Эссе

Эссе

Честертон Гилберт Кийт

О вшах, волосах и власти

Недавно врачи и другие лица, которым современный закон разрешил распоряжаться более оборванными собратьями, постановили стричь всех девочек. Конечно, я имею в виду девочек бедных. Много нездоровых обычаев бытует среди богатых девочек, но не скоро, очень не скоро доберутся до них врачи. Постановление объяснили так: поскольку бедным приходится жить в немыслимой тесноте и грязи, им нельзя отпускать волосы, чтобы не завелись вши. Итак, волосы запретили. Почему-то никому не пришло в голову запретить (и уничтожить) вшей. Как всегда в современных спорах, самая их суть не упоминается из скромности.

Всякой свободной душе ясно: если вы принуждаете к чему-то дочь извозчика, принуждайте и дочь министра. Я не спрошу, почему врачи не следуют этому правилу, я и так знаю — они не смеют. Они, конечно, объяснят иначе: они укажут, что у бедных вши заведутся скорей. А почему? Потому, что бедных детей (не считаясь с желаниями их домовитых родителей) сгоняют в тесные классы по сорок штук, а у одного из сорока могут быть вши. Почему же?

Потому, что бедных так задавили налогами, что их женам приходится работать, значит — у них нет времени на дом; значит — у ребенка могут завестись вши. Поскольку у бедного человека на голове сидит учитель, а на животе — домовладелец, ему приходится терпеть, чтоб волосы его дочери сперва запустили от бедности, потом загрязнили — от скученности и, наконец, отрезали во имя гигиены. Может быть, он гордился ее волосами. Но кому до него дело?

Когда тирания загоняет людей в грязь, наука знает, что ей делать. Долго и накладно отрезать головы тиранам; лучше уж отрезать волосы рабам. Если, скажем, дети бедных докучают богатым и изысканным зубной болью, можно всем поголовно вырвать зубы; если глаз оскорбляют их грязные ногти — вырвем ногти; если из носа течет — долой носы. Пока мы не управились совсем с меньшими братьями, можно сильно упростить их внешность.

По-моему, это ничуть не более странно, чем наш теперешний закон: врач входит в дом свободного человека, у чьей дочери могут быть чистые, как снег, волосы, и приказывает остричь их. Никто не догадался, что вши в трущобах свидетельствуют против трущоб, а не против волос. Только вечными установлениями — такими, как волосы, — можем мы поверять установления временные, как, скажем, империи. Если дверь построена так, что вы ударяетесь об нее головой, — сломайте дверь, а не голову.

Народ не может восстать, если он не консервативен; если он не сохранил хоть несколько старых убеждений. Страшно подумать, что большая часть старых мятежей не началась бы сейчас вообще, потому что нет уже у народа тех чистых и здравых традиций. Оскорбление, вознесшее молоток Уота Тайлера, сочли бы сейчас медицинским осмотром. Издевательство над Виргинией — свободной любовью. Жестокие слова Фулона «Пускай жрут траву» — советом нежного вегетарианца.

Огромные ножницы науки, остригшие кудри бедных школьниц, подбираются все ближе ко всему, чем вправе гордиться народ. Врачи и чиновники не знают, что тело — больше одежды; что суббота — для человека; что все установления на свете будут осуждены или оправданы в зависимости от того, подошли они или нет к здравой человеческой жизни. Политика нормальна, если народ сохраняет голову. Наука и искусство нормальны — если он сохраняет волосы.

Вот она, мораль этой басни: надо начать снова, и не там, где начинали. Сейчас я начну с волос бедной девочки. Что-что, а это уж — дело хорошее. Когда мать гордится красотой дочери — это хорошо, даже если все на свете плохо. Такая гордость и любовь — один из пробных камней любой страны и эпохи. Если другие установления этому мешают — тем хуже для них. Если мешают властители, ученые, законы — тем хуже для законов, ученых и властителей. Рыжим волосом замурзанной девочки я подожгу цивилизацию.

У девочки должны быть красивые волосы — значит, она должна их мыть; волосы надо мыть — значит, в доме должно быть чисто; в доме должна быть чистота — значит, мать не должна работать; женщина не должна работать — значит, надо меньше драть за жилье; жилье должно быть дешевле — значит, надо перестроить экономику; экономику надо перестроить — значит, нужно восстать.

Золотисто-рыжую девочку (которая только что прошла мимо моего окна) нельзя уродовать, мучить, огорчать; нельзя стричь, как каторжанку. Все короны, не подходящие к ее голове, надо сломать; все, что мешает ее красе, надо смести. Мать вправе приказать ей, чтобы она подвязала волосы, но император Вселенной не смеет приказать, чтобы она постриглась. Она — человек, образ Божий.

Нагромождения общественной жизни развалятся, сгинут; устои общества рухнут; но волос с ее головы не должен упасть.

Комментировать