Добавить в Избранное
Отзыв о книге "Схиархимандрит Христофор"
Осторожно: псевдоправославная книга "Схиархимандрит Христофор"
На днях мне попала в руки свежеизданная брошюрка “Схиархимандрит Христофор” (М., 2007), которая, как явствует из краткой аннотации, “… является сокращенным изданием недавно вышедшего обширного жизнеописания тульского старца схиархимандрита Христофора (Евгения Леонидовича Никольского, 1905–1996)”, впечатлениями от прочтения которой я и хочу с вами поделиться. Книжка содержит всего две главы – “Жизнеописание” и “Штрихи к духовному портрету”, в которые автор, иеродиакон Авель (Семенов), и уместил все то, по его мнению, душеполезное и назидательное, что он желал донести до читателя. В “Жизнеописании” перед нами предстает фигура благочестивого сына заслуженного протоиерея, пострадавшего в годы сталинских репрессий, который, несмотря на все тяжкие обстоятельства жизни верующих людей в советские годы, также избрал для себя стезю церковного служения, принял священство и, впоследствии, монашество и до самой старости самоотверженно трудился на ниве служения Богу и ближним. Вехи жизни отца Христофора позволяют говорить о том, что всю свою жизнь он старался отдать на благо своих прихожан и ставшей для него родной Тульской епархии, однако при чтении “Жизнеописания” не покидает чувство сожаления, что составлено оно весьма неудачно, несвязно, изобилует нелогичностями и написано в духе некоторой экзальтации “старцеискания”. С первых же двух страниц книги, еще прежде изложения собственно жизнеописания, читателя ошарашивают целым потоком фраз и оборотов типа “благодати не может быть меры”, “что нам может помочь увидеть душу великих старцев”, “надмирность, как печать, лежавшая на всей его жизни”, “то, что скрывается за горизонтами этой грешной земли” (с.4–5) и тому подобными, весьма неуклюже, будто с чужих слов, нанизанными друг на друга и в силу неестественности и отсутствия простоты и искренности производящими гнетущее впечатление какой-то нестройной внутренней напряженности и беспокойства.
Уже на четвертой странице “Жизнеописания” встречается первое из длинной череды крайне неудачных выражений, которые не только и не столько режут глаз при чтении, сколько вызывают сомнения в том, что автор серьезно и внимательно относился к тому, что писал и, таким образом, как бы вкладывал в уста почившего отца архимандрита, который уже не сможет открыть их в свою защиту: “Он даже любимого кота приучал к молитве: когда кот вовремя приходил на молитву, батюшка давал ему немного валерианочки, а когда опаздывал — не давал.” (7) Далее по ходу чтения встречаются, например, следующие пассажи: по словам автора, в возрасте менее 35 лет Евгений получил “дар пророчества” (8), но при этом “… прежде, чем найти хоть какие-то свидетельства об отце, батюшка Христофор долго молился и долго его искал, всё время крестя на четыре стороны, призывая на свои поиски силу Божию” (16); “Батюшка не имел духовного образования, да и то, чему учили до революции по Закону Божию в сельской школе и в Лебедяни, подзабыл. Недостаток систематических знаний по различным областям пастырской жизни остро ощущался, и потому духовное образование было необходимо.” (27) и далее через один абзац: “Один раб Божий говорил, что в его библиотеке было до 14 тысяч книг и все с пометками. Так ли это или нет, но книг у Батюшки действительно было много …”; “Чудотворный источник в Колюпаново исцеляет от многих болезней. Батюшка всем говорил, чтобы приезжали к блж. Евфросинии:
— Водичка там будет до последнего дня. Даже когда будет антихрист и вода иссохнет везде, в Колюпаново вода не пропадет” (40).
Видимо, чувствуя всю общую несуразность своей первой главы, автор пишет следующее оригинальное “объяснение”: “Воспоминания чад батюшки во многом уникальны, иногда неправдоподобны, а часто носят и мистический характер. Приводимые во множестве сны, видения и откровения свидетельствуют не о прельщенности человека, ибо они исходят не от одного, а от многих десятков различных людей, а свидетельствуют о божественном дерзновении самого отца Христофора …” (9–10). Не совсем понятна логика этих слов, однако как бы невольно данная самим автором оценка первой части его “творения” не может не обратить на себя внимания по своей – увы – внутренней точности.
Перейдя ко второй главе – “Штрихи к духовному портрету”, читатель пару первых страниц еще внимает в целом тому, что он и ожидал найти в описании духовного пути великого молитвенника и подвижника, образ которого изо всех сил, пусть и весьма неумело и соблазнительно, рисовал на протяжении первых сорока страниц автор. Запростецкий стиль изложения с регулярными довольно бессвязными перескакиваниями с изложения духовных вопросов на бытовые, если не сказать обывательские, рассуждения, характерный для автора, выглядит здесь особенно неуместным, однако уже на третьей странице “Штрихов” автор влагает в уста отца архимандрита ересь царебожничества, по сравнению с чем всё сказанное выше просто бледнеет. Вот цитата: “И батюшка призывал молиться за родителей, каяться за них, за весь свой род, потому что у многих в поколении родные или родственники были против царя или были причастны к его убийству. Кто … разрушал храмы — каяться, ибо все это является также соучастием в цареубийстве … Батюшка говорил, что царь со своими непорочными чадами пострадал за нас, омыл Россию своей кровью, искупил нас … Общая мысль его была та, что искупление России будет через царя.” (49) Не считая посылки о царе – искупителе, одной из главных основ царебожничества, здесь поразительна мысль, что разрушители храмов – не более чем преступники против царя.
Далее, впрочем, повествование на некоторое время возвращается к привычной уже смеси наивно преподносимых азбучных “духовных истин” и бессодержательных в целом отступлений различного характера, производящей впечатление сумбура и непоследовательности, в которой продолжающиеся несуразности смотрятся, увы, уже вполне естественно. Вот, например, что, по словам автора, происходило, когда скоропостижно умерла келейница отца Христофора: ” … батюшка за нее сильно переживал … постоянно своим чадам наказывал ее поминать и на могилку везти сочные фрукты. Покойники, говорил батюшка, любят сочное.” (58) “Сначала, до сорокового дня, она явилась Марии Яковлевне во сне раздетая, без монашеского одеяния, с куском мяса. Батюшка говорит:
— В аду. Давай молиться, Марья Яковлевна.
Они молились, и батюшка целый год ходил после двенадцати ночи вокруг дома с кадилом” (59).
На протяжении этих 20 страниц то и дело встречаются рассуждения на различные политические темы, явно принадлежащие или перу автора книги, или же чадам отца Христофора и изложенные с гораздо большим искусством, чем перемежающие их попытки наставлений о предметах духовных, а к 67–68 страницам весь строй повествования сбивается на “предсказания” и “обличения” типа “Придет к власти молодой, меченый, а на нем цифра “666”, и пойдет все… неразбериха, путаница. Вот с него все и начнется” (69), “… страна рассыпается, ее разворовывают, так что будут править одни масоны и навяжут экуменизм” (72). “… если бы он (Патриарх – В.И.) обличал всех ограбивших Россию стервятников, начиная от президентов и кончая всякими там гайдарами, черномырдинами, березовскими и прочими плутами и шутами российской трагикомедии …” (86) – последнее в качестве завершения фразы “Если бы Патриарх примером своим показал истинное Христово нестяжание, неотмирность, молитвенность”. Впрочем, такой поворот повествования оказывается только переходом к откровениям, которые вызывают уже не просто недоумение. Вот что, например, вещает от лица отца Христофора вперемежку со своими смутными политическими воззрениями автор: “Предстоящий развал Союза батюшка воспринимал с печалью. Наравне с грядущей свободой и возрождением церковной жизни он видел и другие стороны демократии, отрицательные. … Батюшка так и говорил:
— Будет время, настанет свобода, и вы увидите, что это такое. Разбежится стадо, если оно будет свободно.” (70–71) Удивительные заявления той же фантастической логики “СССР был благом, а перестройки и последовавшая за ней свобода Церкви — зло” вкладываются автором и в уста другого отца – схиигумена Иеронима: ” … однажды заходит он в храм (была какая-то праздничная служба, народу очень много). Сопровождавшие его увидели такое огромное количество молящихся и говорят батюшке: “Батюшка, посмотрите, как много народа!”. А отец Иероним окинул взором храм и вздохнул: “Да, и все предадут Господа”. “А кто же не предаст?” — удивились ничего не понимающие чада. “А тот, — отвечает, — кто еще в храм не ходит” (77). Примеры такого хода мысли встречаются в книжке и в других местах (78, 85).
Оставить комментарий