- Воспоминание Тайной Вечери
- Чаша бессмертия в центре мира
- Иуда как центральный персонаж
- Причащаемся на Вечери
И вот она наступила, Страстная седмица.
Все дни теперь — Великие. Великий Понедельник, Великий Вторник, Великая Среда… Службы отсчитывают шаги Христа в последние дни Его земной жизни, и мы следуем за Ним.
До первой половины среды я могу думать и говорить: счастье быть в эти дни в храме! Самой мне это счастье, увы, почти никогда не давалось.
А с вечера среды, с первой службы Великого Четверга, всё уже иначе: несчастлив, кто пропускает любую службу из этой чреды.
Да, я и сама почти никогда не могу быть на всех… но всякая такая потеря — ощутимая, с трудом восполнимая. Надо, необходимо быть в храме с Ним!
Именно сегодняшней службой мы из «просто» Страстных дней вступаем в то пространство, где время то ли упраздняется, то ли обретает многомерность, и события становятся совершенно неотделимы одно от другого, сплетаются с багрово-златотканый венец, в котором соединяются ночи и дни, тьма и сиянье рассвета.
Воспоминание Тайной Вечери
Так обозначен этот день во всех церковных календарях.
«Сие творите в Мое воспоминание» (Лк.22:19), — сказал Господь на Тайной Ве́чери, учреждая Таинство Причащения. Это о Евхаристии, которую Церковь совершает на протяжении всего года — и тысяч лет.
Со словом «воспоминание» у нас связано прежде всего привычное, самое частое значение. Что-то было, прошло, а мы вспоминаем это.
Да, Тайная Вечеря была в истории, в Иерусалиме, в Сионской горнице два тысячелетия назад, и мы её вспоминаем — не только в Великий Четверг, но и на каждой Литургии. Только не так вспоминаем, как нечто бывшее и прошедшее, а — «творим в воспоминание». Непостижимая вещь, подлинно Таинство: на Литургии мы не «изображаем» в знаках и символах священные события и чудо воплощения Христова, не просто «вспоминаем», но воистину происходит эта Тайная Вечеря, пир Божией любви, соединение Христа с нами.
«Вспомни обо Мне и познай ощутительно, что Я — есть!» — это ведь тоже воспоминание.
Тайная Вечеря, Распятие Христово и Воскресение были в истории единожды — но мы таинственным, непостижимым образом в Причастии можем приобщиться к этому торжеству Божией любви, стать у-част-никами этого пира. Не повторение во времени, но вхождение в вечность — это дает нам Таинство Евхаристии.
На Литургии Четверга будет многократно — и вместо Херувимской песни — звучать та молитва, которой мы молимся перед каждым Причастием:
Ве́чери Твоея та́йныя днесь, Сы́не Бо́жий, прича́стника мя приими́: не бо враго́м Твои́м та́йну пове́м, ни лобза́ния Ти дам я́ко Иу́да, но я́ко разбо́йник испове́даю Тя: помяни́ мя, Го́споди, во Ца́рствии Твое́м.
Днесь!
Вот как об этом сказал старец архимандрит Иоанн (Крестьянкин):
«В Великий Четверток Страстной седмицы мы с вами стоим на пороге Сионской горницы, чтобы из рук Христа принять Им Самим ломимое Свое Тело и Его Животворящую Кровь. И это не аллегория, не просто воспоминание о том, что произошло при жизни Спасителя, но ежегодное свершение и обновление в мире спасительного подвига Христова для всех поколений, живущих на земле.
Тайная Вечеря готовится для нас, и в этот день потоки последователей Христа присоединяются к двенадцати избранным, и всем, произволяющим на спасение, хватает Животворящего Таинственного Брашна».
Чаша бессмертия в центре мира
Последняя трапеза Спасителя с учениками в полной мере осмыслена и явлена нам во всём богослужении Великого Четверга.
На утрене, то есть вечером среды, звучит Евангелие, включающее события, начиная от уговора Иуды с первосвященниками и книжниками о предательстве и до окончания Тайной Вечери, вплоть до выхода Спасителя с учениками на гору Елеонскую (Лк.22:1–39).
А после Евангелия звучит невероятный, потрясающий душу канон Великого Четверга.
Как правило, в это же время в храмах совершается исповедь перед завтрашним Причастием. Как важно, чтобы очередь на исповедь не помешала слышать канон!
Да, мы можем не разобрать слов тропарей. И даже если читается канон отчетливо, и даже если мы следим за текстом по книге или смартфону, — он настолько ёмкий и богословски глубокий, что воспринять сходу получится только малую часть его, какими-то вспышками, искрами.
Но с первого же ирмоса — «Се́ченое сече́тся мо́ре чермно́е» — этот несравнимый ни с чем напев космической мощи покоряет душу. На этот же напев будут звучать ирмосы канона Великой Субботы. Мы сейчас в центре мира стоим, и в Великую Субботу будем в центре мира.
Тропари первой песни канона как раз об этом говорят: о Христе как Божией Премудрости. «Всевиновная и подательная жизни» Премудрость Божия — Христос, облекшись в храм телесный, чашу бессмертия растворяет верным и взывает: «Вкусите, и познав, что Я благ, воскликните: Славно прославился Христос, Бог наш!»
Иуда как центральный персонаж
В начале утрени, то есть вечером среды, «со сладкопением» звучит «Аллилуиа», диакон читает стихи псалмов, после чего на нежнейший напев трижды поется тропарь Великого Четверга — если мы причащались в посту, то должны были читать его в Правиле ко Святому Причащению:
Егда́ сла́внии ученицы́ на умове́нии ве́чери просвеща́хуся, тогда́ Иу́да злочести́вый сребролю́бием неду́говав омрача́шеся, и беззако́нным судия́м Тебе́ пра́веднаго Судию́ предае́т. Виждь, име́ний рачи́телю, сих ра́ди удавле́ние употреби́вша. Бежи́ несы́тыя души́, Учи́телю такова́я дерзну́вшия: И́же о всех Благи́й, Го́споди, сла́ва Тебе́.
Тропарь Великого Четверга — поразительно! — посвящен фактически Иуде, как и кондак, и бо́льшая часть стихир…
Почему же так? Почему так много именно об этом? Вот оно, Причастие, первое, единственное, главное, — а Церковь поёт и поёт во всех мыслимых регистрах, в том числе «со сладкопением», — о предателе, об этом ужасе…
А почему, казалось бы, не дать громадного перевеса теме установления Таинства Евхаристии, соединению со Христом?
Я осознала это только после многих лет сопереживания Тайной Вечере: пронзило, дошло.
Спаситель отдает Себя нам, соединяет нас с Собою — и, как каждый из учеников, ты волен принять или отвергнуть это.
Иуду не спасло от жалкого и страшного падения, от предательства то, что Он слышал из уст Самого Христа «глаголы жизни вечной», был свидетелем Его чудес, был участником Тайной Вечери. Мне думается, что тема предательства дает великое трезвение вступающим в следование за Страстями Господними, ставит ум на место, призывает определиться (за тропарем) — с кем мы? Сегодня, здесь, сейчас мне предстоит понять: а я-то где? Тропарь напоминает мне о моем личном решении, личном месте.
Кондак, глас 2
Хлеб прие́м в ру́це преда́тель, сокрове́нно ты́я простира́ет, и прие́млет це́ну Создавшаго Свои́ма рука́ма челове́ка: и неиспра́влен пребы́сть Иу́да раб и льстец.
А я? «…Ни лобза́ния Ти дам, я́ко Иу́да…» Господи! Стою перед Тобою, перед Вечерей Твоей, а впереди Твой Крест, муки, смерть — сохрани меня от предательства!
Слова тропаря — об Иуде и предательстве, а «сладкопение» — о чуде Вечери, о сокровенной беседе на ней, о рассвете новой жизни… Всё ныне полно сладости и света, и бесконечной красоты, потому что Ты наконец Весь с нами, к нам, и мы — «друзья Тебе». Свет Твоей любви — над этим ужасом бездны, потому что каждый из нас волен сказать Тебе «нет» и отринуть всё бытие…
Ныне пришло время ответить: «Господи! с Тобою я готов и в темницу и на смерть идти!» (Лк.22:33),
и Ты, Господи, умываешь мне ноги и называешь другом,
и эта Чаша, и Хлеб, Ты Хлеб Живой, Хлеб Жизни…
А после этого будет — и Гефсиманский сад, и страшные глумления, и Крест, и смерть,
и Субботний Покой…
и молния Воскресения!
Причащаемся на Вечери
И вот утром четверга — служба, подводящая нас к желанному Причастию.
«Литургия Великого Четверга – это совершенно уникальная служба. Это день установления таинства Евхаристии, поэтому назначен самый торжественный чин, который только может быть — литургия святителя Василия Великого» (М. С. Красовицкая. Литургика, гл. 17).
И предваряется эта Литургия — вечерней. Ведь Таинство Евхаристии свершилось и было установлено именно на вечерней трапезе — Тайной Ве́чере.
Мы приходим в храм утром, но — на вечерний пир.
Но почему не вечером?
А вечером будет служба Воспоминания Святых спасительных Страстей Господа нашего Иисуса Христа (стояние Двенадцати Евангелий), и это будет уже утреня Великой Пятницы.
Зачем же нужно такое смешение времен? Оно есть и в другие дни богослужебного года, но в Страстную седмицу обостряется предельно.
А суть в том, что события, произошедшие два тысячелетия назад в человеческой истории, не теряя этой фактической историчности, должны быть прожиты и нами как реальность. Не только прожиты, но и осмыслены, восприняты! И эти высочайшего, Божественного, вселенского напряжения события просто не укладываются в наше «реальное» время.
Мы же не имитируем прохождение этих события «в реальном времени». Даже если бы нам физически, технически удавалась такая имитация (для чего пришлось бы забросить все дела, почти не спать, не есть, забыть всё и вся) — она не дала бы нам глубины вхождения в совершающееся. У Господа один день, как тысяча лет, и тысяча лет, как один день (2Пет.3:8). А мы должны войти в тот Господень день, час, те минуты, что вмещают эти тысячи лет! И богослужение парадоксальным, невероятным образом дает нам такую возможность!
На вечерне, предшествующей Литургии святителя Василия Великого, читаются пареми́и из Ветхого Завета, говорящие о том, как Сам Творец мира впрямую обращается к человеку (Исх.19:10–19; Иов.38:1-23, 42:1-5), и о том, какую Чашу страданий будет пить Господь за людей Своих (Ис.50:4–11).
И после чтения из Апостола об учреждении Таинства Причащения (1Кор.11:23–32) прозвучит долгое, мощное составное (из трех евангелистов) евангельское чтение (Мф.26:2–20; Ин.13:3-17; Мф.26:21–39; Лк.22:43–45; Мф.26:40-27:2). Иудейские старейшины сговариваются убить Иисуса; женщина помазует ноги Его драгоценным миром; Иуда получает свои тридцать сребреников; ученики приготовляют горницу для Тайной Вечери, и вот она наступает, и Иисус омывает ноги учеников, а за трапезой предсказывает предательство Иуды, а потом причащает учеников:
И когда они ели, Иисус взял хлеб и, благословив, преломил и, раздавая ученикам, сказал: приимите, ядите: сие есть Тело Мое. И, взяв чашу и благодарив, подал им и сказал: пейте из нее все, ибо сие есть Кровь Моя Нового Завета, за многих изливаемая во оставление грехов. (Мф.26:26–28).
Они выходят на Масличную гору, и Господь Иисус предрекает Петру троекратное отречение от Него еще до пения петуха. А потом — Гефсимания и моление: Отче Мой, если возможно, да минует Меня чаша эта; впрочем, не как Я хочу, но как Ты (Мф.26:39). И наконец арест (и поцелуй Иуды), и допрос у первосвященника Каиафы, и издевательства стражников и отречение Петра, и его горькое раскаяние… Всё до того, как Христа отвели к Пилату.
То есть мы предстоим перед тем, что было до Тайной Вечери, и тем, что будет после нее, потому что всё это — едино.
Кстати, про Гефсиманский сад, про молитву до кровавого пота и неудержимый сон учеников — только на этом богослужении мы и услышим.
И вот когда мы этим напитались, мы вкусим Тайной Вечери.
Вместо Херувимской песни, а потом вместо «Тело Христово приимите, источника безсмертнаго вкусите», будет петься, медленно и плавно, родное и знакомое:
Ве́чери Твоея та́йныя днесь, Сы́не Бо́жий, прича́стника мя приими́: не бо враго́м Твои́м та́йну пове́м, ни лобза́ния Ти дам я́ко Иу́да, но я́ко разбо́йник испове́даю Тя: помяни́ мя, Го́споди, во Ца́рствии Твое́м.
«Заметим, что этот текст звучит от первого лица, это молитва, которая должна звучать в каждом сердце. И опять страшное предостережение о неуподоблении Иуде; можно принять участие в Тайной Вечери, как участвовал в ней Иуда, и от этого Церковь нас все время предостерегает в этот день» (М.С.Красовицкая).
Будем же со Христом Господом нашим в эти воистину великие, страшные, животворящие, живоносные дни!
Комментировать