, а некоторые приготовлены на города для старообрядцев. Эта „исправа“, или порядок продажи по скитам беглых попов, был заведен с издавна, почти от заселения Иргиза с 1763 года⁵⁸. Многие из арестованных в этот раз попов и диаконов перешли в единоверие, а другие были определены причетниками при православных церквах.

До 1841 года, почти все иргизские старообрядцы обращались за всем нужным в скиты, относительно своих треб, как-то: венчания, крестин, погребения и пр., и пр⁵⁹.

В 1837 году, Средне-Никольский монастырь был упразднен и обращен в единоверческий. По занятии его единоверцами, большая часть монахов перешла в Верхне-Успенский скит, который все еще оставался до 1841 г. во владении старообрядцев. Но дела их шли уже не совсем хорошо. После печального события с их духовенством в Никольском и в НижнеВоскресенском, иргизцы умели было вновь запастись для себя новыми беглыми попами в Симбирской губернии; но и этот последний священник был, наконец, арестован и взят из Верхне-Успенского скита, где после него остался один только диакон Федор, до самого переселения в скит единоверцев в 1841 году.

Степень виновности разнородных личностей этого духовенства, была почти одинаковой важности в отношении правительства. Все они бежали от своих православных приходов, и бесспорно решились на это по крайней необходимости – одни нужды, а другие корысти ради. Нужды, конечно, они навсегда избавлялись, а корыстные их виды между зажиточными иргизцами были вполне удовлетворены. Беглые попы в расколе жили более нежели безбедно, более нежели в довольстве – они объедались и упивались, утопая в роскоши и богатстве.

«Из пяти монастырей, бывших на Иргизе в Саратовской губ., остались Верхне-Спасо-Преображенский и состоявший при нем женский Покровский монастырь. Саратовский совещательный, по делам раскола, комитет, считая эти монастыри вредными для Православия, предположил обратить их в единоверческие. Правительство одобрило это предположение, которое и исполнено таким порядком. Начальник губернии, обсудив дело, пришел к убеждению, что для успеха предприятия необходимы два условия: 1) внезапность н нечаянность исполнения в отношении к монастырским обывателям, и отвращение препятствий к исполнению во время приведения его в действие; 2) уничтожение моральной причины покушения окрестных раскольников к возвращению монастырей в раскол, и отвращение беспокойств с их стороны. Для достижения первого условия, он полагал все дело сохранять в величайшей тайне. Для уничтожения моральной причины, Начальник губернии считал нужным ввести как можно скорее единоверческое духовенство в церкви и окропить их святою водою; так как раскольники думали, что этими действиями уничтожается святыня их храма, и в самом деле дорожили своими церквами до тех пор, пока они не были освящены по уставам единоверческим, а после того становились совершению равнодушными к своим церквам. Руководствуясь этими основаниями, Начальник Саратовской губернии отправился из г. Николаевска неожиданно в монастырь и сделал «в самый час исполнения» распоряжения: а) об удалении их селений, отстоявших от монастыря не далее 2 верст и вмещавших в себе более 1000 раскольников, главных по своему влиянию людей; б) о пресечении всякого сообщения между монастырями; в) о пресечении сообщения между монастырями мужским и женским; для этого он употребил до 150 человек из мещан г. Николаевска и казенных крестьян православных. А чтобы отнять у раскольников возможность запереть монастырь, церковь, ризницу, и поторопиться на какой-либо способ к сопротивлению, посредством условного знака с колоколами, он взял с собою инвалидную команду. Вступив в монастырь, начальник губернии созвал всех тамошних монахов в церковь для бесед, а инвалидная команда заняла караулы у монастырских ворот, церкви, ризницы и колокольни. На предложение начальника губернии присоединиться к единоверию, монахи, спрошенные отдельно, положительно отказались, но вели себя с покорностью и смирением. Тогда вступил в церковь Архимандрит с единоверческим духовенством и испытал средства религиозного убеждения; но, видя бесполезность увещаний, немедленно, в полном облачении, окропил церковь святою водою. После того архимандрит поставил раскольникам на вид суетность их святыни и воображаемой древности церкви – открытием, что антиминс на престоле был без святых мощей и без подписи древних архиереев. Затем, оставив караулы в мужском монастыре, начальник губернии отправился с архимандритом в женский, где окроплена была святою водою часовня. Наконец, архимандрит принял от настоятеля мужского монастыря церковное имущество. В тот же день объявлено раскольникам г. Николаевска и соседних деревень – об обращении обоих монастырей к единоверию. Известие это принято раскольниками с покорностью и тишина не была нарушена». (Смотри историю Μ. В. Д. том VIII стр. 395–97).

В 1841 году 28 мая, и Верхне-Успенский скит должен был перейти в единоверческий. Строитель Силуан передал его Саратовскому епархиальному епископу Иакову (Вечеркову); но сам тогда же уклонился от единоверия, и как бы в укор, Силуан написал от себя опровержение на правила, изложенные митрополитом московским Платоном относительно единоверия⁶⁰.

«Введенская» каменная церковь, основанная Гавриилом, со всеми ее пристройками перешла к единоверцам в 1841 году; но эти последние, не принимая во внимание, что скит к ним перешел с церковью во имя «Введения во храм Божией Матери», переименовали его прежним именем, назвав опять «Верхне-Преображенским» монастырем. Правда, после пожара Преображенской церкви в 1828 году, от нее кое-что и осталось по рукам у старообрядцев, в том числе, будто бы, спасена и полотняная церковь монаха Сергия, вынесенная им из Польши. Об этой последней «Успенской» (полотняной) церкви говорят Иргизцы, что она после пожара попала в Средне-Никольский скит, одноименный Сергию, и в настоящее время цела, и хранится у запрещенного раскольничьего епископа Виталия Белокриницкого, которому доставлена чрез Сыртовского строителя Израиля. К этому же последнему строителю в Сыртовский скит, церковь эта была передана после пожара «Преображенской» церкви из Средне-Никольского скита. Еще от пожара остались большие часы, которые в настоящее время находятся в том же ските, на вновь выстроенной настоятелем Силуаном в готическом вкусе башне. До перехода в этот монастырь единоверцев Силуан, хотя и числился строителем или настоятелем раскольничьего монастыря между своею братией, но он принадлежал к мещанскому обществу г. Хвалынска (Саратовской губернии), и отправлял все повинности мещанина своего города; почему весьма естественно, общество выдавало ему паспорт для прожития во всех русских городах. С упразднением скита, Силуан, уволенный от игуменства с уставщиком своим Афанасием⁶¹, тоже не принявшим единоверия, возвратился на свою родину и поселился в г. Хвалынске, где и жил до самой смерти. А в монастыре, перешедшем при Силуане к единоверцам, был выбран ими на его место другой единоверческий настоятель из уставщиков, монах Трифиллий, и по словам злонамеренных раскольников, в этот самый год Трифиллий подлежал рекрутской очереди; но, как только поступил в единоверие, был от очереди освобожден, и впоследствии Трифиллий заслужил доверие и успел достичь степени единоверческого архимандрита. В этом чине он и скончался, и похоронен, кажется, в своем ските.

Нужно заметить, что монахов, перешедших из раскола в единоверие, уцелело только четверо, оставшихся налицо в монастыре: из прочих, кто имел паспорта, одни разбрелись по своим местам, а другие, не имевшие никакого вида бродяги, бежали из скита и скрылись, кто где мог. Были между ними и такие закоснелые фанатики, которые искренне желали жить и умереть в недрах раскола; эти последние действительно или притворно хворали и, сказавшись больными, под видом сильного недуга, поступали охотно в монастырскую больницу, где скоро заболевали на самом деле и почти самонасильственно оканчивали свою жизнь.

Мы упомянули выше о диаконе Феодоре, как тоже не перешедшем в единоверие. За упорство свое он был отослан на суждение в Саратовскую духовную консисторию, где рассматривалось его дело. Там и решили его участь. Диакон был убеждаем перейти в единоверие епископом Иаковом (Вечерковым), на что он и согласился, предложив свои условия. Как вдовец, он просил, чтобы ему дозволено было вступить снова во вторичный брак и опять по-прежнему продолжать диаконскую службу, в чем, конечно, как в противоречащем уставам православной церкви, ему отказали. Его расстригли, предоставив ему избрать себе род жизни: Федор решился оставить духовное звание и уехал немедленно в г. Казань, где он женился на старообрядке, приписался в тамошние мещане и принялся торговать красным товаром.

В настоящее время (1864) в Верхне-Преображенском единоверческом монастыре, не осталось почти ни одного из прежних раскольничьих монахов, бывших там при строителе Силуане. Единоверческой же братии находится в монастыре весьма небольшое число. Средства монахов крайне ограничены, монастырь поддерживается только собственными своими средствами монахов: отведенные для монастыря земли и лес – в весьма ограниченном количестве.

Его основание и перенесение Покровского монастыря, и постройка часовни, келий, ограды. – Пожар, опись и время его упразднения. – Единоверие.

Средне-Успенский женский монастырь. Его основание. – Постройка часовни и проч., пожар, возобновление часовни, опись монастыря. – Единоверие и упразднение монастыря. – Организация женских монастырей и их средств.

Официальные сведения о Самарских и Саратовских старообрядцах, за 1843 год, и число перешедших из раскола в Единоверие.

Почти в одно время, или немного позднее основания Успенского Филаретового скита, 1765 г., в соседство селенья Мечетного, пришла из Польши монахиня Маргарита с другими своими сестрами, и основала свой женский скит на берегах озера Калач, почти против Успенского, или Преображенского (Филаретова) мужского монастыря, на расстоянии 10 верст от селения Мечетного. Впоследствии женский скит Маргариты перенесен был на известный курган, находящийся в самом центре озера Калач, и здесь по своей живописной местности и возвышенности превосходил он все другие монастыри. На этом кургане (в 1782 г.) попечением настоятельницы Маргариты выстроена была деревянная часовня во имя Покрова Пресвятой Богородицы, и все монастырские здания были обнесены кругом высокими стенами.

Почему с того же времени, обитель начала именоваться – Верхне-покровским женским монастырем, который, по занимаемому им пространству, был один из самых больших раскольничьих монастырей, с множеством настроенных в нем келий, образовавших длинные узкие улицы. До 1827 года, в Покровском женском монастыре было 100 дворов и 200 келий, не считая многих других построек для ризницы, библиотеки, общей трапезы, для самой настоятельницы и пр.; число монахинь и послушниц доходило до 700. По описи и оценке, произведенным в этом монастыре (в 1827 г.) церковных украшений, состояло налицо, на 10 т. ассиг. Покровский монастырь не имел церквей; одна просторная деревянная часовня заменяла церкви, в которой насчитывалось 228 икон. Многие из них были богато обложены серебряными вызолоченными ризами и украшены дорогими камнями. Книг оказалось налицо: евангелия 2, апостол 1, минея праздничная 1, общая 1, уставов церковных 2, псалтырей 2, часословов 2, златоуст 1, канонников 2, страсти Господни 1, жизнь Николая чудотворца 1, служебник 1, декаб. минея 1, октоихов 2: все старинные. Медных паникадил 2, одно о 42, другое о 6 подсвечниках, лампад 12, подсвечников медных 6⁶².

В 1838 году от пожара, а по словам старообрядцев – от злоумышленного поджога, монастырь этот весь выгорел и почти уничтожился; хотя часовня уцелела, но самая обитель вновь не могла уже воздвигнуться в первобытном величии и силе, подвергшись одинаковой участи с мужеским Верхне-Успенским скитом.

В 1841 году, в последних числах мая, начальник губернии с гражданскими чиновниками и духовными лицами, прибыл в женский Покровский монастырь, где созваны были – настоятельница, инокини и все жившие в монастыре, как постоянно, так и временно там пребывавшие, и в общем присутствии всех объявлена была Высочайшая воля – об обращении их монастыря в единоверческую обитель; причем им сделано предложение и увещание принять единоверие. Настоятельница Надежда, единогласно со всеми сестрами, по примеру иноков и старообрядцев – жителей мужского монастыря, объявили, что они беспрекословно передают часовню со всем общественным имуществом в распоряжение начальства, но принять единоверие не могут. Давши такой ответ, просили они все одной милости, позволения беспрепятственно возвратиться по домам к своим родственникам, что и было им дозволено. После чего и здесь немедленно совершено было молебствие с водоосвящением. В течение трех суток, все монахини и белицы, по распоряжению земской полиции, оставили монастырь, потом дома свои, кельи и все заведения, как они были, распродали на своз; так что вскоре на месте Покровского монастыря осталась одна только часовня, которая уцелела от вышеописанного пожара. Все иконы, бывшие в часовне, колокола, ризница и самые книги были перевезены для хранения в мужской монастырь, а к опустевшей часовне приставлен караул.

В 1843 году, эту деревянную часовню, по ходатайству протоиерея Ельпединского, разобрали и перевезли в город Николаевск, и употребили на достройку сгоревшей там недоконченной деревянной церкви во имя св. Иоанна Предтечи. В настоящее время, из бывшей часовни Покровского монастыря образовалась удобная красивая церковь в г. Николаевске, и к ней пристроена колокольня на каменном фундаменте, иждивением купца Ивана Желаева, краснорядца города Николаевска.

Верхне-Покровский монастырь передан единоверцам, как мы видели выше, в 1841 году, в последних числах мая; но вместе с голыми стенами, приняла единоверье только одна какая-то вдова попадья, прочие же все разошлись по другим, менее известным, скитам, или возвратились к своим родственникам, где и остались по-прежнему раскольницами.

Близ города Николаевска есть место, прозванное «Горшениной» (?). На самом этом урочище, спустя довольно времени по заселении слободы Мечетной старообрядцами, в 1783 году поселилась, пришедшая так же из западных губерний, монахиня Анфиса, с немногими единомышленными сестрами, и основала женский скит. Молва об этой настоятельнице Анфисе быстро разнеслась по близким и дальним селениям раскольников, и старообрядки из ближайших селений стекались в скит со всех сторон. И тут, уже общими силами с основательницею, выстроили в самой середине своего скита деревянную часовню, на память Успения Божией Матери, в 1796 году. Вблизи часовни расположены были в линию келии сестер, которые, умножившись, составили впоследствии тесные неправильные улицы, замкнутые деревянною оградою. – Анфисин скит переименован по времени – Средне-Успенским монастырем, по примеру прочих Иргизских скитов, которые все первоначально назывались по имени своих основателей, и потом получили новые, показанные нами, наименования по храмовым праздникам, устроенных в них церквей и часовен.

В 1812 году часовня, построенная Анфисою, сгорела до основания, и скитницы, после бедственного для России года, подали от себя прошение местному начальству о возобновлении своего скита и постройке часовни. Но так как из женских старообрядческих монастырей ни один не имел у себя пожалованной им, Высочайше дарованной, и указом закрепленной земли, подобно мужским, которым была оказана эта милость, как это мы видели выше; то начальник губернии входил о том с представлением, и уже с разрешения высшей власти дозволил скитницам приступить к возобновлению своего скита, для чего и была указана им местность в соседстве Средне-Никольского монастыря, на расстоянии от него одной версты, как на земле, принадлежавшей тогда раскольничьим монастырям. Где так же, как и прежде, последовательницами Анфисы выстроен был новый скит и часовня с деревянною колокольнею. И здесь инокини, временно, сами отправляли богослужение по старопечатным книгам, иногда приезжал в их монастырь и священник со св. дарами, которые сподоблялись принимать монахини. Спустя довольно времени по новой выстройке, однажды в сильную грозу, громовой удар молнии разрушил колокольный шпиль, который в то же мгновение провалился внутрь, от чего загорелась и колокольня. Между тем, как пламя охватило и пожигало колокольню, монахини успели вынести и спасти часть церковных драгоценностей из самой часовни. Пожаром этим истребило дотла только колокольню и почти пустую часовню. С этой потерей возникли новые заботы для скитниц: они прибегли к помощи и сделали сбор по окружным городам и селеньям старообрядцев. Иргизцы не отринули своих единомышленниц, им помогли материалами и деньгами, и с помощью этих пожертвований, скитницы получили возможность приступить к постройке с успехом. И в 1834 году, на месте прежней сгоревшей часовни, отстроена была уже новая; но в этом же году, по описанным выше причинам, вследствие распоряжений высшего начальства – местная полиция приказала снять с новой часовни крест, – что произошло в то самое время и в Средне-Никольском мужском монастыре, где тогда же кресты были сняты повсеместно.

В 1837 году, от 13 марта, по переселению в Средне-Никольский мужской монастырь единоверцев, этот Средне-Успенский женский скит был упразднен. В него перевели мужскую старообрядческую братию, но и это было на самый короткий срок, едва на несколько дней. Потому что почти одновременно с этим переселением, эта женская обитель, по распоряжению губернского начальства, была причислена к единоверию; а 12 келий, как выстроенных на собственное иждивение монахинь, подвержены были аукционной продаже со всеми остальными, к ним принадлежащими, пристройками, в пользу самих скитниц, что и было тогда же исполнено. Часовня куплена была в село Вязовку для приходской церкви; кельи проданы на месте разным лицам, а затем все остальное как из мелких построек, так и из имущества, принадлежавшего инокиням, одни из них – уроженки ближайших селений – перевезли по своим дворам к родным и знакомым, а другие – из дальних мест – тут же все распродали. Самый же скит их, или монастырь, правительство нашло более удобным, за излишеством, тогда же совершенно упразднить, тем более, что в самом близком соседстве с ним, почти рядом со скитом, отстраивался в то время вновь утвержденный уездный город Николаевск, переименованный из селения Мечетного. Последней строительницей Средне-Успенского монастыря была мать Феофания. Ни сама она, и ни одна из бывших инокинь, не перешли в единоверие.

В настоящее время нет уже почти и следа от бывшей здесь женской обители, кроме развалившейся ограды скита, от которой остались местами кое-где осунувшиеся и сгнившие бревна, да заглохшие колодцы: вся местность бывшего жилья заросла травою, и представляет грустную картину смерти и запустения.

Здесь встречается в документах весьма странное противоречие: в 1837 году, как нами было сказано выше, в Средне-Успенском женском монастыре оказалось только 12 келий, тогда как по описи, составленной в 1827 году, в этом скиту значится и налицо, в действительности, келий и других зданий было большое количество, а именно: 89 дворов и 145 келий, постоянно занятых проживавшими в них монахинями и послушницами, которых по именному списку считалось до 600 в монастыре. В ските, как видно по описи, была одна часовня. В ней всех 108 икон, как богато украшенных, так и простых. Книги: евангелий 2, апостол 1, месячных служебных миней 12, прологов 4, толковое евангелие 1, златоуст 1, октоихов 2, ирмолог 1, псалтырь 1, часовников 2, паникадило 1, лампад 11, подсвечников 4, все медные, и самой церковной утвари, как-то: облачений и других предметов по сделанной оценке, было на 15-ти асс.

В особой следующей главе, мы будем говорить об обрядах и церковных правилах, их уставах, о домашней жизни старообрядцев, а тем более – обиходе, правилах монастырей на Иргизе. Здесь, между тем, мы поместим краткое дополнение к быту женских общин.

Ни в одном из помянутых женских монастырей, не было церквей, как мы уже это видели. Недостаток церкви заменяла часовня, или молельня. Здесь разница как в организации мужских монастырей от женских, так и в средствах тех и других, весьма ощутительна, и поражает с первого взгляда даже самым наружным видом. Женский монастырь, вообще и в частностях, разнится от мужского несостоятельностью, внутренней бедностью, наружной обстановкой и недостатком материальных средств. Далеко отстали эти женские скиты от мужских старообрядческих монастырей; подобно тому, как небольшие провинциальные городки от губернских, во всех возможных отношениях. Как в постройке, так и в самой жизни скитников и скитниц. Инокини и послушницы, все без исключения, проживающие в скиту, каждодневно сходятся по несколько раз на моление в общую часовню. Службу в ней отправляют в обыкновенные непраздничные дни старшие монахини, находящиеся при часовне по очереди понедельно, или посуточно; они состоят у них на жалованьи. В более торжественные праздничные дни, приходит для служенья или беглый поп, или иеромонах из ближайшего мужского монастыря, и так же отправляет службу по своим старообрядческим старопечатным книгам и раскольничьим обрядам. Равно, и некоторые из старших монахинь, а иногда и самые настоятельницы скитов, отправляют богослужение и помимо общих часовен, в своих так называемых крестовых кельях, тоже по монастырскому общему уставу, за исключением одной литургии. Впрочем, таких монахинь при их скитах бывает не много, потому что от них требуется твердое знание как службы, так и устава церковного пения. При каждой женской келии имеется особый дворик. Общей трапезы в этих монастырях нет. – Каждое лицо, поступившее в монастырь, должно непременно иметь свою келью, – общие у них только часовня, настоятельская крестовая большая келья, две караулки для сторожей – у часовни и у скитских ворот – сторожей нанимают на общую монастырскую сумму. Каждая инокиня должна заботиться как о своем личном, так и общем существовании скита. Почти все они, за исключением только самых дряхлых монахинь, занимаются каким-нибудь промыслом, трудясь для себя и на пользу своей общины. Большая часть из них постоянно занята шитьем одежды для своей ли общины, или берут заказы из окрестных селений, у раскольников, которые всегда предпочитают добросовестную монастырскую работу обыкновенной сельской, или городской. Все монастыри эти имели хорошие и большие огороды. Монахини ходят, сверх того, по окрестным селениям на заработки, и в известное время на уборку сенокоса, и более всего на полотье и жнитво, и вообще, отправляют все полевые и огородные работы в окрестностях за условную, задельную плату. Также ходят читать псалтырь, каноны к своим единоверцам и постоянно приносят добровольное и обильное подаяние милостивых братий. По очереди, и еще чаще по собственному желанию, ходят они «по миру» за посильными сборами. Тут является все на потребу скитниц: деньги, хлеб, мука, дрова, сено, овес, овощи и все возможное с любовью привозится в их монастыри. Зажиточные жители, старообрядцы, охотно жертвуют им домашнею птицею и животными. – Если же в скиту оказывается в чем-либо недостаток, монахини прибегают чрез свою настоятельницу зa необходимым к мужским монастырям, которые никогда им в этом не отказывают. Но за помощь их, как бы в плату, монахини отправляют у скитников все полевые и хозяйственные работы, и шьют на них платье и белье, и моют к праздничным дням стены и полы в церквах, часовнях и настоятельских кельях. Но все эти работы распределяются между монахинями и белицами самой настоятельницей, которой они, возвратясь с «подвига» или послушания, все вместе и каждая порознь обязаны являться с подробным отчетом и представить сполна всю сумму полученных за труд денег, или что другое. Все это, таким образом приобретаемое, сдается по описи казначейше на сохранение, от которой монахини получают на расход, что им нужно для пищи, одежды и проч., и проч.

В 1843 году Министерство внутренних дел назначило чиновника в Саратовскую губернию, при содействии гражданского и духовного начальства.

«В Саратовской губернии, замечены были гражданским губернатором и тамошним Епископом колебание между раскольниками в их заблуждениях и склонность принять единоверие. Первое обращение раскольников Саратовской губернии, в числе 1740 душ, последовало в с. Криволучье, Николаевского уезда: но раскольники эти, принимая священника, поставленного в этот сан Епископом, были уверены, что они останутся прежними староверами, – и в этом предположении подвергали священника даже исправе. Их примеру последовали раскольники г. Саратова, подав прошение о назначении к ним священника. Губернатор, донося об этом, просил назначить чиновника министерства в помощь местным гражданским и духовным властям. Назначенный министром чиновник, приехав в Саратов, приступил немедленно к изучению раскола, при содействии гражданского губернатора, вице-губернатора и местного духовенства. По мере изучения, он представлял в министерство свои исследования.

В Саратове существовало поповщинское согласие, которое разделялось на две партии: одна из них, слабейшая, склонялась на присоединение к единоверию, другая, сильнейшая, имея беглого попа в г. Вольске, сношение с которым по исправлению треб дорого обходилось, желала иметь в Саратове своего собственного попа на тех основаниях, на каких вообще держались беглые попы у раскольников. Один из главнейших догматов поповщинского согласия в Саратовской губернии, по донесению этого чиновника, был тот, чтобы иметь попов, иначе они не почитали себя христианами. Это убеждение укоренилось в них так, что они готовы были на все пожертвования и надеялись, что терпением и происками дождутся перемены в распоряжениях правительства, и достигнут со временем цели. Надежда эта подкреплялась тем, что в Москве находилось пять попов и они были терпимы. Раскольники говорили: если пять попов в Москве остаются при своих местах, то зачем лишать нас одного? Саратовский гражданский губернатор разделял тамошних раскольников на три партии: близких к принятию единоверия, фанатиков и народную толпу, которая готова примкнуть к той или другой партии. Первые, по мнению губернатора, понимали ничтожность причин своего упрямства, и присоединились бы к единоверью, если бы торговые и другие интересы не связывали их с богатыми фанатиками; вторые состояли из стариков и старух, желавших упорно провести остаток жизни своей в прежней вере; их было немного, и влияния их на будущее поколение ожидать было нельзя. Третья – народная – партия придерживалась раскола потому, что в городе Вольске держался раскольничий поп: они следовали тут за упорнейшими купцами и почетными людьми из их единомышленников, находя у них работы, пособия и другого рода поддержки. Хитрости раскольников Саратовской губернии состояли в обращении в свою пользу послаблений местного начальства и духовенства, чего они иногда достигали посредством денег. Первым ослаблялось преследование, поимка беглых попов и вообще, исполнение постановлений о разных ограничениях раскольников; вторым покрывалось наружное присоединение к православию и действительное нахождение в расколе. Были примеры, что раскольники показывались обращенными к православию и исполнявшими все духовные требы только по спискам; на самом же деле давали приходским священникам двойную плату. Так, был случай, что священник, научив раскольников приехать ночью в церковь, будто бы для совершения брака, и не совершив его, отпустил раскольников невенчанными, а брак записал в книгу. Желание их находиться по духовным делам в ведомстве гражданского, а не духовного начальства, происходило от недоверия к духовенству. Они думали, что цель и намерение его состояли в обращении их к православию; что сам Епископ, если не по своим правилам, то по влиянию на него прочего духовенства, будет действовать в этом направлении; что гражданское начальство всегда равнодушнее к их обрядам и не имеет времени много заботиться о них. В Саратовских раскольниках вообще действовал фанатизм, невежество, корысть и опасение подвергнуться каким-либо ограничениям в образе жизни и действиях, к которым они привыкли с детства. Иногда успеху обращения препятствовало самое ничтожное оскорбление самолюбия. В 1827 г. раскольники г. Вольска окончательно согласились на единоверие и составили акт, но как этот акт подписал городской голова прежде влиятельнейшего раскольника, то обращение к единоверию не состоялось. Влиятельнейшие из раскольников рассказывали, что они были долгое время гонимы, потом видели снисхождение правительства, а с 1827 года, когда возобновилось гонение, они не отчаивались в улучшении своего быта с переменою обстоятельств. «Сердце царево в руце Божией» – говорили они. Большое сочувствие возбуждали к себе бывшие иргизские монахи, высланные из иргизских монастырей на места жительства: их считали мучениками за веру, имели с ними сношение и благоговели пред ними. Всех раскольников в Саратовской губернии считалось 40.000 душ (1843) обоего пола. Они были рассеяны по всей губернии, но более жили в Вольске и Николаевском уезде. Вольск почитался как бы столицей беспоповщины: там жило более 5,000 раскольников, находилась богатая церковь и единственный (?) во всей губернии беглый поп. Раскольники приезжали к нему для исправления треб за 100 и более верст, – некоторые, однако, не столько по внушениям совести, сколько из угождения своим родителям и родственникам, особенно женского пола. Пользуясь легкомыслием раскольников, некоторые из их единомышленников вызывались, из личных видов корысти, быть их агентами пред правительством, собирали тайно значительные деньги, приезжали в Петербург, где проживали безвыездно по несколько лет и отписывали в губернии, что ходатайство их, подкрепленное многими расходами, шло успешно; раскольники, веря таким ложным отпискам, надеялись получить разрешение иметь попов на прежнем основании, и потому упорствовали против обращения в единоверие. Сильное влияние на массу имели еще так называемые уставщики, которые весьма уважались, особенно женщинами. Эти последние, в свою очередь, оказывали влияние на мужчин и сильно коснели в религиозном невежестве. Фанатизм их доходил до того, что они останавливали при исправлении треб попа, если поп делал ошибку в направлении кадила, вмешивались в чтение, если поп, по их мнению, пропускал что-либо при чтении. Раскольницы удерживали от принятия единоверия мужчин, которые поддавались своим женам, матерям и бабкам, единственно, от того, чтобы сохранить семейное спокойствие. Достигнув преклонных лет, раскольницы, по праву уважения к старшим, получали частицы для причащения, разъезжали с ними по городам и селениям, и снабжали ими зажиточных раскольников. Уставщики, подкрепляемые раскольницами, распоряжались всем, относящимся до церкви и даже самыми требами; беглые попы, без их согласия, не совершали ни браков, ни молебнов, ни других треб. Плата за требы разделялась между попом и уставщиком, и доходила до громадной суммы: в Вольске за брак платилось по 500 р. ассигн. Предприимчивые и отважные уставщики брались сами за исправление некоторых обрядов, уверяя, что для них попов не нужно. Один уставщик, молодой человек, 22 лет, употреблял все меры с необычайною дерзостью к удержанию раскольников от единоверия; другой, таких же лет, служил сводчиком между беглыми попами, расстригами и своими единомышленниками, и образовал из этого сводничества особой род промышленности. Саратовские раскольники имели сношения с Москвой, Казанской губернией и землей войска Донского, откуда получали временно попов таким порядком: все общество какой-либо деревни или города избирало надежного человека и посылало на собственный счет в Москву, в Казанскую губ., или в землю войска Донского за попом: поп приезжал, исправлял требы за полгода, или за год разом, и уезжал обратно. В Аткарском уезде есть деревня Кологривовка, принадлежащая к селу Монастырскому: в ней было 306 раскольников, крепостных помещицы раскольницы, жившей на Дону в Пятищебянской станице. Помещица держала при себе беглого попа, который, переодевшись казаком, приезжал в Кологривовку и многие другие селения для исправления треб.

Саратовские раскольники совершали свои моления по книгам, изданным до патриарха Никона, по книгам, напечатанным в упраздненной Почаевской, и других типографиях западного края, и только в крайности прибегали к изданиям Московской единоверческой типографии; за первые они платили большие деньги и хранили их в часовнях и домах своих; из книг московской печати они вырывали листы, на которых означалось разрешение правительства, год и место печати. Раскольники всей губернии имели особенное уважение к древней часовне в г. Саратове, устроенной в виде церкви с куполом, алтарем, престолом и жертвенником, где издревле совершалось ежедневное богослужение раскольническими беглыми попами, сельские жители приезжали к ним для исправления треб, и много народа из мест отдаленных притекало туда на богомолье. Уважение к часовне распространялось на уставщиков и попечителей ее. Последний поп умер в 1840 г., с тех пор богослужение в часовне отправляли уставщики. Чем какое-либо место отдаленнее от Саратова, тем упорнее и грубее были раскольники по следующим причинам: там носились слухи, что единоверие есть приготовление к православию; там чаще и свободнее разъезжали беглые попы, которые из собственных видов поддерживали заблуждение в поселянах и усиливали упорство к принятию единоверия. Впрочем, упорнейшие из раскольников были выходцы из Польши. Отличительный же характер народной массы раскольников состоял в религиозном своеволии и корыстолюбии: почему уважение между ними заслуживал тот, кто более других был искусен в знании священных книг, и кто приобрел богатство. Такие люди, как начетчики, головщики, уставщики и попечители, уважались особенно, равно как богатые купцы, считавшиеся покровителями и защитниками согласия. Единомыслие раскольников заключалось в сохранении наружного вида раскола, в сохранении воли над беглыми попами, которые подчинялись всем сумасбродствам религиозного невежества, в удержании порядка самовольных действий при денежных сборах за духовные требы. Исследования эти произведены большей частью исправлявшим должность Саратовского губернатора, тем самым, который уничтожил последние иргизские монастыри.

Начальник Саратовской губернии, в присутствии епископа и чиновника министерства, властительнейшим раскольникам говорил о значении изложенных митрополитом Платоном правил так называемого единоверия. После многих переговоров его с Саратовскими раскольниками, последние, убедившись в благонамеренных видах правительства, многочисленейшей партией начали совещания. Главные предложенные вопросы были: 1) могут ли такие священники исполнять достойно духовную обязанность свою без исправы; 2) может ли быть избран священник, предложенный другими раскольниками, который, отступая от их согласия, принял единоверие? Упорные, со стороны некоторых, споры были отвергнуты правилами Св. отцов, представленными купцом Масленниковым, одним из влиятельнейших лиц Саратовского раскола. Подозревая Масленникова и городского голову, согласившего, по поручению губернатора, раскольников на единоверие, они обратились к самому начальнику губернии с вопросом: точно ли есть воля правительства на принятие ими единоверия? После утвердительного ответа, обе партии долго совещались и, наконец, подали епископу прошение о назначении им единоверческого священника. Между тем, губернатор принял, по настоянию чиновника министерства, строгие полицейские меры к поимке беглых иноков и попов. Вскоре было схвачено трое из них и один послушник. Это обстоятельство оказало большее влияние на умы раскольников. Вместе с тем, сделано распоряжение о строжайшем наблюдении за действиями известнейших ревнителей раскола. Неблагонамеренные из них были укрощены внушением о последствиях, которым они могли подвергнуться за свои действия; один из уставщиков, особенно вредный и дерзкий, выслан из Саратова в Царицын под надзор полиции. Прошение, поданное Епископу раскольниками, принято им 23 декабря, объявлено о решении преосвященного, а 30 декабря священник вступил в исправление своих обязанностей. 2,300 душ приняли (1843 г.) единоверие. В то же время жители 4-х селений Николаевского уезда, в числе 1,173 душ, объявили желание принять единоверие; за ними последовали 2,640 раскольников и Хвалынска, 1,093 удельных крестьян Николаевского уезда, 1,387 Хвалынского уезда; а с обращением Вольской раскольнической церкви в единоверческую, многие из тамошних раскольников приняли участие в богослужении, которое там начали совершать по обрядам единоверия». Всего в Саратовской и Самарской губерниях, по 1844 г., присоединившихся из раскола к единоверию было – 10,333 человека⁶³.

Выбор в настоятели и его значение в монастыре; правило для новопоступивших в монастыри и также перешедших в Поповщинское согласие. – Принятие беглого попа и мирянина от православной церкви и их исправа. – Старообрядческие прощи. – Общее правило для, находящихся в церкви или часовне, прихожан. – Эпитимия, или прощи для обмиршившихся старообрядцев. – Богослужение. – Священнослужители. – Значение уставщика. – Порядок для торжественного богослужения. – Иногородние богатые гости и их значение в монастырях. – Вклады и доходы монастыря, раздача денег. – Обиход, или правило мужских монастырей. – Пища, или трапезная монастырей. – Пропаганда раскола. – Школа и ее науки. – Руководство к обучению юношества в делах веры с вопросо-ответами. – Легенды, сказания на Иргизе. – Молитва: духовные стихи и кантаты, сочиненные на Иргизе и проч.

В этой главе мы намерены ознакомить читателя с обрядностями, богослужением и с самой организацией иргизских монастырей, и теми основными правилами, на которых зиждится старообрядчество Поповщинского согласия. Предупреждаем наших читателей, что все нижеизложенное в этой главе сообщено нами без всяких замечаний и дополнений, как заимствованное из записок дневника старообрядца Беглопоповщинского согласия, старожила на Иргизе, и других достоверных источников.

Монастырями на Иргизе управляли настоятели и настоятельницы, которые, обыкновенно, избирались общим голосом всех монастырей. Вследствие сего, старшие иноки и монахини собирались на совет в тот монастырь, который не имел настоятеля, или присылали в обитель свое согласие на выбор кого-либо в настоятели. В этом избрании настоятелей участвовали и окрестные старообрядцы, как-то: купцы, мещане из ближайших городов и селений. Обыкновенно, в должность настоятеля или настоятельницы избираемы были старшие по летам и трезвые старцы и старицы; но были иногда избираемы и молодые иноки, отличавшиеся или умом своим, или строгою жизнью, или преимуществом рода, как, например, Прохор, Сергий (Юршев). И, таким образом, все, участвующие в выборе, согласившись относительно избираемого лица, составляли за общим рукоприкладством приговор, который представляли на утверждение Удельной конторы, а с 1828 года, когда Иргизские монастыри поступили в ведомство государственных имуществ, приговор утверждался по представлению земского исправника, Саратовским губернским начальством⁶⁴.

Монастыри эти были в полной власти у выбранных братией и обществом настоятелей и настоятельниц, которые одни за все беспорядки, своеволия и бесчинства подчиненных отвечали перед гражданским начальством. Все необходимые сношения с начальством производились через них, с православным духовным начальством монастыри не имели никаких сношений.

Старообрядцы, желающие поступить в монастырь, должны были внести известную сумму денег в пользу монастыря, или, по крайней мере, за свою келью; если же вновь поступающий в обитель оказывался бедным и бродягою, то его принимали в скит для одних лишь трудных монастырских работ, и удостаивали полного иноческого чина, впоследствии, через несколько лет.

Постригали в монашество беглые иеромонахи, попы, которые проживали в монастырях или приезжали туда на время. – Постриженники имели от настоятелей позволение и право носить иноческую одежду внутри монастыря, а во время путешествия с пропагандою или по другим каким делам снимали эту одежду и одевались в обыкновенную мирскую, и это было непременным правилом в первой половине девятнадцатого столетия; потому что, по распоряжению гражданского начальства, бродячие иноки отсылались в прежние места своего жительства, что их и заставило путешествовать в мирской одежде.

Ежели ж кто обратится к этим монастырям от «Великороссийской» в так наз. православную раскольническую церковь, то как миряне, так и духовные принимаемы вторым были в их раскольничьем монастыре чрез исправу чином, по Номоканону, т. е. их миропомазывали и сначала прочитывали отречение, под предлогом новшеств, от истинно православной Греко-Российской церкви; потом проклятие, положенное в Требнике для чтения приходящих от яковитской ереси; наконец, помазывали вновь поступающих маслом, тотчас омывали места помазывания и тем заключали исправу⁶⁵.

Для принятия беглого попа собиралось в церковь все братство монастыря, приходил сам настоятель и даже присутствовали из окрестных раскольников. Исправа для попа прозелита делалась «соборне» в часовне или в церкви, таким же беглым раскольничьим попом или иеромонахом, который сначала исповедовал вновь пришедшего попа или диакона в алтаре, потом выводил его из алтаря перед собрание и провозглашал, что пришедший поп достоин священствовать. Настоятель и все братство отвечали: «Бог благословит ему священствовать». Затем новопришедшего облачали в священнические ризы, заставляли прочитывать вышепоказанные отречения от истинной православной церкви под предлогом проклятия на новшества и на яковитскую ересь; наконец, не слагая с него риз, помазывали его священным маслом, употребляя слова и молитвы, положенные в потребнике при миропомазании новокрещенного, и тут же омывали места помазывания. Исправленный таким образом поп должен был поклониться собранию и крилошанам обеих сторон до земли, и тогда уже мог безвозбранно проходить у старообрядцев священническое служение. Впрочем, бывали случаи, что «исправленный» поп оказывался обливанцем, или только уроженцем одной из малороссийских губерний, как заподозренных старообрядцами в «латинской ереси», тогда подобный священник подвергался снова крещению трехпогружательному, не снимая с него ризы и облачения, дабы не смыть св. хиротонии, или же заподозренного в «обливанстве» иерея совершенно увольняли из монастыря и от всего старообрядческого общества безвозвратно вон.

В монастырях этих беспоповцев и своих отступников принимали третьим чином, т. е. после исповеди. Язычников, и магометан, и проч. – первым чином, т. е. крестили как новообратившихся.

Иногородние старообрядцы в монастырскую церковь или часовню не входили, прежде нежели испросят прощение или выслушают прощи, говоря языком старообрядцев, без этого их не пускают к общей молитве. Подобные иногородние гости все, сколько бы их не было, становятся у входных дверей на паперти. Тотчас же прихожанами или монахами, условными знаками дается знать попу или иеромонаху, и в ожидании оного новички или гости монастыря, по окончании обычного начала (семь поклонов) с молитвами, ложатся пред выходом иерея на землю, последний, лежащим на паперти, прочитывает молитву «прощения», и затем дозволяется гостю войти в церковь или часовню; подобный новичок, войдя в храм, кладет три земных поклона и раскланивается на все четыре стороны; берет подручник, – богатому гостю или новичку прихожанину этот подручник подает кто-нибудь из богомольцев: он, обыкновенно, бывает вроде тоненькой подушки или стеганого ковра. Подручник кладется в ногах у каждого старообрядца для рук и головы при земных поклонах. Подобных стеганых ковриков в церквах и часовнях старообрядческих бывает в запасе большое число. В торжественные праздники их приносят из кладовой, где они, обыкновенно, хранятся, и для алтаря, и для клироса кладут шелковые и даже парчовые, жертвованные прихожанами, и бывают весьма дорогие; но обыкновенный для прихожан подручник делается из ситца на чем-нибудь стеганом. Большая часть прихожан их носят с собою.

Прихожане монастырей и часовен старообрядческих входят без «прощи», но так же, как новички, кладут в церкви или в часовне три земных поклона и раскланиваются на четыре стороны; берут благословение в монастыре у старшего монаха, затем кладет каждый еще три поклона и читает молитвы: «Боже милостив», «Достойно есть», «Слава и ныне». Грамотный старообрядец читает отпуст, который написан или напечатан в их азбуке, и со словами молитвы кланяются в землю; затем снова поклоны на все четыре стороны всему народу, и став на своем месте, перекрестясь, и с молитвами во время богослужения перебирают лестовку (кожаная четка) почти до самого конца службы.

Не лишним объяснить о другом прощении, налагаемом на старообрядцев, а именно, на тех, которые были в общении, до поступления в монастырь, с православными или мирскими, по их выражению – обмирщались. Например, ежели кто из монахов или прихожан смешается, по какому бы то ни было случаю, в ядении или питии с иноверными и другими раскольниками, т. е. с беспоповцами, еретиками, в том числе и с «никонианами», то оный за подобное обмирщение или грех, ежели он из монахов, подвергался исправе, кроме миропомазания, с отречением яковитских и «никонианских» ересей, как было сказано выше. Но прихожанин монастыря или часовни старообрядческой, должен испросить, или выслушать на общей молитве прощение: точно так же, как и гость, или новичок прихожанин, в глазах своих единоверцев прослушавши, лежа на полу, прощу, очищается от подобного греха. И этот обряд, брать прощи, или выслушивать прощение, ведется от самого основания Ветки, Иргиза, и даже исполняется в настоящее время строгими ревнителями «древнего благочестия». В 1865 году, когда беглые попы на Иргизе у беглопоповщины были в редкость, то читает иргизцам (беглопоповцам) прощение какой-нибудь мирянин, якобы благословенный на это от беглого священника⁶⁶. Монахини тоже теперь на Иргизе у беглопоповцев отправляют должность попа, или даже какая-нибудь деревенская баба, едва умеющая читать славянскую азбуку, тоже читает старообрядцу прощи, или прощение, за его прегрешение в ястве или питии с еретиками в дороге, и даже вменяется в вящий грех выпить рюмку водки из смешанной, или никонианской посуды; но разумеется, на деле это исполняется не совсем точно, как мы видим, старообрядцами. Этот обряд вымаливать себе прощение за указанное выше прегрешение, введен и у рогожских белокриницких раскольников. Понятно, что исполняется на деле одними только строгими ревностными последователями старой веры.

Богослужение в Иргизских мужеских монастырях составляли: вечерня, каноны, повечерие после ужина, отпуск и вечерние молитвы; утром утреня, а в праздники всенощное бдение, продолжавшееся около семи часов, потом часы и литургия. В женских монастырях отправляемо было тоже богослужение, кроме литургии, потому что в часовнях их не было престолов; церковную службу отправляли беглые попы и диаконы, или иеромонахи. Если не было попа, то каждую службу, кроме литургии, совершал диакон, за отсутствием же диакона – уставщик: диакон же и уставщик отправляли вместе с попом и даже без него молебны, панихиды и погребение умерших. В женских монастырях в праздники богослужение совершаемо было беглыми попами, приходившими из мужских монастырей, в другое же время службу отправляли настоятельницы и соборные старицы, как в часовнях, так и в их крестовых кельях.

Служба в праздничные дни отправлялась отборными чтецами. На клиросе находилось достаточное число певчих. Клиросом управляет головщик, или регент, у него находились подголовщики, и также выбирался мальчик с замечательным и звучным голосом: дискант, или подголосок. Пение шло протяжно, демественно. В обыкновенные дни каждый клирос состоит числом из 10 человек певчих суточных, пономари – понедельно.

Уставщик должен быть непременно каждый день в церкви или в часовне, и выбирается на целый год. На обязанности его лежит следить за богослужением; уставщик на всяком шагу останавливал попа, диакона, чтеца или певчих, и учил беглого попа или диакона, как правильнее по старообрядческому читать, петь, ходить, кланяться, стоять, кадить и проч.

Попы и диаконы были на очереди, и служили понедельно. Строитель монастыря к службе ходил не обязательно, когда вздумается, но зато его помощник должен быть каждую службу в церкви или в часовне.

В праздничные дни богослужение в монастырях происходило торжественнее. Из ризниц, где хранились драгоценные вещи монастыря, выносили богатые сосуды, дискосы, рипиды, кадило, подсвечники для местных икон, в которые вставлялись огромные тяжелые свечи, евангелие в драгоценном окладе, облачения священнические и диаконские, жертвованные разными лицами: в том числе, как уверяют старожилы на Иргизе, было облачение жертвованное в Средне-Никольский монастырь императрицей Екатериной Второй. Все это выносилось – на св. Пасху, в престольный храмовой праздник и на освящение воды, которое совершалось в этих монастырях торжественно иногда семью попами – в Богоявление, Преполовение и в день Спаса Преображения (6 августа) на реке Иргизе, а из Верхнего монастыря бывал крестный ход на ближайшее к нему озеро. Рипиды употреблялись во время погружения во Иордане, и в день Воздвижения животворящего креста.

На св. Пасху евангелие читалось не трех аналоях, и за каждым изречением слова двоих попов и диаконов, по сигналу ударяли в колокол. В эти торжественные праздники расстилались по церкви богатые ковры, и вешались паникадила с переменными во время службы свечами. В Верхне-Введенской церкви, или монастыре, было пять паникадил, а под главным сводом – одно из самых больших. Местные или храмовые иконы были в некоторых монастырях, как, например, в Верхне-Введенском, в богатых ризах и золоченых иконостасах, и украшали на св. Пасху и Троицын день кисеей с бантами, сделанными из лент, и цветами. До 1836 года в этих монастырях на Иргизе бывали крестные ходы по случаю повальных болезней, и проч. В числе других икон находилась на Иргизе копия с чудотворного образа, называемого «Днепровская Божия Матерь». Она находилась в Верхне-Покровском девичьем монастыре, в обители настоятельницы Олимпиады. Икону эту во время крестных ходов по вышеупомянутым случаям встречали версты за три жители местной раскольничьей слободы.

В присутствие иногороднего богатого гостя в монастыре, (которые к скитникам ездили частенько из Москвы, Сибири, Оренбурга и других городов), – на пение и службу обращалось еще более внимания, и служба при таких гостях шла еще медленнее, по нескольку часов. Эти богатые посетители монастырей ознаменовывали свое пребывание значительными денежными вкладами, доходившими за тысячи рублей. Суммы эти предназначались за здравие богатого купца или купчихи; за условную плату настоятель записывал их умерших родственников в свои синодики, и во дни вселенских панихид совершали поминовение о них. В синодиках вписываемы были Адам и Ева, и все ветхозаветные и новозаветные праведники, о них, наряду с прочими, монахи совершали панихиды и молились о избавлении душ их от вечной муки⁶⁷. Также от этих богатых посетителей монастырям были вклады на содержание скита, хуторов, на пашню, на сенокос, жнитво, на рабочих (кроме скитских) наемных. Сумма эта хранилась в особой кружке в церкви.

В особенности неограниченный доход бывал старообрядческим попам, как-то: за крестины, венчание – берут от одного рубля до шести и более, судя по прихожанину, за соборование маслом, кроме исповеди, за которую деньги идут на одного священника, а за все другие отправляемые им требы в общую кружку; а сбор по раскольничьим приходам поп должен делить с псаломщиками, дьяконом, уставщиком и певцами; при венчании же в этих приходах (которое совершается в монастырях в особых кельях, церквах, часовнях и по домам, в сарае и проч.), выговаривается подножие – платок от новобрачных, кроме денег, и большей частью, в придачу, штоф вина.

В монастырях совершались все христианские таинства и обряды, – но чаще других исповедь и причащение, браки, молебны и поминовение усопших. Исповедь и причащение совершались большей частью в церкви, а браки в особых кельях, в которых иногда и исповедовали поселян. Больных, за отсутствием попа, исповедовали по скитскому покаянию⁶⁸ и причащали диаконы и старцы запасными дарами. В великий пост весьма многие из дальних и ближних старообрядцев приобщались в иргизских монастырях, иногда до 700 и более в одну литургию.

В монастырях также составлялся известный доход от беглых попов и диаконов, которые, как уже исправленные, имели помещение с своими семействами в кельях монастыря или за оградою, получали от настоятеля дрова, хлеб и вышеупомянутую плату за литургию и службу. Попов этих посылали также за сбором и подаянием в пользу монастыря и для духовных треб по иногородним старообрядцам, но не иначе как под надзором монаха. Но как в монастыри стекалось иногда очень много попов, даже до пятидесяти в один монастырь, то настоятели оставляли в обители только необходимых и более трезвых, от двух до семи; а излишних отсылали для служения к своим единоверцам в разные места России, или на время, или навсегда. Монастыри получали от священнослужителей большие доходы. Отпуская беглого попа в какое-нибудь, нуждающееся в таковом, старообрядческое общество, монастыри брали с этого общества, смотря по внешней сановитости попа, от 500 до 3000 р. ассигн.; иногда же, отпуская попа на время, налагали на общество годовой оброк в 200 – 500 руб. ассигн. Таким образом, доставляя доход монастырям, попы доставляли им также значительные пожертвования, присылаемые от иногородних старообрядцев, в виде заказов: то дать молитву родившей женщине и младенцу, то отпеть заочное погребение, то поминать за упокой какого-нибудь старообрядца, по письмам родственников умершего. Точно также по письмам давали очистительные молитвы родильницам и новорожденным младенцам, иногда чрез полгода и более, со времени рождения младенца; понятно, что ко всем этим заказам прилагалось значительное количество денег.

Довольно денег получали монастыри и от продажи старообрядцам свеч, приготовляемых в монастырях, запасных даров, мира для отдаленных своих единоверцев, богоявленской воды, благословенных хлебов, антидора и проч. Словом, у подвижников иргизских не было ничего святого, непродажного.

Чрез каждые три месяца сходятся в казначейскую келью служители храма: попы, диаконы, монахи старшие, головщики и сам настоятель. Затем уставщик прочитывает приготовленный им реестр, где перечислены имена, кому должна быть выдача. Кружку, по списку уставщика, раздает сам настоятель: иерею за каждую литургию один рубль, диакону полтину, а всем остальным, начиная с уставщика и до последнего псаломщика, выдается за трехмесячную службу; и приходилось на человека никак не менее 40 рублей в треть, но уставщик получал долю больше других. Монастырские и часовенные караульные до кружки не касаются, они на годовой плате.

Кроме этой кружки бывает и другая раздача денег по келиям: настоятелю, монахам и послушникам. Эта раздача делается также через три месяца из особых доходов монастыря, а именно: из сбора за панихиды, молебны и проч.

Церковных преступников судит уставщик, а за прочие преступления наказывал или избирал наказание настоятель, и непокорных, и нетрезвых монастырских жителей наказывали телесно, – чему даже подвергались попы, диаконы и иноки, которых в придачу заковывали в цепи, надетой на шею.

Все распоряжения, касающиеся до монастырской работы, покупки и цены, находились под ведением скитского казначея, и на его, также, ответственности все письменные и судебные дела, прием городничего, чиновника в монастырскую гостиницу; на тяжебные дела и ходатайства за свою братию старообрядцев; от монастырского или часовенного казначея всегда имеются в городе особые доверители, или стряпчие.

В монастырях, во время служения литургии, когда ударяют в колокол к «достойне» – то в это время в келарне, или трапезной, монахи накрывают столы и приготовляют обед. С окончанием богослужения, при выходе из церкви народа, келарный монах или послушник приходит к колокольне и берет било (молоток,) бьет им в висящую при колокольне железную доску несколько минут, и в заключение ударяет, в обыкновенные дни – в полиелей, а в торжественные – в большой колокол трижды: это приглашение всех присутствовавших в храме к трапезе. Монахи, прихожане и посторонние старообрядцы идут в трапезную, где в начале каждый кладет три поклона; в это время один из старших монахов звенит в ручной колокольчик, и затем подходит на середину трапезной к аналою старший монах, кладет поклон, произнося: «Молитвами святых отец наших, Господи Исусе Христе, Сыне Божий, помилуй нас», и проч., при последнем слове, все находящиеся в трапезной отвечают: «аминь». Монах уходит. Присутствующие в один голос читают молитвы: «Отче наш», «Слава и ныне», «Господи помилуй» дважды; снова подходит монах к аналою и произносит: «Молитвами святых отец» и проч. – также присутствующие говорят: «аминь», и кладут три поклона, со словами: „Боже милостив“ и проч. Все садятся за стол. При разборе ложек, один из иноков читает молитву, – это благословение себя и других к трапезе. Обед продолжается без разговоров, среди которого только слышно речистое внятное чтение инока из Минеи-четьи, или торжественника, ежели был в этот день праздник. Этот устав келарный в иргизских монастырях был одинаков, за исключением женских, где не было общей трапезы. Впоследствии, в Средне-Никольском отменили читать во время трапезы Минею-четью по следующему случаю: старопечатной, до Никоновского времени, этой книги не было в монастыре, но была киевская, первого издания. Однажды чтецом во время трапезы был один из иногородних иноков, он произносил буквально слова по печатанной в Минеи-четьи, несогласные с старообрядческим произношением. Чтецу заметили, как должно читать и выговаривать, вместо напечатанного божественного имени Иисус, следовало по-старообрядчески произносить Исус, также напечатано было: веков, а не веком, как произносят старообрядцы. Чтец опирался на печать; ему заметили, что она печатана в „еретических, никонианских“ руках. „А когда так, сказал инок, то ее вот как!“ и с этими словами ударил сильно книгу об пол, и разбил на ней доски. С этих самых пор Средне-Никольский монастырь отменил чтение Минеи-четьи, и заменил ее книгою – Златоустник, или торжественник – нечто вроде сборника. Подобное чтение происходит до окончания трапезы. После стола произносятся те же молитвы с прибавлением Достойно, Богородичной 2-й песни празднику, и проч. и в заключение кладут двенадцать поклонов; а заканчивает трапезу один из старших монахов – Молитвами св. отец, и тремя поклонами, и после этого уже расходятся монахи по кельям, прихожане по домам. Спустя несколько часов, пономарь монастырский (келейник) клеплет в железную доску, и ударяет трижды в колокол к канонам; потом точно так же и к вечерне, – к малой в один полиелейный, или в торжественный колокол, к великой вечерне делает перезвон. По окончании вечерни собираются так же, как и к обеду, в трапезную – ужинать, где, по уставу, после трапезы читают молитвы ко сну. Здесь заканчивается ужин, кроме молитв на сон грядущим, в отличие от обеденной трапезы –семнадцатью поклонами, и тремя при выходе в свои келии. В летнее время после заутрени отдыхают до обедни.

В известные торжественные и храмовые праздники, обыкновенно, съезжаются иногородние купцы старообрядцы для богомолья в монастыри, и для них приготовляется особая лучшая трапеза, где участвуют – настоятель, уставщик, попы и диаконы, и самая малая часть из старших иноков. У всех этих передовых личностей в монастыре, за исключением попов и диаконов, имеются при своих кельях особые кухни и готовится пища служкою, – тогда как у попов и диаконов приготовляют стряпухи, которых в монастыре держать им дозволяется ради их сана.

Во всех иргизских монастырях устав был общий, и не нарушался как мирской, так и монашеской. Всегда при иереях и без оных, по известному порядку, молились и поминали царя Государя, супругу его и Великого князя, наследника, поименно, о всех болярех и о воех его, с прибавлением, где это указано в старопечатных книгах.

По окончании литургии, обыкновенно, бывают исходные поклоны: суточный старший поп, а за отсутствием его, уставщик становится в монастырях (мужеских) пред царскими дверьми, а в часовнях на амвоне, стоящем посредине, в первом случае против престола, во втором против евангелия. Вышесказанное лицо кладет несколько поклонов один за другим, и произносит вслух: „Спаси Господи и помилуй Государя-царя и великого князя (имярек), и всех боляр, и воев его“; затем, несколько помолившись, читает молитвы и продолжает: „спаси Господи и помилуй раб Своих, отец наших духовных“ (иереев). В скитах или монастырях молятся за настоятеля, в губернских часовнях за губернатора, в городах за городничего, и в селениях за голову, или старшину; впрочем, не называя ни благоверными, ни нашими, как следовало бы по старопечатным (дониконовским книгам), благоверного государя, называть болярина нашего.

Здесь не лишним считаем указать как на пропаганду раскола этими монастырями, так и на их внутреннее устройство. В иргизских монастырях устроены были школы для обоего пола: иноки, во имя царствия небесного, принимали и оставляли в монастырях малолетних сирот, как мальчиков, так и девочек, постригали их в иноки лет 15-ти, и это случалось уже и впоследствии, в тридцатых годах. Один из таких молодых постриженников в одно время от скуки в своей келии написал следующие вирши, с которыми мы познакомим читателя:

Прошу выслушать мой слог,

Кой в печали сложить мог:

Живучи в скиту, я по ревности постригся,

Жизни слезной приобщился, чтобы мир вовсе забыть.

От усердья пожелал иметь то, что я не знал и не ожидал.

Не сравнялось двадцать лет,

Не успел я познать свет.

От коего себя удалил.

Искренняя ревность ко спасению во мне рано,

Как и соблазн, явился,

И я (с миром) с своими простился,

Чтоб их вовсе не видать,

Говоря: вы простите, старые и младые,

Знакомые и родные, лишаюсь всех вас;

Жить подвижно начинаю, а совсем того не знаю,

Что подвиг сей велик.

Не успевши начать, уже желаю окончать

И в прежнем виде быть.

Начал думать, колебаться и совестию смущаться:

Да уж негде того взять, что сумел потерять.

Но так тому и быть.

Извольте на меня посмотреть: я ведь монах (по-старообрядчески, мних).

Черну рясу надеваю (суконную)

Главу куклем украшаю (клобук)

Очи низу зрят, мир и знать не хотят.

Кто в монахах не бывал,

Тот нужды, горя не видал,

Живучи в миру.

Вся монашеская отрада: хлеб (ржаной),

Вода, – и вся награда, живи и не тужи.

Щи и кашу (из пшеницы) поставляют,

За хороший почитают – за славный обед.

Пирожка (калача) кусок дадут,

Смотри на него и тут,

Не знай когда его и сесть.

Раз в неделю испекут,

По кусочку раздадут,

Как бы точно просфиру.

Вместо водок, сладких вин,

Поставляют квас один,

За гостя чтут.

По обеде все по кельям,

И как будто от безделья,

Должны правило нести (келейное, иноческое).

Не успел я отдохнуть,

Меня в церковь зовут: все к вечерне и к мольбе.

Прошу, впрочем, извинить меня и не посудить,

Что ныне весел я.

Больше нет здесь (в скиту) веселья,

И как будто от безделья

Сей стишок пою.

И если более что случится,

И в том могу я извиниться, –

Я еще не старик.

С этих лет будем поститься,

Вокруг лестовки (четки) томиться,

Возлетишь с ней высоко.

От этого гордость явится

И вредный помысл родится:

Что будто бы я и свят.

Ты Избавитель Творец мой (небесный),

Защититель и Отец,

Ты знаешь мои страсти и напасти,

Кои я терплю по ревности многой.

Я не знал что будет впереди;

Но, должно быть, сколько не тужи,

А не воротить, предел нельзя переменить.

Перестану много толковать,

И только верно сказать: кто нудит меня?

Когда с горя и досады поискать пойду отрады, – в деревню за лесок⁶⁹;

Коль возьму в руки костыль

И пойду за монастырь (скит),

Вслед за мной уже бегут; схватили,

Точно вора на цепь присадили,

И как бродягу волокут

В скит, под начал отдадут.

И всякий, на меня взирая,

И бродягой называя:

Полагая, что будто бы я пьян,

Хотя вина и не видал.

А начальник зазевает,

Протрезвить меня повелевает.

Я, оправдываясь, начинаю божиться и креститься;

Но мне веры нет, и, приведя в келью, запрут,

Ключ отцу евангельскому отдадут, –

И тут, хоть умирай»⁷⁰.

Пьянство и разврат в этих монастырях были развиты в высшей степени, благодаря доброхотным жертвователям и значительным доходам в этих монастырях. – Здесь мы приведем слова в подлиннике из находящихся у нас домашних записок иргизского старожила:

„В келарне щи суровые, каша из обдирной пшеницы, приправленной ложкою конопляного масла; в другие дни подавались огурцы и белая капуста с квасом; рыба бывает в год только раза четыре: яблоки подаются в год однажды, 6 августа. А меду никогда, несмотря на то что пчельников было в каждом скиту большое количество. При монастырях находятся богатые сады, которые приносят обители значительные выгоды своими плодами. Рыба доставлялась в скиты, кроме Волги, Иргиза, из Яика и других рек не пудами, а обозами; но куда именно девалась из скита рыба, мед, яблоки и все прочие подаяния и доходы, доселе место определить не знаю. Допустим, что воск исходил по причине вседневной службы в церкви. Масло же и молоко очень редко в келарне видели монахи. Этот (вышесказанный) молодой монах, верно, еще был при прежних строителях, до Корнилия и Силуана. При этих двух последних – за Волгою для кузнецов не доставало углей на ковку цепей, в которые заковывали нетрезвых и буйных иноков и попов, а в кабаках – вина, по причине сластолюбия наших (старообрядческих) скитников, кои, подражая в сластолюбии мусульманам, относительно их гаремов, подобно им и свою религиозность соблюдали. Монастыри для поддержки имели домашнюю школу, в которой обучалось юношество, по следующей программе:

Ученикам обоего пола преподается азбука (славянская), часослов, псалтирь и некоторые другие церковно-служебные книги; твердят каноны, стихиры. Дальнейшее образование заключается в знании крюковой (нотной) азбуки, т. е. учат петь: ут, ре, ми, фа, соль, ля, – лестницу; (октоих) осмигласник, стихиры евангельские, обиходник, ирмосы, праздники, трезвоны, обедницу. По желанию учат демественному древнему пению, также с азбуки, лестницу и потом демественник, который содержит в себе задостойники, величание торжественным праздникам, обедницу и проч.

Этот же порядок учения старообрядцев на Иргизе, и в настоящее время ведется и у Белокриницких (Рогожских). Сверх упомянутых уроков, некоторых учат писать, не говоря о скорописи, которой учат каждого – но церковными буквами, крюки для певчих косым пером.

К этим урокам дополняется учение рисовки для заставок (заглавий в книге), слов заглавных, и разных других украшений и картин. Порядок этого учения происходит следующим образом: собравшиеся ученики утром, или после обеда, один из них, очередной, читает вслух молитву: «Боже милостив» и проч., кладет начал (семь поклонов), за ним следуют и все ученики; по окончании обычного начала, кланяются учителю своему и получают от него благословение и, перекрестясь, принимаются за уроки; также после сдачи своего урока перед началом другого, ученик знаменует себя крестным знамением. За порядком и нравственностью в классе препоручено следить старшему ученику, с которого берется ответственность за шалости учащихся. Виновным в драке, бегстве, состояло наказание из розог и двухвостки, а за более важное преступление сажали учеников на железную цепь, в том числе и меня, писавшего эти строки, о которой инок упоминал в своей песни выше; цепь эта надевалась на шею и была с ожерельем, с петлями и замком, запиравшимся на шее виновного, а самый конец цепи утвержден был в стуле, или большом чурбане. На этом стуле в прежние времена приходилось сидеть не только буйным монахам, ученикам, но даже попам и диаконам, – монахам еще с прибавлением, что чурбан или стул этот с цепью находился где-нибудь в темном чулане, или сибирке. А некоторых виновных монахов становили во время литургии на колени – на земные поклоны, а учеников так же ставили в классе. Одно из подобных наказаний памятно и по сие время на Иргизе, которое происходило в Средне-Никольском ските: деревни Толстовки двое крестьян ходили во время литургии по всей церкви с подручниками своими, и, подходя к каждому, просили прощения за грехи, кланяясь в ноги как монахам, так и прихожанам, которых было несколько сот. Грех этих крестьян был следующий: В 1834 г. во время осмотра, или ревизии, Саратовской епархии, проезжал епископ Саратовский Иаков (Вечерков), он давал поучения в некоторых местностях и раздавал назидательные книжки гражданской печати, в том числе достались и вышесказанным крестьянам деревни Толстовой, и за эти-то именно книжки пришлось им в Средне-Никольском монастыре дорого поплатиться; так как они их приняли из рук еретических, да и печать (гражданская) их была еретическая. Заметим, что подобные книжки были приняты настоятелем Верхнего скита и схимником Прохором (бывшим Воскресенского монастыря строителем) и его уставщиком; но они не каялись, так как это делали упомянутые нами крестьяне в Средне-Никольском. Это делалось именно потому, что Средний монастырь Епископа Саратовского Иакова называл «еретиком» потому только, что он уроженец Курской губ., и по их мнению должен быть крещен «обливанием», а не трехпогружением, и до сего времени часть иргизских, или последователей Никольского монастыря – считают как Курскую, так и малороссийские губ. и их пастырей с православным духовенством еретиками, якобы «обливанцев».

Должны родители, по повелению святого Иоанна Златоустого, на детей возлагати крест от первого возраста, духовными теми ограждать оружии, и рукою наказывать печатлети чело, и прежде даже возмощи рукою то творити, самим изобразити им крест. Такожде Ефреме святый в Панагиаре пишет⁷²: Назнаменуем на дверех и на челех наших, на устех же и на персех, и на всех удесех животворящий крест⁷³. Честно же и благочинно креста знамение, с сокрушенным сердцем изобразуемо да бывает, а безчестне и не по достоянию никоея помощи не приимет. Сим бо знамением от неверных благочестивии разделяемся⁷⁴. Святый же Василий Великий глаголет: яко венец Царя нашего Христа – крест на себе носим. Святый Ефрем глаголет: сие оружие носи во дни и в нощи, и на всяк час, и ничтоже без него не твори⁷⁵. Святый Иоанн Дамаскин глаголет: идеже будет знамение его, сиречь крест, ту и он есть⁷⁶. Святый Кирилл Иерусалимский глаголет: яко противник наш – диавол, видя крест Христов и знамение его, отбегает, и тем, яко щитом вооружившиися, побеждаху диавола⁷⁷. Святый Златоуст глаголет: аще убо знаменуеши лице свое, абие отскочит лукавая сила; аще ли не знаменуешися от враг, абие оружие повергл еси, – таже нага и невооружена тя поим диавол, тмами обложит лютыми⁷⁸. В книге камень веры (л. 210) пишет: се нам знамение дадеся на челе, имже образом и Израилю обрезание: сим бо вернии неверных разстоим и знаменательствуемся, сей щит и оружие и одоление на диавола: сей печать – да не коснется нас всегубительствуяй, всюду нам знамение крестное предстоит, сего ради печать наречеся; сим аки некоею печатию царскою и перстнем печатаем, и приступити ничтоже ктому дерзает лукавое (л. 203). Святый Ефрем (в слове 103) глаголет: без него же убо ничтоже начинай, ниже скончавай, но и спя, и возстая, и делая, и в путь шествуя, аще и по морю плаваеши, аще и чрез реку перевезешися, вся уды твоя животворящим крестом утверди; и не приступит к тебе зло, сего бо видяще противныя силы потаившеся отбегнут. Святый Златоуст глаголет⁷⁹: имя Исусово и сила молитвы, – Господи Исусе Христе Сыне Божий помилуй мя, и знамение крестное, сим убо да украшаемся, сим да ограждаем себя. И якоже бо вода держит землю, тако и крест вселенную⁸⁰.

Крестное знамение есть оружие христианское⁸¹. Тойже святый глаголет: Крест бо, прежде неже образом кто хощет начертати его, подобает вообразити его первее произволением со многою верою; аще сице вообразити его зрению, никтоже близь тебе стати возможет от нечистых духов, зря меч, имже язву прият, зря меч, ниже беду прият. Аще бо мы места зряще, на них же посекаются осужденнии, ужасаемся; помысли, что постраждет диавол и бесове, оружие зряще, ниже всяку силу их разруши Христос, и змию отсече главу.

По совершении же довольного показания, о крестном знамении, надлежит родителям чад своих обучать нижепоказанным вопросам сицевым.

Егда отрок приидет к родительскому покою, тогда должен по обычаю христианскому молитву Исусову сотворить, и по отдании (слова) аминь, в тот покой вступить и должные поклоны всем отдать.

Потом родителю вопросить его тако: Что ты пришел (или пришла) еси чадо?

Ответ. Пришел я по естественному своему свойству – послужить вам, государь батюшка, в потребных вещах при сем часе.

Тогда родитель речет: Стани на сем месте и жди к услужению повеленного нами.

Потом, мало преминув, рещи родителю ко отроку. Чесо ради молчиши чадо?

Отвеща отрок: Притчи благоразумныя Аристотелевы возбраняют мне глаголати.

Родитель глаголет: Како возбраняют?

Отвеща отрок: Ксенократ, ученик Платонов, на пиру бывая, молчал, иным, много глаголющим. Вопроси же его некто: чесо ради тако твориши? сице отвещал: како я в некое время каяхся о словах моих, их же глаголах, а егда молчах, тогда никогдаже раскаявахся, то вдаватися в лишнюю речь не безбедно: за еже человецы речью ко страшным делам приходят, их же бы чужды были, аще бы молчать умели. Ксенократ некоему многоречивому глагола: слушай много, говори мало; даде бо нам природа два уха, одни уста. Евфимий Милитинский поведает: многословие не явит человека разумна; много таких, что многоречием хотят пред людьми явитися разумными, а люди видят говорливого человека; премудрого надобно на добрых поступках признавать, а не на многоречии. Юноша некий в пиру многословесен, не умолкаше, и рекоша ему людие: у кого научился еси глаголати, у того же научися и молчати. Такожде и Кратес философ сему научаше: слушай много, говори мало; прежде уразумей речь, потом оныя касайся. А Симонид глаголет: безбеднее молчати, неже говорити; молчания бо ради ни един в безчестие вниде, от многоглаголания же мнози.

Bо Алфавите же духовном написано: Ко глаголанию же требе есть опасства многа: первое, с коим нравом глаголати имать, и коего времени что глаголет, в кой конец имать быти; то глаголание глаголяй должен имети в памяти, молчай же вся совершил и исполнил есть. И преподобный Ефрем глаголет: безмолвие помыслов рассмотрение, и рассуждению содействие. Аще есть второе чадо, тогда должен и той такожде с молитвою по амине вступить в тот же покой, и по отдании поклона, стать на месте своем.

От первого же отрока предлагается ему Вопрос. Чесо ради ты малолетный юноша или (юнотка) без позвания зде присутствующих, прииде семо?

Ответ от другого. Ревностию своею возбужден предстати зде, и вопросити вас в некоторых законных вещех.

Вопрос. Кия вещи понуждают вас мене вопрошати?

Ответ. Церковные догматы.

Вопрос. О церковных догматах должно тебе вопрошати ведущих Святое писание.

Ответ. На сии твои, отсылаемые на других, глаголы я не взираю, но вас вопрошаю.

Вопрос. О юноша малолетный, и стыдения не имущий, како ты дерзаешь о таковых высоких вещах чрез старейших мене вопрошать?

Ответ. Не постыдно. – Приточник глаголет тако: старость бо честна, не многодетна, ниже в числе лет изочтена; но седина есть мудрость человеку. Чрез те глаголы хощу вас вопрошати.

Вопрос. Вижду во всем велеречива являющагося; имаши ли ты в себе страх Божий, и ведавши ли действо его?

Ответ⁸². Довольно вем о нем: ибо страх отец вниманию, а внимание мати внутренняго покоя; тойжде раждает совесть, яже се творит, да душа якоже в некоей воде чистой и невозмущенной свою зрит некрасоту, и так раздаются начатки и корение покаянию.

На сие же первый отроча речет. Посему же предъявлению твоему на хотящие быти от тебе вопросы, елико Бог мне поможет, отвещавать вам готов. Рцы днесь, что восхощеши?

От после взошедшаго отрока вопрос 1. Что есть Бог?

Ответ. Святый Афанасий великий глаголет⁸³: Зритель всех Бог есть существо умное, но невидимое же и несказанное; Бог есть дух невещественный, и око неусыпаемое, и ум недвижимый; Бог есть существо содетельное всех видимых и невидимых созданий.

Вопрос 2. Кто первое Бога именова на земли?

Ответ. Диавол, рекий Еве: что яко рече Бог – не ясти от древа?⁸⁴

Вопрос 3. Како ты сотворен или (сотворена)?

Ответ. По образу Божию и по подобию.

Вопрос 4. Что есть образ Божий?

Ответ: Образ нам дарова не начертание телесное, но самовластный ум и рассудительную силу.

А по подобию: Каков к нам Бог милостив, таковым и нам быти должно к ближним; понеже две вещи действительныя к содержанию человеческому состоят, якоже о них святый Григорий Богослов глаголет в сборнике: добро есть зрение, добро же и деяние; зрение убо ум от видимых отставляет ко умным и на небесная возводит, яже суть свойственная тому, по невидимому же и умному. Деяние же – Христа приемлющие и служащие ему нищих ради: понеже бо, рече, сотвористе единому сих братий моих меньших, мне сотвористе, – се убо любовь показуется.

Вопрос 5. Что же есть человек?

Ответ⁸⁵. Человек есть безпорочен, праведен и истинен, удаляясь от всякия злыя вещи. Ельма иже в таковых исправлениях не свидетельствован, ниже человек есть таковый, но свиния; аще бо имать и образование естества, поруговаеть же то злобою произволения.

Вопрос 6. Колико душа человеческая имать в себе частей, и киими вещьми укрощати их возможно?

Ответ. Три части имать душа: ярость, вожделение, и слово⁸⁶. Против убо сих сил душевных заповедал нам есть Бог: милостыня убо яростную часть души укрощает; пощение вожделение увядает; молитва же ум очищает и на зрение истинное устрояет зрети.

Вопрос 7. Какова убо есть душа человеческая?

Ответ. Человеческая убо душа существо есть умное, безтелесно – невидима, безстрастно – безсмертна⁸⁷.

Вопрос 8. Покажи ми о создании первого человека Адама?

Ответ. Понеже вся Святая Троица во Адамово создание и бытие содействование: ибо Отец созда человека, Сын вдуну на лице его дыхание жизни, Дух же Святый оживотвори. Сия Святая Троица, во едином коемждо от нас, содействует в наше пакирождение⁸⁸.

Вопрос 9. От многих ли частей человек сотворен?

Ответ. От четырех стихий: сиречь от огня, и воды, и воздуха, и земли⁸⁹; в сих четырех стихиях якоже в четырех стенах в дому телеснем затворена бысть душа, и первее убо при смерти отпадает кровь, рекше, теплый живущий состав: темже мертва телеса желчь убо имуть, крови же нимало.

Вопрос 10. Чесо ради Бог человеку ум дарова?

Ответ. Бог человеку постави и устрой ум яко некоего царя над похотьми и желаньми, да всегда о сих тщится, како ими благоразумне и благопотребне обладати имать; сего ради и разуму во всем последуй, а не безсловесней похоти. Разум да обладает похотьми и желаньми, а не похоти разумом; худо бо се, аще тобою обладати будут похоти, а не ты ими: яко аще обладают раби господином, нужда быти в дому сем всякому безчинию; сице аще обладают похоти разумом, не мощно быти кроме всегдашняго смущения, скорби же и печали, безчиния и мятежа. Бог разумна тя сотвори, ты же не буди безумен, не подлагай самоизвольне разума под власть и работу плотским похотям и сластям.

Вопрос 11. Коея ты веры?

Ответ. Христианин есмь.

Вопрос 12. Почему ты называешься христианином?

Ответ. В смерть Христову Господню чрез трикратное погружение крестихомся.

Вопрос 13. Где повелел есть Бог Апостолам Христианы именовати верующия во Христа?

Ответ. Во Антиохии бысть первое наречение, рекше откровение Божие Апостолам, повелевшим нарицатися нам христианами⁹⁰.

Вопрос 14. Что верою нарицается?

Ответ. Златоуст святый глаголет⁹¹: вера есть взор безвестных, рече; и втоежде видимым приводит извещение невидимая. Такожде и Григорий Богослов глаголет: от видимых бо приемлем указание о Бозе⁹².

Святый Иоанн Дамаскин показует⁹³: есть бо вера из слуха; слушающий божественных писаний, верует учению Святого Духа. И апостол Иаков глаголет: вера бо чиста и нескверна пред Богом сия есть, еже посещати сирых и вдовиц в скорбех их. Златоуст святый рассуждает⁹⁴: се убо правило и образ истинной веры, еже братию свою посещати; вернии бо сего ради нарекохомся, да не сумнительне глаголемым веруем⁹⁵.

Вопрос 15. Кия вещи, во-первых, возбуждают человека ко отпадению от веры?

Ответ. Златоуст святый глаголет: имея веру и благую совесть, юже неции отринувше от веры отпадоша. В лепоту, егда бо житие будет отчаянное и учение раждается таково, и многие от сего низпадшие во глубину зол и в еллинство превратившиеся, и от веры нецыи отвращаются умышленьми все истязующе, истопление бо делает умышление. А вера есть якоже корабль твердый, испадшим убо оттуду нужда потонути; и егда кто отпадет от веры, нигдеже стоит, но мало некако плавает, донележе погрузится паки: якоже бо держащиеся веры на твердой почве утверждаются, сице иже сея отпадший нигдеже стати могут; но многими горе и доле прельстившеся льщении, конечное в самую погибельную низносятся пропасть. Не чудися убо, аще ныне, егда начало имут, яже веры сея, нецыи начинают привводити пагубные догматы, зане егда водрузятся по времени, мнози отступят веры.

Вопрос 16. Кия ты заповеди содержишь?

Ответ. В десятословии заключенныя.

Вопрос 17. Аще ты оныя разумеешь, объяви ныне пред всеми к слышанию непостыдно.

Ответ. Аз уже вижду тщание твое чрез победительные вопросы привести мя пред всеми к стыдению: обаче видехом я довольно в писании, что всякая вещь от действа познаваема бывает, от сладости мед, от света день: тако и я благодатию Божиею, аще и мал деты, но непостыдно всем заседающим зде по единой от тех заповедей к слышанию, а кто возжелает и к понятию, ясно от малейшаго разумения моего должен (должна) непостыдно предъявити тако.

Первая заповедь. Аз есмь Господь Бог твой, изведый тя от земли Египетския из дому работы, и да не будут тебе бози инии разве Мене.

Вторая. Не сотвориши себе кумира и всякого подобия, ни поклонишися им, ниже послужиши им.

Третья. Не возмеши имени Господа Бога твоего всуе: не очистит бо Господь приемлющаго имя Его всуе.

Четвертая. Помни день субботный святити его, шесть дней делай, и сотвориши в них вся дела твоя, в день же седьмый субботный Господу Богу твоему: не сотвориши в онь всякого дела ты и сын твой, и дщерь твоя, отрок и отроковица твоя, вол твой и осля твоя, и весь скот твой, и пришелец обитаяй у тебе.

Пятая. Чти отца твоего и матерь твою, да благо ти будет, и долголетен будеши на земли блазе, юже Господь Бог твой даст тебе; аще же кто злословит отца своего и матерь смертью да умрет.

Шестая. Не убий.

Седьмая. Не прелюбы сотвориши.

Восьмая. Не украдеши.

Девятая. Не послушествуеши на ближняго своего свидетельства ложна.

Десятая. Не вожделееши жены ближняго своего, не вожделееши дому ближняго своего, ни села его, ни отрока его, ни отроковицы его, ни вола его, ни осляте его, ни всякого скота его, ниже елика суть ближняго своего.

Вопрос 18. Еще кия ветхозаветныя заповеди имуть быти?

Ответ. Две заповеди суть.

Вопрос 19. Покажи ми и от сих.

Ответ первый. Любити Господа Бога своего всем сердцем своим, всею душею своею, всею крепостию своею и всем помышлением своим.

Второй. Любити ближняго своего яко самого себе, и в сих двою заповедях весь закон и пророцы висят.

Вопрос 20. По десятословных заповедех кую веру имеешь содержать?

Ответ. Веру имею Кафолическую.

Вопрос 21. Что есть вера кафолическая?

Ответ. О, нужда ми есть, и воистину нужда! О высочайшей богословии тебе показать не премолчу и о сем, но покажу пред всеми ясно. – Вера кафолическая, по сказанию святого Афанасия великаго⁹⁶, сия есть, да единого Бога в тройце, и Тройцу во единице почитаем, ниже сливающе составы ипостаси, ниже существо разделяюще; ин бо есть состав Отечь, ин Сыновен, ин Святаго Духа, но Отчее и Сыновнее, и Святаго Духа едино есть божество, равна слава, соприсносущно величество.

Вопрос 22. Ныне уведахом от тебе о Святей Троице во едином Божестве, но покажи ми и о воплощении Христове.

Ответ. Нужно есть к вечному спасению, да и о воплощении Господа нашего Исуса Христа известно веровати: есть же правая вера, да веруем и исповедуем, яко Господь наш Исус Христос сын Божий, Бог и человек есть. Бог от существа Отча прежде век рожденный, и человек есть от существа матерня во времени рожденный, совершенный Бог и совершенный человек, от души словесныя и человеческия плоти состояй, равен Отцу по божеству, мний Отца по человечеству: иже аще Бог есть и человек; обаче не два, но един есть Христос; един же не пременением Божества в плоть, но восприятием человечества в божество. Якоже бо душа словесная и плоть, един есть человек, тако Бог и человек един есть Христос. Сия есть кафолическая вера, еяже аще кто верно и известно веровати не будет, спастися не возможет.

Вопрос 23. В той кафоличестей вере колико является быти таинств?

Ответ. Богословцы святии научают два таинства православныя веры исповедати сице: Святый Григорий Синаит в книзе о постничестве, во главе 26 о догматах показует тако: Устав православия есть обоя веления веры от чистоты ведати и познати от себе и собою, Тройцу глаголю, и двойцу: тройцу убо во единице, и единицу в тройце неслитне и несекоме ведати и познати; двойцу же Христовых естеств во едином составе (лице), сиречь, единого Сына прежде воплощения и по воплощении исповедовати, и ведати во двою естеству и во двоих хотениях, Божеских же и человеческих, несмесно славима. Посем и премудрый Нил, архиепископ Селунский, в слове о силлогизмах глаголет: Христианской веры, на двое разделяющияся в яже о богословии веления, сице святии богословцы⁹⁷ Кирилл, Анастасий, Максим в вопросо-ответах научают о Святей Тройце: три ипостаси, едино же естество, и о воплощении Христа Бога два естества, едину же ипостась исповедати. Сице великий Афанасий во исповедании веры в вышереченном оба таинства смотрети, си есть таинство смотрения Христова исповедати учит.

Вопрос 24. О Богословии вопрошати уже вас более не утруждаю, но скажи ми: в Церкви соборней пребывавши ли ты?

Ответ. От самых пелен пребываю в ней.

Вопрос 25. Что есть церковь?

Ответ. Церковь есть не стены и покров, но вера и житие, по сказанию святого Златоустого, Маргарит слово десятое⁹⁸.

Вопрос 26. Соборная церковь в начале откуда прияла себе основание?

Ответ. В священном Евангелии от Матфея в зачале 67, сими словами показуется: пришед же Исус во страны Кесарии филипповы, вопрошаше ученики своя, глаголя: кого мя глаголют человецы быти, суща Сына человеческого? они же рекоша: овии убо Иоанна крестителя, инии же Илию, друзии же Иеремию или единого от пророк. Глагола им Исус: вы же кого мя глаголете быти? ответив же Симон Петр, рече: ты еси Христос Сын Бога живаго. И отвещав Исус, рече ему: яко ты еси Петр, и на сем камени созижду церковь мою, и врата адова не одолеют ей, обещавая основания церкви на исповедывании его положити. И сие исповедание всем верным хощет быти основание, еже Петр исповеда сына Божия быти Христа.

Вопрос 27. Что есть церковь духовная, и которые ради Христос умре?

Ответ. Златоуст⁹⁹ святый глаголет, еже Богу вселитися в церковь сию, кождо бо вас церковь есть, ибо человек от церкви есть честнейший: ибо не стен ради Христос умре, но храмов сих ради.

Вопрос 28. По каковым добродетелям жительствующих человек во Святом писании много именуются домы быти церковию?

Ответ. Златоуст же святый глаголет¹⁰⁰: в доме, идеже странноприимство, ту церковь; в неделю¹⁰¹, не рече, да в церковь приносится: ныне же, полагай у себе, рече, и сотвори свой дом церковию, саморукоположен строитель нищих: ибо человеколюбие дает ти сицевое священство, и се не малая добродетель – еже и дом церковь сотворити.

Вопрос 29. К церквам ли приносити жертву есть честнейши у Бога, или еже нищим раздавати?

Ответ. Святый Афанасий глаголет¹⁰²: Еже рещи Господу сущим одесную, яко взалках и дасте ми ясти, возжаждах, и напоисте мене, показа предпочтеннейше быти, еже по образу и по подобию Его созданным храмом милование; обаче множицею во время гонения, хотящу храму погибнути, нужно есть и о нем милование. И паки, некиим верным мучимым честнейши всех есть избавление, великая воистинну и не удобь целимая согрешения милостынею очищаются. И паки: блажен разумевая на нища и убога, в день лют избавит его Господь, сиречь судный, лют бо есть день грешником.

Вопрос 30. От кого начало писменнаго учения произыде?

Ответ Преподобный Максим Грек в книзе своей, в слове 110, показует сице: Сиф бо, третий сын Адамов, первый обрете письмена, якоже яве пишет Иосиф Иудеянин; посем же архангел Гавриил Моисея научи в пустыни книгописанию, сказав ему миробытия начало, и создание первого человека Адама, и житие оного, и по нем бывших, и вся прежние лета и роды.

Вопрос 31. Почему ты называешься староверцом?

Ответ. По содержанию древних догматов, сиречь уставов.

Вопрос 32. Откуда вы прияли на себе крест изображати двумя перстами?

Ответ. Апостольское сие есть предание, по объявлению старопечатных книг¹⁰³.

Вопрос 33. В том сложении кия тайны у вас?

Ответ. В трех перстах сих исповедуется тайна триех ипостасий: Отца и Сына и Святаго Духа, единаго Бога в триех лицах: в двух же перстах показуется тайна Самого Господа нашего Исуса Христа, иже есть совершен Бог и совершен человек; средний же великий перст мало преклоняти, исповедуется тайна, яже есть Сын Божий, преклонь небеса и сниде на землю, и бысть человек нашего ради спасения.

Вопрос 34. Оное двуперстное сложение, которому от Святых преданное исповедывание согласно прилагаете быти?

Ответ Дивитися я принужден твоему не весьма достигшему разумению, что ты кафолическую веру содержишь, а колико в ней таинств, знать не можешь! Того ради воззри на вышепоказанный святым Афанасием великим преданный символ, и уразумей в нем служащую силу о дву таинствах в православней вере, то есть, о Святей Тройце, и воплощении Христове, который и к вещественному исповеданию святии Апостоли от самого Христа на горе Елеонстей чрез благословение прияша, и предаша нам содержать и исповедывать сложенными персты, пальцем и двема последними (?) таинство Святыя Троицы: а указательным и великосредним два естества Христова, сиречь божество и человечество, и оное сложение святым символом показуется согласно зело; понеже сугуб человек имея душу и тело, и от обоих тех частей исповедание сие всегда производимо быти достойно есть, по Апостольскому реченному словеси: вера едина без дел мертва есть. Того ради обоя сия веления исполнити детелию подобает, а не токмо единым сердечным верованием.

Вопрос 35. Есть ли еще вещественное исповедание в церкви святей, подоболепное символу, и сложение перстов покажи ми для крепкого утверждения?

Ответ. В чине архиерейском имеются две трикирии, в единой поставляются три свечи во исповедание триех ипостасей Отца и Сына и Святаго Духа, а во второй трикирии две свещи – во исповедание двою естеству Христову, и теми во обеих руках держимыми трикириями, в служении литургии, Архиерей всех предстоящих людей осеняет крестообразно, точно, как и сам каждый человек двуперстным сложением полагает на себя крестное знамение: зри о сем в литургиарии толковом.

Вопрос 36. Что есть седмь тайн церковных?

Ответ. 1-е Крещение, 2-е Миропомазание, 3-е Евхаристия, 4-е Священство, 5-е Покаяние, 6-е Брак, 7-е Елеосвящение¹⁰⁴.

Вопрос 37. Что есть печать Христова?

Ответ. Крест пречестный.

Вопрос 38. Аще кто от гордости своей тою печатию Христовою истово не печатлеет себе, но кое-как без сложения перстов всею рукою, или всеми персты пятию, едва признак той печати маханием преподает, об таковых горестных и не хотящих печатлети себе, покажи ми от Писания достоверное свидетельство?

Ответ. О таковых пренебрегателех печати Христовы писание тако показует, в книге – Камень веры на листах 225, 226 и 227: «Любяй и почитаяй царя, любит и почитает царскую печать: сих же не любяй и очи свои отвращаяй, и самого царя не любит: ненавидети креста есть дело диаволом приличное, тии бо крестом поражени суще, ненавидят того и бегают от него. Вы убо крестоборцы, ненавидящие креста, или диаволи есте, или тех преискреннии друзи, суще врази креста Христова; вси ненавидящии креста Господня, вси врази креста Христова, или суть демони, или демоном порабощены: елижды бо знамение крестное творим, страсть и смерть Господню возвещаем.

Вопрос 39. Что есть учение христианское?

Ответ. Златоуст Святый научает нас, глаголя: егда востанем, яко безсмертни будем, яко нетленни, яко не имать конца жизнь, яко вся мимо пойдут, яко на облацех восхитимся, яко злии муку приимут.

Вопрос 40. Чрез сие учение желаешь ли страдать за благочестие?

Ответ. Всеусердно желаю, аще Господь укрепит мене претерпевать от мучителей налагаемыя раны и темницы.

Вопрос 41. В том терпении кому будешь подражать?

Ответ. Во-первых – Самому Христу, от жидов раны приемлющему, потом святым пророком и апостолом, и мучеником, страдавшим за Христа.

Вопрос 42. Кая надежда в том терпении?

Ответ. Мученическую душу никакое же мытарство одержати может, но свободный вход в царство небесное; того ради всеусердно желаю подражати сему, дабы грехи мои излиянною¹⁰⁵ кровию омовени были.

Сей бо есть конец и совершение правыя богословии, и веры, и правды, еже страдати благочестия ради и гонимым быти¹⁰⁶.

Вопрос 43. Откуда, во-первых, человеком уставися пост?

Ответ. Святый Василий великий о посте показует тако¹⁰⁷: познахом бо постную благодать от Исаии пророка, истинный же пост нам показавшаго: Не в суды и свары поститеся, рече, но разрешай всяк союз неправды; древний дар есть пост, и закона старейший, завещанный Израилю в седьмом месяце в десятый день, то быти поста начало. Не новейшее бо есть изобретение, отеческо предание; пост в рай законоположен есть, первую заповедь приим Адам: от древа еже ведети добро и зло не снеси, а еже не снести, поста и воздержания есть законоположение. – Аще бы постилася от древа Ева, не быхом сего ныне требовали поста; понеже убо не постихомся, испадохом из рая, – постимся ныне, яко да к нему возвратимся. Посем святый Григорий Богослов глаголет¹⁰⁸: толико же убо телу противитися подобает, якоже Платон мудрец, некогда изнемог от поста, и вопрошен быв, ответа: яко мудрости послужением изнемог. Темже пост мудрость именует, и от сего яве есть, яко вси, неимущии поста, не имуть в себе мудрости духовные. Такожде Златоуст святый глаголет¹⁰⁹: аще искушение человеку наведется не от нужды, а от себя, – то себе да удручает или обучает на каждый день постом, жестоким житием, худою пищею, простою трапезою, многоценных же всюду бегая; инако бо несть угодити Богови.

Вопрос 44. Где ныне по смерти души человеческие пребывают?

Ответ. Грешных души во аде, праведных в рае¹¹⁰.

Вопрос 45. Прияша ли праведных души благая, а грешных муку?

Ответ. Никакоже, но праведных души от части в наслаждении, якоже и грешния в скорби суть от части.

Вопрос 46. Познавают ли себе тамо друг друга?

Ответ. Праведнии познаваются, а грешния во аде и по воскресении никакоже, хотя бы от единыя страны, и дома, и рода сущий.

Вопрос 47. Богу пророком повелевающу не покланятися рукотворенным, почто поклоняемся иконам и кресту: дела бо человеческа суть?¹¹¹

Ответ. Не яко богам иконам покланяемся вернии, да не будем якоже Еллини¹¹², но токмо желание и любовь нашея души к начертанию лица иконы являюще. Такожде и Василий великий глаголет: образ не бог, но Бога знати учит; о кресте же яве есть, яко распеншагося ради на нем Христа покланяемся вернии и целуем.

Вопрос 48. Аще кто сотворит грех велик, таже зазрев себе, начнет каятися, и по трех днех умрет, что подобает непщевати о нем?

Ответ. Святый Афанасий великий глаголет¹¹³: Аще начнет покаяние и отвратит душу свою от первых лукавых совет, завеща обещание Богу, яко не ктому пойдет на первые его грехи, яже содела, и наутрие умрет, приято будет покаяние его, якоже и разбойниче; еже бо начати покаяние на человеце есть, и еже жити или умрети на Бозе есть; многих бо наченьших каятися абие восхищает Бог на пользу, проведый, яко аще многа лета будут, паки впадут во грехи и погибнут.

Вопрос 49. Аще кто состаревся во гресех, ни поститися может, ни на земли легати, иже не имать имения к раздаянию, ни жития может отрещися; киим убо образом таковый может спастися?

Ответ. Святый Афанасий великий глаголет: ниже образом спасеся мытарь, по рекшему пророку: смирихся, и спасе мя Господь, сице сердечное смиренномудрие. Жертва бо, рече, Богу дух сокрушен, сердце сокрушенно и смиренно Бог не уничижит. Яко близ Господь сокрушенных сердцем, и смиренныя духом спасет; якоже бо блаженни суть милостивии, и чистии сердцем, тако и нищии духом, яко тех есть царство небесное; се убо путь и исправление спасению, и нищ, и стар, и невежда ходити и исправити может. Такожде Святый Анастасий синайский глаголет, в четверток сырныя недели: многих слышу глаголющих – поститися не могу, и еже не спати не бодр есмь, девствовати не могу, мира отлучитися не терплю; милостыни не имам, не вем како спасуся. Аз ти глаголю: остави и оставится ти, прости и прощен будеши, не осуди да не осужден будешь; судяй бо чужие грехи Христу противник есть, и антихрист наречется, яко суд Христов похищает.

Вопрос 50. Чего ради церковное пение каждое во свое время установлено пети: вечерня, повечерница и полунощница, заутреня и часы¹¹⁴?

Ответ. Вечерню повелено есть пети, яко сподобил ны есть Господь Бог от утра до вечера день прейти здравым, таже и вечер предвозвещает и предваряет нам. А повечерницу пети, то есть, молитися Богу, яко да сподобит нас без страха почити, и нощныя молитвы яко верным совершити. Полунощницу пети того ради, яко в полунощи Бог приити имать судити живых и мертвых, сиречь, праведным и грешным воздати комуждо по делом его. Утреню же повелено есть пети – утру глубоку, сиречь, зело рано Христос Бог наш воскресе из мертвых, и всем вечный живот и радость дарова. Первый час пети, яко Бог просвети нас светом дневным по велицей Своей милости. Третий час пети, яко в третий час, на святыя Своя ученики и Апостолы Господь от Отца Дух посла, и тогда странными усты и языки начаша глаголати. Шестый час пети, яко в той шестый час Господь наш Исус Христос волею плотию за грехи наши распятся, в оньже и Адам создан бысть, иже змииною лестию из породы (т. е. из рая) изгнася: сего ради и Господь наш Исус Христос в той час пострада, яко да избавит нас греховныя смерти. Девятый час пети, яко в той час Христос дух Отцу предаде, и страсть плотию на кресте прият, и умерших ради до адовых жилищ сниде, и царство адово разруши, и воскресе в третий день, и с собою вся верныя возстави.

Вопрос 51. Возможно ли христианину зде жизнь свою препровождать во всех внешних увеселениях, и потом получить в будущем веце часть со угодившими, и в нужде на земли живущими со святыми?

Ответ. Который убо святый во всяком безпечалии и пространстве и покои в веце сем поживе? ни един! Воспомяни от пророк начен и от Апостол даже до последних божиих рабов, – колики от начала беды претерпеваху, и колики злыя смерти подъяша! Паче же воспомяни самого Господа всеми владычествующаго, колико нас ради волею пострада, и претерпе в веце сем: еже и биен бе и заушен, оплеван, влачим, последи же смерть горькую и поносную на кресте претерпе. Христова бо вся жизнь во плоти терпение и страдание бе. Такожде и ученицы Его святии Апостоли, и по них бывший, их наместницы святителие, вси житие свое в великих скорбех и в гонениях различными злыми страстьми скончашася. И овии во отъятии имения и изгнании, овии в болезнях и ранах, овии во алчбе и жажде, и в последней нищете, преидоша в милотех и в козиих кожах, лишена, скорбяще, озлоблены, их же не бе достоин весь мир; инии же в пустынях скитающеся, в горах, и вертепах, и в пропастех земных, якоже глаголет Апостол; и не един от Святых в мире без печали пребысть. Несть бо мощно прейти инако от смерти к животу, точию сице: в подвизе, и труде, и тесноте, и вси праведнии в скорби и страдании велицем испраша ризы своя, и убелиша одежды своя в крови агнчей, глаголет Тайновидец.

Вопрос 52. Аще кто внешней мудрости обучает себе, а о духовных никакоже прилежит, каковы тии человецы бывают?

Ответ. Не потщавыйся кто пройти собою¹¹⁵ тесный путь евангельский и о очищении ума вознебрег, аще и во внешнюю мудрость извыче, слеп есть душею: письма точию убивательнаго придержится, духа же оживляющаго не приемлет, и не точию инех, но ниже себе совершенне исправити может; ин бо есть разум мира сего, ин же есть духовный. Духовного бо разума от пречистого Духа учишася вси святии, и просветишася яко солнце в мире; днесь же не от Святаго Духа, но от Аристотеля и от Платона, и прочих языческих мудрецов разума учатся¹¹⁶, сего ради до конца ослепоша лжею, и прельстишася от пути правого учения. Святых заповедей Христовых и умного делания не учишася, – сии точию словес и глаголаний учатся, внутрь души мрак и тьма, на языцех их вся премудрость; вси елицы внешняго наказания навыкше о духовнем же внутреннем делании и очищении разума нерадивые, всеконечне обезумишася, и развратившеся, в различные страсти или в ереси погибельныя падоша.

Вопрос 53. Аще кто от гордости своей величается богатством и чином, добре ли он сие творит, или ни?

Ответ. Писание святое показует тако¹¹⁷: Царие, и князи, и вельможи да не величаются своим величеством, ничтоже бо могут саны и величества во время смерти, паче же вящшу тяготу сотворяют; елико бо вящши сан, толико и вящшая беда, глаголет некто. Да не глаголет кто: аз есмь богат, сей же убог, смерть бо когождо равне смирит нас, соимет всяко разнствие; во гробе не познаваю обнажены кости, кто бе благороден или худороден, кто славен или неславен; сего ради, да не возносится кто славою, сокровищем и коим либо богатством, ничтоже бо тамо при нас останет, точию исправления наша, яже в житии сем содеяхом.

Вопрос 54. Колико человеку достоит за всю церковную службу поклонами исправить, нужды ради некия лишившемуся церковного пения?

Ответ. За всю церковную службу должно исправлять поклонами толико. За вечерню 100, за павечерню 50, за полунощницу 100, за заутреню 200, за первый час 50, за часы 200, и тако исправити всего 700 поклонов¹¹⁸.

Вопрос 55. Имать ли человек верный всегда Ангела при себе?

Ответ. Златоуст святый глаголет¹¹⁹: кождо бо верный Ангела имать, зане искони кождо от благоискусных мужей ангела имяше; аще бо ангелов имамы, трезвимся, якоже пестуном некоим, при нас сущим, предстоит бо и бес.

Вопрос 56. Христос, Спаситель наш, како со ученики своими обещася быти до скончания века?

Ответ. Святый Златоуст глаголет¹²⁰: не точию сия ко оным рекошася, но и к нам; яко бо не оным точию обещася, явлено от еже рещи – до скончания века, но и шествующим по стопам оным. Но сие бывает, егда мы хощем; не бо всячески будет с нами, рече – буду выну, да не отгоняем прочее благодати.

Вопрос 57. Мнози ныне глаголют, что в сердце бы только была вера, а иное ничтоже; и таковым верованием, человек спастися возможет ли?

Ответ. Святый Апостол Иаков в зачале 53 тако глаголет: кая польза, братие моя, аще веру глаголет кто имети, дел же не имать? еда вера может спасти его? ты веруеши, яко Бог един есть; добре твориши, и беси веруют и трепещут. Хощеши ли разумети, о, человече суетне, яко вера без дел мертва есть? Не зрите ли убо, яко от дел оправдается человек, а не от веры единыя? якоже тело без духа мертво есть, тако и вера без дел мертва есть.

Посем святый Златоуст глаголет¹²¹:

Яко ничтоже пользует слышание закона, аще не деяние прибудет; вера есть основание, прочее же здание и вера убо делы показуется. И паки глаголет: вера и крещение без жития и дел благих не пользует: никийже будет прибыток веру имущему и еже от крещения дарование, всем же страстем подлежащему: большая бо досада тако будет и множайший срам. Якоже бо он иже диадимою одеянный и порфирою, не точию ничтоже приобрящет от украшения сего, аще погубит свою честь, но иному досаждает своим студом: тако и верный, житием растленным живя, не токмо от зде ничим же почтен будет, но и множайше посмеян. Яко аще крещение приимеши и не имаши духом¹²² водитися погубил еси достоинство данное ти, сыноположение, первоседание. Не всяк бо глаголяй ми: Господи, Господи, внидет в царство небесное. – Зриши ли, яко ни един прибыток от веры, егда не весть нас Владыка? и на многих местех тожде обретаем. За веру убо ничтоже порицаем, от жития же точию злого мучимых, сия бо едино другого держатся. Зриши ли, яко аще не творим волю Божию¹²³, под сетию есмы диаволею? понеже благочестия отступити, Бога есть отступити.

Вопрос 58. Аще кто древние догматы превратит, и новое что в церковь введет, о таковом превращении како Писание показует?

Ответ. Святый апостол Павел глаголет: аще мы или Ангел с небесе благовестит вам паче, еже благовестихом вам, анафема да будет. На сие апостольское слово Златоуст святый сказует сице: И не рече, – аще противная возвестят или превратят все, но аще и мало нечто благовествуют паче, еже благовестихом, аще и худое что подвигнут, анафема¹²⁴; да будут; и паки, в вере и мало изменяющим анафема. Ничтоже бо тако возмущает душу, аще и от потребном что бывает, яко новотворити что, и странная вводити, и наипаче егда от служб и божественной славы то бывает¹²⁵; якоже бо в царских цатах, иже от образа пресек, всю цату непотребну содела: сице иже здравыя веры и малейшую часть превратив, все погубляет. И паки Апостол глаголет: в научения странна и различна не прелагайтеся; на сие Златоуст святый толкует¹²⁶: не токмо в странна, но ниже в различна учения хощет им прилагатися, весть бо от обоих прелагающимся пагубу раждати. В недельном же Евангелии, в неделю первую поста лист 4, показует: смеющих же прочее инако мудрствовати или учити, или по мерзких еретик учению церковная предания презирати, новая же некая разумевати, или отложити некое от чина церковнаго, – Евангелие, или знамение креста, или воеписания святых икон, или мощей святых мученик, или разумевати что строптиво и коварно, еже развратити что от обычных преданий вселенския церкви, проклята да будут. Святый седьмый собор сия предал есть, мы прилагающих что или отъемлющих от церкви проклинаем, вводимое новозаконие христианохульных еретик проклинаем. Блажени убо и треблаженни суть вси, елицы несумненным сердцем сохраняют яже онеми укреплена и предана быша божественная предания и учения: блажени суть, иже онеми осужденная и уничиженная омерзяюще отвращаются хульных преданий и разумений. И аще кто уставы церковные пременяет, да будет проклят; аще ли кто не повинуется церковному уставу, таковые злее поганых: уне бо, рече, небу и солнцу изменитися, нежели церковным правилом изменитися.

Вопрос 59. По ответу твоему уразумел я, что за пременение церковных догматов соборныя на таковых клятвы положены; но аще кто после святых соборов речения в древних святых книгах непогрешительная¹²⁷ будет переменять, и другие вместо тех красноречия вводить, и на оное есть ли какое запрещение, или похваление, покажи ми от Святаго писания?

Ответ. Святый Афанасий великий к Маркеллу в послании своем завещевает тако¹²⁸: Обаче хранити подобает, да никто сих мирскими красноглаголания словесы упещряет, ниже покусится речения пременяти, или всячески и сие вместо иного поставляти, но просто яко написана суть да чтет и поет, якоже речеся. Елико бо житие святых лучшее, толико их словеса наших лучша и действеннейша в ресноту наречеши, понеже в них подобишася Богу и вся оная глаголюще, якоже глаголет Павел: победиша царствия, содеяша правду, получиша обетования, заградиша уста львом, угасиша силу огненную, избыша острия меча, возмогоша от немощи, быша крепцы во бранех, обратиша в бегство полки чуждых, прияша же и жены от воскресения мертвыя своя. Сего ради каждый ныне сия чтущий известен и уповая да будет, яко Бог сим молящихся молением послушествовати будет. Аз воистинну, глаголаше старец, от премудрых слышах, древле во Израили чтением Святаго писания бесом прогонятися, и повелениям их сопротив человеком открывайся; отнюдь же всякия казни достойным быти мнети сих, которые сия речения оставльше, отинуду словеса красовита ловят, и в сих себе заклинателей нарицают, наипаче же всуе труждаются, и себе в посмеяние бесом предают. Такожде и в житии святаго Спиридона великого чудотворца, историки церковные Никифор и Созомен воспоминают: яко зело бяше тщалив святый Спиридон в хранении церковного чина и в соблюдении писания, не пременяя ни единого словеси от написанных во святых непорочных книгах. Некогда бо случися вещь сицева: бысть в Кипре собрание епископов того острова, в немже бяше святый сей Спиридон и Трифиллий епископ, искусен в премудрости книжной, того молиша отцы, да скажет из уст учительное слово. И бысть учащу ему, случися воспомянути словеса Христова, к расслабленному реченная: возстани и возми одр твой. Трифиллий же не рече одр, но вместо одра, рече ложе, глаголя: возстапи и возми ложе твое. То слышав, святый Спиридон, возста от места своего, не терпя слышати пременения словеси Христова, и рече к Трифиллию: еда ли ты лучше еси глаголавшаго одр, яко словеси Его стыдитися? то рек изыде из церкви. Сей святый в житии своем много чудес сотвори, и мертвых двух воскреси, якоже о нем в житии его сказуется.

Вопрос 60. Последнего времени будущих пастырей церковных како познати возможем?

Ответ. Христос, Спаситель наш, священным Евангелием¹²⁹ научает нас, глаголя: внемлите себе от лживых пророк, иже приходят к вам во одеждах овчих, внутрь же суть волцы хищницы; от плод их познаете их: всяко древо доброе плоды добры творит, а злое древо плоды злы творит: темже убо от плод их познайте их. И паки глаголет¹³⁰: возстанут бо лжехристи и лжепророцы, и дадят знамения и чудеса, еже прельстити и избранныя. Вы же блюдитеся, се прежде рех вам вся, обаче Сын человеческий пришел убо, обрящет ли си веру на земли? И апостол Павел глаголет ко Ефесейским попом¹³¹: аз бо вем сие, яко волцы тяжцы в вас внидут не щадяще стада, и от вас самех восстанут мужие глаголющии развращенная, еже отторгати учеников в след себе. Посем Петр апостол глаголет¹³²: быша же и лживии пророцы в людех, якоже и в вас будут лживии учители, иже внесут ереси погибели, и искупльшаго их Владыки отметающеся, приводите себе скору погибель: и мнози последствующе их нечистотам, имиже путь истинный похулится, и в преумножении льстивых словес вас уловят. Сии суть источницы безводнии, облацы и мглы от ветр приносимы, им же мрак темный во веки блюдется: прегордая бо суеты вещающе, прельщают в скверны плотския похоти, отбегающих всячески от них живущих во льсти. Вы же возлюбленнии предведяще хранитеся¹³³, да не лестию беззаконных сведени бывше отпадете своего утвержения. Апостол Иуда глаголет¹³⁴: привнидоша бо нецыи человецы древле предуставленнии на сие осуждение, ропотницы, укорители, часть порочна, в похотех своих ходяще нечестием и законопреступлением, и уста их глаголют прегордая, чудящеся лицам пользы ради. И паки глаголет: яко в последнее время будут ругатели по своих похотех ходяще и нечестиях. Сии суть отделяете себе от единости веры, и суть телесни, духа не имуще. Посем апостол Павел глаголет¹³⁵: блюдитеся от творящих распри и раздоры кроме учения, емуже вы научистеся, и уклонитеся от них: таковии бо Господеви нашему Исусу Христу не работают, но своему чреву, иже благими словесы и благословением прельщают сердца незлобивых. И да не бываем ктому младенцы, влающеся и скитающеся всяким ветром учения, во лжи человечестей в коварстве козней льщения. И, блюдшееся, да никтоже вас будет прельщая философиею¹³⁶ и тщетною лестию по преданию человеческому, по стихиям мира сего, а не по Христе. И, да никтоже вас прельстит ни по единому же образу¹³⁷, яко аще не приидет отступление прежде; и сие же веждь, яко в последняя дни востанут времена люта, будут бо человецы самолюбцы, сребролюбцы, величавы, горди, хульницы, имуще образ благочестия, силы же его отвергшиися; и сих отвращайся, человецы бо растленни умом, и неискусни о вере. Но не преуспеют более, безумие бо их явлено будет всем; и всиже хотящий благочестно жити о Христе Иисусе гоними будут¹³⁸. Лукавии же человецы и чародеи преуспеют на горшая, прельщающе и прельщаемы; и, будет бо время, егда здравого учения не послушают¹³⁹, но по своих похотех изберут себе учители, чешеми слухом, и от истины слух отвратят, и к баснем уклонятся. Бога исповедают ведати, а делы отмещутся его, мерзцы суще и непокорнии и на всяко дело благое неискусна¹⁴⁰; и в научения странна и различна не прилагайтеся: поминайте наставники ваша, иже глаголаша вам слово Божие, ихже взирающе на скончание жительства подражайте вере их. Такожде и Златоуст святый глаголет¹⁴¹: будет бо время, егда здравого учения не приимут; и Христос глаголаше, яко (при кончине) будут лжепророцы. И паки: не подивися сему, аще и волны будут пастуси, когда к пресвитером беседуя, Апостол глаголаше¹⁴²: яко от вас самых востанут мужие, глаголющии развращенная. Посем преподобный отец Памво к ученику своему глаголаше¹⁴³: се убо глаголю, чадо, яко приидут дние, и расказят иноцы книги, загладят отеческая жития и преподобных мужей предания, пишуще тропари и еллинская писания. Сего ради отцы реша: не пишите доброю грамотою в пустыни живущий, словес на кожаных хартиях, хощет бо последний род загладити жития святых отец, и писати по хотению своему. И ниже: житию старец и словесем не уподобятся, ни послушают, и епископы же времен тех будут стыдяшеся лиц сильных, судяще суды по мзде, не заступающе убогих на суде, оскорбляюще вдовиц и насилие деюще сиротам¹⁴⁴: к сему же внидет в люди безверие и ненависть, вражда, реть, ротьба, пиянство и хищение, и изменят времена и закон, и беззаконнующии завет наведут с прелестию, и осквернят священная применения всех оных святых древних действ, и устыдятся креста Христова на себе носити. Такожде и святый Ипполит, папа римский, в слове в неделю мясопустную глаголет: сия заповедовахом вам, да разумеете напоследок быти хотящая, болезнь и молву и всех человек еже к друг другу развращение, и церкви Божия якоже просты храмины будут, и развращения церковная всюду будут, писания небрегома будут, а вражия песни всюду будут петы; и ниже, басни до конца во мнящихся христианех будут, тогда возстанут лже-пророцы и ложные апостоли, человецы тлетворны, злотворны, лжуще друг другу, прелюбодеи, хищницы, лихоимцы, заклинатели, клеветницы; пастырие якоже волцы будут, а священницы лжу возлюбят, иноцы и черноризцы мирская вожделеют. О горе, егда сия вся будут, восплачутся тогда и церкви Божии плачем велиим, зане ни приношения, ниже кадила совершается, ниже служба богоугодная; священныя бо церкви, яко овощное хранилище будут, и честное тело и кровь Христова во днех онех не имать явитися, служба угаснет, чтение писания не услышится, но тьма будет на человецех.

Вопрос 61. Второе Христово пришествие на землю в кая времена святое писание быти показует?

Ответ. Святый Феодорит Студит в триоди постной, в неделю мясопустную в синаксари тако сказует: яко по седми тысящах приход его будет; по сем и в слово святого Григория Богослова в святую пасху в толковании 31-м показуется: понеже седми денми мир совершися, и по еже седми тысящными леты будет кончина; и в благовестнице от Иоанна, на листе 63-м, объявляет во осьмом веке воскресение и суд человеком. Такожде святый Андрей Неокесарийский во апокалипсисе толковом, в зачале 22, глаголет: в разрешении седмыя печати, разрешение земного жительства знаменуется; по сем и в Евангелии толковом в неделю 20-ю глаголет Златоуст: ибо во осьмый век хощет быти мертвых воскресение¹⁴⁵.

Вопрос 62. С Римляны, и кальвины, и лютеры, несогласными во всех догматех с Российскою церковию, и с прочими языки неведущими Бога, и с подобными тем в молении и питии, и в дружбе пребывати, нет ли запрещения во Святом писании?

Ответ. Римский папа со всеми западными странами за пременение символа, за опресночное служение, за субботный пост, за ядение нечистое, за ядение монахами мяса, за брадобритие и за содержание прочих ересей от соборныя Церкви отвержен и от всех восточных четырех патриархов проклят бе, якоже о том показует в книге Бароний в лета Господня 1054, или 1219, и в лета Господня 1291, на листе 1433, еще же на листе 1266 пишет, сообщение с проклятыми возбранено, возбраняет с проклятыми духовными и мирскими сообщатися и дружество имети, дóндеже в чувство приидут: лучше, рече, от мучителей убиваемым быти, неже на повреждение правил христианских соизволити¹⁴⁶. Святии отцы тако нас научища: иже злым людям не противится, той на грехи их соизволяет. Сие писа Григорий папа римский. Такожде пишет и Бернард острое послание, и между иными словесы сия предлагает: егоже дружество мед, а учение яд есть, главу имать голубину, а ошиб скорпиев, рассудный взирает на сии два случаи, Апостолом преданные: еретика человека по первом и втором увещании отрицайся, ведая, яко развратился есть сицевый, и своим рассуждением осужден есть. Посем колика Апостольских и соборных от святых отец правил запретительных о неосообщении положено в книгах святых: Кормчей Матфея Иерусалимского, Иоанна Зонара, Никона черныя горы, от которых кто восхощет сам да известится к ведению своему; а ныне токмо великого светильника святого Иоанна Златоустого, в Маргарите от слова 13, ясное изображение показует: всяк, рече, не пребывая во учении Христове, Бога не имать, и апостол Иаков глаголет: иже аще мнится друг быти еретиком, враг Божий бывает¹⁴⁷. Услышите вси вы, иже с еретики вкупе ядущии, болезненного сего ответа, яко вы Христовы врази бысте: иже врагом царевым друг есть, сей не может друг царев быти и жити недостоин есть, но со враги погибнет, и горшая подымет. Послушайте паки, иже с ними любящиеся, како имате убежати гнева приходящаго на них, иже с ними любящиеся в ядениях и питиях, яко не можете чашу Господню пити и чашу бесовску; кая бо община свету ко тьме. Послушайте православны и с еретики не смешивайтесь, да не сведены будете с ними в вечныя муки: врази бо неприязнени церковные еретицы, ничемже разни от прочих поган, не знающих Бога. И паки глаголет: возлюбленны многажды глаголах вам о безбожных еретицех, и ныне молю: не совокупляйтеся с ними ни в ядении, ни в питии, ни в дружбе, ни в любви, творяй бо сия чужа себе творит Христовы церкве.

Вопрос 63. Во ответе своем показал ты мне от святого писания, что православным христианам с еретики общения не повелено иметь, како, еже видехом во святом писании, святый апостол Павел предлагаемая ясти повелевает?

Ответ. Святый апостол Павел к Коринфяном в зачале 146 пишет тако: аще кто вас призывает, рече, от неверных и хощете идти, все предлагаемое вам ядите, ничтоже сумняшеся за совесть; и паки, аще убо ясте, аще ли пиете, аще ли что творите, вся в славу Божию творите, безпреткновени бывайте Иудеом и Еллином, и церкви Божией, якоже и аз во всем угождаю, не иский свою пользу, но многи да спасутся; подобницы мне бывайте, якоже и аз Христу. Посем и Златоуст святый глаголет: к Еллином убо аще некто и восхотел бы отъити, не возбраняет ясти с ними; что убо не промышлявши ли и о внешних, Павле, сиречь о Еллинех? Промышляше убо, но повнегда прияти проповедь и повинных сотворити учению Христову. А донелиже презираху, излишне бе повеления Христова глаголати, иже того неведущим, Христова учения, и оное Апостольское повеление о всепредлагаемом ядению токмо во единой проповеди долженствует быти, по Господню словеси. Егда Господь посылаше ученики своя на проповедь, тогда глаголаше им: в оньже град входите и приемлют вы, ядите предлагаемая: а кроме проповеди со иноверными ясти, велие запрещение от святых Апостол и святых отец показуемо есть. Но и сам апостол Павел глаголет: кое же общение свету ко тьме, или кая часть верному с неверным? И кроме проповеди не токмо со иноверными, но и с согрешающими и неподобно живущими христианы Апостол ясти не повелевает, чрез сия глаголы¹⁴⁸: Аще кто брат нарицаемь будет блудник, или лихоимец, или идоложрец, или пияница, или клеветник, или хищник, с сицевыми ниже ясти, но отлучится повелевает. Но об Еллинех не тако, но что? аще кто от неверных призовет вы, Еллнны глаголяй, и хощете идти, все предлагаемое вам ядите.

Вопрос 64. Во время нужды где-либо случится кому между иноверными быти, и устроенной от их рук яди за цену или без цены прияти, и особо ясти несть ли мерзостно сие и погрешительно пред Богом?

Ответ. О приятии от иноверных пищи святый апостол Павел тако глаголет¹⁴⁹: всё, еже на торжищи продаемое, ядите, ничтоже сумняшеся за совесть; Господня бо земля и исполнение ея. На сие апостольское слово Златоуст глаголет: яже Бог, рече, созда в снедение верным, яко аще и скверно было бы, но имаши целение: знаменай, благодари, прослави Бога, и всякая нечистота отлете, яко словом Божиим и молитвою брашно очищается¹⁵⁰: и ничтоже бо есть по естеству нечисто, но от совести приемлющаго бывает. Аще кто вам речет: се идоложертвенное, не ядите, за оного поведавшаго и за совесть. И по сему Апостольскому словеси, от всех языков продаемое ясти непогрешительно есть, но и повелением узаконено есть.

Вопрос 65. Вижду я, что, по многом моем тщании, вопросами своими вашу остроумную главу никакожде преодолети возмогу, то уже о других вещах века сего во обычай взошедших, кроме духовных, вопрошу: прилагавши ли ты всеусердное тщание, якоже и прочии юноши ко увеселительным музыкам и к танцмейстерскому обучению и забавлению?

Ответ. Свирепая моя юность, аще бы и подвигнулася на все то богопротивное действо, обаче лежащий внутрь сердца моего страх Божий к тому допустити волю мою не повелевает, но вместо того книжному чтению прибегати понуждает.

Вопрос 66. О, юноша малолетный, ты ли един паче всех хощеши на высоту добродетелей вознести себя?

Ответ. Златоуст святый глаголет: лучше един творяй волю Господню, нежели тьмы беззаконных.

Вопрос 67. Посему видимо мне, что ты оныя забавы причитаешь к согрешению, и о том покажи мне от святого писания.

Ответ. О предложенных тобою забавах Писание святое показует тако: Пророк Исаия¹⁵¹ от лица Господня глаголет: Горе востающим заутра, и гонящим сикера, ждущим вечера, вино бо пожжет их; с гуслями бо и пред гудницами, и тимпаны, и свирельми вино пиют, а дел Господних не ведят, и делес руку его не смотряют. И, горе глаголющим зло добро, и доброе зло, полагающим тьму свет, а свет тьму, полагающим горькое сладко, а сладкое горько. В новой же благодати и сам Христос рече: горе вам, смеющимся ныне, яко возрыдаете и восплачете. Посем святый апостол Павел глаголет: писано, якоже есть писано, седоша людие ясти и пити, и восташа играти, и падоша во един день 23 тысящи; – сия же вся образы прилучахуся онем, писана же быша в научение наше, в них же концы век достигоша. Такожде и Златоуст святый глаголет¹⁵²: идеже бо плясания, тамо диавол есть, таковая играют демонские служители. И паки глаголет¹⁵³: пляшуще и руками плещуще, и сия творящим несть никоея пользы нарицатися Христианом. На пищалех же гудения бесовския суть пения¹⁵⁴; не благодаряй Бога, горши пса есть. Такожде и о прочих удовольствиях много отъискати возможно, но сие краткости ради оставити должно есть.

Вопрос 68. Ныне услышал я предъявленное тобою о забавах грехотворительных, более ктому об потребных вопрошати не хощу, но паки на первоточныя вопрошения обращуся: аще кто духовные беседы приимати не желает и молитися не хощет, что о таковом показуется в Писании?

Ответ. Златоуст святый глаголет¹⁵⁵: живот же убо души служба Божия и жизнь подобающая. Иже убо не молится, ниже Божественныя беседы принимати желает непрестанно, мертв есть и окаянен, и смердящ, и не причащается еже мудрствовати. Аще кто хощет всегда с Господом быти, на всяк час да молится и чтет, а егда чтет, Господь с ним беседует, якоже бо телу свет – солнце, тако души – молитва. Аще слепому беда, и тщета христианину еже не молитися непрестанно, и молитвою свет Христов не сводити в душу, и с Богом беседуем во время молитвы, посему со страхом и радостью подобает нам молитися. Егда молишися, не Богу ли беседуеши, рцы ни? егда чтеши, слыши того, беседующа тебе. Такова молитва, и чтение Святаго писания приятно Господеви бывает всегда от христиан приносимое, якоже глаголет святый Златоуст.

Вопрос 69. Песни духовные умееши ли ты воспевать?

Ответ. Чрез родительское учение прославляю Бога нашего и пречистую Его Матерь.

Вопрос 70. Како ты прославляешь?

Ответ. Чрез малолетный мой глас.

Вопрос 71. Како?

Ответ. Отверзу уста моя... Или, что возмогу изучить. Прощения просим, милостивый государь батюшка, о неисправлении нашем, аще чего и не достигнули изрещи в песнех духовных. За неисправления ныне ваши в реченных сказаниях, Бог вас простит. – Потом дети должны поклон отдать всем и идти восвояси.

От великого четвертка страшной недели до Вознесения Господня, бывают души в светлом месте. А от Вознесения Господня, паки возмутся души в то же темное место, – и просим достойно поминать во весь год во вся субботы, кроме воскресения Христова. Аще кая и вельми грешна душа, когда ее поминают, изведена будет от места темного в место светлое. А который человек родителей поминает, наполнится гумно его пшеницы и всяко обилие будет; во благоденствии много лет поживет и избавлен будет бед и напастей, и в будущем веке наследник будет во царствии небесном.

А когда поминовение бывает душам, тогда у нас радость бывает неизреченная.

Вопрос. (из книги Катехизис): «Единою ли обеднею или многими можно умолить Бога?»

Ответ. Иногда и единою можно, иногда же и многими, смотря по величеству грехов ее.

Вопрос. «Будут ли сожалеть праведные о грешных в будущем веке?»

Ответ. Нет, не будут; хотя бы они наши самые ближние и однокровные были.

Вопроса. «Как велики адские муки?»

Ответа. Малейшая более тысячи раз величайша, что на сем свете.

Вопрос. «Знают ли осужденные друг друга?»

Ответ. Хотя бы никогда его и не ведал, и то по имени называет.

Вопрос. «Сожалеют ли един о другом»?

Ответ. Нет, ужасно друг друга проклинают.

Вопрос. «Имеют ли они когда себе малую отраду»?

Ответ. Нет, ни на мгновение ока.

Вопрос. «Привыкнут ли они когда в муках»?

Ответ. Что далее, то жесточае им будет.

Вопрос. «Не могут ли они умереть?»

Ответ. Охотно бы желали, да не могут.

Вопрос. «Можно ли тогда за них кому попросить и Бога умолить?»

Ответ. Нет, уже ко Господу Богу явиться они ктому недостойны.

Вопрос. «Можно ли прошением и бескровными жертвами, и творением милостыни умолить Господа»?

Отвит. Можно.

«Мужем и с женами не подобает пребывати в субботу и в неделю. Аще кто безумием своим в пяток вечера соединится с женою своею, той со всем родом своим отпадет, и до правнука: учинит во слезах свою жизнь. И тому человеку многие убытки и нестроения бывают, и молитва его неприятна Богу. О сем великий Златоуст глаголет: «братие, уреченных дней Божиих блюдите».

Лестовка в себе имеет 4 лепестка, в коих исповедается 4 Евангелиста; а вшивка около лепестков евангельское учение. Между лепестков 7 передвижек в знак церковных тайн. А где у всякой лестовки по 3 бубенчика на стороне и (в лестовке) 3 крупные бубенчика – всего девять, то значит девять чинов Ангельских. От связки простое место – земля; 12 бубешков – 12 Апостолов с Господем по земли ходиша. 38 бубешков – 38 недель Пресвятая Богородица во чреве Христа носила. 33 бубешка – 33 года Господь по земле ходил. 17 бубешков – 17 пророчеств о нем было. Другое простое место – небо. И внимай, каждый христианин должен на молитве стоять пред образом Божиим; на всякий день справлять седмицу лестовок, для исполнения седьми церковных тайн, в которых заключается христианский закон. 1) Лестовка крещение, 2) лестовка миропомазание 3) священство, 4) причащение, 5) исповедание, 6) законный брак, 7) елеосвящение.

Столь чудное сказание о лестовке якобы имеется в книге Хронограф, на листе 229, тогда как книга эта пишется в 200 листов; очевидно, все эти сказания суть вымыслы, выдуманные самими же старообрядцами.

1. На первой неделе великого поста, аще кто сию пятницу постится, и тот человек внезапною смертью не умрет без покаяния.

2. Пред Благовещением Пресвятой Богородицы, кто сию пятницу постится, и тот человек от великого напрасного убийства сохранен будет.

3. На Страстной неделе великого поста, кто сию пятницу постится, и тот человек от неприятеля всего сохранен будет.

4. Пред Вознесением Господним кто сию пятницу постится, и тот человек от утопления водного сохранен будет

5. Пред Сошествием Св. Духа, кто сию пятницу постится, и тот человек от великой скудости избавлен будет: подастся ему благодатью Духа Св. и всякое изобилие, и богатство.

6. Пред днем Илии пророка, кто сию пятницу постится, и тот человек от громового убийства сохранен будет, и от вечной муки избавлен.

7. Пред Успением Пресвятой Богородицы, кто сию пятницу постится, и тот человек от бесовского смущения и помрачения ума сохранен будет.

8. Пред усекновением честной главы Иоанна Предтечи, кто сию пятницу постится, и тот человек от острого меча сохранен будет.

9. Пред Воздвижением честного и животворящего креста Господня, кто сию пятницу постится, и тот человек от болезни и трясовицы избавлен будет.

10. Пред днем Козмы и Дамиана, аще кто сию пятницу постится, и тот человек от всяких недугов и от смертного греха сохранен будет.

11. Пред днем архангела Михаила, кто сию пятницу постится, и тот человек (верно: того человека) имя написано будет у Пречистой Богородицы на престоле.

12. Пред Рождеством Христовым, кто сию пятницу постится, и тот человек при смерти своей узрит предстоящую со святыми Ангелами пречистую Богородицу.

Подобает нам, православным Христианам всем, ведети, яко не токмо в сия дни временные пятницы, и во весь год – среду и пятницу поститися, а наипаче от всякого греха блюстися, того ради: понеже жидове в среду совет совещаша, какобы убити Христа; в пяток же распяша на кресте и смерти предаша. Сего ради пятницы нам подобает почитати; обаче зде пост будет безполезен, аще от греха не отступит человек и злых дел; в сии кто дни святые сотворит с женою своею плотское смешение, и зачнется во чреве младенец, и родится по отомщению Божию за грех их, и будет слеп, или нем, или глух, и уродлив: без рук или без ног, или тать, или разбойника и всем злым делам начальник.

В эти дни не подобает ни в нов дом входити, ни виноград садити или резать, ни кровь пускать: во оные дни кто заболеет, жив не будет: на суд пойдет не оправдится; на брань пойдет не возвратится. До зная, в сущности, преподобный отец наш Мироний черноризец Печерский, творит как выше сего значится.

Во время оно, Александру и Максимиану царствующим, бяху верни идолом покланяхуся, еретицы же искаху христиан и христианския церкви разоряху. Бяше же жена благоверна и благочестива, бояшеся Бога от рождения своего, именем Улита, услышав муку Александрову и Максимианову, убежа в Фарисскую страну и прииде в церковь святаго Павла. Александр прииде в Фарис, искаше христиан, – и, увидевша Улиту, слуги царевы внидоша в церковь апостола Павла и поведаша о ней Александру: что Улита верует во Христа и боги наши хулит; и рече Александр: приведите ту Улиту ко мне. И приведоша к царю Улиту, царь же ей рече: – «Повеждь ми, жено, от коего еси рода, и кто ты есь и имя твое». И рече Улита: «аз есмь от Оксоны града, убежах от тебе страха ради, ныне же приидох к тебе: аз верую во единого Бога, сотворшаго небо и землю». И рече царь: – «веруй богом моим, и вельмии почтена будеши от мене». Улита же рече: – «аз верую во Христа, а идолам не верую». Царь же рече: «повинуйся жено дóндеже тя не предам мукам лютым». Улита же рече: «пошли царь во град, и обрящеши младенца трех лет и без трех месяцев, он верует во единого Бога, сотворшаго небо и землю». И посла царь искати младенца: и не обретоша, вси бо дети скрышася страха ради мучителева; вшед же царь во град и в церковь апостола Павла, обретоша сына св. Улиты, и поемши его, мучитель нача глаголати: Радуйся, отроча прекрасный! Святый же Кирик рече: Аз радуюсь, а ты не радостен будеши; мучитель же рече: словеса яже ко мне глаголеши, никтоже тако глаголал. Святый же Кирик рече: аз больше сих возглаголю: ты же нерадостен глас мой услышишь, но предстоящих ради людей, да слышит народ весь. Мучитель же рече ему: от кого ты научен еси, от отца, или от матери, или от иных лиц? И рече ему Кирик: о, безумне, трех лет отроча от кого научен есть, от Св. Духа научен есмь: первое мое имя человек, потом Кирик, а по крещению христианин нарицаюся. Мучитель же рече: откуду словеса сия, яже ты глаголеши ко мне? Святый же Кирик рече: беззаконнее, аз от св. Духа научен есмь. Мучитель же рече: послушай отроча, поклонися богам моим: великою славою почтен будеши от мене, и дам ти злата и сребра, и камения многоценного, и всем исполнен будеши. И рече ему св. Кирик: отыди от мене, служителю муце вечной, и сребро твое в погибель с тобою да будет. И повелел мучитель отроча взяти и мучити, и дали ему сто ран. И, воззрев св. Кирик на небо, рече: Слава тебе, Христе Боже, Сыне Бога живаго; сердце и душа моя уповает на Твою милость: призри на мя и помилуй мя! И стояше св. Кирик посреде мучителей, яко солнце сияя, мук не приим. Тогда мучитель повел привести святую Улиту, и приведоша, и рече ей мучитель: «хощеши ли видети сына своего и глас его слышати? и повеле мучитель привести св. Кирика и приведоша его, Святая же Улита, видевши сына своего, прослави Бога, глаголя: «Слава тебе, Христе Боже мой, иже украси небо звездами и сотвори вселенную всю, солнце и луну просвети, облаки благою росою насытивый, тем же сыну моему венец непобедимый подая! Имя Твое призываем, призри на нас, смиренныя рабы Своя, и подаждь нам от безмерного жилища Твоего благость и милость; исповедаемтися, Господи, вся согрешения наши очисти, и веруем в Тя, единого Бога нашего. Такожде молитву творяще святии, глас же с небеси слышаша и прославиша Бога стояще пред мучителем, и скончавшися три десяти дням уготова мучитель муки сия. И приведоша св. Улиту со отроком, и рече мучитель: «Видите муки сия, ради вас уготованныя, поклонитесь богам моим, то живы будете». Святый же отроча рече: «О безумне, сыне диаволь, иже муками страшити нас хочешь, может Бог мой помощь ми дати, и одолеем вам с вторицею». Тогда мучитель исполнися ярости и повеле острищи власы на главах их, и возложити углия горящия на главы их, и камни горящия. Святый же Кирик и мати его светяхуся яко солнце. Мучитель же в то время имея у себе окованных и заключенных мужей тридесять держимых, и се, Божиим повелением отверзошася двери и изыдоша вси мужие из темницы, и ставше пред мучителем единогласно вопияху: и мы христиане есьмы и рабы вышняго Бога! Царь же повелел отгнати их от себе; они же приидоша ко святому Кирику, и крести их во имя Отца и Сына и Св. Духа. Мучитель же исполнися ярости на младенца, и повеле привести его ко древу высоку, и пригвоздити младенца гвоздьмя железными разжженными, и рече: «Увижу, аще Бог его приидет и как с древа снимет, и тако сотворити слуги царевы». И посла Бог ангела Своего с небеси, повелев мученика св. Кирика с древа сняти: и абие гвозди отпадоша и пригвоздишася царю Александру, и рече царь ко св. Кирику: «О, велик Бог есть христианский! аще избавит мя от гвоздей сих, и аз верую Богу твоему!» Святый же Кирик рече: «Вем, яко не веруеши, но предстоящих ради людей, аз тя избавлю, да сии видевше веруют во Христа моего»; простер же руку свою святый, прикоснуся, и тако отпадоша от царя гвозди. Тогда, возопив окаянный, нача призывати боги своя – Аполлона, Артемиду, яко они избавиша его. Рече же св. Кирик: «ныне солгал еси, и второе паки узриши». Тогда мучитель повеле принести мрамор велик и сожещи на нем святаго, да будет яко прах. Тогда глагола святый Кирик: «мучащии нас, да посрамятся и ниц падут, оружие пройдет сердца их, и луцы их да сокрушатся» тогда мучитель повелел струги строгати. Тогда святый Кирик, воззрев на небо, рече: «Господь мой силен, яко во имя Его дерзаю, подаст ми терпение, да одолею кознь вражию». И абие глас бысть с небесе: Кириче, виждь спасение мое, иди посрами мучителя! Святый же Кирик, пришед, нача обличати и укоряти: видиши ли силу Бога моего, о безумне! И повел мучитель разжещи котел и вложити святых и жещи. И, видевше сто пятьдесят и три человека святых чудеса, и собрася народу четыреста пред царем, и сниде Архангел Михаил, и, взяв из котла мощи, благослови и оживи их, и рече: идите и посрамите мучителя. И вземши Улита святая Кирика, иде пред царя, и, пришедши, ста пред царем мучителем, и рече святый Кирик: «Знаеши ли ты нас, царю»? Мучитель же рече: не знаю вас, отыдите от мене; и убояся ради предстоящих народов, яко да не и тии будут веровати во Христа. Святый же Кирик рече паки к мучителю: «наставниче зла, сыне диаволь, како ты не знаеши нас, а многие муки наложил еси нам? но Христос спасе нас и воскресил из мертвых». И абие возопиша четыреста мужей: велик есть Бог Христианский! да и мы веруем в Него, яко несть иного, разве Тебе, Господи, воскресившего сих из мертвых. Мучитель же рече: «еще реку едино дело, аще истинно может сие сотворити, тогда разумеют вся суть». Святый Кирик рече: вем, яко Господь Бог сотворил есть небо и землю, тако и сие может сотворити; и ста святый Кирик на молитву, и рече: «Милостивый Господи, невидимый и неизреченный, Тебе трепещут Ангелы, Архангелы и вся силы небесныя, иже сотворивый небо и землю и утвердивый на водах вселенную всю! тако сотворши, изыде пред мучителем, да разумеют вси истину Твою. Седшу же мучителю на судищи, возопиша пять сот мужей: велик есть Бог христианский, и велия дела его! Мучитель же рече: «заколите вола, да ядят пятьсот мужей, и да, ядше, насытятся, то и аз верую!» Святый же Кирик нача молитися, глаголя: «Господи Исусе Христе, иже пятию хлебами пять тысящь человек насытивый Своим благословением, тако и ныне сотвори, и да разумеют вси и вся яже на них»: и повеле святый варити вола, и ядущии онии вси насытишася благодатию Божиею. Царь же разгневася и повеле воврещи их в море, да иные не веруют; а святому Кирику язык повеле отрезати, и абие отрезаша язык святому. Святый же Кирик нача глаголати: «о безумне, яко язык мой отрезал еси, аз же имею язык от Святаго Духа, егоже ни ин кто, ни ты не можешь отрезати». Тогда мучитель исполнися ярости и на слуги своя, мняше бо, яко не отрезали святому язык, и повеле святаго привести пред себя, и паки повеле святому: яждь мясо и пей вино, да избавишися от муки сея. Святый же Кирик рече: «яко николиже скверно вниде во уста моя». Мучитель же повеле мяса отрезати и вложити во уста святого; таже рече святому Кирику: «ныне осквернил еси уста своя пред Богом своим». Святый же Кирик рече: «не радуйся о том сыне диаволь, имам от Бога венцы уготованы, а тебе мука вечная». Тогда мучитель повеле привезти котел зело велик, и сотвориша пещь велию, и поставиша котел и разжегоша его вельми, и повелел принести серу и смолу, масло, воск, медь и железо сухое и вложити в котел, и той яко гром возгреме, и собрася множество народа, и видеша страх велик. Улита же стояше, и убоявшися котельного грома, хотяше отрещися от Христа и поклонитися идолом; святый же Кирик, провиде злое помышление матери своея, глагола ей: «не бойся мати моя котельного грома, избавит нас Господь от него! не веси ли моя мати, яко Он избави три отрока – Ананию, Азарию и Мисаила, Даниила пророка от рова львов: тако и нас Господь избавит от котла сего. Господи, помяни Иова терпение, той погуби чада своя и тело свое, а что же глаголаше – разве: Бог дал, Бог и взял, како хощет, так сотворит; буди имя Господне благословено от ныне и до века! тако мати моя претерпим котел сей, да внидем в вечную жизнь». Видевши же святый Кирик, яко не может матерь терпети сего, тогда, воззрев на небо, молитву сотвори, глаголя: «Владыко Господи, не остави рабу Свою погибнути, сотвори, Господи, да посрамятся, а не похвалятся врази наши, яко одолеет овца от стада твоего. Христе, неверующие же в Тя смутятся; но сотвори, Господи, да не погибнем, память Твоя прославится и имя Твое святое, да вси веруют в Тя, единаго Бога. И се, прииде Дух Святый, и ангел ко Улите, глаголя: «чадо мое, аз есмь с тобою на небеси и на земли, не бойся идти к котлу, и не устрашайся»! рек, и вознесеся на небо. Таже и святая Улита с радостью потече в котел, слуги же царевы ввергоша их посреде котла. Стояху же святые посреде котла, и ничтоже прикоснуся к ним; исхождаше же пламень от котла, пожигая окрест предстоящих неверных, а святии изыдоша невреждени. Мучитель же рече им, яко волхвованием утиши пламень и гром котельный. Святый же Кирик рече ему: яко обезумел слепый, прииди и виждь; он же прииде и погрузи руку свою, и изыде рука его кость голая, и воскрича вельми, и моли святого Кирика: «помилуй мя, велик есть Бог твой, святый Кириче, избави мя, да и аз верую Богу твоему!» Святый же Кирик рече: «вем, яко не веруеши, но предстоящих ради людей избавлю тя». Тогда святый Кирик, дунув на руку, и исцеле рука его, да, видевши, прославит Бога, тогда мучитель нача славити боги своя, Аполлона и Артемиду. Святый же Кирик рече: «беззаконнее, како един раб не может двема господинома работати, яко единому работати, а другого оскорбити, якоже сынове Израилевы при Озии царе, Бога бо искаху, идолом же поклашихуся?» Мучитель же рече: «аз богам своим кланяюсь». И взыде мучитель на высокое место, и повеле на главах Кирику и Улите сотворити язвы, и растопити олово, и возлияти на главы их, и возлияша на главы их. И повеле мучитель посещи святых, и тако предаша души своя в руце Господни, и взяты пречистыя души их месяца Июля в 15 день. И приидоша безбожные мучители, хотяще видети телеса святых, ихже принесоша в Каппадокию, тогда и сии скончаются за Христа; научена бо быша тии христиане св. Кириком, и приидоша святии ангели, и сохраниша телеса святых. Святый же Кирик предстоит у престола Господня и молит Бога за вся Христианы, и глаголет ко Господу: «услыша Господи, Исусе Христе мой». Господь рече ему: «Кириче, что есть же хощеши молитися»; рече св. Кирик: «Господи! аще кто созиждет во имя мое церковь или память мою творит, и тии да будут избавлены муки вечныя; и который человек в церковь мою подает просфору, или свещу принесет, или трапезу поставит, – наполни дом его радостью и весельем; или кто празднует день мучения моего, отпусти ему грехи: в дом его да не впадет скорбь, и да не оскудевает хлеба и вина, и к дому его зол дух не прикоснется. Иже сия муки моя напишет иерей или диакон, или от простых людей возлюбит мучение мое и в своем дому держит, отпусти ему согрешения во всем, прости в сем и будущем веце. Кто мучение мое прочитает или послушает, подаждь ему Господи душевное спасение, всели его в место райское. Богу нашему слава, ныне и присно, и во веки веков, аминь».

«Боже сильный, святый сый Царь царствующим и Господь господствующим, неприкосновенным силам, егоже никтоже нигдеже виде, ниже видети может, емуже тысячи предстоят и тьмы тем Архангел и ангел. Ты веси тайная сердца раб твоих, яко не познавши тебе первее творях сия неприязненная дела: держах облаком не одождити древа садовная, еже плода не творити, иныя не раждати и не зачинати; но ограждения виноградная токмо отверзах, а еже не цвести им класы хлебные, еже не прозябати и плода не творити, и рыбам морским еже не плавати, и птицам не летати, просто всяко чародейство деях сия вся дел своих и грехов многих ради. И ныне убо Господи Боже сильный и великий, благоволивый от недостойного достойну ми быти и сопричтетися святому твоему избранному стаду, и преестественным величеством милосердовав о мне, не восхотел погубити мя со беззаконнии моими и незнаема мя сотворити быти, связавый мя любовию от твоею, твоей веры не отриши мене грешнаго и недостойнаго раба твоего. Припадаю бо и прошу пресвятое имя Твое о всяком доме и всяком месте и о всех православных христианах, иже страждут от черодейств лукавых человек и льстивых бесов, идеже прославится имя Твое святое, и призовут имя мое именем твоим Господи, или прочтется молитва моя сия над которою главою, да разрешится от связания и чародейства, ненависти и злых усретений: и кто убо стяжав сию молитву будет иметь в дому своем, да будет соблюден от всякого ухищрения и отравы лукавых человек, и да бежат от него бесове и злые дуси, и да отступит от него всякое мечтание бесовское. Господи Боже, ты область иный над небесами и землею, ради имени Твоего великаго и ради несказанныя Твоея благодати, услыши мя грешнаго раба твоего и недостойнаго в час сей, идеже прочтется молитва моя сия или житие мое: да разрешится, яко тающий воск от лица огня, всяко лукавое ухищрение всякого вреда человеческого или животного от всего имения его, во имя живоначальной Троицы, да будут просвещены вси и разрешены, разве бо тебе иного Бога не знаем. Якоже Моисеем воду источил еси сыном Израилевым, тако Господи сил, положи руку Твою державную и сильную – полну благословения дому имущему молитву сию: яко насадил еси рай во Едеме, и от того исходят Твоим повелением Господи четыре реки: Геон, Фисон, Тигр и Евфрат и обходят в тихости, и адамский человек удержати не может. Тако чародейственная дела или мечтания бесовская являти с запрещением и предразрешением, еже аз разрешен, и разрешаю и прогоняю противная злая от злых человек пущения и лукавых бесов от раба Божия (имярек) призывающаго Тя именем твоим святым, и от всего имения его. Яко умножим еси лета Иезекию царю, тако да умножатся вся земная и духовная имущему молитву сию святую, службою Архангел и Ангел, пением серафимским. Благовещением пресвятай Богородице от Архангела, плотского ради зачатия Господа нашего Исуса Христа, славного ради рождества Его в Вифлееме, закланием младенцев от Ирода. Святаго крещения восприятием во Иорданстей реце, по святом крещении и по святом посте искушения от диавола, и ужасныя его победы и ужасных его чудес, яже в мир бывших, исцеление даруя прокаженным, мертвыя воскрешая, бесы изгоняя, и иже во Иерусалим входу Его: Осанна Сыну Давидову вопиющим Ти, страсти, распятие, погребение и еже на небеса вознесение. Пение тьмы тьмам архангел и ангел, слава восходнаго Твоего восхождения, песнословия, второго и страшного пришествия Твоего власть, юже дал еси святым своим учеником и Апостолом, рек им: им же отпустите, отпустятся им, и имже держите, держатся: елика аще свяжете на земли, будет связано и на небеси, и елика аще разрешите на земли, будет разрешено и на небеси. Ради бо сих имен и ради силы Твоея, заклинаю и прогоняю духи лукавыя: аще убо беси на земли, или на пути и на распутии, во источнице и в реце, или в кровле и во дворех в верхнем порозе и нижнем, или во основе (фундаменте) и стене, да разрешатся; или в притворе или во входе, или на поле в нивах, в горах и пещерах, или в расселине и стремнине, во рве и древе, в листе и корне и ветви, да разрешено будет; или в винограде, в ямах и в траве, или в пещи и в бани и в капищах идольских, или в коже плотской и рыбной, в волосах брадных и главных, в убрусе и в возглавии и постели, и во обрезании ногтей ручных и ножных, во обувении и злате и сребре, в меди и свинце, во олове и железе, или в воску и во лбу человеческом и зверином, в морских рыбах, в животных морских и по воздуху летающих, движимых и недвижимых, или в хартии и черниле и в некоторой вещи от студа затворении, да разрешатся; якоже есть писано в семидесяти двух языцех, да разрешатся, понеже аз разрешен и прогоняю: Лупаус, Мараса, Лоун, Марул, Марахинион. И еще прогоняю Тихия, Сихахия, Иелизду, иже от человеческого рода самих ся в бесы предавших, и сии да разрешатся и да изыдут от раба Божия (имярек) твоим повелением Господи, из дому его имущаго молитву сию, и от всего имения его, силою честнаго и животворящаго креста Господня и Святых небесных сил, и Херувим и Серафим, Престолов, Господств и их властей, святых праведных Авраама, Исаака и Иакова, молитвами Исуса Навина, иже останови солнце на мног час. Молитв ради Пророк, Апостол, мученик и мучениц. Молитв ради триех сот и осьми надесяти перваго собора святых поручников, Василия Великого, Григория Богослова, Иоанна Златоустого, иже во святых отца нашего Николая, архиепископа Мирликийского чудотворца, и всех святых молитвами да прогонится и удалится всякая злоба, лукавство, зависть и злоглаголание, и все что бедное злых человек злое совещание да удалится от раба Божия (имярек). И еще молитися Господи, молитв ради пречистыя твоея Матере, помилуй и спаси раба твоего (имярек), и да не прикоснется к нему, ни к дому его никаковое зло, ни лукавство, ни во дни ни в нощи, и во вся дни живота его: яко Ты еси Бог наш, милуяй и спасаяй, и Тебе славу возсылаем, Отцу и Сыну и Св. Духу, ныне и присно, и во века веков, аминь.

«Послушайте отцы мои и братия, сынове святей, соборней и Апостольстей церкви, от неяже вси воспитании нелестным млеком, да будет всем вам, братия моя, известно. Господь ныне сияет: святая церковь в полном изобилии святыя славы, упарившая в пустыню во Богослову.

Бысть некий человек, верою христианин, а житетельством земли молдованския, именем Матвей; пленен бысть от Срацын, и милостию всемогущого Бога избавися от плену срацынского, и прииде во Иерусалим, и обрете три человека, (которые) имели между собою разговор. Они отвечали пленнику: «мы пришли сюда поклониться гробу Господню, а живем мы при реке Буге, и от Буга реки верст пять сот место, именуется Мокин, нас там немалое количество, есть тысящь пятьдесят или более; три епископа имеем и попов изобильно, изрядных по житию душевному и телесному». И пленник о себе поведал все подробности, говоря: «у нас на реке Дунае есть вашего согласия старообрядцы, а Епископов и попов не имеем: мы болезнуем вседушевно нашими сердцами, и о общей нашей жизни и нужде, и написали сие письмо на реку Дунай всем Христианом.

Потщитеся братие, избегнуть душевного глада на вы належащаго: поревнуйте изобрать от общества вашего два или три человека, и пришлите к нам во Иерусалим для переговору; а мы три человека пришли поклониться своему Создателю, и будем до Пасхи Христовой, есть ли посланные ваши сделают успех в сказанное время. А не случится видеться, то спросить об нас на скели, то есть корабельной пристани: а ежели и там не случится видеться, то спросить на острове Скитарине; и спрашивать во Египте, там есть наши, имеют лавки, и торгуют; или спрашивать о Богуате реке, на которой мы имеем жительство и упомянутые епископы. Еще свидетельствуем о христианах: есть между Турцией и Персией, на реке Куре, именуемые стрелки, и сказание греченина о христианах в Яссах; прежде сего они близ сербского града, званием Бай, а в тот град ход чрез реку Дунай, в Болгарскую землю, на свитек град, на приреквест, на солонок, в пешти на будик, на трикван, на бой: тут не далеко живут люди студийские, и тут живут зовомые стрелки, близ Никола-черной горы: от горы до стрелков – езды два дня с половиною; а их два села большие, аки градове великие: и в тех селах два епископа православных, древни. Еще сказание пленника, который был в плену за Царем-градом, на белом море, на острове азимре; и они были с хозяином на том же белом море, на острове карабузов; живут на том острове шахове стрельцы, двумя селами, и в тех две церкви, и попы. А стрельцы пленнику сказывали: «мы попов берем из другого острова, из монастыря сванского; а той монастырь близь окияна моря; от острова карабузова до сванского монастыря – благополучного корабельного ходу 13 дней; а от свойского монастыря до Царя-града 30 дней; а от острова карабузова 28 дней корабельного ходу; звания селам тем, первое – марлинуй всемарли, а град на острове, базары чельоколы; русских людей, живущих там, греки зовут руснаками аликуй, второе – ловада. Еще при Евфрате реке множество христиан и монастырей. Привез сие письмо Аравлянин из Иерусалима в Царь-град, и вручил купцам (1829 года). Еще вам упоминаю вкратце о христианах, из маршрута в Японское государство; (можно ехать) с Казани на Екатеринбург, на Томск, на Каганск, на Барнаул, на Небенский вверх по реке Катуне, на Красной яр; тут ус(ш)таба и часовня и множество пещер, за ним снеговыя горы, а за горами деревня Уманская; от той деревни переход в Японское государство, чрез Китай: 44 дни Кубанью. Японское государство в губе окияна моря, называемое беловодье озером лоб; на нем 70-ть островов, сот по пяти верст; тут живут христиане ассирцы, от папы были гонимы пятьсот лет; имеют патриарха, 4 митрополита и все особы духовные, и к ним пришли русские митрополиты (?) и все особы духовные, и к ним пришли русские старообрядцы.

Вместо мирских песней в Иргизских скитах певали псалмы и духовные кантаты двунадесятым праздникам, а равно, паломнические и некоторые другие рифмованные сочинения. На образец прилагаем при сем некоторые из них.

1.

Взирай с прилежанием тленный человече,

Како век твой проходит, и смерть недалече.

Готовися на всяк час, рыдай со слезами,

Да не посхитит тебя смерть с твоими делами.

Ангел твой хранитель тебе извествует,

Краткость жизни твоея перстом показует.

Текут времена и лета в мгновении ока,

Солнце скоро шествует к западу с востока.

Ангел, держа меч мщения во своей деснице,

Увещает тя всегда, и глаголет сице:

«Убойся сего меча, отселе покайся,

«Да не посечет тя внезапу, зело ужасайся.»

Приидите людие веры православной,

Грядите все во храм Божий и преславный.

Молитву прилежну к Богу возсылайте,

На святыню умильно взирайте.

Прочитая всяк писание горько прослезися,

И от горькия ревности сердцем умилися.

Вспомни, как смерть вселютая вземлет человеки,

И преселяет от мира в безконечны веки, аминь!

2.

О коль наше на сем свете житие плачевно!

Коль скоро и коль кратко, аки однодневно.

Родимся мы на свет наги, облиты слезами,

Живем век наш в суете, объяты и печальми.

Что будет, куда пойдем? Не знаем того сами.

Растем в болезнех и случаях печальных.

Мятет сердце наше страх, когда ждем дней дальних.

Да что ж потом следует? Ох, страшно сказати!

Смерть сотрет и имеет острым серпом пожати.

Когда и в кое время никак неизвестно,

Придет нощию аки тать, возьмет нас нечестно.

Поведет в землю во гроб, в темная жилища,

Отдаст червям и глаголет ядите (еште черви), вот вам пища!

Уж не страшно ль о сем слышать бедным человеком (человече),

Простите нас, простите во веки.

О коль есть безстудна смерть немилосерда!

Дерзновенно к царским тронам приступает,

И очень смело силу, власть и скипетры у царей отнимает,

И во гроб их повергает,

Как точно и палку у пастуха скотскаго.

Сколько было (на сем свете) мудрых патриотов

И великих житием святых иерархов.

Македонский Александр ужасен был миру,

Многим царям соодолел, все знали его силу.

Многие царства покорил, славный персидский Кир;

Целым светом завладел Август кесарь римский,

Одна его была в мире держава.

Промчалась по свету Петра великого слава.

Всех таковых царей смерть не убоялась,

Внезапно точно темна ночь под жизнь их подкралась.

3. Концерт новобрачным, певаемый в домах на старообрядческих браках (поповщины)

«Бог Творец всесильный» создал человека, самовлаством почте его, и свою милость являя (Адаму и Еве) ему и всем с ними созданным тварям. – Адаму вещает, потом же и Ною: вы раститесь, умножайтесь и всю землю наполняйте, и господствуйте всеми созданными тварьми. В Кану Галилейскую на брак Спас прииде, первое чудо сотворяя, воду в вино претворяя, славу показуя Божества Своего. Брак благословляя, кой сам почитая яко тайну толь пречестну и церкви полезну, и многими веки предпочтену. Мы же восклицаем, Бога прославляем за тайну велику: юже сам Господь Владыка уставил, милость свою являя, себе прославляя. Любители браков! с веселием зрите торжество, кое есть целомудренно: как Бог сам их сочетал двоих в плоть едину, вечно нераздельно. Девы ликовствуйте, жены торжествуйте. Мужи купно возгласите, и Творца всех восхвалите. Брак честен уставлен людям во спасение. Апостол Павел говорит: «лучше жену имети, нежели жить беззаконно, понеже брак честен и Богу приятен». Брак тайна великая и почтена, как Апостол возвещает: во образ Христа и церкви вечно прибывати в верных человецех. Молчите презлобнии хулители браков; вы уста своя сожмите и языки удержите, хулу не износите на тайну велику. Мы же христиански брак вси почитаем, и неприемлем сопротивное и всю лжу отвергаем. Хвалим вси согласно девственно живущих: девство есть прекрасно и Богу приятно, оно истинно чистотою сияет, как луч прекрасного солнца блистает. Девство есть пречестно, но многим не вместно, потому Бог сам брак людям уставил, и своим присутствием (в Кане) прославил, и предал в пользу человекам на вечныя роды. Брак иметь законный верным людем есть полезно, в любви купно пребывати, и друг другу угождати честно и похвально, и Богу приятно. Где любовь витает, там Бог пребывает. Все вражды Он прогоняет и мир вечный там вселяет; крепко утверждает бытие законно. Коих Бог совокупит, кто тех разлучит: той есть Богу сопротивник, хульник, иезуит, лести утвердитель, и враг, и губитель. Вернии христиане! сим вы не внимайте, но священное писание поминайте, коим врагов препирайте. Вы, юнии, имейте любовь друг к другу. Ложе чисто соблюдайте без порока и соблазна, да будет от Бога награда всем многа. Мы же Бога хвалим, вас же поздравляем и все купно в благочестии жити и любви желаем, Богу угождати на многа лета!

4. Стих душеполезный

Вечор со другом сидел,

Ныне зрю смерти предел.

О, горе мне, горе великое!

Плоть мою во гроб кладут,

Душу же беси во ад ведут.

О, горе мне, горе великое!

Не будет милости мне там,

Когда не помиловал я себя сам.

О, горе мне, горе великое!

Верна друга со мной нет,

Скрылся хранитель мой (ангел) свет.

О, горе мне, горе великое!

Почто душа во ад спешит? –

Добрыми делами не восперена, и в рай не влетит.

О, горе мне, горе великое!

Мимо рая прохожу,

Слезно плачу и тужу;

О, горе мне, горе великое!

Ты прости прекрасный рай,

Я отхожу в иной край:

О, горе мне, горе великое!

Рай прекрасный говорит:

„Я не приемлю проклятых”.

О, горе мне, горе великое!

Злоделатель себе я сам,

Предал себя бесам.

О, горе мне, горе великое!

Мучить будут завсегда,

Не отпустят никогда.

О, горе мне, горе великое!

Я весь во огне стою,

Песнь плачевную пою.

О, горе мне, горе великое!

Пью я вместо воды смолу,

За гордыню за свою.

О, горе мне, горе великое!

5. Подражание древнему стиху (XVI века), который также при скитах распевали старообрядцы на Иргизе. Эта паломническая песнь, по напеву своему походит на молитвы наших калик перехожих; – здесь так же слышна грусть и жалоба слепых нищих на все мирское

А как жили мы грешницы на вольном свету,

Пили, ели и тешилися,

Телесем своим всегда мы угожавали,

На свою душу грехов много накладывали:

Ничего себе добра мы не делывали,

Не знали мы ни среды, ни пятницы,

Ни тридневного Христова воскресения,

Ни святых Его великих праздников.

Ко святым божиим церквам не прихаживали,

И святых книг божественных не слушивали:

И по писанному в них мы не делывали:

И великого поста мы не гавливали;

И земных поклонов мы не кладывали.

За тяжкие грехи мы не плакивали,

И до поту лица (мы) не наливались,

И вольного¹⁵⁸ причастия не приимовали

И к нищим мы были не милостивы,

И тем мы Бога прогневляли,

И за все то будет нам ответ давать,

Ответ давать самому Христу,

В страшное Его пришествие.

А кто не слыхал страха Христова,

Страха Христова суда Божия,

А кто у нас во плоти у Христа?

А во плоти у Христа святой Илия пророк.

Входили они на гору Фаворскую,

С самим Христом, с Сыном Божиим.

Показал ему сам Господь муку и рай,

Где грешникам быть и где праведникам.

А праведным место уготовано,

Пресветлое царство небесное.

А грешникам место уготовано,

Прелютыя муки разноличныя,

Где ворам, татям, разбойникам,

Где пьяницам, где корчемницам;

А где блудникам, душегубцам.

Блудники пойдут во вечный огнь,

А татие пойдут в великий страх;

Разбойницы пойдут в грозу лютую,

Чародеи пойдут во тяжкий смрад,

И ясти их будут змии лютые.

Сребролюбцам место неусыпный червь;

Мраз будет зело лют немилостивым,

Убийцам будет скрежет зубный,

А пьяницы пойдут в смолу горящую;

Смехотворцы и глумотворцы на вечный плач.

И всякому будет по делам его,

По делам будет и мука и рай.

Тогда будет суд немилостив

Немилостивым грешникам.

Сядет Судия, сам небесный царь,

Исус Христос Сын Божий,

На страшном прегрозном престоле Своем,

И около Его станут полки архангельские,

одесную станут вси святии Его,

По левую страну многие грешницы

В велицем страсе и ужасе.

От востока течет река огненная,

Течет она до запада

Пожжет она землю и камение,

И все древа и звери, и птицы пернаты, воздушныя.

Тогда вся земля потрясется,

И небо во свиток совьется;

Все звезды с небес спадут на землю,

Спадут они яко листвие.

Солнце и месяц потемнеют,

От великого страха и ужаса,

И сами те Ангелы ужаснутся,

Видючи муки прелютыя,

Самому сатане уготованныя с бесами и со грешники;

И тамо им будет мучитися,

Во веки и на веки безконечныя.

А праведным будет радость безконечная и велия,

И идут они во прекрасный рай;

Поют они песни херувимския,

Величают Христа царя небесного

И самого Царя всех создателя,

Со Отцем и Духом в Тройце приснославного и поклоняемого.

И Божию Матерь, Богородицу Марию, царицу владычицу.

А грешные беззаконные рабы завидели царицу Богородицу,

И света Михаила Архангела, со всеми небесными силами,

И святых великих Апостолов, пророков и мучеников,

II полки святых Божиих

Закричали во многие голоса:

И ой! еси царица Владычица, Мати Божия Богородица,

И свет ты, Мпхайла Архангел Господень,

Со всеми небесными силами!

И вси пророцы и Апостоли,

И святии святители и мученики,

И вси угодницы Божии,

Припадите вы к престолу страшному,

Пролейте вы слезы умильныя,

К самому Царю небесному,

За нас убогих грешников,

Чтобы он до нас был свет милостив,

Не послал бы нас в муки прелютыя.

Речет же им Михайла Архангел:

„И ой, вы еси многие грешницы,

Да зде Судия у нас праведный,

Сам Христос, Царь грозный,

И судит суд по делом всех,

И аз воевода небесных сил,

Всегда творю повеленное,

Что велено мне от самого Христа.

И ныне вы всуе молитеся,

И безутешно своя слезы проливаете;

Не будет вам зде милости,

Уже за ваше житье самовольное,

Что жили вы там на вольном свету,

Грехи ко грехом прилагаючи,

И страшного суда забываючи,

И вечного жития не воспоминаючи;

О своих грехах вы не плакалися,

Да тем Бога вы прогневали,

И ныне несть вам прощения.

Уже зде судия до вас немилостив,

Пойдите вы все в муки вечныя,

Со диаволом на веки мучитися”.

Тогда, се услышавше, грешницы возрыдают,

Они с воплем великим к самому Христу, царю небесному,

И с кровавыми слезами возмолются:

„Помилуй нас Владыко, помилуй!”

Тогда отвещает им сам Христос:

„Право, глаголю, не знаю вас,

Идите вы все во тьму кромешную,

Со отцем своим, со диаволом:

Не хощу бо вас видети никогдаже аз“.

Тогда ударят их Ангели,

Прегрозным оружием огненным,

Прогонят их в муки превечныя.

Тогда, пришедше к реке огненной,

Воззрят назад к раю светлому,

Рекут со слезами умильно последнее изречение:

„Прости ты нас, прекрасный раю,

Прости ты нас Мати Владычица,

Богородица царица небесная!

Прости нас крест пресвятой Христов,

Простите нас вы вси Ангели святии,

Простите нас вси Божии святии;

Уже бо нам не видати вас,

Ни вашей славы великия,

Ни прекрасных светлостей солнечных,

Ни песней ваших прекрасных и гласов,

Ни вашея радости многие.

Уже мы идем в преисподний ад,

В тартар на веки мучитися,

Увы! увы! с бесы всегда кричать,

И зубами прелюте всегда скрежетать,

А помощи никогда же видать.

Прости нас, светлый, прекрасный раю,

Со всеми святыми божиими,

Уже мы далече отходим от вас,

О горе, и прелюте нам!“

Тогда начнут их Ангели реяти,

В прелютое море кипучее,

И в различные муки подземныя,

Комуждо в муку по делом его,

Да так бредут в море грешницы,

Плачуще и рыдающе,

Отца и мать вспоминаючи:

Да почто нас отец и мать породили,

Лучше бы нам не родитися.

О горе, увы! и прелюте нам:

Плачу конца не обрящется,

Великой муки не умалится;

Идущие черви не уснуть,

Никогда конца мукам не явится,

И нам никогда не умереть во веки безконечныя. Аминь.

6. Стих, глас 7-й

Всяк человек на земли живет,

Как трава в поле цветет.

Из чрева матернего родился,

Вольным светом обновился,

Жил, всю жизнь свою веселился,

И в грехе, подобно в море, топился;

Не считал всяк грех за важное,

Что имать дать ответ за дело каждое.

Внезапу приидет час смертный,

Скрыется свет временный,

И в то время начнет душа унывать и сетовать,

И помышлять о грехах, и болезновать.

Плачет слезно и терзается,

Как душа с телом разлучается.

Приходит смерть и пожинает,

Вси составы оружием раздробляет;

И как подает душе чащу смертную,

И увидим вскоре плоть мертвую;

И зрит душа себя стояща,

А плоть лежит на одре смердяща.

И приступят к ней страшнии демони;

Лица их, как смола, чернии

И грозят душе ея грехами,

И видит грехи у них написаны тьмами,

И ждет, куда определится Божиими судьбами.

Ох! увы, и горе!

Почто я жила на своей плотской воле?

И стоит, себя осуждает.

Почто всяк человек от греха погибает?

II повлекут мрачные враги душу грешную;

В подземную бездну бесконечную.

Обращается душа вспять и горько рыдает,

И видит, что вечная тьма покрывает.

Увы! Увы! братие – си и сродницы!

Почто мы живем греху угодницы?

Лишаюсь ныне я вольного света,

Не могла подать Божию суду ответа.

Не стало у меня в виду ни сродника, ни заступника

Но токмо эфиопи видятся – страшные спутники.

Омерзела мне вся земная плотска утеха:

Откуду буду ожидать милости и успеха?

Посаждают мя в место темное,

И приемлет мя удоль плачевная:

Откуда ожидать помощи?

Объяли мя зломрачнии сонмищи.

Прошу я вас, милии мои ближнии сродницы:

Помолитесь о мне ко Святой нашей Богородице,

Престала бо моя молитва к Творцу небесному.

Кто же подаст отраду мне грешному,

Окроме вашего к Богу усердного моления?

Вы можете просить о мне всегда его милосердия.

Конец первого отдела.