Брак и безбрачие лиц духовных

В восточной православной Церкви, по правилам, на священнослужительские степени (пресвитера, диакона и иподиакона) могут быть возводимы или избравшие безбрачную жизнь навсегда, или вступившие в брак предварительно. Сие послание издавна сделалось постоянным обычаем в Церкви российской. И для высшей степени епископской требуется жизнь безбрачная. Такой состав духовенства восточного и русского представлять одну из особенностей, отличающих сию Церковь от западной. Известно, что папы римские всему духовенству своему, от епископов до иподиаконов включительно предписали, как закон, безбрачную жизнь.

Это различие священнослужителей Церкви православной и латинской, в отношении к их домашнему состоянию, заключает в себе вопрос: что более прилично лицам священным в пастве Христовой, – жизнь ли брачная, или безбрачная?

Со времени появления протестантства вопрос этот сделался предметом жарких споров между латинянами, защищающими достоинство узаконенного для священнослужителей безбрачия и лютеранами, изобличающими вредные последствия сего строгого закона. Спор не решен, быть может, и потому, что противники старались более о том, чтобы упреками сильнее уязвлять друг друга, а не о том, чтобы беспристрастно вникнуть в дело. Но этот давний предмет спора не утратил и для нас значения. Одни отдают предпочтение “устройству Церкви русской, допускающему супружество простых священников, и требующей, чтобы епископы избираемы были из монашеского чина и вели жизнь подвижническую”¹. Другим более нравится закон, господствующий в латинской Церкви, не потому только, что там состояние безбрачия, само в себе достохвальное, соединяется с высоким на всех степенях саном священства, но еще и, может быть, главным образом потому, что безбрачие лиц духовных препятствует быть отдельным духовному званию, отнимает у него вид замкнутого сословия, и открывает свободный вход в духовенство из всех званий.

Все сие может служить побуждением к тому, чтобы внимательно и беспристрастно обозреть основания, на которых утверждается Церковь православная, допуская брак и безбрачие в своем духовенстве, и те доводы, которые в латинской Церкви придумали в защиту принятого в ней закона о безбрачии лиц духовных.

В первом послании к Тимофею (1Тим.3:2), описывая качества истинного пастыря церкви Христовой, Апостол Павел говорит: подобает епископу быти непорочну, единыя жены мужу. Слова сии не должно понимать так, что брак пастырю Церкви предписывается, как закон, и брачное состояние есть как бы необходимое условие. Требованием своим Апостол воспрещает лицу священному всякое многобрачие, не только совместное, под именем многоженства, нетерпимое и во всем обществе христианском, но и преемственное, дозволительное для мирян в виде второго и третьего брака “Говорит это Апостол, как замечает св. Златоуст², не поставляя сего законом, как будто без того ему (избираемому) нельзя было сделаться епископом, а только полагая предел неумеренности; потому что у Иудеев позволено было вступать во второй брак, и в одно время иметь по две жены... Сказанное здесь значит то, что он должен быть мужем одной жены”. Тоже требование повторяет Апостол Павел в послании к Титу.

Сего ради оставих тя в Крите, да... поставиши по всем градом пресвитеры. Аще кто есть непорочен, единыя жены муж, чада имый верна, не в укорении блуда, или непокорива (Тит. 1:5, 6). Здесь повторяется мысль, что священнослужитель может быть женатый, но только первобрачный. “Для чего же Апостол, скажем словами Златоуста, представляет такого человека? Он заграждает уста еретикам, осуждавшим брак, показывая, что это дело нисколько не предосудительно, но так честно, что при нем можно восходить даже на священный престол: вместе с тем он укореняет людей невоздержанных, не позволяя после второго брака принимать эту власть”³. Римские учителя, стараясь ослабить силу апостольского определения о единобрачии лиц священных, хотят уверить, будто Апостол единыя жены мужем называет однобрачного вдовца, или оставившего жену, а не такого мужа, у которого жена с ним жительствует. Но такое ограничение слов апостольских произвольно и опровергается составом речи, и сличением с другими подобными изречениями Апостола. Он не сказал: “кто был мужем одной только жены”; но говорит: аще кто есть (ἐστίν) единыя жены муж. Он требует, чтобы епископ хорошо правил своим домом и детей содержал в послушании (1Тим. 3:4). Очевидно, речь идет о продолжающемся еще семейном состоянии человека. Напротив того, когда Апостол хотел внушить, какая женщина должна быть избираема в сан диакониссы; он употребил совсем в иной форме выражение: бывши единому мужу жена (1Тим. 5:9). Здесь также заповедуется, чтобы избираема была единобрачная; но речение “вдовица” и речение “бывши” прямо указывают на минувшее уже супружество. Подтверждением того, что со своим семейством пребывал неразлучно священнослужитель и по рукоположении, отчасти может служить описание качеств жены его, детей и семейной жизни, какое, хотя вкратце, делает Апостол. Например, он говорит, что жены диаконов должны быть честны, трезвы, верны. (1Тим.3, 11).

Если бы кто спросил, почему Апостол совсем не говорит о девственниках: ответ можно извлечь из самого правила его. Цель правила охранить достоинство священства, и посему отстраняется второбрачие и третий брак. В девственниках отстранять нечего. Впрочем, что из состояния брачного Апостол повелевает избирать только единобрачных, сим еще не решается окончательно вопрос о действительном супружеском союзе единоначальных священнослужителей: ибо они могли пребывать неразлучно со своими семействами без общения супружеского. Если мы обратимся к примеру самих Апостолов; то они хотя почитали союз супружеский не совместным со званием священным, однакоже предоставили себе полную свободу в брачном ли состоянии, или вне брака пребывать.

Еда на имамы власти, – пишет Апостол Павел к Коринфянам, – сестру жену водити, яко прочии Апостоли, и братия Господня, и Кифа (1Кор. 9:5)? Известно, что Апостол Павел сам пребывал в действе; но из сих слов открывается, что он усвояет себе и спутнику своему, Варнаве, право иметь жену, и водить с собою во время своих путешествий апостольских. Право сие он основывает на примере прочих Апостолов, и следственно почитает не противным закону и духу благовествования Христова. Посему и преемники апостольского служения не лишены права пребывать в семейном состоянии, как пребывали в нем некоторые из Апостолов. Если же Павел, Иоанн и другие девственники не пользовались упомянутым нравом; то потому, что не хотели, предпочетши браку девство.

Ревнители закона о безбрачии духовенства, в вышеприведенном изречении Апостола, под словом: жену, хотят разуметь вообще женщину, а не супругу. По их мнению, так как некоторые христианские женщины, действительно, ходили вслед Апостолов⁴, имея целью обеспечивать их в житейских потребностях, и таким образом помогать им в многотрудном их служении, по примеру тех женщин, которые ходили во следе Иисуса Христа и служили Ему от имений своих: то и Апостол Павел, имея в виду такие примеры, указывает Коринфянам на свое право водить с собою жену сестру, благотворительную христианку. Такое объяснение думают утвердить на самом слове γυνὴ, которое означает вообще женщину, а не супругу в частности: а так как оно здесь поставлено без определенного члена, то и предполагают, что оно не должно здесь иметь никакого частного значения. Частное значение его в смысле супруги, говорят, и потому в рассматриваемом изречении Апостола Павла не уместно, что гораздо прежде Апостол Петр, как верховный в лике апостольском, отказался пред Самим Спасителем от удовольствий жизни семейной, сказав: се мы оставихом вся, и в след Тебе идохом (Мф. 19:27)⁵.

Но если бы Апостол Павел, в рассматриваемом месте, не хотел указать на жену в собственном смысле; не нужно было бы ему и присовокуплять сие слово к наименованию: сестру. И этим одним наименованием (сестры) лице женского полу указано было бы ясно. Напротив, к слову: жену весьма было не излишне прибавить речение: сестру, которое определяет, что предполагается жена – сестра по духу, присная в вере (Гал. 6:10), а не язычница или Иудеянка. Речение “γυνὴ” на новозаветном языке, и без определительного члена, означает женщину, находящуюся в замужестве; на примере в сем вопросе: аще достоит мужу жену пустити⁶. Так разуметь речение жену требует и цель, с какою Апостол говорит сие. Он хочет убедить Коринфян, что за труд благовествования он имел бы право требовать от них содержания не только для себя, но и для своих спутников, в том числе и для жены, если бы имел ее и водил с собою. Далее показывает, что он не хотел обременять их собою (ст. 15). Но для Коринфян не тяжеле, а легче было бы тогда, когда бы Апостолу сопутствовала женщина, богатая и благотворительная, которая все, нужное для жизни в избытке стала бы доставлять ему. Итак к обстоятельствам Апостола Павла совсем неудобоприложим пример женщин, которые хождаху за Иисусом Христом (Марк. 15:41) и служаху Ему от имений своих (Лук. 8:3). Сопутствием таких женщин Апостолу не обременялась бы Церковь коринфская, а облегчалась бы, между тем как он Коринфянам внушает, что имел бы право требовать от них некоторых в его пользу пожертвований (ст. 12). Слова Апостола Петра, по видимому, сведетельствующие о совершенном разлучении учеников Христовых со своими семействами, надлежит рассматривать в связи со словами Самого Спасителя. Иисус Христос требовал, чтобы ищущий высшего совершенства и царствия небесного не затруднялся ничем земным жертвовать ради сей высокой цели (Мф. 19:16 и след.). Потому требование сие относилось не к одним ученикам, но предложено было в слух всего народа, шедшего за Иисусом (Лук. 14:25). Оно направлено против неразумной привязанности к дому и семейству, ради которой иные совсем забывают о последовании Божественному Учителю, и о спасении души своей. И святые Апостолы, хотя ради Господа оставили всякую привязанность земную, не были однако ж вовсе чужды жизни семейной и попечений о нуждах житейских. Из евангельской истории известно, что к самому Апостолу Петру приходил в дом Иисус Христос и исцелил его тещу, что у Апостола Матфея в дом было угощение для Спасителя, и что упоминается случай, бывший по воскресении Его, когда и пошли ловить рыбу. О самом Апостоле Петре Климент Александрийский сохранил достопримечательное предание, из которого видно, что сей Апостол имел супружескую любовь к жене своей до самой ся кончины. “Говорят, блаженый Петр, видя, что его жену ведут на смерть, весьма обрадован был ее призванием. Тогда, назвав ее по имени, голосом сильного убеждения воскликнул: “жена, помни Господа”. Таков был брак святых мужей, – заключает историк Евсевий, сообщая приведенный здесь рассказ Климента Александрийского⁷”.

Итак, можно непогрешительно заключить, что Апостол Павел, когда указывал на свое право сестру жену водити, употребил сие выражение в собственном смысле, и отказавшись от сего права, он добровольно лишил себя помощи и утешений брачного состояния, чтобы тем беспрепятственно заниматься проповеданием Евангелия. Но что отсюда следует? – То, что Апостолы по свободному произволению уклонились от брачного состояния, имея однакоже право оставаться в нем, и что примеры жизни апостольской, как не налагают на членов духовного сословия обязанности вступает в брак, так и не подчиняют их закону безбрачия.

Но римские учители, усиливаясь защитить закон этот, много приводят изречений священного Писания. Оставляя без рассмотрения места, которые имеют отношения к рассматриваемому вопросу, обратим внимание не те, на которых с большой уверенностью опираются римские богословы.

Обыкновенно указывают на советы о девстве, предложенные в новозаветном учении. Не вси вмещают словесе сего, т.е. о безбрачии говорит Иисус Христос; но им же дано есть... Многий вместити да вместить (Матф. 19:11, 12). Подобный совет дает святой Апостол Павел: хощу, да вси человецы будуть, яко же аз; но кийждо свое дарование имать от Бога (1Кор. 7:7). Предложением сих советов думают воспользоваться римские учители для подтверждения закона своей Церкви относительно духовных⁸. Если дан совет, и притом Самим Спасителем; то надобно, чтобы глагол Господень не остался тощь, чтобы были в Церкви лица, которые приняли бы на себя исполнение его. Кого же сила сих советов ближе может касаться, как не пастырей Церкви, руководителей паствы и, по самому званию своему, первых ревнителей о духовном совершенстве? Они суть, по преимуществу, те могущие, которым дано вместить слово о безбрачии; они суть те избранные, которые обязуются сохранить дарование девства.

Такое применение к словам Христовым и апостольским делают неправильно. Иисус Христос учил о девстве не в уединенной беседе с учениками, а в слух всего народа: он не имел в виду никого в частности, никакого звания в обществе, но предлагал совет произволу всех последователей Своих. Когда Он показал всех последователей Своих. Когда он показал фарисеям святость и нерасторжимость брачных уз; то ученики Его, смущенные строгостью брачного закона, возразили Ему: если такова обязанность мужа к жене, лучше не женитися (Мф. 19:10). Очевидно, они спрашивают не о себе, или точнее, не о себе только, но о всяком человеке, который должен подчинить себя строгому закону брака. В сих словах, по изьяснению святого Златоуста⁹, вражалось то, что им казалось более трудным исполнение закона брачного, нежели безбрачие. Но спаситель, ограничивал их опасение, а может быть, и указывает на трудность девства, и говорит, что для подъятия этого подвига нужен особенный дар: не вси вмещают словесе сего, но им же дано есть. Кому же дано? “Дано призываемым и имеющим к тому расположение”¹⁰. “Дано тем, которые желают. А говорит он таким образом для того, чтобы показать сколь великую нужду в Божественной помощи имеет тот, кто вступает на этот подвиг, помощи, которую без сомнения получит желающий”¹¹. Кто желает, кто молится, и, не надеясь на свои силы, Божию водительству вверяется, в ком и внутренними расположениями и внешними обстоятельствами утверждается призвание к подвигу: тому и будет дано вспоможение свыше, тот и есть, о котором Спаситель сказал: многий вместити да вместит. Сим присовокупляем, “по неизреченной Своей кротости, показывая, сколь важно соблюдение девства, и, заключая его в необходимых предписаниях закона, Иисус Христов тем более воспламеняет любовь к оному”¹² в ревнующих о нем царствия ради небесного.

Что касается учения Апостола Павла о девстве, то еще в древности были строгие ревнители, которые хотели относить советы его только к одним священнослужителям. Изьясняя слова его: добро человеку жене не прикосатися (1Кор. 7:1), святый Златоуст замечает: “некоторые утверждают, что слова его относятся к священникам. Но я, принимая в соображение последующие слова, не могу с этим согласиться; ибо тогда Апостол не преподал бы своего наставления в общем виде. Если бы он писал только о священниках, то сказал бы: добро учителю жене не прикасатися; а теперь говорит вообще: отрешился ли еси жены? не ищи жены (1Кор. 7:27); не сказал ты – священник и учитель, а неопределенно; такова и вся речь его, вообще”¹³. Итак ясно, что апостольский совет о безбрачии не может относится к лицам духовным исключительно. Но не относится ли он к ним преимущественно? Правда, что лиц, ищущих духовного совершенства, желательно предполагать более в звании священном. Но следует ли из слов апостольских, что все они должны стремиться к высшему совершенству чрез подвиг девства, не для всех вместимый? Положим, что преимущественно к лицам священного сана ближе относится совет о девстве; но совет и должен оставаться советом: для чего же и на каком основании хотят применить его в обязанность, и притом для всех без исключения? Апостол дает совет о девстве тем, которые не этот подвиг получили дарование от Бога. Но чем можно подтвердить, что все, готовящиеся к священному сану, имеют дарование жизни девственной? Одобряя жизнь эту, Апостол никому не вменяет ее в обязанность, и советует вступать в брак тем, которые не удержаться (1Кор.7:8). Однако же, что бы не устрашились желающие подъять и понести этот подвиг, он ободряет содействием Божиим: кийждо свое дарование имать от Бога. Кто чувствует призвание к подвигу, тот не должен унывать, в уповании, что указавший и благословивший бремя Сам поможет и понести его. Сие же глаголю, – заключает Апостол, – да не сило вам положу (1Кор. 7:35), то есть, не для того, чтобы связать чью либо совесть. Если же в отношении к безбрачию он ничьей совести связывать не хочет: то и совесть его нельзя обращать ни какому сословию в закон.

В той же седьмой главе первого послания к Коринфянам Апостол обращает речь к мужу и жене: не лишайте себе друг друга, точию по согласию до времени, да пребываете в посте и молитве... да не искушает вас сатана невоздержанием вашим (1Кор.7:5). Из сего апостольского изречения римские учителя такое извлекают заключение о законе безбрачия лиц духовных: Апостол предписывает всем брачным, чтобы они уклонялись друг от друга для пребывания в молитве; но для духовных время молитвы всегда, – нет дня, в который были бы они свободны от обязанности совершать литургию, или другие таинства и священнодействия¹⁴; следовательно духовные, по требованию Апостола, должны разойтись с женами на всю свою жизнь. Так ветхозаветные левиты и священники, которых несравненно превосходит по своему служению священники новозаветные, на время своей очереди служения совсем оставляли свои дома и пребывали при храме. Они строго исполняли требование Иеговы: будите святи, якоже свят есмь Аз, Господь Бог ваш (Лев. 11:44). От исполнения сего требования, конечно, не отрекуться и новозаветные священнослужители, особенно, когда оно повторено Иисусом Христом.

Содержание всей седьмой главы первого послания к Коринфянам ясно показывает, что у Апостола совсем не было намерения рассуждать о том, кто имеет право вступать в брак, и кто сего права не имеет. Он говорит о лицах, состоящих уже в браке, и им дает наставление, чтобы муж и жена не уклонялись друг от друга; если же признают нужным временно разлучиться для молитвы, то чтобы сие было по взаимному согласию. Из сего совета воспрещение брака духовным выводится насильственно. Апостол говорит о лишении по согласию; а латиняне узаконят духовенству лишение по неволе. Апостол говорит о лишении до времени; а закон латинский предписывает лишение постоянное. Конечно, в словах апостольских надобно разуметь молитву не непрестанную, но “ту, которая совершается с особенным тщанием”¹⁵, например, молитву в храме Божием, или соединенную со священнодействием священника, также приносимую пред принятием таинств. Такая молитва может быть совместима с брачным состоянием. Положим, что случаев к сей особенной молитве, требующей исполнения апостольского правила (1Кор. 7:5), гораздо больше в жизни священнослужителей, нежели мирян. Из сего вытекает только то заключение, что и случаев к повременному разлучению с супругами у священнослужителей может быть больше, нежели у мирян. Что касается до примера ветхозаветных священников и левитов; то их положение совершенно соответствовало требованию апостольскому: они разлучались с женами своими на время. Сему примеру подражая, и новозаветные священнослужители в брачном состоянии должны быть воздержаны, а не лишены права оставаться в нем. Ежели от них требуется большее совершенство духовное, нежели какого могли достигать служители ветхозаветной скинии; то и от всех христиан оно требуется. Слова Божии: святи будите... внушают вообще святость жизни, и по изьяснению Апостола Петра (1Петр. 1:15 и след.), имеют свою полную, обязующую силу для всех, искупленных кровию, яко Агнца непорочна и пречиста, Христа; следственно он не относятся ни исключительно к сану священническому, ни тем более к браку священнослужителей.

Впрочем, так как девство есть подвиг, приближающий человека плотяного к бесстрастному состоянию Ангелов; то и не удивительно, что с первых же времен христианства начали являться ревнители сей добродетели. Немало девственников было и между Апостолами: таковы, кроме Иоанна Богослова и Апостола Павла, Иаков Зеведеев¹⁶, Апостолы Тимофей и Тит¹⁷. После времен апостольских, но еще до появления монашества, благочестивое предание весьма много указывает, между пастырями Церкви и вообще между священнослужителями ее, лиц, просиявших и строгостью жизни безбрачной. Особенно же в описани жизни святых епископов весьма мало встречаем указания на то, чтобы они, и по возведении в сей сан, оставались в кругу семейств своих.

Что же надобно заключить из сих примеров? Положим, что в древней Церкви весьма много было священнослужителей безбрачных; что их было гораздо более, нежели брачных: следует ли отсюда, что брачное состояние для лиц духовных недозволительно, и что к безбрачию должны быть обязаны все? Такое заключение имело бы силу тогда, когда было бы доказано, что священнослужители брачные в древности составляли как бы исключение; повсеместный же и древнейший обычай был тот, что лица духовные жили вне брака. Ревнители закона латинского, действительно, усиливаются это доказать¹⁸, и опоры себе ищут в свидетельствах святого Епифания и блаженного Иеронима. В книге против ересей святой Епифаний говорит, что “живущего в браке и рождающего детей Церковь не возводит на священные степени, и особенно там, где строги правила церковные. Но, может быть, скажешь мне, что в некоторых местах еще рождают детей пресвитеры, диаконы и иподиаконы? Это не по церковному правилу, но по причине ослабевшего от времени разумения человеческого, и по недостающему количеству лиц, сравнительно с множеством народа”¹⁹. Подобным образом Иероним утверждает, будто в Церкви было древне обыкновение, чтобы духовные лица воздерживались от брачного ложа²⁰.

Из творений блаженнаго Иеронима видно, что, когда восстает он против хулителей девства, то не всегда удерживается от выражений резких и неблагоприятных относительно брака²¹. Сие воззрение перенесено им и в частности на брак духовных. Он видел сам примеры их безбрачной жизни; но желал, чтобы и в супружестве священнослужители соблюдали чистоту девственную. Так например, пресвитеру Непоциану дает он такие советы, которые проистекали не из опыта, а из глубокого уважения к девству. Сие однакож не воспрепятствовало ему написать к Непоциану, что только второй брак служит препятствием в рукоположению в священный сан, а единобрачие не препятствует²². Здесь он не присовокупил, что первый брак по рукоположении теряет уже свою силу. Епифаний же, ни правила канонического, на котором хочет утвердить свое мнение, не указывает, ни однобрачных священнослужителей не осуждает. Притом, если по недостатку девственников допускались в клир и брачные; то уже нельзя в тоже время утверждать, что они не допускались, и что их допущение противно закону и древнему преданию. А чтобы вернее оценить свидетельства Иеронима и Епифания, надобно вникнуть в состояние Церкви первенствующей и принять в соображение свидетельства других писателей того времени.

Гонения, свирепствовавшие в течение первых трех веков, преимущественно направляемы были против предстоятелей и служителей Церкви, поколику язычники видели, как много от них зависит успех христианства. Со своей стороны, истинные служители Церкви Христовой изыскивали способы, чтобы успешнее исполнять свое дело. К сему весьма важным пособием служила меньшая зависимость от уз, связующих с миром. Поскольку же теснее всяких других связуют с миром брачные узы, которые, по мере внешних неудобств и притеснений, ведут к большим затруднениям и опасностям: то многие из древних священнослужителей уклонялись совсем от состояния брачного чтобы тем беспрепятственнее и безопаснее действовать в пользу Церкви. Нет сомнения, что сем благочестии, внешними искушениями очищаемое от мирских влечений, еще более возвышало в глазах ревностных поборников веры чистоту и святость девства и превосходство его пред состоянием брака. Все сие способствовало к тому, что в первые века христианства очень многие священнослужители вели жизнь безбрачную.

Но что уклонение от брака не было общим в духовенстве обычаем ни на Востоке, ни даже на Западе, в том достаточно уверяют ясные свидетельства близких по времени к Иерониму и Епифанию церковных писателей. Тертуллиан, у которого латиняне ищут покровительства своему обычаю²³, в книге “о целомудрии” пишет: “у нас полнее и строже (нежели прежде а ветхозаветной Церкви) предписывается, чтобы вступающие в клир церковный были единобрачны”²⁴. В том же сочинении своем он упоминает о литургии, совершаемой “руками священника единобрачного, равно как и девственника, окруженного своими диаконами, также единобрачными или девственными”²⁵. Ни в том, ни в другом месте он не прибавляет, чтобы единобрачный священнослужитель по рукоположении был свободен от уз брачных. Климент Александрийский замечает: “Апостол допускает единые жены мужа, который, будет ли то пресвитер или диакон, также как и мирянин, может неосужденно пользоваться правами брака”²⁶. Примечательно в сем отношении свидетельство ревнителя девственной жизни Григория Богослова. В его время некоторые из оглашенных откладывали креститься иногда и потому, что делали прихотливый выбор между лицами крещающими. Осуждая сию изысканность, святитель восклицает: “Не говори: меня должен крестить епископ, притом митрополит и Иерусалимлянин..., или хотя священник, но безбрачный, человек воздержанный и ангельской жизни; ибо несносно, если осквернюсь во время очищения..”.²⁷. Если бы, как хотят латиняне, в древней Церкви все священнослужители жили вне брака: имел ли бы место предрассудок, святителем изобличаемый? Нужно ли было бы выбирать безбрачного, если бы не было между священнослужителями брачных? И если б все они были воздержаны и оставили своих жен: откуда бы родилось подозрение, что брачные не чисты? – Подобным образом святой Златоуст случайно, по течению речи, в шестой книге о священстве дает ясное свидетельство, что не безбрачные только священнослужители были в его время. Рассуждая об ответственности, лежащей на пастырях, вселенский учитель говорит: “дочери священников, которые не имеют отношения к священству, не смотря на то, по причине достоинства отцов своих, за одни и те же грехи гораздо тягчайшее понесут наказание”, в сравнении с детьми мирян. Заключение из сих слов очевидное: во времена Златоуста были у священников дочери и жены; и сие обстоятельство обращает святитель не в осуждение священникам, а в побуждение свои домы добре правити и чада иметь в послушании. Ужели скажут, что все предполагаемый сими словами дочери родились до рукоположения их отцов? Если бы это было так: почему же “достоинство их отцов” в такой мере на них простирается? Прямое объяснение то, что честь родивших может пострадать от бесчестия рожденных. Наконец, весьма обстоятельное сведение о семейном и безбрачном состоянии лиц духовных на Востоке сообщает историк Сократ. “Быв, говорит он, клириком в Фессалии, я знал один обычай. Там клирик, если продолжал жить со своею женою, с которою вступил в супружество до определения своего в клирики, исключаем был из клира, тогда как на востоке все, даже епископы, воздерживались от общения со своими женами по собственному произволению, если, то есть, сами того хотели, не быть принуждаемы к тому непреложным законом; ибо многие из них во время епископства от законных жен имели и детей”²⁸.

Впрочем, по высокому в Церкви понятию о достоинстве епископства и девственного целомудрия, должно полагать, что епископы с крайним воздержанием пользовались правами супружества, единственно по желанию иметь детей, а не по иному менее чистому побуждению.

Итак в священном Писании брак лиц духовных не воспрещен; примеры же древней Церкви показывают, что были в ней священнослужители безбрачные, были и брачные. Что безбрачных было несравненно больше, сие зависело частью от внешних обстоятельств Церкви гонимой, и главным образом от свободного произволения каждого, приступающего к алтарю, а отнюдь не от предписаний закона. Никогда в православной Церкви канонические правила не поставляли безбрачия условием для посвящения в клир. В сем не трудно убедиться, ежели рассмотреть, что законопожила древняя Церковь относительно брака лиц духовных.

Церковь восточная издревле не обязывала вступающих в священный сан ни к брачной жизни, ни к безбрачной. К сему клонятся важнейшие из церковных постановлений, которые выражают в себе дух свободы евангельской, защищая нерасторжимость брака священнослужителей единобрачных и не принуждая к браку желающих соединить с саном священства обет девства. Но и Церковь западная имела свои частные, не поместных соборах состоявшиеся постановления, которые в последствии положены были в основании строгого закона о безбрачии священнослужителей. Посему надлежит прежде обозреть канонические правила, на которых утверждается обычай, хранимый в Церкви православной; а потом рассмотреть и те постановления, которые изданы были в Церкви латинской, и на основании которых она всех без исключения своих священнослужителей обязывает к безбрачию.

А) Соборные правила, на основании которых в православной Церкви дозволяется брак и безбрачие лицам духовным.

Первый памятник церковного законоположения относительно брака лиц духовных находится в Правилах апостольских. Из них в 17-м определено: “кто по святом крещении двумя браками обязан был; тот не может быть вообще в списке священного чина”. Далее правило 26-е повелевает: “да из вступивших в клир безбрачными желающие, вступают в брак одни только чтецы и певцы”. Пятое же апостольское правило прямо утверждает супружескую жизнь священнослужителей и по рукоположению их: “священнослужители да не изгонят жен своих под видом благочестия. Аще же изгонять, да будет отлучены от общения церковного; а оставаясь непреклонными, да будут извержены от священного чина”.

Сии апостольские правила ясно показывают, что вступающим в священное звание брак не было возбранено и безбрачным вступать в сие звание. Если бы напротив в Церкви апостольской союз брачный был почитаем недостойным и даже предосудительным для лиц священных; то сие не могло быть оставлено без замечания в Правилах апостольских, и неизбежно должно бы быть выражено в тех местах, где говорится там о браке в звании духовном. Ничего подобного там нет. Сказано только то, что второбрачных возводить в священный чин нельзя: следственно однобрачные могут быть возводимы. И сим единобрачным служителям воспрещается, против воли жен, отдалять их от себя: следовательно брак их должен оставаться в своей силе. Еще в апостольские времена была у некоторых ложная мысль, что с чистотою целомудрия, и особенно с достоинством священного сана несовместно супружество. Такая мысль прямо противна и свидетельству Апостола о чистоте брака для всех (Евр. 13:4), и духу свободы в избрании девства; по трудности сего подвига не может служить оскорблением высот священного сана, ежели не все священнослужители будут возлагать на себя узы этого обета. Предлог благочестия (πρόφασις τῆς ευλαβέιας) не имеет уже силы в отношении к браку, законно заключенному, хотя бы в этом брачном союзе состояло и духовное лицо. Ибо если бы под предлогом благочестия дозволено было духовным удалять от себя своих жен: то и миряне стали бы почитать уважительным сие побуждение к разводу со своими женами. Такова сила пятого правила апостольского, ограничивающего несвоевременную ревность к жизни безбрачной. Но дабы пресечь в священнослужителях всякое поползновение к браку по принятии подвига девства, дано двадцать шестое правило апостольское. По силе сего правила те, после рукоположения навсегда оставаться вне брака. Изъятие сделано только в пользу чтецов и певцов; поскольку они вступают в церковнослужительские свои должности только в преддверии таинства священства; то их бракосочетание не признано несообразным со степенью и сущностью их служения. Относительно же священнослужителей снова подтверждено в 15-м правиле апостольском, что они могут оставаться безбрачными, ибо только те из них сим правилом осужаются, которые удаляются от брака, не ради подвига воздержания (δἰ ἄσχισιν), но по причине гнушения браком, как скверною.

Итак, по смыслу апостольских правил, приемлющий священство, если имеет стремление вместить и подвиг девства, может ради воздержания навсегда оставаться безбрачным; а если до рукоположения, от себя жену свою; вступать же в брачный союз апостольские правила не понуждают никого из готовящихся к священному сану.

В том же духе снисхождения и любви действовал и первый вселенский собор, имевший рассуждение об одиноком и семейном состоянии лиц духовных. Поводом к сему рассуждению было то самое, что повсюду в епархиях православных были священнослужители брачные, были и безбрачные: ни в браке не быть воспрещен, ни к безбрачию закон не обязывал. Отсюда возник вопрос: не нужно ли положить относительно сего какие либо общие и решительные правила? – Когда стали рассуждать об этом; некоторым епископам хотелось ввести новый закон, чтобы все посвященные – епископы, пресвитеры и диаконы не жили более в брачном союзе со своими женами, на которых женились, быв еще мирянами. Мнение сие предложено было на общее решение. Тогда Пафнутий, епископ фиваидский, стал среди собрания и во всеуслышание сказал: “Не возлагайте тяжкого ига на мужей посвященных; честен брак и ложе нескверно. Как бы от избытка строгости не произошло вреда для Церкви; ибо не все могут перенести подвиг бесстрастия. Такой строгий закон может сделаться и для них и для оставленных ими жен причиною целомудрия. Довольно, если, по древнему преданию Церкви, безбрачный, вступивший уже в священное звание, не вступать в брак. А кто однажды поял жену себе, еще быв мирянином, тот отнюдь не должен оставлять ее”. – И это говорил человек, не знавший брачных уз; ибо с детства воспитывался он в ските, и целомудрием был известен более, нежели кто другой. Весь освященный собор одобрила мнение Пафнутия и принял единодушно совет его; потому относительно сего не постановил никаких правил, не связал никого необходимостию, и безбрачное состояние предоставил воле каждого, избираемого в священный сан.

Это примечательное постановление никейского собора, изложенное здесь так, как читается у Сократа и Созомена²⁹, латинские писатели усиливаются подвергнуть сомнению³⁰: так как в правилах первого вселенского собора будто бы нет подтверждения сему повествованию, и другие церковные историки, на примере Евсевии и Руфин, ничего подобного не говорят.

Известно, что полного собрания деяний первого вселенского собора вовсе не существует. Но несправедливо и то, будто в дошедших до нас правилах сего собора нет подтверждения мнению, предложенному Пафнутием и принятому прочими отцами. В третьем правиле читается: “великий собор без изъятия положил, чтобы ни епископу, ни пресвитеру, ни диакону... не было позволено иметь сожительствующую в доме жену, разве... те токмо лица, которые чужды всякого подозрения”. Святой Пафнутий в своем мнении, назвав безбрачие игом, не для всякого удобоносимым, выразил однакоже желание, чтобы нравственность священнослужителей безбрачных ограждена была древним преданием, и чтобы они по рукоположении не вступили в брак. Поскольку же и в дом безбрачного священнослужителя могут быть женщины: то собор, в дополнение мнения Пафнутия, требует, чтобы это были лица бесподозрительные. Правило третье не воспрещает священнослужителям жить в супружестве: ибо оно говорит не о законных женах; иначе собор не назвал бы их сожительствующими (συνείσακτοι), под именем которых надлежит разуметь посторонние незамужние лица женского пола, принятые в дом неженатых, для домашнего хозяйства и услужения, или для воспитания, или в виде духовного братства³¹. Что именование сожительствующей жены употреблялось в смысле противоположном понятию о законной жене, – сие подтверждается словами одного постановления императора Юстиниана, которое очевидно служит повторением рассматриваемого правила никейского. “Епископам, пресвитерам и диаконам и всем вписанным в клир, не имеющим жен (μὴ ἔχουσι γαμεὰς), по божественным постановлениям воспрещаем и мы, но сил святых правил, иметь в доме у себя какую-нибудь постороннюю женщину, кроме матери, дочери, сестры и других лиц, которые не возбуждают никакого подозрения”³².

За Сократом и Созоменом повторяют суждение Пафнутия о браке духовных Кассиодор и Никифор³³. Молчание же некоторых историков не дает еще повода к сомнению в действительности события. История церковная, написанная Евсевием, не заключает в себе полного описания событий и деяний никейского собора; Руфинова еще менее чужда опущений и ошибок. О себе же Сократ говорит, что о событиях на никейском соборе он “слышал от глубокого старца, который никак не обманывался”³⁴.

После никейского собора восточная Церковь продолжала действовать в направлении, от времен апостольских принятом, не подчиняя священнослужителей никакому стеснительному закону в выборе жизни брачной или безбрачной. В четвертом же веке явились на Востоке еретики евстафиане, которые не хотели принимать таинства евхаристии от брачных пресвитеров, прекращали всякое с ними общение, почитая священнослужение их недействительным при брачной жизни, а брак – оскорблением веры. По свидетельству Сократа, ересеначальник этой секты, Евстафий, епископ севастийский “приказывал уклоняться, как от греха, от благословения и общения с пресвитером женатым, хотя бы он вступил в брак по закону, быв еще мирянином”³⁵. Против Евстафия и последователей его созван был в Гавгре, пафлагонском городе, собор около 340 года, и четвертым правилом сего собора положено: “аще кто о пресвитер, находящемся в супружестве, рассуждает, яко не достоит причащатися, когда он совершает литургию; да будет под клятвою”. В сем правиле очевидны две мысли; первая та, что в четвертом веке были пресвитеры женатые, и притом неоставлявшие своих жен, но “находившиеся в супружестве” действительном; другая, – что кто гнушался таким пресвитером, и совершаемыми им таинствами, будто недействительными, тот сам подпадал под клятву церковного суда.

Впрочем, требования подобные тому, какое предложено было на соборе никейском, относительно безбрачности духовенства, могли возникать тем удобнее, что священнослужителей безбрачных было больше, в сравнении и с брачными. Так святой Епифаний свидетельствует, что “священное сословие преимущественно состояло из девственников, или если не просто из девственников, или если не просто из девственников, то из монашествующих; если же монашествующих не довольно было способных к сему служению, то из тех, которые воздерживаются от своих жен, или вдовствуют после первого брака”³⁶. Однакож число священнослужителей безбрачных становилось больше не по принуждению к безбрачию, а по свободному произволению. Церковь, как и прежде, не препятствовала женатым вступать в клир, и не стесняла свободы желавших оставаться безбрачными. В ее правилах брачная жизнь духовенства является везде, как разрешение для немогущих понести девства, а не как обязанность для всех без исключения.

Менее совместным брачное состояние почиталось издревле со степенью епископа, и с течением времени безбрачие более и более стало отличать сан епископский Выше было приведено свидетельство Сократа о том, что на востоке весьма многие епископы, по собственному желанию, пребывали в девстве и воздержании. А святый Григорий Богослов свидетельствует, что в сан епископский по большой части избираем были лица, проходившие подвиг монашества. “На наших цазореях (на иконах) должны лежать подобне избрания”, то есть, на епископский престол; и потом обращаясь к Василию Великому продолжает: “кто из благомыслящих стал бы искать другого, кроме тебя, несвязанного брачными узами, пустынножителя?³⁷”. Обычай возводить на епископский престол лица монашествующие или вообще безбрачные в шестом веке принял вид закона. Императором Юстинианом относительно порядка при избрании и поставлении епископов, между прочим, определенно, чтобы на основании древних отеческих преданий в епископы были поставляем преимущественно монашествующие, если же из белого духовенства, то безбрачные, или по крайней мере не имеющие детей, чтобы по рукоположении в сан епископский удобные могли отрешаться от своих жен³⁸. Но чтобы при разлучении с супругами не происходило затруднений от несогласия жен или семейных обстоятельств, обращено было особенно внимание на диаконов; так как вопрос о брачной жизни должен был решатся до рукоположения в сию низшую степень священства. Вступающие на сию первую ступень должны были предварительно определить для себя: могут ли они остаться на всю жизнь вне брака, или почитать для себя супружество необходимым. Требуя сего, император Юстиниан постановил: “если рукополагаемый в диакона не будет женат, то не прежде должен быть рукоположен, как дав рукополагающему обещание, что по рукоположении будет жить честно и не имея законной жены”³⁹. Очевидно, что и в законах Юстиниановых брак поставляется обязанностью не для всех, а только для тех, которые, решаясь принять священный сан, не надеются понести подвиг жизни безбрачной.

В седьмом веке, на соборе трулльском положен были подробные и решительные правила относительно брачного и безбрачного состояния лиц духовных. Прежде всего должно заметить, что собор этот осудил правило Церкви римской, расторгающее брак возводимых на степени пресвитерскую и диаконскую, и постановил непочитать союз брачный препятствием, удаляющим от священного сана. Сие утверждено тринадцатым правилом, в котором отцы собора говорят: “поскольку мы уведали, что в римской Церкви в виде правила предано, чтобы те, которые имеют быть удостоены рукоположения во диакона или пресвитера, обязывались не сообщаться более со своими женами; то мы, последуя древнему правилу апостольского благоустройства и порядка, соизволяем, чтобы сожитие священнослужителей по закону и впредь пребыло ненарушимым, отнюдь не расторгая союза их с их женами; и тако аще кто явится достойным рукоположения во диакона или во пресвитера, таковому отнюдь да не будет препятствием к возведению на таковую степень сожитие с законною супругою; и от него во время поставления да не требуется обязательства в том, что он удержиться от законного сообщения с женою своею, дабы мы не были принуждены сим образом оскорбить Богом установленный, и им в Его пришествие благословенный брак... Аще же кто, поступая вопреки апостольским правилам, дерзнет кого либо из священных, то есть пресвитеров или диаконов, или иподиаконов лишати союза и общения с законною женою: да будет извержен. Подобно и аще кто, пресвитер, или диакон, под видом благоговения, изгонит жену свою: да будет отлучен от священнослужения, а пребывал непреклонным, да будет извержен”. – Мудрое правило сие дано в духе снисхождения в лицам, от поступления в священный сан неуклоняющимся, но подвиг безбрачия принять не желающим и понести не могущим. Для них собор постановляет: а) не почитать препятствием к рукоположению законное и первое супружество; б) пред рукоположением, и после, не требовать от них обязательства к пресечению брачного общения с женами, и в) подвергать запрещению и даже извержению того, кто под видом благочестия удалил бы от от себя жену, против ее воли. Силу сего собранного правила, поныне действующего в Церкви восточной, латиняне хотят ослабить не только своими порицаниями⁴⁰, но и тем уверением, будто собор трулльский не был вселенский. Но это несправедливо: на нем не одни греческие пастыри присутствовали, но и сирские, африканские, египетские, арменские, европейские. Это самое правило (13-е), вместе с другими постановлениями сего собора, утверждено было подписью и папских легатов, митрополита корнитского и епископа равеннского. Притом отцы собора свидетельствуют, что они последовали древнему правилу апостольского благоустройства (ἁποστολιχης ἀκριβείας).

Но дабы то не подумал, что в тринадцатом правиле трулльского собора заключается что либо, понуждающее ко вступлению в брак, для всех вообще принимающих на себя сан священнический или диаконский, – надлежит привести здесь и шестое правило сего собора, в котором отцы определяют: “поскольку в апостольских правилах речено, яко из производимых в клире безбрачных только чтецы и певцы могут вступать в брак: то и мы, соблюдая сие, определяем, да отныне ни иподиакон, ни диакон, ни пресвитер не иметь позволения, по совершении над ним рукоположения, вступать в брачное сожительство. Аще же дерзнет сие учинить, да будет извержен. Но аще кто из поступающих в клир восхощет сочетаться с женою по закону брака, таковый да творит сие прежде рукоположения во иподиакона, или диакона, или в пресвитера”. – Из сего правила видно, что Церковь восточная не стала в прямое противоречие с римскою, обязующею всех духовных к безбрачию, и не постановила, в противоположность ей, всем священникам и диаконам в обязанность быть женатыми; но избрала между сими двумя крайностями средний путь: она определила допускать и безбрачных к священному сану, но воспрещает им искать брака по рукоположению; если же кто из безбрачных пожелает сам вступить в брак, решаясь принять сан священный, она не принуждает насильственно того к подвигу воздержания, и разрешает ему вступить в брак только до рукоположения. Каждый свободен избирать, что согласно с внутренним его расположением: только время выбора ограничивается рукоположением.

К этому общему правилу, дозволяющему священнослужителям, по собственному произволению, оставаться безбрачными, собор трулльский присовокупил особое распоряжение о некоторых священниках в иноплеменнических церквах. В тридцатом правиле сего собора сказано: “аще они за должное почитают далее поступати апостольского правила, запрещающего изгоняти жену свою, под видом благоговения, и более установленного творити мнят, и сего ради по согласию со своими супругами удаляются от сообщения друг с другом: определяем, да не имеют более сожительства с ними, ни под каким видом, дабы тем явили они нам совершенное доказательство своего обета”. – В сем правиле рассуждено о таких священниках, которые рукоположены из женатых, но потом, по взаимному согласию со своими женами, оставили супружеское общение с ними. Собор не отринул такого расположения благоговейных иереев, и приспособляясь к местным обстоятельствам и нуждам, сделал некоторое изъятие из апостольского правила, воспрещающего семейным священнослужителям удалять от себя жен, под предлогом благочестия. Он дозволил таким священникам расходиться со своими супругами и жить особо. Основанием своему расположению собор полагал неблагоустроенные нравы новопросвященного народа: ибо поведение священников, не разлучающихся со своими супругами, но и не живущих с ними, как с супругами, могло подавать повод к нареканиям против чистоты и святости брака, а с другой стороны, такое сопребывание могло быть соблазнительно для самих супругов и приводить их к нарушению утвержденного их взаимным согласием обета. Если же собор и связанным узами супружества дозволял оставление, по взаимному согласию, удовольствий жизни брачной; то еще менее находил препятствий вверять благодать священства безбрачным, благонадежным по жизни.

Но об епископском сане собор судили иначе, и поставил безбрачие отличительною чертою сего сана. В двенадцатом своем правиле отцы законоположили так: “дошло до сведения нашего, что некоторые из предстоятелей (епископов), и по совершившемся над ними рукоположении, не оставляют жити со своими супругами, полагая тем претыкание и соблазн другим. Имея тщание, дабы все устроити к пользе паств, признали мы за благо, да не будет отныне ничего такового”. Сим правилом требуется, чтобы священнослужители брачные, не престол епископский возводимые, уже разлучались со своими супругами. Далее отцы собора объясняют, что они сделали такое распоряжение “не к отложению, или превращению апостольского законоположения”. И действительно, хотя апостольское пятое правило воспрещало священнослужителям удалять своих жен, под предлогом благочестия; но правило это объясняется отчасти нуждою времени, и умеряется другим правилом, 51-м. Трудно было в век апостольский из новообращенных язычников и Иудеев находить людей безбрачных на престол епископский. Если же бы брачные епископы удаляли своих жен, под видом благочестия: это совпадало бы и с обычаями Иудеев и язычников, допускавших свободный развод, и с лжеучением еретиков, гнушавшихся браком. Посему 51-е апостольское правило и говорит, что по причине гнушения браком епископ не должен уклоняться от союза брачного; но в том же самом правиле допускается изъятие, что ради истинного воздержания дозволительно удаление от брака. Кроме того некоторые поместные постановления свидетельствуют, что соединение подвигов воздержания и девства с епископским саном заимствовано из предания апостольского. Таковы 3 и 4 правила карфагенского⁴¹ собора (419 г.). И так собор трулльский не новое велел, но древнее уяснил, утвердил и обратил в общее и постоянное правило, чтобы православные епископы вели жизнь безбрачную.

В правиле 48-м повторяется мысль, что возводимые на епископскую степень, ежели они состоят в брачном союзе, должны разлучатся навсегда со своими женами. “Жена производимого в епископское достоинство, предварительно разлучаться с мужем своим, по общему согласию, по рукоположению его в епископа, да вступит в монастырь”... Сие постановление о судьбе жены возводимого в сан епископский, служит подтверждением и дополнением правила двенадцатого, которым епископу решительно воспрещается брачное состояние. Но в правиле 48-м говорится, что оставление новопроизводимым епископом своей жены должно быть по общему их согласию. Посему можно заключать, что если со стороны которого либо из супругов нет согласия на взаимное разлучение, то избранный во епископа не мог быть удостоен рукоположения в сей сан.

По изложении сих церковных правил относительно брака и безбрачия лиц духовных, не излишнее принять в соображение и те правила, которые изданы против неправильного супружества священнослужителей. По силе осьмого правила исокесарийского собора (314 г.), ежели жена священнослужителя “впадет в прелюбодейство, то он должен развестися с нею”. Требование сие дополняет в своем 27-м правиле святой Василий Великий; а правило сего святителя повторяет в точных словах собор трулльский. Правилом 26-м сей собор постановил: “пресвитер, по неведению обязавшийся неправильным браком, пресвитерским седалищем пусть пользуется, согласно с тем, как законоположено в священном правиле: от прочих же пресвитерских деяний да удержится. Ибо таковому довольно прощения. Благословляли же других, долженствующему врачевати собственные язвы, не подобает... Само же по себе явствует, яко таковой неправильный брак разрушится, и муж отнюдь не будет иметь сожительства с тою, чрез которую лишился священнодействия”. Неправильными браками называются здесь не только браки, противные общим церковным постановлениям о христианском супружестве, но и не согласные с правилами, положенными относительно жен священнослужительских. Вступающим в сан супружество вдов, бесчестных, неправославных⁴². Если бы по рукоположении открылось, что брак рукоположенного неправилен; то пресвитер подвергается лишению важнейших прав и преимуществ сана, а брак должен быть расторгнут. – Сии постановления также несомненно показывают, что пресвитерам и диаконам издревле было дозволительно брачное сожительство с женами, до рукоположения поятыми. Но строгость сих же постановлений показывает, что такое дозволение было не обязательством для готовящихся к священству, а только снисходительною мерою, которою мог ползоваться всякий пресвитер или диакон, но с величайшею осмотрительностью и нелегкою ответственностью за поведение своей жены. Ибо высота священного сана не терпит даже и в женах священнослужительских грехов противных целомудрию и супружеской верности.

Учителя западные, упрекая Церковь восточную за ее снисхождение к пресвитерам и диаконам, поставляют на вид то, будто она дозволяла брак и по рукоположении.⁴³ Поводом к сему обвинению служит десятое правило анкирского собора, в котором сказано: “поставляемые во диаконов, аще при самом поставлении засвидетельствовали, и объявили, что они имеют нужду ожениться и не могут без того пребыти: таковые после сего оженившись, да пребывают в своем служении, поскольку то позволено было им от епископа”... Но отцы анкирского собора изрекли сие правило не так, чтобы оно служило руководством на будущее время и давало диаконам безбрачным право вступать в брак: оно разрешает только случаи, возбудившие недоумение. Диаконы, о которых говорится в правиле, объявили до рукоположения, что не могут жить вне брака: но неизвестно почему, были посвящены. После, не вынесши подвига воздержания, вступили в брак, но не сами собою, а с позволения своих епископов. Из снисхождения и к давшим позволение, и к тем, которые воспользовались позволением, а может быть и по оскудению клира во время гонений, собор не потребовал от сих диаконов оставленния священного сана. Подобное снисхождение оказано было и трулльским собором. Заметив некоторых священнослужителей, вступивших в брак по рукоположении, он подвергнул их епитимии, но оставил из в священном сане; только определил не возводить их на высшие степени священства и расторгнуть их браки. Но сие определение собора относилось только к прошедшему времени, к допущенным уже и открывшимся случаям послабления, а на будущее время постановлено не терпеть в священном сане вступивших в брак после рукоположению⁴⁴.

Соображая все церковные постановления относительно брака и безбрачия лиц духовных, заключаем, что от времен древних, предоставлена была священнослужителям свобода избирать или состояние брачное, или безбрачие; пресвитерам и диаконам никогда не возбранялось до рукоположения вступать в брак, или по рукоположении оставаться безбрачными; но на епископскую степень по преимуществу избираемы были безбрачные, и в следствии, если брачные, то под условием разлучения с супругами. Причина, почему с епископской степенью брачное состояние почиталось несовместимым, заключалась в высоте сего сана и в апостольском предании.

Б) Как утвердился в латинской церкви закон о безбрачии лиц духовных?

Рассуждая о сем законе, латинские писатели стараются защитить силу его авторитетом пап и определениями некоторых поместных соборов. Но между соборными определениями они иногда указывают такие, которые нимало не относятся к делу, и говорят о том, что не подлежит спору. Например, один латинский богослов⁴⁵, защищая закон о безбрачии лиц духовных, приводит место из книги Постановлений апостольских и такие правила соборные, которыми воспрещается сим лицам вступать в брак по рукоположении. Такое усилие привязывать к спорному предмету то, что не относится к нему, ясно обличает недостаток сильных доказательств, которыми можно было бы защитить безусловно для духовенства латинского принятный закон безбрачия. Как же он был принят, и почему? Проследим те важнейшие постановления, которые обыкновенно полагаются в основание его, и те случаи, когда со стороны латинян особенно употребляемо было усилие утвердить и защитить его.

Из неоспоримых исторических свидетельств открывается, что в первые века христианства были священнослужители безбрачные, были и брачные, что безбрачных было несравненно более, нежели брачных, особенно на высших степенях иерархических. Жизнь вне брака, подвиг девства представлялись всегда такими высокими подвигами, что издревле у многих, быть может, рождалось желание: почему бы и всем лицам духовным не последовать примеру Апостола Павла, не быть безбрачными, как он? Мы видели, что такое желание и было выражено на первом вселенском соборе: но там оно было приведено в должные границы единодушным и мудрым рассуждением отцев, “со Святым Духом собравшихся”. Между тем на некоторых поместных соборах, на Западе бывших, рассуждавшие не удержались от увлечения духом неумеренно ревности. В начале четвертого века был в испанском городе Ельвир собор, который своим правилом 33-м постановил “решительно обязать епископов, священников, диаконов и иподиаконов, в служении находящихся, чтобы воздерживались от своих жен, и детей не рождали. Кто сие нарушит, тот да извержется из церковного чина”. Вот первое соборное постановление, благоприятствующее латинскому закону⁴⁶. Постановление это не имеет силы канонической не только потому, что правила собора ельвирского не приняты в руководство Церковью вселенскою, но и потому, что совершенно противное сему было постановлено на важнейшем первом вселенском соборе. Присутствовавший на сем соборе Осия, епископ кордовский из Испании, конечно знал ельвирское правило и мог защищать его. Защищал ли он его, предание молчит о сем, но во всяком случае вселенский собор испанского обычая не принимал. Однакоже семя, брошенное на Западе, начало там возрастать и вскоре принесло плоды.

В четвертом веке, как мы уже видели, на священные степени часто избираемы были лица безбрачные; многие из мирян, по поводу духовных своих терб, преимущественно обращались к священнослужителям, живущим не в брачном состоянии. В это время яснее стала выражаться ревность о безбрачии духовенства на Западе. Папа Сириций в 385-м году издал следующее строгое определение против брачных священнослужителей: “Мы узнали, что многие священники Христовы и левиты, в течение долгого времени после своего посвящения, имеют плод как от супруг своих, так даже и от скверного сожития, и преступление свое защищают тем предлогом, что в ветхом завете, как известно, священнослужителям дано было право рожать детей. Пусть же всякий последователь похотей и учитель пороков скажет мне: для чего тем, коим вверены были святая святых, было внушено: святи будите, якоже Аз свят есмь Господь Бог ваш (Лев. 20:7)? И для чего священникам во время чреды повелевалось жить не в доме, а в храме? Для того, чтобы они, удаленные от плотского общения со своими женами, и чистые в своей совести, могли представить из своего служения приятную Богу жертву. По исполнении времени чреды они вступали в права брака, но ради одного преемства; потому что к служению Богу допускаемы были только происходившие из колена Левиина. И Господь Иисус, просветивший нас пришествием Своим, Церковь Свою, которой Он жених, благоволил озарить светом чистоты, чтобы в день суда, когда паки придет, найти ее без пятна и порока. Силою таких постановлений все мы, священники и левиты, обязываемся со дня нашего рукоположения хранить и сердца и тела наши в трезвости и чистоте, чтобы угодить Богу жертвами, которые мы ежедневно приносим Тебе, которые во плоти, Богу угодить не могут; а вы не во плоти, потому что Дух Божий живет в вас (Римл. 8:9). И где может обитать Дух Божий, как не в святых телах, как читаем? поскольку же некоторые из обличаемых нами пали по неведению и оплакивают грех свой; том не лишаем их нашего снисхождения, и с условием, если они обещают пребыть воздержанными, благоволим оставить их без права на повышение до конца их жизни, при той должности, на которой они обличались в невоздержании. А те, которые усиливаются извинить себя правом непозволенным, будто оно представлено ветхим законом, пусть знают, что они властью апостольского престола низлагаются со всякой церковной степени, недостойно ими занимаемой, и не могут даже прикасаться к досточтимым таинствам, которых сами себя лишили, предавшись гнустным похотям. И поскольку настоящие опыты заставляют нас предостеречься на будущее время; то всякий епископ, пресвитер и диакон, если будет усмотрен таковым, пусть ведает, что ему прегражден будет совершенно доступ к нашему благоснисхождению, и что железом нужно будет вырезывать раны, которые стали нечувствительны к врачебным припаркам”⁴⁷.

Из сих слов папы Сириция видно, что в его время на Западе не было общим обычаем оставлять брачную жизнь для служения Церкви: ибо, как сознается сам папа, многие (plurimi) священники и диаконы после посвящения продолжали рождать детей. От того опасался Сириций, что есть строгий закон не будет принят хорошо, как закон, противоположный древнему обычаю, и для тех, которые согласятся принять его новое определение, смягчает свое негодование и взыскание так, что позволяет оставить их при должностях, только без права на высшие почести⁴⁸; между тем как на других, которые и после сего стали бы указывать на древность принадлежащего пресвитерам и диаконам права относительно состояния брачного, изливает всю строгость своего суда. Чтобы отягчить сей суд, папа Сириций несправедливо называет брачную жизнь клириков гнусным делом, в тех, которые живут в законном браке духовных, так и в предписании закона о девстве, Сириций оставляет без рассмотрения те изречения Писания, которые могли бы относиться к делу; места, взятые им из нового завета, заключают в себе мысль о нравственной чистоте христиан вообще и ничего не представляют против брака духовных в частности; изречение же (Лев. 20:7) ветхозаветное не относилось к левитам исключительно, и имеет силу для всех христиан вообще, а не священнослужителей только⁴⁹. Примечательно наконец и то, что папа не мог найти опоры в правилах церковных; удержался сказать и то, что дело, которое решал он, подлежит соборному суждению. Вероятно, он не надеялся, что решение соборное будет согласно с его личным мнением. Главным образом он хочет опереться на своем собственном авторитете: «мы обязываем». Таков первый закон о безбрачии лиц духовных на Западе.

Мнение Сириция, обязательное для духовенства в его патриархате, вскоре конечно сделалось известно и в соседственной церкви карфагенской. В ней тогда частые были соборы, на которых принято было в рассуждение между прочим и воздержание лиц духовных от брачного сожительства. Латинские богословы с уверенностью указывают на два правила карфагенских соборов, будто бы совершенно воспрещающие брак духовенству. Хотя церковь карфагенская издревле являла себя ревнительницею девства клира; однакоже из постановлений соборных, в ней состоявшихся, видно, что она благорассудно о сем ревновала, и не всех без исключения членов клира обязывала к жизни безбрачной. Постановления церкви карфагенской, на которых хотят опереться латиняне, в «книге Правил» читаются так:

«Заблагорассуждено, чтобы поставленные во епископы, пресвитеры и диаконы, чрез самое посвящение обязанные узами чистоты, как прилично священникам Божиим, служащим при божественных священнодействиях, воздержаны были во всем: дабы от Апостолов преданное и от самой древности содержимое и мы подобно соблюдали» (Карф. Соб. Прав. 3).

«Рассуждено, чтобы епископы, и пресвитеры и диаконы, и все прикасающиеся к святыням, хранили целомудрие и воздерживались от жен» (Прав. 4).

Из сих правил паписты заключают, что закон безбрачия предстоятелями древней Церкви, по тщательном рассмотрении, был принят, как преданный от Апостолов, как великое благолепие, которым Христос восхотел украсить свою Церковь⁵⁰.

Что высокий обет девства ведет свое происхождение от наставлений Христовых и апостольских; что девственники – священнослужители служат украшением для Церкви Божией, в сем никто из благомыслящих сомневаться не станет. Но чтобы из приведенных выше правил карфагенского собора истекал закон безбрачия, обязательный для всех лиц духовных: с таким заключением нельзя согласиться.

а) Правило третье сообще требует, чтобы священнослужители «воздержаны были во всем». Как воздержание их в пище и питии не в том должно состоять, чтобы они вовсе не ели и не пили: ак и воздержание от жен не всегда еще указывает на обет девства, и может быть совместно с состоянием супружеским. В правиле четвертом, воздержание от жен соединяется с понятием целомудрия: но целомудрие и безбрачие не одно и тоже; целомудренными обязаны быть и безбрачные, и состоящие в браке. Итак для определения смысла сих правил надлежит сличить их с другими постановлениями карфагенского собора; чего не делают латинские богословы, потому что такое сличение говорит против них.

б) В правиле 34-м карфагенского собора читаем: «все, священным тайнам прикасающиеся, иподиаконы, и диаконы, и пресвитеры, и епископы, но свойственному каждому из сих степеней правилу, да воздерживаются от жен своих, и да будут яко неимеющие их». Также выражения употреблены в правиле 81-м⁵¹, в котором «заблагорассуждено, да епископы и пресвитеры и диаконы, по правилам, свойственным их степеням, да воздерживаются от жен». И далее присовокуплено; «но подобает соблюдати обычай каждой церкви». – По прочтении сих правил естественно возникает вопрос. Если бы в церкви карфагенской было принято и соборным постановлениями утверждено совершенное удаление от брака и при том безусловно для всех священнослужителей; то для чего бы нужно было полагать это ограничение, чтобы они воздерживались от связей брачных «по правилам свойственным их степеням»? В славянском переводе Правил это выражение соответствует следующим греческим словам: (κατὰ τοὺς ἰδίους ὅρους). Сие изречение в греческой Кормчей (Πηδάλιον) излагается так: «по их обещаниям», то есть, священнослужители обязаны хранить воздержание, в исполнение добровольно данных обетов. Сие же изречение карфагенских правил употребил собор трулльский в том смысле, что брачный священнослужитель должен воздерживаться от общения супружеского на время своей чреды священнослужения. Какое бы из сих двух объяснений ни было принято, во всяком случае видно, что карфагенский собор не безусловно требовал от клира воздержания в отношении к супружеству. При первом объяснении обязательная сила рассматриваемых правил простирается на тех, которые дали добровольный обет безбрачия; а по второму объяснению сили правилами означается только время воздержания от жен. Конечно лучше держаться того толкования, которое сделано вселенским собором. Сему не препятствует выражение карфагенского правила: «да будут яко не имеющие жен». Собор заимствовал слова сии у Апостола, который дает совет: да имущие жены, якоже неимущии будут (1Кор. 7:29). Апостол никого не осуждает на невольное безбрачие; но брачным внушает, чтобы воздержаны были и целомудренны, и вообще, чтобы все благоразумно и осторожно пользовались скоропреходящими благами сего обманчивого мира (ст. 31). Приспособительно к смыслу слов апостольских надлежит понимать и вышеприведенное выражение, употребленное отцами карфагенского собора. Все духовные лица обязаны хранить целомудрие, как не имеющие жен; но священнослужители побуждаются к воздержанию самым приготовлением к совершению таинств; причетники же, поскольку не имеют права священнодействовать, «да не принуждаются к сему», то есть ни них не простирается указанное ограничение, относящиеся к жизни брачной. Последнее же выражение в 81-м правиле – «но подобает соблюдать обычай каждой церкви», – приводить к заключению, что произнесший сие правило собор сам не признавал его общим постановлением для всех церквей. В своих определениях он руководился духом терпимости и христианской свободы; сие показывает и другие правила его, в которых ревность о безбрачии клира умеряется уважением к семейному состоянию духовных, освященному узами законного брака, и попечением о благоуствройстве священнослужительских семейств. Например, правилом 18-м собор карфагенский постановил: «Детям священных лиц не представляти мирских позорищ и не зрети оных»; а правилом 30-м воспрещает детям состоящих в клире вступать в брак с язычниками, или еретиками⁵². И в том, и в другом случае собор говорит о священнослужительских детях, о благоустройстве их поведения; следовательно, почитает семейное состояние самих священнослужителей ненарушимым и требующим попечения, что едва ли бы требовалось, если бы сии лица должны были разлучаться со своими женами и семействами. Никогда, например, инокам не предписывалось заботиться об исправлении жизни их родственников, ими оставленных.

в) Трулльский собор постановления церкви карфагенской о воздержании духовенства, противопоставлял обычаю и правилу, принятому в церкви римской, и одобрил их. А так как он сам не вменял безбрачия в обязанность всем без исключения членами клира; то очевидно, что он и рассматриваемым теперь карфагенским правилам не приписывал силы закона о безбрачном состоянии лиц духовных. Латиняне, приводя слова из третьего правила карфагенского: «от Апостолов преданное и от самой древности содержимое», подразумевают «безбрачие»; а собор трулльский против правила церкви римской, «последуя древнему правилу апостольского благоустройства и порядка, соизволяет, чтобы сожитие священнослужителей по закону и впредь пребыло ненарушимым, отнюдь не растроган союза их с женами». При сем не опустил из виду трулльский собор карфагенских правил и так определял точный смысл их: «Знаем же, что и в Карфаген собравшиеся, имея попечение о чистоте жизни священнослужителей, чтобы иподиаконы, прикасающиеся священным таинствам, и диаконы, и пресвитеры, в свои времена воздерживались от сожительниц своих. Таким образом и от Апостолов преданное и от самой древности соблюдаемое и мы подобно да сохраним, зная время всякой вещи, и наипаче поста и молитвы. Ибо предстоящим алтарю, в то время, когда приступают к святыне, подобает быти воздержными во всем»⁵³. Из сего толкования ясно открывается, что, по силе правил карфагенских, воздержание от связей брачных священнослужителям предписывалось не решительное и всегдашнее, а только на особенные времена (вставить 225), то есть, когда они приготовляются к совершению тайнодействия⁵⁴. Примечательно, что африканские епископы, на трулльском соборе бывшие, не возражали против изложеного толкования постановлений карфагенских и в составе прочих правил сего вселенского собора подтвердили и те определения, в которых говорится о браке и безбрачии лиц духовных⁵⁵. Впрочем, в римской Церкви продолжала постепенно возрастать ревность о безбрачии духовенства, сильно возбужденная строгими требованиями папы Сириция. Введенному им постановлению благоприятствовали мысли первосвятителей римских Иннокентия 1-го а Льва великого, которые хотели, чтобы союз лиц брачных в духовенстве не был плотским, а только духовным, и чтобы женатые возводимы были на священнослужительские степени, под условием воздержания от плотского союза со своими женами⁵⁶. Папа Пелагий II-й простер ревность далее, и воспретил даже иподиаконам проводить жизнь брачную. Преемник его, папа Григорий великий нашел закон этот очень строгим и неудобоисполнимым⁵⁷; однако же, не входя в противоречие с другими предшественниками своими, положил последовавших прежним постановлениям о воздержании от союза брачного ободрять и возвышать; но в тоже время дозволил пребывающих в состоянии брачном оставлять на занимаемых или местах⁵⁸. Не смотря на то, поместные западные соборы усиливались утвердить безбрачие, как необходимую обязанность всех священнослужителей, и даже иподиаконов⁵⁹; наконец на собор, бывшем в Риме, в 743 году, постановлено священнослужителей, неразлучающихся со своими женами, извергать из сана⁶⁰.

Так распространялся на запад строгий закон о безбрачии духовенства. В последующие века, когда более и более отделялась церковь западная от восточной, закон этот был нередко предметом прений между латинянами и православными и, можно сказать, способствовал отпадению церкви западной от православного востока. В самом начале разногласий между церквами возник спор о браке духовных. Он был начат со стороны римской тем, что проповедники сей церкви, как замечает патриарх Фотий, внушили болгарскому новонасажденному в благочестии народу отвращение и омерзение к живущим в законном браке пресвитерам, называя служение их недействительным и недостойным Бога. Против сего патриарх Фотий писал в своем окружном послании к восточным епископам, что проповедники римской церкви поступают против соборных правил; что чрез сие расширяют они народу, начавшему произращать семена благочестия, путь к отступлениям, совращают его с прямого пути и отторгают от чистого учения. В доказательство того, что пресвитеры брачные суть истинные иереи Божии, Фотий приводит правила гангарского и трулльского соборов, дозволяющие им оставаться в брачном состоянии⁶¹.

Спор о браке лиц духовных с большею силою возобновился в одинадцатом веке, во время сношений константинопольского патриарха, Михаила Керуллария с папою Львом IX и легатами его, которые в написанной против Михаила грамоте и положенной ими на престол софийского собора, не устыдились сказать, что на восток последуют николантам, когда дозволяют брак служителям алтаря. Один из сих легатов кардинал Гумберт в прении с Никитою, пресвитером и монахом студийским, усиливался показать все основания студийским, усиливался показать все основания, на которых церковь латинская утверждала закон о безбрачии духовенства. «Кто, вопрошает Никита, предал вам обыкновение расторгать брак пресвитеров? Это противно преданию апостольскому, в 17-й главе постановлений изложенному, и пятому правилу апостольскому. Как святой Агафон папа римский не воспротивился собору (шестому вселенскому), издавшему постановления против нечестивцев, какие есть у вас и ныне? Если бы у вас сии предания были от Апостолов: то он восстал и не принял бы того, что у нас обнародовано относительно брака пресвитеров. Откуда же у вас эти странные и неосновательные требования?» В ответ на это Гумберт, повторив несправедливую мысль, будто брак священников есть ересь Николая диакона⁶², представил извлечение из Постановлений апостольских в искаженном виде, а пятое правило апостольское истолковал так, что не надобно священнослужителю удалять от себя жену, не ради супружеского с нею союза, а только для того, чтобы иметь в ней попечительницу о пище и питии Закон безбрачия Гумберт старается извлечь из подложных писаний Климента римского; потом приводит третье правило первого вселенского собора, воспрещающее священнослужителям иметь жен сожительствующих, и указывает на постановления римских пап, предписывавших священнослужителям удалять от себя женщин, кроме ближайших родственниц. В заключение Гумберт говорит: «посему у нас позволяется вступать в брак, только церковным привратникам, чтецам, заклинателям и свещенносцам, когда они не дали возведены даже в иподиаконство. Если же кто из них пожелает вступить на сию степень; то не иначе достигнет сего, как с согласия жены дав обещание, впрочем без всякого принуждения, переменить плотское супружество на духовное. Нарушители сих постановлений низлагаются со священных степеней своих»⁶³.

Несмотря на строгость, с какого воспрещаем был на Западе брак лицам духовным, в церкви латинской продолжали по местным оставаться священнослужители женатые; а грехи против целомудрия служили печальным, но неопровержимым доказательством, что безбрачие не для всех вместимо. Вместо того, чтобы возвратиться к умеренности и мудрому различению, которых держалась Церковь православная, римские первосвященники устремились в большую крайность. Никто из них с такою силою не ратоборствовал к утверждению не для всех удобоисполнимого закона о безбрачии духовных, как папа Григорий VII. Властолюбивый и в достижении своих целей ничем неудержимый, он желал подчинить себе всю вселенную, а членов клира сделать верными и способными орудиями своей власти. Он хорошо видел, что пока священнослужители будут оставаться в брачном и семейном состоянии, они в самых узах жизни брачной и семейной всегда будут встречать сильнее препятствие к тому, чтобы все свои силы и труды обращать к разрешению власти папского престола. Усиливаясь посему отторгнуть всех священнослужителей от уз жизни брачной, папа Григорий VII-й в 1074 году постановил на соборе римском, чтобы не только незаконную связь имеющие, но и в законном браке живущие священники не совершали литургии, и диаконы и иподиаконы женатые не служили при алтаре⁶⁴. Строгое это постановление призвело большие смятения в духовенстве. Епископы стали возражать; священнослужители одни соглашались лишиться скорее сана, нежели брачного сожительства, другие продолжали священнодействовать, не оставляя жен. Но упорный папа настоятельно требовал, чтобы духовные или разлучались с женами, или лишаемы были сана, вновь же чтобы никто не был принимаем в клир, ежели не произнесет обета безбрачия. Для большего успеха он решился анафемствовать жен священнослужительских, и издать такое повеление, чтобы никто из мирян не смел присутствовать при литургии, совершаемой священником женатым, равно как и исповедоваться и причащаться у него, под опасением отлучения от Церкви⁶⁵. Смятения в духовенстве еще более усилились, потому что, в следствии сей угрозы, в них  участие принял и народ. Епископы, приводившие в исполнение жестокое папское определение, подвергалось даже опасности жизни⁶⁶. Но неудерживаемый в своих предприятиях папа не обращал внимания на повсеместное недовольство и возмущения; снова, на соборах римских (1078 и 1083 г.г.) он настоятельно подтвердил постановление свое о безбрачии духовенства. И так, когда говорят, что закон этот утвержден в латинской церкви папою Григорием VII-м; такое замечание справедливо: потому что никто ни прежде, ни даже после сего папы, не употреблял больших усилий к распространению упомянутого закона, и прежде менее были преследуемы отступления от него.

Приемникам Григория VII-го легче было поддерживать то, что постановил он; однако же закон о безбрачии нередко встречал сопротивление со стороны духовных⁶⁷. Неудобоисполнимость этого закона, и злоупотребления, неизбежно с ним соединявшиеся, побудили (XV век.) папу Пия II-го сознаться, что, хотя были причины, почему духовным возбранена жизнь брачная, однако же оказываются причины более важные, по которым желающим из них нужно давать разрешение на вступление в брак до рукоположения⁶⁸. Но голос этот не был уважен, быть может и потому, что Пий II сам не отличался чистотою жизни, и собор тридентский утвердил безбрачие духовенства, как закон; а не признающих важности и силы сего закона определил подвергать анафема⁶⁹. Не смотря на эту угрозу, многие даже из членов латинского клира справедливо признают недостаток внутренний нравственной силы в законе о безбрачии всех священнослужителей. Видя эту слабость строгого закона, один латинский писатель замечает: “надлежало бы подумать, не лучше ли будет, чтобы в западной Церкви, в отношении к обету безбрачия, сохраняем был обычай Церкви восточной, тем более, что обычай сей сохраняется от времен апосткольских⁷⁰. Сами папы, жившие уже после триденсткого собора, дозволяли иногда нарушение закона о безбрачии, и таким образом поставляли себя в противоречие с постановлениями своей Церкви. Когда Ипатий Поций и Кирилл Терлецкий представили папе Клименту VIII-му свое и своих единомышленников желание присоединиться к римской Церкви, с тем, между другими привилегиями, условием, чтобы он и его преемники не воспрещали священникам униатским быть женатыми: папа очень милостиво согласился на это. Хотя другие условия, положенные тогда в основание унии, скоро были нарушены, и униаты насильственно принуждены были принять и латинские догматы, и постановления тридентского собора: однако же дозволение брака униатскому духовенству удержалось в полной силе, и до ныне в славянских землях, при униатских церквах, существуют священники женатые. Спрашивается: если брачное сожительство служит, по мнению латинян, осквернением священному сану; как же оно дозволено униатским священникам, которых сами папы признают действительными,  а не мнимыми священниками Божиими? Если же священнослужитель брачный не лишается благодати рукоположения: почему же для священников латинских брак признан скверною, и строго воспрещается им состояние брачное?”

Итак строгий латинский закон хотя возник из древнего обычая, но частных церквей и неумеренных ревнителей о чистоте девства; введен же он во всеобщность на Западе единственно авторитетом папским, и притом преимущественно утвердился уже по отделении Церкви западной от восточной.