Сердце человеческое

Источник

опыт изображения духовно-нравственного состояния людей грешных и праведных

Содержание

Предисловие Путь жизни христианской Состояние сердца человека, чрез святое крещение и прочие таинства ставшего обителью Пресвятой Троицы Внутреннее состояние сердца человека, лишившегося благодати и ставшего рабом страстей и орудием диавола Нравственное состояние сердца человека, чрез нерадение и леность ниспадающего в бездну пороков Внутреннее состояние сердца человеческого, ставшего вместилищем всех страстей и пороков Смерть грешника Внутреннее состояние сердца грешника, покаянием и слезами начавшего исправлять жизнь свою Духовно-нравственное состояние сердца человека, в раскаянии проводящего жизнь свою Нравственное состояние сердца человека, достигшего праведности Духовно-нравственное состояние сердца человека, достигшего самой высокой ступени духовного совершенства возможного на земле Кончина праведника Вечное блаженство праведных

 

Предисловие

По общепризнанному суждению средоточием всех отправлений человека служит его сердце. В Священном писании сердце представляется, как начало всех душевных сил. «От сердца твоего исходища живота» – говорит Премудрый (Притч. 4:23); т.е.: вся твоя жизнь определяется состоянием сердца, – жизнь, конечно, телесная и тем более духовная. Живет же сердце в духовном смысле тогда, когда в нем пребывает благодать Божия. Мертво оно напротив, когда благодать от сердца отступила. «Истинная смерть внутри – в сердце сокровенна: и через ту внешний человек жив умер» – говорит Макарий Великий. Такая духовная смерть обнаруживается в злых делах и мыслях, вытекающих из сердца. «От сердца исходят помышления злая, убийства, прелюбодеяния, любодеяния, татьбы, лжесвидетельства, хулы» (Мф.15:19), – говорит Спаситель Христос.

Исходя из двойственности духовно-нравственного состояния сердца человеческого, мы и предлагаем благочестивому читателю изображение духовно-нравственной жизни и духовно-нравственной смерти христианина. Духовная жизнь начинается таинством крещения. Описанием его спасительных действий, его духовных плодов мы и открываем свое изображение. Далее речь идет по следам то умирающей в грехах, то развивающейся в добродетелях жизни человека-христианина, до его смертного часа. Но так как человек не уничтожается со смертью телесной, так как душа его после смерти находится или в состоянии предначинательного блаженства, или предначинательного мучения, то изображение загробной жизни, от смерти на земле до страшного суда, тоже входит в содержание нашей книги. Наконец, в виду того, что для всех людей должен быть суд всеобщий, что по этому последнему суду обладающие жизнью будут водворены на земле живых, а осужденные на вечную смерть будут преданы вечным мукам, – наше изображение духовно-нравственного состояния христианина оканчивается представлением отношений вечных.

Что касается цели, которая имелась в виду при составлении настоящего изображения духовно-нравственного состояния людей грешных и добродетельных, то цель эту можно выразить словами Апостола: «все сказанное да послужит к назиданию» (1Кор.14:16). Назидание же будет побуждать к благочестию. Совершенствуясь в благочестии, христианин мало-помалу становится наследником вечной жизни. «Тако тецыте, да достигните почестей вышняго звания» (1Кор.9:24; Флп.3:14), – это и задача и цель нашей земной жизни.

Путь жизни христианской

Како можем путь видети? – спросил на Тайной Вечери Господа Иисуса апостол Фома. Господь же Христос ответил Ему: «Аз есмь путь, истина и живот: никтоже приидет ко Отцу, токмо Мною» (Ин.14:5–6). Ответ этот указывает, что желающий идти истинно-христианским путем, ведущим к спасению и блаженству, должен быть последователем Христовым, так как нет иного пути к спасению, кроме Иисуса Христа. Кто верует в Него, – спасен будет, а кто не уверует, – осужден будет (Мк.16:16). Веровать же надо так, как учил Господь Иисус и как Он заповедал учить святым Своим ученикам, а они передавали вселенской церкви. Принадлежность к вселенской православной церкви есть, таким образом, первое и главное условие спасения. «Кто хочет спастись, – пишет св. Афанасий Александрийский, – прежде всего должен держаться православной кафолической веры, а кто цело и непорочно ее не соблюдает, тот во веки погибнет». Отсюда видно, что всякий человек, желающий быть истинным христианином и получить царство небесное, должен благоговейно чтить истинную церковь Христову, принимать участие в ее спасительных таинствах, повиноваться ее учению и уставам и признавать в церкви законную, Богом установленную власть, которая призвана к тому, чтобы учить, священнодействовать и управлять верующими. Однако, по учению Слова Божия, для благоугождения Господа и для спасения души недостаточно одной веры: требуются еще жизнь по вере и добрые дела. Вера без дел мертва есть, – говорит св. апостол Иаков (Иак.2:20). Значит, христианином в собственном смысле можно назвать только того, кто в Бога и Христа Его верует, кто к церкви Божией принадлежит и свою веру, свое послушание церкви выражает благочестивыми, богоугодными мыслями, настроениями и делами.

Целью всей жизни христианина должно быть изучение и исполнение Божиих заповедей, в надежде достигнуть чистоты сердца и получить вечное блаженство. "В сих, т.е. в исполнении и изучении воли Божией, – говорит апостол, – поучайся, в сих пребывай, в сих разумевай», и будешь иметь очевидный успех. А главное: «вникай в себя и в учение» и, что найдешь в себе не соответствующим ему, старайся дополнить и исправить. «Занимайся сим постоянно и, так поступая, спасешься» (1Тим.4:15,16).

Изучая Слово Божие и вникая в него, необходимо также вникать и в учение св. Отцов, лучшиx истолкователей Писания, заповеди которого они не только выполнили, но и нам оставили для подражания мудрое руководство.

Изучая пример святых Отцов и вникая в руководство, нам ими оставленное, видим, что все святые Отцы одинаково советуют хотящему спастись, чтобы он отказался от своей воли и исполнял волю Божественную. Руководителями человека в его поведении, по воззрению их, должны быть четыре добродетели: мудрость, целомудрие, мужество и правда. Первая есть знание того, что надо делать и чего нельзя делать; второе есть чистота, или свобода мыслей, желаний, слов и поступков от всего противного Богу; мужество есть терпение в трудах, в бедствиях и в искушениях; наконец, правда есть такое распределение жизни, чтобы не было с одной стороны в чем-либо недостатка, а с другой – излишества. На основе этих четырех главных добродетелей надо приобретать и все остальные, показанные в слове Божием и в творениях святых Отцов. Таковы: любовь – верх нравственного совершенства, смирение, без которого никакая добродетель не может быть в собственном смысле добродетелью; братолюбие, воздержание, рассудительность. Идя путем добродетелей, христианин иногда по неведению, или по нерадению, впадает в грех; в таком случае следует не отчаиваться и роптать, но каяться и исправляться. «Если ты пал, – встань; опять пал, – опять встань, только не оставляй врача, чтобы чрез отчаяние не подпасть осуждению худшему, чем то, которому подвергается самоубийца. Худо, что ты согрешил; но зачем же ты оскорбляешь Бога и по неразумию своему считаешь Его не сильным? Ужели не может спасти души твоей Тот, Кто сотворил тебя и для тебя весь мир?» (Петр Дамаскин, 1–2 кн. Слово 8). Хорошо поступает человек, когда очищает сердце свое от страстей, но еще лучше поступает тот, кто не допускает в себе и малейшей греховной привычки, а если она появится в сердце, тотчас же ее уничтожает. «Иное дело вырвать траву с корнем, а иное дело – выкорчить большое дерево». «Один старец, – рассказывает авва Дорофей (Поучение II), – гулял с учениками в местности, где росли большие и малые деревья. Старец сказал одному из учеников: вырви это деревцо. Ученик тотчас вырвал его одной рукой, так как оно было мало. Старец показал ему другое, большое, и сказал: вырви и это. Ученик раскачал его обеими руками и выдернул. Опять показал ему старец третье, еще большее, и велел вырвать; – с большими усилиями, с трудом ученик вырвал и то. Наконец, старец указал такое дерево, которое ученик, хотя и долго раскачивал и пытался вытянуть, – вырвать не мог. Тогда старец велел другому ученику встать и помочь первому. Вдвоем оба они едва были в силах вырвать это дерево. Тогда старец сказал ученикам: так вот и страсти: пока они малы, их вырвать легко; а если внимания на них не обращать, то они укрепятся, и, чем более укрепятся, тем большего потребуют от нас над ними труда; а когда совсем окрепнут, тогда даже и с трудом мы не можем освободиться от них, если не получим помощи со стороны».

Однако, как бы ни была сильна завладевшая человеком страсть или дурная привычка, он не должен падать духом и говорить себе: «Я уже не могу исправиться». Надо стараться, напрягая все силы, ослабить ее; надо просить усердно Бога о помощи, и Господь, видя усердный труд, даст и временную помощь и вообще освободит от греховной привычки, или влечения. «Одолеваемый какою-либо страстью, когда падет, да не забывает любви Отца своего Небесного», – пишет Исаак Сирин (Слово 7); – «если случится ему впасть и в многоразличные грехи, пусть не перестает радеть о добре; даже и побежденный снова да восстает на борьбу со своими противниками и ежедневно начинает полагать основание разрушенному зданию, до самого исхода своего из мира»... «Если и каждый день разбивается его ладья и терпит крушение весь груз, пусть не перестает он все-таки заботиться, запасаться, даже брать взаймы и плыть с надеждой, пока Господь, призрев на подвиг его и умилосердившись над сокрушением его, не пошлет ему милость Свою и не даст ему сильных побуждений встретить и вытерпеть разженные стрелы врага». Блажен, кто следует этому совету и неуклонно держится пути Божия! Пусть этот путь узок и тесен, но зато он вводит в вечную жизнь. Идущий им, очищающий себя от всякой скверны плоти и духа, стремящийся к почестям вышнего звания непременно достигнет своей цели. Жизнь вечная, блаженство, усыновление Богу станут его наследием и наградой.

Таково краткое описание пути, ведущего к небу. Посмотрим теперь, как этим путем идут христиане, и как заботится о них Божественный Промысл за время их земного шествия.

Однажды Антоний Великий размышлял о судьбе душ; вдруг послышался голос, говоривший ему: «Антоний, встань, выйди и посмотри». Он поднял глаза и увидал чудовищный образ, достигавший облаков, другие крылатые создания стремились подняться к небу. Чудовище протягивало руки, чтобы схватить их на лету, но, если им удавалось избежать этой опасности, они без тревоги за будущее уносились в высоту. Антоний понял, что он видит постепенный переход душ на небо.

Жил некогда в глубокой пустыне старец. Раз впал он в уныние и сомнение. Его мучила мысль: правильный ли он выбрал путь жизни и есть ли надежда, что его труды увенчаются успехом? Когда он был в таком состоянии и убивался горем, предстал ему ангел Господень и сказал: «Что смущаешься и зачем такие мысли входят в душу твою? Не ты первый и не ты последний идешь этим путем. Многие уже достигали им обителей рая. Иди, я покажу тебе разные пути, которыми идут люди, равно как и то, куда они приходят. Смотри, запоминай и понимай». Повинуясь ангелу, старец встал и пошел. Но едва он сделал несколько шагов, как пред его глазами открылось необыкновенное видение. Влево от себя он заметил густой мрак, внутри которого слышались шум, крики и вопли. Всматриваясь внимательнее во мрак, он различил реку, по которой волны вздымались взад и вперед, туда и сюда. Старец с удивлением смотрел на открывшееся пред ним зрелище, а ангел, всякий раз, как мелькала новая волна, пояснял старцу: вот это волна неверия, беспечности, холодности; это – немилосердия, разврата, взяточничества; это – пьянства, нечистоты, лени и т.д., и т.д. Каждая новая волна поворачивала на себе множество людей, поднимая их из реки и снова погружая в глубь ее. В ужасе старец воскликнул: «Господи! ужели эти люди погибнут, и нет им надежды на спасение?» Ангел ответил: «Смотри дальше и увидишь милость и правду Божию». Старец взглянул еще раз на реку и увидел, что во всю ширину и во всю длину она покрыта небольшими лодками, в которых сидят светлые юноши, с разного рода орудиями для спасения тонущих. Одни зовут к себе и подают утопающим руки, другим спускают шесты и доски, тем бросают веревки, а иногда погружают в глубину багры и крюки, – не ухватится ли и там кто-нибудь. И что ж? Редко, редко кто отзывался на их призыв, и еще меньше было таких, которые пользовались, как надо, подаваемой им помощью. Преобладающее большинство с каким-то диким наслаждением погружалось в реку, издававшую чад, смрад и гарь. Старец посмотрел в даль и увидел, что река низвергалась в бездну, а вместе с рекою низвергались в бездну и тысячи людей, издавая стоны отчаяния, скрежеща зубами. Закрыл старец лицо и горько заплакал. А голос ему говорит: «Горько, совершенно верно, что горько! Но кто же виноват? Скажи, что еще мог бы Я сделать для спасения их и чего не сделал? Видишь, с каким упорством и ожесточением они сами отвергают всякую помощь и, несмотря ни на что, настойчиво стремятся к собственной гибели».

Успокоился несколько старец, посмотрел направо, к востоку и утешился отрадным видением. Те люди, которые, слыша зов светлых юношей, подавали им руки, или хватались за какое-нибудь орудие спасения, выходили на правый берег. Здесь их принимали другие юноши, вводили в небольшие здания, рассеянные по всему берегу, омывали чистою водой, одевали в чистые одежды, обували, давали посох и, подкрепив пищей, отсылали в путь на восток, наказывая не оглядываться назад, идти без остановки, внимательно смотреть себе под ноги и не пропускать подобного здания без того, чтобы не зайти в него и подкрепить себя в нем пищею и советом со стороны тех лиц, которым эти здания вверены.

Старец стал пристально всматриваться в то, что было дальше к востоку, и вот что увидел. Недалеко от берега луг оканчивался; за ним шли в разных направлениях горы; они поднимались все выше и выше, пересекаясь пропастями; горы эти были то голые и утесистые, то покрытые кустарником и лесом. Повсюду были видны на этих горах путники.

Одни карабкались на крутизну, другие в утомлении или раздумье стояли; тот боролся со зверем или змеей; один шел прямо к востоку, другой – по косвенному направлению, а иной перерезывал путь других; но все одинаково были в поту, в борьбе и напряжении душевных и телесных сил. Редко путник ясно видел дорогу; часто она совсем пропадала, или дробилась в разных направлениях; в ином месте ее скрывали туман и мрак, в другом пересекала пропасть, или стоял утес; там препятствовали идти звери, или гады, выползавшие из пропастей. Повсюду по горам видны были здания, подобные тем, в которых принимали вытащенных из страшной реки. Когда путник заходил в них, как бы он ни был утомлен, оттуда он выходил бодрым, полным сил. Звери и гады не могли тогда выносить его вида; никакие препятствия его не останавливали; он быстро отыскивал путь, становился выше, крепче и, чем дальше поднимался, тем больше хорошел и светлел. К вершине горы местность опять становилась гладкою; но поднявшиеся на нее вскоре вступали в светлое облако и больше из него уже не показывались.

Тот боролся со зверем или змеей

Вдруг внимание старца привлекло неожиданное зрелище; с разных сторон горы, в разных местах многие путники поворачивали назад и стремительно бежали снова к реке, то молча, то с криком и бранными словами. Каждого из них с верха и с боков звали: «Остановись, остановись!» Но гонимые, точно ветром подталкиваемые сзади, как будто одержимые, они, ничего не видя и не слыша, бросались в страшную реку. «Что же это такое, Господи?!» – воскликнул в ужасе старец и услышал в ответ: «Плод непокорности, дерзости и самочиния».

Всякому понятен внутренний смысл этого видения. Река есть мир; тонущие в ней люди – христиане, которые живут по духу мира – в страстях, пороках и грехах; светлые юноши в лодках – это ангелы; бездна, в которую низвергалась река с людьми, – вечная гибель; красивое на правом берегу здание – церковь; в ней, через таинства крещения и покаяния, обратившиеся грешники омываются от грехов, оправдываются, ставятся на путь спасения; подъем на гору с разными затруднениями, – это разнообразные труды, которыми сопровождается очищение сердца от страстей; звери и гады – враги спасения; светлое облако, скрывающее путников – блаженная кончина. Все видение учит тому, что, кто принимает спасительные таинства и участвует в молитвах церкви, пользуется советом и руководством пастырей, тот побеждает препятствия и достигает совершенства; напротив, кто самовольно и дерзко отвергает указания церкви и советы пастырей духовных – тот, как бы высоко на пути нравственного совершенства ни стоял, часто теряет свою высоту, и дух мира увлекает его в гибельную пучину страстей и пороков.

Состояние сердца человека, чрез святое крещение и прочие таинства ставшего обителью Пресвятой Троицы

«Для приступающего к делу – самое лучшее начинать его с Богом и оканчивать его тоже Богом», – говорит св. Григорий Богослов. Следуя этому доброму совету, и мы приступаем к изложению предмета, призывая на помощь Бога, от Которого зависит наше спасение и к Которому должны направляться все наши мысли и желания.

Господь наш Иисус Христос, богатый в милостях и щедротах, Кровию Своею открывший нам доступ в царство небесное, говорит устами апостола: «Покайтеся, и да крестится каждый из вас во оставление грехов и приимет дар Святаго Духа» (Деян.2:38). Согласно этим словам, всякий человек, просвещенный святым крещением, делается причастным Духа Святого, становится домом Божиим. Сын Божий с Отцом небесным и животворящим Духом приходят к нему и устрояют обитель Себе в сердце его (Ин.14:23). «Душа очищенного св. крещением, – говорит Иоанн Златоуст, – делается светлее солнца, и он не только бывает способен взирать на славу Божию, но еще и получает от нее некоторое сияние. Как чистое серебро, на которое падают солнечные лучи, само испускает свет от собственного естества и от солнечного блеска, так и душа, очищенная Духом Божиим, принимает в себя луч от славы Духа и от себя отражает лучи этой славы» (Беседа на 2 послан. к Коринф.).

До крещения человек чужд Христу; после крещения становится «присным» Ему, родственным Богу. До крещения он вдали от Христа; после крещения – близ Его (Еф.2:13). До крещения жил под властью темной, дьявольской; после крещения вступил в царство Божие, в Церковь Христову. До крещения был тьма; после него стал светом (Еф.5:8). Чрез святое крещение мы получаем право усвоять себе заслуги Спаса нашего, Христа, и получить «избавление кровию Его и оставление грехов единственно по богатству благодати Его» (Еф.1:7; Кол.1:14). «Омылся еси, освятился еси, оправдался еси» благодатию «Господа нашего Иисуса Христа и Духом Бога нашего», – говорит священнодействующий всякому новокрещенному. Лишь вступивший через крещение в Церковь имеет право причащаться животворящих Таин Тела и Крови Христовых, которые оживляют и обожают душу причастника. Лишь крещенный может удостоиться получения даров Святаго Духа, подаваемых через миропомазание, покаяние и прочие таинства. К принявшим же святое крещение относятся и слова апостола: «Вы – храм Бога живаго, как сказал Бог: вселюсь в них и буду ходить в них» (2Кор.6:16).

Сердце человека, чрез святое крещение ставшего обителью Пресв. Троицы

Для более наглядного представления плодов крещения и того возрождающего действия, какое оно производит на душу человека, представим себе изображение внутреннего состояния сердца, сподобившегося принять святое крещение, и соединенные с ним дары благодати. Изображение это относится к тому именно положению, когда крещенный, приняв дары Святого Духа, стал храмом Божества, и Святая Троица устроила в сердце Его обитель Себе. Плоды Духа Святого – радость, мир, долготерпение, вера, кротость, воздержание в виде огненных языков наполняют его; звезда благодати ярко горит в нем; просвещенное око сердца, или совесть, видит все внутреннее его; крест, который при крещении возлагается на христианина, неотлучно пребывает в его сердце, «как великое предохранение, данное бедным и слабым в дар. Ибо это благодать Божия, знамение для верных и страх для злых духов» (Кирилл Иерусалимский, Огласительное поучение 13, 36). Три добродетели – вера, надежда и любовь неотлучны от сердца, напитанного благодатию Божиею. С одной стороны его находится ангел-хранитель, который дается каждому христианину при крещении, с другой стороны отступает «супостат наш диавол, который ходит, как рыкающий лев, ищущий, кого бы поглотить» (1Пет.5:8).

Счастлива душа, любящая Господа и свою любовь обнаруживающая в исполнении Его заповедей. Бог есть любовь, – говорит евангелист Иоанн, – и пребывающий в любви в Боге пребывает, и Бог в нем пребывает (1Ин.4:16). Но много ли найдется таких избранников, которые сохраняют благодать крещения и возрождения до гроба? Многие ли надеются по смерти услышать зов: «Добрый раб и верный, вниди в радость Господа твоего» (Мф.25:21). Особенно в наше время, когда все принимают крещение в младенчестве, не связывая сознательно залог благодати с своею свободною волей, не понимая обетов, данных при крещении, даже не зная их, особенно в наше время необходимо каждому верующему чаще вспоминать, что он крещен, и по мере сил своих пытаться выяснить, что чрез крещение он получил, какие обязанности, крестясь, принял на себя, как ему следует жить, чтобы быть, действительно, крещенным человеком, а не христианином только по имени. В этом важном и ответственном деле жизни ближайшее руководственное влияние принадлежит, конечно, родителям и воспитателям. Они должны так воспитывать своих детей и так их вести, чтобы дети, придя в возраст, сознавали себя детьми Божиими, чадами Церкви, хранящими верность Главе Ее – Христу. На родителях лежит долг выбирать таких восприемников своим детям, которые давали бы надежду, что они будут воспитывать своих восприемных детей по требованию церкви и научат их истинно-христианскому поведению, слагающемуся не из знания веры только, но и из добрых дел. Как много значит нерадение о таком строго-христианском воспитании детей, можно видеть из следующего рассказа, приводимого святым Григорием Двоесловом в его «Диалоге» (4, 18). «В Риме, – говорит он, – один знатный человек имел сына, ребенка лет пяти, и очень его любил; но, любя, как видно, он не имел особого надзора за его воспитанием, может быть, предполагал, как и теперь многие предполагают, что ребенок еще мал и что еще будет время научить его благочестию. Дитя, оставленное без надзора, росло среди слуг, наслушалось и научилось от них брани и часто при отце сознательно и полусознательно лепетало скверные слова. Отец не обращал на это особого внимания, даже забавлялся такими более чем неприличными шалостями сына. Что же случилось! Начался в Риме сильный мор. Заболевало и умирало много людей. Заболел и сын этого человека. Отец взял его на руки, старался, как умел, облегчить его боли. Но вот наступили предсмертные минуты ребенка. «Отец, отец, – кричал он, – выгони отсюда этих черных людей, они хотят схватить меня»... Говоря так, мальчик с ужасом и дрожью всего тела озирался по сторонам и прятал лицо свое в пазуху к отцу. Наконец, в сильных страданиях, произнося брань и богохульства, он умер. Пусть этот рассказ хорошо запомнят те, у кого вошло в привычку ругаться почти на каждом шагу, сквернословить и употреблять какую бы то ни было брань. Если ребенок пяти лет чрез гнилые слова сделался собственностью бесов, то что же грозит взрослым, вредящим не только своей душе, но и душам тех, в уши кого проникают ругательства?! По учению Спасителя, «за каждое праздное слово даст человек ответ в день судный» (Мф.12:36). Тем тяжелее, понятно, будет ответить тому, кто ни одного, слова не произнес, чтоб не вспомнить о дьяволе или демоне. Родители, не заботящиеся о воспитании детей, соблазняющие и развращающие их своей постыдной бранью, подумайте, что ждет вас, и что вы готовите для своего потомства?! «Поистине, – говорит св. Димитрий Ростовский, – вы вместе со своими дурными детьми преданы будете праведным судом Божиим на вечные муки. Как Хам с малым сыном его Ханааном был проклят Ноем, так и вы услышите от Бога слова: «Отыдите от Мене проклятии!» Насколько гибельно по своим последствиям нерадение о духовно-нравственном воспитании детей, насколько ценна пред Богом заслуга доброго их воспитания, показывает тот же Спаситель. «Дитя, – говорит Он, – подобно доске, для написания картины приготовленной; что живописец изобразит – доброе или худое, святое или грешное, ангела или беса, то и останется на ней. Так и ребенок. Если родители дадут ему строго христианское воспитание, приучат его к нравам богоугодным, с этим воспитанием, с этими нравами он и останется на всю жизнь». Придя в возраст, следуя указаниям Слова Божия, исполняя заповеди его, он сохранит в своем сердце тот храм Божий, какой был основан в нем при крещении. Его душа больше и больше будет озаряться ведением и благочестием и, переходя из силы в силу, от славы в славу, христианин постепенно достигает совершенного возраста Христова, приблизится к всесовершенному Богу и царству небесному.

Внутреннее состояние сердца человека, лишившегося благодати и ставшего рабом страстей и орудием диавола

«Человек, в чести сый, приложися скотом немысленным и уподобися им» (Пс.48:13).

Один святой человек, имевший власть над нечистыми духами, спросил демона, находившегося в бесноватой женщине: «Что более всего у христиан страшно для вас?» Демон ответил: «Имеете три вещи, действительно, для нас ужасные: крест, который носите на себе, крещение и причащение, и если бы вы – христиане – тщательно хранили их, никто из нас не мог бы оскорблять вас» (Добротолюбие ч. 2. Слов. Каллист. о безмолвии и молитве, гл. 92). Но так как, по учению богоносных мужей, крещение только очищает первородный грех и все грехи, сделанные до крещения, а нравы и привычки не всегда изменяет и очищает, то нам, по слову Иоанна Златоуста, остается только «горько стенать, когда удостоенные великой благодати возрождения, мы быстро губим ее в себе» (Добротолюб. ч. 2 гл. 78: Златоуст, 7 бесед. на 2 посл. к Коринф.). Уже в детях неправильное воспитание сплошь и рядом заглушает семена благодати в корне. А в людях взрослых, принявших крещение, житейские дела, заботы, суета мирских отношений, совершенное забвение потребностей духа гораздо более скоро, чем в детях, подавляют семя Святого Духа и оно остается без плода. Спит человек сном нерадения, а в его душу входит диавол, и сеет в сердце сорные семена страстей. Не исторгает, не искореняет человек эти плевелы при первом их появлении, и они вырастают все больше и больше, пока совсем не заглушат семя благодати. Мало-помалу сердце христианина охладевает ко всему божественному. Внушения совести, сначала – при первых падениях, – сильные, от невнимания к ним становятся, чем дальше, все слабее и слабее. Порок за пороком, грех за грехом очерняют сердце, делают его преступным, развращенным. Сперва допускаются маловажные, по-видимому, и ничтожные нарушения заповедей. Но эти видимые мелочи закрывают человеку в действительности правильный взгляд на предметы нравственного мира и расчищают путь к новым, более дерзким нарушениям закона Божия. А враг-диавол не дремлет: всякими способами он старается привести человека в еще худшее состояние, то посредством людей, то посредством подверженного страстям тела, то через окружающие человека вещи и отношения; пользуясь нерадением и как бы нравственным усыплением грешника, он вселяется в глубину его души, подчиняет себе все ее силы – ум, волю и чувство. Так, крещенный человек становится домом дьявола, сосудом его, гнездом всяких гнусных страстей. Это состояние может быть передано следующим изображением.

Несчастный грешник, по неразумию, легкомыслию и нерадению живущий по обычаю «мира сего, и воле князя мира, духа действующего», в других, таких же как он «сынах противления», вместо дома Божия, стал домом дьявола, местом тли и всякой духовной нечистоты. Дьявол с семью смертными грехами, олицетворяемыми в виде мерзких и скверных животных, вселяется в его сердце, лишившееся благодати Святого Духа. Так как Дух Божий оставил грешника, то и звезда благодати более не освещает его сердце и око совести, затемненное грехами, почти не видят, как нечистота «приразилась ко всему существу его, потрясла все телесные члены и ничто уже ни в душе, ни в теле грешника не свободно и не удалено от злых влияний живущего в нем греха» (Макарий Великий. Беседа о поврежденном состоянии человека, § 4). Порочный христианин весь облечен в грех: он и смотрит не так, как бы следовало смотреть, видит только худое, т.е. греховное, слышит тоже одно только худое; ноги у него направлены к злодеяниям, руки протянуты к беззакониям, сердце занято злыми мыслями. Эти злые мысли, составляющие постоянное греховное расположение человека, называются страстями, а когда их приводят в исполнение – смертными грехами. Семь таких страстей или грехов можно представить себе в виде тех животных, которые своими качествами походят на них и олицетворяют их.

Павлин условно выражает гордость. Гордость, по словам святых Отцов, есть зло самое опасное, упорное, глубоко вкореняющееся в природу человека. «Это самый свирепый и самый неукротимый зверь, – пишет Кассиан Римлянин (книга 12); – нет никакой другой страсти, которая бы так истребляла добродетели и так обнажала и лишала бы человека всякой праведности и святости, как злая гордость». Гордость омрачает душу; не давая видеть свои грехи, слабости и недостатки, она делает гордеца идолом в глазах себя самого и подавляет естественную для человека нужду в высшей благодатной помощи. «Гордому Бог противится» (Иак. 4:6). «Мерзок Господу всякий надменный» (Притч. 8:15, 16:5). Проявляется эта страсть в самомнении, высокомерии, в осуждении ближних, дерзости, злословии и во всем остальном, что оскорбляет Бога и ближних.

Сердце христианина, ставшего гнездом страстей

Козел – животное похотливое, изображает распутство, блуд и всякую плотскую нечистоту. Священное Писание говорит, что «блудники и прелюбодеи царствия Божия не наследуют» (1Кор.6:9); что «блудником и прелюбодеем судит Бог» (Евр.13:4); что «кто растлит свое тело, того растлит», т.е. накажет, Бог (1Кор.3:17). Предающийся плотским грехам тяжко оскорбляет Бога, ставя свою страсть идолом для себя и тело свое – храм Божий – делая телом блудницы. Он вредит обществу, развращая его, вредит и самому себе, помрачая разум, расслабляя волю; он унижает себя до скотского состояния, лишается дерзновения пред Богом и надежды на получение царства небесного: еще при жизни на земле, такой человек подвергается гневу Божию и осуждению на вечное мучение.

Свинья изображает плотоугодие, пьянство. Подобно этому животному, даже и хуже его, поступает человек неумеренный в удовлетворении своих телесных нужд. Из естественной потребности поддерживать жизнь при помощи пищи и питья плотоугодник делает страсть чревоугодия, обжорства. Чрево ему заменяет Бога (Фил.3:19). Пресыщение отнимает телесные силы, причиняет много телесных болезней, ускоряет смерть. Невоздержание в питье расслабляет память, отягощает и делает грубым сердце. Особенно гибельно пьянство: пьяница теряет стыд и совесть, за рюмку вина готов бывает продать и продает всякое доброе чувство, унижается до состояния бессмысленного скота. Святой Иоанн Златоуст говорит: «Чем лучше пьяного осел? Чем лучше ненасытного собака? Они, хотят ли есть, или пить, знают цель и меру, которая не простирается дальше необходимости» (Бес. 13 на Евангелие Матфея). Но словам св. апостола Павла, «пьяницы не наследуют Царства небесного» (1Кор.6:10).

Черепаха – образ лености, уныния, которыми произвольно подрываются всякая добрая деятельность, всякое влечение к добродетелям. Унылый и ленивый человек похож на смесь холодного и горячего, добра и зла. Он – лукавый раб, по крайней лености закапывающий в землю свой талант. Уныние производит холодность и равнодушие к добру, малодушие, полную неуверенность в собственных силах и в помощи Господа Бога. Оно рождает вялость духа, нерадение, рассеянность и отчаяние; последнее, являясь, обыкновенно, как сознание бессилия при попытках нравственно исправиться, постепенно переходит в ропот, отрицание спасения и кончается самоубийством.

Жаба изображает скупость, сребролюбие. Корыстолюбив тот, кто всегда старается приобрести больше, чем сколько надо на его нужды, хотя приобретенным и не бывает никогда доволен. Скуп тот, кто приобретенное держит и хранит у себя без какого бы то ни было употребления, не обращая внимания на вопиющую нужду кругом. Апостол пишет, что «корень всех зол есть сребролюбие, которому предавшись, некоторые уклонились от веры и сами себя подвергли многим скорбям» (1Тим.6:10). «Нет беззаконнее сребролюбивого, – пишет св. Иоанн Златоуст: страсть его ужаснее всех страстей: отсюда грабители, отсюда убийцы; отсюда всякое зло, как бы ты его ни назвал. Сребролюбие сделало Иуду из ученика и святотатцем и предателем» (Бес. 80 на Еванг. Матфея).

Змей – символ зависти. Завистливый похож на райского змея, который по зависти соблазнил наших прародителей и лишил их блаженной жизни. Зависть возникает из гордости и корыстолюбия. Гордец непременно завистлив, так как желает, чтобы другие не имели тех достоинств, преимуществ и благ, какие хочет иметь он один. Корыстолюбивый завидует всем, кто пользуется теми благами, какими он один хочет пользоваться. От зависти родятся: ненависть к другим, или зложелательство, злоречие, клевета, злорадство при виде несчастия других и сожаление о том, что они счастливы. Завистливый, как подражатель дьявола, ненавистен Богу и людям. «Завистливые хуже диких зверей и подобны бесам, а может быть, и их хуже. Хотя бы ты подавал милостыню, вел девственную жизнь, хотя бы постился, – ты преступнее всех, если завидуешь брату твоему» (Златоуст, 37, бес. на евангелие Матфея).

Тигр – самый жестокий и свирепый из зверей, изображает страсть гнева, которая делает человека свирепым, коварным и беспощадным, подобно этому зверю. Такой человек в раздражении обвиняет Провидение и благость Божию, изрыгает хулы на Бога, оскорбляет ближних. Гнев – источник споров, ссор, драк и убийств. Эта страсть омрачает разум, нарушает покой сердца. От гнева разливается желчь, портится кровь, раздражаются и ослабевают нервы, гибнет здоровье. Часто мгновенная смерть от разрыва сердца убивает человека, потрясенного гневом. В гневе и раздражении люди доходят до глупостей, до зверства, впадают в умопомрачение, в сумасшествие, близкое к беснованию.

Таково внутреннее состояние грешника, охваченного и связанного грехом. Тысячью рук цепляется за него порок и терзает, подобно бешенному зверю. Постепенно, сначала невинные, незаметные страсти разрастаются, крепнут в сердце, наконец делают его собственностью – гнездом дьявола. Если бы не милость Божия, то грешник уже на этой ступени погиб бы окончательно. Но благодать Божия еще не оставляет его совершенно; еще есть надежда: может быть, грешник одумается, покается, переменит свою жизнь. Ангел-хранитель при всяком удобном случае побуждает его к раскаянию, плачет о нем, молится за него Богу. Много таких, лишившихся благодати и ставших орудием дьявола, есть в мире. Однако, они не погибли безвозвратно. Милосердный Господь печется о них, «не хотя да кто погибнет, но да вси в покаяние приидут» и спасутся (2Пет.3:9). В пример такой любви Господа к грешникам расскажем одну повесть, хотя и древнюю по происхождению, но содержащую в себе вечно юную мысль, что Господь Иисус Христос всегда готов спасти грешника, лишь бы он обратился к Нему с раскаянием.

Во втором веке после Рождества Христова, когда язычество было еще в полной силе, на острове Крите один благочестивый человек, по имени Карп, убедил какого-то язычника оставить идолов и креститься. Прошло немного времени и новокрещенный, не утвердившийся в вере, по убеждению и просьбе своего друга-язычника, вернулся к старым богам. Это отступничество так огорчило Карпа, так он вознегодовал на соблазнителя и соблазненного, что вместо молитв о возвращении отступника на лоно Церкви чрез покаяние, стал призывать на него проклятие и суд Божий и просил Бога какой-нибудь казнью прекратить жизнь обоих. Господь особым видением благоволил вразумить неумеренного ревнителя и показать ему, что его молитва не согласна с бесконечной любовью Бога к погибающим грешникам. Стоя на молитве, Карп вдруг увидел бездну, у края которой стоял его крестник с соблазнителем. Оба трепетали всем телом и ежеминутно были в опасности сорваться в зияющую под ногами пропасть. А в пропасти вились и из нее поднимались страшные змеи. Смотря на отчаянное положение совратителя и совращенного, Карп, однако, был доволен. Вот, – думалось ему – наконец-то враги Христовы подвергнутся заслуженной ими каре. Жалел только он об одном, что желанная гибель почему-то медлит наступить. Вдруг его точно что толкнуло и заставило поднять глаза кверху. Смотрит: Господь Иисус, окруженный множеством ангелов, милосердно и сострадательно глядит с неба на стоящих у пропасти несчастных. Потом Господь сходит и протягивает им руку помощи; ангелы со всех сторон стараются отвратить их от гибели. Наконец, Господь, обратившись к Карпу, с укором говорит: «Ты готов поднять руку и безжалостно покарать этих несчастных, поражай ею Меня: «Я готов и еще страдать для спасения людей». Карп понял, что его ревность была не по разуму; что нет греха, побеждающего человеколюбие Бога, что Господь Своей милостью хранит грешника до последней минуты жизни (из Пролога).

Этот рассказ да подвигнет грешников внять милосердию Господа и, не предаваясь отчаянию и беспечности, поспешить покаяться. Милосердие неба открыто для них, лишь бы не опоздать им и чрез свою леность не оказаться в той пропасти, из которой уже нет выхода. Милосердый Господь, по ходатайству Своей Пречистой Матери, да удалит нас от грехов и пороков и да поставит на прямом пути добродетелей, который ведет к вратам вечной жизни.

Нравственное состояние сердца человека, чрез нерадение и леность ниспадающего в бездну пороков

«Блюдите, како опасно ходите, ибо дни лукавы» (Еф. 5:15–16).

Настоящая глава имеет целью показать, что христианин, на какой бы ступени нравственного совершенства ни стоял, должен бояться падения, так как природа наша немощна и легко склоняется ко злу. «Твердо положим в мысли нашей, – пишет св. Исаак Сирин, – что пока мы живем в этом мире и оставлены во плоти, хотя бы вознеслись до небесного свода, не можем оставаться без дел и труда и быть без попечения о своей душе» (слово 47). Нерадивый духовно падает или чрез сомнение, или чрез леность и бессмысленные похоти. То и другое происходит тем легче, что враг «днем и ночью стоит пред нами и высматривает, каким бы открытым входом чувств наших войти ему. Когда же будет допущено нами нерадение в чем-либо самом малом, тогда он начинает пускать в нас разженные стрелы свои» (Исаак Сирин, слово 75), и конечно, без труда ранит нас. «Дивлюсь свободной воле нашей, – пишет препод. Ефрем Сирин, – она имеет возможность побеждать и любить, уступать над собою победу».

И действительно удивительно, когда видишь, как человек, горевший любовью к Богу, исполнявший заповеди Его, вдруг приходит в леность, нерадение, ослабевает и падает с той высоты, на какую подняла его благодать. Порядок такого падения бывает различен, смотря по различию характеров и обстоятельств. Иной, забыв о смирении и собственном ничтожестве, начинает мечтать о своих подвигах, добродетелях и, пораженный гордостью, забывает Бога. Другой, только понадеявшись на свою праведность и не быв достаточно осторожным, впадает в смертный грех. Иной получал пищу с неба, от ангелов, а потом по лености и нерадению остался без этой пищи, покинул уединение, решил возвратиться в мир. Тех сребролюбие заставило отречься от Христа; а у тех блуд отнял великие дары благодати. И все это тысячи раз случалось и продолжает случаться от лености – матери всех пороков. «Немного вознерадевший и помрачившийся погиб, – говорит Петр Дамаскин, – а немного понудивший себя победил врага». Итак, пусть каждый из нас чаще вспоминает слова пророка: «на страже своей встану и взойду на камень» (Авв.2:2). Каждый пусть зорко стоит на страже своего сердца и смотрит, не подкрадывается ли враг, не строит ли он где-нибудь свои лукавые козни, чтоб потом внезапно напасть, не готов ли он занять сердце какою-либо из лукавых страстей.

От ленивого сердца дух Святой удаляется... Вера слабо мерцает... Око совести омрачается... Страсти показывают свои головы... Сатана разит сердце посредством греховных желаний

Попробуем, насколько можем, наглядно изобразить состояние души христианина, дающего в себе место самомнению и нерадению. Хотя милосердие Божие и безгранично, однако, святость Господа не терпит нечистоты, свободно допускаемой в сердце, греховных послаблений и напоминает нерадивому, что приговор: «се, оставляется дом ваш пуст» (Мф.23:38) – легко применим и к каждому христианину. От ленивого и нерадивого сердца Дух Святой удаляется. Что Он еще не совсем оставил его, это указывает на милосердие Божие, ожидающее возвращения грешника к прежнему Богоугождению. Чрез упорную леность душа быстро лишается благодати; признаков ее в сердце остается все меньше и меньше. Вера слабо мерцает. Сердце любящее мир, начинает лукавствовать. Сначала такое лукавство выступает в вещах и поступках маловажных, прикрывается благовидными предлогами; затем постепенно проникает в душу неверие: соблюдать Божии заповеди представляется не обязательным, даже не важным. Усилившись, неверие кладет печать сомнения на все требования нравственности. От лености и поступков вопреки закону Бога око зависти омрачается. Душу ожесточает «лесть греховная» (Евр.3:13), и человек забывает живого Бога. А как только душа отступила от Бога – источника света – ею овладевают тьма, сатана и страсти. На первых порах они только показывают свои головы, но всякое коснение в нерадении, всякое малейшее удаление от закона Господня дает им пищу, открывает беспрепятственный вход в несчастное сердце и обращает его в их вместилище. Сатана разит сердце посредством греховных желаний, дурных мыслей, чувственных возбуждений. Конечно, самое удобное при этом для сатаны состояние сердца есть то, когда христианин забывает осторожность и перестает тщательно заботиться о своей душе. Ангел-хранитель, правда, при таком положении еще защищает человека от сатаны и не допускает дьявола навсегда поселиться в сердце верующего, но эта защита продолжается исключительно в надежде, что потерявший любовь к Богу, может быть, вспомнит о минувшем совершенстве, захочет вернуться на оставленный добрый путь. Если же леность и нерадение усилятся, то отступит «от него хранящий его, и предан будет неверный раб сатане».

Чтобы еще нагляднее уяснить, насколько опасна самая малая небрежность в заботах о душе, как она часто приводит к великим опасностям и удаляет христианина от Бога, воспользуемся следующими повествованиями древнего Патерика.

«Был один старец в скиту, и как он впал в сильную болезнь, то ему стали прислуживать. Старец, видя, что братья трудятся для него, сказал: «Пойду в Египет, чтобы не утруждать братий». Но Авва Пимен говорил ему: «Не удаляйся, иначе впадешь в блуд». Он же, опечалясь, сказал: «Уже омертвело тело мое, а мне это говоришь!» Итак, он ушел в Египет. Узнав об этом, жители делали ему много приношений. Одна девственница по вере пришла услуживать старцу, и старец, чрез несколько времени выздоровев, пал с нею. Она зачала и родила сына. Жители спрашивали ее: «От кого это?» «От старца», – сказала она. Но они ей не поверили. Старец же сам сказал: «Это мой грех, – но сохраните рожденного». Они сохранили. Когда младенец был отнят от груди, в один день, когда был праздник, старец пришел в скит, принесши младенца на плечах своих, и вошел с ним в церковь среди народа. Присутствующие, увидя его, заплакали, а он сказал братиям: «Посмотрите на младенца сего, – это сын преслушания. Будьте осторожны и вы, братия, ибо я на старости это сделал, и помолитесь о мне». И, ушедши в келью, он положил начало прежнего своего делания».

«Был один отшельник в нижних странах Египта, – и был именит, ибо пребывал в уединенной келье, в пустынном месте. И вот, по действию сатаны, одна бесчестная женщина, услышав о нем, говорила юношам: «Что дадите мне, я низложу вашего подвижника?» Они назначили ей известное вознаграждение, и она, вышедши, вечером подошла к келье его, как будто заблудившись в пустыне. Когда постучалась в дверь, старец вышел и, увидя ее, смутился и сказал: «Каким образом ты явилась здесь?» – «Я, заблудившись, пришла сюда», – сказала она со слезами. Сжалившись над нею, старец ввел ее в свой дворик и, вошедши сам в келью свою, запер ее. И вот окаянная закричала, говоря: «Отец, меня здесь поедают звери». Он же, опять возмутившись, но вместе и убоявшись суда Божия, сказал: «Откуда на меня пришел гнев сей?!» И, отворив дверь, пустил ее внутрь. Тогда дьявол начал пускать в него стрелы, разжигающие похоть к ней. Но он, видя нападения врага, сказал сам себе: «Козни врага суть мрак, а Сын Божий есть свет». И, восставши, он зажег свечу. Но, опять разжигаемый похотью сказал: «так поступающие идут в муку (Гал.5:19, 21); итак, испытай себя здесь, можешь ли перенести огонь». И, положив свой палец на свечу, жег его и не чувствовал боли по причине сильного разжения плоти. Продолжая это делать до утра, он сжег все пальцы свои. Блудница, видя, что он делал, окаменела от страха. Утром юноши, пришедши к подвижнику, спрашивали: «Пришла вчера сюда женщина?!» – «Да, – отвечал он, – вот она спит в келье». – Вошедши в келью, они увидели ее мертвою и сказали: «Авва, она умерла». Тогда он, открыв свои руки, показал им, говоря: «Вот, что сделала со мною эта дочь дьявола. Она погубила пальцы мои». И, рассказав им бывшее, сказал: «Писание говорит: «не воздавай злом за зло», – сотворил молитву и воздвигнул ее. Ушедши блудница в чистоте проводила остальное время жизни» (Древний Патерик. Москва. 1900 г., стр. 85–87).

«Был один древний подвижник, преуспевавший в благочестии, живший в горе, в странах Антиноя. Враг позавидовал ему и вложил в него помысл, что он должен служить другим и что поэтому ему следует самому ходить в город, самому продавать корзины, покупать нужное для себя и потом опять, кончив эти дела, возвращаться из города в свое отшельничество. Подвижник, доверяясь этому как бы благочестивому помыслу, вышел из монастыря своего. Будучи некогда славен, но неопытен во многом коварстве злоумышленника, он, после долгого времени встретясь с женщиной, по невнимательности к себе, соблазнился ею и, пришед в сопровождении врага в одно уединенное место, пал с нею при реке. Помышляя, что враг возрадовался падению его, он близок был к отчаянию, так как оскорбил Духа Божия и ангелов и святых отцов, из коих многие побеждали в городах врага. Итак, никому из них не уподобясь, он сильно скорбел и, не подумав об исправлении своего грехопадения, хотел к совершенной радости врага броситься в реку. Но от сильной душевной скорби изнемогло тело его, – и только милосердый Бог наконец помог ему, чтобы он не погиб к совершенной радости врага. Впоследствии, пришед в себя, он решился явить гораздо больший труд с злостраданием и ушел опять в монастырь свой. Заключив дверь, он плакал так, как плачут по умершим, умолял Бога, бодрствовал с постом и изнурил тело свое, но не получил еще удостоверения о своем покаянии. Пред днем Пасхи, в ночь на воскресение Христово, он взял новый светильник и изготовил его, вложил в новый сосуд и, накрыв сосуд, с вечера стал на молитву, говоря: «Щедрый и милостивый Боже! К Тебе, Отцу верующих, прибегаю. Господи! помилуй меня, падавшего многократно на радость врагу... Оживотвори меня сокрушенного! Повели светильнику сему возжечься огнем Твоим, дабы я сохранял заповеди Твои, не отпал от страха Твоего, но служил Тебе с большею ревностью, нежели прежде»... Помолившись таким образом трижды, он был услышан. И, восстав, увидел светильник светло горящим, возрадовался надеждою на Бога... и, когда пришло время предать душу свою, за несколько дней до кончины видел откровение» (Патерик, стр. 91–94).

«Был некто, великий старец, удостоившийся дарований от Бога и ставший славным по своей добродетели. Имя его достигло даже до царя. Чтобы удостоиться молитв его, царь позвал его к себе. Видевшись с ним и много получивши пользы, он дал ему злата. Старец принял и, возвратившись к себе, возлюбил поле и иное стяжание. Пришел к нему по обычаю один из демонов. И старец говорит демону: «Отойди от творения Божия!» Демон отвечает: «Не слушаю тебя». Старец говорит: «Почему?» Демон отвечает: «Потому что ты стал, как один из нас, оставив заботу о Боге, стал заниматься заботою земною, поэтому я не слушаю тебя и не отхожу» (Патерик, стр. 224).

Внутреннее состояние сердца человеческого, ставшего вместилищем всех страстей и пороков

Когда человек забывает о своем небесном призвании, то незаметно для себя и, однако, неуклонно приближается к аду. Эта истина засвидетельствована всеми святыми отцами. «Кто, – говорят они, – не заботится хотя мало-помалу успевать в добродетелях, тот волей-неволей будет отходить на путь пороков, и каждое уклонение для него на этот путь тем опаснее, что зло по природе нам близко и влечение к нему сильно, и, таким образом, человек приобретет худые, навыки; а эти навыки укоренившись в нем, сделаются для него как бы природными». Навыки, обратившиеся в постоянное греховное расположение, или в склонность грешить известным образом, называются, как и ранее мы имели случай сказать страстями. Как пленник, попавший в горькое рабство к жестокому господину, влечется им в тяжкую неволю, принуждается выполнять все его прихоти и желания, так и грешник, которым овладели страсти, следует им, ведется ими, даже сознавая свою беду, даже ясно видя, к чему ведется это пагубное повиновение. Каким же образом человек приходит в такое ужасное состояние? Что приводит его к нему? «Началом зла бывает нерадение о добре, как началом тьмы – удаление от света», – говорит Григорий Богослов. «Как близки между собою веки на глазах, так искушения близки к людям», – замечает Исаак Сирин. «Что чаще всего бывает причиной нашего развращения?» – спрашивает Златоуст и отвечает: «невнимание и нерадение гораздо более, чем сам дьявол». Сначала малый, по-видимому, ничтожный грешный помысл, допущенный в сердце, открывает его двери страстям. А со страстями неразлучны и демоны. И они, вступив в сердце христианина, немедленно делают его мерзостью запустения. Возникают безрассудные и вредные похоти плоти: глаза исполняются любострастия и непрестанного греха (2Пет.2:14); сердце становится лукавым, неверным, склонным к ненасытному корыстолюбию. Человек презирает и хулит властей, поставленных Богом. Не покоряясь церкви и не признавая ее законов, он сам отвергается ею и делается сыном проклятия. Такой человек только имя христианина носит, на самом же деле, «мертв, по преступлениям и грехам» (Еф.2:1); все существо его есть «тело греха», и силы его суть «орудие неправды» (Рим.6:12–13). Вместо друга Божия он становится рабом и другом сатаны. Господь Спаситель, изображая состояние человека, ставшего вместилищем страстей и пороков, говорит: «когда нечистый дух, возвратившись к человеку, из которого вышел, находит сердце его незанятым, выметенным и убранным, он идет и берет с собою семь других духов, злейших себя, и, вошедши, живут там. И бывает для человека того последнее хуже первого» (Лк.11:24–26). Таково ужасное состояние сердца, ставшего притоном порока. Но как вполне наглядно изобразить его? Омраченная душа, конечно, не может быть храмом Святого Духа, и потому Он оставляет ее. С удалением Света в сердце вступает тьма. Князь тьмы овладевает и безраздельно царствует в сыне погибели, человеке, противящемся Богу и всему святому. Целое полчище страстей, разросшихся до чудовищных размеров, наполняет душу, ставшую местом всякой нечистоты. У одного над всем преобладает ненасытное чревоугодие, и поддавшийся ему похож на легендарного Лаокоона, обвитого тремя змеями.

Целое полчище страстей, разросшихся до чудовищных размеров, наполняет душу, ставшую местом всякой нечистоты

«Если одной из них отрубишь голову – говорит Иоанн Лествичник, – другая тотчас же тебя душить станет; если ты и эту уничтожишь, третья тебя беспокоить будет». У другого страсть корыстолюбия терзает сердце как ужасный зверь: такой сам готов пожрать, уничтожить всех людей, лишь бы обладать сокровищами всего мира. Тот так легко поддается гневу, так быстро, необузданно вспыхивает в нем эта страсть, что трудно решить, кто свирепее, кто отвратительнее: зверь, или человек? Чаще всего и жгучее всего сжигает человеческое сердце страсть блуда. Каких форм она ни принимает? Как ни проявляется? До каких чудовищных преступлений ни доводит? Самые ужасные, самые гнусные деяния она облекает, пользуясь извращенной силой воображения, в самые обольстительные черты и краски, и, что еще более ужасно, выдает эти деяния за «любовь». Вот, в сердце человека пустила свои цепкие корни зависть. Посмотрите, найдется ли клевета, которой бы он не поддержал; сплетня, которую бы он не пустил; грязь, которой бы он не обрызгал, не облил доброе имя своего ближнего. Зависть, ненависть, злоба, издевательство, как черви, точат душу, как яд, отравляют жизнь, преследуя человека не только, пока он жив, но и тогда, когда ушел в могилу. Представьте себе гордеца, сжигаемого ненасытным честолюбием. Он уже сосредоточил в своих руках такую земную власть, которая распоряжается жизнью и смертью других. Казалось бы, – довольно! Так нет же! Он знает, что у людей еще есть живая душа, свободная мысль, сердце, способное любить и ненавидеть по собственному выбору. И он давит душу живую, лишь только она себя в ком-нибудь обнаружит; отнимает свободу слова, свободу мышления, чуть она о себе заявит; воображая, что сеет добро, он плодит зло в самых разнообразных видах, начиная с лести и пресмыкательства, кончая невежеством, забитостью, умственным и духовным коснением целой страны, целого народа. Священное Писание олицетворением гордости считает сатану, древнего дракона. Вскройте сердце гордеца, изверившегося во всем, кроме собственного высокомерного «я», не найдете ли написанных в нем слов: «несть Бог?»

Когда сердце переполняют такие страсти, в нем нет, и не может быть места истинной веры. Она меркнет, как огонь лампады, в которой выгорело масло. Замолкает в человеке совесть. Лишь изредка она по-старому поднимает свой голос, указывая грешнику его тяжелое духовное состояние, но и тут ей приходится встречать резкий отпор: «Отойди, я знать не желаю твоих путей, твоих укоров и угрызений».

Чтобы не показаться голословными в своем изображении сердца, ставшего вместилищем страстей и пороков, воспользуемся рассказом одного священника, напечатанным в журнале «Домашняя беседа» несколько лет тому назад.

«Три года я состою священником в селе... и вот год тому, как я познакомился с одним господином, который летом прибыл к нам в село и поселился в одном, купленном им у крестьян, доме. Этот господин сначала никуда не выходил; недели через две я увидел его в церкви. Физиономия его была одна из тех, которые с первого раза обращают на себя внимание. Несмотря на молодые годы, лицо его было помято, морщины целыми складками невольно говорили, что не без бурь и потрясений прошла его молодость. Он стал часто посещать нашу церковь, и не только в праздник, даже и в будни можно было видеть его молящимся где-нибудь в углу, при слабом мерцании лампадки. Он всегда приходил рано, уходил позже всех и каждый раз с каким-то особенным благоговением целовал крест и брал у меня антидор. Прошло лето, была и зима уже на исходе. Наступил святой пост. В пятницу первой недели я, значительно устав за исповедью, возвращался домой. Дома мне сказали, что прислана записка от барина. В записке я много не нашел; тут довольно кратко было сказано: «Прошу вас, незнакомый, но уважаемый батюшка, пожаловать ко мне на квартиру вечером». Я поспешил отправиться к незнакомому господину.

«Отец мой, – начал он свою беседу, когда мы познакомились и разговорились, – отец мой был мелкопоместный помещик. В Я... губернии ему принадлежала одна деревенька. В этой-то деревне мой батюшка имел большой дом, в котором он постоянно жил и в котором я получил первоначальное воспитание. Мой батюшка постоянно почти был дома и вместе с матушкой старался вложить в меня начала добра и всякого христианского благочестия. Оба они любили рассказывать мне разные священные истории, и часто, бывало, слушая эти рассказы в продолжение долгого зимнего вечера, я так и засыпал, где сидел... И, Боже мой, какие тогда сладкие сны грезились мне! Эти сны наполняли мою душу неизъяснимым блаженством; я переживал много такого, что недоступно иногда другому человеку, и на моем лице показывалась какая-то неземная улыбка, как говорила моя добрая мать. Мне исполнилось 10 лет, и я поступил в одно из средних учебных заведений. Тяжело мне было привыкать к новой учебной жизни: в заведении, куда меня отдали, я уже не слышал более того теплого истинно религиозного наставления, какое мне давалось дома на каждом шагу. Сначала я был религиозен и часто молился. Молился я.., но эта молитва была часто причиной насмешек моих товарищей. Все воспитанники этого учебного заведения, оставленные без надзора родителей, были страшными кощунами, и их язвительные насмешки сыпались градом на мою голову за мою религиозность. Время шло, поддержки у меня не было, и моя охота к молитве пропала сначала потому, что я боялся товарищей, потом уж это у меня обратилось в привычку; я пристал к моим товарищам, и молитва более уж никогда не приходила мне на ум. Беседы и разговоры наши были самые грязные, богопротивные: насмешки над Священным Писанием, над усердием и религиозностью некоторых священников и простого народа, – вот что было постоянным предметом наших разговоров... Сначала меня коробило от всего этого, потом время и общество притупили во мне и это последнее проявление доброго – остаток домашнего воспитания. Время шло; я перешел в последний класс, и тут-то окончательно совершилось мое падение: прежние насмешки над обрядностью и религиозностью людей перешли в полное сомнение во всей Божественной религии. Один товарищ был заражен где-то на стороне материализмом и проповедовал страшные вещи в нашем кружке. Однажды принес он нам книги запрещенного материалистического содержания, и я с жадностью набросился на них... Господи! чего я тут не вычитал. Бытие Бога, бытие души, будущую загробную жизнь, – все это я стал считать порождением фантазии и зло смеялся я над всем. Крест свой, данный матерью, я сбросил с себя и с каким-то презрением посмотрел на него. Когда я стоял в церкви по приказанию начальства, как же издевался, как смеялся я над отправлением Божественной службы?! Когда наступал пост, я нарочно старался поесть скоромного, чтобы показать полное презрение к церковным уставам. Святые иконы, жития святых были главным предметом моих насмешек. Всегда пред принятием Святых Таин я старался что-нибудь съесть, и потом уже шел приобщаться. Словом, в эту пору я был каким-то извергом, а не человеком. Но вот наступило время моего выхода из заведения, и тут-то со всей силой я ринулся в бездну погибели и много, много увлек я за собой чистых, невинных душ.

Брак – предрассудок, – думал я, и первой моей заботой по выходе из института, было распространение этой идеи. Я был вхож в один дом, где жила молодая женщина, несчастная в замужестве. Вместо того, чтобы поддержать ее и вложить в нее надежду на Бога, я стал проповедовать ей свои идеи о браке. Бедная женщина бросила мужа и стала жить со мной. Бедная, – она ожидала от меня чего-то человеческого, но я был опошленный материалист и дальше чувственных удовольствий ничего не видел. Другой жертвой моего разврата была молодая девушка. Виновником и нравственного и материального падения ее был тоже я, – это тогда я называл «умением пользоваться обстоятельствами». Сначала эта девушка скрывала свой разврат, а потом пошла обычной широкой дорогой всех падших женщин...

Разум наш слишком бессилен остановить нас от пошлости, когда в нас нет голоса совести. Так и я, заглушив все святое в моем сердце, хотя и старался во всем руководиться рассудком, но он не помогал мне, и я окончательно погибал. С товарищами такими же, как и сам я, окруженный развратными женщинами, проводил я целые ночи за вином, и чего, чего не было в этих шумных, бесовских оргиях! Время шло, я еще больше развращался и окончательно погряз в бездне всяких пороков. Казалось: чего больше? – человек окончательно погиб, и никакая сторонняя рука не может меня вытащить из этого омута!..

В один год умерли от холеры мои родители; и их-то теплая молитва пред престолом Всевышнего, должно быть, привела к исправлению их заблудшего сына. Получив весть об их смерти, я отправился в село, к ним на могилу. Странно! Как я ни опошлял, как ни смеялся над всеми святыми чувствами человека, все-таки привязанность к родителям осталась, и холодный развратный ум уступил голосу сердца – желанию побывать на могиле, – и не осмеял его. Это обстоятельство я приписываю особому действию Промысла, так как эта поездка на родину была началом моего возрождения. Приехал я в село, спросил сторожа, где могила, и, не думая перекреститься на церковь, отправился к указанному месту. Вот уж могила от меня шагах в десяти; вот уж я вижу свежую насыпь, но... вдруг потемнело у меня в глазах, захватило дыханье, голова закружилась, и я упал без памяти на землю. Не знаю, что со мной тут было, но в сознанье я пришел уже в квартире, нанятой моим слугой у одного крестьянина. Из рассказов его я узнал, что все окружавшие меня думали, что со мной удар, потому что я был без памяти, с багровым лицом и пеной у рта. На другой день я встал совершенно здоровый, и как ни ломал голову, не мог объяснить себе, отчего у меня был припадок. Потом я опять в те же часы дня отправился на могилу: каково же было мое удивление, когда и в этот раз случилось со мной то же, что вчера. Думая, что у меня падучая, я на третий день остался дома, и припадка не было. Но когда я пошел на четвертый день и стал приближаться к могиле, припадок снова повторился. Встав утром на другой день, я встретил слугу каким-то испуганным, боящимся меня. После я узнал, что он тут же порешил, что в этих припадках таится что-то недоброе, и что я, должно быть, очень грешен, если Господь не допускает меня до могилы родителей. Меня тоже сильно озадачили эти страшные припадки, и я послал на ближнюю станцию за доктором. Доктор обещал прибыть на следующий день, и в ожидании его я уснул часов в 12 ночи. Утром я проснулся и, страшно вспомнить, – я не мог пошевелиться, язык не повиновался, тело горело, губы высохли, я чувствовал страшную жажду и окончательно пал духом. Явился врач, осмотрел меня и дал лекарство. Началось лечение. Сначала доктор прописывал мне лекарства без затруднения, но потом долго, долго простаивал иногда над моей кроватью, кусал губы и однажды, – после шестинедельного лечения написал мне на бумаге: «Имея дело с мужчиной, я открыто говорил всегда об его болезни, как бы ни была она тяжела. Ваша болезнь необъяснима, несмотря на мои усилия открыть ее. Поэтому, не видя и не предвидя успеха от трудов моих, я оставлю вас ждать, когда она сама собой откроется». Каков же был мой ужас, когда меня оставила человеческая помощь, на которую я только и надеялся. У других людей есть надежда на Высшую помощь, но мой разум ее отвергал. Между тем болезнь моя еще больше усилилась: на теле появились прыщи, которые обратились в гнойные раны; от ран шел невыносимо-смрадный запах; я не знал, что делать. Целые ночи я не спал и не находил себе покоя. И какие страшные картины рисовались тогда в моем воображении. Вот, как теперь помню, мне представлялось раз мрачное, сырое, душное подземелье. Смрад не дает дохнуть; кругом тьма, отовсюду несутся стоны, крики и какое-то дикое рычанье. Страшно стало мне; мороз по коже прошел, я вздрогнул и раскрыл глаза. Свеча горела тускло; в комнате было темно, я насилу забылся. Только что стал я засыпать, вдруг чувствую в своей руке чужую руку. Я вздрогнул и раскрыл глаза и, – Боже мой, – кого я увидел?! Предо мной стояла моя мать. Я не мог понять, каким образом она очутилась предо мной. Да ведь она померла, подумал я, каким же образом она может существовать?! А между тем сердце билось во мне. Мать моя была вся в белом, и только в одном месте виднелось черное пятно; лицо ее было сумрачно, и вся она была в каком-то полумраке... «Я – твоя мать, – начала она говорить. – Твои беззакония, твоя распутная жизнь, неверие и безбожие дошли до Господа, и Он хотел стереть тебя с лица земли; ты не только погубил себя, но и запятнал нас: это черное пятно на моей одежде – твои грехи. Господь, – говорю, – хотел поразить тебя, но отец твой и я молились пред престолом Всевышнего о тебе, и Он благоволил обратить тебя к Себе не милостью, потому что ты милости не заслужил, да и не понял бы ее, но строгостью. Он знал, что одна могила наша дорога для тебя, и потому не допустил тебя к ней, поражая сверхъестественной болезнью, дабы ты признал над собою Высшую силу, тобой отвергаемую; но ты не обратился. Теперь Господь послал меня к тебе; – это последнее средство для твоего исправления. Ты не признавал Бога, бессмертия души, будущей жизни – вот же тебе доказательство загробной жизни; я умерла, но явилась и говорю с тобой. Уверуй же в отрицаемого тобой Бога! Вспомни твою мать, которая, жизни не жалея, старалась сделать из тебя доброго христианина». При этих словах лицо ее еще более помрачилось, глухие рыдания раздались в комнате и потрясли мою душу... «Еще раз заклинаю тебя, – продолжала мать, – обратись к Богу. Ты не веришь и, быть может, думаешь объяснить мое явление расстройством нервов и воображения. Вот же тебе крест, брошенный тобой, возьми его, иначе погибнешь. Уверуй, и твоя болезнь исцелится чудесным образом. Погибель, вечный ад тебе, если ты отвергнешь меня»... Так сказала мать и скрылась. Я опомнился и увидел в своей руке маленький крестик, который когда-то бросил. Явление матери, ее просьбы и проклятия потрясли до глубины мою душу. Никогда, кажется, не бывало со мной такого переворота; совесть поднялась со всей силой, прежние убеждения рушились, и я в минуту, кажется, весь возродился... С той ночи началось мое постепенное выздоровление, и вот вы видите меня теперь и здоровым, и, что более важно, – верующим.

Смерть грешника

«Придет Господин в день, в который злой раб Его не ожидает, и в час, в который не думает, и рассечет его и подвергнет одной участи с лицемерами» (Мф. 24:50–51).

«На распутье двух дорог стоит человек, – говорит Петр Дамаскин (1 кн., стр. 2, рус. перев.), – и на какую дорогу вступит, тою и пойдет. Дорога же, которою он пошел, и ведущие его по ней ангелы и добрые люди, или демоны и злые люди доведут его до конца пути, – к смерти». Итак, долго ли, коротко ли будет жить на земле человек ожесточенный и нераскаянный, все же настанет для него тот ужасный час, о котором он не думает: рано или поздно, но придет Господин его и подвергнет Своему праведному суду. Люта смерть грешников, – говорит Священное Писание (Пс.33:22), люта по ее страшным последствиям; отнимает она у грешника возможность каяться и избегнуть мучений ада. Как негодную, бесплодную яблоню Господь посекает его, чтобы он не занимал напрасно места на земле, и ввергает в те муки, начатки которых еще здесь на земле скрыты в грешных душах. «Навыки к страстям, – пишет Григорий Синаит, – это начатки будущих мук. Сладострастие – то же, что огненные озера, в которых, как смердящая тина, кипит смрад страстей. Блудная похоть – то же, что неусыпающий червь; пресмыкающиеся, жабы и другие нечистые животные – то же, что скверные помысли и пороки» (Добротолюбие, ч. I, Григ. Син. § 34, 38). «Хочешь ли знать, какое подобие будущей геенны есть здесь на земле? – говорит в одной из своих бесед знаменитый проповедник Иннокентий, архиепископ Херсонский и Таврический, – присмотрись сам к лицу врага и друга твоего и ты увидишь, что всякое явление греха в тебе и в них сопровождается адским пламенем, делает жгучим и мучительным даже то, что должно было бы радовать и утешать человека. Действительно! Отраден, например, свет совести, но приходит грех, высушивает душу зноем страстей – и свет совести обращается в огонь, начинает жечь и мучить душу. И как жжет, как мучит?! – До того, что на самом деле человек смертельно воспаляется и сгорает. Геенна, значит, есть и на земле, произведена она грехом и заключается в нем, как растение в семени. Обрати внимание на свои страсти. Все они, как бы огненной природы. Это мы невольно и сознаем, когда говорим «огонь страстей», «огонь желаний», «пламень честолюбия». В обыденной жизни этот огонь как бы скрыт, потушен, едва тлеет; но посмотри, как он вспыхивает, заставляет краснеть или багроветь лицо, как волнует кровь в минуту, например, сильного гнева?! Есть случаи, что иные не могут его перенести и умирают внезапно, точно от удара молнии. Пламень других страстей не так жгуч, однако же проницает и с течением времени иссушает человека. Взгляните на любострастного, завистливого и скупца. На что они похожи?! И подумайте, что их высушило?.. Строение нашего тела, которому грозит мука в аду, тоже способно к воспламенению и представляет неистощимый запас огня. Это можно проследить всякому на себе самом и в состоянии здоровом, и в состоянии больном. Здоровый из каждой части своего тела, посредством искусственных приемов, а иногда и без всякого искусства, может извлекать искры. Больной знает, что каждая болезнь непременно соединена с усиленным жаром в теле. Отсюда и сами названия болезней: «антонов огонь», «огневица» и т.п. Кроме таких общеизвестных явлений, есть случаи, правда редкие, но неоспоримо доказывающие, что человеческое тело может воспламеняться каким-то особенным огнем, которому по силе и разрушительности нет подобного в мире и который, видимо, имеет сродство с огнем адским. Имеем в виду случаи так называемого самовозгорания человека, когда живой и даже не больной, а только телесно расстроенный человек вдруг загорается и даже пожирается пламенем до того, что в короткое время, иногда в несколько минут, от него не остается ничего, кроме нескольких горстей пепла. Что же это, как не отблеск вечного огня?! Теперешнее тело, воспламенившись, тлеет и исчезает; будущее, бессмертное тело, воспламенившись, будет гореть всегда. Домашняя, самодельная и однако неугасимая геенна не есть ли это образ геенны адской?.. Хочешь ли, наконец, знать, как возникнут из греха и огненный мир, и огненное озеро и адская пропасть? Послушай и убедись. Нет сомнения, своими грехами и беззакониями мы портим не только свое тело, а заражаем и вещи и стихии нас окружающие – воду, воздух, землю. Эта порча большею частью незаметна, но иногда выступает, как зараза, как чума, поветрие, повальные болезни. Вообразите теперь всю порчу всех стихий, всяких вещей, произведенную грехами всех людей. Сложите ее с той порчей, с тем ядом, которыми заражают природу духи зла, и представьте, что в последний день мира и обновления всех вещей, испорченная и зараженная ядом греха часть сил природы отделится от нового, чистого мира Божия. Что это будет за скопище яда и тления? Какой океан огня, какая пропасть адская! Вот это и есть та самая стихия, в которой станут обитать души и духи отверженные. Ибо вокруг кого же сосредоточиться ей, как не вокруг тех, кто своими грехами произвел ее?» (Сочинения, т. 7, стр. 182–186).

Как же происходит разлучение грешной души от грешного тела? Отвечая на подобный вопрос, св. Кирилл Александрийский, дает следующую яркую картину. «Час разлучения души от тела, – говорит он, – болезнен, сопровождается стонами и безутешен. Нельзя на человеческом языке передать ту муку, тот ужас, ту скорбь души, какие наступают при отделении ее от тела. Подобно, как нагой, попавший в сильный огонь, испытывает нестерпимую и невыразимую боль, пока не обратится в пепел, так и горький час разлучения души от тела мучит и разрушает человека. Когда наступает этот грозный час, являются демоны с мрачными, как сажа, лицами и сверкающими, подобно раскаленным углям, глазами... Они ревут, подобно зверям, воют, визжат, скрежещут зубами, хотят поглотить несчастного грешника. В свитках, которые они держат, записано все сделанное умирающим. В такой беде, в такой нужде, как бы ни желал грешник найти хотя бы самую малую помощь, хоть какое-нибудь утешение, получить их ни откуда не может. Правда, ангел-хранитель не оставляет его до последней минуты земной жизни, но помочь он бессилен; он только с горечью ждет неизбежного конца.

Проснувшаяся совесть грозно обличает нераскаянного во всех неправдах и беззакониях, которые он сделал в течение всей своей жизни. Грехи, как ржавчина, пронизали все его существо. Вся минувшая жизнь тяжелым видением встает в его памяти и, как раскрытая книга, воспроизводит дурные поступки, нечистые чувства, грязные желания, постыдные мысли. Рад бы грешник обратиться к Божию милосердию, но совесть требует правосудия. «Ты всегда, прогневлял и презирал Бога, – говорит она, – теперь ли обращаться к Нему? Вся твоя жизнь была пропитана враждой к Богу, ужели ты думаешь, что одной фальшивой мысли о Божием милосердии, при виде неизбежного конца, будет достаточно, чтобы сделать тебя пригодным для неба»... «Господи, помилуй меня!» – говорил один умиравший грешник, в ожесточении и нераскаянности проведший всю жизнь, – и слышит в ответ: «Поздно вспомнил ты Бога!» Вырвали демоны душу его из тела и отнесли в мрачные затворы ада (Древний Патерик). Таков конец и всякого вообще грешника, который сознательно и свободно грешил, говоря: «В молодости погрешу, в старости покаюсь», или: «Завтра покаюсь, а сегодня погрешу». «Такие пред смертью покаяния не сподобляются» (Кирилл Алекс. Слово о исх. души). Конечно, это не значит, что Бог не принимает покаяния в предсмертной болезни. Было не мало примеров, что искреннее, приносимое от глубины сердца, покаяние заглаживало все грехи и открывало двери рая. Вот, например, два случая, из которых видно, какими разными путями Господь приводит грешного человека перед смертью к покаянию. «Жена одного из моих прихожан, – пишет один священник, – с горечью передавала мне, что муж ее больше десяти лет не был на исповеди и у св. Причастия. Поболев об этом душой, я решился побывать у них с той целью, чтобы, при помощи Божией, вразумить уклоняющегося от исполнения самого важного христианского долга. Когда я пришел в дом, хозяин принял меня заметно сухо и слова мои выслушивал очень холодно. Когда я вторично посетил его, то хотя и с большим расположением, чем в первый раз был принят, однако не заметил, чтобы слова мои произвели особенное действие. Поэтому, чтобы достигнуть желаемого успеха и пробудить спящую его совесть, я, призвав на помощь Господа, решился написать ему. Что же? Горсть брошенного семени, посредством письма, не осталась напрасной, но принесла плод, какого, признаюсь, я даже не ожидал. Этот человек, столько времени не каявшийся, входит однажды в алтарь, весь в слезах, так что от них и слова не мог выговорить, и просит меня выслушать его исповедь. Невольно подивился я такой быстрой перемене сердца этого человека к лучшему и примирил его совесть с Богом. Чрез месяц он скончался, напутствованный исповедью, св. Причащением и таинством елеосвящения».

«Другой раз, – рассказывает тот же пастырь, – ко мне обратилась женщина с просьбой, чтобы я пришел напутствовать болящего ее деда, старика лет 80. Когда мы шли, она сказала мне, что дед и слышать не хочет, чтобы причащаться, и что она решилась просить меня без его согласия единственно потому, что дед очень стар и, того гляди, помрет и что, наконец, может быть, я успею уговорить его исполнить последний предсмертный долг. Лишь только я переступил порог дома, как дед стал бранить своих домашних за то, что они пригласили меня. «Разве я сам о себе не знаю», – кипятился он. «Я еще не в таком опасном положении... Или вы не дождетесь моей смерти?! Да, ведь, и приготовиться же надо, а вы без толку зовете священника». Видя, что дед действительно находится в опасном положении, я стал убеждать его, чтобы он послушался всех нас – исповедался бы и причастился. Долго старик не соглашался, выставляя разные доводы, наконец, и то с неудовольствием, решил исповедаться, отлагая причащение до другого времени. Только когда была прочитана разрешительная молитва, он уже сам начал просить меня сподобить его Св. Таин. В тот же день около часа по полудни он скончался» (Стран. 1873, кн. 4).

Но, даже имея в виду эти примеры и зная многие другие, кто может поручиться за себя, что сердце его в последние минуты будет проникнуто искренним желанием покаяться и что покаяние способно будет приклонить Господа на милость? Чего не приобрел в силе и здоровье, как же приобретешь это в предсмертной болезни, когда все чувства омертвеют и конец будет у дверей? Да и какую цену может иметь покаяние, вынужденное ужасами смерти и боязнью мучений! Покаяться – значит, раскаявшись в грехах, делать добрые дела и сердце дурное обратить в доброе. Но какие же добрые дела может сделать умирающий человек? Когда ему свое грешное, злое сердце обратить в доброе так, чтобы оно было в состоянии чувствовать Христа и идти за Ним в бесконечном нравственном совершенстве и развитии? Нет! Что посеял, то и жни. Настала смерть. Душа готова отделиться от тела. Оставленная, отвергнутая ангелами, она поступает во власть этой силы, низводится в ад, где царят болезнь, скрежет, стон, печаль. А как будут ужасны, тяжки и невыносимы муки ада, о том некоторое представление дают следующие повести, приводимые Святогорцем в его «Письмах о святой Афонской горе».

«Были два друга, из которых один дал обет разлюбить все земное и пойти в монахи, а другой ожесточился и нахально издевался над евангельскими истинами. Монах пережил мирянина и, когда этот последний скончался, он пожелал узнать, каково положение души умершего за гробом. Долго и с искренней верой молился инок Богу, предоставляя Его святой воле исполнение такого желания. Господь услышал его, и чрез несколько дней монаху явился его умерший друг. «Что, как тебе? Хорошо ли? – спросил инок, обрадованный свиданием с умершим. – «Ты хочешь знать это», – со стоном отвечал мертвец. «Горе мне бедному! Неусыпающий червь точит меня, не дает и не даст мне покоя целую вечность». – «Что же это за мучение?» – продолжал спрашивать монах. – «Это мучение невыносимо, – воскликнул умерший, – но делать нечего, нет возможности избежать гнева Божия. Мне теперь дана свобода ради твоих молитв, и, если ты хочешь, я тебе покажу мое мучение, только действительно ли ты хочешь видеть его, или нет? Вполне моего мучения ты не можешь вынести, а некоторую часть посмотри». Сказав это, умерший приподнял часть своей одежды, – и ужас и смрад так поразили монаха, что он тотчас же проснулся. Вся нога, которую открыл ему друг его, была покрыта страшным червем, и от ран выходил такой зловонный смрад, что нет слов для его описания. Этот адский смрад так охватил келью монаха, что он едва мог выскочить из нее, не успев даже закрыть за собой дверь; этот смрад разошелся по всему монастырю так, что иноки поневоле должны были оставить его и в другом месте искать себе приюта; а друг покойного ничем не мог избавиться от раз вдохнутого зловония, ни отмыть от рук адского запаха, ни заглушить его никакими ароматами» (Письма, т. 1, стр. 63–65).

«Один Афонский старец, – рассказывает тот же Святогорец, – долго молился Богу, чтобы Он прекратил его страдальческую жизнь. Наконец, ему явился ангел и объявил, что Господь вместо одного года страданий на земле, которыми человек искушается, как золото в огне, назначает ему три часа пребывания в аду. «Испытай, – говорил он, – что значит ад, куда идут все грешники; впрочем, испытай только в течение трех часов, а потом молитвами св. Церкви ты будешь спасен». Старец согласился; ангел отнес его душу в темницы ада и удалился со словами: «Чрез три часа я за тобой приду». Господствующий повсюду мрак, теснота, долетающие звуки воплей, видение духов злобы в их адском безобразии, – все это слилось для страдальца в невыносимый страх и томление. Он всюду видел и слышал только страдания и ни ползвука радости в необъятной бездне ада: одни лишь огненные глаза демонов сверкали во тьме, и носились пред ним их исполинские тени, готовые сжечь его своим дыханием. Старец затрепетал, закричал, но на его крики и вопли ответила только бездна своим замирающим в необъятной дали эхом. Ему казалось, что целые века страданий уже прошли, с минуты на минуту ждал он ангела: но ангела не было. Наконец, страдалец отчаялся, застонал, заревел, что было силы, но никто не внимал его воплям. Все грешники, томившиеся во тьме, были заняты собой, своим собственным мучением... Когда, наконец, явившийся ангел сказал, что прошел только час, и что еще два часа надо оставаться в этом состоянии, старец не выдержал и в испуге стал умолять его: «Возьми меня отсюда. Лучше на земле я буду страдать годы, века, даже до последнего дня мира, только выведи меня отсюда. Невыносимо! Пожалей меня!» «Хорошо, – ответил ангел, – Бог, как Отец щедрот и утехи, проявляет на тебе благодать Свою». При этих словах страдалец открыл глаза и видит, что он по-прежнему лежит на своем ложе. Все чувства его были в крайнем изнеможении; страдания духа отозвались на самом теле; но он с той поры без ропота переносил уже все, вспоминая ужас адских мучений и только благодаря за все Господа» (Письма, т. 1, стр. 197–200).

Из этих рассказов видно, что смерть грешника, действительно, люта и что она ведет к еще более тяжким мукам. Чтоб избежать такого конца, надо исполнять Божии заповеди и беречься от страстей, такой лишь путь и приведет к Богу и вечному блаженству.

Внутреннее состояние сердца грешника, покаянием и слезами начавшего исправлять жизнь свою

Как ни плачевно состояние христианина, лишившегося благодати крещения и соединенных с нею даров, однако милосердие небесного Отца не навсегда и не всецело оставляет его. По учению св. писаний, когда страсти принуждают благодать Божию оставить сердце христианина, она не удаляется окончательно из него, но пребывает поблизости и всеми средствами напоминает, насколько настоящее положение его жалко и ужасно, какая опасность ждет его по смерти, если он не покается. Се стою при дверех сердца грешника, – говорит Искупитель, – и толку, и если он услышит голос мой и откроет двери сердца покаянием, войду к нему, буду вечерять с ним, и он со Мною (Откр.3:20). «Встань, спящий, – зовет благодать к омраченному и спящему в беззакониях грешнику, – воскресни из мертвых, и Христос освятит тебя» (Еф.5:14). И, действительно, грешнику, если он не хочет окончательно погибнуть, надо позаботиться об изгнании из сердца своего страстей с возникающими из них грехами.

Благодать Духа-Утешителя идет на помощь к грешному. Ангел-Хранитель напоминает ему о ничтожности земных наслаждений

Помочь же в этом деле существенным образом может только благодать, которую привлекают молитвой и покаянием. Итак, бедный, подавленный грехами человек, раз ты решил исправить жизнь свою, обратись к Творцу с горячим искренним покаянием и так же крепко держись за Него, как крепко утопающий держится за брошенный ему спасательный круг. Покаяние для тебя единственное средство примириться с Богом и вернуть утраченную милость Отца Небесного. «Покаяние, – говорит Златоуст, – имеет великую силу: оно может человека, погрузившегося в грехи, освободить от бремени грехов и спасти его, хотя бы он достиг самой глубины ада» (9 беседа на послание к Евр.). Представим теперь себе внутреннее состояние человека, пришедшего в состояние нравственного сознания, человека, решившегося переменить жизнь и начавшего эту перемену усердным покаянием и деятельным исправлением. Вот благодать Духа-Утешителя идет на помощь к нему. Небесный свет постепенно озаряет его сердце и открывает пред очами его совести всю сумму постепенно накопившегося в нем зла, страстей и пороков. При лучах этого света грешник сознает свое ужасное состояние, понимает, что он слуга греха, виновен в очах всеправедного Бога, Ангел-хранитель напоминает ему о ничтожестве земных наслаждений, и помогает удалить из сердца страсти и дурные желания. Когда же грешник омоет молитвой, слезами и покаянием грехи, тогда милосердый Господь снова подает ему свою освященную и спасающую благодать, которая вселяется в сердце христианина и окончательно очищает его от привитых к нему греховных желаний и пороков.

Примером того, какими путями действует на человеческое сердце эта Божественная сила, могут быть следующие повести.

Преподобномученица Евдокия, память которой празднуется православной церковью 1-го марта, жила в городе Илиополисе и была столько же прекрасна и богата, сколько развратна: ее сокровища сносили ей друзья и покровители, ценившие ее красоту. Вот что «Пролог» рассказывает об ее обращении. Один монах, по имени Герман, возвращался в свою обитель и, застигнутый ночью, остановился переночевать в Илиополисе. Местом для ночлега он выбрал тот дом, где жила Евдокия, и, с позволения дворецкого, занял небольшую каморку, которую от спальни Евдокии отделяла только деревянная стена. Отдохнув от пути, монах в урочный час встал на молитву, и начал петь «правило». Кончив это дело, он принялся читать евангелие и читал его вслух почти до рассвета. Он читал речи Спасителя, произнесенные в великий вторник, беседу о страшном суде – и все это с чувством, с глубокими вздохами. Евдокия, спавшая в соседней комнате, проснулась. Не подозревая, чтобы кто-нибудь так близко от нее был, и, слыша чтение старца, она удивилась и, так как все, что он читал было для нее совершенной новостью, она исключительно из любопытства старалась не проронить ни одного слова. Выражения: «грех», «строгий Судия», «жизнь вечная», «мука вечная», «праведники», «грешники» – глубоко потрясли ее душу. В первый раз, насколько она помнила себя, почувствовала она ужас своего положения, невольным образом вздохнула и, вспоминая все свои дела, не могла уснуть больше во всю ночь. На рассвете Евдокия позвала к себе ночного чтеца и, стыдясь и краснея, спросила: «Скажи мне: кто ты? Для чего здесь ночевал и что такое читал в прошлую ночь? Твое чтение меня удивило и испугало до крайности. Ужели правда, что грешники осуждены будут на вечное мучение, и если так, то скажи, кто же может спастись?» Монах на все ответил ей удовлетворительно; не задевая самолюбия, заставил признаться в грехах, описал вред богатства, неправедным путем приобретаемого, и, наконец, довел Евдокию до того, что она упала к его ногам и стала просить, чтобы он научил ее, как угодить Богу.

Обратившись на истинный путь, девица, по наставлению Германа, пробыла семь дней в молитве и посте и в последнюю ночь имела видение. Ей представился рай; множество светлых душ встречало ее и приветствовало, как невесту Предвечного Жениха. Вдруг на воздухе показалось какое-то чудовище, мрачного вида с глазами, сверкавшими как огонь: оно скрежетало зубами, рычало и силилось вырвать Евдокию из рук ангела, который ее охранял. Ангел и демон спорили, и только голос, вышедший из среды райского света отогнал от Евдокии ее врага. Это видение так поразило Евдокию, что она раздала все свое богатство нищим, крестилась и удалилась в пустыню. Впоследствии она получила свыше дар творить чудеса и скончалась мученически.

Вот случай внезапного покаяния. Преподобный Пафнутий, как совершенный постник, никогда не пил вина. Раз, путешествуя, он встретился с шайкой разбойников; атаман их знал преподобного и знал, что он не пьет вина. Захотев над ним посмеяться, он поднес ему чашу и, махая мечом, сказал: «Пей, или умрешь!» Старец не боялся смерти, но, желая кротостью подействовать на разбойника, повиновался и выпил. Не ожидавший этого, разбойник поклонился Пафнутию и сказал: «Прости меня, старец, я жестоко оскорбил тебя». «Надеюсь на Господа, – ответил Пафнутий, – может быть, за эту чашу Он покажет над тобой Свое милосердие в этой жизни и в будущей». «А я, – воскликнул тогда атаман грабителей, – клянусь Богом, с сего времени не сделаю никакого зла» – и сдержал свое обещание. Таким образом, святой старец обратил на путь спасения всю шайку разбойников.

Одна египтянка, оставшись сиротой, некоторое время жила богоугодно, но потом, познакомившись с развратного поведения молодыми людьми, впала в пороки и начала жить так худо, что дошла до блудодеяния. Услышали о том отцы-пустынники, знавшие ее добродетельных родителей, и поручили преподобному Иоанну Колову, наставнику Арсения Великого, спасти ее. Иоанн пришел к египтянке и говорит привратнице: «Доложи обо мне». Она сказала о монахе своей госпоже. Девица говорит ей: «Эти монахи всегда снуют около Красного моря и ищут жемчужин». Потом одевшись, говорит: «Позови его!» Когда Иоанн вошел, она, приняв его, села на роскошном ложе. Старец же, подойдя к ней близко и смотря в лицо ее, сказал ей: «Что ты унижаешь Иисуса, что дошла до этого?» Девица оцепенела. А старец, склонив голову, стал сильно плакать. Девица говорит: «О чем же ты плачешь?» – «Как же не плакать, – ответил Иоанн, – ведь сатана смеется тебе прямо в лицо, а ты этого понять не хочешь». Девица, услышав это, была поражена больше прежнего, и говорит ему: «Отец, есть ли мне покаяние?» «Есть» – ответил он. Тогда она говорит ему: «Возьми меня, куда хочешь». – «Пойдем», – ответил старец, и они пошли. Старца поразило при этом, что девица не сделала никаких распоряжений о доме и всем имуществе. Пришли они в пустыню; настал вечер. Старец сделал ей из песка небольшое возглавие и, сотворив крестное знамение, сказал ей: «Усни здесь». Сам он невдалеке от нее встал на молитву, а потом тоже склонился на отдых. Ночью он проснулся как бы от сильного сияния и видит светлый путь, сходящий с неба до самой девицы, и ангелов, несущих душу ее на небо. Встав и подойдя к ней, он толкнул ее ногой. Когда же убедился, что она умерла, повергся на лицо, моля Бога, и услышал голос: «Один час ее покаяния принят лучше покаяния многих медлящих и не являющих ничего подобного такому покаянию» (Училище благочестия. С.-П. 1901 г. Стр. 219, 277. Древний патерик. Москва. 1900. Стр. 251–253).

Духовно-нравственное состояние сердца человека, в раскаянии проводящего жизнь свою

«Сын мой мертв бе и оживе: изгибл бе и обретеся» (Лк. 15:24).

Грешник, погрязший в пороках по словам Священного Писания, только носит имя живого человека, в действительности же, по преступлениям он мертв (Откр.3:1). «Есть много людей, – говорит св. Златоуст, – которые считают себя живыми, на деле же не отличаются от мертвых, так как живут в грехах; они даже хуже мертвецов. Не говори мне, что такого-то не едят черви, что он не лежит в гробу, глаз своих не закрыл и саваном не одет. Он больше терпит зла, чем мертвый: не черви точат, его, а страсти. Глаза его открыты, но это гораздо хуже, чем если бы они закрылись навсегда. Глаза мертвеца не видят никакого зла, а грешник привлекает к себе множество болезней тем, что у него глаза открыты. Мертвец лежит в гробу без движения, а для грешника составляют гроб тысячи болезней. Ты не видишь тела его гниющим! Что же из того? Душа его прежде тела погибла и подверглась страшному гниению. Мертвец разлагается несколько дней; грешник всю жизнь дышит зловонием. Тем только он разнится от мертвого, что мертвый подвергается разложению по законам природы, а грешник, кроме естественного разложения, разложился душой от своей развратной жизни». К такому-то живому мертвецу и относится слово Писания: «возстань спящий и воскресни из мертвых» (Еф.5:14). И если этот благодатный призыв пробудит от гибельного сна, если живой мертвец обратится с покаянием к Тому, Кто есть воскресение и жизнь, то милосердый Господь оживляет его, воскрешает, спасает (Еф.2:5–6).

Внутреннее состояние грешника, вернувшегося к Богу, грешника, прежде погибавшего, а потом пришедшего в разум и покаявшегося, можно представить следующим образом.

Рассмотрев свои поступки и сознав свою виновность пред Искупителем, кающийся прежде всего старается изгладить греховные пятна на душе своей горькими слезами раскаяния. Эти слезы неотделимы от кающегося и никогда не оставляют его. Припомним о том, напр., как св. апостол Пeтр, отрекшийся от Христа в ночь суда над Господом у Каиафы, целую жизнь потом вспоминал этот грех отступничества, еженощно вставал на молитву после пения петуха и так горько плакал, что глаза его всегда были красны от слез. Со слезами неразрывно связана молитва к милосердному Богу отпустить грехи, сделанные в прежнее время, и не допустить до повторения их в будущем. «Покаяние есть второе духовное возрождение», – учит Исаак Сирин (Слово 83). По словам других святых Отцов, покаяние есть «неослабное прошение об оставлении прошедшего и болезнование о хранении будущего». Это «болезнование», эта печаль всегда видны на лице кающегося, обливаемом потоками слез! Помня слова пророческие: «как сладки гортани моей слова Твои» (Пс.118:103), кающийся старается уделить свободное время чтению священного писания и особенно Евангелия, которое содержит радостную весть о том, что Господь пришел в мир «грешныя спасти», что он «умер за грехи наши», что всем кающимся дана Им возможность через покаяние войти в Царство небесное. Такое чтение и производимое им богомыслие привлекают к душе кающегося грешника Духа Святого: Он снова поселяется в сердце христианина, наполняя его благодатными Своими дарами, содействует исполнению добродетелей и очищению совести, которая теперь ясно видит всю тяжесть прежних грехов.

Дух Святой снова поселяется в сердце христианина... Вера ярко горит в душе очищенной от грехов

Страсти, недавно царившие в сердце, теперь благодатью Бога и покаянием изгоняются из него, а разумная и деятельная вера, ведущая к исполнению заповедей Господних, ярко горит в душе, очищенной от грехов. По слову Спасителя, ангелы, видя такое состояние покаявшегося грешника, радуются. Радуется и Сам любвеобильный Искупитель наш – Христос. «Покаяние грешника есть праздник для Бога», – говорит св. Ефрем Сирин. Покаяние берет грешных и делает их праведными. Вчера они были для Бога мертвы, сегодня – живы; вчера были чужие, сегодня – свои Богу; вчера – беззаконны, сегодня – святы. Через покаяние человек делается снова возлюбленным сыном Отца Небесного. Припомним заключительные слова притчи Христовой о «блудном сыне». «Сей мертв бе, – говорит она о раскаявшемся грешнике, – и оживе; изгибл бе и обретеся».

В пример грешников, принявших твердое намерение жить непорочно, и в образец милосердия Господа к кающимся грешникам приведем следующие повести, заимствованные из Пролога и творений св. Амфилохия, епископа Иконийского.

Блаженный Павел, ученик Антония Великого, пришел в одну обитель посетить братию. После обычных приветствий, все иноки отправились в церковь на богослужение. Преподобный Павел стал у дверей храма и замечал, кто с каким настроением входил в церковь. Каждый инок проходил с веселым взором и каждого из них, как видел святой, провожал ангел, тоже радующийся. Один только монах был мрачен и расстроен: злой дух хватал его за руки и тянул в сторону от храма Божия, а ангел-хранитель шел вдали, с поникшей головой. Преподобный Павел заплакал и, ударяя себя в грудь, сел у порога церковного. Монахи, увидев такую внезапную перемену в преподобном и опасаясь, не заметил ли он какого-нибудь греха за всеми, начали просить, чтобы он открыл причину печали и плача. Павел не ответил им ни слова и, оставаясь в том же положении, постоянно обращал свои глаза на несчастного брата. Наконец, служба кончилась, монахи пошли из церкви и преподобный опять стал с великим вниманием смотреть на них. Что же он видит? Тот, который прежде был так мрачен и расстроен, шел теперь с веселым видом; ангел Божий вел его за руку, а злой дух, заходя со всех сторон, старался, но не смел к нему приблизиться. Тогда прозорливый старец, благословляя Бога, воскликнул: «Как неизреченна благодать и любовь Господня к человеку!» Он стал посреди братии и сказал: «Приидите и видите дела Божии! Приидите, видите Того, Кто «хощет всем человеком спастися», поклонимся Ему и скажем: Ты один можешь очистить грехи наши». Вся обитель собралась на его голос, и старец объявил, что видел, когда иноки входили в церковь, и что он увидал, когда они выходили. Затем спросили монаха, каким образом Бог послал ему такое быстрое обращение? Он ответил: «Я – человек грешный; издавна и до сего времени жил порочно. Но сегодня, за службой я почувствовал сильные укоры совести, раскаялся, принял твердое намерение, даже поклялся, что не сделаю никакого зла пред Богом». Братия, услышав все, поблагодарила Бога, а преподобный Павел сказал: «Христиане! имея в виду этот пример, зная, какую великую благодать являет Господь к кающимся, помните, что Он повелел ангелу-хранителю снова принимать каждого грешника под свое покровительство в минуту его сердечного раскаяния, и не отчаивайтесь о своем спасении. «Живу Аз, глаголет Господь, не хочу смерти грешника, но еже обратитися ему и живу быти» (Иез.33:11).

«Был один человек, – пишет св. Амфилохий, – которым овладела страсть блуда, он очень часто впадал в этот грех, но также очень часто обращался к Богу с покаянными слезами и молитвами. После покаяния, побеждаемый привычкой, он опять грешил. Но и опять, по падении, приходил в церковь, и там повергался пред образом Господа Иисуса Христа, плакал и говорил: «Господи! помилуй меня, отыми от меня страшное искушение! Жестоко уязвляюсь я, пленяемый горечью удовольствия». Много времени он так делал: не переставал грешить, не переставал и каяться. Раз он дал обет пред иконой Спасителя. «Господи, Тебя с этого времени делаю поручителем в том, что никогда больше не сотворю греха. Только прости, Благий, те мои грехи, которые сделаны мною от начала и доныне». Поклялся так и опять стал повинным греху. По установившейся привычке идет тогда он в церковь, повергается лицом на землю, плачет, рыдает, умоляет милосердого Владыку сжалиться над ним и подать ему руку помощи, ибо нет у него сил вырваться из нечистоты сладострастия. Когда он так молился и плакал, дьявол, видя, что нисколько не успевает, так как то, что он сплетал грехами, то кающийся разрушает крепким упованием на милость Господа, – дьявол явился пред глазами его. Войдя в церковь и став у дверей в виде человека, сатана обратился к святой иконе Господа, нашего Спасителя, и громко закричал: «Что мне и Тебе, Иисус Назарянин? Твое сострадание странно и неуместно! К чему Ты принимаешь этого блудника, нечистого, с головы до ног оскверненного. Ведь он обманывает Тебя ежедневно, шутит над Тобой, презирает Твою власть, нагло нарушает клятвы, Тебе данные... Для чего Ты не испепелишь его, к чему ждешь и снисходишь?... За что называют Тебя праведным судьей? Нет, Ты произвольно смотришь на лица; нет правды на суде Твоем»... Так говорил дьявол, и от ярости изо рта его выходило пламя. Когда он замолк, от жертвенника послышался голос, подобный раскату отдаленного грома. Так вещал этот голос: «Змей лукавый и губительный! Не насытил ты злобы своей тем, что поглотил мир. Ты и прилепившегося к милости Моей хочешь похитить и пожрать. Или столько у него грехов, что ты уравновесил их с кровью Моей, пролитой за него на кресте? За блудных, за беззаконных, за грешных Я распялся, и пречистыя Мои руки за них же простер, чтобы хотящий спастись притекал и спасался. Никого не отвращаюсь и никого не отгоняю от Моей благости, хотя бы кто тысячу раз в день приходил ко мне и отходил и опять приближался»... Когда гремел этот голос, дьявол стоял, как скованный, не в силах бежать и скрыться. А каявшийся, как лежал в слезах, лицом к земле, так и найден был умершим.

Приведя это сказание, св. Амфилохий замечает: «Ты – грешник? Кайся! Не хочешь каяться, смотри: если не позаботишься и прежде смерти не сбросишь с себя бремя грехов, как бы не стала мучиться твоя душа! Помни: в чем кого застанет смерть, с тем и приведет умершего. Если умрешь рабом дьявола, в будущем веке отвергнут будешь небом. Если освободишься от греха прежде смерти, твой жребий будет со святыми, и обители Небесного Отца примут тебя под свой кров. При этом не забывай, что покров Приснодевы и Ее ходатайство – самый краткий и самый верный путь к небу».

Вообще и жития святых и Слово Божие, желая привлечь людей верующих к покаянию, приводят множество примеров, как самые великие грешники путем раскаяния получали от Господа милость, покой и мир в любви Его. Таковы в Священном Писании примеры Манассии, Закхея, благоразумного разбойника, блудницы, пришедшей к Спасителю, когда Он был на вечере в доме Симона фарисея. Покаяние последней не только дает нам назидательный пример, но и содержит в себе целое учение о покаянии. Примером этой женщины часто утешал и ободрял себя преподобный Ефрем Сирин и одно из своих превосходных творений посвятил истории ее покаяния.

Евангельский рассказ о блуднице начинается изображением обращения ее к Господу: «Се жена во граде, яже бе грешница» (Лк.7:37), т.е. известная своими грехами всем в городе. «Грешница эта, братия мои, – говорит св. Ефрем Сирин, – была сетью для мужчин и бесстыдными своими поступками уловляла их во мрежу свою». Как «ненавистница чистоты, восхваляла она сладострастие и непотребством своим дерзко смеялась над законом». Но святой отец сам говорит, чему научился он в этом глубоком падении ее: «Видел я блудницу: она была смущена, а потом, когда просветлел взор ее и когда спросил я, сказала мне: «Иди и, подобно мне, прими оставление грехов». «Есть надежда грешникам, что исцелены они будут покаянием, – говорит он в другом месте, – пойду и я, присоединюсь к нечистой блуднице, которая плакала пред Тобой, Господи, и помилована».

Когда и как начался спасительный поворот в душе грешницы, священный рассказ не говорит. Из учения Слова Божия и из других примеров обращения грешников можно видеть, что такой поворот начинается действием благодати Божией, ищущей погибших и приводящей их к познанию своих грехов. Господь, невидимо приведший грешницу в дом Симона, видел гибельное увлечение ее в сети разврата и нашел средство вернуть заблудшую на путь истины. Слово ли его пробудило в ней совесть, или донеслась до нее молва об Иисусе, прощающем грехи, – только в эту омраченную грехом душу проник свет добра и истины. Она почувствовала, при содействии Божией благодати, гибельное свое положение и пришла к Господу просить исцеления и помилования. «Как ловец, Господь уловляет своими щедротами одичавшую голубицу, которая отлетела в безводную пустыню гибели», – пишет преподобный Исаак.

Поучительна и та готовность, с какою грешница следовала голосу призывающей благодати. Как только она узнала, что Господь пришел в дом Симона, она поспешила обратиться к Его помощи. Между тем, сколько представлялось препятствий и затруднений к совершению этого дела. Время вечерни могло показаться несоответствующим сокрушенному раскаянию; не место ему было, по-видимому, в доме фарисея, на глазах людей, враждебно относившихся к грешникам; наконец, иной бы на ее месте не решился прийти в чужой дом без приглашения. Но ни ложный стыд перед людьми, ни представление трудности, ожидающей ее на пути добродетели, ни обычная у многих грешников наклонность откладывать со дня на день свое обращение, – ничто не остановило блудную жену в ее твердом намерении раскаяться. В ее душе была одна мысль, одно пламенное желание – упасть к ногам небесного Врача и излить пред Ним свое сокрушенное сердце. Если луч небесного света среди молитвы и при особых каких-либо случаях жизни коснется нашего сердца, озарит пред нами наше бедственное положение, зажжет в нас желание лучшей жизни, не ожесточим и мы сердца нашего и на зов благодати отзовемся немедленно обращением к Богу и истинным покаянием.

Вот грешница в доме Симона, у ног Спасителя. Каждое движение ее поучительно, каждое действие полно глубокого смысла и значения. Не напрасно евангелист описывает ее раскаяние с такой подробностью: «принесши алавастр мира и ставши при ногу Его сзади, плачущися, начат умывати нозе Его слезами, и власы главы своея отираше, и облобызаше нозе Его, и мазаше миром» (Лк.7:37). Очевидно, обремененная грехами женщина не решается явиться пред лицо Господа, но становится сзади и падает к ногам Его. В этом положении рассыпаются волосы ее, слезы льются из глаз такой обильной струей, что их достает на омовение ног Спасителя. Она не представляет ничего в оправдание своих грехов, не ссылается на других женщин, которые живут не лучше ее; не говорит об увлечениях молодости, о недостатке воспитания, о дурных примерах; не оправдывается незнанием закона, – она признает себя во всем виноватой, молчит и рыдает. Не видим подробной исповеди грехов, но о болезненных ранах души, о беззакониях выразительнее всяких слов говорят эти слезы, эти тяжкие вздохи. Притом грехи ее были всем известны. Поверженная, плачущая, она исповедовала свои грехи, без слов говорила, что дурная молва про нее – сущая правда. В доме совершенно чужого ей человека – к тому же враждебно против нее настроенного, эта женщина не рассуждает, не справляется с мнением почтенных гостей, учителей народа, сидевших вокруг Христа, действительно ли Он, по их мнению, Спаситель. Прямо и твёрдо идет она наперекор наиболее известному их мнению о Нем и, не колеблясь ни минуты, опускается к Его ногам. Всем сердцем верит она, что пред нею Христос, пришедший спасти грешников. Глубоко сознавая всю гнусность своих грехов, она не приходит в отчаяние, не теряет надежды, что Христос может исцелить ее душу и вернуть ей потерянную духовную красоту. Каясь, не смущается она и тем, что Господь не вдруг обратил к ней Свой милостивый взор, не сразу сказал ей слово прощения. Она ждала довольно долго Его голоса: «Прощаются тебе твои грехи», и не усомнилась, не предалась нетерпению, но со все более и более возраставшим дерзновением лобызала ноги Господни и омывала их слезами. Сердце блудницы как будто чувствовало, что гордый фарисей отнесется надменно и холодно к Учителю, всю почти жизнь прожившему в малоизвестном Назарете, и она спешит с избытком восполнить недостаток любви и почтения в хозяине дома. По дороге в дом Симона она покупает дорогое миро, может быть, на последние деньги, чтобы помазать не голову, а ноги Спасителя; придя в дом, она омывает ноги Господа не водой, а слезами; вместо полотенца, отирает их волосами, с любовью целует их и помазывает драгоценным миром. Кроме очевидного желания почтить пред всем собранием Господа, в этих действиях кающейся скрывалась, надо думать, и другая мысль любви: глаза, волосы, благовония служили ей до сих пор поводом и орудием к соблазну, теперь она свидетельствует, что всю себя – и душу и тело – она посвящает на служение Господу.

По мере того, как в действиях глубокого сокрушения, твердой, живой и дерзновенной веры и горячей любви видимо выражалось покаяние жены, – невидимо совершалось ее примирение с Господом и внутреннее обновление. Господь сначала ничего не говорил ей, но присутствовавшим на вечере не трудно было заметить, что Он милостиво принимал ее вздохи и больше был доволен ее раскаянием, чем угощением Симона-фарисея. «Капли слез, пролитых грешницей, – говорит св. Ефрем, – были для Него лучше всякого питья, какое предлагалось во время ужина. Вздохи, которые Он слышал в доме Симона, и слезы, лившиеся из глаз блудницы, были приятнее приготовленных для Него блюд».

Обращая внимание Симона на редкую любовь грешницы, Господь стал говорить ему о ней и сказал: «Симон, видишь ли ты эту женщину? Я взошел к тебе в дом, и ты не дал даже воды для омовения Моих ног, а эта женщина слезами обливает Мои ноги и, вместо полотенца, волосами своими отирает их. Ты не поцеловал Меня, а она с тех пор, как я пришел к тебе, не перестает целовать Мои ноги. Ты не оказал Мне обыкновенного знака внимания – маслом голову Мою не помазал, она же благовонным и дорогим миром мажет мне ноги. Поэтому, Я говорю тебе: прощаются грехи ее многие, так как она возлюбила много».

Так утешителен рассказ о женщине, покаявшейся и помилованной Господом. Да будет и на нас милосердие и любовь Господа, так как благодеяния Его бесконечны: «Не иссякает никогда море щедрот; богато и преизобильно сокровище Его».

Нравственное состояние сердца человека, достигшего праведности

О сердце, достигшем чрез исполнение заповедей Божиих утверждения в любви, вселения Христа, исполнения благодатью, можно сказать с пророком: «Се муж, бояйся Господа: в заповедях Его восхощет зело» (Пс. 111:1). Вся мысль такого христианина сосредоточена на распятом Искупителе, на Его страданиях и смерти, благодетельных для рода человеческого. «Мне нечем хвалиться, – пишет апостол, – как только крестом Господа нашего, которым для меня мир распят, и я для мира» (Гал.6:14). Созерцать крест Христов, переживать страдания Спасителя – это, по словам святых Отцов, высокое состояние души, очистившейся от страстей. Распять себя миру, т.е. умертвить в себе страстные движения, жить только для Бога, – значит умереть для греха, победить грех, как злое начало, в корне. Такое умерщвление грешного начала достигается, однако, не сразу, не вдруг, а постепенно, многими подвигами и трудами. По учению св. Отцов, всякому человеку, если он захочет спастись, ничто и никто не может препятствовать: ни время, ни место, ни дело; необходимо только для спасения, чтобы человек, руководясь голосом совести и указаниями нравственного закона Божия, оставил свои самолюбивые хотения, и исполнял Господню волю. Оставляющий же свои хотения и исполняющий Высшую Волю по необходимости вступает в борьбу с живущим в нем грехом, который родит разнообразные пороки и страсти. Борьба со своими желаниями, со своей волей есть борьба с самим собой. "Знаю, – говорит вслед за апостолом подвижник, – что не живет во плоти моей доброе», так как желание добра, хотение исполнить волю Бога во мне есть, но, чтобы выполнить его, не нахожу в себе сил. Добро, которое хочу делать, не делаю, а зло, которое не желаю сделать, совершаю (Рим.7:19). Борьба с законом самолюбия требует от христианина мудрости и рассудительности. Где достать эти качества? Слово Божие и предание православной Церкви говорят, что такие качества подаются христианину Богом и могут им быть заимствованы у мудрых людей. Пусть, однако, никто не думает, что эту мудрость, состоящую в познании Бога и в исполнении Его заповедей, надо искать за морями. Познание Бога, – хотя бы в его творении, – доступно каждому; оно озаряет нас, как солнце, и благотворной теплоты его сторонится лишь тот, кто закрывает глаза неверием и леностью. Такой человек руководится своей волей и своим разумом, а от подобного руководства родится зло, усиливаются грехи и страсти. Все, что естественно, не есть поэтому и непременно нравственно, как утверждают теперь очень многие. При таком уравнивании естественного с нравственным исчезает различие между человеком и скотом. Христианин, испрашивающий себе мудрость у Бога, желающий жить только по закону Его, очевидно, тем самым отрекается от собственной воли и самомнения. На практике такое отречение выражается воздержанием от страстей, терпеливым перенесением всяких скорбей. При отрицании собственной воли, при борьбе с самолюбием, ум христианина начинает видеть только собственное ничтожество, да грехи бесчисленные, как морской песок. Подобное-то самообличение и есть начало прозрения души, знак, что она стала оживать. Видя грехи, душа приходит в страх, делается сокрушенной; в сердце появляется смирение, рождается плачь, кротость, смиренномудрие, и мало-помалу, как по лестнице, христианин идет от одной добродетели к другой, достигает бесстрастия и любви, исполняется премудростью Святого Духа, старается быть распятым и погребенным со Христом, чтобы воскреснуть и вознестись духовно с Ним же. Кроме исполнения божественной воли, он ничего больше не желает, и саму жизнь готов отдать ради любви к Богу и ближнему. Он – сын Бога по благодати и, как говорит Петр Дамаскин, получает залог будущего блаженства. «Когда душа вступит во всецелое единение с Духом-Утешителем, – читаем в 47 слове Макария Великого, – тогда все в ней делается светом, покоем, радостью, любовью; она как бы погружается в добродетели и дары Святого Духа, подобно камню, отовсюду объятому волнами». Сердце такого христианина есть тот «вертоград и кладезь воды живой, истекающей от Утешителя-Духа», о которых упоминает Соломон (Песн.4:12, 15).

Душа исполняется Святого Духа... все в ней делается светом, покоем, радостью любовью; ...она погружается в дары Святого Духа

Вот несколько примеров, выясняющих состояние сердца, достигшего праведности и святости.

Преподобный Диоскор имел обыкновение каждый год назначать себе какой-нибудь трудный подвиг, совершенствующий инока. Например, он давал Богу обет: «Я весь год не покажусь в общежитии, чтобы беспрепятственно заниматься богомыслием», или: «я налагаю на целый год молчание на уста мои», или: «я весь год не буду есть плодов и масла», – и никогда не нарушал своего обета. Таким образом, он поступал в продолжение всей жизни: кончив один подвиг, начинал другой.

Один старец не выходил из кельи, тем не менее, имя его было известно и произносилось с глубоким уважением. Раз дух возвестил ему: «Вот, один праведник разрешается от тела: иди и, прежде чем он умрет, простись с ним». Старец задумался. – «Если выйду днем, соберется народ, пожалуй, даже люди вздумают прославлять меня, а это и тяжело, и совсем для меня лишнее. Пойду лучше поздно вечером, тайно от всех». – Когда смерклось, человек Божий вышел из своей кельи... Но вдруг явились два благочестивых человека с лампадами, чтобы освещать ему путь. На свет собрался народ и, таким образом, сколько этот пустынник ни избегал славы, слава за ним следовала, и исполнились слова Священного Писания: «всяк, смиряяй себя, вознесется» (Лк.14:11).

Один подвижник видел на небе четыре ступени, означающие разное совершенство праведников. На первой ступени стоял человек, удрученный недугами, но благословляющий имя Господне. На второй – бескорыстный странноприимец; на третьей – безмолвный пустынник; наконец, четвертую, самую высшую ступень занимал человек, послушный своему наставнику и всем сердцем преданный ему ради Господа Бога. «Почему этот, по-видимому, меньший делами, – подумал подвижник, – поставлен выше всех?» – «Потому, – ответил ему таинственный голос, – что странноприимец упражняется в добродетели, которая ему приятна и по собственной своей воле; равным образом и пустынник удалился из мира по своему желанию и живет свободно: что же касается удрученного болезнями, то он с удовольствием переменил бы недуги на здоровье. Но этот, принявший на себя труднейшее дело послушания, отказался от своей воли, от всех своих желаний и зависит исключительно от Бога и своего наставника» (Училище благочестия, стр. 373, 44, 409).

«30 лет тому назад, на слободе Выходцевой, Ставропольского уезда, скончался 95-летний старец Василий Тимофеев Козлов. Отличаясь всю свою долгую жизнь строгим исполнением церковного устава и постоянным произношением молитвы Иисусовой, этот старец выделялся и особыми подвигами. Так, он в течение 39 лет носил на теле железные вериги, с железным поясом из колец, который мог удобно сжиматься и растягиваться, смотря по необходимости. За три года до кончины, почувствовав бессилие, старец Василий снял с тела своего вериги, а пред самой смертью поясом благословил своего внука. Причастившись пред кончиной Святых Таин, он прежде всего поблагодарил Бога за достойное приобщение, потом сказал, что имеет предчувствие, что скоро переселится из этой жизни в вечность. Жил старец уединенно, особенно последние годы, почти никогда не ездил и вообще старался не давать своим ногам покоя, чтобы тем изнурить себя» (Странник, 1872 г.).

Духовно-нравственное состояние сердца человека, достигшего самой высокой ступени духовного совершенства возможного на земле

«Действие благодати Божией, – говорит святой Макарий, – открывается в человеке после долговременной борьбы, после опытов великого терпения и великодушия, после искушений и испытаний, когда свободная воля его будет закалена всякими бедами. Когда ничем не оскорбит он Духа, но по благодати будет во всем согласен с заповедями, тогда удостоится он достигнуть свободы от страстей, получит полноту духовного усыновления, наследует духовное богатство и приобретет такое духовное разумение, которое не от мира сего и которого делаются причастными только одни истинные христиане» (Беседа 9, § 7).

Итак, полагая целью восхождения от совершенства к совершенству, ревнуя о больших и больших дарах благодати, стремясь найти путь превосходнейший из наилучших, сердце христианина может наконец, достигнуть царства любви, которая есть «полнота совершенств» (Кол.3:14). Полнота эта олицетворяется во Христе. Достигший ее – достиг Христа. Принявший ее в себя – принял Христа, Который есть сама Любовь. Такой совершенный праведник получает право быть сыном Божиим посредством любви, действительно, становится им. Тленное существо человека в нем просветляется благодатью, горит любовью, светлеется пребыванием в нем Тройческого единства, обращающего земное в небесное, а тленное в нетленное, бессмертное. Вот какова, по словам святого Макария, душа, просвещенная Богом. «Осиянная красотою славы света Христова, вступившая в общение с Духом Святым, сподобившаяся стать жилищем и престолом Божиим, душа делается вся оком, вся светом, вся славою, вся духом; Христос и носит, и поддерживает, подъемлет ее» (Макарий Великий, Беседа I, стр. 5). Созерцая величие души, носящей в себе Бога, пророк говорил: «Видел я: вот полн славы дом Господень» (Иез.44:4). Эта слава происходит от вселения Бога в душе, как говорит апостол: «Вы составляете храм живого Бога, как сказал Бог: вселюсь в них и буду ходить в них» (2Кор.6:16). «У чистого душой, – говорит св. Исаак Сирин, – мысленная область внутри его: сияющее в нем солнце – свет Пресвятой Троицы воздух, которым дышит обитатель этой области, есть утешительный пресвятой Дух; жизнь и радость и веселие его – Христос... Если будешь чист сердцем, то внутри тебя явится небо и в себе самом увидишь ангелов и свет их, а с ними и в них – и Владыку ангелов» (Слово 8).

Правда, достижение такого высокого совершенства есть удел очень немногих. Но это вовсе не о том говорит, что христианину можно откладывать мысль о совершенстве, как неосуществимую. Нравственное совершенство имеет разные степени. Одну степень можно сравнить с солнцем, другую с луной, иную со звездами. Значит, если кто не в состоянии будет достигнуть ступени, равной блеску солнца, тот может стать на ступени подобной свету луны. Если же и эта ступень окажется для него недосягаемой, то ему предоставлены еще бесчисленные ступени, которые легко уподобить бесчисленным и бесконечно разнообразным, по силе света, звездам. И подобно тому, как звезды, – как они ни различны между собой, – все находятся на небе, так и достигший хотя бы и малейшей из степеней совершенства все же будет находиться в духовно-благодатном царстве и блаженстве небесном. Всякий плывущий по морю рассчитывает достигнуть пристани. Вступит ли человек, плывущий по житейскому морю, в пристань совершенства, – это воля Божия; но стремиться к совершенству обязан всякий: всякий должен противодействовать страстям, терпеливо исполнять заповеди и приобретать глубину смирения. И чем большего совершенства достигает человек, тем грешнее он должен считать себя не в словах только, но и в глубине сердца.

Так как предметом настоящей главы мы поставили изображение сердца человека-христианина, достигшего высшей степени нравственного совершенства возможного на земле, то вполне естественно, что читатель пожелает видеть описание полной жизни такого избранника Божия, или же по крайней мере спросит: стоящий на пути совершенства без претыканий ли достиг своей высоты, или ему на пути его случалось и падать, разбиваться до полусмерти и лишь рука Промысла восстанавливала его от гибели? На подобные желания и вопросы ответим: сколько ни есть на свете людей, столько же, или почти столько же, есть путей к небу; всякий спасается по-своему, и изображать жизнь многих праведников потребовало бы слишком много времени и места, а изобразить жизнь одного покажется недостаточным. Поэтому, желающих видеть образцы равноангельской жизни святых отсылаем к житиям праведников, как старых, так и новых времен. В них они найдут множество примеров, как люди всевозможных званий и состояний от царей до рабов, многоразлично шли путями к небу, как иным из них, приходилось падать, а потом восставать; как другие, быв величайшими грешниками, покаялись и стали совершенными праведниками. А чтобы кто-нибудь из читателей не посетовал, почему бы и нам не представить пример налицо, – мы предлагаем, может быть, многим и известное, но чрез это не теряющее ни своей красоты, ни умилительности и назидательности, сказание Пролога о жизни одного из древних праведников.

«Рассказывал некто из отшельников братьям, жившим в Раифе, и говорил: задумал я как-то идти во внутреннюю пустыню, не найду ли кого-нибудь дальше меня живущего и работающего Христу. И, пробыв в пути четыре дня и четыре ночи, я нашел пещеру и, подойдя, смотрю в нее и вижу: сидит человек, и стучу по обычаю иноческому, чтобы он вышел ко мне. Но он не подвинулся, так как был мертв. Я, нисколько не задумываясь, так как не предполагал даже, что он мертв, вошел в пещеру и взял его за плечо, а он тотчас же рассыпался и сделался как пыль. Осматривая пещеру, я увидел висящую одежду и, когда взялся за нее, рассыпалась и она, стала как ничто. Продолжая путь, вышел я оттуда и проходил по пустыне и встретил другую пещеру и около нее открыл следы человека. С благодушием приблизился я к пещере и постучал, и никто не отозвался, и, вошедши, я не нашел никого. Став же вне пещеры, я сказал сам себе: конечно, должен же придти раб Божий, живущий тут, где бы он теперь ни был. Когда, наконец, стал проходить день, вижу – идут буйволы и среди них нагой человек, прикрывающий своими волосами нижние части тела. Когда он подошел ко мне, то, подумав, что я – дух, стал на молитву, ибо, как говорил после, много был искушаем нечистыми духами. «Я, поняв это, сказал ему: «Раб Божий! я – человек, посмотри на следы ног моих и осяжи меня: я – плоть и кровь». Когда же совершил он молитву, то после слова «аминь» посмотрел на меня и утешенный ввел меня в пещеру и спрашивал, говоря: «Как зашел ты сюда?» Я же сказал: «Для того, чтобы поискать рабов Божиих, пришел я в пустыню эту, и не лишил меня Бог того, чего я желал». Потом я спросил его: как он сюда зашел и сколько времени тому назад, чем питается и как, будучи наг, не нуждается в одежде? Он же ответил: «Я был в Фиваидском общежитии, и было у меня занятие ткача. Пришел же мне помысл: выйди и живи сам по себе и можно тебе будет безмолвствовать и принимать странных, и получить больше награды, чем за труды твоих рук. Я согласился на этот помысл и выполнил его на деле; выстроил себе келью, стал принимать работу, а когда много собиралось у меня излишнего, раздавал бедным. Но враг уловил меня тем самым, что я старался делать против него. Он внушил одной женщине, уже раз заказывавшей мне работу, сделать мне другой заказ, а потом образовалась привычка, излишняя доверчивость, смех и... сожительство. Я убежал в пустыню, оставив все, что имел, этой женщине. Придя сюда, я нашел эту пещеру, и этот источник, и это финиковое дерево, на котором плод приносят мне двенадцать ветвей, и в каждый месяц плод приносит одна ветвь, чего мне вполне достаточно на 30 дней, а после сего созревает другая. Прошло несколько лет, выросли мои волосы и, когда износилась одежда моя, ими я стал прикрывать свое тело». Когда же опять спросил я его: не было ли трудно ему в начале? – Он ответил: «Сперва я очень страдал, так что на земле лежал от боли печени и не мог, стоя, совершать молитвословие, но, лежа на земле, взывал ко Всевышнему. Когда же был я в пещере в скорби великой и болезни, так что был не в силах выйти из нее, – вижу: вошел ко мне муж и стал говорить мне: «Чем страдаешь ты?» Я показал ему место. Он же, пальцы руки своей соединив прямо, рассек место, как бы мечом и, вынув печень, показав мне раны и рукою соскоблив их, положил в платок и опять вложил печень и рукою замазал место и сказал мне: вот, стал ты здоров, работай Владыке Христу, как следует». И с того времени я стал здоров и без труда живу здесь». Много же просил я его, чтобы жить мне в прежней его пещере, но он сказал мне: «Не сможешь ты вынести нападений бесовских». Тогда, убедившись в этом, просил я с молитвою отпустить меня. И, помолившись, он отпустил меня. Оставив пустынника, я пошел снова внутрь пустыни и шел без пищи четыре дня. Не перенося трудности пути, дошел я, наконец, до малодушия и лег на землю. Потом кто-то, придя, коснулся как бы пальцем уст моих, как врач инструментом касается глаза, и тотчас укрепил меня, так что казалось мне, что я и не ходил и не испытывал голода. Когда же я почувствовал такую силу, прошедшую по мне, я поднялся и снова пошел по пустыне. Еще четыре дня я шел и снова ослабел и простер руки мои к небу, и тот, кто укрепил меня в первый раз, теперь снова, коснувшись уст моих, укрепил меня. На этот раз шел я семнадцать дней и встретил шалаш, пальмовое дерево и воду и мужа, который стоял, и волосы головы его служили ему одеждой; они были все седые. Был он страшен на вид и, увидев меня, стал на молитву и, когда он окончил ее, я сказал: «Аминь», и он понял, что я человек, а не дух и, взяв меня за руку, сказал: «Как пришел ты сюда?» И еще: «Что, существует ли что-нибудь в мире и кончились ли гонения?» Я же ответил: «Ради таких, как ты, работающих Владыке Христу, пришел я в эту пустыню, а гонения прекратились по благодати Божией. Скажи и ты мне: как ты пришел сюда?» Он же с рыданием и плачем стал говорить: «Я был епископом и, когда было гонение и много муки было наложено мне, я, не могши вынести мучений, напоследок принес жертву. Когда же пришел в себя и понял всю тяжесть греха отступничества, я решился умереть в этой пустыне и живу здесь 49 лет, каясь и умоляя Бога, не простит ли Он мой грех. Пищу же мне посылает Господь от сей пальмы, а утешения и прощения я не получал 48 лет, но в этом году был утешен и им». Сказав так, он тотчас встал, бегом вышел и встал на молитву на многие часы. Когда же окончил молитву, пришел ко мне. Я же, увидав лицо его, затрепетал и испугался, потому что лицо его походило на огонь, и говорил он мне: «Не бойся, Господь послал тебя, чтобы ты похоронил мое тело». Когда же кончил он свою речь, простер руки и ноги и окончил жизнь. Я же, разорвав одеяние свое, половину оставив себе, а другою половиною обернул его святое тело и скрыл его в землю. И как скоро похоронил я его, тотчас пальма засохла и хижина упала. Я же много плакал, прося Бога, не даст ли Он мне пальмы, чтобы и я на этом месте мог окончить свои дни. Когда же не сделалось так, как я хотел и просил, я сказал сам себе: нет воли Божией на то, чтобы жить мне там. И, сотворив молитву, пошел я снова в мир. И вот тот, кто укреплял меня, когда я углублялся в пустыню, он снова явился мне, укрепил меня, и таким образом я получил возможность вернуться к братии и рассказать им то, что встретил и что видел, и просил их не отчаиваться о себе, когда впадут в какой-либо грех, но с терпением искать Бога» (Древний патерик, стр. 395–399).

Кончина праведника

«Счастлив, кто помнит о своем земном конце и старается удержаться от привязанностей к наслаждениям мира; многократное ублажение примет он в час смерти», – пишет святой Исаак Сирин (Слово 8).

«Память о смерти была неотступно в мыслях всех праведных, во дни земной их жизни. Ею они побуждали себя к подвигам и трудам, представляя себе, что хотя бы и сто лет пришлось провести в них, но все-таки смерть придет и, прекратив их, введет будущий век, за земное терпение ждет радость, а за подвиги и труды – награда в обителях Небесного Отца» (Феодор Студит. Огласит. поучение, 3). Этой памятью о смерти побуждали они себя к непрестанному покаянию и слезам. «По истине много добродетелей вмещает в себе память о смерти, – говорит Филофей Синаит. – Она – мать плача, руководит в воздержании, она рождает молитвы и слезы, сторожит сердце, производит рассудительность. От нее – особый страх Божий и очищение души» (§ 38). «Как хлеб нужнее всех других яств, так мысль о смерти полезнее многих добродетелей, – читаем в Лествице, степ. 6, – потому полезнее, что, помня о смертном часе, человек может правильно смотреть на жизнь и не увлекаться ее соблазнами». Память о смертном часе приятна христианину, любящему Бога, еще и по другим основаниям. «Как тот, кто ждет прихода или встречи любимого друга, постоянно думает о часе встречи, и, не зная точно, когда он наступит, ежеминутно находится в состоянии ожидания; так и христиане, желающие разрешиться от тела, чтобы быть со Христом, постоянно думают и говорят: «Когда же, наконец, явимся мы пред лице Божие» (Пс.61:3). Час смерти для них то же, что час награды, час увенчания за подвиги земной жизни. Он сладок для них, как время перехода от состояния изменяемого в состояние неизменное, ибо пока человек живет в теле, он не может положиться на себя, не может успокоиться на мысли, что достиг неизменного совершенства, хотя бы стоял и на самой высокой ступени святости. Когда скончался Макарий Великий и душа его, сопровождаемая ангелами, возносилась к Богу, демоны, смотря на нее издали, кричали: «Ушел ты от нас, Макарий»! – «Нет, не ушел еще», – отвечал он. И когда душа его была вознесена еще выше, демоны снова закричали: «Ушел ты от нас, Макарий!» – «Нет, и теперь еще не ушел», – отвечал святой. Наконец, когда душа была уже во вратах царства вечности, демоны в исступлении закричали: «Ушел ты из рук наших, Макарий». – «Теперь благодатию Христа моего я действительно безопасен от козней ваших» – ответила великая и смиренная душа (Четьи-Минеи, 19 января). А ведь преподобный Макарий был величайшим из подвижников и имел ангелом-хранителем своим херувима. И он, однако, не только до смерти, но и после нее не считал себя в безопасности от демонов. – «Отец наш, чего ты так ужасаешься»? – спрашивали умиравшего святого Агафона ученики, видя страх на его лице. «Ведь ты же вполне угодил Богу!» «Да, дети, – отвечал он, – я старался исполнить Божии заповеди; но так ли я исполнял их, как угодно Богу, я еще не знаю. Одно дело – суд человеческий, а другое – суд Божеский».

«Помни последняя твоя, и во веки не согрешишь», – говорит Священное Писание (Сир.7:39). Спасавшиеся всех времен твердо помнили эту истину и сообразно с ней направляли свою жизнь. Поэтому смерть заставала всех их готовыми к кончине. Чресла их были опоясаны всесторонним воздержанием; обувь праведности на них была надета и цела; посохи, т.е. власть над страстями они держали в своих руках. В таком положении смерть была им не страшна. Они легли в гроб, как зрелая пшеница, вовремя пожатая, или как стог, в свою пору свезенный с поля на гумно.

Как же умирают праведники? – В пример кончины праведников приведем несколько рассказов.

Отходил к Богу Сисой Великий, один из подвижников 4-го века. Пред его смертью, когда сидели около него отцы, лицо его просияло, и он сказал: «Вот пришел преподобный Антоний». Немного спустя он сказал: «Вот я вижу лики пророков». И лицо его заблистало еще светлее. Потом он сказал: «Вот пришли святые апостолы». Свет лица усилился и он с кем-то стал разговаривать. Когда же старцы спросили: «Отче, с кем ты беседуешь?» – он ответил: «Ангелы пришли взять меня, а я прошу, чтобы они оставили меня на несколько минут для покаяния». – «Но ведь ты, отче, не имеешь нужды в покаянии», – возразили ему слушатели. Он ответил: «Нет, я уверен, что еще и не начинал покаяния». А все знали, что он совершенен. Вдруг опять лицо его заблистало. Все пришли в страх, а он говорит им: «Смотрите, вот Господь грядет; вот Он говорит: «Принесите Мне Мой избранный сосуд»... Сказав это, преподобный предал дух свой Господу («Достопам. сказания об авве Сисое»).

Преподобный Марк Фрачевский, живший 95 лет в пустынной пещере, узнав время своей кончины, просил Господа, чтобы для его погребения Он послал к нему авву Серапиона. Молитва была услышана. Серапион, руководимый ангелом, нашел пещеру Марка и был встречен им с радостью. После взаимного приветствия, пустынножитель рассказал преподобному Серапиону все происшествия своей жизни, борьбу души против страстей и все торжество над злыми духами. Серапион ничего не видел кроме Марка, ничего не слышал кроме рассказа об его жизни, и два дня показались ему одним часом. На другую ночь они остались без сна: один приготовлялся к смерти, другой благодарил Бога, что удостоился видеть такого великого старца. Кончив молитву, преподобный Марк сказал: «Велик для меня этот день: важнее он всех дней жизни моей. Сегодня душа моя отделяется от тела и идет упокоиться в небесных обителях. Я ухожу от временной жизни и всем остающимся на земле желаю спастись. Да спасутся постники, по горам и пустыням скитающиеся. Да спасутся узники, гонимые за истину Христову. Да спасутся святые обители и церкви Господни. Да спасутся все, друг друга любящие. Спасена будет вся земля и все на ней живущие». Потом взял Серапиона за руки и, поцеловав, прибавил: «Спасись и ты, возлюбленный о Христе брат!» Святой Серапион заплакал и внезапно услышал голос: «Иди, Марк, иди, верный раб Мой, отдохни в свете и радости небесной жизни!» Серапион поднял к небу глаза и увидел душу Марка, возносимую ангелами. Так представился преподобный пустынник. Уже бездыханный, он еще стоял на коленях, подняв к небу руки. Святому Серапиону казалось, что Марк еще молится; но похолодевшее тело требовало погребения» (Училище благочестия, стр. 424 – 425).

Когда св. Амвросий Медиоланский приблизился к блаженной кончине, Стилифон, первый воевода и опекун Римского императора Гонория, узнав об этом, с болезненным вздохом сказал: «Погибнет Италия, если этот святитель умрет». Потом он отправил к Амвросию знатных людей, которых умиравший уважал, и просил чрез них, чтобы угодник Божий выпросил себе у Господа еще несколько лет жизни для пользы государства. Святой обратил свой взор к небу и, в ответ на эту просьбу, сказал слабым голосом умирающего: «Благодарю Тебя, Господи, Боже мой, что я, хотя и грешный человек, жил так, что не стыжусь больше жить и не боюсь смерти» (Там же, стр. 539).

Хотя не все христиане удостаиваются такой блаженной кончины, какая свойственна праведным, тем не менее каждый верующий в Господа Иисуса Христа и по мере сил своих старающийся исполнять Его заповеди, наследует жизнь вечную. «Верующий в Меня, – говорит Господь – имеет жизнь вечную» (Ин.6:17); «Если хочешь получить участие в вечной жизни, исполни заповеди» (Мф.19:17). Как исполнение закона Божия производится с разной настойчивостью, неукоснительностью и успехом, так и награда за исполнение будет не одинакова. «Ина слава солнцу и ина слава луне, – пишет св. апостол, – и ина слава звездам; так и при воскресении мертвых: каждый получит награду сообразно своему труду» (1Кор. 15:41, 3:8). Великое благо, если душа, оставив тело, будет оправдана, а не осуждена, так как всякая ступень оправдания есть блаженство во Христе, а чей удел – Христос, тот, в бесконечные веки, становясь все совершеннее и совершеннее, будет становиться вместе с тем и способнее принимать небесные блага. Но повторяем: нет нужды думать и настаивать, что блаженная кончина, свидетельствующая о праведности, есть исключительный удел лиц, посвятивших жизнь Богу, удалившихся от волнений мира в глубь диких пустынь. Скажем даже больше: описание кончины таких людей, как Марк Фрачевский, или Антоний Великий и Макарий, большей частью встречается с предубеждением. Многим совершенно непонятно то неземное настроение, какое является у праведника при кончине, непонятно то светозарное явление, которое освещает их лица, те порывы души, какие имеют место при их последнем вздохе. Поэтому, мы приведем, здесь близкое к нашему времени истинное происшествие, подтверждающее, что всех вообще умирающих во Христе смерть не страшит, что для них она только переход от земного тяжелого странствования к блаженной вечной пристани.

Вот что рассказано было впервые устно, а потом и печатано (напр., в «Домашней беседе» за 1877 год, вып. 37) о смерти одной благочестивой женщины – христианки, А. Ф. Г. «А. Ф. Г. была обыкновенная христианка, добрая мать и прекрасная жена; в замужестве прожила одиннадцать лет. Строгая хранительница уставов церкви, она соблюдала все посты и, когда ее беременность подходила к концу, не раз приобщалась святых Таин. После трудных родов А. Ф. Г. разрешилась 7 мая двумя младенцами-мальчиками. Спустя несколько дней после этого, она видела во сне Спасителя. Одет Он был, как рассказывала она, в разноцветный хитон, поверх коего было голубое покрывало. Лицо его было выше всякого описания: глаза голубые, борода каштанового оттенка, раздвоенная на конце. На вопрос больной: удостоится ли она еще раз видеть Его, Он сказал: «Да, Я скоро снова приду к тебе». После этого видения ей стало легче, явилась надежда, что она скоро поднимется. Вдруг, в ночь на 22-е мая, в положении больной произошла резкая перемена к худшему. Истощение сил обратилось как бы в паралич: отнялся язык. Пригласили духовника. Причастившись св. Таин, больная ожила: в потускневших глазах засветилась жизнь, движения стали легки и свободны, она стала выговаривать слова и прежде всего попросила священника пособоровать ее, поясняя: «Я не долго проживу». Во время елеосвящения больная подозвала мужа и сказала: «Слышишь ли ты это пение; как оно тебе нравится?» В ответ, что оно утешительно для верующего человека, больная сказала: «Да, оно приятно... оно может утешить... Приучай к нему себя и детей, а я... скоро услышу другое, лучшее пение... Там будет хорошо»... Под конец елеосвящения глаза ее закрылись, она как бы впала в глубокую бесчувственность, и только по легкому дыханию можно было догадаться, что душа еще держится в теле. В это время явились врачи, освидетельствовали пульс и сказали, что жизнь угасает, так как уже на лице выступил предсмертный пот. Один из врачей еще раз подошел, взял за руку и сказал: «Скончалась». Вдруг среди общих слез и всхлипываний умершая открывает глаза яркие и блестящие и твердым выразительным голосом спрашивает: «Где я?» Ужас овладел присутствовавшими. Врачи стояли ошеломленными. «Где я?» – повторила ожившая. «Скажите же кто-нибудь. Ужели я снова в этом душном, несносном, земном мире. Зачем я разлучилась с тем миром, где видела Спасителя. Там у всех такие прекрасные лица, а здесь какие-то безобразные, грубые». – «Ужели вы не узнаете нас; ведь, это ваш муж и дети?» – заметила одна из присутствовавших. – «Муж!? дети!? Нет, никого не знаю, и даже самых слов этих не понимаю. Я замужем не была и детей не имею. Там я видела прекрасных детей, а эти – такие дурные». Потом, после некоторого молчания, прибавила: «Не хотелось мне идти оттуда: так там хорошо, светло! Но Спаситель сказал мне: иди, живи еще там, где жила; а когда не будешь там нужна, Я совсем тебя возьму. Что же делать: надо было повиноваться, вот я и пришла сюда, опять на страдания»... «Как мне хочется видеть Спасителя... Дайте мне Его образ!» Ей подали образ Божией Матери. – «Нет, это не Его образ. Поставьте его на свое место, а мне подайте образ Спасителя. Я так Его люблю и к Нему одному стремлюсь». Подали нерукотворенный образ. – «Вот Он, – воскликнула она, – вот Он Спаситель мой, Которого я видела». Необыкновенная радость отразилась на ее лице. Она крепко прижимала к себе образ и поцеловала Его.

Мы пропускаем дальнейший разговор ожившей. Все в этом разговоре свидетельствовало о сочетании в ней двух жизней, из которых одна, земная, догорала, а другая духовная, овладевала всем ее существом. Приняв благословение от духовника, еще раз причастившись св. Таин, умирающая взяла образ Спасителя и крест со св. мощами, в последний раз приложилась к тому и другому и со словами: «Во имя Отца и Сына... и Сына»... тихо скончалась, на этот раз уже навсегда.

Покойная не отличалась ничем особенным от обыкновенных христиан, исполняющих уставы св. церкви. Чем же заслужила она великую милость и утешение в явлении Господа? Надо думать, – только чистотой своего сердца: «блаженны чистые сердцем, – сказал Сам Христос, – так как они увидят Бога». Так на ней исполнилось в наставление всех верующих великое обещание Спасителя увидеть Его прежде смерти.

Но и тот, кто начал свое покаяние, а совершить его, как следует, не успел вследствие смерти, и тот из христиан не безнадежен. Не очистив окончательно душу свою от страстей, он не может вступить в жилище чистых сердцем, а с другой стороны вера в Искупителя и добрые дела, совершенные им при жизни, не допускают ему остаться и навсегда отвергнутым. Мрак ада становится, поэтому, для него и местом наказания, и местом ожидания лучшей участи. В таком положении, конечно, ему необходима помощь. Эту помощь могут оказать, по учению Православной Церкви, только люди живые, находящиеся на земле, при помощи дарованных им от Бога средств, но никак не сам умерший, так как покаяние за гробом невозможно. Первое и наиболее действительное из таких средств, это принесение бескровной Жертвы за умерших. Как известно, церковь всегда молится «о всякой душе христианской, в вере скончавшейся», «о всех усопших в надежде воскресения живота вечного». Поэтому, очень полезно молиться за усопших и поминать их на литургии. «Превеликая будет польза душам, – пишет св. Кирилл Иерусалимский в 5 Тайноводственном поучении, гл. 9, – о которых моление возносится в то время, как святая предлежит и страшная жертва». «Отмый, Господи, грехи напоминавшихся зде, кровию Твоею честною, молитвами святых Твоих», – произносит на литургии священнодействующий, погружая в Кровь Господню части просфоры, вынутые за живых и за умерших.

Вот пример, подтверждающий, что поминовение усопших на литургии имеет такое важное значение.

Две девицы дали обет жить в чистоте, постничестве и молитве. К несчастью, насколько чиста их жизнь была по виду, настолько необуздан был их язык: осудить, оболгать, укорить было самым обычным делом этих постниц. Услышав о них, преподобный Бенедикт нарочно послал к ним своего ученика и отечески советовал удержать им язык, грозя в случае непослушания отлучить их от причащения. Безумные постницы только издевались над святым и над его верой. Вскоре после того они умерли и были погребены в церкви. И вот что вскоре было замечено. Когда совершалась литургия и диакон произносил: «Оглашеннии изыдите!» – некоторые из молящихся видели двух девиц, выходивших из гроба и из храма. Это более чем странное явление продолжалось несколько времени. Наконец, услышал о нем и преподобный Бенедикт. Он понял, что выходящие из гроба девицы, – те самые постницы, которых он за злоязычие и клевету связал. Он пролил за них слезы сердечного сокрушения и, послав просфору в этот храм, велел вынуть части в жертву Богу о упокоении их душ: с того времени никто уже не видел их выходящими вон, и христиане убедились, что злоязычные постницы жертвою и молитвами преподобного Бенедикта получили от Бога прощение (Училище благочестия, стр. 242–243).

Второе средство, облегчающее участь души после отделения ее от тела, – молитва за нее к Богу, приносимая живыми людьми. «Молитесь друг за друга, – говорит апостол, – так как великую силу имеет молитва усердная» (Иак. 5:16). Древний патерик рассказывает, что святой Макарий Великий, проходя однажды пустыней, нашел череп мертвеца. Коснувшись его, он спросил: «Кто ты»? Череп ответил: «Я был языческим жрецом в этой стране; а ты – Макарий, и я знаю, что ты своими молитвами доставляешь нам, находящимся в аду, отраду». Старец спросил: «Что же это за отрада, и в чем состоит ваше мучение?» Череп ответил: «Насколько небо отстоит от земли, настолько под нами и над нами огня; мы от головы до ног – в нем. В этом мучении никто из нас не видит друг друга. Но когда ты молишься за нас, мы имеем хоть ту малую отраду, что несколько видим лица друг друга». Макарий заплакал и сказал: «Несчастен тот день, когда родился человек... Но ужели же есть муки более тяжкие, чем ваши»? Череп ответил: «Мы, как не знавшие истинного Бога, еще несколько помилованы, но познавшие Бога и оскорблявшие Его грехами, те подвержены еще большим и тяжким мучениям»...

Третье могущественное средство к прощению грехов есть милостыня. «Милостыня избавляет от смерти и не допускает сойти во тьму», – говорится в книге Товит (Тов.4:10). «С одним подвижником, – гласит Пролог, – жил его брат. Жил он, мало заботясь о своей душе. Умер он. Брат его – подвижник, зная его нерадивую жизнь, стал просить Бога открыть ему загробное состояние души умершего. И вот однажды во сне он увидел душу покойного во власти злых духов. Старец, проснувшись, раздал неимущим все, оставшееся после брата имущество. Чрез несколько времени снова видит во сне: происходит суд над братом, и он слышит, как ангелы спорят с демонами о душе его брата. – «Душа наша, она делала то, что мы ей внушали», – говорят демоны. – «Нет, она наша, – отвечают ангелы, – она очистилась от грехов той милостыней, которая за нее роздана». – «Да, разве сам умерший раздавал эту милостыню?» – возражают бесы. Подвижник не вытерпел и в качестве свидетеля воскликнул: «Да, это я раздавал милостыню, но вовсе не за себя, а за душу брата!» Тогда демоны удалились со стыдом, а проснувшийся старец поблагодарил Бога за милосердие.

Один юноша с острова Кипра был взят в плен, отведен в Персию и там посажен в тюрьму. Родители сначала не знали, где находится их сын; потом услышали, что он умер, и начали по душе его служить заупокойные литургии и раздавать милостыню по великим праздникам Рождества Христова, святой Пасхи и св. Пятидесятницы. Чрез четыре года юноша убежал из плена и вернулся к родителям. Отец и мать, после первых объятий и слез, сказали ему: «Мы слышали, что ты, сын, умер и молились за упокой твоей души». – «Когда же, по каким месяцам и в какие дни делали вы это?» – спросил сын и, когда узнал время поминовения и молитв, с удивлением заметил: «Представьте, вы сами не знали, сколько добра мне делали. В каждый из этих дней ко мне кто-то являлся, снимал с меня цепи и выпускал из тюрьмы, так что никто этого не видел; на другой день утром я снова оказывался в тюрьме и в оковах» (Училище благоч., стр. 122).

Еще один рассказ. Святой жизни игуменья велела сестрам своего монастыря, в случае ее смерти, раздавать бедным и нищим в продолжение 40 дней поминальные обеды. Когда она скончалась, сестры исполняли ее завещание в продолжение первых десяти дней, а потом оставили. И вот преподобная явилась старшим из сестер и сказала с укором: «Зачем вы нарушили свое обещание и не исполнили моей сердечной просьбы? Да будет вам ведомо, что милостыня, раздаваемая до 40 дней, и кормление нищих умилостивляют Бога. Если грешны души умерших, то чрез милостыню, за них раздаваемую, они получают от Господа прощение грехов; если же они праведны, то благотворение приносит пользу благотворителям» (Чети-минеи, 12 августа).

Из всех трех указанных средств – бескровной Жертвы, молитв и милостыни – каждое приносит великую пользу усопшим: чрез каждое из них мы усвояем умершим плоды как наших добрых дел, так, – что еще более важно и спасительно – плоды искупительных заслуг Христа Бога. «Господь сподобляет принимать от нас молитвенные умилостивления и жертвы, – читаем в молитвах Пятидесятницы, – о иже во аде держимых, с надеждою для них мира, ослабления и свободы».

Христианин! Православная Церковь учит тебя прежде всего тому, чтобы ты сам время «живота своего», т.е. земной твоей жизни, провел в мире и покаянии, а затем просит тебе «от Господа христианской кончины безболезненной, непостыдной и доброго ответа на страшном суде Христовом». Все это Спаситель и даст тебе, если ты сам себя и всю жизнь свою предашь Христу Богу, на волю Его. Молись же за себя, молись и за умерших твоих сродников; поминай пред Богом каждого умершего христианина, которого ты знал, с которым вел дела, не только к тебе когда-то питавшего душевное расположение, но и обижавшего тебя, причинившего тебе вред. Чрез твои молитвы, чрез твое поминовение души отшедших получат покой, облегчение, отраду.

Вечное блаженство праведных

«Праведницы возвеселятся и возрадуются пред Богом» (Пс. 71:4).

По учению Священного Писания, будущая жизнь, которая наступит вслед за воскресением мертвых и страшным всеобщим судом, будет неодинакова для праведных и грешных. Тогда как для последних эта жизнь станет бесконечной мукой, «идеже червь не умирает и огнь не угасает», – для благочестивых и праведных она будет бесконечным блаженством. Ждавшие второго пришествия Господня и пребывшие верными Христу даже до смерти (Деян.2:10) получат от Бога неувядаемый венец славы, венец жизни, венец правды (1Пет.5:4; 2Тим.4:8). Пред всем миром, пред ангелами и людьми Вечный судья прославит их и призовет к Себе: «приидите, благословении Отца Моего, наследуйте царство, приготовленное вам от сложения мира» (Мф.25:34). И вступят праведники в вечное царство Божие, наследуют такие блага, которых око человеческое не видело, которых ухо не слышало и которые прийти на земной человеческий разум не могут, так как для их описания, для их представления на языке земли нет ни слов, ни соответствующих понятий. «Как в зеркале, туманно, гадательно, – говорит Апостол, – мы, живя на земле, видим эти вечные блага; судим о них, точно в притчу какую вчитываемся, – но, настанет время, когда Господь уже не в притчах будет говорить с людьми, а открыто, явно покажет им Небесного Отца, и в Отце Сам откроется им, так что «Бог будет всяческая во всех», и возрадуется сердце их, и этой радости никто от них никогда не отнимет (1Кор.13:12; Ин.16:22,25). «Тогда праведницы просветятся, яко солнце», – обещает Господь Иисус Христос (Мф.13:43). «Блаженны живущии в доме Твоем, – созерцая будущее блаженство святых, говорит псалмопевец, – в веки веков восхвалят Тя» (Пс.83:5). «Видел я, – пишет евангелист Иоанн в книге «Откровение», – и вот множество народа, такое множество, что и сосчитать его немыслимо, люди всякого наречия и колена, люди разных стран, времен и поколений, стоят пред престолом и пред Агнцем, одетые в белые одежды, и пальмовые ветви в руках их. И они восклицают громким голосом, говоря: «Спасение сидящему на престоле Богу нашему и Христу Его!» «Кто же эти люди, одетые в белые одежды, кто и откуда пришли?» «Это, – поясняет евангелист, – те, что перенесли, живя на земле, всякую скорбь и тесноту, клевету и муки за имя Христово; те, что выбелили одежды свои в крови Агнца. Ради этого они и стоят пред престолом Божиим и служат Богу день и ночь в храме Его. Они не испытывают ни голода, ни жажды, не жжет их солнце, не палит зной. Сам Агнец пасет их, ведет к источникам вечно живой воды, и отирает Бог всякую слезу от их очей» (Откр. 7:9–17). Город и «храм, в котором обитает Бог с людьми», есть новый Иерусалим. В этом городе не будет ни смерти, ни плача, ни вопля, ни болезней. Сей новый Иерусалим не будет иметь видимого храма, так как Сам Господь Вседержитель – храм его. Для освещения своего он не будет иметь нужды ни в солнце, ни в луне, потому что слава Божия будет освещать его, и светильником его будет Агнец. Спасенные народы будут ходить во свете его. Ворота его не будут запираться днем, а ночи там не будет вовсе. И не войдет в него ничто нечистое и никто, преданный мерзости или лжи не вступит в него, а только те будут обитать в нем, кто записан у Агнца в книге жизни. Среди этого вечного города будет протекать река воды живой, светлая, как кристалл, исходящая от престола Бога и Агнца... И увидят люди лицо Божие, и имя Бога будет начертано на челах их... И Господь Бог, освещающий их, будет царствовать над ними во веки веков» (Откр. 21:1–4, 22–27).

Бесконечно счастлив будет тот, кто удостоится принимать участие в жизни этого горняго Иерусалима. Он сделается участником действительно Божественной жизни, обожествится и, открыто созерцая славу Вседержителя, постепенно будет восходить к большему и большему нравственному совершенству, которому, как и вечности, не будет конца. «Великая слава ожидает праведников, – пишет св. Иоанн Златоуст, – такая, какую нельзя выразить словом. Ибо они, восприняв при воскресении нетленные тела, прославятся и будут царствовать со Христом».

А насколько это важно, можно пояснить примером. Если бы кто-нибудь тебя, состарившегося и живущего в бедности, обещал сделать молодым и прекрасным больше всех и дать тебе власть над всей землей на тысячи лет владычества, сопровождаемые глубочайшим миром, – чего бы ты не решился за исполнение такого обещания сделать и перенести!? Но вот Христос обещает не это, а гораздо больше того. Ибо не такова разность между старостью и молодостью, как между тлением и нетлением; не такова между царственным положением и бедностью, между славой настоящей – земной и будущей – небесной, но какова между сном и действительностью. Или лучше: я еще не сказал ничего, так как на человеческом языке нет слов, которые бы могли, как следует, выразить разницу между благами вечными и временными. Если бы я даже сравнил красоту воскресших тел с светом солнечных лучей, или с блеском ослепительной молнии, я еще не сказал бы ничего, что давало бы понятие о блеске и сиянии тел воскресших»... «Велика и радостна наша Пасха, – говорит в 58 своем поучении св. Феодор Студит, – но она продолжается один день, приходит и проходит: будущее же блаженство будет вечная, непрерывная, бесконечная пасха, и тот, кто удостоится ее, будет ее праздновать в непрестанной радости и веселии бесконечном. Там не прекращающееся, восторженное псалмопение; там богатая трапеза, исполненная вечных благ; там новое питие, о котором сказал на тайной вечере Христос: «яко не имам пити отныне от сего плода лозного, до дне того, егда е пию с вами ново во царствии Отца Моего» (Мф.26:29). Об этом царском наслаждении вечными благами Он, когда хотел вознестись на небеса, сказал Своим ученикам: «иду уготовати место вам и покой, и снова приду и возьму вас к Себе, чтобы вы были там, где нахожусь Я» (Ин.14:2–3). И еще говорит: «Отче, хочу, чтобы те, которых Ты Мне дал, были со Мною там, где нахожусь Я, чтобы они видели славу Мою, которую Ты Мне дал, так как Ты возлюбил Меня прежде сложения мира» (Ин.17:24). Слова эти Господь сказал не об одних только апостолах, но и о всех христианах: «Отче, не об учениках только молю, но и о всех тех, – говорил Он – которые уверуют в Меня чрез их учение». Может ли что-нибудь быть более утешительно, чем эти слова Спасителя нашего, определяющие Его любовь к нам!»

Хотя по учению Священного Писания, согласно с законом возмездия и полнейшим нелицеприятием Предвечного Судии, будут разные степени блаженства, отвечающие разным степеням нравственного совершенства верующих, – тем не менее все будут блаженствовать на одном «новом небе и на одной новой земле», и у всех будет один и тот же Даятель, дарующий каждому, по мере его достоинства, все, что ему следует. Иисус – «Любовь сынов горняго мира в этом приснорадостном царстве любви будет всегда насыщать их (обитателей горняго мира) Своими утехами», – пишет св. Исаак Сирин (Слово 18). «О, Пасха велия и священнейшая, Христе, – гласит пасхальная песнь, – о мудросте и слове Божий и Сило, подавай нам существеннее Тебя причащаться в невечернем дне царствия Твоего».


Источник: Сердце человеческое : Опыт изобр. духовно-нравств. состояния людей греш. и правед. / Сост. прот. С. Петровский. - Одесса : Типография. Е.И. Фесенко, 1913. - 108 с.

Комментарии для сайта Cackle