Год 1936: закрытие храма в Тосно
А всего иного пуще
Не прожить наверняка
Без чего? Без правды сущей,
Правды, прямо в душу бьющей,
Да была б она погуще,
Как бы ни была горька.
А. Твардовский
В трёхсотлетней истории Тосненской православной общины было несколько чёрных дат. Самая скорбная из них – 1936 год, когда в посёлке Тосно каменное здание старинного храма Казанской иконы Божией Матери, связанное со многими поколениями жителей Ям-Тосны, было отобрано у православных русских людей. Впервые за всю историю церкви верующие тосненцы своими же, крещёными в этом храме собратьями, оказались изгнанными из дома Божия.
Эта трагедия – открытое поругание храма, главной тосненской святыни, – дело не какого-то местного случая, недоразумения, а результат политики, проводившейся в то время в стране правящей большевистской партией. С тех пор прошло много десятков лет, в течение которых нельзя было даже говорить вслух, а, тем более, писать и публиковать правду о борьбе в России большевиков против веры в Бога и верующих. А рассказать есть что. Помню, мне в детстве, уже в 60-е годы, с предупреждением не болтать лишнего, рассказывала мама, что до войны люди боялись красить яйца на Пасху, и в Светлое Христово Воскресение взрослые тайно давали детям съесть некрашеное варёное яйцо, предупреждая, чтобы они никому об этом не говорили, и тут же сжигая в печке яичную скорлупу.
В наше время по затронутой теме издано немало глубоких исследований, проведённых благодаря рассекреченным фондам государственных архивов. В этих статьях и книгах приоткрывается завеса над трагедией русского народа, у которого в 1917 году инородцами «ленинской гвардии», по заказу и при поддержке не столько германского, сколько американского капитала[1], было отобрано не только, переданное предками по наследству, достоинство жить в Русском Царстве, но и право жить по Вере отцов и дедов. Мы лишь напомним читателям главные события того безбожного лихолетья, коснувшегося жителей Тосно и духовно-нравственной оси старинного ямского поселения на протяжении двухсот лет – церкви Казанской иконы Божией Матери на большой русской дороге между Петербургом-Ленинградом и Москвой.
15 мая 1932 года декретом правительства была объявлена так называемая «безбожная пятилетка». Целью её идеологов стало закрытие на территории Советского Союза всех культовых учреждений. К 1 мая 1937 «имя Бога должно быть забыто на территории страны» – так постановили в Кремле и подхватили на местах со всеми вытекающими отсюда последствиями.
Вскоре после выхода этого правительственного документа местная власть посёлка Тосно принимает решение о закрытии тосненской церкви Казанской иконы Божией Матери. Не исключено, что объявление о начале «безбожной пятилетки» и решение о закрытии тосненского храма стало причиной преждевременной смерти настоятеля церкви Казанской иконы Божией Матери протоиерея Петра Щеглова, скончавшегося 20 июля 1932 года на 66-м году жизни. Служение отца Петра – целая эпоха в жизни нашего прихода, охватывающая период в 25 лет.
В течение четырёх лет после принятого решения о закрытии храма власти выжидали благоприятного момента для фактического исполнения этого решения. По свидетельству старожилов в 1934 году после убийства С.М. Кирова в Тосно приехали вооружённые люди и с колокольни Казанской церкви сбросили самый большой её колокол. Он долго лежал возле здания храма и уже после закрытия церкви был отправлен на Ижорский завод на переплавку. А в 1936 году, когда уже подводились «наверху» первые «успехи» «безбожной пятилетки», церковь Казанской иконы Божией Матери в Тосно была закрыта окончательно, как считали тогда «сильные мира сего», «навсегда».
Старожил нашего города, многие поколения предков которого жили на Тосненской земле, Леонид Николаевич Кондаков, 1925 года рождения, рассказывал автору этих строк о том, что церковь в Тосно была закрыта летом 1936 года. Верующие ещё успели отпраздновать в родном храме Светлое Христово Воскресенье, и этот праздник на всю жизнь врезался в память Леонида Николаевича. Дед Л.Н. Кондакова по отцовской линии, Александр Кириллович Кондаков, много лет служил церковным сторожем Казанского храма. Л.Н. Кондаков вспоминает, что его отец, Николай Александрович, был хорошим звонарём. В 1936 году, как это бывало всегда, прихожане пригласили Николая Кондакова звонить на Пасху. Николай Александрович взял с собой на ночную службу и своего одиннадцатилетнего сына Лёню. Так Леонид Николаевич попал на Пасхальную службу первый раз в жизни. «Напарником деда, – рассказывает Леонид Николаевич, – был дядя Костя Казакин. Сын сторожа Константина Казакина Николай, 1920 года рождения, звонил в большой колокол, а мой отец – в малые колокола. Николай мне дал держать верёвку от большого колокола».
Мальчик смотрел с колокольни на Пасхальный Крестный ход, который совершался вокруг храма, и не мог налюбоваться. «Народу шло много, – вспоминает Леонид Николаевич. – Красота была смотреть, как со свечками люди идут. Слёзы подступали…». И, вспомнив эту, первую в своей жизни, церковную Пасху, тосненский старожил прибавил: «Бабка моя по материнской линии Мыльцева баба Оля, в замужестве Савина, была верующая. Пешком ходила в Александро-Невскую лавру, в Макарьевскую пустнынь… В Киев и то пешком ходила уже после революции»[2]. Вот такие духовные традиции существовали в Тосно.
Ещё Леонид Николаевич поведал, что он хорошо помнит тосненских дьяконов «Панкова и Власова, а также певчих Андрея и Евгению Корниловых, которым перед закрытием храма было около тридцати пяти-сорока лет». «С дьяконами дружил молодой монах, проживавший в те годы в Тосно. Он был местный, общался с парнями 1910-1915 года рождения. Ходил в рясе и в острой шапке (видимо, скуфье – Т.Ш.). Бывал этот монах и у певчих Корниловых», – сообщает Леонид Николаевич. Эти скудные, на первый взгляд, сведения красноречиво говорят о высокой религиозности тосненцев, их любви ко святому в этой жизни, что всегда было ценным в мировоззрении русского народа. Но, несмотря на полнокровную церковную жизнь, летом 1936 года каменная церковь была у верующих отобрана.
Проезжавших и проходивших мимо церкви, по Московскому тракту, людей, ещё продолжал благословлять апостол Матфей с мозаичной иконы, находившейся в нише колокольни со стороны дороги, но уже церковная колокольня приспосабливалась людьми «новой формации» под прыжки с парашютом, так как в здании разместился аэроклуб, на открытие которого даже приезжал изобретатель парашюта Котельников. Под благовидным предлогом устроить детям «счастливое детство» новая власть на самом деле осуществляла всеохватную атеистическую работу с целью отнять у подрастающего поколения возможность знать Бога и жить по Его святым заповедям.
По воспоминаниям жительницы Тосно Надежды Михайловны Бойко внутреннее убранство тосненской Казанской церкви до её закрытия «поражало богатством. Вокруг церкви было большое кладбище, огороженное высокой чугунной оградой… А потом к церкви на машинах приехали какие-то люди, побросали в кузова самую ценную утварь и уехали. Иконы с простыми окладами их не интересовали»[3].
Эти намоленные иконы, которыми пренебрегли государственные расхитители народных святынь, верующие тосненцы «разобрали по домам и попрятали. Известны примеры, когда они в оккупации спасли не одну человеческую жизнь»[4], – свидетельствует Надежда Михайловна. В числе увезённых святынь оказался и древний образ Казанской иконы Божией Матери, который мы знаем лишь по фотографии.
В конце 30-х годов прошлого столетия поруганный Тосненский храм, в котором уже кипела «созидательная» педагогическая работа по воспитанию юных атеистов, стал напоминать пленённого богатыря. И всё меньше людей в Тосно задумывались о том, что храм создается во образ человека: у него есть глава, очи (окна) и даже бровки…
Приходская жизнь в Тосно в условиях гонений
Приходская жизнь тосненской церковной общины переместилась загород, на кладбище, где находилась маленькая часовня, построенная в начале XX века для погребальных нужд. Старожилы рассказывают, что первоначально место, известное сегодня всем как загородное тосненское кладбище, использовалось для захоронения самоубийц, которых по древней христианской традиции хоронили в отдельных местах. Церковь считает, что главный дар Бога человеку – это жизнь, и потому все трудности, все испытания земной жизни надо не только претерпеть, но и принять их с благодарением. И если человек добровольно, по своей воле, отказывается от жизни, то и Церковь отказывает ему в последней молитве – отпевании и даже в посмертном пребывании рядом с упокоившимися христианами. Однако в Тосно с течением времени пустующее поле за посёлком превратилось в новое кладбище. И, хотя самоубийц продолжали хоронить в стороне, место это стало погостом всеобщим. Тогда здесь и была возведена часовня.
Эта кладбищенская часовня приютила верующих после закрытия в Тосно старинной каменной церкви. Часовня, как известно, храм без алтаря, потому здесь сразу устроили иконостас, отделив алтарь от основного пространства помещения. Так как здание часовни по ширине было очень узким, то пришлось сделать иконостас «гармошкой», расположив иконы «под углом», что можно видеть на сохранившейся фотографии интерьера часовни.
Уже в послевоенные годы, когда кладбищенский храм перестраивался при настоятеле Владимире Демичеве, этот иконостас был раздвинут, выпрямлен и дополнен другими иконами. Приспособленная под богослужения часовня-церковка, хотя и очень тесная, прослужила в новом качестве недолго. Уже в 1937 году была закрыта и она[5]. Впервые за 220 лет истории Тосно жители слободы остались без храма Божия. К 1937 году в нашей стране количество культовых зданий в результате насильственных мер атеистического государства сократилось на 58 % от дореволюционного уровня. В эти 58 % входила теперь и тосненская церковь Казанской иконы Божией Матери.
Одна отрада для верующего сердца еще оставалась в слободе – деревянная часовня на берегу реки Тосны, в том месте, где некогда был построен в 1715-1717 годах самый первый на Тосненском яме храм: на левом, «петербургском», берегу реки, перед мостом, на чётной стороне дороги на Москву. Л.Н. Кондаков, заставший эту часовню не разорённой ещё в своём школьном возрасте, вспоминает: «Лампадка в часовне горела и день, и ночь. Дверь была стеклянная, под замком. И когда мы, дети, шли в «красную» школу (впоследствии фабрика «Север»), то подходили к часовне и заглядывали в неё через стекло. Лампадка горела перед иконой, а какая икона – не знаю. Бывало, идёшь по темноте, а в часовенке свет теплится, и так хорошо на душе, что словами не передать. Взрослые, помню, заходили в часовню, ставили свечи и молились. Часовни не стало уже после войны».
Настоятель церкви Казанской иконы Божией Матери на момент её закрытия священник Александр Степанов, который являлся и благочинным, сразу после закрытия храма подвергся гонениям. В 1936 году он был выселен из Тосно за 101-й километр. Позднее, в 1940 году, батюшка переселился в Пушкин, устроившись на гражданскую службу. В период оккупации отец Александр снова приступил к священнослужению, но уже в приходах Волосовского района. С ноября 1941 года протоиерей Александр Степанов сначала «по приглашению прихожан занял место священника в Екатерининской церкви с. Каложицы, а с сентября 1942 г. стал служить в Крестовоздвиженской церкви с. Ополье и Никольской церкви с. Керстово, – сообщает М. Шкаровский[6]. – Всего протоиерей освятил 5 храмов»[7].
Два сына отца Александра воевали на фронте, дочь была угнана на принудительные работы, сам батюшка стал свидетелем зверств фашистов на оккупированной территории. «29 января 1944 г. нацисты перед отступлением расстреляли в лесу близ д. Ямсковицы стихарного псаломщика Павла Слепнева и 23 прихожанина о. Александра, – пишет Михаил Шкаровский. – Сам о. А. Степанов чудом остался жив и по просьбе советского командования выступил по радио и в прессе с рассказом о зверствах немцев, а также совместно с воинскими частями принял участие в отпевании и торжественных похоронах мучеников. По свидетельству о. Александра, советские военнослужащие благодарили его за церковную работу на пользу Родины во время оккупации. В 1944 г. А. Степанов был назначен благочинным Кингисеппского округа»[8].
В своём прошении, направленном на имя митрополита Алексия, Заместителя Патриаршего Престола, отец Александр Степанов писал с освобождённой от гитлеровцев территории ещё до снятия блокады Ленинграда: «Тела расстрелянных у меня перед глазами, два сына в армии, дочь в Нарве на работе, все родственники в Ленинграде, и все – неизвестность. Прошу Ваших святых молитв обо мне, который с 1911 г. служит церкви Божией в сане священника и в настоящее время терзается человеческими страданиями за судьбу близких и знакомых»[9] (в письме был указан адрес батюшки Александра: Кингисеппский р-н, Алексеевский с/с, дер. Ямсковицы, д. № 45)[10].
Вершиной священнического служения отца Александра Степанова, последнего довоенного настоятеля тосненской церкви Казанской иконы Божией Матери, стало его назначение в древний русский храм Святой Троицы в Пскове на должность настоятеля.
В конце 30-х годов прошлого века замолчавшие колокола тосненской церкви, заколоченная квартира гонимого священника, удручённые осквернением отеческих святынь верующие тосненцы – эти и многие другие внешние признаки безбожного времени, появившиеся в посёлке, приносили удовлетворение лишь властям да местным активистам, поверившим в возможность построить собственное счастье за счёт жизни и страданий других людей. Но мудрая русская пословица гласит: на чужой беде своё счастье не построишь, и отрезвление было уже не за горами…
С закрытием Казанского храма церковная жизнь в Тосно, хотя и загнанная в подполье, продолжалась, так как здесь, наряду с отпадавшими от Святой Церкви нестойкими прихожанами, жили и настоящие русские люди – скромные и мужественные, верные Богу и заветам предков. Они понимали, что на самом деле происходит в нашей стране, потому что воспринимали происходящее в свете Священного Писания и святоотеческих пророчеств. Это придавало православным людям, умудрённым словом Божиим, особую силу стоять в верности Христу до конца. Свой дорогой храм верующие теперь с горечью и молитвой обходили стороной, зато собирались тайно на Литургии в дома и квартиры, передавая из уст в уста, где и когда совершится богослужение, на которое, тоже тайно, приглашали священнослужителей. Приходская жизнь в Тосно оставалась наполненной единством соборной молитвы верующих и участием верных Богу людей в церковных таинствах.
Мария Иларионовна Павлова, в девичестве Бакулина, ныне покойная, рассказывала, как она, ещё отроковицей, «случайно зашла к тёте Шуре Мальгиной, а там батюшка службу ведёт и народ стоит»[11]. Служил священник Литургию на антиминсе[12], который, вероятнее всего, принёс с собой. Возможно, хранился антиминс и у кого-то из прихожан. Жила Александра Мальгина в каменном доме перед речкой, следом за её домом стоит здание электросетей.
В это время в связи с массовым закрытием православных храмов сотни, а то и тысячи священников, с опасностями для жизни, странствовали по Руси, шли к обездоленному народу, совершая богослужения и требы церковные у прихожан на дому. Власть относила их к опасным «антисоветским элементам», называя «попами-передвижками». Патриарх Тихон до своей кончины в 1925 году сумел «создать сеть нелегального епископата, где каждый иерарх действовал самостоятельно, имел временную автокефалию, тайно рукополагая духовенство»[13]. К таким епископам можно отнести и владыку Макария (Васильева), проживавшего в районе Чудова. Не исключено, что в Тосно совершал богослужения и он сам, так как известно, что схиепископ Любанский Макарий служил тайно[14]. Судьба владыки Макария типична для рассматриваемого периода русской истории, и полна драматизма.
Схиепископ Макарий (в миру Кузьма Васильевич Васильев; (1871-1944)) родился на святой Новгородской земле, в деревне Губа Тихинского уезда. В 1900-х годах принял монашеский постриг с именем Кирилл и подвизался подвигом добрым в Макарьевском монастыре под Любанью. В 1906 году он был поставлен настоятелем Макарьевской пустыни и возведён в сан игумена. Во время гонений на Русскую Православную Церковь, в апреле 1923 года, был тайно хиротонисан во епископа Любанского с именем Макарий и через четыре года принял схиму – высшее монашеское посвящение.
Уже летом 1923 года епископ Макарий был арестован. Второй арест последовал в 1932 году, с высылкой владыки Макария в Казахстан, на три года. После возвращения схиепископ поселился относительно неподалёку от любимой, уже разорённой, обители, близ Чудово, где у него были духовные чада. До начала Великой Отечественной войны владыка Макарий служил тайно, а в 1942-м году, уже во время оккупации, переселился со своим келейником иеродиаконом Вуколом (Николаевым) в Псково-Печерский монастырь.
Здесь в 1944 году схиепископ Любанский Макарий был убит осколком бомбы в своей келье. Это официальная версия. Но некоторыми церковными исследователями высказывалось предположение, что владыка принял мученическую кончину от подосланных убийц, совершивших своё злодеяние, разумеется, по политическим мотивам. Похоронен схиепископ Макарий (Васильев) в Богозданных пещерах Псково-Печерского монастыря.
Если предположение о служении владыки Макария в Тосно имеет под собой основание, то неудивительно, что в дальнейшем у тосненского прихода сложилась крепкая духовная связь с Псково-Печерским монастырём, куда уже в послевоенные годы за душеспасительными советами нередко ездили верующие тосненцы. Связь, не прекратившаяся и в настоящее время. Достаточно вспомнить, что в 2008 году по окончании в Тосно проекта «Храм возвращается в город», осуществлявшегося приходом и светскими организациями, его активные участники совершили паломничество именно в Псково-Печерский монастырь.
Конечно, закрытие храма в Тосно перед войной случилось не в один момент. Сначала в местной газете «Ленинское знамя» стали появляться статьи с нападками на церковную жизнь, с разных сторон устраивалась властями травля верующих. Подвергалась критике и безупречная архитектура самого церковного здания в своей традиционной русской красоте: в стране проводилась политика осмеяния всего, что было свято для русского сердца в течение многих веков.
Уже два десятилетия после 1917 года особым атакам пропагандистов подвергался институт духовенства. Плакаты, листовки, агитки с самыми безобразными рисунками, унижающими священный сан, пестрели повсюду. Так обрабатывались души людей, готовилось общественное мнение к согласию на отказ от родных святынь, от принципов, по которым жила Русь в течение тысячелетия. Идеологическая машина работала на всех парах, добиваясь околпачивания масс любой ценой. Безбожная власть использовала давление на совесть людей, делая ставку на страх, разворачивая в стране одну кампанию репрессий за другой. Не обходили эти кровавые волны и рабочий посёлок Тосно.
Новый 1941 год тосненцы встречали в помещении бывшего храма, на стенах которого ещё продолжали висеть иконы. Звучала музыка. Костюмированный бал порадовал многих горожан, порог духовной чувствительности которых уже настолько снизился, что они были не в состоянии осознать неизбежность расплаты за содеянное.
Примечания
[1] Подробнее смотрите исследования М. Шкаровского, А. Беглова, П. Мультатули,Ю. Жукова, Ю. Мухина и др.
[2] Из записанных автором книги бесед с Л.Н. Кондаковым в 2008 г.
[3] Этой жизни листая страницы // Тосненский вестник. 5 сентября 2006, № 103, с. 2.
[4] Там же.
[5] Архив СПб епархии, ф.1, оп.7, д. 39.
[6] Шкаровский М. Церковь зовет к защите Родины. Религиозная жизнь Ленинграда и Северо-Запада в годы Великой Отечественной войны. СПб., 2005. Интернет-публикация.
[7] Там же.
[8] Там же.
[9] Архив С.-Петербургской епархии, ф. 1, оп. 4, п. 11, д. 3, б/л. Заверенная копия.
[10] Там же.
[11] Из записанных автором книги бесед с сестрами Бакулиными в 2002 г.
[12] Антиминс – льняной или шелковый платок четырехконечной формы с зашитыми в центре частицами мощей святых и с изображением на лицевой стороне Иисуса Христа во гробе и четырех евангелистов по углам плата. Без антиминса невозможно совершение главного богослужения христиан – Божественной Литургии.
[13] Александр Солдатов. Безбожная пятилетка. Интернет-публикация: http://www.ogoniok.com/4996/32/.
[14] Мартиролог Санкт-Петербургской епархии.
Комментировать