Можно было бы проблему сформулировать очень просто: обязательно ли наставление в вере, как условие приобщения к Церкви через таинство крещения и заповедь Божию.
Можно было бы проблему сформулировать очень просто: обязательно ли наставление в вере, как условие приобщения к Церкви через таинство крещения и заповедь Божию.
Если мы хотим быть христианами, мы эту Заповедь должны соблюдать, потому что другой формы вхождения в Церковь, нежели та, которая последовательно выражена в словах Христа: «идите и научите все народы, крестя их во имя Отца, и Сына, и Святого Духа» (Мф. 28,19), Древняя Церковь не знала. А почему она не знает, точнее не хочет знать эту форму сейчас, сразу выводит нас на уровень дискуссии, ставящей вопрос жестко: христиане ли мы, если мы отказываемся исполнять заповедь Христову?
Сейчас креститься хотят многие, а вот проходить через катехизацию хотят единицы; и, если брать священников, то совершать катехизацию, тоже хотят очень не многие. Поэтому можно сформулировать проблему именно так: дана заповедь, почему мы ее не исполняем? И, в первую очередь, я бы хотел поставить такой вопрос, почему Христос дает эту заповедь? Почему вхождению в Церковь посредством таинства предшествует научение?
Чем серьезнее событие, тем серьезнее должна быть подготовка к нему. Радость праздника, например, Нового года, достигается ведь не только датой в календаре. Нужна подготовка: квартиру в порядок привести, что-то приготовить, иначе гости, которых мы пригласили, просто подумают, что мы не готовы, и пойдут к кому-то другому. Это с одной стороны. А с другой стороны, мы видим, что участие в таинствах не безопасно для неподготовленных. Мы слышим: «Со страхом Божиим и верою приступите», а потом слова молитвы о том, чтобы участие в таинстве было бы «не в суд и не в осуждение». Здесь невольно вспоминаются слова апостола Павла, что многие болеют и умирают, приобщаясь недостойно. О том, что произошло на Тайной вечере, есть разные точки зрения. Я склоняюсь к той, что Иуда причастился недостойно, и в него вошел сатана. Это подразумевает некоторую осторожность, желание оградить от таинств, не только от их обновляющей, облагораживающей, но и сжигающей функции, тех, кто к этому не готов.
Подготовка для принятия людей в Церковь просто необходима. И тут напрашивается некое возражение: а заповедь Божья, любая, в том числе и заповедь о крещении через катехизацию, она абсолютна или условна?
Если нет катехизируемых, то как быть? Младенцев, конечно, пытались катехизировать, но это была катехизация, лишь отчасти напоминающая ту, что была в Древней Церкви. Детей приносили в церковь в течение длительного времени, нескольких лет, и отголоски этого мы слышим в нашем чине Крещения, когда оглашение — это именно чтение молитв, которые дают больше пищи сердцу, нежели уму посредством интеллектуального наставления, потому что интеллектуальный разговор с младенцем просто невозможен. Это привело к тому, что в Византии к VI веку катехизация стала постепенно сходить на нет. Её отголоски остались в чинопоследовании, и это, конечно, не та работа, которую проводила Древняя Церковь. Если нет катехизируемых, нет и катехизации? А значит, заповедь начинает носить чисто условный характер, и мы оказываемся в той ситуации, когда приходиться отказываться оттого, что просто не исполняется за ненадобностью. Но даже если это и так, хотя об этом можно дискутировать, в России сейчас нет, и никогда не было такой ситуации, когда религиозное наставление в вере было бы не нужно.
Россия, воспринявшая веру от Византии, получила сокращенный чин оглашения, который там существовал в то время. Он выражался в том, что человеку могли предложить максимум 40 дней (я не говорю сейчас о ситуации Крещения Руси, она особая), и эти 40 дней были все-таки не наставлением в вере, а чтением молитв, что, конечно, не могло принести должных плодов. А почему так произошло? Потому что в Византии период огласительных бесед, катехизических школ, уже закончился. Поэтому Византия могла предложить Древней Руси то, что имела на тот момент, а имела она очень немного. Вот Голубинский на эту тему замечал, что христианство одно, а народы, вбирающие в себя христианство, разные. И мы отличались от греков в плане наличия духовного образования. Здесь на лицо несоизмеримые категории: эллины с многовековой интеллектуальной культурой и Древняя Русь с традиционным русским двоеверием. Имперский указ Синода 1740 года уже подразумевал полугодичную подготовку инородца, который хочет вступить в Православную Церковь, если ему за 21 год, а если ему до 21 года — то 40 дней. Такое странное условное разделение. Конечно, можно было бы больше ожидать от имперского периода, потому что интеллектуальный и культурный всплеск, который наметился в России после реформ Петра I, привел к расцвету и богословской мысли, и нашей Академии, и творческой деятельности религиозно-философских собраний.
Помесный Собор 1917–1918 годов показал, какие потенции у Русской Православной Церкви, но пришел 1917 год, и коммунистическая революция смела с лица земли всю предшествующую традицию, и всех потенциальных катехизируемых, и тех, кто мог бы катехизировать. Конечно, были случаи частного оглашения, но они в советском времени рассыпаны по крупицам. Они для нас ценны, но мы не можем использовать их сейчас в качестве какого-то традиционного материала или как какую-то наработанную методологию.
И вот реформы, которые вошли в нашу жизнь под именем перестройки, поставили Церковь перед определенного рода проблемой. Выяснилось, что к этим реформам Церковь оказалась просто не готова. Во-первых, был страх, чем эта идеологическая метаморфоза может обернуться для Церкви, как уже и бывало во времена Хрущева. А во-вторых, Церковь, которая десятилетиями приучалась к катехизическому безмолвию, когда священника за активную катехизическую деятельность могли либо расстрелять, либо сослать в места не столь отдаленные, просто не могла извлечь из своей среды достаточное количество людей, которые могли бы преподать основы православной веры на достойном уровне. Все мы помним эти года. 1989–1992 годы, в Троицком соборе Александро-Невской Лавры после Литургии, один священник совершал крещение над 200-ми людьми, которые пришли вместе со своими детьми. Ужасающее зрелище, которое могло только отпугнуть от Церкви. Но осуждать священников, которые участвовали в этой акции, во «втором Крещении Руси», которое так и не состоялось, язык не повернется. Во-первых, потому что крестили «страха ради смертного», боялись, что все скоро закончится, поэтому было желание как можно большим людям, желающим принять таинство Крещения, это таинство преподать. А во-вторых, повторяю, просто не было людей, которые могли бы в тех условиях оглашать на достаточно хорошем уровне.
В 1991 году создан при Московской Патриархии отдел по образованию и катехизации. Прошло уже много лет, а мы по-прежнему пребываем в меньшинстве. И наличие людей на этой конференции, и то, насколько это отзывается на православных приходах сейчас, ставит перед нами вопрос: «Если эта заповедь Божья теоретически условна, и если нет тех, кого должно катехизировать, то надо ли её исполнять».
Но повторю, что в России не было и сейчас нет такой ситуации, когда в элементарном религиозном образовании не нуждались бы люди, которые хотели бы вступить в Церковь. Причем, даже если большая часть людей покрестилась в 90‑е годы, сейчас они продолжают приходить в церковь в качестве крестных родителей, приносят крестить своих детей. И мы по-прежнему встаем перед проблемой: крестить просто так, без оглашения или оглашать?
У меня возникает вопрос: почему мы не можем жестко отказать? Было в Древней Церкви у людей такое право: если мотивы прихода в Церковь были несостоятельны, если они были прямо враждебные, магические, то Церковь могла прямо сказать: «Вам мы в крещении отказываем». И вот, поэтому, возвращаясь к временам перестройки, я всегда привожу один и тот же пример. Один мой друг, уральский священник, принявший сан, активно занимающийся катехизаторской и миссионерской деятельностью, рассказывал о том, как у него состоялся нелицеприятный разговор со своим отцом-настоятелем, почтенным протоиереем, который видя то, чем на свой страх и риск занимается молодой священник, упрекнул его, сказав, что за 30 лет стояния у престола ему и в голову не приходило утруждать какими-то занятиями человека, пришедшего креститься. На что этот молодой священник справедливо возразил, что в советские времена сам приход в церковь носил характер жертвы, и тогда действительно достаточно было такого человека, жертвующего многим, просто крестить, не имея возможности его катехизировать. И сейчас, когда человек, просящий о крещении, не жертвует ничем, ибо это уже не чревато ни комсомольскими, ни профсоюзными разборками и собраниями, то Церковь просто обязана такого человека или ребенка провести через оглашение. И я бы сформулировал это простым тезисом: период вынужденного упадка и насильственной немощи не может служить примером новой традиционности.
И вот опять вернусь к началу своего доклада. С одной стороны, Евангелие от Матфея мы читаем на Светлой Седмице каждое воскресение на Крестном ходу, и все время эти слова «идите и научите» внедряются в наше сознание. Вроде, и идти даже не надо, если речь не о миссионерстве, ведь к нам сами приходят, но вместе с тем научения нет.
Мы слышим слова о необходимости катехизации в выступлениях святейшего Патриарха, есть принципиальное согласие священноначалия, хотя бы на уровне епархии, и в то же время не происходит того, что должно бы происходить. И возникает вопрос: общеизвестно, но не общеобязательно? Почему?
С одной стороны, привычка, инерция советского времени, освященная служением почтенных отцов-настоятелей и протоиереев, как я уже сказал. С другой стороны, неумение, неподготовленность даже тех, кто, в принципе, согласен. Но это чисто отвлеченное согласие рождает желание опять-таки абстрактного характера, ни к чему не приводящее. Но всё-таки эти две категории людей, в общем-то, не являются людьми враждебными катехизации. Потому что при желании всегда можно убедить такого человека, что катехизация нужна, и даже если у кого-то нет способностей, всегда можно предложить в помощь тех, кто чувствует свое призвание к катехизической деятельности. Благо, есть епархиальные курсы, и ежегодно выпускается значительное количество людей, которых можно привлекать для катехизической деятельности. И только нерешенность вопроса на местах и, пожалуй, наверху, приводит к тому, что дарования, умения, знания этих людей оказываются невостребованными. Гораздо сложнее преодолеть трудности принципиального несогласия, они тоже имеются.
Тема моего доклада «Основные возражения против катехизации и их несостоятельность». Очевидно, что те примеры из истории, когда наблюдается спонтанное крещение, нельзя применять к реалиям русской жизни. Это были люди, которых можно было бы образно назвать «прозелитами врат», люди, которые уже принадлежали к иудейской традиции, которые уже одной ногой стояли в Церкви. Для них откровение Евангелия заключалось только в имени Мессии, и это имя — Иисус. Поэтому особого наставления для этих людей не предполагалось.
Я думаю, что к тем возражениям, которые я предложу вашему вниманию, кто-то, возможно, добавит что-то еще.
1) Вот фраза Христа: «Кто не родится от воды и Духа, тот не может войти в Царство Небесное». Эти слова Евангелия ложатся в основу страха за посмертную участь человека, и этот страх должен побудить священника крестить такого человека без промедления. Кто-то из священников скажет: «Боюсь отвечать. Ведь человек пришел просить меня о крещении, а я ему отказал, и в случае смерти такого человека некрещеным, я буду отвечать за то, что отрезал этому человеку вход в Царство Небесное».
Священнику я бы возразил здесь простыми словами: «Ты боишься не соблюсти заповедь, но, соблюдая её в таком виде, ты соблюдаешь ее только наполовину, потому что, не подготовив такого человека, ты не выражаешь полного церковного согласия, а предлагаешь какой-то урезанный вариант». Что же касается более пространных возражений на этот аргумент, то я бы сказал так: нельзя одними словами Спасителя перечеркивать другие Его слова. Должен быть разумный синтез, потому что сказавший «не родившийся от воды и Духа не может войти в Царствие Небесное» предполагал это вхождение через предварительное научение. Крещение — это не стопроцентный пропуск в рай. Можно было бы сказать, что это одно из условий, необходимое для того, чтобы наследовать Царство Небесное, но недостаточное, и даже о необходимости этого условия можно дискутировать. Так как в Евангелии от Марка есть такие слова: «Кто верует и крестится, тот спасен будет, а кто не верует, тот осужден будет», а куда крещение делось? Что евангелист забыл внести его? Конечно же, нет. Сколько угодно было ситуаций, когда человек, верующий, обратившийся ко Христу, по каким-то причинам не смог принять таинства Крещения, но имел твёрдую веру, которая необходима, как условие наследования рая, как условие перехода в жизнь вечную. И Христос подразумевает наличие в раю тех, кто верит в Него, но по каким-то причинам не прошел через таинство Крещения.
2) Другой тезис: главное крестить, а благодать все сделает. Здесь на лицо магический подход с элементарным забвением святоотеческого учения о соработничестве двух воль — божественной и человеческой.
Но можно предложить оригинальную аналогию: если нам достается приусадебный участок, то с момента получения этого участка до сбора урожая необходимы огромные трудозатраты. Надо и деревья срубить, и раскорчевать, и от камней очистить, и распланировать этот участок, и грядки сделать, и удобрения положить, и засеять, и только потом, долго ухаживая за любой культурой, можно надеяться на то, что земля начнет плодоносить. И если применить эту аналогию к крещению, то можно сказать так: большую часть труда по облагораживанию нашей души в крещении Бог проделывает за нас, эти шесть соток земли нашей души, данной нам в безвозмездное пользование, Бог раскопал, раскорчевал, очистил от камней, сделал грядки, бросил семя вечности. Но если мы не будем ухаживать вместе с Богом за тем, что в нас Господь засеял, то в итоге может ничего не быть.
3) Следующий тезис: «За крещеного можно молится в церкви на Литургии». Церковь предлагает много молитв за оглашенных и за некрещеных и помимо Литургии. Например, на молебне, где вполне уместно поминовение тех, кто еще не крещен, и даже на Литургии есть молитвы за оглашенных. Но здесь именно такой тезис знающих людей: «Отыми, Господи, грехи поминавшихся здесь Кровию Твоею честною». Дескать, «как мы можем отказывать в евхаристическом поминовении таким людям? А если мы их покрестим, то можно высыпать в чашу с Кровию Христовой частички, вынутые на проскомидии за этих людей. Эта жертва велика, и Господь непременно снизойдет к этим людям, даже если по каким-то причинам они еще не воцерковлены».
Я бы сказал так: на первый взгляд это очень сильный аргумент. Но только на первый взгляд. Здесь мне видится уход от ответственности за ту миссию, которую Бог возложил на человека. Если человек соглашается креститься, то, что мешает провести его через предварительную подготовку. Если он соглашается креститься, но отказывается от этой подготовки, зачем понапрасну докучать Богу, видя безответственность такого лица? Здесь позвольте мне напомнить слова Фомы Аквинского: «Мы должны молиться так, как будто все зависит от Бога, а поступать так, как будто все зависит от нас». Речь идет об ответственности, которая ложится на каждого человека, в том числе и на священника. В противном случае мы просим Бога быть чудом, омыть человека, сделать его церковным там, где чудом должны быть мы сами. Бог возложил на нас апостольскую миссию, и зачем нам от нее отказываться?
4) Ну, и, пожалуй, такой болезненный вопрос, как детское крещение. Особенно сложно отказывать, когда просят крестить детей. Вроде бы, нехорошо, нам дитя принесли, а мы говорим — нет, и выставляем какой-то барьер. И защитники этого тезиса спрашивают: «чему учить ребенка?», если речь идет о крещении младенческом. Но напомню вам, что в Древней Церкви существовали следующие условия, по которым крестили без предварительного оглашения: во-первых, по факту рождения от церковных родителей. Церковь первоначально была не столь многочисленна, и дети, которые рождались в чисто церковных семьях, автоматически становились членами Церкви, без какой бы то ни было катехизации и даже общения с родителями. В лучшем случае епископ или священник, совершающий Таинство, мог сказать насколько напутственных слов, но систематическое оглашение здесь было просто не нужно, ибо это были члены Церкви. Во-вторых, если человек высказывает желание креститься на смертном одре. Даже чин требника предполагает крещение «по скору» для такой категории людей. Но, если такой человек выздоравливал, его всё равно проводили через катехизацию и объясняли то, что должны были объяснить. И, наконец, мученики, крестившиеся в собственной крови, просто физически не успевшие пройти через таинство Крещения, но исповедовавшие себя христианами. Вот эти три категории, которые через оглашение не проходили.
Если ребенок рождается от церковных родителей, то по-прежнему соблюдается обычай Древней Церкви, и ни о каком оглашении речи идти не может. Если же, напротив, ребенок, которого хотят крестить, приносится родителями и крестными, которых священник первый раз видит, здесь как раз благодатная возможность исправить ситуацию, сложившуюся в первые годы перестройки. И крещеные родители — это те люди, с которыми можно и нужно заниматься, потому что учим мы не младенцев, а их родителей, физических и духовных. В противном случае, я думаю, ничего страшного, если в крещении будет отказано, потому что мотивы родителей и восприемников, которых они приводят, для Церкви не известны, а раз так, то Церковь может поставить преграду.
5) Наконец, еще один тезис. Оглашение в практике Древней церкви — это перемена жизни, а не информация о перемене жизни. Полугодичное, годичное или месячное занятие с оглашаемым — это еще один лекторий, еще один тип знаний, который, наряду с другими знаниями, попадает в сознание пришедшего в церковь человека. И где гарантии, что человек, прошедший через такого рода лекторий, станет другим? Вопрос сводится к следующему: как поменять жизнь, не зная, в какую сторону ее менять, и слова о том, в какую сторону идти, лучше безмолвия. Можете ли вы сказать, что наученный, хотя и не святыми людьми, а катехизаторами, и крещеный человек так же неустойчив в вере, как и крещенный без всякой подготовки? Я думаю, что все-таки научение, даже и не святыми людьми, даст какой-то плод.
6) Ну и, наконец, последний тезис, почти анекдотичный, но слышанный мной вживую, клирикальный тезис. На одном собрании священник сказал: «Крещение — это часть церковных доходов».
Да, я, как настоятель, подтверждаю, что взносы в епархию, которые мы должны платить, складываются, в том числе, и из доходов от крещения. Но я внутренне напрягся от таких слов и ответил: «Это Вы, батюшка, на Страшном Суде скажете о том, что между введением в церковь по заповеди и Вашим желанием крестить без катехизации лежат препятствием те налоги, которые вы должны платить епархии». Поэтому, конечно, это не состоятельный тезис. И я думаю, что те настоятели, которые здесь присутствуют, уж если на то пошло, ради пользы дела могут отказаться от сбора за крещение, ибо, когда человек войдет в Церковь, он вернет эти деньги своими пожертвованиями. А церковный налог мы заплатим из каких-нибудь других средств.
Те тезисы, которые я предложил, являются самыми распространенными. Возражения против проведения катехизации иллюстрируют их богословскую, чисто теоретическую несостоятельность, в то время как практически они очень состоятельны и живы, потому что и количество присутствующих, и то, как обстоит дело на приходах, говорит о том, что современная практика вся восстает против слов Христа о научении. Но мы для того и собрались, чтобы ситуацию поменять. Мы можем и должны ее поменять. Поэтому каждый в меру своих усилий должен идти к тому, чтобы ситуация изменилась, хотя бы ради того, чтобы нам быть последовательными в отношении к заповедям Божиим.
Отдел религиозного образования и катехизации Русской Православной Церкви
Пленарное заседание «Катехизаторская деятельность Русской Православной Церкви на современном этапе».
Комментировать