Тосно: начало оккупации
По опубликованным сведениям накануне войны в Тосно проживало более 10 тыс. человек[i]. Население Тосно оставалось преимущественно русским, православным, хотя здесь жили и финны, и латыши, и евреи… Часть православных людей к этому времени уже оказалась под влиянием советской идеологии. Но большинство тосненцев ещё оставались людьми с религиозным мировоззрением, что подтверждается результатами переписи населения 1937 года, когда почти 90% жителей сельской местности Ленинградской области назвали себя верующими, несмотря на гонения атеистов в период «безбожной пятилетки».
Накануне Великой Отечественной войны во главе Ленинградской епархии стоял митрополит Алексий (Симанский)[ii]. В это время в Ленинградской епархии действовал всего 21 храм, из которых 16 располагались в Ленинграде и в пригородах. Основная территория области оказалась «церковной пустыней»[iii]. В Тосненском районе ряд действующих храмов власти закрыли перед самой войной: Петропавловскую церковь в Любани – в 1939 году, церковь Святителя Николая в Ушаках – в 1941 г., храм в с. Степановка (пос. Красный Бор) закрыт в 1941‑м. До лета 1941 года оставалась действующей последняя церковь в Тосненском районе – храм во имя Святителя Николая Чудотворца на станции Саблино. С наступлением блокады на оккупированной части Ленинградской области осталась единственная действующая церковь – во имя иконы Божией Матери «Знамение» «вблизи Екатерининского дворца в г. Пушкине (Детское Село). Ее настоятелем служил заслуженный митрофорный протоиерей Феодор Забелин»[iv].
Сразу после начала Великой Отечественной войны в посёлке Тосно появились призывные пункты; тысячи мужчин были мобилизованы[v]. Война быстро докатилась до Тосненской земли. Нина Иларионовна Бакулина и её сёстры, ныне покойные Мария Иларионовна и Анна Иларионовна, рассказывали автору этих строк, что до войны, которая застала их детьми, семья Бакулиных проживала в двухэтажном доме, стоявшем на углу современных улиц Ленина и Советской, напротив нынешнего Тосненского музея, примерно там, где теперь располагается здание РУСа.
«В августе 1941 года, Тосно бомбили, – рассказывала Н.И. Бакулина. – Бомбы попали в рядом стоящее деревянное здание. От него ничего не осталось. От сильного взрыва даже нашего дедушку на печке засыпало, пришлось откапывать. Тогда же огромный валун из основания разрушенного дома вырвало, принесло к нам на крышу, проломило её. И этот валун остался лежать прямо над углом с иконами, не провалился в дом. Так мы с ним и жили, пока немцы нас из этого дома не выселили».
Война буквально ворвалась в жизнь тосненцев. Фронт стремительно приблизился к посёлку. 25 августа 1941 года ушёл со станции Тосно последний пригородный поезд в Ленинград. Наши части оставили райцентр. По официальным данным Тосно был занят противником 27 августа 1941 года[vi] (по другим источникам – 28 августа). Населённый пункт Тосно наше командование планировало отбить[vii], но безуспешно. Посёлок стал прифронтовой полосой.
4 сентября 1941 года с железнодорожных путей станции Тосно фашисты произвели первый обстрел Ленинграда 240-миллимитровыми дальнобойными орудиями. 8 сентября кольцо блокады сомкнулось. Фронт вокруг Ленинграда окончательно стабилизировался уже к концу сентября. Линия обороны города-героя проходила на тосненском направлении «от устья р. Тосны, через Усть-Тосненские (Колпинские) торфоразработки, западнее деревень Песчанка, Колпинские Колонии, севернее деревень Путролово, Войскорово»[viii]. Расстояние, которое мы сегодня преодолеваем по дороге на Петербург меньше, чем за час, в конце сентября 1941 года разделилось на два непохожих мира, но одинаково наполненных страданием, кровью, смертью… В Тосно началась оккупация. Во всей Ленинградской области полностью были оккупированы двадцать районов, частично – пять.
Тосненская земля в составе Ленинградской области «с прилегающими Псковской и Новгородской областями стала тылом немецкой группы армий «Север», и потому находилась под военным управлением… На местах власть принадлежала военным комендатурам (ортскомендатуры в городах, фельдкомендатуры в сельской местности). Первичные органы военной администрации возглавляли коменданты и начальники гарнизонов. В городах оккупанты учредили городские управы, в которых функционировали административные отделы (полиция), земельные отделы, бюро труда, занимавшиеся привлечением населения на принудительные работы и отправкой его на работу в Германию и Прибалтику. Органы местного самоуправления в городах и уездах возглавляли бургомистры, в волостях — старшины, в деревнях — старосты. Была организована полиция из местных жителей»[ix].
Обычно за боевыми воинскими частями немцев в населённые пункты вступали части СС. Эти «зондер-команды создавались в первый же месяц оккупации и тут же начинали проводить облавы… Производились массовые казни, в том числе и публичные. Началась конфискация имущества для нужд немецкой армии. Многие атрибуты советской системы, например, колхозы, были оставлены немцами для «выжимания» всех возможных ресурсов из завоеванных территорий»[x].
Немцы проводили на захваченных территориях репрессивную политику. Ряд исследователей убедительно доказывают, что многие насильственные действия фашистов против мирного населения и военнопленных на оккупированной территории СССР «могут быть квалифицированы как геноцид. Меры, направленные на утверждение германского господства, включали в себя: <…>
беспощадное уничтожение «нежелательных групп населения» (коммунистов, евреев, цыган, обитателей инвалидных домов и больниц, беженцев и др.);
многочисленные казни мирных граждан за малейшие нарушения приказов оккупационных властей;
массовые убийства гражданского населения во время «акций по усмирению» и «акций по очищению» в ходе «борьбы с бандитизмом», при тотальных проверках населения и карательных акциях против партизан; <…>
Эти действия осуществлялись в разное время и с разной интенсивностью. Особую роль сыграли озлобленность и безнаказанность исполнителей, переродившихся в палачей. Указ Гитлера от 13.05.1941 г. «О ведении военного судопроизводства и об особых действиях войск» на войне с Советским Союзом освобождал их от судебного преследования»»[xi].
Всё население посёлка Тосно, как и везде на оккупированной территории, подвергалось строгому учёту и неоднократным регистрациям. Жителям запрещалось покидать населённый пункт, нарушать запретные зоны, выходить из домов после наступления темноты, прикасаться к проводам и предметам военного обихода и т. п. Патрули стреляли без предупреждения, пойманных нарушителей вешали.
В Тосненском историко-краеведческом музее и Центральной районной библиотеке хранятся материалы со свидетельствами тосненсцев-очевидцев, оказавшихся в оккупации, и заинтересованный читатель может с ними ознакомиться. А мы обратимся к архивным документам. В Центральном государственном архиве Санкт-Петербурга хранится акт от 8 декабря 1944 года, составленный в связи с расследованием злодеяний фашистов в посёлке Тосно. Составители акта свидетельствовали о том, «что на территории пос. Тосно находился немецкий гарнизон. Комендантом гарнизона был немец Тинч… были расстреляны…Измайлова Татьяна, Коновалова Людмила (Алашкина). Повешенным был Фокин. Замученным был Цепняков-еврей[xii]. Всего были повешены девять человек, расстрелянными нам известны фамилии 24 человек и очень много неизвестных лиц»[xiii].
В добавление к этому документу надо привести и свидетельство Н.И. Бакулиной, сообщившей и такие подробности по одному из перечисленных фактов: «Фокина повесили на нашей домашней берёзе во дворе. Несколько дней висел. Виселицу потом немцы построили через дорогу наискосок: там, где теперь ларёк стоит «24 часа»[xiv]. Там повесили и пятерых парней. Вешали на глазах у всех».
Александр Клейн, советский военнопленный, оказавшийся в немецком плену на территории Тосно, в своих воспоминаниях об этом времени писал: «Это было в Тосно. <…> Комендантом был майор эсэс Краузе. Его имя даже немцы произносили с боязнью. О жестокости Краузе только тихонько шептались. Если уж сами эсэсовцы боялись коменданта, то местные жители – подавно. Рассказывали, что сразу же после занятия Тосно он приказал всех жителей выселить из домов, так как эсэсовцы не имеют права жить под одной крышей с русскими. Те только должны обслуживать цвет немецкого войска. Жители домов, занятых эсэсовцами, переселились в другие кварталы или в плохие дома, не приглянувшиеся оккупантам, а также в бани»[xv].
Одни из самых тяжёлых дней оккупации тосненцы пережили в 20‑х числах октября 1941 года. В настоящее время опубликован, представленный в Берлине 6 ноября 1941 г., «Доклад об оперативной обстановке в СССР № 130», в котором идёт речь о деятельности «эйнзатцгруппы А». В докладе подробно описана «работа» эсэсовцев в Тосно: «20 октября 1941 г., в 8 часов, в Тосно в сотрудничестве со второй бригадой СС и полевой жандармерией проведена проверка всех местных жителей. Всё Тосно было окружено подразделениями бригады СС и все дома обследованы согласно заранее согласованному плану. Мужчины направлены на большую площадь и проверены командой полиции безопасности. Всего 156 человек были подвергнуты казни с 15 по 23 октября»[xvi].
Кто были эти казненные люди, неизвестные тосненцам, составлявшим ранее приведённый акт, составленный уже после освобождения посёлка? Скорее всего, наши бойцы, оказавшиеся в окружении в конце августа 1941 года и прятавшиеся у мирных жителей. Без помощи местного населения вряд ли бы они могли выжить, продержаться с августа до середины октября, то есть до того часа, как их обнаружили немцы. И в этой помощи соотечественникам с риском для жизни, когда и самим было трудно, проявлялись христианские качества тосненцев, сердобольных русских людей.
Поводом для облавы в Тосно послужил, видимо, пожар на лесопильном заводе в центре посёлка в октябре 1941 года. «13 местных жителей, в том числе женщин, не виновных в пожаре, были взяты в заложники и расстреляны. Они похоронены на городском кладбище», – сообщается в книге «Земля Тосненская»[xvii].
Зима 1941–1942 годов выдалась на редкость суровой. В оккупированных городах царил такой же голод, как и в блокадном Ленинграде. Тысячи людей умерли от голода. Проживавший до войны в Пушкине и вывезенный по приказу немцев в Гатчину, церковный архитектор, художник и поэт Александр Александрович Алексеев погиб от голода и болезней 29 ноября 1941 года. «Уже в период оккупации, – сообщает М.В. Шкаровский, – он написал целый ряд духовных стихотворений, вывезенных из СССР и опубликованных его ученицей и другом Н. Китнер… За несколько дней до смерти он написал на обрывке бумаги стихотворение «Слава Богу»:
Слава Богу:
Ни одна строка
Не найдёт печатного станка.
Слава Богу:
Ни одна рука
Не сплетёт хвалебного венка.
Слава Богу:
Это мой удел,
Так и будет, как Господь велел»[xviii].
Вскоре, 6 января 1942 г. умер в Пушкине от голода известный писатель-фантаст Александр Беляев, а в марте 1942 г. там же скончался от голода протодиакон Владимир Керский[xix]. В Тосно тоже было голодно. За два с половиной года власти нацистов в Ленинградской области в её городах и сёлах в общей сложности погибло свыше 30 тысяч мирных жителей.
И неудивительно, что в условиях целенаправленного геноцида, осуществляемого иноземцами, люди потянулись к своему, родному, русскому… В этом тоже проявлялся патриотизм, преданность русских людей Вере Православной, хранящей в своей сокровищнице память не только о святых, но и о национальных героях – защитниках Руси. Поэтому так понятен духовный порыв наших земляков, оказавшихся под гнётом жестокого врага. Так близко сердцу их желание в годину испытаний стать перед Богом, молиться Ему о своих родных, о победе «над врагами и супостатами»! Так понятна сердечная потребность русского человека сберечь главную отечественную святыню – Божий храм, хранить очаг исконной русскости в логове врага, находить в церкви утешение в условиях плена, когда враг топтал нашу землю, унижал национальное достоинство людей, всюду сеял муку и смерть.
Очевидно, что положение, при котором «к началу войны в результате жесточайших гонений безбожной власти большинство районов СССР оказалось вообще без функционирующих храмов», поддерживалось советской властью «только тотальными репрессивными мерами. Как следствие, на оккупированной фашистами территории произошёл бурный стихийный всплеск религиозного сознания. Зачастую сразу же после ухода советских войск, ещё до появления немцев, местные жители сбивали замок с закрытого храма и, если уцелел священник, он начинал службы»[xx]. Так что церковное возрождение в западной части страны в годы оккупации не является «заслугой» немцев[xxi]. Конечно, «в пропагандистских целях нацисты старались использовать массовое стихийное возрождение Русской Церкви, но оно довольно быстро начало вызывать тревогу у германского руководства»[xxii]. Исследовательская работа, проведенная М.В. Шкаровским в архивах Германии, в том числе и исследование «обучающих материалов для эсэсовцев» показала, что «изначально у нацистской идеологии было пять главных врагов, в том числе – Церковь»[xxiii]. Войска эсэс, – пишет А. Клейн, – «в плен не берут: допросят наскоро и расстреливают всех — и русских и нерусских»[xxiv].
Старинный каменный храм в Тосно немцы не разрешили верующим использовать для богослужений, а сразу заняли под офицерский госпиталь. Александр Клейн, бывший военнопленный, в своих воспоминаниях о зиме 1941–1942 годов в Тосно пишет: «Хотя известий с фронтов до меня не доходило, но я чувствовал, что вермахту зимой приходится туго. Это подтверждали участившиеся налёты нашей авиации на станцию, интенсивная канонада со стороны Ивановки, быстрое прибавление крестов на эсэсовском кладбище возле церкви. Оттуда то и дело слышались короткие залпы из карабинов: отдавали воинские почести очередным покойникам»[xxv].
Верующие люди возродили церковную жизнь на загородном кладбище уже осенью 1941 года, приспособив к богослужениям маленькую часовню, закрытую при советской власти в 1937 году. Сведений о том, был ли в Тосно, в течение нескольких месяцев, до весны 1942 года, постоянный священнослужитель, не имеется. Возможно, на первом этапе оккупации в храме на кладбище совершались лишь разовые богослужения приходящими священниками, получавшими в местных органах власти, учреждённых оккупантами, пропуск на передвижение по территории района.
В условиях комендантского часа передвижение гражданского населения области было стеснено даже внутри населённых пунктов, не говоря уже о сообщении между городами, посёлками и деревнями Тосненского района и области. Поэтому вряд ли верующие тосненцы могли бывать в других храмах во время оккупации. Их заботой было то, чтобы найти священника для Казанской церкви.
Священники в окрестностях Тосно проживали. На территории Тосненского района остались священнослужители, которые по разным причинам оказались в оккупации. Кто-то выехал из Ленинграда за семьёй, находившейся на даче, и уже не успел вернуться. Кто-то работал за пределами города уже на гражданской работе, оказавшись на положении внештатного священника в связи с закрытием храмов в годы гонений. Кто-то только вернулся из заключения или из ссылки и пока не успел определиться… Причины были разные.
Наличие священников в населённых пунктах Тосненского района привело к тому, что вокруг Тосно стала оживляться церковная жизнь уже в первые месяцы оккупации. «Так, настоятель Никольской церкви г. Колпино протоиерей Димитрий Осьминский, – пишет М.В. Шкаровский, – оказавшись в сентябре 1941 г. на оккупированной территории, первоначально стал служить в Троицкой церкви пос. Самопомощь на ст. Поповка (ныне пос. Красный Бор)». Отец Димитрий «уже был настоятелем этого храма с июня 1935 до его закрытия весной 1941 г. Теперь батюшка снова возродил церковь, но уже в ноябре 1941 г., ввиду выселения немцами жителей прифронтовой полосы, был вынужден бежать в Оредежский район. Там он с 19 декабря 1941 г. служил священником в церквах сёл Загородицы, Ям-Тесово и Перечицы». А с весны 1943 г. отец Димитрий Осьминский «служил в церкви св. Флора и Лавра с. Загородицы. После эвакуации немцами жителей Оредежского района в Латвию о. Димитрий б декабря 1943 г. был назначен епископом Рижским Иоанном в церковь на ст. Алоя для обслуживания нужд православных беженцев. В июне 1945 г. протоиерей вернулся на родину и до своей кончины (в 1952 г.) служил настоятелем Никольской церкви на ст. Саблино Тосненского района. Храм же в Самопомощи сгорел в 1942 г.»[xxvi].
Не исключено, что до этого в храме посёлка Самопомощь некоторое время ещё совершал службы «престарелый священник Иоанн Пиркин, служивший в 1930‑е гг. в Красном Селе». Этот батюшка в годы оккупации «сумел возродить несколько храмов. Сначала, 30 ноября 1941 г., он открыл Покровскую церковь в Мариенбурге (ныне часть Гатчины), где служил до 1 марта 1942 г. Затем, в феврале 1942 г., о. Иоанн освятил Троицкую церковь в Красном Селе. Некоторое время в 1942 г. священник, очевидно, обслуживал и Троицкий храм в Самопомощи, а также возобновлённую Никольскую церковь в пос. Ям-Ижора». Отец Иоанн служил в Красном Селе почти два года, молясь, по свидетельству прихожан, «за страну родную, за наших бойцов Красной Армии» и о даровании скорой победы над гитлеровцами. В конце 1943 г. священник был угнан немцами в Литву, где вскоре скончался»[xxvii].
Восстановление полнокровной церковной жизни в Тосно в годы Великой Отечественной войны приходится на весну 1942 года и связано с приходом в посёлок на постоянное служение иеромонаха Афиногена (Агапова), впоследствии насельника Псково-Печерского монастыря, но это уже тема другого исследования. Мы же в завершение отметим, что в период оккупации тосненские жители находились в духовном и молитвенном единстве со священноначалием Русской Православной Церкви.
Исторические сведения по теме статьи. Битва идеологий
Прежде чем перейти к рассмотрению страниц истории Тосненского прихода в годы Великой Отечественной войны, следует остановиться на создававшейся немцами религиозной доктрине, которая была ни чем иным, как самой яркой вспышкой язычества со времен распространения христианства в Европе, и не просто противостояла христианству, но и была агрессивной по отношению к нему.
Действительно, идеология фашистской Германии в своей основе не была атеистической. Как показал в исследованиях последних лет М.В. Шкаровский.[xxviii] В отличие от СССР Германия строилась на двух религиозных основаниях: это нацистский мистицизм и германское язычество. Фашисты в Германии вступили в войну с христианством сразу, как только пришли к власти, хотя поначалу не объявляли о ней открыто. Но уже в 1937 году руководство правящей партии Германии официально потребовало от своих членов и сторонников выхода из церковных организаций. К концу 1930‑х годов в Германии «усилия различных служб безопасности имели два основных направления: разрушение сложившихся традиционных устойчивых церковных структур и тотальный контроль над всеми проявлениями религиозной жизни»[xxix]. В это время счет попавших в концлагеря немецких священнослужителей уже шел на сотни.
М.В. Шкаровский пишет: «На первом этапе неоязыческое германское движение еще должно было оставаться «по тактическим соображениям без государственного признания в качестве религиозного сообщества». Через 10–15 лет ситуацию планировалось изменить: «Государство признает германско-нордическое религиозное движение. Оно базируется на исторически обоснованной свободной от христианства религии и развивает соответствующие государственной религии религиозные формы в частной жизни». На этом промежуточном этапе ставилась следующая цель: «Воспитанная в национал-социалистическом духе молодежь сменит тесно связанное с Церковью старшее поколение, которое отомрет». И, наконец, «приблизительно через 25 лет» государственная религия должна была вступить в силу»[xxx]. Так за спиной германского народа правящая верхушка разрабатывала контуры «новой» религии[xxxi].
Борман в письме «Отношения национал-социализма и христианства» «всем гаулейтерам империи» от 29 мая 1941 г. откровенно заявил, что «национал-социалистическое и христианское мировоззрения несовместимы». Лишь в случае полного устранения влияния Церкви «народ и рейх могут быть уверены в прочности своего будущего»,[xxxii] — утверждал он. Письмо получило скандальную известность. И хотя Гитлер вынужден был отозвать письмо[xxxiii], оно уже успело получить распространение и обеспечить определенный настрой части германского населения.
Конечно, немецкое военное командование на первом этапе войны об этих планах еще не знало, но «Гитлер уже в августе и сентябре 1941 г. лично дал указания строжайше запрещавшие какое-либо содействие возрождению церковной жизни на занятой территории СССР: «Религиозную или церковную деятельность гражданского населения не следует ни поощрять, ни препятствовать ей. Военнослужащие вермахта должны безусловно, держаться в стороне от таких мероприятий; духовная опека по линии вермахта предназначена исключительно для германских военнослужащих вермахта. Священникам вермахта следует строго запрещать любые культовые действия или религиозную пропаганду в отношении гражданского населения; также запрещено допускать или привлекать в занятые восточные области гражданских священнослужителей с территории рейха или из-за границы… Военное богослужение в оккупированных восточных областях разрешается проводить только как полевое богослужение, ни в коем случае не в бывших русских церквах. Участие гражданского населения… в полевых богослужениях вермахта запрещено. Церкви, разрушенные при советском режиме или во время военных действий, не должны ни восстанавливаться, ни приводиться в соответствие с их назначением органами немецких вооруженных сил»[xxxiv].
Эта позиция фюрера по отношению к Церкви стала руководством к действию на захваченных фашистами территориях. «Так, шеф полиции безопасности и СД, — сообщает исследователь Шкаровский, — уже в приказе от 15 октября 1941 г. писал: «По распоряжению фюрера оживление религиозной жизни в занятых русских областях необходимо предотвращать. Поскольку в качестве важного фактора оживления христианских церквей следует рассматривать деятельность теологических факультетов или пастырских семинаров, просьба следить за тем, чтобы при открытии вновь университетов в занятых областях теологические факультеты в любом случае пока оставались закрытыми. В дальнейшем следует заботиться о том, чтобы подобным образом было предотвращено открытие пастырских семинаров и похожих учреждений, а недавно открывшиеся или продолжившие свою деятельность учреждения такого рода с подходящим обоснованием в ближайшее время были, соответственно, закрыты». Дальнейшее развитие нацистской религиозной политики также не оставляет место иллюзиям»[xxxv].
Тем не менее, «несмотря на всю яростную враждебность к христианству нацистских руководителей, «промежуточная стадия» в их антицерковной политике продолжалась до конца войны. В обстановке затянувшихся военных действий и последовавших затем неудач они не решились перейти к следующим этапам своих планов… Ни целостного религиозного учения, ни единого набора ритуалов нацисты создать не успели. Вероятно, новая религия Гитлера была бы эклектичной смесью германского язычества, различных оккультных учений, каких-то внешних элементов христианства и даже буддизма. Но в мае 1945 г. «тысячелетний рейх» рухнул, похоронив под своими обломками и нацистский мистицизм» [xxxvi].
Таким образом, война «вторая мировая во многом была войной идеологий. Причем перед верхушкой нацистской Германии стояла цель создания не просто нацистской идеологии или политической религии, но и новой религии в полном смысле слова. В Советском Союзе тоже активно строилась новая идеология, но это не выглядело как создание новой религии, особенно по сравнению с нацистской Германией, тем более что в религиозном плане открыто насаждался атеизм. Были, пожалуй, лишь два периода: в 1920‑х и 1960‑х годах, когда предпринимались попытки создания религиозного «привеска» к марксистской идеологии» (подразумевается «введение различных псевдорелигиозных обрядов: красные октябрины, комсомольские «пасхи» (так они назывались официально). Были предприняты попытки создания «молитв» Карлу Марксу, достаточно точно совпадающие с церковными»)[xxxvii].
Столкновение советского и фашистского мировоззрений было неизбежным. Как справедливо заметил М.В. Шкаровский, в политике «нацизма война занимала важное место. Одним из краеугольных камней этой идеологии была борьба за существование, борьба за землю для расширения территории «тысячелетнего рейха». Эти завоевания обосновывались, в том числе, религиозными факторами: распространение господства новой идеологии на возможно большее число территорий и народов. Устройство Третьего Рейха предполагало завоевание всего мира. В этом плане коммунизм представлял собой того врага, которого надо было уничтожить, потому что советское руководство было одержимо идеей повсюду установить мировой социализм. Эти идеологии не могли долго сосуществовать. Были возможны только какие-то временные компромиссы»[xxxviii].
В исследовании Шкаровского «Нацистская Германия и Православная Церковь» убедительно показано, с чем, в случае военной победы Германии, пришлось бы столкнуться Русской Православной Церкви, ведь германской верхушкой «разрабатывались планы постепенной ликвидации этой Церкви и создания новой псевдорелигии для занятых восточных территорий»[xxxix].
Русская Православная Церковь в начале Великой Отечественной войны
Перед самой войной в нашей стране на свободе оставалось лишь 4 правящих архиерея, сотни священников томились в тюрьмах и лагерях[xl], находились в ссылках. Положение Церкви было трагичным.
Но к началу войны под влиянием внешнеполитических обстоятельств советское руководство «вынуждено было отказаться от идеи полного уничтожения Русской Православной Церкви в стране. Перспектива надвигавшейся войны заставила правительственные органы по-иному оценить роль Церкви внутри страны и на международной арене»[xli].
Исконное служение Русской Православной Церкви в деле защиты Отечества ярко проявилось уже в первый день войны. 22 июня 1941 г. митрополит Сергий (Страгородский), Патриарший Местоблюститель, обратился с посланием к верующим. Слово будущего Патриарха «зачитывалось в храмах Ленинграда, и люди уходили на фронт как на подвиг, имея благословение Церкви»[xlii]. Послание владыки Сергия было оглашено во всех действующих храмах в пределах Советского Союза, в том числе и в единственном сохранившемся к этому времени на Тосненской земле кладбищенском храме Святителя Николая на станции Саблино. Как указывает исследователь истории Русской Православной Церкви в годы Великой Отечественной войны М.В. Шкаровский, «всего за годы войны митрополит Сергий написал более 70 патриотических посланий. Они распространялись в виде листовок большими тиражами, даже на оккупированной территории. Издавались послания не только Местоблюстителя, но и других архиереев»[xliii]. Не исключено, что такие листовки попадали и к тосненцам.
Митрополит Ленинградский Алексий 26 июля 1941 года написал обращение «Церковь зовет к защите Родины», адресованное духовенству и верующим. Особенную известность получила его проповедь, произнесенная 10 августа. В ней говорилось прежде всего о патриотизме и религиозности русского человека[xliv]. Слово митрополита Алексия было опубликовано в книге «Правда о религии в России», изданной в Москве в 1942 году. В своем воззвании, написанном по лучшим образцам посланий Смутного времени, Владыка Ленинградский говорил: «Как во времена Димитрия Донского и св. Александра Невского, как в эпоху борьбы с Наполеоном, не только патриотизму русских людей обязана была победа русского народа, но и его глубокой вере в помощь Божию правому делу…, мы будем непоколебимы в нашей вере в конечную победу над ложью и злом, в окончательную победу над врагом».[xlv] Всего за годы Великой Отечественной войны митрополит Ленинградский Алексий написал несколько десятков посланий[xlvi].
Под благотворным влиянием посланий Церкви, а также знаменитого, по церковному сердечного, обращения И.В. Сталина к народу «Братья и сестры!», в обстановке угрозы уничтожения Родины, а, значит, семей, жилищ, самой жизни, проявился тот патриотизм нашего народа, который всегда спасал Отечество в годины испытаний. И дело здесь не в советском патриотизме, хотя некоторая часть людей уже воодушевлялась и ним. Дело в другом. Великая Отечественная война стала для русского народа, всех народов СССР священной. Священной «в том смысле, что она стала войной за Отечество. Ведь речь шла о существовании не только Советского государства, но и русского народа, и многих других народов СССР. Основная масса населения достаточно быстро поняла, что в этой войне нужно защищать свое собственное существование»[xlvii]. По сравнению с советским патриотизмом «в неизмеримо большей степени проявился русский многовековой патриотизм… Если бы народ не стал достаточно быстро воспринимать эту войну как войну за свою Родину, то никакой Сталин и никакое командование не смогли бы одержать эту победу»[xlviii]. Ведь вынести воинские потери не в нашу пользу 1 к 4 во время крупных боевых операций мог только народ, оказавшийся в крайнем, безвыходном положении в битве не на жизнь, а на смерть.
Духовный порыв жителей и Ленинграда, и окрестностей проявился сразу с началом войны. Ленинградские храмы стали заполняться верующими уже в июле 1941 года. Люди стали молиться о близких, ушедших на фронт, о спасении Отечества. По благословению правящего архиерея приходы Ленинграда уже с 23 июня 1941 г. «начали сбор пожертвований на оборону города. Митрополит поддержал желание верующих пожертвовать на эти цели имевшиеся в храмах сбережения… Приходской совет Князь-Владимирского собора предложил на свои средства открыть лазарет для раненых и больных воинов и 8 августа передал на его обустройство 710 тыс. из 714 тыс. имевшихся у общины рублей»[xlix]. Но, запрещенная правительством еще в 1918 году благотворительная деятельность Церкви, «осталась под запретом и после начала войны. Приходам разрешили перечислять деньги только в общие фонды: Красного Креста, обороны и другие»[l]. Жизнь Церкви продолжала находиться под жестким контролем, но это «не погасило воодушевления верующих и духовенства. Храмы отказывались от всех расходов, кроме самых необходимых. Повсеместно солдатам собирали теплые вещи, прихожане жертвовали продовольствие для больных»[li].
Необходимо подчеркнуть, что «авторитет и влияние Ленинградского митрополита в первые месяцы войны были настолько велики, что 12 октября 1941 г. Патриарший Местоблюститель в своем завещательном распоряжении именно его назначил своим преемником»[lii].
До начала оккупации тосненские жители находились, хотя уже и без храма, но в духовном и молитвенном единстве со священноначалием Русской Православной Церкви. Это единство сохраняли православные тосненцы и в условиях оккупационного гнета.
Примечания
[i] Точнее, в 1939 году в Тосно проживало 10107 человек: РГАЭ, ф. 1562, оп. 336, д. 1248, лл. 83–96. Источник http://ru.wikipedia.org/wiki/Тосно.
[ii] По сведениям М. Шкаровского, «в самом городе и северных пригородах, оказавшихся в кольце блокады, в его ведении находились Никольский кафедральный и Князь-Владимирский соборы, а также церкви: Никольская Большеохтинская, Волковская кладбищенская св. Иова, Димитриевская Коломяжская и Спасо-Парголовская….
К обновленческому течению принадлежали Спасо-Преображенский собор и церкви на Серафимовском кладбище и в поселке Лисий Нос, которыми управлял протопресвитер Алексий Абакумов. Кроме того, в городе оставался один действующий иосифлянский храм — Троицкий в Лесном, где служил иеромонах Павел (Лигор). Общее количество православных священнослужителей в Ленинграде не превышало 25 человек». М. Шкаровский. «Девятьсот дней в аду. Тяготы блокадной жизни Церковь делила со своей паствой» // «Независимая газета». 21.7.2004. Интернет-публикация. 05.02.2011.
[iii] Шкаровский М. Церковь зовет к защите Родины. Религиозная жизнь Ленинграда и Северо-Запада в годы Великой Отечественной войны”, Санкт-Петербург, 2005. Интернет-публикация. 05.02.2011.
[iv] М. Шкаровский. «Церковь зовет к защите Родины. Религиозная жизнь Ленинграда и Северо-Запада в годы Великой Отечественной войны». СПб, 2005. Интернет-публикация.
Источник 05.02.2011.
[v] Всего в Тосненском районе с 22 июня по 25 августа 1941 года на фронт ушли 6 672 военнослужащих. «Земля Тосненская. История и современность». Книга-альбом. – СПб.: Лики России, 2006. С. 169.
[vi] «Земля Тосненская. История и современность». Книга-альбом. – СПб.: Лики России, 2006. С. 169.
[vii] В книге «Блокада Ленинграда в документах рассекреченных архивов». М., СПб., 2004 (Документы ГКО, Ставки и Генштаба) в разделе «Документы Ленинградского фронта» имеются такие сведения: «ПЛАН штаба Ленинградского фронта на проведение операции по разгрому Любанско-Тосненской группировки противника
31 августа 1941 г.
I. Цель операции, ее роль и значение.
Противник силами 21 и 121 пд овладел Чудово и Любань, 28 августа 1941 г. овладел Тосно и Саблино, перерезав Октябрьскую железную дорогу, и в дальнейшем стремится перерезать Пестовскую и Северную железные дороги, стремясь перехватить все железные дороги и грунтовые пути, подходящие к Ленинграду.
Задача войск Ленинградского фронта в этой обстановке состоит в том, чтобы ликвидировать любанско-тосненскую группу противника, освободить Октябрьскую железную дорогу от противника, снять угрозу перерыва Пестовской и Вологодской ж.д. и только этими мерами обеспечить успешную оборону Ленинграда на всех остальных участках фронта.
Таким образом, намечаемая операция против любанско-тосненской группировки противника является главнейшей на данном этапе и требует максимального напряжения сил и обеспечения этой операции всем необходимым. …
Общий вывод из оценки обстановки.
<…>
в) для уничтожения группировки в районе Саблино, Тосно надо собрать силы не меньше двух дивизий с танками и артиллерией;
<…>
Направление главного удара — Слуцк, Лисино, Тосно. Продолжительность операции — 29—31 августа 1941 г. — три дня. Обеспечение рубежа Колпино, Слуцк до 31 августа — полк 3 гв. рабочей дивизии. После 31 августа 1941 г. — 10 ск.
<…>
Командующий войсками Ленинградского фронта генерал-лейтенант ПОПОВ
Член Военного совета фронта
корпусной комиссар КЛЕМЕНТЬЕВ
Начальник штаба фронта
полковник ГОРОДЕЦКИЙ.
ЦАМО РФ. Ф. 217. Оп. 201172. Д. 2. Л. 139—143». Интернет-публикация. Источник http://centralsector.narod.ru/docum2.htm 08.02.2011.
[viii] «Земля Тосненская. История и современность». Книга-альбом. – СПб.: Лики России, 2006. С. 170.
[ix] Документальный проект «Холокост у стен Ленинграда». Интернет-публикация. http://www.webstudio.il4u.org.il/projects/holoc_len/book/glava9.html
[x] Интервью с М.В. Шкаровским «Война и вера», опубликованное в журнале «Вода Живая», май 2010 г.: http://www.sfi.ru/rubrs.asp?art_id=12455&rubr_id=186. 3 мая 2010 г.
[xi] Документальный проект «Холокост у стен Ленинграда». Интернет-публикация. Источник http://www.webstudio.il4u.org.il/projects/holoc_len/book/glava1.htmlВ 11.02.2011.
[xii] А.С. Клейн в книге «Дитя смерти: невыдуманный роман» (Сыктывкар. 1993. С. 82) рассказывает об этом подробно: «Когда немцы заняли Тосно, эсэсовцы утопили часовщика-еврея в уборной. Староста неторопливо разъяснял, как беднягу окунали, вытаскивали, снова окунали, пока он окончательно не захлебнулся. Жену его, русскую, не тронули. Дочь расстреляли: очень уж лицом походила на отца».
[xiii] ЦГА СПБ. Ф. 9421. Оп. 1. Д. 239. Л. 25.
[xiv] На 2011 г. здесь располагается узел мобильной связи.
[xv] А.С. Клейн в книге «Дитя смерти: невыдуманный роман». Сыктывкар. 1993. С. 72.
[xvi] Документальный проект «Холокост у стен Ленинграда». Интернет-публикация. http://www.webstudio.il4u.org.il/projects/holoc_len/book/glava9.html 11.02.2011.
[xvii] «Земля Тосненская. История и современность». Книга-альбом. – СПб.: Лики России, 2006. С. 174.
[xviii] Шкаровский М. Церковь зовет к защите Родины. Религиозная жизнь Ленинграда и Северо-Запада в годы Великой Отечественной войны”, Санкт-Петербург, 2005. Источник 05.02.2011.
[xix] Там же.
[xx] Ответ доктора исторических наук М. В. Шкаровского на статью протоиерея Сергия Окунева.
Оп.: http://www.pravos.org/docs/doc234.htm, 2006. Источник
05.02.2011.
[xxi] Там же.
[xxii] Там же.
[xxiii] Интервью с М.В. Шкаровским «Война и вера», опубликованное в журнале «Вода Живая», май 2010 г.: http://www.sfi.ru/rubrs.asp?art_id=12455&rubr_id=186. 3 мая 2010 г.
[xxiv]Александр Клейн. Дитя смерти: непридуманный роман. С.
[xxv] Александр Клейн. Дитя смерти: непридуманный роман. С.
[xxvi] Шкаровский М. «Церковь зовет к защите Родины. Религиозная жизнь Ленинграда и Северо-Запада в годы Великой Отечественной войны». СПб, 2005.
Интернет-публикация. Источник 05.02.2011.
[xxvii] Там же.
[xxviii] Михаил Витальевич Шкаровский — доктор исторических наук, ведущий научный сотрудник Центрального государственного архива Санкт-Петербурга. В рецензии, опубликованной в «Церковном вестнике» (июнь 2002, №12–13) на книгу М.В. Шкаровского «Нацистская Германия и Православная Церковь», сообщается, что в последние годы ученый Шкаровский — «один из самых известных и квалифицированных историков Церкви ХХ века», много и плодотворно «работал в немецких архивах. Результаты его исследований публиковались отдельными статьями в исторических журналах. Каждая новая работа М. Шкаровского становилась научным событием. Шкаровский вводит в научный оборот колоссальный материал — это документы Третьего рейха, хранящиеся в архивах Берлина, Бонна и Фрейбурга» (Церковный вестник. № 12–13 (241–242) июнь 2002 / Чтение. http://www.tserkov.info/read/?id=4968 06.02.2011).
[xxix] М.В. Шкаровский. Богостроительство Третьего рейха. Интернет-публикация.
http://religion.ng.ru/history/2004–05-12/7_reich.html 06.02.2011.
[xxx] Там же.
[xxxi] Отвечая на вопрос о существовании планов создания новой религии в фашистской Германии, М.В. Шкаровский рассказывает: «Я нашел один из таких планов в немецком архиве, примерно 1939 года, созданный ведомством Розенберга. Этот план с немецкой пунктуальностью был рассчитан на несколько этапов на 25 лет. Новая религия должна была быть синтетической, включать в себя некоторые составляющие. Первое — это германское язычество. Нацисты не просто ввели в официальный календарь зимний и летний солнцеворот, они совершали во время этих праздников достаточно дикие языческие обряды. Например, весной девушки бегали нагими по каким-то священным рощам, и это воспринималось как обряд плодородия. Следующая составляющая новой религии — различные оккультные теории наподобие учения розенкрейцеров, которое в XVIII–XIX веках было распространено в Германии. Третья составляющая — некоторые внешние элементы христианства. Гитлер для новой религии рассчитывал использовать значительную часть христианских храмов и священников, заставив их перейти к исповеданию этой религии. При этом, конечно же, новая религия полностью отказывалась от Ветхого Завета из-за его иудейских корней» (Интервью с М.В. Шкаровским «Война и вера», опубликованное в журнале «Вода Живая», май 2010 г.: http://www.sfi.ru/rubrs.asp?art_id=12455&rubr_id=186. 3 мая 2010 г.).
[xxxii] «Вопрос создания новой религии стоял в центре внимания не только нацистских идеологов, но и высших руководителей Третьего Рейха за весь период его существования, с 1933 года по 1945 год, — говорит в интервью протоиерею Александру Сорокину М.В. Шкаровский. — Родоначальником этой кампании был Альфред Розенберг, который еще в 1930 году написал свою печально знаменитую книгу “Мир XX века”, главным острием направленную против христианства. В ней говорилось о необходимости создания новой религии. Позже главное руководство религиозной политикой на оккупированных территориях в Третьем Рейхе было поручено партийной канцелярии. Сначала эту политику проводил Рудольф Гесс — начальник партийной канцелярии. После того как в 1940 году он улетел в Англию, по личной директиве фюрера ее возглавил его заместитель Мартин Борман, наряду с самим Гитлером наиболее антирелигиозно настроенный в отношении именно христианства» (Интервью с М.В. Шкаровским «Война и вера», опубликованное в журнале «Вода Живая», май 2010 г.: http://www.sfi.ru/rubrs.asp?art_id=12455&rubr_id=186. 3 мая 2010 г.).
[xxxiii] М.В. Шкаровский. Богостроительство Третьего рейха. Интернет-публикация.
http://religion.ng.ru/history/2004–05-12/7_reich.html 06.02.2011.
[xxxiv] Ответ доктора исторических наук М. В. Шкаровского на статью протоиерея Сергия Окунева. Оп.: http://www.pravos.org/docs/doc234.htm, 2006. Источник: 06.02.2011.
[xxxv] Там же.
[xxxvi] М.В. Шкаровский. Богостроительство Третьего рейха. Интернет-публикация.
http://religion.ng.ru/history/2004–05-12/7_reich.html 06.02.2011.
[xxxvii] Интервью с М.В. Шкаровским «Война и вера», опубликованное в журнале «Вода Живая», май 2010 г.: http://www.sfi.ru/rubrs.asp?art_id=12455&rubr_id=186. 3 мая 2010 г.
[xxxviii] Там же.
[xxxix] Рецензия на книгу «Нацистская Германия и Православная Церковь» // Церковный вестник. № 12–13 (241–242) июнь 2002 / Чтение. http://www.tserkov.info/read/?id=4968 06.02.2011.
[xl] М. Шкаровский. «Девятьсот дней в аду. Тяготы блокадной жизни Церковь делила со своей паствой» // «Независимая газета». 21.7.2004. Интернет-публикация. 05.02.2011.
[xli] Шкаровский М. Церковь зовет к защите Родины. Религиозная жизнь Ленинграда и Северо-Запада в годы Великой Отечественной войны”, Санкт-Петербург, 2005. Интернет-публикация. 05.02.2011.
[xlii] Шкаровский М. Церковь зовет к защите Родины. Религиозная жизнь Ленинграда и Северо-Запада в годы Великой Отечественной войны”, Санкт-Петербург, 2005. Интернет-публикация. 05.02.2011.
[xliii] Интервью с М.В. Шкаровским «Война и вера», опубликованное в журнале «Вода Живая», май 2010 г.: http://www.sfi.ru/rubrs.asp?art_id=12455&rubr_id=186. 3 мая 2010 г.
[xliv] Шкаровский М. Церковь зовет к защите Родины. Религиозная жизнь Ленинграда и Северо-Запада в годы Великой Отечественной войны”, Санкт-Петербург, 2005. Интернет-публикация. 05.02.2011.
[xlv] Шкаровский М. Церковь зовет к защите Родины. Религиозная жизнь Ленинграда и Северо-Запада в годы Великой Отечественной войны”, Санкт-Петербург, 2005. Интернет-публикация. 05.02.2011.
[xlvi] Интервью с М.В. Шкаровским «Война и вера», опубликованное в журнале «Вода Живая», май 2010 г.: http://www.sfi.ru/rubrs.asp?art_id=12455&rubr_id=186. 3 мая 2010 г.
[xlvii] Интервью с М.В. Шкаровским «Война и вера», опубликованное в журнале «Вода Живая», май 2010 г.: http://www.sfi.ru/rubrs.asp?art_id=12455&rubr_id=186. 3 мая 2010 г.
[xlviii] Интервью с М.В. Шкаровским «Война и вера», опубликованное в журнале «Вода Живая», май 2010 г.: http://www.sfi.ru/rubrs.asp?art_id=12455&rubr_id=186. 3 мая 2010 г.
[xlix] Шкаровский М. Церковь зовет к защите Родины. Религиозная жизнь Ленинграда и Северо-Запада в годы Великой Отечественной войны”, Санкт-Петербург, 2005. Интернет-публикация. 05.02.2011.
[l] Там же.
[li] М. Шкаровский. «Девятьсот дней в аду. Тяготы блокадной жизни Церковь делила со своей паствой» // «Независимая газета». 21.7.2004. Интернет-публикация. 05.02.2011.
[lii] Шкаровский М. Церковь зовет к защите Родины. Религиозная жизнь Ленинграда и Северо-Запада в годы Великой Отечественной войны”, Санкт-Петербург, 2005. Интернет-публикация. 05.02.2011.
Комментировать