Часть II

Название столпников (στυλίται, κιονίται, columnares) в церкви христианской дано не многим пустынникам, подвизавшимся на столпах. К числу их относятся:

1) Св. Симеон, сирийский пустынник (1 Сент.), о котором, как о первом столпнике, повествует блаж. Феодорит: родиною св. Симеона было селение Сисаны Киликийской области; отца его звали Сусотиан, а мать – Марфа; относительно времени стояния его на столпе историки разногласят: некоторые говорят, что св. Симеон подвизался на столпе 47 лет, другие – 40, а иные – 80 лет; первые мнения не верны. Известно, что св. Симеон жил всего 103 года; на 12 году вступил в монастырь, а на 18-м постригся в монахи, и вскоре удалился на гору близ села Таланиссы; через 3 года потом взошел он на столп, на котором оставался до конца своей жизни, следовательно 80 лет, как говорится в книге «обед душевный» в 1-м слове, в нед. 2-ю по святом Духе, на л. 123. Неверность произошла, вероятно, от того, что первые сведения основаны на свидетельстве блаж. Феодорита и др. писателей, не Доживших до кончины св. Симеона, умершего в царствование Льва Великого в 459 г.⁸¹¹ В прологе помещены: «слово от Лимониса о Мине диаконе, иже иде в мир, сверг иноческий образ, и паки от св. Симеона облечен в него, и спасеся», «чудо о пресвитере» и «чудо о друзем пресвитере»⁸¹². О подвигах св. Симеона повествуют его ученики: Антоний и Косьма⁸¹³.

2) Св. Даниил (11 декабря) родом из Месопотамии, но не из села Вифара, – между Тигром и Евфратом, близ города Самосаты, как говорится в Четиих Минеях, а из Марафа, как сказано в патрологии Миня⁸¹⁴; родителей его звали Илия и Марфа; подробное житие св. Даниила находится у Симеона Метафраста. Хронологические показания и подробное раскрытие различных обстоятельств жизни св. Даниила столпника в метафрастовом сказании ведут к предположению, что оно заимствовано из современного источника, а может быть, из жития святого Даниила, известного по рукописям и составленного современником и отчасти очевидцем⁸¹⁵. Святой Иоанн Дамаскин в 3-м слове об иконах ссылается на житие св. Даниила, по свидетельству Барония и Еводия Ассемани. Феодор чтец говорит о св. Данииле, что он, пришедши из монастыря Симеонова (первого столпника), восшел на столп в Анапле, что он возстал против царя Василиска, отвергнувшего указом Халкидонский (IV) собор⁸¹⁶. Св. Даниил жил 80 л. и 3 мес. по сказанию св. Димитрия Ростовского. Год смерти его определяется различно: Вершинский (в своем месяцеслове) показывает 489 г., а Штадлер 490 г.

3) Св. Иоанн и

4) Св. Симеон Дивногорец, называемый младшим (24 декабря). Он родился в царствование Юстина I в 521 г. в Антиохии, столице Сирии. О жизни св. Симеона Дивногорца, попутно с которой описываются и подвиги св. столпника Иоанна, его современника, – повествует Евагрий, очевидец, часто посещавший св. столпника на его столпе. Полная его жизнь была написана Аркадием, епископом Кипрским (630–638). Творение это теперь потеряно, но его знал препод. Иоанн Дамаскин, ссылавшийся на него во 2-м слове об иконах и достоверность его засвидетельствовал VII вселенский собор в 4 заседании, по сказанию которого, св. Дивногорец совершил 132 чуда. Сказание о подвигах и чудесах его заимствуют из сочинения Никифора, магистра Антиохии, по прозванию Οὐρανός, жившего при императоре Василии II (976–1025), которое представляет собою риторическую обработку первого жития и из имеющегося в одном списке Парижской национальной библиотеки и, наконец, из жития, написанного Иоанном Петриным (XI в.), воспользовавшимся пространным сказанием Никифора Урана (X в.). В мученических актах помещено -несколько отрывков из устных бесед св. Дивногорца, который известен еще и как творец церковных песнопений⁸¹⁷ и послания к императору Юстиниану, читанного на заседаниях VII всел. собора⁸¹⁸. Сохранились также письма его, посланные со столпа к императору Юстиниану и Юстину II и касающиеся возникших в то время ересей несториан и самаритян. Кроме того он сочинил ряд аскетических статей. Приписывается ему и уцелевший апокалипсис, но здесь авторство св. Симеона сомнительно, хотя это откровение уже в VII в. упоминается, как его сочинение⁸¹⁹. Умер св. Симеон в 596 г.

5) Антоний – столпник Марткопский. Антоний Марткопский принадлежал к числу 13 сирских или каппадокийских отцев, прибывших в Грузию в VI в. Ученик св. Иоанна, инок Антоний, благовествовал Христа сперва около Зедазнийской горы, в Кахетии, затем поселился в Лопатанском ущелье и тут за рекой Алазаною устроил для своих учеников монастырь, наконец, удалился в лесную и непроходимую гору Акрианскую, где также основал монастырь Марткопский; водворив в этой обители чин и порядок среди братии, преп. Антоний на соседнем высоком утесе Марткопской горы устроил для себя каменный столп с церковью во имя Симеона столпника и провел здесь последние 15 лет своей жизни. Под руководством св. Иоанна Зедазнели он просвещал народ светом христианского знания и водворил здесь истинное подвижничество⁸²⁰.

6) Св. Алипий (26 ноября) родился в Адрианополе пафлагонитском при импер. Ираклии (610–641). Житие его описано Метафрастом, который пользовался жизнеописанием, составленным одним из его учеников и помещенным у Сурия под 26-м ноября. Что житие св. Алипия писано ближайшим его учеником и соотечественником, это ясно видно из следующего: описывая возвращение св. Алипия в отечество, в Адрианополь, откуда он удалился было искать более удобного места для своих подвигов, биограф говорит: «Богу угодно было явить нам такую милость, что Он даровал спасительный плод тому самому городу, в котором он возрос». Жизнеописатель и прямо называет его своим отцом, а себя отраслью его сада, хотя и позднею. В конце жития он обращается к святому с воззванием и молит его: «призри на нас и сжалься над нами, которых ты собрал и оставил сиротами и пр.». Словом, все жизнеописание проникнуто благоговейным чувством ученика, с которым недавно обращался святой столпник⁸²¹. Св. Алипий стоял на столпе 53 года и умер 118 лет.

7) Св. Феодосий Эдесский (конца VIII в. и начала IX в.), упоминаемый в житии св. Феодора Эдесского (9 июля); стоял на столпе более 50 лет.

8) Св. Лука халкидонский, новый столпник (11 декабря). Он воевал с болгарами при греческих царях Романе I (917–944) и Константине Багрянородном (912–959), а после того 50 лет подвизался в монашестве. Год смерти его падает на 970–980. Дело в том, что с греками воевал и едва не сокрушил греческую империю Симеон, царь Болгарский (896–927); после него с греками был мир; следовательно, кончина св. Луки была между 970–980 г., а так как описанная в прологе битва его была в 917 году, то, значит, вернее кончину св. Луки полагать около 970 г.⁸²².

9) Св. Никита (24 мая), уроженец г. Переяславля Залесского, жил в XII веке. Житие св. столпника Никиты помещается в рукописном житии, хранящемся в Переяславском Никитском монастыре. Краткое извлечение из него сделано в прологе под 24 мая и в книге магистра богословия иеромонаха Иосафа: «краткие сведения о св. угодниках Божиих и местно чтимых подвижниках благочестия, коих св. мощи почивают в церквах Владимирской епархии. Владимир, 1860 г., стр. 81. А. Кадлубовский, рассматривая происхождение и литературную историю жития св. Никиты Переяславского столпника в Филологическом вестнике за 1898 г.⁸²³, говорит, что оно составлено под влиянием греческого жития св. великомученика Никиты. Св. столпник Никита был убит ворами с целью грабежа в 1186 г. по Калайдовичу⁸²⁴, а по историческому словарю в 1189 г.⁸²⁵. Едва ли св. Никита был убит своими учениками, как думает г. Толстой в своем описании (стр. 87), так как ученики знали, вероятно, – какие носил он вериги – серебряные или железные, да и были ли. у него ученики?

10) Св. Кирилл Туровский, живший в одно время с Никитою Переяславским; но он не может быть назван столпником в том смысле, в каком называются остальные. Св. Кирилл имел обыкновение только по временам заключаться в узкую башню и стоять в ней по несколько дней.

11) Св. Савва Вишерский (1 окт.), сын боярина Ивана Васильевича Борозды (из Твери), родился в 1381 г. в г. Кашине. По сказанию краткой летописи монастырской⁸²⁶, он сам построил свой монастырь с деревянною церковью по благословению Симеона, архиепископа Новгородского в 1417 г., «при великом князе Василии Димитриевиче. Толстой, основываясь на новгородской летописи, где над 6926 г. записано: «поставили четыре церкви древянных... Вознесения Христова в Савине пустыне у Саввы Вишерского», утверждает, что воздвигнут храм был в 1418 г.: он вероятно имеет в виду окончание храма – освящение его⁸²⁷. Св. Савва в некотором отдалении от церкви⁸²⁸ создал для себя столп, на котором имел обыкновение стоять всю неделю, сходя с него в субботу к братии. Житие св. Саввы писано Пахомием Логофетом и не в 1460 – 1461 годах, когда Пахомий жил у архиепископа Ионы в Новгороде, а в 1464 году⁸²⁹. Год смерти св. Саввы Вишерского падает на 1460 г.

12) Св. Симеон, третий столпник (26 июля). По известию месяцеслова преосв. Сергия он упоминается в минеях XI в. и ему имеется канон с акростихом: «τοὐς αὐταδέλφους», т. е. и его брату Георгию. Преосвящ. Сергий полагает, что здесь имеется в виду киликийский столпник, убиенный молнией в VI веке, хотя некоторые желают видеть в воспоминании «св. Симеона в пещере, в ограде», 1-го столпника⁸³⁰. Имя этого столпника упоминается в песнопениях сырной субботы⁸³¹.

На Западе, сколько известно, «столпничество» не привилось. Григорий Турский в своей истории франков повествует: когда один отшельник, вероятно, Вульфляйх, по примеру восточных столпников, устроил себе столп близ Трира, в Арденских горах, то Галльские епископы взглянули на это не благосклонно и приказали столп разрушить⁸³².

На востоке же подвиги стояния на столпе ради благочестия встречаются еще ранее IV века. Св. Ефрем Сирин в 29 поучении к египетским монахам говорит, что он видел человека, который ради добродетели стоял на столпе. Продолжались подвиги столпничества, по свидетельству Никиты Хониата, до XII века, а в России до половины XV века. Древность «столпничества» подтверждает св. Григорий Назианзин (IV в.). Он говорит: «некто, о чудо! целые годы стоит на священном месте, простирая честные руки и не спит, превращенный в живой камень Христом и дальше: «на божественной горе, с коей, претерпевший страдания, вознесся Христос, когда оставил сей мир, стоит поражаемый снежной метелью и ветром, некий человек, не смущаемый ни мыслью, ни речью». В житии Павла Латросского говорится, что «он, вышед из монастыря, при чем благочестивый Димитрий, не противился разлуке, возвратился быстрыми шагами к горе Латросу. Там он, воспевая псалмы Давида, обошел все пещеры и вершины. Встретив одного монаха, по имени Афанасия, он просил его соорудить ему, вблизи лавры Спасителя, столп для того, чтобы не только от людей удалиться на него, но чтобы и телом желать приблизиться к небесам. Афанасий указал ему другой столп нерукотворный; это была весьма высокая скала, достигавшая до облаков». Из приведенного рассказа видно, что подвиг непрестанного стояния на ровном месте не удовлетворял еще некоторых подвижников; они, желая усугубить его, восходили на вершины высоких скал и, стоя там на молитве, присоединяли к тягостям неустанного стояния и неусыпного бдения еще тягость непрерывного внимания, дабы не слететь в пропасть. Но так как не повсюду встречались природные скалы, то некоторые подвижники искали подобие их в столпах, оставшихся от древних разрушенных зданий, или же сами строили столпы, на которых и спасались. В VI и VII в. по Р. Хр. число столпников было столь значительно, особенно в Сирии, что Византийская империя признала их законом за особое сословие в государстве⁸³³.

В XIII и XIV в., как видели, «столпничество» на Востоке уменьшается и быстро исчезает. По мнению г. Семенова такое быстрое исчезновение «столпничества» на Востоке произошло от изменения всего государственного и общественного строя в Сирии и Палестине⁸³⁴, где преимущественно и встречались столпники, после того как там утвердились фанатически преследующие христианство турки⁸³⁵.

Митрополит Евстафий Солунский упоминает о каких-то подвижниках деревлянах (подвизающиеся на деревьях). По мнению проф. Голубинского эти деревляне представляли собою вид столпников, которые вместо столпов подвизались в стоянии на деревьях, устраивая, разумеется, подмостки⁸³⁶.

Столпническая жизнь составляет редкое явление в церкви христианской и как такое оно возбуждает сомнения в своей целесообразности. Но сомнения эти происходят лишь от поверхностного знакомства с таким оригинальным явлением. Чтобы правильно судить об известных действиях человека, надобно знать его побуждения и цели и рассмотреть их в отношении к природе человека и духу веры. Если эту мерку мы приложим к явлению «столпничества», то найдем, что оно есть одно из благодеяний божественного промысла для церкви, особенно благотворных тогда, когда общественная жизнь не сообразовалась с началами жизни христианской. Оно показывало образец благочестивой жизни; ревнителям же высшего совершенства, предписываемого евангелием, раскрывало обширное поприще для подвигов самоумерщвления. «Столпничество», таким образом, представляло новый вид добровольного мученичества и возникло-то оно как раз тогда, когда прекратился подвиг мученичества. Оно есть как бы продолжение его. Что совершили св. мученики, то довершили св. столпники. Как страданиями и терпением тех возбуждались вера и нравственность первенствующих христиан, так строгими аскетическими подвигами св. столпников возбуждались к благочестивой жизни верующие. Как твердость св. мучеников сокрушила силу язычества, так ревность св. столпников разрушала идольские капища. Как из радости, с какою св. мученики шли на страдания, открывалась сила христианства, так из готовности, с какою св. столпники самоумерщвляли себя и отрекались от всех удовольствий плоти и мира, открывалась сила учения Христова. Для своего времени св. столпники были тем же, чем были мученики в первые времена христианства, т. е. живым свидетельством святости Христовой веры, образцом чистейшей нравственности, побуждением и подкреплением для колеблющихся, орудием обращения для неверных, о чем подробно будет речь ниже.

Далее, отступление св. столпников от обыкновенной подвижнической жизни, выразившееся в стоянии на столпах, имело свой глубокий смысл и значение: «столпничество» являлось противоположным культом языческому почитанию гор и холмов. Каким образом? Известно, что «столпничество» развилось в Сирии, а общей характеристикой сирийского подвижничества, по мнению проф. Петрова, может служить характеристика ветхозаветных праведников, данная апостолом Павлом в его послании к Евреям, где он говорит, что ветхозаветные праведники были побиваемы камнями, скитались в милостях и козьих кожах, терпя недостатки, скорби, озлобления. Те, которых весь мир был недостоин, скитались по пустыням и горам, по пещерам и ущелиям земли⁸³⁷; и сирийские подвижники в подражание ветхозаветным жили на горах, в вертепах, в «хлевинах» до того узких и тесных, что в них можно было жить сгорбясь или лежа, нередко оставались под открытым небом, подвергались зною и непогоде.. Преподобный же Евсевий (18 Февр. Пролог), не довольствуясь жизнью на горе, окружил себя каменною оградою⁸³⁸: здесь можно усматривать переход к «столпничеству». Сирийское подвижничество, значит, было как бы культом гор; а «столпничество», как один из видов сирийского подвижничества, по нашему мнению, представляло собою противоположность языческому религиозному культу гор, горных духов и исполинов. Так как высоты по своему назначению имели непосредственное отношение к священным богослужебным действиям, то они, как богослужебные места, пользовались у язычников большим уважением и любовью, чем какие-либо другие места, не возвышавшиеся над землею. Причина этого понятна. У языческих народов особенное почтение к высотам вызывалось их взглядом на божество. Признавая своих богов за существа высшие всего земного, они старались и найти их не на земле, а выше земли. Чрез совершение богослужения на возвышенных местах, горах и холмах, высившихся к небу, или впоследствии на искусственных возвышениях, язычники думали стать в более близкое отношение к богам. Большим уважением у них пользовались, поэтому, те горы, где небо и земля как бы соприкасались. Эти горы имели значение местопребывания богов. Таково было значение гор у арийских народов: у греков почитался Олимп – гора богов, у Индийцев – Меру и пр. Религиозное почитание возвышенностей с языческой почвы перенесено было потом на почву истинной религии, и на языческих высотах начало славиться имя Иеговы. Что еврейские священные горы прежде почитались язычниками это видно из указаний Библии. Так, напр., на горе Синае был культ языческого бога Сина. Название возвышенности Ваал-Ермон⁸³⁹ указывает на почитание там Ваала; на горе Ермон некогда стоял храм Ваала, как подтверждают до ныне сохранившиеся на склоне горы и на южной её вершине обломки храма и свидетельство блаженного Иеронима. Сирийцы называли еврейского Бога Богом гор⁸⁴⁰. Этот факт дает возможность видеть, что у них господствовало верование в то, что горы суть места пребывания богов, покровительствующих живущим подле них народам. Такое же представление о горах, как жилищах богов, имели и вавилоняне, что подтверждается словами пророка Исаии о погибшем вавилонском царе⁸⁴¹. В свидетельствах вне библейских⁸⁴² можно находить указание на многие другие горы, не названные в ветхом завете, но имевшие для язычников священное значение, как места пребывания богов. Особенно цены в этом отношении надписи набатейские, гавранские и свидетельства христианских и языческих писателей. Из них открывается, как широко был развит культ высот у язычников⁸⁴³. Не был он чужд и евреев. Известно, что он существовал особенно в царстве израильском и от первых времен судей и почти до самого плена совершалось почитание Иеговы в жертвах заклания и курения, приносившихся на алтарях, устраивавшихся большею частью на возвышенностях и холмах. Высоты эти, по словам Евальда, были похожи на древне-ханаанитские капища и состояли из высокого каменного конуса (символа святости), из высоты в собственном смысле, из алтаря, священного дерева или рощи и изображения отдельного божества. По мнению Тения высота представляла ограждение, огороженную площадь, священную ограду⁸⁴⁴. Этот то культ высот и был положительным идолопоклонством у язычников всех времен. Понятно, что христианские подвижники не могли быть равнодушными зрителями такого языческого культа и не могли допускать дальнейшего его существования. И вот в лице св. столпников они занимают сначала, в глазах язычников высоты гор и ущелья, а затем устраивают столпы, напоминавшие собою языческие священные ограды и жертвенники, чтобы ниспровергнуть культ идолопоклонства в самом его центре и заменить его христианским богопочтением.

Это подтверждается и рассказами из житий св. столпников, поселявшихся часто в идольских капищах. Так, св. Алипий поселился именно в идольском капище и построил потом на его месте церковь в честь св. мученицы Евфимии⁸⁴⁵. Св. Даниил тоже имел сначала пребывание в пустом идольском храме в Филимпоре, а потом воздвиг здесь столп⁸⁴⁶. Поселяясь на горах⁸⁴⁷, св. подвижники делали их местом служения истинному Богу, подобно тому, как в ветхом завете высоты, где совершались жертвоприношения в честь языческих богов, заменялись служением Иегове.

Но кроме этой главной причины столпостояния св. подвижников там, где раньше было служение идолам, имеются еще и другие основания к отступлению св. столпников от обыкновенной подвижнической жизни, которые определяются личными соображениями подвижников, а именно: стремление к безмолвию, желание противоборствовать свободно диавольским козням, жажда смирения и и умерщвления плоти, а главное достижение богоуподобления путем аскетического созерцания. Но об этом подробно поговорим ниже, теперь же не лишне высказать вот какое соображение относительно «столпничества». Говорят, что психологических оснований к столпостоянию не имеется⁸⁴⁸, и мы не можем знать того, почему некоторые св. подвижники спасались на столпах. Конечно, в житиях святых столпников не говорится определенно, что по такой-то причине святой взошел на столп, хотя указывается, что желание «безмолвнейшего» жития побуждало их удаляться от общества и сооружать себе столпы⁸⁴⁹, но можно находить в восшествии на столп подвижников и более глубокий смысл.

Из истории известно, что заключение на столпы или в столпы служило некогда наказанием. Так, заключен был на столп царевич Иоасаф; царевич Камаральзаман, не желавший жениться по воле своего отца, был тоже заключен на столп⁸⁵⁰; св. мученицы: Варвара († 306 г.), Ирина⁸⁵¹ при императоре Траяне и Христина († 300) при Диоклетиане, тоже были заключены на столп⁸⁵² . Можно предположить, что св. столпники знали о фактах заключения в виде наказания на столпы некоторых святых; но даже если им и неизвестны были эти случаи, то по крайней мере они знакомы были с существовавшим тогда обычаем заключения преступников в башни за известные провинности.

Отсюда можно сделать вот какое вероятное предположение: столпники, живя на столпах, добровольно себя наказывали, как грешников Божиих по способу, существовавшему в стране в отношении к гражданским преступникам.

Таким, образом, св. столпники фактически выражали свою преступность против Бога и первым долгом своим очевидно, считали – поставить самих себя в должные границы и направить свои действия, чувства и мысли согласно с законом Божиим, который нарушителей своих карает и заботится о том, чтобы быть в состоянии исполнить свое назначение путем борьбы со злом. Редкий преступник, отделенный от общества, не обращался к своему я. Это и понятно по причине его одиночества. Так и св. столпники, живя на столпе, как заключенные за грехи, естественно должны были заниматься собой и проведывать о своем внутреннем состоянии. Познание и исследование самого себя скоро показывало им ту бездну, из которой исходят пороки и беззакония. Увидев же в себе эту бездну, извергающую из себя все скверное и нечистое, они, по понятной причине, могли прийти в ужас, восчувствовать всю мерзость пороков и вместе омерзение к ним; признавая себя ужаснейшими грешниками, св. столпники начинали скорбеть, презирать себя и осуждали себя добровольно на постоянное заключение на столпе. В качестве добровольных узников св. столпники имели естественное желание освободиться от тяжкого рабства страстей, подобно тому, как преступники стремятся вырваться из темницы или башни на свет Божий и ощущали в себе пламенное желание к исправлению себя путем непрерывной аскетической борьбы со злом. Значит, св. столпники заключали себя на столпы в качестве преступников Божиих и представляли из себя в дальнейшем стоянии борцов со злом.

Теперь несколько слов об устройстве столпов. Столпы делались различного вида и высоты. Устроилась столпообразная башня, т. е. столпообразный малый затвор, затворный столп с балконом на верху⁸⁵³. Верхняя площадка столпа, на которой стоял подвижник, была весьма небольшая, на столпе св. Симеона I она, по вычислению Вогюэ, едва равнялась одной квадратной сажени. Гиббон говорит, что, по словам Евагрия, площадка столпа имела окружность в 3 фута (в 2 локтя)⁸⁵⁴, но такой незначительный размер противоречит и здравому смыслу, и фактам и правилам архитектуры. Глядя на нее снизу легко было впасть в заблуждение. Эта площадка иногда окружалась деревянною, досчатой, сплошной решеткой (βαύτης, μ,όδιος), из за которой видны были только голова и плечи подвижника, или же просто решеткой (κιγκλίδωμα). Изображение подобных столпов можно видеть на миниатюрах Кондакова⁸⁵⁵. Для защиты от солнечного зноя и непогоды устраивался иногда на столпах навес или даже род малой келлии, как можно предположить из выражения ἐγκλειστήριος στὑλος. О существовании навесов известно из Четий-миней, где в житии св. Даниила столпника⁸⁵⁶ рассказывается о том, что ему был устроен навес над столпом императором Львом; или в житии св. Алипия рассказывается, что он сбросил свой навес. Поднятие на верхнюю площадку столпа возможно было только посредством подъемной лестницы. Г. Семенов говорит, что столпник лестницу обыкновенно держал у себя на верху и спускал ее только в крайних случаях, тогда, продолжает он, они вовсе не имели никаких подъемных лестниц, а все необходимое для себя принимали по веревке, спускавшейся вниз на блоке⁸⁵⁷. Это неверно. В существовании блока необходимо усомниться, так как едва ли св. столпники, отказывавшие себе во всем необходимом, могли пользоваться услугами блока для принятия на столп пищи. А что лестница для восхождения на столп была снаружи, в этом уверяют нас жития святых. Так, когда св. Симеон I по повелению посольства, присланного сирийскими епископами для исследования подвига святого Симеона столпника, хотел сойти со столпа, то посланные не велели сходить ему⁸⁵⁸. Значит, они видели, как он вступал на лестницу; когда св. Даниила возвели в сан пресвитера, то была приставлена лестница к столпу и туда вошел епископ, или когда некто Геласий рассердился на св. Даниила за столпостояние в его владениях и велел ему сойти со столпа, и когда св. Даниил начал сходить со столпа, то Геласий и народ, видя его опухшие ноги и то затруднение, с каким он прошел 6 ступеней, велел вернуться ему обратно. Можно предполагать, что и внутри столпа устраивалась лестница. Восхождение столпника на построенный столп совершалось с соблюдением некоторых обрядов. В древних рукописях Ассемани сохранился полный чин таких восхождений⁸⁵⁹.

Столпы воздвигали различной высоты. Так, первый столп св. Симеона I, на котором он стоял 4 года был в 6 локтей (πήΧεων), второй – в 12 локтей, третий – в 22 и четвертый, где он пребывал 20 лет, был вышиною в 36 локтей, а по сказанию блаженного Феодорита и других историков, в 40 локтей. Столп св. Даниила был вышиною в два человеческих роста. Столп св. Луки – нового столпника – в 12 локтей. Столп св. Симеона Дивногорца имел в вышину 40 ступеней⁸⁶⁰.

Столпы воздвигали отчасти сами св. столпники или посторонние. Св. Симеон I построил первый столп сам, а остальные столпы были воздвигнуты его почитателями. Св. Даниилу построил первый столп друг его Марк, а второй – Геласий, владелец той земли, где подвизался св. столпник; император Лев тоже создал столп и крышу над ним в благодарность за полезную общественную деятельность св. Даниила. Св. Симеону Дивногорцу сначала был создан столп монахами, а потом – его почитателями.

Самое первое понятие о подвиге «столпничества» дает уже видеть, что вся высота христианского самоотвержения состояла и выражалась здесь по преимуществу во внешних подвигах, в борьбе св. столпников с внешними скорбями, которые, по самому образу подвига, более всего поражали их телесную природу. В самом деле, что иное были столпы для св. подвижников, как не особого рода кресты, на которых они распинали плоть свою, подвергая ее всевозможным лишениям и жестокому влиянию воздушных перемен. «Владыце подобяся, на столп восшел еси, яко на крест: но Он рукописание всех растерза, ты же возстания страстей растерзал еси: Он яко овча, ты же. яко заколение; Он взыде на крест, ты же на столп», поется в стихирах св. Симеону I-му. Восходя на столпы и переходя постепенно с низших на высшие, св. столпники, как бы по лестнице восходили от совершенства к совершенству и, живя между небом и землей, «оныя устранялся к сему же приближался плотию и духом», сообразно с своим назначением стремиться к высшему, духовному, невидимому, – они заблаговременно, так сказать, переносили туда и ум свой и сердце. Вся жизнь их служила постоянным оправданием апостольского изречения: «елико внешний человек наш тлеет, толико внутренний обновляется» ⁵¹). В лице их дух является торжествующим над плотью; все, что от плоти и крови, служило в них духу, – оттого все аскетические подвиги св. столпники совершали как бы в ином естестве. В лице их очищенная и возвышенная над всем дольним духовная наша природа достигала такого совершенства, что еще здесь на земле, обнаруживала свое богоподобное величие и делалась способной к ближайшему общению с самим Богом. Служение св. столпников справедливо можно назвать предстоянием пред Богом, разумея это предстояние в самом точном смысле слова. Стоя между небом и землею они призывали Бога, славословили Его, от земли вознося ко Господу молитвы за всех, а с неба низводя на людей Божие благословение.

Нельзя не остановиться с благоговейным вниманием при созерцании тех путей, которыми промысл Божий приготовлял св. столпников в наставники и руководители других. Они проходили все степени духовной жизни для того, чтобы из них могли образоваться превосходные руководители душ. Сначала они находились под руководством домашних, затем, старцев. Некоторое время жили в неизвестности, в затворе для того, чтобы иметь возможность безопасно образовать и усовершать себя. Испытывали искушения, чтобы знать, как помочь другим бороться с ними. Подвизались, непрестанно молясь, борясь, умерщвляя плоть для того, чтобы показать, что великое дело служения спасению душ других требует приготовления деятельным, непрерывным упражнением в добродетелях и уединением, без которых легко сделаться жертвою неразумной и самонадеянной ревности.

Итак, подготовка св. столпников к нравственному совершенству давалась им в домашнем воспитании. «Отрок Симеон (1-ый) воспитывашеся не в книжном наказании, но в простоте и незлобии: обаче Духа Божия премудрость и в простыя вселятися обыче, и невежи избирати весть, да посрамится века сего мудрование»⁸⁶¹. Святого Алипия воспитывала в страсе Божием вдова-мать, проводившая жизнь «в лощении и молитвах и возлагающи себе с сыном на промысл Христа, Иже есть Отец сиротам и вдовицам; она роздана по смерти мужа все свое имение и служила при церкви в чине диакониссы⁸⁶². Родители святого Даниила желали его 5-летним оставить в монастыре, но по совету игумена взяли его обратно домой; когда же святой Даниил будучи 12 лет тайно ушел от родителей в монастырь, то они, узнав об этом, пришли к игумену и просили его постричь их сына в монахи в их присутствии⁸⁶³. Святой Симеон Дивногорец, испрошенный у Бога молитвами матери и посвященный Богу, в отрочестве отличался незлобием, кротостью и молчанием⁸⁶⁴. Домашнее воспитание имело громадное значение для будущих подвижников. Вот почему мать святого Симеона Дивногорца получила (в видении) такое повеление от Иоанна Предтечи: «подобает тебе Симеона в детстве со всяким опасством блюсти, яко сосуд свят быти имущего на службу Господу Богу⁸⁶⁵. Руководимые Промыслом Божиим, святые столпники свободно избирали себе путь шествия к нравственному совершенству. Когда святый Даниил 12 летний пришел сам в монастырь, то игумен долго не соглашался принять его, советуя ему возвратиться к родителям, но «егда не возможе от намерения его пременити и узре в нем велие к Богу тщание и усердную любовь», созвал монастырскую братию и советовался с нею – принять ли отрока Даниила в монастырь или нет? братия, подивившись великодушию и постоянству и Божие звание в нем познавающе, соизволиша прияту тому в сопребывание их быти»; и таким образом «отрок сам себе введе на службу Богу». Святой Симеон Дивногорец, водимый благодатью Божией, сам, будучи 6 лет, приходит в Пильский монастырь, где и поселяется на удивление братии и игумена Иоанна столпника.

Таким образом видно, что святые столпники находились под особым действием благодати Божией, освятившей их на службу Богу от чрева матери: «от корене благого благий плод прозябе, от младенства святой Симеон 1-й благодатию паче неже млеком воспитан», поется в стихирах святому столпнику Симеону «от младых ногтей подвижник изряден израсл еси», прославляет в каноне святая церковь святого Дивногорца.

При помощи этой благодати св. столпники и достигали совершенства в духовной жизни еще в младенчестве⁸⁶⁶. Ведь начало и источник благодатной и духовной жизни не заключается в самом человеке, – в его разуме или воле, и природа человеческая совершенно бессильна произвести сама из себя не только совершенство, но и зародыш духовной жизни, а потому самоспасение для человека решительно невозможно. Это очевидно само собою для здравого разума и ясно открывается из опыта, так как если начала и физической жизни нет в самом человеке и, вообще, из ничего ничто не может быть само собою, и что в произведении не может быть более, чем сколько есть в причине, равно как и в природе неизменный закон такой, что каков корень, таковы и плоды, то каким образом духовная жизнь может произойти в плотском человеке сама собою, новое возникнуть из ветхого, доброе из злого, святое из греховного, живое из мертвого? Все, ведь, примеры обращения грешников на путь добродетелей, при всем своем разнообразии, в том имеют сходство, что все они совершались не собственными человеческими силами, а постороннею, высшею силою, без которой⁸⁶⁷ никто никогда не мог сам собою исправить в себе самого малого недостатка и преодолеть самую легкую порочную склонность, а тем более совершенно переменить себя и сделаться новым и духовным человеком из ветхого и плотского.

В священном Писании эта истина утверждается со всею силою⁸⁶⁸. Так как в собственном существе человека нет семени, начала и источника новой жизни, а есть только в Иисусе Христе, то очевидно, что человек не только не может произвести его сам из себя, но даже и взять готовое, сохранить и произрастить не может сам собою, никаким усилием своей воли и деятельности, то он нуждается в посредствующей силе между собою и источником духовной жизни Иисусом Христом. Сила эта, или благодать и усвояет человеку жизнь Христову, зачиная, сохраняя и возращая её. Ей то Священное писание и приписывает главным образом все дело духовной жизни в человеке⁸⁶⁹. Благодать Божия, вселившись в человека, проникает всю его природу, все силы его существа, все движения его духа и, многоразлично изменяясь и преобразуясь в нем, всюду показывает свое благотворное влияние, все оживотворяет, освящает, преобразует по свойству жизни Христовой и, таким образом, мало-по-малу вносит в человека новую жизнь.

Действием благодати только и можно объяснить непреодолимое влечение святых столпников с юных лет к Богу. От её действий в уме их были свет, истина и добрые помышления, – в воле – благочестивое желание и намерение служить Богу и в сердце – ощущение мира, радости и упования.

Под влиянием благодати Божией св. столпники конечною целью своей жизни полагали любовь к Богу, высочайшей Истине, Добру и Красоте и в Нем стремились найти совершенное удовлетворение потребностям своего сердца. Отсюда земные предметы уже по самой своей сущности, как предметы тленные и скоропреходящие, недостойны были того, чтобы иметь к ним пристрастие.

Но любовь к Богу есть, ведь, дар Божий, который подается ищущим Его и способным принять и сохранить его. Этой то божественной любовью и наполнено было сердце святых столпников, которые приобрели ее при помощи благодати Божией, а не могли воспринять ее одним своим детским размышлением, одними собственными усилиями. Заложенные в их души домашним воспитанием благие стремления при помощи благодати Божией, родились в порывы, и они, несмотря на свои детские годы, презирают уже мир и вменяют ни во что земные утехи, желая умереть для мира.

Святый Даниил «егда бе дванадесяти лет, изыде из дому отца своего, никомуже поведая о своем отшествии и о намерении: презре бо уже Христа ради родителей своих, и отечество, и сродники, и други, и иде в монастырь, иже бе двадесять стадий от возрастившия его веси»⁸⁷⁰.

Святый Симеон Дивногорец 6 лет приходит в Пильский монастырь и через год, постригшись в монахи, восходит на столп⁸⁷¹.

Эти факты красноречиво говорят о том, что при помощи Божией благодати, высшую цель стремлений этих юных подвижников составлял Бог. Идея о Боге, внедренная в сердце каждого человека Самим Богом, Сотворившим человека по образу и по подобию Своему, не осталась бесплодной в душе святых юных подвижников. Она стремилась выйти своим ростком вон.

Но это не все; при помощи благодати Божией, святые юные подвижники своим детским сердцем чувствовали, что они должны воздать Богу от себя все, что у них есть, а именно: ум, сердце и слово, посвятить эти вещи Богу и непрестанно познавать Его, любить Его и молиться Ему.

В этом смысле и можно понимать слова 12-летнего Даниила, сказанные им игумену того монастыря, куда он пришел на жительство: «аз того ради приидох семо, да живу Христу, умру же миру, аще же ми от красных тех иноческих трудов будет и умрети, то лучше есть, неже отъити тщу отсюду, и возложшу руку свою на рало, и зрящу вспять возвратитися»⁸⁷².

Таким образом, спасительная благодать Божия действовала в святых юных подвижниках так, что рассеивала воображаемую силу мира и воспламеняла их ревностью о своем спасении, так что они оставляли все мирское и сразу порывали всякую связь с миром.

Про святого Симеона (I-го) рассказывается в его житии, как он, стоя в один воскресный день в церкви и слыша чтение евангелия о блаженствах⁸⁷³, попросил одного старца разъяснить ему смысл этих слов, и когда тот, «Духом Божиим наставлен, отверз уста своя, на мног час поучаше его, показуя путь к нищете духовней, и чистоте, и любви Божией и ко всему добродетельному житию на совершение ведущий», святой Симеон, выйдя из церкви, «не возвращаяся в дом, но на особное зайде удобное к молению место, и тамо един быв паде ниц крестообразно на землю, с плачем моля Бога, да покажет ему путь ко спасению, и лежа долго на молитве, усну, и узре видение»: как будто бы он стал копать землю и когда остановился копать, думая, что довольно уже, то услышал повеление копать еще и еще⁸⁷⁴. После этого видения св. Симеон отправился в монастырь «и пад лежаше пред враты монастырскими без пищи и пития, терпя 7 дней»; на 8-й день игумен монастырский, придя к св. Симеону, спросил его о цели прибытия его сюда; св. Симеон с плачем сказал ему: «ищу работати Богу всем усердием помилуй мя, грешного и повели ми внити в монастырь и всем послужити⁸⁷⁵. Затем, благодать Божия, как учит преосв. Феофан, исторгает человека из уз мира тем, что иногда ему представляет жизнь, противоположную той, которую он ведет и его взору рисует лиц, обладающих известным подвигом, неизвестным для него⁸⁷⁶. Так, св. Алипий столпник имеет непреодолимое желание идти в восточную страну, «яко слышу тамо многих святых отец, говорил он своей матери, в пустынях живущих безмолвно: вселюся убо с ними, и взирающе на богоугодное житие их, имам помощию Божиею подражати добродетелем их»⁸⁷⁷. Св. Даниил столпник «горяше духом видети великого мужа Симеона столпника и к подражанию того возбуждашеся»⁸⁷⁸. Св. Лука, новый столпник, изменяет образ своей жизни и постригается в монашество после того, как «Божиим промышлением» был сохранен невредимым во время войны с болгарами⁸⁷⁹. Особенное действие благодати Божией на изменение образа жизни человека замечается в обращении св. Никиты Переяславского. Он «измлада бяше суров и обидлив, и мятежник, и многия человеком пакости творя, повлачая на судища, и грабя: такожде и ины други имяше подобны себе». Однажды в церкви за вечерним богослужением Никита услышал чтение следующих слов из книги пророка Исаии: «тако глаголет Господь, измыйтеся, и чисти будете, отымите лукавствия от душ ваших и пр.». Никита пришел в ужас и, придя домой, он всю ночь не мог заснуть, размышляя о слышанных в церкви словах. На другой день в обществе веселых друзей Никита позабыл о вчерашнем своем размышлении; он даже пригласил своих друзей к себе в гости и, придя домой, велел своей жене варить мясо. Когда та стала мыть мясо, то вдруг увидела кровь, «необычно пенящуся, егда же вложи в горнец мясо и начат варити, то виде в горнце кипящу кровь, и в нем восплавающу, ово главу человечу, ово руку, и плесне ножныя, и ужасеся, и поведа мужу своему». Тот, видя это видение, испугался и долго не мог придти в себя. Когда же немного успокоился, то, глубоко вздохнув, сказал: «увы мне, много я согрешил». С плачем вышел Никита из дома и отправился в монастырь св. великомученика Никиты, и «падь на ногу игумену обители тоя, глагола: спаси душу погибающую»⁸⁸⁰.

Пробуждение св. Никиты от греховного сна совершилось таким образом мгновенно. Он, вразумленный свыше бывшим ему видением, быстро «втесняется в иной чин бытия и жизни и, пораженный, стоит в нем», как говорит преосвящ. Феофан⁸⁸¹, и с ужасом оглядывается на пройденный им путь нечестия; пред взором его совести раскрываются все душевные раны, вся мерзость прошедших дел, вся тяжесть совершенных злодеяний, и вот в св. Никите возрастает, умножается сознание своей греховности, своей виновности пред Богом, расширяется чувство раскаяния, возрастает желание примирения с правосудием Божиим и, озаренный благодатью Божией, он решает бросить мир и «вся, яже в мире» и идти в монастырь для очищения себя от грехов. Чтобы разрешить свое сердце от прежних мирских уз, освободить его от всего внешнего, сделав его свободным для служения Богу, св. Никита свободно избирает новый образ жизни – иночество, а затем и «столпничество» и вдали от всего того, что может так или иначе нарушать сердечный мир, упражняется в подвигах самообладания и умерщвления плоти, служившей долго греху. В житии св. Никиты говорится, что после того, как он увидел видение, то «во ужасе бысть на мног час»⁸⁸². «Замечательно, пишет преосвящ. Феофан, что благодатное возбуждение всегда сопровождается поражением и некоторого рода испугом: потому ли, что оно вдруг, как бы врасплох, схватывает грешника на распутиях жизни, как преступника и представляет неотклонимому судилищу Божию или потому, что новый порядок, раскрываемый в сознании, совершенно нов для него и разительно противоположен прежнему, – и не только нов, но и совершенно, во всех частях, блаженствоподателен, тогда как в первом ничтожном, одна туча сердца и крушение духа»⁸⁸³. Ужас преподобного Никиты именно и можно объяснить неожиданностью действия благодати Божией. «Пришед в себе»⁸⁸⁴ преп. Никита сверил себя с своими настроениями и, вспомнив то, чем прежде жил и услаждался, увидел ту опасность погибели, к которой привел его путь греха, и то нравственное безобразие, которым была покрыта грехолюбивая его душа, – и вот справедливый укор совести вызывает в нем сознание своей греховности: «увы мне, много согреших» ⁸⁸⁵, восклицает с глубоким вздохом преп. Никита, и пред его сознанием тотчас ясно проходит вся прежняя греховная жизнь, достойная презрения. Лишь только явилось такое сознание греховности у преп. Никиты, он немедленно разрывает удерживающие его в миру узы, стряхивает с себя покровы и сети греха, и тогда возжигается в его душе искра любви к Богу, которая, разгораясь, обнимает все его существо, воспламеняет все его силы, и он дает волю своему облагодатствованному сердцу.

Таким образом, мы видим, что преп. Никита, лишь только благодать Божия коснулась его, как он принял сразу же на себя подвиг продолжительного истязания своей совести и, ужасаясь страшной участи, уготованной грешникам, обращается тотчас же от области сатаны к Богу и не только воздыхает у монастыря, куда привлекла его благодать Божия, но с великой скорбью проливает слезы, так как душа его, после долговременного разлучения с Богом, увидев Его, как Отца, возбуждается к пролитию слез, как говорит св. Ефрем Сирин⁸⁸⁶. Получив прощение от Бога, знаком чего было принятие его в монастырь, св. Никита, как искренно кающийся, сам себя наказывает за все прежние беззакония, за вероломную измену любвеобильному Отцу, за бесчувственность и неблагодарность Щедродателю Богу. В состоянии тяжкого стыда пред лицом милосерднейшего Отца небесного, Которого он оскорблял и прогневлял своими беззакониями, при страшных угрызениях пробудившейся совести, св. Никита обрекает себя на всевозможные жертвы для умилостивления Бога и осуждает себя на самые тяжелые подвиги на столпе, как бы желая вознаградить погибшее время своего заблуждения. Самоумерщвление его вытекало из любви ко Христу, потому что, кто любит Христа, говорит св. Иоанн Златоуст, как должно любить, тот сам не потерпит остаться без наказания, хотя бы Христос и простил его, так как одно оскорбление Его составляет уже величайшее наказание⁸⁸⁷. «Душа, давшая на расхищение сокровища дарований, отвергшая завет Господень, угасившая прекрасный огнь душевных слез, болезненно терзаемая воспоминанием о том, не только со всею готовностью приемлет всякие труды, но благочестно решается умертвить себя подвигами», говорит св. Иоанн Лествичник (ст. 5). С одной стороны, подвиги на столпе сопровождали св. Никиту, а с другой – непрестанное, постоянно возрастающее томление его кающейся души, доходящее до самозабвения и как бы истощания в муках раскаяния. Очевидным и самым верным признаком истинного сокрушения св. Никиты о своих грехах служил строгий образ жизни, возненавидение всякого телесного утешения; отвращаясь тела своего, как врага, по слову св. Лествичника (ст. 7), он изнурял его тяжелыми веригами, жил в скорбях, в тяготе, в трудах, в скудости, в наготе, в одиночестве, в нужде, в болезнях, в уничижении, в оскорблениях, в сердечном сокрушении, в отречении от жены и от сродников, в борьбе с своими страстями. Значит, благодать Божия чрез видимое посредство (видение) невидимо и непосредственно прикоснулась к духу преп. Никиты и извлекла его из томящих уз в свет Божий, в область божественной жизни, вывела из греховного состояния с помощью средства, состоящего в том, что Господь попускает грешнику идти по пути беззаконий⁸⁸⁸ для того, чтобы он сам увидел и сознал опасность своей погибели.

Итак, св. столпники находились под особым воздействием на них благодати Божией, приготовлявшей их к высшим подвигам столпостояния. О некоторых из них даже известно из житий, что их предизбрание быть путеводными светилами для ищущих спасения выражалось в знаменательных видениях, бывших их родителям, да и самое рождение св. столпников, как действие ближайшего попечения Божия, приготовляло их к чему то особенному в путях промысла Божия.

Так, мать св. Алипия пред его рождением видела во сне, что она как будто держит на своих руках агнца, очень красивого, и на рогах у него – две заженные свечи. А когда родился св. Алипий, то «некая божественная светлость велия храмину исполняше». Эти видения служили знамением благодати Божией и светлости его добродетелей, «яко имеяше свет быти миру». После снова было видение его матери: весь адрианопольский народ стекался к её дому, воспевая рождение младенца»⁸⁸⁹. В житии св. столпника Даниила рассказывается, что его мать, долго не имевшая детей и подвергавшаяся за то упрекам со стороны мужа, так и своих родных, обратилась с молитвою к Господу о разрешении своего неплодства и дала обет посвятить «дарованное» Богу, «якоже древле Анна Самуила». Уснув после молитвы, она видит видение! 2 больших светильника на подобие блюд спускаются над её главою; «то бяше, говорится в житии, прознаменование имущего произыти из нея такового плода, иже сиянием добродетелей паче звезд будет светлейший». Вскоре у неё родился сын и ему не давали имени в течении 5 лет, «но от Бога тому нарещися желаху, да иже Божиим дарованием родися, той от Бога и имя себе приимет». Родители с этой целью взяли новорожденного и отправились с ним в ближайший монастырь с просьбою к игумену – дать их сыну имя. Игумен сказал им, «яко тем именем его подобает нарещи, еже Сам открыет Бог». Взяв Библию, он раскрыл ее и «обрете некая словеса св. пророка Даниила, и разумев, яко тако благоволит Бог, да тоеже пророческое имя и тому наречется отроку, именова его Даниилом: отнюдуже знаменовашеся, яко имеяше той отрок великому оному пророку, якоже именем, тако и нравы быти подобен»⁸⁹⁰. Мать св. Симеона II-го Марфа не хотела выходить замуж, думая постричься в монахини, но по внушению Божию, она сочеталась браком с одним антиохийцем Иоанном, на которого она оказывала сильное нравственное влияние, «возставляющи его на всякое дело благое, и оба они украшаху житие свое лощением, воздержанием и молитвами, тщашеся угодить Богу». Марфа очень часто ходила в церковь св. Иоанна Предтечи и здесь дала обещание – если родится у неё сын, то посвятить его Богу. Чрез год после ночной молитвы, Марфе явился во сне св. Иоанн Предтеча и возвестил ей, что она родит сына Симеона, который «будет сын десницы, мяса и вина и кия-либо человеческою хитростью творимые снеди не вкусит, но хлеб, и мед, и соль, и вода питание ему будет. По дву же от рождения его летех, имаши принести того семо в мою церковь, и крестити, и егда крещения благодати сподобится, тогда известится, что имать отроча мое быти». Предсказание исполнилось и Марфа без болезни родила сына. После крещения младенец ясно проговорил: «имею отца и не имею отца, имею мать и не имею матери» и повторял эти слова в продолжении 7 дней, чему все удивлялись и «проразумеваху того быти имуща не земных, но небесных подражателя»⁸⁹¹. Значит, Господь благоволил призвать св. столпников к особенному жребию, к высшим подвигам, но притом так, чтобы было видно свободное участие призываемых в детской покорности их определению влекущей их к себе воле Божией. Убеждение в этом можно находить в ветхозаветной истории, представляющей много примеров того, что отличные мужи, предназначенные для особенных важных целей, рождались от бесплодных родителей (напр. Исаак, Сампсон, Самуил и др.).

Посвященный или посвятивший себя на служение Господу должен прежде всего очистить себя, приготовиться к служению Богу. С первых шагов своего усовершенствования он обязан противиться требованиям плоти, принуждая себя к добру, противясь злу. Самопротивление и самопринуждение это и есть как бы «форменныя начала подвижничества», по словам епископа Феофана. То и другое составляет «борение» человека с собою, или иначе подвиг. А так как подвиг (борение) есть сущность доброделания, то подвижнику необходимо ревновать о подвигах самопринуждения и самопротивления с целию возведения себя на степень первозданной чистоты, достижения богоуподобления. И чем кто решительнее действует, тем тот скорее достигает чистоты. Следствием такой решительности и бывают те внешние подвиги самоумерщвления, какие налагали на себя св. подвижники вслед за своим обращением к Богу (уединение, пост, умерщвление плоти и т. п.), причем, по мнению преосв. Феофана, это была сознательно избранная, благодатью Божией внушенная мера, принятая к скорейшему созрению в нравственном отношении⁸⁹². Значит, чтобы в душе подвижника созрело внутреннее тяготение к Господу, ему необходимо решительное отречение от всего в целях истребления в себе страстности и очищения себя путем борьбы, чтобы установить себя в подвигах доброделания, ему необходимо предать себя всецело Богу и поступить, так сказать, под Его непосредственное руководство⁸⁹³. Св. столпники и принадлежали к числу тех избранников Божиих, которые неимоверно быстрым порывом отдавали себя Богу, были Им принимаемы и водимы.

Они поставляли своей целью – достигать нравственного совершенства в своей жизни. Первый и основной обет их жизни было иночество, с которым тесно связывалось и девство. Так как с этими обетами исключалась привязанность к земле и земным выгодам, то св. столпникам не было нужды искать земных благ. Отсюда – третий обет, входящий в жизнь св. столпников – нестяжательность. В виду же того, что св. столпники разрывали связь с миром и людьми, то им уже нечего было искать у людей на земле, а только находить все у Бога на небе. Отсюда проистекали обеты всецелой покорности Господу и послушания людям, преуспевшим на поприще духовной жизни. При этих строгих обетах у св. столпников-иноков было одно общее стремление – распять свою плоть с её страстями и похотями и утвердить в себе господство духа и благодати. Они умерщвляли свое тело трудами, постом, молитвенным бдением; они возвышались и стремились духом к единому Богу, изгоняя из своего ума всякий земной помысл, из своей воли – всякое своевольное желание, из своего сердца – всякое греховное вожделение. Св. столпники являлись среди этого человеческого мира иным неземным миром, – это были земные ангелы и небесные человеки. Иночество св. столпников, служа для них самих прекрасною школою и рассадником духовного испытания, так как оно покоилось на самом строгом, серьезном основании жизни, – на побуждении к совершенному господству духа над плотью, разума над чувственностью, сверхестественного над естественным для высшей степени святости и вечного союза с Богом, составляло реакцию против разложения господствующего порядка вещей в обществе, выражая собою стремление спасти чистоту и девственность христианского общества. Признавая за обществом, за семейством, за браком, за собственностью божественное учреждение, св. столпники оставляли все это потому только, что оно представляло единственное препятствие для созерцательной жизни и деятельности. Св. столпники-монахи своим героическим высоконравственным характером невольно вызывали себе у современников сочувствие и подражание, являясь защитниками и охранителями чистой веры и христианской нравственности⁸⁹⁴.

Живя в монастырях, будущие столпники подвергали себя самым строгим лишениям, как бы подготовляясь к «столпничеству». Так, св. Симеон (I-й) так твердо стягивал свое тело веревкой, сплетенною из финиковых ветвей, что она проникала до костей; через 10 дней тело его загноилось и покрылось червями, издавая от себя сильный дурной запах⁸⁹⁵. Затем, он приучил себя есть только однажды в неделю, в воскресенье. Во время великого поста св. Симеон по 20 дней воздерживался от принятия пищи. Первая такая попытка едва не привела его к смерти. Св. Лука «железы себе обложил по всей плоти»⁸⁹⁶. Св. Симеон Дивногорец тайно обвил свое тело волосяной веревкой, которая разъедала его плоть до костей, так что вытекло много крови, и власяница прильнула к телу, начавшему гнить⁸⁹⁷. Св. Никита «тяжкая железа ношаше»⁸⁹⁸. После таких предварительных аскетических самолишений св. столпники⁸⁹⁹, покинув монастыри, поселялись в пустынях, где в пещерах или в пустых идольских капищах проводили затворническую жизнь: общество их вместо людей составляли звери. Так, св. Симеон (I-й) поселяется в колодце, наполненном различными гадами, и там проводит созерцательную жизнь в течение трех лет, а потом восходит на гору и приковывает себя за ногу к горе железной цепью в 20 локтей длины⁹⁰⁰. Св. Даниил поселяется в идольском капище, завалив все входы и оставив только «оконце едино мало приходящих ради»⁹⁰¹. Св. Алипий, имея непременное желание жить уединенно «на месте безмолвнейшем, занимает с этой целью эллинский склеп в одном из идольских капищ для того, чтобы, наслаждаясь богомыслием непрестанным, усерднее работать Господу»⁹⁰². Св. Симеон Дивногорец до поселения в монастыре живет в Пильской пещере⁹⁰³ «со зверьми, аки со агнцы: тех бо точию име сожителей, от человек же невидимый бяше отнюд»⁹⁰⁴. Жизнь затворническая пустынная имела громадное значение для св. столпников в смысле выработки в них созерцательного аскетизма и приучения к твердому перенесению искушений. Ведь, в затворнической жизни, свободной от внешних искушений, возникает для подвижника внутренняя духовная борьба. То являются образы удовольствий мира, то возникают помыслы гордости, то низлагают душу помыслы уныния. К борьбе разнообразных помыслов, которые тем сильнее воюют на душу, чем менее для неё внешнего развлечения, присоединяются самые сильные искушения духов злобы. Приучив себя к постоянному бодрствованию над собою в затворе, к сохранению молитвенного духа, к ограждению себя смирением, св. столпники в пламенной любви к вечной жизни и свету увлекались высшими подвигами и стремились увеличивать свои труды, и вот они покидают затвор и восходят на столпы, причем, кстати сказать, сооружают некоторые там, где раньше были идольские капища и места служения идолам заменяют служением истинному Богу.

Таким образом, после подготовительных подвигов самоумерщвления и затворничества святые подвижники, уже испытавшие себя в самоотвержении и терпении, восходят на столпы, сооружая их в замен идольских капищ. Но от чего и как родилась у них мысль о «столпничестве»? Раньше мы высказали свои соображения об этом (1-я глава), а теперь познакомимся с мнением дееписателей о св. столпниках. Мысль о «столпничестве» св. Симеону I-му внушил особенный случай. Кротостью своего характера и строгостью жизни, еще в отроческих летах, св. Симеон возбуждал к себе внимание и удивление многих. Но, когда, удалившись на гору близ селения Таланисса в затвор и там усугубивши подвиги самоумерщвления, он начал исцелять приходивших к нему, тогда слава его подвигов и чудотворений разнеслась далеко, так что начали стекаться к нему все, не только вблизи живущие, но и от стран далеких. При необыкновенном стечении и усердии народа к св. подвижнику, происходил беспорядок: каждый из приходивших хотел ближе видеть св. Симеона, прикоснуться к нему и скорее получить от него благословение и помощь. Народ, стесняясь сам, теснил св. Симеона, возмущал его душевное спокойствие и препятствовал его деятельности. Что же должен был сделать св. Симеон в таком затруднительном положении? скрыться от людей? но, с одной стороны, это было и невозможно: народ с воплем последовал бы за ним всюду, что случилось с св. Симеоном Дивногорцем, после того как он ушел на Дивную гору⁹⁰⁵; а с другой – может быть праведник считал такое уклонение от народа не позволительным. Он видел, что богатство духовных даров сообщено ему не для того, чтобы он скрывал его под спудом, но чтобы употреблял его на пользу своих ближних. Св. Симеон хотел благодетельствовать народу и между тем встречал препятствия со стороны самого же народа. Чтобы освободиться от такого затруднительного положения, св. Симеон вздумал отделиться от народа, не уклоняясь от него стать на возвышенное место, на столп: «стужив блаженный, говорится в житии св. Симеона, от такого почитания и от непокоя, изобрете странен образ жития: умысли бо создати столп и на нем стояти»⁹⁰⁶. Впрочем, мысль о «столпничестве», внушенная св. Симеону особенным случаем, утверждена была Самим Богом, и святой вступил в новый подвиг не прежде, как получив на то повеление от Бога. Козьма, халдейский священник, не раз беседовавший с св. Симеоном, говорит, что ангел Господень трижды являлся св. Симеону на скале и призывал его к «столпничеству». Епископы и прочие сирийские посланники, по строгом изследовании жизни св. Симеона, доносили своей церкви, что начатое им дело от Бога. Вообще, все современники св. Симеона смотрели на его столпнический подвиг не как на вымысел ума человеческого, но как на дело божественное. Ученик Симеонов св. Даниил взошел на столп также по Божию призванию, и притом неоднократному. Преданный своему учителю, он хотел подражать его жизни, но страшился ея необыкновенной трудности. Бог ободрил его следующим видением: «виде Даниил столп стоящ пред собою, и высотою превосходящ облаки, преподобного Симеона верху столпа стояща и глаголюща: взыди семо Данииле!» и когда св. Даниил представлял невозможность взойти на такую высоту, два светоносные юноши восхитили его и поставили пред св. Симеоном, который облобызал своего ученика и сказал ему: мужайся Даниил, великодушен и крепок будь, и стой добре и мужественно; «прознаменоваше же то видение, яко подобает ему подобием св. Симеона столпника на столп взыти». Но св. Даниил медлил исполнить повеленное, как бы не доверяя самому себе и ожидая более ясного призывания. В самом деле, спустя немного времени, Бог снова объявил ему Свою волю чрез преп. Сергия, которому было такое явление: три юноши пришли к нему и сказали: «встань Сергий и скажи Даниилу, чтобы он приготовил себя к большему подвигу». Восстав от сна, преп. Сергий рассказал это св. Даниилу, который понял, что Бог повелевает ему подражать житию св. Симеона. После этого св. Даниил уже не сомневался в божественном призывании к «столпничеству»; с помощью преп. Сергия устроил столп на месте, показанном Самим Богом⁹⁰⁷ и, с благодарением Богу, ночью, чтобы никто не узнал, вступил в новый подвиг «столпничества». «Слава Тебе, Христе Боже, взывал св. Даниил, яко сподобляеши мя такового жития. Ты же веси, Господи, яко о Тебе утверждался и на Тебе наделся, восхожду на сей столп⁹⁰⁸. Десница Божия, воздвигавшая таких великих и необычайных подвижников, самым ясным образом открылась на св. Симеоне Дивногорце, который с пелен начал подвижническую жизнь. О его «столпничестве» было открыто св. Иоанну столпнику, игумену Пильского монастыря: пред приходом св. Дивногорца в обитель он видел его стоящим на столпе и с ним приближающимся к обители⁹⁰⁹. Когда св. Дивногорцу было 15 лет он особенным откровением Божиим был вызван на гору Дивную и здесь, по повелению Божию, продолжал столпостояние, причем, самый столп был освящен Самим Иисусом Христом, явившимся вместе с ангелами⁹¹⁰. Нет ясных свидетельств о том, – были ли подобные откровения и призывания других св. столпников, но из описания их жизни видно, что все они действовали под особенным водительством Духа Божия, а поэтому, нельзя думать, что они решались на великий подвиг «столпничества», не испросив прежде на то благословения Божия.

Итак, св. столпники старательно избегали публичной жизни, и все они восходили на столпы с целью безмолвия⁹¹¹, наиболее способствующего к богомыслию. Такого рода проявление аскетизма известно было еще в древности, во времена дохристианские. Законодательная книга индусов Ману, а также древнейшие индийские эпические сказания знакомят нас с такими из числа кающихся индийцев, которые жили в лесах, в уединенных хижинах и в постройках, имевших одни стены без крыши. Такие жилища или отдельно встречались в глухих местах, или же составляли поселки, когда несколько аскетов проводили удаленную от общества жизнь. Этот последний вид аскетического отчуждения встречается в среде буддийского отшельничества; напротив, у отшельников браманизма преобладает уединенная жизнь в собственном смысле, вдали от людей. Греки и римляне понимали также достоинство уединенной жизни и её значение в нравственном и религиозном отношениях, как это можно видеть из рассуждений философов Платона и Сенеки. Уединенную жизнь высоко ценили две иудейские секты: ессеи и ферапевты. Та же жизнь находит себе почитателей в среде дервишей Ислама. Христианская аскетико-уединенная жизнь ведет свое начало от великих ветхозаветных пророков: Илии и Елисея, а также и от Иоанна Предтечи. Сам Иисус Христос имел обычай уединяться для молитвы: «утром, встав весьма рано вышел и удалился в пустынное место и там молился»⁹¹². Наклонность к уединенной жизни весьма рано появляется в христианском обществе, в особенности в Египте, где пред глазами христиан был пример уединенной жизни ферапевтов. В III-м веке в Египте существовало общество уединенных аскетов, названных иеракитами, от имени их руководителя Иерака, ученика Оригена. С IV-го века уединенную жизнь мы находим среди столпников. Для чего нужно было св. столпникам уединение? зачем они бегали того иноческого общества, среди которого им суждено было Богом жить? Для чего удалялись людей, когда сама природа побуждает к общительности? Так, если бы все люди единодушно стремились к небу, если бы в мире не было соблазнов и искушений на каждом, можно сказать, шагу, если бы о каждом кружке людей можно было сказать, что он собран для добрых целей, во имя Божие, тогда, не ища нарочно уединения, легко было бы приобрести наклонность к благочестию и спастись. Но дух мира противоположен духу Христову, потому и заповедует св. апостол Иоанн Богослов: «не любите мира, ни яже в мире; аще кто любит мир, несть любви Отчи в нем⁹¹³. Здесь не сказано: не любите людей, бегайте всех их, а – не любите мира, т. е. не увлекайтесь духом не христианским, удаляйтесь от сообщества с порочными людьми, от обычаев и правил, развращающих душу, от поводов к греху. А уберечься от многоразличных соблазнов мира можно при помощи уединения от них. Ведь, уединение вовсе не исключает общения с людьми и в жизни св. юродивых мы видели, что они, находились всегда в обществе, но уединялись от соблазнов. Св. столпники, также бегая мира, не оставляли и приходящих к ним, помогая им своими молитвами и наставлениями, о чем подробно скажем, когда будем разбирать общественную их деятельность. В чем же заключается нравственный смысл уединения св. столпников? оно оказывало весьма благотворное влияние на успех их самоиспытания. Действительно, рассматривая жизнь св. столпников, легко заметить, что они все свое внимание сосредоточивали на себе, и притом, внимание не поверхностное, а самое глубокое для того, чтобы знать – как совершается путь восхождения к добродетелям. Без уединения невозможна проверка себя; нельзя иметь самособранности духа, когда вокруг не будет безмолвия. Далее, уединение служило для св. столпников благотворным средством для богомыслия и молитвы. Известно, что св. столпники поселялись в пустых капищах, на горах, в узких хлевинах и на столпах потому, что эти места «от всякие молвы были свободны и к богомыслию удобны⁹¹⁴. Люди, занимающиеся учеными трудами, по опыту знают, что не иначе можно основательно обдумать какую-либо важную истину, как устранив от себя все препятствия, развлекающие внимание на известный предмет. При беседе же с Богом – невидимым Существом – надобно совершенно отрешиться от земли, устремиться всеми силами души горе, забыть все для Бога⁹¹⁵. Наконец, уединение укрепляло благочестивый характер св. столпников. И в жизни обыкновенной рассеянные люди бывают не тверды в своих правилах, слабы волею и не умеют в трудных случаях сохранить присутствие духа, и это от того, что они не привыкли обдумывать своих поступков, не имели времени вникнуть в себя. И наоборот, люди самособранные и в житейском быту бывают тверды и рассудительны, потому что имеют время укрепить себя в характере. Что же касается жизни духовной, представляющей так много трудностей, борьбы и с самим собою и с внешними препятствиями, то здесь в выработке нравственного характера очень много требуется осторожности, обдуманности, твердости воли. А эти качества и приобретаются при усиленных уединенных молитвенных подвигах, что ясно видно на примерах св. столпников, благочестивая твердость которых поражала всех; напр. св. Даниил, сойдя со столпа, преследует императора Василиска, отвергавшего Халкидонский собор и добивается умиротворения церкви⁹¹⁶. Итак, св. столпники уединялись для самоуглубления, самоиспытания и богомыслия, чтобы более укрепляться в силах нравственных и преуспевать в жизни духовной.

Уединение св. столпников, таким образом, служило подготовительным средством к возбуждению духа созерцательности. Вторым средством, полезным в этом отношении, было их молчание, которое являлось важнейшим внешним условием, делавшим возможным религиозное углубленное размышление. Под молчанием разумеется как вообще обуздание языка, выражающееся в малоглоголании, так более или менее продолжительное воздержание от употребления дара слова. «Столпничество» было выражением второго вида молчания. Св. Дивногорец, «соблюдаше себе от бесед человеческих по вся бо дни до девятого часа затворен пребываше, ни с кимже хотя беседовати, точию с единым Богом» «и пребываше особь молчащи»⁹¹⁷. Все св. столпники в целях свободного аскетического упражнения в самосозерцании проводили жизнь на столпах, а иные употребляли и другие средства, для упражнения в молчании. Так св. Лука новый столпник влагал камень в уста «молчания ради⁹¹⁸. Каким образом упражнение в молчании св. столпников могло служить для них подготовительным средством в переходе к другому виду аскетического упражнения – самосозерцанию и вести к духовному совершенству?

Нет сомнения в том, что молчание св. столпников или безмолвие, с одной стороны, было выражением глубокого самоотвержения св. столпников, а с другой, – служило само-действительным средством к упражнению в самоотвержении. Язык есть один из самых деятельных органов в составе человеческого тела, движение которых, при чрезвычайной легкости и быстроте, сильно и неудержимо. Что быстрее и стремительнее мысли? и однако язык, некоторым образом, подражает быстроте её движения. Поэтому, обращенный на злое, он, как замечает апост. Иаков, есть неудержимое зло. А отсюда уже нельзя не видеть, что безмолвие – не малый подвиг, потому что тем, которые обрекали себя на безмолвие, надлежало постоянно бдеть над собою и удерживать стремление своей природы там, где она действует всего сильнее и упорнее. Как трудно удерживать стремление огня, так и почти столько же трудно удерживать язык, ибо злой язык, по выражению апостола, есть огнь палящий коло рождения и опаляяся от геенны⁹¹⁹. Но трудность безмолвия еще более увеличивается, когда представим себе, что слово составляет одно из лучших украшений разумной нашей природы, что в нем и чрез него преимущественно проявляются самые внутренние стороны человеческого духа, – его разумение и свобода, неистощимое богатство его мыслей и чувствований, что человек естественно и неудержимо стремится проявлять внутреннюю деятельность духа чрез слово, так как отсюда у человека сильное влечение передавать другим почти все возникающие в душе мысли и чувствования, отсюда болезненная трудность – носить, а тем более навсегда погребать в сердце какую-либо тайну. Поэтому, кто посвящал себя безмолвию, тот должен был постоянно бороться с самим собою, останавливая стремительный поток мыслей и чувствований, всегда готовый излиться в слове и заставляя эти душевные волны сокрушаться в себе самом. Заметим, наконец, и то, что в слове заключается для человека обильный источник услаждения и отрады. Посредством слова изливаются душевные наши радости и делаются оттого как бы полнее и обильнее: чрез слово открываются для нас источники новых радостей, проистекающих от взаимного собеседования с подобными нам; с словом проходит всякая скорбь и душевная горечь, и мы чувствуем некоторую отраду. Следовательно, заключить уста свои на более или менее продолжительное время значит – закрыть для себя один из источников земных удовольствий. Но, состоя главным образом в обуздании языка, безмолвие приводит естественно и к другим видам самоотвержения. «Аще кто в слове не согрешает, говорит св. ап. Иаков, сей совершен муж, силен обуздати и все тело»⁹²⁰. И действительно, кто имеет столько силы духа, чтобы обуздать и связать язык, по своему устройству, легкий и быстроподвижный, тот может обуздать и другие члены тела, более грубые и недеятельные, – удержать руки от хищения, ноги от неправого течения. Язык, по выражению апостола – как бы некоторое кормило в нашей телесной природе. «Се и корабли велицы суще и от жестоких ветров заточаеми, обращаются малым кормильцем, аможе стремление правящего хощет: такоже и язык мал убо есть, и велми хвалится»⁹²¹. Отсюда, кто искусен в управлении своим языком, тот управит и всем телом, не смотря на самые сильные порывы страстей и пожеланий чувственных. И как язык легкостьию и быстротой движения подражает быстроте душевных движений, то научившийся постоянно обуздывать язык не неопытен будет и в управлении своими помыслами и самою свободою. «Стяжи безмолвие, говорит св. Ефрем Сирин, и оно возвысит тебя над страстьми»⁹²²; кто возшел на степень этой добродетели (т. е. молчания), говорит Иоанн Лествичник, тот в состоянии одним ударом разсечь крепко сплетенный узел пороков»⁹²³.

Св. царь и пророк Давид говорит: «охраню пути моя, еже не согрешати ми языком моим: положих устом моим хранило, внегда востати грешному предо мною⁹²⁴. Такой обет дал некогда себе и Богу прошедший едва ли не все пути духовные Давид. Нет сомнения, что и св. столпники, обрекая себя на молчание, одною из главных целей своего подвижничества поставляли – не согрешать языком. В самом деле, слово наше, по превратному его употреблению, служит источником многих нравственных зол. «Словеса орудие суть мира сего», сказал св. Исаак Сирин⁹²⁵, имея в виду превратное употребление слова. И в самом деле, это такое орудие, помощью которого мир преимущественно может действовать и оказывать могущественное и вместе гибельное свое влияние на человека. «Тлят обычаи благи беседы злы»⁹²⁶, говорит апостол. Будучи постоянно чисты и свободны от грехов словесных, столпники самым действительным и надежнейшим образом защищали себя от вредного влияния со стороны человеческих обществ, преграждали главный вход в душу свою злу, текущему в мире и становились недоступными для многих соблазнов и искушений его.

«Безмолвие есть надзиратель помыслов, учитель размышлений, приращение ума», говорит св. Иоанн Лествичник⁹²⁷. И в самом деле, ничто так не содействует размышлению, чистоте и возвышенности мысли, как совершенное безмолвие. Употребление слова, по большей части, ведет к рассеянности, а ничто столько не препятствует здравому рассуждению, как рассеянность. И древние мудрецы понимали достоинство молчания и, можно сказать, полагали в нем тайну своей мудрости. Такова была школа Пифагорейская: она не прежде открывала для своих питомцев сокровищницу мудрости, как после трехлетнего искуса их в молчании⁹²⁸. Поэтому, св. столпники, заключая уста свои, без сомнения, непрестанно питали дух свой благочестивыми размышлениями, восходя мыслью к высочайшим предметам веры, что известно у аскетов под именем умного делания, занимались богомыслием, умною молитвою, беспрерывно, так сказать, священнодействовали и служили в тайне духа своего Богу.

Безмолвие, заключая человека в себе и, сосредоточивая внутреннюю его деятельность в нем самом, сообщает ему полноту внутренней жизни, особенную крепость и силу духа. «Исцеление языка древо жизни: храняй же его, исполнится духа», говорит премудрый Соломон⁹²⁹. Вообще, благочестивое молчание и жизнь безмолвная могут служить наилучшим средством к преспеянию в духовном совершенстве и к возрастанию внутреннего человека. «Безмолвие нива Христова, плодоносная, плоды приносящая благие», говорит св. Ефрем Сирин⁹³⁰. Таково вообще свойство добродетелей христианских и совершенств духовных, что они всего более любят зачинаться, расти и созревать в тайне сердца человеческого, и чем глубже корень их и сокровеннее во внутренней жизни человека, тем и самые добродетели бывают выше и плодовитее. Ап. Петр поставляет даже молчание отличительною чертою внутренней жизни человека: «и потаенный сердца человек, говорит он, в неистлении кроткого и молчаливого духа»⁹³¹.

Но подвиг молчания представляется несообразным с природою человека, как существа разумно словесного. Ведь, в самом деле, каждый может собственным опытом убедиться, как несродна и тяжела нам жизнь уединенная, в отчуждении от всякого сообщества с подобными нам людьми. Так что, кто обрекает себя на безмолвие, тот, по-видимому, оставляет в небрежении дар Божий и делает насилие над своей природой. Но, с другой стороны, если оно было вовсе противно требованиям и законам земной нашей природы, – его и в таком случае можно было бы оправдать высшими нравственными целями, требованиями и законами, которыми человек преимущественно и должен управляться. И естественный разум внушает низшие земные требования природы подчинять высшим, духовным, удовлетворяя первым столько и тогда, сколько и когда они служат к достижению нравственного совершенства, советует также нередко, для этой цели, вовсе отказывать некоторым низшим требованиям, а в некоторых случаях повелевает даже самую жизнь земную приносить в жертву добродетели. Христианство же тем более заповедует покорять плоть духу, земное – небесному, так как дух и основание всего христианства состоит в самоотвержении, по которому человек – христианин должен отречься всего себя, – со всеми требованиями греховной своей природы, для воли Божией и собственного спасения. Поэтому, св. столпники, избиравшие молчание, как средство к высшему духовному совершенству, поступая некоторым образом вопреки земной природе, в тоже время действовали вполне сообразно с высшим предназначением и в духе истинного христианства. Они то, можно сказать, прямым образом осуществили в своей жизни то, что советует Спаситель касательно управления естественными требованиями и органами телесной нашей природы. «Аще око твое десное соблазняет тя, изми е и верзи от себе: уне бо ти есть, да погибнет един от уд твоих, а не все тело твое ввержено будет в геенну огненную»⁹³². Впрочем молчание имеет некоторое основание и в человеческой природе. Если в человеке есть естественная потребность и стремление беседовать с подобными себе, то ему равно естественно, по временам, заключаться в себя и беседовать только с самим собою, внутренне – в тайне своих помыслов. Отсюда всем, более или менее, свойственна скрытность, склонность к уединению, и так сказать, к само-собеседованию. Поэтому, и собеседование и молчание равно естественны человеку и в словесной деятельности его обыкновенно сменяются одно другим. Даже можно сказать, что основание безмолвия в природе человеческой лежит еще глубже. Если потребность собеседования с подобными себе вытекает из предназначения человека для жизни общественной, то безмолвие, или, что тоже, само-собеседование, основывается на том, что, он должен жить в себе и с собою; но, очевидно, человек всегда ближе к самому себе, нежели к другим. В некоторых людях эта наклонность к безмолвию и само-собеседованию, действительно, берет весьма заметный перевес над потребностью беседовать с другими, так что они чаще и наиболее любят жить в себе и неохотно прерывают свою внутреннюю тайную беседу, чтобы предаваться собеседованиям общим. Вот уже и естественный переход и начальный шаг к постоянному безмолвию. И с этой точки зрения безмолвие св. столпников не может казаться странным, противоестественным.

Далее, молчание св. столпников может представляться противным обязанности человека-христианина – назидать и утешать братий своих словом. В самом деле, бывают случаи, когда нужно преподать совет и утешение страждущему, вразумить неопытного, обличить заблуждающегося и упорного, – вообще, послужить словом пользе ближнего. Подвижник молчания, по-видимому, отрекается от исполнения этой спасительной, по своим действиям, обязанности. – Но, ведь, св. столпники только временно отрекались от этой обязанности, и без сомнения потому, что, глубоко смиряясь, признавали себя недостойными учить⁹³³, а тщательно занимались само-исправлением и заботились только о том, чтобы опытом жизни самим научиться деятельному благочестию. Притом, как известно, столпники не всегда безмолвствовали, а поучали народ, да кроме того сама их жизнь была внятным и многознаменательным уроком для разумных. В самом деле, как поучительно было видеть человека на земле, некоторым образом уже не принадлежащего земле, своим постоянным пребыванием в себе, внутреннею и внешнею тишиной и всегдашним самообладанием разительно изобличающего рассеянность миролюбцев, необузданность страстей и вожделений.

В связи с уединением и молчанием св. столпников стоит другой вид аскетического столпнического упражнения – созерцание, к которому молчание служило лишь подготовительною ступенью. Под созерцанием в области религиозно-нравственной жизни вообще разумеется такая деятельность духа, вследствие которой намеренно долго останавливается мысль и размышление на предмете религиозного значения. Такими предметами могут быть: сам Бог, божественное откровение в священном писании, природе и истории или же сам человек в его настоящем и будущем (жизнь и смерть). Уже в языческом мире религиозное созерцание занимает видное место среди предметов, принадлежащих к сфере аскетической деятельности. Пифагорейцы упражнялись в созерцании, которое сопровождалось у них молчанием и самым строгим само-испытанием. То же самое встречаем у стоиков, которые высоко ценили созерцание; неоплатоники созерцание Божества считали высшею обязанностью разумного человека. Св. столпники, уединяясь и пребывая в молчании, «душу свою направляли к небесным; по выражению церковной песни⁹³⁴ ум их витал в горнем⁹³⁵. С мыслью о Боге у св. столпников неотлучна была и мысль о своем сердце, которое они тщательно охраняли от всяких даже помыслов. Св. Симеон Дивногорец «соблюдаше себе от помышлений находящих»⁹³⁶, и все другие св. столпники, естественно, заботились о том же. Но так как они, прервав всякие связи с людьми, предоставлены были самим себе и водительству собственного разума и легко могли подвергнуться опасности впасть в мечтательность, т. е. в такое состояние, в котором человек делается открытым для искушений, то они должны были следить за собою для того, чтобы не рассеиваться множественностью вещей мира сего, чтобы подвергнуть искусу собственное сердце и сделать его способным к размышлению о Боге, к молитвенному обращению к Богу. Отсюда естественно являлось у них самосозерцание, которое есть деятельность размышляющего ума, направляющего свои взоры на собственное свое я.

В этой форме созерцание, как собранность духа, как стремление к само-испытанию и самонаблюдению и сопровождало аскетическую жизнь св. столпников. Жития их не говорят подробно и раздельно о том, как происходило самосозерцание у св. столпников, носило ли оно систематический характер и совершалось ли по известным правилам и в известное время, хотя можно из описания уставов столпнических отчасти догадываться о предметах созерцания и о времени созерцания: св. Симеон первый с утра до 9 часов вечера молился Богу; после 9 час. до солнечного захода занимался чтением божественных книг и писанием; по заходе солнца снова начинал молитву, которую продолжал всю ночь до зари. «Светающу же дню, повелеваше сну, аки рабу, да приступит к нему мало»; после немногого отдыха снова начинал свое молитвенное правило⁹³⁷. Св. Симеон Дивногорец держался такого же почти порядка⁹³⁸. Про других св. столпников известно, что они почти целые сутки посвящали созерцанию (св. Алипий, св. Даниил). Фактическим подтверждением этого может служить и самое столпостояние их. «Чувственное жилище имея столп твой, мысленный же и небесный град горний Сион», поется в стихирах св. Симеону I. «Тело твое на столпе оградив, умом шествовати невозбранно к желаемому попустил еси»⁹³⁹. «Телом возшед на столп, ум же возвысив на премирная»⁹⁴⁰). Мы знаем, что подвижники восходили на столпы для свободного, ничем не стесняемого, богомыслия. Со столпов они не сходили, за исключением важных случаев⁹⁴¹ и потому, принимая во внимание их личную цель, преследуемую ими в столпостоянии (стремление к богомыслию), смело можно утверждать, что созерцание и самопознание св. столпников было непрерывным и едва ли нарушалось приходящими к ним в виду того, что ум их и тогда мог возноситься горе и в самой беседе с людьми они могли упражняться в созерцании, а особенно в самосозерцании, изучая человеческую природу. Непрерывность аскетического созерцания с его видами налагает особый отпечаток на подвиг «столпничества» и отличает его от всех других видов подвижничества, в которых созерцание не было непрерывным и нарушалось теми обязанностями, какие соединялись с званием инока, игумена и пр. Итак, самосозерцание, как один из видов созерцания, было непрерывным делом целой жизни св. столпников. Удалившись от мира, от монашеского чина, заключившись на столпах, они с неослабной бдительностью наблюдали за каждым проявлением своей мысли, внимательно следили за самыми тайными своими чувствованиями и желаниями, и силою Божией благодати, призываемой молитвою и аскетическими самоотверженными подвигами, св. столпники прозорливо предотвращали даже малейшее поползновение своей природы к нарушению небесной правды; так, св. Симеон I-й победил тщеславие, которому чуть было не подпал обольщенный диаволом, явившимся ему на колеснице с приглашением вознестись на небеса, в виду якобы окончания нравственного усовершенствования своего. Постоянно изучая в себе человеческое существо, прислушиваясь к непреложным его требованиям и наблюдая, за что, для чего и отчего оно находится в вечной борьбе с самим собою, они лучше всех мудрецов понимали истинное достоинство и назначение человека и небесного не приносили в жертву земному, а земного не чтили, как небесное. Эта мысль ясно выражена в песнопениях церковных: «привременная вся презрев, Христу последовал еси, небесную славу присно провидя», поется в седальне по полиелее в службе св. Симеону, «всеблаженне Алипие, твою из млада возложил еси жизнь Христу Богу, от Негоже укрепляемь горшее подчинил еси лучшему»⁹⁴²; св. Даниил «душу вперил еси к небесным»⁹⁴³; св. Симеон Дивногорец «земных отступль, к небесным возвышаем, к Богу взимался присно»⁹⁴⁴. Словом, во всех песнопениях в честь св. столпников выражается та мысль, что они в виду всегда имели свое назначение и потому обращали особенное внимание на внутреннее свое содержание, на очищение души⁹⁴⁵, как храма Божия⁹⁴⁶, стремились к соблюдению законов духа⁹⁴⁷, к светлости душевной⁹⁴⁸, к ангелоподобной чистоте⁹⁴⁹. Из тех же песнопений видно, что св. столпники обращали внимание не на то, как они были обставлены извне, а на то, чем обусловлено их самобытие и каким оно являлось в их сознании. Они в данном случае забывали не только все принадлежащее им мирское, но и собственную свою личность для того, чтобы между сознанием их и ими самими не посредствовали никакие эгоистические интересы, но смотрели на себя, как на предмет посторонний. Ум св. столпников принадлежал всецело Богу, а тело не составляло как бы их достояния потому, что они умерщвляли его великими аскетическими подвигами и старались покорить его духу⁹⁵⁰. Объявляя борьбу плоти, распиная ее, св. столпники чрез это объявляли непримиримую вражду тому, что противно истинной жизни, чрез эту борьбу они и стремились искоренить в самом зародыше нравственные бедствия. А достигнуть этого и можно было не иначе, как под условием распятия плоти, умерщвления, уничтожения её, чтобы дух мог приобрести полный простор и свободу, т. е. стремление к тому, что дает жизнь всему случайному, изменчивому. Ведь, плоть врывается всюду и на все полагает свой характер мертвенности и тления, так как везде есть для неё пища, потому что во всем есть сторона не только внутренняя, но и внешняя, не только существенная, но и случайная, не только неизменная, но и подлежащая изменению. Это ясно видно из того, что св. столпники, упражнявшиеся только в богомыслии и молитве, подчинялись иногда плоти. Св. Симеон I-й едва не подпал греху тщеславия; св. Симеон Дивногорец попущением Божиим, «да не хвалится всяка плоть пред Богом», подвергся сильному плотскому искушению во сне и едва не осквернился во сне⁹⁵¹. Чтобы истребить в себе грех (плоть), св. столпники и умерщвляли тело. Так, св. Симеон Дивногорец «часто многие дни и нощи без сна провождаше. Единою же тридесят дней и тридесят нощей отнюд не воздремася, моля Бога, да весьма отъимет от него сон, и бысть ему от благодати Божия речено: подобает тебе мало нечто сном тело упокоевати»⁹⁵². Св. Симеон I-й, по сказанию блаженного Феодорита, «овогда стояще неподвижим надолзе, овогда же частые творя поклоны, молитвы принося Богу». Один любопытный хотел сосчитать – сколько положит поклонов св. Симеон и мог насчитать только 1244 поклона, после чего устал, «не могий более смотрети на высоту столпную: обаче святой не изнеможе от поклонения⁹⁵³. Св. Алипий «сверг покров малый со столпа, иже бе над главою, его, стояше имущи покров небо, зиму же и зной и вся воздушная пременения, дожди и грады, снег же и лед, и мраз доблественно терпящи». Пораженный язвами на ногах, за 14 лет до своей смерти, и лишенный возможности стоять, св. Алипий стал лежать на одном боку до конца жизни, и когда ученики его хотели перевернуть его на другой бок, то «он никакоже сему быти попускаше, но терпяше, благодаря Бога»⁹⁵⁴. Вот как охарактеризовал аскетизм св. Даниила Кир, епископ фригийский, в благодарность за исцеление своей бесноватой дочери и жены одного воина, написавший на столпе св. Даниила следующие стихи: «зде стоит муж, отвсюду ветры бием не бояся; пищу имый безсмертну, сластем мирским не общася; основания давый глубокая зданию, столпы двоезрачны; есть же корень Симеонов, славящь Сына Матери неискусобрачны»⁹⁵⁵.

Св. Никита Переяславский нагой отдавал себя на съедение комарам и мошкам, которые покрывали его тело так, «яко ни плоти его познаватися, и мнозей крови текущи от него»⁹⁵⁶. От многаго стояния у св. Симеона I-го загноилась левая нога, на которой он стоял целый год в наказание за то, что хотел поддаться диавольскому искушению и сесть в колесницу, чтобы вознестись на небо; черви падали со столпа на землю, а Антоний, ученик св. Симеона, по повелению его, собирал черви и носил ему на столп; св. же Симеон «прилагаше черви к язве, говоря: ядите, яже вам да де Бог»⁹⁵⁷. Сильная боль в ноге «не возможе св. Симеона отторгнути от богомыслия»⁹⁵⁸. Св. Лука, новый столпник, «железы себе обложил по всей плоти»⁹⁵⁹. Цель такого само-умерщвления св. столпников выражена списателями житий св. Симеона I-го и св. Дивногорца. Они путем таких аскетических самолишений «низлагали помышления и пленяли всякий разум в послушание Христово»⁹⁶⁰, стремились к тому, чтобы не подпасть унынию, а привлечь бы свыше на себя благодать св. Духа⁹⁶¹. Итак, св. столпники изнуряли свою плоть, несли великие, высокие подвиги христианского само-отвержения для того, чтобы, победив плоть, вознести свой дух к Тому, Кто превыше всего и всю ее излить пред Ним; надо думать, что само-отверженные подвиги св. столпников проистекали из чистого понимания ими учения Христова и ясного сознания высокого назначения человека для жизни на небесах, а поэтому, св. церковь и чтит их. В самом деле, для того, чтобы совлечься ветхого человека надобно прилепиться ко Христу. По учению св. отцов, Сын Божий сделался для спасения людей человеком, а человеку ради Его надо сделаться богоподобным, для чего надобно умерщвлять плоть, потому что всякий телесный покой мерзок Богу, Который сказал, что узкий и тесный путь вводит в живот⁹⁶². Избирающий этот путь произвольно избирает себе и скорбь по силе своей, как говорит св. апостол Павел; «умерщвляю тело мое и порабощаю»⁹⁶³. Имеющий это доброе намерение примешивает и телесную скорбь: напр.: могу лечь спать на мягкой постели, пишет св. авва Иоанн, но предпочитаю небольшую скорбь и по собственному желанию ложусь на рогоже, ради немощи телесной стыдясь и этого потому, что другие упокоиваются на голой земле, а иные на изголовьях, набитых мякиною, а иные клали и терновник под голову, предпочитая скорбь⁹⁶⁴. Истинно хотящий спастись говорит авва Иоанн, должен освободиться от влияния своих чувств и тогда уже пойти в совершенное безмолвие, как явил в Себе и Сам Иисус Христос, ибо Он, претерпев гонения от людей, взошел, наконец, на святой крест, что означает умерщвление плоти и страстей и святое совершенное успокоение⁹⁶⁵. Совершенно умирающие миру терпением и многими скорбями сподобляются приятия святого Духа⁹⁶⁶. Святые столпники, умерщвляя свое тело, освобождались, таким образом, от влияния своих чувств и совершенно отдавались созерцанию. Объяснить это можно вот как. Нравственная деятельность человека должна состоять в сообразности его чувствований, мыслей и действий с внушениями откровенной Иисусом Христом истины, с требованиями нравственного закона, с святостью воли и совершенств Божиих. Когда сердце человека предает себя всецело в волю Божию и в ней одной ищет своего утешения, тогда способности, его и все силы приходят в порядок и согласие. Плоть обновляется, ощущает в себе новые и до того неизвестные силы действовать для Бога и для своего блаженства. Озаренный высшим светом -разум видит тогда ясно те заблуждения, в которые влечет его растленное грехом естество, видит ту бездну гибели, к какой приближают его воюющие в удех человека страсти и то богатство небесных дарований, которое Бог предуготовил человеку ради заслуг Искупителя. По мере же того как свет спасительного познания озаряет ум человека и очищает его чувствования, он возносится к Богу умом своим и стремится познать волю Божию и исполнить ее. Познание воли Божией открывает разуму человека все богатство благости Божией и Его долготерпения, а исполнение воли Божией от подвигов веры и преданности простирает к подвигам упования и терпения, правды и мужества.

Таким образом, видно, что св. столпники стремились достигнуть бесстрастия и святости, но бесстрастия не того, которое проповедывали некоторые философы, и которое состоит в умерщвлении всех чувств, даже святых и благородных. Признательность к благодетелям⁹⁶⁷, сочувствие и сострадание к людям бедным и несчастным⁹⁶⁸, приветливость и любовь ко всем⁹⁶⁹, добродетели, которыми отличались св. столпники, показывают, что они не умерщвляли и не хотели умерщвлять в себе чувств. Они, как и все св. подвижники, хотели только умерщвлять в себе ветхого человека, «да упразднится тело греховное, яко к тому не работати им греху»⁹⁷⁰; стремились очистить свои чувства от всего чуждого человеческой природе, привлеченного в нее падением Адама, и поставить их в зависимости от духа, чтобы они не только не препятствовали, но еще содействовали его возвышению и деятельности. И этой высокой цели св. столпники достигли, сколько возможно достигнуть человеку в этой жизни. Необыкновенная сила их духа, устремленного всегда горе и преданного созерцанию Бога, казалось, одухотворяла самую их плоть и делала ее способною к перенесению невероятных подвигов, направленных к тому, чтобы достигнуть бесстрастия и одухотворения плоти. С этою целью св. столпники до невероятности презирали естественные и необходимые требования своей человеческой природы; они налагали на себя чрезвычайные посты. Св. Симеон I-й «чрез всю седмицу не ядый пребывание», а пищу принимал раз в неделю и то «зело мало и легку»⁹⁷¹, отчего «сотворися легок и удобен к частому кланянию». Постничество св. Симеона I-го удивляло современников; так, один благочестивый аравийский священник, придя к св. Симеону и, пораженный его воздержанием, спросил его: «человек ли ты или естество бестелесное? Слышал я, что ты не ешь, не пьешь, не спишь, а без этого человек жить не может». Св. Симеон рассеял его мысли тем, что пригласив к себе на столп, показал язву на ноге, как доказательство того, что он имеет такую же человеческую плоть, как и все люди⁹⁷². Св. Лука, новый столпник, «до шести дней постяся, ничтоже ино в седмый день вкушая, точию приношаемую ему просфору и зелие сурово»⁹⁷³. Св. Симеон Дивногорец еще с детства показал свое чудное воздержание: в тот день, когда его мать ела мясо и пила вино, он «не хотяше ссати сосца, и пребывание алчен даже до заутра», также не вкушал от левого сосца, а если мать и хотела кормить его левым, то он с плачем отвращался от него. Когда ему было 2 года, он ел хлеб, мед и пил воду, а «мяса, ниже коего варения отнюдь хотяше прияти»; 6-ти летним послушником в Пильском монастыре св. Симеон еще был строже, «пощение его бе сицевое: овогда по триех днех, овогда же по седми, а иногда по десяти днех вкушаше сочива мочена водою, и воды мало пияше, о чесом блаженный столпник Иоанн игумен удивляшеся зело» и умолял св. Дивногорца подкреплять себя пищей⁹⁷⁴. Смысл таких аскетических пощений указал сам св. столпник Дивногорец. Он говорил своему игумену, что пища рождает скверные помыслы, помрачает ум, увеличивает страсть и обращает духовного человека в плотского, приковывая его мысли к земным вожделениям»⁹⁷⁵. В самом деле, по учению св. отцов, пост является главным средством, способствующим человеку распинать плоть с её страстями, особенно же с самыми пагубными, каковы все виды плотских страстей. «Кто постится, тот угашает злые страсти», говорит св. Иоанн Златоуст⁹⁷⁶. Пост отнимает у плоти, так сказать, её душу, т. е. все то, чем она живет и сильна. Отнимая у ней пищу и питие, он как бы распинает ее, не давая ей ни преобладать над духом, ни делать её любимых дел, каковы по указанию св. апостола Павла: прелюбодеяние, блуд, нечистота, студодеяние, идолослужение, чародеяние, вражды, рвения, зависть, ярость, разжения, распри, соблазны, ереси, убийства, пьянство, бесчинны кличи и под.⁹⁷⁷. Поэтому-то, один опытный в духовной жизни муж сказал своим ученикам: «наши отцы вкушали только хлеб с солью и говорили: не должно нам обременять себя и хлебом с солью. Потому они и сильны были в деле Божием». Он же говорил: «кто из животных сильнее льва? Но из-за чрева своего и он попадает в сети, и тогда все могущество его прекращается». «Если какой царь захочет взять неприятельский город, то прежде всего удерживает воду и съестные припасы, и неприятели, погибая от голода и жажды, покоряются ему. То же бывает и с плотскими страстями. Если человек будет жить в посте и голоде, то враги, ослабев, оставят его душу»⁹⁷⁸.

Св. Симеон Дивногорец говорил, что пища помрачает ум. Значит, пост напротив, просветляет и укрепляет его. Это открывается из следующих слов св. подвижников: «если хочешь сделать крепким ум, говорит св. Василий Великий, обуздай плоть постом. Это и значит то самое, что сказал апостол: в какой мере внешний человек тлеет, в такой внутренний обновляется⁹⁷⁹ и еще: когда немощствую, тогда силен есть⁹⁸⁰. «Кто пребывает в посте, говорит преп. Исаак Сирин, у того ум непоколебим и готов сретить и отразить все лютые страсти»⁹⁸¹.

Так, пост, служа действительным и необходимым средством к достижению высших христианских добродетелей, налагался св. столпниками, во-первых, для выражения их живой любви к Богу, какая цель проистекает из общего христианского нравственного начала, обязывающего всех с плачущими плакать, с радующимися радоваться⁹⁸² и, во-вторых, – в целях освящения. Оттого-то «столпничество» (а также и «юродство») было сплошным подвигом постничества, при помощи которого св. подвижники свободно могли возносить ум на небо. Действительно, «как скоро кто начнет поститься, говорит преподобный Исаак Сирин, вожделевает уже с этого времени умом своим приити в вожделение собеседования с Богом. Ибо тело постящееся не терпит того, чтобы целую ночь проспать на постели своей. Когда на уста человеку налагается печать постов, тогда помысл его поучается в умилении, сердце его источает молитву, на лице у него грусть, и срамные помыслы далеки от него, не видно веселости в его очах, враг он похотений и суетных бесед. Никто никогда не видал, чтобы рассудительный постник стал рабом худого вожделения»⁹⁸³.

Кроме того, своим непрерывным постничеством св. столпники, подобно ветхозаветным пророкам (напр. Иезекиилю) несли, так сказать, на себе кару Божию за неправды общества.

В этом уверяет то обстоятельство, что св. столпники постились иногда по 40 дней, в подражание св. пророкам. Св. Симеон I-й столпник ежегодно ничего не ел⁹⁸⁴ в св. Четыредесятницу⁹⁸⁵. Почему постился он сорок дней? Число 40 в священном писании всегда являлось числом, означающим кару, сетование, исповедание греха или наказание за его⁹⁸⁶.

Принимая во внимание вышесказанное соображение, должно думать, что св. столпники 40-дневным своим постом желали подвергнуть себя наказанию за грехи и выразить свое покаянно-сетованное настроение. Но как понимать столь продолжительный почти непрерывный пост св. столпников, по-видимому невозможный для человека при обыкновенных условиях? Опыт нашей ежедневной жизни показывает, что область высшая влияет на низшую. Изнуренный, измученный полк, который через силу тащится, услышав звуки хорошо знакомой ему песни, ободряется, забывает всю свою усталость; не есть ли это доказательство того, что дух царит не только в собственной области, но предназначен господствовать и господствует уже не в малой мере над тою областью жизни человеческой, которая ниже его? Материя вместо того, чтобы упорно сопротивляться духу, часто является чудно ему служащею. Чувственность искажает и лишает достоинства наружность человека; чистота и любовь облагораживают ее, проливая лучи своего света и на наружный вид. И что такое самое воскресение тела, т. е. конечное прославление естества или большинство тех чудес, которые были творимы Господом во время Его земной жизни, как не действия духа на вещество? В жизни людей можно достаточно находить случаев, свидетельствующих о том преобладании духа, какое он может являть над требованиями естественной жизни. Все сильные страсти, как-то: необычайная радость, удручающая скорбь, восторженная набожность, все они, как мы всегда видим, заставляют временно забывать о нуждах животной жизни, отложить и прервать её требования на время, хотя и не очень продолжительное. Так, св. апостол Павел после своего обращения три дня не ел и не пил⁹⁸⁷. Св. столпники всю свою жизнь заботились о своем внутреннем очищении и обращении и потому, естественно, что они забывали об удовлетворении необходимых естественных потребностей. Кроме того, они находились всегда в борьбе с диаволом и в созерцании, приковывавших их ум к себе и к тому высшему существу, которое наполняло всецело их сердце.

Значит, пост являлся в жизни св. столпников одним из способов, которыми они распинали и умерщвляли в себе ветхого и плотского человека и созидали нового и духовного. Подражая примеру Подвигоположника Иисуса Христа, Который, готовясь выйти на подвиг искупления людей, вооружил и укрепил себя сорокадневным постом⁹⁸⁸, и св. столпники не иначе приступали работать Господу, как укрепив себя постом. Не иначе они совершали крестный свой путь, как в сопутствии поста; не иначе боролись они с искушениями, становились на молитву и прочие совершали подвижнические дела, как с постом. Самые успехи свои в духовной жизни они измеряли успехами в постничестве⁹⁸⁹, глубоко понимая смысл слов св. апостола Павла: «аще внешний наш человек тлеет, обаче внутренний обновляется» ⁹⁹⁰.

Вкушая невкусную пищу и после продолжительных промежутков, они наблюдали еще при этом самую строгую умеренность. Свойство пищи уже было таково, что не могло возбуждать большого аппетита, однако, мерою воздержания у них был не аппетит, и они никогда не вкушали до удовлетворения; «есть не до сыта, оставлять пищу тогда, как есть еще некоторый позыв на нее», – вот какое было правило у св. столпников⁹⁹¹. Вообще, долговременный опыт очень хорошо научал св. столпников тому – сколько требовала плоть для поддержания своих сил, чтобы не расслабеть от голода, не сделать ее неспособною к подвигам и совсем не разрушить ее. Они, надо полагать, смотрели на пищу, как на лекарство, что ясно видно из слов столпника Иоанна, сказанных св. Дивногорцу: «подобает тебе о телеси твоем имети некое попечение и подаяти пищу в меру, да возможет до конца понести труды постнического жития»⁹⁹².

Привыкая к строгому посту, св. столпники приводили свое тело в такое состояние, что пост не только не был им в тягость, но напротив, малейшее невоздержание было для них вредно. При таком чрезвычайном посте, который, казалось, должен был изнурить и преждевременно уморить их, св. столпники сохраняли свое тело в полном здоровье, крепости и силе. С утончением и очищением плоти, она у них из мрачной темницы превращалась в светлую храмину, и душа их все свободно созерцала и познавала, и пост св. столпников, таким образом, являлся следствием их созерцания, этого святого и благоговейного расположения души. Но, ведь, какая по-видимому связь между благочестивыми помыслами души и употреблением тучной или скудной пищи, – а связь между тем, есть и очень тесная. Дело в том, что тот, у кого все внимание и сердце занято благочестивым делом по необходимости забывает об излишней пище; для него одно требование природы служит побуждением и мерою питания. И по самому закону естества развитие духовных сил, частое упражнение в делах благочестия постепенно умеряют силу прихотей, укрощают, утончают плоть до того, что она начинает ограничиваться самым малым количеством брашна без всякого ущерба для своей долговечности. Таков и был пост св. столпников. Долговременная подвижническая жизнь так возвышала их дух над плотью, что они, за духовной радостью, не внимали скорби побежденной плоти. Значит, пост был важен для св. столпников в порядке исправления жизни, как средство или путь к совершенству. Кто, хотя сколько-нибудь, был внимателен к своему внутреннему состоянию, тот не мог не заметить, сколько наш дух в настоящем состоянии находит препятствий в плоти. Часто мы хотим размышлять о небесном, а плоть, сокрытыми от нас путями, вносит в душу гнусные образы своих страстей; хотим решиться на какое-нибудь доброе дело, а плоть ослабляет эту решимость, и мы откладываем добро до другого времени, а потом и совсем забываем. Не начинающие только, но и совершившиеся в делах самоотвержения испытывают тягостное её иго. Сам св. апостол Павел жалуется на её враждебную силу. Потому, чтобы удержать греховное влияние плоти, надобно укротить её силу – распять плоть. А пост и есть это распятие плоти со стороны самой плоти. С упрощением страстей и бурных взыграний плоти, пост, как по лествице, ведет к богомыслию, потому что дух и силы человека освобождаются постом от преобладания плоти. В самом деле, две стороны нашей природы: духовная и телесная поставлены в такое отношение, что одна сторона большею частью усиливается на счет другой. И вот, когда неправильные, беспорядочные требования низшей природы удержаны в человеке строгостью воздержания, когда отвлечено внимание от суетных предметов, тогда душа уже менее находит препятствий для высшей, себе сродной, деятельности, легче сосредоточивается, легче обращается к самой себе. Когда плоть укрощена постом и не в силе занимать ум образами своих страстей, в душе удобнее открывается другой взор, другие предметы созерцания – ближайшие к духу, небесные, душеспасительные. Как скоро пост оградил сердце от предметов, к которым влечет чувственность, в душе скоро возгорает пламень чистейшей любви, а с нею и умной молитвы. Оттого и видно, что богомыслие, боговедение и все созерцательные аскетические подвиги всегда сопровождаются постом. Совлекаясь грубой плоти, св. столпники оставались с тонким и легким телом, и духовная жизнь раскрывалась в них во всей своей полноте, приходила в меру совершенства и обнаруживала себя чудесными явлениями. Их дух так был свободен от уз плоти, что подлинно, по словам св. Григория Нисского, совершал свои действия как бы в бестелесном виде. Когда св. столпники становились на молитву или предавались созерцанию, то их душа так отрешалась от земли, возносилась к небу, ум так занят был богомыслием, что, казалось, они были вне тела. Внешние чувства все закрывались; их не смущало ни зрение, ни слух, ни что другое. Такое состояние отмечено в житиях св. столпников восторгом⁹⁹³. В познании своей души, её внутреннего состояния, недостатков и совершенств, страстей и наклонностей св. столпники были необыкновенно проницательными. Всегда трезвенное их око усматривало малейшее движение души, и самый неприметный зародыш страсти не скрывался от их наблюдения. Чувства их были так тонки, что проникали в душу и узнавали внутреннее состояние каждого, т. е. им свойственно было то, что известно под именем прозорливости. Ослабив и почти расторгнув узы, привязывающие их к земле, пост поставлял св. столпников в состояние, весьма близкое к ожидаемому нами бессмертию, как говорит св. Григорий Нисский. Они еще здесь, на земле, начинали жить в мире будущем и духовном и отрешались от форм пространства и времени. Отсюда св. столпники знали будущее, как настоящее, видели отдаленное, как близкое⁹⁹⁴. Смертный час у св. столпников был всегда пред глазами, будущая жизнь с своим раем и адом так им казалась близкою, что они, как-бы на рубеже уже стояли и созерцали, что там делается⁹⁹⁵ и знали, когда совсем перейдут в небесное жилище. Отсюда у них являлось беспрестанное слезоистечение, что называется на святоотеческом языке даром умиления.

Утонченная и очищенная постом плоть св. столпников нередко показывала в себе чудесные явления, свойственные уже телу будущему и прославленному. От них исходило сияние⁹⁹⁶.

Наконец, тела св. столпников, преображенные постом, остаются нетленны, потому что они, с помощью благодати, еще заживо умерщвляли в себе причину тления.

Таким образом, св. столпники так направляли силы души и тела, чтобы не отдать их в плен плотоугодию, а сколько возможно старались преобладать над плотью, обессиливать ее и доводить до безвредности. «Питание, по мнению епископа Феофана, в нравственном отношении есть седалище страсти к греховному услаждению плоти или поприще его развития. Незаметно можно развить сластолюбие и неумеренность в пище – два вида чревоугодия, эти губительные для тела и души склонности, прививающиеся к питанию». Так как, по мнению преосв. Феофана, в отношении к телу жаление его является главным злом; потому что оно отнимает всякую власть у души над телом и делает первую рабою последнего, то вполне естественно строгое отношение к телу – этому седалищу самых свирепых страстей, – каковы: похоть и гнев, в виду того, что нетелолюбие заграждает вход в душу непотребному зелью чувственных наслаждений, своеволия, саможаления, образуя противоположные им расположения и вообще приучая владеть телом, как органом и не подчиняться ему⁹⁹⁷.

Св. Варсануфий Великий говорит: «презри тело, которое будут есть черви; оно нисколько не поможет, когда предастся тлению»⁹⁹⁸. Св. Иоанн Великий пишет, что о теле надобно заботиться только как об орудии души⁹⁹⁹. Умерщвление плоти полезно для души, по его словам, так как она через это не впадает в болезнь¹⁰⁰⁰. Прилагая сказанное к поведению св. столпников, мы находим, что они совершенно избегали всяческого «саможаления» и, сокрушая тело различными аскетическими подвигами на столпах¹⁰⁰¹, они тем самым делали все наперекор живущему в плоти греху, стремясь самих себя поставить в должные границы и направить свои действия, чувства и мысли согласно с требованиями духа, а не плоти, борясь с нею до окончательного уничтожения греха. Силу для такой борьбы св. столпники приобретали путем аскетических подвигов. Ведь, духовная сила, подобно физической, возрастает от упражнения, как об этом говорят все подвижники¹⁰⁰², и притом, упражнения непрерывного, для чего она нуждается в пище. «Душа, говорит преосв. Феофан, является в мир голою силою, возрастает, богатеет во внутреннем содержании, а разнообразится в деятельности уже после. Первую пищу для своего образования она получает извне, – от чувств, чрез воображение¹⁰⁰³. Значит, духовная пища состоит из мыслей и чувств. Силу же души развивают содержание и обсуждение нравственного закона: «чувства доставляют материал воображению, а воображенный предмет хранится в памяти и составляет содержание души»¹⁰⁰⁴. Вследствие постоянного созерцания св. столпники, конечно, забывали о пище, мало заботясь о теле, а все свое внимание устремив на развитие души. Вследствие такого сильного созерцательного напряжения иные из св. столпников достигали, при помощи Божией, того, что вовсе не принимали пищи. Св. Симеон Дивногорец, после бывших ему небесных откровений и видений, отказался навсегда от земной пищи, и питался небесной пищей, приносимою ему ангелом. Такое состояние св. Дивногорца можно объяснить только действием св. Духа, а со стороны св. подвижника следствием его непрестанного созерцания и самоуглубления: ..никто не освобождается от чревоугодия, кроме пришедшего в меру того, который сказал: «забых снеси хлеб мой. От гласа воздыхания моего прильпе кость моя плоти моей»¹⁰⁰⁵. Такой скоро достигает уменьшения пищи и питья, ибо слезы служат ему хлебом, и наконец, доходит до того, что питается Духом Святым»¹⁰⁰⁶.

Ничто так не мучило св. столпников, как плотская страсть и ни над чем не пролито ими столько пота и слёз, как над истреблением этой страсти. Они своим опытом дознали, что без строгого поста до этого дойти невозможно, а посредством усиленного воздержания легко достигнуть бесстрастия. В виду этого св. столпники принимали на себя подвиг девственности в видах аскетического совершенства в отношении к бесстрастию. Они стремились к девству, а те, которые состояли в браке, оставляли жен (как напр., св. Никита Переяславский столпник). Конечно, св. столпники принимали на себя девство не потому, чтобы гнушались браком. Они во всей своей жизни сообразовались Христу, точно исполняя все Его предписания. Далее, все почти св. столпники были посвящены Богу еще до рождения и принадлежали, значит, Ему от ложесн матери своей. Когда же вступали они на путь подвигов, тогда все их мысли были заняты одним Господом; ум св. столпников «неразвлекаемо»¹⁰⁰⁷ пребывал в любви Божией и в памятовании о Боге; стараясь отрезвиться от живущего в себе греха, св. столпники не интересовались уж земным и прилепившись всею любовью ко Христу, естественно удалялись от всего того, что так или иначе могло мешать им в проявлении своей любви к Христу. В виду этого св. столпники аскетическое воздержание для достижения совершенной девственности доводили до крайней степени. Они совсем не принимали женщин, и они не могли переступать порога ограды столпа. Так, царица измаильтянская, при всем своем желании лично поблагодарить св. Симеона столпника (I) и получить его благословение, не могла осуществить свое благое намерение¹⁰⁰⁸. Император Зенон, прибывший к св. Даниилу столпнику, принужден был один идти на столп, а императрицу оставить вне ограды¹⁰⁰⁹. Избегание женщин простиралось до того, что св. столпники подавляли в себе даже родственные чувства и не хотели видеться ни с сестрами, ни с матерью. Св Симеон I-й ни под каким условием не хотел видеться со своею матерью. Чем объясняется такое отношение к женщинам вообще и в частности к родным? надо полагать, что св. столпники допускали такое отношение к женщинам вообще в видах усмирения жара внутренних своих страстей; они старались отсекать мерзкую похоть и плотскую страсть даже в самомалейших её проявлениях, а потому, чтобы не соблазниться мысленно при виде женщины, а тем более глядя ей в лицо, они решительно избегали встреч с ними. Преп. Исаак Сирин говорит; «в борьбе с блудом почитай для себя крепким и непреодолимым оружием удаляться от лицезрения женщин, так как противник не может произвести в нас того, что в состоянии сделать природа своею силою, ибо не думай, что природа забывает о том, что всеяно в нее Богом для чадородия и для испытания пребывающих в сем подвиге. Но удаление от предметов вожделения умерщвляет в членах похоть, производит забвение о ней и истребляет ее»¹⁰¹⁰. Родственные чувства подавлялись св. столпниками не из ненависти их к женщинам, а из желания в точности осуществить евангелие¹⁰¹¹, а может быть и по другим, каким-либо причинам, известным св. столпникам, но не нам. Быть может мать, посетившая св. Симеона I-го, могла соблазнительно подействовать на него своими рассказами о мире, быть может она пробудила бы загасшие чувства и пр. и пр. Напротив, св. Дивногорец заботится о своей матери и строит ей на некотором расстоянии от своего столпа келлию¹⁰¹². Св. Алипий постригает свою мать в монахини, и она, «облечена бывши, нача подвизатися, труды к трудам прилагающи»¹⁰¹³. Таким образом, в отношении к женщинам св. столпники руководились чисто личными своими соображениями. Одно только можно сказать общее о их отношениях к женщинам, – общение с ними прямо бы противодействовали их созерцательному направлению.

Наконец, все аскетические само-лишения св. столпников были следствием их созерцания и поста. Так, изнемогая под тяжестью постоянно носимых некоторыми св. столпниками¹⁰¹⁴ вериг, они надеялись на то. что с изнеможением плоти утихнут и уничтожатся плотские страсти. Когда с св. Симеона I-го сняли вериги, то он попросил игумена: «пустите меня яко пса смердящего, достоин бо есмь грехов ради моих». Игумен сказал ему: «осьмнадесят лет едва имаши, и котории суть греси твои?» Св. Симеон отвечал: «отче, пророк глаголет: в беззакониях зачат есмь, и во гресех роди мя мати моя»¹⁰¹⁵. – Следствием созерцания и поста было и продолжительно-непрерывное молитвенное стояние св. столпников, как выражения покаяния о своих грехах, и всегдашнее умиление, как плод размышлений о греховности своей.

Таким образом, дух св. столпников постоянно порывался к своему источнику – Богу, небу, св. Духу. Он постоянно усиливался сбросить и стряхнуть с себя тяжесть плоти и земли и вознестись на небо. Для исполнения своих нравственных обязанностей, для удовлетворения своих небесных нужд, св. столпники пренебрегали всеми земными радостями. Для достижения своих высоких целей они обрекали себя на лишения и нужды, бедствия, нищету, на пост усиленный, на всякого рода жертвы, даже на само-мученичество: «вселив тело твое в жилище жестоко, поется в службе св. Симеону I-му, страхом пригвоздил еси духа, укротил еси телесные сокровеннные страсти¹⁰¹⁶; «всякого сладострастия, оные, отверглся с зимою и варом боряся пострадал еси», прославляет св. церковь св. Алипия, который «успи страсти многообразные бдении»¹⁰¹⁷. Стоя на этой точке аскетизма, св. столпники уже переставали быть земными и плотяными; они возвышались над землею, отделялись совершенно от ряда всех земных существ, становясь ангелоподобными, небесными, как воспевает св. церковь. «Ума твоего священная движения творя к соблюдению божественных законов духа, ангел явился еси на земли, ангельское жительство с плотию восприем», поется в каноне св. Алипию. Такая жизнь уже теряет свойства земной жизни; это уже жизнь небесная, жизнь небожителей; для такой жизни уже как-бы не существует земли, тела, земных радостей, земных удовольствий, даже телесных нужд и потребностей. Тело, как вещь земная, при такой жизни представлялось св. столпникам каким-то домашним врагом, за которым не только следует постоянно наблюдать, но и постоянно укрощать, изнурять, преследовать, подчинять духу и, так сказать, постоянно одухотворять и лишать его земных и вещественных начал. Отсюда-то и происходила постоянная борьба св. столпников с плотью в целях её одухотворения и стремления к небу: «к высоте небесней имея жительство, о телеси небрегл еси, яко растлетися имущем», поется в службе св. Алипию. Подчиняя плоть духу, св. столпники достигали бесстрастия: «жезлом воздержания страстей море, отче, растерзав, прешел еси непотопленно и гору достигл еси истинного бесстрастия, и Богу беседовал еси ума чистотою», поется в каноне св. Даниилу столпнику. Так, путем стремления к собранности духа, следствием чего были пост и все аскетические лишения св. столпники достигали высшего совершенства – бесстрастия и сподоблялись величайших откровений Божиих, или, выражаясь аскетическим термином, «вкушения» Бога¹⁰¹⁸, которого достигали они путем напряженного созерцания. Такое состояние можно определить, как экстатическое. В жизни св. столпников оно вполне возможно и весьма характерно, так как экстаз столпнический не имеет в других видах подвижничества сходства. Св. столпники все время стояли на столпах; ум их углублен был в себя и устремлен на небо, а потому, ничего нет удивительного, что у иных из них замечалось просияние лица, как будто луч солнца озарял св. столпника¹⁰¹⁹, или сияние звезды разливало свои лучи от столпа на всю окрестность¹⁰²⁰. В житии св. Симеона Дивногорца повествуется, что однажды в видении Иисус Христос явился ему, и ангелы по Его повелению возложили на главу св. Симеона «царский венец, камением честным украшенный, на его же верее бяше крест блистающ яко молния»¹⁰²¹. Дух святый в виде горящей свещи сходит на св. Дивногорца и наполняет премудростью и разумом сердце его¹⁰²². Однажды, по сказанию жития, он видел «небо отверсто и Господа Иисуса Христа, окружаема неизреченным сиянием, аки огненными пламенми и святии архангели Михаил и Гавриил ов одесную страну, ов же ошуюю стоящий и облак под ногами его багрян; Господь помаванием божественных Своих перстов благослови Симеона трижды и даде ему фиников жезл во утверждение власти его над бесами¹⁰²³. Три крестообразных звезды сияли над столпом св. Даниила¹⁰²⁴. Слух св. столпников воспринимал звуки невыразимо гармонической музыки. Св. Симеон Дивногорец слышал пение ангелов: «славен и препрославен есть Христос Бог Царь небесе и земли и раб Его Симеон похвален да будет»¹⁰²⁵. После того, как Сам Господь освятил третий его столп, в воздухе раздалось пение: аминь¹⁰²⁶. Св. Алипий столпник слышит пение: «осанна месту сему», т. е. где должна быть построена церковь во имя св. Евфимия¹⁰²⁷. Они беседовали с невидимыми для других существами; так св. Симеон Дивногорец просит явившегося Ему Господа Иисуса Христа в виде отрока показать ему – как Он был распят иудеями¹⁰²⁸. Жизнь св. столпников полна была аскетических само-восхищений и откровений. Св. Дивногорец видит однажды высокий престол; на нем восседал Господь; к Нему стекалось множество праведников; пред Ним была раскрыта книга жизни, и «творяшеся суд»: на востоке виднелся рай сладости, а на западе – геенна огненная. И сказал св. Дух св. Симеону: «слушай, отрок, и разумей, что здесь видишь; постарайся угодить Господу, чтобы сподобиться чести со святыми и получить неизреченная благая»¹⁰²⁹. Чувство обоняния св. столпников услаждалось неведомыми приятными запахами. Так, после возлияния мира (в видении) на главу св. Дивногорца распространилось благоухание¹⁰³⁰. Словом, жития св. столпников переполнены описанием их экстатического состояния, которого они сподоблялись в состоянии «восторга», как замечают их жития. Кроме того жизнь св. столпников наполнена видениями и различного рода откровениями, которые давались им во сне. Так, св. Даниил видел раз во сне высокий столп, на котором будто бы стоял и спасался св. Симеон столпник с двумя ангелами; ангелы будто бы звали его к себе, и когда св. Даниил сказал, что он не может туда подняться, ангелы сами будто бы подняли его на столп, а св. Симеон принял его и обнял. Это предзнаменовало столпостояние св. Даниила¹⁰³¹. Св. Симеон I-й во сне получает откровение о том, что он должен неустанно трудиться в доброделании. Ему приснилось, что он будто бы копал колодезь и копал до тех пор, пока невидимый голос не остановил его: «сие видение, замечает его житие, сбысться в нем, егда сицевое к созиданию себе и инех в смирении глубоце положил основание, яко добродетели его естество человеческое превосходити видяхуся»¹⁰³². Св. Алипий видит во сне двух, лиц в священнических облачениях, которые повелевают ему «умножити» в безлюдной пустыне славословие Богу. В цареградской церкви он во сне видит св. великомученицу Евфимию, обещающуюся ему быть помощницею в умножении благочестия в пустыне¹⁰³³ и пр. и пр.

Как объяснить подобные явления в жизни св. столпников? что такое аскетический экстаз св. столпников?

У нас есть такие состояния, при которых самая напряженная деятельность мозга соединяется с нечувствительностью к внешним впечатлениям. В некоторой степени такое состояние всякому случалось испытывать. Всякому, вероятно, приходилось до такой степени быть занятым сильно какою-нибудь мыслью, что его нужно было несколько раз громко звать прежде, чем он услышит это. Впечатление, полученное слуховым нервом в этом случае беспрепятственно доходит до мозга, но оно не сознается, потому что внимание сознающего центра обращено в другую сторону, приковано к какому-нибудь образу, восставшему в нашем воспоминании или поглощено работой соображения. В довольно сильной степени такие состояния часто встречаются у мыслителей, поэтов, математиков, у художников. Самая сильная степень этого состояния, когда человек до того поглощен внутренней работой мозга, что становится совершенно нечувствительным даже к самым сильным внешним впечатлениям, когда его можно колоть, щипать, резать или жечь, не причиняя ему боли, и есть экстаз. У людей, пришедших в подобное состояние, по взгляду, неподвижно устремленному на воображаемый предмет, по выражению лица, на котором изображается высшая степень изумления, восторга, одним словом, по всей наружности, сразу видно, что мозг у них находится в состоянии самой напряженной деятельности, и что деятельность эта обращена исключительно на один предмет, внимание приковано к одному представлению. Созерцательное положение св. столпников на столпах и приводило их в такое экстатическое состояние, и они были совершенно нечувствительны к внешним ощущениям¹⁰³⁴. Но оно было быть может состоянием обморочным? по мнению преосв. Серафима экстаз есть состояние бодрственное, в котором человек и воспринимает возникающие из глубины его духа образы, как образы внешней действительности, помимо всяких других внешних впечатлений, но похожее на особенный сон. Св. Василий Великий вот как определяет экстатическое состояние: «думаю, что не чувственным слухом, не при сотрясении воздуха пророки внимали слову Божию, но поскольку у разумной души есть свой слух, то без всякого голоса достигало сего слуха самое означаемое. И сие бывало с ними, когда луч истинного света достигал до владычественного в них и служил к просвещению пророков. А глас сей внимали те, которые находились вне бренных чувств и приближались к исшествию из тела, ибо когда душа бывает в созерцании божественного, собираясь сама в себя чрез отрешение от союза с телом, тогда говорится, что она в исступлении. А когда она занята делами человеческими или по необходимости служения телу, или потому, что не может более простираться к высшему, тогда она как-бы переходит извне внутрь, как-бы в какой-то дом или в город, возвращаясь в сострастие с телом». Поэтому, св. апостолы Петр и Павел воспринимают видения в состоянии экстаза¹⁰³⁵ или исступления. Пред видением славы Господа на Фаворе св. апостолы, были отягчены сном¹⁰³⁶, находились в страхе¹⁰³⁷; во время видения славы Божией св. Петр сказал: хорошо нам здесь быть... не зная, что говорил¹⁰³⁸. По словам преп. Исаака Сирина сподобившийся божественного вдохновения во время видений бывает в состоянии исступления («тело бездыханно ужаснут»), а не просто созерцает вид чего-либо, «зрак или образ возмечтан». В этом состоянии прекращается молитва, движение, скорбь или радость, желание, самообладание, способность к мышлению, к движению представлений согласно сущности ума, а бывает оцепененное удивление, пребывание в своем видении без всякого движения. Откровение, по взгляду св. Исаака Сирина, большею частью означает явление, обнаружение чего-либо тайного и имеет своим предметом познаваемое, испытываемое и постигаемое умом. Видение же бывает иногда в ясных образах, а иногда несколько неясно, так что созерцающий видение не знает – на яву ли видит или во сне: «еже бо приемлет телесными, говорит преп. Исаак Сирин, может паки теми и сказати во стране телес, а еже внутрь себе, во стране Духа ощутительне зрит, или слышит, или ощущает внегда возвращается к телу, не довлеет исповести, вспоминает же точию, яко виде та; како же, – не весть ясно исповести»¹⁰³⁹. По мнению преосвящ. епископа Хрисанфа, в состоянии исступления человек, не лишается сознания, личного чувства и активности: «личное сознание, говорит преосв. Хрисанф, остается неприкосновенным; Дух Божий нисходит и почивает в человеке, но не вселяется в нем до уничтожения личности; Он объемлет человеческий дух¹⁰⁴⁰, облекает его Своею силою¹⁰⁴¹, возбуждает, но не нарушает его нормального состояния, не повергает в бессознательность». Человек во время сновидения не лишается сознания, так и в состоянии экстаза¹⁰⁴² личное чувство остается при нем, сподобившиеся экстатических состояний сознают, что это откровение или видение на яву¹⁰⁴³, высказывают свое мнение¹⁰⁴⁴, ярко и отчетливо помнят его всю жизнь и описывают¹⁰⁴⁵ с мельчайшими подробностями¹⁰⁴⁶.

Сказанное вполне можно приложить и к состоянию св. столпников. Откровения свои они получали в состоянии «восторга» («бысть в восторзе»), т. е. таком состоянии исступления, в котором действия низшей жизни понижаются или отчасти прерываются для того, чтобы сделать возможным лучшее восприятие впечатлений или сообщений из высшего мира. Допустим, что «восторг», или экстаз есть обморочное состояние. Но, ведь, сознание не прерывается, как известно, в обмороке. Внешняя, правда, жизнь здесь на время останавливается; мышление же и чувствование не оказывают себя ничем внешним образом, но мыслящее и чувствующее существо тем не менее сохраняет свою внутреннюю жизнь. Экстаз св. столпников можно определить как заход блестящего солнца здешнего мира, чтобы явились ясные звезды небесной тверди. Что личное чувство во время экстаза не покидало св. столпников, в этом утверждает нас яркое отчетливое воспроизведение того, что получено было ими в экстатическом состоянии. Св. столпники подробно описывают бывшие им видения. Так, св. Дивногорец описал видение рая св. Иоанну игумену¹⁰⁴⁷. Св. Даниил рассказывал о видении столпа преп. Сергию и пр. Св. столпники, находясь в экстатическом состоянии, разговаривали с Богом. Так, в начале столпнических подвигов св. Симеона Дивногорца ему явился Иисус Христос в образе прекрасного отрока; св. Симеон, всем сердцем и любовию к Нему разгореся: позна бо быти Владыку своего и приемши дерзновение рече: Господи, како Тя распята иудеи? Господь же крестообразно руце распростер, рече: сице иудеи Мя распята, обаче Самому Мне распятися изволившу. Ты же мужайся и крепися сраспинаяся Мне по вся дни»¹⁰⁴⁸. Извещенный в откровении о имеющем быть нападении на Антиохию Хозроя, св. Дивногорец молится Богу о том, чтобы Он отвратил Свой праведный гнев и услышал голос Божий: «се вопль грехов града сего взыде пред Мя, гнев же Мой и ярость подвиже на ся: погублю убо той во гресех его, пославши огнь и меч и смерть; той Мя раздражи в нечестиях своих, Аз же предам той в пленение языку неразумну». Об этом видении св. Симеон Дивногорец рассказывал приходившим к нему из Антиохии благоговейным людям и призывал всех к покаянию¹⁰⁴⁹. Как понять беседу св. Симеона с Богом? Это высшая форма откровения, по мнению преосвящ. Хрисанфа, есть всего более духовная и всего менее чувственная или внешняя. Она означала непосредственное знание божественной мысли, непосредственное общение человеческого духа с Духом Божиим¹⁰⁵⁰. Какой же нравственный смысл заключается в подобных откровениях? Так как исходной точкой всех благих действий, пишет преосв. Феофан, благодатного возбуждения служит живое сознание нового божественного порядка, то милосердый Господь различным образом раскрывает пред сознанием обращаемого Свой божественный мир, в котором определено служить человеческому духу; раскрытие этого божественного чина производится двояким образом: а) иногда тот самый порядок весь или в частях видимо, ощутительно, самым делом представляется человеку и б) иногда же дух человека вводится в него и ощущает его внутренне. Так, иногда самый мир небесный и особенно его чин и как-бы основные начала живописуются пред неведущим сознанием в поразительном каком-либо образе, как напр. св. Симеону Дивногорцу представлен был весь мир св. ангелов в противоположность полчищу темных сил¹⁰⁵¹. Иногда дается осязательно ощутить невидимую некоторую силу, среди видимых сил и явлений действующую, но разительно отличную от них и исходящую из иного мира¹⁰⁵².

Затем, мы имели случай заметить, что св. столпники сподоблялись видений в сонном состоянии. В дополнение к приведенным откровениям укажем еще несколько сновидений. Так, св. Иоанн столпник во сне видел «божественную некую силу, имущую в деснице сот медовный и изгнетающую над главою отрока Симеона, и течаше мед от сота по главе его». Монах Пильского монастыря во сне видел «светоносного голубя, дверцами к св. Симеону влетевша и по часе излетевша, и выспрь к небеси паряща»; некоторые из братии того же монастыря видели во сне 3 чертога, а в них 3 престола, на которых лежали 3 венца; на вопрос их – кому эта слава уготована? был ответ: Симеону отроку¹⁰⁵³.

Некоторыми за видениями святых полученными во сне не признается никакого нравственного смысла, а самые видения считаются бредом расстроенного воображения святых, галлюцинациями, т. е. ощущениями, образующимися без внешнего раздражителя. Профессор П. И. Ковалевский говорит, что видения могут вызываться внешней обстановкой, располагающей к мечтательности. «У мечтательных людей, особенно резко выражена образная жизнь. У них главную роль играют образные представления и ощущения. Путем постоянного упражнения образность эта бывает столь велика, что она подавляюще действует на мышление. Область видений – достояние людей суеверных, фанатиков»¹⁰⁵⁴. В книге чудес, в физиологии незримого мира Дебэ, переведенной на русский язык в 1864 г., пишется: «эпидимическое распространение отшельничества есть бич государства. Одним из патологических последствий аскетической жизни, которой посвящали себя монахи и отшельники, было сосредоточение нервной жидкости в одном пункте мозга и происходящие от того видения. Если кажущийся сверхестественным факт не повторяется более, то можно смело ручаться, что это обман и тогда должно отвергнуть его»¹⁰⁵⁵. В виду такого взгляда на видения является необходимость рассмотреть вообще видение с нравственной точки зрения, предпослав ей несколько слов о том, как священное писание вообще относится к явлениям психической жизни человека.

Сны, по учению священного Писания, бывают средством нравственного наставления человека, при непосредственном воздействии в этом случае высшего духовного мира. Совесть, руководящая человеком, может, по учению свящ. писания, получать, так сказать, в подкрепление себя непосредственные божественные указания во время сна человека. Так, Бог являлся ночью во сне Авимелеху угрожающим и увещевающим за Сарру жену Авраама¹⁰⁵⁶ и Лавану¹⁰⁵⁷. Жена Пилата просит своего мужа не делать ничего Праведнику «много бо пострадах днесь во сне Его ради»¹⁰⁵⁸. В книге Иова разсказывается о явлении такого рода с целью показать человеку его греховность и ничтожество: «возглаголет Господь, говорит Елиус, во сне, или в поучении нощнем, или яко егда нападает страх лют на человеки, во дреманиих на ложи: тогда открыет ум человеческий, виденми страха тацеми их устрашит. Да возвратит человека от неправды, тело-же его от падения избави. Пощаде же душу его от смерти, еже не пасти ему на брани»¹⁰⁵⁹. Такие сны останавливают человека на пути его к погибели, заставляют его размыслить о своем поведении и служат, таким образом, одним из бесчисленных предупредительных благодатных средств, доказательством неисчерпаемого милосердия Божия к человеку. Далее, из свящ. писания известны такие сны, в которых Бог открывал людям Свою волю относительно какого-либо обстоятельства и в которых дает им сведения о такого рода будущих событиях, какие не могут быть предвидимы человеком. Таковы сны Навуходоносора, св. Даниила пророка и др. Если такие сновидения посылаются человеку, избранному Богом для возвещения Его воли людям, то они суть пророческие сновидения в собственном смысле. Таким характером и отличались сновидения св. Дивногорца, который пред нашествием на Антиохию Хозроя видел взятие города, слышал вопли и плач жителей, одни из которых были убиваемы, другие – отводимы в плен и др. подробности, в видении же ему было сообщено, что место около столпа будет безопасно¹⁰⁶⁰, а также и св. Симеона I-го о нашествии персов и скифов¹⁰⁶¹. Нравственный смысл сновидений определяется самими же житиями св. столпников. Св. Дивногорец рассказывал о бывшем ему видении некоторым антиохийцам и призывал их к покаянию. Послушавшие его и оставшиеся у его столпа, остались невредимы. Также, персы и скифы совсем уже приготовились на брань, но молитвами св. Симеона были остановлены в своем намерении¹⁰⁶².

Смысл сновидений и видений св. Дивногорца св. столпник Иоанн, после того как рассказал ему св. Симеон о видении им рая, объяснил так: «благословен Бог, о чадо, давый тебе благодать такую». Значит, видения – это та сила благодати Божией, которая укрепляла, с одной стороны св. подвижников в аскетических подвигах¹⁰⁶³, – а с другой – наставляла и вразумляла грешников¹⁰⁶⁴.

Поэтому, сновидения св. столпников служили для них и для общества предостерегающим и руководящим средством в деле нравственного усовершенствования. Опыт показывает, что видения, особенно соединенные с обмороками, глубоко проникают в сердце человека, сильно потрясают его душу и почти всегда сопровождаются решительною переменою жизни. Так, удачная борьба во сне с страшным эфиопом и награждение от ангела драгоценными венцами с обещанием еще больших наград, вызвали св. Андрея на трудное поприще «юродства», а видение Бога в образе царя укрепило его на этом поприще¹⁰⁶⁵. Видение св. Даниилом столпа св. Симеона побудило его избрать подвиг «столпничества»¹⁰⁶⁶. Св. Алипий после бывших ему сновидений стремится в безлюдной пустыне водворить и водворяет «славословие Богу», и сам восходит на столп¹⁰⁶⁷. Св. Никита Переяславский, пораженный видением, сразу изменяет свой образ жизни и принимает подвиг «столпничества».

В самом деле, если созерцательная жизнь св. столпников состояла в самоуглублении, в изучении своей души в её тончайших изгибах, непрестанном исследовании своих помыслов, в постоянной борьбе с греховными движениями души, в молитвенном общении с Богом, если они, при помощи этой работы над собою, делались иногда глубокими психологами, хотя были даже совсем простецами, как это мы видим на примере св. Симеона I-го столпника, бывшего пастухом, то кто же, как не такое лицо, может подать лучший совет в затруднении, исцелить душевные язвы, примирить сомнения, поднять падшего, очистить, успокоить? вот потому некогда и стремился народ толпами к Иоанну Предтече, жившему в пустыне и углубленному только в Бога и в свою душу. Потому-то тысячи духовно страждущих шли в пустыни к св. столпникам, которые щедрою рукою раздавали всем плоды своей созерцательной жизни. Не смотря на то, что св. столпники бежали от людей, ради безмолвия восходили на столпы, однако массы народа стекались отовсюду к спасительным маякам-столпам: «стекахуся вси, читаем в житии св. Симеона I-го¹⁰⁶⁸, не точию близь живущий, но и от стран далеких, имже многие дни путь творити потребно бяше. Инии несуще к нему больныя своя, инии же больным в домех лежащим просяще здравия, инии напастьми и скорбьми одержими, инии же от бесов мучими, и кийждо их не тощ возвращащеся, но приимаше ов цельбу, ов утешение, ов пользу, ов иную кую помощь, и с радостью отхождаху во свояси, прославляюще Бога. И бе у него видети аки реки отвсюду стекающияся различные народы, племена и языки: исмаилите и персы, армены-же и ивери и гомериты, испаны, вританы и италиане»¹⁰⁶⁹. К столпу св. Алипия «собирашеся множество народа мужей и жен, старцев с юнотами¹⁰⁷⁰. К св. Симеону Дивногорцу «от всех стран безчисленное множество народа прихождаху». И иноки, и мирские люди: одни посмотреть на него, другие – послушать его беседы, третьи получить исцеление¹⁰⁷¹. От чего зависело то, что св. столпники привлекали к себе народ? объяснить это можно просто. Как в мире физическом небесные светила притягиваются друг к другу без всякого вещественного посредства, так и в мире духовном каждая духовная личность, даже без видимого действия, – уже одним своим пребыванием на нравственной высоте, поднимает и привлекает к себе все сродное в душах человеческих (напр. покойный отец Иоанн Кронштадтский). Это одно. Затем, св. столпники – созерцатели, обращая внимание на свое сердце, способное обнять любовью всю вселенную и особенно на то, как дорога душа человека в очах Божиих, что она искуплена честной кровью Сына Божия и в обилии снабжена благодатными силами к животу и благочестию, конечно, считали себя призванными к тому, чтобы из своего сердца изливать на всех добро, быть в некотором отношении, позволим себе смелость выразиться, творцом блаженства других. В их любви к ближнему, этому второму их я, заключалась всякая власть, и сила, и истина. Вследствие этой любви и слово св. столпников горело огнем неотразимого убеждения, согревая теплотой умиленное сердце, услышавшее его и чуждое холодного, мертвого нравоучения, оно давало ему мир и счастье. Вот разгадка того, что столпы были окружены народом. Надо полагать, что нравственное величие подвига «столпничества» возвышается участием последователей его в счастье и спасении ближних, от спасения которых зависело и их нравственное благополучие. Каким образом? Ведь, нравственный закон должен быть исполнен в духовном обществе и все повеления этого закона могут быть подведены под одно общее веление, – именно: обязанность, заключающая в себе все обязанности, состоит в посвящении себя, со стороны каждого члена духовного общества, общему благу этого общества, т. е. его счастью, понимая под этим счастьем не преходящие радости, которые могут расходиться с долгом и противоречить ему, но счастливое состояние, присущее тому порядку, выражение которого и есть нравственный закон. Св. столпники, провидя созерцательный образ жизни, служили себе и вместе содействовали нравственному благу общества и духовный закон, таким образом, осуществляли в духовном обществе. Ведь, чрез исполнение духовного закона чрез посвящение себя общему благу и может только осуществиться благо духовного общества. Общим выражением отношений св. столпников к ближним был закон человеколюбия, как мы уже говорили, и этот-то закон красной нитью проходил чрез всю их жизнь.

Признавая в ближних достоинство и права своей собственной природы, св. столпники самоотверженно стремились облегчать себе подобных в их телесных прежде всего нуждах. Когда кто приходил к св. Симеону Дивногорцу «наготствуяй», то он, сняв с себя свою одежду, отдавал тому, а сам стоял нагой; делал он это не только летом, но и зимой «многажды»¹⁰⁷². Св. столпники заботились удовлетворять и духовным нуждам общества. Они входили в состояние и нужды несчастных и давали необходимые жизненные советы. Ко св. Алипию собирались люди «послушати от него полезного словесе и исцелиться от недугов своих душевных же и телесных¹⁰⁷³. Св. Симеон I-й «на всяк день напаяше слышащих сердца рекою учения и всякого пришедшего к нему потребы и прошения послушаше и свары и прения человеческая укрощаще и мир творяше»¹⁰⁷⁴. Св. Симеон Дивногорец по повелению игумена столпника Иоанна поучает братию, и сам игумен в сладость его слушаше. «И бяше юный отрок, замечает житие, старым иноком премудр и полезен учитель»¹⁰⁷⁵. Таким образом, стоя на столпе и подвизаясь на нем, св. столпники привлекали к себе массы народа и выступали в качестве учителей с импровизированной кафедры. Даже один взгляд на отрешенную от всего земного жизнь св. столпников давал чувствовать мирским людям, чего требует от христианина его небесное звание, где его истинное отечество, истинные радости. Живым стремлением к духовному совершенству св. столпники пробуждали беспечность осуетившихся мирскими заботами и показывали, что значит быть истинным христианином. Истинная их христианственность и привлекала к столпам не только простых людей, но и царей, и высших духовных лиц, жаждущих наставления и нравственного утешения. Патриарх антиохийский Домн нарочно из Антиохии прибыл к св. Симеону I-му, который много с ним о пользе души беседовал¹⁰⁷⁶. Император Маркиан (преемник Феодосия) часто посещаше препод. Симеона столпника (I-го) тайно и много от него пользовашеся¹⁰⁷⁷. Богатому запасу духовной опытности св. столпников способствовали: трезвенность их души, постоянная бдительность над собою, борьба с различными искушениями на пути к духовному совершенству; но более всего благодать св. Духа, обильно изливающаяся на усердно работающих Господу, – и отсюда дар сердцеведения, учения и духовного помазания были причиною необыкновенной действенности их наставлений на сердца мирян. Оттого «вси не можаху насытитися, замечает житие св. Симеона I-го столпника, сладкоглаголивые беседы его: уста бо его благодати св. Духа исполнена бяху¹⁰⁷⁸. Св. Даниил «име во устнах своих благодать многу, яко от словес его умилятися послушающим ¹⁰⁷⁹.

Далее, св. столпники почитались мудрецами своего времени, глубокими знатоками предметов религиозных: их мудрость засвидетельствована и прославлена всеми современниками, напр. Феодоритом Кирским¹⁰⁸⁰, Евагрием, Феодоритом чтецом, Космою халдейским священником и др. Императоры: Феодосий, Леон, Маркиан, Лев, Зенон не раз в затруднительных случаях пользовались наставлениями св. столпников; царей и князей и всяких властителей св. Симеон I-й наставлял посредством своих писем и располагал их к страху Божию, к милосердию, любви, к защищению Божией церкви¹⁰⁸¹. Св. Даниил столпник советует императору Льву и патриарху Геннадию «дважды в седмице» совершать соборные молебствия, чтобы избежать наказания Божия, грядущего на город. Император Лев так уважал св. Даниила, что неоднократно посещал его столп, прося благословения св. столпника и наставлений; императорские посещения были исполнены глубокого чувства смирения; «царь совлечеся царского одеяния, читаем в житии св. Даниила и смиренно к нему на столп припаде к святым ногам его, яже видев отекшыя и согнившыя от многого стояния, удивися великому терпению его, и прием благословение с веселием возвратися». В другой раз император Лев посещает св. Даниила после бывшей страшной осенней бури и лично наводит справки о том – не причинила-ли она вреда св. столпнику и приказывает сделать новые железные связи в замен сломавшихся от бури¹⁰⁸². В другой раз он на коленях умоляет со слезами св. Даниила сделать крышу над столпом: «пощади себе, аще не тебе ради, то нашея ради пользы, да не умреши прежде времени и оставиши нас сирых. Он же слезное моление царево видя, попусти создатися покрову не своего ради упокоения, но прилежного ради моления царева¹⁰⁸³. Император Лев «всех от различных земель приходящих к нему послов и великих князей привождаше к столпу св. Даниила, ово самим собою, ово же иными честными. Тии же удивляющеся великому преподобного отца терпению, како зиму и зной днем и нощию претерпевает, умиляхуся душею, и со многою возвращахуся пользою». Губазия, царя Лясарского, импер. Лев, после перемирия с ним, свел к св. Даниилу и, показывая его, сказал: «се есть чудо в царствии моем»; Губазий, подивився терпению св. столпника, не только кланялся св. Даниилу, но и самому столпу и со слезами говорил: «благодарю Тя, Царю небесный, яко пришедша мя к царю земному, сподобил еси видети небесного мужа и его пребывание». Возвратившись домой, он часто вспоминал пред своими подданными св. столпника Даниила и «писания своя к нему посылаше, прося святых его молитв о защищении царства своего». Святость жизни и неподражаемый аскетизм по истине мог удивлять всех приходящих к св. столпникам¹⁰⁸⁴, уважение к которым было так велико, что владетельные особы считали счастьем для своей страны иметь в ней такого подвижника. Так, царица Евдокия¹⁰⁸⁵, посетив св. Даниила, приглашала его поселиться в безмолвных местах её державы, но св. Даниил, похвалив её благое намерение, отказался от предложения и, благословив императрицу, отпустил ее с миром¹⁰⁸⁶. Антиохияне не отдают мощей св. Симеона I-го импер. Льву в Царьград, сказав ему: «они стена и защищение граду¹⁰⁸⁷.

Хотя св. столпники беспрерывно стояли на столпе, удаленном от мирской суеты, но они не были чужды хода мирских событий и интересов, волнующих души их современников. К ним императоры обращаются за благословением и советом пред выступлением в поход. Император Лев, прежде чем выступить на брань против Генсериха, царя вандальского, осадившего г. Александрию, со всем синклитом отправляется к св. Даниилу столпнику и просит его молитв. Св. столпник предсказывает, что Генсерих не только не возьмет Александрии, но не успеет осуществить еще и других предварительных планов «и тощь во своя возвратится». Импер. Зенон Исаврянин¹⁰⁸⁸ тоже идет за благословением к св. Даниилу пред битвой с варварами, опустошавшими Фракию, и св. столпник предсказывает ему успех в битве, воцарение по смерти Льва, изгнание с престола и новое возвращение на царство¹⁰⁸⁹. Св. столпники, способствуя душевному благу верующих, вместе с тем содействовали распространению православия, обличая ереси того времени и разные непорядки церковные. Император Феодосий, по случаю распри, возникшей между Кириллом и Иоанном антиохийским на Ефесском соборе, писал к св. Симеону I-му, как к такому мужу, который один мудростью своих советов и силою молитв может положить конец несогласиям и возстановить мир в церкви. Св. Симеон пишет послание к импер. Феодосию о том, чтобы была возвращена христианам их церковь, отданная иудеям, «наказуя его и страша гневом Божиим, не обинуяся лица царска». Получив послание св. Симеона, Феодосий распорядился возвратить обратно церковь христианам, а эпарха, посоветовавшего отдать ее иудеям, низложил, а к св. столпнику послал моление, «прощения прося, и да молитву о нем сотворит к Богу». Царицу Евдокию, впавшую в евтихианство после смерти мужа¹⁰⁹⁰ св. Симеон «писмены своими увеща, и ко благочестию по четырех летех обрати, яже по обращении своем другия 4 лета в покаянии поживши, блаженные кончины сподобися в Иерусалиме¹⁰⁹¹. Св. Даниил для умиротворения церкви сходит даже с столпа: когда в 476 году Василиск свергнул с императорского престола Зенона, то «нача зело смущати церковь Божию, собор Халкидонский отметая, рассевая же еретическия учения». Собор епископов во главе с патриархом Цареградским Акакием оказывал возможное сопротивление Василиску, «но ничто же успе». Тогда были посланы несколько епископов к св. столпнику Даниилу с просьбою о том, «да сошед с столпа, к ним в царствующий град на помощь церкви воюющей приидет. Преподобный же аще и не хотяше ниже на малое время снити от места своего, обаче нужду церкве видя, к сему же и свыше божественным гласом увещан быв, сниде с столпа, и во град к патриарху и к сущим с ним епископом прииде». Василиск, узнав о прибытии св. столпника, скрылся от него в одно селение, но преподобный последовал за ним, но так как, по причине болезни отекших ног, он идти не мог, то его несли на руках. Василиск не хочет видеться с св. Даниилом, и тот возвращается в город. Василиск является к св. столпнику и на коленях и со слезами просит у него прощения. Св. Даниил разоблачает его лицемерие; «вскоре отъимется от тебя царство; прогневляяй Царя небесного, сокровиществует себе злая многая, смирение твое и умиление притворно есть, одеждою овчею прикровенный волчий нрав, но вскоре узрите всевидящее око Божие и всесильную Его руку, сильных с престола низлагающую». После этого свидания с Василиском св. Даниил опять возвращается на свой столп¹⁰⁹². Св. Симеон Дивногорец пишет письма императорам Юстиниану и Юстину о возникших в то время ересях несториан и самаритан, какие послания читались в 4-м и 5-м заседаниях на VII вселенском соборе¹⁰⁹³. Когда св. Кирилл Туровский подвизался на столпе, в то время на епископских кафедрах явились недостойные пастыри: Леон, епископ сперва ростовский, а потом суздальский и Феодор, епископ ростовский¹⁰⁹⁴. Леон запрещал разрешать пост среды и пятницы в праздники, не исключая даже праздников Рождества Христова и Богоявления; Феодор, напротив, учил, что должно разрешать пост среды и пятницы не только для всех господских праздников, но и для праздников нарочитых святых и в течение всей пятидесятницы. Св. Кирилл восстал против них со всею ревностью: обличал одного, увещавал, умолял и, наконец, проклял другого¹⁰⁹⁵.

Св. столпники были и миссионерами. Про св. Симеона говорится: «не подобает же и сего умолчати, яко преподобный отец наш Симеон, аки свеща на свещнице на столпе стоя, свет миру явися, просвещая потемненные идолобесием языки и наставляя их к свету познания истинного Бога. Слава дивной в нем Божией благодати, сице действующей, яко на едином стоя месте, многие к вере приведе, аки бы кто проходил вселенную уча и проповедуя. Добродетельного бо жития своего, и сладкоглаголивого учения лучи, якоже солнце испущаше, и окрестные страны просвещаше, понеже ту бе видети Иверов, персов и арменов божественное приемлющих крещение: исмаилитов же полками приходящих, по двесте, по триста, иногда и по тысящи, иже с криком заблуждения отец своих отвергахуся, и яже от древних лет почитаху идолы, кланяющеся им, ту приносяще при столпе сокрушаху, и ногами попираху, приемлюще закон от медоточивого оного языка: и божественных тайн сподобляющеся возвращахуся с радостию велиею, светом разума святого евангелия просвещени¹⁰⁹⁶. Св. столпники, значит, были великими благодетелями человечества, отрадными светилами, разливавшими теплоту, жизнь и радость вокруг себя. Оттого многие из приходивших к ним не хотели отойти от них и, оставляя свои дома и имения, поселялись при столпах для того, чтобы непрестанно наслаждаться лицезрением св. столпников и поучаться их беседами. Столпы, поэтому, являлись центрами, где сосредоточивалась религиозная жизнь. Возле каждого св. столпника мало по малу возникали обители и устроились монастыри. Объединяясь в братские общины с целью молиться и трудиться для своего спасения в братском единодушии, при взаимной друг другу помощи, при поощрении и утешении в подвигах духовных со стороны св. столпников, эти подвижники при столпах разливали свой подвижнический дух по окрестностям, привлекая к себе массы народа. Вот что читаем в житии св. Симеона I-го: «мнози учением его наставляеми, оставляху вся земная, и аки пернаты возвышахуся горе, овы в монастыри, овы же в пустыни отходяще, инии при нем жити хотяще»¹⁰⁹⁷. Некоторые жити при столпе св. Алипия изволяху¹⁰⁹⁸. Так как около столпов организовывались общины, то св. столпники заботились об объединении членов общины путем построения монастырей с церквами. У столпа св. Симеона «создаша людие церковь крестообразну, зело красну и монастырь велик устроиша»¹⁰⁹⁹. На Дивной горе создан был тоже монастырь с церковью, устроенною руками исцеленных¹¹⁰⁰. Император Лев по желанию св. Даниила строит церковь во имя св. Симеона столпника, на север от столпа Даниилова, куда с честию переносит часть мощей св. Симеона, «о чесом св. Даниил зело радовашеся и довольное к народу слово простре на то пренесение»: воздвигает также при церкви и странноприимницу¹¹⁰¹. Св. Алипий столпник располагает знакомых своих граждан и соседних жителей к построению храма в честь св. великомученицы Евфимии на месте эллинских гробов и «освященней ей бывшей, начата приходити от града людие на славословие Божие, и слышати полезная святого поучения, инии же и жити при ней изволяху». В виду громадного стечения народа к своему столпу св. Алипий построил по ту и другую сторону столпа два монастыря – мужской и женский и «сам посреде на столпе, аки свеща на свещнице стоя, оба монастыря и учением и образом ангельского жития своего просвещаше, и молитвами своими защищаше, и законы им и уставы иноческого жития подаваше, повелевающе им блюсти себе опасно от бесовских козней: наипаче же заповедаше женам, да не видены будут мужескими очесы никогдаже¹¹⁰². Может возникать недоумение относительно близости монастырей мужского и женского. Оно устраняется обычаем тогдашнего христианского востока, по которому женские обители располагались по соседству с мужскими, на небольшом расстоянии. Управляясь самостоятельно в своей внутренней жизни, они пользовались от мужских монастырей только руководством опытных в духовной жизни старцев, назначавшихся обыкновенно на это дело настоятелями мужских обителей по просьбе настоятельниц обителей женских, или же лицами, близкими к монастырю¹¹⁰³. Близ этих монастырей часто жили благочестивые лица того и другого пола, иногда с целыми семействами. Они не принадлежали обыкновенно ни к одной обители, а жили своею самостоятельною жизнью, посвящая себя молитвам, воздержанию и целомудрию. Они также поселялись вблизи обителей для того, чтобы пользоваться уроками духовной опытности подвижников¹¹⁰⁴. Св. столпники отчасти управляли монастырями сами, как сейчас мы видели из жития св. Алипия, или поручали близким себе; напр., тот-же св. Алипий столпник после того, как постриг свою мать диакониссу в инокини, поручил ей управление женским монастырем при столпе¹¹⁰⁵.

Смирение и кротость являются характеристическими чертами жизни св. столпников, как в отношении к себе, так и к ближним. Все их слова и поступки ознаменованы глубоким уничижением. Св. Симеон I-й, уважая всякого без исключения, называл себя не иначе как презренным и отверженным монахом, псом смердящим¹¹⁰⁶. Мудрость своих советов всегда старался прикрывать какою-то особенной простотой и скромностью и сам внимал советам других (напр.. когда велели ему снять цепь с ноги, которою он приковался к горе, в виду того, что надобно связывать волю, то он со смирением исполнил приказание и с любовью послушал поучение о связывании воли). Бесчисленные и многоразличные исцеления, совершаемые св. столпниками, они относили единственно к благодати Божией, запрещая исцеленным говорить про них; «наказываше преп. Симеон (I-й), егда кого исцели, глаголя: прославляй Бога, исцелившего тя, и никакоже дерзни рещи, яко Симеон тя исцели, да не горше ти, что будет»¹¹⁰⁷. Св. Даниил «силу чудотворения не своей добродетели причиташе, но молитвам св. Симеона: ибо приходящих к себе больных отсылаше в церковь Симеонозу к св. его мощам»¹¹⁰⁸. Св. Симеон. сознавая непрестанно свою виновность и недостоинство пред Богом, обыкновенно поручал себя молитвам других просиявших подвигами и добродетелями¹¹⁰⁹. Он без ропота принял несправедливое отлучение его от монашеского общества и без всякого прекословия повиновался требованию Сирийских посланников, повелевавших ему сойти со столпа¹¹¹⁰. Св. Даниил по приказанию Геласия¹¹¹¹ сходит с столпа и снова возвращается на него по просьбе того же Геласия¹¹¹². Никакие клеветы и оскорбления не могли возбудить в св. столпниках негодования. Св. Симеона I-го обвиняли в тщеславии¹¹¹³; местные клирики клевещут на св. Даниила цареградскому патриарху Анатолию, называя его чародеем, лицемером, льстецом, волшебником и просят изгнать св. Даниила из той местности¹¹¹⁴. Патриарх Геннадий хотел казнить св. Даниила за столпостояние¹¹¹⁵. Некоторые из еретиков, которых, вероятно, обличал св. Даниил, подкупают блудницу Вассиану и распускают молву о блудодействе с нею св. столпника¹¹¹⁶. Некто публично ругает св. Даниила и, показывая народу печеную рыбу, с насмешкою говорит: «вот что ест ваш постник»¹¹¹⁷. Братия Пильского монастыря, где подвизался на столпе св. Симеон Дивногорец, ненавидит его, и когда случилось с св. Симеоном диавольское навождение (плотская брань), то они злорадостно говорили: «где ныне есть пощение его, человеческие силы превосходящее; где подвиги его; где чудотворения; да поможет ныне сам себе»¹¹¹⁸. Св. столпники обид не помнили, молились за своих врагов и исцеляли клеветников. Св. Даниил наказанного клеветника (показывавшего рыбу) беснованием исцеляет своею молитвою, «не памятозлобствуя, ни воздая досаждения за досаждение¹¹¹⁹. Жесточайший враг св. Даниила Геласий становится чрез кротость св. столпника почитателем его и пред царем (Львом) прославляет его добродетели¹¹²⁰. Св. Даниил исцеляет блудницу Вассиану от беснования, несмотря на то, что она оклеветала его в блуде с нею по наущению еретиков¹¹²¹. Словом, св. Даниил, по замечанию его жития, бе милостив и незлобив нравом, добро творя ненавидящим его¹¹²². Св. Дивногорец исцеляет пастуха, который хотел убить его¹¹²³. Ради смирения св. столпники отказывались от всякого начальствования, даже от пресвитерства. Св. Даниил, несмотря на усиленные просьбы братии отказывается от игуменства и уходит в затвор¹¹²⁴. Св. Дивногорец, долго отказывавшийся от пресвитерства, только 33-х лет соглашается принять священство от Дионисия, епископа Селевкийского¹¹²⁵. Самое восхождение на столпы носило характер смирения. Св. Даниил, «да не увесть о нем никтоже», ночью уходит из затвора и восходит на столп¹¹²⁶. Св. Дивногорец тоже тайно удаляется на Дивную гору¹¹²⁷. Смирение, кротость, послушание, любовь св. столпники считали главными добродетелями инока. Это ясно засвидетельствовано некоторыми из них в их предсмертных завещаниях. Вот что написал св. Даниил своим ученикам, повелев прочитать этот завет всем инокам: «гоните смирение, служите послушанию, любите странноприимство, пост, бдение, нищету, и яже первая и большая есть заповедь любовь; та, яже благочестию суть прилична, право держите, еретических плевел блюдитеся, матери же вашея св. церкви нимало же отлучайтеся: и аще та вся сотворите, будете добродетелию совершени¹¹²⁸ «Хощу, завещал пред смертию св. столпник Иоанн, да вси будут подражатели св. Симеона (Дивногорца) в пламенносердечной его любви к Богу»¹¹²⁹. Св. Савва Вишерский пред смертью завещал ученикам своим быть смиренными, а насколько он сам был смирен можно заключать из следующей его предсмертной просьбы к ученикам: «егда от тела душа моя разлучится, да не коея же чести мя сподобите, но тако: просто по земли влекуще до гроба, земли предадите»¹¹³⁰.

Пророчества св. столпников направлены были к тому, чтобы путем предсказания бедствий обратить к покаянию и исправлению нерадивых. Так св. Симеон I-й предсказывал голод, засухи, нападения врагов и призывал народ к покаянию, и сам многими слезами и непрестанной мольбою умилостивлял Бога¹¹³¹. Св. Симеон Дивногорец увещает антиохийцев принести раскаяние в грехах в виду нашествия Хозроя, и сам молится об избавлении города¹¹³² и пр. и пр. Точно также для возбуждения грешников направлены были и все чудеса св. столпников. Ведь, и Иисус Христос Свою любовь к человеческому роду излил в благодетельных чудесах, и людей привлекал к Себе чудесным благодетельствованием несчастным, так что большая часть Его первых последователей были люди, освобожденные Им от неисцельных болезней и мучительства бесов; и, посылая учеников Своих на проповедь, заповедал им: «болящие исцеляйте, прокаженные очищайте, мертвые воскрешайте, бесы изгоняйте»¹¹³³, и этим то путем в короткое время привлечены к Христу многие тысячи последователей. Этот путь к возбуждению грешников наиболее свойствен Промыслу Божию, Который свое божественное действие проявляет и чрез святых рабов Божиих. Св. столпники своими чудотворениями восстановляли человека в его истинном достоинстве, освобождая от грехов или приводили путем их к истинной вере. Исцеленная св. Даниилом блудница Вассиана переменяет образ жизни. Св. Симеон прежде чем исцелить расслабленного сарацина наставляет его в вере и спрашивает: «отрицавши ли ся злочестия отец твоих; он же рече: отрицаюся. И паки; веруеши ли во Отца и Сына и Святого Духа; он же исповеда, яко верует несумненно. Тогда рече святый: востани»¹¹³⁴. Пред исцелением одного бесноватого св. Даниил утверждает в вере его отца: «аще веруеши, яко Господь мой Иисус Христос исцелит сына твоего мною, то по вере твоей буди тебе»¹¹³⁵. Св. Никита Переяславский «всем приходящим к нему пользы ради исцеление подаваше»¹¹³⁶. Св. Симеон Дивногорец со слезами молится Богу о том, чтобы Он помиловал людей Своих и отвратил бы от них смертные болезни, посылаемые им в наказания; «и бысть к нему глас глаголющ от Господа: почто болиши сердцем о людех сих; еда ли ты более их любиши, неже Аз; по понеже умножишася беззакония их, потребно убо им есть и наказание: обаче да не опечалю тебя, даю тебе власть исцеляти всякия в них недуги»¹¹³⁷.

Значит, исцеление болезней телесных служило предуказанием исцеления души и из житий св. столпников видно, что исцеленные оставляли прежний образ жизни, переменяя его на хороший. Так, напр. блудница Вассиана исправила свою жизнь. Конюх Иордан императора Льва оставил арианство¹¹³⁸, благодаря увещаниям св. Даниила. Разбойник Ионафан переменяет образ жизни и становится праведником чрез увещание Симеона¹¹³⁹. По учению священного писания все болезни обязаны своим происхождением греху и исцеляющие от болезней тем самым врачевали от грехов.

Таким образом, основу всей нравственной деятельности св. столпников в отношении к ближним составляла любовь, проникавшая, как можно видеть из представленного обзора общественной деятельности св. столпников, во все мельчайшие оттенки их отношений к ближним. Она являлась у них чувством благорасположения, участия, снисхождения ко всякому человеку, истекающим из мысли, что все люди суть творения Божии и братья во Христе. Любовь возбуждала в св. столпниках самое искреннее, горячее желание выполнить высокие и святые правила, предписываемые евангелием. И вот это-то обстоятельство и было причиною того, что около св. столпников собирались люди разных званий и состояний, объединявшиеся здесь взаимною любовью.

«Столпничество» с первых дней своего существования подверглось нападениям со стороны своих противников. Этот великий подвиг был объясняем, как проявление духа гордости, как желание восходящих на столпы отличиться странностью, приобресть славу необыкновенных подвижников и привлечь к себе массу поклонников. Так думали некоторые из современников первого столпника св. Симеона, услышавшие в первый раз о его необыкновенной жизни. Египетские монахи, узнав о столпостоянии сирийского подвижника св. Симеона, сначала чрезвычайно раздражены были этою новостью, объясняя ее гордостью. «Зачем, говорили они, Симеон не хочет идти обыкновенным путем отцов, но выдумывает новый, неслыханный образ жизни?» и послали к нему отлучительную грамоту. Но после эти же самые монахи, узнав подробнее и вернее о жизни св. Симеона, сознались в своей ошибке и приняли его в свое общество. Подобным образом и сирийские иноки, удивленные и недовольные необычайными подвигами св. Симеона, от лица своего собора отправили нарочитое посольство для того, чтобы исследовать образ жизни св. Симеона и узнать его побуждения к столпостоянию. Посланные, посмотрев на жизнь св. Симеона и убедившись в его кротости и смирении, прославили Бога и призывали благодать его на утверждение праведника в новом и великом подвиге¹¹⁴⁰.

В настоящее время тоже не новость слышать подобные мнения относительно «столпничества». Между тем очень легко заметить – какую несообразность между побуждением и действием допускают в своем объяснении те, которые началом «столпничества» считают гордость. Для произведения необычайных и великих подвигов нужно иметь сильное побуждение. Но добровольно отказаться от всех удобств жизни, подвергать тело свое необычайным изнурениям, страдать в продолжении десятков лет, только из за одного гордого желания обратить на себя взоры людей и заставить говорить о себе, как о великом подвижнике, – совершенно невероятно. Против голоса природы и чувства самосохранения не устоит голос какой-то странной и непонятной гордости, которую хотят видеть в св. столпниках. Человек, действующий по внушению гордости, жертвует иногда многим для достижения своих целей, но его жертвы кратковременны и никогда не могут простираться до такого удивительного самоотвержения, какому подвергали себя св. столпники. Гордец бережет себя, стараясь достигать своих целей посредством других. Притом, характер человека обнаруживается в его деятельности. Но что мы видели в жизни св. столпников? образцы смирения, кротости, послушания, с которыми мы уже познакомились в предыдущем отделе.

Затем, объясняют столпническую жизнь фанатизмом. Такого взгляда держится Гиббон († 1794 г.). Вот что пишет он в своей «истории упадка и разрушения римской империи»¹¹⁴¹: «отшельники давали полную волю своему фанатизму. Между ними самые благочестивые или самые честолюбивые отказывались от матерей так же, как они отказывались от света. Они жили отдельно от монастырей, и одобрение и соревнование служили им стимулом для сумасбродных подвигов покаяния. Они изнемогали под тяжестью крестов и цепей и сковывали свои исхудалые члены кольцами. Они презрительно отвергали заботу об одежде. Высшее достоинство пустынников заключалось в том, чтобы провести несколько дней без пищи, несколько ночей без сна, и особенную славу приобретал тот человек, – если дозволено будет так злоупотреблять этим именем, – которому приходилось держать себя в самой неудобной позе и выносить все перемены погоды. Между этими героями монашества имя. и гений Симеона столпника приобрели бессмертие, благодаря оригинальной его выдумке совершать покаяние в воздушном пространстве. Привычка и упражнение научили его держаться на столпе без опасения свалиться и без головокружения и попеременно становиться в различные благочестивые позы. Иногда он молился с сложенными крестом руками; но всего чаще он сгибал свой тощий скелет так, что голова почти касалась ног, а любознательный зритель, насчитавший 1244 таких поклона, отказывался от счета, которому не предвиделось конца. Язва, образовавшаяся на бедре, сократила его жизнь, но не прекращала его святых подвигов, и терпеливый отшельник испустил дух, не сходя с своего столпа. Монарх, который вздумал бы кого-нибудь осудить на такую пытку, прослыл бы за тирана, но и власть тирана не была-бы в состоянии принудить жертву своей жестокости долго вести такую ужасную жизнь. Это добровольное мученичество должно было мало-по-малу довести и тело и душу до бесчувственности и нет возможности допустить, чтобы фанатик, терзавший самого себя, мог питать сострадание к другим. Жестокосердая бесчувственность была отличительной чертой монахов во все века и во всех странах; их суровое бессердечие, редко смягчавшееся под влиянием личной дружбы, усиливалось от религиозной ненависти. Монашеская святость, возбуждающая в философе лишь презрение и сожаление, служила предметом глубокого уважения и едва ли не обожания для монахов и народов. Толпы пилигримов, приходившие из Галлии и из Индии, преклонялись перед божественным столпом Симеона; племена сарацинов с оружием в руках одно у другого оспаривали честь его благословения; царицы Персии и Аравии с признательностью отдавали должную дань его сверхъестественным добродетелям, а младший Феодосий обращался к св. столпнику за советами в самых важных церковных и государственных делах. Его смертные останки были перенесены с торжественной процессией патриархом, главным начальником восточных армий, 6-ю епископами, 21-м графом или трибуном и 6.000 солдат с горы Таланиссы в Антиохию, которая его мощи считала за самое почетное из своих украшений и за самый надежный оплот своей безопасности»¹¹⁴².

Смотреть на св. столпников, как на фанатиков, может только тот, кто не знает хорошо их жизни и характера или не имеет надлежащего понятия о фанатизме. Что такое фанатизм? фанатизм есть такое состояние, в котором человек, обольщенный какою-либо идеей, безотчетно стремится к осуществлению своей идеи. Поэтому, фанатизм в своем начале показывает недостаток благоразумия и верного взгляда на предметы, в своем действии всегда соединен с жестокостью, которая большею частью обращена бывает на других. Справедливо замечает Гиббон, относящий св. столпников к фанатикам, что фанатики не имеют и не могут иметь сочувствия к другим и, презирая всех, сами делаются презренными в глазах других¹¹⁴³. Наконец, фанатизм, если он не охладевает и не проходит со временем, в своем следствии бывает гибелен: человек не может долго держаться в неестественном положении, – он необходимо падает, увлекая за собою и других, им обольщенных. Ни одного из этих признаков фанатизма мы не заметили в св. столпниках. Во первых, их нельзя упрекнуть в отсутствии мудрости и верного познания предметов, особенно религиозных, иначе надобно несправедливо предположить крайнюю степень невежества в их современниках, считавших св. столпников мудрецами. Во вторых, ни в характере, ни в действиях их не видно суровости и жестокости; сострадательность, снисходительность, ласковость ко всем и т. п. отличали жизнь св. столпников, как об этом подробно сказано в VII главе. И, наконец, в третьих, следствия столпнической жизни были спасительны, как для самих св. столпников, так и для народа. Оставаясь верными своим правилам и достигая высоких своих целей, св. столпники были примером добродетели для всех и причиною спасения многих, о чем сказано в VII главе, а поэтому заслужили всеобщее уважение от современников, прославлены и до сих пор прославляются всею православною церковью.

Таким образом, не гордость и не фанатизм были побудительными причинами и началом столпнической жизни. Отчасти эти причины указаны в I-й главе. В дополнение к ним можно сказать еще следующее. Дух и направление монашества IV и V вв. способствовали появлению «столпничества». Ревность в умерщвлении плоти, как бы в замен мученичества, была необыкновенная. Старцы и настоятели подавали пример самоотвержения своим ученикам, ученики старались превзойти учителей. При таком аскетическом духе, при таком религиозном героизме пустынников, вполне можно было ожидать великих и необычайных подвижников. И вот среди пустынь, как цвет подвижничества, является «столпничество», засвидетельствованное современниками не как вымысел ума человеческого, а как дело божественное. Далее, вникая в состояние и дух христианства в IV и V вв. и следя за действиями св. столпников, можно усматривать особенную цель промысла Божия, воздвигавшего таких необычайных подвижников. Дух благочестия и ревности, отличавший первенствующих христиан, с VI-го века видимо стал ослабевать. Религия христианская сделалась предметом гибельных споров и распрей; появились ереси, волновавшие христиан, вооружавшие их друг против друга и подававшие язычникам случай к уничтожению веры христианской. По мере того, как в обществе разливалось нечестие, движимые Духом Божиим пустынники усугубляли свои подвиги и господствующему духу времени, обращенному к гибельным спорам и распрям о вере, противоставили истинный дух христианства. Но их жизнь была заметна и назидательна только для немногих. И вот, вызванный промыслом Божиим из среды сирийских пустынников св. Симеон восходит на столп «к созиданию себе и тех»¹¹⁴⁴. Новый и дивный образ жизни св. Симеона возбуждает всеобщее внимание к нему и удивление. Из отдаленных стран христиане и язычники идут к нему. Конечно, не все приходили к нему с набожным чувством; многие шли из одного любопытства, некоторые – даже с злым намерением поругаться над праведником. Но высокая святость столпника, благодать Божия, сиявшая в нем, его сила чудодейственная, простые речи и т. п. возбуждали благоговение и производили необыкновенное действие. Еретики отрицались от своих мудрований, язычники разбивали при столпе своих идолов, и все невольно умилялись, славя Бога. Дух благочестия, обитавший в св. Симеоне, переходил на всех окружавших его, так что закоренелые злодеи делались праведниками¹¹⁴⁵, подобно тому, как некогда приходившие к св. пророку Самуилу с намерением взять его, сами становились пророками¹¹⁴⁶.

Называют, потом, «столпничество» бесплодным отчуждением от трудов и удобств общественной жизни и сравнивают подвиги св. столпников с самоистязаниями индийских факиров¹¹⁴⁷.

Причина таких отзывов заключается в незнании истинного значения христианского подвижничества, которое есть совершенное и решительное устремление духа, руководимого благодатью Божией, к Богу и миру духовному, с отчуждением от всего мира земного. Деятельность этих искателей высшего христианского совершенства состоит в искоренении в себе всех остатков греха, в молитве, объемлющей весь мир любовью и в ходатайстве за спасение всех людей.

Сравнение св. столпников с факирами неосновательно. Если и есть между ними сходство, то оно только внешнее. Факиры – нищенствующие дервиши на востоке (в Индии), которые налагают на себя всевозможные истязания. Одни из них без движений остаются на одном месте долгое время, иногда несколько лет. Другие сидят неподвижно на корточках. Иные лежат на земле и походят на трупы, закапывают себя по шею в землю и в таком положении остаются в продолжении целого праздника, ярмарки или даже в течение месяцев и лет. Затем, факиры держат одну руку вверх, как-бы для молитвы. Также можно видеть факира, привешенного за ноги к дереву, который в этом положении остается целый день, перебирая четки, причем лицо его не изменяется, и разговор свободен и пр. и пр. Подобные самоистязания факиров вытекают из того общего воззрения индийцев, что жизнь есть бедствие, полна горести, страдания. Жить и страдать – для индийца понятия тождественные. Жизнь есть печальная драма, в которой совершает игру свою Вечный; она сама в себе есть источник зла и мучений. Мир только мечта. Все тщетно, все ничтожно в этом круговороте бытия. Дни смертного исчезают, как дрожащая капля воды на лотосовом листе, как влага, иссушаемая солнечным жаром. «Я, ты, весь мир и все в мире будет поглощено всесокрушающим временем». Глубоко скорбную песнь влагает Магабарата в уста брамина, постигнутого несчастием. «Жизнь есть только страдание; кто живет, тот не может не страдать». Такова мысль о жизни, проникающая собою все мировоззрение индийца. В этих жалобах на жизнь высказывается не просто скорбное чувство, вызываемое её скоротечностью, а убеждение во внутреннем ничтожестве жизни, т. е. в том, что жизнь, по самому своему существу, ничтожна, что бытие само в себе есть уже несовершенство, зло. Вот почему мудрый смотрит на мир, как на зрелище фокусника, видит в нем обольщение¹¹⁴⁸. Отсюда и становятся понятными все самоистязания индийских факиров. Напротив, в христианстве человек не представляется существом, каждый шаг которого есть страдание, пленником, которому нет никакой надежды на спасение, а существом, властно отражающим все препоны и препятствия на пути к совершенству; зная, что настоящая жизнь есть суета, а вечность есть покой и блаженство без меры и без конца, человек – христианин путем беспрерывных и напряженных усилий защищает свою благородную природу от нападений низшей, не боится смерти и скорбей, так как во Христе смерть и скорбь побеждены. С такими именно взглядами на жизнь св. столпники и выступали на подвиг умерщвления греха.

Говорят, что подвиг «столпничества» несообразен с природою человека. Несообразность может представляться или потому, что неверно смотрят на природу, человека, т. е. или слишком низко или слишком высоко или потому, что о «столпничестве» судят по своим силам.

Смотрят на природу человека очень низко, потому что человека представляют чисто животным. Жить сообразно с природою человека, по такому взгляду, значит тоже, что следовать естественному стремлению и требованию природы. Но человек тогда то и живет противоестественно, делается из человека животным, когда слепо повинуется влечению животной природы. Главную часть существа человека, отличающую его от животных и делающую его человеком, составляет разум, который по самой природе и своему назначению должен господствовать в человеке. Поэтому, тогда только человек и живет сообразно с своею природою, когда его разум, подчиняя духу плоть, свободно действует в исполнении законов, указанных священным писанием. Этого и достигали св. столпники, умерщвляя свою плоть на столпах.

Смотрят на природу человека слишком высоко, так как представляют его не таким, каков он на самом деле, то каков по идее и каким он действительно был до падения, когда духовная природа и плотская, составляя самую тесную связь между собою, действовали гармонически. Тогда для достижения высшей святости требовалось только послушание воле Божией. Теперь, когда действием греха обе природы в человеке расстроились гармония в них нарушена, когда плоть похотствует на дух, дух же на плоть¹¹⁴⁹, теперь умерщвление плоти необходимо для жизни духа, теперь, по словам Иисуса Христа, «Царствие Божие нудится и нуждницы восхищают е», надобно восходить туда тесным путем, и те, которые идут широким путем, неминуемо влекутся в пагубу. Кто хочет достигнуть святости, тот естественно должен нести крест самоотвержения, распинания плоти с её страстями и похотями. При таком взгляде на человеческую природу «столпничество» не должно представляться неестественным.

«Столпничество» представляется несообразным с человеческою природою потому, что о нем судят по своим силам. Но те, которым «столпничество» представляется превышающим человеческие силы, может быть еще не испытывали своих собственных сил, не вступали никогда ни в какой подвиг, а потому и не знают своих сил. Самое обыкновенное дело кажется нам трудным, а иногда невозможным, пока мы только смотрим на него, но когда приступим к исполнению его, то дело становится легким и удобоисполнимым. Мы не в состоянии определить сил нашего духа, но знаем, что они велики или малы, и от постоянного упражнения могут увеличиваться и развиваться до бесконечности. «Вся могу о укрепляющем мя Иисусе», говорит св. апостол Павел. Действительно, человек, при помощи благодати Божией, все может сделать из себя, может стать выше своей природы. Нельзя судить о силах других по своим силам. То, что для одного кажется невозможным, удобоисполнимо для другого. Тяжесть, которая непосильна младенцу, легко поднимается взрослым; но из того, что известная тяжесть непосильна младенцу и, следовательно, несообразна с его природою, не следует заключать, что эта тяжесть превышает вообще силы человека. Между тем, именно так рассуждают те, которые «столпничество» считают неестественным и несообразным с человеческою природою только потому, что этот подвиг чрезвычайно труден и для многих невозможен. Называют столпнический аскетизм медленным убийством. Это не верно. Св. столпники не возлагали на себя непосильного с своею природою, так что непомерные подвиги их на столпах не только не сокращали жизни св. столпников, но, казалось, еще продолжали ее; они, при всех изнурениях своей плоти, достигали глубокой старости: св. Симеон I жил 103 г., стоял на столпе 80 лет; св. Даниил – 83, стоял на столпе 33 года; св. Алипий Адрианопольский – 117 лет, стоял на столпе 53 г.; св. Симеон Дивногорец – 85 лет, стоял на столпе около 70 лет; св. Феодосий стоял на столпе 50 лет; св. Лука новый столпник стоял 45 лет. В чем – тайна их долголетия, какия причины его? в благочестии, которое весьма много способствует благосостоянию самого здоровья. Ведь, благочестие главным образом состоит из чистого сыновнего страха к Богу и из сыновней любви к Нему. Этот чистый страх, или трепетное благоговение составляет как бы духовную прохладу, а любовь – горячесть духа. Из соединения и взаимного срастворения их образуется как бы благорастворение воздуха внутренней жизни человека, благотворное для души и здоровья тела, подобное весеннему времени во внешней природе, чуждому и большого холода и сильного жара. Такое настроение, или состояние души, в существе и основании своем уже молитвенное, дает правильное биение сердцу и такое же течение самой крови человека, которая под этим благотворным влиянием духа, очищается, живится и разливает здоровье во всем телесном составе человека. А главное – благочестие привлекает Божию благодать, укрепляющую и немощная врачующую. Это одна причина долговечности св. столпников. Другая – заключается в следующем: жизнь их была проста и сурова. Строгие постники, они отказываются от всяких и раздражающих явств и питий, какова, напр., мясо, вино, а употребляют пищу растительную и воду. Далее, жизнь свою св. столпники проводят в деятельности, предпринимая самые разнообразные подвижнические труды, особенно в начале, когда проходили разные виды послушания. Это сообщало телу их крепость – условие долговечности.

Потом, св. столпники обрекают себя на всевозможные лишения и нужды, не щадят себя, не берегут своего тела от разных неприятных и вредных влияний, ощущений, напр. сильного холода и жара, голода и жажды, и тело их привыкало ко всему этому, закалялось, так сказать, и могло выдерживать несравненно более, чем тело людей изнеженных; самое целомудрие св. столпников могло служить источником укрепления и жизненности для их тела, истощаемого постом и тяжкими подвигами. А если бы даже такие великие подвиги и действительно сокращали жизнь св. столпников, то и тогда какое бы мы имели право называть это убийством? в угождение ли прихотям людей, по воле ли своих страстей св. столпники умерщвляли свою плоть? нет, Они делали это для искоренения своих страстей, для очищения и возвышения своего духа, для того, чтобы достойно приготовить бессмертное свое существо к вечному соединению с Богом, привести его к берегу и краю желаний.

Наконец, говорят, что «столпничество» противно духу веры Христовой, оно не заповедуется св. Писанием. Но для того, кто знаком с учением христианским, «столпничество» не покажется противным его духу. Учение христианское требует от христианина подвигов самоотвержения¹¹⁵⁰, а отличительным признаком истинных христиан служит именно умерщвление плоти. Но как именно распинать плоть свою и совлекаться ветхого человека – это предоставляется свободе и благоразумию каждого. Закон Христов, определяя отношения человека к Богу и ближним, многое предоставляет свободе христианина. «Кийждо своею мыслию да извествуется», – вот правило, каким христианин должен руководиться в принаровлении общих евангельских законов к частным случаям и обстоятельствам своей жизни, а следовательно, и в способе умерщвления своей плоти. Поэтому, неосновательно искать в учении веры христианской ясных предписаний о «столпничестве» и, не находя их, признавать его несогласным с духом веры. «Столпничество» – это своего рода совокупность добровольных обетов служащих давшим их важным пособием к духовному совершенству, расширяющих и возвышающих поприще духовного усовершенствования, так как они (обеты) побуждали св. столпников приносить Богу в дар то, что могло-бы быть и не принесено и требовали уже от них больших и постоянных усилий в совершении добродетелей и подвигов, с одной стороны, предостерегая их от совращения с пути богоугождения, а с другой – сообщая чистоту сердцу. Это возводит «столпничество» на почву законности и сообразности с учением Христовым, которое, правда прямых указаний на обеты не дает, а делает, так сказать, благочестивые предложения, напр. нестяжания¹¹⁵¹, девства¹¹⁵² и с апостольским, которое основные правила, необходимые к исполнению, называет повелениями, а руководственные указания свободных и особенных подвигов благочестия именует советами¹¹⁵³. Вообще же надо сказать, что о многом, относящемся к существу веры и жизни христианской, не сказано прямо и подробно в слове Божием, как об этом не раз замечается в св. Писании¹¹⁵⁴.

Св. столпники не представляли из себя каких-либо замкнутых аскетов, всецело занятых самими собой и не имевших ничего общего с другими. Отчасти мы уже познакомились об их общении с ближними, а теперь коснемся вопроса о руководительстве в духовной жизни, которым св. столпники весьма дорожили и о том нравственном общении, в каком они находились с другими подвижниками. Руководителями их, во-первых, был Сам Господь, дававший наставления, напр., св. Дивногорцу о сораспятии Ему, во вторых, игумены монастырей, где св. столпники начинали свою подвижническую жизнь и, в третьих, лица, посылаемые Богом, разъяснявшие св. столпникам смысл благодатной жизни. В этом уверяет нас послание св. Исаака Сирина к св. Симеону Дивногорцу. Оно имеет то еще значение, что в отрывках сохраняет в себе те вопросы жизни, какими занимался св. столпник-созерцатель. Послания св. столпника к преп. Исааку Сирину не сохранились, и потому послание Исааково весьма драгоценно. Может быть и другие св. столпники находились в переписке с опытными подвижниками, но об этом в житиях их не упоминается, и потому нам остается довольствоваться только одним посланием св. Исаака Сирина к св. Симеону столпнику с тем, чтобы познакомиться с аскетическим мировоззрением св. столпника Симеона, вероятно, разделяемым и другими св. столпниками¹¹⁵⁵. Вот его изложение¹¹⁵⁶. Получив послание от св. столпника, св. Исаак Сирин пишет ответное послание, в котором прежде всего поражается тою любовью, какую оказывает св. столпник к нему и тем предупредительным вниманием, какое св. столпник являет св. Исааку, надеявшемуся учиться истине от него. Считая себя недостойным учить великого св. столпника, но руководясь желанием его и веря тому, что вопросами духовными св. столпника он возбудит от нерадения свою душу, св. Исаак исполняет просьбу св. столпника, которого предварительно приглашает молиться Богу, чтобы Он открыл св. Симеону чрез послание св. Исаака, как искреннему Своему слуге то, чего он просит. После этого введения св. Исаак Сирин приступает к решению вопросов, предложенных св. Симеоном столпником. Св. столпник в своем послании задавал такой вопрос: «следует-ли исполнять все заповеди Божии и нет-ли способа в спасении не сохраняющему их»? Из этого вопроса видно, чем св. столпник в своей безмолвной созерцательной жизни занимался. Его тяготила, можно думать, такая мысль – следует-ли все исполнять заповеди Божии, – нельзя ли обойтись хранением только некоторых главных. Можно думать, что подобный вопрос предложен был св. столпнику кем-либо из приходящих к нему, и он, не считая себя компетентным в решении такого вопроса, сам обратился за разрешением его к св. Исааку Сирину. Может быть он был следствием долгих размышлений св. столпника о том, как спасутся все те люди, которых любит Бог, но которые не исполняют заповедей Божиих. Во всяком случае, как бы ни возникла подобная мысль у св. Симеона, раскрытие которой нуждалось в компетенции другого лица, она была достоянием подвижника, и мы на основании её имеем право судит о том, какие стороны нравственной жизни занимали ум св. подвижника. Кроме вопроса о том – необходимо-ли исполнять все заповеди Божии, св. столпника смущала мысль – о способе спасения без сохранения заповедей, по всей вероятности возникшая у него под влиянием бесед с приходящими к нему, среди которых, были люди разного свойства в религиозном отношении. Конечно, св. Симеон сам был далек от этой мысли, он не мог так думать, потому что, как великий отшельник, старался всю жизнь исполнять заповеди Божии. Вероятнее, это был один из спорных вопросов, возникший, может быть, среди мирян, посещавших его, решением которого занимался сам св. столпник, а для большей убедительности неправильности такого суждения письменно спросивший мнения св. Исаака Сирина; наконец, подобные мысли могли волновать кого-нибудь из братии монастырской, который нуждался в совете и указании, не своего монаха, может быть презираемого¹¹⁵⁷, а другого, не заинтересованного вопросом, лица, каким в данном случае и является св. Исаак Сирин. Словом, предложенный св. столпником св. Исааку Сирину вопрос о спасении без соблюдения заповедей Божиих обличает в св. столпнике мудрую, духовную наблюдательность.

Как же св. Исаак Сирин решает предложенный ему св. Симеоном вопрос о спасении? прежде всего, по его мнению, и спрашивать об этом никому не следует¹¹⁵⁸. Хотя и много есть заповедей Божиих, но они все должны быть исполняемы, так как Господь лишнего бремени никогда бы не возложил на человека. Божии заповеди, по словам св. Исаака Сирина, это не что иное, как врачебные средства, данные человеку Богом к уврачеванию его грешной души; причем, средствами этими пользоваться должно не из за страха, а из любви. Необходимость исполнения всех заповедей непременно подтверждается словами Спасителя: «разоряяй едину заповедей сих малых и учай тако человеки, мний наречется в царствии небеснем»¹¹⁵⁹. Очищение души только и может совершаться путем исполнения всех заповедей и не следует мыслить так, что Бог может и без соблюдения заповедей Его чрез благодать Свою даровать очищение души, «зане сия судьбы суть Господня и не заповедает церкви таковая просити нам». Бывает, что иные усердным исполнением заповедей Божиих достигают душевной чистоты, а некоторые сподобляются этого даром благодати, но последнего не следует просить у Бога в молитве, оставив исполнение заповедей. На вопрос богатого юноши о спасении Господь ответил – «сохрани заповеди»¹¹⁶⁰ и частнейшим указанием их «научил его естественным заповедем» и удовлетворил, потом, его более высшим запросам духа, предложив продать свое имение и раздать деньги нищим, взять крест и следовать за Ним¹¹⁶¹. Этот совет Господа, по мнению св. Исаака Сирина, означает – надобно уйти из ветхого мира страстей и стремиться войти в новый, благодатный мир, сделаться мертвым для всего земного, страстного. Только тогда, когда человек совлечется похотей, он может обновиться, а те же, которые плотская мудрствуют, угодити Богови мудрованием духа, не могут¹¹⁶². Поэтому, св. Исаак Сирин и советует далее св. Симеону столпнику: если ты, говорит он, любишь чистоту сердца и мудрование духовное, о чем ты мне пишешь, то прилепись к заповедям Бога, любовь Которого предложила их, исполняя заповеди не из за страха за неисполнение или из за награды за исполнение их, потому что мы не тогда изведываем всю сладость, когда делаем правду, но тогда, когда «вожделение правды снедает сердце наше», и не тогда мы бываем грешниками, когда грех содеваем, но тогда, когда его мы не возненавидим и не станем в нем раскаиваться. Те, которые заповедей Божиих не сохранили и не следовали апостольским путем, святыми быть названы не могут¹¹⁶³.

Затем, св. Симеона интересовало то, почему св. Василий Великий иногда хвалит общежитие, иногда же пустынничество?

Св. Исаак Сирин решает этот вопрос таким образом: духовная польза приобретается двумя способами, смотря по силам и намерениям человека. Сильным людям иногда бывает полезно жить в общежитии, а слабым иногда полезно жить в пустыне. Достигшему же нравственного совершенства и окончательно умершему для мира и общества, пребывание среди них оказывается вредным, ибо он призывается к уединению как бы Самим Богом. Немощному же и нуждающемуся в укреплении себя на пути исполнения заповедей Божиих полезнее жить в общежитии, «дондеже обучится, и утомится, и заушен будет искушении, и падет, и восстанет между множайшими и стяжет здравие души». Как младенец не может быть воспитан без молока, так и монах не может быть им (т. е. монахом), не будучи вскормлен «млеком» заповедей Божиих для того, чтобы побеждать страсти, достигать чистоты. Так, пустыня иногда немощным и бегающим общества бывает полезна в нравственном отношении, а иногда оказывается благотворною для сильных. Первым – в виду того, чтобы они при благоприятных условиях не увеличили-бы страсти. Вторым, т. е. сильным, при отсутствии земного можно свободнее в пустыне бороться с диаволом. Пустыня, по истине, усыпляет страсти, как пишет и св. Симеон столпник в своем письме, но этого мало, дополняет св. Исаак Сирин; следует не усыпить только страсти, а совершенно их исторгнуть, победить, когда они восстанут против человека, потому что, ведь, усыпленные только страсти, могут снова пробудиться.

Но не одна пустыня усыпляет страсти, а иногда и сами страсти усыпляют одна другую; так страсть тщеславия отгоняет блудную, а блудная, напротив, укрощает «славонеистовство». Но, советует дальше св. Исаак Сирин, в пустыне надобно обитать не потому, что она усыпляет страсти, а потому, что в ней легче созидается внутренний человек, и она более способствует к созерцательной жизни¹¹⁶⁴. Что касается того, что св. Василий Великий и Григорий Богослов, на которых ссылается св. Дивногорец, любили пустыню, восхваляли безмолвие, достигли там чистоты и сподобились откровений, то для правильного понимания их взгляда на пустыню, где можно достигнуть чистоты и сподобиться откровений, надо иметь в виду их приготовление в мире к пустынной жизни путем деятельного исполнения заповедей.

Далее, св. Симеона столпника интересовал следующий вопрос. Господь установил заповедь о милостыне, которая уподобляет человека Отцу небесному, а монахи выше её ставят безмолвие: как примирить это?

Безмолвие без милостыни немыслимо, хотя мы, монахи, говорит св. Исаак Сирин, стараемся насколько возможно удаляться от мирского мятежа, но не отрекаемся оказывать милость в случае действительной надобности, заботимся в тоже время и о безмолвии для того, чтобы очиститься от душевных возмущений и приблизиться к Господу. Необходимо принуждать себя к тому, чтобы воплотить в себе милостивость и не только сохранять внутрь себя милосердие, но и делом стараться оказывать любовь к ближнему, так как какой это будет монах, который, имея пищу и одежду и видя своего ближнего алчущим и наготующим, не уделит последнему некоторой части из того, что имеет? или разве не оставит кто своего затвора ради больного ближнего, нуждающегося в посещении и участии других? но положим, подобного рода случаи, способствующие проявить в отношении к ближним милостивость, будут отсутствовать, то надобно хоть в мыслях сохранять дух такой милостивости. Когда же подобные случаи будут представляться монаху, то необходимо последнему воспользоваться ими для того, чтобы на деле показать ту любовь к ближним, какую он носит в сердце. А безмолвник, не желающий упражняться в делах милосердия и мирянин, пренебрегающий милостивостью – немилостивцы, надобно всегда приводить себе на память милосердного Христа и не кичиться ложным безмолвием. Примеры, приведенные св. столпником в доказательство несовместимости безмолвия с милостивостью из жизни св. Иоанна Фиваидского и св. Арсения, которые не заботились о недужных и нищих в ущерб своему безмолвию, св. Исаак Сирин считает неосновательными: «да не приближишися к делам неким таковых: аще бо отстоиши от всякого покоя и сретения человек, яко же бяху сии, повелевает ти Господь презирати таковая; аще ли же от оного совершенства отстоиши, и во трудех телесных, и беседе человечестей еси во всяко время, почто нерадиши о заповедех, яже мере твоей подобает сохранити, пребывати извиняяся в жительстве велицем святых, к нему же не приближился еси». Как бы в противовес примерам, приведенным св. столпником, св. Исаак Сирин ссылается на пример из жизни св. Макария Великого, который, посетив больного брата и, узнав, что ему нужно немножечко мягкого хлеба, сам отправился, несмотря на свои 90 лет, из скита в г.. Александрию за мягким хлебом для больного, так как в монастыре по обычаю не было мягкого хлеба, а братия питалась сухим. Авва же Агафон, великий безмолвник, 6 месяцев работал в миру за одного больного человека. Таким образом, боящиеся Господа всеми мерами заботятся о том, чтобы сохранить и исполнить заповеди Божии и, если представляется возможность, то и неприятности терпят ради благоденствия ближних. В силу того, что человек состоит из души и тела, он и любовь свою в отношении к ближним должен оказывать двояким образом – духовным и телесным; а если невозможно осуществить один способ милостивости делами, по каким либо обстоятельствам, то довольно будет и того, что такая любовь будет храниться в сердце монаха-безмолвника¹¹⁶⁵. Примирив кажущуюся несовместимость безмолвия с милостивостью, св. Исаак Сирин дальнейшим рассуждением определяет значение и нравственное достоинство милосердия для безмолвника-монаха, который, ради своего безмолвия, не желая оказывать никакой милостивости, может дойти до презрения людей и впасть в гордость. Презирающий больного, пишет он, не увидит света, отвращающийся от скорбящего погибнет, и тот, кто презирает вопли злостраждущих, накажется. Ничто не в состоянии избавить монаха от гордости и ничто не может споспешествовать целомудрию особенно во время борьбы с плотью, как посещение больных и скорбящих. Такую деятельную любовь монах может проявлять, проводя созерцательный образ жизни; находясь в безмолвии, может совершать дела милосердия¹¹⁶⁶.

Св. Симеон столпник в своем послании к св. Исааку Сирину, между прочим, рассуждает о том, что монах, желающий любить Бога, больше всего должен заботиться о чистоте своей души, и что душа, не победившая страстей, не может иметь дерзновения в молитве.

Св. Исаак Сирин в ответном послании развивает эти мысли св. Симеона и прежде всего между первым понятием – о чистоте – души – и вторым о дерзновении в молитве – находит много общего: из первого вытекает второе и из второго положения с необходимостью следует первое. Душа, не победив страстей, не может заботиться о чистоте, потому что как она может достигнуть того, что выше её, ибо нежелание любви есть любовь, а деятельное проявление любви, предваряющее желание, составляет любовь. Страсти – это запертая дверь для чистоты и если ее не открыть, то чистоте в душу проникнуть невозможно, а тем более душе недоступно бывает тогда дерзновение, которое выше чистоты. Что же надобно для того, чтобы открыть дверь для чистоты и дерзновения? терпение с принуждением себя к борьбе с страстями; когда же будут побеждены страсти, тогда душа приобретает чистоту. Истинная же чистота сообщает уму дерзновение во время молитвы. Но во время молитвенного созерцания монаху надо быть очень осторожным и не следует ему в молитве просить у Бога того или другого, потому что Господь лучше знает, – что необходимо молящемуся. Монах достигает совершенства молитвенного тогда, когда смиряет себя и плачет о своих согрешениях, молясь мытаревым гласом: «Боже, милостив буди мне грешному»¹¹⁶⁷. Смирение, – выражающееся в сознании своего окаянства – верх добродетели: «егда сотворите вся повеленная вам, глаголите яко раби неключими есмы, яко еже должни бехом сотворити, сотворихом¹¹⁶⁸, да и человеческая совесть говорит о том. что. люди неключимые рабы, нуждающиеся в высшей, благодатной помощи. Знай же ты, пишет св. Исаак Сирин св. Симеону, что не дела открывают дверь души, но сердце сокрушенное и смирение души, т. е. тогда откроется дверь для чистоты, когда победишь страсти с смирением, а не с превозношением. Чистота же сердца и здоровье души составляют внутреннее царство в человеческой душе, так как кающийся вследствие здорового состояния своей души вступает в единение с Богом, Отцом небесным, входит в страну чистого естества и царствует в славе Отца своего. Вспомним, говорит св. Исаак, св. апостола Павла, кающегося в своих прегрешениях и смиряющего себя; он свидетельствует, что Христос «прииде в мир грешники спасти, от них же первый есмь аз. Но сего ради помилова мя, да во мне прежде покажет все свое долготерпение»¹¹⁶⁹. Сначала он был гонителем и хульником, но помилован Богом, потому что грех творил в неведении. Приведенные же слова он произнес тогда, когда искусился уже в великих подвигах, после проповеднических трудов, соединенных с большими скорбями и искушениями. Будучи уже великим проповедником, он все-таки вспоминает свои прежние грехи, не смеет называть себя учеником Христовым, как бывший Его гонитель; победивший страсти, он говорит: «умерщвляю тело мое и порабощаю, да не како иным проповедуя, сам неключим буду»¹¹⁷⁰. Вот пример для подражания. Св. апостол Павел не просил у Господа царствия души, но говорил: «молил бых ся анафема быти от Христа»¹¹⁷¹. Как же мы, пишет св. Исаак Сирин, осмелимся просить у Бога царствия душе, не соблюдая еще заповедей, не победив страсти, не отдав долга? и далее, умоляет св. Симеона столпника о том, чтобы подобные мысли не волновали его душу, а советует укрепляться в терпении, в перенесении скорбей и в смиренном чувстве покаяния и сердечного сокрушения о «сущих в себе страстях» и немощах, просить прощения у Бога грехов и смирения духа»¹¹⁷². Один из святых отцов говорил: кто не считает себя грешником, того молитва Господу неприятна, – необходимо покаяние за отложение гордости для стяжания смирения¹¹⁷³.

Потом, св. Симеон столпник писал св. Исааку Сирину, что его душа стремится возлюбить Бога, но что он не достиг еще совершенной любви, хотя имеет сильное к ней влечение, что пустынножительство приятно ему, что в сердце своем он ощущает какую-то чистоту, и что памятование о Боге «разгревается и разжигается» в нем.

Порадовавшись такому духовно-нравственному усовершенствованию св. столпника, св. Исаак Сирин предостерегает, однако, его от того, чтобы он не впал в прелесть: «ты не один говоришь, что хочешь любить Бога, но и каждый говорит тоже самое, и не только христиане, но и неправо чтущий Бога; но большинство высказывает такое желание только языком, а в душе нисколько не ощущается этой любви. Находясь, таким образом, в нравственном ослеплении, подобные люди думают, что они нравственно здоровы, а не замечают того, что сами находятся в грехе, и будучи прославляемы за свои мнимые показные добродетели, впадают в прелесть». Определив «прелесть», св. Исаак указывает далее врачество от неё, а именно – деятельное исполнение в смирении всех заповедей Божиих для очищения души от страсти. Ведь, если «страстная часть» души не исцелится, не обновится и не освятится, то душа «не стяжет здравия» и не в состоянии совершенно освободиться от того, что может влечь ее к греху. Здравие душе сообщает благодать Божия подобно тому, как она низошла на св. апостолов. Иногда же деятельным исполнением заповедей восприемлется благодать Божия, обновляющая ум и освящающая сердце. Когда же ум обновится, тогда все мысли в сердце человека приходят в. движение, и прежде всего «движется вожделение божественных», желание общения с ангелами и разумения откровений св. Духа. Тогда духовное разумение наполняет все его существо, и он начинает созерцать таинства св. Троицы. Если же могла бы «страстная» душа истинно любить Бога, то, конечно, она уразумела бы таинства духовного мира, но, так как ясно, что познание тайн мира духовного при страстях невозможно, то один человеческий разум, одно людское учение без благодати Божией открыть дверь в высшее ведение не могут. Если же душа освободится от страстей, то ум человека, озаренный свыше, просветится и тогда «узрит благая», и учиться этому не потребуется, спрашивать об этом (духовном озарении) других не придется, потому что созерцательный ум, если он находится в здравом нравственном состоянии, здраво «славу Христову зрит», наслаждается самостоятельно, без разъяснительных указаний других о высшем духовном ведении, сладостью тайн нового открывшегося для него мира без участия его воли, а единственно вследствие теплоты его веры и надежды во Христе, как говорит св. апостол Павел: «еже бо видим, что и уповаем; аще ли его же не видим, надеемся, терпением ждем»¹¹⁷⁴. Поэтому, чтобы сподобиться высшего созерцания надобно уповать на милость Божию и пребывать в уединении с самим собою. Ум, что видит, то и воспринимает. Если он обращен к миру, то из мира же и заимствует образы и подобия, что вызывает в нем и соответствующие им помыслы. Помыслы, придя в движение, овладевают умом. А если ум заключен в самого себя и кроме Христа никого и ничего не видит, то ясно, что он воспринимает все то, что «облагоухает гортань души», а главное достигает дерзновения в молитве. Когда же ум достигнет познания истины, тогда уже не требуется спрашивать у других о ней, потому что телесное око сначала спрашивает, а потом уже видит солнце, так и око души – оно «зрит разум Духа» после того, как уже испытается в ведении. Такое сравнение можно приложить и к видениям. Они открываются уму, когда будет здорова душа. Стремиться же понять существо видений, «испытывать» их. – есть безумие. Ведь, и св. апостол Павел не с научением, или в вещественном месте получал откровения и слышал неизреченные глаголы, но восхищен был в страну духовную и видел там откровения тайн¹¹⁷⁵. Для получения откровений надобно: исторгнуть из своей души страсти, стараться не видеть человеческой злобы, чтобы созерцать Бога. Затем, для того, чтобы сердце наполнялось духовными откровениями надобно прежде обогатить себя телесными делами: постом, бдением, послушанием, терпением, низложением помыслов и пр., ум направить к чтению св. писания, в котором необходимо поучаться, всегда иметь пред собою заповеди Божии, бороться с страстями, непрестанною молитвою и постоянным поучением в свящ. писании, стремиться исторгнуть из своего сердца всякий образ и подобие того, что прежде сильно волновало душу. Направляя ум к высшему созерцанию, надо оставить «прошение» о разумении тайн духовного мира и видений, которых словами выразить нет возможности, но надобно последовать ревностному исполнению заповедей Божиих и просить у Господа только снисшествия благодати Божией, какую Бог вложил в сердца св. апостолов, мучеников и св. отец. Начало, средина и конец такой созерцательной жизни – удаление от всего земного и соединение со Христом. «Если же желаешь, пишет Исаак Сирин св. столпнику, видения тайн, то исполняй заповеди, а не разумом старайся их только постигнуть¹¹⁷⁶». Духовное ведение и познание тайн прежде всего ощущается внутри, а потому и трудиться прежде всего надо на поприще самонаблюдения.

Чистота достигается исполнением Божиих заповедей, а созерцание духовного мира путем размышления о домостроительстве Господом человеческого спасения. Ими обновляется сердце, и человек путем навыка в них укрепляется в духовном созерцании, постепенно восходя по лествице нравственного совершенства на высоту добродетелей до тех пор, пока не вселится в него радость духовная, и он, будучи вознесен к Богу, увенчается славою. Таким путем человек доходит до созерцания Бога, но на этом пути он подвергается искушениям, борется с ними, падает и опять восстает и до тех пор это продолжается, пока он не сподобится видения св. Троицы. Тогда то он прилепляется ко Христу и с любовью, без страха исполняет Его заповеди. Таким образом, человек сподобляется благодати Божией хранением заповедей, «а не якоже премудрость твоя вознепщева, яко дело хранения заповедей, возбранение есть видений божественных тайн, совершаемых в безмолвии», замечает св. Исаак Симеону¹¹⁷⁷.

Дальше св. Исаак Сирин предлагает св. столпнику стяжать любовь – этого стража в жизни, особенно подвижническо-безмолвной. Как только монах отторгнет от себя любовь, так в душе его уже не будет мира, и благодать Божия его оставит¹¹⁷⁸. Необходимо стяжать любовь для того, чтобы ощутить в себе присутствие Иисуса Христа, а не желать только видений¹¹⁷⁹. Из этих последних замечаний св. Исаака Сирина видно, что св. Симеон столпник особенно желал сподобиться видений божественных; св. Исаак Сирин, приводя слова св. столпника, – что «делание» заповедей препятствует сподобляться видений, – осуждает его за подобные мысли и говорит ему, что такими словами он порицает любовь к ближним и, предпочитая любви видение, хочет сподобиться того, что «не зрится». Мы не можем видеть видения, пишет св. Исаак Сирин, но видение само показывает нам себя в своем месте. Подобно тому, как рост телесный стоит в зависимости от естественных причин, так и возрастание духовное увеличивается богомыслием и прочими духовными деланиями. При дерзостном же стремлении к духовным видениям, духовное зрение тотчас притупляется, и человек вместо истинных видений созерцает мечтания и образы. Как в физическом мире бывают видения истинные и галлюцинации, так тоже самое замечается и в мире духовном. Галлюцинации происходят, по Исааку Сирину, именно тогда, когда человек сам хочет сподобиться видения не во время¹¹⁸⁰. Если душа человека не будет очищена от страстей деятельным исполнением заповедей, то ум его не может быть истинным созерцателем божественных видений, а станет останавливаться на одних только мечтаниях. Истинное видение получается только от Христова откровения. Видение мира духовного, где ум наслаждается духовно, есть действие благодати Божией. Такое видение – пища для ума, который, подкрепляясь впоследствии видениями, достигает еще высших видений, когда, наконец, будет введен в страну совершенной любви. Когда же ум воплотится в любви, тогда он действием Божией благодати приемлет духовное высшее видение и бывает созерцателем великих тайн. Дарование откровений сообщается двумя способами: благодатью и чистотой. Ум очищается простою верою, сердце способным становится восприять откровение, как было с св. апостолами в день Пятидесятницы, когда св. Дух очистил их своим снитием на них, умертвив в них ветхого человека и оживив в них нового, духовного. Так, и св. апостол Павел был таинственным образом обновлен и сподобился принять откровение тайн, когда после крещения исполнился благодати Духа Святого. Он обновился Им и духом созерцал откровения, наслаждался видениями небесными. Но евтихиане, валентиане, маркиониты и пр. еретики мудрствуют, что св. апостол Павел своим «хотением» сподобился небесного восхождения. Это – заблуждение. Св. апостол Павел восхищен был «духом откровения», как писал он в своем послании к коринфянам, среди которых начались партийные разногласия и описывал им свое божественное видение со смирением и многим страхом, относя его к другому лицу: «вем, говорит, человека о Христе, прежде лет четыренадесяти: аще кроме тела, или в теле, не вем, Бог весть: восхищена бывша в рай и слышавша глаголы, ихже не леть есть человеку глаголати»¹¹⁸¹. Восхищением, таким образом, а не волею, как говорят еретики, св. апостол достиг рая. Если бы волею своею, то он мог-бы пересказать про все то, что там видел, а так как он не телесными чувствами воспринимал откровение, то и не мог с ним поделиться с людьми; он только помнил, что видел там, а как – этого поведать не мог, потому что «еже внутрь себе во стране Духа ощутительне зрит, или слышит, или ощущает, внегда возвращается к телу, не довлеет исповести¹¹⁸². Надобно остерегаться бесовских мечтаний, посылаемых для всех, ищущих суетной славы. В подтверждение этой мысли св. Исаак Сирин приводит несколько примеров: некто Малпат, из Едеса, посетив однажды преподобного Антония и, услышав его беседу о том, как достигнуть бесстрастия и сподобиться откровений, «разгорячися, якоже огнь» и, отправившись в Едес, поселился в небольшой хижинке и начал вести тяжелую аскетическую жизнь, проводя все время в молитве, сгорая желанием сподобиться откровений. Но так как он надеялся только на свои силы и на свои подвижнические труды: нестяжательность, постничество и пр., то и упустил из виду самое главное – смирение и сердечное сокрушение, что составляет непобедимое оружие против диавола; забыв слова Спасителя: «егда сотворите вся повеленная вам глаголите, яко раби неключими есмы»¹¹⁸³, он и не заметил того, как попал под власть диавола. Наконец, когда желание высоких откровений сильно стало разъедать сердце неопытного славолюбивого подвижника, диавол явился ему в светлом виде и сказал: ,,я утешитель и послан к тебе от отца, чтобы сподобить тебя видения, которого ты желаешь ради твоих трудов и дать тебе бесстрастие, освободив тебя от дальнейших подвигов, но поклонись только мне за это». Он же, безумный, с радостью принял его предложение – поклонился диаволу и тотчас же подпал под власть его, который вместо божественных откровений, стал преследовать его мечтаниями, надругался над его бесстрастием, и в конце концов этот обольщенный раб стал в первые ряды еретиков евхитов. Другой – именем Асина, составитель духовных песнопений, тоже из Едеса, так же, как и Малпат, стал изнурять себя великими подвигами для того, чтобы прославиться. Скоро диавол прельстил его: он вывел его из келии, возвел на высокую гору Сторий, где показал ему множество колесниц и коней, сказав: «Бог послал меня взять тебя в рай, как Илию». Славолюбец согласился; но лишь только он хотел сесть в колесницу, как мечтание исчезло, и он упал с горы на землю и до смерти разбился. Эти примеры св. Исаак Сирин привел св. Дивногорцу для того, чтобы, как он сам говорит, побудить остерегаться бесовских мечтаний, дабы не впасть в прелесть. Господь требует от человека веры и покаянных подвигов: сердечного сокрушения, слез, покаяния разбойника и т. п. Он «туне» его простил и ради его одного слова царство небесное обещал; от блудницы кроме веры и слез, ничего не потребовал; а от мучеников же и исповедников при вере и исповедании Господь принимал и скорби – различные их мучения.

Теперь, заключает свои наставления св. Исаак св. Симеону Дивногорцу, после того, как тебе стало известным свойство вообще видений, разумей о первых, т. е. истинных откровениях, помышляй и о последних, т. е. мечтаниях бесовских и не желай откровений не во время, а пока находишься в теле, заботься о покаянии, борись с страстями, терпеливо исполняй заповеди Божии и остерегайся навождений бесовских и всех тех лиц, которые проповедуют непреложное совершенство в мире. Его здесь нет, потому что в мире часто радость сменяется горестью, горе – радостью; значит, постоянства нет. Смена же чувств и обстоятельств ясно противоречит тому, что здесь, на земле, имеется совершенство; а так как его здесь нет, то надобно стремиться к нему путем непрерывного доброделания при помощи благодати Божией¹¹⁸⁴.

Вот вкратце изложение содержания послания св. Исаака Сирина к св. Симеону Дивногорцу. Легко заметить в послании то, что собственно хотел предложить св. Исаак Сирин в качестве духовного назидания св. Симеону Дивногорцу. Он желал подробно раскрыть св. столпнику смысл и цель подвижнической жизни, т. е. путь богоуподобления, существенным условием для чего служит, по его учению, очищение сердца, как средоточия душевной и духовной жизни человека, в котором зачинается и рождается решимость его на такие или на другие дела, в котором возникают многоразличные преднамерения и желания, как седалища воли и её хотений¹¹⁸⁵, и всех познавательных действий души¹¹⁸⁶, как средоточия нравственной жизни человека¹¹⁸⁷. Вот почему св. Исаак Сирин так настаивает на приобретении чистоты сердца путем искоренения из него страстей, препятствующих человеку достигнуть конечной цели подвижничества и всех его трудов, а именно – богоуподобления.

Таким образом, на основании изложенного послания св. Исаака Сирина к св. Симеону Дивногорцу можно уяснить себе аскетическое мировоззрение св. столпника и определить содержание его аскетическо-созерцательной жизни. Цель, к которой должен стремиться подвижник и устремлять все свое внимание есть спасение, для достижения которого имеются различные способы. Одним из главнейших способов является милостивость, легко совместимая с безмолвием. Непрерывная усовершаемость в делах милосердия сообщает подвижнику-безмолвнику навык к созерцанию, побуждая его сердце, глубоко проникнутое любовью к Господу и ближним, естественно находить для себя высокое наслаждение в непрестанно-молитвенном общении с Ним для того, чтобы, сколько можно, полнее выразить Господу наполняющие душу подвижника чувства удивления и любви. Молитвенно-созерцательное настроение способствует подвижнику быть в безмолвии, в удалении от всего и от всех, без внимания ко всему внешнему, и безмолвник обретает внутри себя царство Божие, которое есть мир и радость о Дусе Святе. Такое погружение внутрь или в Бога есть умное безмолвие. Существенным условием его постоянности служит чистота души, приобретаемая путем исполнения всех заповедей Божиих. В чувстве смирения св. подвижник, считая себя ниже и хуже всех, вменив все в ничто, упражняясь в самопознании, в терпении переносит все искушения и терпеливо совершает духовные подвиги для приобретения постоянной покаянной настроенности. Всегда осуждая себя и ненавидя свою волю, а поражая себя страхом безнадежности, подвижник находит себя недостойным пощады и всегда смиряет себя для того, чтобы не впасть в прелесть. Этой борьбой подвижник приобретает навык к созерцанию и с ревностью ищет Господа, и тогда Бог видимо вселяется в подвижника, соединяется и сообщается с ним. Благодать озаряет все существо его, и подвижник делается вполне жилищем Святого Духа. Свет благодати, сияющий тогда в нем так озаряет все его существо, что он, погрузись, в этой сладости, находится как бы вне себя. Душа его стремится тогда выйти из тела и отойти к Господу и как бы не знать временной этой жизни. Когда же ум обновится и душа очистится от страстей, тогда подвижник достигает созерцания тайн святой Троицы. Познание это приобретается не учением, не различными исследованиями, но оно само приходит с приятием Св. Духа, который вводит дух подвижника в тот мир, порядок или область созерцания. Но воспринимая, при помощи Божией, созерцание другого, невидимого мира и, таким образом, исходя из настоящего мира, а пребывая в другом своим сознанием и сердцем, подвижник обязан следить за собой и должен опасаться того, как бы не подпасть бесовскому мечтанию. Постоянное самонаблюдение и нестремление к откровениям не во время в состоянии удержать подвижника на пути к богоуподоблению – конечной цели подвижничеству.

Заключим наши бледные очерки общею картиною аскетической жизни св. юродивых и св. столпников. Мы говорили в введении, что «юродство» и «столпничество» по своей оригинальности весьма сходны между собою. Сходство между этими двумя подвигами еще более увеличится, если мы примем во внимание, что как св. юродивые были девственниками и большею частью иноками, так и св. столпники держались тех же обетов. Обеты вольной нищеты, избрание тягостного и прискорбного жития в целях приобретения свободы духа и искоренения греха, обеты молчания¹¹⁸⁸, удаление из мира св. юродивых путем пребывания в мире, а св. столпников – путем заключения на столпах, а главное – умерщвление плоти, – вот все то, что объединяет эти два оригинальных подвига. Далее, как те, так и другие приучали себя к смирению, пособием к чему им служило созерцание и самоиспытание – строгое требование от себя отчета в своих делах и поступках, обозрение своей нравственной жизни. Разница в них только в том, что св. столпники стояли на столпах, и мир шел к ним, от которого они бежали, а св. юродивые сами шли в мир, чтобы служить страждущему человечеству. Затем, в борьбе с плотскою страстью св. столпники употребляли способ решительного избегания женщин, а св. юродивые, наоборот, имели постоянное обращение с женщинами, приучаясь к индеферентному бесстрастному отношению. Наконец, заметим, что сходство этих двух подвигов заключается еще в непрерывности их. Иные святые изменяли свои подвиги и налагали на себя и на известное время (на год, на несколько месяцев) различные обеты: то молчания, то затворничества, то сорокадневного стояния на камнях и т. п., но обеты эти не были постоянными, а св. юродивые и св. столпники¹¹⁸⁹ свои обеты: «юродства» и «столпничества» со всеми их видами довели до конца, не ослабевая и не унывая. В достижении нравственного усовершенствования св. юродивые и св. столпники действовали так, чтобы всегда простираться в предняя¹¹⁹⁰ и деятельно усовершаться в доброделании. Это непрестанное усовершение в «юродстве» происходило своеобразным способом. Св. юродивые, как жившие в миру и вращавшиеся среди различных лиц, не позволяли себе того, чтобы из их рук, так сказать, ускользало то, что могло послужить поводом к стяжанию добродетели.

Мы видели, что они сами напрашивались на оскорбления и делали так, чтобы их били, ругали. На подобные их действия надобно смотреть с той точки зрения, что они старались сколько хватало их сил – не избегать всяких «противностей»¹¹⁹¹ на пути к добродетели, которые могли служить им к благоуспешному шествию по пути доброделания. Поэтому, чтобы приобрести навык к смирению и терпению св. юродивые и не старались избегать тех лиц, дел и обстоятельств, которые наиболее выводили их из терпения, но встречали их охотно, с добрым намерением – предать себя неприятному их действию по отношению к себе, приготовясь, однако, перенести то с непоколебимым спокойствием духа. Мы не слышим ни звука ропота, ни выражений нетерпеливости, ни порывов гнева или мстительности, когда св. юродивых били и увечили, а напротив, слышим из уст их молитву за оскорбивших.

Подобные случаи, по учению св. отцев¹¹⁹², поддерживают в подвижнике непрерывность доброделания, укрепляют его нравственную силу и тем способствуют ему держать себя так, как должно в нравственном отношении.

Св. же столпники несколько иначе упражнялись в терпении и смирении и достигали непрерывности в нравственном усовершенствовании себя, чем св. юродивые. Сначала они, как видели, приучались к самонаблюдению путем затвора, потом к терпению-путем той борьбы, какую воздвигали против их добрых дел плоть и диавол, затем, принимали на себя высшие подвиги аскетического распинания плоти и потом уже восходили на столпы.

И св. юродивые, заметим, тоже не сразу вступали на подвиг «юродства», а приготовлялись к нему. Так, св. Симеон (21 июля) приготовил себя к «юродству» пустынным безмолвием и пошел в мир тогда, когда уже не чувствовал нападков со стороны низшей чувственной своей природы. Когда же св. юродивые и св. столпники вступали на путь высшего аскетизма, то они стремились увеличивать внешние подвиги самоумерщвления, присоединяя к ним и внутреннюю борьбу с помыслами, чтобы путем внешне-внутренней борьбы с грехом достигнуть созерцания и самосозерцания; свойство же духовных подвигов, по учению св. Макария Египетского¹¹⁹³, таково, что оно способно вызывать алчбу и жажду других, еще труднейших; чем больше подвижник упражняется в подвигах самолишения, тем сильнее чувствует в себе жажду больших и высших подвигов. Эту жажду подвигов можно удовлетворять только новыми, еще труднейшими подвигами. По мере удовлетворения их, жажда подвигов еще более возрастает, и требования её становятся еще сильнее и сильнее. Возрастающая сила жажды требует и непрерывно возрастающих подвигов духовной жизни. Отсюда понятно, почему св. юродивые и св. столпники увеличивали постепенно подвиги самоумерщвления. Они прекрасно знали, что сколько бы ни усовершались и какого-бы они ни достигали совершенства, все-таки они чувствовали, как мы говорили раньше, бесконечное расстояние от своего высочайшего образца Бога и потому потребность умерщвлять себя становилась для них очевидною, так как, где и когда могли бы они, с полным сознанием своей справедливости, прекратить свои подвиги.

В виду этого св. столпники и св. юродивые постоянно упражнялись (ἀςκέω, ехегсео – упражняюсь) в служении Богу, в деле нравственного усовершенствования самих себя путем различных духовных подвигов в целях развития нравственной свободы своей личности. Но изнурение себя трудными духовными подвигами многим представляется сумасбродным. Такой взгляд происходит он неправильного понимания аскетизма, под именем которого разумеют упражнения подвижника или монаха, называемого аскетом, в делах, ведущих к самоумерщвлению плоти. Такое понятие об аскетизме и об аскете слишком односторонне. Под именем аскета надобно разуметь всякого христианина, употребляющего те или другие средства в борьбе с греховными влечениями своей плоти, а под именем аскетизма – совокупность всех тех характеристических средств, помощью которых христианин поставляет себя на путь добродетели. Аскетизм и добродетель – в некотором роде понятия, совпадающие одно с другим по своему содержанию. У св. отцов под аскетизмом понимается сознательное и целесообразное применение тех средств, которые вели к добродетели. Аскетизм, значит, есть такое упражнение, которое вело к достижению нравственного совершенства, к осуществлению идеала добродетели в действительной нравственной жизни, а аскетические подвиги суть проявления сильного религиозного чувства, одушевлявшего подвижников, доказательства замечательной, неподражаемой энергии их религиозного духа. Эти обстоятельства опускаются из виду противниками аскетизма и аскетических подвигов, и потому в своих суждениях о них писавшие об аскетизме впадают в ошибки.

Познакомимся кратко с мнениями об аскетизме Стоюнина¹¹⁹⁴, Энгельгардта¹¹⁹⁵, Скабичевского¹¹⁹⁶, Розанова¹¹⁹⁷ и проф. Гусева¹¹⁹⁸. Все они отчасти касались в своих статьях «юродства» и «столпничества».

Г. Стоюнин говорит, что аскетизм делает жизнь человека слишком печальною: жизнь веселая, довольная, приятная, представляется как помеха к христианскому совершенству; аскетизм, по словам Энгельгардта, не знает любви и привязанности: «любовь к человечеству, говорит он, у аскета выражается лишь проповедью ненависти к жизни и миру и в призыве погрузиться в бесстрастие». Надо иметь в виду следующее: христианин, верующий, что истинная жизнь начинается для него за пределами гроба, может не слишком дорожить удовольствиями настоящей жизни.

Далее, г. Стоюнин говорит, что аскетизм не практичен, так как дает полный простор кулачному праву и всякого рода неустройствам в общественной жизни. Эту мысль Стоюнин подтверждает так¹¹⁹⁹: «в век насилия русскому человеку говорят: всех благодари, в скорбях терпи, ко всем смирен будь: в век неправды он слышит: плачь о согрешающих, а не осуждай, не оправдывай никогда себя, а исповедуй себя грешным перед Богом и людьми; в обществе, где ум не научился сдерживать страсти, в сознании своего человеческого достоинства, где не существует уважения к личности, он слышит советы: укоряем будь, а не укоряй, биен будь, а не бей, обидим будь, а не обижай. Во всех этих советах человек беззащитно отдается в жертву насилия, обид, оскорбления, неправды, обмана, без всякой попытки оградить свою личность от покушений на нее чужого эгоизма и чужой страсти. Спрашивается – чем же должен сделаться человек, следующий подобным советам в тогдашнем обществе? возможно ли с таким идеалом явиться деятелем? такой человек сделался бы забитым, ничтожным, юродивым в жизни».

Достаточно припомнить слова Спасителя: блажени кротцыи, яко тии наследят землю, чтобы опровергнуть эти заключения.

Энгельгардт аскетизм определяет, как самоистязание духа, как стремление к тому, чтобы стать сверхчеловеком¹²⁰⁰, как плод сомнения, скептицизма, как виртуозное искусство, как систему поведения, с мелочною пунктуальностью, обставленную множеством ухищренных правил. Аскетизму, по его мнению, учатся, как гимнастике и акробатству. Он есть порождение более закона, нежели благодати. «Прочтите, пишет Энгельгардт, две, три страницы подвижнического устава и вы убедитесь, что его писала старость, лицо которой всегда печально: не коснись, не взгляни, не помысли – постоянно стучит в мозгу аскета. Аскетизм, потому, не знает любви и привязанности. Любовь к человечеству у аскета выражается лишь проповедью ненависти к жизни и миру и в призыве погрузиться в бесстрастие. Аскеты прививали обществу одно только внешнее самоотвержение, способность примиряться с всяким строем, ограничивать свои потребности до minimum’a, спать на голой земле, ходить в рубище, терпеть и не роптать, быть одеждой, которая о том не размышляет, если разорвут ее и в тряпки»¹²⁰¹.

Подобный взгляд на аскетизм у г. Энгельгардта сложился, вероятно под влиянием того, что он недостаточно вникнул в дух аскетических творений, который можно представлять в следующем виде: христианин – причастник звания небесного¹²⁰², сонаследник Христу¹²⁰³, жилище св. Духа¹²⁰⁴, чадо Божие¹²⁰⁵. Звание это налагает на христианина великие обязанности, которые тем священнее, чем выше права, даруемые ему его званием. Первая обязанность – подражание Богу, как Отцу и вторая, любовь к Нему. Так как любовь обязывает христианина ходить по заповедям Божиим¹²⁰⁶, то очевидно, что вторая обязанность, сопряженная с званием христианина, есть исполнение Закона Божия. Чтобы быть достойным своего звания он естественно должен в точности выполнить обе эти обязанности. Но как их возможно выполнить? известно, что Бог – полнота совершенств, известно также, что человек ограничен и по своей природе, очевидно, не может быть вполне совершенным, но известно и то, что он имеет способность подвигами духовной жизни восходить выше и делаться совершеннее, становиться ближе к Богу и более ему уподобляться¹²⁰⁷. Но так как он на земле не в состоянии достигнуть совершенства, то он обязан естественно, сколько возможно, приближаться к совершенству, простираясь в предняя¹²⁰⁸. Приближение это может достигаться путем исполнения заповедей, но не механическим и притом временным исполнением той или другой заповеди, а непрерывным для того, чтобы приобрести навык жить и действовать согласно с требованием закона и достигнуть, наконец, до того, что жизнь свою поставить в соответствие с законом Божиим. В силу этого обстоятельства христианин должен приневоливать и принуждать себя к исполнению заповедей Божиих¹²⁰⁹, соединенному, естественно, с некоторыми самолишениями. О том, как могли зарождаться аскетические идеи в душе подвижника весьма ясно говорит св. Василий Великий. Вот как он объясняет зарождение в себе аскетизма: «много времени, говорит он, я потратил на суету и всю почти юность свою потерял в суетном труде, с каким упражнялся в том, чтобы уразуметь уроки мудрости, обращенной Богом в юродство. Когда же, наконец, как бы востав от глубокого сна. обратил взор к чудному свету истины евангельской и увидел бесполезность мудрости князей века сего престающих¹²¹⁰, тогда, пролив много слез о жалкой своей жизни, пожелал я, чтобы дано мне было руководство к первоначальному изучению догматов благочестия. Прочитав евангелие, и увидев там, что действительнейшее средство к усовершению – продать свое имущество, поделиться им с неимущими братиями и вообще не заботиться о сей жизни, не вдаваться душою ни в какое пристрастие к здешнему, пожелал я найти какого-нибудь брата, избравшего этот путь жизни, чтобы с ним переплыть скоропреходящую волну сей жизни. И подлинно многих нашел я и в Александрии и в пр. местах Египта, а иных в Палестине, в Килистрии и Месопотамии; дивился воздержанию их в пище, дивился терпению в трудах, изумлялся неослабности в молитвах, тому, как преодолевали они сон, не уступая никакой естественной необходимости, всегда сохраняя в душе высокий и непорабощенный образ мыслей; не имея привязанности к телу, но живя как бы в чужой плоти, они самым делом показали, – что значит быть здесь пришельцами¹²¹¹ и что значит иметь житие на небе¹²¹². Подивясь сему и ублажив жизнь сих мужей, которые на деле показывают, что носят в теле мертвость Иисусову, пожелал и сам я, сколько было мне возможно сделаться подражателем оных мужей»¹²¹³. Из этих слов видно, что св. Василий Великий видел в аскетизме воплощение того идеала, который он составил себе о жизни по евангелию, изучая его. Те-же побуждения, которые руководили св. Василием Великим в выборе для себя аскетической жизни, по всей вероятности, были мотивами и всех аскетов. Картина жизни, проводимой среди дикой, суровой пустыни, среди всевозможных лишений и трудов, представляла слишком резкий контраст с мирскою жизнью и должна была сильно действовать на воображение благочестивых душ. Затем в учении аскетов нет пессимистического отношения к жизни, взятой в её принципе. Если в их творениях, напр. св. Иоанна Лествичника и др. встречаются некоторые места, выражающие как бы недовольство земным миром и осуждение его, то они направляются не на самое существование мира и его жизнь, но имеют в виду грех, живущий в мире, но отнюдь не самый мир в самом его бытии и в основном принципе его жизни и развития. К греху и злу аскеты относились действительно с величайшею строгостью, но ненависти к миру не проповедывали, как пишет г. Энгельгардт.

Г. Скабический определяет аскетизм, как особенный род психической болезни, симптомы которой правильною своею периодичностью напоминают запойное пьянство¹²¹⁴. Причинами возникновения аскетизма г. Скабичевский считает: недовольство жизнью, угнетения какого-бы то ни было рода: семейного, гражданского, экономического, пресыщение всеми благами жизни. Аскеты, по его мнению, шли против природы, совершенно истощая нервную систему¹²¹⁵. Соображения г. Скабичевского, попирающие дорогие заветы веры Христовой, подвергнуты разбору в журнале «Вера и Церковь» (кн. III за 1901 г. стр. 481–504), который мы вкратце и представим.

Скабичевский в доказательство того, что аскетизм есть болезнь, сопоставляет проявления его с приступами пьянства у запойных пьяниц, которые или чувствуют отвращение к вину или же непреодолимое влечение к нему, а аскеты периодически переходят от духовных экстазов к чувственным и наоборот. Представления об аскетизме у Скабичевского не верны. Аскетизм (от ἀσχέω – упражняю) предполагает со стороны человека самодеятельность, направленную к достижению какой-либо, им самим намеченной, цели. Аскетизм – упражнение; а всякое упражнение предполагает волю и сознательное отношение к делу. Между тем увлечение чем-нибудь, а потом отрицание чего-нибудь вовсе не носит характера сознательности, самодеятельности, а совершается помимо воли человека, как то само собою. Напр. появление внезапно радости, или позыв к вину. Человек в данном случае сознает только присутствие в себе известного настроения, а образования его он не знает и изменить его, пока оно само не пройдет, не властен.

Напротив, аскет, если отказывается от известных привычек и склонностей, то не потому только, что ему почему-то так хочется, а потому, что его сознанию предносится иной лучший мир, другой порядок жизни. Отсюда и действия его проистекают из определенных и продуманных данных, носящих на себе характер полной сознательности и свободы (стр. 487).

Аскеты, якобы, пытаясь дать место в своей жизни одним духовным стремлениям, тем самым идут против природы и совершенно истощают свою нервную систему. – Это неверно. Каждый нерв требует для себя деятельности, только в той мере, в какой это необходимо для общего направления деятельности организма. Так, у вора при виде часов вся почти нервная деятельность направляется на то, чтобы украсть их, а у честного человека происходят при этом совершенно другие нервные процессы. В их действиях выражаются только различные их настроения, сообразно с которыми приведены были в действие те или другие нервы, но нельзя утверждать. что природа нервов обоих принуждает к различным действиям (стр. 488). Далее, аскеты, разнообразя свои аскетические подвиги (телесн. труды, писание сочинений, напр. св. Сим. Дивн. и пр.), отдавались, таким образом, высшим аскетическим духовным стремлениям не в ущерб соответствующим этим стремлениям нервам и не в пользу тем, которые управляют плотскими влечениями. Они физической жизни придавали такой порядок, в котором виделась бы жизнь Божия, а не плотская животная. Телесный труд у аскетов являлся тогда, когда, как говорит преосв. Феофан, утомлялась душа. Итак, аскеты разнообразили свои духовные труды и им не нужно было прибегать к удовлетворению плотских потребностей, что должен делать, по мнению г. Скабичевского, нормальный человек, когда дают знать о себе нервы, управляющие плотскими влечениями. Впрочем, деление нервов на духовные и плотские неудобно. Нервы кроме того сами по себе не служат причиной господства в человеке высших или низших потребностей, а напротив, такое или иное употребление нервов служит человеку средством для удовлетворения господствующей в нем потребности. Так, у человека высоконравственного половая потребность занимает самое скромное место и не требует чрезвычайных и постоянных расходов энергии, а у человека противоположного настроения – наоборот; но это вовсе не значит, что служащие половой потребности нервы у обоих людей различны; это свидетельствует только о различии их склонностей и происходящем отсюда различии в распределении энергии (стр. 491).

Представляя дело так, мы ясно можем видеть следующее: для человека, предающегося аскетической деятельности из любви к Богу и ближним, возможны 2 пути: добра и зла, плоти и духа. В его сознании является признание того, что истинным должен быть путь добра. Основанием этому служит ему такое или иное миросозерцание, – религиозное или философское. У него, смотря по силе убеждения, является известное сильное устремление в известную сторону. Соответственно характеру устремления известные нервы и в известном порядке подвергаются особенно усиленной деятельности, а другие – менее или совсем не привлекаются. Это делается не вдруг, так как привычка берет свое, и вот задачею человека служит противостать этой привычке, начать борьбу с прежними воззрениями и жизнью, чтобы дать место новому, лучшему порядку жизни. В этом смысл аскетизма. Он, по необходимости, сопровождается, особенно в начале, борьбой в человеке двух начал: старого и нового. И если человек твердо проникнут новыми началами, то иногда ему удается довести борьбу до конца, уничтожить в себе наклонность к прежнему порядку жизни и дать место новому, лучшему. Известно о св. Симеоне юродивом, что он умертвил в себе даже похоть плоти и среди нагих женщин чувствовал себя невозмутимо. Но он долго боролся с нею. В самом деле человеку естественно бороться здесь на земле во имя другого порядка жизни, во имя Христова учения, об отвержении себя, распятии плоти, служении ближним, чтобы уничтожить ветхого человека и образовать нового, и борьба эта не бесполезна: человеку-христианину дается прямое, непосредственное удостоверение реальности другого мира, во имя которого он должен презреть настоящий и непосредственное сознание превосходства того мира, внушается необходимость стремиться к нему и, наконец, дается помощь для борьбы» (стр. 492 и 493).

Мнение Скабичевского об аскетизме не ново. Еще в 1897 г. В. Розанов в одном из фельетонов «Нового Времени» под заглавием: «смысл аскетизма» высказал те соображения, которые и повторил Скабичевский. Так, В. Розанов начало аскетических стремлений видит в безумиях плотской любви, в богатстве темперамента, понимаемого им в смысле половых излишеств. – Чувственное влечение, говорит он, есть нечто положительное выражение не только внешней красоты, но и внутреннего достоинства специфической религиозной высоты и значительности». В этом именно чувственном влечении, которое «необдуманно вздумали грязнить теперь в человеке, отметать в нем, порицать, как животное, как некоторую грязь, нечистоту его природы», – по мнению г. Розанова, дано объяснение всего великого в человечестве. «Гений и молитва, наравне с благоуханием цветов лучатся оттуда же, говорит он, откуда нисходит на землю быть может лучшее, чем самая молитва, самый гений – живое человеческое дитя». Здесь же и объяснение монашества и аскетизма. «Здесь, в аскетизме, лучится собственно плоть же, многоочитая, исполненная очей плоть». «Кстати и исторически аскетизм возник именно в тех странах и городах, где процветали чувственные вакханалии. Земля почти полуденного солнца, от зноя почерневшая – она первая открыла и мелодию молитвы и познала сладость отречения... Вот вам объяснение аскетических феноменов, как Амвросий Оптинский, этой высшей, деятельной героической любви, неустающего подвига, вот вам объяснение Иоанны д’Арк» и т. д. Совершенно верно, говорит Сменцовский, что богатство темперамента, или, точнее, полнота дарований есть условие если не всего, то очень много великого, что совершается в мире. Но это богатство темперамента выражается не в половых излишествах, не в чувственности, неукротимой и бурной, а в величии ума, восприимчивости сердца и энергии воли. Христианство не признает, и наука, при всех своих усилиях, не может доказать и не докажет того единства физических и психических сил человека, которое бы дозволяло во всех случаях утверждать: «в здравом теле – здравый дух». Напротив, чуть-ли не на каждом шагу мы видим, что «дух бывает бодр, а плоть немощна»¹²¹⁶. Почему это? потому, что взаимоотношение, которое существует между душою и телом человека, не исключает между ими и той борьбы, о которой говорит апостол: «плоть противовоюет на духа, дух же на плоть; сия друг другу противятся»¹²¹⁷. Христианство понимает этот разлад, как противоречие между разумной и эгоистической волей самого человека, первоначальное отношение которого к своему Творцу нарушено; в этом заключается основное и главное препятствие, которое следует устранить, чтобы человеку можно было достигнуть внутреннего мира с самим собою. С пришествием Христа Спасителя на землю пала преграда, отделяющая людей от Бога. – Уничтожен грех и насаждено семя новой жизни. Но в человеке осталась, как следствие греха, удобопреклонность к злу, и внутренний разлад с самим собою, если и не в такой мере, как прежде, ощущается и искупленным человеком. И если этот великий разлад между «законом ума» и греховным «законом плоти» тяжело испытал на себе сам первоверховный апостол, если он в муках внутренней борьбы с самим собою воскликнул; «бедный я человек! кто избавит меня от сего тела смерти»¹²¹⁸, то будем ли отрицать его мы, ничтожные и слабые люди? Здесь-то в этом постоянно ощущаемом разладе человека с самим собою, и нигде инуду, получают начало аскетические стремления человека к преодолению похоти плоти, похоти очей и более духовных страстей – эгоизма и гордости. Путем аскетических подвигов, путем непрерывного поста, и молитв, человек стремится воспитать себя в цельный и совершенный характер, создать в душе своей то небесное царство, которое принес на землю Христос, отдает Ему всю свою душу, всю свою крепость и силу, все свои мысли и чувства, каждый вздох сердца, каждое даже ничтожное движение воли, дабы быть едино с Ним, «единый дух, единое срастворение, единый ум»¹²¹⁹.

Г. Розанова смущает то, непонятное для чего, явление, что аскеты, «совлекши с себя плоть, любят однако плоть и плотское, не убегают в пустыню, а бегут к людям, а если и удаляются в пустыню, – ласкают львов, вынимают занозы из медведя, не могут оторвать взгляда от звезд, т. е. во всех видах любят мир и именно в плоти его», – то естественное объяснение этого явления в самой природе аскетизма, в основании которого лежит начало самоотвержения и великодушия. Мы не будем утверждать, пишет г. Сменцовский, что аскеты любят мир именно в плоти его, на чем так усиленно настаивает г. Розанов, но не будем называть эту любовь к миру плотскою. Они любят все творения Божии, любят мир и с духовной и с телесной его стороны, любят деятельно, не словом и языком, но делом и истиною, согласно наставлению апостола: «если брат или сестра наги и не имеют дневного пропитания, а кто-нибудь из вас скажет им: идите с миром, грейтесь и питайтесь, но не даст им потребного для тела; что пользы»?¹²²⁰. Зная по опыту, как трудно отказывать себе и переносить лишения, они всегда с готовностью облегчают страдания ближних и даже бессловесных тварей¹²²¹, но еще более они сочувствуют душевным немощам ближних и облегчают их, еще чаще упражняются в делах милости духовной, а телесную вещественную милость они оказывали пред своим выступлением на аскетические подвиги¹²²².

Оценив, общую принципиальную сторону рассуждений г. Розанова, Сменцовский останавливается на некоторых подробностях его статьи, а именно, разбирает положения В. В. Розанова о том, что 1) «Соломон в молодости, тотчас после смерти Давида, приносил жертвы и курения на высотах¹²²³, т. е. по сирофиникийскому ритуалу; 2) что Платон-философ был якобы поклонником плотских удовольствий¹²²⁴; 3) что между апокалипсическими животными (льва, тельца и орла) находится связь с египетскими культами плоти (аписа, копчика, сфинкса), и 4) что праведный Иов есть один из типов «в хороводе безумствующих в любви потому что, будучи болен он и то умоляет жену приходить к нему ради плода чрева своего¹²²⁵, о чем жаловался своим друзьям на гноище; а сойдя с него, порождает еще 7 сыновей и 7 дочерей, опять погружается в мирские дела, как и до болезни, и пребывает, однако, во все дни бытия своего праведным и благочестивым.

Оставляем рассуждения по этим вопросам в стороне в виду того, что они не имеют прямого отношения к нашей задаче.

Наконец, весьма любопытно познакомиться вкратце с мнением о происхождении аскетизма, высказанным профессором Гусевым в его сочинении: «нравственный идеал буддизма в его отношении к христианству»¹²²⁶. – В этом сочинении доказывается, что исходным пунктом христианского аскетизма, а также его характеристическим признаком служит пламенная любовь к людям, соединенная с готовностью ради их блага ко всевозможным жертвам. Это положение проф. Гусев подтверждает в своей антикритике замечаний проф. Гренкова¹²²⁷ фактами из жизни св. столпника Симеона, который, несмотря на то, что удалился от общества, поучал приходящих и принимал в них самое теплое, живое участие. Это мнение признано неверным автором¹²²⁸ примечаний к статье: «изложение и критический разбор нравственного учения Шопенгауэра», помещенной в Православном Обозрении за 1877 г., XII, стр. 652–686.

Общею и главнейшею основою аскетизма критик, на основании учения Спасителя и св. отцев¹²²⁹, считает прежде всего любовь к Богу. Эта любовь сама собою приводит к аскетическому образу жизни, создает его. Дальнейшим основанием аскетизма служит общая идея проповеди Иисуса Христа, состоящая в призывании к исканию царства небесного прежде всего и вообще к царству духовного над плотским. Евангельская проповедь об искании царства Божия прежде и больше всего и о непривязанности к земному и чувственному, падая на некоторые, особенно восприимчивые сердца естественно могла возбудить в них жажду духовной жизни и небесного царствия до совершенного и полного охлаждения ко всему земному. В этих людях, глубоко уязвленных любовью к Богу и царствию Божию, все внимание и чувство отдавалось безраздельно и всецело небесному, духовному. Далее, в учении Спасителя имеются основы и для практически-деятельной жизни в пользу людей. Вслед за заповедью о любви к Богу стоит заповедь: «люби ближнего, как самого себя»¹²³⁰. Любовь же, и притом, самоотверженную, заповедал Иисус Христос ученикам Своим¹²³¹. Таким образом, христианство заключает в себе 2 основных элемента: один из них, получивший величайшее напряжение и преобладание в каком-либо лице, может приводить к аскетическо-отшельнической жизни; другой элемент, получивши доминирующую силу в душе человека, дает ему стимул к самоотверженной деятельности в жизни для людей. Эти 2 элемента, при особом и одностороннем напряжении ведущие или только к созерцательной жизни или только к жизни практически деятельной, могут так комбинироваться в душе человека и получать в нем такую равномерность своего напряжения, что человек, с одной стороны, удовлетворяет своему чувству любви к Богу и в то же время с другой – стремится деятельно исполнить заповедь о любви к ближним.

Таким образом, христианский аскетизм со всеми своими формами имеет своим основанием пламенную любовь к Богу, влечение к умному созерцанию, следствием чего естественно является деятельная любовь к ближним. Ведь, любить Бога и в то же время не любить человека, психологически невозможно; та и другая любовь в аскете необходимо и неизменно существуют, и притом так, что любовь к ближним стоит в зависимости от любви к Богу. Но она в них не составляет, так сказать, определяющего начала жизни. Пламенно любящий Бога весь устремляется к созерцанию и к тому, чтобы в безмолвии упиться любовью Богу, а потому она и служит главнейшим определяющим началом его деятельности, не вытесняющим, однако, из его сознания деятельной любви к ближним настолько, чтобы она совершенно бездействовала. Упившийся любовью к Богу и исполненный религиозного умиления, проникается пламенною любовью и ко всему живущему, ко всякой твари.

Ссылка на св. Симеона Столпника¹²³² в доказательство того, что исходным пунктом аскетизма служит самоотверженная любовь к ближним, ничего не доказывает, потому что общественная его деятельность говорит не об исходном пункте аскетизма св. столпника, но об его отношении к людям в течение его аскетической жизни.

Автор разбора Шопенгауэровского учения¹²³³ говорит, между прочим, что христианский аскетизм не всегда и не во всех случаях первоначальным мотивом имел любовь к Богу; непосредственною причиною аскетизма служило оплакивание грехов своих, напр. св. Симеоном Столпником¹²³⁴. Это не верно. Ведь христианин потому и оплакивает свои грехи, что они удаляют его от любви Бога. Стремясь к Богу, желая Его любить, он естественно должен освободиться от всего того, что препятствует этой любви; размышляя об этом христианин постепенно доходит до сознания своего окаянства и глубины греховного падения и начинает оплакивать свои грехи, чтобы приблизиться к Богу. Значит, первопричиною оплакивания грехов является все-таки любовь к Богу, к которой стремится человек. Из любви к Богу он оставляет свою греховную жизнь и совершенно может отрешиться от всего земного и чувственного и путем аскетических лишений смирять грех.

Св. юродивые и св. столпники, не смотри на свое уединение и удаление от мира, приносили и приносят пользу миру. Они служат постоянным воодушевляющим примером в деле нравственного самообразования, которое было совершено ими с величайшею энергией и самоотвержением. Не будь этих подвижников, для мира и человечества не существовало-бы величественных примеров нравственной собранности духа и сурово-самоотверженного ограничения влечений плоти и чувственности. Для мира и человечества не существовало-бы также примеров той замечательнейшей преданности духовному и вечному, которая приводила св. юродивых и св. столпников к охлаждению ко всему чувственному, плотяному. Словом, они служат для мира и человечества возбудителями к перевесу духа над плотью, к господству высших сторон человеческой природы над низшими. Но надлежащее обстоятельное выяснение аскетического значения этих двух аскетических подвигов может составить предмет особой обширной монографии в несколько больших томов.

Труд этот требует особой долгой специальной подготовки и продолжительного разностороннего изучения этих подвигов с исторической и моральной стороны. Всякого, желающего выполнить такую грандиозную задачу, преследовать будут непреодолимые трудности, и прежде всего состояние церковно-исторической науки выдвинет перед взявшим на себя такую задачу затруднения, с которыми единолично считаться не в состоянии. Имеем в виду прежде всего отсутствие сочинений, посвященных обстоятельному историческому изображению некоторых аскетических подвигов; все же журнальные статьи, в которых выяснялось значение некоторых аскетических подвигов, преследуют назидательный, а не научный интерес.

с. Лысково, Нижег. губ. 1912 г. Августа 22-го дня.