Эссе - Мальчик

(19 голосов: 4.5 из 5)

Содержание Полный текст Пред. глава След. глава

Мальчик

Иногда я встречаю в газетах сообщения или заметки, которые вызывают во мне необъяснимую симпатию. Большей частью дела и слова моей страны оставляют меня равнодушным. Но вот вчера я прочитал очень приятные строки. Кроме всего прочего, привлекает в них суровая простота:

«Женева. 31 октября. Английский школьник по фамилии Аллен, арестованный в субботу на лозаннской железнодорожной станции за то, что он выкрасил красной краской памятник генералу Жомини, находящийся в Пайерне, отпущен вчера, после того как он уплатил 24 фунта. Возмущённые жители Пайерна требуют тюремного заключения».

Вопреки нравственным правилам и общественной пользе признаюсь, что прежде всего я попросту обрадовался. Есть широта, есть красота в том, чтобы выкрасить генерала. Конечно, обитатели Пайерна возмутились. Я их понимаю. Идёшь в сумерках домой по прекрасному городу (а может, это кантон? ну, по кантону) и видишь каждый день на серебре небес серую статую героя.

Поневоле удивишься, если утром, в сверкающих лучах, герой окажется ярко-алым. Я ничуть не виню их за то, что они хотели, чтобы мальчик посидел в тюрьме — в конце концов, это бы ему не повредило. И всё-таки поступок его как-то трогает меня, веселит; исследуя свою душу, я нахожу, что дело не в смелости его и не в дерзости, а в том, что никому, включая мальчика, он не принёс ни малейшей пользы. Юный Аллен не создал ничего, кроме эпоса.

Однако нынешние газеты таковы, что, наверное, придётся кое-что сказать даже по столь нелепому поводу. Мораль этой басни точно та же, что вся мораль на свете: она стоит на взаимном согласии или на правах свободного человека. Но нынешний мир, тем более нынешний мир газет, пуще всего боится простой морали. Люди ни за что не хотят возмутиться чем-нибудь из нравственных соображений. Если я забью свою бабушку насмерть посреди парка, можете не сомневаться, скажут что угодно, кроме одного: это — дурно.

Одни назовут мой поступок безумным, то есть обвинят меня в отсутствии ума. Почему? Чтобы решать, умно ли это, надо бы сперва узнать мою бабушку. Другие назовут его пошлым, обвинят меня в отсутствии вкуса. Быть может, это и так; но в этом ли дело? Поговорят и о жутком зрелище, обвиняя меня в грехе против красоты. Но и это от многого зависит; чтобы решать, надо знать хотя бы, уродливей или красивей была моя бабушка при жизни. Скажут, что это бесхозяйственно — зачем швыряться бабушками? Но и тут надо сперва определить их ценность.

Говорить же стоит только о том, что делать так нельзя, потому что бабушка имеет полное право на жизнь. Таких суждений журналист боится. Он назовёт поступок безумным, дурацким, вульгарным, нелепым, лишь бы не назвать греховным.

История мальчика и статуи — тоже неплохой пример. Журналисты называют такие поступки «бессмысленными шутками». Ну и что? Все шутки бессмысленны. Шутка по сути своей — мятеж против смысла. Незачем ругать нелепицу за то, что она нелепа. Конечно, не слишком умно красить прославленного генерала — не умнее «Алисы в стране чудес», и почти так же забавно.

Суть дела не в том, что это нелепо, и не в том, что это забавно, а в том, что нельзя портить чужие вещи. Если нынешний мир не обретёт чёткого нравственного закона, способного устоять против прелестей красоты и юмора, он просто станет добычей всякого, кто занятно или красиво совершит грех. Сумеешь убить забавно — убивай. Сумеешь смешно украсть — кради на здоровье.

И ещё одно: газеты, как правило, называют преступление трусливым. Что же в нём трусливого? Человек выставляет себя на растерзание. Это не трусость, это — зло. Преступник чаще всего очень смел и очень безжалостен. Но нашим журналистам проще ссылаться на физическое свойство, чем на нравственные воззрения.

Пред. страница К оглавлению След. страница

Проза, Очерки, Зарубежная классика