Песнь 2

Ирмос: Вонми, Небо, и возглаголю, и воспою Христа, от Девы плотию пришедшаго.

Вот уже звучит Моисейская песнь – вторая песнь канона, которую поем мы только в дни Великого поста.

Песнь эта – не вполне человеческая. Она была написана Моисеем в час пророчества, в час, когда не всё, что произносится, исходит из воли человеческой, в час, когда Боговидец проникается волей Божества: «И явился Господь в скинии в столпе облачном, и стал столп облачный у входа скинии. И сказал Господь Моисею: ...Итак напишите себе [слова] песни сей, и научи ей сынов Израилевых, и вложи ее в уста их, чтобы песнь сия была Мне свидетельством на сынов Израилевых; ибо Я введу их в землю, как Я клялся отцам их, где течет молоко и мед, и они будут есть и насыщаться, и утучнеют, и обратятся к иным богам, и будут служить им, а Меня отвергнут и нарушат завет Мой. И когда постигнут их многие бедствия и скорби, тогда песнь сия будет против них свидетельством, ибо она не выйдет из уст потомства их. Я знаю мысли их, которые они имеют ныне, прежде нежели Я ввел их в землю, о которой Я клялся. И написал Моисей песнь сию в тот день и научил ей сынов Израилевых» (Втор.31:15–16, 19–22).

Человеческим размышлением начал Моисей – Божественным повелением закончил: «И изрек Моисей вслух всего собрания Израильтян слова песни сей до конца: Внимай, небо, я буду говорить; и слушай, земля, слова уст моих. Польется как дождь учение мое, как роса речь моя, как мелкий дождь на зелень, как ливень на траву. Имя Господа прославляю; воздайте славу Богу нашему. Он твердыня; совершенны дела Его, и все пути Его праведны; Бог верен, и нет неправды [в Нем]; Он праведен и истинен; но они развратились пред Ним, они не дети Его по своим порокам, род строптивый и развращенный. Сие ли воздаете вы Господу, народ глупый и несмысленный? не Он ли Отец твой, Который усвоил тебя, создал тебя и устроил тебя? ...ибо часть Господа народ Его, Иаков наследственный удел Его. ...Господь один водил его, и не было с Ним чужого бога. ...А Заступника, родившего тебя, ты забыл, и не помнил Бога, создавшего тебя. ...соберу на них бедствия и истощу на них стрелы Мои: будут истощены голодом, истреблены горячкою и лютою заразою; и пошлю на них зубы зверей и яд ползающих по земле; извне будет губить их меч, а в домах ужас – и юношу, и девицу, и грудного младенца, и покрытого сединою старца. Я сказал бы: рассею их и изглажу из среды людей память о них; но отложил это ради озлобления врагов, чтобы враги его не возомнили и не сказали: наша рука высока, и не Господь сделал все сие. Ибо они народ, потерявший рассудок, и нет в них смысла. О, если бы они рассудили, подумали о сем, уразумели, что с ними будет! ...Но Господь будет судить народ Свой и над рабами Своими умилосердится, когда Он увидит, что рука их ослабела, и не стало ни заключенных, ни оставшихся вне" (Втор.31:30, 32:1–6, 9, 12, 18, 23–29, 36)...

Помилуй мя, Боже, помилуй мя.

В понедельник первыя седмицы.

Вонми, Небо, и возглаголю, земле, внушай глас, кающийся к Богу и воспевающий Его.

Видишь ли слова Господни? Слышишь, что ожидает тех, кто отступил от Господа своего и Творца своего, кто забыл, чем обязан он Ему? Тех, кто забыл, что Господь – единственный водитель их, а они – Его часть, Его удел, Его создание и устроение... Тех, кто «потерял рассудок», в ком «нет смысла»...

«Бедствия» и «стрелы, голод» и «зараза, меч» и «ужас» – это самое малое, что ожидает таковых, самое малое, потому что милостив Господь и, когда «будет судить народ Свой, умилосердится над рабами Своими», видя немощь душ и телес их.

Самое малое – потому что всё это даже отдаленно не напоминает богооставленности²³⁷, приводимом евангелистами, – см.: Мф.27:46; Мк.15:34). Как говорил митрополит Антоний (Блум), ссылаясь на святителя Григория Богослова, «чему не приобщился Христос, того Он не искупил», а приобщился Он всему, «включая последствия греха, которые сделали человека смертным и отдалили его от Бога», и посему в Своем человечестве (не в Божестве Своем!) Он «умирает именно в этом ужасе богооставленности»; Он сошел «в древний ветхозаветный шеол, то есть то место, где Бога нет», и «Своим Божеством ... заполнил всё» (Антоний, митрополит Сурожский. Труды. С. 258, 460, 659, 686, 979). Некоторые практики, со своей стороны, понимают богооставленность как отсутствие Божественной педагогики искушения: «Когда человека посещает боль – тогда его посещает Христос. А вот когда человек не испытывает никакой скорби – это похоже на то, что Бог его оставил» (Паисий Святогорец. Т. 4. С. 214)., которая сродни состоянию погибели, заключающемуся в том, «чтобы человек был лишен всецело того видения Бога, которое дарует всякую радость»²³⁸.

Вот ужас, который ожидает нас, грешнейших всех ветхозаветных человеков, к которым обращались грозные слова Моисейской песни, грешнейших – потому, что мы знаем то, чего они не знали, мы знаем те заповеди, которые им не были явлены, знаем – и всечасно противостоим Божественной любви...

«Или, Или! лама савахфани?» (Мф.27:46; Мк.15:34).

Этот вопль отчаяния – не романтически-есенинское «отпусти в закат»²³⁹. Это – страшный вопрос человечества: «Боже Мой, Боже Мой! для чего Ты Меня оставил?» (Мф.27:46; Мк.15:34).

Для чего? Чему Ты учишь меня?

Последней надежде? Надежде на то, что «когда умножился грех, стала преизобиловать благодать»? (Рим.5:20). Надежде на то, что «любовь покрывает множество грехов»? (1Пет.4:8).

«Бог есть любовь» (1Ин.4:8)... Сколь безграничной должна быть эта Божественная любовь, чтобы покрыть множество грехов моих?!

«В том любовь, что не мы возлюбили Бога, но Он возлюбил нас и послал Сына Своего в умилостивление за грехи наши, чтобы мы получили жизнь через Него» (1Ин.4:9–10). Ради меня Сын Божий воплотился – «вместо столпа огненного праведное возсия Солнце, вместо Моисеа Христос, спасение душ наших»²⁴⁰ – и, «крест претерпев, погребению предадеся, яко Сам восхоте»²⁴¹...

Принес ли я что-нибудь в ответ на эту безмерную любовь, открывшуюся мне?

«Внимай, небо, я буду говорить», – так сказал Моисей.

Что скажу я?

Что скажу, кроме слова покаяния?

Помилуй мя, Боже, помилуй мя.

Вонми ми, Боже, Спасе мой, милостивным Твоим оком и приими мое теплое исповедание.

Моисейскою песнью устрашаем и научаем, к Тебе, Спасе, взываю. Кто милостив, кроме Тебя? Кто милует меня, невзирая на всю немощь души и тела моего? Кто поможет независтно и безмездно, если не Ты?

Миром окружен, чего иного могу я ждать от него, кроме злобы и ненависти, зависти и лжи? Ведь мир сей – «во зле лежит» (1Ин.5:19), являя собой область, подчиненную власти «начальств, властей, мироправителей тьмы века сего, духов злобы поднебесной» (Еф.6:12), и одно лишь в нем «тихое пристанище»²⁴² – милость и любовь Твоя, Спасе, Человеколюбче.

Что принесу я Тебе в ответ, кроме теплой молитвы и искреннего исповедания грехов? Потому и молю Тебя – прими мое исповедание, которое я несу к Твоим стопам в эти великие постные дни. Потому и прошу, чтобы Ты, как некогда апостолов, и меня научил молиться²⁴³ (Лк.11:1), чтобы благодатью Твоею истреблена была во мне теплохладность, так мешающая мне, потому что она не дает моему молитвенному исповеданию быть истинно теплым и сердечным, таким, которое открывает пред всяким верным неизмеримое море Твоей великой милости, очищающей от всякого греха, и спасающей от всякого обстояния, и вводящей во Царствие Твое.

Смиряя мою душу, дай, Господи, мне укрепление воли – чтобы молитвенные слова «имею волю каятися»²⁴⁴, так часто читаемые мной перед исповедью, стали воистину моими, чтобы их читали не только мои глаза, но произносило мое сердце, соединяясь с сердцем того воистину богомудрого отца, который первым произнес их.

Помилуй мя, Боже, помилуй мя.

Согреших паче всех человек, един согреших Тебе; но ущедри, яко Бог, Спасе, творение Твое.²⁴⁵.

Читал ли ты о грехах тех, кого обличает Моисейская песнь?

Прочти, если не читал.

Прочти и подумай: в своих грехах не больше ли их ты согрешил?

Они не знали истинного Бога и ходили вслед богов чужих.

Но ты же, душа моя, знаешь Господа, знаешь и дела Его, соделанные во искупление твое и всего человечества. Ты – в Церкви Его, ты приступаешь к Таинствам, ты совершаешь молитвы, читая возвышенные слова святых отцов, как свои.

Но твои ли они воистину?

Почему ты всегда забываешь о Господе, когда мирские волны одолевают тебя? Почему ты стремишься пополнить ряды тех, кому «бог – чрево», а «конец – погибель», коих «слава – в сраме», тех, кто «мыслят о земном» (Флп.3:19), кто ищет мирских благ, забыв о благах нетленных?

Помнишь Иудин грех? Помнишь, как предал он, беззаконный, Учителя своего за горсть монет?

«Егда славнии ученицы

на умовении вечери просвещахуся,

тогда Иуда злочестивый

сребролюбием недуговав омрачашеся

и беззаконным судиям Тебе праведнаго Судию предает.

Виждь имений рачителю,

сих ради удавление употребивша!

Бежи несытыя души,

Учителю таковая дерзнувшия:

Иже о всех благий, Господи слава Тебе»²⁴⁶.

Так напомнит тебе, душа моя, об этом страшном предательстве Святая Церковь в последовании Святых Страстей на утрени Великой пятницы. Или ты вспоминаешь о нем только в этот скорбный день?

«Днесь бдит Иуда предати Господа, Превечнаго Спаса мира»²⁴⁷.

Но не такое ли же предательство любви Христовой – каждый твой грех?

«Кий тя образ, Иудо, предателя Спасу содела?

Еда от лика тя апостольска разлучи?

Еда дарования исцелений лиши?

Еда со онеми вечеряв, тебе от трапезы отрину?

Еда иных ноги умыв, твои же презре?

О коликих благ непамятлив был еси!

И твой убо неблагодарный обличается нрав»²⁴⁸...

Или ты думаешь, что твое внешнее благочестие, твои лобзания любви перед людьми покроют тот мрак души, который ты таишь в себе?

«Так возлюбил Бог мир, что отдал Сына Своего Единородного, дабы всякий верующий в Него не погиб, но имел жизнь вечную» (Ин.3:16).

Ученик Учителя соглашаше цену и на тридесятих сребреницех продаде Господа, лобзанием льстивным предая Его беззаконником на смерть²⁴⁹.

Когда ты, душа, грехами своими закрываешь для себя богоданную жизнь вечную – не предаешь ли ты Божественную любовь Отца и вольную жертву Сына?

«Беззаконный же Иуда не восхоте разумети»²⁵⁰.

Помилуй мя, Боже, помилуй мя.

[Вообразив моих страстей безобразие, любострастными стремленьми погубих ума красоту²⁵¹.

Помилуй мя, Боже, помилуй мя].

Буря мя злых обдержит, благоутробне Господи; но яко Петру и мне руку простри.

Во время оно «понудил Иисус учеников Своих войти в лодку и отправиться прежде Его на другую сторону, пока Он отпустит народ. И, отпустив народ, Он взошел на гору помолиться наедине; и вечером оставался там один. А лодка была уже на средине моря, и ее било волнами, потому что ветер был противный. В четвертую же стражу ночи пошел к ним Иисус, идя по морю. И ученики, увидев Его идущего по морю, встревожились и говорили: это призрак; и от страха вскричали. Но Иисус тотчас заговорил с ними и сказал: ободритесь; это Я, не бойтесь. Петр сказал Ему в ответ: Господи! если это Ты, повели мне придти к Тебе по воде. Он же сказал: иди. И, выйдя из лодки, Петр пошел по воде, чтобы подойти к Иисусу, но, видя сильный ветер, испугался и, начав утопать, закричал: Господи! спаси меня. Иисус тотчас простер руку, поддержал его и говорит ему: маловерный! зачем ты усомнился? И, когда вошли они в лодку, ветер утих. Бывшие же в лодке подошли, поклонились Ему и сказали: истинно Ты Сын Божий» (Мф.14:22–33).

«Не бойтесь», – сказал ученикам Христос, «не бойтесь», ибо Я с вами.

«Не бойся», – говорит Он и тебе, душа моя, не бойся, положись на Меня, и спасешься от всех обстояний мирских и для жизни вечной.

Ты слышишь этот зов. Ты просишь в ответ: «И мне, яко Петру, руку простри»!

Но всмотрись в себя: когда пройдет молитвенный порыв, когда выйдешь ты из стен церковных – не услышишь ли и ты, как некогда Петр, горькие слова: «Маловерный! зачем ты усомнился?»

Помилуй мя, Боже, помилуй мя.

[Оскверних плоти моея ризу и окалях еже по образу, Спасе, и по подобию.

Омрачих душевную красоту страстей сластьми и всячески весь ум персть сотворих.

Раздрах ныне одежду мою первую, юже ми изтка Зиждитель из начала, и оттуду лежу наг.

Облекохся в раздранную ризу, юже изтка ми змий советом, и стыждуся.]²⁵²

Слезы блудницы, Щедре, и аз предлагаю: очисти мя, Спасе, благоутробием Твоим.

Во дни оны прииде Христос во град некий, «и вот, женщина того города, которая была грешница, узнав, что Он возлежит в доме фарисея, принесла алавастровый сосуд с миром и, став позади у ног Его и плача, начала обливать ноги Его слезами и отирать волосами головы своей, и целовала ноги Его, и мазала миром» (Лк.7:37–38).

Грех и слезы... Бесовское наущение – и Божий дар... Они непременно ходят вместе: уже первый Адам, по наущению сатанинскому впавший во грех и увлекший за собой всё человечество, получил от Господа этот дар – совестью своею осознать тяжесть греха и в свободной воле, без всяких внешних воздействий и побуждений, оплакать его покаянными слезами: «седе Адам прямо рая, и свою наготу рыдая плакаше».

Так и жена-грешница – никто не звал ее, никто не требовал от нее ничего, она сама, по своей воле, отправилась к Тому, Кто пришел в этот мир «грешныя спасти, от нихже первый есмь аз»²⁵³. И, припавши к Его пречистым ногам, возбудилась она совестью своею к благодатному плачу – плачу о грехах своих. И, невесть откуда, она поняла, что нужно сделать: слезами покаяния (не водой, не тем, что отвне, а тем, что происходит из самого человеческого тела, из глубины образа и подобия, из тех глубин, где сохранились в грешном человеке остатки первоначального замысла творения!) омыть ноги Спасовы, волосами своими (не тем, что сделано руками человеческими – ведь в грешном мире и труд несет на себе печать греха, а тем, что изначально дано человеку Творцом его и потому не может быть нечистым!²⁵⁴) отереть их и помазать миром – чистейшим и драгоценнейшим составом, достойным прикосновения к великой Святыне.

«Святая святым!» – возглашаем мы на Божественной литургии, вознося Пречистое Тело Христово. Подобному подобает подобное: чистому – чистое, святому – святое. Оскорбление святыни – тягчайший грех, и Ветхий Завет дает не один пример того, какие наказания постигали тех, кто нечистою рукою прикасался к святыне²⁵⁵ не уберегшие ковчег Завета Офни и Финеес (см.: 1Цар.4)..

Для того чтобы прикоснуться к истинной, воплощенной, живой Святости, к самому ее Существу, жена-грешница принесла именно то, что эту Святость никак не может оскорбить...

«Оставьте ее; что ее смущаете? Она доброе дело сделала для Меня. ...Она сделала, что могла... Истинно говорю вам: где ни будет проповедано Евангелие сие в целом мире, сказано будет, в память ее, и о том, что она сделала» (Мк.14:6–9).

Кстати, миро, возлиянное на ноги Христовы, стоило немалых денег – оно оценивается Евангелием в 300 динариев (Мк.14:5–6), а на 200 динариев, по-видимому, было можно накормить хлебом пять тысяч человек (См.: Мк.6:37; Ин.6:7). Но женщина, принесшая его, вряд ли думала о деньгах – она делала то, что должна была сделать: принося жертву материальную от богатства неправедного (блудница же!), она оплакивала и себя, и грехи падения своего, поливая слезами тот росток надежды на спасение, который она узрела в благости и милости Того, Кто всему миру казался еще простым, самым обыкновенным человеком.

Воистину она исполнила совет, данный в притче: «Приобретайте себе друзей богатством неправедным, чтобы они, когда обнищаете, приняли вас в вечные обители» (Лк.16:9).

Проси, плачь и молись, душа, чтобы и тебе услышать Христовы слова, которые услышала некогда простодушная блудница: «Прощаются тебе грехи – вера твоя спасла тебя, иди с миром» (Лк.7:48, 50).

Помилуй мя, Боже, помилуй мя.

Преступи в понедельник первыя седмицы. От зде чти в четверток пятыя седмицы на утрени.

Омрачих душевную красоту страстей сластьми и всячески весь ум персть сотворих.

Бог сотворил человека «из видимой и невидимой природы как по Своему образу, так и по подобию: тело образовав из земли, душу же, одаренную разумом и умом, дав ему посредством Своего вдуновения, что именно, конечно, мы и называем Божественным образом»; таким образом, человек – одновременно «дух и плоть, дух – по благодати, плоть – по причине гордости»²⁵⁶. «Каждое [творение] – Ангел, душа, демон – по собственной природе своей есть тело ... душа, будучи тонким телом, облеклась и облачилась в члены этого тела», с которым и «срастворилась всецело»²⁵⁷.

В этом неуразумеваемом для человека результате творческого акта Бога, «иже быти нам даде от подлежаща вещества и умна существа, и во едино противная естеством сама с собою преславно сочета и состави»²⁵⁸, познается не только созидательная творческая сила Божества, но и сотворческая задача человечества – использовать свою материально-духовную сущность для одухотворения вещества, ибо естество человеческое Бог соделал всякого блага причастным²⁵⁹.

Что делаю я, недостойный, впуская в себя греховное сладострастие?

Ведь я не просто нарушаю заповеди Божии – я разрушаю самое дело Божественного творения мира!

Вместо осуществления великой задачи одухотворения вещества, я ум свой весь сотворяю перстью – тем, из чего было создано материальное, физическое тело человеческое! Я опровергаю сам творческий акт Божий: то, что во мне – от Него, душу, в которой сосредоточивается ум, я делаю не духовной – но перстной, не мистической – но материальной... То, что сродно Ему, что призвано обеспечить мою непосредственную с Ним связь, – я делаю перстью, жесткой, косной материей, неспособной – в нынешнем ее состоянии – к духовному общению и полету, да и не призванной к нему!..²⁶⁰

Как персть взойдет к Тому, Кто есть Дух?²⁶¹ (Ин.4:24).

Помилуй мя, Боже, помилуй мя.

Раздрах ныне одежду мою первую, юже ми изтка Зиждитель из начала, и оттуду лежу наг.

Сотворенный Богом по образу и подобию Его человек изначально, в своем первобытном состоянии, обладал совсем иным телом, чем то, в котором мы рождаемся, живем, с которым расстаемся по смерти и в котором в момент общего воскресения предстанем на Страшный Суд Господень. Богословы не дают нам исчерпывающего ответа на вопрос о том, что это было за тело, каковы были его существенные особенности, как оно принципиально отличалось от того тела, в которое мы облечены теперь²⁶².

Но даже и наше бренное тело должно вызывать многие заботы о себе – причем заботы не только материальные, но и вполне духовного свойства.

«В устройстве тела всё логосно и Божественно логично, всё Божественно совершенно и целесообразно»²⁶³. «Береги тело сие», – учит святитель Кирилл, сороковой преемник апостола Иакова, брата Господня, на Иерусалимской кафедре, – ибо с ним ты, по воскресении, «предстанешь на суд»²⁶⁴.

«Плоть нам дается на всю вечность, – подтверждает современный богослов. – Душа человека, дух человека и плоть составляют одно таинственное целое»; «это тело, которое есть частица тела Христова, которое таинственно питается Святыми Дарами» и уже сейчас освящается ими, призвано к воскресению в конце времен²⁶⁵.

«Бог, уже и теперь одевающий душу славой и напояющий ее Своим огнем, в ту долгожданную пору и тело оденет и «сообразным славному телу» Своему представит (Флп.3:21), дав тогда, наконец, упокоение пищей и одеяниями небесными и делание нетленное ангельское»²⁶⁶, – вот та славная участь, которая уготована во всеобщем воскресении телам праведных.

Сколь большей заботы требовало то тело, в которое были облечены прародители от дня их сотворения до момента, когда преступлением заповеди они отвергли Божественную благодать!

И сколь постыдным было их положение, когда «отверзошася очи» их и «разумеша, яко нази беша» (Быт.3:7)! Это ли думала узнать Ева, когда, по вражескому наущению, «взя от плода» древа познания добра и зла «и яде»; это ли думал узнать Адам, когда взял то, что жена «даде мужу своему», когда они оба «ядоста» (Быт.3:6) тот плод?

«Лишившись за преступление заповеди высшей благодати, они ощущают и чувственную наготу, чтобы из охватившего их стыда вполне поняли, в какую бездну низвело их преступление Владычной заповеди. ...Доселе они наслаждались такой свободой, и даже не знали, что были наги (они и не были наги, потому что их лучше одежды покрывала вышняя слава), после же вкушения, то есть после преступления заповеди, они дошли до такого унижения, что, не перенося стыда, стали уже искать покрывала»²⁶⁷.

«Бог, когда (Адам и Ева) сделались недостойными того славного и блестящего одеяния, которое облекало их и избавляло от телесных нужд, лишил их всей этой славы и счастья, каким они пользовались до этого тяжкого падения»²⁶⁸.

Не возлагай всецело на врага рода человеческого вину за свои грехи, душа моя!

Да, он всегда стоит при тебе, наущая и подталкивая ко всему, что только может погубить тебя, отвести далеко в сторону от пути, ведущего к будущему Царству, похитить те благодатные дары, которые Господь щедро дал тебе и готов одаривать ими и впредь.

Но ведь он не может тебя ни к чему принудить, он не может тебя заставить грешить – если только ты не прислушаешься к его советам, если ты не используешь свою свободную волю, данную тебе Богом от момента творения, для того, чтобы противостоять вражеским наветам.

В чем согрешили прародители? Только ли в том, что послушали совет лукавого змия?

Нет – в том, что они последовали ему, что они добровольно, без всякого принуждения, из одного только любопытства приняли его в себя и сделали злую волю искусителя как бы своей волей.

Так и ты, душа моя, – сколько советов нечестивых принимаешь в себя, чтобы сделать их как бы своими!

Но знай: «Принявши этот гибельный совет, ты не только попрала данный от Бога закон и нарушила заповедь, и до такой дошла несытости, что не удовольствовалась столь многочисленными плодами, но еще дерзнула вкусить и от того одного дерева, которого Владыка повелел не касаться, поверила словам змия, сочла совет его более достойным доверия, чем данную Создателем заповедь»²⁶⁹.

С каждым так принятым советом ты раздираешь те остатки первозданной одежды, которые у тебя еще остались, – попирая добровольно образ и подобие Божии, которые еще сохранены в тебе!

Вот – нагота твоя, душа моя! Лишенная образа и подобия, что представляешь ты собой? Прах земной, из которого ты взята? персть? «сень и соние»²⁷⁰?

Вот – нагота твоя, душа моя! Куда ты пойдешь? В рай? Но ведь ты сделала – и продолжаешь делать! – куда больше первозданного Адама, чтобы затворить перед собой райские двери, и одежда твоя тебя обличает, яко несть брачна²⁷¹...

В ад?.. Но там – есть ли место покаянию? «Еда мертвыми твориши чудеса? или врачеве воскресят и исповедятся Тебе? Еда повесть кто во гробе милость Твою, и истину Твою в погибели?» (Пс.87:11–12).

«Егда душа от тела имать нуждею восхититися страшными ангелы, всех забывает сродников и знаемых, и печется о будущих судилищей стоянии, яже суеты, и многотрудныя плоти разрешении»²⁷²...

Помилуй мя, Боже, помилуй мя.

Облекохся к раздранную ризу, юже изтка ми змий советом, и стыждуся²⁷³..

Посмотри, посмотри, душа моя, на твой «грех и родившуюся от него наготу»²⁷⁴!

Увидев их, первые люди «сшиста листвие смоковное и сотвориста себе препоясания». Смотри, из какой славы в какое унижение низверглись они. Те, которые доселе жили, как земные ангелы, изобретают себе одежду из листьев. Таково зло – грех. Он не только лишает нас вышнего благоволения, но и ввергает в великий стыд и унижение, похищает у нас и те блага, которыми обладаем, отнимает всякое дерзновение»²⁷⁵.

Потому и «одежда, изобретенная грешниками, долженствовала быть памятником греха столь же ужасным, как и самая нагота»²⁷⁶, – что может быть более жалким, чем покрыть себя «листвием смоковным»? Смотри, человек, на что ты способен сам, без всесильной помощи Божией! На что способен ты, кроме как – взять из того, что для тебя Господь сотворил, и сделать из этого нечто, что не содержит в себе ни первоначальной цели, ни замысла творения?

Ведь у тебя была одежда истинная, одежда нетления²⁷⁷ – благодать Святого Духа! Адам получил ее как непременную принадлежность творения, ты же, чадо Адамово, получаешь ее в Таинстве Святого Крещения и, сохранив ее незапятнанной, можешь наследовать Царство Небесное.

Разве «листвие смоковное» было создано для того, чтобы стать «одеждой»?

Разве мир сей во всем его великолепии был создан только для того, чтобы ты, не согласуя свое разумение с Божественным замыслом, использовал вещи мира вовсе не для того, для чего они были сотворены, чтобы ты, вместо того, чтобы хранить мир, всечасно разрушал его и себя?

Разве в этом – смысл той власти над всем видимым (Быт.1:26, 28), того «великого преимущества», которое и «самим образом создания», и «бестелесным существом души»²⁷⁸ тебе дал Господь в день твоего творения?

Давно ли ты пил воду из реки, не боясь отравиться? Давно ли ты дышал чистым воздухом, а не гарью и копотью? Давно ли ты ел настоящую еду, а не то, что за тебя уже не раз переварили машины?

Давно ли ты от сердца молился?..

А ведь Господь промышлял о человеке и в минуту его грехопадения и даже раздранную одежду его претворил в одежду новую, всячески пригодную для новых условий бытия людей. «Бог, к утешению их, соделывает [эту одежду] также памятником Своего о них попечения ...То, что Сам Бог устрояет и возлагает на человека ризы, есть изъявление Промысла Его и милосердия о грешниках. То смятение, которое принудило их самих искать одежды, препятствовало им сделать ее достаточною и совершенною: Бог усовершает ее так, чтобы она была и покровом стыда, и защитою от действия внешних сил на тело человеческое»²⁷⁹.

Как думает Он о тебе!

А как часто думаешь ты о Нем?..

Помилуй мя, Боже, помилуй мя.

[Слезы блудницы, Щедре, и аз предлагаю: очисти мя, Спасе, благоутробием Твоим.]²⁸⁰

Чти в понедельник первыя седмицы постов.

Воззрех на садовную красоту и прельстихся умом: и оттуду лежу наг и срамляюся.

Как скрупулезно и точно исследует преподобный Андрей всю подноготную человеческого грехопадения!

Первый шаг ко греху – это «похоть очес» (1Ин.2:16), возбуждающая тело, готовящая его к сосложению с неподобным; от этого возбуждения, от видимых образов прельщается ум и увлекает за собой тело – как пишут богословы-аскеты, «душа состраждет телу, тело же не состраждет душе.... Душе же помышляющей, не помышляет уже тело, но пребывает само по себе особь» – все помышления греховные «душею действуются»²⁸¹, поэтому «согрешивши, не обвиняй деяние, но мысль. Аще бо не бы ум предтекл, то не бы тело припоследовало»²⁸².

Последний же шаг – даже и не шаг, а результат действия греховного деяния или помышления – тот жгучий стыд, который испытывает совесть человеческая, когда она еще не сломлена грехом окончательно, когда она еще может отличать грех от праведности и осознавать пагубность одного в противовес благости другой. Пока человек не закоснел окончательно во грехе, пока сердце его не окаменело, он не может не осознавать того стыда, в который его ввергает греховная нагота – нагота от дел благих.

Лежу наг и срамляюся – как это точно!

Наг – потому что нет у меня никаких добрых дел, которые прикрыли бы наготу моей души.

Срамляюся – потому что испытываю страх, зная, что «нет ничего тайного, что не сделалось бы явным, и ничего не бывает потаенного, что не вышло бы наружу» (Мк.4:22; Лк.8:17), и приходит час, когда все лукавые деяния человека обнажаются перед людьми. Но не это только – ведь есть Всеведец-Судия, Которому нет нужды ждать и этого часа, и времени Судного, Который знает все мои дела еще до того, как я совершил их, и перед Ним мне – стыднее всего: каждым, даже самым малым грехом своим я попираю Его Божественную любовь.

Но и больше того – каждым своим неподобным «делом, словом и помышлением»²⁸³ я сотрясаю основы мироздания: я ведь сотворен по образу и подобию Божию для того, чтобы наследовать жизнь вечную в Царствии Божием, но сам замутняю в себе эти образ и подобие и сам отдаю себя в руки врага, единственная цель которого – навсегда разлучить творение и Творца, собрав для себя в области своего владения²⁸⁴ – в огне геенском – как можно больше людей, оторванных от Создателя своего.

В этом малом тропаре – весь опыт пустынножительства, который только и позволяет правильно осознать путь греховный.

Путь же этот весьма извилист: «По определению рассудительных отцев, иное есть прилог, иное – сочетание, иное – сосложение, иное – пленение, иное – борьба и иное – так называемая страсть в душе. Блаженные сии определяют, что прилог есть простое слово, или образ какого-нибудь предмета, вновь являющийся уму и вносимый в сердце; а сочетание есть собеседование с явившимся образом, по страсти или бесстрастно; сосложение же есть согласие души с представившимся помыслом, соединенное с услаждением; пленение есть насильственное и невольное увлечение сердца, или продолжительное мысленное совокупление с предметом, разоряющее наше доброе устроение; борьбою называют равенство сил борющегося и боримого в брани, где последний произвольно или побеждает, или бывает побеждаем; страстию называют уже самый порок, от долгого времени вгнездившийся в душе и через навык сделавшийся как бы природным ее свойством, так что душа уже произвольно и сама собою к нему стремится»²⁸⁵.

Так что не будем обвинять в нашей греховности ни тела наши, ни садовную красоту, ни даже и врага рода человеческого. Ведь «бедствия произошли не собственно от древа, но от беспечного произволения и презрения, какое (Адам) показал в отношении к заповеди»²⁸⁶.

Согреших, Господи, согреших паче всех человек!..²⁸⁷

Помилуй мя, Боже, помилуй мя.

Делаша на хребте моем вси начальницы страстей, продолжающе на мя беззаконие их.

«На хребте моем орали оратаи, проводили длинные борозды свои», – так воспевал богоотец пророк Давид, или, по-славянски: «На хребте моем делаша грешницы, продолжиша беззаконие свое» (Пс.128:3).

«Говоря «на хребте», пророк показывает, что «грешницы» хотели всю силу его сокрушить, так как «хребет» изображает силу»²⁸⁸, – так понял эту песнь божественный Златоуст.

Кто суть эти начальницы страстей, как не слуги врага рода человеческого?

И кто, как не я сам, позволил им совершать это беззаконное делание, предоставив в их распоряжение своею волей и хребет мой, и с ним – всё тело мое, а с телом – и душу, которая телу состраждет?!

Помилуй мя, Боже, помилуй мя.

Преступи понедельнику первыя седмицы даже до Славы.

Погубих первозданную доброту и благолепие мое и ныне лежу наг и стыждуся.

Не Адам – нет, я сам разрушил ту красоту и благолепие, в которых я призван был в этот мир. Жизнь, которую Господь дал мне для праведности, я распылил по множеству бесполезных дел. Время, которое Он отвел мне для покаяния, я бездумно прожил, увлеченный духом века сего.

Стыд и нагота – вот где я нахожу себя. Стыд и нагота, которых не могут прикрыть все одежды этого бренного мира, потому что они истлевают и преходят вместе с ним.

Где «шлем спасения» моего? где «щит веры»? где «меч духовный» (См.: Еф.6:16–17)?

Сохранил ли я цел и невредим до последняго моего издыхания Залог, о Немже истязан буду во второе и страшное Пришествие Великаго Господа Бога и Спаса нашего Иисуса Христа²⁸⁹?..

«Лета» моя в беспечности «яко паучина поучахуся» (Пс.89:9)…

Помилуй мя, Боже, помилуй мя.

Чти вторнику первыя седмицы постов.

Сшиваше кожныя ризы грех мне, обнаживый мя первыя боготканныя одежды.

«Таковы козни диавола: когда он найдет послушных себе, то, обольстив их кратковременным удовольствием, низвергнув в самую глубину зла и покрыв стыдом и бесчестием, оставляет их в этом низком положении на жалкий позор зрителям. Но Попечитель душ наших, видя их в совершенной беспомощности, не оставляет их в этом положении, но придумывает для них покров и бедностью одежды показывает им, какого одеяния они заслужили»²⁹⁰.

«И сотвори Господь Бог Адаму и жене его ризы кожаны: и облече их» (Быт.3:21).

Но Богоучительный святитель, ссылаясь на апостола Павла, специально предостерегает нас: «Потомки, согрешающие подобно первым людям, подвергаются неодинаковому с ними наказанию», ибо сказано: «елицы бо беззаконно согрешиша, беззаконно и погибнут; и елицы в законе согрешиша, законом суд примут» (Рим.2:12). Эти слова значат: жившие до закона и живущие после закона неодинаково будут судимы; согрешающие после дарования закона подвергнутся тягчайшим наказаниям», поскольку они пользовались наставлением и помощью закона²⁹¹.

Адамово своеволие было грехом неведения, потому и наказание за него было весьма мягким – не захотев благодати богообщения в раю сладости, по своей воле отказавшись от нее, он был отправлен учиться боговедению и богопочитанию в «поте лица своего», возделывая «землю, от неяже взят бысть» (Быт.3:23), в трудах зарабатывая себе право на обожение. «То, что без скорби сделаешь, то непрочно бывает, – и что посеешь, да слезами не польешь, то худо всходит»²⁹².

Но если Адам, получая кожаные ризы, покрывающие срам наготы его греха, еще не ведал своей судьбы, не знал существа будущего наказания, то я – совсем не так: я знаю заповеди Божии, знаю и о последствиях, которые несет за собой их нарушение.

Я научен святыми отцами, что грех есть болезнь и «душевная смерть»²⁹³, и он не относится к полноте творения в ее первоначальном, всеблагом состоянии. «Грех, то есть сатана» и дело бесовское и демонское²⁹⁴, стал «соприсущным злом»²⁹⁵, примешивающимся отвне к духовной сущности человека, сосуществующим с ней (как «чужое» сосуществует с «нашим»²⁹⁶) и порабощающим человека²⁹⁷.

Я знаю, откуда он, – происхождение греха непосредственно связано с мыслительными, «словесными» качествами свободного человека²⁹⁸: «парение мысли, начало есть, еже согрешати»²⁹⁹.

Первый человек, «уловляемый в какой-то момент собственной своей волей»³⁰⁰, «захворал неведением собственной Причины ... и обменял соответствующий естеству разум на то, что вопреки естеству»³⁰¹. Именно так человек начал «согрешати, а от онаго умирати»³⁰².

Впоследствии, «находя на опыте, что вкушение чувственного бытия может служить к поддержанию его видимой и телесной природы», согрешивший человек «принял ошибочно за бога видимую тварь, обоготворил ее, поскольку она была полезна для поддержания тела ... поклоняясь «твари вместо Творца» (Рим.1:25) через заботу и попечение об одном только теле. Ибо служить твари можно не иначе, как заботясь о [своем] теле, а служить Богу нельзя иначе, как очищая душу добродетелями»³⁰³.

Я знаю, что «Бог от нас человеков ничтоже взыскует ино, но токмо еже не согрешати»³⁰⁴. Противоестественное же псевдослужение является всегубительным – оно поражает недугом разумную часть человека, а через нее – и его материальную сущность³⁰⁵.

Знаю я и то, что зло имеет «силу побудительную, но не принудительную»³⁰⁶.

Но, зная всё это, зная и историю стыда Адамова, – почему я не прилагаю к себе этих поучительных слов? Почему не прилагаю усилий, чтобы всеконечно вырваться из рабства греху?

Помилуй мя, Боже, помилуй мя.

Обложен есмь одеянием студа, якоже листвием смоковным, во обличение моих самовластных страстей³⁰⁷.

Что осталось мне, кроме одеяния стыда? Что может спрятать, что может покрыть собою «листвие смоковное»?

Сам, сам я, волею своею, открыл дорогу страстям. Сам ничего не делаю, чтобы их крепко обуздать. Сам, вместо того, чтобы «и горы переставлять», отрекаюсь «любви» Божией и брожу с теми, кого изгнал Христос из человека, посреди «стада свиного» (1Кор.13:2; Мф.8:28–32; Мк.5:8–13, Лк.8:30–33).

Но сам я и зову к Тебе, Спасе мой: «Руце Твои сотвористе мя и создасте мя, вразуми мя, и научуся заповедем Твоим» (Пс.118:73)...

Помилуй мя, Боже, помилуй мя.

Одеяхся в срамную ризу и окровавленную студно течением страстнаго и любосластнаго живота.

То, что я считаю украшением своим, лучшей одеждой своей, на деле, в духовном зрении, являет собой воистину ризу срамную, ведь «украшается» она не подвигами и доблестями в духовном делании, а теми жизненными успехами, цена которых – нарушение всех заповедей Господних.

Разве люблю я Бога так, как это делали наши аввы, те, кого мы называем «наставниками монахов и собеседниками Ангелов»? Нет, сама жизнь свидетельствует здесь против меня – потому что я всечасно готов, забыв о Нем, делать всякое мирское дело, добиваясь временного благополучия и призрачной, всегда ускользающей славы от людей. Но можно ли этого добиться, оставаясь всегда на Божественней страже³⁰⁸, будучи всегда внимательным к Божественному зову и готовым незамедлительно ответить на него?

«Предоставь мертвым погребать своих мертвецов», – сказал Христос (Мф.8:22; Лк.9:60). А я – услышал ли эти слова?

Разве люблю я ближнего, как заповедал Господь: «как самого себя» (Лев.19:18; Мф.19:19, 22:39; Мк.12:31, 33; Лк.10:27)? Я и себя-то любить не умею – как отдам я любовь ближнему? Ведь чтобы отдать, надо где-то взять, и чтобы что-то сделать, нужно сперва этому научиться... Я же, в погоне за призраком мира сего, могу скорее обидеть, чем возлюбить.

Это ли – не следы того кровавого истечения, которое от заповедей Пятикнижия делает человека нечистым настолько, что возбраняет ему не только прикасаться к святыне (Лев.5:2–3, 15:31), но даже и быть в обществе Господнем (Лев.15:1–15, 25–30, 18:19; Иез.36:17)?

Но вспомним Евангельский рассказ о жене кровоточивой, много лет страдавшей от несчастья своего и верою исцелившейся одним только прикосновением ко Господу: «Когда же Он шел, народ теснил Его. И женщина, страдавшая кровотечением двенадцать лет, которая, издержав на врачей все имение, ни одним не могла быть вылечена, подойдя сзади, коснулась края одежды Его; и тотчас течение крови у ней остановилось. И сказал Иисус: кто прикоснулся ко Мне? Когда же все отрицались, Петр сказал и бывшие с Ним: Наставник! народ окружает Тебя и теснит, – и Ты говоришь: кто прикоснулся ко Мне? Но Иисус сказал: прикоснулся ко Мне некто, ибо Я чувствовал силу, исшедшую из Меня. Женщина, видя, что она не утаилась, с трепетом подошла и, пав пред Ним, объявила Ему перед всем народом, по какой причине прикоснулась к Нему и как тотчас исцелилась. Он сказал ей: дерзай, дщерь! вера твоя спасла тебя; иди с миром» (Лк.8:42–48; Мк.5:25; Мф.9:20).

Не сходен ли и я с этой несчастной женщиной?

Как и она, я много лет страдаю, угнетенный властью греха.

Как и она, я, будто на ощупь, ищу исцеления, блуждая в потемках мира сего.

Как и она, я раздал для этого большую часть богатства своего – того времени, которое отвел мне Господь для жизни на этой земле.

Не сходен я с ней только в одном: она – во исполнение заповеди Господней «возлюбить Господа Бога твоего всем сердцем своим и всею душею своею, и всем разумением своим, и всею крепостию своею» (Ср.: Мф.22:37; Мк.12:30; Лк.10:27) – всею силою своею рванулась ко Христу, преодолев все препятствия, чтобы только прикоснуться к краю одежды Его, – таков ли и я? таково ли моё рвение? так ли я исполняю то, что заповедано мне, – не рассуждая, не умствуя, но от сердца делая?

Помилуй мя, Боже, помилуй мя.

Преступи вторнику первыя седмицы. Чти в четверток пятыя седмицы на утрени.

Оскверних плоти моея ризу и окалях еже по образу, Спасе, и по подобию.

Я ведь пошел много дальше Адама первого.

Он, получив «ризы кожаны», остаток жизни своей посвятил стяжанию праведности, которая искупила бы для него личные последствия его греха. Потеряв грехом одежду первую, последнюю свою земную одежду он хранил незапятнанной.

Тело должно быть действенным орудием человека во всех событиях его земной жизни³⁰⁹ (хотя нельзя и забывать: «кто угождает телу, тот усиливает его свирепость»³¹⁰, поэтому не угождать нужно телу, а воспитывать его, чтобы оно могло всегда исполнять свою инструментальную задачу, быть надежным орудием души, идущей к Господу).

Более того, тело наше, облеченное «ризами кожаными», уже сейчас в потенциале обожено Воплощением Христовым и подлежит (хотя и в неизвестном нам образе) будущему общему воскресению³¹¹.

Я же не сделал тело мое послушным орудием добродетели, я нежил и лелеял его, как избалованного ребенка, я попускал ему впадать в многоразличные страсти и не противостоял искушениям.

Был ли в жизни этого тела моего хоть один миг простого, неизощренного бытия? Была ли простая пища? неизнеженная жизнь? труд, нужный телу, как воздух?

И вот, как отец изнеженного дитяти, я получаю всечасно плоды дурного воспитания его – болезни, скорби, печали... А «когда тело заболит, больной ни о чем уже другом не заботится, ни о богатстве, ни о славе, ни об утехах, а всё об одном уврачевании тела и восстановлении здоровья³¹²...

Что есть – по образу и по подобию?

«По образу Слова нам дано слово (то есть разум), ибо словесные – от Слова, безначального, несозданного, неуловимого и Бога моего. Поистине по образу (Его) душа всякого человека – словесный образ Слова.... Бог-Слово от Бога и совечен Отцу и Духу. Таким же образом и душа моя является по образу Его. Ибо, обладая умом и словом, она имеет их по существу нераздельными и неслиянными, равно и единосущными. Эти три (то есть душа, ум и слово) суть одно в соединении, но вместе и в разделении, будучи всегда и соединены, и разделены. Если ты удалишь одно из трех, то вместе удалишь, конечно, и всех. Ибо душа неразумная и бессловесная равна будет (душе) бессловесных; но и без души не может существовать ни ум, ни слово. ...Этот верный образ... ты никогда не увидишь и не уразумеешь, если прежде не очистишь свой образ и не омоешь от скверны, если не извлечешь его, засыпанного страстями, и не отрешь совершенно, и не разоблачишь также, и не убелишь, как снег»³¹³.

Но я осквернил и разодрал даже и те «ризы кожаны», которые Господь дал человеку для существования на земле, – так, что они не в силах уже удержать и защитить образ и подобие Божии (а понимать их нужно, как учит Василий Великий, «боголепно» – это «не телесное очертание», но «божественное свойство»!³¹⁴) от того замутнения, которое стремится наложить на них во мне вселукавый отец лжи – «князь мира сего» (Ин.12:31, 14:30, 16:11).

Только в Тебе, Господи мой, не имеет он «ничесоже»!³¹⁵ (Ин.14:30).

Только Ты Един Безгрешен.

«Верую, Господи! Помоги моему неверию!» (Мк.9:24).

Помилуй мя, Боже, помилуй мя.

Чти вторнику первыя седмицы.

Впадох в страстную пагубу и в вещественную тлю, и оттоле до ныне враг мне досаждает.

Как краток путь от страстей до тления! Лишь только зашевелилась в душе страсть – как находит она для себя некий материальный объект, прилепляется к нему и окутывает им всё человеческое существо.

Что за пристрастие? Ведь знаю: «Не собирайте себе сокровищ на земле, где моль и ржа истребляют и где воры подкапывают и крадут» (Мф.6:19).

Почему же я позволяю себе (сам, по собственной воле!) подчиняться этой страсти?

Ведь следом подходит и враг – ему только того и нужно, чтобы воля наша ослабела, чтобы мы полностью погрузились в тление вещественного мира. Через материальные прорехи проникает он внутрь нас и подчиняет нашу волю себе. Воистину – пагубна вещественная тля, погубляющая всех, кого касается...

А как может досаждать враг, всячески смущая человека вещами мира сего, мы знаем. Знаем если не по собственному опыту (ведь, хотя нам сказано: «испытывайте духов» (1Ин.4:1), мы далеко не всегда умеем отличить полезное от вредного, далеко не всегда видим за житейскими событиями козни врага), то из Писания – достаточно прочитать историю праведного Иова, чтобы и увидеть хитроумие бесовское во всем, что касается испытания человека посредством вещей мира сего, и понять, что праведному эти испытания – не во вред, но в пользу и научение.

Кто хочет, тот учится – ведь учение это не передача неких знаний от человека к человеку каким-то автоматическим образом, а обоюдная работа: тот, кто меня учит, – передает мне некую информацию, накопленный и обобщенный результат чужого опыта, моя же задача – эту информацию не просто воспринять, зафиксировать в памяти, но сделать ее как бы своей, моей собственной, чтобы я, не сомневаясь, мог оперировать ею в течение моей жизни. Для того чтобы понять, что огонь жжет, нет необходимости совать руку в костер. Чтобы оперировать таблицей умножения, нет нужды всякий раз углубляться в логику арифметики.

Почему же мы предпочитаем не учиться, а доходить до всего только путем собственных проб и ошибок? Ведь не поддающиеся исчислению миллионы людей, живших до нас на земле, во главе с праматерью Евой, уже достаточно поэкспериментировали в той сфере, которая касается взаимоотношений видимого и невидимого, вечного и тленного, Бога и человека!

Почему моя рука всё время с вожделением тянется к тому или другому – по существу, к тому яблоку (под каким бы видом оно ни выступало – от куска хлеба до оков мирского богатства), которое висело перед Евой, которое было само по себе «хорошо весьма», как и всё, что сотворил Господь?! Именно с вожделением – в этом-то и дело: в том, как правильно и с пользой для спасения души использовать то, что дарует Господь для нашего благоденствия на земле!

Ведь и яблоко Евино было хорошо во всём – только оно не предназначалось для еды...

Помилуй мя, Боже, помилуй мя.

Любовещное и любоименное житие, невоздержанием Спасе предпочет, ныне тяжким бременем обложен есмь.

Вот оно, бремя греха, вот они, плоды невоздержания... Не тебе ли сказано, душа моя: «собирайте себе сокровища на небе, где ни моль, ни ржа не истребляют и где воры не подкапывают и не крадут, ибо где сокровище ваше, там будет и сердце ваше» (Мф.6:20–21)? Почему же ты – ты, о ком Тертуллиан сказал: «душа по природе христианка», – почему ты так любишь заботиться о приобретении имений здесь, почему ты предпочитаешь вещи земные, почему считаешь, что они – больше вещей небесных?

Евангелие учит нас: «Как трудно надеющимся на богатство войти в Царствие Божие! Удобнее верблюду пройти сквозь игольные уши, нежели богатому войти в Царствие Божие» (Мк.10:24–25).

Святые отцы говорят нам: и просто любить вещи – тяжкий грех. Но куда грешнее – любить их более Творца, ведь Тот, Кто сотворил их, достоин куда большего почитания, к Нему надлежит стремиться, ибо в Нем – источник жизни, источник существования всех вещей, и к Нему все мы вернемся по окончании нашей земной жизни, по всеобщем воскресении. Вернемся, если дела наши не обличат нас (См.: Лк.11:48)...

Одолеть бремя невоздержания – вот истинное начало поста. «Царствие Божие не пища и питие» (Рим.14:17), но с пищи и пития начинается: невозможно начать подвизаться с самого трудного, нужно испробовать наилегчайшее, чтобы потом, возрастая по ступеням праведности, взрастить в себе силу духовную и с ее помощью добраться до вершины лестницы, возводящей в рай.

С самой ничтожной малости установила Церковь нам начинать наш духовный рост – ведь «верный в малом и во многом верен, а неверный в малом неверен и во многом» (Лк.16:10). Попробуйте удержать себя хоть на немного дней от того, что является для вас излишним, – от той части вседневной пищи, которая лишь отягощает вас, не только не придавая силы, но и принося вред здоровью; от той части пития, которое возбуждает в теле неуместные страстные движения. Сначала попробуйте это. А потом – попытайтесь и то, что разрешено употреблять постом, вкушать определенной мерой, не пресыщаясь, но заботясь о теле, чтобы излишне не истощить его, чтобы оно имело силы продолжать оставаться для вас необходимым инструментом и повседневной жизни, и молитвы.

Церковь обучает нас воздержанию, как некий авва обучал своего любимого ученика: как старец ежедневно отнимал по малой части от той меры хлеба, которую вкушал его послушник, чтобы тот постепенно привык довольствоваться малым и необходимым, так Церковь учит нас приступать вначале к подвигу незначительному, не чрезмерному, чтобы потом мы, научившись постом обуздывать видимое и давать ему лишь полезное, но не излишнее, смогли применить полученные нами в этом малом подвиге навыки к обузданию невидимого, лишь ощутимого, духовного – слов, чувств и бесконечно парящих, столь склонных к бесплодной мечтательности, так далеко уводящих нас мыслей.

Но хотим ли мы обучаться? Ведем ли мы себя всегда так, как вел себя тот приснопамятный послушник?

Вспомни, душа моя, как часто ищешь ты любого внешне пристойного обоснования для того, чтобы облегчить пост или вовсе отступить от него! Значит, не тебе сказал Христос: «Иго Мое благо и бремя Мое легко» (Мф.11:30)?

Помилуй мя, Боже, помилуй мя.

Украсих плотский образ скверных помышлений различным обложением и осуждаюся.

Вот моя здешняя красота: те остатки образа Божия, которые сохранились во мне после грехопадения прародителей, облеченные в плоть, в богозданные ризы кожаны, скрытые этими ризами, я скрываю еще более, окутывая их покрывалами моих скверных помышлений.

Отсюда и осуждение мое – потому что «Бог деяния и намерения вменяет»³¹⁶, а внутренний человек познается не столько в деянии, сколько в желании (под которым следует понимать, видимо, то, что отцы называют «делом в душе»³¹⁷).

Духовное развитие человека идет от мысли, воплощаемой в дела, причем дела эти соответствуют существу произведшей их мысли. И если, как учат отцы-аскеты, «начало всякаго блага, слово деятельно, и деяние словесно»³¹⁸, то это же правило можно отнести и к деяниям греховным: «Согрешивши, не обвиняй деяние, но мысль. Аще бо не бы ум предтекл, то не бы тело припоследовало»³¹⁹.

Почему же ты, свободная воля моя, не хочешь остановить греховные помыслы?

Помилуй мя, Боже, помилуй мя.

Внешним прилежно благоукрашением единем попекохся, внутреннюю презрев Богообразную скинию.

Но мало, мало мне тех одеяний, которых никто не видит, – одеяний помыслов моих, застилающих во мне образ и подобие Божии. Я хочу материализовать невидимое, хочу сделать видимым то, что сокрыто в духовной области.

Невидимый никому, кроме меня и Господа, помысл богатства обретает зримые формы: я не доволен простым и необходимым, я не вожделею и истинного одеяния – одеяния света, коему причастен Сам Господь, «одеяйся светом яко ризою» (Пс.103:2)³²⁰; я полагаюсь на красоту и высокоценность тех земных одежд, большинство которых меня физически не переживет и истлеет раньше моего исхода из мира сего! Зачем?

Невидимый никому, кроме меня и Господа, помысл горделивый обретает зримые формы: я уже не доволен благоукрашением самого себя, своей внутренней храмины (ведь сказал же апостол: «Вы есте храмы Бога Живаго» (2Кор.6:16)), я не доволен тем единственно значимым занятием, которое состоит в том, чтобы сделать этот внутренний храм достойным принятия Истинного Бога (а ведь это – занятие, для которого может не хватить и целой жизни!), я не думаю об обожении – я думаю о том, как дом свой сделать соответствующим той благоукрашенной одежде, которая на мне, и этому посвящаю время земной жизни своей, словно оно – бесконечно, словно у меня нет никаких иных потребностей, кроме потребностей телесных. Зачем?

Даже самые естественные мысли я умею превращать в греховные помыслы и – из них – в неправедные деяния: простейшее желание поесть, возникшее от чувства голода, которое дает нам наша мудро устроенная природа как знак, чтобы вконец не ослабело тело наше, это вполне естественное желание я превращаю в повод для чревобесного пресыщения, объядения и пьянства, для гортанобесного услаждения изысканными яствами – там, где на самом деле нужен просто кусок хлеба и глоток чистой воды...

Разве я не знаю, что в оный день страшный³²¹, когда воссядет Владыка на престоле судном и «сущие во гробех восстанут в воскрешение живота», а я восстану в «воскрешение суда» (Ин.5:28–29), ничто из этого не будет мне в помощь – ведь в тот день «раб и владыка вкупе предстоят, царь и воин, богатый и убогий в равнем достоинстве»?!³²²

Помышляю день страшный,

и плачуся деяний моих лукавых:

како отвещаю Безсмертному Царю?

коим же дерзновением воззрю на Судию блудный аз?³²³

Не потому ли и преподобные отцы, и сам великий святитель рекомендуют не увлекаться внешним благоукрашением даже и самих храмов Божиих³²⁴, заботясь более о том, чтобы в них была сила Духа и истины, чтобы не сделались они «вертепом разбойников» (Мф.21:13; Мк.11:17; Лк.19:46), как храм ветхозаветный?

Но ведь сколь хуже, если «вертепом разбойников» становится наш внутренний храм – когда дух лукавый вводит в него, за грехи наши, семь «духов, злейших себя» (Мф.12:45)?

Помилуй мя, Боже, помилуй мя.

Преступи вторнику. Чти в четверток пятыя седмицы.

Вообразив моих страстей безобразие, любострастными стремленьми погубих ума красоту.

Так поступаю я всю мою жизнь: то, что не имеет образа, моим своеволием приобретает образ, во-ображается, становится видимым, даже чувственно ощущаемым, и, отделяясь от меня, начинает влиять на жизнь тех, кто рядом со мной, а через них – как круги на воде – и на жизнь всего мира.

Это ли то сотворчество, которого от меня ожидает Творец, почивший «в день седьмый от всех дел Своих» (Быт.2:2–3; Исх.20:11; Евр.4:4)?

Бог сотворил человека «из видимой и невидимой природы как по Своему образу, так и по подобию: тело образовав из земли, душу же, одаренную разумом и умом, дав ему посредством Своего вдуновения, что именно, конечно, мы и называем Божественным образом»; таким образом, человек – одновременно «дух и плоть, дух – по благодати, плоть – по причине гордости»³²⁵. «Каждое [творение] – Ангел, душа, демон – по собственной природе своей есть тело ... душа, будучи тонким телом, облеклась и облачилась в члены этого тела», с которым и «срастворилась всецело»³²⁶.

В этом неуразумеваемом для человека результате творческого акта Бога, «иже быти нам даде от подлежаща вещества и умна существа, и во едино противная естеством сама с собою преславно сочета и состави»³²⁷, познается не только созидательная творческая сила Божества, но и сотворческая задача человечества – использовать свою материально-духовную сущность для одухотворения вещества, ибо естество человеческое Бог соделал всякого блага причастным³²⁸.

«Бог дал первозданным людям – Адаму и Еве – великое благоволение быть Его сотворцами», и это сотворчество продолжается и по сей день, начиная уже с физиологического уровня: «Родители являются сотворцами Бога, потому что они дают своим детям тело»³²⁹.

Я же даю видимый образ, некое «тело» тому, что его не должно было иметь по замыслу творения!

Ведь грех – это зло, а «[злое Бог не сотвори]»³³⁰! Но раз зло отсутствовало в самой идее творения, оно относится к категории не-сущего³³¹ – его нет, и возникает оно только тогда, когда делается, делается нами по нашей собственной свободной воле.

Этого ли сотворчества ждет от меня Господь?..

Душе моя, почто грехами богатевши, почто волю диаволю твориши, в чесом надежду полагаеши?³³²

Помилуй мя, Боже, помилуй мя.

Чти вторнику.

Погребох перваго образа доброту, Спасе, страстьми, юже, яко иногда драхму, взыскав, обрящи.

Грех, «будучи духовного свойства», как болезнь и «душевная смерть»³³³, не относится к полноте Творения. Зло – то состояние, которое естество души искажает. Зло, грех – противоестественны человеку³³⁴ уже потому, что зло – не самостоятельное качество, оно не имеет собственной природы и никоим образом не связывается с Творцом всего сущего³³⁵.

«Зло не было, не есть и не будет самостоятельно существующим по собственной природе, ибо оно не имеет [для себя] в сущих ровно никакой сущности, природы, ипостаси, силы или деятельности; оно не есть ни качество, ни количество, ни отношение, ни место, ни время, ни положение, ни действование, ни движение, ни страдание, так чтобы по природе созерцалось в каком-либо из сущих; оно не есть ни начало, ни средина, ни конец, но – обнимая всё [единым] определением – зло есть недостаток деятельности присущих естеству сил в отношении к [их] цели и решительно не есть что-либо другое»³³⁶.

Я, только я сам, отказываясь от своей главной цели – богообщения, богоуподобления, обожения, затемняя в себе образ и подобие Божии, придаю злу образ и смысл.

Не-сущее зло, зло, которое не имеет ни природы, ни движения, моими усилиями облекается в плоть, становится сильным и деятельным. Зло становится грехом...

Но неужели первообразная добро́та утеряна мной совершенно? Может ли полностью исчезнуть то, о чем Сам Создатель сказал, что оно «хорошо весьма»?

«Какая женщина, имея десять драхм, если потеряет одну драхму, не зажжет свечи и не станет мести комнату и искать тщательно, пока не найдет?» (Лк.15:8).

Вот – упование мое. Вот – надежда моя! Я верую, что Христос «пришел призвать не праведников, но грешников к покаянию» (Мф.9:13; Мк.2:17; Лк.5:32). Я знаю, что «не здоровые имеют нужду во враче, но больные» (Мф.9:12; Мк.2:17; Лк.5:31). Но кто же болен, как не я? Ведь даже болезни мои телесные обличают меня, отражая недуги души.

Но, как бы ни были сильны хвори мои, я знаю: Бог не без милости и Он – рачительный Хозяин дома Своего, который не имеет предела и включает в себя как некую малую часть всю видимую вселенную, в которой и я пребываю, и без меня она – не полна.

Неужели Он не знает меня? – Нет, я знаю, что Он знает меня.

Неужели Ему неведомы помышления мои? – Нет, ибо Он – всеведущ.

Неужели Он – даже если все помышления мои нечисты (всё ли, что мнится мне как праведность, есть истинно праведность в глазах Господних?), – неужели Он не поднимет меня, не восставит из сора греховного, яко Благ и Человеколюбец?..

«Отец Мой доныне делает, и Я делаю», – сказал Христос (Ин.5:17).

Но ведь и я делаю, Господи! Ведь и я делаю – по силе моей, по немощи моей! Я – потерянная драхма Твоя. Виждь смирение мое, виждь труд мой елик³³⁷...

Помилуй мя, Боже, помилуй мя.

Согреших, якоже блудница, вопию Ти: един согреших Тебе; яко миро, приими, Спасе, и моя слезы³³⁸.

«Прощаются грехи ее многие за то, что она возлюбила много, а кому мало прощается, тот мало любит» (Лк.7:47), – сказал Господь, прощая грехи блуднице, омывшей слезами Его пречистые ноги.

Что же в этой жизни я возлюбил?

Ведь и сам же я каждый день говорю: возлюбих той самый грех, и только лишь прошу еще, чтобы Ты, Господи, даровал мне любовь к Тебе³³⁹...

Что отвечаю я Спасу, когда Он приближается ко мне, как некогда к апостолам Своим, чтобы омыть меня от грехов моих? Первоверховный апостол попросил: «Не нозе токмо, но и руки и главу» (Ин.13:9). Чего прошу я в своих молитвах – чего прошу от сердца, а не потому только, что должен повторять слова молитвословий, написанные задолго до моего рождения великими подвижниками Православия? Чего прошу – кроме материального, суетного и бренного, того, что всегда стоит передо мной и требует, чтобы я каждодневно пекся о нем? Ведь я не вечно буду жить на этой земле, почему же я принимаю так близко к сердцу именно эти требования? Почему я так беспечен в отношении гласа Господня, который непрестанно вопиет глаголя: приидите, приимите вси Духа премудрости, Духа разума, Духа страха Божия³⁴⁰?

Помилуй мя, Боже, помилуй мя.

Преступи вторнику. Чти в среду первыя седмицы на повечерии и четвертку пятыя седмицы.

Поползохся, яко Давид, блудно и осквернихся, но омый и мене, Спасе, слезами.

«Однажды под вечер Давид, встав с постели, прогуливался на кровле царского дома и увидел с кровли купающуюся женщину; а та женщина была очень красива. И послал Давид разведать, кто эта женщина? И сказали ему: это Вирсавия, дочь Елиама, жена Урии Хеттеянина. Давид послал слуг взять ее; и она пришла к нему, и он спал с нею. Когда же она очистилась от нечистоты своей, возвратилась в дом свой. Женщина эта сделалась беременною и послала известить Давида, говоря: я беременна. ... Поутру Давид написал письмо к Иоаву и послал его с Уриею. В письме он написал так: поставьте Урию там, где будет самое сильное сражение, и отступите от него, чтоб он был поражен и умер. Посему, когда Иоав осаждал город, то поставил он Урию на таком месте, о котором знал, что там храбрые люди. И вышли люди из города и сразились с Иоавом, и пало несколько из народа, из слуг Давидовых; был убит также и Урия Хеттеянин... Когда кончилось время плача, Давид послал, и взял ее в дом свой, и она сделалась его женою и родила ему сына. И было это дело, которое сделал Давид, зло в очах Господа» (2Цар.11:2–5, 14–17, 27).

Сразу две заповеди прямо нарушил Давид – заповедь Десятословия «не прелюбы сотвори» (Исх.20:14; Втор.5:18), не прелюбодействуй, и заповедь, данную еврейскому народу для соблюдения чистоты его богоизбранности: не брать "себе жен иноплеменных из народов земли» (1Ездр.10:2)³⁴¹ (Неем.13:26). (надо полагать, что жена хетта Урии также была из хеттского народа).

Нарушил он и еще одну заповедь Десятословия: «не убий» (Исх.20:13; Втор.5:17), нарушил косвенно, приказав послать Урию на верную смерть, но мы-то уже знаем, что Бог желания в деяния вменяет.

Поэтому блудное поползновение Давида стало для него источником осквернения – а под осквернением Ветхий Завет понимает прежде всего нечистоту сакральную, негодность для пребывания в общении Дома Божия³⁴² (Лев.15:31), – «не должно осквернять землю, на которой вы живете, среди которой обитаю Я; ибо Я Господь обитаю среди сынов Израилевых» (Числ.35:34). О грехе же Давидовом сказано так: «С женою ближнего твоего не ложись, чтобы ... оскверниться с нею» (Лев.18:20)..

Но слезами Давида, которые он проливал об этом согрешении своем, до сих пор плачет весь мир, вспоминая свои грехи, – эти слезы слились в 50-й псалом, который нам положен и для ежедневного чтения³⁴³, и для чтения в случаях особых, когда власть греха обуревает нас особенно сильно.

Но кто видел мои слезы? кто слышал мой плач о грехах?

Откуда это окамененное нечувствие³⁴⁴? А ведь оно есть – не лгу же я себе, когда ежевечерне прошу Господа избавить меня от него...

Помилуй мя, Боже, помилуй мя.

Преступи среде. Чти вторнику.

Очисти, якоже мытарь, вопию Ти, Спасе, очисти мя: никтоже бо сущих из Адама, якоже аз, согреших Тебе.

Рече Господь притчу сию: «Два человека вошли в храм помолиться: один фарисей, а другой мытарь. Фарисей, став, молился сам в себе так: Боже! благодарю Тебя, что я не таков, как прочие люди, грабители, обидчики, прелюбодеи, или как этот мытарь: пощусь два раза в неделю, даю десятую часть из всего, что приобретаю. Мытарь же, стоя вдали, не смел даже поднять глаз на небо; но, ударяя себя в грудь, говорил: Боже! будь милостив ко мне грешнику! Сказываю вам, что сей пошел оправданным в дом свой более, нежели тот: ибо всякий, возвышающий сам себя, унижен будет, а унижающий себя возвысится» (Лк.18:10–14).

Евангельская притча – это не простой нравоучительный рассказ. Педагогическая цель, которую преследует Слово Божие, – не только в том, чтобы представить пред наши очи пример праведного деяния и сказать: делай так, а не иначе.

Божественный Педагог – Дух Святой (а мы знаем, что «всё Писание богодухновенно» (2Тим.3:16)) – ведет нас по лестнице духовного возрастания, восходя по которой, мы учимся не только правильному поведению в обществе человеков мира сего; мы приуготовляемся к тому, чтобы стать благонадежными для Царства Небесного³⁴⁵ (Лк.9:62)., положив начало этой благонадежности еще здесь, на земле.

Потому и поет Церковь в преддверии Великого поста:

Притчами вводяй вся Христос, к жития исправлению,

мытаря возвышает от смирения,

показав фарисеа возвышением смиряема³⁴⁶, –

ожидая от нас не школьного, ученического восприятия притчи (даже по методу «понять, а потом выучить наизусть»), а того, что мы притчей этой станем определять всю свою жизнь, применяя к себе каждое ее слово и строя, исходя из этих слов, и свое поведение, и свою внутреннюю, сокровенную от мира, но безусловно ведомую Всеведцу Богу часть. Причем делать это мы будем так, чтобы, в конце концов, такой образ поведения стал для нас естественным, чтобы нам не нужно было думать и принуждать себя поступать именно так, а не иначе. Ведь если мы, проходя по храму, видим на полу бумажку, мы поднимаем ее, не думая о том, что это нужно обязательно сделать, и уж тем более – о том, что за это последует нам некое посмертное воздаяние; нет, мы просто, как дома, автоматически убираем грязь, откуда-то появившуюся там, где ей не место.

Почему же не поступаем мы так с душой своей, окутанной грязью греха?

Церковь, как Мать, ожидает от нас поста не столько внешнего (ибо сказано: «Когда поститесь, не будьте унылы, как лицемеры, ибо они принимают на себя мрачные лица, чтобы показаться людям постящимися. Истинно говорю вам, что они уже получают награду свою. А ты, когда постишься, помажь голову твою и умой лице твое, чтобы явиться постящимся не пред людьми, но пред Отцом твоим, Который втайне; и Отец твой, видящий тайное, воздаст тебе явно» (Мф.6:16–18)³⁴⁷), хотя и он составляет непременную необходимость Божественной педагогики спасения, но поста духовного. Она ждет, что мы сосредоточимся не только на внешней постовой атрибутике, что мы приступим, наконец, к сокрушению гордыни нашей души, «мытарски пощением зовуще: очисти ны Боже, грешныя»³⁴⁸.

Ведь слова и всё поведение мытаря – это великая школа смирения. Это – образец осознания собственной греховности. Он не перекладывает вину за свои грехи ни на кого – ни на окружающих людей, ни на врага рода человеческого (а мы – как часто мы это делаем и наедине с собой, и на исповеди! «Это-де бес меня подтолкнул»... «Это-де соседка меня соблазнила»...). Он винит во всем только самого себя, винит настолько, что не считает для себя возможным осквернить своим присутствием храм, оставаясь практически в притворе; не считает для себя возможным даже глаз поднять к небу – туда, где помещен, в нашем сознании, Источник нашего спасения; он только бьет себя в грудь, словно выбивая из нее покаянные слова.

«Никто не обвиняй другого и не складывай вины на других, но все приписывай своему нерадению, – пишет святой Златоуст. – Никто не думай и о диаволе, будто он так силен, что может заградить путь, ведущий к добродетели; он прельщает и соблазняет нерадивых, но не препятствует и не принуждает», ведь «когда мы решаемся быть бдительными, то выказываем такую твердость, что хотя бы многие склоняли нас на путь нечестия, мы не следуем их внушению, но бываем крепче адаманта и затыкаем уши от советующих злое. А когда мы нерадивы, то хотя бы и никто не советовал и не соблазнял, мы сами собою стремимся к нечестию», куда влечет нас наша беспечная воля. Конечно, и диавол не свободен от вины – «он ходит, как хищный лев, рыкая и ища, кого поглотить» (1Пет.5:8); но и мы должны быть осторожнее и не считать себя невиновными, «когда так легко склоняемся к греху», – ведь Бог оставил диавола «для того, чтобы мы, побуждаемые страхом и ожидая нападения врага, непрестанно бдели и бодрствовали, облегчая труд добродетели надеждою наград и ожиданием вечных и неизреченных благ»³⁴⁹.

Ежегодно предлагая нам мытаря во образец покаяния уже задолго до начала Великого поста, Церковь и сегодня – возвышенным пером преподобного Андрея – возвращает нас к этой притче, ожидая, что постные дни послужат нам благодатным лекарством от фарисейской болезни нашей, а образ мытаря кающегося станет тем примером, по которому мы изменим всю нашу жизнь, сделав ее достойной той великой цели, для которой Господь сотворил человечество, – «всегда», и в жизни, и по смерти, и в общем Воскресении, «с Господом быти» (1Фес.4:17).

Но сегодня я лишь могу воспеть вместе с творцом песнопений постной Триоди:

Отягченныма очима моима от беззаконий моих,

не могу воззрети и видети высоту небесную:

но прими мя, яко мытаря кающася, Спасе, и помилуй мя

³⁵⁰ .

Помилуй мя, Боже, помилуй мя.

От зде вторнику всеконечно преступи даже до Славы; чти среде первыя седмицы.

Ни слез, ниже покаяния имам, ниже умиления. Сам ми сия, Спасе, яко Бог, даруй.

«Блаженны плачущи, яко тии утешатся» (Мф.5:4), – так сказал Ты, Господи, уча пришедших к Тебе людей в Нагорной проповеди.

Плача – «печали и сокрушения сердца и действительных слез о том, что мы несовершенно и недостойно служим Господу или даже заслуживаем Его гнев нашими грехами»³⁵¹, – вот чего ожидает от нас Господь.

Плач, сокрушение сердечное – вот что обещает Он утешить «утешением благодатным, состоящим в прощении грехов и в мире (в умиротворении) совести»³⁵².

Знаю, Господи, что «печаль яже по Бозе покаяние нераскаянно во спасение соделовает, а [сего] мира печаль смерть соделовает» (2Кор.7:10).

Знаю, что плачем о грехах своих на смертном одре исходатайствовал себе умножение лет живота царь иудейский Езекия.

Знаю – слезами омывшая ноги Спасовы, была прощена блудница. Знаю (а если бы и забыл, то Церковь напоминает мне об этом ежегодно с началом пения постной Триоди), что мытарь, из груди которого вырывались лишь воздыхания покаяния, был оправдан пред лицем Божиим.

«Гордый и самопревозносящийся фарисей, относивший все добродетели к своим собственным заслугам, ушел из храма менее оправданным, чем мытарь. Он тоже получил воздаяние за свои достоинства, ибо правда Божия требует воздаяния и за малое добро, хотя бы и оскверненное самомнением и гордостью.

А глубоко покаявшийся мытарь за свое смирение и самоосуждение получил от Бога всю полноту прощения и оправдания»³⁵³.

Вседержителю Господи, вем, колико могут слезы:

Езекию бо от врат смертных возведоша³⁵⁴ (4Цар.20:1–6)., грешную от

многолетных согрешений избавиша,

мытаря же паче фарисеа оправдиша:

и молюся, с ними причтав, помилуй мя³⁵⁵.

Да, молюсь и я – но без помощи Твоей, Спасе, могу ли я преодолеть козни «князя мира сего» (Ин.12:31, 14:30, 16:11)? Могу ли стяжать дар благодатных слез?

Только на Твое человеколюбие полагаюсь я, на то, что Ты не попустишь «печали о грехах дойти до отчаяния»³⁵⁶ и милостью Твоею откроешь во мне источник слезный, как некогда источил воду из каменной скалы в Хориве, в южной части пустыни Синайской (Исх.17:6).

Помилуй мя, Боже, помилуй мя.

[Погубих первозданную доброту и благолепие мое и ныне лежу наг и стыждуся³⁵⁷.

Помилуй мя, Боже, помилуй мя.]

Дверь Твою не затвори мне тогда, Господи, Господи, но отверзи ми сию, кающемуся Тебе.

Ты сказал, Спасе: «Не всякий, говорящий Мне: Господи! Господи! войдет в Царство Небесное, но исполняющий волю Отца Моего Небесного. Многие скажут Мне в тот день: Господи! Господи! не от Твоего ли имени мы пророчествовали? и не Твоим ли именем бесов изгоняли? и не Твоим ли именем многие чудеса творили? И тогда объявлю им: Я никогда не знал вас; отойдите от Меня, делающие беззаконие» (Мф.7:21–23).

Ты сказал: «Подобно будет Царство Небесное десяти девам, которые, взяв светильники свои, вышли навстречу жениху. Из них пять было мудрых и пять неразумных. Неразумные, взяв светильники свои, не взяли с собою масла. Мудрые же, вместе со светильниками своими, взяли масла в сосудах своих. И как жених замедлил, то задремали все и уснули. Но в полночь раздался крик: вот, жених идет, выходите навстречу ему. Тогда встали все девы те и поправили светильники свои. Неразумные же сказали мудрым: дайте нам вашего масла, потому что светильники наши гаснут. А мудрые отвечали: чтобы не случилось недостатка и у нас и у вас, пойдите лучше к продающим и купите себе. Когда же пошли они покупать, пришел жених, и готовые вошли с ним на брачный пир, и двери затворились; после приходят и прочие девы, и говорят: Господи! Господи! отвори нам. Он же сказал им в ответ: истинно говорю вам: не знаю вас. Итак, бодрствуйте, потому что не знаете ни дня, ни часа, в который приидет Сын Человеческий» (Мф.25:1–13).

Не читал ли я сего?

Но почему же я веду себя так, словно это сказано не мне?

Я верую в Тебя, я всецело полагаюсь на Твое милосердие и человеколюбие, но где же сокрушение о грехах и намерение исправить свою жизнь, которых настоятельно требует от меня Церковь?³⁵⁸ Ведь это намерение не может оставаться всегда лишь намерением! Где дела мои, без которых вера «мертва есть, как тела без духа» (Иак.2:20, 26)?

Где добродетели мои, которые «настолько превосходят богатство, здоровье и прочие блага, насколько душа [превосходит] тело», и «делают человека блаженным» и одни, сами по себе, и в соединении с другими благами?³⁵⁹

Как достигну я истинной цели человеческого бытия, которая состоит в том, чтобы в процессе достижения ведения о Боге³⁶⁰ «примирить тело с душой», прекратив «врожденную борьбу между ними»³⁶¹, и «уподобиться Богу», «истинному Логосу» – «насколько это в наших силах», но сколь возможно более полно³⁶²?

Как долго еще буду я предоставлять себя как арену для борьбы тела и души, веры и дел?

Помилуй мя, Боже, помилуй мя.

Человеколюбче, хотяй всем спастися, Ты воззови мя и приими, яко благ, кающагося³⁶³. Последование этого и следующего тропарей – по чину четвертка пятыя седмицы; в среду первыя седмицы постов они меняются местами..

Тебя, Господи, «послал» в мир Отец (Ин.20:21) «в умилостивление за грехи наши» (1Ин.4:10), «чтобы взять грехи наши» (1Ин.3:5) Он послал Тебя «Спасителем миру» (1Ин.4:14), чтобы «всякий верующий в Тебя не погиб, но имел жизнь вечную» (Ин.3:15–16).

Ты, Господи, хочешь «всем спастися и в разум истины приити».

Ты ждешь от меня только одного – чтобы я сделал шаг к Тебе³⁶⁴, потому что без этого шага спасение мое было бы только Твоим делом. Но Ты не хочешь этого, Ты хочешь, чтобы над спасением мы работали вместе. Отцы-аскеты не относят обожение только к действию милости Божией. Надо думать, что, говоря о том, что человек призван «пострадати обожение»³⁶⁵ как шаг к блаженству, они имеют в виду не только его объектное, страдательное качество в данном процессе. Обожение требует немалых усилий и со стороны самого человека, который должен сделать себя способным принять даруемую ему благодать.

Этот общий богочеловеческий труд, совершаемый в лоне нашей Матери-Церкви, это совместное творчество (именно творчество, поскольку оно имеет в виду восстановление человеческой природы во всей ее Богоутвержденной первозданной чистоте и целостности), сотворчество, синергизм богословы назвали домостроительством спасения.

Но где тот знак, который знаменует возникновение этого обоюдного творческого процесса? Как осознать, что я включился в это сотворчество? – Услышав Божественное звание.

Но кого же призовет Господь, если не того, кто вступил на путь к Нему, вступил не как фарисей, демонстрируя всем свои «духовные достижения», но как мытарь – в покаянии и истинном желании исправиться, в понимании того, что «человекам это невозможно, Богу же всё возможно» (Мф.19:26), а потому – и в трепетном ожидании Божьего гласа и действия, и очищающего, и возбуждающего к истинному подвизанию, и подкрепляющему в тяготах духовного пути³⁶⁶, – ведь как «не мерою дает Бог Духа» (Ин.3:34), так не попускает Он искушения сверх меры каждого человека³⁶⁷, давая при этом и особый дар – дар претерпевать искушение³⁶⁸.

Я знаю, что «не всякое доброе желание входит в сердце человека от Бога, но только то, которое полезно»³⁶⁹. Я знаю и то, что «предпочитать доброе изволение – дело желающего; довершить же выбор доброго изволения – дело Божие»³⁷⁰.

Поэтому я и прошу Тебя, Господи: воззови и прими меня, кающегося, потому что без помощи Твоей моя воля – несовершенна, мои добрые дела – бессмысленны, мое покаяние – лишь слова, сказанные всуе.

Помилуй мя, Боже, помилуй мя.

Внуши воздыхания души моея и очию моею приими капли, Спасе, и спаси мя.

Господи, дай мне дух сокрушенный, помоги мне принести Тебе жертву покаяния моего³⁷¹ (Пс.50:19)., дай мне оплакать грехи мои, потому что уже терпети не могу демонского стреляния³⁷². На мне, грешнем, удиви, Господи, милость Твою, и да не одолеет моя злоба Твоей неизглаголанней благости и милосердию³⁷³, – ведь я не имею, что показать Тебе, когда предстану на Страшном Судищи Твоем, и знаю только одно: «где отсутствует деятельность, там смирение и исповедание полностью принимает Бог вместо нее; и за дела, которые не совершены, получает награду тот, кто смирился»³⁷⁴.

Или хощу, или не хощу, спаси мя, Господи, и якоже хощеши, устрой о мне вещь³⁷⁵.

Помилуй мя, Боже, помилуй мя.

Богородичен: Пречистая Богородице Дево, Едина Всепетая, моли прилежно, во еже спастися нам.

Пресвятая Богородице, единая до рождения, во время рождения и после рождения Спасова Дева³⁷⁶; Ты, единая из всех жен, якоже купина не сгараше, тако Дева родила еси и Дева пребыла еси³⁷⁷; Ты, Которая всех превосходишь благодатью и приближением к Богу, поставленная превыше Херувимов и Серафимов³⁷⁸; Ты, не простая дщерь человеческая³⁷⁹, но Дева, душою и телом предочищенная Духом³⁸⁰, – воззри на нас, грешных и недостойных, и молитвами Твоими избави от смерти души наша³⁸¹.

Иный Ирмос: Видите, видите, яко Аз есмь Бог, манну одождивый и воду из камене источивый древле в пустыни людем Моим, десницею единою и крепостию Моею.

Жажда в Синайской пустыне была воистину нестерпимой. Вот что повествует о ней некто Синухет, беглец из Египта, в некотором смысле относительный современник событий великого исхода еврейского народа в поисках земли обетованной: «Приступ жажды одолел меня – я задыхался, мое горло пылало; я сказал: “Это вкус смерти"»³⁸².

В тот момент, когда этот вкус смерти от жажды и голода ощутил избранный народ на своем пути из Египта, Господь совершает над ним великое в своей чувственной ощутимости чудо – в пропитание народу была дана с неба манна, в утоление жажды камень произвел водный поток:

«Поутру лежала роса около стана; роса поднялась, и вот, на поверхности пустыни нечто мелкое, круповидное, мелкое, как иней на земле. И увидели сыны Израилевы и говорили друг другу: что это? Ибо не знали, что это. Моисей сказал им: это хлеб, который Господь дал вам в пищу; вот что повелел Господь: собирайте его каждый по стольку, сколько ему съесть; по гомору на человека, по числу душ, сколько у кого в шатре, собирайте. И сделали так сыны Израилевы и собрали, кто много, кто мало; и мерили гомором, и у того, кто собрал много, не было лишнего, и у того, кто мало, не было недостатка: каждый собрал, сколько ему съесть. И сказал им Моисей: никто не оставляй сего до утра. Но не послушали они Моисея, и оставили от сего некоторые до утра, и завелись черви, и оно воссмердело. И разгневался на них Моисей. И собирали его рано поутру, каждый сколько ему съесть; когда же обогревало солнце, оно таяло. В шестой же день собрали хлеба вдвое, по два гомора на каждого. ... укорял народ Моисея, и говорили: дайте нам воды пить. И сказал им Моисей: что вы укоряете меня? что искушаете Господа? И жаждал там народ воды и роптал народ на Моисея, говоря: зачем ты вывел нас из Египта, уморить жаждою нас и детей наших и стада наши? Моисей возопил к Господу и сказал: что мне делать с народом сим? еще немного, и побьют меня камнями. И сказал Господь Моисею: пройди перед народом, и возьми с собою некоторых из старейшин Израильских, и жезл твой, которым ты ударил по воде, возьми в руку твою, и пойди; вот, Я стану пред тобою там на скале в Хориве, и ты ударишь в скалу, и пойдет из нее вода, и будет пить народ. И сделал так Моисей в глазах старейшин Израильских» (Исх.16:13–22, 17:2–6).

Этими благодеяниями Господь дал знать Израилю, что Он – Всесильный Бог избранного народа. Эти чудеса – момент истинного богопознания, доступного для людей. Господь непознаваем непосредственным видением – потому что, как Сам Он сказал, «человек не может увидеть Меня и остаться в живых» (Исх.33:20). Вплоть до времени Христова воплощения человек не мог увидеть Господа своего. Но и во Христе миру человеколюбием Божиим был явлен только «образ Бога невидимого, рожденный прежде всякой твари» (Кол.1:15), – то, что человек был в состоянии лицезреть, не подвергаясь опасностям и искушениям. И, чтобы уверовать в Божество Христово, даже ближайшим ученикам Его, друзьям Его, святым апостолам, требовалось чудо.

Вспомним, как простодушно вопросил Сына Божия Филипп: «Господи! покажи нам Отца, и довольно для нас». Вспомним и то, что удивленно ответил ему Спаситель: «столько времени Я с вами, и ты не знаешь Меня, Филипп? Видевший Меня видел Отца; как же ты говоришь, покажи нам Отца? Разве ты не веришь, что Я в Отце и Отец во Мне?» (Ἐγὼ ἐν τῷ Πατρὶ καὶ ὁ Πατὴρ ἐν Ἐμοί ἐστι) (Ин.14:8–10).

Даже и по Воскресении апостолы были в сомнениях: «мы надеялись было, что Он есть Тот, Который должен избавить Израиля; но со всем тем, уже третий день ныне, как это произошло» (Лк.24:21). Вспомним и слова Фомы: «если не увижу на руках Его ран от гвоздей, и не вложу перста моего в раны от гвоздей, и не вложу руки моей в ребра Его, не поверю» (Ин.20:25), – и ответ на них воскресшего Христа: «подай перст твой сюда и посмотри руки Мои; подай руку твою и вложи в ребра Мои; и не будь неверующим, но верующим» (Ин.20:27).

И если удостоверение посредством чуда было необходимо даже тем, кто провел в непосредственном общении с Господом немало дней (ведь проповедь Христова продолжалась три года, и всё это время ученики Его пребывали с Ним неразлучно), то стоит ли удивляться, что чудо было полезным для тех, кто только еще шел к Господу своему из плена многобожного Египта! Они слышали о Нем как о Промыслителе от вождя своего, Моисея; они видели в казнях египетских карающую силу Божию; они видели и Божие заступление, когда Он раскрыл перед народом-беглецом море Чермное, а потом «Понтом покры фараона»³⁸³, потопив в водах морских несметное войско преследователей.

Теперь же Господь явил Себя избранному народу как Бог, неизменно заботящийся о его насущных нуждах не только в духе, но и в материи: Господь дает воду и пищу, столь необходимые человеку для укрепления телесных сил, которые быстро таяли под палящим солнцем пустыни. Он явил Себя так, чтобы люди поняли простую истину: «знает Отец ваш, в чем вы имеете нужду, прежде вашего прошения у Него» (Мф.6:8). Он явил Себя так, чтобы укрепить в людях на все времена знание о том, что промыслительная сила Божия – всеохватна, что она сопровождает человека во всех его деяниях и мыслях.

В чуде Господнем открывается для человека еще одна возможность богопознания. Мы знаем Господа из дел Его – из того мира, который Он создан и благоукрасил для нас. Мы знаем Его из Откровения Его – из слов пророческих, из текстов Священного Писания, которые сохранила для нас Святая Церковь. Мы знаем Его из памяти о великих деяниях Его, которую несет нам Священное Предание. Но тогда, когда для человека необходимым становится некий сверхприродный повод для укрепления в вере, тогда Господь милостиво и человеколюбиво раскрывает перед ним еще один путь познания Божества – путь, превышающий естество, путь метафизический – тот, что находится за пределами (μετά) всякой природы; путь, на котором человек в чуде непосредственно соприкасается с благотворящей энергией Божества.

Но как часто мы, имея все эти благодатные дары, повторяем заблуждения народа Израильского! Как часто мы настоятельно требуем и жаждем явления чуда!

Посмотри, однако, душа моя: что может быть выше того чуда, которое ежедневно совершается в наших церквах? Что может быть выше того события, которое разворачивается перед нашими глазами за Божественной литургией? Ежедневно во время проскомидии перед нами рождается Христос. Ежедневно перед нами Он выходит на проповедь. Ежедневно мы можем видеть Его крестоношение, вспоминая о Жертве голгофской. Ежедневно являет Он Себя перед нами, пресуществляя «вместообразная»³⁸⁴ в сущностное: «хлеб – в честное Тело» Свое, а чистое виноградное вино «еже в Чаше – в честную Кровь» Свою³⁸⁵, и встает перед нами во всей полноте Своего Богочеловечества! Более того: Он допускает нас соединиться с Собою самым теснейшим образом – так, что входит в состав земного тела нашего, причащая нас Собой, делая нас причастными Себе!

Почему же мы ропщем? Почему неустанно мятемся по всей Руси великой в поисках знамений и чудес? Почему выбираем, из чьих рук причаститься, – «разве разделился Христос» (1Кор.1:13)? Разве не сказано, что «Иисус Христос вчера и сегодня и во веки Тот же» (Евр.13:8)?

Что мне делать с народом сим?

Видите, видите, яко Аз есмь Бог, внушай, душе моя, Господа вопиюща, и удалися прежняго греха, и бойся, яко неумытнаго и яко Судии и Бога.

Внимай, душа моя, как Господь взывает к тебе: «Видите, видите, что Я – Бог!» (Исх.29:46; Лев.19:14, 23:43, 25:55; Втор.29:6, 32:39; 3Цар.20:28; Пс.45:11; Иер.24:7; Иез.11:20, 14:11, 20:44, 23:49, 29:16, 34:30–1, 39:22, 28–9: Иоил.2:27, 3:17; Зах.10:6), – и удались прежнего греха, и убойся Его, как неподкупного и как Судию, и Бога.

Господь многократно призывал ветхого Израиля: «Видите ныне, что это Я, Я – и нет Бога, кроме Меня: Я умерщвляю и оживляю, Я поражаю и Я исцеляю, и никто не избавит от руки Моей. Я подъемлю к небесам руку Мою и говорю: живу Я во век!... Веселитесь, язычники, с народом Его; ибо Он отмстит за кровь рабов Своих, и воздаст мщение врагам Своим, и очистит землю Свою [и] народ Свой!» (Втор.32:39–40, 43).

Господь говорил и новому Израилю – народу христианскому: «Я исшел от Бога» (Ин.16:27).

И к тебе, душа моя, зовет Он всякий день: оглянись, подумай, посмотри, откуда у тебя всё, что ты имеешь? откуда ты черпаешь силы, чтобы работать и молиться, чтобы переживать жизненные обстояния? откуда приходит к тебе помощь тогда, когда люди не могут тебе помочь?

Неужели ты не видишь, что это Я – Бог твой – всегда около тебя, что Я храню тебя, Я помогаю тебе, Я даю силу молитве твоей, Я исцеляю твое тело тогда, когда врачи не в силах ослабить его страдания, Я создаю вокруг тебя обстоятельства и помещаю тебя в них, чтобы ты могла как можно более полно раскрыть свои таланты, данные тебе Мною!

Это Я – не забывай об этом! – Я воздвигаю пред тобой святых угодников Своих, чтобы их предстательством, их молитвами облегчить тебе, слабой и бессильной, путь ко Мне!

И ничего не прошу от тебя взамен, кроме одного: не воздвигай себе новых богов, кем бы они ни были – делами ли, деньгами ли, людьми ли, сейчас живущими или жившими ранее, – но иди ко Мне, ибо Я всечасно готов принять тебя!

Все это Я делаю для тебя, душа человеческая!

А чем ты отвечаешь Мне?

Откупаешься от Меня подарками, чтобы загладить грехи, а потом – идешь и продолжаешь грешить? – Но Я неподкупен, Мне не нужна никакая дань материальная: Я – не мытарь! Я жду тебя самоё, душа человеческая, жду добродетелей, которые ты можешь стяжать на земле, Я жду умения, а не имения твоего.

Показываешь всем свою мнимую праведность, тогда как сама украдкой, когда не видит тебя никто, нарушаешь заповеди Мои и установления церковные? – Но Я Судия бескорыстный и справедливый и судить буду тебя «по делам» твоим (Мф.16:27): по всем делам, а не только по тем, которыми ты хвалишься перед людьми, воздам Я тебе.

Приносишь Мне лживые молитвы – ибо тебе сказано: «Если ты принесешь дар твой к жертвеннику и там вспомнишь, что брат твой имеет что-нибудь против тебя, оставь там дар твой пред жертвенником, и пойди прежде примирись с братом твоим, и тогда приди и принеси дар твой» (Мф.5:23–24), – а ты лукавишь предо Мной в молитвах своих, потому что нанесенные тобою обиды ближним твоим вопиют против тебя, а ты думаешь скрыть их от Меня, думаешь, что Я не услышу их? – Но Я же – Бог твой, Бог, которого ты сама исповедуешь всезнающим и вездесущим, и Я не оставлю в пренебрежении никакого зла, содеянного тобою.

Внимай же, душа моя, и удалися прежняго греха!

Помилуй мя, Боже, помилуй мя.

Кому уподобилася еси, многогрешная душе? токмо первому Каину и Ламеху оному, каменовавшая тело злодействы и убившая ум безсловесными стремленьми.

«И сказал Господь Каину: где Авель, брат твой? Он сказал: не знаю; разве я сторож брату моему? И сказал: что ты сделал? голос крови брата твоего вопиет ко Мне от земли; и ныне проклят ты от земли, которая отверзла уста свои принять кровь брата твоего от руки твоей; когда ты будешь возделывать землю, она не станет более давать силы своей для тебя; ты будешь изгнанником и скитальцем на земле. И сказал Каин Господу: наказание мое больше, нежели снести можно; вот, Ты теперь сгоняешь меня с лица земли, и от лица Твоего я скроюсь, и буду изгнанником и скитальцем на земле; и всякий, кто встретится со мною, убьет меня. И сказал ему Господь: за то всякому, кто убьет Каина, отмстится всемеро. И сделал Господь Каину знамение, чтобы никто, встретившись с ним, не убил его. И пошел Каин от лица Господня и поселился в земле Нод, на восток от Едема. И познал Каин жену свою; и она зачала и родила Еноха. И построил он город; и назвал город по имени сына своего: Енох. У Еноха родился Ирад; Ирад родил Мехиаеля; Мехиаель родил Мафусала; Мафусал родил Ламеха. И взял себе Ламех две жены: имя одной: Ада, и имя второй: Цилла. Ада родила Иавала: он был отец живущих в шатрах со стадами. Имя брату его Иувал: он был отец всех играющих на гуслях и свирели. Цилла также родила Тувалкаина, который был ковачом всех орудий из меди и железа. И сестра Тувалкаина Ноема. И сказал Ламех женам своим: Ада и Цилла! послушайте голоса моего; жены Ламеховы! внимайте словам моим: я убил мужа в язву мне и отрока в рану мне; если за Каина отмстится всемеро, то за Ламеха в семьдесят раз всемеро³⁸⁶. И познал Адам еще жену свою, и она родила сына, и нарекла ему имя: Сиф, потому что, говорила она, Бог положил мне другое семя, вместо Авеля, которого убил Каин. У Сифа также родился сын, и он нарек ему имя: Енос; тогда начали призывать имя Господа» (Быт.4:9–26).

Каин (приобретением назвала его мать-Ева, ожидая исполнения обетования, которое в Своей милости Господь дал человечеству о послании Мессии и избавлении от греха (Быт.3:14–15); «Приобрела я человека от Господа», – так сказала она (Быт.4:1)) – первый нераскаянный грешник («разве я сторож брату моему?») – получил от Господа наказание, подобного которому никто из людей никогда более не получал. Бесплодный труд и безместное житие в вечном скитании – вот удел, который определил Бог для братоубийцы.

Но он хочет усугубить свой грех: получив от Бога охрану жизни своей, он возжелал восполнить братоубийство еще и телесными усладами; «стоя на краю бездны, он еще думает о своих удовольствиях», желая «иметь потомство и передать ему свое осуждение»³⁸⁷.

«Хотя и все подобны, однако не по добродетели, а по виду; но не в этом – человек, а в том, когда кто, уклоняясь от нечестия, подвизается в добродетели»³⁸⁸, – пишет святой Златоуст.

Пятый потомок Каина, «плотоугодник и сластолюбец» Ламех (имя которого означает сильный, завоеватель или буйный человек) был подобен своему предку не только по виду, но и по отрицанию добродетели как способа жизни. Он – первый многоженец, давший волю «действию своевольства и преобладающей чувственности», – к своим грехам добавляет еще и самооправдание³⁸⁹.

«Ламех... понимая хорошо и точно требования религии, был того мнения, что ему самому придется поплатиться за братоубийство Каина. Это он сообщил своим женам. Еще при жизни Адама потомки Каина были крайне преступны, так что, следуя друг за другом и подражая один другому, они становились под конец все хуже и хуже, вели беспрерывные войны и постоянно отправлялись на грабежи, вообще же, если тот или другой из них не особенно охотно предавался убийствам, то зато выделялся безумною наглостью, своеволием и корыстолюбием»³⁹⁰.

Если Каину о защите сказал Сам Бог, то Ламех сам объявляет о том, что Бог должен его защитить больше, чем Каина, возможно даже он сам устанавливает меру мщения за то или иное действие против себя. В отличии от закона Божия, где «перелом за перелом, око за око, зуб за зуб» (Лев.24:20), Ламех узаконивает для себя – за рану и ушиб – убийство.

«Людям, существам разумным, когда они уклоняются в нечестие и становятся пленниками неразумных страстей, божественное Писание дает название зверей»³⁹¹, – заключает божественный Златоуст. Это-то название поделом заслужили Каин и его потомки.

Но неужели такого имени заслуживаю и я? А разве – нет? Разве могу я опровергнуть слова преподобного Андрея, которые только что были прочтены?

Разве это не я убиваю свой ум бессловесными стремленьми, размышляя о том, что воистину является грехом, – об услаждении гортани и чрева, об излишних вещах, об услаждении тела, о безвременном покое, обо всем, что превышает мою меру?

Разве это не я сделал каменным для всякой добродетели свое тело? Ведь даже мимолетная мысль, желающая вреда ближнему, – уже греховное деяние, потому что Господь и намерение в деяние вменяет! А ведь я это делаю даже и по неведению! Когда на утреннем Аллилуия по Шестопсалмии Церковь постом просит: «Приложи им зла, Господи, приложи зла славным земли» (Ис.26:15)³⁹² (Ис.10:1–2)., – я ведь думаю не о том, что это обращение ко Господу означает «соверши над ними суд, воздай по делам и через наказание вразуми», а не просто беду и скорби!

Разве не я прошу Господа помочь тем, кому аз, многогрешный, мог помощи́ и не помог?

Разве это не мое сердце окаменело настолько, что даже сейчас, когда – время сугубого покаяния, я не могу полностью отрешиться от мирской суеты, пустых мечтаний о суетном и праздного любопытства и сосредоточить себя на мысли о том, что сейчас как никогда существом моим должно стать сосредоточение на причастности человека к миру Божию, а не к тому мирку, властителем которого является, по Божиему попущению и для нашего наказания – то есть научения! – «князь, господствующий в воздухе, дух, действующий ныне в сынах противления» (Еф.2:2), тот князь, который «не имеет ничего» во Христе (Ин.14:30), за что и будет «изгнан Им вон» (Ин.12:31)?! Это ведь Сам Христос сказал – Тот, Кто, в милосердии Своем, обещал всем: «приходящего ко Мне не изгоню вон» (Ин.6:37)!

Почему забываю я слова апостола: «проходит образ мира сего» (1Кор.7:31)!

Неужели я настолько близок Каину и Ламеху? Неужели и я – в числе сынов противления?..

Помилуй мя, Боже, помилуй мя.

Вся прежде закона претекши, о душе, Сифу не уподобилася еси, ни Еноса подражала еси, ни Еноха преложением, ни Ноя, но явилася еси убога праведных жизни.

«Вот родословие Адама: когда Бог сотворил человека, по подобию Божию создал его, мужчину и женщину сотворил их, и благословил их, и нарек им имя: человек, в день сотворения их. Адам жил сто тридцать лет и родил сына по подобию своему по образу своему, и нарек ему имя: Сиф. Дней Адама по рождении им Сифа было восемьсот лет, и родил он сынов и дочерей. Всех же дней жизни Адамовой было девятьсот тридцать лет; и он умер. Сиф жил сто пять лет и родил Еноса. По рождении Еноса Сиф жил восемьсот семь лет и родил сынов и дочерей. Всех же дней Сифовых было девятьсот двенадцать лет; и он умер. Енос жил девяносто лет и родил Каинана. По рождении Каинана Енос жил восемьсот пятнадцать лет и родил сынов и дочерей. Всех же дней Еноса было девятьсот пять лет; и он умер. Каинан жил семьдесят лет и родил Малелеила. По рождении Малелеила Каинан жил восемьсот сорок лет и родил сынов и дочерей. Всех же дней Каинана было девятьсот десять лет; и он умер. Малелеил жил шестьдесят пять лет и родил Иареда. По рождении Иареда Малелеил жил восемьсот тридцать лет и родил сынов и дочерей. Всех же дней Малелеила было восемьсот девяносто пять лет; и он умер. Иаред жил сто шестьдесят два года и родил Еноха. По рождении Еноха Иаред жил восемьсот лет и родил сынов и дочерей. Всех же дней Иареда было девятьсот шестьдесят два года; и он умер. Енох жил шестьдесят пять лет и родил Мафусала. И ходил Енох пред Богом, по рождении Мафусала, триста лет и родил сынов и дочерей. Всех же дней Еноха было триста шестьдесят пять лет. И ходил Енох пред Богом; и не стало его, потому что Бог взял его. Мафусал жил сто восемьдесят семь лет и родил Ламеха. По рождении Ламеха Мафусал жил семьсот восемьдесят два года и родил сынов и дочерей. Всех же дней Мафусала было девятьсот шестьдесят девять лет; и он умер. Ламех жил сто восемьдесят два года и родил сына, и нарек ему имя: Ной, сказав: он утешит нас в работе нашей и в трудах рук наших при возделывании земли, которую проклял Господь. И жил Ламех по рождении Ноя пятьсот девяносто пять лет и родил сынов и дочерей. Всех же дней Ламеха было семьсот семьдесят семь лет; и он умер. Ною было пятьсот лет и родил Ной Сима, Хама и Иафета» (Быт.5:1–32).

Имя, по Писанию, – это то, в чем определяется самое существо того, что именуется. (Не будем забывать, что те времена, о которых сейчас идет речь, были временами, когда всё человечество имело единый язык – иврит ли то был³⁹³, или некий иной праязык; времена, когда столпотворение Вавилонское грехом гордыни еще не нарушило языковое единство человеческого рода и то, что говорил один, было понятно всем, независимо от того, из какой земли, из какого рода они происходили.)

Это понятно уже из самого чуда объединения объекта и понятия, которое произошло по Божией воле тогда, когда праотец Адам, еще безгрешный, осознавал богатство живой природы, созданной Творцом, и, в безгрешности своей идя по путям познания сущего, определял его основные внутренние свойства: «Господь Бог образовал из земли всех животных полевых и всех птиц небесных, и привел к человеку, чтобы видеть, как он назовет их, и чтобы, как наречет человек всякую душу живую, так и было имя ей. И нарек человек имена всем скотам и птицам небесным и всем зверям полевым» (Быт.2:19–20). Ведь только человек, познающий в безгрешном состоянии волю Божию, заключенную в тварном мире, способен ее осознать и правильно выразить – так, чтобы понятным стало само существо, качество, смысл выражаемого: назвать Бога – Богом, птицу – птицей, лисицу – лисицей, а обезьяну – обезьяной, а не своим «далеким предком»...

И это было не простое упражнение ума. Это было восприятие дара Божьего – дара в имени выразить смысл.

Но Тот, Кто сотворил всё видимое и невидимое, есть Источник этого дара. И Он же – и Первый Именователь Своего творения. (Вспомним: «Сотворим человека по образу Нашему и подобию Нашему» (Быт.1:26)... Не обезьяну, не иное какое существо – именно человеком назвал Господь венец Своего творения, еще не существующий, еще сущий только в недрах Божественного Ума. И в этом имени – вся суть, выделяющая человека из животного мира, ставящая его над этим миром потому, что создан он по образу и подобию Божественному.) И, как Таковой, именно Он и является Источником имени, Тем, кто внушает это имя, внушает его внутреннее понимание, производит его в уме тех, кому предстоит это имя употреблять в повседневной жизни.

И если тех, кто душою своею далек от Него, Господь именует именами, отражающими, как мы видели, их звериную сущность, то праведников, на которых основывается истинная Церковь Божия, Господь именует совсем иначе: на Сифе полагается основание нового дома послепотопного человечества, на Еносе почивает молитвенный дар, а Ной деяниями своими призван утешить тех, кого он сохранит, по Божьему произволению, от вод потопных и кому, после потопа, предстоит возобновить человеческий род³⁹⁴.

Как говорит божественный Златоуст, «люди мало-помалу приучаются в именах детей своих выражать благодарность (Богу)»³⁹⁵. В этих «самых простых названиях скрывается великое богатство мыслей. Здесь (в названии детей) выказывается не только благочестие родителей, но и великая заботливость их о детях, – как они с самого начала учили рождавшихся у них детей теми самыми именами, какие давали им, прилепляться к добродетели, а не так, как ныне дают имена – просто и как случится. ... Они (древние) всячески старались давать детям такие имена, которые бы не только возбуждали к добродетели самих получающих эти имена, но и для всех других и для последующих родов служили наставлением во всяком любомудрии.

...Впрочем, и на эти имена пусть не надеются ни родители, ни дети, получающие имена, потому что имя без добродетели не приносит никакой пользы. Надежду спасения нужно полагать в совершении добродетели, и не величаться ни именем, ни сродством со святыми мужами, ни чем-либо другим, но правотою своих дел; а лучше сказать, не величаться и этим, но тогда-то особенно и смирять и уничижать себя, когда успеем собрать великое богатство добродетели, так как при этом мы и собранное нами богатство сбережем верно, и привлечем к себе благоволение Божие», потому что «величайшая из всех добродетелей состоит в том, чтобы добродетельный человек сохранял смирение»³⁹⁶.

Если «Каин своей злой волей унизил данное ему от природы первородство, то есть право первородства», то «Сиф, правотою воли, приобретает то, чего не имел от природы; на него переходит право первородства, если не по природе, то за направление воли, и дети его удостоиваются быть включенными в родословие»³⁹⁷ праотцев.

Если каиниты унизили человеческое достоинство, то благочестивый предок Ноя Енох ходил пред лицем Бога. «В отношении к Богу ...выражение ходить пред лицем Божиим означает иногда благоговейное внимание человека к Богу (Быт.17:1), иногда благоволительное внимание Бога к человеку (1Цар.2:30). Вообще путем и хождением выражают евреи нравственный образ жизни. По сим соображениям настоящее сказание о Енохе означает вообще, что он вел такую жизнь, что всегда был близок к Богу. Заключающиеся в сем подробные понятия суть: хождение пред Богом, или в живом чувствовании присутствия Божия; хождение с Богом, или соединение с Ним верою и любовью; хождение вслед Бога, или подражание Ему и стремление к совершенству, сообразному с совершенством Отца Небесного; наконец, хождение пред лицем Бога, яко указателя и правителя пути, то есть пребывание под особенным покровом Его провидения и благодати»³⁹⁸.

Если Ламех, Ноев отец, оказался «рода строптивого и развращенного» (Втор.32:5), то Ной стал вместилищем благочестия своего рода, которое, словно в наследство, передали ему праведные предки. Потому и говорит Писание: «Ное обрете благодать пред Господем Богом. ... Ное человек праведен, совершен сый в роде своем: Богу угоди Ное» (Быт.6:8–9), – что Ной, «в то время как весь род человеческий навлек на себя гнев человеколюбивого Господа, своею добродетелью возмог и гнева (Божия) избегнуть, и заслужить от Него великое благоволение»³⁹⁹; только он, названный Писанием человеком, сохранил тогда на земле человеческое достоинство, тогда как прочие были «не человеки, но, имея вид человеческий, злой волей погубили благородство своей природы и из человеков ниспали до неразумия животных»⁴⁰⁰.

Так что именно в нем, в Ное, соизволил Господь при потопе «сохранить роду человеческому искру и корень, от которого он разросся в длинные ветви»⁴⁰¹.

Но почему же, душа моя, не хочешь ты поревновать ветхозаветным праведникам?

Почему твой путь, если внимательно вглядеться в него, – это более путь каинитов, чем путь Сифа, Еноса, Еноха, праведного Ноя?

Почему ты с таким вожделением смотришь на Каинову печать?

Ведь она – в гордости твоей, которая возносит тебя над другими людьми – братьями, сестрами твоими, той «гордости», которая «предшествует погибели» (Притч.16:18); она – в зависти, которая настраивает тебя против ближнего; она – в сребролюбии, которое всегда готово отнять у нищего последний кусок хлеба; она – в красивых вещах, которые пленяют тебя, лишают свободы воли, потому что не дают действовать так, как завещал Господь (помнишь: «продай имение свое и раздай нищим»? (Мф.19:21)); она – в пустых безделицах, которыми ты заполняешь свой быт, совсем не думая о грехе мшелоимства; она – там, где рождается грех, та отметина, которая затемняет образ и подобие Божии, которая отдаляет нас от Небесного Отца и ведет к «отцу лжи и человекоубийце от начала» (Ин.8:44)...

Она – во всем, что так мило тебе, что тебя прельщает!

Вот ведь какова суть греховного языка, возникшего после столпотворения: тем словам, которые имеют вполне определенное негативное значение, лукавый враг рода человеческого подсказывает совсем иное толкование, напрочь извращая смысл!

Ведь «прелесть» – это то, что использует, чем прельщает враг, чтобы привлечь человека на свою сторону!

Прелесть – это запретный плод, погубивший первозданного Адама.

Прелесть – это смысл гордыни, которая тысячелетиями губит род человеческий.

Прелесть – это наваждение бесовское.

И как же нужно было извратить смысл понятия, чтобы назвать прелестью – нечто привлекательное, приятное, изящное! «Ах, какая прелесть!» – не так ли говорим мы, увидев что-нибудь подобное?.. И ведь не только говорим – и думаем тоже! И мысли при этом не возникает о том, что же такое прелесть на самом деле...

Не потому ли так легко мы в эту прелесть и впадаем?

Помилуй мя, Боже, помилуй мя.

Едина отверзла еси хляби гнева Бога Твоего, душе моя, и потопила еси всю, якоже землю, плоть, и деяния, и житие, и пребыла еси вне спасительнаго ковчега.

«И увидел Господь, что умножилось развращение человеков на земле, и что всякий образ помышлений их одно зло во всю жизнь. И раскаялся Господь, что создал человека на земле, и восскорбел в сердце Своем», – так начинает бытописатель историю всемирного потопа (Быт.6:5–6). «Крайнее растление человека и Божие о нем скорбение»⁴⁰² – вот что подчеркивает блаженнейший комментатор как основную причину, по которой Господь поражает едва начавшуюся на земле жизнь человечества, поражает великой катастрофой, от которой, как и от светопреставления будущего, только «остаток спасется» (Рим.9:27).

Ламех, давая имя новорожденному сыну и видя, что «нечестие людей умножается», самим «наименованием сына предсказывает бедствия, имеющие постигнуть весь род человеческий, дабы люди, вразумившись хотя страхом, удержались от греха и обратились к добродетели»⁴⁰³.

Но не таков оказался «род неверный и развращенный» (Втор.32:20; Мф.17:17; Лк.9:41). И дело дошло даже до того, что широкое распространение развращения рода человеческого затронуло и иные творения: с неба стали сходить ангелы («сыны Божии») для совокупления с дочерьми человеческими, и от этих совокуплений составилось, как говорят, целое племя рефаимов (Быт.6:2, 14:5, 15:20; Втор.2:11, 20, 3:11; Нав.12:4, 13:12; 2Цар.21:16, 18, 20, 22; 1Пар.20:4, 6, 8; Ис.26:14).

Праведность на земле исчезала, как рассыпается утренний туман в преддверии жаркого дня, и настало время, когда только Ной и его семейство оказались вне сетей греха. И настало, наконец, время, когда Бог увидел «человека в таком состоянии, в котором сей совсем не соответствовал предначертанию Премудрости, явленному в его сотворении, и более уже не мог быть причастным любви и благости Творческой»⁴⁰⁴.

«И сказал Господь Ною: войди ты и все семейство твое в ковчег, ибо тебя увидел Я праведным предо Мною в роде сем; и всякого скота чистого возьми по семи, мужеского пола и женского, а из скота нечистого по два, мужеского пола и женского; также и из птиц небесных по семи, мужеского пола и женского, чтобы сохранить племя для всей земли, ибо чрез семь дней Я буду изливать дождь на землю сорок дней и сорок ночей; и истреблю все существующее, что Я создал, с лица земли. Ной сделал все, что Господь повелел ему. Ной же был шестисот лет, как потоп водный пришел на землю. И вошел Ной и сыновья его, и жена его, и жены сынов его с ним в ковчег от вод потопа. И из скотов чистых и из скотов нечистых, и из всех пресмыкающихся по земле по паре, мужеского пола и женского, вошли к Ною в ковчег, как Бог повелел Ною. Чрез семь дней воды потопа пришли на землю. В шестисотый год жизни Ноевой, во второй месяц, в семнадцатый день месяца, в сей день разверзлись все источники великой бездны, и окна небесные отворились; и лился на землю дождь сорок дней и сорок ночей. В сей самый день вошел в ковчег Ной, и Сим, Хам и Иафет, сыновья Ноевы, и жена Ноева, и три жены сынов его с ними. Они, и все звери по роду их, и всякий скот по роду его, и все гады, пресмыкающиеся по земле, по роду их, и все летающие по роду их, все птицы, все крылатые, и вошли к Ною в ковчег по паре от всякой плоти, в которой есть дух жизни; и вошедшие мужеский и женский пол всякой плоти вошли, как повелел ему Бог. И затворил Господь за ним. И продолжалось на земле наводнение сорок дней, и умножилась вода, и подняла ковчег, и он возвысился над землею; вода же усиливалась и весьма умножалась на земле, и ковчег плавал по поверхности вод. И усилилась вода на земле чрезвычайно, так что покрылись все высокие горы, какие есть под всем небом; на пятнадцать локтей поднялась над ними вода, и покрылись горы. И лишилась жизни всякая плоть, движущаяся по земле, и птицы, и скоты, и звери, и все гады, ползающие по земле, и все люди; все, что имело дыхание духа жизни в ноздрях своих на суше, умерло. Истребилось всякое существо, которое было на поверхности земли; от человека до скота, и гадов, и птиц небесных, – все истребилось с земли, остался только Ной и что было с ним в ковчеге. Вода же усиливалась на земле сто пятьдесят дней» (Быт.7:1–24).

Ной, «праведник, с женой и детьми весьма благоугодил Богу, избрав, вопреки всем (современникам), путь добродетели, и не встретил никакого препятствия ни от брака, ни от воспитания детей», тогда как теперь многие «ссылаются на управление домом, на заботу о жене, на попечение о детях или на что-нибудь другое и думают, будто этим можно достаточно оправдать себя в нерадивой и беспечной жизни». К таким легкомысленным людям обращал полторы тысячи лет назад свои увещания божественный Златоуст: «Не будем произносить пустых и бессмысленных слов: я мирянин, имею жену и озабочен детьми. Очень у многих есть обычай говорить это, когда мы убеждаем их подвизаться в добродетели или прилежно упражняться в Писании. Не мое это дело, говорят; разве я отрекся от мира, разве я монах? Что говоришь, человек? Разве одним монахам предназначено угождать Богу? Бог «всем человекам хощет спастися и в разум истины приити» (1Тим.2:4), а не желает, чтобы кто-либо пренебрегал добродетелью. ...Скажи мне, разве этому праведнику сколько-нибудь препятствовало сожительство с женой или попечение о детях? Так не станем же и мы, прошу вас, обманывать самих себя, но чем более обременяемся этими заботами, тем более будем принимать врачевств от чтения божественного Писания. Ведь и эти люди были одной с нами природы; притом у них не было столько побуждений, располагающих к добродетели»⁴⁰⁵.

«Если мы бдительны и небеспечны, – говорит великий столп Православия, – то жизнь посреди злых людей не только не вредит нам, но и делает нас более тщательными в добродетели. Для того человеколюбивый Бог и устроил так, чтобы жили вместе и злые и добрые, чтобы от этого и нечестие злых ослаблялось, а добродетель добрых выказывалась блистательнее, и беспечные от обращения с ревностными (о добродетели) получали, если пожелают, величайшую пользу»⁴⁰⁶.

«Не из двух ли естеств состоим мы, то есть из души и тела? Почему же не одинаковое прилагаем попечение о той и о другом, но телу всячески стараемся служить – и врачам денег даем, и сами весьма заботимся о нем, и одеваем его дорогой одеждой, и питаем больше, чем нужно, и хотим, чтобы оно было в постоянном покое и чтобы отнюдь никакая болезнь не тревожила его, а если что-либо потревожит его, то употребляем все средства к отвращению неприятностей? Такова заботливость о теле, которое ниже по существу своему: но как же равнять душу и тело? Если хочешь видеть различие между ними, то посмотри, каким ничтожным становится тело, когда оставляет его душа»⁴⁰⁷:

Плачу и рыдаю, егда помышляю смерть, и вижду во гробех лежащую по образу Божию созданную нашу красоту, безобразну, безславну, не имущую вида⁴⁰⁸ – дух оскуде от селения, брение очернися, сосуд раздрася, безгласен, нечувствен, мертвен, недвижимь; где доброта телесная? где юность? где суть очеса, и зрак плотский? вся увядоша яко трава, вся потребишася; во гробе узрим пепел и персть, из неяже создахомся⁴⁰⁹...

«Итак, ты, прилагающий столь великое попечение о теле, для чего и почему так мало печешься о душе и не хочешь ни давать ей свойственную ей пищу, то есть наставление из божественного Писания, ни прилагать полезных лекарств к ее ранам и язвам, которые разрушают ее силу и ослабляют бодрость, но, напротив, оставляешь ее в небрежении, когда она истаевает от голода и от язв истлевает, и служит добычей, как бы псам, злым и нечистым помыслам, которые терзают ее и сокрушают всю ее крепость?»

Дай душе приличную ей одежду – милостыню и щедрость к бедным, чтобы она не ходила «нагою без добрых дел», чтобы «восстановилась и была приведена в естественное состояние здоровья».

Укрась ее, подобно тому, как украшаешь тело, молитвой и исповеданием грехов, «и не переставай омывать лицо ее непрестанными слезами», ведь «этой (слезной) водой смывая с себя нечистоту, душа становится все светлее»⁴¹⁰.

Сделай, успей сделать это до того, как «в сию ночь душу твою возьмут у тебя» (Лк.12:20), до того, как ты, лежа в своем последнем земном доме, начнешь вопиять к друзьям, сродникам и знаемым, – до того, как внезапу найдет на тебя страшный час смертный, и они, зряща тебя безгласна, и бездыханна предлежаща⁴¹¹, вознесут о тебе первое ангельское пение: «Святый Боже, Святый Крепкий, Святый Безсмертный, помилуй нас»⁴¹²...

Вернись, вернись в Ноевы дни, душе моя, и посмотри, как тогда уже самое строительство ковчега должно было возбуждать надежду спасения и в Ное, и во всем человечестве. «Каждый из них, видя, что праведник строит ковчег, должен был бы спросить о причине постройки и, узнав о гневе Божием, прийти в сознание своих грехов, если бы только захотел. Но они не воспользовались и этим, не потому, чтобы не могли, но потому, что не захотели»⁴¹³.

Почему же ты, душа моя, предпочитаешь судьбу этих последних, почему остаешься ты – грехами своими – вне спасительного ковчега?

Наш ковчег, наш корабль спасения – единая, Святая, Соборная и Апостольская Христова Церковь – благоустроен вот уже две тысячи лет.

Тот ковчег был деревянным – наш же основан на камени веры⁴¹⁴, на подвиге апостолов⁴¹⁵ (Мф.16:18)., на крови святых мучеников, на подвигах преподобных отцов и подвижников благочестия.

Ноев ковчег был благоустроен Божиим повелением, которым были начертаны «и образ постройки, и широта, и высота ковчега»⁴¹⁶, – наш Всемирный Ковчег, Церковь Христова, не ограничен пространственными измерениями, широтой и высотой, потому что его образует явленная «телесне» полнота Божества⁴¹⁷ (Кол.2:8–10)., и скреплен он великой тайной Тела и Крови Христовых, к Коим каждый из верных приобщается в Таинстве Евхаристии и становится с Ними одно целое.

Люди при Ное лишь гадали о цели постройки – мы же знаем и веруем в эту цель и чаем «воскресения мертвых и жизни будущаго века»⁴¹⁸.

А ты, душа моя, всегда ли пребываешь в Церкви, когда входишь в церковь – в храм, как принято сейчас говорить? (Вот ведь как выходит: мои бабка и прабабка всю свою немалую жизнь проходили в церковь, – а церковь, ἐκκλησία, есть некое собрание, общество чад Божиих, некое духовное единство – и с Господом нашим Иисусом Христом, Главою Церкви, и с теми, кто тебя окружает, подчас же это единство становится и видимым, зрительным, ощутимым – тогда, например, когда Господь возбуждает в нас дух любви и благотворительности. Мы же, особенно с 90-х годов прошлого века, когда это стало возможно и невозбранно, начали ходить в храм, храм же есть либо некое внешнее, не сливающееся с нами здание, либо, если посмотреть на это слово с позиций евангельского текста, наш внутренний храм – "вы есте храм Бога Живаго» (2Кор.6:16); но и так, и эдак выходит, что мы отделили себя от церковного сообщества и находимся, совсем по-протестантски, либо внутри себя, либо внутри здания, но никак – не в составе общества...)

Всегда ли ты веруешь так, как говоришь, возглашая соборный Символ веры?

Нет ли у тебя сомнений в вере твоей, душа моя?

«Теперь мы видим как бы сквозь тусклое стекло, гадательно (δι’ ἐσόπτρου ἐν αἰνίγματι, per speculum in enigmate, зерцалом в гадании), тогда же лицем к лицу; теперь знаю я отчасти, а тогда познаю, подобно как я познан» (1Кор.13:12)⁴¹⁹. «Тогда», в жизни будущаго века, – знание упразднится, «ибо мы отчасти знаем, когда же настанет совершенное, тогда то, что отчасти, прекратится, теперь же пребывают сии три: вера, надежда, любовь» (1Кор.13:9, 10, 13).

Вера же есть «осуществление ожидаемого и уверенность в невидимом» (ἐστι δὲ πίστις ἐλπιζομένων ὑπόστασις, πραγμάτων ἔλεγχος οὐ βλεπομένων; est autem fides sperandorum substantia rerum argumentum non parentum) (Евр.11:1), или, по-славянски, «обличение вещей невидимых», – а обличение, по словарю, есть «открытие, доказательство твердое и неоспоримое»⁴²⁰, причем по-гречески и по-латыни речь идет об ипостаси-сущности, о выявлении сущности, существа, сути вещей⁴²¹. Как пишет толкователь, апостол «описывает нам веру, говоря, что она есть осуществление того, чего еще нет, и обоснование того, что еще не наступило»; обличение же есть «показание, обнаружение “невидимых вещей», ибо (вера) делает то, что они созерцаются нашим умом, как существующие»⁴²².

Всегда ли ты созерцаешь умом вполне отчетливо, как существующее, то, о чем так смело говоришь?

Ведь «Бог, яко первая причина всего, судит человека не по наружным действиям, но по их причинам и основаниям и находит повреждение глубокое, начинающееся от помышлений сердца; повреждение самое пагубное, простирающееся на всю деятельность; повреждение всеобщее, простирающееся на все вырождения помышлений сердца. Таким образом, когда самые основания добра повреждены, то нет уже места исправлению, но только разрушению»⁴²³.

Нет ли и в тебе, душа моя, такого повреждения?

И жаждешь ли ты сама исправления?..

Помилуй мя, Боже, помилуй мя.

От зде преступи среде даже до тропаря преподобныя. Чти четвертку.

Мужа убих, глаголет, в язву мне и юношу в струп, Ламех рыдая вопияше; ты же не трепещеши, о душе моя, окалявши плоть и ум осквернивши.

«“Я убил, – вопиял, рыдая, Ламех, – мужа в язву мне и юношу в струп», а ты, душа моя, изгрязнивши плоть и испятнав ум, – не трепещешь?» – так трактует преподобный Андрей древнее библейское событие.

«И сказал Ламех женам своим: Ада и Цилла! послушайте голоса моего; жены Ламеховы! внимайте словам моим: я убил мужа в язву мне и отрока в рану мне» (Быт.4:23).

Этот рассказ бытописателя о беседе Ламеха с его женами, «не имеющий совершенной полноты»⁴²⁴, вызывает многие претыкания. Однако пока одни великие богословы пытаются проникнуть в его смысл филологическим путем – через «некоторые более благовидные изложения темных слов Ламеховых»⁴²⁵, другие, не менее великие, подходят к нему буквально и с позиций морально-нравственных.

«Ламех, – рассуждает святой Златоуст, – не только не выжидает от другого обличения в том, что он впал в такой же или еще тягчайший грех [как Каин], но, хотя никто не обвинял и не обличал его, сам открывает о себе, рассказывает о своем поступке, излагает женам тяжесть греха, как бы исполняя сказанное пророком: «праведный себе самаго оглагольник в первословии» (Притч.18:17). Признание в грехах весьма много способствует их исправлению, равно отрицание греха после его совершения составляет тягчайший из грехов, что испытал братоубийца, когда он, будучи вопрошаем от человеколюбивого Бога, не только не исповедал перед Ним своего преступления, но даже дерзнул солгать Богу и этим заставил продлить (в наказание) жизнь свою»⁴²⁶.

Поведение Ламеха «доказывает великую добросовестность (этого) человека: он не только признается в своем проступке и объявляет об убийствах, которые совершил, но даже назначает сам себе наказание, сравнивая свой грех с грехом Каина. ...Если Каин за одно убийство подвергся седмикратному наказанию, то я, говорит, должен понести наказание в семьдесят семь раз большее. За что и почему? Тот, хотя и совершил убийство, и притом над братом, но не видел, чтобы другой кто прежде него сделал это, не видел другого, наказанного за такое дело и подвергшегося такому гневу (Божию): эти два обстоятельства и увеличат мое наказание, потому что я имел перед глазами преступление Каина, видел и ужасное наказание его, и, однако ж, не вразумился ничем этим. Поэтому, хотя бы я подвергся наказанию в семьдесят семь раз большему, нежели он, и тогда не получил бы достойного возмездия.

Видишь, возлюбленный, – обращается святитель к своему современнику (но – и ко мне!), – что Бог сотворил волю нашу свободной и что мы, как предаваясь беспечности, претыкаемся, так и решившись быть бодрыми, познаем свой долг. Кто, скажи мне, понудил Ламеха к такому признанию? Никто другой, как совесть и тот нелицеприятный Судия. Так как он, предавшись беспечности, привел в исполнение злое предприятие, то совесть тотчас восстала на него, взывая и о тяжести греха, и о том, какие он заслужил наказания. Таков грех: доколе он еще не совершен и не приведен в дело, он помрачает мысль и обольщает разум; а когда будет совершен, то открывает нам свою гнусность, и вот кратковременное и безрассудное удовольствие причиняет нам постоянную скорбь, лишает спокойствия и покрывает своего пленника стыдом. Человеколюбивый Господь поставил над нами такого судию с тем, чтобы он никогда не молчал, но, будучи неразлучен с нами, непрестанно вопиял и наказывал за преступления»⁴²⁷.

«Если этот Ламех не отказался объявить о совершенных им убийствах своим женам, то мы какого заслуживаем прощения, когда не хотим открыть грехи Тому, Кто знает подробно все наши беззакония? Разве Он потому требует от нас исповеди, что не знает наших грехов? Знающий все вещи еще до их появления требует от нас признания не потому, чтобы не знал, но потому, что желает, чтобы мы при исповеди и почувствовали свои грехи, и показали свою добросовестность. Разве нужно здесь тратить деньги, предпринимать далекий путь? Разве это лечение причиняет боль и мучения? Нет, оно и не требует траты денег, и безболезненно, и скоро исцеляет. Сообразно с расположением приходящего Господь дарует и врачевство от ран. Итак, желающий скорее возвратить себе здоровье и уврачевать душевные раны пусть приступает с усердием, отрешась от всего житейского, пусть проливает горячие слезы, показывает великое усердие, приносит твердую веру, полагается на искусство Врача – и тотчас получит исцеление. Не видишь ли, что щедрость Врача превышает любовь всякого отца? Разве Он требует от нас чего-либо трудного и тягостного? Требует сокрушения сердца, смирения ума, признания во грехе, усердного прошения (о прощении) и (за это) дарует не только исцеление от ран и очищение от грехов, но и делает праведным того, кто доселе обременен был бесчисленными тяжестями грехов. О, великое человеколюбие! О, безмерная благость! Грешника, если только он исповедует свои грехи, помолится о прощении и покажет решимость впредь (жить хорошо), вдруг соделывает (Бог) праведным! И чтобы тебе вполне убедиться в этом, послушай, что говорит пророк: «глаголи ты беззакония твоя прежде, да оправдишися» (Ис.43:26). Не сказал только: «глаголи ты беззакония твоя», но прибавил: «прежде», то есть не ожидай обличителя, не жди обвинителя; сам предупреди и начни говорить, чтобы заградить уста обличителю»⁴²⁸.

Помилуй мя, Боже, помилуй мя.

О како поревновах Ламеху, первому убийце, душу, яко мужа, ум, яко юношу, яко брата же моего, тело убив, яко Каин убийца, любосластными стремленьми⁴²⁹.

Почему ты идешь вслед Ламеха, душа моя? Своим сластолюбием ты убила и ежечасно продолжаешь убивать и душу свою, как Ламех – мужа, и ум, как тот – юношу, и тело – брата своего, как убийца-Каин убил Авеля.

Бог «сотворил образ внешнего человека и по подобию сего создал внутреннего человека, который называется душой и умом». «Внутренний человек есть некое живое существо, имеющее свой образ и свое очертание, потому что внутренний человек есть подобие внешнего». «Внешний человек рождается, как и остальные живые существа, ест от земли, стареет, умирает. Внутренний же человек, то есть душа, «по образу и по подобию» (Быт.1:26) Бога создана и с Ним соединяется» и «призвана она к усыновлению»⁴³⁰.

Но «отличие христиан состоит не во внешнем виде и не в наружных образах, как думает большинство, что в этом – в виде и облике – вся разность и отличие между миром и ними. И вот они и умом и разумением уподобляются миру, имея [то же] колебание и неустройство помыслов, [те же] неверие, смятение, смущение, брань. Хотя отличаются они от мира наружным видом и кажимостью, также некоторыми внешними заслугами, однако же сердцем и умом влачатся по земле и в миру и связаны земными узами, не приобрели сердцу своему упокоения и небесного духовного мира, потому что ничего не взыскали от Бога и не уверовали, что сподобятся сего»⁴³¹.

Те, кто считает «христианство чем-то случайным [и] малым ...безразлично и как придется, с пренебрежением внимающие словам Господним, удовлетворяясь собственным помышлением суетного мнения... сами наносят душе своей величайший вред и ущерб... не могут приобрести смирения, нищеты [духовной] и сокрушения сердечного, будучи уверенными в себе из-за внешних облачений и навыков или каких-нибудь немногих заслуг»⁴³².

Не видишь ли ты себя, душа моя, читая эти слова преподобного?

Не ты ли погрязла в помыслах и суете внешнего мира, на него надеешься, его слушаешься?

Не ты ли, вместо того чтобы внимать словам Писания, основать свои мысли и поведение на камне Предания, не ты ли, вместо того чтобы взращивать в себе послушание и для этого прибегать почаще к советам духовного твоего отца, – не ты ли живешь лишь «от ветра главы своея», облыжно полагая в таком самоволии истинное выражение богоданной свободы воли?

Не ты ли – из тех, кого осудил пророк, сказав, что они легкомысленно «говорят: “мир! мир!» а мира нет»» (Иер.6:14, 8:11)?

Но подумай – надо ли обвинять во всем только душу свою? Ведь я – трисоставен, и всю мою полноту и целостность составляют «дух и душа и тело» (1Фес.5:23), я – больше, чем одна только душа, Господь наделил меня и умом, и телом, чтобы из всех этих частей составился человек.

Но я, искривляя путь свободы, который определил мне Господь, и душу свою веду мирскими закоулками, вместо указанного мне прямого пути в Царствие⁴³³ (Лк.12:32).; и ум свой покоряю мирской суете; и тело свое погубляю самохотно, когда склоняюсь своим извращенным мирскими понятиями умом ко греху телесному.

Преподобный Иоанн Лествичник, игумен Синайский, говоря о «супруге своей – естестве своем», пишет о плоти своей как о своем друге, которого он «по естеству привык любить... с которым связан на веки», – ведь она должна воскреснуть в день второго Пришествия Христова. «Она и друг мой, она и враг мой, она помощница моя, она же и соперница моя; моя заступница и предательница, – рассуждает великий учитель православного монашества. – Если я опечалю ее, то сам крайне буду бедствовать. Если поражу ее, то не с кем будет приобретать добродетели. И отвращаюсь от нее, и объемлю ее. Какое это во мне таинство? Каким образом составилось во мне это соединение противоположностей?»⁴³⁴.

Тело – непременный элемент духовно-материальной сущности человека, причем более нравственно устойчивый, чем внутренний человек: «Ум кроме тела, благая и злая совершает многая. Тело же кроме ума, ничтоже от сих совершити может: занеже закон свободы прежде деяния чтется»⁴³⁵.

Но и тело это я, своей собственной волей, всечасно склоняю ко греху: то поем не ко времени, то пью без меры; то образами, вращающимися в уме, склоняю его к плотским страстям; то удручаю его – совсем без причины, без надобности духовной! – сверх необходимого, лишая необходимого отдыха и утешения молитвой, удручаю так, что оно уже не в силах выполнять свои естественные функции, быть для меня поддержкой и опорой, действенным и послушным инструментом на пути к спасению.

И всему, всему я нахожу оправдание – и болезнь-де принуждает меня нарушить пост, и потребности организма настаивают на том же («Батюшка! Не могу без молочного!»), и дело-то надо некое мирское сделать, а поспать и помолиться – уж как Бог даст, и стоять-де мне тяжело, да еще некто из святителей сказал, что лучше сидеть и думать о Боге, чем стоять и думать о ногах, и... и... и...

Правда, тетя Рая (или Тоня?.. не помню уже, грешник...), крепко за 80 лет от роду, маленькая, от земли не видно, в свое время твердо и уверенно сказала: «Нет! Я хочу, как все!» – и (с гипертонией, со стенокардией, с целым ворохом болячек, которые всякий человек набирает к ее годам, но зато – без всяких медпрепаратов!) стояла Златоустову Литургию в первую субботу поста, как скала, как живой памятник всем тётям Машам, Анечкам, Раям, Тоням, Лидам, Клавам, Зинам, бабам Шурам, Раисам, «Любы со чады», хворым, бессильным телесно, но таким сильным духом, тем «тётям» и «бабам», кто пронес, как эстафету, дух церковный от старых монахов и священников, к которым они, девчонками еще, бегали на свои первые исповеди («Шур, а Шур, ты отца Дорофея-то помнишь? – Да какого Дорофея – Досифей он был, Царство ему Небесное, ничего ты, Зин, не помнишь уже, к нему Тонька-покойница всё бегала!»), – к нам, слабым и недостойным...

«Тёть Тонь! Да не стучи ты на меня своей палкой! Я же тебя уж как год исповедую! Ты ж мне не один раз все свои восемьдесят лет пересказала! – Нет, отец, ты меня спроси! Я могу забыть!»...

Ты-то, душа моя, так же ли ходишь к исповеди?..

«Видишь человеколюбие Судии? В судах человеческих, когда кто решится... и, предваривши доносчиков, сам признается в своем поступке, то хотя, может быть, и избавится от пыток и продолжительных истязаний, если только, впрочем, найдет кроткого судью, но уже непременно подвергнется смертному приговору; благость же человеколюбивого Бога и Врача душ наших неизреченна и щедродательность превыше всякого слова.

Если мы предупредим своего обвинителя, то есть диавола, который в тот день (последнего Суда) восстанет против нас, и уже в настоящей жизни, прежде входа в судилище, исповедаем свои грехи, восхитим первое слово и сами сделаемся своими обвинителями, то преклоним Господа на такую милость, что Он не только сделает нас свободными от грехов, но и причислит нас к сонму праведных.

Если уж этот Ламех, и не имея закона, который мог научить его, и не слышав пророков, или другое какое наставление, а только по действию вложенного в (нашу) природу суда, сознав свое преступление, открыл его и сам себя осудил, то как мы можем получить прощение, когда не показываем со всей заботливостью ран своих Господу и не принимаем от Него врачевства для них?

Если не сделаем этого теперь, когда время поста, когда такое успокоение помыслов, когда изгнаны все увеселения, то в какое другое время можем подумать о своих делах? Поэтому прошу вас всегда трезвиться и бодрствовать и всю настоящую жизнь употреблять на то, чтобы усердным обращением к (Богу) избегнуть того невыносимого мучения и избавиться геенского огня. С большой ревностью нужно делать это особенно теперь, когда, ради поста, вы пользуетесь большим и постоянным наставлением»⁴³⁶.

Помилуй мя, Боже, помилуй мя.

Столп умудрила еси создати, о душе, и утверждение водрузити твоими похотьми, аще не бы Зиждитель удержал советы твоя и низвергл на землю ухищрения твоя.

«На всей земле был один язык и одно наречие. Двинувшись с востока, они нашли в земле Сеннаар равнину и поселились там. И сказали друг другу: наделаем кирпичей и обожжем огнем. И стали у них кирпичи вместо камней, а земляная смола вместо извести. И сказали они: построим себе город и башню, высотою до небес, и сделаем себе имя, прежде нежели рассеемся по лицу всей земли» (Быт.11:1–4).

«Человеческая природа не любит оставаться в своих границах, но всегда ищет большего и стремится к высшему, – пишет по этому поводу святитель Филарет (Дроздов). – Это-то особенно и губит людей, что они не хотят знать границ своей природы, но всегда желают большего и мечтают о том, что выше их. Оттого-то пристрастившиеся к мирским благам, даже и тогда, когда обладают великим богатством и властью, как бы забывают свою природу, усиливаются подняться все выше и выше, до тех пор пока не низринутся в самую бездну. Это, как мы видим, бывает каждый день, однако прочие не вразумляются этим».

Когда бытописатель говорит «высотою до небес», он, тем самым, подчеркивает беспримерную грандиозность всего замысла столпотворения; когда же он пишет «сотворим имя», это означает «снискать славу», так что одной из побудительных причин столпотворения оказывается славолюбие⁴³⁷, желание оставить по себе на земле память.

Но память о человеке бывает разной.

«Здания, построенные из камней, не только не могут принести нам пользы, но еще, подобно (позорному) столпу, будут непрестанно вопиять против нас громким голосом. Когда отходим мы отсюда, то сделанные нами из-за этих зданий грехи уносим с собой, самые же здания оставляем здесь, и таким образом не только не достигаем через них даже и пустой и бесполезной памяти, но еще подвергаемся осуждениям, а имя (владельца) тотчас переходит к другому. ...Таким образом, мы добровольно сами себя обманываем, думая, будто имеем власть над какой-нибудь вещью, и не рассуждая, что можем только пользоваться ею, и волей или неволей уступаем эти вещи другим; не говорю еще, что оставляем их даже таким людям, которым бы мы и не хотели».

«Но если ты непременно желаешь, чтобы о тебе помнили, если это тебе вожделенно, то послушай, как вдовицы вспоминали о Тавифе (Деян.9:36–40). ...Вот живые здания, которые издавали голос и имели такую силу, что даже возвратили умершую к жизни. ...Так и ты, если хочешь, чтобы о тебе помнили, если ищешь истинной славы, подражай этой жене и такие же строй здания; не траться на мертвое вещество, но показывай великую щедрость к подобным тебе. Такая память достохвальна и приносит великий плод»⁴³⁸.

Но как послепотопные люди «ни наказаниями не вразумились, ни от благодеяний не сделались лучше»⁴³⁹, так и ты, душа моя, испытывая в сей жизни своей бесчисленные Божии благодеяния, не хочешь сделаться хоть немного добрее, чище, любвеобильнее, святее...

Заботишься ли ты воистину о себе и своем спасении?

Не хочешь ли ты попросту «откупиться» от Господа?

Мы ставим свечи, мы строим церковные здания, мы стараемся украсить их подороже, мы заказываем на золоте писаные иконы и драгоценные златошвейные пелены, стараемся побыстрее расписать стены фресками, возвести резные иконостасы и киоты, вызолотить купола...

«Не нам, Господи, не нам, но имени Твоему дай славу» (Пс.113:9), – как часто приговариваем мы при этом псаломские слова!

И как часто прячем за ними – самих себя, свое желание создать памятник самому себе, своей гордыне!..

«О волах ли печется Бог?» (1Кор.9:9).

И – куда так спешим мы? В столице некоей православной страны стоит церковь, построенная, кажется, вчера – росписи лишь начаты, пол не доделан, иконостас – еще в работе, и резьба – отнюдь не везде... Но зато она – полна молящихся, и их молитвами спасается епископ – настоятель ее. А построена церковь, оказывается, почти сорок лет назад...

Куда мы спешим? Здания – важнее ли душ человеческих?

Или мы думаем, что наша жертва в храм – жертва материальная! – непременно обеспечит нам спасение? Но всегда ли мы помним, что источником благотворения для истинного благотворителя должен быть собственный труд⁴⁴⁰, а если источником пожертвования является нечто, происхождением своим обязанное страсти сребролюбия, то страсть эта оскверняет и самую жертву⁴⁴¹.

Не о славе, не о суетной славе поет Давид! Он, как понимает дело толкователь, молится и говорит: «Не для нас, Господи, делай милость, не за наши добродетели; ибо мы не имеем добродетелей и вовсе недостойны сего, как недостойны были и древние наши предки ...но дай, то есть сделай, чтобы прославилось имя Твое. Чем? милостью Твоею и притом милостью и истиною, то есть оказав нам милость и истинно помиловав нас»⁴⁴².

Об Истине, а не о славе молит Давид. Об Истине и спасении⁴⁴³ (Ин.14:6)..

Поэтому – украшайте, украшайте Церковь собою, а не только «портами драгоценными»⁴⁴⁴.

Украшайте ее в Истине – своим прилежанием к богослужению, своими добродетелями, своими духовными подвигами, своей любовью к Богу и к ближнему и ненавистью ко греху, украшайте молитвами же, и пощеньми, и чистотою, и говением⁴⁴⁵, – и «вся сия приложатся вам» (Мф.6:33; Лк.12:31).

Аще ли же ни – воистину удержит Зиждитель советы твоя и низвергнет на землю ухищрения твоя, как делал Он это уже много раз в истории человечества: «Как одиноко сидит город, некогда многолюдный! он стал, как вдова; великий между народами, князь над областями сделался данником. Горько плачет он ночью, и слезы его на ланитах его. Нет у него утешителя из всех, любивших его; все друзья его изменили ему, сделались врагами ему. ...Отошло от дщери Сиона все ее великолепие; князья ее – как олени, не находящие пажити; обессиленные они пошли вперед погонщика. Вспомнил Иерусалим ...о всех драгоценностях своих, какие были у него в прежние дни... Тяжко согрешил Иерусалим, за то и сделался отвратительным; все, прославлявшие его, смотрят на него с презрением, потому что увидели наготу его; и сам он вздыхает и отворачивается назад. ... Как потускло золото, изменилось золото наилучшее! камни святилища раскиданы по всем перекресткам. ...Совершил Господь гнев Свой, излил ярость гнева Своего и зажег на Сионе огонь, который пожрал основания его» (Плач.1:1–2, 6–8, 4:1, 11).

Так остановимся и подумаем вместе с церковными песнотворцами: Где есть мирское пристрастие? Где есть привременных мечтание? Где есть злато и сребро ? Где есть рабов множество и молва?⁴⁴⁶ Что всуе мятемся?⁴⁴⁷

Помилуй мя, Боже, помилуй мя.

Уязвихся, уранихся, се стрелы вражия, уязвившия мою душу и тело; се струпи, гноения, омрачения вопиют, раны самовольных моих страстей⁴⁴⁸.

Грех, как стрела, проникает в мою душу и ранит мое тело. Грех – то есть сатана, грех – дело бесовское и демонское⁴⁴⁹. Он примешивается отвне к духовной сущности человека, сосуществует с ней (как «чужое» сосуществует с «нашим»⁴⁵⁰) и порабощает меня⁴⁵¹.

Но если грех – нечто для меня внешнее и меня в глубине существа моего не затрагивающее, то почему же так болят раны мои? почему так саднят язвы и струпы, покрывшие душу? Ведь сказано преподобным: «Те раны и язвы страстей, которые душа несет поневоле, Господь не ставит ей в вину»⁴⁵²!

Не потому ли, что я не поневоле, не по принуждению, а сам, своею волей принимаю грех в себя, даю ему качество, место для жизни и действия, делаю его как бы частицей себя?

Вот ведь и Андрей преподобный пишет о самовольных моих страстях...

Помнишь ли, душа моя, Евангельские слова? «Когда нечистый дух выйдет из человека, то ходит по безводным местам, ища покоя, и не находит; тогда говорит: возвращусь в дом мой, откуда я вышел. И, придя, находит его незанятым, выметенным и убранным; тогда идет и берет с собою семь других духов, злейших себя, и, войдя, живут там; и бывает для человека того последнее хуже первого» (Мф.12:43–45).

Если не помнишь – обратись к ним со всей серьезностью, на которую только ты способна. Не для семи ли бесов ты так выметаешь внутренние кладовые свои? Не для них ли готовишь ты просторный дом?

Почему, даже заботясь о чистоте твоих внутренних сокровищниц, ты не делаешь их сокровищницами праведности? Почему ты не наполняешь их добродетелями? Почему они – пусты, хотя и чисты?

Ныне – время постное, ныне ты, душа, всею силою стремишься сбросить с себя рабство греху, очистить себя от той сопротивной тяжести, которая наполняет тебя. Ты – у исповеди со всей сердечной искренностью и простотой, дабы не дать Господу твоему в час приобщения лобзания, яко Иуда, но исповедать Его, яко разбойник⁴⁵³; ты – к Святым Дарам как можно чаще, дабы вошел в тебя Сам Христос во исцеление души и тела⁴⁵⁴; ты соборуешься, чтобы простились тебе неведомые и забвенные согрешения.

Но, выйдя из дома Божия, почему не хочешь ты повести себя достойно Таинства? Для чего освобождала ты внутреннее свое от той скверны, которая собралась в нем? Почему ты оставляешь таинственное там, где приняла его, а в мир идешь как «кимвал звяцаяй» (1Кор.13:1)? Как сказал некогда с горечью один старенький архимандрит (он еще Тихона-Патриарха живым помнил), «пустыми пришли, пустыми и уходите»...

Почему ты – чиста, но пуста?..

Помилуй мя, Боже, помилуй мя.

Одожди Господь от Господа огнь иногда на беззаконие гневающее, сожег содомляны; ты же огнь вжегла еси геенский, в немже имаши, о душе, сожещися.

«И сказал Господь: вопль Содомский и Гоморрский, велик он, и грех их, тяжел он весьма; сойду и посмотрю, точно ли они поступают так, каков вопль на них, восходящий ко Мне, или нет; узнаю. И обратились мужи оттуда и пошли в Содом; Авраам же еще стоял пред лицем Господа. И подошел Авраам и сказал: неужели Ты погубишь праведного с нечестивым? может быть, есть в этом городе пятьдесят праведников? неужели Ты погубишь, и не пощадишь места сего ради пятидесяти праведников в нем? не может быть, чтобы Ты поступил так, чтобы Ты погубил праведного с нечестивым, чтобы то же было с праведником, что с нечестивым; не может быть от Тебя! Судия всей земли поступит ли неправосудно? Господь сказал: если Я найду в городе Содоме пятьдесят праведников, то Я ради них пощажу все место сие. Авраам сказал в ответ: вот, я решился говорить Владыке, я, прах и пепел: может быть, до пятидесяти праведников недостанет пяти, неужели за недостатком пяти Ты истребишь весь город? Он сказал: не истреблю, если найду там сорок пять. Авраам продолжал говорить с Ним и сказал: может быть, найдется там сорок? Он сказал: не сделаю того и ради сорока. И сказал Авраам: да не прогневается Владыка, что я буду говорить: может быть, найдется там тридцать? Он сказал: не сделаю, если найдется там тридцать. Авраам сказал: вот, я решился говорить Владыке: может быть, найдется там двадцать? Он сказал: не истреблю ради двадцати. Авраам сказал: да не прогневается Владыка, что я скажу еще однажды: может быть, найдется там десять? Он сказал: не истреблю ради десяти. И пошел Господь, перестав говорить с Авраамом; Авраам же возвратился в свое место. И пришли те два Ангела в Содом вечером, когда Лот сидел у ворот Содома. Лот увидел, и встал, чтобы встретить их, и поклонился лицем до земли и сказал: государи мои! зайдите в дом раба вашего и ночуйте, и умойте ноги ваши, и встаньте поутру и пойдете в путь свой. Но они сказали: нет, мы ночуем на улице. Он же сильно упрашивал их; и они пошли к нему и пришли в дом его. Он сделал им угощение и испек пресные хлебы, и они ели. Еще не легли они спать, как городские жители, Содомляне, от молодого до старого, весь народ со всех концов города, окружили дом и вызвали Лота и говорили ему: где люди, пришедшие к тебе на ночь? выведи их к нам; мы познаем их. Лот вышел к ним ко входу, и запер за собою дверь, и сказал: братья мои, не делайте зла; вот у меня две дочери, которые не познали мужа; лучше я выведу их к вам, делайте с ними, что вам угодно, только людям сим не делайте ничего, так как они пришли под кров дома моего. Но от сказали: пойди сюда. И сказали: вот пришлец, и хочет судить? теперь мы хуже поступим с тобою, нежели с ними. И очень приступали к человеку сему, к Лоту, и подошли, чтобы выломать дверь. Тогда мужи те простерли руки свои и ввели Лота к себе в дом, и дверь заперли; а людей, бывших при входе в дом, поразили слепотою, от малого до большого, так что они измучились, искав входа. Сказали мужи те Лоту: кто у тебя есть еще здесь? зять ли, сыновья ли твои, дочери ли твои, и кто бы ни был у тебя в городе, всех выведи из сего места, ибо мы истребим сие место, потому что велик вопль на жителей его к Господу, и Господь послал нас истребить его. И вышел Лот, и говорил с зятьями своими, которые брали за себя дочерей его, и сказал: встаньте, выйдите из сего места, ибо Господь истребит сей город. Но зятьям его показалось, что он шутит. Когда взошла заря, Ангелы начали торопить Лота, говоря: встань, возьми жену твою и двух дочерей твоих, которые у тебя, чтобы не погибнуть тебе за беззакония города. И как он медлил, то мужи те, по милости к нему Господней, взяли за руку его и жену его, и двух дочерей его, и вывели его и поставили его вне города. Когда же вывели их вон, то один из них сказал: спасай душу свою; не оглядывайся назад и нигде не останавливайся в окрестности сей; спасайся на гору, чтобы тебе не погибнуть. Но Лот сказал им: нет, Владыка! вот, раб Твой обрел благоволение пред очами Твоими, и велика милость Твоя, которую Ты сделал со мною, что спас жизнь мою; но я не могу спасаться на гору, чтоб не застигла меня беда и мне не умереть; вот, ближе бежать в сей город, он же мал; побегу я туда, – он же мал; и сохранится жизнь моя. И сказал ему: вот, в угодность тебе Я сделаю и это: не ниспровергну города, о котором ты говоришь; поспешай, спасайся туда, ибо Я не могу сделать дела, доколе ты не придешь туда. Потому и назван город сей: Сигор. Солнце взошло над землею, и Лот пришел в Сигор. И пролил Господь на Содом и Гоморру дождем серу и огонь от Господа с неба, и ниспроверг города сии, и всю окрестность сию, и всех жителей городов сих, и произрастания земли. Жена же Лотова оглянулась позади его, и стала соляным столпом. И встал Авраам рано утром и [пошел] на место, где стоял пред лицем Господа, и посмотрел к Содому и Гоморре и на все пространство окрестности и увидел: вот, дым поднимается с земли, как дым из печи. И было, когда Бог истреблял города окрестности сей, вспомнил Бог об Аврааме и выслал Лота из среды истребления, когда ниспровергал города, в которых жил Лот» (Быт.18:20–33, 19:1–29).

Что добавить нам к библейскому повествованию?

Только Христовы слова: «Вспоминайте жену Лотову» (Лк.17:32)!

Вспоминайте ее, когда бежите от греха. Вспоминайте, когда видите перед собой град праведности. Вспоминайте, чтобы еще здесь, в этой жизни удостоиться зреть Божественные вещи самим, а не просить и молить других, лежа в своем последнем земном жилище: «Непрестанно о мне молитеся Христу Богу, да не низведен буду по грехом моим, на место мучения»⁴⁵⁵...

Не оглядывайтесь назад, на жизнь, исполненную нечестия. Там «дым поднимается с земли, как дым из печи»...

От зде преступи четвертку первыя седмицы даже до тропаря преподобныя.

Помилуй мя, Боже, помилуй мя.

Разумейте и видите, яко Аз есмь Бог, испытаяй сердца и умучаяй мысли, обличаяй деяния, и попаляяй грехи, и судяй сиру, и смирену, и нищу.

Есть в Псалтири странные, казалось бы, слова: «Бог стал в сонме богов; среди богов произнес суд: доколе будете вы судить неправедно и оказывать лицеприятие нечестивым? Давайте суд бедному и сироте; угнетенному и нищему оказывайте справедливость; избавляйте бедного и нищего; исторгайте [его] из руки нечестивых. ...Я сказал: вы – боги, и сыны Всевышнего – все вы» (Пс.81:1–4, 6). Как их понять? Среди каких богов Господь произнес суд? Не знаем ли мы, что «вси бози язык бесове» (Пс.95:5)– все так называемые боги («которые, впрочем, не боги» (Иер.16:20)) суть бесы?⁴⁵⁶

Толкователь так отвечает на наш вопрос: «Христос стал в собрании книжников, фарисеев и старейшин народа, которых Давид назвал здесь богами по причине начальственного и судебного их достоинства, как и Моисей назвал богами судей: "Богов не злословь» (Исх.22:28)»; Христос стал и «открыто будет суд производить, то есть обличать богов начальствующих и судей народных»⁴⁵⁷.

Обратимся к себе – мы ведь не из «богов начальствующих» и не из «судей народных». Мы – рабы Господни и вместе с Божией Матерью всегда готовы сказать: «да будет мне по слову Твоему» (Лк.1:38). Но всегда ли мы так скромны и смиренны?

Не мы ли произносим – и открыто, и (что чаще всего бывает) в сердце своем – суд на иных людей? Не мы ли позволяем себе высказывать оценки их деятельности, их поведения, их слов, даже их мыслей? Не пересудами ли полна наша каждодневная жизнь?

Всегда ли мы помним заповедь, данную нам Самим Христом: «Не судите, да не судимы будете» (Мф.7:1; Лк.6:37)?

И ведь если тех «богов» кто-то поставил, кто-то уполномочил разбирать и судить людские дела – то нас-то кто уполномочил судить и пересуживать? Ведь Сам Христос – апокалиптический Судия мира! – сказал о Самом Себе: «Кто поставил Меня судить или делить вас» (Лк.12:14)!

И когда ты, душа моя, творишь в душе своей обиду ближнему, осуждение сирому и убогому – поставь перед своим мысленным взором Святую Церковь, которая так мудро составила для нас молитвенное осмысление хода жизненных событий, что каждый день напоминает нам: «Внезапно Судия придет, и коегождо деяния обнажатся»⁴⁵⁸.

Причем кого бы ни называл псалмопевец убогим и нищим (или одного и того же, или нищим того, кто прежде был богат, а потом лишился богатства, а бедным, убогим – того, кто трудами своих рук приобретает нужное) – главное дело в том, что Господь призирает на всех, кто бывает обижен⁴⁵⁹.

Призрит Он и на тех, кто обижен нашим бытовым неправедным судом.

И не важно, что мы не произносим его вслух, – Господь сказал: «Я знаю мысли их» (Втор.31:21). «Он создал сердца всех их и вникает во все дела их, Он знает тайны сердца» (Пс.32:15, 43:22).

«Ты испытуешь сердца и утробы, праведный Боже!» (Пс.7:10) – так славит Господа в Псалтири богоотец пророк Давид, имея в виду «собственно то, что составляет плоды гнева и что составляет корень вожделений наших, так как сердце наше служит жилищем гнева, утробы же наши составляют источник вожделений наших, а то и другое вместе порождает грех»⁴⁶⁰.

Помни всегда об этом испытании, душа моя! И не забывай о том, что на всякий суд неправедный в конце века найдется суд праведный, истинный и – последний. И от решения этого последнего Суда (который недаром называют Страшным) будет зависеть твоя судьба уже не на краткий миг – на вечность. Устрашись этого суда, душа! Устрашись и будь благоразумна, чтобы пустым, мимолетным словом, неуловимою мыслью тебе самой не закрыть для себя врата Царства. Помни слова Авраамовы из притчи о богатом и Лазаре: «Между нами и вами утверждена великая пропасть, так что хотящие перейти отсюда к вам не могут, также и оттуда к нам не переходят» (Лк.16:26). Не углубляй этой пропасти!

Чти четвертку первыя седмицы.

Преподобная мати Марие, моли Бога о нас.

Преподобней: Простерла еси руце твои к щедрому Богу, Марие, в бездне зол погружаемая, и якоже Петру человеколюбно руку Божественную простре твое обращение всячески Иский.

Преподобная Мария в своей исповеди старцу Зосиме, невзначай для себя встретившему ее во Иорданской пустыне, так описывала зов Христов, который услышала она среди своей прежней безбожной жизни, тот зов, который стал призванием ее к жизни равноангельской: «Однажды на рассвете я увидела, что все идут в церковь, и пошла с остальной толпой, – говорила святая. – И вот я вместе с нею вступаю в притвор.

Когда пришел час святого Воздвижения Креста, расталкивая других и в свою очередь теснимая, я пыталась протиснуться к дверям, ведущим внутрь храма, где молящимся являли Животворящее древо Креста. Но, когда я была уже на пороге и все беспрепятственно вошли, меня же не пустила войти какая-то божественная сила, не дав мне переступить порог. Меня снова оттеснили, и снова я одна осталась стоять в притворе. Решив, что причина этого женское слабосилие, я вновь смешалась с входящими в храм и изо всех сил боролась и отталкивала соседей локтями, стараясь пройти вперед. Но все усилия были тщетны, ибо, когда злосчастные мои ноги ступили на порог, все люди беспрепятственно вошли, и только меня, бедную, храм не принимал. Словно воинский отряд, которому приказано было преградить мне вход, некая сила неизменно препятствовала мне, и снова я оказалась в притворе. Трижды и четырежды безуспешно пытаясь войти, я выбилась из сил и, будучи не в состоянии расталкивать людей и сносить, чтобы меня толкали (тело мое ослабло от усилий), в конце концов сдалась и отступила в угол притвора.

И тогда мне открылась причина, по которой мне не дано было узреть Животворящее древо Креста, ибо духовные очи мои озарило слово спасения, указуя, что мерзость дел моих закрывала мне доступ в храм.

Я начала плакать и скорбеть, ударяя себя в грудь и из глубины души испуская стоны, и тут увидела над собой икону Пресвятой Богородицы и говорю к ней, не сводя с нее глаз: “Дева Владычица, родившая по плоти Бога Слово, я знаю, что не должно и не благовидно мне, столь запятнанной грехом, взирать на пресвятой и непорочный лик Приснодевы, чье тело и душа чисты и свободны от скверны. Ибо Твоя чистота должна по справедливости ненавидеть меня и отвращаться моим распутством. Но, поскольку, как я слышала, Бог, рожденный Тобой, для того и воплотился в человека, чтобы «призвать грешников к покаянию» (Мк.2:17), заступись за одинокую и ни в ком не имеющую опоры, сделай, чтобы и мне было дозволено войти в храм. Да не лишишь Ты меня созерцания Креста, на котором Распятый во плоти Бог и Сын Твой пролил Кровь Свою ради моего искупления. Повели, Владычица, открыть мне двери, чтобы я могла поклониться святому Кресту и рожденному Тобой Богу; стань моей Поручительницей в том, что никогда более не оскверню мою плоть постыдным соитием, но, когда взгляну на Крестное древо Сына Твоего, тотчас отвергнусь мира и всего мирского и тотчас уйду, куда Ты, Поручительница моего спасения, прикажешь мне и куда поведешь меня».

Так сказала я и, укрепленная своей горячей верой и ободренная состраданием Богородицы, покидаю то место, стоя на котором творила молитву.

Снова я иду и замешиваюсь в толпу входящих в храм, и сейчас никто уже не отталкивает меня, и я в свою очередь не отталкиваю никого, никто не мешает мне приблизиться к дверям, ведущим внутрь храма. Меня объяли страх и восхищение, и вся я с головы до ног трепетала и содрогалась. Затем я достигла дверей, дотоле недоступных для меня, и, словно сила, прежде препятствовавшая, теперь пролагала мне дорогу, свободно переступила порог, и, взойдя в святой храм, удостоилась зреть Животворящий Крест, и увидела святое Таинство, и поняла, сколь милостив Бог к кающемуся.

И вот я, несчастная, пала ниц, лобзая святые те плиты, и поспешно вышла, торопясь к Той, что дала за меня поручительство. Я прихожу туда, где скрепила свое обязательство, и, склонив колени перед Приснодевой и Богоматерью, сказала так: “Ты, милосердная Владычица, явила Свое ко мне человеколюбие и не отторгла молитвы грешницы, и я узрела прославление, которое справедливо не можем зреть мы, нечистые. Хвала Богу, по заступничеству Твоему принимающему раскаяние грешников. Что я, грешница, могу думать и говорить? Пришел час, Владычица, чтобы исполнить слова Твоего за меня поручительства. Ныне путеводи меня, куда Тебе угодно, ныне будь мне и Наставницей спасения, и Руководительницей на пути покаяния»⁴⁶¹.

Так осознала она себя великой грешницей. Так решилась она раз навсегда отречься от пути греха. Так встала она на путь поиска «Жизни Вечной» (Ин.12:50, 17:3; 1Ин.2:25, 5:10; Рим.6:22–23).

Готов ли и я услышать зов Божественного призвания?

Преступи четвертку первыя седмицы даже до Славы. Чти среде первыя седмицы.

Преподобная мати Марие, моли Бога о нас.

Марии: Всем усердием и любовию притекла еси Христу, первый греха путь отвращши, и в пустынях непроходимых питающися, и Того чисте совершающи Божественныя заповеди.

Бог знает потребности человека в научении – насколько каждый должен прийти в испытание, воспитание, наказание⁴⁶² и искушения, «чтобы он стал более опытным» и овладел терпением; знает Он и то, сколько может вынести душа, и Своим согласием на испытания дозволяет их именно столько, сколько необходимо «в меру» каждого человека⁴⁶³, не допуская, чтобы душа настолько подверглась искушениям и скорбям, чтобы она не могла вынести их⁴⁶⁴, и потому в подобающее время Сам, Своею благодатью, прекращает воздействие искушения на человека⁴⁶⁵.

Одновременно Божественным смотрением человеку дается и особый дар – дар претерпевать искушение⁴⁶⁶.

Именно с различных искушений начинает преподобная мать Мария свой пустыннический жизненный подвиг. «Два с половиной хлеба были у меня с собой, когда я переправилась через Иордан; вскоре они зачерствели и высохли, и я их понемногу съела, – так рассказывала преподобному Зосиме о своей жизни в пустыне мать Мария. – Семнадцать лет я сражалась в этой пустыне с необузданными своими страстями, как с лютыми зверьми. Когда я садилась есть, мне хотелось мяса и египетской рыбы, хотелось вина, столь мной любимого, ибо, живя в миру, я много его пила; здесь же, не находя и воды, я сгорала от жажды и несказанно страдала»⁴⁶⁷.

Однако, пребывая в пустыне, Мария вновь и вновь убеждалась, «сколь милостив Бог к кающемуся»⁴⁶⁸.

«Искушение есть житие человеку», и «совершающие путь не могут пройти [его] без искушений»⁴⁶⁹. Всякого человека трезвящегося «искусы могут паче упремудрити», и «не мощно есть кроме́ искушений, яже по попущению, человеку упремудритися»⁴⁷⁰.

Упремудрили искушения и преподобную. Упремудрили так, что даже авве Зосиме, совсем не новоначальному монаху, ее жизнь и подвиги, и те дары, что получила она от Господа, показались невероятными – мы еще прочитаем об этом позже.

Так искушение – великий педагог в руках Божиих – делает тех, кто принимает его добровольно, со смирением и с радостью духовной, истинными сынами и дочерьми Духа.

Не нужно только просить его – Господь всё знает Сам: Он знает, кому и сколько попустить искушаться, какими искушениями посетить и когда их прекратить – так, чтобы они были воистину в научение мудрости духовной, во укрепление души и тела, в раскрытие всех тех способностей, которые даровал Он каждому человеку.

«Мир Мой даю вам», – сказал Христос (Ин.14:27). Искушения готовят каждого из нас к тому, чтобы суметь этот великий дар взять во всей его полноте, открыв себя всего навстречу Господу.

Преступи среде до Славы.

Преподобне отче Андрее, моли Бога о нас.

Андрею: Видим, видим человеколюбие, о душе, Бога и Владыки; сего ради прежде конца тому со слезами припадем вопиюще: Андрея молитвами, Спасе, помилуй нас.

Господи, в безмерном человеколюбии Твоем Ты даешь нам жизнь, Ты учишь проживать ее достойно, Ты обетовал нам и Царство Небесное – Ты всё нам даешь, только бы мы захотели взять Твои преизобильные дары, сделав себя достойными их.

Ты ответил на просьбу апостолов Твоих: «Господи! научи нас молиться» (Лк.11:1). Ты дал им, а через них – всем нам возвышенную молитву, которую мы называем теперь «молитвой Господней» (Лк.11:2–4). В милосердии Твоем Ты учишь нас молитвенно изливать душу свою и прошения свои. Когда же мы не можем сделать этого своими грешными словами, Ты даешь нам слова святых угодников Твоих – и есть ли что-нибудь из того, что хочу сказать я сам, чего бы они не сказали словами, которым Ты Сам обучил их?

В этой бездне благодатных излияний душевых – могу ли я что-нибудь прибавить?

Дерзну ли я, недостойный?

Я лишь прошу тебя услышать молитвы Твоих святых – о мире Твоем и обо мне, грешном. Что добавлю я к ним? Что добавлю я к тем учительным словам преподобного Андрея, которые мы сейчас читаем?

Я лишь прошу вместе с преподобным Ефремом Сирином (как хороша его святая молитва! и как дивна мудрость церковная, положившая нам, недоумевающим собственным умом, так часто повторять ее «во дни печальные Великого поста»⁴⁷¹!):

Господи и Владыко живота моего,

Дух праздности, уныния, любоначалия и празднословия не даждь ми.

Дух же целомудрия, смиренномудрия, терпения и любве даруй ми, рабу Твоему.

Ей, Господи Царю, даруй ми зрети моя прегрешения и не осуждати брата моего.

Яко благословен еси во веки веков. Аминь.

Слава Отцу, и Сыну, и Святому Духу.

Чти понедельнику, вторнику, среде и четвертку первыя седмицы постов.

Троичен: Безначальная, Несозданная Троице, Нераздельная Единице, кающася мя приими, согрешивша спаси, Твое есмь создание, не презри, но пощади и избави мя огненнаго осуждения.

Святые отцы часто погружались в размышления о самом великом таинстве, которое дано нашей вере, ею же познается и вне ее невозможно, – о таинстве Единого Триипостасного Божества. То, что Господь не имеет начала и конца, – это вполне осознаваемо. То, что Создатель Сам не создан, – и это подлежит разумному пониманию, ибо Тот, Кто не имеет начала, не может быть и создан, ибо акт творения есть акт, полагающий начало существованию.

Но как Единый Сам Себя разделяет на Лица «разнством Ипостасей»? Как Единственное Естество становится Триипостасным и потому воспевается нами как Отец, Сын и Божественный Дух? Ведь – и не становится, а всегда, ныне и присно и во веки веков есть Триипостасен, потому что становление предполагает начало бытия в некоем времени, Он же – Безначален и вне и превыше всякого времени, пространства и начала! Они – в Нем, ибо Он охватывает всяческая, но Сам Он – принципиально превыше их всех, ибо он Невместим⁴⁷² никакими границами!

Преклоняя колена сердца своего перед этой великой Тайной, тайновидцы и богословы в трепете отступали от нее в том состоянии, которое так верно передают слова, приписываемые Тертуллиану, но никогда им не сказанные: credo quia absurdum est – «верую, потому что это абсурдно», то есть столь велико и тайно, что превышает всякие познавательные возможности человеческого рассудка...

Но, отклоняя возможность познать, отцы прибегали к возможности представить, некоторым образом вообразить – придать богоприличный образ тому, что не имеет образа. И это – не так невозможно, как кажется на первый взгляд, и Господь Сам дал человеку такую возможность: Он Сам девственную освятил утробу⁴⁷³, на земли явися (как поэтично повествует об этом таинстве Боговоплощения Писание: «Отроча родися нам, Сын дадеся нам!» (Ис.9:6)⁴⁷⁴) и с человеки споживе⁴⁷⁵, и Матерь Пречистая Бога нам роди воображена по нам⁴⁷⁶.

И из этого вот воображения отцы отыскивают слова, которыми возможно было бы описать – нет, не самое таинство Триединства, но – некий путь, который может хотя бы на шаг приблизить нас к его осознанию!

«Ум первый сый Бог, яко Царь всего, единосущное в Себе имать Слово и со Духом соприсносущное. Ниже без Слова и Духа сый когда за естество нераздельное, ниже сливаемь с ними, за неслиянное разнство сущих в нем Ипостасей. Темже и Слово от существа Своего естественне раждая, Сам Себе разделяется, нераздельне сый Себе. Имать же соестественнаго, собезначальнаго Своего Духа от Отца исходящаго предвечне соприсносущное Слово, и рождшаго не отсецается. Едино бо есть Обоим естество и нераздельно, аще и разнством Ипостасей, разделяется на Лица, и Троичен воспевается Отец, Сын и Святый Дух. И никогдаже сия яко едино Естество, и Бог Един соприсносущнаго разделяется существа и естества. Сего убо Триипостаснаго и Единственнаго Естества образ ми виждь, по разумеваемому созданнаго от Него человека, а не по видимому, по безсмертному и присно такожде сущему, а не по мертвенному и разрешаемому.

Якоже ум сый и превыше премудростию тем содетельствованных созданий Бог раждая нетечно Слово, к сих пребыванию, и к силе их испущая, якоже писано есть, Пресвятаго Духа, вне есть и внутрь всего; тако и божественнаго Его естества причастник человек, образ сый Его по разумеваемому умныя и безтелесныя души и ум имея естественне слово раждающ от существа своего, имиже вся сила соблюдается телесе, вне есть и внутрь вещества и видимых сих. И якоже создавый его неразделен есть своих Ипостасей, Слова глаголю и Духа; тако и той по души неразделен есть ума и слова единаго естества и существа, неописаннаго телом»⁴⁷⁷.

Избави меня, Господи, образ Твой и подобие Твое, от огня осуждения – не от того огня, который отделит доброе от злого («огнем бо искушаются всяческая» (1Кор.3:13)⁴⁷⁸ и он, «в день испытания всех человек», искусит, проверит «дела, благая же и злая»⁴⁷⁹), но от того, в котором будут «плач и скрежет зубов» (Мф.8:12, 13:42, 50, 22:13, 24:51, 25:30; Лк.13:27–28).

Прими мое покаяние, виждь смирение мое, виждь труд мой елик⁴⁸⁰, «не отвержи мене от Лица Твоего» (Пс.50:13)⁴⁸¹, помилуй и спаси мя, падшаго...

И ныне, и присно, и во веки веков. Аминь.

Богородичен: Пречистая Владычице, Богородительнице, Надеждо к Тебе притекающих и пристанище сущих в бури, Милостиваго и Создателя и Сына Твоего умилостиви и мне молитвами Твоими.

Но ведь и тело человеческое этому таинству образа и подобия некоторым образом причастно. Причастно уже потому, что ему надлежит воскреснуть в Судный день, потому что в тот день страшный⁴⁸² человек явится пред Судию своего во всем своем составе – в духе, душе и теле. Но причастно и потому, что возможности, вложенные в него, практически бесконечны, вплоть до того, что оно – «персть от земли» (Быт.2:7), «брение из плюновения» (Ин.9:6) – оказалось способным принять, вместить в себя всю полноту Божества (ибо во Христе была явлена «вся полнота Божества телесно» (Кол.2:9)). Поэтому так много и говорят святые отцы об обожении, потому что первый его пример – Божественная Плоть Христова – миру был явлен, и этим примером было показано, каких высот может сподобиться материальная вещь, казалось бы, по своей природе самая незначительная, когда значение ей придает Сам Триипостасный Господь – и изначальным творческим актом Своим, и Своим воплощением в конце времен⁴⁸³.

Но где же источник этой Божественной Плоти?

На него указал избранному народу блаженный пророк Исаия: «Се, Дева во чреве приимет и родит Сына, и нарекут имя Ему: Еммануил, еже есть сказаемо: с нами Бог» (Ис.7:14;Мф.1:23).

В этом блаженном чреве умная (то есть та, что – не материальна, но духовна и умопостигаема) багряница Еммануилева плоть изткася⁴⁸⁴, от сего неискусобрачного чрева «Слово стало плотию и вселися в ны» (Ин.1:14) и с человеки споживе⁴⁸⁵, блаженство этого чрева приуготовляли сонмы праведников, чреду которых тщательно проследили евангелисты (Мф.1:1–17; Лк.3:23–38), и Сама Пречистая Дева – образец смирения и покорности воле Божией (вспомни: «Се, Раба Господня, да будет Мне по слову твоему» (Лк.1:38) – без возражения, без упрека, без страха! А позор-то какой! «как будет это, когда Я мужа не знаю?» (Лк.1:34)! За это ведь камнями побивали (Втор.22:20–21; Ин.8:3–7)⁴⁸⁶...).

К Ней, Нескверной, Неблазной, Нетленной, Пречистой, Чистой Деве, Богоневесте и Владычице⁴⁸⁷, к Той, Которая апостолом Иоанном усыновила Себе при Кресте Спасовом человеческий род (Ин.19:26–27), притекаем мы в своем недостоинстве, на Ее молитвы и предстательство перед Сыном уповаем, много бо может молитва Матерня ко благосердию Владыки (старообрядцы в Великой павечернице поют: «на умоление Владыки» – их извод подчеркивает необходимость склонить Владыку-Господа молитвой на милость, мы же думаем, прежде всего, о Его человеколюбивом благосердии)⁴⁸⁸.

Мы – дети Ее.

Любой ребенок в каком бы то ни было жизненном испытании бежит к матери, протягивая ей свои ручонки и ни минуты не сомневаясь, что мама – поможет, подскажет, защитит, пожалеет, приласкает, согреет, накажет – и тут же похвалит, потому что – любит, любит такого, какой есть, потому что – Господь так управил человеческий род, что муки рождения – наследство первородного греха (Быт.3:16) – сразу забываются: «Женщина, когда рождает, терпит скорбь, потому что пришел час ее; но когда родит младенца, уже не помнит скорби от радости, потому что родился человек в мир» (Ин.16:21), и эту нескончаемую радость мать и дитя несут вместе через всю жизнь, пока Господь не разлучает их на этой земле.

Пречистая Дева – Мать всех нас: отцов, матерей, сыновей, дочерей, братьев, сестер...

И каждый из нас (особенно, когда некуда больше бежать – как жаль! почему мы вспоминаем Матерь нашу Пречистую именно в эти моменты! и здесь у Нее – материнская обычная судьба: ребенок, пережив первые испытания, уходит в мир, и даже о матери своей земной вспоминает совсем нечасто!), каждый бежит именно к Ней: Она – Мать, Она – не может не помочь!

И молится, совсем как ребенок просит у матери – захлебываясь, плача, мешая слова, путая просьбы с лепетом «мамочка, я тебя люблю»... (Посмотри, душа моя, на наши молитвы Пречистой Деве – разве не таковы они?⁴⁸⁹)

Пресвятая Богородице, спаси нас!