Жизнь святого Василия Великого, архиепископа Кесарийского

Сведения о жизни и деяниях Св. Василия Великого заимствуется а) из собственных писаний Св. Василия, и в особенности из его писем, б) из похвальных слов св. Василию святых Григория Богослова и Григория Нисского, и в) из других современных и ближайших памятников.

Предки св. Василия Великого по отце и по матери принадлежали к почтенным фамилиям в двух смежных областях империи Римской: Понте и Каппадакии. Многие из них были известны своими заслугами гражданскими и воинскими, славились своим красноречием. Но всего выше была слава венца мученического, которою украсились некоторые из них во время последних жестоких гонений на Церковь Христову¹. Дед Василия по матери был лишен имения и жизни за имя Христово². Дед его по отцу и бабка Макрина семь лет должны были укрываться от гонителей в лесах и горах и также лишились всего своего имения, которое по повелению императора, было отписано в казну³.

Мать Св. Василия Великого, Еммелия, происходившая из Каппадакии, в юных летах осталась сиротою и желала всю жизнь посвятить Богу в девстве; но, по бесприютности своего положения, избрала жизнь супружескую, не забывая впрочем блаженного удела девственницы – пещись без развлечения о Господних, како угодити Господеви (1Кор. 7:34). Преданность Господу и внимательность к Его святым внушениям, готовность на всякие пожертвования в пользу Св. Церкви, нуждающихся братий, воспитание детей в духе христианского благочестия, ясно свидетельствовали, что душа ее постоянно горела для Господа.

Отец Василия Великого, Василий, родом из Понта, славился своим красноречием в судебных местах и в училищах Понтийской области; а дома он помогал благочестивой супруге в христианском воспитании детей⁴. Бог благословил их супружество. У них было десять человек детей; одно из них, вероятно, скончалось в младенчестве. В числе прочих были четыре сына: Василий, Навкратий, Григорий и Петр, и пять дочерей, из коих Макрина, после смерти нареченного ей жениха, посвятила себя навсегда жизни безбрачной, и, будучи старшей между братьями и сестрами, руководствовала их в благочестии⁵.

Василий Великий родился в Кесарии, главном городе Каппадакии⁶, около 330 года⁷. Он был сыном молитв отца, и тем же молитвам вторично обязан был жизнью, когда в младенчестве тяжкая болезнь угрожала ему смертью. Ночью в сновидении Господь Иисус Христос сказал скорбящему отцу то же, что некогда царедворцу в Капернауме: иди, сын твой жив есть (Инн. 4:50). И младенец выздоровел⁸. Первые годы своей жизни Василий провел у своей бабки, Макрины, в сельском уединении, близ Неокесарии, пользуясь ее благочестивыми наставлениями. Макрина соблюдала в своем сердце еще уроки Св. Григория Неокесарийского, какие преемственно сохранялись в памяти его Церкви⁹. В последствии Св. Василий, сам вступив на чреду служения церковного, при тогдашних смутных обстоятельствах, почитал особенным счастьем для себя быть столь близким наследником здравого учения сего богопросвещенного Пастыря. От Макрины Св. Василий возвратился в родительский дом. Здесь уроки матери довершили образование его сердца, а отец начал занимать его науками¹⁰. Но если умственное образование и не могло еще быть совершенным, по самому возрасту отрока и ограниченности домашнего воспитания, то для образования нравственного почти нельзя было желать ничего лучшего надзора и руковдства матери, пламеневшей любовью к Богу. Брат Св. Василия Великого, Св. Григория Нисский, сам вышедший из сего же домашнего училища, изобразил, как воспитывалась сестра его Макрина. Конечно, те же правила, в своей мере, прилагали к образованию и прочих детей благочестивых родителей. «Мать мама заботилась, пишет он, об образовании дочери своей, но не о том внешнем образовании, которое дети обыкновенные почерпают из стихотворческих произведений. Она почитала постыдным и вовсе неприличным для нежной и благовоспитанной души изучать женские страсти в трагедиях, или знакомиться с бесстыдством в комедиях, и некоторым образом осквернять себя нескромными рассказами о женщинах. Юная дочь изучала то, что мать находила для нее удобопонятным из богодухновенного Писания, особенно Премудрость Соломонову, и еще более то, что служит к образованию нашей нравственной жизни (вероятно, Притчи). Она также знакома была и с книгой Псалмов, и в свое время прочитала из них свою долю. Вставала ли с ложа, принималась ли за учение, отдыхала ли пред обедом и после обеда, идучи ко сну, стоя на молитве, везде она имела при себе псалтирь, как добрую спутницу. Которая никогда не отлучается от своей подруги»¹¹. При таком воспитании семейство Василия и Еммелии соделалось истинным рассадником святых и верных служителей Церкви на земле, и блаженных наследников царства Христова на небеси.

Родители Св. Василия жили тогда в Неокесарии. Но для дальнейшего образования юноши, которому богатые душевные дарования могли обещать счастливую будущность, они решились отправить его в лучшие училища, какие тогда были известны. При всем благочестии они не были предубеждены против образования, за которым надлежало идти к языческим наставникам юноше, еще не получившему крещения¹². Видно, его умственные и нравственные силы столько уже укрепились, что родители могли быть касательно его благонадежны.

Василий отправился сначала в Кесарию, место своей родины и будущего своего служения. Церковь Кесарийская издавна славилась образованностью своих Архипастырей¹³. Св. Григорий Богослов, здесь положивший начало своему образованию, называет Кесарию столицей просвещения¹⁴. Сам Василий в последствии усвоял ей то преимущество пред прочими городами. Что она богата была учеными людьми¹⁵. Здесь он учился красноречию, и своими дарованиями, своими успехами, своим образом жизни приобрел общее уважение от своих наставников и от знаменитейших граждан Кесарии, сделался известным тогдашнему епископу Дианию и пользовался его расположением¹⁶. Тогда уже, говорит Св. Григорий, «он был ритором между риторами еще до кафедры софиста, философом между философами еще до выслушивания философских положений, а что всего важнее, иереем для христиан еще до священства»¹⁷. Здесь Василий познакомился с Св. Григорием Назианзиным, который подобно ему искал в Кесарии просвещения: но узы дружбы теснее соединили их в последствии.

Но любопытный юноша, не удовлетворившись уроками Кесарии, отправился в столицу Империи, Константинополь, слушать там лучших наставников в философии и красноречии, и здесь-то, вероятно, учился он у знаменитого софиста того времени, Ливания¹⁸. А для довершения своего образования Василий решился ехать в Афины. Ему так же, как и другу его Григорию, хотелось усвоить себе все лучшее, что можно узнать в тогдашних училищах. С великими ожиданиями прибыл сюда Василий: что же нашел здесь? Правда, его встретили здесь с уважением; товарищи его по прежним училищам, особенно Григорий, уже предрасположили общее внимание в его пользу своими отзывами о необыкновенной силе его красноречия. Григорий избавил его от унизительных обрядов, с какими буйные юноши принимали нововступающих в их товарищество. Григорий защитил его от нападений зависти, когда оскорбленные отличным мнением о Василии, пришельцы Армении нарочно ввели его в такой спор, в котором надеялись одержать над ним верх; и через то приобрел себе навсегда друга в Василии. Справедливо и то, что Афины, отечество Платона и Демосфена, славились тогда образованием и лучшими наставниками пред всеми прочими городами и отовсюду привлекали к себе толпы любознательных юношей; софисты Афинские делили между собою народы Империи, как повелители в искусстве слова¹⁹. При всем том мы знаем, что Василий с первого раза был недоволен Афинами. В самом деле, он много встречал огорчительного не только для сердца, глубоко убежденного в достоинстве Христианства, но и для ума, искавшего одной истины. Афины, как во время Апостола Павла, так и тогда еще более прочих городов Греции были привязаны к своим древним богам. Город наполнен идолами; в училищах большая часть наставников, держась язычества, старались поддерживать суеверие, представляя дело своей в связи с делом просвещения²⁰. Хотя для Григория и Василия такие сети не были опасны: но при полном убеждении в превосходстве христианской мудрости пред всякою мудростию и искусством человеческим, могли ли они не испытывать в душе своей тех чувств, какими исполнена была душа Павла в сем же городе? Раздражашеся дух его в нем, зрящем идолъ полнъ сущь градъ (Деян. 17:16). Но и кроме того. Наставники афинские в сии времена одушевлялись в своих трудах уже не любовию к наукам, а корыстолюбием и тщеславием. Григорий рассказывает, что софисты не только в Афинах, но и в других городах Греции имели своих друзей, через которых каждый привлекал юношей в свое училище, полагая в этом всю свою славу. Самое искусство слова, по недостатку важных предметов для защитников умирающего язычества, для лишенных самостоятельности гражданской, для честолюбцев домогавшихся одних рукоплесканий народных, унижалось до пустого велеречия. Могли ли с этим помириться благородство и любовь к истине юных друзей Каппадакокийцев?

Григорий, зная Афины более, нежели его друг, помог ему и в сем служении. Он убедил Василия не судить ни о людях, ни об обучении по первым впечатлениям. Когда потом друзья объяснили один другому свои предположения касательно последующей жизни, и нашли, что у них одно стремление – к высшему любомудрию духовному, одна цель образования – все принести в жертву евангелию; тогда лучше могли они устроить все свои занятия, чтобы не упустить нужного и не изучать излишнего, определить свои отношения к прочим товарищам и свой образ жизни в городе, опасном для нравов. Они обучались Грамматике, тогда имевшей более обширное значение, нежели ныне²¹, Риторике, Астрономии, Философии, Музыке и даже Медицине. Но главное внимание обращено было на красноречие, и их наставниками в сем были знаменитейшие софисты того времени: Имерий и Проэресий²². Последний был христианин, родом из Армении²³. Посвящая все время пребывания своего в Афинах наукам, Василий и Григорий отказались от близкого знакомства со всеми прочими товарищами, исключая не многих избранных. Самая искренняя и нежная любовь связывала их друг с другом; их союз основывался на единстве чистых, святых стремлений. Никогда успехи с одной стороны и ревность с другой не возмущали их мир. Однако же Василию друг его всегда уступал первенство. Соединенные столь тесным дружеством, они вместе жили для Бога; никакие мирские удовольствия, празднества, зрелища их не развлекали; во всем городе они знали только две улицы: одну в училище, другую в храм Божий, где слушали христианские наставления, не имея еще права участвовать в таинствах. Так боголюбивые друзья умели расположить в свою пользу самые невыгоды своего положения. Среди города, еще поклонявшегося идолам, они только более утверждались в любви у единому, истинному боговедению и богопочтению, открытому Иисусом Христом²⁴.

В Афинах Василий и Григорий видели будущего гонителя Веры Христовой и личного врага своего – Юлиана (в 355 г.).

Пробыв здесь около четырех или пяти лет, Василий, не смотря на убеждения сверстников и наставников, не смотря на горесть разлуки со своим другом Григорием, оставил Афины. Поспешая в отечество свое, он хотел еще воспользоваться пребывание в Кесарии философа Евстафия. Вероятно ученика Ямвлихова, славившегося своим красноречием. Но желание его не сиполнилось²⁵

Василий давно уже лишился отца. Брат его Навратий, по расположению к жизни подвижнической. Оставил мир и жил в пустыне, на берегу Ириса. Мать его Еммелия жила с сестрой его Макриною, и обе вместе посвящали все время богоугодным трудам. Сначала сестре казалось, что Афинская ученость родила в Василилии излишнее о себе мнение²⁶. Он не хотел принимать на себя того звания, какое проходил отец его, хотя и Кесария и Неокесария, после первых опытов его красноречия, непрерывно звали его в свои училища²⁷. Но в самом деле Промысел Божий предназначал ему другое служение, и отречение Василия от предлагаемой должности основывалось на других побуждениях, какими руководствовался в подобных обстоятельствах и Григорий. «Мы не имели, – говорит друг его – расположения жить для зрелища и на показ».

Вскоре Василий принял св. крещение от Епископа Кесарийского Диания. Как мало душа его была занята высоким мнением о своих познаниях, это открылось из намерения его посвятить себя жизни уединенной. Подвижнической. Он желал только познакомиться с великими примерами, которыми славились тогда Египет, Палестина и другие страны Востока. И как не жалел трудов для своего образования умственного, так не страшился предпринять новое отдаленное путешествие для довершения своего духовного образования, не смотря на то, что изнуренное тело уже носило в себе семена болезни²⁸. Вообще, как Василий в это время рассуждал о себе и в каком духе предпринял это путешествие, он сам изобразил в одном из своих писем. «Много лет, – пишет он, – провел я в суете и погубил почти всю юность мою в трудах суетных, посещая училища для приобретения познаний в той мудрости, которую Бог признал буйством. Но когда, наконец, как бы восстав от глубокого сна, воззрел я на чудный свет Евангелия, и увидел бесполезность мудрости князей века сего престающих: тогда пролил я много слез о своей жалкой жизни, и пожелал найти руководителя, который бы ввел меня в познание догматов благочестия. Первою заботою моею было исправить сколько-нибудь мой нрав, поврежденный долголетним обращением с нечестивыми. Поэтому, когда, разогнув Евангелие, я нашел в нем, что лучший путь к совершенству – продать имение и раздать нищей братии, отрешиться от всех забот житейских и не увлекаться пристрастием ни к чему земному; тогда пожелал я найти человека из братии, который бы сам избрал такой образ жизни, дабы с ним вместе преплыть пучину кратковременного сего жития. Много нашел я таких мужей в Александрии, много – в других местах Египта; видел таких мужей и в Палестине, Келесирии и Месопотамии, удивился их воздержанию в пище, неутомимости в молитвах…. На самом деле показывали они, что носят в теле своем мертвость Иисуса: и я желал быть подражателем сих людей, сколько мне можно».

Действительно, тогда было самое цветущее состояние иночества в Египте. Хотя Великий Антоний и отошел уже ко Господу: но пустыни Египетские наполнены были тысячами учеников его и подражателей. Между ними были тогда Пахомий в Фиваиде, два Макария, Пафнутий, Пиор, Исидор пресвитер Скитский и другие. В Келесирии, хотя и поздно просвещенной христианством, были свои подвижники, тем более знаменитые, что кроме брани внутренней вели другую непрерывную брань с остатками прежнего язычества. В Месопотамии, особенно в городах Низивийских, сонмы иночествующих представляли зрелище странное для мира, который не иначе называл скитающихся подвижников, питавшихся одним былием, как пасущимися²⁹.

Однако же Василий нигде не остался³⁰. Сколько примеры святых пустынников пленяли его душу, столько раздоры и несогласия, возмущавшие тогда Церковь по причине усиления Ариян, покровительствуемых Констанцием³¹, заставляли его спешить в отечественную страну, которая одна тогда между восточными областями сохраняла мир вместе с строгим православием.

Возвратившись в отечество, Св. Василий сначала хотел поселиться в уединении вместе с другом своим Григорием, которому преклонность лет отца не позволяла далеко отлучаться от дома родительского. Но вероятно по просьбе матери и сестры решился остаться в Понте, и избрал себе уединенное место на берегу реки Ириса, на противоположной стороне которой жили его мать и сестра в монастыре, ими основанном, – на земле, принадлежавшей прежде бабке Василиевой Макрине³². Успокоив таким образом свою мать, он предполагал вознаграждать лишение друга взаимными посещениями³³.

Избранное место было богато водою и лесом и способно к произращение всякого рода плодов, а главное – было совершенно спокойно. Ни какой путник не нарушал безмолвия, исключая разве зверолова. По этим удобствам так оно было приятно для Василия, что он здесь предполагал и окончить дни своей жизни³⁴. Здесь, отказавшись от всего, он подражал подвигам тех великих мужей, которых видел в Египте и Сирии; у него ничего не было, кроме одной нижней и другой – верхней одежды; жажду его утоляла одна вода; сон его был весьма краток, и то на голой земле. Так описывает образ жизни Василия друг его, который сам по временам наслаждался с ним этими утешениями пустыни³⁵.

Но Василий хотел жить не для одного себя, так как и вообще предпочитал жизни пустыннической общежительную. В общежитии, рассуждал он, иноку удобнее быть исполнителем заповеди о любви, которая не ищет своих си; здесь каждый, при вразумлении более опытных, скорее может заметить свои недостатки и позаботиться об их исправлении; здесь более случаев к стяжанию разнообразных добродетелей; здесь дарования Духа Святого, уделяемые каждому, становятся общим достоянием³⁶. До сего времени, в Понте и Каппадакии, хотя и жили по местам иноки, но большею частью по одному, по два и по три, и то не многие³⁷. Василий хотел собрать разделенных подвижников в одно благоустроенное общество, и вскоре имел утешение видеть желание свое исполнившимся. Григорий, по его приглашению³⁸ посетив новооснованный монастырь, нашел в нем единомыслие братий, руководствуемых к благочестию самим Василием, и сам вместе с ним занимался составлением правил для их жизни³⁹.

Посвятив себя уединению, чтобы достигнуть высшего нравственного совершенства, Св. Василия в то же время во всем усердием занимался усовершенствованием своего богословского образования. Изучение Св. Писания, при пособии древних толковатлей, и изучение писаний отеческих заняли место прежних мирских учений. Посещения друга Григория не прерывали занятий, но помогали их успешнейшему течению. С ним он извлек из писаний, великого по трудам своим учителя, но не всегда чистого и твердого в учении, Оригена, изъяснение на некоторые места Св. Писания, – которое известно под именем Филокалии или Добротолюбия⁴⁰. Вообще, пользуясь сочинениями Оригена при изъяснении Св. Писания⁴¹, Св. Василий избегал его излишней наклонности к иносказательному объяснению⁴², осторожно поверяя его образ мыслей здравым учением других Отцев Церкви⁴³. Языка Еврейского, на котором были написаны книги Ветхого Завета, Василий не знал; но когда мог, пользовался более точными переводами и ближайшими к тексту Еврейскому изъяснениями⁴⁴. Что же касается до Греческого перевода книг Ветхого Завета, то встречаются указания, что Василий сам занимался сличением его списков, равно как и текста книг Нового Завета⁴⁵. Филологические его ответы еретикам заставляют предполагать и филологическое изучение им Священного Писания⁴⁶. Писания Василия показывают, что он знаком был с творениями Св. Климента Римского, Св. Ирине, Св. Дионисия Александрийского, Св. Григория Неокесарийского и др.⁴⁷. При всем волнении умов в то время, сохраняя первоначальные наставления в вере, Св. Василий, с расширением своих богословских познаний, только более и более утверждался в православном учении, ему внушенном при воспитании; и в последствии, обозревая поприще своих трудов, считал себя в праве хвалится о Господе, что никогда не держался ложных мнений о Боге, никогда не переменял своих прежних мыслей о Боге, не переучивался. «Но как семя, – пишет Св. Василий, – хотя возрастает и становится из малого большим, но само в себе остается то же, не изменяется в роде, но через возрастание только достигает совершенства, так, думаю, и во мне вместе с преспеянием возраста возрастало то же учение, и настоящее не заступало место принятого в начале»⁴⁸.

Теперь рассмотрим общественную деятельность Св. Василия в пользу Церкви. Приступая к сему обозрению, считаем нужным кратко представить современное состояние Православие, которого явился он поборником.

Церковь страдала тогда от Ариан; им удалось привлечь на свою сторону Императора Констанция, обманом и насилием занять многие епископские престолы. В Александрии на место изгнанного поборника Православия, Св. Афанасия, введен был Арианин Георгий; в Антиохии – также Арианин Евдоксий. Главными защитниками и учителями арианства были Аэтий и ученик его Евномий, которые открыто проповедовали, что Сын Божий по существу различен от Отца (ἑτεροουσιος). Между Православными и Арианами по средине, так называемые, полуариане; они и не исповедовали с Православными, что Сын Божий единосущен Отцу, но и не допускали с Арианами различия Его от существа Отца, признавая Его подобосущным (ὁμοιουσιος) Отцу. Некоторые из них действительно держались такого мнения по заблуждению, другие принимали его только для того, чтобы, отказавшись от преследуемого Арианами выражения, избавиться от их гонений. В главе сего общества стояли Василий Анкирский и Георгий Лаодикийский. – Те и другие, то есть Ариане и полуариане, утвердили свое исповедование символами, первые на Соборе Сирмийском (357 г.), последние на Соборе Анкирском (358 г.)⁴⁹ Чтобы прекратить споры и утвердить единомыслие в Вере, Констанций в 359-ом году положил учредить Собор Вселенский. Но арианские епископы, опасаясь соединения полуариан а Православными, убедили Констанция разделить один Собор на два с тем. Чтобы Восточные собрались в Селевкии Исаврийской, а Западные в Римини, Италийском городе, и чтобы те и другие представили свои заключения Императору чрез доверенных Епископов. В Римини большинством Православных Епископов постановлено было неизменно держаться Символа, изложенного Вселенским Никейским Собором. В Селевкии, где Православных было мало⁵⁰, полуариане, хотя соглашались принять Символ Никейский, но с исключением слова «Единосущный»; а Ариане в то же время написали свое исповедание⁵¹.

С избранными от большинства присутствовавших на Соборе Селевкийским, прибыл в Константинополь (в 360 г.) и Св. Василий⁵², бывший тогда чтецом Церкви Кесарийской. Вероятно, он присоединился к Епископам по их приглашению: в нем надеялись они найти сильного противоборника общим врагам Православных и полуариан, – Арианам, и не обманулись. Он препирался с еретиками не только в Константинополе, но и в окрестностях его – в Халкидоне и Гераклее, никогда не изменяя истине. Сам он в последствии указывал своим обвинителям на свои настоящие прения. Как на доказательство своего учения⁵³.

Известно, какие последствия имел этот Собор⁵⁴. Все присланные от Селевкийского Собора Православные Епископы под разными предлогами объявлены низложенными, от всех прочих Епископов, Восточных и Западных, Констанций по внушению Ариан требовал утверждения того символа, в котором Сын Божий назван был только подобным Отцу по Писаниям. Это наполнило Церковь ужасными смятениями. Которые коснулись и Св. Василия. Епископ Кесарийский Дианий, по примеру других, согласился подписать арианский символ. После того Василий не мог оставаться в прежних отношениях к своему епископу: он решился оставить Кесарию и удалиться к своему другу Григорию, который оплакивал подобную погрешность своего отца. А для того, чтобы оградить свою братию в Понте от заразы нечестия. В обширном послании к инокам он изложил защищение истинного учения Веры о Сыне Бодием⁵⁵. Но эта ревность не была чужда любви к заблуждающим. Когда Дианий пред кончиною своею пожелал примириться с Василием, и призвав его, Господом свидетельствовал пред ним, что утвердил писание, принесенное ему из Константинополя, в простоте сердца, ни мало не думая об отвержении Веры. Изложенной Св. Отцами в Никее, тогда Василий охотно возобновил общение с своим Арипастырем⁵⁶. Но сам снова удалился из Кесарии, ища покоя в мирном убежище своих иноков в Понте⁵⁷. Там, заботясь об умиротворении Церкви Христовой, сколько позволяло его тогдашнее состояние, он извлекал из Св. Писания правила, необходимые для каждого христианина, и особенно для Пастырей, – правила. Коих забвение было причиной всех смятений в Церкви⁵⁸.

Между тем сбиралась над Церковью новая грозная туча. Констанций умер (3 ноября 361 г.), обладателем Империи стал Юлиан, давно уже замышлявший водворить на месте Христианства прежнее идолослужение: Кесария Каппадакийская, известная своей ревностью к христианству, вскоре испытала всю тяжесть его гнева. Негодуя и на новоизбранного Епископа Евсевия, оставившего мирскую службу для церковной, и на разрушение последнего храма языческого в Кесарии, уже в царствование отступника, он наложил на город тяжкую пеню, лишил его даже имени Кесарии, предал мучению ревностного разрушителя идолов Евпсихия, церковное имущество повелел отписать в казну, духовенство заставил нести обязанности военной службы⁵⁹. Воспретив христианскому юношеству учиться в Греческих училищах, с особенной ненавистью он смотрел на тех мужей, которые, получив полное Греческое образование, силою слова и науки готовы были служить Церкви, каковы были Василий и Григорий. Но не теперь еще Юлиан готовился принести их в жертву своему нечестию, а по окончании своего похода против Персии⁶⁰ Василий с упование на Промысел Божий смотрел на эту бурю: ободрял тех, которые подобно ему содействовали защищению Веры Христовой своими писаниями, уверял, что замыслы отступника вскоре разрушатся⁶¹. Действительно, Юлиан не возвратился из похода (уб. 27 июня 363 г.). И Василий вместе с Григорием торжествовал победу Христианства над безуспешными покушениями нечестия⁶².

Вскоре Василию открылось обширнейшее поприще служения. Новопоставленный епископ Кесарийский для сохранения православия своей паствы среди новых покушений Арианства при Императоре Валенте (с 29 марта 364 г.), имел нужду в деятельном помощнике. Евсевий избран был на престол Кесарийский из оглашенных: доселе занимался он только делами гражданскими; посему, чтобы вести борьбу с врагами хитрыми, на поле для него мало известном, чтобы, по требованию самого места, содействовать общим усилиям Православных к водворению мира в Церкви ему нужен был мудрый руководитель. В сих обстоятельствах Евсевий обратил взор свой на Василия, который до селе был чтецом Церкви Кесарийской, не задолго пред сим явил себя сильным защитником Православия в опровержении апологии Евномиевой. Это был, как видно из слов самого Василия, первый опыт его сочинений в сем роде. Он преследует своего противника на каждом шагу. Разрушает его хитросплетенные умствования, обличает их противоречия здравому учению Евангелия⁶³.

Поставляя сей светильник на свещнике Церкви (около 364 г.), Евсевий хотел, чтобы свет его был полезен всем в Церкви. Но сам Василий, полюбив уединение, неохотно принимал на себя высшее служение, и искал подкрепления в любви дружеской. Св. Григорий, незадолго перед тем и сам поставленный в пресвитера Церкви Назианской, утешал скорбящего друга и убеждал благодушно нести возложенное бремя, указывая в особенности на то, что умолкшее на время нечестие язычествующих еретиков снова стало восставать против Православия⁶⁴.

Приняв сан пресвитерский, Св. Василий все время свое посвящал трудам сего служения, так что отказывался от переписки с своими прежними друзьями⁶⁵. Попечение об иноках, им собранных, проповедание слова Божия и другие пастырские заботы не позволяли ему отвлекаться к посторонним занятиям. Такая ревность должна была возбудить в Епископе все уважение к неутомимому сотруднику. Который притом никогда не думал присвоять себе чуждых прав. Но Евсевий, говорит Св. Григорий, подвергся человеческой немощи в рассуждения Василия, и вскоре начал выказывать свое нерасположение к нему. Может быть, самые достоинства Василия, любовь к нему паствы, родили некоторую зависть в человеке, недавно еще принявшим крещение. Это охлаждение любви между Епископом и пресвитером сделалось заметным и для посторонних. Иноки приняли сторону своего настоятеля и привлекли к себе многих из простого народа и высшего сословия. В Церкви Кесарийской готово было открыться разделение. Предупреждая такие неприятности, Василий, по совету друга своего Григория, вместе с ним удалился в свою безмолвную пустыню⁶⁶.

Только опасности и нужды Церкви расположили Василия снова расстаться с любезным ему уединением. И та же дружба, которая извлекла его из опасности смятения, приняла на себя уничтожить все неудовольствия между им и Евсевием, который вскоре сам почувствовал, чего лишился он в Василии⁶⁷. Своими письмами⁶⁸ и личным влиянием на Епископа Кесарийского Григорий расположил его к примирению с Василием, а Василия представлением опасности для Церкви убедил возвратиться в Кесарию, как обещал пред Церковью Назианзскою, к утешению всех знавших его друга⁶⁹.

В Кесарию ожидали Императора Валента (в июле 365 г.)⁷⁰. Покровительствуя Арианам, он вел с собою арианских епископов, чтобы водворить злочестивое учение в тех Церквах, где доселе ему оказывали сопротивление. Непытность Епископа и отсутствие сильного защитника Православия давали надежду Валенту на успех в Кесарии. Но благовременное возвращение Василия расстроило сии надежды. Едва он явился, как все вдруг приняло иной вид. – «Он примиряется, говорит Св. Григорий, подает советы, приводит в порядок воинство (духовное), уничтожает встречающиеся препятствия, преткновения и все то, на что положившись противники воздвигли на нас брань»⁷¹. Ему помогал и друг его Григорий, смиренно усвояя себе место Варнавы при Павле. Таким образом замыслы Валента были уничтожены. Тогда же полученное из Константинополя известие о бунте Прокопия заставило Императора обратить внимание на другие дела.

Умиротворив Церковь, Василия свободно мог предаться делам своего служения. И он был неутомим. Одним из важнейших его занятий было проповедание слова Божия. К сожалению, время сохранило для нас слишком не многое из его поучений⁷². И, может быть, это произошло, между прочим, от того, что большая часть его слов и бесед не были писаны им самим⁷³, но, когда случалось, были записываемы скорописцами при самом проповедании. Часто он проповедовал не только каждожневно, но и по два раза в день, утром и вечером⁷⁴. Иногда, после проповеди в одной церкви, он приходил проповедовать в другой⁷⁵. Иногда происшествия вчерашнего дня давали предмет слову в настоящий день⁷⁶. Иногда во время самой проповеди он вспоминал, или получал от своих слушателей намеки, что им не скрыто еще что-нибудь опущенное прежде⁷⁷. Иногда слово неожиданно плодилось в устах проповедника и заставляло его отлагать окончание поучения до другого дня, потому что Св. Василий, по собственному его выражению, не мог по природе своей терпеть ничего неоконченного⁷⁸. – Для поучений столь частых и нередко очень обширных, всегда исполненных глубокой силы назидания, очевидно, не достаточно было одного естественного дара слова, образованного риторским искусством, но нужна была помощь Того, Кто дает Своим посланникам уста и премудрость. «Василием, – приведем еще слова Григория, – испытаны все глубины Духа, и из сих то глубин почерпал он нужное, чтобы образовать нравы, научать высокой речи, отвлекать от настоящего и преселять в будущее»⁷⁹.

В своих поучениях Василий не столько умозрительными предметами христианского учения, сколько деятельными. Живо и убедительно для ума и сердца он раскрывал красоту добродетелей христианских и обличал гнусность пороков; предлагал побуждения стремится к первым, удаляться последних. И всем указывал путь к достижению совершенства, так как сам был опытный подвижник. Самые толкования его направлены к духовному назиданию его слушателей. Объясняет ли он историю миротворения, он поставляет себе целью, во-первых, показать, что «мир есть училище боговедения⁸⁰», и чрез то возбудить в своих слушателях благоговение к премудрости и благости Творца, раскрывающимся в Его творениях, малых и великих, прекрасных, разнообразных, бесчисленных. Во-вторых, он хочет показать, как природа всегда учит человека доброму нравственному житию. Образ жизни, свойства, привычки четвероногих животных, птиц, рыб, пресмыкающихся, все, – даже былие однодевное, – подает ему случай к извлечению назидательных уроков для господина земли – человека. – Объясняет ли он книгу Псалмов, которая, по его выражению, совмещает в себе все, что есть полезного в других, и пророчества, и историю, и назидание, – он преимущественно прилагает изречения Псалмопевца к жизни, к деятельности христианина⁸¹.

Св. Василию не были чужды и другие потребности его паствы. Он не только питал Кесарию духовною пищею, но был для нее и милостивым кормителем во время тяжкого голода. В один год зимою не было ни снегу, ни дождя, затем следовала весна также сухая. Источники или пересохли, или оскудели, посевы не взошли, летом небо было без облаков. Земледельцы остались без хлеба. Каппадакия была удалена от моря: потому нельзя было ожидать никакого подвоза из других стран. Жестокие богачи, вместо того, чтобы помочь бедным, скупая хлеб, какой оставался, непрестанно возвышали на него цены. Св. Василий, сам в то время страдая от болезни, обремененный еще новою скорбью – по случаю кончины своей матери, Еммелии⁸², не оставил, однако же, паствы без утешения. Большую часть оставшегося после матери имущества он употребил на вспоможение бедным, не лишая своей милости даже детей Иудеев.⁸³ Потом силою слова, подкрепленного примером, отверз для неимущих житницы богачей, доказав им, что оттого и иссохла земля, что иссякла любовь⁸⁴.

«Но много, – говорит Св. Григорий, – и других доказательств Василиевой заботливости и попечительности о Церкви; таковы: смелость Василия пред начальниками, как вообще пред всеми, так и пред самыми сильными в городе; его решения распрей, не без доверия принимаемые, а по произнесении его устами, чрез употребление обратившиеся в закон; его предстательство за нуждающихся, большею частию в делах духовных, а иногда и в нуждах телесных». Таким образом мы видим в Пресвитере Каппадокийском и ходатая, по делам церковным, пред светским начальством, и заступника бедных, и судию-примирителя. Позднее⁸⁵, сии звания разделялись между разными лицами, а право суда, обыкновенно, принадлежало Епископам, которым предоставлено было еще Константином Великим рассматривать и решать тяжбы по делам гражданским, если только обе тяжущиеся стороны избирают Епископа своим судиею⁸⁶. Доказательством участия в положении притесняемых людьми сильными служат и многие письма Василия, писанные в сие время к различным лицам⁸⁷.

Сверх сих занятий обширных и многосложных, в многолюдном городе, по словам Св. Григория. Свидетельствовали о попечительности Василия: «Питание нищих, странноприимство. Попечение о девах, писанные и неписанные уставы для монашествующих». Принятие странных, питание нищих лежало в те времена на попечении Церкви, и для сего в больших городах устрояемы были странноприимницы и богадельни⁸⁸. Василий, по любви к бедствующему человечеству и по обязанности Пресвитера, принимал во всем этом самое живое участие. Во время его управления паствою Кесарийскою открыты были благодетельные учреждения для бедных и по другим городам и селениям его округа⁸⁹. – В то же время он не оставлял попечения о монастырях, им основанных в Понте. И как сам, живя в городе, не отлагал пустынных подвигов⁹⁰, так в том же городе учреждал общежития для других⁹¹; начертал для них образец жизни совершенной в особом послании⁹² и, по вопросам братии, предлагал мудрые решения, утврежденные на слове Божием⁹³.

Наконец, к пресвитерским же трудам Василия Великого Св. Григорий причисляет «Чиноположения молитв, благоукрашения олтарей». В числе первых, вероятно, он разумеет и литургию, известную под именем литургии Василия⁹⁴: ибо Св. Григорий не упоминает о ней между трудами епископского служения Василиева. Обозрев такое множество занятий, отчасти соединенных с пресвитерским служением, но большею частью свободно переданных Василию Епископом, можем понять, что значат слова Григория: «Со временем примирения Епископа с Василием, церковное правление перешло к Василию, хотя по кафедре он занимал второе место: ибо за оказываемую им благорасположенность получил взамен власть». В этом еще более убедимся, если рассмотрим влияние Пресвитера Василия и на внешние сношения Церкви Каппадокийской.

Сохранилось драгоценное наследие – православие, во время господства Ариан при Констанции, Церковь Каппадокийская при Василии тем живее оказывала усилия соединиться с прочими православными силами низвергнуть незаконное владычество арианства. В Александрии с возвращением великого поборника Церкви, Св. Афанасия, снова водворено православие, и приняты были меры к примирению разномыслящих более по недоразумениям, нежели по упорству. Василий состоял в письменных сношениях с Св. Афанасием⁹⁵. Другая знаменитая Церковь на Востоке – Антиохийская, не смотря на водворение в пределах ее Ариан, не хотела иметь никакого общения с поставленными для управления ею арианским епископом: она имела у себя православного пастыря с Св. Мелетии, который хотя избран был на престол Антиохийский (в 360 г.) господствовавшими тогда Арианами, но с первой проповеди после посвящения оказал себя защитником чистой веры, и скорее согласился терпеть изгание, нежели отказаться от нее. Василий был ы дружественных отношениях и с кротким Мелетием. – Но между сими православными пастырями Церквей Александрийской и Антиохийской не было видимого общения. Во время Имп. Иовиниана, когда Св. Афанасий был в Антиохии, Мелетий, по влиянию неблагонамеренных людей, даже нарочито избегал всяких сношений с Афанасием⁹⁶. К большему несчастию Церкви Антиохийской, по необдуманной ревности западных Епископов, поставлен в Антиохию новый Епископ из православных, Павлин (362 г.). – На Западе, при благоприятных отношениях к Церкви Имп. Валентиниана, православная Вера по большей части оставалась неприкосновенною. Но западные христиане забыли своих единоверных братий на Востоке и не оказывали им благотворного вспомоществования в несчастной борьбе. В таком положении находились дела Православных! Между тем начал искать с ними союза и оставшиеся на средине между православием и арианством, так называемые, полуариане: потому что Валент никакого не терпел, кроме Ариан. Итак присоединить к Церкви сих отторгшихся братий и упрочить союз их с Церковью, соединить разделенных между собою взаимными недоразумениями и недоверчивостью православных Архипастырей, утвердить союз между Востоком и Западом, чтобы низложить Арианство, – вот что было самым сильным, самым искренним желанием Василия. О начал стремиться к сему, будучи еще пресвитером, обширнее и успешнее раскрывалась его примирительная деятельность, когда он сделался Епископом. Но не суждено было ему довести начатое дело до конца. И он должен был передать свои желания, свои планы, другу своему Григорию.

При вступлении на престол Императора Валентиниана, полуарианские епископы Геллеснонта и Вионний, вместе с православными, собрались на Собор в Лампаске, чтобы уничтожить постановления Ариан, утвержденные на Соборе Константинопольском (360 года), и восстановить низложенных ими епископов. Василий не был на Соборе Лампсакийском, но напутствовал друга своего Евтсафия и других с ним епископов своими твердыми рассуждениями о догмате, подвергавшемся пререканиям⁹⁷.

После открывшегося за тем (в 363 г.) гонения со стороны Валента на Православных и полуариан, Восточные Епископы избрали из среды себя трех посланников на Запад, которым поручили войти в общение с тогдашним Папою Римским Ливерием, подписать Символ Никейский и просить помощи у Западного Императора. Избраны были для сего друзья Василия: Евстафий Севастийский, Силуан Тарсский и Феофил Каставальский⁹⁸, – и самая мысль о соединении с Западом, для водворения мира, давно уже была в душе Василия, как писал он в начале своего епископства⁹⁹. Хотя посланным и не удалось видеть Императора, но общение с Римскою Церковью было открыто и с радостью принято на Соборе Тианском, на котором председательствовал Епископ Кесарийский, Евсевий¹⁰⁰. Конечно, с ним был и Василий, как неизменный его сотрудник в делах Церковных.

Дальнейшие распоряжения православных епископов были остановлены Валентом, который воспретил им собираться на Соборе в Тарсе. Тем не менее Василий не оставлял заботы об утверждении мира, охотно сближаясь со всеми готовыми содействовать примирению Церквей и выискивая людей способных к тому. На место Василия Епископа Анкирского, несправедливо удаленного Араианами, возведен был Афанасий, который выказывал явное нерасположение к Пресвитеру Кесарийскому и пред всеми порицал его за то, что будто бы он «пишет и сочиняет что-то вредное». Василий. Забывая личное оскорбление, искал случая искренно объясниться с ним¹⁰¹, успел привлечь его к себе, и когда он вскоре скончался (в 368 г.), то писал к осиротевшей Церкви: «на кого теперь возложим попечение о Церкви? В Ком найдем товарища в скорби, соучастника в радости?»¹⁰². – Около того же времени скончался епископ Неокесарийский Музоний; с похвальною радостью сохранял он в своей Церкви все в древнем виде, как было лет за двести или более, но не оказывал ни какого усердия к общему тогда делу восточных Епископов – примирению Церквей. Не смотря на то Василий без всякого предубеждения ценил достоинства почившего Пастыря, и только писал Неокесарийцам, чтобы они употребили все внимание в избрании ревностного к общему делу Епископа, потому что от их выбора будет зависеть или большее сближение с ними Церкви Кесарийской или совершенное разлучение¹⁰³. – Так заботился Василий о благе всей Церкви, еще будучи Пресвитером, поверяя все свои заботы и скорби другу своему, Св. Евсевию Самосатскому. Больной, почти при смерти, писал он: «Церкви в таком же почти худом состоянии находятся, как мое тело»¹⁰⁴. Вскоре лишившись ревностного сотрудника в Силуане Епископе Тарсском, на место которого Ариане выбрали из своих, он с глубоким огорчением уведомлял своего друга: «От нас отходит и Тарс, и тем это прискорбнее, что город, который, по своему положению, мог служить к соединению Исаврян, Киликиян, Каппадокян и Сириян, погиб от безрассудства двух или трех человек, между тем, как вы медлите, советуетесь, смотрите друг на друга¹⁰⁵».

Среди сих трудов, более епископских, нежели пресвитерских, Промысел Божий призвал Василия и к действительному епископскому служению. Евсевий, Архиепископ Кесарийский, после осмилетнего правления, на руках Василия скончался (в 370 г.). Василий избран не его место. Это совершилось таким образом.

Василий в то же время сделался крайне болен¹⁰⁶, и звал к себе друга своего Григория, чтобы беседовать с ним, как думал он, в последний раз. Григорий немедленно к нему отправился: но на пути узнав, что по случаю смерти Евсевия, собираются в Кесарию Епископы для избрания ему преемника, нашел слишком неблаговременным явиться теперь в Кесарии и справедливо опасался подозрений, будто он призван для того, чтобы содействовать избранию своего друга. Ему казалось, что и Василию, по их общим желаниям, надлежало уклониться от сего жребия. Изъяснив все это в письме к своему другу, он возвратился назад¹⁰⁷.

Между тем и отец Григория, Епископ Назианский, получил от собравшихся в Ксерии Епископов и от клира Кесарийского приглашение прибыть в Кесарию. Но по письму Епископов уже видно было, что это приглашение не происходило от искреннего желания: они опасались влияния всеми уважаемого Епископа Назианского в пользу Пресвитера Кесарийского – Василия, с которым издавна Григорий был в дружественных отношениях. Жители Кесарии также колебались в своих видах относительно избрания. Чернь, которой грубые пороки часто обличал Василий, богатые, которых неоднократно укорял он в жестокосердии, люди сильные, пред которыми всегда настоял он о правосудии, – все сии люди. К сожалению, имели свои причины не желать, чтобы Василий был Епископом.

Не так рассуждал Епископ Назианский: «Я не могу, отвечал он Епископам, никого предпочесть честнейшему сыну моему, сопресвитеру Василию. Кого из известных нам найдем опытнее его в жизни, сильнее словом? Кто более его украшен добродетелию во всех отношениях? Укажите на болезнь? Но вы избираете не борца, а учителя»¹⁰⁸. В то же время жителям Кесарии, клиру и монахам, знатным лицам и народу, Григорий внушал действовать со всем вниманием и беспристрастием в столь важном деле, каков выбор Епископа, и особенно для такой Церкви, какова Кесарийская, доселе при всех волнениях в целом мире сохраняющая чистоту Православия и благодать единомыслия. В таких же чертах, как и в письме к Епископам, он указывал достоинства Василия, уверяя, что никто крепче не может стоять против распространившихся мнений еретических, как Василий. «Если вы на это согласны, прибавлял Григорий, если наш выбор, как здравомысленный и правильный (потому что мы избираем вместе с Богом), одержит верх: то я с вами есмь и пребуду; скажу более – я уже возлагаю руку и уповаю на Духа. Если же вы соглашаетесь на что-либо другое, а не на это, если будете решать такие дела по дружбе и родству, и опять рука черни поколеблет строгость правил (как было при избрании скончавшегося Евсевия); то я останусь при себе»¹⁰⁹. – Тогда же Григоий приглашал в Кесарию, для участия в сем деле. Друга Василиева Евсевия, Епископа Самосатского. Не называя избираемого по имени, Григорий писал к нему только: «Мы имеем в виду мужа, которого и вы знаете; и я уверен, что если удостоимся получить желаемое, то будем иметь великое дерзновение у Бога, и призвавшему нас народу окажем великое благодеяние»¹¹⁰.

Евсевий не замедлил исполнить требование старца¹¹¹. При всем том не доставало еще одного голоса в пользу Василия, чтобы желание радеющих о благе Церкви исполнилось. Тогда решил и Григорий отправиться в Кесарию. Удрученного летами и болезнями старца несли на носилках. Но он пренебрегал все, чтобы докончить только начатое; хотел лучше умереть в пути, нежели допустить, чтобы из-за него расстроилось дело. Наконец он достиг Кесарии, пристыдил противников, решил своим голосом избрание Василия, совершил его посвящение и сам укрепился от Духа, Которым помазал новоизбранного¹¹². По истине это было торжество для столетнего старца, торжество для друга Василиева, для Церкви Кесарийской, для целой Церкви Вселенской!

Здесь мы должны обозреть поприще епископского служения Василиева. В Каппадакии было более Церквей, нежели в какой-либо другой области¹¹³. Василий имел в своей епархии до пятидесяти Хорпископов¹¹⁴, которые облегчали надзор и управление сельским духовенством. Но кроме своей епархии, Архиепископ Кесарийский, на правах Митрополита, управлял и епархиями целой области Каппадокийской¹¹⁵. Сверх того он, как Екзарх северо-восточной Малой Азии, заведовал многими другими областями. Или митрополиями. От него зависели Галатия¹¹⁶, Понт¹¹⁷, малая Армения¹¹⁸; даже и в великой Армении он рукополагал первенствующего Епископа¹¹⁹. Первые три области Василий по временам обозревал и собирал их Епископов на Соборы. В селениях Каппадокийских встречались еще язычники из числа идолопоклонников (Магнусеи); но приверженность их к своему верованию лишала всякой надежды на их обращение к истинной вере¹²⁰.

Помазанный Духом, Св. Архиепископ Кесарийский явил в себе, что он столько же наделен был даром управления (1Кор. 12:28), сколько богат был словом премудрости и разума о том же Дусе (ст. 8). Среди самых затруднительных обстоятельств он показывал такую твердость, которая свидетельствовала о необыкновенном величии его духа. Предусмотрительная осторожность и обдуманная решительность открывались во всех его распоряжениях. Его решения столько были мудры и справедливы, что становились правилами для окружающих его и для потомства.

Но как не отказывал он нуждающимся в разрешении их недоумений, так и сам не считал для себя унижением входить в совещания о значительных делах с мужами опытными и действующими по Духу Христову. Всему любил он давать свою меру¹²¹: но ревность о благе Церкви побуждала его приносить ей все на жертву, и вся жизнь его, изнуренная болезнями телесными, множеством огорчений душевных и подвигами духовного любомудрия, посвящена была Богу и Его святой Церкви.

По вступлении на престол Кесарийский, одним из первых попечений Василия было привлечь к себе тех Епископов, которые не соглашались на его избрание. Это было тем нужнее, что они выждав, пока удалились из Кесарии Григорий Назианский и Евсевий Самосатский, снова явились в Кесарию, причинили много огорчений новопоставленному Архиепископу и произвели разделение в Церкви Каппадокийской¹²²: ибо вредное влияние недоброжелательных людей распространилось на целые города и области. Даже один из родственников Василия. Епископ Григорий, не хотел иметь с ним общения¹²³. Не зная, чем укорить Св. Василия и оправдать свое неудовольствие на него, одни обвиняли его в чрезмерной строгости в отношении к уклонившимся от Православие, другие называли его слишком снисходительным к неправомыслящим. Первые клеветали на него, будто он и Епископа своего Диания, когда тот, по неосторожности, подписал еретическое исповедание веры, предал проклятию. Другие, по-видимому, не довольны были его сближением с несоглашавшимися на принятое в Символе Никейском выражение: единосущный, и желали точнее знать его учение о Духе Святом.

Находя свое поведение в отношении к Данию, неукоризненным, Св. Василий с глубокою скорбию услышал от Епископа Воспория о клевете ненавистников, раскрыл в письме к нему¹²⁴ всю истину дела, и свидетельствуясь самими клеветниками, что пребыл в общении с Дианием до конца его жизни, требовал от них доказательств на то, где, когда, при ком он проклинал своего Епископа? В другом письме к некоторым инокиням, он изобразил, посему заслуживают некоторого снисхождения люди, не отвергающие учения о единосущии Сына Божия с Отцjм. Но сомневающиеся в точности выражения; впрочем при этом он изъяснил также, что не следовать Отцам и их решения не ставить выше собственного мнения – есть дело, достойное осуждения, как дело гордости; показал всю важность сего речения: Единосущный, и кратко раскрыл свое учение о Духе Святом¹²⁵.

Разрушая силою истины сплетения лжи, с благодарностию принимая должные изъявления зависимости от подчиненных Епископов¹²⁶ и благожелательные приветствия от посторонних¹²⁷, Василий не хотел, однако же, никого привлекать к себе угодливостью, или какими-нибудь поступками неблагодарными. Он не хотел действовать хитростию, но постепенно покорял себе противников своим благорасположением, мудрым управлением, умом и добродетелями¹²⁸. Это в особенности открылось, когда брат его, Григорий, в последствии Епископ Нисский, желая примирить его с дядею, Епископом Григорием, доставлял Василию письмо, будто бы написанное самим дядею в знак примирения. Василий принял это с великою радостию и показывал письмо своим друзьям. Но вскоре открылось, что письмо это подложное. Василий сильно огорчен был обманом. Не смотря на то, чрез служителя Григориева доставлено было Василию и другое, потом и третье письмо от того же дяди, также подложные. Тогда Василий нашел нужным с силою изъяснить своему брату, как не пристойны такие меры и как неуместна его простота в таком деле. «Если достоуважаемые Епископы, писал он к Григорию. Действительно соглашаются принять меня; то им надлежало бы уведомить о назначенном месте и времени и пригласить нам чрез своих людей. Как не отрекаюсь я сблизиться с моим дядею, так не потерплю, чтобы не было к тому приличного приглашения»¹²⁹. Наконец решился Василий написать и к своему дяде, полное любви и готовности к примирению, письмо, в котором, смиренно признавая его немаловременное молчание наказанием за свои грехи, просил возвратить ему свою прежнюю любовь. «Ежели есть какое для меня утешение во Христе, – писал он – ежели есть общение духа; ежели есть милосердие и сострадательность: исполни мою просьбу, окончи этим ми скорби, положи какое-нибудь начало делам более отрадным в последствии, сам руководя к лучшему, а не последуя другим в том, в чем не должно. Доколе разделение будет давать место клеветам, дотоле необходимо будут возрастать подозрения все хуже и хуже. Если и тем (другим Епископам) не прилично презирать меня, то всего более – твоей честности. Ибо если я и погрешаю в чем. То буду лучше, когда меня вразумишь: а этому нельзя быть без свидания. Если же я ни в чем не виноват, то за что ненавидишь?... Итак своим прибытием, или письмом, или приглашением меня к себе, или каким хочешь способом утешь мою душу»¹³⁰. Письмо это не осталось без действия, вызвало благоприятный ответ, повело к сближению сперва с Григорием¹³¹, потом и с прочими недоброжелателями Василия. «Каждый, – говорит Св. Григорий – приносил свое извинение Василию, и сколько прежде оказывал вражды, столько теперь благорасположения и преуспеяния в добродетели, в которой одной и находил для себя самое сильное оправдание»¹³².

Действительно, добродетели, строгой добродетели требовал от сопастырей ревностный Архипастырь Христов. Узнав, что некоторые из Епископов берут с рукополагаемых деньги, прикрывая свое беззаконное дело тем, что берут сии деньги после посвящения. А не до посвящения, Василий строго подтвердил об удалении от сего греха, угрожая, в противном случае, удалением от алтаря, на котором должны быть возносимы чистые жертвы чистыми руками¹³³. Равным образом Св. Василий старался истребить и другие вкравшиеся беспорядки. Некоторые священники избирали себе с причт, кого хотели, часто людей недостойных, стараясь этим укрыть своих знакомых, или родных, от военной службы; а оттого трудно было выбирать достойных служителей Церкви и для высших степеней. Это происходило от невнимательности Хорепископов, которые должны были смотреть за выбором достойных причетников и поверять его правильность. Возобновляя древний порядок, Василий требовал от всех Хорепископов, чтобы доставлены были ему списки всех причетников сельских, с показанием, кем кто произведен и какой жизни; притом предписал всех принятых доселе подвергнуть вновь испытанию в рассуждении их достоинства, и недостойных обратить в число мирян; но и достойных не причислять к клиру без утверждения самого Архиепископа¹³⁴. Распоряжения сии показывают, что заботливость Архипастыря простиралась на всех, от первого служителя алтаря до последнего. Укажем еще на третье его распоряжение, относящееся также к началу его правления епископского. Согласно с церковными правилами, подтвердил он лицам духовного звания не иметь при себе посторонних женщин. Под каким бы то ни было предлогом. Он писал к семидесятилетнему пресвитеру¹³⁵: «Я не думаю, чтобы в таких годах жил с женщиною по страсти; и не по какому-нибудь беззаконному делу я постановил сие определение. Но потому, что научен Апостолом не полагать претыкания брату в соблазн (Рим. 14:13)». При такое попечительности Василия о клире своей Церкви, духовенство Кесарийское возвысилось до такой степени, что посторонние Епископы и города просили у Василия его пресвитеров для своих церквей. Или для назначения на кафедры епиcкопские¹³⁶.

Когда внутренние дела Церкви Кесарийской мало по малу начали приходить в порядок, Василий поспешил возобновить свои прежние заботы об умиротворении Церкви Вселенской¹³⁷. Важность сана епископского, значение Кесарийкого престола теперь открывали ему более способов и вместе возлагали на него новую обязанность трудиться в сем деле. Гонения на Православных, после того, как Император Валент укротил мятеж, день от дня усиливались и поневоле заставляли их искать посторонней помощи¹³⁸.

Сначала думая ограничиться одними теми средствами, какие открывались для сей цели на Востоке, Св. Василий отнесся было к своим друзьям при Дворе¹³⁹, чтобы узнать, нельзя ли через них выпросить у Императора свободу заточенным, вероятно, Мелетию и другим. Но те отвечали, что при настоящем положении дел, надобно благодарить Бога и за то, что состояние Православия еще не хуже¹⁴⁰. Тогда Св. Василий обратил взор свой на западных Епископов. Незадолго пред тем они успели низложить сильных защитников арианства: Епископов Валента и Урзация (в 368 г.), даже Авксентия, Еписк. Медиоланского (в 370 г.). Потому Василий думал, что если Западные захотят оказать столько же ревности и в отношении к Церквам восточным, то могут расположить в пользу Православия на Востоке своего Императора и чрез него подействовать на Валента. Подобна как прежде (в 348 г.) успели расположить Констанция в пользу Св. Афанасия чрез западного Императора Констанса.

Чтобы привлечь Западных Епископов к участию в сем деле, Василий нашел нужным обратиться к Св. Афанасию Александрийскому, которому труды его в пользу Православия приобрели всеобщее уважение, как на Востоке, так и на Западе. Сообщая ему свой план, как сын отцу, Архиепископ Кесарийский убедительнейше просил его содействовать. «Давно и я, – писал Василий – по своему посредственному разумению дел, вижу, что один остается способ помочь нашим Церквам – соглашение с западными Епископами. Если бы они захотели оказать такую же ревность и в отношении к нам, какую явили относительно одного или двух зараженных лжеучений на Западе; то, может быть, была бы какая-нибудь польза для общих дел: поскольку Императоры уважили бы справедливое требование столь многого числа, а за ними беcпрекословно последовали бы и народы каждого». «Кто же, – продолжал Василий – кто же способнее твоего благоразумия привести это в исполнение? Кто проницательнее может видеть нужды Церкви? Кто искуснее может употребить полезные меры? Кто сострадательнее к бедствиям братий? Кто пользуется таким уважением на Западе, как ты, досточтимый старец?» Призывая таким образом Св. Афанасия к соучастию, Василия просил его послать от себя на Запад людей сильных в здравом учении, изобразить им бедствия, угнетающие Восток, и наставить, как им действовать.

Что же касается до состояния Антиохийской Церкви, которой паства разделена была между двумя Епископами – Мелетием, находившемся в изгнании, и Павлином, то Василий полагал, что Архиепископ Александрийский может и сам собою привести дела ея в порядок. «Только нужно, – писал он – одним оказать снисхождение, других успокоить. Между тем восстановление спокойствия в Антиохии может иметь благоприятное влияние и на дела всего Востока».¹⁴¹ Но полагая, что не довольно еще ясно раскрыл нужды Церкви Антиохийской, Василий вторым письмом с тем же посланным, диаконом Антиохийским Дорофеем, сообщал, что весь Восток желает видеть Мелетия снова управляющим Церковью: потому что он и по вере не укоризнен, и по жизни ни с кем не может быть сравним.¹⁴²

Хотя Св. Афанасий и не отрекся от участия в благотворном предприятии Архиепископа Кесарийского, но опытный старец нашел нужным наперед удостовериться в общем расположении Восточных Епископов к такому соглашению, которое должно быть основано на единомыслии в вере. Он знал, что и после первого посольства в Рим, когда приступили к рассуждению о Вере, вдруг тридцать четыре Епископа провинции Асийской отказались допустить в символе выражение: Единосущный.¹⁴³ Зная притом расположение Западных к совместнику Мелетия. Павлину, Св. Афанасий затруднялся сам собою решил и дело Церкви Антиохийской в пользу Мелетия. Он послал наперед в Кесарию пресвитера своего Петра. Для личного совещания с Василием и для примирения разномыслящих.

С радостию принял Василий доброго посланника. Меры к соглашению прочих Епископов по большей части не остались без успеха. Медливших пристать к общему союзу Василий побуждал представлением увеличивающейся опасности их разъединенного положения¹⁴⁴. Восточные Епископу требовали только, чтобы Западные, для уничтожения всяких сомнений, согласились осудить лжеучение Маркела, Еп. Анкирского, который, хотя и защищал православное учение вместе с с Афанасием на Соборе Никейском и сам защищаем был Западными от Ариан на Соборе Сардийском, но в последствии своими сочинениями подал повод к обвинению его в Савеллианизме: ибо, по словам Св. Василия, утверждал, что Единородное Слово ни до исхождения Своего из Отца, ни по возвращении к Отцу не имеет ипостасного бытия.

После взаимных совещаний¹⁴⁵, Василий, соображаясь с обстоятельствами, признал за лучшее просить Папу, чтобы он тайно прислал на Восток людей опытных и кротких, для вразумления остающихся упорными, и доставил точные сведения обо всем, что сделано на Западе к уничтожению последствий несчастного Риминского Собора¹⁴⁶. Все заставляло действовать, как можно, осторожнее: ибо в Кесарии уже явился арианский епископ, славившийся ученостию, Евиппий, и опасались прибытия еще единомысленных с ним епископов из Армении и Киликии¹⁴⁷.

В то же время Св. Василий просил Афанасия напутствовать отправляемого на Запад диакона Дорофея своими молитвами и письмами, приобщив к нему несколько людей, способных к таким делам, от себя; притом настоятельно объяснял, почему нужно осуждение Маркеллова лжеучения. «Чрез это, – писал он, – здравомыслящие скорее соединятся с твоею святостию, а храмлющие в правой вере пред всеми откроются. Мы будем знать единомысленных с нами¹⁴⁸».

Между тем, как Василий вступал в сношения с отдаленным Западом для умиротворения Церкви, открылась опасность разделения вблизи его, между самыми Православными. Друг истины – Василий готов был положить за нее душу свою; но согласно с учением той же истины, он не считал позволительным самому вызываться на опасности, когда можно было избегать их без вреда для истины. Незадолго пред тем из лжеучения арианского развивалось духоборческое, и наглые прения о Божестве Сына Божия заменились не менее жаркими спорами о Божестве Духа Святого. Это новое лжеучение разделяли не только Ариане, но и многие из полу-ариан. Василий в других случаях многократно, – и всенародно и наедине с своими друзьями, исповедовал Духа Святого Богом, принимал на себя страшные заклинания, что если не будет чтить Духа единосущным и равночестным Отцу и Сыну, то да лишен будет Св. Духа. Но теперь, заботясь о присоединении полу-ариан к православию, почитал за нужное, доказывая из Писания и силою умозаключений, что Дух Святый есть Бог, до времени помедлить употреблением сего речения, прося у самого Духа и у искренних поборников Духа не огорчаться его осмотрительностью. В такой силе он проповедовал в церкви, в праздник Св.Евпсихия (7 сентября), окруженный Арианами (вероятно, Евиппием и его сообщниками). Мудрая осторожность тем более была необходима в сие время, что враги его уже условились, за одно речение о Духе Святом: Боге, изгнать Василия из Кесарии и овладеть его престолом¹⁴⁹. Но эта осторожность не нравилась неумеренным ревнителям Православия. Один из иноков Назианских, бывших при этой проповеди, возвратившись в свой город, по случаю разговора о Василии и Григории, на пиршестве, начал явно. В присутствии самого Григория, порицать своего Архиепископа за уклончивость, а друга его за потворство. «Пусть превозносят их за другие достоинства, говорил нерассудительный судия, и я о том не спорю; но не уступлю им самого главного. Напрасно хвалят Василия за православие, напрасно и Григория: один предает Веру своими словами, другой тем, что его держится». Такой резкий и совершенно несправедливый отзыв был принят и прочими собеседниками и даже некоторыми из близких к Василию иноков Назианских, сколько Григорий ни старался защитить своего друга современными обстоятельствами и ужасными последствиями для Церкви, ежели желания еретиков сбудутся. Смущенный Григорий, которому Василий предоставлял свободнее и открытее защищать истину, сообщая ему о происшествии Назианском, просил наставления, как ему после того учить о Духе Святом, каких держаться выражений, каких избегать¹⁵⁰. Василий с огорчением принял это известие; не хотел защищаться против клеветы в измене Православию, порицая беспокойного инока за то, что выдумывает, чего не слыхал, и толкует то, чего не понимает; вместо всех наставлений он звал Григория к себе, обещая вскоре на самом опыте доказать свою верность истине¹⁵¹. Но Василия защищал пред иноками Св. Афанасий, как скоро услышал о их неудовольствии на своего Архиепископа. «Я уверен, – писал он к одному иноку, – что Василий кажется немощным для немощных, да немощныя приобрящет; и наши возлюбленные братия, смотря на цель его истины и приспособление к обстоятельствам, должны прославлять Господа за то, что Он даровал Каппадокии такого Епископа, какого желала бы иметь всякая страна».¹⁵²

Обстоятельства действительно угрожали Василию еще большею опасностию. Ждали в Кесарию самого Валента; Евиппий был только предвестником его прибытия. Доходили слухи о бедствиях, понесенных Православными в Вифинии и Галатии. Василий готовился самым делом представить клеветникам опровержение против их обвинений в измене Православию. Самое меньшее, чего он ожидал себе, было изгнание и заточение.¹⁵³

Приготовляясь к борьбе с врагом сильным, Василий окружал себя людьми, способными противодействовать ему оружием слова и истины. Потому он звал к себе Григория, которому предлагал старейшинство между пресвитерами и второе место после себя в Кесарии¹⁵⁴. К этому же времени относится и посвящение другого Григория, брата Василиева, в Епископа. И прежде Василий приглашал его к соучастию в трудах епископского служения¹⁵⁵. А теперь настоятельно, против воли его самого, по согласию с прочими Епископами, поставил его Пастырем города Ниссы в Каппадокийской области¹⁵⁶. Сам он прежде наставлял своего брата в предметах спора между еретиками и православными¹⁵⁷: теперь хотел видеть его споборником Православия против еретиков.

Но вероятно, в то самое время, как Василий отлучался из Кесарии для поставления Григория, достигло до него известие о разделении Каппадокии, по гражданскому управлению, на две провинции. Главным городом новоопределенной области назначен был Поданд. Кесария, лишенная прежних выгод, пришла в уныние, опустела. В городе осталось не более трети жителей. Одни должны были ехать в новооткрытый главный город, другие разбежались. Граждане Кесарийские обратились к своему Архипастырю. Если не за помощью, то, по крайней мере, за утешением. Василий по долгу Пастыря, не отказывался и от ходатайства за рабов, искавших у него покровительства¹⁵⁸: тем менее мог оставить в пренебрежении просьбы своих сограждан и сынов своей Церкви. Он писал с пути и из Кесарии к разным лицам, сильным при Дворе, об отвращение неожиданного бедствия¹⁵⁹. И если не успел чрез них исходатайствовать отмены императорского распоряжения, по крайней мере, достиг того, что вместо незначительного и невыгодного по местоположению Поданда, новое управление переведено в Тиану.

Наконец, в исходе 371 года. Прибыл в Кесарию первый сановник Империи, Префект Претории, Модест, которому поручено было до прибытия Императора расположить Василия к общению с Арианами. Беспрекословный исполнитель самых несправедливых приказаний своего повелителя, низкий ласкатель¹⁶⁰, по вере арианин, Модест немедленно приступил к своему делу. Он вызвал к себе Василия, и не удостоив Православного Архипастыря имени Епископа, первый вопрос предложил ему: «Для чего ты, Василий, противишься Государю, и один из всех остаешься упорным? Для чего не держишься одной веры с царем?» – «Не того требует мой Царь, – возразил Василий, – Не могу поклониться твари, потому что сам я Божия тварь». «Что же мы, по-твоему? – спросил Модест, – Или ничего не значим?» «Ты Префект, – отвечал Василий, – и притом из знатных, однако же, не выше Бога. И для меня важно быть в общении с вами: почему и не так? И вы Божия тварь. Но не важнее, чем быть в общении со всяким другим из подчиненных вам». Раздраженный Модест начал угрожать ему различными наказаниями: отнятием имущества, изгнанием, истязанием, смертию. Но неустрашимый Святитель отвечал: «Если можешь, угрожай чем-нибудь другим: а этого я не страшусь. Кто ничего у себя не имеет, у того нечего описывать; разве потребуешь и этого волосяного рубища и немногих книг, в которых все мои пожитки. Изгнания не знаю: потому что не связан ни каким местом. И то, на котором теперь живу, не мое, и всякое другое, куда меня ни кинут, будет мое. Лучше же сказать, везде Божие место. А истязания что возьмут, когда нет у меня тела? Смерть же для меня благодеяние: она скорее препошлет меня к Богу, для Которого живу и тружусь, для Которого большею частию себя самого я уже умер и к Которому давно поспешаю». Модест приведен был в изумление таким непостижимым для него величием, для которого нет ничего страшного на земле. «Доселе никто так не говорил со мною», – сказал Префект Василию. Но смиренный Архипастырь, как будто дело шло о чем-нибудь обыкновенном, спокойно отвечал: «Может быть, ты не встречался ни с одним Епископом».¹⁶¹ Тогда переменив оружие, Модест начал склонять его льстивыми словами. «Не почитай за маловажное , – говорил он Василию, – что великий Император хочет соединиться с твоею паствою. Согласись называться и его учителем, и не противься его воле. Он хочет немногого: только чтобы исключено было из Символа слово: Единосущный». «Конечно, – отвечал Василий, – желание Императора вступить в общение с Церковью весьма важное дело: ибо важно спасение души; но допустить исключение из Символа хотя бы и одного слова или прибавить что-нибудь к нему, или даже переменить в нем порядок, никак не соглашусь».¹⁶² После того, отпуская Василия, Модест советовал ему еще подумать о предложении. Но Василий отвечал: «Я и ныне и завтра таков же».¹⁶³

Вероятно, вскоре за тем прибыл в Кесарию Император со своим Двором. Модест не замедлил сообщить ему о безуспешности своего предприятия. Но угодливые придворные не теряли еще надежды победить Василия прениями. Для сего приглашено было много высших чиновников Двора; избран противников Василию Демосфен, главный повар Императора; явился и Модест. Но противник Василия оказался столько слаб, что и свои не могли приписать ему победы. Нашли нужным прибегнуть к угрозам, еще более сильным, нежели прежние. Но все было напрасно¹⁶⁴. Царедворцы советовали Императору употребить против Архиепископа Кесарийского открытую силу: но Валент не согласился, и с сего времени искал случая видеться и беседовать с ним, не унижая, впрочем, себя до признания его победы над собою.

Настал праздник Богоявления Господня (372 г.). Император отправил слушать Литургию в православную церковь, где совершал служение Василий¹⁶⁵. Благолепие храма, благочиние священнослужения, благоговение Василия произвели на Валента такое впечатление, какого не испытывал он никогда. Смущение его еще более увеличилось, когда никто из священников не хотел принять даров, принесенных им алтарю: потому что не знали, примет ли их Василий. Валент едва не упал, и только рука одного из служителей алтаря поддержала его. При этом случае Валент не мог беседовать со Святителем. Для сего посетил он еще раз церковь Кесарийскую, был приглашен Василием в алтарь, и слышал от него, как говорит свидетель их беседы, Божии глаголы¹⁶⁶.

После сего, казалось бы, надлежало прекратиться все гонениям против Василия. Он одержал верх над Арианами, ввиду целой Церкви. Но епископы арианские успели снова овладеть расположением Валента, и он, еще не выезжая из Кесарии, уже готов был подписать приговор об изгнании Василия; а Василий готовился к отъезду. В эту пору единственный сын Императора Галат вдруг сделался болен горячкою. Император отложил утверждение приговора; занялся болезнью сына. Вскоре она усилилась до такой степени, что напрасны были все пособия человеческие, – ничего не помогали и молебствия его арианских епископов. Тогда Валент невольно признал в сем происшествии действие карающей руки Божией; призвал к себе Василия чрез друзей его, и просил у его веры помощи больному. С пришествием Василия болезнь Галата облегчилась¹⁶⁷.

Подобными обстоятельствами и Модест принужден был прибегнуть к Василию, и нашел у него помощь¹⁶⁸. Хотя этот случай не сделал его лучшим для Церкви; но с сего времени мог писать к нему Василий, когда имел нужду ходатайствовать пред ним за других.¹⁶⁹

«Так спасена была Каппадакия, и одна только Каппадакия от общей участи Церквей, – говорит Св. Григорий Нисский, – и от этих искушений спас ее великий наш заступник Василий.¹⁷⁰События Кесарийские, сделав имя Василия славным во всей Империи, имели и другое благоприятное влияние на дела Церкви. С одной стороны предшествовавшая опасность, с другой настоящее торжество Василия приобрели ему новых друзей мира. Некоторые Епископы, прежде уклонявшиеся от предпринимаемых сношений с Западом, изъявляли теперь готовность приступить к сему союзу, требуя только того, чтобы наперед написал к ним Афанасий, посредник мира. Василий немедленно уведомил Св. Афанасия о таком благоприятном расположении умов и просил прислать от себя общее ко всем послание о примирении, обещая не прежде вручить оное ищущим мира, как получив от них взаимный ответ¹⁷¹, хотя сам еще не был уверен в успехе своей просьбы.

Вместо ответа получены были от Афанасия письма, присланные к нему с Запада, в следствие сношений Василия с Дамасом. «Что же касается до самого Афанасия, – писал Василий к Мелетию, – то по моим письмам нельзя было дать движения делу, или сделать что нужно, если он каким-нибудь образом не получит писем и от вас, прежде уклонившихся от общения с ним. Об нём говоря, что он весьма расположен быть с нами в союзе, но скорбит о том, что и тогда (при Иовиниане в Антиохии) был отпущен без общения, и доселе обещания остаются бесплодными»¹⁷².

Письма западных Епископов также были не удовлетворительны. Сам Дамас и не удостоил Василия ответом. Вместо требуемых Епископов прислан был диакон Савин, с письмами от Епископов Иллирийских, Италийских и Галльских; к письмам приложено было определение Собора Римского, не задолго пред тем бывшего, которым отвергались все другие символы, кроме православного Никейского¹⁷³.

Из всех сих писем Василий видел одно, что нужно самим Восточным соборно писать на Запад, и склонял к тому Мелетия¹⁷⁴. Сам же писал к Валериану, Епископу Иллирийскому, и к Епископам Италийским и Галльским, не считая нужным отдельно писать к Дамасу. А потом, вероятно, по поручению Мелетия, писал к Епископам западным и от лица тридцати двух Епископов Восточных¹⁷⁵, в числе которых встречаются имена Евсевия Самосатского, Григория Назианского, Григория Нисского и некоторых Армянских Епископов¹⁷⁶.

Весьма трогательно это послание, в котором изображены все скорби Церквей Восточных. «И один вздох, – пишут Епископы, – облегчает грудь несчастного, слеза утоляет скорбь. Но нам остается еще утешение – высказать вам наши страдания; нас еще оживляет надежда – подвигнуть вас на помощь нам, хотя эта надежда, по праведным судам Божиим, доселе еще не оправдывалась». Умоляя поспешить помощию, страждущие изображают состояние Востока в самых жалких чертах: «Не одной Церкви угрожает опасность; не две, не три подверглись этой жестокой буре. Почти от пределов Иллирика до Фиваиды злая ересь захватывает все. От того превращены догматы благочестия, изглажены уставы Церкви. Любоначалие людей, не боящихся Бога, восхищает престолы, и председательство церковное явно предлагается в награду за бесчестие. Исчезает честность священническая; оскудели пасущие стадо Господне в ведении; стяжания бедных иждиваются любоначальствующими на собственные прихоти и на дары другим. Исчезла строгость правил, дана широкая свобода грешить. Достигшие начальства по человеческой благосклонности, тою же благосклонностию платят за услугу, позволяя грешащим все делать к своему удовольствию. Не стало суда праведного; всякий ходит по желанию своего сердца. Развращение не знает пределов; народы вышли из повиновения; Предстоятели не имеют дерзновения. Стяжавшие себе власть чрез человеков сделались рабами оказавших им милость. У некоторых и защищение Православия обратилось в оружие взаимной брани; скрывая свою вражду, они дают ей вид поборничества по благочестию. Другие, избегая обличения в самых постыдных делах, поощряют народ к взаимным ссорам, чтобы общими пороками прикрыть свои. Этим поддерживается непримиримая брань: виновные в делах беззаконных боятся общего мира, чтобы он не открыл их постыдных тайн. Этому смеются неверующие; оттого колеблются маловерные; вера стала сомнительною; в умах невежество разливается оттого, что искажающие учение злонамеренно подражают истине. Умолкли уста благочестивых; развязан всякий хульный язык; осквернена святыня; здравомыслящие убегают домов молитвенных, как училищ нечестия, и в пустынях со стенаниями и слезами воздевают руки ко Господу, сущему на небесах».

Изобразив так живо состояние Церкви, Епископы Восточные униженно просили своих собратий Западных прислать несколько доверенных людей для составления обще с ними Собора, который бы примирил разномыслящих, утвердил Православие и мог иметь влияние на всех самым большинством голосов¹⁷⁷.

Василий полагал, что все нужное сделано¹⁷⁸. Письмо это, равно как и прочие, отправлены были с тем же диаконом Савином, который принес письма с Запада. Но какие были последствия сих сношений? На другой год Василий писал к Евсевию Самосатскому, который наиболее разделял с ним желание умиротворения Церкви: «Пресвитер Евагрий, возвратившись ныне из Рима, требует от нас письма, которое бы содержало слово в слово то же, что написано у них, а наши принес к нам назад, потому что они не понравились тамошним слишком строгим епископам; притом он советует отправить посольство из людей стоющих уважения, чтобы таким образом дать благовидный случай к признанию наших Церквей»¹⁷⁹. От чего Западные оказали так мало участия в судьбе Восточной Церкви, – это объясняет сам же Василий. При возобновлении предпринятого соединения с Западом, когда некоторым хотелось отправит в Рим брата Василиева, Григория Нисского, Василий писал: «Человек внимательный к достоинствам других почтит и дорого будет ценить знакомство с ним (с Григорием); а от свидания человека высокого, превознесенного, сидящего где-то так высоко, что не может слышать говорящих ему истину с земли (здесь Св. Василий разумеет Папу Дамаса), с таким мужем, которого нрав чужд рабской лести, какая будет польза для общего дела?»¹⁸⁰ Из этого видно, что́ было причиною безуспешности сношений восточных Епископов с западными.

В то время, как производились сии сношения, Св. Василий обременен был заботами другого рода. Разделение Каппадокии на две области возбудило желание в Епископе главного города второй Каппадокии, Анфиме, отделиться от Архиепископа Кесарийского, образовав особый округ управления и быть митрополитом. Правила церковные отнюдь того не требовали, чтобы с разделением провинции разделялась и митрополия. Но в пользу Анфима служили несогласие некоторых епископов Каппадокийских с Василием в вере, умеряемое только тем, что они боялись народа, личное нерасположение их к Василию, питаемое со времени его избрания, и зависть к его достоинствам¹⁸¹. Это разделение сопряжено было с обыкновенными делами насилия. Властолюбие соединилось в Анфиме с корыстолюбием, хотя и то и другое умел он извинить благовидными причинами. Василий требовал, чтобы древний порядок управления был соблюдаем неизменно; но, не имея никакой подпоры и радея единственно о мире, уступил властолюбию, склоняемый к тому и другом своим Григорием¹⁸², а между тем старался обратить во благо для своей паствы и самое бедствие тем, что умножил престолы епископские в оставшейся за ним области Каппадокийской. Кроме того, что этим вознаграждалась утрата, понесенная митрополиею Кесарийской при уменьшении числа предстоятелей, от умножения Пастырей надлежало ожидать большего попечения о пастве. На одну их сих новооткрываемых кафедр – в местечке Сасимы, которое находилось на пределах двух митрополий, Св. Василий вознамерился возвести друга своего Григория. Оправдывая назначение его на такое незначительное место, Св. Василий писал к другому своему другу, Св. Евсевию, Епископу Самосатскому: «И я желала бы, чтобы брат Григорий управлял Церковью, соответствующей его дарованиям. Но такою была бы вся Церковь под солнцем. Во едино собранная. Поскольку же это невозможно, то пусть будет ое Епископом, не от места получающим честь, но место украшающим собою»¹⁸³. Сам Григорий, сколько ни больно было для него сначала покориться сему избранию, сознавал в последствии, что Василий рассуждал в сем случае выше, нежели по-человечески, потому решился принести дружбу в жертву духу¹⁸⁴. Действительно, Василий видел нужду употребить некоторое насилие, чтобы открыть Григорию высшее служение, нежели пресвитерское; того требовало благо целой Церкви. Имея это в виду, он оставил в стороне все прочие человеческие побуждения¹⁸⁵.

Между тем Анфим хотел воспользоваться тем, что Григорий жаловался на это назначение, и привлечь его на свою сторону¹⁸⁶. Но Григорий вместо того, чтобы питать взаимные неудовольствия, принял на себя дело примирителя между самими митрополитами. Он уведомил Василия о желании Анфима окончить дело на общем совещании с прочими Епископами. Василий и сам не был далек от примирения¹⁸⁷. Таким образом не прошло и полугода в этих несогласиях между престолами Кесарийским и Тианским, как они были прекращены соборным рассуждением¹⁸⁸.

Но если любовь крепкая, основанная на искреннем единомыслии в вере и общем стремлении жить только для Бога и его Церкви, может выдержать и тяжкие искушения: то любовь лицемерная человека переменчивого, не дорожащего святостию веры, носящего только наружность строгого благочестия, легко колеблется, без всяких внешних потрясений, от собственной своей слабости. Так было с Евтафием, Еп. Севастийским, которого мирские виды склонили перейти от гонимых Православных на сторону господствующих Ариан. Он не был и прежде из числа искренних приверженцев Православия, но умел закрывать все недостатки своего исповедания строгостию внешней жизни. Пред ним открыта была вся душа Василия, как пред искренним другом. Но с изменой Евстафия Православию должны были перемениться и отношения к нему Василия. Эта измена так была неожиданна для Василия, что долго он не хотел верить в ее действительность. Первые слухи об этом распространились (в 372 г.) в Армении (малой), где Евстафий основал многие монастыри¹⁸⁹. Особенно вооружен был против него Митрополит Армянский, Феодот Никопольский, ревностный по Православию, но не всегда умеренный в своей ревности. Василий получил от него приглашение прибыть в Фергам на праздник Мучеников, где предполагалось вместе решить, должно ли оставаться в общении с Евстафием. Зная характер Феодота, Василий не хотел туда идти один, но звал с собой Епископа Самосатского, Евсевия, общего друга своего и Евстафиевого¹⁹⁰. Но по краткости времени, оставшегося до праздника, не дождавшись ответа от Евсевия, оставил Кесарию с тем, чтобы на пути посетить самого Евстафия, точнее увериться в его образе мыслей, и отсюда, смотря по известиям от Евсевия, распорядиться дальнейшим путешествием.

Василий предложил Евстафию обвинения в неправославии, какие приводил Феодот. Оказалось, что слухи не были не основательными. Св. Василию нужно было употребить целые два дня, чтобы привести Евсевия в совершенное единомыслие с собою. Но достигши сего, он уже не считал несправедливым продолжать с ним общение. Оставалось потребовать от него утверждения православного Символа. Василий хотел предоставить общему совещанию с Феодотом, какого именно исповедования требовать от Евстафия. – Между тем Феодот, узнав о сношениях Василия с Евстафием, он не зная цели их, так огорчен был этим, что не хотел более приглашать Василия к предстоящему празднеству, подозревая его самого в неправильном единомыслии с Евстафием. Так как притом Евсевий отказался идти в Фергам¹⁹¹, то и Василий на этот раз отложил свое путешесвтие в Армению, и таким образом с половины пути возвратился в Кесарию.¹⁹²

В это время, чрез военачальника Теренция, который тогда находился с войсками в Армении и с успехом защищал ее от Персов¹⁹³, Василий получил повеление от Императора устроить дела Армянских Церквей вместе с Митрополитом Никопольским Феодотом и дать им Епископов¹⁹⁴. Поэтому он снова должен был отправиться в Армению, и прежде всего находил нужным объясниться с Митрополитом о своих сношениях с Евстафием и уверить его, что Епископ Севастийский во всем с ними единомыслен. Феодот напротив утверждал, что Евстафий, после совещания с Василием, хвалился пред учениками своими, что ни в чем ему не уступил. Оставалось единсвтенное средство для решения спора: предложить Евтсафию православный символ для утверждения. Согласившись в этом, Василий и Феодот должны были вместе приступить к исполнению дела, возложенного на них Императорм. Но Феодот и после того удалялся общения с Василием, не допускал его даже до общих вечерних и утренних молитв в своем городе Никополе и отказался идти с ним в город Саталу¹⁹⁵, для устроения дел тамошней Церкви¹⁹⁶. Изнуренный отдаленным путешествием, еще более огорченный враждою Феодота, Василий принужден был опять возвратиться в Кесарию без желаемого успеха¹⁹⁷.

В следующем (373) году дела Армянской Церкви¹⁹⁸ снова вызвали Василия в Никополь. Это путешествие должно было решить и его отношения к Евстафию. На Соборе Никопольском составлено было исповедание Веры, которое должен был подписать Евстафий. Оно содержало в себе, кроме Символа Никейского, дополнительное определение учения Церковного о Духе Святом, и прямое осуждение лжеучения Маркелла и Савеллия¹⁹⁹. Василий сам принял на себя труд передать его Евстафию для подписания. Евтсафий подписал. После того назначено было место и время для нового Собора, на который должен был прийти Евстафий для утверждения взаимного мира со всеми прочими Епископами. Но Евстафий не являлся; а сообщники его прямо обвиняли Василия, будто он проповедует новую Веру, и ни за что не соглашались допустить своего Епископа до общения с ним. Его сторону принял еще Епископ Каставальский Феофил. Василий со стыдом должен был распустить собрание²⁰⁰; впрочем он не терял надежды удержать Евстафия в общении с Церковью, – полагая, что его отчуждение более зависит от учеников его, нежели от него самого, – и готов был пожертвовать своею жизнью, чтобы только потушить пламень вражды.

Но если Василий желал мира, то мира истинного: потому он не был доволен уклончивым ответом Евстафия, присланным к нему чрез Евсевия Самосатского. «Если ты, – отвечал Василий на ходатайство Евсевия, – пришлешь мне прямые ответы (Евстафия) на предложенные вопросы (о Символе Никейском. О Духе Святом): то я виноват во всем; я принимаю на себя вину всего. Тогда требуй от меня доказательств смирения. Если же этого не будет, то прости мне, боголюбезнейший Отец, я не могу в лицемерии приступать к жертвеннику Божию²⁰¹».

Не долго ожидали прежние друзья Евстафия, чем он покажет себя. Вскоре он удалился в Киликию, где господствовало арианство, и там издал символ, – как говорит Св. Василий, – достойный только Ария или единомысленного с ним ученика Ариева²⁰². Между тем, желая показать своим новым единомысленникам, что между им и Василием уже не может быть сближения, послал в Кесари своего хорепископа с письмом о разрыве общения²⁰³. Причиною своего отделения от Василия Евстафий выставлял, будто Василий находится в общении с еретиком Аполлинарием, и проводил в доказательство письмо василиево в Аполлинарию, писанное назад тому лет двадцать, еще мирянином к мирянину. Сверх сего обвинял Василия в том, будто он проповедует новое учение о Духе Святом, когда исповедует Его равночестным Отцу и Сыну²⁰⁴. Не довольствуясь сим, Евстафий не только в Каппадокии, но и по всему Понту, Галатии, Вифинии, даже до Геллеспонта распространял враждебные письма, в которых обвинял Василия в таких пороках, каких чужда была его святая душа²⁰⁵.

Первое письмо Евстафия о разрыве мира так глубоко поразило Василия, что он не в состоянии тогда был ничего отвечать, и едва, как писал сам, не сделался человеконенавистником; всякое благорасположение другого казалось ему подозрительным; он не видел ни в ком истинной любви²⁰⁶. Но он не платил врагам своим злом за зло, смиренно принимал все, как праведный гнев Божий за его грехи. Все его мщение состояло в том, что он близким к нему Пастырям и инокам объяснил, почему Евстафий обвиняет его в связи с Аполлинарием²⁰⁷. При этом он свидетельствовался Богом, что с Аполлинарием никакой переписки не имел, за исключением одного вышеупомянутого письма, и даже сочинений его никогда не читал. «Тому, кто хочет разорвать дружбу с братом, – писал Василий, – много нужно заботы, много бессонных ночей, много слез, чтобы испросить у Бога познание истины».²⁰⁸ И Василий свято исполнял сие правило; более двух лет молчал он, не обличая открыто своего прежнего друга, так неверного и дружбе и истине.

Но если наглые клеветы, казалось, и не могли произвести вредного действия между Православными, которым известен был образ мыслей Святителя; нельзя было, по крайней мере, не опасаться влияния лукавых козней на Императора, покровительствовавшего Арианам. Св. Василий неоднократно получал известия из Антиохии (где Валент тогда находился), что против него там строятся ковы²⁰⁹, что Император то полагал выдать Василия обвинителям, то отменял, или, по крайне мере, отлагал свое определение²¹⁰. Предаваясь во всем воле Божией, Василий спокойно ожидал своей участи. Впрочем злоумышления врагов способствовали расстройству его здоровья, и без того всегда слабого²¹¹. В половине 373 г. он так сделался болен, что в Каппадокии разнесся слух о его смерти, и Епископы съехались в Кесарию для избрания нового Архиепископа²¹². Эта болезнь, продолжавшаяся более пятидесяти дней, заставила его обратиться к пособиям врачей и пользоваться теплыми водами²¹³.

В то же время Св. Василий получил прискорбное известие о кончине Св. Афанасия Александрийского. Который один из не многих умел правильно ценить его, и в котором одном Василий видел надежду к утверждению мира Церковного. За смертью его к новому огорчению Василия последовали жестокие гонения против Православных в Александрии. Василий долгом любви считал приветствовать преемника Афанасиева Петра и утешить озлобляемую Церковь Александрийскую посланиями. Он писал, что сам желала бы посетить паству великого Афанасия, но болезнь и опасности со стороны общих врагов, по необходимости, удерживают его в Кесарии²¹⁴.

Теперь Св. Василий остался один попечителем о делах Церкви Антиохийской, которая в одно и то же время страдала от насилия Ариан, и от друзей Павлина, покровительствуемого Дамасом. Пресвитер Евагрий²¹⁵, принесший с собою вышеупомянутые письма с Запада, друг Иеронома, жившего тогда на Востоке, близ Антиохии²¹⁶, против ожидания Св. Василия, перешел на сторону Павлина, и даже склонял Василия признать Павлина Епископом Антиохийским, отказавшись от Мелетия. Св. Василий, отвечая на это предложение, отклонял от себя всякое подозрение в пристрастии к одной стороне и в предубеждении против другой: одного требовал он, – чтобы все устроено было согласно с Церковным порядком, по которому Мелетий заслуживал предпочтение пред Павлином; вступиться самому в умиротворение Церкви Антиохийской он считал делом, превышающим его силы и притом не позволительным для него, когда сия Церковь имела своего Епископа, строгого в правилах; искать помощи на Западе он находил неудобным потому, что не видел около себя способных к тому людей²¹⁷. – Между тем Св. Василий убеждал Антиохийских Христиан сто ять твердо в Православии против гонителей, и начертал им исповедание, которого они должны держаться в борьбе с еретиками. Это исповедание не что иное, как Символ Никейский, с дополнением учения о Духе Святом, против духоборцев²¹⁸.

В начале 374 года Св. Василий понес еще утрату: скончался отец друга его, Епископ Назианский Григорий; его добродетели, любовь к Василию, услуги, ему оказанные при возведении на Престол, – все побуждало Василия чтить в нем не только сопастыря, но и отца²¹⁹. Василий навестил друга своего и утешил его в скорби.

Утрата следовала за утратой. Вскоре другой соучастник в избрании Василия, его искренний друг и советник во всех делах, Св. Евсевий, Епископ Самосатский, по повелению Валента был сослан в заточение.

Упомянем здесь и об огорчении другого рода для Святителя Кесарийского. Одна знатная вдова, преследуемая сильным человеком, который против воли ее, хоте иметь ее своей женой, прибегла под защиту Церкви Кесарийской и искала убежища в храме. Напрасно искатель руки ее хотел извлечь ее отсюда. Епископ Кесарийский, охраняя право священной ограды, отказался выдать ее из храма. Тот обратился к своему товарищу по должности, управляющему Понтийский округом²²⁰. Зараженный арианством, этот начальник воспользовался настоящим случаем, чтобы отмстить православному Епископу за поражение, понесенное его единоверцами. Не принимая ни каких оправданий, он, в поругание над Святителем повелел обыскать его дом, как будто бы в нем скрывалась вдова, и представить самого Епископа на суд, не смотря на его сан и на правоту его действий. Судия хотели вынудить его согласия на выдачу несчастной угрозами и наказаниями. Василий не страшился угроз, готов был предать свое тело наказаниям. Но народ, узнав о позоре, какому подвергался Епископ, и об опасности, ему предстоящей, восстал на защиту своего Архиепископа. Люди всех возрастов, всех сословий собрались на место суда и грозили растерзать беззаконного судию, так что сам Василий должен был ходатайствовать пред раздраженной толпою о его спасении.²²¹

Такие огорчения, в соединении с постоянными епископскими трудами и частыми путешествиями. Естественно довершали расстройство здоровья Василиева. Едва проходила одна болезнь, как постигала его другая. Так всю зиму 374 года до Пасхи он был болен²²².

Изредка оживляли изнемогающего Архипастыря то посещения друзей Божиих, из далеких стран приходивших видеть его, то их духоносные послания. Так посетил Василия Едесский учитель, СВ. Ефрем, в смиренном сане диакона заслуживший высокое титло Отца Церкви не только Сирской, но и Вселенской. Обозрев пустыни Египта, населенные подвижниками, он пришел и в Кесарию, чтобы насладиться духовною беседою с великим ее Архипастырем. Дотоле неизвестный Василию, был узнан им по указанию Духа; видел благоустройство Церкви Кесарийской, им управляемой; восхищался его благотворительными учреждениями; и возвратившись к своим прежним сподвижникам, полный благодатных утешений, прославил Василия похвальным словом²²³.

Вскоре после кончины Св. Афанасия, Св. Василий был утешен посланием Асхолия, Епископа Солунского, который, конечно, зная дружеские отношения между Архиепископами Александрийским и Кесарийским, живо изобразил свое усердие к скончавшемуся великому Архипастырю²²⁴. От него же, чрез родственника своего Юния Сорана, областного начальника на пределах Скифии²²⁵, получил мощи Св. Саввы Готоского, незадолго пред тем скончавшегося мученически от рук своих соотечественников²²⁶. Читая послание Асхолия, в котором живо изображены были подвиги Мученика, Св. Василий чувствовал себя как бы перенесенным в первобытные времена Церкви, твердой в вере и соединенной любовию; просил его молиться о возвращении Церкви твердости и единомыслия; в то же время благодарил Сорана за его уесрдный и бесценный дар своему отечеству – Каппадокии, который Готфы обязаны были и первоначальным знакомством с Верою Христианской чрез Евтихия²²⁷.

В 375 году Св. Василий с радостию приветствовал восхождение нового светила на Западе, Св. Амвросия Медиоланского, чудесно избранного из Градских правителей в Епископа великой Церкви, и вместе, по просьбе его, препроводил в МЕдиолан мощи Дионисия, Еп. Медиоланского, который, во время Констанция, был сослан в заточение в Армению, или Каппадокию, и там скончался²²⁸. Сношения с Епископом Медиоланским тем более обещали отрадного в будущем, что. Вскоре по вступлении его на престол, Император Валентиан, по ходатайству Иллирийских Епископов, послал и на Восток подтверждение, чтобы все держались исповедания Веры, утвержденного Вселенским Соборов Никейским, и никто не дерзал злоупотреблять властию и именем Императора против Православных²²⁹.

Но все более Св. Василий находил утешения и подкрепления в дружестве с Св. Амфилохием Епископом Иконийском. Они сблизились между собою еще до избрания Амфилохия на епископский престол; Василий называл его своим сыном, Амфилохий Василия отцем; Архипастырь Кесарийский, зная его добродетели и образованность, обещал себе подпору в нем для Церкви Каппадокийской. Амфилохий, опасаясь повышения на степень Епископа, намеренно уклонился от Василия²³⁰, но не избежал определения Божия. Сверх ожидания он избран был Епископом смежной области Писидийской в Епископа главного города, Иконии (в 374 г.), прославленной проповедью Апостола Павла. Возведение Амфилохия в новый сан не расторгало его союза с Кесариею. Паства Кесарийская никого чаще не желала видеть у себя, как Амфилохия²³¹; Василий часто приглашал его к праздникам Мучеников Кесарийских, для совещания о каких-либо затруднительных делах, в случае тяжкой болезни²³², и, считая себя близким к смерти, ему поручал Церковь свою²³³. С своей стороны Амфилохий часто спрашивал у Василия наставления, как по делам управления церковного, так и в спорных с еретиками. Сим то сношениям Архипастырей Иконийского и Кесарийского мы обязаны не только многими письмами истолковательного и полемического содержания против еретиков²³⁴, но и тремя обширными каноническими посланиями, в которых разрешаются различные недоумения, касающиеся благочиния церковного²³⁵.

По просьбе того же друга Св. Василий написал и целую книгу о Святом Духе. Поводом к сему были следующие обстоятельства. В одно время, совершая молитвы в церкви с народом, Св. Василий в возгласах употреблял иногда такое заключение: «…слава Отцу с Сыном вкупе со Святым Духом», иногда такое: «…слава Отцу чрез Сына во Святом Духе». Еретики, пользуясь всяким случаем к клевете на православного Учителя, и теперь не только вменяли ему в преступление то, что он пользуется необыкновенными доселе выражениями, но и называли один способ выражения противоречащим другому. Они допускали славословие Святой Троице в последнем его виде, усвояя ему значение, согласное с их нечестивыми мнениями о Сыне и Духе Святом, но отвергали первый образ выражения, потому что в нем ясно показывалась равночестность Лиц Святыя Троицы: тогда как Св. Василий оба выражения употреблял в одинаковом значении. Посему Амфилохий просил его, как для вразумления, если можно, заблуждающих, так и для утверждения Православных, подробнее изъяснить равнозначительность обоих видов славословия²³⁶. Исполняя желание Амфилохия, Св. Василий из Св. Писания доказал несправедливость того мнения еретиков, будто выражением: чрез Сына, означает то, что Сын есть только орудие Отца и по природе Своей ниже Отца²³⁷; потом, доказав Божество Святого Духа²³⁸, раскрыл, что с сим учением согласны как выражение: со Святым Духом, так и другое: во святом Духе²³⁹, и защитил первый образ выражения Церковным Преданием²⁴⁰.

Спор об этом предмете возник в 374 году. Вероятно, в праздник Св. Евпсихий. К тому же празднику в следующем году Св. Василий. Не смотря на болезни, приготовил свою книгу²⁴¹. В конце оной Св. Василий изобразил современное состояние Церкви в ужасной картине морского сражения между давними неприятелями, среди бури, во мраке ночи. Верность этой картины подтверждается историею бедствий православных Пастырей IV столетия, и в особенности самого Василия, который прежде непрерывно испытывал огорчения и от еретиков, и от сотрудников своих, так и в то самое время, когда писал это, должен был терпеть клеветы от своего прежнего друга Евстафия, вражду от родных и соотечественников в Неокесарии.

Давно уже Василий с прискорбием замечал охлаждение к нему Епископов приморских городов Понтийской области. Спокойные в своем удалении от тех стран, которые наиболее подвергались нападениям еретиков, они не принимали никакого участия в бедственном положении своего Архиепископа. Этого мало. Василий узнал, что кто-то успел оклеветать его пред ними. Св. Архипастырь сам открыл сношение с ними (в 375 году) и вызывался оправдать себя против всех обвинений, лишь бы ему известно было, кто и в чем его обвиняет; с другой стороны представлял им. Как противно духу Евангелия и общему благу – отчуждаться от общения с единомысленными и благорасположенными к ним братиям. Посему предлагал им назначить место у себя или в его области, где бы могли они свидеться и объясниться²⁴².

Еще более огорчало Василия явное нерасположение к нему Неокесарии, главного города Понтийской области, которое тем было чувствительнее. Что происходило от влияния Епископа Неокесарийского Атарвия, родственника Василиева, склонявшегося к лжеучению Савелия. Он намеренно уклонялся от всяких сношений с Василием, чтобы не быть обличенным в своем заблуждении; между тем рассевал в народе различные клеветы против Василия; сам неученый, осуждал его писания, как отзывающиеся языческою мудростию; осуждал его учреждения в Церкви Кесарийской, относящиеся до богослужения, и устройство монастырей, как нововведения; старался отчуждить от него друзей его – Мелетия Антиохийского и Анфима Тианского. Св. Василий со всем смирением истинного Пастыря писал к пресвитерам Неокесарийским, чтобы они рассмотрели беспристрастно его жизнь, его Писания, но не верили одной клевете, свои поступки и учение он отдавал на суд Епископов и избранных из клира; между тем в защиту своей веры представлял, что она та же, какую исповедовали блаженная Макрина, Св. Григорий Неокесарийский, и какую исповедуют все страны, состоящие с ним в общении²⁴³.

Епископы Понта вняли убеждениям Василия и, после предварительных сношений²⁴⁴, положили собраться на пределах Команских, куда Василию удобно было прийти при обозрении своей епархии. Но Неокесарийцы молчали. Ревностный Архипастырь, заботясь о спасении душ, ему вверенных, почем за лучшее испытать еще раз огорчение, нежели оставить начатое дело в пренебрежении. Он снова предостерегал клир Неокесарийский от пагубного лжеучения, тайно рассеваемого Атарвием²⁴⁵. Между тем отправился в назначенное место для Собора, и там мирно окончил дело с Понтийскими Епископами, узнав только то, что виновником клеветы против него был Евтафий Севастийский²⁴⁶. По окончании Собора для успокоения от трудов Василий на малое время уклоняется в свою любезную пустыню, где провел он лета юности под руководством своей бабки и где теперь жили иноки под начальством брата его Петра. Это было близ Неокесарии. Едва узнали о том Неокесарийцы, как одни из страха оставили город, другие новыми клеветами хотели очернить ревность святого Архипастыря. Но он с апостольским терпением, перенося все хулы, еще раз посланием к знатнейшим жителям города старался вразумить их об опасности, какой подвергаются они от лжеучения их Епископа, и угрожал объявить о их состоянии прочим Церквам²⁴⁷. Все было напрасно: ни его смирение, ни кротость увещания, ни справедливые угрозы не произвели действия на упорных; только немногие из жителей Неокесарии изъявили свое благорасположение к нему²⁴⁸.

Едва возвратился Василий в Кесарию, изнуренный отдаленным путешествием в ненастное время года, как здесь встретили его неблагоприятные известия из Антиохии. К нему писали, что враги его, Ариане, успели исходатайствовать у Императора повеление под предлогом мира вызвать его ко Двору, и так как от этого нельзя было обещать себе ничего доброго, то советовали Василию предварительно отправиться в Месопотамию, собрать там ревнителей Православия, и вместе с ними предстать Императору. Однако же ни то ни другое, ни желание Ариан, ни предположения о путешествии в Антиохию, не исполнились²⁴⁹.

Более заняли внимание Архипастыря Кесарийского другие известия, полученные из той же Антиохии от пресвитера Дорофея. Он писал, что в Антиохии получено послание от Римского Папы Дамаса, в котором он признает Епископом Антиохийским Павлина, а Мелетия, под ложными предлогами, лишает сей чести²⁵⁰. С своей стороны приверженцы Павлина, присовокуплял Дорофей, предлагают защитникам Мелетия исповедание веры, на основании которого готовы вступить с ними в союз, – и в особенности стараются привлечь к себе сильного при Дворе Комита (Графа) Теренция, с которым Василий и Мелетий были в дружественных сношениях. Сообщая о сем, Дорофей изъявил желание и готовность немедленно отправиться в Рим, чтобы там поддержать сторону Мелетия, и приглашал для сего со стороны Василия – брата его, Епископа Нисского Григория.

Св. Василий поспешил отклонить Теренция от сего союза, не только потому, что этого требовал долг справедливости в отношении к Мелетию, но и потому, что исповедание веры, предлагаемое со стороны Павлина, заключало в себе некоторые неточные выражения, которые могли бы вести к новым недоумениям и спорам. Именно, в символе смешивалось значение слов: οὐσία (существо) и ὑπόςασις (ипостась), и хотя допускалось, что в Божестве три Лица (πρόσωτα), но Божество признавалось единым и по ипостаси, что вело к лжеучению Савеллия²⁵¹. Что же касается до предположения Дорофея снова отправляется в Рим и притом вместе с Григорием, то Св. Василия находил такое морское путешествие неудобным по времени года, сухопутное – по причине вторжения варваров в Империю; да и самого Григория не признавал способным ук успешному окончанию дела по высокомерию Западных²⁵². Однако не отказался совершенно от сношений с Западом.

Отправив свои письма к Антиохийским друзьям, СВ. Василий обратил все внимание на ближайшие к нему дела. Собор Команский раскрыл ему, что Евстафий своими клеветами действует не безуспешно, и что ими увлекаются не знакомые с истинным положением дел. Итак Св. Василий, в продолжение двух лет не отвечавший на сии клеветы, теперь признал за нужное обнаружить пред всеми свои отношения к Евстафию. Окружным посланием он обнародовал, с чего началось его знакомство с Епископом Севастийским, и как они разлучились друг с другом; как недобросовестно обвиняет его в неправославии тот, кто многократно был свидетелем его проповеди, соучастником его бесед о догматах Веры; как несправедливо ставит ему в вину изменник Православия сношения с Аполлинарием; как неблагодарно поступает с ним неверный друг, которого он неоднократно защищал от справедливых нареканий в лжеучении, не видя в них прежде ничего, кроме клеветы. Все это не трудно было Василию подтвердить неопровержимыми доказательствами²⁵³.

Такое объяснение было нужнее, что прозорливый дух Архипасытря Кесарийского уже провидел новые опасности для своей Церкви со стороны Ариан, с которыми сдружился Евстафий²⁵⁴. В Каппадокию назначен был новый наместник Префекта Димосфен, покровитель Ариан²⁵⁵. При его содействии собор арианских епископов сперва в Анкире, потом в Ниссе. По ложным доносам осудил и объявил низложенным брата Василиева, Григория Епископа Нисского: так что Василий, при всех усилиях оправдать невинного брата, не имел успеха²⁵⁶. На место Григория Ариане возвели такого человека, который готов был служить их нечестивым замыслам²⁵⁷. – На том и другом соборе принимал деятельное участие и Евстафий, хотя Ариане еще и не допускали его до церковного общения с ними²⁵⁸.

Вскоре скончался Епископ Никопольский Феодот, известный ревнитель Православия. Чтобы Ариане не успели занять праздного престола в главном городе Армении кем-либо из своих, Пимений, Епископ Сатальский всеми мерами старался склонить Евфрония, Епископа Колонийского, принять в управление престол Никопольский. Но клир Колонийский не хотел разлучиться с своим Пастырем и угрожал передать это дело в руки Арианского правительства. Василий, принимая участие в сем споре, по влиянию своему на дела Армянской Церкви, убеждал и духовенство и жителей Колонии покориться церковному избранию их Епископа, как определению Духа Святого, посылал к ним письма за письмами и обещался сам посетить их²⁵⁹. Но Ариане скорее успели завладеть Никополем, нежели Колония убедилась пожертвовать своим Епископом. Епископы арианские, оставив Ниссу, посетив Севастию, где приняты были Евсафием со всею торжесвенностию и взаимно приняли его в свое общение, отправились вместе с ним в Никополь, где и предоставили ему рукоположить в Епископа одного из своих пресвитеров, Фронтона, согласившегося быть их единомысленником²⁶⁰. Клир и народ не принимали Епископа от Ариан и лучше соглашались совершать свое Богослужение вне города, под открытым небом, нежели изменить Православию. Чтобы привлечь их к себе, Фронтон то показывал желание сблизиться с Православными, то явно преследовал их. Св. Василий, получая сведения обо всех этих происшествиях от самих гонимых, подкреплял их в борьбе с арианством, утешал скорбящих тем, в чем сам всегда находил утешение, припоминал им подвиги отцев их, исповедников и мучеников, предостерегал от козней лже-епископа, растворял с их слезами свои слезы, писал о них к своим друзьям при Дворе. Словом, делал все, что мог в своем стесненном положении²⁶¹.

При такой беззащитности Православия на Востоке, намерение Дорофея – отправиться снова в Рим и искать помощи у Западных Епископов, казалось, должно было обратить все внимание Архиепископа Кесарийского. Но Св. Василий, помня безуспешность прежних сношений с Западом, неохотно приступал к сему делу. «Если умилостивится нам нами Бог, – писал он к другу своему Евсевию, – то для чего нам другая помощь? Если же продлится гнев Божий, то какой помощи ожидать нам от высокомерия Западных? Они не знают истинного положения дел и не хотят узнать. Я желал бы, – продолжает Василий, – не от лица всех, а частно писать к главе их, – и при том не о делах церковных, а о том, что не должно отягощать и без того угнетенных искушениями, и что не должно почитать достоинством гордость – этот грех, который и один может сделать врагами Богу» Однако же, когда друзья мира положили решительное намерение отправить снова посольство на Запад, то Василий принял на себя снова писать к Западным Епископам²⁶². Это было в 376 году. В двух посланиях он живо изобразил бедствия, которые терпит Православие на Востоке, со времени царствования Валента уже тринадцатый год, каких бедствий должно ожидать и впредь оттого, что юное поколение воспитывается под руководством нечестивых наставников. Для уврачевания сего зла Василий, как и прежде, просил довести о состоянии Восточных Церквей до сведения Западного Императора, и если сего нельзя сделать, то по крайней мере прислать кого-нибудь для посещения и утешения скорбящих²⁶³.

Судьба Православия на Востоке изображена бы так трогательно, мольбы изъяснены так сильно, что письма Василия, против его ожидания, произвели благоприятное действие на Западных. Хотя посланные возвратились из Рима одни: но их уверения о благорасположении Западных к своим братиям Восточным были утешительны и для Василия²⁶⁴. Не заем, что заключалось в принесенных из Рима ответных письмах, но из вторичного письма Василиева на Запад можно заключить, что Западные, при первом удобном случае, обещали кого-нибудь прислать для обозрения Восточных Церквей²⁶⁵.

В ожидании сего Восточные Епископы находили нужным объяснить Западным, кто главные виновники настоящих смятений на Востоке, и просить, чтобы они, по крайней мере, письменно объявили себя против них нарушителей мира Церкви. Голос посторонних, согласных с отзывом Восточных, должен был иметь более значения, нежели один последний. Посему, вскоре по возвращении из путешествия, Дорофей снова отправлен был в Рим с письмом Василия (в 377 г.). Василий раскрыл, что первою причиною настоящих волнений в Церкви Восточной есть Евтсафий Севастийский, вначале ученик Ария в Александрии, потом неоднократно переходивший от арианства к Православию, и в последний раз принятый в общение с Православными по письму, принесенному им из Рима от Папы Ливерия. Теперь Церковь Римская, для оправдания себя, должна объявить, на каких условиях он принят, чтобы видно было, как он злоупотребляет благодеянием, ему оказанным. Во-вторых, СВ. Василий указывал на Аполлинария, которого сочинения, рассеянные во множестве, заключали в себе много противного истине. В-третьих, он писал о Павлине Антиохийском: «Можно ли назвать безукоризненным и его рукоположение, вы сами скажите; но нас огорчает то, что он пристал к учению Маркелла и без рассмотрения принимает в свое общение последователей Маркеллова учения». Главное основание сего обвинения заключалось в том, что Павлин не допускал, как изъяснено было и выше, ипостасного бытия Сына и Духа Святого. Изъяснив сие, Василий просил написать ко всем Церквам Восточным: «Если означенные лжеумствователи исправятся, то могут быть приняты в общение с Церковью; в противном случае должны быть отлучены от нее»²⁶⁶.

Дорофей с жаром защищал все изъясненное в послании пред Папою Дамасом и находившимся тогда в Риме Петром Александрийским; но если мнение об Евстафии и Аполлинарии и не встретило противоречия со стороны Западных, то отзыв о павлине, которого Церковь Римская поддерживала, не легко мог быть принят на Западе; тем более, что, по недостатку строгого различения ипостаси от сущности, и другие Западные учители прежде не соглашались признавать Сына и Святого Духа особыми Ипостасями, употребляя вместо «ипостаси» слово «лицо». Это обвинение Павлина в неправославии было принято с таким негодованием, что сам Мелетий, совместник Павлинов, и Евсевий Самосатский названы были еретиками²⁶⁷. Так не обманулся Св. Василий в бесполезности сношений с Западом, – хотя сначала и открывались благоприятные надежды.

Не обманулся Святитель Божий и в уповании своем на милостивое попечение о Церкви Господа Иисуса Христа, к Которому сам непрестанно возносил молитвы и других побуждал молиться о мире Церкви. Вскоре в дулах Востока произошел переворот независимо от влияния Западных епископов. Гонитель Православия, Валент, в Августе 378 года погиб на войне против Готфов, и с ним рушилось господство Ариан. Тогда и на Востоке мог иметь действие незадолго пред тем изданный Западными императором Грацианом указ в пользу Православия (в мае 378 г.), которым не дозволялось еретикам иметь никаких церковных собраний ни в городах, ни вне городов²⁶⁸. Тогда же дарована была свобода всем исповедникам Православия, заточенным при Валенте, возвратиться в свои города²⁶⁹. Для исполнения сего указа Грациан отправил на Восток особого чиновника Сапора²⁷⁰. Таким образом возвратились на свои кафедры друзья Василия, Мелетий, которого он еще раз старался оправдать пред Петром Александрийким²⁷¹, и Евсевий, чудесно сохраненный в стране, наиболее потерпевшей от жестокости Готфов²⁷². Ревностные Архипастыри немедленно занялись восстановлением Церквей, пострадавших от Ариан, возводя испытанных друзей своих на престолы запустевшие²⁷³. И Василий, как говорит Григорий, подает руку и дух на рукоположение искреннейших своих служителей, чтобы алтарь не был лишен его учеников и помощников в священстве, но уже почти мертвый, бездыханный.²⁷⁴

Василию не было и пятидесяти лет, как он воззван был от служения Церкви на земле к Церкви небесной. Болезни от юности, труды учения, подвиги духовного любомудрия, скорби, дела и заботы пастырского служения скоро истощили его телесные силы и повергли его на одр смерти. Желания и мольбы паствы не удержали его на земле; с словами: «В руце Твои предаю дух мой», – он отошел ко Господу²⁷⁵. День погребения Св. Василия вполне обнаружил, как горячо любила его Кесария. «При выносе его тела, – говорит Св. Григорий, – каждый заботился о том, чтобы взяться за воскрилие риз или за сень или за священный одр, или коснуться только его тела (ибо что священнее и чище его тела?), или даже идти подле несущих, или насладиться одним зрением. Наполнены были торжища, переходы, вторые и третьи жилья; тысячи всякого рода и возраста людей, дотоле незнаемых, то предшествовали, то сопровождали, то окружали одр и теснили друг друга. Даже язычники и иудеи разделяли горесть осиротевшей паствы»²⁷⁶. Сам Григорий, по болезни и по другим делам, не мог прибыть в Кесарию к погребению своего друга, и скорбел о том, что не может иметь последнего утешения лобызать священный прах отшедшего ко Господу²⁷⁷. Но возвратившись из Константинополя, он первым долгом поставил себе почтить память великого Святителя похвальным словом и надгробными стихами.²⁷⁸

Заключим обозрение жизни СВ. Василия кратким исчислением его особенных заслуг. Оказанных Церкви Христовой. При Великом Афанасии и после него он был средоточием для всех православных Пастырей Востока, и своею твердостию, своими писаниями, своими неусыпными трудами не дал арианству поглотить малое стадо верных. Он первый признал нужным дополнить в Символе Никейском учение о Духе Святом, и это дополнение на втором Вселенском Соборе (381 г.), согласно с его учением, было сделано. Его правила относительно благочиния церковного были приняты всею Церковию Восточною и Западною. Его Литургия введена во всеобщее употребление на Востоке. Его правила для иноков стали законом для всего монашества Восточного. Он своим примером показал возможность совмещать ученые богословские труды с подвигами иночества, дал правила для воспитания и образования юношества при монастырях, и сам писал наставление, как молодым людям, без вреда для души своей заниматься произведениями языческих писателей. Он показал пример благотворительных учреждений для нищих и больных в своей богадельне и вместе больнице, которая столько была обширна, что казалась целым городом, и в которой сам он ходил за больными²⁷⁹.

Святая Церковь, прославляя память Св. Василия, достойно почтила его наименованием Великого между прославленными Богом Святетелями, и научила нас воспевать ему:

Сущих извык естество, и всех усмотрив нестоятельное, единого обрел еси непоколебима, пресущесвтенна суща Содетеля всех. Емуже и паче приложився, не сущих желание отвергл еси.

Всех Святых собрал еси добродетели, Отче наш Василие: Моисееву кротость, и Илиину Ревность, Петрово Исповедание, Иоанново Богсловие, яко Павел вопия не престал еси: кто изнемогает, и аз не изнемогаю? Кто соблажняется, и аз не разжизаюся²⁸⁰?

Иже тезоименитне наречен быв царствия, егда цраское ты священие, Христов язык свят, любомудрием и художеством, Отче, упасл еси: тогда венцем тя украси царствия, Василие, царствующим Царствуяй и всех Господь, Иже Рождшемуся соединенный, присносущный Сын и собезначальный: Егоже моли спасти и просветити души наша²⁸¹.