Архиепископ Аверкий Таушев писал: «Надо полагать, что Самой Пречистой Матери Божией было неугодно, по Ее смирению, чтобы разглашали заветные тайны Ее жизни, – вот почему о Ней вообще говорится в Евангелиях чрезвычайно мало, кроме самых необходимых фактов, связанных непосредственно с жизнью Самого Господа Иисуса Христа». В то же время авторы некоторых богослужебных текстов претендуют, видимо, на знание не только того, что говорила (причем Ее речи взяты не из Евангелия), но и того, что думала или чувствовала Богородица, например, во время Благовещения или у Креста Сына. В каноне Благовещению есть, как известно, целая развернутая беседа между Богоматерью и Архангелом, которая отсутствует в Евангелии. Или стихира на утрени Великой пятницы:
«Днесь зрящи Тя Непорочная Дева на Кресте, Слове, возвышаема, рыдающи матернею утробою, уязвляшеся сердцем горце, и стенящи болезненно из глубины души, лице со власы терзающи. Темже и перси биющи, взываше жалостно: увы Мне, Божественное Чадо, увы Мне, Свете мира, что зашел еси от очию Моею, Агнче Божий?»
У всех, наверное, свое восприятие, но я не вижу Богоматерь «терзающей лицо и власы». Вообще, мне непонятна сама попытка детально расписать, что чувствовала, что думала Матерь Божия во время смерти Сына. Мне кажется, здесь можно только благоговейно молчать. И подобное расписывание оттенков Материнского горя мне непонятно.
Как к этим текстам относиться?
5 Ответов
Развёрнутый диалог между Богородицей и Архангелом как способ выражения богословских идей впервые стали широко использовать в сирийской литургической поэзии в IV - V вв. В частности, есть гимны преподобного Ефрема Сирина, где разговор между Богородице и Ангелом даже более пространен, чем в каноне на Благовещение. Впоследствии этот метод переняли византийские гимнографы. Существует огромный массив песнопений и проповедей на Благовещение, где используется диалог. Следовательно, это не какой-то частный случай или "ноу-хау" отдельного гимнографа, а очень развитая и древняя традиция. Потому и относиться к ней нужно с уважением и пониманием.
Понятно, что диалоги не являются отражением Священного Предания, а творчеством, "продуктом" благочестивого воображения святых писателей. Думаю, что они с трепетом формировали развернутые "речи" Архангела и Богоматери в том числе и для того, чтобы наша молитва была более живой и конкретной.
Сами развернутые реплики диалогов можно рассматривать как расширительную интерпретацию лаконичного евангельского текста. Есть очень подробное исследование (правда, являющееся библиографической редкостью): Волкова А. Г. "Радуйся, Мария": византийские диалогические проповеди и песнопения на Благовещение -- история и поэтика. Калуга: ИП Лазарев Д. А., 2016.
В целом именно с Богородицей в гимнографии связано наибольшее количество диалогических текстов; возможно, таким образом компенсируется краткость евангельских сведений о Богоматери, бывшей образцом подлинного смирения.
Что же касается личного восприятия описанных в богослужебных текстах чувств и эмоций Богородицы, то здесь, понятное дело, зависит от молящегося. Думаю, если говорить о переживании Ею страданий Христа, то для многих поэтическое описание ее горя помогает более живо представить контекст.
У всех, наверное, свое восприятие, но я не вижу Богоматерь «терзающей лицо и власы».
Таков Ваш духовный опыт. У авторов этих текстов он был иной. Дайте им на это право.
Вообще, мне непонятна сама попытка детально расписать, что чувствовала, что думала Матерь Божия во время смерти Сына. Мне кажется, здесь можно только благоговейно молчать.
Авторы этих текстов изображали словесную икону событий Распятия, движимые великой любовью к Иисусу Христу и Божией Матери. Таким образом они старались передать нашим сердцам свою любовь. Молчанием они не достигли бы этой цели.
Как к этим текстам относиться?
Как к произведениям церковной гимнографии, в чувственных образах точно изображающих глубокие душевные переживания свидетелей Распятия, в том числе (и преимущественно) Божией Матери.
Молитесь, чтобы Господь позволил Вам хотя бы отчасти прикоснуться сердцем к этим великим переживаниям и стать соучастником той безмерной любви, которую Божия Матерь питала к Своему Сыну.
Я малосопереживающий человек. Но порой, чтение этих богослужебных текстов в перемешку с Евангелием, вызывает настоящую горечь от великой ямы грехопадения, в которой мы, люди, находимся.
Каково Богородице было наблюдать ужасную картину издевательств над Богом со стороны глубоко верующих людей?!
Вот представьте, что ваши священники в храме, вдруг начали бесчинствовать, и на глазах народа поджигать и плевать в иконы, разламывать алтарь, сбрасывать колокола, и орать матом. Ваши переживания будут настоль мощными даже не от произошедшего материального ущерба, но от той глубинной катастрофы, произошедшей в их сердцах. Перед Вами откроются картины надвигаюшейся страшной беды, которая ожидает приход, этих священников, и будущее детей этого поселения. Веруюшие будут стонать от ужаса происходящего и надвигающегося.
Вспомним, жуть крестных страданий в отношении безвинного Иисуса Христа, устроенных первосвященниками, пытался остановить даже неверующий Пилат! А каковы были переживания у Той, кто под Чистым Сердцем с любовью носил в Себе Бога?
Я воспринимаю это как духовную поэзию. Ее в церковном наследии гораздо больше, чем сейчас включается в богослужение. Как я понимаю, замысел автора состоит в том, чтобы рассказать о богословии праздника устами участников событий. Отношусь к этому спокойно, это ни в коем случае не подменяет евангельские тексты, просто другой жанр.
Относиться к гимнографии надо как к духовно-поэтическим текстам. Это не Символ веры, где каждое слово должно точно отображать истину, здесь возможно разные художественные приёмы. Часто, например, песнописец вкладывает в уста действующих слова, которые они могли и не произносить. К тому же, у каждого гимнографа свой стиль, если вы хотите узнать о них подробнее, рекомендую книгу монахини Игнатии (Пузик) Церковные песнетворцы.
Вместе с тем справедливы слова священника Геннадия Орлова:
Могла ли Пресвятая Дева Мария оставаться равнодушною и спокойною, взирая на невыразимо ужасные мучения Своего Сына? В это страшное время во всей силе исполнилось над Нею пророчество Праведного Симеона Богоприимца, произнесенное им еще во дни младенчества Ее Божественного Сына: и Тебе же Самой душу пройдет оружие (Лк.2:35) — оружие неизреченной скорби и печали. Эту глубочайшую скорбь и плач Божией Матери и выразил Симеон Логофет в каноне повечерия Великой Пятницы. В тропарях этого канона Святая Церковь влагает в пречистые уста Богоматери скорбные слова, которые могли исходить только из глубины уязвленного материнского сердца при виде Сына и Бога, "к заколению влекома", а потом — "мертва и бездыханна": "Камо идеши, Чадо, чесо ради скорое течение совершаеши? Еда другий брак паки есть в Кане?.. иду ли с Тобою, Чадо, или паче пожду Тебе? Даждь ми слово, Слове, не молча мимоиди Мене чисту соблюдый Мя: Ты бо еси Сын и Бог Мой".