Из истории папства (значение папы Льва Великого в развитии идеи папства)

Идея папства, составляющая главное основание всей римско-католической вероисповедной системы и сообщающая особенный характер всему устройству римско-католической церкви, взятая в самом общем своем определении, есть идея главенства римского первосвященника в церкви вселенской. Эта идея, по сознанию самих более беспристрастных римско-католических ученых (например, Меллер, Ньюман, кардинал Виземан и из самых новейших Пихлер, автор «Истории разделения церквей»), есть идея историческая, а не догматическая (в собственном смысле слова, каковы истины откровенные), и в этом случае она, как и всякая вообще человеческая теория, подлежит закону развития. Обыкновенная судьба всех вообще теорий та, что они развиваются только постепенно и невозможно указать ни одной теории, ни одной системы, которая бы сразу явилась в законченном виде, не допускающем дальнейшего развития и прояснения основных начал ее. Неясность и неполнота содержания, неопределенность самой формулировки, свойственные в большинстве случаев идеям чисто человеческого происхождения при их возникновении, в отличие от догматов веры, содержание которых всегда остается равным себе, благодаря их божественному происхождению эти несовершенства в процессе исторического развития уступают мало-помалу в умах последующих поколений место вполне определенной системе, с детальной обработкой. При этом чисто внешние и часто случайные обстоятельства могут оказывать и оказывают значительное влияние на процесс этого развития. То же самое вполне приложимо и в отношении к идее папства, как идее исторической, т.е. чисто человеческого происхождения, а не догматической – божественной, а потому неизменной. Относя зарождение этой идеи в душе римских епископов к самым первым векам христианства, не позднее трех первых, нужно сказать, что в древней христианской Церкви не было ясно выработанного признания папской идеи.

Сначала высказывалась она неясно, папский идеал не предносился взорам римских первосвященников этого времени, как нечто вполне определенное, и первые обнаружения папской идеи (т.е. стремления к господству над церковью) сказывались отрывочно, временами, когда на папском престоле появлялись или более выдающиеся по своим качествам личности, или папский престол находился в каких-либо благоприятных обстоятельствах для этого. Только с течением времени, к началу средних веков идея папства в сознании некоторых выдающихся личностей на папском престоле получает большую определенность и ясность, а в средние века и до позднейших дней становится постоянным преданием римской церкви и даже догматическим верованием, получает благодаря трудам римских епископов и богословов вид вполне определенной системы с детальной обработкой и развитием ее отдельных частей.

Заслуга отдельных личностей в этом постепенном процессе исторического развития всякой вообще идеи или теории, а в данном случае идеи папства, определяется тем, что каждая из этих личностей внесла нового к уяснению и разработке этой идеи, насколько полно и определенно она сознавала ее и помогла не только ее теоретическому развитию, но и практическому осуществлению. В этом отношении случается так, что одни принимают от других только готовое наследство, сами не внося ничего нового, а напротив, труды других ощутительно сказываются и оказывают влияние на расстоянии многих последующих поколений. Они как бы предвосхищают то, что уже окончательно делается достоянием позднейших времен. При этом одни способствуют более теоретическому развитию идеи, другие – практическому ее осуществлению, а некоторые тому и другому вместе, и деятельность их поэтому особенно важна.

Эти соображения применимы и в данном случае при решении вопроса о значении папы Льва Великого в деле развития идеи папства. Если папство есть явление историческое и развитие папской идеи совершалось постепенно, но не без усилия со стороны самих пап, как будто бы это был законный исторический процесс самой церковной жизни, процесс естественный, а напротив, как показывает история, совершалось искусственными и часто незаконными мерами, как изменение основой мысли, учения и взглядов христианской Церкви, то значение каждого участника в этом процессе развития можно определить, если указать, что нового он сделал по сравнению со своими предшественникам и как далеко сказалось его влияние в последующее время. И в данном случае относительно значения Льва Великого в развитии идеи папства нужно сделать то же самое, именно, рассмотреть, что он сделал нового и принес в развитие этой идеи, насколько ясно, полно и отчетливо выразился в нем идеал папства как для того времени, в которое он жил, так и сравнительно с тем развитием этой идеи, какого она достигла путем многовековой работы римских епископов и богословов до позднейших времен. А для этого, конечно, необходимо знакомство: 1)с теми результатами, к которым пришло вековое развитие идеи папства: 2)с тем, что сделано в эпоху, предшествовавшую Льву Великому и 3)как выразился идеал папства в самом папе Льве Великом¹.

Взаимное сравнение всего этого может показать как тот пробел, какой существовал в развитии идеи папства, какой она является в настоящее время и была в эпоху перед Львом Великим; а также и то, насколько Льву Великому удалось пополнить этот пробел и повлиять на последующее развитие этой идеи.

Для знакомства с тем, к чему привело вековое развитие идеи папства, излишне было бы следить, как идея папства постепенно развивалась, обращалась в целую систему, имеющую за себя массу канонических и догматических доводов, хотя бы и ложных; достаточно остановить внимание на том моменте в ее развитии, который можно считать заключительным в этом отношении. А таким заключительным моментом можно считать Ватиканский собор с его определениями, важнейшим из которых было придано название: «Догматическая конституция о Церкви Христовой» (Constitutio dogmatica de Ecclesia Christi) 1870г. 10 мая.

На этом соборе в его «Догматической конституции…», которую нужно рассматривать как определение папской власти, подведен, можно сказать, итог всему многовековому развитию папства. Идеалы папства получили законченность; не только утверждены все прежние притязания пап, но они доведены до конца, получили санкцию; папская система объявлена фундаментом всей христианской веры, словом, сказано последнее слово, если не в абсолютном смысле слова, то для предшествующего и настоящего времени (Беляев. Догмат папской непогрешимости. Введение).

В интересах знакомства с тем, к чему привел исторический процесс развития папской идеи, необходимо познакомиться с содержанием «Догматической конституции…» хотя в общих чертах По своему содержанию «Догматическая конституция о Церкви Христовой» состоит из: введения, 4 глав [1)об установлении апостольского первенства во св.Петре; 2)о непрерывности первенства в римских епископах; 3)о силе и разуме первенства римского епископа; 4)о непогрешимости римского епископа] и трех канонов, приложенных к ней (Моск. Вед., 1870г., №103).

В своих существенных чертах содержание ее представляется в следующем. Совершенное Сыном Божиим дело спасения людей имеет продолжаться постоянно до скончания века. И чтобы оно не могло прекратиться, чтобы открыть нам всегдашнюю возможность к усвоению плодов искупления, Господь благоволил создать Церковь и учредил в ней иерархию. Постановил первее апостолов, а потом пастырей и учителей, преемников апостольского служения. В Церкви все верные должны быть соединены союзом веры и любви. Поэтому, создавши Церковь и учредивши в ней иерархию, Господь благоволил дать Церкви залог постоянного и непрерывного единства и общения ее членов. Именно, чтобы епископство было едино и нераздельно и чтобы через посредство соединенных с ним священников в нераздельном единстве веры и общения находились все верующие, Господь постановил блаж.Петра князем апостолов и видимым главой Церкви и даровал ему приматство юрисдикции: таким образом Петр сделался незыблемой основой того и другого единства (т.е. епископства и христиан в союзе веры и любви) и видимым фундаментом, на твердыне которого должен был возвыситься вечный храм Бога. Эти особые права и преимущества, дарованные Петру, необходимо должны были сохраниться и продолжаться в Церкви, как и ее существование, до скончания века. И они сохраняются до сих пор и не могут прекратиться никогда, ибо ап.Петр, князь и глава апостолов, столп веры и утверждение Церкви вселенской, живет, председательствует и судит даже до нашего времени и всегда будет жить, председательствовать и судить в лице римских епископов. Отсюда следует, что, кто преемствует ап.Петру по кафедре, тот по установлению Самого Христа, имеет над всей вселенской Церковью и Петрово приматство. Приматство же состоит в том, что римский епископ есть истинный викарий Христа, глава всей Церкви, отец и учитель всех христиан, которому в лице ап.Петра дарована Господом полнота власти, чтобы пасти Церковь, устроять и управлять ею. В силу этого и пастыри Церкви, и простые верующие, каждый порознь и все вместе, связаны относительно папы обязанностью иерархического подчинения и повиновения не только в делах веры и благочестия, но дисциплины и церковного управления. В соответствии с такими полномочиями и прерогативами преемников ап.Петра все установления и распоряжения апостольского престола относительно церковного благоустройства, равно сношения верховного пастыря с пасомыми не могут подлежать никакому контролю со стороны земной власти. Так как папа председательствует во вселенской Церкви, то ему же принадлежит и верховый суд, к которому должно прибегать во всех делах, подведомых Церкви. Выше этого суда нет другого, и на приговоры пап невозможна уже никакая апелляция. Не довольствуясь признанием верховного авторитета римского епископа во всех областях церковной жизни, собор прибавляет в определении, что папа изъят от заблуждения по отношению к предметам веры, т.е. признает непогрешимый авторитет папы.

Вот что говорится в его определении об этом: «В понятии апостольского приматства, которое имеет над вселенской церковью римский епископ как преемник Петра, князя апостолов, заключается еще верховная власть учительства; святой престол всегда это содержал, постоянная практика церкви служит тому подтверждением, о том же свидетельствуют и вселенские соборы, особенно те, на которых шли переговоры о соединении между Востоком и Западом, и мы (Пий IX), неуклонно следуя преданию, идущему от начала веры, для главы Спасителя нашего Бога, для возвышения католической веры и спасения народов, по благоизволению св.собора, учим и определяем, что каков есть богооткровенный догмат; когда римский епископ говорит ex cathedra, т.е. когда, исполняя обязанности пастыря и учителя всех христиан, в силу свойственной ему апостольской власти, он определяет обязательное для всей церкви учение веры и благочестия, то при божественном содействии он обладает той непогрешимостью, какой божественный Искупитель благоволил наделить Свою церковь относительно определения предметов, касающихся веры и нравов. Посему таковые определения римского епископа не могут подлежать изменению уже сами по себе, а не вследствие согласия церкви».

Таково общее содержание «Догматической конституции...», изданной от лица римского епископа на Ватиканском соборе.

Позднейшее время не сказало в сущности ничего нового. Это можно видеть между прочим из статьи «Die altkatholische basis», изданной по поводу II старокатолического конгресса 1897г. в журнале «Das Vaterland» («Правосл. собеседник», 1897г., декабрь, с.713). Здесь между прочим говорится, что «папе в лице ап.Петра дарована власть управлять всей церковью, и он в силу того один обладает такой властью, на которой должна опираться и опирается жизнь церкви». Поэтому, говорится далее, старокатолические епископы не обладают никакой властью, ибо находятся вне союза с папой, и старокатоличество не имеет базиса церковной жизни.

Здесь те же мысли, что и в определении Ватиканского собора. Таким образом, на Ватиканском соборе утверждается как учреждение божественное полное главенство и абсолютная власть папы во вселенской церкви без ограничения над всеми верующими, духовными и мирянами, во всех отношениях. Римский первосвященник как преемник ап.Петра есть викарий Христа, глава церкви, и ему должны повиноваться все верующие без различия: 1)в делах веры и благочестия; 2)дисциплины; 3)церковного управления. Ему же принадлежит верховный суд в церкви, и на его приговоры невозможна апелляция; его распоряжения и сношения с пасомыми не подлежат контролю светской власти. А отсюда следует мысль, что светская власть пап, на которую заявляли особенное притязание папа Григорий VII и Иннокентий III, составляет необходимый атрибут римского епископа, который, как глава верующих, не может стоять в зависимости ни от какой земной власти и, следовательно, для беспрепятственного отправления своих верховных пастырских обязанностей должен быть независимым монархом. Его авторитет должен проникать всюду, где царствует грех. Где же нет греха? И, таким образом, кто и в каком отношении свободен от авторитета папы? Наконец, авторитет римского первосвященника в делах веры не только верховный, но и непогрешимый.

Вот какой вид приняла идея папства, как идея главенства римского епископа в Церкви, на Ватиканском соборе. Идеал папства вполне определен, и папская система объявлена фундаментом христианской веры и существенным условием спасения. Это последнее вполне открывается из тех трех канонов, которые присоединены к «Догматической конституции…» с целью устранить под угрозой анафемы иное понимание положений «Догматической конституции...», именно искажение мысли, что первенство римского епископа есть первенство главенства, а не чести, и имеет божественное происхождение («Моск. Вед.», 1870г., №103).

На самом же деле эти каноны ограждают анафемой и делают как бы догматической ту именно мысль папства, которая и явилась новшеством в системе церковного учения, с которой начался и на которой сосредоточивался весь исторический процесс развития папской системы, именно мысль, что папам принадлежит не первенство чести, а первенство власти по божественному праву. К доказательству законности этой мысли и относились все труды римских епископов, канонистов и догматистов на протяжении целых веков. Если римские епископы первых веков христианства и не имели определенно выработанного идеала папства, а особенно в таком виде, как он выразился позднее в средние века и наконец на Ватиканском соборе, то тенденция переменить и истолковать первенство чести, не имеющее ничего общего с началом монархической формы управления (II Вселенский Собор, правило 2; 34 правило апостолов), в смысле супрематства, т.е. верховного абсолютизма, появилась очень рано.

Посмотрим же теперь, насколько сильно заявляла себя эта тенденция и что сделала эпоха, предшествующая папе Льву Великому, в деле развития идеи папства; в каком виде, объеме и широте понималось тогда папское главенство.

Высокое гражданско-политическое значение Рима, столицы мира, было основанием, по которому римскому епископу было предоставлено древней христианской Церковью первенство чести в ряду других патриархов. Определения вселенских соборов делают прямое указание на политическое значение города как на единственное основание для признания за известным епископом преимущества чести сравнительно с другими. Таковы определения II Вселенского Собора, 3 правило, и IV Вселенского Собора, 28 правило. Канонические определения древней Церкви не оставляют сомнения, что преимущество чести, данное римскому епископу, не имеет ничего общего с началом монархической формы управления или папского всевластия (II Вселенского Собора 2 правило; 34 правило апостолов); приматство римских епископов признавалось в смысле «primus inter pares», а не в смысле полновластия, вытекающего из божественных полномочий. В замене первого смысла слова «приматство» вторым и в стремлении дать ему практическое осуществление и заявило истерически свое существование папство.

Мысль о видимом, единоличном главенстве во вселенской Церкви римского папы католические богословы стараются навязать еще отцам и учителям Церкви первых трех веков и ссылаются в этом случае как на восточных отцов и учителей, напр.: Игнатия Богоносца, Климента Александрийского, Оригена, Фирмилиана Кесарийского, Евсевия и др.; так и западных: Иринея, Тертуллиана, Киприана и др., употребляя при этом не совсем чистые приемы, как, напр., искажение, подлоги и неправильное толкование, без связи с контекстом речи, тех мест их сочинений, в которых говорится о важности римской церкви и ее епископа, или о первенстве ап.Петра. Но все эти ссылки католических богословов на творения отцов и учителей первых трех веков христианства не могут служить подтверждением их мысли.

«Ни в одном из письменных памятников христианской древности (до I Вселенского Собора), – говорит арх. Никанор² – мы не находим мысли, что римский епископ есть глава Церкви, что от него как от главы все епископы получают благодать и полномочие (ordienem jurisdictionem). Молчат об этом отцы и учители первой христианской древности даже тогда, когда некоторые из них, напр., Поликарп Смирнский, Киприан Карфагенский, Фирмилиан Кесарийский, прямо восставали против римского главенства; когда против этих противников главенства другие, современные им епископы, если бы верили в главенство, должны были бы всеми силами отстаивать это основание веры и церкви христианской; такое молчание равняется решительному отвержению учения о главенстве». Можно сказать поэтому, что до IV века ни на Востоке, ни на Западе не было не только ясного учения о видимом едином главенстве в Церкви, но даже и мысли об этом, и это можно сказать даже относительно самих римских епископов этого времени, за исключением только некоторых из них, в которых действительно сказались тенденции, характерные для папства. История сохранила и отметила имена этих римских епископов, предвозвестников папства.

Оставляя в стороне ссылки римских богословов на св.Климента Римского, который будто бы в своих творениях весьма ясно и определенно учит о главенстве ап.Петра и его преемников, как не имеющие достаточного основания в самых его трудах, можно на основании несомненных данных истории указать только двух пап первых трех веков, в которых бесспорно можно усматривать зародыши папских тенденций, это: Виктора I (190–202) и Стефана (253–257).

Обстоятельства церковной жизни, в которых они проявили свое посягательство на свободу Церкви и этим отметили свои имена в истории, известны: это спор о праздновании Пасхи во время Виктора и – о крещении еретиков во времена Стефана. Первый судит дело о времени празднования Пасхи и осуждает малоазийские церкви за несогласие с обычаем римской; второй (Стефан) разбирает дело о крещении еретиков и грозит отлучить Церкви африканские и др. от общения, если они не будут повиноваться ему. Оба они, как говорят римские богословы (Беллярмин, Либерман), поступают так в той мысли, что Церковь западная и восточная признавали за ними это право. Против этого утверждения римских богословов всего лучше говорит сама же история и та судьба, которая постигла притязания этих пап, а равно и отношение к этим притязаниям современников: Иринея Лионского , Киприана Карфагенского (его послание Стефану, 72). В этих поступках Виктора и Стефана нужно усматривать не признание древней Церковью главенства римского епископа, а именно незаконное посягательство на церковную свободу, стремление возвысить свой авторитет. Здесь в первый раз высказалось в папах сознание своего особенного положения в Церкви как епископов миродержавного города, сознание их верховной власти, будто они старейшие епископы, имеют право наблюдать за порядком во всех церквах и требовать от них строгого согласия с обычаями римской церкви, судить и даже отлучать других епископов.

По свидетельству Фирмилиана Кесарийского, Стефан римский в спорном деле о крещении еретиков для подтверждения своего мнения говорил уже, что римский епископ есть преемник Петра, на котором основана Церковь, и ему, как и ап.Петру, должно больше повиноваться (Firmilian ad Cyprian, epist.XI). Но, признавая в этих папах первое проявление папских тенденций, едва ли можно сказать, чтобы папский идеал предносился их взору, как нечто определенное, была у них ясная и отчетливая мысль о себе как главе церкви, обладающей верховной властью во всех областях церковной жизни и непогрешимым авторитетом Здесь, может быть, действовала не столько идея, сколько личное властолюбие, которому дали пищу особенное положение их в церкви, а повод к обнаружению – представившиеся благоприятные обстоятельства. С IV века идея главенства папы, зародившаяся в душе римских епископов первых трех веков христианства, получает благодаря счастливым обстоятельствам дальнейшее развитие, так что некоторые ее элементы выступают довольно определенно. Стремление пап к государству стало ясно для всех и возмущало дух таких пастырей Церкви, как Василий Великий.

Некоторые факты из церковной жизни этого времени, без сомнения, имели значительную долю влияния в деле пробуждения и быстрого развития папских тенденций; по крайней мере сами папы могли видеть в них как бы сочувствие и поощрение своим стремлениям.

Заслуживает упоминания в этом случае собор Арльский 314г., собственно, его письмо к римскому епископу Сильвестру. Здесь папа называется имеющим «высшую власть», и собор отправляет к нему свои постановления с той целью, чтобы они через римского епископа сделались известны всем (взято из D.Carl Mirbt. Quellen zur geschichte des Papsttums). Гораздо больше значения в этом отношении имеет Сардикийский (343г.) собор, на котором римскому епископу в первый раз даны были права вне собственной церковной области. Собор этот предоставил папе Юлию право принимать апелляции от епископов, недовольных судом местных соборов, пересматривать спорные дела назначением других епископов для этого и даже посылать для этого от себя пресвитеров как своих представителей (3, 4 и 5 правила Сардикийского собора, пер. Казан. Дух. Акад.). Не остались, конечно, без влияния в деле укрепления пап в мысли о преимуществе своей власти и некоторые эдикты императоров. При папе Дамасе I (366–384) изданы были два эдикта: в 367 Валентиниан I издал эдикт, которым предоставлялась папе судебная власть над другими епископами; а в 380г. 27 февраля император Феодосий издал эдикт, в котором римский епископ объявлялся стражем правой веры³.

Под влиянием таких благоприятных обстоятельств идея папства обнаруживается более решительно, нежели в предшествовавшую эпоху, и самый идеал папства выступает более определенно и делается достоянием позднейшего времени. Папа Дамас I протестует против постановления II Вселенского Собора (3 правило) об уравнении прерогатив Константинопольского патриарха с папскими на том основании, что значение кафедр не может обусловливаться гражданским значением городов, как это делал Собор. Очевидно, он выводил свои преимущества из божественных полномочий, и он же, с полным сознанием своей власти, первый назначил Фессалийского еп.Асхомия своим викарием над Церквами Греции и Дакии. Преемник Дамаса, Сириций (384–398), дает начало обычаю пап издавать так называемые декреталии, в которых папы говорят тоном верховных учителей христианского мира и которые играют такую важную роль в римских канонических сборниках, начиная с Дионисия Малого. Тот же папа в письме к епископу Таррагонскому (Гимерию) 385г. говорит о верховном авторитете папских посланий. Папы V века продолжали дело своих предшественников. От папы Иннокентия I (402–417) осталось несколько посланий, в которых идея папства получает довольно определенное выражение. В письме к Собору Карфагенскому 416г. можно находить такое заявление Иннокентия: «В целой вселенной ничего нельзя решить без сношения с римской кафедрой, а особенно в делах веры все епископы должны обращаться к епископу Петру» (Quellen zur geschichte des Papsttums, s.21).

Тот же папа, только несколько ранее, в 404г., в письме к Виктрицию еп. руанскому высказывает мысль о главенстве римского епископа в деле суда, причем правилам Собора Сардикийского, предоставлявшим епископам апеллировать в Рим по желанию, дает смысл обязательного донесения римскому епископу судебных дел. «Судебные дела, – говорит Иннокентий, – вообще должны разбираться собором местных епископов, и никуда нельзя их переносить в чужие провинции, кроме римского епископа, которому во всех винах должно оказывать почтение (reverentia); важные вины, как постановил Собор (очевидно, Сардикийский) и обычай, после епископского суда доносить апостольской кафедре» (Quellen zur geschichte des Papsttums. Ист.).

В том же духе, как послание 416г., и как бы в пояснение, почему все епископы должны обращаться в делах веры к римской кафедре, написано и другое послание его 416г. к епископу Евгубии (Децентию). Здесь говорится, что римская церковь есть хранительница апостольского предания: «кто не знает или отрицает, что то, что от главы апостолов – Петра передано римской церкви и теперь сохраняется и должно быть всеми сохраняемо. Не вводится что-либо, что не имеет его авторитета или отынуду кажется берет пример, особенно когда во всей Италии, Галлии, Испании, Африке, Сицилии и островах церкви никого не поставили, кроме тех, которых ап.Петр или его преемники сделали священниками» (Quellen zur geschichte des Papsttums, s.21). Эта мысль Иннокентия, что римские епископы суть преемники ап.Петра и на этом основании в церковных вопросах следует обращаться за советом и решением к апостольскому престолу, заявила себя и в преемниках Иннокентия: Зосиме (417–418), Бонифации (418–422) и Целестине (422–432). Зосима по поводу апелляции пресвитера Апиария на свое осуждение, заявил претензию, которую поддерживали и два его преемника, пересматривать и перерешать дела, возникшие в африканских церквах и там уже решенные. В инструкции, посланной в Карфаген со своим легатом Фаустином, Зосима выдавал правила Сардикийского собора за правила Никейского и на этом основании требовал перенесения тамошних судебных дел на высший суд римского епископа.

Претензия на монополию верховного суда так ясно выразилась в этом требовании Зосимы и его преемников, что отцы африканского собора, изобличив подлог Зосимы, в послании к Целестину отказывают римскому епископу в праве верховного суда на том основании, что невозможно, «чтобы Бог наш одному кому-нибудь мог вдохнуть правдивость суда, а множеству собравшихся иереев откажет в этом» (Поместные Соборы, изд. Казан. Дух. Ак., с.227) и «что ни в одной области нет недостатка в благодати Св. Духа, силою которой иереями Христовыми мудро усматривается и твердо соблюдается справедливость» (там же, с.226). Если практические стремления этих пап утвердить свое господство на деле и не повели к благополучным результатам благодаря разоблачению подлога, однако как эти стремления, так и самый подлог достаточно ясно свидетельствуют о той силе, с какой идея папства начала овладевать в начале V века умами римских первосвященников.

Через 8 лет после смерти Целестина на папский престол вступает Лев Великий, и идея папства вступает в новый период своего развития. Но прежде чем говорить о Льве Великом, нужно подвести итог тому, что сделано в развитии идеи папства до него, что он унаследовал от своих предшественников по кафедре.

В деле отступления от первоначального смысла и оснований, на которых древняя Церковь предоставила римскому епископу преимущественное положение в ряду других епископов, эпоха, предшествующая Льву Великому, сделала значительный шаг вперед. Первенство чести, основанное на политическом значении Рима, заменяется в сознании римских епископов первенством власти – на основании преемства от ап.Петра. Апостол Петр уже в сознании Стефана и Дамаса, а особенно Иннокентия I и его преемников, выделяется по своему положению в Церкви из ряда других апостолов. Стефан, как свидетельствует Фирмилиан, выражался, что на Петре основана Церковь, а Иннокентий называет его главой Церкви. Однако вполне и ясно развитого учения о приматстве юрисдикции ап.Петра, о княжеском достоинстве его в ряду других апостолов, о том, что Петр сделан Господом основой единства и нераздельности как епископства, так и пребывания всех христиан в союзе веры и любви, как это видно, например, в «Догматической конституции...», у них нельзя видеть. Сообразно с этим и идеал папства – главенство римского епископа в Церкви, не получает особенной ясности и отчетливости, особенно в смысле теоретического развития. Делая практические притязания на упрочение своего влияния в Церквах Галлии, Иллирии, Африки и др., папы высказывали в своих посланиях мысль, что в церковных делах следует обращаться за советом и решением к римской церкви, но это требование касается предпочтительно дел судебных и согласия других церквей с преданием римским и может быть понимаемо не столько в смысле верховной власти управления церковью, сколько права надзора и руководства вообще.

Декреталии пап, в которых они говорят тоном верховных учителей христианского мира, слова африканских отцов в послании к Целестину, что «благодать Св.Духа не чужда никакой области», и другие факты если и могут говорить о зарождении идеи непогрешимости у пап того времени, однако она нигде не высказывается еще ими определенно и не возводится в принцип. О преимуществе своих чисто иерархических благодатных даров, равно и о правах светской власти тоже нет речи. Вообще, тот исключительный монархизм, как он выразился в «Догматической конституции...», где римский епископ является викарием Христа на земле, главой Церкви, проводником благодатных даров, независимым ни от какой власти, непогрешимым, словом, является центром внешней и внутренней жизни Церкви, не может быть усматриваем в понятии пап первых четырех веков о своем главенстве. Нужно было много дать идее папства чисто теоретической разработки, чтобы она выразилась в таком виде и могла окрепнуть, практические же притязания первых пап сами по себе не могли этого сделать. Элементы этой идеи высказывались слишком отрывочно, и не было ни одного лица, которое объединило бы их и выразило, как нечто целое, в виде цельной системы. Папы говорят пока более только о своем превосходстве над другими епископами, а не о том, что они собственно основа Церкви, центр, сосредоточивающий в себе всю ее жизнь, и что все получает свое значение в Церкви только под условием единства и подчинения папе. Чтобы встать на эту точку зрения, нужен был человек даровитый и энергичный, который бы не только принял наследство своих предшественников, но глубже и шире понял бы начало, искони жившее в сердце римлян и заправлявшее их умами, и выразил бы его выпуклее других.

В лице папы Льва Великого и можно впервые видеть такого человека.

В 440г. последовала смерть папы Сикста III, и по единодушному согласию клира и народа римского в преемники ему был избран его архидиакон Лев, который в сентябре того же года торжественно посвящен был в епископа и возведен был на кафедру церкви римской. Это и был папа Лев, прозванный современниками Великим. Заслуживает или нет он название Великого, к каковому названию между прочим относится отрицательно Пертель, рассуждать об этом в данном случае излишне; на это может ответить вообще деятельность и заслуга Льва для Церкви, которая почитает его святым. Во всяком случае, это был человек выдающийся среди римских первосвященников, с чем соглашается и сам Пертель, и история, как известно, не очень щедро награждает людей званием Великого, особенно не имея к тому достаточных оснований. Известно, что св. Лев выдвинулся как личность необыкновенная еще до вступления на папский престол и пользовался уважением от таких мужей, как Кирилл Александрийский, который, имея в виду его влияние и авторитет перед папами, сносился с ним по делам церковным. А что Лев пользовался особенным влиянием и авторитетом перед папами, об этом очень ясно говорит такой факт из его жизни, как назначение его в 439г. папой Сикстом примирителем двух ссорящихся между собой полководцев империи: Аэция и Альбина. Об его уме, твердости характера и несокрушимой энергии свидетельствует слишком ясно, чтобы их отрицать, вся его деятельность в продолжении 20 лет папства (440–461). Можно сказать, что он был истинный представитель своей нации, в лучшем смысле этого слова, чистый тип римлянина древних времен. Время, когда Лев Великий вступил на папский престол, было, насколько известно из истории, очень смутное не только для римской церкви, но и для восточной, и с этими смутами, как церковными, опасными для чистоты веры Христовой, так и гражданскими, опасными для римской империи, Льву пришлось бороться в продолжение всей своей жизни. Описывать подробно деятельность Льва Великого было бы очень долго, а в данном случае для нас она важна только настолько, насколько служит проявлением и отражением лежащих в основе ее тех убеждений и принципов, которыми руководился Лев Великий в жизни. В общем его деятельность выразилась в следующем:

1)в борьбе с ересями в пределах церкви западной, ересями: пелагиан прискиллиан и манихеев; 2)в стремлении: подчинить своей юрисдикции митрополитов, старавшихся быть самостоятельными; распространить влияние и авторитет папского престола в церквах Иллирии, Галлии, Африки, Сицилии, Испании и др. и искоренить в епархиях беспорядки и злоупотребления; 3)в борьбе с евтихианством и его последствиями, что поставило Льва Великого на ряду с великими отцами церкви: Кириллом, Златоустом, Василием Великим и 4)в участии в чисто политических событиях Запада. Обо всем этом очень подробно и не без тенденции рассказывает немецкий ученый Арендт в своем труде «Leo der Grosse und seine Zeit» (Майнц, изд. 1835г.).

В целях решения вопроса о значении Льва Великого в развитии идеи папства необходимо выяснить, как эта идея выразилась в нем самом, и поэтому гораздо важнее обратить внимание на его чисто литературные труды, вызванные потребностями церковной жизни, его проповеди и письма, в которых он, касаясь дел церкви, указывает и основание своей деятельности. В этом случае можно наблюдать замечательное согласие у Льва Великого слова и мысли с делом. И в слове, и в деле Льва слышнее, чем прежде, заявляет себя сила и авторитет Рима и его епископа. Главное понятие, около которого вращается мысль и деятельность Льва Великого, это первенство римского епископа, первенство не чести, а юрисдикции. Начало, жившее в сердцах римских епископов, зародившаяся идея папства, находит одного из лучших своих выразителей. Соединяя по возможности все сказанное Львом Великим в его проповедях и письмах, имеющее печать папских тенденций, и присоединяя в качестве иллюстрации этих тенденций его практические стремления, и можно составить понятие, насколько полно и отчетливо в сознании Льва Великого выразился идеал папства.

Наиболее ясное и решительное раскрытие учения Льва Великого о приматстве римской кафедры в Церкви можно находить в семи его словах (1–5; 82–84), из которых первые пять сказаны им в день своего посвящения, а остальные в праздник апостолов Петра и Павла. Сюда можно также отнести слова на Страсти Господни (De passione Domini), главным образом 62 р., где говорится об исповедании ап.Петром веры в Иисуса Христа. Из посланий и писем Льва Великого, наиболее характерных в этом отношении, можно указать на его послания по поводу XXVIII правила Халкидонского Собора (451г.); к императору Маркиану 104-е и 111-е; Пульхерии 105-е; Анатолию, патриарху Константинопольскому, 106-е; к отцам Собора 114-е; к патриарху Антиохийскому Максиму 119-е; к Александрийскому 129-е; письма к епископам разных церквей западных, например, 10-е по поводу суда над Иларием арелатским к иллирийским епископам и проч.⁴.

Главное понятие, из которого исходит папа Лев Великий в своих воззрениях на власть римского епископа, и его отношение к членам всей Церкви, есть то, что римская церковь в лице ее основателя, ап.Петра, и его преемников, римских епископов, есть как бы источник всей полноты церковной жизни, а остальные должны рассматриваться только как истоки и, чтобы эти истоки были всегда чисты, они должны находиться всегда в связи и возвращаться к своему источнику, о беспрерывной чистоте которого заботится сам ап.Петр в лице своих преемников по кафедре. Это с достаточной ясностью можно усматривать из 10-го послания Льва Великого по случаю суда над еп.Иларием арелатским и множества других, например, CXXIV; CLXII; XIV; Sermo III, 1; V, 2 и др. Вполне понятно, отсюда делаются так часто высказываемые Львом Великим в своих письменных произведениях напоминания, что он «при помощи Господа пребывает стражем как кафолической веры, так и отеческих преданий» (Epist.CXIV); или в роде того, что «наша забота простирается на все церкви по повелению Господа» (Epist.V, 444, 12 янв.). Вот как он говорит между прочим об этом в одном из своих писем: «Хотя священство принадлежит всем епископам, но не в равной степени; и между апостолами не было равенства; все они одинаково избраны, но власть над всеми дана только одному. Согласно с этим и между епископами существует первенство, ибо постановлено, чтобы не всякий из них претендовал на власть над всей Церковью, а чтобы каждый управлял только своей епархией. Между ними большим значением пользуются те, которые постановлены епископами больших городов, но попечение о всей церкви принадлежит одной кафедре Петра» (Фортинский. Развитие папской власти в средние века, с.6. Публ. лекция).

Из этого же, только что приведенного, отрывка ясно вполне открывается, что Лев Великий понимает первенство римского епископа, как и его предшественники, не в смысле первенства чести, а именно – юрисдикции и основывает его на особенном положении в церкви ап.Петра. Мысль, что чисто гражданское значение города не может само по себе еще служить основанием к расширению прав епископской власти проводится с особенной настойчивостью. «Хотя, – говорится в письме к Маркиану (104) по поводу 28 правила IV Вселенского Собора, – теперь приводят блеск и могущество Константинополя, чтобы основать на этом преимущество своему епископу, но есть различие между мирским и духовным могуществом, и королевский город никаким образом не дает его епископу тех прав, какие имеет римский, ибо сей имеет их из апостольского постановления, которого тому (Константинопольскому) не достает», поэтому и возвышение патриарха Константинопольского на равную ступень с римским должно быть рассматриваемо как унижение апостольского престола, епископы которого от ап.Петра получили верховную власть. Мысль о приматстве ап.Петра во всей Церкви Христовой, а через преемство от него и римских епископов, в своем полном развитии у Льва Великого представляется в таком виде: «Господь наш Иисус Христос, – говорит Лев Великий в письме по поводу спора с Иларием Арелатским, – учредивши божественную религию, поручил миссию евангельской проповеди всем апостолам. Но особенно Он возложил ее на блаженного Петра, князя их. Он сделал его главой их, и из него должны истекать на всех членов божественные дары, и тот не принадлежит к божественному телу Иисуса Христа, кто отвращается от этого твердого камня, от этой связи невидимого единства, и тот имеет нечестивое высокомерие потрясти этот твердый камень, положенный Самим Господом, кто нападает на власть, которой Он символ, кто слушается только своих страстей и нерадит выполнять свои обязанности» (Epist.X, 1). Мысль, что ап.Петр есть основание и глава Церкви, повторяется Львом много раз с настойчивостью и получает у него строгое развитие и основание на самом Св.Писании. В отношении к ап.Петру он не употребляет других выражений, кроме названий: «глава апостольского чина» (princeps apostolici ordinis, sermo LXXXII, 3), «глава апостолов» (Sermo V, 4); «первый в апостольском достоинстве» (Sermo IV, 4), «приготовленный на управлении всей Церковью» (ad regimen totius Ecclesiae, sermo IV, 4). В десятом же послании св. Лев прямо заявляет: «Скала, на которой Христос основал Свою Церковь, есть ап.Петр» (Epist.X, 1) и подробно доказывает этот взгляд на ап.Петра преимущественно в речах на день своего посвящения и день празднования памяти апп.Петра и Павла.

Когда, как указано в евангельском чтении, говорит Лев Великий, Господь спросил своих учеников, за кого они почитают Его, и после того, как многие высказали различные мнения, блаж.Петр ответил: «Ты еси Христос, Сын Бога живаго», то Господь сказал ему: «Блажен, ты, Симон, сын Ионы; ибо не плоть и кровь это тебе открыли, но Отец Мой Небесный. И Я тебе говорю также: ты есть Петр, и на этой скале желаю Я создать Мою Церковь, и врата ада не должны ее превозмочь. И Я желаю дать тебе ключи царства небесного; все что ты свяжешь на земле, должно быть связано и на небе; и все, что ты разрешишь на земле, должно быть разрешено и на небе» (Sermo III, 2; ср. Sermo LXII, 2; LXXXIII, 1). Интересно затем, как св. Лев толкует этот текст Евангелия совершенно в духе папских тенденций в речи на день своего посвящения (IV, 2). Словам Спасителя Лев Великий придает такой смысл.

«Мой Отец небесный открыл тебе это», т.е., говорит Лев, не земное мнение, а небесное наставление научило тебя. «И Я говорю тебе», т.е., как тебе Мой Отец открыл Мое божество, то делаю и Я тебе известным твое отличие. «Ты еси Петр», т.е., хотя Я есмь неприкосновенная скала, краеугольный камень, который делает из двух одно, основание, кроме него никто другого не может полагать, однако ты также есть скала, потому что ты через Мою силу укрепишься, чтобы разделять со Мной по могуществу то, что Мне собственно принадлежит. «И на этой скале Я создам Церковь и силы ада ее не одолеют», т.е. на этой крепости (fortitudinem) Я желаю создать вечную Церковь, и высота Моей Церкви должна воздвигаться через посредство этой веры. Ради этого, продолжает Лев, Петр только один получил многое, тогда как ни на кого из других учеников не перешло что-либо, на что он не имел также части. Из всего мира избирается только один Петр, которому предстоит призвание всех народов, ставится во главе всех апостолов и отцов Церкви, так что он властвует всеми священниками и пастырями душ, хотя в народе Божием и много может быть» (Sermo IV, 2).

У св. Льва ап.Петр как глава и центр церковной жизни представляется поэтому преимущественным обладателем всей полноты духовных дарований и прав, которые свойственны иерархии церковной. «Этого человека, – говорит Лев – божественное благоволение удостоило такой общности своего могущества, что оно (божественное благоволение) позволило своим дарам протекать на других апостолов только через него» (Sermo IV, 2); «И хотя право вязать и решить передано также и другим апостолам, но Петр предпочтительно наделен этим достоинством, ибо он поставлен за образец и во главе всех правителей Церкви» (Sermo IV, 3; LXXXIII, 1, 2).

Христос, по словам Льва, потому и молился совершенно особенно за Петра, хотя опасность была близка всем ученикам, что только под условием непоколебимости первого остальные апостолы могли быть безопасны (Sermo IV, 3). Таким образом, мы видим, что Лев Великий далеко выдвигает личность ап.Петра из ряда других апостолов и членов Церкви и указывает в нем инстанцию высшего иерархического порядка, от связи с которой все прочее в Церкви получает свое значение, и представляет это учреждение делом Божиим. «Петр так перед прочими (апостолами) поставляется, – говорит Лев Великий, – что: то называется камнем; то объявляется основанием; то поставляется привратником царства; то делается судьей того, что нужно вязать и решить, так что и на небесах будут удержаны его приговоры; какое у него общение со Христом, мы узнаем из этих тайн его наименований» (Sermo III, 2, 3).

Сообразно с этим взглядом на личность ап.Петра и его преимущественное положение в Церкви у Льва Великого получают ту же тенденциозную окраску и некоторые из фактов жизни верховного апостола (моление за него Господа, троекратное призвание пасти овец), служа как бы подтверждением его особенных привилегий в Церкви. Даже такой печальный факт из жизни ап.Петра, как отречение его от Господа, по толкованию Льва, не может бросать тени сомнения на твердость веры и достоинство этого апостола. «Это (отречение) случилось, – говорит Лев, – только потому, чтобы в князе Церкви было дано средство к покаянию и чтобы никто не отваживался доверять своей собственной силе, поскольку даже тот (Петр) не мог избежать опасности измены… но скоро Петр снова сделался прежней скалой с такой силой, что он того, перед чем трепетал во время страданий Христовых, в своем собственном мучении не убоялся» (Sermo LX, 4).

Авторитет ап.Петра, его преимущественное положение в ряду других апостолов как главы и основания самой Церкви, а сообразно с этим обширные права его и власть во всех областях церковной жизни по закону наследства переходят во всей полноте на римских епископов как его непосредственных преемников. Эта мысль, что римские епископы постоянно находятся в самой живой и тесной связи с ап.Петром как преемники не только места их служения, но главным образом всех его полномочий, проводится св. Львом с особенной настойчивостью в его словах и письмах. Это вполне понятно, ибо на мысли о непосредственном преемстве от ап.Петра всех его полномочий основывается и особенное положение в Церкви римских епископов, их верховная власть и права.

По словам Льва Великого, связь римских епископов с ап.Петром самая живая: Петр никогда не оставляет своей кафедры и по смерти; дух его живет в его преемниках, и та твердость, какую он получил от Христа, сделавшись камнем, перешла и к его преемникам. Развивая эти мысли подробнее, св. Лев говорит: «Твердость той веры, которая похвалена в главном из апостолов, вечна; и как пребывает то, во что во Христе уверовал Петр, так пребывает и то, что Христос в Петре установил. И так пребывает устроение истины, и блаженный Петр, держась в приобретенной твердости камня, не оставляет принятого им управления Церковью... Он и теперь с большей силой и властью исполняет ее в Том и с Тем, через Которого прославлен. Если что мы и правильно делаем и правильно судим, если что получаем от милосердия Божия при каждодневных молитвах, это дело трудов и заслуг того, которого власть живет в его престоле и которого преимущественный авторитет здесь является. Во всей Церкви каждодневно Петр говорит: “Ты Христос Сын Бога живаго“, и всяк язык, исповедующий Господа, наставляется учением этого голоса» (Sermo III, 2, 3). «Петр, – говорит Лев в другой проповеди, – которому Господь на его троекратное признание, что он Его любит, передал заботу об овцах, как верный пастырь пасет вверенное ему стадо всегда, ибо он через увещания укрепляет нас и не перестает молиться за нас, чтобы мы не подпали искушению. Ибо, если как должно принимать, его попечение простирается на весь народ Божий, сколько более должен он нам, своим питомцам, между которыми он в священном городе почивает тем самым телом, которым носил председательство, (должен) оказывать помощь?» (Sermo LXXXIII, 3).

Уверенность в это содействие ап.Петра св. Лев высказывает в своих проповедях и письмах очень ясно и с полным убеждением. Хотя теперь часто апеллируется в Рим (Epist.X, 2); «хотя мое попечение на всю церковь и всех ее сынов» (Epist.CXXIV, 1), даже на императора должно простираться (CLXII, 2); «хотя от всего земного круга стремятся к апостольскому престолу, и я труды других епископов разделяю» (Sermo V, 2); «хотя я к такому полному почестей положению не по заслугам, но по милости дошел» (Sermo II, 1); «хотя я, служитель Бога (Sermo II, 2), для отправления такой высокой должности не владею силами; однако я еще не отчаиваюсь, но надеюсь на того, кто во мне действует» (Sermo III, 1); «ибо кто мне налагает бремя, помогает мне его и носить» (Sermo II, 1); «Петр, таким образом, действует во мне, поэтому должно верить, что я, представитель Петра, который был не только римских, но и всех епископов первый, при его содействии говорю не что иное, как чему он научил меня» (Sermo III, 2); «все доброе, происходящее через меня, должно быть приписываемо Петру, который всегда сидит на своей кафедре и стоит в связи с вечным Первосвященником» (Sermo IV, 4 и V, 4). Вот главные мысли, раскрываемые Львом Великим в словах на день своего посвящения. По его воззрению, таким образом, ап.Петр, действуя во всей Церкви и после своей смерти, сосредоточивает центр своей деятельности в римской кафедре, проявляет себя в лице епископов этого города. Отсюда-то и должно вытекать как мировое значение Рима, так и исключительное положение в Церкви римского епископа. «Рим, – говорит Лев Великий, – именно прославлен через смерть обоих превосходнейших апп.Петра и Павла. Эти мужи принесли сюда Евангелие и признали его (Рим) за священное племя, за избранный народ, за священнический и королевский город. Через епископское сидение св.Петра Рим делается главным городом мира и через божественную религию далее владычествует, нежели через земную силу (Sermo LXXXII, 1). Для распространения тех следствий, которые произошли от воплощения Христа, божественное провидение избрало именно Рим, потому что к его области принадлежали все народы. Поэтому, когда апостолы, по излиянии Св.Духа, разделили между собой части земли, Петр первый в ряду апостолов назначается в главное место римской империи, чтобы свет истины, открытый во спасение всем языкам, сильнее излился от главного города по всему миру» (Sermo LXXXII, 2, 3). Рим как город, в котором жил и пострадал верховный апостол, должен поэтому считаться первым епископским столом; папа – главой, а остальные христиане – членами Церкви; римской кафедре подобает председательство на соборах, ибо епископу ее перед всеми другими дана не только власть вязать и решить (cui cum prae ceteris solvendi et ligandi tradita sit potestas), но и поручена забота об овцах (prascenqum tamen ovium cura specialius mandata est): ибо трехкратное приказание Христа Петру: «паси моих овец» все еще имеет свое значение за кафедрой Рима (Epist.X, 11; Epist.XVI, предисловие). Кто поэтому не признает приматства ап.Петра, а следовательно, и его преемников, тот низвергается во ад [cui quisquis principiatum aestimat denegnandum, illius quidem nullo modo potest minuere dignitatem; sed inflatus spiritu superbiae suae, semetipsum in inferna demergit (Epist.X, 2)]; и кто как член отрицается от него, главы, уходит лишенным божественного обетования (Epist.X, предисловие). О себе самом Лев Великий, при таких взглядах на столь тесную связь римских епископов с ап.Петром, выражается в таких словах:

«Я теперь предстою о имени Петра Церкви» [memor enim sum me sub illius nomine Ecclesiae praesidere (Epist.LXI, 2)]; «по его (Петра) и по внушению Господа решаю я» (Epist.X, 9); «по наставлению Св.Духа говорю я и учу» [instruente sancto spiritu et didicinus, et docemus... (Epist.LXXXVII)]; «подкрепляю колеблющиеся сердца братьев» (CLXVI, предисловие); «на меня излита более богатая благодать, чем на других членов Церкви» [...ut unum celebretur in toto Ecclesiae corpore pontificii sacramentum, quod, effuso benedictionis unguendo copiosius quidem in superiora profluxit (Sermo IV, 1)]; «на меня падает честь, если Церковь хорошо управляется» (Epist.V, 1), «ибо забота о ней передана мне по божественному постановлению» (Epist.XIV, 1); «епископы должны покоряться постановлениям апостольской кафедры» (Epist.XIII, 1); «ибо я хотя разделяю с ним заботу о Церкви, но не власть» [...vices enim nostras ita tuae credidimus charitati, ut in partem potestatis... (Epist.XIV, 1, к Анастасию Фессалоникийскому)]; «и как между апостолами один отличается перед всеми другими по власти, так стоит кафедра Петра выше всех епископских кафедр» [quoniam et inter beatissimos apostolos in similitudine honoris fuit quaedam discretio potestatis, et cum omnium par esset electio, uni tamen datum est, ut ceteris praemineret... De qua forma episcoporum quoque est orta distinctio... in majorubus urbibus constituti, sollicitudinem susciperent ampliorem, per quos ad unam Petri sedem universalis Ecclesiae cura conflueret, et nigil usquam a suo capite dissideret (Epist.XIV, 11)]; «и поэтому все важные дела должны представляться мне (Льву), чтобы я решил их по божественному откровению» (Epist.X, 9; Sermo XXI, XXXVI, CVII и др.).

Если теперь указанные в творениях Льва Великого мысли его о приматстве римского епископа свести к общим положениям, то его учение можно представить в следующим виде: 1)приматство римского епископа должно быть понимаемо не иначе как в смысле главенства, преимущества юрисдикции, а не в смысле преимущества чести, и в основании его лежит не политическое значение города Рима, а божественное установление; именно: 2)апостол Петр непосредственно от самого Господа получил первенство юрисдикции, поставлен князем апостолов, главой и основанием Церкви, так что все в ней получает от него свое значение; 3)эти преимущества ап.Петра непрерывно сохраняются в Церкви в лице римских епископов, которые как его наследники стоят с ним в самой тесной связи, как будто бы Петр сам в них действовал, а поэтому 4)римский епископ есть также глава Церкви, имеет верховную власть над нею во всех отношениях, не только в делах веры, но и относительно дисциплины и управления: он а)председатель на соборах; б)главный решитель дел судебных и других, так что решениям апостольской кафедры должны подчиняться без исключения все; в)имеет на себе большую благодать, нежели другие; г)дела решает по внушению Господа; д)говорит и учит по наставлению от Духа Святого и, значит, не может погрешать; е)отсюда связь с ним как главой Церкви необходима, чтобы быть членом самой Церкви, и отрицать его приматство значит низвергать себя во ад, быть лишенным божественного обетования (Epist.X, 1, 2). При таких взглядах Льва Великого на права римской кафедры получают достаточное освещение такие факты из его деятельности, как протест против 28 правила IV Вселенского Собора об уравнении прав Константинопольского патриарха с правами римского и стремление подчинить своей юрисдикции епископов разных округов. Принятие Халкидонским Собором 28 правила поэтому так и оспаривается Львом, что в этом он видел незаконную узурпацию прав, не имеющую за себя божественного установления, унижение авторитета апостольской кафедры, дело честолюбия, потакать которому он не намерен из боязни быть нарушителем канонов Никейского Собора, которые, нужно заметить, легат папы Пасхазин цитировал в искаженном виде. Все это Лев Великий высказывает в своих письмах императору Маркиану, Пульхерии, самому Анатолию, причем, считая свою власть даже выше соборной и подчинение себе непременным условием союза с Церковью, говорит: «если Анатолий не желает быть отсеченным от вселенской Церкви вследствие своих враждебных миру стремлений, то пусть воздержится от нарушения церковных правил и избегнет непозволительных выходок» (Epist.CIV). Что же касается согласия бывших на соборе епископов на утверждение 28 правила, то, говорит Лев: «мы объявляем его недействительным и уничтожаем властью блаженного ап.Петра» [per auctoritatem beati Petri apostoli, generali prorsus definitione cassamus (Epist.CV, 3)]; поэтому и Анатолий должен воздерживаться от незаконных стремлений, в противном случае, говорит Лев: «ты сам произносишь над собой приговор и лишаешь себя мира вселенской церкви» (Epist.CVI, 6). Ссылка Анатолия на 3 правило II Вселенского Собора, которым уравнивались права константинопольского и римского епископов, не имеет значения, так как это определение Собора, говорит Лев, не было сообщено его предшественникам на апостольском престоле и потому не имеет значения (Epist.CV, 5). Очевидно, по взгляду Льва, авторитет Соборных постановлений зависит от утверждения римского епископа.

То же сознание величия апостольского престола проглядывает и в поступках Льва Великого с епископами Иллирии, Галлии и др. областей. В 444г. Лев Великий назначил епископа Фессалийского Анастасия своим викарием в иллирийском округе и, извещая об этом назначении тамошних епископов, увещает их оказывать Анастасию послушание, как представителю папского престола. «Наша забота простирается, по повелению, на все церкви, поэтому мы и сделали викарием нашего брата и епископа Анастасия и напоминаем, чтобы вы повиновались ему во всем, что касается церковной дисциплины. Вы будете повиноваться не столько ему, сколько нам» (Epist.V. 12 января 444г.).

Самому Анастасию дает наставление о всех важных делах доносить в Рим (Epist.VI); а когда тот допустил неблаговидный поступок с епископом Аттиком, Лев Великий порицает за это Анастасия и высказывает мысль, что он (Лев) передал ему не всю свою власть, но только часть ее; в случае несогласия с ним (Анастасием) епископов Лев повелевает им обращаться к римскому епископу как верховному главе иллирийских Церквей (Epist.XIV).

Та же мысль, что римскому епископу должна принадлежать верховная власть во всех церквах, руководила Львом и в его отношениях к галльской Церкви, в частности в отношении к Илларию Арелатскому, который стремился подчинить себе Церкви Галлии помимо папы. «Вы, братие, – писал Лев епископам Галлии, – хорошо знаете частые сношения апостольского престола с многими епископами вашей провинции, которые обращались к нему за советом и апеллировали к его суду во многих случаях… но вот ныне Илларий не хочет идти этим путем и производит в Церкви смятение. Он хочет подчинить вас своей власти, а сам не хочет подчиниться блаженному ап.Петру… По его надменным словам, он не боится оскорбить благоговение, принадлежащее апостолу Петру» (Epist.X, 11).

В видах практического осуществления своих верховных прав на церкви Галлии Лев Великий внушает мысль о приматстве папы в Церкви императору Валентиниану III, который и издает в 445г. декрет с таким приблизительно содержанием: «Так как приматство апостольского престола утвердили и заслуги св.Петра – первого в епископской митре – и достоинство римского государства и даже власть св.Собора, то, помимо власти апостольского престола, надменность не должна делать ничего непозволительного. До сих пор все это сохранялось, но Иларий позволил нечто непозволительное: без совета с епископом римской Церкви, по одному безрассудству, он в одном месте посвящает, в другом низлагает. Поэтому утверждается поставление епископа города Рима, ибо что не позволительно делать в церквах власти такого первосвященника (quid enim tanti pontificis auctoritati in Ecclesiis non licere?)?! Поэтому не должно противиться решению римского епископа не только Иларию, но и всем епископам Галлии. Если кто из епископов не явится на суд римского, того должен принудить префект. Мир церковный, – заканчивает он, – только тогда может быть прочным, когда вселенная признает своего правителя» (Epist.XI seu Constitutio Valentiniani III Augusti). В таком же духе, именно с целью утвердить свое влияние, были и сношения Льва Великого с церквами Африки, Сицилии, Испании и др. относительно апелляции к римскому епископу и согласия обычаев местных церквей с обычаями римской. Какие мотивы руководили св. Львом Великим – быть таким горячим поборником и защитником идеи приматства римских епископов, этот вопрос можно оставить без ущерба не решенным при выяснении значения Льва Великого собственно для развития самой идеи папства. А его значение в этом отношении можно видеть из сравнения дела Льва с делом его предшественников и преемников, и значение его признается одинаково даже людьми совершенно противоположных лагерей, каковы Пертель и Арендт. Расходясь во взглядах на Льва Великого довольно значительным образом, оба указанные автора одинаково признают за Львом Великим значение его для папства. Действительно, если сравнить идеал папства, как он выразился в воззрениях Льва Великого, с тем что сделала до него в этом отношении предшествующая эпоха, то не трудно заметить, что Лев Великий не только принял и сохранил наследство своих предшественников по кафедре, но привнес и нечто новое, умножил его. Нельзя, конечно, отрицать у предшественников Льва Великого значения в развитии идеи папства, но, с другой стороны, нельзя и придавать им в этом отношении особенного значения. Дело их важно постольку, поскольку оно представляет собой явление новое, полагает начало великому историческому процессу. Но как явление новое папство (идея папства) не получает еще поэтому ни вполне ясного теоретического, ни удачного практического развития. Едва ли самый идеал папства предносился взору первых пап как нечто вполне определенное, и они вполне ясно сознавали, к чему они стремятся, высказывая папские тенденции, кроме, конечно, тех частных случаев и обстоятельств, по поводу которых они заявляли их (тенденции). Папство еще не возводится в принцип самой церковной жизни; самые элементы идеи папства, т.е. частнейшие понятия в общем понятии главенства, высказываются отрывочно без развития и доказательства, как бы только намечаются следы. Папство не имеет еще того исключительного монархизма и абсолютизма, который повел римских епископов позднее к замене Царства Христова на земле царством папы со всеми уродливыми явлениями. Это составляет громадный пробел в развитии идеи папства между эпохой первых четырех веков, начала пятого и позднейшей средневековой и новейшей.

Пробел этот заполнялся постепенно в течении целых веков, и известную долю участия в этом деле нет оснований отрицать у Льва Великого. Можно сказать, не опасаясь преувеличения, что папа Лев Великий предпочтительно годился для папства, и его заслуги в этом отношении очень значительны.

У Льва Великого папский идеал впервые получает ясность и отчетливость; он глубже и шире понял начало, искони жившее в сердце римлян и заправлявшее умами его предшественников, и может бесспорно считаться одним из великих борцов за идею папства и лучшим ее выразителем по своему времени. Он первый становится на ту точку зрения, на которую папство стало позднее и стоит теперь, папство возводится им в принцип самой церковной жизни, вся внешняя и внутренняя жизнь Церкви со всеми ее отправлениями концентрируется в римском епископе как наместнике, викарии ап.Петра, в котором (наместнике) действует сам верховный апостол, глава Церкви. Все поэтому в Церкви имеет свое значение постольку, поскольку находится в союзе с папой и ему подчиняется. Это открывается ясно из такого решительного заявления Льва Великого, что, кто не признает приматства ап.Петра, а следовательно, и его преемников по кафедре, тот низвергается во ад (Epist.X, 2) и кто как член отрицается от него, главы, уходит лишенный божественного обетования (Epist.X, предисловие). Другими словами, эта мысль значит, что отвержение приматства равно пребыванию вне Церкви или исключению из нее. Все, что высказывалось о главенстве римского епископа предшественниками Льва, отрывочно, без доказательств, в теории Льва Великого получает вид строго логической системы, в которой из твердо обоснованной главной посылки делаются последовательно и частнейшие выводы. Божественное происхождение полномочий ап.Петра и указание, в чем состоят они, получает у Льва Великого вид учения, основанного на Св.Писании и фактах истории. Непрерывное преемство полномочий ап.Петра в лице его наследников по кафедре тоже рассматривается как божественное установление и на тех же основаниях. Все частнейшие элементы в общем понятии главенства папы выступают в системе Льва Великого более или менее ясно и прямо, за исключением разве претензий на светскую власть. Лев Великий говорит вполне ясно не только о привилегиях судебной власти папы, но своими заявлениями, что на него излита более обильная благодать, чем на других членов Церкви, что он говорит, учит и решает по наставлению Господа и внушению Святого Духа (Epist.X, 9; LXXXVII; Sermo W., 1), очевидно выражает мысль и о верхней административной и законодательной власти римского епископа в Церкви. Назначение викариев и дело по поводу 28 правила IV Вселенского Собора могут служить достаточным подтверждением этому. Что касается затем идеи папской непогрешимости, то и этот, собственно только частный момент в понятии приматства, заявляет себя в системе Льва довольно ощутительно и легко может быть выведен из его заявлений о себе как «опоре братьев» (CLXVI, предисловие), «охране церкви» (Epist.XIV, 1), как человеке, устами которого говорит Дух Святой (Epist.LXXXIX). Идея папства, раскрытая и приведенная в систему Львом Великим, овладевая постепенно умами верующих, могла иметь, уже в силу своей целостности, более оснований к живучести, нежели дело его предшественников, даже помимо его содействия чисто практическому ее осуществлению. Она могла быть богата последствиями, как руководство для преемников Льва Великого в деле дальнейшего развития и осуществления идеи папства.

Признавая за папой Львом Великим значение в деле чисто теоретического развития идеи папства по сравнению с предшествующей эпохой, нельзя отвергать и того, что он в значительной степени способствовал и увеличению папского авторитета в глазах христиан, особенно церквей западного мира. Конечно, Арендт преувеличивает слишком, когда говорит что «через старание Льва Великого приматство получило как всеобщее признание, так и всеобщее влияние» (с.413); что «в приматстве папы явилось спасение, единство и пункт, сдерживающий церкви от разложения; что Лев укротил сильными руками бурю, которая угрожала церкви из ее собственного лона; собрал и соединил расходящиеся элементы, ибо притянул их к своему престолу и привел приматство вопреки всем противникам к признанию всех» (Arendt. Leo der grosse, s.415).

В этих словах ревностного католика слышится более возвышенный панегирик великому римскому первосвященнику, нежели беспристрастная оценка его деятельности. Если св. Лев за свои труды на пользу Церкви в борьбе с еретиками снискал себе уважение и почтение всей Церкви Христовой, так что отцы Собора Халкидонского по прочтении его послания о двух естествах в Иисусе Христе, воскликнули: «Сам св.Петр говорит его устами», однако это далеко еще от того, чтобы можно было сказать, будто приматство римского епископа получило всеобщее признание. Восточная Церковь никогда не признавала приматства в том виде, в каком его понимали римские епископы, и в данном случае об известном усилении авторитета папского престола можно говорить только в отношении к церквам западным. Лев Великий с большим успехом, нежели его предшественники, проявлял свое влияние в делах Церквей: Галлии, Иллирии, Сицилии, Испании и др., что, конечно, не могло не оказать влияния на закрепление в умах христиан западного мира мысли о верховных правах в церкви римского епископа, особенно после издания Валентинианом III в 445г. эдикта, в котором мысль эта получает подтверждение со стороны верховной власти.

Имела ли деятельность папы Льва Великого в развитии идеи папства значение для последующего времени и как далеко сказалось его влияние, об этом может говорить также «Догматическая конституция...», изданная на Ватиканском соборе. Развивая свои мысли о приматстве римского епископа, отцы этого собора дважды ссылаются в подтверждение своих мыслей на учение об этом предмете Льва Великого. Так, во введении, сказавши о создании Господом Церкви, в которой все верующие должны быть связаны единой верой и любовью, отцы собора говорят, что постоянное начало и видимое основание обоих единств установлено в ап.Петре, и приводят слова Льва: «на твердыне коего должен был создаться вечный храм, и в этой непоколебимости веры высота Церкви (должна) достигнуть небес» (S.Leo M., Sermo W., 2). Во второй главе, говоря о непрерывности первенства ап.Петра в римских епископах, тоже приводят слова Льва: «И так пребывает устроение истины, и св.Петр, удерживаясь вечно в полученной им твердости камня, не оставил принятого им кормила Церкви» (Sermo III, 3). Одинаковость учения «Догматической конституции…» о приматстве ап.Петра и непрерывности его в лице пап с учением об этом Льва утверждается, таким образом, самим Ватиканским собором. Очевидно, идеал папства понят Львом Великим настолько глубоко и широко, что мог удовлетворить даже отцов Ватиканского собора. Действительно, если сравнить содержание пунктов «Догматической конституции…» с главными положениями Льва, то окажется если не тожество, то очень значительное сходство. Объем власти папы, именно: судебная, административная, законодательная и учение о непогрешимости, высказывается в определении Ватиканского собора, правда, решительней и отчетливей, нежели у Льва, а главное, папская система получает догматическую санкцию и ограждается анафемой. Между тем учение св. Льва о привилегиях ап.Петра было (по замечанию Певницкого) не догматического свойства, а, скорей, личным мнением, догматический же характер придали ему позднейшие защитники кафедры Петра. Но при всем том точка зрения, на которой стоит Лев Великий по отношению к папству, можно сказать, одинакова с той, на которой стоит папство и теперь, с тем только различием, что у Льва Великого идея Церкви не поглощается еще окончательно идеей папства и папа не является воплощением самой Церкви, наместником не ап.Петра, а Самого Христа и Бога, как видим теперь. Относительно папы Льва Великого можно сказать, что он в своем слове и учении указал дорогу, которой заметно пользовались его преемники в деле дальнейшего развития и осуществления папской идеи.

Если обратить внимание на эпоху дальнейшего развития папства после Льва Великого, то нельзя не заметить той резкости и прямоты, с которой высказываются разные частнейшие положения папства, которые у Льва, хотя несомненно присутствуют, но будучи взаимно объединены в системе, чужды этой резкости. Это можно объяснить в известной степени тем, что у позднейших римских епископов замечается в развитии идеи папства, так сказать, односторонность, и тем, что они имели уже подготовленную почву для себя. Так, ближайшие преемники Льва Великого по кафедре особенно развивают идею папской неподсудности и непогрешимости (Геласий I (492–496), Гормизд I и особенно папа Агафон в двух посланиях: 1)византийскому императору и 2)данном легатам), может быть, не без значительного влияния учения, особенно у Агафона. Позднее с особенной резкостью и настойчивостью, особенно в устах Григория VII и Иннокентия III, развивается учение о светской власти пап, каковой тенденции чуждо стремление Льва возвысить авторитет римского епископа. В общем же эпоха после Льва Великого, и особенно средневековая, сильна только практическим осуществлением идеалов папства, а теоретическое развитие их осталось как бы в пренебрежении, по крайней мере, не все папские притязания были аргументированы и авторизированы как члены веры (Беляев. Догмат папской непогрешимости, с.5). Папы старались на деле подчинить себе всех членов Церкви во всех отношениях, а богословы старались путем подложных и искаженных исторических данных закрепить идею папства в умах современников. Самое же содержание понятия папства как главенства в своих главных пунктах чего-нибудь совершенно нового, чего нельзя вывести из системы Льва чисто логическим путем, можно сказать, не получило, и его развитие шло по пути, указанному Великим римским первосвященником Львом I.

Е. Ф–р.