Белгородские архиереи и среда их архипастырской деятельности

Белогородская епархия, заключавшаяся в пределах почти всей нынешней губернии Харьковской и значительной части Курской (из последней в нее входили уезды: Белогородский, Обоянский, Курский, Судженский, Корочайский, Старо-Оскольский, и Ново-Оскольский) учреждена в 1667 г. по постановлению Большого Московского собора в видах ближайшего и более успешного пастырского надзора за отдаленными окраинами России, зависевшими дотоле по духовному управлению частью от Москвы, частью от Киева. В таком составе, епархия эта существовала до самого конца 18-го столетия, а в то время в 1799 г. 17 октября, вследствие принятого правительством разграничения епархий сообразно пределам губерний, разделилась на две: Слободско-Украинскую (потом переименованную в Харьковскую) и Курскую, или Курско-Белгородскую: к последней, кроме поименованных уездов Курской губернии, входивших в состав епархии Белогородской, причислены еще и остальные уезды той же губернии – Путивльский, Рыльский и другие, бывшие дотоле в ведении епископов Севских¹.

С самого основания своего Белогородская епархия была поставлена в ряд митрополий, и ее иерархи назывались митрополитами Белоградскими и Обоянскими – так было до учреждения Синода в 1721 г. С этого же времени они носят название только епископов или архиепископов, за исключением одного – молдаванина Антония, который назывался у нас митрополитом потому, что имел уже это звание в своей стране.

Жизнь и деятельность Белогородских архиереев в нашей церковно-исторической литературе мало обследованы. Сравнительно обстоятельные сведения имеются лишь о двух иерархах: Иоасафе Горленко и Феоктисте Мочульском. Об остальных сведения весьма кратки, притом относятся не столько к епископскому, сколько к доепископскому времени их жизни и деятельности. В предлагаемой работе я стараюсь восполнить этот недостаток сведений о епископском служении Белогородских архиереев, пользуясь материалом, извлеченным мною из архивов: Бурской и Харьковской духовных консисторий, Курского Знаменского монастыря, Харьковского коллегиума (в Харьковской духовной семинарии). Белогородского Николаевского монастыря²) и других, в которых приходилось мне делать по этому предмету розыскания. К сожалению, и в этом восполненном виде сведения о Белогородских архиереях не достигают желательной полноты. Сведения об архиереях древнейшего времени – 17-го и начала 18-го века, скудны, вследствие скудости самих источников, а для последующего времени хотя и есть обильный материал в архивах двух консисторий – Харьковской и Курской, особенно – последней, но архивы эти не приведены в надлежащий порядок, и потому пользоваться ими было крайне затруднительно, так что несмотря на продолжительную и усердную работу в них, всего более в архиве Курской консистории³, я не могу думать, чтобы использовал их для своей цели вполне. При всем том, собранный мною архивный материал представляется мне не лишенным значения как для характеристики самих архиереев, по крайней мере некоторых из них (главным образом, позднейшего времени), так еще более для освещения той жизни, которая их окружала, и с которой они, по своей административной деятельности, соприкасались. Этот бытовой интерес я ставлю центром тяжести своей работы.

При материале архивном, который лежит в основе моей работы, я, само собою понятно, не оставлял без внимания и материала печатного – изданных уже памятников, а также и статей, относящихся к моей теме. Этот печатный материал обыкновенно цитируется у меня под чертой; а материал архивный, в большинстве случаев именно там, где нельзя было цитировать его с надлежащей определенностью (если архив, к которому относится этот материал, не разобран), цитируется в самом тексте книги.

Собранный мною бытовой материал я излагаю в связи с епископским служением Белогородских архиереев в порядке их преемственности. При этом, касаясь бытовых явлений, к которым имела отношение их административная деятельность, я естественно не мог обойтись без повторений в тех случаях, когда одни и те же явления имели место при разных архиереях. Но такого рода повторения не в ущерб задачам моей работы, так как при них и бытовой материал в его господствующих явлениях выступает ярче, и архипастырская деятельность, вращавшаяся в кругу этих явлений, обрисовывается в ее направлении и значении яснее.

Фотографические портреты Белогородских архиереев, иллюстрирующие мою работу, сняты с портретов, писанных на полотне масляными красками, находящихся в Белогородском архиерейском доме, где эти портреты – большие во весь рост, расставлены по стенам зала и гостиной; а подписи имен архиерейских сняты с подлинных автографов, за исключением пяти, из которых одна (митрополита Феодосия) снята с факсимиле, а остальные напечатаны обыкновенным шрифтом, так как автографов к ним мною не найдено.

Иностранное происхождение Феодосия. Цель прибытия в Россию. Царские милости к нему. Назначение митрополитом в новоучрежденную епархию Белогородскую, и окружное послание его к пастве.

Митрополит Феодосий, начинающий собою ряд Белогородских иерархов, пришел к нам из Сербии, где он был митрополитом в епархии Вершацкой, пришел за сбором милостыни для уплаты долга, которым отягчена была его епархия. Обильную милостыню, полученную от «щедродательныя десницы» царя Алексея Михайловича, Феодосий не замедлил отправить по назначению в свою епархию, а сам, снискав благоволение царя, который «зело возлюбил его» за эту самую заботливость его о своей епархии, а также и за иные добродетели, остался в Москве, где поручено было ему настоятельство в Архангельском соборе, в котором обыкновенно погребались телеса умерших государей – царей и великих князей, а затем, когда на соборе 1666 года положено было учредить епархию Белогородскую, «вложи Бог в сердце благочестивому самодержцу... еже поставити его (Феодосия) на высоте новоутвержденного престола Белоградского», и таким образом митрополит сербской земли присоединен был к церкви российской так, чтобы «единым ему с нею телом быти и не именоватися области земли сербския, но весьма подчинену быти Святейшему Патриарху Московскому, якоже суть и прочий российски архиереи⁴».

О щедрых милостынях царя Алексея Михайловича Феодосию, мы имеем выразительное свидетельство от самого Феодосия, который в одной челобитной к нему с трогательною признательностью заявляет: «Божиим, Государь, благоволением и в сердце мое вдохновением притекох аз от страны сербския в православную державу твоего царскаго величества под кровь крилу твоею и обретох, аки отчизну по изгнании, тихое по обуревании пристанище, или пронесен есмь яко Адам в рай, или приплых яко Ной на сушу, или изведен бых яко Израиль от Египта в землю обетованную, в ней же толикую обретох от твоего пресветлого царского величества благодать и милость – даже рещи ми подобает: отец мой и мать моя остависта мя, ты же восприял мя ecи и от гноища вознесли мя еси и посадил со князи; странна, алчна, и нага и бескровна населил, напитал, приодел и водворил мя еси, яко несть ми лет прочее глаголати: не имам где главы приклонити, се бо имам по твоей царской благодати дом на пребывание смирению моему благоустроенный, нам повеле твое пресветлое царское величество двести рублев дати, и дадоша ми ся»⁵.

Неизвестно, как действовал митрополит Феодосий в новооткрытой епархии. Единственным памятником его архипастырского служения на этой кафедре служит его окружное послание к новой его пастве ― многословное послание, обильное общими местами, вычурными образами и сравнениями, и скудное по содержанию, оно дает понятие о литературном, собственно-риторическом образовании Феодосия в духе того времени, но ничего не дает для характеристики его управления. Вот это послание в кратком пересказе.

В начале послания, высказав в широковещательном изложении общее положение, что Бог Творец и Промыслитель, создавший род наш, несмотря на грехи наши, прогневляющие его, никогда не оставляет в конец и не забывает нас, архипастырь применяет это положение и к своей богодарованной пастве: «Не забы Бог всемилостивый и вас, чадца моя возлюбленная, и не остави хищным волкам душ ваших на поглащение, егда многое время без пастыря пребысте и не иместе подающаго вам пищу Божия слова, лишены же бесте вождя, путь показующаго, исправляющаго путь ваш во град царя небеснаго: не забы вас и не остави, по божественным своим смотрением изволил на время удержати, да вящше хлеба взалчете духовнаго и теплейшею любовию возрадуетесь о вожде и пастыре, от него вам посылаемом: обыкоша бо долю жданная любезнейша быти». (То есть – получение того, что долго ожидалось, обыкновенно бывает особенно приятно).

Ведя далее речь об этом давно ожидаемом его настоящею паствою, и теперь, к утешению ее, посылаемом ей пастыре, (то есть о самом себе), автор послания возвещает: «благоволением убо пресвятаго и животворящаго Духа, избранием же благочестивейшаго, тишайшаго, самодержавнейшаго великаго Государя-Царя и великаго князя Алексея Михайловича, всея великия и малыя и белыя России Самодержца, послася смирение наше па престол Белогородских и прочих окрестных градов, да аз по силе и благодати, свыше мне дарованной, пасу сие словесное стадо на паствах восточныя церкве пищею слова Божия, во еже жити ему со Христом во веки, и да сохраню. Богу споспешествующу, не токмо от душехищных волков, окрест выпу рыкающих, еже поглотити, но и да прокаженных вждену вон, немощныя духовным исцелю врачевством, и от душевных разбойников уязвленных вином епитимийным и маслом милосердия умащу, поскольку изволение и благодать Вышняго наставит и укрепит мя. Желание имам труды положити в сем вертограде Христовом, да пресладкия на трапезу небеснаго пира приплодятся грезны⁶. Предприях деяти попечение, еже нивы сердец ваших засеяти благими семены Божия слова: мое убо дело имать быти еже чистую пшеницу, от всяких плевел извеянную и от всяких зизаний очищенную, сеяти на нивах сердец ваших, ваше же имать быти о сем попечение, яко да всякаго нива сердечная добре уготована будетъ на приятие божественнаго семени». Нива же сердечная, к сему потребная, не должна быть тверда – «аки путь, утренный (― истоптанный) свободным всех зверей и человек шествованием... Та есть сицева, по ней же мысль хищения, яко волк, хитрости, яко лис, убийства, яко медведь, лаяния, яко пес, лености, яко осел, сквернения, яко свинья, и иные тем подобные непрестанно бегают». Не должна быть «и тернием исполнена, сиречь излишними попечениями о суетных мира сего притяжаниях. Не таковую убо ниву сердец ваших имейте на приятие Божия слова, но взорите ю (– распашите), аки ралом, присным креста Христова рассуждением, напоите дождем водным слез ваших проливанием, обвейте, аки доброхладным ветром, от глубины сокровища сердечного воздыханием. На сицеву ниву аще семя надеть слова Божия, даст плод во время свое»..

«Семя же со мною, ― объясняет архипастырь, – не ино есть, токмо вера в Бога в Троице Святой Единаго Отца и Сына и Духа Святаго, юже от крещения святаго приясте... Семя сие аще возрастет, будет имети две ветви, надежду и любовь, и на сих ветвях красные прозябнуть цветы и издадут различных добродетелей плоды, без них же и вера мертва глаголется быти в послании св. Иакова: якоже тело без духа мертво есть, тако и вера без дел мертва есть»...

«Тем же убо, – говорится в заключение послания, – да и вы от веры живы будете, стяжите добрая дела, уклонитесь от зла и сотворите благо, взыщите мира, мира же не сего суетнаго, егоже образ преходит по свидетельству святаго апостола Павла, но мира с Богом и со всеми людьми... Бог же упования исполнит вас всякия радости и мира в вере, во еже избыточествовати вам в уповании силою Духа Святаго, аминь»⁷.

После четырехлетнего управления епархией митрополит Феодосий скончался 20 авг. 1671 г.⁸

Переведен в 1672 г. в Белгород из Коломенской епархии, где был епископом 1667‒1672 гг. После 12-летнего управления Белгородскою епархией, скончался в 1684 г. февраля 23 дня⁹.

От этого архипастыря мы имеем окружное послание к архимандритам, игуменам, протопопам, поповским старостам и попам, в котором он обличает в своей пастве нехождение в церковь в воскресные и праздничные дни, уклонение от исповеди и святого причастия в великий пост и прочие посты, безмерное пьянство, разные мирские игрища, как то: кулачные бои, колыханье на качелях, сходбища о Рождестве Христове и до Богоявленьева дня «на бесовские игры», накладывание на себя личин и платья скоморошеского, бесчинное скакание и плескание на свадьбах, такое же скакание женок и девок на досках о святой неделе, хождение к чародеям и волхвам, и призывание их к себе на дом к малым детям и сильным младенцам, от чего «многие люди, забыв Бога и православную христианскую веру, тем прелестникам и скоморохам последствуя, незапною смертью помирают и с качелей убиваются». Митрополит приглашает духовенство внушать пасомым и приказывать накрепко, «чтобы всяких чинов мирские люди, и жены их и дети, в воскресные дни и в Господские и Богородичные и великих святых праздники приходили бы все к церкви Божией, и стояли бы в церкви Божией смирно меж себя во время божественного пения, со страхом и со всяким благочинием и вниманием. И отцов своих духовных учение слушали бы, и во святый великий пост и в прочие святые посты постились бы все. И к отцам духовным ходили бы на исповедь, и к божественному причащению – кто достоит.. А от безмерного пьянства уклонялись бы, и скоморохов с домрами¹⁰ и гуслями, и с волынками, и со всякими играми, и ворожей мужиков и баб к больным и к младенцам в домы к себе не призывали, и на улицах и на полях и на свадьбах богомерзких и скверных песней не пели, и не плясали, и в ладони не били, и всяких бесовских игр послушали, и кулачных боев меж себя не чинили, и па качелях ни на каких не качались, и на досках мужеского и женского полу люди не скакали, и личин на себя не накладывали, и бесчинства не чинили, и сквернословия не говорили б. А которые люди в воскресные дни и в Господские и в Богородичные и великих святых праздники к церкви Божьей не учнут ходить, и во святые великие посты не учнут поститься, и к отцам духовным на исповедь и к божественному причащению, кто достоин, не пойдут, и от богомерзкого дела не отстанут, и впредь такового дела станут держаться, и на таких людей приходских церквей попы извещали бы вам (архимандритам, протопопам и поповским старостам) – а вам сказки присылать к нам в Белгород, и о том о всем писать именно»...¹¹

Назначен на Белогородскую кафедру в 1684 г., из архимандритов Московского Спасо-Андрокиева монастыря. Скончался 6 августа 1702 г.¹²

С именем этого архипастыря сохранилась инструкция поповским старостам и протопопам, содержащая в себе наставления, как эти поповские старосты и протопопы должны править свою должность, зачем смотреть, что предотвращать и искоренять. Большая часть этих наставлений имеет, конечно, общий характер, то есть повторялась в инструкциях поповским старостам во всем церковном ведомстве того времени; но на некоторых заметно лежит печать и местного происхождения. Во всяком случае инструкция эта заслуживает внимания как любопытный памятник тогдашнего строя епархиальной жизни. Привожу ее с небольшими сокращениями¹³.

Она предписывала:

• Смотреть, чтоб антиминсы на престолах были печатные, и службы совершались бы по новоисправленным печатным книга, просфоры печатали бы печатью четвероконечного креста, как о том напечатано в новоисправленных служебниках, и чтобы при отправлении божественной службы пели и говорили единогласию (а не в два или три голоса зараз) и благовестили бы к божественной службе по соборному благовесту; а буде которые попы учнут божественную службу служить не единогласию и благовестить не по соборному благовесту, о том на ослушников писать к преосвященному митрополиту в Белгород.

• Приказать всем жителям накрепко, чтоб они в воскресные дни и в Господские и Богородничные праздники и на государские ангелы упразднялись от всякой работы и ничем, кроме съестных припасов и конских кормов не торговали.

• Разослать попам памяти, чтоб поучали своих прихожан не есть удавленины, и ударом в голову битой скотины, а ели бы только зарезанную, помня слова писания: в крови животною душа ее.

• Да в тех же памятях попам написать, чтобы они по улицам на конях верхом с епитрахилью и крестом пред браком (то есть, брачной процессией) не ездили, ибо то нелепо есть священнику, егда бо иерей носит епитрахиль и крест, подобает ему быти пешу, также и прочим, кои будут следовать за ним. Могут священники, по обычаю, ездить пред браком, но просто – без креста и епитрахили.

• Смотреть, чтобы попы и дьяконы в кабаки и корчмы не ходили, и не пили, и не бесчинствовали, а которые учнут ходить, тех имать и править на них первый раз полтину, второй раз по рублю, в третий ― по два рубля.

• Досматривать, есть ли у попов и дьяконов их ставленые грамоты, и если даны прежними преосвященными, подтверждены ли подписью преосвященного Авраамия, а также есть ли у попов и дьяконов, переходящих с одних мест на другие, грамоты перехожие, а у вдовых ― епитрахильные, и у кого нет, тех высылать в Белгород к преосвященному митрополиту за поруками¹⁴.

• Приказать накрепко попам, чтоб они молитвы говорили родильницам, и имена нарекали младенцам в домах родильниц, а не заочно – в своих домах, и младенцев крестили бы в три погружения, а не обливали бы. Также и свадьбы венчали бы в церквах Божиих, а не в домах.

• В исках всякого чина людей на попов и церковных причетников в управных делах старосте судить в десяти рублях и управу чинить в правду, не отписываясь о том к преосвященному митрополиту, а больше десяти рублей не судить.

• Кто от своих рук обвесится, или вина опьется, или в воде купаючись утонет, или зарежется, или с качели убьется, или иною какою злою смертью умрет, таким похоронных памятей не давать и у церквей Божьих не похоронят, а в селах и деревнях закапывать в поле¹⁵. А которых людей судом Божьим гром убьет, или одержим тяжкою падучею болезнью или скоропостижною смертью умрет, или ненарочным делом с дерева убьется, или от разбойников убиен будет, такими похоронные памяти давать с иском, не опился ли, не зарезался ли, не утопился ли и не иною ли какою злою смертью умре, и таких велеть у церквей Божьих погребать. А пошлины с тех похоронных памятей в казну преосвященного митрополита против прежнего, а старосте на себя отнюдь ничего не имать, и никаким людям тягостей в том не чинить.

• А с венечных памятей пошлин (в пользу архиерейской казны) имать против указу Святейшего Патриарха (указывается размер этих пошлин с первобрачных, второбрачных и троебрачных).

• А попам и всяких чинов людям учинить заказ накрепко, буде кто всяких чинов люди, мужья от своих жен, а жены от мужей похотят постричься, их не постригать; а буде жена от мужа пострижется, мужу иные жены не поймать, также и женам по пострижении мужей своих, замуж не идти. А буде кто попы таких учнут венчать, или игумены или черные священники учнут таких мужей от жен и жен от мужей постригать, ему, старосте поповскому, на архимандритов и игуменов и на черных священников писать, а попов, которые учнут венчать, разыскивать доподлинно и высылать в Белгород.

• А которая жена, вдова или девка, беззаконно родит ребенка, а в расспросе скажет, кто с нею прижил ребенка, разыскать то доподлинно, и править на тех людях пени по два рубля по осьми алтын по две деньги на человека. Да тех же бесчинников отсылать в монастырь, где пригоже, под начал недели на две и на три, и держать в чепи и в железах, и велеть им муку сеять; а буде которая жонка или девка родита ребенка, а в расспросе ни на кого не скажет, кто с нею прижил ребенка, те пенные деньги править на той жонке, или девке, которая родит ребенка.

• А которые люди учнут жениться четвертою или пятою женами или в родстве, и женки учнут за таких выходить замуж, а попы таким учнут молитвы говорить, про таких людей разыскивать в правду и разыскав присылать тех людей и попов, кто молитвит, за крепкими поруками в Белгород в святительский приказ.

• А которые попы и дьяконы перешли из патриархии или из других епархий в Белгородскую митрополию и служат без указа и благословения преосвященного митрополита и без отпускных грамот, тех попова и дьяконов за поруками высылать в Белгород, по тому ж в святительский приказа, а служить им отнюдь повелеть.

• А которые церкви и часовни построены вновь на новых и старых церковных землях, а данью не обложены, и те церкви и часовни данью обложить вновь (указываются размеры этой дани, в пользу архиерейской казны, с дворов священно-церковнослужительских и с церковных земель и разных угодьев, которыми владели священно-церковнослужители, а также и с приходским дворов, смотря по общественному и имущественному положению их владельцев).

Иустин Базилевич – воспитанник Киевской академии; пострижен в монашество в Киево-Печерской лавре, где впоследствии был начальником «ближних пещер»; в 1702 г., назначен на Белогородскую митрополию, но после нескольких лет правления, по расстроенному здоровью, уволен на покой в ту же, излюбленную им Киево-Печерскую лавру, где и скончался 17 августа 1709 г.¹⁶ Архипастырская деятельность его в Белгородской епархии нам совсем неизвестна – в архивных документах из времени его правления мы не нашли для этой цели никакого сколько-нибудь характерного материала, и потому упоминаем об нем в ряду Белогородских архиереев только для счета.

Переведен из Крутицкой епархии 1711 г. марта 11; скончался 1720 г. апреля 4¹⁷.

Из дел епархиального управления, за время епископского служения Илариона на Белгородской кафедре, какие удалось нам разыскать в архивах, можно отметить следующие, как имеющие некоторое значение в качестве бытового материала:

Доношение Преосвященному Илариону Новополатовского поповскою старосты, Троицкого попа Никиты, о том что коменданты не дают ему, поповскому старосте, править духовных дел.

В доношении излагалось: «в прошлом 715 году, по твоему святительскому указу, велено мне, богомольцу твоему, ведать духовные дела в городах Полатове на Усердье, Волшанске, Верхосельске, и между священники судом и расправою ведать, и которые вдовы и девки родят младенцев, таковых имать, розыскивать, и по розыску, с кем прижили, править пенные деньги, именно по два рубля c человека; и в тех городах коменданты без твоего архипастырского к ним послушного указа то делать мне не дают и сказывают, будто у них такой указ государев настоялся, чтобы нам едаких духовных дел не править, и в прошлом 716 году Июня в 15 день подал мне ведение села Хвощеватого Полатовского уезда Рождественской церкви поп Иван, что де в городе Полатове у коменданта Родиона Шидловского ведомы ему, попу Ивану, вдовы и девки его прихода, прижившие себе детей (идет перечисление их), и он, комендант, мне, богомольцу твоему, в розыск их не отдавал, и которых я к нему посылал своих посыльных людей, он им сказал: как де поедете без моего указу, вас мужики прибьют, и от того числа и по сие время оных духовных дел править не велит» (Арх. Курск. дух. конс.).

Доношение того же поповского старосты об ослушности попа святительскому указу, и о потворстве послушнику со стороны коменданта:

«Доношу тебе, архиерей Божий, в прошлом 713 году разорена наша слобода, и старый поп Андрей остался без попадьи, коя в полон взята; и живет оный поп без твоего святительского указу¹⁸ и всякие мирские потребы отправляет втай от меня, и свадьбы венчает без венечных памятей, и я нынеча, едучи в Белгород, приходом ведать ему не велел, и он стал меня спрашивать, по какому указу не велишь; и я, богомолец твой, ваш святительский указ ему, попу, объявил, и он, поп Андрей, стал говорить: «я де на тот указ плюю, а тебя не слушаю», а притом были свидетели... (поименованы), и оного попа Андрея я, богомолец твой, сковал и вез его в Белгород, и он в городе Полатове уйде в приказ, и там наказной комендант Мина Покотилов расковал на нем чепь; и посылал я, богомолец твои, своих посыльных людей, и он моим посыльным людям не отдал и бил до крови, и пробили моему посыльному голову до крови, в том как вы, архипастырь Божией повелите. 1716 года месяца Сентября в 20 день».

Преосвященный положил резолюцию: «оного попа, который ругал указ, взят к допросу в Белгород» (Арх. Курск, дух. конс.).

Подобное же доношение об ослушности попа святительскому указу от пристава Курских духовных дел Петра Терентьева.

«Был я по приказу архимандрита Курского Знаменского монастыря, послан в Курский уезд во Обмяцкий стан во все села с твоим Преосвященнейшего митрополита указом, чтобы к приезду твоему Преосвященнейшего митрополита в Курск приготовить со всех священников и причетников со всякого двора по пяти возов сена битых, каковые они возят к себе в дом, а приехав в оный стан, для скорости с каждой церкви священников и причетников велел выслать по возу сена больших, битых, да по осьмине овса, да по четверику сухарей; и как приехал я в село Новую Слободу, в то время Васильевский поп Петр, взяв у меня твой преосвященнейшего митрополита указ и прочитав оный, сказал: указа де мы сего не слушаем и (следуют непечатные слова), и того указа мне не отдал, и затем он Петр с братом своим Иваном ухватя били меня смертным боем по щекам, и поваля, били топунками и вытащили вон из светлицы, и ухватя, оный поп дубину, бил меня тою дубиною смертно, и пробили голову до крови и всего избили, и отбили у меня шапку суконную ценою 16 алтын и деньги, да платок, а в платке завязано было 2 рубля, да епанчу ценою 20 алтын» и проч... (Арх. Курск. дух. конс.).

Жалоба женщины о венчании ее с побоями и призывом волхва в церковь.

Курчанка Евдокия Климова в челобитье преосвященному Илариону излагала: «в прошлом генваре 1719 г. брат мой родной Петр Климов выдал меня замуж без совета моего за Курчанина Василия Лукьянчикова, а мне замуж невозможно идти во веки – для того, что к супружеству я совести такой не имела; а как приехали поезжане за мной, и оный брат мой выдал меня насильно, и привезли меня в церковь, и там я попу Максиму с великим плачем говорила, чтоб он меня не венчал, и оный поп был меня смертным боем всенародно в ризах до крови, и от той крови ризы окровавлены были, и от того попова боя в те поры шла у меня кровь ртом и из носу, а поезжане били меня в той церкви плетьми, а он, поп, таскал меня за косу, и оный же поп Максим поезжанам такие слова говорил: «дайте волхва»; и по тем его словам привели волшебника, и говорил он, поп, тому волхву: «сделай ты нам, чтоб невеста говорила нам наше»; и он, волхв, наговорил воду, и наговорную воду он и поезжане, схватя меня, влили мне в рот насильно, и от того его попова боя и наговорного волшебного напоения стала я в то число в беспамятстве замертво; и после того волшебного напоения оный поп меня бил же и венчал меня, нижайшую рабу, в беспамятстве, и венчал не по правилам св. отец в ночи в самую глухую полночь; и после того венчания привезли меня в дом к означенному мужу моему Василию Лукьянчикову, и от того волшебного напоения и доныне я при смерти, вся опухла и одряхлела, руками и ногами не владею, и у того мужа своего жила во дворе только 20 недель, и после того оный муж отрекся меня и со двора сослал без одежды, а означенный брат мой Петр меня на двор не пустил; и на пропитание одежды себе ничего не имею, и питаюсь не имея себе пристанища»...

Просила предписать. Курского Знаменского монастыря архимандриту означенного попа Максима в Курске сыскать и о всем допросить и розыскать. В допросе поп Максим показал, что волхва он в церковь не призывал, а только бил ее, просительницу, в церкви по щекам за то, что, когда он подносил к ней для целования крест, она вся затряслась и целовать креста не хотела, в чем он, поп, усмотрел принадлежность ее к расколу, почему и бил ее, как раскольницу.

Дело прекращено по заявлению просительницы, что она с попом помирилась и никакою иску на него не имеет. На каких условиях произошло это примирение, из документа не видно, видно только, что никаких неприятных последствий по службе для попа это дело не имело¹⁹.

Указы преосв. Илариона архимандриту Курского Знаменского монастыря относительно разных покупок для архиерейского дома и отписка архимандрита.

Имянным преосвященного Илариона указом от 13 ок. 1718 г. архимандриту Михаилу предписано купить в доме его преосвященства на нужнейшие потребы в Курске вина церковного самого доброго три ведра, а купя, прислать в Белгород, в дом его преосвященства немедленно, как можно наискорее с нарочным посыльщиком без всякой отговорки.

Архимандрит медлил ответом. Тогда в ноябре того же года последовал подтвердительный указ: «По указу преосвященнейшего Илариона повелено тебе наперед сего купить вина церковного, и по тому указу такого вина в Белгород не прислано: знатно, старания твоего в той покупке нет, и тебе б, по получении сего указа, в дом его преосвященства на нужнейшие потребы вина церковного самого доброго купить пять ведер; а купя, прислать в Белгород в дом его преосвященства немедленно, как наискорее; а насколько ценою куплено будет, те деньги тебе возвращены будут, и для того послан нарочный сын боярский Яков Терентьев».

На этот указ архимандрит отвечал, что вино до сих пор не выслано потому, что в Курске вина нет, а за покупкою оного отправлен нарочитый в Москву, и как скоро будет получено, тотчас же и будет препровождено в дом его преосвященства; а теперь он, архимандрит, просит его преосвященство принять в дар два ведра волосного вина, да лимонного соку два ока, что и посылается его преосвященству с тем же нарочитым – Яковом Терентьевым.

Указом от 9 декабря 1718 г. предписывалось тому же архимандриту «купить в Курске, или где пристойно в иных местах, три кипы хмелю самого доброго, и на задаток оного хмелю послано из домовой преосвященного канцелярии шесть рублей того ж Знаменского монастыря с иеромонахом Феодотием; а купя тот хмель, отправить на монастырских подводах в Белгород... А чего денег за оный хмель недостанет, заплатить своими деньгами, и те твои деньги заплачены тебе будут».

В ответ на этот указ архимандрит извещал его преосвященство, что вино уже куплено и отправлено к его преосвященству с монахом Каллистратом, а хмелю в Курске не оказалось, и для покупки оного отправлен монах Никон сего ноября 15 дня, и как оный посланный монах с хмелем в Курск прибудет, то и хмель к преосвященному митрополиту прислан будет немедленно²⁰.

Челобитная прихожан Судженской Покровской церкви к преосвященному Илариону о том, чтобы служить при их церкви одобряемому ими попу Феодору Курскому, и челобитная дьячка той же церкви Ивана к тому же преосвященному о том, чтобы означенному попу от того служения отказать.

Челобитные представляют интерес в том отношении, что показывают тогдашний порядок замещения священнослужительских должностей. Прихожане означенной церкви в челобитной своей (1716 г. ноября 5 дня) писали: «Построена та наша церковь и совсем сооружена мирским и наших приходских людей подаянием и вкладчиками, и у той церкви служил поп Андреи да сын его Павел; а по смерти Павла в помощь ему, попу Андрею, поставлен был в попы приходский дьячок Иван по его, попа, челобитью, без нашего приходского ведома, а затем он, поп Андрей, овдовев, поступился половиною церковного места и с церковным строением города Суджи соборной церкви Успения бывшему дьякону Самойле Андрееву за деньги за сто рублев; и оный дьякон Самойла к той Покровской церкви поставлен в попы, и служил с попом Иваном малое число (недолго), и те попы Андрей и зять его Иван умерли, а по смерти попа Ивана осталась попадья его, вдова Екатерина, да два сына Василий и Иван в малых годах; и в 1705 году, по указу блаженной памяти Преосвященного Иустина, по ее вдовы Екатерины челобитью, велено у той Покровской церкви служить той же церкви прихожанину и вкладчику Феодору Курскому с попом Самойлою вместе, и всякими церковными доходами и приходом владеть пополам, покамест те ее дети, Василий да Иван, поставлены будут в попы».

Изложив это, челобитчики давали о качествах и служении попа Феодора одобрительный отзыв, и так как сын вдовой попадьи Екатерины Иван, бывший в то время уже дьячком при той Покровской церкви, стал просить преосвященного об устранении попа Федора от сей церкви, они, напротив, ходатайствовали о том, чтобы оставаться ему при ней беспрепятственно.

А дьячок Иван в своей челобитной излагал: «в прошлом 1704 г. мать его вдова Екатерина приняла попа Федора к себе на половину церковных доходов, чем владел муж ее, поп Иван, до возраста детей ее, Василия да Ивана, покамест они будут поставлены в попы, и будучи ему у той церкви доходами делиться с нею и детьми ее пополам, и ничем их не изобежать, и в том он, Федор, дал на себя запись, а буде в той крепости не устоит, взять на нем денег 45 руб. А ныне нас обижает, и церковных доходов ничего нам не дает. А ту церковь Покрова построил дед его, челобитчика, поп Андрей своим коштом и трудом один, потом приняли прихожане его, деда моего, к себе в приход, чтоб ему и по нем детям в приходе той Покровской церкви быть вечно, и в том дали они ему приемную запись за руками».

Преосвященный Иларион, по исследовании этого дела Белгородского Николаевского монастыря архимандритом Феодосием, дал резолюцию: «попу Федору от той Покровской церкви отказать и велеть ему приискивать себе иного места, а дьячку Ивану принять к той Покровской церкви за викария, кого он приговорит, пока он Иван в возрасте будет» (Из арх. Кур. дух. конс.)

I

Бессмертная заслуга Епифания для Белгородской епархии и всего края – основание Харьковского коллегиума. Имущественное и учебное состояние этого училища при Епифании. Похвальное слово Епифанию, написанное по поводу основания коллегиума, с лицевыми изображениями, иллюстрирующими его неусыпные заботы об устроении храма премудрости.

Епифаний Тихорский – воспитанник Киевской академии. Рукоположен в епископа Белгородской епархии из архимандритов Нежинского Благовещенского монастыря 9 Июля 1722 г.²¹.

Самым видным делом епископского правления Епифания в Белгородской епархии, можно сказать – обессмертившим его имя в истории края, было основание Харьковского коллегиума – высшего учебного заведения, бывшего просветительным центром Слободской Украйны до учреждения в Харькове университета. Сначала, в 1722 г., преосв. Епифаний открыл школу при архиерейском доме в Белгороде для детей духовенства с целью приготовления их к священно-церковнослужительским должностям. Школа быстро росла и к 1726 году имела уже 6 классово до риторики включительно. Тогда князь М.М. Голицын, управлявший в то время Слободской Украйной и резидировавший в Харькове, желая между прочим возвысить значение этого города, убедил преосв. Епифания перевести эту Белогородскую школу в Харьков, как центральный город Украйны, с тем, чтобы оставаясь и здесь под управлением архиерейском, она в то же время была уже всесословным училищем, где наравне с детьми духовенства учились бы дети и всех других сословий.

Вся Украйна с живейшим сочувствием отнеслась к мысли учредить в Харькове такое училище, которое по его всесословному характеру и получило здесь название Коллегиума. Красноречивым выражением этого сочувствия служили обильные, с разных сторон Украйны шедшие жертвования в пользу новозаводимого училища. Вслед за князем, подарившим коллегиуму вотчину, многие другие – разных сословий лица, охотно жертвовали для той же цели земли, дома, разные хозяйственные угодья, деньги. Таким образом в самом же начале составились у коллегиума значительные владения, которые были еще увеличены преосв. Епифанием, приписавшим к коллегиуму три пустыни: Озерянскую, Аркадиевскую и Чугуевскую. Кроме того, по его же ходатайству, коллегиуму предоставлены были доходы от Каплуновской иконы Богоматери (в селе Каплуновке, Богодуховского уезда), наиболее чтимой тогда, а вследствие того и наиболее доходной святыни в епархии Белгородской. Доходы эти впрочем исходатайствованы были еще до основания коллегиума – на Белгородскую школу, и уже потом были переведены на коллегиум. В ходатайстве по сему предмету (от 20 февраля 1725 г.) преосвященный Епифаний излагал Св. Синоду: «В село Каплуновку приезжают многие люди для богомоления, поют молебны, и за пение дают деньги, а на икону кладут привесы, и теми доходами владеют обретающиеся при той церкви два священника с дьяконом, и богатятся напрасно – могли бы довольствоваться одним приходом, понеже дворового числа всем священникам будет довольно, а у меня в школах помощью Божьею поповских детей собралось и собирается немалое число, которые начали уже и учиться, откуда, по видимому, можно ожидать добрые надежды; токмо таковых детей кормить и поить нечем, понеже более тех, которые суть отцов зело скудных. И чтобы Его Императорского Величества указом повелено было теми доходами и привесами владеть архиерейскому дому для совершения постройки и окончания школ, и для честного содержания учащихся и имеющих учиться»²².

Учебное дело в коллегиуме, развиваясь по образцу высшего училища того времени – Киевской академии, уже при Епифании достигло значительной полноты. К шести классам Белгородской школы прибавлены остальные два: философии и богословия, из языков преподавались – славянский, латинский и греческий, так что учащиеся могли уже получать здесь высшее, по мерке того времени, образование, а более успешные и даровитые из них были отправляемы преосв. Епифанием и за границу, именно – в Германию, для довершения образования²³.

Учреждение такого училища в Харькове тогда же воспето было в похвальном слове преосвященному Епифанию, написанном некиим «авдитором риторского учения» Ильею Филипповичем в 1727 г. Рукопись сочинения (по-видимому – того же времени, может быть далее подлинник) хранилась в библиотеке Харьковской духовной семинарии до пожара, бывшего в этой семинарии в 1884 году, а во время этого пожара пропала. Мне пришлось до пожара хорошо ознакомиться с ней.

Это – брошюра в 58 страниц in quarto, очень крупного письма с пятью лицевыми изображениями, иллюстрирующими неусыпные заботы преосв. Епифания об устроении храма премудрости:

в 1-м – Епифаний, одетый в епископскую мантию, в левой руке держит епископский жезл, а в правой – сосуд, переполненный водою, излившеюся из облаков, в которых носится голубь; по направлению струи сверху вниз идут от голубя слова: «сей есть источник премудрости текущий с небеси, от него же пьющие не взаждут во веки»

во 2-м – Епифаний, в таком же одеянии, молитвенно поднимает руки к небу, на левой руке четки, жезл лежит у ног, к небесам от Епифания идут слова: «весь день сетуя хождах, да испрошу от тя премудрости место», а с небес: «просите и дастся вам»

в 3-м – Епифаний, в мантии же и с жезлом в левой руке, правой рукой подает зодчим кирпич на закладку училищного здания, вверху в облаках «Ветхий деньми», от Епифания вверх идут слова: «Господи призри на место сие, и благослови е», а сверху; «благословению буди дело рук твоих»

в 4-м – Епифаний в таком же одеянии стоит пред завершаемым уже зданием, вверху опять «Ветхий деньми», от Которого к Епифанию идут слова: «аще и слезами сеяши, радостью пожнешь, вземлюще рукояти своя»

в 5-м – Епифаний в епископском облачении с митрою на голове стоит пред храмом премудрости, за ним – группа юношей, одетых в кафтаны; вверху в облаках в треугольнике изображено: «О Theos»; от Епифания вверх идут слова: «се аз и дети, их асе дал еси ми»; сверху же по направлению к храму премудрости: «аз утвердих столпы ея», а к Епифанию: «приидите ко мне все труждающиися и обременении и аз упокою вы»²⁴.

II

Распоряжения преосв. Епифания по епархии, резолюции по разным делам и донесения в Синод, характеризующие его административную деятельность: назначение на священнослужительские места независимо от приходских выборов; отрешение священнослужителей Курского Воскресенского собора от владения крестьянами за нерадение о построении соборной церкви; протест против насильственных действий и своевольных распоряжений военных и гражданских чинов по отношению к лицам епархиального ведомства; ходатайство пред Св. Синодом о возвращении брачных и любодейных дел к суду из светского ведомства в духовное; ходатайство о закрытии женского монастыря в слободе Борисовке вследствие распутной жизни монахинь; строгие решения по делам бракоразводным.

Для характеристика административной деятельности преосв. Епифания – по управлению епархией, в архивных документах имеется лишь несколько скудных и отрывочных данных, но и по этим данным можно приметить, что это был пастырь властный, строгий и бдительный. Данные для такой характеристики следующие.

В назначениях на священнослужительские места, несмотря на то, что приходские выборы духовенства были тогда во всей силе, преосв. Епифаний не всегда справлялся с желанием приходских людей, вследствие чего ему приходилось иногда испытывать и противление со стороны прихожан.

Так, города Курска Покровской церкви поп Исайя в челобитной преосвященному Епифанию от 3 октября 1726 г. изъяснял, что двадцать три года служил он при означенной церкви диаконом и 10 июля 1727 года посвящен его преосвященством к той же церкви в попы –на второе поповское место, но когда ставленая грамота его была прочитана на вечерне прихожанам, то прихожане выслали его, уже облачившегося в священнические ризы, вон, и затем архимандриту Знаменского монастыря, духовному управителю, заявили, что попа Исайю пускать в церковь для службы, а равно и в домы для мирских треб, они не намерены, и церковного ключа для хождения в церковь на его седьмице давать не будут.

Преосвященный предписал архимандриту о таком противлении прихожан розыскать и буде по розыску явиться, то правда, что они Богу и его архиерейской власти противны, объявить им за то Божие и его преосвященства неблагословение, и входа церковного их лишить, также и в домы их ни единому священнику не входить под лишением священства, кроме смертного случая».

Дело кончилось мировой, причем мировые и пошлинные по суду деньги обязался платить все-таки поп²⁵.

Для вразумления священников, забывавших свой пастырский долг, преосв. Епифаний употреблял решительные, верно рассчитанные меры.

Так, указом от 12 июля 1726 года на имя архимандрита Курского Знаменского монастыря Михаила велел Курского Воскресенского собора протопопу Гавриилу с братиею за нерадение их о построении соборной церкви каменным зданием от владения крестьянских жеребьев отказать, «понеже у них церкви соборной не имеется и нескоро по их тщанию будет, понеже оные попы – тунеядцы, и отдать те жеребьи в ведение и доброе смотрение посланному из домовой его преосвященства канцелярии сыну боярскому Василию Бельскому, которому велеть с тех крестьянских жеребьев обычные сборы собирать без излишества с запискою, «а из оных соборян, кто похощет своего ради спасения когда прослужить – однако не охотники к служению, позволяется в какой-нибудь приходской церкви, и тο не самовольно, но аще настоящий поп позволит».

Мера подействовала.

Мая 2 дня 1727 года в поданом прошении от соборян изложено: «оная соборная церковь строилась каменным зданием коштом Ея Императорскаго Величества, а ныне не строится чрез два года, а за каким препятствием значится в доношении их, а в прошедшем 1726 году старанием от них коштом их соборян сделано на оную церковь кирпича тысяч с пятьдесят и больше, и с того числа имеется жженного кирпича тысяч двадцать и больше, и куплено на оную церковь железа на триста рублев и больше, связи, решетки, двери и прочее ныне в привозе в Курске имеются в готовности; а ныне они, просители, советовав меж себя, желают оную церковь строить своим коштом и мирским подаянием, токмо повелено было б владеть им крестьянами по-прежнему, дабы им в оном строении имелось от овых крестьян вспоможение в возке дров и ломании извести и в работниках, также собираемый от них хлеб и всякий оброк употреблялся бы в расход наемным подрядчикам и работникам, а без оных крестьян строить им оную церковь невозможно, понеже в возке дров и в приуготовлении на оную церковь всяких припасов будет препятствие, а для уверения, что они показанную соборную церковь построят, сказками должны обязаться под лишением священства и имения своего, а подрядить им подрядчиков и нанять работников иных, а на камерила Федора Бетхеева, и на определенных дворян и на подрядчиков об изследствии утраченной от них денежной казны будут они просить, где надлежит».

Вследствие этого прошения, с соборян велено взять подтвердительные сказки «под лишением имения и священства», и по взятии оных, отдать им вотчину Воскресенского собора во владение по-прежнему, а прикащика Бельского, посланного для управления оною вотчиною, во всем счесть обстоятельно и по счету, что какого сбору явится, отдать соборянам к употреблению на церковное строение²⁶.

Против вторжения военных и гражданских чинов с своими насильственными действиями и своевольными распоряжениями в епархиальное ведомство – что тогда было не редкость, преосв. Епифаний энергично протестовал.

Так, в донесении Св. Синоду от 1 ноября 1725 г. он изъяснял:

а) в епархии его офицеры и солдаты становятся в дома попов, церковных причетников и домовых приказных и прочих служителей на постои, иные с позволения градодержцев, а другие и самовластно, от чего в Белгороде детям духовенства, учащимся в школе, в найме квартир имеется немалая нужда и утеснение, и в учении помешательство, а также и в других городах лицам епархиального ведомства от таких постоев имеется великое разорение, а священникам, готовящимся к священнослужению, немалое препятствие

б) светские командиры, не сносясь с духовным начальством, берут под свой суд попов с причетниками и домовых служителей самовольно, а иных, стоя в их домах, безвинно бьют смертно и чинят многие ругательства

в) Сумского полку полковая старшина церковных ктиторов, а также дьячков и пономарей от церквей Божьих отняли, и берут их к отправлению разных повинностей наравне с гражданскими обывателями, чрез что во всех церковных нуждах имеется немалая остановка.

По сему доношению в Синоде согласно было определено: «из Святейшего Правительствующего Синода в Сенат, против вышеозначенного доношения, каковые подчиненным преосв. Епифания от разных светской команды командиров и солдат чинятся обиды и разорения, сообщить ведение, а в Белградскую провинцию к воеводе послать указ с объявлением «дабы впредь оные светские командиры и штаб и обер-офицеры и солдаты подчиненным Белоградского епископа, духовным и светским, обид не чинили, и которые офицеры и солдаты имеют у тех людей квартиры, те б сведены были в другие места, а до кого какое будет в светском суде касаться дело, и о тех бы имели письменную корреспонденцию, а самовольно б брать никого не дерзали, и напрасной тому преосвященному епископу тем обиды не наносили... И что о том будет учинено, требовать в Святейший Синод по обыкновению уведомления, также и в Военную Коллегию о чем надлежит послать указ»²⁷.

Ревнуя о чистоте нравов в своей пастве, преосв. Епифании в доношении св. Синоду (от 7 марта 1721 г.) изъяснял, что вследствие изъятия дел брачных и любодейных из ведомства духовного суда и передачи их в светское ведомство (по Высочайшему указу 12 апреля 1722 г.) «беззаконных дел в епархии весьма умножилось, ибо светские командиры в те дела отнюдь не вступают, отговариваясь тем, что это не их дело», и потому ходатайствовал о передаче тех дел в ведомство духовного суда по-прежнему «для того, что ежели впредь о таких делах смотрения и по изветам следствия и надлежащего решения не будет ни в которой команде, то за таковым бесстрашием беззаконные дела весьма умножаться будут».

Св. Синод однако же решительно отклонил это ходатайство, объявив преосв. Епифанию, «чтобы он отнюдь не вступал в следование о тех беззаконных делах».

Определение мотивировано ссылкою на означенный Высочайший указ²⁸.

Ввиду распущенной жизни монахинь, живших в особливых, устроенных «вместо гошпитали», покоях при церкви в слободе Борисовке (Хотмышского уезда) – имении Шереметьевых, преосв. Епифаний доносил Святейшему Синоду (от 7 марта 1727 г.), что в том женском монастыре, устроенном фельдмаршалом Шереметьевым на свой кошт, умножается паче беззаконие, нежели богомолие; будучи под самою слободою, молодые монахини в монастыре живали мало, но всегда волочились по мирским дворам той слободы и постоянно пьянствовали, вследствие чего, достоверно в том уведомившись, его преосвященство на основании указа 1721 г. о приписке малобратственных монастырей к великобратственным, распорядился вывести тех монахинь в Хотмышский Покровский монастырь в дальнее от мирских домов расстояние, а церковь, при которой жили в особливых покоях те монахини, упразднить (так как «попу с причетниками быть стало не у чего, церковной земли и покосов и других угодий при той церкви никаких нет»), и утварь из нее, также и колокола, передать в другие церкви, имеющиеся в той же слободе Борисове.

Но Св. Синод такое распоряжение преосв. Епифания не утвердил, и согласно ходатайству графини Шереметьевой, просившей Синод о том, чтобы оной церковной утвари не отбирать, а на место выведенных черниц собрать в гошпитальные покои других неимущих черниц, которые жили бы здесь для поминовения прародителей и родителей и всех родственников ее, определил (7 июня 1727 г.): «после указа Верховного Тайного Совета, которым велено маловотчинные и безвотчинные монастыри, питающиеся своими трудами без жалованья, оставить на прежнем основании, при означенной в Борисовке церкви древних и многолетних, а не молодых, черниц коликих графиня неоскудно питать и потребным награждать похочет, и в том ее служители письменно обяжутся, содержать позволить, и церковной утвари из той церкви не брать, только смотреть накрепко, чтобы никакого бесчинства в том месте не происходило и были б тут монахи неисходно, в мирские дома не волочились, а бегающих и в мирских домах укрывающихся монахинь наказывать по своему усмотрению преосвященному Епифанию, которому определить к тем старицам наставницу искусную»²⁹.

Строгий поборник святости брачных уз, преосвященный Епифаний не допускал никаких поводов к расторжению брака кроме прелюбодеяния.

Апреля 18 дня 1726 г. жена, некая Марья Бекетова, вошла к нему с слезным челобитьем такого содержания: «Великому господину, преосвященнейшему Епифанию, епископу Белоградскому и Обоянскому, бьет челом сирота убогая. Верхососенского уезда, села Плюхина, Марья Харламова дочь, Никитина жена, Бекетова. Жила я с мужем своим семь лет, а ныне мне жить с ним невозможно за болезнью – нога правая отшила и по всему телу великая болезнь, что невозможно с места сойти, невозможно ехать к вашему преосвященству бить челом, и отдала мужу своему челобитную, потому что – невозможно. Вели, государь, меня освидетельствовать, а мужу моему жениться иною женою, а вместо себя к челобитью руку приложить просила приходского своего отца духовного. Великий господин, архиерей Божий, смилуйся!»

На эту мольбу несчастной женщины, супружеское состояние которой было в тягость как ее мужу, так может быть, еще более и ей самой, преосвященный дал строгую резолюцию: «Что посещением Божиим болит, то благодарно терпеть; а мужу на иной жене жениться невозможно, покамест жива будет болящая жена, понеже сам Господь запрещает тако творить: оставить жену разве словеси прелюбодейца не повелевает, а и прелюбодейного ради словеси оставит кто, да тако пребудет не женяся: також и правила святых апостолов и святых отец крепко сие творити запрещают.

Сию пометку к протопопу послать, дабы в том опасны были, чтобы оный муж тайно не оженился» (Арх. Курск. дух. конс.).

Даже в случае прелюбодеяния одного из супругов преосв. Епифаний не всегда разрешал развод. 1729 г. Яблоновского уезда, села Хмелевого жительница Марья Ефремова Овсянникова в доношении прессе. Епифанию жаловалась на своего мужа Василия Овсянникова в том, что он мучительски бил ее, связывая руки назад, и сковывая держал в зимнее время на морозе, вследствие чего она вынуждена была бежать от него, а он по побеге ее, женился на другой – куме своей, жительнице того же села, вдове Марье Овсянниковой, и просила о разводе с своим мужем.

На эту жалобу Василий Овсянников в допросе показал, что жену свою он не мучил, и бежала она от него самовольно, а не от мучения, а вторая жена была ему не кума, и в настоящее время умре. Свидетели, того же села жители, на которых ссылались обе стороны, показали: «бил ли и мучил ли не христиански Василий Овсянников свою жену – они не знают:, а она действительно от своего мужа убегала, и в том побеге была братом своим родным в городе Харькове поймана и привезена к отцу ее, который отдал ее мужу; но не похотя жить с мужем, она паки от него бежала, а вторая жена, на которой женился Василий Овсянников после этого второго побега его первой жены, была ему не кума и умре». Женившийся от живой жены считается по церковным правилам, как прелюбодей.

Между тем преосв. Епифаний, по заявлении Василия Овсянникова, что он ныне с первою своею женою жить желает, на просьбу этой жены о разводе положил такую резолюцию: «Овсянникова за то, что он после побега его жены, не изыскивая ее из бегов и не бив челом, самовольно и преступив закон христианский женился на другой, а его жену за то, что оставя своего мужа, убегала от него неоднократно, отослать для публичного наказания в гражданское правление в Белоградскую губернскую канцелярию при промемории, в которой объявить, дабы по наказании их, собраны были по нем, Овсянникове, и его жене поручные записи с обязательством по нем, Овсянникове, в том, что ему за добрыми поруками, с своею законною женою жить смирно и постоянно, но бить и не мучить, и смертного убивства над нею не чинить, також и ей, Марье, от него, Овсянникова, не бегать, и жить смирно и постоянно, и никакого дурного дела над ним не учинять, и о том в посланной промемории объявить имянно, и сие определение записать в протокол³⁰.

III

Донос и жалоба на преосв. Епифания

Кляуза и клевета, столь обычные в то многомятежное время всяких доносов и розысков, создали для преосв. Епифания два тяжелые и характерные для того времени дела, по которым хотя и признана была его невинность, но которые тем не менее доставили ему, в особенности одно из них, много неприятностей. Дела следующие.

Донос Белгородского провинциал-инквизитора Игнатия Курапова на преосв. Епифания в «сокрытии государственной измены»³¹.

Повод к доносу был следующий. В февраля 1724 г. на первой неделе великого поста, по случаю открывшейся в г. Сумах ярмарки, в квартире майора местных войск Крецмара собралось несколько товарищей. В числе гостей находились адъютант бригадира Вельяминова прапорщик Петр Аршеневский и дети бывшего обозного полковника Кондратьева – «обозный» Михаил и «казак» Василий Кондратьевы. После ужина с обильным возлиянием, офицеры сели играть в карты, а братья Кондратьевы, из которых Василий был «весьма пьян», а Михаил «шумен», за особым столом, в кости. Василий, проигравший Михаилу до 700 р., заподозрил последнего в нечестной игре и обозвал «изменником». Произошла ссора, для прекращения которой Крецмар и его гости вынуждены были удалить Василия из квартиры. На другой день, протрезвившись, братья, при содействии Аршеневского и Крецмара, помирились, причем Аршеневский получил от Василия двух кобыл в обмен на ястреба и собаку. В тот же день Аршеневский рассказал о ссоре Кондратьевых и о выгодном обмене двум, бывшим на ярмарке, знакомым ему Боровенским попам Алексею Иванову и Петру Васильеву, а последние рассказ Аршеневского повторили, в среду на второй недели великого поста, за обедом у Ахтырского игумена Корнелия, с добавлением уж от себя, что будто бы Аршеневский взял у Василия Кондратьева двух кобыл за молчание об измене брата его Михаила, о которой он узнал на вечере у Крецмара. Присутствовавшей за обедом монастырский инквизитор иеромонах Симон Вильчинов счел долгом донести об этом Белгородскому провинциал-инквизитору Игнатию Куранову, а Игнатий – епископу Епифанию. По словам Игнатия, епископ будто бы не обратил внимания на этот донос, сказавши: «оное дело не наше; молчи до времени, ибо де они, может, и пьяные врали». Отсюда – донос Игнатия на архиерея в том, что он, архиерей, слышав об измене Сумских панов Кондратьевых, доношение о том в действо производить не велел, яко бы за то с них, панов, взял взятки.

Дело это сильно встревожило преосв. Епифания. Он должен был давать отзывы по этому доносу в Святейший Синод и Малороссийскую Коллегию, и униженно просил князя Голицына, президента этой Коллегии, о защите – в письме такого содержания.

«Всемилостивейший мой патроне, издревле мой дознаный добродею!

Умилосердись надо мною, сиротою; не имею бо жадного (никакого) здесь себе приятеля, кроме вашего по Бозе, сиятельства. Не дай мне напрасно от таковых бездельников пропасти, которые подлогом своим ищут главы моей, будто я укрывал и не велел производить того дела. Слезно молю ваше сиятельство, милосердого моего патрона, не даждь меня, бедного и беспомощного сироту, в таковое поругание, не отрини меня с протекции своей благодетельской, буди мне протектор и защититель в сем нечаянном от злобного человека поношении и ругательстве, а я твой и всего высокородного твоего дома искренний раб (sic!) и пощедневный богомолец».

Тревога преосв. Епифания была однако же напрасна. За Кондратьевым по розыску никакой измены не явилось. Все, бывшие у Крецмара офицеры на допросах показали, что Кондратьевы поссорились пьяные, и один из них, Василий, действительно назвал другого, Михаила, изменником, но слово это относилось к нечестной со стороны Михаила игре в кости, и никакого иного смысла в себе не заключало, а попы, давшие рассказу Арташевского об обмене ястреба и собаки на двух кобыл свое толкование, сказали: «говорили ли они что за обедом у игумена про этот обмен, того не помнят, ибо пьяны были».

Об оправдании Епифания вся епархия была циркулярно оповещена указом от 12 марта 1728 г.такого содержания: «Генваря 11-го сего 1728 г. в указе Его Императорского Величества из Святейшего Синода к Его Преосвященству написано: в канцелярии Святейшего Синода следовалось дело по доносу епархии Его Преосвященства бывшего провинциального инквизитора Курапова, будто Его Преосвященство в слышании слов о измене Сумских панов Кондратьевых, доношение в действо производить не велел, якобы за то с них, панов, взял взятки. А понеже по исследовании того дела вин Его Преосвященства не явилось, того ради, по Его Императорского величества указу и по определению Святейшего Правительствующего Синода, оный Курапов за показанные в том деле многие продерзости, иеродиаконства и монашества лишен и для наказания отослан в высокий Сенат, и чтоб о том Его преосвященству ведать, и по Его Императорского Величества указу и по приказанию Его Преосвященства велено во всю Его Преосвященства епархию для ведома о том публиковать указами».

В наказание за клевету, Курапов, по приговору Сената, был бит на площади плетьми и сослан на десять лет в каторжные работы³².

Жалоба игумена Сумского Успенского монастыря Ефрема на притеснения ему от преосв. Епифания из корыстных побуждений.

Игумен Сумского Успенского монастыря Ефрем (внук полковника Герасима Кондратьева, устроившего означенный монастырь) жаловался, что когда по возвращении преосв. Епифания с чреды священнослужения в С.-Петербурге, он, Ефрем, представился архиерею, чтобы принять благословение, архиерей приказал взять его под арест и отослал в число братии в другой монастырь. В своей жалобе Ефрем объяснял это тем, что архиерей захотел воспользоваться его личным имуществом, весьма нескудным – одних денег у него было 1460 р., кроме хлеба в полях, серебряных и золотых вещей и другого богатого домашнего имущества. Св. Синод потребовал от преосв. Епифания объяснение, из которого оказалось, что причиною ареста, вслед за которым начато было преосв. Епифанием судное дело о Ефреме, было доношение на него инквизитора Сумского монастыря Иоасафа, в котором Ефрем обвинялся во многих церковных противностях и даже, в государственных преступлениях. Так, он не позволял Иоасафу отправлять его инквизиторских обязанностей, считая самый институт инквизиторства излишним; хулил книги московской печати, предпочитая им острожские издания, и порицал самый церковный устав: «то жид написал... Я вашего устава не знаю и не слушаю – уже указы такие есть, чтобы в церквах службу отправлять по прежнему, кто как хочет»; несвоевременно отправлял богослужения в высокоторжественные дни, или отправлял небрежно, без должной торжественности; в день св. Сампсония, когда следовало служить молебен, сказал: «на что служить – уже тот умер, кто установил то молебствие»; в годовщину смерти Петра I звонил в будний колокол, и в трапезе кормил одной капустой да кашей с елеем, сивухи по одной порции, да квас; о приходо-расходных прошнурованных книгах говорил: «я их затоплю, чтобы света не видели; уже тот умер, кто велел их делать»; имя Императрицы велел произносить не по просодии: Императерица, вместо Императрица, говорил: «ныне суть хранители закона, вси поблудили паче бусурман», потом прибавил: «кроме Государя», и продолжал: «вси пси, вси скурвые дети...», «ныне Государыня Императрица, аки княгиня Ольга, лучше прежнего исправит; аще всехощет, может и Синод отставить». Затем обвинялся Ефрем в том, что неправильно расходовал монастырскую казну и не радел о ее приращении; сверх положенного содержания, все для себя покупал на монастырские деньги; монастырский хлеб, собранный с полей, употреблял на выделку себе горилки; мед из монастырских ульев брал себе, или отсылал своей дочери Марине (до игуменства он был протопопом в Сумах же); тоже делал с монастырскими овцами.

Во время производства сего дела Ефрем умер (18 ноября 1728 г.). Но Св. Синод и по смерти Ефрема, нашел нужным сделать постановление о правоте преосв. Епифания, определив (мая 1729 г.) оному делу быть, как преосв. Епифаний определил, неотменно»³³.

IV

Дело о посмертном имуществе преосв. Епифания.

По смерти преосв. Епифания (2 июля 1731 г.), вследствие возникших сомнений относительно целости оставшегося после него имущества, в особенности, хранившихся в библиотеке Харьковского коллегиума денег³⁴, Святейший Синод указом от 22 Ноября 1731 г. предписал преемнику Епифания преосв. Досифею, купно с архимандритом старого Харьковского монастыря Иосифом Зайкевичем, ректором коллегиума Митрофаном Слотвинским, префектом Иларионом Григоровичем и учителем риторики Варлаамом Тещинским, те деньги освидетельствовать, именно: «где те деньги хранятся, там осмотреть, чьих рук письма ярлыки к ним, и особенно ли к мешкам привязаны, или печатью припечатаны, или внутрь положены, и чьею именно печатью запечатаны, и не имеется ли тем деньгам реестр, и потом распечатав перечесть, колико денег и червонных порознь по счету явилось, а у кого оные деньги были в хранении, тому показать, когда от него епископа в Харьковский училищный монастырь поставлены и при письменных ли видах..., и о том в Святейший Правительствующий Синод представить при доношении в немедленном времени».

По сему указу означенные деньги были свидетельствованы (дек. 9 дня того же 1731 г.) и по осмотру оказалось: скрыня в аршин четвероугольная,· окована железом, за замком висящим и нутреным, за двумя печатями – одна красного, а другая черного сургуча, сверху и при замке припечатано холстиною в целости, на печати знак змия на кресте и вокруг подписано имя · архиерейское в осьми словах; в той скрыне денег семнадцать мешков, в том числе за печатью архиерейскою десять мешков, ярлыков; к ним не привязано, за разными печатями; а семь мешков без ярлыков же, все печатаны красным сургучом, а чьи печати, никто их не признал, да в мешке червонцы; без печати, и оные мешки распечатаны и сосчитаны, а по счете в них явилось:

денег за архиерейскою печатью: № 1 – монет сто рублев, № 2 – монет сто рублев, № 3 – монет сто рублев, № 1 – монет сто рублев, № 5 – монет сто рублев, № 6 – монет сто рублев, № 7 – монет сто рублев, № 8 – монет сто рублев, № 9 – серебряных дробных сто рублев, № 10 – монет сто рублев;

денег за разными печатями по мешкам: № 1 – мелких серебряных двести рублев, № 2 – мелких серебряных сто рублев, № 3 – мелких серебряных сто рублев, № 4 – мелких серебряных сто рублев, № 5 – мелких серебряных двести рублев, № 6 – мелких серебряных двести рублев, № 7 – монет пятьдесят три рубля, гривенников и алтынников старого дела семнадцать рублев 55 коп., гривенников и алтынников и копеек нового дела рубль 53 коп., мелких серебряных семнадцать рублев 65 коп., итого восемьдесят девять рублев 73 коп.

Червонных российских и иностранных, одиноких и двойных и с монетами девять сот червонцев.

И вышеозначенные деньги в 17 мешках за ярлыками и печатями счетчиков, а червонные за печатью его преосвященства, по осмотре тех мешков, в той же скрыне отданы под охранение домовому казначею иеромонаху Иоасафу с распискою.

Ректор коллегиума Митрофан Слотвинский на спрос о тех деньгах и червонных показал: «чрез кого и когда оныя в тот училищный монастырь привезены и поставлены, того он не ведает, а ведает про то риторики учитель иеромонах Варлаам Тещинский». А Тещинский объявил; «в прошлом 730 году, как покойный преосвященный Епифаний приехал в Харьков и пожив малое число заскорбел и призвал его, Тещинского к себе и показал скрыню за двумя замками и за двумя печатями своими, одна – красного, а другая – черного сургуча, а что в оной скрыни, о том не объявил, а потом призвал детей боярских двух человек, а как звать их не знает, и велел он, преосвященный, ту скрыню несть за собою в палату, где имеется библиотека, и приказал поставить в той палате, а ему, Тещинскому, велел ту скрыню и на ней печати содержать в целости до указу, которая скрыня и на ней печати содержана была в той палате и поныне в целости, а письменного свидетельства никакого о том не имеется» (Из арх. Кур. дух. конс.)

I

Надежды, возлагавшиеся на Досифея при назначении на Белогородскую епископскую кафедру, относительно содержания школ в добром порядке. Донесение его в Св. Синод о настоятельных нуждах Харьковского коллегиума. Две окружные грамоты с обличениями в одной – невежества, втиравшегося в духовный чин, в другой – народных суеверий.

По смерти преосв. Епифания, Святейший Синод в докладе Ее И. В. Императрице Анне, от 22 июля 1731 г., излагал: «Понеже в Белоградской епархии обретаются школы, и в них учащихся студентов немало, которые завел бывший Белоградский епископ Епифаний, того ради, дабы оные содержаны были по школьному обыкновению в добром порядке, и не было бы в них никакого помешательства, видится прилично, в тое Белоградскую епархию посвятить епископа из ученых духовных персон, а именно: Синодского члена Платона, архимандрита Ипатского, или Духовной Дикастерии судию Феофила, архимандрита Новоспасского, или Саввина монастыря Сторожевского архимандрита Досифея. А более о всем вышеписанном Синод полагает в волю и в превысоко-милостивое рассмотрение Вашего Императорского Величества, Всемилостивейшей Государыни, и ожидать будет повелительного указа».

На этом докладе Высочайшая резолюция – от 22 июля 1731 г. последовала такая: «в Белоградскую епархию посвятить Саввинского архимандрита Досифея»³⁵.

Таким образом Досифей назначался епископом на Белогородскую епархию, как «ученая персона»³⁶ от которой можно было ожидать полезных трудов по содержанию заведенных в епархии школ в добром порядке.

И преосв. Досифей действительно заботился о таком порядке. В самом же начале своего епископствования он вошел в Святейший Синод с таким представлением (от 29 Окт. 1732 г.) о настоятельных нуждах коллегиума: «Надлежит при коллегиуме Харьковском устроить семинариум, ограду каменную, не худо бы и кельи каменные устроить; часы надобно устроить же; в С.-Петербург надобно посылать выправлять грамоту на починки и на прочие грунты, чтобы коллегиум мог иметь, на чем жить, основание; церковь еще не достроена, иконостас в церковь делается; надлежит заплатить снидарям (рещикам) триста рублей; маляру – его все материалы и золото, восемьсот рублей надлежит заплатить же; колокол подрядили делать во сто пуд; в дополнение библиотеки много еще надобно казны. Студенты, которые посланы от покойного антецессора (предшественника) в Германию для научения, требуют, на вексель двести червонцев. И на оные нужды откуда мне получить иждивения, прошу всесмиренно Вашего Святейшества резолюции».

(Резолюция неизвестна).

Затем преосв. Досифей ходатайствовал пред Императрицей Анной Иоанновной о передаче книг покойного преосв. Стефана Яворского в библиотеке Харьковского коллегиума, на что и последовало Высочайшее повеление. Всех книг из библиотеки Яворского поступило в коллегиумскую библиотеку – 273. На каждой из них находится надпись: Mandate Augustissimae Russorum Impératrices Aunae hic liber applicatus est bibliotecae Collegii Charcoviensis. Anno 1732³⁷

Памятником просветительных стремлений преосв. Досифея в борьбе с темными сторонами епархиальной жизни служат две окружные грамоты его к пастве. В одной из них (от 1 марта 1732 г.) он ревностно обличает тех недостойных искателей священства, которые не имея никакого образования и отличаясь разве зазорною нравственностью, просили себе священнических мест только потому, что отец или тесть их занимал просимое место, и требует, чтобы желающие священно-служительствовать позаботились прежде всего о потребном для сего служения образовании, согласно правилам регламента, лишающим упорно уклоняющихся от школ и людей худых права на священство³⁸.

В другой – того же года, архипастырь с такою же ревностью обличает тот «неведомо откуду» вошедший в народ обычай, что не довольствуясь благословением Божьим, которое в церкви святой чрез священника преподается брачующимся, «еще своими бабьими, паче же дьявольскими, забобонами оное довершают, теща бо выедет в встречу на вилах, кожух вывернет, нарядившись в шапку, и овсом посыпает, да еще некоторые и огонь на воротах зажигают, и чрез тот огонь нововенчанные идут, и Бог весть, нет ли тут каких приговорок бабьих или чародеяний дьявольских, что весьма в правоверных христианах есть срамно и богопротивно. Ибо и суеверие или маловерие отсюда являются, понеже не довольно таковым Божья благословения, но еще требуют от диавола, и диавола почитают паче Бога. Еще же и песни поют скверные и непристойные на таковых честных браках»...

Изъяснив таким чтителям диавола, что собственно надлежало бы христианам приступать к таинству брака со всяким благовением, с святою исповедью и приобщением Св. Таин, «но понеже того нет, то дабы и дьявольщины не было», ревностный архипастырь умоляет господ начальствующих дабы за всеми своими подначальными прилежно смотрели и таковое безчиние творить запрещали, ослушных же штрафовали; а протопопам и духовным управителям и священникам предписывает, дабы еженедельно в церкви народ увещевали и от такого суеверия отвращали, помня что за не исправление свое имеют дать Богу ответ во второе пришествие³⁹.

II

Избыток архипастырской ревности Досифея: его поход на «жидов», неодобренный Св. Синодом, и предание вечной анафеме двух архимандритов, подвергшее его самого запрещению в священнодействиях.

Но архипастырская ревность преосв. Досифея увлекала его иногда за пределы епископских полномочий и в этом смысле подвергалась осуждению от Св. Синода, и наконец была даже виною запрещения его в священнодействиях.

Так, движимый этою ревностью, Досифей дал (в 1732 г.) Харьковскому протопопу Григорию Александрову следующее предписание: «понеже по имянному Ее И. В. Екатерины I указу, в 727 году состоявшемуся, велено жидов как мужского, так и женского пола, которые обретаются в Украйне и других российских городах выслать вон из России зарубеж, и впредь их ни под каким видом в Россию не впускать, а ныне его преосвященству ведомо учинилось, что в Харьковском уезде в селе Люботине под владением отставного капитана Черноглазова живут жиды, того ради ехать тебе к означенному капитану и объявить ему книгу, в коей заключается сей указ, и по объявлении жидов выслать, а книгу прислать обратно» (Из арх. Харьк. дух. конс.).

Из документа не видно, какой был результат этого предписания.

Но в другом селении – слободе Ракитиной, имении князя Юсупова, преосв. Досифей действительно добился (в следующем 1733 году) изгнания жидов, пустив для этого в ход даже оружие церковного отлучения против управителя этой слободы за его терпимость к жидами. По этому поводу Св. Синод, вследствие жалобы означенного князя на самовластие архиерея, требовал от архиерея объяснения, «по какому указу он высылку жидов чинил, что паче до светских командиров надлежало, и в отлучении помянутого управителя, в противность духовного регламента, суровость употребил».

Досифей отвечал: «означенной слободы Ракитиной священницы и жители ему, архиепископу, доносили словесно, что де в той их слободе имеется не простой жид, но раввин, и с ним прочий жидове, и в оной де слободе сделали дом, в коем действуют всякие свои богопротивные церемонии, и обрезание и свадьбы, на которые церемонии и прочее из малороссийских и слободских полков жидове ж к ним съезжались. Да они ж сделали себе дом, в коем содержали скверные свои напитки и беззаконных жен для всякаго·богомерзкого беззакония, и многие Ракитинские жители оное богомерзкое дело чинили, и питьем их и всяким беззаконием сквернились. И по оному словесному объявлению, охраняя паству свою от иноверия и всякого зазора, о высылке жидов из выше реченой слободы послал он в Белоградскую губернскую канцелярию промеморию, по которой из той канцелярии о высылке тех жидов и указ того же числа отправлен. А понеже управитель оной слободы тому указу учинился ослушен и жидов не выслал, и от оного богопротивного их беззаконноделания им не воспрещал, а наступали уже страстная и великая недели, того ради он, архиепископ, принужден был к священникам оной слободы отправить указ, в котором было написано: ежели управитель оных жидов из той Ракитинской слободы не вышлет, и имянному Ея Императорского Величества, в 1727 году состоявшемуся о немедленной высылке заграницу жидов указу учинится ослушен, то бы в дом к нему священники ни с какими потребами не входили, и от входа церковного его отлучили. А. понеже он, управитель, по тому указу оных жидов из означенной слободы выслал, того ради не токмо под запрещением и от входа церковного отлучением он не был, но за оную высылку он, архиепископ, его и благодарил».

Но Св. Синод таким объяснением не удовлетворился, и по поводу оного послал к архиепископу новый запрос: «кто именно из православных жителей слободы Ракитинской, как мужеска, так и женска пола, и в какое именно беззаконное осквернение от жидов впали, и какие скверные напитки те жиды содержали, и тех осквернившихся сими напитками он, архиепископ, по преданиям церковным исправлял ли, и каким именно образом»⁴⁰.

Неизвестно, отвечал ли, и что отвечал Досифей на этот запрос.

Между тем запальчивость архиепископа проявилась в новом действии, которое по суду Св. Синода потребовало уже примерного «укрощения архиерейской ярости». Дело было в следующем.

Архимандрит Харьковского Преображенского монастыря Иосиф Зайкевич и игумен Харьковского Покровского монастыря, он же и ректор Харьковского коллегиума Митрофан Слотвенский, отправились в Петербург жаловаться на Досифея, не испросив у него отпуска. За это архиерей в собственноручном письме предал их вечной анафеме и затем донес Св. Синоду, что означенные архимандрит и игумен из епархии бежали, а на игумена Митрофана сверх того, доносил, что в бытность свою в монастырь, по объявлению монастырской братии, житие имел он весьма зазорное: расхищал монастырскую денежную казну и совершал грехопадения с разными девками и женками (в доношении они точно поименованы) – с одной из них архимандрит, при отъезде своем в Петербург, и прощался открыто, именно: «не приехав к пастырю своему требовать благословения в путешествие, вместо того заехал до оной женки, и взяв ее с собою в коляску, требовал у нее, или паче ей оставил благословение, и заехавши в дом Дмитриевского поповича там с нею прощался».

В доказательство действительности грехопадений архимандрита, Досифей ссылался на показания самих женщин, с которыми грешил архимандрит, допрошенных в присутствии монахов Харьковского монастыря, которые и подписались под допросами по листам – того монастыря наместник Иларион с братиею, всего девять персон.

В свою очередь архимандрит и ректор подали в Петербурге в Кабинет Ея Императорского Величества челобитную «чтобы не выдать их неповинно гонимых и бесчестимых оному архиепископу», и при той челобитном представили собственноручное архиерейское письмо о предании их вечной анафеме, в котором значилось: «понеже – де они его пастыря презрели и благословение его уничтожили и поехали, как недобрые люди делают, того де ради его преосвященство, по данной ему от Бога власти, (определяет Божие и его преосвященства на них да будет неблагословение и вечная анафема».

А в Синоде, винясь в самовольной – без архиерейского разрешения отлучке из епархии, жаловались на жестокость и прочие неумеренные поступки архиерея и «растощение Харьковского коллегиума», и также просили себе заступления.

По поводу обвинения в растощении Харьковского коллегиума, архиерей, когда Синод потребовал от него по сему предмету объяснения, запальчиво отвечал: «кто де это Святейшему Синоду доносил, что Харьковский коллегиум в непорядочном состоянии находится и учителям оскудение и некое расхищение имеется, то это адский, дьявольский, антихристов лживый сын доносил... И какое дело до Харьковского коллегиума цыгану..., насильнику, растлителю девиц, плуту архимандриту Иосифу Зайкевичу; ведал бы он шинкарок Харьковских, да девок Анну да Марью, которых насильно растлил, а не коллегиум Харьковский».

По делу этого столкновения Досифея с означенными лицами, осложненному еще и другими с разных сторон обвинениями (например, что архиерей приказал переменять старые антиминсы на новые с целью брать деньги за подпись оных, что некий шумен от нападения архиерейского и страха утопился было в реке Ворскле, которого едва от утопления спасли прилунившиеся посторонние люди, а архиерей, не исследовав о том, допустил его до священнослужения и проч., снаряжена была «Комиссия следствия Белогородских духовных дел» (10 Окт. 1733 г.).

Но прежде окончания следствия, и даже до начала оного, Св. Синод высказал уже порицание Досифею за его непристойные речи о преподанном женке или полученном от нее благословении («если он, архиерей, разумеет чрез те речи оного архимандрита с тою женкою грехопадение, то чего ради такие речи, где употреблено благословение, приклонил, якобы шуткою или в бесчестие, к весьма непотребному делу, чего не токмо архиерейской персоне, но и никакому доброму и совестному человеку чинить не надлежало, да должен же он о том и доказать подлинно»), за таковые же речи о цыгане, плуте и проч. архимандрите Иосифе Зайкевиче, непристойные в особенности при употреблении их пред лицом Св. Синода («И таковые его преосвященства речи, пишущиеся до лица Святейшего Синода, употребил весьма продерзливо, а его преосвященству таковых продерзливостей, по силе генерального регламента 14-й главы и указов Императора Петра I – от 21 Генв. 1724 г. и 3 Мая 1725 г., употреблять весьма не надлежало»), за допросы женщин – о грехопадениях их с архимандритом в присутствии монахов, и подписание этих допросов монахами же («если неких лиц рукоподписание потребно казалось, то для чего употреблены к тому духовные лица, которым того, яко чину их срамного, и слышать не надлежало, и для чего сказки оные говорить велено не пред надлежащим судом, но пред персонами, к слышанию того неприличными»); а за изречение вечной анафемы прямо признал его подлежащим запрещению в священнодействиях и управлении епархией.

В указе Св. Синода от 17 Сент. 1733 г. по сему предмету значится: «сего 1733 г. Иулиа в 8-й день из кабинета Ея И. В. прислана в Св. Синод к лицу Ея Величества поданная от Харьковского Преображенского монастыря архимандрита Иосифа, да Харьковского же училищного ректора Митрофана челобитная, и при ней своеручное письмо архиепископа Белоградского Досифея, в котором он, архиепископ, упомянутых архимандрита и ректора предает вечной анафеме, и Св. Синод видя с великим удивлением столь необычную и весьма нечаянную архиерея онаго ярость..., заблагорассудили не пропустить просто такового бесстрашия и дерзости, но дабы впредь толь блазнительные от него, архиерея, действия не происходили, подобающим его укротить смирением..., понеже он, не имея важной к проклятию вышеименованных духовных лиц вины (что из самого проклинательного письма его видно, в котором едино то ставить им в погрешение, что они отошли от него без его благословения) и презрев Духовной Регламент, где великая в таком деле опасность определена, не посмотрев же и на отеческие правила, которые архиереев, не по вине отлучающих, и самих отлучению подвергают..., не пастырем врученного себе стада, но лютым гонителем себя показал, и подал вину неслыханного в людях раздражения, соблазна и на чин пастырский порицания, наипаче что не просто анафеме, но вечной анафеме предавать посмел, и тако явил себя великаго наказания достойным... Того ради запрещает его Св. Синод от архиерейского и иерейского всякого священнодействия и тайнодействия, и пастырскую власть его связует, творя оную как в поставлении причта, так и к суждению, отлучению и извержению духовного и мирского чина людей весьма отселе не сильную, не важную и не действительную. И потому должен он, архиерей, удержаться от употребления знака власти архиерейской, то есть посоха, и не ставать ни в какой церкви на начальном месте, и все то терпеливо понесть, доселе же письменным преступления своего в Синод исповеданием и нелицемерным с изобиженными примирением не исправит себя и прощения у Св. Синода не получит».

А в указе 18-го дня того же месяца и года Св. Синод еще с большею решительностью и обстоятельностью определял: «Преосвященному Досифею, архиепископу Белоградскому и Обоянскому, который по следующемуся в Св. Синод некоторому известному делу, показуется в тягчайших подозрениях, отныне ни в какое домовое и епаршеское правление не вступать, и над подчиненными своими команды не иметь, под опасением такового истязания, каковому подлежат преслушатели указов; а оный Белоградский архиерейский дом и епархию всяким правлением ведать, и духовные дела управлять, как святые правила и Ея Императорскаго Величества указы повелевают, того архиерейского дома консистористами, кто ныне при отправлении духовных дел обретается, которым оного архиепископа Досифея ни в чем не слушать, да и прочим как духовным, так и светским, под его властью имеющимся никакого повиновения и послушания не чинить, и по приказаниям его ничего не отправлять, и ни с какою просьбою к нему, архиепископу, никому не приходить, и ни о чем не просить, и челобитен и прошений ему не подавать; а кому в чем какая нужда будет настоять, о том прошения подавать помянутым консистористами, от которых и решения требовать. И о том о всем оным консистористам, Белоградской епархии в монастыри, и к священнослужителям в заказы и в прочие подчиненные места, для надлежащих ведома и исполнения, разослать указы в самой скорости. А оному архиепископу для послушания определить из домовых служителей трех человек, и велеть быть тем служителям от него архиепископа неотлучным; а прочих, как духовных, так и мирских, и посторонних вышних и нижних чинов никого ни для чего к нему, архиепископу, не допускать, и в том оным консисторским иметь крепкое смотрение, под опасением за неисполнение повеленного надлежащего по указам наказания»⁴¹.

III

Смерть Досифея в заточении в Курском Знаменском монастыре. Имущество, оставшееся после него.

Сосланный в Курский Знаменский монастырь, Досифей умер здесь «в утеснении» и крайней бедности 1736 г. марта 23 дня.

Все имущество, оставшееся после него, заключалось в следующем.

Книги:

Завет Новый в полдест

Псалтырь в полдест

Полустав служебный в полдест.

Одежда, спальные принадлежности, хозяйственная посуда:

Ряса (какая, не означено)

Шуба китайчатая на лисьем меху

Шлафор зеленый рецетовый

Душегрейка и штаны штофные желтые

Штаны атласные черные

Камилавка теплая суконная

Клобук креповый

Колпак теплый суконный

Колпак холодный атласный

Пуховик, две подушки, наволочки китайчатые

Одеяло штофное холодное

Чайник оловянный

Две кружки

Три блюда

Две тарелки оловянных

Одна кастрюлька

Один котелок

Один горшочек с крышками

Одна сковорода медная

Подголовок, в нем одни перчатки лосиные

Пять рубах простого полотна, в том числе одна рубаха валендороного полотна

Три скатерти

Шесть салфеток

Восемь полотенец и платков простого полотна

Три простыни простого полотна

Две пары чулок, одни носки из простой шерсти, две пары туфель⁴².

Заочное епископствование Арсения в Белгородской епархии. Переписка с управителями Белгородского архиерейского дома.

Этот епископ, считающийся в ряду Белогородских епископов, совсем не видал Белогородской епархии. Переведенный указом Св. Синода от 17 сентября 1735 года с Переяславской епископской кафедры в Белгород, он, за болезнью, сюда не явился. Памятником его заочного епископствования в Белгороде служит лишь его переписка с управителями Белогородского архиерейского дома, да еще корреспонденция о нем ризничего ― иеродиакона Феодосия Янковского, нарочито отправленного к преосвященному из Белгорода с докладом дел.

Сообщаем весь этот эпистолярный материал (сохранившийся в архиве Курской духовной консистории и Курского Знаменского монастыря), не лишенный в некоторых отношениях интереса.

Ноября 4-го дня 1735 года копеист Иван Попов отправлен был от управителей Белогородского архиерейского дома в Переяславль к преосвященному Арсению с приветственным письмом следующего содержания:

«Ясне в Богу великий господин преосвященнейший Арсений, епископ Белоградский и Обоянский, наш в Дусе святом милостиво надежнейший Отче и Архипастырю!

Получивши сего года октября 31 дня Ея Императорскаго Величества Всепресветлейшия, Державнейшия, Великия Государыни Императрицы Анны Иоанновны, Самодержцы Всероссийския, из Святейшего Правительствующего Синода мы нижайшие Вашего Архипастырства раби указ, нечаянную сподобихомся ощутити сердца наши пронзающую радость, когда чрез толь долгое время бывшие в скорбном житии без пастыря, но по тому Ея милостивейшему указу ныне имамы Ваше Преосвященство нам присножелательне усердственного Отца и Архипастыря, ому же сердцем и умом приветствующе вещаем: «великий господин Преосвященный Арсений, Епископ Белоградский и Обоянский, да вздравствует многа лет, наш Архипастырь!».

Что же доселе Вашему Преосвященству от нас нижайших, таковой радости исполненных, предложением о нужнейшем умедлено, в том, яко всепокорственные Вашего Архипастырства раби, над пред стопы, от милостивой десницы просим прощения, маловажное себе оправдание принося, что тому медлению оставшаяся некоторым...» (следующих слов, в которых должно быть объяснение сего медления, разобрать, вследствие порчи этого места рукописи, нельзя, но сколько можно догадываться, причина указывается в оставшейся у некоторых великой скорби о прежнем преосвященном)...

«Ныне же малую от тоя получивши свободу, со всею нижайшею покорностью предлагаем и просим от Вашего Архипастырства нижайшим своим рабам приказания, куда соблаговолит Ваше Преосвященство отправленной быть ризнице и для принятия Вашего Преосвященства на простого служителям, по которому бы Вашего Архипастырства усердно желательному приказанию со всетщательным радости хотением могли бы повеленное исполнити, в коем нашем всеусердственном желании паче всех благословение Вашего Преосвященства получити лицезрительно с истинным усердием желающие и неусыпно просящие самих нас Архипастыря нашего стопам подвергаем.

Ясне в Богу Преосвященства Вашего, нашего в Дусе Святом преизящнейшего Отца и Архипастыря всеусердствующие богомольцы нижайшие послушники и раби».

В ответ на это приветствие преосвященный Арсений из Киева от 15 ноября 1735 года, писан:

«Пречестнейшие отцы управители дома архиерейского Белоградского!

Писание пречестностен ваших, нарочным из Белгорода отправленное, сего ноября 14 дня получил я, которым, по силе полученного Ея Императорского Величества из Святейшего Правительствующего Синода указа, изволили пречестность ваша приветствовать меня епархиею Белоградскою, за яковое восписанное благосклонное приветствие вашим пречестностям премного благодарствую и во известие предлагаю, что и я сего же ноября 11 дня получили всемилостивейший Ея Императорского Величества Самодержицы Всероссийския указ отправиться мне из Переяславской в Белгородскую епархию, и потому рад бы я всем моим усердием по должности моей исполнение учинить, точию всемилостивый Бог еще прошедшего месяца мая посетил меня несчастливым случаем, от якого доселе презельно страдаю и от болезни весь изнемогаю, и наступать ногою весьма не могу, разве на костылях, и то на силу келию возмогу переидти, впредь же быть ли мн когда при здравии и наступать ногою мало имею надежды.·О яковом моем несчастливом случае Святейшему Правительствующему Синоду доношением предложить не умедлю. О сем выразивши, желаю пречестностям вашим здравия, долгоденствия и всякого благополучного поведения и о молитве святой прошу».

На это письмо управители от 9-го декабря 1735 г. отвечали:

«Ясне в Богу Преосвященнейший Владыко, наш милостиво надежнейший Архипастырь!

Пастырско-посетительное Вашего Преосвященства писание сего ноября 24 дня с благопочтением получили, которое нам нижайшим, вместо радости, явилось презельною скорбью: колико бо от дарования Вас, нашего Архипастыря, восприяли веселие, ныне множае возымели печали, что таковая Вашему Преосвященству болезнь прилунилась, каковую удобнее бы желали на нас самих зрети: всеусердно же от всемилостивого Бога со умилением желаем, да всемогущим его промыслом в един момент даруется Вашему Преосвященству прежнее в совершенной целости здравие, и непрестанен о том усердно молити. При сем же хотя бы и весьма не хотящий, при таковой зельной Вашему Преосвященству чрез продолжительное время скорби, но имея некоторые сомнения о производстве в епархии Вашего Преосвященства дел, со всенижайшею покорностью утруждаем сим предложением: с получения Ея Императорского Величества из Святейшего Синода о отправлении Вашему Преосвященству из Переяславской в Белгородскую епархию указа, ныне из Святейшего Правительствующего Синода указы присылаются на имя Вашего Преосвященства, которых в присылке имеется три указа; с них для известия Вашему Преосвященству приобщаются точные копии, и по тем указам в Консистории Вашего Преосвященства исполнение чинится; а вперед же присылаемые Ея Императорского Величества о отправлении епархиальных дел, полученные на имя Вашего Преосвященства, також на едину Вашего Преосвященства персону, а не о епархиальных делах, указы по получении распечатывать ли, и ежели что будет возможно, в Консистории надлежащую в исполнении должность, не отписывая Вашему Преосвященству, производством чинить ли, или чрез почту и нарочно посланных, не распечатав, отсылать к Вашему Преосвященству. При сем же нашем предложении более Вашей Архипастырской воле и высокому рассуждению самих нас поручив и сугубо желая, да царствует всемогущий Бог Вашему Преосвященству получити здравие всесовершенное, усердно Архипастырского благословения прося, при стопах Вашего Преосвященства себя повергаем».

Письмо это, с приложением копий с указов Св. Синода, а также и некоего гостинца преосвященному от отцов-управителей, было отправлено с упомянутым Феодосием Янковским. Оставшись при особе Его Преосвященства, Феодосий следующим, любопытным между прочим и по языку⁴³ письмом (от 1-го генв. 1736 г.) рапортовал отцам-управителям об исполнении возложенного на него поручения:

«Высоце в Богу превелейнейший и достонапочтенный кафедры Белогородской освященный Консистор с прочими моими милостивыми благодетелями!

Издавши мой нижайший поклон, желаю моим благодетелям при новозачатом году нового здравия, нового благополучия и всякого благопомысленного с приобретением душевной пользы поведения, причем доношу, что выехав из Белгорода, помощью Божьею достиг Переяславля 20 дня декабря и Его Преосвященство, нашего милостивейшего Отца и Архипастыря, застал и письмо и указ с гостинцем того дня при надлежащем почтении вручил, который лицем веселоприятным явился в столовой избе и с посельства (за посольство) весьма благодарен был, целый день при себе велел быть и о поведении епархиальном и дворовом изволил спрашивать, на что я, по возможности ответствуючи, несчастию тому случаи приписывал, же (что) дом отдаем чрез посельство, а не персонально, в кафедре которого сердцем и душею рады бы видеть, и за то желание всем благодарил и сказать изволил: я де горше скорблю сам на оказанный случай и лекарей, что до сих пор не могу ходить, а то бы, не утруждая ничем вас, прибыл бы в Белгород скоро: однакож и ныне на Бога моего полагаю надежду, когда ему угодно будет отдать мне силу, воли Монаршей и Святейшего Правительствующего Синода воли не оставлю, в чем и доношение послано, недели с четыре декабря 22 дня минуло, и что за резолюция будет, потому, як возможно, делать стану, а ныне де управители дому и Консистор по присяжной своей должности все дела пусть правят.

На другой день Его ж Преосвященства был у столу, также и на третий день веселый был с гостьми Его Преосвященство, водкою всех белоградскою почтувал с похвалою: на Рождество Христово изволил быть Его Преосвященство в церкви по все три дня, а на первый день гостей як духовных так и светских было досць (довольно) – водкою нашею ж почтувал, зальцая любовь и епархию, в обед и потом пили довольно. За всех же вас здравие от самого приезда по всяк день пить Его Преосвященство изволил с прочими при желании вас видеть, в чем, як можно признать не без надежды, токмо еще некоторое время пробавиться мусит (должен), ибо в здравии корпуса – благодарение Богу, хотя и цел обретается, токмо на ногу еще наступить смело не может, и оную еще лекарь поднями лечит, которой да подаст Бог пользу, благодаря что деется о нем молитва, о неоставлении коей и впредь молит. Выехал я оттуда для некоторой нужды Его Преосвященства в Киев 29 декабря, где спорадевши, (управившись с делами) паки туда еду, что донесши и я послушник ваш святыя ж молитвы прошу и остаюсь моим благодетелям обоих благ усерднейший желатель и слуга Феодосий Янковский».

Сам же Преосвященный тем же управителям о сем писал:

«Пречестнейшие отцы управители Белгородскою епархиею!

Писание пречестностей ваших, прошедшего декабря 9-го из Белгорода, отпущенное, и при оном сообщенные с трех указов, полученных на имя мое, точные копии того же декабря 19 дня получивши, сим ответствием объявляю, что прошлого ноября 11 числа, по получении всемилостивейшего Ея Императорского Величества из Святейшего Правительствующего Синода указа, писал я доношением в Святейший Правительствующий Синод, предлагая о приключившейся Божьим посещением болезни моей (от якой и ныне свободы не имею) и что за таким случившимся калечеством переезжать мне в епархию Белогородскую весьма невозможно; на яковое мое доношение ожидаю резолюции Святейшего Синода и крайнего определения, что чинить мне повелено будет. А доколе же сие воспоследствует, ежели впредь какие Ея Императорского Величества указы на имя мое будут присланы в дом архиерейский Белоградский, такие все генерально распечатав, извольте пречетности ваши, по своей верной присяжной должности, в епархии Белоградской по оным высокомонаршим указам исполнение во всем чинить без всякого отлагательства, ко мне же не присылать, дабы за такою отсылкою в достодолжном исполнении указов Ея Императорского Величества не учинилось продолжения; впредь же какое мне определение будет из Святейшего Правительствующего Синода уведомить пречестностей ваших не оставлю; ныне же о молитве вашей святой прося, пребываю пречестностей ваших добра желающий богомолец, Арсений Епископ».

Письмо это от 4-го Янв. 1736 года; а указом Святейшего Синода от 11 Января того же 1736 года был назначен в Белгород уже новый архиерей – Петр Смелич.

I

Иностранное происхождение Петра Смелича. Ревностное служение его делу духовного просвещения в бытность архимандритом Александро-Невской лавры, и еще более – на епископской Белогородской кафедре. Подъем учебного дела в Харьковском коллегиуме. Открытие малых славяно-латинских школ как приготовительных к коллегиуму. Смягчение школьной дисциплины.

Петр Смелич, родом серб, сначала архимандрит Симонова монастыря в Москве (1713‒1725 гг.), потом Александро-Невской лавры в С.-Петербурге (1725‒1736 гг.), и наконец с 20-го Июня 1736 г. по 1 сентября 174 2 г. ―архиепископ Белогородской епархии.

Его управление, бесспорно, имело для этой епархии важное просветительное значение. Еще в бытность свою настоятелем Александро-Невской лавры, он заявил себя как ревнитель просвещения. В тамошней словенской школе (учрежденной при означенной Лавре по Высочайшему повелению от 11 Июля 1721 г.), где сначала учили только словено-российскому чтению и письму, словено-российской грамматике, арифметике, Псалтири и толкованию евангельских блаженств, он ввел преподавание греческого и латинского языков, и соответственно расширенной таким образом программе, переименовал ее в славяно-греко-латинскую семинарию, с ближайшим назначением образовывать достойных служителей церкви⁴⁴.

С назначением на епископскую кафедру, притом в епархию, где имелся уже столь важный по тогдашнему времени образовательный центр как Харьковский коллегиум, для просветительной деятельности преосвященного Петра открывался больший простор. Программу преподавания в коллегиуме он значительно расширил введением в нее математики и геометрии, а также языков французского и немецкого, для преподавания которых вызваны были особые учители из заграницы. Коллегиум возвысился до степени «знатного училища», как духовный светильник страны. Когда в 1739 году Петр Смелич, по причине свирепствовавшей в Харькове эпидемии, перевел коллегиум в свою архиерейскую вотчину – слободу Грайвороны (Хотмыжского уезда), поместив его там в собственных хоромах, Св. Синод заметил ему, что «таковым знатным училищам в селах быть весьма неприлично, а наипаче от внешних стран имеет быть не без зазрения», и потребовал, чтобы по миновании эпидемии «знатное училище» немедленно было возвращено в Харьков⁴⁵.

Как ни высоко поставлен был коллегиум Петром Смеличем, в учебном отношении, одно это учебное заведение не могло однако же удовлетворять нуждам столь обширной епархии, какой была епархия Белогородская. Коллегиум настоятельно нуждался в подготовительных училищах, так как хотя в нем и были приготовительные классы, но значительная часть духовенства весьма затруднялась представлять в них своих малолетних детей и за дальностью расстояния от Харькова, и по относительной дороговизне содержания в Харькове – вследствие того, что там «состояли квартирами генералитет и прочие штаб и обер-офицеры и воинские люди». Удовлетворяя этой нужде, архиепископ Петр Смелич озаботился открыть (ук. 1 апреля 1737 г.) малые славяно-латинские школы в городах: Белгороде (причисляя к нему ближайшие города – Хотмыжск, Карпов, Нежегольск, Корочу, Яблонов), Курске (с Обоянью, Суджей, Миропольем), Старом Осколе (с городами: Новый Оскол, Валуйки, Усерд, Ольшанск, Верхо-Сосенск) с тем, чтобы окончившие курс в этих училищах (курс должен был продолжаться до синтаксимы) поступали уже и в Харьковский коллегиум для довершения своего образования⁴⁶.

Распространяя путем школ образование, Петр Смелич в тоже время заботился смягчить обычную для того времени жесткость школьной дисциплины. В указе от 30 Янв. 1738 г. на имя иеромонаха Авксентия, директора Белгородской славяно-латинской школы (именовавшейся также гимназиумом), между прочим значится: «Директору с учителями смотреть накрепко, чтобы детей обучали всетщательно без всякого оным затруднения и напрасного, паче же ― неосмотрительного наказания, того ради по указу Ея И. В.

Петр архиепископ Белградский и Обоянский приказал: в бытность учителей при обучении, самим им детей жестоко ни зачто не наказывать, а обучать, при надсматривании директора, всетщательно и к выучению, елико возможно, попятно.., при том же всячески примечать, чтобы никаких школьным правилам противностей ни от кого отнюдь не происходило; ежели же что явится от кого-либо противного, таких, смотря по вине, наказывать, а в сумнительстве доносы чинить Его Преосвященству».

Указ велено объявить в собрании учителей и учащихся с прочетом, а учителям и с подпиской (Арх. Белгородск. Ник. мон.).

II

В архиве Харьковской духовной консистории есть несколько указов Петра Смелича, свидетельствующих и об его ревности к искоренению некоторых суеверных и бесчинных обычаев не только в народе, но и среди самого духовенства.

Народ любил держать в церквах свои иконы, окружая их там особенным вниманием, как бы своих специальных богов – покровителей. Преосвященный Петр обратил внимание на такой близкий к идолопоклонству обычай и повелел (в указе от 23 Июня 1741 г.) все такие иконы отобрать в течение одной недели со времени получения указа о сем, и если владельцы икон своих не возьмут, то положить оные честно в каком-нибудь удобном месте при церкви, в самом же храме отнюдь не держать».

Духовенство же дозволяло себе, в иных случаях, и прямые бесчиния в церквах.

«По некоторому известию, – читаем в указе Петра Смелича от 20 марта 1738 года, – Его Преосвященству явно учинилось, что не точию в уездных городах, но и в самом кафедральном граде Белгороде некоторые священно-церковнослужители, забыв страх Божий и презрев в конец свою должность, во время поминовения умерших – в храмах и на могилах, а также и во время венчания – в храмах же пьют горилку, чем и православных, вместо назидания, к которому они обязаны по своей должности, соблазняют, а паче всего иностранцам дают повод распространять о нашей церкви дурную славу. Того ради Его Преосвященство, пастырски увещевая с прещением страшного суда Божия, всей Белгородской епархии соборных, градских и уездных церквей священно-церковно-служителям такое бесчиние повелел накрепко запретить, и для того установить секретных к тому смотрителей из церковников понедельно, которым приказывать смотреть в городе при каждой церкви, и ежели за сим указом кто явится виновным, о таковых им, смотрителям, доносить протопопу без всякой утайки под опасением неизбежного наказания, а явившихся в том бесчинии, а также и в других каких-либо противных действиях, наказывать протопопу при собрании, в страх прочих всех священно-церковнослужителей по усмотрению вины, телесным и прочим наказанием и денежным штрафом со всяким увещанием...».

III

Явных презрителей церковной власти Петр Смелич не колеблясь поражал, согласно Духовному Регламенту и в духе того времени, оружием отлучения. В 1739 году, «прикащик» слободы Павловки, Змиевского уезда, несмотря на многократные требования, не хотел посланным от архиерея выдать жившего в той слободе какого-то пятиженца, для представления его на суд владычный. За таковое преслушание ему изречено Божие и его Преосвященства неблагословение, входа церковного воспрещение и отлучение не только от причастия святых тайн, но и от всяких треб церковных (Aрх. Харьк. Дух. Конс.).

В 1741 году игумен Харьковского Покровского монастыря, он же и ректор Харьковского коллегиума, Варлаам Тещинский и наместник старого Преображенского монастыря Венедикт Чигиринский жаловались его Преосвященству, что полковой сотник Леонтий Глухович в 1738 л 1739 годах обоим монастырям «наглые и несносные разорительные обиды учинил», именно: неоднократно присылал в вотчины и хутора тех монастырей по нескольку подвод с подводчиками, якобы для прокормления государевых копей, отчего за недостатком корма в то время погибло всякого монастырского скота многое число, да им же Глуховичем хутор и мельница Покровского монастыря, находящиеся в Харьковском полку близь деревни Даниловки, разорены вконец: всех убытков, причиненных Глуховичем обоим монастырям, показано на 2284 рубля.

Преосвященный, в бытность свою в Харькове, «памятуя и ревнуя о том, да ни един паствы его сын от истинного пути заблудився зле погибнет», послал к Глуховичу протопопа с увещанием и приглашением или принести оправдание, если невиновен, или просить прощение, если виновен; но Глухович, презрев архиерейскую власть, явиться к архиерею не хотел, объявляя, что не пойдет, потому что архиерей имеет на него гнев. Тогда преосвященный сообщил о вышеобъявленных «наглых и бессовестных обидах» в полковую канцелярию с требованием сатисфакции, а за презрение епископской власти предал Глуховича «единою персоною» (то есть не касаясь его домашних) отлучению от всхода церковного, с запрещением и на дому править для него каких-либо христианские требы. В указе о сем отлучении, устраняя всякое нарекание на счет страсти гнева в отношении к отлучаемому усиленным указанием на то, что такое страстное состояние было бы совершенно несообразно с званием архиерея, который должен смирять всех духом кротости, а не гнева, преосвященный мотивирует отлучение единственно преступлением отлучаемого, а именно тем, что обидев монастыри, из которых один прямо устроен для обучения на пользу церкви и отечеству, а другой – во всяком вспомоществовании к нему состоит, Глухович чрез то самое и училищам, которые всякого чина и достоинства людям следует, яко общее церкви и отечества всепотребнейшее благо, беречь и защищать, учинил немалое препятствие, и что совершив означенное преступление, он не явился к своему пастырю, как следовало бы по христианскому закону, с сыновне-склонным повиновением, а явил напротив ему свое горделивое презрение (Арх. Харьк. Дух. Конс.).

IV

Справедливость требует заметить, что оставив по себе в истории Белгородской епархии хорошую память как радетель просвещения, Петр Смелич в других отношениях, по-видимому, не чужд был некоторых слабостей, за которые собственно, может быть, и должен был оставить кафедру. Из одного документа (в архиве Харьк. дух. консистории) по крайней мере ясно видно, что в то время как он вызван был в Синод на чреду, велено было по каким-то представленным против него обвинительным пунктам следовать всю епархию, после чего он на епархию уже не возвращался, получив себе в управление Воскресенский монастырь, где и скончался 27-го Ноября 1744 г. В указе об его увольнении (от 11 сент. 1742 г.) говорилось просто, что архиепископ Петр увольняется от Белгородской епархии потому, что «за старостью престолоуправления снести не может», без указаний на какое-либо желание или просьбу о том с его стороны⁴⁷.

Неизвестно в чем именно обвинялся архиепископ. Можно сказать только, что нестяжательность не украшала нашего иерарха. Об этом простодушно свидетельствует сам он в следующем любопытном указе (от 21 Июня 1736 г.) о взимании с священнослужителей, за «поновление» их ставленых грамот, в пользу преосвященного и его келейников, добровольных даяний: «Понеже как Св. Правительствующему Синоду, так и многим знатным лицам известно учинилось, что в некоторых епархиях за подписание архиерейскими руками протопопских, закащиковых, поповских и дьяконовских ставленых грамот поверенными архиерее браны были с священнослужителей насильно или якобы приказом архиерейским немалые взятки, отчего архиереям немалое произошло нарекание, того ради Великий Господин Преосвященный Петр приказал: во всех Белогородской Его Преосвященства епархии городах протопопам, а где протопопов нет – старостам и закащикам как свои ставленые грамоты, так и ведомства своего всех священников и диаконов отобрав привезти к подписанию рукою его преосвященства в Белгород, а при отобрании тех грамот священникам и дьяконам объявить, чтобы они против прежнего обыкновения за подписание тех грамот в почесть его Преосвященства давали, яко добровольный дар, по своему желанию, кто что может, ведая, что и за подписание (как при прежних архиереях бывало) антиминсов даванное числиться будет в том же даянии, а антиминсы прежних архиереев (то есть подписанные уже прежними архиереями) рукою Его Преосвященства подписываться не будут. И кто из них протопопов, закащиков и старост, также священников и диаконов, за то ставленых грамот подписание Его Преосвященству в почесть добровольно даст, подписывать своеручно имянно и тот реестр каждому протопопу или закащику и старосте привезти, обще со всеми ставлеными грамотами и с данным в почесть, в Белгород, как кому возможно в немедленном времени и объявить Его Преосвященству.

Притом же объявить, чтобы и келейникам Его Преосвященства всяк в почесть дал по своему желанию добровольно, и тому иметь особливую записку, а принуждания в том чтоб ни от кого отнюдь не было, под прещением не малого истязания, в чем всякого ведомства протопопам или закащикам и старостам учинить с подкреплением подпиской».

Архиерейское объявление, чтобы священнослужители за подписание архиерейской рукой их грамот давали в почесть Его Преосвященству, а также и келейникам его – тоже в почесть, против прежнего обыкновения (то есть как прение водилось), по своему желанию, яко добровольный дар, на практике едва ли не должно было иметь силу прямого повеления давать, как прежде давалось, не в меру желания дающих, с которым, конечно, никогда прежде и не соображались взимающие, а в меру установленной обычаем и ставшей для дающих обязательной таксы. В таком именно смысле и был понят этот остроумный, в духе простодушной старины, указ о «добровольной» даче.

Протопоп Харьковской протопопии Григорий Александров, прописав его священникам своего ведомства, прямо предписывал им: «приехать в Харьков на духовный двор и привезти грамоты и деньги сполна, чтобы против прежней дачи было за подписание грамот и антиминсов, також и келейникам – непременно». Прежняя дача таким образом сохранялась – отнималась только у дающих всякая возможность жалобы на взимание, так как они должны были давать, что требовалось, добровольно, что и обязывались удостоверить собственноручным подписом.

I

Иностранное происхождение Антония. Побуждение, по которому он переселился в Россию. Печальное епископствование в Чернигове. Перевод в Белгород.

Этот необычайный в истории Российской иерархии архипастырь был из молдаван; епископствовал он у нас сначала в Чернигове (1740‒1742 гг.), потом в Белгороде (1742‒1748 гг.)⁴⁸.

Что такое он был, как жил и действовал на своей родине, и затем как, и почему попал к нам в Россию, сведений, обстоятельных по крайней мере, не имеется. Мы знаем только, что по степени епископского служения на родине он был митрополит – с этим званием определен он и у нас на Черниговскую кафедру указом 29 мая 1749 г. Сам он в позднейшем донесении Св. Синоду по делу, о котором речь будет ниже, говорит о каких-то хорошо известных Синоду «к Российскому государству и всемилостивейшей государыне императрице услугах, для которых он, свое отечество оставя, под кров ее Императорского Величества радостно с искреннею желанностью прибегнул».

В этих услугах, оказанных российскому государству и государыне молдавский архиерей полагал, по-видимому, для себя неоспоримое право – пасти вверенную ему в России духовную паству по своему нраву или по обычаям своего отечества, не справляясь с правилами и постановлениями земли русской. Первым делом его по прибытии в Черниговскую епархию было – переменить во всех церквах прежние антиминсы на новые, за которые положил взимать по 4 рубля. Это возбудило жалобы. Св. Синод потребовал объяснения. Антоний отвечал: «он человек иностранный и не знающий в том обыкновения великороссийского. В молдавской же земле находится обыкновение такое, что когда определен бывает в какую епархию архиерей новый, то от него антиминсы раздаются во все церкви. Toгo ради в Киевской типографии заблагорассудил он отпечатать вновь на атласе двести антиминсов, да на швабском полотне двести ж, и при раздаче их брать по 4 рубля за каждый»⁴⁹.

Между тем, пока шло дело об антиминсах, наступило повое царствование. Узнав из манифеста, что в Апреле 1742 года в Москве имеет быть коронация Императрицы Елизаветы, Антоний просил Св. Синод о дозволении ему «поехать к оному торжеству в Москву для отдания там, в присутствии той всерадостно торжественной церемонии, всенижайшего и всеподданнейшего богомольнического всевысочайшему и вседостойнейшему Ея Императорскаго Величества лицу поклона», изъясняя при этом, что «в оном, как с Чернигова в Москву, так и обратно в Чернигов с Москвы, переезде, и во время пребывания там, на всякие необходимые путевые потребности имеет быть издерживан расход из собственного его и дому архиерейского имущества умеренно и без излишества...».

Но результаты поклонения, по-видимому, не отвечали ожиданиям поклонявшегося, как можно судить по следующему его доношению Синоду: «По прошению моему и по позволению святейшества вашего приехал я в Москву для всеподданнейшего моего Ее Императорскому Величеству поклона и ради дня высокоторжественной коронации, а понеже я нижайший все то по должности моей исполнил и ныне в Москве проживаю не без убытка, ибо совсем уже обхарчился, того ради Святейшества вашего всепокорно прошу мне по прежнему в Черниговскую епархию учинить отпуск, и для проезда туда повелеть выдать паспорта. Июля 4 дня 1742 года» (Арх. Харьк. конс.).

В Москве Антония не задерживали, только оставлять его в Черниговской епархии, в которой он так оскандалился своими антиминсами, находили, по-видимому, уже неудобным, и 6 сент. 1742 г. он был переведен в Белгород.

Дело об антиминсах однакож с переходом его на Белгородскую епархию не кончилось. Преемник его на Черниговской кафедре, Амвросий Дубневич, нашел антиминсы, изготовленные и розданные Антонием по церквам, неприличными для храмов: холст их слишком груб, сами они коротки, на всех прибавлено что-то на молдаванском языке. Сообщив о сем Антонию, а равно и о том, что некоторые вещи Черниговской кафедры, взятые им, Антонием, при отъезде в Москву, не возвращены в епархию, он просил, в духе братской любви, прислать 500 руб. (собранные Антонием за антиминсы) для напечатания новых антиминсов, равно возвратить вещи наличностью или умеренною платою, причем присовокуплял, что иначе Консистория, от которой Синод требует объяснения и сведений по делу об антиминсах, донесет Синоду о положении дела, к большей его неприятности.

После долгой переписки Антоний прислал деньги, и новые антиминсы были разосланы безденежно взамен антониевых.

II

Деяния митрополита Антония в Белгородской епархии. Поборы с духовенства. Донос Св. Синоду о беззаконных действиях и непристойном поведении митрополита. Последствия доноса.

Шесть лет епископствовал Антоний на Белогородской кафедре, строго следя за тем, чтобы архиерейская казна полнела, и ни в чем не терпела ущерба, в этом, по-видимому, и состояла главная задача его управления. Антиминсами более он уже не торговал, но зато тем усерднее пользовался другими статьями дохода, пользоваться которыми дозволяли архиерею тогдашние обычаи, причем обычаи этого рода поисшатавшиеся, ослабевавшие, или, может быть, никогда даже и не имевшие устойчивого существования, а существовавшие лишь временно, старался восстановить, упрочить и укрепить.

Характеристичен в этом отношении следующий указ из казенного приказа его преосвященства в город Яблонов духовному управителю слободы Михайловки, попу Василию (от 8 Января 1746 г. за № 29): «Понеже при прежде бывших преосвященных Белоградских присылывалось погодно из городов Белоградской епархии от протопопов и духовных управителей в дом архиерейский на варение пива по одному рощеному солоду, а с прибытия его преосвященства на престол Белоградский ни из коих мест таких солодов не имеется, того ради по самоличному его преосвященства приказанию велено в города Белоградской епархии к протопопам и духовным управителям подтвердить указами, дабы они за прошедший 1745 г. из каждого города против прежнего обыкновения прислали в дом архиерейский для варения пива по одному солоду конечно сего генваря в средних числах, оставляя им прошлых годов с прибытия его преосвященства доимку» (Из арх. Белгородск. Николаевского мон.).

Итак, архиерей восстановляет дань, которую может быть, отменяло уже само время, да вдобавок еще является великодушным, прощая недоимку! В отписке попа Василия значится, что с 15-ти попов его ведомства собрано за солод деньгами по 20 коп. с каждого, а остальные 8 учинились указу его преосвященства противны. Судьба ослушников неизвестна.

Архиерейские поездки для обозрения епархии насчет епархиального духовенства были в то время делом обычным. В духовном регламенте есть несколько поучительных для епископов правил, вызванных излишествами поборов с духовенства и злоупотреблениями, какие допускались архиереями при этих поездках. Епископам внушается, что бы временем для этого посещения епархий избиралось преимущественно лето, когда путешествие требует менее издержек на корм и иные нужды: «не надобе сена, а дров мало треба. Хлеб, рыба, корм конский дешевле. И может епископ не далече от города на поле в палатке время перестоять, чтоб не трудить священства, или граждан квартирою, наипаче где город убогой».

«Если епископ (во время остановки в том или другом месте) похощет звать к себе гостей, то весь бы тот трактамент своею казною отправлял, а не полагал бы побору на священство и на монастыри. И не может извиниться убожеством своим: ибо не по долгу, но по собственной воле звать гостей или не звать будет».

«Крепко ясе заповедать епископ должен служителям своим, чтоб в посещаемых городах и монастырях благочинно и трезво пребывали и не творили б соблазна; наипаче же не домогались бы у мнихов и у попов кушанья и питья и конского корму лишнего. Кольми паче не дерзали б грабить под виною тяжкого наказания. Ибо слуги архиерейские обычно бывают лакомые скотины, и где видят власть своего владыки, там с великою гордостью и бесстудием, как татаре, на похищение устремляются»!⁵⁰.

Но эти правила регламента оставались для архиереев мертвой буквой, и архиереи, нимало не стесняясь ими, не только дозволяли свите своей, так именуемой «ассистенции», при объезде епархии, лакомиться, но и сами лакомились. И что особенно замечательно, к приготовлению и поднесению этих лакомств духовенство приглашалось официальными предписаниями подлежащего начальства (протопопов, духовных правлений), и официальные записи по сему предмету откровенно велись и представлялись в консисторию. В архиве Харьк. дух. консистории имеется несколько такого рода записей, из которых можно видеть, что в излишествах, от которых предостерегал архиереев Духовный Регламент, повинны были в Белгородской епархии (как, конечно, и в других) в большей или меньшей степени все архиереи, бывшие прежде и после Антония⁵¹ – до состоявшего 18 апреля 1765 г. Высочайшего указа, коим предписывалось, чтобы архиереям «во время архиерейского своей епархии посещения на подводы и на прочее отнюдь не требовать» (П.С.3. XVII, 12379), но едва ли не превосходил всех по части этих излишеств митрополит Антоний. Вот сохранившаяся в Харьковском консисторском архиве запись того, что издержано духовенством на прием сего архиерея со свитою в городе Изюме в 1743 г.:

Куплено:

Кухва горилки с придачею барилечка ― 19 руб. 50 коп.

Кухва меду сыченого ― 3 руб. 60 коп.

Пива бочка ― 90 коп.

Муки пшеничной 4 мешка ― 88 коп.

Ржаной муки 3 мешка ― 42 коп.

Рыбы большой тарани 600 штук ― 1 руб. 20 коп.

Пшена бочка ― 1 руб.

Овса в разное время 58 мер ― 2 руб. 20 коп.

Балыков полтретья пуда и 8 фун. ― 3 руб. 75 коп.

Два осетра ― 40 коп.

Рыбы чебаков 150 штук ― 50 коп.

Оселедцов 65 штук ― 10 коп.

Лимонного сока 4 ока ― 1 руб.

Оливы 10 фунтов ― 3 руб.

Рису 13 фунтов ― 78 коп.

Розников больших и меньших 8 фунт ― 55 коп.

Финик 1 фунт ― 12 коп.

Вина церковного 34 кварты ― 6 руб. 40 коп.

Перца 2 фунта ― 1 руб.

Кмеиу (?) на перегон водки 1 фунт ― 6 коп.

Пива бочка неполная ― 80 коп.

Меду бочка ― 4 руб. 50 коп.

Железа 1 пуд ― 77 коп.

Юфта ― 1 руб. 20 коп.

Поддосок 4 пары ― 47 коп.

Железных гвоздей на ― 10 коп.

Дегтю 8 ведер ― 80 коп.

Дров 4 воз ― 30 коп.

Колес 2 буишованных ― 50 коп.

Две бутылки стеклянных ― 18 коп.

Кружка и стаканы ― 8 коп.

Соли в разное время на ― 45 коп.

Олеи 4 кварты ― 80 коп.

Сала подового ― 70 коп.

Пива, и меду певчим в разное время ― 50 коп.

Архиерейским служителям пива и меду – 50 коп.

В разное время разных харчевых вещей, как то: рыбы, раков, чесноку, цибули, свеклы, калачей, свечей ― 1 руб. 21 коп.

Возжей и веревок для увязки фурманов – 87 коп.

Травы для лошадей архиерейских 19 возов ― 3 руб. 97 коп.

Да сверх того взято в подъем под обоз конский воз, которому цена – 70 коп.

Колесо буишованое и окованое кругом железом – 2 руб.

Коляска маленькая – 1 руб.

Всего в расходе ― 69 р. 53 к.

Дано деньгами в поклон Преосвященнейшему и прочим при нем обретающимся:

Преосвященному ― 12 руб.

Архимандриту Авксентию ― 2 руб.

Архидиакону ― 1 руб.

Секретарю Илью Филипповичу ― 5 руб.

Поддиаконам трем ― 3 руб.

Священнику Григорию Савину ― 1 руб.

Певчим архиерейским ― 3 руб.

Духовнику чернецу ― 1 руб.

Диаконам двум чернецам ― 2 руб.

Архиерейским келейникам ― 3 руб.

Обозному архиерейскому ― 50 коп.

Конюшеному и при нем ― 2 руб.

Кухмистеру и повару ― 1 руб. 20 коп.

Авторнистам (?) двум – 1 руб.

Лакеям архиерейским двум ― 1 руб.

Гайдукам двум ― 1 руб.

Дворецкому архиерейскому ― 1 руб.

Павлу Стефановичу ― 1 руб.

Слугам архиерейским и хлопцам духовника ― 40 коп.

Казакам шорникам, да цыгану ― 60 коп.

Кузнецу да колеснику ― 25 коп.

Копеистам ― 50 коп.

Детям боярским – 1 руб.

Итого на поклон ― 44 р. 95 к.

А всего ― 114р. 18 к.

Такого рода архипастырские посещения епархии действительно могли напоминать нашествия татар, устремлявшихся на похищение, и если бывали часто, должны были прямо разорять духовенство.

Сохранившееся в архиве Курской духовной консистории дело о Нежегольском протопопе Феодоре Серебрянникове – оно же, как увидим сейчас, есть вместе с тем и дело об архиерее Антонии – в самых мрачных красках рисует нам целую картину епископской жизни и деятельности Антония и печального состояния епархии в его управление.

Дело состояло в следующем. Протопоп Феодор, возведенный в это звание, по его собственному показанию, из простых серебряников за разные поделки его преосвященству и приставленный «к сбору архиерейской казны», то есть к собиранию разных даней, которыми в тогдашнее время повинны были архиереям церкви и духовенство, за один год собранных им денег не представил, изъяснив, что казну у него украли; за это он был посажен в консистории в четырехпудовую цепь и предан архиереем проклятию. Находясь в таком утеснении, протопоп однажды при всех, кто был в консистории, закричал: «Его преосвященство – вор и святотатец, и попалил царскую ризницу для выжиги на серебро», о чем дал знать и губернатору тайно посланною чрез жену запискою; затем, воспользовавшись слабостью караульного надзора, сделал утечку с целью подать в Синоде более пространную жалобу на архиерея. В Москве виделся с Курским архимандритом Митрофаном Шеинковым, который быв вызван в Синод «на чреду», отправился туда также с достаточным запасом «обвинительных пунктов» против архиерея (целых 86 – в форме челобитной на имя государыни), заботливо составленных им при участии консисторского секретаря Булгакова и его брата, консисторского же чиновника, знавших всю подноготную жизни и деятельности архиерея. Пункты охотно даны были протопопу для прочтения и приобщения их к его жалобе. Но беглеца уже преследовали. По его следам прибыл в Москву гонец от его преосвященства, канцелярист Данилевский, который должен был употребить все усилия, чтобы не допустить протопопа до подачи жалобы. Канцелярист действительно успешно выполнил возложенное на него поручение. Он убедил протопопа, что его прямой интерес – оставить затеянное, что если он сделает так, то архиерей простит его, забудет что было и возвратит ему свое благоволение; в противном случае архиерей подаст в Синод доношение о его побеге и замотании архиерейской казны, и что у него, Данилевского, на этот счет есть уже от его преосвященства запечатанный пакет, которым он уполномочен распорядиться так или иначе – пустить в ход или удержать, смотря по течению дела. Протопоп сдался: выдал Данилевскому для передачи архиерею взятые у Курского архимандрита «пункты» и написал повинную, в которой изъяснял, что назвал архиерея вором и святотатцем в нечувственном состоянии от своего безумия и простоты, по возмущению и научению некиих бессовестных людей, а что теперь, убоясь гнева Божия и истязания от его преосвященства, он горько раскаивается и молит о прощении, обещаясь впредь не чинить никаких продерзостей; затем во второй – дополнительной повинной, он прямо называет этих бессовестных людей, которые подбивали его жаловаться на архиерея, именно братьев Булгаковых, говоря, что они обнадеживали его и поддержкой со стороны Курского архимандрита, у которого, по их словам в Петербурге – все патроны. Прощение покаявшемуся протопопу однакож не было дано. Доношение в Синод от архиерея о побеге протопопа и замотании им архиерейской казны, с приобщением притом и самых повинных, принесенных его преосвященству протопопом, все-таки пошло в ход, а когда Синод потребовал выслать для допроса братьев Булгаковых, то архиерей, отправляя их, счел за лучшее самому же представить и составленные Курским архимандритом, при участии этих братьев, «обвинительные пункты», при следующем характерном доношении.

«По силе полученного Ея II. В. от Вашего святейшества сего марта 2 числа 747 года под № 258 указа, консистории моей секретарь Илья, також и брат его Елисей Булгаковы от епаршеских дел отрешены.... и под караулом отправлены. А из прежде посланного моего и повинного епархии моей протопопа Нежегольского Феодора Серебренникова, доношений Ваше святейшество довольно усмотреть соизволите о происходивших от оного секретаря Булгакова и других злостных и бессовестных людей мне нижайшему несносных огорчительствах, от которых с крайнею прискорбностью жизнь свою бедно продолжать и себя в беспокойстве видеть я был принужден, и хотя я, ища себе покоя, все свои средства и ласковости к ним употреблял и всячески их, яко беспокойных и бессовестно злобствующих на меня людей, своими к ним доброжелательствами привести в спокойство старался, но оные, видя в том от меня послабление, не токмо от того уняться не восхотели, но в крайнюю приходя злость и гордость, в рассуждении будучи моего иностранства и прав здешних незнания, вящше свои злохитрости против меня умножали и неповинно к подозрению привести старались; все же то, сколько я присмотреть мог, находящийся в моей епархии Курский архимандрит Митрофан Шеппков употреблять старался и показанного секретаря Булгакова, а он других, подучит и всякие мины и злоковарства на меня взводить непрестанно тщились, и напоследок от такой своей затверделой на меня злости неправильно доносить наущали, чего для наилучшего усмотрения посылаю при сем присланные ко мне из Москвы от посланного от меня в С.-Петербург канцеляриста Данилевского взятые им у бежавшего из епархии моей протопопа Серебренникова сочиненные вышепоказанным Курским архимандритом и прочими на меня пункты. И тако я переменные и к повреждению чести моея подъиски и злобные умыслы их видеть и притом в слезах, в скорбении и крайних жалостях себе содержать принужден был; противу ж того, по сану архиерейства своего и по чистой христианской совести Вашему святейшеству доношу, не токмо Шишковых неумеренностей я не употреблял, но всякими образы, по природному своему великодушию, так себе содержать, чтобы ни единым случаем никто от меня озлоблен или обижен не был, стараюсь, и все мои силы и усердия ко всему тому, что в пользу государства следует, и чего сей мой сан требует употребить тщусь; но понеже не безыизвестно есть и Вашему святейшеству о моих к российскому государству и ко всемилостивейшей нашей Государыне Императрице услугах, для которых я, свое отечество оставя, под кров Ея И. В. радостно с искреннею моею жеманностью прибегнул, того ради Вашего святейшества всесмиренно и слезно молю: аще каковые от означенного секретаря Булгакова, или других кого злоковарных и злобствующих на меня людей, последуют порицания, или противу здешних прав от незнания моего неисполнения, в том меня, яко иностранного и совершенно здешних прав незнающего человека, милостиво защита, от оных людей оборонить, и того секретаря Булгакова с братом впредь в консисторию Белгородской моей епархии не определять... Также, если можно, Курского архимандрита, яко с ним секретарем и его братом в их делах способника и наставника и всегдашних моих неприятелей, из епархии моей вывесть, дабы таковую Вашего святейшества ко мне чужестранцу милость я видя и оною пользуясь, спокойную себе жизнь получить и их затенных на меня злоумышлительств и впредь избегнуть мог, чего ожидая пребуду – Вашего святейшества нижайший богомолец, Антоний митрополит Белоградский».

Как не трудно заметить, архиерей в этом доношении, несмотря на восхваление им своего великодушия и жалобное изображение своего бедственного положения среди бессовестно злобствующих на него людей, в сущности не устраняет взводимых на него обвинений, а скорее просит только пощады, указывая на заслуги российскому государству и российской государыне, на свое иностранство и русских прав незнание, обусловливавшее с его стороны разные неисполнения.

Какие же это неисполнения, которые молдавский архиерей желает объяснить своим иностранством и русских прав незнанием? Ответ на это дают названные пункты. Не приводя их дословно, пункт за пунктом, тем более, что обвинения изложены в них растянуто, с повторениями и ссылками, против каждого пункта, на множество свидетелей, мы передадим только суть их, придерживаясь в изложении, по возможности, языка подлинника. А суть состоит в следующем.

Епархия под управлением митрополита Антония страдает от безграничной симонии. Производство во священники становится очень дорого, так что и неимущим и на бедные приходы поступающим не обходится менее 70 рублен, а другим становится и много дороже: так, города Мирополья попу Евстафию оно стало до 300 рублей, Обоянского уезда села Павловки попу Илье – 400 рублен, города Боромли поп Василий на одну митрополичью персону дал 100 рублей, да секретарь Пимен Леонтьев с него же, Василия, взял несколько червонцев и ефимков, о чем на него Леонтьева и челобитье имелось; а таковых посвящений, добавляет челобитная, с прибытия его преосвященства на престол более семи сот было. В ставленическом столе, к которому определены волошские иеромонахи, за одно подписание священнических и дьяконских грамот берут по 5 и 10 рублей, причем дающих принуждают подписываться, что дача бывает добровольно. Но стольку же берут и за новоявленные памяти с дьячков и пономаре – с немалым вымоганием, а с производимых в церковный причт из разночинцев – по 20 и 30 рублей; а которые из надежных к славяно-латинскому учению производились в действительные дьячки, убегая школ, те платили и до 40 рублей. Низшими чинами – иподиаконами, пономарями, ключниками и наконец лакеями (выражение самой челобитной) архиерейскими обирание новопосвящаемых производилось в самой церкви, притом в такой бесцеремонной форме, что «многих, по производстве в попа и диакона, за неимением денег, обобрав у них платье, из церкви взашей выбивали».

Административные должности раздавались архиереем также за деньги, без всякого внимания к достоинству назначаемых и к нуждам управляемых, таким образом за производство в протопопы архиерей брал по триста, четыреста и пятисот рублей, а протопопу Пежегольскому Феодору, который прежде был простым серебряником, это производство обошлось и в шестьсот рублей. В Карповский женский монастырь определил строительницею ханжу и суеверку, раскольницу Марфу Мультяину, приказав постричь ее без достодолжного, по силе регламента, о житии, роде и прочем испытании, а потом, взяв с нее 100 рублей (причем, добавляется в челобитной, и секретарь Леонтьев взял с нее парчи на кафтан штуку в 36 рублей), перевел ее в Курский Троицкий монастырь, в котором она явилась не яко строительница, а сущая разорительница, кроме одного раза и в церковь, под предлогом болезни, не ходила, духовного отца совсем не имела, по ночам собирала к себе в келью некоторых курских жителей с женами и детьми, по сложению перстов для крестного знамения подозрительных, а почасту и вовсе оставляла монастырь, проживая потаенно у некоей бабы, прозываемой Киселихи, в саду – в бане, и наконец, отправившись в путешествие, якобы в Киев для богомолья, а в сущности, нужно полагать, для посещения раскольников, укрывавшихся в немалом числе по лесам в уездах Обоянском, Чугуевском, Курском, Бахмутском, по возвращении опять остановилась у той же бабы Киселихи, от которой едва-едва могла быть взята в монастырь, где и умерла без приобщения «экскузуяся пред испущением духа, будто будучи в дороге в Киевской епархии, некиим попом-викарием в болезни исповедана и таинств приобщена».

Между казенным имуществом архиерейского дома и своим личным архиерей не полагал различия: из собираемых с слободы Грайворон казенных денег взял на свою персону до двух тысяч трехсот пятидесяти рублей, «а прежде оныя деньги употребляемы были в доме архиерейский на нужные домовые расходы, а не на собственную архиерейскую персону, да и не по толикому собировано числу». Из ризницы архиерейского дома священное облачение прежних архиереев пожег на серебро и вызженное серебро взял себе, в чем и был изобличен от Пежегольского протопопа Феодора, который, бывши прежде серебряником делал для архиерея из этого серебра разные вещи, и обещал при архимандрите Авксентие, казначее Иоанникие и секретаре Леонтьеве, возвратить то серебро архиерейскому дому, а между тем для заведения и поддержки своей ризницы назначил сбор с каждого протопопа, духовных управителей и сборщиков по 10 руб., а с каждого ставленника по 3 и 4 рубля, о чем по всей епархии и указами распубликовано – только без титула Ея Императорского Величества.

Вся епархия была для архиерея как бы его собственное владение. Ежегодно указами от Консистории требуются в дом архиерейский с монастырей работные люди, которые и живут там и в вотчинах архиерейских при всяких работах – при прудке плотин и построении мельниц, и прочего, по немалому времени с отягощением; берутся подводы под посылаемых от архиерея в Москву и прочие места иеромонахов, иеродиаконов, келарей, домовых и приказных служителей, а также и разные припасы и напитки; в 744 году на наем подвод до Киева со всей епархии с священно-церковнослужителей собиралось по 50 коп., что в общей сложности составило сумму до 500 рублей.

Монастырскими крестьянами, именно Курского Знаменского монастыря, его преосвященство построил в Белгородском уезде в деревне Ломовой собственный винный завод, в котором вино курится на многие казаны, а продается то вино в архиерейских вотчинах – в устроенных от его преосвященства шпиках.

Немало истощали епархию и единоплеменники архиерея, которые «ежегодно в большом числе приезжают к нему из турецкой области, монахи и монахини, и светские с женами и детьми, без паспортов, проезжая воровски форпосты, и живут в доме архиерейском по немалому времени, а другие в хуторах и прочих дома архиерейского вотчинах, и по награждении от него митрополита, с дачею от консистории паспортов и до Киева проводников, отпускаются обратно в туретчину».

Особенно гостеприимно принимались монахи с мощами: таковые «с данными за рукою его митрополита грамотами и прошнурованными книгами с нарочно определенными к ним детьми боярскими ездят по епархии прошайками и берут под себя у священно- и церковнослужителей и монастырских крестьян подводы и проводников с немалою обидою (между которыми один самозванец, непостриженый, заведомо допущен был для обманства ханжить в образе Георгиева монастыря игумена, за что по выезде из России и содержится в оковах), а коликое число всякого года приезжает и отпущается волохов, о том значится по отпускам в консистории».

Наконец архиерей соблазнял свою православную паству своеобразным, не свойственным русскому архиерею образом жизни и нецеломудренным поведением: в вотчинах и хуторах курил публично трубку, «убирался в турецкое и греческое платье и шаровары, и в образе турчанина или другой какой нации светского человека ездил верховою лошадью и чинил с своею, так же одетою свитою (волошскими иеромонахами и иеродиаконами), конские ристания». Выписывал из волошской земли вино, «которое по привозе в Белгород, в немалую укоризну и зазрение, чего прежде никогда по бывало, продают в доме архиерейском квартами и другими мерами, и отдают в промен купцам за материю, на что глядя в Обоянском Знаменском монастыре, по крайнему бесстрашию, и в церкви Божьей горячее вино чарочною мерою продавали, или и ныне продают».

«Держит внутрь дома в саду, в близости своих келлий, в определенных особливо покоях бабу волошку, волхву, которая в необыкновенное время ночною повою к нему митрополиту ходить в покой и призывает к себе женских лиц, с которыми он митрополит, приходя к ней волошке в определенный покой, ночью и другими временами гуляет»...

Таким же образом «неоднократно и весьма в непристойное время, полною порою, хаживал он митрополит с одним домовым служителем в дом, в котором жительство имел бывый дворецкий Василий Трипольский да портной Иван Петров, и в том доме с женами оного Трипольского и Петрова без посторонних лиц гуливал, употребляя через келейника при том гуляньи от келлии своей всякие напитки, а также посещал и протоколиста Алексея Сампсонова жену и у атниллерийского лекаря Ивана Иванова в квартире бывал».

«Гуливал» его преосвященство и на своем архиерейском хуторе близ Белгорода... (В донесении подробно излагаются все обстоятельства этих гуляний с поименованием всех соучастниц, а также и преступных последствий архиерейского гулянья). По архиерею были и его архиерейского дома в иеромонашеских и иеродиаконских чинах монахи: служки водили к ним переодетых в мужское платье зазорных женщин, или та же услужливая баба волошка сводила их с женами разных архиерейских канцеляристов, копиистов, актуариусов, секретарей: так, жена секретаря Булгакова «низведена была ею грешить на закоп» с архидиаконом Вениамином, который в том прелюбодеянии родственниками означенного секретаря и церковником Поповым и был пойман.

Не видно, чтобы св. Синод наклонен был по этим обвинениям, следовать всю глубину дела. От архиерея затребовано было письменное объяснение только по двум пунктам: о жене волошке (действительно ли она живет при архиерейском доме? Причем, если живет, предписывалось немедленно удалить ее в какой-либо женский монастырь) и об архидиаконе Вениамине. Относительно последнего архиерей подтвердил, что значилось в обвинениях; а относительно жены волошки изъяснил, что при архиерейском доме точно была такая для хозяйственных дел, но что она уже отослана восвояси. Неизвестно, как поведено было бы дело дальше, но делу положила конец вскоре же последовавшая смерть архиерея (1 генваря 1748 года). Епархия имела утешение преемником Антонию видеть человека, который по своему бескорыстию, строгой подвижнической жизни и пастырской ревности, составлял совершенный контраст с молдавским митрополитом. Это был знаменитый в истории Белгородской епархии Иоасаф Горленко.

I

Особое уважение к памяти сего архипастыря в местном населении. Литература о нем.

В ряду Белгородских иерархов Иоасаф Горленко выделяется как архипастырь – по преимуществу народный; местное население в районе бывшей Белгородской епархии и даже далеко за пределами ее, признает его святым и с благоговейным усердием чтит его память.

«Спустя два года по погребении святителя Иоасафа, – повествуется в житии его, – некоторые из чинов Троицкого собора, где погребен он, зная святую жизнь архипастыря и движимые любопытством, тайно взошли в его усыпальницу и открыли его гроб. При этом не только тело святителя найдено совершенно нетленным во всех своих составах, и лицо его сходственным с его портретами, но и самым одеждам его, покрову и самому гробу не коснулось даже малейшее тление, хотя и чувствовалась достаточная сырость в воздухе при открытии склепа. Слух об этом вскоре разнесся далеко по окрестности и привлек к гробу святителя многих недужных, которые по отпетии панихид, допускаемы были к нетленным его останкам и по вере своей, получали помощь свыше»⁵².

Впоследствии, преосвященный Феоктист (Белгородский же), узнав, что «бывающие в кафедральном соборе любопытствуют о телах покойных здешних преосвященных епископов Иоасафа Горленко и Луки Конашевича», предписал консистории «к пресечению сего чинить по надлежащему», и консистория определила: «Белгородского кафедрального собора к протоиерею Иоанну Ильинскому с соборянами послать указ и велеть, в прекращение бываемого от некоторых приходящих в тот собор людей любопытства о вышеписанных покойных преосвященных телах, входные в то место, где гробы стоят, двери замкнуть навсегда замком и запечатать печатью, и затем наблюдать неослабно как протоиерею Иоанну Ильинскому, так и ключарю протоиерею Иоанну Пономареву, о чем их, по силе предписания Его Преосвященства, и обязать в консистории наистрожайшею подпискою. Марта 12 дня, 1791 года» (Арх. Курск. дух. конс.).

Неизвестно, надолго ли замок и печать закрывали входные двери в усыпальницу святителя Иоасафа, только, во всяком случае, закрытыми остались они не навсегда, так как в настоящее время и вход в усыпальницу открыт, и гроб святителя открыт, и все желающие молиться у гроба (а таковых множество) имеют свободный доступ к нему.

Жизнь святителя Иоасафа имеет уже несколько описаний. Таковые имеются:

1) в рукописи 1791 года под заглавием: «Житие преосвященного Иоасафа Горленко, епископа Белгородского»

2) в биографии Иоасафа, составленной родственником его, Г.Ф. Квиткой (издана была в Киеве в 1836 г. и потом много раз была переиздаваема)

3) в «историко-статистическом описании Харьковской епархии», (отдел I, стр. 11‒25), где сообщаются сведения собственно об архипастырской деятельности святителя по епархии – главным образом по консисторским документам

4) в цитированной выше брошюре: «Святитель Иоасаф Горленко, Епископ Белгородский и Обоянский», брошюра составлена по вышепоименованным жизнеописаниям.

Задача предлагаемого очерка, воспользовавшись сведениями, заключающимися в этих жизнеописаниях, восполнить их новыми данными, извлеченными мною из архивов Харьковской и Курской дух. консисторий, Харьковского коллегиума и Курского Знаменского монастыря⁵³.

II

Иоасаф Горленко родился 1705 г. 8 сентября в городе Прилуках (теперь – Полтавской губернии, а во то время принадлежавшем к Черниговской области) и наименовав в св. крещении Иоакимом. Отец его – Андрей Димитриевич Горленко, полковник Прилукского казачьего полка, а мать – Мария, дочь гетмана Даниила Павловича Апостола. На 8 году родители отправили Иоакима в Киев, в братское училище для ученья; но мальчика, по-видимому, занимало более благочестие, чем ученье. Уже на 16 году в нем созрело намерение поступить в монахи; на 18-м он открыл это намерение своим родителям, прося их благословения. А так как родители решительно этому воспротивились, то он постригся и без их ведома, именно: сделав вид, что едет в Киев для довершения своего образования, Иоаким в действительности поступил в пустынный Киево-Межигорский монастырь, где и проходил в течение целого года положенный для принятия иночества искус, а слуга его между тем жил в Киеве для получения родительских писем, на которые Иоаким и отвечал якобы из Киева. Когда же получил пострижение, дал знать родителям о случившемся, прося их простить ему преслушание их повеления, допущенное ради любви Христовой, и родители волей-неволей должны были помириться с совершившимся фактом. В монашестве юноша Иоаким был наименован Иларион; но это была еще первая ступень монашествий. Прожив в Межигорском монастыре после сего пострижения два года, Иларион переведен был в Киево-братский монастырь, где и принял «великое пострижение», быв наименован при сем Иоасафом. Это было 21 ноября 1727 г.

После сего преемственно проходил следующие звания и должности: 8 января 1728 г. произведен был в иеродиакона и определен в Киево-братскую академию учителем; 8 ноября 1734 г. посвящен в иеромонаха и переведен из училищного братского монастыря в Киево-Софийский Собор, с назначением в члены консистории. 24 июня 1737 г. произведен был в игумена Дубенского Спасо-Преображенского монастыря (Киевской епархии), а в 1744 г. 14 сентября, по словесному повелению Императрицы Елисаветы, посвящен митрополитом Киевским Рафаилом в архимандрита, и в том же году вызван в Москву. Здесь, по указу Св. Синода, он принял в управление Троице-Сергиеву Лавру, оставаясь вместе с тем и настоятелем Дубенского монастыря.

В 1748 году 2 июня назначен на епископскую кафедру в Белгороде.

III

Заботы Преосв. Иоасафа Горленко о поднятии умственного и нравственного уровня духовенства Белогородской епархии и достойном прохождении пастырями церкви их служения. Внимание к Харьковскому коллегиуму, как рассаднику образованного духовенства.

Шесть с половиною лет (без нескольких дней) управлял преосвященный Иоасаф Белгородскою епархиею с неутомимою ревностью. Ни один из Белогородских иерархов не обозревал так часто и так внимательно своей епархии как он, обращая при этом строгое внимание как на храмы и общественное богослужение, так и на нравственное состояние духовенства и мирян. И почти после каждого обзора – скажем словами преосв. Филарета, Святитель, то от своего имени, за подписью своей руки, посылал предписания и наставления по епархии, то делал внушения чрез Консисторию⁵⁴.

Ближайшим предметом его заботливости было духовенство, настоятельно требовавшее по своему умственному и нравственному состоянию улучшения. Преосв. Иоасаф строго следил, чтобы в состав священнослужителей не вступали недостойные, а вступившие чтобы совершали свое служение и во всем вели себя достойно своего звания.

В самом начале своего епископствования усмотрев, что от духовных управителей присылаются в Белгород для производства в священника или диакона люди (священно- и церковнослужительские дети, а иногда и положенные в подушный оклад однодворцы) с заручными прошениями от прихожан, на которых (прошениях) управители подписываются, «знатно из своих бездельных прихотей и корыстей», что изобранные от прихожан люди – доброжительные, в церковном чтении и пении совершенно искусные и никакого подозрения за ними нет, а между тем на деле некоторые из них являются совсем иными, преосв. Иоасаф предписал (указом от 9 сент. 1748 г. за № 1755): «Приходские выборы подписывать по самой сущей христианской совести без всяких своих прихотей и проклятых корыстей; если же явится в подписи какая-либо фальшь, за таковое духовных правителей нерадение править штрафу по 30 рублей, не приемля от них никаких употребляемых ими отговорок» (Арх. Харьк. дух. конс.).

А так как и за пресечением таких фальшивых представлений в духовенстве нельзя было обойтись без попов необразованных (за недостатком образованных), то консистории приказано было выписать для всех священников из Москвы книжицу о церковных таинствах и затем строго предписано, чтобы каждый священник непременно знал ее и катихизис. Во время обзора епархии преосвященный испытывал священников в таком знании, а иных требовал и в Белгород в архиерейский дом, где «не умеющих» держал в разных послушаниях (например – в хлебной), пока приобретут необходимое знание и выдержат испытание⁵⁵.

Циркулярными наставлениями по епархии (от 11 декабря 1749 г., от 10 ноября 1750 г. от 23 июня 1752 г.) преосв. Иоасаф обличал следующие беспорядки, допускаемые невежеством и беспечностью священников при отправлении богослужения и замеченные его преосвященством при обозрении епархии:

1) во многих церквах Божественного Агнца раздробленные части, хранящиеся для больных, не все напоены Кровью Божественною, и так священники причащают народ под единым токмо видом хлеба, в противность православию восточной церкви

2) оныя ж Божественного Тела части некоторые нерадивые священники хранят в домах своих, в неприличных местах, да к тому же усмотрено во многих местах, что невнимающие своему служению священники не имеют особых кивотцев ради ношения Божественных Таин к больным, и носят оные в кошельках и бумажках

3) многие священники, во время служения церковного, на входе носят мирским лицам в притворы Божественное Евангелие и Крест св. целовать, и со антидором, как сам лукавцы, оставив алтарь святый, в теж притворы к ним ходят, так и чрез пономарей просфоры и антидор посылают, изъявляя чрез то лукавое свое почтение, чрез которое являют себя не Богу, но человеку угодниками

4) служебники во многих церквах львовской и других печатей явились, по которым священники служение отправляют, не разумея, что в тех служебниках православно-восточной греко-российской церкви некоторые находятся противности, наипаче о священии даров и пресуществлении Тела и Крови Христовой

5) во время отправления литургии, Златоустовой и Василиевой, когда предпесение Даров на Херувимской песни бывает, священники, от не рассуждения, приказывают пономарям в звонок звонить, что слыша простой народа богоподобное еще неосвященным дарам чинить до земли поклонение, которое тогда должно быть, когда уже освящены бывают Дары, и под видом хлеба и вина совершенное бывает Тело и Кровь Христова

6) в священнослужении замечаются непотребные поповские вымыслы: лишние, где не надлежит, поклоны, рук воздеяние, каждения, пред великим входом креста целование и прочие лишние благочиния, что паче безчиние есть, и внимающим не к сокрушению, а к смеху побуждает.

Обличая такие беспорядки, преосвященный предписывал:

1) во время приготовления Божественного Агнца ради больных, священникам напоевать Кровью Божественною оный весь опасно, чтобы не было разлития от излишества напоения, и во время раздробления, ежели которая часть усмотрена будет не напоена, таковую, не оставляя к сушению и хранению годичному, зараз на первом служении по причащении положить в Чашу и употребить по обычаю на жертвеннике

2) оныя ж Божеств. Тела части священникам в домах своих, под лишением священства, отнюдь не держать, а в церкви на престоле, и когда случится идти ради причащения больного, то пости должен священник в потире, или аще в дальнее место, в киоте нарочито на то устроенном, а не в кармане и не в кошельках и бумажках, облечен в ризах, со свещею и колокольчиком предыдущим, со всяким страхом и благоговением; для чего и колокольчик всяк христианин услышав должен богоподобное творить поклонение

3) всем священникам о неношении св. Евангелия и креста, також антидора, ниже чрез пономаря, в притвор мирским людям, кто бы они ни были, учинить от духовных правительств крепкое воспрещение, с дачею копии с сего указа, понеже явление народу в церкви от священника Евангелия и Креста знаменует самого Спасителя нашего явление к людям, и благоговейные должны со страхом приступать к прикосновению их, а не к гордящимся приносить: невежи священницы воздадут ответ Богу в день судный за столь ленивое и человекоугодное свое служение, а Божья славы уничижение; впредь же, когда то чинить станут и нам чрез имеющихся нарочито отправиться в епархию тайных фискалов о сем, яко и о прочем, донесено будет, запрещение примут и правильное осуждение; также и к антидору все хотящие освятитися от хлеба святого сами да приступают

4) вместо имеющихся служебников львовской и других печатей, искаженных от римлян, каждому протопопу и духовному управителю ведомства своего в церквах велеть купить священникам новоисправленные московской или киевской печати, а старые прислать в Консисторию при доношениях

5) во время служения литургий – Златоустого и Василиевой, в перенесении даров на херувимской песни звонков отнюдь не употреблять, чтобы простой народ не поклонялся богоподобным поклонением еще сущу тогда простому хлебу

6) непотребные поповские вымыслы, к смеху побуждающие, воспретить⁵⁶.

Относительно поведения духовенства, в «реестре, чего протопопы должны смотреть при осмотре благочиния по церквам» (документ – в арх. Харьк. дух. конс.)протопопам предписывается строго смотреть: «не пьянствуют ли попы, не ходят ли в корчмы и на игрища, не бесчинствуют ли, не кощунствуют ли и не дерутся ли с людьми», а также «не ходят ли в коротких и светлых одеждах, паче же не служат ли в лаптях, також утрени, вечерни и прочее церковное отправление не отправляют ли в единых кафтанах без ряс, подпоясаны, накинув на себя епитрахиль, что все являет безобразие».

Проявлявшееся в церквах, при отправлении богослужения, высокомерие архимандритов и протопопов и нарушение устава монашеской жизни в монастырях нашли себе внушительное обличение в следующем указе преосвященного от 2 марта 1754 г.: «Понеже из произведенных в консистории следственных дел нами усмотрено, что не точию неции монастырские начальники, при выходах своих из келлии в церковь, приказывают во все колокола звонить, но уже и протопопы в тоже пришли сумасбродство, и с колоколами и с пением «достойно есть» входят в церковь, да к тому же известно, что некиих монастырей начальники уже стыдятся от гордости сами проскомисать во время служения или литургии, а исправлять то очередным иеромонахам оставляют, и служение свое отправляют на коврах не по своему достоинству, но мечтая о себе высоко, единым токмо архиереям подобающую честь и церковную их церемонию себе похищают, и о своих токмо помпах прилежат, а о общем чине монастырском в созидание и пользу братии и о хранении спасенного монастырского устава (которого едва уже и след обретается) от богоносных отец преданного ничего не радят, а именно: сами начальники в церковь не ходят, и братии не надзирают, общую трапезу отвергли, и как сами никогда в трапезе не бывают, так и общее братство не бывает же, а порции раздают по келлиям, и прочие монастырские чины уничтожены, как-то: очередное иеромонахам и иеродиаконам седьмичное священнослужение, чтение псалтири по очереди, мантий никогда не носят, а хранят их токмо для смерти, волочатся без позволения настоятеля, куда хотят, за монастырь, того ради по Ея Императорского Величества указу нами определено: во все монастыри послать указы и велеть отныне впредь чинить следующее:

1) В церковь Божию на литургию, утреню и вечерню всегда ходить начальникам, и братию надзирать и ленивых наказывать, и чтоб в мантиях ходили чина смотрети, и волочиться за монастырь без благословения отнюдь не попущать и наказывать непоблажно; во время выходов своих из келлии звонов отнюдь не употреблять, а употреблять токмо там, где должно, как и в прочих святых церквах употребляются.

2) Во время своего служения проскомисать самим начальникам, а не очередным иеромонахам; и все служение иметь без всяких придатков неотменно, как служебники изъявляют.

3) На коврах отнюдь не служить, и ни в каких церковных церемониях под ноги себе оных не употреблять.

4) Трапезы общей для братии неотменно быть повседневно за чтением житий святых отец и прочих книг душеполезных; чтение то исправлять тому, кто в церкви очередь псалтири содержит, и понеже начальникам самим за монастырским правлением всегда присутствовать в трапезе невозможно, то наместнику или вредному иеромонаху бывать и чина над братиею смотрети, а в воскресные и праздничные дни самим настоятелям ходить непременно в трапезу, на которой бывать и возвышению панагии по святому и достохвальному чину монастырскому.

5) Иеромонахам и иеродиаконам содержать священнослужение седьмицы и очередь чтения псалтырного, також и монахам по седьмично.

6) По получении указа, объявить оный братии с прочетом в трапезах, а нам репортовать, а на репортах, как начальникам об исполнении, так и братии о слышании подписаться» (Арх. Курск. дух. консис., также – Курск. Знам. мон.).

В виду крайнего недостатка в образованном духовенстве, преосвященный Иоасаф естественно с особенным вниманием и любовью относился к Харьковскому коллегиуму, как заведению, откуда должны выходить образованные пастыри церкви. Преосвященный любил бывать в коллегиуме, служить в коллегиумской церкви, с охотою присутствовал на генеральных диспутах студентов коллегиума⁵⁷, участливо относился к нуждам школы. Когда в 1750 г., ректор коллегиума Гедеон Актонский, по случаю предположенной перестройки школьного здания, просил преосвященного Иоасафа дать на сию перестройку благословительную архипастырскую грамоту, и сверх того, послать протопопам Харьковскому, Чугуевскому и Змиевскому указы о вспомоществовании в возке по зимнему пути потребного материала священно-церковнослужительскими подводами, от преосвященного последовала такая резолюция: «благословительную грамоту дать, а указов до протопопов не посылать, токмо написать от нас партикулярное письмо, в котором изобразить прошение архимандричье, а потом от нас рекомендательное требование о вспоможении, сколь возможно, тому месту, отечеству нашему благопотребному».

Письмо, посланное каждому из означенных протопопов, было такого содержания:

«Пречестный протопоп, нам по Духу Святому благопослушный сын!

Сего 1750 года генваря 26 дня поданным нам прошением Харьковского коллегиума архимандрит и ректор Гедеон Антонский объявил: приговорил он архимандрит обще того коллегиума со учителями и братиею к перекрытию, за ветхостью школ, майстера и о вспоможении к вывозке потребного дерева священно- церковно-служительскими подводами Харьковского ведомства просил нашего рассмотрения, а понеже оный коллегиум, по силе монарших указов, в пользу Российского отечества и к расширению прославления имени Божия, яко весьма нужный и потребный православной церкви, учрежден, того ради пречестности вашей чрез сие предлагаем для таковой общей пользы в требности оного архимандрита и ректора подводами, сколько возможно, не оставить, причем Божие и наше пастырское благословение препослав пребываю Пречестности вашей, нашего по Духу Святому благопослушного сына, вседоброжелательный пастырь».

IV

Заботы о религиозном просвещении народа. «Прещения» на нарушителей церковных установлений. Гонение на народные празднования и увеселения.

Не имея просвещенных пастырей, народ, само собою понятно, еще более, чем духовенство, коснел в религиозном невежестве. Христианское учение, в его чистом виде, было ему мало известно, чтобы не сказать – совсем неизвестно: вместе с тем, не всегда усерден был этот темный люд и к церкви, позволяя себе иногда «дерзостно» нарушать ее установления. Ревнуя о душевном спасении этих блуждавших во тьме религиозного неведения и чуждавшихся церкви членов своей паствы, преосв. Иоасаф заботился просветить таковых, хотя сколько-нибудь в доступной для них мере, светом христианской веры и утвердить в послушании церкви.

Указом от 23 ноября 1750 г. консистории приказано было объявить священникам к непременному исполнению, чтобы они во все воскресные дни в конце литургии учили народ молитвам, а именно: во имя Отца, и Сына, и Святого Духа, аминь, Царю небесный; Пресвятая Троице; Отче наш; Верую во Единаго; Богородице Дево и Помилуй мя Боже, учили всех, начиная от малых младенцев до престарелых людей, наизусть произнося им эти молитвы, а они за священниками проговаривали бы, пока им то священническое научение в память углубится: при этом предписывалось священникам учить народ и тому, как творить на себе крестное знамение троеперстным изображением «показуя им три первые великие перста»⁵⁸.

В указе к протопопам и духовным управителям от 30 мая 1749 г., поставив на вид, что «многие из народа, наипаче же купцы и прочие разночинцы от заматерелого своего суеверия или раскола не пускают, вопреки церковным правилам, детей своих – сыновей и дочерей-девок в церковь, не только в праздничные дни, но и в воскресные, кроме лишь одного воскресенья великим постом, когда сподобляются Христовых Тайн, а на игрища и позорища людские собираются повседневно», преосвященный предписывал «всем священникам подтвердить накрепко с подпискою, чтобы приходских своих людей поучали и понуждали, дабы они детей своих, сынов и дочерей пущали в церковь, по крайней мере в воскресные и праздничные дни, для слушания божественного пения, и для того списав с указа копии, отдать каждому священнику с роспискою для прочтения в церквах при собрании народа в воскресные и праздничные дни в течение месяца, а кто противен и непокорлив правилам восточной православной церкви учинится, на таковых доносить его преосвященству, дабы учинено было с ними, как святых апостол и отец правила повелевают» (Арх. Курск, дух. конс.).

Строгий ревнитель церковных уставов, преосв. Иоасаф особенно возмущался нарушением постов, которое позволяли себе многое в его епархии.

В указе 2 декабря 1749 г. по сему поводу читаем: «Имея попечение о врученных паствы своея овцах, я вижу, что хотя по правилам св. отец и по указам их Императорских Величеств всячески должно преданные и установленные от св. церкви посты хранить и в оные, по крайней мере в св. четыредесятницу, поститься и св. Тайн приобщаться, но многие пренебрегают оныя душеспасительные установления, не точию надлежаще от пития и брашен излишнего употребления не воздерживают себя, но ниже в церковь входят и чрез бываемые в год четыре поста не исповедываются и св. Таин не сообщаются от своея лености и нерадения, как то довольно видно в консистории по поданным о таковых неисполнителях ведомостям, и для того не коснит гнев Божий на таковых не исполняющих заповеди его и предания церковные – особливо всяк может видеть, каков праведный гнев Божий в Белгородской епархии за недородом хлеба и прочих нужных к пропитанию человеческому, что многие, не имея хлеба, с голоду помирают, или ходя по улицам просят милостыни». Предписано: «всем протопопам и духовным управителям послать указы, дабы каждый из них ведомства своего священникам подтвердил накрепко, чтобы они духовных детей увещевали к принятию, по крайней мере, в следующую св. четыредесятницу душеспасительного покаяния и св. божественных Таин сообщения, от семилетнего младенца до совершенной старости, да тем всемогущий Бог праведный свой гнев отвратит и плодородие земли и всякое изобилие дарует»⁵⁹.

В другом указе от 7 февраля 1750 г. по тому же поводу значится: «Известились мы из некоторых мест нашей епархии, что некоторые православно-восточного исповедания сыны, под прикрытием благочестия содержат проклятый лютеранизм и не токмо в среды и пятки всего лета разрешают на мясные пищи, но и в святые посты, установленные на вселенских соборах (?) к душеспасительному воздержанию и благоговению верных, дерзостно едят мясо, сыр и млеко, братии немощнейшей в соблазн, в противность же и разорение богоносных отец уставов, а духовники, принимающие таковых приходящих к себе на исповедь, не токмо исправляют, но и без исправления пребывающих и всегда в том же живущих человеко-угождающе неисправленных разрешают и свободных от греха творят, чрез что тоже самое творят, что и на грех благословляют соблазнительно»...

Предписывалось: «объявляющихся в таковом преступлении духовникам первее всего увещевать под прещением суда Божия, дабы они чинить того перестали, а повиновались православно-восточной церкви; а когда в том неисправны будут, отрешать их от сообщения св. Таин (кроме смертного случая) дотоле, пока в том исправятся; а видя их неисправными, о непокорении и непослушании представлять нам» (Арх. Харьк. дух. конс.).

Архипастырские «прещения» Иоасафа Горленко касались также народных празднований и увеселений, в которых ревностный архипастырь усматривает следы идолопоклонства и служения бесу.

В указе по сему предмету от 10 ноября 1750 г. читаем: «усмотрено во многих городах и селах, что народ, языческого празднования и идолослужения следы храня, делает колыски, называемые рели, и в неделю св. Пасхи и в день святых апостолов Петра и Павла на них качается, також в неделю св. Троицы празднует бесовский праздник березы и в день св. Иоанна Предтечи – купала и вечерницы, и песни скверные; вся же следы идолопоклонства празднует народ от неразумения своего, а священники, по званию своего пастырства, того им не возбраняют».

Обличая священников за такое нерадение их к исполнению своего долга, преосвященный строго предписывает им учить народ, «чтобы в приходах идолопоклоннические жертвы не праздновались, как то: колыски, называемые рели, березы, купала, вечерницы и клики».

В «реестре, чего должны протопопы смотреть при осмотре своем благочиния по церквам», между прочим предписывается смотреть: «не имеются ли где колыска купальные и где сыщутся при себе разорять».

И по призыву архипастыря, духовенство ревностно ополчалось на истребление следов идолопоклонства. Как именно понимало оно в этом случае и исполняло свой долг и как отвечал народ на пастырскую ревность вразумить его насчет неразумного чествования игрищами беса, об этом понятие может дать следующее доношение священника Потапа, Харьковского уезда, городка Ольшанной Воскресенской церкви, в Харьковское духовное правление: «сего 750 г. ноября 6 дня указ Ея И. В. из консистории мною получен, в котором между прочим в 8 пункте об искоренении языческого идолослужения следов изображено; а понеже в моем приходе у девицы Ксении Олейниковой вечерницы собирались, то я по должности своей оную девицу о несобирании оных вечерниц персонально и чрез нарочно посланных многажды увещевал, и городка Ольшанной сотнику Ивану Ковалевскому, дабы запретил оной девице в свою избу вечерницы собирать, докладывал: но оная девица Ксения как моего совета, так и сотникова запрещения не слушала: того ради я, по должности моей, сего декабря 26 дня причетников для разогнания из оного собрания молодцов и девок послал, что и учинено сего ж декабря 27 дня, будучи мне у вышеупомянутого сотника Ивана Ковалевского, неведомо с какого умысла, Харьковского полку подпрапорный Василий Самородский, напал на меня нахально, без всякой моей пред ним винности, матерно бранил и поносил скверными словами и к грудям моим с тростью прискакивал и в глаза и по главе ударить замерялся, сказуя: «на что ты вечерницы разгоняешь?», и ежели бы я от его злого намерения под стол не схоронился, то мне главу бы разбил или глаза бы выткнул, от чего мне учинилось немалое бесчестие и впредь в исполнении указов опасность; того ради Харьковское духовное правление покорно прошу сие мое доношение принять и впредь для ведома записать».

По сему доношению, правление определило об обидчике священника в Харьковскую полковую канцелярию сообщить промемориею: о самом же священнике не сделано никакого определения, конечно потому, что и с точки зрения правления священник, посылавший причетников разгонять молодцов и девок собиравшихся на посиделки, делал не иное что как исполнял прямой свой пастырский долг.

V

Дела волшебные на духовном суде: волшебные тетради, знахарство, волхвование детской родильной сорочкой, волхвование сушеной жабой, вынимание следа, наговор на воде, заламывание колоса.

В правление Иоасафа Горленко в духовном судопроизводстве было несколько любопытных дел о волхвованиях. Дела эти, понятно, еще решительнее, чем народные празднования и увеселения, заносились в категорию «дел бесовских», а потому и судились с большею строгостью, судились прямо как преступления, достойные строгого наказания, даже и в тех случаях, когда в сущности ничего не заключали в себе, кроме невинной бессмыслицы.

У каптенармуса Белгородского полка Булавина оказалась пришитая к печатному букварю «заговорная волшебная тетрадь», в которой было написано:

1) я раб Божий Григорий, справляясь к полковнику Даниле, в меня (у меня) раба Божия Григория в потылице месяц, а во лбу солнце, а в ретивом сердце звезда

2) а ты же долговершии

3) а ты сверкала Божия замыкала.

В объяснение, откуда он добыл такую тетрадь, Булавин сначала показал, что взял ее у вахмистра, нечаянно выронившего ее из кармана, а потом заявил, что на вахмистра показал неправильно, а нашел ту тетрадь в зимнее время где-то на торгу – ветхую и промоклую, и с того времени, как оную списал, ни у кого, что и как по ней действовать не спрашивал, и сам исполнений не чинил, а что в той тетради написано, что «в потылице месяц», також «долговершии», то он, Булавин, признает это к тому, чтобы командир милостив был, а «ты сверкала Божия замыкала» – к тому, чтобы не быть испорченным от кого. Да в той же тетради Булавина рукою было, между прочим, и то написано: «Сатана трясавица и желтуница и мумаха»... В объяснение этой записи Булавин показал: бывши у ротного писаря Грезного, он, Булавин, между разговором объявил ему, что у капитана Поповкина дочь одержима лихорадкой, и тот писарь велел ему, Булавину, взять чернил и бумаги, и писать за ним, что будет сказывать, почему он, Булавин, и написал, и по написании тех речей: сатана трясавица и пр. до конца, писарь Грезный приказал ему, Булавину, отнести те написанные слова к означенному полковнику, и прочитав трижды на воду, сжечь, а покамест сгорит, проговорить трижды: силою Честного и Животворящего Креста Господня, и тот пепел положить в воду, и растерши, дать больной выпить, что он, Булавин, и учинил, а также лечил и других, между прочим дочь своего ротного командира Жегулина... Ротный писарь Грезный в допросе показал, что он действительно говорил и приказывал, что тот показал, а сам он, бывши болен лихорадкою, узнал тот секрет от какого-то унтер-офицера, который, написав те слова на бумажке, велел сжечь и тот пепел выпить, только он, Грезный, бумажки не сжег, и таковым образом никого не лечил. Следствие по сему делу, производившееся в военной походной канцелярии, препровождено было «яко то дело духовное» в консисторию, и здесь было определено: «Означенный Карп Булавин за безумные его многие суеверия хотя и подлежал по церковным правилам на несколько лет отлучению от церкви, також и Амос Грезный за научение Булавина ко излечению от лихорадки, в чем он, Грезный, сам не запирался, публичному церковному покаянию, но яко они люди военные, и за случающимися от командиров своих командировками наложенной епитимии понести не могут, то дабы они впредь таких волшебств и безумных суеверств чинить не дерзали, при собрании полка, прочим в страх, учинить им, по силе артикула, телесное наказание по рассмотрению военной походной канцелярии...; а чтобы впредь оных волшебств и прочих суеверств чинить не дерзали, и о том сторонним никому не разглашали, и наставлении никому не давали, и к переписыванию не сказывали, под смертною казнью обязать их в военной походной канцелярии подпискою»⁶⁰.

Такая же резолюция дана была консисторией по делу Рыльского полка драгун Никиты Черткова и Ивана Лагутина, волхвовавших «для счастья» родильною младенческою рубахою⁶¹.

В 1750 году в Харьковском духовном правлении, а затем и в консистории Белогородской производилось следующее дело об одном из жителем села Люботина (Банковского уезда), выдававшем себя за знахаря, способного узнавать дела сокровенные. Допрошенный в духовном правлении, обвиняемый показал: «имя ему Нестор; отец его Леонтий бондарь, мать Ефросиния, живут в Харьковском полку в селе Люботино, и при них он воспитан; лет ему от роду 15; в церковь Божию ходил с правоверными; он упырь родимый; как скоро родился, то по сказке его восприемной бабки Евдокии Петренковой, у отца и матери просил пить; действует он ночью, в полночь встает, и идет к воде, и смотрит, и там видит одну звезду, в которой звезде, ежели у какого человека учинится воровство, покажется»... Отец и мать порознь допрашиваны и показали, что «как родился он, то мать его от бабки, которая при рождении его была, не слыхала, чтобы он просил пить воды, а родился он обыкновенно, как и прочие ее дети; восприемная бабка не та была, которую он показал, а Зиновия Стрельцова, которая в 745 году умре. А в прошлом 718 году, за неимением у отца его и матери, чем детей прокормить, жил он, Нестор, у Люботинского жителя Петра Сасенка, и там неведомо каким случаем объявил про себя, что он родимый упырь, за что взят был к Люботинскому сотнику в дом, и по той огласке, якобы он упырь, многие бывало приходят к нему люди, чтоб он им объявил, что у кого пропало, и по требованиям людским ходит, бывало, по разным местам, за что они, отец и мать, многажды его бивали, токмо он за своими корыстьми и прихотьми уняться не мог».

Наконец Нестор объявил, что прежние показания его ложны, что «он не упырь, а обыкновенный человек, волшебнического знания и бесовского откровения о тайных вещах никакого не имеет, но манит народ ради единого прибытка с прошлого 748 года в голодный год ради прокормления».

Консистория, не найдя в донесении правления, от своего ли умысла Нестор выдавал себя за упыря, или научен кем-либо мнимому волшебству, вытребовала его к себе. 1751 года 11 марта он переспрошен в консистории и показал: «в прошлом 748 году жил он, Нестор, в с. Люботине в доме отца своего и матери, и в Петров пост живущая в том же селе вдова Евдокия Алексеева, жена Пятернева, прислала за ним, Нестором, в дом сына своего малолетнего Василия, и как он пришел к ней, тогда она спросила его: хочешь ли выучиться смотреть на звезды и оттого угадывать о пропаже какой-нибудь у кого сыскать? На что он к тому свое желание объявил. И тогож времени в пятницу в самый полдень стала его научать. Во-первых вывела его на двор и посадила на избный угол, а сама стала на земли под углом и свиснула трижды, и созывала всякий гад с таким приговором: аз есмь гад. И тогда собралось гаду до 20 и более. И был тот гад часа с два. А потом оная бабка и другой раз свиснула. И тот гад расползся врознь. И свела его, Нестора, с угла, повела в избу. И в той избе, взяв склянку с горелкою, налила в чарку и шептала над чаркою и дала ему напиться, которую он и выпил. Тогож числа в полночь выводила его, Нестора, к мельничному ставу на двор и пускала его на латаках (?) плыть против воды, и плыл, а потом, взяв его из воды, стала над ставом и воткнула веретено тонким концом в землю, а на другом конце веретена, на котором прядывала в Георгиев день для волшебства, пускалась под небеса и сняла звезду и спустилась назад с тою звездою, которая подобием такова, как бывает полунощная ясная, и дала ему в руки подержать; а потом, взяв от него, пошла с ним в дом, и ту звезду положила в сенях под кадушку. Переночевав ту первую ночь, по утру налила горелки в чарку и наговаривала и дала ему пить, которую и пил. На другую ночь вывела его на двор в полночь и приказала смотреть на звезды, на которые и смотрел. И показывались ему на звезде человеческие имена, у кого пропало и кем украдено. Бабка держала его, Нестора, и звезду снятую в доме своем целую неделю, а потом отпустила его в дом, а звезду пустила в небо».

Консистория посылала нарочного за показанною бабкою Евдокиею Пятерпевою. Но в ответ сказано, что такой нет в Люботине. Нестор указал по именам соседей дома, где она живет. Но и в другой раз отвечали, что такой волшебницы нет на месте. Консистория определила: «как Нестор еще носовершеннолетний, то отослать его в Святогорский монастырь к архимандриту Фаддею Какуйловичу, и содержать его в монастырской работе неисходно, и смотреть, чтоб он никому никаких суеверных бредней не объявлял, и действия никакого не чинил, а ходил бы в церковь Божию для слушания чтения и пения, и повсегодно исповедывался и сообщался Божественных тайн, а какого он будет состояния, в консисторию репортовать»⁶².

Дело 1752 года о шинкарке, волховавшей сушеной жабой.

Харьковский житель Рибасов, запьянствовавшись в шинке, остался ночевать в коморе у шинкарки Морозихи. Местный атаман, обходивший город «с ночным дозором», вторгся с казаками часа за два до рассвета в комору, забрал Рибасова и Морозиху, и препроводил их в Харьковскую полковую канцелярию; там арестованные показали, что спали они явно, и что Рибасов потому единственно и остался у шинкарки, что крепко захмелел. Канцелярия «приличности» в прелюбодеянии за ними не признала, и потому Рибасов был отпущен; но у Морозихи в кошельке нашлась сушеная жаба, о которой Морозиха сказала, что дала ей ту жабу некая баба Агафья, дабы успешнее торговать винными напитками, и еще частицы священного артоса, о которых Морозиха заявила, что она выпросила их у своей матери для своей больной дочери. Держание у себя сушеной лягушки было уже важное дело о чародеянии, по которому Морозиха с Агафьей и отправлены были в Харьковское духовное правление «для учинения с ними по духовным правам». В духовном правлении определено: «хотя Агафья в даче Морозихе жабы и запиралась, но так как из ее слов усмотрена ее винность, то повелеть ей ходить в церковь соборную в течении недели с набитою на ногу колодкою; а Морозихе определить от отца духовного епитимию – молитву, пост и коленопреклонение; а имеющуюся у нее в платке часть артоса в притворе церковном спалить, и жабу бросить в скрытое место» (Дух. Харьк конс.).

Того же 1752 года бригадира Феодора Костюрина дворовая жонка Марфа Королева взята была в Курскую воеводскую канцелярию по обвинению ее в том, что она портила господина своего и госпожу волшебством. На допросе в канцелярии Марфа, по-видимому сама вполне убежденная в губительной силе своего волшебства, показала: «находящаяся при оном бригадире дочь ее, девица Василиса, жила с дворовым оного бригадира, человеком Иваном Музыриным блудно, за которое блудное падение оного бригадира жена означенную дочь ее, Василису, била батожьем, и за то злясь, она, Марфа, в 752 году в июле месяце, в первых числах после Петрова дня, в бытность оного господина ее Миропольского уезда в деревне Герги, чинила волшебство, и вынимала у оного господина своего след на земле с приговором, чтоб оный господин ее был всегда болен, от которого ее волшебства, с этого времени оный господин ее и поныне находится в болезни; да она ж, Марфа, волшебством своим показанного помещика своего дворовую женку Домну испортила, наговорив на воде, чтоб оная Домна всегда была скорбна, от которой ее порчи означенная жонка скорбна и поныне; к тому же она, Марфа, в поле посеянному ржаному хлебу чинила залом, чтоб тому ржаному хлебу не было урожая».

По снятии этого показания, канцелярия препроводила Марфу под конвоем в консисторию·тоже «для учинения с нею по правам духовным». Но консистория, усмотрев в деяниях Марфы преступление, которое по силе указа Императрицы Анны Иоанновны 1731 года мая 20 дня («ежели впредь кто гнева Божия не боясь и сего Ея И. В. указа не страшась, станут волшебников к себе призывать, или к ним в домы для каких волшебных способов приходить, или на путех о волшебствах разговоры с ними иметь и учению их последовать, или какие волшебники учнут собою на вред или мняще якобы на пользу кому волшебства чинить, и за то оные обманщики казнены будут смертью, сожжены; а тем, которые для мнимой себе душевредной пользы станут их требовать, учинено будет жестокое наказание, биты будут кнутом, а иные по важности вин и смертью казнены будут») подлежит наказанию смертною казнью, определила: «женку Марфу Королеву с прописанием вышеписанного обстоятельства отослать в Белоградскую губернскую канцелярию для учинения с нею по указам, и что с нею учинено будет, требовать в консисторию уведомления».

Конец неизвестен. (Архив Курск. дух. конс.).

VI

Отношение Иоасафа к иноверию и сектантству.

Ревностный блюститель православия, преосв. Иоасаф относился с нетерпимостью ко всякому иноверию и сектантству.

Лютеранское вероисповедание для него было, как мы видели, «проклятый лютеранизм» (см. выше стр. 91), и в делах консисторских его времени значатся случаи присоединения лютеран к православию чрез перекрещивание, несмотря на то, что уже при Петре I в 1718 г. Русская церковь такое перекрещивание лютеран признала неправильным, и определила присоединять их к православию чрез одно миропомазание. Так, Курский протопоп Лука Ладыженский доносил преосвященному Иоасафу о присоединении англичанина Егана Менна к православной церкви чрез православное крещение февр. 1 дня 1718 г.⁶³

О содержащих раскол при преосв. Иоасафе производились строжайшие розыски, и сысканным не давалось пощады. В 1753 г. из Чугуевского духовного правления прислан в консисторию раскольник Сидор Борисов, он же Чекменев, при доношении, в котором изъяснено, что он «между простыми людьми рассеевает богопротивные душевредные раскольничьи ереси». В консистории он показал: «во время возраста своего научен он раскольнической ереси отцем своим крест на себе изображать двоеперстным сложением, но в церковь Божью ходил, и святым иконам покланялся, и исповедывался, и святых тайн сообщался по 744 г., а в том году отец его ему, Сидору, в церковь ходить, и св. иконам покланяться, и исповедываться, и св. тайн сообщаться запретил для тою, что прежде службу Божию отправляли на 7 просфорах, и крест изображали двоеперстым сложением, к тому же и все священнические посвящения совершаются в церкви по новопечатным книгам, а более того, в расколе никакой силы не знает, и в том 1744 году в бывшую в городе Чугуеве ревизию подал он о положении его в двойной раскольничий оклад сказку, токмо еще того оклада не положили, и ныне от того раскола в православие обратиться и св. церкви повиноваться не желает до кончины живота своего».

Консистория определила: «Означенный раскольник Сидор Чекменев, хотя по силе указов и подлежал суду гражданскому, но понеже из представления Чугуевского духовного правления оказалось, что он многие между простым народом рассеевает ереси, и егда, по наказании, из светской команды освободится, то и больше такие раскольничие ереси рассеиват, и простой народ совращать будет, и посему, чтобы той раскольничьей ереси не рассеевал, и к своему погибельному пути никого из правоверных не прельщал, отослать его, Чекменева, в Святогорский Успенский монастырь, и содержать в том монастыре по смерть под крепким караулом в кандалах в особой тюрьме, и никого к нему не допускать, и отправить его под караулом с нарочными детьми боярскими, дав им с наставлением инструкцию, чтобы он, Сидор, утечки не учинил, или отнят не был по тракту; и дать оным детям боярским в провожатые из церковно-причетников потребное число; если же он, будучи в том монастыре, познает истину православной церкви и пожелает обратиться, тогда представить о нем доношение»⁶⁴.

VII

Телесные наказания мирян и духовенства.

Святитель Иоасаф пас свою духовную паству жезлом твердым и грозным, щедро применяя телесные наказания не только к лицам мирским (из простонародья), но и духовным. Примеров множество. Привожу некоторые.

В 1752 г. Харьковской Рождественской церкви священник Иоанн Млодзинский подал в Харьковскую полковую канцелярию на Харьковскую жительницу Анну Кочержиху жалобу в том, что она, во время отправления вечернего пения, била его в означенной церкви по щекам и за волоса за то, что он высылал ее дочь, девку Федосью, из церкви «понеже уведомился он, священник, от соборного звонаря Григория, что показанная девка родила трех детей, прижитых блудно и покрыла сама собою голову».

На доношении протопопа о сем происшествии преосвященный Иоасаф положил такую резолюцию, что по силе указа императора Петра Великого от 7 июля 1722 года, дело о детях, прижитых в блудодействе, подлежит светскому суду; а о бое священника Кочержихою предписал протопопу обстоятельно исследовать. Но при следствии оказалось, что по подаче жалобы священник успел уже с Кочержихою помириться.

Кочержиха дала именно следующее показание: «9-го июня пошла она с дочерью своею Федосьею в церковь к вечерне, и пришедши стала на месте своем близ дверей; священник, по прочтении эктении, заметив в церкви Федосью, направился к ней с книгою и стал говорить ей: «зачем ты в церковь пришла, недостойно тебе в церковь Божию ходить, понеже ты в недавнем времени дитя родила»: затем, взяв Федосью за плечо, начал ее из церкви выводить; тогда Кочержиха, услыхав такие порочные на ее дочь слова, побежала к священнику и ударила его правою рукою, один только раз по щеке, а левою схватила за волоса; подоспевший к священнику на помощь пономарь оторвал от священника Кочержиху, и она с дочерью пошла вон. А 15 числа того же июля просила она, Кочержиха, вместе с Харьковскими обывателями (поименованы), священника о прощении, и по тому их прошению он, священник, за свое бесчестье взял на церковь Божию три рубля, да себе сукна тонкого шесть локтей, сафьян и козлину, и по взятии оных вещей простил ее, Кочержиху, и дочь ее Федосью с тем, чтобы впредь на них нигде челом не бить».

Преосвященный Иоасаф, сославшись на правило святых отец, в кормчей книге в главе 42-й напечатанное: «аще кто во святую церковь вшед, епископу и причетникам или иным слугам церковным досаду нанесет, такового муками казнить и в заточение послать», а также и в номоканоне: «аще кто ударит священника, да запретится лето едино; аще даст ему заушение, или древом, да запретится три лета, аще и священник простит ему согрешение», указом от 5 ноября 1753 года повелел: «упомянутую жонку Анну Кочержиху, сыскав в Харьковское духовное правление, учинить ей, по силе прописанного церковного правила, жестокое плетьми наказание, и по наказании отослать с нарочным на ее коште в Старо-Оскольский девичий монастырь в монастырскую работу на год» (Арх. Хар. дух. конс.)·

1748 года июня 9-го дня, жители села Шелудковки, черкасы Петр Зеленский и Иосиф Габа, допрошенные по обвинению их жительницею того же села Евфросиньею Оробцевою в иконоборстве и раздроблении образа на малые части, сначала в Изюмской полковой канцелярии, были пересланы потом в консисторию, где в распросах и на очной ставке показали: «Петр Зеленский, приглашенный Габою быть восприемником его новорожденной дочери, по окончании обряда крещения пировал вместе с прочими шелудковскими жителями в доме Габы; затем, когда гости разошлись, Зеленский пригласил кума к себе, а в заключение всего, поздно уже вечером, Зеленский с женою своею Параскевою и братом Корнеем пришел опять к Габе; здесь, среди пиршества и приятельской беседы, усмотря на стене четыре иконы, Зеленский просил кума дать ему одну «в подарунок», что Габа и исполнил. Получив икону, Зеленский положил ее на стол, «припоминая некоего Никона»; вместе с женою своею он лил на икону пиво и вино, а потом он, Зеленский, вынув нож свой, обстругал написанную на ней святость; a когда бывшая тут же восприемница ребенка Евфросиния Оробцева заметила ему, Зеленскому, что он худо делает, ударил ее иконою по голове, а Габа, вырвав у него икону из рук, ударил о землю и топтал ногами, а потом оба они покололи икону ножами и разбросали по полу. Все трое: Габа, Зеленский и его жена заявляли, что все, что делали они с иконою, учинили не с иного какого умысла, но будучи в пребезмерном пьянстве».

Преосвященный Иоасаф определил: «хотя по силе уложения и мирского устава напечатанных пунктов, оные богохульники и ругатели Образу Божия Петр Зеленский с женою Параскевою и Иосиф Габа, за такое учиненное в противность церковным правилам дерзновение и подлежали к гражданскому наказанию, но его преосвященство, пастырски милосердствуя, дабы паствы его ни один человек в таковом бесчестном наказании не находился, и рассуждая, как по обстоятельствам того дела явствует, что они то учинили без всякого противного умыслу от своего невежества, и яко люди простые, будучи в безобразном пьянстве, за таковое их богопротивное действие повелел учинить им в консистории жестокое плетьми наказание, и для чистого покаяния о том содеянном ими согрешения отослать их при указе в Святогорский Успенский монастырь в подначальство на два года, и содержать в том монастыре во всяких монастырских тягчайших трудах неисходных и в церковь Божью внутрь не допущать к слушанию божественной литургии, а велеть им у дверей стоять и слушать божественного пения с объявлением всем, входящим в церковь своего греха, також божественных тайн не сообщать их, кроме смертного случая, и о том, в страх прочим, публиковать указами во всю епархию, которые должны прочитаться в праздничные дни при народе... А женку Прасковею по объявлению ее, что она малолетних детей имеет, отпустить по наказании в дом. Ноября дня 1748 года» (Арх. Харьк. дух. конс.).

Подобное же «милосердое» постановление сделано преосвященным Иоасафом (от 2-го ноября 1749 г.) относительно беглых монахов Харьковского Покровского монастыря Дорофея и Феофана, пойманных с фальшиво-составленным паспортом: «хотя означенные монахи за составление себе о пропуске воровского паспорта, по силе соборного уложения 4 главы 1 пункта и указа прошлого года августа 31 дня, и подлежали, по лишении монашеского сана, к отсылке в светский суд для учинения им гражданского наказания, но его преосвященство, милосердуя о них, пастырски указал к гражданскому наказанию не отсылать, а лиша иеромонашеского и монашеского чинов, сняв клобуки, учинить в консистории жестокое плетьми наказание и сослать в ссылку – Дорофея в Старо-Оскольский Троицкий, а Феофана ― в Вольновский Троицкий же монастырь с тем, чтобы содержать их в тех монастырях в оковах даже до кончины живота их неисходно» (Арх. Харьк. дух. конс.).

В Новооскольском Холковском Преображенском монастыре в церковном сундуке оказались между прочими бумагами три печатных указа «с известным титулом». Преосвященный определил: «казначей монах Александр хотя в удержании указов с известным титулом и приносил отговорку, что при принятии по смерти прежнего казначея казначейского сундука приказа ему пересмотреть, имеющейся в нем бумаги не было, но то ему не может служить в оправдание, а надлежало ему и без всякого приказания осмотреть и описать для ведома, и по сему учинить ему в консистории жестокое плетьми наказание»⁶⁵.

В 1751 г. во время объезда епархии, усмотрев в селе Изюмце, Изюмского уезда, у священника в доме в углу нечто вроде рукоумывальницы, в которой в зимнее время священник детей крестил, преосвященный определил: «наказать попа в духовном правлении плетьми, чтобы он вымыслов не чинил, а содержал бы место к тому потребное по правилам в церкви» (Арх. Харьк. дух. конс.).

Священник Белогородского уезда Саженного стана села Старого Городища Никитской церкви Андрей, приобщая в церкви великим постом прихожан, неосторожно пролил на пол малую часть божественных тайн, и стоя на том же месте, не поступил как в этом случае церковные правила повелевают, а только после уже, по окончании обедни, прийдя опять из дома в церковь, выскреб копьем то место, на которое пала часть божественных тайн и оскребки сжег в кадиле.

Преосвященный определил: «попу Андрею за небрежное обращение со св. тайнами и непоступление в сем случае, как надлежало бы по правилам, а доносителю попу Ивану за то, что он, как старший, должен был бы при том находиться и научить его, попа Андрея, как следовало бы поступить по церковным правилам, а он, вместо того, дерзнул доносить на попа Андрея знатно по какой-либо злобе или ссоре, а о том можно было бы учинить им между собою по согласию, не памятуя в то время никаких злоб и без доносу – обоим им учинить жестокое плетьми наказание, дабы они впредь в таковых самонужнейших по должности христианской потребностях друг другу вспомогательство оказывали, и по наказании, для наступления страстные и святые пасхи недель, дабы церковь Божья без службы не стояла и прихожане в исправлении треб не претерпевали нужды, для священнослужения отпустить в домы»⁶⁶.

Содержавшийся в Курском духовном правлении за пьянство Курской Ямской слободы священник Стефан Кавыршин кричал за собой слово и дело (6 сент. 1753 г.), а на другой день письменно показал: «кричал ли он то слово и дело, за пьянством того не упомнить, точию за собой и ни за кем такой важности не знает». Вызванный по этому делу в Консисторию, он и здесь, находясь в караульной избе, «будучи в шумстве», тоже пытался было что-то кричать. А в допросе в консистории показал: «как прежде ни за кем он не знал, так и ныне показать не знает же, и таковые слова сказывал ложно»!

Преосвященным определено: «священника Стефана за пьянство сослать для исправления в Харьковский Преображенский монастырь в черную работу на полгода, а за бессовестное за собою Государева слова и дела показание чинить ему, священнику, по окончании каждого месяца, плетьми в трапезе нещадное наказание, и давать именно по 50 ударов»⁶⁷.

Даже монахини подвергались таким наказаниям. Указом преосвященного от 22 сент. 1754 г. повелено на место умершей игуменьи одного женского монастыря выбрать в том монастыре в игуменью монахиню жития честного, постоянного, и не дряхлую, с согласия всех сестер, и представить с выбором преосвященному. Состоялись два выбора: одни выбрали помещицу-белицу (то есть, жившую в монастыре, но еще не постригшуюся), Марию Гергетову, другие – тогож монастыря монахиню Асенефу, причем первые заявили, что они уже до указа преосвященного выбрали означенную Марию.

Преосвященный указом от 3 окт. 1754 г. утвердил выбор Асенефы, а избравших Марию, числом 17 монахинь: Елизавету, Марью, Матрену, Анисью, Маргариту, Александру, Евфимию, Марфу, Евфросинью, Георгонию, Елену, Любовь, Софью, Веру, Надежду, Аполлинарию, Митродору, повелел «при собрании всех монахинь наказать плетьми за то, что они без указа выбрали себе в игуменью из белиц московскую помещицу Марью Гергетову, чтобы впредь без указа не избирали, а наипаче из белиц, и для того наказания определить иеромонаха Иоиля».

Репортом от 8 окт. иеромонах Иоиль в консисторию доносил, что означенные монахини им наказаны⁶⁸.

VIII

Церковные отлучения

Грешников дерзких, упорствовавших во грехе и презиравших церковную власть, преосвященный Иоасаф предавал церковному отлучению.

В 1749 году жители слободы Никитовки Полатовского уезда, собравшись, при колокольном битье в набат, в многолюдстве – человек до тысячи, напали на дом священника той же слободы, духовного управителя Никиты, разнесли его духовную канцелярию, разбросали и порвали бумаги, причем на предостерегающее замечание духовного управителя, что это указы, некоторые отвечали: «мы сами себе указ и громада сильна разорить тебя в конец»; дело действительно было недалеко от того: на попа Никиту наложили тяжелую цепь «с непристойным большим стулом», и влекли по улице с ругательствами и побоями до панского двора (сам пан, князь Трубецкой, в имении не был), где и бросили его в приказной избе. Виновником всего волнения был другой поп той же слободы Козьма, объявивший, что он был в Москве и от князя Никиты Юрьевича Трубецкого привез такой указ, чтобы управителя (по имению) Аксакова и священника Никиту оковать.

Преосвященный, по производстве следствия, определил: «о подданных черкасах слободы Никитовки, всенародного возмущения озорниках, которые с попом Кузьмою в одном заговоре были (перечислены десять человек с добавлением: «с товарищами») за то, что они такое народное возмущение, слушая его Козьмы приказания, учинили, и во время того разорения указы и прочие письменные виды драли, представить в Белгородскую губернскую канцелярию для учинения с ними, чему подлежат по указам, и что учинено будет, требовать о том письменного известия; а за то, что они на пастыря своего вознесли руки, отрешить их, кроме их домашних, от входа церковного и сообщения божественных тайн вовсе, разве только при смерти сподобить причащения, и о сем во время собрания в церкви Божьей в воскресный день после литургии объявить всем с причтом, и велеть с теми отрешенными от православного собрания священному чину и церковному причту никакого сообщения не иметь, под опасением по правилам такового же извержения»; зачинщик же дела поп Козьма подвергнут, по определению его преосвященства, в консистории жестокому плетьми наказанию и лишен священства.

В 1750 году священник в Белгороде Жилой слободы, Покровской церкви, жаловался на местного помещика, Белогородского гарнизонного полка адъютанта Юрия Выродова в том, что он, Выродов, «приворотил к себе» разными чародеяниями его поповскую дочь Пелагею, и приехав к нему ночью со множеством народа, разбойнически «нарядным делом» забрал названную Пелагею и увез к себе в дом на растление. Преосвященный предписал консистории дело исследовать, а как, несмотря на неоднократные требования, Выродов в консисторию к следствию не явился, то велено чрез местного в Белгороде же священника объявить Выродову, что он, и с любовницею его, за таковое беззаконие отвержен его преосвященством от входа церковного и сообщения божественных тайн. Это не отрезвило белгородского рыцаря. Посланному с объявлением об отлучении Выродов сказал наотрез: «я вашего архиерея не слушаюсь».

Преосвященный донес в Синод, и Синод повелел преосвященному (указом от 21 декабря 1753 года) дело рассмотреть и разрешал, если то по ходу дела окажется нужным, предать грешника анафеме. От консистории послано было в канцелярию Белгородского гарнизонного полка требование – выслать Выродова к суду его преосвященства; но добыть Выродова было не легко. Долго ждала консистория Выродова. Наконец, в виду того, что все обстоятельства дела показывают со стороны Выродова, «единое токмо отбывательство от следствия, а от полковой канцелярии укрывательство», преосвященным было определено: «Выродова, и поныне никакого покаяния не приносящего, за беззаконное ею чрез много прошедшее время житие, дабы он явным закона Божия преступлением церкви не соблазнял, по силе духовного регламента, предать, и с любодейцею его, проклятию, и о том написать для известия народу объявление, которое в Белгороде и белгородском уезде во всех церквах в день недельный по литургии прочитать вслух народу, и послать в белгородское духовное правление при указе, а для ведома и во все духовные правления белгородской епархии распубликовать указами, и о вышеписанном представить Святейшему Синоду доношением» (Арх. Курск. дух. кон.)

IX

Милосердие к страждущим и нуждающимся. Нестяжательность. Посмертное имущество.

Строгий к виновным, преосвященный Иоасаф был в высшей степени сострадателен и милосерд ко всем несчастным, страждущим и нуждающимся. Так, в ответ на донесение Курского Знаменского монастыря (от 12 генв. 1753 г.), что в монастыре оказалось значительное число военных лиц, присланных в разные годы от разных учреждений, «и оные отставные безотступно требуют от оного монастыря по своим рангам денежного жалованья, а без указа вашего преосвященства дать не смеем, понеже из оных отставных имеется многое число весьма старых и дряхлых и ни к какому монастырскому послушанию за крайнею старостью определить их невозможно», преосвященный Иоасаф разъяснил монахам, что сомнения их насчет содержания старых и дряхлых воинов совершенно напрасны, что таковых-то, напротив, они и должны принимать с особой любовью как наиболее нуждающихся в успокоении⁶⁹.

«Все свои доходы с вотчин Белгородского архиерейского дома употреблял он на подаяние и помощь неимущим. Особенно любил он творить милостыню свою втайне «да неувесть шуйца, что творит десница» (Мф.6:3). Так, пред великими праздниками христианскими имел он обыкновение посылать преданного себѣ келейника в жилища бедности, к лицам, известным ему крайнею нищетою, с подаянием деньгами и одеждою. Этому келейнику дана была заповедь – положив дар у окна или порога дома, три раза стукнуть в стену для привлечения внимания хозяев, самому же удаляться поспешно. Самое одеяние посланного изменялось им из иноческого в простонародное, и лишь догадывались облагодетельствованные, из какого источника течет к ним милостыня. Предание народное утверждает, что сам святитель любил лично разносить под покровом ночи подаяния свои неимущим. Предание это подтверждается одним рассказом из келейных записок архимандрита Паркиса» (сына родной сестры преосвященного Иоасафа)⁷⁰.

Благотворя неимущим, преосв. Иоасаф очень мало заботился об удобствах собственной жизни, вел строгую, аскетическую жизнь и не скоплял имущества. Вот опись всего имущества, оставшегося после его смерти:

Двое часов серебряных карманных, одни с компасом финифтевые с цепочкою серебряною, другие – простые.

Часы столовые медные небольшие.

Библия Московской печати нового выхода.

Требничек Киевской печати в четверть.

Три книжки латинские медицинские.

Книга кунштовая печатная в желтой оправе.

Книга другая кунштовая печатная, оправлена красною бумагою.

Книга третья кунштовая печатная, оправлена в зеленой золотой бумаге.

Книга четвертая кунштовая печатная в красной оправе.

Книга пятая кунштовая, в желтой оправе.

Книга шестая кунштовая печатная, раскрашена в оправе красной кожи.

Чин избрания и рукоположения архиерейского, печатный.

Библия большая в лист, в липах, в оправе красной кожи.

Печатная книжка: Краткое руководство к познанию простых и сложных машин.

Книжка печатная к математической и натуральной географии.

Книга кунштовая печатная архитектурная, в оправе красной кожи.

Зеркало полуаршинное, оправлено в книге.

Ложечка серебряная процедительная.

Два таза желтой меди маленькие.

Аптечка небольшая с разными лекарствами в стекляночках.

Денег семь рублей, девять талеров иностранных, да три червонных, которые употреблены на устроение гроба и в роздачу на поминовение нищим.

Платья: шуба и полурясок лисьи, три рясы и три кафтана материальные, три клобука шелковых – розданы, по завещанию его преосвященства, на поминовение монашествующим.

(Арх. Курск. дух. консистории).

Х

Погребение.

Относительно погребения и поминовения преосвященного Иоасафа († 10 дек. 1751 г.) указом святейшего Синода предписано: «тело преосвященного Иоасафа погребсти преосвященному Переяславскому Иоанну в приготовленном самим Иоасафом в Белгородской соборной церкви склепе, и для того погребения и поминовения, за неимением после Его преосвященства собственных денег, употребить из наличных в том Белгородском архиерейском доме, имеющихся и до содержания того дома принадлежащих до трех сот рублей, а на что оные деньги будут употреблены, о том дать святейшему Синоду отчет».

На что именно были употреблены эти деньги, мы знаем из записной расходной книги, выданной канцеляристу Антону Ильинскому для записи расходования означенной суммы.

В ней значится:

1. Посланному из Белгородского архиерейского дома служителю Иосифу Воюцкому в город Переяславль с нужнейшими письмами к преосвященному Иоанну – на наем подводы и путевые издержки с возвратом до Белгорода ― 8 р.

2. Посланному из Белгородского архиерейского дома монаху Досифею для покупки в городе Харькове к прибытию преосвященного Иоанна, епископа Переяславского, надлежащих столовых припасов ― 50 р.

3. Белгородскому купцу Андрею Мигулину за купленную у него рыбу: осетрины свежей и просольной 5 пудов, белуги, севрюги просольной 4 пуда, тешек белужьей и осетровой один пуд, за все 10 р. 66 к.

Вязиги 10 фун. ― 70 к.

Икры 16 фун. ― 1 р. 16 к.

Конопляного масла 5 ведер ― 4 р. 50 к.

4. У Белгородского купца Данилы Морозова десять фунтов ладану по 40 коп. ― 4 р.

5. Кофею 4 фунта по 40 коп. ― 1 р. 60 к.

6. Для делания свечей воску ― 9 р. 50 к.

7. Воску тридцать фунтов по 23 к. фунт ― 6 р. 90 к.

8. Сахару (канарского) 18 ф. по 20 коп. ― 3 р. 80 к.

9. Чаю зеленого 1 фунт― 1 р. 20 к.

10. Присланному от преосвященного Иоанна в дарину ― 1 р.

11. Куплено для приезда преосвященного Иоанна свежей рыбы: щук, линей, окуней у разных купцов и приезжих сельских мужиков на 3 р. 98 к.

Еще куплено на 2 р.

12. Свежих стерледей ― 1 р. 60 к.

13. Для поминовения преосвященного Иоасафа у разных купцов и сельских мужиков куплено свежей рыбы: щук, линей, окуней, плотиц, лещей, карасей ― 10 р.

14. Кухмистеру губернаторскому ― 5 р.

15. Взнесено (26 февраля) преосвященному Иоанну, епископу Переяславскому ― 100 р.

Прибывшим с его Преосвященством:

Иеромонаху Гервасию ― 10 р.

Диакону Гервасию ― 5 р.

Другому диакону Исайи ― 3 р.

Келейному Федору ― 2 р.

Канцеляристу ― 2 р.

Певчим трем ― по 1 руб.

Конюхам трем ― 2 р.

Повару ― 1 р.

16. За проповедь слова Божия – Харьковского Коллегиума учителям: реторицкому – иеромонаху Иоилю Федоровскому, да философическому – священнику Федору Федоровскому ― 10 р.

17. По приказанию присутствующих в дополнение вышеписанному прибавлено келейнику Феодору ― 3 р.

да повару ― 1 р.

18. В дом архиерейский свежей рыбы: щук, линей, окуней, карасей, плотвы – у разных купцов и сельских мужиков ― на 5 р.

19. Лимонного соку шесть ок, по 30 коп. око ― 1 р. 80 к.

20. Икры свежепросольной 1 пуд и 5 фун. ― 3 р. 15 к.

Свежей осетрины 2 пуда с половиною, по 1 р. 20 коп. за пуд ― 3 р.

21. Волошского вина 53 кварты, по 15 коп. кварта ― 7 р. 95 к.

22. Белоградского Николаевского монастыря архимандритам за погребение:

Авксентию ― 4 р.

да Пахомию ― 5 р.

23. Кафедральному наместнику и Миропольского монастыря игумену ― 5 р.

(Из арх. Курск. дух. конс.).

Стоит заметить, что в устроении обряда погребения всего более хлопот и затруднений оказалось с проповедью. Указом от 20 декабря консистория назначила слово на погребение преосвященного Иоасафа игумену Хотмыжского Знаменского монастыря Леониду, но он репортом от 23 декабря донес консистории, что «за прилучившеюся ему головною тяжкою болезнью приготовиться на оную проповедь не мог».

Тогда консистория указом от 26 декабря предписала ректору Харьковского Коллегиума назначить кого-либо из учителей на проповедь слова Божия. Назначен был учитель богословия префект иеромонах Епифаний, но и он от произношения, за болезнью живота и хрипотою, отказался, изъяснив сие обстоятельство в следующем письме к ректору: «Высокопреподобнейший отец архимандрит ректор! Желал я вседушевно вашего высокопреподобия приказ исполнить об оной проповеди, как и должно было, точно признаюсь, что крайне на живот болен, а другое – на хрипоту, затем кого изволите на ту проповедь определить, ибо я не чувствую скоро к здравию придти».

Вместо префекта Епифания, назначены теперь для большей обеспеченности двое (означенные выше в записной расходной книге под № 16), и проповедь состоялась (Арх. Харьк. дух. сем.).

XI

Данные для суждения об объеме научной любознательности Иоасафа Горленко.

В описи вещей, оставшихся после смерти преосвященного Иоасафа, значится, между прочим, и несколько книг, взятых им из библиотеки Харьковского коллегиума. Реестр этих книг важен как биографический материал в том отношении, что свидетельствует об объеме богословской любознательности Иоасафа, и потому считаем не лишним привести его.

Реестр такой:

1. Flavii losephi Hierosolymitani Sacerdotis opera graece et latine. № 105.

2. Ecclesiasticae historiae Eusebii Pamphili, Ruffini, Socratis, Theodoriti, Sozomeni, Evahrii. № 89.

3. Theophilacti Archiep. Bulhar. in quatvor evangelia enarrationes. № 15.

4. Euchologion sire rituale graecorum.

5. Hortus pastorum.

6. Concordatio in quarto majori № 31.

7. Cyrili Hierosolymarnm Archiep. Catechesis, graecolatine, in quarto majori № 31.

8. Sanctae generalis Florentinae synodi, tom. 2, graece et latine, n quarto № 69.

9. Возоблачение на лютеранский катихизис. Писано уставом в четверку, по-российски. № 9.

10. Conceptus tbeologici ас praedicabiles de sanctorum festivi-tatibus anni totius. № 10.

11. Florilegii magni poliantea, in folio.

12. Synodus Hierosolymitana adversus Calvenistas haereticos, № 70, in 8-vo majori.

13. Adriani Metii, Alcmar, Professons ordin. in acad. Frisiorum, opera omnia astronomica.

14. Institutio astronomica juxta bypotesis, in quarto.

15. Nicephori Callisti hishoriae ecclesiasticae, t. secundus, № 25.

16. De scorbuto tractatus Danielis.

17. Книга рукописная славянским письмом о священноначалии церковном.

18. Apborismi Hypocratis, № 113.

19. Libri très ex autographe graeco-latine redditi domiui Nectarii patriarchi hierosolymitani, in octavo maiori.

20. Confutatio Nili Thessalonicensis de primatu papae, Mathei Cariofili, № 69.

21. Panegiricus Petro Primo dedicatus per Theophanem Procopovicz.

(Арх. Курск. дух. конс.)

Таким образом, любознательность преосвященного Иоасафа, как можно видеть из этого реестра, обнимала широкий круг предметов богословского ведения: церковную историю, литургику, изъяснение Писания, церковное красноречие, полемическое богословие. А значащиеся под №№ 13, 14, 16 и 18 книги дают повод думать, что любознательность эта, не ограничиваясь богословскими предметами, простиралась и на другие области человеческого знания.

I

Просветительная деятельность Луки Конашевича до поступления на Белогородскую епископскую кафедру.

Лука Конашевич, по окончании курса наук в Киевской академии, определен был в 1730 г. учителем пиитики в Московской академии; в июле 1732 г., по требованию Миниха, избран законоучителем в Петербургский кадетский корпус; в 1736 г. произведен в архимандрита Симонова монастыря, в 1737 году сентября 18, хиротонисан в епископа Устюжского и Тотемского. Памятником своей просвещенной ревности о благе Устюжской епархии оставил он учрежденную им в Великом Устюге семинарию, которая, по упразднении Великоустюжской епархии, переведена была в Вологду.

В 1738 году марта 9 преосвященный Лука назначен был в Казань. Деятельность его по управлению этою епархиею достопримечательна по особенной заботливости его о Казанской семинарии, в которой при нем введен был полный курс наук, в пользу ее он отказался даже от богатой своей библиотеки, которую собирал в течение всей своей жизни. Ревностно подвизался преосвященный Лука и для распространения христианской веры между язычниками и татарами Казанской епархии; но тут, справедливость требует заметить, архипастырь, ревновавший о просвещении иноверцев святой истинной верой, сам не всегда ходил в свете этой веры, полагая, что должно не только убеждать, но и принуждать к принятию христианства, он «насильно созидал среди инородческого населения церкви и часовни, забирал детей против воли родителей, в заведенные им новокрещенские училища, совершал мимо иноверческих домов крестные хождения и другие многие причинял иноверцам противности, чем сильно огорчал их, так что они нередко едва удерживались от всеобщего смятения». Вследствие этого само правительство нашло нужным приостановить такую пропаганду, и епископ Лука в предварение всеобщего смятения, а также в прекращение часто случавшихся по той же причине с светскими правительствами несогласий, переведен был 9 окт. 1755 г. в Белгород⁷¹.

II

Заботливость о духовно-учебном деле, которою отмечена была деятельность преосвященного Луки по управлению епархиями Устюжской и Казанской, отличала его и в епархии Белгородской. Так, он строго требовал, чтобы взнос церквами 30-й доли хлеба, служивший к содержанию Харьковского коллегиума (на основании общего положения Духовного регламента о способах содержания архиерейских школ) производился неукоснительно, и уклонявшихся от исполнения этой повинности штрафовал без всякого снисхождения. Когда священники Ахтырского ведомства отозвались на это требование доношением (от 30 декабря 1756 года), что чинить по сему требованию исполнение они, конечно, должны бы, только за неимением при церквах ни земель (ибо в отдаче оных церквам и духовному чину от светских команд чинится запрещение и недопущение), ни других каких-либо угодий, платить им той 30-й доли решительно не из чего, и потому просили от исполнения сей повинности их освободить, преосвященный Лука положил на этом прошении суровую резолюцию: «за неисполнение прежде посланного указа доправить 30-ю долю вдвое без всякого упущения, и для того взыскания послать нарочитого по инструкции» (Арх. Харьк. дух. конс.).

С целью лучшего устройства хозяйственной части коллегиума, которою дотоле единолично и неограниченно управлял ректор коллегиума (он же и настоятель училищного монастыря), преосвященный Лука учредил указом от 29 августа 1756 года, для заведывания ею «собор, в котором должны присутствовать учители богословский, философский, риторический и пиитический; они должны ведать все хозяйственные нужды коллегиума, избирать из среды себя казначея, человека честного и постоянного, и такое дело снести могущего, и управлять всем по общему согласию и приговору» (Арх. Харьк. дух. семин.).

Пред смертью своею преосвященный Лука завещал в пользу коллегиума четырех приведенных им из Казани жеребцов. Этому завещанию не суждено однако же было иметь точного исполнения. Один из этих жеребцов, чалый, очень понравился тогдашнему губернатору Белгородской губернии Салтыкову, и он пробил консисторию об уступке ему сего чалого. Консистория приняв, при обсуждении этой просьбы, во внимание, что «его превосходительство обещает в случае уступки, дому архиерейскому по вотчинным и прочим делам являть всякое благодеяние, которое и самым делом показано чрез освобождение и присылку в консисторию содержавшегося в губернской канцелярии чрез долгое время по некоторому делу домового архиерейского монаха; а когда в таком требовании удовольствия его превосходительству не учинить, то и просьбами во всяких вотчинных и домовых архиерейского дома делах утруждать его превосходительство будет не можно, и чрез такое неудовольствие какъ бы не понести дому архиерейскому больших убытков», определила: «требуемого чалого, описав в шерсть и рост, и оценя посторонними людьми, с письменным обязательством, чего тот жеребец стоит, отдать Его Превосходительству г-ну губернатору Салтыкову» (Арх. Харьк. дух. конс.).

III

Преосв. Лука Конашевич умер 1 генв. 1758 г., правив Белогородской епархиею два года и три месяца. Донося Св. Синоду о его смерти, консистория излагала, что преосвященный, при кончине своей, персонально отдал, при собрании духовных персон, денег пятьсот рублей с таковым завещанием, чтобы оные употребить на погребение его преосвященства и в раздачу нищим на милостыню, и просила от Св. Синода указа, кому покойного преосвященного тело погребсти, и при том погребении коликое число денег употребить. Св. Синод приказал: тело покойного преосвященного погребсти в соборной Белоградской церкви преосвященному Переяславскому Гервасию, а на оное погребение и поминовение употребить по означенному его преосвященства завещанию из оставшихся после его собственных денег пятьсот рублей, и на что оные употреблены будут, о том Св. Синоду послать репорт; сколько же именно после преосв. Луки собственных денег и пожитков осталось, о том из оной консистории также Св. Синоду репортовать.

Репорта о всем имуществе, оставшемся после преосв. Луки, в делах консистории мною не найдено, а как израсходованы означенные пятьсот рублей, завещанные преосв. Лукой на его погребение, о том в «книге записной расходной, учиненной в Белоградской духовной консистории, сколько чего к погребению преосвященного Луки епископа бывшего Белоградского куплено, и за оное погребение кому что из оставших собственных его преосвященства денег пятисот рублей дано», значится следующее:

Куплено в Харькове на обивку гроба его преосвященства серебряного позумента на 16 р. 29 к.; за изделание гроба и обивку материею и позументом столярам – 5 рублей; воску пуд для сделания к погребению свеч – 8 рублей; ладону 10 ф. – 4 р.; вина церковного в Белоградскую соборную церковь для служения 20 кварт – 4 р.; во время отправления из Грайворон в Белгород тела его преосвященства, роздано нищим – 10 р.; отправляющемуся в Переяславль с письмом к преосвященному Гервасию, епископу Переяславскому, дано сыну боярскому Борису Попову на прогоны с возвратом – 10 руб.

Итого – 57 руб. 29 коп.

Поднесено его Преосвященству Гервасию, епископу Переяславскому, 100 р.; на свиту его преосвященства: Михайловскому игумену Иоакиму – 20 руб.; ризничему иеродиакону Варнаве – 10 руб.; шафару иеродиакону Варлааму – 8 р.; четырем келейникам, они же подъяки – 13 р. 50 к.; двум боярам – 4 р.; Форису – 2 р.; форейтору – 1 р. 50 к.; кухарю – 2 р.; служителю игуменскому– 1 р.; погонщикам 8 человекам – 8 руб.

Итого – 170 руб.

Белоградского Николаевского монастыря архимандриту Варлааму – 10 р.; того ж монастыря архимандриту Авксентию – 10 руб.; Харьковского колегиума архимандриту и ректору Рафаилу Мокренскому – 10 р.; Хотмыжскому игумену Леониду – 8 р.; Вольновскому игумену Варлааму – 5 р.; духовнику иероскимонаху Назарию – 4 р.; иеромонаху Исаии – 4 р. 50 к.; иеромонаху Иоилю за проповедь – 10 р.; эконому иеромонаху Иоилю – 3 р.; Карповской пустыни строителю иеромонаху Иустину – 3 р.; Грайворонскому управителю иеромонаху Серапиону – 2 р. 50 к.; Новой слободы управителю иеромонаху Самуилу – 2 р.; ризничему иеродиакону Сильвестру – 4 р.; иеродиакону Емельяну – 3 р.; иеродиакону Мисаилу – 1 р. 70 коп.; иеродиаконам же: Софонии – 2 р.; Илиодору – 1 р.; Филарету–1 р.; монахам: Иакову – 2 р. 20 к.; Мардарию – 1 р. 50 к.; иподиакону Сухареву ― З р.; подъяку Золотареву – 1 р. 50 к.

Итого – 94 руб. 42 коп.

В монастыри на поминовение: в Белоградский Николаевский – 4 р.; Белоградского уезда в монастырь Ратного Николая – 2 руб.; в Хотмыжский Знаменский – 4 р.; в Борисовский Тихвенский девичий монастырь – 2 р.; в Хотмыжский Покровский девичий монастырь – 2 р. 30 к.; в Карповский Троицкий монастырь – 2 р.; в Обоянский Знаменский – 2 р.; в Вольновский Троицкий – 2 р. 50 к.; в Старо-Оскольский Троицкий – 2 р. 50 к.; в Краснокутский Петропавловский ― 2 р. 50 к.; в Судженскую Предтечеву пустынь – 2 р.; в Миропольский Николаевский монастырь – 3 р. 50 к.; в Харьковский Преображенский –3 руб.

Итого на монастыри – 34 руб. 30 коп.

На поминовение его преосвященства находящимся в Белгороде в тюрьмах колодникам, а именно: в острог восьмидесяти девяти человекам по объявлению старосты Василья Муравлева, каждому по 10 копеек – 8 р. 90 к.; близ Белогородской губернской канцелярии в две избы на пятьдесят человек по объявлению старосты Корнея, каждому по 10 копеек – 5 руб.; на гауптвахту сорока человекам, по объявлению старосты Ивана Комарева, каждому по 10 к. – 4 р. 60 к.; в Городку в две избы колодницам пятнадцати человекам по 10 к. – 1 р. 70 к.; Белоградского гарнизонного полку в полковые тюрьмы, что близ церкви архангела Михаила, тридцати трем человекам по объявлению старосты Михаила Слободина, каждому по 10 к. – 3 р. 30 коп.; в Магистрат колодникам четырнадцати человекам, по объявлению старосты Андрея Шестакова, каждому по 10 к. – 1 р. 40 к.; в Корчемную контору колодникам тридцати человекам по 10 к. – 3 р.; в полиции колодникам пяти человекам по 10 к. –50 к.

Итого на колодников в милостыню –28 руб. 40 коп.

Белгородского гарнизонного полку в лазарете больным 25 человекам каждому по 10 к. – 2 р. 50 к.; в богадельнях нищим: при соборной Белоградской Троицкой церкви шести человекам по 15 к. – 90 к.; при Георгиевской церкви 15 человекам по 10 коп. – 1 р. 50 к.; при Ильинской церкви 5 человекам по 10 к. – 50 к.; при Богородицкой церкви, что на торгу, в четырех богадельнях 52 человекам по 10 к. – 5 р. 20 к.; в Жилой слободе при Николаевской церкви 5 человекам по 10 к. – 50 к.; при Покровской церкви десяти человекам по 10 к. – 1 р.

Итого на лазарет и богадельни нищим ― 12 р. 10 к.

В Белоградский девичий монастырь: игумении одной – 50 к.; монахиням 23-м по 25 коп. – 5 руб. 75 коп.; белицам 12 по 18 к. – 2 р. 16 к.

Итого на оный монастырь в милостыню ― 8 р. 41 к.

В Белгороде градским священникам 14-ти, каждому по 2 р. – 28 р.; диаконам 4, каждому по 1 р. – 4 р.; в Грайвороне 9 священникам по 1 руб. и 1 диакону 70 к. – 9 р. 70 к.; в Белгороде при приходских церквах дьячкам и пономарям 18 человекам по 25 к. – 4 р. 50 к.; в Грайвороне при четырех церквах дьячкам и пономарям 8 человекам по 10 к. – 80 коп.

На покупку в Белгороде на столовые припасы и в дороге, будучи при обозе его преосвященства епископа Гервасия издержано на покупку:

Свежей осетрины З½ пуда – 3 р. 50 коп.; свежепросольной осетрины пять пудов – 4 р.; белуги 5 пудов – 3 р. 75 к.: сельдей сто – 30 коп.; икры 1 пуд 30 ф. – 3 р. 50 к.; белорыбицы 2 п. 17 ф. – 1 р. 79 к.; стерлядей 1½ пуда – 1 р. 20 к.; вязиги 25 ф. – 1 р. 25 к.; яри 1 ф. – 90 коп.; масла конопляного 5 ведер – 4 р.; щук, линей, окуней – 3 р. 24 к.; меду патоки 8 п. 10 ф. – 11 р. 50½ к.; пшена Сорочинского 13 ф. – 78 к.; вина крымского 24½ кварты – 2 р. 82 к.: грибов – 1 р. 75 к.; свечей восковых и сальных – 1 р. 50 к.; сахару 5 фун. – 1 р. 25 к.; коновалу за лечение казенных лошадей – 18 коп.; овса и сена – 60 к.; сивухи – 15 к.; дегтю – 26½ к.; булок – 5 коп.

Итого издержано на столовые припасы и прочие расходы – 48 руб. 8 коп.

(Из арх. Курск. дух. конс.)

I

Училищная служба и церковно-литературные труды Иоасафа Миткевича до поставления его на Белогородскую епископскую кафедру

Иоасаф Миткевич – воспитанник Киевской академии; по окончании академического курса, вызван преосвященным Амвросием Юшкевичем, митрополитом Новгородским, в Новгородскую семинарию, в которой до 1748 года был учителем риторики, потом – префектом, и в звании префекта исправлял должность ректора и преподавателя богословия; чрез 8 лет училищной службы произведен в 1750 г. в архимандрита Новгородского Антониева монастыря и назначен ректором семинарии; состоя в этой должности, занимался, по поручению св. Синода, вместе с ректором Петербургской Семинарии Никодимом Пученковым, пересмотром четырех миней св. Димитрия Ростовского и Киево-Печерского Патерика с целью устранения в этих изданиях мыслей и сказаний, несогласных с церковным учением и первоначальными житиями святых. Тот и другой труд совершены с успехом, так что св. Синод благословил печатать исправленные издания. В 1756 г. Иоасаф из Антониева монастыря переведен в том же звании архимандрита в Хутынский монастырь, а чрез два года, 26 апр. 1758 г., рукоположен в епископа Белогородской епархии, которою управлял в течение пяти лет⁷².

II

Вступив в управление епархиею, преосвященный Иоасаф, при первом же знакомстве с духовенством, заметил, что «многие священники и диаконы не только писать, но и читать мало умеют» и потому приказал во все духовные правления Белгородской епархии послать указы о том, чтобы «духовные управители всех градских и уездных священников и диаконов как в писании и чтении, так и в богослужении свидетельствовали, в служении же особливо наблюдать, чтобы священники в молитве о пресуществлении хлеба и вина в тело и кровь Христову вместо преложив Духом Твоим Святым не говорили: предложив Духом, Твоим Святым, ибо иное есть прелагаю, то есть – променяю, претворяю, пресуществляю, а иное – предлагаю, то есть – объявляю, или показываю, и кто вместо преложив говорит предложив, тот тайны не совершает, ибо и сам не знает, что говорит, и которые священники и диаконы в писании и чтении и священнодействий, по освидетельствовании, являются неискусны, тех, учиня им имянную ведомость, присылать и представлять к нам по самой сущей справедливости при доношениях; буде же кто из духовных управителей о сем пренебрежет, или по какой страсти не умеющего читать и священнодействовать утаит и в ведомости не напишет, и в том изобличен будет, за то оный управитель не только от управления отрешен, но и чина лишен быть имеет» (Циркуляр от 17 дек. 1758 г. № 785, арх. Курск. дух. конс.).

Попов невежественных и неспособных к научению преосвященный Иоасаф не только от места отрешал, но и священного сана вовсе лишал. Так, в указе архимандриту Курского Знаменского монастыря от 29 мая 1760 года повелевалось: «Курского уезда, села Пойминова, Введенской церкви вдового священника, который, по свидетельству нашему, не токмо в книжном чтении явился неискусен, но и на вопрос: колико есть христианских богов, ответствовал нам, что не знает; також – колико есть заповедей Божьих и церковных таинств, ничего не разумеет, и сам невежд будучи, детей своих той же церкви пономаря Симеона, да Федота, до великого возраста уже пришедших, книжному чтению и пению церковному не научил, и ничего не знают и не разумеют, лишить вовсе священства и в знак того остричь на голове и бороде волосы и отослать его в приписную оного монастыря Лпиновскую пустынь в работу, в которой пустыни и содержать его неисходно; детей же его для научения книжного чтения и церковного пения, по наказании, отослать пономаря Симеона в Судженскую Предтечеву пустынь, а Федота в Обоянский Знаменский монастырь».

Точно также указом от 20 июня 1772 г. лишен был священства, после двадцатилетнего священствования, Обоянского уезда, села Сулы, Сергиевской церкви священник Петр, который, по свидетельствованию преосвященного, «не токмо в знании до священнической должности принадлежащего явился ничего не разумеющим, но и в отправлении Златоустого литургии, совершении таинств и в чтении евангелия оказался крайне не умеющим, и по старости лет научиться чтению и священнослужению впредь крайне не может» (Арх. Курск. дух. конс.)

Но смещать недостойных, само собою понятно, было гораздо легче, чем находить достойных. Указом Консистории от 17 октября 1758 г. велено к производству во священники и диаконы представлять только учившихся в Харьковских или других школах, а не ученых отнюдь не представлять. Старо-Оскольский протопоп Иван Никитин по сему случаю репортовал, что «в Старо-Оскольском Духовном Правлении к производству во священники и диаконы учившихся в Харьковских и других школах в городе Старом Осколе и в уезде церковников не имеется, а между тем имеются вдовствующие села – без священников, и для того, дабы тех сел приходские люди не претерпевали в мирских требах крайней нужды, просил рассмотрения».

Преосвященным определено: «на праздные священнические места как в Старо-Оскольском ведомстве, так и в других правлениях, за настоящею нуждою, избирать и представлять хотя и не учившихся, однако в чтении, писании и пении исправных; а для надлежащего обучения в Харьковском коллегиуме от всех духовных правлений выслать священно-церковнослужительских детей от 7 до 15 лет непременно в следующем декабре 1758 г., где в канцелярии оного коллегиума они разобраны быть имеют..., под опасением, если кто детей своих утаит и не представит, по надлежащем наказании лишен будет места; не избегнут равно жесточайшего штрафа и те, которые в высылке священно-служительских детей хотя малейших взяток касаться имеют» (Арх. Курск. дух. конс.).

Но преосвященному приходилось с прискорбием видеть, как даже воспитанники коллегиума, искавшие священнических мест, оказывались иногда на испытании у него невеждами. Так, в указе его от 26 марта 1759 г. на имя ректора коллегиума Константина Бродского значилось: «представленный жителями местечка Мерены, при их желательном доношении, к производству в священника, студент Михаил Тершовский, явился не токмо в чтении книжном неискусен, но и катихизиса и других церковных догматов (?) ничего не знает и не разумеет, понеже на вопрос, от нас ему учиненный: «колико есть во Христе лиц», – отвечал: «седмь», також и о законе Божьем мало что знает, которому, яко слушавшему богословие студенту, весьма разуметь было бы должно». Велено отдать сего невежественного богослова» в научение философскому учителю иеромонаху Иову Базилевичу «и велеть ему протолковать и обучать первое ― катихизис, а потом и других нужных к знанию церковных догматов и лучшего чтения книжного, и когда всему вышеписанному обучится, прислать его к преосвященному для производства в священника» (Арх. Харьк. дух. сем.).

III

Заботливость о наставлении народа в правилах веры и христианской жизни. Борьба против беззаконий и бесчинств в семейной жизни народа.

Заботясь о религиозно-нравственном просвещении народа, преосвященный Иоасаф требовал, чтобы священники и диаконы, обучавшиеся в коллегиуме, ежемесячно, или по крайней мере в два месяца раз, проповедывали в церквах слово Божие, и чтобы духовные правления о том, кто где проповедывать будет, помесячно присылали ему репорты. А всем вообще (не исключая и поучившихся в школах, но грамотных) предписывал, подобно тому как делал это соименный ему предшественник его – Иоасаф Горленко, в воскресные и праздничные дни в церквах приходских своих людей обучать закону Божию и нужным молитвам, как то: Отче Наш, Пресвятая Троице, Верую во Единого, Богородице Дево, и незнающих эти молитвы простолюдинов отнюдь не венчать.

Брачные дела в среде простонародья обращали на себя особенное внимание преосвященного. Великим злом в то время в крестьянской среде, а также и среди однодворцев, были браки малолетних женихов с великовозрастными невестами. В 1751 году это зло обратило на себя серьезное внимание самого правительства, вследствие чего Правительствующий Сенат объявил Св. Синоду ведением: «понеже, между однодворцами непотребный обычай в великом употреблении, что они малолетних своих сыновей, лет осьми, и десяти, и двадцати женят и берут за них девок лет по двадцати и более, с которыми свекры их много впадают в кровосмешение, чрез что как закону великая противность, так и однодворческим домам разорение происходит, того ради Правительствующим Сенатом определено: в Святейший Правительствующий Синод сообщить в ведение, чтобы к тамошним епархиальным архиереям, а от оных в их епархии подтверждено было накрепко, дабы находящиеся там священники однодворцев ниже положенных по правилам лет в брак никого не допущали и о запрещении протопопам и попам из Св. Правительствующего Синода подтверждено было бы наикрепчайшими указами». В исполнение сего указа, в Белгородской епархии во все духовные правления обычно республиковано указами, и о невенчании малолетних с взрослыми все священники обязаны подписками. Это было еще при Иоасафе Горленко. Такие запретительные указы рассылались и потом много крат по епархии.

Но зло указным предписаниям уступало мало. Преосвященный Иоасаф Миткевич указом от 24 мая 1759 г. строго требовал, чтобы священники отнюдь не венчали, если невеста окажется против жениха старше тремя или больше летами, хотя бы отрок и имел уже законные к супружеству лета, то есть был 15 или 16 лет, ибо отсюда и церковный соблазн, и правил нарушение, и самого естественного закона и разума пренебрежение происходит, и грозил за нарушение предписания лишением сана и вечным заточением. Но в действительности, несмотря на эту угрозу, отроки венчались с великовозрастными девками, даже и без законных к супружеству лет. Так, в том же 1759 году в Белгородской консистории производилось дело об однодворческих деревни Проскудиной, Старо-Оскольского уезда, детях, женившихся на возрастных девках. Из них, одному было 13 лет, жене его 20, другому 10, жене его 20, третьему 14, жене его 17; причем отцы их заявляли, что они детей своих поженили таким образом за одиночеством и смотря на прочих однодворцев, каковых в таковые же лета, как их детям, в Старо-Оскольском уезде поженили с возрастными девками многое число. Уличавшиеся в кровосмешении свекры, случалось, с наивным цинизмом в свое извинение говорили, что грешили в услугу самим же мужьям, их сыновьям, и на общую пользу дома, полагая, что прижив с невестками детей, которых мужья по малолетству иметь не могли, они сих невесток лучше прикрепят к дому, и с самими мужьями жизнь их сделают союзнее.

Как скоро такие браки объявлялись, консистория обыкновенно немедленно же их расторгала резолюцией такого содержания: «объявленного (такого-то) малолетнего с оною его девкою (такою-то) по силе церковного правила, яко брачное сочетание их неправильное, разлучить, и велеть оной девке ходить девкою, а не бабою, и выдти за другого возрастного замуж, а его отпустить в дом», а священники, венчавшие такие браки, подвергались заслуженному наказанию. Так, Хотмыжского уезда, села Серетина, Георгиевской церкви священник Иван за повенчание малолетнего однодворца (9 лет) на взрослой девке, с научением притом родителей сего малолетнего, для взятия в духовном правлении венечной памяти, представить вместо него другого отрока – постарше, был лишен священства, после чего ему, расстриге, учинено в консистории жестокое плетьми наказание при собрании всех белоградских, имевшихся в консистории по делам священников и ставленников, «дабы и другие чинить то имели страх и осторожность» (Арх. Курск. дух. конс.).

Точно также под угрозою тяжких наказании, преосвященный Иоасаф воспрещал и насильственные венчания, без взаимного согласия жениха и невесты, единственно по желанию и приказанию помещиков. В указе от 18 мая 1763 года значилось: «по производящимся в консистории следственным делам оказалось, что некоторые помещики сильно увозят вольных девок и отдают замуж за крепостных своих людей не по добровольному их желанию, но с великим принуждением и побоями, а священники не токмо чтобы в силе церковных правил о добровольном желании по надлежащему испытывали и письменными сказками в том их обязывали, но в неуказное время ночью, к тому же без венечных памятей и не своего прихода венчают, за что таковые священники без штрафа никогда оставлены не бывают, по только в таковых преступлениях и ныне некоторые являются». Посему определено: «отныне впредь священникам не своего прихода людей ни под каким видом не венчать, да и приходских своих людей, получа первее венечную память, пред венчанием, в силе церковных правил, достоверно испытывать, по добровольному ли они согласию с обеих сторон вступают в брак, и ежели которое из них лицо не только ко вступлению в супружество нежелание свое объявить, но хотя малый вид к такому нежеланию покажет, таковых отнюдь не венчать и высылать из церкви вон, под опасением, ежели кто в таком преступлении окажется, а паче в насильном перевенчании, вовсе извержения из священства» (Арх. Курск. дух. конс.).

IV

Епископский суд в случаях столкновения духовенства с мирянами

Наказывая строго духовенство за проступки против должности, преосвященный Иоасаф за то, в случаях столкновения духовенства с мирянами, обыкновенно являлся защитником его. Прямых обидчиков духовного чина он поражал церковным отлучением, а если при этих столкновениях, и духовный чин оказывался не без винности, являл, по крайней мере, к нему всякое снисхождение, а иногда даже и прямо оправдывал с явным пристрастием.

Изюмского Слободского полка лиманский сотник Василий Богуславский с тремя казаками, избив священника местечка Бишкина, в Змиевском ведомстве, и палками, и плетьми, тащив его чрез всю улицу за волоса, окровавленного, еле живого, бросил близ церкви. Позванный, по предписанию преосвященного, в консисторию к допросу, сотник не только не явился, но вскоре учинил еще священнику и новую обиду – разбил его винокурню, и забранные из нее два котла представил в лиманскую ратушу. На требование духовного правления, пытавшегося заступиться за священника, о возврате взятого ратуша отвечала запросом: «а по каким указам имеет поп оную винокурню, и по чьим дозволениям, вопреки имянным указам, вино курит»?

Правление отвечало, что оное винокурение изстари ведется, не имея ни от кого никакого воспрещения, что объявленный священник курит вино, как курят его совершению беспрепятственно и другие священники, живущие в местечке Лимане, что не может быть сокрыто и от самой ратуши, и повторило свое требование; но ратуша не дала на этот раз никакого отзыва.

Тогда священник обратился с просьбою о защите к его преосвященству, изъясняя, что если его преосвященство не обуздает обидчика, то и прочие светские власти, «содержа сие действие сотника за образец», духовенство, обретающееся внутри слободских полков, также обижать будут, и тогда не будет и конца таковым обидам.

Преосвященный, соображая всю совокупность деяний сотника, дал следующую резолюцию: «бесстрашнаго, бесстыдного и явного обидчика сотника Василия Богуславского отлучает его преосвященство от входа церковного и всякого церковного благословения, пока увидит его преосвященство его покаяние и исправление» (Арх. Харьк. дух. конс. ук. 1761 г.).

Ново-Оскольского уезда, села Роговатого, однодворца Савелия Бычатникова жена Фекла Автомонова жаловалась на попа того же села Алексея в том, что лет шесть тому был он с нею в связи и прижил младенца женского пола, который и доселе жив,· в доказательство ссылалась на восприемников младенца, которые о всем том знали, и на то, что с нею, Феклою, поп Алексей ездил и на богомолье в Киев, как с своею женою, и везде называл ее попадьею; а затем, года три после этого, когда она больше уже не жила с попом, он, знатно по злобе на это, найдя ее, во время ярмарки в городе Рыбном об десятой пятнице, в шинке, выждал, когда она вышла оттуда за город, и вместе с братом своим, тогож села церковником Максимом, напали на нее, и заведши в ров ограбили ее, сняли крест серебряный, кичку, поневу, кафтан, да денег отняли 8 рублей 65 коп., и косу ей отрезали, и поваля на землю, били уступками смертно: в доказательство ссылалась на целовальника Тимофея, который, прибежав на крик, видел, как ее били, и которому поп Алексей дал из отнятых у нее денег 1 рубль, прося никому о случившемся ничего не говорить; к этому прибавляла, что и сам поп Алексей, признав свою винность, приходил к ней Фекле в Белгороде на квартиру в дом посадской жены Дарьи Григорьевой и просил при ней, чтоб на нею ни в чем к архиерею не просила, и пошла бы в дом свой, за что дал два рубля, а в уплате остальных шести руб. 60 к. и возврате отнятых вещей дал письмо.

При следовании этого дела, касательно сожития, свидетели, на которых ссылалась Фекла, показали: действительно ли священник Алексей с женкою Феклою жил и младенца прижил, они не знают, ибо у нее имеется законный муж (о котором Фекла заявила, что он глух, и глуп к тому же, не имея своего двора, жил в работниках); а насчет ограбления и битья свидетель, целовальник Тимофей, показал, что Феклу видел он на ярмарке в городе Рыбном в то время, когда ее по базару в ночи вел под руку пьяный однодворец Аггей Щукин, и что поп Алексей с братом своим Максимом, догнав их (Феклу с Аггеем), завели их в ров, где учинился между ними крик; тогда он, Тимофей, прибежал к ним и увидел, что поп Алексей Феклу бил уступками и снял с нее кафтан сермяжный белый; услыхав от Тимофея укор, зачем бьет и грабит, поп Алексей бросил Феклу и стал с братом своим Максимом просить его о том, чтобы никому ничего не сказывать, и дали ему денег 1 рубль, а свои ль те деньги дали, или у Феклы отнятые, того не знает.

От письма своего поп Алексей не отказывался, только говорил, что письмо дал для того, чтобы оная жонка затеянное ею напрасное и ложное прошение оставила, чтоб ему напрасной продержки (в Белгороде) и убытку не было, и что отдать то письму обещал свое собственное, а не ее, Феклино, так как ее не грабил.

Консистория, признав факт ограбления и побоев Феклы доказанным, приговорила: «хотя поп Алексей за причиненный Фекле бой и подлежал, в силе церковного правила, извержению из священства, но понеже он много оклеветан от просительницы (относительно сожития), и по тому делу долговременно в запрещении без священнослужения находился в Белгороде под следствием, для того от лишения священства его освободить, а вместо того учинить ему в консистории жестокое плетьями наказание, и как показанный кафтан, содранный с оной Феклы, так и прописанные в письме деньги и вещи: сорочку, крест и проч., оной Фекле уплатить, и отдать все сполна».

А преосвященный положил следующую резолюцию: «Фекла по всему плутовка, да и потому, что по шести годах доносить вздумала на попа, и то, как видно по злобе за бой и грабеж, для того попа Алексея, яко в прелюбодеянии неизобличенного, отпустить в дом и к церкви с священнослужением по прежнему, а от всего положенного освободить за долговременное его здесь держание без священнослужения; а когда плутовка Фекла за ложный донос наказана по достоинству будет, тогда и поп с братом уплатят ей, и отдадут прописанное» (Арх. Харьк. дух. конс., ук. 1762 г. февр. 12, № 84).

Ахтырского уезда, села Новой Арабины житель Семен Голун жаловался преосвященному, что того же села, Николаевской церкви священник Василий Засурский, увидя его идущего по улице пьяного, зазвал к себе ко двору своему и бранил всякими непотребными словами, потом за усы рвал и бил по потылице, а затем с братом своим пономарем, повалив, ногами топтали и за волоса рвали. Консистория, произведя следствие, приговорила: «хотя священник Василий Засурский в дрании за усы и в бое Голуна допросом запирался; но свидетель Марко Кириченко, на которого сам священник ссылался, показал, что священник Василий Голуна за усы действительно драл, только и оный Голун священника Василия ударил по потылице, и от того оба дрались за волоса немалое время, почему правости с обеих сторон не имеется, понеже управляться им собою и таковых драк чинить между собою не надлежало, для того священнику Василию и Семену Голуну должно помириться»...

А преосвященный постановил: «к миру принудить нельзя, а что дрались, а особливо поп Василий зачинщик был, за то попу Василию положить при народном собрании поклонов сто; а Голуну, яко на священническую шею руку свою возложить дерзнувшему, двести» (Арх. Курск. дух. конс. ук. 1762 г. дек. 23).

Валковского уезда, села Тарановки черкашенин Никита Долгов подал на своего приходского священника Никиту Самородского жалобу в том, что священник в день Нового года, по отправлении божественной литургии, выскочил из дома с топором, напал на его, просителева, брата Федора и раздробил ему «топоровым обухом» голову до мозга. Преосвященный определил произвести следствие, а на время следствия воспретил священнику священнодействие. Следствие, производившееся, конечно, лицами из духовенства же, выяснило, что голова Федора пробита не попом а попадьей, да и то не до мозгу, а слегка, сам же священник бил топоровым обухом лишь по спине и по плечам, притом же не без причины, а именно: еще с 25 декабря, то есть с праздника Рождества Христова, братья Долговы со множеством, других черкас того же села Тарановки стали собираться близ попова гумна, чтобы чинить здесь зрелище, называемое «катель», для чего таскали с одонка гумна снопы пшеницы, притом же по своему овчарному обычаю в дуду играли и всякие неприличные чинили шалости: священник неоднократно отсылал чинивших игрище, но его не слушали, а Федор Долгов, в отпор этому требованию об удалении, ударил даже священника дрюком по голове; тогда священник, купно с попадьею своею, и поучил бездельника, попадья – тем самым дрюком, которым Черкашенин Федор ударил попа в голову, и который он тотчас же бросил, увидав кровь на голове, а сам священник – топоровым обухом.

На основании такого дознания, консистория приговорила: «братьям Долговым за делание игралища и прочих неприличных забав, а Федору, сверх того, и за бой священника в кровь и досадительные ему слова и брань, дабы и другим чинить того было неповадно, и прочие от таких непотребных шалостей воздерживались, и имели страх и предосторожность, учинить в консистории жестокое плетьми наказание и затем отпустить их в домы; о священнике же Никите, который по прописанному делу виновным не оказуется, а находится долгое время в запрещении, относительно разрешения его от запрещения, консистория передает в полное благорассмотрение его преосвященства».

Преосвященный же положил такую резолюцию: «учинить посему, а поп Никита от запрещения разрешается, ибо хотя и оказывается, что он Федора топорищем бил, но это сделал в ревности, которая и во всяком священнике быть должна».

Замечательно, что означенный приговор консистории и такая резолюция преосвященного даны после обычной в таких случаях справки с церковными правилами, в которой на первом плане приведено из Кормчей книги правило: «святитель, верного или неверного бив, да извержется», с следующим оттуда же взятым толкованием: «епископ, или пресвитер, или диакон, аще бьет досадившего ему верного или неверного, таковый, яко творит противно евангельскому закону, повелевающему: аще кто ударит в ланиту, обрати ему и другую, да извержется, понеже от гордости и неудержной ярости нанесе рану на искреннего» (Арх. Харьк. дух. конс., ук. 1761 г. дек. 22, № 33).

V

Строгое преследование консисторского взяточничества.

Заботился такаю преосв. Иоасаф об ограждении духовенства от притеснений консисторских чиновников.

Октября дня 1758 г. духовенство Харьковского ведомства (находившееся в ведомстве Харьковского духовного правления) подало ему такое заявление: «В силе состоявшегося 737 года имянного Императрицы Анны Иоанновны указа исповедные росписи отбирались у нас нижайших в Харьковском духовном правлении без всякого при отдаче платежа – по 1750 г., а с того времени по окладу покойного преосвященного Иоасафа (Горленко), при отдаче тех росписей и метрических книг и сказок о клире церковном в духовном же правлении, начали платить акцидиальные деньги умеренно, не с великим нас отягощением; а с 756 года, по определению покойного преосвященного Луки, для отбирания таковых книг приезжают из консистории консисторские служители; ездят они от села до села на нашем коште и подводах и за прием книг исповедных вымогают по рублю, а c иных и по два, за метрики и сказки – тоже число, и теми взятками излишние делают убытки, а малоприходных и неимущих в крайнюю приводят нищету, которые впредь не точию окладных в казну денег и тридцатой доли платить и держать детей в училищах не в состоянии, но и дневной пищи лишиться могут». А декабря 16 дня того же 1758 года сама консистория «между прочими исправлениями» докладывала его преосвященству, что консисторский канцелярист Самсон Ильинский послал от себя без ведома консистории в Харьковскую протопопию, для отбирания от священников исповедных росписей и метрических книг, церковника Якова Ильинского, да другого – однодворца Андрея Попона, которы, ездя по селам чинят священникам обиды и насильные грабительства.

Преосвященный определил: «канцеляриста Самсона Ильинского за таковое его бесстрашное дерзновение высечь плетьми и от всех дел отрешить (что и учинено), а посланных от него в самой скорости возвратить и представить его преосвященству, послать же во все духовные правления указы, которыми от них востребовать праведного и обстоятельного известия, что и у которых священников или церковно-причетников таковые посыльщики вымогательством взяли, и в оных указах также написать, дабы впредь все и везде священники и церковно-причетники таковым, хотя с ведома его преосвященства консисториею посланным рассыльщикам, ничего отнюдь не давали; а если бы они что у кого и стали вымогать, или другие какие дерзости чинить, то их, заковав в железа, присылать прямо к его преосвященству при доношении» (Арх. Харьк. дух. конс.).

VI

Денежные операции Иоасафа Миткевича, доставившие консистории и разным лицам, которых они касались, много хлопот и неприятностей после его смерти.

Но преследуя консисторское взяточничество, преосв. Иоасаф сам, по-видимому, не был чужд склонности к прибыльным денежным операциям, как это можно видеть из следующих поступивших в консисторию, тотчас же после его смерти, заявлении:

Восемь человек служителей покойного преосвященного подали в консисторию прошение, в котором изъясняли, что «находились они при покойном преосвященном Иоасафе в услужении без всякого жалованья, а хотя, в силе учиненного его преосвященством определения, и собирались с отпускаемых ставленных грамот на служителей деньги, точию оные его преосвященством отбираемы были с прочими деньгами, они же, служители, остались ныне без всякого награждения в крайней бедности, и потому просят о награждении их собранными на них деньгами».

По сему прошению консистория потребовала от архидиакона Сильвестра, заведующего архиерейской ризницей, справки, учинено ли было покойным преосвященным Иоасафом определение собирать в пользу келейников денег с отпускаемых ставленых грамот, в каком размере, и с каких именно грамот и дел. Из представленной справки оказалось, что покойным преосвященным Иоасафом 1758 г. 30 ноября определено находящимся при келлии его служителям собирать за печать с архимандритских, игуменских и протопопских грамот с каждой по рублю, с епитрахильных – протопопских, священнических, диаконских и от освящения церквей с каждой по 50 копеек, с дьяконских и пономарских ставленых грамот по 20 коп., и все те собираемые деньги не оставались у служителей, а отдаваемы были его преосвященству без остатка».

Архидиакон Сильвестр, с своей стороны, заявил, что в бытность его преосвященства в 1762 году в Курской Коренной ярмарке, он, архидиакон, выдал его преосвященству по его приказанию, из ризничных денег непрошенных от доброхотных дателей, пятьсот пятьдесят рублей для отдачи этих денег Судженской помещице сотничихе Евдокии Романовой, которой его преосвященство с прибавкой к этим 550 р. своих 450 р. дал взаймы на срок тысячу рублей (под залог имения и взятых от нее драгоценных вещей), и еще за проданную в той же Курской Коренной ярмарке Севского монастыря архимандриту ризничную парчу вырученные деньги сто сорок восемь рублей он, архидиакон, отдал ему же преосвященному, и просил означенные ризничные деньги, взятые от него преосвященным Иоасафом выдать ему, архидиакону, из оставшихся собственных денег преосвященного для возврата их в домовую ризницу.

Казначей архиерейского дома иеромонах Иаков доношением в консисторию объявлял, что 1762 г. генваря 26 дня преосвященный Иоасаф взял в келью свою от него казначея из подлежащих к отсылке в бывшую Синодальную экономическую канцелярию тысячу рублей, в чем и собственноручное письменное приказание ему дал (которое и приложено казначеем к его заявлению), и просил выдать ему эту сумму из оставшихся собственных денег преосвященного Иоасафа для отсылки их в коллегию экономии.

По поводу этих денежных долгов преосвященного Иоасафа возникло любопытное дело, состоявшее в том, что консистория удовлетворила просителей, выдав им из оставшихся после преосвященного Иоасафа его собственных денег, кому что следовало по их заявлениям, а коллегия экономии, управлявшая к то время церковными имуществами, нашла все эти выдачи неправильными и постановила:

а) деньги, выданные служителям его преосвященства с находящихся в Белгороде возвратить, а за отъехавших присутствующим и секретарю консистории сложась уплатить

б) так как о возврате суммы, выданной будто бы архидиаконом Сильвестром покойному преосвященному из ризничных денег, архидиакон просил уже по смерти архиерейской, да и то, как примечается, спустя долгое время и выдачу оной суммы показывает по приказу такой персоны, о которой ныне, правда ль то или нет, известия получить не можно, того ради консистории предписывается выданные архидиакону деньги, возврата точно той же монетою, какова в ризницу отдана, прислать в коллегию

в) выданную консисториею казначею иеромонаху Иакову тысячу рублей взыскать с оного казначея, а в случае его несостоятельности оной консистории присутствующим и секретарю, в рассуждении противозаконной оных денег выдачи, сложась собственными своими, прислать в коллегию, ибо если то была и правда, что покойный архиерей требовал у казначея оных денег, но поскольку они не зависят от архиерейского определения на употребление в его собственный расход, а подлежат к отсылке в казну Ея И. В., то ему, казначею, против присяжной своей должности, памятуя закон, что без надлежащих ассигнаций выдача казенных денег воспрещается под двойным возвращением в казну, и давать оных денег не надлежало⁷³.

VII

Погребение преосв. Иоасафа. Неприятность архиерею, совершавшему обряд погребения, по поводу принятого им за это вознаграждения.

Преосв. Иоасаф Миткевич умер 30 июня 1763 г. в Троицком Ахтырском монастыре, где был по случаю производившегося им в это время обозрения епархии, умер от «жестокой параличной болезни». Тело умершего Св. Синод приказал погребсти в Белгородской соборной церкви преосвященному Тихону Воронежскому, которому при этом, по поводу принятого им вознаграждения за совершение обряда погребения, пришлось испытать некоторую неприятность. Именно: консистория выдала ему за совершение этого обряда из оставшихся после преосв. Иоасафа денег сто рублей, а коллегия экономии и эту выдачу нашла неправильною и предложила преосв. Тихону эти деньги возвратить и отдать в Белгородскую духовную консисторию для немедленной, вместе с прочим оставшимся имением преосв. Иоасафа, пересылки в коллегию экономии, поучая при этом, что «за погребение архипастыря и отдачи ему последнего долга требовать вознаграждения было нимало неприлично, ибо Воронежский преосвященный на определенном жалованьи и содержании состоит, тем паче, что такой в христианской жизни долг ― взаимственный»⁷⁴.

I

Училищная служба Порфирия в должности учителя и ректора Московской академии. Последовательное епископствование в двух епархиях – до перехода в Белгород.

Порфирий Крайский – урожденец из Юго-Западной Руси, воспитанник Московской Заиконо-Спасской Академии: по окончании академического курса в 1725 г., оставлен был в этой же академии учителем, и в течение 15 лет последовательно преподавал разные предметы и в разных классах, начиная с низших, затем в 1741 г. назначен префектом, а наконец в 1742 г. и ректором. В 1143‒1744 г. поручено было ему исправление чина принятия иноверцев в православную церковь, который по исправлении, одобрен к напечатанию под названием: «чинопоследование соединяемых из иноверных к православной церкви». В 1745 г. назначен членом следственной комиссии тайных розыскных дел при Московской Синодальной конторе. 12 мая 1747 г. определен архимандритом Донского монастыря с оставлением в ректорской должности, и затем архимандритом Заиконо-Спасского монастыря. В 1748 г. 30 мая рукоположен в епископа Суздальского и управлял этою епархиею 7 лет и 5 месяцев. В 1755 г. переведен в Коломенскую епархию, которою управлял до 1763 года, а в этом году октября 29 переведен в Белгород, где и скончался 7 июля 1768 года⁷⁵.

II

Ревизия церквей во всей Белгородской епархии по распоряжению преосв. Порфирия и результаты ревизии по донесениям ревизоров. Доклад самого Порфирия Св. Синоду о «нестроениях» в Белгородской епархии и желательных переменах. Аналогичные свидетельства других памятников.

Первым делом преосв. Порфирия, по вступлении его в управление Белгородскою епархиею, было поручить нескольким архимандритам произвести тщательнейший осмотр церквей во всей епархии, с назначением каждому из них для осмотра известного района епархии. Донесения этих визитаторов дают яркую картину печального состояния епархии относительно состояния церковного богослужения и поведения клира. Ими было донесено, что «в обозренных ими протопопиях в некоторых местах церкви Божии ветхи и в иных на антиминсах нечистота, и между тою нечистотою крупицы Божественного тела оказались, а прочие святые дары заплеснелые и согнилые, и содержатся в крайнем небрежении, иконостасы неискусно писанные, иконы раскольничьего письма, много домовых поставлено икон (таковых например в селе Чуланове в Богоявленской церкви оказалось 18, и между ними икона ветхая Фрола и Лавра с коньми и конюхами, а имена их написаны: Саф, Елисаф, Олисаф), пыли и паутины много, дароносных крестов и книг богослужебных: устава, минеи, триодей постных и цветных, октоев, ирмолоев, учительных извѣстей... нет, иные же книги львовской и других печатей старонаречные, оград около церквей и рундуков нет, священники оказались в пьянстве и кощунстве, також и с приходскими людьми в драках пребывающие и о должности своей нерадящие, катихизисов не имеют и не умеют».

Из этих «нестроений», о которых доносили преосв. Порфирию архимандриты, всего печальнее, конечно, было крайнее невежество священников, как старое коренное зло, с которым напряженно, но безуспешно, боролись его предшественники, которое волей-неволей приходилось терпеть и ему. Не имея возможности заместить всех невежественных священников «учеными» – за недостатком таковых в епархии, Порфирий предписывал вызывать этих «не имеющих и не умеющих катихизиса» в Белгород, чтобы здесь заставить их хотя сколько-нибудь изучить по их званию и должности необходимое.

Другого рода «нестроения, бывшие в епархии, указывались в записке (или докладе) самого Порфирия, представленной им в Святейший Синод для внесения депутатом от Синода в наказ комиссии по составлению уложения.

Донесения архимандритов касались пастырской деятельности и поведения духовенства, исправления им его служебных обязанностей. Записка преосвященного касается отношений к духовенству помещиков, разных командиров светских, обывателей. Преосвященный жалуется, что некоторые помещики приказывают священникам литургию в господские и праздничные дни начинать весьма поздно, и до половины дня ожидать прихода их в церковь, что в многих приходах церковные земли с сенными покосами и прочими угодьями из владения священно-церковнослужителей вышли, были захвачены помещиками и обывателями в их собственность, что за непонуждением от светских команд во многих приходах церкви Божии по десяти лет и более строятся, чрез что боголюбивые прихожане лишаются богослужения и таинств, а иные и в раскол уходят, что светские командиры обременяют духовенство постоями и берут священно-церковнослужителей, без сношения с духовным начальством, в канцелярии под караул, что обыватели, собрався многочисленно, силою заставляют священников венчать малолетних женихов с великовозрастными девками, чрез что свекры с невестками впадают в кровосмешение, что вообще многие помещики и обыватели, безвинно нападая на священно-церковнослужителей, причиняют им разные притеснения и побои немилосердые; жалуется также, что священники, по условиям их материального быта, вынуждены, оставя церковь Божию, сами ходить за сохою, косить сено, вывозить навоз на пашни, и полагает, что в избежание такого нестроения и непорядка, прихожане должны определять священнику двух мужиков с лошадьми, телегами и всею пашенною сбруею, и двух баб для исправления у него всяких домовых и полевых работ⁷⁶.

Вопросы возбуждавшиеся этой запиской, не были обсуждаемы в комиссии, и записка не влекла за собою каких-либо законодательных мер для изменения такого ненормального, указываемого в ней, положения духовенства; но во всяком случае она остается любопытным памятником этого положения и заботливости архипастыря о нуждах подведомственного ему духовенства.

О печальном положении духовенства, терпевшего грубые обиды от помещиков, с такою силою отмеченном в докладе преосв. Порфирия, выразительно свидетельствуют и другие памятники того же времени, указывающие и самые случаи таких обид, когда, например, какой-нибудь гусарского полка порутчик Георгий Капустянский, помещик в слободе Ивановке Изюмского уезда, бьет местного попа, а кстати также и его попадью плетьми, отнимает у попа ключи церковные и выгоняет его из прихода, и как человек имущественный и имеющий у себя в той «экспедиции», куда сообщению о его деянии, приятелей, нисколько не беспокоится подаваемыми на него жалобами, почему духовная власть и вынуждена была распорядиться о запечатании церкви в слободе Ивановке и переводе жителей этой слободы в другой приход, пока священник в причиненной ему обиде не получит «сатисфакции» (Ук. 7 сент. 1767 г. № 606, в арх. Харьк. дух. конс.).

III

Заботы об интересах Харьковского коллегиума по поводу присоединения к нему «прибавочных классов».

В истории местного просвещения время епископствования Порфирия в Белогородской епархии замечательно учреждением при Харьковском коллегиуме так называемых «прибавочных» или «вспомогательных» классов, чему впрочем преосвященный Порфирий мало сочувствовал и еще менее содействовал. Именно – в 1765 г., по ходатайству сенаторов Шаховского, Олсуфьева и Панина, в виду более и более умножавшегося в коллегиуме числа учеников из дворянских детей. Императрица Екатерина II в инструкции, данной губернатору Слободо-Украйнской губернии, повелела: «к преподаваемым ныне в Харьковском коллегиуме наукам прибавить еще классы французского и немецкого языков, математики, геометрии и рисования, а особливо инженерства, артиллерии и геодезии, на что и сумма до 3000 руб. из неокладных доходов определяется, и у кого тот коллегиум в ведении состоит, с тем губернской канцелярии о лучшем восстановлении и распространении наук, дабы со временем для общества могла быть польза, учиня сношение, употребить общее старание». Но общего старания по этому делу не оказалось. Преосвященному Порфирию вовсе неправилен этот инородный придаток к коллегиуму. На представленный ему из губернской канцелярии «для рассмотрения и согласного постановления» проект устройства прибавочных классов при коллегиуме, с требованием вместе с тем сведений о доходах и расходах коллегиума, он отвечал, что по своему положению он прежде всего должен думать и пещись не о новоприбавляемых классах, «которых и в заведении еще не видно, но о давно заведенных в коллегиуме славяно-греко-латинских науках, от которых и плод совершенный в святой церкви чувствительно ощущается и всем видимо есть», и в этих заботах о полезных для церкви святой училищах, в виду того, что сбор тридцатой доли хлеба от церквей и двадцатой от монастырей, служивший доселе главным источником содержания коллегиума, теперь Высочайшим указом 1764 года февраля 26 дня отменен, и вследствие того финансовые средства коллегиума крайне оскудели, находил справедливым требовать, «чтобы определенная на прибавочные классы трехтысячная сумма расположена была и на старые, состоящие в Харьковском коллегиуме семинарские училища, и когда эти училища равномерно удовольствованы будут, как и прибавочные классы, тогда и он согласовать то и другое не отречется, в противном случае Слободской Украинской канцелярии предлежит представить, куда надлежит, с требованием о прибавочной коллегиуму сумме, дабы не токмо прибавочные классы, но и давно заведенные учители и ученики совершенно были удовольствованы».

Требование преосвященного относительно расположения трехтысячной суммы и на семинарские училища коллегиума, конечно, не было удовлетворено. Правительствующий Сенат, в виду ясно выраженной Высочайшей воли об определении трехтысячной суммы собственно на прибавочные классы, признал такое требование преосвященного Порфирия неправильным и предложил губернатору Щербинину, «не продолжая времени», исполнить Высочайшее повеление, употребляя трехтысячную сумму на содержание только прибавочных классов, а о недостаточности средств коллегиумских предоставил епископу Порфирию представить Св. Синоду, «яко точной его команде».

В силу такого предложения, губернатор Щербинин стал теперь, уже независимо от архиерея, подготовлять открытие прибавочных классов, предлагая Слободской Украинской губернской канцелярии «сыскать учителей французского и немецкого языков и рисования, учеников же в оные науки принимать из учащихся в Харьковском коллегиуме семинаристов без всякого платежа, а из прочих всякого чина людей с платежом, как в проекте губернской канцелярии написано, и о невоспрещении семинаристам в те науки вступать, также как и об отводе для оного училища покоев в Харьковском коллегиуме писал преосвященному Порфирию».

Преосвященный употребил все усилия, чтобы воспрепятствовать этому отводу покоев для прибавочных классов в коллегиуме, он представлял в Синод, что имеющиеся в коллегиуме пустые обветшалые келлии, которые губернатор имел в виду для прибавочных классов, разобраны и переделываются для бурсаков, ибо в бурсах только две избы, а учеников восемьдесят, и требовал, чтобы губернатор до Харьковского коллегиума, как не в его команде состоящего, никакого дела не имел, и как до строения не касался, так и в вотчинах его участия не имел.

Но Св. Синод указом к преосвященному Порфирию определил: «что касается учреждения при Харьковском коллегиуме новых классов, то в оном не токмо никакого препятствия ни под каким видом не чинить, но еще, сообразуясь высочайшему Ея II. В. благоволению о лучшем тех классов установлении и распространении, крайнее попечение и старание иметь, дабы от излишних переписок не последовало какого препятствия в скорейшем Ея II. В. всемилостивейшего намерения исполнении», и покои для прибавочных классов при коллегиуме были отведены. Классы эти, таким образом, были при коллегиуме учреждены, хотя и против желания епархиального архиерея⁷⁷. Открыты они были впрочем не при Порфирии, вследствие вскоре последовавшей его смерти, а при преемнике его – Самуиле, который отнесся к ним, как увидим, более благосклонно.

IV

Синодское внушение преосв. Порфирию управлять епархиею в духе кротости и снисхождения. Был ли чужд ему этот дух?

Относительно управления Белогородской епархией преосвященному Порфирию пришлось получить, по поводу одного дела, от Св. Синода внушительное замечание, тем более, нужно полагать, для него чувствительное, что сам он был членом Синода. Дело было в следующем.

Преосвященный Порфирий двух архимандритов его епархии, именно, Белогородского Николаевского монастыря – Матфея и Курского Знаменского – Гедеона, отдал под суд по доносу монаха Знаменского монастыря Венедикта на архимандрита Гедеона в том, что он в 1765 г. июня 28 дня, при отправлении молебна, служащему иеродиакону не велел произносить многолетия Его И. В. Государю Цесаревичу и В. К. Павлу Петровичу, а на архимандрита Матфея, бывшего первоприсутствующим в консистории, в том, что он Матфей не хотел принять от него, Венедикта, о том доношения.

Преосвященный в донесении Синоду выставлял дело, по которому судились архимандриты, великоважным, объявляя их самих совсем виновными и к тягчайшему по законам штрафу подлежащими, и одного из них – Матфея, до окончания следствия лишил уже присутствия в консистории и перевел в другой меньший 3-го класса – Святогорский Успенский монастырь (где он, не дождавшись окончания следствия, скоропостижно и умер); а о Гедеоне прописывал Синоду свое мнение: не соблаговолит ли Св. Синод сего архимандрита вывести из Курского Знаменского монастыря в другую какую-либо епархию в меньший монастырь 3-го класса, дабы он за столь великое преступление и погрешность не остался без должного штрафования.

Синод же, найдя, по рассмотрении дела, что означенные архимандриты «под именем великоважного дела обвинены и с немалою тягостью изнуряемы были по единой токмо, как видно, его преосвященства к ним неблагосклонности, а в самом деле почти никакой их архимандритов виновности по оному делу не оказуется», и что распоряжение преосвященного относительно архимандрита Матфея прямо противоречит имянному Ея И. В. указу (от 17 февраля 1765 г.), по которому не только штатных, но и за штатом оставшихся архимандритов, самим архиереям определять и переводить без указа Св. Синода наистрожайше запрещено, указом преосвященному Порфирию (от 11 окт. 1766 г.) повелел: «впредь архимандритов без представления Св. Синоду и без указа из монастыря в монастырь не переводить, под опасением пеупустительного по законам штрафа..., да и по всем делам его преосвященству поступать с пастырскою кротостью и снисхождением, как в 5 главе 1-го послания св. апостола Петра изображено»⁷⁸.

С архимандритами преосв. Порфирий поступил, конечно, не с пастырскою кротостью и снисхождением, и едва ли не под влиянием личного нерасположения к ним, за что и получил надлежащий «реприманд» (выражаясь языком того времени) от Синода; но в общем, нужно однако же заметить, дух кротости и снисхождения не был чужд ему, и в некоторых случаях выступал даже – в резолюциях по делам о преступках, очень выразительно. Так, по делу жителя слободы Печенег Трофима Крепилы, обвинявшегося в насильственном кровосмешении с его невесткою, всячески ему в том сопротивлявшейся, консистория приговорила: «Крепиле за беззаконное кровосмешение следовало учинить смертную казнь, но понеже, в силе Высочайших Ея И. В. узаконений, оную чинить не велено, вместо того учинить ему нещадное телесное наказание и сослать в каторгу, а невестку его Татьяну, хотя она таковое кровосмешение из-под неволи с ним чинила, но яко уже в том грехе приличившуюся без покаяния оставить невозможно, для того сослать ее в Сумский Предтечев девичий монастырь под начал, и велеть ей во вся дни ходить к вечерни и утрени, и литургии, и стоять вне церкви»... и проч.

Преосвященный же положил следующую резолюцию: «1765 г. окт. 5 дня. Татьяну, которая к беззаконному кровосмешению ни малейшего не имела согласия, но еще и свекра своего от такового беззакония отвращала, оставить неповинною, а впрочем учинить по сему мнению» (арх. Харьк. дух. конс.).

По делу священника Краснокутской протопопии, села Лихачевки, Николаевской церкви, Григория Малкиевского, признанного, по исследовании поданной на него прихожанами жалобы, виновным:

а) в наименовании себя богом, царем и архиереем

б) в причинении обывателям изнурения и держании их в цепи

в) в наложении сверх риз на себя креста во время служения литургии, якобы по обещанию от болезни

г) в бое прихожанина Ивана Шаренко и выбитии у жены Никифора Черкашенина извнутри животов (о чем по челобитью в Рублевской сотенной ратуше явствует)

д) в истязании прихожанина Шаренко, явившегося в грехопадении с мачихою и вымогательстве у него денег, чего ему и чинить не надлежало, а следовало ему, яко отцу духовному, грехопадшего исправлять, а не мзды за то требовать и телесным наказанием истязать, консистория постановила: «учинить священнику Малкиевскому в консистории плетьми наказание и отослать под начал в черные монастырские труды в Харьковский Покровский училищный монастырь без священнослужения на пять лет».

А преосвященный смягчил это консисторское постановление, определить: «Малкиевского отослать в монастырь на един год, в прочем же учинить по сему мнению консисторскому» (указ конс. от 15 марта 1767 г., № 189. Арх. Курск. дух. конс.).

Тут можно удивляться даже избытку снисхождения тому, что за такие деяния священник не был вовсе лишен священства, а был только на время, притом – такое короткое, подвергнуть запрещению в священнослужении.

Видно, что преосв. Порфирий ни в каком случае не был какой-нибудь суровый и жестокосердый владыка.

V

Имущество, оставшееся после преосв. Порфирия.

После преосвященного Порфирия осталось, по словам его духовного завещания (приводимого ниже), «убогое келейное, пристяжанное многолетними трудами, имение». Этого «убогого» имения, по описи, составленной консисториею непосредственно после смерти преосвященного, оказалось:

Золотой и серебряной монеты: десять заномерованных мешочков, находившихся в подголовке, из них на первом рукою его преосвященства написано: в сем мешке империалов российских десятирублевых – 88; империалов российских пятирублевых – 140; двурублевых червонных, российских же – 436, да российских же, по одному рублю каждый – 55: на втором мешке написано: в сем мешке червонцев иностранных двурублевых – 471, да един иностранный же червонный – ценою в 30 рублей, да един царя Константина и матери его Елены; в остальных мешках, в каждом – по 1 000 рублей с собственноручною подписью преосвященного: мои собственные деньги, такого то года, месяца и числа, за исключением мешка № 9, в котором только сто рублей.

Золотых и серебряных вещей: Часы карманные золотые – большие и меньшие, еще часы – меньшие средних, золотые же; цепочка серебряная, вызолоченая, на которой панагию носят; чарка золотая весом 30 золотников, ложек столовых больших старинных серебряных с позолотою шесть, седьмая белая серебряная, ложек чайных серебряных вызолоченных – 10, ложек чайных серебряных без позолоты – 7, поднос серебряный небольшой, чашка полоскательная небольшая, сахарница серебряная с крышкой, солонка золоченая на трех ножках, еще солонка серебряная без ножек, чайник серебряный, кофейник серебряный небольшой, молочник серебряный небольшой, чайница серебряная, готовальня серебряная, очки одни в серебряном футляре маленькие, другие большие в футляре кожаном с серебряною оправою.

Лошадей и экипажей: карета и цуг вороных лошадей с двумя верховыми лошадьми, вороными ж, меринов гнедых четыре, в том числе гнедонегий один.

Одежды: шуб, ряс, полурясок, кафтанов, душегреек, а также и разных материй в штуках еще не початых (шелковых, атласных, бархатных, люстринных, рецетовых) – великое множество.

Питий и ядей разных – реестр тоже весьма сложный, а именно:

В каменном погребе, что под церковью преподобных:

Вина антал белого французского неполный на два перста.

Антал, в нем церковного вина красного на пят коргов (?).

Аглицкого пива шестнадцать бутылок.

Черного соку одна бутыль, да другой половина маленькой бутылки.

Волошского вина белого один бочонок, да одна стоянка.

Две бутылки французского вина.

1. Бочка доброй сивухи.

2. Бочонок самой хорошей сивухи в двенадцать ведер.

3. Бочка полная простой сивухи.

4. Бочка полная доброй сивухи.

5. Бочка полная простой сивухи.

6. Бочонок большой вишневки, в нем большая половина.

7. Антал небольшой, неполный на три пальца.

8. Антал небольшой, в нем дулевки половина.

9. Бочонок яблоновки полный.

10. Бочонок в ведро вишневки, неполный.

11. Бочонок небольшой вишневки, в котором меньшая половина.

12. Водки бочонок сосновой.

13. В бочонке полугарной сивухи меньшая половина.

Бочонков шесть по ведру, да стоянок один водки.

В кладовой комнате за железными дверьми, что в сенях, разных водок пятьдесят три бутылки, а какой водки – ко всякой бутыли привязаны ярлыки.

В погребах:

В 1-м три штофа полных, четвертого половина, сладкой водки.

Во 2-м семь штофов, в том числе с водкою три, а четыре ратафе.

В 3-м двенадцать штофов с водкою.

В 4-м восемь штофов с водкою.

В 5-м двенадцать штофов с водкою, в том числе два неполных.

В 6-м двенадцать штофов с водкою и ратафе.

В 7-м двенадцать штофов с водкою.

В 8-м 12 штофов с водкою.

В крайней келлии по Антониевской церкви в шкафу:

Бутыль мастахинной водки половина.

Бутыль кардамонной водки половина.

Бутыль большая водки сосновой в половине.

Бутыль кубебовой сладкой водки.

Бутыль водки расхожей.

Ящик с корицею, гвоздикою, мушкатовым цветом и прочими кореньями; чай, конфеты и заядки поставлены без описи в кладовую, где сундуки, и сахар в сенях за железною дверью, и вышеписанные водки туда же перенесены и запечатаны конторскою и архиерейскою печатью.

На леднике:

Спинок осетриновых семнадцать.

Белорыбьих теш одинадцать.

Вялого чебака домашнего восемьдесят.

Донского чебака шестнадцать.

Щук вялых семьдесят шесть.

Сазанов копченых девять, да вялых пять.

Половина белужей теши.

Свиных три сала, да в кадке пуда два кусками накладенного.

Ветчины двадцать один окорок, в том числе четыре копченых и полтора полтя.

Гусиных полотков семь.

Деревянного масла две бутылки.

Макового масла две бутылки.

Масла коровьего четыре дежки.

Лимонного белого соку два бочонка.

Пива три бочонка⁷⁹.

Нужно думать что гостеприимство в доме его преосвященства не забывалось!

VI

Духовное завещание Порфирия. Богадельни его имени в Белгороде. Инструкция смотрителю богадельни.

Относительно своего имущества преосвященный Порфирии оставил собственноручно писанное завещание. Оно сохранилось в архиве Курск. Знаменского монастыря с пропусками в тексте некоторых слов и букв. вследствие порчи рукописи от тления.

Привожу текст завещания, означая пропуски чертами:

«Во имя отца – – – – – –

Рассматривая и рассуждая прилежно на всяк день и час краткость маловременного жития нашего, которую царственный пророк святый овогда траве, овогда цвету, утро процветающему и на вечере отпадающему, овогда паутине свойственно уподобляет, глаголя: лета наша яко паутина паутахуся; таже наводит сице изъясняя: дние лет наших в них же семдесят, аще же в силах восемдесят лет. А святой апостол Иаков, рассуждая о том же, совопрошает глаголя: кая есть жизнь ваша? пара бо есть, яже вмали является, потом же и исчезает. Почесому и аз, вступивший на шестьдесят шестый от рождения моего год, паче же по причине частых моих болезней и тяжких припадков, чувствуя оскудевающую уже состава тела моего крепость, судих написати сей мой завет, да по кончине жития моего не воспоследует каковое нестроение и непорядки о убогом келейном имении моем, которое многолетними моими пристяжано трудами и о котором следующее завещеваю, а именно:

1. Архиерею, который по древнему в Российской церкви – – – – – быть при погребении тела моего, дать оному сто рублей, а на наем подвод – из домовой казны архиерейской.

2. Архимандритам, которые будут при погребении, дать каждому человеку по десяти рублей.

3. Игуменам, которые будут при погребении, дать каждому человеку по осьми рублей.

4. Строителям, которые будут при погребении, каждому человеку дать по шести рублей.

5. Духовнику дать двадцать рублей, войлок мой суконный, две подушки и одно одеяло холодное.

6. Протопопам всем и ключарю Симеону, которые будут при погребении, дать каждому человеку по пяти рублей.

7. Архиерейского престольного собора священникам и протодиакону, каждому человеку дать по четыре рубля, того же собора диаконам по три рубля.

8. Крестовым дому нашего иеромонахам дать каждому человеку по пяти рублей, иеродиаконам дома нашего по три рубля.

9. Келейному Николаю Костенскому, много потрудившемуся при болезнях моих, дать кафтан мои рыжего бархата кофейного цвета, и другой фиолетового цвета, лошадь вороную новоезженую, пуховик, три подушки и одно одеяло холодное и коврик персидский, и что который – – – ему ж дать полурясок мой кофейный, лисицами подбитый чернобурыми, и другой полурясок кофейный, барашками бухарскими подбитый, и одеяло теплое песцовое, пуздерно, обитое черною кожею, наполнивши в нем все штофы сладкою водкою, какую он выберет в кладовой палате.

10. Дворецкому келейному Кирилле дать двадцать рублев.

11. Лакеям и истопникам, трудившимися при келлии нашей, каждому человеку дать по пяти рублей.

12. Священникам градским и иеромонахам, которые будут при погребении, каждому человеку дать по три рубля.

13. Иеродиаконам и градским диаконам, которые будут при погребении, каждому человеку дать по два рубля.

14. Поварам, хлебникам, конюхам и сторожам приворотным и кузнецу Даниле, каждому человеку дать по рублю.

15. Архиерею престольного собора псаломщикам, пономарям, сторожам и звонарям каждому человеку дать по рублю.

16. Конюшему и портному Гервасию и пономарю Иеремии и пасечникам монахам и дворнику, что на загородном Вознесенском доме нашем, каждому человеку дать по два рубля.

17. Иосифу Сербинову, который находится при келлии нашей, дать двадцать рублей.

18. Певчим дома нашего каждому человеку дать по два рубля, а регенту три – – – – золотой и серебряный – – – раздать нищим, убогим, сиротам, вдовицам и странным.

19. Три сакоса, подризник парчевый, епитрахиль, шитую золотом по бархату вишневому, две палицы, шитые золотом, два омофора парчевые и трои поручи, шесть орлецов, шитых серебром и золотом, посох, панагию мою, всю осыпанную алмазами, и другую панагию деревянную с алмазами ж и коронкою алмазною отдаю в ризницу архиерейскую для вечного моего поминовения, паче же при бескровной, приносимой Господу Богу на всяк день, жертве.

20. Ковры все без остатку в тую же отдаю ризницу и платье мое, а именно: холодные все рясы, кафтаны и полуряски в тую же отдаю ризницу, из которых поделать ризы, стихари, а теплые рясы и полуряски, настоящею продав ценою, роздать нищим, убогим, сиротам и вдовицам.

21. Касины (?), люстрины и грезеты и тафты отдаю в тую же ризницу на ризы и стихари.

22. Часы карманные большие золотые, за которые дано двести десять рублей, и часы меньшие золотые, которым цена восемдесят рублей, собственно персональное мое серебро и чарку золотую, которой единой цепа сто рублей, продав настоящею ценою, роздать нищим, убогим, сиротам, вдовицам, неимущим.

23. Карету и цуг вороных лошадей с двумя верховыми лошадьми и четырнадцать попон, гнедопегого мерена ― ― ― ский.

24. Посуду фарфоровую и стеклянную, собственно персональную нашу, всю отдать в дом архиерейский.

Аще ли же кто восхотеть что переменить из выше прописанных, или паче чаяния по лакомству своему присвоити что-либо себе из оных, той да вменится быть, яко тать и разбойник, и да будет ему судия Сам Вышний Судия, хотяй приидти судити живых и мертвых Господь Бог и воздати коемуждо по делам их. Аминь, аминь, аминь.

Смиренный Порфирий епископ, собственною рукою подписавшийсия. 1768 г. марта 28 дня.

А келейным моим никаковых притеснений и озлоблений о имении нашем убогом келейном да не дерзает никтоже причинять под опасением праведного гнева Божия и нашея пастырския клятвы. Порфирий Епископ.

Для лучшего же известия и уверения сообщается, что в бауле и в подголовках серебряной имеется монеты восемь тысяч пять сот и пятьдесят рублей. А сколько золотой монеты в подголовке значится именно в тех мешечках, где червонные российские и иностранные, в положенных там имянных внутрь мешечков записках. Porphyrins Episcopus».

Приписка: «Взято отсюда на расход четыреста пятьдесят рублей 1768 года, мая 21 дня»⁸⁰.

Общая сумма денег, оставшихся после преосв. Порфирия, с присовокуплением к ним вырученного от продажи вещей, оказалась в девять тысяч рублей 64¾ коп.

По распоряжению Св. Синода, согласно представлению преемника Порфириева преосвященного Самуила, велено из этой суммы 1399 р. 64¾ коп. употребить на построение в Белгороде двух каменных богаделен, одной для женского пола, числом на 18 человек, и другой для мужского, на такое же число; а остальные 8000 отдать в Московский для дворянства банк, с тем, чтобы из процентов с этой суммы производилось содержание принимаемым в богадельню. Эти богадельни к содержанию как духовного, так и светского сословия «бедных, увечных престарелых и в неисцельных находящихся болезнях и родственников, кои бы их содержать и пропитать могли, не имеющих», одна для мужского пола близ Смоленского, а другая для женского близ Успенского соборов, каждая на 18 человек, действительно и были устроены с наименованием их в память жертвователя Крайскими.

Сохранившаяся в архиве Курской духовной консистории инструкция священнику Тихвинской в Белгороде церкви Петру Лазареву, «определенному консисториею (в 1805 г.) иметь смотрение за состоящею в Белгороде мужскою богадельнею, называемою Крайскою и за живущими в ней богадельными», знакомит нас до некоторой степени с порядками этой богадельни и бытом ее обитателей, и потому считаю уместным привести ее:

«1. Посещая нарочито в неделю трижды, или по крайней мере дважды, оную богадельню смотреть и увещевать всех в ней живущих, чтобы они провождали житие свое трезвенно, честно и добропорядочно, упражняясь в богоугодных молитвах, коим их и изучить тебе непременно, во-первых: отче наш, пресвятая Троице, упование мое отец, Господи и Владыко живота моего, Богородице диво, также – символ веры православный и десятословие. Таковые молитвы они должны, вставая и ложась, со всяким умилением прочитывать, памятуя будущий страшный и праведный суд Божий и дарованную им богатую Его милость.

2. Должны они богадельные всегда друг другу взаимную оказывать любовь, а в ссоры, азартность, споры и драки отнюдь не вступать; оказавшихся в том, паче же зачинщиков всего того, смирять всевозможными способами. А на непокорных, беспокойных и по многим увещаниям и смирениям не исправляющихся, с объяснением всех их поступков в консисторию репортовать.

3. Блюсти им в богодельне всякую чистоту и порядок в клаже вещей и одежд своих: одежда и обувь, в которых ходят, посуда, в которой пищу готовят, по разным местам разбросаны чтоб не были, но в пристойном им месте полагаемы быть должны, и покой чисто выметен, чтоб всегда был, и помои внутри жилища, что есть неусно, нигде не держать; трапезе лучше быть общей, нежели порознь яств, благочинно без всякого празднословия. По обеде и ужине нечистого стола никогда не оставлять, на стол платья и обуви никогда не класть.

4. Оным же богодельным не попускать по городу бродить и милостыню по дворам просить, а всегда пребывали бы в богадельне безотлучно; доброхотное ж в богадельню подаяние разделять им самим между собою обще всем: на служение славословия имени Божия побуждать, чтоб они в церковь, ежели кто из них не совсем расслаблен, часто ходили, а наипаче в воскресные, полиелейные, праздничные и высокоторжественные дни; также во св. четыредесятницу, в Петров, Спасовский и Рождественский посты у отца своего духовного исповедались бы и святых тайн божественных сообщались, и которому священнику они определятся в приход, оному писать их в имянных исповедных росписях. Буде же кто из оных от церкви божией и от исповеди и сообщения святых тайн будет лености ради удаляться, таковых увещевать и устрашать объяснением страшного гнева Божия и на возбуждение к таковому душеполезному делу духовному их отцу прочитывать им приличные поучительные книги, о нерадивых же вовсе о своем спасении в консисторию репортовать. Если же кто из оных окажется в тяжкой болезни, за таковым из числа тех же богадельных определить для наблюдения и вспомоществования, и страждущему умереть без покаяния и тайн божественных без причастия по человеколюбию не допускать.

5. Подтвердить наистрожайше всем богадельным, чтобы завсегда береглись огня в трубах возгорения и ходя с лучиною искр заронения, также подклажи на печи онуч, тряпиц, дров и прочего, и для того трубы и на печи и за печью чисто вычищать, и тех ради бережливостей тебе, священнику Петру, выбрать из тех богадельных одного в старосты человека честного, которому тщательно за всем вышеписанным смотреть.

6. Пришельцам, волочащимся людям обоего пола, какого бы они звания ни были, не токмо в оной богадельне жить, но и поразно ночевать в ней ни под каким видом не дозволять, притом и тою накрепко смотреть, чтобы из нищих кто не был заражен какою-либо прилипчивою болезнею – такового до определения в богадельню отсылать к лекарю для освидетельствования в нем таковой немощи, и если окажется, то между неимущими той болезни не помещать. Кому из них случится умереть, такового мертвеца относить и похоронить на общем мирском кладбище, но с которого времени и какою болезнию был умерший одержим и когда умре, о том в консисторию давать знать письменно, а на место его самому тебе священнику без указа консистории никого не принимать в оную богадельню и не определять.

7. Пищу им, обувь и одежду, также и дрова на топление печей, употреблять из выданной им из консистории десяти рублевой суммы; окопники, печь, двери и прочее подтвердить тем богадельным, дабы они все оное берегли, а когда по необходимости, что обветшает, то о починке таковой ветхости репортовать обстоятельно консистории.

О всем вышесказанном поступать тебе, священнику, как усердному попечителю, добропорядочно и нелепостно, ища от Бога одного за свои труды истинного мздовоздаяния, а за противное тому опасаться мзды и в будущем веке истязания. 1805 года июля дня ».

I

Происхождение, образование, училищная служба в должности учителя и ректора Киевской академии. Двукратное путешествие в С.-Петербург в качестве представителя Киевского митрополита, для принесения поздравлений Императору Петру III и Императрице Екатерине II. Назначение епископом в Белгород.

Преосвященный Самуил был сын священника Глуховского полка села Полошек, родился 24 мая 1731 г. и при крещении назван Семеоном. По достижении 11-летнего возраста, мальчик Симеон, умевший несколько читать по-славянски и петь на клиросе, отдан был отцем для обучения в Киевскую академию; здесь, при его выдающихся способностях и прилежании, «учебная практика выработала в нем всесторонне образованного мужа, отличного богослова, искусного и тонкого диалектика, образцового ритора, проповедника и замечательного лингвиста, свободно изъяснявшегося на латинском, польском и французском языках и излагавшего свои мысли на немецком и греческом языках».

Приняв, по окончании академического курса, монашество с именем Самуила (12 апр. 1754 г.), он был оставлен для преподавательской службы при академии, и был здесь сначала учителем латинской грамматики, поэзии, риторики (последовательно), затем с 1757 г. по 1759 г. префектом и учителем философии, с 1759 г. учителем богословия и исправляющим должность ректора, а в 1761 году определен ректором с возведением в сан архимандрита Киево-братского монастыря.

В должности ректора академии, архимандрит Самуил по поручению Киевского митрополита Арсения, в качестве его представителя, два раза ездил в С.-Петербург, первый раз (в марте 1762 года) – для поздравления Императора Петра Феодоровича с восшествием на престол, второй ― в июле того же года для принесения поздравления новой Императрице Екатерине II. Своею поздравительною речью Самуил произвел весьма благоприятное впечатление на Императрицу. В 1768 г. 21 августа, по Ее повелению, он был вызван в Святейший Синод «на чреду», и после новых опытов красноречия (речь Императрице и проповеди в придворной церкви), окончательно утвердившими за ним славу выдающегося оратора, 28 декабря того же 1768 года был рукоположен в епископа на Белогородскую кафедру⁸¹.

II

Просветительное значение епископского служения Самуила в Белгородской епархии. Устройство учебной части Харьковского коллегиума по его указаниям. Заботливость об упорядочении хозяйственной части коллегиума и лучшем содержании бедных учеников в сиропитательном доме. Построение нового дома.

Архипастырское служение Самуила в Белгороде, несмотря на кратковременность (менее трех лет), было в высшей степени благотворно для епархии, особенно в просветительном отношении. Духовные школы более всего испытали на себе эту благотворную силу его просвещенного управления, и прежде всего – Харьковский коллегиум. Памятником плодотворной заботливости преосвященного Самуила о подъеме образовательного значения этого учреждения служит, между прочим, «инструкция Харьковского училищного коллегиума ректору..., как и чему именно в коллегиуме учить», данная в 1769 г. «для приведения в цветущее состояние коллегиума»; в ней всем учебным предметам, преподаваемым в коллегиуме, дана, по тогдашнему времени, широкая и солидная постановка с обстоятельным объяснением для каждого класса учебных руководств, объема и методов преподавания⁸².

В «прибавочных классах», к которым преосвященный Порфирий отнесся так неблагосклонно (см. выше стр. 147 и 148), Самуил признал полезное дополнение коллегиумской программы, почему и расписание учебных часов в коллегиуме и прибавочных классах приказал составить так, чтобы для учеников коллегиума не было никакого препятствия к хождению в эти классы. Из предметов, преподаваемых в этих классах, особенное значение придавал он иностранным языкам, и к совершенствованию учеников Харьковского коллегиума в знании сих языков заботливо принимал и указывал целесообразные меры. Так, в 1770 г. принимая во внимание, что в Харьковском коллегиуме «к поправлению и распространению наук и языков необходимая состоит нужда в учителях знающих и достойных», определил из студентов богословия двух человек, из священно-церковнослужительских детей его епархии, «отправить на его собственном коште в Германию в знатнейшие университеты, дабы они в пользу государства высших могли обучаться наук и языков» (Арх. Курск. дух. конс.).

В 1771 году, по силе заключенного с выписанным из Московского университета для прибавочных классов учителем Петром Аштоном (Оттоном?) контракта, четверо из наличных французского класса учеников, во французском языке уже предуспевших, должны были, по указанию преосв. Самуила, поместиться у сего учителя в доме с тем, чтобы упражняясь в французском языке, чрез всегдашнее с ним, Антоном, обращение «могли затвердить прямую французскую, самую парижскую, а не гасконскую прононсию», изучить литературу в более видных, по крайней мере, и талантливых представителях (Руссо, Вольтер – с тем однако же ограничением, «чтобы из сочинений их двух красноречивых и остроумных мужей выбирать такие, которые ничего не заключают в предосуждение нашей вере и благочестию, ибо они чем славнее своими дарованиями, тем изобильнее дерзновенными мнениями»), приобрести хороший стиль, между прочим эпистолярный, и тем сделаться самим способным к определению их впредь во французский класс в учительские помощники, а потом и в учители» (Арх. Харьк. дух. сем. Ук. конс. мая дня 1771 г. № 938). И видно, что ученики успевали выносить из уроков французского языка не только знание этого языка, но что еще важнее, в некоторой степени и вкус к самой литературе французской, охоту к чтению французских книг, которые и приобретали себе, может быть, на последние гроши для своих частных библиотек. Так, из жалобы одного ученика богословия на другого узнаем, что тот взял у него несколько книг, в том числе и французских, по цене на 10 рублей, и ни денег не дает, ни книг не возвращает; между французскими книгами поименованы: Вольтерова история в 3-х томах, Телемака похождение, увеселение придворного человека, басни и ведомости Лафонтена (Из архива Харьк. дух. сем.).

Признавая за новыми иностранными языками значение важного учебновспомогательного средства, не только для общего, но и специально богословского образования, учебная инструкция Самуила настоятельно требовала, чтобы в богословском классе не было ни одного такого студента, который бы сверх латинского языка, не обучался еще какому-либо из иностранных по своей склонности, и рекомендовала учащимся в богословии, для усовершенствования в проповедничестве, пользоваться не только русскими проповедниками, но не оставляет авторов и на иностранных языках, на французском – Сореня, Флешье, Бурдалу, на немецком – Мосгейма.

Вместе с подъемом языков иностранных возвышен был в своем значении и язык русский. Русский язык вообще был, так сказать, в загоне в тогдашних школах – язык латинский, как учебный язык школы, во всем шел впереди, служа образцом для самого русского. Когда в 1786 г. Св. Синод, по желанию Императрицы, издал указ о введении в духовных школах метода народных училищ, которым требовалось, между прочим, усиление в преподавании родного языка – это сильно смущало тогдашних семинарских латынников. В регламенте сказано – говорилось в мнении по этому предмету одной из лучших семинарий того времени, именно – Троицкой, представленном митрополиту Платону, что на первый год в школе довольно учить латинской или греческой грамматике, а чтобы учиться российскому прежде языку не повелевается; а притом, ежели принять правило народных училищ в рассуждении учения российской грамоте и писанию, то предвидится из того впредь последовать препятствие успехам в латинском языке, ибо те, которые должны будут учиться наперед российской грамоте и писанию, к учению латинского языка будут приступать уже гораздо позже... Почему не приказано ли будет вашему преосвященству представить, что по вышеписанным резонам сей образ учения народных училищ в рассуждении учения российской грамоте и писанию принять в здешнюю семинарию неудобно» (Знаменский. Духов. Школы в России, стр. 791).

Преосв. Самуил был чужд такого, общего в то время, пристрастия к латыни, обидного для языка родного. По его учебной инструкции класс российской грамматики назначается прежде грамматики латинской; сверх классов латинской поэзии и риторики, изначала существовавших в коллегиуме, учреждается (по той же инструкции) класс «российской элоквенции и поэзии», и для лучшего устройства преподавания в этом классе тогда же, по распоряжению преосвященного (мотивированному тем, что «в Харьковском училищном коллегиуме недостает российского класса, а в заведении оного, також и к преподаванию в учителях состоит необходимая нужда») двое студентов коллегиума командированы были в Московский университет «для обучения там российской поэзии и элоквенции» с тем, чтобы, по возвращении быть им преподавателями сих предметов в коллегиуме⁸³ (Арх. Курск. конс. ук. 1 июля 1769 г.).

Диспуты богословские по той же инструкции Самуила, должны отправляться не на латинском только языке, как было прежде в коллегиуме, и как делалось это даже и после того во многих семинариях, а на латинском и русском языках попеременно; диспуты же философские – исключительно на российском языке. Учащимся в богословии предписывалось «проповеди, по крайней мере три в год, сочинить самым чистым штилем российским». Стоит заметить, что в интересах русского языка, самому французу Аттону поставлено было в обязанность переводить с учениками французские книги на российский язык «с точным наблюдением оного красот, в чем если оный учитель, как человек иностранный, недостаточен, может вспомоществовать ему г. директор».

Устрояя учебную часть коллегиума, преосв. Самуил вместе с тем много заботился и об хозяйственном его благоустройстве. Зная, что монахи, приставленные к собиранию Каплуновских доходов (см. выше стр. 22), мало думают об интересах коллегиума, а корыствуются этими доходами сами, в указе на имя ректора коллегиума от 11 февраля 1771 года предписывал: «объявить ректору Лаврентию, что впредь должен быть Каплуновский начальник не на таком основании, как до сего начальники были, а на отменном, а именно: все денежные доходы, за отправление молебствий и акафистов и прочего собираемые, класть в один ящик, нарочно для коллегиума сделанный, и ежемесячно свидетельствовать и в коллегию привозить те деньги, а в карманы ничего из тех денег не класть» (Арх. Харьк. дух. конс., также – Харьк. дух. сем.).

Особенно заботился он, чтобы содержание учеников в сиропитательном доме, при коллегиуме, было безбедное. В первом же письме к архимандриту Лаврентию, по вступлении его в ректорскую должность, преосв. Самуил писал ему (от 16 сент. 1770 г.): «Ничто столь мне не желательно, как то, чтобы особое ваше попечение было обращено на сиропитательный дом. Обратите на оный свое внимание и доставьте ему те выгоды, которых долг наш христианский требует и мое сострадательное сердце желает»⁸⁴.

Сострадательное сердце архипастыря побудило его позаботиться и о новом построении здания сиропитательного дома для коллегиумистов. Так как коллегиум не имел для этого достаточно собственных средств, то преосв. Самуил обратился ко всей своей пастве с убедительным воззванием о пожертвованиях такого содержания: «Врученная нашей мерности от Бога и всеавгустейшего нашей всероссийской монархини пастырская должность во всех наших пастырских делах обязывает нас иметь недреманное око, а паче всего заставляет всевозможное прилагать попечение о распространении наук и о учреждении благоразумно воспитанных и обученных священников. Премудро в духовном регламенте сказано: когда нет света учения, нельзя быть доброму церкви поведению и нельзя не быть нестроению и многим смеха достойным суевериям, еще же и раздорам и пребезумным ересям. К отвращению всего того и к получению способов, открывающих прямой путь к исправлению нравов, к насаждению плодов духовных, нет лучшего и полезнейшего средства, как доброе учреждение к воспитанию и приуготовлению молодых людей, из которых бы ко всем церквам добрые пастыри, благоразумные и благонравные проповедники определены быть могли, не токмо своими поучениями просвещающие простой народ, но и своим образом жития представляющие поучаемому народу пример в вере спасительной, от которой истекает все благонравие и доброе гражданство. Неоспоримо, что в пространнейшей в свете всероссийской империи есть тысячные способы таковых благоприятных учреждений, но в нашей пастве из всех оных предвидится следующее церкви святой и отечеству весьма полезное средство, а именно: устроение сиротского дома при училищах Харьковских; оное хотя, во-первых, зависит от пастырской должности и требует, во-вторых, пастырского внимания и уважения, но законы общества, польза отечества и правила истинного человеколюбия не меньше и каждого к тому обязывают. Воспитанные в сем доме, просветившиеся твердыми и основательными пауками, получив истинное понятие о Боге и Его божественных свойствах, сделаются, во-первых, способными, по Апостолу, к совершению святых в дело служения, в созидание Тела Христова (Еф.1:12), потом – к приобретению пользы отечеству, наконец, к засвидетельствованию наичувствительнейшей своей благодарности всем тем, коих щедротами снабдены и согреты были. Для такового рода бедных, по отечеству и церкви святой существенно полезных людей, был доныне некоторым убежищем старый при Харьковском коллегиуме построенный дом, вообще, по древнему здешнему обычаю, с немецкого языка бурсою названный, по крайнему своему обветшанию и тесноте, впредь к тому способным средством быть уже не может. Сии обстоятельства, непосредственно к пастырской должности простирающиеся, побудили нашу мерность нового сиротского каменного дома, при оном же училище Харьковском, недавно положить основание. Сие столь богоугодное и отечеству полезное дело, с благопоспешеством начатое, непрерывное течение имело бы, если бы общее всех дел человеческих препятствие, то есть недостаток, не сделал в том помешательства. Но наша мерность, ведая паствы своея сердца человеколюбием и щедротами преизобильно исполненные и неугасимым пиаром к получению со дня на день нашего просвещения пламенеющие, твердо уверены пребываем, что сие столь похвальное предприятие без достойных себе ревнителей не останется. Вследствие чего пастырски просим всех и каждого порознь, в сем случае последуя благородной и богоугодной своей склонности, пристать в сообщество не меньше полезного, как и нужного сего дела, и возымет в нем участие щедрым от человеколюбивых сердец подаянием. К чему, сверх неумирающей, великим делам последующей славы, да будет всякому поощрением блаженная надежда неменьшего всем доброхотным и в сем деле участникам воздаяния, как благочестивым богаделен и странноприемниц сооружителям. Наконец, сие наше прошение заключаем оными апостольскими словами: благотворения и общения не забывайте: таковыми бо жертвами благоугождается Бог (Евр.13:16). Дана сия архиерейская грамота в Богоспасаемом Белограде в доме архиерейском 1769 г. декабря 30 дня⁸⁵.

Это воззвание привлекло много жертвовании, при пособии которых (с прибавок к доходам от молебнов в Каплуновской церкви) и мог быть построен для общежития бедных учеников коллегиума большой каменный двухэтажный корпус. В числе жертвователей первым был сам преосвященный, давший на постройку 100 руб. Постройка корпуса, начатая в 1770 г., окончена в 1773 г., когда преосв. Самуил был уже на другой епархии, но он, как увидим ниже, и издали участливо следил за ходом постройки, получал от коллегиумского начальства по этому делу обстоятельные донесения, и с своей стороны давал благожелательные указания и советы.

III

Низшие школы при Самуиле.

Низшие славяно-латинские школы, открытые, как мы видели, в известных округах преосв. Петром Смеличем, в качестве приготовительных к Харьковскому коллегиуму (см. выше стр. 56), при следующих архиереях в течение непродолжительного времени, одна за другою, закрывались с тем, чтобы священно-церковнослужительские дети этих округов посылались для учения прямо в Харьков: прежде всего закрыта была школа Старо-Оскольская в 1741 г. при митрополите Антоне Черновском, потом Курская – в 1757 г., а вскоре затем, в начале 60-х годов, и Белгородская⁸⁶. При преосв. Самуиле школы этого рода, с его разрешения, по просьбам духовенства возникают опять, и не только в прежних, но и в других местах.

Так, в 1769 г. Белгородское духовенство, изъяснив, что за неимением в настоящее время в Белгороде славяно-латинской школы, обязательное для них отправление малолетних детей для обучения в Харьков крайне затруднительно, а в доме его преосвященства имеется студент Иван Петров Ильинский, который славяно-латинскому языку некоторых уже и обучает и которому желали бы и другие отдать своих детей для обучения с таковым награждением, какое благоугодно будет указать его преосвященству, всепокорнейше просило преосвященного Самуила об учреждении при доме его преосвященства славяно-греко-латинской школы и дозволении, пока оная будет учреждена, упомянутому студенту Ильинскому принять детей их, просителей, для обучения славяно-латинскому языку, и получило в ответ на эту просьбу такую резолюцию:

«Первое. Детям священно- и церковнослужителей города Белгорода дозволить здесь в Белгороде учиться первым основаниям латинского языка и по тех точию пор пока они способными сделаются к высшим латинским школам. А после того непременно отсылать в Харьков.

Второе. Оной школе быть при доме нашем, почему и отвесть одну келлию пустую ненужную, и о том из консистории к эконому дому нашего послать указ. Точию для топления оной келлии должны просители доставлять дрова.

Третье. Обучать оных детей дозволить студенту Ильинскому, здесь в Белгороде находящемуся, в определенные часы за вознаграждение, о каковом сами они между собою добровольно договор учинять.

Четвертое. Оной школе быть под ведомством и смотрением и управлением Белгородского Смоленского собора протопопа Кирилла Савурского, яко учительного человека и к оному делу по своим качествам способного, который должен и порядок учения сделать, и нам доложить письменно».

В том же 1769 г., после данного Белгородскому духовенству разрешения открыть славяно-латинскую школу, и духовенство Валуйской протопопии обратилось к преосв. Самуилу с такой же просьбой:

«По силе Ея И. В. указов, дети наши должны обучаться славяно-латинскому языку и прочим наукам, понеже они достигли уже до таких лет, а как в Белгороде вашим преосвященством учреждена школа, в коей священно и церковнослужительские дети и начали уже оному языку обучаться, то и мы нижайшие на таком точно основании детей своих тому языку обучать желаем, для чего и студента из Харьковского коллегиума ученика богословия Ивана, Федорова сына, Пономарева всенижайше просим определить, а надлежащее в том учении смотрение препоручить Валуйской протопопы наместнику иерею Григорию Ясинскому; оной же школе за способно и весьма сходственно как для наших, так и других околичных городов священно- и церковнослужительских детей почитаем быть в городе Валуйках, и как подлежащие к тому книги искупить, так и содержать оного учителя по добровольному нашему с ним договору на своем коште обязуемся. Того ради вашего преосвященства всенижайше просим о невысылке наших детей в Харьковский коллегиум милостивое архипастырское учинить благорассмотрение. Сентября дня 1769 года».

Под прошением подписались 13 человек (священники, дьяконы, дьячки, пономари).

Резолюция: «учинить немедленно по сему прошению».

А в следующем 1770 г. и Курское духовенство в прошении на имя преосвященного Самуила излагало:

«В прошлых годах при жизни антецессора вашего преосвященства, покойного преосвященного Петра, архиепископа Белоградского и Обоянского, имелась в Курском Богородицком Знаменском монастыре учрежденная для обучения священно- и церковнослужительских детей российской грамоте и латынского языка школа, где и обучались оные священно и церковно-служительские дети, как города Курска и Курского уезда, так и других Белоградской епархии городов, яко то: Обояни, Мирополья и Суджи точию оная школа оставлена. А ныне учреждена в городе Курске российская школа, в коей священно- и церковнослужительские дети и обучаются, а латинской школы еще не учреждено, почему из детей наших, изумившихся российской грамоте, выслано несколько для обучения латинского языка в Белгород, где определены в учрежденную латинскую школу на нашем нижайших коште, куда и других детей, по изучении ими российской грамоты, высылать велено, точию нам нижайшим во оном Белгороде детей своих во учении содержать крайне невозможно, за тем, что в том городе для пристанища детям нашим к найму способных квартир, за недавним у многих белгородских жителей сгорением дворов от бывших пожаров, не имеется, и кому б за оными детьми, по малолетству их, призрение иметь не находится; а хотя из тех, от пожару мало оставшихся дворов, для найма некоторые квартиры и поступают, точию за весьма дорогую цену, по которой цене нанимать нам очень несносно; к тому же оный Белгород состоит от города Курска в немалом расстоянии, детям привозить запасу, за неимением у нас нижайших градских священно- и церковнослужителей ни людей, ни лошадей, крайне не на чем, и содержать от своего кошту детей в Белгороде находимся мы нижайшие в крайнем несостоянии, ибо за имеющеюся во городе Курске немалою дороговизною хлебного и прочего съестного припаса, а наипаче дров, и сами мы нижайшие с домашними своими пропитание имеем по недостатку своему небезпуждное, а от такового в другом городе детей своих на своем коште содержания придти можем в крайнее убожество и лишимся последнейшего своего пропитания; курского ж уезду многие села находятся от Белгорода еще далее Курска, откуда нам нижайшим туда к детям своим для снабдения их в надлежащих нуждах, за необходимыми церковными требами, також за домовою и в летнее время полевою работою, отчего только почти и пропитание имеем, отлучиться весьма с трудностью, ибо чрез таковые в рабочее время отлучки можем понести великие убытки и лишить себя пропитания; да из наших же детей многие взяты в военную службу и по взятии снабжены нами одеждою и обувью и прочими нужными на первый случай и на путевое содержание принадлежностями, отчего пришли мы, по малоимуществу нашему, в наибольший недостаток, за которым недостатком оставшихся детей своих, доспевающих к объеденному учению, содержать в предписанном Белгороде крайне нечем. Того ради Вашего Преосвященства со всенижайшею нашею покорностью просим о учреждении вышеписаной латинской школы для обучения наших священно- и церковнослужительских детей, коих имеет быть немалое число, в Курском Богородицком Знаменском монастыре, как и прежде имелось, на что в том монастыре и келлий праздных довольно имеется, и о определении на наш кошт из учителей по Вашему архипастырскому благорассмотрению».

Резолюция последовала такая:

1) «Учредить латинскую школу в Курском Знаменском монастыре для священно- и церковнослужительских детей дозволяется, чего ради и отвесть в оном монастыре просторную келью и содержать оную всем к ней потребным коштом тамошних священно- и церковнослужителей

2) в оной школе учить только первым основаниям латинского языка и латинской грамматики, а не более; после же способных и латинскую грамматику хорошо разумеющих высылать в Харьков, точию не принимать в ту школу, кои по-русски читать и писать хорошо не обучились

3) оной школе быть под ведомством, смотрением и управлением Курского Знаменского монастыря архимандрита Иова, и без него ничего не действовать

4) в оной школе быть учителем на коште тамошних священно- и церковнослужителей по добровольному договору Курского уезда, Усожского стана, села Рышкова, Архангельской церкви священнику Максиму Солнцеву, бывшему пред сим в Харьковском Коллегиуме элоквенции учителем

5) кроме грамматики латинской, обучать также учеников в субботу каждой седьмицы чрез целый день катехизису по напечатанной маленькой книжице, называемой «Краткий катихизис для обучения малых детей православному христианскому закону», сочиненной учителем Его Имперскаго Высочества архимандритом Платоном, и о том, куда надлежит, послать из консистории указы, и притом велеть при окончании каждого года в декабре месяце присылать о тех учениках указную по форме ведомость».

Просили и Старо-Оскольские священно- церковнослужители о восстановлении у них славяно-латинской школы, по им было отказано за малочисленностью просителей, и велено отдавать своих детей для учения в Харьков или в Белгород.

Разрешая духовенству, по его просьбам, открывать в тех или других местах школы славяно-латинские, Самуил строго предписывал повсюду в епархии заводить школы славяно-российские.

В указе от 13 июля 1769 г. на этот счет значится:

«По высылке в школы детей, славяно-российской грамоте обучившихся, без сомнения, останется еще в домах великое число таких, кои российской грамоте, також пению и письму неминуемо должны обучаться; не безыизвестно же из повседневного опыта, что отцы их о скорейшем научении детей своих российской грамоте крайне не радят и по большей части допущают самые способные к наукам их лета единственно препровождать в праздности, извиняясь тем, что, по причине своей экономии и за исправлением в приходах своих христианских треб, не могут сами их грамоте обучать, а к тому другого средства сыскать якобы не могут. В отвращение сего непорядка и в пресечение такового неправильного извинения предписывается учредить по способности во всех городах, где духовные правления состоят, российские школы на кошт священно- и церковнослужителей, в которые с первого числа следующего сентября сего года и впредь, собрав детей, не обучавшихся еще российской грамоте, определить им из диаконов или церковно-причетников учителя, умного, честного, а паче всего – трезвенного и добродетелями наполненного человека, который бы детей учил во-первых чисто и ясно читать по-российски, особливо с разумом, по точкам, по оксиям, вперяя в мысли и сердца их страх Божий, вкореняя в них добрые нравы, честное, скромное и добродетельное обхождение, потом – писать, и в письме наблюдать красоту и самый лучший почерк, к чему могут служить печатные прописи, коих по числу протопопий, искупив в Москве на их кошт, разослать в оные правления, а деньги велеть взыскать, наконец и петь, но только тех, кои по природе имеют к тому способность и хороший голос. Дабы же оные школы в хорошем порядке и с указами сходственно содержимы были, в том попечение возлагается на протопопов, яко доверенных людей; они долг имеют каждый день посещать свою школу, и взыскивать от учителя и учеников всего того, чему они учатся, и что сохранять долженствуют. Если же сами исправиться в том не возмогут, то дозволить им по рассмотрению своему выбрать из священников градских к тому способного и достойного человека для неусыпного наблюдения за оными детьми. Сколько же российской грамоте каждому учителю в каждом месте должны за труды священники и церковнослужители платить, и где и как к тому места назначить и в прочих к тому потребных обстоятельствах учинить протопопам свое мнение, не упуская к тому ничего потребного, а паче времени, которое всего дороже есть, и представить его преосвященству на благорассмотрение. А сколько еще таких детей, кои по малым летам не могут и российской грамоте обучаться, и коликих они лет и чьи именно, також сколько в российские школы их определено будет, и какие они через год успехи получат, також сколько негодных вовсе к учению и нерадивых окажется, о том для определения таковых в военную службу или на поселение или в подушный оклад, протопопы обязаны ежегодно, в генваре месяце последних чисел, репортовать; а чтоб иногда протопопы в том священно- и церковнослужителям непоманули, и в указном повеленном деле не сделали какого упущения и беспорядка, для того из духовных персон назначены быть имеют особливые фискалы, кои будут о том пристойным образом разведывать, а после и публично свидетельствовать и его преосвященству письменно доносить. О чем для ведома и самоскорейшего исполнения послать из консистории как в контору харьковского училищного коллегиума, так и во все духовные правления Ея Императорского Величества указы».

Узнав потом, что духовенство не особенно спешит приобретением для своих детей прописей, преосвященный предписывал (указом от 5 марта 1770 г.): «каждому духовному правлению, где российские школы учреждены, а оных прописей для обучения школьников не имеется, а неминуемо окажутся к тому потребны, приложить старание, по числу учеников, которым время приспело обучаться по-русски писать, искупить потребное число в Москве печатных прописей, или чрез купцов выписать и раздать их с росписками; деньги же за те прописи взыскивать с отцов и родственников без всякого излишества и отягощения под опасением за неисполнение по указам неупущаемого штрафа; колико же таковых прописей куплено, по какой цене и коликому числу учеников роздано будет, из каждого правления в консисторию в подлежащее время репортовать. По раздаче же 12 прописей, иметь непременно учителям за учениками прилежное смотрение, дабы они против тех прописей всемерно исправно писать учиться старались».

Обучение в этих школах считалось обязательным для всех священно- церковнослужительских детей известного возраста. Разрешение обучать на дому давалось лишь в очень редких случаях и по особенно уважительным причинам...

В 1769 г. вдовая дьячиха Прасковья, в городе Белгороде, вошла к преосв. Самуилу прошением: «Имеется у меня нижайшей сын Иван семи лет, который учит часослов, и обучал его города Белгорода Архангельской церкви священник Никифор. Точию оный сын мой от показанного священника Никифора Белоградскими духовными правителями взят и определен в Белгородскую российскую школу, которая от дому моего расстоянием версты полторы, и ходя в оную школу в бывшее дождливое время понес, по малолетству своему, немалую нужду. Того ради всепокорнейше прошу дозволить мне оного сына моего славянской грамоте доучить у прежнего учителя, священника Никифора, который поблизу моего дома жительство имеет, и в хождении к нему оный сын мой по малолетству нужды иметь не будет».

Преосвященный положил резолюцию: «дозволить по прежнему обучаться чрез один год, а по прошествии года взять непременно в Белгородскую школу»⁸⁷.

IV

Заботы преосвященного Самуила о церковной проповеди. Предписания и разъяснения по поводу нелепых поповских вымыслов при совершении священнодействий: давание молитвы в шапку, приобщение богоявленской водой.

Несмотря на продолжительное существование в Белгородской епархии такого славного училища, как Харьковский коллегиум, преосвященный Самуил мало мог найти среди духовенства этой епархии лиц с достаточным образованием: число воспитанников проходивших полный коллегиумский курс, и поступавших с таким образованием на духовную службу (а поступали на нее далеко не все учившиеся в коллегиуме, особенно иносословные, которых всегда в коллегиуме бывало довольно) было все еще крайне недостаточно для замещения священнических мест в такой обширной епархии, как Белгородская, и потому значительная часть пастырей при Самуиле, как и при его ближайших предшественниках, не говоря уже о более отдаленных, неизбежно были мало образование, а иные даже и совершенно невежественные... (см. стр. 126 и 144). Но и образованные плохо проявляли в пастырском служении свое образование – о духовном просвещении вверенных им паств не заботились, слова Божия в церквах не проповедывали. Это нерадение священников об исполнении такой важной обязанности их звания глубоко огорчало просвещенного архипастыря, и он должен был строгими предписаниями возбуждать «ученых» к учительной деятельности.

В первый же год епископствования Самуила в Белгородской епархии, определенный в Слободскую губернскую канцелярию с властью губернатора генерал-майор Евдоким Алексеевич Щербинин и товарищи его по управлению губернией, бригадир Гринев да полковник Тевяшев, в письменном сообщении его преосвященству (от 29 сентября 1769 г.) объявляли: «пятый год течет, как город Харьков сделан губернским, однако ж чрез все оное время в высокоторжественные, господские, высочайшие и храмовые праздники не слыхать было ни единожды проповеднического гласа, ибо хотя в оном соборе, кроме протоиерея Флоринского, имеются еще два священника – Стефан Базилевич да Михаил Шванский (преподаватель философии и префект в Харьковском коллегиуме), но из них первые два – Флоринский и Базилевич, как начальники присутствующие в Харьковском духовном правлении, при обширности оного ведомства, трудами управления отвлекаются от проповеди слова Божия, а Михаил Шванский хотя и обязан преподаванием в коллегиуме философии и префектурою, но все сие, по известной его способности и рачению, не отвлекало бы его от проповеди слова Божия, если бы антецессором его преосвященства (преосвященным Порфирием) не было повелено во все торжественные дни, при публичных молениях, присутствовать ему, Шванскому, единственно в коллегиумском храме, а не в соборной церкви».

Чтобы сделать обязательным служение такого способного проповедника в соборной церкви, гражданские власти города Харькова ходатайствовали «о произведении его в тамошний собор в настоящие протоиереи, то есть поставить его в протоиереи на место Флоринского, но с учинением человеколюбивого определения и о Флоринском».

Согласно сему ходатайству, преосвященный Самуил, выразив в определении по сему предмету сожаление, что несмотря на разосланные по епархии указы о том, чтобы по силе присланного к его преосвященству из Св. Синода от 31 марта 1769 г. указа, духовного чина люди, обучавшиеся в школах, при своих церквах нелепостью проповедывали народу слово Божие, «в том самом месте, где наукам жилище воздвигнуто и где приобретается народное просвещение, никакого рачения о проповеди не имеется», – приказал:

«1) для уменьшения трудов, по причине столь обширного ведомства происходящих, а паче для отвращения тех препятствий, кои находящихся при соборной Харьковской церкви священнослужителей от проповеди слова Божия удерживают, разделить правление Харьковской протопопии на две части и быть двум протопопам – Харьковскому и Валковскому, из коих в первое правление, по знатности места, заключающего в себе губернское правление, определить префекта и учителя философии в коллегиуме иерея Михаила Шванского, человека по учению, отличным заслугам, добрым качествам и по рекомендации губернской тамошней канцелярии давно уже чин протоиерейский заслужившего, чего ради и представить его немедленно к произведению в протоиерея с оставлением за ним должности префекта и учителя философии по прежнему; а во втором правлении быть протопопом Стефану Флоринскому и по имени правления именоваться Валковским протопопом; при первом – Харьковском правлении остаться по-прежнему наместнику иерею Стефану Базилевичу и иметь вместе с протопопом Михаилом Шванским в духовном правлении заседание, а во втором – Валковском отправление всех дел чинить протопопу Стефану Флоринскому

2) им обоим протопопам, Михаилу Шванскому и Стефану Флоринскому, також наместнику Стефану Базилевичу, быть по прежнему при той же Харьковской соборной церкви священнослужителями, токмо Михаилу Шванскому как в соборном отправлении Божественной литургии и других церковных церемоний, так и во всех случаях иметь пред протопопом Флоринским и пред всеми епархии Белгородской протопопами, ради отличных его в учении заслуг, первенство и предпочтение

3) по требованию определенного в Слободскую Украинскую губернию со властью губернатора г. генерал-майора Евдокима Алексеевича Щербинина с товарищи, велеть ему префекту и протопопу Михаилу Шванскому и с священнослужителями, при соборной церкви находящимися, в силе вышеизображенных указов учинить расположение для высокоторжественных дней, кому когда и сколько в год говорить проповѣедей, каким порядком, чтобы никогда в том отнюдь никакого опущения последовать не могло, и оное расположение на каждый год присылать при доношении его преосвященству, для прочих же праздников, как то для нового года и кавалерских, а особливо господских и богородичных, назначать из учительных священников, довольно в том свидетельствованных, в ведомстве духовного Харьковского и Банковского правлений состоящих, точию ему протопопу Шванскому тех священников проповеди заблаговременно, но сочинении их, к сееѣ отобрав рассматривать, и по надлежащему, где потребно окажется, исправив, для выучения и сказывания отдавать; если же и впредь в сказывании проповедей в соборной церкви, наипаче в высокоторжественные дни, учинится по какому-либо нерадению остановка и воспоследует таковое же представление, какое ныне учинено, то не точию, они все лишены будут своих чинов, но и от оной церкви совсем отрешены быть имеют непременно»⁸⁸.

Наряду с священниками «учеными», но нерадивыми, которых нужно было возбуждать к учительству, преосв. Самуил должен был наставлять и попов-невежд, нелепо мудрствовавших и творивших «непотребные вымыслы» при совершении священно-действий.

Так, по поводу посылки некоторыми священниками женщинам родильницам молитв, начитанных в шапку, из консистории разослан по епархии циркулярно указ (от 6 июня 1769 г. за № 304) следующего содержания: «По дошедшим его преосвященству известиям, Белгородской епархии некоторых церквей священники, не радя о должности своей, не исполняют того, что правилами церковными узаконено, а именно: родившим женам не читают персонально молитв, на такой случай в требнике положенных, но дают оные приходящим бабкам одним без отрочати –в шапку, и нарицают имена без отрочати ж. Того ради его преосвященство приказали Белоградской епархии всем градских и уездных церквей священникам впредь ни под каким видом в шапки бабкам молитв отнюдь не давать. Буде же кто впредь по сему исполнять не будет и презрев правила церковные, начнет в шапку давать молитвы по-прежнему, и в том действительно изобличен будет, таковый извержен будет чина своего, яко явный преступник и нарушитель церковных узаконений»⁸⁹.

Не менее, чем это давание молитв в шапку, замысловато следующее измышление одного священника, также потребовавшее от преосв. Самуила наставительного разъяснения. 13 марта 1769 г. войсковые обыватели приписного к местечку Перекоп села Ковеги Яков Жорник, Федор Ромас, Леонтий Горобец в Перекопском правлении объявили, что они по христианскому обычаю на первой неделе прошедшего поста говели, и приходский священник их Павел Черевеницкий всех христиан причащал из святой чаши, а их – Якова Жорника с теми товарищами и их жен, да ковеговскую жительницу Ефимию Еравчиху, вместо того, войдя в алтарь и всыпав в сосуд, из коего людей мируют, воды, из того сосуда оною водою причащал, что и ковеговские люди, которые воздух попеременно держали (перечисляются поименно) видели, и ему, священнику, доказать могут, да и сам он, священник, ковеговскому жителю Михаиле Сливке объявил, что им в одно поругание то сделал». Просили об учинении с показанным священником за его противный церковным правилам поступок по законам.

Дело из Перекопского правления перешло в Банковское комиссарство, отсюда в Слободо-Украинскую канцелярию, а отсюда сообщено в Белгородскую духовную консисторию.

Допрошенный в консистории, священник показал: означенные лица (Яков Жорник с товарищами) в прошедшую святую четыредесятницу на первой седьмице в пятницу у него исповедывались и при исповеди оказались, по его священническому суду, приобщения святых божественных тайн недостойными, почему он и не велел им на другой день в субботу к причастию приступать, а приказал им чрез всю святую четыредесятницу до великого четвертка ходить в церковь и приносить о своем преступлении истинное покаяние, токмо они его священника не послушали, а на другой день вместе с прочими к приобщению божественных тайн приступили, и хотя он неоднократно отсылал их, но они отойти не хотели, и потому он, священник, видя таковых ослушников, дабы они, будучи в таком невежестве, каковым-либо случаем не вытолкнули из рук его с святыми тайнами чаши, возвратясь в алтарь, поставил оную чашу на престол, а вместо нее взял сосудец, из коего людей мѵруют, и насыпав в него богоявленской воды, приобщил их вместо божественных тайн оною водою, как по требнику в чине исповедания повелевается: «согрешившие да ne причастятся божественных тайн, точию да пиют агиазму великую, сие есть святого богоявления вода»; а по приобщении опять приказывал им чрез всю четыредесятницу ходить в церковь, и по сему приказанию Федор Ромас, жена Якова Жорника Настасья, да Евфимья Кравчиха в церковь чрез всю четыредесятницу действительно ходили и на последней седьмице в великий четверток были приобщены, а сам Яков Жорник да Леонтий Горобец, по ослушности своей, в церковь ходить не хотели, почему и без приобщения св. тайн остались.

Консистория приговорила: «священник Павел Черевенецкий давал упомянутым прихожанам воду из сосуда по ослушности их для того, что они по его приказанию не хотели отступить от причастия божественных тайн, к тому же он учинил то вследствие напечатанного в требнике повеления, того ради оное ему в вину не ставить; а дабы показанные приходские люди впредь в таковых случаях оному священнику, яко отцу своему духовному, ослушностей не оказывали, и налагаемую от него епитимию исполняли, в том им накрепко подтвердить и о том в Слободскую губернскую канцелярию сообщить промемориею, и какое оным прихожанам там подтверждение учинено будет требовать уведомления».

А Преосвященный определил (июня 26 дня 1769 г.): «Хотя поступок священника Павла Черевенецкого и основывается некоторым образом на правилах, в сем приговоре прописанных, однако нельзя сего совсем оправдать, ибо в приведенном правиле не напечатано: дa причастиши агиазмою великою, но повелено духовному отцу увещевать исповедующегося тако: «чадо, толика лета повелевают божественные и священные законы да не причастишися божественных тайн, точию да пиеши агиазму великую», и оное увещание простирается только к исповеди, а не к публичному в церкви пред всем народом истязанию, следовательно, если прописанный священник по учиненному ему, яко духовному отцу, от духовных детей на исповеди откровению, судил их недостойными быть причастия божественных тайн, то должен был приватно только, при самой исповеди, приказать им не сообщаться божественных тайн, а пять только одну агиазму (кроме смертного случая), а публично причащать водою богоявленскою, или другою какою-либо, крайне не следовало. Сверх того, и от причастия божественных тайн, если важность содеянных грехов того требует, удалять должно таким образом, чтобы народ того не мог отнюдь узнать, и чтобы никакого чрез то в людях соблазна отнюдь не могло быть. А ныне оный священник своим поступком подал причину многим думать о согрешениях прописанных людей. Да и они, то есть Яков Жорник, Федор Ромас и Леонтий Горобец весьма неправы и по справедливости заслуживают церковную епитимию, потому что им уже велено на исповеди не приступать к принятию божественных тайн, а они, презрев то запрещение, публично отважились делать тому противное; а паче всего вина их в том состоит, что они подали, да еще письменно, в светское правительство о духовном деле, единственно принадлежащем, по правилам святых отцов и духовному регламенту, архиерейскому собору персональному, без всякого письменного вида, рассмотрению; ибо о таковых случаях духовным регламентом повелено объявить архиереям только словесно, а не письменно. Но как уповательно, сей проступок последовал от них по неведению, того ради, буде они и поныне не сообщены божественных тайн, то велеть им в следующий Пресвятыя Девы Богородицы пост, вообще по здешнему обычаю Спасов нарицаемый, очистив свою совесть пред духовником, причаститься божественных тайн, если только каются они истинно за содеянные свои согрешения, им известные, а после обязать их подпискою в духовном правлении, чтобы они духовному своему отцу повиновались; ибо за неповиновение будут публично от церкви отлучены. А священнику за неосторожность в соборной Харьковской церкви во время литургии пред Спасителевою иконой при нарочном положить сто поклонов, и о том с предписанием приговора и нашей резолюции послать, куда надлежат, указ» (Арх. Харьк. дух. конс.).

V

Расширение епископской власти при Самуиле в ущерб выборному началу в духовенстве. Любвеобильные отношения к бедным духовного звания.

Архиерейская власть по отношению к приходскому духовенству при преосв. Самуиле заметно расширялась. Выборное начало в духовенстве (приходские выборы духовенства и выборы самим духовенством для дел духовного управления административнодолжностных лиц), бывшее прежде у нас – в епархиях, в такой силе, теперь – ко времени Самуила, всюду теряло свой кредит. Архиереи, современные Самуилу, вообще резко высказывались против этого начала, противопоставляя ему свое «епископское усмотрение». Так, митрополит Платон, когда крестьяне являлись к нему с просьбою о посвящении им в приход в священники избранного ими кандидата, обыкновенно говорил им: «ваше дело орать да пахать, а мое – вам попов давать»⁹⁰.

Тихон Воронежский на прошении священно-церковнослужителей Беловодской округи «о бытии им в управлении не у протопопа Ивана Устимовского, у которого они быть не желают, а у протопопа Константина Грекова по-прежнему» положил резолюцию (апреля 7 дня, 1780 г.): «Регламента духовного о делах епископских в 8 пункте не написано, чтобы попы-невежды выбирали себе благочинных, а велено указать, что должно, епископу; сего ради со всех, под сим доношением подписавшихся, взять штрафу с священников по рублю, с дьяконов по полтине, с дьячков и пономарей по четверти рубля, и оные деньги употребить на книги для семинарии» (из арх. Харьк. дух. конс.).

Не был сторонником выборного начала и Самуил, хотя и не высказывался против него так резко. В 1770 г. на место умершего священника при соборной церкви в городе Изюме избран от священников и приходских людей той же церкви диакон Григорий Кириллов, который с сим выбором явился к его преосвященству для рукоположения. Преосвященный нашел его, но малограмотству, рукоположения недостойным и дал резолюцию о присылке из Харьковского коллегиума – достойного, окончившего или оканчивающего учение студента, который бы пожелал занять означенное место. Таковой нашелся, и преосвященный определил (в указе от 31 мая 1771 г.): «означенного студента с надлежащим аттестатом от школ уволить и велеть, по законном бракосочетании, с указным выбором, а буде не дадут, то и без оного, к рукоположению в скорости явиться» (Арх. Харьк. дух. сем.).

В 1769 г., отрешив от Курского духовного правления бывших тогда членов оного⁹¹ (протопопов Михаила Спасского и Василия Сахновского и священника Андрея Кречетова), преосв. Самуил назначил на место их других по собственному усмотрению – без избрания со стороны духовенства, на что потом (по выбытии Самуила из Белгородской епархии) Курское духовенство (протопоп Михаил Спасский и священники Преображенской церкви Иоанн Григорьев и Петр Путилин с товарищи, всего девятнадцать человек) жаловалось в доношении в консисторию (от 11 генваря 1773 г.): «Издавна в городе Курске в прошедшие годы, когда потребны были для определения в духовное правление присутствующие, то в силу законов, по желанию их просителей, с общего согласия всегда способные к тому люди избирались ими просителями, по которым выборам и определяемы были; ныне же имеющиеся в духовном правлении присутствующие – Курской градской Сергиевской церкви протопоп Максим Солнцев, да Троицкого девичьего монастыря священник Григорий Брожнов, определены бывшим преосвященным Самуилом собою, а не по прошению их просителей – они просители их не желали и не желают, а желают в том духовном правлении быть присутствующим Курского Воскресенского собора ключарю Василию Сахновскому, понеже он человек беспорочный и честный, и быть в духовном правлении присутствующим достоин, почему и просят означенных протопопа Солнцева и священника Брожнова от Курского духовного правления отрешить, а ключаря Сахновского по их желательному выбору в то духовное правление присутствующим определить». Консистория однакоже не нашла возможным удовлетворить просителей, а вместо того привлекла их к допросу, для чего они об определении протопопа Василия Сахновского к Курскому духовному правлению управителем без всяких указно-правильных резонов просили, и сами ли оное прошение написали, и где, или по чьему прошению (Арх. Курск. дух. конс.).

Возвышая свою епископскую власть над духовенством, Самуил в тоже время своим любящим сердцем всегда был близок к духовенству, что особенно выражалось в отношениях его к бедным духовного звания, которых он призирал с истинно отеческою заботливостью. Мы видели уже эту заботливость любвеобильного архипастыря относительно учеников, живших в сиропитательном доме коллегиума (см. выше стр. 168 и 169), с такою же заботливостью относился он и ко всем нуждавшимся в помощи.

В 1769 г. города Курска Сергиевской церкви священники Иоанн Данилов и Иоанн Григорьев с приходскими людьми в доношении преосв. Самуилу объявляли, что согласно присланному при жизни покойного преосвященного Иоасафа Горленко из консистории в Курское духовное правление указу от 30 окт. 1718 г., (коим, во исполнение указа Императора Петра от 8 февр. 1721 г., повелевалось во всех церквах для продажи свеч быть единому приставнику – вероятия достойной персоне, с обыкновенными приходских людей письменно-заручными выборами, а продающим свечи не от лица церквей и себе точию от сея церковные вещи прибыток получающим, учинить заказ, дабы они впредь не продавали), при означенной Сергиевской церкви определенный по выбору приходских людей ктитор для продажи церковных свеч имелся, а в прошлом 1766 году, по определению покойного преосвященного Порфирия, велено при означенной церкви продавать свечи вдовой попадье умершего священника Максима Некрасова для собственного прибытка, которая оные свечи и продает, а церковным свечам продажа чрез то пресечена, и от того церковь Божия весьма обижена, почему просили вдовой попадье Марье собственные свечи продавать запретить, а велеть быть для продажи церковных свеч ктитору, как и прежде имелся, дабы оная церковь, за пресечением продажи церковных свеч, не могла понести недостатку, ибо в оную церковь к надлежащему ее благолепием украшению, по новости ее сооружения, к устроению в ней иконостаса и на другие церковные надобности потребен кошт немалый. По справке оказалось: прошлого 1766 г. ноября 15 дня преосв. Порфирий вдовой попадье Марье разрешил для пропитания ее с престарелою ее свекровью и малолетними детьми продавать при Сергиевской церкви свои свечи, и чтобы со стороны священников и церковников означенной церкви не было к тому препятствия приказал обязать их в Курском духовном правлении подпискою; а Курское духовное правление на присланный о сем из консистории указ доносило: «при означенной Сергиевской церкви имеется из древних лет построенная приходскими людьми богадельня и в той богадельне находящиеся нищенствующие шесть человек, мужского пола один и женского пять, родственников не имеют, а находятся, за непродажею от лица церкви свечей, на содержании от доброхотного подаяния приходских людей, а у попадьи Марьи имеются дети: рукоположенный дьячок Стефан 16 лет, знающий иконописное художество, женского пола Прасковья 12 лет, Наталия десяти лет, Настасия пяти, свекровь ее Фекла 77 лет, и оную попадью с детьми и свекровью объявленный сын ее дьячок пропитанием содержать может».

Консистория, принимая во внимание это донесение Курского духовного правления и основываясь на выше означенном указе Императора Петра I, в котором, между прочим говорится, чтобы «на получаемые от продажи церковных свеч деньги построить везде при церквах богадельни пребывания ради нищенствующих, больных, которых тамо и кормить по препорции каждой церкви доходов», приговорила: «показанной вдовой попадье Марье, которую может пропитанием и прочим содержанием снабдевать сын ее, рукоположенный дьячок Стефан, от продажи свеч отказать, а учредить в Сергиевской церкви продажу церковных свеч, и для того выбрать старосту, вероятия достойного, от всех приходских людей с письменно-заручным прошением, коего и представить к его преосвященству». А преосвященный положил резолюцию: «1769 г. сент. 29 дня, учинить по силе указов, но как вдовья попадья Марья совершению может быть почтена не точию в числе нищенствующих, но и хуже оных, то велеть и ей по рассмотрению правления давать некоторую часть денег, собираемых за продажу свеч, для прокормления себя с малолетними детьми и свекровью» (Арх. Курск. дух. конс.).

VI

Предписания с целью благоустроения монашеской жизни против пребывания монахов, в качестве управителей и приказчиков, в монастырских имениях и шатания вне монастырей.

В заботах о благоустройстве монашеской жизни, преосв. Самуил обратил внимание, между прочим, на опасное для монашеской нравственности, и навлекавшее на монашеский чин разные нарекания пребывание монахов, в качестве приказчиков и управителей, в монастырских имениях, и указом от 24 апрѣля 1769 г. приказал: «отныне впредь в села, деревни и хуторы в управительские или приказческие должности из монашеского чина отнюдь никого не посылать в принадлежащие монастырям вотчины, а содержать для того светских приказчиков, людей вольных, к тому способных и надлежащее урядовое свидетельство о своем честном поведении имеющих, или выборных, по общему тамошних монастырских деревень жителей согласию, из них самих старост, как сие в обыкновении есть у светских персон, точию добронадежных и довольно зажиточных; дабы же оными приказчиками или выборными старостами в экономии благопристойный и с пользою монастырскою соединенный наблюдаем был порядок, для того велеть ежечасто, только в пристойное время, экономам монастырским, из монашествующих по общему согласию настоятелей с старейшею братиею определенным, ездить в села, деревни и хуторы, и производящуюся там экономию рассматривать, исправлять, и о всем верно настоятелям с братиею своих монастырей на основании духовного регламента представлять (Из арх. Курск, дух. конс.).

Шатание монахов вне монастырей также вызвало указ (3 дек. 1770 г.) следующего содержания: «его преосвященство, усмотря, что Белоградской епархии из разных монастырей отпущенные с билетами от монастырских настоятелей иеромонахи, иеродиаконы и монахи по Белгороду шатаются и бродят по разным своим и монастырским надобностям, а в прибавлении духовного регламента о житии монахов, между прочим, в 31 пункте напечатано: монахам во грады и веси, кроме общия потребы, не исходить из монастыря, исходить же на сие определенным по общему избранию, приказал:

1) на основании вышеписанного в духовном регламенте, настоятелям монашествующих из монастыря отнюдь никуда не выпущать, но поступать и содержать их точно так, как духовным регламентом предписано

2) если кому из них случится какая потребность к его преосвященству, или в консисторию, то тех монастырей настоятелям, приняв от них письменные прошения на имя его преосвященства, без всякой волокиты представлять к его преосвященству при своем доношении чрез нарочных светских монастырских служителей и требовать резолюции; таким же образов поступать и в случае представления об общих монастырских нуждах

3) а буде кому из монашествующих от монастырских настоятелей воспоследует какая обида или разорение монастыря, в таком случае дозволяется монашествующим присылать прямо к его преосвященству чрез почту, или чрез оказии, или чрез нарочных от себя прошения или доношения, а настоятелям в том им никакого и ни под каким видом препятствия или притеснения не чинить, точию самих их из монастыря не выпущать, в чем всех монашествующих обязать наистрожайшею подпискою, равномерно по сему поступать и со всеми монахинями⁹².

VII

Строгое преследование эксцентричных проявлений суеверия и осторожное отношение к привычным для народа религиозным обрядам, питавшим в нем благочестивые чувства.

Суеверные «безделия» в народе, согласно требованию духовного регламента, преосв. Самуил ревностно пресекал, в иных случаях, может быть, даже с большею строгостью, чем требовалось существом дела. Таковы, например, его распоряжения по делу о «некоей женке, притворяющей святость». Курское духовное правление репортом в консисторию от 19 июня 1769 г. доносило, что в городе Курске и уездах с 1 декабря по 1 июня означенного года никаких притворно юродцев суеверных не имелось; между тем до сведения его преосвященства дошло, что «в городе Курске имеется некоторая женка, которая, притворяя себе святость и удаляясь от народа, живет за городом в подземных пещерах, якобы ее собственными руками сделанных, куда почти всякого дня немалое число народа собирается, чрез что малорассудных и простых людей такою своею пустосвятостью приводит в развращение, а иным подает немалый соблазн».

По этому поводу Преосвященный приказал Обоянского Знаменского монастыря игумену Сильвестру «в самой скорости отправиться в Курск и благопристойным образом изыскать, подлинно ли вышепрописанное суеверное действие производится, и чья именно та женка, где, и в котором она месте роет пещеру, с кем именно и как давно, и кто в том ей именно имеются вспомогатели, и с каким намерением, и ходит ли она в церковь, исповедуется ли и сообщается ли Божественных тайн, и кто именно ее исповедавшуюся видел, и в чьем точно приходе; и для чего от правления об оной но донесено, и в прочих к тому потребных обстоятельствах в подробность разведать, и буде оная жена в городе Курске или в близости того города сыщется, то ему игумену потребовать от Курской воеводской канцелярии служилых людей потребное число, а доколе от оной канцелярии таковое число людей дано будет, потребовать от Курского духовного правления церковников, сколько надобность укажет, и оную обманщицу женку с ее помощниками изымав отдать для содержания под крепким караулом в Курскую воеводскую канцелярию впредь до рассмотрения». Найденная и взятая следователем женка, по учинении ей допроса, показала: зовут ее Ирина, Игнатова дочь, Калугина, от роду ей 55 лет, родилась она Курского уезда, Усожского стана, в селе Троицком, что на Сучках, отец ее был однодворец Игнат, Петров сын, Асеев, жительство имел в том же селѣ Троицком, и выдал ее замуж тогож Усожского стана, в деревню Лубажи за однодворца Якова, Мамонтова сына, Башкотова, с коим она жила в замужестве пять лет и прижила двух дочерей Февронию и Мавру..., а по смерти первого мужа своего жила вдовой в городе Курске, в Покровском приходе у однодворца Ивана Жеронина в услужении, а потом вышла за другого мужа –·Курского уезда деревни Соколовой однодворца Фадея, Савина сына, Калугина, с коим жила 15 лет и прижила двоих детей – сына Ивана и дочь Евдокию...; и по смерти оного другого мужа своего оставшийся двор его продаж от пасынков ее – Василия да Ивана Калугиных, и она ходила по усердию своему для богомолия чрез десять лет с даваемыми из Курской воеводской канцелярии пашпортами в Соловецкий монастырь четырежды; в первый раз в 759 г. – одна собою и, пришед в город Архангельск, явилась к священнику соборной Тихвинской церкви Феодору, у которого она и зимовала, и отшед от него, пришла того же города Архангельска к кузнецу Алексею Кошкину и просила его сделать ей железные вериги, костыль и на голову колпак – железный же, которым кузнецом оное и поделано, и по сделании наложив он, Кошкин, те вериги на нее, замкнул замком, а ключ оставил у себя, а на тех веригах на груди приковал медную небольшую икону с изображением трех святителей, а на плечах медный же крест небольшой, кои вериги и колпак с того времени и поныне носит, и с железным костылем везде ходила, и ныне ходит; и будучи в оном Соловецком монастыре, возвратилась в город Курск паки, и пожив в доме сына своего малое время пошла вторично в оный же Соловецкий монастырь обще города Курска с жителькой Еленою, Ивановою дочерью, а прозвания не знает, а еще двукратно ходила она в тот же Соловецкий монастырь одна собою, також и в Киев ходила десять крат и в прочие места, и то хождение имела летом и зимою в волосяных черных рубашке и свитке, босая, и в прохождение свое как в Соловецкий монастырь, так и в город Киев и в прочие места живала у разных жителей, и во время бытия своего в оном же Соловецком монастыре и в городе Киеве исповедывалась и святых тайн сообщалась, и имела от отцев своих духовных письменные свидетельства, кои украдены у нее из пещеры незнаемо кем, а кроме отлучки, в бытие свое в городе Курске у исповеди и святого причастия у приходского своей Курской Покровской церкви священника Петра ежегодно бывала и в церковь ходила, также и в нынешнем 769 году в прошедшую святую четыредесятницу у оного священника Петра в великую субботу исповедывалась в дому его, а не в церкви, а от сообщения святых тайн оный священник Петр ей за многими причастниками отказал; а как она была на исповеди, видели ее тогож Покровского прихода... (поименованы). А в прошлом 767 году, будучи она в последний раз в Соловецком монастыре, оттоль пошла в июне месяце тогоже года, и пришед прошлого 768 года в феврале месяце под город Курск, ночевала близ Ямского моста в ямах, где роют самородные каменья, две ночи, и переночевав пошла к имеющейся за оным городом горе, что на Камушках стоящей в пушкарских дачах, и за неимением собственного своего двора начала рыть единственно для жития своего, а не для чего другого, пещеру имеющимся у нее железным костылем, и рыла два дня, и вырыв несколько, стоя ночью на молитве слышала глас: «копай, трудись, не бойся ничего», по которому гласу возымела она крайнее для рытья желание, и потому паки тем же костылем рыла два дня, и на пятый день сыскала неподалеку оной же пещеры в лесу деревянную лопатку, и тою лопаткою пещеру рыла до Троицына дня, и с начала рытья той пещеры как она, Ирина, никуда и ни к кому в дом не ходила, так и к ней никто в дом не приходил, а питалась она единою землею и водою, и в том 768 году во святую четыредесятницу у исповеди и святого причастия не была за тем, чтобы не дать людям о себе знать, а исповедовал ее того же года в Петров пост, когда о ней уже люди уведали, города Курска Покровской церкви священник Петра» Далматов, и в тех пещерах сообщал ее больную Божественных тайн в одной епитрахили, а в чем святые дары приносил не упомнитъ, и с оным священником никто другой не приходил; уведали ж о ней люди на Троицын день, когда имелось в поле из города Курска множество народа для гулянья, и усмотрев ту ее пещеру, пришед и вытащив ее из оной пещеры, спрашивали для чего она здесь роется, на что она им ответила: «за неимением себе пристанища», и с того времени, взяв у зятя своего однодворца Пантелея, Никифорова сына, Латышева, жительствующего в городе Курске в Покровском приходе, дверь, поставила в той пещере и сделала печь, а кирпич купила у посадского человека, а как его звать и прозвания не знает; и потом, совершенно узнав об ней, Ирине, города Курска многие жители начали ежедневно, а паче в воскресные и праздничные дни, приходить и подавать в милостыню деньги, хлеб, соль, рыбу, и на таковые подаваемые деньги купила она железа 12 фунтов, и с того железа, по просьбе ее, сделал ей три мотыги да топор, живущий в Покровском приходе курский однодворец Алексей Арефьев, а скобель дал ей того же прихода курский купец Иван Ветчинкин, а нож сделал ей для очищения стен купец Иван, Степанов сын, Калошин, и теми инструментами вдаль пещеру рыла одна, а другой никто рыть ей не пособлял и не советывал. А подаваемые как от приходящих, так и от проезжающих из разных сторон многих людей в милостыню деньги употребляла она на покупку серебряных малых трех крестов, также на сделание церковных вещей, которые розданы ею в церкви, також из тех подаваемых денег употребляла она в раздачу в тюрьмы и по богадельням на милостыню, а детям и родственникам своим никогда ничего не давала, и по начатии ею рыть пещеру дети и родственники ее к ней никогда не приходили; сего же года на светлой неделе в субботу просила она города Курска Вознесенской церкви священника Захария, чтоб пришел к ней в ту пещеру для отправления молебна с образами, который обще с диаконом Василием и с причетниками и со множеством народа к ней приходил, и в той пещере молебен Пасхи отправлял; да и кроме оного священника приходили к ней в оную пещеру Флоровской церкви два диакона Матвей, да Димитрий с женой своей, однодворец Покровского прихода Василий Кобозев с женой своей, курского магистрата бургомистр Петр, Васильев сын Полевой; а других, приходивших к ней в пещеру, как звать и прозвания за множественным их числом не знает; записные же и потаенные раскольники к ней никогда не приходят, и она их не знает, и сама она раскола и никакого суеверия не содержит, и никто ее тому не учил, а содержит она веру православную греко-российского исповедания, в церковь ходит и крестное знамение изображает на челе троеперстным сложением». Духовные лица, которых называла в своем показании Ирина, показали, что они действительно о Калугиной знали, были у нее, и имели к ней то или другое, указанное в ее показании, отношение, но что рыть пещеру ей советов не давали и ничем ей в том не помогали; духовному же правлению не доносили потому, что как о ней, Ирине, всему городу было известно, то уповали они и духовному правлению ведомо; а диакон Матвей, сверх того, пояснил, что не доносил он духовному правлению о Калугиной потому, что все дело это «почитал он за ничто».

По рассмотрению дела, консистория постановила и преосвященный утвердил:

1) «Женку Ирину Калугину за ношение ею по суеверному тщеславию на теле железных вериг, а на голове колпака и в руках костыля – железных же, с коими она публично ходила, оказывая мнимые труды свои, и тем прельщал народ отважилась, но видя, что оное прельщение ее тщетно и не успела к получению тунеядной корысти, выдумала в городе Курске во всекрайнейшее народу простому прельщение копать пещеры в феврале, месяце (что почитать надлежит зимой и оное утвердить за вероятное невозможно, ибо в то время не токмо костылем, но ниже прочим к тому приуготовленным инструментом рыть за всегда случающеюся великою стужею и морозами невозможно), к тому же от того времени до Троицына дня будто питалась землею и водою, и как чрез оное, так и чрез то, будто она, стоя на молитве, слышала глас; «копай, трудись, не бойся ничего», происшедшее в народе разглашение не токмо простой народ, но и тамошних граждан, а паче города Курска священников соблазнила, за все сие, дабы более от нее соблазна народного происходить не могло, сняв с нее железные вериги, для учинения ей надлежащего наказания отослать в Белоградскую губернскую канцелярию при промемории, и оные вериги (сняв только с оных медную икону и крест для оставления в консистории), також колпак, и костыль железные, отправить с нею же в оную губернскую канцелярию, и что с нею учинено будет за то – требовать уведомления.

2) Курского духовного правления присутствующие протопопы Михаил Спасский, Василий Сахновский, да курской протопопии наместник священник Андрей Кречетов за таковое попущение оной женке Калугиной чинить противные указам суеверия в городе Курске, где они сами жительство имеют, и за слабое в том смотрение, в силе Имянного Ея И. В. 737 года ноября 14 дня указа, не одному извержению из сана своего, но и телесному наказанию подвергли себя, а за ложный репорт и вящшему истязанию; но как указом 767 года июня 30 дня телесное наказание духовным лицам чинить воспрещено, для того оное им оставить, а вместо извержения из сана, отрешить всех их троих от Курского духовного правления, и на место их назначить других

3) Священников Покровской церкви Петра Далматова, Вознесенской – Захария, диакона Василия, дьячка Даниила Булгакова, Флоровской церкви диаконов Матвея да Димитрия, дьячка Ивана Кречетова, кои сами не запирались, что посещали Калугину, токмо де духовному правлению не доносили за тем, что как де всему городу известно, так уповательно и духовному правлению было ведомо, и оное их неправильное показание в том извинить их не может, понеже по должности своей всеконечно им о том следовало дать знать непременно оному Курскому духовному правлению письменно, но оное ими упущено по единой к означенной женке Калугиной понаровке, дабы впредь в том были предосторожны и такие вымышленные суеверия прекращать не оставляли, сослать под начал»... (в разные монастыри). Указ авг. 1 дня 1769 г. № 365. Из Арх. Кур. дух. конс.).

С такою строгостью относился преосв. Самуил к проявлениям набожности необычным, и так сказать, самочинным, считая их, согласно Д. регламенту, за «излишнее, к спасению не потребное на интерес только свой от лицемеров вымышленное, а простой народ прельщающее и аки снежные заметы, правым истины путем идти возбраняющее» (Изд. 3 стр. 20).

А народно-религиозные обычаи, установившиеся в народе и дорогие для него, питавшие в нем благочестивые чувства, находили себе в Самуиле осторожного и осмотрительного охранителя. В 1767 г. Святейший Синод, по поводу спора монастырей, Курского Знаменского и Коренного-Рождественского, из-за доходов от чудотворной иконы Знаменской Божией Матери, ношение сей иконы из Знаменского монастыря в Рождественский воспретил указом от 7 июля означенного года – следующего содержания: «что касается бываемого иконы Богородичной во время ярмарки из Курского Знаменского в Коренной Рождественский монастырь ношения, то оное, как чрез происшедшие ссоры открылось, происходит больше для того, чтоб в оба те монастыри доходу умножить; а в самом деле никаковой в том ношении нужды и благопристойности не только не заключается, но еще и немалы» народу соблазн, и противный духовному регламенту поступок происходит, в том именно, что тот образ, по просьбам разных людей, из Рождественского монастыря, всякий день многократно и разновременно, с церковною процессией на кладезь носится, и тамо во всякое хождение водоосвящение и молебны отправляемы бывают, того ради велено от того времени для пресечения противного духовному регламенту и архиерейской присяге поступка и отвращения народного соблазна и происходящих притом между означенных монастырей архимандритом и игуменом, также и монашествующими обоих монастырей, ссор – упомянутой Богородичной иконы из Знаменского Курского в Коренной Рождественной монастырь как во время ярмарки, так и никогда, не переносить, и при кладезе молебствий и водоосвящения отнюдь не отправлять, и его преосвященству иметь в том по пастырской своей должности и присяге в силу духовного регламента и указов, присмотр»⁹³.

Постановление решительное! – в виду именно того обстоятельства, что тут Синод имел дело не с одними иноками, враждовавшими из-за доходов, но и с православным людом, привыкшим в священном торжестве перенесения иконы находит духовное утешение. Целых три года крепился этот люд, снося «духовный глад» за грехи враждовавших иноков. Наконец не выдержал и завопил. Именно, в прошении, поданном преосвященному Самуилу 1770 года марта 1 дня от курского дворянства, купечества и прочих чинов, числом двух сот семи человек объявлялось: «Имеющаяся в Курском Знаменском монастыре икона Знамения Пресвятыя Бого-Матери вдревле, по вере и обещанию предков их и самих просителей, нашевана была со кресты ежегодно после праздника Святыя Пасхи в девятую седмицу, для воспоминания явления той иконы, с подобающею церковною церемониею из оного монастыря в состоящий небольшим расстоянием от города Курска Коренной пустынный монастырь, где оная чудотворная икона явилась, и бывал де за оною иконою Божия Матери с благоговением градских, уездных и прихожих людей, с надлежащим от духовного и гражданского правления, чтоб никакого беспорядка не было, присмотром, ход, отчего де они просители чувствовали изливаемую ходатайством Божия Матери на них милость как в телесном здравии, так и в изобилии на полях их плодов земных. А в прошлом де 767 году тот ход за иконою Божия Матери запрещен, чрез что де они, просители, имея то ежегодное ношение вышеозначенной чудотворной иконы во всегдашней незабвенной их памяти, а ныне де будучи лишены оного, чувствуют в душах и сердцах своих уныние и жалость; а потому и просят его преосвященство представить Святейшему Правительствующему Синоду о восстановлении крестного хода с оною чудотворною иконою Божией Матери из Курского Знаменского в Коренной монастырь по прежнему, дабы де они, просители, получа такое удовольствие, и лишась уныния и жалости, восчувствовали паки в душах и сердцах своих всем обществом духовное обрадование».

Преосвященный Самуил, осторожно представляя (марта 17 дня 1770 г.) такое прошение Святейшему Синоду на благорассмотрение, полагал, что «ежели Святейший Синод заблагоусмотрит учинить дозволение впредь оному ходу со кресты и с чудотворною иконою быть, то по мнению его преосвященства, пристойнее назначить оный ход не в пятницу, но в воскресенье, или предыдущее или последующее девяти после Святыя Пасхи седмиц, для отвращения того мнения, которым простой народ по непросвещению своему о пятнице предупрежден; дабы же и меж настоятелями и монашествующими обоих монастырей не было никаких ссор, то в пресечение того, всем доходам собираемым чрез двунедельное время, когда оная чудотворная икона находится в Коренном монастыре, быть в оном Коренном монастыре для разных его нужд, а паче для починки трех больших изрядных каменных церквей, яко оный монастырь на собственном содержании в силе указов оставлен; прочим же всем доходам, чрез весь год в Знаменском монастыре получаемым, оставаться в оном же Знаменском Курском монастыре» (Арх. Курск. дyx. конс.).

Неизвестно, какой от Синода последовал ответ на такое представление; видно только, что ходатайство преосв. Самуила не было удовлетворено Разрешение возобновить крестный ход с иконою дано св. Синодом уже в последующее время – в 1790 г.вследствие нового прошения именитых Курских граждан, «дабы для возобновления Коренной пустыни и приведение к прежнему благолепию находящихся в ней святых церквей благоволено было, по прежнему, носит чудотворную икону Божьей Матери в Коренную пустынь, где она явилась и оставлять в оной в течении двух недель, как было в последний год пред уничтожением сего хода»⁹⁴.

III

Участливое отношение преосв. Самуила к Белгородской епархии и по переходе его в другую епархию.

Отмеченный высоким вниманием Императрицы, преосвященный Самуил постоянно был у высшего правительства на виду, как выдающийся по своим достоинствам иерарх, которому предстоит быть на высших ступенях иерархического служения, и потому не мог долго оставаться на Белгородской кафедре. Действительно, указом св. Синода от 14 сент. 1771 г. он был уже переведен в Москву – в Крутицкую епархию, с тем, чтобы ему там быть и присутствующим в Московской Синодальной конторе.

Указ сопровождался письмом Императрицы:

«Преосвященный Владыка!

Мы повелели Нашему синоду перевести вас в епархию Крутицкую, а сим рекомендуем, по получении нашего указа, нимало немедля, поспешить к Москве, и порученную вам епархию принять в ваше управление, присутствуя при том и в Московской синодальной конторе членом, в чем полагаясь на вас пребываем к вам с нашим благоволением».

Письмо подписано собственною Е. И. В. рукою: Екатерина, и затем собственною же Е. И. В. рукою приписано: «Бога для, преосвященный, поспешай своим приездом в Москву»⁹⁵

Предложение поспешать приездом в Москву объясняется тогдашним смутным положением Москвы; там свирепствовала чума и совершилось известное убиение архиепископа Амвросия взбунтовавшимся народом. Хотя преосв. Самуил назначался собственно не на московскую епархию, тем не менее, в качестве старшего члена московской синодальной конторы, он должен был управлять – до назначения нового архиепископа в Москву и московскою епархиею, почему и требовалось в такое тревожное время немедленное прибытие его в Москву. В этом смысле и цесаревич Павел Петрович писал ему: «Переведение ваше в Москву служит мне новым побуждением писать к вам⁹⁶, и чрез то изъявить вам мою радость, зная настоящее тамошнее беспокойное положение и потому сколько присутствие ваше нужно; но со всем тем не могу же и не беспокоиться о вашей персоне по причине нынешних обстоятельств; остается надеяться на Божий промысл, и притом на благоразумные собственные ваши предосторожности».

Епископское служение преосв. Самуила в Крутицкой епархии, также как и последующие – в Ростове в сане архиепископа, и затем в Киеве в сане митрополита, конечно, не подлежат нашему изложению. Для нашей цели важно отметить здесь только то, что преосв. Самуил, и по оставлении Белгородской епархии, не забывал ее, не переставал заботиться о ней, и в особенности, об ее высшем училище, Харьковском коллегиуме, как это можно видеть из писем его к тогдашнему ректору коллегиума, архимандриту Лаврентию Кордоту. Так, в письме от 25 июня 1772 г., по поводу опасности, грозившей Харьковскому коллегиуму – лишиться каплуновских доходов, преосв. Самуил писал Лаврентию: «Копию указа об иконе Каплуновской читал я. Вот что по отъезде моем затевают. Надобно верные справки сделать по делу и доказать, что каждый год деньги все единственно употреблялись для коллегиума, то есть для учителей и учащихся, а не для монастыря. Надобно в том же репорте объявить, что если доходы каплуновские отобраны будут, то нечем будет учителей и учеников содержать, ибо вотчины за монастырем немногие, и те почти все закладены и к выкупу следуют, из коих некоторые уже отняты»⁹⁷.

В письме от 25 сентября того же года напоминает: «Бога ради постарайтесь, чтобы в св. Синод о доходах каплуновских отрепортовано было порядочно по указной форме. А иначе все наши доходы пропадут». И затем, в том же письме, относительно устройства новой бурсы для учеников коллегиума советует: «Кирпичных печей в здании коллегиума не советую вам делать, а хорошо сделать изразцовые голландские, только кирпичом обложные. А истопник должен быть искусный, который не торопился бы скутывать печки, но должен тогда закрывать, когда огонь совсем в пепел обратится и останется одна зола. На первый раз хорошо хотя четыре покоя (комнаты) отделать, только смотреть, чтобы сырости не было, а инако должны бедные ученики умереть от угару. Отдавать в наем остальные четыре комнаты сумнительно... Лучше их со временем своим коштом отделать, и тогда можете такое учреждение узаконить, чтобы в четырех покоях жили ученики на казенном коште, а в прочих четырех на собственном, то есть таких священников дети, которых отцы, по бедности, не могут нанимать квартир, а в состоянии содержать их пищею и одеянием. Вот вам мой совет и наставление».

Видно, что Харьковский коллегиум был дорог для преосв. Самуила и ученики этого училища, в особенности бедные, были близки его сердцу!

I

Происхождение, образование, должностное положение до назначения на Белогородскую епископскую кафедру.

Преосвященный Аггей родился в местечке Беликах Полтавской губернии в 1738 г. от простого казака, и назван был в крещении Антонием. Воспитывался в Киевской академии, и достигнув философского класса, поступил в монашество в Киево-Печерской лавре, в которой пробыл более 10 лет, проходя должности справщика печатаемых книг и проповедника. Указом Святейшего Синода 1769 г. 11 мая вызван был в С.-Петербург и определен законоучителем Морского Шляхетского корпуса. В 1771 г. назначен архимандритом Богоявленского, в Костроме, монастыря; 3 сентября 1773 г. переведен в том же звании в Печерский Нижегородский монастырь, а в 1774 г. февраля 9 дня рукоположен в епископа Белгородского. Управлял епархиею 12лет. 1786 г. 28 ноября уволен на покой в Переяславский Вознесенский монастырь, в котором и скончался в 1792 году октября 24 дня⁹⁸.

II

Отношение к учебному делу и учащимся в Белогородской епархии. Расширение учебного курса Белогородской славяно-латинской школы. Противодействие стремлению учащегося юношества уходить на статскую службу.

Преосвященный Самуил (предшественник Аггея) сообщая, по переходе своем в Крутицкую епархию, о назначении на его место в Белгород Аггея, дает о нем в письме на имя ректора Харьковского коллегиума Лаврентия такой отзыв: «он муж довольно просвещенный и любящий науки, очень хорошо говорит по-французски Мы не имеем данных судить о широте его образованности; во всяком случае, судя по его отношению к школьному делу и учащимся, несомненно, что он, по крайней мере, умел ценить образование и заботился о распространении его среди духовенства. При нем начальная славяно-латинская школа в Белгороде, по просьбе Белгородского духовенства, преобразована была в малую семинарию.

Епископской резолюцией по сему предмету от 6 окт. 1775 г. – определено:

«1) для обучения начальным основаниям и правилам латинского языка всех Белогородских и других ближайших к Белгороду, нежели к Харькову, мест священно- и церковнослужительских детей быть в Белограде до пиитического класса семинарии, которую завесть в здешнем Белоградском Николаевском монастыре, где и отвесть для классов усмотренные нами весьма к тому способные состоящие там праздные покои.

2) Учителем в оных классах быть кафедрального нашего собора священнику Иоанну Пономареву, яко способному к тому человеку, с получением такового за труд от родителей и родственников учеников награждения, о каковом они добровольно между собою общественно учинять договор

3) оному учителю, сочинив согласный духовному регламенту о расположении учения и времени план, представить на аппробацию, и по аппробации не иначе поступать в своей должности, как по точной силе и содержанию изображенных в оном правил

4) в оных училищах чрез нынешний год, в рассуждении нового оных начатия, быть одному токмо низшему грамматическому классу, а по окончании оного и должном приуготовлении учеников, учредить другой высший грамматический или так просто называемый синтаксический класс, в который, по усмотрению и достоинству, и перевесть достойных учеников на следующий год

5) по окончании синтаксического класса, всех достойных учеников отсылать на третий год в Харьковскую коллегию непременно, где по обыкновенном экзамене, и переводить их прямо в пиитический класс

6) со всем тем, если кто пожелает детей своих прямо отсылать в Харьковскую коллегию и в самом начале, оное оставляется на их воле; но консистории и подведомственные ей духовные правления недремлющим оком имеют наблюдать и принять всевозможные меры, чтобы отнюдь ни под каким видом нигде никакою и ни от кого не было священно- и церковнослужительским детям от училищ укрывательства, но по силе инструкции все они в Белоградскую семинарию или в Харьковскую коллегию непременно были бы в подлежащее время посылаемы, под опасением, в противном случае, неопустительного оштрафования

7) Что принадлежит до дров для топления тех покоев, разных случающихся мелких починок, также и человека для топления, содержания в покоях должной чистоты и других нужд, о всем том должны просители и другие, чьи дети в классах, сами в духовном правлении учинить надлежащее расположение, чтобы ни в чем никакою не было упущения и чрез то не последовала бы в учении остановка» (Aрх. Курск. Дух. Конс.).

Требуя, чтобы священно- церковнослужительским детям ни под каким видом нигде и ни от кого не было от училищ укрывательства, преосв. Аггей с своей стороны заботливо привлекал духовное юношество в школы участливым отношением к нуждам учащихся.

Короченского уезда, села Городища. Архангельской церкви вдовая попадья Агафья Степанова в прошении преосвященному (19 апр. 1776 г.) излагала: «сын ея шестнадцатилетний Михаил обучается в учрежденной в Белгороде, латинской семинарии, а тринадцатилетний Иван, обучавшийся часослову, по смерти мужа ее взят за его долг в устужение Нежегольского уезда в сею Троицкое малороссиянином Ефимом Кучеревым, где и ныне находится года три; ей же просительнице, по крайней бедности ее и великому нищенству, оного сына ее Михаила содержать, и одеждою и обувью и прочим снабдевать невозможно, потому что она и сама с имеющимися при ней малыми детьми – Василием 10 лет, обучающимся часослову, и Федором 6 лет, обучающимся азбуке, кои ныне требуются от Короченского духовного правления в словенскую школу, с немалою нуждою питается от подаяния христолюбцев, от церкви же и прихода никакой части не имеет; а при оной Архангельской церкви имеется двое – попное место, действительного же другого дьячка еще не представлено, и находится ныне оное дьячковское место праздным, и потому просит определить старшего сына ее к оной Архангельской церкви на праздное дьячковское место, а также и о малолетних трех ее сыновьях учинить милостивое рассмотрение».

На этом прошении резолюция преосвященным положена такая: «для содержания прописанного семинариста и других малолетних просительницы детей утвердить за семинаристом дьячковское место с получением всех оного доходов; а о заложенном малом поступить консистории на основании законов».

Консистория определила: «в Белогородскую губернскую канцелярию сообщить промемориею, дабы у малороссиянина Ефима Кучерева истребован был священнический сын Иван и прислан в консисторию для обучения книжному чтению и пению и прочим полезным церкви святой наукам в надежду определения его к церкви, а у показанного Ефима Кучерева, чтобы было истребовано объяснение, законно ли священнический сын у него в услужении находится и по каким видам, и что по оному учинено будет, консисторию не оставить без уведомления» (Ук. Конс. 29 апр. 1776 г. № 167).

Сын священника Курского уезд. Тускорского стана, села Красникова, Василий Булгаков, обучавшийся в Белгородской латинской семинарии, заявлял, что он желает учиться в означенной семинарии до самого окончания, только «для лучшей к учению охоты» желает, чтобы ему предоставлено было при означенной церкви дьячковское место, с тем, что самую должность может исправлять имеющийся при той церкви брат его – пономарь.

Преосвященный определил: «учинить по тому прошению, а ежели оный священнический сын от семинарии без ведома консистории в дом свой отлучится, то от получения дьяковской части ему отказать» (указ 6 февр. 1777 г. № 244).

Преосв. Аггей полагал, что дети духовенства, так заботливо воспитываемые в духовных школах, и служить должны по окончании учения в духовном же ведомстве, и потому неохотно отпускал их, по крайней мере лучших из них, в статскую службу, несмотря на усиленные просьбы о сем светских начальств, крайне нуждавшихся в грамотных людях для канцелярской службы в новоучрежденных после учреждения губерний и открытия наместничеств, присутственных местах.

В 1782 г. Харьковского наместничества вице-губернатор Фаминцын сообщением к его преосвященству прописывал, что «по Высочайшему соизволению велено при Казенной палате того наместничества учредить особливые две экспедиции с определением в оные столоначальников 6, канцелярских служителей до 20 человек, из коих первому положено в год жалованья по 200 рублей, а прочим по рассмотрению трудов и способности, с предоставлением сверх того каждому за исправность по достоинству производства чинами, в рассуждении чего, кажется, в сие место молодому юношеству было бы вступить лестно; но вместо того, сколько он в приискивании к тому вольножелающих ни старался, однако не мог; итак, предвидя, что по недостатку оных, при той палате в делах показанных экспедиций при первом еще их начале будет великая остановка, обратил наконец мысли свои на пребывающих в Харьковском коллегиуме учеников, коих способности, в рассуждении просвещения науками их разума, без сомнения соответствовать будут штатской службе, да и не сомневается он, вице-губернатор, чтобы из оных кто-либо не имел склонности к оной, а сие самое и побудило его утруждать его преосвященство просьбою подать руку помощи и доставить непосредственною его преосвященства властью Казенной палате из тех учеников достойнейших человек до 20».

Преосвященный определил: «желающих вступить в прописанную должность уволить», но с ограничением: «таких, которые ниже риторического класса и неспособны к продолжению высших наук».

Но ученики коллегиума умели пристрояться на статскую службу и без разрешения своего начальства В том же 1782 году 24 окт. контора Харьковского коллегиума, препровождая при доношении в консисторию бежавшего из коллегиума и пойманного ученика философии Василия Мальцева, сына дьякона Козьмодемьянской в селе Белом Колодезе, Короченского ведомства, церкви, прописывала, что при допросе о побеге означенный Мальцев показал: сего 1782 г. июня 10 дня он Василий Мальцев согласился с родственником своим, студентом же философии, Обоянского ведомства села Двулучного Пятницкой церкви священника Епифания сыном Иваном Мальцевым, и нанявши подводу, уехали тайно в Екатеринославль, а по прибытии туда июня 15 дня явились в Азовской губернской канцелярии к бригадиру той губернии Лариону Алексееву, который июня 18 дня, не спрашивая у них никаких свидетельств, определил при той губернии копиистами, а по прошествии малого времени подканцеляристами, и привел их к присяге, в каковом чине Иван пребывает и ныне, а он, Василий, сего октября 5 дня произведен канцеляристом, а 10-го октября просил об отпуске его в дом свой в селе Белом Колодезе для своих надобностей, и по прошению с данным ему от оной губернии билетом отпущен сроком на 20 дней, с коим билетом и ездил он в дом свой и прожил в нем от 11 сего октября до 18, а от 18-го возвратясь из дому приехал в Харьков, где по приезде его на другой день два ученика риторики, пришедшие к нему по посылке их из конторы, взяли его в контору».

Одновременно с сим, вторым доношением от того же 21 окт. контора коллегиума представляла, что сего года окт. 18 дня ученики философии – Корочанского ведомства слободы Петровки Покровской церкви священника Марка сын Иван Беликов, да села Переверзева церкви Казанския Богоматери священника Иоанна сын Иван Чуковский, а 20 сего окт. города Лебедина Преображенской церкви умершего дьячка Павла сын Павел Оноровский из коллегиума бежали, и уповательно по подговору отправленного в консисторию Василия Мальцева, ибо он при допросе в присутствии объявил словесно, что видался с ними в Харькове, и якобы говорил им, чтобы они не определялись нигде в приказные служители, при том в конторе же в присутствии сказывал, что в Азовской губернии, где он Василий Мальцев определен канцеляристом, есть еще человек девять бежавших из Харьковского коллегиума, о коих он обстоятельный ответ дать может».

Преосвященный, по докладе ему этого дела, определил: «бежавшего из коллегиума ученика Василия Мальцева, яко по молодым летам и рекомендации учителя к продолжению наук еще надежного, отослать с нарочитым в Харьковскую коллегиумскую контору, где по пристойном при общем собрании, в страх другим, наказании, определить по прежнему в училище с обязанием его наистрожайшею подпискою в том, чтобы он без дозволения своей высшей команды ни в какие других епархий места отлучаться не дерзал, под опасением по указам истязания».

Но школы увертливый Василий Мальцев все-таки избежал. Консисторский пристав, с которым отправлен он был в коллегиум, объявил в конторе коллегиума, что он, пристав, под Харьковом Василия Мальцева упустил, именно: когда стал доезжать до мельницы, что под Харьковом, и видя ров, на дороге нарочно вырытый, поворотил лошадей в бок, то оный Василий Мальцев выскочил с повозки, и как он, пристав, стал его удерживать, то он, Мальцев, ударил его в грудь и перебежав через тот ров скрылся в саду, где сколько он пристав ни искал, не мог его сыскать, что будто бы видели и солдаты с невольниками (арестантами?), которые в то время под городом рыли ров (Арх. Харьк. дух. конс.).

III

Заботы о церковной проповеди: подготовка воспитанников Харьковского коллегиума и поощрение священнослужителей к проповеднической деятельности.

В видах лучшей подготовки учеников коллегиума к пастырскому служению, преосвященный Аггей предписывал студентов богословия, рукополагаемых им для проповедания слова Божия, упражнять в составлении и сказывании проповедей. Проповеди, сочиненные ими, предварительно произнесения, должны быть рассматриваемы и исправляемы в общем присутствии коллегиумской конторы, а затем представляемы самому преосвященному на одобрение.

Проповеднические труды священнослужителей высоко ценил и щедро за оные награждал. Так, относительно префекта Харьковского коллегиума и философии учителя, протоиерея Михаила Шванского, во внимание к его отличным заслугам как в преподавании разных наук, так и в проповедании Слова Божия, «дабы и другие, в таковом же звании находящиеся к подобному же трудолюбию и прилежанию поощрялись», подтвердил определение своего предшественника, преосв. Самуила, о том, чтобы ему, Шванскому, во всех церковных церемониях пред всеми Белогородской епархии священнослужителями первое занимать место (см. выше стр. 181), и приказал выдавать ему в год на содержание из монастыря (Харьковского Покровского) провизии: из хлеба – ржаной муки две четверти, пшеницы – две же, пшена – одну четверть, баранов – шесть, бочку в 35 ведер пива, вина пенного 6 ведер, меду 10 ведер, разных сочков (?) по одному ведру, для приезда в Белгород или другое какое-либо, куда случится по общей для коллегиума надобности, место, давать ему приличную по характеру его (?) коляску, трех лошадей и одного человека, ледник в зимнее время набивать льдом монастырскими людьми (Указ от 23 марта 1781 г. – в арх. Харьк. дух. конс.).

IV

Набор певчих для архиерейского хора.

Любя церковное пение и ревнуя о благолепии архиерейского служения, Преосв. Аггей властно собирал для архиерейского хора лучшие голоса со всей епархии. Его указ от 16 Авг. 1779 г. о наборе для этого хора певчих, дает любопытные сведения о том, как производился тогда такой набор, и как смотрели на него с одной стороны архиереи, а с другой – само, отбывавшее эту повинность, духовенство.

В указе значилось: «Его преосвященство, рассуждая что ныне в состоящей при доме архиерейском певческой капелле в разных голосах немалый находится недостаток, определил: избрав способных к тому, и знающих совершенно доброту и различие голосов из священников или причетников отправить в разные по расписанию тракты с инструкциями, коим по прибытии в каждое духовное правление, истребовав от духовных правлений о священно- церковнослужительских детях с показанием лет без всякой утайки ведомости, отправиться по оным селениям, и самолично таковых священно- церковнослужительских детей осмотреть, и в голосах каждого испробовать, и когда кто окажется в певчестве быть способен, такового при отце или родственнике его выслать в консисторию для представления к его преосвященству, и усмотрения его способности и определения к оному званию, только способных, как священно-церковнослужителям своих детей ни под каким видом не укрывать, так и нарочно посланным не увольнять, под опасением за то штрафа. Когда же окажутся и кроме оных из свободных людей, никаким делом не обязанных, состояния хорошего, и бесподозрительные люди, имеющие от команд своих аттестаты, и к певческой капелле усмотрены будут способными, также и желание к тому объявят, то и таковых по тому же присылать в консисторию. А как оное дело не партикулярное, а епаршее, то нарочно посланным управители с священно-церковнослужителями их ведомства имеют всякое нужное и пристойное в сем деле чинить вспоможение» (Арх. Харьк. Дух. Конс.)

V

Защищение духовенства от обид со стороны мирских людей.

Обиды духовному чину от мирских людей, так часто бывавшие при предшественниках Аггея, случались и в его время. И преосв. Аггей, подобно своим предшественникам, ревностью защищал обижаемых. Только способы защиты были уже не те, что прежде: вместо грозных отлучений (об них уже со времени Порфирия не встречается упоминаний) и запечатания церквей в имениях обидчиков (оно, как мы видели, практиковалось еще Порфирием, см. выше стр. 146) теперь употреблялись лишь доношения об обидчиках к подлежащему начальству и отвод обижаемых, в видах их безопасности, от обидчиков.

Священник Дмитриевской церкви, села Дорогоща, Хотмыжского ведомства, Иоаким Лазарев, 18 ноября 1785 года, Хотмыжскому духовному правлению доносил, что того года, в недавнем времени, упомянутой округи, деревни Задней, помещик и дворянский заседатель Хотмыжского нижнего земского суда, прапорщик Василий Анненков приказал своим крестьянам ― Степану, Ивану, Василию Борщевым и однодворцу Фотию Анисову схватить девку однодворку деревни Задней, Екатерину Яковлеву дочь Косикову, которую, по захвате, держал в доме своем целую неделю в комнате; потом, минуя его, приходского священника, возил ее для повенчания с крестьянином своим Андреем Борщевым по разным селениям, священники которых, соблюдая указы, венчать, однакож, не дерзали: после чего крестьяне его Анненкова и однодворец Фотий ночным временем с оною захваченною девкою приехали к нему, Лазареву, требуя, чтоб повенчал; но он, Лазарев, видя беззаконный поступок Анненкова, венчать отказался. Затем в скорости приехали к нему родители означенной девки и уверили его, что дочь их действительно ухвачена, и просили его, чтоб ее в доме у себя удержал, и удержана была; за то крестьяне начали бить родителей, да и его священника хватали за грудь, почему он вскричал соседям своим о помощи, и оттого упоминаемые крестьяне и однодворец Фотий с двора его, священнического, бежали, а девки родители не упустили – она представлена была ими в Духовное правление, где показала, что крестьянами схвачена была насильно, и желание имеет повенчаться села Дорогоща с однодворцем Иваном Перцевым; посему он, священник, отобрав от них сказку и присягу, по добровольному их желанию в приходской своей Дмитриевской церкви, по церковному чиноположению, повенчал; за то злясь, помещик Василий Анненков, окружив дом его священника и церковь крестьянами и однодворцами, с дубьем, человек до 30, караулил выхода его из дому, похвалясь убить до смерти; один же из них, однодворец Александр Демин, яко харциз, у дверей дрался; от того он, священник, как в церковь для священнослужения, так и в приходе для исправления треб мирских не допущен трое суток, да и ныне в ту деревню Заднюю, где Анненков жительствует, для треб христианских приезжать опасен, хотя о том и явочную челобитную в Хотмыжском уездном суде подал. А повенчанных жениха и невесту, шедших из церкви, села Дорогоща выборный Федор Непочатов и однодворец Петр Сафонов, по приказанию Анненкова, взяли на съезжий двор, и забив в колодки, держали несколько времени, а потом Анненков взял в дом свой девку и по месяцам не выпускал.

Донося об этом, священник просил Хотмыжское духовное правление представить в главную команду на рассмотрение. Дело перешло в консисторию. Консистория, по рассмотрении дела, и приведении подлежащих узаконений и указов, определила и его преосвященством утверждено: «Как оный помещик, яко в нижнем земском суде заседатель, по своему долгу, званию и присяге, должен был иметь всевозможное бдение о сохранении благочиния, добронравия и порядка, а между тем вмешался самовольно к усильному отнятию у объявленного однодворца Перцова повенчанной законно жены, и ныне содержит ее в доме своем, с намерением оную без доброй ее воли и согласия принужденно присвоить женою крестьянину своему, то оную женку, наглым усилием от законного ее мужа отнятую, отобрав, отдать ему, Перцову, в законное супружество, а что он, Анненков, чинил законнопротивные поступки, выступив из границ своего звания, долгу и присяги, за то поступить с ним, как с нарушителем общего покоя, тишины, благочиния, благонравия, и законами предписанного полезного и доброго порядка, также и с прочими тому соучастниками, на основании Ея И. В. указов, о чем в Харьковское наместническое правление сообщить с требованием, что учинено будет, уведомления. А как прописанный священник Иоаким Лазарев объявляет, что оный помещик Анненков, злясь на него за необвенчание крестьянина с показанною женкою, похваляется убить его, священника, до смерти, о чем и явочная челобитная от него подана, то во избежание опасности, впредь к оному Анненкову и его крестьянам с исправлением мирских треб ему, священнику, ни за чем не входить, а препоручить его, Анненкова, дом с людьми оного села Дорогоща протопопу Симеону Константинову впредь до указа (Арх. Курск. дух. Конс.).

VI

Практика наказаний духовенства.

В наказание за проступки лицам духовного звания преосв. Аггей с особым усердием назначал земные поклоны в церкви, при собрании народа, под наблюдением особо назначавшегося лица (иногда и лиц) для счета поклонов. Это своеобразное наказание молитвою употреблялось и прежними архиереями; но прежде, когда в таком широком ходу были телесные наказания, эти земные поклоны в качестве наказания, применялись редко и слабо – им не было, или мало было места, именно потому, что всякая почти, сколько-нибудь значительная вина влекла тогда за собой телесное наказание; теперь же, когда последовала отмена телесных наказаний для духовенства по Высочайшему указу 1767 г., для наказаний земными поклонами открывался больший простор, и они действительно получили усиленное применение. Преосв. Аггей был в таких случаях особенно щедр, назначая поклоны в количестве, можно сказать, нестерпимом.

Чугуевский протопоп Михаил Ковалевский, получив от преосвященного повеление в 1781 году освятить в селе Терновом, Чугуевского ведомства, новопостроенную Богоявленскую церковь, но лишь тогда, когда приходские люди отведут священно- церковнослужителям ко владению указное число на пашню и сенные покосы 33 десятины земли, и на то укрепление в Чугуевском духовном правлении запись объявить в доношении к его преосвященству по сему предмету, находя некоторое препятствие к выполнению сего требования, изъяснял: «как по нынешнему узаконению в число десятин положить оной земли неможно, потому что владение их чрез межу, а не в одном месте, и то их священно- и церковнослужителей владение никем не отъемлемо, того ради не повелено ль будет ему оную церковь освятить».

Преосвященный определил: «поступить в сем деле по прежней в святохрамной грамоте значащейся резолюции, а за недельное и противоуказное требование определения на определение и указа на указ положить протопопу в соборной церкви при настоятеле Чугуевской пустыни тысячу поклонов на литургии при собрании народа» (Арх. Харьк. дух. конс.).

Изюмского ведомства, войсковой слободы Цареборисова, Николаевской церкви священник Симеон Москаленков в консисторию доносил: «в прошлом 775 году в июне месяце во время посещения его преосвященством своей епархии, в том числе и Изюмской протопопии, Изюмский протопоп Иван Страхов определил и расположил за прием его преосвященства в городе Изюме на всех состоящих в той протопопии священно- и церковно-причетников денежный сбор на сто тридцать рублей, и для собирания оного посылал Изюмской Покровской церкви священника и десятоначальника Ивана Бекешу, который по определению сего протопопа, ездил, и те деньги с священников по два рубля, с дьяконов и дьячков по 50 копеек, с пономарей по 25 коп., собирал; да сверх того он, протопоп, при выдаче святого мира с каждого священника брал по 20 и 30 копеек».

Преосвященный определил: «исследовать, управление, на время следования поручить другому».

О результате следования в документе значится: «по взятии с протопопа допроса, а с доносителя доказательства, с протопопа потому ж оправдания, предъявленными от них свидетелями следовало, токмо реченный протопоп Страхов как от доносителя, так и по следствию против доношения ни в чем не доказан. Того ради по докладу от консистории, его преосвященством конфирмованному, велено: впредь оному духовному правлению наблюдать, чтобы никто таковых сборов отнюдь с священно- и церковнослужителей ни под каким предлогом сбирать не касался, а для получения святого мира в Белгород посылать из священников или диаконов по очереди на их коште, и при раздаче в церкви Изюмской протопопии мира, ничего не брать; а священнику Симеону Москаленкову за недоказательство своего доноса и оклеветание протопопа Страхова, положить в соборной Изюмской церкви в воскресные и праздничные дни при протопопе и тамошнем клире тысячу поклонов, и потом испросить у него, протопопа, прощение; правление ж духовных дел поручить по-прежнему ему, протопопу Страхову, яко одобренному в его поведении тамошним духовенством»⁹⁹ (Арх. Харьк. дух. конс. 22 марта 1779 г. № 497).

Изюмской протопопии священникам и дьяконам (поименованы), не бывшим на исповеди у определенного духовника, и ложно показавшим, будто они исповедывались у других по своей воле выбранных духовников, преосв. Аггей определил (указом 25 сент. 1779 г. № 1870) положить в соборной Изюмской церкви при протопопе и духовнике по тысячи поклонов, и впредь непременно исповедываться у определенного духовника, а не по своему усмотрению¹⁰⁰.

Тысяча поклонов – это, как видно, была у епископа Аггея излюбленная мера наказания во всякого рода провинностях, более или менее значительных. Мера, конечно, немалая. Но епископ не довольствовался и этим в своем усердии превращать молитву в наказание.

Валуйское духовное правление представило диакона Христо-Рождественской церкви (в селе Посохове Валуйского округа) Павла Попова к рукоположению во священника к Богоявленской церкви (в селе Богоявленском Валуйского же округа) по данному будто бы от приходских людей выбору, а в то же время диакон этой церкви Пимен Одинцов в прошении на имя его преосвященства изъяснял, что диакон Павел Попов получил тот выбор чрез напой приходских людей горячим вином допьяна, и просил Павла Попова во священника к означенной Богоявленской церкви не производить, а произвести его, Пимена, так как он прежде Попова от тех же приходских людей получил выбор, и находится при той церкви двадцать три года беспорочно.

Из произведенного следствия открылось, что диакон Попов действительно ходил с родственниками своими по дворам прихожан Богоявленской церкви, разнося вино, и кроме того зазывал прихожан в кабак, где поил их допьяна, соглашая к подписанию выбора, и обещая впредь еще и больше напоить; прихожане признались, что своего дьякона Пимена обидели напрасно и теперь свой приговор отменяют, и дьякона Павла, как мало известного им человека, священником иметь не желают.

Рассмотрев это дело, преосвященный определил: «Валуйскому духовному правлению, утаившему в представлении о производстве диакона Попова во священника, бессовестный поступок Попова сделать соразмерный реприманд, а Попова за оный проступок отправить в Белгородский Николаевский монастырь на трехмесячное пребывание, с положением трех тысяч поклонов» (Ук. 11 июня 1784 г. № 934 – из арх. Белгородск. Никол, мон.)·

VII

Бракоразводная практика в случаях нарушения одним из супругов супружеской верности.

Из резолюций преосв. Аггея по разным делам, восходившим на его епископский суд, особенное внимание останавливают на себе решения по делам бракоразводным – по несоответствию этих решений с действующим у нас по сему предмету законодательством

Дело в том, что древнейшие церковные правила не признавали равноправности мужа и жены относительно возможности для той и другой стороны брачного развода: муж мог разводиться с женой в случае нарушения ею супружеской верности, а жена не могла оставлять и неверного мужа. Женам обычай повелевает, говорится в 9 правиле Св. Василия Великого, удерживать своих мужей, хотя они прелюбодействуют и в блуде суть... И от неверного мужа не повелено разлучатися жене, а пребывании с ним, по неизвестности, что последует¹⁰¹. Так было до времени Юстиниана, который 117 новеллой (гл. 9) дает право и жене искать развода с виновным мужем. И только после этого в византийском церковном праве устанавливается правило, уравнивающее супругов в праве требования, в случае виновности одного из них – развода. Это правило усвоено от византийской церкви и нашим церковным законодательством, но у нас однако же правило это в древнее время, по-видимому, не имело всеобщего применения, вместе с ним не забывалось и древнейшее воззрение, по которому права жены, в рассматриваемом отношении, умалялись сравнительно с правами мужа. Так было, по крайней мере, в Белгородской епархии, где право жены на развод с неверным мужем в архипастырских решениях по делам этого рода не всегда признавалось. Мы видели уже это в резолюции преосв. Епифания на просьбу женщины о разводе ее с мужем, женившемся, в отсутствии ее, на другой (см. выше стр. 30 и 31).

Еще решительнее, в этом смысле, были резолюции преосв. Аггея.

Жена вахмистра в Курском наместническом правлении Екатерина жаловалась на мужа своего Филиппа Сарычева в чинении с живущею у них работницею Анною прелюбодеяния и просила о разводе. По следствию оказалось, что хотя он, Сарычев, в чинении прелюбодеяния с Анною и запирался, однако в том изобличен был собственным признанием Анны.

Консисторией определено, и его преосвященством утверждено: «оного вахмистра Филиппа Сарычева, оказавшегося в прелюбодеянии, по толкованию на 9 правило Василия Великого от супружества с женою его Екатериною не разводить, ибо оное толкование и блуд творящего и прелюбы деющего своей жены, отлучатися не повелевает, а по 20 правилу Анкирского собора исправлять ему, Филиппу, семилетнее церковное покаяние таким точно порядком, как оным правилом повелено, с тем токмо, чтобы один год в Курском Знаменском монастыре, а прочие шесть лет под присмотром своего духовного отца»¹⁰².

VIII

Презенты преосв. Аггею.

В архиве Курского Знаменского монастыря сохранились любопытные записи о приношениях, которые монастырь по разным случаям подносил преосв. Аггею «в знак обязанности к своему архипастырю», и которые архипастырь принимал благосклонно «с удовольствием и благодарностью». Такие приношения были, конечно, в духе времени, в этом смысле мы и приводим записи о них, как памятник тогдашнего понимания духовною паствою своих обязанностей к архипастырю, понимания, которому не препятствовали и архипастыри.

«1780 г., декабря 10 дня, Курского Богородицкого Знаменского монастыря архимандрит с братиею согласно приговорили: «для наступающего сего декабря шестого на десять дня ангела нашего преосвященного Аггея, епископа Белградского, к поднесению к столу его высокопреосвященства искупить в Курске на церковные ризничные деньги, которые деньги для покупки выдать ризничему игумену Филарету, а искупить (и искуплено) нижеследующее, а именно: замшевые черные шитые золотом и серебром перчатки, за четыре рубля; французской водки целый анкорок в три ведра за 30 рублей; полпуда изюму, фунт по 8 коп., за 1 руб. 60 коп.; полпуда чернослива, фунт по 5 к., за 1 руб.; полпуда рису, фунт по 12 коп., за 2 руб. 45 коп.; маслин черных 12 фунтов – по 12 коп., за 1 руб. 44 коп.; икры малосольной полпуда, фунт по 19 коп., за 3 рубля 80 коп.: рыбы осетра малосольного один пуд и 9 фунтов, по 6 коп. фунт, за 2 руб. 94 коп.; рыбы севрюги малосольной 1 пуд с фунтом, по 5 к. фунт, за 2 руб. 5 коп.; да трудящимся консисторским присутствующим и домовым его высокопреосвященства искупить и искуплено... (названия вещей в рукописи неудоборазбираемы) – ценою за 10 руб., и к доставлению прописанных покупных вещей в Белгород нанять на ризничные же деньги доброго и надежного человека, и нанят города Курска однодворец Илья Стрелков за 4 рубля. А того всего на вышеозначенную покупку и за наем отвощика издержано денег 63 руб. 23 коп., в чем как настоятель, так и братия подписались, а сей приговор впредь для ведома записать в консисторский журнал». (Следуют подписи архимандрита Лаврентия с братиею в числе 10 человек).

В 1781 году, февраля 4 дня, те же согласно приговорили: «для наступающего сего февраля 9 дня, в который день его высокопреосвященство наш архипастырь Аггей, епископ Белгородский и Обоянский, произведен на Белгородский престол, в знак своему архипастырю обязанности, яко всегдашнему нашему богомольцу, закупить на церковные ризничные денежные суммы к столу его высокопреосвященства: рыбы осетрины до 5 пуд., лимонов свежих до 50, да трудящимся дому его высокопреосвященства эконому иеромонаху Геннадию, казначею иеромонаху Тихону, иеромонаху Оресту купить по клобуку, и оное все, наняв подводчика верного, послать в Белгород в дом его высокопреосвященства, в чем и подписались; а сей приговор записать в консисторский журнал впредь для ведома». На поле собственною рукою архимандрита заботливо отмечено: «и для консисторских рыбы севрюги более пуда послать».

В том же году, марта 15 дня, тот же архимандрит с братиею согласно приговорили: «для наступающего сего марта 21 дня праздника Благовещения Пресвятыя Богородицы к столу его высокопреосвященства архипастырю нашему Аггею, епископу Белгородскому и Обоянскому, в знак обязанности вашей ко всегдашнему нашему богомольцу архипастырю, закупить на церковные ризничные денежные суммы, а именно: лимонного соку один пуд, французского вина два ведра, бальзаму рижского три кувшинчика, сиропу земляничной ягоды полведра, черных маслин десять фунтов, да консисторским трудящимся две банки бальзаму рижского, да отцу казначею дома его высокопреосвященства банку бальзама»¹⁰³.

18 апреля того же года к празднику пасхи – монастырский совет делает постановление о новых его преосвященству презентах, именно положили: «закупить у приезжих в Курск греков вина монастырского три ведра, полынного красного три ведра, белого монастырского же три ведра, итого – девять ведер, из церковной восковой суммы, и как оное вино, так и на то посуду купить поругается иеромонаху Онуфрию, да священнику Симеону, а на ту покупку деньги получатся от ризничего игумена Филарета из восковой суммы же, а у кого именно и по какой цене куплено будет, за роспискою представить архимандриту Лаврентию с братиею... И сей приговор записать в консисторский журнал впредь для ведения ».

Наконец, декабря 12 дня того же 1781 г. Курского Богородицкого Знаменского монастыря монашествующая братия согласно приговорила: «как прежде сего при прежнем настоятеле покойном архимандрите по общему его и нашему приговору для ангела нашего архипастыря преосвященного Аггея к столу покупались из монастырских денег и посылались разные припасы, то и ныне к следующему декабря 16 дню искупить следующее: вина португальского 2 ведра за 10 руб., масла прованского за 3 р., шампанского 4 бут. за 10 руб., веневой (?) водки 2 штофа за 5 руб., аглицкого пива дюжину за 4 руб. 80 коп., хлеба французского за 25 коп., да для трудящихся консисторских употребить на разные покупки 10 руб., а на ту покупку взять деньги из имеющихся у монаха Владимира за проданный в 1780 г. в ноябре месяце монастырский воск. Как же ныне по указному делу отправляется в консисторию строитель иеромонах Иероним, то и ему выдать на содержание себя, также монастырских лошадей и служителей, из тех же восковых денег 13 руб.». (Подписи: игумен Филарет, пять иеромонахов, один иеродиакон).

I

Биографические сведения о Феоктисте Мочульском до занятия им Белгородской епископской кафедры.

Феоктист Мочульский родился в 1729 году, в Заднепровской Украйне, принадлежавшей тогда польскому королевству (где именно, сведении не имеется). Первоначальное образование получил в Переяславской семинарии, а высшее ― в Киевской академии, в которой принял и монашество; в 1761 г. вызван был в С.-Петербург в Сухопутный кадетский корпус на должность законоучителя. После шестилетней службы здесь в этой должности, Феоктист, в сане архимандрита, преемственно в течение семнадцати лет (1767‒1781 г.), был настоятелем монастырей: Глуховского ― Петропавловского, Гамалеевского (Черниговской епархии), Киевского – Михайловского, Ростовского – Иаковлевского Зачатиевского, Полтавского – Крестовоздвиженского, Калязинского – Макариева Троицкого. Во время управления Полтавским Кресто-Воздвиженским монастырем (1776‒1779 г.), Феоктист был и администратором новоучрежденной тогда Славенской епархии, при первом архиепископе ее Евгение Булгарисе, в качестве его коадъютора; в этом звании он, как знаток греческого языка, помогал епископу – греку, в заведывании делами епархиального управления, и вообще посредствовал в его сношениях с паствой. 4-го генваря 1784 года рукоположен в епископа Севской епархии, которою управлял в течение 3-х лет, заботясь всего более о благоустроении ее духовных школ – 15 семинарий и училищ.

Памятником его заботливости о Севской семинарии служит сохранившееся от того времени описание (печатное) торжеств, устроившихся им в этой семинарии по разным случаям, между прочим, и по случаю открытия в ней 22 апр. 1784 г. богословского класса; торжества были, по обычаю времени, с речами (учителей и учеников), кантами, диспутатами...¹⁰⁴ – 9-го февраля 1787 г. преосв. Феоктист переведен в епархию Белогородскую и потом, по разделении этой епархии на Слободо-Украинскую (Харьковскую) и Курскую, получил в управление (17 окт. 1799 г.) епархию Курскую, в которой епископствовал до конца своей жизни († 30 апр. 1818 г.)¹⁰⁵.

II

Труды преосв. Феоктиста по воспитанию духовного юношества Белгородской епархии. Заботы о материальных средствах Харьковского коллегиума. Учебно-воспитательная программа для коллегиума – в письмах и ордерах преосв. Феоктиста коллегиумскому начальству.

Духовно-учебные заведения, в пользу которых преосв. Феоктист много потрудился в епархии Севской, были главнейшим предметом его архипастырских забот и в епархиях Белгородской и Курской.

Высшее учебное заведение в Белгородской епархии – Харьковский коллегиум, в котором учебное дело стояло так высоко, между прочим, благодаря обилию материальных средств, бывших в его распоряжении, оказался, относительно этих средств, ко времени вступления Феоктиста на Белгородскую епархию в печальном положении. Его имущества отобраны были в казну, а вместо них на содержание всех вообще духовных школ Белгородской епархии велено было выдавать из коллегии экономии по 2000 р., из которых только половина должна была идти в пользу Харьковского коллегиума, другая же – на Белгородскую семинарию (о ней речь ниже) и другие низшие школы. Сообщая в письме к ректору коллегиума отъ 26 октября 1787 г. о таком уменьшении средств коллегиума, преосв. Феоктист писал: «старайтесь об успехах в учениках: о деньгах на учителей и казенных питомцев я буду заботиться». И действительно, Феоктист усердно заботился о деньгах на нужды коллегиума – по его ходатайству Императрица, в проезд чрез Белгородскую епархию в 1787 г. на юг, пожаловала на Харьковский коллегиум 1000 рублей, по его же ходатайству, Св. Синод отпустил в 1793 г. на школы Белгородской епархии 1170 рублей для ремонта его зданий, из которых на коллегиум Феоктист распорядился выслать более 1 000 рублей. А взамен этих стараний о материальном благосостоянии коллегиума настоятельно требовал от коллегиума успехов в учебном деле, чему опять сам же непосредственно помогал своим руководством в этом деле.

Заботясь о полноте преподавания в коллегиуме, преосв. Феоктист старался удержать в силе учебную программу Самуила – с предметами и «прибавочных классов», несмотря на то, что эти «прибавочные классы» теперь уже отошли от коллегиума и присоединены были к Главному народному училищу. Ордером коллегиумскому правлению от 14 июля 1795 г. он прямо предписывал преподавать в коллегиуме физику и естественную историю, и рекомендовал преподавать («полезно было бы преподавать») геометрию и механику «для общежития необходимые науки», именно, по примеру Главного народного училища: «Стыдно для семинарии не обучать тому, чему обучают в народных училищах Харьковской же семинарии¹⁰⁶ весьма удобно заимствовать все те науки от прибавочных классов и народных училищ, потребна только к тому люботщательность учителей»... Но предлагая такую сложную программу для коллегиума, главными предметами в ней преосв. Феоктист считал однако лишь те, которые имели прямое отношение к будущему пастырскому служению учеников коллегиума.

В самом начале своего правления, в 1787 г., июля 26, он писал ректору коллегиума: «Почтенно любезнѣйший о Христе брат, отец ректор! В монастыре вашем вся церковная отправа пенсионерами отправляема быть должна (кроме монастырской церковной отправы); а сие для того, чтобы учеников заблаговременно предуготовлять в священно- церковнослужительские чины, и чтобы впредь не было нарекания от прихожан на не искусство семинаристов в церковнослужительстве. Еще однажды притверждаю, чтоб все ученики от низших классов до высших, катихизис наизусть знали, и в чтении церковных поучений искусны были. Все ученики, не токмо богословии и философии, но и реторики, проповеди сочинять и сказывать должны, и для того в реторике к тому приучивать их, по крайности велите им выучивать печатные проповеди, и сказывать в классах при учениках и учителе, потом – в церкви на заутрене или вечерне, а искуснейшие и на литургии могут, особливо в простые дни. Семинаристы, определенные к священнослужительству, если не будут искусны в пении и уставе церковном, по крайности должны быть исправны в книгочтении, катихизисе и поучениях церковных. Я чаю, что семинаристы в пении и уставе церковном искусны будут, если будут в том упражняться. Сему научить легче и скорее можно, нежели языкам и другим наукам, и для того в сиропитательном доме в каждой камере должна быть следованная псалтырь и поучения церковные, чтоб пенсионеры в свободные часы могли приучиваться вышеписанному. Может быть, вы сыщете в том какое-либо неудобство, но к преодолению оного прилагайте все возможные меры, о сем вам пастырски притверждаю».

Это распоряжение преосвящ. Феоктиста, как видно, вызвало в коллегиуме недовольство, отголоски которого явственно слышатся в письме его к тому же ректору от 2 августа того же года: «Любезнейший о Христе брат, Харьковского коллегиума отец ректор! Доволен я вашими обещаниями о исполнении быть имеемом по всем моим предписаниям; ожидаю и точного исполнения по оным. Предписания мои г.г. учителям кажутся невместными. Сие от того произошло, что я предписаний моих прежде ничем не утверждал. Вот утверждение!.. Прочитайте токмо указ из Св. Правительствующего Синода, коим велено и неученых священно--церковнослужителей обучать чтению церковных поучений с пристойным произношением, и предисловие на церковные поучения. Виновен ли я, что в вашем монастыре церковных поучений не читали, даже и церковных поучений в вашей монастырской церкви не было, и потому вам и гг. учителям предписание мое о чтении церковных поучений показалось невместимым, от чего и всеобщее неудовольствие на меня последовало, будто я переменил порядок учения в вашем коллегиуме, и обременил учителей и учеников; если и подлинно есть какое отягощение тем и другим, то убавить, что не столь полезное и не столь нужное; а катихизис, обучение проповеданию слова Божия и церковное пение быть должны и в вашем коллегиуме для всех тех учеников, кои священно-церковнослужительства желают. Подумайте только с отцем префектом, как бы можно поместить и сие между прочими науками, о сем вам притверждая и Божие благословение преподавая, есмь и пребуду»... и проч.

«Едучи от вас в Сумы», писал преосв. Феоктист в другом письме к тому же, «свидетельствовал я священников и диаконов, и самые учительные – в катихизисе и священной истории невежы. Да и как им сочинять проповеди, когда катихизиса и священной истории не знают; хотя бы и богословию прошли, не стыдно свидетельствовать их и в знании катихизиса; если отныне все мои предписания останутся тщетными, то я предприму другие меры, будучи ваш пастырь».

Затем собственноручная приписка: «Содрагаюсь, когда читаю святого Златоуста: «не мню многих быть в иереях спасающихся, но множайших – погибающих». Невежа или ленивец иерей, прихожан своих не утверждающий в вере и законе, или не умеющий утверждать их по их понятию, не вождь ли слепой слепцам, идущий и ведущий не на путь спасения? Для обучения прихожан не диспутов, не витиеватых сплетений, но ясности надобно; надобно и красноречия, по их понятию соразмерного; не будет приятно, когда не будет понятно! Премного теперь у меня ученых ставленников, но все в катихизисе не искусны – здесь их учат».

Назначая ордером от 16 июня 1795 г. тему для имевшего быть на публичном экзамене диспута, именно – «о старой вере: mala et impia consuetudo est contra deos disputandi», преосв. Феоктист замечает: «подобные диспуты приятнее и полезнее и посетителям, и самой семинарии. Предмет семинарных наук учинить семинаристов способными к священнослужительству; а что семинаристы многие идут в другие звания, сие случайно, и для того внушать семинаристам, чтобы они упражнялись в чтении писания, церковном пении и поучениях, пастырски притверждаю».

С целью приучения учеников к церковному собеседованию Феоктист учредил для них по воскресным дням в богословском классе изъяснение евангелия, а по праздничным – толкование катихизиса. Это дело возложено было сначала на учителя коллегиума протоиерея Андрея Прокоповича. А когда названный протоиерей, четыре года трудившись в этом деле, заявил (прошением от 5 ноября 1791 г.), что «дальнейшее прохождение этой обязанности с новою порученною ему должностью преподавания философии находит он несовместным, и если его преосвященство благоволит уволить его от сей обязанности, то есть другой, способный к толкованию христианского учения – священник Вознесенской Харьковской церкви Василий Фотиев, который и сам звание сие на себя принять желает», Преосвященный определил: «Желание священника Фотиева благоприемлемо и достохвально, и когда вступит в означенную должность, то во всех церемониях духовных иметь ему место выше всех священников Харьковских, ниже только протопопов, и скуфью носить пастырски благословляю».

Это назначение было в высшей степени удачно. На первых же порах истолковательные беседы священника Фотиева привлекли, кроме учеников коллегиума, и со стороны «множество обоего пола людей», так что правление коллегиума, указывая на то, что «многие, во время этих бесед становятся на столах и окошках, и по чрезвычайной тесноте ломают столы и разбивают окошки, от чего происходит лишняя, иногда ученических, а иногда семинарских денег на починку столов и окошек издержка», просило преосвященного, «чтобы не употреблять на частые починки в богословской аудитории столов и окошек лишних семинарских денег, и не обременять складкою учеников на таковые же починки, разрешить изъяснению евангелия и толкованию катихизиса быть не в аудитории, а в церкви – по окончании литургии» (что и разрешено).

Определяя объем учебной программы, Феоктист заботливо давал преподавателям в коллегиуме наставления и относительно способов преподавания. По этим наставлениям предметы вообще должны преподаваться более практически и демонстративно, чем теоретически и отвлеченно; преподавание должно развивать ум, не обременяя памяти. Препровождая в коллегиум свои «самократчайшие о логике и риторике правила» с требованием от учителей «дополнить их, а особливо приличными примерами», Феоктист замечал: «отрокам и юношам излишние правила, как слабому желудку излишняя пища»(в письме к ректору коллегиума от 20 сентября 1789 г.). Не столько в правилах, сколько в примерах должны были ученики, по его предписанию, испытываться и на экзаменах: «о правилах экзамен самократчайший происходит, а более экзаменуются ученики в примерах» (в ордере правлению Харьковского коллегиума от 16 июня 1795 года).

В высших классах особое значение должны были иметь упражнения в сочинениях. Эти упражнения, начинаясь в риторике, и продолжаясь в философии и богословии, должны считаться, «яко первый предмет для пользы и славы церкви святой» (Ордер от 14 июня 1795 года). О них учителя в правление коллегиума должны были представлять отчеты с представлением и самых работ, непременно ими же самими прочитанных и исправленных. В сочинениях полагалось высшее мерило степени развития учеников, свидетельство их умственной зрелости.

III

Учреждение Белгородской семинарии, стремление возвысить ее насчет Харьковского коллегиума.

Благоустроил таким образом Харьковский коллегиум, преосвященный Феоктист, в виду имевшего совершиться разделения Белогородской епархии, заботился в то же время об устроении в ней и другой семинарии – в Белгороде, с тем, чтобы она для будущей Курской епархии была таким же образовательным центром, каким доселе Харьковский коллегиум был для епархии Белгородской. С этою целью в славяно-латинской Белгородской школе он постепенно прибавлял, один за другим, следующие за синтаксическим классы до богословия включительно, и с 1790 года в Белгородской семинарии стал преподаваться уже полный курс наук тогдашней семинарской программы. При этом, находя прежнее помещение малой семинарии (в монастырских «покоях») для новоустрояемой большой семинарии уже совсем непригодным, приспособил для помещения этой последней, на первых порах, дом консистории (переведя консисторию в дом архиерейский), а потом, в начале настоящего столетия, по образовании особой епархии Курской, построил для семинарии (именно – в 1801 г.) каменный двухэтажный корпус, в котором семинария и оставалась до 1883 года – до перевода ее в Курск.

«При небольшом только пособии от казны (2410 р.) здание это воздвигнуто единственно попечением преосвященного Феоктиста, умевшего склонить разных благотворительных лиц пожертвовать на этот предмет 12 тысяч рублей; в числе таких благотворителей, по актам семинарского правления, известны помещики Курской губернии надворный советник Аггей Григорьевич Изединов и секунд-майор Андрей Васильевич Выродов, пожертвовавшие на устройство дома и на содержание бедных учеников семинарии 3000 руб.»¹⁰⁷.

Обязанная своим бытием Феоктисту, Белгородская семинария постоянно пользовалась его особым вниманием и попечением. Он заботливо вникал во все ее нужды, во все подробности ее хозяйственного и учебного быта. Он сам начертал для нее учебный план, чему и как обучать во всех ее классах до богословского включительно¹⁰⁸, и неутомимо следил за точным его выполнением.

«Он почти каждодневно посещал классы, наблюдал за ходом учения, перечитывал все упражнения учеников, не только высших, но и низших классов, и собственноручно делал на них замечания как учителям, так и ученикам (Памятники этой заботливости Преосвященного во множестве хранятся в библиотеке Курской семинарии).

Для облегчения учения, он сам писал многие учебники, как например:

1) Драхма от сокровища божественных писаний, то есть, сокращение правил при чтении священного писания

2) Краткое наставление к сказыванию проповедей

3) Чѳтверочастный дар юным священно- и церковнослужительским детям Курской епархии, то есть краткое объяснение:

а) о церковном уставе

б) о пасхальных кругах

в) о ирмолойном пении, и

г) о внешнем богослужении

4) Детское словенословие и песнопение, то есть, грамматика, логика, риторика и поэзия с нотным пением

5) Сокращение энциклопедии и самократчайшие правила латинской грамматики

6) Наставление учителю ирмолойного пения.

Даже во время рекреаций, которые бывали в семинарии в мае месяце, Преосвященный старался занимать учеников играми с литературным оттенком. На эти случаи, по распоряжению его, ученики обыкновенно писали или приличные речи, или разговоры, священные комедии. Образец подобных занятий существует под именем: Майская рекреация, печат. в Харькове в Университетской типографии 1815»¹⁰⁹.

Благодаря таким заботам преосв. Феоктиста о Белгородской семинарии, она скоро могла относительно как хозяйственного, так и учебного благоустройства, не только равняться, но и соперничать с коллегиумом. И Феоктист нередко ставил ее в образец коллегиуму.

Так, в письме к ректору коллегиума от 4 марта 1792 г. он излагал: «Revereudissinie! Посылаю я к вам певчего, Ахтарского дьячковского сына, он здесь не нужен, а вам, может быть, пригодится; голос его посредственный дишкантовый – у меня всяких голосов довольно! Прежде регенты по епархии ездили – детей в певчие хватали, родителей мучали; а теперь родители сами привозят – слышат и видят, что воспитание им добропорядочное; обучаются певчеству – обучаются и в семинарии; из прежних певчих тунеядцев нет теперь ни единого, теперь все певчие семинаристы, вот для чего Белгородская Семинария нужна».

В ордере Харьковскому семинарскому правлению от 11 авг. 1795 г., между прочим значится: «В бытность нашу минувшего июля в Харькове, жаловались нам в том сиротском доме живущие ученики, что имели они недостаток в дровах, хлебе и проч. Сие произошло от того, что ректор и префект не имели о том доме попечения и присмотра. Нам из Белгородского сиротского дома ежедневно приносят хлеб и пищу ко усмотрению – для чего бы и ректору Харьковской семинарии, никакими делами не занятому (sic!), не стараться знать, что и как делается не только в семинарских классах, но и в сиротском семинарском доме ежедневно».

В ордере тому же правлению от 15 февраля 1797 г.:

«В Белгородском сиротском доме более семидесяти учеников содержится, а в Харьковском и пятидесяти, сказывают, нет; ежели подлинно так, то стыдно и грех чиноначальникам Харьковской семинарии за нерадение о сиротах; отныне, чтоб было в Харьковском сиротском доме сто человек и употребить на содержание их всю оставшуюся к нынешнему февралю сумму, прибавив к ней все доходы от погребов и лавок монастырских. Сколько же из тех погребов и лавок было в приходе за прошедший год, прислать ведомость по первой почте, а как теперь здесь продается казенный хлеб и крупа, то на Харьковскую семинарию надобна ли ржаная мука и крупа, сообщить о том в Белгородское семинарское правление о покупке муки и круп и на Харьковскую семинарию: означить только количество, а цена верна будет, яко под нашим смотрением сие делается.

Харьковская семинария негодует, что более учеников в Белградской. Причина тому та, что здесь смотрение лучшее и люботщательнее. Ученики хотя малы, однако понимают, где их любят и об них пекутся. Приложить лучшее старание о семинарском сиротском доме пастырски притверждаю».

В 1793 г., получив из Белгородского семинарского правления репорт о том, как в течение ноября означенного года шло учение в Белгородской семинарии, преосв. Феоктист приказал препроводить этот репорт в Харьковский коллегиум, чтобы и оттуда присылались месячные репорты о ходе учения по такому же образцу.

Репорт этот интересен, как свидетельство о том, как на деле выполнялся учебный план, начертанный Феоктистом для семинарии, и потому считаю нелишним привести его здесь in extenso:

«Сего 1793 года в течение месяца ноября в классах Белгородской семинарии учение продолжалось следующим образом:

I. В богословском

1) Прочтено с надлежащими объяснениями из богословии главы de Scriptura N. Testament! et de Deo praecise considerate.

2) Из пространного катихизиса – о Существе и Промысле Божием.

3) Из церковной истории – первый период от сотворения мира до потопа

4) Между тем ученики упражнялись в переводе означенной богословии на российский язык, в сочинении расположений на проповеди, в сочинении проповедей и противоречий на изъясненные предметы.

II. В философском

1) Протолковано из логики о рассуждениях, умствованиях и чтении книг

2) Из естественной истории – отделение четвертое и пятое.

3) Из арифметики – о квадратах и кубах

4. Из физики – об общих свойствах тел и о равновесии жидких тел

5) Из пространного катихизиса – о Богопочтении

6) Между тем ученики упражнялись в сочинении моральных проповедей и диссертаций.

III. В риторическом

1) Из риторики российской прочтены фигуры речений с разбором примеров таковых же фигур из Бургиевой риторики

2) Из всеобщего землеописания повторено введение в географию

3) Из всемирной истории – о знатных от Авраама до смерти Моисея происшествиях

4) Из пространного катихизиса – о Богопочтении

5) Между тем ученики упражнялись в переводе Муретовой речи с латинского языка на российский и в сочинении периодов и хрий.

IV. В пиитическом

1) Прочтено из российской грамматики о союзе, междометии и о сочинении слов

2) Из логики от § 21 до § 34 и о умножении предложения по правилам логическим

3) Из всеобщего землеописания изъяснено о главнейших частях света с показанием на глобусе и атласе

4) Из российского землеописания – о пределах России, пространстве оной, морях и горах

5) Из арифметики – о превращении именованных чисел и сложении оных

6) Из сокращенного катихизиса о законе Божьем

7) Между тем ученики упражнялись в сочинении стихами и прозою.

V. В синтаксическом

1) Прочтено из латинской грамматики о периоде

2) Из зрелища вселенной разобраны 1-я и 2-я главы

3) Из краткой свящ. истор и – 2-го периода восемь параграфов

4) Из сокращенного катихизиса 4 первые заповеди

5) Из арифметики – о умножении и делении

6) Между тем ученики упражнялись в переводах с латинского на российский, с российского на латинский языки.

VI. В грамматическом

1) Прочтено из российской грамматики о глаголе и три спряжения

2) Из сокращенного катихизиса – десять членов символа веры

3) Из краткой свящ. истории – 2-го периода два отделения: от потопа до переселения Авраама в землю Ханаанскую и от переселения Авраамова в землю Ханаанскую до исхода израильтян из Египта

4) Из арифметики о сложении и вычитании

5) Между тем ученики упражнялись в примерах грамматического разбора и в чтении книги «О должностях человека и гражданина».

VII. В нижнем

1) Из российской грамматики прочтено о склонении имен существительных, прилагательных и местоимений

2) Из сокращенного катихизиса – о вере евангельской

3) Из правил для учащихся, как ученики должны поступать пред Богом и в церкви

4) Между тем ученики упражнялись в склонении имен существительных и прилагательных.

VII. В греческом

1) Прочтено ученикам 1-го разряда из греческой грамматики о ударениях

2) Второго разряда – о характере будущего второго времени, о произведении и делении времен

3) Между тем ученики упражнялись в переводе

VIII. В французском

1) Прочтено 1-го разряда ученикам из грамматики о члене, роде, числе, падеже и склонениях

2) Разговор 2-й по-грамматически разобран

3) Второго разряда ученикам, протолковано о употреблении четырех членов

4) Между тем ученики упражнялись в переводе Езоповых басен с французского на российский язык.

IX. В немецком

1) Прочтено из грамматики об именах прилагательных, числительных и местоимениях

2) Между тем ученики упражнялись в переводах с немецкого на российский язык.

X. В рисовальном

1) Ученики упражнялись в изображении человеческого тела и всей его пропорции.

XI. В нотном

1) 1-го разряда ученики выучили Богородичны 4-го гласа; 2-го разряда – ирмосы Рождества Христова».

Сличение этого репорта с выше означенным учебным планом показывает, что учебные предметы в том и другом значатся одни и те же; не видно в репорте только геометрии, но зато есть в нем и такие предметы, которых нет в плане – новые языки и рисование. Письменные работы, так видно поставленные в плане, являются с таким же значением и по репорту.

Таким образом учебный план, начертанный преосв. Феоктистом для Белгородской семинарии, не оставался только на бумаге, а с самого же начала получил надлежащее применение в семинарии.

Особенно заботился преосв. Феоктист, чтобы ученики Белгородской семинарии (также, как и коллегиума) упражнялись и успевали в составлении и сказывании проповедей. И заботы его на этот счет, по-видимому, не были напрасны. В письме к нему от 26 декабря 1789 г. из Курска некто Афанасий Зубов заявлял: «Вчерашнего дня я, бывши у обедни в своем приходе, с отменным вниманием и удовольствием слушал говоренную сыном здешнего дьякона и ученика семинарии проповедь, которому хотя не более кажется 13 лет, но способным изречением говорил то весьма вразумительно. Слышу, что и в других церквах то произведено: сии плоды учения суть особенные знаки вашего попечения, которое восхваляя не можно не удивляться успехам».

Из истории Белгородской семинарии, составленной, по приказанию преосвященного Феоктиста¹¹⁰, преподавателями этой семинарии и напечатанной, по его же распоряжению, в Московской синодальной типографии в 1805 году, видно, что кроме предметов, означенных в вышеприведенном репорте 1793 г., в составе преподавания в это время входили еще геометрия, механика и врачебная наука. Общее число преподавателей было 12, а учащихся – 960, в числе которых были и дети дворян.

С 1791 г. по 1805 г., то есть в течение 14 лет, из Белгородской семинарии в священно- и церковнослужительство, в медицинскую науку, в статскую и военную службу и в Харьковский университет поступило более 1000 разных классов учеников (В Харьковский университет, при самом основании его, из Белгородской семинарии поступило 20 человек). Так, под руководством своего просвещенного попечителя, росла, крепла и расширяла свою учебно-образовательную деятельность устроенная им в Белгороде семинария.

IV

Открытие низших школ для подготовки учеников в Белгородскую семинарию.

Кроме Белгородской семинарии, преосвященный Феоктист устроил еще несколько низших славяно-латинских школ – в Курске¹¹¹, Старом-Осколе, Обояни, Путивле, Рыльске, для подготовительного обучения детей, поступавших потом в означенную семинарию, и также имел эти училища под своим неослабным надзором и попечением.

Так, увидав на отпускном билете одного ученика Курского духовного училища никуда негодный почерк в подписи учителя, положил на этом самом оплете такое определение: «Семинариям и училищам, в том числе и Курскому, предписано мною, чтобы учители, а особенно низших классов, прилежали к краснописанию, тем паче, что и ученики учителю во всем подражают, и ежели в низших классах ученики не научатся краснописанию, то в высших классах тому научиться уже не могут. Того ради послать сей билет к архимандриту Курского монастыря Аполлосу, Курского духовного училища попечителю, о учинении учителю Белозерову реприманда за подписание сего билета никуда негодным почерком, с подтверждением ему, чтобы он прилежал к краснописанию; притом семинарскому правлению и всем Курской епархии духовным училищам притвердить указами из консистории, чтобы учители, между прочего, обучали своих учеников краснописанию прилежно, и давали бы им собою пример к успехам в науках, в благонравии и в краснописании» (Указ консистории к архимандриту Аполлосу от 17 Августа 1804 года).

Содержание сирот и малоимущественных учеников в этих училищах рассчитано главным образом (если не исключительно) на благотворительные жертвования, к которым Преосвященный, кого можно было, убедительно приглашал, как это, например, можно видеть из следующего предложения его архимандриту Курского Знаменского монастыря Иоакинфу с братиею от 8 октября 1817 г.): «Правление Курской семинарии представило мне расчет о суммах для содержания сирот и малоимущественных учеников, в училищах Курской епархии обучающихся, в коем расчете предположено пожертвование и от Курского Знаменского монастыря по триста рублей ежегодно; надеюсь, что вы с братиею от вверенного вам монастыря из признательности к пользам духовного просвещения изъявите желание уделять ежегодно положенное количество денег на вспоможение учащимся, не оставите пригласить и других, как духовных, так и светских лиц к такому общеполезному пожертвованию, по очевидности того, что таковые приношения составляют в одно время и благотворение неимущим, и служение вере и человечеству, всегда имеющему нужду в достойных служителях веры. Кто же именно изъявил желание пожертвовать каким-либо количеством денег единовременно или ежегодно, о таковых лицах можете меня уведомить в последствии времени, но не позже средних чисел следующего ноября для донесения о том комиссии духовных училищ».

На такое предложение братия ответила, что деньги по 300 руб. ежегодно в назначенное от правления Курской семинарии время доставлять в оное имеются. Кроме того, в реестре отдельных пожертвований значится: Курского Знаменского Богородицкого монастыря эконом иеромонах Никанор двадцать пять рублей единовременно и двадцать пять рублей ежегодно, пока будет находиться в Курском монастыре.

Приглашая других к пожертвованиям в пользу бедных священно- церковнослужительских детей, обучавшихся в уездных училищах, преосвященный Феоктист и сам с особою любовью жертвовал на этот предмет из своих достатков. В письме (от 9 марта 1812 года) к своему племяннику, Ивану Степановичу Мочульскому (Харьковскому губернскому землемеру), по поводу предположенного им строения нового дома по обширному плану, несоответственно имевшимся на то средствам, он заявлял: «Сожалею, что я вам в том ныне пособить не могу, теперь у меня нет ни полушки в наличности, какие у меня деньги были, отослал я в приказ общественного призрения в пользу бурсаков и полубурсаков, быть имеющих при уездных училищах, собрал я на то и от других пожертвований до пяти тысяч рублей».

Такая же заботливость о бедных учениках духовных училищ выражалась и в другом письме к тому же Ивану Степановичу (от 23 февраля 1812 г.), по поводу переселения брата его, Федора Степановича, из Динабурга в С.-Петербург. Не одобряя сего переселения, Преосвященный писал: «Хорошо ежели он (Федор Степанович) будет жить так скромно, как Василий Осипович (двоюродный племянник Феоктиста); но ежели вздумает жить по примеру Ивана Осиповича и промотает деньги к нему посланные 525 рублей при первых порах, то чем далее мотать будет? Не возьмет ли взаймы? Но чем будет отдать долг? Не надеется ли он на меня? Но я близ гроба, и ежели бы у меня деньги были, то я бы пожертвовал их на воспитание сирот священно- церковнослужительских детей, и положил я не давать вперед мотам ни полушки, хотя бы у меня и тысячи остались».

Наконец, Феоктист отнесся с полным вниманием и к самым начальным, так называемым славяно-российским школам. Не довольствуясь открытием этого рода школ при духовных правлениях, он в циркулярном предписании правлениям от 19 июля 1790 г. высказывал желание («весьма полезно было бы»), чтобы не только при всех духовных правлениях, но и «при каждом приходе была российская школа, в которой бы малолетние церковнослужительские дети от пяти и шести лет (?) обучались российской грамоте самолегчайшим образом, как ныне в семинарии обучают, и сие удобно можно учинить, если при каждом приходе будет священно- или церковнослужитель из семинаристов, в науках благоуспешен и порядок нынешнего обучения детей совершенно знающий».

Но такое pium desiderium (относительно всех приходов) едва ли сам преосвященный считал осуществимым, так как, высказав его, тотчас же предлагал: «того ради духовным правлениям с благочинными учинить рассмотрение, в каких бы приходах учредить можно российские школы, чтобы и окрестных приходов священно- церковнослужители малолетних детей своих в те школы отдавать могли, дабы малолетние их дети младых своих лет, к учению способных, напрасно не теряли».

V

Училищные акты, диспуты, приветствия и оды разным высокопоставленным лицам по предписаниям и наставлениям преосв. Феоктиста. Приветствия Феоктисту от учебных заведений и ответы с его стороны.

В видах привлечения к учебным заведениям епархии симпатии общества и покровительства сильных, преосв. Феоктист любил, чтобы в этих заведениях, совершались торжественные акты – годичные и случайные, чтобы отправляемы были публично, и в торжественной же обстановке, ученические диспуты, чтобы учащие и учащиеся говорили знатным лицам приветственные речи, писали оды... И все это устроилось при его непосредственном участии, по его указаниям, под его руководством.

Так, ордером от 6 генваря 1791 г., в ожидании прибытия в Харьков светлейшего князя Г.А. Потемкина-Таврического (в поездку его, по взятии Измаила во вторую Турецкую войну, в С.-Петербург), он дал правлению Харьковского коллегиума такое предложение: «В сию минуту получено здесь известие о прибытии светлейшего князя в Харьков. Я не сомневаюсь, что правление, уверено будучи о том, в туж минуту употребило все возможные тщания к заготовлению приветствий вожделеннейшему гостю. Я только то здесь пастырски напоминаю, чтобы приветствия были кратки и приличны, и приветствователи благообразны, сладкогласны, в приветствовательных движениях искусны, и от ног до головы хорошо одеты. Я и сам к тому всерадостному дню прибыть в Харьков желаю».

7 февраля того же года, по прибытии в Харьков, дал Ордер, чтобы «как господа учители, так и ученики богословия в коллегиуме сочинили его светлости приличные приветствия, такие, которые могли бы его светлости и говорены быть, и поднесены на бумаге. Сии приветствия должны быть кратки, витиеваты и приличны ожидаемой особе».

Для сочинения таковых приветствий назначены из богословского класса 32 ученика.

Ордером от 19 сентября того же года, извещая правление коллегиума, что прибудет в Харьков для священнодействия к 30 числу сего же сентября, в который день его светлость будет тезоименит, предписывал, «чтобы в этот день в честь светлейшего имянинника был акт, и акт должен быть таким, который бы можно было отослать в Яссы для напечатания». Вследствие этого, правление коллегиума объявило учителям, чтобы они употребили всетщательное старание исполнить волю и приказание его преосвященства доставлением от себя сочинении для изготовляемого акта.

Акт же предположен быть таков:

1) при входе в богословскую аудиторию певчие поют кант

2) после канта российская говорится прелеминарная речь для вшедших разного звания особ

3) после речи – кант

4) речь большая пред диспутами

5) кант, когда положения разноситься будут

6, 7 и 8) словопрения, разговоры и кант

9) разговор двух лиц

10) ода

11) разговор между тремя лицами

12) кант благодарный.

Должен был отозваться коллегиум своими речами и по случаю кончины светлейшего князя. На этот счет преподаватели коллегиума получили от коллегиумского правления предложения от 18 окт. 1791 г. следующего содержания: «Слух носится, что г. вице-губернатор Григорий Романович Шидловский послал просительное письмо к его преосвященству о прибытии его в Харьков для отпетия по скончавшемся сего октября 5 дня светлейшем князе Григорие Александровиче панихиды и для отправления в рассуждении сего печальнейшего случая церемонии, которая имеет быть составлена в народных и казенных училищах; в соответствие сему, дабы и нашей семинарии с стыдом безответной не остаться, должно приготовить приличные печальным обстоятельствам сочинения на российском, латинском и греческом языках, которые были бы сделаны чистым штилем, кратки, связны, имеющие в себе важность, красоту, приятность и все то, что предписано от его преосвященства разными ордерами, для чего Харьковской семинарии господам учителям сим предлагается о приуготовлении таковых сочинений и о представлении оных в Харьковское семинарское правление на рассмотрение в непродолжительном времени; кто же из господ учителем что сочинить должен, о том прилагается у сего обстоятельное росписание» (Росписания не найдено).

В 1798 г. преосвященный Феоктист представил самому Государю-Императору Павлу I, «Высочайшему и Всемилостивейшему наук Попечителю, Распространителю и Благодетелю за всещедро дарованные суммы на Белоградскую семинарию всепокорнейшее приношение от питомцев Белоградския семинарии». Это приношение составляют: Ода Павлу I, Рондо: Царю! живи во век и «История о древнем Саркелле, нынешнем Белгороде»¹¹².

Здесь, в приветственных стихах, юные питомцы в слух всей России возвещали, что в царствование Павла –

Стремятся в море безмятежно

Сокровищ полны корабли;

Поселянин трудясь прилежно,

Богатством хвалится земли,

Беллона к нам зефиром дышет,

Фемида суд правдивый пишет

Для пользы всех пером златым.

Все сладость счастия вкушают,

Все должность свято исполняют

Под скипетром, Монарх, Твоим!

(Из Оды)

О состоянии наук в школах Харьковских и Белгородских говорилось:

Здесь изъясняются ныне тайны Божества,

Познание причин, наука естества.

Меж риторством простым и риторством церковным

Здесь учат составлять речь родом стихотворным:

Здесь учат разуметь, что мусикии тон,

Здесь учат и тому, чему учинил Невтон.

Здесь учат, что добро и что от зла навета,

Внушают здесь и то, что было в прежни лета;

Здесь зрим на хартии изображен мир весь.

Здесь учат и тому, в чем славен Апеллес;

И изъяснются языки здесь: славянский,

Латинский, греческий, французский и германский.

Языки разные, но сердце в нас одно,

И чувствие души с языками равно;

Устами вопием: сколь мы благословенны,

Открыты зря для нас науки здесь священны!

И сердцем купно мы возносимся к тому,

Виновник Первейший кто счастия сему.

Виновник же Первейший сему есть Петр Великий,

Открыл в России он с науками языки:

Подобно милостьми других монарших рук

В России счастие возвысилось наук;

Но вящше ныне о сем печется Павел Первый,

Отечества Отец, Отец сынов Минервы.

(Из «Истории о древнем Саркелле»)

Император весьма благосклонно принял такое приношение и удостоил Преосвященного ответным письмом из Павловска от 7 июля 1798 г.

«Преосвященный Епископ Белоградский и Курский Феоктист!

Благодарю Вас за доставление приветственных мне стихов, от питомцев Белоградской семинарии подносимых. С удовольствием видя в приношении сем успехи учения и словесность российскую, в недрах вверенной вам паствы процветающую, отношу оное к рачительному вашему о том попечению, за что – изъявя мое благоволение, пребываю вам благосклонный Павел»¹¹³.

Не только в семинариях, но даже и в низших духовных училищах, предписывалось сочинять и говорить знатным лицам приветствия. Так, в ордере Преосвященного от 1 апреля 1804 г. смотрителю Курского училища архимандриту Аполлосу дано такое предложение: «По случаю в скором времени имеющего быть проезда графа Потоцкого, по части просвещения особенно занимающегося, предприять вам надлежащие по Курскому духовному училищу меры, чтобы как чистота в училище, так и опрятность в учениках были соблюдены, при том велеть учителю Драчеву изготовить и приветствие самократчайшее, но во всем приличное, и ежели сочинено будет стихами, то по аппробации вашей, может проговорить один из лучших по лицу, голосу и одеянию учеников, с приличными жестами; а ежели сочинено будет прозою и ученика к тому способного нет, то может проговорить помянутый учитель Драчев; при произношении приветствия отнюдь не употреблять рукомахания неприличного, действие рукою должно быть сообразно сущности слов, в приветствии содержимых, и тому соответствовать должны и лицо, и глаза, и голос».

Само собою понятно, что насчет приветствий самому преосвященному, в подобающих случаях, духовно-учебные заведения были заботливы и без сторонних возбуждений. Так, в извещении из Харьковского семинарского правления почтеннейшим гг. учителям семинарии от 27 марта 1791 года значится: «Слух носится о прибытии преосвященного архипастыря нашего в город Харьков. Намерение его, по уверению некоторой знатной особы, состоит в том, чтобы в великий четверток составить церковную церемонию умовения ног. Наш долг есть, по обязанности нашей, поздравить Пастыря приличными на прибытие его приветствиями. А как следует скоро и праздник Воскресения Христова и надеяться должно, что его преосвященство соблаговолит здесь праздновать дни Пасхи, то для сего случая должно заготовить и другие приветствования, приличные светлому дню. Вследствие чего Харьковское семинарское правление, сим почтеннейших гг. учителей извещая, ожидает как этих, так и других приветствий к 5 числу апреля непременно.

Каковы же должны быть приветствия, о том следует росписание:

1) на прибытие его преосвященства, из первого класса стихи – российские, из высшего грамматического класса – стихи латинские, из класса пиитического – речь коротенькая, латинская и российская, из класса философского – речь латинская, из класса высшего греческого – речь греческая, из класса богословского – речь латинская и российская

2) на приход в классы, из первого класса – стихи российские, из высшего грамматического – стихи российские, из поэзии – стихи латинские, из реторики – речь латинская и краткий разговор, из философии – речь российская, из греческого аналогического класса – речь российская, из греческого высшего класса –·речь греческая, из греческого третьего класса – речь греческая, из класса богословского – речь российская

3) на праздник Воскресения Христова, из первого класса – стихи российские, от г. учителя первого класса – ода, из высшего грамматического класса ― стихи латинские, из поэзии – приличный торжеству разговор с российскими стихами, из какой заблагорассудит г. учитель сочинить материи, из реторики – речь латинская и речь российская, из греческого высшего класса – речь греческая, из философии – речь российская, из богословия – речь латинская.

Сочинения должны быть кратки, чистого штиля и остромысленны, словом – таковы, каковы нравятся его преосвященству. О исполнении вышеписанного благоволите, почтенные гг. учители, на сем подписаться».

В таком же роде «предложение из Харьковского семинарского правления Харьковской семинарии всех классов г.г. учителям, богословии студентам и философии ученикам» – от 1 марта 1792 года: «Известно всякому, что по обычаю должно приветствовать архипастыря нашего в следующий день Воскресения Христова; того для заблаговременно сим предлагается, дабы всяк, сочинив приветствие, представил оное в Харьковское семинарское правление сего марта к 25 числу для рассмотрения: кому же что должно делать, о том прилагается росписание».

А в росписании значится:

1) стихи российские – учитель греческого аналогического класса

2) стихи латинские – учитель высшего грамматического класса, ученики философии Лубяновский и Танков

3) речь российская – учитель низшего грамматического класса, студенты богословия Иван Артюховский и Крушедольский

4) речь латинская – учитель низшего грамматического класса, студенты богословия Вертеловский, Прокопович, Мокренский, Крижановский

5) речь греческая – учитель греческого языка Тамаров, студент богословия Саввин

6) разговор – студенты богословия Жебокритский, Андриевский, Гонцевич

7) ода – учитель поэзии, студенты богословия Руфинов, Вирославский

8) кант – студенты богословия Джунковский, Приходьков

9) сонет – студенты богословии Назаревский, Каневский

10) песнь похвальная – студент богословии Крезов.

Под росписанием сделана приписка, адресованная к студенту богословии Сергию Сычеву: «По росписанию сему требовать сочинений от всякого, кто не подал, и представит оные в Харьковское семинарское правление сего марта 23 дня. Требуется сие в срок для того, что мало времени остается для порядочного совершения приветствий, и для того, что некоторые, представляя срок 25 числа марта, ниже думали о возложенной на них от общества должности. Nemo sibi ipsi corifidat. Nemo dicat: eras! eras! Hoc est corvinum».

В 1809 г. от воспитанников Белгородской семинарии преосвященному Феоктисту в день его тезоименитства 4 генваря была поднесена ода. В ней учащееся юношество, в избытке чувств благодарности к архипастырю, который в Белгороде «науки и насадил, и возрастил... и по соразмерности понятий начала умственных занятий для юных чад предначертал»; сближало этот знаменательный день с четвертым днем творения, как в начале века Творец создал светила, дабы они посредством света являли времена и лета:

Так в день четвертый года нова

И Феоктиста Бог нарек,

Да свет в нем церковь зрит Христова,

Так в лепоту Его облек,

Облекши в сан первосвященства

Для нас, для нашего блаженства,

Для тех приятнейших утех,

Какие Феб, в лучах багрея,

И в самом знаке Водолея

Лиет на земнородных всех.

И ради такой торжественности дня приглашало смолкнуть самые стихии:

Престаньте бури, непогоды

Стихий взаимность нарушать,

И благотишный чин природы,

Вы не дерзайте возмущать!

Да движутся планеты стройно,

Да будет в мире все спокойно

В сей приснорадостнейший день,

Чтоб Ангел Церкви, Ангел мирный

Послушал в сладость глас наш лирный,

Как плод младенческих устен¹¹⁴.

Следует заметить, что получая от учащих и учащихся приветствия, преосвященный Феоктист и им с своей стороны посылал любвеобильные ответы. Так, на принесенное ему от Харьковской семинарии приветствие к 25 декабря 1797 г. по поводу десятилетнего служения его в Белгородской епархии, отвечал письмом такого содержания:

«Почтеннейшие сослужители и благоприятели мои, Харьковской семинарии отец ректор Василий и отец префект, протоиерей Андрей!

Со всеми в подвигах ваших сотрудниками сделали вы мне для нынешнего всерадостного праздника честь присылкою в самый праздник поздравлений и желаний ваших с присоединенными утешениями вашими о десятилетнем моем здесь служении. Поздравления, желания и утешения ваши возвеселиша душу мою. Царь веков и Отец будущего века, Виновник новолетия, да укрепляет ваши силы и в следующем новом и счастливом лете для продолжения подвигов ваших к воспитанию юношей для вящей и вящей пользы и славы отечества и церкви... А я подкрепляем святыми молитвами вашими, доколе дыхание во мне, пребуду со взаимною любовью, желанием и утешением, вашим усерднейшим богомольцем, Феоктист епископ Белгородский».

В постскрипте собственною рукою написано: «которые из учащих в отлучкахе, по возвращении их, изъявить им мое желание, тогож пожелать и всем учащимся».

VI

Отношение к Харьковскому университету: знакомство с профессорами, избрание в почетные члены университета.

Ревностный поборник просвещения, преосвященный Феоктист находился в живом и деятельном общении с открытым в его время Харьковским университетом. Из профессоров этого университета, он, как можно судить по письмам его к родственникам, был наиболее близок с известным в то время профессором русской истории Гавриилом Петровичем Успенским, ученые труды которого умел достойно ценить. Так, в письме к своему племяннику Ивану Степановичу Мочульскому (от 3 ноября 1811 г.), Феоктист поручает ему передать помянутому профессору просьбу, чтобы он «учинил строгую корректуру» печатаемой в Харькове славянской грамматики, им (Феоктистом) составленной; а о сочинении самого Успенского: «Опыт повествования о древностях русских» дает такой отзыв (в том же письме): «прочитал я книгу Гавриила Петровича: Опыт повествования о древностях русских; мастерски написано, усердно желаю прочитать и вторую часть».

Императорский Харьковский Университет с своей стороны высоко ценил просветительные стремления и просветительную деятельность Феоктиста, и в торжественном заседании 30 авг. 1815 г. единогласно избрал его в почетные члены Университета. Преосвященный Феоктист, отозвался на это избрание следующим письмом, с такою силою выражавшим его, можно сказать, благоговейное отношение к Университету, как высшему просветительному центру в краю:

«В почтеннейшее Императорского Харьковского Университета Правление.

Сему толико славному Святилищу наук и благонравия, святую церковь и любезнейшее Отечество украшающему, благоугодно было обновить глубокую старость мою принятием меня в число своих почетных членов и присылкою ко мне от 29 истекшего генваря, к неизобразимому обрадованию моему, драгоценного диплома, который я имел счастье получить сего февраля 8 дня, и сколько утешает меня сей драгоценный подарок, толико причиняет во мне недомышления о способе соответствовать столь лестному для меня наименованию. Остается во глубине души моей то единое утешение, что пребудет во мне навсегда приснопамятный долг мой приносить старческие моления мои ко Всевышнему о излиянии на преславное оное святилище наук новых небесных своих благословений к вящшему преуспеянию во всех начинаниях и подвигах, назидающих пользу и славу святыя церкви и любезнейшего отечества.

Сим единым имею честь служить ныне почтеннейшему Императорского Харьковского Университета сословию, и пребуду, доселе дыхание во мне, усерднейшим Богомольцем осьмидесяти седмилетний старец Феоктист.

Архиепископ Курский и Белоградский. Февраля 12 дня 1816 г.»¹¹⁵

VII

Предписания Духовным правлениям не представлять к посвящению во священно-служительские должности недостойных. Наставления священникам относительно обязанностей их звания и домашних занятий. Борьба с пьянством духовенства.

Заботясь о приготовлении путем школьного образования достойных кандидатов священства, преосв. Феоктист строго предписывал духовным правлениям не представлять на духовные должности недостойных, нередко сам экзаменовал ставлеников, а духовенство служащее обстоятельно вразумлял на счет обязанностей священнослужения и образа жизни, приличного священнослужителям.

Так в предписании Харьковскому духовному правлении (от 19 июля 1790 года) значится: «наблюдать, при избраниях на духовные должности, все обстоятельства, в консисторских указах изъясненные, и неискусных в чем-либо, или не испытанных в благонравии и ищущих священнослужительского сана подлыми способами, отнюдь не присылать, и одобрений им не давать, и для того диаконам, желающим священства, а церковно-служителям, желающим диаконства, чрез благочинных подтвердить, чтобы они приуготовляли себя к тому при своих приходах заблаговременно, и не надеялись бы ни на какие ходатайства, и не извинялись бы сиротством или другими какими несчастными случаями, поскольку сиротство и несчастные случаи недостойного достойным учинить не могут, и потому сироты и по другим каким-либо случаям злосчастие претерпевающие наиболее должны прилагать старание к отличию себя в церковном причте примерным искусством и достоинством, как обыкновенно бывает в семинариях, где семинаристы сироты и неимущие более успевают в науках и благонравии, нежели те, кои на имущество родителей своих уповают».

В другом предписании тому же правлению изъяснялось: «Многие ставленники из окружных селений Курского Наместничества выговаривают е, как я; а я, как е, Харьковского же Наместничества из окружных селений выговаривают ы, как и, а ы, как ѣ, несообразно великороссийскому выговору, не наблюдая притом и оксии, от чего теряется приятность в чтении, и как таковые священники, не умея сами исправно читать, обучают и своих детей также, того ради Харьковскому духовному правлению благочинных и десятоначальников обязать подписками,·чтобы они ставленников во всем свидетельствовали верно и прилежно, и неисправным в чем-либо не давали своих свидетельств, донеле не научатся; а притом находящихся в их ведомстве священно- церковнослужителей, кои имеют школы для обучения священно-церковнослужительских детей российской грамоте, освидетельствовали бы, исправно ли они выговаривают сами, и неисправных обучать пастырски притверждаю».

Подобным же образом в «Пастырском увещании присутствующим в Харьковском духовном правлении и в ведомстве его состоящим благочинным и священно-церковнослужителям» внушалось: «Являются ко мне ставленники во священно-церковнослужительство в церковном чтении и пении неискусны: иной дрободит, иной заикивает, иной гугнивит, иной выговаривает ж, р, ч, ш и пр. не по надлежащему, иной читает не по оксиям и не по точкам; поют же почти все неискусно по одной только наслышке, и то рознячо, и в тон голосом не берут, а все сие происходит от того, что священно-служители за чтением и пением не смотрят, и церковного причта детей от младых лет к тому не приучают. Того ради чрез благочинных притвердить в каждом приходе священникам, чтобы они как сами старались искусно читать и петь, так и за диаконами, где есть, а паче за дьячками и пономарями люботщательное смотрение имели в искусном чтении и пении церковном; их же долг стараться, чтобы малолетние церковного причта дети не были праздны, по благовремению приучали бы их к искусному чтению и пению церковному. Касательно нотного пения, посылаю при сем тринадцать экземпляров напечатанных ирмолойного пения правил для раздачи благочинным, чтобы всяк из них в своем благочинии, избрав диакона или дьячка к нотному пению способного, освидетельствовал его способность к обучению нотному пению по правилам... Я чаю, что не только священники, но и благочинные, даже и присутствующие в духовных правлениях, не почтут себе за бесчестие иметь понятие о нотном ирмолойном пении, сказывая всяк с Давидом святым: «пою Богу моему, дóндеже есмь», а более всего, что священники, имея охоту к церковному пению, заохотят к тому и малолетных церковного причта детей, а паче сирот, в праздности живущих. Достохвально священникам в праздные дни и часы упражняться во обучении искусному чтению и пению малолетных детей, да и самих церковно-служителей, для славы церкви святой и пользы прихожан. В праздные ж дни и часы священникам быть в праздности, а паче упражняться в чем-либо недостохвальном, стыдно и грешно, о чем благочинные священникам доказательно внушить имеют, о чем и с моей стороны пастырски всем советую и притверждаю. Июля 23 дня 1799 г.»

Относительно «ученых» (то есть, учившихся в духовных школах) священников, преосв. Феоктист настоятельно требовал, чтобы они говорили проповеди. И требование это, как видно, не оставалось без исполнения.

Замечательно только, что Харьков и теперь, как при Самуиле (см. выше 179 и 180 стр.) оказался далеко не передовым городом. Так, в ордере преосвящ. Феоктиста, данном консистории от 17 апреля 1790 года, значится: «Четвертый уже год, как его преосвященство прибыл в Белоградскую епархию, но чрез все сие время ни из репортов духовного Харьковского правления, ни из получаемых от оного копий с сказываемых проповедей, ниже во многократную бытность его преосвященства в Харькове, не примечено его преосвященством, чтобы когда-либо первоначальнейшие священнослужители Харьковские говорили проповеди, в чем прочие здешней епархии учительные священно-служители упражняются достохвально: того ради послать указ в Харьковское духовное правление и велеть учинить росписание о сказывании проповедей всем учительным священнослужителям, не исключая и первоначальнейших»... Но потом однако же и Харьковские проповедники удостоились, вместе с другими, получить от преосв. Феоктиста одобрение и похвалу.

На репорте из Харьковского духовного правления с приложением 22 проповедей, сказанных в городах: Харькове, Валках и Золочеве за месяц сентябрь 1793 г., епископской рукою сделана такая пометка: «1793 года октября 9 дня. Присланные при сем проповеди читал я с особливым люботщанием; всем протоиереям и священникам засвидетельствовать от духовного правления именем моим пастырскую признательность, отличную же – отлично потрудившемуся отцу протоиерею Андрею Прокоповичу; сообщить о сем в семинарское правление, чтобы и прочие учители и в высших классах ученики подражали ему».

Февраля 20 179–1 года Синодальный обер-прокурор Мусин-Пушкин циркулярным сообщением к преосвященным архиереям прописывал:

«Как преосвященным архиереям совершенно известно из духовного регламента, что каждый проповедывающий слово Божие своего сочинения(sic!) должен быть из ученых и свидетельствованных к сему, и о том сделано довольное наставление, из чего должна быть заимствована проповедь, о чем и какое заключать в себе нравоучение, от каких выражений проповеднику удаляться и далее какие употреблять телодвижения, ныне же примечено, что в некоторых городах сказывающие сочинения своего·проповеди в высокоторжественные и другие праздничные дни, отступя от оных предписанных правил, вместо полезного нравоучения входят рассуждением своим о других сторонних материях, упоминая даже о политических, совсем к проповеди слова Божия не относящихся, делах, приводя к тому из истории неприличные примеры в выражениях нелепых, соблазнительных и нетерпимых в обществе: то он, Обер-Прокурор, за долг себе поставляет уведомить о сем преосвященных архиереев, что настоит нужа взять должную предосторожность и изыскать все возможные средства к отвращению такового заблуждения: все сие относится однако к пастырскому преосвященных попечению и прозорливости, а он с своей стороны нулевым находит, согласно духовному регламенту, сделать без замедления такое распоряжение, чтобы сочиняемые учеными людьми проповеди везде сказываемы были народу не инако, как по предварительном их в епаршеских и ближайших к ним городах самими преосвященными рассмотрении и аппробации, в отдаленных же городах цензуру сию поручить, по рассмотрению архиерейскому, другим из тамошних ученых духовных особ, имеющих к сему довольное просвещение и способность, снабдя их потребными на то наставлениями».

Согласно этому сообщению, преосвященным Феоктистом предписано подтвердить всем ученым священно-служителям, дабы они, при сочинении проповедей, наблюдали предписанные в духовном регламенте правила во всей их точности, не касаясь нимало других посторонних и к проповеди слова Божия не относящихся материй, и те сочиняемые проповеди представляли бы предварительно – из Белгорода, Корочи и Богатого на рассмотрение и апробацию к его преосвященству, а из прочих городов к нарочным цензорам, коих, по обширности Белоградской епархии и по довольному количеству в ней ученых, и в сочинении и сказывании проповедей трудящихся священнослужителей, учредить 20 человек – в довольном просвещении и способности испытанных, затем по произнесении проповедей, присылали бы их к его преосвященству прямо, а из отдаленных городов чрез цензоров с их свидетельством, и во всем том как сочинителей, так и цензоров снабдить надлежащими инструкциями, о цензорах же сочинить ведомость.

По этой ведомости, сочиненной консисториею и утвержденной его преосвященством, цензура проповедей поручалась:

В Белгороде, Короче и Богатом – преосвященному Феоктисту.

В Курске и Льгове – Курского Знаменского монастыря архимандриту Амвросию.

В Фатеже и Дмитриеве – протоиерею Иоанну Золотницкому.

В Судже и Обояни – Обоянского Знаменского монастыря строителю иеромонаху Лидию.

В Рыльске – благочинному и присутствующему в духовном правлении Иоанну Грушкому.

В Путивле – протоиерею Матвею Глебову.

В Тиме и Щиграх – протоиерею Иоанну Уманову.

В Старом Осколе и Новом Осколе – протоиерею Козьме Хмызникову.

В Харькове и Золочеве – Харьковской семинарии ректору архимандриту Василию.

В Волчанске и Чугуеве – той же семинарии префекту иеромонаху Иераксу.

В Богодухове и Красном Куте ― протоиерею Иоанну Линницкому.

В Ахтырке и Лебедине – присутствующему в духовном правлении священнику Иоанну Назаревскому.

В Валках – протоиерею Василию Слесареву.

В Сумах и Белополье – присутствующему в духовном правлении священнику Иоанну Крышинскому.

В Недригайлове – протоиерею Василию Залесскому.

В Мирополье – протоиерею Гавриилу Якубинскому.

В Хотмыжске – протоиерею Стефану Ковальскому.

В Изюме – протоиерею Иосифу Погореловскому.

В Куплиске – протоиерею Василию Попову.

В Ливенске и Валуйках – протоиерею Петру Белозорову.

Что касается примеси к проповеди Слова Божия «посторонних материй», о которой обер-прокурор Св. Синода циркулярно давал знать преосвященным архиереям, то она, как видно, действительно была в обычае у некоторых проповедников и в Белгородской епархии; но согласно предписанию преосвященного Феоктиста, за этою вольностью проповедников следили и брали против нее меры. Так, указом из консистории от 23 апр. 1802 г. предписано было архимандриту Курского монастыря Лаврентию сделать священнику Курского девичьего монастыря Василию Щелкунову, производившему между монахинями соблазн какими-то шутливыми проповедями, «чтобы он при чтении поучений, не делал никаких смехотворных выражений и жестов, под опасением запрещения в священнодействии».

Поучая священно- церковно-служителей относительно исполнения прямых обязанностей их служения, преосв, Феоктист, вместе с тем, указывал им и домашние, приличные их званию занятия, которыми они в свободное от служебных обязанностей время должны отдаваться, во избежание праздности. Так, в указе от 26 апр. 1793 г. предписывалось: «Как по следствиям оказывается. что причиною венчания священно- церковно-служителями беззаконных браков бывает помрачение их ума от винопития, или от неупражнения в книгочтении, то благочинным о пристрастных к винопитию священно-церковнослужителях репортовать ныне его преосвященству немедленно, а впредь – ежемесячно; неупражняющихся в книгочтении заохочивать к сему благопристойному и спасительному предмету, при книгочтении благопотребно и какое-либо художество и рукоделие, священно-церковнослужителям приличное, а особливо ныне, когда обработывать землю им запрещено¹¹⁶, чтобы не быть в праздности, многим порокам, болезням и бедствиям повод подающей».

«Винопитие», упоминаемое в приведенном указе, действительно было выдающимся пороком в духовенстве. И преосвящ. Феоктист энергично, хотя и без заметного успеха, боролся против этой язвы, многих губившей в духовенстве. В предписании, данном консистории от 26 февраля 1812 г., напомнив указ Св. Синода от 22-го марта 1800 г. об исправнейшем прохождении благочинными их должности, и между прочим, об отобрании от них, равно как и от всех доверенных из белого духовенства особ, мнений о ближайших средствах к отвращению священно- церковно-служителей от противных званию их деяний, паче же к удержанию от гнусного пьянства, преосвящ. Феоктист ставил на вид, что «хотя напечатанные церковными литерами экземпляры означенного синодского указа и разосланы при указе из консистории, по всем Курской епархии соборным и приходским церквам, монастырям и пустыням для частого прочтения и точного исполнения, но к сожалению, совсем не видно достодолжного их исполнения, так как по ведомостям о качествах священно-церковнослужителей, и по делам в консистории и духовных правлениях производящимся, видно, что многие из священно-церковнослужителей и монашествующих оказываются в должностях неисправными и обращающимися в деяниях, званию их неприличных, и наипаче в пьянстве¹¹⁷, в сем гнусном и всякого честного и благомыслящего человека недостойном пороке, влекущем за собою всякие неистовства и расслабляющем как душевные, так и телесные силы».

В силу этого, всем духовным правлениям, монастырям, пустыням и благочиниям повелевалось «учинить точнейшие справки, имеются ли в церквах и монастырях означенного синодского указа печатные экземпляры, прочитываются ли оные, равно как и прочие Св. Синода предписания, священно-церковнослужителями и монастырскими настоятелями с братиею, и часто ли прочитываются, и чинится ли по оным исполнение, а также часто ли священно-церковнослужители отправляют, по силе оного же синодского указа, свою церковную службу, ходит ли в двух и более комплектных приходах неочередные священно-церковнослужители к богослужению, и упражняются ли в домах своих в чтении нужных и полезных церковных книг». Из отзывов на это требование, какие должны были быть, и нужно думать, действительно были доставлены от всех правлений, благочиний и монастырей, мы, к сожалению, знаем только один, по которому, впрочем, можно, кажется, предполагать и об остальных. Это отзыв архимандрита Курского Знаменского монастыря Аполлоса. Он отвечал, «что печатный церковными литерами экземпляр указа Св. Синода от 22 марта 1800 г. находится в трапезе, в коей он и прочитывается по два раза в месяц, а прочие Св. Синода указные повеления чрез месяц и более; чинится по ним и надлежащее выполнение относительно до отправления служения. Если же кто-либо из братии когда-либо сделается хмелен, то от начальника таковому сила оного указа внушается при братии с увещанием и приведением Свящ. писания, напоминающего, что пьяница не наследует царства небесного».

VIII

Резолюции преосв. Феоктиста по делам о проступках монашествующих. Взгляд его на наличный состав монашества. Старания привлекать в монашество достойных без принуждения, однако же к тому несговорчивых.

Немало доставляли преосвященному Феоктисту забот и монашествующие, среди которых, по-видимому, нередко встречались лица неустроенного жития и свободных нравов. Приведу несколько относящихся сюда данных, заимствованных из архива Курского Знаменского монастыря.

1805 г. Иеромонах Досифей чрез ученика Курского духовного училища Булгакова передал иеромонаху Симону подписанный на имя сего последнего билет, коим сей Симон якобы приглашается на ужин и маскарад в дом гражданского губернатора Протасова. Дело разбиралось в Курском духовном правлении. Ученик Булгаков прямо показал, что билет тот дан был ему Досифеем для передачи Симону; а Досифей, хотя и запирался, но так как, кроме показания ученика, он обличался еще и тем, что при сличении в оном правлении, по приказанию губернатора, частным приставом подписи, сделанной на билете, с письмом Досифея, подпись оказалась руки Досифеевой, то был признан виновным, и правление полагало мнением перевести его в Глинскую пустынь, «яко состоящую в отдаленности от жилищ». Консисториею же положено и его преосвященством утверждено: «поскольку означенный иеромонах Досифей не разделался еще с иеромонахом Самуилом по делу о шестистах рублях, то не выводя его из Курского монастыря, оштрафовать за прописанный проступок, вам, архимандриту, по своему усмотрению».

По получении сего указа и объявлении его Досифею при братии, ему, Досифею, велено было положить за учиненный им проступок, в пример прочим, 50 поклонов: но он при той братии объявил: «я класть поклоны не буду, а пусть положит их архимандрит Аполлон». А потому оштрафован был вычетом 5 рублей из принадлежащих на его часть кружечных денег, кои отосланы были архимандритом Аполлоном при репорте в консисторию к отдаче в семинарское правление для употребления на сирот, обучающихся в местной семинарии.

1812 г. 11 марта монах Филофей преосвященному Феоктисту доносил, что иеромонах Антоний с иеромонахом Иерофеем в Богоявленской церкви в алтаре Николая Чудотворца, во время вечерни, бывши в нетрезвом виде, произвели шум, к великому соблазну бывшего в церкви народа. Доношение писано и подписано иеромонахом Паисием по просьбе Филофея.

По этому доносу преосвященный сделал архимандриту Аполлосу запрос: справедливо ли то, что доносит монах Филофей, с ведома ли его, архимандрита, сделано доношение, а также – с ведома ли его иеромонах Паисий подписал это доношение вместо неграмотного Филофея, и требовал по этому делу, вместе с означением нравственных качеств Антония, Иерофея, Паисия и Филофея, дать свое суждение.

По следствию оказалось, что иеромонах Антоний с иеромонахом Иерофеем, бывшие в веселом настроении, действительно учинили в алтаре означенной церкви шум, но вместе с ними был там и шумел Филофей, который притом сам же и зазвал туда Иерофея.

А относительно других пунктов епископского запроса, по справке оказалось: «иеромонах Антоний исправляет должность казначейскую и ведет себя добропорядочно, и ни в каких худых поступках архимандритом не усмотрен. Иеромонах Иерофей ведет себя просто и обращаясь с светскими мужского пола людьми, бывает часто хмелен, но по способности к пению, в коем он упражняется неленостно, для монастыря нужен. Иеродиакон Паисий нравов кротких и поведения хорошего. Монах Филофей груб, начальству непокорлив, доношение подал без ведома архимандрита, к подписи Паисия прибег без нужды, так как сам умеет свое имя подписать. Паисий писал от имени Филофея доношение и к оному подписался также без ведома архимандрита».

По соображению всех этих обстоятельств, архимандрит Аполлос мнением полагал: «...За учиненный шум, как иеромонахов Антония и Иерофея, бывших навеселе и собравшихся в алтарь, а не на клиросе стоять, так и монаха Филофея, зазвавшего в алтарь Иерофея и с ними в оном бывшего, оштрафовать положением земных поклонов в Николаевском монастыре пред местными иконами, Антония – двумястами, Иерофея – тремястами, Филофея – двумястами; а сверх того взыскать с 1-го – 10 руб., с 2-го – 15 руб., с 3-го – 5 руб., а всего 30 руб., на сирот, обучающихся в Курском духовном училище. А как иеродиакон Паисий переписывал от имени монаха Филофея прошение, в противность Духовного Регламента, без ведома настоятеля и подписал оное вместо Филофея, яко не умеющего подписать свое имя нерезонно, то и его оштрафовать 50-ю поклонами, и потом всех их обязать подписками, чтобы впредь поступали во всем по силе Духовного Регламента и правил монашеских».

А преосвященный положил такую резолюцию. «Учинить по мнению сему, с уменьшением только штрафов всем в половину против прописанных штрафов в сем доношении, в надежде, что они впредь во всем будут соответствовать правилам монашеской жизни, в чем их в трапезе монастырской и подписками обязать в присутствии настоятеля с братиею. Иеродиакона Паисия, писавшего монаху Филофею прошение и вместо него руку приложившего, оштрафовать втрое против положенного ему штрафа»¹¹⁸.

В 1814 г., диаконы Курского Знаменского монастыря Василий Попов и Евфимий Долгополов и иеродиаконы Арсений и Мамонт вошли в консисторию прошением, в коем прописывали, что указом консистории от 18 Мая 1814 г. предписано, чтобы иеромонах седьмичный ходил с иконою в домы для служения с двумя только певцами, без иеродиакона или диакона седьмичного; но как монашествующим жалованье не очень достаточное, а дороговизна на все в Курске в высшей степени, то просят они, чтобы им дозволено было ходить поседьмично с иконою в домы по-прежнему.

На этом прошении резолюция его преосвященства последовала такая: «Диаконов Попова и Долгополова и иеродиаконов Мамонта и Арсения оштрафовать каждого в трапезе по сто поклонов за то, что они пишут не по команде, и каковых качеств каждый из них, прислать мне об них ведомость. И в чем для них дороговизна? Без сомнения, они получают от монастыря пищу и питие, а на одеяние и обувь получают жалованье и кружку; ежели не будут по городу бродить, то и на обувь меньше надобно будет денег».

На прошении иеродиакона Паисия об увольнения его для свидания с родными, сроком на месяц, с засвидетельствованием от архимандрита, что препятствий со стороны монастыря к его увольнению не имеется, преосвященный Феоктист дал такую резолюцию (19-го июля 1812 г.): «Монашествующим бродить по разным местам не должно; а должны, живя в монастыре, всеусердно молиться Богу о победе на супостаты».

В письме от 7 апр. 1814 г. к правившему в Курском монастыре начальническую должность иеромонаху Палладию, преосвященный Феоктист, между прочим, внушал, чтобы сей Палладий, не превозносясь первенством в церковных церемониях, уважал судей духовного правления (из белого духовенства), а особливо отца протоиерея Михаила Танкова, ко всему способного и достойного, и к этому добавлял: «попросите и князя Прокофия Васильевича (Мещерского, жившего в то время в Курском Знаменском монастыре с намерением постричься здесь в монахи) моим именем, чтобы и он уважал оного протоиерея даровитого и деятельного; достохвальнее и полезнее иметь приятельскую беседу с сим должностным, даровитым и прилежным лицом, нежели принимать монахов».

Взгляд преосв. Феоктиста на монахов, выраженный в этом совете князю, жившему в монастыре и готовившему себя к монашеству, не принимать монахов, нужно думать, не лишен был основания.

Но чем неудовлетворительнее был наличный состав монашества, тем усерднее старался преосвященный Феоктист привлекать в монашество достойных, не подвергая однако же опале, к чести его нужно сказать – несговорчивых. Таковы, например, были продолжительные, но безуспешные старания его сделать монахом священника Татарского.

В ордере архимандриту Покровского училищного монастыря и ректору коллегиума Василию, преосв. Феоктист предписывал (от 28 февр. 1792 г.): «Валковской округи села Люботина вдового и бездетного священника Феодора Татарского в монастырь ваш примите на иеромонашескую порцию и определите его в проповедническую должность до будущей учительской вакансии в вашей или здешней (то есть Белгородской) семинарии, где пожелает; буде же нет иеромонашеского штатного места, то единого из иеромонахов определите на монашескую порцию; а буде нет и монашеского штатного праздного места, то единого иеромонаха или монаха пришлите в здешний Николаевский монастырь, и что по сему учинено будет, репортуйте».

К ордеру собственноручная приписка: «Уверьте священника Татарского, что ему определен будет класс, какой пожелает».

По поводу этого ордера, предназначавшего священника Татарского к монашеству – безе его предварительного на то согласия и далее (как сейчас будет видно) ведома, Татарский письменно дал архимандриту Василию такое заявление (от 12 марта того же года): «Что дивные судьбы Божии предопределяют мне другой некоторый образ жизни, то я уже несколько в себе примечаю, а наипаче, когда вижу архипастырское его преосвященства благоволение принять меня в монастырь на иеромонашескую порцию и определить в проповедническую должность до будущей учительской вакансии; но то склонность (к монашеству) во мне удерживает, что я, сверх чаяния моего, увидев его преосвященства ордер обо мне, не успел подробно рассудить обстоятельства предлагаемого мне образа жизни, и притом не имел еще свидания с моим отцем, которому, по его возрасту и состоянию, расположен вспомоществовать в воспитании малолетних моих сестер и брата; почему покорнейше прошу Ваше Высокопреподобие исходатайствовать мне у его преосвященства сроку до времени вакации, для производства в действие моего расположения побывать в дому отца моего».

На представлении о сем архимандрита, с приложением самого заявления Татарского, Преосвященный дал резолюцию: «Дозволяется означенному священнику побывать у отца своего, по его желанию».

Отец Татарского, священник Купянского уезда, в слободе Двуречной, между тем вскоре же умер, и Татарский просил Преосвященного перевести его на отцовское место для и до устроения сирот.

Преосвященный перевел, надеясь, что со временем Татарский все-таки не уйдет от монашества, и на этот счет писал архимандриту Василию, тоже не спускавшему глаз с Татарского: «Вы священника Татарского не принуждайте, но заохочивайте; может быть, я понуждение ему учиню, когда другого на его место определю; напрасно он желает в армию или флот; когда здесь голова его болит, то там и весь состав его болеть будет – не все так крепки, как Исидор Соколовский; а в монастыре ежели будет жить умеренно, то и здоровье, и честь, и все будет; чем в армию, или флот – лучше иеромонахом: двойное жалованье и архиереем будет».

Но заохочивания, как видно, плохо действовали – не соблазняло Татарского даже архиерейство, которое нужно было купить ценою монашества, и преосв. Феоктист, пользуясь случаем, попытался сделать Татарскому «понуждение». А случаем к тому послужило жалобное прошение Татарского такого содержания: «Сего 1794 года генваря 4 дня слободы Двуречной Успенской церкви священник, Купянского духовного правления присутствующий и благочинный Василий Котляревский, убедив просьбою меня с зятем моим, тояж слободы священником Дионисием Каневским, придти к нему в дом, между обыкновенным приличным званию священническому нашим обращением, без всякой противной пред ним причины означенного зятя моего, священника Дионисия Каневского, зачал рвать за волосы, и как я, будучи посредник в открывшемся случае, начал уговаривать об оставлении такого с званными гостьми поступления, то он, оставив моего зятя, согласно с женою своею, хватя меня за волосы и сваливши на лавку, без послабления рвал за волосы, доставляя при том меня в вящшее мне поруганье и детям своим, которые хотя и не столько, как они, причиняли вреда, но нелепо, по наущению его, ругаясь, чем причинили мне чрезвычайную обиду. Того ради покорнейше прошу в причиненной мне от показанного священника Василия Котляревского обиде архипастырски меня защитить и о семь учинить милостивейшее архипастырское рассмотрение».

На этом прошении Преосвященный положил две резолюции.

Первая – от 9 февраля того же 1794 г. гласила: «Прошение сие, аки вода во облацех воздушных! Вдовому, бездетному и бездомовному сему иерею приличнее быть в семинарии учителем по его к тому способности, нежели жить в приходе. Назначить его на проповедь о должностях священнических».

Вторая – от 11 февраля: «Ныне открылась винность всех сих троих иереев; того ради просителя сего, по его вдовству, бездетству и бездомству, определить в Харьковский училищный монастырь с священнослужением в должность проповедническую по отличной его к тому способности...»

На такое определение Татарский отозвался прошением: «Сего 1794 года февраля 11 дня резолюция Вашего Преосвященства последовала об определении меня по вдовству, бездетству и бездомству в Харьковский училищный монастырь на иеромонашескую порцию с священнослужением в должность проповедническую: но как сего же года февраля 15 преставилась мать моя, оставив по себе трех малолетних сирот, в рассуждении малолетства и одиночества коих убогий дом отца моего должен придти в последнее разорение, и беспомощные сироты, лишенные нужного себе содержания, принуждены будут скитаться по людям, а тем самым должен пребыть я неблагодарным к своему отцу и правильно обращу на себя сиротские слезы, того ради Вашего преосвященства всепокорнейше прошу от показанной должности проповеднической меня уволить, и дабы оставшиеся сироты без призрения не лишились потребного в малолетстве их воспитания, оставить меня до возраста их на прежнем, определенно от Вашего преосвященства священническом месте...».

Преосвященный, очевидно, в видах затяжки дела, положил резолюцию (от 1 марта): «доложить о сем после».

Между тем консистория, на этот раз не медлительная, отправила уже в Купянское духовное правление указ (от 11 марта) об определении, то есть, о высылке священника Татарского в Покровский училищный монастырь. По этому случаю, Татарский 27 марта снова вошел к его преосвященству с тем же самым прошением, на котором теперь положена резолюция такая: «1794 года, апреля 5 дня. В доме просителева отца живет священник, зять просителев с женою своею, зять должен соблюдать дом, воспитывать сирот, а проситель не в состоянии исполнить все то: того ради велеть духовному правлению выслать его в Харьковский монастырь немедленно».

Как ни решительна была епископская резолюция, проситель однако же не сдался и мая 30 дня обратился к Преосвященному с новым прошением: «Сего 1794 года февраля 11 дня по резолюции Вашего преосвященства определен я, по моему вдовству, бездетству и бездомству, в Харьковский училищный монастырь на иеромонашескую порцию с священнослужением в должность проповедническую; но как я, от ненастья горестные жизни пришед в конечное сил ослабление, по причине приключившейся от печали беспрерывной головной и грудной болезни должности проповеднической несть, а в рассуждении без призрения оставшихся беспомощных в дому отца моего сирот в отдаленности жить не могу, лишився при том последнего уже, в скудости своей скитаясь с места на место, себя содержания, того ради Вашего Преосвященства всепокорнейше прошу, от показанной должности проповеднической уволить, оставить меня на приходе, либо на собственном пропитании в дому отца моего»...

Преосвященный определил: «1794 года, мая 31 дня. Уволить просителя к зятю его, или, как он пишет, в дом отца его; притом рассмотреть консистории о определении его на священническое место, где необходимость требует, и доложить с мнением».

Указом консистории от 9 июля священнику Татарскому велено быть в Двуречной слободе при Успенской церкви по прежнему в штате впредь до рассмотрения, с обязанием его в духовном правлении подпискою, чтобы он вел жизнь соответственно званию своему.

Так священник Татарский, хотя не без труда, но благополучно избег монашества!

IX

Внимательное наблюдение за правильностью консисторского делопроизводства и консисторских определений. Поучительные замечания членам консистории.

В отношении консистории, преосвященный Феоктист был строгий блюститель правильности делопроизводства и судебных решении. Редкое из дел, производившихся в консистории, оставалось без его замечаний, притом эти замечания нередко имели характер внушительных наставлений для самих отцов консисториалов – по поводу полагаемых ими на делах мнений.

Так, по делу о дозволении города Корочи подгородней слободы Казачей однодворцу, Ивану Ефремову, за побегом первой его жены Настасьи, жениться на другой, рассмотренному консисторией, Преосвященный положил следующую резолюцию: «1797 г. февраля 6 дня. Вот так-то нужна логика, основательное и твердое умозаключение! В юридическом, равно как и в логическом силлогизме должно быть объяснено каждое слово, и о каждом слове заключение быть должно. В делопроизводстве сего определения упомянута и жена с детьми Семена Бородатенкова, бежавшего с прелюбодейцею Настасьей Агарковою: сказано вследствии, что седьмой год, как они, Бородатенков и Агаркова, бежали, и где ныне находятся неизвестно, и прижили двух детей ― Ивана 5-ти, Анну 3-х лет; ежели известны дети, то и бежавшие должны быть известны; консистория же заключает, что показанная женка с прелюбодеем своим и прижитыми с ним двумя детьми бежала, чему уже десять лет, а детям, как выше сказано, сыну 5, а дочери 3 года. Учинен повальный обыск о бежавших, но спрашивана ли жена Бородатенкова, оставшаяся с детьми, в следствии не упомянуто, и консистория о ней ничего не заключает. Велеть по надлежащему в консистории рассмотреть дело сие вновь, и учинить заключение с делом, с справками и с законами согласное, и как все присутствующие в консистории, да и приказно-служители почти все обучались логике, и сие несогласное с логикою решение произошло, по примечанию, от нерадения, того ради притвердить приказно-служителям, чтобы они дела обработывали люботщательно, а секретарь должен их к тому понуждать. Присутствующие же должны неослабно взыскивать надлежащий порядок в делах от секретаря и всем вообще нелепостью входить в существо дел и их окрестности».

На деле о побитии дьячком Иваном Семейкиным гусей председателя Харьковской уголовной палаты Сабурова, представленном Преосвященному с мнением консистории, в котором этот председатель поименован просто Сабуровым – без прибавления господин. Преосвященный написал «1793 года декабря 7 дня. Проситель, означенной Палаты председатель – статский советник и кавалер: должно и полковнику писать Господин. Да будет стыдно консистории не знать сего»¹¹⁹.

Х

Заботы о присоединении к церкви сектантов-старообрядцев и духоборов.

Видную сторону архипастырской деятельности преосв. Феоктиста составляли заботы о присоединении к церкви сектантов.

В 1794 году 64 человека, Золочевской округи сел: Высокого, Уд и Лопани однодворцы и казенные обыватели, содержавшие старообрядство и вновь вступившие в оное, были присланы от Золочевского нижнего земского суда в Харьковское духовное правление. Семь из них, по увещании, обратились к православию и потому отпущены в домы их, а прочие остались непреклонными и отосланы к губернатору на усмотрение. Губернатор главнейших из них, трех человек, отправил в Золочевскую нижнюю управу для поступления с ними по законам, а остальных приказал отпустить в домы их, но при сем Земскому суду велено было растолковать, что предписание тому суду, данное из наместнического правления о непритеснении их, не к тому клонилось, чтобы они оставались в своем заблуждении и других на то склоняли, но чтобы добровольно обращались к православию увещанием приходских священников, и что нет Высочайшего имянного указа, якобы дозволяющего всякому по своему произволению вступать в старообрядство, а сверх прежних многих запрещений и во всемилостивейшем манифесте, изданном сентября во 2 день 793 года, тоже подтверждено, и все сие приказано тем поселянам от земского суда внушить сколько возможно внятнее – не придут ли в раскаяние, смотря на то, что пригласившие их в сию секту преданы законному суждению.

Вместе с сим губернатор отнесся и к Преосвященному с предложением, чтобы и приходские священники не строгостью, но благоразумными средствами поучали и наставляли их к православию, ибо как семь человек уже обратились, то можно и об обращении остальных быть в уповании, особливо при хорошем увещании со стороны духовенства, так как из их допросов видно, что поступили они в сию секту по приглашению отданных под суд, и потому, не имея более способа от них поучаться, сами по себе отстать от секты могут.

По предписанию, данному Преосвященным консистории, изготовить наставление к увещанию, консистория определила послать в Харьковское духовное правление изданную в 1766 году от Святейшего Синода книгу под именем: «Увещание недугом раскольничествующих», в которой объяснены все раскольнические заблуждения, и велеть приходским священникам означенных сел, оказавшихся в заблуждениях, наставлять по ней.

Преосвященный, утверждая это определение консистории, озаботился, сверх того, послать к ним чрез одного из присутствующих в правлении и свое архипастырское «Увещание», в котором, выразив глубокую пастырскую скорбь об отпадении заблудших от церкви, просить их не верить лжеучителям, будто «священство иссякло со времен патриарха Никона», пастырски уверяя их, яко своих о Христе чад, что при патриархе Никоне последовало не иное что, как исправление церковных книг по православным греческим, которое было начато еще за 140 лет до Никона, при нем окончено, и тогда же было одобрено на соборе с участием и восточных патриархов; в заключение, умоляя отпавших возвратиться в лоно церкви, заранее дает им, в случае обращения, свое пастырское прощение и разрешение, изъясняя, что и священникам приходским наистрожайше предписано не причинять им никаких укоризн, ниже вспоминать о бывшем заблужении, а паче любить и почитать их, яко сущую о Христе братию; в случае, если бы кто из действительных священнослужителей оказался неугодным для них, предоставляется им право избрать других, по их желанию, достойных, и представить с заручным прошением, а в случае каких-либо религиозных недоумений и сомнений, предлагается прямо писать к Преосвященному с обещанием, что вскоре получат по предложенным вопросам письменный же ответ от своего пастыря, но при сем высказывается однако же искреннейшее желание, чтобы таковых недоумений в них не возникало.

«Ваше ли дело о вере иметь словопрение? Ваш долг, пребывая непоколебимо купно с нами в недрах церкви святой, согласием и единомыслием прославлять Триипостасного Бога, ведуще, яко Бог вселяет единомысленные в дому своем небесном, о чем повседневно к нему воссылаем молитвы и моления, глаголюще: и даждь нам едиными усты и единым сердцем славити и воспевати пречестное и великолепное имя Твое».

Не менее старообрядчества озабочивало преосв. Феоктиста и духоборство. Духоборство, полагают, еще в 50-х годах 18-го столетия проявилось в пределах Белгородской епархии, только епархиальное начальство на первых порах, вследствие, может быть, незначительной еще распространенности, а также и осторожности и скрытности этого движения, мало обращало на него внимания – может быть, мало даже и знало об нем, по крайней мере из документов совсем не видно, чтобы до преосвященного Феоктиста предпринимались против него какие-либо меры. Но ко времени Феоктиста духоборство, довольно окрепши и распространившись, стало уже открыто и смело заявлять о себе, и потому не могло быть оставлено без того серьезного и строгого внимания, какого требовал резко выраженный противоцерковный, а частью и противогосударственный характер секты.

Преосв. Феоктист и сам ревностно увещевал сектантов, и поручал это другим – способнейшим из духовенства. Так, в ордере его первоприсутствующему Харьковского духовного правления, Харьковского коллегиума префекту и богословия учителю Андрею Прокоповичу от 27 февр. 1798 г. предписывалось: «явившиеся в Белгороде в духоборческом заблуждении, села Тернового однодворцы Алексей Головин и Степан Голищев увещеваемы были мною келейно, увещеваемы были и в присутствии консисторском, но на увещания мои не склонились и более ко мне не являются. Пишу я к его превосходительству Алексею Григорьевичу (губернатору) для должного об них по законам рассмотрения. Заблуждение их тем более опасно, что один из них Алексей Головин обучался в Харьковских классах математике и другим наукам, по его показанию... Ежели оные заблудшие к вам присланы будут, то вы наставьте их на путь истины, и когда они от заблуждения обратятся к православию и о своем заблуждении принесут достодолжное покаяние, то по исповеди удостойте их причащения святым Христовым тайнам и доложа о сем его превосходительству, пришлите и ко мне надлежащий репорт». К ордеру собственноручная его преосвященства приписка: «Хотелось было с ними более поговорить, но из консистории ушли».

Эти утекшие из консистории, «заблудшие, рассеевающие и между другими духоборческую ересь», действительно, по распоряжению губернатора, были сысканы, и для наставления их на путь истинный к протоиерею Прокоповичу были препровождены, были им увещаемы и при увещании дали обещание оставить свои заблуждения и исполнять все, что святою церковью определено, в чем и взята с них подписка, после чего отпущены они в их домы¹²⁰.

Не ограничиваясь личными увещаниями духоборцев, преосвященный Феоктист издал против них и нарочитое сочинение под заглавием: «Рассуждение о божественности христианского учения». Сочинение посвящено Императору Александру Павловичу, как «высочайшему христианского благочестия ревнителю, защитнику и покровителю Христовой Церкви» – с таким объяснением происхождения сочинения:

«Всепресветлейший Монарх, всемилостивейший Государь!

Во исполнение Монаршего в Бозе почившия Августейшия Государыни Императрицы Екатерины Вторыя в 1792 г. состоявшегося Высочайшего повеления, предлагаемы мною были изустные от слова Божия наставления некоторым заблудшим в здешнем крае поселянам, кои безрассудно присвоя себе непосредственное вдохновение, и не веруя видимым в священном писании от начала мира во спасение человеческое провозвещенным истинам, отрицали благодатные таинства и все церковные и гражданские законоположения. Противу такого-то их пагубного заблуждения пастырским почел я долгом написать краткое о Божественности христианского учения рассуждение».

Сочинение принято Государем весьма благосклонно и Преосвященный удостоился получить 5 мая 1801 г. следующий рескрипт:

«Преосвященный Феоктист, епископ Курский и Белгородский!

Сочинение Ваше о Божественности христианского учения, плод трудов и ревности вашей, приемлю я с особою признательностью как по содержанию его, толико душеполезному, так и по усердию, его, с коим вы мне его приносите. Примите благодарность мою и уверение, что я пребываю вам всегда доброжелательный»¹²¹.

XI

Случаи крещения евреев и архипастырские резолюции по поводу оных.

Что касается обращения иноверцев, то из дел архивных мне известны лишь несколько бывших в Белгородской епархии при преосвященном Феоктисте случаев крещения евреев, но эти случаи совершались без участия Преосвященного, и отношение его к ним выражалось лишь в резолюциях по поводу их.

В 1796 г. выкрещенный еврей, Недригайловского уездного суда копиист Василий Яковлев в прошении своем в консисторию изъяснял: «Отец де и мать его, будучи евреями и содержа закон еврейский, в еврейском нечестии воспитали и его, и по обрядам еврейским женат он на женщине еврейского нечестия, называвшейся по-еврейски Ита, с которою жил он в супружестве десять лет и прижил двух сыновей и одну дочь; потом, по руководству некоторых христиан, узнал он истину христианской веры, принял оную и в 1795 г. крещен, и как он, так и дети его сыновья крещением святым, по желанию его, к православной церкви присоединены; означенная же жена его с дочерью семилетнею осталась тогда в нечестии еврейском, и жить с ним вменяла в противность закону; а он с своей стороны также почитал за беззаконие иметь с нею супружеское сожительство, по усердию к христианскому закону оставил ее, и в том же 1795 г. вступил в брак с христианкою, Сумскою жительницею, Дарьею Наталушенковою. А как и показанная первая жена его, по наставлению благоусердствующих христиан, узнав тщету еврейского нечестья, а христианскую веру признав за истинную, приняла ныне христианскую веру и по добровольному своему согласию с упомянутою своею дочерью сего года 1 июня святым крещением освящена, и наречены им имена, жене – Екатерина, а дочери ― Анна; он же вступил в брак с означенною Дарьею Наталушенковою потому единственно, что она, Екатерина, оставалась тогда, как выше сказано, в еврейском нечестии и при таком ее нечестии иметь ее женою почитал он за противность христианскому благочестию, других же никаких причин к оставлению ее не было, притом же с нею, Екатериною, прижил детей, которые, по малолетству, требуют матернего присмотра, а со второю женою Дарьею детей не имеет, посему просит о дозволении ему и показанной первой жене его, Екатерине, по взаимному их согласию, продолжать супружеское сожительство по прежнему, и об обвенчании их по чиноположению православной церкви, также о дозволении второй его жене, Дарье Наталушенковой, вступить в законный брак с другим лицом».

Консистория, получив от Дарьи заявление, что вышла она замуж за Василия Яковлева по незнанию, что он уже женат, и на оставление его теперь согласна, постановила: «Василия по взаимному согласию с окрещенною первою женою Катериною по христианскому чиноположению обвенчать; а что он, Василий, женился на другой от живой жены, за то исполнить ему, по правилу 20 поместного Анкирского сбора, епитимию в доме под присмотром духовного его отца, дóндеже усмотрится совершенное его о сем раскаяние».

Преосвященный же положил резолюцию: «вменить в епитемию многие хлопоты по приведению первой своей жены из еврейского нечестия в христианство; о прочем учинить подлинно по сему».

В 1793 г. еврей Емельян Тульчинский, бывший во временном услужении у помещика деревни Степановки Сумской округи Перекрестова, торговавший в его питейном доме вином, сделал в Сумский земский суд и губернатору Харьковского наместничества заявление о похищении у него, в его отсутствие, его трехлетнего сына Якова и крещении оного без его родительной воли, и просил о возвращении ему того окрещенного младенца (находившегося временно у Сумского грека Пантелеймона Судаклеева).

По решению Сумского уездного суда, участвовавшие в том похищении приговорены: прикащик Перекрестова Григорий Березовский и подданный Феодор Кузенный к наказанию кнутом, а прапорщик Николай Грановский (почмейстер) к посажению на хлеб и на воду; но как сие преступление учинено ими до состоявшегося сентября 2 дня 1793 года всемилостивейшего манифеста, то по силе оного, объявлено им прощение; а подлежит ли означенному Якову остаться в христианской вере, и может ли быть таковое крещение утвердительным, или следует возвратить его отцу его Тульчинскому, решение сего, также как и рассмотрение о поступке священника, крестившего оного младенца, предоставлены духовной власти.

Консисториею, по обычном приведении законных справок, между прочим указов 1769 г. июля 10 дня и 1770 г. декабря 21 дня («Ежели кто из разных законов, как то: лютеранского, протестантского или реформатского, или же из иноверцев веру греческого исповедания принять пожелает, то такового, по приеме от него доношения за его рукою и сторонним свидетельством и по довольном в православной греко-российской вере наставлении, к церкви святой соединять таким точно порядком, каков в книге называемой «Чинопоследование соединяемых из иноверных к православно кафолической церкви», напечатанной в царствующем граде Москвѣ 1757 г. месяца июля, предписан»), определено и его преосвященством утверждено: «Поскольку означенный еврейка Емельяна Тульчинского сын Яков, при отрицании, чрез восприемника своего, всякого заблуждения, нечестия, зловерия и помрачения еврейского чрез святое крещение (в котором он наречен Николаем), по чиноположению церковному над ним совершенному, к святой восточной греко-российской церкви присоединен, а святая восточная греко-российская церковь со времен апостольских как крещение младенцев за совершенное и не отрицательное таинство приемлет, так и отрицание, чрез восприемников чинимое, признает, яко собственно от младенцев крещаемых делаемое, того ради евреину Емельяну Тульчинскому в просьбе его о возвращении ему сына Николая, по содержанию указа 1744 года июня 15 дня, («принявших греческую веру не допускать служить у невосприявших веру»), отказать, а препоручить его Николая для наставления в христианской вере и святых ее догматах присутствующему в Сумском духовном правлении Николаевской церкви учительному священнику Иоанну Крышинскому, а по наставлении отдать его в сиропитательный общественного призрения дом; священника же Кирилла Солодовникова, приступившего самовластно к совершению над оным еврейским сыном тайны крещения без дозволения начальства, и через то нанесшего как духовной, так и светской команде затруднение и лишние переписки, хотя и следовало лишить священства, но как он преступление учинил до состояния всемилостивейшего сент. 2 дня 1793 года манифеста, то освободя его от лишения священства, послать в Рыльский Николаевский монастырь без священнослужения для чтения псалмов и правила монашеского и для употребления в черную работу на год: в Харьковское же поместническое правление сообщить (и сообщено) с требованием, дабы оное благоволило к принятию означенного еврейского сына в сиропитательный общественного призрения дом учинить рассмотрение, а до принятия его в тот дом, и доколе он будет находиться у священника Крышинского в наставлении, дозволить отдать его на пропитание к купцу Судаклееву, у кого он ныне и находится ».

XII

Участие в делах Библейского общества.

В архипастырской деятельности преосв. Феоктиста достойно внимания, наконец, деятельное участие его в делах Библейского общества. Общество это имело в лице преосвященного Феоктиста ревностнейшего сотрудника. Из архивных дел Курского Знаменского монастыря можно видеть, с каким усердием Преосвященный и словом, и примером возбуждал всех в епархии к жертвованиям в пользу дела, которому служило Общество. А возбуждение требовалось.

3 апреля 1813 г. Курский Знаменский монастырь получил из Курской духовной консистории указ (от 29 марта), приглашавший к добровольным жертвованиям в пользу С.-Петербургского Библейского общества. А так как отзыва из монастыря по сему предмету никакого не было, то об учинении по сему указу исполнения консистория новым указом от 21 июня того же года нашла нужным сделать напоминание. На это напоминание архимандрит Аполлос дал такой отзыв: «по силе присланного из консистории от 29 марта указа, из монашествующих (Курского Знаменского монастыря) никто приношения в подкрепление предприятия учрежденного в С.-Петербурге Библейского общества ныне не сделал, о чем оной консистории сим и репортуется».

Тогда консистория нашла нужным в новом указе на имя архимандрита Аполлоса гораздо прямее сделать следующее предложение (августа 4 дня 1813 г.): «как вы, отец архимандрит, при всяких случаях делали значительные пожертвования в пользу Церкви и Отечества, то предложить вам, отцу архимандриту, о сделании и на Библейское общество, в С.-Петербурге учрежденное, приношения от себя, а равно от братии и монастыря, и о присылке такового приношения в консисторию по первой почти, с означением имен приносителей, для отсылки оного приношения в С.-Петербург».

Это подействовало. Сумма добровольных сборов от монастыря в пользу Библейского общества в репорте, посланном от архимандрита в консисторию, значится 200 руб., а в квитанции, высланной из комитета С.-Петербургского библейского общества (от 1 декабря 1813 года) в 300 рублей.

Получив от вице-директора учрежденного в Москве комитета Библейского общества отношение (от 5 августа-1813 г.) с просьбою открыть, в пользу сего комитета, в Курской епархии денежный сбор со внесением имен жертвователей и их жертвований (сколько кто может, дозволяя даже и пять рублей вписывать) в особые, при сем же отношении присланные печатные листы, преосвященный Феоктист лично уже от себя дал тому же архимандриту Аполлосу с братиею предложение (от 5 августа 1813 г.), в коем, изложив содержание означенного отношения, прописывал: «внеся в печатный лист от себя возможное денежное пожертвование, пастырски и вас архимандрита с братиею приглашаю к такому же пожертвованию на душеспасительный предмет – как от себя с братиею, так и от вверенного вам монастыря, и оное вам пожертвование, записав в прилагаемый при сем печатный лист, именно для отсылки к вам от г. вице-президента назначенный, отдайте тот лист в Курское духовное правление для надлежащего и немедленного исполнения по предписанию моему, при сем же под № 2392 прилагаему, и о последствии поступления известите для засвидетельствования вам и всей братии вашей пастырского достодолжного моего благодарения, с которым, равно и с взаимною любовью, пребуду навсегда».

Как велико было на этот раз жертвование архимандрита с братиею, в бумагах монастыря мы не нашли сведения, но со всей епархии от духовных мест и лиц, а частью и от светских лиц, вследствие такого рода приглашения, собрано за 1813 г. добровольных жертвований на С.-Петербургское библейское общество 2425 руб., которые при отношении его преосвященства от 16 марта 1814 года, препровождены к обер-прокурору Св. Синода князю А.Н. Голицыну, да на учрежденное в Москве Библейское общество внесено в консисторию и отослано в комитет 2215 р.

В 1814 г., вследствие отношения князя А.Н. Голицына к преосв. Феоктисту (от 24 августа) с просьбою пригласить священнослужителей и пречетников Курской епархии к новым в пользу Библейского общества пожертвованиям, Преосвященный определил: «послать из консистории в подлежащие места указы с убеждением к споспешествованию в сем общеполезном деле и о последствиях докладывать мне».

По поводу такого распоряжения, архимандрит Курского Знаменского монастыря Иоакинф с братиею репортом (от сентября дня 1814 г.) доносил: «во исполнение указа, мы, с общего согласия, на С.-Петербургское Библейское общество от доходов здешнего монастыря пожертвовали единовременно пятьсот рублей и ежегодно – толикоеж число; от меня же архимандрита на С.-Петербургское Библейское общество единовременно пожертвовано в Киеве¹²² сто рублей, да ежегодно подписался вносить по сто рублей».

В 1815 г. преосв. Феоктист консистории предписал (от 2 генв.): «Сколько пожертвований прислано на Российское Библейское Общество, заготовить к отсылке; востребовать из Курского Знаменского монастыря пожертвование пяти сот рублей, монастырем оным в ежегодное пожертвование назначенных; востребовать с благопристойностью и от других на вышеписанный предмет. Я в ежегодное пожертвование на Библейское общество на сей 1815 г. сто рублей при сем прилагаю».

По справке в консистории оказалось, что в 1814 прислано духовными местами и лицами, а частью и светскими лицами, единовременных и ежегодных жертвований 4997 р.; а на 1815 г., кроме означенных, от его Высокопреосвященства пожертвованных ста рублей, ни от кого еще не прислано. Почему Курскою духовн. консисториею определено и его преосвященством утверждено: «во все духовные места послать указы и велеть учинившим подписку на ежегодное пожертвование как на сей 1815 год деньги прислать в консисторию в течение сего генваря месяца, так и впредь ежегодно принимать от них таковые пожертвования в течение генваря, и присылать в консисторию немедленно. Если же кто, по каким-либо причинам не внесет пожертвования, то и о сем репортовать».

Вследствие отношения Московского отделения Российского Библейского общества к преосв. Феоктисту (от 20 июля 1815 г.), в коем сообщалось, что Московский комитет, препровождая к Преосвященному 25 экземпляров напечатанного отчета своего за 1814. год, просит о раздаче оных, по архипастырскому усмотрению, лицам в епархии, которые, кроме собственных своих жертвований в пользу Библейского общества, приглашали к тому и других», Преосвященный определил (написав определение на этом же отношении): «присланные при сем отношении экземпляры отчета Комитета Московского отделения российского библейского общества за 1814 год разослать при указе из консистории в духовные и Курское семинарское правления, монастыри и пустыни и к главным благочинным – Белгородскому и Хотмыжскому с предписанием о приглашении духовных и светских лиц к пожертвованию на Московское библейское общество единовременному, или ежегодному, на спасительный Библейского общества предмет распространения в любезнейшим отечестве нашем святейшего слова Божия не только между правоверными, но и язычниками, внушив притом как монастырским настоятелям с братиею и настоятельницам с сестрами, так и членам духовных правлений и помянутым благочинным, чтобы они всегда святейшим долгом поставляли прилагать всевозможное попечение о споспешествовании в сем богоугодном деле Российскому Библейскому обществу, в С.-Петербурге и Москве учрежденному, имеющему в предмете настоящее и будущее блаженство рода человеческого и произведшему толико душеспасительные плоды, явственные во всех концах вселенной. При сем старческое мое посильное пожертвование на Московское библейское общество за текущий 1815 год сто рублей государственными ассигнациями прилагаю для отсылки в Комитет сего общества, совместно с пожертвованием, какое по Курской епархии в нынешнем 1815 году собрано быть имеет».

В 1817 г. Курский предводитель дворянства майор Феодор Михайлович Раевский обратился к преосв. Феоктисту с таким отношением (от 2 сент.): «во многих губерниях к распространению слова Божия открыты библейские общества: следуя сему примеру, Курское дворянство и другие сословия изъявили желание составить таковое же в губернском городе Курске, вследствие чего поручено ему, Раевскому, испросить у Преосвященного соизволение и, буде оное последует, просить принять звание первого члена сего общества».

Преосвященный в посланном г. Раевскому от себя отношении архипастырски благословил это намерение Курского дворянства и других сословий, и препроводил в общую кассу открываемого общества 100 р., с заявлением, что и впредь обязывается ежегодно жертвовать по смерть свою таковую же сумму, считаясь в сем толико славном обществе вторым членом и помощником во всем возможном. При последовавшем за сим открытии общества (15 сент.) и выборе членов оного, Преосв. Феоктист назначен однакоже, по общему всех согласию, не вторым, а первым членом и вице-президентом общества. (Вторым вице-президентом назначен Курский губернатор Аркадий Нелидов).

Библейское общество не забыто преосв. Феоктистом и в его предсмертном завещании, в котором на С.-Петербургское Российское Библейское общество назначено 200 р., на Московское библейское общество – 100 р., на Курское библейское общество – 100 р.

XIII

Тяжкие недуги преосв. Феоктиста в последние годы его жизни, ослабление деятельности, сильно угнетавшее его, и предсмертное завещание.

Преосв. Феоктист управлял епархиями Белогородской и Курской свыше 30 лет. В последние годы своей жизни он испытывал разные тяжкие недуги, которые однакоже не ослабляли его архипастырской ревности, хотя, понятно, и стесняли его деятельность. На эти недуги он часто жалуется в письмах к своим родственникам. Так, в письме к своему племяннику Ивану Степановичу (дата письма не означена, но по некоторым признакам можно относить его 1809 г. или 10 году), между прочим, сообщает: «Я медленно движусь; однако нет мне препятствия в деле служения моего; случается только часто бессонница; случались мне разные болезни, но сыскивал я на оные врачевство, а на бессонницу не могу сыскать врачевства; однако болезнь сия не так сильна и не делает мне препоны к прохождению должностей моих».

В письме племяннику Семену Степановичу от 21 сент. 1810 года. «От приключившейся мне болезни начал было я обмотаться совершенно, но по случаю, или паче по ошибке, на прошедшей неделе почувствовал было я опять действие оной; однако ныне болезнь мало усмирилась действием тех же врачевств; примечательно, что мне должно говеть и отгавливать во всю мою жизнь, а особливо не надобно ездить никуда в гости».

В письме к Ивану Степановичу от 20 августа 1811 года: «И паки изъясняюсь вам о моих болезнях: что ноги у меня слабы и порядочно я ходить не могу, я в том не беспокоюсь, хотя ноги мои не исправятся и останутся таковыми, как ныне, до последнего моего издыхания.... Желательно мне, чтобы Diabetes умалился; но ежели его умалить не можно, принужден я буду терпеть и настоящее его беспокойство».

В письме к тому же отъ 28 августа того же года: «Новые болезни мои: от простуды кашель, а более беспокоят меня ноги».

В письме к тому же от 11 сент. 1813 г.: «Болезнь моя в ногах продолжается и поныне, и кроме сей болезни приключилась новая третьего дня в церкви, где я почувствовал насморк, а пришедши в келлию, открылся кашель, который наиболее беспокоит меня ночью; лечить же не знаю чем, да теперь и не время лечиться: сегодня надо священнодействовать в соборе для праздника воздвижения Креста Господня, а завтра – для торжества коронации Высочайшей»....

В 1816 г. преосв. Феоктист, при усилении недугов, предполагая, что и в Синоде замечают его изнеможение, помышлял было уже отказаться от управления епархией и пойти на покой, о чем и заявлял в письме к С.-Петербургскому митрополиту Амвросию, но был отклонен от такого намерения этим иерархом, который в успокоение и ободрение писал ему (от 26 окт. 1816 г.): « прибавление к письму о положении вашего здоровья весьма много опечалило меня, особливо предположение ваше из подписав в Синоде якобы замечания о изнеможении вашем. По совести моей уверяю ваше преосвященство, что в Синоде ни по подписям, ни по делам ни малейшего нет замечания о слабости правления вашего. Дай Бог, чтобы и молодые столько же в должности успевали».

По этому поводу преосв. Феоктист писал к епископу Харьковскому Аполлосу (от 8 дек. 1816 г.): «В августе первых чисел, быв я чувствительно болен, писал к Высоко Преосвященнейшему Митрополиту Амвросию о желании моем пойти на покой в Обоянский монастырь на содержание благодетеля моего Никанора Ивановича господина Переверзева. На сие мое желание, в прибавлении к письму, не советует мне благодетельнейший Архипастырь. И так и остаюсь еще при управлении епархиею, изыскивая строго о книгах метрических. Надобно было сие учинить при вступлении на епархию, но теперь открылся случай, что пьяницы некоторые попы и своих детей не записывали в метрические книги. Теперь всех сыскивают в Консисторию и не давших в оправдание законно-правильных резонов запрещают в священнодействии и отсылают к следствию в Духовные правления о рождении и крещении детей их; не только о детях священно- церковно-служительских, но и приходских потребна записка в метрические книги»¹²³.

Но жизнь престарелого архипастыря была уже на исходе.

«1817 г. 25 декабря преосвящ. Феоктист заболел простудною лихорадкой, которая в самое короткое время так ослабила его силы, что 1 генваря он не мог священнодействовать. Об этом он доносил Св. Синоду, который предписал, до его выздоровления, поставлять ставленников преосв. Павлу, епископу Харьковскому, и решать важнейшие дела епархиальные» («Краткие сведен. о Белгородско-Курских иерархах», Свящ. II. Солнцева).

Болезнь сопровождала Преосвященного уже до могилы. Он умер 30-го апреля 1818 г.– на 90 году жизни.

Во время болезни им составлено было духовное завещание, которое так выражало его предсмертное настроение и последнюю волю:

«Во имя Отца и Сына и Святаго Духа, аминь.

Всесильная благодать Божия, и в самых опаснейших случаях и болезнях сохранив дни жизни моея, подает мне ныне чувствительное спасительное вразумление о неотлагании благопотребного приуготовления к переселению из привременной жизни сея. На случай недомышления, по исходе души моей, кому и когда грешное тело мое предать земле, прошу не медля с погребением и не приглашая сторонних, Белоградским священно- церковнослужителям совершить оное неукоснительно, смотря по обстоятельствам тления; о месте же погребения предаю рассмотрению духовной консистории; желательно мне погребену быть близ родственника и благодетеля моего, покойного Преосвященного Порфирия Крайского, Епископа Белоградского, но впрочем везде Господня земля и исполнение ея. Саккос и омофор, госпожею бригадиршею Стремоуховою пошитые, митру, госпожею майоршею Безгиною присланную, ежели сие потребно возложить, предоставляю рассмотрению духовной консистории. На погребение и на поминовение и на прочие при том расходы прилагаю росписание 2,330 рублей. У всех же и каждого, кого я чем огорчил делом или словом, слезно прощения прося, прошу и святых молитв о упокоении души моей, из привременной жизни сей в вечность отходящей. 1817 года 16 августа.

Феоктист Епископ Курский и Белгородский

Прибавление к завещанию:

1. На приуготовление к погребению во всех потребностях 300 рублей.

2. Отцу архимандриту Белгородскому, отцам протоиереям, в консистории присутствующим по 10 руб., а прочим по 5 руб., кафедральному священнику и кафедральному протодиакону по 3 руб.; священникам приходским, монастырским иеромонахам, кафедральным диаконам и иподиаконам по рублю, приходским диаконам, монастырским иеродиаконам и кафедральным псаломщикам по 50 коп., приходским дьячкам и пономарям, кафедральным сторожам и звонарям по 30 коп., да если случатся из других Курской епархии уездов священно- церковнослужители при погребении, то дача и им по вышеписанному, и на всех сих 200 р.

3. Вдовам и сиротам, калекам, нищим, в темнице и богадельнях сущим, для раздачи при погребении моем 100 руб.

4. Ученикам Курской семинарии, на казенном коште воспитывающимся, и сиротам, обучающимся в семинарии, на две трапезы 100 руб.

5. Господину консисторскому секретарю, приказно-служителям, сторожам и приставам консисторским 100 руб.

6. Монашествующим, послушникам и штатным служителям Белгородского архиерейского дома, последним по 50 к., а на всех сих сто рублей.

7. Да им же на трапезу 30 руб.

8. Архиерейским певчим 70 руб.

9. Служителям келейным, до последнего моего издыхания мне служившим, однако не всем равно, но смотря по усердию их, 100 руб.

10. На три трапезы после погребения моего и поминовения в положенное время 200 руб.

11. Для братии на две трапезы 30 руб.

12. На С.-Петербургское Российское Библейское общество 200 р.

13. На Московское библейское общество 100 р.

11. На Курское библейское общество 100 руб.

15. На строение Курского монастыря Знаменского собора 300 р.

16. Пользовавшему меня в болезнях моих семинарскому учителю и пособлявшим мне в делах епарших и келейных 300 рублей.

Всего на вышеписанное 2,330 руб.

17. Поскольку племянник мой, отставной гвардии поручик Иван Осипович Мочульский около 10 лет уже находится в болезненном состоянии и требует моего призрения, для того, назначаю в пользу его 500 руб., отправляю оные при жизни моей к благодетелю моему, господину действительному статскому советнику и кавалеру Александру Матвеевичу Веревкину, у коего в доме означенный племянник мой имеет пребывание, к предотвращению нужды его: прочие же племянники мои довольно мною награждены и живут безнуждно».

Как ни скуден собранный мною материал относительно епископского служения Белогородских архиереев, все же он, мне кажется, в достаточной степени дает видеть и среду, в которой они действовали, и то, что сделано ими в этой среде и для этой среды. А сделано ими немало. Кроме забот о религиозном воспитании своей паствы в духе строгой церковности, к чему обязывал их прямой пастырский долг, они ревностно заботились о поднятии и умственной жизни в окружающей среде. Их заботами возжен был среди непроглядной тьмы «ученья свет», причем значительная часть этих иерархов, радевших о духовном просвещении своей паствы, были не просто ревнителями, но и деятелями просвещения – сами стояли во главе учебного дела, которое развивалось и совершенствовалось по их авторитетным указаниям, под их непосредственным руководством. И ученье, установленное ими в епархии, служило источником света не только для духовенства, но и для всех других сословий, притом не епархиального только района, но и целого края; в Харьковский коллегиум – это высокообразовательное, по тогдашнему времени, учреждение, имевшее значение университета для Слободской Украйны до учреждения в Харькове университета и в значительной степени подготовившее почву для сего университета, свободно поступали юноши всех званий и состояний, и окончив в нем образование, являлись полезными, иногда даже очень видными деятелями на разных поприщах государственной и общественной службы во всей России¹²⁴.

Труды Белогородских архиереев по насаждению и распространению образования в краю бесспорно составляют важнейшую сторону их архипастырской деятельности, а вместе с тем и главнейшую заслугу их для края. Архипастыри, наиболее усердно и плодотворно потрудившиеся на этом поприще, каковы: Епифаний Тихорский, Петр Смелич, Самуил Миславский, Феоктист Мочульский, были не только святители, но и просветители страны, и такою деятельностью оставили по себе славную память в культурной истории края.