В завершение Сырной седмицы — масленицы Триодь приводит нас к созерцанию Рая. Мы должны вспомнить, что утратило человечество грехопадением и к чему призван вернуться человек благодаря жертве и подвигу Спасителя.
Суббота сырная: Преподобные — деревья рая
В конце Сырной седмицы, в субботу (а в основном в пятницу вечером) служба Триоди посвящена всем преподобным отцам, в подвиге просиявшим.
В синаксаре (поучении, предназначенном для чтения после 6-й песни канона) сырной субботы говорится:
«Как воеводы поощряют своих воинов, вооруженных и уже стоящих в строю, речами, знаменами и воспоминанием храбро и доблестно воевавших предков, — так ныне премудро творят и богоносные отцы: примером духовных подвигов преподобных мужей и жен подводят к постному поприщу, чтобы мы, взирая на их достойное подражания, безгрешное житие, совершали многообразные и различные добродетели, каждый по силам, — а преимущественно любовь и сознательное уклонение от неправедных дел и поступков. И пост — это не только диета, но воздержание и языка, и глаз, и от гнева, и от всякого зла удаление».
Первая же стихира вечерни приглашает нам мысленно пройти подобие сладостного рая, в котором насаждены Христом дивные деревья — преподобные мужи:
«…Сия́ древеса́ я́же насади́ Бог наш: / сия́ плоды́ нетле́нныя жизни процве́тшая, / принесо́ша Христу́, пита́юще на́ша ду́ши».
Преподобные – древа райского сада, насажденные на земле Богом уже после грехопадения; они принесли плоды вечной жизни Христу, и этими плодами мы можем питать наши души.
Так нас подводят к следующему дню – воспоминанию рая, воспоминанию Адамова изгнания (всё — на всенощной!).
А после уже на утрене снова прозвучит этот образ. Мы обходим цветущий райский сад добродетелей и исполняемся ароматом благоухания произрастающих там «богоносных постников»:
«Я́коже в раи́ доброде́телей цвету́щем, / богоно́сных по́стников обходя́ще, / вони́ исполня́емся сладкоуха́ния: / страда́ньми бо наостри́вшеся искуше́ний, / те́ло воздержа́нием раболе́пно покори́ша ду́ху, / а́нгельское на земли́ житие́ пожи́вше. / Те́мже сла́вы сподо́бишася».
Итак, мы обходим этот дивный сад, где растут благоуханные «древеса, яже насади Бог наш» — преподобные отцы и матери…
«Раболепно» в выражении «тело воздержанием раболепно покори́ша ду́ху» — означает, что тело стало у них рабом духа, как и пристало ему (в ином случае дух легко становится рабом тела). В этом весь смысл науки аскетики: чтобы дух безраздельно мог управлять телом.
Мы в этом саду просто любуемся и радуемся. Но плоды его («сия́ плоды́ нетле́нныя жизни процве́тшая») — они и для нас. Они питают наши души.
Отсюда мой личный совет многим и многим — о чтении постом. Есть удивительный род книг, который открыт не всеми: патерики — рассказы о монахах древности. Сюда относятся Древний Патерик и Алфавитные патерики, «Отечник» святителя Игнатия Брянчанинова, «Луг духовный» Иоанна Мосха, «Жизнь пустынных отцев» Руфина Пресвитера, «Лавсаик»…
Эти книги сейчас доступны в сети, они широко издаются и продаются. Увлекательные и неисчерпаемые по духовной глубине, они открывают возможность постоянно питаться «плодами рая сладости». Попробуйте в Пост прильнуть к этому чистому роднику!
Бог в помощь!
Воскресенье — память о рае
В субботу на всенощной — воспоминание Адамова изгнания — Церковь оплакивает потерю рая и начертывает путь, на который мы вступим — сорокадневное странствие.
В песнопениях этого дня порой героем выступает Адам (Он), но порой, с самого начала вечерни, со стихир на «Господи, воззвах» — это «Я». Это я, а не кто иной, совлек с себя сотканную Богом одежду — преслушав Твое, Господи, Божественное повеление, поддавшись совету врага! Это я «смоковным листием (фиговым листком!) и кожными ризами» облекся, я осужден в поте лица есть хлеб свой, и проклятая за меня земля приносит мне волчцы и тернии:
«Оде́жды боготка́нныя совлеко́хся окая́нный, / Твое́ Боже́ственное повеле́ние преслу́шав, Го́споди, сове́том врага́, / и смоко́вным ли́ствием, и ко́жными ри́зами ны́не облеко́хся: / по́том бо осужде́н бых хлеб тру́дный сне́сти: / те́рние же и волче́ц мне принести́, / земля́ проклята́ бысть».
И заключается стихира призывом к Богу: воззови меня, Господи, и снова введи в Рай! —
«Но в после́дняя ле́та воплоти́выйся от Де́вы, / воззва́в мя введи́ па́ки в рай».
Канон обращается к моей душе: Приди, несчастная, страстная моя душа, оплакивай тобою содеянное, вспоминая то древнее обнажение во Эдеме, твоё изгнание из места наслаждения и непрестанной радости:
«Гряди́, душе́ моя́ стра́стная, пла́чи твоя́ дея́ния днесь, / помина́ющи пе́рвое обнаже́ние во Еде́ме, / и́мже изгна́на еси́ от сла́дости, и непреста́нныя ра́дости».
Душа — моя! И она — помнит! Для нее это изгнание — реальность, и в глубинах своих помнит она и сладость со-бытия с Богом, которой лишилась…
Это она, душа моя, была «владычица гадам и зверям» — и собеседовала «гаду душетленному», забыв об этом своем господстве и приняв его, лживого, за правдивого советника (канон, песнь 8). Это я «рыда́ю, стеню́ и пла́чу, херуви́мы с пла́менным ору́жием зря (видя)» (песнь 9).
И еще герой этих песнопений — рай. К нему, одушевленному, живому, неравнодушному к участи изгнанного человека, обращаюсь я — человек — человечество — Адам. Служба пронизана этими воплями-плачами Адама, обращенными к раю. Он сидит «прямо рая» — напротив недоступного уже ему рая! И плачет, «свою наготу рыдая» и обращаясь к раю: увы мне, рай, я больше не смогу наслаждаться твоей сладостью, я больше не увижу моего Господа и Создателя, а пойду в землю, из которой взят:
«Се́де Ада́м пря́мо рая́, / и свою́ наготу́ рыда́я пла́каше: / увы́ мне, пре́лестию лука́вою увеща́нну бы́вшу / и окра́дену и сла́вы удале́ну! / Увы́ мне, простото́ю на́гу, ны́не же недоуме́нну! / Но о раю́, ктому́ твоея́ сла́дости не наслажду́ся: / ктому́ не узрю́ Го́спода и Бо́га моего́ и Созда́теля: / в зе́млю бо пойду́, от нея́же и взят бых. / Ми́лостиве ще́дрый, вопию́ Ти: / поми́луй мя па́дшаго». (Великая вечерня, «Слава» на «Господи, воззвах»)
Адам взывает к раю, чтобы тот умолил Создателя вернуть человека в рай:
«…Ра́ю святе́йший, мене́ ра́ди насажде́нный быв, / и Е́вы ра́ди затворе́нный, / моли́ тебе́ сотво́ршаго, и мене́ созда́вшаго, / я́ко да твои́х цвето́в испо́лнюся!»
Умоли, о прекрасный рай, Создателя шумом твоих листьев:
«Ра́ю всечестны́й, красне́йшая добро́то, / богозда́нное селе́ние, / весе́лие неконча́емое и наслажде́ние, / сла́во пра́ведных, проро́ков красото́, / и святы́х жили́ще, / шу́мом ли́ствий твои́х Соде́теля всех моли́, / врата́ отве́рсти ми, я́же преступле́нием затвори́х, / и сподо́битися дре́ва живо́тнаго [Древа жизни… это, как вспомнится позже, в Крестопоклонную – Крест!] прия́ти, и ра́дости, / ея́же пре́жде в тебе́ наслади́хся».
И снова:
«Изгна́н бысть Ада́м из рая́ сне́дию, / те́мже и седя́ пря́мо сего́ рыда́ше, / стеня́ умили́тельным гла́сом, и глаго́лаше: / увы́ мне, что пострада́х окая́нный аз: / еди́ну за́поведь преступи́х Влады́чню, / и благи́х вся́ческих лиши́хся! / Раю́ святе́йший, мене́ ра́ди насажде́нный быв, / и Е́вы ра́ди затворе́нный, / моли́ тебе́ сотво́ршаго, и мене́ созда́вшаго, / я́ко да твои́х цвето́в испо́лнюся!» (Славник на стиховне)
Но стихира завершается ответом — не Рай, но Сам Спаситель отвечает Адаму:
«… Те́мже и к нему́ Спас: / Моему́ созда́нию не хощу́ поги́бнути, / но хощу́ сему́ спасти́ся, / и в позна́ние и́стины приити́, / я́ко гряду́щаго ко Мне не изгоня́ю вон».
Плач Адама из церковного богослужения перешел в духовные стихи — благочестивый жанр фольклора:
Плакася Адамо пред раем седя:
Раю мой, раю, прекрасный мой раю!
Мене бо ради раю сотворен бысть,
А Евы ради раю заключен бысть.
Раю мой, раю, прекрасный мой раю!
Раю мой, раю, прекрасный мой раю!
Человек был изгнан из Рая, но теперь, Крестом Господним и Страстями, он снова вводится в него:
«Изгна́на бы́вша Го́споди рая́ пе́рвее сне́дию дре́ва, / ввел еси́ па́ки Кресто́м и стра́стию Твое́ю, Спа́се и Бо́же мой, / и́мже нас утверди́ пост соверши́ти чистоле́пно, / и Боже́ственному воста́нию поклони́тися, Па́сце спаси́тельней, / Тя ро́ждшия моли́твами..
Крестом, Господи, и нас укрепи пост совершить в подобающей чистоте, и Божественному воскресению поклониться, Пасхе спасительной, по молитвам Родившей Тебя.
А пост — путь к возвращению рая для нас:
… Те́мже потщи́мся вси вре́мя подъя́ти поста́, / послу́шающе Ева́нгельских преда́ний: / да си́ми благоуго́дни бы́вше Христу́, / рая́ жили́ще па́ки восприи́мем.
Приспе́ (подоспело) вре́мя, духо́вных подвиго́в нача́ло, / на де́моны побе́да, всеору́жное воздержа́ние, / а́нгельское благоле́пие, к Бо́гу дерзнове́ние: / тем бо Моисе́й бысть Зижди́телю собесе́дник (ибо благодаря ему, посту, Моисей был собеседником Создателя), и глас неви́димо в слу́хи прия́т (воспринял слухом). / Го́споди, тем сподо́би и нас поклони́тися / Твои́м страсте́м, и свято́му Воскресе́нию, / я́ко Человеколю́бец.
Недаром вспоминается Моисей: нам предлагается путь к Боговидению. Но и тем, кто не в силах подъять на себя «духовные подвиги», предстоит путь к родной обетованной земле, сорокадневный путь к духовной отчизне.
Синаксарь приводит «из святых отец» суждение о том, что поскольку мы согрешаем в течение всего года, то и освящать постом должны каждое из времен года.
Но именно святая Четыредесятница – «десятина всего лета» — главная десятина, которую мы отдаем Богу, десятая часть нашего года, которую мы живем не для себя, а Ему, для Него.
Комментировать