Раздел II. Миссионерство в конце XIX – начале XX

Конец XIX в. характеризуется значительными изменениями в экономической, политической, культурной и религиозной жизни народа: происходило быстрое разрушение сельского уклада жизни, росла промышленность – и вместе с ней промышленные города. При этом значительно оживилась жизнь приходов, выделялись новые епархии, в которых усилиями архиереев, духовенства и церковного народа постепенно стали возникать разнообразные формы приходской жизни, благотворительности и церковного просвещения. Миссионерское служение, обращенное к многочисленным нерусским неправославным народам расширялось и углублялось. Однако стремительно нараставшие разрушительные тенденции, среди которых – разнообразное сектантство, а также социалистические учения, почти все основанные на откровенном атеизме, становятся главной опасностью для православного народа. В многочисленных письмах, сочинениях духовно чутких людей того времени его состояние расценивается как критическое.

Особенно тревожным положение становится начиная с 1905 г. «Религиозная революция» 1905 г. привела к изданию в апреле высочайшего указа Правительствующему Сенату об укреплении начал веротерпимости, а в октябре, в условиях всеобщей политической стачки, император вынужден был издать Манифест 17 октября – «Об усовершенствовании государственного порядка». По настоянию председателя Совета министров С. Ю. Витте обер-прокурор К. П. Победоносцев был отправлен в отставку 19 октября. Новые положения о свободе совести и вероисповедания разрешили действовать сектам, иноверию и инославию почти совершенно свободно. Результатом этого стали массовые отпадения от православия.

Силы и средства Православной Церкви в этот период направляются в основном на охранение и укрепление в народе православной веры и его нравственности. При этом пути и способы утверждения веры и благочестия оказываются несколько различными в зависимости от местных условий.

Так, духовные нужды русского народа в Сибири значительно отличались от условий и нужд Европейской России. В Сибири на первый план выступают церковное строительство, подготовка пастырей и увеличение числа приходов и школ. Конечно же эти задачи стоят и во многих местах Европейской России, но в Сибири эта проблема как для ее старожилов, так и прежде всего для многочисленных новоселов-переселенцев, которые на чужой стороне в тяжелых условиях осваивались и строили поселки, стояла особенно остро.

В поволжских и приуральских епархиях шло наступление ислама. Только в одной Казанской епархии проживало около 600 тыс. крещеных татар и других инородцев. По «Всеподданнейшему отчету обер-прокурора Св. Синода за 1905–1907 гг.» в 14 поволжских, приуральских и западносибирских епархиях перешло в ислам 36299 человек [22. С. 14–36] (по-видимому, данные занижены). Строились мечети и школы, деятельность которых была направлена на исламизацию народов Поволжья и Приуралья. Экономическое давление более многочисленных мусульман – татар – наносило ущерб не только Церкви, но и государству. В результате Поволжье представляло собой «едва ли не самый крупный и в то же время опасный, хотя и забытый очаг сектантства как рационалистического, так особенно мистического; [был] силен в этом крае старообрядческий раскол» [72. С. 348–350].

В южных епархиях Европейской России быстро распространялось сектантство, которое после законов 1905 г. о свободе совести и вероисповедания поднималось по всей России. Вскоре прошли съезды адвентистов (Александров, 1905; Киев, 1906), штундо-баптистов (Астраханка Таврической губернии, 1905; Ростов-на-Дону, 1906; С. – Петербург, 1907), на которых обсуждались способы прозелитизма и борьбы с «официальной Церковью», как они именовали Русскую Православную Церковь.

Рационалистическое сектантство, к которому в то время относили атеизм и социализм, имело антиправительственный характер и заражало даже семинарии и академии. В отчетах по ведомству православного исповедания (1908–1909) особо выделяется «Русский Евангельский Союз» (баптистов). Широкая пропаганда баптистами протестантского вероучения шла от южных губерний и захватывала всю Центральную Россию. Для этого ими основывались фонды, открывались общеобразовательные школы, создавались евангельские кружки для молодежи, прежде всего в рамках Русского студенческого христианского движения (РСХД); созывались съезды, избирались и подготавливались миссионеры, которые ездят с беседами и лекциями по России, устраивались «миссионерско-рукодельные» женские собрания, издавались журналы¹⁹², выпускались сборники песнопений и брошюры. Оживились и многие другие секты протестантского типа.

На западе России шло напряженное, систематическое, разнообразное в средствах наступление католичества. Многовековое противостояние католичества и православия в этих краях, особенно в районах с польским населением, захватило прежде всего интеллигенцию. Огромную роль играли польские школы, привлекавшие к себе православных детей и родителей, а также польские просветительские общества, в которых царил дух католичества и польского католического национализма. Широко распространялись книги, враждебные не только православию, но и русской культуре и русской государственности. Об эффективности католической пропаганды свидетельствуют следующие цифры: число перешедших из православия в католичество в 9 епархиях Западного и Юго-Западного края за 1905–1907 гг. всего – 170 936 человек [22. С. 14–36]; за 1905–1909 гг. в Холмской епархии – 151439, Литовской – 27860, Гродненской – 4668, Киевской, Подольской и Волынской – 12411, Полоцкой, Минской, Могилевской – 21572, всего – 217 950 человек [69. С. 130]. При этом можно предположить, что официальные цифры были несколько занижены.

В Прибалтийском крае по официальным сведениям переход в католичество был незначительным, однако перешли в лютеранство за 1905–1907 гг. 10 964 [22. С. 14–36], за 1905–1909 гг. – 13 266 человек [69. С. 130]. Наступление лютеранства происходило в Финляндии, отчасти в Олонецкой и Архангельской епархиях. Особенно напряженная борьба велась за карельский народ. Эта борьба окрепла и вылилась в организованное движение, враждебное православию и православной России, в котором особую роль стал играть финский «союз беломорских карел». Лидеры финского лютеранского движения настойчиво шли в среду карелов и воспитывали в них дух вражды и даже ненависти к России и православному русскому укладу жизни, который уже давно восприняла значительная часть карелов от Ладоги до берегов Белого моря.

В северных и центральных областях России упрочивалось и расширялось старообрядчество за счет православного населения. Организовывались общины, съезды, различные собрания, открывались школы, братства, типографии и т. д.

В Центральной России вырастал фанатичный враг веры и империи – социализм и атеизм. На фоне охлаждения веры в народе идеи социализма и атеизма захватывали не только интеллигенцию, но и рабочих, где проповедь неверия связывалась с борьбой рабочих за свои социальные права.

Проблемы духовного просвещения значительно обострялись в связи с повсеместно продолжающимся отходом интеллигенции от веры и Церкви.

Таким образом, к концу XIX – началу XX в. полем деятельности внутренней миссии РПЦ стало не столько духовное просвещение среди нехристианских народов, сколько просвещение исконно православного населения Российской империи, а также борьба со старообрядчеством и сектантством, социализмом и атеизмом.

При этом проблема просвещения неправославных народов продолжала оставаться весьма острой, даже для крещеных татар, при всех успехах Казанской миссионерской школы. По мнению казанских миссионеров, примерно половина из них еще не были по-настоящему просвещены христианством, они либо жили языческими обычаями, либо оставались привержены мусульманству. Другой пример, связанный с Кавказом. Осетинская духовная комиссия, а затем, с 1862 г., Общество восстановления православия на Кавказе занимались христианским просвещением местных народов. По официальным данным, православную веру приняли десятки тысяч людей, но поскольку глубокая катехизация проведена не была, а иногда вводилось даже материальное поощрение для крещаемых (каждому выдавали по 10 аршин холста), то иногда крестились несколько раз¹⁹³. В итоге сложилась ситуация, когда непросвещенными оказались те, кто принял православие, что и явилось причиной неустойчивости и отпадения многих, когда государственный статус религии был поставлен под сомнение.

Необходимо было разработать и новые методы взаимодействия со старообрядцами. Здесь также многое было неблагополучно. В ряде согласий, прежде всего беспоповских, старообрядцы по типу своего поведения становились фанатичными сектантами. При этом административно-государственные и полицейские подходы к проблеме не приносили никаких миссионерских плодов.

При Александре II раскол практически был легализован, и неожиданно оказалось (по данным П. И. Мельникова-Печерского, которые, скорее всего, значительно завышены), что в «расколе» находилось от 12 до 14 млн человек, т. е. около 1/5 русского населения [4. С. 202]. Политика гонений против раскола сменилась систематическим изучением раскола и сектантства на местах. Для этого началась подготовка специальных миссионерских кадров. В духовных академиях и семинариях Поволжья, Урала, Сибири были созданы «противораскольничьи» кафедры и введены специальные дисциплины.

В качестве попытки позитивного решения проблемы раскола продолжалось создание единоверческих монастырей и приходов¹⁹⁴. Еще в 1854 г. митр. Филаретом (Дроздовым) был открыт Никольский единоверческий монастырь в Москве, у Преображенского кладбища. Здесь издревле располагались молельни беспоповцев различных согласий, прежде всего феодосьевцев. В 1854 г. в связи с разными обстоятельствами у них были отобраны Успенская молельня и надвратный храм Воздвижения Креста. Был пристроен алтарь, и первый Никольский придел освящался в декабре 1854 г. Митр. Филарет надел греческое древнее облачение, митру и панагию первого Патриарха Московского Иова. Священники сослужили ему также в древних облачениях, с лестовками вместо обычных четок. Все богослужение проходило по старопечатным книгам. Вместе с некоторыми постройками образовался Никольский единоверческий монастырь, сохранявший полностью старый обряд. Монастырь с самого начала создавался как миссионерский. В 1868 г. его возглавил архим. Павел Прусский¹⁹⁵, бывший ранее настоятелем монастыря Феодосьевского согласия в Восточной Пруссии; все его труды и усилия теперь были направлены на то, чтобы просветить прежде всего своих прежних братьев по согласию – феодосьевцев. В этом миссионерском центре прошли 1-й и 2-й Всероссийские миссионерские съезды, которые в основном были направлены на решение проблемы раскола.

Официально преследование старообрядцев в государстве прекратилось в 1890 г., а осталось преследование лишь пропаганды раскола.

Согласно материалам и решениям съездов, начиная со второго (1891), главную опасность представляли широко распространявшиеся разнообразные секты, прежде всего рационалистические, проповедовавшие идеи атеизма, свободы и равенства. Их последователями были не только люди из простого народа, но и представители интеллигенции и аристократии. Распространителями рационалистических сект на юге России стали иностранцы, преимущественно из Голландии и германских государств. Среди них были баптисты, меннониты, штундисты, социалисты и пр., приглашенные российским правительством для освоения земель Причерноморья. В самой России давно существовали свои рационалистические секты: в конце XVIII в, – духоборы и молокане, а в XIX – пашковцы, толстовцы и др.

Некоторые исследователи объясняли успехи сектантства в России плохой миссионерской подготовкой приходских священников. Другие считали, что причина кроется в неспособности Церкви самостоятельно действовать по причине излишней опеки государства над нею. Известный же публицист И. С. Аксаков видел причину в религиозном невежестве русского народа, в пренебрежении народными духовными нуждами [9. С. 192].

Главной причиной массовых отпадений, по-видимому, было то, что большинство отпавших лишь формально числились в Православной Церкви. Многое в борьбе с сектами также зависело от епархиальных архиереев и поддержки их действий со стороны светской власти. Но светская власть в делах веры действовала непоследовательно и нерешительно, часто только мешала трудам Церкви [9. С. 191].

Следующей основной причиной была экономическая зависимость православного населения от инославных помещиков и иноверцев вплоть до отказа православным в работе. В общественных собраниях открыто стала произноситься хула на православие, которое инославными зачастую приравнивалось к идолопоклонству. Публичные выступления несколько уменьшились со второй половины 1906 г., когда была восстановлена судебная ответственность за антиправославную пропаганду [22. С. 14–36].

Положение к 1908 г. в русском обществе достаточно хорошо характеризуется историей статьи Л. Н. Толстого «Не могу молчать». Поводом к ее написанию стало сообщение в газете «Русь» (от 10 мая 1908 г.) о казни в Херсоне 20 крестьян, обвиненных в том, что они совершили «разбойное нападение на усадьбу землевладельца в Елисаветградском уезде» [30. С. 157]. Через два месяца в тот же день (3 июля) в иностранной и российской прессе в двухстах газетах появилась эта статья, в том числе в шести русских газетах. Эта статья звучала как призыв «Долой самодержавие!» В августе эта же статья была отпечатана полностью в Туле в нелегальной типографии большим тиражом. Если уже в 1908 г. у антиправительственных сил были возможности, для того чтобы провести такую акцию, то можно судить о том, какие трудности приходилось испытывать Православной Церкви, государю и его окружению и той части русского народа, которая пыталась придерживаться традиционного пути православной государственности.

Постепенно в российском обществе (и в гражданском, и церковном) происходит осознание необходимости религиозного просвещения и миссионерской деятельности на всех уровнях.

С середины 1880-х гг. началось формирование епархиальных структур, специально предназначенных для осуществления внутренней миссии: с 1888 г. повсеместно вводились должности епархиальных, окружных и уездных миссионеров¹⁹⁶, с 1908 г. – епархиальные миссионерские советы, а с 1913 г. руководство миссией было поручено Миссионерскому совету при Св. Синоде.

Положительный миссионерский импульс дали церковные реформы Александра II, направленные прежде всего на возрождение приходов. Пробуждение самостоятельности приходских общин привело к активному участию в миссионерском служении Церкви не только духовенства, но и мирян: учреждались миссионерские братства, религиозно-просветительские и миссионерские общества, попечительства, расширялась церковная благотворительность и школьное просвещение. Началась борьба с сектантством и старообрядчеством, социализмом и атеизмом. Стали проходить миссионерские съезды на различных уровнях: всероссийском, епархиальном, благочинническом, уездном. Миссионерские крестные ходы с наиболее почитаемыми святыми иконами епархии поднимали церковную жизнь православного народа на новый духовный уровень.

К концу XIX в., согласно отчету обер-прокурора за 1896–1897 гг., основными средствами для укрепления православия были: устройство церквей и открытие новых приходов, торжественные богослужения, внебогослужебные собеседования, церковно-приходские школы и церковные братства [19. С. 74].

Прежде всего в богослужении зазвучала живая проповедь. Появилась православная литература для народа и Священное Писание на русском языке. Из отчетов «Общества для распространения Священного Писания в России»¹⁹⁷ узнаём, что именно в простом народе существовал наибольший интерес к русскому тексту. Нередко крестьяне посещали библейские занятия у штундистов, стремясь лучше узнать Священное Писание [9. С. 13].

Длительная борьба за русский текст Священного Писания московского святителя Филарета (Дроздова), его ученика преп. Макария (Глухарёва) и других закончилась в 1876 г. выходом полного синодального перевода Библии на русском языке, который был значительно лучше распространяемого ранее перевода Библейского общества.

На заседаниях VI и VII Отделов Предсоборного присутствия [49. С. 2083–2084] (1906) был поставлен вопрос о принятии необходимых мер для возможно более широкого распространения русской Библии в православных приходах, особенно среди приходских пастырей. Было решено просить Св. Синод об удешевлении издания русской Библии, улучшении ее внешнего вида, ежегодной бесплатной рассылке в определенном количестве по храмам и, наконец, о новом русском переводе, более соответствующем ее греческому тексту в переводе семидесяти толковников (Септуагинты). IV Всероссийский Миссионерский съезд просил Св. Синод образовать при одной из академий комиссию для издания миссионерского Нового Завета и миссионерской учебной Библии.

Со второй половины XIX в. широкое развитие получила православная периодическая печать. Стали выходить церковные журналы и газеты, открытые для проблем современности и обсуждавшие их с христианских и церковных позиций. Из миссионерских журналов можно отметить: «Миссионер» (Москва, 1874–1879), переименованный в «Православный благовестник» (Москва, 1893–1917?), «Вера и разум» (Харьков, 1884–1917), «Миссионерское обозрение» (Киев, 1894–1898; СПб., 1899–1916), «Миссионерский сборник» (Рязань, 1891–1918), «Голос Церкви» (Москва, 1912–1917), «Церковный вестник» (СПб., 1916–1917). Многие из «Епархиальных ведомостей» открыли на своих страницах особые миссионерские отделы¹⁹⁸. Миссионерские листки для народа издавались Троице-Сергиевой, Почаевской, Киево-Печерской Лаврами и другими монастырями, в городах Симферополе, Тифлисе, Тамбове и т. д.; в Москве с 1911 г. по 1918 г. выходила еженедельная православно-народная газета «Церковность» и др.

В 1859 г. в среде московского духовенства появилась мысль о необходимости создания публичной библиотеки, а в январе 1862 г. митр. Московскому Филарету (Дроздову) был представлен доклад, на котором святитель наложил резолюцию: «Бог благословит исполнение доброго намерения московского духовенства» [5. С. 2]. Епархиальная библиотека была открыта 11 мая 1863 г. Митр. Филарет призвал к составлению церковных библиотек по Московской епархии и обращал внимание «на приобретение, хоть не многих, но нужнейших» [33. С. 25] книг. Через четыре года, в 1867 г., Св. Синод разослал по всем епархиям циркулярный указ вместе со списком духовных книг для церковных библиотек¹⁹⁹.

Действенным миссионерским средством стало распространение духовных книг. В 1870 г. по благословению митр. Иннокентия при Обществе любителей духовного просвещения (в дальнейшем – ОЛДП, открыто в 1863 г. митр. Филаретом (Дроздовым))²⁰⁰ был образован Отдел распространения духовно-нравственных книг [28. С. 13].

Книги бесплатно рассылались в московские церкви, где велись внебогослужебные собеседования с народом, в церковноприходские школы, больницы, тюрьмы, библиотеки, читальни. Деятельность отдела распространялось и на самые отдаленные и глухие места России, на местах работали свои штатные сотрудники. Главные мотивы для бесплатной раздачи изданий – отдаленность местности и желание приобрести книги и брошюры духовного содержания, но неимение средств для покупки. Через восемь лет после создания отдела книги расходились в 219 губерний [60. С. 51].

В 1901 г. были бесплатно выданы билеты для книгонош правлением Московско-Ярославско-Архангельской и Московско-Казанской ж/д, Волжским пароходным обществом. А в 1902 г. книгоноши получили два бесплатных годовых билета по всем железным дорогам, сначала казенным, а вскоре и частным, благодаря чему книги и брошюры распространялись в самых отдаленных местах: в Сибири, на Кавказе, в северных краях, в Крыму и т. д. [56. С. 28], а также высылались миссионерам в Китай, Америку, на Сахалин [5. С. 227].

Революционное движение 1905–1907 гг. в значительной степени затормозило распространение книг. Упадок веры и нравственности, распространение в народе революционной литературы оказали отрицательное влияние на отношение к слову Божию. В отчете за 1912/13 г., со ссылкой на отзывы книгонош, указывается на препятствия в распространении духовно-нравственных книг «в лице различных сектантов и проповедников революционных идей» [58. С. 45]. В некоторых местах по-прежнему книги раскупались так быстро, что не хватало всем желающим. Книгоношам предоставлялось право отдавать бедным людям книги бесплатно. Однако после революционных событий 1905–1907 гг. книгоношам порой приходилось выслушивать упреки по поводу того, что они внедряют в народ почитание Царя и повиновение властям – духовным и светским. Бывали даже случаи глумления и угроз.

С началом Первой мировой войны совет общества выдал для раненых защитников Родины 1760 экз. книг и брошюр; были изданы новые сочинения, посвященные военному времени [59. С. 26]. Также было решено собрать 100 небольших библиотечек по 50 названий в каждой²⁰¹. Они отправлялись в московские лазареты и на военные позиции через священников. 20 тысяч брошюр было роздано на вокзалах воинам, отправлявшимся на поле брани.

Своих книгонош – народных миссионеров – имело и Санкт-Петербургское общество распространения религиозно-нравственного просвещения в духе Православной Церкви. В 1909 г. их было 49. Для них Министерством путей сообщения в 1908 г. было предоставлено 10 бесплатных проездных билетов по всем казенным железным дорогам и несколько билетов на волжские пароходы [23. С. 257–268].

На съезде инородческих миссионеров в Казани (18–25 сентября 1905 г.) в помощь 10 епархиальным миссионерам (6 противомусульманским и 4 противоязыческим) было решено учредить должности 10 книгонош, по одному при каждом миссионере. Теперь кроме распространения книг духовного содержания, книгоноши стали помогать в проведении беседы с язычниками и мусульманами, в изучении религиозно-нравственного состояния в приходе [66. С. 1988].

В 1909 г. Харькове была утверждена также должность «книгоноши-собеседника» [55. С. 2]. Брожение среди православных из-за сектантской пропаганды могло длиться годами, оставаясь не замеченным для священника. Книгоноши же проникали в крестьянскую среду, с ними и православный, и сектант могли говорить «по душам», как с равными [29. С. 408]. Книгоноши-собеседники миссионерствовали каждый в своем районе под наблюдением помощника епархиального миссионера.

В Сибири развернувшаяся проповедь язычества после издания Манифеста 1905 г. побудила местных миссионеров искать новые способы проповедования. По примеру апостола Алтая, митр. Макария (Невского), который брал с собою в поездки чтецов и певцов, было решено организовать проповедь «дружиной». В миссионерское путешествие вместе отправлялись священнослужители, чтецы, певцы, лучшие проповедники. «Проповедь дружины была увлекательна; стройное пение, световые картины и торжественное богослужение производили огромное впечатление на инородцев… Подъем духа и настроения был таков, что там, где проповедь одного миссионера никогда не привлекала к купели ни одного человека, просьбы о крещении и крещения были по несколько человек за раз» [26. С. 16].

Широко входила в церковную жизнь и новая форма духовного просвещения, ранее весьма редкая: внебогослужебные собеседования с народом. Например, начатые преп. Макарием (Глухарёвым) в Алтайской миссии беседы с народом после богослужения и общей трапезы широко распространились по всем миссийным храмам, а затем при митр. Макарии (Невском) подобные беседы были введены и укоренились в Бийске и Томске.

Так, Санкт-Петербургское общество распространения религиозно-нравственного просвещения в духе Православной Церкви объединяло пастырей санкт-петербургских церквей в служении народу проведением бесед²⁰². В 1900–1901 гг. такие беседы проводились в 61 месте, в том числе в храмах (во внебогослужебное время), в помещениях различных общественных учреждений, больницах, богадельнях, на фабриках и заводах, в мастерских, ночлежных приютах и частных домах. На чтения «с туманными картинами», при помощи «волшебного фонаря» (как тогда называли показ диапозитивов), народу приходило столько, что, как вспоминали очевидцы, «чуть не с бою берется всякое местечко, откуда можно видеть и слышать. Даже лестница и площадки перед залом бывали заполнены слушателями» [76. С. 89]. Только за 1901 г. число слушателей составило около 2 млн человек [21. С. 89]. При многих местах открывались общества трезвости²⁰³.

Расцвет общества связан со служением митр. Антония (Вадковского) (1898–1912), организовавшего в Александро-Невской Лавре по воскресным дням после вечерни беседы с народом. В 1900 г. при обществе был учрежден «Религиозно-просветительный союз», состоявший в основном из женщин, принявших на себя обязанности чтения Священного Писания, святоотеческих творений, житий святых в больницах, тюрьмах, богадельнях, в домах трудолюбия, ночлежных домах и т. д. В 1909 г. общество имело 8 центров: 7 столичных храмов и зал Педагогического музея в Соляном городке в Санкт-Петербурге), а также и 30 проповеднических пунктов (в 1908 г. – 24). Общее количество членов в 1909 г. составляло 115.

Другой пример – это Киевское общество распространения религиозно-нравственного просвещения в духе Православной Церкви, открытое в 1893 г. В нем состояли пастыри, некоторые профессора Киевской духовной академии и преподаватели других духовно-учебных заведений и гимназий г. Киева. В 1900 г. чтения общества проводились в 24 местах, было проведено 764 чтения с общим числом слушателей – 30 тыс. чел. После окончания чтений бесплатно раздавались народу листки и брошюры. В 1900 г. было распространено до 150 тыс. листков и брошюр [20. С. 92–93]. Беседы пользовались огромной популярностью в народе – так, на беседы епархиального миссионера свящ. Потехина приходило до 400 слушателей [23. С. 273].

В Москве при Обществе любителей духовного просвещения с 1900 г. активно трудился Комитет по устройству внебогослужебных собеседований с народом²⁰⁴, состоящий под председательством московских викариев, сначала преосвященных Можайских, потом Серпуховских²⁰⁵. В основном слушатели были из простого народа, уже в 1901 г. общее количество их достигало 235 тыс. человек. Такое же число посетителей было и в уездных городах и селах Московской епархии [21. С. 94]. Главными обязанностями комитета стали определение места проведения бесед и составление их программы. Для наблюдения за собеседованиями избирались особые наблюдатели. Внебогослужебные собеседования в 1900 г. проходили в 27 местах [20. С. 95], 1909 г. – в 50 храмах г. Москвы и в некоторых других городах и селах Московской епархии [23. С. 270]. В 1912 г. город был разделен на 47 частей (от 8 до 30 церквей в каждой); беседы велись членами причтов всех причисленных к тому или другому району церквей по очереди [24. С. 170]. Собеседования обыкновенно начинались с молебна, нередко пел весь народ. Здесь же и распространялись листки и брошюры духовно-нравственного содержания.

В Москве с 1902 г. также трудилась Комиссия по организации чтений для фабрично-заводских рабочих. Лекции пользовались большим успехом у слушателей. Миссионеры шли и в среду молодежи, и в среду интеллигенции, и в аристократические салоны.

Так, в 1908 г. в Москве митр. Владимиром (Богоявленским) был открыт Златоустовский религиозно-философский кружок учащейся молодежи (главным образом для борьбы с сектами) [34. С. 79–81]. В Санкт-Петербурге при Обществе распространения религиозно-нравственного просвещения в духе Православной Церкви с 1902 г. действовало «Христианское содружество учащейся молодежи», собиравшейся для чтения рефератов.

Православные проповедники также специально читали лекции и для образованной аудитории [46. С. 498]. Например, херсонский миссионер М. А. Кальнев в 1899 г. в Николаеве и Херсоне провел цикл лекций для интеллигенции о современных сектах, которые вызвали большой интерес. В Санкт-Петербурге публичные лекции также о различных сектах читал В. М. Скворцов [42. С. 73].

В Москве митр. Владимиром также были открыты Женские богословские курсы (1910–1913), а при митр. Макарии (Невском) они были преобразованы в Высшие женские богословские педагогические курсы при Скорбященском монастыре (1916–1917)²⁰⁶. Таким образом, было создано высшее богословское учебное заведение для мирян, которое по своей программе должно было «походить на обычный тип Духовной Академии» [53. С. 259].

В конце XIX в. по инициативе епархиальных архиереев центрами, где для объединения духовенства и мирян устраивались беседы, лекции, встречи, стали епархиальные дома. На беседы могли приходить и некрещеные. Такой дом в Москве был построен в Лиховом переулке в 1902 г.²⁰⁷ митр. Владимиром (Богоявленским) (1902–1912)²⁰⁸, а в целом, по Российской империи к этому времени насчитывался 71 архиерейский дом [24. С. 104].

Во многих местах России устраивались народно-миссионерские курсы, на которых опытные миссионеры читали лекции и делились своими практическими знаниями. Слушателям выдавалась апологетическая литература. Иногда по окончании курсов сдавался экзамен, а к занятиям присоединялась практика бесед с сектантами.

В Москве такие курсы были организованы Братством Воскресения Христова, их посещало до 8 тысяч слушателей [1. С. 648].

Основатель курсов прот. Иоанн Восторгов писал: «Я могу сказать собратьям-пастырям одно: попробуйте только раз завести народно-катехизаторские или народно-миссионерские курсы; возьмите хоть несколько человек для обучения, проведите 4–6 месяцев правильного обучения: ручаюсь, что потом от этого святого дела и радостного труда сами уже не отойдете. Вы увидите преданных прихожан, отличных и осведомленных сотрудников по миссии, воистину чад духовных, любовью преданных Церкви и пастырю. Вкусите и видите; прииди и виждь – вот единственный путь к тому, чтоб убедиться в пользе курсов. Надо собирать чад Церкви, скреплять их, единить пасомых, вооружать духовным оружием, и тогда мы будем пастырями, а не требоисполнителями… будем стоять в центре живого дела, окруженные живыми людьми, близкими нам, верующими и ревностными, и тогда посрамится всякое сектантство» [1. С. 651–652]. В Санкт-Петербурге начиная с 1908 г. Обществом распространения религиозно-нравственного просвещения в духе Православной Церкви стали также проводиться миссионерские курсы для подготовки прихожан к самостоятельному выступлению на беседах с сектантами²⁰⁹. О добрых плодах миссионерских курсов, особенно в зараженных сектантством районах, говорилось, например, в отчете за 1914 г. о деятельности православной миссии в Екатеринославской епархии [43. С. 100].

Устраивались специальные миссионерские школы для подготовки православных «начетчиков» из народа. В 1897 г. такие школы существовали уже в 7 епархиях: Томской, Саратовской, Самарской, Донской, Тамбовской, Екатеринославской и Вятской [48. С. 864].

С введением «Новых правил» 1908 г. стали широко развиваться миссионерские кружки ревнителей православия, в которых прихожане под руководством своих пастырей изучали основы православной веры, и прежде всего Священное Писание, знакомились с лжеучениями сектантов и старообрядцев и учились вести с ними беседы. Члены миссионерских кружков заботились и о благолепии своих храмов, помогали открывать библиотеки, распространять православную литературу. Иногда кружки соседних приходов объединялись для совместных занятий²¹⁰. О добрых результатах деятельности кружков, будь то укрепление приходской жизни или борьба с расколо-сектантством, свидетельствовали сообщения из разных епархий, например из Харьковской [44. С. 1757]. Кружки вели борьбу также с пьянством, табакокурением, сквернословием [452. С. 544].

Для подготовки приходских священников к миссионерской деятельности создавались специальные пастырско-миссионерские курсы [41. С. 813; 36. С. 520–529; 40. С. 354; 64. № 9. С. 117; № 10. С. 168]. На них съезжались не только священнослужители, но и псаломщики и миряне из кружков ревнителей православия. Такой опыт уже имелся в Казанской епархии, где еще в 1854 г. при Казанской духовной академии было открыто миссионерское отделение²¹¹, а с 1889 г. при Казанском Спасо-Преображенском миссионерском монастыре существовали сокращенные двухгодичные Высшие миссионерские курсы²¹². Духовенство съезжалось на одну-две недели для интенсивных занятий под руководством известных миссионеров. Как правило, основной темой были секты и методы собеседований и борьбы с сектантами. Каждый слушатель получал, кроме того, комплект полемических брошюр и листовок. Часто во время курсов велись беседы с народом и собеседования со старообрядцами и сектантами.

Так, в Московской епархии за период с ноября 1910 г. по январь 1914 г. четырежды проводились епархиальные пастырско-миссионерские курсы. Их главными слушателями стали священнослужители и учителя церковных школ, на четвертых курсах были допущены вольнослушатели. Интерес к курсам был весьма велик – на четвертые курсы вместо ожидавшихся 40 слушателей записалось 150 человек [47. С. 533].

В Санкт-Петербурге по инициативе Общества распространения религиозно-нравственного просвещения в духе Православной Церкви проходили пастырские собрания столичного духовенства при активном участии церковных старост и представителей от прихожан, где обсуждались прежде всего вопросы церковно-приходской противосектантской миссии.

Об организации таких курсов в Хабаровской и Тобольской епархиях московским епархиальным миссионером-проповедником прот. Иоанном Восторговым в 1912 г. сообщают «Церковные ведомости» [61. С. 1724–1733].

В прессе того времени появились предложения направлять «летучие отряды» православных проповедников на фабрики и заводы, пароходы и поезда, где сектанты имели наибольший успех.

Если религиозное невежество русского народа являлось той благоприятной почвой, на которой возникали и развивались самые разнообразные секты, то церковно-приходская школа (ЦПШ) оказалась наилучшей союзницей и помощницей внутренней миссии. Издревле при храмах устраивались школы для начального обучения отроков. Прообразы этих школ можно видеть в древнейших огласительных училищах. Потребность первоначального оглашения в истинах веры соединялась с нуждою обучить отроков начальной грамоте и придавала всему начальному обучению священный и церковный характер [8. С. 1103].

Первые церковные школы возникли еще в Киевской Руси и вплоть до петровских реформ были единственным типом образования, одинаковым для всех сословий [6. С. 1]. Служители Церкви были любимыми учителями народа. И это доверие духовенство оправдало исторически, сохранив народную школу под покровом Церкви – в тяжелое время татарского нашествия, в удельный период, в смутное время, и не только сохранило, но постепенно развило и укрепило вплоть до XVIII в. Но в XVIII в. духовенство мало-помалу было отстранено от участия в деле народного образования вплоть до конца XIX в.

Вопрос о начальном образовании занимал важное место в контексте церковных реформ императора Александра II, но получил свое окончательное разрешение при императоре Александре III, когда должность обер-прокурора Св. Синода занимал К. П. Победоносцев (1880–1905).

К. П. Победоносцев придавал церковным школам решающее значение в деле воспитания народа в духе преданности Церкви и престолу и стремился сделать народное образование делом именно Церкви. В основу проекта основания школ в «новом духе» лег опыт деятельности известного профессора С. А. Рачинского, который построил на собственные деньги школу в с. Татево (Смоленской губ.) и обучал сельских детей на строго христианских принципах. Главной целью С. А. Рачинский ставил воцерковление русской души через воцерковление школы.

С утверждением императором Александром III «Правил о церковно-приходских школах» (13 июня 1884 г.) духовенству были предоставлены большие полномочия в образовательном деле. Согласно «Правилам», создавались два типа школ: 1) начальные – для начального образования детей и взрослых; 2) учительские – для подготовки учителей начальных школ. К первым принадлежали церковно-приходские, школы грамоты и воскресные, ко вторым – второклассные и церковно-учительские [63. С. 372].

В период 1884–1904 гг. происходит окончательное формирование системы церковных школ, установление источников их материального обеспечения. Руководство ЦПШ в границах епархии осуществлял училищный совет (председатель – архиерей, 9 постоянных членов, епархиальный наблюдатель ЦПШ и представитель от Министерства народного образования) и его уездные отделения. Для местного наблюдения за школами избирались наиболее опытные священники.

Начальные школы были «одноклассные» (с двухлетним обучением) и «двухклассные» (с четырехлетним). В них изучались следующие предметы: Закон Божий, Священная история и объяснение богослужения, краткий катехизис, церковное пение, чтение на церковнославянском и русском языке, начальная арифметика. В двухклассных школах кроме указанных предметов давались первичные сведения из истории Церкви и государства. Закон Божий являлся центром всего учебно-воспитательного процесса, определяющим собой и направление преподавания других предметов [6. С. 615]. Объем преподавания всех предметов устанавливался особыми программами, утвержденными Училищным советом Св. Синода.

Главный принцип церковных школ – воспитывающее обучение. Духовное воспитание учеников проводилось в разных формах: организация библиотек, религиозно-нравственные чтения, паломничества к святыням, крестные ходы, церковные праздники. Но главной формой воспитывающего обучения являлось участие учеников в богослужении. Часто при ЦПШ устраивались внебогослужебные беседы и для взрослых, имевшие огромное просветительное значение.

В церковных школах обучались не только православные дети, но и дети иных конфессий. Министерство просвещения отмечало, что в благотворном воздействии ЦПШ «не сомневаются даже русские сектанты» [32. С. 21]. Согласно отчету обер-прокурора Св. Синода, в 1901 г. в церковных школах Российской империи обучалось более 5 тысяч детей старообрядцев (0,3 %).

В подчинение духовному ведомству перешли и школы грамоты, которые открывались в малонаселенных селах и на хуторах. «Правила о школах грамоты» 1891 г. определили их порядок организации и источники финансирования под наблюдением священства.

В 1895 г. императором Николаем II (1895–1917) было принято решение об увеличении ежегодного финансирования церковных школ (сюда входили затраты на поддержку уже существующих и открытие новых ЦПШ, на устройство второклассных школ с учительскими курсами, на содержание епархиальных наблюдателей, уездной, окружной и губернской инспекции). Свою особую заинтересованность император Николай II объяснял тем, что ему нужна школа, в которой «с образованием юношества соединялось бы воспитание его в духе веры, преданности престолу и Отечеству, уважения к семье… Школа, из которой выходит юноша с одними курсовыми познаниями, не сродненный религиозно-нравственным воспитанием с чувством долга, с дисциплиной и уважением к старшим, не только не полезна, но и часто вредна, развивая столь пагубные для каждого дела своеволие и самомнение» [31. С. 105].

В 1902 г., согласно «Положению о церковных школах Православного исповедания», срок обучения в одноклассных ЦПШ увеличился до 3 лет, а в двухклассных – до 5 [7. С. 368], благодаря чему по содержанию и длительности образования церковные школы сравнялись с министерскими и земскими.

Были определены следующие типы школ под руководством духовенства: 1) для начального образования детей и взрослых; 2) учительские – для подготовки учительских кадров в начальные школы. К первому типу относились школы грамоты, ЦПШ, воскресные школы; ко второму типу – второклассные и церковно-учительские.

Управление ЦПШ осуществлялось Училищным советом при Св. Синоде, на региональном уровне – губернскими и уездными советами, на местном уровне – благочинническим советом. Руководители благочиннических округов дважды в год отчитывались перед духовными консисториями о состоянии учебно-воспитательного процесса в школах. Были определены источники финансирования всех типов школ, правила попечительства над ними, способы решения хозяйственных проблем, однако финансирование ЦПШ все же было недостаточным. Порой возникали трудности с материальным обеспечением школ, некоторые школы содержались на личные средства духовенства (особенно распространено в сельской местности).

В конце XIX – начале XX в. происходит невиданный расцвет ЦПШ. О сочувствии народа и общественности церковной школе и энергии духовенства свидетельствуют факты. Если во время введения «Правил» в 1884 г. по Российской империи было всего 4064 ЦПШ со 105 317 учащимися (92106 мальчиков и 13 211 девочек), то через 10 лет, в 1894 г., было уже 31835 школ с 981076 учащимися (808 001 мальчиков и 173 075 девочек). Таким образом, за 10 лет число школ по Российской империи увеличилось почти в 8 раз, а число учащихся почти в 10 раз. В частности, особенно заметно возросло число учащихся девочек: в то время как количество учеников увеличилось в 9 раз, число учениц – в 12 раз. После 1905 г. число ЦПШ уменьшается, а число учащихся во всех школах страны растет. Однако в 1914 г. по всей Российской империи насчитывалось уже 38 138 ЦПЩ с 2 113 894 учащимися [25. С. 118–125; 9. С. 114; 50. С. 700]. Таким образом, за 30 лет существования ЦПШ в Российской империи число учащихся выросло в 20 раз.

Но количественный рост школ не всегда соответствовал качественному уровню преподавания в них, вопрос об учительском составе ЦПШ в некоторых регионах империи стоял довольно остро. Для решения кадрового вопроса церковное руководство вынуждено было прибегнуть к решительным мерам. По решению Св. Синода от 3 марта 1886 г. наличие права преподавания стало предпосылкой получения должности диакона, т. е. эту должность занимали учителя с семинарским образованием. Для этого в 1888 г. была принята синодальная программа проведения экзаменов на звание учителя ЦПШ. Следующим шагом стало вычитание 1/3 из доходов штатного диакона в случае отказа преподавать в школе [51. С. 374–377].

Сначала законоучителями были выпускники духовных семинарий и училищ, женского епархиального училища, но их оказалось недостаточно, поэтому учительские места стали иногда занимать малоподготовленные лица, не понимавшие духа церковных школ. В 1895 г. Св. Синод выделил 1 629 000 руб. на устройство и содержание второклассных школ с учительскими курсами по всей Российской империи для подготовки учителей для одноклассных и двухклассных школ [32. С. 26].

В 1897 г. по всей Российской империи Св. Синодом для повышения образовательного уровня учителей было организовано 40 курсов (в том числе 32 епархиальных для учителей одноклассных школ и 8 окружных для учителей второклассных школ), собравших около 5 тысяч слушателей) [62. С. 384]. С этого времени учительские курсы стали проводиться повсеместно во всех епархиях. Наблюдатели церковных школ в своих отчетах отмечали, что обучение на курсах значительно повлияло на качество педагогической деятельности учителей [27. С. 20]. Таким образом, вопрос подготовки учителей был в значительной мере решен.

Одноклассные ЦПШ имели преимущественно такой состав: законоучитель (как правило, приходский священник) и учитель, двухклассные – законоучитель и два учителя. Общеобразовательные предметы обычно вели диаконы, псаломщики или светские учителя. Согласно «Положению» 1902 г., будущие учителя ЦПШ обязательно должны быть православными и закончить специальные учительские школы или семинарии. Только в исключительных случаях и после строгого испытания со стороны епархиального архиерея было разрешено мирянам преподавать Закон Божий.

Несмотря на значительное развитие народного образования в церковных школах, воспитательная система оказалась не на высоте в кризисные годы 1905–1906 гг., когда революционными волнениями были охвачены не только гимназии, но и духовные семинарии и академии. Часто преподавание велось зубрежкой и формальными учебными методами, в то время как среди учащейся молодежи распространялись материалистические и антирелигиозные идеи. Опыт кризисных лет требовал пересмотра учебно-воспитательных программ церковных школ.

После IV Всероссийского миссионерского съезда (1908), где поднимался вопрос об улучшении религиозного образования и необходимости борьбы с распространением антирелигиозных идей в школах, Св. Синод провел летом 1909 г. в Петербурге Всероссийский съезд преподавателей Закона Божия в светских средних учебных заведениях. Съезд, на который съехалось около 100 законоучителей со всех регионов Российской империи, констатировал устарелость учебных программ, их несоответствие социальным и культурным переменам в обществе, необходимость введения в обучение не только апологетики и экзегетики, но и тщательного изучения Священного Писания (знание которого было очень слабым у учащихся). В некоторых епархиях благодаря инициативе правящих архиереев проблемы улучшения религиозного воспитания обсуждались и далее. Например, в Харьковской епархии летом 1912 г. были организованы законоучительские курсы, а в Волынской епархии – епархиальный съезд преподавателей. Для повышения качества преподавания Закона Божия в школах всех ведомств по Синодальному указу от 31 августа 1910 г. в епархиях Российской империи стали создаваться братства законоучителей [9. С. 111].

В 1911 г. Св. Синодом были изданы правила о создании «общин сестер просвещения» при церковно-учительских школах. В эти общины могли вступить учительницы церковно-приходских школ из ближайшей округи. Если ЦПШ находилась при монастыре, во главе общины становилась его настоятельница, в других случаях начальница общины назначалась епископом из числа учительниц этой школы. Торжественное открытие первой такой общины состоялось при Краснопресненском монастыре в сентябре 1912 г. [77. С. 373–382; 65. С. 1524–1525].

В начале XX в. с бурным социально-экономическим развитием страны вопрос об обязательном начальном образовании стал первостепенным. При обсуждении законопроекта в III Государственной думе «О всеобщем обязательном обучении» высказывались мнения как за участие духовенства в деле начального образования, так и против. В итоге преподавание Закона Божия было признано обязательным не только для православных, но и для всех конфессий и религий, а законоучителями должны быть клирики или лица с соответствующим богословским образованием. Дискуссии о судьбе церковно-приходской школы, особенно актуальной после 1905 г., занимали в дебатах II и III Государственной думы большое место, но предложение о подчинении церковной школы Министерству народного образования не было поддержано. Церковь сохранила за собой право на учительскую деятельность в своих школах, но с содержанием их на свои средства. Переданный в Государственный совет законопроект так и не был ратифицирован до 1917 г.

Критику церковных школ либералами за их недостаточно высокий уровень образования можно объяснить недостаточной материальной базой школ и низким жалованьем учителей. В 1906 г. Св. Синод значительно увеличил оплату учителям церковно-учительских школ, а в 1909 и 1913 г. было повышено жалованье учителям двух- и трехгодичных ЦПШ. На укрепление статуса ЦПШ было направлено и «Положение о церковношкольном опекунстве», утвержденное императором Николаем II (от 11 июля 1914 г.) [9. С. 114]. Теперь особая забота о ЦПШ легла на опекунства. В Харьковской епархии на чрезвычайном съезде (13 мая 1917 г.) при обсуждении вопроса о дальнейшей организации церковно-школьного дела в епархии было решено передать школы в подчинение прихода и руководить ими на выборных началах [682. Л. 90].

Изменение государственной политики по отношению к церковным школам в период 1905–1917 гг. хорошо прослеживается и при сравнении их численности за последние годы: численность школ постепенно уменьшается.

Официально деятельность ЦПШ была приостановлена декретом от 20 июня 1917 г., согласно которому церковные школы всех типов были переданы в ведение Министерства народного образования для того, чтобы «народное образование было подчинено единому управлению». Церковь потеряла возможность вести учительскую и воспитательную деятельность.

Таким образом, церковные школы были главной формой начального обучения народа вплоть до 1917 г. Решение общеобразовательных и религиозно-воспитательных задач в значительной мере было доверено образовательным учреждениям Церкви.

1. Восторгов И. И., прот. Из миссионерской практики в Москве // Полное собрание сочинений: В 4 т. – СПб.: Царское Дело, 1995. – Т. 4.

2. Фирсов С. Л. Русская Церковь накануне перемен (конец 1890-х – 1918 г.). – М.: Духовная библиотека, 2002. – 624 с.

3. Евлогий (Георгиевский), митр. Путь моей жизни: Воспоминания. – М.: Моск. рабочий; Изд. отд. Всецерковного Православного молодежного движения, 1994. -□ 621 с.

4. Федоров В. А. Русская Православная Церковь и государство. Синодальный период (1700–1917). – М.: Русская панорама, 2003. – 202 с.

5. Извеков Н. Д. Исторический очерк полувековой жизни и деятельности Московского общества любителей духовного просвещения (1863–1913 гг.). – М., 1913.

6. Каптерев Н. Ф. История русской педагогики. – 2-е изд., испр. и доп. – Пг., 1915.

7. Пругавин А. С. Законы и справочные сведения по начальному народному образованию. – СПб.: Общественная польза, 1904.

8. Смирнов П., свящ. По поводу устроения так называемых церковных школ // Церковные ведомости. – 1897. – № 32.

9. Смолич И. К. История Русской Церкви: В 9 кн. – М., 1997. – Кн. 8. Ч. 2: История Русской Церкви (1700–1917).

10. Флоровский Г., прот. Пути русского богословия. – Вильнюс, 1991.

11. Доброкяонский А. П. Руководство по истории Русской Церкви. – М.: Крутицкое Патриаршее подворье; Об-во любителей церков. истории, 2001.

12. Цыпин В., прот. История Русской Церкви. 1917–1997. – М.: Спасо-Преображенский Валаамский монастырь, 1997.

13. Митрофанов Г., прот. История Русской Православной Церкви. 1900–1927. – СПб.: Сатис, 2002.

14. Шавельский Г., прот. Русская Церковь перед революцией. – М.: Артос-Медиа, 2005.

15. Мануил (Лемешевский В. В.), митр. Русские православные иерархи периода с 1893 по 1965 г. (включительно): В 6 т. – Erlangen, 1979–1989.

16. Введенский В. Церковное дело среди переселенцев Сибири // Прибавления к Церковным ведомостям. – 1913. – № 12, 13.

17. Вениамин (Федченков), митр. На рубеже двух эпох. – М.: Правило веры, 2004.

18. Восторгов И., прот. Женские Богословские Курсы в Москве. 1910–1913: Краткие отчетные сведения к 4 марта 1913 г. – М., 1913.

19. Всеподданнейший отчет обер-прокурора Святейшего Синода по ведомству православного исповедания за 1896–1897 гг. – СПб., 1899.

20. Всеподданнейший отчет обер-прокурора Святейшего Синода К. Победоносцева по ведомству православного исповедания за 1900 год. – СПб., 1903.

21. Всеподданнейший отчет обер-прокурора Святейшего Синода К. Победоносцева по ведомству православного исповедания за 1901 год. – СПб., 1905.

22. Всеподданнейший отчет обер-прокурора Святейшего Синода по ведомству православного исповедания за 1905–1907 годы. – СПб., 1910.

23. Всеподданнейший отчет обер-прокурора Святейшего Синода по ведомству православного исповедания за 1908–1909 годы. – СПб., 1911.

24. Всеподданнейший отчет обер-прокурора Святейшего Синода по ведомству православного исповедания за 1911–1912 годы. – СПб., 1913.

25. Всеподданнейший отчет обер-прокурора Святейшего Синода по ведомству православного исповедания за 1914 г. – СПб.: Синод, тип., 1916.

26. Всероссийское православное миссионерское общество в 1914 г. – М., 1916.

27. Гладкий С. Религийна освита в України на початку XX ст. // Религийна освита в України (перша половина XX ст.): Збирка наукових праць. – Полтава, 1997.

28. Годичное собрание Общества Любителей Духовного Просвещения 22 октября 1879 г. – М., 1880.

29. Гораин И. 3., свящ. Значение книгонош для Православной Миссии // Вера и разум. – 1911. – № 21. Ноябрь.

30. Гусев N. N. Два года с Л. Н. Толстым. – М.: Художественная литература, 1973.

31. Давыденко В. Ф. Основные начала христианского воспитания с изложением способов обучения Закону Божию. – 3-е изд. – Харьков: Мирный труд, 1910.

32. Давыденко В. Ф. Церковные школы Российской Империи (13 июня 1884 – 13 июня 1904 гг.) // Вера и разум. – 1904. – Т. 1. Ч. 2. – С. 1–21, 139–144.

33. Завьялов А. А. Циркулярные указы Святейшего Правительствующего Синода 1867–1895 гг. – СПб., 1896.

34. Златоустовский религиозно-философский кружок учащихся // Московские церковные ведомости. – 1908. – № 3.

35. Знаменский П. В. История Казанской Духовной Академии за первый период ее существования (1842–1870 годы). – Казань, 1892. – Вып. 2.

36. К вопросу об открытии в Киеве миссионерских противосектантских курсов // Миссионерское обозрение. – 1906. – № 4. – С. 520–529.

37. Кузнецова Т. Н. Опыт противосектантской деятельности Русской Православной Церкви в конце XIX – начале XX века // Миссионерское обозрение. – 2000. -□ № 10–12.

38. Магометанская агитация // Новое время. – 1908. – Май.

39. Матвеев С., свящ. Первые в Уфимской епархии курсы по приходской миссии для крещеных инородцев. – Уфа, 1911.

40. Миссионерские курсы в Херсонской епархии // Миссионерское обозрение. -□ 1914. -□ № 2. -□ С. 354.

41. Миссионерские курсы для духовенства, как не испытанная еще в борьбе с расколо-сектантством мера // Миссионерское обозрение. – 1902. – № 5.

42. Миссионерское обозрение. – 1900. – № 1.

43. Миссионерское обозрение. – 1915. – № 1.

44. Миссионерское обозрение. – 1909. -№ 11.

45. Миссионерское обозрение. – 1914. – № 3.

46. Миссия среди интеллигенции // Миссионерское обозрение. – 1901. – № 11.

47. Московские церковные ведомости. – 1914. – № 27.

48. О мерах и способах духовно-просветительного действования миссии в борьбе с расколо-сектантством // Миссионерское обозрение. – 1897. – № 1.

49. О Святой Библии. Журнал VI и VII Отделов № 22 от 13-го мая 1906 года // Прибавления к Церковным ведомостям. – 1906. – № 22. – С. 2083–2084.

50. Обзор деятельности ведомства Православного Исповедания за время царствования Императора Александра III. – СПб.: Синод, тип., 1901.

51. Определение Св. Синода от 29 июля – 20 августа 1892 г. № 1966 об условии вычетов из доходов диаконов, не занимающихся обучением в ЦПШ // ЦВ. -□ 1899. -□ № 18.

52. Определение Св. Синода от 16 января 1906 г.

53. Ореханов Г., свящ. О проекте создания женского Богословского института (1913–1916 гг.) // Ежегодная Богословская конф. ПСТБИ: Материалы, 1998 г. – М., 1998. -□ С. 259–260.

54. Открытие Высших Женских Богословских Педагогических курсов при Скорбященском монастыре в Москве // Московские церковные ведомости. – 1916. – 26 ноября. – № 47/48.

55. Открытие новой должности книгоноши-собеседника // Харьковские губернские ведомости. – 1909. – 6 сент. (№ 198).

56. Отчет о состоянии Общества Любителей Духовного Просвещения в 1902 г. – М., 1903.

57. Отчет о состоянии Общества Любителей Духовного Просвещения в 1904 г. – М., 1905.

58. Отчет о состоянии Общества Любителей Духовного Просвещения в 1912/1913 г. – М., 1914.

59. Отчет о состоянии Общества Любителей Духовного Просвещения в 1914/1915 г. – М., 1915.

60. Отчет, состоящего под Августейшим Ее Императорского Величества, государыни Императрицы покровительством, Отдела Общества Любителей Духовного Просвещения по распространению духовно-нравственных книг за восьмой год его деятельности. – М., 1879.

61. Пастырско-миссионерские курсы в Сибири и на Дальнем Востоке летом 1912 года // Прибавления к Церковным ведомостям. – 1912. – С. 1725–1733.

62. Педагогические курсы для учителей и второклассных ЦПШ в Харькове // Вера и разум. – 1897. – № 15. Август.

63. Полное Собрание Законов Российской империи: Собрание третье. – СПб: Гос. тип., 1884–1911. – Т. 3.

64. Полтавские пастырско-миссионерские курсы // Миссионерское обозрение. – 1914. – № 9. – С. 117; № 10. – С, 168.

65. Прибавление к Церковным ведомостям. – 1912. – 22 сентября.

66. Приложение «Д» к журналам заседаний VI отдела. Предположение Казанского епархиального начальства по вопросам противомусульманской и противоязыческой миссии // Прибавления к Церковным ведомостям. – 1906. – № 17. – С. 1988.

67. Программа для производства испытаний по Духовному Ведомству на звание учителя или учительницы одноклассных ЦПШ // Церковные ведомости. – 1899. – № 18.

68. Программа Чрезвычайного Епархиального съезда в Харькове 13 мая 1917 г. // ГАХО. – Ф. 40. – Оп. 101, Д. 1014.

69. Разнообразие местных условий, при которых совершается религиозно-просветительная деятельность Церкви // Прибавления к Церковным ведомостям. – 1912. – № 4.

70. Рачинский С. А. Сельская школа. – М.: Наука, 1991.

71. Сборник циркулярных указов Св. Синода с 1887 по 1913 гг. – [Б.м., б.г.] – Машинопись. (Б-ка МДА). – 349 с.

72. Скворцов В. К предстоящему всероссийскому миссионерскому съезду // Миссионерское обозрение. – 1897. – Кн. 1. – С. 348, 350.

73. Состояние отечественной Церкви за 1908–1909 гг. // Миссионерское обозрение. – 1912. – № 3.

74. Справка, когда и где впервые учреждена должность епархиального миссионера // Миссионерское обозрение. – 1898. – № 2.

75. Устав миссионерских кружков ревнителей православия (для Тверской епархии). – Тверь, 1911.

76. Храм Воскресения Христова у Варшавского вокзала: Люди, события, судьбы открывают славную и скорбную историю народа в XX веке. Из прошлого в будущее. – СПб., 2005.

77. Церковные ведомости. – 1911. – 19 ноября.

78. Церковь в истории России: Критические очерки « Отв. ред. Н. А. Смирнов. – М.: Наука, 1967.

Братства возникали в Православной Церкви в наиболее трудные периоды ее истории с целью защиты православия и объединения активных прихожан вокруг священников и епископов. Первые сильные братства возникли еще в XV в. на территории Литовского государства для противодействия унии в Юго-Западной России: Львовское при Успенской церкви (1439) и Виленское при Свято-Троицком монастыре (1459). Постепенно из скромных цеховых образований эти братства превратились в могущественные социально-церковные учреждения. По их образцу преобразовалось множество братств Юго-Западной России и Галиции.

Деятельность братств возродилась в середине XIX в., когда в 1864 г. в рамках проводимых церковных реформ Святейший Синод издал «Основные правила для учреждения православных церковных братств». Причинами обращения к этим организациям послужили усиление старообрядчества, рост сектантства, польского национализма и сепаратизма, появление опасных антиправославных тенденций в жизни общества. В правилах говорилось, что братство – это оплот православия, консолидирующая сила для противостояния разрушению духовных и общественных связей в народе. Развитие братского движения стало одним из главных результатов церковных реформ Александра II.

Братства учреждались по благословению епархиального архиерея после согласования устава с губернским начальством. Они создавались обычно при больших приходских храмах или кафедральных соборах, иногда при монастырях и архиерейских домах. Такие епархиальные братства могли содержать в уставе положение об открытии своих отделений при храмах епархии.

Возглавляли братства советы, состоящие из председателя, его товарища, членов совета, казначея и секретаря. Обычно совет избирался на 3 года на общем собрании. Некоторые братства находились под покровительством императора или членов царской фамилии²¹³.

Членами братств могли быть выходцы из всех слоев общества, в западных губерниях уставами некоторых братств даже предусматривалась возможность участия в их работе лиц других вероисповеданий («члены-соревнователи» с совещательным голосом).

Средства братств складывались из членских взносов, частных пожертвований, процентов от ценных бумаг, деятельности братств (продажа икон, свечей и т. п.). Общины признавались в качестве юридических лиц, они могли приобретать собственность и распоряжаться средствами от ее использования (доходные дома и т. п.).

Перед братствами ставились следующие основные задачи: миссионерское служение Церкви; борьба с расколом и сектами, а также защита Церкви от пропаганды католиков, протестантов, мусульман; основание и поддержание школ с целью православного воспитания; храмостроительство и убранство храмов; материальная поддержка клира и иная благотворительная деятельность [3. № 18/19. С. 854–855].

Согласно «Правилам», новым обществам была предоставлена определенная свобода деятельности, в результате которой резко возросла их активность. К началу 1893 г. в империи насчитывалось уже 159 братств (не считая отделений при 18 братствах), в которых участвовало 37 642 братчика. Общий капитал братств составлял 1 629 700 руб..

Многие братства взяли на себя попечение о церковных школах. К началу 1891 г. таких братств было 59 и они опекали 5680 церковных школ разных типов (епархиальные училища, городские, приходские, воскресные, катехизаторские) [1. С. 205]. Они организовывали и специальные училища (иконописные, ремесленные и технические, сельскохозяйственные и т. д.). При некоторых духовных учебных заведениях (МДА, СПбДС и др.) открывались братства для помощи их воспитанникам.

Широко развернулась издательская деятельность братств. К 1891 г. таких обществ насчитывалось 58. За этот год они продали 666 371 и бесплатно раздали 491 594 экземпляров книг, брошюр, листовок. Распространение происходило через приходы, братские склады (в 1891 г. их насчитывалось 485), «летучие библиотеки» (в 1891 г. – 507), братчиков-книгонош и другими способами. Одним из самых активных деятелей стало Александро-Невское братство Владимирской епархии (при нем в 1891 г. было 286 библиотек и 125 складов) [1. С. 205]. Некоторые общества имели свои собственные типографии, газеты и журналы.

Для успешной деятельности зарубежных миссий РПЦ также создавались специальные братства. Так, при Китайской миссии в Харбине весной 1904 г. по инициативе начальника миссии еп. Иннокентия (Фигуровского) было основано братство Православной Церкви в Китае и при нем комитет «для попечения о больных, раненых и нуждающихся воинах и их семействах». Небесным покровителем братства стал свт. Иннокентий Иркутский, первый назначенный в Китай православный епископ. Началось издание журнала «Известия Братства Православной Церкви в Китае» (с 1907 г. журнал стал издаваться в Пекине под названием «Китайский благовестник»).

В помощь Урмийской миссии по инициативе ее начальника архим. (впоследствии митрополита) Кирилла (Смирнова) в 1905 г. в Санкт-Петербурге было создано Кирилло-Сергиевское Урмийское братство, состоявшее под покровительством императрицы Марии Феодоровны.

В Алеутской и Северо-Американской епархии в 1900 г. насчитывалось 46 братств, из них 5 женских (всего членов – 1584 чел.). Все эти организации объединялись в Православное общество взаимопомощи, которое не только помогало членам братств (давало «запомогу»), но и содействовало распространению православия в Америке: издание газеты «Свет», постройка храмов, школ и др..

Крупнейшим миссионерским братством, трудившемся в Поволжье, стало Казанское братство св. Гурия. Оно было основано в 1867 г. по предложению викарного еп. Казанского Гурия (Карпова). Одним из учредителей братства стал Н. И. Ильминский, основатель крещено-татарских школ. К 1893 г. это общество содержало 130 школ (61 – для крещеных татар, 51 – для чувашей, 3 – для черемисов, 8 – для вотяков, 1 – для мордвы, 6 – русских противораскольничьих [1. С. 205]). Под руководством Н. И. Ильминского велась также огромная переводческая работа православной литературы на местные языки. Для ее успешного развития в 1875 г. при братстве Православным миссионерским обществом была учреждена переводческая комиссия, в задачи которой входили переводы не только на языки народов Поволжья, но и на многие другие языки России. В 1903 г. комиссии было дано право цензуры [8. С. 235]. Публикацией переводов занималось тоже братство. Так, за период 1875–1892 гг. было издано 321 550 экземпляров книг на татарском языке [1. С. 206]. С 1898 г. братство св. Гурия исполняло функции епархиального комитета Миссионерского общества²¹⁴, а с 1908 г. – и епархиального миссионерского совета [4. С. 161–201].

Для содействия православию на якутской земле в 1892 г. было основано братство во имя Христа Спасителя под председательством якутского епископа Мелетия (Якимова). Главной заботой общества стало попечение о школах: открытие новых и поддержание действующих, снабжение их учебными пособиями, в том числе и на якутском языке.

Среди коренных народов Камчатского края с 1910 г. трудилось Камчатское братство во имя Нерукотворного Спаса под руководством иером. (впоследствии митрополита) Нестора (Анисимова). При братстве действовали издательская и переводческая комиссии, выходил журнал «Летопись братства», печаталась литература на русском и местных языках. На содержании общества находились школы, особое внимание уделялось преподаванию в них ремесел, выплачивались стипендии для обучения способных детей в учебных заведениях Центральной России. Оказывалась также помощь сиротам и вдовам миссионеров. Значительные средства направлялись на развитие походных миссий и миссионерских станов.

Многогранной и плодотворной была деятельность в Западной Сибири Тобольского епархиального братства во имя вмч. Димитрия Солунского. Оно было основано в 1890 г. по благословению еп. Тобольского и Сибирского Иустина (Полянского). Миссионерское отделение братства поддерживало Обдорскую (север Тобольской епархии) и Киргизскую (юг Тобольской епархии) миссии, вело борьбу с расколом и сектами (в основном с баптистами). В задачи проповеднического отделения входили сбор, систематизация, издание и рассылка по приходам лучших проповедей священников епархии. Была открыта собственная типография²¹⁵. Помимо книг печатались учебники и учебные пособия для школ, «Листки епархиального братства», газета «Тобольский епархиальный листок» и др. Типография братства стала пятой церковной типографией в России по объему изданий. В Тобольске и других городах епархии были устроены общедоступные библиотеки. Братство также организовывало в храмах внебогослужебные чтения, помогало церковно-приходским школам, расположенным в районах проживания старообрядцев, и содержало «передвижные школы» для иноверцев Севера.

Крупнейшим противораскольническим обществом стало учрежденное в 1872 г. в Москве братство св. Петра митрополита. Для борьбы со старообрядчеством различных толков оно издавало журнал «Братское слово», организовывало специальные школы как для взрослых, так и для детей в местах компактного проживания староверов. Например, в 1909 г. в с. Гуслице²¹⁶на содержании братства было 5 школ [12. С. 282].

Для спасения и воспитания беспризорных и брошенных детей в 1904 г. было основано Московское епархиальное братство свт. Алексия при Чудовом монастыре. Его возглавил московский митр. Владимир (Богоявленский, 1898–1912), будущий киевский священномученик. Под руководством святителя действовали также Московское епархиальное общество борьбы с пьянством, Варваринское миссионерское общество трезвости, Новоспасское братство трезвости и церковного пения, братство Святителей Московских, на встречах которого люди обсуждали волновавшие их церковно-общественные вопросы. Для борьбы с сектами открылся Златоустовский религиозно-философский кружок учащейся молодежи.

Харьковским братством Озерянской Божией Матери в помещении городской думы устраивались также научно-богословские чтения. Некоторые из его отделений проводили подобные чтения в своих уездных городах [12. С. 278].

Главным братством в Прибалтике можно назвать Прибалтийское братство во имя Христа Спасителя и Покрова Божией Матери²¹⁷. Перечислим основные направления его деятельности: строительство, восстановление и содержание храмов и молитвенных домов; содержание церковного вещевого склада (откуда бедные приходы получали безвозмездно колокола, иконы, облачения и т. п.); учреждение братских школ (к 1892 г. – 8 школ) и училищ; попечение о школах (в 1892 г. – 45 школ); издание литературы, в том числе на эстонском и латышском языках. К 1902 г. братство имело 11 отделений, его деятельность распространялась по всей Рижской епархии [15. С. 99]. Благодаря значительной его помощи возник Пюхтицкий женский монастырь.

Из братств западных епархий самым древним и значительным являлось Виленское Свято-Духовское братство (возникло еще в XVI в.). Оно состояло под высочайшим покровительством императора. Братство занималось строительством храмов, содержало школы, собственную типографию, где издавались книги и брошюры для народа. В 1909 г. было напечатано 10 книг и брошюр в количестве 40 390 экз. С 1907 г. стал выходить «Вестник Виленского Свято-Духовского братства», в 1909 г. он разошелся в количестве 20 850 экз. При братстве действовала комиссия религиозно-нравственных чтений. В 1900 г. при двух церковно-приходских школах г. Вильны было проведено 38 народных чтений, на которых присутствовало не менее 7600 человек, в большинстве своем католиков [13. С. 74–75]. В 1909–1914 гг. религиозно-нравственные чтения проходили уже в 28 пунктах, ежегодно их посещало до 70 тыс. чел. [3. № 20. С. 910]. Они обычно сопровождались показом «световых картин» и церковным пением. Помещения так переполнялись, что от недостатка воздуха гасли лампы, поэтому иногда чтения устраивались под открытым небом [12. С. 313]. Паломнический комитет братства организовывал крестные ходы по виленским святыням. В 1909 г. комитету пришлось организовывать целые паломнические поезда. В том же году состоялись поездки членов братства в Москву (на съезд монархических организаций и торжественное собрание Московского Воскресенского братства). После этого из Москвы стали поступать пожертвования, как денежные, так и предметами церковной утвари, для бедных храмов Литовской епархии. Была объявлена подписка о сооружении двух величественных храмов на средства московских жертвователей.

Следует отметить успешную работу и других миссионерских братств: Карельского братства во имя св. вмч. Георгия Победоносца, Финляндского во имя преподобных Сергия и Германа Валаамских, Александро-Свирского, Ставропольского во имя св. ап. Андрея Первозванного (миссия среди калмыков), Тифлисского во имя Пресвятой Богородицы, Саратовского Св. Креста, Вятского во имя Святителя и Чудотворца Николая, Ярославского во имя св. Димитрия, митр. Ростовского, Тамбовского Богородично-Серафимовского, Томского во имя св. Димитрия Ростовского, Орловского Петропавловского, Новгородского Софийского, Киевского Владимирского, Одесского Андреевского, Екатеринославского Владимирского, Курского Знаменско-Богородицкого [12. С. 282–294].

Высочайшим манифестом (17 апреля 1905 г.) всем гражданам Российской империи была дарована свобода образования обществ и союзов, а 4 марта 1906 г. именным высочайшим указом были введены «Временные правила об обществах и союзах». Действие этих правил не распространялось на союзы и общества, преследующие религиозные цели (п. 1.4а), поэтому Церкви было необходимо определить свое отношение к общественным организациям в новых условиях. Эти сложные вопросы были рассмотрены на заседаниях Предсоборного присутствия (VII отдел), рекомендации которого легли в основу изданных Св. Синодом «Правил, определяющих отношения церковной власти к обществам и союзам, возникающим в недрах Православной Церкви и вне ее, и к общественно-политической и литературной деятельности церковных должностных лиц» [34. С. 505–507].

При сравнении этих правил с «Основными правилами для учреждения православных церковных братств» 1864 г. можно отметить, что теперь значительно была повышена роль епархиального архиерея в деятельности братств. Так, если по правилам 1864 г. епархиальный архиерей благословлял открытие братства и утверждал его устав, то по правилам 1906 г. он также являлся непременным попечителем и главным духовным руководителем всех союзов и обществ, действующих в пределах его епархии (п. 4.5). Ему принадлежало право присутствовать на всех заседаниях обществ и союзов в качестве почетного председателя или посылать вместо себя уполномоченное лицо (п. 6).

Так, под натиском революционных событий при ослаблении государственной опоры внутри Церкви происходил процесс объединения духовенства и мирян, прежде всего на основе деятельности приходских братств под духовным руководством епархиальных преосвященных.

Объединяющим началом стали и братские съезды. В западных губерниях волна «освободительного движения» под натиском польской пропаганды привела к массовым отпадениям в католичество и лютеранство. В ответ прошли съезды представителей западно-русских братств. Первый съезд был созван Минским православным народным братством во имя Св. Креста и проходил с 29 по 31 августа 1908 г. в стенах минского Свято-Духовского монастыря. В августе 1909 г. в г. Вильне состоялся второй съезд представителей западно-русских братств, организованный Виленским Свято-Духовским братством. Основной задачей съездов стало совершенствование организации братского движения – прежде всего устройство епархиальных центральных братств как руководящих и объединяющих приходские. Началось открытие новых братств, согласование их деятельности с приходскими попечительствами, миссионерскими советами. Особо обсуждался вопрос о противокатолической миссии и были рекомендованы следующие меры: строительство храмов и часовен, благолепное уставное богослужение, общенародное и хоровое церковное пение, оживление проповеднической деятельности, проведение крестных ходов, устройство миссионерских курсов, издание и распространение листков и брошюр. Для внутренней миссии среди русского населения основное внимание было уделено братским и церковно-приходским школам, приютам, внебогослужебным чтениям, публичным чтениям для простого народа и интеллигенции, библиотекам, реорганизации братской типографии. Для более обширной деятельности братств Западного края на съезде был основан общий братский фонд [12. С. 337–345]. Св. Синод стал оказывать 15 западно-русским братствам ежегодное пособие в 250 руб. из своих специальных средств [3. № 20. С. 912]. Очередные съезды приходских братств прошли в 1911 и 1912 гг. в г. Вильне [3. № 20. С. 911].

На Четвертом Всероссийском Киевском миссионерском съезде (1908) также обсуждалось участие братств в борьбе с сектантством и старообрядчеством. Были предложены следующие рекомендации, направленные после одобрения Св. Синода на рассмотрение епархиальным архиереям: братствам вести борьбу с сектантами не только путем проведения полемических бесед, но и организацией в народе разных просветительно-благотворительных учреждений, изданием книг и листовок, устроением епархиальных типографий, предлагалось также открывать союзы трезвенников и школ миссионерского характера, вести миссионерские курсы, учреждать кассы взаимопомощи и проводить сборы на борьбу с приходской нищетой и бедностью и т. д. [12. С. 195].

В 1909 г. Св. Синод рекомендовал епархиальным архиереям поддерживать миссионерскую работу братств и предоставить им широкое поле деятельности. Было рекомендовано из-за разбросанности братств по империи не связывать их деятельность общими правилами, а предоставить организацию этого живого творческого делания на усмотрение епархии. Там, где уже существовали епархиальные братства, Св. Синод разрешил архиереям поручать им исполнять обязанности епархиальных миссионерских советов²¹⁸. Таким образом, в тех епархиях, где прочно, на всех уровнях поднялось братское движение, руководящая роль в миссионерском делании всей епархии была предоставлена братчикам.

Успешная деятельность братств во многом зависела от правящего архиерея. В таких епархиях, как Киевская (под руководством митр. Флавиана (Городецкого), Харьковская (под руководством архиеп. Арсения (Брянцева), Черниговская (под руководством еп. Василия (Богоявленского), объединение приходских и уездных братств происходило через епархиальные братства: в Киеве – Свято-Владимирское братство, в Харькове – братство Озерянской Божией Матери, в Чернигове – братство св. Михаила, князя Черниговского. Благодаря этому были созданы сильные и крепкие организации с более широкими задачами и возможностями, сплотившие значительную часть прихожан общими добрыми делами.

Количество братств резко возросло в начале XX в. в ответ на революцию 1905 г. и начало Первой мировой войны.

Особую роль стало играть миссионерское братство во имя Воскресения Христова, открывшееся в Москве 4 января 1909 г. Оно находилось под руководством митрополита Московского. Главным его организатором был прот. Иоанн Восторгов, будущий священномученик. Уже в 1909 г., в первый год своего существования, братство бесплатно распространило более 200 тыс. листков под названием «Московский благовест», до 30 названий брошюр противосектантского и противоалкогольного содержания и др. изданий, всего до 300 тыс. экземпляров [12. С. 299]. В 1914 г. в составе братства числилось 450 членов [25. № 16. С. 142]. Его отделы действовали почти во всех уездных городах Московской епархии.

Одной из основных задач братства стала материальная помощь Сибири, прежде всего предметами церковного обихода. Только за 1913 г. братство отправило в Сибирь 100 походных церквей [25. № 167. С. 321], а кроме этого открыло в Москве пастырско-миссионерские курсы по подготовке священников и учителей для приходов и школ в далеких переселенческих районах – таким образом, Сибирь получила миссионерские кадры. Прот. Иоанном Восторговым было издано пособие «Народно-катехизаторские и народно-миссионерские курсы» (М., 1911) с подробными программами занятий, с указанием учебников и методическими материалами. Учащиеся курсов активно участвовали в богослужении, готовили и произносили проповеди, проводили диспуты с представителями инославных вероисповеданий, сект, совершали паломнические поездки, собирались в епархиальном доме два раза в месяц для обмена своими впечатлениями.

В 1913 г. Пастырские Сибирские курсы закончили 110 человек (это был уже четвертый выпуск), которые в течение 3 месяцев обучения произнесли более 600 поучений в 85 храмах Москвы и раздали по церквам около 50 тыс. экз. разных проповедей под общим заглавием «Московский благовест» [25. № 16. С. 145]. При отправлении на места служения братство снабдило их и необходимой церковной утварью.

Во многих местах Москвы в приходах устраивались народно-миссионерские курсы, задачей которых являлась катехизация слушателей. «Такие курсы теперь ведутся во многих местах Москвы, главным образом в помещениях церковных школ, и имеют до 8000 слушателей, которые объединяются ныне в «Братстве Воскресения», имеют свою газету «Церковность» (по подписке стоит 1 рубль в год с пересылкой, издание журнала «Верность»), которую покупают оптом по 0,5 коп. за номер и распространяют, продавая по 1 коп. за номер, причем газета идет в продажу по 12–15 тысяч экземпляров каждый праздник, при 160 книгоношах из самих слушателей миссионерских и катехизических курсов». – писал прот. Иоанн Восторгов [2. С. 648].

В церквах Москвы проводились и бесплатные народные чтения и собрания [25. № 16. С. 146]. В районе Бутырского вала имелся свой собственный киоск для продажи религиозных изданий. На содержании братства были и постоянные книгоноши.

В 1914 г. отмечалось пятидесятилетие выхода «Основных правил для учреждения православных церковных братств», в связи с чем 14 мая 1914 г. была опубликована грамота государя Николая II на имя Св. Синода, где говорилось, что церковные братства «несли достойную службу Отечеству, содействуя укреплению, охранению и распространению православной веры и устроению доброго порядка христианской жизни… Заботы братств о распространении света Христовой веры и охранении чад Православной Церкви от совращений, о благолепии храмов Божиих, божественных служб и богослужебного пения, об умножении школ под сенью Церкви, о недопущении в житейском обиходе проявлений распущенности и нетрезвости, о воспитании юношества в правилах доброй жизни, о взаимопомощи при случившихся затруднениях и вообще об устроении семейного и общественного быта на незыблемых основах учения Христова – дороги Нашему сердцу: они способствуют благоденствию семьи и общества, а вместе с ними и Государства»²¹⁹. В свою очередь Св. Синод обратился к чадам Русской Православной Церкви с посланием, где отмечалась большая работа братств в деле духовного просвещения, миссионерства, издательства, благотворительности. Была высказана надежда, что братства сумеют сплотить русских людей под знаменем Церкви в то время, когда в обществе царит духовное разномыслие, распространяются гибельные идеи социализма: «Да не оскудеют же и ныне православные церковные братства в своем святом подвиге защиты веры православной, в самоотверженном служении нуждающимся, наипаче присным по вере, в ограждении немощных от соблазнов растлевающего духа времени, от совращений в секты, раскол, неверие…» [16. С. 171].

К 1914 г. в центральных учреждениях Св. Синода имелись сведения о 711 братствах (без учета отделений братств, а также многих приходских братств)²²⁰. Братства оказали огромную помощь в активизации и организации плодотворной миссионерской работы в Русской Православной Церкви. В дело миссии оказались вовлеченными тысячи верующих. Но в 1917 г. коренным образом изменилась ситуация в стране.

Временное правительство передало все церковные школы, в том числе братские, в ведение Министерства народного просвещения, одновременно у братств отбирались типографии, домовые храмы и другое движимое и недвижимое имущество. Братства лишились финансовой поддержки и оказались под сильнейшим давлением новой власти, которая обвинила миссионеров в пособничестве самодержавию по русификации и христианизации российских народов. Однако в условиях развернувшихся гонений именно братства встали на защиту Церкви. На Соборе 1917–1918 гг. братства рассматривались как одна из желательных форм церковно-общественной жизни в новых условиях: «Для утверждения и распространения православной веры и для борьбы с противными ей учениями учреждаются в епархии миссии, братства и общества, действующие на основании особых уставов и правил под непосредственным руководством епархиального архиерея»²²¹. При этом: «Высшее руководство делом богослужебно-храмового и внебогослужебного проповедничества в епархии сосредотачивается в Епархиальном Благовестническом братстве при епископской кафедре или при духовной семинарии. Братство это, возглавляемое епископом, объединяет в себе все епархиальное духовенство, трудящихся на миссионерском поприще мирян и готовящихся к пастырству воспитанников старших классов семинарии. При Епархиальных братствах, где возможно, учреждаются особые должности епархиальных проповедников, как ближайших сотрудников Епископа в деле проповедничества»²²². Согласно принятому на Соборе приходскому уставу, приходское собрание и совет могли учреждать благовестнические и приходские братства, миссионерские и просветительские кружки²²³. В условиях усиливавшихся гонений на Церковь Собор постановил «преподать благословение Священного Собора всем ревностно подвизавшимся и подвизающимся в деле церковного учительства и именем Собора призвать их к усиленным трудам в будущем и к организации приходских, благочиннических, уездных и епархиальных благовестнических братств, дабы при братском единении всех церковных сил решительнее и настойчивее раздавался повсеместно учащий голос Церкви, спасительный и необходимый всегда, но преимущественно в дни переживаемых нашим Отечеством величайших бедствий»²²⁴.

Вскоре деятельность братств была полностью запрещена правительством²²⁵. Но жизнь некоторых братств продолжалась нелегально еще в течение многих лет эпохи гонений.

1. Лукашова С. С., Журавский А. В. Братства Православные // Православная энциклопедия. – М., 2003. – Т. 6. – С. 201–213.

2. Восторгов И. И., прот. Из миссионерской практики в Москве // Он же. Полное собрание сочинений. – СПб.: Царское дело, 1995. – Т. 4.

2. Восторгов И. И., прот. Полное собрание сочинений. – СПб.: Царское дело, 1995. – Т. 4.

3. Введенский В. Православные Церковные братства (1864 г. – 8 мая 1914 г.) // Прибавления к Церковным ведомостям. – СПб., 1914. – № 17. – С. 794–798; № 18/19. – С. 845–856; № 20. – С. 903–913.

4. Деятельность Казанского Братства святителя Гурия // Всероссийское Православное Миссионерское Общество в 1914 г. – М., 1916.

5. Машанов М. А. Обзор деятельности братства св. Гурия за 25 лет его существования, 1867–1892. – Казань, 1892.

6. Папков А. А. Церковные братства: Кр. стат. очерк о положении церковных братств к началу 1893 г. – СПб., 1893.

7. Римский С. В. Российская Церковь в эпоху реформ. – М.: Изд-во Крутицкого Патриаршего подворья, 1999.

8. Смолич И. К. История Русской Церкви, 1700–1917. – М., 1997. – Т. 8. Ч. 2.

9. Собрание определений и постановлений Священного Собора Православной Российской Церкви 1917–1918 гг. – М.: Новоспасский монастырь, 1994. – Вып. 1–4.

10. Антонов В. В. Приходские православные братства в Петрограде (1920-е гг.) // Минувшее: Ист. альманах. – М.; СПб.: АШепеиш; Феникс, 1994. – Вып. 15. -□ С. 424–445.

11. Бойко И. История Волковысского Петропавловского братства: Электрон. ресурс // Wiesbaden, 1979; www.orhos.org/grodno/history/volk_brat.htm -□ сайт Гродненской епархии.

12. Всеподданнейший отчет обер-прокурора Святейшего Синода по ведомству православного исповедания за 1908–09 гг. – СПб., 1911.

13. Всеподданнейший отчет обер-прокурора Святейшего Синода К. Победоносцева по ведомству православного исповедания за 1900 г. – СПб., 1903.

14. Всеподданнейший отчет обер-прокурора Святейшего Синода К. Победоносцева по ведомству православного исповедания за 1901 г. – СПб., 1905. – С. 74–88.

15. Всеподданнейший отчет обер-прокурора Святейшего Синода по ведомству православного исповедания за 1902 г. – СПб., 1905.

16. Всеподданнейший отчет обер-прокурора Святейшего Синода по ведомству православного исповедания за 1914 г. – Пг., 1916.

17. Деятельность Рижского Петропавловского православного братства в XIX веке: Электрон. ресурс // www.skola.orgeland.1v/istorija/slovo/P/p_49.htm

18. Дорофеев Ф. А. Эволюция православных братств в Руси/России: Опыт конкретно-ист. исслед.: Канд. дис. – Нижний Новгород, 1998.

19. Журинская М. А. Православное братство во имя св. блгв. кн. Александра Невского // Альфа и Омега. – 1997. – № 2 (13). – С. 377–381.

20. Захаров П. История Тобольского Епархиального братства во имя великомученика Димитрия Солунского»: Электрон, ресурс // www.tds.net.ru – сайт выпускников Тобольской духовной семинарии.

21. Иванова Л. В. Православные братства и сестричества как социальная форма деятельности Церкви: Канд. дис. – М., 2000.

22. Калашникова В. А. О русских православных церковных братствах // Вестник Союза Православных Братств. – 1992. – № 26.

23. Лебедева Е. Деятельность Рижского Петропавловского православного братства в XIX в. // Православие в Латвии: Исторические очерки. – Рига: Филокалия, 1993. – С. 27–42.

24. Летопись епархиальной жизни // Московские церковные ведомости. – 1914. -□ № 7.

25. Отчет Братства во имя Воскресения Христова за пятый год существования // Московские церковные ведомости. – 1914. – № 16/17.

26. Отчет о состоянии Алеутской епархии за 1900-й г. // РГИА. Ф. 796. Оп. 442. Д. 1820.

27. Первое десятилетие Прибалтийского православного братства с 22 сентября 1882 г. по 22 сентября 1892 г.: Кр. обзор. – СПб., 1893,

28. Российские братства XIX века: Электрон, ресурс // www.uic.nnov.ru/19.htm.

29. Следственное дело Патриарха Тихона. – М.: ПСТБИ, 2000.

30. Таисия (Карцева), мон. Православные церковные братства в России // Вестник Союза Православных Братств. – 1992. – № 26.

31. Терентьев М., свящ. Владимирское братство во имя св. блгв. вел. кн. Александра Невского: История, деятельность, современность: Канд. дис. / МДА. – Сергиев Посад, 2000. – Ркп.

32. Устав Братства Православной церкви в Китае и Комитета при нем о больных, раненых и нуждающихся воинах и их семействах. – Б. м., б. г.

33. Устав Московского братства святого Петра митрополита. – М., 1872.

34. Утвержденные определением Св. Синода от 18–25 ноября 1906 г. за № 6590 правила, определяющие отношение церковной власти к обществам и союзам, возникшим в недрах православной церкви вне ее и к общественно-политической и литературной деятельности Церковных должностных лиц // Церковные ведомости. – 1906. – № 48. – С. 505–507.

35. Шеметов Н. (Бычков С. С). Православные церковные братства (1917–1945) //Вестник русского христианского движения. – 1980. – № 131. – С. 147–181.

36. Шибаева М. Покровско-воскресенское общество // Рыбинская электронная газета. – 2002. – № 2. – 12 дек. www.kvadrat-m.narod.ru/gazeta2.html.

Монастыри на протяжении всей истории Русской Церкви выполняли особую роль центров духовной жизни. Трудно переоценить их значение в деле просвещения русского народа и широкой благотворительности. Монастыри также явились и лучшей школой для будущих миссионеров, поскольку суровая монастырская жизнь вырабатывала тип духовного подвижника-борца, подготавливая иноков к деятельности в трудных условиях, чтобы они могли идти буквально на край света для проповеди Евангелия язычникам, перенося все миссионерские труды и лишения. Многие из монахов достигали высоких степеней совершенства, стяжали благодать Святого Духа и любовь Христову, которой могли растопить сердца язычников.

Организацией миссионерских монастырей и разработкой проектов уставов занимались наши великие миссионеры XIX в. В главном миссионерском сочинении прп. Макария (Глухарёва) «Мысли о способах успешного распространения христианства между евреями, язычниками и магометанами в Российской империи» говорилось о необходимости создания одного, а затем многих миссионерских монастырей – институтов для образования и воспитания миссионеров. Планировалось ввести не только строгий общежительный устав, но и довольно обширную учебную программу, общеобразовательную и богословскую. Им подробно описана система образования и воспитания, которую иноки должны проходить в таком монастыре в течение 12 или 13 лет.

Этим же вопросом занимался и свт. Московский Филарет. Открытый им Никольский единоверческий монастырь (1854) стал миссионерским центром для возвращения старообрядцев в лоно Церкви²²⁶. Всего к концу XIX в. насчитывалось 16 единоверческих монастырей (8 мужских и 8 женских) во Владимирской, Костромской, Московской, Нижегородской, Самарской, Оренбургской, Уфимской и Черниговской епархиях [3. С. 95].

В 1870 г. свт. Иннокентием (Вениаминовым) был устроен первый монастырь-институт для подготовки миссионеров. Им стал московский Покровский монастырь. Братия в основном собиралась из тех, кто уже имел миссионерский опыт, мог составлять сочинения для новообращенных, заниматься переводами, архивной и библиотечной работой (предполагалось собрать архив миссионерских дел). В монастыре располагался Совет Миссионерского общества [22. С. 39].

Еще ранее, начиная с XVI в., в христианском просвещении Западной и Восточной Сибири (и др.) монастырям принадлежала ключевая роль. Среди них особо следует отметить в Западной Сибири: Знаменский в Тобольске (1596), Свято-Никольский в Верхотурье (1604), Преображенский в Тюмени (1621); в Восточной Сибири: Преображенский в Якутске (1662), Троицкий Усть-Киринский (1663), Троицкий Селенгинский (1681). В XIX в. открывались новые обители, например Свято-Троицкий Иссыккульский мужской монастырь для обращения киргизов. На Каме в 1893 г. был возобновлен Свято-Никольский монастырь, оттуда началось миссионерство среди вотяков [9. С. 232]. В Алтайской миссии еще при архим. Владимире (Петрове) трудами свт. Макария (Невского) возникло несколько монастырей. К 1917 г. в состав Алтайской миссии входили три миссионерских монастыря: Улалинский Никольский женский, Чулышманский Благовещенский мужской, Бийский Тихвинский женский; две миссионерские женские общины: в честь иконы Божией Матери «Всех скорбящих Радость» в Чемале и Матурская в честь Иверской иконы Божией Матери.

Центрами миссионерской работы в Поволжье в конце XIX в. стали Казанская духовная академия и казанский Спасо-Преображенский миссионерский монастырь, при котором действовали специальные двухгодичные Высшие миссионерские курсы (с 1889 г.).

Ядром миссионерства монастырей Поволжья, Приуралья и Сибири были открывавшиеся при них миссионерские станы. Так, например, была организована Забайкальская миссия (1861), ее главный пункт был устроен при Посольском монастыре²²⁷. В целом в начале XX в. в Заволжье, Приуралье, Сибири насчитывалось около 20 миссионерских монастырей.

В Абхазии был основан Пицундский монастырь для миссии среди абхазских мусульман, центром православия на Кавказе стал основанный русскими афонскими монахами Новоафонский Симоно-Кананитский монастырь (1875–1879) [9. С. 241].

В южных губерниях многие обители имели противосектантскую направленность. Например, Бизюков Пропасной монастырь во имя сщмч. Григория в Херсонской губернии, при котором в 1914 г. была открыта пастырско-миссионерская семинария для подготовки миссионерских кадров для внутренней миссии.

В Западном крае центрами православия стали Пюхтицкий (Эстония) и рижский Троицкий монастырь (Латвия). При них работали церковно-приходские школы, в которых вместе с православными учились и дети лютеран. В Пюхтице для эстонских девочек-сирот был открыт приют. Чудотворная икона Успения Богородицы привлекала множество паломников. Действовали бесплатная народная русско-эстонская библиотека, богадельня, лечебница и амбулатория.

Духовным просвещением занимались русские монастыри и за границей. В 1917 г. их насчитывалось 15 (10 мужских и 5 женских) с 709 насельниками: 5 в Палестине, 4 в Китае и 6 в США. В Палестине они обслуживали паломников и выполняли миссионерские функции, ежегодно принимая 10–12 тыс. человек из России [11. С. 334].

При монастырях организовывались новые миссионерские структуры. Выше было сказано о Пастырско-миссионерской семинарии в Бизюковом Пропасном монастыре и двухгодичных курсах при казанском Спасо-Преображенском монастыре. Также следует упомянуть и Высшие женские богословские педагогические курсы при Скорбященском монастыре в Москве (1916–1917)' и школу для подготовки черемисских народных учителей при Черемисском монастыре в Уфимской епархии [9. С. 235]. При Забайкальском Посольском монастыре в 1862 г. было открыто училище для детей местных народов; из них более способные готовились к миссионерскому служению [28. С. 48]. В 1909 г. в Успенской обители г. Перми были основаны первые миссионерские курсы для монахинь, которые приступили к подготовке 38 девушек для миссионерской деятельности в Сибири.

При монастырях организовывались и братства. Например, при Чудовом монастыре митр. Владимиром (Богоявленским) в 1904 г. было основано Московское епархиальное братство святителя Алексия, главной заботой которого стало воспитание бесприютных и брошенных детей.

В пореформенный период в монастырях стали быстро развиваться духовное просвещение и благотворительность.

Так, крупными издательскими центрами были Троице-Сергиева лавра («Троицкие листки» (1879–1917), «Троицкое слово» (1910–1917), «Божья нива: Троицкий собеседник для церковноприходских школ» (1902–1917), «Зернышки Божией нивы: Троицкое чтение для детей: благословение обители преподобного Сергия» (1903–1917), Киево-Печерская Успенская Лавра («Благословение Киево-Печерской Успенской Лавры» (1903?–1917?), «Свет Печерский» (1913–1918), Почаевская Свято-Успенская Лавра, при которой начальник типографии архим. Виталий (Максименко)²²⁸ организовал даже «Типографское братство»²²⁹ («Почаевский листок» (1887–1917), «Почаевские известия» (1906–1909), журнал «Русский инок» (1910–1917). С 1839 г. издание книг началось и в Оптиной пустыни (трудами старца Макария (Иванова) были изданы биография старца Паисия (Величковского) и его переводы святоотеческих творений).

В Москве просветительским центром стал Чудов монастырь, где под руководством его настоятеля архимандрита (с 1914 г. – епископ) Арсения (Жадановского) выходили журнал «Голос Церкви» (1912–1918), брошюра «Лепта обители свт. Алексия» (1912–1916?), а с 1915 по 1917 г. и журнал «Душеполезное чтение».

Миссионерским центром в Курской епархии стала Глинская пустынь. Советом старцев было одобрено открытие миссионерского кружка во имя св. апостола Иоанна Богослова. 30 человек монастырской братии были освобождены от послушаний и занимались только изучением Священного Писания для подготовки к борьбе с сектантством. Благословением преосвященного Питирима (Окнова) было выделено особое помещение и создана миссионерская библиотека. Члены кружка ежедневно проповедовали в храмах, беседовали с народом в гостиницах, столовых, монастырских дворах, раздавали бесплатно иконочки, брошюры, «Глинские листки» [18. С. 356–357]. В 1913 г. в пустыни были организованы миссионерские противосектантские курсы [23. С. 519]. Пустынь издавала свои листки и брошюры, в том числе «Глинские Богородицкие книжки»²³⁰. По образцу обители в большинстве курских монастырей были организованы проповеднические кружки, подобные Глинскому [36. С. 272].

Огромную роль монастыри играли в создании и развитии системы церковно-приходских школ. Так, в Московской епархии в 1901 г. школы имелись при 36 монастырях, в 1910 г. – при 46 (т. е. едва ли не в каждом). В каждой школе в среднем обучалось по 44 ученика. Московская епархия в этом отношении была образцовой. В Петербургской епархии активно действовал лишь Воскресенский Новодевичий монастырь. В 1901 г. на его попечении находился приют для 65 девочек, ЦПШ и церковноучительская школа (в них учились более 120 человек). Многие монастыри оказывали помощь ЦПШ в ближайшей округе. В 1914 г. на их содержание от монастырей поступило 506 тыс. руб. [3. С. 212].

Монастыри жертвовали также большие суммы на постройку сиротских приютов, школ и больниц. В 1910 г. на иждивении монастырей находилось 202 больницы и 104 богадельни. Во время Русско-турецкой 1877–1878 гг., Русско-японской 1904–1905 гг. и Первой мировой войн в монастырях были устроены лазареты для раненых [11. С. 334]. Среди монастырских лечебных учреждений выделялись больницы при киевском Покровском монастыре, обеспечение которых шло из Св. Синода (в размере 80 тыс. руб.).

Можно говорить о создании на рубеже XIX-XX вв. монастырей «нового типа», где просветительной и благотворительной деятельности уделялось особое внимание. Среди них прежде всего следует упомянуть о женских монастырях Холмско-Варшавской епархии, духовным центром которых был Леснинский монастырь, основанный в 1884 г. игуменьей Екатериной (Ефи-мовской) с целью широкого служения народу по благословению старца Амвросия Оптинского: «Новый монастырь по-новому и устрой…» [17. С. 105]. При нем были созданы приюты для сирот, школы для детей всех возрастов, больницы, аптека, открыты сельскохозяйственное женское училище, церковноучительская семинария. В его школах обучалось до 1000 детей. Впоследствии сестрами этого монастыря были открыты Вировской, Теолинский, Радочницкий, Красностокский и Туровицкий монастыри, продолжившие леснинские традиции. Всюду вокруг обителей возникали приюты, школы, больницы… Из воспоминаний митр. Евлогия (Георгиевского): «В женских монастырях Холмщины установилась внутренняя дисциплина: каждая монахиня сознательно относилась к своему долгу, понимая всю серьезность своего призвания. Монастыри были обвеяны одним духом, связаны единством духовно-просветительских методов монашеского труда – и стали для холмского народа необходимой и крепкой опорой» [17. С. 108].

В 1902 г. разгорелась полемика между православным публицистом А. В. Кругловым и архим. Никоном (Рождественским), впоследствии вологодским архиереем. Круглов призывал монашество «выступить на службу людям не только внутренней духовной помощи, но и внешнего благотворения». Архим. Никон же утверждал, что благотворительность погубит монастыри, что единственная задача монашеской обители – церковные службы, молитва и воспитание духа, что мир не должен ничего ожидать от монастыря, кроме духовного подвига и молитвы.

Цели и задачи миссионерского служения монастырей обсуждалось на миссионерских и монашеских съездах, о нем говорят и указы Св. Синода. По отчету о занятиях II Всероссийского миссионерского съезда (1891 г.) был издан циркулярный указ Св. Синода «О мерах пресечения вреда, проистекающего от распространения раскольнических и сектантских заблуждений», в котором говорилось и о значении монастырей: «Обращать особое внимание на то, чтобы в монастырских и соборных храмах Божии службы отправлялись всегда в положенное время, без нарушения устава, с неспешным и внятным чтением и благозвучным пением, так, чтобы монастыри и соборы в этом отношении являлись образцом для причтов прочих церквей епархии» [27. С. 656].

На заседаниях VI отдела Предсоборного присутствия [35. С. 999] была признана особая роль инородческих монастырей для крещеного местного населения. Это решение было продиктовано стремлением основать такие обители по всему Заволжью, несмотря на препятствия со стороны и церковных, и гражданских властей. Так, по их желанию преосвященный Антоний (Храповицкий), бывший в 1900–1902 гг. еп. Уфимским, в течение полутора лет устроил 6 монастырей: 2 мордовских, 2 чувашских и 2 черемисских, которые были вскоре населены монахами и щедро одарены землею, лесами и хлебом жителями соседних сел. Примером служил Михайлово-Черемисский монастырь Казанской епархии, который завоевал благоговейную любовь и стал образцом для посильного подражания среди местных крестьян на 100 верст вокруг. VI отдел призвал церковную власть идти навстречу стремлениям местного населения устраивать свои монастыри.

Надо заметить, что в целом, по данным «Всеподданнейшего отчета обер-прокурора Св. Синода», в Российской империи количество монастырей с 1902 по 1912 г. увеличилось с 791 до 914, т. е. за 10 лет возникло 123 монастыря. Это означает, что в среднем каждый месяц основывался новый монастырь [14. С. 104]. При этом отмечалось, что в подавляющем большинстве случаев они открывались по инициативе самого населения на средства благотворителей.

На заседаниях VI отдела отмечалось, что в северных областях (в Вятке, Перми, Тобольске и др. городах) особенно почитался св. праведный Симеон Верхотурский, и предлагалось устроить в Верхотурском монастыре различные миссионерские учреждения.

Из-за неудовлетворительного состояния сибирских семинарий было предложено заменить их миссионерскими школами при монастырях и миссионерскими курсами [39. С. 1154]. Также в каждом митрополичьем округе было признано необходимым устройство миссионерских школ для взрослых при монастырях [39. С. 1154]. В пример приводилась деятельность Свято-Успенской Почаевской Лавры, где особо назначенными лицами ежедневно велись беседы с приходящими туда богомольцами.

На соединенном заседании VI и VII отделов был заслушан доклад В. Яцкевича о причинах отпадений в католичество. Докладчик полагал, что лучшими мерами к укреплению православия могли послужить прежде всего благоустроенные обители со строгим уставом [29. С. 231].

На IV Всероссийском миссионерском съезде (1908) были даны конкретные рекомендации по организации миссий при монастырях на западной окраине России, в частности, предлагалось устроить миссионерские курсы, ЦПШ, типографии, книжные склады, приюты, бесплатные больницы, аптеки, богадельни²³¹, при этом «желательно, чтобы в деле благотворительности монастыри не делали, если это возможно, резкого различия между православными и католиками» [29. С. 301]. На службу миссии привлекалось ученое монашество. Прот. Иоанн Восторгов в своем докладе «Возрастающее религиозное одичание» говорил о необходимости введения в обителях должности проповедника из монашествующих [29. С. 288]. Вологодский еп. Никон (Рождественский) предложил созвать съезд представителей монастырей для обсуждения вопроса о современном положении монашества.

По материалам миссионерского съезда Св. Синод постановил создать особую комиссию в составе митр. Флавиана (Городецкого), архиеп. Антония (Храповицкого) и еп. Никона (Рождественского) для подготовки монашеского съезда.

Первый Всероссийский съезд монашествующих прошел в 1909 г.. Из выступления В. М. Скворцова: «Монастыри и миссия на протяжении всей нашей истории всегда были так близки друг к другу в своем служении Матери Церкви, так нераздельны в качестве факторов христианского просвещения седящих во тьме и сени смертной, в охране веры и верных сынов Церкви и Родины. К величайшему сожалению, у нас одинаково в обществе – в белом и черном духовенстве господствует вредное для дела недоразумение относительно понимания задач и характера миссии и миссионерства. Многие понимают миссионерство как какую-то полемическую логомахию – словесную борьбу, доступную будто бы только избранным специалистам, присяжным миссионерам…

Главную цель и первую задачу миссии современная наука… поставляет в утверждении верных чад Церкви в догматах своей веры, в ограждении их от приражения лжеучений, в охране ис-тинно-верующих и православящих от волков лютых, от татей и разбойников, что инуде перелазят во двор овчий – за церковную ограду, и здесь духовно погубляют души, искупленные Честною Кровию Христа…

История свидетельствует, что православные монастыри на протяжении всей нашей истории, начиная с древних времен и до сего дня, приносили великую пользу Православной Церкви своим живым участием в деле миссионерского служения, и не могут и ныне отказаться от этой святой задачи, без измены своему главному и исконному значению» [5. С. 120–122].

На съезде работала миссионерская комиссия, которая признала (протокол № 2 от 7 июля 1909 года) [5. С. 189–192]:

• Желательно привлечение ученого монашества в качестве монастырских миссионеров для проведения внебогослужебных бесед с иноками и мирянами, а также проповеди в обители.

• Необходимо, чтобы монастыри во дни праздников заботились об истовом богослужении, совершении крестных ходов и проповедничества – все это должно содействовать епархиальной миссии.

• Монастыри должны обязательно раздавать народу апологетические листки и брошюры.

• Желательно епархиальным миссионерам при посещении обителей знакомить монахов с историей и заблуждениями раскольников, сектантов и иноверцев. Монастырские библиотеки должны иметь соответствующую апологетическую литературу.

• Желательно при монастырях организовывать миссионерские школы и курсы, как для клириков, так и для мирян.

• Обители должны помогать епархиальной миссии в организации миссионерских собраний и съездов.

Со всеми постановлениями доклада комиссии съезд согласился.

Вскоре после съезда в «Церковных ведомостях» появилась статья писателя Е. Поселянина (Е. Н. Погожева), который замечал, что «на съезде совсем не был затронут один из важнейших вопросов монашеской жизни: о благотворительной деятельности монастырей».

Приюты и больницы, говорилось в статье, устраивал еще свт. Василий Великий, монахи Троице-Сергиева монастыря в дни смуты хоронили убитых, кормили голодных и выхаживали раненых, и нет никаких причин отказываться от благотворительности в относительно спокойные времена: «Одно вовремя предупрежденное действие, достаточно рано захваченная болезнь, заботливо сохраненная жизнь – одним словом, разумно направленная благотворительная деятельность сколько вычеркивает из будущего горя и испытания!» Автор говорил, что пришло время создавать «монастыри нового типа», «в которых бы… силы иночествующих работали в направлении благотворительном».

С резкой критикой Е. Поселянина выступил еп. Никон (Рождественский): «Съезд основательно рассмотрел этот вопрос и единогласно высказался против открытия в монастырях «таких благотворительных учреждений, в коих жизнь без правильной организации труда невозможна"» (т. е. школ, больниц, приютов и т. п.). «Открывайте, – далее писал владыка, – если угодно и какие угодно союзы, братства, общины… но не называйте уже их монастырями, дабы не смешивать понятий, не подменивать одно другим, не изменять основному принципу и не делать уступки духу времени в самой сущности дела».

Именно таким «монастырем нового типа» стала Марфо-Мариинская обитель милосердия. Ее проект, представленный вел. кнг. Елизаветой Феодоровной в 1908 г., вызвал бурю сомнений в обществе. Многие указывали на обязательную необходимость монашеской принадлежности общины²³². Великая княгиня «смотрела на свою обитель не просто как на общину сестер милосердия, в которой более строгий устав, близкий к монашеству, но как на новую церковную структуру, которая должна развиваться, расширяться, модернизироваться» [16. С. 78–81]. Для этого она хотела возродить древний институт диаконис, существовавший в первые века христианства²³³.

После утверждения Синодом Устава и особо составленного «Чина како приимати обет сестрам и настоятельнице Марфо-Мариинской обители Милосердия» в апреле 1910 г. состоялось торжественное принесение ее сестрами обета проводить жизнь по иноческому примеру в труде и молитве и совершать под руководством и покровительством Церкви дело служения ближним – бедным, темным и больным. Московский митр. Владимир возложил на сестер нагрудные кресты, а вел. кнг. Елизавету Феодоровну возвел в сан настоятельницы обители. По существу, создавалась монашеская обитель, полностью обращенная на служение людям – бедным, обездоленным и больным²³⁴. При ней в это время действовали больница для бедных женщин, дом для чахоточных женщин, воинский лазарет на 50 кроватей, амбулатория с бесплатной выдачей лекарств, две странноприимницы, трудовой приют и библиотека. В дальнейшем на их основе при общине был создан комплекс благотворительных учреждений.

В 1909 г. Св. Синод принял особые Определения о привлечении монастырей к активной миссионерской деятельности. Акцент ставился на проповеди не только в храмах, но и в странноприимницах и под открытым небом с обязательной раздачей листков и брошюр религиозно-нравственного содержания. Все монашествующие призывались к повышению самообразования, изучению сравнительного богословия и сектоведения, обращая особое внимание на распространенные местные лжеучения. Св. Синод указал на необходимость устроения миссионерских курсов, съездов и школ (для монашествующих и мирян), большей эффективности благотворительной деятельности для чего требовались поиски новых организационных форм, а также придания ей миссионерского характера, усиление общей церковной дисциплины во всех монастырях и приведение монастырей в наилучшее соответствие нуждам и целям миссии. Рекомендовалось привлечение на службу миссии и ученого монашества [38. С. 491].

Затем в некоторых епархиях прошли съезды настоятельниц и настоятелей, на которых обсуждались вопросы о проповедничестве, миссионерстве и монастырских библиотеках. В постановлениях Пензенского съезда о миссионерстве рекомендовалось при стечении богомольцев поручить кому-либо из уважаемых и начитанных братий и сестер беседовать с богомольцами, водить их в храмы, указывать с подробным объяснением на святые изображения на стенах храма и иконы, читать «Троицкие», «Киевские», «Почаевские» листки и раздавать их в память о посещении обители.²³⁵

В связи с переселенческим движением и заселением Дальнего Востока в 1910 г. протоиерей Иоанн Восторгов представил П. А. Столыпину записку по вопросу об устроении монастырей на Дальнем Востоке и в Сибири. Св. Синод решил испросить высочайшее соизволение на командирование прот. Восторгова на Восток, которое вскоре было получено. После путешествия о. Иоанн Восторгов представил отчет, в котором намечал открытие 61 монастыря в Сибири [12. С. 617]. В конце концов остановились на решении учредить в первую очередь всего 10 монастырей²³⁶. Монашествующих в эти монастыри предложено было привлекать из монастырей внутренней России²³⁷.

В 1913 г. при учреждении Миссионерского совета при Св. Синоде на него возлагалась забота об устройстве двух училищ при монастырях: одно – противораскольнических миссионеров, другое – противосектантских [34. С. 167]. Таким образом, воспитание и образование миссионерских кадров для внутренней миссии возлагалось Св. Синодом именно на монастыри. Уже в 1914 г. при Григориево-Бизюковом монастыре Херсонской епархии была открыта пастырско-миссионерская семинария [37. С. 167].

На Всероссийском съезде ученого монашества, прошедшем в МДА (7–14 июля 1917 г.), одним из главных вопросов стало обсуждение проекта создания Иноческого Церковно-просветительного братства. Центром братства должен был стать один из ведущих монастырей. В качестве специальных монастырей братства, кроме Александро-Невской Лавры, указывались Но-во-Иерусалимский (под Москвой), Григориево-Бизюков монастырь Херсонской епархии и Князь-Владимирский в г. Иркутске, а также московский Покровский монастырь для внешней миссии. Членами братства могли быть кроме иноков и миряне способные послужить его целям. Приглашались в члены братства все епископы Русской Церкви.

Главными задачами братства объявлялись служение православно-богословской науке и религиозно-просветительная деятельность. Предлагалось учредить и содержать духовно-учебные заведения (высшие, средние и низшие) и школы специально пастырского и миссионерского характера, издавать богословско-общественный журнал или газету, которые явились бы печатным органом всего ученого монашества, составлять учебные руководства, заниматься переводами святоотеческих творений [7. С. 4–8].

Братство ставило перед собой задачу образования при монастырях пастырско-богословских институтов с целью подготовки пастырей. Эти институты должны быть с 3-х годичным курсом, по программе преподавания не ниже программы богословских курсов семинарий. Кроме уже действовавших пастырско-миссионерской семинарии при Григориево-Бизюковом монастыре и миссионерских курсов в Казани при Спасо-Преображенском монастыре было предложено основать для нужд Дальневосточной миссии Миссионерско-богословский институт в Московском миссионерском Покровском монастыре (проект Богословско-педагогического миссионерского института при Покровском миссионерском монастыре был предложен еще в 1915 г. управляющим монастырем еп. Верейским Модестом (Никитиным)²³⁸). Для подготовки миссионеров по работе с ламаистами (среди бурят Иркутской и Забайкальской епархии) рекомендовался Миссионерско-богословский институт в г. Иркутске при Князь-Владимирском или Вознесенско-Иннокентиевском монастыре, в епархиях Астраханской, Ставропольской и Донской – Миссионерский пастырско-богословский институт в астраханском Покрово-Болдинском монастыре. Для подготовки противомусульманских миссионеров среди киргизов, татар и узбеков предполагалось учредить Миссионерско-пастырско-богословский институт в Чуркинском монастыре Астраханской епархии [7. С. 8–9].

Предлагалось также при каждом монастыре братства открывать в местностях со сплошным русским населением обычные церковно-приходские школы, а в местностях с инородческим населением – по системе Н. И. Ильминского. Во внеучебное время воспитанники институтов вместе с наставниками должны были отправляться в инородческие селения и стойбища для миссионерской проповеди, при этом они обязывались вести миссионерские дневники, которые по возвращении с проповеди должны были обсуждаться [7. С. 9].

Через два дня после окончания работы Всероссийского съезда ученого монашества в Свято-Троицкой Сергиевой Лавре состоялся Всероссийский съезд представителей от монастырей (с 16 по 23 июля 1917 г.)²³⁹. Приведем некоторые постановления съезда, относящиеся к миссионерско-просветительской деятельности:

Ст. 159. Просветительская деятельность монастырей… выражается прежде всего в истовом, уставном совершении богослужения, духовничестве и старчестве, в произношении проповедей во время богослужения, молебнов и крестных ходов, в устройстве внебогослужебных бесед для народа и в бесплатной раздаче брошюр и листков религиозно-нравственного содержания, а также и в устройстве школ, где это возможно.

Ст. 161. В больших обителях… желательно иметь постоянных проповедников из монашествующих, в малых же обителях проповедническое слово и внебогослужебные беседы могут быть организованны особыми епархиальными проповедниками из монашествующих лиц.

Ст. 163. В местностях, зараженных сектантством, расколом и неверием, просветительная деятельность монастырей должна  носить миссионерский характер.

Ст. 164. Некоторые монастыри, расположенные среди инородческого населения, должны посвятить себя преимущественно миссионерскому служению.

Ст. 173. Приветствовать проект учреждения при всех святых обителях «Братств православных паломников в защиту св. веры»  с объединением этих Братств около «Всенародного Союза православных ревнителей веры».

Ст. 175. Ввиду того что… типографии Свято-Троицкой Сергиевой и Киево-Печерской Успенской Лавр и др. в настоящее время отобраны общественными организациями, а потребность в апологетической православной литературе в широких народных массах увеличилась, – необходимо просить Временное правительство об освобождении указанных типографий.

Ст. 158. Желательно восстановить издание журнала «Русский инок» или же организовать издание нового иноческого журнала, выписка которого должна быть обязательной для всех монастырей.

Ст. 182. Ввиду передачи, согласно постановлению Временного правительства, церковно-приходских школ в ведение Министерства народного просвещения необходимо все монастырские школы сохранить на служение Православной Церкви, а потому, отказавшись от субсидии Государственного казначейства на содержание таковых школ, оставить их на местах.

На V Всероссийском миссионерском съезде (25 июля – 5 августа 1917 г.) был предложен список монастырей, привлекавшихся к миссионерству [15. С. 63–64]. Вопрос о миссионерском служении монастырей обсуждался и на Поместном Соборе Русской Православной Церкви 1917–1918 гг.

Специальная комиссия по миссионерству выработала проект миссионерско-просветительской деятельности монастырей, который вошел в определение Собора. Согласно этому документу, задачи и способы духовно-просветительского служения монастырей совпадают с решениями Всероссийского съезда представителей от монастырей (16–23 июля 1917 г.). Кроме того, в крупных монастырях предлагалось создание кружков или братств веропроведников и в других монастырях – богомольцев (п. 54) [32. С. 38]. При большинстве монастырей должны быть открыты ЦПШ с сельскохозяйственным и ремесленным образованием и с обучением искусству церковной живописи и иконописи (п. 57) [32. С. 38]. Для развития миссионерской деятельности при монастырях могли действовать особые Просветительные Советы (п. 52) [32. С. 37].

На основе постановлений Всероссийского съезда ученого монашества (7–14 июля 1917 г.) Поместный Собор принял решение о создании Иноческого Всероссийского церковно-просветительного братства для «объединения ученых иноков в целях плодотворного служения Церкви на различных поприщах церковно-просветительской деятельности и для братской взаимопомощи» (п. 91)²⁴⁰. Прежде всего братству предоставлялось по возможности несколько монастырей. При нем должны были действовать также академии, печатный орган, типография. Только часть этого постановления удалось реализовать – Данилов монастырь в Москве стал центром Иноческого братства, где действовало высшее духовное учебное заведение.

Таким образом, все предреволюционные съезды, включая Поместный Собор, выделяли особую роль ученого монашества в педагогической миссионерской деятельности и сходились на том, что ученое монашество должно быть объединено особым центром или братством. Создание специальных монастырей, развитие богословской науки, расширение издательской деятельности, создание школ для малограмотных насельников монастырей, религиозно-нравственные беседы, апологетика – это далеко не все задачи, которые предстояло решить ученым инокам. Необходимо признать, что именно на плечи ученого иночества была возложена основная задача по укреплению православной веры, поднятию нравственного и образовательного уровня как насельников монастырей, так и светских людей.

1. Просветительное значение монастырей Алтайской миссии // Всероссийское Православное Миссионерское общество в 1914 г. – М., 1916.

2. Определение Священного Собора Православной Российской Церкви о внутренней и внешней миссии. 6 (19) апреля 1918 // Собрание определений и постановлений Священного Собора Православной Российской Церкви 1917–1918 гг. – М.: Новоспасский монастырь, 1994. – Вып. 3. – С. 45–51.

3. Зырянов П. Н. Русские монастыри и монашество в XIX и начале XX века. – М.: Вербум-М, 2002.

4. Монашество и монастыри в России: XI-XX века: Ист. очерки. – М.: Наука, 2005.

5. Серафим (Остроумов), иером. Первый Всероссийский съезд монашествующих 1909 года: Воспоминания участника. – М.: Изд-во им. свт. Игнатия Ставропольского, 1999.

6. Постановления Всероссийского Съезда представителей от монастырей, бывшего в Свято-Сергиевой Лавре с 16 по 23 июля 1917 г. – М., 1917.

7. Постановления Всероссийского Съезда ученого монашества, бывшего в МДА с 7 по 14 июля сего, 1917, года. – М., 1917.

8. Смолич И. К. Русское монашество, 988–1917. – М.: Православная энциклопедия, 1997.

9. Смолич И. К. История Русской Церкви. – М., 1997. – Т. 8. Кн. 2.

10. Зосима (Давыдов), иером. «…Положил основание на камне»: Архиеп. Феодор (Поздеевский) (1876–1906): Жизнь. Деятельность. Труды. – М.: Даниловский благовестник, 2000.

11. Андроник (Трубачев), игум., Бовкало А. А., Федоров В. А. Монастыри и монашество, 1700–1998 // Православная энциклопедия. – М., 2000. – Т.: Русская Православная Церковь. – С. 325–345.

12. Введенский В. Церковное дело среди переселенцев Сибири // Прибавления к Церковным ведомостям. – 1913. – № 13.

13. Виноградова А. А. Статистические данные по истории развития женских монастырей в 1880–1900 гг. как источник по истории Церкви и социальной истории России в конце XIX в. // Ежегодная Богословская конференция ПСТБИ: Материалы 2000 г. – М., 2000. – С. 203–208.

14. Всеподданнейший отчет обер-прокурора Святейшего Синода по ведомству православного исповедания за 1911–1912 годы. – СПб., 1913.

15. Деяния Пятого Всероссийского Миссионерского Съезда / Под ред. И. Г. Айвазова. – М., 1917.

16. Диаконисы: между монастырем и миром // Нескучный сад. – 2004. – № 2(9). – С. 78–81.

17. Евлогий (Георгиевский), митр. Путь моей жизни: Воспоминания митр. Евлогия (Георгиевского), изложенные по его рассказам Т. Манухиной. – М.: Моск. рабочий, 1994.

18. Иоанн (Маслов), схиархим. Глинская пустынь: История обители и ее духовно-просветительская деятельность в XVI-XX веках. – М.: Издат. отд. Моск. Патриархата, 1994.

19. К открытию в Москве Богословско-Педагогического Миссионерского Института. Проект представления Св. Синоду // Православный благовестник. – 1915. – № 2. – С. 106–110.

20. Карпычева Л. А. Исторический и богословский опыт. Сестры милосердия. История в свете современности // Информационный бюллетень. – 2006. – Май.

21. Козлов В. Ф. Монастыри в России в первые годы после революции // ЖМП. – 1993. – № 4. – С. 26–33.

22. Козлов В. Ф. Москва миссионерская // Московский журнал. – 1997. – № 8/9. – С. 37–45.

23. Курские епархиальные ведомости. – 1914. – № 36.

24. Кузнецов Н. Д. Общественное значение монастырей. – СПб., 1908.

25. Материалы к Житию преподобномученицы Великой княгини Елизаветы: Письма, дневники, воспоминания, документы. – М.: Отчий дом, 1995.

26. Мелъгунов С. П. Наши монастыри: К вопросу о секуляризации земель. – Пг., 1917.

27. Миссионерский спутник / Под ред. В. М. Скворцова. – СПб., 1902.

28. Никольский А., прот. Забайкальская духовная миссия (1681–1903): Очерк из истории православной миссии в Восточной Сибири. – М., 1904.

29. Никон (Рклицкий), архиеп. Митрополит Антоний (Храповицкий) и его время, 1863–1936. – Нижний Новгород: Изд-во братства св. Александра Невского, 2004. – Кн. 2.

30. Объявление об издании Глинских Богородицких книжек // Курские епархиальные ведомости. – 1893. – № 23.

31. Определение Священного Синода от 24 марта – 8 апреля 1910 г. за № 2313.

32. Определение Священного Собора Православной Российской Церкви о монастырях и монашествующих. 31 августа (13 сентября) 1918 г. // Собрание определений и постановлений Священного Собора Православной Российской Церкви 1917–1918 гг. Вып. 1–4. – М., 1994. – Вып. 4. – С. 31–43.

33. Открытие Высших Женских Богословских педагогических курсов при Скорбященском монастыре в Москве // Московские церковные ведомости. – 1916. – № 47/48, 16 ноября.

34. Положение о Миссионерском совете при Святейшем Синоде (Высочайше утверждено 21 марта 1913 г.) // Церковные ведомости. – 1913. – № 17.

35. Предсоборное присутствие. Журнал заседаний VI отдела № 4 за 16 марта 1906 г. // Прибавления к Церковным ведомостям. – 1906. – № 17. – С. 999.

36. Проповедническая, просветительная и благотворительная деятельность обителей Курской епархии в 1913 году // Курские епархиальные ведомости. – 1914. – № 20.

37. Просветительная деятельность монастырей // Всеподданнейший отчет обер-прокурора Святейшего Синода по ведомству православного исповедания за 1914 г. – Пг., 1916.

38. Состояние отечественной Церкви за 1908–1909 гг. // Миссионерское обозрение. – 1912. – № 3.

39. Церковные ведомости. – 1906. – № 20. – С. 1154.

40. Шавельский Г., прот. Русская Церковь перед революцией. – М.: Артос-Медиа, 2005.

В России к концу XIX – началу XX в. благотворительность развилась в мощное общественное движение. Появились разнообразные типы богоугодных заведений, которые обеспечивали не только приют бездомным, но и давали им возможность получить образование и профессиональную подготовку, а в дальнейшем работу. К концу XIX в. в Российской империи действовало 14 854 благотворительных учреждений, из них благотворительных обществ было 7349 и благотворительных заведений – 7505 [2. С. 30]. Немалый вклад в их создание внесла вел. кнг. Елизавета Феодоровна.

Вся жизнь этой удивительной женщины прошла в заботе о бедных и больных. Одно ее присутствие исцеляло несчастных и обращало окаменевшие сердца к Богу. Исследователи продолжают находить все новые данные о ее деятельности: количество созданных ею учреждений и тех, где она состояла почетной попечительницей, известных на сегодняшний день, около 80, не только по всей территории бывшей империи, но и за границей.

Прибыв в Россию, великая княгиня поселилась с супругом в его имении Ильинское, в 60 км от Москвы, на берегу Москвы-реки. К ним приезжало множество гостей, и каждый увозил оттуда частицу душевного тепла, дарованного Елизаветой Феодоровной. В дневнике императораатора Николая II записано:

«Переодевшись… отправились по Московско-Брестской железной дороге до ст. Одинцово, откуда в экипаже до Ильинского. Радость неописанная попасть в это хорошее тихое место!» [16. С. 148].

Современник рассказывает о молодой чете великих князей: «Чем только не обязаны им здесь крестьяне: и школами… и больницами, и щедрой помощью в случаях пожара, падежа скота и всякой другой беды и нужды… Нужно было видеть августейших помещиков в с. Ильинском в день престольного праздника, в Ильин день, среди крестьян после обедни на ярмарке. Почти все привозимое скупается ими и здесь же раздаривается крестьянам и крестьянкам от мала до велика. Крестьяне сел Ильинское, Усова и других, как дети, сердечно сроднились с Их Высочествами» [23. С. 89].

В 1892 г. великим князем и княгиней был построен родильный приют для сельчан²⁴¹. Вот только идти туда роженицы не хотели – боялись. Одна женщина вспоминала: «Но я все же набралась мужества и пошла в роддом, благополучно там родила, за что получила 25 рублей, два воза дров и много детского белья… а после этого и повалили бабы со всей округи рожать в приют» [19. С. 29–30]. В этой больнице часто совершались и крещения новорожденных детей, чьими восприемниками были сами Сергей Александрович и Елизавета Феодоровна [23. С. 89]. Деревянное здание родильного приюта сохранилось до наших дней, опустевшее и поросшее деревьями, но крепкие бревенчатые стены до сих пор свидетельствуют о добрых делах.

Во время Русско-японской войны, уже после трагической гибели Сергея Александровича (1905), вел. кнг. Елизавета Феодоровна в с. Ильинском содержала лазарет для раненых; здание это стоит и в наши дни, выполняя функции сельской библиотеки.

В течение всей жизни великая княгиня не оставляла своей опекой с. Ильинское. «30 августа 1907 г. в 5 часов утра генералу Владимиру Федоровичу Джунковскому доложили по телефону, что в Ильинском большой пожар. Он прибыл туда в самый разгар бедствия. Каково же было удивление генерала, обнаружившего, что раньше, чем он, в Ильинском оказалась Елизавета Феодоровна. «Мы застали на пожарище, – пишет В. Ф. Джунковский, – Великую княгиню, которая ободряла служащих, потерпевших от пожара"» [5. С. 88].

Но основная деятельность великой княгини проходила в Москве. К тому времени возникла большая проблема с незаконнорожденными детьми и подкидышами. Воспитательный дом уже был переполнен законными детьми из бедных семей. Еще 21 марта 1890 г. почетный опекун Московского воспитательного дома Б. А. Нейгардт обратился к императрице Марии Феодоров-не с просьбой о создании еще одного сиротского приюта. Прежде всего необходимо было создать благотворительное общество, возглавить которое просили вел. кнг. Елизавету Федоровну [18. С. 4]. Она согласилась, и 17 января 1892 г. император Александр III утвердил Устав общества с присвоением ему имени «Елизаветинского». 26 апреля комитетом прихода Рождества Богородицы в Столешниковом переулке были открыты первые ясли на 15 детей грудного возраста.

По благословению митр. Леонтия (Лебединского) ²⁴² Елизавета Феодоровна организовала при храмах Москвы Елизаветинские благотворительные комитеты [5. С. 96]. Всего в состав Елизаветинского общества входило 224 приходских комитета в Москве и 14 уездных комитетов в Московской губернии, а те в свою очередь создали ясли и приюты. Кроме них Елизавета Феодоровна организовала 107 «Елизаветинских вакансий» при монастырях Московской епархии. Своей бабушке английской королеве Виктории она писала: «Я очень занята. Целое утро занимает прием людей и различные более важные дела, касающиеся благотворительных учреждений»²⁴³.

За 25 лет работы общество приняло участие в судьбе свыше 9 тысяч детей, в том числе в яслях содержалось 3717 детей, в приютах – 2312 детей, остальные получали от общества пособие. Общество выплатило матерям-вдовам 13 тысяч пособий на общую сумму 120 тысяч рублей. На содержание яслей и приютов общество за годы своего существования израсходовало свыше 1 миллиона рублей. Московская общественность высоко ценила деятельность общества.

В 1895 г. Елизавета Феодоровна выразила желание создать общину сестер милосердия при Российском обществе Красного Креста в Санкт-Петербурге, и новая община получила название «Елизаветинская»: «Великой княгине Елизавете Феодоровне благоугодно было принять на себя председательство в Санкт-Петербургском и Московском дамских комитетах, организовать новую Елизаветинскую общину сестер милосердия в Петербурге и ближайше руководить делами как этой, так и Московской Иверской²⁴⁴ общины» [17, С. 101].

9 декабря 1896 г. в присутствии вел. кнг. Елизаветы Феодоровны состоялось освящение Елизаветинской общины сестер милосердия и амбулатории при ней. «Община должна была принести «неоценимую пользу» бедному населению, работающему на фабриках района. На освящении общины молебствие с водосвятием совершил прот. Иоанн Сергиев (Кронштадтский), предпослав сначала слово назидания» [21. С. 67].

«Источником доходов Комитета были денежные и вещественные пожертвования, лотереи, балы. В 1900 г. 15 января в Таврическом дворце был устроен бал-маскарад, давший прибыль в 2092 руб. 71 коп.; лотерея, проведенная в декабре 1900 г. дала прибыль в 753 руб. 50 коп.; пожертвований поступило 112410 рублей… Пожертвования стекались из России и даже других стран (Египет, Англия, Китай, Япония), что побудило правление перевести текст свидетельств и жетонных правил на иностранные языки. В 1903 г. при общине было открыто гинекологическое отделение, в котором работал известный врач Д. А. Парышев. Он писал, что Елизаветинская община «идет далеко впереди других, так как является одною из немногих общин, в которой имеется для обучения сестер уходу за больной женщиною специальное отделение для гинекологических больных"» [21. С. 68–69].

Елизаветинская община сестер милосердия оказывала скорую и стационарную помощь больным, устраивала в свободные лечебницы и проводила сложные операции. О жизни детских приютов Елизаветинского благотворительного общества можно было узнать со страниц журнала «Детская помощь», издававшегося прот. Е. И. Смирновым-Платоновым. Там же регулярно публиковалась хроника русской и иностранной церковной благотворительности [5. С. 113–114].

В 1904 г., во время Русско-японской войны, вел. кнг. Елизавета Феодоровна создала Комитет для благотворительной помощи русской армии и оказалась во главе большого патриотического движения, «которое развернулось по всей России, с ее постоянным стремлением помочь раненым солдатам, как в госпитале, так и на фронте, вдали от родного дома. Великая княгиня была полностью поглощена этой работой; она была повсюду; она думала обо всем, что могло бы помочь здоровью и благоустройству солдат» [5. С. 148].

В залах Кремлевского дворца она организовала женский труд, для помощи солдатам сформировала несколько санитарных поездов, устроила госпитали для раненых, создала специальные комитеты по обеспечению вдов и сирот погибших на фронте, комплектовала и отправляла на фронт походные церкви с иконами и всем необходимым для богослужения. Также великая княгиня открыла склад, который принимал деньги и вещи, жертвованные москвичами, в помощь раненым и нуждающимся вследствие войны на Дальнем Востоке. «…Москва обожала свою Великую княгиню, – вспоминала А. А. Олсуфьева, – и выражала признательность ежедневным приношением к ней множества подарков для ее солдат. Количество посылок, отправляемых на фронт из ее рабочих комнат, было колоссальным. Ее личность была столь вдохновенной, что даже очень холодные люди загорались от контакта с ее пылкой душой и посвящали себя делу благотворения» [5. С. 152]. Ни один жертвователь, принесший хоть 35 копеек, не остался без внимания Елизаветы Феодоровны.

Для скорейшего выздоровления раненых воинов великая княгиня создала на побережье Черного моря, в городе Новороссийске, «санаторию»²⁴⁵. За четыре месяца два здания санатории были не только построены, но и полностью оборудованы и готовы принять первых раненых. Комнаты, расположенные по коридорной системе, были небольшими, но уютными, «изобилующими светом и воздухом». Каждая комната предназначалась для двух человек. Все, что находилось в них, было простого, но хорошего качества и вида: железные, окрашенные белой краской кровати, с мягкими тюфяками и хорошим постельным бельем и др. На стенах комнат были развешаны гравюры, выбранные самой великой княгиней. В этом же здании угловая комната с видом на море была отведена дом тяжелораненых. Кровати здесь имели «особое приспособление в виде столика, двигающегося на винте, что дает возможность больному, лежа в постели, заниматься чтением и письмом». На террасе была расставлена изящная плетеная мебель.

В Елизаветинской санатории все было продумано до мелочей. И все, чем она была оборудована, «до последнего гвоздя» было доставлено из Москвы; для этого в Новороссийск прибыло 450 пудов багажа.

Торжественное освящение Елизаветинской санатории состоялось 19 сентября (2 октября) 1904 г. Вскоре прибыла первая партия раненых с Дальнего Востока²⁴⁶.

Елизавета Феодоровна не забыла и о духовной помощи раненым. При комитете она создала комиссию по удовлетворению религиозно-нравственных нужд и потребностей раненых русских воинов, находящихся в военно-лечебных заведениях и лазаретах г. Москвы: «…было организовано в Москве и ее уездах на собственные средства и добровольные жертвы прихожан до 200 лазаретов, более чем на 4000 кроватей… при приходских же церквах по сие время устроено 154 лазарета на 2747 кроватей, епархиальный лазарет на 50 кроватей, периодически посылает в действующую армию теплые вещи, изготовленные в собственной же мастерской, выдает единовременные или периодические, пособия наиболее нуждающимся вдовам и сиротам убитых и умерших от ран воинов и т. п.» [24. С. 6–9]. Храмы при военных казармах по ходатайству комиссии были вновь открыты. Повсюду служились молебны, раздавались крестики, Евангелие и различные религиозно-нравственные листки и брошюры, устраивались чтения и беседы – с волшебным фонарем и теневыми картинами на различные религиозно-нравственные, церковно-исторические и патриотические темы (по русской истории, географии, антиалкогольные и т. п.).

После войны великая княгиня создала Сергиево-Елизаветинское трудовое убежище для увечных воинов Русско-японской войны, которое было заложено 5 июля 1907 г. Теперь изувеченные ветераны войны могли обучаться ремеслам и зарабатывать на жизнь. Впоследствии это учреждение сохранилось для беднейшего населения Москвы и оказывало помощь по трудоустройству [5. С. 161].

После трагической гибели супруга, 14 февраля 1905 г., состоялось высочайшее назначение вел. кнг. Елизаветы Феодоровны председателем Императорского Православного Палестинского общества (ИППО) вместо вел. кн. Сергея Александровича. В этот же день она телеграфировала в Совет ИППО: «Сердечно утешена милостью Государя поручить мне председательствовать в Императорском Православном Палестинском Обществе. Сподобившись великого счастья поклониться Гробу Господню, я с тех пор сохраняю крепкую любовь и уважение к деятельности Общества. Уповаю, что молитвами моего незабвенного дорогого мужа Господь вразумит меня и поможет в совместной работе с достойными деятелями Общества служить на благо Его высоко-святым целям» [20. С. 193].

Прот. Кл. Фоменко оставил нам воспоминания о поездках в Св. Землю до и после создания Палестинского общества: «Второе путешествие в Св. Землю я совершил уже под покровительством и руководством Палестинского Общества. Положение дела оказалось совершенно иное. Произошла существенная перемена в путешествии на христианский Восток. Во-первых, Общество значительно удешевило издержки для путешествия по св. местам Востока, выпустив по уменьшенным ценам «Паломнические книжки» для путешественников I, II и III классов. Книжки эти – сущее благодеяние для паломников. Книжки выдаются туда и обратно на год. Цена? – Из Киева, например, 3-й класс 38 руб. 50 коп. туда и обратно. Во-вторых, Общество устроило обширные странноприимные дома в Св. Граде… В-третьих, уже у берега Яффы нашего неопытного паломника ожидают кавассы²⁴⁷ Палестинскаго Общества. Кавассы эти по преимуществу черногорцы, знающие и турецкий, и русский языки. Кавассы эти – образец услужливости, порядочности и бдительности по своей службе. Они точно дядьки для наших паломников на Востоке…» [23. С. 49–50].

В начале XX в. общая сумма российских вложений в недвижимость в Палестине оценивалась в 3 млн. рублей. Благодаря председательству вел. кнг. Елизаветы Феодоровны к 1914 г. русские владения составляли уже более 20 территорий, 11 церквей (6 – в Иерусалиме), 17 гостиниц (8 – в Иерусалиме), 7 монастырей (2 – в Иерусалиме). Действовала сеть (более 100) русских школ в Палестине и Сирии, 2 учительские семинарии [27. С. 42].

Вел. кнг. Елизавету Феодоровну еще при жизни особо почитали на Св. Земле. Так, в 1905 г. пожертвованная ею в храм Гроба Господня серебряная лампада в память об убиенном вел. кн. Сергее Александровиче по благословению Патриарха Иерусалимского Дамиана заменила одну из прежних греческих²⁴⁸.

Оставались еще проблемы при путешествии в город Бари на поклонение мощам свт. Николая Чудотворца. В Совете Палестинского общества еще в 1890 г. возникла мысль о постройке в Бари странноприимницы, но только в 1911 г. ИППО учредило Бар-градский комитет с назначением построить в городе Бари храм Св. Николая и странноприимницу при нем [32. С. 68–78]. Идею поддержал император Николай II, внесший на строительство 10 тыс. рублей. 12 мая 1911 г. он взял Барградский комитет под свое покровительство. Средства для подворья собирала вся Россия²⁴⁹.

Храм заложили 9 мая 1913 г. К работе был привлечен архитектор акад. А. В. Щусев²⁵⁰. В мае 1915 г. Италия вступила в войну с Германией, и Елизавета Феодоровна предоставила новую странноприимницу в распоряжение Итальянского Красного Креста под лазарет для раненых воинов.

Широкая просветительская и благотворительная деятельность ИППО под председательством вел. кнг. Елизаветы Феодоровны не только открыла доступ русским паломникам в Св. Землю и Бари и облегчила материальные проблемы, но и дала твердую опору православию в Палестинской земле.

Смерть горячо любимого супруга явилась окончанием мирского делания великой княгини и одновременно началом великого подвига милосердия на церковной ниве. «Казалось, – вспоминала А. А. Олсуфьева, – что с этого времени она пристально всматривалась в образ иного мира… посвятила себя поиску совершенства» [5. С. 164]. На бракосочетаниях или крестинах родственников и друзей бывала она только в храме и сразу уходила домой или по делам. Теперь ее ничто не связывало со светской жизнью. Она собрала все свои драгоценности, часть отдала в казну, часть – родственникам, а остальное решила употребить на постройку обители милосердия [3. С. 111]. 18 апреля 1909 г. Елизавета Феодоровна писала императору Николаю IÏ «…со смертью Сергея приемы, ужины и т. п. кончились и никогда больше не возобновятся. Я принимаю мало, только если на то есть причины… Что касается путешествий, то, во-первых, это дорого, а главное, было бы неправильно, «возложивши руку свою на плуг, озираться назад…«» [15. Л. 24].

Неизвестно, когда именно возникла идея создания Марфо-Мариинской обители, но в 1908 г. работа над проектом уже шла полным ходом. Из письма от 5 декабря 1908 г.: »Я занята, работаю больше головой и пером, чем практически, ведь так много надо обдумать. Потихоньку двигаться вперед – это надежнее, когда собираешься создать нечто такое, что нельзя просто скопировать» [15. Л. 20–21]. Община была посвящена святым Марфе и Марии, сестрам Лазаря: «Мы выбрали этих святых сестер, как покровительниц нашей Обители, желая приобрести их дивные добродетели и отдать нашу жизнь Богу и ближнему, достигнуть веры и любви – в служении, и молитвы – в смирении…» [10. С. 6]. Перед посвящением в настоятельницы обители Елизавета Феодоровна писала императору: «Я обручаюсь Христу и Его делу, я все, что могу, отдаю Ему и ближним, я глубже ухожу в нашу Православную Церковь и становлюсь как бы миссионером христианской веры и дела милосердия» [4. С. 48].

Марфо-Мариинская обитель не была монастырем в строгом понимании этого слова, хотя устав и распорядок дня были монастырскими. Это был именно миссионерско-благотворительный центр. Императору Елизавета Феодоровна писала: «В любой день можно умереть, и мне было бы очень жаль, если бы такой тип обители – не совсем монастырь и, конечно же, не обыкновенная светская община – подвергся изменению. Народ, простые, бедные люди, когда к ним приходят мои сестры, слава Богу, принимают их хорошо и называют «матушками». Это большое утешение: они чувствуют наше монастырское основание. Все наши службы отправляются как в монастыре, весь труд основан на молитве… Многие хотят поступить к нам и открыть маленькие «отделы""[4. С. 56–58; 15. Л. 145–118 об.].

Сестры работали безвозмездно, не отворачивались от людей некрещеных или принадлежавших другим религиозным конфессиям, был ли человек богатым или опустившимся на самое дно. Великая княгиня добивалась регулярной высококвалифицированной всесторонней поддержки больного. Духовная помощь, включая исповедь, соборование, причастие, сочеталась с профессиональным обслуживанием врачами и сестрами милосердия с медицинским образованием. Непременным условием патронажа на дому была также социальная защита: устройство в лечебницу, богадельню, на работу, помощь одеждой, лекарствами, деньгами, продуктами. Особое внимание уделялось детям. Ни один подопечный не был брошен на произвол судьбы, все сложнейшие ситуации разрешались до конца. Великая княгиня вместе с сестрами шла в самые глубины Хитрова рынка²⁵¹, к людям отчаявшимся, никогда не слышавшим ласкового слова и потерявшим человеческий облик. С любовью и смирением она собственным примером показывала истинное служение в Духе Христовом. Глядя на нее, люди задумывались о том, что их окружает, к чему они идут и что можно все изменить. Она дарила крестики и иконки, привнося во тьму Свет и Любовь. Все население Хитрова рынка уважало ее, называя «сестрой Елизаветой» или «Матушкой». Полиция постоянно предупреждала ее, что не в состоянии гарантировать ей безопасность. В ответ великая княгиня говорила, что ее жизнь в руках Божиих. Мальчиков, вырванных с Хитровки, она устраивала в общежития. Из одной группы таких недавних оборванцев образовалась артель исполнительных посыльных Москвы. Девочек устраивали в закрытые учебные заведения или приюты, где следили за их здоровьем и духовным ростом.

Марфо-Мариинская обитель была последней из созданных в Москве общин сестер милосердия. Она стала как бы венцом всей благотворительной деятельности не только в жизни великой княгини, но и всей Русской Православной Церкви. Молва о ней шла по всем уголкам России. И неслучайно, когда в сентябре 1917 г. Временное правительство закрыло все общественные организации, которым покровительствовали члены царской фамилии, Марфо-Мариинскую обитель не тронули.

Первая мировая война застала вел. кнг. Елизавету Феодоров-ну настоятельницей Марфо-Мариинской обители милосердия. В первые же дни был создан в Москве комитет для устройства на местах благотворительной помощи семьям лиц, призванных на военную службу. Во всех губерниях, областях и градоначальствах образовывались местные отделения комитета, оказывающие из имеющихся средств необходимую помощь нуждающимся в ней семьям лиц, призванных на войну из запаса и ополчения. В их обязанности входило учреждение приютов, яслей, дешевых или бесплатных квартир, приискание занятий, устройство на работу, выдача провианта, вещей, топлива и других необходимых предметов, назначение денежных пособий²⁵².

Необходимо было ухаживать за ранеными в лазаретах. Часть сестер обители были отпущены для работы в полевом госпитале. Елизавета Феодоровна навещала и пленных немцев. По ее инициативе было создано Братское кладбище для погребения солдат и медсестер, отдавших свою жизнь за спасение России. Оно было открыто и освящено 15 февраля 1915 г.²⁵³

Великую княгиню называли «Ангелом-хранителем» Москвы. Королева Румынии Мария²⁵⁴ вспоминала: «Она была подобна лилии, ее чистота была абсолютна, от нее невозможно было оторвать взгляд». Архиеп. Анастасий (Грибановский) заметил: «Она всюду носила с собой чистое благоухание лилии; быть может, поэтому она так любила белый цвет: это был отблеск ее сердца» [5. С. 241].²⁵⁵

И сегодня, спустя трагические для нее самой и для России десятилетия, слышим слова Елизаветы Феодоровны: «Все сливается в глубочайшей благодарности Богу, нашей Церкви и тем благородным примерам, которые я могла видеть в истинно православных людях. И я чувствую себя настолько ничтожной и недостойной безграничной любви Божьей и той любви, которая меня окружала в России, – даже минуты скорби были освещены таким утешением свыше, а мелкие недоразумения, естественные для людей, с такой любовью сглаживались, что я могу сказать одно: «Слава Богу за все, за все"» [4. С. 65–66; 15. Л. 132–135].

1. Зубанова С. Г. Социальное служение Русской Православной Церкви в XIX веке: Дис. – М., 2002.

2. Воронова Е. А. Духовное состояние Российского общества и благотворительность. – СПб.: Изд-во СПбГУ, 2005.

3. Миллер Л. П. Святая мученица Российская Великая княгиня Елизавета Федоровна. – М.: Паломник, 2006.

4. Материалы к Житию преподобномученицы Великой княгини Елизаветы: Письма, дневники, воспоминания, документы. – М.: Сестричество во имя прпмц. вел. кн. Елизаветы, 1995.

5. Кучмаева И. К. Жизнь и подвиг великой княгини Елизаветы Федоровны. – М.: Москвоведение; Моск. учебник, 2004.

6. Буксгевден С., баронесса. Венценосная мученица. – М.: Русский хронограф, 2006.

7. Кононова Т. Б. Очерки истории благотворительности. – М.: Дашков и К°, 2006.

8. Мельников В. П., Холостова Е. И. История социальной работы в России. – 3-е изд. – М.: Дашков и К°, 2005.

9. Вяткин В. В. Христовой Церкви цвет благоуханный. – М.: ПСТБИ, 2001.

10. «Золотой святыни свет…»: Воспоминания матушки Надежды – последней монахини Марфо-Мариинской обители милосердия / Авт. – сост. Е. В. Неволина. – М.: Сиб. благозвонница, 2004. – 699 с.

11. Ангел-хранитель Москвы: Ее императорское высочество в. кн. Елизавета Феодоровна. – М., 1905.

12. Благотворительная Россия: История государственной, общественной и частной благотворительности в России « Под ред. П. И. Лыкошкина. – СПб., 1901. – Т. 1.

13. Вдали от мирской суеты. – Нижний Новгород, 1996.

14. Власов П. В. Обитель милосердия. – М.: Моск. рабочий, 1991.

15. ГАРФ. Ф. 601: [Фонд Имп. Николая II]. Оп. 1. Д. 1254.

16. Дневники Императора Николая IÏ ЦГАОР (ныне ГАРФ). – М.: Орбита, 1991.

17. Иллюстрированный календарь Красного Креста на 1898 год. – СПб., 1898.

18. Исторический очерк развития благотворительной деятельности Елисаветинского общества в Москве и Московской губернии за 20 лет с 1892 по 1912 г. – М., 1912.

19. Калинина Н. Летопись родного края. – М.: Инсвязьиздат, 2003.

20. Лисовой Н. Н. Русское духовное и политическое присутствие в Святой Земле и на Ближнем Востоке в XIX – начале XX в. – М.: Индрик, 2006.

21. Максимова Л. Б. Вклад Великой княгини Елизаветы Федоровны в благотворительное движение России в конце XIX – начале XX века: Канд. дис. – М., 1998.

22. Максимова Л. Б. Елизаветинское благотворительное общество в Москве и Московской губернии (1892–1917 гг.): Электрон, ресурс – http://www.rondtb.msk.ru/info/ru/Maksimova_ru.htm.

23. Мельник В. Первый мученик царственного дома. – М.: Ковчег, 2006.

24. Московские церковные ведомости. – 1915. – № 1.

25. Отчет Елизаветинского Благотворительного Общества в Москве и Московской губернии за 1907 год. – М., 1908.

26. Отчет Елизаветинского Благотворительного Общества в Москве и Московской губернии за 1913 год. – М., 1914.

27. Палестина – Россия: Связь времен. – М., 1993.

Идею создания в России Православного миссионерского общества впервые выдвинул архим. Макарий (Глухарёв). Он изложил ее в рукописи «Мысли о способах к успешнейшему распространению христианской веры между магометанами и язычниками в Российской Державе» (1839), где предлагал устройство такого общества при Св. Синоде и под особым покровительством государя императора.

В 1865 г., спустя 18 лет после смерти преп. Макария, по инициативе его почитателей, в том числе барнаульского купца А. Г. Малькова, началась подготовка к созданию Миссионерского общества. Инспектор СПбДА архим. Владимир (Петров), ставший в конце этого же года начальником Алтайской миссии²⁵⁶, составил проект устава Миссионерского общества и вместе с известными лицами Санкт-Петербурга²⁵⁷ обратился в Св. Синод с прошением о разрешении им учредить Российское Православное Миссионерское общество. Св. Синод благословил учреждение «Миссионерского общества для содействия распространению христианства между язычниками», а императрица Мария Александровна приняла его под свое покровительство.

В Совет учрежденного общества вошли преосвященный Герасим (Добросердов), еп. Ладожский (1865–1866) (председатель Совета), архим. Владимир (Петров), Т. Б. Потемкина, кн. Н. С. Голицын и др. Однако уже в начале 1866 г. по инициативе А. Г. Малькова и Н. С. Голицына состав совета существенно изменился: его возглавил кн. Н.С. Голицын, а Мальков стал его ближайшим помощником. И сразу же возникли разногласия внутри Совета и с миссионерами, а затем деятельность Совета приобрела скандальный характер²⁵⁸, поэтому в августе 1868 г. государыня императрица через обер-прокурора гр. Д. А. Толстого объявила Совету Миссионерского общества, что «в видах правильного развития деятельности Миссионерского Общества она изволит признать, чтобы на будущее время главное управление Общества, находящееся ныне в Санкт-Петербурге, перенесено было в Москву под председательство тамошнего митрополита Иннокентия, близко знакомого по собственному опыту с миссионерским делом и с Сибирским краем» [3. С. 169–170]. Император Александр II в апреле 1869 г. повелел упразднить петербургский совет общества, а императрица обратилась к митр. Московскому Иннокентию (Вениаминову) с предложением составить новый устав общества. Владыка доверил составить его архим. Владимиру (Петрову), который привлек находившегося в это время в Казани алтайского миссионера иером. Макария (Невского). Новый устав Православного Миссионерского общества (ПМО) обсуждался с видными иерархами и церковными деятелями и 21 ноября 1869 г. был утвержден императором.

Устав содержал 65 статей – вступительные статьи и 6 основных разделов: 1-й – цель и действия общества, 2-й – состав общества, 3-й – права и обязанности членов общества, 4-й – средства общества, 5-й – Совет и общие собрания, 6-й – комитеты и местные общие собрания.

По уставу ПМО состояло под покровительством императрицы (супруги царствовавшего на тот момент монарха) (ст. 1) и под высшим наблюдением Св. Синода (ст. 2); его председателем являлся митр. Московский (ст. 3); делами общества заведовали московский совет под председательством московского митрополита и епархиальные комитеты под председательством местных преосвященных (ст. 4). ПМО ставило цель содействовать деятельности православных миссий. Помощь общества первоначально обращалась к миссиям в пределах Восточной России, а по мере появления средств могла распространяться на миссии в других частях империи (ст. 6). Обществу с разрешения Св. Синода и согласия епархиальной власти предоставлялось право открывать новые миссии и станы, церкви, школы, больницы и т. п. (ст. 11). Таким образом, было основано принципиально новое всесословное национальное миссионерское общество, а миссионерское дело получало организационную помощь и финансовые ресурсы.

Было разослано воззвание митр. Иннокентия к московской пастве, в котором, в частности, говорилось: «Прошу и молю христолюбивую Москву, московскую паству и духовенство не оставить меня в сем святом деле своим сочувствием и содействием» [20. С. 151–152].

А 25 января 1870 г. после торжественного богослужения в Успенском соборе состоялось открытие Православного Миссионерского общества в Москве, просуществовавшего сорок семь лет (1870–1917). На официальном открытии общества в доме генерал-губернатора святитель сказал: «Дело, которому мы хотим содействовать, как видите, великое, святое, апостольское… Но в деле, которому мы хотим содействовать, многое не так. Правда и здесь нужны… кроме средств, и ум, и знание, и опытность, и способности и проч., но мы не можем и не должны рассчитывать на все сии условия, как на верные средства к достижению нашей цели… Если Господу, по неисповедимым судьбам Его, не угодно, чтобы какой-либо человек или народ обратился к Иисусу Христу, то и самые способнейшие, даровитейшие и усерднейшие деятели нимало не успеют в своем деле» [4. С. 685].

Торжественное служение маститого архипастыря-миссионера, его трогательное обращение к пастве перед открытием общества, его простые, задушевные слова оказали такое сильное впечатление на слушающих, что в течение первых трех дней после своего открытия общество уже получило 1700 членов, а в целом за год – 6647 человек, капитал общества составил 101 674 рублей.

В Москве в то время жило немало именитых купцов – крупных благотворителей, много жертвовавших на Церковь. Среди учредителей, а затем и членов Совета ПМО были известные московские купцы-миллионеры – В. Д. Аксенов, В. М. Бостанжогло, И. И. Четвериков и другие. Общество стало привлекать лучших представителей всех сословий, начиная с царской фамилии. Почетным членом общества была вел. кнг. Елизавета Феодоровна.

В течение 1870 г. были открыты комитеты ПМО в 13 епархиях: Калужской, Полоцкой, Иркутской, Томской, Якутской, Минской, Владимирской, Вятской, Костромской, Воронежской, Киевской, Вологодской и Камчатской. Всего при жизни митр. Иннокентия было образовано 29 епархиальных комитетов, созданию которых содействовали высшие лица губерний.

В 1870 г. в Совет общества поступило около 75 тыс. руб., а в комитеты около 25 тыс. руб. Кроме денежных пожертвований в Совет общества поступали значительные пожертвования иконами, книгами, церковной утварью.

Совет общества стремился привлечь к участию в миссионерском деле весь православный народ. Было принято решение о наиболее широком распространении сведений о целях Миссионерского общества, достигаемых им результатах, а также о положении и нуждах миссионерского дела. Советом были изданы книги с подробным описанием современного состояния миссий, их нужд и потребностей, а также было получено у Св. Синода разрешение произносить ежегодные церковные проповеди о миссионерском деле в праздник Торжества Православия. В 1873 г. проповеди впервые читались во многих церквях России. Народ отзывался на проповеди не только деньгами, но и церковной утварью, а также предметами деревенского хозяйства. Проповеди священников содействовали увеличению кружечного сбора на распространение православия среди язычников. В общество стали также поступать вклады на поминовения в миссиях, что издавна любили православные и из чего в древности составлялись значительные имущества монастырей и церквей. Важным источником денежных средств была также построенная в Москве в 1878–1880 гг. часовня Св. Варвары с чудотворной Боголюбской иконой Божией Матери. Вырученные средства направлялись в первую очередь на увеличение числа миссионеров, устройство храмов и школ, составление переводов богослужебных и духовно-нравственных книг, на помощь при организации оседлой жизни кочевников. Миссионерская деятельность заметно оживилась.

Во главе сибирских миссий были поставлены епископы из образованных, заслуженных и опытных миссионеров, что привело к значительному усилению миссий. Самыми успешными из миссий были: Иркутская, Камчатская и Алтайская. Было открыто много новых станов в Сибири. С самого начала деятельности общества начали открываться и новые миссии, например Туркестанская миссия и миссионерский Свято-Троицкий Иссык-кульский мужской монастырь для обращения киргизов. В Казанской епархии было увеличено число крещено-татарских миссионерских школ, открыт частный приют для миссионеров и учреждена комиссия для переводов религиозных книг на языки малых народов. Рязанским миссионерским комитетом Общества для крещеных татарских детей была устроена Карамышевская миссионерская школа в Касимовском уезде Рязанской губернии. В Вятской, Пермской, Тамбовской, Симбирской, Самарской, Уфимской, Оренбургской и Астраханской епархиях с помощью местных комитетов была возобновлена или усилена миссионерская деятельность.

Помощь оказывалась не только миссиям, но и отдельным выдающимся миссионерам. Например, в 1876 г. Совет ПМО выделил единовременное пособие 500 рублей знаменитому просветителю чувашей в Симбирске Ивану Яковлевичу Яковлеву, чтобы поддержать его народную чувашскую школу [30. С. 8].

Заботясь прежде всего о кадрах образованных ревностных миссионеров, свт. Иннокентий в апреле 1870 г. составил для Синода памятную записку, где указывалось, что ПМО имеет нужду в особых заведениях, в которых могли бы испытываться и подготавливаться люди, желающие поступить на миссионерское служение. Наиболее удобным для этой цели признавался московский Покровский монастырь, который в итоге и был предоставлен. Здесь же и разместился Совет Миссионерского общества [22. С. 39].

В этом монастыре братия в основном собиралась из тех, кто уже имел миссионерский опыт, мог составлять сочинения для новообращенных, заниматься переводами, архивной и библиотекарской работой. В обители получали приют миссионеры, потерявшие на службе здоровье и силы, а также приезжавшие в Москву по делам своих миссий.

В июле 1870 г. Совет через своего председателя обратился ко всем преосвященным с просьбой «приискивать желающих поступить на миссионерскую службу и сообщать Совету прежде отправления их на место служения списки их со своими аттестациями и заключениями» [1. С. 81]. В первый же год поступили заявки от 19 лиц, желающих направиться в сибирские миссии. После строгого отбора приняты были семеро. По благословению владыки Иннокентия шестеро из них в 1871 г. были отправлены в Иркутскую миссию и один – в Алтайскую. Общество выдало им пособия и хорошее жалованье [1. С. 82].

За период с 1871 по 1878 г. монастырь подготовил 26 миссионеров. Малое количество выпущенных миссионеров объясняется жесткими требованиями к ним, установленными свт. Иннокентием. 22 сентября 1873 г. он писал якутскому еп. Дионисию: «К нам в Покровский монастырь являются многие, желающие служить в миссиях, но большая часть из них оказываются очень неудобными и неблагонадежными, а потому возвращаются нами восвояси» [19. С. 305]. Обер-прокурор Св. Синода К.П. Победоносцев скептически отнесся к предложению по организации специального института, требовавшего больших расходов; в одном из писем он указывал, что «идея приготовлять миссионеров в центральном, нарочито устраиваемом учебном заведении есть идея мечтательная» [50. С. 370].

Новому Православному Миссионерскому обществу необходим был свой печатный орган. В 1874 г. на средства общества в Москве стал издаваться журнал «Миссионер», номера которого продавались в храмах Московской епархии. Редактором этого журнала стал настоятель Троицкой церкви на Арбате свящ. Владимир Марков. Выпускались также брошюры о миссионерском деле, подготовленные сотрудниками общества.

Православное Миссионерское общество получило право делать переводы богослужебных книг и катехизисов. В 1876 г. в Казани была образована переводческая комиссия Православного Миссионерского общества, преобразованная из комиссии для инородческих переводов при братстве свт. Гурия²⁵⁹.

С кончиной митр. Иннокентия в 1879 г. миссионерская деятельность стала ослабевать, хотя благодаря его энергии была образована целая сеть миссионерских учреждений. При его преемниках по Московской кафедре подобной ревности к миссионерскому служению уже не было. С 1880 г. перестал выходить журнал «Миссионер», вместо него миссионерская хроника помещалась на страницах главной церковной газеты Москвы «Московские епархиальные ведомости». В Покровском монастыре так и не была реализована обширная программа превращения его в миссионерский центр, хотя некоторые миссионеры находили там приют.

Оживление русского миссионерства и деятельности ПМО приходится на последнее десятилетие XIX в. В 1893 г. было возобновлено издание журнала общества, теперь уже под названием «Православный благовестник». Его редактором был член Совета ПМО прот. А. В. Никольский²⁶⁰. Журнал выходил два раза в месяц и был своеобразной энциклопедией российского миссионерства. Вся история деятельности разнообразных миссионерских учреждений – общества, комитетов, миссий, школ и церквей – описывалась на его страницах. Здесь можно было прочитать географические и этнографические очерки об окраинах России, очерки и рассказы о деятельности русских проповедников, об опыте работы католических и протестантских миссий.

В 1900 г. существовало уже 53 епархиальных комитета, общество насчитывало 16 368 членов, главным образом в Европейской России, и располагало значительным состоянием (1 367 735,45 руб.) [14. С. 125]. На попечении общества находились 8 сибирских миссий (Алтайская, Киргизская, Тобольская²⁶¹, Забайкальская, Владивостокская, Иркутская, Енисейская²⁶² и Якутская), в Европейской России – миссии в епархиях: Астраханской (Калмыцкая и Киргизская миссии), Ставропольской (Калмыцкая миссия), Оренбургской (Киргизская миссия) и Рязанской (противомусульманская миссия). В других епархиях Европейской России ПМО содержало миссионерские школы, тип которых выработан основателем инородческого образования Н.И. Ильминским: в Казанской епархии (154 школы), Вятской (66), Архангельской (10), Симбирской (13), Самарской (16), Саратовской (14), Уфимской (41), Екатеринбургской (4) [14. С. 126–127]. Из заграничных миссий общество имело возможность лишь частично финансировать Японскую и Северо-Американскую (с 1900 г.).

В 1900 г. общество израсходовало на сибирские миссии 165 345,14 руб., на миссии Европейской России – 107852,76 руб., на Японскую – 25 128,86 руб., на Американскую – 4000 руб. [14. С. 125]. Всего за 30 лет существования (1870–1899) Обществом на поддержание и развитие миссионерского дела было истрачено 4 094 357 руб.; собрано им было за этот период 6 148 452 руб..

Несмотря на то что доходы и расходы общества были сравнительно невелики, результаты деятельности российских миссионеров, работавших зачастую в тяжелейших условиях, были впечатляющими. Количество обращенных в христианство из язычества и магометанства за 30 лет действия Миссионерского Общества (1870–1899) составило 121 207 человек, хотя в свете задач, стоявших в то время перед Церковью и Российской империей, это было немного.

В 1898 г. ПМО возглавил митр. Владимир (Богоявленский), еще в годы служения в Грузии (1892–1898) содействовавший оживлению деятельности «Общества восстановления православного христианства на Кавказе». Благодаря усилиям владыки в 1903 г. в Москве открылся епархиальный дом с храмом во имя равноап. кн. Владимира, ставший центром просветительской и миссионерской деятельности епархии. В этом доме с тех пор и размещалось ПМО.

После 1905 г. миссионерская деятельность столкнулась с большими трудностями. Указы о веротерпимости и свободе слова 1905 г. привели в Поволжье и Сибири к возвращению многих новокрещеных в язычество и ислам. Не хватало и миссионеров, готовых на жертвенный труд на необозримых окраинах Российской империи.

Из отчетного доклада ПМО 1914 г. видны внутренние причины, не дававшие развиваться миссионерскому делу в империи (к этому времени Миссионерское общество имело 56 епархиальных комитетов): «Собрания Комитетов бывают редко, не более одного раза в год. Вопросов миссионерского характера в этих собраниях не возбуждается, чтений, докладов, многолюдных собраний для широкого ознакомления населения с делом миссионерства не делается, нет брошюр и листков, знакомящих с этим делом. Не принимается никаких мер к организации и усилению сборов в неделю Православия и в первую неделю Великого поста. Равнодушие к этому сбору доходит до того, что в огромном большинстве приходов священники совсем не говорят и не читают ни проповедей, ни воззваний. Приятное исключение доставляют лишь немногие Комитеты».

Возобновление активной деятельности ПМО связано с назначением на Московскую кафедру митр. Макария (Невского) (1912–1917).

Ему удалось сосредоточить в Москве значительные силы русского миссионерства. Одним из первых шагов владыки была поддержка миссионеров, в том числе одного из известных проповедников того времени – прот. Иоанна Восторгова, также много способствовавшего расширению деятельности Общества. Отец Иоанн стал ближайшим соратником владыки Макария в организации им миссионерской работы в рамках и вне рамок общества.

Например, 15 июля 1915 г., во время крестных ходов, а также на вечернем собрании общества народу бесплатно раздавались листки, составленные в 11 выпусках, по поручению Совета общества, прот. И. И. Восторговым и напечатанные в количестве 330 тыс. экземпляров.

На заседании общества в 1915 г. было решено для большего ознакомления народа с его деятельностью устраивать по городам России общие собрания с чтениями и «световыми картинами», для чего первоначально было издано 5 чтений с картинами к ним, а затем постепенно число чтений было увеличено.

Владыка принес огромную пользу обществу тем, что обогатил его работу многолетним опытом миссионерства, накопленным им за долгие годы служения на Алтае и в Сибири. Этим опытом, а также многими другими интереснейшими сведениями о трудах Алтайской миссии владыка щедро делился с членами общества. Например, на одном из заседаний в 1913 г. он «в живой, одушевленной речи ознакомил присутствующих с Алтайскою миссией в ее прошлом и настоящем. Мастерскою рукою долголетнего и непосредственного деятеля сей миссии была нарисована яркая картина своеобразных, этнографических и топографических условий, среди которых протекала и протекает деятельность Алтайских миссионеров. При этом невольно бросалось в глаза то бедственное в материальном отношении положение Алтайской миссии, в каком она находилась в течение первых десятилетий своего существования».

Митр. Макарий часто обращался к пастве «с горячим словом о задачах и деятельности Православного Миссионерского Общества, приглашая к пожертвованиям на это великое дело распространения христианства, не смущаясь и малой лептой, лишь бы она исходила из чистого сердца» [9. С. 12].

Характерен такой пример: в 1914 г., после начала войны, на заседании общества было высказано пессимистическое предположение: «Тяжёлая война с Германией вызовет, несомненно, тяжкие жертвы со стороны русского народа: его внимание всецело будет обращено на сохранение целости Русской державы, на поддержку армии, на поддержку больных и раненых воинов и другие нужды. На миссию частные жертвы, естественно, сократятся, а правительственной помощи на дело проповеди святого Евангелия Миссионерское Общество не получает». Митр. Макарий также предвидел затруднения и в своей речи на собрании членов «ознакомил присутствовавших с деятельностью Общества, с тяжелыми условиями этой деятельности, особенно с наступлением войны, которая по своим размерам является мировою и поэтому отразится и в Сибири, и на Дальнем Востоке, и за пределами России в Китае, Корее, Японии, вообще на местах миссионерской работы». Однако в следующем, 1915 г. суммы пожертований не только не сократились, но даже выросли.

И если с 1905 по 1912 г. происходил упадок миссионерских сборов по епархиям, то с 1912 по 1915 гг. сбор средств епархиальными комитетами увеличился с 152 291,52 руб. до 193 606,07 руб., то есть на 27,13 %. Эти данные наглядно свидетельствуют об оживлении интереса к миссионерской деятельности на местах. Увеличение миссионерских сборов в 1915 г. выглядело тем более необычным, если учесть, что 14 губерний были тогда заняты противником и, естественно, не могли отчислять средства в пользу Православного Миссионерского общества. В отчёте за этот год такое отрадное явление объяснялось следующим образом: «Такое увеличение миссионерских сборов произошло, несмотря на увеличение других сборов на нужды войны и вообще на дороговизну жизни, вследствие особого воззвания к духовенству Московской епархии Высокопреосвященнейшего Макария, митрополита Московского и Коломенского».

Об активизации деятельности общества свидетельствуют и следующие данные: за период с 1912 по 1915 г. число действительных членов общества увеличилось с 10 161 до 12 064 чел., т. е. на 1 830 человек [44; 47]. На содержании ПМО в 1914 г. находилось 680 школ, в которых преимущественно воспитывались дети новопросвещенных христиан, но также обучались и несколько сот детей язычников, всего 14 тыс. учащихся. Всего за 1912–1914 гг. было крещено трудами миссионеров 10 548 человек [44; 45; 47]. Успехи были бы гораздо значительнее, если бы не тяжелые последствия так называемого «освободительного движения» 1905–1906 гг.

Многие планы Православного Миссионерского общества не осуществились из-за начавшейся мировой войны, а потом и революции. Например, в 1913 г. возникла мысль об открытии в Москве подворья православной миссии на Аляске и в Северной Америке. Сохранилось несколько писем свящ. Павла Бескишкина из Калифорнии²⁶³ с проектом организации этого подворья.

Также в тяжелые военные годы в Москве, на Бутырской улице, предполагалось построить подворье старейшей в России Алтайской миссии, которое должно было служить приютом и покоем для тружеников благовестия Христова при их выходе на пенсию. По проекту 30 комнат в здании отводилось богадельне для престарелых миссионеров. Предполагалось устроить музей, часовню и большой храм на полторы тысячи человек. На постройку подворья Алтайской миссии уже были внесены немалые пожертвования (еще в 1893 г. московской благотворительницей А. Г. Товаровой и др.). Всего на строительство главного четырехэтажного здания была изыскана огромная сумма – 400 тыс. руб.

В годы войны на страницах «Православного благовестника» [21. С. 106–110] еп. Верейским Модестом (Никитиным), управляющим Покровским миссионерским монастырем, был опубликован проект организации Богословско-педагогического миссионерского института. В нем должны были готовиться законоучителя для средних учебных заведений, уездные наблюдатели церковных школ, уездные и епархиальные миссионеры для внешней и внутренней миссий. В течение трех лет слушатели должны были изучать общецерковные предметы: догматику, Священное Писание, педагогику, психологию, церковно-славянских язык и др., а также особый миссионерский курс. В институт предполагалось принимать за плату окончивших духовные семинарии и бывших на службе не менее четырех лет духовных и светских лиц.

Однако всем этим проектам, как и решениям Всероссийского Поместного Собора (1917–1918) по вопросам внутренней и внешней миссий, не суждено было воплотиться в жизнь. По определениям Собора руководство внешней миссии РПЦ поручалось Совету Православного Всероссийского Миссионерского общества, которое должно было находиться под покровительством первоиерарха Российской Церкви, Святейшего Патриарха Московского и всея России [23. С. 45–51].

1. Никольский А. В., прот. Православное Миссионерское общество: Историческая записка о деятельности Об-ва за истекшее 25-летие (1870–1895 гг.). – М.: Печатня А. И. Снегиревой, 1895.

2. Новое Миссионерское общество в Москве: Устав Миссионерского общества. – СПб., 1895.

3. Нестеров С. В. Словом и житием наставляя: Жизнь и труды преп. Макария Алтайского. – М.: ПСТГУ, 2005.

4. Барсуков И. П. Иннокентий, митр. Московский и Коломенский по его сочинениям, письмам и рассказам современников. – [Репр. изд.] – М.: Фирма «Алеся», 1997.

5. Кудрявцев А. Н., прот. Краткий очерк русской миссионерской деятельности вообще и православного миссионерского общества в частности. – Одесса, 1885.

6. Курляндский И. А. Иннокентий (Вениаминов) – митрополит Московский и Коломенский. – М.: Ин-т рос. истории РАН, 2000.

7. Устав Православного Миссионерского общества. – СПб., 1869.

8. Смирнов Е. К, прот. Очерк исторического развития и современного состояния Русской Православной миссии. – СПб.: Синодальная тип., 1904.

9. Авроров П., свящ. Пребывание Высокопреосвященнейшего митр. Макария Московского на своей родине в селе Шапкине, Ковровского уезда, Владимирской губернии, 7–8–9 сент. 1913 г. – СПб.: Тип. Александро-Невского об-ва трезвости, 1914.

10. Алтайское миссионерское подворье в Москве // Миссионерские церковные ведомости. – 1914. – № 8.

11. Воронец Е. Н. Несколько слов о Православном Миссионерском Обществе и о должном развитии его деятельности. – М.: Совет Правосл. миссионерского об-ва, 1885.

12. Всеподданнейший отчет обер-прокурора Святейшего Синода К. Победоносцева по ведомству православного исповедания за 1896 и 1897 гг. – СПб., 1899. – С. 97–126.

13. Всеподданнейший отчет обер-прокурора Святейшего Синода К. Победоносцева по ведомству православного исповедания за 1899 г. – СПб., 1902. – С. 48–78.

14. Всеподданнейший отчет обер-прокурора Святейшего Синода К. Победоносцева по ведомству православного исповедания за 1900 г. – СПб., 1903. – С. 124–273.

15. Всеподданнейший отчет обер-прокурора Святейшего Синода К. Победоносцева по ведомству православного исповедания за 1901 г. – СПб., 1905. – С. 95–137.

16. Всеподданнейший отчет обер-прокурора Святейшего Синода по ведомству православного исповедания за 1902 г. – СПб., 1905.

17. Всероссийское Православное миссионерское общество в 1888 г. – М., 1889.

18. Всероссийское православное миссионерское общество в 1914 г. – М., 1916.

19. Иннокентий (Вениаминов), митр. Письма « Собрал И. Барсуков. – СПб.: Об-во ревнителей рус. ист. просвещения, 1901. – Т. 3: 1865–1878.

20. Иннокентий (Вениаминов), митр. Творения » Собрал И. Барсуков. – М.: Синодальная тип., 1886. – Т. 1; 1887. -Т. 2.

21. К открытию в Москве Богословско-педагогического миссионерского института: Проект представления Св. Синоду // Православный благовестник. – 1915. – № 2. – С. 106–110

22. Козлов В. Ф. Москва миссионерская // Московский журнал. – 1997. – № 8/9. – С. 37–45.

23. Определение Священного Собора Православной Российской Церкви о внутренней и внешней миссии, 6 (19) апреля 1918 г. // Собрание определений и постановлений Священного Собора Православной Российской Церкви, 1917–1918 гг. – М., 1994. -□ Вып. 3.

24. Отчет Православного Миссионерского общества за 1870 г. – М., 1871.

25. Отчет Православного Миссионерского общества за 1871 г. – М., 1872.

26. Отчет Православного Миссионерского общества за 1872 г. – М., 1873.

27. Отчет Православного Миссионерского общества за 1873 г. – М., 1875.

28. Отчет Православного Миссионерского общества за 1874 г. – М., 1876.

29. Отчет Православного Миссионерского общества за 1875 г. – М., 1877.

30. Отчет Православного Миссионерского общества за 1876 г. – М., 1878.

31. Отчет Православного Миссионерского общества за 1877 г. – М., 1879.

32. Отчет Православного Миссионерского общества за 1878 г. – М., 1880.

33. Отчет Православного Миссионерского общества за 1879 г. – М., 1881.

34. Отчет Православного Миссионерского общества за 1880 г. – М., 1882.

35. Отчет Православного Миссионерского общества за 1881 г. – М., 1883.

36. Отчет Православного Миссионерского общества за 1882 г. – М., 1883.

37. Отчет Православного Миссионерского общества за 1883 г. – М., 1884.

38. Отчет Православного Миссионерского общества за 1884 г. – М., 1885.

39. Отчет Православного Миссионерского общества за 1885 г. – М., 1886.

40. Отчет Православного Миссионерского общества за 1886 г. – М., 1888.

41. Отчет Православного Миссионерского общества за 1887 г. – М., 1888.

42. Отчет Православного Миссионерского общества за 1889 г. – М., 1890.

43. Отчет Православного Миссионерского общества за 1899 г. – М., 1900.

44. Отчет Православного Миссионерского общества за 1912 г. – М., 1913.

45. Отчет Православного Миссионерского общества за 1913 г. – М., 1914.

46. Отчет Православного Миссионерского общества за 1914 г. – М., 1916.

47. Отчет Православного Миссионерского общества за 1915 г. – М., 1917.

48. Православное миссионерское общество. – М., 1866.

49. Отчет переводческой комиссии Православного миссионерского общества, учрежденной при братстве свт. Гурия в г. Казани. – Казань., 1892.

50. Православный благовестник. – 1910. – № 8.

51. Сборник сведений о православных миссиях и деятельности Православного Миссионерского общества: В 2 кн. – М., 1872.

Для эффективной работы внутренней миссии нужна была консолидация миссионерских усилий, обмен опытом, совместная борьба с врагами Церкви и выработка новой стратегии. Такое объединение происходило на Всероссийских миссионерских съездах, где собирались наиболее деятельные представители православного духовенства и мирян. Здесь поднимались все основные проблемы жизни РПЦ. Съезды явились своеобразными этапами подготовки Поместного Собора РПЦ.

I Всероссийский миссионерский съезд состоялся в июне 1887 г. в Никольском единоверческом монастыре г. Москвы²⁶⁴. На нем присутствовало 64 миссионера от различных епархий и миссий. Председателем съезда был настоятель Никольского монастыря, знаменитый миссионер, бывший старообрядец беспоповского согласия архим. Павел Прусский²⁶⁵. По отчету I съезда был издан Циркулярный указ Св. Синода от 18 июля 1888 г. № 11.

Съезд выработал «Правила об устройстве миссий и о способе действий миссионеров и пастырей Церкви по отношению к раскольникам и сектантам», утвержденные Святейшим Синодом в 1888 г.. В епархиях вводились специальные должности епархиальных, уездных или окружных (по благочинническим округам) миссионеров²⁶⁶.

На должность епархиальных миссионеров назначались священнослужители, основательно знакомые с расколом и местными сектами. Они освобождались от обязанностей приходских священников и находились в непосредственном распоряжении местных преосвященных. Прежде всего они должны были посещать местности, «зараженные расколом и сектантством», проводить собеседования с заблуждающимися (частные и публичные), тщательно изучать состояние сектантства. Место для бесед, порядок их ведения, тема обсуждения и даже способ приглашения собеседника должны были выбираться в соответствии с «Правилами».

В уездные и окружные миссионеры назначались наиболее способные к миссионерскому делу местные приходские священники либо миряне. Они также должны были проводить в приходах своего района публичные и частные беседы с сектантами и старообрядцами, увещевать колеблющихся. В то же время каждый приходской священник должен был непрерывно вести миссионерскую работу, при этом не только вразумлять и воссоединять старообрядцев и сектантов с Церковью, но и свою православную паству утверждать в истинной вере и ограждать ее от влияния раскола и сектантства. Основными средствами миссионерской деятельности на приходах объявлялись благоговейное совершение богослужения с введением народного пения, открытые собеседования с заблуждающимися, устройство внебогослужебных бесед и чтений для простого народа, учреждение церковно-приходских школ и школ грамотности, распространение в народе книг, брошюр и листков религиозного содержания, выбор помощников из среды прихожан.

Для снабжения миссионеров, а также приходских священников необходимой для собеседования со старообрядцами и сектантами литературой в епархиях учреждались главная миссионерская, а также благочинническая и окружная библиотеки.

Таким образом, по «Правилам» 1888 г. создавались новые епархиальные миссионерские структуры, внутренняя миссия стала рассматриваться не только в рамках борьбы с расколо-сектантами (хотя это направление и было признано главным), но и в плане укрепления веры среди православного народа на уровне прихода силами самого прихода.

Следует отметить и предложение I съезда о введении в духовных академиях предметов по обличению рационалистических сект, существовавших тогда в России, а в духовных семинариях о расширении предмета «Учение о расколе». Говорилось даже о создании специальной школы для подготовки миссионеров противосектантского направления.

Подчеркивалось, что развращающие народную нравственность действия многих сект и ряда беспоповских согласий старообрядцев – проблема не только церковная, но и общественно-государственная.

В 1891 г. состоялся II Всероссийский миссионерский съезд, который также прошел в Никольском единоверческом монастыре Москвы под председательством архим. Павла (Прусского). В нем приняли участие 157 делегатов. Главную цель внутренней миссии съезд сформулировал следующим образом: «Охрана православия и всего народа от религиозных заблуждений и возвращение на путь истины от веры отпадших».

Прежде всего была поставлена задача разобраться в сущности учений сектантов и старообрядцев, определить, насколько «вредны» некоторые из них. По мнению архиеп. Харьковского Амвросия (Ключарева), степень «вредности» той или другой секты должна была рассматриваться прежде всего с точки зрения легкости совращения в нее и трудности возвращения отпавших в лоно Церкви [5. С. 20].

С точки зрения делегатов съезда, наиболее вредными были федосеевцы, филипповцы, странники, хлысты, молокане, жидовствующие, штундо-баптисты, пашковцы и старообрядцы-поповцы австрийского согласия.

Согласно решению съезда, «быстрый рост этих сект является серьезной опасностью для государства». В. К. Саблер (управляющий канцелярией Св. Синода, впоследствии обер-прокурор) в своем выступлении сказал: «Враги Церкви стараются наступать на нас сплоченной ратью; необходимо для ратоборцев православия единство мыслей и действий нужна техника дела, плотная связь между собой и в общем труде» [5. С. 5]. Съезд предложил конкретные меры по ограничению деятельности сект. Было также предложено издать Библию и Евангелие с подстрочным толкованием текста и подбором обличительных материалов для работы против различных сект.

Благодаря работе съезда ситуация с духовным состоянием народа и с положением миссионерского дела для Св. Синода и российского общества впервые была раскрыта так и широко и подробно. По отчету II съезда (1891) был издан циркулярный указ Св. Синода «О мерах пресечения вреда, проистекающего от распространения раскольнических и сектантских заблуждений». В нем разрешалось вводить в семинариях практические занятия по борьбе с сектантством, предлагалось создавать епархиальные библиотеки при архиерейских домах, организация которых возлагалась на миссионеров, и окружные библиотеки под руководством благочинных. Архиереи должны были предоставить сведения о потребностях епархии в количестве бесплатных брошюр и листков православного и противосектантского содержания для раздачи народу. Также им предписывалось к апрелю 1894 г. сообщить Св. Синоду о наличии в епархии миссионерских должностей. Особое внимание обращалось на жизнь монастырей – главные образцы для устроения правильной приходской жизни.

III Всероссийский миссионерский съезд состоялся в Казани²⁶⁷в 1897 г. На нем присутствовало 196 делегатов от миссий, церковных организаций, братств, монастырей, учебных заведений, председателем был ректор Казанской духовной академии архим. Антоний (Храповицкий). Съезд проходил в обстановке обостренной политической борьбы различных группировок, которые были едины в одном – в ненависти к Православной Церкви и, особенно, к миссионерам. В прессе началась травля миссионеров и миссионерского съезда, который определялся как собрание, где ведутся бессмысленные словопрения о вере, миссионеры – гасителями просвещения, штабом опричников, шпионами правительства, само миссионерство – делом «темным, лишним и вредным».

Съезд призвал русский народ, православное духовенство сплотиться для защиты православия, а правительство – издать законы, ограничивающие деятельность сект, заботиться о крепости и спокойствии гражданского быта и строя. Одно из решений съезда гласило: «Принадлежность к некоторым исповеданиям признать порочащим обстоятельством, которое давало бы обществу право высылать их последователей в Сибирь» [6. С. 26]. Русское государство, православие и самодержавие, – говорил на съезде чиновник при обер-прокуроре В. М. Скворцов, – все это так органически, тесно связано между собой, что все вопросы веры и Церкви у нас, на православной Руси, в то же время суть и вопросы государственные» [6. С. 26]. Борьба за укрепление основ православия в народе и обществе объявлялась не только духовной, но и общественно-государственной задачей.

Среди сект особое внимание было уделено толстовству. Обсуждались и причины, способствовавшие проникновению сект в рабочую среду, – тяжелое положение рабочих и отсутствие духовного просвещения. Съезд предложил организовать при фабриках, заводах и железнодорожных мастерских религиознонравственные беседы и чтения для рабочих в праздничное и свободное время. На заводах, где трудилось более 250 рабочих, для их обучения было рекомендовано открывать церковно-приходские школы. Говорилось также о необходимости устройства миссионерских школ для подготовки православных деятелей из народа. Такой опыт у Церкви уже имелся, школы были открыты в семи епархиях – Томской, Саратовской, Самарской, Донской, Тамбовской, Екатеринославской и Вятской [6. С. 864].

Для обмена опытом съезд предложил созывать епархиальные миссионерские съезды, а также был поднят вопрос о создании Всероссийского миссионерского общества для борьбы с расколом и сектантством.

По отчету III съезда (1897) был издан циркулярный указ Св. Синода «Об основаниях к признанию сект особенно вредными и о мерах противодействия развитию раскола и сектантства» [7. С. 658–662]. Наиболее опасными сектами признавались те, которые носили безнравственный характер (например, хлыстовство) либо были направлены против государственного и общественного строя. В дополнение к предшествующим указам Св. Синода предлагались новые меры для противодействия сектантам. Так, епархиальным архиереям рекомендовалось содействовать учреждению в приходах братств или обществ ревнителей православия, открывать миссионерские фонды для пособий лицам, оказавшимся в бедственном положении после обращения в православие, особо заботиться о религиозно-нравственном состоянии рабочих, устраивать миссионерские школы и миссионерские курсы, – по крайней мере, в виде отделений при церковно-приходских школах.

Согласно пожеланию III съезда, для обмена опытом учреждались съезды епархиальных и окружных миссионеров. С этого времени миссионерские съезды стали проходить на различных уровнях: всероссийском, епархиальном, благочинническом, уездном. Например, только в Харькове в течение 1900 г. было 17 благочиннических миссионерских съездов [12. С. 577], а в 1902 г. прошло 24 миссионерских съезда.

Епархиальным архиереям было поручено дать свой отзыв на предложение III съезда о создании Всероссийского миссионерского общества для борьбы с расколом и сектантством и предоставить проект его устава. О необходимости такого общества высказались более двадцати архиереев. По существу создание нового общества планировалось для организации внутренней миссии среди русского народа. Напомним, что Православное Миссионерское общество заботилось о миссиях среди нехристианских народов Российской империи и двух заграничных миссиях – Японской и Американской.

1905 г. принес снижение активности Православной Церкви. Указы о веротерпимости 1905–1906 гг., даровавшие свободу отправления культа для всех вероисповеданий, поставили церковную миссию (внезапно лишившуюся поддержки государственного законодательства) в новые условия: на страну обрушился поток антиправославной литературы, начались открытые массовые отпадения в сектантство, инославие, ислам и даже в язычество. При этом по новым законам Православная Церковь получила меньше свобод и возможностей для своей инициативы, чем другие исповедания [45. С. 257].

На прошедшем в Нижнем Новгороде миссионерском епархиальном съезде (1907) было признано, что новое законодательство и новые веяния угрожают великими потрясениями и тяжелыми последствиями русскому народу и государству. Отмечалась активизация деятельности сектантов, особенно баптистов, главные очаги которых находились в Киеве, Харькове, Одессе, Москве и Петербурге. Особо подчеркивалось, что молитвенные собрания сектантов привлекают многих ремесленников, мастеровых, солдат и крестьян, приезжавших на заработки в указанные города, что сектанты устраивают свои школы, издают журналы и брошюры, проводят съезды [8. С. 445].

Ситуация требовала единства и согласования действий, разработки новых методов и средств внутренней миссии. Нужно было изменить вообще постановку внутреннемиссионерской организации. Из «Всеподданнейшего отчета за 1908–1909 гг.»: «Односторонность прежней постановки ее [внутренней миссионерской организации] сознавалась всеми: вся миссия сосредоточена была в руках епархиальных миссионеров; участия православного прихода в миссионерском делании не было вовсе; участие же приходских священников хотя и требовалось, но оно было явлением скорее случайным, чем общим, а иногда и неудачным – по отсутствию апологетико-полемической подготовки у священно-церковно-служителей, состоящих в зараженных религиозным лжеучением приходах» [15. С. 167, 168–169].

В 1906 г. (8 марта – 15 декабря) на заседаниях VI и VII отделов Предсоборного Присутствия, в ведении которых находились вопросы единоверия и старообрядчества (VI отдел, во главе которого был Антоний (Храповицкий) и об ограждении православной веры и христианского благочестия от неправых учений (VII отдел, архиеп. Сергий (Страгородский), говорилось о необходимости принципиально изменить методы миссионерства: «Необходимо, чтобы миссионеры, ввиду закона 17 апреля 1905 г. об укреплении начал веротерпимости и закона 17 октября того же года о свободе слова, изменивших правовое положение иноверных исповеданий и вызвавших в свет многочисленную антиправославную и антихристианскую литературу, переоценили все употреблявшиеся досюда способы миссионерствования, дабы стоять на высоте знания и опыта» [22. № 1. С. 298].

Теперь главной задачей стала миссия среди самого русского народа. Из записки прот. Т. И. Буткевича Пред соборному Присутствию: «В настоящее время настал момент, когда должно быть обращено внимание не на внешнюю только, но и на внутреннюю миссию; необходимо возбудить благочестивую ревность и позаботиться не только о распространении веры среди язычников или об обращении раскольников и сектантов в лоно православной Церкви, но и о том, чтобы сохранить в чистоте вероучение и нравоучение православной нашей Церкви, укрепить их в народном сознании, показать их внутреннее, им только присущее достоинство в сравнении с учением других религий, пользующихся в нашем отечестве такою же свободою и терпимостью, как и наша православная Церковь» [57. С. 1593].

Для объединения всех сил в деле внутренней миссии необходимо было создать единую миссионерскую структуру. Как говорилось выше, идея создания Всероссийского Миссионерского общества обсуждалась еще на III съезде. На заседаниях Пред-соборного Присутствия были рассмотрены два проекта такого общества: проект прот. Т. И. Буткевича об учреждении Всероссийского православного религиозно-просветительного и благотворительного братства [19; 57] и проект свящ. С. Шлеева об организации Всероссийского Миссионерского общества для борьбы с расколом и сектантством. Но сама идея единого братства была отклонена, так как ее осуществление основывалось уже на активной приходской жизни, прочной организации местных епархиальных братств и обществ. Эти условия еще необходимо было создать.

В основу был положен принцип повсеместной обязательной миссии как постоянно действующего организованного епархиального церковного учреждения. При этом к активному участию в деятельности миссии привлекались не одни только специальные деятели-миссионеры (епархиальные и уездные), но и приходские пастыри совместно с клириками и сам верующий православный народ. Даже более того, народно-приходской и пастырско-приходской миссиям было отведено первенствующее место.

Результатом работы Предсоборного Присутствия и Особого Совещания при Св. Синоде, учрежденного в феврале 1908 г.²⁶⁸, стали изданные Св. Синодом новые «Правила об устройстве внутренней миссии Православной Русской Церкви».

В. М. Скворцов охарактеризовал новые правила как формулировку «идеи органической миссии». Теперь миссия должна была совершаться тремя способами: 1) самим верующим народом, 2) приходскими пастырями и 3) специальными миссионерами.

Народно-приходская миссия включала в себя деятельность церковно-приходских попечительств, приходских советов, миссионерских братств, кружков ревнителей православия. Последние обычно состояли под руководством местных приходских священников. На общих собраниях обсуждались дела миссии, активисты знакомились с миссионерскими пособиями, занимались изучением Священного Писания, особое внимание обращалось на «миссию делом и жизнью». Предписывалось действовать путем «дружеских, в духе христианской любви, частных бесед как с православными, так и особенно с заблудшими». Именно под этой миссией «Правила» подразумевали заботу о проведении нравственных начал в жизнь прихода, заботы о посещении прихожанами храма и почитании святости воскресного дня, заботы об искоренении в народе воровства, сквернословия и других пороков, открытие народных читален-библиотек, организацию духовных чтений и развитие благотворительности (особенно в отношении обратившихся в православие из сект). Именно на этом уровне происходило объединение мирян и общественных организаций со священством и Церковью.

Пастырско-приходская миссия организовывалась прежде всего в приходах, зараженных лжеучениями. Ее возглавлял приходской священник. Как первый и постоянный миссионер в своем приходе, он должен был быть прежде всего ревностным в проповедовании Слова Божия и своей жизнью подавать добрый пример своим пасомым. Предлагалось действовать следующими мерами: практиковать общее пение и участие прихожан в церковном чтении, проводить внебогослужебные беседы и чтения, открывать народные школы, библиотеки и читальни. Именно от приходского священника требовалась инициатива в организации различной благотворительности и устройстве миссионерских кружков или церковно-миссионерских братств.

Третий вид внутренней миссии – специальная миссия – проводилась епархиальными и уездными миссионерами. В круг их обязанностей входили прежние задачи, возложенные «Правилами» 1888 г. (публичные и частные беседы), а также новые задачи – поддержка и укрепление народно-приходской и пастырско-приходской миссий и объединение их с другими миссионерскими учреждениями.

Все три миссии подчинялись епархиальным миссионерским советам, которые по новым правилам должны были быть организованы повсеместно. Находясь в непосредственном ведении епископа, они были призваны объединить все миссионерские силы епархии. «Правила» определили задачи не только епархиальной, но и внеепархиальной миссии, выражением которой явились областные и всероссийские миссионерские съезды, созываемые для выработки единства в действиях миссионерских лиц и учреждений разных епархий.

Почти сразу после утверждения новых правил в Киеве прошел IV Всероссийский миссионерский съезд (12–26 июля 1908 г.), который современники назвали «некоторым подобием Всероссийского церковного Собора» [11. С. 399]. Всего присутствовало 626 человек, из них 3 митрополита, 32 архиепископа и епископа [51. С. 1]. Съезд возглавил архиеп. Волынский Антоний (Храповицкий). Почетным председателем стал правящий архиерей Киевской кафедры митр. Флавиан (Городецкий). Работало девять отделов съезда: 1) противораскольничий; 2) по единоверию; 3) противосектантский; 4) противокатолический; 5) вероучительский по борьбе с неверием и безбожием; 6) организационный; 7) литературно-издательский; 8) противомусульманский; 9) преподавательский.

Съезд объединил все здоровые силы Церкви и общества, ставившие перед собой главные задачи: укрепление Церкви и противостояние развалу Российской империи. Миссионеры просили о создании условий, при которых Церковь находилась бы вне влияния Государственной думы и Государственного совета. Они признали исполнение закона о свободе вероисповеданий умаляющим значение Церкви и ходатайствовали перед правительством об изъятии из Думы законопроектов о свободе совести.

Кроме того, было решено просить правительство об ограничении действия таких сект, которые признавались противонравственными, например хлыстовство и др. Много говорилось и о необходимости обличения деятельности Л. Н. Толстого, о расширении противокатолической, противомусульманской и противоязыческой миссий, отмечалась катастрофическая нехватка подготовленных миссионеров.

Съезд констатировал бессилие Церкви, которое можно было преодолеть только глубокими организационными реформами. Были даны конкретные рекомендации по оживлению миссионерской деятельности приходов, организации миссий при монастырях и в войсковых частях, поддержке движения братств. Предлагалось ввести в семинариях курс «Разбор и опровержение социализма», в школах особое внимание уделять преподаванию Закона Божиего, при этом тщательно изучать именно те разделы вероучения, которые отвергались сектантами.

Из воспоминаний митр. Евлогия (Георгиевского): «Не думаю, чтобы Миссионерский съезд в Киеве имел большие практические последствия, хотя в Синоде была образована особая комиссия по проведению в жизнь его постановлений. Во всяком случае, какого-либо заметного подъема в деле миссионерства или радикальной реформы в его организации он не дал. Но, тем не менее, я считаю, что он имел важное значение в жизни нашей Церкви уже благодаря тому, что дал возможность разрозненным церковным людям собраться вместе, совместно обсудить наболевшие церковные нужды, поделиться и ощутить свое единство – некий дух соборности. Особенно это было важно для церковных иерархов, которые обычно жили совершенно обособленною жизнью» [18. С. 188].

Рассмотрев постановления IV Всероссийского миссионерского съезда во время осенней сессии 1908 г., Св. Синод издал целый ряд различных определений по делам миссии. Самыми важными из них являлись следующие.

Епархиальным братствам предоставлялось право исполнять функции миссионерских советов. Таким образом, в тех епархиях, где прочно поднялось братское движение на всех уровнях, было разрешено объединение миссионерских сил епархии на их основе. Из-за разбросанности братств по всей империи было рекомендовано не связывать их деятельность общими правилами, а предоставить организацию этого живого творческого процесса на усмотрение епархии соответственно местным условиям.

Св. Синод указал также на необходимость церковного обучения паствы истинам веры и всему церковному укладу молитвы и жизни. Требовалось проповедовать не только во время богослужения, но и при требоисправлении. В частности, предлагалось восстановить обычай ведения по благочиниям систематических катехизических бесед, назначить премии за составление книг, которые могли бы стать образцами или хрестоматиями по катехизации, выработать единообразные (по возможности) образцы церковного обучения истинам веры для различной аудитории (для взрослых, для вступающих в брак, для военных, для детей). Предлагалось не ограничиваться только школьным обучением детей истинам христианства, но и собирать детей всего прихода по особым дням для обучения их истинам веры и молитвы. Рекомендовались организовывать в больших городах с многоклирными храмами проповеднические кружки духовенства (с участием всех членов причта), где намечались бы темы для проповедей, выступали бы «новички» с опытными проповедями, обсуждались бы вопросы постановки проповеди для лучшего воздействия на паству [49. С. 490]. Предлагалось также назначать специального епархиального проповедника, если позволяли местные средства. На епархиальные миссионерские советы было решено возложить катехизацию лиц, желавших принять православие, и заботу об их дальнейшей судьбе.

Учитывая, что миссионерское служение являлось служением преимущественно проповедническим, Св. Синод признал желательным посвящать светских лиц, допускаемых к служению в звании миссионеров, во иереи или низшие клирики. Поощрялось участие миссионеров на правах членов в братствах, советах и других церковных религиозно-просветительных учреждениях, а также помощь миссионеров преподавателям семинарий по кафедре раскола и сектантства в организации для воспитанников собеседований с заблудшими и ознакомлении их с состоянием местных лжеучений.

Для лучшего ознакомления миссионеров с постановкой преподавания Закона Божия в церковных и вообще начальных школах Св. Синод признал обязательным назначение епархиальных (уездных) миссионеров членами епархиальных (уездных) училищных советов. В начальных школах предлагалось ввести в преподавание Закона Божия полемические элементы в соответствии с местными условиями.

Св. Синодом были предложены меры внутреннего характера для предотвращения отпадений в католичество и протестантизм, также были указаны определенные методы борьбы с некоторыми сектами. Например, Синод предписал епархиальным архиереям предупредить о надвигающейся пропаганде сектантского общества «Русский Евангельский Союз» епархиальные училищные советы, вменив им в обязанность выявлять случаи обвинений этой сектой различных сторон христианского вероучения на уроках Закона Божия, и указал другие меры к ограждению школ от сектантского влияния

Еще в 1908 г. Св. Синод отмечал необходимость улучшения преподавания в духовных школах наук, знакомящих с состоянием старообрядчества и сектантства и их обличением. Определением Св. Синода от 4–9 июня 1909 г. в семинарский курс нравственного богословия была введена тема «Разбор и опровержение социализма».

Было указано, что одним из главных средств миссии в борьбе с религиозными заблуждениями является благотворительность.

Св. Синод принял особые определения о привлечении монастырей к активной миссионерской деятельности – рекомендовал монашествующим чаще произносить миссионерские проповеди не только в храмах, но и в странноприимницах и под открытым небом, с обязательной раздачей листков и брошюр религиозно-нравственного содержания. Все монашествующие призывались к повышению самообразования, изучению сравнительного богословия и сектоведения, обращая особое внимание на распространенные местные лжеучения. Синод указал на необходимость устроения миссионерских курсов, съездов и школ (для монашествующих и мирян), усиления благотворительности для народа, придав ей организованный вид и миссионерский характер. Требовалось усилить общую церковную дисциплину во всех монастырях и вообще поставить монастыри в наилучшее соответствие нуждам и целям миссии [49. С. 493]. Рекомендовалось привлечение на службу миссии ученого монашества.

Обсудив постановления IV съезда по вопросу об апологетическом книгоиздательстве, Св. Синод определил указанные архиеп. Антонием (Храповицким) сочинения («Катехизис противо-хлыстовский» прот. С. Никольского, «Противоштундистский катехизис» еп. Алексия (Дородницына), «Шалапутская община», «Южно-русский необаптизм» и выпускаемые Св. – Троицкой Сергиевой Лаврой «Троицкие листки») рекомендовать как полезные для миссионеров и пастырей; поручить В. М. Скворцову пересмотреть список изданий противосектантской и апологетической литературы и составить общий указатель по миссионерской литературе²⁶⁹. Миссиям рекомендовалось иметь типографии, книжные склады, обучать книгонош-миссионеров, устраивать киоски с миссионерской литературой на вокзалах и пристанях, проводить миссионерские курсы. По ходатайству IV съезда в различных регионах страны прошли миссионерские съезды: в июне 1910 г. – в Казани, в июле 1910 г. – в Иркутске (Сибирский съезд) и др.

Казанский миссионерский съезд, имевший противомусульманское направление, по значению приравнивался к всероссийскому: на нем приняли участие представители 22 епархий. Здесь были раскрыты острые проблемы просвещения народов Средней Азии. К тому времени в этом регионе отношения местных народов с Россией в целом стабилизировались, в Среднюю Азию входили российские формы жизни – хозяйствования, нравственности, культуры. Строились православные храмы, открывались школы. Однако существовало и противостояние, которое поддерживалось не только местными муллами, но и силами извне, из Азии и Европы, надеявшимися оторвать Среднюю Азию от России. На съезде было принято решение обратиться к правительству о закрытии границ Кавказа и Средней Азии для турецких и персидских агентов, нарушавших мирную совместную жизнь христиан и мусульман²⁷⁰.

При переходе из ислама в христианство местной знати было принято давать некоторые льготы и привилегии, поэтому на съезде был также поставлен вопрос о лишении льгот и привилегий тех, кто хочет вернуться в ислам.

Особое значение в мусульманских областях придавалось женским монастырям, где местных женщин учили сельскохозяйственным работам, рукоделию, им давалось самое простейшее образование, и это приносило большие плоды, поэтому было решено для работы с мусульманками привлечь в миссию женщин – в Казани в кружках братства св. Гурия и на открытых в 1909 г. Женских богословских курсах уже шла подготовка женских миссионерских кадров.

Был также признан целесообразным выпуск в Казани специального журнала для полемики по религиозным вопросам с панисламистскими и пантюркистскими изданиями.

Съезды на местных уровнях созывались и в последующие годы, так, в 1914 г. они прошли в Воронежской, Вятской, Донской, Тамбовской епархиях.

В 1913 г. был организован Миссионерский совет при Св. Синоде, который возглавил архиеп. Финляндский Сергий (Страгородский). Это назначение было неслучайным, поскольку владыка имел богатый миссионерский опыт: в качестве миссионера он уже служил в Японии под началом свт. Николая Японского, а затем и в своей епархии уделял много внимания православному просвещению карелов и финнов. Миссионерский совет виделся как постоянно действующий орган объединения и планомерного развития миссионерской деятельности РПЦ. В его ведение были переданы дела по управлению миссиями РПЦ и учительству (руководство борьбой с сектантством, инославием, иноверием). К концу каждого года Миссионерский совет должен был представлять Синоду «отчет о положении миссионерского дела в Империи и о своей деятельности, проявленной для борьбы с лжеучениями».

Необходимость в руководящем миссионерском органе была острой. Так, в 1914 г. насчитывалось 96 епархиальных, 586 уездных и окружных миссионеров, 158 их помощников и сотрудников [16. С. 147], более 700 братств. Таким образом, различные миссионерские структуры должны были обрести единое руководство при Св. Синоде. «Но, со времени утверждения «Положения» о Миссионерском совете, т. е. с 21 марта 1913 г. и по 11 марта 1915 г., Миссионерский совет практически не существовал. Правда, уже 4 апреля был назначен… Сергий. Но и только! Состав Совета не назначался. И только в 1915 г. фактически составился Совет, когда 15 января 1915 г. назначен был новый Председатель Мисс. Совета преосвященный еп. Полоцкий Иннокентий (Ястребов), а затем 11 марта 1915 г. назначен был и состав членов Совета. Полная же организация Совета произошла и еще несколько позже – именно 13 апреля 1915 г., когда состоялось первое заседание Совета… В Совет сразу поступило множество дел из Св. Синода за прежние годы и дела текущие…».

Большинство дел касалось вопросов об ассигновании и изыскании средств на помощь и содержание миссий и миссионеров, об открытии новых миссионерских должностей, о защите целого ряда миссионеров от несправедливых действий по отношению к ним, о сектах, расколе, инославии, иноверии и неверии, о развитии миссии специальной, пастырско-приходской и народно-приходской, а также курсовой и школьной.

Миссионерский совет начал помогать епархиальным архиереям в организации миссионерской деятельности; он созывал съезды, открывал миссионерские школы, организовывал курсы, занимался подбором миссионерских кадров. Периодическим печатным органом Миссионерского совета стал «Церковный вестник»²⁷¹.

Наступил 1917 г., с приходом к власти Временного правительства Церковь оказалась окруженной неверием, иноверием, инославием, сектами. Пропаганда сектантства велась открыто: на улицах, площадях, в чайных и специально снятых помещениях (в Одессе – в зале консерватории, в Калуге – в помещении одной из школ, отведенном городской думой, в Челябинске – в Народном доме, в Омске – в помещении большого магазина, в Екатеринославле – в Зимнем театре), а в Москве о предстоящих сектантских собраниях публиковались сообщения в газетах и развешивались афиши.

Из «Церковного вестника» за июнь-июль 1917 г.: «Мы завалены просьбами деятелей Православной миссии о дальнейших судьбах нашей миссии: «быть ей или не быть», –  вот общий и мучительный вопрос всех письменных обращений к нам от деятелей миссии… Вопрос, от самой постановки которого деятельность нашей миссии парализуется… Уже началось «гонение на миссионеров«… уже в некоторых епархиях закрыли миссионерские должности… Духовенство на одном съезде отстаивало миссионеров, но «миряне одолели»… Миссия разорена, уничтожена в своем возглавии. И это в то время, когда разные секты готовят огромные кадры…» [52. С. 304].

Миссионерский совет был преобразован в «Совет по укреплению и распространению православной веры при Священном Синоде», его снова возглавил архиеп. Финляндский Сергий (Страгородский). Главной задачей Совета стал созыв V Всероссийского миссионерского съезда, который прошел с 25 июля по 5 августа 1917 г. в Бизюковом монастыре Херсонской епархии²⁷².

В работе съезда приняли участие 93 делегата, председательствовал на съезде митрополит Тифлисский и Экзарх Кавказский Платон (Рождественский), на себе испытавший губительные плоды начавшихся расколов в церковной среде по национальному признаку: грузинские национал-патриоты изгнали его с кафедры. Главным вопросам времени были посвящены открывшиеся семь секций: по старообрядчеству; по рационалистическому сектантству; по мистическому сектанству; по инославию; по неверию; по организации миссии и изысканию материальных средств; по вопросу преподавания миссионерских предметов в духовных семинариях.

Съезд призвал к высшему напряжению миссионерских сил Церкви. Из речи митр. Платона: «Теперь миссионерский крест стал еще тяжелее… Опять настали времена мученичества для христиан; к мученическому подвигу зовет нас Господь, зовет смело исповедовать нашу святую веру… Зараза неверия широко разливается и в нашем отечестве, не только не встречая никаких себе преград, а, наоборот, как бы сочувственное и вспомогательное отношение даже и со стороны правительства. У нашей Церкви отняты, например, школы… А последний правительственный вероисповедный закон?! Ведь это для Святой Руси горе!.. Не нужно бояться; нужно, сознавая свое достоинство и правоту, громко возвышать свой голос… Единственно, что должны мы теперь сделать, это то, чтобы не защищаться только от врагов своих, а и обязательно перейти в наступление. Только тот побеждает, кто наступает. Но наступать нужно не расстроенными рядами, а тесно сплоченными фалангами. Нам понадобится учредить своего рода миссионерский орден. И далее: мы должны идти повсюду, и в народ, в интеллигенцию, и идти во всеоружии… Прежде всего надо укрепить идею миссии, и это самая важная и первая наша задача. Миссию в ее настоящем виде некоторые не прочь убить, уничтожить. У нас сейчас боятся или стесняются самого слова «миссионер». В противовес такому отношению к миссии мы должны всеми силами отстаивать свое убеждение, что миссия – органический элемент Церкви… что миссионеры – направители народной церковной жизни… Да поможет Бог в этом святом деле» [1. С. 4–6].

Особо подчеркивалось, что проповедь против неверия должна вестись не только в церквах и школах, но и на площадях, улицах, в частных домах – всюду, где только можно [1. С. 10]. Так, в армии рекомендовалось организовать братства или кружки ревнителей православной веры. Снова говорилось и о миссионерском служении монастырей²⁷³.

В некоторых епархиях к этому времени на прошедших епархиальных съездах клира и мирян были закрыты должности епархиальных и уездных миссионеров. Съезд признал действия этих съездов противозаконными и просил Святейший Синод особым определением объявить об этом.

В условиях начавшегося наступления на Церковь, когда все церковно-приходские школы передавались в систему народного образования, а учебные заведения лишались преподавания Закона Божиего, съезд признал «постановление Временного правительства актом вопиющей несправедливости по отношению к Церкви, а циркуляр Училищного совета при Св. Синоде²⁷⁴ – глубоко прискорбным показателем продолжающегося государственного засилия в Церкви» [1. С. 66].

Съезд постановил ввести для богословских школ специальные предметы: история и разбор учения старообрядчества, история и разбор учения сектантства, история и разбор учения инославных исповеданий (сравнительное богословие), история православной миссии. Однако осуществить этот проект помешал октябрьский переворот 1917 г.

Для борьбы с оскудением веры среди молодежи предлагалось организовать союзы родителей, которые взяли бы на себя заботу о внешкольном религиозном воспитании, требовать введения преподавания Закона Божиего во всех гражданских школах, устраивать христианско-педагогические курсы для женщин-матерей, создавать «союзы учащейся христианской молодежи и детей» [1. С. 10].

Были разработаны новые «Правила об устройстве православной внутренней миссии» [1. С. 50], по сути бывшие повторением «Правил» 1908 г. Главный акцент в них ставился также на тесной связи миссионерства с приходами. Церковно-приходскими миссиями предполагалось руководить через церковно-окружные (благочиннические) миссии, которые в свою очередь должны были отчитываться перед церковно-епархиальными. В епархиальных городах также должны были быть созданы миссионерские братства и советы. Кроме того, учреждались областные и окружно-митрополичьи миссии и, наконец, всероссийская. Миссионерские съезды должны были регулярно созываться через каждые пять лет. Для материального обеспечения миссионерства были определены некоторые церкви в крупных городах, решено было также открывать и миссионерские часовни.

У Миссионерский съезд избрал десять делегатов на Всероссийский Поместный Собор, который открылся 15 августа, почти сразу после окончания работы съезда. В ходе работы Собора обсуждался вопрос о включении в состав членов делегатов съезда, но предложение о расширении состава было отклонено ввиду многочисленности участников. Несмотря на это, все конкретные пожелания миссионеров, выработанные правила о миссии перешли на рассмотрение Собора.

Приведем некоторые из определений Всероссийского Поместного Собора (1917–1918) о внутренней и внешней миссии [9. С. 35–41].

Внутренняя миссия РПЦ устраивается в виде приходской, уездной, епархиальной, монашеской, областной (или окружно-митрополичьей) и всероссийской [9. С. 45].

Уездная миссия находится под руководством Уездного миссионерского совета, являющегося постоянным органом Уездного собрания духовенства и мирян [9. С. 45]. Епархиальная миссия организуется Епархиальным миссионерским советом, который избирается епархиальным собранием духовенства и мирян и состоит при правящем архиерее [9. С. 46]. При этом в каждой епархии сохраняются должности противораскольнического и противосектантского или противокатолического миссионера [9. С. 46]. К миссионерскому делу привлекаются монастыри [9. С. 47]. Всероссийская миссия объединяется Всероссийскими миссионерскими съездами, созываемыми по мере надобности (не менее чем через каждые три года) Миссионерским советом при Св. Синоде, с разрешения высшей церковной власти. Постановления Всероссийского миссионерского съезда утверждаются высшей церковной властью [9. С. 47].

Внешняя миссия управляется Советом Православного Всероссийского миссионерского общества, действующего по особому уставу, утверждаемому высшей церковной властью. Православное Всероссийское миссионерское общество состоит под покровительством первоиерарха Российской Церкви, Святейшего Патриарха Московского и всея России [9. С. 49]. Для обсуждения нужд внутренней и внешней миссии Православной Церкви в России и за ее пределами и для управления миссией и блюстительства ее интересов учреждается при Св. Синоде Синодальный миссионерский совет. Под его руководством находится внутренняя миссия, внешней же миссией он управляет через посредство Совета Всероссийского миссионерского православного общества.

Таким образом, в постановлениях Собора мы видим проект организации миссионерского дела Русской Церкви, построенный на основе накопленного к этому времени опыта и отвечающий условиям и задачам нового времени. Однако новое время начиналось с гонения на Церковь, продолжавшегося в той или иной форме до конца советского периода нашей истории. И в эти 70 лет перед Русской Церковью стояла, по существу, только одна задача – сохранить веру Христову на русской земле…

1. Деяния Пятого Всероссийского миссионерского съезда / Под ред… И. Г. Айвазова. – М., 1917.

2. Ефимов А. Б. Всероссийские миссионерские съезды // Материалы Казанской юбилейной конференции. – Казань, 1996. – С. 52–56.

3. Деяния Священного Собора Православной Российской Церкви 1917–1918 гг. – М., 1994. – (Репр. изд.: Священный Собор Православной Российской Церкви. Деяния. М., 1918).

4. Сборник циркулярных указов Св. Синода с 1887 по 1913 г. – Б. м., б. г. – Машинопись (Б-ка МДА). – 349 с.

5. Скворцов В. М. Второй миссионерский съезд в Москве. – М., 1891.

6. Скворцов В. М. Деяния Третьего Всероссийского миссионерского съезда в Казани. – Киев, 1897.

7. Скворцов В. М. Миссионерский спутник. – СПб., 1902.

8. Скворцов В. М. Миссионерский посох: православное миссионерство – Церковно-гражданские узаконения и распоряжения – Миссионерская методика и полемика (планы бесед). Вып. 1–2. СПб., 1912. – 520 с.

9. Определение Священного Собора Православной Российской Церкви о внутренней и внешней миссии. 6 (19) апреля 1918 // Собрание определений и постановлений Священного Собора Православной Российской Церкви 1917–1918 гг. – М., 1994. – (Репр. изд.: Священный Собор Православной Российской Церкви. Определения. М., 1918). – Вып. 3.

10. Федоров В. А. Русская Православная Церковь и государство. Синодальный период (1700–1917). – М., 2003.

11. Фирсов С. Л. Русская Церковь накануне перемен (конец 1890-х – 1918 г.). – М.: Духовная библиотека, 2002. – 624 с.

12. Боголюбов Д., свящ. Из дневника харьковского епархиального миссионера за 1900 г. // Вера и разум. – 1901. – № 23; дек. – С. 577.

13. Вестник «Миссионерского обозрения» // Миссионерское обозрение. – 1908. – № 6. -□ С. 937–945.

14. Всеподданейший отчет обер-прокурора Свящ. Синода по Ведомству православного исповедания за 1900 г. – СПб.: Синод, тип., 1903. – С. 40–61. – Прил.

15. Всеподданнейший отчет обер-прокурора Святейшего Синода по Ведомству православного исповедания за 1908–1909 годы. – СПб., 1911. – С. 167–169.

16. Всеподданнейший отчет обер-прокурора Свящ. Синода по Ведомству православного исповедания за 1914 г. – СПб.: Синод, тип., 1916. – С. 118–132. – Прил.

17. Всероссийское миссионерское общество для борьбы с расколосектантством // Прибавления к Церковным ведомостям. – 1906. – № 26. – С. 2117–2122.

18. Евлогий (Георгиевский), митр. Путь моей жизни. – М., 1994. – С. 188.

19. Журнал № 18 VI и VII отделов. 1, 2, 5 мая 1906 года // Прибавления к Церковным ведомостям. – 1906. – № 22. – С. 1582–1583.

20. Журнал № 19 VI отдела 3 мая 1906 года // Прибавления к Церковным ведомостям. – 1906. – № 22. – С. 1585–1586.

21. Задачи пастырского служения, как они представляются по требованию настоящего времени, способы их осуществления // Вера и разум. – 1905. – Кн. 1. – № 3; Февр. – С. 105–116.

22. Из суждений предсоборного присутствия // Православный благовестник. – 1914. – № 1 [О магометанстве и язычестве]. – С. 295–313. – № 2 [Об отношении православной Церкви к инославным исповеданиям]. – С. 335–341.

23. К оживлению приходской миссии // Московские церковные ведомости. – 1911. – № 4. – С. 88–95; – № 5. – С. 113–118; – № 6. – С. 139–148.

24. Мероприятия Св. Синода по делам миссии // Миссионерское обозрение. – 1912. – № 1–6. – С. 282.

25. Никон (Рклицкий), архиеп. Митрополит Антоний (Храповицкий) и его время: 1863. – 1936. – Нижний Новгород, 2004. – Кн. 2.

26. Обзор деятельности Ведомства православного исповедания за время царствования императора Александра III. – СПб.: Синод, тип., 1901. – 727 с.

27. О мерах и способах духовно-просветительного действования миссии в борьбе с расколо-сектантством // Миссионерское обозрение. 1897. Кн. 1. – С. 864.

28. Определение Св. Синода от 25 мая 1888 г. № 1116.

29. Определение Св. Синода от 13–16 февраля 1908 г. № 782.

30. Определение Св. Синода от 27 января 1909 г. № 547

31. Определение Св. Синода от 23 февраля – 9 апреля 1909 г. за № 1377.

32. Определение Св. Синода от 2 марта – 9 апреля 1909 г. за № 1643.

33. Определение Св. Синода от 16 марта – 25 апреля 1909 г. № 2167.

34. Определение Св. Синода от 26 марта – 4 апреля 1913 г. за № 2653, об учреждении Миссионерского Совета при Св. Синоде.

35. Определение Св. Синода от 13 мая – 2 июня 1909 г. № 4156.

36. Определение от 3 июня – 17 июля 1909 г. № 5316.

37. Определение от Св. Синода 27 ноября 1909 г. № 8315.

38. Определение Св. Синода от 4–24 апреля 1913 г. за № 3253.

39. Определение Св. Синода от 4–19 ноября 1916 г. за № 8166.

40. Ореханов Г., свящ. О проекте создания женского Богословского института (1913–1916 гг.) // Ежегодная богословская конференция ПСТБИ: Материалы, 1998. – М., 1998. – С. 259–260.

41. Положение о Миссионерском Совете при Святейшем Синоде (Высочайше утверждено 21 марта 1913) // Церковные ведомости. – 1913. – № 17. – С. 166–167.

42. Правила об устройстве внутренней миссии Православной Церкви (20–26 мая 1908 г., № 3443) // Церковные ведомости. – 1908. – № 22. – С. 190–196.

43. Православная миссия // Церковный вестник. – СПб., 1914. – № 26–28. – С. 370–379.

44. Программа для преподавания в духовных семинариях сведений по обличению социализма / Сост. И. Г. Айвазов. – М., 1909.

45. Пругавин А. С. Раскол вверху. Очерки религиозных изысканий в привилегированной среде. – СПб., 1909.

46. 50-летний юбилей высоколреосв. Амвросия в священническом сане // Вера и разум. – 1898. – № 21. Нояб. – С. 1–46. – Отд. прил. к журн.

47. Русское Православие: вехи истории. – М., 1989.

48. Скворцов В. М. Сенсационные кривотолки в печати и обществе о занятиях 3-го Всероссийского миссионерского съезда и правда дела // Миссионерское обозрение. – 1897. – Кн. 1.

49. Состояние отечественной Церкви за 1908–1909 гг. // Миссионерское обозрение. – 1912. – № 3. – С. 481–502.

50. Справка, когда и где впервые учреждена должность епархиального миссионера // Миссионерское обозрение. – 1898. – № 2. – С. 341.

51. Статистические данные о членах IV всероссийского миссионерского съезда в г. Киеве // Колокол. – 1908. – 26 августа. – С. 1.

52. Судьбы миссии // Церковный вестник. – СПб., 1917. – № 23–35.

53. Третий Всероссийский съезд в Казани 22 июля – 6 августа // Миссионерское обозрение. – 1897. – Кн. 1. – С. 615–618.

54. Церковь в истории России: Критич. очерки. – М., 1967.

55. Циркулярный указ Св. Синода от 18 июля 1888 г. № 11 // Церковные ведомости. – 1888. – № 28.

56. Циркулярный указ Св. Синода от 21 декабря 1892 г. № 6.

57. Буткевич Т. И. Доклад о необходимости учреждения всероссийского православного религиозно-просветительного и благотворительного братства // Прибавления к Церковным ведомостям. – 1906. – № 22. – 1592–1595.

58. Определение Св. Синода от 4 апреля 1913 г. за № 3152 // Церковные ведомости. – 1913. – № 17. – С. 176.