Мысли аль-Корана заимствованные из Христианства

В обзоре мыслей Корана, заимствованных в него Мухаммедом из христианства, прежде всего, нужно решить вопрос: откуда Мухаммед мог заимствовать эти мысли?

Между источниками, из которых Мухаммед заимствовал христианские мысли, мы напрасно стали бы искать которого-либо списка канонических книг Нового Завета. Все, что есть в Коране как будто христианского, представляет слишком резкие уклонения от Св. Писания Нового Завета. Так, например, Мухаммед смешивает Пресвятую Деву Марию с Мариею, сестрою Моисея; говорит, будто до Иоанна крестителя никому не было даваемо имени Иоанн; даже не знает, что у христиан разумеется под Евангелием, и говорит, будто Иисуса Христа Бог научил Евангелию, или будто тотчас по рождении Его дал Ему Евангелие и т. п. (сур. 19, 8. 29; 3:43). При таких уклонениях никак нельзя допустить, чтобы Мухаммед имел под руками, хотя одну каноническую книгу Нового Завета. Трудно также допустить, чтобы он пользовался каким-нибудь списком апокрифических евангелий, хотя эти евангелия, по словам Буканана, были в большом употреблении в Аравии во времена Мухаммеда [1]; потому что спорный еще вопрос, умел ли Мухаммед читать и писать, по крайней мере на первых порах своей деятельности. Что же касается близкого сходства некоторых коранических рассказов с христианскими апокрифами, то мы думаем, что апокрифические сказания легко могли быть извлечены Мухаммедом из устных сообщений, так как – общеизвестный факт – эти сказания чрезвычайно живучи и более всего распространены в устах народа. Этим только, между прочим, и можно объяснить, почему в Коране относительно догматического и нравственного учения христианского встречаются только отрывочные мысли и как будто на лету схваченные и местами не к делу вставленные буквальные евангельские изречения, тогда как сказания о христианских происшествиях представляют более цельности, хотя и в них тоже немало уклонений от дошедших до нас христианских апокрифов. Легенду, во всяком случае, легче удержать в памяти, чем логический ряд мыслей из догматического или нравственного учения. Таким образом мы приходим к единственно верному предположению, именно: Мухаммед внес в Коран христианские мысли, воспользовавшись устными преданиями тех христиан, с которыми он входил в различные сношения. И поэтому нам нужно исследовать, с какими христианами и в каких отношениях находился Мухаммед.

В истории возникновения Ислама стоит одна личность довольно темного происхождения, которая, по сознанию древних и новых христианских писателей, имела большое влияние на переработку религиозных убеждений Мухаммеда, и которой он многим обязан содержанием своего учения [2]. Эта темная личность – некоторый христианский монах Сергий, называемый арабскими писателями Багирою. Он, по мухаммеданским преданиям, был родом иудей и жил первоначально в городе Тейме, к северу от Мекки – городе, населенном в то время большею частию иудеями, из которых многие принадлежали к иудейско-христианской секте [3]. Впоследствии он принял христианство и при крещении переменил иудейское имя Багур или Багир на Сергия سَرْجِسٌ [4]. Из Тейма он переселился в пределы Сирии, в город Бостру или, неподалеку от него, в одно селение, где вел отшельническую жизнь. В этом уединении он занимался изучением христианства по книге, доставшейся ему по наследству от других ученых мужей, его предшественников.

Мухаммед познакомился с этим монахом задолго до своего выступления в качестве мнимого пророка Аравии. Еще будучи 9–12 лет, он с дядей своим Абу-Талибом путешествовал в Сирию; на пути туда они остановились около хижины этого монаха, который оказал им радушное гостеприимство. Заметив мальчика (Мухаммеда), он по глазам и по лицу, a по другим вариантам преданий, по знаку между плеч, который считался печатию пророчества, узнал в нем будущего пророка, почему советовал Абу-Талибу не возить его впредь с собою, дабы иудеи, заметив в нем эти признаки пророчества, не посягнули на его жизнь. – Через несколько времени после этого, когда Мухаммеду было 20 лет, он опять путешествовал в Сирию с Абу-Бекром. На этот раз они также заезжали к монаху Багире, который, заметив, что Мухаммед сел под известное дерево, сказал: «после Иисуса никто не садился под это дерево, кроме Мухаммеда, посланника Божия» [5]. Наконец, когда Мухаммед на 24–25 году сделался приказчиком богатой вдовы Хадиджи, впоследствии его жены, он по ее поручению отправился за покупкою товаров в Сирию. Во время пути он не забыл посетить знакомого ему монаха, который снова предрек ему звание пророка на основании той же приметы, что и в предыдущем предании. По возвращении из этого путешествия, спутник Мухаммеда Майзара передал Хадидже слова монаха Багиры, что Мухаммед будет пророком [6]. С этого времени и до самого начала мнимопророческой деятельности Мухаммеда (с 595 по 612 г.) мусульманские предания молчат о монахе Багире. В начале этой деятельности он опять выступает на сцену, но уже не в пределах Сирии, а в самой Мекке, где ведет близкое знакомство с семейством Мухаммеда. Когда Мухаммеду в уединении на одной горе близ Мекки, среди напряженных размышлений о небесном посланничестве, начали являться различные видения, которые сильно поражали его и о которых он потом с ужасом рассказывал жене своей Хадидже, та припомнила давнее предсказание Багиры о пророчестве ее мужа, о чем некогда сообщал ей спутник Мухаммеда, и начала успокаивать его, говоря: «Не бойся! ты пророк; еще прежде, чем выйти за тебя замуж, я слышала об этом от монаха Багиры». Недоумевая однако ж относительно ангела Гавриила, который, по уверению Мухаммеда, являлся ему в видении и имени которого она прежде никогда не слыхала, она отправилась к монаху Багире справиться насчет этого ангела. Тот дал ей такой ответ: «Гавриил есть поверенный Божий и вестник, посылаемый Им к пророкам [7]».

Вот в каком виде мусульманские предания представляют отношения Мухаммеда к Багире. Вариантов этих преданий очень много, но во всех их мы замечаем одно: опускаетея из внимания историческая сторона дела и заменяется различными вымыслами. Из действительного факта, встречи Мухаммеда с Багирою, нашли случай извлечь назидание для верующих, заставляя христианского монаха признать в Мухаммеде пророка, ради чего придуманы различные чудесные предзнаменования и вложены в уста этого монаха. От этого личность самого Багира стушевывается и отодвигается на задний план. Он нужен только для признания в Мухаммеде пророка, – не более, – о действительных же отношениях его к Мухаммеду умалчивается намеренно. Нет ни слова например о том, каким образом Багира из Сирии переселился в Мекку. Между тем переселение его в Мекку – факт чрезвычайно важный. Он дает нам видеть, что Багира и Мухаммед – личности друг для друга необходимые. За недостатком мусульманских преданий мы обращаемся к известиям Византийских писателей. По словам Винцента Белловакенского или Бове (Bellovacensis, Beauvais) и Николая Кузы [8], монах Сергий [9], живя в монастыре, сделал какой-то тяжкий грех, и, отлученный за это от церковного общения, был выгнан из монастыря. Из желания примириться с церковью, он отправился проповедовать Евангелие среди язычников. Странствуя по разным местам, он пришел наконец в Мекку, где встретил Myxаммеда, преданного идолопоклонству. Он начал усиленно убеждать его отказаться от идолов и сделаться христианином-несторианином. Мухаммед сделался его учеником, а он ради этого назвал себя Несторием [10]. Мы не можем не признать правдоподобными этих известий, когда припомним общее состояние восточных христиан в течение VI-го и VІІ-го столетий. В это время, как известно, церковь обуреваема была различными ересями: несторианством, монофизитством, мовофелитством и др. Ересь Нестория в это время была широко распространена. Несторианские миссионеры ревностно и успешно проповедовали свое учение в Малой Азии, Египте, Сирии и Аравии [11]. С другой стороны Яковиты, монофизиты и др., будучи изгоняемы из пределов Римской Империи, искали себе убежища в пустынях Аравии, где свободно проводили свои лжеучения [12]. Нет ничего удивительного, что обратившийся из иудейства к христианству Багира или Сергий подчинился влиянию несториан и был распространителем их учения. Если же вышеприведенные писатели говорят, что Мухаммед в первый раз столкнулся с Багирою в Мекке, то это вероятно произошло от того, что им ничего не известно было о раннем знакомстве его с Багирою в Сирии [13]. О дальнейшей судьбе монаха Багиры или Сергия ничего не говорят ни мусульманские, ни христианские предания.

Хотя мы и не можем вполне согласиться с некоторыми писателями в том, что монах Сергий был в собственном смысле учителем Мухаммеда и преподал ему все учение христианское в несторианском духе, однако ж нельзя не принять, что встречи Мухаммеда с ним остались не бесследными для первого в переработке религиозных убеждений и доставили Мухаммеду многое из области христианских верований и учений, что впоследствии отразилось в Коране.

Другой приближенный к Мухаммеду был двоюродный брат его жены Хадиджи, Варака бин-Науфал. Он так же, как и Мухаммед, родился язычником, но впоследствии нашел языческую религию неудовлетворительною для себя, начал отказываться от идолопоклонства, воздерживаться от употребления мяса животных, приносимых в жертву идолам, и наконец искать лучшей религии, чем языческая [14]. Во время этих поисков он имел сношения с иудеями и христианами и, по одним преданиям, сначала принял иудейство, потом перешел к христианству, a по другим – прямо принял христианство [15]. Говорят, он занимался изучением Библии и имел даже собственный список Евангелия или части его на арабском языке. Относительно этого списка имеется несколько преданий. В двух древних преданиях говорится, что «Варака умел писать по-еврейски и написал нечто из Евангелия по-еврейски:

كان يكتب الكتاب العبرانى و يكتب من الانجيل بالعبرية ما или «он умел писать по-арабски и написал нечто из Евангелия

по-арабски:

كان يكتب الكتاب العربى و يكتب من الانجيل بالعربية ما. Должно быть, основываясь на этих двух различных показаниях, в позднейших преданиях стали говорить, что Варака «перевел нечто из Евангелия с еврейского языка на арабский [16]». Отчего же произошла разность показаний в первых двух преданиях? Из исследования Шпренгера об этом предмете видно, что слова «по-еврейски», «по-арабски» (в выражениях: «он умел писать по-еврейски», «он умел писать по-арабски») нужно относить не к языку, а к алфавиту. Настоящий арабский алфавит во время Мухаммеда был еще нов, а до него арабские христиане и обарабившиеся иудеи употребляли в своей письменности алфавит еврейский. К такого рода письменности относятся многие древние апокрифические книги Ветхого и Нового Завета. Таким образом, Варака, по первому преданию, «умел писать по-еврейски», т. е. еврейскими буквами, не будучи в то же время сведущ в еврейском языке настолько, чтобы перевести что-нибудь с еврейского языка на арабский, точно так же, как например наши крещено-татарские мальчики пишут русскими буквами, не зная в то же время русского языка. Но так как арабский алфавит был новостию во времена Вараки, то если в другом из вышеприведенных преданий говорится, что «Варака умел писать по-арабски», указывается на то, что он знал и ново-арабский алфавит и мог написать часть Евангелия этим алфавитом. Значит он не перевел часть Евангелия с еврейского языка на арабский, а воспользовался готовым переводом, написанным еврейским алфавитом. Если же и перевел, то в таком же смысле, как если бы в настоящее время какой-нибудь татарин списал Евангелие на крещено-татарском языке нынешним татарским алфавитом. Что Евангелие было переведено на арабский язык до Вараки, в этом не может быть никакого сомнения, так как христианство между арабами было очень распространено еще во ІІ-м веке. Но вопрос, с какого Евангелия списал «нечто» Варака и что это был за список, мы не в состоянии решить, за неимением на это никаких данных. Впрочем, если обратить внимание на то, что во времена Мухаммеда, как мы сказали выше, и до него в Аравии в большом употреблении были апокрифические евангелия, и что христианская письменность, к какой принадлежал список Вараки, заключала в себе много ветхозаветных и новозаветных апокрифов, можно предположить, что Варака «списал нечто» из какого-нибудь апокрифического евангелия [17].

По преданиям, Варака также, как и Багира, признал в Мухаммеде пророка, но это признание выражается у него в иной форме, чем у Багиры. Когда Хадиджа рассказывала ему о случившихся с Мухаммедом припадках падучей болезни и о видениях во время этих припадков, он говорил ей, «это начало пророчества и он (Мухаммед) получает великий номос (закон), ниспосланный Богом Моисею». Или по другому преданию: «к Мухаммеду пришел великий номос, именно номос Христа». Или еще по другим вариантам преданий: «я свидетельствую, говорил Варака Мухаммеду, что ты тот самый, которого обещал сын Марии, что ручательства, на которых ты опираешься, соответствуют номосу Моисея»... Или его же слова, обращенные к Мухаммеду: «я свидетельствую, что ты посланник, обещанный Иисусом в словах: после Меня придет посланник, имя которому Ахмед. Я свидетельствую, что ты (обещанный) Ахмед»... [18]

He нужно забывать здесь, что мы находимся на почве преданий, в которых, по признанию самих мусульманских ученых, позволительны вымыслы, если они достигают своей цели. Вышеприведенные слова Вараки именно относятся к таким вымыслам. Они вложены в уста его с назидательною целию – показать верующим, что Мухаммеда признавали пророком даже немусульмане. Заимствованные от христиан выражения: «номос نَاموُسٌ = νόμος Мосея» и «номос Христа» предание вложило в уста Вараки должно быть в тех видах, что он был христианин и потому, как вероятно думали, ему приличнее называть закон Моисеев не «Тора», как называли его иудеи, а так, как его называли христиане. Но собиратели преданий не поняли значения слова «номос» и разумели под ним ангела Гавриила [19]. Выражения: «ты посланник, обещанный Иисусом....», содержащие намек на заимствованное из христианства кораническое место (сур. 61:6), отнесены к Вараке, вероятно потому, что, как известно из других преданий, он имел части Евангелия. Но само собою понятно, что Варака не мог в таких выражениях свидетельствовать перед Мухаммедом свое исповедание его как пророка. Как христианин, он не мог выражаться о Иисусе Христе: «Иисус сын Марии». Это – чисто мухаммеданское выражение. Варака в первый год выступления Мухаммеда в качестве лжепророка был уже стар и слеп и вскоре умер, не признав Мухаммеда пророком и не приняв его учения [20]. Хотя мухаммеданские предания молчат об отношениях Вараки к Мухаммеду в продолжение промежутка времени с лишком в 18-м лет (с 595 по 612–13 г.), т. е. со времени женитьбы Мухаммеда на Хадидже до смерти Вараки, нужно полагать, в это время у Мухаммеда только что развивался план религиозного преобразования и не может быть сомнения в том, что беседы его с Варакою производили большое влияние на расширение его религиозных взглядов и, наряду с другими верованиями, могли заронить в его душу немало мыслей и воззрений из христианского вероучения.

Когда Мухаммед начал проповедовать мекканцам о ниспослании ему Богом откровений с неба, они недоверчиво отнеслись к его проповедям и говорили о нем: «(то, что он говорит – ) старые басни, которые продиктованы ему по утрам и по вечерам; он только изложил их письменно: Коран не что иное, как ложь, выдуманная им, другие также помогали ему в этом (т. е. выдумывать Коран) (сур. 25, 5.6). От этих подозрений в тайной сделке его с другими, Мухаммед отделывался софизмами в роде следующего: «неверные говорят: его (Мухаммеда) обучает один человек. Но язык того, на которого они указывают, язык варварский, между тем как Коран на чисто арабском языке» (сур. 16:105). Подозрения мекканцев были небезосновательны. В Мекке, по словам мусульманских писателей, были христиане, у которых мог учиться Мухаммед. Так указывают на одного раба Джебра, принадлежавшего Амиру ибн Гадрами. Этот раб был христианин, по происхождению грек или восточный римлянин. В Мекке он, вместе с товарищем своим Иезаром, занимался сабельным ремеслом и был предан чтению пятокнижия и Евангелия. С ним Мухаммед часто вел беседы на холме Марва, а когда случалось ему проходить мимо Джебра в то время, когда тот с Иезаром занимался чтением писания, то он останавливался у них и слушал то, что они читали. В то время, когда неверные терзали (нравственно) Мухаммеда, он удалялся к этим двум мужам, дабы найти успокоение в их словах. Кроме Джебра был еще христианин, один молодой человек, по имени Билеам, которого часто посещал Мухаммед. Указывают еще на одного раба, принадлежавшего бану Могира и читавшего книги. С ним Мухаммед точно так же вел беседы и слушал то, что он читал. Поэтому корейшиты и упрекали Мухаммеда за то, что он учился у раба [21].

Как бы ни были скудны известия об этих учителях Мухаммеда, во всяком случае, дело представляется очень естественным, что Мухаммед, задумав столь широкое предприятие, каково создание новой религии для своих соотечественников, и не имея для этого прочной подготовки, приобретенной хотя каким-нибудь образованием, очень нуждался в людях знающих и пользовался всяким удобным случаем, чтобы позаимствовать от них, сколько возможно, больше религиозных верований, лучших, чем те, против которых он ратовал сначала.

Далее мы находим Мухаммеда в сношениях еще с абиссинскими христианами. Абиссинцы, как известно, вели морскую торговлю с жителями Мекки, и их морские суда останавливались на берегу моря около этого города. Столкновения Мухаммеда с абиссинцами, на которые мы хотим указать, замечательны в том отношении, что они показывают, каким образом Мухаммед находился однажды в зависимом положении от христиан, искал их помощи, и вследствие этого по необходимости должен был подчиниться в своих проповедях христианскому влиянию. Дело это происходило таким образом. Когда в пятый год мнимопророческой деятельности Мухаммеда корейшиты, еще с самого начала с неудовольствием встретившие его проповеди, стали, наконец, преследовать его самого и его последователей, принадлежавших большею частию к бедному классу, тогда Мухаммед очутился в самом затруднительном положении. С одной стороны бессилие его немногих еще в то время последователей, их шаткое общественное положение; с другой – превосходство и сила богатых корейшитов возбуждали в нем опасение, как бы эта горсть его приверженцев, в угоду богатым согражданам, не возвратилась к прежней религии и не разрушила через это только что начатого им дела. К выходу из этого положения представлялось два средства: или войти в полюбовную сделку с корейшитами, или искать своим последователям убежища вне своего отечества. Первое средство не удалось. Поэтому Мухаммед решился прибегнуть ко второму. Он предложил своим последователям оставить Мекку и на вопрос: куда бежать? – указал на Абиссинию. «Это земля чистая от идолослужения, говорил он им; там царствует справедливый и благодетельный царь; угнетение там неизвестно. Идите жить туда, пока Бог по благоволению к нам не произведет какой-нибудь счастливой перемены в нашем отечестве». Многие мусульмане последовали его совету и, вышедши тайно из города, на одном из двух абиссинских кораблей, стоявших в то время на море близ Мекки, отправились в Абиссинию. Heдолго спустя после этого переселилось еще значительное число мусульман [22]. Но и в этих переселениях являлись не малые затруднения для Мухаммеда. Последователи его переселялись в такую страну, где, как он знал, господствовала иная религия, чем какую он проповедовал. Heтвердые в вере из его последователей легко могли соблазниться чуждыми религиозными воззрениями и отпасть от него. Эти опасения были весьма справедливы. Впоследствии, как увидим ниже, некоторые отпали в Абиссинии от мухаммеданства и приняли христианство. Поэтому он советовал переселявшимся в Абиссинию мусульманам не вступать в излишние споры с Абиссинскими христианами, но вперед уверять их, что они (мусульмане) одинаково веруют как в свою, так и в их книги, и что их Бог есть тот же самый, что и у христиан (сур. 29, 45 [23]). С другой стороны, желая заявить пред Абиссинцами благонамеренность своего предприятия в деле религиозного преобразования и вместе с тем показать им, что его учение имеет большое сходство с их учением, он воспользовался своими отрывочными сведениями из истории об Иисусе Христе, какие он мог собрать из устных преданий, и, изложив их в одной суре (сур. 19, 1–35), послал ее с своим доверенным к Наджаши (абиссинскому царю) [24]. Следствия этого были как нельзя более благоприятны для переселенцев. Наджаши принял их хорошо и дал им позволение жить в своей стране. Некоторые из них прожили там благополучно с лишком десять лет (от 617 до 628 г.). Когда Мухаммед узнал впоследствии о таком милостивом отношении Наджаши к мусульманам, ему пришло в голову обратить его к своему учению. С этою целию он отправил к нему письмо следующего содержания: «Во имя Бога милостивого, милосердого. От Мухаммеда, посланника Божия, к Наджаши, царю Абиссинии». «Сделайся мусульманином и я буду воздавать за тебя хвалу Богу, единому истинному. Всегда исповедуй, что Иисус, Сын Марии, есть Дух Божий и Его слово, которое Он бросил в добродетельную и целомудренную Марию, которая потом зачала Иисуса от божественного духа и дуновения так же, как Господь сотворил Адама своею рукою. Но ты исповедуй Бога единым, у которого нет сотоварища; веруй ты и пусть веруют твои подданные в Бога и меня, его посланника. Вот мой благонамеренный совет, прими его». Наджаши будто бы прислал ему ответное письмо, в котором называет его «посланником Божиим» и клянется Богом, что «сам Иисус не прибавил бы ничего к тому, что он (Мухаммед) говорит о нем» [25].

Кроме вышеприведенного письма Мухаммед послал к Наждаши другое, в котором просил его выслать из Абиссинии вдову Умм Хабибу, дочь Абу Софиана, бывшую до этого женою некоего Джагша, который был в числе переселенцев в Абиссинию, но там изменил Мухаммеду, принял христианство и умер христианином. По прибытии Умм Хабибы в Медину Мухаммед женился на ней [26].

Переписка с Наджаши относится к 7–8 году после бегства Мухаммеда из Мекки в Медину (к 627–28 г.). В это время, как известно, Мухаммед достиг уже значительной силы и могущества. С званием проповедника он соединял теперь звание завоевателя, делал хищнические набеги на жителей многих городов и селений и наряду с язычниками принуждал к принятию Ислама иудеев и христиан. Так, например, он силою заставил некоторых из багранских христиан принять Ислам [27]; в одном селении церковь превращена была в мечеть. К начальникам других христианских племен и даже к царю Персии Хозрою II и греческому Императору Ираклию он посылал послов с требованием, чтобы все признавали его пророком. В каком духе были предъявляемы эти требования, можно видеть из следующего письма к правителю коптскому: «Во имя Бога милостивого, милосердого. Привет от Мухаммеда, сына Абдоллы, Мокавкасу, правителю коптов и тем, которые следуют руководству. Это письмо (заключает) приглашение к Исламу. Сделайся мусульманином и ты – вне опасности! О владетели писания! придите, да будет между нами и вами примирительное слово: не будем покланяться никакому Богу кроме Аллаха, не будем присоединять Ему никакого товарища и одна часть из нас не будет признавать другую «господами» رَبّ [28] наряду с Богом. Хотя я пророк, но я не присвояю себе никакой власти над вами, а мы в свою очередь не признаем божественными существами Иисуса, ангелов, ваших монахов и святых. Если вы согласны на это, то говорите: о верующие! засвидетельствуйте, что мы мусульмане [29]».

Недолго спустя после этого, именно около 630 года, мы видим Мухаммеда опять в близких сношениях с христианами, жителями Неджрана. Неджраниты еще в ІV веке были обращены в христианство арианами. В описываемое время они составляли довольно сильный союз из нескольких племен под управлением «совета» начальников этих племен. В Неджране была епископская кафедра и школы, находившиеся под ведением епископа. В это время епископом там был Абу Гарет, своим благочестием и ученостию снискавший себе расположение греческого императора. Когда Мухаммед, после подчинения себе многих кочующих языческих арабов, послал требовательное письмо к неджранитам, они нашли себя вынужденными послать в Медину уполномоченных, сорок человек из духовенства и около двадцати из мирян. В числе этих уполномоченных был и епископ Абу Гарет вместе с братом своим. Когда они явились в Медину, им назначен был прием в мечети, где они по входе помолились, обратившись лицом, по христианскому обычаю, к Востоку. Когда они подошли к Мухаммеду, он отвернулся от них и не сказал ни слова. Им объяснили причину этого: ему неприятно было, что большая часть из них были одеты в шелковые одежды: перед христианами ему хотелось изобразить из себя благочестивого мужа. Переодевшись в простое платье, они снова явились к нему, приветствуя его обычным приветствием: «мир тебе». Он отвечал им таким же приветом и прочел некоторые части Корана с целью обратить их. Одну из таких частей (сур. 3, 30–48), весьма сходную с посланною Наджаши историею о Иисусе Христе, он, кажется, приготовил собственно для их приема. Хотя неджранские уполномоченные чувствовали над собою превосходство физической силы Мухаммеда и опасались поэтому объявить ему прямо, что выдаваемое им за божественное откровение есть ложь, тем не менее они вступили с ним в спор. Они, например, указывали ему на противоречия в Коране и вынудили у него признание, что Коран содержит стихи неизменные, понятные с первого раза, и стихи темные по смыслу, которые нужно объяснять (сур. 3:5). Затем спор сосредоточивался более на вопросе о природе Иисуса Христа, Которого они называли Богом, Сыном Божиим, вторым Лицом Пресвятой Троицы. Мухаммед, отвергая эти наименования, на места, приводимые христианами из Евангелия, отвечал: «Иисус пред Богом то же, что Адам, которого Бог образовал из праха, потом сказал: будь и он произошел» (сур. 3:52). «О люди писания! не переступайте пределов в вашей религии и не говорите о Боге, кроме истины. Подлинно Мессия Иисус сын Марии есть посланник Божий и Его слово, которое он бросил в Марию, и дух, происходящий от Бога. Таким образом веруйте в Бога и в посланников Его и не говорите: есть Троица. Оставьте это, для вас будет лучше. Подлинно Бог есть Бог единый. Слава Ему: как у него будет сын! Ему принадлежит все, что на небесах и на земле... Мессия не пренебрегает быть слугою Божиим так же, как и приближенные к Богу ангелы (не пренебрегают быть слугами Божиими)» (сур. 4. 169:170). Выслушав это, епископ Абу Гарет сказал, наконец, Мухаммеду: «Каким образом ты можешь утверждать, что тебе Бог открыл вещи столь отличные от того, что написано в Евангелии, которое ты все-таки признаешь божественною книгою?» На это Мухаммед отвечал: «Придите, позовем наших детей и ваших, наших жен и ваших, придем мы и вы, и потом помолимся Господу каждый с своей стороны и призовем Его проклятие на тех, которые лгут» (сур. 3:54). Но неджранские уполномоченные отказались от этого и вместо того, чтобы жертвовать своими убеждениями, согласились лучше на требуемую Мухаммедом дань [30].

Были ли другие сношения Мухаммеда с христианами, не известно.

Нельзя не сознаться, что и представленные нами факты страдают неполнотою и сухостию; но к сожалению, нет данных для более яркого освещения этого самого по себе интересного предмета, каково столкновение Мухаммеда с христианами и характер сих последних. Во всяком, впрочем, случае, и из представленного нами можно видеть, что Мухаммеду представлялась полная возможность к заимствованию в Коран христианских мыслей. С одной стороны личное обращение с христианами, с другой – беседы с своими последователями, из которых одни, как мы знаем, прожили в Абиссинии более десяти лет и, по всей вероятности, успели в это время немало познакомиться с христианством, а другие были посылаемы для переговоров с христианскими правителями, – доставляли Мухаммеду богатый материал из христианского вероучения, каковым материалом он пользовался в составлении своих проповедей.

Мы переходим теперь к обозрению того, что именно заимствовано Мухаммедом из христианства и в каком виде изображено это в Коране.

Так как Коран, в настоящем его виде, не имеет ни систематического, ни хронологического порядка проповедей Мухаммеда, и так как Мухаммед заимствовал христианские мысли из устных сообщений, отчего мысли эти в Коране разбросаны отрывками там и здесь; то, поэтому, с чего бы мы ни начали наш обзор, по отношению к Корану это совершенно все равно. Мы начинаем обзором заимствованных в Коран сказаний о первых происшествиях Новозаветной истории, имея в виду, что обозревши эти сказания, мы яснее можем видеть, какое Мухаммед мог составить, и действительно составил, представление о главнейших догматах христианской религии на основании своих сведений из Новозаветной истории. Затем мы представим, что внесено Мухаммедом в состав его учения из догматов христианства. Но так как некоторые из сказаний Новозаветной истории повторяются в Коране с различными (отступлениями и) изменениями, и притом суры, заключающие их, даны Мухаммедом, как известно исторически, не в одно время, одна ранее, другая позже, то нам следует показать, в чем заключаются эти изменения и каким образом они произошли. Это, мы думаем, даст нам возможность, хотя приблизительно, представить ход мыслей Мухаммеда под влиянием различных слышанных им от христиан преданий. –

Для большей ясности мы располагаем коранические сказания Новозаветной истории по евангельскому порядку событий.

Св. Евангелист Лука повествует, что праведные Захария и Елизавета, заматоревши во днях своих, не имели детей по причине неплодства Елизаветы.... Наконец во время Богослужения является Захарии Ангел Господень и говорит: услышана молитва твоя и жена твоя Елизавета родит сына тебе... (Лк.1:5–13).

На основании этого сказания Мухаммед в одной из сур «воспоминает о милости Господа к служителю Его Захарии, как этот однажды взывал к Господу своему и говорил: Господи, слабые кости сохнут во мне, а голова моя покрывается пламенем седины. Я никогда не был несчастен в молитвах, к Тебе обращаемых. Я боюсь за своих, которые мне наследуют. Жена моя бесплодна; поэтому дай мне наследника, который бы происходил от Тебя и который бы наследовал мне и потомству Иакова и дай, о Господи, чтоб он был угоден Тебе. О, Захария! Мы (Мухаммед говорит здесь от лица Бога) возвещаем тебе сына, имя которому Ягия (Иоанн) (сур. 19, 1–7).

До сих пор Мы не давали ему одноименного (8).

Захария сказал: Господи! как у меня будет сын, когда жена моя бесплодна, а я достиг дряхлого возраста? (9). Бог сказал: это будет так. Господь твой сказал: это легко для Меня. Я сотворил тебя прежде, когда ты был ничто (10).

Господи, сказал Захария, дай мне знамение. Бог сказал: знамением тебе будет то, что ты не будешь говорить с людьми в продолжение трех ночей, хотя будешь здоров (11). Потом Захария вышел из святилища к народу и подавал ему знаки хвалить Бога утром и вечером (12).

...Мы (говорится от лица Бога) дали Ягие (Иоанну) мудрость, когда он был еще дитятею (13), а также кротость и чистоту. Он был набожен и хорош к своим родителям, не был ни жесток, ни непокорен. Да будет над ним мир в день, в который родился, в день, в который умрет и в день, в который будет воскрешен» (14:15).

* * *

Слова Ангела к Захарии: жена твоя Елизавета родит сына тебе, и наречеши имя ему Иоанн (Лк.1:13.)...

Никто же есть в родстве твоем, иже нарицается именем тем (61).

Рече Захария ко Ангелу: по чесому разумею сие? Аз бо есмь стар, и жена моя заматоревши во днех своих (18).

Слова Ангела к Захарии: се будеши молча и не могий проглаголати, до него же дне будут сия... (20).

(Захария) исшед не можаше глаголати к ним (к людям)... и бе помавая им: и пребываше нем (22).

Слова Ангела к Захарии: и Духа Святаго исполнится еще из чрева матери своея (15).

Вот в каком виде изображена Мухаммедом в 19-й суре история благовествования Захарии о рождении ему сына (Иоанна Крестителя). Подлинное ли повествование св. Евангелиста Луки слышал Мухаммед или в искаженном виде, решить трудно. Как бы то ни было, сделанное нами сличение коранического рассказа с сказанием евангельским ясно показывает, что коранический рассказ построен на основании евангельского.

Мысль Мухаммеда, что до Иоанна Крестителя не было «одноименного», т. е. что до него никому не было даваемо это имя (сур. 19:8), есть искаженная мысль, заключающаяся в 61 ст. 1-й главы Ев. Луки. Здесь Мухаммед или не вникнул как следует в передаваемое ему евангельское сказание, или это сказание было передано ему не полно. Впрочем, как замечает Шпренгер [31], быть может, Мухаммеду говорили: «это был первый Иоанн», дабы отличить его от апостола Иоанна, но он слишком обратил внимание свое на выражение «первый» и выдал, что до Иоанна Крестителя никто не назывался Иоанном. Во всяком случае, в этом сказалось с одной стороны поверхностное отношение Мухаммеда к заимствованным им христианским преданиям, с другой – его незнакомство с Библией. Имя «Иоанн», как мы знаем, имели многие прежде Иоанна Крестителя [32].

Посмотрим теперь на другие варианты вышеприведенного коранического сказания о Захарии и Иоанне Крестителе. В 21-й суре представляется отрывок из представленного нами сказания с опущением подробностей и легким изменением выражений. В таком виде изображается этот отрывок: «Вспомни (представляется Бог говорящим Мухаммеду) о Захарии, как он взывал к Господу своему: Господи! не оставь меня одиноким; но Ты лучший из наследников. Мы вняли ему и дали Ягию (Иоанна) и сделали его жену способною родить» (сур. 21, 89. 90. стихи).

Другой вариант того сказания заключается в 3-й суре, данной в Медине около десяти лет спустя после того, как даны были 19 и 21 [33]. Этот вариант представляет уже значительные отступления от вышеприведенного нами сказания и находится в непосредственной связи с сказанием о воспитании Пресвятой Девы Марии Захариею во храме. После одной беседы Захарии с Мариею во святилище начинается молитва Захарии: «Господи, дай мне благословенное потомство от Тебя; подлинно ты слышащий молитвы.

Когда он молился во святилище, к нему воззвал Ангел [34]: Бог возвещает тебе Иоанна, который будет свидетельствовать о Слове Божием, будет велик, целомудрен пророк и один из благочестивых. Как у меня будет дитя? спросил Захария; меня постигла старость, а жена моя бесплодна. Ангел сказал: это будет так; Бог делает, что хочет. Захария сказал: Господи, дай мне знамение. Ангел сказал: знамением тебе будет то, что ты не будешь говорить с людьми, как только знаками, в продолжение трех дней. Постоянно воспоминай о Господе твоем и прославляй Его утром и вечером» (сур. 3, 33–36 стихи).

В 19-й суре, как мы видели, о рождении Иоанна возвещает сам Бог. Здесь Мухаммед поправляет себя и на место Бога ставит Ангела. Там Захария, по получении обещания Божия, из святилища выходит к народу, которому знаками показывает хвалить Бога утром и вечером. Здесь Захария получает ангельскую весть о рождении Иоанна в том святилище, где под его попечением воспитывалась Пресвятая Дева Мария, о народе же нет и помину, и то, что там заставляет делать Захария народ, переносится на него самого, именно: прославлять Бога утром и вечером. Далее в 19-й суре Захария молится о даровании ему наследника وَارِثٌ, здесь о даровании благословенного потомства ذُرِّيَّةٌ طَيّبَةٌ.

Эти разности, мы думаем, произошли у Мухаммеда недаром. Сказание, изложенное в 19 суре, он составлял под влиянием одного отрывочного или искаженного евангельского сказания, которому во многом остался верен. При составлении варианта этого сказания, изложенного в 8-й суре, он находился под влиянием других преданий о Захарии. – Тут он узнал о происшествиях, неизвестных ему до тех пор (сур. 3:39), именно о том, что Пресвятая Дева Мария по жребию отдана была на попечение Захарии и, имея, таким образом, о Захарти более сведений, чем прежде, он, сообразно с этим, изменил и самую молитву Захарии. В первом случае Мухаммед, должно быть, представлял себе дело так: Захария, не надеясь иметь детей по причине своих преклонных лет и неплодства жены, просит не о сыне, но о наследнике, т. е. просит божественного руководства в выборе такого человека, которого бы ему можно было усыновить и которому можно было бы передать в наследство свой дом, а между тем Бог обещает ему сына, что приводит в удивление Захарию, и потому он спрашивает: «Как у меня будет сын?»... Во втором случае это представление Мухаммеда, под влиянием иных преданий, перешло в другую форму и, по нашему мнению, именно в следующую: считая Марию своею приемною дочерию, Захария молил Бога о даровании благословенного потомства в надежде сочетать браком эту приемную дочь с тем, на кого укажет ему Бог, но опять сверх его желания: Ангел возвещает ему о рождении Иоанна, что снова изумляет Захарию и вызывает у него вопрос: «Как у меня будет дитя?»...

Наконец, в 19-й и 3-й сурах замечается еще различие относительно Иоанна Крестителя. В первой из них он не поставляется ни в какое отношение к Иисусу Христу, тогда как во второй – «он будет свидетельствовать [35] о Слове Божием». Эта мысль есть отголосок мысли, содержащейся в Евангелии Иоанна: сей (Иоанн) прииде во свидетельство, да свидетельствует о свете... (1, 7.) Вероятно, на основании первых слов Евангелия Иоанна, эта последняя мысль передана была Мухаммеду в таком виде: Иисус есть Слово Божие, о Котором свидетельствовал и Иоанн Креститель. Заимствовав эту мысль, Мухаммед вложил ее в уста Ангела, возвещавшего Захарии о рождении Иоанна, как выражающую одно из качеств сего последнего.

За сказанием о Захарии и Иоанне Крестителе в Коране следует сказание о благовещении Пресвятой Деве Марии; но так как в нем есть еще сказание о рождении и детстве Ее, то, следуя историческому порядку событий, мы прежде разберем это последнее.

Коран в сказании о рождении и детстве Пресвятой Девы Марии представляет много сходных черт с апокрифическими сказаниями о том же предмете. Для наглядности то и другие мы ставим параллельно.

Рассказ апокрифического Первоевангелия Иакова:

«Жив Господь Бог мой, говорит Анна, жена Иоакима, рожу ли я мужеский пол или женский, я представлю его в дар Господу Богу моему и он будет служить Ему во все дни живота своего» [36]. В Ев. о рожд. Пресвятой Девы Марии: (Или): дали обет (Иоаким и Анна) если Бог дарует им дитя (sobolem), посвятить его на служение Господу» [37]...... Εν δε τω εννάτω μηνί εγέννησεν Άννα. Καί ειπε τη μαία: Τί εγέννησα; Η δέ ειπε. Θηλυ...... καί έδωκε μασθόν (ubera) τη παιδί, εκάλεσε δέ Μαριαμ [38].

* * *

Рассказ 3-й главы Корана о рождении Пресвятой Девы Марии:

«Жена Имрана сказала: Господи! я посвятила Тебе то, что в моем чреве; оно будет свободно (т. е. свободно от всех мирских дел и будет принадлежать исключительно Богу – служить Ему). Так Ты прими от меня (то, что я посвятила Тебе). Подлинно ты слышащий, знающий. А после того, как родила, она сказала: Господи! я произвела на свет дочь (Бог лучше знает, что она произвела: а мальчик не то, что девочка). Я назвала ее Мариею и я отдаю под Твое покровительство ее и ее потомство, чтоб Ты сохранил их от козней побитого камнями сатаны» (сур. 3, 31 ст.).

Господь принял Ее (Марию) хорошим принятием и возращал Ее хорошим возращением, между тем как Захария воспитывал Ее. Всякий раз как Захария входил к Ней во святилище, он находил у Нее пищу. Он говорил: Мария! откуда это у Тебя? Она отвечала: это от Бога, ибо Бог бессчётно питает того, кого хочет (32-й ст.). Тогда-то вот Захария и начал молиться о даровании ему благословенного потомства.

Эта половина рассказа представляет неясность и какую-то отрывочность. Жена Имрана, по рождении Марии, отдает Ее под покровительство Божие; Бог принимает Ее и возращает, между тем как Захария заботится о Ней. Каким образом явился тут Захария? Толкователь Корана Бейзави отвечает на этот вопрос следующим сказанием: «Говорят, – رُوِىَ a не قيلَ [39], что Анна после того как родила

Марию, завернула Ее в ветхое платье, принесла во храм и, положив Ее перед учеными иудейскими, сказала: «Пред вами Сия обетованная». Они позавидовали друг другу относительно Марии, потому что Она была дочь имама и жреца их, а сыны Матфана ماثان были начальниками над сынами Израиля и царями их. Потом Захария сказал: я необходим Марии, т. е. мне следует взять Ее на попечение, потому что у меня находится тетка Ее по матери خَالَتُهَا. Ученые иудейские не согласились на это, а предложили Захарии бросить жребий (с целию узнать, кому достанется взять на попечение Марию). В числе двадцати семи человек они отправились к реке, бросили в нее свои тростниковые перья اَقْلامَهُمْ, после чего оказалось, что перо Захарии всплыло наверх, тогда как перья прочих погрузились в воду; поэтому Захария и взял себе Марию на попечение» [40].

В этой легенде мы видим грубо искаженную смесь канонических и апокрифических христианских преданий. Есть тут тусклая тень христианского предания о введении во храм Пресвятой Богородицы; видны следы исторических фактов, именно, что отец Пресвятой Девы Марии, которого мусульманская легенда считает одним из сыновей некоего Матфана, был царского происхождения [41], и что Мария была родственница Захарии по жене его Елизавете (Лк.1:36). Но все это перепутано с искаженным апокрифическим преданием о том, как совет священников и Захария предали Пресвятую Деву Марию на попечение Иосифа [42]. Только поэтому апокрифу Дева Мария поручена была на попечение Иосифа, а не Захарии, как в мусульманской легенде, и притом в то время, когда Ей было уже 12-ть лет, а не тотчас по рождении, как в мусуманской легенде, и жребий бросали не сами священники, а созванные вдовцы из народа, причем ветви (ράυδους) не бросали в реку, а Захария, по отобрании их у вдовцов, молился над ними во храме о знамении, потом раздавал их каждому из пришедших вдовцов. Знамение явлено было на ветви Иосифа, почему Дева Мария и поручена была ему на попечение.

Таким образом, нам теперь становится понятным, почему у Мухаммеда зараз после того, как мать Марии поручила Марию Богу, Захария является как воспитатель Ее. Мухаммеду известно было предание о введении во храм Пресвятой Девы Марии, и по всей вероятности в том виде, в каком оно изображено в легенде, приведенной у Бейзави. На это указывают и следующие слова Корана: «Ты не был при них, когда они бросали свои письменные трости اقلامهم с тем, чтобы знать, кому из них пещись о Марии, и ты не был при них, когда они спорили» (сур. 3, 39:40) (здесь речь Мухаммеду от лица Бога). – Что касается мысли Мухаммеда, будто Захария находил у Марии пищу, доставляемую Ей, по Ее собственным словам, Богом, то эта мысль также заимствована из христианского предания апокрифического или канонического. Так, в Первоевангелии Иакова говорится: «Мария была воспитываема во храме как бы голубица и получала пищу из руки Ангела [43]». «Каждый день, читаем в другом апокрифе, Она вкушала ту пищу, которую получала из руки Ангела; пищу же, приносимую священниками храма, раздавала бедным [44]»...... К отроковице Марии «являшеся Ангел, от его же рук она пищу взимати обыче [45]».

Но если Мухаммед свой рассказ о рождении и детстве Пресвятой Девы Марии сочинил на основании вышеприведенных христианских преданий, то кажется весьма странным, каким образом Она является у него дочерью Имрана и безыменной жены его (мать Марии Мухаммед не называет по имени, уже толкователи Корана добавляют, что ее звали Анною), тогда как во всех христианских преданиях родителями Ее считаются Иоаким и Анна. Кого это Мухаммед разумел под Имраном? Обращаясь к Корану, мы находим в нем, что Мария, мать Господа нашего Иисуса Христа, называется сестрою Аарона (сур. 19:26), который, в свою очередь, согласно с библейскою историею, в Коране именуется братом Моисея (см. суры: 7, 138; 20, 31; 23, 47; 25, 37; 26, 12; 28:34). Упоминается также в Коране и о сестре Моисея, только без обозначения ее имени, и только толкователи добавляют, что ее называли Мариею (сур. 20, 41; 28:10). Соображая все это, мы приходим к тому заключению, что под Имраном у Мухаммеда разумеется отец Моисея и Аарона Амрам עמדם= عمْرَان. Так об Амраме мы читаем в книге Исход: и поя Амрам Иохаведу дщерь брата отца своего себе в жену: и роди ему Аарона, и Моисея, и Мариам сестру их (Исх.6:20; см. еще 1Пар.6:3; Исх.15:20; Чис.20:1; Мих.6:4). Значит под дочерию Имрана Мариею, материю Иисуса Христа, Мухаммед разумел Марию, сестру Моисея и Аарона [46]. Но вопрос: каким же образом Мухаммед мог отождествить две личности, разделенные между собою периодом времени с лишком в полторы тысячи лет? Гейгер думает, что Мухаммед сделал это на основании иудейского предания о Марии, сестре Моисея, о которой так говорится в Талмуде: «над Мариею Ангел смерти не имел никакой власти, но она умерла от божественного духовения а также и черви не проникали к ней [47]». Если так, то для нас решительно непонятно, как могли уживаться в голове Мухаммеда столь резкие противоречия, как наприм. следующие: одна и та же Мария сторожит младенца Моисея, выставленного в ящике на реке в Египте (сур. 28:10) и в то же время с самого раннего возраста воспитывается Захариею во храме (сур. 3:32) и получает, как мы увидим ниже, ангельскую весть о рождении от Нее сына (Иисуса Христа). Сын одной и той же Марии, Иисус Христос, является, таким образом, современником брата ее, Моисея, который дает израильтянам Пятокнижие, а Иисус подтверждает его (сур. 5, 155; 3:44). Одним словом, по этому поводу мы найдем в Коране громадное количество самых нелепых противоречий, которые не мирятся ни с здравой логикой, ни с истинной историей. Но, тем не менее, нет ничего достаточно верного, что бы могло оправдать Мухаммеда от его грубой ошибки, которая есть прямое следствие его полнейшего невежества относительно Библии, и от происшедших отсюда самых несообразных противоречий. Ничего не могут поделать с этими противоречиями своего пророка и сами мусульманские толкователи Корана, на обязанности которых лежит распутывать всяческие несообразности в Коране. Пытаясь извернуться как-нибудь при объяснении мест Корана, в которых Мария, мать Иисуса Христа, называется сестрою Аарона اُخْتُ هَرُونَ и дочерью Имрана, они пользуются христианскими преданиями, переделывают их на свой лад и впадают поэтому в не менее грубые заблуждения, чем их пророк. Так, напр., воспользовавшись преданием, что Елисавета, жена Захарии и двоюродная сестра Пресвятой Девы Марии, от дщерей Аароновых (Лк.1:5), т. е. из священничеекого семейства (она была внучка Матфана священника), они объясняют, что Пресвятая Дева Мария происходит из поколения Имрана, отца Моисея и Аарона, чрез свою мать, в нисходящей линии. Поэтому, как выходит, по их мнению, Она и названа в Коране сестрою Аарона [48]. Теперь, чтобы объяснить, почему Мухаммед называет Пресвятую Деву Марию дочерью Имрана, они говорят, что этот Имран совершенно другое лицо, нежели Имран, отец Моисея и Аарона; для этого они составили даже свою генеалогию его. Вот как наприм. сделал Бейзави. Он взял сначала предание о том, что мать Пресвятой Девы Марии, Анна, была дочь священника Матфана, потом отыскал в родословии Иосифа (Ев. Мф.1 гл.) имя Матфана, который роди Иакова (Иаков же роди Иосифа мужа Мариина), на место Иакова поставил Имрана и продолжает: Имран сын Матфанов ماثان, сын Елеазаров, сын Елиудов ابى يوذ, сын Зоровавелев и так далее до Иакова; одним словом переписал родословную Иосифа из Евангелия Матфея в свое толкование, допустив в одном месте даже довольно грубую ошибку. Так, в Евангелии говорится, что Овид сын Вооза, а Вооз сын Салмона; у Бейзави же – Овид сын Салмона, а Салмон сын Вооза [49]. Ho сколько нелепы подобные толкования, понятно для всякого знакомого с Новозаветною историею. Нужно заметить, что эти толкования считаются у мухаммедан одними из лучших. Некоторые же из мусульман, строго придерживаясь буквы Корана, думают, что Мария, сестра Моисея и Аарона, сохранена Богом живою до времен Христа, чтобы родить Его (!) [50].

Но возвратимся к обзору дальнейших коранических сказаний, заимствованных из христианства. По историческому порядку теперь следует сказание о Благовещении Пресвятой Девы Марии. Это сказание, так же как сказание о Захарии и Иоанне Крестителе, повторяется в Коране в двух разновременных сурах, 19-й и 3-й, и представляет смесь евангельских сказаний с апокрифическими. Так начинается этот рассказ в 19-й суре: «Вспомни (речь обращена к Мухаммеду) в Коране о Марии (т. е. историю Ее): вот она удалилась от своего семейства в место, находящееся на Восток (от Иеруеалима, или от дома Ее); потом позади их (т. е. в отдалении от принадлежащих к Ее семейству) сняла покрывало (16-й и нач. 17-го стих.). Мы послали к ней наш дух; он принял пред нею вид человека совершенного.

Она сказала: я ищу убежища от тебя у Милосердого, если ты боишься Его (18-й).

Он сказал: я послан от Господа твоего даровать тебе святого сына (19).

Как у меня будет сын, сказала она, когда ни один человек не прикасался ко мне, а я не развратная (20).

Он сказал: это будет так. Господь твой сказал: это легко для Меня. Мы представим его знамением для людей и (доказательством) нашего милосердия». «И дело было решено» (21).

* * *

Послан бысть Ангел Гавриил от Бога... к Деве... (Лк.1:26).

(Мария) видевши смутися о словеси его (Ангела...) (29).

Слова Ангела к Марии: и се зачнеши во чреве, и родиши сына... (31).

Рече Мариам ко Ангелу: како будет сие, идеже мужа не знаю (34).

* * *

Известие Мухаммеда о том, что явление Марии Духа было не там, где Она жила обыкновенно, а в каком-то ином месте (19 сур. 16 ст.), напоминает нам одно место из Первоевангелия Иакова. Именно в нем мы читаем: «Мария, взявши кувшин (κάλπην), вышла (из дома, где Она жила) почерпнуть воды: и вот голос, говорящий Ей: радуйся Благословенная, Господь с Тобою» и пр [51]. Может быть, подобное апокрифическое сказание дошло до слуха Мухаммеда и внесено было им, как факт, в историю Пресвятой Девы Марии. Во всяком случае, нет основания допускать, чтобы это была его собственная выдумка. Подтверждением этому может служить и то, что толкователь Корана Бейзави в основание того случая полагает также легенду, которая есть не более, как переработка на мухаммеданский лад вышеприведенного апокрифического сказания. Содержание его легенды таково: «Мария находилась на месте, которое зимою бывает на солнечном припеке, и совершала омовение, в это время к ней явился Ангел Гавриил» [52].

В варианте вышеприведенного сказания Мухаммед делает значительные отступления, и примешивает многое из других преданий о Благовещении Деве Марии. Здесь представляется дело таким образом: тот же самый Ангел, который возвещал Захарии во святилище о рождении Иоанна Крестителя, тут же обращается к Марии и говорит:

«О Мария! Бог избрал тебя, очистил тебя и отличил от всех женщин (буквально: возвысил тебя над женщинами всех миров). О Мария! будь покорна Господу твоему, повергайся и преклоняй колена с теми, которые преклоняют колена...» (3-й суры 37 и 38 ст.) [53].

«Вот Ангел сказал: О Мария! Бог посылает тебе радостную весть о Слове, происходящем от Него, имя которому (Слову) Мессия Иисус сын Марии. Он будет знаменит в настоящей жизни и в будущей и будет один из приближенных к Богу» (3 сур. 40).

«Он будет разговаривать с людьми в колыбели (т. е. будучи дитятею) и будучи человеком взрослым, и будет один из благочестивых» (ст. 41).

Господи! сказала Она, как у Меня будет сын, когда ни один мужчина не прикасался ко Мне. Это будет так, сказал Ангел. Бог творит то, что хочет. Когда Он определил дело (т. е. предположил что-нибудь сделать), то Он говорит: да будет, – и бывает (ст. 42). В этих последних словах заключается такая мысль: Слово Божие безусловно действенно; иначе говоря: не может не произойти то, чему Бог повелел произойти. И эта мысль есть не более, как отголосок мысли, заключающейся в Евангелии, именно (слова Ангела к Марии): ότι ουκ αδυνατήσει παρά τω Θεώ παν ρημα, т. е. у Бога не останется бессильным никакое слово (Лк.1:37).

* * *

Слова Ангела к Марии: Ave Maria virgo Domini gratissima, virgo gratia plena, Dominus tecum, benedicta tu prae omnibus mulieribus, benedicta prae omnibus hactenus natis hominibus [54]. Или слова Ев. Луки: радуйся, Благодатная! Господь с Тобою; благословенна Ты в женах (Лк.1:28).

«И вот Ангел Господень предстал пред Мариею, говоря: не бойся Мариам, ибо Ты обрела благодать у Господа, и зачнешь от слова Его (καί συλλήψ εκ λόγου αυτού...) и наречешь имя Ему Иисус» [55]. Сей (Иисус) будет велий, и Сын Вышнего наречется: и даст Ему Господь Бог престол Давида отца Его, и воцарится в дому Иаковли во веки, и Царствию Его не будет конца (Лк.1:32:33).

* * *

Сравнивая это сказание о Благовещении Марии с тем, которое изложено в 19-й суре, мы видим, что они составляемы были Мухаммедом под влиянием различных преданий, вследствие чего изменялся его взгляд и на самый предмет. Какие представления имел Мухаммед о сверхъестественном зачатии Иисуса Христа, о воплощении Бога Слова и о цели Его воплощения, насколько он усвоил эти основные истины христианства на основании того, что он знал о Иисусе Христе, мы разберем ниже. Теперь продолжим обзор коранических сказаний о рождении и деятельности Иисуса Христа.

За разговором Духа с Мариею в 19-й суре следует рассказ о предшествовавших и последующих обстоятельствах рождения Иисуса Христа в таком виде: «Мария сделалась беременною им (обещанным сыном) и удалилась с ним в уединенное место. Боли при родах заставили ее подойти к пальмовому стволу (для того, чтобы скрыться за ним и опереться на него при родах. Бейзави). Она сказала: о, если бы я умерла прежде этого и была бы забвением забыта! Тогда воззвал к ней тот, который был около нее (Иисус или Гавриил, по Бейзави), и сказал: не печалься! Господь твой под твоими ногами произвел источник; потряси ствол пальмы, к тебе упадут спелые финики; таким образом, ты ешь, пей и освежай свой взгляд. Потом, если ты увидишь какого-нибудь человека (подразумевается: который захотел бы спросить тебя о новорожденном младенце), то ты скажи: я дала обет Милостивому поститься, поэтому не буду разговаривать сегодня ни с кем. Потом она пошла с ним (с сыном) к своим, неся его на себе сзади حَمَلَ. Ей сказали: о Мария! ты сделала что-то необыкновенное. О сестра Ааронова! Твой отец не был человеком негодным и мать твоя не была женщиной развратной. Но она (Мария) указала им на него (Иисуса, чтобы они с ним разговаривали). Как, сказали они, мы будем разговаривать с дитятею, который лежит в колыбели? «Поистине я раб Божий, сказал им Иисус. Бог дал мне книгу и назначил меня пророком, сделал меня благословенным, где бы я ни был (т.е. Его благословение всюду будет сопровождать меня), предписал мне творить молитву, раздавать милостыню, пока я буду жив, и быть кротким в обращении с матерью моею, он не сделал меня дерзким и негодным. Да будет мир надо мною в день моего рождения, в день моей смерти и в день, когда я буду воскрешен». Вот каков Иисус сын Марии, заключает Мухаммед свой рассказ, – «это – слова истины» (19 сур. 22–35).

Рассматривая отдельные части этого драматического рассказа, мы находим, что он сшит из различных христианских апокрифических сказаний, так или иначе доходивших до слуха автора Корана. Так наприм., вся первая половина, с переменою лиц и обстоятельств, переделана Мухаммедом из следующего апокрифического сказания: «В третий день путешествия Иосифа с Мариею и Младенцем Иисусом в Египет, Мария изнемогала в пустыне от сильного солнечного зноя. Увидя дерево, Она сказала Иосифу: отдохнем немного под тению его. Иосиф поспешно подвел Ее к пальме и ссадил с животного. Отдохнув немного, Мария взглянула на пальму и, заметив, что она полна плодов, сказала Иосифу: желательно было бы Мне достать плодов этой пальмы. Иосиф говорит Ей: удивляюсь, к чему Ты говоришь об этом, видя, как высоки ветви пальмы. Я вот крепко помышляю о воде, которой уж недостает в мехах, а между тем неоткуда наполнить их или, по крайней мере, подкрепиться самим. Тогда Младенец Иисус, сидя с веселым лицом на коленах Матери Своей Марии Девы, сказал пальме: наклони дерево ветви твои и плодами твоими подкрепи Мать Мою. Тотчас, по этому повелению, пальма наклонила свою вершину даже до ступней Марии, и все подкрепились плодами ее. После этого пальма пребывала еще наклоненною, ожидая подняться повелением Того, Чьим повелением она была наклонена. Тогда Иисус сказал ей: поднимись пальма и ободрись и будь причастницею Моих дерев, находящихся в раю Отца Моего. Но ты открой из-под корней твоих жилу, скрытую в земле, и да текут из нее воды для нашего насыщения. Пальма тотчас поднялась и чрез корни ее начали выходить источники вод весьма прозрачные, прохладные и весьма сладкие, из которых затем все подкрепились» [56].

Материалом для второй половины рассказа Мухаммеду служило следующее апокрифическое же сказание: «Иисус имел способность говорить, когда был еще в колыбели (فِى الْمَهْدِ, как и в Коране) и сказал

Матери Своей Марии: Я, которого Ты родила, есмь Иисус Сын Божий (в Коране: раб Божий) ο Λόγος, как возвестил Тебе Ангел Гавриил; а Отец Мой послал Меня для спасения всего мира» [57]. В этом ли виде слышал Мухаммед эти сказания или в другом каком – решить трудно. Во всяком случае, близкое сходство коранического рассказа с этими апокрифами не может подлежать никакому сомнению. Из первого апокрифа Мухаммед заимствовал для своего рассказа описание внешней обстановки, именно: места около пальмы в пустыне и описание чуда, совершившегося на этом месте; а из второго – мысль, что Иисус, будучи младенцем, имел способность говорить. Вдумываясь глубже в коранический рассказ и припоминая личный характер Мухаммеда, отличавшийся в первое время его деятельности (куда относится и разбираемый рассказ) поэтическим настроением, мечтательностию, не сосредоточенностию на каком-нибудь одном предмете, мы можем приблизительно воспроизвести ход мысли Мухаммеда при составлении этого рассказа. Мухаммед слышал, что Пресвятая Дева Мария родила Иисуса Христа в пешере, уединенном месте, но он не постарался узнать настоящую причину этого, а придумал свою. По его представлению, Пресвятая Дева Мария, чувствуя приближение родов, удалилась в пустынное место потому, что опасалась ответственности пред родными за Свой поступок, нарушавший Ее невинность. Она, по мысли Мухаммеда, всячески должна скрываться от взоров человеческих, поэтому обручник Ее Иосиф, который по апокрифу находился вместе с Нею в пустыне, в кораническом рассказе естественно оказался лишним, и об нем нет ни слова. Полная отчаяния не столько от болей при родах, сколько от сознания потери своей невинности, Дева Мария находит утешение для Себя в словах только что рожденного Ею. Затем внезапное образование у Ее ног источника, как явление чудесное, совершенно успокаивает Ее. Но что же дальше? Как Дева Мария должна явиться к родным? Они ведь не должны знать о Ее поступке, и, увидя у Нее Дитя, отнесутся к Ней сурово, будут делать допросы. Чтобы вывести Ее из этого затруднительного положения, нужно все обставить чудесным образом, так сказать, поразить родственников Девы Марии, дабы вывести их из заблуждения насчет невинности Ее. Для этого Мухаммед рисует драматическую сцену между Мариею и Ее родными и заканчивает изображением чуда: Младенец Иисус, к величайшему изумлению родственников Марии, начинает говорить.

Составляя подобным образом свои рассказы, Мухаммед в полете фантазии совершенно забывает о правдоподобности их и не думает останавливаться на исторической почве, вследствие чего допускает нелепые парадоксы (наприм., смешивает Пресвятую Деву Марию с сестрою Моисея и Аарона. Сур. 19:28). Вообще в этом случае он изображает из себя более мечтателя, чем человека с трезвым взглядом на вещи.

Заимствованных из Христианства известий о жизни и деятельности Иисуса Христа в Коран внесено Мухаммедом не много. Сюда относятся а) известия о чудесах Иисуса Христа и б) об избрании Апостолов для распространения Христианской религии. Относительно чудес, действительно сотворенных Иисусом Христом и записанных в канонических Евангелиях, в Коране упоминается обще; о чудесах же мнимых есть некоторые подробности. Так в 3-й суре представляется Иисус Христос говорящим к сынам Израиля: «Я пришел к вам с знамением от Господа вашего; Я сотворю вам из глины подобие птицы по внешнему виду, потом дуну в это подобие и оно будет настоящею птицею по соизволению Божию; Я исцелю слепорожденного и прокаженного и буду воскрешать мертвых по изволению Божию; Я объявлю вам (т. е. вперед предскажу), что вы будете есть и что скроете в домах ваших» (3:43). То же самое повторяется и в 5-й суре (110 ст.).

Известие о чудесном оживлении сделанной из глины птицы представляет прямое заимствование из апокрифических сказаний. Так, во второй главе апокрифического евангелия Фомы израильтянина встречается следующее сказание: «Отрок Иисус, будучи 5 лет, играл однажды на мелком месте одного источника, мимотекущие воды вводил в ямы и тотчас делал их (воды) чистыми, повелевая ими одним словом. Потом, сделавши глину мягкою, Он слепил (έπλασεν) из нее 12-ть птичьих фигур и захлопав руками Своими, вскричал на эти фигуры, и сказал им: удалитесь! Птичьи фигуры, распростершись, улетели с криком» [58]. В-26 гл. апокрифического евангелия детства Иисусова [59] приводится подобная же легенда. Семилетний отрок Иисус во время игр с своими товарищами-сверстниками «делал фигуры птиц-воробьев, которые, когда Он повелевал летать, летали, а когда приказывал стоять, стояли; если же подносил им пищу и питие, они ели и пили. Когда об этом узнали родители игравших с ним отроков, они назвали Его «волшебником» سَاحِرٌ [60]». В обоих этих апокрифах сотворенное будто бы Иисусом Христом чудо над птицами относится к отрочеству Его, между тем как в Коране оно относится к мужскому возрасту, ибо представляется, что Иисус Христос выдавал это чудо иудеям, как знамение своего посланничества, что относится ко времени Его общественного служения. Значит и в этом случае Мухаммед исказил заимствованное им из Христианства сказание, не разбирая при этом истинно или ложно то, что он говорит о своем великом предшественнике, как он называл Иисуса Христа.

Относительно Апостолов в Коране говорится также весьма мало. Мухаммед представлял их себе помощниками Иисуса Христа, избравшего их для распространения Своего учения. В этом только смысле он и упоминает о них. Так, в 3-й суре мы читаем: «Когда Иисус заметил неверие иудеев, Он сказал: кто поможет Мне для Бога? Ученики Иисуса Христа الحَوَارِيُّونَсказали: мы помощники Божии (т. е. помощники в деле распространения веры). То же самое говорится и в 61-й суре (ст. 14). Что под помощниками Иисуса Христа Мухаммед не разумел только первых последователей (т. е. христиан вообще), можно видеть как из самого значения употребленного им слова, которое значит: друг, помощник, слушатель [61], так и из того, что христиан вообще Мухаммед называет насарами النَّصَارَى.

Хотя в Коране не указывается определенно на число Апостолов, однако ж с вероятностию можно допустить, что Мухаммед считал их 12. На это намекает то, что Мухаммед сам избрал себе 12-ть мужей мединцев, принявших его сторону, с тою целию, чтобы они помогали ему в деле распространения Ислама и защищали его самого, от чего и получили название ансаров. Быть может, узнав об Апостолах, он сделал это из подражания Иисусу Христу, на что указывает и одно кораническое место, в котором Мухаммед призывает некоторых мусульман быть помощниками для Бога (т. е. в деле распространения Ислама) и представляет при этом пример Иисуса Христа, призывавшего учеников Своих быть помощниками для Бога (61 сур. 14). Но тем не менее из всего, что говорится в Коране об избрании Иисусом Христом Апостолов, ясно видно, что Мухаммед имел об этом предмете самые неопределенные и неточные сведения, вследствие чего и составил об Апостолах лишь смутное представление, как о каких-то помощниках Иисуса Христа.

Следствием же невежества относительно евангельской истории в Коране является следующий нелепый рассказ о Иисусе Христе и Апостолах. Так в 5-й суре говорится: «Апостолы сказали: о Иисус, сын Марии! Может ли твой Господь ниспослать нам с неба уставленный яствами стол? Иисус отвечал: бойтесь Бога, если вы верующие. Они сказали: мы желаем есть из яств, находящихся на этом столе; тогда сердца наши успокоятся и мы будем знать, наверное, что ты говорил нам истину и будем свидетельствовать об этом. Иисус сын Марии сказал: о Боже, Господи наш! Ниспосли нам с неба уставленный яствами стол; пусть он будет пиром для первого и последнего из нас и знамением от Тебя; напитай нас, ибо Ты лучший из питающих. Бог сказал: Я ниспошлю его к вам; но если кто потом окажется неверным, того Я накажу наказанием, каким Я еще никого не наказывал в мире» (5 сур. 112–115). – Трудно произвести этот рассказ от какого-нибудь определенного канонического или апокрифического предания. Если допустить, что материалом для него Мухаммеду служило сказание о видении Апостола Петра (Деян.10:11–16), то является затруднение, почему Мухаммед относит это не к одному Апостолу, а ко всем, или, по крайней мере, ко многим, и притом заставляет участвовать в этом происшествии Самого Иисуса Христа. Стол, уставленный яствами, действительно напоминает видение св. Апостола Петра, но присутствие Иисуса Христа и Его остальных Апостолов остается непонятным. Может быть, здесь так же, как и в других рассказах, Мухаммед перепутал два предания: предание о видении Апостола Петра и предание о Тайной Вечере. В пользу этого предположения может служить, с одной стороны, то, что Иисус Христос представляется вместе с учениками Своими, с другой – то, что в последних словах, где говорится о наказании за неверие после вкушения предложенной пищи, делается намек на непонятую Мухаммедом мысль, заключающуюся в словах Апостола Павла (1Кор.11:27–29). Мусульманские толкователи Корана, принимая все написанное в Коране за чистую монету, для объяснения вышеприведенного нами коранического рассказа приводят нелепые легенды, в которых перепутано несколько случаев и из библейской и евангельской истории: насыщение манною в пустыне (Исх.16:19:20), насыщение пятью хлебами 5000 человек и созвание богатым на брак бедных и всяких немощных людей [62].

Из представленного нами обзора коранических сказаний о происшествиях Новозаветной истории видно, как недалеко простирались сведения Мухаммеда в области этой истории. Сличение его рассказов с каноническими и апокрифическими сказаниями показало нам, насколько он уклонялся от исторической правды и как поверхностно и совершенно произвольно относился к заимствованным им сказаниям, как на основании отрывочных фактов из разных слышанных им преданий он сочинял целые рассказы, не обращая внимания не только на то, отвечают ли они действительности, но и на то, верно ли он передает слышанное. Теперь мы посмотрим, как Мухаммед усвоил евангельское учение о сверхъестественном зачатии Спасителя, о воплощении Бога Слова и о троичности лиц в Боге; какие он составлял представления об этих догматах христианского вероучения; как оказывались нетвердыми и необдуманными его собственные, доходящие иногда до нелепого, взгляды, которые он менял, смотря по обстоятельствам и, употребляя при этом заимствованные им христианские выражения, впадал в противоречия с самим собою.

В вопросе о том, как представлял себе Мухаммед сверхъестественное зачатие Спасителя, нам прежде всего нужно знать, какие представления имел Мухаммед о Духе Божием, который занимает у него здесь главное место.

Слово дух رُوحٌ в Коране употребляется в различных значениях. Первее всего оно означает божественное дуновение, которым Бог оживил первого человека (сур. 15, 29; 32, 8; 38:72); потом вдохновение, ниспосылаемое Богом на людей (16, 1–2; 40, 15 и др.); наконец под духом разумеется какое-то личное, особное существо, совершенно отличное от Ангелов, например в следующих местах: «в ночь Аль-кадра Ангелы и Дух нисходят с неба по повелению Божию» (97:4); «Ангелы и Дух восходят к Нему (Богу) в продолжение дня, продолжение которого 50,000 л.» (70:4); «в тот день, в который Дух и Ангелы будут стоять в рядах, они не будут говорить, кроме того, кому позволит это Бог» (78:38). Как личное существо этот Дух имеет некоторые качества, называется «верным», «имеющим большую силу», например: «верный Дух снизошел с откровением на твое (Мухаммеда) сердце» (26:193); «его (Мухаммеда) научил имеющий большую силу» (53:5). Рядом с этими названиями он носит христианское название Духа святости رُوحُ القُدُسِ =Святый

Дух, наприм. в следующих местах: «скажи (речь от лица Бога Мухаммеду): «по истине, Дух святости ниспослал его (откровение) от Господа твоего для утверждения верующих» (16:104); Бог «подкрепил Иисуса Духом святости» (5, 109; 2, 81:254). По установившемуся и общепринятому теперь мнению мусульман, под Духом, как личным существом, в Коране понимают Ангела Гавриила, a выражения «верный Дух», «Дух святости» суть не что иное, как различные наименования этого Ангела; в мусульманских толкованиях Корана везде, где встречаются эти выражения, поставляется для объяснения их имя Ангела Гавриила [63]. Если мы припомним себе положение Мухаммеда под влиянием иудейских и христианских верований, то мы поймем, как он чисто психологическим путем дошел до представления этого неопределенного личного существа, в котором мусульмане узнали Ангела Гавриила. С одной стороны, в верованиях иудеев он встречал сказания об Архангеле Гаврииле как о высшем существе в числе небожителей, более всех приближенных к Богу; с другой – в верованиях христиан находил учение о Св. Духе, Который говорил устами пророков, Апостолов и пр. Заимствуя материалы для своих воззрений из тех и других верований, Мухаммед не мог принять христианского учения о Св. Духе как Боге, третьем Лице Пресвятой Троицы, так как оно не подходило под его главную идею единобожия, тогда как представление об Архангеле Гаврииле, – который хотя был и высшее между Ангелами существо, но все-таки в сравнении с Богом являлся тварию, – скорее примирилось с этою идеею. Из смешения двух верований – иудейского и христианского – у Мухаммеда образовалось неопределенное представление о каком-то высшем сотворенном существе, которое он безразлично называл и Ангелом Гавриилом (2:92), и Духом и Духом святым.

Если теперь в кораническом рассказе о Благовещении Пресвятой Деве Марии мы встречаем, что Бог послал к Марии Свой Дух فَأَرْسَلْنَا اِلَيْهَا رُوحَنَا (19:17), который, приняв перед Нею вид человека, объявил Ей, что он пришел даровать Ей святого Сына, то невольно возникает вопрос: какого Духа разумел здесь Мухаммед? Прямо ответить на этот вопрос чрезвычайно трудно. Весь коранический рассказ о Благовещении, изложенный в 19-й суре, страдает неопределенностию, неясностию и отрывочностью мыслей, одним словом, представляет из себя не более, как бегло набросанную поэтическую картину в мухаммеданском вкусе. Если под Духом разуметь здесь Архангела Гавриила, как это делают мусульмане, то является неизбежное противоречие в самом рассказе, так как Мухаммед влагает в уста явившегося к Марии духа следующие слова: «я послан от Господа твоего (речь Духа к Марии), чтобы даровать тебе сына», буквально с арабского: чтобы я даровал тебе сына لأهَبَ لَك غُلاًما. Как же Ангел может даровать сына кому бы то ни было? Притом же в Коране Архангел Гавриил, иудейское представление о котором Мухаммед, как мы видели, смешал с христианским представлением о Духе Святом, нигде не называется Духом Божиим, а носит названия: «верный дух», или «дух святости», или просто «дух». Поэтому, если бы в разбираемом нами месте Мухаммед разумел Архангела Гавриила, то он выразился бы о нем так: «Мы (от лица Бога) послали к Марии «верного духа» (или «духа святости», или просто «духа»), но он сказал: «Мы послали к Ней (Марии) «Наш Дух». Слово «Наш» указывает на единство естества этого Духа с Богом. Но, с другой стороны, нельзя допустить, чтобы Мухаммед разумел здесь Святого Духа в христианском смысле, т. е. как третье Лицо Пресвятой Троицы, потому что, твердо стоя на точке зрения чистого единобожия, Мухаммед навсегда отринул мысль о Духе Святом как личном Боге. Таким образом, остается только вообще Дух Божий или просто дуновение Божие, которое всего сподручнее было допустить Мухаммеду в рассказе о Благовещении. Для яркости картины и для того, чтобы хотя сколько-нибудь остаться верным заимствованному от христиан сказанию, Мухаммеду ничего не стоило представить это дуновение Божие олицетворенно, в виде человека и, так сказать, наглядно выразить чрез это христианскую идею, что Дух Святый найдет на Пресвятую Деву Марию и сила Вышнего осенит Ее. Для полноты рассказа он вложил в уста этого олицетворенного духа Божия слова, которые, по христианскому сказанию, говорил Пресвятой Деве Марии Архангел Гавриил. Судя по ходу всего рассказа о Благовещении, изложенного в 19-й суре, мы так воспроизводим представление Мухаммеда о сверхъестественном зачатии Иисуса Христа: Дева Мария зачала Иисуса от духа или дуновения Божия, явившегося к Ней в виде человека. Замечательно, это представление удержано и в других местах Корана, с тем только различием, что в них дух Божий не представляется олицетворенным. Так, в этих местах говорится, что Бог «вдохнул в Марию часть Своего духа» (буквально: мы вдохнули в нее из нашего духа نَفَخْنَا فِيهَا مِنْ رُوحِنَا (21, 91; 66:12). Сравнивая эти места с теми, в которых говорится об оживлении первого человека, мы находим те и другие совершенно аналогичными. Так, представляется Бог говорящим: «Я образовал (первого человека) и вдохнул в него часть Моего духа» نَفَخْتُ فِيهِ مِنْ رُوحِي (15, 29; 38:72); или прямо о Боге говорится, что Он «вдохнул в человека часть Своего духа» نَفَخَ فِيهِ مِنْ رُوحِهِ (32:8). Из этого мы можем вывести прямое заключение, что Мухаммед первоначально смотрел на Иисуса Христа просто как на сотворенного особенным образом человека, отличающегося от Адама, по своему происхождению, тем только, что тело последнего Бог сначала образовал из глины, а потом «вдохнул в него часть Своего духа», тогда как тело Иисуса Христа Он взял от семени Девы Марии и оживил его вдыханием такой же части «Своего духа».

Когда же Мухаммед услышал от христиан, что Иисус Христос есть предвечное Слово Божие, воплотившееся от Пресвятой Девы Марии, тогда под влиянием этого сведения, как мы видели, он изменил и самые сказания: а) об Иоанне Крестителе, которого назвал уже свидетельствующим о Слове, происходящем от Бога ( بِكَلِمَةٍ مِنَ آللَْهِ 3:34), и б) – o Благовещении, где на место прежнего олицетворенного духа Божия [64] поставил Ангела, приносящего радостную весть Марии о Слове, происходящем из Бога, имя Которому (Слову) Мессия, Иисус сын Марии (3:40): اِنَّ اَّللهَ يُبَشِّرك بِكَلِمَةٍ مِنْهُ اسْمُهُ آلْمَسُيحُ عِيسَى آبْنُ مَرْيَمَт. е. (Ангел сказал Марии): «подлинно Бог благовествует тебе о Слове Своем, имя Его Мессия Иисус, сын Марии». В каком смысле Мухаммед называет здесь Иисуса Христа Словом Божиим? Без сомнения, не покидая своей главной идеи единобожия, он не мог и не хотел признавать под Словом Божиим Сына Божия, второе Лицо Пресвятой Троицы, и потому должен был по необходимости составить какое-нибудь иное, ближе подходящее к его соображениям, представление о Иисусе Христе как «Слове Божием». Это иное представление ясно выразилось у Мухаммеда, когда он назвал Иисуса Христа Словом Божиим, которое Бог бросил в Марию (4:169), и когда высказался о Нем, что «Он в глазах Бога то же, что Адам, которого Бог образовал сначала из праха, потом сказал: да будет, и он произошел» (3:52). Значит Мухаммед назвал Иисуса Христа Словом Божиим в том смысле, что Бог сотворил Его одним словом Своим: да будет. Это вновь составленное, нелепое и грубое представление Мухаммеда о Иисусе Христе поддерживало и подкрепляло в нем прежний взгляд на Heгo как на сотворенного особенным образом человека, и потому в одно и то же время он высказывается, что Иисус есть Слово Божие, брошенное Богом в Марию, и дух, происходящий из Бога (وَ رُوحٌ مِنْهُ 4:169).

Следовательно, из христианского учения о воплощении Бога Слова Мухаммед удержал в своем Коране одни только слова, в которых оно выражается, злоупотребляя ими в составлении своих нелепых, крайне грубых и совершенно произвольных взглядов на Иисуса Христа. Во всем этом видна бессильная попытка мусульманского пророка примирить свое учение о единобожии с христианским учением о Богочеловеке. He желая отвергнуть сверхъестественного происхождения Иисуса Христа, он думал объяснить это более подходящим к своему учению образом, и дошел при этом до крайних несообразностей. Так, во-первых, называя Иисуса Христа духом, происходящим из Бога в том смысле, будто Бог оживил Его во утробе Марии Своим дыханием точно так же, как оживил сотворенное из глины тело Адама, он должен бы был и Адама называть духом, происходящим из Бога. Во-вторых, если он называет Иисуса Христа Словом Божиим в том смысле, будто Он, подобно Адаму, сотворен одним словом Божиим, брошенным в Марию, то ему следовало бы и Адама назвать словом Божиим. Кроме того, высказывая в вышеприведенном месте мысль, будто Адама Бог сотворил одним словом: да будет, Мухаммед явно противоречит себе самому, потому что в других местах он удерживает, хотя и искаженный, библейский взгляд на сотворение Адама, именно говорит, что Бог сначала образовал тело Адама из глины, потом вдохнул в него часть Своего духа (23, 12; 32, 6 и др.).

Как бы то ни было, Мухаммеду казалось, что его взгляды на Иисуса Христа, как на сотворенного особенным образом человека, весьма справедливы, и потому он отверг Его божество, равное Богу Отцу (3:73), и с этой точки зрения в таком духе ратовал против христианского учения о божестве Сына Божия: «Те, которые говорят, что Мессия, Сын Марии, Бог, неверные. Κто бы мог, каким бы то ни было образом, удержать Бога, если б Он захотел уничтожить Мессию, Сына Марии, Его Мать и все существа на земле?» (5:19). «Он только слуга, говорит о Иисусе Христе в другом месте Мухаммед, которого Бог осыпал Своими щедротами и предложил в пример сынам Израиля» (43:59).

Рассматривая, таким образом, с своей точки зрения, Иисуса Христа как только посланника Божия, как слугу Бога (4, 169:170) и не понимая в то же время евангельского догмата об искуплении рода человеческого крестною смертию Его, Мухаммед отвергает эту смерть. По его воззрению, в божественном определении не могла иметь места насильственная, позорная смерть, ни как наказание, потому что в его глазах Иисус был праведен, ни как удовлетворение и примирение за других, потому что каждый получает награду или наказание только за себя одного (6:69). Для того, чтобы признать примиряющую смерть, Мухаммеду необходимо было соединить в уме преступное дело иудеев, распявших Иисуса Христа, с божественною волею, восхотевшею спасти мир, и подвести это под высшую богословскую точку зрения – задача слишком трудная для него, и потому он скорее согласился заподозрить и иудеев, которые говорили ему, что они распяли Иисуса Христа, и христиан, говоривших, что Христос умер на кресте ради их спасения. Так в суре 4, 156 ст. он говорит, что иудеи «не убили Иисуса и не распяли Его, но Он был уподоблен для них (т. е. вместо Него они распяли другого человека), и те, которые спорят об этом, находятся в неведении, не имея истинного познания и следуя только мечтательному мнению». Иудеи не убили Иисуса на самом деле (т. е. будучи твердо убеждены, что они именно Его убили), напротив Бог вознес Его к Себе (رَفَعَهُ اللَّهُ اِلَيْهِ 4:156). Хотя нигде в Коране не говорится о том, кто именно был распят иудеями вместо Иисуса, и хотя в только что приведенном месте о подмене Иисуса Христа Мухаммед говорит неопределенно и уклончиво, однако ж нет сомнения, что самая мысль о подмене не выдумана им самим, а заимствована из древних легендарных преданий. Так например, в апокрифическом евангелии Варнавы рассказывается легенда, по которой вместо Иисуса Христа был распят Иуда Искариотский, на котором будто бы Бог чудесным образом напечатлел полнейшее сходство с Иисусом Христом в момент, когда тот хотел схватить Его, между тем как Самого Иисуса Христа Ангелы: Гавриил, Михаил, Исрафиль и Азраиль по повелению Божию вознесли на третье небо [65]. В мусульманских толкованиях Корана эта легенда, с различными вариациями, приводится как основание для вышеприведенного изречения Мухаммеда [66]. Когда и как вознесен был Иисус на небо, из Корана не видно. Если в вышеприведенном изречении (сур. 4:156) Мухаммед строго держался мысли апокрифического сказания (по которому Иисус Христос будто бы был вознесен на небо ангелами в то время, когда иудеи, вместе с Иудою предателем, хотели схватить Его ради распятия, и будто бы должен оставаться там до конца мира), то это находится в явном противоречии с его общим взглядом на Иисуса Христа как на человека, происшедшего только сверхъестественным образом, но во всем остальном подчиненного обыкновенным законам человечества, не исключая и смерти. Эту последнюю мысль Мухаммед ясно выразил в другом месте, где он вложил в уста Иисуса Христа следующие слова: «Да будет мир надо мною в день моего рождения, в день моей смерти и в день, когда я буду воскрешен» (19:34). Очевидно, что здесь Мухаммед рассматривает смерть и воскресение Иисуса Христа как смерть и воскресение прочих людей, потому что те же самые слова он влагает в уста Иоанна Крестителя (сур. 19:15). Как вязался у него этот взгляд с мыслию о вознесении Иисуса Христа Богом на небо, это решительно непонятно.

До какой возмутительной нелепости изуродовал Мухаммед христианскую истину о воплощении Бога Слова, какие несообразные взгляды имел на лицо Иисуса Христа, примиряя сверхъестественное рождение Его с своим учением о единобожии, до таких же несообразностей дошел он и в представлении христианского догмата о Троице. Он вообразил, что христиане под Троицею разумеют Бога, Иисуса Христа и Пресвятую Деву Марию, и с этой точки зрения вооружался против христиан, называя их неверными: «Не говорите: есть Троица (т. е. три Божества: Бог, Мессия и Мария, – добавляет Бейзави), это будет лучше для вас» (4:169); «неверные те, которые говорят, будто Бог третий из Троицы ثَالِثُ ثَلثَة, между тем как нет Бога, кроме Единого Бога» (5:77). И желая выразить, как несообразно такое, якобы верование христиан, он представляет Бога говорящим с Иисусом Христом, причем Тому и Другому влагает в уста ироническую речь: «О Иисус, сын Марии, восклицает Бог, говорил ли ты людям: принимайте меня и мою мать за двух богов إِلَهَيْنٍ наравне с Богом Единым? Слава Тебе, нет! Отвечает Иисус: как же я мог сказать то, что не правда? Если б я сказал это, то Тебе бы известно было...» (5:116).

Некоторые писатели, напр. Саль, Марракчий и Клодиус высказывают мнение, что Мухаммед не сам пришел к мысли о Богоравном достоинстве Пресвятой Девы Марии, а заимствовал эту мысль готовою от других, именно от еретиков коллиридиан или филомарианитов – христианской секты, бывшей в Аравии [67]. Позднейшие мусульманские ученые, будучи ближе знакомы с христианскими догматами, стараются спасти честь своего пророка, говоря, что в опровержении христианского учения о Троице он разумел только одну эту секту христиан. Единственное свидетельство об этой секте мы находим у Епифания. Он говорит, что «несколько женщин, отправившись из Фракии в Аравию (около 375 г.), выдумали там новое учение – приносить в жертву во имя Девы Марии грубые хлебы (κολλύριδες от κολλύρα = грубый хлеб), ради чего они собирались вместе». Епифаний описывает и самую обстановку обряда. «Несколько женщин, говорит он, украшают колесницу (κουρκον) или четырехугольный стул, расстилают на нем льняную скатерть, кладут хлеб и приносят его в жертву во имя Марии; потом все едят от этого хлеба». Вот все, что сообщает Епифаний о секте коллиридиан или филомарианитов. Как далеко распространена была эта секта в Аравии и существовала ли она там во времена Мухаммеда, об этом нет никаких положительных известий. Если бы она существовала в Аравии во времена Мухаммеда и притом в таких широких размерах, что он даже обратил на нее внимание и вооружился против ее учения, то невероятно, чтобы ни один из греческих писателей, живших в это и последующее время, не упомянул о ней. Притом же, если и допустить, что она существовала долго, из отзыва о ней Епифания нельзя заключить, что она считала Пресвятую Деву Марию третьим Лицом Пресвятой Троицы. Если Епифаний и говорит, что коллиридиане почитали Деву Марию αντί Θεου (наравне с Богом), то этим он выражает только то, что они уже слишком преувеличивали почитание Ее в богослужебном отношении, принося Ей даже жертву [68].

Таким образом, всего вероятнее, что мысл Мухаммеда, будто христиане под Троицею почитают Бога, Мессию и Марию, есть его собственное заблуждение. И в этом нет ничего удивительного. Она вытекала у него из его взгляда на Бога, Который, по его словам, не рожден и не родил (112:3), и из его грубого представления о рождении и сыновстве Божием, которые он мог мыслить не иначе, как поставляя наряду с Богом жену, что он ясно высказал в следующем месте: «У Господа нашего нет ни подруги (жены), ни сына» (72:3). Поэтому одно простое христианское выражение: Богородица (Θεοτόκος), казавшееся ему весьма соблазнительным при его поверхностном отношении к чуждым религиозным верованиям, легко могло подать ему повод предположить в христианах веру в Богоравное достоинство Пресвятой Девы Марии и представить Ее как одно из Лиц Пресвятой Троицы; тем более что, как известно, христианское представление о Святом Духе у него было смешано с иудейским представлением об Архангеле Гаврииле. Споры Несториан, которых в Сирии и Аравии было много, с Малекитами (православными) о имени Богородица, склоняли Мухаммеда, не знакомого прямо с учением Евангельским, более к несторианскому учению. Оттого в Коране Христос называется Иисус сын Марии там, где это название совсем некстати. И таким образом, ратуя против измышленного им самим учения о Троице, которое он навязал христианам, Мухаммед ратовал против своего собственного грубого заблуждения.

Мы обозрели заимствованные Мухаммедом в Коране сказания, относящиеся к Новозаветной истории, и показали, как на основании заимствованного понял Мухаммед христианские догматы о воплощении Бога Слова и о Святой Троице. Теперь нам следует сделать еще обзор заимствованных из Христианства же и частию внесенных в Коран, а частию сохранившихся в устных преданиях Мухаммеда а) взглядов: 1) на происхождение зла, 2) на повреждение человеческой природы, 3) на последнюю судьбу рода человеческого по кончине мира и б) приточных и нравственных евангельских изречений.

Взгляд на происхождение зла выражен в Коране в легенде о падении Ангелов. Содержание этой легенды, повторяющейся в Коране с различными вариациями до четырех раз (7, 10; 18, 48; 20, 115; 38:74), следующее: «Бог, сотворив человека, собрал всех Ангелов и повелел им преклониться пред Адамом. Все Ангелы преклонились, за исключением Эблиса. Он надулся гордостию и высокомерием и вступил с Богом в прение, говоря, что ему, Эблису, несвойственно преклоняться пред человеком, потому что он создан из огня, а тот из праха. За это непослушание и дерзость Бог изгнал Эблиса, причем этот выразил угрозу подстерегать людей справа и слева и совращать их с истинного пути» (7, 10–17). Что эта легенда носит на себе следы христианского происхождения, на это указывает, во-первых, слово Эблис إِبْلِيسٌпеределанное из греческого слова διάβολος и употребленное в Коране только в тех местах, где говорится о поклонении Ангелов Адаму, тогда как в других случаях злой дух обыкновенно называется Шайтаном الشَّيْطَنٌ ; на христианское же происхождение указывает, во-вторых, и самая идея, что злой дух пал чрез гордость. Эта идея встречается у Отцов и Учителей церкви еще четвертого века. И мнение некоторых из них в вопросе о том, в чем состояла гордость падшего духа, близко подходит к содержанию коранической легенды. По их мнению, эта гордость состояла в том, что падший денница не хотел поклониться Сыну Божию, позавидовав Его преимуществам, или, догадываясь, что некогда сей Сын Божий постраждет, усомнился в Его Божестве и не хотел признать Его Богом [69].

Эта мысль легко могла послужить темою для сказания о поклонении Ангелов Адаму, особенно у иудействующих христианских сектантов, живших в Аравии, которые смотрели на Адама как на Сына Божия, и отвергали проповедуемое иудейскими сектантами учение об иерархии Ангелов и поклонении им, желая таким образом выразить в том сказании, что человек выше Ангелов [70]. Мухаммед же, заимствуя это последнее сказание, придал ему только большую окраску и драматический характер.

С легендою о падении злого духа в Коране непосредственно связывается легенда о падении прародителей, построенная на основании очень искаженного библейского повествования об этом предмете. До чего доходит это искажение можно видеть из того, что Адам и Ева, по наущению сатаны, вкусили не от древа познания добра и зла, а от древа вечности и могущества (сур. 20:118). Если, по толкованию Бейзави, кто вкусит плодов этого дерева, тот будет жить вечно и не умрет [71]. Между тем, по словам Корана, Адам и Ева, вкусив от плодов его, увидели свою наготу и были изгнаны Богом из рая на землю, где должны пожить и умереть (7:24).

He поняв настоящего смысла библейского повествования о падении прародителей, Мухаммед своеобразно понял и заимствованную им из Христианства идею о порче человеческой природы первородным грехом. По его воззрению, эта порча происходит не от того, что люди наследовали от Адама испорченную грехом природу, а вместе с нею и самый грех Адама, но от того, что сатана портит каждого человека порознь во время появления его на свет. В самом Коране эта мысль выражена Мухаммедом непрямо и неопределенно. Она заключается в следующем месте: мать Марии (Богоматери) по рождении Ее поручает Ее и потомство Ее Богу, дабы Он защитил их от побитого камнями сатаны (3:31). Вот для объяснения этого-то темного по смыслу изречения Мухаммеда и приводится его устное предание, в котором определенно выражен его взгляд на порчу человеческой природы. Буквально это предание гласит так: «Никто из рожденных не родится без того, чтобы сатана не прикоснулся к нему в момент его рождения и чтоб он не заплакал от этого прикосновения. От этого освобождены Мария и Сын Ее». «Это значит, по толкованию Бейзави, что сатана алчет ввести в заблуждение всякого рождающегося человека, оставляя на нем след от своего прикосновения. Из этого изъяты Мария и Сын Ее, потому что Бог сохранил Их своим благословением, вняв мольбе матери Марии» [72].

В этих словах Мухаммеда ясно обозначились две христианские идеи: идея о порче человеческой природы первородным грехом и идея о том, что Сын Божий принял плоть без греха, и что Дева Мария была предочищена от этого греха. Но далее этого Мухаммед нейдет. А между тем, стоя на его точке зрения, весьма естественно спросить: почему только Мария и Сын Ее были избавлены от сатанинского прикосновения? Каким образом могут избегать этого прикосновения, сглаживать след от него прочие люди? Избавлен ли был наконец от этого сам Мухаммед? На первые два вопроса ни Коран, ни устные предания Мухаммедовы не дают нам никакого ответа. И это очень естественно; потому что Мухаммеду чуждо было христианское учение об искуплении рода человеческого крестною смертию Богочеловека.

Что касается того, избавлен ли был Мухаммед от сатанинского прикосновения, то на это в Коране также нет положительного ответа. Но в нем мы встречаем одно изречение, в котором мусульмане находят указание на то, что их пророк был избавлен от порчи сатанинской. Вот это изречение: «Не открывали ли Мы тебе груди (речь от лица Бога Мухаммеду)?» (сур. 94:1). По поводу этого изречения у мусульман существует несколько легендарных преданий об очищении сердца Мухаммедова. Для примера мы приводим одно: «Некто сказал Мухаммеду: расскажи нам о себе самом. Он отвечал: однажды, когда я вместе с братом (по молоку) пас скот, пришли двое мужчин (это были Ангелы) в белых одеждах, с золотым тазом, наполненным снегом. Они разрезали мне грудь, достали сердце, распороли его и вынули черный ком крови. Отбросив этот ком, они обмыли мою внутренность и сердце снегом» и пр. [73] Но так как по смыслу этой легенды Мухаммед был очищен от сатанинской порчи уже долго спустя после рождения, тогда как, по его собственным словам, не только Иисус Христос, но даже и Матерь Его была изъята от этой порчи, то, дабы не допустить мысли, что основатель христианской религии выше Мухаммеда, придумана была мухаммеданскими учеными другая легенда, по которой душа Мухаммеда была сотворена еще до Адама и притом чистою» [74].

Итак, по словам самого Мухаммеда, сердце его было очищено от сатанинской порчи Ангелами, a по словам его последователей, в этом очищении не было нужды, потому что душа его сотворена чистою прежде Адама! Насколько правды и смысла в этих словах Мухаммеда и его последователей, понятно с первого взгляда. Поэтому мы и не намерены более останавливаться на их разборе, тем более, что дальнейших выводов из учения Корана о порче человеческой природы ни в самом Коране, ни в системе магометанского богословия нет.

Мы переходим теперь к обозрению христианских мыслей в эсхатологии Корана. Прежде всего здесь обращает на себя внимание слово час السَّاعَةٌ, употреблённое в Коране для обозначения времени всеобщего воскресения и последнего суда Божия. С таким техническим значением оно в первый раз является еще в Меккских сурах: 19-й и 22-й. «Неверные, читаем мы здесь, не перестанут сомневаться, пока не захватит их час السَّاعَةٌ воскресения» (сур. 22:54). «Скажи: Бог продлит жизнь заблуждающихся до тех пор, пока они сами увидят то, чем им угрожали: или наказание в здешней жизни, или час» (19, 76. 77). Что такое применение этого слова и самая идея были чужды Меккским арабам времен Мухаммеда, а следовательно и ему самому до его знакомства с христианами, на это мы находим указание в самом Коране. Так, в одном месте Мухаммед изображает недоумение Мекканцев относительно часа воскресения: «Когда говорят вам (Мекканцам), что обещания Божии истинны и час не подлежит сомнению, то вы говорите: мы не знаем, что такое час مَا نَدْرِي مَاالسَّاعَةَ, думаем о нем только догадочно, а наверное не знаем» (сур. 45:31). Значит, применение слова час ко времени всеобщего воскресения и последнего суда Божия – мысль, заимствованная Мухаммедом из Христианства [75]. С нею у него связывается немало других христианских мыслей. Так, во-первых, мысль что час скоро наступит:

Чего ждут неверные? Разве часа, который явится внезапно. Условия его уже явились (сур. 47:20). Сам Бог ниспослал книгу и равновесие, и что может дать знать тебе, что час не близок? (42, 16; 33:63).

* * *

Грядет час, говорит Спаситель, и ныне есть, егда мертвии услышат глас Сына Божия, и услышавше оживут (Ин.5:25).

* * *

Во-вторых: час настанет неожиданно. Это уверение повторяется в Коране по крайней мере до 20-ти раз: «Чего неверные ждут? Разве часа, который явится им внезапно, когда они и не подозревают» (сур. 43, 66; 16, 79; 6, 31 и др.).

* * *

Бдите убо, яко не весте в кий час Господь ваш приидет... в оньже час не мните, Сын Человеческий приидет (Мф.24:42:44).

* * *

В-третьих: кроме Бога никто не знает о часе: «Ему одному предоставлено знание часа (сур. 41, 47; 7, 186, 187; 31:34).

* * *

О дни же том и часе никтоже весть, ни Ангели небеснии, токмо Отец Мой един (Мф.24:36).

Далее, замечателен в Коране один из способов убеждения людей в несомненности часа. Так, в 18-й суре рассказывается история семи спящих в пещере молодых людей. Эти молодые люди веровали в истинного Бога и за это подвергались гонению от своих сограждан-язычников. От преследований они укрылись наконец в пещеру, где Бог закрыл их уши глухотой на известное число лет. После того, как они пробыли в пещере в таком бессознательном, так сказать, мертвом, состоянии в продолжении многих лет, Бог снова разбудил их и дал знать об этом происшествии их согражданам для того, чтобы те знали, что إِنَّ وَعْدَ الله حَقّ وَ إِنَّ السَّاعَةَ لا رَيْبَ فِيهَا «обещание Божие истинно и что в часе (воскресения) нет сомнения» (18, 8–20). He может подлежать сомнению, что это сказание – христианского происхождения, и именно есть сказание о семи отроках Ефесских. Оно имеет много сходных черт даже с тем жизнеописанием этих отроков, какое находится у нас в житиях святых. Так, в нем мы находим, что эти отроки, не вынесши преследований Декия (царств. с 249 г.), удалились наконец в пещеру великую в горе, яже от страны восточныя и там в безмолвии молились Богу. Когда они узнали, что царь их разыскивает, они усилили свои мольбы к Богу, дабы укрепил их устоять в вере во время мучений. Тогда милостивый Бог повеле им уснути странным неким и дивным успением: яко хотяй ими в грядущее время преславное сотворити чудо и уверити сумнящыяся о воскресении мертвых. Когда в царствование Феодосия (царств. с 425 г.) восташа еретицы глаголющии не быти воскресению мертвых... тогда повелением Божиим воскреснуша святии онии мученики, аки от сна убудившеся [76] и проч.

За проповедию о часе воскресения, о его внезапном появлении, Мухаммеду необходимо было указать на обстоятельства, имеющие быть в момент наступления этого часа. Для этого он пользуется готовыми картинами, которыми в Новом Завете характеризуется пришествие дня судного. Так, он говорит, что в час суда «кормилица (от страха) бросит дитя, которое она кормила грудью, и всякая беременная женщина выкинет...» (сур. 22:2).

* * *

Горе, говорит Спаситель, непраздным и доящим в тыя дни (Мф.24:19).

* * *

«Тогда земля переменится на другую землю и небо на другое небо», говорит Мухаммед (сур. 14:49).

* * *

Нова небесе и новы земли по обетованию Его чаем, говорит Апостол Петр (2Пет.3:13).

* * *

«Когда же наступит день воскресения?» спрашивают Мухаммеда. Он отвечает: «когда зрение ослепится и луна померкнет; когда звезды уничтожатся и небо рассядется (сур. 75, 6. 7. 8; 77, 8. 9; 82, 1. 2).

* * *

И вдруг, после скорби дней тех, по словам Спасителя, солнце померкнет, и луна не даст света своего, и звезды спадут с неба, и силы небесные поколеблются (Мф.24:29).

* * *

После этого, по Корану, «Бог соберет всех в день воскресения» (сур. 4:89).

* * *

И послет (Бог) Ангелы Своя с трубным гласом, и соберут избранные Его от четырех ветр (Мф.24:31).

* * *

«Потом отделит доброго от злого (т. е. неверного от верного, по замечанию Бейзави сур. 8:38) и «верующие будут владетели[77]правой стороны, а неверующие – владетели левой (злополучной) стороны» (сур. 90, 18. 19; 56, 8. 9; 30:13).

* * *

Егда приидет Сын Человеческий во славе Своей, говорит Спаситель, и соберутся пред Ним вси язы́цы, и разлучит их друг от друга, якоже пастырь разлучает овцы от козлищ. И поставит овцы одесную Себе, а козлища ошуюю (Мф.25:31–33).

* * *

Грешников, по Корану, ожидают на всеобщем суде страшные адские мучения. В коранических описаниях этих мучений мы встречаем также довольно картин сходных с евангельскими. Так, например:

«На всеобщем суде, по словам Корана, грешника возьмут и насильно стащат в ад» (сур. 44:47). «Тогда Бог скажет (хранителям огня): возьмите грешника и свяжите, потом изжарьте на адском огне» (сур. 69, 30. 31; 23:110); «бросьте в геену всякого закоренелого грешника»... «ввергните его в жестокое мучение» (сур. 50, 23–25; 40:73). «Неверные будут ввержены в огонь, где будут издавать глубокие вздохи» (сур. 11:108).

* * *

Тогда, по словам Спасителя, речет царь слугам (своим): связавше ему (непотребному рабу) руце и нозе, возмите его и вверзите во тьму кромешную: ту будет плач и скрежет зубом (Мф.22:13). И послет Сын Человеческий Ангелы Своя, и соберут от Царствия Его вся соблазны и творящих беззакония: и ввергнут их в пещь огненну: ту будет плач и скрежет зубом (Мф.13:41:42).

* * *

Тогда обитатели ада закричат обитателям рая (т. е. грешники праведным): пролейте на нас немного воды ( اَفِيظُوا = излейте сверху вниз). Это показывает, по замечанию Бейзави, что рай находится над адом (сур. 7:48). Эта картина христианского происхождения. Так, богатый «во аде возвед очи свои, сый в муках, узре Авраама издалеча и Лазаря на лоне его: и возглашь, рече: отче Аврааме, помилуй мя, и посли Лазаря, да омочит конец перста своего в воде, и устудит язык мой: яко стражду в пламени сем (Лк.16:23:24).

В учении Корана о блаженстве праведников мы находим почти единственную мысль, заимствованную Мухаммедом из Христианства, именно мысль, заключающуюся в словах Апостола Павла: «ихже око не виде, и ухо не слыша, и на сердце человеку не взыдоша, яже уготова Бог любящим Его» (1Кор.2:9). Это изречение Апостола, указывающее на превосходство благодатных даров Божиих в Новозаветной Церкви над дарами Церкви Ветхозаветной, и нередко употребляемое Христианскою Церковию для указания на степени блаженства праведников в будущей жизни, применено в Коране к будущей жизни следующим образом: «никакая душа не знает, что скрыто для добродетельных из наслаждения глаз (сур. 32:17); но искаженное в Коране, оно почти буквально передано Мухаммедом в его устном предании, которое толкователь Бейзави приводит для объяснения этого коранического места. «Бог, читаем в этом предании, сказал: «Я приготовил для благочестивых рабов Моих то, что глаз не видел, ухо не слышало, и на сердце человеку не приходила какая-нибудь вещь, которую Я открою им (благочестивым)» [78]. Не можем не заметить здесь, что эта мысль, как чуждая Мухаммеду и случайно занесенная им в Коран, получила у него в учении о блаженстве рая слишком далекую от христианского учения обстановку; вместо высшего духовного блаженства в Коране явилось изложение грубо-чувственных наслаждений, какие фантазия Мухаммеда измыслила для последователей ислама.

Из приточных и нравственных евангельских изречений, перенесенных в Коран, мы встречаем следующие:

«Сколько зверей не заботятся о пище своей? Бог питает их как и вас (людей)» (сур. 29:60).

* * *

«Воззрите на птицы небесныя, говорит Спаситель, яко не сеют, ни жнут, ни собирают в житницы; и Отец ваш Небесный питает их» (Мф.6:26; Лк.12:24).

* * *

«Люди не видят ли птиц, парящих над ними и расширяющих крылья? Кто поддерживает их, как не Милосердый (Бог)» (сур. 67, 19. 20).

* * *

«Ни едина от них (из птиц) падет на земли без Отца вашего» (Мф.10:29).

* * *

«Неверные, говорит Мухаммед, не войдут в рай, пока верблюд не войдет в игольное ухо» (сур. 7:38).

* * *

«Удобее есть вельбуду, говорит Спаситель, сквозе иглины уши пройти, неже богату в Царствие Божие внити» (Мф.19:24).

* * *

«Кто хочет, говорится в Коране, сеять в жизни сей для будущей жизни, тому Мы умножим жатву его, а кто пожелает сеять для настоящей жизни, тому Мы хотя и даруем из жатвы нечто, но ему не будет части в будущей жизни» (стр. 42:19).

* * *

«Еже аще сеет человек, говорит Апостол, тожде и пожнет: яко сеяй в плоть свою, от плоти пожнет истление; a сеяй в дух, от духа пожнет живот вечный» (Гал.6:7:8). – Кажется, эта мысль Апостола выражена в сур. 42, 19 Корана.

* * *

«Не будет тайного разговора трех лиц без того, чтобы Он (Бог) не был между ними четвертым (т. е. не явился посреди их), ни пяти без того, чтобы Он не был шестым из них» (сур. 58:8).

* * *

«Яко аще два от вас, говорит Спаситель, совещаета на земли о всякой вещи, ея же аще просита, будет има от Отца Моего, иже на небесех. Идеже бо еста два или трие собрани во имя Мое, ту есмь посреди их» (Мф.18:19:20).

* * *

«Если вы, говорит своим последователям Мухаммед, творите милостыню явно, то это хорошо; a если творите ее тайно, так это лучше для вас» (сур. 2:273). Это изречение Мухаммеда есть не более, как перефразированное евангельское изречение: «тебе же творящу милостыню, да не увесть шуйца твоя, что творит десница твоя, яко да будет милостыня твоя в тайне» (Мф.6:3:4). «Отвратятся от того, говорит Мухаммед, кто отвращается (от посланника, или от Корана, или от веры)» (сур. 51:7). «Аще кто отвержется Мене, говорит Спаситель, отвергуся того и Аз пред Отцем Моим».

Этим мы заканчиваем обзор коранических мыслей, заимствованных из Христианства.

Из всего исследования нашего мы можем сделать следующие выводы: 1) Мухаммед мог заимствовать христианские мысли только из устных сообщений тех христиан, с которыми он действительно имел различные сношения. Но нужно заметить, этот источник для него был весьма неверным, потому что принятое со слуха легко могло подвергнуться искажению. 2) Он заимствовал эти мысли без разбора, отчего у него истинное перемешано с ложным, легендарное с историческим. 3) Относясь поверхностно к этим мыслям и подводя их под точку зрения строгого единобожия, он искажал их. Так он исказил христианские догматы о воплощении Сына Божия и о Троице, не поняв настоящего смысла этих догматов; намеренно опустил выражения: «Сын Божий», «Сын Человеческий» в тех евангельских изречениях, которые он внес в Коран. Наконец, 4) более заимствовал таких мыслей, которые ближе подходили к его главному учению о единобожии.

Многолетний опыт показал, как трудно убедить мухаммеданина, что его Ислам не есть истинная религия, а составлена лжепророком, и что истинная вера есть вера Христова. Трудность убеждать мухаммеданина в истине веры Христианской зависит не от основательности религии Мухаммеда, ибо она, как произведение ума человеческого, не только слаба и шатка, даже заключает в себе начала разрушения; но от того, что всякий предубежденный в достоинстве своей веры мухаммеданин имеет отягченна ушеса, еже слышати, и очи, еже видети. Мухаммеданин твердо помнит и фанатически исполняет заповедь Корана: «если будут состязаться с тобою о вере, скажи: я предал себя Богу, и всякий последующий мне делает то же (сур. 3:18), т. е. просто сказать, что не хочет слушать, затыкает свои уши.

Как же ослабить в мусульманине закоренелое в нем отвращение и не расположенность выслушивать проповедь о Христианстве и облегчить доступ истин Евангелия к его сердцу?

Мы не входим здесь в оценку различных способов обращения мусульман к истинной вере¹; для нас достаточно припомнить то общее психологическое явление, что человек, как бы он ни был предубежден против кого- или чего-нибудь, смягчается, когда с ним начинают говорить о предметах близких его сердцу, и когда он не подозревает в собеседнике никакой направленной против него мысли. Основываясь на этом психологическом законе, полагаем, что более верный способ заставить мусульманина выслушать проповедь Евангелия будет состоять в том, чтобы миссионер беседовал с мусульманином о таких предметах или, точнее, верованиях и убеждениях, которые священны для мусульманина, а в то же время более сродны с Христианством, и которые, следовательно, более доставляют доступа к сердцу упорного и подозрительного мусульманина. В самом деле, Христианство не есть что-нибудь внешнее, что можно бы было навязывать всякому; нет, оно есть дух и жизнь в высшей степени сродная с природою человека, но которая проникает в нее постепенно. Свежая, полная сил и жизни лоза прививается не во всяком месте тощего, сухого, безжизненного дерева, но только в том, где есть сколько-нибудь жизни, где, следовательно, есть хотя какое-нибудь сродство с прививаемою лозою и самым деревом. В природе человека есть сильная потребность Христианства². Постижение этой-то потребности в человеке и открытие в заблуждающем понятий, верований и убеждений, более сродных с Христианством³, и есть тайна успешного действования со стороны проповедника Христианства, разумеется, при помощи благодати, без которой все усилия человека будут тщетны. Только тот проповедник с успехом насаждает семя Евангелия, который постиг и понял сказанную тайну. Посему-то и Сам Иисус Христос при сообщении Иудеям нового учения, новых истин веры и деятельности часто обращался к Ветхому Завету, который был пестуном ко Христу, в котором были заключены семена Христианства. Возьмём и мы себе за образец способ обращения, какой употреблял Сам Небесный Учитель.

Что же у мусульман есть близкого к Христианству и более благоприятствующего ему? Или иначе, нет ли в Коране⁴, как главном хранилище верований мусульман, мест, которые бы благоприятствовали обращению их к Христианству? Если есть, то насколько могут быть благоприятны такие места?

Основанием для порядка частей будущих наших исследований мы, очевидно, должны взять содержание учения самого Корана. Все содержание учения Корана составляют: истины догматические и нравственные, постановления обрядовые и гражданские. Но мусульмане к существу религии относят собственно первые два вида истин, как вечных – неизменных во все времена; постановления обрядовые и гражданские и по их учению не составляют что-либо постоянное-неизменное, а смотря по времени и обстоятельствам могут быть изменяемы в каждой откровенной религии. Следовательно, мы должны искать благоприятного Христианству только в догматическом учении Корана и в учении нравственном. Эти два вида учения Корана и указывают нам порядок для исследований. Таким образом, мы рассмотрим, что есть благоприятного Христианству 1) в догматическом и 2) в нравственном учении Корана.

Читая Коран, миссионер часто встречает истины высокие, – возвышенные понятия о Боге и добрые мысли о нравственности, – что все радует веропроповедника, ищущего в Коране благоприятного для веры Христианской. Но эта радость скоро сменяется скорбию потому, что те же самые высокие истины чрез несколько страниц или даже строк опровергаются другими мыслями, по духу своему, или даже буквально, совершенно противными – враждебными Христианству. Или бывает так, что известная истина, высказанная в Коране и взятая буквально, могла бы быть годною к тому, чтобы на основании ее высказать мусульманину несколько основных христианских истин, но толкования мусульманских богословов уничтожают все подобные попытки миссионера.

Так, с первого раза, в догматической части Корана представляются следующие благоприятные Христианству верования: 1) учение о Боге, 2) учение о Писаниях и сказания о Пророках, почерпнутые из божественного Откровения. В особенности из этих сказаний, по-видимому, благоприятствуют сказания о Моисее и законодательстве его – Пятокнижии, которое Бог вручил ему и которого Коран не отвергает; – сказания об Иисусе Христе как об одном из величайших Пророков и чудотворцев, Который научил людей Евангелию, ниспосланному Ему от Бога, 3) учение о воскресении, страшном суде, наградах и наказаниях за гробом. Heсмотря, однако же, на видимое множество пунктов в мухаммеданстве догматического содержания, благоприятствующих Христианству, весьма мало между ними таких, которые бы в то же время, – повторим опять, – не противодействовали ему.

Учение о Боге Едином, строго монотеистическое, исключающее собою всякое другое учение о Нем, и в особенности учение о Троице, очевидно, не представляет результатов, благоприятных для проповеди Евангелия. Впрочем, учение Корана о Боге, исключая учение о Троице, в остальных пунктах совершенно почти сходно с учением христианским, и, следовательно, веропроповедник найдет в мусульманах таких людей, которые избавят его от излишнего труда приготовлять их к принятию общих возвышенных понятий о Боге. Мусульманин в этом отношении для проповедника будет уже, так сказать, готовое выросшее дерево, к которому следует только в приличном месте привить росток благородного плодовитого дерева, в противоположность, например, буддисту, с которым миссионеру много бы привелось хлопотать с тою целию, чтоб только как-нибудь внушить ему общий правильный взгляд на Бога, не говоря уже о Троице. Так, по учению Корана, Бог есть Бог Един, и кроме Его нет другого Бога, Живый, Вечный, Творец неба и земли и всего, что в них находится, Царь, Владетель и Раздаятель царств, Великий, Милостивый и Милосердый, Долготерпеливый, Праведный Судия, Мудрый, Всеведущий, Всевидящий, Всеслышащий, Истина, Свет, направляющий и руководящий людей по пути истинному. Но наряду с приведенными и другими именами Божиими, выражающими то или другое свойство Его существа, часто повторяется известное выражение Корана: «Бог руководит на путь истинный кого хочет, и вводит в заблуждение кого хочет» – выражение, подававшее многим повод порицать Коран в том, будто бы он допускает безусловное предопределение к добру и злу, вечному блаженству или наказанию и чрез то лишает человека свободы, а Самого Бога представляет виновником зла. Действительно ли Мухаммед, сам того не замечая, допустил в своем Коране противоречие, называя Бога Святым и Правосудным, утверждая, что всякое благо от Бога, а зло от человека (сур. 4:81) и в то же время приписывая Богу заблуждение человека, или имел при этом какую-либо примиряющую мысль – нам нет особенной нужды входить в исследование об этом⁵. Миссионеру приведется иметь дело, собственно говоря, не с Кораном, – как мертвой книгой, – но с людьми мыслящими и действующими по нему; потому нам нужно знать только, как понимают изречения Корана, в которых, по-видимому, выражается мысль о безусловном предопределении, сами мусульмане. Мы приведем здесь общее объяснение подобных изречений Корана из мусульманского богословия Несефийэ شرح العقائد النسفية, объясненного Тафтазани, так как оно принято за руководство при изучении Богословия в казанских татарских училищах⁶. Тафтазани, высказав положение, что Бог есть Творец дел человеческих добрых и злых, веры и неверия и опровергая еретиков – Мугтазелей, утверждавших, что человек сам есть творец своих дел, так богословствует:

«1) Если бы человек сам был творцом своих дел, то знал бы все их подробности, все составные части их, иначе и нельзя творить чего-нибудь; но мы видим, что, например, в действии перехода с одного места на другое заключается множество движений и остановок, движения мускулов и действия нервов, о которых идущий не только не мыслит, но и не может иметь никакого понятия. 2) Положительное откровение (Коран) говорит: Бог сотворил вас и то, что вы делаете, т. е. действия ваши или дела ваши. Во всяком случае, действия человеческие совершаются творчеством высшим. Далее, Бог называется Творцом всякой вещи, т. е. возможного, а действия человеческие суть возможное. Поэтому-то шейхи говорят, что мугтазели – самые злые многобожники; ибо, тогда как язычники признают двух или нескольких богов, мугтазели в бесчисленном множестве людей верят в бесчисленных творцов, т. е. богов. Мугтазели доказывают свое мнение тем, что если бы человек не был сам творцом своих дел, то не за что было бы его хвалить и награждать за добро, равно порицать и наказывать за зло. На это мы скажем, что слова мугтазелей имели бы силу в том случае, если бы отнималась у человека свобода, а мы признаем за человеком свободу. Еще говорят, что если бы Бог сам творил все человеческие действия, то Ему необходимо приписывать все злые действия. Но качество приписывается не причине, а тому предмету, который описывается этим качеством. Например, Бог творит черноту, но Он не называется черным, а только та вещь, в которой чернота находится. Далее, хотя действия человеческие, состояния веры и неверия, как мы сказали, творятся по воле Божией, суду и предопределению Его, но по любви и расположению Бог творит только добрые дела человека. Действия же человеческие при этом свободны, а потому люди и будут за них награждены или наказаны. Если бы человек не имел свободы и никакого участия в своих действиях, то невозможно было бы обязывать его к действиям, ни награждать за них. Скажут, что быть причиною известного действия значит произвесть его, а так как дела человеческие творит и Бог, и сам человек, то одно и то же было бы действием двух сил, но это невозможно. Отвечаем: одна и та же вещь может иметь разные стороны и отношения и таким образом подходить под разные силы» и пр.

Как ни схоластично⁷ приведенное богословствование мусульманского ученого, но из него ясно видно то, что мусульмане вовсе не думают признавать Бога виновником неверия человека или вообще зла в мире. В частности, из представленного рассуждения Тафтазани следует заключить, что мусульмане под Божеским творчеством дел человеческих разумеют содействие Божие или Его благоволение поддерживать Своею всеуправляющею силою те от природы вложенные в человека силы, посредством которых Он действует. Только мусульмане из излишнего, но по их понятию благоговейного, страха как бы не ограничить вседеятельности Божией, это раз и навсегда данное человеку при его сотворении и доселе продолжающееся благословение Божие действовать по данным человеку законам представляют слишком преувеличенным, как будто Бог творит эти силы в человеке вновь при каждом намерении его сделать что-либо. – Далее, из того, что мусульмане признают Бога Творцом веры и неверия и в то же время утверждают, что Бог желает и творит неверие человека, – но только не по любви и расположению, и не нарушает свободы человека, совершенно ясно выходит то, что мусульмане на самом деле с этим соединяют ту же мысль, какую мы соединяем с выражением: Бог попускает зло. В существе дела утверждая тоже самое, мусульмане не хотят только расстаться с своими схоластическими любимыми выражениями, они не хотят заменить выражения «Бог желает неверия человека не по любви и расположению» более определенным выражением «Бог попускает человеку грешить или оставаться в неверии потому, что не желает нарушить его свободы». В таком случае мы можем оставить при мусульманах дорогие для них термины, когда видим, что с ними соединяют они мысль не противную христианскому учению о Боге. Общий же результат наших рассуждений тот, что мусульмане, исповедуя Бога таким существом, каким можно Его представлять на основании вышеприведенных имен Божиих, и смягчая своими объяснениями недостойные, по крайней мере, по-видимому, отзывы Корана о Боге⁸, сходятся с христианами в понятиях о Боге, исключая учение о Троице. И, следовательно, – повторим мысль, высказанную нами в начале, – учение Корана о Боге, несравненно высшее и чистое, чем другие пункты догматического содержания, более сходное с Христианством и в этом отношении благоприятное ему, – не даст, однако ж, результатов благоприятных для обращения мусульман к Христианству, собственно чрез принятие учения о Троице как основного отличительного догмата веры Христовой. Если же миссионеру при помощи Божией удастся убедить мусульманина в Божестве Иисуса Христа на основании каких-либо их же собственных верований, в таком случае учение Корана о Боге вообще будет уже данным готовым, так что миссионер может обойтись без всяких предварительных или последующих оглашений мусульманина в этой истине⁹.

Остальная часть догматического учения Корана также мало годна, чтобы на основании его проповедовать мусульманину Христианство. Что, например, прямо ведущего к Христианству может вывести проповедник из истории Корана о Ветхозаветных праведниках – истории, по букве, хотя во многом сходной, но по духу совершенно противной Библейской Истории. Есть в Коране несколько мыслей, на основании коих, отчасти, можно показать мусульманину неверность истории Корана о Ветхозаветных праведниках. Так, Коран, а за ним и мусульмане допускают историческое развитие вероучения между людьми. Если же так, то мы вправе ожидать, что исторические лица Корана, как провозвестники этого учения, будут лицами, отличными одно от другого по религиозному образованию, по времени и месту, лицами живыми, с особенными принадлежностями и качествами, свойственными им одним. Но этого нет. Лица Корана не живые – действительные лица, принадлежащие известному времени и месту, и потому отличающиеся особенными свойствами внутренней и внешней деятельности, – но существа отвлеченные, какие-то мусульманские философы, которые кстати и некстати проповедуют о главных постановлениях мусульманской веры; это, так сказать, неизменные органы Ислама, которые в однообразных разглагольствиях о нем теряют свою отдельную личность: от того без преувеличения можно сказать – все они, как две капли воды, похожи одно на другое, так что без всякого оскорбления для них мысли и действия одного можно смело придавать другому, и наоборот. В самом деле, какое историческое различие можно найти хоть между Авраамом и Соломоном, даже и Иисусом Христом в том виде, в каком представлены они в Коране? различие внешних действий? Но при совершенно одинаковой настроенности, при том же духе, это различие не имеет почти никакой важности, так как странные действия Соломона можно придать Аврааму и наоборот, и от этого ни Соломон, ни Авраам нисколько не пострадают, напротив останутся равными самим себе, теми же самыми лицами, какими хотел представить их Мухаммед. Отсюда – поразительная монотонность и бесцветность мнимобиблейских историй Корана, естественно приводящие к мысли, что эти истории – произведения одного лица, выразившего себя в них. A при отсутствии исторической верности, при недостатке живой действительности неизбежно библейские лица Корана погрешают иногда против душевной деятельности, против условий времени и места. Именно: они мыслят и действуют не по требованиям собственного ума и чувства, в известной зависимости от внешних обстоятельств, но живут по правилам, вложенным в них извне, по предписаниям чужой воли. От того, оставаясь по необходимости верными предписаниям этой воли, которой нет дела ни до внутренних условий человеческой природы, ни до требований внешних обстоятельств, они приходят часто в разлад с тою и другими. Так, добродетельный Иаков, услышав горестную весть о погибели любимейшего из детей своих, не предается тотчас ни живой скорби, ни немой грусти, как следовало бы всякому нежному отцу, даже самому благочестивому, но начинает – и прехладнокровно – обвинять своих детей и рассуждать о терпении и необходимости Божией помощи (сур. 12, 18.). He таков является в этом случае истинный Иаков – Иаков библейский! Каин, злоумышляя на жизнь Авеля, высказывает ему свое намерение, и Авель отвечает, что, обремененный грехами своими и чужими, Каин пусть будет повергнут в вечный огонь (сур. 5, 30–32). Под влиянием одного естественного чувства самосохранения может ли так поступать убийца и его жертва!

Далее в Коране сказано, что библейские события предлагаются для того, чтобы утверждать сердца человеческие в истинном благочестии (XII, 111). Но если мусульманин по совести рассмотрит рассказы Корана, то удивит, что цель эта не достигается, потому что многие события, приписываемые в Коране библейским лицам, отличаются странностями и несообразностями, непонятными и оскорбительными для здравого смысла. Так, не странно ли коварное приглашение женою Азиза благородных египтянок на пир, на котором они, залюбовавшись красотою Иосифа, порезали себе пальцы (XII, 30:31). He баснословны ли рассказы об армиях Соломона, составленных из гениев, людей и птиц, о путешествиях его с этими войсками, о разговоре его с какою-то птицею (27,17–28)? He нелепа ли повесть о Савской царице, особенно о том, что она, как будто не имея глаз, приняла хрустал за воду и стала подбирать платье (27, 22–45)? и т. п.

Какую пользу могут приносить подобные рассказы для людей, ищущих назидательного чтения? Пусть поразмыслит мусульманин, можно ли поверить, чтобы Всесвятый Бог, всемерно заботящийся отвращать людей от неправды, от всякой мерзости и лжи и обращать их на путь истины и добра, мог и стал сообщать им откровения, подобные мнимобиблейским откровениям? Можно ли согласиться, чтоб без явного противоречия Самому Себе Он сделал это? Подобный разбор мнимобиблейских историй и сличение их с истинною библейскою историею, можно надеяться, произведет желанное действие, по крайней мере на мусульманина сколько-нибудь развитого. Простому же мусульманину, с грубою фантазиею, мнимобиблейские сказания Корана, конечно, покажутся гораздо лучше, чем чистые, скромные – истинно библейские истории. Положим даже, что благоразумный мусульманин при сравнении Библейской Истории о ветхозаветных праведниках с историею Корана поймет превосходство первой пред последнею, но что ж из этого? до Христианства еще далеко. История о ветхозаветных праведниках, собственно только как история – малозначаща в деле веры; наша ветхозаветная история получает особенную силу и значение от того, что мы в ней видим ясные следы домостроительства Божия, приготовления рода человеческого к принятию Искупителя и более или менее ясное открытие самой тайны искупления. Дело понятное, что указывать и раскрывать мусульманину в ветхозаветной истории идею об искуплении, или что то же – Христианстве и таким образом воспользоваться историею Корана о ветхозаветных праведниках, предварительно очистив ее, было бы трудом совершенно бесполезным. Для мусульманина подобный метод со стороны миссионера был бы премудростию непостижимою. То же должно сказать и об учении Корана о воскресении, всеобщем суде, рае и аде. Конечно, уже одно то, что мусульмане верят в загробную жизнь, благоприятно для миссионера. Он, по крайней мере, не встретит в мусульманах людей, подобных древним саддукеям и новейшим неверам, отвергающим жизнь будущую. Но верования мусульман в загробную жизнь слишком обезображены. На всеобщем суде¹⁰, например, по учению Корана, будут судить по каким-то книгам, в которых записаны делa человеческие, взвешивать на весах и самые книги и пр. Всякому известно также, что такое рай Мухаммедов! последователи же Мухаммеда пошли еще далее и картину описания рая пополнили своими нелепостями. Так, мусульмане искренно верят, что после 3-х тысяч лет райских наслаждений будет великолепная свадьба Мухаммеда, который возьмёт замуж мать Марии; для пиршества, которое будет продолжаться 500 лет, будет заклан поддерживающий землю бык и пр.¹¹ Есть, правда, в Коране намеки в двух-трех словах на высшие духовные наслаждения в раю (75, 22. 56:25), но блага духовные мусульмане оставляют в стороне, и намеки на них Корана остаются незамеченными. Следовательно, миссионер не найдет, строго говоря, почти ничего благоприятного в вере мусульман касательно разбираемых предметов веры, на основании коих можно бы было вести их к Христианству. Если бы даже учение Корана, например, о вечном блаженстве праведников, было чисто, или если бы миссионеру самому удалось как-нибудь разубедить мусульманина в нелепом его веровании в будущее чувственное блаженство в раю, и в таком случае миссионер, кажется, не нашел бы для себя в этом веровании таких пунктов, на основании коих можно бы было подготовить мусульманина к принятию Христианства. Попытку разубедить мусульманина в неправом его веровании в райские чувственные наслаждения можно сделать, отчасти, на основании самого Корана. В Коране говорится: «в раю будут молодые девы, скромные, которых не касалась рука человека или гения» (55:56). «Там (в раю) правоверные найдут жен, чуждых всякой нечистоты, и они там будут жить вечно» (2:23). Вслед за сим, в стихе 24-м говорится: «Бог не стыдится брать для притчи муху, или другой какой-либо более возвышенный предмет». Этот стих, очевидно, тесно связан с предыдущим, иначе он не имел бы никакого смысла. Ни в предыдущем, ни в последующем нет ничего, что можно бы было принять за притчу или аллегорию, кроме слова женщины أزواج в стихе 23-м. Но то, что составляет фигуру, аллегорию, нельзя принимать за действительное, следовательно, и обещание жен в раю принимать в собственном смысле значит неверно понимать смысл приведенных слов Корана. Еще в Коране говорится: «в Коране есть стихи, которые составляют как бы мать (основание) книги, и есть такие, которые должно понимать метафорически» (3:5). Итак, Коран уверяет мусульман, что большую часть стихов должно принимать в смысле переносном. Этого достаточно, кажется, для мусульманина, чтобы поразмыслить, обещание жен в раю должно ли принимать буквально или аллегорически. Стих же, следующий за обещанием, прямо дает разуметь мусульманам, что это только фигура-троп. Далее, если мусульманам обещаны в раю женщины, то они, без сомнения, обещаны им как жены. Но такая мысль прилична ли тому, кто хотя сколько-нибудь боится Бога и имеет понятие о св. предметах! Если здесь, на земле, тот, кто познал жену свою, не может коснуться Корана прежде, чем не очистится (56:18), – не более ли свято небо, чем Коран! или мусульмане хотят, чтоб Господь устроил там гарем? Этот стих напоминает еще другой: «о верующие! когда вы встаете на молитву, то мойте лице и руки ваши до локтя... и очищайтесь после совокупления с женами» (5, 8. 4). Если на земле тот, кто намерен молиться, должен быть чист, не тем ли более должен быть чист на небе, где постоянно славят Бога – то же, что молятся? Скажут, что на небе будут женщины чистые. Конечно, чистые сначала, но могут ли быть такими после? Что касается до других чувственных райских наслаждений, то разубедить мусульманина в невозможности оных можно бы было, указав на то, что тело в будущей жизни будет с другими свойствами, одухотворенно, и потому не будет требовать пищи и пр., но это для мусульманина покажется невероятным. Лучше будет, если мы покажем негодность чувственных удовольствий в раю из собственных верований мусульман. Так, например, и по их понятию Бог есть высочайшее благо и красота, и, следовательно, Бог один Сам Собою может быть для нас источником неизреченного удовольствия, без помощи пустых удовольствий земли. Коран подтверждает то же и намекает, в чем будет состоять истинное блаженство в раю, напрасно только мусульмане пропускают эти намёки. Так, блаженным постоянно будет повторяться утешительное слово: мир! мир! (56, 25. 36:58). А возможен ли мир среди множества жен, если понимать буквально слова Корана! Далее Коран говорит, что высочайшее наслаждение в будущей жизни будет состоять в лицезрении Бога (75:22). «Это созерцание, по толкованию Бейзави, будет состоять в погружении в рассматривание красоты Божией, которая превосходит всякое сравнение» (Бейзави 75:22). Если так, то наслаждение женами и другие чувственные наслаждения ничего не будут значить в сравнении с лицезрением Бога, и, следовательно – не нужны. Человек занятый, плененный чем-либо высшим, стремится только к этому одному, постороннее для него не имеет цены. Да и странно представить, чтобы человек, всегда добивающийся лучшего, в будущей жизни оставив высшее – лучшее наслаждение, пожелал низшего – худшего. Пусть выслушают мусульмане, что говорит один¹² благоразумный из их братий по вере: «созерцание Бога в будущей жизни доставит праведникам столь большое наслаждение, что все другие удовольствия рая покажутся для них ничтожными. Это так и должно быть, продолжает он, потому, что всякими другими удовольствиями может наслаждаться даже скот, свободно пасущийся на изобильном пастбище».

О связи веры в вечную жизнь и духовное блаженство с верою во Христа Искупителя, – нечего и говорить мусульманину. Эта мысль так далека от мусульманина, что привить ее к нему совершенно невозможно.

Остается еще сказать об остальных двух пунктах догматического учения Корана – Евангелии и Иисусе Христе. He высказывая пока ничего положительного касательно этих предметов веры мусульман, мы лучшим считаем предварительно изложить несколько подробнее взгляд Корана на Иисуса Христа и на Евангелие, и отсюда уже само собою видно будет, насколько может быть благоприятным учение Корана об упомянутых предметах. Мы считаем нужным остановиться на учении Корана о Евангелии и Иисусе Христе особенно потому, что эти два предмета веры Мухаммеданской составляют главные члены и веры Христианской и, следовательно, ближайшим образом относятся к нашей задаче.

О Евангелии определенно говорится в следующих местах Корана: в суре 5, 109 ст. Бог говорит: «Иисус! вспомни, когда Я научил тебя Писанию (книге), премудрости и Евангелию الإنجيل». Бог научил его (Иисуса) Писанию, премудрости, закону и Евангелию الإنجيل, и послал к сынам Израилевым (3:48). «По следам их (Пророков) Мы послали Иисуса, сына Марии, который бы подтвердил прежнее откровение – Закон, и дали ему Евангелие الإنجيل. В нем – руководство и свет, подтверждение прежде бывших откровений, – руководство для боящихся Бога» (5, 54–56). Из приведенных мест видно, что Мухаммед признавал Евангелие книгою божественною, которая содержит в себе свет и руководство для людей. Причина такого высокого мнения и хорошего отзыва о Евангелии заключается в образе представления Мухаммеда о происхождении Евангелия. «Бог ниспослалنَزَّلَ тебе (Мухаммеду) книгу истинную, подтверждающую прежде бывшие откровения, как Он (прежде) ниспослал أَنْزَلَ Пятокнижие и Евангелие» (3:3). Слово نَزَلَ, употребленное в приведенном месте и о Евангелии, так же как и о Коране, заставляет предполагать в Мухаммеде уверенность, что Евангелие открыто Иисусу Христу точно так же, как Коран ему самому. По учению же мусульман, Коран существовал от вечности, был написан на огромных скрижалях, хранящихся на 7-м небе. Этот-то, от вечности написанный Коран, в миниатюре был снесен Архангелом Гавриилом с 7-го на последнее небо, когда наступило пророческое служение Мухаммеда, и был сообщаем ему по требованию обстоятельств. Мухаммед заучивал сообщенное и передавал народу без малейшего изменения в слове¹³. Слово نَزَلَ – ниспослал, действительно хорошо выражает собою этот способ откровения; это же слово, как мы видели, употреблено и о Евангелии. Значит, по взгляду Мухаммеда, Евангелие так же было ниспослано Иисусу Христу с неба, как готовое по мыслям и словам, – притом целое – законченное, в роде кодекса. Это можно, отчасти, заключать из того, что в сур. 25, 33 неверующие в Коран представляют то возражение, что Коран был сообщен как не целое, не оконченное, – в противоположность прежним откровениям. Что, кажется, могло бы быть для миссионера благоприятнее такого взгляда Мухаммеда на Евангелие, которое миссионер имеет в виду благовествовать мусульманину? Мухаммед даже прямо выражается, что должно последовать Евангелию: «о получившие Писания! вы не будете иметь твердого основания, пока не будете исполнять закона и Евангелия» (5:67).

Но изложенный нами взгляд Мухаммеда на Евангелие, по-видимому, благоприятный в основании своем, – так как Евангелие представляется откровением истин готовых даже по букве, – противен нашему учению о Евангелиях, написанных по вдохновению свыше людьми, которые при написании книг не были мертвыми орудиями. Представляя своеобразно способ откровения, Мухаммед имел ли при этом злонамеренную, направленную против Евангелия цель, или нет (последнее вероятнее 5, 77. 3:78), нам нет до того большой нужды, а важно только то, что такой взгляд Мухаммеда на откровение послужил и служит для последователей его первым препятствием к принятию Евангелия, так как оно уже не то, по их мнению, какое дано было Иисусу, и написано людьми. Положим, что мусульмане уступят нам – да и необходимо должны уступить – в том, что Евангелие, хотя написано не Самим Иисусом Христом, a Его Апостолами, но от этого не теряет значения Богооткровенной книги, так как и Коран был написан не самим Мухаммедом, а секретарями его, и в настоящем виде явился уже при 3-м Калифе, но эту принужденную уступку мусульмане не замедлят заменить своею упорною уверенностию в том, что Евангелие испорчено. Основанием своей уверенности в испорченности Евангелия мусульмане выставляют Коран. В Коране есть места, в которых выражается мысль близкая к тому, что утверждают мусульмане о Евангелии. Так, Коран упрекает христиан в том, что они покрывают истину ложью, скрывают ее (3:71), превратно читают Писание (3:78), презирают напоминания Божии и скрывают из книги (5, 15.16), но не говорится прямо и решительно, будто христиане испортили Евангелие¹⁴. Мусульмане же на основании приведенных мест не замедлили уже положительно решить, что Евангелие испорчено. Что же испортили, – будем уже употреблять выражение мусульман, – христиане в Евангелии, и кто был виновником порчи? Ни из приведенных стихов, ни из других мест Корана не видно прямо, в чем повреждено Евангелие. Расчетливый Мухаммед, конечно, не имел ни охоты, ни нужды заниматься обстоятельным раскрытием этого предмета, и мало известного ему, и довольно опасного в том отношении, что при раскрытии его недолго было обличить самого себя в невежестве и лжи. Он только вообще неблагоприятно отзывается о Евангелии, и этого достаточно было для мусульман, которые при недостатке образования и духовной самодеятельности всегда любили и любят почивать на чужом авторитете. Впрочем, мусульманские богословы доказывают то, о чем умолчал их пророк. Именно – порчу Евангелия, по их мнению, составляют все отличительные догматы христианские и уничтожение пророчеств о Мухаммеде, а виновником порчи был Апостол Павел.

«Павлу, врагу христиан, удалось обмануть их, будто он искренно принял Христианство. Увлекательное же красноречие и мнимая святость жизни помогли ему и расположить к себе христиан, в числе их особенно 3-х славных мужей: Нестория, Мялика и св. Иакова. Им-то Павел успел внушить свои, будто бы свыше открытые, догматы о Троице, Таинствах и пр., и действовал так хитро, что каждому из упомянутых мужей говорил разное. Раз как-то Несторий, Мялик и Иаков сошлись вместе, и каждый высказал принятое им учение от Павла. Естественно, тотчас увидели разность в своем учении; произошел между ними спор, обратились было за решением к Павлу, но в это-то время Павел скрылся неизвестно куда и пропал без вести. После этого все три мужа остались при своем учении, каждый из них стал распространять его, и таким образом произошли три секты: Несториан, Мяликитов и Якобитов, а с ними три Евангелия, да четвертое настоящее Евангелие».

Считаем нужным изложить рассказ об этом несколько подробнее, чтобы видеть, как, по представлению мусульман, произошло у нас учение о Св. Троице, Таинствах, праздниках и пр., тем более, что мнение это, как и самая рукопись¹⁵ получили почти догматическое значение и в большом ходу у татар казанских.

«Павел был родом еврей. Он жестоко преследовал последователей Иисуса, да будет над ним мир! Наконец, со старостию лишился сил враждовать против христиан. Тогда он так размышлял сам в себе: теперь нет уже у меня сил преследовать последователей Иисуса, следовательно, надобно прибегнуть к хитрости, постараться возжечь между ними огонь вражды, который они не в состоянии были бы погасить до дня воскресения. Задумав хитрость, Павел приступил к осуществлению ее. В один вечер, он вымарал себе лицо чернилами, пришел к церкви христианской и сел на одном месте. Тут опять позаботился вымарать себя пылью и грязью. Вдобавок всего этого, начал горько плакать и приговаривать: горе мне преступнику, горе мне чернолицему! для чего я до сих пор не принял истинной веры! Народ, выходивший из церкви, услышав вопль Павла, столпился около него. Что ты за человек? – спрашивали Павла. Я, отвечал он, несчастный – нечестивый, преступный Павел. Что ж это с тобой случилось? За то, что я, отвечал Павел, преследовал вас, в один вечер вдруг сошел с неба Иисус и так ударил меня по щеке, что вышиб глаз, а лицо почернело. Иисус с гневом сказал: злодей! как ты осмелился оскорблять и мучить Моих последователей. Я, говорил Павел, испугался Его величия, тотчас уверовал, заплакал, пал на колени и просил Иисуса, чтобы Он исцелил мой глаз. Иисус сжалился надо мной, глаз мой по-прежнему сделался невредим, но лицо осталось черным, как теперь вы видите. В вашей воле теперь убить меня, – и я получу прощение грехов, – или пощадить меня, чтобы я мог провести с вами остаток дней моих. По окончании рассказа, Павел снова залился слезами, показывая вид, будто раскаивается. Христиане поверили обращению Павла и очень обрадовались. Ты теперь принял нашу веру, говорили христиане Павлу, выскажи же нам свое желание, и мы тотчас исполним его. Благодарен был бы вам, отвечал Павел, если бы вы построили часовню, в которой я мог бы жить, служить Иисусу и просить у Него прощения в своих грехах. Христиане исполнили желание Павла; собрались, в короткое время выстроили в уединенном месте часовню и с почестию перенесли в нее Павла. Павел ревностно стал служить Господу; прошло много времени, но Павел не сказал ни одного слова народу, хотя последний сильно желал его послушать, ибо Павел стал известен христианам по своему подвижничеству и благочестию. Heсмотря на безмолвие Павла, к нему всегда стекалось множество народа; одни целовали руки, другие ноги. Однажды христиане особенно убедительно просили Павла сказать им проповедь. Павел согласился, взошел на кафедру, сказал христианам проповедь иблиса, внушения шайтана и напоил их сытой, смешанной с ядом. Проповедь Павла была такова: Братия! большие и малые, богатые и бедные! да будет вам известно, что ко мне каждый вечер, в воскресение, сходит с неба Иисус и вам приказал праздновать этот день потому, что в этот день воскрес Иисус и вознесся на небо. Поэтому христиане и празднуют до сих пор воскресенье. – Однажды, опять собрались к Павлу христиане и просили его сказать проповедь. Павел взошел на кафедру и так трогательно говорил, что все проплакали. В конце проповеди Павел присовокупил, что вчера приходил к нему Иисус и сказал: передай Моим последователям, чтобы они ели и пили виноград потому, что в этой пище и питии заключена сила для души. (Вероятно, это намек на Евхаристию). Вследствие этого все христиане – малые и большие, шейхи и подвижники принялись пить вино. В следующей проповеди рассказывал, как явившийся Иисус велел передать христианам повеление – молиться на восток, почитать крест, на котором распят Христос потому, что честь, воздаваемая кресту, будто бы приемлется Христом, и есть свиное мясо. – Между христианами, во время Павла, особенно славились знаменитостию рода и ученостию три мужа: Мялик¹⁶, Нестур (Несторий) и Якуб (св. Иаков), Павел совратил и их с пути истинного. – Мялик однажды пришел побеседовать с Павлом; во время разговора последний спросил Мялика: как ты исповедуешь Христа? Мялик отвечал: «Христос – раб Божий, посланник Его, возлюбленный Его, и Слово от Него هو عبده و رسوله المحبوب و كلمة منهв том смысле, что Он по Слову – повелению Господа зачался во чреве Марии и родился от Нее. До сих пор ты не знаешь истины, сказал Павел. В чем же истина? спросил Мялик. «Имя Божие троично, отвечал Павел, т. е. Отец, Сын и Святой Дух. Под именем Отца разумеется бытие, под именем Сына – ведение, под именем Духа Святого – вдохновение. Эти три (Троица ثلثة) друг от друга нераздельны. Бог -ведение – Слово проник в Марию, воплотился и родился, т. е. Бог сделался видимым. Во время жизни Своей воскрешал мертвых, исцелял больных, творил другие чудеса и жил на земле 33 года. После этого опять переселился к Отцу и сел по правую Его сторону». – Как же ты, говорил Павел Мялику, называешь рабом Того, вся жизнь Которого была чудесна и сверхъестественна? Мялик долго защищал свое мнение, но не мог устоять и принял учение Павлово. Я опасаюсь распространять это учение, говорил Мялик, потому прошу тебя дать мне доказательство, что это учение я принял от тебя. Павел изложил в письмени неосновательное свое учение и отдал Мялику. (Вот первое Евангелие). – Спустя несколько времени пришел посетить Павла Несторий. Долго и умно беседовали они, наконец, Павел спросил Нестория: как ты веруешь в Иисуса? Несторий отвечал: Иисус есть избранный раб Божий, Пророк. Гавриил принес к Марии Слово, т. е. определение Божие; по этому слову Мария сделалась беременною и родила Младенца, Который ел, пил, плакал и смеялся; сделавшись пророком, проповедовал единство Божие. Как Адам по повелению Божию явился на свет без отца и матери, так Иисус без отца родился от Марии». Ты не истинно исповедуешь Христа, отвечал Павел. – «Бог Один, но в трех Лицах اقنوم ثلاث – Отец, Сын и Святой Дух, друг от друга

нераздельные. Иисус то же по отношению к Отцу, что луч к солнцу. Как луч не отделим от солнца, так и Сын от Отца. Потому, не отделяясь от Отца, Он вместился в Марию, а потом опять возвратился к основанию Своему – Отцу. Этот свет – Сын принял на Себя образ человека, изгнал из среды людей диавола, врага их и возвратился назад в Свое место. После долгих споров и Несторий должен был согласиться с Павлом, который дал и ему, как Мялику, свиток своего учения (второе Евангелие). – Пришел однажды к Павлу и св. Иаков. Павел спросил его об Иисусе Христе и получил ответ, подобный предшествовавшим. Тогда Павел начал поучать Иакова: Бог Всевышний один, Превечный, не имеет тела и образа человеческого. Потом Бог увидел, что диавол поселился между людьми и сильно их развращает. Чтобы выгнать его из среды людей, Сам вошел в Марию и родился, приняв образ человека, кормился грудью, ел, пил, потом опять возвратился в Свое место. Иаков не мог ничего сказать на это Павлу, последовал его учению и получил изложенное в письмени учение (третье Евангелие).

Нелепость этого рассказа очевидна, и нет никакого труда его опровергнуть. Стóит только указать человеку здравомыслящему на анахронизм в представлении современниками Нестория и св. Иакова, на небывалое лицо Мялика, на вопиющую ложь против истинной истории о св. Ап. Павле; но все подобные исторические доказательства не будут иметь значения для мусульманина, который не верит истории, когда она говорит противное его странным религиозным легендам, и которым он от всей души верит. Посему мы, оставаясь верными своей задаче применяться к обращаемым лицам, – убеждать мусульман в истине на основании собственных их верований, – посмотрим, нет ли у мусульман подобных благоприятных верований, на основании коих можно бы было если не совершенно убедить мусульманина в неиспорченности Евангелия, то по крайней мере заставить его поразмыслить о своем безотчетном веровании. А это уже – немаловажная выгода для миссионера.

Мусульмане, утверждая, что Евангелие испорчено Ап. Павлом, противоречат тем самим себе и Корану. По учению мусульман и Корана, откровения давались одно за другим – преемственно, следовательно, действие – цель известного откровения – вести людей по пути истинному, должна продолжаться до другого откровения. А если так, то невозможно допустить, чтобы Евангелие было испорчено Ап. Павлом, потому что в таком случае цель откровения уничтожалась в самом начале; для чего же, спрашивается, и давать было Господу такое откровение, ни к чему не ведущее? Далее, мусульмане говорят, что между откровениями бывают времена فترة (слабость) – такие времена, когда вера людей, а вместе с этим как бы и откровение ослабевают, но эта слабость веры откровения не может же начаться тотчас после сообщения самого откровения; во всяком случае откровение должно иметь силу и значение довольно продолжительное время, чтобы исполнить свое назначение – просвещать людей¹⁷. Но все это уничтожится, если допустить повреждение Евангелия Ап. Павлом, как сделанное в самом начале Христианства. – Наконец, мусульмане, утверждая, что Евангелие испорчено Ап. Павлом, противоречат тем самому Корану.

По учению Корана развитие истинной веры в человечестве, совершающееся чрез божественные откровения, не терпит никаких перерывов так, что не было и нет промежутков времени, в которые бы Господь не имел у Себя истинных чтителей. «Богу, гласит Коран, принадлежит непрерывное служение» (сур. 16:54). По общепринятому толкованию Джелаль-ед-дина, это значит: «Бог во всякое время имеет народ, который истинно чтит Его» (Marac. р. 5¹⁸.) В частности по отношению к христианам Мухаммед учит (98:1), что распадение их на секты, а вместе с тем и отпадение от истинной веры, произошло уже после и вследствие появления Корана. Джелаль-ед-дин в толковании на 98 суру ясно говорит: «иудеи и христиане не отступили от того, в чем были (т. е. от своей веры), пока не пришел посланник Божий Мухаммед, и не разделились на секты, пока не явился он с Кораном» (Marac. 98 сур.)». То же говорит и Бейзави: сур. 98,1:

لَمْ يَكُونِ الدِّينَ كَفَرُوا مِن اَهْلِ الكِتَابِ و الشُرْكِينَ مُنْفَكّينَ حَتَّى تَأْتِيهُمُ البَيِّنَةُ اى الرَّسول او القران فانَّه مبيّن الحقّ

Вот ясное опровержение самого Корана и благоразумнейших из мусульман против басни об Апостоле Павле и испорченности им Евангелия. Если же всегда были у Бога истинные чтители, то, значит, истинны и чисты были и источники учения, между коими первым всегда было Евангелие.

То же самое еще яснее подтверждается многими мусульманскими преданиями, в которых упомянутое учение мусульман, так сказать, осуществляется. Именно мусульмане признают некоторых из христиан святыми, спасшимися в нашей вере, в продолжении 6 веков: семь Ефесских отроков, христиан Еменских, мученика Георгия, Бахиру и др. Особенно для нас важно признание святыми Ефесских отроков и христиан Еменских, так как оно основано на Коране.

О семи спящих отроках ( اصحاب الكهفтоварищи пещеры), рассказывается в суре 18 так: «знаешь ли, – говорит Бог Мухаммеду, – что товарищи в пещере Аль-раким¹⁹ были одним из знамений Наших, и великим чудом. Когда юноши нашли себе убежище в пещере, они воскликнули: Господи! пошли нам милость Твою. Потому Мы поразили уши их глухотою, и они спокойно спали в пещере много лет. После Мы их пробудили. Мы истинно говорим тебе о них. Подлинно, они были юноши, веровавшие в Господа своего; Мы руководили их на путь истинный и укрепили сердца их. Когда они предстали (пред мучителя), исповедали: Господь наш есть Господь неба и земли, и мы не обратимся к другому Богу, кроме Его Одного и пр.»

О гонении на христиан говорится в 85 суре: «Клянусь обещанным судом, воскликнул Мухаммед, что наказаны изобретатели (владыки) огненных рвов; они сидели вокруг их, и были свидетелями того, что сами делали против правоверных. Они (мучители) преследовали их (христиан) за то только, что веровали во всемогущего Бога, Царя неба и земли». Здесь говорится о гонении, которое воздвиг Дунаан – иудей, царь Емена, против исповедовавших Христианскую веру. Неверный тиран приказал всех, кто только не отречется от Христианской веры, бросить в ров, наполненный горючими веществами. В ров бросили огонь, и таким образом христиане все сгорели²⁰.

Из приведенных рассказов видно, что и сам Мухаммед считал спящих отроков и христиан, замученных Дунааном, истинно верующими. Так, о спящих отроках сказано, что они веровали в Господа своего امنوا بربهم, т. е. христианского, а христиане, пострадавшие от Дунаана, прямо названы истинно верующими, правоверными الموءمنين. Из всего этого следует то, что если упомянутые христиане были правоверные, истинно верующие, истинные христиане, то необходимо допустить, что они и из чистого, верного – неповрежденного источника учились вере Христовой. Главный же источник веры и учения христиан есть Евангелие; и, следовательно, если христиане, руководствуясь Евангелием, были истинными христианами, – значит и Евангелие у них было истинно – не испорчено. Следовательно, несправедлива мысль, что Евангелие испорчено хитростию Павла. Павел, по сознанию самих мусульман, был современник Апостолов, жил в первые годы Христианства. Теперь, если допустить, что Павел успел испортить Евангелие, внеся в него новое учение, и это учение при посредстве Нестория, Мялика и Иакова распространилось между всеми христианами, – что необходимо предположить потому, что тогда христиан еще было немного, – то значит, в самом же начале Христианства учение Христово уничтожилось, а на место его утвердилось новое ложное. Как же, спрашивается, могли быть истинными христианами Ефесские отроки, жившие при Декии, Георгий великомученик, пострадавший при Диоклетиане, и мученики при Дунаане? Откуда они могли почерпать истинное Христианское учение, если бы не существовало чистого, неповрежденного, единственного почти в то время источника Христианского учения – Евангелия? Разве только христиане просвещались чрез внутреннее озарение, чрез откровение свыше? Но сами же мусульмане не допускают частных откровений свыше; по их понятию, человек может учиться истинной вере только из положительного закона, открытого Богом чрез того или другого пророка.

Раскрываемая нами мысль подтверждается также толкованием притчи о наемниках в вертограде, сделанным, по мусульманским преданиям, самим Мухаммедом. «Пятокнижие дано было знающим (иудеям), которые, трудившись в нем до полудня, утомились и получили каждый по динарию. Затем, ниспослано было Евангелие разумеющим его (христианам), которые, трудившись в нем до 9 часа, утомились и получили каждый по динарию. Наконец, вам (мусульманам) ниспослан Коран, и вы, трудившись в нем до заката солнечного, получили каждый по два динария. Посему, люди Писаний стали говорить: эти (мусульмане) трудились меньше нашего, а платы получили больше! Господь спросил их: оказал ли Я вам несправедливость, отнял ли у вас что-нибудь из платы? Нет, отвечали они. И тогда Господь сказал им: это благодать (милость) Моя, которую Я даю, кому Мне угодно» (Marac. p. 5). Из представленного толкования притчи нельзя не видеть, что, как скоро один народ оказывался неверным Богу и переставал служить Ему, место его тотчас заступал другой народ, которому и ниспосылаемо было новое откровение, так что не было времени, в которое не было бы истинного, неиспорченного откровения, а вместе с тем истинного, богоугодного служения Господу. Ясно, что Христианская вера до появления Ислама оставалась без всякого повреждения – в своем истинном первоначальном виде. По естественной необходимости вместе с верою должно было оставаться без всякого повреждения и Евангелие, в котором излагалась эта вера. Таким образом, Евангелие, как можно заключать из самого Корана, и как мы уже и видели, оставалось неповрежденным до вступления Мухаммеда на поприще общественного учителя веры, и, следовательно, повторим, мнение мусульман, что Евангелие испорчено Апостолом Павлом, есть ложь, противная самому Корану.

Посмотрим теперь, каково было Евангелие во время Мухаммеда? О Евангелии времен Мухаммеда мусульмане уже с большею решительностию и самоуверенностию говорят, что оно было испорчено Народом Книг, с тою именно целию, чтобы иметь право не признавать Мухаммеда, будто бы предвозвещенного в Евангелии, и не верить его премудрому Корану (2, 83. 3, 32. 5, 16 и др.) При этом они, по-видимому, более правы, чем при клевете на Апостола Павла потому, что имеют основание – хотя и ложное – в неблагоприятном отзыве Мухаммеда о христианах и Евангелии своего времени. Ho эти отзывы Мухаммеда о Евангелии, как сейчас увидим, вовсе еще не таковы, чтобы на основании их утверждать, что Евангелие было испорчено во время Мухаммеда. Вот места Корана, в которых высказал Мухаммед свое мнение о христианах и Евангелии своего времени: «О, получившие Писания! Зачем вы покрываете истину ложью? зачем вы скрываете то, что знаете» (3:64). «Есть между получившими Писания такие, которые неправильно выговаривают (переворачивают) своими языками слова книги так, чтоб вы могли подумать, что действительно есть в Писании то, что они читают, но на самом деле не найдешь этого в Писании» (3:72). «И с теми, которые называются Насара (христиане), Мы заключили союз, но они презрели часть Наших напоминаний. Поэтому Мы произвели между ними раздор и неприязнь до Дня Воскресения. О получившие Писания! Наш Посланник теперь среди вас, он укажет вам много мест в книге, которые вы укрываете» (5, 17. 18). – Таковы места, на которых мусульмане основывают свое мнение, что Евангелие во времена Мухаммеда было испорчено. Но ни в одном из приведенных мест Корана не сказано прямо, что христиане повредили Евангелие, а говорится только, что они укрывают или неправильно читают некоторые места в Писании, говорится, что в книге этого не найдешь, или написано не так. Укрывать же, утверждать, что нет известных мест в книге, равно как намеренно неправильно читать и перетолковывать места далеко, кажется, еще не то, что формальная порча книг. И из отзывов Мухаммеда, особенно второго и последнего, видна даже уверенность Мухаммеда в том, что у христиан были истинные, неиспорченные экземпляры Евангелия, только они их скрывали.

Есть, правда, в Коране изречения, в которых яснее высказывается мысль, что получившие Писания портят их, но тогда под получившими Писания,

как видно из контекста речи, разумеются не христиане, а иудеи. Таковы, например, следующие места: «Мы заключили союз с сынами Израилевыми (5:15), – но они нарушили завет, заключенный с ними. Они изменяют слова Писания и забывают часть из того, чему Мы их научили» (ст. 16). – «Они (иудеи) бросили Пятокнижие²¹ за спину, и продали его за ничтожную цену» (3:184). Между ними (иудеями) простой народ не разумеет книги (Закона), – кроме пустых басней. Горе тем, которые, переписывая книгу (Пятокнижие) своими руками, говорят: вот книга Божия! Горе им от того, что написали руки их» (2:73). И из отзывов о Пятокнижии не прямо же вытекает то, чтоб оно было испорчено. Если разуметь под изменениями слов изменения подобные тем, какие указаны в Коране (например, 2, 98. 56), то это не относится к самому Пятокнижию и к существу веры. В последнем месте (2:73) также сказано довольно неопределенно, потому и Бейзави толкует это место не решительно: «يكتبون الكتاب т. е., говорит он, изменяют, или может быть здесь разумеется то, что они пишут неправильные толкования». Последнее можно допустить потому, что будет согласнее с нерешительными отзывами Мухаммеда о поврежденности Пятокнижия и с его уверенностию, что и у иудеев были неиспорченные книги Пятокнижия. Это можно заключить, отчасти, из следующего изречения Корана: «как вы (иудеи) будете другим предписывать добрые дела, тогда как сами позабыли о них! Вы читаете книгу (Пятокнижие), ужели не понимаете?» (2:41). Есть еще более ясное место, подтверждающее доказываемую нами мысль – уверенность Мухаммеда в существовании в его время неиспорченных книг Пятокнижия. Так, Мухаммед, обличая иудеев в том, что они много выдумывают такого, чего нет в книге, восклицал: принесите Пятокнижие, и читайте, если вы искренни! (3:87). Какое бы, в противном случае, имело значение, например, следующее изречение Корана, относящееся к иудеям и христианам: «О, получившие Писания! вы не будете иметь твердого основания, пока не будете исполнять Закона и Евангелия» (5:72).

Так, отзывы Мухаммеда о св. книгах, в частности о Евангелии, далеко не таковы, чтобы на основании их заключать о существенном повреждении Евангелия; из них видно только, что христиане что-то укрывали, не хотели сознаться, что есть в их книгах то, на что намекал Мухаммед. Что же христиане скрывали из Евангелия? Бейзави в толковании на слова: скрывают истину تَكْتُمُونَ الحَقَّ, говорит – истину, т. е. пророчества о Мухаммеде آى نبوَّة محمَّد» (3:64). Какие же это пророчества? Мы с охотою дадим Евангелие мусульманам, пусть они прочитают и укажут нам в Евангелии на пророчества о Мухаммеде. Нет сомнения, что мусульмане и не читая Евангелия прямо нападут на известное изречение Спасителя – об обетовании Святого Духа (Иоан. 14:16), и скажут: вот пророчество Иисуса Христа о пришествии Мухаммеда, на которое будто бы указывал и Мухаммед в своем Коране. Место это следующее: о сыны Израилевы! я вам Пророк, сказал Иисус, сын Марии. Я пришел подтвердить Пятокнижие, бывшее прежде меня, и возвестить вам о Пророке, который придет после меня, – имя ему Ахмед آسْمُهُ أَحْمَدٌ, т. е. Мухаммед (يعنى محمَّد Бейзави 2:123). Как натянуто подобное применение пророчества Иисуса Христа о Святом Духе к Мухаммеду, это всякому известно²². Для нас подобная придирка мусульман имеет то значение, что она говорит в пользу христиан, служит доказательством того, что христиане не повреждали Евангелия – не уничтожали мнимых пророчеств о Мухаммеде. Именно: мусульмане указывают на слова в Евангелии от Иоанна (глава 14:16) как на пророчество о Мухаммеде яснейшее, – и тем дают нам право заключать, что больше этого мнимого пророчества о Мухаммеде и не существовало потому, что, если бы христиане решились уничтожить в Евангелии пророчества, то они постарались бы уничтожить все предполагаемые пророчества. Как же теперь можно допустить, чтобы христиане, уничтожая в Евангелии какие-либо неясные пророчества о Мухаммеде, оставили самое ясное, в котором Мухаммед, как говорят мусульмане, назван прямо по имени. Допустить противное было бы ни с чем не сообразно; подобной опрометчивости нельзя ожидать от самого недалекого по уму человека. Итак, повторим, необходимо заключить, что кроме мнимого пророчества о Мухаммеде в Евангелии от Иоанна, других пророчеств о нем не было, и, следовательно, христианам нечего было и скрывать – уничтожать из Евангелия. Приводимое же мусульманами пророчество вовсе говорит не о Мухаммеде.

Далее, спрашивается, кто же и каким образом мог уничтожить все пророчества о Мухаммеде или вообще повредить Евангелие во время или после Мухаммеда?

Из мест Корана, где он упрекает христиан, будто они повинуются своим пастырям больше, чем Самому Богу, а этих последних за то, будто они совращают с правого пути своих пасомых (9, 3–1–34), из этих мест, по снесении их с некоторыми другими местами, в которых говорится о мнимом повреждении Св. Писания (11, 73. 141), мусульмане заключают, что никто другой, а именно пастыри и учители и виновны в этом повреждении. Так, Яхья говорит, что «христианские учители, по наущению сатаны, повредили Евангелие» (Marac. II-137. III, 64). Опровержения подобной клеветы на пастырей миссионеру должны быть известны. Так, например, это не согласно с нравственным характером пастырей; книги Св. Писания во времена Мухаммеда были распространены по всему миру, потому общего повреждения книг никак нельзя предположить, и пр. и пр. – Если были в Аравии христиане, которые упрекали друг друга в порче книг, то это были еретики, которых обличала Православная Церковь. Мало ли и у мусульман еретиков! – Вообще исторические доказательства неповрежденности Евангелия должны быть известны. Мы же опять обратимся к Корану и верованиям мусульман, в которых есть нечто, что говорит в пользу Евангелия и дает миссионеру больше надежды на успех – поколебать мусульманина в его закоренелых предубеждениях и доказать, что Евангелие осталось и непременно должно было остаться неповрежденным и пред появлением Мухаммеда и после него, а пастыри не могли и никогда не могут сделать того, в чем их обвиняют мусульмане.

Так, мусульмане утверждают, что Господь, благоволивший дать «премудрый Коран», Сам постоянно хранит его от всяких изменений и повреждений. «Мы ниспослали наставление (Коран), – слова Корана от лица Бога, – и заботливо храним его» (15:9). «Мы накажем тех, которые рассекают Коран на части» (15, 90. 91). Бейзави в толковании на первые слова: « و إِنَّا لَهُ يُحَافِظُونَподлинно Мы храним его (Коран) – т. е. от изменения, прибавления или убавления». Или, по словам Яхьи, Бог хранит Коран от диавола, чтобы этот последний не прибавил или не убавил в нем чего-либо. Другие мусульманские толковники прибавляют, будто Сам Господь присутствует при изготовлении списков мнимобожественной книги и непосредственно наблюдает за ними (Marac. сур. 15). Оставаясь при этом веровании и не желая быть в явном противоречии с самими собою, мусульмане необходимо должны признать особое хранение Промысла и за Евангелием. Но этого высокого преимущества они не допускают за книгами Св. Писания, утверждая, что книги эти предоставлены хранению одних людей, или что то же – своей собственной участи, не допускают вопреки началам собственного учения и впадают в явное противоречие с самими собою. Против такой уклончивости мусульман, мы опять укажем им на их собственные верования. По общему верованию мусульман, книги Св. Писания и Коран, как содержащие уставы и наставления Одного и Того же вечного Бога, Его обетования и угрозы, произошли от одной и той же «небесной книги», «матери книг», различные откровения которой условливались различными обстоятельствами людей (II, 3.130. IV, 135 и др.) Самим книгам приписываются те же названия, что и самому Корану, названия света и руководства (3, 2. 5:50), залога небесного милосердия и наставления для каждого (17, 105. 14, 5. 19:112). Иногда Коран (хотя и без всякого права) поставляет сам себя даже наравне с божественными книгами, как одно и то же откровение (28, 48–49. 9:112). A по этим причинам, что приписывают мусульмане своему Корану, т. е. особенное его хранение Богом, по необходимости должны приписать и Евангелию – истинному откровению.

Все изложенные нами и подобные им применения и доказательства в пользу неиспорченности Евангелия мусульманин может опровергнуть своим безотчетно упорным верованием, что Коран есть печать, заканчивающая и отменяющая все прежде бывшие откровения. Потому мусульманин скажет, что Евангелие, если и не испорчено, то уже не нужно потому, что оно отменено, и на место его дано новое превосходнейшее откровение – Коран. Так упорен в своем заблуждении мусульманин! Но если где, то преимущественно здесь можно спросить мусульман, на каком основании они говорят, что Коран отменил Евангелие и вообще все прежде бывшие откровения. В Коране ничего не говорится об отмене Евангелия, Мухаммед ни в одном месте не высказал ничего подобного. Напротив он сам часто повторяет, что ему ниспослано откровение, подтверждающее прежде бывшие откровения. Таковы, например, следующие места: «когда им (получившим Писания) говорят: веруйте в то, что ниспослано с неба (в Коран), они отвечают: мы веруем в Писания, которые получили, а отвергают книгу, данную тебе (Коран), тогда как эта книга подтверждает Писания» (2:85). «Скажи, кто объявит себя врагом Гавриила? того Гавриила, который по повелению Божию возложил на сердце твое книгу, имеющую подтвердить прежде бывшие откровения, служить руководством и возвестить утешительные новости верующим?» (2:9). «Скажи, мы веруем в Бога и в то, что было ниспослано нам, Аврааму, Измаилу, Иакову и коленам, – веруем и тому, что было вручено Моисею, Иисусу и Пророку от Господа их, – мы не делаем различия между ними» (3, 78 и др. 2, 38. 2:29). Далее, по учению самих же мусульман, должно различать закон и веру. Закон دين обнимает религиозные обряды и церемонии, которые, смотря по религиозному состоянию людей, могут быть отменяемы Богом, когда они уже не нужны. Но вера ايمان содержит в себе вечные истины, которые никогда не могут быть изменяемы. Как же мог Коран отменить Евангелие безотносительно, отменить неотменяемое? Разве только в основание своего мнения – того, что Коран отменил Евангелие – мусульмане выставят последнюю свою мысль: что Мухаммед принес лучшее откровение, а потому, хотя Евангелие и не отменено, то оно уже не нужно потому, что существует лучшее откровение, и не благоразумно было бы менять лучшее на худшее. Мысль о превосходстве Корана пред Евангелием, хотя также буквально не выражена в Коране, но из взгляда Мухаммеда на откровения, которые давались преемственно и применительно к развитию рода человеческого, и из взгляда на Пророков, возвышавшихся один над другим, разумеется, вследствие превосходства приносимого ими откровения (2:254), – мысль о превосходстве Корана пред Евангелием видна²³. Что же нового,

лучшего открыл Коран в деле веры? Здесь можно бы было сравнить истины Евангельские и Коранические, причем, само собою, обнаружилось бы все превосходство Евангелия пред Кораном. Но мусульманин при сравнении истин Евангелия и Корана, скоро или нескоро услышит от миссионера в числе истин тайну о Святой Троице, или сам поспешит выставить ему на вид, как доказательство неверия и многобожия – порчи Евангелия, Коран же, как известно, против многобожия сильно восстает, своим последователям заповедует преследовать многобожников. Вот, скажет мусульманин, и превосходство Корана пред Евангелием. Следовательно, все нами изложенные, на основании мусульманских верований, доказательства неиспорченности Евангелия получат всю свою силу и значение для мусульманина только тогда, когда мусульманин убедится в Божестве Иисуса Христа, что то же – в учении о Троице, которое, по их понятиям, составляет главную, или (если предположить, что изложенные нами доказательства будут иметь значение для мусульманина) – единственную порчу Евангелия. Это заставляет нас перейти к рассмотрению учения Корана о Иисусе Христе, – нет ли в Коране чего-либо благоприятного истинному учению о Спасителе.

История Иисуса Христа в Коране рассказывается довольно подробно и во многом сходна с Евангельскою. Рождению Иисуса Христа предшествовало рождение Иоанна Предтечи, сына Захарии, который должен был свидетельствовать об Иисусе, как Слове. «Ангел воззвал к Захарии, – когда этот последний молился о даровании ему потомства, – Захария! Бог тебе возвещает о рождении Иоанна, который засвидетельствует о Слове Божием, т. е. Иисусе, по толкованию Бейзави. Он будет велик, благочестив, один из добродетельнейших Пророков. Господи! откуда у меня будет такой сын? спросил Захария; сам я стар, а жена моя неплодна. Ангел отвечал: так должно быть; Бог творит, что хочет (3, 33–35), и это для Него легко. Он сотворил же тебя, когда ты был еще ничто (19:10). Господи! сказал Захария, благоволи дать мне что-нибудь во уверение Твоего обещания. Вот тебе уверение, отвечал Ангел, в продолжении 3-х дней ты будешь говорить с людьми только посредством знаков (3:36). Захария вышел из алтаря и дал знак народу хвалить Господа» (19:12).

Рождение Самого Иисуса Христа возвещено было Ангелами (а в 19, 17 Духом, т. е. Архангелом Гавриилом) Деве Марии, Пренепорочной (19:91), предпочтенной Богом всем женщинам в мире, чудесно воспитанной во святом храме попечением Захарии²⁴. «Ангелы сказали Марии: Бог избрал тебя, сделал тебя чуждою всякой нечистоты, и предпочел тебя всем женам в мире. О Мария! будь благословенна пред твоим Господом, повергайся на землю, и преклоняй колена пред Ним... Мы откроем тебе вести, никому не ведомые. Бог возвещает тебе о Своем Слове. Оно будет называться Мессиею Иисусом²⁵, сыном Марии, который будет славен в этом мире и будущем, и будет в числе друзей Божиих. Будучи еще младенцем, Он в колыбели будет говорить людям как совершеннейший (муж), и будет в числе праведников²⁶. Он говорит, будь и бывает. Бог научит его (Иисуса) книге, премудрости и Евангелию. Иисус будет Его посланником к сынам Израилевым. Он им скажет: «вот я иду к вам с знамениями Господа, я сделаю из глины птицу, дуну на неё, и, по соизволению Божию, птица сделается живою; я исцелю слепого от рождения и прокаженного, по соизволению Божию буду воскрешать мертвых. Я вам скажу, что вы будете есть, и что скрывать в ваших домах» (3, 40–44). Мы (Бог) вдунули в лоно Пресвятой Девы Марии от Духа Нашего, и она зачала Сына (сур. 19:91)²⁷. Когда Дева Мария сделалась беременною, то отправилась в отдаленное место (19:22). Болезни рождения постигли ее около ствола пальмового дерева. «О! если бы я умерла прежде, чем буду забыта вечным забвением», воскликнула она. При этом кто-то из-под нее сказал ей: не скорби²⁸. Господь твой произвел поток из-под ног твоих; тряхни ствол пальмы, и зрелые финики падут к тебе²⁹. Ешь, пей и услаждай очи твои, и если ты увидишь человека, скажи ему: я дала обет Милосердому в сей день поститься, и потому не могу говорить с человеком. Когда Мария пришла к своим родным с младенцем на руках, ей сказали: Мария! ты совершила стран- ное дело. О, сестра Аарона³⁰, твой отец не был человек презренный, и твоя мать не была развратна. Мария дала знак спросить младенца. Как мы, отвечали ей, будем говорить с младенцем в колыбели? «Я раб Бога, – провозгласило дитя; Он дал мне книгу и поставил меня Пророком; Он восхотел, чтобы я был благословен везде, где я ни буду; Он заповедал мне совершать молитву и подавать милостыню, пока я жив, и быть почтительным к моей матери. Мир да будет со мною в день, когда я родился, в день, когда умру, и в день, когда воскресну» (19, 23–35).

Так, чудесно родившийся Христос и в продолжение Своей жизни показал Себя человеком необыкновенным. Христос, по Корану, должен был служить примером, образцом для Израильтян по Своей святой жизни. «Мы, говорит Бог, облагодетельствовали его (Иисуса), и сделали примером для сынов Израилевых (43:59), ибо он будет благочестивый человек» (19:19). – Никто не творил так много и таких поразительных чудес, как Иисус Христос. Бог говорит в Коране: «Иисус, сын Марии! помни благоволение Мое к тебе и матери твоей, когда я укрепил тебя Духом Святым³¹, чтоб ты мог говорить с людьми и в колыбели; когда научил тебя Писанию, мудрости, Закону и Евангелию; когда, по Моему изволению, ты сделал из глины птицу, потом дунул на нее, и она стала живою птицею; когда ты исцелял слепых и прокаженных (5:109), и воскрешал мертвых³² по Моей воле» (5:110). То же самое говорит о Себе Сам Христос в сур. 3, ст. 48. Heсмотря на святую жизнь и чудеса, большая часть иудеев не уверовала во Христа. «Когда Иисус показал явные чудеса, они (иудеи) сказали: это чародейство» (61:6). Потому Христос избрал Апостолов, как помощников и продолжателей Своего дела, только о числе и деятельности их в Коране не говорится ничего³³. «Когда Иисус увидел неверие их (иудеев), сказал: кто будет мне помощником на пути Божием (в распространении веры)? Мы, – отвечали Апостолы³⁴, мы веруем в Бога и ты засвидетельствуешь, что мы правоверны. Господи! мы веруем тому, что Ты ниспослал нам, и следуем за посланником, запиши нас в число тех, которые свидетельствуют» (3, 45. 46). Чтобы утвердить Апостолов в преданности к себе и в вере в Бога, Христос показал им чудо. «О Иисус, сын Марии! сказали Апостолы: Господь твой может ли ниспослать нам с неба трапезу, совсем готовую? Бойтесь Господа, если имеете веру, отвечал Иисус. Мы желаем, сказали они, сесть за сию трапезу и вкусить от нее, чтобы утвердить сердца наши, – и мы удостоверимся, что ты проповедовал истину и засвидельствуем о тебе.» Тогда Иисус, сын Марии, произнес сию молитву: «Боже и Господи! ниспосли нам трапезу с неба, дабы она служила торжеством для первого и последнего из нас, и знамением Твоего могущества; напитай нас, ибо Ты Лучший из всех питателей.» Тогда Господь отвечал: «вот Я ниспошлю вам трапезу, но горе тому, кто после сего чуда останется неверным; Я приготовлю для того самое ужасное наказание, которое когда-либо было приготовляемо» (5, 112 и д.).

Рассказывают, что по молитве Иисуса вдруг начал спускаться с неба, приосеняемый двумя облаками, красный стол, и спустился к ногам Апостолов. Тогда Иисус проплакал и возгласил: Господи Боже наш! сделай меня из числа благодарных! сделай, чтоб стол был милостию, а не наказанием. Потом сделал омовение, опять помолился и снял покрывало со стола. И вот глазам Апостолов представилась прежде всего рыба печеная, без костей и чешуи, а жир так и топился из нее. Около головы ее было сало, в средине уксус, а кругом нее разного рода овощи. Далее следовали 5-ть хлебов, на одном из них были маслины, на другом – мед, третьем – масло коровье, четвертом – сыр, пятом – мясо. Симеон спросил Иисуса Христа: Эта пища здешняя – земная, или с того света? Ни та, ни другая, – отвечал Иисус, – но Бог вновь приготовил ее по Своему могуществу. Апостолы сказали: о Дух Божий! если бы мы увидели еще другое, кроме этого чуда! – Тогда Иисус сказал: рыба! тебе глаголю, оживи! и рыба тотчас покрылась чешуею и стала шевелиться, а потом, по приказанию Иисуса, опять сделалась такою же, какою была. Когда Апостолы наелись, стол поднялся наверх. Говорят, что стол спускался к Апостолам в продолжение 40 дней, и собирались к нему бедные и богатые, молодые и старые. Если ел от этого стола бедный, то делался богатым на всю свою жизнь, а больной выздоравливал, и никогда после не хворал (Бейзави). То же рассказывается и в Рисаля-и-Газиза стр. 29 и указывается побуждение, заставившее Апостолов просить от Христа подобного чуда – именно ужасный голод в Иудее. Этот рассказ, по всей вероятности, искажение Евангельского сказания о насыщении 5-ю хлебами 5000 народа³⁵.

Наконец, ожесточенное неверие иудеев достигло высшей степени, и они решились убить Иисуса. В повествовании о смерти Иисуса Христа Коран далеко расходится с Евангельскою Историею, утверждая, что Иисус не был распят, но чудесно спасен от приготовленной для Него поносной смерти. «Иудеи говорят: мы убили Мессию, Иисуса, сына Марии, посланника Божия. Нет, – они его не убили и не распяли, но только так им показалось, и те, которые о том спорили, сами остались в сомнении. Они не знали этого, наверное, а только предполагали, но они действительно его не убили. Бог вознес его к Себе, и Бог Всемогущ и Премудр» (4:156). Есть намек в Коране и на Второе Пришествие Иисуса Христа на землю: «Иисус, говорится в Коране, возвестит о последнем часе, – нет в том сомнения» (43:61). И мусульмане действительно верят во Второе Пришествие Иисуса Христа на землю, но только по-своему – по-мусульмански, и как можно догадываться, неверно³⁶. Вот история Корана об Иисусе Христе.

В этой истории, по-видимому, очень много благоприятного истинному учению об Иисусе Христе, кроме того, что Иисус представляется Великим Пророком и Чудотворцем, прямо называется «Словом Божиим», «зачавшимся от Духа Божия», «Духом от Бога». Ho все такие божественные названия Иисуса, на основании которых, по-видимому, можно было бы говорить мусульманину о Божестве Иисуса Христа, опровергаются прямыми выражениями Мухаммеда, что Иисус Христос есть только раб и посланник Божий, и сильными укоризнами против говорящих, что Иисус есть Сын Божий.

Вот места, в которых Мухаммед ясно выразил свой взгляд на Христа только как на Пророка – человека, и вместе основания, почему нельзя считать Его Сыном Божиим:

1) Все пророки, даже и Мухаммед, величайший из них, были люди и рабы Божии. Как же мог быть больше их Иисус? «Он был не более, как раб Бога», – следовательно, человек (43:59). Мессия не считает для Себя стыдом называться рабом Божиим, так как и Ангелы, которые приближаются к Богу (4:170). «Пророки, которых Мы посылали прежде тебя (Мухаммеда) были люди, которым Мы сообщали откровения. Спросите у получивших Писания, если вы не знаете этого» (16:45). Сам Иисус часто говорит о Себе, что Он раб Божий (5, 116. 117. 19, 94, 95 и др.).

2) Христос и Мария, подобно прочим пророкам, имели человеческие потребности. Они подлежали смерти, следовательно, не боги. «Мы им не дали тела, которое могло бы обойтись без пищи, тем более они не были бессмертны» (21:8). Иисус, сын Марии, был только посланник Божий... Оба они питались обыкновенною пищею (5, 79 срав. 25:22). Кто может воспрепятствовать Богу, если бы Он захотел, уничтожить Мессию, сына Марии, его мать и всех жителей земли (5:19)?

3) He прилично Высочайшему Существу сочетаваться браком подобно смертным людям и рождать детей. Его блаженство не возвысилось бы чрез многочисленное потомство, которое у арабов считается большим счастием. «Они говорят, Бог имеет сына. Хвала Ему (далеко да будет это от Него)! Бог самодоволен, Ему принадлежит все, что на небе и на земле» (10:69). «He прилично Милосердому иметь сына. Всяк, кто только существует на небе и на земле, есть раб Его» (19, 93. 94). «Они говорят: Бог имеет детей. Хвала Ему! Все, что на небе и на земле, Ему принадлежит, и все Ему повинуется» (2:110). Господь наш не имеет ни супруги, ни детей» (72:3).

4) Господь Бог имеет силу управлять и без помощников. «Бог Един, – далеко да будет от Него, чтоб Он имел сына. Все, что на небе и на земле, Ему принадлежит. Достаточно покровительства Его Одного; Он не имеет нужды в соправителе» (4:169). «Скажи: хвала Богу, Который не имеет ни сына, ни помощников для подкрепления Своей силы» (17:110). «Хвала Богу, Которому принадлежит все, что на небе и на земле, Который не имеет ни сына, ни помощников в управлении, Он все сотворил. Идолослужители почитают кроме Бога других богов, которые не сотворили ничего, а напротив сами сотворены» (25, 1–3).

Из приведенной полемики Мухаммеда против исповедующих Иисуса Христа Сыном Божиим ясно видно, что Мухаммед не знал истинного учения христиан о Троице, – видно, что он рождение Сына представлял путем естественным, и к отношению Сына к Отцу, естественно уже, примешал чувственное отношение супруги – матери. Такое незнание Мухаммеда, кажется, могло бы быть даже выгодным для миссионера, именно в том отношении, что он легко мог бы уверить мусульман, что христиане вовсе не так учат о Троице, как представлял Мухаммед, что они Троицу понимают духовно, и Матерь Иисуса Христа никогда не почитали супругою Бога. Но здесь представляются два препятствия для миссионера обратить таким образом в свою пользу незнание Мухаммеда истинного учения об Иисусе Христе. Первое то, что ученые мусульмане знают, хотя не вполне, истинное учение христиан о Троице, но против этого возражают еще более³⁷, чем сам Мухаммед; второе то, что так говорить о Мухаммеде значит прямо восставать против его пророческого достоинства, обнажать лживость его откровения и пр., – а все это не своевременно, – оттолкнет мусульманина от миссионера, или завяжется жаркая полемика и дело, с вероятностию, не кончится с успехом. Подобный прием можно употребить в дело уже тогда, когда миссионер каким бы то ни было образом, – только без споров, а применяясь к верованиям мусульманина, – доведет его до того, чтоб он сам увидел и почувствовал с одной стороны истину слов миссионера, и с другой – ложь Мухаммеда и свое собственное заблуждение. Обращаемся к божественным наименованиям Иисуса Христа в Коране и спрашиваем: в каком же смысле и значении употреблены они в Коране? Для решения этого мы, очевидно, должны обратиться к мусульманским толковникам.

О названии Иисуса Христа Словом Божиим: «Иисус Христос, говорит Джелаль-ед-дин, назван Словом Божиим كلمة الله потому, что сотворен был словом Бога كُنْ – будь» (Marac. sur. IV). Бейзави говорит: «Иисус назван Словом Божиим потому, что произошел на свет по повелению Божию – без отца. В этом отношении Иисус подобен всему сотворенному, потому что вся вселенная сотворена словом Божиим или повелением Его: быть, существовать; или под Словом здесь разумеется книга, которая также называется словом Божиим, подобно, как говорят «слово Хувайдеры» вместо того, чтобы сказать «поэмы Хувайдеры» (3:34); или назван Словом Божиим потому, что словом Своим споспешествовал установлению религии (сур. IV)». Ахмед, объясняя происхождение Иисуса без Отца подобием сотворения Адама, высказанным в Коране 3, 52, говорит: «из того, что Бог вдунул в Адама от Духа Своего, нельзя выводить мысли о божестве Адама и считать его Богом и вместе человеком, и как Адам был совершенный человек, так и Христос был только человек» (Marac. sur. IV).

Наименование Иисуса Христа Духом Божиим روح الله тот же Ахмед объясняет так: «и Дух от Него, т. е. имеющий Духа от Него (Бога). Ибо Дух относится к Самому Богу, a по отношению к Иисусу Христу показывает Его высоту и честь. Но Иисус поэтому не есть Сын Божий или Бог, как вы (христиане) думаете (ibid.).

Как ни произвольны приведенные и подобные им (которые можно видеть у Marac. в суре ІV) толкования имен Иисуса Христа, но они вполне соответствуют духу Корана, а для миссионера составляют совершенное препятствие вывести из божественных имен Иисуса, упоминаемых в Коране, мысль о Его Божестве. Конечно, можно опровергнуть приведенные толкования имен Иисуса Христа, частию показанием нелепости толкований, частию на основании некоторых верований мусульманских, говорящих также против этих толкований, и, следовательно, благоприятных более правильному взгляду на Иисуса. Джелаль-ед-дин говорит, что Иисус Христос назван Словом Божиим потому, что сотворен Богом чрез слово «будь». На это Маракчий дает такой ответ: последуя вашему основанию, говорит он, и осла и всякое творение можно назвать Словом Божиим, потому что все существа, при первом своем явлении, приведены из небытия в бытие тоже словом Всемогущего «будь». Далее, против толкований имени Иисуса Христа «Слово Божие» можно сказать мусульманам следующее: Слово Божие, по определению самих мусульман, двояко: одно – вечное, безначальное, существующее в его существе قديم قائم بذاته, а другое то,

которое читается языком, пишется буквами и сохраняется в сердцах. Ясно, что Христос не был Словом второго рода, следовательно, Он был Словом первого рода. А отсюда необходимо заключить, что Он был Бог, ибо то, что вечно, не сотворенно, существует в существе Божием, не может быть не Богом. – Иисус назван Словом Божиим, говорят, потому, что Словом Божиим споспешествовал восстановлению религии. Но мало ли было пророков, восстановлявших религию, однако никто из них не назван Словом Божиим, даже сам Мухаммед! Потому необходимо видеть в этом названии Иисуса что-нибудь особенное. – В опровержение неправильных толкований мусульман о зачатии Иисуса Христа от Духа Божия можно спросить их: что такое самый Дух Божий? составлял ли он род ветра воздушного? Но Христос, очевидно, не мог быть таким дуновением потому, что в Боге нет ничего вещественного. Случайное ли что-нибудь, или субстанциальное в Боге? Но случайностей в Боге не допускают сами мусульмане. Бейзави и др. толковники говорят, что Дух этот есть Гавриил, ибо он дунул чрез отверстие рубахи на шею Марии, дуновение проникло в утробу Марии, и таким образом Она зачала Сына. Очевидно, – кроме того, что подобное дуновение не свойственно природе Архангела, – в таком случае дуновение или дух был бы уже дух не Бога, а Гавриила, даже и не Гавриила потому, что он должен был набрать его где-нибудь вне, не имея его в своей природе. Как бы то ни было, только толкования мусульман нисколько не согласны с словами Корана: и Мы вдохнули в нее (Марию) от Духа «Нашего», и Христу в таком случае не шло бы название «Дух Божий» (4:169). И здесь المسيح عيسى ابن مريم رسول الله و كلمته القيها الى مريم و روح منه Мессия, Иисус, сын Марии, посланник Божий, Слово Его, вселенное (брошенное) в Марию, и Дух от Него, – слова كلمة и روح составляют одну личность с المسيح عيسى. Ha каком же

основании мусульмане относят слово روح Дух к Гавриилу? Мы привели здесь такие доказательства потому, что они при случае могут быть употреблены миссионером в дело.

По-видимому, сейчас представленный способ разъяснения дела довольно удачен, но здесь опять то неудобство, что он будет походить более на полемику, следовательно, будет не согласен с нашей задачей – обращать мусульман на основании их собственных верований, благоприятных Христианству. Кроме того, мусульманин, привыкший слышать об Иисусе как только о великом Пророке, а не Боге, и не приготовленный к мысли противной, заткнет уши при первом намеке на Христа как Бога. Посему, не совсем справедливы те, которые, указав мусульманину, например, на то, что Иисус Христос называется в Коране Словом Божиим, заранее уже торжествуют и удивляются глупости мусульман, как они называют Иисуса Христа Словом Божиим и в то же время говорят, что Он не Бог, позабывая или вовсе не зная того, что мусульмане соединяют совсем другое понятие с названием Иисуса Христа «Слово Божие», нежели христиане.

Больше, кажется, можно найти благоприятного в самой истории Корана об Иисусе Христе, нежели в божественных, по-видимому, названиях Иисуса Христа, обратив внимание мусульманина на сверхъестественное зачатие и рождение Иисуса Христа от чистой, Пренепорочной Девы Марии, на Его чудеса и вообще на всю Его необыкновенную жизнь. В самом деле, до Иисуса Христа не было никого, кто бы родился от девы, и как всякий человек, естественно, есть плод мужа и жены, то уже одно такое необычайное рождение Иисуса Христа из девственной утробы не обнаруживает ли некоторое сверхъестественное существо, которое никак не может стать в уровень с Пророками! Все мнимые чудеса, которыми мусульмане окружают рождение Мухаммеда³⁸, ничего не значат в сравнении с чудесным сверхъестественным рождением Иисуса Христа от Девы Марии. Что, в самом деле, за исключительное явление, что один человек во все продолжение существования мира рождается не путем природы? мусульмане говорят, что для Бога все возможно. Положим, что так, но какая же могла быть цель у Бога допустить это исключение из законов природы? Адам, с происхождением на свет которого сравнивают мусульмане рождение Иисуса Христа, не имеет и не может иметь места для сравнения. Тогда необходимо было создать первого человека из ничего потому, что не от кого было ему родиться. Пусть поразмыслят мусульмане об этом сверхъестественном рождении Иисуса Христа. Пусть подумают, что, признавая чудесное рождение Господа, сами того не ведая, безмолвно исповедуют Его Божество под оболочкою человечества! Пусть вникнут также в обстоятельства рождения Иисуса Христа, не подтверждают ли они то же самое. Чудесное разрешение неплодной жены Захарии, рождение от нее Иоанна³⁹ с особенною целию, именно чтобы он мог засвидетельствовать о Христе, как Слове Божием (3, 38–41), чудесное, по Корану, воспитание Ангелами Самой Марии, благовестие Архангела – всё это чудеса и чудеса, – и все это не заставляет ли признать во Иисусе Христе не обыкновенного только великого Пророка, а существо высшее, неземное!

Почему также мусульмане не хотят допустить того, что Христос умер прежде, чем вознесся на небо, тем более, что в Коране есть места, в которых намекается на смерть Иисуса Христа. Так, Бог сказал об Иоанне, сыне Захарии: «мир будет над ним в день его рождения, в день, в который умрет, и в день, в который воскреснет» (19:15). В той же суре 34 стихе, Сам Иисус говорит о Себе: «мир надо мною в день, когда я родился, в день, когда умру, и в день, когда воскресну وَ السَّلامُ عَلَىَّ يَوْمَ وَلِدْتُ وَ يَوْمَ اَمُوتُ وَ يَوْمَ اُبْعَثُ . Ho слова, сказанные об Иоанне, исполнились – Иоанн умер, почему же не хотят мусульмане допустить исполнение тех же слов и над Иисусом Христом? Мусульмане говорят, что здесь Иисус Христос говорит о смерти Своей, имеющей последовать во второе Его пришествие на землю. Что ж в таком случае будет значить следующий стих Корана: Бог сказал Иисусу: Я сделаю так, что ты умрешь, потом вознесу тебя к Себеيَا عِيْسى اِنّىِ مُتَوَفِّيكَ وَ رَافِعُكَ اِلَىَّ قَالَ الله (3:48). Здесь, кажется, довольно ясно сказано, что Христос должен был умереть, а потом вознестись на небо. Если союз و и нельзя строго принять за указание преемственности, порядка – последовательности чего-либо одного за другим, но во всяком случае, если взять во внимание простой порядок предложения, т. е. то, что слова «сделаю так, что ты умрешь» поставлены прежде слов «вознесу к Себе», то сообразнее будет предположить, что Христос прежде умер, а потом вознесен на небо. Почему же бы Корану не переставить частей предложения, если бы он этим стихом хотел доказать мысль противную доказываемой нами. Можно заранее предположить, что мусульманские ученые перетолковывают этот стих в свою пользу. И действительно так; например Бейзави, приведши слова اِنّىِ مُتَوَفِّيكَ– заставлю умереть, говорит: «т. е. не настоящею смертию, a посредством сна, потому что есть предание, что Иисус был вознесен на небо сонным. Или здесь, продолжает Бейзави, выражение «заставлю умереть» означает умерщвление страстей во Иисусе Христе, которые мешали вознестись Ему на небо». Оба эти объяснения, как очевидно, натянуты, далеки от буквального смысла Корана, а второе, кроме этого, противоречит объяснению, какое сделал Бейзави на слово زَكِيًّا – благочестивый – праведник, святой, сказанное об Иисусе в сур. 19, 19 стихе: زَكِيًّا т. е. чист, «чист от грехов ،طاهر من الذنوب»; другие толковники также говорят, что Иисус и Мария не были причастны греху, как прочие потомки Адама⁴⁰. Если так, то к чему говорить об умерщвлении страстей во Иисусе Христе, которых в Нем по приведенному толкованию и не могло быть! Бейзави, правда, к первому объяснению присовокупляет другие, уже ограничивающие силу первого, именно он говорит: праведный زَكِيًّا т. е. чист от грехов, или значит, продолжает он, склонный к добру, т. е. ежегодно усовершающийся в добре и благочестии⁴¹, но это последнее объяснение уже противоречит первому. Если же принять и его, то почему не предположить, что с лишком ЗЗ-х летнее постоянное усовершение Иисуса Христа в добре достигло наконец в Нем такой высокой степени, что страстей во Иисусе Христе уже не существовало, и, следовательно, опять не могло иметь места умерщвление страстей во Иисусе, которые будто бы препятствовали вознестись на небо. Положим, что мусульманин согласится в том, что Христос умер прежде вознесения на небо, тем более, что некоторые мусусьманские ученые допускают, что Иисус действительно умер естественною смертию и был мертв 3 часа или, как другие думают, 7 часов, после чего воскрес и взят на небо⁴², но доказать мусульманину, что Христос умер, будучи распят иудеями на кресте, довольно трудно потому, что эта мысль прямо, по крайней мере, по букве, противна изречению Корана: «иудеи говорят: мы убили Мессию, Иисуса сына Марии. Нет, – они его не убили и не распяли, но только так показалось им» (4:156). Что ж сказать на это мусульманину? – Сказать, что при этом правы иудеи и Мухаммед, следует только вникнуть в прикровенный смысл этого стиха. Поясним это. Иисус есть Слово Божие, – употребляем это название Иисуса в смысле мусульманском, – сделавшееся человеком. Если иудеи скажут, что убили Иисуса в том смысле, как будто убили в Нем Слово Божие, то, очевидно, скажут несправедливость, ибо они не могли убить Христа – как Слово Божие, Которое не может умирать; если же они скажут, что убили Христа как человека, то скажут правду, они действительно убили Его. Мы, христиане, говорим, что Иисус не мог умереть, как Слово Божие – с этим согласятся и мусульмане; далее, мы говорим, что Христос оставил на кресте природу человеческую – тело, мусульмане также говорят شُبَّهَ, что можно перифразом перевесть так: Христос оставил на кресте призрак – подобие. Таким образом, мусульмане почти соглашаются с христианами, следует только выразиться определеннее, вместо призрака сказать природу человеческую, и таким образом согласится самый Коран с собою (3, 48. 19:34) и с Писаниями, которые он, по своему заявлению, подтверждает. Толкования же на этот стих (4:156) Бейзави⁴³ и других не должны смущать мусульман. Сам, например, Бейзави говорит о смерти Иисуса Христа не решительно, а выражается только, что одни говорят так, другие иначе, а всех преданий, по их несогласию, даже и не приводит. Самое разногласие в преданиях, кажется, должно бы было заставить мусульманина усомниться в подлинности их. Слово شُبَّهَ довольно неопределенно, и толковать его можно так и иначе, только не следовало бы мусульманам слепо держаться толкований своих ученых. He мешало бы мусульманам почаще вспоминать то, что говорит об этом один из их же братий по вере: «в Коране есть смысл внешний и внутренний, т. е. смысл буквальный и таинственный. Раб до тех пор не в состоянии будет понимать Коран, пока не исследует различных смыслов его. Сам Коран говорит: добивайтесь сокровенного смысла. И эта мысль не противоречит тому, что говорит предание: «кто будет толковать Коран по своему соображению, седалище того да обратится в огонь» потому, что это должно разуметь о тех людях, которые своим толкованием посягают на премудрые цели Божии. Сами Асхабы в толкованиях противоречили один другому, следовательно – допускали свободу в толкованиях»⁴⁴. Странно, почему мусульмане не хотят допустить, что Христос был распят! Это нисколько не бесчестит Пророка и не отнимает силы у всемогущества Божия, как думают мусульмане. Разве мученик Георгий, так высоко уважаемый мусульманами, не терпел же мучений самых жестоких от неверных? Кроме того, если предположить, что Господь хотел освободить Иисуса Христа от бесчестия и для этого устроил так, что вместо Него был распят другой, похожий на Него человек, а Сам Христос вознесен на небо, то чрез это, как очевидно, Господь Бог нисколько не достиг Своей цели потому, что мнимый распятый Христос в глазах иудеев был как настоящий, и они распяли его, как Самого Христа, и, следовательно, Господь Бог не возвысил Иисуса в мнении иудеев. В таком случае, сообразнее было бы, кажется, с Премудростию Божиею торжественно в виду иудеев избавить Иисуса из рук, a не обманывать людей (достойно ли это Бога!), ничего тем не достигая.

Вот все, что, по нашему соображению, можно извлечь, так сказать – выжать из истории Корана об Иисусе Христе благоприятного истинной – Евангельской истории. Вообще же историею Корана – мнимо Евангельскою – можно воспользоваться в том смысле, что на основании ее можно слегка восстановить подлинную историю Иисуса Христа. Но с успехом можно восстановить тогда, когда миссионер найдет в Коране же какие-либо мысли (если только есть они), на основании которых, мало-помалу, можно бы было довести мусульманина до мысли об Искупителе, как лице Божественном, Которое есть Иисус Христос. А прежде этого нельзя с успехом восстановить историю Корана об Иисусе Христе потому, что мы, например, доказывая на основании же Корана действительность смерти Иисуса Христа, необходимо должны были употребить слова и мысли, к которым еще нужно подготовить мусульманина, что можно сделать только чрез проповедь об Искупителе. Если мусульманин почувствует нужду Искупителя, как лица Божественного, тогда поймет, что недостойно Христа, как Искупителя – Бога просить, например, помощи в Своем деле у Апостолов, недостойно Божества творение ни к чему не ведущих чудес, например, делание и оживотворение из глины птичек. Вообще при высказанном условии мусульманин легко различит все недостойное Иисуса Христа, а с другой стороны увидит, что Христу, как Искупителю, нужно было сделаться человеком – воплотиться, есть и пить как человеку же, непременно умереть для особенной спасительной цели и пр.

He находя в догматической части Корана таких верований мусульман, которые вели бы к мысли об Искупителе – лице Божественном, отсюда к убеждению в Божестве Иисуса Христа, и которые бы чрез то сообщили силу и значение всем нашим доказательствам в пользу неиспорченности Евангелия и попыткам восстановить из истории Корана об Иисусе Христе подлинную Его историю, посмотрим, нет ли в нравственном учении Корана того краеугольного камня, которого мы добиваемся, т. е. верований мусульманских, которые бы вели к мысли об Искупителе.

В нравственном учении Корана, с первого раза, представляется благоприятным Христианству учение:

1) ο падении⁴⁵ человека, 2) его греховности, 3) покаянии, 4) о необходимости добрых дел ко спасению,

5) предписания об удалении от грехов, и вообще все то, что частию заимствовано из откровения, частию списано с естественного закона. Но из всех приведенных мусульманских верований и убеждений самым (сравнительно) благоприятным предметом для христианского веропроповедника есть учение Корана и вера мусульман в падение человека и его греховность.

Остальная часть нравственного учения Корана, как то: побуждения к добродетели и подвигам благочестия, предписания об удалении от грехов, – не представляет результатов, ведущих к Христианству, хотя в ней есть и много хорошего. Так, например, несправедливость, мстительность, злопамятство, гордость, ложь, лицемерие, дурные отзывы о ближних – злоречие, насмешки, скупость, расточительность, распутство, тщеславие, славолюбие, недоверие, подозрительность выставлены в Коране как богопротивные пороки; а благотворительность, скромность, снисходительность, терпение, довольство малым, откровенность, честность, воздержность, любовь к миру и истине, доверенность и преданность, особенно милостыня, – внушаются, как боголюбезнейшие добродетели.

Если же, как мы видели, в нравственном учении Корана много хорошего, тут нечему дивиться. Апостол Павел говорит, что даже язычники, не имеющие закона, по природе законное творят (Рим.2:11), – следовательно, кто только внимает гласу совести, тот уже близок к добру. Тем более Мухаммед, который родился почти чрез шесть столетий после того, как утвердилась вера Христианская на Востоке, и который заимствовал свое учение частию от евреев, частию от христиан, мог иметь чистые пред собою источники для почерпания нравственных истин, и если чему нужно дивиться, то это самовольному его уклонению к другим началам, в которые вовлекли его честолюбие и чувственность. Так, например, почему Мухаммед особенно часто восхваляет милостыню? потому, что ему нужны были средства для исполнения своих предприятий, и под милостынею в Коране, главным образом, разумеются те подати, которые каждый мусульманин обязан был платить для покрытия издержек на пути Божием, т. е. свящ. войне (2, 263. 264 и д.). Далее, если вникнуть в изгибы человеческого сердца, то необходимо должно сознаться, что гораздо легче подать милостыню от своих избытков и даже недостатков и принять странного в дом свой, нежели простить врагу, не тому, который идет на нас с оружием, но тому, который оскорбляет нас в предметах самых чувствительных для нашего сердца. Мухаммед же заповедует своим последователям непримиримую неприязнь ко врагам-иноверцам (2, 187. 4, 91. и пр.); даже по отношению к врагам-единоверцам заповедует хотя соразмерную, но все же месть за нанесенные обиды (16:127). Что же касается до внутреннего, нравственного усовершествования – целомудрия сердца, то Коран мало или почти ничего не говорит об этом, даже учит противному. «Женщины – ваше поле, говорит Коран, ходите на ваше поле, когда хотите» (2:223). При этом, если еще вспомним о многоженстве Мухаммеда, свыше позволенном ему, как награде за пророчество (33:49), вспомним описание рая, – то в состоянии будем понять, каких мыслей был Мухаммед касательно внутреннего усовершения и целомудрия сердца. Потому, напрасно некоторые превозносят нравственное учение Корана и находят, будто бы оно даже не уступает Евангельскому. Но каково бы ни было нравственное учение Корана, оно мало годно в деле обращения мусульман к Христианству потому, что не представляет в себе оснований, на которых можно бы было утвердить учение об Искупителе, исключая двух указанных пунктов, т. е. учения о греховности человека и истории о его падении.

Учение мусульман о греховности человека, – как наперед уже можно предполагать, – хотя и не совершенно совпадает с учением Евангелия (иначе большая часть из них давно бы обратилась к Христианству), но мусульманин без противоречия согласится на то, что человек – грешник, и что надобно искать спасения. Глубокое же сознание греховности пред Богом производит в человеке сильную потребность искупления; а задача миссионера в том именно и состоит, чтобы, возбудив в душе неверующего потребность искупления, указать ему на Искупителя. Следовательно, учение Корана о греховности людей и сознание самих мусульман своей греховности и желание оправдания есть один из предметов, самых выгодных и удобных для бесед с мусульманином, которым можно начать обращение его к Христианству.

Предположив прививать Христианство в мусульманине к живому сознанию им своей греховности пред Богом, миссионер не иначе может привить и насадить в нем Христианство, как раскрыв ему наперед греховность падшего человека во всей ее глубине. Раскрыть глубину греховности падшего человека можно опять не иначѳ, как чрез сравнение настоящего греховного состояния человека с первобытным. Учение об Искупителе тесно связано с учением о падении человека, как следствие с причиною, потому очевидно, что для того, чтобы убедить мусульманина в необходимости Искупителя, или что то же, обратить его к Христианству, необходимо преподать ему учение о первобытном состоянии человека и его падении. В Коране же есть учение о том и другом.

О сотворении человека и первобытном его состоянии в Коране находим следующие сказания: «Γοсподь сказал Ангелам: Я хочу поставить на земле наместника. Ангелы отвечали: ужели Ты сделаешь наместником того, кто будет делать зло и проливать кровь, между тем как мы славословим Тебя и покланяемся Тебе? Бог сказал: подлинно Я знаю то, чего вы не знаете» (2:28). И «Бог сотворил человека из глины⁴⁶, потом дал ему образ (т. е. известную форму, фигуру тела), и вдунул в него от духа Своего (32, 6. 8), а из Адама, – каким образом не сказано, – сотворил ему жену» (4:1). По сотворении, Бог поместил Адама с Евою в раю: «и Мы сказали, говорит Бог в Коране, Адам! живи с женою твоею в раю; вкушайте от плодов райских изобильно, когда только захотите, но не приближайтесь к этому дереву, иначе будете преступники» (2:23). «Бог научил Адама именам всех вещей, потом предложил Ангелам и сказал: назовите все вещи по именам (скажите имена), если вы правы! Ангелы отвечали: хвала Тебе! мы знаем только то, чему Ты нас научаешь, подлинно Ты Всеведущ и Премудр. Бог сказал: Адам! скажи им имена и пр.» (2, 28–32).

В приведенных местах Корана есть благоприятное и неблагоприятное Христианству. К последнему преимущественно относим сказание о совете Бога с Ангелами о создании человека, которое Мухаммед, по всей вероятности, заимствовал от иудеев. Но это учение Корана о совете Бога с Ангелами пред сотворением человека, оставаясь неблагоприятным христианскому учению об этом предмете, по своим последствиям не так враждебно, чтобы полагало миссионеру решительное препятствие для достижения своих целей. Миссионер же с своей стороны имеет полное право в настоящем случае пройти молчанием сказание о совете Божием с Ангелами и не останавливаться для его опровержения и восстановления истины потому, что это только помешало бы ходу дела, a существенной пользы не принесло. Разумеем ту пользу или выгоду для миссионера, чтоб из сказания Корана о разбираемом предмете веры вывести такие мысли, которые бы прямо и понятно для мусульманина раскрывали природу первого человека.

За исключением указанного пункта, остальное в изложенной истории Корана о сотворении человека и первобытном его состоянии большею частию благоприятно христианскому учению. Так, в приведенных местах Корана миссионеру, кроме общей мысли а блаженном состоянии первого человека, в частности представляются благоприятными слова: «и вдунул Бог в него (образованного из глины человека) от духа Своего فَنَفَحَ فيه مِنْ رُوحِهِ, на основании коих миссионер может раскрыть мусульманину особенное отношение человека к Богу, или образ Божий в человеке. Бейзави, объясняя слова Корана: вдунул в него от духа Своего, говорит следующее: Бог этим действием желал облагородить человека и показать, что человек – творение удивительное, и что существо человека имеет отношение к существу Господа (к тому, что в Господе Всевышнем). Потому-то и говорится, что кто познал самого себя, тот познал Господа своего

نفح فيه من روحه تشريفا له و اشعارا بانَّه خلقٌ عجيب و ان له شاء ناله مناسبة ما الى الحضرة الربوبية و لا جله قيل من عرف نفسه فقد عرف ربه.

В чем же состояло отношение существа человека или души его к существу Бога? Для этого, очевидно, нужно знать существо Божие. Бог, по учению Корана, есть существо духовное, премудрое, всеведущее, всеблагое, милосердое, всемогущее и пр., – все же вообще свойства Божии, упоминаемые в Коране, имеют основание в трех силах: уме, благости и воле. Так как душа человека имеет отношение к существу Бога, то необходимо заключить, что душа человека при сотворении получила те же силы, какие и в существе Бога, т. е. ум, сердце и волю, что и составляет сходственные черты души человеческой с свойствами Божиими, или образ Божий в человеке. Такое понятие о душе первого человека, выведенное из вышеприведенного толкования Бейзави, не есть только наше натянутое умствование, но его разделяют и мусульмане. У них есть предание, что Мухаммед раз сказал: Бог сотворил человека по образу, а по другой редакции, по образу Всемилостивого, т. е. Бога. Этот образ Божий в человеке мусульманские ученые и полагают в том, что человек имеет душу – дух, в соответствие духовной природе Бога, и силы души: ум, способность делать добро и действовать свободно⁴⁷. Разумеется, силы Божии отразились в человеке в степени соответственной природе его, бесконечно ограниченной в сравнении с существом Божиим, но необходимо предположить, что душевные силы первого человека были совершенны, и отнюдь не были причастны той слабости, какою ныне страдает род человеческий. Совершенство первого человека по уму состояло в том, что он и знал много, и способен был легко усвоять обширные познания; сердце его стремилось к добру, а воля твердо стояла в этом добре. О совершенстве духовной природы человека, и в частности, о совершенстве его ума, дает право заключать ясное учение Корана о знании Адама всех вещей, даже сущности их. Бейзави, объясняя слова Корана: وَ عَلَّمَ اَدَمَ الاسْمَاءَ كُلَّهَا и научил Бог Адама именам всех вещей (2:29) говорит: «Бог создал человека из различных стихий (противоположных частей) и противоположных сил, сделав его таким образом способным к познанию различных предметов, подлежащих познанию ума, чувств, воображения, и чрез вдохновение сообщил ему познание сущности вещей, свойств и имен их, основание наук, правил, искусств, средств и пр.» Что совершенны были сердце и воля первого человека, а тем более, что не вложено было в него злого начала – в противоположность доброму, это уже само собою следует из того, что душа человека, как выражается мусульманский толкователь, сотворена в соответствие Духу Божию, а в Боге нет зла; Он, по учению Корана, есть Высочайшее добро, следовательно, чтобы удержалось упомянутое соответствие души человека Духу Божию, душа человека необходимо должна была получить только закон добра. То же самое необходимо заключить безотносительно из одного понятия о Боге, как Существе Добром, Которому не свойственно творить зла. Есть и положительные тексты Корана, подтверждающие доказываемую нами мысль, например: «Клянусь душою (человека), говорит Бог в Коране, и Тем, Кто прекрасно устроил ее» (91:7). По-арабски стоит سَوَّاهَا, и собственно значит: сравнял выпуклости, правильно образовал и расположил части чего-нибудь. Это слово употреблено в 32, 8 о теле Адама, когда Бог дал ему прекрасный вид – форму; употребленное же о душе, это слово также указывает на прекрасное устройство души и отстраняет мысль о каком-либо ее несовершенстве⁴⁸. Есть, правда, в Коране выражения, по-видимому говорящие о несовершенетве природы первого человека, например «человек сотворен слабым». Но это не значит, чтобы Бог, так сказать, вложил в человека закон зла, а означает только вообще ограниченность человека как существа сотворенного и рассматриваемого в теперешнем его состоянии. Джелаль-ед-дин, объясняя слова خُلِقَ الانسان ضَعِيفًا– человек сотворен слабым, говорит: «слабым в том смысле, что он не в состоянии совершенно воздерживаться от жен, – или от страстных пожеланий لا يصبر عن النساء او الشهوات», так как в 4-й главе преимущественно говорится об отношении мужей к своим женам (Marac. sur. 4:32). Подобное говорит и Бейзави в толковании на это место⁴⁹. При совершенстве души, и тело первого человека было совершенно, чуждо немощей, не подвергалось разрушительному влиянию стихий, а потому и не имело нужды в одежде. Это видно из того, что прародители, вкусив от запрещенного плода, «увидели наготу свою и прикрылись райскими листьями» (7:24), следовательно, до падения не имели одежд. Внешнее состояние первого человека было вполне блаженно – он жил в раю, в котором все служило к его удовольствию. Высшее же благо человека, очевидно, состояло в непосредственном общении – беседе с Богом, источником мудрости и просвещения (2, 30–34). Вообще, выражаясь словами Корана, Бог сотворил человека в наилучшем состоянии الإنْسَانَ فِى اَحْسَنِ تَقْويمٍ (95:4). – Таким образом, в истории Корана о состоянии первого человека можно находить и действительно находится довольно верных мыслей о первобытной природе человека и об отношении к Богу – своему Творцу, – мыслей, сходных с Христианским учением.

Перейдем теперь к учению Корана о падении.

В Коране о падении прародителей рассказывается так: «Бог запретил Адаму и Еве приближаться к (одному) дереву (2:33), – но соблазнил их сатана. Господь запретил вам вкушать от этого дерева, говорил сатана, для того, чтобы вы не сделались Ангелами, или чтобы не были вечны; диавол клялся им, что он добрый их советник, и таким образом ввел их в заблуждение. Когда Адам и Ева вкусили от запрещенного древа, увидели наготу свою и прикрылись райскими листьями, Господь воззвал к ним: не запретил ли Я вам есть от этого дерева и не говорил ли, что сатана явный враг ваш! Прародители сказали: Господи! мы согрешили против своих душ; если Ты не простишь и не помилуешь нас, подлинно мы погибаем! Господь сказал: удалитесь⁵⁰ отсюда, враги один (человек) другому (дьяволу). Земля для вас будет на время жилищем, и доставлять вам пищу» (7, 20–24). На ней (земле), продолжал Бог, вы будете жить, на ней умрете, и из нее (некогда) будете выведены (ст. 25. Сравн. сур. 2, 35–38).

Так, первый человек, нарушив заповедь Божию, пал. Следствия падения, и по Корану, были плачевные, пагубные для человека. Оскорбленный Господь выгнал прародителей из рая, и таким образом лишил их внешнего блаженного состояния и непосредственного общения с Собой; тело человека потребовало одежды, a по преданию мусульман, лишилось красоты и высокого роста; в душе тотчас явились неестественные – греховные движения, например, стыд от наготы своей, которой дотоле прародители не замечали, как сознание своей виновности и какого-либо несовершенства. К довершению бедствий человек чрез падение подвергся влиянию злейшего врага своего – дьявола.

«Когда Мы (Бог) сказали Ангелам: поклонитесь⁵¹ Адаму, – и они поклонились. Но Иблис (сатана) по гордости отказался поклониться Адаму, и сделался из числа неверных» (2:32). Бог спросил его: диавол! почему ты не поклонился вместе с поклонившимися? Дьявол отвечал: я не так нерассудителен, чтобы поклониться человеку, которого создал Ты из глины, и из черной земли⁵². Тогда Бог сказал диаволу: удались с неба (или из рая فَاخْرُجْ مِنْهَا), подлинно ты будешь побит камнями, и будет на тебе проклятие до дня Судного. Диавол отвечал: Господи! отсрочь мне наказание (подожди меня) до дня Воскресения. Да будешь ты из числа отсроченных, отвечал Бог. Диавол сказал: Господи! за то, что Ты обманул меня, я сделаю то, что благовидными будут казаться (украшу) людям на земле грехи, и соблазню их всех, кроме благочестивых рабов Твоих» (15:39). В этом рассказе, хотя и искаженном, важно для нас то, что дьявол представляется врагом не только человека, но и Бога.

Итак, – обращаемся к истории о падении человека, – Мухаммед, а с ним и все мусульмане, признают падение Адама в раю, и, следовательно, всего рода человеческого в первом человеке, ибо весь род человеческий произошел от Адама (сур. 4:1). Не входя пока в частное исследование всех пагубных следствий падения человека, – потому, что в учении о некоторых из них, например, о следствиях греха, мусульманские богословы разногласят с нами, – миссионер может на первый раз ограничиться тем, что заставит сознаться мусульманина, что состояние падшего человека, – находиться под гневом Божиим, быть если не в состоянии совершенного отчуждения от Бога, то все же в самой малой степени общения с Ним, – есть состояние неестественное. Ибо, мы видели из учения Корана, что назначение человека – блаженствовать; жить в раю – в ближайшем общении с Богом; до падения человек был в прекраеном состоянии, a по падении сделался низшим из нижайших, т. е. оказался в самом плохом положении во всех отношениях (95:5).

Спрашивается, как же человеку высвободиться из этого неестественного состояния, поставить себя в прежнее, настоящее отношение к Господу, Богу? или уже человек достиг этого? Мусульманин, без сомнения, ответит на это учением Корана об этом предмете.

Посмотрим же, какое средство предлагает Коран для примирения падшего человека с Богом, или иначе, как понимал Мухаммед искупление человечества?

Адам преступил заповедь Божию и пал. Но Бог, наказавши прародителей изгнанием из рая, сжалился над ними и не допустил их погрязнуть во тьме невежества и грехов. Он дал обетование Адаму, что для наставления людей ниспошлет книгу, последователей которой не постигнет ни страх, ни печаль, тогда как неверующие в нее преданы будут огню вечному (2, 28–36). – Так Мухаммед сознавал, что Адам глубоко пал, и что для него нужна была та или другая помощь. Жаль только, что Мухаммед не вполне понял падение Адама, а потому и предлагает ему, от лица Бога, недействительное средство избавления – книгу, вместо истинного обетования об Искупителе. – Потом Господь Бог, до исполнения обетования, посылал Пророков одного за другим и чрез них отклонял людей от идолослужения и других пороков и указывал путь истинный. Таких людей, известных под именем расулей رَسُولٌ и набийев نَبِىّ, было множество, так что каждый народ (10, 48. 17, 16. 35:22), каждая эпоха имела своего Пророка и свою книгу откровения (13:38). Но особенною благодатию Божиею почтен был народ еврейский, как по преимуществу народ Пророков (5, 23. 44:15), а из самых Пророков: Ной, Авраам, Моисей и Иисус Христос. Каждый из них, по своему достоинству и важности, возвышается один над другим в соответственной постепенности (2:254), и каждый составляет свою эпоху в развитии религиозной жизни. Наконец, является Мухаммед, величайший из Пророков и печать Пророков (33:39); поставляется Самим Богом, как доказательство особенной Его милости к людям (4:85); избирается для всех людей, с полномочием проповедовать всенародно (46. 8) и быть посредником между ними и Богом (5:10). Главное то, что Мухаммед принес последнее и лучшее откровение, Коран – свет и руководство для людей. Таков, в общих чертах, взгляд Мухаммеда на искупление. Мысль та, что Бог чрез Пророков, посредников между Богом и людьми, сообщает людям откровение, из которого они могут узнать чтó добро, и чтó зло; зная же и делая добро, люди примиряются с Богом, и таким образом между людьми и Богом восстановляется прежнее, нормальное отношение. Так в Коране мерцает идея об искуплении. Какова бы ни была эта идея, но она, потому самому, что существует в Коране, составляет неоцененную находку для миссионера, – опору, основание, на котором он с должными поправками может утвердить предполагаемое здание. – Именно, долг миссионера теперь состоит в том, чтобы сколько возможно нагляднее представить мусульманину недостаточность обыкновенных Пророков, а потом и самого величайшего из них Мухаммеда, в деле искупления, указать на истинного Искупителя и таким образом воспользоваться сознанием мусульман нужды искупления.

В недействительности искупления человека и примирения его с Богом посредством проповеди обыкновенных Пророков и при помощи одних откровений можно, отчасти, убедить мусульманина на основании самого Корана, обратив его внимание пока только на то, сколь мало успели Пророки в исправлении человечества, но не указывая причины безуспешности проповеди пророков – повреждения природы человеческой, которой они не в состоянии были пересоздать⁵³.

Ной, например, был послан исправлять людей пред потопом, и не мог ничего сделать. «О народ мой! говорил он своим согражданам, я истинный посланник, уполномоченный проповедовать вам. Покланяйтесь Богу Единому, бойтеся Его, и послушайте меня. Бог простит вам грехи ваши.» Увещания Пророка были напрасны. Неверные называли его то обманщиком, то сумасшедшим, и грозили побить его камнями. Пророк, несмотря на все это, был верен своему посольству. Он все свое упование возлагал на Бога и молился Ему: Господи! я призывал народ мой к Тебе ночью и днем, но призыв мой только увеличивал их отчуждение от Тебя. Всякий раз, как я призывал их к Твоему Богопочтению, они затыкали себе уши пальцами, закрывались своими одеждами и упорствовали в своем заблуждении (71, 5–12). Вот какие плоды проповеди Ноя! – После Ноя был послан Пророком Авраам – друг Божий حليل الله. Его проповедь также мало имела успеха (19, 44–68). Народ развратничал, – только сам Авраам остался истинно верным. Истинная вера в чистоте перешла следовавшим за Авраамом Пророкам – Измаилу, Исааку, Иосифу – частным лицам; но была помрачена и искажена евреями, когда они переселились в Египет по приглашению возвысившегося там до степени первого министра Иосифа и там познакомились с египетскими суевериями и предались туземному идолопоклонству. Восстановителем истинного Богопочтения и избавителем своего народа от чужеземного ига уполномочивается Моисей. Моисей, при помощи Божией, вывел израильтян из Египта, сделался вождем и учителем веры. Во время путешествия,

когда иудеи достигли горы Синая, Бог поставил завет с Моисеем и со всем Израилем. Но в то время, как Моисей был на горе Синае, народ в его отсутствие сделал предметом своего богопочтения слитого из металлических украшений тельца, и таким образом как бы в глазах Божиих совершил нечестие, а после постоянно бунтовал и вооружался против Господа (сур. 7). Важным памятником посольства Моисеева осталось التورية – Пятокнижие, данное ему от Самого Бога, которое содержало в себе свет и руководство, и напоминание иудеям, что они явятся некогда на суд (5:48). – Мы видели, что при жизни такого великого Пророка и посланника Божия, каков Моисей, иудеи оказались негодными, еще же более развратились они после Моисея. – Им сказано было от Бога при заключении завета: покланяйтесь только Единому Богу и пр. (2:77), но Израильтяне оказались непослушными, упорными, и отвратились от заповедей Божиих (ibid), исключая самого малого числа людей – избранных Божиих. Эти немногие избранные составляли посредствующие малые звенья в цепи пророческих лиц от Моисея до Иисуса Христа. К ним принадлежат: Иов, Давид, которому дана была от Бога Псалтирь, Соломон, Илия, Елисей, Иона, Захария и Иоанн (Креститель). – Обращаемся к мусульманам: достаточно, кажется, было бы для иудеев Закона Моисеева, Псалтири Давидовой и такого множества Пророков, чтоб знать волю Божию, исполняя ее делать добро, и таким образом стать на тот путь добра, для которого создан был человек! Закон Моисеев действительно был свет и руководство, как выражается Коран; в нем было чистое учение веры и нравственности, даны правила для жизни во всех отношениях, даже на малейшие случаи, следовало бы только исполнять. Но народ еврейский, исключая малого числа избранных Божиих, как показывает Коран, постоянно блуждал, и тем не примирялся с Богом, а только враждовал против Бога. Что же сказать о других народах, к которым может быть было послано по одному Пророку, если уже, как утверждает Коран, каждый народ имел Пророков и откровение? – Таким образом, безуспешность проповеди Ноевой и других пророков, даже небывалых – Гуда и Салега и пр., служит жалким доказательством недостаточности сил человеческих для исправления человечества; а Закон Моисеев, данный от Бога избранному народу, засвидетельствовал недостаточность в деле искупления одних средств внешних, хотя и освященных свыше. – Вообще вся история иудейства и всего человечества, изображенная в Коране, показывает, что род человеческий, несмотря на все откровения и тысячи⁵⁴ Пророков, более и более развращался и тем непростительнее оскорблял Бога. Все это приводит к тому убеждению, что для исправления человечества мало одного наружного лекарства, внешних законоположений, что повреждение человека скрывается не во внешности, а где-то глубже, и слабы усилия обыкновенных Пророков, следовательно, надобно ждать помощи от какого-либо высшего лица. А ждать такого лица необходимо потому, что Бог, по Корану, Милостив и Милосерд, и, следовательно, не может же быть, чтобы Милосердый Господь оставил человека совершенно погибнуть и рано или поздно не употребил какого-либо чрезвычайного средства или не послал какое-либо чрезвычайное лицо для спасения человека! В самом Коране также говорится о пришествии какого-то высшего Пророка, который должен просветить род человеческий. «Когда Бог принял завет Пророков, Он сказал им: вот Я даю вам книгу и премудрость. Придет к вам некогда Пророк утвердить принятое вами: веруйте же ему, и помогайте всею вашею властию. Согласны ли и принимаете ли завет на сем условии? Они отвечали: – согласны. Будьте же свидетели, сказал Господь, Я засвидетельствую против вас, и кто после сего условия захочет от него устраниться, тот будет в числе погибших» (3:75).

Кто же может быть или уже был таким лицом? Мухаммед, без сомнения ответит мусульманин. Обетования и пророчества о Мухаммеде, говорят мусульмане, начались с самого падения Адама. Мы уже увидели, что Бог обетовал Адаму книгу, последователей которой не постигнет ни страх, ни печаль (2:28), и это обетование, будто бы, о Мухаммеде, который принес Коран – свет и руководство для людей. Предания мусульманские усиливают и разъясняют сказанное в Коране. По изгнании из рая, гласит предание, Адам и Ева горько плакали, раскаиваясь в своем грехе, и просили у Бога прощения. Милосердый Господь спросил Адама: о ком ты так сильно упрашиваешь Меня? He о себе, отвечал Адам, а о сыне моем Мухаммеде. Откуда же ты узнал о Мухаммеде или имени его? спросил Бог. Адам отвечал: в трех местах я видел написанным и прочитал имя Мухаммеда – в раю, на небе и на престоле Божием. Господь Бог, услышав это, благосердно принял раскаяние Адамово и обещал ему, что чрез посредство этого-то Мухаммеда он (Адам) и все потомки его, имеющие уверовать в Мухаммеда, внидут опять в рай⁵⁵. Потом Авраам просил Господа, «чтоб Он воздвиг среди их (народа Измаильского) Пророка, который бы прочитал и рассказал о чудесах Божиих, научил их Корану и премудрости, и сделал чистыми» (2:123). Наконец, при сообщении Давиду Псалтири Бог, будто бы, сказал ему следующее: О Давид! Я создал мир для человека, а Адаму дал бытие для Мумаммеда, чтобы не сомневаясь Адам ожидал врача, имеющего исцелить души грешных⁵⁶. Этот врач – искупитель человеков – и есть, будто бы, Мухаммед. Так в преданиях мусульманских, как выражениях более обработанной, сознательной мысли мусульман, яснее высказывается и потребность и понятие их об искуплении и Искупителе как Пророке необыкновенном, высшем, просветителе и враче рода человеческого, ради которого творятся человек, небеса и земля, и чрез которого Господь предопределил явить славу Свою (Рисаля-и-Азиза стр. 34).

Рассмотрим теперь, мог ли Мухаммед искупить человечество, или что то же, какие средства исправления и примирения с Богом дал Мухаммед в Коране своим последователям? – Вера в Единого Бога, молитва с предшествующими ей омовениями, пост, покаяние, путешествие в Мекку и исполнение других частных нравственных обязанностей по отношению к Богу, себе и ближним – вот, по Корану, средства для примирения с Богом. Что ж на это сказать мусульманину? Во всяком языце бояйся Его (Бога) и делаяй правду, приятен Ему есть, говорит св. Лука (Деян.10:35). Поэтому, очевидно, не благоразумно было бы прямо доказывать недействительность молитв, постов мусульманских и пр. Никакой пользы не было бы доказывать недействительность указанных средств мусульманских в деле спасения чрез сравнение с христианскими потому, что при этом неизбежны намёки на Христа, благодать, дух и силу, от которых получают свое значение, например, наши молитвы, посты и пр., на таинства и пр. и пр. Все это было бы несвоевременно и непонятно для мусульманина и мало принесет пользы; миссионеру главным образом нужно позаботиться о том, чтобы как-нибудь убедить мусульманина в необходимости Искупителя – не человека, а лица Божественного, причем остальное объяснится само собою. Посему, кажется, более верный способ убедить мусульманина в недействительности средств, предлагаемых его религиею для восстановления падшего человека – составит объяснение, что молитва и пост и пр., положим, дело хорошее, но для исполнения-то этих обязанностей и других добродетелей нужны еще силы – силы новые, взамен поврежденной, ослабленной грехом природы. Мухаммед же, заповедав молитву, строгий, по словам мусульман, пост, не дал вместе с этим новых сил, не исправил поврежденной природы человеческой, следовательно, и не был искупителем. – Все это, очевидно, требует преподать мусульманину истинное учение о грехе⁵⁷.

Мусульманину, по-видимому, излишня проповедь о грехе потому, что он и без того, как было сказано, чувствует грех, живо сознает свою греховность пред Богом. Но между тем, ему-то прежде всего и нужно слово о грехе потому, что у него существуют неправильные понятия касательно сего предмета, вследствие которых он по-своему – неправильно и понимает искупление, хотя и чувствует нужду в нем.

Что такое, по понятию мусульман, грех, и откуда он произошел? По учению христианскому грех есть следствие падения человека, следствие его поврежденной природы. Но мусульмане этого не допускают. По учению мусульман человек пал, но это падение его, т. е. ослушание, оскорбление Бога чрез преступление Его заповеди, сопровождалось для Адама только внешним наказанием, изгнанием из рая, духовная же природа его осталась такою же, какою была сотворена. Откуда же, спрашивается, в человеке после

его падения явились греховные действия, и что такое вся последующая греховная жизнь человечества? Начало греха и причина всех последующих греховных действий человека, говорят мусульмане, есть диавол. Это учение их имеет основание и в Коране. Диавол, как мы видели (15, 34–39), поклялся пред Богом соблазнить всех людей, исключая избранных Божиих. И действительно, диавол не замедлил исполнить свое намерение. Как только явился человек, предмет зависти и мщения его, диавол соблазняет его, лишает блаженного состояния – рая, – и диавол не только, так сказать, отомстил человеку за то, что он был причиною его падения, но выиграл для себя еще больше. Именно, раз склонив на свою сторону человека, нашедши к нему доступ, диавол уже навсегда подчинил его своему влиянию. Потому-то в Коране постоянно от лица лжепророка и Бога внушается мусульманам остерегаться диавола как виновника их дурной жизни и врага их спасения; потому-то во всех татарских книгах, какого бы они ни были содержания, диавол выставляется как виновник грехов человеческих, отсюда все молитвенные мусульманские воззвания о помощи к Господу против диавола, побитого камнями⁵⁸. Везде диавол представляется причиною беззаконий человеческих, но не указывается на самого человека, главного виновника своих дурных действий. Есть, впрочем, в Коране места, где человек представляется сам виновником известного порока, и при этом не упоминается о дьяволе, но во всех таких местах разумеется, говорят мусульмане, не то, чтобы в самом человеке было зло, а то только, что человекъ склоняется к злу, которое внушает диавол, и внушения которого здесь необходимо подразумеваются. Каким же образом диавол действует на человека, на это дает ответ сам Коран: скажи, я прибегаю под защиту Божию... от зла обольстителя (дьявола), бегущего (от человека при произнесении имени Божия), который проводит обольщение в сердца людей (114, 4–6). В пояснение этого способа действий диавола на человека, мусульмане говорят, что диавол проникает в кровь человека, ускоряет обращение ее, чрез это разгорячает (بركان стр. 9) и таким образом действует на душу по связи души с телом, или действует чрез других людей, уже обольщенных им помянутым способом. Таков взгляд мусульман на зло в человеке и мире, близкий почти к дуализму.

Грех, по учению мусульман, хотя не повреждает природы человека, однакож нарушает отношения между Богом и человеком. Мусульмане согласны, что грех велик и ужасен потому, что им оскорбляется величие и святость Бога, Который жестоко карает нарушителей и презрителей Его святой воли. Но и здесь мусульмане уклоняются от истины. Именно, хотя грех велик, но за то, по их понятию, Бог весьма Милосерд и Милостив, а потому охотно прощает и милует человека. Когда человек поскорбит в душе о сделанном грехе, ударит себя в грудь или разорвет ворот, повергнется пред Богом в слезах раскаяния, Всемилостивый и Милосердый все забудет, все простит, переменит гнев на милость, – человек будет прав пред Богом⁵⁹.

Итак, грех, по понятию мусульман, нарушает только отношения человека к Богу, следствия же греха, по их мнению, не простираются на природу человека – на существо его. Как глубоко грех портит и растлевает естество, этого мусульманин не знает; смерть, по его понятию, в порядке вещей и определена Самим Богом. Впрочем, мусульмане допускают, что человек мог бы остаться бессмертным, если бы не согрешил (Кантем. Сист. Мухам. религии стр. 108). Предопределение же Божие касательно смерти мусульмане разумеют так: поскольку Бог предвидел, что человек согрешит, то в наказание за это и сотворил для него смерть – как существо личное, называемое Ангелом смерти⁶⁰. Ибо сказано в откровении (Коране), говорят мусульмане, что Бог сотворил смерть (67:2), следовательно, существо. Когда оканчивается срок жизни, назначенный известному человеку, то приходит к нему Ангел смерти, вынимает из тела душу, и человек умирает. Если же Господь Бог, по каким-либо премудрым целям, не позволил бы Ангелу смерти касаться известного лица, то он мог бы остаться бессмертным. Это можно заключать из поведения Ангела смерти по отношению к Мухаммеду; он обратился к лжепророку будто бы с следующими словами: Мухаммед! Бог послал меня к тебе; если ты прикажешь мне взять твою душу, то я возьму eе, а если нет, то оставлю ее тебе. Мухаммед из желания поскорей увидеть Бога позволил Ангелу взять свою душу и умер (Weil, Moham. der Proph. sein Leb. und seine Lehre. прим. 531). Из сказанного видно, что мусульмане совершенно превратное имеют понятие о смерти, потому и противоречат христианскому учению об этом предмете. Мусульмане даже простосердечно верят и тому, что кроме Ангела смерти, у каждого человека есть своя смерть (как существо), а у этой смерти есть свои помощницы. Что же касается до учения самого Корана о смерти, то в нем нет ничего положительного об этом предмете, кроме приведенного уже места (67:2) и тех мест, в которых упоминается об Ангеле смерти. В частности, как думал Мухаммед о смерти прародителей, об этом можно заключать, отчасти, из следующего места Корана: удалитесь отсюда (из рая), говорил Господь Бог, выгоняя прародителей из рая, земля для вас будет на время жилищем, на ней вы будете жить, на ней умрете و فيها تموتون и пр. (7:25). Ясно, что смерть здесь полагается в числе наказаний за грех, наравне с другими наказаниями. Следуя этому, почти единственному месту Корана, где упоминается о смерти прародителей, естественно заключить и внушить мусульманам, что по взгляду Мухаммеда, Адам мог бы не умереть, если бы не согрешил. Так заключать дает нам право и понятие мусульман о рае. Мусульмане верят, что рай, в котором жили прародители, был на небе; но на небе –в раю – нет места смерти – тлению. В будущей жизни – в раю, – по учению Корана, люди не будут чувствовать болезни, не будут умирать, а будущий рай, по учению мусульман, будет тот же самый, в котором жил Адам (Рисаля-и-Азиза ١٣٣ رسالهء عزيزه ), следовательно, Адам был свободен от смерти до греха. Обыкновенные – богословские доказательства того, что Адам мог бы не умереть, если бы не согрешил, предполагаются известными. А как вследствие греха произошла смерть, сказано будет в своем месте. Исправить же превратное понятие мусульман о смерти как личном существе можно, отчасти, и на основании самого Корана, раскрыв мусульманам смысл того самого стиха, на основании которого они выдумали свое понятие о смерти. «Бог сотворил смерть и жизнь» (67:2), но мусульмане не разумеют же под жизнию какое-либо особое существо, к чему ж и смерть принимать за существо, имеющее личное бытие. Само собою понятно, что с такими убеждениями о грехе трудно прийти к мысли о восстановлении и воссоздании человека. По понятию мусульманина выходит, что восстановлять и искуплять человека – в смысле христианского учения (a по-своему, как мы видели, он искупление допускает) – не нужно именно потому, что грешник и после греха все тот же человек по природе. Итак, чтобы пробудить в мусульманине сознание потребности истинного искупления и Искупителя, следует представить грех во всем его настоящем виде. Прежде всего, вразумить мусульманина, что грех существует в самом человеке в его поврежденной природе, и что главный виновник своего зла – сам человек, а не дьявол, показать, что это повреждение природы человеческой произошло вследствие грехопадения человека, и что смерть и тление совершенно случайные, а нс законные. Отсюда уже само собой откроется потребность Искупителя – лица Божественного.

Доказать⁶¹ действительность существования греховного начала, или закона, в самом человеке и убедить в этом мусульманина не трудно. Апостол Павел изобразил его такими чертами, так ясно и наглядно, что против слов его нечего и сказать, потому что изображение закона греха, представленное Апостолом, взято с действительности – с самой природы (Рим. VII. 15. 17–21. 23.). Потом следует обратить внимание мусульман на Коран и внушить им, что они напрасно навязывают ему ту мысль, будто все злые действия человека от одного диавола. Действительно, Мухаммед в своем Коране представляет диавола виновником появления в мире зла и козни его причиною греховной жизни человечества, – этого не отвергаем и мы – христиане, но Мухаммед не отвергает и того, что главный виновник грехов своих сам человек, даже указывает и причину – источник, – из которой вытекает его греховная жизнь, – именно повреждение природы человеческой. Что Мухаммед действительно так думал о грехе, a мы не навязываем ему своей, чуждой ему мысли, пусть мусульмане обратят внимание на один случай из жизни Мухаммеда, на который есть намек в самом Коране. – В суре 94 ст. 1 сказано: не раскрыли ли Мы у тебя (Мухаммеда) сердца твоего, и не сложили ли с тебя тяжести твоей! ألم نشرح لك صدرك و وضعنا عنك وزرك

Предание и мусульманские толковники объясняют это изречение так: когда еще Мухаммед был около 2-х лет, воспитывался в пустыне у кормилицы бедуинки, раз как-то далеко забежал от своей палатки. В это время слетели два Ангела с неба, разрезали ему грудь, вынули из сердца черную каплю крови – корень страстей – греха, – и наполнили сердце его верою или духом пророческим (Weil, Moham. der Proph. sein Leb. примеч. 11-e). Есть предание, говорит Яхья в объяснении приведенного текста, что Ангел разрезал внутренность Мухаммеда, достал сердце, измыл его и наполнил мудростию и верою شق بطنه عم و غسل قلبه و ملى حكمة يروى ان اللك (Marac. стр. 94). Под тяжестию же, которую Бог сложил с Мухаммеда, толкователи согласно разумеют грехи его. Так, например, Джелаль-ед-дин говорит: Мы сложили с тебя тяжесть твою, т. е. уничтожили в тебе грех твой و وضعنا عنك وزرك اى حططنا عنك ذنبك. Яхья: тяжесть, т. е. грехи твои, которые ты сделал во время неведения, т. е. идолопоклонства وزرك هى الذنوب التى كانت عليه فى الجاهلية(ibid). – Вот сам Мухаммед сознавал и высказался, что в его сердце или вообще в природе его существовало повреждение, из которого происходили все его грехи до пророчества. Если же такое повреждение было в Мухаммеде, то, без сомнения, существует оно и в каждом мухаммеданине. После столь ясного свидетельства Мухаммеда об источнике греховных действий человека необходимо видеть ту же мысль Мухаммеда о грехе и в тех отдельных изречениях Корана, где человек представляется сам виновником своих грехов, – когда, например, говорится: всякое зло от самого человека (4:81); счастлив тот, кто очистит душу свою; что в сердце человека есть болезнь (22, 54. 47:29) и т. п. Итак, Коран подтверждает, что в природе человека существует повреждение – причина его грехов. – Что же касается до диавола, то мы не отвергаем того, что он силен своими соблазнами склонять человека ко греху, но достигает своей цели уже потому, что сам человек по своему повреждению бывает расположен к тому, что внушает диавол, и последний только пользуется склонностью первого. А если бы в самом чвловеке не было греховного начала, то совершенно непонятно, каким образом диавол мог бы заставить человека грешить, делать то, к чему он вовсе не способен, чего нет в его природе. – Далее, мусульмане говорят, что диавола можно отгонять от себя призыванием имени Божия. Замахшари в объяснение на 114, 4 ст. говорит: «когда человек воспомянет Господа своего, тогда диавол убегает и совершенно оставляет его» (Marac.). Если же так, то мусульмане легко могли бы вовсе не грешить, и все могли бы быть святыми. Именно: как скоро мусульманин заметил бы в себе какую-либо недобрую мысль или злое пожелание, в таком случае ему следовало бы только призвать имя Божие (а у каждого мусульманина достанет же силы на то, чтобы произнести: прибегаю под защиту Божию от диавола побитого камнями, или «Велик Бог!», или что-нибудь в роде этого), – диавол бежал бы от него, причина ко греху уничтожилась бы, и таким образом мусульманин подавил бы в себе греховные движения души, не сделал греха. Но всякий мусульманин, сколько-нибудь наблюдавший за собою, должен сознаться, что на деле бывает не так. Человек, например, злоумышляет что-либо недоброе, сознает, что сделать это – грешно, припоминает, что это искушение со стороны диавола, призывает, положим, имя Божие, диавол убегает, и с этим, кажется, должна бы была пропасть и злая мысль; но внутренний опыт показывает противное – что в человеке во время многократных призываний имени Божия, во время даже молитвы, когда непрерывно упоминается имя Господа и где, следовательно, нет места диаволу, – часто происходит внутренняя борьба между добром и злом, между стремлениями к добру и влечениями к злу – борьба, большею частию оканчивающаяся победою последнего над первым. Мусульманин не может же отвергать того, что он, хотя любит добро, желает его, но делать его мало находит в себе сил; зла не любит, а между тем неудержимо влечется к нему, хотя бы чрез призывание имени Божия постоянно держал диавола вдали от себя. Что ж это значит? He ясное ли это свидетельство того, что причина грехов человеческих не один диавол, и что в самом человеке есть что-то такое неодолимо влекущее к злу, следовательно по своему началу злое, и, следовательно, в природе человека есть повреждение⁶². Впрочем, истина существования в человеке греховного начала, или истина повреждения природы человеческой, так очевидна и так ясно высказывается сознанию человека, что непонятно, как можно идти против этой истины. – И действительно, мусульмане не могут прати против рожна и невольно высказывают свое согласие на доказываемую нами истину в различных своих верованиях или преданиях о происхождении зла – преданиях, которые есть не более как угрызения или упреки пробудившейся совести, сознающей свое повреждение. Учение же о том, что виновник грехов человеческих есть один только диавол, у мусульман, так сказать, только официальное, а потому можно надеяться, что мусульманин бросит эту официальность и примет учение о повреждении природы человеческой как главную причину всего зла, исходящего от человека, как скоро миссионер уяснит мусульманину и чрез то пробудит в нем дремлющее чувство своего повреждения. Так, например, мусульмане верят, что диавол касается каждого человека при его рождении – повреждает его природу, и вследствие этого-то повреждения человек и бывает так склонен ко греху и к внушениям диавола. Диавол из всех людей, существовавших в мире, не коснулся только двух лиц – Марии и Сына Ее Иисуса Христа, потому Они и не грешили как прочие потомки Адама. Джелаль-ед-дин говорит:مسّه الشيطان حين يولد فيستهل صارخا الا مريم و ابنها رواه الشيخان و فى الحديث ما من مولود يولد الا т.е. предание говорит, что диавол касается всякого рождающегося при рождении, отчего рождающееся дитя плачет, исключая Марии и Сына Ее. Так передают два Шейха. Шейхи же слышали от Абу-Гурейры, а этот последний слышал от самого Мухаммеда (толк. на 3, 36. Marac.). А другой толковник говорит об этом несколько подробнее: كل ادمى يحفر بطعن الشيطان فى جنبه حين يولد غير عيسى و امّه جعل بينهما حجاب فاصابت الطعنة الحجاب و لم ينفد اليهما منه شى قال و ذكر لنا انهما كانا لا يصيبان من الذنوب كما يصيبه ساير بنى ادم – всякий потомок Адама при рождении повреждается (прокалывается – раскапывается) прикосновением диавола, исключая Иисуса и Матери Его; Бог положил между Ними и диаволом покров – преграду, и диавол не мог коснуться Их ни с какой стороны. И до нас дошло по преданию, что оба Они – Иисус и Мария – не сделали ни одного греха подобно прочим сынам Адама (Cottada, толк. 3, 36. Marac.). Это прикосновение диавола к каждому человеку при его рождении сопровождается особенным вредом для его сердца; в сердце человека от этого прикосновения остается какой-то след – знак أَثَرٌ диавольский, который впоследствии служит точкой соприкосновения или проводником действий и внушений диавола в сердце человека и источником, из которого происходят все злые помыслы его. Потому-то каждый мусульманин не из приличия, а для пользы своей души, во время позевоты непременно должен зажать рот свой ладонью с тою именно целию, чтобы пресечь диаволу случай чрез отверстие рта коснуться той части сердца, которая содержит как бы частичку злой природы диавола, и чрез прикосновение к которой диавол неодолимо влечет человека ко греху.

Из приведенных преданий мусульман видно, что они не чужды мысли о повреждении природы человеческой как источнике грехов человеческих. И миссионер, по нашему мнению, вовсе не должен пренебрегать подобными рассказами и верованиями мусульман, потому что на основании их, как общенародных, скорее, кажется, можно вразумить и сильнее возбудить в мусульманине чувство своего повреждения и греховности, чем какими-либо теориями, которых он мало способен понимать. Миссионеру следует только очистить взгляд мусульманина на повреждение природы человеческой, – очистить, преподав ему, сколько возможно проще, истинное учение об этом повреждении, переходящем к каждому человеку от родителей путем естественного рождения и ведущем свое начало от Адама. Основанием для такого объяснения может служить изложенная уже нами история Корана о сотворении и блаженном состоянии первого человека с выведенными и естественно вытекающими умозаключениями о совершенстве духовной природы первого человека. Здесь для связи речи считаем нужным кратко повторить это.

Бог – виновник одного, исключительно одного только добра. С этим согласен мусульманин. Как виновник одного добра, Он и вложил в человека при творении, – как мы это уже видели, – только начало – закон добра, т. е. наделил человека силами души и вложил в эти силы известные, определенные стремления только к одному доброму и святому, каковые стремления души к одному доброму и святому суть естественные, природные стремления. Потому человек, непосредственно после того, как сотворен, уже по природе чувствовал внутреннее, естественное стремление к добру и, следовательно, к выполнению воли Божией. Для испытания Господь Бог дал внешнюю – положительную заповедь, кроме внутреннего природного закона. Таким образом, только что сотворенный человек имел два закона: один внутренний – закон природы, побуждавший и располагавший к добру, к выполнению воли Божией; другой внешний – положительный. И тот и другой закон один другому, очевидно, нисколько не противоречили. Выполняя внешний закон, человек выполнял вместе и внутренний закон природы, т. е. поступал так, как требовала его природа. Но нарушая внешний закон, он нарушал в то же время и внутренний закон природы, т. е. поступал против естества своего, или, выражаясь словами Корана, поступал против собственной души (7:25), которая сама собою по природе стремилась к вьполнению воли Божией и, следовательно, и данной Богом заповеди. Итак, нарушая заповедь Божию, человек поступал против собственной души, т. е. дал превратное направление своим силам. Силы его по природе стремились в одну сторону – к добру. Человек поворотил их в другую, дал им другое, неверное уже направление и таким образом сдвинул их с настоящего пути, повредил, испортил – словом, нарушил закон своей природы и чрез то ниспал в низший круг деятельности, ибо отступление от закона как образа деятельности необходимо есть уже ниспадение; и потому, удалившись от Бога, источника жизни, человек сам внес в свою природу беспорядок, нестроение, разрушение, смерть. Так, нарушением заповеди Божией, грех в мир вниде и грехом смерть (Рим. 5:12), как непосредственное и необходимое его следствие. Человек, однажды сдвинув с настоящего пути свои силы и давши им превратное направление, не мог уже возвести их в прежнее состоянте, не мог восстановить закона своей природы, или что то же – возвратить утраченных сил. С другой стороны, нарушив закон своей природы, дав превратное направление своим силам, т. е. истратив и таким образом расстроив их, как тварь, из ничтожества приведенная в бытие, следовательно, не имеющая ничего собственного, человек не мог приобрести и новых сил взамен испорченных. Нагляднее можно пояснить это мусульманину различными подобиями; например, подобием вещественного механизма, который ломается, потому действует неправильно, или же вовсе делается негодным, когда его поворачивают в противную сторону, т. е. дают ему неверное направление, противное закону его устройства, и сам собою не может уже начать вновь правильно действовать, пока не поправит тот, кто и прежде его сделал. Для большего еще убеждения в глубокой порче природы человеческой, происшедшей именно вследствие греха, можно психологически раскрыть и показать мусульманину, как и ныне частое повторение грехов постепенно портит и растлевает естество человеческое, убивает в человеке жизнь, как физическую, так и нравственную. – Правда, не все в человеке повредилось чрез грех; в нем осталось еще чувство добра и способность делать нечто доброе; но это только малый остаток первобытного совершенства, и этот остаток добра по необходимости состоит в постоянной борьбе со злом, в борьбе почти всегда безуспешной по преобладанию последнего. Вот как вследствие греха произошло в Адаме повреждение его природы, произошел в нем закон греха и преобладание его над законом добра. Это-то повреждение от Адама перешло и переходит путем рождения и на всех людей.

Когда мусульманин достаточно убедится и поймет всю глубину растления, произведенного и производимого в природе человека грехом⁶³, тогда уже не так трудно будет утвердить его в мысли о потребности христианского искупления и Искупителя, которая уже сама собою вытекает из глубокой порчи природы человеческой. – Человек воззван из небытия к жизни и для жизни. Жизнь в мире нравственном, так же как и в мире физическом, существует и возможна только там, где есть закон для жизни и деятельности. Человек имел в себе закон жизни и деятельности, но чрез грех нарушил его и таким образом подвергся смерти, как духовной, так и телесной. Пока в человеке не будет восстановлен закон природы, пока не будет в нем исправлено повреждение, дотоле он будет находиться в состоянии смерти. Итак, чтобы жить, нужно прежде восстановить, исправить то, что повреждено грехом. Этого исправления, пересоздания природы человеческой, очевидно, ни сам человек, как не творец, следовательно, ни Мухаммед и никто другой, кроме Бога, как Творца, сделать не может. Разбитый сосуд может быть исправлен только тем, кто его делает. Потому для приведения человека в первобытное состояние потребно особенное чрезвычайное лицо – Искупитель – Бог, а не пророки из людей. – Теперь мусульманин без дальних рассуждений может понять и то, что ни омовения, ни молитвы, ни покаяние сами по себе не достаточны в деле искупления потому, что не могут пересоздать человека, уничтожить в нем силу греха. Омовения, очевидно, очищают только тело, нисколько не освящая и не очищая души. Молитвы, которые находятся у всех народов, даже языческих, также неудовлетворительны; они суть только возношение нашей души к Богу, более или менее чистое, смотря по степени духовного образования, но не сильны преобразовать человека. Покаяние также может только прекращать грехи (и то при известных условиях), но не выводит из поврежденного состояния.

Необходимость посторонней – не человеческой, a высшей – помощи для уничтожения заразы греха отчасти может подтвердить известный уже нам случай из жизни самого Мухаммеда – тот случай, как Ангелы, для того, чтобы Мухаммед мог сделаться святым, вынули из сердца его каллю черной крови, вымыли оное и таким образом пересоздали – исправили его природу. Конечно, это легенда, и в основании корыстная выдумка самого Мухаммеда (94:1), но она свидетельствует о том, что Мухаммед, давший своим последователям внешние – недействительные средства ко спасению, для своей богоугодной жизни, или для

своего спасения, считал нужным предварительное очищение – освобождение от корня греха при помощи высшей – не земной. Отсюда само собою следует, что, если сам Мухаммед, превосходнейший всех людей и Ангелов, на котором от вечности почивало благоволение Божие, имел нужду в сверхъестественном исправлении своей природы чтобы жить свято и угодить Богу, то не более ли необходимо такое исправление и высшая помощь для людей обыкновенных? Но этого исправления, повторим, не мог сделать ни Мухаммед для своих последователей, как сам имевший нужду в подобном исправлении, ни Ангелы, как существа ограниченные, а по мнению мусульман, даже низшие человека; остается один только Бог – Он-то Всемилосердый и совершил уже искупление человека, исправил – пересоздал его природу. Если мусульманин пожелает знать, как же Бог совершил это исправление или искупление человечества, то долг миссионера будет – передать сколько возможно ясно и просто дело нашего искупления.

Грех, как мы показали, повредил природу человека, и для исправления ее требуется Искупитель – лицо Божественное. Другое следствие греха – это бесконечное оскорбление Милосердого и Правосудного Бога (20:19). Мусульманин с этим вполне согласен. Следовательно, можно бы, по-видимому, далее говорить мусульманину о необходимости со стороны человека удовлетворить разгневанной правде Божией, о несостоятельности его сделать это удовлетворение, выставить причины и пр. и таким образом опять довести мусульманина до мысли о необходимости Искупителя. Но здесь миссионеру встречается затруднение – то, что мусульманин, допуская оскорбление Бога грехом, не видит необходимости удовлетворять разгневанной правде Божией. Бог, по понятию мусульманина, мог и всегда может простить человека и без особенного со стороны сего последнего удовлетворения правде Своей; мог и может простить потому только, что Он милостив (5:118), что Он любит прощать и миловать виновных – раскаивающихся грешников. Такая пагубноуспокоительная мысль, очевидно, проистекает из неправильного понятия мусульман об отношении свойств Божиих – правды и милости. Мусульмане по отношению к правде Божией хотя не допускают того, чтобы Бог мог наказывать людей без всякой с их стороны виновности, как деспотически неограниченный царь, но таким они Его представляют по отношению к милости. Господь Бог вправе помиловать человека единственно только по милости Своей, для Него в этом случае не существует никаких законов. Итак, чтобы убедить мусульманина в непростительности греха пред Богом, надобно ниспровергнуть в нем не совсем правильные понятия о свойствах Божиих⁶⁴.

Мусульманин боится сказать, что Бог имеет для Себя закон и действует всегда по закону, – из опасения, как бы тем не ограничить существа Божия и не назначить предела Его действованию. Потому, мусульманину нужно внушить, что мысль о законе, приличествующем Богу, нисколько не ограничивает и не стесняет беспредельности Существа Божия. Бог имеет закон и действует всегда по закону; только этот закон такой, которого никто и никогда Ему не предписывал; Он Сам для Себя закон. Иначе сказать – Бог действует всегда в высшей степени свято и премудро, а не по какому-либо нерассудительному произволу – так, как Ему захочется. Все совершенства и свойства в Боге действуют всегда согласно – по внутреннему, необходимому закону Существа Божия. Если мусульманин убедится⁶⁵ в мысли о законе, приличествующем Богу, тогда можно легко доказать ему и другую мысль, непосредственно вытекающую из первой как из основания, именно ту, что милость и правда – такие свойства в Боге, как существе совершеннейшем, из которых одно нисколько не уничтожает другого, не исключает, не стесняет и не ограничивает. Когда Бог щадит кого-либо и милует, то милует праведно – законно, так, что при милости действует и правда, и наоборот. В противном случае, т. е. если бы в Боге все свойства действовали раздельно, тем более, если бы одно свойство исключало – уничтожало, ограничивало или стесняло – своим действием другое, то Бог не был бы существом совершеннейшим. Итак, в Боге есть закон, по которому совершенства и свойства Его действуют все совокупно, не уничтожая, не стесняя и не ограничивая себя взаимно. Следовательно, правда Божия непременно должна требовать от человека удовлетворения за грех. – Положим, что Бог простил бы человеку преслушание воли Своей без особенного со стороны его удовлетворения за вину, хотя это и не справедливо, как мы показали. Но Он не мог и не может простить человека за то, что сей последний испортил себя самого, обезобразил прекрасное творение Божие. Положим еще, что Всемилосердый Бог простил бы человеку и это. Но исказив закон своей природы, человек поставил себя в необходимость творить грех потому, что вследствие нарушения закона природы в нем образовался закон греха. В силу привзошедшего в человека закона греха, вся жизнь его после сего есть непрерывное сцепление греха, постоянное прогневание святого Бога. Долготерпеливый Бог рано или поздно должен же наконец предать его вечному отвержению и прооятию, как сосуд погибельный. Итак, человек во всяком случае безответен пред Богом, подлежит за грех вечному наказанию и проклятию, как чадо гнева и погибели. Потому, для того, чтобы оправдаться пред Богом, снова заслужить Его милость, потребно и необходимо особенное лицо, которое бы ходатайствовало за нас пред Богом, которое бы, с одной стороны, принесло Богу за грех человека умилостивительную жертву цены беспредельной, как беспредельно оскорбленное грехом человека правосудие Божие; с другой стороны, исправило бы повреждение природы человеческой, даровало бы ему новые силы, взамен испорченных, творить добро и благоугождать Богу. Таким Избавителем – Спасителем, очевидно, может быть только Один Бог.

Излагая историю падения человека, мы видели, что Коран повествует о вражде диавола против человека (15:32), видели, что и мусульмане смотрят на диавола как на главного и даже единственного виновника зла в мире. Если так, то мусульмане должны допустить и то, что диавол, как дух злой, враждебный, противодействующий любимейшему творению Божию – человеку, а чрез это и Богу, должен же быть побежден или, по крайней мере, обессилен в своих злых действиях. Победить же диавола, очевидно, может не человек, а лицо сильнейшее в сравнении с ним (диаволом), что опять заставляет ждать Избавителя от диавола в лице высшем – Божественном.

Таким образом, учение Корана о греховности и тесно соединяющаяся с этим учением история Корана о блаженстве первого человека, его падении и вражде диавола против человека и Бога – самые благоприятные и почти единственные места в Коране, которыми с успехом может воспользоваться миссионер, чтобы убедить мусульманина в необходимости Искупителя – лица Божественного, или что то же – обратить его к Христианству. Никакими другими доказательствами не убедить мусульманина в Божественном достоинстве Иисуса Христа, не убедив его наперед в необходимости искупления и Искупителя, который должен быть лицо Божественного достоинства. Учение о таинстве Пресвятой Троицы, о котором мусульманин не имеет надлежащего понятия, кажется для него многобожием, и потому чистым безумием. Миссионеру трудно убедить мусульманина в том, что должно чтить и исповедовать Единого Бога в трех Лицах, если он прежде не убедит его в необходимости Искупителя, который должен быть лицо Божественного достоинства. А если мусульманин сознает, убедится в необходимости Искупителя, тогда ему не будет казаться многобожием учение о Боге Триедином, тогда ему не будет казаться странным, как Бог может иметь Сына и многое другое.

Когда мусульманин достаточно убедится в необходимости и потребности искупления и Искупителя, тогда уже свободно можно указать ему на Самого Искупителя Иисуса Христа, совершившего уже дело искупления, и раскрыть подробно и обстоятельно истинное учение о Лице Иисуса Христа как Искупителе и о совершенном Им искуплении. Но так как мусульманин сильно предубежден против Божественного достоинства Иисуса Христа и потому, естественно, и после того, как почувствует нужду в искуплении, не вдруг же может переменить свой прежний мусульманский взгляд на Иисуса Христа на христианское понятие о Нем, то из предосторожности – чтобы не возмутить религиозного чувства мусульманина – благоразумие требует, чтобы истинное учение о Лице Иисуса Христа как Искупителе, а равно и опровержение заблуждений касательно Его Корана высказано было в виде восстановления подлинной истории Иисуса Христа и учения о Нем. Здесь-то и будут иметь силу те соображения, которые изложены нами при разборе учения Корана об Иисусе Христе. Нe забудем, что мусульманин вообще высоко думает об Иисусе Христе, как величайшем Пророке. Если же Господь поможет миссионеру убедить мусульманина в необходимости Искупителя – лица Божественного, то можно надеяться, что высокое уважение мусульманина к Иисусу Христу как к Пророку переменится на веру в Него как в Искупителя – Бога, коль скоро мусульманин услышит истинное учение об Иисусе Христе. «Тем скорее должно надеяться соединения Ислама с Христианством, говорит один знаменитый ориенталист, что Мухаммед Самого Христа и Марию ставит гораздо выше, чем некоторые христиане-протестанты»⁶⁶.

При восстановлении подлинной истории и учения об Иисусе Христе миссионер неизбежно должен будет сказать и об отношении Сына к Отцу и Святому Духу, т. е. изложить учение о Святой Троице. Мы видели, как сильно вооружается Мухаммед против догмата о Троице, знаем и причину, почему Мухаммед так вооружался против этого учения христиан – потому, что он чувственно понимал Святую Троицу – с семейными отношениями, даже не знал настоящих Лиц Святой Троицы. Но последователи Мухаммеда, ближе познакомившиеся с Христианством, не навязывают уже христианам чувственного почитания Святой Троицы, а в оправдание невежества своего пророка говорят, что в его время, вероятно, была в Аравии какая-либо секта, учившая оТроице так, как изложил Мухаммед. Следовательно, миссионер уже свободен от труда уверять, если не всех, то, по крайней мере, большую часть мусульман в том, что христиане понимают Троицу духовно.

Предположим, что мусульманин поверит тому, что христиане почитают в Троице Отца и Сына и Святого Духа, а не Отца, Матерь (Марию) и Сына (по мнению Мухаммеда), и понимают это духовно, а не чувственно, но в голове мусульманина с этими тремя Лицами Троицы может оставаться представление о трех Богах, и он потребует объяснить – как при трех Лицах – один Бог? Разумеется, это тайна, но обязанность миссионера – сколько возможно, объяснить эту тайну человеку недоумевающему. Известны обыкновенные приблизительные объяснения тайны Святой Троицы подобиями солнца, теплоты и лучей, от него исходящих; также души, мысли и слова. Эти-то подобия и можно употребить при объяснении мусульманину единства Божества в трех Лицах, особенно последнее подобие потому, что его можно приспособить к верованию и учению мусульман о свойствах Божиих. Так, мусульмане признают в одном Боге существенные свойства: Начало или основание الاساس, Слово الكلمة и Дух الرّوح. Можно спросить мусульман, не почитают ли они, таким образом, 3-х богов? Очевидно, со стороны их будет ответ отрицательный. Так и христиане, – можно тогда сказать мусульманину, – веруя в Троицу, почитают не трех богов, а одного Бога. To, что мусульмане называют в Боге Началом, то христиане называют Отцом, ибо между словами «начало» и «Отец» есть отношение. Далее то, что мусульмане называют Словом, христиане также называют Словом или Сыном в том смысле, в каком мы, например, слово наше можем назвать дочерью мысли. Наконец то, что мусульмане называют Духом, христиане также называют Духом; а в совокупности – вместо того, чтобы говорить: во имя Начала, Слова и Духа – Одного Бога, христиане говорят: во имя Отца и Сына и Святого Духа – Одного Бога. Что же соблазнительного в учении христиан о Троице, когда мусульмане сами исповедуют подобное в Боге! Конечно, подобное применение учения о Святой Троице к изложенному учению мусульман о главных свойствах Божиих не может вполне объяснить догмата, как непостижимой тайны, но будет иметь и свою силу, выведет мусульманина из заблуждения и наследственной привычки навязывать христианам почитание трех богов.

Дальнейшее учение о Святой Троице – о единосущии Лиц Божественных, их неслиянность и нераздельность – также отчасти можно пояснить мусульманам приспособительно к некоторым их собственным верованиям. Таково, например, в своем развитии учение мусульман о тех же свойствах Божиих. В богословии известного уже нам Тафтазани так излагается учение о свойствах Божиих: «Бог имеет свойства предвечные, опирающиеся на Его Существе, которые суть ни Он, ни не Он. Мы веруем, что Бог есть Ведущий, Могущий, Живый и пр. Каждый из этих предикатов означает нечто привходящее к понятию необходимого, и это не суть слова синонимические. Далее, если какой-либо вещи приписываются производные предикаты, то ей должны принадлежать и корни этих производных предикатов; отсюда несомненно заключаем, что Богу принадлежат свойства ведения, могущества, жизни и пр. Мугтазели (мусульманские рационалисты) думают, что Бог есть Ведущиц, но у Него нет ведения, Могущий, но нет у Него могущества (в смысле ипостасей) и пр. Но это нелепо, подобно тому, если бы мы сказали: черный, но без черноты. Притом положительные тексты откровения (Корана) прямо приписывают Богу эти свойства. Вопрос в том, что, как в человеке ведущем находится принадлежность ведения, так есть ли и в Боге особое от Его Существа свойство ведения? – то же разумеем и относительно прочих свойств. Мугтазели утверждают, что свойства Божии тожественны с Его Существом, т. е. Существо Божие по отношению к предметам познаваемым есть ведущее и пр., так, что при этом избегается многочисленность предвечных. – Но при таком образе мыслей Мугтазели сливают и смешивают все свойства Божии как с Его Существом, так и между собою. – Мы же говорим, что свойства Божии суть ни Он, ни не Он, т. е. они ни тожественны с Существом Божиим, ни отделены от Него, и, следовательно, отсюда не следует размножение существ или многобожие. Чтобы избегнуть множественности необходимых, должно говорить, что необходимое само по себе есть только Существо Божие, а свойства необходимы по существу, и при этом однако же предвечны потому, что необходимо соединены с самобытно-необходимым и от него никогда не разделимы. Скажут: выражение: ни тожественны, ни раздельны, удовлетворяя по видимости, в существе же дела заключает противоречие, ибо две вещи если тожественны, то не могут быть раздельны, а если раздельны – не могут быть тожественны. – Отвечаем: тожественность определяют совершенным единством понятия, а различие таким состоянием, когда одну вещь можно представить без другой. Поэтому, между тождественностью и различием прямого противоречия нет, а есть между ними средина, именно – понятие одно отдельно от другого, но они оба не могут быть друг без друга».

Отсюда ясно, что мусульмане допускают предметное различие между свойствами Божиими и Его Существом, и при этом вместе их вечность, тожественность и нераздельность с Существом Божиим. Что же мусульмане находят соблазнительного – многобожного в учении христиан о Троице – Боге Едином в трех Лицах, составляющих единое и нераздельное по Существу, но отличных по личным свойствам? He подобными ли лицами в Боге выходят, по учению мусульман, свойства Божии? Если мусульмане упрекают христиан в многобожии за почитание Одного Бога в Троице, то скорее окажутся многобожниками сами они, когда допускают в Боге так много свойств, предметно отличных не только друг от друга, но и от Существа Божия, и в то же время тожественных с Его Существом? Мусульмане скажут, что учение христиан о Святой Троице непонятно; но еще менее понятно учение самих мусульман о свойствах Божиих. Тафтазани высказывает, впрочем, чем отличается, по его понятию, христианское учение ο Троице от учения мусульман о свойствах Божиих, и что, следовательно, мешает им переменить в существе нелогичное, запутанное учение о свойствах Божиих на чистое возвышенное учение христиан о Троице. По поводу приведенного нами выше рассуждения о свойствах Божиих, Тафтазани говорит: «христиане, хотя прямо не говорят о множественности раздельных друг от друга существ, но это следует из их догмата. Они признают три Ипостаси: бытие, ведение и жизнь, называя их Отцом, Сыном и Святым Духом, и говорят, что Ипостась ведения излилась в тело Иисуса. Значит, они допустили отделение и переход Ипостаси, а это возможно не иначе, как в существах различных». – Этот отзыв Тафтазани об учении христиан о Троице показывает, что он, как и все мусульмане, не знал в точности истинного православного учения о воплощении Сына Божия. В таком случае миссионеру нужно будет преподать истинное учение о воплощении, из которого видно было бы, что Сын Божий, родившись от Девы, не отделился от Существа Божия, а составлял и составляет по Существу всегда едино с Отцом и Святым Духом. Если же гордый разум мусульман и после этого будет говорить, что это учение все-таки остается непонятным, то миссионеру уже излишне было бы усиливаться объяснить то, что необъяснимо, и потому он должен будет сказать, что воплощение Бога Сына при неотделяемости от Существа Отца и Святого Духа есть тайна и составляет дело благости и всемогущества Божия. Сами же мусульмане все чудесное объясняют восклицанием: для Бога все возможно! Почему ж не допустить возможным воплощение Сына Божия при неотделяемости от Существа Божия, с целию самою благою, с целию спасти человека. Мусульманин, на сердце которого подействовала проповедь о падении, грехе и необходимости искупления, не может не почувствовать всей полноты любви Божией к роду человеческому – и, следовательно, к нему мусульманину, открывшейся в воплощении Сына Божия, и, следовательно, не может не покорить ума своего вере в спасительную тайну⁶⁷.

Так, на основании учения Корана о греховности человека вообще, – от чего бы она ни происходила, – по нашему мнению, можно, отчасти, довести мусульманина чрез постепенное, примененное к собственным верованиям мусульман восстановление истинного учения о грехе, можно, – говорим, – довести мусульманина до убеждения в необходимости Искупителя, а отсюда и до веры во Христа Спасителя, до веры в Троицу, – словом, обратить к Христианству.

Мы далеки от уверенности в несомненной, неодолимой действенности изложенных нами соображений для обращения мусульман к Христианству. Ибо все дело обращения человека к свету Христову, главным образом, есть дело Божие (1Кор.12:3). Но с другой стороны, помня те изречения Слова Божия (Иак.5:19; Мф.5:19; Рим.10:14), которыми последователь Христов удостаивается быть орудием благодати Божией в распространении света Христова на неведущих Его, мы и решились, посредством изложенного способа, быть указателями мусульманам животворного света Христова, смиренно предоставляя возжечь этот свет в душе мусульманина благодати Божией: Христом бо дается и еже в Него веровати (Флп.1:29).

طاهر من الذنوب او ناميا على الخير أَى مترقيا من سن الى سن على الخير و الصلاح

т. е. чист от грехов или склонный к добру, т. е. ежегодно более и более усовершающийся в добре и благочестии (19:19).

Иисуса на землю составляет одно из условий, по которому можно узнать о приближении последнего часа. Каким образом появление Иисуса может служить доказательством последнего часа или воскресения мертвых? Пришествие Иисуса, Который воскрешал мертвых силою Божиею, указывает на достаточность силы Божией для воскрешения и всех мертвых. Есть предание, что Иисус сойдет во 2-й раз на св. землю – Афик افيق с мечем в руках, которым и убьет Антихриста. Потом придет в Иерусалим в то время, как народ будет соворшать утреннюю молитву. Имам, увидев Его, посторонится, чтобы уступить Ему место, но Иисус совершение молитвы предоставит Имаму, а Сам станет молиться позади его, по закону Мухаммедову. Потом Иисус побьет всех свиней, изломает кресты, разломает синагоги и церкви, и истребит всех христиан, исключая тех, кои веруют в Него» (Бейзави 43:61). Мусульмане с пришествием Иисуса Христа соединяют много других нелепостей, которых мы не считаем нужным приводить здесь.

(Перевод с английского⁶⁸)

Ислам есть тип веры, наиболее соответствующий духу арабов. Арабы были одинаково бесчувственны как к поэзии греков, к философии Платона, так и к учению Христианства; но совершенно согласно с преобладанием в их нации холодного отвлеченного мышления, они с энтузиазмом вдались в тонкости Аристотеля. И когда явилась надобность прочно установить то, что первоначально было не более как религия национальная, то они усвоили из Христианства и Иудейства именно одну рассудочную сторону, не обращая внимания на более глубокие требования сердца.

Отсюда произошло безусловное, полное отрицание учения о Святой Троице и всех существенных свойств Христианства. Араб был в состоянии говорить с презрением о тех утонченных спорах, какие Несторий, Евтихий и монофизиты подняли в Восточной церкви. Ислам не имел причины бояться встретить у себя подобные смуты, потому что он есть абсолютно вера без чудес и религия без таинств.

Одним из основных догматов Мухаммеда было единство Бога, и для него положение, что Бог не имеет никакого сына и никакого сожителя, казалось вполне достаточным для того, чтобы оправдать отрицание всего основания Христианства. Чтобы произвесть свою несамобытную, из разных элементов составленную систему веры, Мухаммед выбросил из существовавших верований все, что казалось таинственным, духовным, супранатуральным.

Однако же нельзя признать того, чтобы Мухаммед в этом отрицании сущности (fundamentum fundamenti) Христианской религии произвел отступничество (ароstacy) совершенно новое. Один беглый взгляд на некоторые из древних ересей Церкви убедит нас в том, что Ислам только в новом виде и в более развитой форме воспроизводит уже существовавшие элементы отступничества.

Из ересиархов, которые еще во дни века Апостолов стали прокладывать дорогу для Мухаммеда, Керинф, обратившийся иудей, первый поднял вопрос о Божестве Христа и утверждал, что пришествие Христа в мир совершилось по законам природы. Другою ересию того же самого века и того же самого направления были Евиониты, подобно Керинфианам отрицавшие Божество Христа, и главным образом в опровержение этих двух ересей Св. Иоанн написал и свое Евангелие и свои послания. Такой смысл имеют у него места в роде следующих: «кто лжет, как не тот, кто отрицает смерть Христа. Тот антихрист, кто отрицает Отца и Сына. Кто отрицает Сына, тот не имеет и Отца». Еще: «это написано, дабы вы могли веровать, что Иисус есть Христос, Сын Божий и, уверовавши, могли иметь жизнь во имя Его». Во втором послании он жалуется на некоторых обманщиков, которые не исповедуют, что Иисус пришел во плоти. Таковый есть обманщик и антихрист.

В начале второго столетия Карпократ, Феодот и Артемон в более широких размерах восстановили учение Керинфиан и Евионитов; а в третьем столетии Павел Самосатский, Епископ Антиохийский, за то же был лишен своего сана, и его учение осуждено как ересь; но это заблуждение и после сего не изчезло; оно на время затихло, чтобы чрез 50 лет снова возникнуть в форме арианства.

Арий учил, что Иисус есть Сын Бога не по природе, но по усыновлению, что Он заслуживает название Сына Божия единственно вследствие Своего совершенства; что Свою власть и силу Он получил от Бога, что Сын знает Отца и Его тайны только настолько, насколько открыто Ему; что Ему не следует покланяться по плоти; что Он имеет наклонность к добру и к злу; и что Его царство рушится при конце мира.

Хотя эта сильная ересь была осуждена на соборе Никейском 325 г., на котором 318 епископов, собравшись, установили веру «в Единого Господа Иисуса Христа, Единородного Сына Божия, рожденного от Отца прежде всех веков, Бога от Бога, света от света, Бога истинного от Бога истинного, рожденного, не сотворенного, единосущного Отцу, Имже вся быша», но при императоре Валенте ересь распространилась по Греции, Малой Азии, Италии и между новообращенными Готами.

Берилл, епископ Босры в Аравии, отрицая предсуществование Христа и вместе с этим Божество Искупителя, вполне подготовлял путь для арианства на этом полуострове; так что для Констанция было уже сравнительно легко распространить арианство между арабами.

Посему мы можем считать несомненно доказанным то, что мухаммеданство явилось уже тогда, когда путь для него был наперед совершенно подготовлен распространением родственных ему и замененных им ересей. Что вера Мухаммеда была существенною частью более широкой системы отступничества, это мы увидим далее из того факта, что как скоро установилось мухаммеданство, то ереси, служившие ему предтечами в течение семи столетий, вдруг исчезли. A также равно знаменательно и то, что эти ереси дремали в Церкви до самого 13 столетия, когда мухаммеданство получило самый роковой удар в разрушении Халифата.

И именно в тот самый период, когда мухаммеданство лишилось своего видимого главы, потерявши законного преемника Мухаммеду, Иоаким с двумя своими соотечественниками итальянцами, Лелием и Фавстом Социном, поднял так называемую социнианскую ересь, о которой один старый богослов произносит такое характеристическое суждение: «Ab Ebione enim initium, ab Ario incrementum, a Photino caput erroris hauserunt. Ariani recte dicuntur, quia conveniunt in summo controversiae puncto, quod est divinitatis Christi negatio», т. е. «Евиону они обязаны началом, Арию – прибавлениями, а Фотину – сущностью заблуждения. Они справедливо называются арианами, потому что согласны с ними в самом главном пункте спора, который (пункт) составляет отрицание Божества Христа».

* * *

Мухаммед был более знаком с преданиями, чем с каноническими книгами христиан. Отсюда естественно, что в Коране преимущественно изображается та сторона из жизни нашего Господа, о которой главным образом говорят апокрифические сочинения. Начнем с родителей Девы Марии. Апокрифические евангелия всегда называют их Иоакимом и Анной; Коран, впрочем, называет семейство Девы Марии семейством Амрана или Имрана⁶⁹. Так как Мария называется в Коране сестрою Аарона и дочерью Имрана⁷⁰, то отсюда справедливо можно заключить, что Мухаммед считал Деву Марию и Мариам, сестру Моисея и Аарона, за одно и то же лицо; никакие софизмы, как мухаммеданских богословов, так и европейских писателей, не в силах уничтожить этого нашего убеждения⁷¹.

Рождение и детство Марии Коран рассказывает следующими словами: «Жена Имрана обратилась к Богу с такой молитвой: Господи, я посвятила Тебе то, что находится в моем чреве, чтобы оно было отдано на служение Тебе. Приими это от меня, потому что Ты Слышащий и Знающий. И когда она родила, то сказала: Господи! я произвела на свет дочь (Бог знал, что она произвела на свет, а мальчик не то, что девочка). Я назвала ее Мариам и отдаю под Твоё покровительство ее и ее потомство, чтобы Ты сохранил их от козней побитого камнями сатаны» (гл. 3, ст. 35, 37.). Еще в главе 3, ст. 42–44 мы читаем: «Ангелы сказали Марии: истинно Бог избрал тебя, он делает тебя чистой от всякого порока; Он избрал тебя изо всех женщин света. О Мария! будь благочестива к твоему Господу; повергайся и преклоняй колена пред Ним с теми, которые преклоняют колена. Таковы происшествия, неизвестные тебе до сих пор (о Мухаммед), которые тебе открываем. Ты не был между ними, когда они задумали на своих жезлах бросить жребий, кому из них заботиться о воспитании Марии. Ты не был между ними, когда они спорили»⁷². Все эти мысли несомненно заимствованы из христианских апокрифов⁷³. Это бросание жеребьев о том, кому заботиться о дитяти Марии, описано в апокрифических книгах христиан, и Мухаммед мог читать об этом во всей подробности⁷⁴. Коран вовсе не упоминает об Иосифе, и в нем нет ни одного намека на отношение Иосифа к Марии; также и апокрифы утверждают, что Мария дала обет всегдашнего девства, когда однажды Ей предложили супружество⁷⁵.

2) О рождении Иисуса у Мухаммеда (гл. 19, ст. 16–21) рассказывается так: «Скажи в Коране о Марии, как она удалилась от своего семейства и пошла по направлению к востоку. Она закрылась покрывалом, которое скрывало ее от их взоров. Мы послали к ней Нашего Духа⁷⁶. Он принял пред нею вид человека совершенного сложения. Она сказала ему: я ищу у Милосердого от тебя убежища, если ты боишься Его. Он отвечал: я послан от Господа Твоего, обязанный дать тебе сына, святого сына. Как, отвечала она, у меня будет сын? Никакой мужчина не касался меня, я неразвратная женщина. Он отвечал: это будет так. Это Господь твой сказал: это легко для Меня. Он будет пред людьми Нашим знамением и доказательством Нашего милосердия, потому что это есть дело предопределенное». В другом месте говорится, что Благовещение было совершено не одним, но многими ангелами... Который рассказ достовернее, это мы предоставляем решать мухаммеданам.

«Когда Марию постигли муки рождения близ ствола одной пальмы⁷⁷, она сказала: если бы Бог дал, чтобы я умерла прежде и была бы забыта вечным забвением. И тот⁷⁸, кто был подле нее, сказал: не огорчайся. Господь повелел под твоими ногами течь источнику. Потряси ствол пальмы, к тебе упадут спелые финики. Ешь, пей и освежай твой взгляд. Если ты встретишь кого-нибудь, кто спросит тебя (по поводу ребенка), скажи: «я обещала пост Милосердому Богу, сегодня я не буду говорить ни с одним человеком»⁷⁹. Далее мы видим, что Мария на вопросы своих родственников отвечала только знаками, как бы давая этим понять, что рождение этого ребенка есть предмет, касательно которого она должна дать ответ только Богу и вовсе не имеет надобности оправдываться пред людьми⁸⁰.

Выражаемый в Коране страх Марии по случаю обвинения ее Иудеями, кажется, тоже взят из апокрифических сочинений, где говорится, что Мария скрылась от сынов Израиля⁸¹.

В Коране Иисус называется сыном Марии; но также иногда согласно с Новым Заветом Он именуется и «Словом от Бога» и «Словом истины»⁸². Здесь говорится даже: «Иисусу, сыну Марии, Мы дали доказательства его божественного посланничества и укрепили его Духом Святости»⁸³. В другом месте Иисус называется «Духом от Бога»⁸⁴. И еще – мы должны «вспомнить о той, которая сохранила свое девство и в которую Мы (т. е. Бог) вдохнули часть Нашего духа, Мы поставили ее с сыном знамением для всех тварей»⁸⁵. Мухаммед находит строгую аналогию между появлением на свет Адама и Иисуса⁸⁶.

Что ребенок говорил в колыбели – это Мухаммед заимствовал из арабского Евангелия о Детстве Иисуса⁸⁷. В апокрифических книгах древних христиан упоминается, что во время Своего детства Христос совершал разные чудеса. Посему отсюда в Коране списаны следующие подробности: «Истинно я прихожу к вам с знамением от нашего Господа, потому что я сделаю пред вами из глины фигуру птицы; затем подую на нее и она сделается по повелению Бога птицею, я исцелю слепого от рождения и прокаженного и воскрешу по Божию соизволению умершего»⁸⁸. Еще – когда Иисусу было только 7 лет, и Он в игре со сверстниками для забавы делал из грязи разные фигуры зверей и птиц, возник спор, каждый считал свое произведение за лучшее. Иисус сказал, что Он заставит Свои фигуры ходить и прыгать, что и сбылось по Его повелению. Он делал также разные фигуры воробьев и других птиц, которые летали или сидели на Его руке, смотря по тому, как Он им приказывал, а также ели и пили, когда Он предлагал им пить и есть. Когда дети рассказали это своим родным, им запрещено было играть более с Иисусом, Которого сочли за колдуна⁸⁹.

3) Уже было изложено нами, что Коран рассказывает о чудесах Христа. Здесь говорится, что все, что ни делал Христос, Он делал по повелению Божию и для доказательства, что Он – Апостол Бога. «Я прихожу к вам со знамениями от вашего Господа, поэтому покланяйтесь Ему. Это правый путь» (гл. 3, ст. 49). Но Иисус, замечая их неверие, спросил, кто хочет быть Его помощником? Тогда Апостолы предложили свои услуги, исповедали свою веру в Бога и пожелали быть признанными за истинноверующих во Христа (гл. 3, ст. 50, 51.). Он, подобно Давиду, проклял их неверующее поколение, которое приписывало магии все, что Он ни делал, ни говорил (гл. 5, ст. 87; 61, ст. 6, 14, 119.). Верующие во Христа в Коране вообще позываются христианами; Апостолы нигде не упоминаются поименно, и не обозначается числа их; но говорится, что с тремя из них бесчестно поступили обитатели одного города⁹⁰. В Коране нигде не говорится о том, как были призваны Апостолы, но дается искаженное представление об установлении Евхаристии в следующем разговоре между Христом и Его Апостолами. «Когда Я повелел апостолам Иисуса, говоря: веруйте в Меня и в Моего посланника; они отвечали: мы веруем и Ты свидетель, что мы мусульмане. Тогда апостолы сказали: о Иисус сын Марии, может ли твой Господь повелеть сойти к нам с небес совсем готовому столу? Бойтесь Господа, если вы истинно верующие, отвечал им Иисус. Они сказали: мы желаем сесть и есть; тогда наши сердца уверятся: мы узнаем, что ты проповедывал истину и дадим свидетельства в твою пользу. Иисус, сын Марии, обратился с следующей молитвой: Боже Господи наш! повели сойти к нам с неба столу, чтобы он был пиром для первого и последнего из нас и знамением Твоего могущества. Напитай нас, ибо Ты Лучший питатель. Господь сказал тогда: Я повелю сойти ему к вам; но горе тому, кто после этого чуда будет неверным! Я приготовил для него страшнейшее наказание, какого не было никогда приготовлено ни для какого творения»⁹¹. Заключение напоминает нам слова, которые Апостол Павел прибавляет к своему рассказу об учреждении Евхаристии⁹².

4) Последние события из жизни нашего Господа донельзя извращены в Коране. Мухаммед никак не хотел допустить насильственной смерти Иисуса Христа. Он утверждает, что Сын Марии чудесным образом спасся от смерти на кресте (гл. 4, ст. 156, 157; 5:119). Еще, в главе 3, ст. 53, 54: «Иудеи сказали: мы убили Христа Иисуса, сына Марии, посланника Божия; но они его не убили и не пригвоздили ко кресту; напротив, его представлял некто похожий на него. И поистине, поступавшие несправедливо с ним были в замешательстве и не знали ничего, кроме мнений о нем; но они не убили его, а Бог взял его»⁹³.

Мухаммеданские богословы все согласно отрицают смерть Христа на кресте⁹⁴; но они расходятся во мнениях касательно лица, распятого вместо Иисуса. Некоторые говорят, что «вместо Иисуса было распято одно лицо, похожее на него, и его то тело чрез шесть часов было снято со креста плотником Иосифом и похоронено в его собственном гробе с позволения царя Ирода, называемого также Пилатом». Между тем Сын Марии был послан к Своей Матери, чтобы удостоверить Ее в Своей безопасности и невредимости. Другие же рассказывают, что Иисус, предсказав, что Он будет взят на небо, спросил: кто из Его учеников хотел бы принять Его вид и быть распятым вместо Его, дабы получить за это награду в День Воскресения. И один согласился на это предложение, тогда как Иисус был взят на небо. Ибн-Аббас прибавляет: Иисус был введен в один дом чрез окно и оттуда был взят на небо чрез окно в потолке. Тациан, по внушению Иуды, прошел чрез боковое окно с целию убить Иисуса; но вошедши в комнату, Тациан внезапно изменился в образ Сына Марии и был затем распят Иудеями.

Еще до Мухаммеда Василидиане отрицали распятие Христа и думали, что вместо него был пригвожден ко кресту Симон Киринейский⁹⁵. Керинфиниане

и Карпократиане также учили, что вместо Христа потерпел крестную смерть один из Его учеников⁹⁶. Евангелие Варнавы говорит, что Христос возлетел на небо, когда судьи готовы были схватить Его в саду, и что был взят, предан Пилату и распят Иуда, превращенный в образъ своего учителя (Menagiana, tom. 4, p. 326). Еще иные учили, что вместо Спасителя мира был распят князь тьмы⁹⁷. Мухаммед принимал такие еретические мнения, по которым иное лицо страдало вместо Искупителя, кажется, потому, что он ложно понял учение о страдании Христа за других.

В разных местах Корана, относящихся к смерти и прославлению Христа, мы читаем, что Иисус должен был умереть и войти в рай в то самое время, когда Мухаммед писал свой Коран; и это должно считаться знаком особенной милости Божественной, потому что даже об Аврааме сказано, что он должен иметь свое место после между благословенными в будущем веке⁹⁸.

6)О Вознесении Христа в христианском смысле слова Коран не знал ничего, и Мухаммед не мог допустить Царского достоинства Искупителя, Его седения одесную Бога, не нарушая единства Божества, чему учит Коран; но Второе Пришествие Христа принято в веру Мухаммедом как формальный член, хотя на него существует только намек в их Коране⁹⁹. Мухаммеданские богословы описывают это Второе Пришествие Христа различно; одни говорят, что Он явится близ белой башни на восточной стороне Дамаска; другие, что Он сойдет на землю на горе Мориах, исдоведует Ислам, уничтожит Христианство и всякую другую веру убьет как свинью, уничтожит все кресты, поразит антихриста копьем в Лидде близ Яффы; после этого Он женится, родит детей, умрет чрез сорок или сорок пять лет и будет оплакан мухаммеданами, которые похоронят Его подле Мухаммеда. После этого Он явится при воскресении, как Судья. Но Коран не приписывает таких почестей Сыну Марии; он не только не признает Его Судиею, он учитъ даже, что от Самого Христа, как и от других пророков, потребуется отчет в Его делах на земле¹⁰⁰.

7) Мы теперь переходим к тем догматам Христианства, которые Коран считает богохульными. Учение о Святой Троице было или неизвестно Мухаммеду, или злоумышленно извращено им в тритеизм, в котором он упрекает христиан¹⁰¹. «Недостойно Аллаха иметь сына; Он не имеет ни сына, ни сожителя (глава 19, ст. 34, 91; гл. 6, ст. 101; гл. 72, ст. 3). Он не родил ни одного потомка, и нет никого подле Аллаха». Эта мысль казалась Мухаммеду столь нечестивой, что он говорит: «немногого не достает, чтобы небеса расторглись и земля раскололась пополам и горы попадали» (гл. 23, ст. 93; гл. 19, ст. 87). Поэтому Коран причисляет христиан к политеистам, как будто бы они присоединяли к Аллаху двух других богов¹⁰².

Второе лицо в тритеизме христиан, по Корану, есть Мария, мать и богиня. Коран, как мы видели, высоко превозносит Ее и смотрит на Нее как на самую замечательную особу Ее пола, возлюбленную Богом, почитаемую ангелами и прославляемую как чудо¹⁰³. Бог вдунул в Нее Святого Духа и Она удостоилась быть Материю Христа. Но при всем том Она, по Корану, человек. Это доказывается тем фактом, что как Она, так и Сын Ее ели пищу¹⁰⁴! Иисус, спрошенный в День Суда, учил ли Он людей считать Его и Его Мать за богов, ответит: «да будет Тебе хвала! я не говорю того, чего не могу; если бы я сказал так, Ты наверно знал бы это, потому что Ты знаешь, что во мне; но я не знаю, что в Тебе, потому что Ты Знающий тайны. Я не говорил им ничего, кроме того, что Ты повелел мне, т. е. покланяйтесь Богу, моему Господу и вашему»¹⁰⁵.

Теперь спрашивается, откуда у Мухаммеда явилась мысль, будто христиане покланяются Деве Марии как Божеству и смотрят на Нее, как на член Троицы, которую они признают, по Корану? Новейший критицизм Герокка сделал сомнительным существование ереси коллиридианок. Но если уже некоторые христианские писатели представляли Святого Духа существом рода женского, то требовалось очень немного, чтобы перенести эту честь прямо на Деву Марию¹⁰⁶. Гностические секты смотрели на слова, сказанные по случаю крещения нашего Господа: «это Сын Мой возлюбленный», как на сказанные Святым Духом, сошедшим на Христа¹⁰⁷. Симон волхв, как известно, смотрел на свою жену Елену как на третье Лицо Троицы. Эпифаний говорит об иудейской секте Оссенов, которые считали Святого Духа за существо женского пола¹⁰⁸.

В других апокрифических сочинениях, отрывки из которых сохранились до нас, Святой Дух призывается как мать верующих. Арабское Евангелие о детстве Христа¹⁰⁹ (которое если не существовало во время Мухаммеда, но все-таки проистекало из того же источника, как и его учение) постоянно говорит о Матери Иисуса как о «превознесенной, божественной Марии». Здесь Она постоянно ставится как предмет почитания, даже явного обожания за чудеса, сотворенные Ею. Отсюда не естественно ли, что Мухаммед поставил Деву Марию на место Святого Духа в Троице, Какую он находит у христиан?

8) Третье Лицо Троицы христиан, по Корану, есть Иисус, сын Марии¹¹⁰. Всемогущество и всеведение Христа в Коране отрицаются, а поклонение Ему признается за идолослужение. Сам Христос выводится объявляющим, что Он не более, как и всякий другой человек или пророк (гл. 5, ст. 125, 85; гл. 43, ст. 80; гл. 3, ст. 78; гл. 5, ст. 81, 125:126). Он только слуга Божий и не стыдится быть им (гл. 43, ст. 58; гл. 4, ст. 170; гл. 16, ст. 43; гл. 21, ст. 7). Иисус и Мария имели тела, которые, требуя поддержки пищею, таким образом доказывали Их смертность и, следовательно, Их небожество; и никто не мог воспрепятствовать Богу, чтобы Он не погубил Христа, Его Матери и всех обитателей земли. Опять предполагать, что Аллах рождает детей, будет в высшей степени непочтительно; и Его вседовольство не допускает никакого увеличения в Его счастии; потому что Его все вещи на небесах и на земле (гл. 91, ст. 8; гл. 5, ст. 19, 84; гл. 10, ст. 67; гл. 19, ст. 91; гл. 2, ст. 117; гл. 72, ст. 3; гл. 25, ст. 2; гл. 39, ст. 5; гл 4, ст. 169). И Он не имеет нужды ни в каком помощнике для управления миром. Присоединять кого-нибудь к Аллаху есть непростительное преступление (гл. 4, ст. 169; гл. 5, ст. 85; гл. 17, ст. 110; гл. 25, ст. 1–3; гл. 4, ст. 46, 169; гл. 5, ст. 81).

Но как Мухаммед ни настаивал на том, что благословенный Искупитель наш не более как человек, он все-таки признавал Его за посланника Божественного, одаренного силою и авторитетом свыше¹¹¹. И затем не без явной опасности для своей системы Мухаммед допускал известные имена и титулы Христа, заимствованные им из Нового Завета: он называл Его Мессиею¹¹²; впрочем иудеи и христиане соединяли с этим названием очень различные идеи, так что Коран мог допустить его. Еще Иисус называется «Словом истины»¹¹³, «Слово Бога», «Слово называемое Мессиею»¹¹⁴. Это очевидно намек на Евангелие от Иоанна, и можно ожидать, что в Коране это название должно бы иметь тот самый смысл, как и в Новом Завете, откуда оно заимствовано. Так как это название Христа ясно указывает на необыкновенную и Божественную Его природу, то мы не должны удивляться, когда встречаем, что приложение этого названия причиняет немало затруднений мухаммеданским богословам. Еще Коран говоритъ о нашем Господе как о Духе Божием и о том, что Он был укреплен Духом Святым¹¹⁵.

Во всех этих терминах содержится мысль, что в лице Искупителя было нечто такое, на что не мог иметь притязания никакой другой пророк. Впрочем, мы должны припомнить, что лжепророк брал у христиан и из их Св. Писания названия, не удерживая их первоначального смысла. Но во всяком случае признавать, что Христос – «Слово Бога», было для Мухаммеда опасно: потому-то мухаммеданские богословы так и стараются приписать подобную честь своему пророку¹¹⁶ и своему Корану¹¹⁷.

9) Христос постоянно изображается как автор Евангелия, содержащего в себе весь состав книг Нового Завета, открытых Ему с небес Богом¹¹⁸. Впрочем в Коране заключается очень мало намеков на доктринальную часть сего Евангелия, так как она не соответствовала намерениям Мухаммеда при компиляции им его лже-веры¹¹⁹. В следующем месте: «сколько есть животных, которые не заботятся о своей пище? Бог заботится о них и о вас, и Он слышит и знает» – мы узнаем мысли, выраженные у Мф.6, 26; Лук, 12, 24. Еще: «не говори ни о чем: я соделаю это завтра, не прибавивши, если Богу угодно, – воспроизводит наставления св. Иакова в его Соборном Послании¹²⁰. Намек на слова св. Павла о человеке жнущем то, что он посеял, находится в следующем месте: «кто хочет возделывать поле для будущей жизни, тому Мы увеличим его; кто желает возделывать поле для этого света, также получит его; но не будет иметь никакого участия на том» (Гал. 6, 6–8; Корана гл. 43:41).

Когда Мухаммед внушал своим последователям не давать милостыни, чтобы «явить себя людям», мы сразу открываем здесь заимствование из слов нашего Господа о том же самом¹²¹. Еще в описании ада мы находим следующее место: «и обитатели адского огня будут взывать обитателям рая, говоря: излейте на нас несколько воды». Это прямо напоминает нам просьбу богатого человека, находящегося в мучении¹²².

10) По Корану, Христос послан исключительно к детям Израиля: «Я прихожу утвердить закон, который был открыт до меня и дозволит вам, как законные, некоторые вещи, которые прежде были запрещены вам; я прихожу к вам со знамением от вашего Господа; поэтому бойтесь Бога и слушайтесь меня». Таким образом, здесь ясно показана цель миссии Христа к Иудеям, о которых сказано, что они нарушили завет и оставили Писания¹²³. Иудеи изображаются в Коране как дерзкие нарушители закона их отцов, убившие пророков и проклятые Давидом и Иисусом сыном Марии¹²⁴. Мухаммед говорит о Христе как о возлюбленном рабе и пророке Божием¹²⁵; даже он уступает Сыну Марии честь быть главою всех Божественных посланников, так что говорится – Авраам покланялся Ему и Он пророчествовал в Торе и Евангелии (гл. 2, ст. 129–130; гл. 61, ст. 6).

Мухаммеданские ученые находят ясное пророчество о Мухаммеде в арабском Евангелии св. Варнавы, где Иисус предсказывает о пришествии некоего арабского пророка, который освободит мир от всякого заблуждения¹²⁶. Но добавление этого подложного Евангелия мухаммеданскою рукою слишком очевидно, чтобы заслуживать обличения. А еще более не заслуживает этого притязание арабского лжепророка быть предсказанным св. Иоанном как Утешитель¹²⁷. Но так как в Новом Завете этого пророчества нет в том смысле, как толкует его Мухаммед, то мухаммеданские толкователи утверждают, будто христиане выбросили его из своего Евангелия. То же самое они говорят и касательно других пророчеств, относящихся к Мухаммеду. Притча о работниках рассматривается ими как относящаяся к последователям Мухаммеда в частности¹²⁸. Опять: истинные поклонники, которые не поклоняются Богу ни в Иерусалиме, ни на горе Самарийской, никто иные, как мухаммедане.

11) Мы видели, что Мухаммед заимствовал из канонических и апокрифических писаний Нового Завета; остается теперь показать, какие чувства он питает к христианам. Уже достаточно доказано¹²⁹, что в Коране две различные системы учения: одно имеет вполне ложное, другое же совершенно враждебное отношение к Иудейству и Христианству, равно как и ко всем другим до него существовавшим верам. Первая есть некоторого рода компромисс со стороны Мухаммеда, последняя внушает самое грубое изуверство, исключительность, проповедует кровавую пропаганду. Мухаммед неоднократно ставил следующее положение: думать, что спасает только одна какая-нибудь религия, исключающая все другие, – значит иметь духа гордости, такая мысль предполагает, что не все нации – одинаковый предмет Божественной любви, что причины существования различных вер нужно искать в намерениях Аллаха, и что они обнаружатся только в будущем свете, где будет только одна вера, и он прибавляет, что для иудеев, христиан и мухаммедан достаточно жить, только следуя тому закону, какой открыт им, и быть готовым дать отчет в День Суда.

Мухаммед обвиняет христиан и иудеев¹³⁰ за то, что они смотрят на себя исключительно как на народ Божий; между тем как на суде может оказаться, что они не лучше, чем другой народ. Для Бога было бы легко соединить всех людей в одну религию; но так как Он сделал иначе, то естественно следует, что каждый народ должен быть судим по его собственному религиозному закону; и для всех наций гораздо лучше было бы соревновать друг пред другом в делании добра, чем хвастаться таким безусловным превосходством. Все возвратятся к Богу, Который объяснит истинную причину их разностей¹³¹. Из этих посылок естественно следует, что христиане и иудеи будут судимы по их закону. Сабийцы тоже включены в тот же класс людей религии, которые не должны ожидать никакого зла себе, если только верят в Бога, Последний день и поступают хорошо¹³². Таким образом, по Корану, множественность вер имеет свое начало в Божественном определении, и каждая сторона имеет право предпочитать свою собственную веру.

Ho так как эти воззрения отменяются другими местами, то из них нельзя выводить заключения касательно отношения между Христианством и Исламом. Есть множество мест, в которых Христианство совершенно отрицается, и где говорится, что все неверующие, какого бы то ни было толка, должны быть уничтожены¹³³; не нужно заключать также союза с людьми, имеющими Писания и не верующими. Спрашивается: какое из этих двух противоположных воззрений выражает истинное мнение Мухаммеда? Как они ни несовместимы, однако же они требуют от нас некоторого внимания, потому что даже в противоречиях часто можно открыть внутреннюю связь, при посредстве которой эти противоречия могут сделаться понятными. Некоторые арабские богословы утверждают, что истинные воззрения Мухаммеда определяются большинством мест; а так как чаще встречаются те места, где Мухаммед находит все религии равными, то они объявляют, что Иудейство, Христианство и Ислам различаются друг от друга только внешними законами и церемониями. Но другие, тоже допуская, что настоящие воззрения Мухаммеда могуг быть узнаны по простому вычислению наибольшего количества мест, утверждают, что самые ортодоксальные – это те воззрения, какие высказаны Мухаммедом в последний период его жизни: и это, без сомнения, – самый рациональный метод для решения наотоящего затруднения¹³⁴. Так как время появления слов, относящихся к нашему вопросу, не может быть определено положительно, то некоторые христианские апологеты утверждают, что доколе дела Мухаммеда шли неблестяще, он притворно показывал величайшее уважение к Иудейской и Христианской религии; но как скоро его власть сделалась прочной и его дело свободным от всякой опасности, он обнародовал те свои постановления, которыми осуждается всякая другая вера.

Если бы Мухаммед с самого начала был совершенный и честолюбивый обманщик, то такое рассуждение было бы вполне убедительно; но так как он выступил с честными намерениями, то эти противоречия в Коране мы должны приписать колебаниям его ума в разные периоды его жизни. Арабский пррповедник первоначально обращал свое внимание только на предметы национальные, стараясь установить между соотчичами национальный деизм; поэтому он допускал Христианство, но только как религию не непригодную для других народов; затем, когда он увлекся энтузиазмом и встретил неожиданный успех, его воззрения расширились далее пределов его собственного города, племени и народа, и он начал во всей широте раскрывать идею, что монотеизм необходимо должен быть религиею всего света¹³⁵. Так исключительно понимая Единство Божества, Мухаммед под конец своей жизни изменил свое положение – из национального он превратил себя во всемирного проповедника, и при этой новой, расширенной схеме он почувствовал, что Христианство уже не может более стоять на новой ступени с его собственною верою, что оно необходимо должно занять по отношению к Исламу подчиненное положение¹³⁶.

Подобно всем национальным верованиям, в мухаммеданстве с системою веры до такой степени смешан элемент политический, что едва можно отделить институт национальный от института религиозного. В Исламе, как в большей части национальных верований, один глава как для религии, так и для государства, представитель и духовной, и гражданской власти¹³⁷. Опять: тот факт, что Ислам распространялся мечем, может быть объяснен только тем, что Ислам имеет характер национальный, есть смесь религии с политикой. Так как эти вещи здесь нераздельны, то внешняя сила берет перевес над внутренним убеждением чрез аргумент. Отсюда подчиниться политической власти Мухаммеда было все равно, что признать его за пророка; и когда его религия сделалась универсальною, его монархия возымела те же претензии; он объявил войну всем государствам, равно как и всем системам веры. Таким образом мухаммедане переступили границы полуострова для распространения своей религии, всегда налагали на покоренные народы и свои национальные обычаи, уничтожая их национальные особенности¹³⁸. Напротив Христианство, перешедши рубеж Палестины, сразу явилось как религия универсальная: оно сбросило с себя национальный характер и оставило позади себя обычаи иудейские¹³⁹.

Другое доказательство исключительно национального характера Ислама заключается в его узкой системе ифики. В Коран не входит универсальная филантропия. У мухаммедан закон любви в его широком смысле тесно ограничен их собственной общиной; так как их пророк совсем не знал закона универсальной благости¹⁴⁰. Опять, национальный обычай возмездия (Lex talionis) и учреждение полигамии с правом развода по произволу заключают в себе принципы, совершенно противные духу универсальной религии. В жизни самого Мухаммеда выполнены только те нравственные требования, которые идут к человеку Аравии, потому что хотя пред судом чистой ифики он заслуживает осуждения как лжепророк, но по ифике Аравии его грехи должны казаться добродетелями¹⁴¹; таким образом становится понятным, почему не были отвергнуты его притязания на сан пророка, несмотря на все его безнравственные поступки, о которых говорит Коран к стыду его.

Наконец, из истории самого Мухаммеда не видно, чтобы он первоначально желал основать религию всемирную. Известно, что несколько лет спустя после того, как он заявил свои претензии как пророк, некоторое число его последователей было вынуждено бежать в Абиссинию. Естественно было ожидать, что эти преследуемые мухаммедане, подобно первым христианам, удалившимся от гонения из Иерусалима, будут распространять свою веру. Но так как ими не было сделано ни одной попытки в этом роде, то мы можем заключить, что Мухаммед тогда еще не давал своим последователям приказания прозелитствовать между чужестранцами¹⁴². Целые двадцать лет мы не встречаем у Мухаммеда ни одного следа расширения его планов, но на двадцатом году своей миссии он посылает посольства к чужеземным государям.

Таким образом, мы видим, что Мухаммед первоначально не имел намерения составить религию для всех наций и потому смотрел на Христианство так благосклонно, что даже принимал новообращенных чрез обряд крещения, обряд с течением времени им оставленный. Самые замечательные черты мухаммеданской обрядности установлены в последние годы арабского пророка: то же самое можно сказать и о самых выдающихся положениях новой веры¹⁴³. В первую пору Мухаммед не видел никакого резона ставить Ислам выше Христианства; но когда впоследствии он отверг христианское учение об искуплении и стал утверждать, что получат от Бога прощение грехов только те, за кого будет ходатайствовать он, и что никто из верующих в Мухаммеда не будет абсолютно осужден, тогда ему сделалось необходимым поставить Христианство ниже Ислама¹⁴⁴. Как скоро он объявил себя за единственного посредника между Богом и человеком, он был уже вынужден сделать свою веру универсальной и затем отвергнуть всякий авторитет Христианства. Поэтому те места, где говорится, что Христианство одинаково с Исламом, естественно относятся к тому периоду жизни Мухаммеда, когда он еще был в нерешимости касательно собственного влияния или обширности своей миссии; те же места, которые уничтожают Христианство и всякую другую веру, принадлежат к более зрелой форме его системы¹⁴⁵.