Часть вторая. От нашествия монголов до разделения Русской митрополии

Монголы или татары, кочевой народ т. наз. алтайского или урало-алтайского семейства, обитавшие с древнего времени в той же обширной азиатской степи, в которой живут до настоящего времени их потомки и которая называется Монголией, – не составляли, до второй половины 12 века, одного государственного целого. Они распадались на отдельные племена и орды, состоявшия под властию своих, больших и малых, владетелей или ханов.

В половине 12 века явился у монголов великий и страшный человек, сумевший соединить их в одно целое, совершить огромные завоевания вне Монголии и основать могущественнейшее монгольское государство. Это был Темучин, сын удельного владетеля одной монгольской орды, родившийся около 1155 года. Наследовав отроком отцу, он, долго ничем себя не проявляя, в 1195 г. вступил на стезю завоеваний. Через десять лет он, на съезде покоренных князей, принял титул Чингиз-хана, что значит великий, могущественный хан, и утвердил свою столицу в г. Каракоруме, на юго-запад от нынешней Кяхты, на правом притоке р. Селенги. Он быстро завоевал и покорил сев. Китай, Тибет с частью зап. Китая, Туркестан, Хиву (с Бухарой и Кокандом), часть Афганистана и отдельные места в сев. Персии. Затем захвачена была им туркмено-киргисская степь, называвшаяся кипчакской, продолжением которой являлась наша новороссийская степь. Чингиз-хан умер в 1227 г. Перед смертью он разделил свои завоевания между тремя сыновьями и внуком на четыре улуса, с тем, чтобы хан, пребывавший в Каракоруме, был великим ханом и имел верховную власть над остальными ханами, стоявшими во главе улусов. Русь была потом покорена ханами кипчакского улуса, который, занимая северную половину восточного Кипчака – степь киргиз-кайсацкую – отдан был Чингиз-ханом внукам – детям его старшего сына Джучи.

В 1223 г. хорезмшах Мухаммед, разбитый монголами, бежал в Персию. Чингиз-хан для его преследования отрядил полководцев Джебе и Субута, которые, выполняя это, вторглись в кавкасские земли и оттуда в половецкие степи. Напав на половцев, они гнали их до границы Руси, которая начиналась за Переяславлем. Половецкие князья умоляли русских помочь им. Кн. Мстислав Мстиславич Удалой, сидевший тогда в Галиче, был зятем половецкого князя Котяна. Внимая мольбам тестя, он привлек на свою сторону кн. Мстислава Романовича киевского. Южные князья на съезде в Киеве решили выступить против татар. Отступившие от русских пределов, татары были настигнуты в юго-восточном углу будущей Екатеринославской губернии, на р. Калке (впадавшей в р. Калмиус, которая впадает в Азовское море ок. Мариуполя). Русские потерпели страшное поражение. Татары, преследуя их, дошли до Днепра в 70 вер. от Киева. Опустошив все на своем пути, татары отхлынули назад.

Третий и любимый сын Чингиз-хана, Угедей, став великим ханом, решил в 1235 г. выполнить завещание отца о завоевании всего света. Во главе армий, двинутых в Европу, был поставлен внук Чингиз-хана, сын Джучи, Батый, повелитель Кипчака. Сначала завоевана была в 1236 г. Камская Болгария. В конце 1237 г. татары вторглись в самое южное княжество – Рязанское. Захвачена была Рязань, позднее Коломна, Москва. В. кн. Георгий Всеволодович удалился с ратью за Волгу и сосредоточил силы на р. Сити (в буд. Моложском у. Ярославской губ.).

В Москве татары захватили сына вел. князя, Владимира, и умертвили его под стенами осажденного ими затем г. Владимира. 8 февраля столица была взята. Во время краткой осады все понимали, что отклонить неминуемую гибель нельзя. Епископ Митрофан убеждал встретить смерть без трепета. Сердца всех обратились к небу. Другой сын в. кн., Всеволод, с супругой, бояре с женами желали принять страдальческую смерть в иноческом образе. Владыка исполнил их желание. Стены города были пробиты, кн. Всеволод зарезан; многие из семьи великокняжеской, бояр и народа затворились с епископом Митрофаном в соборном храме. Святитель молился с ними и за них: «Господи! простри невидимую руку Твою, и приими души рабов Твоих с миром». Татары сперва зажгли храм, потом ворвались в него. Одни задыхались в пламени, другие пали от меча врагов. В. кн. Георгий, узнав о гибели семейства и сожжении 14 городов княжества своего, молил Господа даровать ему терпение Св. Иова. 4 марта 1238 года татары обрушились на русский стан. В битве на р. Сити русские были разбиты. Великий князь погиб в бою.

Позднее, в Шеринском лесу, вблизи Кашина, татары сразились с племянником Георгия, Василько Константиновичем Ростовским, и взяли его в плен. «Красавец лицем», пишет о нем летописец, «с очами светлыми и грозными, он был храбр, добр сердцем, ласков с боярами. В нем мужество соединено было с умом и правдивость со знанием. Он был сведущ, на все способен. Это был отец и кормилец сирот, великое утешение печальным. Очи сердца его отверсты были Богом на весь церковный чин, и он был отцем для всех бедных». Татары преклонились перед величественным видом пленника, знали его мужество. Они предложили ему променять верность христианству на дружбу Батые, признав их нечестивые обычаи. «О, темное царство!» ответствовал им князь, «не разлучить тебе меня с Христом моим, как ни тяжело бедствие мое. Он предал нас в ваши скверные руки, любя нас и даруя нам жизнь вечную. Есть Бог, и ты погибнешь, когда исполнится мера злодеяний твоих; взыщет Он кровь верных Своих». Истомленный голодом, князь молил о спасении близких сердцу его и благодарил Бога, что умирает, в цвете лет, смертию, достойною христианина. Татары мучили и свирепо умертвили его. Церковь причислила к лику Святых вел. кн. Георгия и князя Василько.

Татары двинулись к Новгороду, но, не доходя ста верст до города, около Игнача Креста поворотили на юг. Они, вероятно, испугались новгородских топей и болот, которых монголы, будучи жителями степных сухих мест, боялись вообще. В будущей Калужской губ. прославились своим мужеством жители маленького города Козельска. Слабые числом, но сильные верою, они положили между собою: «наш князь (Василий, из Ольговичей) – младенец, но мы, как верные слуги, должны умереть за него; оставив здесь добрую славу, на небе приимем венцы от Христа Бога». Семь недель они мужественно выдерживали осаду. Когда же татары, разбив городскую стену, взошли на вал, козельцы резались с ними ножами, ворвались в их стан и перерезали четыре тысячи человек, пока сами не были все до одного перебиты. Татары назвали Козельск «злым городом». В следующем – 1239 – году, три отдельные группы татар опустошали Россию. Обратили они в пепел Переяславль южный и Чернигов, подходили к Киеву, а также опустошали берега Оки и Волги.

Зимой 1240 г. Батый пошел на Киев. Татарское войско было так многочисленно, что, по словам летописца, от скрипа телег обоза, от рева верблюдов и от ржания коней нельзя было слышать человеческого голоса. Киев в это время взят был Даниилом Галицким. Оборонять его от татар он поручил тысяцкому Димитрию, который и проявил исключительное мужество. После продолжительной осады, причем стенобитные машины осаждающих били стены города день и ночь, Киев был взят 6 декабря. Последнее сопротивление Димитрий оказал в Десятинной церкви, вокруг которой он воздвиг деревянные укрепления. В бою, исходя кровью от ран, он запирается со сподвижниками в церкви и продолжает сражаться. Раненым приведен он к Батыю, который, пораженный его мужеством, даровал ему жизнь. В Киеве все было ограблено, или сожжено и истреблено. То же испытали Волынь и Червонная Русь. Батый двинулся в Зап. Европу, и передовые отряды его доходили почти до Вены. Получив известие о смерти Угедея, он остановил наступление и повернул назад.

Возвратившись в половецкую степь в 1242 г., Батый утвердил свое пребывание на восточном краю ея, на берегах Волги. Тогда же пошли к нему русские князья для изъявления покорности и для получения утверждения на своих престолах. Затем они должны были предпринимать очень далекие и трудные путешествия в Каракорум к великому хану. Батый (ум. в 1255 г.) построил город Сарай (значит дворец) в 110 вер. от Астрахани. Орда эта стала называться сарайской или золотой (палатки ханов ставились на шестах, покрытых золотыми листами). Путешествия в Каракорум прекратились довольно скоро, т. к. в второй половине 13 века великий хан сделался императором китайским. Им основан был гор. Дайду, буд. Пекин. Прекратилось существование великого ханата, установленного Чингиз-ханом. В самой России, как в стране вассальной, появлялись, преимущественно для сбора податей, ханские наместники, называвшиеся баскаками.

Кипчакские ханы, утвердившиеся в Золотой Орде, не изменили в России ея законов и установлений. Не касались они и веры русской. Благодаря этому Россия сохранила, столь необходимую ей, собственную княжескую власть и, все объединявшую, церковную иерархию. На счастье России первые вел. князья того времени: брат погибшего Св. Георгия, Ярослав Всеволодович, и, еще более, сын его, Св. Александр Невский, сумели поставить себя должно в Орде и установить взаимоотношения с ханами. Во главе же Церкви в самое трудное время закрепления ея положения в Орде находился выдающийся иерарх, митр. Кирилл.

При покорении Руси, ханы были язычниками. Они не принуждали никого к отступлению от своей веры. Это зависело частично от того, что некоторые народы, вошедшие в государство Чингиз-хана, были христианами (несторианами). Последние распространили христианство среди монгольского племени Уйгуров. Из среды же Уйгуров Чингиз-хан, нуждавшийся, с расширением государства, в грамотных людях, заимствовал грамоту и набирал администраторов, знавших письменность. Хотя среди Уйгуров были также буддисты и магометане, но знатнейшие из них были христиане-несториане. Понятно, что уважение, которым у ханов пользовались высшие чиновники из христиан, отразилось на их отношении к христианам вообще. Благоприятное отношение к христианам проистекало, главным образом, из того, что основным правилом жизни монголов служила Яса или «книга запретов», содержавшая в себе узаконения Чингиз-хана и строго предписывавшая веротерпимость и одинаковое уважение ко всем религиям. Преемники великого хана, при своем вступлении на престол, давали клятву в точности следовать Ясе под опасением, в противном случае, лишиться престола. Чингиз-хан, признавая «Единого Высочайшего», вместе с тем, велел бояться злых духов и всех богов, чьи бы они ни были. Монголы поклонялись идолам, планетам, стихиям, особенно огню. Ламы, шаманы, заклинатели составляли касту жрецов. С суеверным страхом смотрели ханы на служителей других вер и предпочитали быть с ними в мире. В ханских ярлыках строго каралась хула веры русских.

Когда Чингиз-хан покорил второй христианский народ Монголии – Кераитов, то одну из племянниц нового своего вассала взял в жены себе, а двух – в жены двум своим сыновьям. Таким образом, два последних великих хана, Мангу и Хубилай, были детьми христианки.

Архиепископ Макарий по поводу монголов пишет: «И очень естественно, если они везде, где ни господствовали, покровительствовали всем религиям, дозволяли каждому из своих подданных и покоренных народов держаться своей веры и свободно отправлять свое богослужение; сами даже соблюдали обряды и присутствовали при священнодействиях христиан разных исповеданий, магометан, буддистов и других язычников. В частности о Гаюке, первом императоре Монголов после покорения ими нашего отечества, известно, что он имел при себе христианских священнослужителей и давал им содержание, и что пред большим шатром его всегда стояла христианская часовня, в которой свободно звонили к часам и совершали службы по обрядам греческой Церкви. Точно так же и об императоре или великом хане Мангу (1251–1259) повествуют, что он «при дверях главного дворца своего имел церковь, где священники христианские отправляли свое богослужение без всякой помехи». О преемнике Мангу, великом хане Хубилае или Кублае (1260–1292) вот, что свидетельствует христианин-очевидец, служивший при нем 17 лет: «зная, что Пасха один из главных наших праздников, он велел всем христианам явиться к нему и принести с собою то священное писание, в котором заключается Четвероевангелие. Окурив торжественно ладаном эту книгу, он благоговейно поцеловал ее, то же должны были сделать, по его приказанию, и все тут бывшие, вельможи. Это у него всегдашний обычай при всяком большом празднике у христиан, о Рождестве и о Пасхе. То же соблюдал он и в праздники сарацын, жидов и язычников». Одно только, повидимому, противоречило этой веротерпимости, именно то, что ханы заставляли некоторых русских князей, когда последние являлись к ним, исполнять обряды монгольской веры – проходить чрез огонь и поклоняться кусту и солнцу. Но, по своим понятиям о веротерпимости, ханы не могли считать этого стеснением для чьей либо веры. Как они сами, держась веры своего народа, в то же время оказывали уважение и прочим верам, присутствовали иногда при богослужении христианском и даже целовали Евангелие; так могли думать, что и русские князья, нимало не отрекаясь от своей веры, могут выражать уважение к вере, содержимой ханом, чрез выполнение ея обрядов, – хотя, по понятиям христианским, поклонение ложным богам есть уже измена Богу истинному, и христианин должен скорее потерпеть смерть за веру свою, нежели выполнить обряды богослужения языческого ...».

Примечательно, что ханы, и став магометанами, не переставали соблюдать древния узаконения Чингиз-хана и обычаи своих предков по отношении веротерпимости к русским. И это происходило, несмотря на то, что магометанство притязает быть религией единой истинной и обязывает своих последователей распространять ее, не останавливаясь перед насилием. России за 240 лет татарского ига пришлось долгое время подчиняться власти магометан. Третий преемник Батые, его брат Берке или Берге, наследовавший ему в 1257 или 1258 г., принял магометанство. Преемники Берке, умершего в 1266 г., до хана Узбека, снова были язычниками. Узбек (1313–42) утвердил магометанство как родовую религию ханов. Он был женат на дочери византийского императора Андроника младшего.

Батый фактически признал русскую веру, не выдавая ярлыка. При первой переписи, произведенной им в России в 1246 или 1247 г., для обложения данью, духовенство не было подвергаемо переписи, как свободное от дани. От восьми ханов, предшествующих Узбеку, дошел до нас ярлык только одного хана Менгу-Темира (1266–81). Ярлык этот дан был в 1267 или, что вероятнее, в 1279 г., митрополиту Кириллу. По ярлыку вера русских ограждается от всяких ея хулений и оскорблений и принадлежности внешнего богослужения ограждаются от посягательств на них. «А кто (из наших всяких чиновников) веру их (русских) похулит или ругается», говорилось в ярлыке, «тот ничем не извинится и умрет злою смертию ... или что в законе их – иконы и книги или иное что, по чему Бога молят, того да не емлют, ни издерут, ни испортят». Далее, – духовенство освобождалось от даней, пошлин и повинностей; все церковные недвижимые имения признавались неприкосновенными и церковные слуги (принадлежавшие епископам и др. церковным властям рабы и холопы) объявлялись свободными от общественных работ. В последующих ярлыках, данных ханами-магометанами – Узбеком Св. Петру, Джанибеком, сыном Узбека – Св. Феогносту, Бердибеком – Св. Алексию – подтверждался первый ярлык. Добавлено было только право митрополита судить по уголовным делам принадлежавших ему людей.

При дворе великих ханов в Каракоруме, как указывалось, находились служители вер всех покоренных ими народов, дабы они молились о ханах. Неизвестно, было ли так при дворе золотоордынских ханов. Но русские с 1261 г. имели при ханах своего представителя, в лице епископа, кафедра которого была учреждена в столице ханской – Сарае, с согласия хана Берке. Первым епископом, поставленным митр. Кириллом, был Митрофан. Преемник его, еп. Феогност, обращал уже татар в христианство, не встречая к сему препятствий со стороны ханов-язычников. Хан Берке призывал в Сарай епископа Ростовского Кирилла для исцеления от болезни сына и в благодарность «повеле давати владыце оброки годовнии в дом святые Богородицы». Епископ Кирилл говорил при дворе хана о просвещении Руси верой, о подвигах Св. Леонтия в обращении ростовских язычников, о чудесах при его гробе. Красноречивый рассказ святителя так тронул племянника Берке, что тот стал размышлять о пустоте монгольской религии. Когда же еп. Кирилл в следующем году опять прибыл в орду, то царевич тайно отправился с ним в Ростов. Крестившись, он, при Св. еп. Игнатии, построил обитель, вступил в супружество; овдовев, скончался иноком и, под именем Петра царевича Ордынского (ум. 1290), причислен к лику Святых. Ханы допускали выход татарских девиц за наших князей и бояр, с дозволением первым принимать христианство. В 1257 г. женился в орде на близкой родственнице хана Берке благочестивый и смиренный Глеб Василькович, первый удельный князь Белозерский. Князь Феодор Ростиславич Ярославский и Смоленский, причисленный к лику Святых, женился вторым браком на дочери хана Менгу-Темира, принявшей крещение с именем Анны и отличавшейся высоким благочестием. Хан Узбек не возбранил сестре своей Кончаке стать христианкой Агафией и супругой московского князя Георгия (Юрия) Даниловича.

Известны принявшие св. веру: князь Беклемиш, сын кн. Бахмета, пришедший в 1298 г. из Большой Одры в Мещеру, овладевший ею и сделавшийся родоначальником князей Мещерских. Беклемиш крестился в Мещере со множеством других татар, получил имя Михаила и построил Преображенскую церковь. Царевич Берка приехал в 1301 г. из Большой Одры к князю Иоанну Даниловичу Калите и крещен был св. митрополитом Петром с именем Иоанникие, став родоначальником Аничковых. Крестившийся царевич Аредичь – родоначальник Белеутовых (Архиеп. Макарий). Мурза Чет, пришедший в 1330 г. в Москву. По пути из Орды он отдыхал на берегу, при впадении в Волгу р. Костромы. Будучи больным, он во сне удостоился явления Божией Матери с предвечным Младенцем и с предстоящими в молитвенном состоянии Апостолом Филиппом и св. Ипатием Гангрским. Чет получил исцеление. В Москве он крестился с именем Захария и на месте явления воздвиг исторический Костромской Ипатиевский монастырь. Он был родоначальником Годуновых. К вел. кн. Димитрию Донскому прибыл царевич Серкиз, родоначальник Старковых. Внук хана Мамая, князь Олекса, прибыл к вел. кн. литовскому Витовту (1392–1430), крестился в Киеве с именем Александра и сделался родоначальником князей Глинских, к каковому роду принадлежала мать царя Иоанна Грозного, вел. кн. Елена.

Уважение к христианству вызывали высокие добродетели и чудеса Св. митрополита Алексия. В 1357 г. хан Джанибек писал вел. кн. Иоанну II Иоанновичу: «Мы слышали, что небо ни в чем не отказывает молитве главного попа вашего, да испросит он здравие моей супруге». Тайдула, жена его, ослепла. Святитель Алексий пригласил паству к молитве. Когда он служил во Владимире молебен перед иконою Богоматери, сама собою зажглась свеча. Икона эта писана была Св. митр. Петром. По прибытии в орду, Святитель отслужил молебен с дивною свещею, окропил больную св. водою. Когда кропило коснулось глаз Тайдулы, она прозрела. Главный мулла вступил со Святителем в спор об исламизме, но на стороне митрополита было очевидное преимущество – свидетельство неба. При Св. Алексии ряд мурз приняты были в недра русской Церкви. Джанибек подарил в благодарность Святителю ханский конюшенный двор в Москве. Св. Алексий на этом месте воздвиг в 1365 г. монастырь в память Чуда Архистратига Михаила в Колоссах – Чудов мон. В 1393 г. Св. митр. Киприан, в присутствии вел. кн. Василия I Дмитриевича и массы народа, совершал в р. Москве крещение над знатными татарами – постельниками ханскими – Бахтыем, Хидырем и Маматом. Смиренно внимали новые христиане – Анания, Азария и Мисаил – словам Святителя. Эта победа веры над исламизмом была торжеством для Москвы. «И та татарина новокрещена хождаху вкупе, яко союзом любви связаемая», говорили с умилением москвичи. При митр. Киприане были уже храмы христианские в некоторых татарских поселениях.

Известны два случая осуждения татарами за веру двух наших князей, вызванных в орду, а также одна попытка обложить данью наше духовенство. В 1246 г. кн. Михаил Всеволодович Черниговский получил приказание явиться в орду. Духовный отец, наставляя его, говорил, что многие князья отправились туда, но немногие остались верны христианской совести, – «идоша сквозь огнь и поклонишася кусту и солнцу, и погубиша души своя славы ради света сего; ты же, княже, не твори тако», присовокупил духовник. «Я желал бы за Христа пролить кровь свою» – отвечал князь. Михаил отправился в орду с другом своим, боярином Феодором и кн. Борисом Ростовским. Надо указать, что татары затаили злобу против кн. Михаила. Он княжил в Киеве, когда к городу этому впервые подходили татары. Предводитель отряда отправил послов к Михаилу, предлагая сдаться и обещая в таком случае пощадить город. Князь отвечал тем, что приказал тогда – в 1239 г. – умертвить послов. Францисканский монах Плано- Карпини, побывавший в Каракоруме и посетивший Батые в 1237 г., писал в своей книге: «у татар есть обыкновение, чтобы с теми, которые убьют их посланников или худо с ними поступят, никогда не делать ни мира, ни перемирия; они не остаются в покое до тех пор, пока не отмстят». Можно поэтому предполагать, что кн. Михаилу были нарочито предъявлены особенные против других князей строгия требования. Батый приказал допустить его в ставку ханскую не иначе, как с соблюдением обрядов монгольского верования. Михаилу приказано было пройти между двумя огнями и молиться на юг перед Чингиз-ханом (как бы образом его). Прохождение через огонь не составляло в строгом смысле языческого религиозного обряда, являясь, конечно, суеверием. Огонь считался у татар очистительным средством и, по суеверию своему, они полагали, что прохождение сквозь двух огней уничтожит чары колдовства, опасные для хана. Что касается поклонения Чингиз- хану, то, конечно, это было правильно понято кн. Михаилом не как гражданское воздаяние почести основателю ханской династии, а как молитвенное поклонение обоготворенному человеку. Плано-Карпини прямо говорит, что татары боготворили Чингиз-хана. Некоторые князья выполняли это требование. Михаил же поступил, как истинный христианин, отказавшись это сделать. Благоверный князь заявил: «Христианам нельзя идти сквозь огнь и покланяться тому, чему покланяются здесь, такова христианская вера! Она запрещает кланяться твари и идолам». Волхвы передали ответ князя Батыю. Последний велел сказать Михаилу через посланца: «избирай любое – жизнь или смерть; если не пойдешь чрез огонь и не поклонишься кусту и солнцу, ни кумирам, погибнешь злою смертию; выполнишь волю, и – получишь княжество». Князь сказал: «Царю готов я кланяться, ему поручил Бог славную власть над земными царствами; но чему здесь кланяются, не могу кланяться». Напрасно сановник Эльдега уговаривал князя, указывая на предстоящую ему смерть за ослушание. Михаил отвечал: «готов пролить кровь мою за Христа моего». Напрасно князь Борис Василькович, его внук, и бояре предлагали Михаилу принять на себя епитимию за него. Михаил говорил: «не хочу быть христианином по имени, а поступать по язычески». Боярин Феодор укреплял его и против искушений любви к супруге и детям. Эльдега продолжал уговоры. «Не слушаю вас, не погублю души моей» – воскликнул Михаил, снял с себя княжескую епанчу и бросил ее со словами: «прочь, слава мира тленного; она не надобна мне». Эльдега отправился к Батыю, а исповедники стали петь хвалебные песни мученикам и причастились запасными дарами. Пришедшие убийцы бросились, как звери, на Михаила, растянули и били кулаками против сердца; бросили на землю и топтали ногами, били, мучили. Наконец, какой-то отступник Доман отсек князю голову. Феодору обещали княжество Михаила, но он отказался, и также принял венец мученический (Архиеп. Филарет). Было это 20 сентября 1246 г. Князь Михаил Черниговский и боярин Феодор причислены к лику Святых. Дочь князя Феодулия приняла постриг, подвизалась в Суздальском мон. Память Пр. Евфросинии Суздальской, преставившейся в 1274 г., празднуется 25 сентября.

В 1270 г. хану Менгу-Темиру сообщили, что рязанский князь Роман Ольгович, находившийся в орде, хулит хана и его веру. Менгу-Темир напустил на него татар, которые начали нудить его к своей вере. Князь заявил им, что не должно православным христианам, оставив свою веру, принимать чужую. Татары заткнули уста его платком и стали мучить с ужасающим зверством. Резали тело его по частям и бросали на стороны. Когда осталось одно туловище, то содрали кожу и воткнули голову на копье. Князь Роман, благочестивый и воспитывавший детей своих в благочестии, «страданиями уподобившийся Якову персидскому, купил страданиями венец нетленный» (Архиеп. Филарет). Память Пр. Романа кн. Рязанского празднуется 19 июля.

В 1342 г. Св. митр. Феогност приходил в орду, чтобы, согласно с узаконением Узбека, получить ярлык от Джанибека, нового хана. По словам Никоновской летописи «неции рустии человеци оклеветаша Феогноста митрополита ко царю Джанибеку, яко много безчисленно имать дохода – и злата и сребра и всякого богатства, и достоит ему тебе давати в Орду на всяк год полетные дани». Вследствие этого хан, подвигнутый русскими наговорщиками, стал требовать от митрополита ежегодной дали. Дело кончилось тем, что Св. Феогност, с твердой решительностью отвергнувший это требование, опираясь, очевидно, на закон Чингиз-ханов и первый ярлык, принужден был раздарить хану, ханше и их главнейшим боярам (князьям) шестьсот рублей. «И выйде на русь здрав» – заканчивает летопись изложение этой единственной попытки обложения духовенства данью.

В Золотой Орде погибли еще три князя от руки татар, но не из-за исповедания веры, а вследствие вражды между собою удельных князей. Сыновья св. кн. Дании.иа Московского боролись за великокняжеский престол с Тверскими князьями, как и они, прямыми потомками Всеволода III Большое Гнездо. Московский князь Георгий-Юрий Данилович сумел завоевать расположение хана Узбека и женился на сестре его, Кончаке.

С татарами, ведомыми Кавгадыем, Георгий двинулся на Тверь, (в 1317 г.), но был разбит вел. кн. Михаилом Ярославичем в с. Бортеневе, в 40 в. от Твери. В плен попали Кончака и Кавгадый. Михаил освободил их обоих, но, на его несчастье, Кончака, во крещении Агафия, заболев, скончалась в плену. Это дало повод Георгию и Кавгадыю оговорить Михаила в Орде. По прибытии туда Михаила, опасавшегося разорения тверского княжества татарскими отрядами, Узбек нарядил над ним суд, при чем главным судьей был Кавгадый. Михаил обвинен был в обнажении меча против ханского посла – Кавгадые – и отравлении Кончаки. На шею его наложили тяжелую колоду. В таком виде его возили в стане Узбека, уехавшего на охоту на берега Терека. В это время проявилось удивительное христианское смирение вел. князя. Когда тверские бояре грустили об его участи, он с веселым лицом ободрял их, говоря: «Друзья! Вы долго видели меня в чести и славе; будем ли неблагодарны? Вознегодуем ли на Бога за уничижение кратковременное? Вые моя скоро освободится от сего древа, гнетущего оную». Ночи проводил он в молитве и в пении утешительных псалмов Давидовых. Отрок княжеский держал перед ним книгу и перевертывал листы, ибо стража на ночь руки Михаила забивала в колодки.

За Тереком, на р. Севенце, под г. Дедяковым, недалеко от Дербента, где расположились татары, Кавгадый решил покончить с Михаилом. Сначала велел привести его на торг и издевался в присутствии толпы, в которой были и русские, греки, немцы, литовцы. Отпущенный в свою вежу, Михаил понял, что приближается смертный час. Он попросил бывших с ним игумена и священника отпеть заутреню и часы, прочел со слезами правило ко причащению, исповедался, объявил свою волю сыну Константину, велев ему искать защиты у ханши, и попросил дать ему псалтирь. Открыв книгу, прочел псалом: «Сердце мое смутися во мне, и страх смертный прииде на мя». «Что значит этот псалом?» – спросил князь у священников. Те, чтоб не смутить его еще больше, указали ему на другой псалом: «Возверзи на Господа печаль твою, и Той тя препитает, и не даст во-веки смятение праведному». Смиренный князь добавил: «Кто даст ми криле яко голубине? И полещу, и почию ...» В это время прибыли кн. Юрий и Кавгадый. Посланные ими убийцы бросились на Михаила, повалили на землю и били пятами нещадно. Наконец один из них, именем Романец, выхватил большой нож, ударил им Михаила в ребро и вырезал сердце. Было это в среду 22 ноября 1319 г., в седьмом часу дня. Тело мученика бросили нагое. После убийства, Юрий и Кавгадый, находившиеся вдали, подъехали к телу. Кавгадый с сердцем сказал Юрию: «Старший брат тебе вместо отца; чего же ты смотришь, что тело его брошено нагое?» Юрий велел своим прикрыть тело, потом положили его на доску, привязали ее к телеге, и перевезли в г. Маджары (на р. Куме). Оттуда тело перевезено было в Русь и похоронено в московском Спасском мон. (по Соловьеву). 6 сент. 1320 г. мощи праведного князя перенесены были в Преображенский собор в Твери. Вскоре установлено было местное празднование; общее прославление состоялось в 1549 г.

Супруга Св. вел. кн. Михаила Тверского, дочь кн. Димитрия Борисовича Ростовского, после его мученической кончины приняла постриг, и с именем пр. Анны Кашинской преставилась в 1337 г. В 1649 г. обретены были мощи св. Анны Кашинской и состоялось ея прославление.

Юрий Данилович вернулся в Москву с ярлыком на великое княжение. Позднее кн. Дмитрий Михайлович Тверской, побывав в Орде, сумел разъяснить Узбеку всю неправду Юрия и Кавгадые. Последний был казнен. Димитрий получил ярлык на великое княжение. В 1324 г. в Орде встретились Димитрий и Юрий. Первый, понадеявшись на расположение хана, убил Юрия. Узбек счел это самоуправством и в 1325 году велел убить Димитрия. Ярлык дан был его брату Александру. С ним соперничал брат Георгиев, Иоанн Калита Московский. Александр разгневал хана допущением убийства в Твери его посла Чол-хана, или Щелкана, и бывших с ним татар. Узбек отправил против него Иоанна Калиту с татарским войском. Александр бежал в Псков, потом в Литву. Иоанн в 1328 г. получил ярлык. В 1337 г. Александр решился поехать в Орду и сумел смирением умилостивить хана, разрешившего ему вновь править тверским княжеством. С этого времени вновь возгорелась вражда между Москвой и Тверью, и победительницей оказалась первая. В 1339 г. Александр был вызван в Орду, где еще раньше находился его сын Феодор. Убедившись в том, что его ожидает, он причастился. 29 октября Александр и Феодор были убиты – розняты по составам. Тверской удел отдан был ханом кн. Константину Михайловичу, спасенному в 1319 г. ханшей.

Вопрос о татарском владычестве тесно связан с судьбами московского княжества, которому, в конце концов, удалось его свергнуть. Впервые Москва упоминается в 1147 г., как маленькое пограничное село, в котором суздальский князь Юрий Владимирович Долгорукий принимал своего союзника, черниговского князя Святослава Ольговича. Правнук Юрия, Св. вел. кн. Александр Невский, дал Москву в удел младшему сыну своему, Св. кн. Даниилу († 1303). Крупное значение приобретает сын последнего, вел. кн. Иоанн I Калита, правивший Русью с 1328 по 1341 г. Москва занимала выгодное географическое положение, находясь в узле дорог из южной Руси в северную, и из Новгорода в Рязань. Переселенцы оседали в московском княжестве. Там жилось безопаснее, чем в других местах. Москва богатела от все увеличивавшегося сельского хозяйства и от сборов за провозимые через княжество товары. Князья московские отличались ловкостью и, проводимой от отца к сыну, планомерной одинаковой политикой. Сумели они, следуя примеру Св. Александра Невского, до времени, поддерживать хорошия отношения с Ордой. Порою в этом отношении действия их были неблаговидны, будучи, впрочем, свойственны тому времени во всем мире. Но, пользуясь благоволением татар, они обезопасили своих подданных. Особенно важным было собирание ими самими дани для Орды, чем избегалось появление корыстных и безнаказанных татарских сборщиков. Московские князья, увеличивая свои земли, уходившия от удельных князей, постепенно сколачивали единое государство, усиливая возможность сопротивления татарам. Свержение их ига было заветной мечтой московских князей. Помышляя именно об этом, вел. кн. Симеон Иоаннович Гордый († 1353) писал в своем завещании: «Свеча бы не угасла». Одобряя стремление потомков Св. кн. Даниила установить единодержавие на Руси и их тайные помыслы относительно татар, Святые митрополиты, начиная с Петра, поддерживали их. В 1380 г. племянник Симеона, вел. кн. Дмитрий Иоаннович, решился на открытую борьбу с татарами. Дмитрий, выпестованный Св. митр. Алексием, получил на эту борьбу благословение Пр. Сергия Радонежского, давшего ему и двух иноков – Пересвета и Ослябя. Хан Мамай был разбит русским воинством на Куликовом поле у берегов Дона. Дмитрию Донскому не удалось свергнуть татарское иго. Хан Тохтамыш через два года совершил нашествие и сжег Москву. Но Димитрий, начав вооруженную борьбу с Ордой, показал, что татар можно разбивать на полях сражений, а также ясно выявил то, что московские вел. князья заботятся не только о своем уделе, а о благе всей России. На счастье Руси, Орда все более ослаблялась внутренними раздорами, и с нею можно было все менее считаться.

В 1395 г. страшная гроза надвигалась на Россию. Победитель Востока, подчинивший себе и Золотую Орду, могущественный Тимур или Тамерлан, с огромными силами вторгся в Россию, дойдя до Ельца. Все московские храмы были открыты до глубокой ночи. Народ молился и постился, возлагая надежды единственно на милость Божию. Сын Дмитрия, вел. кн. Василий I, став с войском на берегу Оки, просил Св. митр. Киприана, чтобы принесена была из Владимира икона Божией Матери. Умилительно было перенесение древней иконы из старой столицы в новую. Множество народа, стоя у дороги, преклонялось перед Святыней, со слезами взывая: «Матерь Божия! Спаси землю русскую!» Жители владимирские провожали икону с горестию; московские принимали ее с радостью и упованием. Встречена была икона москвичами на Кучковом поле, за городом, где, в память этого события, был потом воздвигнут Сретенский монастырь. В тот самый день, когда икона была встречена в Москве, Тамерлан, остановленный Небесной Силой, не двинулся дальше и вскоре ушел обратно. Это было 26 августа, и в этот день празднуется икона Владимирская. Вел. князь все меньше считался с татарами. В 1408 г. хан Эди- гей дошел до Москвы, но не смог взять ее. В 1412 г. вел. кн. Василий I в последний раз ездил в Орду с дарами к сыну Тохтамыша Зелени-Салтану. В 1480 г. правнук Димитрия Донского, вел. кн. Иоанн III, свергнул татарское иго.

В половине XIII в. на Каменном острове Кубенского озера подвизались 23 отшельника, незнаемые миром. После молитвы они обращались с евангельским словом к диким племенам чуди и карелам, кочевавшим особенно по сев.-вост. берегу озера. Пустынники терпели от грубых идолопоклонников оскорбления и побои, но продолжали свою проповедь. От притеснений и своей бедности они не могли построить храма, нужного и для них и для успеха веры.

Господь послал им помощь. Князь белозерский Глеб, сын Св. Василько ростовского († 1278), отправился ок. 1260 г. из Бела-озера в Устюг водным путем. На Кубенском озере захватила его сильнейшая гроза с бурей. Князь, находясь в крайней опасности, искал спасение в молитве. Он дал обет построить храм там, где найдет пристанище. Суда его принесло 6 августа к Каменному острову, где подвизались пустынники-проповедники. Благочестивый князь Глеб построил деревянный храм во имя Преображения Господня и кельи. После этого проповедь значительно усилилась. Вскоре создался Спасо-Каменный монастырь. В Белозерской стране самым древним монастырем был Устьшехонский Троицкий, основанный первоначально в 17 в. от Белоозера на устье р. Шексны кн. Глебом Васильковичем, в память чудесного исцеления сына Михаила от слепоты. (Архиепископ Филарет). Местные карелы, в значительной своей части, были крещены новгородскими священниками в 1227 г. В самом конце XIII в. на горе Челме в 57 верстах от Каргополя поселился Пр. Кирилл Челмский или Челмогорский († 1368) и основал там монастырь Челмогорский. В течение свыше полувековой своей подвижнической жизни он просветил христианством всю окрестную Чудь.

В 1329 г. Пр. Сергий пришел на остров Валаам на Ладожском озере. К нему прибыл потом Пр. Герман. Трудами их создался знаменитый монастырь. Тамошние карелы обращены были к св. вере. Позже – в конце 14 в. – на соседнем Коневском острове поселился Пр. Арсений. Жители этого острова – чудские язычники – каждый год оставляли на утесе Конь-камень коня в жертву идолу. Пр. Арсений, новгородский инок († 1447), совершил у камня молитву, окропил его святою водой и, окрестив бедных жителей, освободил их от страха духов. Там создался в 1398 г. Коневский Рождественский мон. В половине 14 в. новгородский инок Лазарь, подвизавшийся раньше в Кесарийском мон. в Константинополе, отправился на Онежское озеро. Там на острове Мучи или Мурмане он построил храм Успения Божией Матери на месте, где узрел он «Жену светоносну, златом сияющу». Он терпел сначала много скорбей и гонений от диких окрестных лопарей, но затем они увидели крайнее незлобие святого и стали относиться к нему с доверием и уважением. Оно особенно укрепилось, когда Пр. Лазарь исцелил чудесно сына одного из старшин. Многие начали креститься. К нему стали приходить иноки. Пр. Лазарь, преставившийся в 1391 г. на 105-м году жизни, основал Успенский Муромский мон., в 31 в. от г. Пудожа Олонецкой губ. Ученики его с ревностью проповедывали слово спасения по обоим берегам Онеги, и христианство там укрепилось. В конце описываемого времени на Соловецком острове Белого моря возникла знаменитая обитель. Первым подвижником на Соловецком острове был Пр. Герман († 1484). Первоначально он жил в уединении на берегу р. Выги. Ища уединения, пришел к нему из Кирилло-Белозерского мон. Пр. Савватий († 1435), инок этой обители. Герман указал Савватию на Соловецкий остров, и сам отправился туда с ним. Переплыв, с помощью Божией, на ладье Белое море, подвижники вышли на остров, построили келлии и подвизались шесть лет. Пр. Савватий умер, и тогда Пр. Герман нашел себе сподвижника в лице Пр. Зосимы († 1478). Последний стал созидать Соловецкую обитель. Пр. Герман много помогал ему. Он не раз отправлялся в Новгород по нуждам обители, несмотря на опасности плавания по бурному морю и на свои преклонные лета. Принимал он там приношения для обители и собирал книги для ея библиотеки. В Новгороде он и скончался в 1479 г. в обители Пр. Антония, прибыв по делам обители.

В половине 14 в. в молодом причетнике устюжского собора возгорелось желание посвятить жизнь свою просвещению зырян – диких сынов северных лесов. Родился он около 1345 г. Наделенный от природы блестящими умственными способностями, он, научившись грамоте, был допущен канонархом и чтецом в соборе г. Устюга Вологодского. Тогда уже зародилось в нем желание стать просветителем язычников, в немалом количестве живших по соседству с Устюгом и в самом городе. Он начал учиться их языку. После 10–12 лет дьячества в соборе, Стефан постригся в монастыре св. Григория Богослова в Ростове, находившемся подле епископии и называвшемся Затвором. Это был монастырек особенно строгих затворников (он был пригорожен глухой стеной к стене архиерейского мон. и не имел собственных ворот) и обладал хорошей библиотекой. В монастыре он занялся довершением своего самообразования, предавшись денно-нощному чтению книг, как о том говорит его жизнеописатель инок Епифаний премудрый, его современник, инок Троицкого Сергиева мон. Для лучшего уразумения читаемого он искал собеседования со старшими книжными и разумными людьми. Выучился он также греческому языку, чтобы иметь возможность читать книги, которые не были переведены на славянский язык. Епископом Ростовским был грек Парфений. Для окончания изучения зырянского языка, Стефан, тогда уже подходивший к тридцатилетнему возрасту, прожил некоторое время в Устюге.

Последуя примеру Св. Константина, первоучителя славян, он решил дать язычникам богослужение на их зырянском языке и для этого, прежде всего, составил зырянскую азбуку. На это он, надо полагать, получил благословение от Святителя митр. Алексия перед его кончиной. В отличие от Св. Константина, приспособившего к славянскому языку греческую азбуку, Стефан сочинил свою особую азбуку. Составив азбуку и переведя богослужебные книги, он получил благословение пойти на проповедь евангелия зырянам от правившего митрополией архимандрита Михаила – Митяя. Вполне одобрил намерение Стефана благочестивый вел. кн. Димитрий Иванович Донской. Архим. Михаил щедро снабдил его всем нужным для поставления церквей и для введения богослужения у будущих христиан. Помогли ему и московские бояре. Поставленный в Москве еп. коломенским в иеромонахи, Стефан вернулся в Устюг и оттуда начал свою просветительную работу.

Языческий народ, поселения которого прилегали к Устюгу, составляли, принадлежавшие к финскому семейству народов, вычегодские Пермяне или Пермяки, получившие потом и нас особое имя Зырян (от одного из племен, которое у Епифания называется Сырьянами). Этот народ составлял половину Пермяков. Другую половину составляли Пермяки камские, область которых называлась Великая Пермь. Главным городом зырян было позднейшее селение Усть-Вымь, при впадении Выми в Вычегду (около 350 вер. от Устюга). Туда направился Стефан и начал там проповедь. На первых порах ей вняли немногие. Большинство же старалось выпроводить проповедника. Действовать решительно язычники все же опасались, зная, что за Стефаном стоит сильная Москва, данниками которой они тогда состояли (раньше были под Новгородом). Они старались выжить его своими страхованиями. Под предводительством волхвов собирались они вокруг его жилища, вооруженные кольями, и грозили убить его. Или обкладывали домик его хворостом и соломой, грозя сжечь святого. Готовый потерпеть за Христа и смерть, Стефан отвечал на страхования усилением проповеди и продолжал перевод богослужебных книг.

В Усть-Выми на холме стояла невзрачная кумирня. Против нея на насыпном холме Стефан воздвиг великолепную деревянную церковь во имя Благовещения Богородицы, освятив ее торжественно с духовенством, вызванным из Устюга. Храм этот, кротость и ласковое обращение привлекали к Стефану зырян, но мало кто решался креститься. Надо было наглядно доказать то, о чем проповедывал святой – идолы суть мертвые обрубки дерева и чурбаны и, конечно, защитить себя не могут. Улучив время, когда в кумирнице никого не было и она не была охраняема, Стефан поджог ее. Прибежавшие разъяренные волхвы и кудесники бросились на него с кольями и топорами, но от идолов остался один пепел. Это быстрое обращение множества богов в ничто и то, что боги не тронули ни единого волоса на голове дерзновенного, поднявшего на них руку, произвело на народ потрясающее впечатление. На пепелище своей кумирни и как бы на пепелище своего язычества, жители Усть-Выми собрались на сход решать вопрос: что им делать. Горячая проповедь святого к этому сходу убедила язычников принять истинного Бога. Таким образом началось крещение зырян как целого народа. Одержал он победу и над главным волхвом Памою. Кудесник сам вызвался пройти, вместе со Стефаном, сквозь огонь и реку под льдом (от проруби до проруби), чтобы испытать, чья вера сильнее. «Я не повелеваю стихиями, но Бог христианский велик, – иду с тобою» – сказал Стефан. Пам затрепетал, отказался от испытания. Огромная толпа едва не растерзала Пама. Этим довершилось торжество веры над суеверием. Народ толпами крестился и бросал в огонь идолов. Из среды крещеных святой набрал мужей, юношей и детей, которые могли бы быть поставлены во священники и на прочия церковные должности. Он обучал их новоизобретенной зырянской азбуке и совершению служб по своим зырянским книгам. Поставил еще две церкви. На одном холме стояла большая береза, к которой народ имел великое благоговение, как к своего рода божеству (возможно, считая ее обиталищем богов). Дерево это, к которому никто не смел приступиться, Стефан срубил собственноручно и поставил церковь так, чтобы пень дерева служил основанием для ея престола. Со всех концов зырянской земли стекался в Усть-Вым народ, ища у святого научиться новой вере и прося у него крещения. Требовались и личные путешествия Стефана, как для крещения, так и для уничтожения местных кумирниц. Как всегда бывает при обращении язычников, последние некоторое время не перестают питать страх к своим прежним богам и не дерзают поднимать на них собственные руки, опасаясь их мщения. Приходилось уничтожать кумирницы самому Стефану. Совершая это, святой приказывал строить по погостам и селениям церкви и определял к ним священников, которых посылал в Москву для поставления.

Святой отправился на проповедь в 1378 или 1379 г., а к 1383 г. он настолько успел распространить между язычниками христианство, что отправился в Москву просить о даровании новокрещенным особого епископа. Просьба его была принята с полной благосклонностью митр. Пименом и вел. кн. Димитрием Донским. Во епископы пермские в начале 1383 года был поставлен Св. Стефан, который правил 13 лет. В 250 вер. от Усть-Выми святой основал Ульяновскую Спасскую пустынь, а в 60 верстах от Усть-Сысольска, на р. Сысоле, Стефановскую пустынь. В миссионерской деятельности Св. Стефана примечательно то, что свою проповедь Евангелия он совершал без помощи гражданских властей и не применял совершенно принуждения. Быв крестителем зырян и их епископом, Св. Стефан являлся не только духовным пастырем народа, но и его ходатаем, печальником, помогая советами и делом в его житейских нуждах. Он просил за него великого князя, ища устранения злоупотреблений и притеснений при взимании податей. Он старался отвратить грабительские набеги на него новгородских ушкуйников, увещевая последних. При нападении другого инородческого народа – вогуличей, он воодушевлял воинские рати зырян и предводительствовал ими с оружием креста в руках. Когда случался голод, он старался доставать хлеб из пограничных областей России. Кроме просветительной деятельности, Св. Стефан известен как переводчик с греческого языка. Им переведен сборник, известный под именем «Мерила праведного». Предисловием к нему является поучение к «князю Димитрию». Им составлено также после поездки в 1386 г. в Новгород, по просьбе тамошнего архиепископа Алексия, обличение еретиков стригольников. Оно написано очень литературно и с весьма искусной постановкой полемики. Св. Стефан был очень близок с Пр. Сергием Радонежским. Святитель Стефан Пермский скончался 26 апреля 1396 г., во время пребывания своего в Москве, куда он прибыл к митр. Киприану по церковным нуждам. Погребен он был в придворном монастыре Спаса на Бору, что показывает, каким уважением пользовался креститель зырян у вел. кн. Василия I Димитриевича. Па соборе 1549 г. он был причислен к лику Святых. (По Голубинскому).

Трудами Св. Стефана обращена была Малая Пермь с зырянами по Вычегде и Выми. Но Великая Пермь, с разными обитателями своими, жившими по Каме и Чусовой, оставалась языческой. Вогуличи обнаруживали ненависть к вере и при Св. Стефане, а по смерти его пытались нападать на Усть-Вымь, где была кафедра епископа. Преемники Святителя Исаак и Герасим старались обратить и эти народы ко Христу. Св. Герасим претерпел в 1442 г. мученическую смерть от слуги своего вогулича, который задавил его омофором. Это была месть злобных язычников за успехи веры. Иноки Троицкого мон., основавшегося в 1397 г. за 600 вер. от Усть-Сысольска, распространяли тогда веру на Печоре до Пустоозерска. В 1455 г. кн. Асыка с толпами вогуличей напал на крещенных пермян, опустошил берега Вычегды и, захватив с другими пленниками Св. еп. Питирима, злодейски истерзал и умертвил его. При преемнике его, Св. Ионе, вера одержала победу. В 1462 г. Святитель обратил ко Христу самого князя Великой Перми, крестил пермян, устрояя церкви и монастыри.

Древния русские владения по берегам Балтийского моря были заселены различными языческими племенами, частью литовскими (Ливы, Куры, Летты, Земигола или Жмудь и др.), частью финскими (Чудь, Эсты, Водь и пр.). Владения эти делились на две половины: северная зависела более или менее от Новгорода, южная – от Полоцка. На земли эти обратили внимание немцы и старались там закрепиться. В середине 12 в. туда проникли бременские купцы, которые затем в устье Зап. Двины образовали два укрепленных поселка. В это же время римские папы усердно разыскивали языческие страны, чтобы насаждать в них латинство. Папа Александр III, осведомленный бременским архиепископом, испросил у полоцкого князя разрешение выстроить в одном из основанных немцами поселков – Укскуле – латинскую церковь. Латинский проповедник монах Мейнгард стал обращать ливов в католичество, но особого успеха не имел. Тогда он просил папу объявить крестовый поход для проповеди латинства ливам. В то же время, в 1196 году, датский король Канут VI пристал к эстонскому берегу, утвердился там и стал силой распространять латинство. Папа же объявил отпущение грехов тем, кто отправится с назначенным им епископом против ливов. Первый отряд потерпел неудачу. В битве епископ Бартольд был убит. Немцы, правда, разорили страну, крестили силой жителей. Но когда отряд ушел, то жители стали окунаться в Двину, чтобы смыть с себя крещение, и выгнали оставленных священников. Вслед затем прибыл новый епископ Альберт Бугсгевден. Он привез с собой войско на 23 кораблях. Это был человек исключительного ума и силы воли. Он понял, что для успеха обращения ливов немцам надо твердо укрепиться в стране. В 1200 г. он заложил у устья Двины город Ригу и обнес его крепкой стеной. В Германии он набрал поселенцев для нового города и испросил разрешение у папы Иннокентия III устроить, по образцу военных орденов в Палестине, военное братство, или Орден воинствующих монахов-рыцарей. С разрешения папы в 1202 г. на нашем Балтийском побережье появились рыцари ордена меча – меченосцы, получившие устав Храмового ордена. Они носили белый плащ с нашитым красным мечом и крестом, вместо которого начали впоследствии нашивать звезду. Первым магистром их был Винно-фон-Горбах. Став твердо в устье Зап. Двины, немцы постепенно проникали вглубь страны и отбирали владения полоцких князей. Взят был Кукенойс (Кокенгузен) и Герсик, принадлежавший князю Всеволоду († 1215), врагу латинян. В 1224 г. взяли они приступом самое старое и крепкое русское поселение в чудской земле – город Юрьев, основанный Ярославом Мудрым. В те же времена усилилась католическая Швеция, в которой с 1221 г. главную роль играл вельможа – «ярл» – Биргер, представитель рода Фолькунгов.

Римский папа, зорко следя за ходом мировых событий, учел тяжелое положение, в которое попала Русь после разгрома ея татарами, решил, что настало благоприятное время для нанесения сильного удара Православию. Он объявил крестовый поход как против язычников, населявших Финляндию, так и против русских, обещая прощение грехов всем участникам его и вечное блаженство. Большое войско, собиравшееся в Швеции слишком два года из знатных рыцарей, воинов и искателей приключений, было готово к 1240 году для вторжения в русские пределы. Его вел Биргер, в сопровождении епископов и многих духовных лиц. В Новгороде в это время правил 31-летний князь Св. Александр Ярославич, про которого уже тогда магистр меченосцев, Вельвен, видевшийся с ним, говорил: «Я прошел много стран и народов, но нигде не видал такого ни в царях царя, ни в князьях князя».

Точно на магометан в Святую Землю, с пением священных гимнов, с крестом впереди, вошли шведские крестоносцы на свои корабли летом 1240 г. Биргер рассчитывал прежде всего напасть на Ладогу, и оттуда обрушиться на Новгород. Остановившись в устье р. Ижоры, Биргер, не сомневаясь в победе, послал сказать Александру: «Выходи против меня, если можешь сопротивляться; я уже здесь и пленю твою Землю». Получив этот надменный вызов и узнав об огромном воинстве пришельцев, Александр «разгорелся сердцем». Приказав собраться своей малочисленной дружине, он отправился в собор Св. Софии и горячо молился перед алтарем: «Боже хвальный, Боже праведный, Боже великий и крепкий, Боже превечный! сотворивший небо и землю и поставивый пределы языкам, и жити повелевый, не преступая в чужия части ... И ныне, Владыко прещедрый! слыши словеса гордого варвара сего, похваляющася разорити Святую Веру Православную и пролити хоща кровь христианскую. Призри с небес и виждь, и посети нас, винограда своего, и суди обидящих мя, и возбрани борющихся со мною, и приими оружие и щит и стани в помощь мне, да не рекут врази наши, где есть Бог их? Ты еси Бог наш, и на Тя уповаем». Получив благословение епископа Спиридона, Александр, выйдя к дружине и народу, объявил: «Братья! Не в силе Бог, а в правде! Вспомним слова псалмопевца: «сии во оружии, и сии на конях, мы же во имя Господа Бога нашего призовем ... Не убоимся множества ратные, яко с нами Бог». Слова эти вызвали необычайное воодушевление. Александр решил, что только быстротой и внезапностью можно победить огромное вражеское воинство. Когда утром 15 июля 1240 г. – годовщина кончины Св. кн. Владимира – Александр подходил к берегам Невы, то старшина языческого финского племени Ижоры, ревностный христианин Пелгусий, следивший за крестоносцами, дал ему нужные о них сведения. Он же поведал князю о чудном видении, которое он имел. «Всю ночь провел я без сна на берегу, наблюдая за врагами. На восходе солнца услышал я на воде сильный шум и увидел один насад (ладью) с гребцами. Посреди насада стояли в алых одеждах, положивши на рамена друг друга руки, Святые мученики Борис и Глеб, а гребцы, сидевшие в насаде, были «яко мглою одеяны». И сказал Борис: «Брат Глеб! вели грести, да поможем сроднику нашему, великому князю Александру Ярославичу». Увидя дивное видение и услыхав Святых мучеников, я стоял в трепете и ужасе, пока видение не исчезло из вида». Обрадованный слышанным, Александр скрытно подошел к шведскому стану и, призвав помощь Всевышнего, смело ударил на врага. Неожиданное нападение произвело неописуемое смятение в шведском стане. Александру удалось достичь Биргера, которому, по словам летописи, он ударом копья «возложил печать на лицо его». Шведы были разбиты. Все герои битвы на Неве не дерзали – по свидетельству летописей – приписывать победы своим личным доблестям, но говорили, что за них и вместе с ними сражались Ангелы Божии.

Через два года Александру Невскому пришлось отбивать натиск Ордена крестоносцев. Папа неотложно требовал от ливонских рыцарей распространения их власти над русскими. Юрьевский, тогда уже Дерптский, католический епископ Герман стал первый созывать ополчение. Немцы без объявления войны вторглись в псковские пределы, затем и в новгородские. Новгородцы обратились тогда к кн. Александру, занятому в это время сооружением в Переяславле Залесском монастыря во имя Священномученика Александра. Мужественный князь прибыл немедленно к Святой Софии. В 1242 г. освободил он занятый рыцарями Псков. Рыцари стали собирать огромное ополчение, решив навсегда покончить с Александром. Последний, горячо помолившись во Пскове в Троицком соборе, выступил в дальнейший поход. Морозы еще держались. Александр счел выгодным ждать врагов на Чудском озере, где лед был еще крепок. Когда противник подошел, Александр, воздев руки к небу, громко произнес: «Помоги мне, Господи, как некогда моему прадеду Ярославу против Святополка Окаянного». «О, дорогой и честный наш княже! Пришло время. Мы все положим за тебя свои головы!» – восторженно воскликнула рать. Рыцари в броне двинулись в особом клинообразном порядке, носившем название «свиньи» (острой колонны). Они врезались в наши ряды, но Александр обогнал их с тыла и, после «злой» сечи победил. Ледовое побоище имело место 5 апреля 1242 г. Надолго остановились вооруженные нападения шведов и рыцарей, направлявшихся папой. Последний тогда решил предложить Св. Александру Невскому познакомиться лучше с католической верой. Благоверный князь в 1248 г. ответил папе Иннокентию IV через присланных в Новгород легатов, что он знает хорошо историю веры и Церкви с самого начала, «но от вас учения не принимаем».

В 1266 г. пришел во Псков, из-за усобиц на родине, литовский князь Довмонт, во крещении Тимофей. Сделавшись псковским князем, он прославился защитой земель от литовцев и ливонских рыцарей, которые снова принялись за распространение латинства вооруженною силою. В год своей кончины – 1299 – он снова отразил рыцарей. В часы опасности и кровопролития на войне Благ. кн. Довмонт-Тимофей обыкновенно говорил: «Добрые мужи Псковичи! Кто из вас стар, тот мне отец, кто молод, тот брат. Помните отечество и Церковь Божию ... Потянем за Св. Троицу и за свое отечество». Несмотря на подвиги Святых князей Александра и Довмонта, владычество Ордена укрепилось на Балтийском поморье. Ливы, латыши и чудь были обращены в католичество, и слабые зачатки Православия среди них были вытеснены из края.

В Швеции позднее снова появлялись папские буллы, подвигавшия шведов к религиозной борьбе с Русью. В 1347 г. шведский король Магнус, в намерении загладить свою распутную жизнь, с благословения папы, явился с сильным войском в новгородских пределах и послал сказать: «Пришлите умных людей для прения о вере; узнаем, чья вера лучше, и лучшая будет принята всеми, иначе мой меч научит всему». Новгородский архиеп. Василий ответил ему: «Мы приняли веру от греков, и потому, если король хочет узнать, чья вера лучше, пусть пошлет послов к патриарху; если же он имеет другое дело до нас, – обиду, пусть объяснит ее послам». Магнус ответил дальнейшим вторжением в русскую землю, заявив, что он намерен обратить русских к своей вере волею или неволею. Орешек сдался королю, и он поспешил перекрестить половину жителей. Но вскоре Магнус был разбит на-голову (Архиеп. Филарет). Пострадали Корельская и Ижорская земли. По его уходе завоеванные места отложились от Швеции, а жители возвратились к Православию.

Монах Плано-Карпини, отправленный папой Иннокентием IV к великому хану с дружелюбными письмами, будучи в 1246 г. во Владимире-Волынском, убеждал кн. Василько Романовича, от имени папы, перейти в латинство. Василько с епископами отвечали, что они без кн. Даниила Романовича, бывшего в Орде, этого решить не могут. Даниил тяжело пережил свое пребывание в Орде. Не мог он забыть «злой чести татарской» – всех унижений, вытерпенных им там. Он решил искать сближения с Западом, чтобы иметь союзников в борьбе с монголами. Помышляя о крестовом походе против татар, Даниил вступил в сношения с папой. Возник вопрос о переходе земли его в католичество. Даниил настаивал на созыве Вселенского Собора для примирения Православия и латинства. Папа писал к Даниилу, что принимает его и царство под покровительство Св. Ап. Петра и свое. Тогда же он послал к нему проповедников доминиканцев. Спустя три месяца, папа дозволил Даниилу отнимать земли у королей, не исповедающих римской веры. В тот же день, отдельной буллой на имя Даниила, папа разрешал совершать литургию на квасном хлебе и соблюдать обычаи, непринятые латинской церковью. Новою буллою он уполномачивал прусского архиепископа привести в соединение с римской церковью «возлюбленного сына – русского короля». Но из этой же буллы видно было, что пала не верил искренности Даниила. В этом он не ошибался. В 1253 г. Даниил убедился в том, что на Западе прошло увлечение крестовыми походами и что никто не отзовется на призыв папы сражаться с татарами. Уступки папы он понимал как стремление переманить его с подданными в латинство. Иннокентий IV, убедившись в колебаниях Даниила, решил прельстить его королевским венцом. Но тот ответил ему: «Рать татарская не перестает; как я могу принять венец, прежде чем ты подашь мне помощь?» Посредничество короля венгерского утишило эту ссору.

В 1254 г. папа прислал Даниилу венец с другими царскими украшениями. Даниил и тогда колебался, но был убежден матерью и князьями польскими. Последние говорили ему: «Прими только венец, а мы уже будем помогать тебе на поганых». Даниил потребовал тогда, чтобы Иннокентий принял действительные меры для обороны христиан от татар и до всеобщего собора, не осуждал догматов греческой Церкви. Папа проклял тех, которые хулили православную греческую веру и обещал созвать собор для рассуждения о соединении церквей. Даниил признал папу своим отцом и наместником Св. Петра, коего властью посол Иннокентиев, аббат мессинский, в присутствии народа и бояр возложил в 1255 г. венец на его главу. Этот обряд совершен был в Дрогичине, и князь Галицкий с того времени именовался королем. Папа написал грамоты к христианам богемским, моравским, польским, сербским и др., чтобы они вместе с галичанами, под знаменем креста, ударили на монголов. Ничего из этого ополчения не вышло по общему равнодушию и из за междоусобий христианских государей. Тогда Даниил снял с себя личину, отрекся от связи с Римом и презрел гнев нового папы Александра IѴ, который в 1257 г. писал к нему, что «он забыл духовные и временные благодеяния церкви, венчавшей и помазавшей его на царство; не исполнил своих обетов и погибнет, если с новым раскаянием не обратится на путь истинный; что клятва церковная и булат мирский готовы наказать неблагодарного». Даниил строгим соблюдением уставов православной Церкви доказал, что присоединение его к латинству было одной государственной хитростью. Король Даниил Романович строил и украшал православные церкви, чтил православные святыни. Скончался кн. Даниил Галицкий, как отмечает Соловьев, между 1264–66 годами, и был погребен в, выстроенной им в Холме, церкви Пресвятой Богородицы.

Верными Православию оставались князья дети и внуки Даниила и брата его Василько. Но около 1336 г. угас в мужской линии род Галицко-Волынских князей, потомков Мстислава II Изяславича. Две галицких княжны были замужем – одна за литовским князем Любартом Гедиминовичем, сыном русской княжны Еввы, другая за мазовецким князем Тройденом. Любарт, по жене получил Волынь, сын Тройдена, Юрий, Галич. Любарт был верен Православию. Юрий был воспитан матерью в Православии. Но потом, по наущению польского короля, он отпал в католичество. Сделавшись галицким князем, Юрий II – Болеслав, по наущению папы и поляков, теснил православных и вообще все русское. В 1340 г. он был отравлен галицкими боярами. Мстителем за Юрия выступил свояк его, ярый латинянин, король польский Казимир Великий. Папа, усердно помогая ему, уступил на карательный поход часть десятины, которая собиралась в Польше в пользу пап. В 1340 г. Казимир вторгся в Галицию, замышляя подчинить всю страну римской церкви. Им заняты были Львов, Перемышль и др. города. На время Любарту удалось вытеснить поляков. Но затем Казимир уже прочно завладел Галицией. Любарт отстоял Волынь, как ни силился папа помочь полякам, призывая к крестовому походу на русских, обещая участникам его отпущение грехов. Одно время Галицией правил потомок Пяста, польский князь Владислав Опольский. Покидая позднее Галицию, он увез древнюю чудотворную икону Божией Матери, которая по преданию принесена была из Византии еще при Св. кн. Владимире. Эту икону он поставил в Ченстохове, где ее до сих пор, как свою, особенно почитают католики. Папа учредил в 1375 г. для Галиции, входившей в состав Польши и юга России, латинские епископства, с тем чтобы православные, именовавшиеся «схизматиками», обращались в латинство. Кроме галичского, епископы были только титулярными. Особым рвением отличались монахи доминиканцы. В 1381 г. учреждена была там, под заведыванием доминикан, инквизиция.

Литовцы, особый народ в индоевропейском семействе народов, ближайший между другими народами семейства к нашему славянскому, жил по южному и восточному берегам Балтийского моря в нынешней северо-восточной Пруссии (начиная на западе от реки Вислы) и в будущих русских губерниях курляндской, частию лифляндской, а потом внутрь от моря – в губерниях ковенской и частию виленской, сувалкской, минской и гродненской. (Голубинский). Главными племенами были: собственно Литва, Жмудь, Пруссы, Ятвяги⁵). Литовцы отстали от славян в росте своего общественного быта и государственности. Еще более отстали они на пути к вере христианской. Литовцы обожествляли солнце, луну, звезды; главным богом почитали Перкуна, бога грома. Были у них священные рощи, в которых горел огонь или «Зничь», почитаемый и в домах. Почитали некоторых птиц, особенно аистов, даже ужей. Были у них идолы и капища, жрецы-гадатели, называвшиеся «вайделотами». Происходили у литовцев столкновения с русскими. Св. Владимир и Ярослав ходили войной на ятвягов (в б. Гродненской губ.). На границе Литвы Ярослав построил Новгород (Новгородок), впосл. названный Новогрудком. Особенную силу в Литве приобрели князья Роман Мстиславич и сыновья его, Даниил и Василько.

Начало Литовскому государству положил около 1238 г. кн. Миндовг, современник Св. Александра Невского и Даниила Галицкого. Он захватил большую часть т. н. Черной Руси, племянники его утвердились с 1262 г. в Полоцке. Стольным городом его стал, выше упомянутый, Новгородок Литовский. Миндовгу пришлось вести упорную борьбу с рыцарскими орденами: ливонским (меченосцами) и тевтонским, обосновавшимся в земле пруссов. Папа, намереваясь крестить язычников литовцев, благословил эти ордена соединиться для борьбы с Литвой (ок. 1237 г.). Миндовг – хитрый, коварный и умный – постарался задобрить главу ордена меченосцев (магистра) и обещал креститься. Это он и выполнил в 1252 г. в Новгородке, а затем папа прислал ему и королевскую корону, как христианскому государю. Но по настоящему он продолжал быть язычником. Когда немецкие рыцари довели угнетение Литвы и Жмуди до поголовного восстания народа в 1260 году, то Миндовг открыто отрекся от христианства, стал во главе восставших и нанес рыцарям жестокое поражение. Одного из рыцарей он принес в жертву богам, сжегши его на костре вместе с конем. Видя возрастающую силу Даниила Галицкого, Миндовг отправил к нему сына своего Войшелка, княжившего в Новгородке. Переговоры заключились тем, что дочь Миндовга, сестра Войшелка, после крещения ея, была выдана замуж за сына Даниила, Шварна, а другому сыну Даниила, Роману, Войшелк уступил княжество Новоградское, с оставлением его под верховной властию Миндовга. Вслед за этим произошла назидательная перемена с Войшелком. Русский летописец так повествовал о нем до этого: «Войшелк каждый день убивал по три и по четыре человека, в который день не убивал никого, то бывал печален и смутен, а как убьет кого, так и развеселится». Теперь этот язычник, проехав к кн. Датилу в Холм, зажился там, полюбил русских, их веру, и принял крещение. Учителем его в святой вере был праведный игумен Полонинского монастыря Григорий. Внимая ему, Войшелк так сокрушался, что принял монашество, жил три года в Полонинском мон., пытался проехать на Афон, но вернулся, встретив препятствия в пути. Он основал монастырь в Лаврашеве на Немане, вблизи Новгородка. Миндовг гневался за все это на сына, сам же, гордый своими успехами, стал самоуправствовать над удельными князьями Литвы и Жмуди. Овдовев, он отобрал от князя Нальщанского Довмонта жену, сестру своей покойной супруги. Тогда Довмонт составил заговор с ближайшими родственниками Миндовга, и в 1263 г. последний был убит. Сын его, Войшелк, сбросив монашескую рясу, начал жестокую расправу с врагами отца. Триста семейств литовских бежало в Псков. В числе их был и Довмонт. Войшелк, воздав дань языческому обычаю мести, через три года снова облекся в рясу, и замаливал свои грехи в Угровецком Даниловском монастыре. Вместе с тем, защищая Литву, Войшелк заботился о просвещении ея христианством. Для этого он вызвал священников из Пскова и Новгорода, знакомых с литовским языком. Позднее он вмешался в смуты русских князей и был убит в 1269 году.

В Литве воцарился Тройден, после кн. Шварна Даниловича правившего ею одно время. Жестокий язычник, он был врагом православной Руси и преследовал христиан. Три же брата его были православными и, по волынской летописи: «жили в любви, кротости и смирении, храня правую веру христианскую, пламенно любя веру и нищих». Сын Тройдена, Римонт, во крещении Лавр или Лаврентий, умер иноком Елисеем, в новоградском Лаврашевском мон. Язычниками были восстановители литовского государства, при них начавшего быть литовско-русским, Витенс (1293–1316) и Гедимин (1316– 1339). Последний подчинил себе все русские княжества от Полоцка до Киева и подготовил присоединение Волыни. Границами его земель с востока были Смоленская и Черниговская, с юга Волынская губернии. Он управлял из города Трок, потом из Вильны, построенной им на р. Вилии, притоке Немана (Платонов).

Гедимин, будучи язычником, с уважением относился к Православию. Две последния его жены были православными. Из семи его сыновей четыре – Кориат-Михаил, Любарт-Димитрий, князь Волынский, Явнут – Иоанн, князь Заславский, Наримунд – Глеб – были православными. Дочь его, Анастасия, была женою вел. кн. московского Симеона Иоанновича, другая, Мария – тверского кн. Дмитрия Михайловича. Две другия были тоже православными.

Способнейший из сыновей Гедимина, Ольгерд (1341–1377), утвердился в Вильне и стал великим князем. Как он, так и дружественный ему брат, Кейстут, были язычниками. Ольгерд еще более увеличил государство за счет русских земель. Он присоединил Смоленскую и Северскую землю с Черниговом. Киев и Волынь были ему окончательно подчинены. На княжение в Киеве он поставил сына своего Владимира. Собственная коренная Литва к этому времени составляла меньшую часть Литовско-Русского государства. В главной части его – коренных русских землях, – в которых искони жил русский народ, господствовали русский язык, грамота, образованность, православная вера и Церковь с храмами, епископами, прочим духовенством, под общею властью одного митрополита. Русское влияние было очень сильно в государстве. В Вильне сооружены были православные храмы, из которых древнейшим был имени Св. Николая.

Первой супругой Ольгерда была княжна Мария Витебская, православная; ей приписывается построение в Вильне древней церкви Св. Параскевы. «Ради жены», еще при жизни отца, Ольгерд крестился и дозволил построить в Витебске две православные церкви. Дети их были православные. Но, вступив на престол, он решил опереться на язычников и сам стал таковым.

Духовником Марии был священник Нестор. Он обратил в Православие, в числе других литовцев, двух знатных придворных, любимцев Ольгерда Кумеца и Нежило, родных братьев. Христианские их имена были Иоанн и Антоний. Они перестали приносить жертвы огню «Зничу» в капище Перкуна. Это озлобило языческих жрецов. Не было уже в живых кн. Марии. Ольгерд, считаясь со значением жрецов, велел бросить братьев в темницу. Год томились они там, но оставались твердыми в исповедании веры. Затем старший брат, Иоанн, поколебался и отрекся от христианства. Ольгерд освободил обоих братьев. Антоний продолжал утверждать верность христианству. Его вновь заточили и жестоко мучили. Смиренное спокойствие, с каким он переносил страдания, сила веры его возбудили такое удивление в народе, что толпы спешили к темнице повидать подвижника. Вернулась совесть к Иоанну. Он заявил Ольгерду: «Государь! Открыто сознаюсь, что я опять христианин – делай со мною, что хочешь, но более не изменю я святой вере». Его вернули в темницу. К их тюрьме началось еще большее паломничество, многие тайно принимали христианство. Испуганные жрецы решили покончить с ними. После сильных пыток братья были повешены на дубе, стоявшем на горе в конце города. 14 апр. 1347 г. умерщвлен был Антоний, 24 апр. Иоанн. Рассчитывая поколебать его, страдальца, мучили дольше. Их родственник, Круглец, тоже придворный, пораженный верой мучеников, крестился с именем Евстафия, и мужественно исповедовал христианство. Он был подвергнут страшным мукам. В конце концов ему переломали ноги, отрезали нос и уши, содрали с головы кожу. 13 дек. его повесили. На крови Св. муч. Иоанна, Антония и Евстафия созидалась православная церковь в Литве.

В 1350 г. Ольгерд женился на княжне Иулиании Александровне Тверской. Благочестивая княгиня стала привлекать мужа к христианству. Ольгерд подарил христианам землю, на которой пострадали Святые и сам построил церковь Пресвятой Богородицы (Пречистенскую) в Вильне; там уже существовали храмы свят. Николая и Св. Троицы (у последней были погребены Святые), где потом создался известный монастырь. Он не препятствовал тому, что все 12 сыновей от Иулиании были православными. При конце жизни и он крестился. Перед самой кончиной духовник Иулиании, архим. Киево-Печерской обители Давид, постриг Ольгерда-Александра в схиму с имеем Алексия. Погребен он был в Пречистенской церкви, воздвигнутой незадолго перед этим. Католическое влияние, хотя и проникало в Литву, но не могло осилить православного. Оно, к тому же, имело скверных представителей в лице рыцарей тевтонского и ливонского орденов, которые были ненавидимы в Литве за их жестокость. Половина жителей Вильны ко времени воцарения Ягайлы была православная.

Положение в Литовско-Русском государстве существенно изменилось при преемнике Ольгерда, его сыне Ягайло-Иакове (1377 – 1434), не мужественном, коварном, достигавшим власти всеми способами. Он велел удавить дядю своего, Кейстута, заключенного им в тюрьму; готовил ту же участь сыну последнего, Витовту, спасенному супругой Анной Святославной, дочерью князя Смоленского, сумевшей переодетым вывести его из заключения. Ягайло принял план польских панов и епископов о супружестве с молодой польской королевой Ядвигой, внучатой племянницей Казимира Великого. Прекратилась мужеская линия древнего королевского дома Пястов. Паны рассчитывали соединением корон Польши и Литвы в лице Ягайло усилить Польшу. Латинское же духовенство надеялось окатоличить Литву, а затем и западную Россию. Ягайло легко согласился не только променять Православие на латинство, но перевести в католичество литовцев. Ядвига долго не соглашалась на этот брак, будучи обвенчанной с Вильгельмом, герцогом австрийским. Но ее убедили совершить богоугодное дело, ибо Ягайло тогда примет латинство и окатоличит Литву. В 1386 г. брак этот состоялся. Ягайло отрекся от православия и принял католичество с именем Владислава. Он, исполняя обещанное, прежде всего крестил в католическую веру язычников. Новые христиане получали от Ягайлы белые, суконные кафтаны. В Жмуди самоуправство ксендзов вызвало восстание народа, которое было жестоко подавлено. Затем начались стеснения православных. Литовцам католикам разрешалось вступать в брак только с теми русскими, которые переходили бы в латинство. Казнены были два литовца, занимавшие видные места, за отказ отречься от Православия. Издан был закон о предоставлении прав чиновной службы только католикам. Наибольшия насилия производились в Галиции. Унижались православные епископы и возвышались католические. В Перемышле передан был католикам православный собор. Но повсюду русский народ оставался верен Православию. Не отреклись от него братья и другие родственники Ягайло. Оставались православными: князья Андрей Кейстутович Полоцкий, Димитрий-Корыбут Ольгердович Брянский (оба участвовали в Куликовской битве), другие Ольгердовичи – Владимир Киевский, Скиригайло Трокский, двоюродный брат Ягайлы – Феодор Любартович Волынский.

Сын Кейстута, Витовт, став почти самостоятельным вел. князем литовским (1392–1430), хотя, из политических видов, и стал католиком, отличался терпимостью в отношении православных. Дочь его, София, была супругой сына Дмитрия Донского, вел. кн. Василия I. Большое число подданных Витовта были православные. Желая побольше оторвать их от Москвы, где пребывал православный митрополит, он старался добиться поставления константинопольским патриархом самостоятельного главы православной Церкви в Литве, что, как мы увидим ниже, ему и удавалось. Держаться католичества заставляло Витовта желание получить королевскую корону от папы или от католического германского императора. Последний на это согласился, но дело это сорвали польские паны, опасавшиеся независимости Литвы. Преемник Витовта, Свидригайло († 1452), сын Ольгерда, был ревнителем Православия и выгнал многих католических духовных лиц из княжества. В это время католичество вырабатывало унию на Флорентийском соборе 1439 г.

Архиепископ Макарий (Булгаков), говоря об иерархии во время татарского ига, пишет: «Прежде общим правилом было избирать и поставлять для России митрополитов в Греции и из Греков. Теперь допущено было избирать для России митрополитов то в Греции, то в России или Литве, из Греков и Русских или других Славян: по этому поводу появились в России и Литве искательства митрополитского сана и случалось, что когда в России избирался один митрополит и отправлялся в Грецию, там уже был избран и поставлен другой. Прежде вся Русская Церковь составляла одну митрополию. Со времени митрополита Ионы все русские митрополиты избирались только в России и Литве и из Русских, а иногда Литовцев. Теперь начался ряд попыток к разделению русской митрополии на две и даже на три, – попыток, которые по временам увенчивались успехом, хотя не надолго, и послужили новым поводом к искательствам митрополитской кафедры и к разным другим безпорядкам».

В самый год нашествия монголов на Русь – в 1237 г. – прибыл из Константинополя новый митрополит грек Иосиф. Неизвестно, что случилось с ним, когда в 1240 г. Киев был взят татарами. Он мог погибнуть под развалинами или удалиться в другое место и там скончаться. Не исключена возможность, что он вернулся в Грецию. Летописи, сообщив об его прибытии в Киев, затем ничего о нем не говорят. В момент нашествия монголов не было уже великого князя Киевского. Существовали два вел. князя, сидевшие на двух наискось противоположных окраинах государства – Владимирский и Галицкий. Почин в деле избрания нового митрополита взял на себя в 1242 г. кн. Даниил Галицкий. Выбор его остановился на Кирилле, повидимому, игумене одного из местных монастырей. В Никею, где пребывали тогда царь и патриарх, Кирилл смог попасть только значительно позднее. Поставленным патр. Мануилом II митрополитом, он вернулся не позднее 1249 г. До избрания его на митрополичью кафедру, ее покушался самовольно занять угровский епископ Иоасаф, за что лишился и собственной.

Замечателен он тем, что управлял Церковью дольше всех своих предшественников и преемников. Если исчислять время со дня его избрания, когда он фактически вступил в управление, то он правил более 30 лет. Другой особенностью его было то, что он постоянно объезжал епархии митрополии и менее всего пребывал в Киеве. Со времени возвышения суздальско-владимирского великого княжения, Киев постепенно начал падать в политическом отношении. Сначала вел. князья его должны были уступить первенство Владимирским, затем снизошли на степень простых князей. Захваченный же в 1238 году Даниилом Галицким, Киев был присоединен к его великокняжению в качестве пригорода и получил в наместники боярина. Боярин Димитрий и защищал его в 1240 г. от татар. Последние, заняв Киев, разорили его совершенно, почти поголовно истребили жителей, и он сделался бедным, захудалым городом. Ему всегда грозила опасность от татарских отрядов, протянувшихся своими становищами и за Днепр, а также от литовцев, делавших набеги в киевскую землю. При этих условиях Киев не мог быть подходящим местом пребывания митрополита Кирилла. Большую часть своего времени м. Кирилл провел на севере, конечно посещая и Галич. На то, что он считал Владимир наиболее устойчивым местом своего страннического пребывания, показывает поставление им только в 1274 г. нового епископа во Владимир, на место убитого татарами в 1238 г. владыки Митрофана. Таковым был поставлен просвещенный еп. Св. Серапион.

Митр. Кирилл III управлял Церковью, когда над всею русской землей началось владычество татар⁶). Во время страшного опустошения, учиненного Батыем, гибли духовенство, храмы и монастыри. Когда взаимоотношения государственной власти с ханами установились, начали действовать законы монголов, признававшие веротерпимость. В 1261 г. м. Кириллом была учреждена епископская кафедра в Сарае, и поставлен владыка Митрофан. В 1279 г. м. Кирилл исходатайствовал у хана Менгу-Темира ярлык. Во время своих разъездов м. Кириллу пришлось обнаруживать много безпорядков, как в церковном управлении, так и в жизни народа. Умножилось святокупство; в духовный чин поставлялись без должной разборчивости. Оставались в народе без исправления обычаи, противные христианству. Правила церковного благочиния были невразумительны и по языку и по недостатку толкования на них. Митрополит прежде всего достал у болгарского удельного владетеля (деспота) Иакова Святослава славянскую Кормчую с толкованием Иоанна Зонары. Список этот переведен был в Болгарии со списка, полученного от константинопольского патриарха. Список был получен в 1262 г. (по др. свед. в 1270 г.).

Намереваясь поставить архимандрита Печерского Св. Серапиона во епископы Владимирские, м. Кирилл призвал в 1274 г. во Владимир известнейших тогда архипастырей: Далмата новгородского, Св. Игнатия ростовского, Феогноста переяславского и Симеона полоцкого. Вместе с новым еп. Серапионом Владимирским состоялся Собор. «Какую пользу получили мы, пренебрегшие божественные правила?» – говорил Собор. «Не рассеял ли нас Бог по лицу всей земли? Не взяты ли были наши города? Не пали ли сильные наши от острия меча? Не отведены ли в плен дети наши? Не запустели ли святые церкви? Не томят ли нас каждый день безбожные и нечестивые люди? И все это постигло нас за то, что не храним мы правил св. отец наших». Собор постановил следующия правила благочиния: 1) ни за возведение на степень настоятеля, ни за поставление во священство отнюдь не требовать никаких уроков или даров, исключая семи гривен для клира кафедрального; 2) безчинных игр и поединков в праздничные дни не совершать, убитых на них не отпевать, а священников, которые осмелились бы совершить над ними обряды церкви, лишать сана. Собор указал рукополагать во священный сан только после тщательного испытания предположенных лиц; духовенство, впадавшее в зазорную жизнь, лишать сана. Собор указал на неправильность того, что в новгородских пределах диакона изъимали божественный Агнец и прежде священников творили проскомисание. Исправлены были погрешности в совершении таинства крещения. Собором был утвержден новый список церковных правил, выписанный из Болгарии.

В 1270 г. новгородцы сильно поссорились с вел. кн. Ярославом Ярославичем Тверским, и тот двинулся на них с большим войском. Враги стояли друг против друга и должно было последовать кровопролитие. Митрополит прислал новгородцам увещательную грамоту, в которой писал: «мне поручил Бог архиепископию в русской земле, вам (должно) слушать Бога и меня: крови не проливайте, а Ярослав отложить весь свой гнев на вас, – за это я вам ручаюсь; если вы и крест целовали (не принимать к себе князя), я разрешаю вас от крестоцелования и на себя беру эпитимию и отвечаю за то перед Богом». Новгородцы помирились с князем.

Владыка Кирилл был верным другом и сподвижником Св. Вел. кн. Александра Невского. Он был во Владимире, когда в Городце на Волге умирал благоверный князь. Совершая в соборном храме литургию и молясь о благополучном возвращении Александра из Орды, Святитель внезапно поднял свой взор вверх и увидел, что перед ним, как живой, стоит Александр, но озаренный неземным сиянием, а затем тихо, как бы вознесясь на крыльях, скрылось из глаз митрополита «подобие образа блаженного великого князя Александра». Владыка понял, что не стало защитника и печальника за Родину. «Дети мои милые! Знайте, что зашло солнце Земли Русской» – проговорил он сквозь слезы с амвона и, когда народ недоумевал, объявил о кончине государя. 23 ноября он отпевал его во Владимире (1263 г.). Митр. Кирилл скончался 6 дек. 1281 г. в Переяславле Залесском, погребен же был в Киеве в кафедральном Софиевском соборе, оставив по себе память, как о выдающемся архипастыре.

Преемником его патриарх назначил грека Максима, прибывшего в Киев в 1283 г. По прибытии в Россию, он отправился в Орду. По возвращении оттуда созвал в Киеве в 1284 году собор всех русских епископов. Он тоже вел странническую жизнь, пока – в 1300 г. – навсегда не переселился во Владимир⁷). Это не понравилось вел. князьям галицким. Внук Даниила, Юрий Львович, настоял перед патриархом о назначении отдельного митрополита галичского. Таковым в 1303 г. был поставлен Нифонт. Митр. Максимом издана была грамота, содержащая предписание относительно поста среды и пятка и увещание к вступлению в супружество не иначе, как посредством законных церковных браковенчаний. В 1301 г. он присутствовал на соборе в Царьграде. Св. митр. Максим скончался 6 декабря 1305 г. во Владимире и погребен в Успенском соборе.

По кончине митр. Максима выдвинуты были в Константинополе два кандидата. Тогдашний вел. князь, Св. Михаил Ярославич Тверской, отправил к патриарху игумена Геронтия. Вел. кн. Галичский – игумена Петра для поставления его в отдельные митрополиты галицкие. Митр. Нифонт, повидимому, умер одновременно с митр. Максимом. Патриарх Афанасий поставил Петра, при том митрополитом Киевским и всея Руси. Он полагал, очевидно, что что новый митрополит, выдвинутый Юрием, пребывая во Владимире, будет иметь и достаточное попечение о галицкой земле.

Св. митр. Петр родился неизвестно где в галицко-волынской области. Точно неизвестно и его происхождение. В житии Святителя, составленном еп. Прохором Ростовским, сконч. в 1347 г., написано, что он «родися от родителю крестьяну, отца Федора, матери же благоверные суща». Предполагается, что родители его были состоятельные и принадлежали к боярам или купцам. Родиной его были города Львов или Бельз, между которыми он построил свой монастырь. Будучи 12-летним, он поступил в монастырь. Обучился он там иконописанию и стал потом «иконник чуден». Позднее он основал на север от Львова Преображенский мон. на р. Рате, притоке зап. Буга, и был в нем игуменом. Когда Св. м. Максим был у него, он поднес ему в дар образ Богоматери собственной работы. Образ этот – Петровская икона Божией Матери – очень почитался на Руси и с древности считался чудотворным. Игумен Ратский был известен своей благочестивой жизнью. Был поставлен митрополитом летом 1308 г. В том же году святитель прибыл в Киев. Посетив Юрия Галицкого, он в 1309 г. прибыл во Владимир. Он был сразу встречен враждебно вел. кн. Михаилом Тверским.

Вскоре патриарх получил жалобу на митрополита от еп. Андрея тверского (сына литовского князя Герденя, сановитого и мудрого), обвинявшего, видимо, Святителя в симонии. Патриарх прислал своего клирика для соборного исследования дела. Собор состоялся в 1310 или в начале 1311 г. в Переяславле-Залесском с участием двух епископов, многих клириков и значительного числа видных мирян. Велико было количество тверских бояр. Собор был бурный. Между светскими сторонниками тверского вел. кн. и митрополита (на его стороне были представители московского князя) дело едва не дошло до оружия. Св. Петр сказал: «Братие и чада! Я не лучше пророка Ионы; если ради меня великое смятение, изгоните меня, да утихнет молва». На Соборе обнаружилась полная правота Св. Петра. Святитель простил еп. Андрея, сказав ему: «Мир тебе, чадо, не ты сотворил это, а диавол». Еп. Андрей после этого еще пять лет оставался в Твери и затем по собственной воле удалился на покой. Тверские князья и позднее недоброжелательно относились к м. Петру, что еще более сближало его с московскими.

Ревностный архипастырь, Св. Петр совершал поездки по России с целию учения и исправления. Многия его архипастырские послания указывают, что в этих делах он проявлял почин и являлся нововводителем. Так, им установлено, во избежание соблазнов, чтобы вдовые священники, если желают сохранить священство, шли в монастыри. В других учительных посланиях он наставляет священников быть истинными пастырями, а не наемниками, а мирянам указывает их христианские обязанности. Видна настойчивость большая в проведении своих распоряжений. В первом его житии указывается, что он был пастырь очень учительный. В связи с этим, Голубинский приводит сказанное Святителем в одном из его посланий: «того ради, дети, писанием и неписанием понуждаю вас на дела благая, зане должен есмь всегда поминати и писати (вам) душеполезная и спасительная».

В 1313 г. Святитель предпринимал поездку в Орду к новому суровому хану Узбеку. Митрополит произвел на хана большое впечатление своею мудростью и был отпущен с большою честью. В выданном ему ярлыке расширялись прежние права митрополитов. Ему предоставлялось право судить принадлежащих ему людей во всем без изъятия. Святитель постарался пресечь в Орде намерения латинян и немцев, замышлявших иметь там католического епископа. При м. Петре появляется особый митрополит литовский. По просьбе вел. кн. литовского Гедимина патриархом Иоанном XIII Глика в 1316–17 г. поставлен был таковым Феофил. Во время управления м. Петра появился на Руси еретик некий Сеит. Видимо, это был или магометанин – духовный, принявший христианство, а потом впавший в ересь, или просто один из духовных магометан, вступивший в спор с митрополитом. Он был посрамлен. С 1324 г., на основании постановления патриаршего собора, киевская митрополия должна была вносить патриархии добровольную денежную помощь (называлась у нас «константинопольский выход»).

В Москве современником Св. Петра был сначала старший сын Св. Даниила Александровича, Юрий, ожесточенный враг вел. кн. тверского, Св. Михаила. Святитель был близок с братом его Иоанном, видясь с ним в Переяславле, где тот княжил. Приезжал он довольно часто в Москву, где правил Иоанн, после трагической смерти в Орде брата Юрия. В Москве Святитель имел свой двор сначала при церкви Иоанна Предтечи у Боровицких ворот, потом на месте будущей сѵнодальной палаты. Прибыв в Москву незадолго до кончины, он пророчески говорил Иоанну: «если ты послушаешь меня, сын мой, то и сам прославишься более иных князей с родом твоим, и град твой будет славен между всеми городами русскими, и святители поживут в нем, и кости мои здесь положены будут». Сближало его с ним его благочестие, а также понимание исторического значения московских князей, которым надлежало, как он провидел, быть создателями единого государства и освободителями Руси от татарского ига. Предсказание это стало исполняться еще при Иоанне Калите, через два года после смерти м. Петра получившего ярлык на великокняжение. Митр. Петр завещал похоронить себя в Москве. В авг. 1326 г. заложен был Успенский собор и началось спешное сооружение его. Святитель приготовил для себя каменный гроб и поставил его в отделении для жертвенника у внешней стены. Предуведомленный ангелом о кончине, Святитель роздал свое имение нищим, священникам, монахам, монахиням, церковникам и домочадцам. Преставился Св. митр. Петр 21 дек. 1326 г. Церковь не была еще окончена строением, но Святителя погребли в ней. Освящена она была в 1328 г. Чудеса при мощах Святителя начали твориться с самой минуты его погребения. Прославлен он был после получения митр. Феогностом в 1339 г. разъяснения от патриарха Иоанна XIV.

Константинопольский патриарх преемником Св. Петра поставил Святителя Феогноста. В мае 1328 г. новый митрополит, уроженец Константинополя, прибыл в Россию, посетив прежде всего волынскую землю. Из перечня епископов, участвовавших тогда, вместе с ним, в хиротонии епископов владимиро-волынского и галицкого видно, что митрополия литовская к этому времени была уже упразднена. Все наличные епископы галицко-волынской Руси участвовали в поставлении. В том же году м. Феогност прибыл в Москву, где Иоанн Данилович Калита только что перед этим получил ярлык на великокняжение. В Москве он и поселился окончательно, придав этим важное значение княжеству, становившемуся средоточием русской Земли. Во все время своего правления он был полным единомышленником, как Калиты, так и сына его, вел. кн. Симеона Гордого. Когда тверской князь Александр Михайлович навлек гнев хана Узбека за восстание против посла его, Щелкана, и бежал во Псков, отчего грозила опасность татарского нашествия, м. Феогност наложил в 1328 г. на Псков отлучение, выполняя просьбу Калиты. Александр бежал тогда в Литву. Тотчас по прибытии м. Феогноста в Москву началось строение там каменных церквей. Именно тогда были воздвигнуты церкви: Св. Спаса (придворный собор Спаса на Бору) и архангела Михаила (Архангельский собор). При нем, в 1339 г., с благословения патриарха, состоялось причисление Святителя Петра к лику святых. Эта канонизация, наряду с церковным значением, привлекала к Св. мощам новоявленного святого народ всей северной Руси.

Много забот доставляли м. Феогносту церковные дела в юго- и северо-западной Руси, где Польша и Литва, поделившия исконные русские земли, старались иметь там отдельных митрополитов, не связанных с Москвой. Митр. Феогносту пришлось добиваться в Константинополе упразднения открывавшихся патриархом периодически галицких митрополий. Патриархи, правда, с неохотой шли на разделение русской митрополии, но иногда уступали. В 1347 г. патриарх упразднил галицкую митрополию. Патриаршая грамата о сем заключала, наряду с соборным постановлением, и царскую золотую буллу. Приводим выдержку из граматы:

«Что для мореходцев спокойное море и попутно дующий ветер; то самое для политических дел хорошие законы, мир и единомыслие ... Безпорядок есть величайшая из опасностей в жизни; его свойство превращать все вверх дном и смешивать вместе дела божественные и человеческие. В этом всяк может убедиться из следующего. Народ русский, долгое уже время, в течение почти четырех сот лет, признавая одного митрополита, всегда управлявшего митрополией киевской, наслаждался глубоким миром, и если что, по нужде, иногда отвергал или изменял, то сам же и воссозидал и легко исправлял. Но по допущению Божию, за множество грехов бывшее незадолго пред сим время нестроение ниспровергло это состояние русского народа и привело в такое замешательство, что едва не возбудило браней и междоусобной войны...» Ознакомившись с положением в России, Священный Собор признал за блого издать золотую буллу, которая читается так: «святейшия епископии, находящияся в стране малой России названной Волынью, как то: галицкая, володимирская, холмская, перемышльская, луцкая и туровская, с того самого времени, как народ русский, по благодати Христовой, познал Бога, входили в состав митрополии киевской, которой ныне управляет законно святейший митрополит препочтенный и экзарх всея России, Кир Феогност, равно как и святейшия епископии великой России.» Отмечалось далее состоявшееся ранее, из за нестроений в Константинополе, «нововведение» – отделение от святейшей митрополии киевской помянутых епископий малой России, с подчинением их власти архиерея галицкого, с рукоположением его в митрополита. Отвергнув прежнее постановление касательно Галиции, патриарх и собор определили: «Посему имеют опять подчиняться киевской митрополии упомянутые святейшия епископии, и это постановление, как древнее и справедливое, и совершенно основательное, и направленное к пользе столь многочисленного народа, и поистине необходимое для его мира и единомыслия, будет принято без перемены и святейшими патриархами после нас. И не только нынешний святейший митрополит киевский, препочтенный и экзарх всея России, возлюбленный брат в Св. Духе нашей мерности и сослужителя, но и после него святейшие архипастыри той Церкви будут исполнять постановление сие в означенных епископиях безпрекословно, как предоставлено им канонами». Патриарх и Константинопольский Собор отвергли в 1354 г. Феодорита, которого болгарский терновский Патриарх незаконно посвятил в митрополита юга России.

О тех неприятностях, которые имел м. Феогност в Орде, когда от него потребовали дани, говорилось выше. Относительно м. Феогноста имеются свидетельства современного ему греческого историка Никифора Григора. Он говорит, что святитель еще юношей приобрел знание божественных канонов и был украшением Царьграда. Русские летописи называют его великим наставником. Великой заслугой м. Феогноста было и то, что он озаботился оставить по себе достойнейшего преемника и, будучи греком, выдвинул русского, постриженника московского Богоявленского мон. Алексия. Митрополит Феогност скончался 11 марта 1353 г. от моровой язвы, жертвой которой были вел. кн. Симеон Гордый и его сыновья. Погребен он был 14 марта (в каковой день и празднуется его память), в приделе Успенского собора – церкви Св. Петра (поклонение честным его веригам), им ранее воздвигнутой.

Преемником Святителя Феогноста был Св. митр. Алексий. Происходил он из знатного боярского рода Бяконтов. Отец его Феодор был черниговским боярином, покинувшим разоренную татарами родину. Он приехал в Москву на службу к Св. кн. Даниилу и занимал видное положение. Сын его Симеон-Елевферий род. в Москве между 1293–98 годами. Крестным отцом его был Иоанн Калита. В юности он приобрел возможно хорошую по тому времени грамотность. На 20–21 году он принял постриг в московском Богоявленском мон. с именем Алексия. Подвизаясь в добродетели, обладая блестящими способностями, он был предназначен митрополитом и вел. кн. Иоанном Калитой к замещению в будущем Святителя Феогноста. В 1340 г. Св. Алексий был назначен митрополичьим наместником и 12 лет оставался в этой должности. В 1350 г. м. Феогност заболел и тогда он и вел. князь обратились к патриарху с просьбой поставить митрополитом лицо, которое будет прислано из Москвы. На это последовало согласие. В 1352 г. – за три месяца до своей смерти – м. Феогност поставил Алексия в епископы владимирские т. е. в свои митрополичьи викарии.

Летом 1353 г. еп. Алексий отправился в Константинополь для поставления в митрополиты. Он прожил там на испытании в продолжение целого года. Император и патриарх не с охотой согласились на поставление митрополитом русского и испытывали его, в частности, в отношение подчинения патриарху. В июне 1354 г. он был возведен патр. Филофеем в митрополиты киевские и всея России. В соборном постановлении сказано, что м. Алексий должен являться к патриарху каждые два года. Этим подчеркивалось желание патриарха иметь постоянные доказательства его подчинения. В крайности ему разрешалось присылать на собор одного из своих клириков. Известно, что м. Алексий, за время своего 24-летнего пребывания на кафедре, был потом в Константинополе один раз. Новому митрополиту пришлось в Константинополе добиваться принятия патриархом мер против Феодорита, продолжавшего, несмотря на патриаршее распоряжение, править в Киеве. С этим званием он обосновался в Киеве. Феодорит вновь был признан патриархом незаконным. Вместе с тем соборным определением патриарха утверждалось переселение митрополитов всея России из Киева во Владимир. Грамата патриарха 1354 г. начиналась так: «Святейшая митрополия российская в числе прочих городов и областей, принадлежащих к ея округу, имела и находящийся в малой России город, именуемый Киевом, в котором издревле была кафолическая Церковь митрополии. Известно, что и архиереи российские имели в нем свое пребывание. Но, по смутам и тревогам настоящего времени и страшным нападениям соседственных Аламанов, он разорен и подвергся бедственному состоянию...». Отмечалось, вызванное этим, переселение в «епископию владимирскую» митр. Феогноста и прежде него других двух митрополитов, продолжавших считаться киевскими, оказывая этим Киеву предпочтение. Патриарх повелел митрополиту Алексию пребывать во Владимире и иметь сей город «своею кафедрою неотъемлемо и неизменно навсегда». «Но», говорилось далее, «пусть и Киев числится собственным их престолом и первою кафедрою архиерея, если останется целым».

Митрополиту Алексию пришлось испытать и другое огорчение. По просьбе вел. кн. литовского Ольгерда патриарх поставил митрополитом Романа, человека знатного, родственника второй жены Ольгерда, Юлиании Тверской. Его управлению поручалась Литва и Волынь. Роман изъявил притязания и на Киев. С большим трудом, расходуя большия деньги, м. Алексию удалось отстоять Киев. Кафедрой Романа был Новгородок, откуда он делал попытки распространить свою власть на Киев, Брянскую епархию и даже посылал распоряжения в Тверь, пользуясь тем, что тамошний князь, Михаил Александрович, был родственник и союзник Ольгерда. Митр. Алексию только осенью 1355 г. вернувшемуся в Россию, пришлось в 1356 г. по этому делу снова ездить в Константинополь. Там он снова отстоял свои права на Киев, несмотря на то, что и Роман к этому времени прибыл в Царьград. По наущению Романа Ольгерд напал и предал разграблению г. Алексин, принадлежавший, как вотчина, московской кафедре. Пришлось м. Алексию отправлять в 1357 г. к патриарху послов с жалобой на Романа. Патриарх решил отправить в Россию своих «апокрисиариев» для исследования дела на месте. Сам м. Алексий зимой 1358 г. предпринял путешествие в Киев для закрепления там своего положения; там он пробыл два года. В граматах цареградского собора 1380 г. отмечалось, что митр. Алексий по пути был схвачен Ольгердом, заключен под стражу, но тайно бежал. Патриаршии следователи прибыли в 1361 г. Дело это не было окончено, когда в том же году умер Роман. Митр. Алексию удалось добиться воссоединения литовско-галицкой митрополии с его митрополией.

В 1371 г. король польский Казимир, владевший Галицией и частью Волыни, просил патр. Филофея посвятить отправленного к нему еп. Антония в митрополиты галичские. При этом он писал ему: «если не будет милости Божией и вашего благословения сему человеку, не сетуйте на нас после, если прийдет печальная нужда крестить русских в веру латинов, т. к. нет митрополита в России, (малой), а земля не может быть без закона». Патриарший собор постановил возвести Антония в митрополиты галичские и подчинить ему епископии: холмскую, туровскую, перемышльскую и владимирскую (на Волыни). Извещая м. Алексия, патриарх писал ему: «что же мы должны были тут делать? Тебя призываем в судьи, что ты сам скажешь? Другое дело, если бы государь земли был православный и нашей веры, тогда мы, может быть, и подождали бы... Он намерен был немедленно поставить митрополита литовского, как говорил, и крестить руссов в латинскую веру. – Посуди сам, хорошо ли было бы, если бы так случилось? Благодарю еще Бога, что он, прежде чем сделал сие, послал к нам и требовал митрополита... Мы дали ему Галич, чтобы быть митрополиею, епископии же – Владимир, Перемышль, Холм, что все под властью короля польского. Больше того мы ему не дали ни Луцка, ни чего другого». Ольгерд, в свою очередь, в то же время просил поставить отдельного митрополита не только для Литвы, но и для всей той Руси, которая, по его представлению, была враждебна Москве (он упоминал Тверь, Нижний Новгород). В этом патриарх ему отказал. Но, после смерти Антония, в 1376 г. патриарх посвятил в митрополиты Киприана, с тем условием, чтобы он, по смерти Алексия, остался митрополитом всей России. Еще при жизни м. Алексия, м. Киприан появился в Москве. Вел. кн. Димитрий Донской заявил ему, что не имеет нужды в новом митрополите, когда жив святитель Алексий. Предъявлял он права на Новгород, но оттуда ему ответили: «Посылай к вел. князю в Москву, и если он примет тебя митрополитом на Русь, то и нам будешь митрополитом». Киприан остался в Киеве. В России тогда были два митрополита: Алексий и Киприан.

Сохранились учительные послания Св. Алексия к пастве при занятии им митрополичьей кафедры и послания отправленные им в отдельные епархии. Видимо, в бытность Святителя в Константинополе, где он в первый раз пробыл долго, им сделан перевод или сличение одной из существующих редакций перевода Евангелия с греческим подлинником. Текст этого Евангелия, по преданию, переписан по славянски самим Святителем и отличается буквальной близостью к греческому подлиннику.

При м. Алексии совершена была канонизация им литовских мучеников Антония, Евстафия и Иоанна. Выше указывалось на чудесное исцеление Св. Алексием ханши Тайдулы. Митр. Алексий украсил Москву монастырями. В 1365 г. им воздвигнут Чудов мон. посвященный празднованию чуда Архангела Михаила в Хонех (6 сент.), быв предназначен быть его усыпальницей и домовым митрополичьим монастырем. Поставлен он на месте, на котором стояла ханская конюшня, и подареном м. Алексию Джанибеком. Спасский Андроников м. построен Святителем вследствие особого побуждения. Возвращаясь в 1355 г. из своего первого путешествия в Константинополь, он был застигнут бурею в Черном море и дал обет построить обитель в честь святого или праздника того дня, в который благополучно достигнет берега. Это произошло 16 августа в день перенесения Нерукотворенного образа из Едессы в Царьград. Близ Москвы на берегу р. Яузы он воздвиг монастырь. Для заведывания строением и устроением обители Святитель испросил у Пр. Сергия его ученика, Пр. Андроника, от которого обитель и получила название. Монастырь во имя Пр. Алексия человека Божия – первый женский монастырь в Москве – был построен Святителем, по преданию, для двух его сестер. Митр. Алексий благословил также создание Симонова мон., построенного племянником Пр. Сергия, Св. Феодором. Столько же обителей создал митр. Алексий и вне Москвы. Святитель, вместе с Пр. Сергием, с которым он был очень близок, были преобразователями в России монашеской жизни.

Митр. Алексий занимал исключительное положение в государственной жизни России в XIV веке. Он начал выдвигаться при Иоанне Калите, его глубоко почитал сын последнего Симеон Гордый, который завещал братьям: «Слушали бы есте отца нашего владыки Алексия». При преемнике его и брате, Иоанне, кротком, малодеятельном Святитель принимал большое участие в управлении государством. При вступившем же на престол 9-летнем Димитрии Иоанновиче, он ряд лет был правителем государства, воспитав будущего героя Донского в искреннем благочестии и в понимании своего государева долга. В 1360 г. ярлык на великое княжение получил «не по отчине и не дедине» младший суздальский князь Димитрий Константинович. Московским боярам, при сильной поддержке митр. Алексия, почитавшегося в Орде, переживавшей в то время смуты, удалось получить ярлык на великое княжение на имя Димитрия Иоанновича. С этого – 1362 г. – началось наследственное и никем неоспариваемое сидение московских князей на великокняжеском престоле. В том же году престол окончательно перенесен был из Владимира в Москву. Митр. Алексий благословил юного князя и на брак с дочерью недавнего соперника, Димитрия Суздальского, Евдокией, впоследствии с именем Евфросинии причисленной к лику святых. Митр. Алексий твердо поддерживал вел. кн. Димитрия в его спорах с тверским князем Михаилом Александровичем и подверг последнего церковному запрещению за наведение войска Ольгерда на Москву. Церковное запрещение было наложено на Нижний Новгород, посланным туда м. Алексием Пр. Сергием, когда тамошний князь Борис не желал мириться с братом своим, Димитрием Суздальским. Мир после закрытия церквей в городе наступил.

Святитель митрополит Петр дал свое благословение нарождавшейся Москве.

Святитель митрополит Алексий подвел твердую основу под московское государство, создавшее великое царство, и должен почитаться одним из главных создателей такового.

Митр. Алексий скончался 12 февраля 1378 г., имея 80, а возможно и больше лет. Через два года после его кончины, питомец его, вел. кн. Димитрий, отважился на открытую борьбу с татарами, разбив в 1380 г. хана Мамая на Куликовском поле и заслужив именование Донского. Погребен он был в Чудовом мон. В 1431 г. были обретены его мощи. В конце 1448 – нач. 1449 г., при Св. митр. Ионе установлено было празднование его памяти.

После кончины Св. Алексия наступили большия замешательства в отношении занятия митрополичьей кафедры. Сам Святитель желал видеть своим преемником Пр. Сергия, но тот решительно отказался. Вел. князь Димитрий указал тогда на своего любимого духовника Михаила, называвшегося Митяем. Это был священник видной наружности, с громкой и чистой речью, прекрасный певец, образованный, назидательный в беседах духовных и мирских, но любивший власть. О нем, как кандидате, и пошло представление в Константинополь еще при жизни м. Алексия. Сам же Михаил, по настоянию Димитрия, согласился принять постриг за два года до кончины м. Алексия и был поставлен архимандритом Спасского придворного мон. Но кончины Святителя ожидал в Киеве м. Киприан. Получив известие о ней, он прибыл в июне 1378 г. в Москву, сумев даже миновать кордоны, которые, в ожидании его приезда, были расставлены вел. князем. В Москве он был схвачен, посажен в заключение и с безчестием выселен. К этому времени относится его письмо к Пр. Сергию, в котором он жалуется на все перенесенное. Тогда же в Москву пришла грамата патриарха Макария, в которой отрицались права Киприана на Москву, вручалась Церковь «Великой России» архимандриту Михаилу и предлагалось последнему прибыть в Константинополь для посвящения.

К этому времени Михаил, тотчас после смерти м. Алексия, возведен был вел. князем, в согласии с боярами, очень почитавшими Митяя, на двор митрополичий. Почти полтора года пробыл Михаил в качестве нареченного митрополита. У него возникала даже мысль, чтобы поставление его совершено было русскими епископами в Москве, на что соглашался и вел. князь. Но против этого решительно восстал еп. суздальский Дионисий и убедил Димитрия. Очень резкое столкновение было между Дионисием и Михаилом. Духовенство не любило Михаила, который собирался навести большие порядки. Как указывалось выше, архим. Михаил оказал большую поддержку Св. Стефану в его миссионерской работе.

Архим. Михаил готовился к поездке в Константинополь. Туда же намеревался ехать еп. Дионисий, вызываемый патриархом, который слышал о нем много доброго. По просьбе Михаила вел. князь велел задержать Дионисия в Москве. Последнему удалось освободиться от надзора, дав обещания не ехать в Царьград. Поручителем за него был Пр. Сергий. Дионисий все же тайно выехал в Константинополь, заставив этим поспешить поездкой туда в июле 1379 г. Михаила. Вел. князь Димитрий, отправляя Михаила, снабдил его неписанными хартиями или бланками, припечатанными великокняжескою печатью, в которые тот мог вносить от имени Димитрия грамоты и заемные письма или векселя.

Когда, путешествуя по Черному морю, Михаил видел уже Константинополь, он внезапно заболел и скончался. Спутникам Михаила надлежало после его смерти вернуться в Москву, но они сделали иное. Видимо, по наущению ловких греков, желавших получить крупные суммы, которыми распоряжались приехавшие, использованы были неписанные хартии и заняты деньги у местных банкиров. Спутники Михаила, три архимандрита, после споров между собою, остановились на Пимене, архим. переяславского Горицкого мон. Его имя было вписано в одну пустую хартию, как прошение великого князя. Подложность этого ходатайства не могла не быть известной в патриархии. Но туда потекли крупные средства. Пимен был поставлен митрополитом. Никоновская летопись указывает, что московскими послами не только была истрачена огромная привезенная казна, но очень большия суммы взяты были в долг у константинопольских банкиров (Голубинский).

Все это время в Константинополе находился (он пробыл там три с половиною года) еп. суздальский Дионисий. Он не был поставлен митрополитом, а возведен только в сан архиепископа. Вел. князь страшно разгневался, узнав о происшедшем в Константинополе, откуда не спешил уезжать Пимен. Не желая принимать последнего, Димитрий пригласил на кафедру владыку Киприана, который прибыл в Москву весною 1381 г. Через полгода вернулся Пимен. Не доезжая Москвы, он и члены посольства были схвачены. Последних посадили «в железа». Пимен был сослан. Но вскоре Киприан впал в немилость за оставление Москвы во время нашествия и сожжения ея ханом Тохтамышем в 1382 г. Он был выслан, митрополитом же вел. князь признал Пимена, за которого не раз предстательствовал патриарх. Вслед затем вернувшийся архиеп. Дионисий подробно осведомил вел. князя о поведении Пимена в Константинополе. Димитрий, низложив Пимена, послал в Константинополь Дионисия для поставления его митрополитом. Но, по пути, в Киеве Дионисий был захвачен кн. Владимиром Ольгердовичем и там 15 октября 1385 г. скончался. В Константинополе же, куда отправился Пимен и вызван был Киприан, решали, кому быть митрополитом в Москве. Дело это тянулось около трех лет. Только в 1389 г. патриарх Антоний и собор провозгласили окончательно Киприана митрополитом Киевским и всея России. Было подтверждено низложение и отлучение Пимена. Он до этого сумел ненадолго побывать в Москве и, на обратном пути в Константинополь, умер в сентябре 1389 г. в Халкидоне. 19 же мая 1389 г. скончался вел. кн. Димитрий Донской. Вел. кн. Василий I Димитриевич, наследовавший ему, согласился принять митрополита Киприана.

Митрополит Киприан принадлежал к знатному боярскому болгарскому семейству Цамблаков, и родиной его был стольный город Болгарии Тернов. Был он иноком на Афоне, а затем состоял в клире патриарха, в качестве чиновника. В Москве первый раз он был еще при жизни Св. Алексия. По приглашению вел. кн. Василия он прибыл в Москву в начале марта 1390 г. и правил 17 лет. Он сделал новый славянский перевод книги законов церковных или Кормчей. Для этого ему пришлось поработать над древними уставами князей: Св. Владимира и Ярослава. Архиеп. Филарет пишет, что вел. князь и митр. Киприан нашли нужным составить новое приложение Номоканона к жизни русской и издали уставную грама- ту о церковных судах и пошлинах. Во второй половине XIV в. константинопольский патриарх Филофей, с целью положить конец разнообразию, приготовил нарочитую редакцию служебника и как обязательную ввел ее в употребление в своей патриаршей церкви. Митр. Киприан перевел эту редакцию и ввел в употребление в России. В церквах наших сначала употреблялись различные греческие уставы, позднее же вошел в общее употребление во всех церквах монастырский устав Студийского мон. в редакции константинопольского патриарха Алексия. Но в патриархате константинопольском в течение первой половины XIII в. принят был в общее употребление монастырский иерусалимский устав Саввы Освященного. Этот устав, в славянском переводе, и ввел м. Киприан в употребление в России. Святитель перевел с греческого на славянский немалое количество частных служб и молебных последований, которые частично составлял сам.

В правление м. Киприана перенесена была в 1395 г. из Владимира в Москву в Успенский собор чудотворная икона Владимирской Божией Матери во время нашествия Тамерлана. За два года до этого он торжественно крестил в Москве реке трех знатных татар. Оба эти события отмечены выше. При м. Киприане теряли уже значение ханские ярлыки. Сами вел. князья с тех пор стали определять гражданские права духовенства. Грамотой 1404 г. права эти были стеснены. Люди митрополичьи, по прежнему, освобождались от податей и повинностей и от суда княжеских судей, но с ограничениями. Некоторые повинности, в том числе и военную, они обязаны были нести (на войну митрополит должен был ставить свой полк с воеводой под стяг вел. князя). Дела общия княжого и митрополичьего человека рассматривались судом митрополита и вел. князя. Митрополит не должен был ставить в попы и диаконы служилых и тяглых людей вел. князя. Это было главной причиной того, что на церковные места поступали преимущественно дети самого же духовенства. Митр. Киприан не сочувствовал непосредственному управлению селами монастырями, получавшими их в дар. В письме к игумену Афанасию он писал: «Если бы можно было, то вот как поступить: быть селу за монастырем, но с тем, чтобы чернецу никогда не быть в нем, а поручить его богобоязненному мирянину; он бы пусть заботился о всем, в монастырь же доставлял бы готовое рожью и другими вещами».

После занятия кафедры митрополии в Москве, м. Киприан дважды путешествовал в тогдашнюю литовскую Русь – в 1396 и 1404 гг., прожив оба раза по полтора года в Киеве, где дела вел митрополичий наместник. В его управление Церковью состоялся в 1386 г. брак Ягайло и Ядвиги. С Ягайло и Витовтом он был в хороших отношениях. Когда м. Киприан занял кафедру митрополии всей России, то он соединил в своем лице кафедры Москвы и литовской Руси. Но кафедра Галиции оставалась особой митрополией. Поставленный в 1371 г. в митрополиты Галицкие Антоний жил еще в 1390 г., когда м. Киприан пребывал в Москве, и умер или в конце 1391 или в начале 1392 г. После его смерти Галиция оставалась отдельной митрополией. Только часть Волыни, оказавшаяся в составе Литвы, была подчинена церковно м. Киприану. Из за неудачных кандидатов, представлявшихся патриарху, при м. Киприане в Галицию не был назначен митрополит, и она управлялась экзархом патриарха. История с м. Пименом ухудшила отношение к грекам, как Димитрия Донского, так и его сына, Василия I. В 1393 г. патриарх писал последнему: «за что пренебрегаешь ты меня – патриарха, и вовсе не воздаешь (мне) чести, которую воздавали предки твои, великие князья, – презираешь и меня и людей, которых я посылаю к вам, так что они совсем не имеют (у вас) чести и места, которые всегда имели люди патриаршие?» Но такое отношение не помешало вел. князю, по просьбе м. Киприана, послать щедрую помощь в 1398 г. императору и патриарху, когда Константинополь очень потерпел от блокады его в 1395–6 гг. турецким султаном Баязидом. Помощь оказывалась грекам и ранее митрополитом Феогностом.

Митр. Киприаном написано было житие Св. м. Петра. Известно его послание (частично приведенное выше) к Пр. Афанасию, ученику Пр. Сергия, основателю Высотского Серпуховского мон. Любил м. Киприан заниматься собственноручным списыванием книг, собирал материал для русской летописи и писал историю по степеням вел. князей. Работал он, главным образом, то в тихом подмосковном с. Голенищеве, то во Владимирской волости на святом Озере. Он скончался 16 сент. 1406 г. За четыре дня до смерти он написал прощальную грамоту, в которой всем преподавал прощение и благословение и от всех взаимно просил того же и каковую приказал прочитать над своим гробом при отпевании. Погребен он был в Успенском соборе. Местное празднование установлено было после 1805 г.

В год смерти Св. м. Киприана открылась вражда, приведшая к войне, между литовским в. кн. Витовтом и его зятем, в. кн. Василием I. Витовт не хотел иметь одного с Москвой митрополита. Поэтому, одновременно с представлением Василия, просившего патриарха о поставлении митрополита, Витовт представил своего кандидата на отдельную митрополию, грека, еп. полоцкого Феодосия. Но патриарх поставил 1 сентября 1408 года Фотия митрополитом всея России. Фотий был родом пелопоннесец или мореец. Он в отроческие годы поступил в монастырь и имел своим руководителем знаменитого подвижника Акакие, впоследствии митр. монемвасийского. Через год после своего посвящения – 1 сентября 1409 г. – Фотий прибыл в Киев, сопровождаемый послами императора и патриарха. Витовт встретил его сначала недоброжелательно, но затем признал его. В Москву, в сопровождении тех же послов, Фотий прибыл 22 марта 1410 г. Много забот доставило ему печальное состояние митрополичьего хозяйства, вызванное набегом в 1408 году мурзы татарского Едигея и расхищением вотчин боярами и лихоимцами. Из за этого ему пришлось претерпеть скорби. В 1411 г. он едва не захвачен был в своем имении на Святом озере шайкой татар. В благодарность за спасение он воздвиг в три дня на озере Сеньги храм. С благословения митрополита, Василий I выдал дочь свою Анну замуж за царевича Иоанна, старшего сына византийского императора Мануила. Через три года Анна умерла от моровой язвы. От м. Фотия сохранились поучения, грамоты, послания. В послании к псковичам он указывает на уклонения их к латинским обычаям и дает распоряжения относительно стригольников.

В дальнейшем обострились отношения Витовта с митр. Фотием и первый задумал поставить в особые митрополиты литовские игумена Григория Цамблака, племянника м. Киприана. Болгарин из Тернова, Григорий Цамблак состоял при болгарском терновском патриархе, был игуменом Дечанского мон. в Сербии и Плинаирского в Константинополе или его окрестностях. Он направлялся к митр. Киприану, им вызванный, но, узнав в Литве об его кончине, остался там. Митр. Фотий выехал в Литву, собираясь примириться с Витовтом и, в противном случае, отправиться в Константинополь. Там он намеревался воспрепятствовать намерениям Витовта. Последний заставил в 1416 г. литовских епископов, даже угрозой смерти, подать ему жалобу на митрополита Фотия. По прибытии в Литву, митр. Фотий был, по приказанию Витовта, схвачен, ограблен и, непропущенный в Царьград, вернулся в Москву. Григорий же прибыл в 1411 г. в Константинополь, для поставления, по просьбе Витовта, митрополитом. Но Фотию удалось оказать воздействие на патриарха. Григорий не только не был поставлен митрополитом, но за великое смущение, которое он произвел в Церкви, низвергнут из священнического сана и предан отлучению. Когда Григорий возвратился из Константинополя с отказом, Витовт собрал епископов и уговорил их поставить его митрополитом, вопреки патриарху. Удалось на некоторое время задержать приведение этого решения в исполнение. Но в 1415 г. литовские епископы поставили Григория митрополитом в Новгородке. В особой грамоте епископы оправдывали свой незаконный поступок тем, что м. Фотий, по их уверениям, пренебрегал киевской половиной митрополии, заботясь только о собирании дани. В том же духе опубликовал грамоту и Витовт. Митр. Фотий ответил своим посланием и обратился за помощью к патриарху. Патриархи Евфимий и его преемник Иосиф предали его отлучению. Несмотря на это, Григорий продолжал оставаться митрополитом. В 1414 г. он был послан Витовтом на созванный папой собор в Констанце. На этом соборе постановлено было в 1415 г. сожжение чешского реформатора Иоанна Гусса. Григорий был в Констанце одновременно с послами византийского императора. Они все были приняты торжественно папой Мартином V, и православным не запрещалось совершать богослужения по своему обряду. Григорий заявил папе, через присутствовавших на соборе польских епископов, что готов рассуждать о вере, но решительно не желает приступить к соединению с римской церковию. По возвращении своем в Литву, Григорий скончался зимой 1419 г. или в начале 1420 г. Митр. Фотий после этого имел в 1420 г. в Новгородке свидание с Витовтом, сумел примириться с ним, переставшем думать об отдельном митрополите. Литва, таким образом, снова соединилась в церковном отношении с Москвой.

Григорий Цамблак, по отзыву Голубинского, данные которого использованы в отношении литовской смуты, занимает очень почетное место в истории нашей русской и вообще восточно-славянской церковной литературы и считался знаменитым проповедником. Но можно подозревать, добавляет историк, что он был то, «что на светском языке называется карьеристом и авантюристом». Архиеп. Макарий считает его преданным Православию и чуждым латинству.

При м. Фотии Галиция вновь соединилась с митрополией всея России. В 1412 г., в свою поездку в Литву, м. Фотий посещал Галич. В 1421 г. он снова был в Галиче и Львове. В последний раз он был у Витовта в 1430 г., с внуком последнего, юным вел. князем Василием II. Витовт как раз в это время тщетно поджидал коронования с согласия папы и оказывал большое внимание м. Фотию. Через три дня после его отъезда Витовт скончался. На возвратном пути в Москву он виделся в Новгородке с новым вел. кн. литовским Свидригайлом и удостоился от него великой любви и почести.

Митр. Фотий занимает среди русских митрополитов выдающееся положение, как пастырь усердно учительный. Он подвизался на поприще церковного проповедывания. Выше упоминались его учительные послания. Из его церковно-правительственной деятельности известно его подтверждение узаконения Св. м. Петра, чтобы вдовые священники стриглись в монахи и не оставались служить в мирских церквах. Продолжался при нем, начатый м. Киприаном, спор с новгородцами по поводу обжалования судебных постановлений тамошнего архиепископа.

В правление м. Фотия и при его участии прекратился в Пскове раскол стригольников. Последние представляли собою сообщество отделившихся от Церкви раскольников, не желавшее признавать истинными пастырями современных им епископов и священников, якобы поставляющих и поставляемых на мзде и ведущих жизнь, недостойную пастырей. Став судьями иерархов и прочего клира, основатели раскола, Карп стригольник (занимавшийся стрижением волос)⁸) и диакон Никита, дошли до того, что во всем отделились от Церкви. Они не хотели участвовать в общих церковных молитвах, запрещали своим последователям принимать от священников крещение, разрешение грехов и евхаристию, отвергали поминовение усопших церковною службою. Раскол из Пскова перешел в Новгород. В 1375 г. новгородский архиепископ лишил Никиту сана и вместе с Карпом отлучил от Церкви. В 1376 г. Карпа с двумя его товарищами бросила толпа в Волхов. Но это вызвало усиление смуты. Пришлось обратиться к патриарху Нилу. Архиеп. Суздальский Дионисий привез в 1381 г. в Псков обличительное послание патриарха. В Новгороде начались бунты и потребовалось вмешательство вел. князя. В 1394 г. привезено было вифлеемским епископом Михаилом новое сильное послание патр. Антония, и в Новгороде волнение утихло. Но во Пскове раскольники еще оставались. Как упоминалось, обличительное сочинение против раскольников написано было Св. Стефаном Пермским. Митр. Фотий с 1416 года несколько раз выступал с письменными обличениями стригольников, державшихся во Пскове. Он предписывал накладывать на них духовные и церковные кары и только в 1427 г. разрешил применять и гражданские взыскания, вероятно телесное наказание и заключение, продолжая запрещать смертную казнь. После этого года раскол, проявившийся впервые в 1371 г., замер. Архиеп. Макарий, признавая, в связи с этим расколом, вероятность существования в тогдашнем духовенстве некоторых недостатков и злоупотреблений, пишет: «В Новгороде и Пскове, по крайней мере, некоторые из этих недостатков, может быть, чувствовались даже более, нежели где либо: оттого раскол стригольников там и привился. А притом самый дух этого раскола, состоявший в противлении властям духовным, так гармонировал с общим духом вольности и своеволия, которым издавна отличались Псковичи и особенно Новгородцы».

В 1425 г., по смерти в. кн. Василия I, м. Фотий твердо поддержал права на престол десятилетнего сына последнего – Василия II. Права племянника оспаривал кн. Юрий Дмитриевич звенигородский и галичский. Начались военные действия. Наконец, в Москве решено было просить митрополита отправиться в Галич и убедить Юрия заключить мир. Юрий решительно отказался, и Святитель покинул город, не преподав ему и князю благословения. В Галиче открылся великий мор. Юрий поспешил с дороги вернуть митрополита, прося его молитв и соглашаясь исполнить его требования. По молитвам возвратившегося м. Фотия мор прекратился, и Юрий прислал в Москву послов для заключения мира. Найдя по вступлении на митрополичью кафедру имущество в большом разорении, м. Фотий привел все в порядок и умножил его. Имеются основания предполагать, что м. Фотий, по примеру м. Киприана, вел летопись своего времени. Митр. Фотий скончался 1 или 2 июня 1431 г. В духовном завещании он сообщил биографические сведения о себе и писал, что пребывание его на кафедре было временем непрерывных скорбей, слез и рыданий. Святитель Фотий почитался издавна; местное празднование ему в Успенском соборе последовало после 1805 г.

В Москве, после кончины святителя Фотия, предположено было представить на его место русского кандидата. Выбор такового задержан был княжескими спорами. Юному Василию Васильевичу пришлось отстаивать лично в Орде свои права на великокняжеский престол, которого домогался его дядя Юрий Дмитриевич Звенигородский. В 1432 г. вел. кн. Василий II избрал кандидатом епископа Рязанского и Муромского Иону, который с 1433 г. назывался «нареченным в святейшую митрополию русскую». В том же году вел. кн. литовский Свидригайло, преемник Витовта, послал в Константинополь ставиться в митрополиты епископа смоленского Герасима, что и было осуществлено. Герасим считал себя не только митрополитом Литвы, но и «на русскую землю». Таковым он упоминается в псковских и в третьей новгородской летописях. В 1434 г. Герасим, пребывавший в Смоленске, поставил Евфимия архиепископом новгородским. Известно, что Герасим и Свидригайло намеревались принять участие в намечавшемся соединении церквей, что видно из письма последнего к папе Евгению IV. Но вскоре Свидригайло заподозрил Герасима в тайных сношениях с Сигизмундом, сыном Витовта. Герасим был схвачен вблизи Смоленска, сослан в Витебск и в июле 1435 года сожжен.

Княжеская смута продолжалась. Юрию удавалось удалять племянника из Москвы. Только после его смерти в 1434 г. святитель Иона смог в начале 1436 г. выехать в Константинополь. Когда он прибыл туда, то ему выразили сожаление, что он опоздал, и пообещали сделать митрополитом после назначенного уже Исидора, грека из Пелопоннеса. Архиепископ Макарий считает его родом из Болгарии, Голубинский – греком.

Митрополит Исидор отличался большими способностями и был весьма образованным. Состоял он игуменом монастыря Свят. Димитрия в Константинополе. В 1433 г. император Иоанн VII Палеолог посылал его на Базельский собор, приведший к устроению Ферраро-Флорентийcкого собора. В Москву Исидор прибыл в начале апреля 1437 г., сопровождаемый владыкой Ионой. Василий II был очень недоволен назначением Исидора, без его воли и прошения, и принял нового митрополита только «не хотя рушити изначальные старины».

Видимо Исидор, умный, отличавшийся дипломатическими способностями, владевший славянским языком, сумел потом понравиться вел. князю. Митрополит сразу стал готовиться к отъезду на Флорентийский собор, куда выехал в сентябре 1437 г. Ему сопутствовал еп. суздальский Авраамий, архим. Вассиан, священник Симеон, княжеский посол Фома. Вел. князь, дав Исидору большую свиту, для поддержания достоинства Руси, напутствовал его, как указывает Соловьев, следующими словами: «Смотри же, приноси к нам древнее благочестие, какое мы приняли от прародителя нашего Владимира, а нового, чужого не приноси; если же принесешь что-нибудь новое и чужое, то мы не примем». Исидор обещался крепко стоять в православии, но уже в дороге спутники стали замечать в нем наклонность к латинству. По пути он побывал в Твери, Новгороде и Пскове. В Феррару он прибыл через год без 20 дней.

В январе 1439 г. собор был перенесен папой во Флоренцию. На соборе присутствовали император Иоанн Палеолог и патриарх Иосиф. Содержание императору и всем грекам шло от папы. Восточные православные приехали на собор с большими надеждами, т. к. император обещал ничего не изменять в вере. С июня происходили частные беседы и препирательства о чистилище и прибавке к символу, но соглашение не достигалось. Папа распорядился выдавать содержание только высказывавшим наклонность к унии. Пока происходили прения, м. Исидор в деяниях соборных не принимал участия. Беседы с латинянами вели митр. ефесский Марк и м. никейский Виссарион. Но когда прения были закончены и выдвинулся в решительной форме вопрос о соглашении, то м. Исидор выступил главным действующим лицом. 5 июля 1439 г. акт флорентийской унии был подписан, а 6 июля торжественно провозглашен в флорентийском кафедральном соборе. Акт гласил, что: «Дух Святый исходит от Отца и Сына, как одного начала; есть чистилище; Евхаристию можно совершать и на квасном и на пресном хлебе, безразлично; папа, как глава Церкви, имеет главенство во всем мире». Не подписались под актом патр. Иосиф, умерший перед этим, Святитель Марк Ефесский и немногие другие. Митр. Исидор подписал акт за себя и за патр. антиохийского Досифея, которого был уполномоченным. Он заставил подписаться еп. Авраамия. Исидор был, по словам Голубинского, «главным творцом и виновником этой Флорентийской унии». Митр. Виссарион больше следовал за ним. Исидор влиял и на колебавшегося императора, заявив ему, что дело может устроиться и без него. Его авторитет был силен между епископами. Свящ. Симеон суздальский, составивший описание собора, подчеркивает, что «ни единого возлюби папа митрополита, якоже Исидора». Он был возведен папой Евгением в сан кардинала-пресвитера, а перед отъездом облечен титулом «легата от ребра апостольского в землях ливонских, литовских и русских», а также в землях «Лехии» (должно подразумевать Галицию, как часть тогдашней Польши).

Во время обратного пути Исидора от него бежали из Венеции боярин Фома и священник Симеон. Из Будима в Венгрии Исидор отправил пастырское послание о совершившемся соединении церквей. Через польский Краков Исидор проехал во Львов, тогдашний главный город Галиции. Побывал он еще в Вильне и Киеве. Православные князья литовские принимали его только как православного митрополита, а не как папского легата. Он же служил как в православных храмах, так и в латинских костелах. В Москву он прибыл постом – 19 марта 1441 г. В Москву доходили сведения о событиях во Флоренции. Сначала там наступило смущение, но затем решено было дать ему отпор. Тверже всех держал себя вел. кн. Василий II. Он успел снестись с Афоном и знал, что как там, так и во всей Византии духовенство и миряне с негодованием отнеслись к унии. Через несколько дней по прибытии, Исидор был взят под стражу и помещен на житье «за сторожами» (под домашний арест) в Чудовом митрополичьем монастыре. Собранный Василием церковный собор, угрожая смертной казнью, без успеха старался убедить Исидора отказаться от заблуждений. Просидев в Чудовом монастыре весну и лето, он ночью 15 сент. 1441 г. бежал из Москвы. Вел. кн. был этим доволен. Таким образом этим разрешался вопрос, что с ним делать дальше. Его не преследовали и дали возможность исчезнуть из России. Он объявился в Твери. Там кн. Борис Александрович посадил его «за приставов». Но Василий II приказал выпустить его. Некоторое время пробыл он в Новгородке у литовского в. кн. Казимира. Видимо, и там он чувствовал себя неловко среди православных. Оттуда он отправился к папе. В 1452 г. Исидор из Рима выехал в Царьград, чтобы действовать в пользу унии, но и там побывал в тюрьме. Епископ Арсений пишет, что «Кардинал Исидор, неузнанный, успел выкупиться за несколько монет на другой день взятия Константинополя и бежал в Рим». Им описано было взятие Константинополя. Папа Николай дал ему титул патриарха константинопольского и декана кардинальской коллегии. Умер он в Риме в 1453 г. («Прав. Богосл. Энц.»).

По словам священника Симеона, Исидор обнадеживал папу во Флоренции, что ему удастся ввести унию в России. Он считал, что Василий II по молодости не посмеет воспротивиться его воле, а некнижные московские епископы не сумеют возражать ему. Василий же первый назвал его латинским прелестником и волком. Полная неудача в России явилась неожиданностью для него и для папы.

Для понимания дальнейших событий в Москве, необходимо указать на то, что происходило в Царьграде. Император Иоанн Палеолог оставался верен унии, против которой были Византия и весь православный Восток. Большое значение имели выступления Марка Евгеника Ефесского. Преемник Иоаннов и брат его, Константин XII, сначала был верен Православию, когда же надвинулась непосредственная опасность Константинополю, прибег к унии, считая ее единственным средством спасения. Народ же, напротив, смотрел на унию, как на способ привлечь на Византию гнев Божий. 29 мая 1453 г. Константинополь был взят турками. Император Константин пал геройскою смертью. Султан Магомет обратил храм Св. Софии в мечеть, но дозволил выбрать патриарха. Таковым выбран был видный борец против унии, монах Геннадий Схоларий.

После свержения Исидора вел. князь в 1441 г. заготовил к патриарху письмо, в котором, обвиняя Исидора в измене Православию, просил о поставлении митрополитом Святителя Иону. Но письмо это не было отослано. Видимо не решились обращаться к патриарху униату, свергнув Исидора за униатство. Задерживалось и избрание митрополита в Москве. Дело в том, что в июле 1445 г. Василий II во время борьбы с казанскими татарами был захвачен ими в плен и оставался в нем около трех месяцев. В 1446 г. он был захвачен в обители Троицкой двоюродным братом, кн. Димитрием Юрьевичем Шемякой, ослеплен и лишен престола. Только в феврале 1447 г. Василий Темный вернулся в Москву. Во время этой усобицы в доме потомков Иоанна Калиты духовенство крепко стояло за Василия и содействовало победе самодержавия над старым удельным порядком. Святитель Иона тоже неизменно действовал в пользу Василия, несмотря на то, что Шемяка, завладев Москвой, ввел его в управление делами митрополии. В 1448 – 15 дек. – Святитель Иона, оставаясь все это время «нареченным», был наконец поставлен митрополитом собором русских архиереев. В 1452 г. Василий составил послание императору Константину XII Палеологу, в то время остававшемуся православным. Вел. князь, упомянув об отступничестве Исидора, об избрании митрополитом Ионы и о своем желании послать послов в Константинополь для поставления митрополита, указывает на возникшия препятствия: трудность пути и междуусобные рати и брани. Василий II просил извинения за самовольный вынужденный поступок и уверял в своем неизменном признании власти патриарха. В заключение он сообщает, что намеревался писать патриарху, но не знает, имеется ли таковой в Константинополе и каково его имя. Письмо императору не было послано. Повидимому в Москву пришли сведения, что император сделался униатом, как то имело место в 1452 году.

Голубинский так представляет себе тогдашнее отношение Москвы к происходившему в Царьграде: «В Константинополе после взятия его Турками место православного императора греческого занял мусульманский или бусурманский султан турецкий. Как император был мирским главой патриарха константинопольского, утверждал его в его звании и возлагал на него отличия (инсигнии) этого последнего, так тем же стал по отношению к нему и тоже стал делать и султан, вследствие чего патриарх превратился теперь в раба христоненавистного бусурмана. Но у Русских не могло быть желания, чтобы их митрополит получал посвящение от этого раба бусурмана, – чтобы бусурманская скверна, которую султан сообщал своими руками патриарху, переходила и на митрополита и чтобы через рабство патриарха султану и они до некоторой степени становились рабами этого ненавистника креста Христова. И дело тут шло не об одних только отвлеченных понятиях и мнениях, но и об осязаемой действительности, ибо митрополит русский, имевший отправляться – предполагая, что он был бы избираем дома – для посвящения в Константинополь, обладаемый Турками, должен был бы иметь непосредственные сношения с чиновниками турецкими, в ведении которых находился патриарх с церковию, – мог бы быть требуем для непосредственных представлений самому султану, который мог видимым образом поставить дело так, чтобы он – митрополит казался бы таким же рабом его, как и сам патриарх, через что могли быть изъявляемы султаном некоторые притязания на верховенство и над самим великим князем...»

С этого времени установился порядок ставить митрополитов в самой Москве и своими русскими епископами, так чтобы митрополиты могли быть на будущее время фактически независимыми от патриархов. Об отношении к этому патриархов Голубинский пишет: «Как бы то ни было, дали или не дали патриархи свое формальное дозволение Русским на то, чтобы ставить им своих митрополитов в самой Москве, но во всяком случае положительно известно, что они не протестовали открытым образом против самого ставления. Следовательно, если они и не давали на него формального дозволения, то с охотой или неохотой допустили и признавали его как факт».

Первый патриарх после начала турецкого ига, Святитель Геннадий, просил митрополита Иону о помощи вопиющим нуждам греческой Церкви. Митрополит поспешил исполнить желание праведного патриарха и просил его не оставлять Русской Церкви своим попечением. В 1465 г. митрополит Феодосий, по грамоте патриарха Иерусалимского Иоакима, посвятил в Москве грека Иосифа в митрополиты Кесарии-Филипповой.

Святитель Иона, заняв столь высокое положение, позаботился о внешней представительности. На своем дворе он поставил палату каменную с домовою церковью Ризположения Пречистые Богородицы; Успенский кафедральный собор украсил иконами в золотых и серебряных ризах с драгоценными каменьями и пр. Богослужение в нем сделал более торжественным чрез умножение певчих и числа чтецов.

Святитель Иона родился близ г. Солигалича Костромской обл., от вотчинника Феодора Одноуша, следовательно был по своему происхождению из людей благородных. 12-летним мальчиком он поступил в один из галичских монастырей, а затем перешел в московский Симонов мон. Он проявлял там большую ревность. Любил он писание божественных книг. Житие сообщает, что Святитель Фотий застал его однажды заснувшим в хлебне «от великого воздержания и от прилежного труда и молитвы» с правой рукой, согбенной для благословения. Св. Фотий, запретив будить его, предрек, что Иона будет великим святителем. Поставленный ок. 1430 г. епископом рязанским, он обратил в христианство многих инородцев.

Первою заботою митр. Ионы было подчинить своей власти епископии, находившияся во владениях короля польского и одновременно вел. кн. литовского Казимира. Он сносился с последним, с православным киевским князем Александром Владимировичем, женатым на сестре Василия II, и отправлял послания южной пастве. В 1451 г. в грамоте, данной в Вильне, Казимир признал Иону главой литовских епархий с Киевом, но не галицким. Все старания Святителя подчинить и Галицию оказались напрасными. Святитель сразу произвел очищение литовско-русских епархий от заразы униатства. Один из литовских епископов, Даниил Владимирский и берестейский, ходил ранее для посвящения в Константинополь к патриарху-униату Григорию Мамме и был посвящен, находившимся там, Исидором. Еп. Даниил был вызван в Москву, где, совершив перед митрополитом отречение и подписав его, получил прощение и благословение. Первым делом м. Ионы было торжественное причисление к лику святых митрополита Алексия. Сохранились учительные грамоты Св. Ионы. Две – на Вятку, получавшую из России священников, но не имевшую над собою епископа и сначала не подчинявшуюся русской иерархии. В двух грамотах в Новгород Святитель обличает кулачные (вернее палочные) бои. В послании к псковичам он дает им пастырски-учительное указание

Митрополит Иона собирал собор для суда над ростовским архиепископом Феодосием. В 1455 г. навечерие Богоявления случилось в воскресенье, и арх. Феодосий распорядился, чтобы по отпетии литургии и вечерни монахи ели сыр, молоко и рыбу, а миряне – мясо. Нарушение принятого устава о постах, допущенное архиепископом, считавшим, на осн. апостольск. пр. 64 и Гангрск. соб. пр. 18, что в день недельный не полагается поста, м. Иона признал настолько важным, что хотел было снять с него сан и уступил только печалованию за него вел. княгини. На соборе владыка Феодосий принес смиреннейшее покаяние и обещал твердо держаться церковных правил (по Голубинскому).

Митрополиту Ионе пришлось сначала править в смутное время на Руси, о котором говорилось выше. В правление Василия II Темного он принимал большое участие в государственных делах. Король польский просил митрополита содействовать успеху посольства, присланного им в Москву. Псковичи просили его быть ходатаем перед Василием. В договорах последнего с польским королем и кн. рязанским м. Ионе предоставлялось быть третейским судьей. Когда он был еще нареченным митрополитом, отправлена была им в 1447 г. обличительная грамота от всего духовенства кн. Димитрию Шемяке. Против последнего он писал его доброжелателям среди новгородцев, а также архиеп. новгородскому Евфимию. Святитель Иона скончался в глубокой старости 31 марта 1461 г. В самый год кончины его близкий друг и единомышленник, Св. Иона, архиеп. новгородский, возревновал прославить его память каноном, который и написал, по его поручению, известный творец их и житий Пахомий Сербин, живший тогда в Новгороде. В 1472 г. были обретены его мощи и установлено местное празднование. Общецерковное празднование было установлено при м. Макарии в 1547 г. При м. Ионе произошло, длившееся долгое время, разделение русской Церкви на две половины – московскую и киевскую. Об этом будет сказано в третьем отделе.

Митрополиты греческого происхождения в домонгольское время выступали, главным образом, в качестве миротворцев. Со времени татарского ига, митрополиты, коренные русские, к этому присоединяли исключительное отечестволюбие. Велико значение митрополита Кирилла III, столь ревностно помогавшего великим князьям Ярославу Всеволодовичу и его сыну, св. Александру Невскому в восстановлении разрушенной монголами Руси. Первоиерархи и епископы в то время в особенности сделались связующим звеном между отдельными русскими землями. Они до последней возможности поддерживали связь сев.– восточной России с западной ея частью, отторгнутой литовскими и польскими князьями, пока последние не добились разделения и Церкви. Замечательно, что, в противовес латинству, русская иерархия, храня и укрепляя создававшееся на сев.-востоке московское княжество, вовсе не старалась, с помощью своего сильного влияния на князей, добиться независимости от светской власти. Митрополиты, вынужденные оставить разоренный и незащищенный Киев, сами стремились обосноваться, под покровом мирской власти, сначала во Владимире, потом в Москве. Они неуклонно старались об утверждении мира в государстве и подчинении всех единодержавному великому князю. Сознанием необходимости этого проникнут и грек св. митр. Фотий. Он отказом в благословении заставляет кн. Юрия Дмитриевича Звенигородского признать великим князем своего малолетнего племянника, Василия II Васильевича. Москва становится столицей Руси с благословения св. митрополита Петра, уроженца волынско-галицкой области. Грек свят. митрополит Феогност был продолжателем его дела.

Исключительно значение свят. митрополита Алексия. Голубинский пишет о нем: «Св. Алексия обстоятельства времени поставили во главе государственного управления, так что он был митрополитом и в то же время первым государственным человеком, главой боярской думы своих князей. Ему выпало занимать митрополичью кафедру в то время, как князьями московскими были люди, требовавшие опеки над собой. В один год с митрополитом Феогностом, спустя 47 дней после него, умер князь Симеон Иванович и оставил своим преемником брата своего Ивана Ивановича; этот Иван Иванович был, как говорят летописи, государь «тихий и кроткий», т. е. государь слабый. Иван Иванович умер в 1359 году и оставил своим преемником сына своего Димитрия Ивановича 9-летним мальчиком. Оба князя, один по слабости, другой по малолетству, имели нужду в руководителе себе и опекуне над собою: и руководителем – опекуном обоих был он – св. Алексий. Мы не знаем, был ли он настоящим или оффициальным главой государственного управления при Иване Ивановиче; Симеон Иванович в своем духовном завещании, написанном перед смертью, приказывает своим братьям – Ивану Ивановичу и Андрею Ивановичу (умершему вскоре после него самого): «слушали бы есте отца нашего владыки Олексея, такоже старых бояр, хто хотел отцю нашему добра и нам», и этим как будто формально ставил его – св. Алексия во главе боярской думы. Как бы то ни было, но мы имеем положительные и ясные свидетельства, что Иван Иванович перед своей смертью оставил его формальным и настоящим регентом государства при своем малолетнем сыне Димитрии». Голубинский пишет, что греческие акты указывают, что Святитель «прилагал все старания, чтобы сохранить дитя и удержать за ним страну и власть», что он весь предавался возложенному на него делу попечения о «государе-дитяти». К этому Голубинский добавляет: «Дмитрий Иванович Донской первый из великих князей московских ясно и определенно заявил стремления к государственному единодержавию, но он заявил их в такие еще юные годы, что необходимо должен быть предполагаем при сем св. Алексий. До какой степени за его время Москва возрасла в своей силе и сознала эту последнюю видно из того, что знаменитая Куликовская битва была на третий год после его кончины».

В значительной мере благодаря св. митрополиту Ионе сохранен был и утвержден благодетельный порядок наследования престола от отца к сыну, окончательно установленный вел. кн. Димитрием Донским. Святитель решительно выступал против кн. Дмитрия Юрьевича Шемяки, ослепившего своего троюродного брата вел. кн. Василия II, и захватившего его престол. Когда, по изгнании из Москвы, Шемяка снова начал смуту, св. Иона в 1447 г., вместе с владыками ростовским, суздальским, коломенским и пермским, от имени всего духовенства, обратился к нему с грозным обличением, сравнивая с «братоубийцами» Каином и Святополком Окаянным. Изложив все его вины и измены, духовенство заканчивало послание так: «Мы, служители алтарей, по своему долгу молим тебя, господин князь Димитрий, очистить совесть, удовлетворить всем праведным требованиям великого князя, готового простить и жаловать тебя из уважения к нашему ходатайству, если обратишься к раскаянию. Когда же в безумной гордости посмеешься над клятвами, то не мы, но сам возложишь на себя тягость духовную: будешь чужд Богу, церкви, вере и проклят на веки со всеми твоими единомышленниками и клевретами». Святитель Иона, уведомляя о посвящении своем в 1448 г. в митрополиты «князей, панов, бояр, наместников, воевод и все Христоименитое Господне людство», обличая Шемяку, призывал их подчиняться Василию Темному. В заключение он писал: «Если же не станете бить челом своему господарю, и прольется от того кровь христианская, то вся эта кровь взыщется от Бога на вас, за ваше окаменение и неразумие; будете чужды милости Божией, своего христианства, благословения и молитвы нашего смирения, да и всего великого священства; Божия благословения не будет на вас; в Земле вашей никто не будет больше называться христианином, ни один священник не будет священствовать, но все Божии церкви затворятся от нашего смирения».

Соловьев, в связи с этими выступлениями духовенства, пишет: «Если русское духовенство, в лице своего представителя, митрополита, так сильно содействовало возвеличению Москвы, то одинаково могущественно содействовало и утверждению единовластия, ибо в это время духовенство сознательнее других сословий могло смотреть на стремление великих князей Московских, вполне оценить это стремление. Проникнутое понятиями о власти царской, власти получаемой от Бога и независящей ни от кого и ни от чего, духовенство по этому самому должно было находиться постоянно во враждебном отношении к старому порядку вещей, к родовым отношениям, не говоря уже о том, что усобицы княжеские находились в прямой противоположности с духом религии, а без единовластия оне не могли прекратиться. Вот почему, когда Московские князья начали стремиться к единовластию, то стремления их совершенно совпали с стремлениями духовенства; можно смело сказать, что вместе с мечем светским, великокняжеским, против удельных князей постоянно был направлен меч духовный».

Проф. Петр Знаменский, обсуждая тот же вопрос, пишет: «Великие князья понимали, что для них значат митрополиты, и оказывали им высокое уважение и полное доверие. Все княжеские грамоты начинались словами: «по благословению отца нашего митрополита», и скреплялись митрополичьей подписью и печатью; пред митрополитом князья давали крестное целование друг другу и разбирали свои споры; в их договорных граматах писалось: «а о чем ся сопрут, ино им третий митрополит, а кого он обвинит, ино обидное отдати». Понятно, что верховная власть, воспитывавшаяся под руководством иерархии, приучилась действовать на основании не столько юридических, сколько нравственных начал, считала своим долгом простирать свое влияние не только на гражданские отношения подвластных, но и на их религиозно-нравственную жизнь, а чрез это получало обширное влияние и на церковные дела. С течением времени власть великого князя окрепла, стала меньше нуждаться в подпоре и руководстве церковной власти. С половины XIV века видим уже весьма резкую перемену в их положении; если прежде князей было много, а митрополит был один, то в XIV в. наоборот сильный князь был один, а митрополитов 2–3; значение митрополита от этого ослабело, а власть великого князя усилилась. Неизбежным следствием этого было то, что прежнее участие верховной власти в церковных делах под руководством иерархии, участие вспомогательное и служебное, обращалось в независимое от иерархии, самостоятельное. Избрание Митяя и поступки Донского с Пименом и Киприаном были выразительным знамением нового порядка вещей, который развился потом в Московском государстве».

Власть митрополита простиралась на все епархии. Его собственная епархия, очень обширная, разделялась на московскую и киевскую. Митрополит получал большие доходы со своих вотчин. От поставления епископов ему шли ставленные пошлины и дары как от поставленного, так и от его епархии. Во время поездок он получал дары, а духовенство платило ему подъезд на содержание его со свитою и ставило подводы. Важную статью доходов составляли судные пошлины с духовенства и мирян. В своей собственной епархии митрополиты, как и все архиереи, получали со всех церквей дань, петровские и рождественские сборы, подъезд, ставленные пошлины, сбор на десятильников и др. служилых и домовых людей. На свои богатые средства первосвятители строили многие церкви и монастыри и совершали дела благотворительности. Двор митрополичий был устроен, как двор удельного князя, имел своих бояр, отроков и др. слуг. У митрополита был свой полк с воеводой. Для управления митрополичьей областью у него имелись особые духовные и светские органы власти. Постоянными его помощниками по управлению, по прежнему, были его соборяне, составлявшие при нем постоянный совет – его «клирос». В Киеве всеми делами заведывал наместник митрополита из духовных лиц. Для суда и сборов назначались десятильники, поставлявшиеся над округами из нескольких приходов (десятинами), а для управления вотчинными волостями – волостели.

По тому же образцу было устроено управление и в других епархиях. В них были те же клиросы и духовные чины, даже наместники у престарелых владык, и такие же доходы, как в епархии митрополита, только в меньших размерах. Всех богаче был владыка новгородский. У него были большия вотчины; жил он в богатых палатах, имел своих бояр, стольников, множество слуг и особый полк. Между другими владыками он занимал первое место и носил титул архиепископа, который имели только епископы ростовские (с конца XIV века), суздальские Дионисий и Евфросин и некоторые архиереи других епархий, удостоивавшиеся этого титула только лично. (Знаменский).

Избрание епископов в описываемое время происходило сначала как и прежде, при участии удельных князей. Так, летопись отмечает, что в 1289 г. вел. кн. Михаил Ярославич Тверской, вместе с матерью своею, послал игумена Андрея, сына литовского князя, в Киев к митрополиту Максиму, и тот поставил его епископом в Тверь. В конце же данного периода, как свидетельствует Соловьев, известен был устав, как должно избирать епископа. «Здесь говорится, что по случаю избрания митрополит созывает всех епископов, ему подчиненных; который из них не мог приехать – присылал грамоту, что будет согласен на решение остальных: собравшиеся епископы избирают три лица, имена которых в запечатанном свитке отсылают митрополиту, и тот из троих выбирает уже одного. Такой порядок действительно мог быть введен в конце описываемого времени, когда значение областных князей поникло. Избранный пред посвящением давал обет исповедывать православие, повиноваться митрополиту, не препятствовать в своей епархии сбору митрополичьих пошлин, не исполнять обязанностей своего звания в чужих епархиях, приезжать к митрополиту безпрекословно по первому зову, не позволять в своей епархии православным вступать в браки, кумиться и брататься с Армянами и Латинами; тут же новопоставленный объявлял, что не дал ничего за поставление, не обещал дать и не даст; запись эту он писал собственною рукою и подписывал». Архиепископы и епископы не могли называть митрополита братом, но только отцом; в противном случае подвергались выговору.

Митрополит мог отлучать епископов от службы. В 1280 году митр. Кирилл отлучил от службы ростовского епископа Игнатия, и простил его только по усердным просьбам кн. Димитрия Борисовича. Святитель Петр снял сан с епископа Сарайского Измаила. Святитель Феогност отлучил и потом простил Суздальского епископа Даниила. Святитель Киприан, по жалобе кн. Михаила Александровича, судил в Твери епископа Евфимия и отослал его в Москву. В этот период митрополиты созывали соборы епископов для разрешения ряда важных вопросов.

После опустошительного нашествия монголов и перенесения митрополии на север были упразднены епархии: черниговская, переяславская, белгородская и юрьевская. Архиепископ Макарий пишет: «Другия епархии, подвергавшияся таким же опустошениям, может быть, не были закрываемы даже на время, но более или менее оставались без архипастырей, хотя по имени существовали: о епископе владимиро-волынском упоминается только с 1260 года, о перемышльском – с 1271 г., о рязанском – с 1284 г., о галицком – с 1331 г., о Туровском – с 1345 г. Епархия Владимирская на Клязьме не имела своего епископа до 1250 года, потом в продолжении четырнадцати лет управляема была митрополитом, с 1274 г. имела своих епископов, которые назывались Владимирскими, суздальскими и нижегородскими, а с 1299 г. окончательно перешла в ведение русских митрополитов. Между тем одна за другой возникали новые епархии. Около 1250 г. открыта была епархия холмская по воле галицкого князя Даниила, который, украсив Холм после нашествия Батыева, переместил в него епископскую кафедру из Угровеска. В 1261 г. открыта была епархия в Сарае – самой столице татарских ханов; около 1271 г. – в Твери; около 1347 г. в Суздали; около 1360 г. – в Брянске, куда собственно перенесена была кафедра епархии черниговской; в 1383 г. – в Перми. С 1288 г. упоминается епархия луцкая, с 1353 г. – коломенская, с 1389 г. – звенигородская, которая впрочем была открыта только на короткое время. Жители Пскова, издавна находившиеся под властью новгородского владыки, желали иметь у себя особую епархию и в 1331 г. просили митрополита поставить епископом избранного ими Арсения, но получили отказ. Таким образом, к концу XIV и в начале XV века число епархий в русской Церкви возрасло до восьмнадцати, если не считать звенигородской. Девять из них, со включением епархии митрополичей, находились в Руси северо-восточной: владимиро-московская, заключающая в себя Владимир, Москву, а иногда Нижний Новгород и Городец, новгородская, ростовская, суздальская, рязанская, тверская, сарская, коломенская и пермская. А девять – в Руси юго-западной, кроме Киева, принадлежавшего с некоторыми другими городами к епархии митрополичей: черниговская или брянская, полоцкая, смоленская, галицкая, перемышльская, владимиро-волынская, холмская, туровская и луцкая».

По мере ослабления власти удельных князей, все чаще стали назначать епископов прямо из Москвы. Избрание их происходило там на соборе всех епископов, которые или лично являлись, или изъявляли согласие повольными грамотами. Собор избирал троих кандидатов на свободное место, а митрополит избирал из них одного. В XV веке порядок этот утвердился окончательно, что и было изложено в чине поставления епископа 1423 г. Епископы по прежнему стояли во главе удельных событий, но стали постепенно терять свои местные симпатии и тянулись к общему центру – Москве.

Примеры произвольного суда над иерархами становятся очень редкими и наблюдаются там, где держался еще вечевой уклад. В 1388 г. ростовцы удалили Св. еп. Иакова по ложному подозрению в нечистой жизни и убедились в его правоте проявившейся чудом. Святитель был снисходителен к грешникам. Однажды в Ростове осудили на смерть преступную женщину. Он вступился за нее и назначил ей место для пожизненного покаяния. Князь и бояре оскорбились таким распоряжением Владыки и изгнали его. Святитель подошел к озеру Неро, разостлал на воде свою мантию и, встав на нее, поплыл, как в лодке. Ростовцы умоляли его вернуться, но он поставил себе хижину на берегу озера, основал потом обитель, в которой подвизался до своей кончины в 1391–2 г. В Муроме по наветам духа злобы горожане восстали против епископа Св. Василия, обвинили в предосудительной жизни и постановили изгнать его. Святитель, помолившись в храме и взяв образ Владычицы, став на разложенную на воде мантию, поплыл по Оке против течения в старую Рязань, где и остался, преставившись в 1360 г. (по другим данным между 1356– 78 гг.). В 1424 г. новгородцы выгнали владыку Феодосия, единственно за то, что он был «шестник», пришлец, а не новгородец, хотя сами выбрали его два года назад. Законный суд над епископами принадлежал власти митрополита и собора. Епископы величали митрополита «отцем».

Только Новгород и Псков продолжали избирать на вече владык, независимо от митрополита. Изредка встречавшийся обычай избрания по жребию, с половины XIV века, становится в Новгороде постоянным. Три жребия избираемых клали на престол св. Софии и после литургии соборный протопоп выносил на вече один за другим два жребия и объявлял народу. Третий, остававшийся на престоле, знаменовал того, «его же оставил Себе Бог и святая София». Посвящаться избранные владыки ездили в Москву. Но некоторые управляли епархией и до посвящения по 2–3 года, а владыка Евфимий II даже более 5 лет, да и посвящение он принял в Смоленске от м. Герасима, сожженного, как указывалось выше, Свидригайлой, после чего считал себя независимым от московского митрополита. Новгородцы хотели пользоваться разделением русской Церкви, чтобы решать где их больше устраивает поставление своих архиепископов. Но когда в Литве митрополитом оказался ученик униата бывшего митр. Исидора, Григорий, то Новгород снова стал признавать одного московского митрополита. Местное значение новгородского владыки развивалось все больше. С его благословения вече начинало войну, заключало мир, решало свои внутренния дела. В граматах его имя ставилось на первое место. Во внутренних делах города владыка был средоточием, около которого стягивались и примирялись все разрозненные взаимными распрями «концы» и улицы города. Владыка был всегдашним миротворцем в вечевых раздорах. На богатые средства владычней казны архиепископ выставлял свой полк, нес городские повинности – мостил мост в кремле, строил стены в Новгороде, Пскове, Орешке, в особенных случаях делал крупные пожертвования. Особенно почитались в Новгороде в описываемое время Св. архиепископы: Василий, ум. в 1352 г., Моисей, ум. в 1362 г., Евфимий, ум. в 1458 г. и Иона, ум. в в 1470 г. Как говорилось, новгородские владыки, по своему видному положению, носили титул архиепископов. В 1346 г. св. митр. Феогност дал Святителю Василию новое отличие – кресчатые ризы, потом патриарх прислал ему белый клобук. В связи с этим, новгородцы, стремясь к независимости своих владык, придумали следующее: клобук этот Константин Великий дал св. папе Сильвестру; когда папы стали нечестивыми, клобук, после ряда чудес, был отослан в Царьград патр. Филофею; наконец, когда Царьграду суждено было погибнуть, он явился в Богом любимую страну – Россию, и именно в Новгород, а не в Москву. (Знаменский).

Отношения новгородских владык с митрополитами временами обострялись, при чем иногда это зависило от того, был ли Новгород в мире с вел. князем. Дурные отношения впервые обнаружились, когда Симеон Гордый стеснил новгородцев. Святитель Моисей жаловался патриарху на св. митр. Феогноста, не давшего ему кресчатых риз, которые имел св. Василий. Патриарх дал ему ризу, но увещевал покоряться митрополиту. Митр. Алексий жаловался патриарху на преемника Моисея архиеп. Алексия, указывая, что тот самовольно надел кресчатую ризу. Патриарх велел архиепископу снять таковую, объяснив, что это отличие принадлежит не кафедре, а есть личное. При св. м. Киприане новгородцы не желали признавать митрополичьих судебных прав. Митрополит в 1391 г. прибыл сам в Новгород. Его приняли с почетом, но отказались представить спорные дела на суд, заявив: «мы клялись, что не будем зависеть от суда митрополитов, и написали о сем грамату». После долгих безплодных убеждений митр. Киприан оставил Новгород, не дав благословения непокорным, и известил о сем патриарха. В свою очередь новгородцы жаловались патриарху Антонию. Последний ответил им, что он подтверждает отлучение, произнесенное митрополитом, который имеет полную власть над ними. Одновременно он отправил своего уполномоченного митрополита вифлеемского рассмотреть дело на месте. Вел. кн. Василий I вступился в это дело, т. к. новгородцы отказывались платить ему «черный бор» (по полтине с деревни). После военных действий новгородцы в 1393 г. принуждены были смириться, обещали платить дань, отправили грамату митрополиту, который прислал им свое благословение. В Троицкой летописи по этому поводу говорится: «не дивись сему, таков обычай новгородцев ... Они люди суровые, непокорные, упрямые, неосновательные (непоставны). Кого из князей не оскорбляли они? Кто из князей угодил на них?» В 1398 г., когда вновь вспыхнула война с вел. князем Василием I, из за Двинских областей, владыка Иоанн благословил новгородцев на брань. После окончания войны он был вызван в Москву и более трех лет пробыл там в заключении. В дальнейшем он приезжал в Москву советоваться с митрополитом по духовным делам, чего раньше не бывало. Преемник его Святитель Иона находился в постоянной связи с Москвою. Когда он был тихим отроком в Новгороде, блаженный Михаил Клопский пророчески предрек ему: «Иоанн, учись прилежно, ты имеешь быть архиепископом великому Новгороду». Истинный подвижник и опытный архипастырь, Св. Иона был связан узами дружбы с Св. м. Ионой. Когда Василий II Темный угрожал свободе Новгорода, он, тогда уже дряхлый старец, ездил в Москву просить вел. князя за родной город, предрекая за выполнение просьбы освобождение Москвы от татарского ига.

Как Новгород пытался обособиться от Москвы, так его бывший пригород Псков стремился отделиться от него самого. В 1331 г. псковичи просили себе особого епископа, но получили отказ. В 1348 г. им обещано было в особом договоре, что архиепископ будет назначать своего наместника в Псков из псковичей, а не из новгородцев. Настаивали псковичи и на соблюдении обычая о приезде к ним новгородских владык для суда через каждые три года и проживании там месяц. Из за нарушения этого происходили постоянные споры. Иногда псковичи по своим церковным делам обращались непосредственно к митрополиту, что в Москве поощрялось. Собор духовенства во Пскове имел такое же значение, как владыка в Новгороде; но сам город усилил свою власть над духовенством. Вече присвоило себе право даже судить духовенство и распоряжаться церковными имуществами. Митрополиты Киприан и Фотий посылали во Псков грамоты, в которых обличали такой противоканонический порядок. Подобно городскому строю псковское духовенство разделялось на общины, из которых каждая, состоя из нескольких приходов, была приписана к одному из соборов и управлялась старостою поповским (благочинным). Сельское духовенство наравне с паствою своею питалось плодами обрабатываемых им участков земли. Иногда для вспомоществования давалась ему часть церковных доходов. Сельские дьяконы и дьячки, как отмечает архиеп. Филарет, бывали по местам земскими дьяками, т. е. писцами, и за то получали от сел определенное жалование, священники же участвовали в сельском суде, а следовательно и в судебных доходах.

В других местах с XIV в. стали умножать число архимандритов и протопопов. Последним назначалось участие в управлении причтами, а из архимандритов выбирались исполнители распорядительной и судебной воли архипастырей. Это оказывалось нужным и потому, что, при умножении храмов и оскудении средств к содержанию причтов, некоторые иереи, оставаясь без приходов, требовали особенного надзора. В отношении архиереев белое духовенство было классом «тяглым», было обложено разными сборами и повинностями и ведалось по ним архиерейскими десятильниками. Поставление в члены клира по выбору приходской общины было уже повсеместное. Приходская же община пеклась и о содержании причта, давала ему землю, известное количество руги и сборов. Некоторые, преимущественно соборные, церкви были под покровительством князей, которые давали им свои земли и ругу. Только немногия церкви, тоже преимущественно соборные, имели небольшия вотчины. Духовенство, исходя из простого народа, плохо обезпеченное, едва грамотное, мало чем отличалось от своей паствы, страдало и ея пороками. В поучениях митрополитов и в тогдашней письменности обличались недостатки духовенства и незнание богослужебного дела. Митрополиты Петр и Фотий запрещали вдовым попам и дьяконам священнослужение, если они не постригутся в монашество.

Требовалось устранение из богослужения разных нестроений. Проистекали последния прежде всего от крайнего недостатка богослужебных книг, которых стало еще меньше после монгольского разорения. По причине дороговизны их не могли приобретать в достаточном количестве даже городские церкви. В богатом Пскове, при митрополите Киприане, нельзя было найти в церквах некоторых необходимых церковных чинов. Богатый галицкий князь Владимир Василькович мог только любомльскую георгиевскую церковь наделить, сверх триоди и октоиха, 12 минеями; остальным храмам он жертвовал Евангелие, Апостол и молитвенник. От того переписка богослужебных книг и снабжение ими церквей считалось великим богоугодным делом. Перепиской занимались благочестивые люди из грамотеев всякого чина. Много писалось на востоке, – в Константинополе и на Афоне, куда посылались иногда нарочно грамотные монахи и писцы. Стефан Новгородец, бывший в Царьграде (ок. 1350) встретил там своих земляков Ивана и Добрилу, искусных книгописцев, работавших в Студийском мон., посылавшем в Русь много книг. Но часто, вследствие невежества переписчиков и спешности в работе, в богослужебные книги все более вкрадывались разные ошибки. Святители Алексий и Киприан занимались исправлениями, первый – Нового Завета, второй – Служебника, Требника и следованной Псалтыри. Обнаруживались и разности в составе самих богослужебных чинов. Это произошло от разновременного перевода ряда новых служб, вновь появившихся в Греции, и не одновременного распространения их по отдельным местностям России, разделенным удельными перегородками. Важной причиной подобных разностей было также тогдашнее переходное состояние нашего богослужения. Со второй половины XIV в. в нем совершался постепенный переход от господствовавшего раньше студийского устава к уставу Иерусалимскому св. Саввы. Вследствие всего этого церковная власть была постоянно озабочиваема водворением порядка и единства в богослужении (Знаменский).

Определения касательно богослужения заключаются в правилах соборов Владимирского 1274 и Константинопольского 1276 гг. Относительно собора во Владимире, созванного м. Кириллом, говорилось выше. Собор, пишет архиеп. Филарет, прежде всего обратил внимание на служителей алтаря. Повторив церковные правила о недопущении до священства человека неизвестного и несвободного, собор писал: «Хочет ли кто быть посвященным, пусть со всею подробностью испытают его, чиста ли жизнь его, соблюл ли он целомудрие, с девицей ли вступил в брак и законно ли вступил? Хорошо ли знает грамоту? Притом не спешить поставлять, хотя бы были не кощунники, не хищники, не пьяницы, не охотники клясться, не сварливые: испытывать их... Если кто окажется свободным от всех вин за поручительством духовного отца, 7 священников и других надежных свидетелей, пусть поставляют». Требовалось не возводить вдруг на степень священства, но, поставив в чтеца, заставить изучить весь церковный чин под руководством опытного церковника. Собор резко осудил, применявшееся в некоторых местах, смешение при крещении св. мѵра с маслом и помазание всего тела. Говоря что в новгородских странах творят некоторые священнослужители «глупости в безчестие священству», собор постановил: «Мы заповедаем преподобным епископам и повелеваем извергнуть всех, если не покаятся, ибо лучше один священнослужащий достойно, чем тысячи беззаконников». Собор в Константинополе отвечал на вопросы, поставленные, с согласия м. Максима, сарайским епископом Феогностом и постановления его имели в виду, главным образом, особенные потребности этой епархии. Так разрешены были походные храмы. На вопрос: «Должно ли служить (литургию) с сухим виноградом или нет?» отвечено – Если где, в какой либо земле, совсем не будет вина, пусть выжмут свежую виноградную кисть, но не сухую. На вопрос: «Если обращаются татары и ходят креститься, а не будет большого сосуда, не встретится ни реки, ни озера, где можно было погрузить, как поступать?» отвечено – Пусть обливают его трижды, произнося: во имя Отца и Сына и Святого Духа. Позволяется в случае нужды совершать крещение и причетнику. Несториан и яковитов предписывается мѵропомазывать, но с тем, чтобы предварительно проклинали свое учение и учителей. Надо иметь в виду, что в войске монголов было много несториан и яковитов из Монголии, Индии и Персии. Даны были ответы и на другие вопросы еп. Феогноста (Архиеп. Филарет).

Дальнейшия определения относительно богослужения относятся ко времени св. митрополитов Киприана и Фотия. В своих посланиях во Псков оба святителя вооружались против принятого в новгородской епархии, из за частых сношений с латинянами, обливательного крещения. При крещении оба митрополита требовали ставить для крещаемых только по одному восприемнику или восприемнице, смотря по полу крещаемых, а не обоих вместе. Митр. Фотий заметил во Пскове, что там употреблялось латинское мѵро. Из послания его видно, что мѵро тогда не варилось в России, а получалось от патриарха. Крестить детей установлено было в скором времени по рождении. Во Пскове из за недостатка антиминсов их резали на части. Митр. Киприан запретил это и послал во Псков 60 новых антиминсов. Обнаружив во Пскове недостаток уставов и богослужебных книг, м. Киприан старался снабдить церкви всем необходимым. Из посланий м. Фотия видно, что псковское духовенство не знало как совершать литургию Иоанна Златоустого и Василия Великого, как приготовлять агнец для литургии преждеосвященных даров и о необходимости троить аллилуия. Оба Святителя, обнаружив неисправности в соблюдении таинств, потребовали устранения таковых и указали как их надлежит совершать.

Много храмов было разрушено во время нашествия монголов. Восстановление их и строение новых сделалось господствующим подвигом народного благочестия. Особенно много церквей строилось во время голода, мора и др. народных бедствий. Это, т. н. обетные и обыденные церкви, которые строились по обету, обыкновенно в один день, и тут же освящались. Сговорившись на сходе, жители города или селения шли в лес, рубили бревна, свозили и всем миром выстраивали церковь. Особенно большим количеством и богатым украшением храмов отличались Новгород и Псков, потом Москва. При Иоанне Калите были сооружены соборы Успенский, и Архангельский (1332), сделавшийся усыпальницей московских царей. Им же выстроена в 1328 г. церковь св. Иоанна Лествичника. Супруга Димитрия Донского вел. кн. Евдокие воздвигла на своем дворе в 1393 г. церковь Рождества Пр. Богородицы, ея сын вел. кн. Василий I Дмитриевич соорудил Благовещенский собор. В Твери вел. кн. Михаил Ярославич воздвиг (1285 – 89) собор Преображения Господня. В Нижнем Новгороде кн. Константин Васильевич соорудил в 1352 г. Спасо-Преображенский собор, брат его Андрей в 1358 г. Михайло-Архангельский. В Серпухове кн. Владимир Андреевич создал в 1378 г. Троицкий собор. Во Пскове вновь сооружен в 1365 г. Троицкий собор на старой основе. Там воздвигались церкви в 1373, 1383, 1384, 1398 и в 1421 по две или три. О большом количестве церквей в разных частях города свидетельствуют данные о числе сгоревших при больших пожарах. В Новгороде, когда в 1340 г. пожар охватил обе стороны, сгорело 50 церквей. В 1385 г. во время сильного пожара на Торговой стороне сгорело 26 каменных и 6 деревянных.

Из новгородских владык особенно усердствовал храмостроительством Св. Евфимий II. Строили храмы отдельные посадники и частные лица. Лучшие русские мастера для строения и украшения церквей были в Новгороде и в Пскове; там удобнее было достать и немецких мастеров. До XV в. храмы строились без печей. Первый устроил две теплые церкви в сороковых годах XV в. новгородский владыка Св. Евфимий II.

В юго-западной Руси кн. Даниил Галицкий, после разгрома учиненного Батыем, «создал многие города и церкви поставил, и украсил их разно личными красотами». Лучшими и богатейшими были три церкви в любимом им Холме: Св. Иоанна Златоуста, св. бессребреников Косьмы и Дамиана и Пресв. Богородицы, где впоследствии он был погребен. Много храмов строил его племянник кн. Владимир Василькович; из них самые богатые в Каменце Благовещенская, в Любомли Георгиевская и в Бересте церковь св. Петра.

Архангельский собор в Москве создан был по случаю избавления Руси от голода, названного в летописях «рослою рожью». В Новгороде владыки Климент (1296) и Иоанн II (1412) воздвигли церкви в память побед над шведами. Известны обыденные церкви сооруженные в Новгороде и в Пскове по случаю морового поветрия. В городах, где было много церквей, главнейшия назывались соборами. Первая походная церковь сооружена была еп. сарским Феогностом.

«В архитектуре церквей», пишет архиеп. Макарий, «не произошло никакой перемены. Церкви, по прежнему, строились небольшия и примрачные, освещавшияся чрез узкие слюдовые окна с железными решетками. Только церковь Пресв. Богородицы, созданную князем Даниилом Галицким в Холме, летопись называет «превеликою» и, как бы за редкость, рассказывает, что другая холмская церковь во имя св. Златоуста имела три окна, «украшенные стеклами римскими». В настоящий период уже не встречаем таких богатых церквей, как существовали прежде, особенно в Киеве и княжестве Владимирском. Но и теперь некоторые храмы отличались ценностью своих украшений и утвари». Такими были новгородский Софийский собор, псковский Троиций, ростовский Успенский и церкви, богато обставленные кн. галицким Владимиром Васильковичем.

Сохранялось прежнее общественное значение храмов. Новгород был городом Св. Софии, Псков – св. Троицы, Москва, с Успенским собором, была землею Богородицы. Пограничная с Литвой р. Угра называлась поясом Богородицы.

Одно из выразительнейших проявлений приходской жизни – братчина – составляла повсеместное явление. Граматы князей давали братчинам права варить на праздник пиво и мед и разбирать самим происшедшия на пиру ссоры. Братчина судила, как судья, и передавала княжескому суду только дела уголовные и такие, которых не могла разобрать сама. В таком виде братчина является во всей Великороссии. В зап. России она развилась до формы настоящего союза – братства. Раньше всего – в середине ХV в. – становятся известны братства в Вильне и во Львове (Знаменский).

«Главное украшение и нераздельно святыню церквей», пишет архиеп. Макарий, «как и всегда, составляли св. иконы, которые помещались преимущественно в иконостасах. Но многие каменные храмы в городах и монастырях, особенно в Москве и Новгороде, были расписываемы разными священными изображениями и по стенам, именно – украшались стенною иконописью по сырому грунту. С этою целию у нас существовали даже целые дружины или товарищества иконописцев, греческих и русских, имевшия своих старейшин и начальников и находившияся иногда под особым покровительством или на содержании властей духовных и светских. Так, в Новгороде Входоиерусалимскую церковь расписывал (1338 г ) Грек Исаия «с други». В Москве Успенский собор расписывали (1344) Греки, иконописцы митрополита Феогноста, а собор Архангельский – русские мастера, иконописцы великого князя Симеона Иоанновича Гордого: они составляли «дружину», а начальниками и старейшинами у них были – Захарий, Дионисий, Иосиф и Николай. В следующем году расписана в Москве церковь – Спас на Бору: тут мастерами были «русские родом, а греческие ученики» – Гойтан, Семен и Иван со своими учениками и дружиною. В 1378 году Спасскую церковь в Новгороде на Ильинке улице расписывал мастер Грек Феофан. Этот самый Феофан вскоре затем переехал в Москву и здесь расписывал три церкви: Рождества Пресв. Богородицы (1395 г.) вместе с Симеоном черным и учениками, Архангельский собор (1399) с учениками своими и Благовещенский собор (1405) вместе с старцем Прохором из Городца да чернецом Андреем Рублевым. В 1408 году, по повелению великого князя Василия Димитриевича, расписали великую Владимирскую соборную церковь мастера – Даниил иконник да Андрей Рублев. Они же расписали потом Троицкий собор в Сергиевской Лавре, построенный (1422) над гробом преп. Сергия Радонежского чудотворца. Лучшими из всех этих, изчисленных нами, иконописцев были Феофан Грек, Даниил иконник и Андрей Рублев. Первый, по свидетельству лично знавшего его современника, был преславный мудрец, весьма искусный философ и «книги изограф нарочитый и живописец изящный в иконописцех». Он более сорока каменных церквей расписал своею рукою – в Константинополе, Халкидоне, Галате и Кафе, а потом в Великом и Нижнем Новгородах и три в Москве. Когда писал он, то никогда и нигде не видели его взирающим на образцы, как делали тогда некоторые наши иконописцы, которые, вследствие своих недоумений, принуждены были безпрестанно обращаться то к тем, то к другим образцам. Казалось, что не он писал, а другой: потому что, изображая что либо руками, он ногами стоял неспокойно, а языком беседовал с приходящими. С самого незначительного рисунка, набросанного им случайно и наскоро, наперерыв спешили снимать для себя копии московские иконописцы.⁹) Иконника Даниила и Андрея Рублева называет «чудными и пресловущими иконописцами» преп. Иосиф Волоцкий († 1516), свидетельствуя, что последний был учеником первого, что оба они были иноки Андрониковой обители и отличались духовною, подвижническою жизнию. Другой, безъименный писатель ХVI века говорит о них, что они превосходили всех прочих живописцев и что чудные изображения, которыми украсили они Троицкую церковь в Сергиевой Лавре, еще в его время удивляли всех. Отцы стоглавого собора в половине того же века указывали на произведения Рублева, как на образцы для русских иконописцев». Рублеву приписывается чудотворный образ Живоначальной Троицы, стоящий по правую сторону царских врат в Троицком соборе Сергиевой Лавры.

Из других известных лиц духовного и монашеского звания, занимавшихся иконописью, архиеп. Макарий называет: преп. Пахомия Нерехтского († 1384); инока Иринарха, ему помогавшего; преп. Феодора, архим. Симонова мон., впоследствии архиепископа ростовского, написавшего, между прочим, образ своего дяди – преп. Сергия Радонежского и «Деисусы у Николы на Болванке»; старца Игнатия иконника Симонова м., бывшего в нем спостником преп. Кирилла Белозерского; ученика преп. Сергия Радонежского Епифания премудрого; преп. Дионисия, основателя Глушицкого м. В числе творений последнего имеется икона преп. Кирилла Белозерского, написанная при жизни чудотворца. В юные годы, едва поступившим в монастырь, был «иконником чудным» будущий Святитель митрополит Петр. Иконописанием занимался Святитель Василий, архиепископ новгородский.

Свят. митрополит Алексий, после вторичной поездки в Царьград, привез оттуда чудную икону Нерукотворного Спаса, которую поставил в основанной во имя этого образа Спасо-Андрониковой обители. Свят. Дионисий, архиеп. суздальский, пребывая долго в Царьграде, снял точные копии образа Пресв. Богородицы-Одигитрии, находившегося в Софийском соборе. Одна из копий прислана была им в 1381 г. в суздальский собор, другая – уцелевшая позднее – в нижегородский Преображенский собор. Преп. Арсений Коневский, подвизавшийся три года на Афоне, привез оттуда ок. 1393 г. икону Божией Матери. Чудотворная икона эта чтится в Коневском монастыре.

С того времени чтутся чудотворные иконы Пресв. Богородицы: Устюжская, перед которой в 1290 г. блаж. Прокопий Устюжский силой своей молитвы отклонил от Устюга каменную тучу. Владимирская, писанная Святителем Петром, в бытность его игуменом Ратским и поднесенная им ок. 1301 св. митрополиту Максиму. Она находилась во Владимирском кафедральном соборе. Донская, сопутствовавшая вел. кн. Димитрию Донскому в 1380 г. на Куликовом поле. Икона пребывала в Благовещенском соборе в Москве. Максимовская, написанная по видению, бывшему во сне Святителю Максиму в 1299 г. при начале переселения его из Киева во Владимир и находившаяся во Владимирском Успенском соборе над гробницей с его мощами.

Явленными были чудотворные иконы Пресв. Владычицы: Феодоровская – Костромская, по преданию писанная св. Ев. Лукой. Она с начала ХП в. находилась в часовне вблизи г. Китежа, потом в монастыре вблизи г. Городца, Нижегородской губернии. Обитель сгорела при нашествии Батые. В 1239 г. икона была чудесно обретена в лесу кн. Василием Яросл. Костромским и находилась в обители, сооруженной в Костроме. Знамения Курская или Коренная, обретенная в 1295 г. на корне дерева жителем г. Рыльска. Толгская, явленная в 1314 г. ночью ростовскому епископу Трифону на берегу р. Волги. На месте ея явления воздвигнут был Толгский мон. Чухломская, явившаяся около 1350 г. преп. Авраамию Галицкому или Чухломскому на дереве в лесу. Создалась Чухломская обитель. Тихвинская, виденная в 1383 г. в нескольких местах новгородской области окруженной светом и окончательно оставшаяся в г. Тихвине, где основан был после этого Тихвинский монастырь. Колочская, явившаяся в 1413 г. бедному селянину Луке в колочском лесу вблизи Можайска. Сооружен был Колочский мон. С 1291 года почиталась Муромская икона Пресв. Богородицы, с которой в руках Святитель Василий, еп. Муромский чудесно плыл по Оке на распростертой мантии от Мурома в Новую Рязань, где она поставлена была в кафедральный собор.

В 1347 г. греческий император Иоанн Кантакузин прислал вел. кн. Симеону Иоанновичу наперсный крест из животворящего Древа с мощами. В 1362 г. св. Дионисий, архиепископ суздальский, вывез из Константинополя Страсти Господни – части от гроба Спасителя, тернового венца и под. Кивот хранился в московском Успенском соборе. В 1397 г. император Мануил Палеолог и патриарх прислали в Москву мощи святых и иконы, в благодарность за милостыню, полученную из России. Через два года такой же дар получил князь Михаил Александрович Тверской (Архиеп. Макарий).

В XIV веке открыты были мощи митрополита Петра и вел. князя Александра Невского. Почитание Святителя началось очень скоро после его преставления, прославление последовало в 1339–40 г. Почитание благоверного князя имело место сразу после его кончины. В 1380 г., вследствие чудесного видения у его гроба перед Куликовской битвой, вслед за нею обретены были мощи и установлено местное празднование; общее – Собором в 1547 году. С 1422 г. установлено празднование 5 июля памяти Преп. Сергия Радонежского, в 1448 г. празднование Святителя Алексия, в 1439 г. местное празднование Свят. Иоанна, архиепископа Новгородского (общее в 1547 г.). Местные праздники установлены в дни памяти: вел. кн. Георгия Владимирского, вел. кн. Михаила тверского; князей: Василька ростовского, Михаила черниговского и боярина его Феодора, Романа рязанского, Довмонта – Тимофея псковского, Владимира Ярославича новгородского и его матери Атты, Святителя Игнатия ростовского. В месяцесловах XV в. уже находятся имена местно чтимых святых Стефана Пермского, Феодора Ростовского, Кирилла Белоезерского и Димитрия Прилуцкого.

Митрополит Алексий установил в 1364 г., по сношению с патриархом, общее празднование памяти свв. мучеников литовских Иоанна, Антония и Евстафия. Вел. кн. Димитрий Иоаннович после Куликовской победы прибыл в Троицкий мон. и просил пр. Сергия отслужить литургию и панихиду о воинах, павших на брани. Вслед затем по почину вел. князя установлена была Церковью Дмитриевская суббота. В субботу перед 26 октября, днем великомуч. Димитрия Солунского, ежегодно совершается с тех пор поминовение всех православных воинов, живот свой положивших. По случаю внезапного ухода в 1395 г. Тамерлана из Руси, перед чем в Москву была перенесена чудотворная Владимирская икона Божией Матери, немедленно на месте встречи образа соорудили храм, вскоре и монастырь. Самый день встречи иконы, 26 августа, – Сретение – установлено было праздновать.

В святцах XI – XIV в. из славянских святых имелись Кирилл философ и брат его Мефодий., кн. Вячеслав чешский и Иоанн Рыльский. В месяцесловах XV в. упоминаются еще, в одних – преп. Параскева-Пятница, Святители Савва и Арсений, в других вместе с Саввой Симеон сербский (Архиеп. Макарий).

Богослужебные книги и чинопоследования, переписывавшияся у нас и приносимые вновь из Греции, были, преимущественно, те же, которые употреблялись до татарского ига. Встречались и новые, но очень немногия. Впервые, как отмечалось выше, наряду с Уставом Студийским появляется Иерусалимский Устав св. Саввы (известны один список XIII в. и два XIV). В XV в. известно большее число списков этого Устава. В них внесены и т. н. Марковы главы или правила иером. Марка относительно господских и богородичных праздников. Из отдельных чинопоследований, песней и молитв перешедших из Греции известны несколько канонов и акафистов и молитва особая Св. Духу в день Пресв. Троицы патриарха Филофея, помещенная в Служебнике митр. Киприана. В самой Русской Церкви известны в монгольский период служба и канон Свят. Петру, составленные еп. ростовским Прохором, последование похвальное Пресв. Богородице 26 августа – в день Сретения ея чудотворной иконы и канон Святителю Алексию, составленный архим. Питиримом, впоследствии епископом пермским, по случаю открытия мощей (Архиеп. Макарий).

Архиепископ Макарий пишет: «О церковном пении того времени не сохранилось в летописях почти никаких известий. Упоминается, только мимоходом, в одном месте о демественном пении (1440 г.), в другом о демественнике новгородского Софийского собора (1387), в третьем о «словутьном певце Митусе» перемышльского владыки (1241). Отсюда можем догадываться, что у нас, вероятно, поддерживалось тогда по местам демественное или гармоничное пение, введенное еще со времен великого князя Ярослава и что, по крайней мере, при кафедрах архиереев продолжали существовать хоры певчих под управлением доместиков ... Во многих рукописных Стихирарях наших встречаются напевы и ноты киевского митрополита Григория Самвлака, который, следовательно, был и любителем и даже знатоком церковного пения».

Наряду с серебряными и золотыми сосудами и вообще церковной утварью, которыми наделил храмы своей области кн. Галицкий Владимир Василькович, таковые находились в ростовском и владимирском соборах, в новгородском Софийском, и в московских церквах. В большинстве сельских храмов и в некоторых монастырях употреблялись еще деревянные священные сосуды. Об этом свидетельствуют сохранившиеся сосуды пр. Сергия, пр. Никона, потир пр. Мефодия Песношского. Чаще, чем прежде, летописи говорят о колоколах. Известны колокола, слитые в Холме, Москве, Твери. (Архиеп. Макарий).

Монгольское иго, поставившее Россию под огрубляющее влияние диких татар, унижавших и портивших народ, конечно отразилось на перемене к худшему характера последнего. Отрицательно отражалась на народе и смута княжеская. В это время происходил – естественный и благодетельный – переход от удельно-вечевого уклада к единодержавию московских вел. князей, доказавших свое попечение о государственных нуждах всей русской земли. Но самый переход сопровождался часто борьбой, не знавшей нравственных пределов. Насилия сильных, коварство слабых, общее недоверие друг к другу, разбои, грабежи, убийства нередко имели место. В соседних христианских странах в описываемое время было не лучше. Соловьев напоминает напр. о разбоях в польских владениях в правление Казимира Ягайловича.

Кроме общественных неурядиц, пороки сильные господствовали и в частной жизни. Жаловались тогда на пьянство, сквернословие, чувственность. Женщина окончательно запирается в тереме, который признан был единственным средством для сохранения семейной чистоты. Соловьев пишет: «Женщина спешила удалиться, или ее спешили удалить от общества мужчин, чтобы волею или неволею удержать в чистоте нравственность, чистоту семейную; не вследствие византийского, или татарского, или какого-нибудь другого влияния явилось затворничество женщин в высших сословиях, но вследствие известной нравственной экономии в народном теле; подтверждение здесь сказанному нами найдем мы после в прямых известиях современников-очевидцев. Историк не решится отвечать на вопрос: что бы стало с народом в XIV веке без церкви, монастыря и терема?».

Чем дальше на восток, тем нравы были грубее, что видно из послания в Вятку Св. Ионы, архиеп. новгородского. Сильны были еще остатки язычества. Господствовала вера в волхвов и ведьм. Во Пскове, однажды, по случаю моровой язвы, сожгли в начале XV в. 12 ведьм. Во Владимире во время бездождия выкапывали из земли утопленников. Продолжались в некоторых местах даже жертвы домовым, лешим, водяным. Народные веселия сопровождались языческими обрядами даже при ознаменовании церковных праздников. (Знаменский). Нужда заставила добросердечного вел. кн. Димитрия Донского ввести смертную казнь, тогда как Владимир Мономах говорил: «не убивайте виновного, – жизнь христианина священна». Но прежде денежная пеня удерживала от воровства, а в XIV в. пришлось воров вешать, за другия же преступления бить кнутом. Естественно было то, что русские в период монгольских насилий утратили часть доверчивого простодушия. Горькая нужда заставила ограждать себя хитростью, когда не в силах были противопоставить насилию отпор мужества. Это была – дань тяжкому времени со стороны слабых (Архиеп. Филарет).

Но наряду с этим, заметны отрадные проявления и новые успехи христианских понятий и чувств. Тяжкие беды – татарское нашествие и иго, разражавшиеся мор и голод – оказались для разрозненного русского общества удельного времени исправительным бичем благого Промысла Божия. Пробудилось чувство покаяния, к чему все более стали призывать послания и летописцы. В словах святых еп. Серапиона Владимирского и митр. Киприана приводились назидательные примеры ниневитян, вспоминался израиль – невольник Египта, народ призывался обратиться от земли к Богу. Постоянною мыслью народа было, что он – христианин, а жестокие владыки его – неверные, ненавистные Богу. Основой жизни становилась высокая мысль – вера в превосходство христианской веры. Среди бед тяжких выковывалась твердость в характере народа, стойкость в своих правилах. Там, где дух христианский благодатно проникал в душу и давал высшее направление ея силам, любовь к Богу не боялась самых суровых и тяжких подвигов. Благоговение к вере, к имени Христову было общим для всех состояний. (Архиеп. Филарет).

Смягчались и сердца князей, которые все более полагались на волю Божию, а не на свой меч. Во время мора – черной смерти – проявлялось человеколюбие. Лучшие люди погребали и чужих, служили по ним панихиды, молились среди гробов умерших от заразы. Иные в такие времена спешили оставить мир и уходили в монастыри, отказывали имущества церквам и обителям; другие в домах готовились к христианской смерти. Когда мор впервые возник во Пскове в 1352 г., то жители его просили своего владыку, архиеп. новгородского св. Василия прибыть для молитвы. Святитель обошел весь Псков с иконами и со священниками. Народ с воплем взывал: Господи помилуй! Язва к зиме ослабела. Назидательно выразился один современный летописец о бедствиях: «бысть милость Божия над христианы, послан от Бога мор на люди». Показательно, что новгородцы, не видевшие у себя Батые, редко, по отдаленности от Орды, испытывавшие грабежи и насилия татар, меньше отдавались и покаянию. В монгольский период новгородцы пятнали себя зверскою необузданностью и злодействами, каких не видно было в других краях России.

Высокими образцами в вере и благочестии были для паствы святые митрополиты: Петр, Феогност, Алексий, Киприан, Фотий и Иона, а также м. Кирилл. Великими святителями были владыки ростовские: святые Игнатий (1288¹⁰), Иаков (1392) и Феодор (1395); епископ рязанский Василий (1295); архиепископы новгородские святые Феоктист (1310), Моисей (1359), Василий (1352); св. Стефан, еп. пермский (1396); св. Дионисий, архиеп. суздальский (1385); св. Арсений, еп. тверской (1409); св. Серапион, еп. Владимирский (1275).

Благочестивым был старший сын в. кн. Всеволода III, Константин ростовский. Незадолго перед смертью (1218), сей князь, отличавшийся начитанностью, книголюбием, посылая детей своих на уделы, так поучал их: «Любезные сыновья мои! будьте в любви между собою, всей душою бойтесь Бога, соблюдая Его заповеди, подражайте моим нравам и обычаям: нищих и вдов не презирайте, церкви не отлучайтеся, иерейский и монашеский чин любите, книжного поученья слушайтесь, слушайтесь и старших, которые вас добру учат, потому что вы оба еще молоды; я чувствую, дети, что конец мой приближается, и поручаю вас Богу, Пречистой Его Матери, брату моему и господину Юрию, который будет вам вместо меня». Имя Константина поминается с прозванием добрый. Брат его Юрий – св. вел. кн. Георгий – убит татарами в битве при р. Сити. О нем летописец писал: «Он старался хранить заповеди Божии, всегда имея в сердце страх Божий, и любил не только друзей, но и врагов. Милостив был выше меры, не щадя имения своего и раздавая его требующим; создал многия церкви и монастырь св. Богородицы в Нижнем-Новгороде, украшая их безценными иконами и книгами; до крайности любил чернорисский и поповский чин, подавая им потребное». Ранее упоминалось о святых князьях: сыне Константина Васильке Ростовском, Михаиле Черниговском, Михаиле Тверском и Романе Рязанском, замученных татарами. Постником и молитвенником был внук Константина, св. кн. Роман Угличский (1285). Праправнук св. Ростислава смоленского и киевского, св. Феодор Ярославский и Смоленский (1300), с молодых лет отличался благочестием, а затем смирением и миролюбием. Ему подражали в этом супруга, Анна, дочь хана Менгу-Темира, и их сыновья святые Давид и Константин.

Святые вел. кн. Александр Невский (1263), как и брат его кн. Феодор Ярославичи (1233) были воспитаны в истинно церковном духе матерью Феодосиею, в иноч. Евфросиниею. Проникнутый всю жизнь истинным христианским духом, св. Александр всего себя посвятил служению Православию и России, отражая натиски воинственного латинства, облегчая иго татарское. Благочестивым был его младший сын, св. Даниил Московский (1303). Во Пскове благочестием и тоже отражением латинского натиска прославился св. кн. Довмонт-Тимофей (1299). Летописец, сравнивая его с Владимиром Мономахом, писал, что он был милостив безмерно, священников любил, церкви украшал, нищих миловал, все праздники честно проводил, за сирот, вдов и всяких обиженных заступался. Современники так писали о вел. кн. Димитрии Донском (1389): «Димитрий всю жизнь совершил во благе. Приняв власть от Бога, он с Богом возвеличил землю русскую, которая во дни его княжения воскипела славою... имел ум высокий, сердце смиренное; взор красивый, душу чистую... благотворя всем, мог назваться оком слепых, ногою хромых, трубою спящих в опасности». Ревностный в благочестии, Димитрий, подобно Владимиру Мономаху, ежедневно ходил в церковь, в великий пост всякую неделю приобщался и носил власяницу на голом теле. Достойной спутницей его жизни была в. кн. Евдокие, в иночестве св. Евфросиния (1407), строительница в Москве Вознесенского женского монастыря и храмов. После кончины любимого мужа, она, изнуряя тело свое постами, нарочно казалась тучной, для чего носила на себе несколько одежд, украшалась бисером, являлась везде с лицом веселым и радовалась, что злословие представляет сомнительным ея целомудрие. Молва эта волновала и ея сыновей. Тогда, призвав их, она свергнула с себя часть одежды. Сыновья ужаснулись, видя худобу ея тела и кожу совершенно иссохшую. «Верьте», сказала она им, «что мать ваша целомудренна, но виденное вами да будет тайной для мира. Кто любит Христа, должен сносить клевету и благодарить Бога за оную». К лику святых причислены дочь св. Михаила Черниговского княжна Феодулия, в иночестве Евфросиния Суздальская, и супруга св. Михаила Тверского Анна Кашинская. Великую ревность в отстаивании Православия проявил, как указывалось выше, вел. кн. Василий II Темный, когда м. Исидор предал его на Флорентийском соборе. Святители и бояре так прославляли действия Василия: «Государь! мы дремали: ты един за всех бодрствовал, открыл истину, спас веру; митрополит отдал ее на злате римскому папе и возвратился к нам с ересью».

Из южных князей удивительное смирение проявил кн. Владимир-Иоанн владимиро-волынский (1288). Смелый на войне, начитанный (назывался философом), кроткий, милостивый, строгий к себе, он четыре года страдал, как прав. Иов. Нижняя челюсть гнила, болезнь распространялась, он же безропотно переносил боль и занимался делами. Никто из южных князей не построил столько монастырей, не наделил храмов книгами и утварью, как он. Перед кончиной все имущество кн. Владимир роздал бедным. Его отец, кн. Василько Романович волынский (1271), храбрый и неутомимый воин, жизнь свою закончил в дикой пещере монахом Георгиевского львовского монастыря, оплакивая грехи мирские.

Шесть вел. князей монгольского периода скончались, приняв перед смертью иночество – Александр Невский, сыновья его Димитрий и Андрей, внук его Иоанн Калита и сыновья последнего Иоанн и Симеон. Князь Димитрий Святославович юрьевский, внук Всеволода III, больной и онемевший, приняв в 1269 г. пострижение от св. Игнатия, еп. ростовского, внятно обратился к святителю: «Святый владыко! да воздаст тебе Бог за труд; ты приготовил меня в дальний путь добрым воином Христовым; там Царь – Бог милости, иду к Нему с верой и надеждою». Выделявшийся в то время, кн. Михаил Александрович тверской, внук св. Михаила, правосудный, истребивший разбои и ябеду в судах, отменивший ряд налогов, на 66 году жизни вдруг жестоко занемог. Встав с одра, он встретил икону Страшного Суда, привезенную ему в дар из Царьграда от патриарха. Потом он пригласил на пир бояр и знатнейшее духовенство вместе с нищими, слепыми и хромыми; братски обедал с ними, и сам каждому поднес прощальную чашу вина, прося благословения. После трапезы, облобызав родных, бояр и слуг, Михаил, поддерживаемый, пошел в соборную церковь, поклонился предкам и указал место для могилы. Народ стоял около церкви; князь на паперти поклонился всем и сказал: «иду от людей к Богу: братья! отпустите меня с искренним благословением». Все зарыдали и говорили в один голос: «Господь благословит тебя, добрый князь наш». Михаил велел вести себя прямо в лавру св. Афанасия, принял пострижение, названный Матфеем, и на седьмой день скончался (в 1399 г.), с именем князя умного, милостивого и грозного в похвальном смысле (Карамзин).

Главу о монастырях архиепископ Макарий начинает следующими строками: «В кровавый период владычества Монголов над Россиею число мирных обителей иночества не только не уменьшилось в ней, а еще увеличилось: их возникло теперь, в двести лет, вдвое больше, нежели сколько было основано прежде – в два с половиною века со времени основания русской Церкви. Этого явления, впрочем, никак не должно приписывать самим Монголам. Они, напротив, только разоряли наши монастыри и разорили их множество как при первом, так и при последующих своих нашествиях на Россию. И если монгольские ханы в своих ярлыках русскому духовенству предоставляли льготы и нашим монастырям, то отнюдь не новые, которыми бы прежде они не пользовались. Нет, такое умножение у нас св. обителей в монгольский период, можно считать, прежде всего, прямым следствием естественного хода и дальнейшего развития у нас религиозно-христианской жизни, которая, с течением времени более и более проникая в сердца людей, возбуждала их более и более устремляться к высшим степеням нравственного совершенства, представляемым иночеством. Еще ближе – следствием глубокого уважения к иноческой жизни, которое тогда было господствующим в России, как в простом народе, так между боярами и князьями, и вызывало многих, особенно из князей, благодетельствовать обителям, обновлять их и устроят вновь. Далее – следствием совершенной безпрепятственности, легкости и удобства, с какими основывались тогда у нас монастыри. Каждый инок, желавший уединения, один или с товарищем, отходил в пустыню или лес, строил себе хижину или копал пещеру и начинал подвизаться. Вскоре он делался известным. К нему приходили, одни за наставлениями и советом, другие с просьбой поселиться вместе с ним. Он принимал. Сами же строили небольшую деревянную церковь и келлии. Добрые люди делали приношения и пожертвования. И монастырь устроялся. Случалось, что тот же инок, оставив собранное им братство, удалялся на новое пустынное место и точно таким же образом устроял другой монастырь, потом переходил в третью пустыню и основывал третий монастырь. Так, преподобный Авраамий Галичский основал четыре монастыря, Макарий Унженский – три монастыря, Дионисий Глушицкий – три монастыря и четвертый восстановил, Ферапонт Белоезерский, Димитрий При- луцкий, Стефан Махрицкий – по два. А всего более умножению у нас монастырей в то время и возбуждению монашеского духа способствовали своим нравственным влиянием, своими трудами и примером, такие великие подвижники, каковы были преподобный Сергий Радонежский, Кирилл Белоезерский и другие, и такие великие святители, каковы были – св. Петр и Алексий московские, Моѵсей новгородский, Стефан пермский и им подобные. Монголам можно вменить разве то, что они, не вмешиваясь во внутренния дела нашей Церкви, не возбраняли самим русским заботиться об устроении своих святых обителей, делать на них пожертвования, вклады, как не препятствовали вообще естественному течению церковной жизни. Что же касается до мысли, будто некоторые принимали тогда у нас монашество вследствие государственных бедствий, чтобы найти для себя безопасный приют и покой в стенах мирных обителей, а другие устремлялись туда толпами из городов и сел, привлекаемые одними мирскими преимуществами монастырей: то, признавая эту мысль совершенно сообразною с тогдашними обстоятельствами и свойствами человеческого сердца, мы однакож не находим возможности подтвердить ее фактами. Надобно еще заметить, что большая часть наших монастырей того времени возникла не в первое столетие монгольского ига, когда оно давило Россию всею своею тяжестию, а уже во второе, когда юго-западная Россия совсем освободилась от этого ига и вошла в состав литовского государства и отчасти Польши, когда в Руси восточной утвердилась и возвысилась Москва и начала жить почти самостоятельною жизнию, и что самое значительное число монастырей основано у нас тогда в области новгородской и других северных, куда владычество Монголов вовсе не проникало».

В 13 веке, с размножением средоточий общественной жизни, продолжает расширяться круг городских и пригородных обителей. В северных городах – в Ростове, Суздали, Москве, Владимире, Твери, Ярославле, Костроме, Нижнем-Новгороде, Юрьеве-Польском, Устюге – прибавляются новые монастыри и являются первоначальные. В Москве в это время были сооружены монастыри Богоявленский и Данилов. Удельное дробление сев.-вост. Руси содействует этому распространению монастырей. Первый князь нового удела старался украсить свою землю хотя одной обителью. Город, особенно стольно-княжеский, не считался благоустроенным, если не имел монастыря и собора. В то время редко появлялась «пустынь» – монастырь, возникавший в глухой, незаселенной местности.

Нашествие татар уничтожило много обителей. Большая часть киевских монастырей исчезла под развалинами, другая оставалась в развалинах. На Волыни и в Галиции, пока там еще владели сильные православные князья, держались и воздвигались новые обители. Выше упоминались Полонинский, Ратский и Георгиевский мон. В Литве близ Новгородка Войшелком основан был мон. Лавришев, обогащенный вкладами.

Даже обители Новгорода, куда не доходили татары, не только не цвели, но некоторые заглохли. Только ученики преп. Варлаама Хутынского основали несколько обителей вблизи Новгорода. Антоний Дымский (1273) основал в 14 верстах от Тихвина обитель на озере Дымском. Преп. Ксенофонт основал в 25 верстах от Новгорода в пустыне Робейскую обитель (1262). Преп. Константин, также из учеников преп. Варлаама, основал с сотрудником своим Космою Косин м. около Старой-Руссы. Но и эти обители не процветали. Далее на север существовала обитель, основанная Преп. Киприаном Устюжским (ок. 1276) близ Устюга. Святой, в миру богатый землевладелец, полюбив нищету Христову, в тесной келлии посвятил себя Богу. Когда некоторые начали избирать около него такую же жизнь, он отдал земли свои обители новых пустынников, являя пример строгой жизни. Дикий камень, величиною в большую человеческую голову, побуждал его к бодрствованию: он держал его в руках, чтобы не предаваться дремоте среди молитвенного подвига.

С 14 века начинается сильное развитие монашества, приобретающего новый вид. Лучшее усвоение народом христианства и тяжкие обстоятельства времени побуждали верующих людей к этому.

Тогда же быстро и сильно стало развиваться среди сев. монашества движение в лесную пустыню. В XIV веке пустынные монастыри сравнялись с новыми городскими (42 и 42), в XV веке превзошли их вдвое, в XVI в. в полтора раза. В эти три века построено в пределах московской Руси, сколько известно, 150 пустынных и 104 городских и пригородных монастырей (Ключевский).

Городские и пустынные монастыри различались между собою не только внешней обстановкой, но и общественным значением, духом складывавшегося в тех и других быта, даже в большинстве случаев самим происхождением. Городские и пригородные монастыри обыкновенно созидались набожным усердием высших иерархов, князей, бояр, богатых горожан, – людей, которые оставались в стороне от созданного ими монастырского братства. Ктиторы обстраивали обитель, созывали братию и давали ей средства содержания. Митрополиты и епископы строили обители, чтобы отдыхать там от пастырских трудов, пребывать временами в молитвенном уединении и упокоиться по оставлении паствы. Владетельный князь украшал обителями свой стольный город, свое княжество, чтобы создать «прибежище» для окрестных обывателей и иметь постоянных богомольцев за себя с семьею и родителей, иногда исполняя обет, данный в трудном случае, или ознаменовать память о каком либо счастливом событии своего княжения. Боярин или богатый купец создавал себе в монастыре место, где надеялся с наибольшей пользой для души молиться и благотворить при жизни и лечь по смерти. Новгородский боярин Своеземцев, богатый землевладелец, в XV веке построил около своего городка на р. Ваге монастырь, в котором сам постригся с именем Варлаама, приписав к нему значительные земли и оставив братии завет посмертный – ежегодно в день его кончины вдоволь кормить бедных, сколько бы их ни набралось; после трапезы наказал наделять их печеным и зерновым хлебом. Это был Преп. Варлаам Шенкурский или Важский (прест. 1462). Иногда обитель строилась при содействии общества городского или сельского. Обитель была нужна, чтобы обывателям было где постричься в старости и при смерти и «устроить душу» посмертным поминовением. Такие монастыри, бывшие в ежедневном общении с миром, назывались «мирскими» (Ключевский).

Другия обители имели более самобытное происхождение, основывались людьми, которые, отрекшись от мира, уходили в пустыню, там становились руководителями собиравшегося к ним братства и сами изыскивали средства для построения и содержания монастыря. Иные основатели становились отшельниками прямо из мира, еще до пострижения, подобно Преп. Сергию Радонежскому, но большинство проходило иноческий искус в каком либо монастыре, обыкновенно также пустынном, и оттуда потом уходило для лесного уединения и создавало новые пустынные обители, являвшияся как бы колониями старых. Три четверти пустынных монастырей XIV и ХV веков были такими колониями. Будущий основатель пустынного монастыря готовился к своему делу продолжительным искусом у опытного старца, часто основателя монастыря. Он проходил разные монастырские службы, начиная с самых черных работ, при строгом посте. Пройдя школу физического труда и нравственного самоотвержения, подвижник, часто еще юный, вызывал среди братии удивленные толки, опасную для смирения «молву», а пустынная молва, как говорится в одном житии, ничем не отличается от мятежной городской славы. Искушаемому подвижнику приходилось бежать из воспитавшей его обители, искать безмолвия в настоящей глухой пустыне, и настоятель благословлял его на это. Основатели пустынных монастырей даже поощряли своих учеников, в которых замечали духовную силу, по окончании искуса уходить в пустыню, чтобы основывать там новые монастыри. Пустынный монастырь признавался совершеннейшей формой общежития, основание такого монастыря – высшим подвигам инока (Ключевский).

Создатель нового пустынного монастыря некоторое время пребывал в полном уединении. Но постепенно к нему притекали другие искатели безмолвия, и устроялась пустынка. Проф. В. О. Ключевский в «Курсе Русской истории» пишет: «Строгость жизни ея насельников, слава подвигов привлекала сюда издалека не только богомольцев и вкладчиков, но и крестьян, которые селились вокруг богатевшей обители, как религиозной и хозяйственной своей опоры, рубили окрестный лес, ставили починки и деревни, расчищали нивы и «искажали пустыню», по выражению жития преп. Сергия. Здесь монастырская колонизация встречалась с крестьянской и служила ей невольной путеводительницей. Так на месте одинокой хижины отшельника вырастал многолюдный, богатый и шумный монастырь.

Но среди братии нередко оказывался ученик основателя, тяготившийся этим неиноческим шумом и богатством; верный духу и преданию своего учителя, он, с его же благословения, уходил от него в нетронутую пустыню, и там тем же порядком возникала новая лесная обитель. Иногда это даже делал не раз и сам основатель, бросая свой монастырь, чтобы в новом лесу повторить свой прежний опыт. Так из одиночных разобщенных местных явлений складывалось широкое колонизационное движение, которое, исходя из нескольких центров, в продолжение четырех столетий проникало в самые неприступные медвежьи утлы и усеивало монастырями обширные лесные дебри средней и северной России».

«Некоторые монастыри явились особенно деятельными метрополиями. Первое место между ними занимает монастырь Троицкий Сергиев, возникший в сороковых годах XIV века. Пр. Сергий был великим устроителем монастырей: своим смирением, терпеливым вниманием к людским нуждам и слабостям и неослабным трудолюбием он умел не только установить в своей обители образцовый порядок иноческого общежития, но и воспитать в своей братии дух самоотвержения и энергию подвижничества. Его призывали строить монастыри и в Москву, и в Серпухов, и в Коломну. Он пользовался всяким случаем завести обитель, где находил то нужным. В 1365 г. в. кн. Димитрий Донской посылал его в Нижний Новгород мирить ссорившихся князей-братьев Константиновичей, и на пути, мимоходом, он нашел время в глуши Гороховского уезда, на болоте при р. Клязьме, устроить пустыньку, воздвигнуть в ней храм Св. Троицы и поселить «старцев пустынных отшельников, а питались они лыками и сено по болоту косили». Обитель Сергия и развила широкую колонизаторскую деятельность: в XIV веке из нея вышло 13 пустынных монастырей- колоний, и 2 в XV в. Потом ея ослабевшую деятельность в этом отношении продолжали его колонии и колонии колоний, преимущественно монастырь преп. Кирилла Белозерского, вышедшего из основанного пр. Сергием подмосковного Симонова монастыря (в конце XIV в.). Вообще в продолжение XIV и XV веков из Сергиева монастыря или из его колоний образовалось 27 пустынных, не говоря о 8 городских монастырях».

На то была воля Божия. Однажды, когда Пр. Сергий молился, он услышал голос, зовущий его по имени. Сотворив молитву, он открыл окно, и узрел необыкновенный свет. «Сергий», возглашал голос, «Господь внял молитве твоей о чадах твоих». И тогда же преподобный увидел вокруг келлии множество прекрасных птиц. Небесный голос продолжал: «Как видишь этих птиц, так умножится число учеников, и после тебя не оскудеют последующие стопам твоим».

«Так при разносторонних местных уклонениях», пишет В. О. Ключевский, «движение пустынных монастырей сохраняло свое общее направление на беломорский север, к «студеному морю окияну», как выражаются жития заволжских пустынников. Это движение имело очень важное значение в древне-русской колонизации. Во первых, лесной монастырь сам по себе, в своей деревянной или каменной ограде, представлял земледельческое поселение, хотя и непохожее на мирские, крестьянские села: монахи расчищали лес, разводили огороды, пахали, косили, как и крестьяне. Но действие монастыря простиралось и на население, жившее за его оградой ... Вокруг пустынного монастыря образовывались мирские, крестьянские селения, которые вместе с иноческой братией составляли один приход, тянувшийся к монастырской церкви. Впоследствии монастырь исчезал, но крестьянский приход с монастырской церковью оставался. Таким образом, движение пустынных монастырей есть движение будущих сельских приходов, которые при том в большинстве были первыми в своей округе».

Известный историк С. Соловьев так определял большое значение монастырей в народной жизни: «За стенами монастыря грубым страстям давался полный разгул при первом удобном случае; в стенах монастыря – один ест через день просфору, носит власяницу, никогда не ляжет спать, но вздремнет иногда сидя, не выходит на свет из пещеры; другой не ест по целым неделям, надел вериги и закопался по плечи в землю ... Неудивительно, что монастырь привлекал к себе многих и лучших людей». Отмечая сочувствие Василия III к Волоколамскому мон., он пишет: «Видим в Василии живое сочувствие к господствующему интересу времени, интересу религиозному, сочувствие к монастырю, который имел для лучших людей неотразимую привлекательность, как лучшее, избранное общество, занимавшееся высшими вопросами жизни...» В монастырь шли «за разрешением этих вопросов, за умною беседой вообще; здесь они могли всегда узнать что-нибудь для них важное, ибо здесь собирались книги, здесь сосредоточивалось тогдашнее просвещение, здесь складывалось духовное, умственное оружие, необходимость которого в важных вопросах и тогда хорошо понимали».

Тем, чем для древней киевской Руси являлись преподобные Антоний и Феодосий, создавшие Печерский монастырь, тем для нового средоточия России, северо-восточной ея части, были преподобные Сергий и Никон, воздвигшие Троицкую обитель.

Соловьев, отмечая прежнее значение монастыря вообще, пишет: «В одно почти время явились в Московскую область два выходца с концов противоположных: из Южной Руси, из Чернигова, боярин Феодор Плещеев, убегая от разорений татарских; с севера, из самого древнего и знаменитого здесь города, Ростова, боярин Кирилл, разорившийся и принужденный оставить свой родной город вследствие насилий московских. Сыновья этих пришельцев, один – в сане митрополита всея Руси, другой – в сане смиренного инока, но отвергнувшего сан митрополичий, заключили тесный союз для того, чтобы соединенными нравственными силами содействовать возвеличению своего нового отечества. Ростовский выходец Кирилл поселился в Радонеже ...».

Сын его Варфоломей, родившийся предположительно в 1314 году, еще отроком отличался строгим постом и по целым ночам молился. Начав семи лет учение, он оказался неспособным, о чем скорбел, прося Господа вразумить его. Один раз в лесу он встретил инока, который, помолившись о нем, сказал: «с этого дня Бог даст тебе вразумление грамоте», и отрок стал хорошо учиться и мог отдаться чтению церковных книг. Достигши юношеского возраста, он начал проситься у родителей в пустыню. Но те убеждали его не покидать их до кончины, т. к. женатые сыновья заботятся более о женах, нежели о них. Перед кончиной Кирилл и супруга его Мария постриглись и погребены в Хотьковском монастыре в 10 верстах от Троицкого мон. Старший брат Варфоломея, Стефан, постригся, потеряв жену. Варфоломей уступил брату Петру свою часть наследства и отправился по окрестностям искать пустыню. Вместе со Стефаном поселился Варфоломей в 10 верстах от Радонежа московского в глухом непроходимом лесу. Они построили убогую хижину и малую церковь Св. Троицы, которую в 1340 г. освятил священник, присланный св. м. Феогностом. Вскоре Стефан оставил брата и был потом игуменом московского Богоявленского монастыря. Варфоломей принял в 1342 г. от игумена Митрофана пострижение в день свв. Сергия и Вакха.

Для Преп. Сергия началась трудная пустынная жизнь с ея лишениями, с безмолвной внутренней борьбой со страстями, унынием и страхом. Пребывая один с Богом, юный подвижник постоянно чувствовал Его силу и помощь и крепнул духом. Такой светильник не мог укрыться от людей. Молва о нем стала привлекать в его пустыню посетителей. Некоторые из них просили позволения поселиться около него и воздвигали келлии. Так собралось 12 человек братии. Иноки собирались из своих келлий отдельных для совершения вседневных служб. Для служения литургии приглашался со стороны пресвитер или иеромонах. Долгое время братия, во время нескольких свиданий, упрашивала преп. Сергия принять самому священный сан и быть в их обители игуменом. Наконец, побежденный братолюбием, он изрек: «Желаю лучше учиться, нежели учить; лучше повиноваться, нежели начальствовать; но боюсь суда Божия; не знаю, что угодно Богу; святая воля Господня да будет!»

Митрополит Филарет московский пишет: «Какая замечательная распря! Распря едва ли не превосходнейшая, нежели самое согласие. Здесь смирение старшего сражается с любовию и покорностью младших – единственная брань, в которой ни одна сторона не теряет, а обе приобретают в каждом сражении! Как благополучны были бы общества, если-бы члены их так же препирались между собой за сохранение подчиненности, а не за домогательство власти!»

Рукоположен был пр. Сергий в Борисоглебском мон. в Переяславле-Залесском епископом Волынским Антонием, которому Святитель Алексий, отбывший в 1354 г. в Царьград, поручил управление митрополией. Тогда же был пр. Сергий поставлен игуменом.

Игуменство его было во многом сходно с игуменством пр. Феодосия печерского. Та же строгость в жизни, неутомимость в трудах, бессонные ночи, ночные обходы братских келлий, обличения праздных, тихия и кроткие речи, растворенные слезами братской любви и религиозной ревности. На первых порах монастырь был крайне беден. Иногда литургия не могла совершаться по недостатку вина. Богослужение нередко отправлялось при свете лучины. Ризы были из крашенины, церковные сосуды деревянные, книги писались на бересте. Братия голодала порою по несколько дней, не имея хлеба. Игумен, однако, строго запретил ходить за милостыней и установил, чтобы все жили от своего труда или от добровольных даяний. Сам пр. Сергий показывал пример трудолюбия: молол пшеницу, сеял муку, пек просфоры, носил воду, рубил дрова, питался только хлебом и водою, одежду носил самую бедную. От братии он тоже требовал суровой жизни. Через некоторое время положение обители улучшилось. Слава об обители, о благочестии иноков и святой жизни игумена ширилась и привлекала многих богомольцев, приносивших порою и обильные пожертвования. Из Смоленска пришел архим. Симон и пожертвовал значительное имущество. Прибыл и брат Сергиев, Стефан, и привел 12-летнего сына, который был затем пострижен с именем Феодора. Число братии увеличилось, но до пострига святой подвергал послушников длительному испытанию. Улучшение материальное дало возможность пр. Сергию устроить странноприимный дом. Патриарх Филофей, зная о подвижническом житии пр. Сергия, прислал ему в дар крест, параманд и схиму, а вместе и благословенную грамоту, советуя завести в обители общежитие. На это благословил его и Свят. Алексий. Этим завершено было пр. Сергием внутреннее благоустройство монастыря.

Пр. Сергий постом, бдением и молитвами получил дар прозрения и чудотворений и удостоился посещения Богоматери, которая обещала покровительство его обители. Св. м. Алексий нередко делил с ним время и желал видеть его своим преемником. Смиренный игумен отказался от этого, как и от награждения золотым крестом. «От юности своей», говорил он, «я не был златоносцем, в старости же тем более хочу пребыть в нищете». Пр. Сергий продолжал вести скромный образ жизни и с равною любовью обращался с князьями, которые обогащали монастырь, и с бедняками, питавшимися от обители.

Смиренный пр. Сергий, когда этого требовали исключительные обстоятельства, не уклонялся от участия в государственных делах. В 1365 г. он ходил увещевать суздальских князей Бориса и Димитрия Константиновичей. В 1380 г. он благословил вел. кн. Димитрия Иоанновича на борьбу с татарами и прислал ему просфору перед самой Куликовской битвой. В 1385 г. он устроил вечный мир между долго враждовавшими Димитрием Донским и кн. Олегом Рязанским. Кроткий игумен грозно накладывал церковные наказания на непокорных князей, поддерживавших смуту в государстве. Он же дал Димитрию для борьбы с татарами иноков Пересвета и Ослябю.

Преставился пр. Сергий 25 сентября 1392 г. Святые мощи его были обретены 5 июля 1422 г. В 1447–8 гг. он уже именовался в числе, немногих тогда, великих чудотворцев Русской земли.

Академик В. О. Ключевский отмечает одновременность праведной и созидательной деятельности пр. Сергия с таковой же Святителей Алексия и Стефана. Он пишет: «Эта присноблаженная троица ярким созвездием блещет в нашем XIV веке, делая его зарею политического и нравственного возрождения Русской земли. Тесная дружба и взаимное уважение соединяли их друг с другом. Митрополит Алексий навещал Сергия в его обители и советовался с ним, желая иметь его своим преемником. Припомним задушевный рассказ в житии преп. Сергия о поездке св. Стефана Пермского мимо Сергиева монастыря, когда оба друга на расстоянии 10 слишком верст обменялись братскими поклонами».

«Все три святые мужа», продолжает Ключевский, «подвизаясь каждый на своем поприще, делали одно общее дело, которое простиралось далеко за пределы церковной жизни и широко захватывало политическое положение всего народа. Это дело – укрепление Русского государства, над созиданием которого по своему трудились московские князья XIV века. Это дело было исполнением завета, данного русской церковной иерархии величайшим святителем древней Руси митрополитом Петром. Еще в мрачное время татарского ига, когда ни откуда не проступал луч надежды, он, по преданию, пророчески благословлял бедный тогда городок Москву, как будущую церковную и государственную столицу Русской земли. Духовными силами трех наших святых мужей XIV века, воспринявших этот завет святителя, Русская земля и пришла поработать над предвозвещенной судьбой этого города. Ни один из них не был коренным москвичем. Но в их лице сошлись для общего дела три основные части Русской земли: Алексий, сын черниговского боярина – переселенца, представлял старый киевский юг, Стефан – новый финско-русский север, а Сергий, сын ростовского боярина – переселенца, велокорусскую средину. Они приложили к делу могущественные духовные силы. Это были образованнейшие русские люди своего века; о них древние жизнеописатели замечают, что один «всю грамоту добре умея», другой «всякое писание ветхого и нового завета пройде», третий даже «книги греческие извыче добре». Потому ведь и удалось московским князьям так успешно собрать в своих руках материальные, политические силы русского народа, что им дружно содействовали добровольно соединившияся духовные его силы».

Под руководством Пр. Сергия в его обители образовались высокие подвижники благочестия. Симон безмолвник, ранее архимандрит смоленский, смиренный ученик богоносного старца, удостоившийся быть свидетелем видения об учениках святого. Исаакий безмолвник, любимый ученик преподобного; его первого пригласил пр. Сергий разделить духовную радость о посещении его Божией Матерью и Апостолами. Пр. Михей, живший в его келлии и видевший сие посещение. Макарий, вместе с Исаакием, видевший ангела, сослужившего преподобному при совершении Евхаристии. Симеон екклесиарх, который зрел духовными очами небесный огнь, когда святой совершал литургию. (Архиеп. Филарет).

Пр. Сергий был распространителем монашества. Святитель Алексий, устрояя в Москве Спасский монастырь, испросил у преподобного любимого ученика его Пр. Андроника (ум. между 1374–1404) в настоятели. Он с юных лет воспитывался под надзором пр. Сергия и усвоил его строгия правила. Спасо-Андроников мон. сделался «велик и славен», особенно добродетелями и мудростью первых своих настоятелей: Андроника, ученика его – Саввы, и ученика Саввина – Александра. Обитель дала многих игуменов в другия обители и нескольких епископов. Для обители своей в память чуда архангела Михаила Свят. Алексий вызвал несколько учеников пр. Сергия. Св. Феодор (1395), племянник святого, постриженный им на 12 году от рождения, получил от него благословение на желание построить обитель. Пр. Сергий сам ходил благословить место для Симоновской обители на берегу р. Москвы, и св. Феодор, впосл. архиеп. Ростовский, был ея игуменом и архимандритом. По желанию кн. Владимира Андреевича Храброго, пр. Сергий в 1374 г. заложил близ Серпухова Высотский монастырь, пришел туда пешком, и оставил игуменом пр. Афанасия (прест. после 1401), отличавшегося любовью к просвещению. Пр. Мефодий (1392), после нескольких лет обучения монашеству у пр. Сергия, по его благословению, удалился за г. Дмитров в глухое лесное уединение; когда стали стекаться ученики, святой благословил его перейти в другое место. Мефодий сам трудился при построении церкви и келлии, и основал Николаевскую Песношскую обитель. Быв на родине своей, в Ростове, пр. Сергий благословил иноков Феодора (1409) и Павла (прест. вскоре) устроить, на выбранном им месте, Борисоглебский монастырь. По просьбе вел. кн. Димитрия Донского пр. Сергий основал два монастыря: в 1378 г. Дубенский на Стромыни, поставив игуменом ученика Леонтия, и обетный, после Куликовской победы. Игуменом последнего был ученик святого и духовник Сергиевой обители, пр. Савва, которого позднее сын Димитриев, Юрий, упросил создать Звенигородскую обитель на Сторожевой горе. Не раз отправляясь, и всегда пешком, умиротворять безпокойного кн. Олега рязанского, пр. Сергий основал по пути, близ Коломны, на урочище Голутвине, монастырь, наименованный Голутвинским, и поставил игуменом ученика Григория. Пр. Авраамий Галичский (1375), постриженник святого, построил обитель на урочище Чухломе, бл. Галичского озера. Им были созданы еще три монастыря. Пр. Сергий Нуромский (1412), оставивший Афон для пр. Сергия, был его учеником; желая потом пустынного уединения, он основал обитель на утесистом берегу р. Нурмы.

Учениками пр. Сергия были: Пр. Роман Киржачский (1392), основатель и игумен обители около села Киржача. Подвижники Костромской области – Пр. Павел Комельский или Обнорский (1429), Пр. Сильвестр Обнорский (1379) и Пр. Иаков Железноборовский (1442). Спостником пр. Сергия был его преемник по игуменству, Пр. Никон Радонежский (1427–8), так много сделавший для дальнейшего развития и устроения Троицкой обители.

Другом Пр. Сергия был Пр. Димитрий Прилуцкий (1392), приходивший к нему из Никольского монастыря, основанного им на берегу Переяславского озера. Лицом красивый, целомудренный, он ходил с закрытым лицом и избегал встреч с женщинами. Вел. кн. Димитрий пригласил его быть восприемником сына. В 1371 г. пр. Димитрий, удаляясь славы человеческой, ушел в вологодские леса, пребывал в болотистой местности. Позднее он основал Прилуцкий мон. около Вологды. Близок был пр. Сергий с Святителями Стефаном Пермским, Дионисием Суздальским и с пр. Стефаном Махрицким, постриженником Киево-Печерской обители, основавшим Святотроицкий мон. на р. Махрице, близ Александрова.

В Симоновском монастыре, в пекарне, смиренно трудился послушник, потом постриженник св. Феодора, Кирилл. Взор на огонь пекарни переносил мысль его к вечному огню, и он часто плакал. Пр. Сергий каждый раз, приходя в обитель, шел прежде всего в пекарню к Кириллу и долго беседовал с ним о «пользе душевной», провидя великого подвижника. Кирилл заменил Св. Феодора в игуменстве. Но затем он, по велению Божией Матери, ушел в пустыню на берег Белого озера. Там он подвизался 30 лет, создав общежительную Белозерскую обитель, славившуюся подвигами своих насельников. Пр. Кирилл Белозерский обладал даром прозрения и чудес. Осуществив строжайшее общежитие, преставившись в 1427 г., в 90-летнем возрасте, он, как пишет архиеп. Макарий: «своими высокими подвигами приобрел себе всеобщее уважение и братии, и народа, и князей, и оказывал сильное духовное влияние на всю страну. Монастырю св. Кирилла Белоезерского суждено было сделаться знаменитейшим из всех монастырей северной России».

В одно время с Пр. Кириллом оставил Симоновскую обитель ученик Пр. Сергия Пр. Ферапонт Белозерский (1426), ушедший с Кириллом, подвизавшийся на Белом озере не вдали от него. Им тоже основан там монастырь. Позднее, по просьбе кн. Андрея Можайского, он под Можайском построил Лужецкую обитель и почил в ней архимандритом. Ферапонтов монастырь знаменит иконной росписью Дионисия.

В ту же эпоху созданы были и другие известные монастыри. Из Нижнего-Новгорода воссиял святостью Дионисий Суздальский, подвизавшийся в пещере на берегу Волги, около 1330 г. устроивший там Печерский монастырь. Учениками его были Пр. Евфимий Суздальский (1404), осн. Спасо-Евфимиева монастыря в Суздале, и Пр. Макарий Желтоводский или Унженский (1444), с 12 лет подвизавшийся у св. Дионисия и основавший три обители в Костромских пределах.

В Москве, наряду с упоминавшимися Чудовым, Вознесенским, Сретенским монастырями, основаны были семь новых монастырей. В Ростове новыми монастырями были: Григориевский или св. Григория Богослова, где принял пострижение св. Стефан, просветитель Перми; Зачатиевский Иаковлев, основанный ок. 1389 г. св. епископом Иаковом, и Рождественско Богородицкий, основание которого приписывается первому ростовскому архиепископу св. Феодору (1389–94). В Тверском княжестве воздвигнуты 11 новых монастырей, в Нижнем-Новгороде и его окрестностях четыре, вблизи Рязани два. В Костроме во второй половине XIV века крестившийся татарский князь Чет построил Ипатиевский монастырь. В Костромском крае возникло еще девять монастырей. В Суздали Спасо-Евфимиев мон. построен был в 1352 г., по просьбе кн. Бориса Константиновича, Пр. Евфимием; женский Покровский мон. сооружен в 1364 г. кн. Андреем Константиновичем.

В Новгородской области местные летописи упоминают о прежних монастырях, из коих особенно известны Юрьевский, Антониев и Хутынский. В Новгороде и вблизи его св. архиепископ Моисей основал с 1335 по 1357 г. пять монастырей. Архиепископ Иоанн в 1407 г. два. Святитель Евфимий в 1432 г. монастырь 12-ти Апостолов. Упоминаются еще семь новых обителей. В числе новых обителей, основанных монашествующими, более всех известен Вознесенский Савво-Вишерский. Сын Кашинского боярина Борозды, Пр. Савва Вишерский (ок. 1460), с юных лет был иноком одной из тверских обителей, основал сей монастырь на берегу р. Вишеры, и, пребывая в нем, подвизался на столпе, сходя с него только по субботам и воскресеньям. Процветали обители Валаамская и Коневская, развивалась Соловецкая.

В Псковской земле подвизался Пр. Евфросин Псковский (ок. 1481), основавший обитель, отличавшуюся такой строгостью, трудами и длинными бдениями, что один новгородский священник, приходивший в обитель для проверки ея святости, после так отзывался об игумене с братией: «Это железный с железными».

Обогатился новыми монастырями Вологодский край, где известны были ранее всего три монастыря. Во второй половине XIII в. основался Спасо-Каменный монастырь на острове Кубенского озера. Находясь под покровительством князей Белозерских, обитель вскоре пришла в цветущее состояние, в особенности при игумене Дионисии Греке, постриженнике Афонском, давшем ей устав св. Горы. В 1418 г. он был поставлен епископом Ростовским. Три монастыря устроены были Свят. Стефаном Пермским. Пр. Дионисий Глупшцкий основал три монастыря. Известны обители Авнежско-Троицкая, созданная пр. Стефаном Махрицким, Спасо-Прилуцкая, основанная пр. Димитрием, который первый ввел в этом крае общежитие; Нуромская Спаса Всемилостивого; Павло-Обнорская; Александро-Успенская на р. Куште; Лопотово-Богородицкая, основанная в 1426 г. пр. Григорием Пелшемским, из рода галичских бояр Лопотовых.

Северным Заволжским подвижникам свойственны: нестяжательность, любовь к ближним, смирение, кротость и уединенное богомыслие, заветы, воспринятые от прпп. Сергия и Кирилла.

Упоминались раньше святые княгини Евфросиния Суздальская и Евфросиния Московская, основательницы женских монастырей. В Нижнем-Новгороде такую же обитель основала и в ней подвизалась Феодора Нижегородская, по мирскому имени Васса или Василиса, дочь тверских бояр, супруга Суздальского князя Андрея Константиновича, который был «духовен зело и добродетелен». С детства она любила читать Св. Писание, и желала посвятить себя Богу. Став княгиней, она не была увлечена богатством и почестями и оставалась постницей и молитвенницей. Через 4 года после смерти супруга (1365), она, раздав богатство и даровав свободу слугам, приняла постриг от Пр. Дионисия, вп. архиеп. суздальского, и ушла в созданный ею в 1355 г. Зачатиевский монастырь. Там она проявляла себя великими подвигами. По ея примеру 90 вдов и девиц, в числе их княгини я боярыни, подвизались в сей обители. Скончалась она в 1378 г.

С последней половины XIV века в обителях начали усиливать строгое общежитие, т. к. дотоле во многих из них каждый инок снискивал трудом пропитание для себя одного, или же жили отшельнически. Необщежительными оставались многие небольшие северные монастыри. Симонов мон. был ставропигией константинопольского патриарха. В епархиях имелись некоторые монастыри, на положении ставропигий митрополита. Существовали монастыри несамостоятельные, приписные к другим. Число братий в монастырях было различно, в одних было 100–300 братий, в других 6–2.

Одни монастыри управлялись игуменами, другие архимандритами. Небольшое число последних значительно возросло в рассматриваемое время. В Новгороде был один архимандрит Юрьевский, и только однажды упоминаются два архимандрита. Настоятели Киево-Печерского мон. именовались то игуменами, то архимандритами. Некоторые архимандриты, напр. пр. Евфимий Суздальский, в качестве особого преимущества, получали право священнодействовать в митре и с рипидами.

Средствами для содержания монастырей были разные пожертвования богомольцев, вклады на помин души и монастырские вотчины. Вотчин было уже так много, что оне составляли главный источник содержания монастырей и влияли на самую жизнь последних, втягивая их в мирские попечения о хозяйстве, суде, управе над крестьянами, в тяжбы с соседями, и пр. Тогда уже возникал вопрос, прилично ли монастырям владеть селами. Приводился выше отзыв Святителя Киприана, не сочувствовавшего владению монастырей селами. Положение продолжало оставаться прежним. Вотчины увеличивались покупками, пожертвованиями, вкладами, главным же образом заселением монастырями пустых мест. Крестьяне монастырские освобождались князьями от разных податей и повинностей. При продаже и покупке припасов монастыри освобождались от торговых пошлин. Монастырских крестьян судил игумен с братией, кроме крупных уголовных дел. Стремление поселения тяглого люда на монастырских землях стало задевать интересы княжеской казны. Поэтому в жалованных грамотах монастырям им дозволялось перезывать крестьян только из чужих княжеств, а не с тяглых земель местного князя. Значительное число населения привлекала на монастырские земли благотворительная деятельность монастырей, которая снабжала крестьянина всем нужным и во всем ему помогала. В голодные годы обители кормили из своих житниц сотни обнищавшего люда. В один голодный год Кириллов мон. кормил ежедневно 600 нищих. Около обителей были устроены богадельни, больницы и гостинницы. Кто хотел учиться, мог найти в монастыре и лучших учителей, и богатую по тому времени библиотеку. В монастыри шли и князья и простые люди для духовной беседы, для утверждения себя – в миру – в благочестии. Кроме устных наставлений, оттуда выходили и учительные послания. Влияние монастырей на народную нравственность всего яснее видно из того аскетического оттенка, который замечается во всех проявлениях нашего древнего благочестия. Отмечалось ранее их миссионерство. (По Знаменскому).

Из свойственного русской душе, освященной православием, чувства смирения – проистек и заимствованный из Византии, ярко выявившийся на Руси, подвиг юродства Христа ради.

Людской жажде всевозможных земных благ, пышности – юродивые противополагали полное к сему безразличие, нищенскими рубищами прикрывая свое, изможденное трудами и подвигами поста, тело. Торжествующей на земле лжи, страшному притворству, выражающемуся во внешнем проявлении людьми постоянно несуществующего чувства приязни, – юродивые противополагали истинную любовь, сочувствие к людям, чистую правду, объявляемую ими всем, не считаясь ни с чьим положением. Юродивые, будучи истинно мудрыми людьми, приносили величайшую жертву – отказывались – отрешались от ума, когда деятельность их переходила во внешнюю жизнь. Спасение ближних от погибели, жертва для этого всем – являлось важнейшею целью для них. Основой же подвигов этих настоящих «законников Христу» – исполнителей Его заветов – было смирение. Упреки в безумии, презрение и поношение толпы принималось ими особенно радостно.

«Совершенство смирения», поучал св. Исаак Сирин, «в том состоит, чтобы с радостью сносить ложные обвинения. Кто истинно смиренномудр, тот, будучи обижен, не возмущается и не говорит ничего в свою защиту о том, в чем он обижен, но принимает клеветы, как истину, и не старается уверять людей, что он оклеветан, но просит прощения. Иные добровольно навлекали на себя название прелюбодеев, будучи далекими от прелюбодеяния, и слезами свидетельствовали, что несут на себе плод греха, которого не делали, и с плачем просили у обидевших прощения в беззаконии, которого не совершали, когда душа их была увенчана всякой чистотой и непорочностью. Иные же, чтобы не прославляли их за превосходные правила жизни, соблюдаемые ими в тайне, представлялись в образе юродивых, быв растворены божественною солью и непоколебимы в своей тишине, так, что на высоте совершенства своего святых ангелов имели провозвестниками своих добродетелей».

Первым русским юродивым был Пр. Исаакий Киево- Печерский, принявший этот подвиг по получении исцеления. После него подвизался Блаженный Прокопий Устюжский (1303). Он был богатым иностранным купцом, торговавшим в Новгороде. Почувствовав превосходство Православия, он в Хутынском мон. присоединился к нему. Его подвижническая жизнь привела в Хутынскую обитель и других иностранных торговцев. Не довольствуясь обычным подвигом, он избрал юродство. Блаженный удалился в Устюг. Здесь днем ходил он в городе как юрод, и собирал толчки и побои, насмешки и брань, а ночь проводил в молитве у дверей церковных; от нищих принимал пищу, а не от богачей, богатых неправдой. Ни летом, ни зимой не имел нигде пристанища, но часто сидел на берегу р. Сухоны, молясь о плавающих. Молитва его спасла Устюг от каменной тучи, разрешившейся недалеко от города. (Архиеп. Филарет). Он носил в левой руке три кочерги и положением их предсказывал урожаи и недороды.

Бл. Николай Кочанов, Новгородский чудотворец (1392), происходил из почитаемой состоятельной семьи. Он отказался от богатств и, юродствуя, более всего любил пребывание во храме, молитву о заблудших, из коих многих «обрати ко Господу». Мирил он буйных новгородцев и завещал похоронить себя на самом конце кладбища, притом на дороге, чтобы как можно более ног попирало его прах. Современником бл. Николая был блаженный Феодор, новгородский чудотворец (1392), который тоже, юродствуя, мирил сограждан, молитвами своими оградил от напастей свою земную родину. Блаженный Максим, Московский чудотворец (1433), отличавшийся особым терпением. «Оттерпимся, и мы люди будем; исподволь и сырые дрова загораются; за терпение дает Бог спасение» – говорил юродивый. Укреплял он дух народный во времена татарского ига, засух, голода и мора. Пр. Михаил Клопский, Новгородский чудотворец (1452), княжеского рода, обличавший недостатки и людей сильных, провидевший будущее.

В январе 1440 года Бл. Михаил, находясь в обители Св. Николая на Вяжицах, 22 числа вдруг поднялся на колокольню и начал звонить во все колокола. «Что это значит?» – спрашивали его. «Ныне в Москве радость», отвечал юродивый. «Что за радость такая?» – спросил его владыка Евфимий. «У вел. князя родился сын Тимофей, он же Иван. Да и какой сын! Той будет всему русскому царствию наследник и всем окрестным странам страшен будет, и гордыню ва- шу упразднит и в свою волю вас приведет, все ваше самовластие разрушит». В этот день родился Иоанн ИII Васильевич, покоривший в 1477 г. окончательно Новгород. Бл. Исидор Твердислов, Ростовский чудотворец (1474), славянин, бежавший из Пруссии от преследований, живший на топком месте среди г. Ростова, отдыхавший на грудах сора. Терпел он холод и зной. «Всякое озлобление претерпевая», блаженный горячо молился за обидчиков. Совершал чудеса. Слово его всегда сбывалось, отчего и получил он свое наименование. Час кончины его ознаменовался необыкновенным благоуханием, разлившимся по всему городу.

Религиозное образование описываемого периода развивалось при самых неблагоприятных условиях. Татарские нашествия разрушали школы и монастыри с их библиотеками. Во время удельных смут мало кто интересовался образованием. Один Новгород составлял в это время исключение. Духовенство плохо удовлетворяло своему просветительному призванию. Св. м. Киприан прямо обвинял низшее духовенство в невежестве, указывая при этом на толстые сельские сборники, наполненные неподобающими молитвами и суеверными сказаниями (Знаменский).

И все же, наиболее образованным было духовенство. Соловьев, отмечая, что Димитрий Донской не был хорошо изучен книгам, а о Василии II Темном летописи говорили, что он был ни книжен, ни грамотен, пишет, что «грамотность сохранялась в сословии духовном: книги не могли утратить своего значения, как вместилища религиозных сокровищ; учение книжное не могло не оставаться желанною целью для лучших людей, как сообщавшее им познание вещей божественных, дававшее средства к религиозному совершенствованию». «Книга», говорит далее историк, «следовательно, продолжала считаться сокровищем; во время Тохтамышевой осады, в Москву со всех сторон снесено было множество книг; книги усердно переписывались иноками, переводились с греческого, составлялись сборники; вместе с книгами духовного содержания переписывались и летописи».

В то время усилилась переводная письменность. Русские ездили на восток за книгами. Современник св. м. Киприана, пр. Афанасий, игумен Высоцкий, прожил 20 лет в Царьграде, списывая книги. Сам Свят. Киприан много переводил. По свидетельству архиеп. Филарета, лучший его труд в этом отношении – перевод лествицы св. Иоанна и толкования на нее. На Афоне – в русском Пантелеимоновском и сербском Хиландарском монастырях – частию русские, частию другие славянские иноки усердно переводили греческие сочинения, большей частью близкие к их времени и скудные по содержанию. Для религиозного просвещения Руси особенно важное значение имели переводные сборники, напр., Никона Черногорца из статей догматического, нравственного, литургического и канонического содержания; книга Пчела, в которой помещались изречения Св. Писания, отцев Церкви, древних философов, поэтов и историков; Златая Цепь, русский сборник из поучений святых отцов и русских статей; Паисиевский сборник, со многими русскими статьями и переделками греческих переводов на русские нравы; Маргарит, Измарагд, Торжественники и др. (Знаменский).

Болгария, где большое значение с конца XII века имели богомилы, а также Сербия передавали сочинения – в духе богомилов – апокрифические повести, вымышленные воображением детским, или и совсем нечистым. В одном списке церковного устава, после списка книг полезных, сказано, что статья о книгах запрещенных (отреченных) внесена в сей устав из молитвенника м. Киприана. По этому замечанию видно, что древняя греческая статья о книгах полезных и вредных в славянском переводе и с дополнениями обнародована заботливостью св. Киприана. Возможно, им составлены перевод и дополнения. Пастырь образованный знал по опыту отечества своего, в каком ходу подложные сочинения у людей, незнакомых с истинным христианским просвещением, и как они вредны для веры и благочестия (Архиеп. Филарет). Проф. Знаменский в свою очередь пишет: «Апокрифы эти быстро распространялись в читающей публике, потому что она находила в них вполне сродные себе понятия, более для нея ясные, чем чистое христианское учение, и обильную пищу для своей наивной пытливости».

Любимым родом оригинальной письменности были поучения и послания. Характер их преимущественно обличительный. Пропадает в них прежняя простота, и, в особенности с XV века, появляются многоглаголивость, риторские приемы, хитросплетения речи, происходившие отчасти от подражания византийскому риторству, отчасти от неумения разобраться достаточно в некоторых вопросах. (Знаменский).

В XIII веке знаменитыми на поприще церковной проповеди были митрополит Кирилл и св. Серапiон, еп. Владимирский. Правило м. Кирилла (на соборе 1274 г.), обличающее современные ему нестроения, указывающее на тогдашния бедствия, как наказание Божие за грехи, начинает целый ряд обличительных посланий. «Поучение к попам», которым оно заканчивается, было долгое время любимою статьей русских сборников.

Поучения святителя Серапиона ярко характеризуют темные стороны удельного времени: междоусобия, насилия, разбои, порабощение слабых сильными, мздоимство, немилосердие к бедным и сирым, слабость семейных уз, пьянство. Особенно замечательны обличения остатков язычества, веры в волшебство. Архиеп. Филарет жалеет, что известны только пять из многих его поучений. По его отзыву, в словах св. Серапиона «говорит красноречие сердца, виден и дар слова, видно и знание слова Божия».

В XIV в. известны поучения: св. митрополита Петра игуменам, попам и диаконам, сходное с поучением м. Кирилла; поучения Святителя Алексия к духовенству и пастве. Послание св. архиеп. Василия к тверскому еп. Феодору о рае примечательно по влиянию на него апокрифов. Образцом нравоучения, без обличений, является поучение еп. Сарайского Матфея «К детям своим», в котором излагается ряд кратких и простых наставлений о вере, любви, посте, почитании духовенства, о князе, слугах. В этом поучении три раза преподается наставление хорошо обращаться с прислугой.

В XV в. особенною простотою и живостью отличается поучение св. еп. Новгородского Симеона к псковичам, с изложением нравственных правил, наставлением чтить сан духовный и не вступаться в церковные имущества.

Славился и епископ Кирилл Ростовский (1262), о котором, по словам Соловьева, говорится, что «народ из окрестных городов стекался слушать его учение от св. книг, и автор этого известия говорит о себе, что он, стоя в церкви в некотором узком и уединенном месте, записывал слова проповедника». Под 1382 годом летописец говорит о кончине нижегородского инока Павла Высокого, который был очень книжен и большой философ; слово его было солью божественною растворено. (Соловьев).

К разряду положительных поучений относятся послания пр. Кирилла Белозерского к в. кн. Василию I и братьям его, князьям Андрею Можайскому и Юрию Звенигородскому. Игумен Кирилл писал вел. кн. Василию Димитриевичу: «Чем более святые приближаются к Богу любовию, тем более видят себя грешными; ты, господин, приобретаешь себе великое спасение и пользу душевную этим смирением своим, что посылаешь ко мне, грешному, нищему, страстному и недостойному, с просьбою о молитвах ... Я, грешный, с братиею своею рад, сколько силы будет, молить Бога о тебе, нашем господине; ты же сам, Бога ради, будь внимателен к себе и ко всему княжению твоему. Если в корабле гребец ошибется, то малый вред причинит плавающим; если же ошибется кормчий, то всему кораблю причиняет пагубу: так, если кто от бояр согрешит, повредит этим одному себе; если же сам князь, то причиняет вред всем людям. Возненавидь, господин, все, что влечет тебя на грех, бойся Бога, истинного Царя, – и будешь блажен. Слышал я, господин князь великий, что большая смута между тобою и сродниками твоими, князьями суздальскими. Ты, господин, свою правду сказываешь, а они свою, а христианам чрез это кровопролитие великое происходит. Так посмотри, господин, повнимательнее, в чем будет их правда перед тобою, и по своему смирению уступи им; в чем же будет твоя правда перед ними, – так ты за себя стой по правде. Если же они станут тебе бить челом, то, Бога ради, пожалуй их, по их мере, ибо слышал я, что они до сих пор были у тебя в нужде, и оттого начали враждовать. Так, Бога ради, господин, покажи к ним свою любовь и жалованье, чтобы не погибли, скитаясь, в татарских странах... Никакая власть, ни царская, ни княжеская, не может избавить нас от нелицемерного суда Божия; а если будешь любить ближнего, как себя, если утешишь души скорбные и огорченные, – это много поможет тебе, государь, на страшном и праведном суде Христовом».

Князю Андрею Димитриевичу, в уделе которого находился его монастырь, пр. Кирилл писал: «Ты властелин в отчине своей, от Бога поставленный унимать людей своих от лихого обычая: пусть судят суд праведный, поклепов, подметов бы не было, судьи посулов бы не брали, были бы довольны уроками своими; чтобы корчмы в твоей отчине не было, ибо это великая пагуба душам – христиане пропиваются, а души гибнут; чтобы мытов¹¹) не было, ибо это деньги неправедные, а где перевоз, там надобно дать за труд; чтобы разбоя и воровства в твоей вотчине не было, а если не уймутся от злого дела, то вели наказывать; также, господин, унимай от скверных слов и брани». Князю Юрию Димитриевичу пр. Кирилл писал послание утешительное, по случаю болезни его жены. Послания пр. Кирилла, простые, кроткие, но и сильные, замечательны, как по изложению, так и по свидетельствованию о тех независимых и задушевных отношениях, которые существовали в то время между представителями государственной власти и духовенством.

Из поучений святителей не русского образования известны таковые св. митрополитов Киприана и Фотия, а также Григория Цамблака. Велико значение в истории нашего образования Святителя Киприана. От Святителя Фотия осталось 8 поучений и 29 грамат и посланий. Слова митр. Григория Цамблака (их 22) представляют собою оторванное от жизни, многоречивое и напыщенное подражание византийским образцам, мало понятное русским. После м. Фотия живая церковная проповедь замолкает, и остаются единственным родом словесности поучительные послания. Св. митрополит Иона оставил 35 таких посланий разнообразного практического содержания. (Знаменский).

Литература назидательных повествований значительно увеличилась. В XIII веке написаны жития свв. кн. Михаила Черниговского и боярина Феодора – неким Андреем, вероятно, современником событий, св. кн. Александра Невского и свят. Исаии, епископа ростовского – неизвестными авторами. В XIV веке явились жития святых еп. Кирилла туровского и митрополита Петра. Последнее, написанное еп. ростовским Прохором, отличается краткостью и простотой, чем разнится от жития того же святителя, составленного св. митр. Киприаном. В летописях помещались сказания о свв. Довмонте, Михаиле Тверском, о жизни и преставлении Димитрия Донского, о чуде Владимирской Божией Матери при нашествии Тамерлана, и др. В XV в. св. Питиримом Пермским было написано житие св. Алексия. Начинает проникать витийственный лад. Из витийственных писателей известны: троицкий монах Епифаний Премудрый, от которого остались жития пр. Сергия и Никона Радонежских, св. Стефана Пермского. Пахомий Логофет, родом серб, великий ритор, живший сначала в Москве, потом при новгородских владыках Евфимии и Ионе, наконец, опять переехавший в Москву, написал до 16 или 18 служб и канонов русским святым, несколько похвальных слов и жития святых Варлаама Хутынского, новгородских владык Иоанна, Евфимия, Моисея, Кирилла Белозерского, митрополитов Алексия и Ионы, в. кн. Ольги и Саввы Вишерского. Встречались также жития апокрифические, в которых отразились народные понятия и верования. Примером может служить муромское сказание о Петре и Февронии. Народный элемент в значительной мере отразился также в древних житиях пр. Авраамия и св. Меркурия Смоленских. (Знаменский).

Соловьев пишет, что по житию свят. Стефана, составленному Епифанием, можно составить лексикон тех искуственных, чуждых русскому языку по своему грамматическому образованию слов, которые вносила в книжный язык древней Руси южно-славянская письменность. Автор не любит рассказывать и размышлять просто. Для характеристики святого он набирает в одном месте 20, в другом 25 эпитетов, и почти все они разные.

Сохранились благочестивые описания путешествий ко святым местам. В половине XIV в. путешествовал в Царьград и Иерусалим новгородец Стефан. В записках он отметил, что русские путешественники пользовались в Константинополе особенным вниманием со стороны правительства, церковного и гражданского. Патриарх, увидевши русских странников, подозвал их к себе, благословил и разговаривал с ними. В Студийском мон. Стефан встретил своих новгородцев Ивана и Добрилу, занимавшихся там списыванием книг. Сохранились описания смоленского иеродиакона Игнатия, спутника м. Пимена, и троицкого иеродиакона Зосимы, путешествовавшего в 1420 г. в Иерусалим.

Замечательны записки о путешествии на Флорентийский собор м. Исидора одного из его спутников, где описываются диковинки запада, поразившия русского человека – соборы разных городов, колокольница флорентийская, о которой недоумевает ум, иконы, статуя Мадонны и пр. Сохранилось также описание самого Флорентийского собора, написанное спутником митрополита Исидора, суздальским монахом Симеоном. Последний так описывал гонения, им испытанные: «Исидор митрополит остался в Венеции и пересылался с папою, да, ходя по божницам, приклякал (приседал) по-фряжски, и нам приказывал то же делать; но я много раз с ним за это спорил, и он держал меня в большой крепости. Тогда я, видя такую неправду и великую ересь, побежал в Новгород, из Новгорода в Смоленск». Смоленский князь выдал Симеона Исидору, который посадил его в темницу, в железа, и сидел он всю зиму в одной свитке, на-босу-ногу, потом повезли его из Смоленска в Москву.