Песнь 8

Ирмос:

Егоже воинства Небесная славят, и трепещут Херувими и Серафими, всяко дыхание и тварь, пойте, благословите и превозносити во вся веки

Ирмос восьмой песни Великого канона своим основанием имеет благодарственную победную песнь, которую воспели отроки еврейские, когда Ангел Господень исполнил Божественное о них определение и чудесным образом сохранил их невредимыми в пещном пламени, учрежденном для их умерщвления беззаконным царем халдейским Навуходоносором¹⁵¹⁰.

«А между тем слуги царя, ввергшие их, не переставали разжигать печь нефтью, смолою, паклею и хворостом, и поднимался пламень над печью на сорок девять локтей и вырывался, и сожигал тех из Халдеев, которых достигал около печи. Но Ангел Господень сошел в печь вместе с Азариею и бывшими с ним и выбросил пламень огня из печи, и сделал, что в средине печи был как бы шумящий влажный ветер, и огонь нисколько не прикоснулся к ним, и не повредил им, и не смутил их. Тогда сии трое, как бы одними устами, воспели в печи, и благословили и прославили Бога:

«Благословен Ты, Господи Боже отцов наших, и хвальный и превозносимый во веки, и благословенно имя славы Твоей, святое и прехвальное и превозносимое во веки.

Благословен Ты в храме святой славы Твоей, и прехвальный и преславный во веки.

Благословен Ты, видящий бездны, восседающий на Херувимах, и прехвальный и превозносимый во веки.

Благословен Ты на престоле славы царства Твоего, и прехвальный и превозносимый во веки.

Благословен Ты на тверди небесной, и прехвальный и превозносимый во веки.

Благословите, все дела Господни, Господа, пойте и превозносите Его во веки.

Благословите, Ангелы Господни, Господа, пойте и превозносите Его во веки.

Благословите, небеса, Господа, пойте и превозносите Его во веки.

Благословите Господа, все воды, которые превыше небес, пойте и превозносите Его во веки.

Благословите, все силы Господни, Господа, пойте и превозносите Его во веки.

Благословите, солнце и луна, Господа, пойте и превозносите Его во веки.

Благословите, звезды небесные, Господа, пойте и превозносите Его во веки.

Благословите, всякий дождь и роса, Господа, пойте и превозносите Его во веки.

Благословите, все ветры, Господа, пойте и превозносите Его во веки.

Благословите, огонь и жар, Господа, пойте и превозносите Его во веки.

Благословите, холод и зной, Господа, пойте и превозносите Его во веки.

Благословите, росы и инеи, Господа, пойте и превозносите Его во веки.

Благословите, ночи и дни, Господа, пойте и превозносите Его во веки.

Благословите, свет и тьма, Господа, пойте и превозносите Его во веки.

Благословите, лед и мороз, Господа, пойте и превозносите Его во веки.

Благословите, иней и снег, Господа, пойте и превозносите Его во веки.

Благословите, молнии и облака, Господа, пойте и превозносите Его во веки.

Да благословит земля Господа, да поет и превозносит Его во веки.

Благословите, горы и холмы, Господа, пойте и превозносите Его во веки.

Благословите Господа, все произрастания на земле, пойте и превозносите Его во веки.

Благословите, источники, Господа, пойте и превозносите Его во веки.

Благословите, моря и реки, Господа, пойте и превозносите Его во веки.

Благословите Господа, киты и все, движущееся в водах, пойте и превозносите Его во веки.

Благословите, все птицы небесные, Господа, пойте и превозносите Его во веки.

Благословите Господа, звери и весь скот, пойте и превозносите Его во веки

Благословите, сыны человеческие, Господа, пойте и превозносите Его во веки.

Благослови, Израиль, Господа, пой и превозноси Его во веки.

Благословите, священники Господни, Господа, пойте и превозносите Его во веки.

Благословите, рабы Господни, Господа, пойте и превозносите Его во веки.

Благословите, духи и души праведных, Господа, пойте и превозносите Его во веки.

Благословите, праведные и смиренные сердцем, Господа, пойте и превозносите Его во веки.

Благословите, Анания, Азария и Мисаил, Господа, пойте и превозносите Его во веки; ибо Он извлек нас из ада и спас нас от руки смерти, и избавил нас из среды печи горящего пламени, и из среды огня избавил нас.

Славьте Господа, ибо Он благ, ибо вовек милость Его.

Благословите, все чтущие Господа, Бога богов, пойте и славьте, ибо вовек милость Его» (Дан. 3, 46–90).

«Как величайший грех людей порочных состоит в том, что через них имя Божие хулится, так великую добродетель святых, добродетель крайне вожделенную для них, составляет то, что через них Бог прославляется. Это было непрерывным их подвигом и при жизни в теле; в этом и по преселении на небо – постоянное их занятие, и наслаждение, и верх того блаженства.

Если в то время, когда они только надеялись получить блага, они непрестанно о всем благодарили Бога и все делали во славу Божию, то какими, нужно думать, сделались они в этом отношении тогда, когда, с одной стороны, признательность их несравненно больше, потому что они сделались совершенными во всякой добродетели, а с другой – они уже не надеются только получить блага, но на самом деле испытываю тщедрость Господа, когда видят, из чего и чем они сделались: из существ перстных – солнцами, из рабов презренных – сынами достопочтенными и наследниками Царства Небесного, из виновных – могущими и других избавлять от вины своим дерзновением пред Судиею?

Поэтому и никогда не могут они насытиться прославлением Бога, и не считают себя одних довольными для благодарения, но хотят иметь себе споспешниками в этом прославлении всех – и Ангелов, и человеков, дабы, чрез умножение числа славословящих, тем лучше уплатить свой долг – благодарность Богу.

Свидетели этому Азария и бывшие с ним святые отроки, которые победили силу огня, получив от Бога эту благодать. Когда им нужно было за свое чудное спасение воздать благодарность Спасителю и прославить Его, они не удовольствовались тем, чтобы самим только прославить Его, и не сочли своего голоса достаточным, но призывали (к славословию) вместе с собою и Ангелов, и все роды людей, и самое небо, и солнце, и звезды, и землю, и горы, и все неразумные и неодушевленные существа, и вообще всю тварь. Так велико у святых желание прославлять Бога и тогда, когда они живут еще в теле, и еще гораздо большее – по освобождении от тела.

Посему если кто, вспомнив о них и об их чести, и блаженстве, и славе, будет прославлять увенчавшего их Бога, тот доставит им радость выше всех радостей, и особенно если будет прославлять не одними только словами, но и приношением благодарственных даров, – тех даров, которые так угодны Богу и ценятся ценою самою высокою. В этом случае, как Сам Спаситель, милостиво приемля сии дары и ценя их выше всякого законного служения, взамен дает нам Свое Тело и Кровь, так и святые, радуясь о тех дарах, которыми мы думаем почтить их, как не радуются ни о чем другом, вполне отдают себя на служение нам во всем том, что полезно нам, так как во всем подражают своему Владыке»¹⁵¹¹.

Помилуй, Боже, помилуй мя.

Чти в понедельник.

Согрешивша, Спасе, помилуй, воздвигни мой ум ко обращению, прими мя кающагося, ущедри вопиюща: согреших Ти, спаси, беззаконновах, помилуй мя

Внемли, душа моя, покаянной молитве, которую излил из сокрушенного сердца своего преподобный Андрей в научение тебе: «Спасе мой! Помилуй меня, согрешившего, подними мой ум к обращению от греха, прими меня, кающегося, даруй мне щедроты Твои, вопиющему: «Согрешил Тебе, спаси меня, беззаконновал пред Тобою, помилуй меня!"

Когда ты слышишь такие покаянные слова из уст того, кого Церковь вот уже одиннадцатое столетие почитает как своего учителя, почему не становится тебе страшно?

Тот, кому от Господа было вверено попечение о Критской пастве, тот, кому велением Создателя был дан талант песнотворчества во славу Божию и в научение всем верным, тот, по слову которого проливались дожди и в страхе бежали враги видимые и невидимые, – тот самый земной ангел, небесный же человек, со слезами взывает к Спасителю, открывая пред Ним беззакония свои, полагая под ноги Его грехи свои, повергая пред Ним во прах ум свой, отягощенный преступлением заповедей (а оно-то – и есть грех по преимуществу).

Не тебе ли сказано, душа моя: «Ученик не бывает выше своего учителя, но, и усовершенствовавшись, будет всякий, как учитель его» (Лк. 6, 40; ср.: Мф. 10, 24) – и «довольно для ученика, чтобы он был, как учитель его» (Мф. 10, 25)?

Посмотри же на преподобного святителя Критского! Видишь, как учитель твой, душа, вопиет к Спасу: «воздвигни, Господи, мой ум ко обращению!» Видишь, как тот, кому были послушны стихии небесные, пресекает самовольные движения ума своего даже в таком, казалось бы, сугубо человеческом деле, деле свободы воли человеческой, как отказ от греха!

Ведь чего, казалось бы, проще: осознай, человек, грехи свои, исповедуй их духовнику твоему и более не греши, избрав свободной волей твоей по решению ума твоего путь праведности!

Однако говорит Господь: «Без Меня не можете делать ничего» (Ин. 15, 5). Говорит Он тебе: только тот, «кто пребывает во Мне, и Я в нем, тот приносит много плода» (Ин. 15, 5). Посмотри, душа моя: во Мне, говорит, а не в воле своей! во Мне – во всех делах праведности своей, которая – потому и праведность, что в Господе совершается, и Господь почивает в ней, в каждом твоем праведном поступке, в каждой мысли, в каждом твоем праведном движении, душа моя! «От Него подаются сила и жизнь тем, кои благоугождают Ему»¹⁵¹². Кто, как не Господь, подвигает тебя на праведную жизнь? Ведь «если Господь не созиждет дома, напрасно трудятся строящие его; если Господь не охранит города, напрасно бодрствует страж» (Пс. 126, 1).

А помнишь ли, душа моя, что нужно, чтобы принести много плода? «Истинно, истинно говорю вам: если пшеничное зерно, пав в землю, не умрет, то останется одно; а если умрет, то принесет много плода. Любящий душу свою погубит ее; а ненавидящий душу свою в мире сем сохранит ее в жизнь вечную» (Ин. 12, 24–25).

«Всякий вообще человек, который любит настоящую жизнь и любит свою душу, то есть исполняет ее неуместные пожелания, когда угождает ей больше, чем должно, и не презирает смерти, – погубит ее. А кто ненавидит ее, то есть не служит ей и не преклоняется перед нею, тот сохранит ее в жизнь вечную. Желая показать, сколь строгое отвращение должно иметь к похотениям души, сказал: кто ненавидит. Мы не можем ни видеть лица, ни слышать голоса ненавидимых нами; так же должны относиться и к неразумным пожеланиям души, то есть ненавидеть их совершенною ненавистью. Словами: кто ненавидит душу свою в мире сем, – показывает временность дела. Заповедь сия казалась убийственной и несообразной с любовью к жизни. Он смягчил ее прибавлением: в мире сем. Я, говорит, не всегда повелеваю ненавидеть душу; но “в этом мире» неверном отвращайся ее, когда она предписывает тебе «творить неподобное» (Рим. 1, 28). Прибавляет и пользу: сохранит ее в жизнь вечную; возненавидишь на время, а сохранишь живой навеки для жизни божественной»¹⁵¹³.

Итак, кто отсечет неразумие ума своего, кто умертвит его мнимую свободу в мире сем, кто принесет ее «в жертву живую» (Рим. 12, 1) для того, чтобы достигнуть свободы истинной, – именно тот и принесет много плода.

Некогда "сказал Господь миру притчу: У одного богатого человека был хороший урожай в поле; и он рассуждал сам с собою: что мне делать? некуда мне собрать плодов моих? И сказал: вот что сделаю: сломаю житницы мои и построю бо́льшие, и соберу туда весь хлеб мой и все добро мое, и скажу душе моей: душа! много добра лежит у тебя на многие годы: покойся, ешь, пей, веселись. Но Бог сказал ему: безумный! в сию ночь душу твою возьмут у тебя; кому же достанется то, что ты заготовил? Так бывает с тем, кто собирает сокровища для себя, а не в Бога богатеет» (Лк. 12, 16–21).

Посмотри, душа моя, на недалекого и нерадивого о душе своей богача. «Он одним богатством уже обладал, а другого надеялся. Между тем человеколюбивый Бог не осудил его в начале, за неблагодарность нрава, но к прежнему его богатству непрестанно прилагал новое богатство, в ожидании, что, насытив его когда-нибудь, обратит душу его к общительности и кротости. ...Что же присовокупил человек от себя? Злой нрав, человеконенавидение, скупость. Сим воздал он Благодетелю. Не помнил он общей природы, не думал, что избытки должно разделять неимущим... слушаясь безумного советника – себя самого»¹⁵¹⁴; и о любостяжательности / Василий Великий, святитель. Творения. Ч. 4. С. 84–85, 87 (разрядка наша. – иг. Ф.)..

Что есть наибольшее богатство твое, душа моя, как не праведность, которую ты можешь стяжать трудами жизни твоей? Ведь «ежели в душе есть добродетель, ежели исполнена она благих дел, ежели близка к Богу: то имеет многа блага, и пусть веселится прекрасным душевным веселием»¹⁵¹⁵!

Но что более неосмотрительного можешь ты совершить, как не положиться на себя в деле стяжания этого богатства, в деле его сохранения и приумножения? Какая бессмысленная самонадеянность! Какое безумное желание!

Посмотри, душа моя, на учителя своего, преподобного Андрея, посмотри, как он отвергает руководство ума своего даже в таком деле, в котором ум, казалось бы, должен быть первым исполнителем!

Воистину: как можно положиться на ум свой в том, что касается жизни вечной, если даже в сей привременной жизни ум наш так часто обманывает нас? Как часто принимает он за друга – льстивого врага, за добро – лицемерно скрывающееся под маской доброты зло, за красоту – подкрашенное, подгримированное под нее безобразие, за искусство – не то, что советует ему его свободная воля, а то, что назойливо навязывают реклама, так называемое общественное мнение или высказывания «авторитетных ценителей», – «как сумасшедшие, в припадке бешенства, не действительные видят вещи, но представляют то, что́ производит в них болезнь»¹⁵¹⁶! Как часто он, «стараясь о настоящем, презирает чаемое»¹⁵¹⁷!

Как долго искал ум человеческий Божественной справедливости, и вдруг – принял за нее утопию коммунистического «рая на земле»! а потом, когда разочаровался в этом привидении, устремился за другим – за внутренней пустотой капиталистической демократии!¹⁵¹⁸

И в этой своей погоне за пустыми символами оказался готовым на всё – даже на то, чтобы отказаться от самой идеи Божьего творения, от самой идеи о том, что человек – венец творения в силу своего особого происхождения, в силу того, что он – образ и подобие Создателя! Первоначальный взрыв – и вот уже вселенная возникает сама собою; теория эволюции – и вот уже человек не образ Божий, а отдаленный потомок некоей первичной обезьяны...

«Ах, обмануть меня не трудно!..

Я сам обманываться рад!..»¹⁵¹⁹ –

разве это не достойная эпитафия уму, своей волей удалившему себя от Того, образом Кого он является, уму, предоставленному самому себе? «Соль – добрая вещь; но ежели соль не солона будет, чем вы ее поправите» (Мк. 9, 50)? Откуда возьмется солоность соли – то есть «укрепляющая и вяжущая благодать Духа»¹⁵²⁰, – если Господь не даст ее?

А уж в самом важном деле нашей жизни, деле спасения нашего, душа моя, ум способен, самое большее, лишь обратиться к праведности, принять решение об отказе соучаствовать «в бесплодных делах тьмы» (Еф. 5, 11), но как без Христа твоего – Того, Кто есть «дверь овцам» (Ин. 10, 7), – найдешь ты дверь, ведущую на путь к Царству? И есть ли этот путь – без Того, Кто есть «путь и истина и жизнь» (Ин. 14, 6)? Зачем тебе даже и всё богатство праведности, если ты не в Бога будешь богатеть? Не получится ли из такого богатства лишь – видимость, внешний вид богатства, лишенный его истинности?

Душа моя! «Почему ж не молишься Господу, чтоб довершил милость, но предварительно делаешь себя недостойной принять, что имеешь уже в виду? ...Долгие лета назначила ты себе. Смотри, чтоб не предварил тебя поспешающий срок»¹⁵²¹!

Ступай же не вослед ума твоего, а вослед учителя твоего, душа моя! Оставь самонадеянность свою! Откажи уму твоему в праве на смутительное самовластие! Помни: «ты втайне говоришь сам с собою, но слова твои оцениваются на небе»¹⁵²²! Пойми, что значат для тебя в деле спасения твоего слова Господни: «Отвергнись себя» (Мф. 16, 24; Мк. 8, 34; Лк. 9, 23)¹⁵²³!

Пойми и воззови вместе с преподобным Андреем: «воздвигни мой ум ко обращению, всещедрый Спасе, приими, ущедри, спаси и помилуй мя!»

Помилуй, Боже, помилуй мя.

Колесник Илия колесницею добродетелей вшед, яко на небеса, ношашеся превыше иногда от земных; сего убо, душе моя, восход помышляй

"Когда они шли и дорогою разговаривали, вдруг явилась колесница огненная и кони огненные, и разлучили их обоих, и понесся Илия в вихре на небо» (4Цар. 2, 11).

Это событие было настолько удивительным, что превышало разумение человеческое. Поэтому даже скрупулезный Флавий, всегда вникающий в детали библейского текста, записал: «Исчез с лица земли пророк Илия, и никто по сей день не знает подробностей его кончины. ...Относительно Илии, равно как относительно жившего до потопа Еноха, имеются данные в Священном Писании, что они исчезли, тогда как о смерти их никто не узнал ничего точного»¹⁵²⁴.

Но православная иконография вот уже не одну тысячу лет изображает перед нами во множестве деталей образ этого славного события – множество икон в бесчисленных храмах живописуют в красках, как «колесничник Илия некогда возносился ввысь от земли, восходя колесницею добродетелей на небеса»¹⁵²⁵.

«Размышляй же и ты, душа моя, о его восхождении». Помышляй о том, как добродетельная жизнь дает человеку Божию (тому, кто в Бога богатеет!) возможность подготовить себя к восприятию чуда, – ведь то, что стало такой загадкой для многих поколений людей, для самого Илии, надо думать, было событием ожидаемым, чаемым, а потому – и не столь сверхъестественным, как показалось даже ученику его Елисею. Вера же – это «осуществление ожидаемого и уверенность в невидимом» (Евр. 11, 1), и если человек в чем-то уверен, это становится как бы явленной частью его жизни. Чуждая всякому сомнению вера Илии-пророка сделала его соучастником чуда, соприсутствующим в самой мистической реальности этого чуда, и чудо уже не было для него явлением чуждым, оно было частью того мира, в котором он пребывал. А пребывал пророк Божий и в мире видимом, и, в некоей своей части, в мире невидимом, но для него – вполне явственном.

Не чудом ли было, как «попалились небесным огнем по его слову дващи пятьдесят Иезавелиных»? Но он не дрогнул при этом чудесном событии, ибо для него явственно было: Господь силен во всем, силен Он и молитву праведника сделать действенной.

Не чудом ли было, как Господь принял в огне жертву Илиину на горе Кармил, в то время как Иезавелины прислужники бесновались до потери последних сил перед своим безответным идолом (3Цар. 18, 1–46)? Но для пророка это было настолько ожидаемым исходом событий, что он повелел даже трижды облить водою и жертву, и дрова под ней, ибо уверен был в том, что «Господь – Бог и непременно обратит к Себе сердце народа» (3Цар. 18, 32–38).

Пророк жил в Господе – потому и «вороны приносили ему хлеб и мясо у потока Хорафа, что против Иордана» (3Цар. 17, 2–6), и Ангел насыщал его в пустыне (3Цар. 19, 4–7), и Сам Господь многократно беседовал с ним¹⁵²⁶.

И когда «Господь восхотел вознести Илию в вихре на небо» на дороге из Галгала (4Цар. 2, 1), это не вызвало удивления не только у самого Илии, но и у тех, кому Бог благоволил открыть Свое намерение: у ученика его Елисея; у «сынов пророков, которые в Вефиле, и у тех, которые в Иерихоне, и у пятидесяти сынов пророческих, которые пошли за ними, чтобы самим лицезреть чудесное вознесение праведника, и встали вдали напротив них у Иордана» (4Цар. 2:3, 5, 7). Ведь те, на ком (по выбору Господню, состоявшемуся вследствие их добродетельной жизни) «почил Дух» Божий (См.: Числ. 11, 25–26), становятся сотаинниками дел Божиих, они в некотором смысле посвящаются в тайну Промысла, становятся созерцателями ее, недомыслимым для нас образом живут в ее среде.

И это – не праздные домыслы. Вспомни, душа моя, что сказал Илия ученику своему в ответ на его желание улучить пророческую благодать: «Если увидишь, как я буду взят от тебя, то будет тебе так, а если не увидишь, не будет» (4Цар. 2, 10). «Если увидишь», говорит, – а это значит: Господь тебе это откроет. Он откроет зрение духа твоего, чтобы мог ты лицезреть предназначенную тебе часть невидимых Божественных тайн, недоступных человеческому земному зрению. И если будет так, значит, готов ты и к восприятию особой благодати Божией, которая почивает на пророках и делает их, живущих на этой земле, сожителями и небесных чертогов. Готов – то есть образ жизни твоей, образ веры твоей настолько чисты, что оказываются неким сверхразумным образом сродными благодатным энергиям Божиим.

А какова теперь ты, душа моя? Вот о чем надлежит тебе подумать, размышляя над обращенными к тебе словами Критского учителя: «сего убо, душе моя, восход помышляй».

Помилуй, Боже, помилуй мя.

Иорданова струя первее милотию¹⁵²⁷ Илииною Елисеем ста сюду и сюду; ты же, о душе моя, сея не причастилася еси благодати за невоздержани¹⁵²⁸.

«Елисей же смотрел и воскликнул: отец мой, отец мой, колесница Израиля и конница его! И не видел его более. И схватил он одежды свои и разодрал их на две части. И поднял милоть Илии, упавшую с него, и пошел назад, и стал на берегу Иордана; и взял милоть Илии, упавшую с него, и ударил ею по воде, и сказал: где Господь, Бог Илии, – Он Самый? И ударил по воде, и она расступилась туда и сюда, и перешел Елисей» (4Цар. 2, 12–14).

Елисей-пророк, за праведность свою удостоенный видения возносившей Илию на небеса колесницы огненной, был удостоен и исполнения желания своего, о котором сказал учителю своему («дух, который в тебе, пусть будет на мне вдвойне» (4Цар. 2, 9)): «Иорданские струи, вначале расступившиеся под ударом милоти Илииной¹⁵²⁹ (4Цар. 2, 8)., этой же милотью были раздвинуты и Елисеем туда и сюда».

Почему же определил Господь ученику Илии-пророка такое достоинство? Посмотри, душа моя, как отвечает на этот вопрос Великий Василий: «Какова жизнь Елисеева? Как пророк пользовался странноприимством суманитянины? Как сам угощал пророков?

Не «зелия ли дивия» и несколько «муки» (4Цар. 4, 39, 41) удовлетворили страннолюбию, когда прикасавшимся к яству угрожала опасность от приложенного «яблока дивияго», если б молитва постника не уничтожила ядовитости?»¹⁵³⁰

Вот ответ на вопрос твой, душа:

«Пост руководил всех святых к жизни по Богу.... Пост предпосылает молитву на небо, делаясь для нее как бы крыльями при восхождении горе́. Пост – приращение домов, матерь здравия, воспитатель юности, украшение старцев, добрый спутник путешественникам, надежный сожитель живущим вместе». И Сам «Господь наш, постом укрепив воспринятую Им за нас плоть, принял на Себя в ней приражения диавола, как нас научая постом умащать и приучать себя к подвигам в искушениях, так и противнику доставляя Своим алканием удобство приступить к Нему. По высоте Божества, Он был бы неприступен противнику, если бы через алкание не снизошел до человеческой немощи. А, восходя на небеса, прикасался Он к пище, чтобы удостоверить в естестве воскресшего тела»¹⁵³¹.

«Впрочем, – учит нас тот же святитель, – пользу поста не ограничивай одним воздержанием от снедей: потому что истинный пост есть устранение от злых дел. Разрешай всяк соуз неправды. Прости ближнему оскорбление; прости ему долги. Не в судехи сварех поститеся. Не ешь ты мяс, но поедаешь брата. Воздерживаешься от вина, но не удерживаешь себя от обид.

«Горе вам упившиеся не вином» (Ис. 51, 21). Раздражение есть упоение души; оно так же выводит ее из ума, как и вино. И скорбь также есть упоение; она подавляет разум. Страх – новое упоение, когда бывает, от чего не должно ему быть. Ибо сказано: «от страха вражия изми душу мою» (Пс. 63, 2). И вообще, всякую страсть, которая выводит ум из себя, справедливо можно назвать упоением.

Бегай сего опьянения, не пристращайся и к упоению вином. Водопития не предваряй многопитием. Не пьянство должно тайноводствовать тебя к посту. Не через пьянство входят в пост, как не чрез любостяжательность – в справедливость, не чрез невоздержание – в целомудрие, и кратко сказать, не чрез порок – в добродетель»¹⁵³².

Вот какой образ жизни приводит тебе, душа моя, на память преподобный Критский светильник, напоминая тебе о даровании Елисеевом.

Вот образ жизни, придерживаясь которого, внешний человек не тучнеет и дебелеет чрез меру, но сохраняет здоровье и силу, а внутренний человек тем временем не томится духовным голодом, но вкушает учения истины¹⁵³³.

«Ты же, о, душа моя, не причастна этой благодати из-за невоздержания твоего».

Помилуй, Боже, помилуй мя.

Елиссей иногда прием милоть Илиину, принят сугубую благодать от Бога; ты же, о душе моя, сея не причастилася еси благодати за невоздержание

«Когда они перешли, Илия сказал Елисею: проси, что сделать тебе, прежде нежели я буду взят от тебя. И сказал Елисей: дух, который в тебе, пусть будет на мне вдвойне. И сказал он: трудного ты просишь. Если увидишь, как я буду взят от тебя, то будет тебе так, а если не увидишь, не будет. Когда они шли и дорогою разговаривали, вдруг явилась колесница огненная и кони огненные, и разлучили обоих, и понесся Илия в вихре на небо» (4Цар. 2:9–11)¹⁵³⁴.

«Елисей, некогда приняв милоть Илиину, принял двойную благодать от Бога». Так напоминает тебе, душа моя, преподобный Андрей о великом чуде, которого удостоился пророк Божий Елисей.

Мы уже вспоминали сегодня Христовы слова. «Довольно для ученика, чтобы он был, как учитель его» (Мф. 10, 25). Но сейчас видим, как ученик Илии Елисей получает «благодать воз благодать» (Ин. 1, 16) – благодать, превышающую дар его учителя.

Неужели несправедливы оказались Христовы слова? Никак невозможно!

Невозможно, потому что «не мерою дает Бог Духа» (Ин. 3, 34). «Не мерою» – значит, в этом деле нет места никакому сравнению: каждый получает столько, сколько может «вместить» (Ин. 21, 25), «в меру полного возраста Христова» (Еф. 4, 13).

«Для уяснения смысла просьбы Елисея, с первого взгляда как бы бросающей тень на его смирение и скромность, необходимо иметь в виду отношения, существовавшие между обоими пророками: пророк Илия был духовным отцом (ст. 12) Елисея, как и многих «сынов пророческих». Расставаясь со своим духовным отцом, пророк Елисей как бы просит его признать своим первородным сыном духовным: по закону (см.: Втор. 21, 17) первородный сын имеет то преимущество перед прочими братьями, что получает двойную часть (евр. пишнаим, בּּי שנים, как здесь, ст. 9; ср.: Зах. 13, 8, где выражение это означает «23 целого») в сравнении с каждым из них; и пророк Елисей, причисляя себя вместе с сынами пророческими к духовным сынам пророка Илии, просит его признать его первородным и из благодатного наследия своего – «духа» (евр. руах, ראה) или “духа и силы» (см.: Лк. 1,17) Илии, – духа пророчества и чудотворения, – уделить ему преимущественную часть, а не двойную, сугубую часть в сравнении с духом Илии»¹⁵³⁵.

Мы рассуждали об образе жизни Елисея – разве не сделал он его достойным восприятия благодати Божией? Разве не расчистил этот образ жизни в душе Елисея духовное пространство, которое надлежало отдать в распоряжение этого Божественного дара?

Но сейчас обратим внимание на обстоятельства, в которых получил Елисей дар Божий, а именно – на то, как и какими словами испрашивал он этого дара.

«Создавший нас Бог дал нам в употребление слова, чтобы открывали мы друг другу сердечные совещания и чтоб каждый из нас, по общительности природы, передавал ближнему свои мысли, как бы из некоторых сокровишниц износя их из таинниц сердца. Если бы мы жили, имея душу ничем не покровенную, то могли бы тотчас понимать друг друга, по одним помышлениям. Но поскольку мысли производит в нас душа, покрытая завесой, то есть плотью, то для обнаружения скрытого в глубине нужны слова и именования. Поэтому мысль наша, как скоро получит знаменующий ее звук, перенесясь в слове, как в ладье, и переплыв чрез воздух, от говорящего переходит к слушающему. И если найдет глубокую тишину и безмолвие, то слово укрывается в слухе поучающихся, как в спокойной и безмятежной пристани. Если же в слушателях, подобно жестокой буре, восстанет смятение, слово, рассеявшись в воздухе, претерпит кораблекрушение.

Итак, доставьте слову сему тишину своим молчанием. Может быть, окажется, что и в его грузе есть нечто полезное. Слово истины уловляется с трудом и легко может ускользать от невнимательных. По домостроительству Духа оно так сжато и кратко, что немногим означает многое и по сокращенности удобно для удержания в памяти. Ибо совершенство слова, по самой природе его, состоит в том, чтоб своею неясностью не скрывать ему обозначаемого и чтоб не быть излишним и пустым, без нужды изобилуя речениями»¹⁵³⁶.

Образ выражения, который Елисей употребил для своего вопрошания, можно назвать простым, ясным, точным, кратким. Он не разглагольствовал без меры; он не утаил своего желания (если бы он сделал так, то проявил бы зависть и гордыню) и проявил великую веру в то, что для Бога нет ничего невозможного; он точно описал то, что просил, – ему нужен был именно дух, а не пророческая сила или иные возможности его учителя, он просил не дара, а духа, и это было точным и верным выражением сути дела – ведь «Дух научит нас всему" (Ин.14, 26).

Вот – способ сказать слова свои так, чтобы услышал их Господь. Вот – способ получить Божественный дар: соединить жизнь, исполненную праведности, со словом простым, точным, ясным и кратким. Вот – образ «совершенства слова», описанный нам Великим Василием.

«Внемли же себе» (Втор. 15, 9), душа моя: так ли ты взываешь ко Господу твоему, испрашивая милости Его? Ведь «движения мысли происходят не в продолжение времени, совершаются без труда, составляются без усилий; всякое время для них удобно»¹⁵³⁷, – и всякое ли из движений мысли твоей, душа, так же просто, точно, ясно и кратко, так же отражает суть твоего прошения, так же свободно от гордыни и зависти, как слова пророка Елисея?

Как часто можем мы слышать теперь: «Прислушивайся к себе!» Но что означает этот совет? Для большинства – ничего иного, кроме попытки выудить из какого-то внутреннего голоса информацию о состоянии собственного тела.

Этого ли внимания ожидает от тебя, душа моя, Господь твой?

«Сказано: «внемли себе». Всякое живое существо, от устроившего всё Бога, имеет в себе побуждения к охранению своего собственного состава. И если прилежно станешь изучать, то найдешь, что большая часть бессловесных, не учась, имеют отвращение от вредного, и опять, по какому-то естественному влечению, спешат к наслаждению полезным. Потому и нам обучающий нас Бог дал сию великую заповедь, чтобы в пособии разума нашли мы то, что у них есть от природы; и чтобы то, что бессловесными делается без размышления, у нас совершалось со вниманием, при непрестанном напряжении рассудка, и мы были исправными хранителями данных нам от Бога побуждений, бегая греха, как бессловесные избегают ядовитого в снедях, и гоняясь за правдой, как и они отыскивают в траве питательное. Поэтому внемли себе, чтобы мог ты различать вредное от спасительного»¹⁵³⁸.

Вот какого внимания ожидает от тебя Бог. Вот какое внимание к себе обладало Елисеем, когда он в мыслях своих отказывался от всего вредного и просил совершенными словами своими единственно спасительного для человека – причастия Духу Божию.

«Ты же, о душа моя, не причастна этой благодати из-за невоздержания твоего».

Помилуй, Боже, помилуй мя.

Соманитида иногда праведнаго учреди, о душе, нравом благим; ты же не ввела еси в дом ни странна, ни путника. Темже чертога изринешися вон, рыдающи

«В один день пришел Елисей в Сонам. Там одна богатая женщина упросила его к себе есть хлеба; и когда он ни проходил, всегда заходил туда есть хлеба. И сказала она мужу своему: вот, я знаю, что человек Божий, который проходит мимо нас постоянно, святой; сделаем небольшую горницу над стеною и поставим ему там постель, и стол, и седалище, и светильник; и когда он будет приходитm к нам, пусть заходит туда» (4Цар. 4, 8–10).

Размышляя над этим местом из Писания, богоглаголивый Андрей обращается кдуше своей: «Посмотри, о душа моя! Некогда благонравная женщина Сонамская гостеприимно приняла в свой дом праведника Елисея». К своей душе обращается преподобный, но говорит он и для тебя, душа моя беззаботная!

Вспомни, душа, слова Христовы, которые сказал Он ученикам Своим, стоя у храма Иерусалимского: «Когда же приидет Сын Человеческий во славе Своей и все святые Ангелы с Ним, тогда сядет на престоле славы Своей, и соберутся пред Ним все народы; и отделит одних от других, как пастырь отделяет овец от козлов; и поставит овец по правую Свою сторону, а козлов – по левую.

Тогда скажет Царь тем, которые по правую сторону Его: приидите, благословенные Отца Моего, наследуйте Царство, уготованное вам от создания мира: ибо алкал Я, и вы дали Мне есть; жаждал, и вы напоили Меня; был странником, и вы приняли Меня; был наг, и вы одели Меня; был болен, и вы посетили Меня; в темнице был, и вы пришли ко Мне.

Тогда праведники скажут Ему в ответ: Господи! когда мы видели Тебя алчущим, и накормили? или жаждущим, и напоили? когда мы видели Тебя странником, и приняли? или нагим, и одели? когда мы видели Тебя больным, или в темнице, и пришли к Тебе?

И Царь скажет им в ответ: истинно говорю вам: так как вы сделали это одному из сих братьев Моих меньших, то сделали Мне.

Тогда скажет и тем, которые по левую сторону: идите от Меня, проклятые, в огонь вечный, уготованный диаволу и аггелам его: ибо алкал Я, и вы не дали Мне есть; жаждал, и вы не напоили Меня; был странником, и не приняли Меня; был наг, и не одели Меня; болен и в темнице, и не посетили Меня.

Тогда и они скажут Ему в ответ: Господи! когда мы видели Тебя алчущим, или жаждущим, или странником, или нагим, или больным, или в темнице, и не послужили Тебе?

Тогда скажет им в ответ: истинно говорю вам: так как вы не сделали этого одному из сих меньших, то не сделали Мне. И пойдут сии в муку вечную, а праведники в жизнь вечную» (Мф. 25, 31–46).

Послушай же, душа, как толкует эти слова блаженный Феофилакт: «Стоящих ошуюю Господь посылает в огонь, уготованный диаволу. Поскольку демоны безжалостны и вражески расположены к нам, то прилично осуждаются на то же наказание люди, имеющие такое же свойство и за свои дела подвергшиеся проклятию. Заметь, что Бог не для людей уготовал огненное мучение, а для диавола; но я сам себя делаю достойным мучения. Представляя сие, вострепещи человек! Вот посылаются эти люди в муку не за то, что они блудники, или убийцы, или хищники, или совершили другое какое злодеяние, а – за то, что не сделали никакого добра. Ибо если внимательно рассмотреть, то хищник – и тот, кто много имеет и не оказывает милости, хотя бы явно и не делал никакой обиды ближнему. Все, что имеет он более надлежащего, похищает у требующих, если они не получают от него; потому что, когда бы он отделил это для общего употребления, они не нуждались бы, а теперь нуждаются оттого, что он запер свой излишек и присвоил его себе.

Таким образом, немилостивый осужден будет, как похититель: ибо столь многих обижает, сколь многим может благотворить и не благотворит. За сие-то и пойдут такие люди в муку вечную, никогда не скончаемую, а праведники – в жизнь вечную. Ибо как святые имеют непрестающую радость, так неправедные – непрестающее мучение, хотя Ориген и баснословит безумно, обольшая неопытных, что будто бы есть конец наказанию, что грешники не вечно будут мучиться, что некогда, очищенные мучениями, будто перейдут в то место, где находятся праведные. Но слова Господа ясно обличают такую безумную мысль. Господь говорит о вечном наказании, то есть непрекращаемом, и сравнивает праведных с овцами, а грешников – с козлицами. Как козлу никогда не бывать овцою, так и грешник (в будущем веке) никогда не очистится и не будет праведным.

Кромешная тьма, будучи удалена от Божественного света, по тому самому и составляет самое тяжкое мучение, что она удалена от Бога. Можно представить на это и следующую причину. Грешник, удалившись по грехам своим от света правды, и в настоящей жизни уже находится во тьме; но поскольку здесь еще есть надежда на обращение, то эта тьма и не есть кромешная. А по смерти, если он не покаялся, настанет истязание и его окружает кромешная тьма. Ибо надежды на обращение тогда уже нет, и наступает совершенное лишение Божественной благодати. Пока грешник здесь, то, хотя он и не много получает божественных благ (разумею чувственные блага), но все еще он раб Божий, потому что живет в дому Божием, то есть между творениями Божиими, и Бог питает и сохраняет его. А тогда он будет совершенно отлучен от Бога, не имея участия ни в каких благах: это и есть тьма, называемая кромешной, в противоположность теперешней, не кромешной, когда грешнику еще остается надежда покаяния.

Итак, бегай немилосердия и твори милостыню, как чувственно, так и, особенно, духовно. Питай Христа, алчущего нашего спасения. Впрочем, если ты напитаешь и напоишь также алчущего и жаждущего учения, то и тогда ты напитал и напоил Христа. Ибо вера, живущая в христианине, есть Христос, а вера питается и возрастает посредством учения. Если также видишь странного, то есть удалившегося от Царства Небесного, то веди его с собой посредством научения, – входи сам и его вводи, чтоб, проповедуя другим, самому не погибнуть. И если кто совлекся одежды нетления, приятой в Святом Крещении, и обнажился, то облеки «его и изнемогающаго в вере, – как говорит Павел, – приемли" (Рим. 14,1), заключенного в темнице, то есть в этом мрачном теле, своим наставлением. Все сии виды любви совершай и телесно, и, особенно, духовно. Ибо как мы состоим из двух частей, из души и тела, то и дела любви должны совершаться двояко»¹⁵³⁹.

Что добавишь ты к этим мудрым словам, душа моя? Разве только – вглядишься в себя и обретешь себя обнаженной от всякого дела блага?

Тогда поймешь ты, может быть, смысл слов преподобного Андрея, которые обращает он к тебе: «Ты же не ввела в свой дом ни странника, ни путника. А потому будешь извергнута вон из чертога и возрыдаешь».

Помилуй, Боже, помилуй мя.

Гиезиев подражала еси, окаянная, разум скверный всегда, душе, егоже сребролюбие отложи поне на старость; бегай геенскаго огня, отступивши злых твоих

«И сказал Гиезий, слуга Елисея, человека Божия: вот, господин мой отказался взять из руки Неемана, этого Сириянина, то, что он приносил. Жив Господь! Побегу я за ним, и возьму у него что-нибудь. И погнался Гиезий за Нееманом.

И увидел Нееман бегущего за собою, и сошел с колесницы навстречу ему, и сказал: с миром ли? Он отвечал: с миром; господин мой послал меня сказать: «вот, теперь пришли ко мне с горы Ефремовой два молодых человека из сынов пророческих; дай им талант серебра и две перемены одежд».

И сказал Нееман: возьми, пожалуй, два таланта. И упрашивал его. И завязал он два таланта серебра в два мешка и две перемены одежд и отдал двум слугам своим, и понесли перед ним. Когда он пришел к холму, то взял из рук их и спрятал дома. И отпустил людей, и они ушли.

Когда он пришел и явился к господину своему, Елисей сказал ему: откуда, Гиезий? И сказал он: никуда не ходил раб твой. И сказал он ему: разве сердце мое не сопутствовало тебе, когда обратился навстречу тебе человек тот с колесницы своей? время ли брать серебро и брать одежды, или масличные деревья и виноградники, и мелкий или крупный скот, и рабов или рабынь? Пусть же проказа Нееманова пристанет к тебе и к потомству твоему навек. И вышел он от него белый от проказы, как снег» (4Цар. 5, 20–27).

«И ты, окаянная душа, – обращается к тебе, душа моя, преподобный Андрей, – всегда подражала скверному разуму Гиезия».

Видишь ли, душа, как скверный Гиезий, прообразуя сребролюбивого Иуду, вознедуговал алчностью настолько, что не только солгал пришедшему к Елисею за исцелением сирийскому военачальнику, прокаженному Нееману, обманом выманив у него приношение. Он и господина своего, пророка Божьего, пытался обмануть, чтобы скрыть свое преступление.

Проказа – это перст Божий, и только Богу под силу избавить человека от этой мистической болезни и наслать на человека эту болезнь как орудие вразумления. Об этом свидетельствует само Писание – вспомним лишь слова царя Израильского, которые произнес он, получив просьбу Сирийского царя об избавлении Неемана от проказы: «Царь Израильский, прочитав письмо, разодрал одежды свои и сказал: разве я Бог, чтобы умерщвлять и оживлять, что он посылает ко мне, чтобы я снял с человека проказу его» (4Цар. 5, 7)?

То, что случилось с Нееманом через молитву пророка Елисея, было делом поистине Божественным. Елисей, «таинник Божия благодати», будучи чуждым сребролюбия, по внушению Божию лишь исполнил Христовы слова, которые будут сказаны через века ученикам Его: «Больных исцеляйте, прокаженных очищайте, мертвых воскрешайте, бесов изгоняйте; даром получили, даром давайте» (Мф. 10, 8). Таким же божественным действием было и то, что получил Гиезий за жадность свою и за ложь, которой он пытался прикрыть свое сребролюбие.

«Туне приясте, туне дадите» – такова заповедь Божия, данная на все времена всем тем, кто получает в дар часть Его благодати. «Дары и призвание Божие непреложны» (Рим. 11, 29) и даются они человеку не за что-то (за труды и подвиги, например, или за перенесенные лишения), но – для чего-то,и прежде всего – для того, «чтобы явились дела Божии» (Ин. 9, 3). Потому-то и говорит Господь: «туне», то есть даром, «приясте». Ведь «Дух дышит, где хочет, и голос его слышишь, а не знаешь, откуда приходит и куда уходит» (Ин. 3, 8), и не в силах человеческих указать Ему путь.

Потому-то в древности сложилось учение: «Если же кто в Духе скажет: дай мне серебра или чего другого, вы не должны слушать того. Но если он назначит подаяние для других, неимущих, то никто да не осуждает его»¹⁵⁴⁰. Потому в древней Церкви соблюдалось правило: «Всякий, приходящий во имя Господне, да будет принят, а потом, уже испытав его, вы узнаете как поступить, ибо вы будете иметь разумение правого и ложного. Если приходящий – странник, помогите ему, сколько можете, но он не должен оставаться у вас более двух или трех дней, и то если бы нужда оказалась. Если же он желает поселиться у вас, то, если он ремесленник, пусть трудится и ест (см.: 2Фес. 3, 10). А если он не знает ремесла, то вы по своему усмотрению позаботьтесь о нем, но так, чтобы христианин не жил среди вас праздным. Если же он не желает так поступать, то он христопродавец. Остерегайтесь таковых!»¹⁵⁴¹

Среди причин греха сребролюбие и любостяжание ставятся на одно из первых мест¹⁵⁴² и почитаются корнем всех зол¹⁵⁴³.

Происходящее «от бесов»¹⁵⁴⁴, «сребролюбие есть идольская бережливость, прорицание толпы, приговор скупости, вычисление отложенного, богатство порабощения, род неправды, тук болезней, гадатель многолетия, обаятель трудолюбия, советник бдительности, нищета чрева, малоценность снедей, ненасытимое неистовство, многопопечительный порок»¹⁵⁴⁵.

«Вельми бо хитр дух сребролюбия, и ко прелести коварный»¹⁵⁴⁶. Он ослепляет ум, притупляет разум и веру, возбуждает к человеческой славе и порождает «попечение о житейских», укрепляет в человеке ярость и гнев, «егда кто не улучит желаемаго, сиречь своей воли»; производит брани, немилосердие и в конце концов приводит к совершенному неведению даров Божиих и своих согрешений и к осуждению¹⁵⁴⁷.

«Лживое мечтание»¹⁵⁴⁸ сребролюбия доводит человека до страсти к бессмысленному накоплению сокровищ материальных и в этой своей стадии даже препятствует процессу производства материальных благ, из которого, собственно, и выросло¹⁵⁴⁹.

Однако преступление Гиезиево было тем более тяжким, что сам-то он был благодати Божией не причастен! И вот, стоя рядом с сосудом, в котором покоилась Божья благодать, он распорядился делом так, словно бы сам был этим сосудом, а не прислужником его! И слова-то его были, по-видимому, благородны (ибо он, на словах, брал не сам, а по поручению господина своего, и брал не для себя, а для других). И в руки-то свои не взял он первоначально даяния Нееманова, но слуги сирийца несли их перед Гиезием. Как благочестиво было обставлено грабительское деяние!

Но разве вид благочестия может обмануть Господа? Ведь Он «испытует сердца и утробы» (Пс. 7, 10; Иер. 11, 20; 1Пар. 28:9, 29:17; Притч. 17:3, 20:27, 24:12; Рим. 8, 27; 1Фес. 2, 4; Апок. 2, 23) – «то есть собственно то, что составляет плоды гнева и что составляет корень вожделений наших, так как сердце наше служит жилищем гнева, утробы же наши составляют источник вожделений наших, а то и другое вместе порождает грех»¹⁵⁵⁰! В сердце же Гиезия было лишь одно помышление: «Побегу я за ним, и возьму у него что-нибудь».

Вот что сделало сребролюбие с человеком, казалось бы, здравым, с человеком, который содержался пророком Божиим при себе, как достойный пребывания в месте, где проявляет себя Божественный Дух.

И Господь отмечает грешника Своим посещением – ведь, как через века апостольский ученик Анания, и ветхий Гиезий «сам подготовил себя к принятию действия сатаны и к исполнению себя его силой»¹⁵⁵¹ и не только не поступил по правде, но «солгал не человекам, а Богу» (Деян. 5, 4). Потому и «вышел он от Елисея белый от проказы, как снег», являя всему миру знамение своего греха.

Видишь ли, душа моя, как делает тайное явным Господь (См.: Мк. 4, 22; Лк. 8, 17)? Видишь ли, как уже в этой жизни обличает Он грешника? И это – тоже великий дар Божий, потому что такое обличение может стать для грешника и научением, подвигая его оставить грех и, покаявшись, вступить на путь праведности.

Остерегись же, душа моя, обличением чужого греха, не искушай долготерпения Божьего, не дожидайся, когда Обличитель подойдет и к тебе, чтобы явить миру тайное твое, во сто крат превышающее недостоинство сребролюбивого и лживого слуги Елисеева!

Последуй совету преподобного Андрея, приведшего тебе на память безумие Гиезия и нашедшее на него обличение Господне: «откажись от его сребролюбия хотя бы в старости твоей; убегай от огня геенского, оставив злые свои дела».

Помилуй, Боже, помилуй мя.

Преступи понедельнику до Славы. Чти вторнику.

Ты Озии, душе, поревновавши, сего прокажение в себе стяжала еси сугубо: безместная бо мыслиши, беззаконная же дееши; остави, яже имаши, и притецы к покаянию

«И взял весь народ Иудейский Озию, которому было шестнадцать лет, и поставили его царем на место отца его Амасии. Он обстроил Елаф и возвратил его Иудее, после того как почил царь с отцами своими. Шестнадцати лет был Озия, когда воцарился, и пятьдесят два года царствовал в Иерусалиме; имя матери его Иехолия из Иерусалима. И делал он угодное в очах Господних точно так, как делал Амасия, отец его; и прибегал он к Богу во дни Захарии, поучавшего страху Божию; и в те дни, когда он прибегал к Господу, споспешествовал ему Бог.

И он вышел и сразился с Филистимлянами, и разрушил стены Гефа и стены Иавнеи и стены Азота; и построил города в области Азотской и у Филистимлян. И помогал ему Бог против Филистимлян и против Аравитян, живущих в Гур-Ваале, и против Меунитян; и давали Аммонитяне дань Озии, и дошло имя его до пределов Египта, потому что он был весьма силен.

И построил Озия башни в Иерусалиме над воротами угольными и над воротами долины и на углу, и укрепил их. И построил башни в пустыне, и иссек много водоемов, потому что имел много скота, и на низменности и на равнине, и земледельцев и садовников на горах и на Кармиле, ибо он любил земледелие.

Было у Озии и войско, выходившее на войну отрядами, по счету в списке их, составленном рукою Иеиела писца и Маасеи надзирателя, под предводительством Ханании, одного из главных сановников царских. Все число глав поколений, из храбрых воинов, было две тысячи шестьсот, и под рукою их военной силы триста семь тысяч пятьсот, вступавших в сражение с воинским мужеством, на помощь царю против неприятеля. И заготовил для них Озия, для всего войска, щиты и копья, и шлемы и латы, и луки и пращные камни. И сделал он в Иерусалиме искусно придуманные машины, чтоб они находились на башнях и на углах для метания стрел и больших камней.

И пронеслось имя его далеко, потому что он дивно оградил себя и сделался силен.

Но когда он сделался силен, возгордилось сердце его на погибель его, и он сделался преступником пред Господом Богом своим, ибо вошел в храм Господень, чтобы воскурить фимиам на алтаре кадильном.

И пошел за ним Азария священник, и с ним восемьдесят священников Господних, людей отличных, и воспротивились Озии царю и сказали ему: не тебе, Озия, кадить Господу; это дело священников, сынов Аароновых, посвященных для каждения; выйди из святилища, ибо ты поступил беззаконно, и не [будет] тебе это в честь у Господа Бога.

И разгневался Озия, – а в руке у него кадильница для каждения; и когда разгневался он на священников, проказа явилась на челе его, пред лицем священников, в доме Господнем, у алтаря кадильного. И взглянул на него Азария первосвященник и все священники; и вот у него проказа на челе его. И понуждали его выйти оттуда, да и сам он спешил удалиться, так как поразил его Господь. И был царь Озия прокаженным до дня смерти своей, и жил в отдельном доме и отлучен был от дома Господня. А Иоафам, сын его, начальствовал над домом царским и управлял народом земли» (2Пар. 26, 1–21).

В двадцать седьмой год Иеровоама, царя Израильского, воцарился Азария, сын Амасии, царь Иудейский: шестнадцати лет был он, когда воцарился, и пятьдесят два года царствовал в Иерусалиме. Имя матери его Иехолия, из Иерусалима. Он делал угодное в очах Господних во всем так, как поступал Амасия, отец его. Только высоты не были отменены: народ совершал еще жертвы и курения на высотах. И поразил Господь царя, и был он прокаженным до дня смерти своей и жил в отдельном доме. И Иофам, сын царя, [начальствовал] над дворцом и управлял народом земли¹⁵⁵².

«Этот Озия был человеком прекрасного, склонного к справедливости характера, отличался великодушием и предприимчивостью. Начав поход против филистимлян и победив их в бою, он взял штурмом города их Гитту и Иамнию и разрушил стены их до основания. После этого похода он предпринял экспедицию против живших по соседству с Египтом арабов, основал там на берегах Чермного моря город и оставил в нем гарнизон. Затем он подчинил себе амманитян, наложил на них определенную дань и, покорив всю страну до границ Египта, обратил затем всю энергию свою на заботы о благоустройстве Иерусалима. ...У него было несчетное количество вьючного и всякого другого скота, потому что та местность была особенно пригодна для скотоводства. Будучи любителем земледелия, царь сильно озаботился обработкой почвы и велел засадить ее всевозможными растениями и злаками.

Пользуясь таким благополучием и такими удачами, царь сильно возгордился, и, вознесясь, благодаря своему скоропреходящему счастью, над тем, что вечно и навсегда сохраняет свою силу, а именно над благочестием и над соблюдением Божественных постановлений, он пошатнулся в своем положении и впал в прегрешения отца своего, к которым и последнего привели блестящие успехи и величие власти, хотя он и не сумел удержаться на своей высоте. Когда однажды наступил день торжественного всенародного праздника, царь вздумал облачиться в священническое одеяние и войти в святилище, чтобы там принести жертву Господу Богу на золотом алтаре. Но этому воспротивились первосвященник Азария и бывшие при нем восемьдесят священнослужителей, говоря, что это право принадлежит лишь потомкам рода Ааронова, и с громким криком требовали, чтобы царь удалился и не поступал противно велениям Предвечного. Царь разгневался и стал угрожать священникам смертью, если они не замолчат.

Вдруг почва содрогнулась от сильного землетрясения, облака разделились и блестящий луч солнца скользнул между ними и ударил в глаза царю, так что последний мгновенно заболел проказой, а вблизи города, в том месте, которое именуется Ерогою, отделилась половина скалы, обращенной к западу, прокатилась на расстоянии четырех стадий к востоку и навалилась на такое место, где находились царские дороги и парк, и засыпала их. Священники же, увидев, что проказа появилась на глазах царя, объявили ему об этом бедствии и приказали ему, как нечистому, покинуть город.

Пристыженный постигшим его ударом и потрясенный тем, что ему уже более не придется оправиться, Озия повиновался этому приказанию и увидел в этом ужасном несчастии тяжкое возмездие за свое высокомерие по отношению к людям и за свои беззакония относительно Предвечного. Некоторое время он еще прожил как частное лицо за пределами города, и тогда сын его Иофам правил за него. Наконец он умер от горя и отчаяния по поводу приключившегося с ним несчастья, прожив всего шестьдесят восемь лет, из которых был царем в продолжение пятидесяти двух. Похоронен он был в своем собственном саду, в отдельной могиле»¹⁵⁵³.

И «ты, душа моя, позавидовав Озии, получила в себе его проказу вдвойне, – говорит преподобный Андрей: – ты мыслишь недолжное и делаешь беззаконное».

Разве не прав учитель твой, душа моя? Что в этой жизни стяжала ты?

«Вы – свет мира; ...так да светит свет ваш пред людьми, чтобы они видели ваши добрые дела и прославляли Отца вашего Небесного», – сказал Христос ученикам Своим, но позже добавил: – «смотри: свет, который в тебе, не есть ли тьма» (Мф. 5:14, 16; Лк. 11, 35)!

Ты посвящаешь всё свое время поискам пропитания для тела твоего, и мысли твои вращаются по большей части в кругу дел мирских, хотя сказано тебе: «Взгляните на птиц небесных: они ни сеют, ни жнут, ни собирают в житницы, и Отец ваш Небесный питает их. Вы не гораздо ли лучше их» (Мф. 6, 26; ср.: Лк. 12, 24)? Если остается у тебя от этих хлопот некий малый остаток времени, ты посвящаешь его поискам удовольствий и славы мирской, ищешь почета от людей таких же, как ты, от людей суетных и немирных. Кого похвалят они, как не того, кто во всем подобен им, – «ибо возлюбили больше славу человеческую, нежели славу Божию» (Ин. 12, 43)? Почему же тебе так дорога их похвала и суета мира сего – дороже милости Господней?

Где молитвенные бдения твои, душа, по слову апостольскому: «Непрестанно молитесь» (1Фес. 5, 17)? Почему твоего времени хватает тебе на всё, кроме молитвы – не такой, чтобы впопыхах на бегу, а такой, которую ждет от тебя Господь, – молитвы неспешной, разумной, в которой сердце и ум твой участвуют на равных, молитвы истинной, то есть такой, которая «чужда нетрезвости и соединена с постом»¹⁵⁵⁴?

Где постные твои подвиги? Ведь ты всегда ищешь послабления в посте – то здоровье у тебя не то, то обстоятельства жизненные тебе не дают поститься, то память твоя подвела тебя и забыла ты о постном дне... Но как избавишься ты от прилогов рода нечистого, если сказано тебе: «сей род изгоняется молитвой и постом» (Мф. 17, 21)?

Где любовь твоя к ближнему твоему? Сказал тебе некогда Христос: «Заповедь новую даю вам, да любите друг друга» (Ин. 13, 34). Вспомнишь ли ты, когда в последний раз ты проявила эту любовь, душа? Какого больного посетила? Какого гостя приняла у себя не потому, что тебе что-то нужно от него, а – просто так, за спаси Господи? Не удивляешься ли ты тому, чему вот уже как две тысячи лет назад удивился возлюбленный ученик Христов: «Нелюбящий брата своего, которого видит, как может любить Бога, Которого не видит» (1Ин. 4, 20) Как же исполнишь ты заповедь «первую и наибольшую – возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим и всею душею твоею и всем разумением твоим», – если не исполняешь «вторую подобную ей» (Мф. 22, 36–38; Мк. 12, 28–30; Лк. 10, 27–28)?

Где нескончаемое благодарение твое ко Господу, по завету апостольскому: «За всё благодарите, ибо такова о вас воля Божия во Христе Иисусе» (1Фес. 5, 18)? «Люди, получившие «светильник» от Бога, то есть дар ума, которым мы смотрим, как бы светом нам данным, сокрыли рассудительность и, омрачивши себя завистью, не видят чудес и благодеяний, хотя мы для того получили ум, чтобы поставлять на подсвечник, дабы и другие видели свет»¹⁵⁵⁵. Не из таких ли ты омраченных людей, душа моя, которые не видят благодеяний Господних? Не потому ли медлишь ты всегда в благодарении твоем?

Назовешь ли ты мне теперь те способы, которыми пытаешься ты смирить себя по слову Господню: «Научитесь от Меня, ибо Я кроток и смирен сердцем, и найдете покой душам вашим» (Мф. 11, 29)? Да и пытаешься ли? Не о тебе ли говорил пророки: «они вводят народ Мой в заблуждение, говоря: «мир!», тогда как нет мира» (Иез. 13, 10; ср.: Иер. 6:14, 8:11)?

Как исполняешь ты, душа моя, апостольские слова: «Всегда радуйтесь» (1Фес. 5, 16)? Где непрестанная радость твоя о Господе? Почему всегда угрюма ты, почему копишь в сердце обиды на ближнего твоего, думая, что собираешь «ему на голову горящие уголья» (Рим. 12, 20), а на самом деле – готовишь себе самой нелицеприятный Суд, «ибо суд без милости не оказавшему милости», потому что «милость превозносится над судом» (Иак. 2, 13)? Почему не освещает тебя свет пасхальной победы Христовой, истребляющий всякое зло и неправду?

Сказано тебе, душа моя: "Работайте Господеви» (Пс. 2, 11; разрядка наша. – иг. Ф.). Разве бывает легкой работа? Разве не требует она времени? Разве не нужно для нее прилежания? Почему же ты сетуешь на трудности жизни духа твоего, избегая их и ища себе всякого послабления в трудах духовных, но не перестаешь, не жалея сил, трудиться трудом мира сего, чтобы стяжать временные и скоропреходящие блага его, презревая блага нетленные и вечные?

Сказано тебе: «Хорошего держитесь» (1Фес. 5, 21), – почему же ты так прилепилась к миру и заботам его, что нет в тебе места для истины Царства Божия?

Не будешь ли и ты, как Озия, изгнана вон из города за проказу грехов твоих, застилающих тебе глаза? Ведь он только задумал беззаконие, ты же неустанно творишь его, всечасно презирая Божественные заповеди!

«Откажись же от того, что имеешь, душа безумная, – дает тебе, душа моя, добрый совет преподобный Андрей, ибо что́ имеешь ты своего, кроме беззакония твоего? Откажись от мыслей и дел беззаконных, говорит он тебе, – и притеки к покаянию».

Помилуй, Боже, помилуй мя.

Ниневитяны, душе, слышала еси кающяся Богу, вретищем и пепелом, сих не подражала еси, но явилася еси злейшая всех, прежде закона и по законе прегрешивших

«И было слово Господне к Ионе вторично: встань, иди в Ниневию, город великий, и проповедуй в ней, что Я повелел тебе. И встал Иона и пошел в Ниневию, по слову Господню; Ниневия же была город великий у Бога, на три дня ходьбы. И начал Иона ходить по городу, сколько можно пройти в один день, и проповедовал, говоря: еще сорок дней и Ниневия будет разрушена! И поверили Ниневитяне Богу, и объявили пост, и оделись во вретища, от большого из них до малого. Это слово дошло до царя Ниневии, и он встал с престола своего, и снял с себя царское облачение свое, и оделся во вретище, и сел на пепле, и повелел провозгласить и сказать в Ниневии от имени царя и вельмож его: «чтобы ни люди, ни скот, ни волы, ни овцы ничего не ели, не ходили на пастбище и воды не пили, и чтобы покрыты были вретищем люди и скот и крепко вопияли к Богу, и чтобы каждый обратился от злого пути своего и от насилия рук своих. Кто знает, может быть, еще Бог умилосердится и отвратит от нас пылающий гнев Свой, и мы не погибнем». И увидел Бог дела их, что они обратились от злого пути своего, и пожалел Бог о бедствии, о котором сказал, что наведет на них, и не навел» (Ион. 3, 1–10).

Вспоминая об Ионе-пророке и грешных жителях Ниневии, преподобный Андрей удивляется тебе, душа моя бесчувственная: удивляется тому, что не хочешь ты внять чужому примеру и, видя многие поучения, продолжаешь идти путем неверным греховных дел: ведь «слышала ты, душа, о ниневитянах, кающихся Богу, – говорит тебе светильник Критский, – но не подражала их вретищу, в которое оделись кающиеся, и пеплу, на который сел царь Ниневийский, как некогда объятый несчастьями Иов (См.: Иов. 2, 8), в знак глубокого покаяния своего, и явилась злейшей грешницей, чем все те, кто согрешил до закона Христова и после дарования миру закона Его».

Сколько раз Писание показывает тебе образ покаяния нечестивых? Сколько раз говорит оно тебе, душа, как сердечное раскаяние прелагает на милость гнев Господень? «В жару гнева Я сокрыл от тебя лице Мое на время, но вечною милостью помилую тебя, говорит Искупитель твой, Господь» (Ис. 54, 8). Что сделала ты, душа моя окаянная, для того, чтобы стяжать эту вечную милость, обещанную тебе?

Господь привел тебя в мир, чтобы ты была в воле Его, чтобы ты была сотрудницей Его в благоукрашении мира, в великом деле расширения до границ вселенной сущности добра и правды Господней. Как соработаешь ты Господу? Посмотри: вместо того, чтобы распространять в мире то, что имеет сущность от Господа, ты всячески сужаешь границы сущего, давая простор тому, что не-сущностно, что не существует само по себе, тому, чего Господь не сотворил, но творят ежедневно и ежечасно сатана и слуги его.

Ты входишь во грех и этим самым даешь новые силы к существованию тому, что не имеет самостоятельной сущности и, как гриб-паразит, питается от твоей жизненной силы, окрадывая тебя.

Ты холишь и лелеешь в себе грех, а не праведность.

Ты бездумно развлекаешься (а ведь по-русски, до того, как бес-пересмешник научил нас подменять смысл слов, «развлечь» означало – отвлечь от чего-то дельного, нужного, правильного); ты занимаешься прелестными вещицами мира сего (не вспоминая о том, что «прелесть» – от слова «лесть», по смыслу связанного с понятием лжи, и «прелестное» – отнюдь не «изящно» или «красиво», но – то, что лживым видом отвлекает человека от истинного и притягивает к себе, заставляя отказаться от нужного и полезного, – обманно, ложно привлекает, отвлекая от истинной необходимости; вот как ловко перевернул бес-пересмешник исконный смысл!), погружаясь во всякого рода «легкий жанр», лишь бы не отягощать себя излишним мыслительным процессом (зачем лишний раз думать, если мы так устаем, работая в жизни сей!), из развлечений делаешь увлечения – и всё меньше и меньше остается у тебя времени для себя самой!..

Когда ты в последний раз занялась собой, душа? когда размыслила о себе и своем месте в мире? о том, что труд твой – это не бесконечная забота о средствах к существованию, а нечто иное, имеющее более высокий смысл: твой вклад в Божие дело устроения мира – вот здесь-то современная русская орфография оказалась к месту: Господь устрояет и мир, и мир, Он печется о них обоих и зовет тебя к совместному о них попечению, – а что же ты, душа моя?

Когда обдумывала ты самый факт твоей внутренней свободы, данной тебе Богом для творчества в любой сфере, куда бы ни забросила тебя жизнь? Ведь это не жизнь тебя «забрасывает», но – Господь промышляет о тебе, подавая тебе испытания, чтобы проверить крепость твою, чтобы исправить тебя, чтобы дать тебе новый опыт, новые знания, чтобы приготовить тебя к новым событиям в твоем земном бытии!

Когда в последний раз пыталась ты увидеть, душа моя, что́ именно подлежит в тебе исправлению? И когда пыталась ты соработать Господу в этом исправлении – применить свои творческие возможности к самой себе? Неужели тот клочок бумаги на исповеди, на котором наскоро написано с десяток слов, – это всё, что ты смогла сделать, всё, с чем ты идешь ко Христу?

Где «вретища и пеплы, и посты», и непрестанные молитвы твои? где добротолюбие твое? где праведные деяния твои?

Помилуй, Боже, помилуй мя.

В рове блата слышала еси Иеремию, душе, града Сионя рыданьми вопиюща и слез ищуща; подражай сего плачевное житие и спасешися

«Ты слышала, о душа, об Иеремии, как в грязной яме с рыданиями вопиял он о граде Сионском и искал слез, чтобы оплакать его, – напоминает тебе, душа моя, преподобный Андрей о жизни великого пророка Иеремии; – подражай его плачевному житию – и спасешься».

«На девятый год правления Седекии, в десятый день десятого месяца, царь вавилонский вторично выступил против Иерусалима, обложил его и в течение восемнадцати месяцев осаждал его по всем правилам осадного искусства. В то же самое время над осажденными иерусалимлянами разразились два величайших бедствия: голод и заразительная болезнь, сильно свирепствовавшие [среди них]. Несмотря на то, что пророк Иеремия сидел [в то время] в темнице, он все-таки не мог успокоиться и громко взывал и советовал народу впустить вавилонян в город, открыв пред ними ворота; при этом он утверждал, что, если они это сделают, все спасутся, если же нет, то погибнут. Он указывал при этом, что если кто-нибудь и останется в городе, то наверное погибнет либо от голода, либо от меча неприятелей; если же убежит к врагам, то избегнет смерти»¹⁵⁵⁶.

«И услышали Сафатия, сын Матфана, и Годолия, сын Пасхора, и Юхал, сын Селемии, и Пасхор, сын Малхии, слова, которые Иеремия произнес ко всему народу, говоря: так говорит Господь: кто останется в этом городе, умрет от меча, голода и моровой язвы; а кто выйдет к Халдеям, будет жив, и душа его будет ему вместо добычи, и он останется жив. Так говорит Господь: непременно предан будет город сей в руки войска царя Вавилонского, и он возьмет его.

Тогда князья сказали царю: да будет этот человек предан смерти, потому что он ослабляет руки воинов, которые остаются в этом городе, и руки всего народа, говоря к ним такие слова; ибо этот человек не благоденствия желает народу сему, а бедствия.

И сказал царь Седекия: вот, он в ваших руках, потому что царь ничего не может делать вопреки вам.

Тогда взяли Иеремию и бросили его в яму Малхии, сына царя, которая была во дворе стражи, и опустили Иеремию на веревках» (Иер. 38, 1–6), «дабы он в ней задохся»¹⁵⁵⁷; «в яме той не было воды, а только грязь, и погрузился Иеремия в грязь» (Иер. 38, 6). «Погрузившись в грязь по шею, пророк находился в яме»¹⁵⁵⁸.

Освобожденный впоследствии из «рова блата», Иеремия продолжил проповедь о Божьем гневе на Иерусалим, однако ни царь, ни жители не слушали его.

«Город пал на одиннадцатый год правления Седекии, на девятый день четвертого месяца. Взяли город те вавилонские военачальники, которым Навуходоносор поручил осаду. ...Город был взят около полуночи. Тогда военачальники врагов проникли в храм. Когда об этом узнал царь Седекия, он взял жен и детей своих, а также начальников и приближенных и бежал с ними из города через глубокое ущелье и пустырь. Но об этом некоторые перебежчики сообщили вавилонянам; на рассвете те бросились в погоню за царем, захватили его недалеко от Иерихона и окружили его. Приближенные же и знатнейшие, бежавшие вместе с Седекиею, увидя врагов, покинули царя и, думая о своем собственном спасении, рассеялись в разные стороны. И вот когда Седекия был таким образом покинут всеми, враги захватили его и немногих (оставшихся ему верными) друзей с детьми и женами и отправили их всех к царю. ...Навуходоносор велел немедленно, в присутствии самого Седекии и прочих пленных, перерезать его сыновей и приближенных. Затем, выколов Седекии глаза, он приказал заковать его и отправить в Вавилон»¹⁵⁵⁹.

Так началась для иудеев история Вавилонского плена.

Послушаем назидательные слова, которые сказал древний писатель, давший античному миру знание о Священной истории: «Все это мы привели потому, что на основании его вполне возможно объяснить тем, которые еще не знают сущности Божества, насколько велик и мудр Всевышний, насколько все Его решения исполняются в положенное время и как Он предсказывает все, что должно случиться. Равным же образом из этого возможно уяснить себе невежество и неверие людей, вследствие чего никто не хотел предвидеть того, что должно было случиться, и благодаря чему они без удержу ринулись в свою собственную гибель, как будто бы им было невозможно избегнуть всех этих испытаний»¹⁵⁶⁰.

Видишь ли, душа моя, повод, который подает история Иеремии к тому, чтобы размыслила ты о жизни своей? Видишь ли, почему преподобный Андрей зовет тебя подражать «плачевной» участи пророка?

Видишь ли, как пророк оказался готовым претерпеть всякое наказание, многие наветы и презрение людское, но остался верным Божией воле, которая открылась ему?

Видишь ли, как даже в самых стесненных условиях, когда и сама жизнь его оказалась под угрозой, не прекратил он, исполняя правду Божию, плача о граде Сионском, об участи людей, собранных в нем в те дни Господом и подвергнутых самым тяжким несчастьям?

Глядя на злострадания великого пророка, вспомни, душа, Христовы слова: «Блаженны изгнанные за правду, ибо их есть Царство Небесное. Блаженны вы, когда будут поносить вас и гнать и всячески неправедно злословить за Меня. Радуйтесь и веселитесь, ибо велика ваша награда на небесах: так гнали и пророков, бывших прежде вас» (Мф. 5, 10–12).

Вспомни о том, душа моя, что «гонение терпят не одни мученики, но и многие другие – за вспоможение обидимым и вообще за всякую добродетель: потому что под именем правды разумеется всякая добродетель»¹⁵⁶¹. Помни об этом и не впадай в уныние, когда видишь, что добродетели твои не оценены людьми: «Устрашимся, братие, поскольку горе тем, кои имеют похвалу от людей. Ибо должно заслужить похвалу и от людей, но прежде – от Бога»¹⁵⁶². Не печалься же, когда не находишь добродетелям твоим отзвука в сердцах людей, – печалься более о себе, о гордыне своей: как можешь ты судить о себе? как можешь ты почитать поступки свои добродетелями? ведь то, что ты почитаешь за добродетель, легко может оказаться тягчайшим пороком при свете нетленном вечной Правды! как дерзаешь ты дать оценку тому, чему Судия – один Господь?

Вспомни и о том, что «терпеть поношение есть дело великое и самое трудное: ибо многие, не стерпев поношения, сами себя лишали жизни. ...И пророков, бывших прежде, гнали за добродетель». Но не забудь, что «не всякий поносимый блажен, но только тот, кто терпит поношение для Христа и ложно. Если же у кого при поношении его нет ни того, ни другого, то несчастен он, поскольку для многих служит соблазном»¹⁵⁶³. А потому, терпя поношения, поищи в себе: Христа ли ради ты терпишь? за Его ли правду страдаешь? или же источник страданий твоих – твое собственное превеликое самомнение, тешащее гордыню твою, и страдания твои – естественный плод грехов твоих, коих ты не можешь или не хочешь увидеть, – ведь «гонят и воров и убийц, однако же они не блаженны»¹⁵⁶⁴!

Потому что «спасешься ты, только подражая тому плачевному житию», которое проводил пророк во исполнение воли Божественной, страдая за открывшуюся ему правду Божию: ведь ничто из того, что он делал в жизни своей, не имело источником его своеволие, не имело поводом заботу о себе, о своей славе среди людей, о своем месте в мире сем, но только – заботу о том, чтобы та истина, которая открыла себя ему, не осталась бы неизвестной, не была незамечена, не прошла бы мимо людей, но стала бы их достоянием и вела бы их по спасительному пути.

Как тот, кого коснулся серафимский уголь, не мог сказать Господу в ответ ничего иного, кроме: «вот я, пошли меня», Господи¹⁵⁶⁵ (Ис. 6, 6–8)., так и тот, чей грех очищен Жертвой Христовой, кто крестился в смерть Христову, кто спогребся «с Ним крещением в смерть, дабы, как Христос воскрес из мертвых славою Отца, так и ему ходить в обновленной жизни, соединясь с Ним подобием воскресения» (Рим. 6, 3–5), – так и такой человек, «новая тварь» (2Кор. 5, 17; Гал. 6, 15), должен всей своей жизнью предстоять Господу, всегда быть готовым по зову Его «на всякое доброе дело» (2Тим. 2, 21), думая не столько о своих призрачных добродетелях, сколько о том, что все они – ничто пред вечной славой Божией, и творя свои добрые дела не для добрых дел, но для Того, Кто Сам – превыше всякого доброго дела. Ведь даже здесь, на земле, если мы любим кого-то, то многое готовы перенести для любимого человека. Не превыше ли Господь этой земной любви? И не должна ли вся жизнь того, кто воистину любит Бога своего, без остатка быть отданной Ему?

Вспоминай же почаще, душа моя, Христовы слова: «Вы, когда исполните все повеленное вам, говорите: мы рабы ничего не стоящие, потому что сделали, что должны были сделать» (Лк. 17, 10). Потому что «не должно величаться никаким совершенством, ни даже исполнением всех заповедей. Ибо на рабе лежит необходимая обязанность исполнять приказания господина, однако же исполнение их не должно вменяться ему в совершенство. Ибо, если раб не будет делать, он достоин ран; а когда сделал, пусть довольствуется тем, что избежал ран, а не должен за это необходимо требовать платы. Ибо заплатить ему. особенно же подарить что-нибудь, зависит от великодушия господина.

Так и Богу работающий не должен превозноситься, если исполнит заповеди, ибо он не сделал ничего великого, напротив, если бы он не исполнил, ему было бы горе, как говорит апостол: «горе мне, если не благовествую» (1Кор. 9, 16). Равным образом, если он получит дарования, он не должен ими величаться, ибо дарования даны ему по милости Божией, а не потому, будто бы Владыка был ему должен. Ибо особенный долг раба по отношению к его господину – исполнять все его приказания.

Если же мы не должны думать о себе ничего великого и тогда, когда соблюдаем все заповеди, то что мы такое бываем, когда не исполняем и малой части заповедей Божиих, да еще гордимся?»¹⁵⁶⁶

Помилуй, Боже, помилуй мя.

Иона в Фарсис побеже, проразумев обращение ниневитянов, разуме бо, яко пророк, Божие благоутробие: темже ревноваше пророчеству не солгатися

«И было слово Господне к Ионе, сыну Амафиину: встань, иди в Ниневию, город великий, и проповедуй в нем, ибо злодеяния его дошли до Меня. И встал Иона, чтобы бежать в Фарсис от лица Господня, и пришел в Иоппию, и нашел корабль, отправлявшийся в Фарсис, отдал плату за провоз и вошел в него, чтобы плыть с ними в Фарсис от лица Господа...

И было слово Господне к Ионе вторично: встань, иди в Ниневию, город великий, и проповедуй в ней, что Я повелел тебе. И встал Иона и пошел в Ниневию, по слову Господню; Ниневия же была город великий у Бога, на три дня ходьбы. И начал Иона ходить по городу, сколько можно пройти в один день, и проповедовал, говоря: еще сорок дней и Ниневия будет разрушена! И поверили Ниневитяне Богу, и объявили пост, и оделись во вретища, от большого из них до малого. Это слово дошло до царя Ниневии, и он встал с престола своего, и снял с себя царское облачение свое, и оделся во вретище, и сел на пепле, и повелел провозгласить и сказать в Ниневии от имени царя и вельмож его: «чтобы ни люди, ни скот, ни волы, ни овцы ничего не ели, не ходили на пастбище и воды не пили, и чтобы покрыты были вретищем люди и скот и крепко вопияли к Богу, и чтобы каждый обратился от злого пути своего и от насилия рук своих. Кто знает, может быть, еще Бог умилосердится и отвратит от нас пылающий гнев Свой, и мы не погибнем». И увидел Бог дела их, что они обратились от злого пути своего, и пожалел Бог о бедствии, о котором сказал, что наведет на них, и не навел.

И опечалися Иона печалию великою и смутиcя ¹⁵⁶⁷, – как в Вульгате (iratus est).. И молился он Господу и сказал: о, Господи! не это ли говорил я, когда еще был в стране моей? Потому я и побежал в Фарсис, ибо знал, что Ты Бог благий и милосердый, долготерпеливый и многомилостивый и сожалеешь о бедствии.

Тогда сказал Господь: ты сожалеешь о растении, над которым ты не трудился и которого не растил, которое в одну ночь выросло и в одну же ночь и пропало: Мне ли не пожалеть Ниневии, города великого, в котором более ста двадцати тысяч человек, не умеющих отличить правой руки от левой, и множество скота?» (Ион. 1:1–3, 3:1–10, 4:1–2, 10–11).

«Иона бежал в Фарсис, предвидев обращение ниневитян, ибо знал, как пророк, Божие благоутробие, – так размышляет Критский учитель, ни к кому, по-видимому, не обращаясь (в отличие от большинства тропарей Великого канона, которые содержат прямое обращение к душе), о чудесных событиях, случившихся некогда с пророком Ионой; – и потому ревновал, чтобы неложным было пророчество».

Почему вдруг возникло здесь это размышление?

В нем – как бы продолжение размышлений, которыми был объят святитель, когда читал библейские слова, посвященные страданиям пророка Иеремии.

Там он поставил перед собой для рассмотрения важнейшее качество жизни христианина: богопосвященность этой жизни, постоянное предложение себя – жизни своей – как жертвы Господу, постоянное существование христианина в координатах богообъятости, богонаполненности.

Современные богословы говорят о таком состоянии как о Xристоцентричности человеческого бытия, ибо Христос, «как глава Церкви, соединяет в теле Церкви всё и вся. Христос – всеединство. Христос – всесоединитель. В Нем, в Богочеловеке, или Церкви, соединяются Бог и человек, небо и земля, Ангелы и люди, существа и вещи, атомы и вселенная, всё, что на небе, и всё, что на земле, всё, кроме греха, смерти и диавола. Богочеловек всё это соединил, основав и в Себе, и на Себе Церковь, которая есть тело Его, а Он ее глава. Таким образом, она – полнота Его, Богочеловека, Который исполняет «всё во всем» (см.: Еф. 1, 23)»¹⁵⁶⁸. Потому и жизнь христианина – «это подражание Христу не внешнее, воображаемое, но внутреннее, всестороннее жительство во Христе, всестороннее восприятие Христа, всестороннее сообразование Христу. Одним словом, всестороннее вохристовление и охристовление, а через это – всестороннее охристоличение. Человек всем существом вживается во Христа, совоплощается Христу, входит в тело Его Богочеловеческое и весь живет Им, в Нем, от Него. Это не внешнее подражание, а внутреннее переживание. Это не внешняя маскировка под Христа, а внутреннее созидание себя Христом» в Его Богочеловеческом теле – Церкви¹⁵⁶⁹.

Здесь же, в этом тропаре, преподобный Андрей показывает тебе, душа моя, иные стороны жизни христианской – веру несомненную, приводящую человека к благому упованию на Бога; состояние богопознания, производимое в человеке верой; самопожертвование, доходящее до готовности пожертвовать собой, лишь бы не были уничижены тайны Божии.

Но начнем, душа моя, с того факта, на который обращает наше внимание преподобный словами о пророческом прозрении Ионы; проразумев обращение ниневитянов, решил, говорит, пророк бежать в Фарсис.

В этих словах – важная характеристика современного, то есть – изгнанного из рая, рода человеческого.

Свободная воля делает человека удобопоползновенным как к добру, так и ко злу¹⁵⁷⁰: жизнь и мысль суть движение, и пока человек не достигает присносущного покоя¹⁵⁷¹, он, зачастую хаотично, словно молекула в броуновском движении (в силу «беспорядочности разумного естества»¹⁵⁷²), сталкивается как с положительным, так и с отрицательным потенциалами, пронизывающими существующий мир. И в его свободной воле – избрать в тот или иной момент своей жизни добро, как естественное для себя состояние и сродственную себе сущность, или зло – состояние неестественное для человека, состояние бессущностное, но, будучи допущенным внутрь человеком, обретающее существование силами, заимствованными – украденными (диавол ведь – «лжец и отец лжи» (Ин. 8, 44), он ничего не берет себе честно, он всё крадет)! – у своего носителя. Но в его же свободной воле – и переменить свое состояние, перейдя от – ко злу и наоборот: от зла – к добру и праведности.

Вот из-за этой-то удобопоползновенности и бежит Иона в Фарсис, ибо Господь дает ему знание-предвидение: род человеческий по существу своему добр; даже объятый злом, грехом, он склонен к покаянию, особенно – тогда когда Господь начинает обучать его наказанием, и под воздействием этой Божественной педагогики человечество готово обратиться к добру, уповая на Божие милосердие и человеколюбие («кто знает, может быть, еще Богу умилосердится и отвратит от нас пылающий гнев Свой, и мы не погибнем»...).

Еще одно важнейшее свойство современного человека, о котором говорит здесь тебе, душа, святой Андрей, – способность и пригодность к богопознанию. Одним она дается вместе с даром веры¹⁵⁷³, другим – иными путями вместе с иными харизмам¹⁵⁷⁴.

В Ионе вера сочеталась с даром пророчества. Однако вот что особенно важно для нас: пророческим своим даром (яко пророк) он разуме Божие благоутробие. "Потому, – говорит он Господу своему, – я и побежал в Фарсис, ибо знал, что Ты Бог благий и милосердый, долготерпеливый и многомилостивый и сожалеешь о бедствии».

Но он не только знал заранее те качества Божества, о которых сказал: он был уверен, что Господь несомненно их явит на несчастных жителях Ниневии, – а это уже дело веры, «вера же есть осуществление ожидаемого и уверенность в невидимом» (Евр. 11, 1). Именно в осуществлении ожидаемого не усомнился Иона, именно в невидимом, но познаваемом иногда даже чувственно в своих проявлениях в среде рода человеческого, был уверен пророк, – он был уверен в благости, милосердии, долготерпении многомилостивого Господа и Его безмерном человеколюбии и милосердии к грешникам кающимся, ибо Он сказал: «не хочу смерти грешника, но чтобы грешник обратился от пути своего и жив был» (Иез. 33, 11).

Наконец, Критский светильник указывает тебе, душа моя, на самую цель бегства Ионина в Фарсис: «темже, говорит, ревноваше пророчеству не солгатися». Иона приходит в Иоппию (нынешнюю Яффу – маленький городок в преддверии Тель-Авива, собственно – невысокая скала, очень неплотно застроенная, подошва которой вся погружена в белую пену морских волн), презирает морское волнение («Господь воздвиг на море крепкий ветер, и сделалась на море великая буря, и корабль готов был разбиться» (Ион. 1, 4)), жертвует собою, принося жизнь свою за жизни своих попутчиков («он сказал им: возьмите меня и бросьте меня в море, и море утихнет для вас, ибо я знаю, что ради меня постигла вас эта великая буря. ...И взяли Иону и бросили его в море, и утихло море от ярости своей.... И повелел Господь большому киту поглотить Иону; и был Иона во чреве этого кита три дня и три ночи» (Ион. 1:12, 15, 2:1)) и прообразовав своим тридневным погружением в пучины морские во чреве китове Христово погребение («Ят бысть, но не удержан в персех китовых Иона: Твой бо образ нося, страдавшаго и погребению давшагося, яко от чертога, от зверя изыде»¹⁵⁷⁵), – и всё это только для того, чтобы неложным было пророчество, чтобы не возникла по его собственной вине в умах недалеких ниневитян хула на имя Божие!

Готова ли ты, душа, как бы спрашивает тебя преподобный Андрей, взять на себя поношение и опасности, готова ли ты к жертве для того, «чтобы явились дела Божии» (Ин. 9, 3)? Помнишь ли ты еще святые обеты, которые дала в Таинстве Крещения, когда, подобно Ионе и погребаемому Христу, погружена была трижды (во образ их тридневного погребения) в воды крестильной купели и восстала от них, яко от зверя – Иона и яко от чертога – Христос, в «подобие воскресения» Его (Рим. 6, 5) уже здесь, в этом мире? А если помнишь, как «отрицалася сатаны» и «сочетавалася Христу и покланялася Ему, яко Царю и Богу»¹⁵⁷⁶, – то как исполняешь? А если «хвалишься законом, а преступлением закона бесчестишь Бога», – то не среди тех ли ты, "ради которых, как написано, имя Божие хулится у язычников» (Рим. 2, 23–24)?

Так что та видимость абстрактного размышления, которую несет на себе читаемый нами сейчас тропарь, – это действительно только видимость. Каждое его слово – прямой намек на те качества, душа моя, которые ты должна иметь в себе, чтобы быть поистине христианкой.

Посмотри же в себя, душа, – такова ли ты, какой должна быть?

Помилуй, Боже, помилуй мя.

Даниила в рове слышала еси, како загради уста, о душе, зверей; уведела еси, како отроцы, иже и азарии, погасиша верою пещи пламень горящий

Песнопевец меняет хронологию событий, вспоминая для нас историю жития пророка Даниила и сродников его («Ты слышала, – говорит, – о душа, как Даниил во рву закрыл уста зверям; ты узнала, как отроки, которые были вместе с Азарией, верою угасили горящий пламень печи»). Мы же сначала взглянем на события библейской истории так, как она приведена в Писании.

«Даниил, – пишет Флавий, – и его родственники (Анания, Азария и Мисаил. – иг. Ф.) решили вести аскетический образ жизни, воздерживаться от пищи с царского стола и вообще от всякой убоины», и просили давать им «лишь стручковые плоды и финики или что-либо иное из растительного мира, ввиду того, что они решились остановиться на этом роде пищи, отказавшись от всякой другой. ...Благодаря такому режиму они достигли высокой душевной чистоты, умы их стали еще более восприимчивы к науке, а тела гораздо способнее к работе, ввиду того что они не притупляли своих способностей и не подавляли их разнообразной изысканной пищей, да и не изнеживались от этой же причины, и потому они вскоре отлично усвоили себе всю образованность, которой располагали тогда евреи и халдеи»¹⁵⁷⁷.

«Царь Навуходоносор сделал золотой истукан, вышиною в шестьдесят локтей, шириною в шесть локтей, поставил его на поле Деире, в области Вавилонской. И послал царь Навуходоносор собрать сатрапов, наместников, воевод, верховных судей, казнохранителей, законоведцев, блюстителей суда и всех областных правителей, чтобы они пришли на торжественное открытие истукана, которого поставил царь Навуходоносор.

И собрались сатрапы, наместники, военачальники, верховные судьи, казнохранители, законоведцы, блюстители суда и все областные правители на открытие истукана, которого Навуходоносор царь поставил, и стали перед истуканом, которого воздвиг Навуходоносор. Тогда глашатай громко воскликнул: объявляется вам, народы, племена и языки: в то время, как услышите звук трубы, свирели, цитры, цевницы, гуслей и симфонии и всяких музыкальных орудий, падите и поклонитесь золотому истукану, которого поставил царь Навуходоносор. А кто не падет и не поклонится, тотчас брошен будет в печь, раскаленную огнем.

Посему, когда все народы услышали звук трубы, свирели, цитры, цевницы, гуслей и всякого рода музыкальных орудий, то пали все народы, племена и языки, и поклонились золотому истукану, которого поставил Навуходоносор царь.

В это самое время приступили некоторые из Халдеев и донесли на Иудеев. Они сказали царю Навуходоносору: царь, вовеки живи! Ты, царь, дал повеление, чтобы каждый человек, который услышит звук трубы, свирели, цитры, цевницы, гуслей и симфонии и всякого рода музыкальных орудий, пал и поклонился золотому истукану; а кто не падет и не поклонится, тот должен быть брошен в печь, раскаленную огнем. Есть мужи Иудейские, которых ты поставил над делами страны Вавилонской: Седрах, Мисах и Авденаго; эти мужи не повинуются повелению твоему, царь, богам твоим не служат и золотому истукану, которого ты поставил, не поклоняются.

Тогда Навуходоносор во гневе и ярости повелел привести Седраха, Мисаха и Авденаго; и приведены были эти мужи к царю. Навуходоносор сказал им: с умыслом ли вы, Седрах, Мисах и Авденаго, богам моим не служите, и золотому истукану, которого я поставил, не поклоняетесь? Отныне, если вы готовы, как скоро услышите звук трубы, свирели, цитры, цевницы, гуслей, симфонии и всякого рода музыкальных орудий, падите и поклонитесь истукану, которого я сделал; если же не поклонитесь, то в тот же час брошены будете в печь, раскаленную огнем, и тогда какой Бог избавит вас от руки моей?

И отвечали Седрах, Мисах и Авденаго, и сказали царю Навуходоносору: нет нужды нам отвечать тебе на это. Бог наш, Которому мы служим, силен спасти нас от печи, раскаленной огнем, и от руки твоей, царь, избавит. Если же и не будет того, то да будет известно тебе, царь, что мы богам твоим служить не будем и золотому истукану, которого ты поставил, не поклонимся.

Тогда Навуходоносор исполнился ярости, и вид лица его изменился на Седраха, Мисаха и Авденаго, и он повелел разжечь печь в семь раз сильнее, нежели как обыкновенно разжигали ее, и самым сильным мужам из войска своего приказал связать Седраха, Мисаха и Авденаго и бросить их в печь, раскаленную огнем. Тогда мужи сии связаны были в исподнем и верхнем платье своем, в головных повязках и в прочих одеждах своих, и брошены в печь, раскаленную огнем. И как повеление царя было строго, и печь раскалена была чрезвычайно, то пламя огня убило тех людей, которые бросали Седраха, Мисаха и Авденаго. А сии три мужа, Седрах, Мисах и Авденаго, упали в раскаленную огнем печь связанные. И ходили посреди пламени, воспевая Бога и благословляя Господа» (Дан. 3, 1–24).

«Дело в том, что пламя не коснулось их, – пишет Флавий, – полагаю, оттого не коснулось, что они без всякой вины были ввергнуты в огонь, который оказался бессильным по отношению к ним, так как Господь Бог настолько укрепил тела их, что они стали нечувствительными к огню. Это обстоятельство доказало царю их правоту и то, что они богоугодны, а потому он после этого оказывал им всегда всякие почести» до тех пор, пока не умер, процарствовав сорок три года¹⁵⁷⁸.

По прошествии же времени с этого события в Вавилоне пресекся род Навуходоносора, династия сменилась, и уже правил новый царь Дарий¹⁵⁷⁹.

«Угодно было Дарию поставить над царством сто двадцать сатрапов, чтобы они были во всем царстве, а над ними трех князей, – из которых один был Даниил, – чтобы сатрапы давали им отчет и чтобы царю не было никакого обременения. Даниил превосходил прочих князей и сатрапов, потому что в нем был высокий дух, и царь помышлял уже поставить его над всем царством.

Тогда князья и сатрапы начали искать предлога к обвинению Даниила по управлению царством; но никакого предлога и погрешностей не могли найти, потому что он был верен, и никакой погрешности или вины не оказывалось в нем. И эти люди сказали: не найти нам предлога против Даниила, если мы не найдем его против него в законе Бога его. (Ведь «будучи выше денег и относясь враждебно к какому бы то ни было подкупу, да и считая крайне постыдным брать какое бы то ни было вознаграждение, даже и законное, Даниил не давал своим ревностным недоброжелателям ни малейшей возможности подкопаться под него»¹⁵⁸⁰.)

Тогда эти князья и сатрапы приступили к царю и так сказали ему: царь Дарий! вовеки живи! Все князья царства, наместники, сатрапы, советники и военачальники согласились между собою, чтобы сделано было царское постановление и издано повеление, чтобы, кто в течение тридцати дней будет просить какого-либо бога или человека, кроме тебя, царь, того бросить в львиный ров. Итак, утверди, царь, это определение и подпиши указ, чтобы он был неизменен, как закон Мидийский и Персидский, и чтобы он не был нарушен. Царь Дарий подписал указ и это повеление.

Даниил же, узнав, что подписан такой указ, пошел в дом свой; окна же в горнице его были открыты против Иерусалима, и он три раза в день преклонял колени, и молился своему Богу, и славословил Его, как это делал он и прежде того.

Тогда эти люди подсмотрели и нашли Даниила молящегося и просящего милости пред Богом своим, потом пришли и сказали царю о царском повелении: не ты ли подписал указ, чтобы всякого человека, который в течение тридцати дней будет просить какого-либо бога или человека, кроме тебя, царь, бросать в львиный ров? Царь отвечал и сказал: это слово твердо, как закон Мидян и Персов, не допускающий изменения. Тогда отвечали они и сказали царю, что Даниил, который из пленных сынов Иудеи, не обращает внимания ни на тебя, царь, ни на указ, тобою подписанный, но три раза в день молится своими молитвами.

Царь, услышав это, сильно опечалился и положил в сердце своем спасти Даниила, и даже до захождения солнца усиленно старался избавить его. Но те люди приступили к царю и сказали ему: знай, царь, что по закону Мидян и Персов никакое определение или постановление, утвержденное царем, не может быть изменено.

Тогда царь повелел, и привели Даниила, и бросили в ров львиный; при этом царь сказал Даниилу: Бог твой, Которому ты неизменно служишь, Он спасет тебя! И принесен был камень и положен на отверстие рва, и царь запечатал его перстнем своим, и перстнем вельмож своих, чтобы ничто не переменилось в распоряжении о Данииле. Затем царь пошел в свой дворец, лег спать без ужина, и даже не велел вносить к нему пищи, и сон бежал от него.

Поутру же царь встал на рассвете и поспешно пошел ко рву львиному, и, подойдя ко рву, жалобным голосом кликнул Даниила, и сказал царь Даниилу: Даниил, раб Бога живаго! Бог твой, Которому ты неизменно служишь, мог ли спасти тебя от львов?

Тогда Даниил сказал царю: царь! вовеки живи! Бог мой послал Ангела Своего и заградил пасть львам, и они не повредили мне, потому что я оказался пред Ним чист, да и перед тобою, царь, я не сделал преступления.

Тогда царь чрезвычайно возрадовался о нем и повелел поднять Даниила изо рва; и поднят был Даниил изо рва, и никакого повреждения не оказалось на нем, потому что он веровал в Бога своего. И приказал царь, и приведены были те люди, которые обвиняли Даниила, и брошены в львиный ров, как они сами, так и дети их и жены их; и они не достигли до дна рва, как львы овладели ими и сокрушили все кости их» (Дан. 6, 1–24).

Так Дарий «мог воочию убедиться, что именно Всевышний спас Даниила: львы не пощадили ни одного из сатрапов, но разорвали их всех, как будто были еще голодны и нуждались в пище. Я же полагаю, что они рассвирепели не от голода, так как они незадолго перед тем вдоволь поели мяса, но от людской испорченности, которую, по определению Предвечного, поняли, в наказание людям, даже неразумные животные»¹⁵⁸¹.

В конце книги пророка Даниила есть еще один эпизод искушения Даниила рвом львиным (хронологически он должен предшествовать рассказу о временах Дария). «Царь Астиаг приложился к отцам своим, и Кир, Персиянин, принял царство его¹⁵⁸². И Даниил жил вместе с царем и был славнее всех друзей его. Был у Вавилонян идол, по имени Вил, и издерживали на него каждый день двадцать больших мер пшеничной муки, сорок овец и вина шесть мер. Царь чтил его и ходил каждый день поклоняться ему; Даниил же поклонялся Богу своему. И сказал ему царь: почему ты не поклоняешься Вилу? Он отвечал: потому что я не поклоняюсь идолам, сделанным руками, но поклоняюсь живому Богу, сотворившему небо и землю и владычествующему над всякою плотью. Царь сказал: не думаешь ли ты, что Вил неживой бог? не видишь ли, сколько он ест и пьет каждый день? Даниил, улыбнувшись, сказал: не обманывайся, царь; ибо он внутри глина, а снаружи медь, и никогда ни ел, ни пил. Тогда царь, разгневавшись, призвал жрецов своих и сказал им: если вы не скажете мне, кто съедает все это, то умрете. Если же вы докажете мне, что съедает это Вил, то умрет Даниил, потому что произнес хулу на Вила. И сказал Даниил царю: да будет по слову твоему.

Жрецов Вила было семьдесят, кроме жен и детей. И пришел царь с Даниилом в храм Вила, и сказали жрецы Вила: вот, мы выйдем вон, а ты, царь, поставь пищу и, налив вина, запри двери и запечатай перстнем твоим. И если завтра ты придешь и не найдешь, что все съедено Вилом, мы умрем, или Даниил, который солгал на нас. Они не обращали на это внимания, потому что под столом сделали потаенный вход, и им всегда входили, и съедали это. Когда они вышли, царь поставил пищу перед Вилом, а Даниил приказал слугам своим, и они принесли пепел, и посыпали весь храм в присутствии одного царя, и, выйдя, заперли двери, и запечатали царским перстнем, и отошли. Жрецы же, по обычаю своему, пришли ночью с женами и детьми своими, и все съели и выпили.

На другой день царь встал рано и Даниил с ним, и сказал: целы ли печати, Даниил? Он сказал: целы, царь. И как скоро отворены были двери, царь, взглянув на стол, воскликнул громким голосом: велик ты, Вил, и нет никакого обмана в тебе! Даниил, улыбнувшись, удержал царя, чтобы он не входил внутрь, и сказал: посмотри на пол и заметь, чьи это следы. Царь сказал: вижу следы мужчин, женщин и детей. И, разгневавшись, царь приказал схватить жрецов, жен их и детей и они показали потаенные двери, которыми они входили и съедали, что было на столе. Тогда царь повелел умертвить их и отдал Вила Даниилу, и он разрушил его и храм его.

Был на том месте большой дракон, и Вавилоняне чтили его. И сказал царь Даниилу: не скажешь ли и об этом, что он медь? вот, он живой, и ест и пьет; ты не можешь сказать, что этот бог неживой; итак поклонись ему. Даниил сказал: Господу Богу моему поклоняюсь, потому что Он Бог живой. Но ты, царь, дай мне позволение, и я умерщвлю дракона без меча и жезла. Царь сказал: даю тебе. Тогда Даниил взял смолы, жира и волос, сварил это вместе и, сделав из этого ком, бросил его в пасть дракону, и дракон расселся. И сказал Даниил: вот ваши святыни!

Когда же Вавилоняне услышали о том, сильно вознегодовали и восстали против царя, и сказали: царь сделался Иудеем, Вила разрушил и убил дракона, и предал смерти жрецов, и, придя к царю, сказали: предай нам Даниила, иначе мы умертвим тебя и дом твой. И когда царь увидел, что они сильно настаивают, принужден был предать им Даниила, они же бросили его в ров львиный, и он пробыл там шесть дней. Во рве было семь львов, и давалось им каждый день по два тельца и по две овцы; в это время им не давали их, чтобы они съели Даниила» (Дан. 14, 1–32).

Теперь же посмотри, душа моя, к чему привлекает твое внимание преподобный слагатель Великого канона, приводя тебе на память все эти древние события.

Флавий, размышляя о том, почему он решился представить своим читателям события из жизни пророка (а читателями его, вспомним, могли быть разве что образованные люди греко-римского мира, скорее всего – досужие интересанты, из праздного любопытства расширяющие свой кругозор), решил для себя: он делает это, чтобы «читатели и свидетели событий могли преклониться перед тем, в какой чести был Даниил у Всевышнего, и дабы доказать таким образом заблуждения эпикурейцев, отвергающих предопределение в жизни и уверяющих, будто Господь не заботится о делах мирских, будто вселенная не управляется верховным и стоящим выше всех превратностей Существом, и говорящих, что вселенная развивается сама собою, без определенного плана, самостоятельно, без руководителя и направителя. Но кто таким образом без указателя стал бы жить, – увещевает Флавий читателя, – тому пришлось бы разбиться о непредвиденное препятствие и погибнуть навсегда, подобно тому как мы видим, что и корабли, лишенные кормчих, погибают от силы ветров, или как наблюдаем, что колесницы без возниц сбиваются с пути»¹⁵⁸³.

Но для тебя, душа моя, история пророка Даниила – не предмет праздного любопытства. Писание дает тебе возможность узнать ее, чтобы поняла ты, вначале, силу и власть поста. «Муж желаний Даниил, который три седмицы хлеба не ел и воды не пил, научил поститься и львов, сошедши с ними в ров, – так объясняет тебе суть дела великий светильник Церкви Василий. – Ибо львы не могли наложить на него зубов, как будто он был из камня или из меди, или из другого какого твердого вещества. Как железо закаляется через погружение, так пост, закалив тело Даниилово, соделал его неприступным для львов, и они не отверзли уст на святого. Пост угасил силу огненную, заградил уста львов»¹⁵⁸⁴.

А затем эта история наводит тебя на мысль: как пост обретает такую великую силу? Кто дает ему такую власть? И если ты начнешь раздумывать над этими вопросами, душа, ты невольно вспомнишь и о том, как ответил на него великий пророк: «Господу Богу моему поклоняюсь, – сказал он, – потому что Он Бог живой» (Дан. 14, 25).

И когда придут тебе на память эти слова, ты поймешь, что пост – лишь одно из орудий, при помощи которых Господь закаляет тебя, испытывает твою крепость, оценивает твою благонадежность для Царствия (Лк. 9, 62), одно из средств, которые воочию показывают – есть ли в тебе, душа, «место для веры» во Христа Воскресшего¹⁵⁸⁵, есть ли в тебе место «убранное и выметенное» (Мф. 12, 44; Лк. 11, 25), и для кого ты убрала это место – для Христа ли, Господа и Царя твоего, чтобы Он со Отцом Своим Небесным пришел к тебе и «обитель у тебя сотворил» (Ин. 14, 23)?

Или же для того, чтобы столь привычный тебе грех, который ты по видимости стремишься истребить из себя молитвой и постом, взяв с собой «семь духов, злейших себя» (Мф. 12, 45; Лк. 11, 26), вновь завладел тобою, как только окончатся постовые дни, и станет для тебя «последнее хуже первого» (Мф. 12, 45; Лк. 11, 26)?

Смотри, как говорит толкователь: «Посредством крещения нечистый дух изгоняется и бродит по безводным местам и душам некрещеным, но в них не находит покоя. Ибо покой для демонов состоит в том, чтобы смущать крещеных на злые дела, тогда как некрещеными он и без того давно уже владеет. Таким образом, он возвращается к крещеному с семью духами, ибо как семь духовных даров, так в противоположность сему семь же и духов злобы. Когда он возвратится к крещеному и найдет его праздным, то есть без добрых дел и, по причине лености, без твердости к сопротивлению врагам, тогда бедствие его бывает больше; потому что, прежде очистившись через крещение, он после не имеет надежды на второе крещение, кроме крещения покаянием, которое весьма трудно»¹⁵⁸⁶.

Ведь не зря говорит Христос: «кто может вместить, да вместит» (ὠ δυνάμεvος κωρεῖν κωρείτω), и не напрасно повторяет это слово евангелист (Мф. 19, 12)¹⁵⁸⁷, любимый ученик Христов (еще раз вспомни, душа, архангеловы слова: «у Бога не останется бессильным никакое слово» (Лк. 1, 37), вспомни, чтобы понять – раз слово сказано в силе, оно не может быть произнесено всуе!): для того, чтобы вместить, необходимо место, κώρα¹⁵⁸⁸, а если этого места нет, если враг уже поспешил и занял его, – куда вмещать?

Взгляни в себя, душа: как получается, что ты, употребив столь многое время для многотрудного дела покаяния, вновь вступаешь на путь греховный, как только время, отведенное церковным уставом для покаянной работы, завершается? Посмотри внимательно на обычаи твои: ведь даже Пасха Христова для тебя – более разговение живота, чрева твоего, чем воскресение вместе с Воскресшим Спасителем живота – жизни твоей! Праздник живота-жизни обращаешь ты в праздник живота-чрева! (Вот ведь как работает бес-перевертыш! Вот как исказил он при переходе от славянского к русскому самый смысл одного из основных понятий нашего бытия! И ведь воистину перестали понимать, и даже когда читают нам в Пасхальном Евангелии: «В Том живот бе и живот бе свет человеком» (Ин. 1, 4; разрядка наша. – иг. Ф.), нам теперь обязательно требуется перевод: «В Нем была жизнь»...)

Почему будни твои и праздники твои посвящаешь ты греху, а не добрым делам, как должно быть свойственно христианину?

Куда, душа моя, вместишь ты «Царство, которое благоволил дать тебе Отец» твой Небесный (Лк. 12,32)?

Где сила и власть поста твоего?

Помилуй, Боже, помилуй мя.

Ветхого Завета вся приведох ти, душе, к подобию; подражай праведных боголюбивая деяния, избегни же паки луковых грехов

«Смотри, душа моя, – говорит тебе преподобный: – вот, привел я тебе все примеры праведности, коим ты могла бы уподобиться, из книг Ветхого Завета. Подражай же боголюбивым деяниям праведников и избегай всемерно лукавых грехов».

Мудрый архиерей Христов, исполняя свой учительный долг, дал тебе, душа моя, свои глаза, чтобы ты могла проникнуть с их помощью в смысл книг ветхозаветных, – и не напрасно он сделал это, не ради удовлетворения любопытства твоего, не для того только, чтобы укрепить в тебе знание Священной истории.

«Мы уверены, что подзаконное есть «образ и стень небесных» (Евр. 8, 5)»¹⁵⁸⁹, – говорит, ссылаясь на апостола, Великий Василий. Современный нам богослов раскрывает эту мысль так: «Святое Откровение есть, по существу, раскрытие истины Троичного Божества о Троичном Божестве, которую Бог мог сразу и во всей полноте возвестить людям. Но Он поступил иначе, ибо Откровение свидетельствует о том, что эта истина была исподволь преподаваема людям, по мере их духовного и нравственного роста. В Ветхом Завете учение о Святой Троице слишком кратко и неполно. Раскрытие Божественных, сверхъестественных истин осуществлялось медленно, постепенно, сообразно с духовным и нравственным развитием слушателей. И только в Новом Завете это учение находит свое полное выражение. Ветхозаветное учение о Боге явилось предуготовлением к новозаветному. Оно было подобно зерну, из которого в благоприятном климате трисолнечной, новозаветной благодати должно было взойти учение о Триипостасном Боге. Причину постепенности преподания истины о Святой Троице святые отцы и учители Церкви видят, с одной стороны, в том, что евреи были духовно незрелыми к немедленному восприятию полноты учения и склонными к многобожию, посему и догмат о Триипостасном Божестве они могли истолковать в политеистическом смысле, а с другой стороны, в том, что человеческая природа, вследствие своей ограниченности и поврежденности грехом, была неспособна сразу принять Божественное учение о Святой Троице, но должна была быть постепенно исцеляема, приуготовляема и вводима в пресвятую тайну всех тайн»¹⁵⁹⁰.

Подумай, душа моя: как мудро провел тебя в эти постовые дни, дни, когда надлежит тебе с особой силой вникнуть в себя, чтобы найти истинные пути, ведущие к Спасу твоему, – как мудро провел тебя светильник Критский извилистыми путями избранного народа, чтобы показать тебе, как именно надлежит строить, созидать себя, изводя из грязи земной и возводя к высотам праведности, чтобы оказаться достойной тех небесных и истинных благ, «образ и тень» которых показаны нам на земле! Как заботливо подобрал он для тебя примеры к подражанию! Как взращивал он тебя, чтобы предуготовить к раскрытию смысла Нового Завета! Как, подобно искусному архитектору, сложил он для тебя ступени лестницы, пройдя по которой, сможешь ты подняться до невиданных земному уму высот истинной жизни!

Что осталось нам с тобою, душа? «Только напрягите свой ум, отриньте рассеянность и житейские заботы, и таким образом внимайте словам (Писания). Это божественные законы, ниспосланные с неба для нашего спасения»¹⁵⁹¹.

«Заметь и то, что знать Писания весьма полезно; ибо и Господь поразил сатану Писаниями. «Не хлебом единым будет жить человек», это – Моисеево изречение о манне (Втор. 8, 3); ибо хотя манна была не хлебом, однако же питала народ. Равным образом Моисеевы изречения и сии: «Господу Богу твоему поклоняйся и не искушай» (Втор. 6, 13, 16)»¹⁵⁹².

Читай же от этих божественных законов. Устремись к соблюдению их.

Будь усердна в церковных службах – только пусть усердие твое будет не внешним, не показным, пусть церковная молитва твоя украшает внутренняя твоя, самую тайну твою, в коей заключены образ и подобие Божии, а не внешность твою, чтоб не оказаться тебе подобной «гробам повапленным» (Мф.23:27; Лк. 11, 44), о коих с великим гневом и сожалением говорил Господь. Ведь не зря уставщики остерегают тебя: «Аще ли же кто мощен, и от произволения или усердия своего к Богу, хощет вящше уставного повеления поклоны творити, или молитвы, и се не в церковных собраниях и службах исправляет, но в келии особне. Келия бо устава не имеет»¹⁵⁹³.

Пусть усердие твое останется тайной – между тобою и Богом. Пусть сила молитв твоих испытана будет не теми, кто стоит в церкви плечом к плечу с тобой, но – лишь стенами дома твоего, келлии твоей. Не всуе же сказано отцами: «Седи в келлии твоей, и та всему тя научит»¹⁵⁹⁴.

Пусть такой же тайной останется и милосердие твое – да сбудется обетование Господне: «Когда творишь милостыню, пусть левая рука твоя не знает, что делает правая, чтобы милостыня твоя была втайне; и Отец твой, видящий тайное, воздаст тебе явно» (Мф. 6, 3–4).

Почитай наставников твоих – не за премудрость их, а ради той мудрости святых отец, которую они передают тебе. Помни, как учит тебя апостол: «Поминайте наставников ваших, которые проповедовали вам слово Божие, и, взирая на кончину их жизни, подражайте вере их. ...Повинуйтесь наставникам вашим и будьте покорны, ибо они неусыпно пекутся о душах ваших, как обязанные дать отчет; чтобы они делали это с радостью, а не воздыхая, ибо это для вас неполезно. ...Приветствуйте всех наставников ваших» (Евр. 13:7, 17, 24). Помни премудрость Иовлеву: «Если есть у него Ангел-наставник, один из тысячи, чтобы показать человеку прямой путь его, – Бог умилосердится над ним и скажет: освободи его от могилы; Я нашел умилостивление» (Иов. 33, 23–24).

Научись благому молчанию – ибо «в тишине и уповании крепость ваша» (Ис. 30, 15). Тот, кто молчалив, – избегнет греха, ибо «язык – небольшой член, но много делает. Посмотри, небольшой огонь как много вещества зажигает! И язык – огонь, прикраса неправды; язык в таком положении находится между членами нашими, что оскверняет все тело и воспаляет круг жизни, будучи сам воспаляем от геенны» (Иак. 3, 5–6). Потому и предупреждает тебя апостол: «Если кто из вас думает, что он благочестив, и не обуздывает своего языка, но обольщает свое сердце, у того пустое благочестие» (Иак. 1, 26). Слушай его и помни слова премудрого приточника: «Пей воду из твоего водоема и текущую из твоего колодезя. Пусть [не] разливаются источники твои по улице, потоки вод – по площадям» (Притч. 5, 15–16).

Стяжи терпение, как сказал Господь: «Терпением вашим спасайте души ваши» (Лк. 21, 19), – «терпением», которым «сохраняется надежда» (Рим. 15, 4).

Полюби «смирение» (ταπείνωσιν), за которым «следует страх Господень» и «мудрость», и «слава», и «жизнь» (Притч. 15:33, 18:13, 22:4). Полюби его, ибо оно – от того великого дара, что дал и тебе Господь, когда сказал Своим ученикам: «Мир оставляю вам, мир Мой даю вам; не так, как мир дает, Я даю вам» ἀφίημι ὑμῖν, εἰρνηv τὴv ἐμὴν δίδωμι ὑμῖν οὐ χαφὼς ὁ χόσμος δίδωσιν, ἐγὼ δίδωμι ὑμῖν (Ин. 14, 27).

И обрети, наконец, тех «трех», кои пребывают сейчас, по словам Павловым: «теперь пребывают сии три: вера, надежда, любовь; но любовь из них больше» (1Кор. 13, 13), – уже и по тому одному, что «покрывает множество грехов» (1Пет. 4, 8).

Помилуй, Боже, помилуй мя.

Преступи вторнику до Славы. Чти среде.

Правосудне Спасе, помилуй и избави мя огня и прещения, еже имам на суде праведно претерпи; ослаби ми прежде конца, добродетелию и покаянием

«Спасе мой, – вопиет ко Христу блаженный творец Великого канона, – праведный Судия, помилуй и избавь меня от огня и наказания, которые я по праву, по делам моим должен буду претерпеть на Суде страшном; но прежде конца жизни моей дай мне ослабление, направляя меня на дела добродетели и покаяния!»

Слышишь ли, душа моя, слезный вопль преподобного? Но кто же слышит твои слезы? Где они? И первая седмица постовая минула, вот уже и пятая в половине, – что же не рыдаешь ты о грехах своих? Мерно читает чредный иеромонах, и голос его бесстрастен, чтобы не возбудить в тебе чужих страстей, чтобы не мешать тебе гнать собственные; почему же не возгорается в тебе праведный гнев о грехах твоих? почему покаяние твое – еле тлеющий уголек, готовый погаснуть от любого постороннего веяния?

Не ты ли, душа моя, грешнее всех людей?

И вот – ради тебя именно пришел на землю и облек Себя в человеческую плоть Сам Господь, чтобы спасти тебя от рабства греху. Не веришь?

Но – не Сам ли Он сказал: «Я пришел призвать не праведников, но грешников к покаянию» (Мф. 9, 13; Мк. 2, 17; Лк. 5, 32)! Сказал – и тем указал тебе истинный путь к освобождению: «покайтесь, ибо приблизилось Царство Небесное и исполнилось время» (Мф. 4, 17; Мк. 1, 15).

Но, как сетует наш современник, «не понимают люди, что слова Христовы имеют всепобеждающую, ни с чем не сравнимую силу именно благодаря простоте своей, той простоте, благодаря которой с неудержимой силой проникают они в сердце человека, даже самого простого. И от всех нас требуется именно такая простота. Господь Иисус Христос сказал, что мы должны быть, как дети; что, если не обратимся и не будем, как дети, не сможем войти в Царство Небесное. Господь требует от нас детской простоты, детской доверчивости. Господь требует, чтобы мы смиренно открыли сердце свое, и тогда войдет Он в наше сердце и сотворит в нем обитель со Отцом Своим»¹⁵⁹⁵.

Так блудного сына «стыд и громкий голос совести, родственный стыду, остановили на пути погибели»¹⁵⁹⁶. Так разбойник благоразумный за самоосуждение (помните, как сказал он товарищу своему – товарищу и по разбойным делам, и по смертному приговору: «по делом наю восприемлева» (Лк. 23, 41), мы-де с тобой получили наказание в соответствии с нашими делами!) и за исповедание веры получил от Бога всю полноту прощения и оправдания.

Только самоуверенное самомнение не понимает всей ценности покаянного времени, только оно считает себя превыше всякого греха и наказания, – тогда как грехи его превышают всяческие меры, и место, где «будет плач и скрежет зубов» (Мф. 8:12, 13:42, 50, 22:13, 24:51, 25:30; Лк. 13:28), с великой радостью готовится принять его: ведь так, как на небесах радуются «об одном грешнике кающемся» (Лк. 15:7, 10), так же и в преисподних земли со злобным весельем готовят вереи вечные¹⁵⁹⁷ для грешников нераскаянных.

Об этих-то местах напоминает всем нам преподобный Андрей, говоря о суде, на который мы все придем, но для одних этот праведный суд будет «воскресением живота», а для других – «воскресением суда» (Ин. 5, 29) и Божия гнева, о котором и мы с тобой, душа моя, скажем: «по делом наю восприемлева».

И не нужно искать себе оправдания, не нужно сетовать на времена и нравы, говоря, что раньше-де было много легче, раньше не так-де давили на человека внешние обстоятельства и живой воды было куда больше, чем той мертвой, которая ежеминутно изливается на всех нас мутными потоками в любом месте мира сего, где бы мы ни оказались.

Но давайте послушаем го́лоса из века, когда само понятие о религии и Церкви было под запретом, послушаем го́лоса того, кто не понаслышке знал, что такое открытые и яростные гонения на Церковь, кто жил в условиях, когда, как сказал с горькой иронией Святейший Патриарх Тихон (жаль – не помню уж, где прочитал, старый стал, память подводит...), жизнь церковная была пространной: «Я посылаю епископа на юг, а он оказывается на севере. Я посылаю другого на запад, а они отправляют его на восток»...

«Не надо вспоминать о временах минувших и их благословлять, а нынешнее время проклинать, – говорит нам этот голос. – Надо знать, что во все времена и на всяком месте люди, подлинно ищущие спасения, могут его найти»¹⁵⁹⁸.

«Все в мире спасительно, и нет пагубного яда, нет царства ада на земле» (Прем. 1, 14).

Преподобный Макарий Великий даже сказал: «Истине необходимо быть гонимою»¹⁵⁹⁹.

Наше с тобой дело, душа моя, – не рассуждать о том, можно ли спастись или нельзя сейчас, когда князь мира сего применяет в отношении Церкви Христовой самую низкую из своих уловок. Если в прошедшем веке власти мирские, борясь с Церковью, открыто глумились над ней, и это «пещное действо» подтверждало значимость Церкви (ведь не борются с тем, чего не боятся!), то сейчас – не так: ее, в общем, никто не гонит, никто не утесняет, о ней как будто забыли, ее теснят на задворки общества, ее поставили в положение «частного дела каждого»¹⁶⁰⁰ – словно речь идет не о спасении души, а о выборе зубной пасты! Не это ли – худший из вариантов гонения!

Но уже в IV веке было замечено: «Когда восходит на царский престол кто-нибудь, согласный с нами в исповедании Бога, тогда христиане бывают более равнодушны к своим делам: так далеки они от того, чтобы укрепляться человеческими почестями; а когда получит власть человек нечестивый, везде преследующий нас и подвергающий бесчисленным бедствиям, тогда наше положение становится превосходным и более блистательным, тогда время доблестей и трофеев, тогда случай достижения венцов, похвал и всякого отличия»¹⁶⁰¹.

Поэтому наше дело – не рассуждать в поисках самооправдания своей лености: жизнь-де наша такова, что нельзя найти в ней места и времени ни для поста, ни для прилежной молитвы, ни для доброго дела, что-де сами-то мы хотим поусердствовать и даже поподвизаться, но – и близкие нам мешают, и на работу надо бежать, и ко всенощной раньше помазания с работы не поспеть, а после помазания нужно спешить домой поскорее, и утром встать пораньше, чтоб правило прочесть, – трудно, и вечером – устали, да и телевизор-де в соседней комнате громко работает (хотя по этому поводу наши учителя давно сказали: надо держать себя так, чтобы и «на торжищи», «во множестве народа», быть всегда «якоже едини в себе и в Бозе»¹⁶⁰²), в общем – то жара, то ветер не оттуда подул...

Наше дело – радеть о спасении нашем, памятуя Христовы слова: «Человекам это невозможно, Богу же всё возможно» (Мф. 19, 26; Мк. 10, 27).

И еще наше дело – помнить предостережение Крымского святителя, почти – нашего современника: «Если душа ваша будет пребывать в бездействии, в полном нерадении о спасении, если мы не будем в вечном движении к добру, к чистоте и к святости, а будем подобны железному лому, то не ржавчина покроет тогда души, а гораздо худшее: смерть – смерть духовная овладеет душой нерадивой»¹⁶⁰³.

Много лет назад один из русских архиереев, эмигрировавших из большевистской России, задал себе принципиальный вопрос: он хотел понять, «возвращается ли и насколько русский народ к устроению христианской жизни на Евангельском начале: «ищите прежде Царствия Божия и правды Его, и сия вся приложатся вам» (Мф. 6, 33), так как перемещение этих жизненных христианских принципов в обратное соотношение было главнейшей причиною постигших его величайших бедствий. ...Будет искание Царства Божия – будет тверда Церковь на канонических началах, будет и великая Россия, – такой вывод сделал он. – Последняя приложится первому»¹⁶⁰⁴.

Ищешь ли ты в мире сем Царствия Божия, душа моя, добродетелию и покаянием?

А если ищешь – что ты уже сделала в этих поисках для того, чтобы Господь ослабил тебе прежде конца грехи твои – путы жизни твоей?

Что ты сделала для того, чтобы не твердить щемяще-грустную русскую пословицу: «Рад бы в рай, да грехи не пускают»?

Помилуй, Боже, помилуй мя.

Яко разбойник, вопию Ти: помяни мя¹⁶⁰⁵.; яко Петр, плачу горце; ослаби ми, Спасе¹⁶⁰⁶.; зову, яко мытарь¹⁶⁰⁷, слезю, яко блудница¹⁶⁰⁸; прими мое рыдание, якоже иногда хананеино¹⁶⁰⁹

«Как некогда разбойник благоразумный, вопию Тебе: помяни меня; как Петр, горько плачу: прости меня, Спасе; взываю, как мытарь, проливаю слезы, подобно блуднице; прими мое рыдание, Господи, как некогда принял слезы Хананеянки».

Возопил ко Господу разбойник покаявшийся и получил от Господа обетование непреложное и истинное¹⁶¹⁰: «ныне же будешь со Мною в раю». И как бы нам ни рассуждать: одно ли и то же рай и Царствие, или они разнствуют между собою¹⁶¹¹ (Быт. 2, 16). Хотя Адаму и воспрещено было одно дерево, однако же он и видел его, и слышал о нем. Рай и на сердце человеку приходил. Ибо Адам увеселялся душевно, так как он не оставлял такой деятельности и земледельческой радости»., разбойник благоразумный находится теперь в Царствии и в раю, хотя и не получил еще всей полноты обетования¹⁶¹². «Господь, похитив самую лучшую добычу у диавола (то есть – душу человеческую. – иг. Ф.), ведет оную с Собою, возвращаясь в первоначальное отечество человека, то есть в рай. Он был в раю не Божеством только, но и воспринятой Им мыслящей и разумной душой человеческой, и в раю был с духом и во ад нисходил с душою. Спасши разбойника, Господь связал орудие злобы, согласно Своему предсказанию: связав крепкаго, сосуды его расхитит (Мф. 12, 29)»¹⁶¹³.

Зарыдал о своем предательстве Петр. Страшное это было предательство – уже и потому, что Сам Господь предвидел его и предупредил о нем Петра: «не пропоет петух сегодня, как ты трижды отречешься, что не знаешь Меня» (Лк. 22, 34; ср.: Мф. 26, 34; Мк. 14, 30). «Сначала ученик отрекся, потом петух запел. Тот снова отрекся, даже до трех раз, и петух опять запел в другой раз. ...Петр был приведен человеческой немошью в такое забвение, что не пришел в чувство и от пения петуха, но и после того, как петух пропел, снова отрекся, и еще раз, доколе благостный взгляд Иисуса не привел его в память. ...Может быть, им овладела такая робость, и он на некоторое время был оставлен за его дерзновение, как бы в научение, чтобы он и к прочим был снисходителен. Ибо он был очень дерзновенен и если бы не уцеломудрился этим обстоятельством, то во многом поступал бы самовластно и без снисхождения. Но тогда он впал в такой ужас, что не почувствовал бы и падения, если бы Господь, обратясь, не взглянул на него. О благость! Сам находится под осуждением, а заботится о спасении ученика. И справедливо. Ибо самое осуждение Он переносил для спасения человеческого»¹⁶¹⁴.

Отрекся Петр, но в рыдании своем покаялся, и Господь не только спас его, но и даровал ему власть быть первоверховным апостолом Своим.

Мытарь, во смирении своем не смевший «даже поднять глаз на небо, бия себя в грудь, говорил: Боже! будь милостив ко мне грешнику»! И, очищенный смирением своим превеликим, «пошел оправданным в дом свой более, нежели» фарисей (Лк. 18, 13–14), безумный в своей гордыне, от которой «рождаются самомнение, хвастовство, тщеславие и пагубнейшее всех высокомерие». Господь сказал притчу сию «к тем, кои уверены были в себе и не приписывали всего Богу, а посему и других уничижали»; Он говорит ее, чтобы показать, что «праведность, хотя бы она заслуживала удивления в прочих отношениях и приближала человека к Самому Богу, но если допустит до себя высокомерие, низвергает человека на самую низшую степень и уподобляет его бесу, иногда принимающему на себя вид равного Богу»¹⁶¹⁵. Смотри, душа моя, – этой гордыне ужасался Исаия: «Как упал ты с неба, денница, сын зари! разбился о землю, попиравший народы» (Ис. 14, 12). Об этой гордыне Господь сказал некогда ученикам Своим: «Я видел сатану, спадшего с неба, как молнию» (Лк. 10, 18), – тот, кто «был светом, Архангелом и денницею», теперь стал тьмою, «лишился славы, которую он имел, и чести», – ведь так он смутил умы людей, что «до пришествия Христова его чтили как Бога, а теперь он спал с неба, то есть перестали его почитать за Бога и думать, что он живет на небе»¹⁶¹⁶! И каким простым оружием – сердечным смирением – оказалась эта гордыня побеждена! Но – как же трудно снискать нам в себе это оружие!

Слезами омыла ноги Господу жена грешная – и сказано было ей: «прощаются тебе грехи, потому что возлюбила много» (Лк. 7, 47–48), «то есть обнаружила великую веру»¹⁶¹⁷, за что и была помилована Христом со словами: «вера твоя спасла тебя, иди с миром» (Лк. 7, 50).

Хананея великой верой и надеждой своей добилась милости Господней: хотя Христос вначале и не отвеща ей словесе, хотя Он и сказал ей, в ответ на ее смирение и поклон: «несть добро отъяти хлеба чадом, и поврещи псом, так как Он несть послан, токмо ко овцам погибшым дому Исраилева». Настойчивостью своей просьбы, от которой «соскучили» даже ученики Христовы¹⁶¹⁸, верой и благоразумием своими¹⁶¹⁹ добилась она того, в чем сначала ей было отказано, – «ибо и пси ядят от крупиц, падающих от трапезы господей своих». («Приметь здесь, – замечает блаженный толкователь, – что хотя и святые просят за нас, как за эту женщину – апостолы, но получаем наипаче тогда, когда сами за себя просим»¹⁶²⁰.)

Посмотри, душа моя, о чем рассуждает преподобный: он молитвенно приводит тебе в пример раскаяние благоразумного разбойника; он говорит о сокрушении душевном, вспоминая апостола Петра; он напоминает о глубочайшем смирении мытаря; он восхищается сердечной верой блудницы; он вспоминает о вере и надежде хананеянки.

Он раскрывает пред тобою источники слез, омывающие грязь греха, которая скрывает человеческое богоподобие.

Он показывает, наконец, что всякий искренний вопль души к Богу, какую бы причину он ни имел (верой ли он произведен, глубочайшим смирением ли, надеждой или сердечным покаянием), непременно встречает благоприятный прием: навстречу человеческому сердцу, раскрытому пред Господом, исходит Божественное милосердие и человеколюбие.

«Милость и истина сретостеся, правда и мир облобызастася» (Пс. 84, 11), – так пишет об этой великой, решающей в человеческой жизни встрече богоотец пророк Давид.

Какие еще качества души истинно христианской привести тебе на память, душа моя?

Всмотрись теперь в себя: где они – и где ты?

Помилуй, Боже, помилуй мя.

Гноение, Спасе, исцели смиренныя моея души, Едине Врачу, пластырь мне наложен, и елей, и вино, дела покаяния, умиление со слезами

«Гнойные раны смиренной моей души исцели, Спасе, Единственный Врач, наложи мне пластырь, умасти елеем и вином – делами покаяния, умилением со слезами». Так молит преподобный отец Господа своего в великом смирении своем. Так просит он Его в тайной молитве своей, которая стала столь явной, что охватила пределы всего православного мира, ибо весь православный мир повторяет святительские слова по крайней мере два дня в году – в те дни, когда Устав положил нам читать, сойдясь в храмы, Великий его канон.

«Много может усиленная молитва праведного» (Иак. 5, 16). Смиренное прошение одного праведника охватило собою всю Церковь, чтобы возносился «дым фимиама с молитвами святых пред Бога» (Апок. 8,4)¹⁶²¹. Частное стало общим, достояние одного – сокровищем соборным.

Конечно, Церковь – это собрание, ἐχχλησία. Она и существует только как собрание: один человек – лишь член его, но никак – не всё собрание. Однако собрание это – лишь по определенному поводу: в него собраны те, кто верует в Триединого Личного Бога и ищет спасения своей души.

Несомненно: как и любое собрание, Церковь – общество, социум.

Но в это общество собираются не для того, чтобы реализовать свой мирской социальный, общественный потенциал, не находящий выхода в мирских формах общественной жизни – в партиях, комсомолах, профсоюзах, пионерских или скаутских организациях, где реализуется призвание человека как «агитатора, горлана-главаря»¹⁶²². Методы и формы мирской социальной активности для Церкви – даже не чужды, они для нее – просто посторонни. Здесь нет места партсобраниям и выступлениям, резолюциям и постановлениям, демократиям и тираниям. Его цель – совершенно иного рода «общение» (Деян. 2, 42). Церковное общество собирается для единственной цели – для того, чтобы славить Господа своего, славить вместе, в духовном единении, в котором всё общество становится как один человек (как говорится о нем: «церковь молилась» (Деян. 12, 5)), славить православно, славить молитвой (ибо сказано: «непрестанно молитесь» (1Фес. 5, 17)) и добрыми делами, делами покаяния (потому что «вера без дел мертва» (Иак. 2:20, 26)). И пока оно отвечает этой цели – оно существует. А как только оно эту цель теряет и ставит на ее место ценности иллюзорные (будь то демократические, коммунистические, плюралистические или любые иные из тех, что производит безумный мир) – оно перестает существовать как Церковь и становится обычным сборищем человеческих своеволий.

Как и всё, что имеет отношение к жизни, церковное общество – организм, но организм особенный. Он – не просто живой, он – живой вечной жизнью, жизнью, не имеющей никаких временных ограничений, ибо он имеет непосредственную связь с Богом своим, не ограниченным ни временем, ни пространством. Ибо глава этого организма – Сам Христос, Который «питает и греет» (Еф. 5, 29) его, а сам этот организм есть «дом Божий, Церковь Бога живаго, столп и утверждение истины» (1Тим. 3, 15). Это – Богочеловеческий организм, в котором по воле Божией нераздельно и неслитно соединены Господь и люди Его, и живет этот организм по своим собственным законам, к которым ни законы мира, ни его привычки совершенно непричастны. Потому что это – законы для сынов света (υἱοὺς τοῦ φωτὸς)¹⁶²³ – Ин. 1, 9). Апостолы же, указывая нам на Триединость Божества, говорят об «Отце светов» (Иак. 1, 17) и о «Призвавшем народы из тьмы в чудный Свой свет» (1Пет. 2, 9), и об «Агнце – светильнике света Божией славы» (Апок. 21, 23)., мир же живет в своем роде (εἰς τὴν γενεὰν τὴν ἑαυτῶν, іn generation sua, в своем племени, семействе, народе, некоем родственном обществе, которое порождает век сей), и в этом-то роде сыны его (ὑιοὶ τοῦ αἰῶνος, filii huius saeculi) могут быть и «догадливее», и сноровистее «сынов света» (Лк. 16, 8; ср.: 1Фес. 5, 5), но только сноровка эта не годится для той истинной жизни, которая не хочет и не может связывать себя только с эоном (неким ограниченным родом вечности), не хочет и не может ограничить себя исключительно веком сим, но вся устремлена к грядущему свету.

Христос сказал: «Церковь – Моя» (Мф. 16, 18)! И все, кто в Церкви, – Его, все – члены Тела Его. Но – только тогда, когда исполняются на них апостольское слова: «вы не по плоти живете, а по духу, если только Дух Божий живет в вас. Если же кто Духа Христова не имеет, тот и не Его" (Рим. 8, 9).

«Если же кто и подвизается, не увенчивается, если незаконно (μὴ νομίμως, nisi legitime, то есть – вне закона, не соответственно закону) будет подвизаться" (2Тим. 2, 5; разрядка наша. – иг. Ф.).

Видишь ли, душа моя, как суров апостол?

И видишь ли, как часто не хотим мы этого законного подвизания, хотя предерзостно уповаем и мечтаем стяжать венцы?

Малая заповедь дана нам: «На женщине не должно быть мужской одежды, и мужчина не должен одеваться в женское платье, ибо мерзок пред Господом Богом твоим всякий делающий сие» (Втор. 22, 5). Почему бы не соблюдать ее? Не потому ли, что перевернутая мода (не наша, заметим, мода, не в православных странах она родилась!) надела на женщин мужские одежды и пытается усвоить их им до такой степени, чтобы и правила церковные оказались в презрении?

Малая заповедь дана: «Всякий муж, молящийся или пророчествующий с покрытою головою, постыжает свою голову. И всякая жена, молящаяся или пророчествующая с открытою головою, постыжает свою голову, ибо это то же, как если бы она была обритая. Ибо если жена не хочет покрываться, то пусть и стрижется; а если жене стыдно быть остриженной или обритой, пусть покрывается. Итак, муж не должен покрывать голову, потому что он есть образ и слава Божия; а жена есть слава мужа. Ибо не муж от жены, но жена от мужа; и не муж создан для жены, но жена для мужа. Посему жена и должна иметь на голове своей знак власти над нею, для Ангелов» (1Кор. 11, 4–10). Почему бы не следовать ей? Не потому ли, что «демократическое» общество (тоже – не в Православии возросшее!) вздернуло ложный флаг феминизма?

Еще одна малая заповедь: «Если же согрешит против тебя брат твой, пойди и обличи его между тобою и им одним; если послушает тебя, то приобрел ты брата твоего; если же не послушает, возьми с собою еще одного или двух, дабы устами двух или трех свидетелей подтвердилось всякое слово; если же не послушает их, скажи церкви; а если и церкви не послушает, то да будет он тебе, как язычник и мытарь» (Мф. 18, 15–17). Почему же мы предпочитаем искать какой-нибудь «местком» вместо того, чтобы разрешить обиды наши так, как заповедал нам Сам Господь? Неужели мы так боимся сказать правду в лицо, а не за спиной? И почему мы не думаем: так ли права наша правда, если мы боимся открыть ее в глаза тому, кого почитаем обидчиком нашим?

А ведь каждое преступление даже самой малой заповеди порождает «гнойные раны души», о коих напоминает нам преподобный учитель наш Критский. И каждое преступление даже самой малой заповеди – особенно тогда, когда оно остается без надлежащего учительного обличения, – укрепляет нестойкие души в том ложном мнении, что и бо́льшие заповеди можно преступать безнаказанно. И – рассыпается общество церковное, и встает на его место себялюбивое собрание «беззаконнующих втуне» (Пс. 24, 3), "путь которых – как тьма, ибо они не знают, обо что споткнутся» (Притч. 4, 19).

Но будет ли дано нам время, чтобы приложен был к ранам души нашей пластырь, успеем ли мы умастить их елеем и вином – делами покаяния, умилением со слезами?

Итак, или мы спасаемся – н тогда поступаем так, как заповедал нам Господь наш, Который есть – «Любовь» (1Ин. 4, 16) так, как учат нас святые отцы и учители наши. Ибо «любовь состоит в том, чтобы мы поступали по заповедям Его. Это та заповедь, которую вы слышали от начала, чтобы поступали по ней» (2Ин. 1, 6).

Или мы ходим в своей воле (или, вернее сказать, – в воле тех, кто диктует нам свои правила, во лжи своей выдавая их за нашу собственную волю). Но в своей воле еще никто не спасся. Напротив, своевольные – отпали и продолжают отпадать от истинного пути спасения, составляя свои собственные бесчинные сборища¹⁶²⁴ – собрания без смысла, без должного чина и порядка, а где – и без апостольского преемства богоустановленной иерархии и даже вовсе без иерархии, собрания, составленные «во имя свое» (Ин. 5, 43), во всем противоположные истинной Церкви, о коей сказал Христос: «где двое или трое собраны во имя Мое, там Я посреди них» (Мф. 18, 20).

"Будем же, – по апостолу, – внимательны друг ко другу, поощряя к любви и добрым делам» (Евр. 10, 24), но всегда памятуя справедливые в своей суровости слова Господни: «Когда Я скажу беззаконнику: «смертью умрешь», а ты не будешь вразумлять его и говорить, чтобы остеречь беззаконника от беззаконного пути его, чтобы он жив был, то беззаконник тот умрет в беззаконии своем, и Я взыщу кровь его от рук твоих. ...И если праведник отступит от правды своей и поступит беззаконно, когда Я положу пред ним преткновение, и он умрет, то, если ты не вразумлял его, он умрет за грех свой, и не припомнятся ему праведные дела его, какие делал он; и Я взыщу кровь его от рук твоих» (Иез. 3:18, 20).

Помилуй, Боже, помилуй мя.

Хананею и аз подражая, помилуй мя, вопию, Сыне Давидов¹⁶²⁵; касаются края ризы, яко кровоточивая¹⁶²⁶, плачу, яко Марфа и Мария над Лазарем¹⁶²⁷.

Жена хананейская настоятельной просьбой своей получила желаемое – потому что неотступна была в своей молитве, воистину по притче Христовой, в коей сказал Он о том, что «должно всегда молиться и не унывать» (Лк. 18, 1). Помнишь ли ты эту притчу, душа моя?

«В одном городе был судья, который Бога не боялся и людей не стыдился. В том же городе была одна вдова, и она, приходя к нему, говорила: защити меня от соперника моего. Но он долгое время не хотел. А после сказал сам в себе: хотя я и Бога не боюсь и людей не стыжусь, но, как эта вдова не дает мне покоя, защищу ее, чтобы она не приходила больше докучать мне. И сказал Господь: слышите, что говорит судья неправедный? Бог ли не защитит избранных Своих, вопиющих к Нему день и ночь, хотя и медлит защищать их? сказываю вам, что подаст им защиту вскоре» (Лк. 18, 2–8).

Так и жена хананейская неотступно просила – и за веру свою получила просимое.

Но помнишь ли ты, душа моя, чем закончил Спаситель эту притчу? Помнишь ли ты горький вопрос Его: «Но Сын Человеческий, придя, найдет ли веру на земле?» (Лк. 18, 8).

«Убеждая к молитве, Господь справедливо присовокупил слово о вере, поскольку вера составляет начало и основание всякой молитвы, – говорит блаженный Феофилакт. – Ибо напрасно будет человек молиться, если он не верует, что получит просимое на пользу (см.: Иак. 1, 6, 7). Посему Господь, научая молиться, упомянул и о вере, прикровенно давая знать, что немногим тогда можно будет молиться, поскольку и вера тогда найдется не во многих. Итак, Господь, пришедши на облаках, не найдет веры на земле, исключая разве немногих. Но Он произведет тогда веру. Ибо, хотя невольно, все исповедуют, что Господь Иисус в славу Бога Отца (см.: Флп. 2, 11), и если нужно назвать это верою, а не необходимостью, из неверных не останется никого, кто бы не поверил, что Спаситель один только Тот, Кого он прежде злохулил»¹⁶²⁸.

Сколько ныне таких злохулителей! Как стремятся они попирать имя Христово! Какие ухищрения предпринимают, чтобы увлечь за собою народы!

Коммунистических хулителей мы видели, мы могли распознать их богоборчество, и народы своей волей делали решающий выбор: они избирали, с кем им быть – со Христом ли, или с теми, кто открыто выступил против Него. Или ты – в Церкви, но тогда готовься к тому, чтобы быть гонимым от богоборческой власти. Или ты – в партии, но тогда не удивляйся тому, что Царствию Христову (и там, на небесах, когда приидет Он во славе Отчей, и здесь, в земном образе будущего Царства, в Церкви Христовой) ты навсегда останешься чуждым, «яко язычник и мытарь» (Мф. 18, 17), если не покаешься.

Но теперь – не так. Теперь злохуление прикрывается безразличием. Каждый – сам по себе. Каждый волен верить или не верить. Каждый волен избрать, во что верить. Но только для того, чтобы услышать о вере Христовой, нужно пойти в церковь, а чтобы посмотреть на те мнимые удовольствия, которыми прельщает человека враг рода его, достаточно включить телевизор, послушать радио, да, в конце концов, – просто выйти на улицу. Более того: есть и такие проповедники неправды, которые покрывают свои измышления самим именем Господним – и гадают, и ворожат, и колдуют со свечами церковными, рядом со святыми иконами, извращая слова молитвословий церковных, указуя руками на Крест Христов! «Их конец – погибель, их бог – чрево, и слава их – в сраме, они мыслят о земном» (Флп. 3, 19).

И как же трудно теперешнему человеку избрать между богатством внутренним, не видимым глазом, но зато – вечным, неиждиваемым, таким, растратить которое невозможно; и богатством внешним, доступным глазу, осязанию, обонянию, приятным на вкус, богатством, которое можно купить за деньги, – но для этого необходимо воистину продать свою душу, потому что достижение этого видимого богатства – вседневная погоня за деньгами, которая не дает ни минуты отдыха, которая поглощает человека всего, без остатка, ведь деньги требуют новых денег, они кончаются, их надо вновь добывать, и так – без отдыха всю жизнь...

И вроде – никто не мешает идти ко Христу. Но – как найти время, если нужно покушать, одеться, платить за квартиру, содержать ее, учиться, лечиться и прочее, и прочее, а для всего этого нужны деньги, деньги, деньги, а чтобы добыть их, нужно работать, работать, работать – на одной работе, на двух, на трех?.. Как найти время, когда бизнес требует полной самоотдачи, иначе он просто убегает из рук: когда деньги производят деньги, они требуют неотступного внимания, иначе – провал, кризис, разорение?.. Как найти время, если власть, основанная на деньгах, поглощает всегда и целиком, иначе – ее очень просто потерять, потому что в самую спину дышат конкуренты?.. Таким путем всё общество оказывается во власти маммоны. Но, как сказано, «никто не может служить двум господам: ибо или одного будет ненавидеть, а другого любить; или одному станет усердствовать, а о другом нерадеть. Не можете служить Богу и маммоне» (Мф. 6, 24; Лк. 16, 13).

Что же избираешь ты, мятущаяся душа? Путь ли Хананеи, о коем говорил Христос: «просите, и дано будет вам; ищите, и найдете; стучите, и отворят вам; ибо всякий просящий получает, и ищущий находит, и стучащему отворят» (Мф. 7:7–8; Лк. 11:9–10)? Или – путь мира сего, о коем сказано: «широки врата и пространен путь, ведущие в погибель, и многие идут ими» (Мф. 7, 13)?

Посмотри, как вели себя те, для кого такого выбора не существовало, потому что они знали только одну истину – истину Христову.

Посмотри, как кровоточивая прикоснулась к краю риз Христовых, ибо думала только об одном, знала только одно: «если только прикоснусь к одежде Его, выздоровею» (Мф. 9, 21; Мк. 5, 28). «Будучи нечиста, по своей болезни, эта женщина не смела подойти явно, из опасения, чтобы не воспрепятствовали ей. Впрочем, скрываясь от людей, она была уверена, что получит исцеление, если только прикоснется к краю одежды Его... Но Спаситель обнаруживает ее не для того, чтобы искал славы, а чтобы обнаружить веру ее для нашей пользы и для возвышения веры... «Дерзай», говорит Он ей, потому что она оробела, как похитительница дара; «дщерию» же называет ее, как верную. Показывает также, что если бы она не имела веры, не получила бы и благодати, хотя одежды Его и святы»¹⁶²⁹. «Смотри, – добавляет толкователь, – как народ со всех сторон стеснял Его, и между тем ни один не прикоснулся к Нему; напротив, жена, не стеснявшая Его, прикоснулась к Нему. Отсюда научаемся той тайне, что из людей, занятых множеством житейских забот, никто не прикасается ко Христу, они только гнетут Его; напротив, кто не гнетет Иисуса и не обременяет своего ума суетными попечениями, тот прикасается к Нему»¹⁶³⁰.

(«Сказывают, что эта жена устроила каменное изображение Спасителя, во весь рост Его, и что у ног сего изображения росла трава, помогавшая кровоточивым женам. Во время Юлиана нечестивцы разбили это изображение»¹⁶³¹.)

Посмотри еще, как Господь исполняет надежду сестер Лазаревых (надежду прочную, о коей говорила Марфа в первых своих словах: «Господи! если бы Ты был здесь, не умер бы брат мой» (Ин. 11:21, 32), – надежду, убежденную в том, что до прихода смерти всё подвластно силе Христовой; и надежду одновременно нестойкую, надежду сквозь сомнение, – вспомним краткие, но вполне уверенные последние слова Марфы: «Господи! уже смердит», – надежду, которую привычный ход вещей заставляет усомниться, что сила пришедшей смерти кому-то может быть подвластной, ведь «четыре дня как он во гробе» (Ин. 11, 39), но в то же время – надежду, которая не сомневается в том, что действие силы Божией, неуразумеваемое человеческим сознанием, превыше всякого пути естества: «Но и теперь знаю, что чего Ты попросишь у Бога, даст Тебе Бог, ибо Ты Христос, Сын Божий, грядущий в мир» (Ин. 11:22, 27)...). Исполняет – по вере человеческой, потому что «если будешь веровать, – говорит Он, – увидишь славу Божию» (Ин. 11, 40).

Готова ли ты, душа моя, отказаться от так настойчиво предлагаемого тебе миром сим обольщения прелестями его, которые никогда не медлят с тем, чтобы убить в тебе все живые порывы, чтобы отдать тебя под «власть тьмы» (Лк. 22, 53), и молить вместе с преподобным Андреем: «И я, подражая Хананеянке, вопию: помилуй меня, Сыне Давидов; прикасаюсь к краю ризы Твоей, как кровоточивая; плачу, как Марфа и Мария над Лазарем»?

Что ответишь ты на вопрос Христов: «Сын Человеческий, придя, найдет ли веру на земле»?

Преступи среде до Славы. Чти в четверток первыя седмицы.

Помилуй, Боже, помилуй мя.

Слезную, Спасе, сткляницу яко миро истощавая на главу, зову Ти, якоже блудница, милости ищущая, мольбу приношу и оставление прошу приятии¹⁶³²; Мк. 14, 3–9: «И когда был Он в Вифании, в доме Симона прокаженного, и возлежал, – пришла женщина с алавастровым сосудом мира из нарда чистого, драгоценного и, разбив сосуд, возлила Ему на голову. Некоторые же вознегодовали и говорили между собою: к чему сия трата мира? Ибо можно было бы продать его более нежели за триста динариев и раздать нищим. И роптали на нее. Но Иисус сказал: оставьте ее; что ее смущаете? Она доброе дело сделала для Меня. Ибо нищих всегда имеете с собою и, когда захотите, можете им благотворить; а Меня не всегда имеете. Она сделала, что могла: предварила помазать тело Мое к погребению. Истинно говорю вам: где ни будет проповедано Евангелие сие в целом мире, сказано будет, в память ее, и о том, что она сделала»; Лк. 7, 37–38 (см. с. 110).

«Как миро на голову, изливая стеклянный сосуд слез¹⁶³³, зову к Тебе, как блудница, ищущая милости, приношу мольбу мою и прошу, чтобы удостоен я был принять оставление грехов».

На триста динариев и даже больше принесла Христу мира блудница, – деньги немалые! Динарий – это дневная плата работнику на винограднике (См.: Мф. 20, 2). Двух динариев хватало, чтобы обеспечить кров и уход больному (См.: Лк. 10:35). Динарий – годовая подать кесарю (См.: Мф. 17:24–27, 22:15–22; Мк. 12, 14–17; Лк. 20, 22–25). На двести динариев можно было купить хлеба, чтобы накормить пять тысяч человек (См.: Мк. 6, 37; Ин. 6, 7).

Откуда были у этой жены такие деньги? Надо думать, не от праведных трудов, судя по тому, какова была ее профессия.

Но и этого богатства не отчуждился Господь – потому, что обращено оно было в праведность и сложено к ногам Его, потому что разлилось в воздухе благоуханием молитвы, потому что пролилось потоком покаянных слез во искупление греха, посредством которого были получены сии прибытки.

А ты, душа моя, что из дел жизни твоей можешь отнести к праведности? Не ты ли всю жизнь твою только и ищешь, как бы облегчить себе труды духа, дабы не мешали они тебе насыщать твое чрево?

«Слушайте слово Господне, сыны Израилевы; ибо суд у Господа с жителями сей земли, потому что нет ни истины, ни милосердия, ни Богопознания на земле. Клятва и обман, убийство и воровство и прелюбодейство крайне распространились, и кровопролитие следует за кровопролитием. ...Будут есть, и не насытятся; будут блудить, и не размножатся; ибо оставили служение Господу. Блуд, вино и напитки завладели сердцем их» (Ос. 4:1–2, 10–11).

Что же ты, душа, идешь путем, который веками уже осужден?

Собери слезы твои – ибо в нынешнее время искреннее покаяние много ценнее алавастра мира, что стоил триста динариев. Собери – ибо все меньше и меньше дает мир наш места искренности, все суше и суше делаются сердца человеческие, все реже и реже открываются источники слез, ведь мир считает покаяние – слабостью, а слабость – постыдной и недостойной человека, супермена, который должен прожить жизнь с профессиональной улыбкой, с вечным «sау: сhееsе» на устах... Не Бога – сыр нам велено почаще вспоминать... Там-то, у них, у новых учителей наших, Бога уж и вообще не поминают, никто не скажет: «Оh, mу Gоd!», теперь принято: «Му goodness»... Зато – беса принято показывать даже в мультфильмах, чтобы уже и детишки знали его воочию и не остерегались...

Воистину «народ сей ослепил глаза свои и окаменил сердце свое, да не видят глазами, и не уразумеют сердцем, и не обратятся, чтобы Я исцелил их» (Ин. 12, 40; ср.: Зах. 7, 12).

Не сокровище ли превеликое среди этого народа – слезы покаянные?

Способна ли ты еще плакать, душа моя? И видишь ли ты грехи твои, чтобы оплакивать их?

Помилуй, Боже, помилуй мя.

Аще и никтоже, якоже аз, согреши Тебе, но обаче прими и мене, благоутробне Спасе, страхом кающася и любовию зовуща: согреших Тебе Единому, помилуй мя, Милостиве

«Хотя никто не согрешил Тебе, как я, но все же прими и меня, благоутробный Спасе, со страхом кающегося и с любовью зовущего: согрешил Тебе Одному – помилуй меня, Милостивый Господи!» Какой образ смирения представляет нам преподобный! Какое самоуничижение! Какая глубина покаяния! Воистину, как пел Давид, «из глубины воззвах к Тебе, Господи» (Пс. 129, 1), из са́мой глубины ищущей мира души, оттуда, где уже нет ничего сокрытого и тайного, оттуда, где раскрывается сердце в самых сокровенных помышлениях своих и видит – нет такого греха, который не совершила бы окаянная душа, если не делом – то неразумным словом, сорвавшимся с языка, или едва уловимым помыслом, молнией мелькнувшим в усталом мозгу.

Почему так часто забываем мы о том, что грешнее нас с тобою, душа моя, нет никого на свете? Воистину так: ведь другие каются, а мы с тобой всё время занимаемся самооправданием, всё время ищем, кого бы обвинить в наших собственных преступлениях, на кого бы возложить вину за них. Мы и беса, «отца лжи» (Ин. 8, 44), умудряемся оболгать: он-де нас попутал! Но как же – он, если сами мы вынашиваем в себе образы наших грехов, сами готовимся совершить их, сами и совершаем, отлично зная при этом, что совершаем недостойное! Сам бес посрамляется – но не добродетелью нашей, а ложью, которая превосходит и его ложь!

Разве не для нас сказал любимый ученик Христов: «Вот благовестие, которое мы слышали от Него и возвещаем вам: Бог есть свет, и нет в Нем никакой тьмы. Если мы говорим, что имеем общение с Ним, а ходим во тьме, то мы лжем и не поступаем по истине; если же ходим во свете, подобно как Он во свете, то имеем общение друг с другом, и Кровь Иисуса Христа, Сына Его, очищает нас от всякого греха. Если говорим, что не имеем греха, – обманываем самих себя, и истины нет в нас. Если исповедуем грехи наши, то Он, будучи верен и праведен, простит нам грехи наши и очистит нас от всякой неправды. Если говорим, что мы не согрешили, то представляем Его лживым, и слова Его нет в нас» (1Ин.1, 5–10).

И дело не только в первородном грехе, коим «все согрешили и лишены славы Божией» (Рим. 3, 23). Ради этого греха принесена уже раз и навсегда крестная Жертва Христова, от него омыты мы в Таинстве Крещения «водою и Духом» (Мк. 1, 8; Лк. 3, 16; Деян. 1:5, 11:16; 1Ин. 5, 6), в воде этого великого Таинства погребен Духом Святым для каждого крещаемого первородный Адамов грех.

Но, восставши от святых этих вод, как скоро забываем мы о том, что Жертва Христова, жертва «Агнца Божия, Который берет на Себя грех мира" (Ин. 1, 29), берет, то есть «истребляет, изглаживает»¹⁶³⁴ грехи мира как всю их совокупность, как говорит нам и блаженный толкователь: «Почему не сказал Иоанн: “грехи», но: грех? Может быть, и потому, что, сказав грех, он сказал вообще о всех грехах; как мы обыкновенно говорим: “человек» отпал от Бога, вместо “всё человечество», так и он здесь, сказав грех, обозначил все грехи»¹⁶³⁵.

Не мы пришли к Нему – Он Сам вышел навстречу нам. «На браках обыкновенно не невеста приходит к жениху, но жених к невесте, хотя бы он был и царский сын. Так и Господь, желая уневестить Себе природу нашу, Сам сошел к ней на землю и, когда брак совершился, взял ее с Собою, когда вознесся в дом Отца Своего»¹⁶³⁶.

Почему же забываем мы, что в Таинстве Крещения встали на другом конце этого пути Христова и обещали начать свой путь к Нему, чтобы в некоем неведомом нам месте, когда исполним всё, что возложил на нас Господь в качестве послушания в меру наших сил, приблизиться ко Христу настолько, чтобы соединиться с Ним в таинственном обожении силою благодати Святого Духа?

Почему забываем об этом и начинаем творить беззакония так, словно бы не было этой крестной Жертвы, словно бы не попрали мы сатану, когда крестились, словно бы не говорили Символа веры, словно бы не сочетались Христу¹⁶³⁷, Единому Безгрешному¹⁶³⁸?

Почему продолжаем древнее непослушание? Ведь «грех мира состоял в непослушании, так как человек низринулся в страсти чрез неповиновение Богу». Господь уже раз «загладил это непослушание, «быв послушлив до смерти» (Флп. 2, 8) и уврачевав противное противным»¹⁶³⁹. «И как человекам положено однажды умереть, а потом суд, так и Христос, однажды принеся Себя в жертву, чтобы подъять грехи многих, во второй раз явится не для очищения греха, а для ожидающих Его во спасение» (Евр. 9, 27–28). Мы же живем так, словно ожидаем (помилуй, Господи!), что Христу надлежит непрестанно за нас распинаться!..

Как же сочетаемся с Безгрешным, творя грехи? «Разве разделился Христос» (1Кор. 1, 13)?

"Дети! – говорит нам божественный Иоанн Богослов, – да не обольщает вас никто. Кто делает правду, тот праведен, подобно как Он праведен. Кто делает грех, тот от диавола, потому что сначала диавол согрешил. Для сего-то и явился Сын Божий, чтобы разрушить дела диавола. Всякий, рожденный от Бога, не делает греха, потому что семя Его пребывает в нем; и он не может грешить, потому что рожден от Бога. Дети Божии и дети диавола узнаются так: всякий, не делающий правды, не есть от Бога, равно и не любящий брата своего» (1Ин. 3, 7–10; разрядка наша. – иг. Ф.).

«Отойдите от Меня, делающие беззаконие» (ἀποκωρῖτε ἀπ ἐμοῦ ἐργαζόμενοι τὴν ἀvομίαν, discedite a me qui operaminin iniquitatrm) (Мф. 7, 23)¹⁶⁴⁰, – сказал Христос всем, не делающим правды (μὴ ποιῶν διχαιοσυvην, omnis qui non est iustus), так же, как ранее Он указал и сатане: «отойди от Меня» (ὕπαγε, vade, σατανᾶ) (Мф. 4, 10; ср.: Мф.16, 23; Мк. 8, 33; Лк. 4, 8)¹⁶⁴¹. Отойдите от Меня, говорит, все, для кого нет закона, кто считает для себя возможным существовать в пространстве, в котором отсутствует закон¹⁶⁴², создавая это пространство вокруг себя. Вокруг Меня есть место только для «труждающихся и обремененных», и их Я зову «прийти» ко Мне, чтобы «упокоить» их (Мф. 11, 28).

К какому сонму стремишься ты, душа моя, деяниями земного жития твоего? К сонму ли тех «труждающихся и обремененных», коих зовет к Себе Христос, хочешь ты быть сопричислена? Или – к сонмищу «делающих беззакония», коих Он гонит от Себя?

Посмотри на дела свои – что говорят они?

Не увидишь ли, что в большинстве из них нет правды?

Не поймешь ли, что только милостью Божиею ты еще благоденствуешь на земле, что если бы не милость эта, то давно свел бы тебя во ад жи́ву¹⁶⁴³ тот, кому поработила ты себя, ибо, как сказано, «кто кем побежден, тот тому и раб» (2Пет. 2, 19)? Ведь «всякий, делающий грех, есть раб греха» (Ин. 8, 34): «неужели вы не знаете, что, кому вы отдаете себя в рабы для послушания, того вы и рабы, кому повинуетесь, или рабы греха к смерти, или послушания к праведности» (Рим. 6, 16)? «А кто делает грех, – повторим еще раз, – тот от диавола» (1Ин. 3, 8)!

Видишь ли, душа, раба Божия, кому порабощаешь ты себя?

Видишь ли, сколь необходимо тебе очиститься?

«Дети мои! сие пишу вам, чтобы вы не согрешали, – обращается и к тебе, душа моя, божественный Иоанн Богослов; – а если бы кто согрешил, то мы имеем ходатая пред Отцем, Иисуса Христа, праведника; Он есть умилостивление за грехи наши, и не только за наши, но и за грехи всего мира» (1Ин. 2, 1–2). «Не сказал Иоанн: “взял» грех, но берет, потому что Он каждый день берет на Себя грехи наши, одни через крещение, другие через покаяние»¹⁶⁴⁴, – так толкует блаженный Феофилакт слова Евангелия любимого Христова ученика.

Читая эти мудрые слова, остерегись, душа моя! Сказано тебе: «Да не смущается сердце ваше; веруйте в Бога, и в Меня веруйте» (Ин. 14, 1; ср.: Ин. 14, 27). «Да не смущается сердце» твое, когда творишь добро, когда являешь дела веры в Триединого Господа. Но сама вера пусть подскажет тебе, когда начинаешь делами своими отклоняться от Богом установленного пути: остановись! ибо каждым движением своим приносишь ты Христу не плоды веры твоей, но плоды греха.

Он, по великой милости Своей, готов взять их на Себя, когда ты искренне каешься.

Но того ли Он ожидает от тебя? Того ли, чтобы ты каждый день каялась и, после сего, вновь впадала в сети погибели? Или же – того, чтобы ты, покаянием омыв себя от смрада дел греховных, в чистых одеждах вступила на путь праведности, чтобы уже не оставлять его?

Помилуй, Боже, помилуй мя.

Пощади, Спасе, Твое создание и взыщи, яко Пастырь, погибшее, предвари заблуждшаго, восхити от волка, сотвори мя овца на пастве Твоих овец¹⁶⁴⁵.

«Пощади, Спасе, Твое создание, и взыщи, как Пастырь, пропавшую овцу, укажи дорогу заблудшему, отними у волка, сделай меня овцой в стаде Твоих овец!» Так говорит мудрый песнописец, так он призывает и тебя, душа моя, возоиить ко Господу твоему. Потому что «это прилично говорить всякому человеку. И пророк, сказав, в чем преуспел, снова говорит о себе, что он – овча заблудшее, соблюдая этим свое смиренномудрие, и нарочно сам себя умаляя и унижая, чтобы не превозноситься, согласно с повелением Господним: «егда сотворите вся, глаголите: раби неключими есмы» (Лк. 17, 10). Поэтому и заключение целого псалма увенчивает уничижением самого себя»¹⁶⁴⁶.

Что же ты величаешься, душа моя? Что превозносишься, пусть даже и добрыми делами твоими?

Неужели ты думаешь, что они – твои?

Не Христос ли поставил тебя на место твое в Церкви Своей? Не Христос ли даровал тебе силу на доброделание? Не Его ли благодать направляет тебя на всякое деяние благое? Не Он ли определил тебе и «меру» возможностей твоих и «удела» твоего (См.: 2Кор. 10, 13)?

"Он поставил одних Апостолами, других пророками, иных Евангелистами, иных пастырями и учителями, к совершению святых, на дело служения, для созидания Тела Христова, доколе все придем в единство веры и познания Сына Божия, в мужа совершенного, в меру полного возраста Христова; дабы мы не были более младенцами, колеблющимися и увлекающимися всяким ветром учения, по лукавству человеков, по хитрому искусству обольщения, но истинною любовью всё возращали в Того, Который есть глава Христос, из Которого все тело, составляемое и совокупляемое посредством всяких взаимно скрепляющих связей, при действии в свою меру каждого члена, получает приращение для созидания самого себя в любви» (Еф. 4, 11–16; разрядка наша. – иг. Ф.).

«Я не желаю хвалиться, разве только крестом Господа нашего Иисуса Христа, который для меня мир распят, и я для мира» (Гал. 6, 14). Так сказал божественный Павел – апостол первоверховный, один из тех, кто «ученьми своими весь мир просветили и вся концы ко Христу привели»¹⁶⁴⁷. Тот, «глаголы» которого распространились «во всю... вселенную» (Рим. 10, 18), видел для себя только одну похвалу, одну драгоценность, одну радость, одну награду, одно истинное деяние, одно спасение – Крест Господа своего.

«Кто Павел? кто Аполлос? Они только служители, через которых вы уверовали, и притом поскольку каждому дал Господь. Я насадил, Аполлос поливал, но возрастил Бог; посему и насаждающий и поливающий есть ничто, а все Бог возращающий. Насаждающий же и поливающий суть одно; но каждый получит свою награду по своему труду. Ибо мы соработники у Бога» (1Кор. 3, 5–9).

Кто Павел?

И кто – ты, душа моя?

Что когда-нибудь сделала ты такого, что достойно было бы сравнения с делами Павловыми?

Ты знаешь слово Божие и, по мере сил твоих, несешь его тем, кто слушает тебя? Сколько их – десять? двадцать? сто? больше? Но словам Павла вот уже третью тысячу лет внимает вся вселенная!

Ты работаешь своими руками во славу Божию? Но не получаешь ли ты за это награду свою? Павел же свидетельствовал о себе: «Ни серебра, ни золота, ни одежды я ни от кого не пожелал: сами знаете, что нуждам моим и нуждам бывших при мне послужили руки мои сии. Во всем показал я вам, что, так трудясь, надобно поддерживать слабых и памятовать слова Господа Иисуса, ибо Он Сам сказал: блаженнее давать, нежели принимать» (Деян. 20, 33–35), – и никто не оспорил его свидетельства, ибо оно истинно.

Ты успешна в земных делах твоих? Но подумай, откуда этот успех, – ведь только «труды праведного – к жизни, успех же нечестивого – ко греху» (Притч. 10, 16).

Ты благотворишь ближнему твоему? Но не ты ли и посрамляешь благотворение твое, ожидая за него благодарности? Ведь сказано: «Когда творишь милостыню, не труби перед собою, как делают лицемеры в синагогах и на улицах, чтобы прославляли их люди. Истинно говорю вам: они уже получают награду свою» (Мф. 6, 2). И откуда твоя милостыня? Всегда ли чист источник ее? Памятуешь ли ты о том, что источником благотворения для истинного благотворителя (не такого, какие часто встречаются в мире¹⁶⁴⁸) должен быть собственный труд¹⁶⁴⁹: «если сеешь в нищих, то сей свое, ибо чужое и плевелы превосходит горечью», потому что «Бог узаконяет праведнику подавать милостыню от «праведных трудов» (Притч. 3, 9)»¹⁶⁵⁰, – ведь если источником милостыни является нечто, происхождением своим обязанное страсти сребролюбия, то страсть эта оскверняет и самую милостыню¹⁶⁵¹, в то время как даже тогда, когда плоды своего труда столь малы, что не позволяют благотворить вещественно, сама мысль о благотворении является уже спасительной¹⁶⁵².

Ты прилежно постишься? Но достиг ли ты состояния Павла, который сказал: «если пища соблазняет брата моего, не буду есть мяса вовек, чтобы не соблазнить брата моего» (1Кор. 8, 13)?

Ты исправно молишься Господу твоему? Но помнишь ли, как молился Сам Господь, Который, «находясь в борении, прилежнее молился, и был пот Его, как капли крови, падающие на землю» (Лк. 22, 44)! Ты скажешь, что это – чудо, недоступное человеку? Но нет: толковники отвечают тебе, что эта прилежная молитва исходила именно из человеческого естества Христова, подчинившего себя воле Божией¹⁶⁵³.

Что еще осмелимся привести от мнимых доброт твоих, коими возносишься ты?

Ты всем говоришь, душа моя, что богобоязненна и страшишься гнева Господня? Тогда помни: «Чего страшится нечестивый, то и постигнет его» (Притч. 10, 24).

Помилуй, Боже, помилуй мя.

Егда, Судия, сядеши, яко благоутробен, и покажеши страшную славу Твою, Спасе, о каковый страх тогда, пещи горящей, всем боящимся нестерпимаго судища Твоего

«Когда же приидет Сын Человеческий во славе Своей и все святые Ангелы с Ним, тогда сядет на престоле славы Своей, и соберутся пред Ним все народы; и отделит одних от других, как пастырь отделяет овец от козлов; и поставит овец по правую Свою сторону, а козлов – по левую. Тогда скажет Царь тем, которые по правую сторону Его: приидите, благословенные Отца Моего, наследуйте Царство, уготованное вам от создания мира. ...Тогда скажет и тем, которые по левую сторону: идите от Меня, проклятые, в огонь вечный, уготованный диаволу и аггелам его: ибо алкал Я, и вы не дали Мне есть; жаждал, и вы не напоили Меня; был странником, и не приняли Меня; был наг, и не одели Меня; болен и в темнице, и не посетили Меня. Тогда и они скажут Ему в ответ: Господи! когда мы видели Тебя алчущим, или жаждущим, или странником, или нагим, или больным, или в темнице, и не послужили Тебе? Тогда скажет им в ответ: истинно говорю вам: так как вы не сделали этого одному из сих меньших, то не сделали Мне. И пойдут сии в муку вечную, а праведники в жизнь вечную» (Мф. 25, 31–34, 41–46).

Размышляя об этих словах, ужаснулся Критский святитель и возопил: «Когда воссядешь, Судия благоутробный, на престоле славы Своей, и покажешь страшную славу Твою, Спасе, – о, какой страх объемлет тогда, когда загорится печь, всех боящихся нестерпимого суда Твоего!»

Как много мыслей кружится в твоей голове, душа моя, когда начинаешь ты молиться ко Господу твоему!

Тебе известно – «сказано: не искушай Господа Бога твоего» (Лк. 4, 12; ср.: Мф. 4, 7; Втор. 6, 16). Сказано тебе также, что «знает Отец ваш, в чем вы имеете нужду, прежде вашего прошения у Него» (Мф. 6, 8; ср.: Мф. 6, 32). Но ты день ото дня продолжаешь искушать Его безмерное терпение своими мелочными прошениями о благах земных, видимых, ощущаемых, осязаемых, но – таких непрочных! Ты предпочитаешь эти блага, несмотря на то что Сам Христос сказал для тебя: «Не собирайте себе сокровищ на земле, где моль и ржа истребляют и где воры подкапывают и крадут, но собирайте себе сокровища на небе, где ни моль, ни ржа не истребляют и где воры не подкапывают и не крадут, ибо где сокровище ваше, там будет и сердце ваше» (Мф. 6, 19–21).

Ты знаешь, что «написано: не хлебом одним будет жить человек, но всяким словом, исходящим из уст Божиих» (Мф. 4, 4; ср.: Лк. 4, 4; Втор. 8, 3). Знаешь, что Сам Господь научает тебя «просить хлеба только насущного, то есть полезного для нашего существования и для поддержания жизни, отнюдь не лишнего, но необходимого»¹⁶⁵⁴, и только. Знаешь – но предпочитаешь усердно припадать ко Господу с просьбами материальными, словно бы помимо этого видимого, материального мира не было и не будет никаких иных ценностей, никакой иной пищи, никакой иной славы!

Ты знаешь слова, которыми встретил святой Предтеча Господа своего и с которых Сам Христос начал земную проповедь Свою: «покайтесь, ибо приблизилось Царство Небесное» (Мф. 4:17, 3:2; Мк. 1, 15). «Приближи бо ся», говорит славянский извод (по-гречески – ἤγγιχεν), то есть – само себя к нам приблизило! Оно сделало свой шаг к нам – и нам теперь осталось только пройти свой отрезок пути! Дано нам знать и как это сделать: "покайтеся, – сказано, – и сотворите достойные плоды покаяния» (Лк. 3, 8; ср.: Мф. 3, 8; Деян. 26, 20). Дан и образ этого делания: «Отец Мой доныне делает, и Я делаю» (Ин. 5, 17), – говорит тебе Господь. «Как же Отец делает доныне? – задается вопросом блаженный толкователь. – Моисей говорит, что Бог почил от всех дел Своих (см.: Быт. 2, 2–3). Ты желаешь знать, как Бог делает доселе? – отвечает он на свой вопрос. – Смотри на вселенную и познай дела Промысла: солнце восходит и заходит; посмотри на море, источники, реки, животных, вообще на всё сотворенное, и увидишь, что тварь делает свое дело, особенно же приводится в действие и движение неизреченным способом Промысла. Без сомнения, Промысл делает свое дело»¹⁶⁵⁵ неустанно и беспрерывно. Столь же неустанными и беспрерывными должны бы стать и твои достойные покаяния дела. Ты же своим бесплодным покаянием (да и оно – о, если бы оно было непрерывным! почему, душа, ты вспоминаешь о покаянии только тогда, когда Церковь приглашает тебя это сделать? почему не стало оно образом жизни твоей?), покаянием, которое живет лишь в словах твоих (да и слова эти – всегда ли они искренни? как часто ты каешься от полноты сердца, а не потому только, что так положено, так установила Церковь?), не имея продолжения жизни в делах, лишь искушаешь милосердие Господа Бога твоего.

Ты знаешь апостольские слова: «За всё благодарите: ибо такова о вас воля Божия во Христе Иисусе» (1Фес. 5, 18). Как далеко простирается молитвенное благодарение твое, душа моя? Готова ли ты непрестанно (буквально исполняя апостольский завет: «непрестанно молитеся» (1Фес. 5, 17)) с благоговением благодарить Подателя благих, Того, от Которого – «всякое даяние благо и всяк дар совершен» (Иак. 1, 17), за всё – даже и за каждое дыхание твое? Или ты готова только на всякий день предерзостно просить, и даже естественная всякому живому созданию благодарственная молитва «Слава Тебе, Господи!» срывается у тебя с языка только как бытовое междометие?

Не о тебе ли пророчествовал Исаия, говоря: «И теперь что у Меня здесь? говорит Господь; народ Мой взят даром, властители их неистовствуют, говорит Господь, и постоянно, всякий день имя Мое бесславится» (Ис. 52, 5)?

Вот каковы смыслы многословных молений твоих, душа моя: прошение во искушение, покаяние без должного плода, благодарение без благо говения... Как много мыслей... Как засорен ими суетный ум... Как мало сосредоточения...

Вот чему ужасается преподобный Андрей, раздумывая о том решающем дне, когда воссядет Судия благоутробный на Судный престол и покажет страшную славу Свою, вот что исполняет душу его страхом за паству свою:

«О, какой страх объемлет тогда, – говорит, – когда загорится печь, всех боящихся нестерпимого суда Твоего!»

О, какой страх! Ибо – как мало сосредоточивается на главном в жизни своей даже в молитвах своих человек (не говоря уже о деяниях его)!

Как мало в жизни нашей молитвенного сосредоточения на главном: на том, что человек, самовольно ушедший от единения с Богом, предав образ и подобие Божии, данные ему как первый и величайший Божественный дар, призвался самим Царством, пришедшим с Неба на землю Господом нашим Иисусом Христом, призвался вернуться, восстановить это утраченное единение, соединиться с Божеством. На том, что во Христе дан был человеку зримый, осязаемый, а не просто умозрительный образ этого соединения. На том, что крестной Жертвой Христовой «всякому человеку, грядущему в мир» (Ин. 1, 9), дана и сама реальная возможность достигнуть этого соединения. На том, что вернейший инструмент, способствующий этому соединению – сердечная молитва, – был показан человечеству и объяснен Самим Господом.

«Примечай, – обращается к тебе, душа, блаженный толкователь, рассуждая о молитве Господней, – силу молитвы. Она тотчас возводит тебя к горнему и, поскольку ты именуешь Бога Отцом, убеждает тебя всячески не терять любви к Отцу, но стараться уподобиться Ему». Христос «не сказал “Отче Мой», но Отче наш, возбуждая тебя к братолюбию и побуждая любить всех, как братьев вообще. Сказав: на небесах, не ограничивает ими Бога, но слушателя возводит к небесам и отводит от земного. Да святится имя Твое, вместо “да прославится», то есть устрой нашу жизнь так, чтобы она была во славу Твою. ... Да придет царствие Твое – грешник не молится о Царствии Божием, ибо не желает его пришествия по причине ожидающих его там наказаний; напротив, праведник молит, чтоб оно пришло скорее, чтобы ему освободиться от здешних искушений и успокоиться»¹⁶⁵⁶.

Вот – смысл молитвы! Вот как научил учеников Своих молиться Христос: Отцу – молитвенно всыновляться¹⁶⁵⁷, Сыну – во Отце убратовляться¹⁶⁵⁸, Духу Святому – во Отце и Сыне сопричаствовать! Не есть ли такая молитва – истинный путь к восстановлению образа и подобия Божиих, в коих человеческое существо уподобляется Божеству? Не такая ли молитва низводит Духа Святого к осуществлению Таинств церковных? Не она ли, незримым Божественным соприсутствием, внутренне преобразует человека и делает его, милостью Божией, достойным видимого причастия Божества в принятии Тела и Крови Христовых?¹⁶⁵⁹

Остается ли у тебя время для такой молитвы, душа моя, среди суетного пустословия твоего, каковое ты почитаешь высоким именем молитвы? Ведь что есть, если не пустословие, даже самое высокое слово, которое завещано нам для молитвенного общения святыми отцами и учителями нашими, когда мы произносим его не по Божию завету: «пойте разумно» (Пс. 46, 8) – а в суете и погруженности в обыденность, когда не только сердце наше молчит – сами мысли наши путаются, бегая между молитвой и мирскими воспоминаниями и проблемами, и даже губы – и те спотыкаются, выговаривая без внимания возвышенные святоотеческие слова?

Помилуй, Боже, помилуй мя.

Марии:

Света незаходимаго Мати тя просветивши, от омрачения страстей разреши. Темже вшедши в духовную благодать, просвети, Марие, тя верно восхволяющия

Житие преподобной матери Марии как «образ покаяния нам даде́ся»¹⁶⁶⁰. «Всем грешником, безмерно согрешившим», преподобная примером своим въяве показала, как можно «в житии востати и скверну очистити слезами»¹⁶⁶¹: та, которая «блудами пёрвее преисполнена всяческими, Христова невеста покаянием явися»¹⁶⁶² и «показала нам покаяния лечбу, показала и стезю, ведущую паки к жизни негиблющей»¹⁶⁶³.

Проводя подвижническую жизнь в пустыне Заиорданской, где некогда подвизался и Предтеча Христов, мать Мария достигла истинного бесстрастия и «мужественное показала души своей мудрова́ние, взыграния вся плотская обуздавши болезньми постническими»¹⁶⁶⁴. Слабая женщина, всей прошлой жизнью своей приученная к неге и роскоши, оказалась в подвигах своих сильнее духом и многих мужчин, так что дивился ей не только преподобный авва Зосима, но и многие поколения монахов, живших после него, вплоть до наших дней.

Матерь Божия, заступившая ее от тягот первого искушения в иерусалимском храме Воскресения Господня, воздвигла ее на подвиги и подала ей силы не только превозмогать искушения пустынножительства, но и возможность различать пустое от истинного, тленное от вечного. Хрупкая женщина, вошедшая в пустыню и проводившая вдали от людских глаз жизнь свою в обществе лишь диких зверей, «де́ющи, учила презирати плоть, прехо́дит бо, прилежати же о души́ вещи безсмертней»¹⁶⁶⁵.

В борьбе за бессмертную душу свою преподобная своей «добродетельною силою, слезами и постом крайним, молитвою же и варом, зимою и наготою приятелище была Святаго Духа честно»¹⁶⁶⁶: «греха мглы избежавши, покаяния светом озаривши свое сердце, пришла ко Христу»¹⁶⁶⁷ и «едина Единому чисто приобщилася крайним воздержанием и терпением дел своих»¹⁶⁶⁸.

Потому и воспевают ей с верою и любовью Студийские отцы великопостную молитвенную песнь: «Мать Света незаходимого, просветив тебя, освободила от мрака страстей. И ты, преподобная Мария, войдя в духовную благодать, просвети верно тебя восхваляющих».

Преподобная мати Марие, моли Бога о нас.

Марии:

Чудо ново видев, ужасашеся божественный в тебе воистину, мати, Зосима: ангела бо зреше во плоти и ужасом весь исполняшеся, Христа поя во веки

«Наяву увидев в тебе, мати, новое чудо, божественный Зосима ужаснулся: ибо увидел ангела во плоти и исполнился весь ужасом, Христа воспевая во веки».

Сам преподобный авва Зосима «чуть не с пелен был взращен в монастырском обычае и трудах». Он, «предаваясь деятельной добродетели» и всегда размышляя над словом Божиим, «укрепил себя во всяческом смирении, соблюдал всякое правило, поставленное в этой школе подвига ее наставниками, а многое сам добровольно назначал себе, стремясь подчинить плоть духу», и этой цели действительно достиг, так что «нередко удостаивался божественных видений, ибо получал озарение свыше», и «прославился как муж духовный» настолько, что «из ближайших, а нередко и из дальних монастырей постоянно приходило к нему множество братьев, чтобы его наставлением укрепиться для подвига»¹⁶⁶⁹.

Но и этот великий подвижник, на котором явно почивала Божия благодать, был поражен до глубины души тою высотой, которую стяжала подвизанием своим никому не известная доселе заиорданская святая.

Ведь мало того, что преподобная, впервые увидев старца, не только назвала его по имени и испросила благословения, поскольку он был почтен пресвитерским саном. «Зосима, свидетельствуясь Богом, утверждал, что, видя, как долго женщина та молится, он немного приподнялся и, взглянув, узрел, что она творит молитву, возвысившись чуть не на локоть от земли и застыв в воздухе»¹⁶⁷⁰! А через год, придя по просьбе святой аммы причастить ее, он увидел и иное великое чудо: преподобная, «осенив крестным знамением Иордан, вступила в воду и пошла по воде немокренно»!¹⁶⁷¹

Иордан, как пишут древние, был самой большой рекой в Палестине, и был он «судоходен вверх по течению для грузовых судов»¹⁶⁷², – это был не тот медленно текущий полуручей с величественно-ленивыми рыбками, который открывается теперь перед нашими глазами. И не зря ведь, как читали мы выше, преподобная, явившись впервые к Иорданским струям, должна была найти лодку, чтобы переправиться на другой берег¹⁶⁷³: видимо, ни вброд, ни вплавь этого сделать было невозможно.

И вот эту-то водную гладь пешком прошла Мария, явив глазам пораженного аввы Зосимы чудо, о котором он мог ранее разве что читать в Божественном Писании (как, например, пришел во время оно Господь по водам к ученикам Своим на море Галилейском: «Понудил Иисус учеников Своих войти в лодку и отправиться прежде Его на другую сторону, пока Он отпустит народ. И, отпустив народ, Он взошел на гору помолиться наедине; и вечером оставался там один. А лодка была уже на средине моря. и ее било волнами, потому что ветер был противный. В четвертую же стражу ночи пошел к ним Иисус, идя по морю. И ученики, увидев Его идущего по морю, встревожились и говорили: это призрак; и от страха вскричали. Но Иисус тотчас заговорил с ними и сказал: ободритесь; это Я, не бойтесь» (Мф. 14, 22–27)).

То, что явила авве преподобная, превосходило всякое естество человеческое. Потому и говорят об этом чуде Студийские отцы, что явился авве Зосиме воистину «ангел во плоти». Потому говорим и мы о преподобной Марии, что проводила она житие равноангельское. Потому и учит нас Церковь, в особенности – Великим постом, что чистота, достигаемая путем постнического подвига, помогает восстановить истинное естество человека, естество богоо́бразное и богоподобное, помогает оторваться от тленной природы и обрести такие дары, понести которые по силам разве что ангельскому чину.

Только пост для этого должен стать не формальной необходимостью, диктуемой церковным уставом, а истинным подвигом – подвигом, требующим самоотречения, подвигом, совершаемым во славу Божию, не нудной обязанностью, отягощающей только тело, а радостным правом, возвышающим все трисоставное человеческое существо во всей его полноте (ὀλοτελεῖς¹⁶⁷⁴ , рег оmnіа) и целостности – и дух, и душу, и тело (ὁλόχληρον¹⁶⁷⁵ ὑμῶν εщё πνεῦμα χαὶ ἡ ψυκὴ χαὶ τὸ σῶμα, interger spiritus vester et anima et corpus)¹⁶⁷⁶ – к Богу.

Преподобне отче Андрее, моли Бога о нас.

Андрею:

Яко дерзновение имый ко Господу, Андрее Критский, честная похвало, молю, молися разрешение от уз беззакония ныне обрести мне молитвами твоими, яко покаяния учитель и преподобных слава

«Бог сотворил нас, (чтобы) каждый верный совершал в жизни (свои) дела: одних Он поставил учить, других учиться, иных начальствовать над многими, других же подчиняться им, и одним Он дал премудрость, другим знание и слово, иным (дал) пророчествовать, другим говорить языками, иным творить чудеса и производить силы, других показал предстоятелями, – (всё) это духовные (дарования).

Но назовем и иные дарования Творца, которые Он дал людям каждому по достоинству: (так,) одного Он сотворил крепким по телу, другого же более красивым, а иного с лучшим голосом, чем другие. И вообще каждому Он даровал по достоинству (свой) дар и преимущество, как один Он знает – Бог и Творец всех, неизреченным образом, для полезной деятельности в жизни.

Поэтому каждый пригоден не к тому ремеслу, какого сам он желает, но для какого он создан, и к нему он имеет природную способность и свойства. ... Каждый будет действовать в том (роде) деятельности, который он получил от Бога. Иначе же человек совершенно не может в этой жизни ни сделать что-либо, ни [даже] пожелать начатия (дела).

Как никогда невозможно, чтобы (какое-либо) из... орудий само собою пришло в движение для действия или действовало без руки человека, берущего и изготовляющего им что-нибудь; так и человек без руки Божественной не может помыслить или сделать что-либо доброе»¹⁶⁷⁷.

Для какого же ремесла был создан учитель Критский?

Одним, как говорит преподобный Симеон, Господь дал дарование учиться, – не соответствовал ли отрок Андрей, когда подвизался в Иерусалиме, этому призванию? Ведь он прилежно превзошел все преподанные ему науки, да так, что в самой столице, в Константинополе, это обратило на себя внимание. Не всякий, видно, мог показать такую свою образованность.

Другим, говорит Симеон, Бог дает дарование учить, – и Андрей получает благословение и с ним – учительную благодать.

Одних (вновь послушаем Нового Богослова) Господь ставит подчиняться, – не прошел ли и честной Андрей великую школу послушания в Иерусалиме? И так благодатна оказалась для него эта школа, что он был признан достойным и дара начальствовать, чтобы и других научить божественному послушанию.

Одним, рассуждает преподобный, Бог дал премудрость, другим знание и слово, иным (дал) пророчествовать, – не видим ли мы всех этих духовных дарований у Критского учителя? Сам канон Великий, который мы сегодня читаем, – истинное свидетельство глубоких знаний преподобного Андрея, которые он премудро употребляет для назидания слушающих, извлекая из Божественных Писаний всё необходимое для нас, всё, что может поддержать нас и укрепить в покаянных деяниях Великого поста. И назидает нас преподобный словом одновременно простым – и изощренным, ясным – и не чуждым изящества, «словом, растворенным верою» (Евр. 4, 2) и любовью ко всему миру, которому надлежит обучаться тем истинам, что щедро раздает нам Критский архипастырь.

Иным, продолжает Симеон, Господь дает дар творить чудеса и производить силы, – а разве этим даром обделен был святой Андрей? Молитвами его шли дожди во благовремение, молитвами его отступали враги, – и всё это творилось во славу Божию.

Других, наконец, Господь показал предстоятелями, – не увенчался ли преподобный Андрей и этим венцом?

Вот какое богатство дарований подает Господь тому, кто во всём ищет воли Его, кто со смирением шествует своим жизненным путем, с благодарением принимая и искушения, и благословения, кто восходит «от славы в славу» (2Кор. 3, 18), всегда прославляя Создателя своего по слову пророческому: «Не нам, Господи, не нам, но имени Твоему дай славу» (Пс. 113, 9).

Не обнимется ли всякая душа восхищением великим, видя такое богатство духовное? Не преклонится ли пред вместилищем таких обильных даров милости Божией? Не прославит ли Творца, «не мерою дающего Духа» (Ин. 3, 34), и не ублажит ли того, кто оказался достойным вместилищем столь многой благодати?

Потому и взываем мы к нему: «Андрей Критский, честная похвала! Молю тебя: ты имеешь дерзновение ко Господу; молись, учитель покаяния и слава преподобных, чтобы обрести мне ныне твоими молитвами разрешение от уз беззакония!»

Чти понедельнику, вторнику, среде и четвертку первыя седмицы постов.

Благослови Отца, и Сына, и Святого духа, Господа.

Троичен:

Безначальне Отче, Сыне Собезначальне, Утешителю Благий, Душе Правый, Слова Божия Родителю, Отца Безначальна Слове, Душе Живый и Зиждяй, Троице Единице, помилуй мя

Великий тайнозритель, преподобный Симеон Новый Богослов, удостоенный видения «шаровидного, тихого Божественного света, безо́бразного и безвидного, во образе безо́бразном видимого», записал от лица Господа:

«Зачем ты ограничиваешь Мое присутствие небесами

И там ищешь Меня, думая, что Я (там) обитаю?

Зачем полагаешь, что Я нахожусь на земле

И разглашаешь, что Я пребываю со всеми,

Определяя, что Я везде нахожусь?

Итак, это “везде» приписывает мне величину,

Но Я совершенно не имею величины;

А то “на земле» показывает ограничение,

Но Я, конечно, совершенно неограничен.

Ты слышишь везде, что Я пребываю со святыми,

Сам весь Существом (Своим) ощутительно,

Чрез созерцание и даже приобщение,

Со Отцом Моим и Божественным Духом,

И явно почиваю в них?

Итак, если ты скажешь, что Мы вместе сопребываем в каждом,

То сделаешь (из Нас) многих, разделив на многих;

Если же скажешь, что один, то как один и тот же в каждом...

Как один и тот же будет сопребывать со всеми?

Как всё исполняющий будет обитать в одном?

Находясь же в одном, как будет и всё наполнять?

Послушай о неизреченных таинствах неизреченного Бога,

(Таинствах) предивных и совершенно невероятных.

Есть Бог истинный, поистине есть.

Это исповедают все благочестивые.

Но Он ничто не есть из того, что мы вообще знаем,

Даже ничто из того, что знают Ангелы.

В этом [мире] Бог, говорю, ничто не есть,

Ничто из всего, как Творец всего,

Но превыше всего.

Итак, не зная Бога, каков Он

По образу и виду, по величине и красоте,

Как я изъясню Его действия:

Как Он видится, будучи невидим для всех?

Как пребывает во всякой твари природной?

Как обитает во всех святых?

Как наполняет всё и нигде не наполняется?

Как Он превыше всего и везде находится?»¹⁶⁷⁸

Перед тайной Троического Божества «недоумеет всяк язык»¹⁶⁷⁹, перед нею умолкают многомудрые богословы и учители, даже и те, кто жизнью своей достигли соучастия в Божественных тайнах и по блаженной кончине своей просияли в лике святых.

«Всё учение Святого Откровения, выраженное словами, деяниями, богоявлениями, – в конце концов сводится к догмату о Святой Троице как самой великой и святой тайне, – так учат нас богословы-практики, опытным путем познававшие догматические истины. – Христианская вера – это вера в Святую Троицу, и она совершенна и неизменна, ибо ею возвещена полнота истины и Откровения о Триедином Боге.

Учение Святой Троицы о Святой Троице составляет совершенное учение о Боге, совершенное богословие; в этом и заключается и полнота богопознания, и полнота спасения. Святая Троица есть всё во всем, в Ней вся истина, вся жизнь, весь путь, вся вечность. Сама по Себе и в Своем Откровении миру Святая Троица – это “пречистое богословия таинство».

Без веры в Святую Троицу нельзя стать членом Христианской Церкви, невозможно быть христианином. ...От веры в Святую Троицу зависит и ею содержится вся Церковь; в Церковь входят только верой и крещением во имя трех Лиц Святой Троицы. В Церкви всё совершается от Отца через Сына в Духе Святом: Отец через Сына в Духе Святом всё устрояет, творит, созидает и подает.

Христианство основано на святых тайнах и святых истинах, но то, что эти тайны и истины делает несравненно святыми и несказанно таинственными, есть богооткровенная истина о Святой Троице. Не смог бы ее открыть или придумать ни отдельный человек, ни всё разумное человечество, ибо она безмерно превосходит все познавательные и творческие способности человека. Никогда ни одно из сотворенных существ не сможет уразуметь, как в едином Боге существуют при Лица, как Отец – Бог, и Сын – Бог, и Дух Святой – Бог, и все-таки не три бога, но один-единственный Бог и Господь. Нет такого ни разума, ни ума, которые были бы способны показать нам и объяснить, как и каким образом существует Святая Троица. Это – истина непостижимая, неисчерпаемая и невыразимая, посему этого “ни слова не могут передать, ни чувства объять, ни разум осознать. Всё это неизреченно, недомыслимо, непостижимо». Этого не может выразить не только человеческий язык, но и ангельский.

Неизъяснимый для человеческой мысли, невыразимый для разума, непостижимый для ума, необъятный для чувства, неуразумеваемый для сердца – догмат о святой Троице есть бесконечная истина, обретенная не человеком, но открытая всемилостивым Богом. Посему об этом святом догмате нужно рассуждать в пределах святой и смиренной веры, говоря столько, сколько Сам Бог возвестил о нем в Святом Откровении, и причем так, как богомудрые отцы Церкви, “таинницы Троицы«, своим облагодатствованным умом и просвещенным сердцем осветили несказанные глубины богооткровенной истины о Троичном Божестве и показали, как со страхом Божиим, верой и любовью следует размышлять и беседовать о том, что Божие.

Совершенная Единица всесовершенного Троичного Божества Своей необоримой евангельской истинностью и неустранимой реальностью есть Святое святых, в которое ум человечеcкий никогда не будет способен проникнуть, ни в этом веке, ни в будущем.

Вся над-умность, логическая непостижимость и недомыслимость тайны Пресвятой Троицы и состоит в том, что три самостоятельных, совечных, всесовершенных Божественных Лица одновременно суть едины по существу и раздельны неделимо»¹⁶⁸⁰.

Однако, хотя тайна Пресвятой Троицы – над-умна, непостижима и непредставима, ум человека, вошедшего в Церковь верою в Триединого Бога, не может не попытаться составить хотя бы очень и очень отдаленное представление о Том, в Кого он верует. И для этого есть определенные основания – ведь Сам Господь устами апостола Своего Павла говорит нам: «вера есть ...обличение вещей невидимых» (Евр. 11, 1), (то есть – придание им лица!) – не просто уверенность вневидимом, как говорит нам Синодальный перевод, но ἔλεγκος (доказательство, исследование, расследование, испытание), argumentum – в определенном смысле, проникновение в сущность.

Поэтому учители наши учат нас и тому, как следует нам богоприлично думать о сей над-умной тайне, как ввести ее в свой ум таким образом, чтобы не было похулено по недомыслию нашему Естество, Превысшее всякого ума, ибо, как знаем, «всякий грех и хула простятся человекам, а хула на Духа не простится человекам; если кто скажет слово на Сына Человеческого, простится ему; если же кто скажет на Духа Святаго, не простится ему ни в сем веке, ни в будущем» (Мф. 12, 31–32).

«Святую Троицу, – говорит преподобный богослов, – следует представлять не как три части одного целого, а как неразлучное со-бытие трех бестелесных Совершенных», держа в уме при этом, что «Ипостасные свойства в Божестве вечны, неизменны, непереносимы с одной Ипостаси на другую» и что «никакое сравнение, никакой символ, никакое начертание, никакое слово, взятые из человеческой жизни в пространстве и времени, не могут достаточно и ясно выразить эту пресвятую тайну»¹⁶⁸¹.

Однако необходимость осознания этой великой тайны, необходимость некоего к ней приобщения – это правило христианской жизни и веры, некоторое условие грядущего богосыновства праведников. Ведь стремиться возможно только к тому, что хоть отчасти знаешь или – хочешь достигнуть этого отчасти-знания. Ибо то, что не интересует человека как объект веры и познания, для него – как бы отсутствует, как бы не существует, оно всегда – вне человека, коль скоро он умом своим даже не пытается приблизиться к нему, не ставя перед собой такой цели и даже не видя самого существования задачи.

Потому и те блаженные отцы, которые написали завершительные тропари к песням Великого канона, сочли полезным погрузить наш ум в образ неизреченной тайны Троического Божества – Того, к Кому – наша молитва, Того, ради милости Которого – наш пост, Того, от Кого – наше спасение, спасение не нашими заслугами, но Его неизреченной милостью.

«Безначальный Отец, Слова Божия Родитель», – так обращаются преподобные отцы Студиты к Богу Отцу. Так в молитве своей они подчеркивают Его Ипостасное свойство – нерожденность.в котором заключено множество качеств, присущих Создателю мира, и даже все взаимосвязи, в которых заключены Его взаимоотношения с двумя другими Лицами Пресвятой Троицы.

Посмотри, душа моя, как говорит об этом мудрый богослов: «По этому личному свойству Бог Отец безначален, беспричинен, не сотворен, не рожден, не создан, а в отношении к другим Божественным Лицам Он – Начало, безначальное Начало, Причина; в особом же отношении к Сыну Он – Отец, а в отношении к Святому Духу – Изводитель (Испуститель, προβολεύς). Божество каждого Лица Святой Троицы – это Божество всех трех Лиц, но тогда как Отец как Первый в Троице – это Бог Сам от Себя, Сын и Святой Дух суть от Отца безначально и вечно», и только «этими личными свойствами различаются между Собой три Святые Ипостаси, нераздельно различающиеся не по сущности, а по отличительному свойству Своего Божественного Лица», по Божеству же Своему Они «суть вместе с Отцом безначальные, беспричинные... или, лучше сказать: собеспричинна и собезначальна вся Святая Троица»¹⁶⁸².

Отцы Студиты дают нам приблизиться и к сути Отцовства Бога Отца. «Бог Отец, – учат нас великие богословы, – не впоследствии стал Отцом, потому что не начинал быть Отцом. Он в собственном смысле Отец: потому что не есть вместе и Сын»¹⁶⁸³.

Так всего в пяти словах вмещают Студийские отцы бездну богословия о Боге Отце. Это ли не истинное мудрование?

«Собезначальный Сын, Безначального Отца Слово», – так продолжают свою учительную молитву преподобные. Они преподают нам истину о безначальности Бога Сына. «И Отцу, и Сыну, и Святому Духу суть общи неначинаемость бытия и Божественность; но Сыну и Духу принадлежит иметь бытие от Отца», а потому «Они не безначальны, и вместе с тем в некотором отношении (что и составляет трудность) безначальны», – «Они не безначальны в отношении к Виновнику; нотому что как свет из солнца, так Они из Бога, хотя и не после Него. Но Они и безначальны в отношении ко времени, потому что не стоят под временем», ибо «никогда не было, чтоб не был Сын и не был Дух Святой»¹⁶⁸⁴.

Они преподают нам и самую истину Богосыновства, истину о том, что «Бог Сын в собственном смысле – Сын, потому что не есть вместе и Отец»¹⁶⁸⁵. «Он вечно рождается из естества Отца по Своей воле и в согласии с жизнью абсолютной гармонии, царствующей во всесовершенной полноте Божия существа. ...Вечное бытие Одного обусловлено вечным бытием Другого. Вечен Отец, вечен и Сын, поэтому и рождение Сына вечное, одно и единственное, всесовершенное и всеимеющее, внутреннее, в неприступном свете Божества, непостижимое. ...Сын безначально и вечно рождается от Отца, “из недр Отчих»; рождается как совершенный от совершенного, как единый от единого, как всецелый от всецелого, как Бог Истинный от Бога Истинного. В вечности не было момента, когда Отец был без Сына; Они всегда существовали вместе, Отец как Отец, а Сын как Сын. Отец всегда (sеmper) рождает Сына, и Сын всегда (sеmper) рождается», причем – «вечно, неизменно и бесстрастно», так рождается «из существа Отца», что «существо Божества не разделяется, не умаляется, не ущемляется. ...Личное свойство Сына – вечное и Божественное рождение от Отца – имеет все качества вечности Божества, и, таким образом, сохраняется вечная неизменность Ипостаси второго Лица Пресвятой Троицы»¹⁶⁸⁶.

Они вводят нас в тайну Бога Слова, о которой богословы учат, что «Святое Откровение называет Сына Божия Словом, указывая этим на духовность Его Божественного рождения и на Его Божество. ...Такое рождение Сына от Отца как вечное свойство Сыновней Ипостаси со всеми Ее Божественными особенностями делает Сына Божия Единственным, Единородным Сыном Божиим, собственным Сыном Божиим, перворожденным Сыном Божиим, в отличие от людей, которые делаются сынами Божиими по благодати. Всё сотворенное во времени и пространстве рождается по воле Божией, но не из Божией природы. Только Господь Иисус Христос – Сын Божий по природе, а люди не являются сынами Божиими по природе, но могут стать сынами Божиими по вере и благодати через Иисуса Христа»¹⁶⁸⁷.

Всего четыре слова, – а нужно ли больше, чтобы выразить образ существа второй Ипостаси Божества?

«Дух Праведный, Дух Живой и Созидающий», – так обращаются Студийские отцы к Духу Святому. Ипостасное свойство Духа Святого – его исхождение от Отца. И в этом исхождении заключаются свойственные Духу Святому взаимосвязи, определяющие Его место в простоте образа бытия Единого Троического Божества.

Дух исходит от Отца и посылается в мир Сыном. «Налицо два действия: первое – это исхождение Святого Духа от Отца как Источника и Начала Божества; а второе – это ниспослание Святого Духа в мир Сыном; первое – внутреннее и вечное, совершающееся в Троичном Божестве независимо от сотворенного мира, второе – временное и происходящее в отношении к миру сотворенных существ, ибо Дух Святой посылается в мир от Отца Сыном, чтобы быть Утешителем, наставником людям и свидетелем искупительного подвига воплощенного Сына Божия. Третье Лицо Пресвятой Троицы – Дух Святой – продолжает как Бог дело спасения, которое второе Лицо совершило как Богочеловек. В спасении людей участвуют все три Лица Святой Троицы. ...Дух Святой, вечная Ипостась Троичного Божества, почивает на Сыне, участвует в Его искупительном деле как Бог, посылается в мир Сыном, подается ученикам как Церкви»¹⁶⁸⁸.

«Святой Дух вечно исходит от Отца, что составляет Его личное, вечное, неизменное свойство», и «во времени посылается в мир от Отца через Сына, что опять-таки составляет Его деяние во времени, подобное делу сотворения мира. Вечность и неизменность Лица Святого Духа обусловлены вечностью Его исхождения от Бога Отца, которое бывает по воле Самого Духа как воле всесовершенного Троичного Божества»¹⁶⁸⁹.

«Исхождение – это образ бытия Святого Духа как Божественной Ипостаси. ...“ Это – иной образ существования, и непостижимый, и неведомый, подобно тому, как и рождение Сына"»¹⁶⁹⁰.

Так, в немногих словах, преподобные Студийские отцы в сердечной молитве представили перед нами основные черты образа существования Божества в Трех Ипостасях, показав нам, при этом, и образ истинной молитвы – молитвы немногословной и бесстрастной, такой, в которой воедино соединяются ум и сердце, молитвы, которая не обинуясь исполняет Христов завет: «молясь, не говорите лишнего, как язычники, ибо они думают, что в многословии своем будут услышаны; не уподобляйтесь им, ибо знает Отец ваш, в чем вы имеете нужду, прежде вашего прошения у Него» (Мф. 6, 7–8). Такой молитвы, какой обучают нас и святые отцы, говоря: «Многоглаголание есть пустословие, когда, например, молимся о чем-либо земном – о власти, славе, богатстве. ...Не должно совершать молитв, составленных из многочисленных слов, а должно молиться не многими словами, но сердечно и непрестанно. Молимся не для того, чтобы научить Его, но чтобы самим нам не увлекаться житейскими заботами, получить прощение грехов и великую пользу от собеседования с Ним»¹⁶⁹¹.

«Троица Единица», – возглашают, наконец, Студийские братья коренной догмат о Единстве Божества Триипостасного. Сло́ва – всего два, но как полно объемлет в них богослужебный текст богословскую истину?

«Мы исповедуем, что Отец, Сын и Дух Святой не три бога, а один Бог в Троице. Они имеют Свое бытие Один в Другом без какого-либо смешения или слияния», различаясь только личными, Ипостасными свойствами, а не но сущности, – и «поэтому мы не говорим, что Отец, Сын и Святой Дух – три бога, а утверждаем, что Святая Троица – один Бог, так как Сын и Святой Дух сводятся к одной Причине», обитая в равночестности единства, единодушии воли, тождестве движения и направления «к Единому Тех, Которые из Единого (что невозможно в естестве сотворепном)»¹⁶⁹². «И Начало тем, что оно – Начало, не отделяется от Безначального, ибо для Него быть началом не составляет естества, как для первого быть безначальным; потому что сие относится только к естеству, а не есть самое естество. И Сущее с Безначальным и с Началом есть не что иное, как то же, что и Они. Имя Безначальному Отец, Началу – Сын, Сущему вместе с Началом – Дух Святой; а естество в Трех одно – Бог; Единение же – Отец, из Которого Другие и к Которому Они возводятся, не сливаясь, а сопребывая с Ним, и не разделяемые между Собою ни временем, ни хотением, ни могуществом»¹⁶⁹³.

Однако помни, душа, совет великого Григория Назианзина: «Не будь слишком любознательной, чтобы с тобой не случилось того... что происходит со зрением, которое пристально всматривается в солнечный свет»¹⁶⁹⁴. Безоружный глаз, вперившийся в сияние солнечного диска, неминуемо слепнет. Не вооруженная Божественной благодатью душа, погружаясь неосмотрительно и безмерно в богомыслие, неминуемо впадет в искушение.

«Все ли Апостолы? Все ли пророки? Все ли учители? Все ли чудотворцы? Все ли имеют дары исцелений? Все ли говорят языками? Все ли истолкователи?» (1Кор. 12, 29–30) – спрашивает апостол. Воистину, не все, но каждый в свою меру имеет дарование. И если эта мера – превышена, то надо думать, что искушение – уже на пороге, если не вошло в сердце человека. Ум, не понимающий своей мерности, ограниченности, гордится, учит не по чину, заносится, судит, осуждает, перечит, злобится, ненавидит, нерадит обо всем, – и вот уже он не только не сопротивляется, но сам, своею волею, да еще и с радостью бросается в объятия пагубнаго змия, так желающего пожрети человека и свести во ад жива¹⁶⁹⁵, так упражняющегося в различных кознях, чтобы добиться этого, – а тут получается, что и козни его не нужны, потому что горделивый ум сам спешит к нему!

Потому запомним, душа моя, еще один совет великого праведника: «Говорить о Боге – великое дело; но гораздо больше – очищать себя для Бога»¹⁶⁹⁶. Этой истине последуя, и Студийские отцы завершают свое по видимости столь простое, но такое глубокомысленное молитвословие двумя словами: «помилуй мя». А кого милует Господь? Того, кто взывает к Нему (См.: Ис. 30, 19), того, кто надеется на Него (См.: 2Цар. 12, 22), того, кто оставляет беззакония свои и нечестие свое (См.: Ис. 55, 7), того, кто рассудительно (См.: Ис. 27, 11) и ради Бога сокрушает и смиряет сердце свое (См.: Пс. 50, 19), того, кто сам милует (См.: Пс. 36:21, 26). Но – какая же трудная работа должна быть выполнена, чтобы добиться в себе всех этих качеств! Это ли – не очищение себя для Бога?

Начала ли ты в себе эту работу, душа моя? Помнишь ли вообще о ней, когда молитвенно взываешь к Господу твоему словами, коим научила тебя Церковь: «помилуй мя»?

И ныне, и присно, и во веки веков. Аминь.

Богородичен:

Яко от обращения червленицы, Пречистая, умная багряница Еммануила внутрь во чреве Твоем плоть исткася. Темже Богородицу воистину Тя почитаем

Близится к концу Великий канон.

Вот уже и восьмая песнь на исходе, и мы вновь вспоминаем Ту, «во блаженном чреве Которой умопостигаемая багряница – плоть Христа-Еммануила соткалась как бы из некоего пурпурного вещества». Мы видим Ее во славе, мы почитаем Ее «истинной Богородицей», истинной Матерью Божией.

Но подумаем: на исходе восьмая песнь, на исходе величественный рассказ преподобного Андрея, поэтически вместивший в себя человеческую историю от самого начала ее в творческом акте Божества до того момента, когда человек воистину сотворился вновь, – до момента, когда спасительные Страсти Христовы омыли всех людей от первородного греха, до момента, когда двери райские вновь оказались открытыми – теперь уже для всего человечества, лишь бы каждый человек своею собственной свободной волей отказался от нечистоты грешной жизни и прилепился бы всею душою, всем сердцем своим к праведности и святости.

Никто теперь не лишен райской благодати – только тот, кто сам вольно от нее отказывается, впадая в неверие, в смертные грехи.

Своею волей пошел Господь на «вольную страсть»¹⁶⁹⁷.

Своею волей и человек выбирает, куда ему идти.

Не время ли нам теперь, вспоминая Пречистую Матерь Того, Кто «искупил ны от клятвы законныя честною Своею кровию»¹⁶⁹⁸, подумать о том дне и часе, когда это искупление совершилось?

Не время ли нам подумать о том, что увидела Она – тогда еще вполне земная Женщина, никем явно не прославленная, никем (кроме Господа Своего и нашего) не отмеченная, Женщина, услышавшая о Сыне Своем – любимом, праведном, незлобивом, надежде и радости Своей – звериный вопль толпы: «Распни, распни Его!»?..

Что подумала Она, увидев Варавву, выходящего из узилища свободным ради Пасхи иудейской (См.: Мф. 27, 15; Ин. 18, 39)?

Что чувствовала Она, когда из врат прето́ра (См.: Мф. 27, 31) показался Сын Ее? Она не видела, как «заплеваша лице Его и пакости Ему деяху» (Мф. 26, 67)¹⁶⁹⁹ в душу предательство (см.: Ин. 13, 2). И далеко не сразу поверили мироносицам потом, когда те принесли весть о Воскресении (см.: Лк. 24, 11)! Пилат прямо сказал: Ессе hоmо, «се – Человек» (Ин. 19, 5), разбойник благоразумный (см.: Лк. 23, 40–42) говорил о праведнике, страдающем безвинно (в отличие от него и его сотоварища: мы-де «по делом наю восприемлева»); это – те, кто видел Христа совсем рядом, кто непосредственно слышал Его. Тем более – окружающие люди, стоявшие далеко, не слышавшие проповеди Его, ничего другого не видели. По-другому быть не могло – Иуда (не Искариотский) не зря же спросил: «Господи, что это, что Ты хочешь явить Себя нам, а не миру»? (Ин. 14, 22). «Мир не познал Его», – говорит Иоанн (Ин. 1, 10; 1Ин. 3, 1). Таково было Его воление – принять крестные муки за тех, кто Его не познал. Это и показывает фильм. То, что видели люди. Люди, которые жили в жестоком мире, где вырезались целые народы, где между делом зарезали 14000 младенцев в Вифлееме «от двух лет и ниже» (Мф. 2, 16), и на это смотрели, как на неизбежность. Люди, которые ничего не знали. И, может быть, не хотели знать. Потому что знали точно лишь два состояния: либо ты раб, и тебя бьют, либо ты свободный, и тогда бьешь ты. И поэтому – просто плакали, когда видели чужое страдание, которому нельзя помочь. Теперь на службе Великого четверга уж не плачут, как раньше, когда просто веровали, без изысков богословских школ, – достаточно вспомнить чеховского «Архиерея». Мы сейчас посмеиваемся, вспоминая выражение «пакости Ему деяху»... Нам и помолчать в церкви трудно, не то что попытаться понять, что́ там с амвона излагают, – главное, свечку поставить и записку подать... Мы, оказывается, не хотим знать, как это могло быть. Не хотим видеть, что такое эти «пакости», что такое было тогда – «плеваху, заушаху и ругахуся Ему», что такое – «прорцы, кто есть ударей Тя» (Мф. 26:67–68, 27:30–31; Мк. 14:65, 15:19–20; Лк. 22, 63–65; Ин. 19, 3)... Не хотим, потому что оберегаем себя, свой маленький интеллектуальный мир, свое незнание истории, свою теплохладность. Чего хотели бы те, кто критикует фильм «за излишний натурализм»? Увидеть «трость, ветром колеблемую» (Мф. 11, 7; Лк. 7, 24)? Или спецэффект Воскресения? Но фильм показал и другое, то, чего люди не видели, – борьбу Бога с сатаной за этих людей, Его не познавших. Борьбу с тем, кто, как говорит Макарий Великий, обманулся, прельстился человеческим видом Иисуса, возомнив о себе, что может Его одолеть. (Почему-то забывается, что моление о чаше и крестный стон «Или, Или, лама савахфани» – это последнее искушение Христа, и опять – в пустыне, как и первые три, в пустыне, хотя рядом столько людей...) Разве это – не о любви? И – как этого можно не заметить? Кто понимает – плачет в зале. Многие каются. А нам более привычно богословствовать... Но зато всё хорошо поняли другие – те, которые развернули всемирную травлю фильма. Ведь гораздо лучше – производить сусальные сказки, которые очень приятно лицезреть между сигареткой и ужином или дискотекой, и организовывать в церквах рок-концерты, чем дать людям понять, как это могло быть на самом деле. «Блаженны невидевшие и уверовавшие», – сказал Христос (Ин. 20, 29). Но сейчас время таково, что такую работу «внутрь себя» мало кто может проделать. Поэтому, может быть, нужно и увидеть. И фильм делает то, чего мы, к сожалению, далеко не всегда можем сделать в своем земном величии. Может быть, потому, что забыли, что «ученик не бывает выше своего учителя» (Лк. 6, 40). Забыли, что наша власть (в том числе и тайнодейственная) – если и есть таковая! – всего лишь производное от Первоисточника всякой власти («Не имаши властини единыя на Мне, аще не бы ти дано свыше» – Ин. 19, 11). И вспоминаем об этом в лучшем случае на одре болезненном. Если вообще успеваем вспомнить. Там ведь тоже много было – с посохами..., Она могла не слышать приговора, Она могла не видеть, как, со словами «не повинен есмь от крове праведнаго Сего», умыл руки смятенный прокуратор Пилат (Мф. 27, 24–26; Ин. 19, 12), (а он действительно был в великом смятении, и жена его это смятение увеличила, прислав ему весть: «Не делай ничего Праведнику Тому, потому что я ныне во сне много пострадала за Него» (Мф. 27, 19)), это всё было далеко, вне досягаемости зрения и слуха простых людей, власти вершили расправу в своем кругу, – но ведь сама ноша, которую Он нес на Своих плечах, говорила о судьбе, Его ожидающей!

«Своего Агнца Агница зрящи к заколению влекома,

последоваше Мариа простертыми власы со инеми женами, сия вопиющи: камо идеши, Чадо?

Чесо ради скорое течение совершаеши?

Еда другий брак паки есть в Кане Галилейстей,

и тамо ныне тщишися, да от воды им вино сотвориши?

Иду ли с Тобою, Чадо, или паче пожду Тебе?

Даждь Ми слово, Слове,

не молча мимоиди Мене, Чисту соблюдый Мя:

Ты бо еси Сын и Бог Мой» ¹⁷⁰⁰.

Как страшны эти трогательные слова песнотворца!

Как страшны они, – ведь нельзя более точно передать ужас Матери, которая не находит в себе сил для того, чтобы понять, что случилось!

Как страшны они, – ведь они стоят на грани здравого рассудка...

Сын Мой, Сын Мой, куда Ты так спешишь? Ты всегда ходил, чтобы помогать людям! Ты помогал всем – даже тем, о которых сказал: «Что Мне и Тебе, Жено? еще не пришел час Мой» (Ин. 2, 4), «какое Нам с Тобой дело до них?» и ради которых совершил первое Свое явное чудо!..

К кому Ты сейчас спешишь на помощь?

Неужели там, в Кане Галилейской, составился новый брак, и Ты поспешаешь восполнить вновь их недостаток?!¹⁷⁰¹

А Мне-то, Мне-то что делать?

Идти за Тобой, как привыкла я во все дни Твоих земных странствований?

Или остаться здесь и подождать, когда Ты вернешься ко Мне?

Скажи Мне, не томи, скажи Мне, Сын Мой, Скажи Мне, Господи, что я должна, что я могу сделать, чем помочь?..

Но последняя дорога Христова на земле закончилась не в Кане – концом ее была Голгофа, Краниево место, место Лобное, то место, где под спудом, глубоко под землей лежал череп того, кто первым преступил Божественную заповедь...

Туда шел совершенный Бог и совершенный Человек¹⁷⁰²...

А за Ним шла Его Мать...

«Зрящи Тя, Непорочная Дева, на Кресте, Слове, возвышаема,

рыдающи матернею утробою, уязвляшеся сердцем горце,

и стенящи болезненно из глубины души, лице со власы терзающи.

Темже и перси биющи, взываше жалостно:

увы Мне, Божественное Чадо, увы Мне, Свете мира:

что зашел еси от очию Моею, Агнче Божий?»

¹⁷⁰³Там, на Краниевом месте, Материнские глаза перестали видеть Свет – Сына...

«Увы Мне, Чадо Мое! увы Мне, Свете Мой и утроба Моя возлюбленная!

Симеоном бо предреченное в церкви днесь собыстся:

Мое сердце оружие пройде» ¹⁷⁰⁴...

Там, на Краниевом месте, Ее сердце зашлось от безутешного горя...

«Жажду!» – сказал Он (Ин. 19, 28). Чем Она могла помочь? Как могла Она – слабая Женщина против роты римских солдат, людей грубых и безжалостных, для которых брань, кровь и смерть – дело обычное и привычное (они ведь жили среди этого!), – как могла Она защитить Сына Своего от издевательств в самые последние минуты Его земной жизни? (Помнишь: «Тут стоял сосуд, полный уксуса. Воины, напоив уксусом губку и наложив на иссоп, поднесли к устам Его» (Ин. 19, 29)...)

Что могла Она, если Сам Он сказал: «Как же сбудутся Писания, что так должно быть?» (Мф. 26, 54).

Она слышала Его последние слова ко Отцу: «Элои, Элои! вскую оставил Мя еси?» (Мк. 15, 34).

И последние слова Его – к Ней: «Жено! се, сын Твой» (Ин. 19, 26–27).

Я оставляю Тебя – ему, «егоже» люблю (Ин. 19:26, 21:7, 20)...

Им всем – тем, кого «Я возлюбил» (Ин. 13:34, 15:9), кого «любит Отец, потому что они возлюбили Меня» (Ин. 16, 27), тем, кого «Я послал в мир» (Ин. 17, 18), тем, о коих Я проcил Отца Моего: «Отче Святый! соблюди их во имя Твое, тех, которых Ты Мне дал, чтобы они были едино, как и Мы» (Ин. 17, 11)...

Я оставляю Тебя – всему миру...

«Не рыдай Мене, Мати, зряще во гробе,

Егоже во чреве без семене зачала еси Сына:

возстану бо и прославлюся и вознесу со славою,

непрестанно яко Бог, верою и любовию Тя величающия» ¹⁷⁰⁵.

Она слышала и – как привыкла, как научилась, как не раз уже делала за последние тридцать три года Своей жизни – эти слова Его «сохраняла в сердце Своем» (Лк. 2, 51)...

И самое последнее слово Его Она слышала: «Совершилось!» (Ин. 19, 30).

Хвалим, благословим, поклоняемся Господеви, поюще и превозносящие во вся веки