ТОМ II
АРХИМАНДРИТ ИННОКЕНТИЙ, НАСТОЯТЕЛЬ (1862–1888)
(Память 17 сентября ст. ст. / 30 сентября нов. ст.)
Цит. по кн.: Краткий очерк жизни архимандрита Иннокентия, настоятеля Глинской пустыни. Издание Глинской Рождество-Богородицкой пустыни.Киев, 1906.
"Если мир весь во зле509 , –
Тот блажен на земле,
Кто оставил все в мире для Бога;
В ком воскресло все вновь,
Все проникла любовь;
Тому здесь только на небо дорога»510 .
Любвеобильный архимандрит Иннокентий (в миру дворянин Старооскольского уезда Курской губернии Яков Фирсович Степанов) поступил в Глинскую пустынь в 1845 году и был под духовным руководством известных Глинских старцев. По своим блестящим способностям, тихому нраву и усердию ко благочестию он обратил на себя внимание монастырского начальства и скоро занял должности письмоводителя и библиотекаря обители. Имея под руками обильный источник святоотеческой мудрости, он сумел почерпнуть оттуда воду живую и ею потом во имя любви обильно напоять приходящих к нему. Этому много способствовала отличная память. Стоило о. Иннокентию что-либо раз прочитать внимательно, и он спустя десяток лет мог буквально цитировать целые страницы прочитанного. В должности письмоводителя и поверенного монастыря, отец Иннокентий был правой рукой трех настоятелей Глинской пустыни: Евстратия (†1855), Авксентия (†1857) и Иоасафа (†862) и прекрасно ознакомился с многотрудными и разнообразными обязанностями аввы большого общежительного монастыря. Потому ему вполне по достоинству в 1862 году вручен был настоятельский посох. В должности настоятеля первой и главной заботой о. Иннокентия был соборный храм, перестройка которого началась еще при игумене Евстратии. Обширный храм, почти весь заново переделанный, требовал внутренней отделки. При неусыпных заботах о. Иннокентия она была закончена в два года и храм освящен в сентябре 1864`года.
В 1870 году по инициативе о. Иннокентия Глинская пустынь с торгов приобрела казенные Сеймские мельницы, которые были в самом жалком состоянии. Только один амбар мог работать. Отец Иннокентий не устрашился громадных расходов на возобновление. При мельницах устраивалось подворье, приобреталась нужная земля, заводилось хозяйство. Отец Иннокентий сам неутомимо трудился над посадкой деревьев. Ему усердно помогали братия и его почитатели из мирян. Господь благословлял все благие начинания. Это видно было в особом чудесном знамении. На другой год по посадке молодые сосны весной зацвели какими-то необыкновенно красивыми цветами. Отец Андрей, показывая их батюшке, сказал: «Никогда этого не видел». Отец Иннокентий перекрестился и ответил: «Я тоже никогда этого не видал». Чудный цвет на соснах был две недели.
Прежде больные иноки помещались в одноэтажном деревянном здании, совершенно неприспособленном для больницы. Между тем еще при игумене Евстратии разрешено было построить каменную больницу. В 1873`году о. Иннокентий предложил киевскому купцу К.К. Ховалкину сделать доброе дело устройством больницы. Предложение было принято, и вот в 1874–1877 годах явилась давно желаемая двухэтажная каменная братская больница на 25 кроватей, стоившая 22 тысячи. В этой больнице при о. Иннокентии, во время русско-турецкой войны 1877–1878 годах, был устроен временный лазарет для больных и раненых воинов, в котором перебывало на излечении 50`человек. Больные содержались за счет обители. Благодаря хорошему уходу и лечению, все выздоровели.
Время принятия настоятельства о. Иннокентия совпало с последними годами жизни его старца-руководителя иеросхимонаха Макария, слава которого постепенно переходила к достойному ученику его. Братия удивлялась мудрому управлению о. Иннокентия, посторонние славили его за любовь, приветливость, милосердие, прозорливость и исцеления. Монах Г., много лет бывший под мудрым начальством о. Иннокентия, говорил про своего незабвенного авву: «Отец Иннокентий свои подвиги скрывал. Это был великий старец, выше всех других, хотя его считали за обыкновенного». Принесут ему молоко, только попробует, пищу часто брали назад нетронутой. В трапезе тоже вкушал очень мало, только показывал вид, что ел. Утром отец Иннокентий долго молился. Молитва составляла для него действительную необходимость. Скорее забывал о пище, чем о молитве, ибо насколько душа выше тела, настолько и пища души им ставилась выше телесной пищи. Велика была забота духовного отца и пастыря о великом семействе Глинского братства, которое надобно было не только пропитать, но еще держать в мире, любви, богоугождении, по возможности всех представить Богу достойными Его милосердия на Страшном суде. Приходилось мирить ссорящихся, покорять непокорных, поддерживать слабых и изнемогающих, возбуждать к ревности охладевших, распоряжаться во всех отраслях большого хозяйства... Все желалось совершить по воле Божией. Приходилось от посторонних выслушивать раздирающие душу скорби, несчастия, несправедливости; всем хотелось дать добрый совет, помочь и проч... Почерпнув в теплой молитве силу и крепость к перенесению всего находящего, отец Иннокентий выходил как бы на брань, вооруженный и на все готовый.
Вот входит молодая барыня, хочет что-то сказать – не может: слишком взволнована; целует благословлявшую руку о. Иннокентия и, тронутая его ласкою, с истерическим рыданием падает на диван. От мужа и родных она давно не видала такой ласки!.. Прошла минута, слезы облегчили горе и дали возможность объяснить цель своего прихода. Молодой муж днем на службе, вечер и ночь в клубе за картами, дома сварливая свекровь. Молодая жизнь, полная сил и здоровья, проходит напрасно. Выходя замуж, она ожидала деятельности, жизни, свободы; но, обманутая ожиданием, приходит в отчаяние, не знает, что делать... Отец Иннокентий советует все переносить терпеливо, молиться Матери Божией с упованием, что все изменится к лучшему. Хорошо зная, что праздное время есть первый пособник скуки и уныния, батюшка, умудренный опытом иноческой жизни, велит употреблять свободные часы на чтение духовнонравственных книг, на прогулки с целью помочь бедным и т.д. Получив в благословение икону и книгу, барыня уходит вполне успокоенная. На место ее является простая старушка. Как увидала батюшку, сейчас и повалилась ему в ноги. «Встань, бабушка: кланяться в ноги надо Богу, а не мне грешному». Старушка встает, отец Иннокентий ее благословляет. «Садись да скажи, какое у тебя горе». – «Три было сына, одного в солдаты отдали, другой умер, а младший обижать стал: пьет, ругается... Больно мне, батюшка!»... И слезы ручьем покатились из потухших глаз бедной старушки. «Потерпи, матушка, все пройдет. Жени сына, невестку к себе возьми и заживешь припеваючи. Молись Богу, Господь все ко благу нашему делает. Сперва накажет нас, а потом и помилует». Старуха радостная пошла от батюшки и также в благословение от него получила иконочку Царицы Небесной. Входит мужичок, истово крестится на иконы и также кланяется в ноги. У него жена-работница при смерти, дети малые: как он без хозяйки в доме останется или как к детям другую возьмет. Горе невыносимое!..
Старец посоветовал отслужить молебен Матери Божией с припевом целителю Пантелеймону, взять от Глинской чудотворной иконы маслица. «Помажь больные места, и Царица Небесная воздвигнет с одра болезни жену твою. Не отчаивайся, надейся, будет здорова»... Крестьянин вышел от батюшки с надеждой в непреложность исполнения слов прозорливца. Приходили другие с верою и упованием, говорили старцу все наболевшее у них на сердце. При виде этих слез, этой раздирающей душу картины, что чувствовала добрая впечатлительная душа о. Иннокентия?!. Много надо было силы все перенести, все выслушать, не теряя присутствия духа! После таких приемов о. Иннокентий делал перерывы, – ему необходимо было самому успокоиться, чтобы быть готовым опять выслушивать всякое человеческое горе. Во время перерыва батюшка оставался один, молился о всех этих несчастных; он их любил, жалел, готов был им все отдать!.. В эти минуты сам утешающий искал утешения свыше – от Святого Духа Утешителя плачущих, скорбящих, болящих...
Управляя многочисленным и разнохарактерным братством, принимая множество посетителей всех званий, о. Иннокентий не мало имел поводов к огорчению. В первые годы своего управления о. Иннокентию приходилось немало бороться с пылкостью своего характера, ревновавшего о спасении подчиненных. Ревность эта брала перевес над любовью и снисхождением к немощам немощных братий, пока мало-помалу истинный дух Христов совершенно не возобладал им. Всякий порыв раздражительности и гнева о.`Иннокентий научился подавлять молитвой. Как только есть повод к гневу, он начинал усиленно перебирать четки, творя усиленно молитву Иисусову и именем Победителя смерти и ада разрушал козни духа злобы. Когда гнев не унимался, отец Иннокентий молчал, иногда удалялся в свою спальню для молитвы, пока Господь не водворял в нем тишины и кротости. Иногда батюшка утомлялся приемом до полного изнеможения, язык его уже не мог говорить; тогда он прекращал прием. Но видя массу народа, жаждущего его благословения и наставления, через несколько минут опять начинал принимать. Однако удовлетворить всех было невозможно, подвижник об этом не мало скорбел. Поэтому со всеми желавшими видеть или слышать его, принять благословение, он отправлялся в лес на прогулку и дорогой вел душеспасительную беседу. Все назидались, все были довольны. С некоторыми говорил отдельно. Насколько популярен был о. Иннокентий, достаточно сказать, что несколько саженей из храма до своей келлии он шел иногда полчаса и блее, задерживаемый просящими благословения. С приездом о. Иннокентия в какой-либо ближайший уездный город, к дому, где он останавливался, съезжались экипажи, собирались многочисленные толпы народа, болящих, скорбящих, нуждающихся. Тут каждый получал требуемое: бедные – помощь, скорбящие – утешение, болящие – совет, а иногда и исцеление. Имя Иннокентия передавалось из уст в уста.
Ежедневно с утра до полуночи о. Иннокентий отдавал себя на служение ближним. Знаменского монастыря монахиня Валерия говорила: «Однажды я была у о. Иннокентия с матушкой Пелагеей. Народ осаждал двери коридорчика, в котором батюшка принимал посетителей. Крючок как-то соскочил, и в коридор втиснулось человек пятнадцать. Трогательная была картина! Все повалились на землю, все плакали, молились, говорили: «Забыл нас, батюшка, сколько мы стояли, стучали!..» При этом каждый говорил про свои скорби и нужды. Отец Иннокентий всех благословил: кому дал крестик, кому просфорку, иконочку; всех успокоил и просил еще немного подождать, пока матушек (т.е. нас) отпустит».
Вечером, отпустив от себя всех посетителей, о. Иннокентий иногда оставлял у себя кого-либо одного из братий, с кем намерен был продолжать беседу о молитве и кто по внутреннему своему устроению и усердию мог заняться непрестанным внутренним трезвением от посторонних помыслов: благодатная речь его лилась непрерывно, неудержимо; время незаметно переходило за полночь. Покойный батюшка говорил: «Надо молиться, без молитвы нельзя ничего начинать. О всяком деле прежде помолись и успех его предай Богу. Если бы я не предавался Богу, то что бы сделал? Если у нас нет в душе мира, истины и правоты, то наша молитва сомнительна и не получаем мы от Бога утешения. Ангел, видя душу достойную, подает ей утешение от Бога, а недостойную – лишает. Когда помолишься, и водворится в тебе душевный мир, то благодать Господня охраняет тебя от нарушения этого мира. Иной, возмущенный вражеским искушением, идет с желанием высказать свои неудовольствия, замечания или что иное не по Боге, но видя тебя с духом мира и кротости, превращается сам из волка в смирную овцу и все, что хотел высказать, выскажет в ином тоне или же совершенно умолчит. Молись до тех пор, пока не почувствуешь в себе особенной небесной отрады, имея которую ты способен все встретить, все вынести, все сделать». Видно было, что сам старец все это пережил, перечувствовал, говорит от опыта, с великим убеждением, которое неотразимо действует на слушателя.
Когда о. Иннокентий не вел вечерней беседы о молитве, то сам молился и бдел за спящих братий. Вратарь, приходящий в полночь просить благословения будить будильщика для пробуждения братий, всегда заставал о. Иннокентия одетым и бодрствующим. Окончив бдение за братий, которые должны были сразу встать на утреннее молитвенное славословие, архимандрит Иннокентий отправлялся в лес и там в ночной тишине, на лоне природы, бдел за себя, подкрепляясь молитвой на дневной подвиг. Душа подвижника жаждала уединения, но не могла его нигде найти, кроме леса и только в ночное время.
Однажды келейник подумал: «Отец Иннокентий святой человек, а на утреню не ходит». Батюшка сейчас же отвечал ему: «Знаешь, почему не хожу я на утреню? Настоятель отвечает за всех, и вот мне, кроме всего, надо еще хотя умом побывать в келлии каждого, помолиться за каждого, оградить его крестом, иначе враг распудит Христово стадо».
Кроме слова духовной мудрости, о. Иннокентий широко пользовался данным ему от Бога даром прозрения или, как говорит Священное Писание, «проявлением духа на пользу» (1Кор.12:7). Приведем здесь несколько таких случаев. Купчиха В. К-ова говорила нам: «Отец Иннокентий, увидев меня в первый раз, до мельчайшей подробности рассказал мою жизнь, – лучше, чем я сама смогла рассказать, и напоминал давно забытое, мне приходилось только соглашаться и подтверждать слова батюшки».
Пелагея Р-т немало скорбела, что имеет мужа-лютеранина. Однажды в 1873 г. она видит во сне: будто за веревочку тянет своего мужа в Глинскую пустынь. Сон этот ей показался замечательным, она рассказала его о. Иннокентию. Батюшка на это сказал: «Перед смертью ваш муж в Глинской пустыни примет православие. Ровно через двадцать лет предсказание о. Иннокентия исполнилось. Муж Пелагеи Р-т приехал в Глинскую пустынь, ходил в храм на все богослужения и слушал православное учение. Убедившись в истине его, присоединился к православию и через несколько лет скончался смертью праведника.
Дворянка Е. Б-ва хотела заставить своего мужа согласиться на одно предложение. Для этого она воспользовалась авторитетом о. Иннокентия: к одному из писем батюшки она в доказательство исполнения своего желания прибавила выписку из Священного Писания. Показывая ее мужу, она говорила, что записка эта вложена в письмо о. Иннокентия. Вместе с тем просила мужа согласиться на ее просьбу. Этого поступка она никому не открывала, но батюшка про него узнал. Прошло немало времени. Г-жа Б-ва приехала к батюшке. Она сказал ей: «Ты довольствуйся своим умом, а моим не распоряжайся». Виновная раскаялась и просила прощения.
Была осень. Заведующий дальним монастырским хутором монах N. просил у о.`Иннокентия благословения смолотить рожь. Батюшка паче чаяния приказал хлеб сложить вместе и закрыть его до весны. N. уверял о. настоятеля, что до весны весь хлеб пропадет, его поедят крысы, и настойчиво доказывал необходимость молотьбы. Отец Иннокентий не спорил: «Хорошо, сказал он, хлеб разделите пополам. Мою часть оставьте, а свою молотите». Начали молотить: погода стояла переменная, сырая. Помолоченный хлеб ссыпали в закрома. Весной он перегорел и загорчил, так что его рады были продать за низкую цену для корма скоту, а часть о. Иннокентия смолотили и довольствовались ею целый год. Без этой части пришлось бы остаться без хлеба и покупать его по дорогой цене, так как на хлеб цены сильно поднялись.
Однажды о. Иннокентий был в г. Сумах. В толпе пришедших просить его благословения была гимназистка. «Подите сюда, – сказал ей батюшка, – пропустите ее». Она подошла. Он, благословляя, спрашивает: «На экзамен готовитесь?» – «Да, батюшка, прошу помолиться о благополучии». – «Дайте книжечку». Она подает, он открывает и читает ей вслух, а затем говорит: «Это хорошо выучите, это у вас спросят на экзамене, вы получите пять». Цифру «пять» написал на лбу девочки. Все случилось в полнейшей точности. Об этом в то время много говорили в г. Сумах.
По дару прозрения многие обращались к о. Иннокентию. Кажется, ни один молодой человек, желающий жениться, ни одна невеста, имеющая жениха, не решались на брак без благословения Глинского настоятеля. И замечательно, что, кого он благословлял, те жили счастливо, кого не благословлял, те всегда каялись, что не послушали прозорливого старца. Так, одной госпоже о. Иннокентий советовал погодить годик до брака дочери, но мать не послушалась. Дочь ее умерла в страшных муках первой беременности.
Не напрасно отца Иннокентия называли «благоутробным, чадолюбивым, сострадательным, милосердным». Качества сии в нем выражались разнообразно. Милостыню батюшка выдавал не считая, явно и тайно, никто не уходил без помощи.
Однажды после обеда у о. Иннокентия была одна игуменья. В это время батюшка, как и всегда, раздавал бедным свою помощь. Кроме того келейник приходил несколько раз и тоже просил денег для раздачи. Отец Иннокентий давал серебро не считая. Видя такую щедрость, игуменья говорит: «Я думаю, что вы раздали рублей пятнадцать». – «Более, – отвечает ей о. Иннокентий, – роздано восемнадцать рублей». – «Можно ли так?» – «Нам их, матушка, Сам Бог посылает. В этом я убежден и опытом и словом Божиим». В это время подают пришедшую почту. Там было две повестки на 700 рублей. Отец Иннокентий, показывая их матушке, говорит: «Вот вам доказательство». Иногда о. Иннокентий нуждающимся давал большие суммы денег, но чтобы братия не осудила его в излишней щедрости, не велел никому сказывать и только близкие знали, и то не всегда, великую щедрость своего аввы. Когда негде было взять, о. Иннокентий отдавал нуждающимся свой подрясник, сапоги или рубашку.
По тому же состраданию к ближним он помогал больным. Преимущественно исцелял помазанием маслом из лампады от Глинской чудотворной иконы. Это знали почти все иноки Глинского братства, жившие при отце Иннокентии. Келейник батюшки монах Илиодор говорил: «Однажды к отцу Иннокентию пришли две женщины, одна из них была с девочкой на руках и объяснила, что дочь ее один год видела глазами, а два года совсем не открывает глаз, постоянно стонет, кивает головой, точно расслабленная, и потому она пришла просить помолиться о болящей. На это архимандрит сказал: «Я ничего не помогу, а вот только помажу глаза маслом от лампадки Царицы Небесной, а ты иди в скит и молись Богородице, потом приходи ко мне». Сказав это, отец Иннокентий благословил девочку, помазал ей глаза крестообразно маслом. В ту же минуту она перестала кивать головой. Батюшка сказал: «Вот уже и головой кивать перестала». После обеда женщины снова пришли, девочка была совершенно здорова, весело смотрела глазами и улыбалась. На благодарность матери исцелившейся девочки о. Иннокентий сказал: «Это дело милосердия Матери Божией».
Болящий иеродиакон Иоанникий, рассказывая про бывшие с ним исцеления по молитвам отца Иннокентия до и после смерти незабвенного покойного аввы, в заключение сказал нам: «При батюшке мы мало болели. Как только увидит, сейчас же узнает болезнь. «Э, брат, – обыкновенно говорил о. Иннокентий, – на, помажь или выпей, и пройдет». Даст или маслица, или травки. Болезнь действительно проходила». Выдаваемую траву материнку, мяту и другие отец Иннокентий называл «успокоительными травками». По молитве благодатного старца травки действительно оказывали благотворное действие на душу и тело. Головные боли о. Иннокентий исцелял прикосновением, или сжатием руками головы. Вышеупомянутая монахиня Валерия, между прочим, говорила про о. Иннокентия: «Однажды батюшка был на Покровском хуторе. Я с другой матушкой и Марьей Д-овной отправилась к нему. Во время чая батюшке докладывают об ожидающем народе. Отец Иннокентий достал из саквояжа баночку лекарства, дает мне и говорит: «Иди помажь». Я была в недоумении, народ верил батюшке, а не мне, но не желая ослушаться, пошла. Ко мне подходит одна женщина со страшной гнойной раной за ухом. Я не могла смотреть, вернулась и сказала о. Иннокентию: «Не могу исполнить вашего поручения». Батюшка пошел сам. Помазал за ухом, потом стал осматривать других и мазал больные места. У больных ногами о. Иннокентий своими руками разматывал онучи (пришедшие были обуты в лапти), ноги натирал мазью, снова помогал обуться и говорил: «Теперь иди с Богом». Такая любовь, такое внимание батюшки к страждущим беднякам кого не тронут?! Все были ему благодарны и уходили с молитвой на устах».
Но исцеляя других, сам о. Иннокентий не принимал никаких лекарств и при слабом телосложении почти всегда был болен. Но болезни переносил благодушно, с благодарностью Господу. Ибо в болезнях тела видел здравие души. Кроме того, за 8–10 лет до кончины подвижник взял на себя особый подвиг: никогда не отворять ставней своей спальни, и днем находился там с огнем. 21`июля 1888 г., после выноса в Глухов Глинской чудотворной иконы, он заболел предсмертною болезнью, страшно страдал, но никому не подавал вида. За месяц до смерти о. Иннокентий принял к себе одну благодетельницу М.Ф.П. Она вошла, остановилась, всплеснула руками и сказала: «Батюшка! Я к вам!»... Лицо ее как-то особенно изменилось. Потом госпожа П. говорила гостиннику приблизительно следующее: «Как только я вошла, увидела вокруг головы батюшки золотой венец, и лицо его было, как у ангела, я вся изменилась и трепетала от страха. Прощаясь, я хотела сказать о своем видении и только упомянула, что я видела, о. Иннокентий, улыбаясь, перебил меня словами: «Молись, и ты то же получить можешь».
17 сентября вечером в субботу, когда на бдении пели «Ныне отпущаеши раба твоего, Владыка», о. Иннокентий на 64-м году своей жизни тихо, блаженно скончался, напутствованный Таинствами елеосвящения, исповеди и причащения. Тело его в течение четырех дней не изменялось, не предавалось тлению, окоченелости и не издавало никакого запаха. Народ массами стекался к одру почившего, каждый спешил отдать ему последний долг уважения. Рыдания не прекращались и нарушали тихое чтение Святого Евангелия. 20 сентября, во время литургии, плач народа усилился.
При отпевании плакал первоприсутствующий архимандрит Иоасаф, плакал весь многочисленный сонм священнослужащих, никто не мог удержаться от слез. Это была последняя дань любви всех любящему отцу архимандриту. Погребенный телом, он жив бессмертной душой и многим являлся во сне, утешал скорбящих, исцелял болящих и давал наставления. Видевшие его действительно переставали скорбеть, болезни недугующих проходили, и исполнившие его советы имели в делах своих успех. Об этом в обители записано много заявлений 511 . Гроб о. Иннокентия находится в усыпальнице под теплым храмом Глинской пустыни512 . Почитатели его служат панихиды.
Литература
Краткий очерк жизни архимандрита Иннокентия, настоятеля Глинской пустыни. Киев, 1906. 16 с., илл.; портр.
Архимандрит Иннокентий, настоятель Глинской пустыни. (Память 17 сентября) // Жизнеописания отечественных подвижников благочестия 18 и 19 веков. Сентябрь. М., 1909. С. 207–217, портр. С. 206.
Некролог: [...настоятель о. архимандрит Иннокентий...] // Курские епархиальные ведомости. 1888. № 40 (часть неофиц.). С. 654–655.
Глинская Рождество-Богородицкая общежительная пустынь. М., 1891. С. 91. Из гл. XV «О настоятелях».
Архимандрит Иннокентий // Глинская пустынь. Очерк современного состояния обители. В 2-х ч. Одесса, 1901. С. 33–34; С. 35 портр.; То же. Одесса, 1904. С. 29, 33–34; То же. Курск. 1912. С. 24, 27, 28, 58, 67.
Марк (Лозинский), игумен, проф. МДА. Отечник проповедника. (Практическое пособие для студентов: 122.1 пример из Пролога и Патериков). Загорск (ныне Сергиев Посад. – Примеч. издат.). Троице-Сергиева Лавра, 1971. С. 611. № 877. «Незадолго до смерти настоятеля Глинской пустыни одна из посетительниц видела на голове его золотой венец, а лицо его было, как у ангела».
Четвериков Сергий, прот. Молдавский старец Паисий Величковский. Его жизнь, учение и влияние на православное монашество. 2-е изд. Париж, 1988. С. 279.
Жизнеописание игумена Филарета, возобновителя Глинской общежительной пустыни Курской епархии. 3-е изд. Одесса, 1905. С. 149–150.
Игумен Филарет, настоятель и возобновитель Глинской пустыни // Жизнеописания отечественных подвижников благочестия 18 и 19 веков. Март. М., 1907. С. 401.
Спасо-Илиодоровский скит... С. 8, 22.
Краткое описание жизни и подвигов Глинской пустыни старца иеросхимонаха Макария // Курские епархиальные ведомости. 1893. № 16. С. 42, 55.
Краткое описание жизни и подвигов Глинской пустыни иеросхимонаха Макария. Одесса, 1901. С. 4, 40, 55.
Глинские иноки: схимонах Марк, иеромонах Порфирий и монах Димитрий // Жизнеописания отечественных подвижников благочестия 18 и 19 веков. Март. М., 1907. С. 334.
Подвижник Глинской Рождество-Богородицкой пустыни старец монах Мартирий Собрал игумен Иассон. Курск, 1910. С. 13, 25.
Монах Евгений Глинский // Жизнеописания отечественных подвижников благочестия 18 и 19 веков. Май. М., 1908. С. 78–79, 81.
Старец Глинской пустыни иеросхимонах Илиодор // Курские епархиальные ведомости. 1895. № 26. С. 498; № 29. С. 519. Глинской пустыни иеросхимонах Илиодор // Жизнеописания отечественных подвижников благочестия 18 и 19 веков. Апрель. М., 1908. С. 111.
Схимонах Лука, подвижник Глинской пустыни // Жизнеописания отечественных подвижников благочестия 18 и 19 веков. Май. М., 1908. С. 6, 10.
Очерк жизни схимонаха Луки, подвижника Глинской пустыни. Одесса, 1907. С. 1, 11, 23.
Чудотворная икона Рождества Пресвятой Богородицы Пустынно-Глинская. Одесса, 1907. С. 45–46.
Списки иерархов и настоятелей монастырей Русской Церкви Сост. П. Строев. СПб., 1877. С. 649–650.
Адрес-календарь духовного ведомства. СПб., 1878. С. 54.
Календарь и памятная книжка Курской губернии на 1884 г. Курск, 1883. С. 96.
Иеросхимонах Макарий прозорливый // Русский инок. 1912. № 7. С. 48.
Глинский подвижник монах Петр // Жизнеописания отечественных подвижников благочестия 18 и 19 веков. Апрель. М., 1908. С. 191.
Жизнеописание Глинского подвижника схимонаха Архиппа. Одесса. 1902. С. 19. 39, 79, 83.
Глинский подвижник схимонах Архипп // Жизнеописания отечественных подвижников благочестия 18 и 19 веков. Сентябрь. М., 1909. С. 345, 350.
Сказание о жизни и подвигах блаженной памяти старца схиархимандрита Илиодора, подвизавшегося в Глинской пустыни Собрал игумен Иассон М., 1906. С. 234, 235.
Старец схиархимандрит Илиодор // Жизнеописания отечественных подвижников благочестия 18 и 19 веков. Июнь. М., 1908. С. 409.
Глинская пустынь. Очерк современного состояния обители. Одесса, 1904. С. 29, 33, 34; То же. Курск, 1912. С. 24, 27, 28, 58, 67.
Епархиальная хроника // Курские епархиальные ведомости. 1873. № 11. С. 483.
Глинская Рождество-Богородицкая общежительная пустынь. [Библиографическая заметка] А.Т. // Курские епархиальные ведомости. 1892. № 7. С. 108.
Некролог благотворительницы обители дворянки девицы Веры Михайловны Л-вой // Курские епархиальные ведомости. 1894. № 12. С. 240.
Архивные документы
По донесениям духовных консисторий сведения, кем были управляемы монастыри в 1863 г. // ЦГИА, ф. 796, оп. 145, д. 238.
Послужные списки настоятеля с братией Глинской Рождество-Богородицкой пустыни за 1885 г. // ГАКО, ф. 20, оп. 3, д. 89.
О назначении иеромонаха Исаии настоятелем Глинской пустыни с возведением в сан игумена. 1888 г. [в связи с кончиной архимандрита Иннокентия. – А.И.] Ц ЦГИА, ф. 796, оп. 169, д. 185.
Портреты начальствующих и других лиц монашествующего духовенства. 1870– 1905 гг. // ЦГИА, ф. 735, оп. 2, д. 59, л. 8. В Бозе почивший Глинской пустыни архимандрит Иннокентий. Хромолитография Е.И. Фесенко.
Письма митрополиту Сергию Ляпидевскому Ювеналия архимандрита по делам Курского епархиального управления // ЦГИА, ф. 696, оп. 205, д. 639, л. 16 об.
Глинский монастырь. Об устройстве принятого от него в казну имения. 1866 г. // ЦГИА, ф. 385, оп. 18, д. 207.
По предложению обер-прокурора Святейшего Синода об испрошении высочайшего соизволения на приобретение Глинской Богородицкой пустынью Курской епархии Сеймских казенных мельниц. 1869 г. // ЦГИА, ф. 796, оп. 150, д. 1479.
О разрешении принять от Глинской Богородицкой пустыни 4% непрерывно доходные билеты в уплату за купленные с торгов Сеймские казенные мельницы в Путивльском уезде Курской губернии. 1869 г. // ЦГИА, ф. 583, оп. 4, д. 277.
По вопросу, возбужденному настоятелем Глинской Богородицкой пустыни о том, какие документы следует получить названному монастырю по содержанию водяной мукомольной мельницы // ЦГИА, ф. 796, оп. 157, д. 1657.
Ювеналий (Половцев). Письма к Исаакию (Антимонову). 1862–1865 гг. // ОР ГБЛ, ф. 213, к. 73, ед. хр. 16, л. 7.
Илиодор, архимандрит Глинской пустыни. Письма к Тимковским Варваре и Серафиме // ОР ГБЛ, ф. 213, к. 103, ед. хр. 93, л. 93.
Отчет о состоянии Курской епархии за 1877 г. // ЦГИА, ф. 796, оп. 442, д. 738, л. 9 об.
Послужной список игумена Иннокентия
Глинской Рождество-Богородицкой общежительной пустыни настоятель игумен Иннокентий, 62-х лет, обучался в уездном училище, из дворян Старооскольского уезда.
До производства во священнослужители проходил разные общежительные послушания в Глинской пустыни с 1845 г. В монашество пострижен – 1854 г., августа 7-го дня в Глинской пустыни игуменом Евстратием. Рукоположен во иеродиакона – 1855 г., 10 июня. Рукоположен во иеромонаха – 1856 г., сент. 23-го.
За честное поведение и усердное служение обители награжден набедренником – 1861 г., сент. 30-го. По определению епархиального начальства исправлял должность настоятеля сей пустыни с мая по август 1862 г.
По указу Святейшего Синода определен настоятелем сей пустыни и посвящен во игумена преосвященнейшим Сергием, епископом Курским и Белоградским, – 1862 г., августа 2-го.
За попечение и труды по возобновлению соборного храма в Глинской пустыни объявлена признательность епархиального начальства со внесением в послужной его список – 1864 г., октября 3-го.
Высочайше награжден золотым наперсным крестом от Святейшего Синода, выданным – 1869 г., мая 10-го.
По указу Святейшего Синода награжден палицей – 1873 г., апреля 22го.
Награжден за особенное участие в уходе за ранеными и больными воинами при монастырской больнице от главного управления знаком Красного Креста – 1880 г., января 25-го.
Всемилостивейше сопричислен за усердную службу к ордену Св. Анны III степени – 1882 г., марта 27-го (Послужные списки настоятеля с братией Глинской Рождество-Богородицкой пустыни за 1885 год // ГАКО, ф. 20, оп. 3 л, д. 89).
(31 мая 1887 г. по указу Святейшего Синода награжден саном архимандрита (Глинская Рождество-Богородицкая пустынь. – М., 1891. С. 92). – А.И.)
НЕКРОЛОГ
Цит по: Курские епархиальные ведомости. 1888. № 40 (часть неофиц.). С. 654–655.
17-го числа сентября, в 9 часов пополудни, в субботу, в Глинской пустыни Путивльского уезда после продолжительной и тяжкой болезни скончался ее настоятель о. архимандрит Иннокентий. Он происходил из потомственных дворян Степановых.
Покойный о. архимандрит отличался необыкновенно кротким характером и истинно христианским доброжелательством ко всем и к каждому, и к знатным людям, и к простым бедным поселянам. Каждый обращавшийся к нему за советом и благословением всегда выходил от него утешенным, обласканным, ободренным, подкрепленным, – подавляемый ли душевными страданиями, или удручаемый семейными скорбями, или предпринимавший какие-либо житейские добрые дела. На его погребение прибыло в пустынь множество народа из Глухова, Рыльска, Путивля, Белополья, Сум и других дальних и близких мест, а многие, не знавшие о времени его погребения, ехали уже на другой и третий день после погребения, которое было 20-го сентября. Погребение отправлял Путивльский архимандрит Иоасаф со многими иеромонахами и священниками, приехавшими из разных сел. Пели монахи, – их было много на обоих клиросах, и пели они так хорошо, что многим не придется, быть может, слышать в другой раз такого пения никогда.
Вся обширная соборная церковь и хоры в ней были наполнены молящимися помещиками, купцами и другими знатными лицами, не говоря уже о простом народе, которого было множество. Любовь к нему народа с особенной силой выразилась во время его погребения. Во все время его погребения все звания, полы и возрасты, находившиеся во храме, не исключая и священнослужителей, до того сильно рыдали, что как будто потеряли что-то самое заветное, дорогое; с такими рыданиями лили слезы непрестанно, с какими только провожают в могилу дети своих любимых родителей, оставаясь после их смерти без всяких средств к жизни и без надежды на лучшее будущее. Как дорог и на земле святой человек для людей! Упокой Господи душу раба Твоего о. архимандрита Иннокентия в горних селениях праведников.
Священник А. Силин
АРХИМАНДРИТ АНТОНИЙ, ВПОСЛЕДСТВИИ НАМЕСТНИК ВИЛЕНСКОГО СВЯТО-ДУХОВА МОНАСТЫРЯ (†1862)
Глинский подвижник архимандрит Антоний был назначен сначала экономом архиерейского дома Литовской епархии. Затем, с 1845 г. по день смерти в 1862 г., он был наместником Виленского Свято-Духова монастыря. В трудное время перехода епархиального управления и семинарии из Жировиц в Вильну отец Антоний являлся ближайшим помощником и «исполнителем хозяйственных распоряжений известного воссоединителя униатов с православием митрополита Иосифа (Семашко)»513 .
Литература
Глинская пустынь. Очерк современного состояния обители. Ч. 1. Одесса, 1904. С. 48; То же. Курск, 1912. Ч. 1. С. 42.
Виленский Свято-Духов монастырь Составил Флегонт Смирнов. Вильна, 1888. С. 314, 339.
ПОСЛУШНИК ПРОХОР ЮРОДИВЫЙ (†1863)
(Память 24 мая ст. ст. / 6 июня нов. ст.)
Цит. по: Глинский послушник Прохор юродивый // Жизнеописания отечественных подвижников благочестия 18 и 19 веков. Январь–июнь. Том доп. Ч. I. Кн. 1. М., 1912. С. 824–825.
Прохор 19-ти лет поступил в Глинскую пустынь в 1848`году и подвизался на кухне под руководством приснопамятного старца Феодота, которому старался во всем подражать. За особый образ жизни Прохора называли блаженным, юродивым, безумным и прельщенным. Он все благоразумно терпел ради Господа.
Желая сораспяться Христу, этот юный подвижник часто сам на себя вызывал различные скорби и беды. Под видом юродства он говорил горькую правду; помня слова святых апостолов, что повиноваться подобает Богу паче, нежели человеку (Деян.5:29), он исполнял только угодное воле Божией, а как многие творят добро и исполняют предписания закона по разным побуждениям, но немногие ищут во всем благой воли Отца Небесного, то Прохору приходилось терпеть немало неприятностей и гонений. Однако и этим он не довольствовался. Распаляемый ревностью взять еще больший крест и следовать по пути Божественного Крестоносца, Прохор искал мучений. Кажется, с этой целью в 1852 году он оставил обитель, ходил без вида по разным городам и на вопрос властей, кто он и откуда, молчал. Не раз его преследовали и подвергали различным пыткам. После многих бедственных странствий подвижник возвратился в Глинскую пустынь. Его назначили опять на кухню, а спустя год перевели на пекарню. Тут он сошелся с послушником Афанасием (впоследствии старец Архипп514 ) и вместе с ним делил трудную мироотреченную подвижническую жизнь.
Потом за юродство Прохора часто переводили с послушания на послушание.
За год до смерти, во внимание к долговременной жизни в обители, Прохору дали ряску.
В 1863 году, имея от роду 34 года, отец Прохор заболел чахоткой, часто исповедовался и причащался. Смерть последовала 24 мая того же года от попавшей в горло кости. Так исполнилось его желание – умереть мученической кончиной515 .
Литература
Глинский послушник Прохор юродивый // Жизнеописания отечественных подвижников благочестия 18 и 19 веков. Январь–июнь. Том доп. Ч. 1. Кн. 2. М., 1912. С. 824–825.
ИЕРОСХИМОНАХ МАКАРИЙ (†1864)
(Память 21 февраля ст. ст. / 6 марта нов. ст.)
Цит по кн.: Краткое описание жизни и подвигов старца Глинской пустыни иеросхимонаха Макария. 2-е изд. Одесса, 1901.
Блажен, его же избрал еси, Господи, и приял, вселится во дворех Твоих (Пс.64:5).
В память вечную будет праведник (Пс.111:6).
Хвалите Бога во святых Его (Пс.150:1).
I
Для людей благочестивых, интересующихся прошлым наших монастырей, представляют большой интерес описания жизни тех подвижников, которые были украшением святых обителей. Это вполне понятно и естественно, ибо чем же и привлекают к себе иноческие обители, как не святынями и подвижниками своими? Ради этого они воздвигаются, ради этого и посещаются благочестивыми христианами. И благодарение Господу, Глинская Богородицкая пустынь не оскудела святыней. Кроме многих частиц святых мощей, части ризы Господней и части ризы Пресвятой Богородицы, она имеет явленно-чудотворную икону Рождества Пресвятой Богородицы и нерукотворенный чудотворный образ Спасителя, от которых и поныне люди, с верой притекающие, получают обильно благодатные дары утешения, врачевания и т.п. Не оскудела Глинская пустынь и подвижниками веры и благочестия, каковыми были приснопамятные игумен Филарет, схиархимандрит Илиодор, архимандрит Иннокентий, монах Феодот и многие другие.
К числу этих светильников Глинской пустыни принадлежит и старец иеросхимонах Макарий, жизнеописание которого предлагается вниманию благочестивых читателей.
Приснопамятный старец скончался в 1864 году, но память о нем живет доныне и, благодаря происходящим от могилы его исцелениям, постепенно распространяется: «в память вечную будет праведник».
Многие из сподвижников преподобного сошли за ним в могилу и унесли с собою память о многих важных делах и тайнах жизни его. Многие и из живущих ныне в обители иноков знали лично старца, но по своему смирению, и отчасти храня смирение подвижника, хранят свои о нем воспоминания в глубине своего сердца. Некогда Глинский иеромонах Панкратий, пользовавшийся любовью старца, много слышавший из собственных уст его о прошедших днях подвижнической жизни и сам видевший много совершавшихся по молитвам старца действий благодати Божией, тайно вел о том подробную запись. Узнал о. Макарий и под страхом заклятия потребовал уничтожить записки; тот должен был исполнить волю смиренного старца. Поэтому нам, желающим хотя отчасти показать тот свет, каким в свое время так ярко горел он на свещнике Глинской обители, пришлось пользоваться только личными воспоминаниями некоторых иноков и несколькими письмами самого старца и о старце516 . На просьбу, помещенную в 1-м издании описания жизни отца Макария (Курск, 1893), некоторые из лично знавших подвижника прислали свои о нем воспоминания. С великой благодарностью к ним мы воспользовались их сообщениями при издании настоящего жизнеописания, к которому при помощи Божией приступаем.
II
Святопочивший старец иеросхимонах Макарий (в миру Матвей Терентьевич Шаров) происходил из богатой мещанской семьи г. Ефремова Тульской губернии. Матушка его отличалась особенным благочестием, всегда ходила с четками в руках и воспитывала детей своих в страхе Божием517 . Следуя примеру своих родителей, Матвей Терентьевич был также набожным, смиренным, вел воздержанную жизнь: он не ел скоромного, читал духовные книги, удалялся от мирской суеты, усердно посещал храм Божий и часто молился Богу дома. Все это, хотя и кратко сказанное, довольно ясно обрисовывает жизнь подвижника до поступления его в Глинскую пустынь.
III
При столь ревностном направлении к богоугождению Матвей Терентьевич казался человеком не от мира сего. Нетрудно было видеть его предназначение для иной жизни, жизни уединенной, монашеской. Двадцати шести лет, в 1828 году, он окончательно решился оставить мир и поступить в Глинскую пустынь под руководство незабвенного аввы Филарета – мужа, известного святостью жизни и способного учеников своих благонадежно вести в Царствие Небесное по узкому пути смирения, терпения и послушания. Такое духовное окормление игумена Филарета прекрасно определил один из достойных учеников его, архимандрит Макарий (Глухарев)518 , впоследствии великий миссионер, по всей справедливости названный апостолом Алтая. В одном из своих писем про Глинскую пустынь он говорит так: «Это школа Христова; это одна из светлых точек на земном мире, в которую дабы войти, надлежит умалиться до Христова младенчества»519 . Вот в этой-то великой школе благочестия и привел Бог Матвею Терентьевичу подвизаться для спасения своей души.
Первоначально его назначили трудиться на монастырской пасеке, куда часто приходил отец настоятель, присматривался ко вновь поступившему и отечески учил его монашеской жизни. Много мудрости и духовного опыта заключалось в наставлениях богомудрого аввы. Окрыленный утешениями и молитвами святого старца, брат Матвей усугублял усердие к прохождению своего послушания и угождения Богу.
В 1830 году послушника Матвея перевели на братскую кухню, но там недолго он пробыл. Встретилась надобность в ключнике520 . На другой год его, как вполне благонадежного, назначили на эту хлопотливую и ответственную должность, в которой он пробыл более шести лет до возведения в сан иеродиакона.
Заметив в нем большую наклонность к монашеской жизни и способность к выполнению ее, а также видя его усердие в послушании, отец Филарет 16 декабря 1833 года постриг Матвея в монашество с именем Макарий. Будучи еще послушником, он бдительно надзирал за состоянием своей души; сделавшись же монахом, отец Макарий еще более начал упражняться в этом. Усвоив себе матерь дарований – смирение, он поставил его во главе прочих добродетелей. Смирение выражалось в словах и делах его, в одежде и в каждом движении; словом, в короткое время он стал образцом смирения, ради которого, по слову святых, волны благодати в душах поднимаются, чистота сердечная возсиявает; бывает обильное излияние слез, ключом бьет сокрушение; в смирении – мудрость, разум, благоговение, воздержание, безгневие и всякое другое добро и есть, и видится, и славится521 .
Непрестанно стоя на страже своего сердца, о. Макарий оружием духовного делания заграждал вход в него страстям. Старец Филарет, радовавшийся о своем чаде радостью великой, наставлял его как должен истинный воин Христов вести себя в невидимой брани со врагами спасения. Внимательный ученик мудрого наставника быстро совершенствовался в добродетелях и наконец достиг того, что авва признал его достойным степени священства. 23 октября 1837 года монах Макарий посвящен был во иеродиакона. Приняв сей сан не по собственной воле, но по желанию своего настоятеля и руководителя, о. Макарий с особенной ревностью старался очистить свое сердце от всего земного и Богу неугодного, дабы быть достойным носителем благодати, принятой им при рукоположении. Служение иеродиакона Макария всегда отличалось особенным благоговением, заметным даже для других, несмотря на все старание его скрыть это от посторонних взоров, – отличалось чувством страха и трепета пред величием Вседержителя, страшному престолу Коего он предстоял!..
На следующий год отца Макария назначили помощником ризничего. В этой должности он состоял шесть лет, продолжая восходить от силы в силу духовного совершенства.
В 1839 году о. Макарий по достоинству возведен был в сан иеромонаха и еще более стал внимательным к себе. Сознавая всю важность принятых на себя обязанностей, он как бы отрешился от сего земного и мысленно стремился к небу. Хорошо ему было под отеческим кровом мудрого пастыря о. Филарета; в нем он всегда находил разрешение своих недоумений, прозорливый совет и благовременно необходимое указание. Но 31 марта 1841 года обитель Глинская лишилась своего настоятеля, а иеромонах Макарий своего поистине земного ангела-хранителя. Однако посеянное преставившимся старцем семя, орошаемое силой его небесных молитв и подкрепляемое ревностью о спасении самого ученика, не только не заглохло, но и принесло впоследствии сторичный плод.
IV
В Священном Писании и творениях святых подвижников приобретая глубокое познание высоких истин христианского аскетизма, о. Макарий стремился воплотить его в жизни своей и сделаться носителем добродетелей, указанных во Святом Евангелии Подвигоположником нашим Иисусом Христом. Но без побеждения плоти, воюющей на дух, нам невозможно достигнуть бесстрастия. Посему, зная сказанное: «иже не приимет креста своего и во след Мене грядет, несть Мене достоин» (Мф.10:38), «Иже Христовы суть, – плоть роспяша со страстьми и похотьми» (Гал.5:24), он по силе возможности желал распять самого себя постом, поклонами и бдением. Неизвестно, в чем состояло его воздержание, однако судить о великости последнего заставлял наружный вид старца. Из себя о. Макарий представлял кости, обтянутые кожей, и более походил на мертвеца, чем на живого.
Св. Симеон Новый Богослов говорит: «Господь и Бог наш не того ублажает, кто только учит, но того, кто прежде творит, а потом учит. Иже, – говорит Он, – сотворит и научит, сей велий наречется в Царствии Небесном (Мф.5:19). Потому что те, которые слушают такого учителя, бывают готовы подражать ему, не столько получая пользы от слов его, сколько будучи подвигаемы и понуждаемы делами его, действовать подобно ему»522 . Зная подвиги о. Макария и его наружный вид, показывающий в нем великого воздержника, нужно ли говорить, что один вид его поучал более всякого слова? Одна встреча с ним сильно трогала и побуждала к благочестию, возводя ум и сердце от земли к небу; от временного к вечному. Монахиня N., вспоминая почившего старца, пишет: «Отец Макарий был очень изнурен, без слез нельзя смотреть на него, я смотрела на него, как на мощи. Желая дать мне чулки, он стал их снимать с ног, и я увидела, что колени у него были потерты (от поклонов) «до крайности». Конечно, нелегко досталось подвижнику это самораспятие, много требовалось с его стороны борьбы и самопонуждения до болезненности523 , но только таким усиленным умерщвлением своего тела и непрестанной молитвой он мог уподобиться ангелам и получить от Бога благодатные дары прозрения, целения и власть над нечистыми духами, ибо сей род, по слову Спасителя, исходит токмо молитвою и постом. Обессиленный болезнью, подвижник, лежа на ковре, не выпускал из рук Псалтири, а когда наступала ночь, вставал на молитву и, поддерживаемый под мышки двумя костылями, читал Святое Евангелие и беседовал с Богом так долго, что нельзя было не удивляться, как это он, при болезненном состоянии своем, мог так долго пребывать в молитвенном бдении. Но сила Божия в немощи совершается, если сам человек любовью к Богу и надеждой будущих благ старается без самосожаления ревновать о богоугождении, покоряя духу свою немощную плоть. Говорят, о. Макарий ежедневно клал несколько сот земных поклонов. Кроме того, вычитывал не менее 2 глав Евангелия, нескольких глав апостольских посланий и 3-х кафизм. Это его келейное правило, которое он обязан был выполнять помимо церковных служб524 . По прочтении Евангелия каждого Евангелиста о. Макарий читал особую молитву. «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, – взывал старец, – прости меня грешного, нечистыми устами словеса Святого Евангелия Твоего изрекшего: глаголю и не исполняю Твоих повелений. Ты, Владыко, пришел еси оживотворити умерщвленные грехми, просвети Евангелием Твоим ум, сердце и укрепи душевный мой храм, да не вотще учуся и возвещаю словеса Твои. Господи, Господи! Мудрости истинной Наставниче и смысла Подателю, душу мою объемь верою в словеса Тобою реченные и умягчи ю, да излиется пред Тобою, и аз буду в Тебе и Ты во мне, Благодетелю мой, да никогда же удаляюсь от любви Твоей. Ты мое пристанище, Ты тишина моя и спокойствие сердцу моему. Пробави милость Твою ведующим Тя, Тобою бо живем, движимся и есмы и Тебе славу воссылаем ныне и присно и во веки веков».
После долгого молитвенного подвига о. Макарий на короткое время упокоивал немощную плоть свою в кресле, которое семнадцать лет служило ему одром.
Такие подвиги, совершаемые с чувством благоговения и сокрушения, снискали дерзновение подвижнику ко Господу. Молитве старца Бог внимал.
Госпожа М., принадлежащая к высшему кругу и воспитанная в религиозных началах, ежегодно до и после замужества своего, посещая Глинскую пустынь, с верой приходила к старцу Божию. Однажды, приехав в обитель, она просила у о. Макария молитв о разрешении неплодия. Через год родился у нее сын, и когда она приехала благодарить старца, последний смиренно называл себя величайшим грешником, говоря, что молитвы его в этом случае бессильны, но если она получила желаемое, то это по силе своей веры и упования на Бога.
Священноинок А. говорил: «В Глинскую пустынь пришел я из Малоярославецкого Николаевского монастыря. Покойный настоятель, о. архимандрит Иннокентий, ввиду некоторых особых соображений, не имел обыкновения принимать в свой монастырь братию из других обителей. На мою просьбу о принятии о. архимандрит также ответил отказом, хотя и не стеснял меня сроком пребывания в монастырской гостинице. Три месяца прожил я здесь, не имея сил расстаться с обителью, которую искренне полюбил. Наконец, решился идти за советом к о. Макарию. Приснопамятный старец был уже болен и лежал на одре; пришел я к нему, поклонился в ноги и стал объяснять ему свою скорбь о том, что желание подвизаться здесь не может исполниться потому, что о. настоятель не благоволит принять меня. «Иди и просись, и приимет тебя», – сказал батюшка. Я так и сделал; и что же? Отец Иннокентий, сверх всякого ожидания, на этот раз сделал отступление от своего давно принятого правила: он принял меня, конечно, по молитвам о. Макария. В ближайшем к Глинской пустыни с. Сваркове Глуховского уезда жил честный непьющий труженик Данило, у которого попущением Божиим восемнадцать раз горело имущество; иногда в один год у него было 3–4 пожара: то сарай загорится, то плетень, то солома. Но всякий раз пожар скоро гасили без особенно больших убытков для хозяина. Последние разы односельчане даже не шли и пожар тушить. «У Данилы горит, не сгорит», – говорили они. Однажды Данило одел одну ногу в лапоть и поставил ее на пол, под ногой загорелась солома. Пошел он к отцу Макарию и стал жаловаться на свою беду. Старец прочитал над ним какую-то молитву и сказал: «Теперь гореть не будешь», и слово молитвенника исполнилось: более Данило не горел.
Это не единственные случаи. Все с верой следовавшие советам подвижника получали не только душевную пользу, но и благопоспешение в житейских делах.
Заглянем в келлию старца. Она состояла из одной малой комнаты. Стекла в ней были заклеены бумагой, чтобы не развлекаться взором. Но почитателям и особенно любопытным почитательницам и ученицам подвижника желательно было взглянуть на смиренное жилище уважаемого наставника. Некоторым из них он сам показывал свою келлию, раскрывая ее двери. Вот как описывает келлию о. Макария почтенная монахиня Ф., ученица о. Макария: «В келлии была одна икона Страстной Божией Матери, распятие, несколько книг, стол, стул, простая деревянная скамейка525 , на ней лежал старый зипун, а на столе одно яблоко». Никаких украшений келлии старец не терпел.
Л.М. П-ов, первый раз войдя в келлию подвижника, поражен был полумраком. Осмотревшись, увидел, что окна заклеены бумагой, и невольно воскликнул: «Какая тут жизнь?!.» Отец Макарий сказал ему на это: «Бывают большие страдания, но бывают и такие утешения, каких мир не знает».
Из этого описания смиренного жилища мы видим полную нестяжательность старца. Если бы захотел, он мог бы обогатиться деньгами и разными предметами неги и роскоши. Люди состоятельные, благодарные старцу за его добрые советы и исцеления, готовы были для подвижника сделать многое, но он все отклонял, желая остаться в боголюбезной нищете. Правда, иногда, уступая просьбам посетителей, о. Макарий принимал некоторые приношения, но сейчас же пересылал их настоятелю на обитель или раздавал другим посетителям. Из приносимого старец оставлял у себя только ладан и восковые свечи, которые и употреблял при совершении своих келейных молитвословий. Насколько он был вообще нестяжателен, можно видеть из того, что по смерти его найдена была только одна двадцатикопеечная монета в книге, положенная в виде закладки и так забытая.
Из своей келлии отец Макарий любил совершать прогулки в лес. Возьмет какую-либо духовную книгу, пойдет в лес, в уединенном месте сядет и читает или питает душу свою богомыслием и молитвой. Для молитвы он опускался на колени, и чистая душа его возносилась к Богу.
Однажды, по обыкновению своему, о. Макарий отправился на подобную уединенную прогулку; утомившись, сел около дороги и углубился в богомыслие до такой степени, что не слышал, как приблизился к нему ехавший крестьянин. В это время подвижник неожиданно встает. Испуганная лошадь крестьянина бросается в сторону. «Прости меня, брат», – смиренно кланяясь, говорил о. Макарий. «Если бы это был кто-либо другой... – отвечал с улыбкой мужичок, – но так как это о. Макарий, то следует замолчать». Этот сам по себе маловажный случай достаточно говорит о том, каким глубоким уважением пользовался подвижник не только в среде братства Глинской пустыни, но и за стенами ее.
V
Болезненное состояние и подвиги благочестия при полном самоумерщвлении по благодати спасающего Бога дали подвижнику прийти в бесстрастие и развить в себе сильную святую любовь к ближним. Своей любовью он готов был обнять весь мир и всех привести к Богу. Посему Сердцеведец-Господь и указал ему такое поприще, на котором за святое послушание удобно было применять эту любовь и служить спасению многих. Высокая жизнь старца была известна не только братиям Глинской пустыни и ее богомольцам, но и архипастырю. В 1844 году из Глинской пустыни в возобновленную Святогорскую обитель выбыл иеромонах Анатолий, исполнявший должность благочинного. По воле преосвященного Илиодора, епископа Курского, на место Анатолия назначен был о. Макарий, несмотря на то что не особенно давно сей ревностный исполнитель заповедей Господних по болезни был зачислен за штат. Приняв на себя трудную должность благочинного монастыря, о. Макарий самоотверженно предался исполнению своего долга. Во дни его благочиния в обители царила примерная тишина: полагаясь на бдительность благочинного, настоятель был спокоен, знал, что ради святого послушания о. Макарий готов пожертвовать своим собственным спокойствием для общего блага, знал, что и братия обители, по уважению к о. Макарию, будет сохранять требуемое благочиние. Как же действовал о. благочинный? Он как бы разделял свою любовь на две равные части: одну часть ее отдавал настоятелю, исполнять приказания которого он считал священным долгом послушания, другую часть любви подвижник отдавал братии, среди которой находились такие, кои или по ложной стыдливости, или по самолюбию, самосожалению, иногда по упорству отказывались исполнить данное послушание или приказание. Как тут поступить? Конечно, когда не действует кроткое слово отеческого увещания, можно бы употребить настойчивость; но это будет не так спасительно для исполняющего, если же он поведенное исполнит с ропотом или осуждением, то и грех. Доложить настоятелю? Но чем все кончится? У настоятеля власть большая, он может уволить непокорного из обители, а там инок совсем расстроится, и погибла душа его!.. Не лучше ли потерпеть? И единственно ради Бога, любви и желания спасения ближних, много терпел о. Макарий, часто подвергая себя неприятностям. Иногда он сам старался исполнить послушание отсутствующих: так например, неоднократно по ночам он месил хлеб и исправлял другие тяжелые работы. Вот тут-то, более чем где-либо, приходилось подвижнику применить наставление апостола: «Должни есмы мы, сильнии, немощи немощных носити и не себе угождати. Кийждо же вас ближнему да угождает во благое к назиданию" (Рим.15:1–2). «Друг друга тяготы носите, и тако исполните закон Христов» (Гал.6:2). Тут-то пришлось доказать свою любовь к ближним, которая, по слову того же богоглаголивого учителя языков, долготерпит, милосердствует, не завидит, не превозносится, не гордится, не ищет своих сил, не раздражается, не мыслит зла, не радуется о неправде, радуется же о истине; которая вся любит, всему веру емлет, вся уповает, вся терпит, николиже отпадает (1Кор.13:4–7). Про о. Макария не обинуясь можно сказать то же, что было сказано про тезоименитого ему подвижника авву Макария Египетского: «Он всех покрывал любовью».
Но любвеобильное отношение о. Макария к братии состояло не в одном только снисхождении к виновным. Нет. Покрывая любовью недостатки, он глубоко скорбел о них, просил, умолял их исправиться, давая на это свои опытные советы и молился о них. Его учение, исходящее из сердца, пламеневшего любовью к Богу и ближним, по благодати свыше было так действенно, что те, к кому обращено было назидание, невольно преклонялись перед могучей силой слова его и преклоняли свой разум во святое послушание. А исправив таковых, о. Макарий был спокоен; он знал, что исправленные им более уже не решатся сделать что-либо несоответствующее уставу обители, боясь этим огорчить его526 .
Требованиями послушания поставленный в необходимость соприкосновения с людьми светскими, он и с ними находил о чем беседовать и умел всем быть полезным. Начиная с обыкновенных вещей, о. Макарий незаметно умел направить разговор на тему о спасении души, и тогда-то оживленно и как бы вдохновенно начинал он, как из чистого источника, напоять слушателей словом спасения. Увлеченные обаятельной силой его слова, собеседники внимательно слушали подвижника, и многие через него познали науку истинно христианской жизни.
Заботясь о спасении других, о. Макарий не мог забывать о собственном спасении, умел охранять себя так, что общение с мирскими людьми нисколько не влияло на него. За отличное и благотворное свое служение в должности благочинного о. Макарий 7 июня 1846 года был награжден набедренником; но не внешние награды утешили его, а то бывало для него высшей наградой, когда душа грешная, под влиянием его убеждений и теплых, истинно отеческих поучений, более познавала своего Создателя и старалась угождать Ему.
VI
Много путей благочестия и погибели. Часто бывает, что иной противится одному и искренно согласен с другим; между тем у обоих намерение благоугодно Господу527 . Жития святых представляют немало таких примеров. По Божию попущению, для усовершенствования искушаемых в братолюбии и самоотвержении, праведные мужи, одушевляемые любовью, смирением, безусловным послушанием воле Божией, бескорыстным служением благу ближних, при стечении обстоятельств и проявлении злобы и страстей людских, яко плоть носящие, охладевают один к другому, не выходя из своего незлобия и, как бы в огне очистительном, сгорая в обоюдной скорби и печали. Это один из высших крестных подвигов мужей высокой святости, недоступной плотскому суду и разумению человеческому. Нечто подобное было и с о. Макарием. Своей любовью он старался покрыть перед настоятелем немощи немощных братий и нередко за это сам подвергался неприятностям. Не мало приходилось ему терпеть скорбей от некоторых сподвижников за прием посетителей, особенно женского пола, а обязанности благочинного и старца много отвлекали его от богомыслия. И вот о. Макарий решился отказаться от благочиния и от приема посетителей, желая в келейном уединении работать единому Господу. В 1849 году, во внимание к болезненному состоянию отца Макария, по его просьбе уволили его от благочиния, а спустя два года, по болезни же, освободили от чреды священнослужения. С сего времени участвовал только в соборных службах, продолжая «примером жизни своей и словом опытного назидания благотворно действовать на других»528 .
С увольнением от благочиния о. Макарий из своей келлии стал только выходить в храм Божий да для уединенных, и то редких, прогулок, во время которых его чаще обыкновенного видели на кладбище, где многое и о многом говорило его смиренной душе. Уединенное пребывание о. Макария в келлии называли затвором, хотя оно не было таковым в полном значении этого слова. Впрочем, насколько возможно, сам подвижник старался укрыться от всего развлекающего внимание и свое уединение уподобить затвору. Для этого он ширмами огородил малое место в своей келлии и там стоял в непрестанной молитве и богомыслии. Некоторые такое уединение ставили подвижнику в вину, но праведник не подлежит правилам закона (Гал.5:23; 1Тим.1:9) 529 . Господь законополагает согрешающим на пути (Пс.24:8; 1Тим.1:10). Конечно, людям, привыкшим к внешней жизни, уединение о. Макария казалось бесполезным. Каждый судит по себе и, осуждая других, обличает неустройство своей души. Не привыкшим к уединению, молитве и трезвению ума, трудно предположить, что другие уединяются ради преуспеяния души своей, желая быть только с Богом и Ему единому угождать. Кто не считает время потерянным, когда оно потрачено на обычные разговоры в келлии, тот, конечно, думает, что и другие в келлии своей предаются пустословию или покою. Но каждого по плодам познать можно. Был такой случай. Сошлись вечером два инока для взаимной беседы. Между прочим разговор перешел на о. Макария. «Что он затворился, – говорил один, – в затворе хорошо спасаться, не видя соблазнов; вот если бы он жил так, как мы, видя соблазны и как будто не видя их, то это был бы великий подвиг». Сказавшему это следовало возвращаться мимо келлии о. Макария. Последний, открыв дверь, позвал его и говорит: «Прости меня, брат, прости грешного и немощного, не могущего подвизаться так, как подвизаетесь вы и от соблазнов мира уединившегося в келлию; прости меня, Бога ради». Пораженный не столько глубиной смирения, сколько словами, произнесенными им несколько минут тому назад и повторенными теперь перед ним старцем, судья чужих дел и намерений упал в ноги смиренному подвижнику и искренне просил у него прощения.
VII
По уединении отца Макария, многочисленные почитатели его лишились назидания; пробовали было приходить к его келлии, но получили отказ в приеме. Тогда некоторые из них просили настоятеля, дабы он за послушание приказал о. Макарию принимать приходящих и назидать их словом спасения. Но он не желал этого без согласия старца, который между тем, как хлебное зерно под прикрытием внешних покровов, незаметно более и более созревал духом, чтобы раскрыться и насытить собой голодных духовно. Когда кончилось это созревание, ему поведено было показать свой плод. Почтенный старец монах Исихий, от которого о. Макарий принимал различные услуги, передавал нам, что подвижник стал принимать посетителей530 , как лично слышал, по следующему случаю. «Лежу я, как теперь, утомленный и немощный, – говорил о. Макарий отцу настоятелю, – явился мне ангел Божий и сказал: «Принимай народ». Теперь я не могу противиться и должен исполнить волю Божию». После этого старец получил благословение от аввы на прием приходящих. Кроме того, было о. Макарию видение, по которому он без смущения стал принимать женский пол. «Я вас не принимал бы, – говорил подвижник монахине, – да мне было видение. Вижу, будто иду в церковь. По монастырю и около меня летает множество ласточек. Они салятся и на руки, и на плечи мне; я их беру в руки и одуваю. После того будто возвращаюсь из церкви и на голове несу крест, а на крышах монашеских келлий грачи каркают на меня». Видение ласточек было понято о. Макарием в том смысле, что он не должен отказывать в приеме женщин, ищущих его совета; несение креста означало, что дело это – не легкий подвиг; а каркающие грачи означали тех братий, который роптали по поводу приема женщин.
Когда отверзлись двери тесной келлии о. Макария, все и всегда, и во всякое время могли идти к нему в твердой уверенности, что найдут здесь и опытный совет и благодатную помощь531 . Келлия подвижника ежедневно была свидетельницей разрешения многоразличных духовных нужд, вопросов и недоумений. Тут ежедневно с утра и до вечера многие открывали сердечные помышления свои, проливали обильно спасительные слезы умиления и раскаяния, давали обеты к исправлению жизни, разрешали свои сомнения.
Изумительно было спокойствие старца в минуты наставнической его деятельности! На его светлом лице сияла чистая радость, как отражение чистоты его сердца; в его взоре проявлялась ангельская кротость, как выражение внутреннего мира. Он весь был любовь, как выразилась про него одна почитательница. С одинаковым терпением старец выслушивал и нелепое суеверие темного человека, и безверие ученого человека, и его безумное вольнодумство, и бессмысленную жалобу крестьянской женщины, и замысловатую пытливость барыни, и бесхитростный рассказ простолюдина, и хитросплетенную фразу мудрецов мира сего; ничто не могло возмутить его христианского терпения, его полного духовного спокойствия; все было им покорено глубочайшему смирению. Это был истинный учитель нравственного богословия и духовного делания.
Не отличалось слово о. Макария блеском красноречия, но оно проникнуто было мудростью, свыше исходящей, согрето кротостью и любовью, растворено духовным рассуждением, которое святыми отцами признано выше всех добродетелей. Его смиренное слово было вместе с тем и слово действенное, заставляло повиноваться и веровать; оно восставляло безнадежного, и плотского человека мало-помалу делало духовным. Из келлии старца печальные выходили радующимися, скорбящие – утешенными, отчаявшиеся – с надеждой покаяния, самонадеянные – смиренными, закоренелые грешники – возбужденными от греховного оцепенения. Всех, кто с полной верой приходил к о. Макарию, истинно желая положить благое начало исправления и начать новую о Господе жизнь, он с искусством мудрого врача, читая прозорливым оком прошедшее, незаметно приводил к сознанию прежних дел, в которых теперь, по вступлении на путь спасения, следовало каяться, учил заглаждать их постом, молитвой и добрыми делами и не превозноситься этими подвигами богоугождения. Если же кто не сознавался, старец напоминал ему и давал должные спасительные наставления.
Люди, привыкшие к исполнению всех своих пожеланий, не обращая внимания, согласны или не согласны они с волей Божией, часто получали совет старца, противный их ожиданию, потому что последнее не было угодно Богу. Не рассуждая об этом, многие говорили: «Отец Макарий всегда скажет против твоего желания». Ибо во главе своих советов старец всегда ставил смирение; из этой добродетели выводил он все прочие добродетели, составляющие характеристику истинного христианина. Поверять свою совесть, быть в постоянной борьбе со своими страстями, очищать душу от грехов, любить Бога в простоте сердца, веровать в Него без рассуждения, беспрестанно иметь перед собой Его беспредельное милосердие, всеми силами души своей хвалить и благодарить Его; во всех неприятностях жизни искать вину в самом себе и всякую вину ближнего против нас прощать, дабы исходатайствовать тем у Господа прощение своих грехов; стараться водворить в себе любовь к ближнему, хранить мир и спокойствие в своем семейном кругу, чистосердечно участвовать как в радостях, так и в скорбях своих ближних; чаще вспоминать и стараться исполнять заповеди Божии и постановления Святой Церкви, если возможно, несколько раз в году говеть и приобщаться Святых Таин, строго соблюдать посты, чаще бывать в церкви; каждодневно читать утренние и вечерние молитвы и хоть несколько псалмов, а ежели время позволяет, то читать Евангелие и послания апостольские; кроме того, утром и вечером молиться о упокоении усопших и о спасении живых, и во главе сей молитвы с благоговением молиться о государе императоре и о всем царствующем доме; если же какую-либо из сих обязанностей по каким-нибудь обстоятельствам не пришлось бы исполнить, то укорять себя в этом, намерением впредь сего не делать; молиться и за тех, к кому питаем какое-либо неудовольствие, так как это есть вернейшее средство к примирению о Христе; правду говорить в глаза; если случатся от этого неприятные последствия, то переносить их терпеливо, а за глаза никого не осуждать. Вот сущность уроков, которые преподавал о. Макарий многим, жаждавшим его назидания и поучения.
VIII
В частности, наставления богомудрого старца были весьма разнообразны. Здесь мы укажем несколько случаев отношения его к приходящим.
Пришла к отцу Макарию одна женщина и в присутствии посторонних громко раскаивалась в своих великих грехах, но о. Макарий, знающий, что кому полезно, как бы не обратил на это внимания, не принял женщину и ни слова не сказал ей. Пришла она в монастырскую гостиницу и, горько рыдая, говорила: «Великая грешница я, недостойна получить и благословения»... Монахиня N. посоветовала ей снова идти к о. Макарию. На этот раз женщина была принята старцем, утешена и возвратилась в гостиницу с великой радостью.
Две сестры жили вместе, и обе были больны. Много раз они приходили к о. Макарию; он не допускал их к себе. Сознавая себя недостойными, они просили батюшку помочь им через свою прислугу – мальчика, которого о. Макарий полюбил и больным госпожам посылал просфоры, святую воду, свой хлеб, угольки из кадила и проч. Сестры все это принимали с верой, в точности исполняли советы старца и не только исцелились телом, но, что самое главное, душой. Мудрый старец это провидел, а пусти их к себе, они могли бы кичиться, что он их принимает, и вряд ли получили бы такую себе пользу.
В конце девяностых годов прошлого столетия мимо одной келлии Глинской пустыни проходит пожилая, скромно, но прилично одетая женщина и набожно крестится. Это заинтересовало монаха Н., он решился спросить ее. «Перекрестилась я потому, что проходила мимо бывшей келлии о. Макария, которого хорошо знала и бывала у него. Он меня отучил от нарядов. Была я молода и в купеческом звании считала необходимым нарядиться получше. Приду в обитель, меня и позовет о. Макарий и велит вынести, да подальше, таз, переполненный грязной водой. Совестно мне было нести таз на народе и боязно помочить свое платье, но ослушаться батюшки я не думала. Принесу таз, а о. Макарий и говорит: «Тебе надобно скромнее одеваться, наряды ни к чему не ведут». Когда оденешься скромнее, батюшка таза носить не заставлял, так я и научилась у него скромности в одежде и теперь всегда помню его». Упоминаемый выше Л.М. П-ов рассказывал нам, что в конце пятидесятых годов прошлого столетия он во время великого поста пришел к о. Макарию просить благословения. Старец в приотворенную дверь высунул свою руку и благословил, не показывая лица. «Теперь в подражание Иисусу Христу, время поста, слез и молитвы, приходи после Пасхи, побеседуем». После Светлой недели я был в Глинской с одним товарищем и собрался с ним идти в скиток. Вдруг слышу: «Что ж ты, раб Божий, когда нельзя было, приходил, а теперь проходишь мимо?» Это говорил о. Макарий. Я подошел к нему. Он благословил и пригласил меня к себе. Отец Макарий заставил меня перекреститься три раза, сам низко мне поклонился, и я ему, потом подошел ко мне и, целуя в плечи, говорит: «Христос посреде нас» и научил меня по-монашески отвечать: «Есть и будет». После этого о. Макарий спросил: «В монахи хочешь?» – «Да, батюшка, благословите!» У тебя мать на попечении, благословит – иди. А в какой монастырь думаешь?» – «В штатный». – «В штатный? – удивленно спросил старец, потом подумал и сказал, – Поживешь там год, может быть, немного более, выйдешь из монастыря и женишься». Почему старец знал, что я желаю быть монахом и имею на попечении мать? Он меня вовсе не знал532 . Поступил я в штатный монастырь, и слова о. Макария исполнились. Прожив год и 3 месяца, я оставил монастырь и поступил на место псаломщика, где женился, и вот женат уже 36-й год»533 .
Девица 14., скорбевшая о смерти своей матери, в Ахтырском монастыре перед чудотворным образом Царицы Небесной дала обет поступить в монастырь; отец не пустил ее, а после прошло и желание быть монашкой. Но совесть не переставала ее мучить за неисполнение обета. Долго и усердно молилась она Богу. Молитва ее была услышана. Усердное моление и скорбное лицо девицы обратили внимание одной благочестивой особы, она подошла к ней в храме и с участием стала расспрашивать. Обрадованная этим, N. откровенно, ничего не скрывая, рассказала о причине своей печали. «Никто не разрешит этого, как только о. Макарий», –отвечала ей вопрошающая и предложила вместе с ней ехать в Глинскую пустынь. Отец Макарий решил так. «Если эта девица поедет в женский монастырь и у ней снова явится желание поступить туда, то, значит, воля Божия быть ей монахиней; если же не будет желания, то, значит, обет дан был необдуманно, в порыве постигшей скорби». Она поехала в монастырь, и у ней возгорелась такая ревность к монашеству, что она ни за что не хотела вернуться к родителю, который ее насильно взял обратно, но она опять ушла в монастырь и теперь более 20 лет монахиней.
Раз пришли к о. Макарию две девицы: одну благословил выйти замуж, другую не благословил; но последняя не послушала старца, тоже вышла замуж и через два месяца овдовела534 .
На прощании с посетителями старец иногда давал мед, лимоны, кресты; некоторым деньги и каждому что-либо при этом предсказывал. Слова его в свое время исполнялись. Некоторым подвижник давал писанные или печатные от руки полууставом молитвы, чаще всего молитву преподобного Архиппа, и советовал их в известное время читать.
IX
По уважению к великому благочестию подвижника многие письменно просили у о. Макария руководства в духовной жизни, совета в недоразумениях и утешения в скорбях. Любвеобильный старец с готовностью отвечал на такие просьбы.
Вот несколько его ответов. Тот же Л.М. П-ов535 , при обращении на путь богоугодной жизни, сразу хотел стяжать великие добродетели, слезы и проч. Отец Макарий писал ему: «В мире живучи, не ищи великой меры и не печалься о неимении слез, довольно, если помощью и покровительством Божиим соблюдешься грехов падательных536 , а в повседневных – будешь приносить Господу Богу исповедание и молитвы. Пока не вступишь в монастырь, не доискивайся многого, соблюдай себя от возношения, осуждения, дурных, праздных и вредных сообществ, наипаче содружества и пристрастия женского. Целомудрие и смиренный нрав всего нужнее. Когда будут слезы – плачь, но не услаждайся ими и не мни о преуспеянии; теперь тебе не дастся великое, а только милосердный Господь, желая спасения грешника, посылает вдохновение и понуждение с подкреплением, чтобы востекал на путь покаяния и приучился к постоянству537 . Вступлению в монастырь слабое здоровье не считай препятствием, и слабейшие тебя живут».
Монахине Н., увлеченной первыми подвигами ревности по Боге, старец дает мудрое наставление и предостережение: «Желаю тебе с помощью Царицы Небесной преуспевать во благое, не удаляясь от смиренномудрия. Письмо твое меня и порадовало, но вместе и озаботило напомнить тебе, чтобы ты не быстро смотрела на свои мнимые исправления (подвиги); помни, что Господь сказал Своим ученикам: аще и вся поведенная вам сотворите, глаголите, яко раби неключимы есмы, ибо вся наша правда и добродетели, если не растворит Господь Своим милосердием, обрящутся пред Ним аки рубище, в срамоте поверженное; посему нам необходимо всегда смирять себя, а не возноситься и идти по совету премудрого средним путем, не уклоняясь ни на десно, ни на шуие; всегда нужно умерять себя, чтоб не быть ни слишком горящей, ни охладевающей, ибо и то и другое не полезно; притом же старайся быть ко встречающимся оскорблениям сколько возможно снисходительной, дабы не зазорно могла произносить: и остави нам долги наша, якоже и мы оставляем должникам нашим. Господь, убеждая нас к сему, сказал: отпущайте и отпустится вам.
На письмо о постигших скорбях в подвиге спасения старец писал: «Господь наш Иисус Христос и Пречистая Его Матерь Приснодевственная Мария да утешит вас печальных и скорбных, и укрепит изнемогающих! Вы уже уверены святым царем Давидом, что “сердце сокрушенно и смиренно Бог не уничижит». Истинно не уничижит Господь претерпевающих скорби. Он сладко защищает к Нему воздыхающих и сладко питает сирых. Господь знает все наши болезни и оскорбленное ваше сердце; Он смотрит отеческим оком на терпение, благоугодное пред Ним и, когда Ему угодно, предающуюся в волю Его душу освободит от всех болезней и скорбей! И тогда страждущее сердце возрадуется о милости Божией радостью неизреченной». Послушниц П. и Е. напоминанием о цели их поступления в монастырь старец хочет подвигнуть к большему усердию и потому пишет им: «Прошу помнить, зачем мы пришли в монастырь и на какой конец? Для спасения души нужно непременно: терпение, смирение, молчание, незлобие, безмолвие, молитва и пост, а наипаче послушание безропотное; будьте осторожны в словах, никого не осуждайте, а то как ржа железо поедает, так и осуждение все добродетели истребляет. Прошу вас, вооружайтесь обоюдоострым мечом – словом Божиим»538 .
Монахине, писавшей ему, что она худо живет и некому ее научить, о. Макарий отвечал: «Прежде всего и более всего молись усерднее Господу Богу, чтобы Он тебя вразумил и научил всему благому и полезному, имей всегда и ограждай себя страхом Божиим, ибо это начало всей премудрости; прилежи смирению и послушанию, не удаляйся от терпения, оно очень полезно. Сколько возможно убегай смеха и разных кощунств, всему время, “время всякой вещи под небесем». Было время смеяться, но уже пришло время, в которое надо оплакивать прежде содеянное. В подтверждение сего и святой апостол Павел пишет: “егда бех младенец, тогда яко младенец глаголах, яко сладенец мудрствовах, и яко младенец смышлях; егдаже бех муж, тогда отвергох вся младенческая». Вот так-то и ты поступай и не держи в памяти своей сего, что некому тебя научить, как жить и спасти душу свою. Если захочешь учиться, то всегда от всего будешь учиться, а если не захочешь внимать себе, то и никто тебя не научит, – помни всегда, последняя твоя и во веки не согрешишь539 , так некогда сказал премудрый».
Сетующей монахине, что у нее нет слез для оплакивания грехов, мудрый опытом старец пишет: «Жалеешь ты, что у тебя нет слез для оплакивания грехов; но не скорби о сем, ибо Господь отвергнул все добродетели фарисея, а принял мытарево одно воздыхание и две лепты вдовицы предпочел всем приношениям; посему несомненно надо верить, что если мы воздохнем только от чистого сердца ко Господу, то Он и сие приимет от нас паче источников слез, которые, может быть, текли бы у нас с примесью или тщеславия, или осуждения, или еще –- всего хуже – гордости; поэтому советую тебе всегда во всем благодарить Господа и не желать излишне того, чего не имеем, потому что мы не знаем, послужит ли то нам в пользу. Нам необходимо внимать себе, стараться сколько возможно уклоняться от пороков и прилежать добродетели, на всяк день стремиться “положить начало благое"».
На вопрос о келейном рукоделии он отвечал: «О рукоделии я тебе ничего не могу сказать определенно, но советую поступать так, чтобы тебя совесть не упрекала, ибо нам должно лучше любить Бога, нежели свои прихоти, посему и советую тебе поступать по своей совести». Желая предостеречь монахиню от тщеславия, что она с ним имеет переписку, он пишет: «А мне, смиренно тебя прошу, в другой раз не обещать своей усердной благодарности, да не приидет тебе помысел, что на твое письмо отвечает грешный Макарий благодарности ради. Прости, что я тебе о сем напомнил. Желаю тебе убегать злого и творить благо, да спасешься! Чего тебе и всем усердно желаю».
В скорби об участи умерших родителей старец письмом утешает. Скорбь по земным родителям пользы им не приносит, упокоевайте их поминовением, панихидами и милостыней. Это уже есть надежда крепкая и помощь сильная. Истинный помощник и утешитель наш Всесильный Бог. Вы только к Нему Единому обращайтесь, и воздыхайте, и плачьте, и Господь, видя такое ваше на Него упование и преданность, будет вашим заступником и поможет вам во всем и я, немощный и слабый иеромонах Макарий, по силе своей, не забуду помянуть в своей холодной молитве вас и родителей ваших».
Должностному лицу о. Макарий писал: «Не тяготитесь делать добро седным вдовам и сиротам, пока время для вас удобное и возможное. Не думайте, что это вам не принесет никакой пользы и награды. Нет, это будет самое прочное богатство для вашего спасения; оно, может быть, оправдает вас перед Богом во время великой нужды».
Вот увещание о. Макария о благоугождении Богу, писанное одной боголюбивой особе: «"Любящим Бога вся поспешествует во благое»: и самый злобный дух, озлобляющий разными способами весь человеческий род, хотя и невольно, но служит к увенчанию благодушно претерпевающих. А временное все, что бы ни было, как сон по пробуждении: только что помнится, но уже прошло, предстоит лишь настоящее. Так и по истечении всех дней нашей жизни, в минуту разлучения души от тела, сердца же от суетных помышлений и желаний, представится как какое пробуждение от сна. Тогда придем в познание самих себя, и дел наших и окончания дней наших, но уже поздно! Тогда ясно откроется глазам нашим и увидим, в какой суете и забвении о вечности провели мы всю жизнь нашу, какая неизъяснимая жалость будет о том, что не усердствовали вниманием слову Божию и не жили так, как научал нас через проповедь Священного Писания Господь наш Иисус Христос. Тогда увидим, что ласкательствующий сон мира сего уже кончился, и мы, усыпленные его прелестными видениями, уже проснулись; тогда увидим, чего никогда не видели столь явно, хотя иногда и слышали, как через сон, доходящее до пас апостольское слово: “что сеяй в плоть свою от плоти пожнет истление». Тогда-то мы увидим, как все это истинно и как суетны были наши дела и помышления, которые не были о жизни будущей по смерти сей временной, но о том только, что угодно было нашему плотскому вожделению, что услаждало плотскую нашу чувственность, и как мы уже пожинаем невольно плод гибели и смрада, томления и муки, определенные праведным судом Божиим. Увы! Тогда уже поздно раскаяние: потеряли время, данное ко спасению, провели дни свои в празднословии и осуждениях о ближнем; охотно, назирая других пороки и немощи, не внимали нимало своему спасению. Сладки были разговоры даже и в церкви Божией о разных посторонних вещах, а о своем душеспасении не хотели помышлять и не старались предстоять в молитве со страхом Божиим, где святые ангелы невидимо предстоят славе Божией, и тут пустословили и смеялись безумно! О, бесстрашные! И обычно стало уже между многими ходить в Святую Церковь для взаимного свидания, а не для слушания, что поют или что читают, чтобы поучаться слову Божию и вести по оному жизнь свою: нет, не для того сердце идти сюда умышляло, когда оно об украшении тела пышными одеждами более всего заботилось, чтобы показаться перед знакомыми. Так мы стоим в бесстрашии перед Господом, взирающим на мысли каждого! Итак, почтеннейшая сестра о Господе, будем почаще говорить: «Всели в мя, Господи, корень благих и страх Твой в сердце мое!..» К вам пишу, пребывающим в благочестии, к вашему сердцу, всегда благоговеющему к слову Божию; пишу я к душе, любящей Бога, пусть она внимает истине, во всякой вещи славословить Господа. Кротость и смирение, терпение и любовь о Господе ко всем – вот путь к Царствию Небесному. А истина и путь есть Сам Христос Спаситель мира. Простите меня сердечно, если какое-нибудь слово, писанное мной, оскорбило вас; да воздаст вам Господь все благое и да сохранит вас от того, что есть злое. Буди вам мир на сердце и благоволение Божие во спасение, и мое буди вам благословение».
Девица N. искала душеспасительных советов у многих старцев. Отец Макарий через друга своего, Глинского подвижника схиархимандрита Илиодора, передал ей, чтобы она, «если хочет быть спокойной, избрала себе одного старца опытного, внимательного и его советов слушалась, а не многих, ибо там мало пользы, где учат многие и всякий советует по-своему»540 .
X
Отец Макарий, служивший всем к обновлению внутреннего человека, не мог забыть и ближних присных своих – сподвижников обители Глинской. Во всех обстоятельствах жизни, при всяком прилоге вражеском, многие из братий спешили к батюшке. Однажды приходит к нему иеромонах Моисей, надеясь в беседе с богомудрым старцем найти утешение своих скорбей; но о. Макарий, едва дыша от усталости после приема множества посетителей, просил прийти к нему на завтра. Выйдя из келлии подвижника, о. Моисей в великой скорби безмолвно возвел очи свои к небу, и его молитва была услышана. Наутро, только чуть дневной свет забрезжился, старец посылает за о. Моисеем. Когда тот пришел, о. Макарий, кланяясь, сказал ему: «Прости меня, отче и брате, грешного, что отказал тебе вчера; мимошедшую ночь много за сие пострадал». С тех пор подвижник безусловно предал себя на волю братии обители: они могли входить к нему во всякое время без всякого доклада, только по обычаю монастырскому, сотворив молитву Иисусову; они уже не опасались прийти не вовремя или побеспокоить старца. Его покой был душевный покой и добрая совесть его учеников. Как чадолюбивый отец, он обеспокоивался лишь одним – если долго не видел у себя кого-либо из относившихся к нему постоянно. Назидание искавших духовного руководства приснопамятного старца требовало с его стороны, очевидно, многих трудов, и о. Макарий, покорно неся на раменах своих это нелегкое бремя, был мудрым и опытным вождем подвижников. Велики были его мудрость в назидании братии, его усердие и любовь к ним, его умение применяться к нуждам иноков. Не было инока, которому бы он не служил примером, не было минуты, в которую он не заботился о душевной пользе братии, не было случая, который бы он отпустил без назидания; не было заботы, которую бы он добровольно не принимал на себя ради блага братий. Он имел все качества, необходимые для духовного наставника и руководителя: и высшее призвание, и дары благодати. Иноки Глинской обители питали к нему глубокое уважение и приходили к нему без всякого сомнения, как к опытному врачу не только душевных, но и телесных немощей. Кто небрег о своей душе, того так или иначе отец Макарий старался привлечь ко спасению. Однажды он позвал к себе проходящего мимо послушника Михаила и просил его поставить самовар. Тот при всем нежелании не осмелился ослушаться старца и спешно стал исполнять данное послушание, а как только закипел самовар, хотел уйти. Отец Макарий говорит ему: «Не буду пить, если ты уйдешь. Будем пить вместе». За чаем подвижник стал спрашивать у Михаила, куда он шел, но получил уклончивый ответ. Прозорливец, не обличая его греховного намерения, стал увещевать жить по-монашески, и слово старца имело благотворное влияние на брата. Но прибегая к о. Макарию в частных случаях, немногие желали избрать его в постоянные руководители от Святого Евангелия при постриге, когда требования старца вменяются как заповедь. А эти требования строгого аскета были строги, и не всякий их мог понести, да и из желающих о. Макарий не всякого принимал, а только тех, кого видел по ревности богоугождения способными исполнять его правила. Сам прошедший многотрудный иноческий искус, о. Макарий и в учениках воспитывал терпение, смирение, послушание и страх Божий, стараясь устранить вредное в спасении самосожаление, при котором подвижнику нельзя взять креста своего и следовать за Христом по узкому пути самоотвержения. Зато, раз вверившись старцу, ученики благонадежны были, что о. Макарий поведет их верным путем к Царствию Небесному. Из числа учеников приснопамятного подвижника известны: архимандрит Иннокентий, иеросхимонах Илиодор, монах Петр, иеромонах Иосиф и другие.
Относительно иеромонаха Иосифа и старца известен один случай, еще подтверждающий, что о. Макарий знал чужие помыслы. За множеством народа, приходящего к старцу, иногда трудно было пройти по монастырскому двору ко святым вратам. Однажды мимо народа надобно было идти о.`Иосифу. Досадуя на народ, задерживающий движение, о. Иосиф подумал: «Ишь старичишка, какую массу народа собрал к себе, и охота же ему возиться с ними, а тут они тебе прохода не дают». После этого, проходя мимо старцевой келлии, он вдруг слышит стук в окно. Приходит к отцу Макарию и спрашивает: «Вы меня звали? – «Да, звал, – отвечает он, – скажи, Бога ради, что делать мне с народом? Видишь собралось их сколько, а я, окаянный старичишка, возись с ними, прохода не дают». Ученик понял, что старец познал его мысленный ропот и вот теперь призвал к себе, просить совета, что делать с народом. Пораженный этим, иеромонах просит прощения. Прощая, старец говорит: «Я, грешный, не от себя так поступаю, а за послушание Царице Небесной».
Если ученик, иеромонах, подвижник, обладающий опытом и благоразумием, иногда, по немощи человеческой, способен был к ропоту, то что сказать о других, не учениках старца, менее благоразумных и не так опытных? Когда многие восхваляли о. Макария, находились такие, кои по зависти к славе старца или соблазняясь приемом женского пола, в благих намерениях подвижника видели худое и клеветали на него настоятелю, стараясь во что бы то ни стало удалить о. Макария из монастыря. Дошло до того, что и сам он стал со скорбью помышлять: что, если и в самом деле попущено будет ему оставить любимую Глинскую пустынь? Через своего верного раба, известного Глинского старца, монаха Феодота541, Господу было угодно утешить скорбящего. Пришел к нему отец Феодот и говорит: «Не бойся, старец, не выгонят, ты здесь умрешь». Престарелый Феодот и другой известный Глинский подвижник, схиархимандрит Илиодор, были духовными друзьями отца Макария. Все они взаимно назидали друг друга беседой и примером своей жизни. Под личиной юродства монах Феодот скрывал великую мудрость о Господе. Он обладал даром прозрения и многим иносказательно, но довольно ясно предсказывал грядущее, что в свое время исполнялось. Однажды о. Макарий, по должности благочинного, вышел во время утрени из храма и увидел над братской кухней столб света. Сейчас же он догадался о причине его, ибо знал, что в кухне отец Феодот ночи проводил в молитве и труде святого послушания, чистя за себя и других своих помощников картофель для варки пищи братии. Он поспешил в кухонный коридор и тихо приблизился к двери. Через щель, образовавшуюся от трения старой щеколды, благочинный начал присматриваться, что делает старец Феодот. Он стоял в это время на коленях перед иконой Спасителя с воздетыми вверх руками, и из уст его выходил пламень по направлению к иконе, освещая стены. Отец Макарий поражен был этим видением и тихо удалился, а потом с чувством благоговения рассказывал некоторым из братий542 . Опасаясь, дабы о. Феодот не вознесся мыслей о своей праведности, о. Макарий умолял старца и даже запретил ему много открывать будущее. В свою очередь смиренный и младенчески незлобивый Феодот, заботящийся о спасении своего духовного собеседника, просил о. Макария, если можно, менее принимать мирских. «Имя твое везде славно, – говорил он, – а ты сам знаешь, как пагубна для монаха всякая слава».
Уступая настойчивой просьбе своих почитателей, о. Макарий позволил снять с себя фотографическую карточку. Старец Илиодор за это сделал ему строгое замечание. Сам он не снимался по глубокому смирению и ученикам своим сниматься не дозволял. По тому же смирению схиархимандрит Илиодор не надевал схимнических одежд; отец Макарий подражал ему в этом.
XI
После блаженной кончины игумена Филарета многие ученицы почившего аввы перешли под руководство о. Макария. Как о. Филарет, так и отец Макарий имели особое духовное общение с инокинями Борисовской женской пустыни (Курской епархии). Последние часто бывали у своих старцев и вели с ними переписку. «При случае, – говорила одна из монахинь, – к о. Макарию сразу присылалось до 70 писем, и на все он не ленился отвечать». Приведем здесь сообщение престарелой монахини Агнии, которое ясно изображает отношение старца к ученицам. «Я, – пишет матушка Агния, – мирянкой была во многих обителях, многих старцев знала, но ни к кому так духовно я не расположилась, как к о. Макарию, которого сразу полюбила и сделалась его ученицей. Замечательно, что, видя его строгую жизнь, невольно многие, по силе своей, ему подражали. Познакомившись с батюшкой, я перестала есть мясное, потом сбросила цветную одежду и под конец пожелала поступить в монастырь».
«Мое знакомство с батюшкой состояло в скорби и терпении. При личном свидании он все ласкал да утешал, а молитвами своими снова под страшные скорби подводил, надеясь, что его же молитвами я их понесу». «Кого люблю, того и наказую», – нередко говорил батюшка, подражая священным словам апостола: «Его же любит Господь, наказует». Матушка Агния имела деньги, хорошую келлию, была любима игуменьей, от всех сестер имела почет, но это не было для души ее во спасение, ибо “многими скорьбми подобает нам внити в Царствие Божие», и вот старец помолился и устроил так, чтобы она понесла эти спасительные скорби. Прежде всего старец хотел уменьшить почет ее со стороны сестер обители. Им она выписывала фольгу для украшения киотов к иконам и чай. Старец запретил вести торговлю и самой не велел работать, а чаще открывать Псалтирь.
«Это неважно, – подумала Агния, – родные помогают, я и так проживу». После этого о. Макарий писал ей: «Пошлется тебе злое, потерпи Бога ради». – «Что батюшка пишет? – снова думает Агния. – Игуменья меня любит, деньги у меня есть, одежда есть, келлия хорошая, родные меня любят, что буду терпеть?» Но как она не была способна перенести скорбей благодушно, то они и отлагались до времени. Она еще приехала к своему старцу и несколько раз была у него. Он постоянно твердил: «Поплачь, поплачь; о чем бы не плакать, лишь бы не радоваться». Она все не обращала на это внимания: «Ты деньги побереги, тебе нужно будет крышу покрыть». – «У меня, батюшка, крыша новая». Старец подает параман и говорит: «Надень и до смерти носи – это скорби терпеть до смерти». Прощаясь с о. Макарием, матушка Агния сказала о волнении в сердце. «Там какое-то бремя готовится», – ответил подвижник. И вот в скором времени по приезде в свой монастырь на Агнию действительно легло бремя скорбей. Положение ее изменилось. Предсказание старца исполнилось в точности. Целый год она терпела гонение. Деньги ее пропали за одним купцом, келлию обокрали, родные в недолгом времени один за другим умерли. Надежда на деньги и на родных оказалась тщетной, так же как и на любовь многих. Во время скорби о. Макарий частыми утешительными письмами поддерживал свою ученицу. Наконец, она сама к нему приехала. Он говорит: «Грешному монаху, как мы с тобой, Агния, мало скорби, нужно посрамление потерпеть». И что же? Возвращается в монастырь, и ее из хорошей келлии переводят в худшую. От великих скорбей и посрамления начались болезни, которые продолжались несколько лет. Отец Макарий опять письмами подкреплял упадающий дух страждущей монахини, уверяя, что это все пройдет и она опять будет жить по-прежнему. Это также исполнилось; но уже не было во вред души, ибо она прошла горнило искушения и знала тщетную надежду на земные блага и на изменчивую любовь человеческую.
Вообще старец Божий одних утешал лучшим будущим, других предупреждал о будущих скорбях, подготовляя заблаговременно, чтобы постигшее легче переносилось, и т.д.
Желая отсечь самоволие, старец входил в положение учениц до мелочей и подробностей. Узнав от той же монахини Агнии, что она имеет довольно одежды и белья, сказал: «Что же ты не раздашь, ведь это грех. Я наг родился и хочу нагим умереть. Сколько у тебя горит лампадок в келлии?» – «Три». – «А сама спишь и потягиваешься. Лучше бы лампады не горели, да сама встала и положила сто поклонов»543 .
Другая ученица о. Макария, почтенная монахиня – старица другого монастыря, про свое поступление в монастырь, по прозорливому указанию старца, рассказала следующее. «Однажды еще молодой, в какой-то праздник, я была в церкви Глинской пустыни, на соборном молебне. Между предстоящими я увидела одного тощего, высокого ростом, со впалыми глазами иеромонаха. Он стоял совершенно неподвижно, закрыв глаза. Мне очень захотелось видеть его лицо, и вот, только что я подумала об этом, как он повернулся ко мне и стал прямо на меня смотреть открытыми глазами. Это был, как я после узнала, отец Макарий. В другой раз я была в Глинской пустыни с одной маленькой девочкой. Много слышала я про отца Макария, но лично идти к нему почему-то как бы опасалась. После обедни я отправилась в номер гостиницы, а девочка незаметно для меня где-то осталась...
Через несколько времени она возвратилась и принесла мне небольшую книжку под заглавием «Краткое наставление монашествующим». «Эту книжку, – говорит, – вам велел передать высокий худой монах». После этого мне захотелось лично видеть о. Макария, и я просила гостинника узнать, примет ли меня о. Макарий, и получила от него ответ: «Пусть идет в монастырь, а когда примут, то придет ко мне за благословением». Приехав домой, я стала очень скучать, ни в чем не находила удовольствия и вынуждена была ехать в Глинскую пустынь, к отцу Макарию. Он меня принял очень ласково, утешил и велел идти в монастырь. На мой вопрос, в какой идти монастырь и когда, он ответил, что Бог Сам все устроит. Возвратившись домой, в семействе я стала считать себя как бы чужой: жизнь в миру для меня потеряла всякое значение. Через знакомых я спрашивала отца Макария, что мне делать. И он велел передать, что когда настанет время поступления моего в монастырь, то я ни одной минуты дома более не пробуду. Желая прогнать гнетущую меня скуку, я поехала в один женский монастырь помолиться, не имея в виду поступить в этот монастырь, а между тем, когда брала благословение у матушки игуменьи, как-то совершенно неожиданно для самой себя попросилась в монастырь и была принята. После этого ездила к отцу Макарию. Он принял меня, как отец любимое дитя. Открыл двери своей келлии, велел хорошенько все высмотреть, несколько раз повторяя: «Смотри хорошенько, все смотри!» Показав келлию, он сел на пороге келлии и стал говорить мне о смирении, терпении, нестяжании и вообще, как следует жить монахине. После всего он сказал: «Желала бы ты, чтобы твоя сестра умерла?» Это он спрашивал про постоянно болящую мою младшую сестру, которую я очень любила, но расстаться с ней мне вовсе не хотелось. Я молчала; старец снова повторил вопрос и затем, как бы отвечая на мои мысли, говорит: «Не хочешь, а лучше, если бы она умерла, молись об этом». Молиться о смерти сестры я не могла, она поправилась и выросла, но сделалась самой несчастной, так что действительно теперь я сожалею, что она в то время не скончалась. Через год я не захотела жить в монастыре: скорбей было очень много, а переносить их у меня не хватало терпения. Опять я поехала к батюшке Макарию. Он мне велел съездить пожить в другой монастырь. Там я попросилась и была тоже принята. Чтобы узнать, где мне жить, я снова возвратилась к отцу Макарию. Он велел ехать в первый монастырь, сказав, что Сам Бог определит, в каком монастыре мне остаться. Когда я вернулась и рассказала матушке игуменье о своем путешествии, то матушка ни за что меня не отпускала, а за самоволие велела целую неделю класть поклоны. В этой скорби я снова была утешена отцом Макарием. Без нужного дела из келлии старец мне выходить не благословил и к себе принимать велел меньше. «Когда готовишься причащаться, под тот день ничего не кушай, молись», – говорил он. Прошло немало времени. Отец Макарий сказал мне при личном свидании в Глинской пустыни: «Бери себе дочек (учениц), но чтобы подружек не имели, в церковь ходили, послушание проходили». До конца жизни о. Макария я пользовалась его мудрыми советами».
XII
Исцеляя немощных, о. Макарий вряд ли молил Бога о исцелении своих немощей. Для спасения себя и ближних, а также ради славы Божией старец никогда не жалел себя. Но пришло время, и телесная храмина его стала приходить все в большее и большее изнеможение, хотя внутренний человек и возрастал непрестанно. Получив некое откровение о приближающейся кончине, старец «в напутствие к сожитию на небесех со ангелами», как он потом выразился, пожелал принять на себя великий ангельский образ и удостоился святой схимы 1 июня 1863 года с оставлением прежнего своего имени. С повторением иноческого обета, он еще более усугубил и без того великие свои подвиги. Опираясь на костыль544 , он твердо выстаивал до конца все продолжительные богослужения Глинской пустыни, несмотря на сильную болезнь. “Его же любит Господь, – наказует», и избранников Своих ведет к царствию вечного блаженства крестным путем. В этом случае о. Макарий не обижен был у Небесного Домовладыки. Он двадцать лет страдал лишайной сыпью по всему телу (кроме лица). Сыпь производила сильный зуд и жжение, особенно в руках и ногах, при худосочии, слабом пищеварении и ломоте. Кроме того, от долгих стояний ноги подвижника сильно опухали. Он ужасно страдал, но страдания сии еще усиливал добровольными подвигами благочестия. Так велика была любовь старца к Подвигоположнику Господу Иисусу Христу, так вожделевал подвижник Царства Небесного!..
С принятием схимы о. Макарий перестал вести переписку с посторонними, но мужчинам, желающим видеть его и получить благословение, не отказывал в приеме и даже для женского пола делал в особых случаях исключения. Так, в скором времени по принятии схимы пришла Пелагея Антоновна Сусликова, благочестивая землячка о. Макария. «Ну, Пелагея, – сказал ей старец, – теперь мы с тобой в сем веке не увидимся». Услышав это, собеседница заплакала и сказала: «Вы, батюшка, огненную реку перейдете, а я, грешная, останусь здесь и куда денусь?» – «Молись за меня. Если буду иметь дерзновение ко Господу, не забуду тебя и там».
За шесть месяцев до смерти изможденный подвижник затворился в своей келлии и принимал к себе только иноков, но более предпочитал совершенное уединение. Пока он был в силах один или при участии кого-либо из братий, вычитывал все богослужения у себя в келлии; когда же болезнь повергла его на одр, он благоговейно выслушивал молитвословия, не вставая. Теплая непрестанная молитва была единственным утешением подвижника во время болезни и еще более отделяла его от всего земного и смертного. Ибо, по слову святителя Иоанна Златоуста, через беседу с Богом мы становимся выше смерти и тления и переходим к жизни бессмертной545 . Теперь еще чаще о. Макарий стал приобщаться Святых Таин Христовых, твердо веруя в скорое разрешение души своей от уз плоти.
Особым видением о. Макарий уверен был, что не будет задержан на страшных мытарствах. Монахине Агнии подвижник говорил: «Лежу я больной и скорбный. Господи, не готов я, а конец жизни приближается! И вижу белый столб, как бы бумагой оклеен, до самого неба восходит. На том столбе большая площадь; там хорошо, сказать тебе не умею. Это мне было место показано, и слышал я глас, что мне мытарств проходить не придется». Вот почему он с нетерпением и бестрепетно ожидал своей кончины. Стоя при входе в загробный мир, о. Макарий спокойно мог прощальным взором окинуть пройденный им земной путь и особенно в последние дни своей сказать с апостолом: «Мне жити – Христос и умрети – приобретение».
Незадолго до кончины, по собственному желанию, о. Макария перенесли в братскую больницу. Жизнь подвижника угасала подобно тихому мерцанию потухавшей лампады. Перед кончиной подвижник перестал говорить и только взорами, устремленными горе, давал разуметь, что молитвенный дух его стремится скорее «разрешиться и со Христом быти». Напутствованный в жизнь грядущую христианскими Таинствами, оплакиваемый почитателями, блаженный старец 21 февраля 1864 года, на 63-м году от рождения, тихо и мирно предал душу свою Господу, Которому усердно служил во все дни своей жизни. 23 февраля совершена была заупокойная литургия, после которой о. игумен Иннокентий с собором священноиноков воздал святопочившему своему старцу последний долг отпевания, предав многотрудное тело его общей всех матери – земле.
Литература
Краткое описание жизни и подвигов старца Глинской пустыни иеросхимонаха Макария. Курск, 1893; То же. Изд. 2-е, испр. и доп. Одесса, 1901. 56 с., портр.
Рец.: П.П. // Богословский библиографический листок: Прилож. к журн. «Руководство для сельских пастырей». 1894. № 12. С. 404–406; Богословский вестник. 1894. № 11 – 12. С. 404–406.
Иеросхимонах Макарий Глинской пустыни. (Память 21 февраля) // Жизнеописания отечественных подвижников благочестия 18 и 19 веков Февраль. М., 1906. С. 262–287, портр. С. 263–264. Краткое описание жизни и подвигов Глинской пустыни старца иеросхимонаха Макария // Курские епархиальные ведомости. 1893. № 6. С. 1–8; № 8. С. 9–16; № 9. С. 17–24; № 11. С. 25–32; № 12. С. 33–40; № 16. С. 41–45.
Иеросхимонах Макарий прозорливый. (Память 21 февраля) // Русский инок. 1912. № 7. С. 41–48.
Подвижники Глинской пустыни. (Память 1 апреля) // Жизнеописание отечественных подвижников благочестия 18 и 19 веков. Апрель. М., 1908. С. 9.
Марк (Лозинский), игумен, проф. МДА. Отечник проповедника Практическое пособие для студентов. (1221 пример из Пролога и Патериков). Загорск (ныне Троице-Сергиев Посад. – Примеч. издат.). Троице-Сергиева Лавра, 1971. С. 203– 204. (№ 296: «Исцеление болящего крестьянина в Глинской пустыни».)
Заявление дворянки Харьковской губернии Парасковьи Гавриловны Цыцерской настоятелю Глинской Богородице-Рождественской пустыни игумену Исаии // Курские епархиальные ведомости. 1893. № 30. С. 673–675. Об исцелении на могиле старца иеросхимонаха Макария.
Иеросхимонах Макарий // Глинская пустынь. Очерк современного состояния обители. В 2-х ч. Одесса, 1901. С. 38–41; С. 39. Портр.; Там же. Одесса, 1904. С. 41, 45; То же. Курск, 1912. С. 35–36.
Чудотворная икона Рождества Пресвятой Богородицы Пустынно-Глинская. Очерк явления иконы и описание чудес от нее происшедших. Одесса, 1904. С. 31–33.
Подвижник Глинской Рождество-Богородицкой пустыни старец монах Мартирий Собрал игумен Иассон. Курск, 1910. С. 24–25.
Старец Глинской пустыни иеросхимонах Илиодор // Курские епархиальные ведомости. 1895. № 23. С. 476–478.
Глинский подвижник монах Петр // Жизнеописания отечественных подвижников благочестия 18 и 19 веков. Апрель. М., 1908. С. 181, 196.
Н. С-ский, Глинская пустынь. Библиографическая заметка // Курские епархиальные ведомости. 1912. № 267. С. 646.
Архимандрит Иннокентий, настоятель Глинской пустыни // Жизнеописания отечественных подвижников благочестия 18 и 19 веков. Сентябрь. М., 1909. С. 208. Жизнь и подвиги старца Феодота Сост. иеромонах Иассон. Курск, 1894. С. 21. Подвижник Глинской Богородицкой пустыни монах Феодот. Одесса, 1909. С. 13, 19–20.
Четвериков Сергий, прот. Молдавский старец Паисий Величковский. Его жизнь, учение и влияние на православное монашество. 2-е изд. Париж, 1988. С. 279.
Полный Православный Богословский энциклопедический словарь. [Б. м., б. г.]. Т. 1. С. 347.
Архивные документы
Портреты начальствующих и других лиц монашествующего духовенства. 1879– 1905 гг. // ЦГИА, ф. 835, оп. 4, д. 59, л. 15. (Иеросхимонах Макарий Глинской Рождество-Богородицкой пустыни. Хромолитография Е.И.Фесенко).
Илиодор, архимандрит Глинской пустыни. Письма к Тимковским Варваре и Серафиме // ОР ГБЛ, ф. 213, у. 103, ед. хр. 93, л. 3 об., 111 об., 127.
АРХИМАНДРИТ АПОЛЛИНАРИЙ, ВПОСЛЕДСТВИИ НАСТОЯТЕЛЬ БУЗУЛУКСКОГО МОНАСТЫРЯ (†1864)
(Память 11 октября ст. ст. / 24 октября нов. ст.)
Цит по:Архимандрит Аполлинарий // Жизнеописания отечественных подвижников благочестия 18 и 19 веков.Июль–декабрь. Том доп. Ч. 1. Кн. 2.М., 1912. С. 266.
Про отца Аполлинария от бывшего с ним ученика его стало известно, что он, состоя в должности уставщика Глинской пустыни, старался приучить себя к ночному бдению ради избежания искушений на грех и ради бодрствования на молитве. На ночь о. Аполлинарий привязывал себя длинными волосами к стулу, на котором успокаивался от дневных трудов. Как только задремлет и покачнется, стул дернет его за волосы. Проснется о. Аполлинарий, побудит своего ученика-послушника и начнет с ним класть поясные и земные поклоны с молитвами.
В 1853 году о. Аполлинарий назначен настоятелем вновь открытого Бузулукского монастыря Самарской губернии, отличался любовью к ближним, скончался 11 октября 1864 года в сане архимандрита на 56-м году от рождения.
Литература
Архимандрит Аполлинарий. (Память 11 октября) // Жизнеописания отечественных подвижников благочестия 18 и 19 веков. Июль–декабрь. Том доп. Ч. 1. Кн. 2. М., 1912. С. 266.
Глинская Рождество-Богородицкая общежительная пустынь. М., 1891. С. 93. (Об архим. Аполлинарии.)
Глинский иеромонах Евграф, подвижник. (Память 12 июня) // Жизнеописания отечественных подвижников благочестия 18 и 19 веков. Январь–июнь. Том доп. Ч.1. Кн. 1. М. 1912. С. 859–860.
МОНАХ МАРТИРИЙ (†1865)
(Память 5 апреля ст. ст. / 18 апреля нов. ст.)
Цит. по кн.: Подвижник Глинской Рождество-Богородицкой пустыни старец монах Мартирий Собрал игумен Иассон. Курск, 1910.
Монах Мартирий был одним из выдающихся подвижников Глинской пустыни, который отличался высокими подвигами самоотвержения. Крайняя нищета, неподражаемое в наше время в постничестве воздержание, жестокое самоозлобление своего тела, беспрерывное над собой бдение всю жизнь, непрестанное псалмопение и молитвы и прочие делания были неотступными спутниками его жизни от начала поступления в монастырь и до блаженной кончины.
Монах Мартирий (в миру Матфей Кириченко) числился мещанином города Суджи Курской губернии; настоящей же его родиной была слобода Басевка, где жили его родители; это были люди благочестивые и достаточные; впоследствии родной брат его служил управляющим богатого помещичьего имения.
1831 года, на 31-м году от рождения, Матфей Кириченко поступил в число братии Глинской пустыни, при настоятеле Филарете, и первый искус трудов общежительного послушания начал проходить в братской поварне, где в то время был поваром известный подвижник, блаженный старец Феодот; сей последний для пламенеющего ревностью к подвигам послушника Матфея представлял собой живой пример полнейшего самоотвержения, от которого послушник Матфей мог обильно черпать уроки той жизни, которая приходилась ему так по сердцу. Желая быть достойным подражателем жизни того, у которого был под началом, Матфей, умудряемый Божественной благодатью, здесь воспринял сердцем первые задатки своих будущих деланий, для которых как бы предначертал свой жизненный путь, по которому он должен двигаться к цели бесстрастия. В этом уверяет его твердая решимость, так как он с самого начала решился самоотверженно поставить себя на жестокий путь беспощадного самоозлобления, для искоренения страстей и умерщвления в себе всего ветхого человека с деяниями его, и продолжал начатое неуклонно и непрерывно, не угашая в себе пламени ревности до самой своей блаженной кончины; а это не многим удается546 .
1835 года, июня 4-го, состоялось причисление Матфея Кириченко в число указных послушников Глинской пустыни. За протекшие первоначальные годы послушник Матфей проходил различные черные монастырские послушания, со всяким прилежанием, а при всем этом никогда не оставлял церковного правила, выстаивая службы от начала и до конца, со всевозможным усердием. Охраняя свои чувства от развлечения и сосредоточивая в себе внимание в молитвословии, он всегда стоял наклоня голову с закрытыми глазами.
Проходя монастырские послушания, на которых приходилось постоянно обращаться не с одним монастырским братством, а и с многими людьми мирскими, послушник Матфей, невзирая на таковые соприкосновения, поставил себе правилом, не произносить праздного слова и усиленно нудил себя усвоить молчание, чего и достиг с помощью Божественной благодати. Всегда видели его погруженным во внимание, сосредоточенно пребывающим в молчании, а если требовала необходимость говорить по делу послушания, он отвечал кратко, отрывисто, чтобы не произнести лишнего слова. Таковым молчаливым благонастроением послушник Матфей ограждал себя не без цели; стремление его души понуждало его к постоянному погружению своего ума в словеса Божия, а чтобы удобнее привязать ум к таковому деланию, он, вероятно, в подражание преподобному Спиридону, просфорнику печерскому547 , изучил наизусть всю Псалтирь и при всяком занятии читал изустно псалмы, иногда умно, иногда устно тихо про себя, но когда никого не было вблизи него, он читал гласно вслух. Впоследствии он это чтение Псалтири так усвоил себе, что оно, кажется, проникло все существо его души и было как бы стихией, в которой вращались и двигались все его душевные силы. При всех своих занятиях, что бы он ни делал: т.е. дрова рубил или воду носил, сено сгребал или шел куда-либо, чтение псалмов лилось из его сердца, перед его умными очами всегда раскрыта была сия Богодухновенная книга; таким образом, славословия Богу от сердца возносились непрестанно.
В 1840 году 24 июня, по разрешению духовного начальства, послушник Матфей Кириченко был пострижен в монашество настоятелем Филаретом и был наименован Мартирием.
Еще прежде произнесения монашеских обетов монах Мартирий относился к себе весьма сурово, а по принятии на себя ангельского образа он решился совершенно отрешиться от всего земного, чувственного, а посему лишил себя самого необходимого для жизни. Нестяжание его было таково, что он совершенно не имел у себя никаких вещей или лишней одежды, исключая той, в которую одевался, а о деньгах уже и говорить нечего, он их просто не желал даже видеть.
Родной брат этого подвижника, человек благочестивый, имел хорошее состояние; иногда посещая Глинскую пустынь, он делал пожертвования деньгами и другими вещами. Монах Мартирий, смиренномудро уклоняясь от всякой известности, запрещал своему брату делать пожертвования в ту обитель, в которой он имеет свое жительство. Он говорил своему брату: «Если ты желаешь делать благодеяние, делай этот долг христианина, но это можешь выполнить, делая благотворение помимо нашей обители. Вот здесь недалеко Софрониева пустынь, Петропавловский монастырь и еще есть прочие монастыри, вот туда и направляй свои благотворения, Господь их приимет, а в нашу пустынь, где я живу, не привози ничего, а то ты будешь делать пожертвования, настоятель наш и братия будут благодарны, а из-за этого и мне будут оказывать признательность, а это-то весьма не полезно для монаха, полезнее быть ему в совершенной неизвестности. Господь сказал: «Да не увесть шуйца твоя, что творит десница твоя» (Мф.6:3), так делай и ты, если будешь благотворить туда, где меня нет и тебя не знают, тогда будет по-евангельски. А нашу святую обитель и без тебя Божия Матерь не оставит». Для своих потребностей монах Мартирий ничего не принимал и от своего родного брата, исключая восковых свечей, которые он зажигал во время своих келейных молитв. Получая свечи, он говорил брату: «За это подаяние спаси тебя Господи, а Кроме этого ничего мне не надо».
Монах Мартирий для приобретения незыблемых устоев духовной жизни, основанных на глубоком смирении, стремился вкоренить в себе эту фундаментальную добродетель; для сего подвергал себя всякому унижению. А как блюститель сердечной чистоты, он ясно видел тончайшие подходы врага, который ко всякому делу старается примешивать свои искусительные суемудрия. Чтобы положить предел пожеланиям ветхого человека, которые нередко влекут страстно к почестям наши сердечные чувства, и строго держаться предначертанного плана проводить жизнь в глубоком смиренномудрии, он решился отклонить от себя всякое предложение к священному сану наотрез, чтобы пресечь самые причины, побуждающие к почестям.
О келейном правиле того времени монаха Мартирия ясно сказать нельзя, потому что келейные его подвиги совершались в тайне, но из рассказов жительствующих с ним братий, которым приходилось быть свидетелями его стремлений, как он, с самого начала, трудился над собой, чтобы закалить себя в различных лишениях и подвигах, а наипаче во всегдашней духовной бодренности, можно заключать, что келейное правило сего подвижника обнимало собой все свободное время от трудов по послушанию.
Однажды старец Мартирий был назначен на послушание на дальнюю монастырскую мельницу, которая находится от монастыря на расстоянии одной версты. Отсюда было неудобно ходить всегда на церковное богослужение, которое старец Мартирий усвоил выполнять без опущения. Посему он к своему продолжительному келейному правилу присовокупил выполнение церковного богослужения, выполняя все в ночное время, так как днем случалось отвлекали дела по мельнице, хотя и при делах ум его бывал всегда занят чтением наизусть псалмов. На дальней548 мельнице, где пришлось проходить послушание старцу Мартирию, для помещения имелся деревянный домик, довольно ветхий, крытый соломой, а снизу обложенный деревянной завалинкой, подгнившей от времени. Внутри этого домика были отгорожены две маленьких келлии, в одной из них помещался старец Мартирий, а в другой рядом с ним помещался его помощник – новоначальный послушник. Обе келлии отапливались одной печкой. В зимнее время послушник, протапливая печку замечал, что у него в келлии тепло, а в келлии старца Мартирия очень холодно; он думал, что это происходит от неисправности печки, наконец, присмотревшись, заметил, что снаружи около келлии старца Мартирия завалинка раскопана и прокопаны сквозные отверстия для свободного прохода холода. Послушник, думая, что это случилось от ветхости домика, просил позволения у старца заладить эти дыры и осыпать завалинку, как должно быть; на это старец Мартирий сказал: «Не надо заделывать, а то будет жарко». – «Да где тут жарко, – возразил послушник, – когда в твоей, отче, келлии со всех сторон дует морозный ветер, так что решительно невозможно согреться?» Но старец Мартирий уверил своего помощника, что у него в келлии, особенно ночью, бывает не только тепло, а случается даже жарко. «Если хочешь узнать, – сказал он, – приходи ко мне вечером и убедишься, что бывает так». Послушник был новоначальный и очень простодушный; не понимая мысли старца, он, удивляясь, говорил: «Что за чудо! Кругом дует холодный ветер, а тепло, да еще и жарко?» Дождавшись вечера, он пришел в келлию старца, желая убедиться в том, о чем уверял старец, а этот последний готовился читать свое вечернее правило, пригласил и пришедшего помолиться вместе.Совершив правило, которое состояло из различных молитвенных чтений, старец начал полагать с молитвой земные поклоны. А послушник, соучастник молитв, следовал его примеру. Время тянулось уже довольно долго, а полагаемым поклонам и конца не видно. Послушник, молодой, полный жизни, очень крепкого сложения, желал поравняться с престарелым старцем в полагаемых поклонах, но видя, что старец кладет их быстро, как машина, и притом без всякой усталости, он сбросил с себя подрясник, потому что вспотел, и начал полагать поклоны раздевшись. В таковых поклонах время протянулось довольно долго. Наконец старец Мартирий прочитал отпустительные тропари и надлежащий отпуск и, обратясь к своему помощнику, благодарил его за то, что не отказался с ним совокупно помолиться, и видя, что сей последний вспотел, сказал ему: «А что, брат, теперь не холодно в моей келлии?» Послушник, с простосердечной улыбкой указывая на себя, сказал: «Посмотри, отче, я весь мокрый, как из бани вышел! Благослови, пойду хотя бы немного прохладиться и отдохнуть, а то ноги надламываются!» Старец, напутствуя его доброй улыбкой, сказал: «Если когда случится холодно в келлии, делай так, как ты это сейчас испытал, то всегда согреешься». Рассказывая это, послушник549 говорил: «Уж в другой раз я боялся идти к нему на правило, чувствовал, что не вынесу».
При таких подвигах старец Мартирий предавался строжайшему воздержанию в пище. Телу своему он давал питания не столько, сколько бы оно требовало, а лишь бы поддержать жизнь. В таком воздержании он закалил себя с самого начала. День и два неядения бывали у него делом обычным, а в установленные посты порядок пощения у него принимал иной характер, о чем будет сказано после.
Однажды старец Мартирий, вероятно подражая древним святым подвижникам, решился усугубить свой пост. Пятнадцать дней провел он без употребления пищи, причем совершал изустное чтение Псалтири и прочее молитвенное правило. Впоследствии говорил своим близким по духу, что более этой меры уже поститься невозможно550 .
Вероятно, в это время ключник, заведующий съестными продуктами, заметил, что старец Мартирий продолжительное время не является за провизией, и когда пришел получать, ключник спросил его, почему он так долго не приходил за получением провизии. На это старец ответил кратко: «Далеко ходить».
При таком воздержании старец Мартирий тщательно скрывал свои в наше время неподражаемые подвиги, хотя в обществе скрыть их было невозможно, но он старался употреблять такие приемы, по которым другие думали бы о нем, как заурядном брате, для чего употреблял такие меры, каковые в глазах других казались послаблением, но вместе с тем и выполнялась заповедь братолюбия, как делалось иногда у древних египетских отцов, строгих подвижников.
Читаем в древних отечниках, что у них существовал обычай устроять утешение братии так: кто-либо из келиотов устроял учреждение и приглашал своих сподвижников на вечерю любви. Старец Мартирий не имел у себя ничего, но на мельнице у него было муки в изобилии. Желая сделать утешение братии, он выпрашивал у ключника бутылку конопляного масла, предполагая напечь блинов, приглашал к себе некоторых из братии, говоря: «Приходите, отцы святые, завтра ко мне на мельницу, я вас горячими блинками угощу, во славу Божию покушаете».
В урочный час старец Мартирий приготовлял тесто при неизменном изустном чтении псалмов, затем исполнял свое молитвенное правило с продолжительными поклонами, полунощницу, утреню, часы, обедницу, урочное келейное правило, с особенными дополнениями и поклонениями, им же не было числа; видя, что время подошло браться за другие дела, оканчивал молитвы, начиналось изустное чтение Псалтири и при нем исполнение работ по послушанию и приготовлению печи надлежащим порядком ко времени прихода званых братий, а так как еще здесь никого не было, то он читал псалмы гласно вслух. Как только начинали братия приходить, старец Мартирий одного из них просил читать Псалтирь; развернув книгу, указывал место, откуда начинать, вероятно, он дочитал уже до этого места. Прочих братий просил садиться кушать блины, во славу Божию, которые он сам пек и подавал на стол, и при этом в молчании слушать со вниманием чтение псалмов. А лишь чтец начинает читать славословие по чину на Аплилуиа трижды, все должны подняться и положить благоговейно три поясных поклона, по окончании же славословия опять садиться и кушать.
Таково было у него строгое постановление, из уважения к нему никто его не нарушал. Блины эти приправлялись конопляным маслом, а иногда еще и медом, если таковой случался, и при скудной пустынной пище это было большим утешением братии.
Однажды старец Мартирий пригласил к себе на таковое утешение известного подвижника старца схиархимандрита Илиодора; рассказ последнего передаем здесь. «Пришел я, – говорил старец Илиодор, – на мельницу прежде всех, когда приглашенных еще никого не было. Подойдя тихо к домику, двери которого были отворены, я услышал гласное чтение Псалтири, а когда приблизился к дверям, увидел, что старец Мартирий, склонясь на длинный чапельник, смотрит в пылающую печь и при этом читает громко псалом; не желая прерывать чтения, я остановился и поджидал окончания, на последних словах он вынул сковородку из печи, сбросил блин и продолжал чтения славословия, – “Слава Отцу и Сыну и Святому Духу и ныне и присно и во веки веков. Аминь. Аллилуиа, аллилуиа, аллилуиа, слава тебе Боже», трижды, он при этом помазывал сковородку и наливал тесто, продолжая славословие, – “Слава Отцу и Сыну и Святому Духу и ныне и присно и во веки веков. Аминь.» Поставив на огонь сковородку, он склонился на чапельник и, смотря в печь, зачитал следующий псалом. Все сказанное у него выходило как-то простосердечно, а притом же до глубины души трогательно. Стоя перед пылающей печью, он заботился об утешении братии, но, совершая служение ближнему, не переставал возносить славословие Богу, умом предстоя ему неотступно».
Все вышесказанное свидетельствует, что старец Мартирий усвоил себе изустное чтение Псалтири так, что оно ему обратилось не в навык только, а как бы в природу и уже не требовало самопринуждения, а, напротив, чувствовалось всегда в душе его ненасытное требование сей духовной пищи. Не это ли состояние древние подвижники называли даром псалмопения, который дается по благодати Божией нудящим себя к таковому подвигу. Без сомнения, старец Мартирий прочитывал изустно всю Псалтирь в сутки, как бы в промежутках между церковными богослужениями и своего келейного правила, за исключением еще многочисленных поклонов и чтения книг святителя Димитрия Ростовского.
Мельница, где жил старец Мартирий, отстоит от монастыря на довольно отдаленном расстоянии, по причине чего он не мог всегда участвовать на церковных службах, а это лишало подвижника духовного утешения, вследствие сего он просил настоятеля игумена Иннокентия перевести его в монастырь, где бы он мог всегда присутствовать на общественной молитве в храме Божием, и желая предаться строжайшему внутреннему вниманию, он для уединения выпросил себе келлию в башне, которая в архиерейском саду на юго-восточной стороне, на углу монастырской ограды в скиту. Настоятель, удовлетворяя его желание, перевел его в монастырь и назначил ему желанную келлию в башне и, чтобы не отягощать его внешними заботами, назначил ему послушание читать известное число времени в псалтирне, где совершается неусыпаемое чтение Псалтири о упокоении усопших; это вполне соответствовало душевному настроению старца Мартирия.
Переместившись из мельницы в монастырь в уединенную келлию и освободившись от занятий по послушанию, он усугубил бдительность в охранении своих чувств, ходил всегда наклоня голову и не смотрел по сторонам; взор его всегда был опущен на землю. Если требовалось что ответить вопрошавшему его о чем-либо, таковому он отвечал кротко и внимательно, но весьма в кратких словах, и при этом смотря в землю. Твердое, установившееся по благодати Духа Святого, в его сердце богомыслие и чтение псалмов увлекало его внутрь, от всего видимого.
В храме Божием старец Мартирий становился где-либо более уединенно, иногда в углу около стенки, а иногда на хорах и стоял всегда погруженным внутрь себя в богомыслие. Когда он ограждал себя крестным знамением, касаясь своего чела, он сильно ударял в лоб несколько раз перстами, на которых были огрубевшие ногти, так что производили довольно сильную боль, отчего на его лбу виднелось красное пятно воспаленной кожи. Некоторые из братий спрашивали его, для чего он при ограждении себя крестным знамением ударяет себя несколько раз троеперстием в чело. Старец Мартирий ради их пользы открыл им свою мысль. «Прежде того, – говорил он, – как Спасителя нашего за нас грешных пригвоздили ко кресту воины, ругаясь над ним, возложили на Его голову терновый венец, который своими острыми шипами вонзился в его Божественную голову; шипы эти, вонзаясь, производили ужасную боль. Вот и нам грешным нужно, при ограждении себя святым крестом Господа Иисуса, помнить его болезни, претерпенные за нас. Для памяти болезней Спасителя от вонзающегося в голову Его тернового венца я ударяю ногтями в лоб, чтобы помнить Его эти болезни за нас».
Имея просвещенное Божественной благодатью душевное око, старец Мартирий был бодрый блюститель над своим сердцем, издали он усматривал приражения тонких подходов мысленного прилога, которые своей осторожностью внутреннего зрения различал и определял ясно, свой ли он (прилог) или чуждый, последнего гневным сопротивлением или отсечением причины, служащей поводом к прилогу врага, отражал и изгонял из сердца. Следующий случай показывает, насколько он был внимателен к мысленным приражениям.
Однажды какая-то раба Божия, благоговейная женщина, каковые приезжают в обитель помолиться, облегчить свою душу, утружденную мирской суетой, желая по силе своей благотворить, она некоторым старым монахам раздавала карманные платочки, прося помолиться за нее, при этом подала платочек и старцу Мартирию. Рассказ этот передал сам старец Мартирий одному из братий, который просил у него наставления, предостерегая брата, чтобы был внимателен к внутреннему движению своих помыслов. «Я взял поданный платочек, – говорил он, – и, придя в келлию, развернул его, а в нем оказалось пятьдесят копеек денег, я подумал, куда их деть? Да пусть полежат, я отдам кому-либо нуждающемуся. Вечером после келейного правила, когда затушил огонь, чтобы успокоиться, замечаю, подходит мысленный прилог и говорит: «А вот что хорошо бы тебе сделать: человек ты уже старый и слаб, надо себя поддерживать, а то, пожалуй, можно и совсем ослабеть, вот теперь деньги есть, хорошо бы купить водочки и перед обедом пить по маленькой чарочке для аппетита, пообедал бы лучше, вот бы и здоровье подкрепилось, а то от воздержания и аппетит прекращается». Вначале я не придавал ему значения, а враг нашептывал, нахально все лезет со своим лукавым советом и мешает псаломским словам, а далее пристал так неотвязно, что мне стало противно его нахальство. «Э! – думаю, – да тебе, нечистый враже, лишь бы было к чему привязаться, то ты сейчас и здесь! Надо с тобой поскорее разделаться!» Я взял платочек с деньгами и, выйдя из келлии, отыскал кирпич и привязал к нему платок с деньгами и пошел к речке, где самое глубокое место (около бани). Стал спиной к речке, чтобы не видеть, где упадет кирпич, и забросил его через голову в воду, не оглядываясь назад, и пошел обратно в своею келлию. Придя в келлию, почувствовал спокойствие – помыслы совсем исчезли». Этот рассказ характерно рисует, насколько старец Мартирий всегда был бдителен к самым тонким мысленным прилогам и как решительно отсекал самые причины, подающие повод к возникновению мысленных приражений.
Старец Мартирий в своей келлии чаю никогда не пил, у него не было и чайной посуды. Не пил чаю не потому, что считал чай пить погрешностью, а потому, что, по его словам, он много отнимает времени. Вероятно, родной его брат подарил ему самоварчик, который он, не желая иметь в своей келлии, отдал послушнику, впоследствии монаху Петру, клиросному, который жил под его келлией там же в столбе-башне. В Глинской пустыни был обычай три раза в год раздавать братии по известной порции чаю и сахару; так раздавалось к праздникам: к Пасхе, к престольному празднику Рождества Богородицы и к празднику Рождества Христова. Старец Мартирий, получив свою порцию чаю и сахару на праздник, приносил все это к вышеуказанному послушнику Петру и просил ставить самовар. Здесь он один раз из своей порции пил чай, а остальной чай и сахар оставлял и более не приходил пить чай, пока к другому празднику опять не получит иную порцию, тогда опять принесет и опять один раз попьет чаю. Таким образом старец пил три раза в год свой чай, и то не в своей келлии, за исключением того, когда бывал общий чай на послушании, когда убирают сено, или еще какое общее послушание.
Воздержание старца Мартирия было поистине неподражаемое. Когда он приходил в трапезу, то, сидя за столом с братией, казалось, ел обыкновенно, как и прочие братия, но кому приходилось наблюдать, тот убеждался, что он ел как малый ребенок, да и в трапезу он приходил не всякий день, и когда он не приходил в трапезу, в тот день он оставался без пищи. Посуды у него в келлии не было никакой за исключением кувшинчика для воды и черепьяной махоточки, с которой он иногда приходил вечером в кухню отобрать кулешу. Придя в кухню, он спрашивал повара, все ли братия отобрали для себя ужин. Если не все, он будет ожидать, пока все не отберут и если не будет остатка, старец брал кусочки хлеба или пригарок из гречишной каши, которые пригорают в чугуне, и шел домой, а если оставался кулеш, то брал его в махоточку. Всегда старался брать то, что оставалось и по негодности выбрасывалось скоту. Он говаривал, что ту часть, которая выносится скоту, можно есть без упрека совести, а за ту, которая годна и употребляется на братию, надо молиться. Приходится удивляться глубокому смирению сего дивного подвижника, который, проводя жизнь равноангельскую, в непрестанной молитве, достиг той высоты смирения, этой неподательной добродетели, что считал себя недостойным части братской пищи, а употреблял ту часть, которая уже назначалась для скота. Взяв в махоточку кулешу, старец Мартирий, придя в келлию, съедал несколько ложек, остаток же никогда не выбрасывал, а оставлял его на завтрашний день. Простояв сутки, кулеш прокисал и начинал бурлить. На следующий день брал он свою махотку с вчерашним кулешом, от которого несло кислотой, начинал есть, но вкус делает свое, натура не принимает. Тогда старец, обратясь к себе, с укоризной говорил: «Что же ты не ешь? Невкусно, не нравится! А куда его теперь деть? Это святая милостыня! Значит, еще не голоден, а если вправду захочешь, то будешь есть». Он отлагал махотку в сторону и не давал себе есть. Таким образом он изнурял себя голодом, пока оставшийся прокислый и уже прогорклый кулеш не употребит. Поэтому он говорил братиям: «Кулеш, если останется до другого дня, делается вкусней, а на третий день еще вкуснее, и чем больше стоит, тем делается вкуснее». Понятно, что если не дать себе три дня пищи, то поневоле согласишься, что бы то ни было съесть, и вкус, хотя невольно, подчинится усиленному принуждению. Святые воздержники, изведавшие это опытом, говорят: «Скудость услаждает и самый хлеб»551 .
Старец Мартирий иногда брал на кухне пригарки, которые пригорают в чугуне, когда варят кашу гречневую или пшенную, эти пригарки он размачивал и ими удовлетворялся.
Все сказанное о воздержании старца Мартирия относится к обыкновенному времени, т.е. к дням разрешения. А что касается святых постов, на это у него были особые свои правила: в первую неделю четыредесятницы он ничего не ел и не пил до субботы, пока приобщится Святых Таин. При этом, бывая на всех церковных богослужениях, он выстаивал все и выполнял по уставу многочисленные поклоны. Прочие дни св. четыредесятницы проводил в великом воздержании, но последнюю неделю страстей Христовых решительно не употреблял пищи до святого великого четверга, когда уже приобщался с братией Святых Таин; в тот день употреблял пищу, а затем не ел опять до Светлого Воскресения. В эти дни он доходил до того, что становился похожим на движущийся скелет, обтянутый кожей, с глубоко запавшими глазами, которые ярко блестели, горя внутренней ревностью радостнотворного духовного веселья. Скрывая свое воздержание, он закрывал свое лицо клобуком от взора посторонних. Уже после смерти старца Мартирия духовник его Анастасий рассказывал: «Однажды на последней неделе, говея, старец Мартирий подошел исповедоваться. Духовник, видя его безмерно изможденным, спросил его, давно ли он принимал пищу. «В воскресенье», – ответил он. Духовник заметил ему, что изнурять себя до такой крайности не следует, на это старец объяснился, что такого правила воздержания в эти дни он держится всю жизнь. Духовник, вероятно, желая испытать через послушание, по Богу ли его такое воздержание, не подстрекаемо ли оно духовной гордостью, сказал ему: «Иди подкрепись пищей, а иначе я не буду тебя исповедовать». Старец, смиренно повинуясь, исполнил приказание духовника.
В башне келейная жизнь старца Мартирия для постороннего наблюдателя была малодоступна. Башня стоит уединенно в саду, а посему он здесь проводил жизнь как бы отшельническую. Его можно было видеть только в церкви, в трапезе и на общих послушаниях, которые бывают вообще редко; приходилось слышать рассказы о порядке его жизни от тех заслуживающих полного доверия братий, которые обращались к нему за наставлением и были ему близки по духу, но и здесь говорится только о порядке подвижнического наружного делания. Так, у старца Мартирия не было в келлии никакой мебели: ни стола, ни стула, ни койки, а одежда состояла из одной рясы, одного подрясника теплого, другого холодного, одной мантии, одной камилавки, все это заношенное, истертое и в заплатах; этот весь гардероб висел на гвоздиках в коридорчике. Был еще у него некрытый тулупчик простой овчины, в котором он иногда согревался; этот последний свернутый лежал в келлии на полу при стенке в углу; когда старец уставал, он садился на него отдохнуть. В келлии были одни голые стены, все украшение этих последних состояло в следующем: в святом углу стояла святая икона, а ниже к стенке была прикреплена досточка – простой неотесанный отрезок шелевки, на ней лежали книги: Евангелие, Апостольские послания, Псалтирь, сочинения святителя Димитрия Ростовского и другие. Старец Мартирий, следуя наставлению святого апостола, чтобы молиться, и молиться непрестанно (1Сол.5:17), все свои силы и все время употреблял на молитвенные подвиги. Придя из церкви, он становился выполнять свои келейные молитвенные правила, эти последние были, вероятно, у него так расположены, чтобы ими заполнить все остающееся свободное время: он читал Святое Евангелие, Апостольские послания и Псалтирь. Если чувствовал приступ сна, тогда оставлял чтение и начинал полагать бесчисленные земные поклоны, которых никогда не считал, и другим при наставлении говаривал: «Когда кладешь поклоны, не считай их, вот и не будешь думать сколько положил; что много положил поклонов, не будут беспокоить тщеславные помыслы. Бог все видит и знает, а нам-то для чего знать». Когда же старец чувствовал от поклонов усталость, тогда садился на лежавший на полу тулупчик и брался за чтение поучительных сочинений святителя Димитрия Ростовского, если же и опять чувствовал приступ сна, то опять становился и клал поклоны. Таким образом проходила его жизнь: в церковных богослужениях, келейном правиле, в поклонах и чтении поучительных книг. Он укреплял себя крепким сном, сидя на своем тулупчике, а на своих боках едва ли он ложился, этого никто не замечал, а приходилось его видеть дремлющего в сидячем положении.
Все здесь сказанное представляет нам подвиги старца Мартирия, наблюдаемые и постигаемые для нас, как внешние делания: труды, злострадания, самоумерщвления – распятия плоти со страстьми, и понятно, что они совершались для совершенного умерщвления ветхого человека, но что касается внутреннего его душевного делания, тех сердечных болезнований, воздыханий, предстояний всегда перед лицом Божиим, в страхе и любви, без чего не может человек решаться на таковые самоумерщвления, то они ведомы только Единому Сердцеведцу-Богу. А нам достались весьма скудные сведения о его духовной борьбе с духами злобы и о благодатных проявлениях, которых не лишен был этот дивный подвижник; эти последние почти совершенно сокрыты им, по причине его глубокого смирения и его молчаливости, о таковых проявлениях старец Мартирий высказывался только уже в неизбежных случаях и говорил только то, чего невозможно было скрыть.
Однажды старец Мартирий оказался внезапно больным, так что попросил к себе своего духовника иеромонаха Порфирия. Этому последнему он объяснил, отчего произошла его болезнь. Это происшествие, по словам духовника, совершалось таким образом. В ночное время старец Мартирий, стоя на молитве, услышал шум, и треск, и колебание своей башни (в которой он жил), стены дрожали, готовы были разрушиться. Слышался крик, угрозы раздавить башню и задавить старца обломками. Сей последний, вероятно, не первый раз видя нападение бесовского полчища, стоял на молитве непоколебимо. Бесы, рассвирепевши и Божиим попущением приблизившись к старцу, начали наносить ему удары; удары эти были настолько сильны, что от них образовались на теле кровавые подтеки в виде синих полос. А особенно пострадала его правая рука, на ней были следы ударов палкой. От таковых побоев старец не мог свободно владеть рукой и после довольное время носил перевязанную руку на полотенце на шее552 . Это случилось в 1863 году в летнее время. Пишущий эти строки сам видел старца Мартирия, болящего от таких бесовских побоев; рано утром он, выйдя из своей келлии, лежал под елкой в архиерейском саду; сюда приходил к нему духовник, вероятно, здесь он раскрыл ему случившееся, при этом говорил духовнику в простоте души: «Зачем лукавый враг на меня нападает. Я его ничем не трогаю!»
Надо удивляться глубокому смирению этих святых подвижников, которые в непрестанном славословии предстоят умом Царю Небесному, Господу бесплотных сил и сами, подобно бесплотным блаженным духам, приемлют благодатные утешения, подаваемые от Святого Духа, и уже здесь бывают причастники блаженного состояния, предназначенного любящим Бога, чего за свою безумную гордость лишился диавол, а это разжигает его злобу адским огнем. Но смирение, внедрившееся в их душу, как завеса, закрывает перед ними их высоту духовного совершенства, и они глубоко убеждены, что ничего такого не совершают, за что бы злобился на них диавол. Посему и старец Мартирий высказал духовнику, что он врага ничем не затрагивает, а того и553 не видит, что он диаволу своими подвигами не дает покоя.
Рассказанный факт бесовских нападений обнаружился через духовника, как уже было прежде о том сказано; а сколько сокровенной борьбы с диаволом перенес старец Мартирий, которая остается для нас неизвестной, а известна только Господу, ведающему сокровенные сердечные тайны! Только некоторые проявления приподнимают завесу, сокрывающую от нас все происходящее. Например: старец Мартирий иногда приходил в псалтирню, где совершается неусыпаемое чтение Псалтири, и, сидя на скамейке, склонясь на стенку, забывшись сном, укреплял себя несколько. На вопрос братии, зачем он здесь находится не в свои часы, он отвечал, что пришел в псалтирню подкрепить себя сном, на это ему говорили, что можно в своей келлии спать, старец говорил: «В келлии враги не дают уснуть, а в псалтирне читается слово Божие, вот здесь уже врагу той свободы нет554 , здесь я немного и сосну». Как нападали враги? В каких видах и образах? Этого старец не уяснял, а если бы раскрыл, картина получилась бы замечательная.
Случалось видеть старца Мартирия днем, сидящего на крылечке. Перед ним на коленях лежала развернутая книга. Старец от безмерных бденных трудов дремал, склонясь на стенку.
В 1863 году в летнее время известный старец, иеросхимонах Макарий, занимавший в то время келлию в нижнем – клиросном корпусе, для большего уединения пожелал переместиться в башню, в которой жил старец Мартирий. Посему настоятель игумен Иннокентий для старца Мартирия назначил келлию в деревянном корпусе, который стоит выше корпуса настоятельского, при входе из святых ворот в монастырь, в первом коридоре налево первая келлия. Старец Макарий, прежде перемещения желая осмотреть башню, пришел в келлию старца Мартирия и, увидев одни голые стены (замка не существовало у него никогда), подумал, что старец уже успел перебраться в другую назначенную ему келлию, но ему сказано было, что Мартирий не переходил и еще ничего не переносил и у него нечего переносить. Нет у него ни стола, ни стула, ни скамейки, ни койки, только икона да книги, а ряса и мантия, состоящие из заплат, висели в коридорчике на гвоздике. Старец Макарий, удивляясь нищете и самоотвержению сего подвижника, все же пригласил его к себе и убедил его иметь в келлии стол, стул и койку. Старец Макарий говорил ему: «Хотя никогда не садись на стул и не ложись на койку, но в келлии твоей пусть это будет, потому что мы живем в общежитии». Подвижник, как сын послушания, послушал совета своего подвижника, попросил принести ему старья полуразломанного; все это было принесено и поставлено в келлию; на койке лежали три отрезка старой шелевки, простыни никогда не было на ней, а также и скатерти на столе. Ложился ли старец на эту койку? Едва ли! Но она послужила ему смертным ложем. Пишущий эти строки видел на этой ничем не убранной койке по скончании старца Мартирия, его бездыханное тело.
Новая келлия старца Мартирия двумя окошками была обращена к монастырскому собору и была к нему так близко, что в летнее время, отворивши окошко, можно было слушать в келлии старца церковное богослужение.
В том же корпусе в следующем коридоре555 , в первой келлии направо, жил тогда другой дивный подвижник схимонах Евфимий; теперь подвижники находились в таком соседстве, что келлии их разделялись только деревянной стеной. Живя по соседству, они иногда обменивались между собой дружескими приветствиями и духовной радостотворной беседой. Оба достигшие совершенного бесстрастия и сердечной чистоты, они были великие молитвенники, о чем, конечно, они с детской невинностью вели между собой краткие разговоры. Однажды пишущему эти строки пришлось подслушать их духовноутешительный обмен взаимных желаний. Идя из церкви, оба старца беседовали между собой. Евфимий после обычного иноческого приветствия говорил Мартирию: «Вот, отче, теперь, слава Богу, ты переселился близко к храму Божию, а это для нас, немощных стариков, какое великое благодеяние Божие!» Старец Мартирий, озарившись духовным весельем, сказал: «О! Я теперь богат, слава Господу! Даже в келлии слышу святое богослужение». Идя вслед за ними, я утешался духом, слушая их радостотворную беседу о духовном богатстве, и рассуждал в себе: вот о чем святые радуются! Тленное богатство, внешнее благосостояние их ума не занимают, об одном у них попечение, чтобы приблизиться к Богу, пребывать в храме Божием и непрестанно наслаждаться Богодухновенным псалмопением и изречениями словес Духа Божия. Вот в чем заключается богатство любящих Бога всем сердцем.
Старец Мартирий по причине безмерной строгости своей самоотверженной жизни, каковую усвоил себе от начала, имел вообще строгие воззрения на подвижническую жизнь. Поэтому он преподавал таковым наставление в строгом духе сообразно со своей подвижнической жизнью; для слабосильных наставления его были неприменимы. Если кто из таковых спрашивал его о внутренней брани: как управляться с помыслами, страстями и хотениями, он говорил таковым, не обинуясь, что для усиленной борьбы нужно усилить воздержание. Не ешь день, если не отстают, не ешь другой, а то и третий, а при этом молись Богу, да побольше поклонов клади, вот и отстанут нападения. Действительно, сам старец проходил жестокой стезей безмерного воздержания, самоозлобления и всяких лишений. Это было действительно распятие плоти со страстями и похотями (Гал.5:24). Других путей он не знал, да и не хотел знать; через таковые подвиги он достиг бесстрастия. Надо заметить, что старец Мартирий был крепкого телосложения, вследствие чего мог себя закалить в таких подвигах, а при этом приобрел прежде глубокое смирение, ограждающее его на духовном пути против гордого врага. Но для слабосильных такое воздержание и самоозлобление не по силам, а притом же неискусным может угрожать опасность от самомнения. Поэтому рассудительнейшие старцы не советовали молодым братиям обращаться к нему за наставлением. Старцы говаривали, что подвижник Мартирий сам мог пройти этим путем, но другим подражать ему без рассмотрения небезопасно. С первым жаром ревности самоотверженно он перешагнул многие ступени на лестнице духовного восхождения и взошел на высоту совершенства, почему и не был искушаем на низших ступенях так, как приходится тем подвижникам, которые восходят по духовной лестнице умеренным восходом постепенности среднего пути, руководясь даром рассуждения. Посему старец Мартирий не мог быть руководителем для немощнейших братий, которые идут умеренно путем царским, указанным рассудительными отцами, как более доступным и безопасным.
Строгий и самоотверженный подвижник, старец схимонах Евфимий556 говаривал о суровой жизни старца Мартирия: «Я хотел подражать ему (Мартирию) в подвигах, но не мог выносить потому, что он был физически крепче меня».
Первый раз мне557 пришлось увидеть старца Мартирия на общем послушании при уборке сена. Это случилось в первый год моего поступления в Глинскую пустынь в 1863 году. Старец Мартирий, отдалившись несколько от братии, сгребал сено молча, не обращая внимания на все постороннее. Один монах, сгребавший сено со мной рядом, обратил мое внимание на старца, говоря: «Видишь этого старца? Это строгий подвижник Мартирий, а ты, должно быть, не знаешь, что он тебе земляк, как уроженец твоей родины». Услышав это, как новоначальный, я рад был, что у меня здесь находится такой замечательный подвижник-земляк. Естественно, появилось желание признаться ему, но видя, что он уклоняется от всех, я выжидал случая, чтобы незаметно к нему приблизиться. Действительно, я скоро оказался близ старца. Подойдя близко, поклонившись почтительно, я приветствовал старца по монастырскому обычаю, а он на мой привет отвечал тем же и спросил, что мне от него надо.
– Простите, батюшка, я хотел у вас что-то спросить.
– Спрашивай, – сказал старец.
– Скажите, пожалуйста, где ваша родина?
– Юнаковка, – сказал он отрывисто.
– А как ваша фамилия?
Старец, взглянув на меня каким-то пронизывающим взглядом (глаза у него были очень блестящие), спросил меня:
– А разве ты из Юнаковки?
– Да, из Юнаковки.
– Ну, если так, я не юнаковский, – сказал старец и, подняв свои грабли, отошел в сторону подальше, наклоня голову, начал сгребать сено. А я остался на месте озадачен неудачей, раздумывая, не оскорбил ли я старца своим глупым вопросом, по своей новоначальной неопытности, и начал, раскаиваясь, укорять себя внутренне за свой глупый поступок. Теперь я верю, что старец видел мысленные движения моей души; подойдя ко мне, он, смотря в землю, начал говорить.
– Ты знаешь Басовку, которая близ Юнаковки?
– Знаю, – сказал я.
– Вот то моя родина. Если меня кто спрашивает о родине, – сказал он, – я говорю, что я юнаковский, потому что Юнаковку многие знают558 , а она близ Басовки, которую никто не знает. Если я скажу, моя родина Басовка, вот сколько будет празднословия, начинают расспрашивать: где находится эта Басовка, в каком месте, а мне надо рассказывать подробно и уяснять, а это все празднословие. А знаешь, слово Божие говорит, что на всякое праздное слово придется отдавать ответ Богу на страшном суде Божием. Поэтому, если меня спрашивают, – продолжал старец, – где твоя родина, я говорю: Юнаковка. Тем разговор прекращается. Если хочешь, – добавил он,– и ты так поступай, вот и будешь избегать празднословия.
Объяснив мне это, старец Мартирий поклонился, отошел в сторону и начал сгребать сено, шевеля губами, вероятно продолжая свое неизменное и непрекращаемое чтение Псалтири. А я остался утешен вниманием и наставлением святого старца-подвижника.
Этот рассказ свидетельствует, как строг и бдителен над своими чувствами и внутренними движениями своей души был старец Мартирий. К нему действительно приложимо изречение псалмопевца: «Рек: сохраню пути моя, еже не согрешати ми языком моим: положих устом моим хранило!» (Пс.38:2), «Аще кто в слове не согрешает, сей совершен муж, силен обуздати и все тело», – говорит апостол Иаков (Иак.3:2). Таким поистине совершенным был старец Мартирий, когда положил перед собой страх Божий, чего ради хранил себя от произнесения праздного слова. Но несмотря на всю строгость к себе, он был братолюбив и очень внимателен.
Однажды посетил его родной брат со своим сыном, который управлял имением владельца в вышеупомянутой Басовке. Старец Мартирий, бывши в трапезе, подойдя ко мне, взял за рукав, представил меня своему брату, рекомендуя, что я их земляк. Судя по его строгой самоотверженной жизни, таковой его поступок означал особенное его внимание.
Однажды в 6 час. утра я пришел в теплую церковь, в это время начинался простой акафист, каковой служился в Глинской пустыни всякий день; в церкви сзади из братий никого не было, кроме старца Мартирия. Этот последний, подойдя ко мне, дал знак, чтобы я шел за ним на хоры; взошедши туда, он поставил меня рядом с собой и сказал: «Давай молиться, класть поклоны» и начал полагать земные поклоны, а я следовал его примеру. В молодых, почти юношеских летах для меня это ничего не значило и было утешительно. По окончании акафиста старец, подойдя ко мне, поклонился и благодарил за то, что не отказался с ним вместе помолиться, говоря: «Это весьма душеполезно».
Незадолго перед своей кончиной старец Мартирий начал изнемогать. Но несмотря на немощь, он не изменял строгого образа своей жизни. Подвижнические его делания, и внутренние и внешние, за многие лета обратившиеся ему в природу, не могли уже быть нарушаемы. Он не давал себе послабления ни в чем. Строгое воздержание в св. четыредесятницу он нудил себя выполнять по заведенному порядку. Но чувствуя ослабление сил, он однажды сказал иеромонаху Иерониму, бывшему тогда ризничим (впоследствии иеросхимонах Илиодор): «Теперь по старости лет поститься всю первую седмицу поста не можно, а надо в среду выпить горячей водицы да ложку меду, тогда можно будет повременить до субботы». Это была последняя четыредесятница в его земной жизни.
Старец Мартирий, приближаясь к скончанию своего земного поприща, чувствовал изнеможение телесных сил, но по усвоенной привычке не давать послабления своему телу он не обращал на него внимания. Продолжительные богослужения, бывающие в пустыни на страстной седмице старался выстаивать по возможности до Великой Субботы, но в первый день Святой Пасхи в церковь уже прийти не мог. Не желая лишиться утешительного для нашей души Пасхального богослужения, он во время утрени, пересиливая немощь и болезненные ощущения, вышел на крылечко, которое против дверей собора, здесь, прислонясь к стенке, выслушивал торжественное Пасхальное песнопение, звуки и слова которого отчетливо неслись к нему через открытую дверь, отстоящую от него на несколько аршин.
На второй день Святой Пасхи старец Мартирий был напутствован Святыми Таинствами и с молитвой на устах блаженно предал дух свой в руки Господа своего, апреля 5-го559 1865 года. При разлучении души его от тела лицо его озарилось светлостью просияния. Старец схиархимандрит Илиодор, присутствуя здесь, сказал братии: «Святая сия кончина свидетельствует о богоугодной жизни сего святого старца». При одевании тела братия с удивлением смотрели, что оно издавало необычную светлую белизну. Затем многотрудное тело было предано обычному погребению при пении победных над смертью Пасхальных песнопений, прославляющих смерти Победителя Господа нашего Иисуса Христа, даровавшего победу над плотью, миром и диаволом усопшему рабу Своему, чудному подвижнику старцу Мартирию.
Так окончил свое земное многотрудное поприще этот дивный подвижник, который, как живой орган Духа Святого, движимый благодатной силой Утешителя, непрестанно славословил Господа и устами, и сердцем, и всеми силами своей души, которая обратила себе в природу эти молитвенные славословия и прониклась ими так, что и при разлучении от тела, не прерывая своих славословий, потекла к первовечному свету – Господу Создателю и Искупителю своему, к Которому стремилась всю земную жизнь.
Здесь представлена вниманию читателя только некая малая частица жизни подвижника старца Мартирия, которая могла дойти до нашего сведения, и то более внешняя, доступная зрению и пониманию посторонних. А что касается его сокровенных подвигов и внутренних деланий, при этом жестокой борьбы с врагом рода человеческого – диаволом, а также и благодатных посещений, каковых он, без сомнения, был сподобляем, – все это осталось для нас глубокой тайной, ведомой только одному всеведущему Богу и подвизавшемуся.
Так протекла жизнь подвижника старца Мартирия, полная самого жестокого самоотвержения, борьбы, злострадания и всяких лишений, через которые он достиг высоты блаженного бесстрастия и соединился с Господом еще в земной жизни, а по кончине переселился в небесные обители славословить Его с бесплотными небесными силами и со всеми святыми в бесконечные веки».
Литература
Подвижник Глинской Рождество-Богородицкой пустыни старец монах Мартирий Собрал игумен Иассон. Курск, 1910.
Глинский подвижник монах Мартирий постник. (Память 6 апреля) // Жизнеописание отечественных подвижников благочестия 18 и 19 веков. Апрель. М., 1908. С. 108–110.
Схимонах Лука, подвижник Глинской пустыни // Жизнеописания отечественных подвижников благочестия 18 и 19 веков. Май. М., 1908. С. 3.
Очерк жизни схимонаха Луки, подвижника Глинской пустыни. Одесса, 1907. С. 2.
Четвериков Сергий, прот. Молдавский старец Паисий Величковский. Его жизнь, учение и влияние на православное монашество. Париж, 1988. С. 279.
МОНАХ ВАЛЕРИАН
Монах Валериан был учеником строгого постника и великого Глинского подвижника монаха Мартирия (Кириченко). Он во всем руководствовался советами своего старца и, по свидетельству Глинских братий, во многом был ему подражатель.
Старец Мартирий в отношении пищи заповедовал ему поступать так, как сам он поступал всю свою жизнь. Он говорил о. Валериану: «Бери для себя ту пищу, которую вываливают скоту, тогда за нее не будет укорять совесть».
Как пишет Глинский инок Иассон, монах Валериан «достойно окончил подвижническую жизнь, почив блаженно в Глинской пустыни»560.
Литература
Подвижник Глинской Рождество-Богородицкой пустыни старец монах Мартирий Собрал игумен Иассон. Курск, 1910. С. 19.
ЕРОМОНАХ ИОНА (†1865)
Цит по: Подвижник Глинской Богородицкой пустыни монах Феодот Изд. Глинской пустыни. Одесса, 1909. С. 28.
Иеромонах Иона известен тем, что был послан настоятелем причастить умирающего подвижника схимонаха Феодота, но уже не застал его в живых. Отец Иона сильно скорбел об этом. «Хотя с его стороны не было особенного промедления, но все же ему казалось, что при большей поспешности он, может быть, и застал бы о. Феодота живым. Однако все происходит к славе Бога и святых Его. Сожаление и самообвинение о. Ионы вызвали сильное желание поправить естественно непоправимое. Тут скорбящий священноинок, может быть, подумал: «Я, недостойный иерей во Святом Причащении, принес Тело и Кровь Того, по всемогущему слову Которого мертвые воскресали. Если Господу угодно, то и теперь Он не оставит угодника Своего, без напутствования Животворящими Таинами. Он и в пустыню посылал ангелов причащать преподобных. Иисус Христос «вчера и днесь, Той же и во веки». Так или подобно этому подумав, отец Иона громко сказал почившему старцу, как бы живому: «Отец Феодот, я пришел тебя приобщить, прими Святые Таины». Усопший, покорный гласу, открыл глаза и приобщился. После этого он прощально обвел глазами всех братий, перекрестился и с ангельской улыбкой и светлым лицом тихо перешел в иной, лучший мир... Отец Иона был с академическим образованием; скончался в Глинской пустыни в 1865 году»561 .
Литература
Подвижник Глинской Богородицкой пустыни монах Феодот Изд. Глинской пустыни. Одесса. 1909. С. 28.
Подвижник Глинской Богородицкой пустыни монах Феодот Изд. Глинской пустыни. Одесса, 1909. С. 28.
СХИМОНАХ ЕВФИМИЙ (†1866)
(Память 7 февраля ст. ст. / 20 февраля нов. ст.)
Цит. по: Глинский подвижник схимонах Евфимий // Жизнеописания отечественных подвижников благочестия 18 и 19 веков. Январь–июнь. Том доп. Ч. 1. Кн. 1. М., 1912. С. 205–220.
Отрадно для нашего бессмертного духа вспоминать деяния святых мужей, которые путь земной жизни ходили в законе Господни, поучаясь в нем день и ночь, ищущи всем сердцем Господа, как говорит Псалмопевец. Таковые, через многолетние свои самоотверженные подвиги и различные искушения, по благодати Божией, взойдя на высоту духовного совершенства, сделались светочами посреди братий, между которыми они проводили многотрудную и многополезную свою жизнь. Одним из таковых замечательных подвижников был схимонах Евфимий, подвизавшийся безвыходно в Глинской пустыни сорок восемь лет; он служил образцом для современных ему насельников этой обители, а для младших братий был духовным воспитателем, как истинный ученик ^ старца Филарета. При всяком случае и во всякое время таковым он старался внушать уроки иноческой жизни, передавать правила строгого монастырского чиноположения, каковое он принял от своего наставника приснопамятного настоятеля старца Филарета. Строго соблюдая его во всю жизнь, он всегда твердил всем, говоря: «Так нас учил старец Филарет, так и вы исполняйте и передавайте другим для исполнения, если желаете быть его (Филарета) учениками».
Схимонах Евфимий был призван божественной благодатью на путь иноческой жизни на 23-м году от рождения. В миру было имя его Евстафий Любимченко; он уроженец Полтавской губернии Зеньковского уезда, из вольноотпущенных дворовых людей помещика Суммы. Время поступления его в Глинскую пустынь в точности неизвестно. В послужных списках он в 1818 году значится послушником Глинской пустыни, находящимся на предварительном испытании. Вероятно, это и был год его поступления в монастырь.
Вначале послушник Евстафий проходил различные трудные послушания, какие в пустынных монастырях назначаются новоначальным: кухня, хлебопекарня и прочие черные работы. Трудясь неленостно и внимательно, послушник Евстафий своей кротостью и благонравием скоро обратил на себя внимание настоятеля и братии и был назначен келейником к настоятелю старцу Филарету. Из последующей его жизни видно, что послушник Евстафий, находясь всегда при своем богомудром настоятеле старце Филарете, имел сердце открытое для принятия духовных внушений, которые принимал от него с детской верой и любовью к нему. Преподаваемые уроки для иноческой жизни он старался глубоко внедрять в свое сердце, так что для него всякое слово, исходящее из уст настоятеля Филарета, было непреложным законом, которого ни в каком случае нельзя не выполнить. Уже будучи в старости, когда он передавал молодым братиям слышанные им наставления от настоятеля Филарета, он подтверждал, говоря: «Так учил нас старец Филарет».
В 1827 году Евстафий, уже носивший рясу и камилавку, был определен на пономарское послушание. Таковое назначение, судя по ревности его к храму Божию, было для него истинным духовным утешением. Нужно заметить, что в то время в Глинской пустыни пономарское послушание считалось весьма почетным, а при этом и весьма ответственным, так как пономарю поручались ключи от церкви и все, что находится в церкви, и все доходы церковные, т.е. сбор денег молебных, проскомидных, исповедных, запивных и прочие; все сборы поручались ему бесконтрольно, посему на пономарское послушание назначались братия испытанные и весьма благонадежные.
Пономарь должен был смотреть за чистотой алтаря и церкви; его обязанность – зажигать свечи, лампады и все прочее алтарное и церковное дело, но особой бдительности требовалось от него в том, чтобы всегда быть готовым в известный момент, так как в Глинской пустыни устав требовал строгого исполнения в точности определенного времени для известного богослужения. По уставу Глинской пустыни утреня начинается в двенадцать часов ночи. Пономарю к этому времени нужно быть всегда готовым, чтобы к исходу двенадцатого часа принять от настоятеля благословение и затем следить, чтобы в точности в известную минуту ударить три раза в колокол «на повесть», а затем спешить отворять церковь и зажигать огни. Так как пономарь при всяком богослужении первый входит в церковь и выходит последним, то для исправного исполнения дел требуется особенное воздержание, всегдашняя бдительность; там тщательные пономари если ложились отдохнуть, то не раздеваясь и не распоясываясь, чтобы быть готовыми. Евстафий с самого начала под руководством старца Филарета проводил жизнь строгую: труд, бдительность и воздержание были ему присущи и постепенно входили ему в обычай; поэтому для тщательного Евстафия всегдашнее пребывание в храме Божием было духовным утешением и весьма удовлетворяло потребности его ревностного духа.
В 1832 году 20 декабря Евстафий был пострижен в мантию строителем Филаретом и наименован Евфимием. Еще до принятия ангельского образа монах Евфимий проводил жизнь подвижника. По принятии же на себя благого ига Христова он прилагал внимание ко вниманию. Испытывая на опыте, как действителен бывает для очищения сердца Божественный страх, который, по словам Псалмопевца, «чист пребывает во век века» (Пс.18:10), монах Евфимий начал прилагать труды внутреннего духовного делания для приобретения этой чистительной добродетели. Из его наставлений впоследствии молодым братиям ясно видны его прежние сокровенные делания и приемы для внедрения в свое сердце страха Божия, нераздельно пребывающего с непрестанной памятью Божией. Ясно, что монах Евфимий поставил себя в присутствии всевидящего и вездесущего Бога и перед Его зрением совершал свои внешние дела и внутренние подвиги. Он запечатлел в своем сердце, что простертое на него зрение Божие наблюдает все его и внешние подвиги, и внутренние мысленные движения души. О таковом состоянии говорит пророк Давид: «Предзрех Господа предо мною выну, яко одесную мене есть, да не подвижуся» (Пс.15:8). Продолжая свой внутренний труд, он при содействии благодати Божией настолько успел в приобретении этой добродетели, что она проникла все его душевное существо, как бы сорастворилась с ним и пребывала всегда неотлучно в его сердце. Уже в глубокой старости, бывши изможденным воздержанием и подвигами, когда он проходил по церкви, то держал себя в таковом настроении. Внимание его было сосредоточенное, благоговейно погруженное внутрь себя, руки по швам, ногами переступал на одних пальцах (на цыпочках) так тихо, как бы он проходил в присутствии Самого здесь сидящего Господа и смотрящего на него.
Впоследствии, внушая другим братиям уроки о приобретении добродетели – страха Божия, старец Евфимий говаривал, что подвиг сей требует не одного внутреннего сосредоточения, но и внешнего попечения о благопристойном расположении тела в благоговейном настроении. Это последнее весьма содействует внутреннему душевному благонастроению. «Ты, – говорил он, – старайся себя держать в такой благопристойности, как держат себя в присутствии земного Царя, особенно когда бываешь в храме Божием, где Господь являет Свое особенное присутствие».
Настоятель Глинской пустыни, принимая во внимание строго подвижническую жизнь монаха Евфимия, относился к нему весьма почтительно и, желая назначить его духовником, как искусного старца, для руководства молодых братий, предложил ему принять священный сан. Но монах Евфимий, руководясь свойственным ему подвижническим смиренномудрием, отказался наотрез, он сказал настоятелю: «Отче святый! Тому, кто должен учить других, надо прежде постараться самому все знать, а я еще только начинаю учиться».
Внимательный к движениям своей души, монах Евфимий всегда уклонялся от всяких почестей. Он говорил: «Чтобы успешнее вести брань со страстью честолюбия, для этого лучше отсечь раз навсегда самые причины, возбуждающие в нас поводы к честолюбию, потому что пожеланиям нашего ветхого человека конца нет. Если получишь одно, то хотения наши разгораются к получению еще другого высшего, если получишь другое, пожелания еще более умножаются к получению еще высшей степени, и так далее и так далее. Получив сан диакона, непременно пожелаешь получить сан иеромонаха, а далее также пожелается получить набедренник, а еще далее и какую-либо почетную должность, и так в этой области нашим пожеланиям нет предела. Посему самое лучшее сразу преградить путь этому отсечением причин к получениям почестей. Заменить все одним исканием приближения к Богу; этим путем душа наша скорей достигнет желанного покоя».
Хотя подвижник Евфимий сам, по своему глубокому смирению, уклонился от принятия священного сана, но впоследствии некоторым другим братиям, слабейшим духом, не советовал без причины уклоняться от предлагаемого священства. Вероятно, этот самоотверженный поступок не прошел ему даром: не мог же оставить его в покое враг рода человеческого, борясь с которым преподобный Серафим стоял тысячу суток на камне, когда отказался два раза от предлагаемого настоятельства в сане архимандрита.
Старец Евфимий, следуя изречению своего Спасителя во святом Евангелии: «Иже аще хощет в вас вящий быти, да будет вам слуга» (Мф.20:26), отклонив от себя священный сан, решился быть меньшим слугой в святилище алтаря Господня, чтобы прислуживать всем священнослужителям. Уже когда многие из его учеников были диаконами и иеромонахами, он при богослужении, подавая кадило и другие принадлежности, со смиренным почтением целовал их руки, отдавая должное священному сану, не обращая внимания на то, что эти ученики, почтенные иеромонахи, обращались к нему с глубоким уважением и благоговением и принимали от него уроки жизни.
Проходя пономарское послушание многие годы, старец Евфимий свободные часы посвящал другим занятиям. Он трудился в саду, сажал деревья, окапывал и поливал; то же делал и внутри монастыря, в палисадниках около братских корпусов.
Часто старец Евфимий удалялся в чащу леса; там в уединении от всякой суеты он предавался молитвенному созерцанию, к известному времени возвращаясь из леса в монастырь. Как любитель природы, он отыскивал кусты диких замечательных цветов, выкапывал эти кусты, приносил в монастырь и высаживал их около собора на площадке монастыря, заботясь о них, чтобы они не засохли. Таким образом он засадил дикими цветами всю верхнюю площадку, на всем ее пространстве, от собора вверх до архиерейского сада и от теплой церкви до просфорного корпуса. Эта площадка в летнее время, когда природа одевалась в свою красоту, представляла сплошной разноцветный красивый ковер, издающий тончайшее приятное благоухание. Приходилось видеть, как уже в старости лет старец Евфимий поддерживал эту площадку насаждением новых кустов цветов, а вечерами приходил на площадку любоваться этими дивными созданиями – цветами, воздавая хвалу Создателю всяческих.
Подвиги внутренние и внешние старца Евфимия в летах его мужества и до старости скрыты от нас неизвестностью, за исключением некоторых весьма малых сведений, каковые он высказывал при случае братиям, обращавшимся к нему за наставлениями относительно борьбы со страстьми.
Однажды, укрепляя в борьбе вопрошавшего его брата, он рассказал ему о себе, как он сам в молодости однажды боролся с блудным духом, нападавшим на него с ожесточением. Желая отразить его разженные стрелы, он связал себя по нагому телу узловатой бечевкой и покрепче скрутил чуркой; не давая себе пищи и покоя, он ходил целую неделю по лесу, день и ночь не развязывая бечевки. В таком положении с крепким сердечным воплем обращался он ко Господу, молясь об избавлении от налегавшей брани. И когда приспела помощь Божия, он, ощутив в сердце мир и во всем теле покой, решился снять бечевку со своего тела, но эта последняя оказалась глубоко въевшейся в тело. Кожа под бечевкой, воспалившись, присохла к ней. Когда он отодрал бечевку с кожей, по всему протяжению оказалась сплошная рана. Кровь лилась по всему телу, а подвижник, смотря на это и терпя болезнь, улыбаясь, приговаривал себе: «А что, Евфимий, хорошо? Может быть, еще чего захочешь? Тогда еще не то тебе будет». Этот факт высказал подвижник при случае, желая укрепить брата в борьбе с врагом. Если принять во внимание сокровенность подвижников, которые всячески стараются скрывать свои подвиги и другие делания, то надо верить, что подобных самоистязаний подвижник Евфимий перенес немало, но они ведомы единому Господу.
По послужным спискам значится, что старец Евфимий в 1853 году послушания не проходил по болезни, а в 1854 году был уволен за штат. Затем в 1855 году уже говорится: «временно пономарит». 1856–1857 годы тоже временно пономарит. Действительно ли была болезнь причиной к увольнению за штат старца Евфимия? Или, быть может, это канцелярский обход того времени? Причины к увольнению за штат в то время бывали следующие. Всякий настоятель имел право с разрешения Святейшего Синода562 постригать в монашество такое число братии, какое полагалось по штату, это число бывало весьма ограниченное, посему некоторые монастыри терпели весьма чувствительный недостаток в священнослужителях. Чтобы иметь возможность постричь способных братий, нужно было наперед иметь для сего свободные вакансии, следовательно, надо было исключить неспособных за штат. Настоятели того времени вынуждены были прибегать к такому обходу, так что приходилось приписывать некоторым и слабость старческую, и болезнь для исключения за штат. По всей вероятности, и старец Евфимий, как отказавшийся от принятия священного сана, а для такового состоять в штате или за штатом все равно, был по указанной причине уволен за штат. Здесь приходится не особенно полагаться на канцелярские указания, которые в силу необходимости иногда не выполнялись. Голос братии добросовестно свидетельствует, что старец Евфимий проходил пономарское послушание тридцать лет. Это последнее утверждали братия, глубоко почитавшие старца, следовательно, и знавшие это основательно. В общем смысле и списки подтверждают то же самое. В 1827 году показано, что рясофорный послушник Евстафий пономарит; в 1857 году монах Евфимий, ровно через тридцать лет, все еще пономарит. Далее уже говорится, что по болезни послушания не проходит.
Постриг в схиму старца Евфимия был совершен в пятидесятых годах, когда он был уволен за штат, а так как постриг был совершен в тайне, то имя ему не переменялось.
Старец Евфимий строго соблюдал все установления настоятеля Филарета: он носил всегда низенькую камилавку, не более двух вершков в высоту, каковую носил в свое время и настоятель старец Филарет, а также и вся его братия при его управлении; круглых схимнических камилавок в Глинской пустыни тогда не было, и схиму как старец Евфимий, так и прочие схимники снаружи не носили, а надевали только тогда схиму, когда приступали приобщаться Святых Таин и то под мантией. Наружностью же схимники не отличались по одежде от мантийных монахов ни мантией, ни камилавкой. Вообще старцы-схимники в то время смиренно избегали всякой показности для посторонних зрителей, чему подражатель был и старец Евфимий.
Схимонах Евфимий, проходя тридцать лет пономарское послушание, имел почти непрестанное пребывание в храме Божием. Всегда при начале богослужения входил первым и по окончании продолжительного пустынного богослужения и всех треб выходил последним, следовательно, для отдыха и принятия пищи ему оставалось времени немного. Таковое многолетнее пребывание во святилище Божием, где приносится непрестанное славословие и хвала Господу сил, обратилось ему в такую привычку, которая требовала сего пребывания как бы какой жизненной потребности.
Когда старец Евфимий по старости лет не мог исполнять пономарского послушания и был уволен по слабости здоровья, то, несмотря на свою слабость, он на всякое богослужение спешил к началу и выстаивал внимательно до конца. В Успенской теплой церкви, в правом приделе, на солее около ризницы была сделана отдельная форма, эту форму старец Евфимий выпросил себе у настоятеля и в ней как бы поселился; у него там имелись некоторые принадлежности, требующиеся иногда: книжки, полотенце, гребешок, скамеечка, подушечка из шерсти. Сей подвижник был настолько внимательный, что не пропускал рассеянно мимо слуха чтения в храме Божием; всегда углубляясь в смысл песнопений и чтений, он богато питал ими свою душу, а когда постарел и слух ему стал изменять, а при этом еще и случаются чтецы со слабым голосом, в таких случаях, когда читались кафизмы, старец Евфимий брал низенькую скамеечку и подходил близко к чтецу, садился и слушал внимательно чтение, а иногда брал свою маленькую шерстяную подушечку, подходил к солее и склонялся грудью на железную решетку, предварительно подложив подушечку; таким образом стоя неподвижно, углубляясь в смысл читаемого, здесь уже он не мог уронить ни одного слова. Старец Евфимий от сильных подвигов и постнического воздержания был очень сух, вследствие этого охранял свою изможденную грудь шерстяной подушечкой от жесткости и холода железной решетки, на которую он склонялся.
Подвижник схимонах Евфимий, стремясь к высшему совершенству, давно уже порвал всякие связи с внешним миром; он стремился отрешиться и своими чувствами от всего видимого тварного в мире сем. Его пребыванием были два места: храм Божий – место всегдашнего общественного песнопения и молитвословия, и келлия – место уединенных подвигов и молитвы, но и эту последнюю он обставил так, что она не была похожа на обыкновенное человеческое жилище. Она была уставлена зелеными сосновыми ветками, особыми сосновыми причудливыми наростами, какие бывают иногда на деревьях; по стенам и по окошкам, где только можно пристроить, виднелись сухие наросты грибных пород, губни сухие, которые растут на сухих деревьях, зеленый мох и другие растения, которые прочно могут сохраняться в сухом виде. Старое кресло, на котором он сидел, было все обложено такими наростами и обставлено сосновыми ветками. Все такое украшение на закоптелых стенах представляло вид не келлии, а пещеры в диких каменистых скалах. По стенам довершали украшение картины бумажные и живописные, изображения преподобных древних подвижников: Павла Фивейского, увешанного листьями, Антония Великого, сидящего в пустынной пещере; Илии пророка у потока, получающего пищу, принесенную вранами; далее преподобный Малх, плененный сарацинами, в пустыне коз пасет; и другие сим подобные. Видно было, что он готов был подражать великим столпам иночества, готов переселиться в пустыню к тем, которые были за тысячи лет перед его временем, но за невозможностью переселиться туда переносился к ним мысленно и жил с ними духом.
Как преданный ученик игумена Филарета, схимонах Евфимий весьма радел о соблюдении чиноположения, установленного игуменом Филаретом в Глинской пустыни. В церкви положенное пение, чтение, поклоны, сидение, стояние и все прочее тогда строго соблюдалось в точности по преподанному порядку игумена Филарета. Вновь поступающей братии передавались точные сведения всего церковного чиноположения. Старец Евфимий много содействовал поддержанию такового благонастроения; он знал, что новоначальные, особенно молодые братия, приходят в обитель с открытым сердцем для принятия всего передаваемого и что весьма полезно направлять их в самом начале в правилах монастырского благоговейного настроения, а посему обращал особенное внимание на новоначальных, он указывал, как держать себя, проходя по монастырю, как держать себя, идя по церкви, часто показывал это собственным примером. «Когда идешь по церкви, – говорил он, – будь внимательный, держа себя в таком настроении по внешности, в каком держат себя подданные в присутствии земного царя, по внутреннему же чувству помни, что на тебя зрит Царь Небесный, здесь в храме Божием он являет Свое особенное присутствие. Когда идешь, по сторонам не смотри, руки держи по швам, ступай ногами тихо и благочинно, старайся проходить так, чтобы шествие твое совершенно не было слышно, чтобы не помешать вниманию молящихся».
Старец часто подходил к новоначальным в церкви и указывал самые приемы собственным примером, как в благоговейном чувстве полагать земные поклоны. Он говаривал: «Смотри, брат, я тебе покажу, как нас учил старец Филарет». Он становился рядом с новоначальным братом, приняв позу благоговейного настроения; при этом внушал помнить, что предстоишь и поклоняешься великому Царю Небесному, зрящему на нас; он полагал внимательно на себе крестное знамение, тихо опускал на землю вначале правое колено, затем левое и поклонялся, касаясь челом земли. Затем поднявшись на оба колена, он вставал вначале на правую ногу, потом на левую. У него так выходило, что поклон полагался на самом том месте, где ногами стоит молящийся. Все сказанное старец Евфимий передавал молодым братиям в простоте сердца, с непритворной отеческой любовью, истинным желанием преподать им урок того действительного внешнего и внутреннего монастырского общежительного иноческого благонастроения, которого сам был первый строгий исполнитель, посему слово его, растворенное сердечной любовью, было весьма действующим. Благодаря его вниманию, в церкви при богослужениях братией поддерживался однообразный чин и даже однообразные приемы действий.
Тридцать лет исполняя пономарское послушание, схимонах Евфимий усвоил себе в совершенстве знание церковного устава и многосложного местного чиноположения, установленного в Глинской пустыни, так что к нему обращались при всех недоумениях. Это был живой Типикон Глинской пустыни.
Прожив в Глинской пустыни безвыходно сорок восемь лет, схимонах Евфимий не изменил своей природной национальности. Несмотря на то что среди Глинской братии преобладал русский элемент, он в полной неприкосновенности сохранил свой природный малороссийский язык, всегда говорил на украинском наречии. В простоте души он водрузил в своем сердце страх Божий и пребывал непрестанно во внутренней молитве с любимым Господом Сладчайшим Иисусом, имя Которого молитвенно носил в своем сердце.
Роста старец Евфимий был выше среднего. Тело его от воздержания было весьма сухо; он был очень стройный и подвижный, лицо правильное, несколько продолговатое, совершенно постнического вида. Нос ровный, умеренный, глаза светлые, блестящие. Борода умеренная, седая, несколько продолговатая, красивая. Черты изможденного лица всегда сосредоточенные, но при этом всегда отражали знаки внутреннего духовного радования. Благодатное отражение на его лице видно было всегда для внимательных зрителей, которое отражалось иногда приятной неестественной белизной и показывало светло-сиятельный тонкий оттенок.
К концу 1865 г. старец Евфимий почувствовал от старости и подвигов ослабление сил, но, несмотря на телесную немощь, всегда бывал в церкви на богослужении. А в 1866 г. к концу января он совершенно заболел. Предсмертная болезнь приковала его к одру. Но обратившаяся в природу привычка к храму Божию, к богослужению, песнопению, слушанию слова Божия, влекла его неудержимо в храм Божий. Он просил братию водить его в церковь на богослужение. Время было зимнее, и случилась оттепель, так что погода стояла ненастная, ходить было очень скользко, но несмотря на все это, его, едва движущегося, одевали в подрясник, мантию, клобук и водили или, лучше сказать, почти носили на руках два монастырских брата в теплую церковь и усаживали на правой стороне, на приступочке близ чтеца, где он, сидя, выслушивал богослужебное пение и чтение. Старец сидел неподвижно, опустив голову, закрыв лицо клобуком. Мне, пишущему эти строки, в то время часто приходилось читать около сидящего старца; смотря на него, я не раз думал, жив ли он или уж святая его душа отлетела в горние селения. По окончании богослужения он давал знать, и его отводили в келлию, а на следующее богослужение он опять просил вести его в церковь. Таким образом продолжали его водить, пока он уже совершенно не изнемог.
Когда старец приблизился к кончине, он просил напутствовать его Святыми Таинствами; просьба была исполнена: над ним совершили Таинство Елеосвящения и Святого Причащения. По принятию Тела и Крови Христовых он сидел на коечке, мирно ожидая своего переселения в иной мир. При светлой улыбке на его лице из его глаз падали слезы. Один из братии по своей простоте спросил отходящего старца: «Батюшка, что вы плачете! Разве и вы боитесь умирать?» Старец посмотрел на него с приятной улыбкой и сказал: «Чего мне бояться? Идти к Отцу Небесному и бояться! Нет, брат, я, по благости Божией не боюсь, а что ты видишь мои слезы, это слезы радости. Столько лет душа моя стремилась ко Господу, а теперь приближается желанное время, я скоро предстану Тому, к которому всю мою жизнь стремилась душа моя и увижу Его: вот слезы и текут».
Таковой любовью и божественным страхом преисполнена была душа старца-подвижника, отходящего от земного бытия, и от радости, что он скоро увидит любимого Господа, у него из глаз лились слезы; таковое утверждение в надежде чуждо всякого смущения, а посему, мирно пребывая в сердце своем с любимым Господом пресладким Иисусом, он скоро испустил тихий последний вздох, с которым блаженная его душа оставила земное многотрудное тело и потекла к любимому Господу со страхом и радостью.
Так окончил свое земное многотрудное подвижническое поприще сей дивный подвижник схимонах Евфимий, на 71-м году своей жизни 7 февраля 1866 года.
Тело же его было опрятано по обычаю иноческого чиноположения, и началось чтение Святого Евангелия.
На второй день 8-го числа утром был совершен вынос в церковь, а после заупокойной литургии – соборне исходное последование монашеского погребения. Когда совершалось последнее целование, от тела его разлилось дивное благоухание, которое многие внимательные из братии ощутительно обоняли, воздавая славу Господу, прославляющему святыя своя. По окончании отпевания гроб был поднят на руках братии и отнесен на братское кладбище в ближний скит Иоакима и Анны; здесь около задних ворот в уготованную могилу был опущен гроб при молитвенных песнопениях по чиноположению церковному. Так сокрыто было в земных недрах тело того, которого душа в пламенной любви всю жизнь стремилась ко Господу и достигла такого сыновнего страха, который уже не мучает, а радует.
Литература
Подвижник Глинской Рождество-Богородицкой пустыни старец схимонах Евфимий Собрал игумен Иассон. Курск, 1910.
Глинский подвижник схимонах Евфимий. (Память 7 февраля) // Жизнеописания отечественных подвижников благочестия 18 и 19 веков. Январь-июнь. Том доп. Ч. 1. Кн. 1. М., 1912. С. 205–220.
Марк (Лозинский), игумен, проф. МДА. Отечник проповедника. Практическое пособие для студентов. 1221 пример из Пролога и Патериков. Загорск (ныне Троице-Сергиев Посад. – Примеч. издат.). Троице-Сергиева Лавра, 1971. С. 244. (№ 344: «Глинский схимонах Евфимий умирал со слезами радости».)
Подвижники Глинской пустыни. (Память 1 апреля) // Жизнеописания отечественных подвижников благочестия 18 и 19 веков. М., 1908. С. 10.
Отец Евфимий // Глинская пустынь. Очерк современного состояния обители. В 2-х ч. Одесса, 1901. С. 46;
То же. Одесса, 1904. С. 46.
То же. Курск, 1912. С. 40.
Подвижник Глинской Рождество-Богородицкой пустыни старец монах Мартирий. Собр. игумен Иассон. Курск, 1910. С. 26.
Четвериков Сергий, прот. Молдавский старец Паисий Величковский. Его жизнь, учение и влияние на православное монашество. 2-е изд. Париж, 1988. С. 279.
Архивные документы
Илиодор, архимандрит Глинской пустыни. Письма к Тимковским, Софье Ильиничне (Серафиме) и Варваре Ильиничне (Варваре). // ОР ГБЛ, ф. 213, к. 103, ед. хр. 93, л. 3 об. 42 об., 117 об.
ИЕРОСХИМОНАХ ИОАНН (†1867)
(Память 11 августа ст. ст. / 24 августа нов. ст.)
Иеросхимонах Иоанн (в миру Иван Крюков) родился 20 сентября 1795 года в семье небогатых мещан г. Курска. С детства сердце его горело стремлением к монашеству, которое пробудили слышанные им рассказы о подвигах спасавшегося в Сарове преподобного о. Серафима. Однако не скоро исполнилось желание Ивана. По воле родителей 7 лет он учился у мастера, изготавливавшего печные изразцы, затем поступил приказчиком к торговцу скотом. По настоянию родителей Иван женился. Постепенно благосостояние его улучшилось. Он открыл небольшую фабрику изразцовых печей, кроме того содержал два постоялых двора и гостиницу. Но богатство не изменило его духовной настроенности. Иван отличался строгой благочестивой жизнью, часто ходил в храм и не оставлял мысли о монашестве. Вскоре жена его умерла, он остался бездетным и в 1833 году по совету духовника Киево-Печерской Лавры поступил в Глинскую пустынь, процветавшую тогда под руководством игумена Филарета.
Отец Филарет сначала определил его помогать монастырскому гостиннику. От отца гостинника Иван и получил первые уроки жизни иноческой. Впоследствии он всегда относился к старцу гостиннику с особым почтением и доверием, часто открывал ему свою душу. Через полтора года о. Филарет назначил Ивана монастырским печником. В течение четырех лет он ревностно исполнял возложенное послушание и много печей в пустыни сложил своими руками. Затем игумен определил его в братскую трапезную, где он трудился почти полтора года. После этого послушания о. Филарет назначил Ивана экономом и 22 июня 1840 года постриг в монашество с именем Иоанникий. В должности эконома он пробыл пять лет, исполнял это послушание с немалой пользой для обители. Игумен Филарет, а затем и настоятель о. Евстратий относились к нему с любовью и доверием.
С первых дней поступления в монастырь отличительными чертами о. Иоанникия были простосердечие, усердие к послушаниям, искренность, честность. С простотой нрава соединялась в нем глубокая искренняя вера, чуждая колебаний и сомнений.
В Глинской пустыни под руководством игумена Филарета и других старцев о. Иоанникий прошел строгую школу духовного делания. Неукоснительное исполнение аскетического устава обители выработало в нем самособранность, способность к великим подвигам и трудам. Он непрестанно возделывал ниву своего сердца молитвой, постом, чтением Слова Божия и изучением творений святых отцов (по благословению духовника в Глинской пустыни о. Иоанникий научился читать и писать). Это был ревностный молитвенник. Кроме неопустительного посещения всех продолжительных богослужений Глинской пустыни, о. Иоанникий и в келлии почти все свободное от работы время посвящал молитве с многочисленными земными поклонами.
Но особенно способствовало его духовному возрастанию полное отсечение своей воли и послушание старцам. Отец Иоанникий впоследствии рассказывал, что в келлию к игумену Филарету он всегда входил с трепетом и благоговением, как бы готовясь предстать перед лицом Божиим563 . Без благословения старцев о. Иоанникий не принимал ни одного решения. Глинская пустынь воспитала его, как воина Христова. О высоте его духовной жизни свидетельствует тот факт, что в этой обители он исцелил двух бесноватых564 .
Одиннадцать лет подвизался о. Иоанникий в любимой им Глинской пустыни. В 1844 году он был назначен экономом восстанавливаемого Святогорского Успенского монастыря. Здесь он особенного много потрудился для благоустройства обители. Настоятель архимандрит Арсений ценил его труды. В 1849 году о. Иоанникий был рукоположен во иеродиакона, затем во иеромонаха и назначен духовником для богомольцев565 . В 1850`году по благословению епархиального архиерея о. Иоанникий затворился в меловой пещере. 29`августа 1852 года старец-подвижник был пострижен в схиму с именем Иоанн. 17 лет подвизался он в затворе и прославился великими подвигами. Многие иноки и богомольцы обращались к о. Иоанну за советом. Беседа с ним успокаивала и приносила облегчение обремененной грехами душе. Старец имел дар прозорливости. Часто он называл по имени людей, которых видел впервые. Он имел также дар исцеления.
Иеросхимонах Иоанн предсказал день своей кончины, которая последовала 11 августа 1867 года. Впоследствии богомольцы часто служили панихиды на его могиле, где совершилось множество исцелений.
Литература
Очерк жизни затворника Святогорской пустыни иеросхимонаха Иоанна. Изд. 6-е. Одесса, 1893. 98 с., илл.
Иеросхимонах Иоанн, затворник Святогорский // Поселянин Е. Русские подвижники 19 века. Изд. 2-е, значит, доп.; с портр. и рис. СПб., 1901. С. I–II., 442–452
Иоанн, затворник Святогорский // Жизнеописания отечественных подвижников благочестия 18 и 19 веков. Август. М., 1909. С. 230–236.
Жизнеописание игумена Филарета, возобновителя Глинской общежительной пустыни Курской епархии. 3-е изд. Одесса, 1905. С. 46, 148.
Иеромонах Феодосий, первый духовник возобновленной Свято горской пустыни // Жизнеописания отечественных подвижников благочестия 18 и 19 веков. Июль-декабрь. Том доп. Ч. 1. Кн. 2. М., 1912. С. 320.
Святогорская общежительная Успенская пустынь. М., 1867. С. 152.
Очерк жизни в Бозе почившего Святогорской Успенской пустыни настоятеля, архимандрита Германа А.Ф. Ковалевский. Изд. 2-е. Харьков, 1894. С. 43.
Глинская пустынь. Очерк современного состояния обители. Одесса, 1904. С. 48. То же. Курск, 1912. С. 41.
Троицкий листок. № 4.
Четвериков Сергий, прот. Молдавский старец Паисий Величковский. Его жизнь, учение и влияние на православное монашество. 2-е изд. Париж, 1988. С. 279–280. ' Феофил Святогорский, Христа ради юродивый // Жизнеописания отечественных подвижников благочестия 18 и 19 веков. Январь. М., 1906. С. 210, 213.
Духовник Святогорской Успенской пустыни иеромонах Иоанникий // Жизнеописания отечественных подвижников благочестия 18 и 19 веков. Февраль. М., 1906, С. 137.
Жизнеописание старца Филарета, возобновителя Глинской Рождество-Богородицкой пустыни Курской епархии // Курские епархиальные ведомости. 1892. № 47. С. 75.
ИЕРОМОНАХ ПОРФИРИЙ (†1868)
(Память 23 марта ст. ст. / 5 апреля нов. ст.)
Цит. по:Глинские иноки: схимонах Марк, иеромонах Порфирий и монах Димитрий. (Память 29 марта) //Жизнеописания отечественных подвижников благочестия 18 и 19`веков. Март. М., 1907. С. 331–336.
Сердобольный отец Порфирий в жизни своей во имя любви к ближним много потерпел горя. В миру он назывался Петром Левашовым, был сын священника, отличался выдающимися способностями. В 1816 году, по окончании курса Оренбургской семинарии, 19-ти лет от роду, он в ту же семинарию был определен учителем. Через два года возведен в сан священника, разновременно был благочинным, присутствующим в духовном правлении и членом консистории. Священствуя в Оренбургском кафедральном соборе, о. Петр был экзаменатором ставленников. В 1810`г. он протоиереем переведен в г. Бузулук (тогда Оренбургской, ныне (т.е. во время написания жития иеромонаха Порфирия. – Примеч. издат.) Самарской губернии), где был благочинным и цензором проповедей. Все свои доходы о. Петр раздавал бедным и сам терпел крайнюю нужду: каждый месяц оставался должен 20–50 руб. и, как говорят, не мог свести концы с концами. Но во всем уповал на Бога, Который не оставлял его в нуждах. Однажды ему нужны были деньги, но он не стал ни у кого просить. Однако любящие его граждане сами собрали ему 1000 руб. и просили их принять на расходы.
Любя правду и прямоту, скорбя за все, что нарушает нравственные законы в человеке, в обществе и государстве, отец Петр особенно возмущался откупной продажей спиртных напитков, которая в сороковых годах прошлого (19-го. – Примеч. издат.) столетия действовала в полной силе. Откупщики или спаивали народ дешевой водкой, или преследовали желающих купить водку на стороне за более дешевую цену. Оттого немало было столкновений, побоищ и убийств. Протоиерей Левашов, готовый душу свою положить за други своя, ради общего блага, решился действовать против откупной системы. Но кто мог его послушать? Кто мог отменить откуп? Только государь. Печальник о благе народа долго боролся между желанием пресечь отечественное горе и опасностью оскорбить своего монарха. Первое желание превозмогло. В 1848 году, во всеподданнейшем прошении императору Николаю I протоиерей Левашов в ярких красках изобразил все бедствия народа и просил отменить откупную систему. Вместе с тем в органах государственного правления предлагал оставить неправые пути и следовать во всем закону Господню.
Нам неизвестно, до или после подачи этого прошения у о. Петра скончалась любимая супруга. В своем стихотворении «Валаамские думы» он пишет, что не осушились еще на глазах слезы о понесенной утрате супруги, как он внезапно был подхвачен и выброшен на скалу Валаама. Дело в том, что великая ревность о благе народа и желание сильнее убедить в своих доводах, не сдержали о. Петра в своих границах. За резкие выражения в прошении его сослали на Валаам, как человека, который взялся не за свое дело и одержим манией все представлять в самом мрачном виде. Настоятелю Валаамского монастыря предписали устранять Левашова от общения с посторонними и не дозволять вести переписку без ведома начальства. На Валааме о. Петр был помещен в скиту Всех Святых. Сначала к нему относились очень подозрительно, все сторонились его, о нем пронесся «всяк зол глагол». Тут его не поняли. Одни считали его прельщенным, другие мятежником. В слезах его видели хитрость, в мольбах – притворство. За это время о. Петру пришлось много вытерпеть. Одно утешение он находил в молитве. Всех скорбящих Радость Пресвятую Деву Богородицу он молил:
«Дай всю твердость мне терпенья
Принимать позор, глумленья,
Как бы перлы в тех венцах,
Кои ждут нас в небесах».
В 1855 году отец Петр ожидал только отрады в смерти. Он писал:
«Радости в мире
Нет у меня; –
Бедная нива
Не так угобзилась, –
Полынью, крапиву
Мне принесла.
Одна лишь отрада
Ждать мне теперь:
Скоро ль настанет
Последний мой день».
Но всеизглаждающее время смягчило отношения к изгнаннику. С другой стороны, его духовная мудрость и дар прозрения не укрылись от людей беспристрастных. К нему стали приходить и приезжать лица разных званий. Одни хотели его видеть, другие получить совет, третьи утешение и т.д. Отец Петр, по доброте своей, не мог отказывать и всех напоял богомудрыми речами566 . Начальство обители поставлено было в недоумение. Отказывать богомольцам не желалось так же, как и нарушать распоряжение высшей властей о недопуске посетителей к о. Петру. Поэтому сочли за лучшее просить перевести его куда-либо в другое место. В мае 1857 года его перевели в Спасо-Прилуцкий монастырь близ Вологды. Но северный болотный климат разрушительно действовал на здоровье о. Петра. Он просил перевести его в Глинскую пустынь, которая известна была ему по строгости иноческой жизни. Желание его исполнили: в сентябре 1859 года протоиерей Левашов прибыл в обитель, которую сам избрал. Здесь он вел себя уединенно, прилично, скромно, благочестиво, к церкви был прилежен и с усердием участвовал в соборных богослужениях.
Если не скоро можно предпринять какую-либо перемену в обычной жизни семьи или общества, – тем более это надо сказать в отношении ко всему государству. Но народное бедствие не давало покоя отцу Петру, ревность побуждала его ускорить ход дела, и вот он повторил свою просьбу в прошении императору Александру II. С 1 января 1863 года отменена была откупная продажа спиртных напитков, и о. Петр утешился.
В Глинской пустыни протоиерей Левашов пленился умилительным чином богослужений, полюбил благочестивые уставы и обычаи обители, освоился с братиями, привык к их пустынной жизни и остаток дней своих желал окончить в монашестве, почему и просил епархиальное начальство постричь его в монахи и зачислить в братство Глинской пустыни. Игумен Иннокентий, представляя его прошение, доносил, что «благое настроение духа, образовавшееся у о. Петра вследствие многолетнего безотрадного положения, при преклонных летах, может быть принято за прочное основание для будущей его жизни в звании монашеском», и ходатайствовал о пострижении протоиерея Левашова и о снятии с него надзора. Просьба была уважена. 16 февраля 1863 года отец Петр с именем Порфирий пострижен в монашество, а на другой год по высочайшему повелению освобожден из-под надзора.
В тиши глинского уединения о. Порфирий не укрылся от народа. О нем узнавали, как о своем печальнике и радетеле, к нему шли, писали и просили советов, присылали деньги. Нестяжательный старец просил денег ему не присылать, принимал только чай и сахар для угощения приходящих к нему братий; все присылаемое отдавал бедным и иногда сам терпел великую нужду. Претерпевший много скорбей, иеромонах Порфирий особенно умел утешать скорбящих, заступать обидимых и плакать с плачущими.
Мягкое, любвеобильное его сердце исполнялось чуть ли не большей скорбью, когда ему говорили о скорбях; из глаз его струились слезы. «Родной мой», – скажет он – это его любимое выражение – и начнет утешать своей мудрой речью. Невольно приходилось выходить от него с радостью. Подвижник высоко ценил слезы утешающего и по собственному опыту писал:
«Для несчастного слеза
Выше перлов драгоценных,
Если в дар ему она
Пролилася от чувств нежных».
Не без скорбей пришлось нести подвиг утешителя скорбящих. Когда обидимые утешались, – обидящие не всегда были довольны им.
В часы своего досуга о. Порфирий писал статьи стихами и прозой. Несколько его статей напечатано было в журнале «Странник» за 1866– 1868 гг. Последняя его статья называлась «О бессмертии», и сам он 23 марта 1868 г. отошел в бессмертие, имея от роду 71 год. В последнее время о. Порфирий заметно слабел. В день смерти до двух часов пополудни находился в забытьи, а очнувшись, стал говорить: «Бог человеколюбив, Он грешников (кающихся) прощает. В Глинской много монахов спаслось, много спасется».
По причащении о. Порфирий вечером скончался. Лицо его просияло особенным светом. Прозревая будущее, отец Порфирий говорил: «Со временем падет вера в России. Блеск земной славы ослепит разум; слово Истины будет в поношении, но за веру восстанут из народа неизвестные миру и восстановят попранное».
Могила о. Порфирия находится на братском кладбище Глинской пустыни и покрыта каменной гробницей с надлежащей надписью.
Литература
Глинские иноки: схимонах Марк, иеромонах Порфирий и монах Димитрий. (Память 29 марта) // Жизнеописания отечественных подвижников благочестия 18 и 19 веков: Март. М., 1907. С. 331–336.
Иеромонах Порфирий // Глинская пустынь. Очерк современного состояния обители. В 2-х ч. Одесса, 1901. С. 47.
То же. Одесса, 1904. С. 47; То же. Курск, 1912. С. 41.
Пророчества о будущем России // Земщина. Русская грамота Союза «ХВ». 1991. № 3(20). Январь. С. 1.
Немирович-Данченко В.И. Крестьянское царство (Валаам). 2-е изд. СПб., 1889. С. 264–265.
Труды иеромонаха Порфирия (Левашова)
О воспитании девиц в духе истинно христианском // Странник. 1866. Сентябрь. С. 85–125.
Взгляд на монашество // Странник. 1867. Февраль. С. 39–51.
О причинах раскола // Странник. 1867. Июль. С. 123–129.
Беседа со старообрядцами // Странник. 1867. Июль. С. 10–31.
О бессмертии // Странник. 1868. Март. С. 95–102.
АРХИМАНДРИТ ИЛАРИОН
Воспитанник Глинской пустыни архимандрит Иларион был миссионером в Квихпахской миссии в Америке с 1861 по 1868 г.567. Православная миссия располагалась на реке Квихпаке. Здесь в селе Икогмюте была церковь в честь Воздвижения Честного Животворящего Креста. Прихожане этой миссии жили по рекам Кускоквиму и Квихпаку. Последняя имеет протяженность свыше 2000 миль. Православных в миссии было более 4000 душ568 .
Литература
Глинская пустынь. Очерк современного состояния обители. Ч. I. Одесса, 1904. С. 48. То же Ч. I. Курск, 1912. С. 41.
О православной миссии в Америке. Церковные ведомости. 1895. № 45. С. 156.
ИЕРОМОНАХ ПАИСИЙ, ВПОСЛЕДСТВИИ АРХИМАНДРИТ, НАСТОЯТЕЛЬ ЧУРКИНСКОЙ НИКОЛАЕВСКОЙ ПУСТЫНИ (†1869)
(Память 19 июля ст. ст. / 1 августа нов. ст.)
Цит. по кн.: Архимандрит Паисий, настоятель Высокогорской Успенско-Николаевской Чуркинской пустыни Астраханской епархии. Астрахань, 1904. С. 2–161569 .
Отец архимандрит Паисий (в миру Петр Димитриевич Сипченко) родился в 1801 или 1802 годах в местечке Новой Водолаге Валковского уезда Харьковской губернии и происходил, как значится в его формулярном списке, из войсковых обывателей. Простое семейство, в котором он увидел свет Божий, и сравнительная малочисленность школ того времени, лишили его возможности получить правильное школьное образование. Тем не менее в доме родителей он научился грамоте и полюбил книгу. Родители его впоследствии записались в купеческое сословие г. Валкова, и юному Петру, без сомнения, пришлось делить труды своих родителей по торговле. Но не торговля была его призванием. Замечательно умный и способный от природы, Петр, под влиянием, вероятно, прочитанных им житий святых Божиих, при своем глубоко религиозном настроении и увлекающемся темпераменте, решился вступить в монастырь. По всему югу славилась тогда подвижническим направлением своих иноков Глинская Рождество-Богородицкая общежительная пустынь, находящаяся в Путивльском уезде Курской губернии. Сюда-то в 1828 г. пришел этот искатель монашеских подвигов и, принятый в число братства ее, с усердием и ревностью начал проходить здесь все возлагавшиеся на него послушания.
Основанная на месте чудесного явления Чудотворной иконы Рождества Пресвятой Богородицы, Глинская пустынь представляет собой самое удобное место для подвигов людей, ищущих спасения. Окруженная со всех сторон сосновым лесом, с его бальзамическим воздухом, удаленная от жилищ людских, она была и есть в полном смысле сего слова «пустынь». В описываемое нами время здесь настоятельствовал богомудрый подвижник, строитель и впоследствии игумен, старец о. Филарет, поставивший обитель на высоту нравственного совершенства.
К сему-то мудрому и опытному наставнику, в эту великую школу иноческой жизни, пришел молодой, полный сил и здоровья ревнитель спасения Петр Сипченко. Но духовная жизнь полна терний и камней претыкания на спасительном пути. Случается, что, проживя в монастыре известное время, пришедший сюда охладевает в своем усердии: дух его мятется, в голове вереницей проносятся мысли о том, что и в миру для человека возможно и достижимо спасение, и т.д. В заключение он ставит перед собой вопрос: не оставить ли обитель и не возвратиться ли к прежним своим занятиям? С одной стороны, его устрашает тягота иноческого жития, с другой – жаль бывает и оставить тот род жизни, который им избран добровольно, а отнюдь не по принуждению и необходимости. В эти минуты тяжелой душевной борьбы он уподобляется человеку, стоящему на распутье двух дорог и не могущему решить, который из этих двух путей избрать ему для следования. Вот в это-то тяжелое время ужасной внутренней борьбы и необходимо для человека особенно благодатное указание, могущее разом разрешить все его сомнения, положить конец всем его колебаниям.
Нечто подобное было и с нашим послушником Петром. Прожив в Глинской пустыни два года, он, вследствие неведомых нам причин и обстоятельств, очутился на только что упомянутом распутье. В это время, как светлое солнце, сиял в Сарове своими чудесами и благодатными дарами преподобный Серафим. Чтобы разрешить все свои сомнения, чтобы получить благодатное указание, смиренный послушник предпринял неблизкий и небеструдный путь из Глинской пустыни в Саров. И вот, в 1830 г. он появляется в Саровской обители, дабы спросить преподобного: «Есть ли ему благословение Божие поступить в монашество?» Молодой человек падает великому подвижнику, окончивающему свое земное течение, в ноги, просит развязать душу его от вихря сомнений. Он робко предлагает святому старцу вопрос: «Есть ли воля Божия поступить ему и брату его, Николаю, в монашество?» Преподобный отвечал послушнику так: «Сам спасайся и брата своего родного спасай»570 . Потом, подумав немного, сказал: «Помнишь ли житие Иоанникия великого? Странствуя по горам и стремнинам, он нечаянно уронил из рук жезл свой, который упал в пропасть. Жезла нельзя было достать, а без него святой не мог идти далее. В глубокой скорби он возопил к Господу Богу – и ангел Господень вручил ему новый жезл».
Сказав это, о. Серафим вложил в правую руку послушника свою собственную палку и сказал: «Трудно управлять душами человеческими. Но среди всех твоих напастей и скорбей в управлении душами братий ангел Господень непрестанно при тебе будет до скончания жизни твоей»571 . Такова была воля Божия о молодом Глинском послушнике, изреченная устами великого и святого мужа нашей отечественной Церкви.
Путешествие по России, встреча с разными лицами, опытными в духовной жизни, знакомство с различными порядками внутренней и внешней жизни разных монастырей, им посещенных, для наблюдательного послушника имели большое значение, расширяя круг его воззрений, обогащая ум его многими сведениями. Образы древнего иночества постоянно предносились его духовному взору и увлекали к подражанию подвигами древних подвижников.
Возвратившись в Глинскую пустынь, успокоенный и умиротворенный духом, имея указание преподобного Серафима в благословении Божием – стать ему иноком, молодой послушник, полный крепости и сил телесных, с большей, против прежнего, ревностью проходил назначенное ему послушание. Его строительные и хозяйственные способности, так широко развившиеся впоследствии, дают нам основание предполагать, что послушание его состояло в наблюдении за производившимися в пустыни постройками. Его усердие, его благочестивая настроенность и совершенно безукоризненная жизнь обратили особенное, преимущественное перед другими, внимание мудрого старца Филарета, зорко следившего за духовным преуспеянием того, кому впоследствии суждено было самому стать руководителем монахов и благостроителем иноческой обители. 5 декабря 1833 г. этот усердный послушник, произнеся невозвратные обеты иноческие, от рук своего богомудрого настоятеля принял пострижение в мантию, с наречением ему имени Паисий, в честь преподобного Паисия Великого.
Менее года пробыв в звании простого рядового монаха, 30 августа 1834 г., преосвященным Илиодором, архиепископом Белоградским и Курским, о.`Паисий был рукоположен во иеродиакона. Проходя свое священно-диаконское служение с благоговением и дела своего послушания с рачительностью, иеродиакон Паисий прожил в Глинской пустыни до 28 февраля 1838 г., когда, по определению епархиального начальства, состоялось перемещение его в Троицко-Николаевский монастырь г. Белгорода, бывший тогда резиденцией курских архипастырей. В этой обители нетленно и открыто почивает св. Иоасаф Горленко, епископ Белогородский, чудодействующий со дня блаженной своей кончины и доныне. Под благодатным кровом сего святителя, 28 июня того же 1838 г., иеродиакон Паисий рукоположен был во иеромонаха.
В то время как молодой иеромонах Паисий проходил свое служение в Белоградском монастыре, на отдаленном Кавказе лилась и русская и туземная кровь. Русские воины старались укрепить здесь владычество родной земли и самодержавного государя, а горцы упорно отстаивали свои вековечные права. Борьба кипела ожесточенная. Долго дрались обе стороны. Жизнь двух враждебных друг другу сторон представляла бездну опасностей, и лица белого духовенства, в особенности семейные, крайне неохотно шли на службу полковыми священниками кавказской армии. Вследствие этого решено было заменить их иеромонахами различных монастырей. Один из таких иеромонахов был и о. Паисий, по высочайшему соизволению императора Николая Павловича, указом Святейшего Синода от 18 мая 1840 г. определенный в закубанское Абинское укрепление, в ведомство черноморской кордонной линии.
Прибыв к месту своего служения, о. Паисий тотчас же вступил в отправление обязанностей отрядного священника. К этому времени (1841`г.) относится следующее письмо его к иеромонаху Серафиму, впоследствии духовнику Глинской пустыни, с которым Паисий одновременно ехал по Черному морю в береговые укрепления, так как и Серафим в то же время был назначен отрядным же иеромонахом. Приводим письмо это полностью.
«Приехал я в черноморский город Екатеринодар 11 мая, для заготовления запасных Даров. Воспользовавшись случаем, сим долгом почел сообщить вам, как другу, о своем положении. Я, по отъезде вашем из Новороссийской крепости, отправлен к атаману черноморского войска. Он, по разрешению корпусного командира, командировал меня в Абинское укрепление, которое, к счастью моему, как местоположением, климатом и укреплением, лучше всех береговых укреплений. Сообщение с Россией в два месяца имеешь раз, и каждый год можно быть в Черномории не меньше двух месяцев. Гарнизону у нас 100 человек. Молитвенный дом – наподобие церкви; я требую антиминс и скоро надеюсь получить. Атаман вошел с представлением, чтобы позволили настоящую церковь выстроить, и я надеюсь на будущее лето видеть церковь в крепосте Абин. Прошу я генерала, чтобы походатайствовал исхлопотать мне вместо морской провизии отпуск денег, и уже получил уведомление из штаба корпусного, что Головин испрашивает разрешение провиантского департамента об отпуске денег всем иеромонахам, вместо морской провизии, и генерал наш говорит, что отпустят. Видите, какое я исхлопотал вам и всем благодеяние»572 .
После уединения и безмолвия Глинской пустыни и тишины своей белгородской келлии, брошенный в жерло военных опасностей, принужденный быть всегда настороже, с томительной неизвестностью – что принесет следующий день и как пройдет наступающая ночь, о. Паисий не потерялся в этом первоначально бывшем для него чуждом обществе и скоро освоился со своим положением. Вместе со своим отрядом в 1841 г. он находился в движении от Ольгинского до Абинского укрепления, за Кубань и обратно; в 1842 г. сделал такой же путь; в 1844`г. также; в 1849 г. два раза ходил за Кубань. Опасности, которым подвергался весь отряд вообще и иеромонах Паисий в частности, были далеко не шуточными. Шальная пуля немирного горца могла уложить его совершенно неожиданно, не говоря уже о болезнях и неудобствах передвижения с места на место. Но еще опаснее была крайне неутешительная перспектива – попасть в плен к горцам. А о. Паисию и суждено было испытать именно это несчастье, и притом даже не во время его походов, а прямо из укрепления Туапсе. В записках духовника Глинской пустыни вышеупомянутого иеромонаха Серафима внесен рассказ, записанный им со слов самого Паисия. В этих записках Серафим пишет: «На рассвете одного дня черкесы напали на укрепление и забрали вместе с другими в плен и о. Паисия. Выведя его за укрепление, обобрали дочиста и заставили нести на гору десять русских ружей. На горе сели отдыхать. Один черкесский князек, потерявший в схватке своего сына, стал рубить пленных русских. Одинаковая участь ожидала и о. Паисия: князек уже поднял над ним шашку; но Промысл Божий бдел над достойным иноком: один из черкесов, проникнувшись состраданием к нему, защитил о. Паисия от нападения разъяренного отца и взял его к себе в плен, как часть военной добычи. У него и был иеромонах Паисий целых полгода, по истечении которых был выкуплен русскими за сравнительно незначительную цену»573 . Что мог передумать, что мог перечувствовать за это время невольный пленник? И каким бесчисленным опасностям, не только ежедневным, но и ежеминутным, подвергалась его жизнь, всецело зависевшая от каприза или настроения его горячего и свободолюбивого владельца!.. Только мощным осенением его ангела-хранителя и молитвами рабов Божиих, вопиявших о нем ко Господу, можно объяснить соблюдение жизни о. Паисия и его счастливое освобождение из плена.
Возвратился иеромонах Паисий к церкви своего отряда окруженный ореолом страдальца. Это, само по себе печальное событие в его жизни, послужило впоследствии даже к его личной пользе. Его заметили, на него обратили внимание, начали им интересоваться, искать с ним сближения. Он сделался известным самому наместнику Кавказа светлейшему князю Воронцову, не говоря уже о других высокопоставленных лицах, с которыми завязалось знакомство о. Паисия в это именно время и которое так пригодилось ему впоследствии, в период его управления Чуркинскою пустынью. Впрочем, и сам иеромонах Паисий своей ревностью, своим всегдашним усердием в исполнении лежавших на нем обязанностей, соединенными с примерным иноческим благоповедением, заслуживал всеобщей к нему любви и расположенности, которыми действительно и пользовался. За эти перечисленные качества он 22`мая 1843 г. был награжден золотым наперсным крестом, от Святейшего Синода выдаваемым. Но душе его, отзывчивой ко всему доброму, сердцу его глубоко верующему, выше всех наград было сознание свято выполненного долга. В самом деле, всегда и везде высоко служение пастыря душ человеческих, несравненно и выше и труднее оно на поле брани, в пороховом дыму, при грохоте орудийных выстрелов. Здесь оно является, так сказать, буквальным исполнением великой заповеди Спасителя нашего, повелевающего душу свою положить за други своя. Напутствовать отходящего воина в вечность, сказать несколько слов веры и христианского утешения человеку, уже перешагнувшему грань всего земного, принять его последний вздох, – что может быть достопочтеннее такого служения, такого поистине подвига?!.
Но принося и свои силы, и свое здоровье святому делу служения ближним, о. Паисий сделался сам жертвой своей ревности и своего пастырского долга. На этом поприще он окончательно расстроил свое здоровье и приобрел неизлечимую ломоту в ногах, от которой уже никогда не мог избавиться и от которой впоследствии сошел и в могилу. Девять лет продолжалось это его самоотверженное служение, но приступы болезни так усилились наконец, что он был вынужден просить Святейший Синод об увольнении его от обязанностей отрядного священника и о перечислении в число братства Глинской пустыни, на место своего пострижения. Желание его было исполнено синодальным указом от 11 июня 1849 г. Тепло и сердечно простившись со своими бывшими духовными детьми и оставив у них самое лучшее о себе воспоминание, как о добром пастыре и прекрасном человеке, он выехал в родную обитель, с которой у него было связано много отрадных и сладостных воспоминаний прежней его первоначальной монастырской и монашеской жизни.
Что же приобрел себе о. Паисий за эти девять лет служения при отрядной церкви? Жизнь, полная опасностей, выработала в нем твердую волю, не страшившуюся никаких опасностей, не отступавшую перед ними и смело начинавшую борьбу с различными препятствиями, которые, в конце концов, он и успевал преодолевать. Твердость и настойчивость воли, приобретенные здесь, сослужили ему, точнее же, обители Чуркинской в свое время громадную службу. Долговременное служение в звании пастыря, всегдашная ровность характера, любвеобильное со всеми обращение, замечательная его общительность, наконец, природный и здравый ум, в соединении с умением всегда и везде, во всяком обществе, быть на своем месте, снискали ему, как мы и выше говорили, всеобщее расположение и любовь, не охладевшие и тогда, когда о. Паисия уже не было и в отряде. Эти добрые отношения о. Паисий старательно поддерживал впоследствии и им в значительной степени обязан был успехом своей последующей плодотворной деятельности. Кроме того, будучи человеком весьма воздержным, привыкшим ограничивать свои требования, он из получаемого 1000-рублевого годового жалованья скопил себе небольшую денежную сумму, так что еще в бытность свою в Абинском укреплении имел возможность положить на имя своего брата иеромонаха Козелецкого Георгиевского монастыря Назария в сохранную казну 1000 рублей серебром, с условием, что в случае смерти Назария он, Паисий, мог получить их обратно в свое распоряжение574 . Это благоприобретенное состояние дало ему в непродолжительном, как увидим, времени возможность самостоятельного действования.
Прибыв в Глинскую пустынь, иеромонах Паисий зажил скромной иноческой жизнью. Молитва, уединение и относительное спокойствие были уделом жизни его в ней. После девятилетнего служения в обстановке, полной лишений и опасностей, он отдыхал и душой и телом среди иноческой семьи уединенной обители. За это время даже самое здоровье его окрепло. Из тихой своей келлии он писал оставленным в укреплении и других местах друзьям своим сердечные письма. Сношения его с этими лицами еще более укрепляли их взаимную духовную связь. И тогда, как о. Паисий сообщил своим друзьям о благоприятных последствиях своего глинского пребывания и улучшении в состоянии здоровья, друзья постарались довести об этом до сведения наместника князя Воронцова. Князь, лично знавший и по достоинству оценивший плодотворную деятельность почтенного инока, очень желал его видеть снова на службе в военном ведомстве управляемого им края. Место при церкви Абинского укрепления было уже занято, но представлялась возможность дать Паисию другое назначение. И князь решился действовать в этом направлении. По докладу военного совета, основанному на ходатайстве князя Воронцова, 10 апреля 1851 г. иеромонах Паисий, с высочайшего соизволения, был снова назначен в состав армейского духовенства в Георгиевское афинское укрепление. Получив уведомление об этом, о. Паисий, простившись с братией пустыни, выехал к месту нового своего служения и 22 июня был уже в укреплении, где немедленно и вступил в отправление пастырских своих обязанностей. Однако в этот раз ему суждено было весьма немного послужить в настоящем укреплении. Святейший Синод, еще ранее назначения сюда Паисия, постановлением своим определил в Георгиевское укрепление другое лицо. Таким образом, иеромонаху Паисию ничего не оставалось более, как выехать обратно в Глинскую пустынь, что он и сделал 10 июля.
Пребывание его в Глинской пустыни, по возвращении из Георгиевского укрепления, было таким же мирным, как и прежнее, и продолжалось почти три года. Петербургские друзья в это время позаботились об о. Паисии. В северной столице находился тогда Астраханский архиепископ Евгений, бывший экзарх Грузии (†1869, в Пскове), вызванный для присутствования в Святейшем Синоде; архипастырь добрый и благопопечительный о своей епархии и о лучшем благоустройстве ее. Пребывая так далеко от своего кафедрального града, он мыслью часто переносился в свою епархию. Немало забот доставляла его сердцу Николаевская Чуркинская пустынь, 17 декабря 1850 г. лишившаяся своего приснопамятного старца-настоятеля о. архимандрита Евгения, вызвавшего ее к бытию почти из развалин. Назначенный временно исполняющим должность настоятеля пустыни – Спасо-Преображенского монастыря, иеромонах Аарон не оправдал возлагавшихся на него епархиальным начальством надежд и 30 ноября 1851 г. был уволен от сей должности, временное исполнение должности поручено было казначею Спасо-Преображенского монастыря иеромонаху Иларию (Указ дух. кон. 21 дек. 1851 г. № 3427). Но иеромонах Иларий также не принадлежал к числу способных начальников монастыря. Из-за его неподготовленности к этому во всех случаях, требующих великих душевных сил, духовной и практической опытности, поста, он не мог принести вверенной ему пустыни никакой осязательной пользы.
Вполне естественно, что в уме преосвященного Евгения родилась мысль – поискать человека, которому он мог бы доверить управление пустынью, вне пределов своей епархии, в среде монашествующих обителей, отличавшихся строгостью жизни своих иноков и неуклонным исполнением общежительного устава. За десять лет перед тем, в 1844 г. состоялось восстановление древней Успенской Святогорской пустыни Харьковской губернии, получившей и настоятеля, и братию, и устав Глинской пустыни.
Событие это не прошло незамеченным в обществе; тем большее внимание обратили на него люди, близко стоявшие и искренно расположенные к монашеству. А таким именно и был Астраханский архиепископ Евгений. Человек весьма добрый и общительный, во время своего пребывания в Петербурге он завязал знакомство со многими лицами столичного общества, среди которых могли быть и лица, знавшие и расположенные к иеромонаху Паисию. Слыша сетования Астраханского архипастыря на недостаток людей в его епархии, принуждавший его терпеть на посту настоятельском человека, не имеющего к тому ни малейших способностей, они могли рекомендовать архипастырю о. Паисия, как лицо, имеющее все данные для того, чтобы вполне удовлетворить всем его требованиям.
Собрав более точные предварительные справки об о. Паисии и убедившись, что в лице его Чуркинская пустынь может рассчитывать видеть продолжателя деятельности приснопамятного возобновителя своего архимандрита Евгения, преосвященный Евгений, согласно изъявленному им желанию, принял о. Паисия в ведомство Астраханской епархии и дал надлежащее движение делу о его перемещении из Глинской пустыни. 7 мая 1845 г. иеромонах Паисий был переведен в Астраханскую епархию и определен настоятелем Чуркинской Николаевской пустыни.
Прежде всего он обратил свое внимание на богослужение. Привыкнув в Глинской пустыни видеть его совершаемым с точным и буквальным соблюдением предписаний устава церковного, без малейших отступлений, и смотря на это, как на дело воистину Божие, о. Паисий и во временной его управлению пустыни восстановил ее церковный чин575 .
Отец Паисий увековечил свое имя и память о своем настоятельстве сооружением обширного трехпрестольного каменного соборного храма в честь Успения Божией Матери, отчего и сама пустынь стала именоваться Успенско-Николаевской. Кроме того, он построил в обители настоятельский трехэтажный каменный корпус, каменную трехэтажную гостиницу для посетителей монастыря; открыл больницу и аптеку, медикаментами которой пользовались не только братия, но и жители окрестных поселков; восстановил кирпичный завод; продолжил и окончил постройку ограды, заложил изящную колокольню и благоустроил подворье в г. Астрахани.
По делам монастыря он неоднократно ездил в Петербург и исходатайствовал для обители возвращение ее древних угодий (земель и вод). Эти угодья стали со временем единственным источником содержания Чуркинской пустыни.
Сделав Чуркинскую пустынь общежительным монастырем и поддерживая строгий порядок внутренней иноческой жизни, о. Паисий умножил братию обители до 80 человек.
За усердное попечение об устройстве пустыни и подвиг духовного бдения о душах, вверенных его руководству, в 1856 году о. Паисий был награжден набедренником, в 1857 году возведен в сан игумена, в 1862 – в сан архимандрита, в 1867 году сопричислен к ордену Св. Анны 3-й степени.
Благоустроив и обеспечив обитель, напутствованный Святыми Таинами, 19 июля 1869 года о. Паисий скончался на 67-м году от рождения.
Литература
Архимандрит Паисий, настоятель Высокогорской Успенско-Николаевской Чуркинской пустыни Астраханской епархии. Изд. Чуркинской пустыни. Астрахань, 1904.
Высокогорская Успенско-Николаевская Чуркинская общежительная пустынь Астраханской епархии. Краткий исторический очерк. Изд. Чуркинской пустыни. Астрахань, 1903. С. 21–22, 27–29, 31. То же // Астраханские епархиальные ведомости. 1903. № 7. С. 306–307, 309, 311, 314.
Архимандрит Паисий, настоятель Высокогорской Чуркинской пустыни. (Память 19 июля) // Жизнеописания отечественных подвижников благочестия 18 и 19 веков. Июль. М., 1908. С. 379–407.
Адрес-календарь духовного ведомства. СПб., 1878. С. 12.
Чуркинская Николаевская пустынь Астраханской епархии Д.Д. // Воскресный день. 1899. № 9. С. 108.
Глинская Рождество-Богородицкая общежительная пустынь. М., 1891. С. 93.
Четвериков Сергий, прот. Молдавский старец Паисий Величковский. Его жизнь, учение и влияние на православное монашество. 2-е изд. Париж, 1988. С. 280.
Жизнеописание игумена Филарета, возобновителя Глинской общежительной пустыни Курской епархии. 3-е изд. Одесса, 1905. С. 115–116.
Архивные документы
Илиодор, архимандрит Глинской пустыни. Письма к Тимковским, Софье Ильиничне (Серафиме) и Варваре Ильиничне (Варваре) // ОР ГБЛ, ф. 213, к. 103, ед. хр. 93, л. 88–88 об. Содержание: «Об о. архимандрите Паисии Чурковском извещаю тебя сим, что он... впал в чахотку, препятствовавшую ему заниматься делами, и, по совету вречей, отправился для лечения своего на теплые воды... кажется, в Беловодск или другое место, где не доезжая до оного, по воле Творца, все строящего на пользу нашу, прекратил жизнь свою в надежде получения вечных благ, с миром и безмятежием. Да будет ему от вечная память!»
По предложению синодального обер-прокурора о наделении землей Глинской Рождество-Богородицкой пустыни Курской епархии с приложением «записки» братии. 1837 г. // ЦГИА, ф. 796, оп. 118, д. 1202, л. 8 об.
МОНАХ АЛЕКСАНДР НЕСТЯЖАТЕЛЬ (†1869)
(Память 20 апреля ст. ст. / 3 мая нов. ст.)
Цит. по: Глинский монах Александр нестяжатель // Жизнеописания отечественных подвижников благочестия 18 и 19 веков.Январь–июнь. Том доп. Ч. 1. Кн. 1. М., 1912. С. 648– 651.
Отец Александр (Пайтеров) из купцов, в Глинской обители подвизался 20 лет. За богатство в миру он возлюбил нищету монашеской жизни, за большое стяжание сделался нестяжателем: у себя ничего ни имел, даже чайника. В его время чай и сахар от обители давали три раза в год: на Рождество Христово, на Рождество Богородицы и на Пасху. В остальное время многие не пили чая, иные собирали пахучие травы и пили их вместо чая. Получив обычные 1/ 8 ф. чая и 1 1/ 2 ф. сахара, отец Александр то и другое опускал в кувшин с водой и так пил некоторое время прямо из кувшина.
Однажды знакомый купец давал подвижнику три рубля. Он решительно отказался, уверяя, что от монастыря все имеет вдоволь. «На чай и на булки пригодится», – говорил посетитель. «Я все имею», – ответил Александр и не взял денег. Как полный нестяжатель, не занимающийся ничем посторонним, кроме богоугождения, о. Александр был внимателен на молитве. В церковь спешил, как на пожар. Второпях иногда наденет клобук, а ряску забудет, так и стоит, не обращая на себя внимания. Скажут ему, тогда заметит. Случись это на пути в храм, – не вернется. Став на хоры (он там всегда становился, чтоб менее развлекаться), велит принести ряску Алексею, который был моложе Александра, вместе с ним жил в келлии и еще ранее своего сотоварища спешил в храм на общественную молитву. Отец Алексей (Панов) пережил Александра только на 4 месяца, скончался на 41-м году жизни. В келлии отец Александр продолжал быть внимательным к себе: любил читать книги, говорил все божественное, о телесном ни слова, точно ангел во плоти. Так говорил про него один почтенный Глинский старец, лично его знавший.
В начале Великого поста 1869 г. о. Александр пришел в больницу и, утешая инока Ф-ста, болящего ногами, говорил: «Поправишься. У меня тоже болят ноги, но я не поправлюсь, только бы до Пасхи дожить». Инок тот действительно поправился, а Александр заболел, 10 дней спал не просыпаясь, в Великий Четверг проснулся и просил причастить его. По принятии Святых Таин выпил стакан чая и опять уснул.
В первый день Пасхи, 20 апреля (1869 г.), по окончании утрени, когда вынесли святые иконы и стали христосоваться, он на 65-м году жизни душой пошел в открытые райские двери, а тело его предано земле до гласа архангела, когда все воскреснут, чтобы принять воздаяние по делам своим.
Литература
Глинский монах Александр нестяжатель. (Память 20 апреля) // Жизнеописания отечественных подвижников благочестия 18 и 19 веков. Январь–июнь. Том доп. Ч. 1. Кн. 1. М., 1912. С. 648–651.
МОНАХ НИКОЛАЙ СКОРБЯЩИЙ (†1870)
(Память 14 апреля ст. ст. / 27 апреля нов. ст.)
(Цит. по: Глинский монах Николай скорбящий // Жизнеописания отечественных подвижников благочестия 18 и 19 веков. Январь–июнь. Том доп. Ч. 1. Кн. 1. М., 1912. С. 587–588.
Монах Николай был из купцов, вдовым по второй жене поступил в Глинскую пустынь в 1851 году, имея от роду 60`лет. Несмотря на такой возраст, ему пришлось выдержать сильную плотскую брань. Враг, не любящий телесной чистоты, представлял ему различные соблазнительные картины. Для побеждения искушений о. Николай стал ежедневно ходить на кладбище, никакая погода его не задерживала. Там, среди могил и крестов, вместо телесной красоты, он представлял себе бренность естества человеческого и тление во всем его безобразии; вместо минутного услаждения – вечную муку. Но искушение не уменьшалось. Господь попустил его, желая дать подвижнику большую награду.
Однажды схиархимандрит Илиодор с одним из учеников ехал из своей лесной пустыньки в обитель и встретил о. Николая. Он подбежал к старцу, взял благословение и со слезами стал говорить, что никак не может победить соблазнительных представлений, которые рисует ему враг спасения даже явно и на кладбище. Отец Илиодор посоветовал понуждать себя к молитве, непрестанному памятованию смерти, суда Божия, мук вечных и к воздержанию в пище. «Вот видишь, чадо, – сказал после старец ехавшему с ним ученику, – как трудно бороться в старости, когда мы себя к этому не подготовили. В старости пасть может, хорошо, когда устоит». Поспешествующей благодатью Божией отец Николай устоял. Последнее время он плохо видел и от этого немало понес скорбей. Он молил Господа послать ему смерть о Пасхе, когда, по слову св. Златоуста, никтоже должен бояться смерти, ибо избавляется прохождения воздушных мытарств, и получил просимое, – скончался в третий день Пасхи, 14 апреля 1870 г., на 76-м году жизни.
Литература
Глинский монах Николай скорбящий. (Память 14 апреля) // Жизнеописания отечественных подвижников благочестия 18 и 19 веков. Январь–июнь. Том доп. Ч. 1. Кн. 1. М., 1912. С. 587–588.
ИЕРОМОНАХ АНАСТАСИЙ, ДУХОВНИК (†1873)
Об иеромонахе Анастасии в литературных источниках сохранились лишь краткие разрозненные сведения. Известно, что он 21 год находился под руководством игумена Филарета576 , а значит, поступил в Глинскую пустынь не позднее 1820 года. Возможно, при игумене Филарете о. Анастасий был казначеем, поскольку в «Жизнеописании игумена Филарета...» (Одесса, 1905. С. 120–121) упоминается казначей Глинской пустыни иеромонах Анастасий. Игумен Филарет, стремясь к уединению, просил его принять на себя настоятельскую должность, но «видя явное благоволение Божие к смиренному настоятелю, казначей отклонил сделанное ему предложение».
Впоследствии о. Анастасий стал братским духовником, и многие Глинские подвижники были его учениками, в их числе монахи Мартирий (Кириченко), Петр (Лешенко) и другие.
0 высоте нравственной жизни и духовной опытности о. Анастасия свидетельствует и то, что более 20 лет (до самой кончины о. Анастасия) его советами руководствовался известный святостью жизни Глинский старец Архипп (Шестаков).
Скончался иеромонах Анастасий в глубокой старости в 1873 году577 , прожив в Глинской пустыни в иноческих подвигах более 50 лет.
Литература
Жизнеописание Глинского подвижника схимонаха Архиппа. Одесса, 1902. С. 20.
Глинская пустынь. Очерк современного состояния обители. Ч. 1. Одесса, 1904. С. 34; То же. Курск, 1912. С. 28.
Глинский подвижник монах Петр // Жизнеописания отечественных подвижников благочестия 18 и 19 веков. Апрель. М., 1908. С. 182.
Очерк жизни подвижника Глинской пустыни монаха Петра. Одесса, 1909. С. 13.
Подвижник Глинской Рождество-Богородицкой пустыни старец монах Мартирий Собрал игумен Иассон. Курск, 1910. С. 19–20.
Жизнеописание игумена Филарета, возобновителя Глинской общежительной пустыни Курской епархии. 3-е изд. Одесса, 1905. С. 120–121.
Жизнеописание старца игумена Филарета, возобновителя Глинской Рождество-Богородицкой общежительной пустыни Курской епархии // Прибавления к Курским епархиальным ведомостям. 1892. № 13. С. 37.
МОНАХ ДОСИФЕЙ БЛАГОГОВЕЙНЫЙ (†1874)
(Память 5 ноября ст. ст. / 18 ноября нов. ст.)
Цит. по: Монах Досифей Глинский // Жизнеописания отечественных подвижников благочестия 18 и 19 веков. Ноябрь. М., 1910. С. 82–86.
Отец Досифей (в миру Димитрий Колченков) родился в с. Снагости Курской губернии от благочестивых родителей. По послужным спискам обители он первый раз показан в 1840 году. Первоначально занимался переплетом книг и келейничал духовнику иеромонаху Порфирию, а потом игумену Евстратию. В 1843 году Димитрий Колченков указом консистории формально зачислен в число послушников обители. В ходатайстве об этом аттестован: «Поведения благонравного, к церкви усерден, к монашеству имеет большую склонность, в послушании прилежен и беспрекословен». В 1849 году пострижен в мантию с именем Досифей и назначен на должность пономаря. Через два года за скромность, кротость и послушание представлен к посвящению во иеродиаконы, но ради смирения, не желая сана, притворился малограмотным, и потому ему было отказано. За это враг спасения воздвиг на подвижника сильную брань. Сначала он внушал сожаление об отказе от священного сана; потом представлял ему все прелести мира сего и, наконец, возбудил в нем нечистую плотскую похоть. Началась пятилетняя борьба, томление духа, раздражение. Не видя ослабления брани, о. Досифей готов был возвратиться в мир; только слабый голос совести еще удерживал его в стенах обители. Все это не могло не отразиться на его здоровье: он сделался бледным, хилым, угрюмым. Видя его борьбу, братия и сам отец настоятель утешали его, ободряли, советовали терпением победить врага, но не оставлять обители; установили за него церковную молитву. Господь внял молению. Отец Досифей стал преодолевать искушения, мир водворился в его сердце, и он решился бесповоротно остаться в монастыре. С этих пор он сделал крутой поворот в своей жизни: из разговорчивого сделался совершенно молчаливым; если что требовалось объяснить, он безмолвно показывал знаком и лишь в крайней необходимости отверзал уста свои для двух-трех слов. С целью успешнее вести борьбу с врагом спасения и временным злостраданием избавиться от вечных мучений отец Досифей, любя чистоту, опрятность и удобства жизни, теперь показывал полное пренебрежение ко всему этому: келлии никогда не белил, сор не выбрасывал, все, что падало на пол, там и оставалось; стол, стул и кровать были у него поломанные, постелью служили лохмотья. Грязь, копоть, паутина дополняли убожество келлии. В ней роилось бесчисленное множество насекомых, к уменьшению которых подвижник не употреблял никаких средств.
Единственное окно келлии о. Досифея было замазано белилами, и любопытный глаз не мог видеть, что находилось внутри его жилища. С редким постоянством и терпением старец отсекал все поводы к нарушению принятого им подвига безмолвия, не только внутреннего, но и внешнего. В келлию свою он никого не пускал, даже настоятеля. Однажды о. игумен Иннокентий, обходя келлии, хотел зайти и к нему; о. Досифей, приняв благословение настоятеля, сказал: «Батюшка, я белю келлию, нечего и смотреть ее». Отец Иннокентий прошел мимо. Когда скончался о. Досифей, и братия пришли в его келлию, то на дырявом полу в углу увидели большую кучу, в которой был сор, остатки хлеба, пищи, тряпки, изношенное белье и проч. Все это гнило в течение нескольких лет, и воздух был настолько заражен зловонием, что невозможно было войти в келлию, между тем, когда подвижник был жив, то от него и одежд его не было слышно никакого запаха.
Одежду подвижник носил ветхую; белья не снимал, пока оно не истлевало и само собой не обнажало его. Отец Досифей говорил: «Голый родился, голый и умру». Так и случилось, он умер богатым полным нестяжанием. Не желая нарушать уединения, подвижник не ходил в братскую трапезную, а пищу из нескольких простых блюд брал в одну деревянную чашку, в которой смешивались вместе и кислый борщ, и рыбный суп, и каша. «Я больной, – говорил он удивляющимся братиям, – и потому все снова буду варить в келлии». В последние годы своей жизни отец Досифей вкушал пищу один раз в сутки вечером, часов в 8 и в самом малом количестве. Но и в этом случае он ссылался на болезнь, которая будто бы не дозволяет есть ранее вечернего времени, а в сущности, своими оправданиями прикрывал подвиг воздержания. Остатки пищи старец бросал на пол, и они съедались мышами и крысами. Иногда Досифей на братской кухне брал золу. Подражая кающемуся царю и пророку Давиду, он хлеб ел с пеплом и питие растворял слезами. Так он распинал плоть свою со страстьми и похотьми, желая многими скорбями внити в Царствие Небесное. Послушание пономаря о. Досифей проходил 26 лет до самой смерти; отличался полным усердием, благоговением и страхом Божиим. Ради чистоты и порядка в храме он не жалел своих сил и времени, которое при других обстоятельствах провел бы в своей келлии. За такое долголетнее служение в храмах, посвященных Царице Небесной, подвижник в алтаре удостоился видеть Пресвятую Деву Богородицу. Отец Досифей сподобился слышать ангельское пение при смерти старца Феодота. Все это свидетельствует о богоугодности подвигов монаха Досифея.
Исконный душегубец не может видеть доброго течения земнородных к небу и без упорной борьбы не уступает человеку своей победы. Поэтому и на о. Досифея он воздвиг бурю помыслов, иногда вооружал на него мальчиков ближайших сел, которые преследовали подвижника своими насмешками. Только полное смиренномудрие старца могло без вреда для души сносить все козни врага рода человеческого, который в лице некоторых братий обители также находил себе усердных помощников – досадить подвижнику.
Близкие к о. Досифею замечали в нем дар прозрения и целения. Односельчанин его, почтенный иеромонах 3., говорил: «Раз мы шли вдвоем к речке. Досифей говорит мне: «Два послушника боролись: один другого бросил в воду, тот чуть не утонул». Приходим к речке и видим, что послушник С. столкнул в речку другого брата. Он в одежде погрузился в воду, и его едва вытащили». Другой старец говорил: «Однажды, когда я вместе с о. Досифеем проходил пономарскую должность, мне пришлось сильно угореть в своей келлии. От угара не мог подняться. В это время приходит Досифей и говорит: «Иди в церковь: там ждет тебя послушание». После его слов угар мгновенно прошел, и прежде бывшая у меня лихорадка с той поры ко мне не возвращалась».
Отец Досифей скончался 5 ноября 1874 г. на 64-м году своей жизни и, оставив сию временную юдоль плача, перешел в вечную небесную радость. В сороковой день по кончине он во сне явился братскому повару, который спросил его, получил ли он милость от Бога? «По милости Матери Божией получил», – ответил явившийся и стал невидимым.
Литература
Монах Досифей Глинский. (Память 5 ноября) // Жизнеописания отечественных подвижников благочестия 18 и 19 веков. Ноябрь. М., 1910. С. 82–86.
Краткое сказание о жизни монаха Досифея Составил Иеромонах Иассон // Курские епархиальные ведомости. 1894. № 7 С. 45–54.
Подвижники Глинской пустыни. (Память 1 апреля) // Жизнеописания отечественных подвижников благочестия 18 и 19 веков. Апрель. М., 1908. С. 9.
Благоговейный монах Досифей // Глинская пустынь. Очерк современного состояния обители. В 2-х ч. Одесса, 1901. С. 42, 45; То же. Одесса, 1904. С. 42. То же. Курск, 1912. С. 36.
Глинский старец отец Феодот // Жизнеописания отечественных подвижников благочестия 18 и 19 веков. Июнь. М., 1908. С. 219–220.
Жизнь и подвиги старца Феодота Сост. иеромон. Иассон. Курск, 1894. С. 41–43.
Схимонах Лука, подвижник Глинской пустыни // Жизнеописания отечественных подвижников благочестия 18 и 19 веков. Май. М., 1908. С. 3.
Очерк жизни схимонаха Луки, подвижника Глинской пустыни. Одесса, 1907. С. 11, 23.
Четвериков Сергий, прот. Молдавский старец Паисий Величковский. Его жизнь, учение и влияние на православное монашество. 2-е изд. Париж, 1988. С. 279.
ИЕРОМОНАХ ГУРИЙ (†1875)
Отец Гурий был ризничим Глинской пустыни во время настоятельства великого Глинского старца архимандрита Иннокентия (Степанова). Отец Гурий отличался глубоким смирением перед Богом и ближними и «имел такое детское незлобие и доброту сердца, что, кажется, не было подобного ему между братиями. «Это был ангел», – говорил про него Глинский старец иеросхимонах Илиодор (Захаров). – Что ему ни скажи, что ни сделай, он все улыбается, все у него «слава Богу». Благодушия его никто не мог нарушить. Ему, например, говорят: «Отец Гурий, о. настоятель благословил тебе надеть свитку и идти на экономию работать», и он безропотно, ничтоже сумняшеся, сейчас же шел на экономию. При виде его и у злобного пройдет злоба.
За свое послушание и смирение о. Гурий имел особенное дерзновение в молитвах. По молитвам его Господь исполнял прошение прибегающих к Нему. Случались на полях саранча или жучок, на огородах – червь, болезнь скота или что-либо другое, всегда просили служить молебен о. Гурия. Сам архимандрит Иннокентий в таких случаях говорил: «Пошлю Гурия, и все пройдет». Известный святостью жизни Глинский старец иеросхимонах Макарий (Шаров) посоветовал своему ученику Никите Захарову (впоследствии иеросхимонаху Илиодору) перед его постригом в мантию избрать себе старцем смиренного иеромонаха о. Гурия. К такому-то кроткому старцу поступил Никита (в мантии о. Иероним) при постриге (в сентябре 1858 года578 – А.И.) и, конечно, немало поучился у него словом и примером579 . Умер о. Гурий в декабре 1875 года.
Литература
Старец Глинской пустыни иеросхимонах Илиодор // Курские епархиальные ведомости. 1895. № 26. С. 498–499.
Чудотворная икона Рождества Пресвятой Богородицы Пустынно-Глинская. Очерк явления иконы и описание чудес от нее происшедших. Одесса, 1907. С. 33.
Краткое описание жизни и подвигов старца Глинской пустыни иеросхимонаха Макария. Одесса, 1901. С. 42.
Подвижник Глинской Богородицкой пустыни монах Феодот. Одесса, 1909. С. 19.
Архивные документы
Илиодор, архимандрит Глинской пустыни. Письма к Тимковским, Софье Ильиничне (Серафиме) и Варваре Ильиничне (Варваре). 1857–1873 гг. // ОР ГБЛ, ф. 213, к. 103. ед. хр. 93, л. 102 об.
СХИАРХИМАНДРИТ ИЛИОДОР (†1879)
(Память 28 июня ст. ст. / 11 июля нов. ст.)
Цит по кн: Сказание о жизни и подвигах блаженной памяти старца схиархимандрита Илиодора, подвизавшегося в Глинской пустыни (Собранное игуменом Иассоном).М., 1906.
Схиархимандрит Илиодор много лет подвизался в иночестве в Глинской пустыни и достиг высоких духовных дарований, каковыми он сиял далеко за пределами обители580.
Родиной его было село Староселье Черкасского повета (уезда) Киевской губернии. Отец его Феодор Голованицкий был священником в названном селе, а имя матери его Евдокия. В 1795 году родился у них сын, нареченный во святом крещении Иоанном (впоследствии схиархимандрит Илиодор). Годы младенчества Иоанн прожил в доме родителей, которые воспитывали его в страхе Божием.
Отрок Иоанн Голованицкий проживал в доме своего отца 11 лет от роду и после обычной подготовки581 был отправлен в Киевскую академию (еще до реформы 1819 года, когда она совмещала в себе и высшие, и низшие училищные классы). Старший брат его Иаков занимал должность учителя.
Иван Голованицкий поступил в Киевскую академию в 1806 году сентября 16-го, а уволен из академии марта 18-го 1813 года, в возрасте 18 лет, как указано в свидетельстве академического аттестата, находящегося в архиве Глинской пустыни. Следовательно, он находился в Киевской духовной академии в дореформенное время, пробыл в ней 6 лет и 6 месяцев.
В 1813 году он принят был на правах вольноопределяющихся в число юнкеров и зачислен в Нижегородское ополчение, которое было командировано за границу по следам бежавших из России французов. Туда же последовал и Иван Голованицкий. В этом походе ему пришлось много испытать, побывать во многих местах, много повидать и о многом подумать. Иван Голованицкий находился при канцелярии, так что от строевой службы был свободен, а посему имел возможность наблюдать многое, окружающее его.
По окончании войны в 1814 году некоторые войска, в том числе и Нижегородское ополчение, возвратились в Россию. Того же года 28 октября было предписано распустить Нижегородское ополчение, а 12 марта 1815 года Иван Голованицкий, как вольноопределяющийся, получил чистую отставку и аттестат, одобряющий582 его поведение и тщание по службе.
После некоторых размышлений Иван Голованицкий избрал Киево-Печерскую Лавру, желая поселиться в ней. Он явился к Киевскому митрополиту583 и подал прошение о принятии его в число Лаврской братии.
Иван Голованицкий был зачислен в число братии и на послушание определен в ключню, а через несколько времени был взят в келейники к наместнику Антонию584 . Однако в Киевской Лавре Иоанн прожил недолго.
В то время славилась Софрониева пустынь. Незадолго перед тем почивший старец Феодосий, бывший другом и спостником знаменитого старца Паисия Величковского, поставил Софрониеву пустынь на высокую степень совершенства, образовав в ней строгих подвижников. Ученики Феодосия как и ученики Паисия, отличались строгим подвижничеством; особенно упражнялись в трезвении и молитве; слава о них распространялась далеко за пределы обители и Иоанн Голованицкий, еще будучи в Лавре, много слышал об этой славной пустыни. Поэтому, когда он оставил Лавру, то и направился в Софрониеву пустынь. С ним вместе согласился идти его товарищ по имени Владимир.
Оба товарища, наконец, достигли Софрониевой пустыни и были приняты в число братии настоятелем пустыни архимандритом Варлаамом585 . Иоанну было назначено послушание в трапезе и на клиросе, а товарищ его определен к общим послушаниям. Пребывание Иоанна в этой пустыни сопровождалось благодетельными последствиями.
Послушник Иоанн, во смирении души покоряя свою волю во всем следовал советам опытных старцев.
Пребывание Иоанна в Софрониевой пустыни сопровождалось благодетельными для него последствиями. Внимая наставлениям духовнорассудительных отцов, он по возможности уразумел, что от монаха требуются не одни телесные подвиги и труды, но и внутреннее делание в вертограде сердца своего, к чему желающий преуспеть в духовной жизни должен прилежно стремиться. Но не в Софрониевой пустыни Промыслом Божиим предназначено было ему развиваться и зреть духовно; всеуправляющая десница Божия указала Иоанну иное место через посредство обстоятельств, в силу которых он вынужден был оставить Софрониеву пустынь.
Причиной послужило назначение несоответственного его характеру и душевным стремлениям послушания. Как новоначального и знакомого с канцелярским делом, его определили жить на хуторе. Там имелось большое количество леса, который братия обязана была ежедневно обходить кругом и оберегать от порубки, так как часто случалось воровство леса. Отсюда можно видеть, что послушание Иоанна на хуторе не могло предоставить желанного мира и спокойствия его душе. Ему нередко приходилось бывать свидетелем неприятных сцен, возмущавших покой его духа, а однажды пришлось даже спасаться бегством, когда воры пустили в хор топоры и колья. Положение Иоанна было тягостным для него, и он решился оставить Софрониеву пустынь и переселиться в Глинскую, в которую в то время на должность настоятеля был вызван из Софрониевой пустыни старей иеромонах, впоследствии игумен Филарет, ученик прежде упомянутого старца архимандрита Феодосия, бывшего настоятеля Софрониевой пустыни.
В Глинской пустыни старец Филарет принял Иоанна с радостью и назначил ему послушание в хлебне и петь на клиросе. С полным усердием послушник Иоанн начал исполнять свое послушание, ревностно совершая все возложенные на него поручения.
Через два года586 после поступления послушника Иоанна в Глинскую пустынь он был пострижен в рясофор старцем Филаретом и в пострижении получил имя Иоиль. По пострижении он вручен был для руководства строгому подвижнику схимонаху Пахомию587 . Но недолго пришлось Иоилю быть под руководством своего любимого старца; скоро Пахомий окончил свое земное поприще, мирно почив о Господе.
После смерти старца Пахомия инок Иоиль стал обращаться за советами непосредственно к игумену Филарету, под мудрым руководством которого он усиленно трудился над своим духовным совершенствованием. Жаждая духовной мудрости, он непрестанно упражнялся в чтении Божественных писаний, святоотеческих творений и других душеполезных книг, которыми и питал жаждущую свою душу.
Когда Иоиль представлен был к постригу в мантию, то в консистории возникло недоразумение относительно столь ранней чистой отставки его от военной службы. Началась по этому делу переписка с военным ведомством, длившаяся продолжительное время и не приведшая ни к какому результату; вследствие этого Иоилю пришлось самому путешествовать в С.-Петербург. На пути он посетил г. Курск, где выхлопотал себе паспорт.
На пути дальнейшего следования Иоиля в С.-Петербург с ним случилось одно таинственное происшествие, о котором он потом рассказывал. Когда он проходил по одной из северных губерний, то ему предстояла переправа через большую реку. Моста через реку вблизи не было, а время подходило к половодью, и путь по льду уже прекратился; не дойдя еще до реки, Иоиль зашел для ночлега на постоялый двор и расположился подкрепить себя сном. Немного времени спустя после того, как он заснул, кто-то толкнул его слегка и сказал: «Странник! Время вставать! Одевайся и пойдем, я дорогу знаю и проведу тебя кратчайшим путем». «Спустя несколько времени, – рассказывал Иоиль, – я стал замечать местами по дороге некоторый неопределенный блеск; по обеим сторонам дороги также расстилались блестящие широкие полосы. «Что это за блеск я вижу?» – спросил я моего спутника. «Это вода», – сказал он. «Значит мы идем по реке?» «Да», – ответил он коротко. Наконец мы вышли на большую дорогу. Тогда проводник мой указал мне дорогу и сказал: «Иди вперед, а я последую за тобой». Я исполнил его желание. Пройдя немного, я оглянулся: проводника моего уже не было».
По окончании дела в С.-Петербурге Иоиль благополучно возвратился в Глинскую пустынь, где с новым усердием предался своим обычным иноческим подвигам. С этого времени начинается для Иоиля ряд искушений, которые попустил Господь, чтобы еще более очистить этот сосуд благодати Своей.
Отец Иоиль любил посещать Площанскую пустынь Севского уезда Орловской губернии, где проживал старец схимонах Афанасий, известный своей духовной опытностью, из числа учеников старца Паисия Величковского588 . Под руководством у него был тогда иеромонах Макарий, впоследствии старец и начальник скита Оптиной пустыни. Монах Иоиль любил посещать духовных старцев, у которых почерпал нетленное питие для утоления своей духовной жажды.
В одно из таких посещений Площанской пустыни, на обратном пути Иоиль по наваждению врага подвергся нападению злых людей, от рук которых угрожала ему смерть.
Не подозревая в них злых людей, Иоиль преспокойно отправился с ними в путь. Ночь была безлунной, но звезды ярко горели на безоблачном небе. Пройдя довольно большое расстояние пути, спутники по условному знаку выхватили ножи и бросились к Иоилю, наступая на него с обеих сторон, намереваясь пронзить его ножами; при этом требовали денег. Иоиль в испуге в душе своей воззвал молитвенно о помощи к Святителю Чудотворцу Николаю, а злодеям мог только сказать: «У меня денег нет»; в этот момент послышался впереди человеческий голос, услышав который, злодеи отступили в сторону. Присматриваясь вперед, Иоиль заметил партию солдат с ружьями на плечах, идущих им навстречу, которые, поровнявшись, спросили, не проходил ли впереди обоз. Иоиль ответил, что не проходил. «Знать он остался сзади, – говорили солдаты, – если встретите, скажите ему что, мол, партия прошла!» Иоиль обещал исполнить и, ограждая себя крестным знамением, благодарил Бога и своего покровителя Святителя Николая за скорую помощь. Так он добрался благополучно до постоялого двора, у ворот которого сидел дворник. Монах Иоиль спросил его, не проходил ли военный обоз, и при этом объяснил, что повстречавшаяся партия солдат просила сказать, что они прошли. Но дворник уверял, что он сидит всю ночь, но не видел, чтобы проходил обоз или солдаты. Иоиль осведомился, нет ли где дороги в стороне, но получил ответ, что в этом глухом лесу нет подобных дорог на большое расстояние. Иоиль поблагодарил Бога за избавление и остановился на постоялом дворе отдохнуть. Потребовал чего-либо поесть. Иоиль пробыл на постоялом дворе до рассвета, а утром поздно отправился в путь. Пройдя немалое расстояние, он увидел впереди себя, что на дороге, пролегающей лесом, его поджидают вчерашние спутники-злодеи. Иоиль остановился, опасаясь идти далее. Осмотревшись вокруг себя и не видя ниоткуда помощи, он начал молиться Господу, призывая на помощь своего покровителя Святителя Христова Николая. После некоторого раздумья он хотел уже воротиться назад, но в этот момент заметил двух солдат, сидевших в стороне под деревом, которые поднялись и, ограждая себя крестным знамением, начали молиться на восток, затем подняли на плечи ружья и пошли по той дороге, по которой нужно идти Иоилю. Злодеи, увидев солдат, поспешили удалиться. Возблагодарив от всей души Господа и покровителя своего Святителя Николая, Иоиль с радостью пошел за солдатами, следуя за ними всю дорогу в нескольких шагах, пока дошли до постоялого двора. Дом во дворе состоял из двух связей, крыльцо из сеней выходило на большую дорогу. Солдаты поворотили на крыльцо и пошли в дверь в сени, а Иоиль следовал за ними с той мыслью, чтобы познакомиться с ними и продолжать вместе путь безопасно. Переступив порог, он увидел в сенях хозяина-крестьянина, который, сидя, плел лапти. Иоиль спросил его: «В которую избу пошли солдаты?» – «О каких ты солдатах спрашиваешь?» – спросил хозяин. «Да вот, о тех, которые сейчас пошли в эту дверь», – ответил Иоиль. «Перекрестись», – возразил тот, – это тебе видение было: я вот здесь часа два сижу работаю и никаких солдат здесь не видал; ты что-то бредишь!». Но Иоиль не поверил, а пошел отыскивать сам, осмотрел обе избы и обошел весь двор, спрашивал всех жильцов; оказалось, что, действительно, никто не видал никаких солдат.
1823 года, марта 9-го дня (на память сорока мучеников) Иоиль облечен был в иноческий образ настоятелем Филаретом и наречен Иоанникием589 . После пострижения Иоанникий, по обычаю, несколько дней пробыл в церкви безвыходно. В это время он был утешен явлением ему ангела. «Изнемогши от чрезмерного бодрствования, – рассказывал впоследствии сам Иоанникий, – сел среди церкви, склоня голову на амвоне, чтобы несколько укрепить себя сном. Я закрыл глаза, но спал или нет, того верно не знаю; вдруг я вижу, что южная дверь алтаря отворилась, и из алтаря показался прекрасный юноша, в белом стихаре, препоясанный орарем крестообразно. Подойдя ко мне, он сказал: «Иоанникий! Бодрствуй! Ты – монах, и потому непрестанно должен бодрствовать!» Сказав это, он вошел северной дверью в алтарь.
По принятии ангельского образа Иоанникий усугубил бодрствование над собой, следуя призванию явившегося ему небожителя. Удалялся от всякой суеты, избегая даже бесед с мирскими людьми, чтобы не рассеиваться, ничего от них не принимал, а в особенности от женщин, чтобы ничто не напоминало ему о суетной жизни.
По мере усовершенствования Иоанникия в духовный жизни, усиливались искушения. Враг человеческого спасения делал неоднократные нападения на Иоанникия, чтобы смутить подвижника; устрашал его различными видениями, поставлял иногда его действиям преграды, но сильный благодатью Божией он побеждал козни диавола. Наконец диавол воздвиг клевету, – это сильное в руках диавола оружие.
Клеветники при всяком удобном случае начали возводить различные клеветы на Иоанникия перед лицом своего настоятеля. Долго старец Филарет не верил им, но однажды, видно уже сам Господь ради душевной пользы Иоанникия попустил искушение: старец поверил одной клевете. Дело заключалось в следующем.
Один иеромонах590 из числа недоброжелателей Иоанникия отлучился из монастыря без дозволения настоятеля. Когда он возвратился из отлучки, настоятель привлек его к ответственности за самовольную отлучку. Виновный, чтобы избежать ответственности за свой поступок, вздумал сложить свою вину на Иоанникия; он уверял настоятеля, что именно Иоанникий подстрекал его на тот поступок, и приводил свои лживые доказательства с такой хитростью, что настоятель поколебался и в конце концов поверил клевете. Он позвал к себе Иоанникия и, не принимая от него никаких оправданий, приказал ему немедленно удалиться из обители.
Изгоняемый неповинно монах Иоанникий с болью в сердце расстался с любимой обитель591. Получив из духовной консистории паспорт, он направился на север, имея целью достигнуть Соловецкой обители, чтобы поселиться в ней. С ним вместе путешествовал некто иеромонах Израиль, имевший ту же самую цель путешествия. По Божию попущению на пути случилось с Иоанникием одно ужасное приключение, которое угрожало опасностью его жизни. Путешествуя по Новгородской губернии, они шли в поле большой дорогой, в тишине братски занимаясь душеполезной беседой. Вдруг неожиданно беседа их прервалась появлением какой-то женщины, которая втерлась между идущих товарищей и нахально старалась завязать с ними разговор. Внезапное появление женщины произвело неприятное впечатление на монаха Иоанникия. Охраняя свои чувства, он отстал, приглашая и своего спутника остановиться, с намерением, чтобы женщина ушла от них. Когда она уходила, то они видела, что у нее за плечами была какая-то ноша, а на голове имелось что-то высокое причудливое; остальную часть дня они прошли благополучно. На другой день рано утром, оставив свой ночлег, отправились они в путь. Дорога, по которой они шли, была по чистому полю близ реки Волхова. Видно было на далекое расстояние, что никого из людей не было. Тихо и покойно продолжали они свой путь. Вдруг неожиданно между идущими опять появилась вчерашняя женщина; тем же образом как и вчера, она беззастенчиво со всем нахальством старалась вступить в разговор с идущими. Раздосадованный Иоанникий в негодовании поднял палку и, грозя ей, сказал: «Отойди от нас, ведьма, что ты, негодная, привязалась к нам!» Женщина яростно сверкнула глазами и мгновенно исчезла. При этом монах Иоанникий пришел в бессознательное состояние, что с ним происходило, он не сознавал, а придя в сознание, увидел себя лежащим около ручейка раздетым донага... Оба товарища отправились в путь. Иеромонах Израиль видя, что спутник его оправился, дорогой рассказал ему все по порядку случившееся. «Когда ты, – говорил он, – поднял палку на женщину, она в это время разразилась адским хохотом, а ты бросился бежать в сторону, снимая с себя одежду; сапоги и даже белье снимал ты и бросал в стороны и бежал по направлению к реке; добежав до берега, ты поскользнулся и упал вниз по крутому скату; но вцепившись за мелкий кустарник, выбрался на берег и опять бросился бежать вдоль берега. Добежав до ручейка, пересекающего твой путь, ты упал без чувств. Я же когда услыхал хохот женщины, обратил в ту сторону взор, и мне показалось какое-то мерзкое обнаженное тело; оградив себя крестным знамением, я пошел вслед за тобой, подбирая твои разбросанные вещи, и когда дошел до ручейка, то нашел тебя уже в бессознательном состоянии; я оградил тебя крестным знамением и начал лить воду на твою голову, чтобы привести тебя в сознание».
После этого он не решился продолжать путь один, так как спутник его иеромонах Израиль, не пожелав путешествовать далее, определился в одном из Российских монастырей. После некоторого раздумья и колебаний и сам Иоанникий решился возвратиться снова в Глинскую пустынь. Но здесь в его отсутствие ненавистники его успели еще более оклеветать его перед настоятелем. Посему, когда он возвратился в пустынь, настоятель не принял его и на глаза, причем и братии запретил принимать его в свои келлии, а гостиннику приказал даже выгнать Иоанникия из гостиницы. «Когда выгнали меня из монастыря, – рассказывал впоследствии сам Иоанникий, – была уже ночь. Вышел я за святые ворота и, обратившись, взглянул на то святое место, где не так давно был вчинен в лик иночествующей братии, но откуда теперь я так позорно изгоняюсь, как злодей! Неизобразимая горесть разлилась в душе моей!.. Предо мной был целый мир, а я не имел где главы преклонить! Опустившись на землю, я горько зарыдал... и рыдал долго... Слезы несколько облегчили мое сердце, и я стал рассуждать, что мне теперь делать и где ночевать. Не знал я, на что решиться: до деревни идти по лесу в темноте ночной было страшно; и под оградой, окруженной лесом, ночевать тоже небезопасно, тем более, что лес был густой, и я знал, что в нем часто бродили звери. Долго я боролся с помыслом – удалиться ли от ограды обители и идти до деревни или остаться на ночь под оградой; решился на последнее. Если угодно Господу прекратить дни моей жизни, думаю себе, то пусть звери растерзают меня, но растерзают здесь под оградой святой обители. Между тем некоторые из старшей братии, сожалея обо мне, решились пойти к настоятелю и просить его о принятии меня в число братии. И так, оставшись на ночь под оградой, я томился от горести и, наконец, почувствовал изнеможение. Сотворив молитву, я, сидя на земле, склонился на сумку и хотел заснуть; долго я лежал, но заснуть не мог: различные помыслы, как черные тучи, надвигались на мою душу и давили меня. Время приближалось к полуночи, и на меня стал нападать какой-то особенный страх; страх этот все усиливался и, наконец, до того овладел всем моим существом, что я едва мог переводить дыхание. Находясь в таком положении, я начал усердно молиться Пресвятой Богородице и просить Ее помощи... Слышу: на колокольне пробило 12 часов; в это время отворилась калитка, ко мне вышел монастырский духовник и начал звать меня: «Иоанникий, где ты?» Я отозвался, и он объявил мне, что настоятель принимает меня снова в обитель, а послушание назначает на братской кухне. Какова же была моя радость! Я не находил слова как благодарить Царицу Небесную»!
Два месяца монах Иоанникий трудился на кухне, неповинно неся епитимию. Наконец, настоятель убедился в его невинности и скоро представил к рукоположению во иеродиакона. 1824 г. ноября 12-го Иоанникий был рукоположен в сан иеродиакона преосвященным Владимиром, епископом Курским и Белгородским. С какой чистотой сердца и с каким благоговением приступал он к Таинству священства, об этом можно судить по действию на него благодати во время хиротонии. Когда архиерей возложил руку на голову его, призывая Духа Божия на проручествуемого, он ощутил, что через голову в сердце его полилась какая-то сладостная теплота и разлилась по всему телу. Сердце его исполнилось несказанной радости, так что он даже изменился в лице. Архиерей заметил в нем перемену и часто посматривал на него в продолжение Божественной литургии. Во время причащения Святых Таин, он, стоя за престолом между прочими диаконами, был в восхищении и сподобился созерцать чудное видение, открывшееся его умственным очам. Впоследствии при одном воспоминании об этом он переносился умом к виденному, прерывал рассказ на некоторое время и как бы погружался в самого себя: тогда лицо его принимало чрезвычайно благоговейное выражение, которое ясно показывало, каких благоговейных чувств была исполнена его душа. Не всем он рассказывал об этом видении, по своему смирению, но близким по духу иногда говорил о нем даже подробно. «Когда я стоял за престолом, – рассказывал так старец, – вдруг все, окружающее меня, как бы стушевалось и сделалось невидимо; внезапно очутился я в каком-то пречудном храме, осияваемом неизреченным светом. Человеческий язык не может изобразить несказанную красоту и величие того пречудного нерукотворенного храма. На горнем месте была какая-то светлая возвышенность, но ее скрывала распростертая, как бы невещественная завеса. Сияние, выходившее из-за завесы, разливало свет по чудному храму. Я стоял в трепетном ожидании чего-то, устремив все мои душевные чувства к горнему месту. Какой-то тайный голос говорил мне: «Там Господь!» Вдруг огненная рука простерлась отнять завесу; при виде этого, душа моя переполнилась благоговейных чувств и я громко воскликнул: «О, Господи!» Протодиакон, стоявший рядом со мной, толкнул меня; как бы очнувшись, я в полусознании начал осматриваться кругом себя, не понимая хорошо, что со мной происходит. Пришедши в себя, вижу, что архиерей, стоя перед престолом, причащается Святых Таин, а прочие священнослужители, стоя в порядке, смотрят на меня с удивлением».
Упражняясь всегда во внимании, усиленно охраняя себя от приражения мысленных прилогов вражиих, Иоанникий достиг в душевном состоянии той степени чистоты, на которой сподобляются духовных откровений. Не раз впоследствии рассказывал старец своим близким для возбуждения в них духа ревности о тех откровениях, которые были показаны ему в дивных сновидениях.
«Однажды, – говорил он, – по окончании утрени придя в свою келлию, я совершил свое келейное правило и прилег несколько отдохнуть, и только что погрузился в тонкий сон, как представилось мне ясно, будто бы я еду в тарантасе с настоятелем Филаретом во двор какой-то великой госпожи. Тарантас остановился, на дворе было очень грязно. Настоятель Филарет пошел в дом, а я остался на своем месте; в это время вышел из дома молодой человек прекрасной, величественной наружности, в белом стихаре, по-диаконски крестообразно препоясанном; лицо его блистало светлостью; подойдя ко мне, он сказал: «Иоанникий, тебя требует Царь, следуй за мной, я тебя доведу к нему»; а я ему говорю: «Видишь, какая здесь невылазная грязь, здесь пройти невозможно; на это он сказал: «Смотри на мой след: где будет становиться моя нога, туда и ты ставь ногу, но только не оглядывайся назад». Сказав это, он обратился и пошел, а я следовал за ним. Действительно, я увидел, что где становилась его нога, там делалось сухо, на эти места вступал и я; прошедши некоторое расстояние, я заметил, что мы идем не по земле, а по какой-то тропе, которая была по воздуху перекинута через реку. Эта тропа не более трех вершков в ширину, на ней едва вмещалась человеческая стопа. Всматриваясь в след своего вожатого, я увидел под собой реку, но не водную, а огненную, которая стремительно неслась по своему руслу; ее пламенные волны как бы изливались через пороги бурным потоком, а между огненными волнами видны были человеческие члены: где покажется рука, где нога, где голова, или весь корпус человеческого тела. В ужасе я продолжая свое шествие; мы дошли до берега; перед нами оказалась равнина, на которой был сад; ворота в сад были открыты; мы направились через ворота в сад. Вожатый мой оставил меня в саду, а сам пошел в дом, который стоял на левой стороне, а я начал обозревать поистине дивную красоту этого сада; деревья были здесь какие-то прекрасные и стояли в дивном порядке; зелень и цветы неземной красоты; среди сада стоял величественный пятиглавый собор дивной архитектуры; на его среднем куполе был большой крест из чистого бриллианта, а на других меньших куполах такие же, но только меньшей меры. Они светились и горели разительным блеском: невозможно было на них смотреть; все здесь было как бы неземное. Восторгаясь всем виденным, я увидел из глубины сада направляющееся ко мне общество девиц; их было числом 15; одеты они были в белые платья, наподобие хитонов, розовыми лентами препоясанные крестообразно; возраста были все от 14 до 15 лет; ласково приветствуя меня издали, они называли по имени и, подойдя ко мне, хотели целовать в уста592 , но я, уклоняясь от этого, поднял против себя руку, чтобы их не подпустить и говорю им, что я монах; девицы как бы застыдились, но приветливо улыбаясь, раскланявшись, удалились от меня. В это время вышел из дома водящий меня; я заметил, что он изменился, прежде он был ласков, а теперь казался грозным. Внутренний мой помысел говорил мне, что это потому он сделался ко мне таким, что я отверг приветствие тех девиц, не допустил их облобызать себя: тогда водящий меня, указывая рукой за ворота, говорит: «Иоанникий, пойди вон туда и посмотри еще там, а я доложу о тебе Царю». Я спросил его: «Да где же Царь?» Он указал мне дом, который находился за какими-то растениями, почему издали нельзя было рассмотреть его и только через зелень видна была златоблестящая крыша. Повинуясь приказанию своего вождя, я вышел за ворота; здесь я увидел на пространном берегу огненной пропасти бесчисленное множество разбросанных человеческих костей. Я подумал, что это, должно быть, те несчастные, о которых говорит пророк Давид: «Расточишася кости их при аде» (Пс.140:7); подойдя ближе к пропасти, я увидел узкую лестницу, которая спускалась по крутизне берега до огненных волн; к ней было приделано одно перильце полусгнившее; желая поближе рассмотреть эту ужасную пропасть, я начал спускаться по лестнице, взявшись рукой за перильце; это последнее так пошатнулось, что я едва удержался на лестнице, а посему поспешил выбраться оттуда. Стоя на берегу в страхе, обозревая страшное место, вижу идет молодой послушник нашего монастыря, раздетый донага. Я, останавливая его, говорю: «Послушай, брат, не ходи туда, там место ужасное», – но он, не обращая внимания на мои слова, устремился к берегу и только ступил на лестницу, как вдруг оборвался и полетел в огненную пропасть593 . Я еще не успел излить свою скорбь, как мне казалось, о погибшем, как вижу идет туда же схимник, так же обнаженный; останавливая сего последнего говорю ему: «Отче, не ходи туда! Место такое ужасное, что выразить нет возможности!» Он, остановившись, подумал и говорит: «Нет! Надо идти: я туда послан»; и только вступил на лестницу, как тоже оборвался и полетел в пропасть. Обратившись, я увидел своего водителя около себя; он велел мне следовать за собой; когда вошли мы в сад, он указал мне вдаль, где на прекрасном месте между деревьев сидели три человека, при этом сказал: «Там Господь! Гряди к нему». В трепетном благоговении я пошел к сидящим. В это время два отошли от того места, а один остался. Когда я приблизился к сидящему, он обратил на меня величественный свой взор, полный милосердия, и сказал: «Марие! Что пришла еси»! От Его голоса душа моя переполнилась благоговейного умиления; внутренний голос мне сказал: «Эти слова относятся к твоей душе». В благоговейном страхе воздел я руки и от полноты души произнес: «Господи! Се аз»! Сидящий, милостиво взирая, сказал мне три слова594 . Водящий меня приказал опять следовать за ним и повел меня опять той же воздушной тропой через огненную реку, в которой я видел те же ужасы, что и прежде. Перейдя реку, мы пошли по равнине между рядов растущих деревьев и вышли на зеленый луг; отсюда видно было все пространство места, а за огненной рекой был виден дивный сад с его прекрасными растениями, дивным собором и постройками неземного зодчества. Водящий меня остановил и, указывая на сад и реку, сказал: «Иоанникий! Вот тебе показал Господь места, которые уготованы для будущей жизни праведных и грешных, если хочешь быть там, – он указал на сад, – подвизайся жить в повелениях закона Божия».
Этим сновидение кончилось. Я проснулся; при этом душа моя исполнена была благоговейного страха и умиления».
В уверение истины старец говорил: «Ей, так».
В 1826 году в Глинской пустыни случилось одно неприятное происшествие, породившее между братией смущение. История его такова.
Некто мирянин поступил в Глинскую пустынь в число братии, человек уже довольно пожилой. Таковые иногда приходят в монастырь в старых летах, может быть, с доброй душеспасительной целью, но к прискорбию часто приносят с собой, долговременной жизнью в миру усвоенные мирские понятия, привычки, с которыми, вступив в монастырь, расстаться не понуждают себя и, будучи подстрекаемы своим самолюбием к честолюбию, ищут поставить себя выше тех братий, которые многолетними трудами и внимательной жизнью от юности приобрели иноческую опытность, и в глазах монастырского братства стоят на степени достодолжного уважения. Чтобы достигнуть своей цели возможно скорее, некоторые из них (вновь поступивших стариков) часто прибегают к проискам, и своими хитрыми обходами случается и успевают в своих предприятиях. Такой случай послужил причиной нестроений между Глинской братией, отчего произошло общее смущение, в которое мог быть замешан иеродиакон Иоанникий, но последний, желая уклониться от неприятностей, счел за лучшее переместиться в Рыхловский Николаевский монастырь, Черниговской губернии595 . Таковое перемещение состоялось 29 сентября 1896 года.
Рыхловским монастырем в то время управлял настоятель иеромонах Анастасий. Желая иметь его своим помощником, Анастасий просил епархиальное начальство утвердить иеродиакона Иоанникия в должности казначея. Около трех лет протекло для него в этой должности с пользой для обители и благополучно для себя, а затем начался тяжкий период в его жизни, в котором пришлось проходить ему горнило испытаний, какие только проходят избранные последователи Подвигоположника Христа Спасителя нашего.
Настоятель Анастасий не останавливался ни перед какими мерами, чтобы уязвить Иоанникия. Желая выжить его из монастыря, он при всяком случае придирался к казначею без всяких причин.
В это тяжелое время Иоанникию представился случай с опасностью для себя явить ревностное благочестие в охранении-святыни в храме Божием.
Об этом он рассказывал впоследствии так: «Однажды вхожу я во святый алтарь и вижу, что на святом жертвеннике сидит толстый помещик, которому монастырский ризничий показывает различные священные вещи. Помещик был богат и отличался вольностью, маловерием и особенно страстью к сутяжничеству. Видя такое поругание святого места, я затрепетал от ужаса.
Думаю себе: если сказать ему, что следует, то от него и не отвяжешься. Оставить же его попирать святое место было невыносимо для моего благоговейного чувства. Стал я перед святым престолом и помолился мысленно, говоря: «Господи, помоги! Ревнуя поревновах по Твоей святыне! Аще угодно Тебе попустить, чтобы я пострадал, да будет воля Твоя»! Затем, подойдя к жертвеннику, я заложил локоть правой руки за спину сидящего и сбросил его с жертвенника так, что он пролетел в северную дверь, как сатана.
Тогда Анастасий обратился к коварной хитрости; он начал делать доносы на Иоанникия не от себя, а от лица других иеромонахов, будто бы казначей Иоанникий и некоторые другие не повинуются настоятелю596 . Вследствие таковых доносов, в следующем 1829 году было предписано из консистории настоятелю игумену Анастасию строго следить за поведением казначея Иоанникия и некоторых других; а затем скоро в том же, 1829 году, 25 января состоялся указ о переводе казначея иеродиакона Иоанникия в Домницкий монастырь, под строжайший надзор, с запрещением впредь до дальнейшего распоряжения. Итак, Иоанникий, по одним голословным доносам, без всякого следствия, неповинно осужден был страдать на месте своего изгнания.
Два года и десять месяцев томился Иоанникий в Домницком монастыре под запрещением. И какая это была жизнь! Всякий час он трепетал за свою будущность, постоянно опасаясь разделить участь несчастных духовных лиц, гонимых неправдой. Всякий день с прибытием почты, ожидал он решения своей участи и был подобен человеку, над которым нависла страшная скала, готовая оборваться и раздавить его. Тяжело положение такого человека! «Я тогда плакал, – рассказывал он после, – и плакал, как изгнанный из рая; от многих слез едва не лишился зрения. Горе мое было сильно главным образом тем, что не было никакой надежды и на будущее; не представлялось никакой возможности избавиться от нависшей опасности. И знал и видел, что клевета вполне восторжествовала: архиерей был против меня, консистория тоже; чего же можно было мне ожидать доброго?»
Занимая письмоводительское послушание в Домницком монастыре, Иоанникий часто ездил в г. Чернигов по делам монастырским к преосвященному Лаврентию, управлявшему тогда Черниговской епархией. Не раз представляясь лично, он просил преосвященного отпустить его на Афонскую гору или на север в Соловецкую обитель, чтобы там окончить жизнь свою в монашеском звании. Но преосвященный, видимо предубежденный против него, не только не хотел уволить его, но даже и обращался с ним очень сурово, иногда высказывая ему угрозы относительно лишения духовного звания. «Будешь, будешь, красную шапку носить!» – говаривал он с оттенком насмешки. С какой горестью выслушивал Иоанникий эти немилостивые слова своего владыки! Уже в старости он рассказывал, что подобные представления его преосвященному были настолько для него тяжелы, что, без помощи свыше, немощный человек не мог бы их перенести своими только силами. Иногда случалось, что владыка давал обещание уволить его и приказывал подать прошение. Прошение подавалось, уплачивался гербовый сбор, тратились последние копейки половинного монастырского жалованья Иоанникия; несколько дней Иоанникий ожидал резолюции без достаточных средств на содержание597 . И в заключение получал обратно прошение с резолюцией – «в выдаче билета отказать».
Иоанникий пытался с получаемыми назад прошениями являться к архиерею, чтобы напомнить ему об его обещании, но из этого ничего не последовало. А однажды владыка сказал ему: «Да, отпусти тебя, на север, а ты поедешь в Петербург, да вздумаешь оправдываться, тогда, пожалуй, и мне могут выйти неприятности. Нет! Не выпущу тебя, пока не наденут на тебя красной шапки». Таким образом угнетаемый со всех сторон Иоанникий с тяжелой скорбью в душе ожидал окончания своей печальной участи.
Настоятель Домницкого монастыря архимандрит Иов Куроцкий был человек простой и добрый, как отзывался о нем впоследствии Иоанникий. Зная невинное страдание Иоанникия, он сочувствовал ему, утешал его чем мог, часто приглашал его с собой обедать; но он не в силах был снять с Иоанникия того тяжкого бремени, которое тяготило его душу. Таким образом, безнадежность выйти из столь ужасного положения особенно угнетала неповинного Иоанникия; в таких горестях единственным утешением для него, как он впоследствии говорил, была молитва; с ней он всегда обращался к Божией Матери, перед Ней исповедуя свою неповинность, и к Святителю Христову Николаю, которого он в продолжение всей своей жизни считал своим покровителем.
Злосчастное положение, постигшее Иоанникия, началось в феврале 1828 года, когда Анастасий, сбившись с пути иноческой нравственности, начал делать ложные доносы на невинного Иоанникия, с того времени протекло одиннадцать месяцев преследования Иоанникия, предшествовавших тяжкому испытанию, которое ожидало его впереди. А в январе 1829 года получен был указ о поднадзорном его перемещении в Домницкий монастырь, в котором и продолжались его тяжкие душевные страдания до 20 ноября 1831 года. Такое продолжительное время, Божиим попущением, пришлось Иоанникию проходить горнило горьких испытаний; эти последние глубоко врезались в его сердце и живо представлялись ему в глубокой старости. Всегда при воспоминании того времени, он благодарил Бога, подавшего ему помощь перенести эти тяжести. До самой смерти он был сострадательным и соболезнующим ко всем гонимым и оскорбляемым; в таковых принимал он сердечное участие598 . В 1831 году последовало перемещение преосвященного Лаврентия Черниговского в другую епархию. Настоятель Домницкого монастыря, желая проститься с отъезжающим архипастырем, но в то же время будучи болен599 , поручил иеродиакону Иоанникию сделать прощальный визит владыке от его (настоятеля имени) и всей братии Домницкого монастыря. После обычных объяснений с владыкой, Иоанникий хотел было удалиться; но владыка, остановив его, сказал: «Я кажется обидел тебя, давай, брат, простимся!»
На место преосвященного Лаврентия в Черниговскую епархию был назначен высокопреосвященный Владимир, архиепископ Курский и Белгородский, присутствовавший тогда в Святейшем Синоде, который скоро и прибыл на место своего назначения600 . Иеродиакон Иоанникий снова был послан в Чернигов, чтобы от лица настоятеля и братии приветствовать вновь прибывшего архипастыря и спросить его благословения. Прибыв в архиерейский дом, Иоанникий случайно встретился с владыкой среди монастыря; представившись владыке и отрапортовав ему о благосостоянии обители, он принял благословение архипастыря и удалился..
Высокопреосвященный Владимир, увидев Иоанникия, видимо заинтересовался им и, желая иметь о нем точные сведения, потребовал к себе своего эконома – архимандрита Петра, чтобы узнать от него об Иоанникии беспристрастный отзыв. Понятно, что дело о нем владыке было известно еще в Петербурге. Архимандрит Петр был человек простой и добросердечный; ему были известны подпольные интриги гонителей Иоанникия, и что сей последний страдает напрасно, а посему он имел к нему душевное сострадание, хотя в виду сплотившихся непомерных сил601 против Иоанникия, не мог ему раньше помочь, а только ограничивался, до возможного времени, сердечным состраданием и утешительным словом. Но когда вновь прибывший архиерей потребовал от него беспристрастного выяснения этого дела, тогда он решился раскрыть перед владыкой подробно о неповинном страдании Иоанникия. При этом высказал, что братия Глинской пустыни, давно знающие о духовном настроении Иоанникия, будучи уверены в его неповинности, просили его (архимандрита Петра) заступиться за него, но, к прискорбию не было возможности. Архиерей, выслушивая справедливый рассказ старца архимандрита, убеленного сединами, качал головой. Отпустив своего эконома, владыка, вероятно, углубился в размышление об участи, постигшей неповинного страдальца; это видно из того, что он сейчас же решился изменить ее на лучшую. Этот рассказ архимандрита произвел на Иоанникия удручающее действие. Да это и естественно.
Как только явился Иоанникий к преосвященному, первый был вопрос владыки.
– Ты давно в Домницком монастыре?
– Около трех лет.
– А где ты постригался в монашество?
– В Глинской пустыни Курской епархии.
– Кто постригал тебя?
– Строитель старец Филарет.
– А рукополагал во иеродиакона кто?
– Вы, Ваше высокопреосвященство, удостоили меня этой степени.
– Я рукополагал тебя? – переспросил владыка.
– Вы.
– Дело о тебе мне хорошо известно; ты желаешь быть иеромонахом?
– Нет, не желаю.
– Почему?
– Лета прошли.
– А сколько тебе лет?
– Тридцать шесть.
– Однако ты старичок, – сказал с улыбкой владыка602 . – А если я рукоположу тебя без твоего желания, что ты на это скажешь? – Ничего не могу сказать кроме того, что повинуюсь Вашей воле, как воле Божией. При этом осмеливаюсь доложить вам, что я несчастный нахожусь под запрещением, и дело обо мне в Святейшем Синоде, известно ли это Вашему Высокопреосвященству?
– Вот я для тебя Синод!603 – сказал владыка, – Готовься на завтра к рукоположению во иеромонаха! И так паче чаяния Иоанникий был рукоположен во иеромонаха 20 ноября 1831 года.
Совершившийся по воле Божией неожиданный поворот в судьбе Иоанникия настолько поразил его, что он совершенно растерялся, не будучи в состоянии сообразить всего, что с ним происходило. Вышедши по рукоположении из церкви, он забыл явиться даже к архиерею и без всяких видов, удостоверяющих его рукоположение, удалился из Чернигова. Когда он прибыл в Домницкий монастырь, то никто не верил тому, что он рукоположен в иеромонаха; только настоятель знал его настолько, чтобы ему поверить и дозволить совершать богослужение.
20 января следующего 1832 года было предписано указом настоятелю Домницкого монастыря иеромонаху Иоанникию выдать 25 руб. денег из неокладной монастырской суммы на расходы и снарядить тройку лошадей для проезда ему в Чернигов.
По приезде в архиерейский дом Иоанникий немедленно представился высокопреосвященному Владимиру. Владыка спросил его, почему он по рукоположении так поспешно и как бы секретно уехал из Чернигова. «Простите, владыка святой!» – сказал Иоанникий. – Неожиданность совершившегося в моей судьбе так меня озадачила, что я растерялся и сделал это в замешательстве и едва опомнился уже по приезде в монастырь. Владыка, улыбаясь, сказал ему: «Однако хорошо же тебя здесь пугали!» Иоанникий был назначен служить в Крестовой церкви. Впоследствии оказалось, что владыка вызвал его к себе, желая лично убедиться в его качествах. В этих видах некоторым лицам было поручено даже следить за его поведением.
Когда Анастасий первый раз представился вновь прибывшему владыке, то сей последний передал ему от мнимой сестры поклон и посылку, а затем после кратких объяснений спросил Анастасия, сколько ему лет. Сей последний сказал: «Пятьдесят лет»604 . Владыка посмотрел на него недоверчиво и сказал: «Зачем обманывать! Вам есть ли еще тридцать лет! Вам, кажется, было бы приличней быть женихом, нежели настоятелем обители». Затем смотря на Анастасия, владыка покачал головой и, вздохнув, сказал: «В неведении погрешил я за тебя перед Богом, обращая внимание на твои доносы. Я полагал, что настоятель Рыхловского монастыря – благоговейный старец строгой жизни, который, понуждая братию к строгому исполнению монашеских правил, не мог быть приятен для молодых, любящих вольность, а посему и вынужден был доносить о возмутившихся против него, но теперь на деле вижу противное». Затем после малой паузы архиерей сказал: «Вот что скажу вам, отец настоятель, садитесь вот там (указав место) и пишите прошение об увольнении от должности, дело ваше лучше будет». Пораженный неожиданностью такого происшествия, Анастасий взмолился: «Ваше высокопреосвященство! Позвольте мне подать прошение из монастыря». «Нет! – строго повторил архиерей, – «Здесь! Здесь!» Анастасию более ничего не оставалось делать, как повиноваться. Прошение об увольнении было подано. Анастасий был перемещен в Домницкий монастырь в число братства605 . Так сбылись слова пророка Псалмопевца: «Ров изры ископа и впаде в яму, юже содела» (Пс.7:16).
Недолго пришлось жить иеромонаху Иоанникию в Черниговском архиерейском доме. Архиерей, окончательно убедившись в безвинном его страдании и лично удостоверившись в его способностях, признал Иоанникия достойным высшего назначения, и так как в Рыхловском монастыре продолжалось неустройство, то владыка наметил его туда настоятелем. Таковое предположение владыки не было известно Иоанникию; он думал, что его перемещают в число братии Рыхловского монастыря, и потому посланный в сентябре 1832 года в Рыхловский монастырь, он по приезде в обитель поселился в братской келлии, как обычный монастырский житель.
Духовник и казначей были удалены от управления с перемещением их из Рыхловского монастыря, а управление передано иеромонаху Иоанникию, с утверждением его в должности настоятеля, которое состоялось 16 сентября 1832 года.
Приняв в управление обитель, он все свои заботы направил к тому, чтобы водворить в обители спокойствие и восстановить в ней надлежащий порядок. Достижение этой цели стоило Иоанникию немалых трудов и сопряжено было с некоторыми для него неприятностями. Дело в том, что при настоятеле Анастасии лучшие из братии вынуждены были оставить Рыхловский монастырь, так что монастырь имел насущную нужду в способных людях. Поэтому первым делом для Иоанникия было собрать около себя людей достойных и способных и с Божией помощью этого он достиг с большим успехом. Как только разнесся слух о смене Анастасия, настоятеля Рыхловского монастыря, и об определении туда строителем иеромонаха Иоанникия, в Рыхловский монастырь стали возвращаться некоторые из прежней братии, вышедшей из обители при Анастасии, а многие переходили и из Глинской пустыни. Таким образом около Иоанникия скоро составилось благонадежное общество братии, а посему в обители был восстановлен им должный порядок монастырской жизни. Принимая во внимание труды строителя Иоанникия по благоустройству обители, высокопреосвященный Владимир 12 ноября 1833 года наградил его набедренником, а 14 сентября 1835 года произвел его в сан игумена с возложением палицы.
Своей открытой сердечной любвеобильной простотой в обращении игумен Иоанникий привязал к себе братию так, что они обращались к нему с таким доверием, с каким обращаются дети к нежной матери, и от любви к нему готовы были исполнять все его пожелания.
Не об одном духовном благонастроении братства была забота настоятеля Иоанникия – нужды обители требовали немалых забот. Так как в обители требовались постройки и ремонт обветшалых монастырских зданий, а средства обители были слишком ограничены, то для изыскания средств игумен Иоанникий ездил в Москву для испрашивания пожертвований и возвратился в свою обитель через три месяца после отпуска606 . В эту поездку он был на поклонении святым мощам преподобного Сергия Радонежского. В Троице-Сергиевой Лавре был принят любезно знаменитым наместником Лавры архимандритом Антонием. А на обратном пути посетил Оптину пустынь Калужской губернии, где в то время подвизался старец иеромонах Леонид. О душеполезных беседах с этими старцами он рассказывал уже в глубокой старости.
Игумен Иоанникий, будучи настоятелем, очень редко бывал в монастырской гостинице, куда вместе с посетителями-богомольцами часто приезжали окрестные помещики со всеми членами семейства. Нашлись из них такие, которые делали заявление епархиальному архиерею, что будто бы настоятель Рыхловского монастыря неприветлив к приезжающим посетителям, а это может де отвратить благодетелей от обители. Но владыка уже был уверен в благоразумии Иоанникия, а посему не верил такой нелепости. Однажды Владыка сказал ему: «На вас, отец игумен, есть донос, что вы не приветствуете благодетелей и не посещаете их в гостинице».
– Ваше высокопреосвященство! Я от юности избегал знакомств с женским полом, и что теперь, как монах, уклоняюсь от таковых компаний, это сущая правда, а особенно таких, которые приезжают в монастырь для того, чтобы убить праздное время. Человек я еще не старый, а, как монах, долгом считаю строго охранять свои чувства, вот причина моего удаления от знакомства. Благодетели же, которые приезжают в монастырь по истинному усердию помолиться, таковые не будут на меня заявлять жалоб, потому что я таковых не удаляюсь.
– А если обитель от этого действительно потерпит ущерб?
– Я верую в помощь Святителя Христова Николая, что этого не случится.
– Ну если так, – сказал владыка, – я тебя не принуждаю».
В начале своего настоятельства Иоанникий представил к рукоположению в диакона монаха, который исполнял обязанность рухольного607 . Ставленник после рукоположения явился к владыке принять благословение на путь. Владыка спросил его: «Хорош ли ваш новый настоятель»? «Да, он хорош, – сказал ставленник, – да уж строг без рассмотрения. Вот например: я занимаю послушание рухольного, ко мне приносят женщины продавать разные предметы: холст, нитки, полусуконку и прочее, а настоятель запретил вход в келлию женщинам, и приходится с ними толковать на открытом воздухе, это не совсем удобно». «А! Вот каков он оказался. Обожди же немного, – сказал владыка, – я передам ему письмо». Оно было следующего содержания. «Отец настоятель! Рассматривай повнимательней, кого представляешь к рукоположению, а таких дураков, как этот, больше не представляй». Когда ставленник, прибыв в монастырь, подал письмо от архиерея настоятелю, сей прочитав, подал прочитать подателю, и при этом спросил: «Что говорил архиерею»? Ставленник сознался во всем; тогда настоятель Иоанникий сказал: «Видишь, как архиерей тебя похвалил, расскажи об этом братии, чтоб кто-либо из них так же, как и ты не уплелся и будь покоен, я тебе это прощаю».
Игумен Иоанникий однажды, бывши на своем хуторе, в летнее время пошел с некоторыми из братий покупаться в реке Десне. Купаясь, чуть было не утонул; только чудо спасло его. «Сознавая опасность и борясь со стихией, я обратился молитвенно к Святителю Чудотворцу Николаю, но силы меня совершенно оставили, и я погрузился на дно. Помню, что лежу на дне реки, но сознание меня не оставляет, и я непрестанно призываю Святителя Николая. Я даже начал рассуждать в себе, неужели, думаю, усопший человек может столько времени сохранить в себе сознание? Затем я почувствовал как бы склонность ко сну; мысль промелькнула: значит наступает смерть! Но при этом дышать сделалось легко и свободно. Как очутился я на берегу, сам не знаю! В чувстве глубокой благодарности припал я к земле, поклонился своему избавителю от смерти Святителю Христову Чудотворцу Николаю. Ей, так»608 , – подтверждал свой рассказ старец Илиодор.
После восьмилетнего управления Рыхловским монастырем, в котором игумен Иоанникий подвизался, не щадя своих сил, он почувствовал, что здоровье его стало ослабевать. Посему он решился оставить должность настоятеля и лично просил об этом высокопреосвященного архиепископа Черниговского Павла, бывшего во время осмотра своей епархии в Рыхловском монастыре. Высокопреосвященный Павел не пожелал его уволить. «Потрудитесь еще, – говорил владыка, – если почувствуете ухудшение, тогда дело видно будет. Старайтесь поддержать свое здоровье, а дела монастырские можете поручить по возможности своим помощникам. Теперь же уволить вас не могу». Игумен Иоанникий думал склонить владыку на свою просьбу и подал еще прошение, но владыка отказал резолюцией наотрез, затем уговорил его продолжать свое многополезное служение.
Скоро после сего игумен Иоанникий был переведен указом Святейшего Синода от 6 августа 1840 года, на должность настоятеля Петропавловского монастыря той же Черниговской епархии, с возведением в сан архимандрита. С сердечной скорбью расстались братия Рыхловского монастыря со своим любимым настоятелем, к которому и по его отъезде питали особенную любовь до самой его смерти. Многие из них через десятки лет приходили и приезжали к нему для посещения уже в его старости, когда он жил на покое в Глинской пустыни, изъявляя ему свою преданность.
Петропавловский монастырь в историческом отношении имеет важное значение: в нем в сане игумена настоятельствовал угодник Божий святитель Димитрий Ростовский чудотворец; уединяясь в скиту, принадлежащему этому монастырю, святой игумен в безмолвии составлял там Четьи-Минеи – жития святых; этот скит находится в прекрасной местности, и теперь именуется «скит святителя Димитрия Ростовского».
31 марта 1841 года в понедельник Святой Пасхи скончался настоятель Глинской пустыни, приснопамятный старец игумен Филарет. Архимандрит Иоанникий, благоговея к первому своему руководителю на пути иноческой жизни, счел для себя священным долгом участвовать молитвенно при погребении своего духовного наставника и, несмотря на весенний разлив воды, отправился в Глинскую пустынь. В одном месте разбушевавшийся поток угрожал опасностью, но Иоанникий, утвержденный верой в молитвенную помощь своего усопшего отца, игумена Филарета, оградив себя крестным знамением, приказал кучеру ехать небоязненно через опасный поток. Переправа совершилась благополучно, и он прибыл в Глинскую пустынь благовременно.
В четверг на светлой неделе 3 апреля при стечении народа архимандрит Иоанникий в сослужении со священноиноками Глинской пустыни, при молитвенном участии всей осиротелой братии совершил погребение тела в Бозе почившего возобновителя Глинской пустыни, своим опытным духовным окормлением воспитавшего в ней многих дивных подвижников, игумена Филарета. Это тот самый игумен Филарет, который в час кончины преподобного Серафима Саровского видел душу его, возносящуюся в небесные селения, о чем пишется в описании его жизни609 . Окружающие его гроб, по уставу Святой Церкви, в пасхальных победных над смертью песнопениях торжественно прославляли воскресшего из мертвых Христа Спасителя нашего, своим воскресением отверзшего райские селения, куда возносилась душа почившего старца лицезреть неприступную славу Того, к Которому всю свою земную жизнь она пламенела божественной любовью.
Архимандрит Иоанникий был весьма сострадателен к несчастью всякого человека, но особенно, если таковое несчастье касалось душевного состояния в загробной жизни; в таких случаях он принимал всякие меры для подаяния помощи страждущему. Однажды в Петропавловский монастырь был прислан священник с запрещением священнодействия; случилось, что он скоро скончался без разрешения.
Канцелярская форма донесения о его смерти была исполнена, как требует того порядок, но архимандрит Иоанникий, заботясь о загробной участи умершего священника, очень скорбел, что он состоит под запрещением, и обдумывал, как бы исходатайствовать ему разрешение. Скоро представился к тому удобный случай. При обозрении своей епархии Черниговскому архиерею пришлось быть и в Петропавловском монастыре. Впоследствии так рассказывал об этом старец Илиодор: «Улучив удобное время, я словесно доложил архиерею об умершем священнике под запрещением. Владыка спросил: «Вы донесли об этом консистории»? – «Да это сделано». – «Вот и хорошо». Через несколько минут я опять повторил то же. Владыка сказал: «Вы, отец архимандрит, мне уже об этом говорили». – «Да, я говорил Вашему преосвященству и опять повторяю». – «Для чего же»? – «Я ожидаю от Вас этому несчастному, связанному Вами, Вашего архипастырского разрешения: если Вы его не разрешите, то кто его разрешит? Этот несчастный будет связанным всю вечность, а это в загробном мире ужасно». Архиерей задумался и после небольшой паузы сказал: «Благодарю вас, отец архимандрит, за столь важное напоминание, а сколько, действительно, бывает таких несчастных случаев нашему невниманию! Ох!» И тут же произнес разрешение умершему священнику».
Архимандрита Иоанникия всю жизнь не оставляло желание проводить жизнь сосредоточенную, чтобы подготовить себя к созерцательной жизни. К этому всецело располагало его и всегдашнее стремление души его. Стремление это не раз порождало в нем намерение оставить настоятельскую должность, чтобы, удалившись от занятий и хлопот, предаться полному и строгому уединению. В этих видах он предполагал поселиться в Брянских лесах, где тогда подвизались некоторые знаменитые подвижники. Но настоятельская должность препятствовала осуществить такое желание. Теперь же он решительно вознамерился удалиться от дел правления монастырем и удалиться на покой, только в избрании места колебался. Глинская пустынь привлекала его, как место первоначальных его воспитательных подвигов. Рыхловский Николаевский монастырь, в котором довольное время он настоятельствовал, привлекал его многими воспоминаниями и особенным расположением к нему всего братства. Но было и третье место, подходящее для таковой жизни; приходило желание остаться на покое в Петропавловском монастыре, где имеется на прекрасном месте недалеко от монастыря скит святителя Димитрия Ростовского610 .
Летом в 1855 году архимандрит Иоанникий приехал в Рыхловский монастырь; прибытие его для любящей его братии того монастыря было истинным духовным утешением. Они просили и уговаривали его переселиться к ним на покой, обещая во всем упокоить его, как любимого отца. Между тем они отправились в лес осмотреть новую келлию, где пришлось остаться ночевать. После вечерней молитвы архимандрит Иоанникий сидел в комнате, где ему была приготовлена спальня; против него была печка голландская, сделанная так, что верх ее не достигал потолка; погрузившись в размышления, он произнес: «Хорошо ли и полезно ли будет для моей души поселиться здесь?» В этот момент что-то тяжелое вроде громадного чурбана с верху печки с грохотом бросилось к его ногам, произнося грубым голосом и коверкая слова «Хо-ро-шо! Хо-ро-шо!» Архимандрит осенил себя крестным знамением и, зажегши огонь, осмотрел келлию; нигде ничего и никого не оказалось. Утром он рассказал о случившемся пришедшим братиям. Выслушав рассказ, братский духовник сказал ему: «Вот вам, батюшка, уверенность, что вам здесь будет хорошо». Архимандрит ему сказал: «А кто этот уверяющий? Я его не признаю быть от Бога; а диавол, как изобретатель всякой лжи, никогда правды не скажет. Но так как он поспешил и в это дело вмешался с своим советом, то слушать его я не намерен». После сего он возвратился в свой Петропавловский монастырь.
После такового происшествия архимандрит Иоанникий обратился с усердной молитвой ко Господу, да ими же весть судьбами укажет ему место для поселения, согласно святой Его воле. Господь не презрел обратившегося к Нему с верой; ему было показано сновидение, в котором хотя иносказательно, но ясно изображалось различное течение предполагаемой жизни на трех разных преждеупомянутых местах. Здесь как бы предлагалось ему испытание, действительно ли он самоотверженно стремится к духовным подвигам? Сновидение было таково. Он увидел себя стоящим среди поля. Перед ним лежали три дороги: первая на Рыхловский монастырь; она тянулась по зеленой равнине, по сторонам ее цветущая зелень, а местами произрастали хлебные злаки; вся местность была ровная, красивая, очень привлекательная. Вторая дорога на Петропавловский монастырь; эта уже далеко уступала первой. На ней было немало возвышенностей, водопромоин и прочих неудобств. Третья дорога на Глинскую пустынь; эта последняя очень узка, тянулась по оврагам, изрыта рытвинами, водопромоинами и поросла колючим терновым кустарником. Сон был весьма ясный и внушительный. Проснувшись, архимандрит Иоанникий ощутил уверенность, что сон этот показывает событие будущего. Ясно было, что первая дорога показывала отрадную и быть может почетную жизнь. Вторая предвещала состояние между первой и последней; а третья видимо знаменовала скорбный путь, но из всех трех ему предлагался добровольный выбор. Рассуждая об избрании показанных дорог, архимандрит Иоанникий остановился на Евангельском изречении: «Яко узкая врата и тесный путь вводяй в живот» (Мф.7:14). «Спаситель мой, – говорил он, – прошел земную жизнь путем крестным. Все избранные Его последователи следовали за Ним тем же путем. Я тоже хочу идти вослед Спасителя моего, а посему не должен уклоняться от пути скорбного». Итак, он решил поселиться в Глинской пустыни.
В начале 1845 года архимандрит Иоанникий подал прошение Черниговскому архиерею об увольнении его от должности настоятеля с перемещением на покой в Глинскую пустынь. Дело это затянулось на продолжительное время, вероятно потому, что Петропавловский монастырь, в котором настоятельствовал архимандрит Иоанникий, был под ведомством Черниговской консистории, а Глинская пустынь, куда он просился на покой, подведомственна Курской консистории. Соблюдение формальной переписки между Святейшим Синодом и двумя епархиальными начальствами потребовало времени, и дело это окончилось лишь 6 сентября того же, 1845 года. Увольнение последовало согласно во всем его прошению, с определением ему половинной пенсии в 52 руб. 85 коп. в год.
С великой радостью архимандрит Иоанникий получил указ об увольнении от настоятельства, которым он освобождался от всех житейских попечений, связанных неизбежно с настоятельской должностью. Душа его давно жаждала беспрепятственно заняться единым на потребу, и вот пришло это желанное время. Переместившись в Глинскую пустынь и освободившись от хлопот и занятий, сопряженных с должностью настоятеля монастыря, архимандрит Иоанникий всецело стремился посвятить себя добродетелям строгого подвижника, прилагая внимание ко вниманию и постоянно стремясь к тому, что пленяло его душу от юности. Сокровенное его делание было видимо только единому Сердцеведцу. Миролюбие старца сделало его осторожным и внимательным ко всему, что касалось его отношения к другим.
Не раз случалось, что старцу миротворцу приходилось терпеть немало укоризн, упреков и насмешек от тех самых людей, которым он желал душевного мира и спокойствия. Это случалось тогда, когда враждующие бывали старшие из братий, но тем не менее люди маловнимательные и своенравные. «Приду бывало, – рассказывал старец, – начну уговаривать их и просить примириться; вот тут-то мне и достанется. Откуда, говорят мне с насмешкой, явился такой миротворец?! Уходи отсюда! Какое тебе до нас дело?» На это старец Иоанникий с кротостью и приветливой улыбкой, кланяясь, говорил: «Простите меня, отцы святые! Я с желанием добра обращаюсь к вам»; и опять продолжал их просить о том же. Господь, видя труд старца, смягчал ожесточенные сердца, и вражда уступала место миру и любви.
В 1850 г.611 осенью архимандрит Иоанникий предпринял путешествие в Палестину вместе с другими паломниками, направляющимися туда же. Обходя Малоазийский берег, корабль их проходил мимо берегов Мирликийских. Капитан корабля (грек) думал миновать Мирликийский берег, чтобы не останавливаться там, так как погода и ветер были благоприятны, а о Мирликии никто не знал из паломников. Только что корабль поравнялся с Мирликией, как вдруг подул сильный ветер с моря и корабль понесло к берегу. Принятые меры к сопротивлению не имели успеха и корабль загнало в залив. С большим трудом удалось корабль направить снова на путь. Но опять повторилось тоже. Капитан, желая поставить на своем, употребил все средства и сделал усиленное сопротивление; но как только выехали в море, то ветер вдруг сделал такой натиск, что едва успели бросить якорь, чтобы не допустить корабль до скалы, грозившей ему совершенной гибелью612 . Тогда капитан, указывая на берег, в азарте закричал паломникам: «Ступайте к нему (разумея Святителя Николая); это он наделал! Он вас русских любит». Сказав эти слова, капитан скрылся в каюте. Паломники не понимали, в чем дело, пока матросы не объяснили им, что здесь находится гроб Христова Святителя Николая. Высадившись на берег, они поспешили к месту гроба Святителя. Архимандрит Иоанникий, исполненный сугубой радости, изливал благодарные, сердечные чувства к своему покровителю Святителю Николаю за то, что он так чудесно дал ему возможность поклониться месту погребения святого. Придя в церковь и представ гробу Святителя, архимандрит Иоанникий возложил на себя епитрахиль и начал молебен. Певцы из числа паломников запели: «Царю небесный» и прочее, а он благоговейно положил земной поклон. В это время лампада, висевшая на высоте, недосягаемой рукой человека, вылилась на него сама собой и потом опять стала в обычное свое положение, нисколько не качаясь613 . Это чудесное обстоятельство привело всех в удивление; все в один голос говорили: «Милость Святитель изливает на архимандрита». После молебна архимандрит Иоанникий пожелал удостовериться, не задел ли он лампады как-нибудь нечаянно. Он измерил рукой расстояние и не дотянулся до лампады.
Во время пребывания в Иерусалиме, архимандрит Иоанникий часто обходил места, освященные жизнью и страданиями нашего Спасителя. Гроб Господень, Голгофа, Страстный путь, Гефсимания, Елеон и прочие святые места были для него любезнейшими местами поклонения. Здесь со всей полнотой благоговейно любящего сердца изливался его молитвенный дух к Тому, Кто совершил великое дело нашего искупления, Кто пролил Пречистую Свою Кровь ради нашего спасения.
Когда были на благословении у патриарха, блаженнейший Кирилл обратил особенное внимание на архимандрита Иоанникия и вступил с ним в беседу. Между прочим он спрашивал его, соблюдают ли русские монахи келейное правило. Архимандрит ответил его блаженству, что в российских монастырях не одинаковы постановления. В некоторых монастырях исполняется келейное правило по назначению старцев, а в других предоставляется совершать келейные молитвы по своей воле каждому по возможности. Блаженнейший Кирилл сказал: «Монахи, не держащие келейного правила, мертвые монахи. Правило келейное есть возбудитель душевных сил, отрезвляющий ум для предстояния перед Богом; оно есть первый руководитель к непрестанной молитве и стена, ограждающая монаха от внутренних искушений. Вы, отец архимандрит, по возвращении в Россию и в свою обитель, постарайтесь повлиять на свою братию, чтобы они прилежнее обратили внимание на келейное правило».
На обратном пути из Палестины, архимандрит Иоанникий заехал на Святую Афонскую Гору, предполагая там остаться навсегда. Вступив на берег Святого Афона, он поклонился, взял земли и посыпал себе на голову, говоря: «Се покой мой: зде вселюся» (Пс.131:14). В короткое время между жителями Афона разнеслась о нем слава. А посему многие стали обращаться к нему за душеполезными советами, упрашивали его остаться там навсегда, желая вверить себя его руководству. Была уже назначена ему и келлия, которую монастырь уступал ему безвозмездно. На это он сначала соглашался, но через несколько времени объявил, что Господу не угодно, чтобы он оставался на Афоне, а противиться воле Божией он не намерен614 . С великой скорбью проводили его многие Афонские отцы и он возвратился в Россию в первых числах июля 1851 года. Так архимандрит Иоанникий, совершив свое путешествие с великой для себя душевной пользой, прибыл в Глинскую пустынь, где волей Божией назначено было ему продолжить свой подвиг служения Богу и людям. Стремясь ревностно к высшему совершенству, архимандрит Иоанникий пожелал обновить перед Господом иноческие обеты пострижением во святой великий ангельский образ – святую схиму. Свидетельствуя о своем совершенном самоотвержении, он в 1857 году через посредство настоятеля с братией ходатайствовал перед епархиальным архиереем о разрешении такового пострига. Преосвященнейший Илиодор, бывший тогда на Курской кафедре, вероятно рассуждая о важности такового шага и испытывая его решимость, медлил дать разрешение и даже пытался своими советами отклонить его от такового желания. Поэтому в 1858 году пришлось повторить ходатайство. Владыка, убедившись в непреложной решимости архимандрита Иоанникия, благоволил удовлетворить его ходатайство. В том же 1858 году 24 декабря в навечерие праздника Христова Рождества он был облечен во святую схиму с наречением имени Илиодор. Восприемником при постриге он избрал своего духовника иеросхимонаха Амфилохия615 , который при многих других иноческих добродетелях, отличался богатством духовного ведения аскетической жизни и глубоким рассуждением.
По принятии святой схимы схиархимандрит Илиодор, усугубляя свой подвиг, пробыл в церкви безвыходно семь дней; по его словам, он сидел при иконе Спасителя, наполняя сердце свое Божественными глаголами, подобно Марии, приседящей у ног Иисусовых; избрав «едино на потребу» (Лк.10:39, 42), он безмятежно погружался в созерцательную молитву, пребывая один с единым Иисусом, зря Господа своего внутри сердца своего. После обновления обетов схиархимандрит Илиодор, отрешаясь от всего тварного, поставил перед мысленными своими очами час своего душевного отрешения от уз плотских и, как человек, которому уже предстоит «единою умрети» (Еф.9:27), написал в 1859 году 9 мая завещание следующего содержания:
«Во имя Отца и Сына и Святого Духа, аминь. Я нижеподписавшийся архимандрит Иоанникий, в схиме Илиодор, жительствующий в Глинской Богородицкой пустыни на покое, по определению Божию находясь ныне в трудном болезненном состоянии и ожидая скорого окончания жизни своей, считаю долгом объяснить следующее: я с юных лет призванием Божиим вступил в монашество и милосердием Его до сего времени препроводил в оном жизнь мою; но как благоволением милосердного Господа был я настоятелем в других обителях и при увольнении на покой определением Святейшего Правительствующего Синода удостоен ежегодной пенсии, то дабы не было сомнения о моем состоянии, истинно объявляю, что ни капитала, ни вещей каких-либо, ни особой одежды, кроме обыкновенной, которую я изготовил на случай смерти, и в которой ходил, никакой другой у меня нет; книги, у меня бывшие, раздал братии обители сей. Исполняя сим долг мой, смиренно прошу отцов и братий обители этой не забывать меня грешного молитвенным поминовением по моем отшествии, да улучу милость Божию и оправдание души моей. Засим, принося сердечное благодарение за упокоение меня в этой обители, с чувством сокрушения и осуждения себя, прошу у всех прощения и сам с искренностью и благожеланием прощаю всех во всем, кто чем-либо согрешил против меня».
Завещанием своим старец Илиодор как бы заканчивал свое земное поприще, ожидая своего переселения в загробный мир. Вследствие всегдашнего общения с Богом, он возвышался душевной чистотой до той степени, на которой открываются внутреннему зрению тайные деяния и даже помышления человеческого сердца. Здесь в подвижнике проявлялся дар прозорливости, по действию которого он прозревал греховные намерения человека, подпавшего внушению диавола искусителя, устрояющего таковому падение, а посему, желая разрушать козни врага, старец Илиодор спешил благовременно подать ближнему руку помощи. Для примера приведем один искренний рассказ монаха, который со скорбью и слезами раскаяния рассказывал о себе следующее: «Однажды я как-то увлекся нечистыми помыслами; по неопытности в борьбе я не смог отразить их. Нечистые, но соблазнительные картины, рисовавшиеся в моем воображении, совсем отуманили мой ум. По вражескому устроению мне пришлось встретиться с лицами, сочувствующими моему нечистому греховному похотению, и я вознамерился осуществить свой греховный помысл. Когда наступил вечер, я пошел за трапезный корпус, чтобы, обойдя его через сад мимо теплой церкви, пройти в гостиницу, где меня, быть может, ожидало падение. Войдя в сад, я стал подыматься вверх по тропинке к теплой церкви. Здесь я заметил, хотя и темно было, человека, идущего мне навстречу. Не желая быть замеченным, я уклонился в сторону направо и спрятался за деревом, осторожно наблюдая на проходящим. Вижу, что он остановился против меня и стал звать к себе: «Чадо, поди ко мне! Поди ко мне, чадо!» Я узнал голос старца Илиодора, но помолчал, полагая, что, быть может, он и не меня зовет. Наконец, он назвал меня по имени. Тогда скрываться было уже нельзя. Я подошел к нему и поклонился, чтобы принять благословение. Но он, взяв крепко меня за руку, стал спрашивать меня: «Куда ты, чадо, идешь, а? Скажи мне, чадо, куда ты идешь?» На мой ответ, что иду по делу, он сказал: «Чадо, скажи мне правду, я не начальник твой, меня нечего бояться. Ты говоришь «по делу», а дело-то ведь недоброе. Посмотри, вон кто понуждает тебя идти по этому делу, чтобы затем взять душу твою!» При этом он указал вниз к трапезному корпусу. Я взглянул туда, и моим глазам представилось странное зрелище: около каменного быка, поддерживающего корпус, я увидел диавола в безобразнейшем виде: черный, очи огненные, зубы выдающиеся изо рта, внутренности снаружи и несколько прикрыты длинной бородой; весь он был в пламени. При виде такого гнусного страшилища, я затрепетал от ужаса; кровь как бы застыла во всех моих жилах, я не мог двинуться с места, не мог проговорить ни одного слова и стоял, как окаменелый. Помню только, что старец, держа меня за руку, повел с собой, говоря: «Пойдем, чадо! Пойдем ко мне!» Приведши в свою келлию, он посадил меня на стул, где я стал уже приходить в себя. Чтобы ободрить меня, он приказал мне ставить самовар и, сидя уже за чаем, убеждал и укреплял меня, чтобы я был на будущее время осторожнее, и продержал в своей келлии до утреннего благовеста».
В своем смиренномудрии старец Илиодор доходил до такой степени самоуничижения, что считал себя ниже всякой твари. Ревниво охраняя свое смиренномудрие, он во всю свою жизнь не позволил снять с себя портрет616 . Место, где старец схиархимандрит Илиодор начал постройку пустынной келлии, находится в трех верстах на восток от монастыря. Оно тогда было окружено с трех сторон чащей деревьев строевого леса различных местных пород. Здесь же у подошвы небольшой возвышенности протекает река Обеста, которая устремляет свое течение с востока на запад, извиваясь зигзагами между порослей.
В конце лета 1863 года была окончена постройка пустынной келлии. Старец Илиодор, помолившись Божией Матери, приняв благословение от настоятеля, отправился в свою пустыньку, взяв с собой одного своего келейника, послушника Викентия617 . Просился к нему и другой рясофорный послушник М.Ж., но ему старец Илиодор отказал, говоря: «Ты, чадо, там жить не будешь»; тогда послушник этот обратился к посредству известного подвижника старца иеросхимонаха Макария, который упросил старца Илиодора взять его с собой как бы на испытание. Действительно, М.Ж. не прожил и двух месяцев в пустынной келлии со старцем, не вынес пустынного уединения и суровой жизни, и возвратился в монастырь, оправдывая сказанное старцем: «Ты, чадо, жить там не будешь».
С переселением в пустынную келлию, старец Илиодор усугубил свои подвиги, и образ его жизни сделался суровее: молитва, воздержание и удручение своего тела были непрерывными его подвигами. Относительно молитвословий церковных он держался обыкновенно следующего порядка: с вечера вместе с келейником он читал девятый час и вечерню; часов в 8 или в 9 вечера читал повечерие, канон Божией Матери и молитвы на сон грядущим.
Ночью он будил келейника или еще кого из братии, нередко бывавшей у него, на утреню, а иногда вычитывал ее один, не желая утруждать других. Часов в 10 утра читались утренние молитвы, часы третий и шестой и обедница. Между всеми этими молитвословиями он исполнял и свое продолжительное келейное правило. Из каких молитвословий оно состояло, то осталось тайной...
В отношении пищи старец Илиодор держался строго скитского устава. В продолжение всех постов он ел без постного масла. В понедельник, среду и пяток – тоже. В разрешающие же дни он следовал церковному уставу, но не ради услаждения вкуса, а именно только ради того, чтобы последовать разрешению, предписанному Святой Церковью. Никаких отступлений от принятых правил он не допускал даже и во время тяжких болезней. Обычный порядок питания, какого он держался, был следующий: после обедницы часов в 11 или 12 он выпивал чашку чая, размачивая ржаные сухарики. Часам к двум – к трем келейник варил картофель или суп с картофелем, приправленный конопляным маслом, если это были дни разрешающие; рыба случалась очень редко. Часов в 6 или в 7 вечера он подкреплялся одной чашкой чая со ржаными сухарями. При этом старец часто укорял себя как бы за невоздержание; он говаривал: «Вот какие мы бедные пустынники! Едим три раза в день, а святые отцы как воздерживались! Ох, горе тебе, бедный Илиодор!» Случалось однако, по несколько дней ничего не варили, и тогда келейник ходил обедать в монастырь, а старец удовлетворялся одними сухарями. Что касается пищи молочной и яиц, то этого рода пищу старец употреблял в малом количестве лишь по субботам и воскресным дням, если она бывала, и в двунадесятые праздники, а также в дни, разрешающие эту пищу по церковному уставу – неделю пасхальную, неделю Святой Троицы, Рождественские святки, сплошную и мясляную, в остальное время он, со дня пострижения в святую схиму и до самой смерти, т.е. в продолжение более двадцати лет, не позволял себе употреблять молочной пищи и яиц.
По воскресным дням и в великие праздники он приходил в монастырь и присутствовал в церкви во время всенощного бдения и Божественной литургии. По окончании богослужения, он из храма приходил в свою монастырскую келлию, где подкреплял себя чашкой чая, а также пищей от братского трапезного стола и возвращался обыкновенно в свою пустынную келлию; но нередко оставался и в монастыре на день и более. В таких случаях братия спешили к нему, чтобы послушать от него назидательных речей и побеседовать с ним для своей душевной пользы.
Старец Илиодор был сам строгий хранитель сердечной чистоты, он к тому направлял и тех, которые обращались к нему для руководства. Посему некоторым молодым послушникам он не советовал читать до известного времени Библии618. По поводу такового совета некоторые простейшие из братии, не понимая глубоких мыслей старца, делали свои заключения, что Библию читать грех, потому что ее старец не советует читать. Пишущий эти строки, желая рассеять недоумение простейших братий, в присутствии некоторых из них сказали старцу: «Батюшка! Вот вы некоторым не советуете читать Библию, а они из этого заключают, что Библию грех читать.» – «А ты как это понимаешь?» – спросил старец. «Я понимаю, что на это у вас имеются другие причины.» – «Да, чадо, так и есть», – сказал старец, – они не понимают, – вот и говорят. Можно ли допустить мысль, что эту святую великую книгу грех читать?! Я тебе, чадо, расскажу самую причину, почему я не советую молодым читать Библию, чтобы ты знал, да и другим рассказал. Не советую читать потому, что она им не принесет пользы: они не обучились еще духовной брани и не могут по немощи охранять свое сердце от прилогов, а страсти в них кипят. В Библии же много повествуется о некоторых плотских грехах, которые могут возбуждать воображение к страстным похотным пожеланиям и осквернять сердце, а это для действующего, стремящегося к сердечной чистоте, очень вредно. Вот вместо пользы, которую они могли бы получить от чтения, они получают вред. Видишь, чадо, почему я не советую читать Библию тем, кто не может еще поставить ум свой на страже. Враг наш диавол всяким случаем пользуется, чтобы забросить в наше сердце свои зловредные семена. А посему молодым братиям полезнее читать те книги, которые разоблачают козни врага, разъясняют движение страстей, через которые он действует, и поучают духовной брани. Таковы книги святых отцов подвижников, которые исподволь прошли весь путь подвижничества и передали нам в своих писаниях для нашего назидания».
Монах И. спросил старца Илиодора: «Как поступать при встрече различных обстоятельств, чтобы не погрешить перед Богом»? Старец сказал ему: «Чадо, если ты желаешь, чтобы твои действия были не погрешительны, постарайся, чтобы они всегда были основаны на Священном Писании: на Евангельских истинах, на учении святых апостолов и на изречениях святых отцов подвижников. В этой святой сокровищнице ты найдешь основание на все, что тебе будет нужно, на всякий случай, на всю жизнь. Священное Писание старайся изучать тщательно и понимать правильно, чтобы не толковать его в пользу своих прихотей и от горделивого мнения показывать себя сведущим для применения к другим. Ты старайся все прилагать к себе. Например: если предстоит тебе какое предприятие, в котором иногда встретятся недоумения, ты тогда обратись к Священному Писанию и постарайся подыскать основание для предстоящего тебе дела, сообразно святому учению. Если так настроишься поступать, то действия твои будут не погрешительны. При всем сказанном нужно руководиться строгим рассуждением, без которого иногда в наши, по-видимому, добрые предприятия, по хитрости врага, вкрадываются тонкие погрешности619 . Отцы святые говорят, что рассуждение выше всех добродетелей; следовательно, должно стремиться к приобретению этой добродетели. Приобретается же она не иначе, как постоянным обращением с человеком, имеющим этот дар. Так некто спросил великого старца: «Авва! Как могу я приобрести дар рассуждения?» и получил такой ответ: «Иди и прилепись к такому человеку, имеющему рассуждение, от него и научишься рассуждению».
Изведав ощутительно великую пользу, происходящую от смирения, старец Илиодор всем подвизающимся советовал трудиться неустанно над укоренением в себе этой добродетели, неприступной для врага и охранительной для подвизающегося. Часто он говорил: «Отцы святые советуют для охранения себя от самомнения проходящему путь подвижничества, даже при богатстве рассуждения, покорять свою волю другому искусному, чтобы на себя не надеяться, а на молитвы другого и, смиряя себя, иметь сильное оружие против гордого врага. Если же не найдешь искусного и рассудительного руководителя, то покори себя хотя самому простому, незлобивому, но благоговейному, обращайся к нему за благословением на всякое предприятие. Благоговей перед ним и призывай его молитвы в помощь, они для тебя спасительны. Одно то, что ты не будешь на себя надеяться, а на молитвы другого, будет защитой от врага, так как в этом есть смирение. Если же, – говорил он, – не окажется и простого старца благоговейного, тогда поищи благоговейного брата и поступай во всем так, как выше сказано о старце. Такой путь указывает преподобный Нил Сорский; он самый безопасный».
Монах один обратился к старцу с таким вопросом: «Батюшка! Меня страсти беспокоят, а я немощен, не могу противостоять им, что мне делать?» Старец сказал ему: «Чадо, сами собой мы ничего не можем сделать, нужна нам помощь Божия. Древние же подвижники говорят: страсти те же скорби, а о скорбях Господь сказал через пророка Давида: «Призови Мя в день скорби твоея и изму тя и прославиши Мя» (Пс.49:15). Видишь, чадо, нужно нам призывать Господа в помощь, а без Него мы не можем ничего сделать. Спаситель нам сказал: «Без Мене не можете творити ничесоже» (Ин.15:5). А что Господь не оставляет тех, которые взывают к нему о помощи, то об этом свидетельствует тот же пророк, говоря: «Близ Господь всем призывающим Его, всем призывающим Его в истине» (Пс.144:18).
А что страсти нас борют, от сего унывать не должно, это наша брань, против которой мы должны всегда быть готовы. Нужно только усиленно противиться их требованиям. А чтобы успешнее против них действовать, надо повнимательнее рассматривать, которая сильнее в нас действует страсть, против этой одной следует и вооружиться всей крепостью620 .
Дар прозорливости старец Илиодор скрывал тщательно по своему смирению. Но как свет, если будет сокрыт в темном месте, то и в маленькую скважину показывает свое сияние, так и сей благодатный дар, обитавший в сокровищах чистой его души, в известных случаях для пользы других, являл свое действие, и явления сии так многочисленны, что их все собрать и предать писанию не удобно. Кому из внимательных приходилось бывать у старца, тому часто приходилось слышать ответы или замечания на его сокровенные помыслы, которые знал только один тот, в чьей душе они скрывались. Но если где требовалась необходимость для вразумления ближнего или спасения погибающего, там старец не скрывал благодати, обитающей в нем.
Однажды пришли в пустынную келлию к старцу Илиодору его почитатели, давно ему известные купцы, из города Белополья. Благословляя их, старец пристально посмотрел на одного Ф.В.Б. и спрашивает его, какого он вероисповедания? Сей последний, озадаченный таким вопросом, сказал: «Батюшка, разве вы меня первый раз видите? Вам даже известен наш весь род». – «Это-то так действительно, но есть ли на вас крест!» Тогда тот поклонился старцу, сознаваясь, что, по своему небрежению, уже года два не носит нательного креста. Старец сделал ему внушение, указав, что святой крест – это знамение спасения нашего, которое всякий верующий христианин должен иметь на себе всегда неотложно.
«Если считаешь себя достойным, то прикажи этому столбу, (он указал на столбик) путь перейдет на другое место. Если перейдет, тогда признавай себя достойным, а если не послушает, тогда признавай себя грешным». «Я ясно понимал, – говорил этот купец, – что старец говорил о том, что совершается в моей душе».
Сновидения и видения старца Илиодора
Старец Илиодор благоговел перед своим духовным наставником, игуменом Филаретом, зная его горячую любовь к Божией Матери, славы ради Которой он трудился неусыпно над благоустроением во имя Ее святой Глинской обители, где он воспитал многих своих учеников в духе истинного подвижничества. Он знал, каких трудов стоило игумену Филарету установить и утвердить устав строгого чиноположения в этой обители. Игумен Филарет сам трудился над писанием нот обиходного пения, которое теперь пленяет своей сладкозвучной мелодией. Сам старец Илиодор слышал от игумена Филарета, что сей последний говаривал: «Я дал обет Божией Матери установить этот устав в Глинской пустыни для всегдашнего строгого исполнения этого чиноположения моими будущими приемниками. Посему, если кто из них нарушит его, с таковым буду судиться на суде Божием». Такая твердая уверенность сего дивного возобновителя Глинской пустыни, по всей вероятности, утверждалась на благодатных откровениях, которые, к прискорбию, скрыты от нас. Но старец Илиодор, как ученик игумена Филарета и личный свидетель его подвигов и скорбных трудов, знал, каких слез и кровавого пота стоило ему выполнять все то, что он сделал. А посему часто задавался мыслью, какие плоды принесли эти труды его и какое имеют значение в загробном мире таковые его подвиги? На таковое размышление он получил извещение в следующем сновидении. Вот подлинный его рассказ: «Увидел я, – говорил он, – какое-то очень приятное место в виде пространной зеленой поляны, на которой я стоял лицом к Востоку. Предо мной по зеленеющей равнине струился небольшой ручей прозрачной воды, а на противоположной стороне протекающего ручья красовался небольшой, но весьма изящной архитектуры храм. Перешагнув ручей, я направился к этой церкви, и, войдя внутрь, увидел здесь игумена Филарета, стоящего на клиросе с своим любимым учеником621 . Он, пресладким голосом воспевая какую-то церковную песнь, славил Господа. Людей в этой церкви не было видно, но по всей церкви стояли рядами в чудном порядке большие подсвечники, на сих последних ярко горели большие свечи. Ему (Илиодору) сказал какой-то голос: «Все эти горящие светильники зажигал старец игумен Филарет». Старец Илиодор толковал это сновидение так: малая, но красивая церковь, им виденная, – это немногочисленное тогда общество братства Глинской обители, которое под его личным руководством было прекрасно благонастроено в духовной жизни, а горящие светильники знаменуют учеников игумена Филарета, в душах которых он возжигал ревность духа в любви к Богу.
В 1865 году в Глинской пустыни было освящение вновь устроенного трехпрестольного собора. Вначале средний престол освятил сам преосвященный Сергий, епископ Курский (впоследствии митрополит Московский). На следующий день в правом приделе престол освящал архимандрит Ювеналий, бывший тогда благочинным монастырей. Посему ранняя литургия в этот день служилась на среднем, вновь освященном престоле. Старец Илиодор молился на ранней литургии, а так как в то время я622 ему прислуживал, то по окончании литургии поспешил в его келлию, чтобы приготовить самовар. Старец, придя из церкви, по обычаю благоговейно поклонился перед святыми иконами, снял мантию и сел на свое место. Смотря на старца, я заметил в лице его какое-то изменение. Прозрачная белизна на лице покрывалась чудным румянцем, а взор его был поразительно благоговейным. Видно было, что душа его была преисполнена неземным утешением. По своей тогда юности, я не понимал этого, а только удивлялся, недоумевая, почему старец казался так хорош? После краткого молчания, старец вздохнул от полноты чувств, затем сказал: «Какое великое благоволение Божией Матери к нам грешным!» Затем говорил мне: «Чадо, поди ближе ко мне, я тебе расскажу вот что: сегодня на Божественной литургии один старец видел дивное видение. Когда клиросные певцы вышли среди церкви петь «Тебе поем, Тебе благословим...», в это время с правого клироса показалась, идущая по солее, величественная благолепная жена, чудной несказанной красоты. Одежда на ней была такая дивная, что невозможно объяснить, поверху одежды мантия, застегнутая на груди; а на голове Ее митра, блестящая чудным отражением; на верху митры видна была маленькая возвышенность. «Вот этакая! – при этих словах старец показал пальцами меру возвышенности не более как в 3/ 4 вершка, – на верху возвышенности был маленький крестик. Она была окружена светом славы». Здесь старец прервал свой рассказ, положил свою руку на стол и склонился на нее челом, в молчании погрузившись в созерцание виденного. Я стоял перед ним в ожидании, желая услышать рассказ еще подробнее. Через малый промежуток времени старец поднял голову. Я осмелился спросить: «Батюшка! Где же видели эту чудную жену?» – «А вот где, чадо, – продолжал он, – Она шла с правого клироса по солее и дойдя до середины перед царскими вратами, обратилась лицом к востоку, и стала невидима. Это, брат, была сама Царица Небесная. Она, милостивая, явила свое присутствие во вновь освященном храме Святого имени Ее, во свидетельство Своего благоволения к нам, грешным». Сказав это, старец опять склонился на руку челом и предался созерцанию. Видно было, что сердце его было переполнено небесным утешением, а в воображении стояло чудное видение, к созерцанию которого стремилось все душевное существо.
Старец Илиодор таковые события для сокрытия себя передавал как бы слышанные им от другого кого-либо. Но окружающие его хорошо понимали, что этот другой был ни кто иной, а он сам. Я, как сейчас хорошо помню, что в конце литургии я подошел к старцу взять у него ключ от его келлии. Старец стоял один, склонив голову, около него никого не было. Он подал мне ключ машинально и не взглянул на меня, вероятно потому, что ум его был прикован к виденному. Затем, не говоря ни с кем, он вышел из церкви прямо в свою келлию, где сейчас же рассказал мне это видение, и запретил тогда рассказывать другим об этом.
Весьма многое из благодатных откровений, которых удостаивался по милости Божией старец Илиодор, сокрыто от нас, по причине его глубокого смирения. Не всегда он был предрасположен открывать эти тайны, а только тогда, когда требовала сего польза ближнего, но и в таких случаях он часто рассказ свой относил, как уже было сказано, не к себе, а к постороннему лицу. Но бывали нередко случаи, что старец говорил о своих благодатных откровениях явно и открыто, иногда рассказывал пространно, а иногда в кратких отрывочных выражениях, как видно, по действию внутреннего движения духа. А если беседа умножалась, то в таких случаях наблюдающий мог заметить, что ум его восхищался в созерцание, которое переносило его в духовную область к зрению виденного, а быть может, иного чего, для нас непостижимого. Здесь рассказ его пресекался, и речь обрывалась на половине или даже в самом начале повести. Следовало молчание. В такое время черты лица его показывали действие его внутреннего радостотворного ощущения. Это состояние понятно только для тех, которые по милости Божией сами того удостаиваются. В таких случаях никто из присутствующих его ближних учеников не осмеливался каким-либо вопросом нарушить его внутреннее безмолвие, пока он сам не заговорит; но заговорит уже не о том, на чем остановилась его речь, а о другом предмете. Так, однажды в его пустынной келлии поздно вечером в присутствии трех учеников, в числе которых был и я, старец Илиодор вел беседу о Софрониевских и Глинских подвижниках касательно благодатных откровений. При продолжении беседы, речь его начала замедляться; понятно, что ум его как бы переходил или соприкасался к зрению духовных предметов, но он еще владел собой, и когда сказал: «Да, я видел на небесах эти обе пустыни (Софрониеву и Глинскую) в великой славе», то на этих словах речь его пресеклась, он погрузился в созерцание; бестелесный ум восхитился туда, куда по благодати Божией ему было доступно по мере его чистоты. Сидя на своей коечке, он склонился к стенке и наклонил на грудь голову, пребывая как бы в забытьи. Мы сидели и смотрели на него в молчании, опасаясь, чтобы движением своим не нарушить его освященного безмолвия. На лице его было видно изменение, являющееся в таких случаях. Старец через несколько времени, вздохнув от полноты чувств, начал говорить: «Простите меня, добрые мои братия, не полезно мне говорить о таких предметах, но любовь моя к вам вынуждает иногда сказать, для возбуждения вашего духа». Затем начал говорить о других предметах. Но из нас ни один не осмелился спросить его о подробностях, как ему было показано это видение. В это время и на близких его, присутствующих, действует какой-то благоговейный страх, связывающий свободное обращение.
Иеромонах Иосия передавал следующий рассказ. «По пострижении в мантию, я находился положенное время безвыходно в храме. Однажды ночью я вышел из церкви и увидел, что в окне келлии старца схиархимандрита Илиодора светился огонь. Он был в то время болен. Войдя к нему я увидел его лежащим на койке с воздетыми руками, очевидно он молился и, не обращая никуда внимания, он спросил: «Это ты, чадо?», называя меня по имени. Подойдя к нему, я поклонился, а он, благословляя меня, сказал: «Ах, чадо! Сейчас видел я умершего духовника, он задержан на мытарстве за то, что доносил настоятелю грехи братские, открываемые на исповеди»623 . Вероятно сей духовник по причине малодушия не мог устоять перед вопросами любопытного настоятеля, за то и подвергся таковому несчастью. Святитель Димитрий Ростовский говорит о тайне исповеди: «Та тайна Божия запечатлена есть печатию самого Бога, яже есть Дух Святый, и никто же должен отрешити тоя печати, и во явление людем открыта... Аще бы кий властелин или суд гражданский повелел, и нудма принуждал иерея, да скажет, каковый грех духовного своего сына, и аще бы прещением и муками и смертию претил, и убеждал ко изъявлению греха чьего, то иерей должен есть умрети, паче и мученическим венцем венчатися, неже печать исповеди отрешити, и тайну Божию в явление предати, изъявляя грехи духовного сына своего... (за что) вечною от Бога смертию казнену быти за изъявление.» (Святитель Димитрий Ростовский. Часть 1. С. 144).
В 1865 году проездом из Киева в Воронежскую епархию преосвященный Серафим, посетив Глинскую пустынь, пожелал побывать в пустынной келлии старца Илиодора. Преосвященный Варлаам в шестидесятых годах проездом на Черниговскую епархию тоже был в Глинской пустыни и посетил старца в пустынной келлии, а в 1875 году посетил его преосвященный Нафанаил епископ Черниговский.
Переселение из пустынной келлии в монастырь
Осенью 1874 года монах Геласий, прожив у старца в пустынной келлии несколько дней, собрался идти в монастырь, но старец, удерживая его, сказал: «Побудь, чадо, еще здесь немного со мною, я чувствую, что более здесь не буду жить». После этого, дня через три он сильно заболел, вследствие сего его перевезли в монастырь. Более он не возвращался в свою любимую пустыню624 .
Последнее время старец почти постоянно лежал и поднимался лишь с большим трудом и более с помощью других. Видимо он таял, как воск догорающей свечи, и жизнь его готова была скоро закатиться.
Старец Илиодор последний год жизни почти постоянно лежал от истощения сил. Часто он лежал на спине вверх лицом, в таком виде делал наставления слабеющим голосом и давал ответы вопрошавшим.
25 июня, в понедельник, старец Илиодор еще раз причастился Святых Таин и мирно ожидал своего исхода. Он уже переставал от ослабления организма владеть языком, ему было тяжело говорить, но память у него сохранилась светлая. Если что надо было показать, он указывал это движением руки. По принятии Святых Таин, он дал знак, чтобы ему поднесли крест с распятием, перед которым он молился многие годы. Осенив себя крестным знамением, он приложился ко кресту и велел поставить на место. Все время старец был спокоен, таковое спокойствие видимо происходило от примирения совести, уверяющей в оправдании себя Божественной благодатью. Он ожидал своего исхода не как смертного, а как переселения в иной мир.
26-е старец провел спокойно в молитвенном погружении, а 27-го в среду у старца спросили, не желает ли он принять Таинство Елеосвящения и приобщиться Святых Таин. С усилиями, едва слышно проговорил он: «Желаю очень». Игумен Иннокентий совершил Таинство Елеосвящения, вслед за тем в последний раз приобщили его Святых Таин.
Остальное время дня и вечера старец провел весьма спокойно. Уже в полночь находившийся при нем его келейник, монах Анфим заметил, что дыхание его начинает замедляться; он позвал Корейского игумена Иоанникия, находившегося в соседней келлии, и монаха Геласия. Эти последние придя увидели старца, лежащего благообразно; дыхание его постепенно замедлялось и видимо приближался исход его души... Скоро последний тихий вздох возвестил, что земное поприще старца схиархимандрита Илиодора окончилось... Он мирно почил о Господе ровно в час по полуночи, с двадцать седьмого на двадцать восьмое число июня 1879 года, на восемьдесят четвертом году своей многострадальной жизни. Блаженную кончину старца возвестил братии звук большого колокола, по уставу Глинской пустыни, призывая вознести молитву за новопреставившегося625 . Тело его было одето как подобает по чину иноческому. 30-го же июня, после поздней литургии, настоятель Глинской пустыни игумен Иоанникий с собором иеромонахов совершил священный обряд погребения. После обычного целования братии подняли гроб и на своих руках понесли его к месту погребения, где был приготовлен склеп; гроб при пении обычных тропарей: «Земле, зинувши, прийми от тебе созданнаго рукой Божиею», и прочее, был опущен в могильный склеп, и тело было предано земле.
Место погребения его находилось на левой стороне входа в теплую Успенскую церковь и было избрано как бы по промыслительному предуказанию так, что при расширении теплой церкви оказалось по плану входящим внутрь стен храма, где представилась возможность с разрешения местного архиерея устроить усыпальницу. В ней ныне (т.е. во время написания жития схиархимандрита Илиодора. – Прим. изд.) место погребения блаженно почившего старца, покрытое крышкой наподобие крышки гроба, обтянутой черным бархатом с позументом. Здесь любящие его служат панихиды об упокоении его души в небесных селениях. А верующие в его оправдание и дерзновение перед Богом получают духовную помощь в своих нуждах.
На месте же его пустынных подвигов, где была его пустынная келлейка, ныне существует благоустроенный скит. Здесь иночествующая братия повседневно совершает богослужение, где непрестанно приносится бескровная умилостивительная жертва о мире всего мира, и об упокоении души того, кто некогда в своей земной жизни место это оросил своими слезами, освятил своими подвигами, восходя в созерцательной молитве до Богообщения; и ныне бессмертный дух его, здесь совокупно с поющими, возносит хвалебное славословие Богу, в Троице славимому.
Литература
Сказание о жизни и подвигах блаженной памяти старца схиархимандрита Илиодора, подвизавшегося в Глинской пустыни Собранное игуменом Иассоном. М., 1887. То же. 2-е изд. М., 1906.
Старец схиархимандрит Илиодор. (Память 28 июня) // Жизнеописания отечественных подвижников благочестия 18 и 19 веков. Июнь. М., 1908. С. 369– 410.
Сказание о жизни и подвигах блаженной памяти старца схиархимандрита Илиодора, подвизавшегося в Глинской пустыни Собранное игуменом Иассоном // Курские епархиальные ведомости. 1909. № 16. С. 1–8; № 17. С. 9–16; № 18. С. 17–24.
Подвижники Глинской пустыни. (Память 1 апреля) // Жизнеописания отечественных подвижников благочестия 18 и 19 веков. Апрель. М., 1908. С. 11.
Глинская пустынь. Очерк современного состояния обители. В 2-х частях. Одесса, 1901. С. 33. То же. Одесса, 1904. С. 22, 33, 53. Курск, 1912. С. 21, 27, 28, 45, 46.
Глинский старец о. Феодот // Жизнеописания отечественных подвижников благочестия 18 и 19 веков. Июль. М., 1908. С. 204.
Глинский старец Николай скорбящий // Жизнеописания отечественных подвижников благочестия 18 и 19 веков. Январь–июнь. Том доп. Часть I. Кн. 1. М., 1912. С. 587–588.
Схимонах Лаврентий Глинский // Жизнеописания отечественных подвижников благочестия 18 и 19 веков. Август. М., 1909. С. 498–500.
Краткое описание жизни и подвигов старца Глинской пустыни иеросхимонаха Макария. Одесса, 1901. С. 37, 40–42.
Схимонах Лука, подвижник Глинской пустыни // Жизнеописания отечественных подвижников благочестия 18 и 19 веков. М., 1908. С. 3, 9, 10.
Очерк жизни схимонаха Луки, подвижника Глинской пустыни. Одесса, 1907. С. 1, 2, 23.
Жизнеописание Глинского подвижника схимонаха Архиппа. Одесса, 1902. С. 20, 71.
Глинский подвижник схимонах Архипп // Жизнеописания отечественных подвижников благочестия 18 и 19 веков. Сентябрь. М., 1909. С. 336.
Подвижник Глинской Богородицкой пустыни монах Феодот. Одесса, 1909. С. 14–18, 25–26.
Спасо-Илиодоровский скит... С. 8–24, 29, 31, 34, 38.
Архимандрит Петр, настоятель первоклассного Тихвинского Большого монастыря // Жизнеописания отечественных подвижников благочестия 18 и 19`веков. Июль. М., 1908. С. 554.
Старец Глинской пустыни иеросхимонах Илиодор // Курские епархиальные ведомости. 1895. № 23. С. 480. № 26. С. 502.
Глинская пустынь. Библиографическая заметка // Курские епархиальные ведомости. 1912. № 26. С. 646.
Подвижник Глинской Рождество-Богородицкой пустыни старец монах Мартирий Собрал игумен Иассон. Курск. 1910. С. 32.
Жизнеописание игумена Филарета, возобновителя Глинской общежительной пустыни Курской епархии. Одесса, 1905. С. 150, 152.
Глинский монах Артемий // Жизнеописания отечественных подвижников благочестия 18 и 19`веков. Январь–июнь. Том. доп. Ч. I. Кн. I. М., 1912. С. 154.
Глинский подвижник монах Петр // Жизнеописания отечественных подвижников благочестия 18 и 19 веков. Апрель. М., 1908. С. 185, 191.
Глинский иеросхимонах Анатолий благоговейный // Жизнеописания отечественных подвижников благочестия 18 и 19`веков. Ноябрь. М., 1910. С. 742.
Игумен Филарет – настоятель и возобновитель Глинской пустыни // Жизнеописания отечественных подвижников благочестия 18 и 19 веков. Март. М., 1907. С. 389, 402.
Четвериков Сергий, прот. Молдавский старец Паисий Величковский. Его жизнь, учение и влияние на православное монашество. 2-е изд. Париж, 1988. С. 279.
Жизнеописание старца игумена Филарета, возобновителя Глинской Рождество-Богородицкой общежительной пустыни Курской епархии // Курские епархиальные ведомости. 1892. № 47. С. 75.
Краткое историческое описание Рыхловской пустыни Архимандрита Мельхиседека. М., 1844. С. 41.
Архивные документы
Об увольнении в Иерусалим проживающего в Глинской Богородицкой пустыни Курской епархии архимандрита Иоанникия. 1849–1850 гг. // ЦГИА, ф. 796, оп. 130, д. 1158.
Об увольнении в Иерусалим проживающего в Глинской Богородицкой пустыни Курской епархии архимандрита Иоанникия. 1849–1850 гг. (Там же, л. 1–1 об.).
«В Святейший Правительствующий Синод Илиодора, архиепископа Курского и Белоградского Доношение.
Находящийся на покое в Глинской Рождество-Богородицкой Пустыни архимандрит Иоанникий в поданном прошении изъяснил, что он во время постигшей его продолжительной болезни дал обещание поклониться гробу Господню во Иерусалимской церкви и другим Святым местам в Палестине и Афонской горе находящимся; на путешествие имеет нужные средства, и потому просит уволить его в означенные места... Вашего Святейшества Нижайший послушник Илиодор, архиепископ Курский 17 сентября 1849 г. Курск».
Портреты начальствующих и других лиц монашествующего духовенства. 1870–1905 гг. // ЦГИА, ф. 835, оп. 4, д. 59, л. 6. Фотогр. Архимандрит Илиодор Глинской Рождество-Богородицкой пустыни.
Главная опись церковного и ризничего имущества Курской епархии Глинской Рождество-Богородицкой мужской общежительной пустыни, составленная в 1854 г. // ЦГИА, ф. 834, оп. 3, д. 2727, л. 80, 109–109 об.
ОР ГБЛ, ф. 213, к. 103, ед. хр.93. Илиодор – архимандрит Глинской пустыни. Письма к Тимковским: Софье Ильиничне (Серафиме) и Варваре Ильиничне (Варваре). 185(7)–1873 гг.
Илиодор, схимонах. Письмо к Варваре и Серафиме, монахиням. 1863 г., марта 1-го // ОР ГБЛ, ф. 213, к. 103 ед. хр.92.
Амвросий (Гренков). Наставления и письма // ОР ГБЛ, ф. 213, к. 50, ед. хр. 1, л. 16 об.
Амвросий (Гренков). Письма к Варваре и Серафиме, монахиням (Тимковским). 1862–1871 гг. // ОР ГБЛ, ф. 213, к. 54, ед. хр. 5, л. 112 об., 126–126 об.
СХИМОНАХ ЛАВРЕНТИЙ (†1881)
(Память 24 августа ст. ст. / 6 сентября нов. ст.)
Цит. по:Схимонах Лаврентий Глинский. // Жизнеописания отечественных подвижников благочестия 18 и 19 веков.Август. М., 1909. С. 498–503.
Старец схиархимандрит Илиодор в отце Лаврентии указал ученикам своим приемника по старчеству. Более ревностного делателя заповедей Божиих на тесном иноческом пути, кажется, не было. Поэтому о. Илиодор говорил про Лаврентия, что он духом более всех подходит к монашеству. Внешне простой, но умудренный опытом жизни и мудростью, сходящей свыше, о. Лаврентий был истинным нелестным руководителем спасающихся. Святитель Тихон Задонский бабке о. Лаврентия сказал: «За благочестие твое в твоем роде будут монахи». В юности Лаврентий был смирным мальчиком, любил уединение, сверстники его нередко обижали. В возрасте мужества он был у своего помещика садовником, мяса не ел, а полагавшуюся на его долю часть отдавал своему женатому брату. На 38-м году жизни он был отпущен барином своим в монастырь и в 1846 году поступил в Глинскую пустынь, где 25 лет нес послушание садовника; в 1874 году о. Лаврентий принял схиму. По спискам всегда аттестовался настоятелями усердным, трудолюбивым, к монашеской жизни внимательным. Любя уединение, подвижник 32 года жил в маленькой и низкой комнате, внизу уединенной монастырской башни у пруда (саженки). В келлии он всегда занят был или молитвою, или чтением Священного Писания и святоотеческих книг. На послушание не выходил, пока не прочитает акафистов: Спасителю, Божией Матери и Николаю Чудотворцу. Идя в храм на послушание или куда-либо, и возвращаясь в келлию, он всегда читал молитвы или псалмы. Послушание исполнял тоже с молитвой и упованием на Бога. Замечено, что деревья, посаженные Лаврентием с молитвой, менее других подвергались порче, и были более плодовиты.
Безропотный, безответный, благодушный, о. Лаврентий отличался примерной нестяжательностью и безмолвием. Никто не замечал его в пустословии. Только к духовным беседам он был внимателен и в своих словах назидателен. Желая себя и других побудить к ревности о спасении, он нередко говорил: «Жизнь наша коротка, и время скоротечно, а за гробом ждет нас мука бесконечная».
По строгости воздержания о. Лаврентий служил примером для братии. Он дорожил каждой крошкой хлеба и другим внушал, что пренебрегать даром Божиим – грех. Если ему случалось кушать что-либо выходящее из повседневного приготовления пищи, то он считал это великою роскошью и обыкновенно простосердечно говорил: «Такой обед у Царя, да у нас!»
В братской трапезе подвижник старался казаться кушающим, но его крайнее воздержание не могло укрыться от сидевших с ним рядом или против его. Однажды инок Н. видя, что старец весьма мало кушает, подумал: «Вот какой постник наш Лаврентий, поистине святой муж». – «Какой тебе святой, откуда ты взял его?» – ответил Лаврентий на мысли своего сподвижника.
По принятии схимы о. Лаврентий спрашивал своего старца-руководителя схиархимандрита Илиодора, можно ли ему еженедельно причащаться. Одобрив такое желание, о. Илиодор сказал: «Можно, и если на неделе будет праздник, то и два-три раза, но говеть – благоговеть и воздерживаться. Рыбы и масла нельзя вкушать ту неделю, в которой хочешь причащаться. Попробуй, а если будешь ослабевать, скажи; можно установить так: одну неделю поговеешь, другую – во вторник и четверг бери из кухни рыбное, но молочного не вкушай. В понедельник, среду и пятницу без масла».
После этого старческого благословения о. Лаврентий, ревнующий о достойнейшем принятии Святейших Тела и Крови Христовых, вдался в усиленные подвиги поста и молитвы: о пище и сне почти забыл и дошел до болезненного состояния. Это не укрылось от сподвижников. Один из них отец Д. пошел к старцу Илиодору и подробно рассказал ему про Лаврентия. Старец поблагодарил Д. и, как опытом прошедший узкий путь и знакомый со всеми препинаниями врага, захотел испытать схимонаха Лаврентия, боясь, чтобы он не впал в прелесть. Зная, что обольщенные своею праведностью не слушаются других, он того же отца Д. попросил идти к Лаврентию пригласить его пить чай, несмотря на позднее время. Монах Д. объяснил схимнику повеление старца. «Как же так? – спросил его Лаврентий. – Я никогда не позволял себе после правила чего-либо вкушать!» – «За послушание, отче, исполни повеленное», – сказал строгому постнику монах Д. Подвижник, привыкший в точности исполнять все старческие повеления, и на этот раз не отказался от послушания. На другой день о. Илиодор сам посетил схимника и сказал ему примерно так: «Опасно вдаваться в чрезмерные подвиги, хотя бы и схимнику. Меру трудов духовных должно сообразовать с телесными силами. Неумеренные подвиги делают тело неспособным не только к несению послушания, но и к дальнейшему подвигу, а благоразумные подвиги трудящегося не лишают его награды от Бога и возможности продолжать тесный путь». С тех пор о. Лаврентий был более осторожным и без благословения своего старца не предпринимал никаких подвигов.
Помимо добродетели, один наружный благолепный вид благоговейного инока располагал невольно уважать его. Роста о. Лаврентий был среднего, бледнолицый с легким румянцем, телом очень худой. Волосы головы и длинной окладистой бороды были седые, взор кроткий, походка смиренная, речь тихая. Никогда не случалось видеть подвижника печальным, гневным или недовольным – внутренний благодатный мир спокойной совести невольно отражался в сияющем святой простотой и благолепием лице его.
Истинно и нелицеприятно любя ближних, о. Лаврентий всем желал спастись и потому не опускал случая замечать младшим братиям нарушение какого-либо монастырского правила. Строгий исполнитель иноческих обетов, он опытно знал, что малое упущение ведет к большему и, наконец, совершенно охлаждает в деле богоугождения.
Не только братия Глинской пустыни, но и посторонние немало пользовались советами, а главное доброй жизнью старца. В советах о. Лаврентия иногда высказывалось прозрение будущего. Так, один его односельчанин, идя в Киев на поклонение святым угодникам, зашел в Глинскую пустынь посетить о. Лаврентия, который, вместо путешествия, советовал приготовиться к скорой смерти. Тот не послушался и, возвратясь домой из Киева, рассказал родным своим предсказание схимника о смерти. В скором времени оно исполнилось. Тогда родные весьма пожалели, что не обратили внимания на слова благочестивого земляка и не позаботились о должном напутствии умершего. Несмотря ни на болезни, ни на старость, ни на искушения, о. Лаврентий бодро выстаивал до конца все продолжительные монастырские церковные службы. Обыкновенно он стоял посередине хора храма, шага на два от перил. Глаза его были закрыты, голова склонена вперед. Старец-молитвенник в храме никогда не садился и не опирался, как свеча, горел перед Богом молитвенник духом и этим немало озлоблял врага спасения. Однажды, стоя в храме, о. Лаврентий почувствовал сильный удар в ноги, потом в бока, в спину, и, наконец, в голову. Видя козни злого духа, старец просил братию поддержать его. При каждом ударе ему приходил помысел идти в келлию или в больницу, получить помощь и отдохнуть, но другой, внутренний голос говорил ему: «Не лучше ли на молитве остаться? Лучше умереть в храме, нежели на койке, а то пойдешь и дорогой кончишься, к чему будет твоя ходьба!..» Прошло четверть часа борьбы. Подвижник решил умереть, а не оставлять храма, и Господь сторицею наградил его небесным утешением за победу. Болезнь прошла, сердце Лаврентия исполнилось неизреченного веселья. «Такого отрадного чувства я никогда не имел, – говорил он, – и если бы служба совершалась 20 часов, я бы согласился стоять, лишь бы меня не покидала та небесная радость». В скором времени о. Лаврентий удостоился особого видения. В виде прекрасных голубей прилетели к нему ангелы и сказали: «Через год мы прилетим за тобой». Усиленными молитвами и частым причащением о. Лаврентий весь год готовился к переходу в вечность. Желая проститься со своей племянницей, он перед кончиною писал ей: «Хотя по учению Церкви не должно верить снам, но есть сны, которые служат к нашей душевной пользе. Я видел недавно умершего брата; он звал меня с собой. Приезжай же, время мое близ есть». Несмотря на крайнее оскудение физических сил, подвижник и в последние дни жизни не хотел оставить подвигов благочестия.
Настало 24 августа 1881 года – тот самый день, когда год тому назад старцу было явление ангелов: он просил вести себя в монастырскую больницу, в тот же день особоровался, причастился и вечером тихо предал дух свой Богу.
По смерти о. Лаврентий являлся братиям: предупреждал о несчастьях или подкреплял слабых в подвиге и говорил, что получил повеление охранять обитель. Однажды он явился во сне старшему Заруцкого монастырского подворья и сказал: «Разве можно так быть беспечным? Враг хочет вас всех поднять на воздух: сейчас свечка догорит, и вы все погорите». Старший проснулся, вышел в сени и в сарайчике, где складывались яблоки, увидел огонь. Войдя туда, он убедился в справедливости слов явившегося старца: на столе, без подсвечника, догорала свечка, оставленная одним из послушников, совершавшим тут свое келейное правило. Свечка была потушена, и опасность миновала. (Из монастырских записок).
Литература
Схимонах Лаврентий Глинский. (Память 24 августа) // Жизнеописания отечественных подвижников благочестия 18 и 19 веков. Август. М., 1909. С. 498– 503.
Подвижники Глинской пустыни. (Память 1 апреля) // Жизнеописания отечественных подвижников благочестия 18 и 19 веков. Апрель. М., 1908. С. 10.
Марк (Лозинский), игумен, проф. Московской Духовной Академии. Отечник проповедника. Практическое пособие для студентов. 1221 пример из Пролога и Патериков. Загорск (ныне Сергиев Посад. – Примеч. издат.). Троице-Сергиева Лавра, 1971. С. 829–830. № 1183: «Подвижник Глинской обители о.`Лаврентий, ощутив во время службы приступ болезни, решил лучше умереть, чем уйти из храма; через 15 минут болезнь прошла, и в сердце появилось неизреченное веселье».
Отец Лаврентий // Глинская пустынь. Очерк современного состояния обители. В 2-х ч. Одесса, 1901. С. 46. То же. Одесса, 1904. С. 46. То же. Курск, 1912. С. 39.
Схимонах Лука, подвижник Глинской пустыни // Жизнеописания отечественных подвижников благочестия 18 и 19 веков. Май М., 1908. С. 3.
Очерк жизни схимонаха Луки, подвижника Глинской пустыни. Одесса, 1907. С. 2.
Спасо-Илиодоровский скит... С. 8, 17, 18. 19, 21.
Четвериков Сергий, прот. Молдавский старец Паисий Величковский. Его жизнь, учение и влияние на православное монашество. 2-е изд. Париж, 1988. С. 279.
МОНАХ ИГНАТИЙ ТРУДОЛЮБИВЫЙ (1883)
(Память 24 августа ст. ст. / 6 сентября нов. ст.)
Цит по: Глинский монах Игнатий трудолюбивый // Жизнеописания отечественных подвижников благочестия 18 и 19 веков. Июль–декабрь. Том доп. Ч. 1. Кн. II. М., 1912.С. 99–101.
Монах Игнатий, в миру дворянин Иван Матвеевич Мамчич, был окружным начальником. По упразднению этой должности в 1857 году, оставлен за штатом. В то время хорошо ему известный юродивый Александр Васильевич спасался в пустынном хуторе близ г. Козлова Тамбовской губернии и пригласил его к себе. Иван Матвеевич на него перевел весь свой капитал более 25-ти тысяч рублей и просил израсходовать на добрые дела. Поэтому Александр Васильевич, оставив двенадцатилетнее свое уединение, стал ездить узнавать: где и кому необходима помощь. Он давал деньги на исправление сельских церквей, покупал облачения и священные сосуды, помогал обедневшим поправиться, справлял приданое бедным девицам и проч.626 .
Прожив в пустынном уединении 6 лет, Иван Матвеевич пошел странствовать по святым местам и присматриваться к монашеской жизни, ибо у него уже созрело желание посвятить себя Богу в иноческом житии. Более всего ему понравилось в Глинской пустыни, куда он и поступил в 1866 году.
Первое его послушание было на экономии. Здесь, ни во что не ставя свое дворянское происхождение, он усердно принялся за исполнение всякой черной и трудной работы. Собирал сено, возил его на волах, корчевал корни, копал канавы наравне с чернорабочими и т.д. Этим он подавал пример молодым послушникам. И не только у людей, но и у волов – как говорят – заслужил особенную любовь.
На третий год по поступлении в обитель, игумен Иннокентий взял его в свои личные письмоводители по частной переписке и назначил читать проскомидийный синодик. В этих послушаниях он пробыл до смерти и заслужил всеобщее уважение. Но, как только случалось общее послушание, он шел на него с радостью.
Особенно любил сенокос: летом вилы всегда висели у Ивана Матвеевича над дверями келлии. Монашество с именем Игнатий он принял в 1874 году, отличался благоговением и благоразумием. В келлии отец Игнатий читал святоотеческие книги, искал познания истины спасения и чтением, и опытом жизни приобрел духовную мудрость, которая дается после многих молитв и скорбей627 . Один брат, видя о. Игнатия до поту трудящегося на полевых работах, сказал ему: «Поберегите свое здоровье. Вам бы можно и не ходить на эти работы». Он отвечал: «Для души это очень полезно». Другой раз тот же брат встретился о. Игнатию и на его вопрос, куда идет, ответил: «Иду просить новые сапоги». Зная скудость содержания обители и возможность обойтись без просьбы, Игнатий сказал: «Купи на свои деньги, которые таким образом пойдут на монастырь, как твоя жертва».
Монах Ф. в расстроенном виде встретился о. Игнатию и объяснил ему, что идет жаловаться игумену на своего обидчика. Помня святоотеческие наставления, что врага надо «ухлебить», о. Игнатий сказал: «Ты себя расстроил, расстроишь и того, и отца игумена. Снеси оскорбителю полфунта чая и будешь спокоен». Совет был исполнен, и все обошлось мирно.
24 августа 1883 года, имея от роду 67 лет, отец Игнатий мирно скончался, напутствованный в жизнь вечную святыми Таинствами Елеосвящения, Исповеди и Причащения.
На могильном кресте его надпись говорит, что он 18 лет проходил послушание с кротостью чистого усердия к обители и смиренным братолюбием628 .
Литература
Глинский монах Игнатий трудолюбивый. (Память 24 августа) // Жизнеописания отечественных подвижников благочестия 18 и 19 веков. Июль-декабрь. Том доп. Ч. 1. Кн. II. М., 1912. С. 99–101.
Жизнеописание Глинского подвижника схимонаха Архиппа. Одесса, 1902. С. 19.
Подвижники Глинской пустыни. (Память 1 апреля) // Жизнеописания отечественных подвижников благочестия 18 и 19 веков. Апрель. М., 1908. С. 10.
Монах Игнатий // Глинская пустынь. Очерк современного состояния обители. В 2-х ч. Одесса, 1901. С. 45. То же. Одесса, 1904. С. 45. То же. Курск, 1912. С. 39.
ИЕРОМОНАХ ИОСИФ (†1883)
Иеромонах Иосиф был одним из ближайших учеников Глинского старца иеросхимонаха Макария (Шарова). В жизнеописании о. Макария сказано, что это был «добрый инок, с усердием подвизавшийся в Глинской пустыни 38 лет и умерший в 1883 году. Его два раза выбирали в настоятели других общежительных обителей, но он предпочитал лучше дни свои кончать там, где начинал иночество.
Литература
Краткое описание жизни и подвигов Глинской пустыни иеросхимонаха Макария. Одесса, 1901. С. 44.
СХИМОНАХ АРТЕМИЙ (†1885)
(Память 5 февраля ст. ст. / 18 февраля нов. ст.)
Цит. по кн.: Спасо-Илиодоровский скит... С. 25–28.
Отец Артемий был любимым учеником старца схиархимандрита Илиодора, искавшим уединения, трезвения и молитвы. Отец Артемий, в миру Андрей Витков, уроженец Курской губернии, поступил в Глинскую пустынь в 1863 году, имея от роду 38 лет, и под духовным водительством схиархимандрита Илиодора начал проходить самые трудные послушания, отсекая свою волю и безропотно повинуясь старшим. Всегдашнее благоговение и страх Божий брата Андрея невольно обратили на него внимание сподвижников; через три года он был приукажен и в скором времени после этого пострижен в рясофор.
Ангельский образ он воспринял в 1872 года и наречен был Артемием.
Отец Артемий после десяти лет трудных послушаний назначен был пономарем. Эту должность он проходил с такой же ревностью, как и прежние послушания, и за эту ревность потерпел немало неприятностей и клеветы, но, как истинный подвижник, никогда не оправдывался в обвинениях, зная, что на пути спасения нет лучшего венца, как благодушно терпеть всякое поношение. Апостол Петр говорит: «Если злословят вас за имя Христово, то вы блаженны, ибо Дух славы, Дух Божий почивает на вас. Только бы не пострадал кто из вас, как убийца или вор, или злодей, или как посягающий на чужое, а если как христианин, то не стыдись, но прославляй Бога за такую участь» (1Петр.4:14–16). Терпению о. Артемия радовался старец, радовался и о. настоятель. Последний, видя желание Артемия сораспяться Христу и понести все находящее ради преуспеяния в добродетели, и, зная о клевете, не давал ему понять этого, взыскивал, как с виновного. «Пастырь душ, – говорится в «Лествице», – делает вред себе и подвижнику, если не подает ему случаев к приобретению венцов, какие он, по его примечанию, может на всякий час заслуживать перенесением досад, бесчестий, уничижений и поруганий. От этого (неподаяния случаев к венцам) происходит троякий и весьма важный вред: во-первых, сам настоятель лишается награды, которую получил бы за благонамеренные выговоры и наказания, во-вторых, добродетелью одного мог бы доставить пользу другим, но этого не сделал; третий же и самый тяжкий вред состоит в том, что часто и кажущиеся мужественными, терпеливыми и утвердившимися в добродетели, не получая от настоятеля ни обличений, ни поношений, лишаются снисканных кротости и терпения. Хотя земля (земля добродетелей) добра, тучна и плодоносна, но при недостатке воды бесчестия дичает и производит терние кичения, заблуждения и бесстрашия. Зная сие, великий апостол писал к Тимофею: «Настой, обличи, запрети, благовременно и безвременно» (2Тим.4:2). Душа, привязавшаяся ради Христа любовью и верой к пастырю, не отступает от него (пастыря), особенно же, если она получила через него исцеление своих язв, памятуя сказавшего: «Ни ангелы, ни начала, ниже силы, ни ина тварь кая возможет нас разлучити от любви Христовой» (Рим.8:38, 39)629 . Отец Артемий, как истинный послушник, не ложно повинуясь настоятелю и всем старшим, поставленным от аввы, скоро достиг блаженного смирения. Несказанно он был рад, получив благословение своего пастыря на переселение в старцеву пустыньку. Но недолго ему пришлось наслаждаться уединением. С одной стороны подвиги, с другой простуда сильно расстроили и без того слабый его организм, начинавший уже чувствовать старческую немощь630 . Ходить и ездить в обитель было неудобно, тем более неудобно лечиться в пустынной келлии. Это заставило подвижника перейти в монастырь. В пустыньке он прожил два года. С переселением в обитель о. Артемий с тем же именем принял схиму и стал готовиться к смерти. В последние часы своей жизни он говорил: «Вот мне показывают весь круг моей жизни (он указал рукой в пространство) и кто-то говорит: «Счастливый твой жребий». Когда отца Артемия переспросили, он сказал: «Как не поймете? Счастлив мой жребий». – «Братья, – говорил умирающий, – не осуждайте друг друга, осуждающих ждет горькая доля». Еще отец Артемий говорил: «Если бы знали, что ожидает грешников, постоянно плакали бы».
Особоровавшись и причастившись, он спокойно ожидал той минуты, когда душа его оставит бренное тело и переселится ко Господу. До самой этой минуты он по четкам читал молитву Иисусову и с ней скончался 5 февраля 1885 года на 60-м году своей жизни.
Литература
Глинский схимонах Артемий. (Память 5 февраля) // Жизнеописания отечественных подвижников благочестия 18 и 19 веков. Январь–июнь. Том доп. Ч. 1. Кн. 1. М., 1912. С. 154.
Подвижники Глинской пустыни. (Память 1 апреля) // Жизнеописания отечественных подвижников благочестия 18 и 19 веков. Апрель, М., 1908. С. 10.
Отец Артемий // Глинская пустынь. Очерк современного состояния обители. В 2-х частях. Одесса, 1901. С. 46; Там же. Одесса, 1904. С. 46; Там же. Курск, 1912. С. 40.
Спасо-Илиодоровский скит... С. 8, 25–28.
СХИАРХИМАНДРИТ ИОАННИКИЙ, НАСТОЯТЕЛЬ (1842–1912)
Настоятель Глинской пустыни архимандрит Исаия (впоследствии схиархимандрит Иоанникий631 , в миру Иоанн Гомолко) родился в 1842 г. в семье обер-офицера632 . С детства воспитанный в страхе Божием, он отличался сосредоточенностью и самоуглублением. После окончания Гомельского уездного училища в 1865 г. Иоанн поступил в Глинскую пустынь. В то время в обители ярко сияли иноческими добродетелями старцы: схиархимандрит Илиодор, настоятель обители архимандрит Иннокентий, монах Досифей, которому являлась Божия Матерь, схимники Лаврентий, Евфимий и другие. Отсекая во всем свою волю, предав себя в полное послушание старцам, молодой подвижник очищал сердце ежедневным исповеданием всех своих помыслов и поступков, учился смирению, читал творения святых отцов.
Отличительными чертами его духовной жизни были внутренняя собранность, внимание к каждому движению души, хранение ума, без которого истинное подвижничество невозможно.
Нелегко человеческой душе, поврежденной грехом, приобрести внимание и трезвение. Много потрудился молодой подвижник для стяжания этой добродетели. Действуя по учению святых отцов, вечером он испытывал себя: «Как провел день? С чем приду на суд? Что сегодня приобрел я для вечной жизни?», а утром проверял – «Как прошла ночь?» И так каждый день, бдительно наблюдая за собой, отсекая все чуждое духу Христову, он не принимал вражеских помыслов, искоренял душевредные страсти покаянием и противодействием им.
Опасение рассеяться, потерять контроль над своими мыслями, а также постоянно совершаемая молитва удерживали его язык. Кроме молчания трезвение требовало сдерживания и всех остальных чувств, воздержания в пище и питии, что ревностно соблюдал Иоанн. Но при этом воздержание его было разумным. В трапезу он приходил вместе со всеми, но ел весьма мало, стараясь это скрывать. Также не предавался он и совершенному молчанию, хотя говорил редко и лишь тогда, когда в этом действительно была необходимость. И так во всем стремился он ничем не выделяться среди братии, опасаясь тщеславия.
Опытно познав, что ум его сосредотачивается на богомыслии и память смертная помогает ему думать о последнем дне, подвижник еще ревностнее проявлял заботу о своем спасении. Смирение ставил он во главу угла, отыскивая все возможные способы для смирения своего сердца, во всем обвиняя самого себя, старался терпеливо переносить укоризны от других, крайне остерегался осуждения. Такая бдительность над собой, соединенная со смиренной молитвой, стяжала ему непрестанную память о Боге. Каким бы делом он ни занимался, ум его пребывал в богомыслии, которое, по учению святых отцов, является основанием внутреннего совершенства633 . Многими трудами, с болезнью сердечной и при помощи Божией стяжал подвижник собранность помыслов и непрерывный сердечный плач о свои грехах. Даже лицо его носило отпечаток постоянной самособранности.
Внутреннее преуспеяние привело и к внешнему. В 1874 году Иоанн был пострижен в монашество игуменом Иннокентием (Степановым) с именем Исаия; в 1880 г. рукоположен во иеродиакона, в 1884 г. – во иеромонаха. Видя его духовную опытность, настоятель назначил отца Исаию письмоводителем и поверенным по делам монастыря. В должности письмоводителя о. Исаия должен был отвечать не только на официальные бумаги относительно дел Глинской пустыни, но и на многочисленные письма богомольцев, обращавшихся за советом, духовным наставлением, просивших помощи и поддержки в своем горе. Ответы его, наполненные благодатью Святого Духа, всегда были душеспасительными.
Как поверенный по делам монастыря, о. Исаия стал «правой рукой» настоятеля и не только хорошо ознакомился со всем монастырским хозяйством и многотрудными обязанностями аввы обители, но и находился под непосредственным духовным руководством архимандрита Иннокентия. После кончины архимандрита Иннокентия Богу угодно было вверить о. Исаии управление обителью почти на четверть века – с 1888 по 1912 г. Большинством голосов монашествующей братии он был избран на должность настоятеля обители и возведен в сан игумена634 .
В должности настоятеля много потрудился о. Исаия для благоустройства и процветания обители, как внешнего, так и внутреннего ее облагораживания. Под его руководством в 1889 г. была перестроена и расширена церковь во имя Успения Пресвятой Богородицы (в июне 1890 г. был освящен ее придельный храм635 ), возобновлены иконы и вся утварь в храме святых Богоотец Иоакима и Анны. В 1892 г. в Спасо-Илиодоровском скиту построена деревянная церковь во имя Нерукотворенного Спаса (теплая, однопрестольная). В 1894 г. к ней была пристроена деревянная колокольня с четырьмя жилыми келлиями636 , а в 1906 г. выстроена каменная колокольня с двумя келлиями637 .
Его стараниями были устроены четыре домовые церкви: во имя архистратига Михаила в 1893 г. при Сеймских мельницах (теплая, однопрестольная); во имя Св. Пророка Предтечи и Крестителя Господня Иоанна в 1889 г. в Спасо-Илиодоровском скиту (теплая, однопрестольная); во имя Воздвижения Честного и Животворящего Креста Господня при новой деревянной больнице в 1896 г. (теплая, однопрестольная)638 ; во имя Вознесения Господня в 1907 г. в деревянном доме при хуторе Негровском в 3-х верстах от обители (теплая, однопрестольная)639 . По благословению о. Исаии был выстроен также каменный корпус для братии и два деревянных корпуса для приема богомольцев640 . Благоустроил о. Исаия и больницу Глинской пустыни, которая в годы его настоятельства стала лучшей в епархии641 . Здание больницы было «устроено по коридорной системе, со всеми необходимыми приспособлениями для вентиляции, дезинфекции и отопления... в особой комнате находилась аптека с запасом медикаментов, хирургических инструментов, имелись также сушильня трав, ванна...
При больнице для тяжелобольных была устроена домовая церковь... Уход за больными осуществлялся под руководством фельдшера из монашествующих... Для лечения опасно больных... приглашался врач из г. Глухова»642. Ежегодно в больнице Глинской пустыни пользовалось медицинской помощью около 8–9 тыс. человек из братий и богомольцев643 .
Отец Исаия ввел в Глинской пустыни много новых послушаний. Для их исполнения монахами в обители были организованы мастерские живописцев, позолотчиков, коверщиков, ложечников, резчиков по дереву, переплетчиков, токарей, корзинщиков и другие. При нем в пустыни процветали садоводство, огородничество, пчеловодство и правильное рыбоводство644 . Эти послушания, с одной стороны, давали средства на содержание обители, а с другой – предоставляли возможность послушникам закалить себя в труде, научиться терпению. Вместе с тем отец Исаия заботился об облегчении труда иноков. Например, мойка белья была устроена в отдельном корпусе со всеми новейшими для того времени приспособлениями. От самого же настоятеля требовалось много знаний, труда и умения в деле руководства всем этим множеством ремесел. Насколько серьезно настоятель относился ко всем послушаниям можно заключить из того, что при устройстве, например, живописной мастерской он письменно обратился к известному тогда художнику и реставратору Д.М. Струкову с просьбой дать практические советы по обучению живописцев, при этом сам четко и подробно описал процесс обучения, применявшийся в Глинской пустыни645 . Вообще в письмах о. Исаии по делам обители отразились острота его ума, высокая образованность, интеллигентность. Позднее иконы, написанные в иконописных мастерских Глинской пустыни, украшали храмы обители646.
Мудрый настоятель значительно увеличил капитал Глинской пустыни. Только в банковых билетах за период с 1892647 по 1910 г. он возрос почти на 43 тыс. руб.648 ; возросли и средства,, поступающие ежегодно на содержание обители – с 26 тыс. руб. в 1892 г.649 до 47 тыс. руб. в 1910 г.650 .
Из уважения к строго подвижнической жизни настоятеля Глинской пустыни и ее иноков резко возросло число благотворителей монастыря. За годы настоятельства о. Исаии обители было пожертвовано разными лицами более 220 десятин пахотной и сенокосной земли, 257 десятин леса, 23 десятины полевой земли651 . При игумене Исаии монастырское землевладение Глинской пустыни стало самым большим в Курской епархии652 .
С ростом благосостояния Глинской пустыни возросла и ее благотворительность. В годы настоятельства о. Исаии Глинская пустынь ежегодно принимала около 50 тысяч богомольцев, которые размещались в монастырской странноприимнице (на содержание которой обитель выделяла около 6000 руб.)653 , бесплатно пользовались жильем, монастырской трапезой, лекарствами, одеждой, обувью, а иногда получали и денежную помощь654 . В случае нужды жители окрестных деревень пользовались безвозмездно от пустыни хлебом, деньгами, а в случае бедствия (пожара, голода, падежа скота) всегда получали от пустыни пособие. Например, в 1892 г. местные жители «пользовались топливом из поломанных... деревьев в монастырском лесу, пустынь также давала лес на постройку жилищ»655 .
К особому виду благотворительности обители можно отнести создание в 1890 г. при Глинской пустыни «Дома трудолюбия» для обучения в нем разным ремеслам и грамоте крестьянских детей-сирот. Сначала этот дом был рассчитан на 15–20 мальчиков, но позднее в нем обучалось под руководством монашествующих 125656 , а в 1904 году 187 мальчиков657 . Цель создания «Дома трудолюбия» по замыслу настоятеля состояла в том, чтобы приютить сирот, дать им образование и возможность самостоятельно зарабатывать на жизнь, если они не останутся в обители. На содержание «Дома трудолюбия» пустынь ежегодно выделяла около 4000 руб.
Но не только благотворительностью славилась при о. Исаии Глинская пустынь. Велика была ее роль и в духовно-просветительной деятельности. Заботясь о просвещении народа, отец Исаия организовал в 1891 г. в Глинской пустыни издание религиозно-нравственных книг и листков658 .
Литература, издаваемая Глинской пустынью под руководством о. Исаии, имела огромное значение в деле спасения человека.
Большой популярностью среди народа пользовались «Глинские листки» и «Глинские Богородицкие книжки». Они содержали выдержки из творений святых отцов, проповеднических трудов учителей Святой Православной Церкви, житий великих подвижников Божиих. Среди них: «Солнце» – из творений святителя Тихона Задонского, «Покайтеся», «Приготовьтесь ко сретению жениха» – из творений святителя Ефрема Сирина, «Поучительные примеры из жития св. Нифонта», «Как спасся блаженный Досифей» – из книги аввы Дорофея, ряд назидательных книг благочестивым людям: о дарах Божественной благодати, об исповеди и причащении Святых Христовых Таин, о необходимости хранения очей и много других.
Понимая, какое огромное значение имеет изучение творений святых отцов в духовной жизни христианина, о. Исаия всеми мерами способствовал издательской деятельности своей обители. Уже в середине 1893 г. пустынь издала 35 «Глинских листков» и 22 книги659. Они бесплатно раздавались в благословение богомольцам.
По благословению о. Исаии пустынь одновременно издавала книги и о самой обители, ее истории, уставе, отличительных особенностях богослужений, скитах660 , о явлении Чудотворной Глинской иконы и о чудесах, от нее происшедших661 . Эти книги пользовались большой популярностью и неоднократно переиздавались.
Обитель поставила также своей задачей издание жизнеописаний замечательных подвижников Глинской пустыни и при о. Исаии было издано 15 таких жизнеописаний662 .
Немалое внимание уделял о. Исаия изданию и церковных проповедей, в которых народу раскрывались истины веры и правила нравственности христианской.
Об издательской деятельности игумена Исаии современники писали: «Настоятель Глинской пустыни о. Исаия выделяется из многих игуменов монастырей. Для него дороги все приходящие помолиться в пустынь (а их из года в год перебывает у него до 50 тысяч). Он заботится о всех православных христианах, ради которых и занялся издательской деятельностью663 . В широко известном издании «Россия. Полное географическое описание нашего Отечества» о Глинской пустыни сказано: «Монастырь занимается книгоиздательством для народа»664 .
Благодаря трудам о. Исаии Глинская пустынь стала инициатором миссионерской деятельности в Курской епархии. В 1908 г. в целях борьбы с сектантскими лжеучениями (в частности, со штундо-баптизмом), появившимися в епархии, в Глинской пустыни был открыт миссионерский кружок во имя святого апостола Иоанна Богослова665 . В обязанности членов кружка входило ежедневное чтение поучений в храмах, а также среди народа в гостиницах, столовых, на монастырских дворах. Эта деятельность велась под непосредственным руководством и наблюдением о. Исаии.
Среди этих многогранных трудов основной заботой настоятеля было созидание правильной духовной жизни братии, и здесь большое внимание он уделял бодрствованию каждого инока над своей душой. Сам о. Исаия, несмотря на множество забот, не только не терял своей внутренней собранности, но и преуспел в трезвении.
Преподобный Симеон Новый Богослов называет трезвение основным духовным деланием и говорит, что святые отцы преимущественно упражнялись в нем «и сподобились им получать божественные дарования»666 . Святые отцы называли трезвение по-разному. «Это делание, – пишет преподобный Симеон Новый Богослов, – некоторые из отцов называли сердечным безмолвием, другие называли его вниманием, иные трезвением и противоречием (помыслам) и хранением ума... Одним словом, – продолжает далее преподобный Симеон, – кто не внимает себе и не хранит ума своего, тот не может сделаться чист сердцем, чтобы сподобиться зреть Бога»667 .
Трезвение было заповедано христианам еще святыми апостолами, как необходимое предохранительное средство против врагов нашего спасения: «Трезвитесь, бодрствуйте, зане супостат ваш диавол яко лев рыкай ходит иский кого поглотити» (1Петр.5:8). Подобно писал солунским христианам и святой апостол Павел: «Да не спим, якоже и прочии, но да бодрствуем и трезвимся... мы же сынове суще дне да трезвимся» (1Сол.5:6, 8).
Трезвение – главное средство борьбы против греховных помыслов, которые являются одним из основных препятствий к достижению духовно-нравственной жизни, жизни во Христе. По словам преподобного Симеона Нового Богослова, греховные помыслы – это стена, отделяющая человека от Бога, а освобождение от них является разрушением этой преграды и открывает возможности общения с Богом668.
Отец Исаия подробно раскрывал братии святоотеческое учение о греховных помыслах и о средствах борьбы с ними. Его святая жизнь и наставления ярко свидетельствовали о том, что сам он глубоко опытно постиг это учение.
Старец Исаия поучал братию непрестанно работать над своим сердцем и умом, помнить, что человек постоянно ходит среди сетей врага. Часто братия, принимая от него благословение, получали и наставление: «Будь внимателен!», и эти энергичные слова настоятеля сообщали им бодрость духа. Внимание к помыслам уподоблял о. Исаия «мысленной мастерской», в которой страстная жизнь переделывается в бесстрастную. Призывал он всех стяжать внимание к своей душе, как предлагали святые отцы: «Если человек, находясь среди других, отсекает свою волю и не обращает внимания на чужие грехи»669 , то помыслы его собираются.
Игумен Исаия говорил, что с трезвением соединено и составляет как бы единое средство немедленное отвержение приражающихся греховных помыслов. Поставив ум в трезвенное состояние, мы должны бдительно смотреть на нападающие помыслы и отвергать их при самом появлении, не принимая их и не давая им проникнуть в наше сердце.
Старец указывал, что трезвение относится не только к области ума, но вообще ко всему нашему существу. Бодрственное состояние души и тела требует от христианина как хранения ума, так и хранения чувств, которые по нашей невнимательности бывают проводниками греховных помыслов. Отец Исаия говорил: «Если ум не обуздывает чувств, то глаза всюду разбегаются от любопытства, уши любят слушать суетное, уста становятся неудержимыми». Такой человек не в состоянии сохранить Божественные заповеди и исполнять иноческие обеты. Поэтому святые отцы учат: «Усиленно обуздывай органы чувств твоих: зрение, слух, обоняние, вкус, осязание и преуспеешь благодатью Христовой»670 .
Богомудрый авва учил братию быть особенно внимательными во время бесед. Сдержанность в разговоре и бдительное отношение к высказываемым словам являются необходимым условием для успешной борьбы со смущающими помыслами, т.к. высказанные неуместные и часто худые слова ослабляют собранность ума и расточают духовное сокровище, которое собирается постепенно духовным деланием.
Поэтому для стяжания добродетели внимания о. Исаия особенно призывал братию хранить везде молчание и подвизаться в постничестве. Настоятель побуждал братию к строгому воздержанию в пище. Так, например, он ограничивал братию в белом хлебе и квасе671 .
Кроме чувств отец Исаия указывал братии на необходимость хранить и память, которая по нашей невнимательности через воспоминания способствует возникновению греховных помыслов. Память наша, по словам св. Григория Синаита, расстроившись преслушанием, склонна больше удерживать лукавые и пагубные помыслы, чем помыслы об истинном и должном672 . Греховные помыслы, возникающие от воспоминаний, приносят большой вред, т.к. расслабляют наше сердце; ум же теряет свою собранность и отвлекается ими от Бога.
Богомудрый настоятель с трезвением соединял и другое средство борьбы с помыслами – молитву. По учению святых отцов, трезвение и молитва должны находиться в теснейшем единении. «Внимание так должно быть связуемо и неразлучно с молитвой, – пишет преподобный Симеон Новый Богослов, как связаны и неразлучны тело с душой»673 . Преподобный Филофей Синайский учит: «С трезвением сочетай молитву, и будет трезвение усиливать молитву, а молитва трезвение»674 . Молитва очищает ум. По словам св. Григория Синаита, она должна совершаться не только устами, но и умом, ибо нет пользы, «если христианин творит молитву, а ум его кружится»675 ; молитва делается слабой, если человек увлекается помыслами. Отец Исаия говорил, что в борьбе с греховными помыслами в первую очередь требуется деятельность ума; если же ум наш не проявляет должной ревности, то от помыслов избавиться мы не можем.
Совершая молитву, святые отцы осеняли себя крестным знамением. Крестное знамение было для них одним из действенных средств борьбы с греховными помыслами. Знамение креста, по словам преподобного Симеона Нового Богослова, имеет долг совершать всякий христианин со страхом и трепетом, с благоговением и вниманием, ибо через благоговейное изображение крестного знамения мы получаем силу и помощь от Бога676 . От света благодатных лучей, исходящих от креста, рассеивается тьма греховная. Святые отцы опытно познали, что «крест дает душе крепость, силу, смысл и божественную мудрость»677 , поэтому они и предлагают ограждать себя крестным знамением при волнении страстей и появлении греховных помыслов.
Игумен Исаия призывал иноков внимательно читать и изучать Божественное Писание, ибо Слово Божие помогает бороться с греховными помыслами. Св. Максим Исповедник говорит, что Слово Божие есть свет и огонь, поскольку освещает естественные помыслы и попаляет неестественные, т.е. греховные678 . Через поучение в Божественном Писании христианин приходит в состояние страха Божия и трезвения679 . Необходимым средством борьбы с греховными помыслами мудрый настоятель считал также покаяние и исповедание помыслов отцу духовному. Для достижения сердечной чистоты, по слову преподобного Симеона Нового Богослова, кроме добронравия, благих расположений и хранения совести необходимо «всегдашнее исповедание сокровенных помыслов сердца»680 .
Но особенно сильным и спасительным средством искоренения греховных помыслов служит, по учению святых отцов, причащение Святых Христовых Таин. «Ничто столько не содействует и не способствует к очищению души, к просвещению ума и освящению тела, и обоих божественнейшему изменению, еще же и к отражению страстей и бесов, как причащение Святых, пречистых, бессмертных и животворящих Таин – Самого честного Тела и Крови Господа и Бога и Спаса нашего Иисуса Христа»681 . Такими средствами о. Исаия учил всех бороться с греховными помыслами и возрастать в духовной жизни. Настоятель ревностно следил за всем в монастыре и не оставлял без внимания ни малейшей погрешности братии, так как знал, что без контроля как внутреннего, так и внешнего трудно человеку спастись. Если кто не достоял Божественной службы, или нерадиво что сделал, или разбил, или оскорбил чем-то брата, или сказал лишнее слово, или засмеялся, или не кротко и не смиренно ходил, или не слушал за трапезой душеполезного чтения, или взроптал по поводу пищи, или смотрел с любопытством по сторонам – за все это и за другие еще и меньшие провинности должен был дать ответ настоятелю. Безусловно, исправление малейших погрешностей иноков, возведение их на самую высоту монашеских подвигов потребовали от настоятеля огромных трудов, но за все это он был признан «строгим ревнителем правил церковных и жизни иноческой»682 . Некоторые из братий даже роптали на него за строгость, но он заботился только о том, чтобы деятельность свою сделать угодной Богу. Впоследствии и недовольные были ему благодарны.
Во время настоятельства этого ревностного подвижника и пламенного молитвенника богослужения в Глинской пустыни совершались с особым благоговением и торжественностью. По отзывам современников, впечатление на богослужениях было «поразительное, возвышающее святые молитвенные чувства»683 .
Отец Исаия установил совершать в Глинской пустыни перед ранней обедней кроме положенных по уставу соборных акафистов (в воскресенье – Спасителю, в субботу – Матери Божией), также и другие соборные акафисты: во вторник – великомученице Варваре, в четверг – Святителю Николаю684 .
Настоятель сам прошел строгую школу полного послушания старцам и знал, что невозможно иноку трезвиться без частого откровения помыслов, поэтому при нем старчество особенно процветало в обители685 . Важно отметить, что о. Исаия посетил Иерусалим и Афон, где «почерпнул много преданий старчества от уважаемых старцев Востока»686 . Если до 1888 г. в Глинской пустыни иноки могли ходить на откровение помыслов к любому старцу или братскому духовнику, то о. Исаия ввел более строгий порядок. При поступлении в обитель каждому назначался старец (по своему желанию нельзя было избрать687 ), которому ежедневно следовало открывать свои мысли и поступки, без благословения его ничего нельзя было предпринимать. Именно это делание возводило Глинских подвижников на высоту духовного совершенства, сохраняя преемственность древних иноческих традиций.
Также и богомольцы «получали удовлетворение религозно-нравственных нужд своих, обращаясь за советом к просвещенным духовным опытом старцам»688 . Под многоопытным руководством о. Исаии сформировался целый сонм духовных подвижников. Это будущий настоятель Глинской пустыни архимандрит Нектарий (в миру Николай Нуждин), схиигумен Антоний (в миру Авксентий Ветер, духовник обители в 1944–1946 гг.), схиархимандрит Серафим (в миру Симеон Амелин, настоятель обители с 1943 по 1958 г.), старец святой жизни иеросхимонах Никодим (в миру Иоанн Калиуш) и многие другие. По свидетельству одного из великих старцев Глинской пустыни, «среди тех иноков не было ни вражды, ни обмана, ни ссоры, они даже не знали, что такое лесть»689 . Совершенство их монашеского подвига ярко выразил св. Феофан Затворник (Вышенский) в письме к игумену Исаии. Он писал о Глинской пустыни того периода: «Благодарение Господу: иночество живо еще на православной Руси»690 . Именно поэтому из Глинской пустыни очень часто забирали иеромонахов на начальствующие должности в другие монастыри для утверждения там истинно монашеского жития.
Вот лишь немногие примеры. Из Глинской пустыни были переведены: в 1900 г. иеромонах Македоний (Жиров) в Чуркинскую Николаевскую пустынь Астраханской епархии настоятелем; в 1902 г. иеромонах Иосия (Конев) в Белогорскую пустынь братским духовником691 ; в 1905 г. иеромонах Симон (в миру Стефан Юнг) назначен настоятелем Пустынского Успенского монастыря692 , а игумен Порфирий – настоятелем в Иссык-Кульский Троицкий миссионерский монастырь Туркестанской епархии693 ; в 1906 г. иеромонах Николай (в миру Никита Калиный) в Николо-Тихвинский скит г. Саратова скитоначальником694 ; в 1909 г. иеромонах Тимофей (в миру Тихон Перфильев) сначала казначеем в Обоянский Знаменский монастырь, а затем благочинным в Курский Знаменский монастырь695 ; в 1911 г. иеромонах Товия (в миру Тимофей Ракитин) назначен наместником Тригорского Преображенского монастыря696 .
Слава о строгости и духовной высоте жизни Глинских иноков, о ее богомудром настоятеле привлекала множество желающих поступить в святую обитель. Только за первые 5 лет управления игуменом Исаией обителью численность братии возросла вдвое697 , а к концу его настоятельства – почти втрое698 (в 1909 г. в обители было 598 человек), хотя принимал в обитель о. Исаия с большой осмотрительностью, предупреждая вновь поступавших: «Живем мы бедно и послушания у нас тяжелые»699 .
Стремились в Глинскую пустынь не только новоначальные, но и опытные в духовной жизни подвижники. В архивных документах периода настоятельства о. Исаии хранится множество прошений о переводе из других монастырей в эту святую обитель. Приведем лишь некоторые. В конце XIX – начале XX веков по прошению в Глинскую пустынь были переведены: – в 1894 г. бывший настоятель Рыльского Николаевского монастыря игумен Симон (в миру Симеон Титов)700 ; в 1895 г. казначей Обоянского Знаменского монастыря Астерий (Василевский); в 1904 г. казначей Тихоновой пустыни иеромонах Досифей (в миру Терентий Кузьмин)701 ; в 1907 г. такие знаменитые впоследствии Глинские подвижники, как иеросхимонах Никодим (в миру Иоанн Калиуш) из Чуркинской Николаевской пустыни; иеромонах Иулиан (в миру Иосиф Гагарин) из Курского Знаменского монастыря702 ; в 1908 г. – духовник Рыльского Николаевского монастыря, иеромонах Серафим (Сочин); в 1911 г. – наместник Рыльского Николаевского монастыря Иринарх (Степанов) и духовник Тульского Богородично-Щеглова монастыря иеромонах Исаия (в миру Иоанн Миронов)703 .
В Глинскую пустынь в затвор стремился уйти в последние годы жизни и маститый старец, ученик преподобного Амвросия Оптинского, настоятель Псково-Печерского монастыря архимандрит Мефодий. «Строгий иноческий устав обители, аскетическая жизнь братии и ее настоятеля о. Исаии – все влекло к себе старца704 . Однако он скончался, не успев осуществить свое желание. Глубоко почитая старца о. Исаию, перед своей смертью архимандрит Мефодий послал Глинскому настоятелю телеграмму следующего содержания: «Готовый к отшествию в вечность просит Ваших молитв»705 . Духовное преуспеяние иноков Глинской обители, которые «после обычных подвигов внутренних и внешних дошли до того, что чувствовали сильное влечение внутрь, чтобы быть там с единым Господом»706 , позволило о. Исаии осуществить свое сокровенное желание об устроении при обители скита. Вся глубина его собственного постоянного влечения к внутренней жизни выразилась в этом благом желании. Отец Исаия сам составил устав скита, который святитель Феофан Затворник признал лучше устава скита Софрониевой пустыни707 . Скит был устроен в 1893 году на месте подвигов схиархимандрита Илиодора, в память избавления императора Николая Александровича от опасности в Японии в 1891 году. Жизнь скитян устраивалась по совету св. Феофана Затворника (с которым о. Исаия вел переписку). Сущность этой жизни выразилась в словах святителя: «Скит есть обиталище живущих исключительно внутренней жизнью... Скитник... как попал в скит, пусть считает себя похороненным, келлия его – окно в небо, туда только пусть и смотрит... На свете только и есть, что он да Бог, да братия по Богу»708 В первом пункте устава была указана цель создания скита – «преуспеяние во внутренней жизни». Настоятель старался отклонить все отвлекающее братию от этой цели. Вход в скит женщинам был совершенно воспрещен. Но и мужчины крайне редко посещали скит, только с благословения настоятеля по билету. Даже порядок общения скитян и братии пустыни был определен уставом.
Для приема посетителей, ищущих духовного совета, за скитской оградой (вне скита) была построена особая приемная, по обстановке похожая на часовню. Здесь старцы скита давали наставления приходящим. По благословению о. Исаии в скиту было установлено непрерывное чтение Псалтири (в начале XX века Глинская пустынь была единственной обителью Курской епархии, где поддерживались такие подвижнические труды) 709 .
Иноческая жизнь в Глинской пустыни при о. Исаии была на таком высоком уровне духовного совершенства, что многие епитимийцы, присылаемые в обитель, исправлялись. Например, иеромонах Нафанаил (Александров) из Почаевской Лавры был перемещен сначала под надзор в Рыльский Николаевский монастырь, затем в Путивильский Молченский монастырь и наконец в 1889 г. – в Глинскую пустынь с запрещением в священнослужении. Но вскоре «по одобрении его поведения» игуменом Исаией ему было разрешено священнослужение, а в послужных списках за 1892 г. о нем сказано, что он «качеств добропорядочных и к послушаниям способен»710 . Также и иеромонах Павлин (Попов) в 1905 году поступил из Белгородского Свято-Троицкого монастыря в Глинскую пустынь под строгий надзор настоятеля с запрещением священнослужения. В том же 1905 г. настоятель дал о нем отзыв: «Качеств хороших и усерден»711 , и священнослужение ему было разрешено.
За свою плодотворную и многотрудную деятельность игумен Исаия был удостоен многих наград: в 1892 г. был награжден наперсным крестом, от Святейшего Синода выдаваемым, в 1896 году – серебряной медалью в память императора Александра III для ношения на груди на Александровской ленте, в 1900 г. высочайше сопричислен к ордену Св. Анны 3-й степени, в 1903 г. возведен в сан архимандрита, а в 1906 г. сопричислен к ордену Св. Анны 2-й степени712 .
Его почитали как высокодуховного, «строгого и умного»713 старца. Святитель Феофан-Затворник называл о. Исаию «старцем многоопытной мудрости» и просил его молитв714 . Сам же старец проводил жизнь скромную, смиренную, желая не человеческой славы, а только угождения Господу и единения с Ним. Постоянная бдительность над собой, непрестанная молитва привели его к подлинному безмолвию и бесстрастию, он как высшего подвига ради любви ко Христу желал схимы, которую удостоился принять в 1906 году с именем «Иоанникий»715 . С этого времени старец усилил свои подвиги, ночи проводил в бодрствовании, ограждая обитель своими святыми молитвами. Жизнь его поистине стала отшельнической, хотя он и оставался настоятелем большого монастыря.
В последние годы своего настоятельства схиархимандрит Иоанникий служил редко, но служение его имело особую благодатную силу. Нельзя было без глубокого умиления присутствовать при совершаемой им литургии. Дух молитвы, почивающий на нем, казалось, переливался в сердца предстоящих и все получали великую духовную пользу и особоеутешение, когда молились вместе с ним. Имея дар плача, старец всегда служил со слезами.
Видя, сколь великую пользу получает обитель от богомудрого старца, враг усилил борьбу против него. О внутренней брани схиархимандрита Иоанникия можно только догадываться, по своему смирению он никому этого не открывал, но враг, потерпев в ней поражение, воздвиг на него гонение внешнее. По внушению вражескому на старца восстал отставной генерал П. Митропольский, который арендовал у Глинской пустыни дом. Генерал настроил против схиархимандрита Иоанникия небольшую кучку братий716 и 1909–1910 гг. написал в Святейший Синод 6 обвинительных заявлений, порочащих настоятеля717 . Основные обвинения состояли в том, что схиархимандрит Иоанникий слишком строго относится к братии, трапеза в обители весьма постническая, послушания трудные. На эти обвинения можно было бы ответить, что поступающие в обитель сами должны были видеть, на какую строго-подвижническую жизнь они идут и быть готовыми к лишениям телесным ради духовного совершенства. Но враг внушил ропотникам еще и оклеветать настоятеля в якобы разорительном для монастыря ведении хозяйства718 . И хотя быстрое умножение числа братии, рост доходов, земель и капиталов обители, ее щедрая благотворительность, возведение новых храмов, учреждение скита и «Дома трудолюбия», иными словами явное процветание обители убеждало в обратном719 , генерал П. Митропольский добился, чтобы в течение 1909 г. в обители было проведено две ревизии административно-хозяйственной части пустыни, а в 1910 году еще одно дополнительное следствие, по результатам которого Курская духовная консистория не только не подтвердила виновность настоятеля, но признала его образ жизни безупречным720 .
Курский архиепископ Питирим (Окнов), который лично знал высокоподвижническую жизнь схиархимандрита Иоанникия и видел ту великую духовную пользу, которую получала Глинская пустынь от его руководства, в течение двух лет защищал старца от гонителей. Отсылая в Святейший Синод заключение Курской духовной консистории, оправдывающее схиархимандрита Иоанникия, архиепископ Питирим письменно просил митрополита Флавиана (Городецкого) «встать в защиту Глинской пустыни и ее достойного настоятеля»721 , так как ожидал со стороны П. Митропольского новых выступлений против старца. Но тогда Павел Митропольский оклеветал в Святейшем Синоде и архиепископа Питирима и добился перевода его на другую кафедру722 . На Курскую кафедру был назначен архиепископ Стефан (Архангельский)723 , лично не знавший схиархимандрита Иоанникия и поверивший клеветникам. В феврале 1912 г. он направил в Святейший Синод прошение об увольнении схиархимандрита Иоанникия от должности настоятеля, и 12 марта 1912 г. последовало соответствующее определение Святейшего Синода об увольнении старца724 .
Безусловно, Богу было угодно, чтобы старец в довершение всех своих подвигов претерпел еще и неправедное гонение. Когда архимандрит Иоанникий уходил из обители, вокруг Глинской пустыни был сильный весенний разлив рек, вода поднялась высоко, а старец вышел из монастыря, перекрестил воду и на глазах у всех пошел по ней, как посуху725 , повторив чудо, совершенное некогда преподобным Иоанникием Великим726 . Так Господь прославил Своего угодника и всем открыл святость его жизни и несправедливость возведенных на него обвинений. Дальнейшая судьба святого старца неизвестна, но память о нем жива, рассказы о его святой жизни и подвигах, о его наставлениях передаются из поколения в поколение Глинских иноков727 .
Литература
Глинская Рождество-Богородицкая общежительная пустынь. М., 1891. С. 38, 43, 71, 92, 93.
Жизнеописание игумена Филарета, возобновителя Глинской общежительной пустыни Курской епархии. 3-е изд. Одесса, 1905. С. 62.
Жизнеописания глинского подвижника схимонаха Архиппа. Одесса, 1902. С. 64, 77, 79, 93, 96, 99–102, 104.
Глинский подвижник схимонах Архипп // Жизнеописания отечественных подвижников благочестия 18 и 19 веков. Сентябрь. М., 1909. С. 350.
Чудотворная икона Рождества Пресвятой Богородицы Пустынно-Глинская. Очерк явления иконы и описание чудес от нее происшедших. Одесса, 1907. С. 25.
Письма преосвященного Феофана Затворника к игумену Глинской пустыни Исаии // Курские епархиальные ведомости. 1900. № 10. С. 149–155.
Спасо-Илиодоровский скит Глинской Рождество-Богородицкой пустыни.. Одесса, 1899. С. 32, 34–35, 37.
Памятная книжка Курской губернии на 1892. Курск, 1892. отдел V. С, 157.
Памятная книжка Курской губернии на 1893 г. Курск, б.г., С. 57.
Памятная книжка Курской губернии на 1894 г. [Б. г., б. м.], отд. IV. С. 157.
Курский адрес-календарь. Курск, 1909. С. 281; 1910. С. 324; 1911. С. 1912. С. 319.
Труды Курской губернской ученой архивной комиссии. Курск, 1911. С. 28. Курские епархиальные ведомости. 1900, № 10. С. 152; 1907. № 25. С. 10; 1908. № 10 (Приложение); 1911. № 30. С. 306–307. 1912. № И. С. 182. № 15. С. 246. №21 С. 383.
Церковные ведомости. 1892. № 20. С. 20; 1906. № 18. С. 217; 1912. № 15. С. 91 Некролог благотворительницы обители дворянки девицы Веры Михайловны Л-вой // Курские епархиальные ведомости. 1894. № 12. С. 241–242.
Ивачев Ив. Глинская пустынь // Русский паломник. 1906, № 10. С. 154. Воронова Е. Свет во тьме // Русский паломник. 1906, № 20. С. 318, № 21. С. 330.
Глинская Рождество-Богородицкая пустынь. Издание Глинской пустыни. 1891 [Библиографическая заметка] А.Т. // Курские епархиальные ведомости. 1892. № 7. С. 106.
Явление помощи и заступления Пресвятой Владычицы Богородицы во время пожарного бедствия в Глинской Рождество-Богородицкой пустыни // Курские епархиальные ведомости. 1892. № 10. С. 156.
Календарь и памятная книжка Курской губернии на 1891 год. Курск, 1890. С. 81.
Ведомость мужским и женским монастырями и общинам за 1901 г. СПб., 1902. С. 46–47.
Архивные документы,
Послужные списки настоятеля с братией Глинской Рождество-Богородицкой пустыни за 1885 год // ГАКО, ф. 20, оп. 3, л., д. 89.
О назначении иеромонаха Исаии настоятелем Глинской пустыни с возведением в сан игумена. 1888 г. // ЦГИА, ф. 796, оп. 169, д. 185, л. 5 об.
Письмо Игумена Глинской пустыни Исаии Дмитрию Михайловичу Струкову об иконописной мастерской в монастыре. 1891 г. // ЦГИА, ф. 695, оп. 1, д. 155.
Послужные списки о настоятеле, монашествующих и послушниках указных и неуказных Глинской пустыни и Путивльской Молченской Софрониевой пустыни. 1892 г. // ГАКО, ф. 20, оп. 3, д. 109.
Послужные списки настоятеля с братией Глинской Рождество-Богородицкой пустыни за 1899 г. // ГАСО, ф. 454, оп. 1, д. 1.
Списки настоятелей и настоятельниц монастырей с краткими биографическими сведениями за 1900–1903 гг. // ЦГИА, ф. 796, оп. 445, д. 521.
Послужные списки настоятеля с братией за 1910 г. ГАСО, ф. 454, оп. 1, д. 2.
Ведомость о настоятелях и настоятельницах монастырей. 1910 г. // ЦГИА, ф. 796, оп. 191, ч. 1. Канцелярия Синода, 2 ст., 1 отд., д. 5, л. 80.
Послужной список Глинской Рождество-Богородицкой общежительной пустыни настоятеля с братией. 1911 г. // ГАКО, ф. 20, оп. 3, д. 174, л. 7 об. – 10.
О замещении должности настоятеля Глинской Рождество-Богородицкой пустыни Курской епархии. 1912 г. // ЦГИА, ф. 796, оп. 194, л. 1399.
О продаже недвижимого имущества, принадлежащего Глинской Рождество-Богородицкой пустыни // ЦГИА, ф. 796, оп. 170, д. 1372.
Ведомость описная и перечневая монахов и послушников Глинской Богородицкой пустыни за 1894 год // ГАКО, ф. 20, оп. 3 л, д. 408.
По представлению преосвященного Курского об испрошении высочайшего соизволения на изменение воли вдовы штабс-ротмистра Евдокии Мовчан, завещавшей постройки, возведенные на арендованной земле в пользу Глинской пустыни и укреплении означенного имущества за поименованной пустынью // ЦГИА, ф. 796, оп. 182, д. 4269.
Краткий отчет из приходно-расходной книги Глинской пустыни за 1903 год // ГАКО, ф. 20, оп. 2, д. 420.
Окладной лист и доклад настоятеля Глинской пустыни об уплате земских повинностей // ГАКО, ф. 20, оп. 2, д. 426.
Ходатайство преосвященного Курского об увольнении схиархимандрита Иоанникия от должности настоятеля Глинской Рождество-Богородицкой пустыни // ЦГИА, ф. 796, оп. 194, д. 1164.
Письма к митрополиту Флавиану (Городецкому Питирима, епископа Курского о делах Курской епархии // ЦГИА, ф. 796, оп. 205, д. 737, д. 10–10 об.
Исаия, игумен Глинской Богородицкой пустыни Путивльского уезда Курской губернии. Письма к о. Исаакию (Антимонову) // ОР ГБЛ, ф. 213, к. 68, ед. хр. 45.
Исаия, игумен, настоятель. Письмо от Александра Алексеевича Нахласа об обращении иудеев в христианство. 1893 г. // ОР ГБЛ, ф. 213, к. 103, ед. хр. 105.
ГЛИНСКИЙ ВОСПИТАННИК ПОСЛУШНИК ГЕРМАН, ВПОСЛЕДСТВИИ АРХИМАНДРИТ, НАСТОЯТЕЛЬ СВЯТОГОРСКОЙ УСПЕНСКОЙ ПУСТЫНИ (†1890)
(Память 13 апреля ст. ст. / 26 апреля нов. ст.)
Архимандрит Герман (в миру Григорий Иванович Клица) родился 3 марта 1816 года в г. Нежине Черниговской губернии. Его отец – Иван Анастасиевич, грек по происхождению728 был купцом и занимался торговлей мехом. Мать, Анастасия Федоровна, происходила из русской купеческой семьи г. Калуги и была глубоко благочестивой христианкой. В духе христианского благочестия воспитывала она и своих детей. В 1821 году отец Григория скончался, и своим воспитанием он полностью обязан был матери.
Богобоязненная вдова часто вместе с детьми посещала богослужения в Нежинском Введенском монастыре и привила детям особое благоговение к службам церковным.
Благодаря стараниям матери, Григорий получил хорошее образование. Он окончил Нежинское греческое училище, затем поступил в Нежинский лицей, а в 1829 году перешел в Московскую практическую коммерческую академию, где и окончил полный курс. Затем по желанию матери он вместе со старшими братьями стал заниматься торговлей мехом.
Однажды Григорию довелось увидеть в Чудовом Московском монастыре обряд пострижения в иночество. Постригали его сверстника, что особенно тронуло Григория. Он подумал о постригаемом: «Счастливец, он расторг навсегда свою связь с миром, стал весь Божий», – и невольно задал себе вопрос: что мешает и ему то же сделать729 . И тут же принял решение быть монахом. Вот как впоследствии рассказывал об этом событии сам о. Герман: «Дивны судьбы Божии... Вот и на мне грешном явил Господь милость в Чудове: вошел я туда совсем мирским человеком, не имевшим никакого понятия о монашестве, а вышел... полным монахом и по образу мыслей, и по всем желаниям моего ума и сердца. Как это сделалось, не могу я понять доселе, знаю одно, что тогда умер я совсем для мира, стал к нему хладен, не узнавая сам себя»730 .
Благочестивая мать благословила его намерение. Но сказала, что он еще молод (Григорию было 20 лет) и велела пожить еще в миру, испытать, твердо ли его произволение служить и угождать Богу, не изменится ли оно впоследствии. Послушный во всем воле матери, Григорий повиновался.
Бывая в Киеве по делам торговли, он часто посещал Киево-Печерскую Лавру. Здесь Григорий познакомился с настоятелем Киевского Пустынно-Николаевского монастыря благочестивым архимандритом Авксентием. Отец Авксентий указал Григорию на Глинскую Богородицкую пустынь как на место очень удобное для подвигов спасения, поскольку настоятель пустыни игумен Филарет был известен святостью своей жизни и опытностью в духовном наставлении. «Идите в Глинскую пустынь, к благодатному старцу отцу Филарету, и там он научит вас как спасаться: и сами спасетесь, и других спасать будете!» – сказал архимандрит Авксентий731 . Эти его слова оказались прозорливыми. Григорий действительно стал впоследствии верным учеником и последователем игумена Филарета в деле спасения человеческих душ.
Получив благословение на поступление в Глинскую пустынь от Харьковского архиепископа Мелетия (Леонтовича), к которому Григорий часто обращался за духовным советом и окончательное благословение своей матери, 24 июня 1840 года он пришел в Глинскую обитель.
С отеческой любовью принял игумен Филарет Григория Ивановича, когда тот вошел в небольшую приемную келлию, и, прозорливо посмотрев ему в глаза, сразу понял, что за человек пришел к нему проситься в обитель. Этот взгляд старца навсегда запечатлелся в памяти Григория Ивановича и сразу привлек всю его душу к блаженному старцу, перед которым упал он на колени и, как милости, просил его принять в число своей братии.
«Приму, приму, чадо, – кротко сказал ему старец, – отчего не принять? Только обитель у нас убогая, пища в ней суровая, труды телесные и молитвенные велики: смотри, понесешь ли ты их, происходя из богатого купеческого рода?» Григорий обещал ему всякую тяготу и всякие труды Бога ради переносить. «Ну, и добре, – отвечал старец, – помолимся Матери Божией, покровительнице и начальнице сего места, да примет Она тебя в число Своих чад!» И, став перед иконой Богоматери, стал молиться, да с таким жаром и усердием, что Григорий, стоя за ним, невольно почувствовал, как весь он тоже подвигся к молитве, вслед за молившимся старцем. Помолившись, игумен Филарет благословил Григория, поцеловал его в голову и сказал: «Ну, теперь ты – чадо мое, Владычица о сем благоволит. Иди к письмоводителю, сдай ему свои бумаги, а сам иди на пасеку в лес, к тамошнему старцу-монаху: скажи ему, что я прислал тебя к нему в послушники, да слушайся его во всем и почитай его как отца. А вечером я сам побываю у него на пасеке и сам прикажу тебя учить доброму иноческому житию». Так кончился прием Григория Ивановича в монастырь: просто, свято и любвеобильно. В том же духе отнеслась к нему и вся братия Глинская, никто не спросил его о вкладе в пользу монастыря, хотя и знали, что он из богатых купцов, все были там равны, во всем послушны своему настоятелю-отцу.
Письмоводитель-иеромонах приветливо принял от Григория Ивановича его документы и дал ему своего послушника в проводники на монастырскую пасеку, куда прибыли они как раз в полдень и застали старца-пасечника собирающим на дереве пчелиный рой. «Ну, и добре, сынку, – ответил старец-малоросс, на рекомендацию Григория, что прислан к нему от игумена под начало в послушники, – иди да помоги мне рой сгребати в улики». Новичку-купчику пришлось неумелыми руками браться за улей и собирать в него пчел, которых стряхивал с дерева старец сильной рукой. Пчелы жужжали вокруг него, облепили ему лицо и руки и порядком его покусали; но он стерпел все это и усердно старался делать свое дело и помогать старцу. На этом застал их игумен Филарет и, видя искусанное, опухшее лицо Григория, похвалил его терпение.
«Добре, добре, сыну, доброе начало полагаеши послушания и терпения иноческого! Смотри, помни: теперь пчелы тебя кусают, а потом бес станет кусать; как теперь терпишь, так и тогда терпи, ибо только претерпевый до конца, той спасен будет».
Затем сказал он несколько духовных слов старцу-пасечнику, чтобы не обижал и не притеснял он новичка послушника, а был ему отцом и наставником во спасение и, благословив обоих, тихо ушел от них домой. Старец-пасечник был из крестьянского сословия, неграмотный, но вел жизнь подвижническую: до вечера не вкушал пищи, полагал множество земных поклонов и все молился по четкам, нашептывая вполголоса молитву Иисусову. Григорий по силе возможности старался ему подражать и понемногу приобучил себя к посту и воздержанию, довольствовался пищей однажды в день под вечер, прочитывал старцу своему келейное правило, Псалтирь, Святое Евангелие и жития святых, что особенно ему нравилось и скоро привлекло к нему любовь пасечника.
Летом, когда пчелы роились, оба монаха не всегда могли ходить в церковь к богослужениям и часто вычитывали себе правило на пасеке и, кроме того, в свободное время от работы Григорий любил читать духовные книги, а старец слушал его чтение и был очень доволен. Послушание Григория было не тяжелое, но довольно хлопотливое, да к тому же пчелы часто его кусали, после чего тело на укушенных местах у него опухало и долго болело. Однажды, осматривая улей, он нечаянно перекинул его себе на голову, которую облепили пчелы и сильно ему искусали лицо и шею: все лицо у него опухло, так что не мог он даже смотреть глазами. В это время зашел на пасеку игумен Филарет и, видя такое его положение, пожурил его старца, что поручает ему осматривать ульи, а не сам это делает. В тот же день игумен прислал проволочную маску на лицо, предохраняющую от ужалений пчелиных, с которой Григорий уже пчел не боялся и исправно помогал своему старцу.
Игумен Филарет довольно часто посещал их пасеку: сядет, бывало, на скамье под деревом и внимательно наблюдает, как пчелки носят свой мед. Иногда подзывал к себе Григория и говорил с ним на пользу его души, учил его смирению, послушанию, отсечению своей воли, побеждению помыслов греховных и бдительности над собою. Простые слова его имели особенное благодатное влияние на душу Григория, и он всегда был рад и счастлив, когда старец-игумен заходил на их пасеку.
Однажды убирали они со старцем пчелиный рой, а потом занялись промывкой ульев и вощин, для чего нужно было носить воду из колодца, бывшего за изгородью пасеки, причем калитку, всегда затворенную, на сей раз отворили, а сами трудились в одних рубахах, так как стоял сильный летний зной. Трудясь, они и не заметили, как подошел к ним игумен Филарет и стал журить старца-пасечника, что калитка у него на пасеку отворена: «Вот вы в одних рубахах тут трудитесь, а калитку растворили, – говорил он, – взойдет кто сюда из богомольцев мирян и соблазнится на вас, монахов, и будете вы в ответе за это перед Богом». Старец стал оправдываться перед игуменом недосугом своего дела и что, нося воду большим водоносом, неудобно бывает всякий раз затворять за собою калитку. Игумен оставил его и с тем же выговором обратился к Григорию. «Прости, отче!» – смиренно ответил ему Григорий и поклонился ему до земли. «Вот это по-монашески», – сказал игумен Филарет и стал журить его старца за самооправдание. «Вот ты сколько времени уже живешь в монастыре, а доселе смирения монашеского не приобрел, – говорил он ему наставительно, – все оправдываешься, а нет того, чтобы осознать свою вину и сказать по-монашески: «Прости». Вот послушник твой умнее тебя, осознал свою вину, сказал: «Прости», и Бог его простит!». Этот случай обратил на Григория внимание игумена Филарета, и так как у него был сильный голос – бас, то он вскоре потом перевел его с пасеки на клирос.
...Сильный голос его, прекрасное его чтение и пение, а также строгая монашеская его жизнь, чуждая всяких знакомств с товаригцами-сверстниками, обратили на него внимание старшей братии обители. Иеромонахи Арсений, Феодосий, иеросхимонах Антоний, сосед его по келлии, познакомились с ним и полюбили его от души. Иеромонах Арсений (Митрофанов), сам уроженец богатой купеческой семьи города Ливень Орловской губернии, любимый ученик игумена Филарета, пользовавшийся его доверием и любовью, сам преисполнен был дарований духовных. Подвижник и молитвенник, горел он ревностью о славе Божией и, имея пылкий характер, силою воли переработал его в себе, пленил его всецело в послушание Христово своему кроткому и любвеобильному старцу – игумену Филарету, которого чтил и любил беспредельно. Иеромонах Арсений и послушник Григорий вскоре прочно подружились, полюбили друг друга, как родные братья, и эта дружба их устроилась не без особого смотрения Промысла Божия, приуготовлявшего в них благопотребные сосуды для служения Богу в другом месте, свыше Им назначенному. Любовь о Христе соединила их неразлучно до самой смерти первого из них, которому второй стал преемником и продолжателем всех благих его начинаний. Иеромонах Феодосий, муж духовноопытный, делатель молитвы Иисусовой, стяжавший редкий дар рассуждения духовного, увидел в Григории добрую ниву для плодоприношений духовных, приблизил его к себе и стал насаждать в его душу высокое учение подвижничества духовного. Ему много был обязан Григорий в отношении своего духовно-подвижнического воспитания и был до самой его смерти преданным сыном его о Христе.
...Так прошла для Григория зима 1840–1841 годов мирно и душеспасительно. Это была последняя зима в жизни игумена Филарета, который видимо слабел силами телесными; наконец в марте 1841 года окончательно слег на одре и 31 марта 1841 года мирно и кротко предал душу свою в руки Божии. Великая скорбь объяла тогда всю Глинскую пустынь, которая в лице игумена Филарета лишилась своего обновителя, воздвигшего ее из ничтожества на степень благоустроеннейшего в духовном отношении в России монастыря. Иеромонахи и послушники, старцы и юноши равно оплакивали неутешно своего великого старца-отца, который, как святой, лежал в гробу, издавая благоухание от тружнического своего тела. Это благоухание Григорий сам ощутил у его гроба, и даже спросил иеромонаха Арсения, не положено ли было в гроб его каких благоуханий земных. Но отец Арсений, который присутствовал при облачении и положении во гроб свято почившего старца, удостоверил его, что никаких благоуханий не было туда положено, а что это благоухание есть воздаяние от Бога за труды игумена.
Сильно скорбел Григорий, что так мало сподобился пожить в Глинской пустыни под настоятельством столь святого старца-игумена Филарета, светлый нравственный облик которого навсегда запечатлелся в его памяти, и молитвы которого он призывал себе в помощь при всех случаях дальнейшей иноческой жизни.
В Глинскую пустынь был вскоре назначен настоятелем Евстратий, уроженец Казанский. Послушника Григория игумен Евстратий отличал своим доверием: он сделал его своим письмоводителем, причем по-прежнему проходил он и клиросное послушание.
Отличая Григория, игумен Евстратий облек его в рясофор, назначив письмоводителем монастыря, имел в нем нужное и деловое лицо, к которому братия часто относилась со своими нуждами: кому билет выдать, кому документы прописать или выхлопотать, что все старался он для всякого сделать без промедления, и за это братия его любили и ценили»732 . Однако вскоре он расстался с любимой Глинской пустынью. В январе 1844 года император Николай I утвердил решение Святейшего Синода о восстановлении Святогорской Успенской пустыни в Харьковской губернии. По повелению императора в этой обители был введен устав Глинской пустыни, а настоятелем по указу Святейшего Синода назначен Глинский казначей о. Арсений (Митрофанов). В то же время были переведены в Святогорье 12 Глинских братьев, в том числе и рясофорный послушник Григорий Клица.
В апреле 1844 года новая Святогорская братия простилась с родной Глинской пустынью и, напутствованная благожеланиями игумена Евстратия и Глинских старцев, отправилась в новую обитель. Игумен Евстратий благословил их иконой Рождества Пресвятой Богородицы, точным списком с Чудотворной иконы Пустынно-Глинской и так в сопутствии святой иконы Богоматери отправились они на новые подвиги духовные733 . Прибыв в Святогорье, они ввели здесь чин и устав богослужения Глинской пустыни, который совершался неопустительно вплоть до закрытия Святогорской пустыни.
Послушник Григорий, от природы имевший способности к строительству, оказался очень полезен игумену Арсению при восстановлении древнего монастыря. «Тебя Сам Бог ко мне послал», – говорил о. Арсений и предоставил ему полную свободу в строительном деле.
7 марта 1845 года о. Арсений постриг Григория в монашество с именем Герман; 17 марта 1845 года рукоположил во иеродиакона; 12 мая 1847 года – во иеромонаха. Сначала о. Герман исполнял послушание уставщика, затем ризничего. После кончины настоятеля о. Арсения братия Святогорской пустыни 25 октября 1859 года единогласно выбрала о. Германа своим настоятелем. 30 октября 1859 года он был возведен в сан игумена. За время своего настоятельства о. Герман как внешне, так и внутренне благоустроил святогорскую обитель. Он перестроил настоятельский корпус, построил трехэтажный иеромонашеский корпус, закончил строительство Преображенской церкви, построил храм Рождества Пресвятой Богородицы, устроил Арсеньевский скит для стремящихся к безмолвной жизни, а для больных и престарелых иноков – больничный хутор, где было 2`корпуса и домовая церковь.
Отец Герман возвел в Святогорской обители трехпрестольный собор Успения Пресвятой Богородицы. Он также приобрел для обители мельницы и лесные участки.
Как ревностный настоятель, все свободное от богослужений время посвящал о. Герман своей должности, ежедневно он обходил братские келлии, наблюдал за монастырским благочинием и хозяйством.
Его духовно-подвижническая жизнь, мудрое управление обителью, ревность о благочестии и неутомимость в службах церковных стяжали ему всеобщее уважение. Это был монах в полном смысле этого слова, чистая жизнь и нестяжание которого были изумительны.
Но главное, он до конца своих дней был преисполнен чувствами благоговейной любви и глубокого уважения к игумену Филарегу и нерушимо хранил в своей обители все установления и порядки, введенные этим великим старцем в Глинской пустыни. Это позволило о. Герману воспитать многих истинных иноков-подвижников в святогорской обители, «под его настоятельством, ставшей духовной красою и утешением всего края и давшей опытных настоятелей и братию в другие монастыри своей епархии»734 . В августе 1861 года Святогорье посетил император Александр Николаевич с августейшей семьей. Император пожаловал о. Герману золотой наперсный крест. По личному повелению императора 16 декабря 1861 года о. Герман был посвящен в архимандрита.
Некогда опустевшая Святогорская обитель во время настоятельства о. Германа стала известна по всей России и была украшена многими царскими дарами (иконами, церковной утварью).
8 декабря 1880 года о. Герман был награжден орденом св. равноапостольного князя Владимира.
В завершение своей земной подвижнической жизни о. Герман в 1889 году построил на месте чудесного спасения царской семьи 17 октября 1888 г. при крушении поезда около станции Борки (Курско-Азовской железной дороги) Спасов скит Святогорской пустыни. 1 апреля 1890 г. о. Герман был награжден орденом Св. Анны 1-ой степени.
Вот как пишет об архимандрите Германе знавший его в течение 23`лет и глубоко почитавший А.Ф. Ковалевский: «Неусыпный молитвенник... бодро стоял он на страже молитвенной и дома, и на пути, и в келлии, и в вагоне железной дороги, вычитывая все положенные молитвословия, и так без сомнения подвизался до старости маститой, до полного истощения сил телесных, не давал себе отдыха и покоя: молился, служил, пел Богу песни хвалебные неустанно и прямо из храма Божия слег на одр смертный. Необычайная энергия и сила воли действовали в его ослабевшем старческом организме, чудотворно обновляли его юностью неземной. Кто видел его в последние месяцы и дни его жизни, невольно убеждался, что это был человек благодатный»735 .
Скончался архимандрит Герман в Святогорской обители 13 апреля 1890 года.
Литература
Очерк жизни в Бозе почившего Святогорской Успенской пустыни настоятеля архимандрита Германа А.Ф.`Ковалевский. Изд. 2-е. Харьков, 1894. С. 140.
Жизнеописание игумена Филарета, возобновителя Глинской общежительной пустыни Курской епархии: с картинами. 3-е доп. и вновь перераб. изд. Одесса, 1905. С. 32–35. 162.
Очерк жизни затворника Святогорской пустыни иеросхимонаха Иоанна. Одесса 1893. С. 22–23.
Начальник скита Святогорской пустыни иеросхимонах Логин // Жизнеописания отечественных подвижников благочестия 18 и 19 веков. Июль. М., 1908. с. 190. 194. 195. 198.
Верхо-Харьковская игуменья Емилия // Жизнеописания отечественных подвижников благочестия 18 и 19 веков. Май. М., 1908. С. 320.
Иеромонах Феодосий, первый духовник возобновленной Святогорской пустыни // Жизнеописания отечественных подвижников благочестия 18 и 19 веков. Том доп. Ч. 1. Кн. 2. Июль–декабрь. М., 1912. С. 320.
Глинская пустынь. Очерк современного состояния обители. Одесса, 1904. С. 22,50.
То же. Курск, 1912. С. 21, 45.
Духовник Святогорской Успенской пустыни иеромонах Иоанникий // Жизнеописания отечественных подвижников благочестия 18 и 19 веков. Февраль. М.. 1906. С. 140, 152, 155, 156.
Адрес-календарь духовного ведомства. СПб., 1878. С. 128.
Архивные документы
Герман, архимандрит Святогорского Успенского монастыря Харьковской губернии. Письмо к Исаакию (Антимонову) от 1864, июня 24-го // ОР ГБЛ, ф. 213, к. 67, ед. хр. 55.
ИЕРОМОНАХИ КИПРИАН И СЕРАПИОН
Послушники Глинской пустыни Косма и Стефан, впоследствии иеромонахи Святогорской пустыни Киприан и Серапион, среди других сверстников-послушников особенно духовно были близки Григорию Клице, впоследствии архимандриту Святогорской пустыни Герману. Но «дружба их была ограничена и не переходила границ дружбы духовной: друг друга поощряли они к подвигам молитвенным, друг другу передавали скорби свои и искушения, чуждаясь всяких угощений и посещений безвременных»736 . В Глинской пустыни они были пострижены в рясофор. В 1844 году вместе с послушником Григорием они перешли в Святогорскую пустынь.
Иеромонах Киприан стал впоследствии духовником Святогорской обители737 .
Он воспитал многих подвижников, в том числе иеромонаха Иоанникия, ставшего также Святогорским духовником. В жизнеописании о. Иоанникия сказано, что он «обращался за советом к богатому опытностью и ведением духовным старцу Киприану, бывшему его духовным отцом. «Сначала, – признавался о. Иоанникий, – очень надоедали мне на исповеди разные странницы и чернецы своими рассказами про видения и чудеса, будто с ними бывшие: дела не говорят, а только время проводят, да свою мнимую святость на вид поставляют. Вот и спросил я батюшку о. Киприана, как тут быть с этим народом. Тот и посоветовал: «Назначай за каждое подобное видение или чудо, тебе рассказанное на духу, поклоны творить... и поверь – скоро оставят они тебя в покое». Начал я так делать: не понравилось богомолкам, перестали ко мне идти на дух, стали к другим духовникам обращаться, меня же жестоким прозвали, а я и рад, ибо от них одно затруднение только выходило: иная целый час толкует о своих видениях у аналоя, а другие тем временем ждут»738 .
Духовноопытный о. Киприан был духовником настоятеля Святогорской пустыни архимандрита Германа (Клицы). Скончался о. Киприан в Святогорской Успенской обители.
Литература
Очерк жизни в Бозе почившего Святогорской Успенской пустыни настоятеля, архимандрита Германа Ковалевский А.Ф., Харьков, 1894. С. 31, 43, 62.
Очерк жизни затворника Святогорской пустыни иеросхимонаха Иоанна. Одесса, 1893. С. 23.
Духовник Святогорской Успенской пустыни иеромонах Иоанникий // Жизнеописания отечественных подвижников благочестия 18 и 19 веков. Февраль. М., 1906. С. 142, 147, 152.
ГЛИНСКИЙ ВОСПИТАННИК ПОСЛУШНИК ВАСИЛИЙ, ВПОСЛЕДСТВИИ АРХИМАНДРИТ ВЕНИАМИН, НАСТОЯТЕЛЬ ВОСКРЕСЕНСКОГО НОВО-ИЕРУСАЛИМСКОГО МОНАСТЫРЯ (†1890)
(Память 22 августа ст. ст. / 4 сентября нов. ст.)
Будущий архимандрит Вениамин (мирское имя его было Василий) в Глинской пустыни проходил послушание келейника у братского духовника о. Арсения (Митрофанова). Когда о. Арсений собирался переходить в Святогорскую пустынь, послушник Василий много помог ему в выборе и собирании братии, а сам собирался в Старый Иерусалим, куда получил увольнение и билет. Но о. Арсений убедил его ехать с собой в Святогорье, сказав: «Иерусалим от тебя не уйдет». Эти слова оказались пророческими. В Святогорье Василий был пострижен в монашество с именем Вениамин, рукоположен во иеродиакона, затем во иеромонаха и много потрудился на пользу обители. Он был казначеем и деятельным помощником игумена Арсения в благоустройстве Святогорской обители, где память о нем незабвенна. Затем воспитанник Глинской пустыни о. Вениамин был назначен настоятелем Воскресенского Ново-Иерусалимского монастыря, где в сане архимандрита 22`августа 1890 года окончил свою жизнь.
Литература
Очерк жизни в Бозе почившего Святогорской Успенской пустыни настоятеля архимандрита Германа. Харьков А.Ф.`Ковалевский. 1894. С. 43–44.
СХИМОНАХ ИОАНН (†1890)
(Память 1 октября ст. ст. / 14 октября нов. ст.)
Цит. по: Глинский подвижник схимонах Иоанн // Жизнеописания отечественных подвижников благочестия 18 и 19 веков. Октябрь. М., 1909. С. 3–5.
Отец Иоанн, в монашестве Иеремия739 , в Глинскую пустынь поступил в 1862 году; пять лет нес хлопотливое послушание при монастырской гостинице, потом был назначен на трудную и ответственную должность эконома, которую ревностно и со страхом Божиим исполнял до назначения в 1889 году лекарем и смотрителем братской больницы.
Еще экономом он прославился, как врач-самоучка, с любовью и успехом подающий помощь не только людям, но и домашнему скоту.
Людей отец Иеремия лечил преимущественно от простуды и застаревшего ревматизма. Для лечения последнего он употреблял глину и соль с примесью какой-то жидкости. Боль в груди устранял накладыванием особо составленного им пластыря, который очень благотворно действовал на больных. Для других болезней у отца Иеремии были разные травы и настойки. Словом, на все человеческие немощи он находил свои, только ему известные лекарства. Но более всего помогали его молитвы и его вера в помощь Божию, а также вера больных в действительность молитв самого отца Иеремии, с любовью относящегося к страждущему человечеству.
В доказательство любви отца Иеремии, иеромонах Н-рий говорил, что, когда он сильно заболел простудой, эконом Иеремия взял его к себе в келлию, лечил и ухаживал две недели до выздоровления.
Глинский лекарь-самоучка был известен далеко за стенами обители. Его вызывали в г. Курск для лечения сильного ревматизма у наместника Знаменского монастыря архимандрита Вонифатия.
Несмотря на многие обязанности смотрителя и лекаря больницы, прием больных братий и посторонних, отец Иеремия еще находил время возделывать огород и ухаживать за садом при больнице. Это был поистине великий труженик ради Царствия Небесного. Кажется, ни одной минуты он не оставался без дела. Всем подавал пример трудолюбия и младших заставлял помогать ему без всякого слова.
По виду будто бы строгий, не опускавший случая заметить упущение или шалость молодых послушников, отец Иеремия, лишь только у него просили прощения, с любовью все прощал, всегда при этом еще обласкает, даст яблок, слив или бубликов.
За пять месяцев до кончины семидесятипятилетний старец принял пострижение в схиму с именем Иоанн и, доселе прямой, бодрый, он сразу сгорбился. Полагают, что он стал носить на себе на железной цепи железный же тяжелый крест, который прежде надевал только при келейном правиле, совершаемом со многими земными поклонами.
Молитва подвижника, конечно, не могла нравиться врагу спасения. Он не преминул устрашать молитвенника, но безуспешно. Однажды же во время совершения Иоанном правила, вошла в келлию кошка и по мантии влезла ему на плечи. Отец Иоанн не испугался и продолжал молитву, кошка исчезла.
Близко знавшие старца замечали в нем дар прозрения. Близость своей кончины он также предузнал. Принятие схимы, частое причащение Святых Таин и постоянная молитва были его приготовлением к смерти, которая последовала 1 октября 1890 года, в день праздника Покрова Пресвятой Богородицы. Мы думаем не без значения душа его отозвана в такой день. Под покровом Царицы неба и земли она предстала престолу Нелицеприятного Судии – Бога, как усердно, 28`лет потрудившаяся для братии и обители. На могильном кресте схимонаха Иоанна надпись говорит: «Он заслужил себе особенную память помощью больным. Его молитвами, лечением и неослабным уходом неизлечимо больные, иногда врачами приговоренные к смерти, получали полное выздоровление».
Литература
Глинский подвижник схимонах Иоанн. (Память 1 октября) // Жизнеописания отечественных подвижников благочестия 18 и 19 веков. Октябрь. М., 1909. С. 3–5.
Подвижники Глинской пустыни. (Память 1 апреля) // Жизнеописания отечественных подвижников благочестия 18 и 19 веков. Апрель. М., 1908. С. 10.
Схимонах Иоанн // Глинская пустынь. Очерк современного состояния обители. В 2-х ч. Одесса, 1901. С. 45. То же. Одесса, 1904. С. 45. То же. Курск, 1912. С. 39.
Архивные документы
Послужные списки настоятеля, монашествующих и послушников Глинской Богородицкой общежительной пустыни за 1885`г. // ГАКО, ф. 20, оп. Зл л., д. 89, л. 24 об. –25.
МОНАХ ДИМИТРИЙ (†1891)
(Память 28 марта ст. ст. / 10 апреля нов. ст.)
Цит. по: Глинские иноки: схимонах Марк, иеромонах Порфирий и монах Димитрий. (Память 29 марта) // Жизнеописания отечественных подвижников благочестия 18 и 19 веков. Март. М., 1907. С. 336, 339.
Отец Димитрий740 мог служить примером иноческого нестяжания, терпения и смирения. Еще дома он, по рассказу его родного брата, жил, как монах: не кушал скоромного, каждое воскресенье ходил к литургии в ближайший Путивльский монастырь, а, чтобы не опоздать, вставал и уходил ночью.
В Глинскую пустынь Димитрий поступил в 1883 г. и назначен был в сапожную мастерскую, где исполнял самые грязные работы. По своему смирению он был молчалив и беспрекословен, готов всякому услужить во имя любви. Часто случалось, что уже рясофорным монахом он мазал дегтем сапоги какому-нибудь послушнику. Для неразумных смирение о. Димитрия служило поводом к насмешкам и оскорблениям. Особенно много досаждали подвижнику мальчики, обучающиеся в мастерской шитью сапог. Зная, что поношения и скорби очищают от грехов и дают бесстрастие, о. Димитрий добровольно терпел всякое оскорбление.
В келлии он также во всем утеснял себя, чтобы идти по узкому пути в Царство Небесное. Лишних вещей у него не было: только одна икона, стол, стул, табуретка и кровать. Из одежды одна худая ряска, один подрясник и одна пара белья. Когда он стирал свое белье, то оставался в одном подряснике. При заботах о чистоте души ему некогда было заботиться о чистоте своего помещения, да и ради подвига он о нем не радел. Летом в келлии у него было множество насекомых, но о. Димитрий не выгонял их и не убивал. Пословицу «мухи не обидит» про него можно было сказать в прямом, а не в переносном смысле.
Беспорочная духовная жизнь по Богу – возраст старости – на 43-м году приблизила о. Димитрия к оставлению этой юдоли скорбей и плача. От воспаления легких о. Димитрий скончался в три часа утра 28 марта 1891 г., пролежав в монастырской больнице более месяца. Во время болезни подвижник соборовался и несколько раз причащался. Перед самым отходом в иную лучшую жизнь, блаженный старец встал, поправил перед образами лампадку, помолился, лег, три раза ударил рукой о пол, на котором лежал, и тихо предал дух свой Богу.
Литература
Глинские иноки: схимонах Марк, иеромонах Порфирий и монах Димитрий. (Память 29 марта) //Жизнеописания отечественных подвижников благочестия 18 и 19 веков. Март. М., 1907. С. 336, 339.
Архивные документы
Послужные списки настоятеля, монашествующих и послушников Глинской Богородицкой общежительной пустыни за 1885 год // ГАКО, ф. 20, оп. Зл, д. 89, л. 64.
МОНАХ КИРИЛЛ ЮРОДИВЫЙ (†1891)
(Память 3 сентября ст. ст. / 16 сентября нов. ст.)
Цит. по: Глинский монах Кирилл юродивый // Жизнеописания отечественных подвижников благочестия 18 и 19 веков. Июль–декабрь. Том. доп. Ч. 1. Кн. II. М., 1912. С. 102–103.
Отец Кирилл в обитель поступил в 1854 году, семь лет усердно нес разные послушания. В 1861 году за добрую иноческую жизнь назначен пономарем. В этом послушании он пробыл также семь лет и награжден стихарем. По принятии подвига юродства, его переместили на пекарню, где он вместе с новоначальными пробыл 21 год, из них последние 14 лет читал еще Псалтирь по благодетелям обители. За время юродства своего подвижник потерпел много скорбей и оскорблений. Белья не переменял и этот подвиг сохранял в тайне.
Живший в одном коридоре с отцом Кириллом иеромонах Елеазар передавал монаху Товии, что Кирилл в своей келлии ругается. «Раз я отворил его келлию, – у него никого нет. На мой вопрос, Кирилл сказал: «Это я так». Товия сказал отцу Елеазару, что Кирилл ругается со врагами спасения, как об этом пишет св. Антоний Великий.
Тот же Товия говорил: «Когда я был послушником, видел страшный сон: на меня напали какие-то страшные люди. Вдруг является отец Кирилл с крестом в руках: все мои враги разбежались. Утром я встретил Кирилла: он по обыкновению всегда серьезный, на мое приветствие, улыбнулся. Мне показалось – он знает о своей помощи мне».
В 1888 году отца Кирилла, слабого и немощного, перевели в больницу. Оставленный в покое от преследования за юродство, он пребывал в молчании с единым Богом, необходимое говорил в двух-трех словах.
Желая быть более сосредоточенным на молитве, он стоял в храме с закрытыми глазами, но чтобы скрыть это, притворялся спящим. Одни, не ведающие многообразных подвигов спасающихся, соблазнялись им, другие удивлялись, как он – спящий, всегда просыпался, когда при богослужении необходимо было класть положенные поклоны.
Все земное подвижник считал за сор, который останется на земле. Деньги, приходящие ему от брата, бросал куда попало и они валялись где-либо на полу или на окне, пока кто-либо из больничных не прибирал их для его же необходимости или не отдавал на общую потребность монастыря.
За три недели до смерти отец Кирилл почти ничего не ел, только утром и вечером выпивал по полчашке чая. Накануне перехода в лучший мир, он приобщился Святых Таин. Когда в день смерти ухаживающий за ним брат Матвей по обыкновению принес обед, он сказал: «Теперь уже не надо». Последние слова подвижника Матвею были: «Терпи и смиряйся».
Отец Кирилл скончался 57-ми лет 3 сентября 1891 года.
Литература
Глинский монах Кирилл юродивый. (Память 3 сентября) // Жизнеописания отечественных подвижников благочестия 18 и 19 веков. Июль–декабрь. Том. доп. Ч. 1. Кн. II. М., 1912. С. 102–103.
Архивные документы
Послужные списки настоятеля, монашествующих и послушников Глинской Богородицкой общежительной пустыни за 1885 год // ГАКО, ф. 20, оп. 3 л., д. 89, л. 23 об – 24. «Монах Кирилл. Светское имя его было Корнилий Гиц. 52 года. Женат не был. Читать и писать может. Из вольноотпущенных Калужской губернии. По поступлении в Глинскую пустынь проходил общежительные послушания с 1854 года. Посвящен в стихарь 2 сентября 1864 г. В монашество пострижен 8 июня 1865 года в Глинской пустыни игуменом Иннокентием. Ныне проходит послушание при хлебопекарне и читает Псалтирь по усопшим. Качеств добропорядочных, к послушаниям усерден».
МОНАХ ИОАНН ТЕРПЕЛИВЫЙ (†1891)
(Память 12 октября ст. ст. / 25 октября нов. ст.)
Цит. по: Глинский монах Иоанн терпеливый // Жизнеописания отечественных подвижников благочестия 18 и 19 веков. Июль–декабрь. Том доп. Ч. 1. Кн. II. М., 1912. С. 266–268.
Тихий и скромный рясофорный монах Иоанн трудился в Глинской пустыни мальчиком-рабочим, исполняя самые неприятные обязанности. В 1884 году он поступил в Глинское братство и семь лет до самой смерти был поваром, последнее время при кухне на монастырской гостинице.
За 10 лет до блаженной своей кончины он заболел и постепенно таял, как свеча, но никому не жаловался, терпеливо переносил свои страдания и молча исполнял свое дело за себя и за подручных своих помощников. Поистине это был великий терпеливец. Приготовить обед на большое число гостей-богомольцев, всем угодить, всех удовлетворить, не оскорбляя и не оскорбляясь, – действительно, надо иметь немало терпения, особенно когда помощники часто сменялись и не знали, что и как делать. Если иногда приходилось неприятное сказать своим подчиненным новоначальным послушникам, то отец Иоанн сам же первый у них попросит прощения. Пищу приходилось приготовлять в несколько блюд: кому с рыбой, кому постную, без рыбы, а также в больницу некоторым больным. При таком ее разнообразии, много было хлопот: одно делай, другое приготовляй, третье ставь на плиту, четвертое снимай и т.д. Вдруг, что-либо закипело, льется на плиту и производит чад, надо скорее снять, а помощники или замедлят или не догадаются. Отцу Иоанну самому приходилось бежать к плите и второпях голыми руками брать горячие кастрюли. Поэтому руки его привыкли ко огню и его не боялись. Судя по себе, Иоанн иногда благословлял своим помощникам брать горячую посуду тоже голыми руками, но у них не было такой веры и послушания, как у ученика одного святого старца, который, оставив в печке кочергу, по благословению своего учителя, полез в топившуюся печку и взял кочергу без всякого для себя повреждения.
По наружному виду отец Иоанн более похож был на мертвеца: болезнь, постоянный пост, воздержание и скорби по послушанию иссушили его. Труженику многократно предлагали отдохнуть, полечиться, полежать в больнице, но он не хотел уходить с послушания: лекарств никаких не принимал: во всем полагался на Господа, Который силен живить и мертвить. 11 октября 1891 года отец Иоанн до того ослаб, что его понудили идти в больницу. Немного он прошел и упал. Его повели, но ноги ему не повиновались, – пришлось нести. В больнице отца Иоанна сейчас же особоровали, на другой день приобщили Святых Таин. Вечером того же дня, сказав три раза: «Умираю», больной сложил на груди руки, тяжело вздохнул, и душа его, оставив бренное тело, вознеслась к Богу, Которому старалась угождать в земной жизни. Могила отца Иоанна находится на братском кладбище рядом с другим приснопамятным поваром отцом Феодотом. Всей земной жизни Иоанна было 45 лет741.
Литература
Глинский монах Иоанн терпеливый. (Память 12 октября) // Жизнеописания отечественных подвижников благочестия 18 и 19 веков. Июль–декабрь. Том доп. Ч. 1. Кн. II. М., 1912. С. 266–268.
Подвижники Глинской пустыни. (Память 1 апреля) // Жизнеописания отечественных подвижников благочестия 18 и 19 веков. Апрель. М., 1908. С. 9.
Глинская пустынь. Очерк современного состояния обители. Одесса, 1904. С. 45. То же. Курск. 1912. С. 39.
СХИМОНАХ МАРК (†1893)
(Память 4 марта ст. ст. / 17марта нов. ст.)
Цит по: Глинские иноки: схимонах Марк, иеромонах Порфирий и монах Димитрий. (Память 29 марта) // Жизнеописания отечественных подвижников благочестия 18 и 19 веков. Март. М., 1907. С. 325–331. .
В жизни подвижника Марка, в миру Михаила Карлова, был один случай, заставивший его оставить соблазны мира сего и в пустынной обители искать единого на потребу души. Вот что он открыл об этом отцу настоятелю. Ему предстояло идти в солдаты, но не хотелось лишиться свободы. С другой стороны боялся строгостей долговременной военной службы... После долгой борьбы, он решился опалить себя порохом: набил им бумажную трубку и поджег. Взрыв пороха повредил ему глаза: правый глаз совершенно закрылся, а левый стал слезиться. От отбытия воинской повинности Карлов избавился, но потерял душевный покой. Неумолимая совесть постоянно преследовала его упреками за самоуродование и уклонение от священного долга верноподданных. К текущим слезам от повреждения присоединились слезы искреннего раскаяния. Последнее привело его в Глинскую пустынь, где он во святом послушании, посте и молитве желал найти успокоение своему духу.
Михаил Карлов поступил в обитель в 1865 году. На другой год «во внимание ко его доброму поведению и усердию к монастырской жизни», игумен Иннокентий просил Манторовское волостное правление (Тимского уезда Курской губернии), выдать Карлову увольнительное свидетельство для поступления в монашество. Первое послушание Михаила было на монастырской крупорушке. Там Господь, временно наказывающий любимых Своих для избавления их от вечных и страшных наказаний по смерти, видя доброе произволение искупить содеянный грех, послал Михаилу тяжелый крест болезни и скорбей. 4 декабря 1870 г. Михаил попал под колесо крупорушки, приводимое в движение лошадями, и еще более стал уродливым. У него покривилась спина, а видящий глаз выдался вперед. Справедливо говорит Священное Писание: «кто чем согрешает, – тем и мучится (Прем.11:17). Согрешил Михаил уродованием себя, и большим уродованием наказан. Уродливость немало способствовала оплакиванию грехов и смирению подвижника. Она была причиною оскорблений, насмешек и пренебрежения со стороны легкомысленных людей, часто судящих о человеке по наружности его. Но смиренный терпеливец все переносил, как посланное от Бога.
По выздоровлении, Михаила назначили смотрителем на монастырской мельнице и постригли в монашество с именем Мардарий742. На новом послушании отец Мардарий пробыл 23 года. Все это время жил в одной келлии, не заботясь об удобствах, украшении или побелке своего убогого помещения. Самые простые иконы, угольник, стол, табуретка и скамейка для спанья составляли все его имущество. Из одежды у о. Мардария ничего не было лишнего и притом все поношенное.
Кроме мельницы, храма, трапезы и своего жилища старец никуда не ходил, праздным никогда не был и между своими подчиненными был как последний, нередко на себе нося тяготы братий, без ропота выполняя недостатки их по послушанию.
Его послушание не было легким. Тягость увеличивалась разными неудовольствиями посторонних, приезжающих на мельницу. Только благодаря незлобию отца Мардария, все обходилось тихо и мирно. Через 15 лет мирного управления мельницей, по зависти врага спасения, строящего козни верным рабам Божиим, о. Мардарий снова подвергся опасности для своей жизни. Однажды он был схвачен за полушубок действующим мельничным колесом. К счастью тут был его помощник. Быстрым опущением заставы, он остановил воду и крикнул о помощи. Подоспевшие рабочие вытащили о. Мардария невредимым, но без полушубка. Последний остался на колесе, и его с трудом достали.
Кроме обязанностей старшего на мельнице, о. Мардария более 20-ти лет ежегодно назначали в г. Глухов, где он должен был безотлучно находиться в храме при Глинской явленно-чудотворной иконе Богородицы, которая пребывает в городе с 19 июля по 3 августа. (Имеются в виду времена написания жития о. Мардария. – Примеч. издат.) Такой почти непрерывный двухнедельный подвиг для старого монаха был нелегким, но его подкрепляли глубокая вера к Царице Небесной и вспомоществующая благодать Божия. Многие удивлялись безропотному терпению подвижника особенно потому, что все священноиноки и певчие чередовались между собою, а о. Мардарий оставался на своем послушании всегда один. Мало этого: ему еще приходилось обедать и ужинать урывками, не вместе с другими, а когда о нем вспомнят и пошлют кого-либо сменить только на время подкрепления пищей. Отец Мардарий довольствовался тем, что оставалось от братской трапезы. Иногда еще приходилось терпеть незаслуженные упреки за несвоевременный приход. Безропотный старец сносил все. «Прости Бога ради», – был его обычный ответ. Как виновный, он садился где-либо в стороне, чтобы не быть для других помехой, и торопливо утолял свой голод. Если за поздним приходом его, пищи от братского стола не оставалось, он ел один хлеб и скорее спешил на свой пост в храм к иконе Царицы Небесной. Случалось и так, что в суете о нем вовсе забывали и оставляли на целый день без пищи.
Не только в пище, но и во сне о. Мардарию приходилось себе отказывать. Спал он обыкновенно в то время, когда Чудотворная икона была заперта в храме, что продолжалось 3–4 часа. Изнеможденный летами и подвигами, в 1892 г. о. Мардарий просил заменить его при иконе другим, но подходящего не нашли и его назначили уже в последний раз, ибо до следующего крестного хода в г. Глухов ему не пришлось дожить.
Незадолго до смерти, по старости лет и слабости сил, о. Мардарий был освобожден от послушания на мельнице с назначением старцем-руководителем нескольких новоначальных братий743 . В сознании своей неопытности, он просил освободить его от нового послушания. Но, зная его безупречную подвижническую жизнь, о. настоятель не согласился, и Мардарий покорно принял старчество. Тогда он стал ходить к другим старцам – учиться руководить учеников по пути иноческой спасительной жизни. Сам смиренный, кроткий, терпеливый, он тем же добродетелям учил духовных чад своих. В особенности внушал переносить всякие обиды, не оскорблять обидчиков, а во имя любви, заповеданной Богом и ко врагам, молиться за них, а себе ожидать небесной награды. Однажды для доказательства такого снисхождения к обидчикам, чтобы показать, что их надо прощать и еще за них молиться, старец вынужден был сказать одному своему ученику случай из своей сокровенной жизни. Примерно он рассказал следующее: «Несколько лет тому назад я был сильно обижен одним братом. Видя в нем действие врага спасения, стал со слезами молиться Богу, чтобы мне без гнева перенести обиду и не впасть в злопамятование, а обидчика во имя любви простить. Долгое время на проскомидии за него вынимал частицу из просфоры. Ночью 8 ноября в день своего ангела светского моего имени и ангела обидчика, я особенно молился за оскорбителя и на ранней литургии также. Какое-то отрадное чувство разлилось по всему моему телу. По возвращении от обедни, в келлию приходит мой оскорбитель и, подавая теплый пшеничный хлеб, говорит: «Видел, отче. как ты о мне молился и поминал на проскомидии. Прости меня». Поклонился, оставил хлеб и вышел. Я обрадовался, благодарил Бога. Не слыша удаляющихся шагов брата, отворил двери келлии, осмотрел все кругом, но его нигде не было видно. Это меня удивило. Сердце преисполнилось необъяснимой радости. Попробовал хлеба: в нем был необыкновенно приятный вкус. После чаепития пошел я к имениннику благодарить за посещение и за хлеб. Но он уверял, что не приходил ко мне и хлеба не приносил. Значит, посетил меня не земной гость, а, должно быть, ангел хранитель моего обидчика. Когда я все рассказал, благодать Божия коснулась сердца брата, он пришел в умиление и просил прощения. Так, дивным промышлением Божиим, у нас восстановились добрые братские отношения». Боясь человеческой славы, старец заповедал до его смерти никому не говорить о явлении ему ангела. Ради того же смирения в духе истинного монашества, о. Мардарий никому не открывал своих келейных подвигов, но о них можно судить по следующему факту. В одно время за дверями своей убогой келлии подвижник услышал голос настоятеля и, на произнесенную для входа молитву Иисусову, поспешил ответить: «Аминь». При входе аввы, отец Мардарий смиренно повергся ему в ноги и просил благословения. В келлии отец настоятель увидел на угольнике перед иконами раскрытую Псалтирь, которую не успел закрыть Мардарий. И что замечательно: Псалтирь была раскрыта на 41-м псалме. Первые слова, которые бросились в глаза отцу игумену, были: «Быша слезы моя мне хлеб день и нощь». Как бы желая убедиться, авва посмотрел в лицо подвижника: левый слезящийся глаз был особенно красен и слезлив. Несомненно, что свое келейное правило о. Мардарий совершал со слезами.
За шесть дней до смерти о. Мардарий ужинал с одним из своих учеников и, предчувствуя близость вечной разлуки, сказал: «Из этих чашек мне более есть не придется». Ученик спросил: «Почему вы так, батюшка, говорите»? Старец, скрывая свое крайнее изнеможение, отвечал: «Я здоров, но думаю завтра сходить в больницу; может, там и останусь». На другой день он был принят в монастырскую больницу по старческой немощи. Накануне смерти, когда послушник принес ему обед, отец Мардарий сказал: «Завтра мне уж ничего не нужно будет». Но и в этом обеде он не нуждался и не прикоснулся к нему. На другой день 4 марта 1893 года ночью он окончил земное бытие на 64-м году от рождения744 и действительно ни в чем земном не нуждался, кроме заупокойных молитв своих ближних. В загробную жизнь о. Мардарий напутствован всеми спасительными Таинствами Святой Церкви: особорован, причащен и облечен в великий ангельский образ (схиму) с именем Марка. Поистине, блаженна была его кончина! Если напутствие одним из упомянутых Таинств служит для верующих залогом прощения грехов, то тем более соединение всех их вместе. Такая смерть и самая жизнь старца дают нам уверенность сказать, что Господь, видящий смирение и труд отца Марка, простил ему грехи, душу избавил от смерти, очи его от слез (Пс.55:14). Ибо, по слову Священного Писания, плакавшие здесь, утешаются в Царствии Небесном (Мф.5:4) и сеющие здесь слезы, там пожинают радость (Пс.125:5).
Литература
Глинские иноки: схимонах Марк, иеромонах Порфирий и монах Димитрий. (Память 29 марта) // Жизнеописания отечественных подвижников благочестия 18 и 19 веков. Март. М., 1907. С. 325–331.
Марк (Лозинский), игумен, проф. Московской Духовной Академии. Отечник проповедника. Практическое пособие для студентов: 1221 пример из Пролога и Патериков. Загорск (ныне Сергиев Посад) Троице-Сергиева Лавра, 1971. С. 474. № 679: «Усердная молитва Глинского схимонаха Марка за своего обидчика была услышана: к нему явился ангел в образе обидчика и подарил теплый хлеб; когда обидчик узнал об этом, то умилился, просил прощения, и они примирились».
Глинская пустынь. Очерк современного состояния обители. 2-е изд. Одесса., 1904. С. 47. То же. Курск, 1912. С. 41.
Архивные документы
1 ГАКО, ф. 20, оп. 3 л, д. 89, л. 26 об., 27.
2 ГАКО, ф. 20, оп. 3 л, д. 109, л. 24 об., 25.
МОНАХ ЕВГЕНИЙ (†1894)
(Память 12 мая ст. ст. / 25 мая нов. ст.)
Цит. по: Монах Евгений Глинский // Жизнеописания отечественных подвижников благочестия 18 и 19 веков. Май. М.. 1908. С. 78–86.
Монах Евгений прибыл в Глинскую пустынь в 1883 году 22-х лет и назначен на послушание при гостинице, где обратил на себя внимание ласковым обращением с гостями. Его перевели – помощником гостинника на подворье при Сеймских мельницах близ г. Путивля. Новое послушание требовало немалых хлопот по принятию всех едущих в обитель и из обители... Ибо до проведения подъездного пути Ворожба-Середина-Буда Киево-Воронежской железной дороги745 все ехали в Глинскую пустынь на ст. Путивль и останавливались на подворье Сеймских мельниц. При настоятельстве архимандрита Иннокентия (†1888) для советов с мудрым и прозорливым Глинским настоятелем приезжало особенно много посетителей. Сам о. Иннокентий часто ездил на Сеймские мельницы, и братиям гостиного двора много было дела. Отец Евгений часто не мог управиться, но молитвами батюшки о. Иннокентия все тягости послушания нес благодушно.
Видя ревность юного подвижника, враг спасения внушил ему мысль, что от такого послушания он заболеет, что сырой воздух от близости реки Сейма ему вреден. От самомнения Евгений действительно заболел и стал просить перевести его в монастырь. Отец Иннокентий сказал ему: «Я тебя не сам назначал, на это была воля Божия и Царицы Небесной, не могу преступить Их святой воли; покоряйся и ты. Старайся нести послушания без рассуждения и получишь награду, молись Матери Божией и будешь здоров».
Еще полгода Евгений боролся с прежним помыслом о вреде для здоровья, но победил его. Однако искушение не оставляло подвижника. Он стал тяготиться послушанием, а потом восстали в нем нечистые похотения. Снова он просится в монастырь. Отец Иннокентий, как мог, утешил его, советуя нести данное послушание ради вечной награды на небесах. Сила убеждения на этот раз подействовала, и Евгений беспрекословно стал нести все тягости трудного послушания. Молитвой, постом, непрестанными трудами, по благодати Божией, он победил плотские вожделения.
Смиренный молодой монах и там, где являлся по послушанию, как старший и распорядитель работ, с трудом был отличаем посторонним от прочих: он сам во всем показывал пример; любовью и лаской заставлял рабочих трудиться более усердно.
Под надзором отца Иннокентия, из него выработался тихий, ласковый, терпеливый от юности подвижник, вполне подходящий на послушание гостинника, которое потом отец Евгений занял и до самой смерти исполнял с любовью.
Казалось отец Евгений вырос на этом послушании, сроднился с ним и был незаменим.
Евгений всегда ожидал гостей: к приезду лошадей с поезда у него все было приготовлено. Он без требования немедленно подавал закуску и чай, разве спросит, что угодно вперед подать. Отец Евгений знал все требования интеллигентов и делал множество услуг, которые имеют большое значение для приезжего. Иногда между гостями находились любители поговорить и в отце Евгении находили покорного слушателя не потому, что гостинник сам любил поговорить, но потому, что невниманием своим он не хотел оскорбить гостя.
Вообще молодому подвижнику не приходилось много спать, всего 3–4 часа в сутки. Кроме многосложных обязанностей, требующих его присутствия в разных местах, о. Евгений старался, по возможности, сам встретить всякого приезжего из обители, своего ли брата или постороннего, а в полночь отправить его на станцию железной дороги, для чего надобно было распорядиться кучерами, лошадьми и т.д. Конечно, многое можно было поручить другим, но он все сам хотел видеть, чтобы не было где какой неисправности.
Зная, как пагубно придаваться нерадению и уступать требованиям бренного естества, всегда ищущего покоя, неги, удовольствия от сластей и страстей, мудрый монах соблюдал во всем воздержание. Других угощал, а сам вкушал очень мало. Он сам подавал на стол, потом садился кушать, кушал медленно, иногда только показывал вид, что кушал, вскоре снова уходил, и этим утаивал свой подвиг воздержания.
Избегая славы, отец Евгений часто скрывал свое имя. Был такой случай. Приехали две монахини и о. Евгения спрашивали об отце Евгении, к которому им советовали обратиться по приезде на мельницы. Отец Евгений пригласил монахинь в гостиный дом, предложил чай и потом обед. На вопросы об о. Евгении, говорил: он занят, да мы и без него обойдемся. Наконец, монахини уезжают и в присутствии одного послушника просят увидеть о. Евгения. Услышав это, послушник не вытерпел и сказал: «Да вы говорите с о. Евгением и о нем же спрашиваете?» Монахини начали благодарить доброго гостинника за радушный прием.
В подчинении о. Евгения было несколько братий, вольнонаемных кучеров, рабочих, мальчиков, и он имел поводы к неудовольствиям, но гневным его не видали. К подчиненным он относился ласково, иногда вины их брал на себя и старался все покрыть любовью. Если кто провинится, или что не так сделает, он обыкновенно, без всякого гнева, а со скорбью и сожалением говорил: «Ишь ты какой! Разве можно так делать?» За то и ему платили любовью, стараясь чем-либо не оскорбить его. Но скорбей у о. Евгения всегда было много, он их скрывал, и кто близко не знал его, тот мог думать, что у него все тихо, мирно и ничто не возмущает его душевного покоя. Содержание гостиного дома и прием гостей требовали немалых расходов, кои не всегда были желательны тем, которые наживали деньги. Отсюда причина многих неприятностей.
Однажды отца Евгения оклеветали и потребовали в монастырь. Приехав туда вечером, он много скорбел, не зная, чем дело кончится, и спать не мог. Слезная молитва немного успокоила его. и под утро он уснул. Во сне видит покойного архимандрита Иннокентия. Тот советует ему терпеливо переносить скорби, покориться воле Божией, ниспосылающей все к нашему спасению.
– Трудно, батюшка, – говорит ему Евгений, не могу перенести, помогите! Отец Иннокентий тяжело вздохнул и громко сказал: «Что с вами буду делать?» При этих словах о.`Евгений проснулся. Утром клевета обнаружилась, оправданный гостинник вернулся к своему послушанию.
Свободное от послушания время молодой подвижник проводил в молитве и чтении душеполезных книг. Особенно последние три года он стал удаляться от всякой суеты, сделался серьезным, сосредоточенным. Такая перемена в нем произошла после того, как он получил хороший урок о духовной жизни от одного проезжего опытного старца. Последний – благодарный гостиннику за его любезный прием, разговорился и между прочим, спросил у о.Евгения, читает ли он Иисусову молитву?
– Читаю, батюшка.
– Как читаешь?
– Обыкновенно по четкам известное число молитв, как благословил мой старец-руководитель.
– Устами только?
– Устами.
– Всегда?
– Нет.
– Надо всегда, только тогда она нам принесет особенную пользу.
– По моему послушанию трудно, – постоянно отвлекаешься.
– Старайся, и навыкнешь, тогда ничто внешнее не будет препятствовать.
После этого разговора, опытный делатель Иисусовой молитвы долго поучал о. Евгения в том, как он должен упражняться в непрестанной молитве и трезвении ума.
Незадолго до смерти одному брату о. Евгений говорил, что по силе своей, он старается исполнять все сказанное тем старцем, а при недоумениях в творении молитвы письменно обращается к нему и имеет несколько ответов.
Для наилучшей характеристики подвижника приведем здесь воспоминания его племянника.
Тот писал: «Прежде я с отцом жил в с. Теткине, а в 1888 г., одиннадцати лет, переехал на жительство в пригородную слободку г. Путивля, близ монастырских Сеймских мельниц и тогда в первый раз увиделся с своим родным дядей по матери, монахом Евгением. Был обласкан его любовью и с тех пор до самой его смерти находился при нем: все внешкольное время летом вместе с другими мальчиками занимался в саду. В течение этих шести лет я пользовался высоким примером жизни о. Евгения и ни разу не заметил в его поступках чего-либо предосудительного. Уважая в нем не столько родного дядю, сколько истинно добродетельного человека, я без всякого преувеличения, по чистой совести, для памяти о нем могу сообщить кое-что из его жизни.
Прежде всего многих поражала неутомимость о. Евгения на послушании: он был гостинником на подворье Сеймских мельниц, поваром для приезжающих гостей и садовником. Кроме того, заведовал кучерами, скотным двором, огородом и полем. Столь многосложные обязанности почти не оставляли ему свободного времени. Утром, управившись с гостями, он шел в сад, огород или в поле. В келлию заходил лишь ненадолго, но и тогда я всегда заставал его или сидящим с четками в руках и творящим Иисусову молитву, или же за душеполезной книгой. Заботы многотрудного послушания не отвлекали отца Евгения от обязанности инока: он рано утром или поздно вечером исполнял свое монашеское келейное правило. Видя его постоянно бодрствующим даже ночью (ибо отправление лошадей на станцию всегда было в полночь), я спрашивал дядю: «Когда вы спите?» Он, обыкновенно, отвечал: «Мы-то спим, а враг наш бодрствует».
Кроткое слово отца Евгения, его снисходительность ко всем, братская любовь и железное терпение везде приносили благословение Божие и успех в деле.
Первым помощником из братий отцу Евгению назначен был послушник Потапий. Он обязан был варить обед и ужин для приезжающих гостей и, по монастырскому обычаю, каждый день утром приходил к о. Евгению испрашивать благословения – что варить? Не зная, сколько будет обедающих, потому что часто неожиданно приезжали братия и посторонние, отец Евгений отвечал: не знаю. Немного спустя, Потапий снова спрашивал и получал тот же ответ. «Когда же все приготовить? – недоумевал помощник Евгения и сильно возмущался, что не управится с предстоящим делом. Незадолго до обеда отец Евгений сам приходил на кухню и указывал, что приготовить, а смущенному Потапию говорил: «Делай с упованием на Бога и управишься». Так и случалось: пища всегда уваривалась к обеду (для которого не было точно определенного времени и в случае неуправки можно подать позднее).
Все козни врага спасения, возбуждавшего несогласие между подчиненными о. Евгения и иногда посторонними, разрушались смирением и младенческою кротостью «молодого монаха», как называли о. Евгения мирские. Так, однажды, скот крестьян слободки Сеймских мельниц зашел в монастырский огород и причинил вред. Увидав это, рабочие загнали скотину во двор. Через час от общества пришел уполномоченный Иван М-ко, встретил о.`Евгения страшной бранью и хотел ударить в лицо. Отец Евгений смиренно поклонился ругателю и сказал: «Прости, брат, – я виноват», и велел выпустить скотину. М-ко поражен был поступком о. Евгения, пал на колени и со слезами просил прощения. Незлобивый монах простил его и сказал несколько слов на душевную пользу. С тех пор несколько лет, до самой смерти о. Евгения, этот крестьянин приходил за советом к «молодому монаху». Такова сила смирения, – она и врагов делает друзьями.
Благотворное влияние о. Евгения особенно выразилось на нравственности мальчиков, смежных с монастырским владением слобод: Сеймской и Пригородной. Мальчиков было 15–25. В летнее время, по указанию о. Евгения, они обрабатывали сад и огород, а зимой приходили к доброму батюшке просить почитать книжек. Отец Евгений удовлетворял их просьбы, а иногда дарил им малые книжки и листки. Ласковое обращение, слово, сказанное на пользу, и высокий пример жизни о. Евгения укореняли в детях страх Божий, устраняли все нехорошее и исправляли непокорных, шаловливых мальчиков. Достаточно было побыть у Евгения хоть один день, чтобы сделаться покорным на всякое дело.
Вот почему некоторые из родителей приходили к о. Евгению и благодарили его за исправление своих малолетних сыновей, да и те, придя в возраст, вспоминали молодого монаха.
Впрочем, не за одно это сохраняется добрая память об о. Евгении. Он, чем мог, служил на пользу ближним: приходящим и просящим помогал добрым советом, больным, кроме того, давал разные простые средства, хотя сам лекарствами никогда не лечился.
С верой принимающие советы и лекарства получали желаемый успех и также приходили с благодарностью.
В числе добродетелей молодого монаха была его нестяжательность. В белье и одежде у него не было ничего лишнего; одежду носил скромную. Если к этому прибавить несколько малых простых икон и несколько книг, то мы составим полное понятие об имуществе отца Евгения. О нем он не заботился, не прилагал сердца. Когда перед смертью его просили распорядиться собственными вещами, он сказал: «У меня ничего нет».
За три года до смерти тяжелая чахотка стала подтачивать и без того слабый организм отца Евгения. Но, сколько было возможности, Евгений продолжал свое послушание, никому не жаловался на болезнь, переносил ее терпеливо, лежать не любил.
В сентябре 1893 года он вынужден был поступить в монастырскую больницу. Там надоело ему быть без дела и, далеко не поправившись, он через месяц выписался. Заботы и скорби послушания усилили болезнь: на Фоминой неделе следующего года он слег в постель, отправлен в монастырь и, по принятии в больницу, особорован. Дни его были сочтены. Он таял, как свеча. Последние три дня каждый день причащался Святых Таин. Когда 12 мая у него началась агония, смотритель больницы громко сказал ему над ухом: «Отец Евгений, как же вы умираете без причастия?!» И что же? Агония прекратилась, умирающий открыл глаза, пришел в чувство и просил причастить. Братский духовник в Таинстве Св. Евхаристии соединил его со Христом Богом и прочитал отходную, в конце которой, в 8 часов утра, праведная душа отца Евгения тихо отлетела в небеса. Многие из братий, видя или слыша о блаженной кончине отца Евгения, не усомнились назвать его святым человеком. Все сожалели о его ранней смерти, подчиненные почившего плакали.
На могильном кресте подвижника надпись говорит: «Под сим крестом погребен монах Евгений, в мире Евмений Бобров, скончавшийся смертью праведника 12 мая 1894 года на 33 году от роду. Он с полным усердием и любовью к ближним послужил обители десять лет».
Отец N. долго не мирствовал на о. Евгения, но никак не ожидал его скорой кончины. Разлука, без должного примирения, терзала его сердце.
Благородный незлобием сердца и благосклонный к скорбям ближних, отец Евгений явился ему во сне. N. обрадовался и сказал: «Я скорблю, что с тобою не простился». Явившийся отвечал: «Вот потому я и пришел к вам». С этими словами Евгений пал в ноги отцу N а тот ему. «С тех пор, – говорил отец N – скорбь моя прошла, и я обрел душевный мир».
Литература
Монах Евгений Глинский. (Память 12 мая) // Жизнеописания отечественных подвижников благочестия 18 и 19 веков. Май. М., 1908. С. 78–86.
Подвижники Глинской пустыни. (Память 1 апреля) // Жизнеописания отечественных подвижников благочестия 18 и 19 веков. Апрель. М., 1908. с. 10.
Монах Евгений // Глинская пустынь. Очерк современного состояния обители. В 2-х ч. Одесса, 1901. С. 46. То же. Одесса, 1904. С. 46. То же. Курск, 1912. С. 40.
Архивные документы
Послужные списки настоятеля, монашествующих и послушников Глинской Богородицкой общежительной пустыни за 1885 год // ГАКО, ф. 20, оп. 3 л, д. 89, л. 64 об. «Послушник на временном испытании Евмений Бобров, крестьянин Черниговской губернии, 27лет, холост. Жительствует в Глинской пустыни по паспорту, выданному из Романовского Волостного Правления от 14 августа 1895 года за № 84. Поступил в Глинскую пустынь в 1884 году. Послушание проходит при гостинице».
Сводный послужной список настоятеля, монахов и послушников Глинской Богородицкой и Путивльской Молчанской Софрониевой пустыней за 1892 г. // ГАКО, ф. 20, оп. 3 л, д. 109, л. 44 об. – 45.
«Монах Евгений (светское имя Евмений Бобров), 31 год, женат не был. Читать и писать может. Из временно-обязанных крестьян Мглинского уезда, Черниговской губернии. По поступлении в Глинскую пустынь проходил разные общежительные послушания с 1884 года. В монашество пострижен 15 августа 1892 года в Глинской пустыни. Ныне послушание проходит при Сеймских водяных мельницах. Судим и штрафован не был. Качеств хороших и усерден».
ИЕРОСХИМОНАХ ИЛИОДОР (†1895)
(Память 9 апреля ст. ст. / 24 апреля нов. ст.)
Цит. по: Старец Глинской пустыни иеросхимонах Илиодор // Курские епархиальные ведомости. 1895. № 23. С. 475–480; 1895. 24–25. С. 481–497; № 26. С. 498–503; № 27–28. С. 504–517; № 29. С. 518–525.
9 апреля 1895 года, в Фомино воскресенье, в Глинской пустыни после долгой и тяжкой болезни тихо и мирно почил о Господе иеросхимонах Илиодор на 72-м году жизни.
Уроженец Курской губернии, отец Илиодор в мире назывался Никитой Захаровым. В 1854 году он, движимый ревностью о спасении своей души, в двадцатисемилетнем возрасте, поступил в Глинскую обитель под духовное водительство приснопамятного старца отца Макария, который мудро вел ученика своего по скорбному и тесному иноческому пути, воспитывая в нем терпение, смирение и страх Божий. Брату Никите старец постоянно внушал, что без смирения, основания всех добродетелей, никто не может наследовать Царствие Небесное, ибо “Господь взирает токмо на кроткого и смиренного и трепещущего словес Его (Ис.66:2) и что, по слову Апостола Иакова, надо быть скорым на слышание (т.е. быть всегда готовым к исполнению заповеданного нам), но медленным на слова и на гнев, который не творит правды Божией (Иак.1:19–20). Внушая ученику своему добродетели смирения и послушания, о. Макарий требовал неуклонного исполнения их на деле, а потому брату Никите пришлось немало потрудиться в борьбе с врагом спасения и соблазнами мира и плоти, хотя по своему тихому и скромному характеру, он, как бы от самого рождения призван был к иночеству; так, по крайней мере, отзывался о нем о. Макарий. Стараясь по силе возможности исполнить все спасительные наставления великого старца, брат Никита усердно нес монастырское послушание, не ожидая ни послаблений, ни поощрений; единым на потребу души его было искать Царствия Божия и правды его. С целью избежать самоволия он во всех делах своих обращался к старцу. Когда по слабости человеческой в чем-либо сознавал себя виновным, то без всякого оправдания, смиренно просил прощения, готовый понести налагаемую эпитимию. Любимому батюшке отцу Макарию брат Никита охотно открывал свою душу и все помыслы свои. Но врагу спасения неприятно было такое общение ученика со старцем, и он внушил брату Никите оставить Глинскую пустынь и скрыть это намерение от старца; но прозорливый старец сам узнал о нем. Однажды о. Макарий позвал брата Никиту к себе и сказал: «Зачем в другую обитель, живи здесь, тебе тут место указано». Пораженный прозорливостью старца, Никита остался в Глинской пустыни. В другой раз брат Никита испытал на себе дар целения о. Макария: «У меня, – рассказывал впоследствии брат Никита, будучи уже иеромонахом, – в течение нескольких дней болела голова, думал пройдет и старался превозмочь боль. Изнемогая от боли, я вышел на двор, думая получить облегчение, слышу зовет меня о. Макарий. Подхожу к нему, беру благословение. Старец сам спросил у меня: «Болит голова? Что же ты молчишь?» С этими словами он перекрестил голову, и боль прошла. Такими действиями (прозрения и целения) отец Макарий более всего заставлял своих учеников верить в спасительность его духовного руководства.
Кроме смирения и послушания, о. Макарий, сам прошедший многотрудный иноческий искус, воспитывал в брате Никите терпение ради обетованных будущих благ. «Многими скорбями подобает нам внити в Царствие Божие», – говорил он ученику словами Священного Писания (Деян.14:22) и этим старался устранить вредное в спасении самосожаление. В твердой уверенности, что все совершающееся происходит по всеблагой воле Господа нашего Иисуса Христа, сказавшего: «Без Мене не можете творити ничесоже» (Ин.15:5), ревностный послушник Никита благодушно переносил все скорби и огорчения, стараясь скрыть от сотоварищей все трудное и неприятное. «Зачем еще и других печалить своими скорбями, у каждого их довольно». Так учил его поступать о. Макарий. Но выше терпения, выше всех добродетелей, богомудрый старец ставил молитву, через которую можно испросить себе у Бога всякие дары божественной благодати. «Живущие по плоти плотское мудрствуют и Богу угодити не могут» (Рим.8:8, 9) они и желают противного духу (Гал.5:17); «дух животворит, плоть не пользует нимало» (Ин.6:63), поэтому, кто хочет жить по духу, должен пребывать непрестанно в молитве: “непрестанно молитеся, всегда благодарите», – говорит апостол. Отец Макарий от брата Никиты настойчиво требовал творения непрестанной молитвы и как только, бывало, увидит его, всегда спрашивает: «А как молитва»? и расспросив его, давал подробное указание на будущее время, при этом старец пояснял, что о. игумен Филарет, а также игумен Евстратий всегда справлялись у послушников, творят ли они Иисусову молитву, особенно когда ничем не заняты, идут дорогой и т.д. Кроме этих кратких наставлений, о. Макарий давал своему ученику и более подробные поучения о непрестанной Иисусовой молитве, поставляя усвоение ее конечной целью иночества. Для доказательства этого старец указывал Никите на слово о трезвении и молитве св. Исихия, пресвитера Иерусалимского из Добротолюбия (3 том). Кто подвизается внутри каждое мгновенье, тому необходимо смирение для брани с гордыми демонами, дабы всегда иметь помощь Христову. Господь ненавидит гордых. Надо иметь внимание, чтобы быть чистым от всяких помыслов, кроме непрестанной молитвы. Кто не имеет чистой молитвы, во внутреннейших сокровенностях души, дабы призыванием Господа Иисуса Христа незримо был бичуем враг, тот не имеет оружия на брань, потому что на себя надеющийся, а не на Бога, падает падением ужасным. Пребывая в общежитии, мы должны самоохотным изволением отсекать всякую свою волю перед настоятелем, дабы быть самопроизвольными безвольниками. Также надлежит ухитряться избегать возмущения раздражительностью, не допускать неразумных движений гнева, бегать безосторожной вольности в обращении с другими и уклоняться от бесед. Кто отрекся от страстных помыслов, тот сделал монахом внутреннего человека. Смирение освобождает от душевных страстей, а злострадания (подвижнические лишения) освобождают от страстей телесных. Телесные подвиги уменьшают похоть тела, но они вполне не охраняют от мысленных грехов. Сердечная чистота отсекает всякое зло, вводит в сердце радость, благонадеяние, сокрушение, плач, слезы, познание самих себя и грехов, памятование о смерти, истинное смирение, безмерную любовь к Богу и людям и сердечное божественное рачение. Если о Господе не по видимости хочешь быть монахом благим, кротким, соединенным всегда с Богом, то старайся проходить добродетель внимания, которая состоит в охранении ума и в установлении сердечного безмолвия. Наука наук и искусство искусств состоит в умении управляться со зловредными помыслами.
Без призывания Иисуса Христа невозможно прогнать прилога лукавого. Тот истинный монах, кто держит трезвение. Плоть – коварный друг – будучи довольствуема, поднимает сильную брань, поэтому враждуй против тела и воюй против чрева. Когда тело в чем-либо прегрешит, бичами бить его надобно до ран746 . Внимая сим словам святого Исихия из уст своего великого старца, брат Никита хорошо понял, что для делателя Иисусовой молитвы необходимо иметь: 1) уединение с постоянным безмолвием и охранением ума от всяких посторонних мыслей; 2) отсечение своей воли, с безусловным послушанием настоятелю; 3) истинное смирение, с безгневием, чуждым всякой раздражительности; 4) воздержание в пище и питии и 5) изнурение тела. Все эти добродетели по силе своей он старался стяжать под руководством о. Макария, а потом под руководством иеромонаха Гурия и схиархимандрита Илиодора, в честь которого был наречен в схиме Илиодором.
Восемь лет брат Никита проходил трудные послушания в полном повиновении старцу и старшим и, по достаточном утверждении в благодушном перенесении скорбей, в труде, посте и молитве, признан был достойным принять иноческие обеты. Перед постригом в мантию о. Макарий посоветовал Никите избрать себе старца – смиренного иеромонаха отца Гурия, ризничего, который и принял от Святого Евангелия брата Никиту, получившего при постриге в монаха имя Иероним К кроткому старцу поступил о. Иероним при постриге и конечно немало поучился у него словом и примером, но и о. Макарий не оставлял его своими советами.
Через три года после пострижения о. игумен Иоасаф имел намерение представить о. Иеронима к посвящению в сан иеродиакона. Но о. Иероним, сознавая себя недостойным и малоподготовленным к священному сану, отклонял предложение настоятеля, но этого отказа не одобрил старец: «Не следует противиться воле Божией», – сказал он. Вскоре после этого с о. Иеронимом был такой случай. Однажды он, утомленный дневными трудами, читал в келлии правило и задремал; горевшая церковная свеча упала с подсвечника и зажгла угольник, на котором стояли иконы, вспыхнувшее пламя заставило очнуться подвижника и потушить огонь. После этого случая о. Иероним согласился принять сан иеродиакона и был посвящен в 1861 году. Опасения о. Иеронима относительно малоподготовленности отчасти оправдались; ему очень трудно было освоиться с богослужением. «Кому доставалось легко, а мне трудно», – говорил о себе о. Иероним. Однако, несмотря на это, во уважение к его высокой иноческой жизни, через три года, он возведен был в сан иеромонаха. В этом сане о. Иероним свободнее мог посвятить себя любимому уединению. Непрестанная молитва, особенно молитва Иисусова, была обычным его келейным занятием.
Для достижения любимого уединения, он, следуя примеру Арсения Великого, всех избегал, хотя и всех любил. В своей келлии редко кого принимал и сам ни к кому не ходил, кроме послушания, церкви, братской трапезы, а также настоятеля, старца, духовника, а впоследствии и своего ученика; на опыте познал он, как много пользы приносит иноку безмолвие, уклонение от всяких пустых бесед и развлечения. Безмолвие созидает дух, развлечение – разоряет. По словам Варсонофия Великого, молчание более богословствования достойно удивления и славы (36-й ответ). Впоследствии о. Иероним и других наставлял быть молчаливыми и нередко в своем присутствии прекращал пустословие наставлением памятовать о молитве, помнить свое дело и избегать празднословия и пустословия. Верный обету нестяжания, о. Иероним в своей келлии ничего не имел лишнего. Все у него было самое простое, крайне необходимое, – даже иконы в его келлии были без всяких украшений, в самых простых киотах. Внешний вид келлии его не занимал, и неудобства не беспокоили; для него, казалось, все было удобным.
Келейное правило о. Иеронима постепенно увеличивалось, по мере духовного его преуспеяния. Последнее правило его было такое:747 2 главы Евангелия, глава апостольских посланий; 3 кафизмы, покаянный канон, 150 земных поклонов с молитвой Иисусовой, столько же поклонов с молитвой Богородице. Когда в церкви не полагалось земных поклонов, о. Иероним клал поясные поклоны; но кроме того он имел в правиле 33 земных поклона в память 33-летней земной жизни Спасителя и молитву Св. Ефрема Сирина «Господи и Владыка» с земными поклонами. Эти всегдашние земные поклоны он не делал только в неделю св. Пасхи748 . Иногда старец находил еще время вычитывать какой-либо канон или акафист, не говоря о том, что, как служащий иеромонах, он вычитывал в келлии все положенные каноны и молитвы, если их не приходилось выслушивать в церкви. Иисусова молитва положена была ему во всякое время. Молитва умом в сердце совершалась у него сама собой, хотя бы он занимался чем либо другим. Один из отцов спросил его во время болезни: «Как себя чувствуете, батюшка?» – «Слава Богу, молитва меня утешает, так было бы скучно». Но не к одной уединенной молитве усерден был о. Иероним. Все богослужения он посещал аккуратно и неопустительно, всегда отправлялся в церковь по первому удару колокола. Вкушая пищу в малом количестве, отец Иероним боялся всякого выделения себя из числа прочих и потому не налагал на себя особых постов и сухоядений, но никогда не позволял ни малейшего отступления от правил церковного устава относительно постановлений о пище. Насколько он был строг к себе в этом отношении можно судить по следующему. В великий пост за несколько недель до смерти, ему, изнемогающему от болезни, поста и старости, предлагали для подкрепления сил покушать рыбы. Старец улыбнулся и спросил: «На что мне силы»? – «Да вы, батюшка, очень ослабели, умереть можете». – «И умереть хорошо, – отвечал он, – буди воля Господня, а рыбы не надо, какой же я после того иеросхимонах буду». Так о.`Илиодор и не пожелал воспользоваться разрешением для больных рыбной пищи в пост.
За такую высокую жизнь о. Иероним любим был о. Макарием и схиархимандритом Илиодором. Еще в самом начале поступления о. Иеронима знаменитый Глинский подвижник старец Феодот отличил его.
Через год после поступления к Иерониму (в то время Никите)749 приехала мать, с которой он и встретил Феодота. «Кто это?» – «Мать». – «Дай Бог, чтобы поболее таких сыновей сюда приводили», – сказал о. Феодот.
Как иеромонах, о. Иероним наравне с другими нес череду священнослужения. Всегда исполненный благоговения и любви, он при священнодействии в высшей степени проникался страхом Божиим, что не могло укрыться от внимательного наблюдателя, хотя внешне он ничем не отличался от прочих. Чередная седмица для отца Иеронима была особенно трудна. Будучи уже иеромонахом, он все еще не мог отрешиться от робости и боязни. В напряженном состоянии ему, как и всем, приходилось священнодействовать от 7 до 10 часов в сутки, смотря по тому какой день: простой или праздничный. Кроме того, седмичный иеромонах обязан быть на братском обеде и ужине, вычитывать в келлии положенные молитвы, выполнять старческое правило и проч. Для сна почти не оставалось времени, все было занято послушанием и молитвой, а если оставалось свободное время, благоговейный иеромонах, каким был о. Иероним, от утрени до литургии и по принятии Святых Таин до вечера, вряд ли решался спать. Таким образом у такого иеромонаха вся неделя, можно сказать, состояла в непрерывном бодрствовании. Отец Иероним, как истинный труженик на пути спасения, многократно изнемогал в молитвенном подвиге, но не оставлял положенного правила, от этого здоровье его постепенно слабело, так что лет пятнадцать тому назад (т. е. около 1880 г. – Примеч. издат.) он был освобожден от чреды, но почти всегда участвовал в соборных богослужениях и молебнах, а также на общем Елеосвящении в великий четверг. Отец Иннокентий много раз желал избрать о. Иеронима на какую-либо должность, но последний, ежедневно молящийся Господу и Владыке не дать ему духа любоначалия, по своему истинному смирению, долго отказывался от предлагаемой чести и только в 1877 г., уступая настоянию о. игумена Иннокентия, о. Иероним согласился взять на себя должность ризничего и вместе с тем звание соборного старца.
Всегда благодушный и снисходительный, о. Иероним в должности ризничего потерпел немало скорбей. Тут требовалось отвечать и за себя и за других; ему трудно было кому-либо сказать обидное слово, а иногда по необходимости приходилось делать напоминания подчиненным; но эти напоминания его были в самых безобидных словах. Если же упущение было серьезнее, то он старался выговорить без всякого гнева, в голосе его слышалось скорее сожаление любящего отца о проступке сына, чем гнев начальника; казалось о. Иероним не способен был гневаться.
Кроткий, благодушный, молчаливый и ласковый, отец Иероним всех любил, всем желал мира, всех утешал или поддерживал в скорбях, когда кто к нему обращался. Сам он, по-видимому, всегда благодушествовал. От него никто никогда не слышал ни слова ропота на тягость послушания. Видя такое благорасположение к всем и благодушие, братия питала к нему любовь и уважение. Многие просили о. Иеронима взять их под свое руководство, но кротость и смирение заставляли о. Иеронима отказываться от руководительства другими, и он отказывался750 . Только одного ученика он взял к себе и то по особому желанию отца игумена Иннокентия (потом архимандрита). «Прими этого ученика, – говорил о. игумен о. Иерониму, – этот ученик тебе пригодится». И он, действительно пригодился старцу: во время болезни его много успокаивал его, ухаживал за ним и вычитывал ему правило, молитвы, часы, полунощницу. «Вот когда ты мне пригодился», – вспомнил старец слова отца Иннокентия, когда ученик с любовью служил ему во время болезни.
Избегая человеческой славы, о. Иероним тщательно скрывал свои подвиги, но «ничтоже бо есть покровенно, еже не откроется" (Мф.10:26) говорит Господь, прославляющий Его прославляющих. Тайное делание о. Иеронима не укрылось от хотящих поучиться его добродетелям. Один священноинок рассказал нам, что несколько лет тому назад, когда он был еще монахом, от невыносимых скорбей решился он писать Оптинскому старцу Амвросию о принятии его к себе в скит; сел писать, но не мог. В это время входит к нему о. Иероним. «Что делаешь?» – спросил он монаха. Тот рассказал все подробно. Выслушав его, добрый старец посоветовал, объяснить свои скорби настоятелю, а не уходить из обители. «По уходе старца, сердце мое успокоилось и я не ходил к настоятелю, _ говорил священноинок, – но по молитвам батюшки, безвыходное мое положение на послушании изменилось, скорби прошли; в молитвы старца я всегда верил»751 .
Утруждаемый болезнью и годами, о. Иероним в 1893 году вынужден был отказаться от должности ризничего и уволен по принятии схимы, которую он принял с именем Илиодора. После принятия великого ангельского образа иеросхимонах Илиодор несколько поправился, стал снова ходить к литургии, но по всему видно было, что силы его постепенно оставляли: жизнь его таяла, как свеча. Порок сердца у о. Илиодора был давно, лет 20, от него затрудняло дыхание и старец не мог спать лежа, поэтому, а также и ради подвига, он не ложился в постель; сидя одетый в кресле, он ненадолго успокаивался от понесенных подвигов и с первым ударом колокола спешил идти в храм в полночь на утреннее славословие Господа. Только в последнее время, когда болезнь о. Илиодора усилилась, он на малое время ложился на кровать, но за 6 месяцев до смерти снова перешел в кресло и уже не вставал с него. Однажды ему сказали: «Батюшка, вы бы легли, ведь так сидеть трудно». Старец ответил: «Трудно, кто не привык, а мне ничего». За месяц до смерти старца, желая продлить жизнь подвижника и пользоваться его мудрыми советами, отец настоятель благословил братии келейно усилить молитвы несколькими поклонами, и он прожил Светлую седмицу, хотя духом давно стремился скорее разрешиться от бренной плоти и «со Христом быти (Фил. 1, 21). Эти дни страданий больного, конечно, еще более предочистили смиренную душу почившего для славы в лике преподобных. Может быть для той же славы Господу угодно было перед самой кончиной усилить болезнь о. Илиодора. У него образовалась водянка со всеми обычными жестокими страданиями, сопровождающими эту болезнь. Но всегда покорный воле Божией, о. Илиодор все переносил без ропота, без стона и жалобы. Стоя на пороге в жизнь вечную, он благодушно ждал приближения смерти. В нем отрадно было видеть верующего добродетельного инока, у которого все упование было в Боге. В этом случае о. Илиодор вполне мог повторить апостольские слова: «Мы не унываем, если нынешний наш человек (тело) и тлеет, за то внутренний (душа) со дня на день обновляется. Ибо кратковременное (легкое) страдание наше производит в безмерном преизбытке вечную славу, когда мы смотрим не на видимое, но на невидимое, ибо видимое временно, а невидимое вечно» (2Кор.4:16–18). Готовясь к исходу в иной лучший мир, старец все время своей болезни часто приобщался и соборовался, а прошедший великий пост принимал Святые Таины почти ежедневно, на пасхе через день. Строгая жизнь и такое приготовление к смерти о. Илиодора открыли ему духовные очи: день кончины он предчувствовал; в пятницу на святой неделе он сказал: «Через два дня меня не будет», и слова его исполнились. Эти два дня больной был как бы в забытьи. 9 апреля рано утром старец причастился в полном сознании и после этого не открывал уст своих для земного слова; кажется, ничто внешнее не касалось его, только по дыханию видно было о присутствии души в теле, которая в эти часы может быть взирала на лучший мир вечного покоя и блаженства, а мы с некоторыми из братий смотрели на умирающего и молились за него Богу. В 9 часов 25 минут вечера 9 апреля он тихо скончался. Несколько более сильных вздохов прекратили его многотрудную жизнь за земле. Как-то не верилось в смерть старца. Сейчас был живой, и вдруг не стало?! Тут только вполне почувствуешь необходимость веры, она дает упование, что праведник, особенно напутствованный всеми христианскими Таинствами в жизнь вечную, "жив будет во веки и в Господе мзда его» (Прем.5:15), ибо как Таинство Причащения приемлется во оставление грехов и в жизнь вечную, так таинство Святого Елеосвящения, по учению св. Апостола Иакова, «молитвою веры спасает болящего, грехи отпускаются ему».
Без этого упования веры, жизнь наша не имела бы цели. Грустно становится за тех, кто верой не может проницать далее видимого вещественного. Человек яко трава, яко цвет сельный, дух пройде в нем и не будет на земле, но будет вечно в иной загробной жизни. Что сие таинство? Воистину таинство великое: взятое от земли в землю отходит, а дух вдохнутый Богом в тело, созданное «из персти», возвращается к своему Создателю. Итак, не стало старца, земной путь пройден им в угождении Богу. Благо ему, он с апостолом Павлом может сказать: «Подвигом добрым подвизахся, течение скончах, веру соблюдах. Прочее убо (а теперь) соблюдается (готовится) мне венец правды, его же воздаст ми Господь» (2Тим.4:7–8). Если неправедный судья бедную вдову защитил от соперника, то мы тем более верим, что Господь, Всеправедный Судия, пошлет ангелов своих защитить на мытарствах от духов злобы душу о. Илиодора, ту душу, которая в молитве Иисусовой вопияла Ему о помиловании день и ночь (Лук.18:3–7). Об исходе этой души из тела братии возвещено было тремя редкими удара большого колокола, при гробе установлена чреда священноиноков для чтения Святого Евангелия, через три часа отслужена заупокойная утреня. Утром 10 апреля после литургии была соборная панихида, вечером бдение; гроб вынесен в церковь. В день погребения 11 апреля заупокойную литургию совершали соборне, на отпевание вышли: отец настоятель, 6 иеромонахов и 3 иеродиакона. Несмотря на простой день, когда все были по послушаниям, любовь собрала ко гробу старца многих братий. Торжественное отпевание производило сильное впечатление, напоминая каждому о его смертном часе. Перед прощанием, по благословению о. игумена, одним из братий произнесено трогательное слово. Слово это, сказанное перед гробом подвижника, было поучительно для братий, как по окружающей печально священной обстановке, так и по содержанию; у некоторых оно вызвало слезы и несомненно останется надолго в памяти. Память о смерти, по учению святых отцов, особенно нужна монахам, она предохраняет от греха. "Помяни последняя твоя и во веки не согрешиши», говорит премудрый (Сир.7:39). И потому не бесполезно для живых присутствовать при погребении умерших; так и умершим бесспорно полезна молитва живых. По прощании, тело покойного при колокольном звоне, пении «Святый Боже» и частых остановках для литии с чтением Евангелия принесли к вечному упокоению близ церкви ближнего скита недалеко от могилы иеросхимонаха Макария. Так желал и убедительно просил отца игумена о. Илиодор, взяв с него слово, хотя по благословению милостивого архипастыря, о. настоятель предлагал о. Илиодору похоронить его в усыпальнице, где погребены архимандриты Илиодор и Иннокентий.
Вот гроб опустили в могилу, возглашена лития и еще пропета «Вечная память!» Хорошо, когда почивший оставляет по себе память добрых дел, но на сем свете что вечно? Добрые дела бессмертны на небе, только там все вечно. Святая Церковь о такой вечной памяти молится за усопших, желая им упокоения со святыми. Эту мысль она ясно выражает в погребальных своих молитвах и песнопениях, которые перед духовным взором верующего как бы открывают двери загробного мира, куда провожаем душу «усопшего» или уснувшего, чтобы за гранью видимого, она, освободившись от тяжести бренного тела, могла насладиться вечным покоем обещанного Царствия Небесного. Там более земного, «в память вечную будет праведник» (Пс.111:6), ибо "для вечности Бог создал человека, а не для тления; его Он сделал образом вечного бытия Своего» (Прем.2:23). Туда к своему Создателю и Спасителю стремилась всегда душа почившего иеросхимонаха Илиодора. Да почивает же она со святыми в селениях преподобных. Мир тебе и вечная память, назабвенный подвижник, показавший пример иноческих добродетелей!
Литература
Глинской пустыни иеросхимонах Илиодор. (Память 9 апреля) // Жизнеописания отечественных подвижников благочестия 18 и 19 веков. Апрель. М., 1908. С. 110–112; 115.
Старец Глинской пустыни иеросхимонах Илиодор // Курские епархиальные ведомости. 1895. № 23. С. 475–480; 1895. 24–25. С. 481–497; № 26. С. 498–503; № 27–28. С. 504–517; № 29. С. 518–525.
Марк (Лозинский), игумен, проф. Московской Духовной Академии. Отечник проповедника. (Практическое пособие для студентов. 1221 пример из Пролога и Патериков). Загорск (ныне – Сергиев Посад). Троице-Сергиева Лавра, 1971. С. 106–107. № 161: «Глинский иеросхимонах Илиодор, будучи болен, отказался покушать рыбы».
Жизнеописание Глинского подвижника схимонаха Архиппа. Одесса, 1902. С. 19.
Чудотворная икона Рождества Пресвятой Богородицы Пустынно-Глинская. Очерк явления иконы и описание чудес от нее происшедших. Одесса, 1907. С. 36–37.
«Почтенный старец иеросхимонах Илиодор, бывший в должности помощника ризничего более 30 лет видел много чудес, совершавшихся от Чудотворной иконы Рождества Богородицы, и в 1890`г. передал (сведения об этих чудесах. – А.И.) о. настоятелю, а он благословил записать 2 исцеления».
Жизнеописание игумена Филарета, возобновителя Глинской общежительной пустыни Курской епархии. 3-е изд. Одесса, 1905. С. 132.
Памятная книжка Курской губернии на 1892 год. Курск, отд. V. С. 157.
Памятная книжка Курской губернии на 1893 г. Курск, б. г. С. 57.
Подвижник Глинской Рождество-Богородицкой пустыни старец монах Мартирий (Собрал игумен Иассон). Курск, 1910. С. 31.
Краткое описание жизни и подвигов старца Глинской пустыни иеросхимонаха Макария. Одесса, 1901. С. 11.
Явление помощи и заступления Пресвятой Владычицы Богородицы во время пожарного бедствия в Глинской Рождество-Богородицкой пустыни // Курские епархиальные ведомости. 1892. № 10. С. 156.
Четвериков Сергий, прот. Молдавский старец Паисий Величковский. Его жизнь, учение и влияние на православное монашество. 2-е изд. Париж, 1988. С. 279.
Архивные документы
Послужные списки настоятеля с братией Глинской Рождество-Богородицкой пустыни за 1885`год // ГАКО, ф. 20, оп. 3 л, д. 89, л. 5 об,–6.
«Иеромонах Иероним (светское имя его было Никита Захаров), 61 год, женат не был. Учился читать и писать. Из государственных крестьян Курского уезда. Пострижен в монашество 20`сентября 1858 года настоятелем иеромонахом Иоасафом.
До производства во священнослужителя проходил общежительные послушания в Глинской пустыни с 1850 г. Рукоположен во иеродиакона в 1861 г., февр. 28-го; во иеромонаха – в 1864 г. сент. 4-го. Определен ризничим сей пустыни в 1877 г. апр. 13-го. За усердное прохождение послушания и честное поведение награжден набедренником в 1880 г. мая 29-го.
Ныне проходит должность ризничего и чредное священнослужение.
Качеств очень хороших. К послушаниям усерден».
Сводный послужной список настоятеля, монахов и послушников Глинской Богородицкой и Путивльской Молчанской Софрониевой пустыней за 1892 г. // ГАКО, ф. 20, оп. 3 л, д. 109, л. 5 об.–6. (Текст этого документа дословно повторяет послужной список о. Иеронима за 1885 год, за исключением того, что возраст его указан 68 лет).
О назначении иеромонаха Исаии настоятелем Глинской пустыни с возведением в сан игумена // ЦГИА, ф. 796. оп. 169, д. 185, л. 5.
СХИМОНАХ ПАНТЕЛЕЙМОН (†1895)
(Память 13 декабря ст. ст. / 26 декабря нов. ст.)
Цит. по: Глинский подвижник схимонах Пантелеймон // Жизнеописания отечественных подвижников благочестия 18 и 19 веков. Декабрь. М., 1910. С. 239–243.
Схимонах Пантелеймон, в миру Максим Криущенко, происходил из крепостных крестьян Черниговской губернии. Под руководством родителей и особенно благочестивой бабушки, воспитан был в страхе Божием и рос кротким, тихим мальчиком. Бабушка не раз говорила ему: «Ты, Максим, монахом будешь». Братья так и прозвали его монахом; через несколько десятков лет он, действительно, сделался монахом.
Ребенком Максим упал в речку. Прошло немало времени, пока рабочие вынули его из воды, но мальчик чудесно сохранился невредимым. Другой раз Максим и брат его Феодор ночью, карауля барский овин, уснули. Во время сна овин загорелся. Первым проснулся Максим, разбудил брата и выскочил, но, не видя Феодора, снова вбежал в овин и вытащил перепуганного брата. После этого сейчас же обрушилась горящая крыша овина. «Убежим», – говорил ему Феодор. «Нет, – отвечал Максим, – если убежим, – отец с матерью помрут с горя. Скажем – мы не знаем – как овин загорелся, и нам ничего не будет». С них, действительно, не взыскали. Вспоминая прошлое, старец говаривал: «Меня всюду Господь хранил: в воде не утонул и в огне не сгорел». В школе Максим учился хорошо, и сам впоследствии учил детей грамоте; читал и пел на клиросе; отличался усердием к посещению храма Божия и хорошо знал церковный устав.
Имея сильное желание поклониться мощам Киево-Печерских угодников, Максим ни у кого не спросившись, отправился на богомолье. Дорогой все мысли его были заняты желанием скорее достигнуть цели; о последствиях самовольной отлучки ему в голову не приходило; только в Киеве вспомнил об этом. Желая помешать усердной молитве, враг спасения старался еще сильнее устрашить паломника гневом барина, представляя ему побои, розги и всякие другие неприятности. «Не возвращайся, беги от барина», – внушал ему дух злобы, но богобоязненный крестьянин не послушался злого внушения. Уповая на Бога, Царицу Небесную и святых, он решил молиться за господ, умилостивить их или вытерпеть наказание. Глубоко потрясенный торжественно-умилительным богослужением Лавры, Максим забыл все земное и в молитвах находил великое утешение. Тут более, чем когда-либо, ему пришло желание быть монахом. Вспомнил он и предсказание бабушки. С сожалением он оставил Киев. Мысль, как явиться помещику, не покидала его всю дорогу. Прибыв домой, он немедленно принес повинную. Узнав цель отлучки, добрый барин не наказал его, а благодарил за молитвы и подарки, которые состояли из просфорок и священных изображений на бумаге.
По времени, кроме Киево-Печерской Лавры, Максим посетил и другие святые места. Наконец, без всяких средств, при помощи добрых людей, он прибыл во святой град Иерусалим и поклонился его святыням. На обратный путь у него тоже не было средств. После усердной молитвы, он от великомученика Пантелеймона получил деньги на дорогу. Когда его спрашивали, во сне или наяву ему явился святой великомученик, он отвечал: «Наяву».
После смерти матери, помимо желания, Максим должен был исполнить волю родителя и жениться. Стали рождаться дети: одни умирали, другие жили. Максим увидел себя связанным на всю жизнь, и уже не чаял быть монахом. Господь же, видя благое изволение Максима, посещал его печалями житейскими, болезнями в семействе и смертью детей. И в Максиме снова загоралась ревность угождения Богу.
В течение всей жизни, когда бывал в дороге, Максим не раз подвергался опасности, но всегда обращался с молитвой к Богу. Упование на помощь свыше не посрамлялось: Господь чудесно избавлял его от разных бед.
После смерти жены Максим выдал дочерей замуж, а сыновей женил, и, разделив имущество между детьми, поступил в Глинскую пустынь. Через несколько лет, в 1878`году, как знающий хозяйство, он был назначен смотрителем Белгородского загородного архиерейского дома, где и пострижен в монашество с именем Парамон.
До него на земле, принадлежащей архиерейскому дому, когда-то рыли колодезь, потратили много денег, а воды не достали и возили ее из слободки по 20 коп. за бочку. При покупной воде трудно вести хозяйство, и оно было запущено. Отец Парамон выбрал подходящее место и, с упованием на Бога, приступил к рытью колодца. На глубине трех аршин показалась в изобилии вода, нужная для скота, сада и огорода. Потом была вырыта сажанка и в ней разведена рыба. Все хозяйство улучшено, и доходность его увеличена.
У отца Парамона были две противоположные черты характера: в отношении себя и своих прямых обязанностей, он был вполне сметлив и благоразумен; в отношении посторонних – прост и наивен, как дитя. За простоту, добродушие и усердие он пользовался благосклонным вниманием высокопреосвященнейшего Сергия, епископа Курского (†митрополита Московского). Десять лет о. Парамон пробыл в должности смотрителя архиерейского дома и, может быть, пробыл бы там более, но одно важное событие в его жизни заставило искать большего уединения для духовных подвигов. Событие это – летаргический сон, случившийся с ним в 1888 г. Отца Парамона считали уже умершим, положили в гроб и хотели хоронить. Вдруг он встал. На вопрос, что видел, – молчал, хотя не отрицал своих видений. После летаргии о. Парамон усилил пост, молитву и покаянные подвиги. Для большей наглядности о памяти смертной сделал себе дубовый гроб и перешел обратно в Глинскую пустынь, где назначен на послушание при больнице, потом читал по очереди Псалтирь по благодетелям. С 1891 года он находился при часовне ближнего скита. Это послушание ему было вполне по душе. Двери келлии выходили прямо в часовню, где подвижник совершал свои моления. Тут нередко можно было его застать поющим какую-либо священную песнь или акафист. После ранней обедни отец Парамон ежедневно читал Святое Евангелие, «Апостол» и один из акафистов.
Находясь в часовне, о. Парамон пищу вкушал дважды в сутки. По его словам, к этому он привык еще в Белгороде. «При занятиях забудешь и о еде», – говорил он. Помня поговорку: «От того порок бежит, кто в гробу живой лежит», о. Парамон часто спал в своем гробу, а в полночь вставал и шел к утрени.
Когда, по послушанию или болезни, он не мог быть на каком-либо богослужении в обители, то келейно пел и вычитывал все положенное. Сосед его по келлии слышал как о. Парамон ночью отправлял у себя утреню. Во время трехлетнего послушания при часовне, не раз отца Парамона обижали посторонние люди; однажды ночью, когда он шел в монастырь к утрени, на него напали злодеи. Избитый и пораненный о. Парамон пришел в храм Божий.
В 1894 году о. Парамон принял св. схиму с именем Пантелеймона и, как по старости нуждающийся в постороннем уходе, переведен в больничный корпус. С принятием схимы, старец стал исповедоваться и причащаться почти еженедельно.
Несмотря на преклонность своих лет и полное изнеможение, он до самой смерти ходил в церковь. 13 декабря 1895 года, идя от вечерни, и, предчувствуя свою смерть, он громко пел похоронное: «Святый Боже...», а в 11 часов вечера того же дня тихо скончался, имея от роду 80 лет.
Литература
Глинский подвижник схимонах Пантелеймон. (Память 13 декабря) // Жизнеописания отечественных подвижников благочестия 18 и 19 веков. Декабрь. М., 1910. С. 239–243.
Архивные документы
Сводный послужной список настоятеля, монахов и послушников Глинской Богородицкой и Путивльской Молчанской Софрониевой пустыней за 1892 г. // ГАКО, ф. 20, оп. Зл, д. 109, л. 38 об–39.
«№ 50. Монах Парамон (светское имя его было Максим Криущенко), 77 лет, вдов по 1-м браке, читать и писать может. Из крестьян Глуховского уезда Черниговской губернии. По поступлении в монастырь проходил разные послушания при Белгородском загородном архиерейском доме с 1878 г. В монашество пострижен 20 ноября 1879 года в Курском Знаменском монастыре. Перемещен в Глинскую пустынь в 1888 г. июля 1го. Ныне послушание проходит при скитской Церкви. Судим и штрафован не был. Качеств хороших и усерден».
МОНАХ ПИМЕН (†1895)
(Память 1 апреля ст. ст. / 14 апреля нов. ст.)
Цит. по: Подвижники Глинской пустыни.(Память 1 апреля) // Жизнеописания отечественных подвижников благочестия 18 и 19 веков. Апрель. М., 1908. С. 10.
Монах Пимен ухаживал за больным, сам от него заразился и умер в 1895 г. Надпись на кресте его заканчивается ублажением положившего «душу свою за други своя».
Литература
Подвижники Глинской пустыни. (Память 1 апреля) // Жизнеописания отечественных подвижников благочестия 18 и 19 веков. Апрель. М., 1908. С. 10.
Монах Пимен // Глинская пустынь. Очерк современного состояния обители. В 2-х ч. Одесса, 1901. С. 46; То же. Одесса, 1904. С. 46; То же. Курск, 1912. С. 40.
ПОСЛУШНИК НИКОЛАЙ (†1896)
(Память 17 июня ст. ст. / 30 июня нов. ст.)
Цит по: Подвижники Глинской пустыни. (Память 1 апреля) // Жизнеописания отечественных подвижников благочестия 18 и 19 веков. Апрель. М., 1908. С. 11.
Блаженное послушание скоро спасет инока. Господь таких отзывает в Свои обители еще в молодых летах. Эта мысль выражена в следующей эпитафии (на его надгробии на кладбище Глинской пустыни. – А.И.). «Под сим крестом погребен послушник Николай Донской, на смерть удостоенный ангельского образа с именем Никифора. Он скончался после Св. Причащения 17 июня 1896 года, на 23-м году жизни. В обители подвизался два года и в сей короткий срок усердным послушанием и благочестным житием успел уготовить душу свою к блаженному переходу в вечность».
Литература
Подвижники Глинской пустыни. (Память 1 апреля) // Жизнеописания отечественных подвижников благочестия 18 и 19 веков. Апрель. М., 1908. С. 11.
Послушник Николай Донской // Глинская пустынь. Очерк современного состояния обители. В 2-х ч. Одесса, 1901. С. 47; То же. Одесса, 1904. С. 46; То же. Курск, 1912. С. 40.
СХИМОНАХ АРХИПП (†1896)
(Память 21 сентября ст. ст. / 10 октября нов. ст.)
Цит по: Жизнеописание Глинского подвижника схимонаха Архиппа. Одесса, 1902
Великая польза и утешение рассказывающему житие святого мужа.
«Слава и честь и мир всякому делающему благое.»
Когда пересказываем жития прославившихся благочестием, то прежде всего Владыку прославляем в рабах Его.
Св. Василий Великий
I
Читая жития угодников Божиих, мы невольно сознаем великую разницу между ними и нами. Но она не должна приводить нас к ложному выводу, будто теперь не те времена, не те люди и нам невозможно угодить Богу. Таким выводом оправдываются неревнующие о своем спасении, а хотящих спастись не устрашит самая великая противоположность их жизни с жизнью святых.
Напротив того, она вызовет у них сокрушение духа и молитву ко Господу и святым Его о даровании боле крепкой веры, большей преданности в волю Божию и недвоящегося упования на Промысл Всемогущего, чтобы и они слабые, при содействующей благодати Божией по силе своей могли ревновать житию святых. Ведь и святые некогда были похожи страстями на нас, также обложены плотью; однако силой воли, любовью к Богу и желанием себе спасения, превозмогли все. Бог силен и невозможное сделать возможным.
Он всем хочет спасения и только ожидает с нашей стороны желания, понуждения себя; благодать Его всегда готова нам в помощь. Все это можно видеть из предлагаемого жизнеописания отца Архиппа, еще так недавно бывшего среди живых и на себе показавшего, что при усердии ко благочестию и в настоящее время возможно достигнуть всех даров божественной благодати.
И в наши дни Бог воздвигает
Добра подвижников среди нас,
Чрез коих нам напоминает,
Что светоч веры не угас.
(«Кормчий». 1893 г. № 23)
II
Схимонах Архипп в жизни своей действительно был светочем веры, какая была у древних подвижников. Так о нем говорили сподвижники, близко знавшие почившего старца752 .
Господь, знающий несодеянное, предвидел в нем особые веру и любовь и еще в рождении отличил его некоторой особенностью, которая заставила мать младенца сказать: «В жизни его (новорожденного) должно быть что-либо особенное».
При святом крещении отец Архипп наречен был Афанасием. Родиной его была пригородная слобода Ездоцкая Старооскольского уезда Курской губернии. В родной купеческой семье его называли «Афоней». Восьми лет Афоня велел отцу своему подождать продавать хлеб. Тот послушался и имел хорошую прибыль. С тех пор слова Афони в делах торговли исполнялись; не послушают – прогадают. Но помогая советом, сам он в торговле приносил только убыток: часто, оставшись один в лавке, он отпускал бедным товар без денег; жизнью своей он выделялся и в семье: хорошо не одевался, чай пил без сахара, деньги ненавидел и называл их железом, удовольствий не любил, спал без подушки, любил храм Божий и уединение. За такую жизнь немало нес оскорблений.
За три года до поступления в монастырь Афанасий перестал кушать скоромное, отрастил волосы и вообще показывал склонность к монашеству. Однажды он тайно ушел в Киев. На третий день его догнали, побили и насильно возвратили домой. Мирская жизнь ему была не мила. «Целый год меня били», – говорил сам старец753 , – и наконец сказали, толку из меня не будет».
Чтобы вынудить согласие родных на увольнение в монастырь, Афанасий четыре дня скрывался в погребе своего родственника. Старший брат искал его. «Дашь Афоне бумагу, скажу, где он», – говорил родственник. Согласие было дано, Афанасий вышел из своего заключения. На этот раз его уже не задерживали754.
III
Так подготовленный скорбной жизнью к иночеству, 27-летний Афанасий Шестаков в 1852 году пришел в гостиницу Глинской пустыни с намерением поступить в монахи. Оттуда его вместе с несколькими другими богомольцами послали помогать на пекарню. Окончив дело, все разошлись, остался один он. «Отчего ты не идешь?» – спрашивают его. «Куда я пойду, – ответил незнакомец, – я пришел в монастырь». – «Иди к игумену», – говорят ему. «Нет, я сюда пришел служить Богу». С тех пор он остался на пекарне и исполнял самые трудные работы. Обязанностью Афанасия обыкновенно было выкладывать из дежи тесто для хлебов. Обладая большой силой, он сразу вынимал сколько требовалось теста в форму755 .
В какое бы время не позвали Афанасия и где бы он ни находился, хотя бы и в храме, он без рассуждения немедленно бежал на пекарню для исполнения послушания. Вне храма и послушания Афанасий оставался на пекарне и читал Псалтирь, которую всегда носил с собой. Случится какое дело, его сейчас же заставляют делать. Однажды старший на пекарне спросил у него про одного брата, ушедшего от дела; Афанасий, лежа на скамейке, сказал: «Знайка лежит, а незнайка бежит», и его, как знайку, заставили работать. Афанасий рад был делать «за послушание», т.е. не самовольно, а что приказывали. Работая за себя и за других, он исполнял заповедь любви к Богу и ближнему, утруждал плоть свою, укреплялся в подвигах и становился бодрее духом. На послушание и на услугу ближнему во имя любви он смотрел как на заработок вечных благ. Не он делал одолжение своим трудом, а ему делали одолжение, когда заставляли трудиться. Это самый правильный взгляд на святое послушание.
Молча делая свое дело, смиряясь и подвергаясь уничижению, брат Афанасий мало обращал на себя внимания, а если и обращал, то как юродивый. Потому он пострижен был в мантию на 18-м году по поступлении в Глинскую пустынь, причем наречен был Архиппом.
По терпению своему о. Архипп выделялся от многих. Об этом свидетельствует даже одно то, что на послушании в пекарне он пробыл 33 года подряд. Ему несколько раз предлагали быть старшим, но любитель смирения предпочитал лучше подчиняться, чем повелевать. «Я ничего не смыслю, простите меня неразумного, – говорил он, падая в ноги, – назначьте другого». Десятками лет позже его поступившие рясофорные послушники были старшими, а он, мантийный монах, покорно повиновался им, оставаясь младшим. Лишь с принятием схимы в 1885`году он освобожден был от этого послушания и стал читать только Псалтирь по благодетелям. Чтение Псалтири по очереди он нес с 1874 года. Но и после увольнения из пекарни о. Архипп не переставал добровольно трудиться на прежнем послушании; нередко его можно было видеть ночью месящим хлебы вместе с послушниками. Когда некем было заменить отсутствующего брата, просили о. Архиппа; он беспрекословно шел на послушание в пекарню. Отец Иосиф, старший на пекарне, говорил нам: «Однажды некому было выкладывать хлеб из дежи. Пошел я к о. Архиппу и говорю ему: «Батюшка, некому хлеб выкладывать». Старец вскочил и побежал в пекарню, засучил рукава и начал выкладывать тесто с особенным усердием и силой. Все ему удивились. Окончив трудную работу, молча отдохнул и пошел в свою келлию.
В 1890 году о. Архиппа, как высокого подвижника, назначили в ближний скит для принятия посетителей, ищущих духовного совета. Для строгого аскета такое послушание было весьма тягостно, но он, привыкший во всем повиноваться, не прекословил. В скором времени о. Архиппа перевели на дальнюю монастырскую пасеку, место пустынных подвигов схиархимандрита Илиодора. Там не было храма. Отцу Архиппу, привыкшему к церковным богослужениям, это было великим испытанием. Он искал также уединения, но не нашел: то братия, то посторонние приходили за советом. Отсюда о. Архипп снова переселился в ближний скит, а через два года опять в пустыньку схиархимандрита Илиодора, где был уже выстроен храм, и начал основываться Спасо-Илиодоровский скит756 . Под руководством о. Архиппа и началась скитская жизнь Глинских иноков, потом был назначен скитоначальник – иеромонах. До января 1896 года о. Архипп оставался в скиту на покое, по болезни и старости, продолжая всегда быть примером послушания, смирения и терпения. Слово «покой» здесь разумеется только в том смысле, что старец не нес обычного монастырского послушания, но не переставал трудиться в подвигах, добродетелях и приеме посетителей. Тогда многим стал известным его дар прозрения и сила молитв.
По благословению отца настоятеля старца просили в монастырскую гостиницу и возили на монастырские хутора; он повиновался как дитя, готовый на всякое послушание. Даже видя явную опасность для своей жизни, о.`Архипп не отрекался быть исполнителем воли начальников. За два года до смерти он был очень слаб. Отец настоятель думал, что ему лучше будет, когда провезет его по свежему воздуху. С этой целью он предложил о. Архиппу ехать с ним в г. Путивль. Отец Архипп не противоречил. Прощаясь с келейником, он сказал: «Может не увидимся». Поехали. На поворотах дорог лошади пять раз сами собой сворачивали назад, точно им кто заграждал дорогу. Кучер с большим усилием направлял лошадей на дорогу; проехав немного, лошади снова сворачивали. Усматривая в этом волю Божию, препятствующую поездке, отец игумен приказал вернуться в обитель. Там старец сказал настоятелю: «Ты бы меня не привез обратно живого». После этого отец Архипп в потоке слез излил Богу благодарную молитву. Был и другой случай, когда подвижник с явным вредом для своего здоровья, исполнил послушание, а неизвестных нам таких случаев может было весьма много.
IV
Вообще у блаженного послушника послушание всегда было на первом плане. Ради его, он в начале своих подвигов вкушал пищу наравне со всеми; атлетическое его сложение и постоянный нелегкий труд требовали этого, тем более, что страсти у новоначальных умаляются не усиленным постом (иначе послушники не могли бы нести послушания), а исповеданием греховных помыслов, трудами и удалением от свободного обращения с близкими757 . Блажен отец Архипп, ибо без сожаления отдал себя на труд послушания и избегал свободного обращения с ближними, которое развращает и благонравных. Будучи в схиме, старец продолжал ходить в братскую трапезу, но воздерживался от насыщения, стараясь, впрочем, не показать этого. Когда все кушали, он весьма медленно, не торопясь, понемногу принимал пищу; хлеб в рот клал крошками. Отец П-ий, бывший некоторое время с о. Архиппом на пекарне, рассказывал нам, что старец не употреблял рыбы и для него никаких разрешений не существовало. До конца поздней обедни он ничего не вкушал и иногда прямо из храма шел в трапезу. Никто не мог его заставить изменить этого правила, не говоря о более важном. Так подвижник тверд был в исполнении принятого воздержания.
Однажды на масляной неделе пеклись блины для братий. Утром все находящиеся на пекарне кушали блины, один о. Архипп не прикоснулся к блинам. Пристали к нему братия, прося и уговаривая именем любви покушать и не пренебрегать даром Божиим и ими, но в подвижнике человеческая любовь не одолела любви к Богу. Для о. Архиппа лучше было огорчить людей, чем Бога, Который радуется, видя, что мы сами идем навстречу бесчестию, чтобы подавить, поразить и истребить в себе суетное самомнение758 . Если до поступления в обитель, отец Архипп три года не вкушал скоромного, то в обители он тем более строго держал постоянный пост, зная, что «аще внешний наш человек (тело), тлеет, обаче внутренний (душа) обновляется» (2Кор.4:16). Ибо каким видится, тело пространно питаемое, – цветущим и полным, таковой духовно делается душа через воздержание759 .
Благообразие души отца Архиппа невольно сказывалось в лице: оно сияло бледностью святого воздержания. В посты старец особенно был воздержан. Однажды в Петров пост в 2 часа пополудни он пришел из скита в «киновию»760 и признался отцу Михаилу, что еще не кушал, от чая отказался, взял небольшой кусок черного хлеба и половину огурца. С переходом в Спасо-Илиодоровский скит, он усилил свой пост. Начал причащаться еженедельно, а если на неделе был праздник, то и чаще. Поэтому, у него всегда было сухоядение, без масла. Горячую пищу подвижник употреблял по субботам и воскресеньям, в остальное время для него пищею были хлеб, сырая капуста, огурцы, редька, картофель. Раз на первой неделе великого поста, видя о. Архиппа сильно отощавшим, брат Леонид предложил старцу подкрепиться пищей. Строгий воздержник побежал от него. Так боялся он нарушить принятый пост. Сильное воздержание и грубая сухая пища конечно были вредны для изможденного подвигами о. Архиппа, но он желал лучше умереть, чем отступить от боголюбезного воздержания761 , поста и молитвы. В год смерти за послушание о. настоятелю старец стал кушать каждый день горячую простую пищу в два блюда762 . Чай пил о. Архипп однажды в день после обеда. В чае он как бы не нуждался. Налитый стакан у него стоял долго, выпьет один-два глотка, выплеснет на пол и просит снова налить. Он часто заваривал особую траву или клал ее целой горстью в стакан с чаем. Самый горький травяной настой пил без сахара. Этой травой он угощал братию. За послушание старцу едва-едва выпьешь один стакан. Иногда подвижник заваривал сосновые шишки, иногда сушеную жгучую крапиву и советовал другим пить. «Такого чая ни у кого нет», – говорил он. В последнее время, особенно при болезни, отец Архипп мог бы иметь различные «утешения»763 , но он не только не требовал их, а даже отклонял, желая пребыть на кресте самоумерщвления до самой смерти, ибо “претерпевый до конца, спасен будет». Подвижники воздерживаются от всего для получения венца нетленного, говорил святой апостол (1Кор.9:25) и о. Архипп старался быть воздержанным не только в пище, во сне, но и во многих других отношениях. Заботясь насколько возможно поддержать здоровье подвижника, отец настоятель в 1895 году благословил о. Архиппу распарить больные ноги в бане. Старец, как поступил в обитель, 43 года не был в бане и неизвестно, бывал ли когда. Другой, пожалуй, стал бы просить не ходить, и для такого старца, как он, достаточно было сказать одно слово, чтобы не нарушить своего правила, но не так сделал беспрекословный послушник, он не осмелился и одним словом пререкать своему пастырю. Келейник невольно высказал удивление: «Столько лет вы, батюшка, в баню не ходили!» – «А послушание? Отец игумен благословил», – сказал отец Архипп. Тут не знаешь чему удивляться: или великому воздержанию, или беспрекословному послушанию. Когда о. Архиппа вели в баню, он несколько раз с сожалением сказал: «Все мое пропало!» – пропало старание о том, чтобы не видеть тела своего и не показать его другому.
При раздевании старца келейник увидел, что о. Архипп туго опоясывался по белью толстой веревкой. Большой узел веревки упирался в живот подвижника.
Отец Архипп также был крайне воздержан в зрении. На женщин он вовсе не смотрел, в их присутствии взор обращал на другие предметы или вниз. Если необходимость заставляла сидеть с женщиной, он садился далеко, голову опускал и отвечал на вопросы собеседницы, не обращая к ней лица своего. Однажды в монастыре, после литургии, в храме подошла к нему женщина и стала что-то спрашивать. Старец не только, по обыкновению, опустил глаза, но и закрыл их рясой и, ответив коротко, выбежал из храма.
Другой раз на монастырских Сеймских мельницах отец Архипп, указывая на гостиный дом, спросил послушника: «Кто там»? – «Какая-то приезжая барыня». Старец закрыл лицо полой подрясника и побежал на мельницу, споткнулся, упал, поднялся и опять побежал, показывая пример, как инокам надо быть осторожными в обращении с другим полом.
V
Желая положить хранение устам своим и не согрешать языком, сей мудрый у Бога и безумный у людей, в начале подвигов своих, перед тем как на пекарню собираться братии на послушание, клал в рот щепку, пока не навык молчать или говорить только кратко одно полезное. Обычных рассуждений двоедушных слабых натур у него не было. Он не обращал внимания, что скажут другие, а ради принятого подвига терпел все находящее. Часто обращались к нему с желанием втянуть в беседу, но он твердо стоял в своем намерении; иногда уклонялся от пустых бесед под предлогом немощи или болезни, а послушание всегда исполнял с полным усердием. Многие неблагоразумные за это осуждали его и смеялись, не понимая, что разумный молчит (Притч.11:12) и соблюдает душу свою от погибели (Притч.13:3), ибо, по слову святого апостола Иакова, кто думает, что он благочестив и не обуздывает своего языка, но обольщает свое сердце, у того пустое благочестие (Иак.1:26). Молчание подвижника было вполне разумное. Он не хотел только говорить об обычных делах человеческих. Когда же заговаривали о душеполезном, он сейчас же оживлялся, глаза его начинали искриться какой-то неземной радостью и на устах появлялась улыбка.
Пустословие других старец прекращал громким произнесением молитвы Иисусовой или заставлял кого-либо читать Священное Писание. Когда спрашивали у него не должное, он отвечал: «Прости, Бога ради, я ничего не знаю», – и громко начинал повторять: «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя, грешного». Вообще надобно сказать, что у него в словах, делах, движениях, а главное, в сердечном чувстве всегда был страх Божий764 .
VI
Отец Архипп еще послушником вполне оправдал священные слова, кои вышиваются на схимнических одеждах: «плещи моя вдах на раны и ланиты моя на заушение, лица же моего не отвратих от студа заплеваний»765 .Такое добровольное предание себя на злоключения при незлобии на оскорбителей свойственно только совершенным, но отец Архипп, как мы уже говорили, и поступил в обитель испытанным в терпении. Однажды на пекарне он стал просить новоначального брата месить хлебы. Тот в гневе бросился на подвижника и закричал: «Как смеешь меня заставлять?» и бил его до тех пор, пока сам не уморился. И что же? Не бивший, а битый поклонился в ноги и просил прощения. После этого о. Архипп несколько дней был болен. Враг спасения человеческого сам озлоблялся и окружающих озлоблял на истинного подвижника, ибо мерзостью для нечестивого кажется идущий прямым путем (Притч.29:27). Другой раз тот же брат в пылу напрасного гнева схватил о. Архиппа за бороду и вырвал у него клок волос. Смиренный и кроткий труженик огладил бороду и, падая в ноги обидчику, сказал: «Прости меня, верно я тебе не понравился». Кто-то в пекарне сильно ударил о. Архиппа в висок: он четверть часа лежал на полу без памяти на грязном мокром каменном полу, а, очнувшись, встал и молча взялся за свое дело, как будто ничего с ним не случилось. Раз его сильно побил один брат за то, что ему не понравилось пение отца Архиппа на клиросе. Но положивший устам своим хранило внегда восстати пред ним грешнику» (Пс.38:2) через некоторое время пригласил к себе обидчика и угостил. Непамятозлобие есть признак истинного покаяния, говорит св. Лествичник766 , ибо Богу угоден тот, кто, делая добро, страдает несправедливо (1Петр.2:19–20), и блажен тот терпеливец, который может в унижении хвалиться высотой своей (Иак.1:9). Если не ложно слово премудрого, что «глупый весь свой гнев изливает, а мудрый сдерживает его» (Притч.29:11), то мы и тут поймем высоту отца Архиппа перед его оскорбителями, ибо мудрость, по выражению Марка подвижника, состоит не в том только, чтобы знать истину в естественной последовательности, но и в том, чтобы от обижающих нас переносить зло, как свое собственное767 . Оставшиеся с одним первым знанием возносились гордостью, а достигшие второго стяжали смиренномудрие768 . Некоторые случаи оскорблений, дававшие о. Архиппу повод к смирению, вспоминал и сам старец. Так, он рассказывал нам, что как-то старший заставил его одного из мучника нести в пекарню ушат с мукой. Муки в ушате помещалось до трех пудов и всегда носили вдвоем. «Я отказался, не мог нести, – старший поколотил меня». Говоря это, о. Архипп крестился, добродушно улыбался и молился за оскорбителя.
Счастлив, кто шел путем тернистым
И молча слезы скорби лил:
Кто духом кротким, сердцем чистым
Терпел и за врагов молил769
Зная все это, невольно удивляешься терпению и незлобию отца Архиппа: он в скорбях не скорбел и, обижаемый, не жаловался, все принимая, как посланное от Бога ради очищения грехов наших и ради спасения.
VII
По поступлении в обитель отец Архипп пять лет не имел у себя келлии, приметаясь на пекарне, вменяя себя за ничто перед человеками: спал он или на грязном каменном полу и на угольях лицом в угол, или на полке перед столом, при самом входе в пекарню. Иногда нарочно рассыпал муку, разливал воду или ронял тесто. Начнут его ругать, а он кланяется и у всех просит прощения. Таким образом он заставлял выходить наружу скрывающиеся внутри страсти, уничтожал их собственным смирением и уничижением себя перед другими. Одежду подвижник носил порванную, грязную. От простуды и долгого стояния в храме у него на ногах образовывались отеки, обыкновенных сапог одеть было невозможно. Он некоторое время носил на одной ноге сапог, на другой валенок, потом ходил в опорках, которые по виду были настолько плохими, что никто не поднял бы их на дороге. Впоследствии отец Архипп ходил или в больших валенках или в особо для него сшитых просторных сапогах. Часто старец тер лицо руками или ерошил волосы на голове. Все это подавало повод называть его юродивым, безумным, прельщенным. Он не отрицал этих названий, умея искусно ими укрыться от тех, кто не искал у него совета и не желал принести ему душевную пользу. Посему о. Архипп говаривал: «Лучше всего дураком быть, да надобно уметь им сделаться». Тем, кто называл его прельщенным, он говорил: «Прости меня, я прельщенный», перед теми, кто считал его юродивым, он показывал себя безумным. Но действительно безумный действует бессознательно, а этого не было заметно у о. Архиппа. Безумный говорит и делает разные глупости, ему только свойственные, но в то же время не признает себя безумным; о. Архипп, напротив, сознавал, что сам по себе он ничто, и без Бога ничего не может сделать, а исполнял очень мудро все требуемое иноческими уставами. Скорее можно назвать глупым знающего доброе, говорящего о добре и его не делающего, чем называющего себя юродивым и делающего все доброе разумно. Отец Архипп был лишь исполнителем слов Священного Писания: “аще кто мнится мудр быти в вас в веке сем, буй да бывает, яко да премудр будет» (1Кор.3:18–19), «зане буее Божие премудрее человеков есть и немощное Божие крепчае человек есть» (1Кор.1:25). Юродство свое старец совершенно оставил, как нам кажется, только по вступлении в меру бесстрастия. Однако для неразумных и в этом состоянии он казался неразумным, особенно тем, кто не знал аскетических требований святых отцов или отречение от греховных и плотских удовольствий считали буйством.
В их глазах старец не переставал казаться очень странным и, может быть, достойным презрения, а Богу, смотрящему на душу и сердце, был любезен. Господь не презрел трудов и подвигов смиренного подвижника и богато ущедрил его своими дарами. И все те, кто видел в отце Архиппе истинного труженика ради Царства Божия, не пренебрегал им; они верой и любовью ублажали его за истинно тесный спасительный путь и признавали мудрым, ибо, по слову Божию, «муж долготерпелив мног в разуме» (Притч.14:29).
Не желая вводить братию в грех осуждения и оскорбления, о. Архипп поступающим в пекарню – тем, кто чаще других относился к нему по послушанию, так характеризовал свой образ жизни: «Путей спасения много, каждый идет своим путем. Наш игумен770 идет открытым прямым путем, отец Игнатий также771 ; Иероним772 идет закрытым путем смирения, а я сделал себя дураком, и дурак на самом деле. Трудны все пути, но дураком себя не всякий может сделать. Трудно не обижаться, когда оскобляют, а надобно все терпеть773 . Мальчики (молодые послушники) мне говорят: «Архипп, ты дурак», и я говорю: «Дурак». – «Ты, – говорят, – не так сделал». – «Простите, я дурак, не понимаю».
VIII
Незлобие, прощение обид, добровольное юродство и вся жизнь о. Архиппа свидетельствуют о его глубоком смирении, которое святыми отцами считается первой добродетелью и основанием для прочих добродетелей. В начале своих подвигов в обители он руководствовался советами братского духовника иеромонаха Анастасия774 , после его смерти обращался к известному старцу схиархимандриту Илиодору775 , с которым некоторое время жил в одном коридоре. Старец Илиодор полюбил Архиппа за его строгую жизнь и смирение и отзывался о нем высоко. Однажды, указывая на него своему ученику отцу И., схиархимандрит Илиодор говорил: «Вот мы видим образец жизни живого святого»776 . Недоверие к своему рассуждению о. Архипп сохранил до самой смерти. Будучи уже прославленным подвижником и старцем, руководителем в духовной жизни Глинских схимников, а также давая другим наставления, он не переставал проверять себя вопрошением других: «Так ли я сказал?» и при этом прибавлял: «Я ничего не знаю». Священное Писание слушающих советы называет мудрыми (Притч.12:15), хотя они и не мудры у людей. Несмотря на все благодатные дары777 , старец Божий не превозносился, знал, что сам по себе он земля и пепел, велик и праведен не он, а Бог, дивный во святых Своих, в них почивающий, и потому в похвалах не тщеславился, считал себя недостойным хвалы; хвалимый более ревновал о совершенстве, а поносимый побуждал себя к покаянию. Таким образом до самых последних дней своей жизни отец Архипп искал случая к смирению и во всякое время готов был у старшего или младшего просить прощения; скажет что-либо хотя бы последнему послушнику, заметит, что слова его не понравились, сейчас говорит: «Прости меня, ради Бога». Когда заходил разговор про кого-либо, особенно с осуждением поступков, отец Архипп обыкновенно говорил: «Он выше (достойнее) меня». Таким образом сей простейший из простых смертных, как называл его один из почитателей, при помощи Божией мог победить всякое возношение и тем сохранил все свои добродетели нерасхищенными, ибо только смирением сохраняется сделанное778 . Кто себя почитает чем-либо, будучи ничем, тот обольщает сам себя (Гал.6:3). Мы с собой ничего не приносим, все Божие, а не наше. Что ты имеешь, спрашивает апостол, чего бы не получил? А если все получил от Бога, то нечем хвалиться.
По смирению своему о. Архипп не считал себя достойным уважения, старцем, иногда удивлялся, зачем к нему идет народ. «Огарок догорает, смерть на носу, глаза оловянные, глупый»... Так он называл сам себя. Иногда он скрывался от народа, а раз в ближнем скиту вылез в окно, когда келлию его окружило много народа, и келейник объявил, что старца нет в келлии. Некая почитательница подвижника во что бы то ни стало хотела видеть старца, который в то время никого не принимал. Уступая настойчивой просьбе, о. Архипп надел на себя чугунный тяжелый крест, открыл двери келлии и говорит: «Вот как я живу, вот камень779 , вот как я молюсь: «Раба Божия, раба Божия, раба Божия...» Старец крестился и очевидно хотел показать себя безумным. Почетные посетители иногда сопровождались к отцу Архиппу кем-либо из братий. Это видимо стесняло смиренного подвижника. Тогда он вместо советов говорил разные несообразности и многие оставались в недоумении о хваленом старце, который не умел толком сказать двух-трех слов. Однажды отец Архипп высказался так: «Вы ученые, а я малограмотный, что скажу вам? Помолимся». И начинал молиться с поклонами: «Помяни, Господи, раба Твоего (имя), помяни, Господи...». Так до 10 раз. «Даруй ему, Господи, здравие и спасение... Даруй ему, Господи, здравие и спасение... Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй нас; Пресвятая Богородице, с