IV. Св. Кирилл, епископ Туровский и его поучения. Проф. А. И. Пономарева

О жизни и церковно-учительных трудах святителя Кирилла Туровского мы имеем некоторые сведения в одном только кратком сказании, сохраненном древнеславянским Прологом. Вот это сказание...²³⁸

«Сей блаженный Кирилл рожден и воспитан в городе Турове. Сын богатых родителей, не любил он богатства и тленной славы мира сего, но сердцем (паче всего) прилежал к учению божественных книг и приобрел большие познания (добре извыче) в божественных писаниях. По некотором времени пришел он в монастырь, стал монахом, здесь паче всех собратий своих по монастырю работал для Бога, удручая тело свое постом и бдением и тем «сотворяя себя чистым приятелищем – жилищем св. Духа». Многим он был полезен (в монастыре) и своим учительством, так как поучал монахов быть в покорности и повиновении игумену, иметь его яко Бога, во всем слушаться его, потому что чернец, который не имеет послушания к игумену, согласно обетам монашества, не может спастись. Посем, стремясь к большему подвигу, блаженный Кирилл вошел в столп (уединенное жилище в виде небольшой башенки) и затворися в нем. Здесь он пребывал некоторое время, отдаваясь посту, молитве и изложению писаний божественных. И славен сделался он во всей стране той (в Туровской области), а потому, умоленный от князя и народа, возведен был (избран) на епископский престол и посвящен митрополитом Киевским во епископа города Турова, что близь Киева. В этом сане св. Кирилл добре подвизался за церковь Божию, и лжеучение Федорца (в укоризну так называемого), епископа-еретика, обличил от божественных писаний и проклял его. Князю Андрею Боголюбскому написал много посланий на основании Евангельских й Пророческих писаний; писал он также слова на Господские праздники, читаемые и теперь на эти праздники, и «многия иныя душеполезныя словеса», молитвы и похвалы многим (святым) и иное множайшее написал и предал церкви; сложил великий канон к Господу о покаянии по главам (буквам) азбуки. Это и до ныне держат и творят русские люди. «И тако добре, честно и блогочестиво пожив, добре упасши порученное ему стадо Христово, преставился святитель Кирилл в вечный покой и в жизнь безконечную...». Далее в сказании следует похвала св. Кириллу, который называется «учителем нашим», другим Златоустом, «паче всех воссиявшим на Руси», просветившим «пресветлыми учениями своими все концы России», и оканчивается сказание молитвой святому «об избавлении от безбожных Агарян (татары), присно мучащих нас».

Это краткое Проложное сказание о св. Кирилле Туровском, принимаемое как очень древнее (хотя древнейший список его относится к XV в.), судя по его заключительным словам (молитва об избавлении от агарян-монголов), – составлено по общему типу житийных повествований Пролога и дает весьма немного для восстановления внешней и внутренней жизни святого и «преславного учителя» древней домонгольской Руси: два–три исторических факта, для которых есть некоторые разъяснения в Летописях, и – довольно общие и неопределенные заявления о его учености «от божественных писаний» и учительности, в монастыре и вне монастыря – вот и все, что можно извлечь из приведенного сказания. Этого, действительно, не много, но других материалов для восполнения недостающего, кроме сочинений самого Кирилла Туровского (насколько они могут служит настоящей цели), к сожалению, пока нет. Попробуем все-таки до некоторой степени осветить данные, сообщаемые Проложным сказанием...

Время жизни св. Кирилла полагают приблизительно между 1130–34 (год рождения) г. и концом ХII столетия²³⁹. Место его рождения – древний город Туров, ныне незначительное местечко того же имени, в Минской губернии. Сын богатых и, вероятно, набожных и просвещенных (в тогдашнем смысле) родителей, еще до поступления в монастырь, получил он хорошее воспитание и образование, конечно, церковно-богословское, единственно возможное в то время, а вместе и положительную наклонность заниматься чтением и изучением «божественных писаний», а с этим и неизбежную наклонность – тяготение к монастырю, где единственно мог он вполне удовлетворять – и жажде знания, и стремлению, ради спасения души, «бежать тленной славы мира сего». Его литературные произведения показывают в нем не просто человека начитанного, по книгам самостоятельно приобретавшего массу разнородных богословских сведений, но человека, получившего настоящее, своего рода высшее образование, какое могло достигаться в школе с широким курсом наук, или при помощи учителя прошедшего такой курс²⁴⁰. Возможно и всего вероятнее, что таким учителем его был грек из числа прошедших строгую школу греко-византийских риторов и грамматиков: таковых много было тогда в Византии, и нет причины, почему бы они не могли появляться в то время на Руси, в качестве учителей, в домах богатых и знатных людей, тем более, что русские князья и наше высшее духовенство из греков, а также и постоянные оживленные сношения с Царьградом, особенно по делам церковным, как нельзя более благоприятствовали этому. Нам кажется, было бы более непонятным противное: разве напр. в эпоху послепетровских реформ, положивших предел отчуждению России от Западной Европы, наши родовитые дворяне мыслимы были без иностранных гувернеров и учителей? А что у греков всегда в изобилии были ученые риторы и грамматики, готовые ехать за море и предлагать желающим свои услуги, – достаточно указать на их постоянный отлив в Западную Европу, в Италию, напр., притом в эпоху позднейшую, в XIV–XV в., где естественно они не могли ожидать такого гостеприимства, какое могли встретить в единоверной им православной России, подчиненной в церковном отношении Константинопольскому патриарху. Судя по сохранившимся памятникам нашей литературы ХII в., переводным и оригинальным, среди которых и творения Кирилла Туровского занимают одно из видных мест, время это было весьма оживленным, как в книжном, так и в общепросветительном отношении, а потому немыслимо, чтобы вся умственная деятельность тогдашних передовых русских людей ограничивалась лишь усвоением готового запаса славянских переводов, достававшихся нам от болгар, и чтобы не было у нас людей, не только знакомых с греческим языком, но и проходивших настоящую греко-византийскую школу и имевших полную возможность самостоятельно почерпать начатки божеской и человеческой премудрости прямо из первоисточника – из творений отцов и учителей церкви на подлинном языке, а также из творений светских, древне-классических и средневековых византийских писателей. – О современнике Кирилла Туровского, епископе Клименте Смолятиче, отзываются как «о книжнике и философе, каких еще и не бывало в русской земле»²⁴¹, а в своем недавно открытом Послании Климент Смолятич вынужден был оправдываться от взводимых на него обвинений в том, что, являя из себя философа, тщеславился этим и писал – мудрствовал «от Омира, Платона и Аристотеля», славных в Эллинских странах²⁴². Правда, некоторые ученые замечают, что название «книжник» и «философ» – довольно стереотипные названия, прилагаемые нашими летописцами весьма нередко к именам разных, более или менее известных просвещенных лиц и что вообще «в древней Руси до XVI в. название философа, премудрого книжника, великого учителя прилагалось преимущественно к таким книжникам, которые говорили и писали не простой речью, а «по тонку», могли истолковать «темные слова»²⁴³, – каким будто бы и является Климент Смолятич в его «Послании» и Кирилл Туровский с его аллегорически-приточным толкованием Св. Писания»²⁴⁴. Но – нужно представить наших просвещенных писателей и церковно-общественных деятелей того времени не иначе как совершенно бездарными и тупыми, а их писания считать произведением людей полуграмотных, если сводить все их «византийское» образование к усвоению тех мелких разрозненных отрывков и извлечений, которые заносились в разные сборники вроде «Пчелы», «Святославовского Изборника» и др.²⁴⁵ Русские того времени имели полную возможность знать греческий язык и действительно знали его (как свидетельствуют переводы с греческого, сделанные тогда русскими, и прямые показания летописей)²⁴⁶, а потому, если получали какое-нибудь образование, и тем более – «настоящее образование», как признается это всеми относительно Кирилла Туровского, то несомненно имели доступ и к курсам тогдашних наук, особенно же к курсам греческих грамматики и риторики (иначе как же и могли бы они овладевать знанием греческого языка?)²⁴⁷, а последние именно и допускали то, в чем, может быть, не без основания подозревался Климент Смолятич, допускали смешение и безразличие в отношении христианского и древне-классического литературного материала, пользуясь последним наряду с христианским²⁴⁸, так что и наши просвещенные люди легко могли из этих курсов узнавать о древне-классических писателях, не по одним только именам, но и по многочисленным отрывкам из их подлинных произведений, а может быть и читать последние. Нельзя забывать при этом, что Византия в то время славилась высоким образованием и что, в частности, Константинополь, дававший нам пастырей и архипастырей церкви, это – «сердце вселенной», по словам одного писателя ХII в., – приравнивали тогда по образованию древним Афинам и Александрии²⁴⁹. «В Византии, говорит один из новейших историков, – от IX до ХII в. происходила эпоха возрождения, которая хотя и не произвела гениев и талантов, поражающих особенной оригинальностью, но по крайней мере свидетельствует о понимании умственных интересов и о любви к ученым исследованиям, – к этой эпохе относится бòльшая часть рукописей, сохранивших нам произведения древнегреческой литературы. Наука замерла на Востоке, после того как Юстиниан закрыл школы в Афинах и запретил преподавание права всюду, за исключением Константинополя и Бейрута. Великий Константинопольский университет, основанный в 425 году Феодосием II, сделался единственным важным центром для научных занятий, хотя конечно научное преподавание здесь часто находилось в упадке. Литература, со времени Юстиниана, приняла характер почти исключительно монашеский. Но вот, вслед за иконоборческими спорами совершилась важная реформа. Цезарь Варда, брат императрицы Феодоры, с большой заботливостью переустроил императорскую придворную школу и, хотя сам противник иконоборцев, не поколебался поставить во главе ее Льва, который был архиепископом Салоники в предшествовавшее царствование и подал в отставку, когда произошло восстановление икон. В ней изучали философию, грамматику, геометрию, астрономию. Профессоры выбирались из самых ученых людей того времени; студенты получали образование бесплатно, и те из них, которые прилежно учились, могли с уверенностью рассчитывать на постоянное императорское благорасположение. При Константине VII Константинопольские школы находились в полном благоденствии; учителя состояли в числе самых знатных лиц Империи, причем в официальных документах упоминаются названия «князь риторов», «консул философии»; студенты могли надеяться, что знание откроет им доступ к самым высшим государственным должностям. Историки Константина VII представляют нам его окруженным студентами, беседующим с ними, поощряющим их, – из их числа он брал своих чиновников, епископов. И если Константинопольский университет теряет потом в своем блеске, то временно, так как в XI веке, при Константине Мономахе, он снова оживает, благодаря одному из знаменитейших ученых средних веков Визаитии – Михаилу Пселлу. Достигнув высокого служебного положения своей литературной известностью, Пселл преобразовал университет и обучал в нем философии, а его ученик Ксифилин преподавал право. Даже арабы приходили слушать его. Правда, успех его имел печальный конец: университет был закрыт и сам Михаил Пселл удалился в монастырь, но его слава, как замечательного ученого, перешла в следующие царствования»²⁵⁰. Длинный ряд известнейших византийских писателей и ученых, в разных областях знания, относится к этому времени – ко времени жизни нашего Кирилла Туровского: Феофилакт Болгарский, Евфимий Зигабен (богословы), Феодор Вальсамон (канонист), Евстафий, митрополит Никейский (изучал философию Аристотеля), Григорий, митрополит Коринфский (грамматик), Михаил Акоминат (ритор и поэт), Евстафий, митрополит Фессалоникийский (философ-гуманист), Феодор Продром (знаменитый поэт), – много прекрасных летописцев-историков (Иоанн Зонара, Михаил Глика, Константин Манассия) и авторов любопытнейших мемуаров (Никифор Вриэнний, Анна Комнина с ее «Алексиадой», Иоанн Киннам, Иоанн и Мануил Комнины, Никита Акоминат) и пр.²⁵¹ Неужели же все это знание и просвещение и этот ряд блестящих византийских писателей и ученых XI–ХII вв. так и оставались совершенно чуждыми всякого влияния на наше умственное и литературное просвещение, в то время, когда мы вступили в столь близкое и непосредственное сношение и общение с Византией? Неужели Византия и за это время из богатых запасов своих знаний и мысли могла передать нам только то, как полагают некоторые, что сохранили наши сборники, известные под названием «Пчел» и т. под., и лишь при посредстве таких сборников и переводов творений святоотеческих наши писатели получали свои знания и общее литературное образование? Мы не верим этому, хотя и не имеем возможности утверждать что-либо положительное, за отсутствием документальных доказательств. Во всяком случае сопоставление Византии и древней Руси XI–ХII вв. открывает перед нами ту высшую умственную и культурно-образовательную среду, с которой посредственно или непосредственно должны были соприкасаться наши древние писатели и к которой, как к высшей, естественно должны были тяготеть и в своем собственном литературном творчестве. По всей вероятности и образование Кирилла Туровского выходило прямо и непосредственно из этой именно среды, и очень возможно, что как с отцами церкви, так и со многими светскими писателями – «историками и песнотворцами», о которых упоминает в «Слове на собор 318 отцов» был знаком он по подлинникам²⁵²...

Таким образом, еще до поступления в монастырь, св. Кирилл – «добре (основательно) извыче (изучил) Божественное писание», но оставаться в миру он не мог и не должен был, если хотел высших духовных совершенств и высших и больших познаний: то и другое, по общим тогдашним взглядам, достигалось лишь в монастыре, среди самоотверженных монашеских подвигов. И он уходит в монастырь – когда, скольких лет, в какой именно монастырь – ничего неизвестно. Может быть, это был, как полагают некоторые, Борисо-Глебский монастырь, Минской губ., служивший местопребыванием Туровских епископов и потом до основания разоренный татарами²⁵³, или – какой-нибудь другой из южно-русских монастырей, например, Зарубский, славившийся книжно-литературным просвещением в ХII веке и воспитавший такого просвещенного архипастыря, как Климент Смолятич²⁵⁴. – Кирилл Туровский становится монахом («и бысть монах») – принимает пострижение и несет суровые подвиги и послушание монашеское, живя среди братии монастыря, но его пребывание здесь не ограничивается этим: он – простой и смиренный инок, стремившийся только к тому, чтобы соделать себя всецело «достойным приятелищем Духа Святого», является в положении учителя, заботится о душевной пользе братии монастыря, «уча и поучая» их монашескому послушанию. Очевидно, учительность, которой он уже обладал, как плод образования, полученного им еще в миру и продолженного в монастыре, давала ему на это возможность и право, («книжное научение» уставом вменялось в обязанность монахам)²⁵⁵, но для этого, конечно, требовался и высокий нравственный авторитет, особенно если необходимость поучать монастырскую братию «послушанию и покорности игумену» вызывалась внешним поводом – появлением непорядков и упадком монастырской дисциплины, основанной именно на покорности игумену²⁵⁶, чтб, вероятно, и было в действительности в том монастыре, в котором св. Кирилл поселился, по удалении из мира. Возможно, что к этому именно времени относятся и сохранившиеся с его именем поучения его к монашествующей братии. В одном из этих поучений, показывающих в авторе их глубокую подвижническую опытность и широкую начитанность в произведениях восточной отшельнически-аскетической письменности, св. Кирилл внушает монахам: «вступив в монастырь, постарайся найти мужа, имеющего дух Христов, украшенного добродетелями, представляющего свидетельство своим житием, более всего имеющего любовь к Господу, послушание к игумену и нелобие к братии, разумеющего божественные писания и чрез то наставляющего идущих на небеса к Богу. Отдай такому мужу самого себя, уничтожив свою волю...»²⁵⁷. Таким учительным человеком-подвижником, можно думать, и был сам св. Кирилл, получивший право и власть учить и поучать других послушанию игумену и другим монашеским добродетелям, не будучи обязан к этому своим положением в монастыре.

Общая жизнь в монастыре, среди возможных нестроений и «искушений», неизбежных при общем людском сожительстве, часто заставляла строгих подвижников покидать такой монастырь, идти в полное уединение, в затвор, чтобы здесь всецело отдаться молитвенно-созерцательному настроению и высшему, возможному для человека, подвижничеству. Так и блаж. Кирилл Туровский, желая «больших подвигов», оставил монастырь и «в столп вшед затворися, и ту пребысть неколико время и молитвою паче тружался». Столп Кирилла не был столпом в собственном смысле, как у греческих подвижников-стилитов (στήλη); это был – πὺργοσ, род маленькой столпообразной башни с жильем внутри, почему в приведенном месте Пролога и говорится, что «вошел в столп и затворился в нем»²⁵⁸. Следовательно, это было такое уединенное жилище, в котором затворившийся не только мог отдаваться молитве и самоиспытанию, но и заниматься чтением и изучением божественных писаний, усугубляя этим затворнические подвиги, что святой Кирилл действительно делал, потому что, вслед за приведенными словами, в его Проложном житии прямо говорится – «и многа божественная писания изложи». «В затвор, – читаем в предисловии к изданию его творений епис. Евгением, – Кирилл без сомнения перенес и свои любимые книги, чтобы здесь сосредоточенно углубляться в чтение их и чрез них беседовать в уединении с Богом в святом слове Его, с ликом св. мучеников, пророков и апостолов, отцов и учителей церкви. От чтения он переходил к собственному книжному творчеству, давая простор своим духовным помыслам и созданиям своего благоговейно настроенного воображения, словесным излияниям своего умиленного сердца; он много писал в затворе. Незакрытый от света затвор давал затворнику созерцать и мир Божий с прекрасными и величественными явлениями природы, на которые сочувственно отзывалась душа затворника. Такая обстановка авторской деятельности Кирилла в затворе не лишена, быть может, значения в образовании известного характера его произведений»²⁵⁹. Несомненно, подобная обстановка должна была иметь свое значение, и можно сказать, что столп в котором подвизался св. Кирилл, был вместе и уединенной кельей строгого отшельника, и учено-артистической студией писателя-проповедника и поэта-песнотворца, каким был Кирилл Туровский.

Затворничество или столпничество, как высший подвиг, дивные образцы которого были даны жизнью великих подвижников Востока (Симеон Столпник † 459, Симеон Дивногорец † 596 и др.), не было у нас явлением исключительным или даже редким, как до Кирилла Туровского, так и позднее его²⁶⁰: Антоний и Феодосий печерские, митр. Иларион, Никита Переяславский, Алипий (память 26 ноября, по древним святцам), Даниил и Лука (11 декабря) и др·спасались и подвизались тем же подвигом²⁶¹. Пройдя его, после жизни в монастыре, св. Кирилл прошел, так сказать, все ступени отшельнически-монашеского совершенства и, снова вступив в жизнь мирскую, в сане епископа Туровского, должен был явить из себя не только человека учительного, «добре навыкшего в божественных писаниях», но и настоящего учителя-отшельника. Поэтому, невольно является вопрос – как же вообще смотрел он на монашескую жизнь и на ее отношения к мирской, какие идеалы и воззрения вынес из монастырского уединения и долголетнего сосредоточенного размышления, самоуглубления и изучения подвижнических и святоотеческих творений? Ответ на это можно находить в тех небольших сочинениях об иноческой жизни, которые известны под именем Кирилла Туровского или приписываются ему. Эти сочинения: «Сказание о черноризчестем чину, от Ветхого Закона и Нового»²⁶², поучение «о подвиге иноческого жития»²⁶³ и послание к Печерскому игумену Василию²⁶⁴, – из них с несомненностью принадлежит Кириллу Туровскому – первое, и с большей или меньшей вероятностью два других, так что и эти последние до некоторой степени могут служить материалом для характеристики его взглядов.

В несомненно подлинном «Сказании о черноризчестем чину» Кирилл Туровский говорит о себе что – «не от себя» поучает он здесь, а «от книг», что он только «класосбиратель»²⁶⁵, давая этим понять, что взгляды, излагаемые им, основаны на чтении и изучении слова Божия и иночески-подвижнической и святоотеческой письменности. Из творений аввы Исаии (IV века), Нила Синайского (V в.), Иоанна Лествичника (VI в.), Максима Исповедника (VII в.), Феодора Студита (VIII–IX в.) и др. восточных подвижников²⁶⁶, известных на Руси с первых времен появления у нас монашества, почерпает он свои мысли в изображении – каким должно быть иноческое служение. Он знаком также и с «Житием Варлаама и Иоасафа» – тем восточно-аскетическим произведением, в котором монашество возводится в апофеоз совершеннейшей жизни и в котором яркими поэтическими красками обрисован идеал полного отречения от мира²⁶⁷. Принимая обеты монашеские, – научает Кирилл Туровский, – будущий инок должен тщательно испытать себя – что заставляет сделать его такой шаг: «желая последовать Христу, пишет он, ведущему тебя на небо, держи в уме своем – для чего удаляешься ты из мира, мысленного Египта? Желая ли обещанного тебе царства, избегая ли греховной работы дьяволу, или по нелюбви к житейским заботам, от которых нет пользы, а только погибель для души, или же будучи смущаем женою и детьми?»²⁶⁸. Удаление из мира в монастырь сравнивает он, согласно общему взгляду восточного иночества, с исшествием израильтян из Египта, а избавление последних от рабства фараону называет, в применении к иноку, – избавлением от рабства мысленному фараону – дьяволу, в разумном Египте – в мире. Поступивший в монастырь должен помнить, что он приносит себя в жертву Богу, подобно жертвенным агнцам, и как для тех требовалось, чтобы они были без всякого пятна и недостатка, так и он должен блюсти свою душу в совершенной чистоте и непорочности, – от чистого сердца, по вольному обету, принося себя в жертву, угодную Богу. Его путь в монашестве – тернистый, крестный путь Христов, которым он должен радостно идти, последуя за Христом. Для этого прежде всего требуется, чтобы он всецело отказался от собственной воли: «Ты, как свеча, внушает Кирилл Туровский инокам, волен в себе до церковных дверей, а потом не смотри, как и что из тебя сделают. Ты, как одежда, знай себя до тех пор, пока не возьмут тебя в руки; а потом не размышляй, если разорвут тебя и на тряпки. Имей свою волю только до поступления в монастырь; по принятии же монашеского образа всего себя отдай в послушание, не таи в своем сердце даже малого своеволия, дабы не умереть душою»; смирение и послушание, по образу смирения Христова, первые, основные монашеские добродетели, без которых невозможно идти путем Христовым, как терпение Христово – сила, поборающая все тягости и преграды на этом пути. Вооружившись этими добродетелями, инок не на словах только, но на деле должен вести ангельское и чистое житие, исполнением закона и добрыми делами соделаться настоящим сыном Божиим и скинией Св. Духа. Заповеди и образ жизни Христа – вот чему он должен воспоследовать, чем руководиться, а Христос – «от своего рождества до распятия ради него терпел досаждения, и клеветы, и поношения, и раны». И он, инок, мужественно должен переносить все испытания и тяготы, налагаемые на него монашескими обетами, и стремиться единственно к тому, чтобы своей добродетельной жизнью не только себя спасти, но «исцелить и впадшего к греховным разбойникам», т. е. спасительно влиять своей жизнью и на тех, которые остаются в миру. – Жизнь инока представляет полную противоположность мирской жизни. Инок приемлет двойное крещение: первое – общее с мирянами возрождение водою и Духом и в нем туне отпущение грехов, и второе, особенное – крещение покаянием и пострижением власов, коим он призывается на ангельское житие и на немолчное с ангелы прославление Бога. Монастырь, как и его церковь, это – духовное небо, почему и иноки как бы парят под небесами, купно с ангелами немолчно славословят Бога и под звуки десятиструнных псаломских гуслей постоянно взывают к Нему: «Господи, отверзи нам двери Небесные, да внидем в Славу Твою!». Они ищут и должны искать вечного света праведных, к нему устремлять свои взоры, в мире же – временный, преходящий свет, среди которого все – тщета и суета пустая. Жизнь в мире и жизнь в отречении от него есть как бы вечная взаимная борьба греховного Адама с Христом. Адам побеждает тьмами, Христос же восстановляет рать с пламенным мечом и избавляет узников, которые составляют лики, венчанные Богом. Было когда-то, рассуждает Кирилл Туровский, естество наше легко и бесстрастно, и вот, враг наш, ликуя с ангелами, но завидуя «нашему стоянию», замыслил совратить и поработить нас, и человек стал тленным в плену греховном. В том плену мы сидели и плакали (Пс. 136), вспоминая прежнюю славу, и с клятвою взывали к Богу: «Если забудем Тебя, вечный Живот и Царство, то пусть забвены будут Тобою, Боже, души наши». Жаждали мы славы и нетления, повесив тела свои на воздержании, но не достигали желаемого, по естественной немощи. Нашим воплям удивлялись ангелы, Сам Единочадный Сын откликнулся на воздыхание окованных и восприял от Девы плоть согрешившего Адама. В нем соединилось Божество с человечеством и первое разорило тление последнего, «связав крепкого» (Мф. 12:29). Мы снова возвращены из плена, на души наши повеял южный ветер славы, Небесный Орел поднял на высоту труп падший и, взойдя на крылех Херувимских на небеса, и нам проложил к ним путь. Взыдем же на эту высоту»... Так рассуждает и собеседует с иноками св. Кирилл Туровский в своих поучениях и посланиях к ним, так смотрел он на монастырь и его отношение к миру...

Уединенно-созерцательная жизнь в затворе, непрестанное богомыслие, молитва и сокрушение о грехах послужили для св. Кирилла, как мы уже сказали, подготовительной школой к выступлению его на широкое поприще деятельного служения церкви, когда общий голос народный указал на него как на человека, вполне достойного занять высшее иерархическое положение. «И славен бысть (своей учительностию и добродетельной жизнию) по всей земли той, – продолжает рассказывать о его жизни Пролог, – и, умолением князя и людей града того, возведен бысть на стол епископский и от митрополита поставлен бысть епископом граду Турову». Из всей его, вероятно, многосложной и разнообразной церковно-общественной деятельности, в Прологе, однако же, указывается всего лишь на два факта – на обличение еретика епископа Феодорца и на сношения его с князем Андреем Боголюбским. Но и этих фактов достаточно, чтобы с вероятностью предположить, что он был очень деятелен и принимал живейшее участие в наиболее важных церковных и нецерковных событиях своего времени, волновавших тогдашнее общество...

Благоверный великий князь Андрей Юр. Боголюбский, достойный внук Владимира Мономаха, был человек просвещенный, отличавшийся благочестием, воинским мужеством и широким государственно-политическим взглядом. В то время как Южная Русь погибала среди княжеских усобиц, терзаемая своими и внешними врагами²⁶⁹, – что так возвышенно-прекрасно описано в «Слове о Полку Игореве»²⁷⁰ – Андрей Боголюбский, прочно обосновавшись на Севере, колонизовался и устроялся в тамошних местах (Владимиро-Суздальские и Ростовские пределы) и полагал первые камни к будущему величию и могуществу России на началах православия и единодержавия. Тихо и скромно вел он свою работу, и не гремела слава его подвигов в песнях тогдашних певцов-баянов, но последствия показали, что црекрасно понимал он главное зло тогдашнего государственного строя России и необходимость твердого упрочения власти в ее северных владениях, чтобы потом, укрепивши и объединивши власть, положить предел тем бедствиям родной страны, которые оплакивает тот же вдохновенный певец «Слова» и которые происходили от удельных запутанных отношений между южнорусскими князьями.

Так и дело лжеепископа Феодора или Феодорца, как в укоризну он был назван, поначалу, несомненно, не было такою «ересью», какой выставлено потом, особенно в повествовании южнорусских летописцев. Возможно, что Андрей Боголюбский ошибся в нравственных качествах этого лица, и Феодор действительно был виновен во многом дурном, что приписывают ему летописцы, почему может быть Андрей Боголюбский, не колеблясь, и отправил его на суд в Киев. Но для Андрея Боголюбского важно было не лицо, в котором так легко было ошибиться; для него важна была мысль, которую он думал провести через это лицо – мысль об устройстве отдельной самостоятельной митрополии на севере России, с кафедрой во Владимире на Клязьме. Для осуществления этой мысли он выбрал Феодора, отправил его в Константинополь для посвящения, вошел в сношение с патриархом Константинопольским. Последний, как известно, отказал просьбе Андрея Боголюбского об учреждении особой митрополии, хотя и посвятил Феодора во епископа и возвратил его обратно²⁷¹. Летописцы рассказывают затем о преступных деяниях и злодеяниях Феодора, о непослушании великому князю, который повелевал ему ехать в Киев, чтобы получить там благословение Киевского митрополита, о высылке его туда и о его осуждении и наказании²⁷². Но в общем все это дело пока остается все-таки очень темным. В чем состояла «ересь» Феодорца: в его ли корыстолюбии и жестокостях, не совместимых с священным саном, о чем рассказывают летописцы, в самозванстве и в притязаниях на независимое положение, в нежелании подчиниться власти Киевского митрополита или же в чем-нибудь друтом – трудно сказать. Трудно, поэтому, сказать, в чем св. Кирилл обличал Феодорца и как сносился с ним – устно или письменно, хотя отголоски обличительных речей и можно, пожалуй, находить в некоторых местах его поучений. Из слов Пролога видно лишь одно, что в деле этого «еретика» он принимал несомненно очень близкое участие («ересь его обличи и проклят его»), но по чьему вызову – по вызову ли князя Андрея Боголюбского, который не мог не знать о нем, или по желанию и поручению киевских церковных властей – мы не знаем, потому что не сохранилось об этом никаких известий и никаких сочинений его в этом роде. Многознаменательное извещение Пролога, что Кирилл Туровский – «Андрею Боголюбскому князю многа послания написа от Евангельских и Пророческих посланий, яже суть чтоми на праздники Господския» – показывает, что с этим князем у него были продолжительные пастырски-учительные сношения и что самые поучения его, читавшиеся потом в церкви и сохранившияся до нас, были посланиями его к этому князю, как некоторые и читают это место Проложного сказания о св. Кирилле²⁷³. Но из самых же этих поучений видно, что они назначались для церковного чтения и были произносимы в церкви (частые обращения проповедника к слушателям): может быть потом они были переписаны для Андрея Боголюбского и отправлены к нему в форме посланий? Или же – «послания» содержали истолкование Евангельских и Пророческих чтений, положенных на Господские праздники, и были произведениями самостоятельными и отдельными от дошедших до нас поучений? Возможно и такое предположение, потому что приведенное место Пролога в некоторых, притом древнейших списках его, читается так: «И Андрею же Боголюбскому князю многа послания написа от Евангельских и Пророческих указаний, и яже суть на праздники Господския слова и ина многа«. »Здесь послания к князю от Евангельских и пророческих указаний» и «слова на Господские праздники" ставятся раздельно и следовательно таким чтением допускается сделанное нами предположение, что послания и сохранившиеся до нас поучения Кирилла Т. не составляют одно и то же, и что первые остаются еще сокрытыми в старинных не обследованных рукописях. Во всяком случае, и по этому вопросу, как и во многом другом относительно Кирилла Туровского и его времени, возможны пока одни предположения и догадки²⁷⁴...

Проложное сказание о св. Кирилле оканчивается «похвалою» ему – заключением, в котором он называется «вторым Златоустом» на Руси, «златословесным» и «пресветлым учителем», подобно солнцу, осветившим светом своего учения все концы земли Русской. В этом прославлении сказался древнерусский взгляд на него и его учительные творения: последние ставились наряду с творениями св. Иоанна Златоуста и других отцов церкви и пользовались одинаковым с ними значением в церковном употреблении в древнерусской церкви...

На основании сделанных нами замечаний по поводу житийного сказания Пролога о св. Кирилле Туровском, – единственного источника для его жизнеописания, – можно до некоторой степени характеризовать его личность и положение в современном ему обществе. Живя на юге России в то время, когда эпически-героический строй древнерусской жизни, воспроизведенный нашими былинами и «Словом о Полку Игореве» еще не был порушен, когда здоровая молодая жизнь била ключом, несмотря на все опустошения и разорения, сопровождавшие княжеские усобицы и набеги диких кочевников на южные пределы России, – он являет из себя цельный образ того «нового человека», которого начинало вырабатывать на Руси христианство и принесенное им просвещение. Он – человек христиански-просвещенный, ученый и образованный богослов, погруженный в изучение св. Писания и отцов церкви, и вместе – аскет-отшельник, не ищущий и не желающий ничего в этом земном мире и яже от мира; но он, тем не менее, не порывает связей и с этим миром, напротив, живет в нем, находится в постоянном общении и взаимообщении с людьми, с обществом. Так, и в монастыре, и в затворе – он поучает и назидает, словом и делом, учением и примером, приобретает громкую известность святостью жизни и своим учительством и не только не отказывается принять многотрудное святительское служение, но и действует как мудрый пастырь и архипастырь, участвуя в важнейших церковных и церковно-политических событиях своего времени (отношения его к Андрею Боголюбскому и к делу Феодорца). – Таким представляется нам святитель Кирилл Туровский, на основании даже и тех скудных сведений, какие сохранились от древности. Его поучения, издаваемые нами, к рассмотрению которых, в связи с другими творениями св. Кирилла, мы теперь обращаемся, вполне подтверждают такую характеристику.

Известный ученый археограф Калайдович издал в 1821 г. 15 небольших церковно-учительских произведений святителя Кирилла Туровского и с этого времени имя его заносится на страницы истории древнерусской литературы, как имя замечательного писателя и красноречивого проповедника ХII века. Появляются в разных изданиях некоторые отдельные произведения св. Кирилла, а в 1857 г. издаются Казанской Академией его молитвы, потом, в следующем году, явилось уже и новое издание всех церковно-учительных его творений, сделанное академиком Сухомлиновым, правда, не полное, но до известной степени критическое, сделанное по хорошим старинным спискам и с указанием разночтений по разным рукописям. Все эти издания, прекрасные сами по себе и действительно заключавшие почти все, что было найдено из творений св. Кирилла или предположительно могло принадлежать ему, – тем не менее, как издания специально-научные, были мало доступны большинству русских читателей и оставались достоянием больших ученых библиотек. В виду этого, преосвященный Евгений, бывший епископ Минский и Туровский, почитатель святителя Кирилла Туровского, сделал новое издание всех его творений, с переводом их на русский язык, вышедшее в Киеве, в 1880 г.

Одновременно с названными изданиями начали появляться критические замечания и ученые работы, пролагавшие путь к установке определенного взгляда на св. Кирилла Туровского, как на писателя и проповедника. Калайдович, в предисловии к своему изданию, пробовал уже представить его в церковно-исторической обстановке своего времени и определенно высказался об отличительных достоинствах его как замечательного церковного оратора, наделенного богатым ораторски-поэтическим дарованием. Отзыв его вызвал резкие замечания тогдашнего критика г. Каченовского, который усматривал во вновь открытом писателе-проповеднике XII в. не больше как «переводчика или даже переписчика творений св. Иоанна Златоуста»²⁷⁵. Историки нашей церкви, преосв. Филарет и Макарий, естественно занялись внимательным рассмотрением церковных творений св. Кирилла, и вот отзывы того и другого.

«Слова его (Кирилла Т.), пишет преосвящ. Филарет, показывают собою, что древний повествователь имел право назвать св. Кирилла российским Златоустом; они дышат витийством Златоуста и – что важнее – запечатлены духом Златоуста, – его любовию к слову Божию; св. Кирилл в словах своих также объясняет евангельские повествования, представляя дух их в картинах чистого воображения, одушевленных христианскими чувствами... Молитвы весьма умилительны; великий покаянный канон Господу вполне достоен названия великого не по обширности, которая не совсем велика, но по обилию и глубине чувств. Это искренний плач души о грехах пред Господом; сей канон вполне достоин того, чтобы благочестивое усердие имело удобство читать его во спасение...».

»Каждое из слов св. Кирилла, – по отзыву другого из наших церковных историков, высокопреосвящ. Макария, – начинается приступом, в котором большею частию выражена какая-либо общая мысль, не всегда впрочем удачно приспособленная к последующему изложению слова. В самом слове обыкновенно изъясняется предмет праздника, раскрываются обстоятельства воспоминаемого события или излагается притча. При объяснении подробностей события, или притчи проповедник почти везде старается показать их переносный, таинственный смысл, иногда естественно и верно, иногда довольно принужденно и произвольно. Краткие евангельские сказания большею частию распространяет; некоторые, простые и несложные, события представляет в образной драматической форме и в уста действующих лиц влагает длинные речи и объяснения, которые, хотя рассматриваемые отдельно, иногда прекрасны, но не всегда естественны и нередко делаются утомительными для чтения, нарушая единство слов. Все слова оканчиваются или кратким назиданием слушателям, или кратким повторением прежде сказанного, или молитвою к Богу, или похвалою угодникам Божиим и молитвою к ним. Вообще о словах святителя Туровского можно сказать, что отдельные места в них есть весьма хорошие и даже прекрасные, но целого, вполне выдержанного и совершенного слова нет ни одного; что в них довольно искусственности и изысканности как в сочетании мыслей, так и в выражениях, и очень мало нравственных наставлений, – следовательно не достает двух самых главных свойств проповедей св. Златоуста: общедоступности и нравственного преобладающего направления. – Сочинения св. Кирилла, обращенные к инокам, имеют предметом своим иноческую жизнь, ее значение и благоустроение. И потому характер их двоякий: символический и преимущественно нравственно-аскетический. Мысли о значении иночества в его разных видах, о значении иноческих обетов и одежд святитель выражает в своей любимой форме: в форме притчи и прообразований, которые сопровождает толкованиями. Нравственные наставления касательно иночества запечатлены зрелостию и опытностию высокого подвижника. В изложении заметно здесь менее витиеватости и искусственности, чем в проповедях и тон более ровный и спокойный. Последний отдел сочинений св. Кирилла составляют его молитвы и канон молебный. Между молитвами на каждый день недели самые обширные и характеристические те, которые положены после заутрени; они-то, преимущественно, соответствуют содержанием своим церковному значению дней. Так в понедельник первая молитва обращена к ангелам; во вторник – к св. Иоанну Предтече; в четверг – ко всем апостолам. Слог в каноне святителя Туровского, дошедшем до нас в списке XIII века, сохранил на себе более признаков древности, нежели слог в молитвах, которые известны нам по рукописям уже XVI в. Но по составу своему и содержанию, как канон, так и молитвы должны быть отнесены к лучшим произведениям в том же роде, какие только существуют в русской церкви; – и, без сомнения, не столько своими проповедями и статьями об иночестве, сколько своим каноном и особенно молитвами, находившимися – так сказать – в ежедневном употреблении у народа святитель мог иметь на этот народ самое обширное и благотворное влияние. – В заключение, – заканчивает высокопреосвященный Макарий, – можем сделать о сочинениях св. Кирилла следующий краткий отзыв. В проповедях его преобладает воображение и духовная поэзия; в статьях, обращенных к инокам, виднее мысль, под сильным однако же влиянием воображения и фантазии; молитвы и канон проникнуты живым христианским чувством. По самому изложению, в первых больше витиеватости, искусственности, риторизма; во вторых все эти недостатки заметно ослабевают; третьи почти везде запечатлены естественностию и простотою. И кажется, не будет несправедливым, если на высшем месте по достоинству поставим молитвы св. Кирилла, на среднем – статьи его к инокам, и на низшем – его церковные поучения. Современники, и ближайшие потомки не без основания могли называть святителя туровского вторым Златоустом, конечно не в том смысле, чтобы сочинения его равнялись по достоинству и характеру с творениями древнего златословесного учителя, а в том, что св. Кирилл был тогда у нас самым лучшим витиею и отличался необыкновенным красноречием. Из всех писателей русской церкви, живших в продолжение трех первых веков, можно указать на одного митрополита Илариона, которого, по нашему мнению, не превосходил св. Кирилл своими талантами и образованием, хотя и превзошел количеством сочинений. Главные отличительные свойства святителя туровского: живое, плодовитое, неистощимое воображение, мягкое, доброе, восприимчивое чувство, легкий, свободный, витиеватый язык. А в творениях митрополита Илариона находим более твердый и обширный ум, более зрелости и последовательности в мыслях, более точности и правильности в мыслях и, по местам, самое высокое, истинно-ораторское одушевление»²⁷⁶.

Академик Сухомлинов в исследовании о сочинениях св. Кирилла, составляющем предисловие к названному его изданию, указав в них влияние Библии, творений святоотеческих и разных произведений позднейшей византийской литературы, пробовал объяснить этим трояким влиянием литературные особенности Кирилла Т.: преобладание у него символического и приточно-аллегорического способа истолкования Священного Писания, возвышенный и по местам риторически-высокопарный склад речи, картинность и образность изложения и пр., и выставил как основное положение, что «Кирилл Туровский есть в полном смысле слова представитель византийского влияния на нашу древнюю словесность» (стр. IX).

Проф. Голубинский в «Истор. рус. цер.», появившейся в 1880 г., сурово взглянул на значение Кирилла Туровского в истории нашей древней церковно-общественной письменности и на его ораторские дарования. С одной стороны, считая его «исключительным» у нас явлением для 12 века, он признает в нем «ученого проповедника, изучившего и знавшего науку проповедничества и писавшего свои проповеди именно по этой науке, со всем ее знанием и со всем ее приложением»; но с другой стороны, сравнительно с настоящими древними проповедниками-ораторами, считает его не имеющим ни одного из тех преимуществ, которыми они отличались, а его произведения, и проповеднические по преимуществу – лишенными всякого значения для современников и позднейших времен²⁷⁷.

В издании преосв. Евгения, вышедшем в том же 1880 году, г. Голубинскому справедливо было замечено, что его взгляд на св. Кирилла «грешит односторонностию», потому что, «охарактеризовав его, как проповедника, он совершенно забыл о св. Кирилле, составителе молитв, а в них-то выразился св. Кирилл тою сердечною и жизненною теплотою, которой не могла дать никакая заимствованная и подражательная образованность»²⁷⁸. Затем, в следующем (1881) году основательный разбор мнений г. Голубинского о древнерусской проповеди вообще и о поучениях Кирилла в частности сделан был в прекрасной статье преосв. Антония, архиеп. Финляндского (бывшего тогда Казанским профессором), помещенной в «Прав. Обозрении» ²⁷⁹.

В дальнейших работах по изучению св. Кирилла был выдвинут вопрос о подлинности известных под его именем церковно-учительных произведений и о целой школе русских писателей его времени, произведения которых по частям и в отрывках удается, наконец, открывать в наших старинных, мало еще обследованных, библиотеках. Но работы в этом направлении, которые обещают многое осветить в творениях св. Кирилла и в общей истории древнерусской учительной литературы пока только начинаются и не привели еще ни к каким положительным заключениям, так что судить об их успехах теперь было бы преждевременным...²⁸⁰

He входя в рассмотрение вышеприведенных взглядов и мнений относительно св. Кирилла, что могло бы послужить предметом целого исследования, мы обратим внимание читателей на те стороны в его произведениях, которыми, по нашему мнению, наиболее выясняются значение и особенности его как писателя, а с тем вместе – особенности его Поучений, издаваемых нами. Эту цель главным образом мы имеем в виду в своих замечаниях...

Поучения св. Кирилла дошли до нас преимущественно в Сборниках, известных под названием Торжественников, и в частности – Пятидесятных Торжественников, содержавших поучения на Господские высокоторжественные праздники со дня Пасхи до недели всех святых. По одному из таких сборников XV–XVI в., Кирилло-Белозерского монастыря, и мы издаем поучения Кирилла Туровского. В этом Сборнике на каждый день праздника положено по нескольку поучений, и вот, со дня Пасхи, в порядке послепасхальных недель, одно за другим, помещены в нем и поучения Кирилла Туровского, начиная днем Пасхи, наряду с Словами и Поучениями следующих отцов и учителей церкви: Иоанна Златоуста, Дионисия Александрийского, Григория Антиохийского, Феодора Студита, Григория Константинопольского, Иоанна, пресвитера Болгарского, Григория Двоеслова, Епифания Кипрского, Леонтия, пресвитера Константинопольского, Кирилла Иерусалимского, Григория Богослова, Василия Исаврийского, Прокла Константинопольского, Иоанна Дамаскина. Из русских поучений, кроме Кирилла Т., приведено еще только одно – Григория Российского (Цамвлака). Среди таких великих и славных отцов и учителей вселенской церкви помещено имя св. Кирилла и его Поучения в названном Сборнике. Составители Сборника, очевидно, хорошо понимали близость его к ним не только потому, что он заимствовал из них что-либо или подражал им: трудно допустить, чтобы и вообще в древнерусской литературе могли возникать подобные подозрения. Причина этого была иная...

«Между различными видами словесных произведений, – говорит преосв. Антоний в названной статье, – проповедь имеет ближайшее отношение и родство с так называемым ораторским родом словесности, который, как и ироиоведь, всегда предполагает живое и непосредственное отношение к слушающим. Этот род словесности, по своим богатым практическим применениям, пользовался особенным уважением в греко-римском мире, имел свою вполне выработанную теорию, служил предметом самого тщательного изучения и известен был под именем красноречия, которое делилось на три рода: род красноречия политический или совещательный (genus deliberativum), род торжественный или панегирический (genus demonstrativum) и род судебный (genus judiciale). К первому относились речи общественно-политические, произносившиеся в народных собраниях, ко второму – речи похвальные, говорившиеся в честь какого-нибудь общественного деятеля, или в воспоминание важного исторического события, к третьему роду приурочивались специально речи судебные. Каждый из этих родов имел свои особые теоретические правила, которым строго подчинялся, каждый из них мог видоизменяться в приемах ораторских сообразно той или другой цели красноречия, которая также была троякая: учить, нравиться, убеждать (docere, delectare, movere), в соответствии с чем выработано было учение и о тройном слоге: простом, среднем и высоком и т. д. Проповедь, как красноречие духовное, церковное, имея многие соприкосновенные черты с красноречием светским, естественно должна была подчиниться в своем развитии основным его законам и правилам, влиявшим на проповедь сначала только в практике, а потом усвоенным и ее теорией. Знаменитейшие Отцы Церкви, проповедники четвертого века, получавшие свое общечеловеческое, гуманное образование в тогдашних языческих школах, где красноречие составляло важнейший предмет изучения, весьма заметно пользовались правилами его в своей проповеднической практике. В их проповедях можно находить образцы всех трех родов красноречия, влияние его сказывалось в их ораторски-проповеднических приемах, в развитии и расположении мыслей и доказательств, в украшениях речи, в разности слога, соответственно разности цели слов, предназначавшихся или для простого научения, или для убеждения воли, или для прославления праздника и восхваления памяти святых и т. под. Хотя влияние это особенно заметно с четвертого века, но первоначальные сдеды его встречаются гораздо ранее, в самых первых памятниках проповеднической литературы, относящихся к третьему веку. Следы эти сказываются главным образом на заметном отличии по своим внешним и внутренним свойствам разных направлений и родов проповеди, возникших, конечно, под влиянием различных родов красноречия, из которых в применении к проповеди особенное значение получили совещательный и торжественный. С самого первого момента в истории церковного красноречия мы одновременно встречаем два параллельных литературно-проповеднических течения: учительное (совещательное) и торжественное, которые тянутся через всю историю греческой проповеди. Иногда получало преобладание одно направление, иногда другое, но никогда одно другое не уничтожало. До пятого века имел преобладающее значение род процоведи учительный, с пятого получает господство род торжественный, который усиливался и приобретал большее и большее развитие по мере того, как увеличивался в Христианской Церкви круг праздничных торжеств».

Оба указанные направления проповеди, учительное и торжественное, почти одновременно появились и развивались и в древней России. Представителями первого были: Феодосий Печерский, митр. Никифор, Серапион Владимирский и др., представителями второго – Кирилл Туровский и Григорий Цамвлак²⁸¹.

И действительно, внимательно ознакомившись с названным сборником и изучив, сравнительно с поучениями Кирилла Т., помещенные рядом с ним Слова отцов и учителей церкви разных веков, мы должны вполне согласиться с мнением преосвящ. Антония, потому что пришли к безусловному заключению, что все они решительно сходны с ними по своему построению, складу речи, ораторским приемам, и относятся именно к «торжественному или панегирическому роду красноречия». Все, что считают как особенность ораторских произведений Кирилла и что нередко относят на счет его «риторичности»: постоянное сопоставление Ветхого и Нового Завета, картинность, драматизм изложения, сравнения, восклицания, отсутствие прямого назидательно-поучительного приложения к современности слушателей и пр., – все это находим как у Кирилла Т., так и в словах названных отцов и учителей церкви, между тем, неоспоримо, в высокой степени красноречивых. Прямых и буквальных заимствований из них мы не нашли в Поучениях Кирилла Тур., хотя каждую его страницу можно было бы сравнивать и иллюстрировать соответственными местами из соседних с ним святоотеческих поучений. Сборники, вроде указанных, появились у нас очень рано, вероятно, еще при жизни св. Кирилла, в XII–ХIII в.: нам известно, напр., несколько таких древних их списков и по одному из них, пергаменному, мы издаем два поучения²⁸². Составлялись подобные сборники (Торжественники, Златоструи и пр.) с одной определенной целью – дать для церковного чтения на дни Господских и Богородичных праздников слова и поучения, которые служили бы и к разъяснению важности празднуемых событий, возвещенных в Божественном откровении и явленных роду человеческому в исполнение времен, – и были бы вместе с тем прямым и вполне достойным ответом на торжественность самих праздников, перенося набожных слушателей в горний мир высших ликований и восторженной радости. С этой стороны такие слова и поучения несомненно были очень близки к церковным песнопениям праздничных, высокоторжественных церковных служб, почему, может быть, наряду с ними в названных Сборниках, помещались и толковые каноны этих служб, во многом сходные с высокоторжественными словами, как напр. в нашем Сборнике такие каноны на Пасху и на день сошествия Св. Духа.

Рассматривая с этой точки зрения издаваемые нами Слова и поучения св. Кирилла, мы находим их вполне достойными занимать то место, какое отводилось им в древнерусском церковном употреблении, наряду с святоотеческими творениями. В них виден настоящий оратор, обладающий даром и искусством церковного именно красноречия в панегирическом роде. Глубокое и обширное знание св. Писания, богатое воображение, сила религиозного убеждения и одушевления, восторженно-радостное настроение – вот отличительные их особенности. Его проповеди вполне отвечают содержанию и тону церковных праздничных песнопений и служат прямым восполнением и истолкованием их, на основании соответственных Евангельских и Пророческих повествований. Он говорил не от себя, а «от Евангельских и Пророческих Словес», как сам заявляет не раз, и если простые Евангельско-библейские рассказы обращает он в аллегорически-символические образы и картины, то это вызывалось не его личным, а церковным отношением к ним: в церковном богослужении все имеет символически-преобразовательное значение в отношении к минувшим (подзаконным), настоящим (благодатным) и будущим (небесным) временам и судьбам церкви Христовой. Кроме того, у нас принято смотреть на аллегорию и символизм в его проповедях несколько односторонне, – исключительно как на подражание и зависимость от византийских образцов. Правда, современные Кириллу Туровскому византийские проповедники и истолкователи св. Писания постоянно и широко пользуются аллегорически-символическим способом изложения своих мыслей. Достаточно, напр., назвать Феофилакта Болгарского, современника Кирилла Тур., который вероятно был знаком с его церковно-учительными творениями, впоследствии сделавшимися столь популярными в нашей литературе: у Феофилакта Болгарского, по местам, целым рядом идут одни лишь символы и аллегории²⁸³. Но, и независимо от этого, аллегорически-символический способ изложения мыслей был просто общепринятым в средневековых литературах Востока и Запада, и им пользовались в самых разнообразных литературных произведениях. Напомним, что один из величайших поэтов и мыслителей средневекового Запада, по времени недалекий от нашего Кирилла Туровского – знаменитый автор одного из оригинальнейших символических созданий – «Божественная Комедия» (Данте) избирает для своей популярной энциклопедии средневековых знаний – «Convito» (пиршество) форму аллегорическую, с той именно целью, чтобы в этой форме «возможно наглядно и понятно всем непосвященным в тайны науки сообщить возвышенные и отвлеченные понятия веры и нравственности». Так смотрели на аллегорию и символизм и многие церковные писатели средних веков, восточные и западные, так, вероятно, смотрели и наши русские учители и писатели церкви: приемы эти казались им наилучшим средством сообщить удобопонятность и общедоступность усвоения излагаемым ими отвлеченным истинам. Относительно Кирилла Т. нет положительных данных утверждать это, но можно думать, что и он относился к указанным приемам не иначе. В проповедях аллегория и символизм были освящены церковным употреблением и считались уместными в видах наглядности, конкретности изложения, и он воспользовался этим приемом, тем более, что его живое поэтическое воображение делало для него легким пользование им.

Кроме восьми, несомненно принадлежащих Кириллу Т. проповедей, в указанном торжественно-панегирическом тоне, ему приписываются два небольших, но прекрасных поучения, совершенно непохожих на первые по содержанию и изложению и относящихся в строгом смысле к отделу простых назидательно-поучительных церковных слов. Это – поучения: О церковном учении и на день Пятидесятницы, дошедшие до нас в списках ХIII–XIV в. (мы издаем их под №№ 9 и 10). Если, действительно, оба эти поучения – его произведения (а это признается многими), то с уверенностью можно сказать, что он был в своих проповедях не только красноречивым оратором в указанном роде, но и назидательно-учительным пастырем, внимательным к нравственным запросам и недостаткам своих пасомых. По содержанию и по тону эти поучения совершенно подходят к поучениям Луки Жидяты, Феодосия и к тем из небольших безымянных проповедей, которые сохранились в Прологе и Измарагдах: в них слышится простое назидательное слово любящего отца к детям, знающего их нужды и умеющего вести с ними сердечную беседу²⁸⁴. Эти же поучения могут служить подтверждением сказанного выше, что «риторическими красотами и недостатками» его торжественных слов и речей далеко еще не исчерпывается его значение, далеко не выясняется и его литературная характеристика; в них он выступает перед нами с одной лишь стороны, и чтобы иметь более или менее цельный его образ, как писателя, нужно обратиться к его молитвам. Это тем более необходимо, что – по общему признанию – и в проповедях его не только явственно слышатся восторженно-молитвенные тоны церковных песнопений, но и видны дарования и приемы поэта-песнотворца...

Молитвы в ряду прочих творений Кирилла Туровского, занимают самое видное место и по числу, и по своим достоинствам. Впрочем, полного и критического издания их пока нет, и потому трудно с точностью определить число их: многие из них еще остаются в рукописях, а некоторые и вовсе неизвестны, – несомненно, однако ж, число их никак не меньше двадцати. Между ними главные – «Молитвы на всю седмицу», в порядке ежедневных церковных служб, на каждый день по три и даже по четыре молитвы – после утрени, часов, перед и после вечерни. По форме все они следуют одному и тому же образцу – установившемуся и определенному образцу обычных церковных молитв: начиная обращением или воззванием к Богу Отцу, к Господу Иисусу, Богоматери или святым и ангелам, автор переходит к изложению своего «моления», тех прошений, с которыми он обращается, и оканчивает кратким славословием, – при этом, в заключении каждой вечерней молитвы непременно проводится мысль о смерти, о страшном суде, о будущей жизни. Такова их общая внешняя схема. В содержании, каждая из них в известной степени приспособлена к лицам и событиям, воспоминаемым на ежедневных церковных службах, – этим собственно они различаются между собой, потому что в остальном и главном совершенно сходны, так как для всех их взят исключительно один общий предмет, полное изображение которого исчерпывает почти все их содержание. Этот предмет – человек, являющийся пред лицо Божие во всей наготе своей греховной, – по всем молитвам проходит мысль об этом предмете, мысль тяжелая, наводящая на самые мрачные, безотрадные думы о существе человеческом, о его страшной немощности. Природа человеческая, по словам автора молитв, «прелестивая» – падкая до греха, – сам собою слепо отдается человек побуждениям плоти, по своей воле отдается греху, как безумный оставляет путь добродетели и делается рабом греха и плоти (стр. 38 и 50). Прямое последствие этого – полное извращение и растление его духовного и телесного организма: «на небо очима воззрети не смею (говорит он от лица человека): ибо тело злобою уязвих, – ни руки воздети на высоту: полне бо еста лихоимства, – ни устну отверзсти на молитву: яко злогласованием слепистася, – воздыхания несть во мне от величания, – сердце отягчих многоядением; душу омрачих немилосердием, тело ослабих леностию; нозе преткнув о камень сластолюбия; уши отверзох на слышание маловременныя похвалы; лицо безстудием повлекох, смрад дел моих обоняста ноздре мои, и весь бых, яко древо неплодно, или яко храм пуст, ему же на разорение вси поучаются, – тать же души моея крыется в гнезде сердца моего, ждый подобна (удобного) времени, видить бо мя не огражена молитвою и тщится малое имение веры моеа въсхитити» (стр. 62–63). Словом, человек растлен и запятнан грехом во всех своих членах: «нет места чистаго в нем, все скверна» (стр. 66). Его духовная энергия и нравственные силы надломлены и ослабели: «он борется со страстями, но побеждается ими», творит дела, какие сам же ненавидит (стр. 42), носит узы, знает их, но не в силах разрешить, знает грех, сознает необходимость покаяния и не может покаяться (стр. 43 и 46), он полный раб – раб греха (50 стр.), которым он окутан как пеленою (стр. 76), мрак окружает его и вечно он ходит во мраке (стр. 38). Что же после этого может представлять жизнь человеческая? Все в ней – ничтожество и пустота (стр·51), даже самая правда человеческая – одна лишь «тина злосмрадная» (стр. 61)... Такой безотрадный взгляд, заставляющий человека признать в глубине своей души, что он всецело – духовно и телесно – «нищ и убог» (стр. 91) – способен доводить до полного отчаяния. Гимнолог не скрывает этого. Дела человеческие, говорит он, таковы, что «если кто захочет вспомянуть их – весь погружается в бездну отчаяния» (стр. 76), – ежеминутно он ждет, что вот разверзется земля и поглотит его, падет огонь с неба и попалит (стр. 97): так велики его грехи, его недостоинство – вина перед Богом, и так живо в нем сознание этой вины!

Но сознание вины спасает человека от отчаяния, оно – первый шаг к исправлению, к возвращению на путь истины, правды и добра. У человека не отнята надежда – великая и животворная, что Бог благ и милосерд, что милости и щедроты Его неисчислимы и что Он не хочет смерти грешника. Мысль об этом заправляет, так сказать, всей духовной борьбой человека, вливает отраду в его сердце и дает бодрость и силы являться перед Богом с мольбою – заявлять перед ним о своих недостоинствах, открывать все духовные немощи (стр. 98, 99, 102). И вот, открывая свои немощи, человек прежде всего молит о том, чтобы «ему даны были слезы оплакать свои великие прегрешения» (стр. 105), – сознавая себя пораженным во всех своих органах – духовных и телесных – просит исцелить его, восстановить и освятить (стр. 88), словом, снизойти къего «беде» (стр. 68). Грехи человека неисчетны и все они – тайные и явные – ведомы Господу, но и милость Господня неисчетна: он милует человека, очищает его от грехов и ставит на путь добродетели, вопреки всем козням «его старого врага, мучителя дьявола» (69 и 91 стр.), – и человек с твердой верой, но вместе как бы нерешительно, боязливо, постоянно взглядывая на свое нравственное состояние, постоянно имея перед собой «черноту своих дел» (стр. 53) – решается молить об освобождении от «работы вражией», просит стереть гордыню сатаны, да не посмеется он над ним, да не будет «радостником» его падения (стр. 91). Человек, таким образом, как бы всецело отдается на волю Божию – не только в том, что касается прощения и очищения его от «греховной скверны», но и относительно утверждения на пути добродетели и следования по этому пути. Он раб – раб греха, лично беcпомощен и слаб, беcпрестанно встречается с опасностями, угрожающими ему вечной гибелью и у него остается лишь одно спасительное средство, которым он и пользуется: обнажает все свое нравственное состояние и просит, чтобы над ним совершилась воля Божия (стр. 111)... При этом, неизбежно уже само собою, во всех его молениях и пламенных обращениях к Богу, постоянно пробивается чувство глубокой грусти и тяжелого сердечного сокрушения: он молится и трепещет за себя, страшится того грозного и последнего часа, когда должен будет дать отчет во всем и приять свою мзду.

Обращаясь с молитвой к святым угоднйкам Божиим, к ангелам и к Пречистой Деве Марии, молящийся ищет у них заступления и ходатайства. Они служат Богу, предстоят пред престолом Божественного Величия и в то же время пекутся о людях, предупреждают и ограждают их от опасностей, служат посредниками между человеком и Богом, и к ним-то человек обращается с мольбой о помощи, о ходатайстве и заступничестве, – в них он видит, таким образом, как бы высшую духовную опору, подкрепляющую его личное «дерзновенное» обращение к Богу. С другой стороны, он просит их не покидать его на опасном и скользком жизненном пути, сохранять от всякого зла и направлять его стремления и деятельность на дела благие, – словом, их высшему руководительству он поручает себя, неуверенный в своей твердости и нравственной энергии. С особенной силой св. Кирилл Туровский выражает эти мысли в обращениях к Пресвятой Богородице: подробно перечисляя все Ее неизреченные достоинства и те великие неисчетные благодеяния, которые Она оказывает людям, он постоянно обращается к Heй и на Нее возлагает все упования, все надежды грешной души (см. молитву в среду по утрени, стр. 66, – также стр. 70–73).

Таково в общих чертах содержание «повседневных молитв» Кирилла Туровского, – об остальных молитвах мы не говорим, так как есть основание сомневаться в их подлинности²⁸⁵, да и кроме того, сравнительно с повседневными, в них можно было бы отметить только одну частность. В повседневных молитвах молящийся представляется безотносительно, исключительно сам в себе, в своей греховности и немощи, – в прочих же, напр., в покаянных стихах, он молится не только о себе самом, но и о всех, соединенных с ним единством веры и жизни, следовательно, является как член церкви, сознающий свои духовные обязанности по отношению к прочим членам – и к тем, которые «сделали ему добро, и к людям причинившим зло», – о всех он обращается с молитвой к Богу. Между прочим, над этой молитвой сделана надпись, весьма характерная, хотя может быть, как и самая молитва («стиси»), она и не принадлежит Кириллу Туровскому. Надпись (во всяком случае очень древняя) гласит, что эту молитву («Исповедаю ти ся, Господи Боже мой...») и следующее за нею «поминание» (всех христиан), как и молитву Иисусову, нужно повторять постоянно: «ходиши ли, ездиши ли, яси ли, пиеши ли, разве уснеста очи твои» (Рук. гр. Уварова, стр. 99). Нельзя не видеть в этом, правда, отрывочном и лаконическом замечании – с одной стороны, глубокой и сердечной уверенности молящегося в милости Божией, в ходатайстве и заступничестве святых угодников Божиих (так как первая половина молитвы обращена к ним) и с другой – живых проявлений всеобъемлющего чувства христианской любви, всепрощающей, вся милующей и всем благожелающей...

Без сомнения, всякая молитва или гимн тем сильнее могут влиять на душу молящегося, чем они глубже по чувству и задушевнее и проще по выражению. Есть немало таких молитвословий, широковещательное и цветистое изложение и выражение которых затемняют их прекрасную мысль и лишают живого непосредственного влияния, – напротив, иногда самая краткая и простая молитва производит чарующее влияние на душу: все зависит от того, насколько гимнолог или составитель молитвы сам глубоко был проникнут тем, что он выражает в молитвенных словах. С этих сторон молитвы Кирилла Туровского принадлежат к числу прекраснейших молитвословий древней русской церкви. По своему содержанию, как мы видели, они вполне отвечают сущности и характеру церковной молитвы, – по изложению и выражению могут служить образчиком живой, сердечной, глубоко прочувствованной беседы, по местам, с проблесками истинного лиризма. Нужно вообще заметить, что по литературным особенностям молитвы святителя Кирилла представляют прямой контраст с прочими его литературными произведениями: ни витиеватости, ни аллегории и символизма нет в них; преобладающая черта в них – простота, непосредственность в выражении мыслей и чувств. Читая про себя или произнося их, молящийся незаметно для самого себя начинает чувствовать какую-то неземную сладость, незаметно и восторженно переходит от одной мысли к другой, от чувства к чувству, выражаемым самыми простыми и наиболее соответственными оборотами речи, и вот, он начинает молиться, но словами, которые как будто не принадлежат автору молитвы, а собственность его – молящегося.

Совершенно чуждые иносказательности в изложении, молитвы Кирилла Туровского носят на себе, однако ж, все черты, с которыми он известен как писатель, по другим его произведениям. В них он является как человек, владеющий поэтическим даром, способным передавать сильное и глубокое чувство, заправляющее его духовной настроенностью – в живых пластических очертаниях и выражениях. Можно привести целый ряд чисто поэтических слов и оборотов из его молитв. Так напр. мысль о наступлении вечера он выражает в таких прекрасных словах: «день уже преклонился и солнце варяет годину вечернюю» (стр. 36), – или, в другом месте, о зависимости человека от грехов он говорит: «сведый узы моя, и не хощу изрешитися из них, запинающи ми телесной слабости» (стр. 43), – греховные дела человека он называет «алыми мытарями приседящими у врат небесных» (стр. 50), – о человеке говорит, что он «одержим нечаянностью» (беззаботен), что «ум его пригвожден земным вещам» (стр. 53 и 54) и т. д. Кроме того, в его молитвах постоянно встречаются поэтические олицетворения (стр. 45 и др.), примеры и сравнения – из библейской истории или из круга простых обыденных предметов (стр. 46, 57–58, 60–61 и др.), противоположения и обращения (55–56; 93–94 и др.). Речь гимнолога по местам тихая и покойная, оттененная чувством глубокой грусти, иногда разом переходит в сильное, лирически-порывистое излияние: таковы особенно некоторые места, в которых автор говорит о непостоянстве человека перед Богом (см. напр. у высокопр. Макария, т. III, стр. 312), или касается смертного часа и загробной жизни²⁸⁶...

Таким мы находим св. Кирилла в его молитвенных гимнах, и таким же «поэтом-гимнологом» он был и в торжественных словах – поучениях, этих восторженномолитвенных хвалениях и благодарениях Богу в светлые дни Пасхальных и послепасхальных торжественных церковных празднеств и ликований. Но пусть читатели сравнят его поучения с восторженной речью – гимном митр. Илариона «О законе и благодати» и лирическими местами в рассказах летописца Нестора о просвещении Руси христианством при св. Ольге, Владимире св. и Ярославе (параллель, какую летописец проводит между ними и Владимиром св.), и они убедятся, что там и здесь поразительное сходство. Одна и та же основная мысль проводится всеми – мысль о превосходстве Нового Закона перед Ветхим, царства светозарной благодатной свободы Христовой перед мраком и рабством язычества и иудейства; у всех одинаковая поэтически-образная речь и одно всепроникающее их чувство – чувство искренней и возвышенной радости и благодарной молитвы к Богу за то, что народы – «погани суще» – «теперь уже не нарекут Богом стихий, ни солнце, ни огонь, ни водных источников», что «миновала суббота, наступило воскресение», и – «земля», очищенная «от бесовских (языческих) скверн», «стала небом», а потому и нет более места «требам закалаемых отцы младенец», ни – «жертвам из тельцов и козлий»: «идолопоклонство преста», ветхозаветные образы и пророчества также «преидоша» – они в исполнении пред нами (см. Слово св. Кирилла в неделю Фомину и др. места в его поучениях). При таком освещении и сопоставлении святого Кирилла Т. с другими нашими писателями XI–ХII вв., нам думается, он уже далеко не будет казаться «явлением исключительным» для XII в., а его Слова-поучения «лишенными всякой связи с живой русской современностью» и «недоступными пониманию и вниманию тогдашних русских людей», как высказываются о них некоторые из наших ученых критиков. Поэтически-лирическое настроение было общим в те героически-юные времена, воспетые автором «Слова о Полку Игореве», но такие люди, как летописец Нестор, Иларион, Кирилл Туровский и др. – выступавшие с своим словом, – люди просвещенные и глубоко проникнутые сознанием превосходства христианства перед всякой другой верой, – должны были находиться в особой, так сказать, сфере этого поэтически-лирического настроения. Видя успехи христианской веры и христианского просвещения в народе, по крайней мере, в его высших слоях (устройство монастырей и церквей, успехи книжного образования и пр.), стоя лицом к лицу перед недавним поголовным язычеством и сравнивая его с христианством, в его высшем идеальном понимании, – они не могли не восторгаться, что наконец и Русская земля – эти «новые люди», по словам летописца, просветились светом учения Христова. При этом, если мы примем во внимание отличительные, характерные черты св. Кирилла, насколько он обрисовался перед нами в его биографии и в молитвенных гимнах, то мы поймем, почему он учительствовал в торжественном именно роде красноречия (хотя, может быть, и по преимуществу только): по своим дарованиям он наиболее способен был выступить поэтом-оратором, школа подготовила его и указала образцы, соответственные его дарованиям и наклонностям, время, среда и общее настроение ставили для него запрос, и он ответил на запрос торжественно-поэтической речью – сохранившимися до нас поучениями...

Об известности св. Кирилла в древнерусской церковноучительной литературе говорить излишне: помещение его поучений наряду с святоотеческими в рукописных Сборниках, как тот, по которому мы издаем их, достаточно уже доказывает это. Одинаковой же известностью русского Златоуста его имя пользовалось и в старопечатных изданиях подобных Сборников. В примечаниях к каждому Поучению св. Кирилла мы приведем все, что может способствовать к их пониманию и изучению.

Велика и ветха (велики и древни) съкровища, дивно и радостно откровение²⁸⁹, добра и сильна богатьства неоскудно ближнимъ²⁹⁰ даеми дарове, славна и зело честна дому искусни строителе, обильни и переполнени царскыа трапезы мнози останци, от них же нищии препитаеми бываютъ²⁹¹ негыблющею ядию, но пребывающею в живот вечный²⁹². Словеса бо Евангельскаа пища суть душам нашим яже Христос многообразно глагола человеческаго ради спасения, его же славный и честный дом церкви²⁹³ имать искусни строители: патриарси, митрополиты, епископы, игумены, иереи и вся церковныа учителя, иже верою чистою²⁹⁴ ближнии Богу сътворишася и приемлют Святаго Духа благодатию²⁹⁵ различныя дары учения, исцеления, по мере дара Христова. Тем же и мы, убозии, тоя же трапезы останков крупиц въземлющеи наслаждаемся²⁹⁶. Кыйждо бо раб своего господина хвалить. Нам же радость, братие, днесь и веселие всему миру, притекшаго ради праздника, о нем же пророческаа писаниа сбытие (исполнение) прияша²⁹⁷, творимаго ради вонь (в сей праздник) Христом знамениа.

Днесь Христос от Вифаниа в Иерусалим входить, всед на жребя ослие, да пророчьство Захарьино съверьшится, еже рече о немъ: Радуйся зело, дщи Сионя! се бо царь твой грядеть кроток всед на жребець юн (Зах. 9:9). Сие убо пророчьство разумеюще веселимся: душа (души) бо святых дщере вышняго (Лав. горняго) Иерусалима нарицаются²⁹⁸; жребя же – иже от языков (язычниковъ) веровавшии людии вонь (в Него), ихже, послав апостолы, отреши от лсти диаволя. Днесь народи противу Исусу изыдоша, ваиа в руках дръжаще, и тем почесть ему творяще, егда Лазаря из гроба възва и от мертвых его въскреси. Добро народа послушьство (свидетельство), ему же языци веровавше, Сына Божиа познаша и; в жидовех бо чудеса сътвори, а языком благодать спасениа дарова; они его показаша (Лавр. они его не познаша) а языци приаша и; Израиль отречеся позвавшаго его в вечную жизнь, а языкы веровавшая в небесное царство введе; онем падение и съблазн а страним (чужестранцам-язычникам) вера и въстание. Днесь апостоли на жребя ризы своа вьзложиша, и Христос вверху их вседъ. Оле преславныя тайны явление! Христианскыя бо добродетели Апостольскиа суть ризы, иже своим учением благоверныя люди престол Божий и вместилище Святому Духу сътвориша: вселюбося, рече, в ня (так и Лав., у Сух. в вы) и похожу, и буду им Бог и те будут мне людие (2Кор. 6:16). Днесь народи постилають Господеви по пути ризы своя, друзии же, от древа ломящи ветви, постилааху по пути. Добр убо и прав путь миродержителем и всем вельможам Христос бысть, его же милостынею и безлобием (незлобием) постлавше, не трудно входят в небесное царство; ломящии же от древа ветви рядницы (прочие люди)²⁹⁹ суть и грешницы, иже ськрушеным сердцем и умилением душа, постом же и молитвами свой путь равнающи³⁰⁰, к Богови приходятъ: аз бо, рече, есмь путь и истинна и живот (Ин. 14:6)³⁰¹. Днесь предыдущеи и въследствующии въсклицають, глаголюще: осанна, сыну Давидовь! благословен грядый во имя Господне³⁰². Предидущеи (идущие впереди) же суть Пророци и Апостоли: они же – преже прорицавшеи о Христове пришествии (пророки), а сии – проповедавше вь всем мире Бога от Бога пришедша и во имя его крестяще народы; а (и) въследствующеи³⁰³ – святители суть с мученики: ови крепко с еретики борющеся по Христе, и тех яко врагы от церкве изреюще (извергая), сии же и до крове за Христово имя пострадаша, и, вся уметы (помет, сор) сътворше, въслед его текоша, да причастницы будут страсти его³⁰⁴. Вси же осанна взываху, рекше³⁰⁵: ты еси Сын Божий, въплотивыйся на земли, да Адама преступлением падшаго въздвигнеши. Благословениа же деля и мы потщимся добраа творити дела во имя Господне.

Днесь весь Иерусалим подвигшеся (подвигся) въшествия ради Господня: старци быстро шествоваху, да Исусу яко Богу поклонятся; отроци скоро течаху, да его прославят о чудеси Лазорева воскресениа; младенци, яко крилати, окрест Исуса паряще, вопияху: осанна, сыну Давидов благословен грядый во имя Господне, Бог Господь явися намъ. Оле таин откровение и пророчьскых писаний разрешение (избытие)! Старца бо языческыа наменуеть (знаменует – подразумевает) люди: прежде бо Авраама и Израиля языци суть, тогда прельщени, от Бога уклонившеся, ныне же Сыну Божию верою поклоняются; образ же отрок – всечестный, девьство любящий, иноческий чин нарече, безпрестанни (о) славящим (-х) Христа и чудеса Божиею блогодатию сътворяющим (-х); младенци же вся христианы прообрази, иже ничто же пытают о Христе, но о том живуще, и за того умирающе, и тому обеты и молитвы въздающе. Днесь Анна и Каиафа негодуютъ: всем радость и веселие, сим же скорбь и смущение. Подобаше иерейску чину разсудну быти и пророк пытати: еда сей есть Христос о нем же заповеда Иаковь сыном своим глаголя: от племени твоего, Иудо, владыка изыдеть небеси и земли·, и тъй (т – тот) упование языком привязаа лозе жребя свое (Быт. 49: 10, 11). Ни помянуша Давыда, о нем же пророчьствова, глаголя: из уст младенец и ссущих совершил ecu хвалу (Пс. 8:3). Не разумеша чтущеи Софонию (не разумеша ... чтуще), писавшаго тако: веселися, Иерусалиме, и уравнай (сравнай – уравняй) путь Богу твоему, яко приидет в церковь свою, творяй чудеса и даа (дая) знамениа (Соф. 3:14; Мал. 3:1). Но съвет творяху на благодетеля, да не токмо Исуса, но и Лазоря погубят (Ин. 12:10); не хотяще с народом глаголати тако: велий ecu, Господи, яко глас твой потрясе адова съкровища (глубины), истръже (исторже) от внутрьних (внутренностей ада) душу умершаго, и изыде Лазорь паки на бытие спасенъ.

Днесь тварь веселится, свобождаема от работы вражиа (Рим. 8:21), и адскыа врата .(Мф. 16:18) и верея потрясошася и бесовскыя силы ужасошася. Днесь горы и холми точат сладость; удолиа (удол удоль – долина, дол) и поля плоды Богови приносятъ. Горнии (небожители – Кол. 3:2) въспевают а преисподнии рыдаютъ. Ангели дивятся, видяще на земли невидимаго на небесех и на жребяти седящаго – сущаго на престоле херувимсте; обступаема народы – неприступнаго небесным силамъ. Ныне младенци радостно хвалим бываеть, его же серафими в вышних с страхом безпрестанни славятъ. Ныне путьшествуеть в Иерусалим измеривый пядию небо и землю дланию; в церковь входить невместимый в небеса. Днесь старейшины жреческыа (первосвященники) гневаются на творящаго великаа чудеса; книжници и фарисеи детям завидять, с ветвьми на сретение Христу текущим и зовущимъ: осанна, сыну Давидовъ! Чудны вещи (дивные дела)! Како забыша пророк писавших о Христе всяко (конечно) нашего ради спасения язычьскаго (ради спасения нас язычников)! уже бо, рече, несть ми хотениа в сынох Израилевех (в сынех Израилевых), яве бысть (явлен быхъ) не ищущим мене, и реку не людем моимъ: людие мои вы есте (Ис. 65:1).

Тем же, братие, подобает нам яко Божиим людем сущим (1Пет. 2:10) возлюбившаго нас прославити Христа. Приидете, поклонимся ему и припадем яко блудница, мысленне пречистеи того лобзающе нозе (мысленно лобызая пречистые ноги его подобно блуднице); останемся (остати–отстать), яко же и она, от злых делъ; излеем (излием), яко мѵро, на главу его веру и любовь нашу; изыдем любовию, яко и народи, в сретение ему; сломим гневодръжание (злопамятство), яко и ветви; постелем ему, яко и ризу, добродетели; воскликнем молитвами и безлобием (беззлобием), яко младенци; предидем (преидем – предъидем) милостынями к нищимъ; въследуем (последуем за Ним) смирением и постом бдением и блаженымь (божественным) покаяниемь и не погубим четыредесятедневнаго поста, в няже и подвизахомся, очищающеся от всякиа скверны, да и в нашь Иерусалим внидеть ныне Христосъ. Нашего бо телесе въоставление (съставление – состав) Иерусалим наречется, якоже Исаиа глаголетъ: на руку своею (на руках своих) написах стены твои, Иерусалиме, и вселюся посреди тебе (Ис. 49:16)³⁰⁶. Уготоваим яко горницу (так и в Лав.)³⁰⁷ душа наша смирением да причастием внидеть в ны Сын Божий, и пасху с ученикы своими сътворить. И пойдем с идущим на страсть волную (вольную), взем крест свой претрьпениемь всякиа обиды; распнемся бранми к греху (распнемся для борьбы против греха), умертвим похоти телесныя. Воскликнемъ: осанна вь вышних благословен еси пришедый на муку вольную, ею же ада попра (попирати, попрати – топтать ногами, превращать в прах, уничтожать)³⁰⁸ и смерть победи.

Дозде же слово съкративше (заканчивая здесь слово), песнми, яко цветы, святую церковь венчаим и праздник украсим и Богови славословие (хвалославление) въслем (въслем – принесем), и Христа Спасителя нашего възвеличим благодатию Святаго Духа осеняеми, да радостно праздновавше, в мире достигнем тридневнаго воскресениа Господа нашего Исус Христа, ему же подобает всяка слава, честь, държава и покланяние (поклонение) с Отцем и святым и благим и животворящим Духом ныне и присно и в веки веком аминь.

Радость сугуба всем христианом и веселие миру неизреченно, пришедшаго ради праздника днесь, за скорбь бывшаго таиньства преже³¹⁰. Каяже бе скорбь преже бывшаго таиньства, пред вчерашним днемъ? Господь наш Иисус Христос – распинаем бе, яко человек и яко Бог солнце помрачи, и луну в кровь преложи, и тма бысть по всеи земли. Яко человек возпив испусти дух но яко Бог землею потрясе, и камение распадеся. Яко человек в ребра ударяем но яко Бог завесу перваго закона полма (пополам, на две части) раздра. Яко агнець кровь свою источи за кровь агнець, закалаемых в пустыни на жертву, и собою жертву за спасение всего мира Богу и Отцу принесе. Яко человек в гробе положен бысть, и яко Бог олтарь язычьскиа церкви освяти. Яко царь стражми стрегом и запечатленен в гробе лежаше, но яко Бог ангельскими вои, бесовским силам в твердыни ада вещаше, глаголя: возмете врата князи ваши, да внидеть царь славы (Пс. 23:7). Но врата адова съкрушишася словом его, и верея сломишася до основаниа. Сниде сам Господь в ад и попра бесовское царство крестомь, и смерть умертви, и седящим во тме видеша светъ; связани нищетою и железом разрешишася, и съкровшца его вся восхити, и изыде днесь в силе Божии и в славе святых ангелъ. Работныя душа человеча, свобождены, ведяхуся в раи, хвалящеся о Христе. Но церкви на пророкы плищуеть (взывает к пророкам), не уже воставшу Христу от гроба: то бо суть чада церковныа пророци. Въскресе внезапу, целым печатем у гроба, и церкви неисповедимо веселие приемлеть. Пророци же радостию ликуют глаголюще: наша убо пасха за ны пожреся Христосъ. Где ти, смерти, победа, где ти, аде, жало?(1Кор. 15:55). Воскресе спасая ны, Христос въскресе из мертвых и гробным живот дарова; и святых дуси паче естества (обогатеша), отлетеша от ада, и на небеса вселишася. Тем сугубо и трегубо имя приемлеть нынешнии праздникъ. Пасха убо нарицается закаляемых ради Моисеом агнец во Египте, ихже кровию прагы подобоя (дверные перекладины) помазавше, вси израилтяне избавишася смерти от убивающих египтян ангелъ; тои же бы образ нынешния пасхы, заклася ныне от священник Агнець Божии Иисус Христос за спасение всего мира, и всероднаго Адама от ада изведе; не бо единех ради праведных сниде, но всего мира падшаго преступлением възведе: всех бо грехы взем на кресте пригвозди. Мы же верою божественныа пасхи причастимся; помажем уста Божиею кровию, еже суть душевнаго дому двери, да не приступят беси, хотяще ны грехом погубити. Израилтяне бо его зяклаша, а языци обедом себе сътвориша³¹¹, и се зовет пророк вся верныа к Господни трапезе, глаголя: тело христово примете, источника бесмертнаго вкусите. Сим бо телом глява адова сокрушена бысть, и жало притупися; сим бо телом держава его и власть попрана бысть; сим чрево его просажено³¹² бысть: не бо пакы усты (двери) его изыде Христос но сам чрево раздрав адово и изведе душа человеческиа. Егда бо се тело (Христа) в гробе положено бысть, тогда медяная врата сломишася, и верея железныа съкрушишася; вратници въстрепешаша и темница она распадеся, и мертвии въскресоша. Се тело (Христово) смерть умертви, и тварь всю истлевшю обнови. Сего верою вкушающе христиане освящаются, и вечную жизнь приемлють: вкусим братие, животнаго брашна, и друг друга любовию целуимь, прощающе от сердець своа съгрешениа. Второе же (во-вторых), въскресение Христово великии день нарицается: поистинне же велик есть день сеи, не множае часов имея, но великых ради чюдес яже от Спаса нашего Христа сътворишася. Днесь ангели с человекы ликуют и человеци Богом освящаются, Святыи приемлюще Духъ. Глаголет бо Лука евангелистъ: и минувши суботе зело рано приидоша жены видети гроба, носяща араматы, да тело помажуть Иисусово; и обретоша камень отвален и гроб тощь, и не домышляхуся о семъ; и явистася им два ангела в белых ризахъ: «что ищете живаго с мертвыми: несть зде, но въскресе, помяните глаголы его, иже рече вам яко в третии день въскресну. И ныне идета к учеником его, и рцета: Христос въскресе (Лк. 24:1–7). О вас бо преже писа пророкъ: приидете от видениа жены благовестница, и Сиону рцете: приими от нас радость благовещениа. Идете к апостолом и рцете: уже не крытеся, се бо сбысться слово к вам реченное Иисусово: вмале ктому и не видите мене, и пакы вмале узрите мя и възрадуетеся (Ин. 16:16). Помяните пророка, о Христе и о вас писавшаго: поражу пастыря и разыдутся овца, но помале, простер руку, съберу я, и сътворю я пастыря (Зах. 13:7). Идете и рцете ученикомъ: разумеите о времени семь глаголавша Иосию: от безаконник побиен бысть, и по двою днию исцелев мир и в третии день въскреснеть, и живи будем пред ним (Ос. 6:3); и пакы Софониа: потерпите мене, глаголеть Господь, в день въскресениа моего, в послушество мое, зане милость моа на языцех уже (Соф. 3:8). Идете и рцете апостоломъ: сеи есть день, о немже рече Давыдъ: ты, Господи, въскрес оущедриши Сиона, яко прииде время (Пс. 101:14): не сего Сиона, попираемаго от вои, глаголю, но церквь языческую, юже искупи своею честною кровию, еиже никтоже не удолееть. Не мните, акы Евзе прельститися вам (не думайте, что вы можете быть обольщены, подобно Еве): она бо от змиа съвет приат вы же от ангела слово слышита. Ве убо радость вам глаголю (глоголеве – мы возвещаем вам радость), вы же спасение миру проповедите».

Тогда възвратишася жены от гроба, и възвестиша вся си единомунадесяте, и не имахуть им веры: не беша бо еще приали Святого Духа, тем и бегуни (непостоянны), страшиви (трусливы), и неимоверни (неуверенные) беаху. Обаче Петр и Иоан ставше, текоста к гробу. Иоан же притече скорее Петра, но не вниде в гроб дóндеже притек Петр вниде первое в гроб (пока не пришел Петр, который первым вошел), – и виде ризы едины лежаща: и с (сей) не за страх не вниде, первие пришедыи, но за смотрение Божие и за писание книгъ: проображаста бо собою ветхыи и новыи закон Иоан – образ ветхаго закона, Петр же – новаго: тече бо преже ветхыи закон по писанию, чая Христа; пришедшу же ему, не вниде в веру его; новыи же закон последи пришед но преже в Христа верова, и видить уже тщу надежу ветхаго закона, не могуща держащихся поне спасти³¹³. Птенец бо отлете, а безумни тщу гнезду приседять (в пустом гнезде): Христос въскресе, а жерци (первосвященники) и фарисии стражие мьздят (подкупают), оболгати веляще Христово въскресение. О горе, языче (народ) грешен како прельстистеся, почитавше пророкы, писавшая о Христе, вы не разуместе, и чаавшимь (ожидая) света, бысть им тма (пребывают во тьме). Оу (о), люте души их яко совещаша совет зол о Бозе живе.

По сем некая два от ученик идяста в весь, подале от Иерусалима, и беседоваста о сих всех и сам Иисус постиже я, якоже бо пастух егда возлег мало поспит и въстав видит расшедшееся стадо, и скоро всюду рищеть, да свое събереть стадо. Что, рече, съвопрошаетася и еста дряхла (печальны)? она же реста о Иисусе Назарянине, его же распяша жидовьстии отроци (жрецы-первосвященники), и о женах ему сказаста, иже глаголют его жива от ангела слышавше: не бо его знаяста, беста бо и еще плотян зрак имуща, не уже бо бе на ня Христос дунул глаголя: приимете Дух Святыи; и ни еще ума их отверзе, да Быша разумели яже о немь писаниа: тем и рек имъ: неразумная сердцемь, и нача има сказовати от всех писании, яже бяху о немь, о страсти и въскресении. «Не о сем ли, рече, писа Моиси: узрите живот вашь, висящь прямо очима вашима (Втор. 28:66). Давыд же о распятии его: пригвоздиша руце мои и нозе мои (Пс. 21:17), и пакы: вдаша в ядь мою желчь, и в жажду мою напоиша мя оцта. (Пс. 68:22). И о гробе его: положиша мя в рове преисподнем и в темных в сени смертнеи (Пс. 87:7). Той же и о въскресении Его: да въскреснет Бог и разыдутся вcu врази Его (Пс. 67:2). И пакы: въскресни, Боже, суди земли (Пс. 81:8). Исаиа же о ученицех его: въстав рече, съберу братию мою, и узрят славу мою, и ти възвестять славу мою и в странах имя мое, и будут ми людие от язык мнози» (Ис. 66:18–20). И се ему глаголющу, приближишася к веси, в ню же идяста, и моляста и: облязи (останься) с нами, яко к вечеру есть день. И т (Он – Христос) яко възлеже и, прием хлеб благослови, дааше има, и отверзостеся очи има, и узреста язвы гвоздинныа на руку Его, и познаста Его, яко сам тои есть Христосъ. И той невидим бысть от нею (для них). Она (они) же возвратистася в Иерусалим и поведаста апостолом вся сиа, яко въистинну въскресе Христос и явися нама, и познахове Его по язву гвоздинную.

Мы же, братие, въскресение Христово видевше, поклонимся, глаголюще: Ты еси Бог нашь, и развее тебе иного не знаемъ. Человек видимыи, Бог же разумеваемыи! вся земля да поклониттися, и да поет тебе: помилуи нас в тя верующихъ: тебе молимся, и милися деем (умиляемся): оцисти (очисти) грехи наша, отпусти долгы душь наших славящих тя, за ны пострадавшаго распятие и смерть, тебе ныне раболепно служимъ. Вчера с расбоиникомь распинахомтися, днесь с тобою воскресохомь; вчера с Логином возвахомь: воистинну тои есть Сын Божий, днесь с ангелы глаголемь: воистинну воскресе Христосъ; вчера с Никодимом с креста снимахом тя, днесь с Магдалынею воскресша тя видехомь; вчера с Иосифом во гробе тя полагаемь (полагахомъ), днесь, яко Мариа, радостныя твоа глаголы слышимъ: шедше рцете к братии моеи и Петрови, да и в Галилею идуть и тамо мя узрять (Мф. 28:10; Мк. 16:7). И се ныне яко в Галилею, в святую сию церковь събравшеся, веселимся и глаголемь: сии день, иже сътвори Господь, возрадуемся и возвеселимся в онь, яко твое есть царствие, Христе, и тебе слава, с Отцемь и с Святымь Духомь, ныне и присно и в векы векомь, аминь.

Велика учителя и премудра сказателя (проповедника) требует церкви на украшение празника. Мы же нищи есмы словом и умом мутни (Лав. медлени), не имущи огня Святаго Духа на слажение (к сложению) душеполезных словесъ; обаче любве ради сущии (сущих) с мною братии, мало нечто скажем на поновление въскресениа Христова, а вы с прилежаниемь послушайте.

В минувшую неделю святыа пасхы, удивление (бе) на небеси, и устрашение преисподнимь, и обновление твари, и избавление миру, разрушение адово, и попрание смерти, въскресение мертвым и погубление прелестныя власти диаволя, спасение же человечьскому роду Христовым воскресениемъ; обнищание ветхому закону и порабощение суботе; обогащение Христовы церкви; воцарение недели (воцарился день воскресный). В минувшую неделю всему пременение бысть: сътвори бо ся небом земля, очищена Богом от бесовскых сквернъ; и ангели с женами раболепно служат воскресению. Обновися тварь: уже бо не нарекутся Богом стихия, ни солнце, ни огнь, ни источници, ни древеса (не будут называть Богами стихий, ни солнце и пр.). Отселе бо не приемлеть ад требы (в жертву) закалаемых отци младенець, ни смерть почести: преста бо идолослужение, и погубися бесовское насилие крестным таинством и не ктому (и не токмо) спасеся человечь род но и освятися Христовою верою. Ветхый же закон отнуд (совсем) обнища, отвержение бо тельчя крови и козлия жертвы (обнищал, ибо отвержены кровавые жертвы тельцов): един бо Христос собою сам к Отцу за всех жрътву възнесе. Тем и празникь суботе преста, а недели благодать дана бысть воскресениа ради, и царствуеть уже во днехь неделя, яко в ту воскресе Христос из мертвыхъ. Венчаимь, братие, царицю днем (царственный день) и дары честны с верою той принесем дадим по силе, якоже можемъ: ов милостню и беззлобие и любовь, другый – девъство чисто и смирение нелицемерно; (и) ин псалмопение (псаломское пение), и апостольское учение, и молитву с воздыханием к Богу: сам бо Господь Моисеом глаголеть: не являйся предо мною тощ в день празника (Исх. 34:20). Принесем ему преже реченныа добродетели, да восприимем Божию милость, бо не лишить добра приходящих к нему с верою: славящая мя бо, рече, прославлю. (Ин. 13:32; 1Пет. 4:14).

Похвалим красную сию неделю новую³¹⁵, в нюже поновление празнуимъ³¹⁶ воскресениа. Не бо есть таже пасха Господня, но антипасха, рече Господь (Лавр. наречется)³¹⁷; пасха бо избавление миру есть и свобожение от ада преисподняго мертвымъ; антипасха же есть поновление въскресениа, образ имуще ветхаго закона, иже завеща Бог во Египте Моисеови, глаголя: се избавляю люди моа от работы Фараоня, и свобожаю я от мучения приставник его, да поновляеши день спасениа твоего, в онже день победих врагы твоа, Израилю. Се ныне и мы поновляемь, празнующе победный день Христов в онже всему миру спасениа съдея, победив началника (Лав. начала и) власти темныа. Того ради артусный хлеб от пасхы и до ныне в церкви священ бысть, и днесь на иереиских версех ломится³¹⁸, за опреснокы, несеныа на главах левгит от Египта по пустыни, дóндеже и Чермное море проидоша, и ту той хлеб освятися Господеви, егоже вкушающе и здравие приимаху врагом страшни. Они убо, избывше телесныа работы, понавляху (воспоминание об этом событии) празнующе день опреснокы; мы же Владыкою спасени от работы мысленаго Фараона, диавола, поновляемь победный нам на врагы день³¹⁹, и сего священнаго ныне приимающе хлеба, тако вкушаемь, якоже и они хлеба небесного, ангельскаго брашна, и храним его на всяку потребу благу: на здравие телеси, и душам на спасение, и на прогнание всякого недуга. Днесь ветхая конец приаша и се Быша вся нова, видимаяже и невидимая.

Ныне небеса просветишася, темных облак яко вретищь съвлекошася и светлым воздухом славу Господню исповедаютъ: не си глаголю видимая небеса, но разумная – апостоли иже (днесь) на Сион вшедше к нему³²⁰ познаша Господа, и всю печаль забывше, и скорбь июдейску, и страх отвержеся, – Святым Духом осенени, воскресение Христово ясно проповедаютъ. Ныне солнце красуяся к высоте восходить и радуася землю огреваеть: взыде бо праведное солнце от гроба Христос и вся верующая к нему спасаетъ. Ныне луна, с вышняго съступивши степени (сошедши с высшей степени), болшему светилу честь подаетъ. Уже ветхый закон по Писанию, преста с суботами, и церкви Христова закону³²¹ с неделею честь подаеть. Ныне зима греховная покаяниемь престала есть, и лед невериа благоразумием растаяся: зима убо кумирослужения апостольскым учением и Христовою верою престала есть, лед же Фомина невериа показанием Христовых ребр растаяся. Днесь весна красуется, оживляющи земное естьство, и горнии (бурнии) ветри, тихо поведающе (повевающе) плоды гобзують (умножают), и земля, семена питающи, зеленую траву ражаеть: весна убо есть красная вера Христова, яже крещением поражаеть человеческое пакы естьство; бурнии же ветри – грехотворнии помыслы, иже покаянием потворишася (претворишася) на добродетель, душеполезныа плоды гобзують; земля же естьства нашего, акы семя, Слово Божие приимши и страхом его присно болящи, дух спасения ражаеть. Ныне новоражаемии агньци (и унци), быстро путь перуще (бегая)³²², скачють и скоро к матерем възвращающеся веселятся; да и пастыри, свиряюще (играя на свирелях), веселием Христа хвалять: агньца, глаголю, иже от язык кроткыя люди (кроткие язычники), а юнца – кумирослужителя (в Лав. так же) неверных стран иже Христовым въчеловечениемь и апостольскимь учениемь и чюдесы (вызванные) скоро по закон емшеся (взявшись за закон), к святей церкви възвратишася, млеко учения ссуть, – да и учители Христова стада, о всех молящеся, Христа Бога славять, вся волкы и агньца во едино стадо събравшаго. Ныне древа леторасли (древесные побеги) испущають, и цвети благоюхания процветають, и се уже огради (сады) сладкую подавають воню; и делатели, с надежею тружающеся, плододавца Христа призывають: – бехомь преже, акы древа дубравная, неимуще плода, ныне же присадися Христова вера в нашем неверии, и уже дръжащеся корене Иосеова (Иессеева), яко цветы, добродетели пущающе, райскаго пакы бытиа о Христе ожидають, да и святители и игумени, о церкви тружающеся, от Христа мзды ожидають. Ныне ратаи (сеятели, проповедники) слова, словесныа юнца к духовному ярму приводяще, и крестное рало в мысленых браздах погружающе, и бразду покааниа прочертающе, и семя духовное всевающе, надежами будущих благ веселятся. Днесь ветхая вся конець приаша, и се Быша вся нова воскресениа ради. Ныне рекы апостольскиа наводняются, и язычныа рыбы плод пущають, и рыбари, глубину Божиа въчеловечениа испытавше, полну церковную мрежу ловитвы обретають³²³. Ныне мнишескаго образа трудолюбивая пчела, свою мудрость показующи, вся удивляеть; яко же бо они в пустынях самокормлею живуть, ангелы и человекы удивляють, и сии, на цветы излетающе, медвяныи сот сътворяють, да человеком сладость и церкви потребная подають. Ныне вся доброгласныа птица церковныхь ликов гнездяще веселятся³²⁴, иже суть церковнии чини: епископи и игумени попове и диакони и диаци и свою кождо поюще песнь славять Господа. Днесь поновишася всех святых чинове, нову жизнь о Христе приимше; пророци и патриарси, трудившеся, в райстей пищи почивають жизни, и апостоли с святители пострадавше, прославляются на небеси и на земли. Мученици и исповедници, за Христа смерть претерпеша, с ангелы венчаются. Цари и князи благовернии послушанием святых книг спасаются. Девьствении лици и иночьстии съставиша (след. читать: състави – составы), свой крест терпением понесше, первенцу Христу от земля на небеса въследують; постници и пустынници, от рукы Господня труда мъзду приаша, в горнем граде с святители веселятся. Днесь новым людем воскресения Христова поновлениа празникь, и вся новая Господеви приносится: от язык вера, и от христиан требы, и от иереи святыа бескровныа жертвы, от миродръжителеи боголюбная милостыня, от велможь церковное попечение (в др. списк. «украшение»), от праведник смиреномудрие, от грешник истинное покаание, от нечьстивых обращение к Богу, от ненавидящих духовная любы.

Взыдем и мы, братие, ныне мыслено в Сионьскую горницю, яко тамо апостоли събрашася и сам Господь Иисус Христос затвореным дверемь, посреде их обретеся и, рекъ: мир вам исполни я радости: възрадовашабося, рече, ученици, видевше Господа (Ин. 20:21), и всю печяль телесную и страх сердечныи отринуша, дастьбося душам их духовная дерзость познанием своего Владыкы, яко обнажи пред всеми своа ребра и гвоздинныа язвы на руку и на ногу и показует Фоме. Не бе бо Фома с ученикы в первыи приход видел Господа, и, слышав его въскресъша, не яко лжу мня, не вероваше, но и самовидец хотя быти Христу, тако глаголаше: аще не вложу рукы моеа в ребра его, в язву гвоздинную своего перста, не иму веры. Тем и Господь, не понося ему, сице глаголаше: «принеси руку свою, и вижь прободение ребр моих и веруй, яко Аз сам есмь. Мене бо преже тебе патриарси и пророци разумевше, веровавше моему вочеловечению. Исповедаите первее о мне Исаино писание: копием бо, рече, в ребра прободен бысть и изыде кровь и вода в ребра прободен бых да Адама воскресих тебе ли не верующа презрех (тебя ли покину неверующим)? осяжи мя яко Аз сам есмь, егоже преже осязав Симеон верою, въпрашаше отпущениа с миромъ. И не буди неверен яко же Ирод иже слышав (мое) рожество, глаголаше волхвомь: где Христос ражается, да шед аз поклонюся Ему (Мф. 2:8), а в сердци своемь о убийстве моем мысляше: но аще и младенци изби, а искомаго не обрете: взыщуть бо мене злии и не обрящуть. Веру ими ми, Фомо, и познай мя, якоже Авраам к нему же под сень с двема ангелома приидох и той мя позна, и Господа мя нарече, и о Содоме моляшемися, да его не погублю, аще и до десяти бы в нем праведникъ. И не буди не верен акы Валаам иже Духомь Святымь прорек мое за мир умертвие и пакы мъзды ради прелстився, погыбе. Веру ими ми, Фомо, яко сам Аз есм егоже виде Иаков в нощи на лествице утвержающася, и тоиже пакы позна мя духомь, егда боряхся с ним в Месопотамии: тогда бо обещахся ему въчеловечитися в племени его. И не буди не верен яко Навходоносор иже видев мя в пещи отрокы от огня спасша, истинною Сына Божиа нарече мя, и пакы к своимь прельстем уклонився, погыбе. Веру ими ми, Фомо, яко Аз есмь, егоже видев образ Исаиа на престоле превысоце, объстоима множьством ангелъ. И (Азъ) есмь явивыйся Иезикеилю посреди животных образом человеческом емуже и вас прообразих колесы животным придержащеся, воздвизающимся с мною: тои бо животны дух бе тогда в колесех его же и ныне воздунух (в васъ) – Дух Святый. Аз есмь, егоже виде Даниил на облацех небесных подобием сына человеча, съшедшаго до ветхаго деньми, и тот написа ми даную ми от Бога Отца власть и царство на небеси и на земли (Лав. приб. нынешняго и будущаго безконечнаго века). Принеси, о близнече, твои перст и вижь руце мои, имаже слепым очи отвръзох и глухым слух даровав и немыя доброглаголивы сътворихъ. Вижь нозе мои, имаже пред вами ходих по морю, и по въздуху шествовах явьствено ступах и, в преисподняа вшед тема ада попрах и с Лукою и Клеопою путь шествовахъ. И не буди не верен но веренъ". Отвеща Фома, глаголя: «верую, Господи, яко ты еси Бог мои, о немже писаша пророци, прозряше духомь; егоже прообрази (в законе) Моиси; егоже отвергошася с жерци фарисеи; егоже поругаша завистию с книжникы жидове; егоже осуди с Каияфою Пилат на распятие; егоже Бог Отец из мертвых воскреси. Вижю ребра, от нихже источи кровь и воду: воду, да оцистиши оскверньшуюся землю, кровь же, да освятиши человечьское естьство. Вижу руце твои, има же преже сътвори всю тварь, и раи насади, и человека създа; има же благослови патриархы; има же помаза цари; има же освяти апостолы. Вижу нозе твои, еюже прикоснувшися, блудница грехов отпуст приатъ; на неюже припадши, первее, вдовица от мертвых своего сына с душею приатъ; над сима ногама кровоточивая, края ризы прикоснувшися, исцеле от недуга. И аз Господи, верую, яко ты ecи Богъ». И рече к нему Иисусъ: яко видев мя, верова, блажени не видевше, и веровавше.

Тем же, братие, веруем Христу Богу нашему; распеншему (распеншемуся) поклонимся; въскресшаго прославимъ; явльшемуся апостолом веруемъ; и своа Фоме показавшаго ребра въспоимъ. Пришедшаго оживити нас похвалим и просветившаго нас исповедаемъ. Всех благых подавшаго нам обилиа възвеличимь: от Троица познаимь Христа Бога Спаса нашего, емуже слава с Отцем и с Святым Духом ныне и присно и в векы векомъ. Аминь.

Празник от празника честнее приспел есть, подавая благодать Божию святей церкви. Якоже бо пленица златы растворена (жемчугомъ) с многоценным камением веселять зрящих на ня очи; но паче нам сихь (то тем более...) духовная красота – празници святии, веселяще верных сердца, и душа освящающи³²⁶. Первое (сначала) убо воскресением Христовым просветися весь мир вся освящающи. Таже (затем) Фоминым испытанием ребр Господних обновися тварь; коснувшубося ему рукою язвах (к язвам) всем известно бысть (удостоверено для всех) телесное (Его) востание. Ныне же Иосифа благообразнаго с мироносицами похвалим послужившаго по распятии телу Христову, егоже и евангелист богата нарицаеть, пришедшаго от Аримафеа: бе бо, рече, и той ученик Иисусов чая царства Божиа³²⁷, и в время страсти волныа (вольные) Спасовы виде страшная в твари чюдеса: солнце померкше, и землю трясущуся, страха исполнився, и дивяся прииде в Иерусалим и обрете тело Христово на кресте наго, пригвождено висяще, и матерь его Марию с единем учеником тому предстояща, яже от болезни сердца горце рыдающе, сице глаголаше: «тварь съболезнует ми, сыну, твоего зрящи бес (без) правды умръщвениа. Увы мне, чядо мое, свете и творче твари. Что ти ныне въсплачю (что ныне буду оплакивать): заушение ли, или за ланиту ударение и по плещема биениа, узы же и заплеваниа святаго ти лица, яже от безаконник за благая (за совершенные им благие дела) приатъ? Увы мне, неповинен сы, поруган бысть, на кресте смерти вкуси. Како тя тернием венчаша, и желчи с оцтом напоиша, и еще пречистая ти ребра копиемь прободоша. Ужаснуся небо, и земля трепещеть, июдейска не терпящи дръзновениа; солнце померче и камение распадеся, жидовское окаменение являющи. Вижу тя, милое мое чядо, на кресте висяща, бездушна, безрачна (невзрачна), не имуща видениа, ниже доброты, и горко уязвляюся душею: хотела бых с тобою умрети. Не терплю бо бездушна тебе зрети; радость мне отселе никакоже прикоснется: свет бо мой и надежа и живот Сын и Бог на древе угасе. Где ми, чядо, благовестование, еже ми древле Гавриил глаголаше: радуйся, обрадованная, Господь с тобою, царя тя и сына вышняго нарицая, Спаса миру и животворца всем и грехом потребителя (Лк. 1:28–35). Ныне же зрю тебе яко злодея, межу двема разбойникома, и копиемь прободена в ребра мертвеца, и сего ради горко изнемогаю, не хощу бо жити, но предварити тя в ад (в аде). Ныне мое чаяние, радости же и веселиа Сына и Бога лишена быхъ. Увы мне, о страннем ти рожестве тако не поболех яко же ныне растерзаюся утробою, твое видящи тело пригвождено к древу. Твое бысть преславно рожество, Иисусе, и ныне страшно умръщвение: един от ненасеянныа (пройде) утробы, целы печати моего съблюде девъства, и матерь мя своего въплощениа показав и пакы девою сохрани. Знаю твое за Адама пострадание, но, душевною рыдающи обьята горестию, дивящися твоего таинства глубине. Слышите, небеса и море с землею, внушайте моих слез рыдание: се бо Творець вашь от священник смерть приемлеть, един праведникь за грешникы и безаконникы убиен бысть. Днесь, Симеоне, постиже мя (исполнилось надо мной) проречение: копие мою душю проиде ныне, твоего от воин зряще поругания. Увы мне, кого к рыданию призову, или с кым моих слез излию потокы? вси бо тя оставиша, ужикы (родственники) (Лавр. ученики) же и друзи, твоих Христе, насладившеися чюдесъ. Где ныне лик седмьдесятных ученик где ли верховнии апостоли? Ов (один) бо тя лестию (обманом) фарисеом предаст другии же, страха ради пред архиереи, отвержеся, не зная тебе человека. Едина, Боже мой, раба твоа рыдающи предстою с хранителем твоих словес и възлюбленым ти наперсникомъ. Увы мне, Иисусе, драгое имя! како стоить земя (земля), зрящи тя на себе на кресте висяща, иже на водах ту вначятце (в начале) основал еси; иже многыа слепца просветив и мертвыа словом въскресивша, твоего Божества мановениемъ. Приидете, видите Божиа смотрениа таинство: како оживляа(и) вся проклятою умръщвен бысть смертию».

И се слышав Иосиф приближися к горко рыдающей матери, егоже видевши, молебными тому (к нему) оплетаяся (простирается) глаголы: «потщися, благообразне, к Пилату безаконному судии, и испроси с креста сняти тело Иисусово, учителя своего, моего же Сына и Бога: подвигнися и предвари, причастниче Христову учению, тайный апостоле, обещниче (общниче) Божию царствию, и испроси уже бездушное тело, пригвожденное к древу и прободенное в ребра, спостражи, благоверне, сугубаго ти ради венца, его же по въскресении (Лав. по вознесении) Христове приимеши и от конец всех земля честную славу и поклонение и на небеси бесконечную жизнь». Умиливжеся Иосиф плачевными тоа глаголы, не рече (не сказал, что...) «жерци (первосвященники) на мя востануть и озлобять (озлобятся), Июдеи въскоре молвят (вознегодуют) (Лав. вскрамолують) и побиют мя, фарисеи разграбять мое богатство, буду же и съборища (общества их) отлученъ». Но ничтоже сих не рече (нет, он ничего такого не сказал), но вся уметы сътвори (ни на что не обратил внимания) и о своем бо неради животе, да Христа приобрящеть. Дръзнув вниде к Пилату и въпроси, глаголя: – «дай же ми, о игемоне, тело страннаго оного Иисуса, распятаго межу двема разбойникома, оклеветаннаго от архиереи завистию, и поруганнаго от воин бес правды. Дай же ми тело оного Иисуса, егоже Сыном Божиим нарицахуть книжници, и царем поведаху фарисеи, ему же ты повеле над главою титлу написати, имущу писание сице: с (се) есть Сын Божий, царь израилевъ. Дай же ми тело, егоже свой ученик жерцемь лестию на сребре (за серебро) предасть; о нем же провидя Захариа тако написа: дадите цену мою или отрцетеся, и поставиша тридесять сребреник цену цененаго от сынов Израилевых (Мф. 26:15; 27:9, – Зах. 11:12). О том молютися телеси, о нем же прорече Каиафа, тому единому умрети за весь миръ: не просто сего прорече, но жрец бе того лета; о них же рече Иеремиа: пастуси мнози просмрадиша виноград мои; и пакы глаголеть о нихъ: князи людстии събрашася на Господа и на Христа Его (Пс. 2:2). Сие бо, рече Соломон помыслиша, и прелъстишася, и ослепи бо я злоба ихъ. Рекоша бо: уловим праведника, руганием и ранами истяжим его, и смертию безлепотною осудим его (Прем. 2:21, 12:10, 20). Сего прошу Иисусова телеси, иже противу твоему отвещавшу въпросу: Аз есм живот и истинна, и не имаши на мне власти никоеаже, аще не бы ти дано свыше (Ин. 19:11); его же ради тебе моляше своа (твоя) жена, глаголющи: ничтоже не сътвори праведнику сему, много бо пострадах днес во сне его ради (Мф. 27:19). Дай же ми сего распятаго, ему же входящу в Иерусалим с ветвми младенци сретахуть, и глаголюще: осанна, сыну Давыдовъ; егоже глас слышав ад отпусти душю Лазаря, уже четверодъневна умръша; о нем же писа в законе Моиси: узрите живот ваш висящ прямо очима вашима (Втор. 28:66). Сего хощу мертваго телеси, его же мати, не познавши мужска ложа, девицею породи, о нем же к Ахазу Исаиа глаголаше: се дева зачнеть во чреве, и родить сына, ему же имя с нами Бог (Ис. 7:14); о нем же Давыд прорече, глаголя: пригвоздиша руце мои и нозе мои и вся кости моа изъчтоша (изчетоша – Пс. 21:17–18). Дай же ми сего, уже умръшаго на кресте, о нем же ты рече к просящим его у тебе на смерть жидомь: чист есмь от крове праведника сего, умыв же си руце, и бив предасть его (Мф. 27:24–27); о нем же глаголеть пророкъ: аз же не противлюся, ни впреки глаголю; плещи мои вдах на раны и ланите на ударение, лица же моего не отвратих от студа заплеваниа (Иса. 50:5–6). Сего прошу Назарянина телеси, ему же от изумевшихся избегаху беси и вопиаху (ему же бесы, выходя из бесноватых вопияху): что есть нам и тебе, Иисусе, Сыне Божий, и вемы тя, кто ecu: ты святый Боже, пришел ecu преже времени мучити насъ. (Лк. 4:34); о нем же и сам Бог Отец с небеси на Иердани, крестящуся ему, послушьствоваше глаголя: с (-е) есть Сын мой возлюбленный, о нем же благоизволих (Мф. 3:17); о нем же Дух Святый Исаием глаголеть: яко овчя на заколение веден бысть (Ис. 53:7), от безаконных люди, и предан бысть на смерть. Дай же ми тело сняти с креста, хощу бо е в своем положити гробе. Уже бо вся о нем исполнишася пророчьствиа. С (сей) бо наша болезни понесе, и за ны пострада, и раною его мы вcu исцелехомь, зане предана бысть на смерть душа его, и с безаконными вменен бысть (Ис. 53:4–5, 12). Истребим бо, реша, от земля живущих память его, и имя его ктому не помянется. Сего ради хощеть Господь отьяти болезнь от душа его, и дати ему крепких користь (добыча, победа); пишет бо ся о немъ: и ты в крове завета своего испустил ecu ужникы (узники) своа от рова не имуща воды» (Зах. 9:11). И сиа вся слышав от Иосифа, Пилат дивися, и призва сотника, и въпроси и, аще уже умрет пропятый Иисусъ. И увидев даст тело Иосифу, да его погребеть якоже хощеть, и, купив плащаницу, снят тело Иисусово с креста. Прииде же и Никодим несый смешение (и) смирно, и алоино (алой), достойно цены литр сто, обвиста тело Христово, помазавше и (его) миромъ. Вопиаше же Иосиф глаголя сице: «Солнце незаходимое, Христе, творче всех и тварем Господеви, како пречистому прикоснуся телу твоему, неприкосновенну ти сущу небесным силам служащим ти с страхом Кацеми же ли плащаницами повью тя, повивающаго мъглою землю, и небо облакы покрывающаго, или кыя воня возлею на твое святое тело, ему же дары с вонями перстии (персидские) принесше цари, яко Богу покланяхуся, прообразующе твое за весь мир умръщвение? Кия ли гробныа песни исходу твоему въспою, емуже в вышних немолчными гласы серафими поютъ? Како ли понесу тя на моею перстною руку (бренными, слабыми), носящаго тварь всю невидимаго Господа? Како ли в моем худем положу тя гробе, небесный круг утвердившаго словом и на херувимех с Отцем и с Святым почивающаго Духомъ? Обаче (но) сиа вся смотрением твориши, и вся си своею волею претерпел еси: идеши бо в ад да Адама от ада с Евгою падша преступлениемь пакы възведеши в раи, и прочая с ними воскресиши мрътвеца твоего Божества силою. Тем же, сице возглашая, погребу тя, милостиве, якоже Святым научен бых Духомъ: Святый Боже, святый крепкы, святый бесмертный, помилуй насъ». И положиша и в гробе, и привалиша камень велик к дверемь гробу. Мариа же Магдалыни и Мариа Яковля зресте, где полагаху его.

О мироносицахъ. – И минувши суботе, и солнцу уже восиавшу, вся вкупе жены с миром се уже четвертое (в четвертый раз) приидоша. Первое бо, яже глаголеть Матфей: вечер в суботу приидоша две жене видети гроба; пред нею (при них) же трус бысть, егда ангел отвали камень от дверии гроба, и от страха его омрътвеша стрегущеи, тем тогда и сам Иисус явлейся, рече: радуйтеся,идета (идите) к братии моей, да идуть в Галилею и тамо мя видять (Мф. 28:1, 2, 4, 9, 10). И пакы полунощи иныя приидоша испытати бывшаго, якоже от Магдалыни о воскресении Христове слышаша. О тех бо Лука написа тако: зело рано приидоша жены к гробу, и обретоша камень уже отвален и два ангела в них ставша и глаголаста: что ищете живаго с мрътвыми, несть зде, но въскресе (Лк. 24:1–6, ср. 13). По сем пред зарями (зорями) друзии приидоша жены и те видеша внутрь в гробе два ангела, идеже лежало тело Иисусово. Тем же (об этом) и Иоан Фелогь (Феолог) рече: от тою слышав Петр с другим учеником тече к гробу, и еще сущи тме (Ин. 20:1–4). Марко же о всех поведаеть мироносицах яже с вонями в суботу приидоша, и влезше в гроб видеша юношу одесную седяща и ужасошася. Он же рече имъ: «не ужасайтеся (Мк. 16:5–6), не вам бо есть страх но безаконным жерцем и стрегущим зде воиномъ. Вы же видите тощь гроб и рцете апостоломъ: Христос воскресе. Видите, бесь (без) телеси есть плащаница, и о плотнем Иисусове хвалитеся востании; будите благовестници человечьскому спасению; рцете апостоломъ: днесь спасение миру. Уже не скорбите, ни сетуйте, яко мрътвеца, но радуйтеся и веселитеся о Бозе живе. Вам хощу тайны Божиа человеколюбиа поведати, яже за Адама пострада, в тлю падша (падшего). Того бо ради с небесе сниде, и въплотися, и бысть человекь, да истлевшая обновить, и на небеса възведеть. Он послушав совета вражиа, въсхоте быти Бог и проклят бысть: сей же, послушав Отца, Бог бысть и человек да змия погубить и человека спасеть (Лавр. сп. обожить). Он простер руце к древу възбранному, смрътное уторже ядро, и быв раб греху, сниде от Едема в адъ: Христос же на кресте руце простер осужения греховнаго и от смерти человекы свободи. Неповинен сы(и) предан бысть, да проданныа грехом от диаволя работы избавить. На трости губою оцта с желчию вкуси, да загладить рукописание человеческыхь съгрешений; и копием в ребра прободен бысть, да пламенное оружие отложить, бранящее человеком входа в раи; кровь свою из ребр источи, има же телесную всю сквръну очистив и душа человеча освятил есть; связан бысть и тернием венчян да разрешить от юз диавол человекы, и терние прельсти вражиа искоренитъ. Солнце помрачи, и землею потрясе, и твари всей плакатися сътвори, да адьская разрушить съкровища, и тамо сущии души свет видеша; и Евжин плачь на радость преложи. В гробе яко мрътв положен бысть, да от века умръшимь живот дарова; каменемь с печатми утвержен бысть, да адова врата и верея от основания съкрушить; стражми стрегом бе всеми видимо, но не видимо съшед в ад связа сатану. Ангельская бо воинства, с ним текуще, възываху: възмете врата князи ваши, да внидеть царь славы. И ови связаныя душа решаше, от темниць пущаше, друзии же, противныя силы вяжуще, глаголаху: где ти, смерти, жало, где ти, аде, победа? К сим же, оцпиневше (оцепеневше) беси вопиаху: кто сей есть царь славы? с толикою на нас пришел есть властию, погубил есть князя тмы, и вся его въсхитив скровища, разби смрътный град адово чрево, извоева пленникы, иже с Адамом зде сущая – грешных душа. Воскресе целым печатемь у гроба: тако бо родися не вреди матрьня девъства печати. Да несть вам страха, но омрътвевшим воиномъ. Уже бо вся съвершив Иисус въскресе боголепне, и показася преже вас пришедшимь женам взывая красно (торжественно): радуйтеся; и апостолом своимь в Галилею ити повеле, да всех тамо вас освятив с плотию на небеса взыдеть, с нею же и пакы приидеть судити мирови». Сиа же вся от ангела реченная к мироносицам о Христе сказахомь.

Похвала Иосифу. – Похвалим ныне Иосифа приснопамятнаго, благообразнаго же и досточюднаго. Блажен еси воистинну и праведен досточюдный Иосифе, толика блага и велика богатства на земли и на небеси сподобися: достойно послужив яко и херувими, Божию телеси; но они невидимо дръжаще на своею раму (на своих плечах), страхом своа покрывають лица, ты же радуяся на своею руку Христа Бога носил еси. Блажен еси, Иосифе, паче патриарх Авраама и Исаака и Иакова: его же бо они глас точию слышавше, честни и славни паче всех явишася, того же ты в плащаницю обвил еси тело. Блажу руце твои, Иосифе, на нею же Сына Божиа, всех творца, держал еси тело, его же образа не терпя зрети в Хориви Моиси, под каменем скрывся, задняа его узре (Лав. скрывся слыша задняя моя узриши). Тем (и) на Фаворе с Илиею, видев Христа, послушествовавше (свидетельствовалъ) того быти Бога и человека. Блажен еси паче Давыда царя, великий Иосифе. Давыд бо от Силома киот с Божиим словом принесе, в своем убоявся поставити его дому, ты же не скынию с законом но самого Бога снят с креста, в своемь гробе, радуася, положил еси. Блажен и треблажен тобою, Иосифе, ископанный гроб в нем же полежа Христос Спас нашь: уже бо несть гроб но престол Божий, олтарь небесный, и покоище Святаго Духа, и одр небеснаго царя, о нем же рече Соломонъ: стоять силнии ратоборци изученнии брани (наученные на брань), имуще оружиа обоюдуостра (Песн. 3:7–8). Си глас назнаменуя святых чины, борющихся с еретикы и с жиды по Христе³²⁸. Блажен еси, Иосифе, съвръшителю Божию таинству и пророчьских гаданий (предсказаний) разрешителю: о нем же закон и пророци притчями написаша, сего ты явьствено измирною (миром) по святым помазаше язвам (Лав. помазал еси). Блажен еси, Иосифе, иже вся оживльшаго (оживившего) словом и водами покрывшаго твердь небесную, сего, яко мертвеца, каменемь покрыл еси в гробе, чяа тридневнаго воскресениа. Блажен убо и град твой Аримафей, из него же ты прииде послужити Сыну Божию. Кою (кую) похвалу сътворим достойну твоего блаженства, или кому уподоблю сего праведника? Како начну или како възглаголю? Небом ли тя прозову, но того светлее бысть благочестиемь: ибо в время страсти Христовы небо помрачися и свет свой съкры, ты же тогда, радуася, на своею руку Бога носяше. Землю ли тя благоцветущу нареку, но и тоа честнее ся показа: тогда бо и та страхом трасашеся, ты же с веселием Божие тело с Никодимом в плащаницю, с вонями обвив положил еси. Апостолом ли тя именую, но и тех вернее и крепчае обретеся: егда бо они, страха ради жидовска, разбегошася, тогда ты без боязни и без сумнениа послужил еси Христови. Святителя ли или старейшину (Лав. святителя ли тя и архирея) прозову: тем бо образ своея службы предал еси, обходя, кадя и кланяася с молитвою пречистому телу Христову, глаголя: воскресни, Господи, помози нам и избави нас имени твоего ради. Священномучеником ли тя нареку, яко толику показал еси к Христови любовь, аще бо не въдрузися в твоа перси оружие (Лав. копие) (не была пронзена оружием твоя грудь)³²⁹, ни пролиася от меча твоа кровь, но изволениемь и верою по Христе положил еси душу: поразили бы тя Быша, и на удеса (на части) рассекли, но съхрани тя от всех Христос его же ты храняше тело, не убоася гнева жидовска, ни прещениа жречьска, ни напрасно убивающих воин не устрашися; не пожали си по мнозем богатстве (не пожалел ты многих своих сокровищъ); нерадив ни о своемь животе, чая тридъневнаго воскресениа. Но паче всех святых подвизался еси, богоблаженный Иосифе, и паче всех имаши дръзновение к Христу, к нему же молися о нас хвалящих тя и чтущих твою святую с мироносицами память, и твой украшающимь празникъ. Подай же всем нам твою помощь; буди покров граду нашему от всякаго зла, подавая благоверному князю на съпротивныа победы, и заступай его от всех видимых и невидимых врагъ; мир глубок и здравие телеси, купно же и души его проси спасениа; и нас избави от всякиа нужа, и печали, и бед и всех лютых напастей, и многымь грехом отпуст испроси своими к Богу молитвами, да избавить ны бесконечныа мукы, и причастники сътворить будущиа жизни, благодатью и человеколюбием Господа Бога и Спаса нашего Иисуса Христа, ему же слава с Отцем и с пресвятым и благым и животворящим Духом ныне и присно и ввекы векомъ. Аминъ.

Неизмерна небесная высота, ни испытанна преисподняа глубина, ниже сведомо Божия смотрения таиньство: велика бо и неизреченна милость его на роде человечьсте, ею же помиловани быхомь. Того ради должни есмы, братие, хвалити и пети и прославити Господа Бога и Спаса нашего Иисуса Христа, исповедающе его великая чюдеса, но и елико же их сътвори, неисповедима бо суть ни ангелом ни человекомь. Ныне же о раслабленомь побеседуемь, его же днесь сам въспомянул и призрел и помиловалъ; егоже врачеве небрегома сътвориша; егоже презираху вметающеи в купель: егда бо възмущашеся вода, вси о богатых пекущеся здравии, а сего отреваху; его же ныне Христос благый и человеколюбець словомь исцели: врачь бо есть душам и телом и слово его дело бысть.

Глаголеть бо евангелистъ: взиде Иисус в Иерусалим в преполовление празника жидовска (Ин. 7:14). Егда яке множество народа от всех град по обычаю сбирахуся в Иерусалимь, тогда и Господь прииде всячьскы угажая (угождая) своим рабом и неистовство противных (противящихся) обличяа иудеа (иудеев). Поистинне бо прииде ища заблужших и спасти погыбшихъ. Многа бо по всей Палестине сътвори чюдеса, и не веровахуть ему, но противу благодати (но за благодать) хулять его, и лестьца его и блазнителя нарицающе. Того ради при мнозе народе прииде к Соломони вододержи (водоему), иже глаголется Вифезда, сиречь овчяа купель, понеже ту полагаху жертвеных овец ютробы (утробы – внутренности). Над сим бе храм пять притвор имущи, и ту лежаше множство болящих и хромых и слепых и инеми недугы болящеи, чающе движениа воде. Ангел бо Господень, приходя, възмущаше воду, и по възмущении первее влазяшей (влезый) цел (здрав) бываше (Ин. 5:2–4). Се же бе образ святаго крещения, понеже вода та не всегда исцеляше, но егда ю ангел возмущаше: ныне же к крещению купели сам ангелскый владыка и Святый Дух приходя, освящаеть, и даеть здравие душам и телом и грехом оцещение (очищение). Аще кто слеп есть разумом или хром неверием или сух мнозех безаконий отчяаниемь, или раслаблен еретичьскым учением – всех вода крещениа здравы творитъ. Она (та) купель, многы приимающе, единого исцеляше, и тоже не всегда, но единою летом (однажды в год), а крещения купель, по вся дъни оживляющи, здравы творить. К крещению убо аще и всеа земля приидуть человеци, не умалится благодать Божиа, всем дающи исцеление греховных недугъ.

Рцем же о Господни благодати, како прииде к овчии купели, и виде человека раслаблена долго время на одре в недузе лежаща, и въпроси его, глаголя: хощеши ли здрав быти? и рече: «ей, Господи, хотел бых но не имам человека, дабы, по възмущении ангелове, ввергл мя в купель. Но аще мя еси о здравии, владыко, въпросил то кротце послушай моего ответа, да ти своеа болезни скорбь исповемъ: тридесять и осмь лет на одре семь недугом пригвожден слежу; греси мои вся уды телеси моего раслабиша, а душа моя преже страсти поношении бодома бысть (еще прежде была уязвлена позорными страстями), Богови ся молю, и не послушаеть мене, зане превзыдоша безакониа главу мою. Врачем издаах все имение и помощи улучити (получить) не възмогохъ; несть зелиа, могуща Божию казнь пременити. Знаемии мои гнушаются мене; смрад бо мой всякиа утехы лиши мя, и ближнии мои стыдятся (срамляются) мною; яко чюжь бых страсти ради, братии моей; вси человеци мною кленутся (гнушаются мною, как проклятым), а утешающаго не обретохъ. Мрътва ли себе нареку, но чрево ми пища желаеть, а язык от жажда иссыхаеть. Жива ли себе помышляю, но не токмо въстати с одра, но ни подвигнути себе не могу: нозе имею непоступне, руце же, не токмо бездельне, но ни осязати себе тема съвладею. Не погребен мрътвець разумею ся; одр сей гроб ми есть: мрътвь есмь в живых и жив есмь в мертвых ибо яко живый питаюся и яко мрътв не делаю. Мучим же есмь, акы в аде, бестудиемь (поруганием) наносящих ми; смех бо есмь юношам укаряющимся мною, и старцемь лежу притча к наказанию; мною вси глумятся. Аз же сугубо стражу: внутрь юду болезнь клещить (давит) мя; вне юду досадами и укоризнами стужаюси; от всех бо плевание слин (слюн) покрываеть ми. Двое сетование обдержит мя: глад паче недута преодолевает ми; аще бо и брашно обрящу, но в уста рукою вложити его не могу; всем молюся, дабы мя кто накормил и бываеть делим мой бедный укрух с питающими мя. Стеню (стону) с слезами, томим болезнию недуга моего, и никтоже приидеть посетити мене. Егда же останци трапез богобоязнивых людий принесени будуть, скоро притекуть приставници овчяа купели, и яко (Лавр. и не тако) пси Лазаревы облизаху струпы, якоже сии помилование (Лавр. мою милостыню) пожирають³³¹. Не имею же ни имениа, да бых си единого умездил (вознаградил) о мне пекущагося человека, яко зле расточих даемо в раи богатство, и змием в Едеме украдена ми чистоты одежа, и зде лежу наг Божиа покрова. Не имамь человека, иже бы не гнушаася послужил мне. Енох и Илия не обретошася на земли: взята бо быста на колеснице огнене, и пребывають, идеже Бог весть. Авраам с Иевом (Иовом) мало послуживша мне подобным преставистася в бесконечную жизнь. Господи, человека не имам верна к Богу. Моиси, боговидець, и законодавець, после же съгреши к Богу, и не вниде в землю обетованную. Соломон премудрый, трикраты с Богом беседовав на старость приразися к Богу (согрешил пред Богомъ), женами прельстився, погыбе. Господи, человека не имам вложаща мя в купель, вcu бо уклонишася и неключими беша, и несть творящаго благая, несть ни единого; и не разумеють вcu творящеи безаконие".

И сиа вся от уст раслабленаго слышав благый наш врачь, Господь Иисус Христос отвеща к раслабленому: «что глаголеши: человека не имамъ? аз тебе ради человекь бых щедр и милостив и не солгав обета моего въчеловечения: слышал ли еси пророка, глаголюща, яко отроча родится Вышняго Сын и дан бысть нам и той болезни наша и недугы понесетъ. Тебе ради горняго царства скѵпетр оставль, нижнимь служа, обхожу³³²; не приидох бо да ни послужать, но да послужу. Тебе ради, бесплотен сый, плотию обложихся, да всех душевныа и телесныя недугы исцелю. Тебе ради, невидим сый ангельскым силам всем человеком явихся; не хощу бо моего образа в тлении презрети лежаща, но хощу е спасти и в разум истинны и (его) привести. И глаголеши: человека не имамъ; аз бых человек да Богом человека сътворю, рех бо: бози будете и сынове Вышняго. Кто ин мене вернее служай тебе? тебе всю тварь на работу сътворих небо и земля тебе служатъ: оно влогою а ся плодомь. Тебе ради солнце светом и теплотою служить, и луна с звездами нощь просвещаеть³³³. Тебе ради облаци дождемь землю напаяють, и земя всяку траву семениту и древа плодовитая на твою службу възращаеть. Тебе ради рекы носять (рыбы износять), и пустыни звери питають. И глаголеши: человека не имамъ; и кто есть мене вернее человекь, яко не солгах обета въчеловечениа моего: кляхся Авраамови, глаголя: о семени твоемь благословятся язьщи, в Исаце же будеть ти племя, и в том въплотився, отложю обрезание, сътворю же мрежу (Лавр. доброчадну) воду (заменю обрезание водой крещения)³³⁴, многа чяда поражающу крещением о ней же глаголеть Исаиа, яко проторжеся вода в пустыни, и жаждущеи на воду живу идете. (Ис. 35:6). Аз есмь животное езеро³³⁵, аз есмь породный (райский – παράδασος) источникь, от уст моих на тя изливаю, а ты овчяа купели жадаеши, помале пресохнути хотяще. Въстани и возми одр свой, да слышит мя Адам и обновится ныне с тобою от истлениа, в тебе (Лавр. в томъ) бо перваго преступлениа Евжину клятву исцеляа. Лазаря, уже смердяща³³⁶ в гробе, четыре дъни имуща в мертвых словомь жива сътворих и тебе ныне глаголю: востани, и възми одр свой, и иди в дом свой».

И скоро въскочи раслабленый с одра, здрав всеми уды телеси своего и силою мощен и взем носившаго и одра посреди народа хожаше. Бе же в той дънь субота, и видевше его жидове, не порадовашася о здравии немощнаго, ни въздаша хвалы Богови, въздвигнувшему раслабленаго от одра немощи, ни рекоша; «како ти ся, брате, жилы укрепиша и телесныа уды утвердишася»; но, акы зверие на оруженика (охотника) нападше, отбегоша и богохулная словеса, акы стрелы к камени, пущающе, сламляхуся. Изволиша (возлюбили) бо неправду паче, неже глаголати правду, и начаша претити носящему одръ: «субота есть, не достоить ти взяти одръ; почто востал еси от немощи, почто исцелел еси от недуга и пременился еси от болезни? Нелепо ти ныне одра своего взяти и понести».

И рече имь исцелевый от недуга: «что се глаголете, о фарисеи? мудрии суще, злобою обьюродесте; не насытисте ли ся, в тридесять и осмь лет зрящи мене исполумертва лежаща? ныне же, воставшу ми Божиим словомь, ослепосте умом и о своей храмлюще претыкаетеся неправде. Аще несть вы добра, а зла несть в моемь востании³³⁷; аще не радуетеся о преславнемь чюдеси, поне (по крайней мере) не завидите данному мне здравию. Не будите яко кони и мъскии (лошаки), им же несть разума. Господь поможе мне на одре болезни моеа, и весь недуг мой обратил есть в здравие. Рцете ми старци и судии Израилевы, в чьей вас (у кого из вас, в чьей) храмине украдено бысть даное мне здравие, да тако жаляще си претите ми? Никто же вас (из вас) преобиден никтоже вас ум мне дарова, но иже мя сътвори цела, той ми рече: «въстани, возми одр свой, и ходи, и се есмь весь здравъ».

Отвещаша книжници: «кто есть он иже тя цела сътвори»? Носяй же одр не ведяше (не знал, кто его исцелил, ибо...), Иисусу уклоншуся от народа; обаче (однако) глаголаше: «несть волхв ни чяродей, и не есть ходатай, ни ангел но Сам Господь Бог Израилевъ: понеже не осяза мене руками, ни приложил былиа (лекарственных трав) к вредом удов моих но слово его дело бысть, рече бо ми: въстани и ходи; и въследова слову дело (и за словом последовало дело) и здравие телесе. Темже не судите на лица, ни хулите Божиа благодати, но праведный суд судите. Рцете Богу: яко възвеличишася дела твоа в Израили, и Господним чюдесемь суботу почтите, и Бога прославите, празникь украсите». Но жидове не умолкаху, глаголюще: «кто есть исцелевый (исцеливый) тя в суботу? Покажи повелевшаго ти носити одр в празникь».

И обрете его Иисус в церкви, и глагола ему: »се цел ecu, ктому не . съгрешай, да не горее ти что будетъ". Но да не мним яко тому единому се глагола Христос но всем приемшимь крещениа благодать, им же праотечьскиа очистихомся скверны, исцелени быхомь от растлеющаго ны греха, яко се бы рекл исцелевшему тому Господь: «се в тебе всего Адама грех исцелих и падша преступлением възведох и всеродную того клятву отъяхъ; отмых скверну всякого прегрешениа крещениемь; взыскав обретох шедшаго в пути неблагы (гибельным путем) кумирослужениа; обязах раны уязвенаго бесовскыми разбойникы; възлиах на язвы его моеа крови вино и масло, и взем на тела моего скот внесох в гостинницю, в святую цръквь; дах гостиннику два сребреника, новый и ветхий закон святителем да прилежать учением и людемь; обещах им мъзду по възвращении моем спасшимь грешникы. Се цел еси, ктому не съгрешай: горе бо, рече, в разуме съгрешающему».

Разумейте же вси слова силу, яко по крещении не велить нам Господь съгрешати, да не пакы растлим (истлимъ) обновленаго Богом человека; по въсприятии же всякого священнаго сана, горе съгрешающимь, – реку же по мнишестве, иерействе и в самом епископъстве не боящимся Бога. А человек той верен бе, ибо (Лавр. и) по исцелении не вдасть себе в телесныа скверны, ни похули Господа Иисуса пред Июдеи, но в церкви пребываше, идеже и обрете его Христосъ; и той познав исцелевшаго и (исцелившего его), и глагола: «праведен еси, Господи, и слово твое истинна, отныне причястник есмь всемь боящимся Тебе и хранящимь заповеди Твоа». И иде по всей стране поведая, яко Иисус есть, иже мя сътвори цела.

Да и мы, братие, того Иисуса Христа Бога нашего прославимь, исцелевшаго нас от недуг греховных и к нему верою припадем глаголюще: не помяни первых безаконий наших и нынешняа очисти съгрешениа. Ты бо еси Бог небесных и земных человечьский зижителю, ангельский творче, царю мира всего, архангельский владыка, херувимский съдетелю, серафимский украсителю. Помилуй нас на тя уповающих да спасени тобою славим тя с Отцем и с Святымь Духомь, ныне и присно и в векы векомь. Аминь.

Милость Божию и человеколюбие Господа нашего Иисуса Христа, благодать же Святаго Духа, дарованную обилно человеческому роду, сказаю вам братие, добрии христолюбивии послушници, чяда церковная, сынове света и причястници царства небеснаго. Не от своего сердца изношу сиа словеса: в души бо грешной ни дело добро, ни слово полезно не ражается, но творимь повесть, вземлюще от Святаго Евангелиа, почтенаго нам ныне от Иоанна Фелога, самовидца Христовых чюдесъ. Глаголет бо: «в время оно мимоиды(й) Иисус обрете человека слепа от рожениа», и не преже помолися ему слепец ни въследуа просить прозрениа; но по въпросех своихь ученикь, дивно чюдо творить, известно показуя себе благыми делы, яко т (он) есть Богъ.

Прииде (мимоидый) ныне в Иерусалим и обрете человека слепа тако и рождена (Ин. 9:1). Того ради рече апостолъ: мимоиды, миноваше бо уже ветхый закон с требами козьих жертв и с преданием старческых заповеди (древних заповедей), не могый исцелити человеческых недугъ; ничтоже бо закон Моѵсеов съверши, но всех предаст под грехъ. Сам же творець твари и законудавець прииде обновити твари и спасти человека, якоже пророкь о нем глаголеть: не ходатай ни ангел но сам Господ спасе ны (Ис. 63:9). Тем и к вопросу апостольскому (потому и на вопрос апостольский) глаголеть о слепце: ни сий съгреши, ни родителя его, но да явятся дела Божиа на немъ. И се рекь, плюну на землю и смяте прах от плюновениа. Вижь, како показуеть своего божества исконнаго дела образъ: тако бо и в начяло твари (при первоначальном творении), взем персть от земля и сътвори человека. Сице и ныне, помазав калом очи слепцу, посла его к купели Силуамстей, да умывся прозрить, и не токмо прозрить, но и скверну прадедняго очистить греха; крещением же породився, сын света будеть. Оле мудрости Божиа и неизреченное человеколюбие! Кая душа не веселится о милости его, еюже възлюби нас и, далече суща, близь к себе приведе, и всего человека здрава сътворив раслабленаго въстави, хромыа убыстри, прокаженыа очисти, слукыа (слукыя, слячныя – скорченных) исправи, глухиа и немыа добре слышаща и глаголивы сътвори, сухорукыа укрепи, бесы от человек прогна, слепыа просвети. Но жидове ся на благодетеля гневають; Июдеи ропщуть на чюдотворца; Израилтяне съвет творят на Спаса своего; сынове Иаковли погубити мыслять пришедшаго спасти всего мира; Саддукеи прозревшаго на судище влекуть; Иродиане съборище съвокупляють: не верують бо человеку, яко т (сей) есть бывый преже слепъ. Книжници, изумевшеся, пытають родителя прозревшаго, глаголюще: «аще т есть сын ваю»? Левгитяне (левиты) дивятся, видяще ясно зрящею зеницю (яснозрящие зеницы) родившагося без очию; старци укаряють в суботу отвръзшаго очи слепцю; народи, хваляще Бога, преславну дивятся чюдеси, и весь Иерусалимь радуется, Иисуса Христа величающе. Но фарисеи, льстяще народы, хулять чюдотворца; жерци изгонять от съборища помилованнаго Богомъ; архиереи претять (угрожаютъ) прозревшему, да похулить просветившаго и (глаголюще): аще сий человекь несть от Бога, понеже суботу не хранить. Сами же между собою злохытриемь прятся (злохитро спорят), а не радуются о преславныхь Божиих чюдесех иже не в ином языце съдевахуся, ни иноплеменником в мечтании (призрачно) творимо бяху, но в племени Аврамли, в сынох Израилевых в граде Давыдове, своего языка человеком егоже вси нарицахуть сыномь Иосифовым о нем же мнози послушествоваху (свидетельствовали): прокажении очищени, беснии от злых избавлени духов и от мертвых темь въскресении, и всеа Палестины людие, боле пятии сот мужей, иже пятью хлеб до избытка насытившеся от Христа. И все сведаху (все это знали) жидовскыя старейшины, но зависть не дадяшеть им познати Божиа благодати, да Быша глаголали тако: «велей (велий) еси, Господи, и чюдна дела твоа, яко посетил есп нас милостию, и сътвори избавление людем своимъ!» Но изгнавше от събора прозревшаго, к себе сами (между собой) прю съставльше, глаголаху: «что сътворимь Галелеанину сему Христу, яко уже отврещи хощеть Моисеов богоданный закон и старческая преданиа в помысле (в посмехъ) положил есть, а рыбари Тивириадьскаго езера, невегласы суща (простых, неученых), яже по себе ныне водить, честнейши архиереи и фарисеи сътворил есть. Из церкве продающихь овца и гулубы изгонить, а мытарий и грешников приимая, в жертвеникь вводить (приводит к жертвеннику), с ними же яст и пиеть безь сумнениа. На архиерея и книжникы господьскы грозится; фарисеомь с левгиты, акы властельскы (как властитель), претить, глаголя: «горе вам книжници и фарисеи, лицемери». Аблудници, от любодеиць отводя, святы нарицаеть, глаголя: «о жено, вера твоа спасе тя, иди в миръ». Цръквь же Божию разорити велить, и треми дъными паки въставити хощеть. Сеже яве есть, яко ругается чюдней сей церкви, ибо в Сихеме блуднице рекл есть: настанет время, егда ни в горе сей, ни в Иерусалиме поклонятся Богови духомь. Еще же и все злато кесареви поучаеть ни отдати, и всемь по своему следу ходити в нищете велить; а Моисий при исходе егѵптян (при исходе из Египта) повеле отцемь нашимь, с лестию (хитростью) златыа тех съсуды поимавше, усвоити. Се же несть ли его смертнаа вина, яко сыном Божиимь нарицается, а писание глаголетъ: слыши, Израилю, Господь Бог твой един есть»? Друзии глаголаху: «ни, братие, не хулим Бога, ни творимь сурова съвета (не будем произносить сурового приговора): аще не бы от Бога был не могл бы сих творити знамений. Но егда с есть (не есть ли он тот), о нем же писа Моѵси, глаголя: пророка вам въставить Бог от братиа вашеа, и тако, яко мене, того послушайте. (Втор. 18:15). Исаиа же:радуйся, земле Иудова, яко в тебе явится избавитель твой; тогда отверзутся очеса слепых и ушеса глухых услышать. (Ис. 35:1, 4, 5). И пакы Иеремиа: се Бог нашь на земли явится и с человекы поживеть, и вcu, держащеися по нему, живуть, а оставльшеи его умруть (Вар. 3:38). Но испытаем его добре, реша, възовемь еще и второе (во второй раз) прозревшаго, приведемь и родителя его: познаета ли аще т (сей) есть сын ею, егоже слепа родиста; егда не ть будеть тою (их) сын и обличим галилейскую лесть (прельщение, обман), и осуждена будета оба на смерть». И пакы възвавше человека, бывшаго слепа, глаголаша: «дай же славу Богу, мы вемы, яко человек т грешен есть». Но прозревый, не обинуася, истинну глаголаше: «о роде неверный, полн неправды и всякого безакониа! Коему Богу славу поущаете мя въздати, понеже давшаго мне очи хулити нудите; льстите мя, акы безумна; томите мя паче мучителей, отвръгше истинну, глаголати лжу. Несть слышано от века, яко отвръзе коли кто очи слепу рождену, якоже ныне мне Бог Авраамов сътвори. И кто есть ин Бог болша сего показал в Израили чюдеса? Еда (или) тельчии главе славу велите ми въздати, ей же отци ваши в пустыни поклонишася, погыбоша: Бога бо, рече, рожьшагося (родившегося) оставиша³³⁹, и забыша Бога Спаса своего. Еда ли Вефилискыма пожру телцема, има же вы с Еровамомь пожросте и в руце оружию предани бысте Богомъ: раздражиша бо мя, рече, в чюжихь, и в мерзостех своих прогневаша мя (Втор. 32:16)? Или на высокыа холмы хощете мя повести, идеже вы своа дети бесом закласте: пожроша бо рече бесом а не·Богу богомь, их же не ведаша отци их (Втор. 32:17)? Что же от мене хощете слышати, понеже рекохь вамь и не веруете? еда и вы ученици его с мною хощете быти?» Фарисеи же укориша его, глаголюще: «ты ученикь еси того, а мы Моѵсиеви есмы ученици». Отвещав рече им бывый преже слепъ: «аще бысте были Моѵсеови ученици, не бысте избивали посланых к вам от Бога пророк язычьскимь покланяющеся богомь рукотвореным а Моисии тако заповеда, да ся не поклониши богу чюжему, ни послужиши. Не вы ли Иеремию камением побисте, египетскому козлу с кадилом полагающе требы, их же ради възьярився (разгневавшись), глагола Господь: съберу на ня злая и стрелы моа скончяю в нихь. И пакы. Исаию древяною претросте пилою, с Манасиею бездушнымь служаще кумиромь, о них же речено бысть: бози, иже не сътвориша небеси и земля, да погыбнуть с работающими имъ. Еще же Иосию поразисте, в Самареи, с Ахавом не сущему богу молящеся Валу, и се видев Господь разгневася на вы, и омерзе ему достоание свое, и расточи десять скипетр (колен) Израиля в страны язык а на прочая посла звери с яростию (и) пресмыкающихся по земли. Тако же и великаго Иезекииля пролиасте кровь, бранящу вам вавѵлонскымь не кланятися капищемь, их же Даниил на срамоту вам съкруши. Но молю вы: не глаголите на Бога неправды, но смотрите пророчьскых писаний, еда с (сей) есть Христос пришедый от Бога на спасение Израиля (Лавр. наше). Аще бы с (сей) не бы от Бога был не могл бы ничтоже творити». Отвещаша с жерци фарисеи; «в гресех родился еси весь, и ты ли ны учиши?» И изгнаша его от съборища (сонмища) своего вонъ. Изгнаша и от ненавидимаго Богомь съборища жидовскаго, но святая цръкви Христова отвръзеся ему; изринуша и от фарисейска лжесловеснаго учениа, но от апостол Святаго Духа душеполезных поучений насладися; не окропиша его завистливии жерци пепеломь и юнца кровию и козлию к плотстей чистоте, но ангельскы и святый ефилиел (ефилиол ефилиел – чаша) на того верх (на главу его) крещениемь излиася; не утешиша его богохульнии старци Израилеви, но архиепископи новаго закона, с ним веселящеся, Христа славять; отвергошася его плотскыа ужикы, но духовная о Христе братиа приаша его, их же водою и духомь язычьская породи цръкви. Чюжа его себе сътвориша друзи и знаемии, но святии ангели на небеси с нимь друголюбно радуются. Не даша ему жерци в Соломоню влести цръквь, но горняго Иерусалима святых святая с богоугодными патриархы, акы первенца, приат его. Не огласиша его богомерзции жидовстии иереи, но сам Иисус Христос Сын Божий, пакы позна его и обрете и, не токмо огласи и, но и освяти его, рекъ: ты веруеши ли в Сына Божиа? т бо есть глаголяй с тобою. Он же, припадая, сице въпиаше: «верую, Господи, и покланяютися, верую в тя Сына Божиа и прославляю тя, и проповедаю тя, Спаса миру, Христа, верую, Милостиве, твоему на землю пришествию, и тобою на небеса человекомь въсшествию. Ты бо еси, о нем же писаша пророци, прозряще духом твоего въчеловечениа; ты еси, его же прообазиша патриарси, агнца Божиа, всего мира грехи взяти хотящаго; ты, Господи, сам еси, о нем же учиша законадавци, егда придеть Месиа упразднить закон и подасть благодать. Тебе дастся всяка власть и сила, на небеси и на земли, тебе вся тварь бездушная послушаеть раболепно, и всяко дыхание, видимое и невидимое, знаеть тя, своего творца и владыку. Но Израильтьстии людие окаменеша на тя завистию, и свои очи отвратиша от твоихь чюдесъ; видеша бо дивная и преславная, тобою творимая, Христе, знамениа, но не познаша Божиа силы в тебе являемыа. Завидеша бо первое твоему рожеству, еже небеса поведаху звездою, а они к Ироду о убийстве твоемь клеветаху; завидеша творимымь тобою чюдесемь, и глаголаху: о велзауле, князе бесовстемь, изгонить беси, и не почивають, акы пси лающе на своего благодетеля.

Но мы ныне, оставльше июдейское злобесование, похвалимь помилованнаго Богомь человека. С (сей) бо не токмо телесныма прозре очима, но и душевным просветися зракомь; на земли проповедник бысть Сыну Божию, и на небеси апостольскаго сподобися венца. О крепкый Христов воине, доблий (доблестный) на прелесть въоружниче, дерзый (смелый) лжи обличителю, непобедимый страстотръпче, искусный Сына Божиа поборниче, посрамителю безаконных фарисей и проповедниче истинный, добрый прежеприемниче новому закону, первый поклонниче Господа Бога и Спаса нашего Иисуса Христа, ему же слава с Отцом и с Святым Духом ныне и присно и в векы векомъ. Аминь.

Прииди ныне духом священный пророче Захариа, начятокь слову дая (дай) нам от своих прорицаний о възнесении на небеса Господа Бога и Спаса нашего Иисуса Христа. Не бо притчею, но яве показал еси нам глаголя: се Бог наш грядеть в славе от брани ополчениа своего, и вcu святии его с нимь, и станета нозе Его на горе Елеонстей, прямо Иерусалиму на въстокь (Зах. 14:3, 4). Χοщеть бо и прочее от Тебе уведати, а о брани, бывшии на общаго врага диавола, от Исаиа, серафимскаго видца (видевшего серафимы) разумеемь. Сам бо Господь нашь Иисус Христос – един вополчися на вся бесовскыа полкы (или – силы), и власти темныя испроверже: попрах бо я, рече, в ярости моей, и истлих я в гневе моемь, и вся ризы моа окровавих побежениемь, снидох и до съкровищь пленник моих и вся избавих крепостию мышца моеа (Ис. 63:3–5), и рехъ: не людие ли си суть и чада моа (так и в Лавр.)? Си вся о страсти Господни и о сшествии его в ад речена Быша. Тамо бо победи власти темныа крестом и изведе всеродна(го) Адама, с всеми отечьствии языкъ. Люди же наречеть вся языкы, грех своихь ради сведеныа в адъ; а чяда наречеть, иже в законе кончяшася. Но на вся въцарился грех властию смертною, от самого Адама даже и до Христа, низведе (и въ) преисподнихь ада посади, окованы нищетою и железомь: безаконий бо ради своихь смиришася. Но съкрушив врата адова, Христос оть бед их избави я, и юзы их преторже, и изведе их ис тмы и сени смертныа. (Пс. 106:10–17). А за четыредесяте дъни сия разделил есть (користь) радости своеа³⁴¹: радуйте бо ся, рече, с мною, яко обретохь изгыбшую драгму (драхму), сиречь душа всех человекь по отечьствиемь язык (всех племен и народов), яже в разная места своихь обителий введе: овы в раи с разбойникомь, а другыа с Адамом в пищный Едем (Эдем сладости), ины же с Авраамом в вечныа жизни пребывания; и всех же языкь душа, в своемь свете, на водах покоинах всели (Пс. 22:2). По всех бо, в телеси падших прелестию змиевою, тою же плотию Иисус пострада, а по деломь комуждо в последний день въздасть, егда приидеть судити всему миру. Сиа же от ангел к апостоломь речена Быша на Елеонстей: мужи бо, реша, Галилейстии, что стоите зряще на небо? т (той) пакы придет в славе своего Божества судити всему миру, и въздасть комуждо по делом его (Деян. 1:11). Святыа же пророкы и преподобныа праведникы с собою на небеса в святый вводить град ихже вход (в др. списк. влазъ) от богодохновенных скажемь книгъ: мы бо слову несмь творци, но пророчьскых и апостольскых въследующе глагол иже послушьствоваша о Бозе живе, им же Дух Святый вписати тако повеле, верующимь на спасение, а неверующим на погыбель. Пойдем же и ныне, братие, на гору Елеонскую умом и узрим мыслено вся преславная сътворившаяся на ней. На ту бо гору сам Христос Бог нашь днесь пришел есть, и всех святых чинове тамо събрашася: праотчьстии събори, патриаршьское множество, пророчьстии полци, апостольстии ликове, верных толпы, с седмьдесятными Христовы ученикы, о них же рече Павелъ: боле пятисот братиа явися Господ (1Кор. 15:6). Се же глаголеть бывшая на горе Елеонстей, пред ними же възнесеся Господь³⁴²; а их же възведе на небеса Христос в горний Иерусалимъ; слыши Матфеа, глаголюща о нихъ: и многа телеса почивших святых въсташа, и внидоша по въскресении его в святый град (Мф. 27:52, 53), сиречь в небесный Сионъ. Видеце же сам бысть Павел егда до третияго въсхыщен бысть небесе.

Но си оставльше, о възнесении Христове побеседуимь, и яже Быша на горе Елеонстей. Тамо бо ангельскыа силы и архангельская воинства; овы облакы крилы ветрьними приносять на взятие от земля Христа Бога нашего, друзии же престол херувимскый готовять. Бог Отець ждеть егоже прежде име в ядрех (недрехъ) с Собою; Дух же Святый велить всем ангеломь Его: възмете врата небесная, да внидеть царь славы. Небеса веселятся, своа украшающе светила, да благословятся от своего творца, с плотию сквозь тех врата на облацех възносима; земля радуется, видящи Бога на собе явьствено ходяща; и вся тварь красуется, от Елеонскыа горы просвещаема, яко на той ангели с святыми апостолы, по повелению Бога Отца, съвокупишася, ожидающе сыновня пришествиа. Тем сий праздникь паче инех честнее бысть нам и сиа гора святейши есть Синайскиа горы: на ону бо невидимо сниде, а на сей явьствено ся показа; на Синайскую бо съшед вся устрашаше, зане гора вся горяше огнемь, молниа же и громи приступающая к горе умерщвяху, точию с единемь Моѵсеом Бог беседоваше, – а на Елеонскую с тмами святых вшед Христос вся освящаеть и вся утешаеть. Светить бо ся Елеон яко солнце, святых чины с Христом на себе имеа; и за оны (и вместо) громы и молниа, пророчьстии слышатся гласи, яже радостно ликоствують, глаголюще: възнесися сплою твоею, Боже, поем и въспоем силы твоа. Ангели вся поущають, глаголюще: въскликнете Богу вся земля, пойте же имени Его. (Пс. 65:1–2). Патриарси начинают песнь: се Бог нашь възносится, смирив бо обоа, в едино сьвокупив земныа с небесными. Преподобнии възглашають: възнесися на небеса, Боже, по всей земли слава твоа (Пс. 56:6). Праведници велегласують: възнесися судяи земли (Пс. 93:2), да и мы в свете лица твоего, Господи, пойдемь. Давыд же, акы старейшина ликов уяшняя (уясняя) песньныя глаголы, глаголеть: вcu языци въсплещете руками, въскликнете Богу гласомь радости, да взыдеть Бог въскликновении и Господь в гласе трубне (Пс. 46:2, 6). Всех же глагола окончеваеть Павел глаголя: кто взыде на небеса, Христа свести? кто ли слезе в бездну, Христа възвести (Рим. 10:6, 7)? но т есть сшедый и пакы въшедый превыше всех небес (Еф. 4:10). Ту же бе и язычьскиа церкви, уневестившиася Христу, и того ныне възносима на небеса зрящи, скръбить, и, стонющи, от сердца с Соломоном въпиеть: уязвена есмь аз любовию (Песн. 2:5) твоею, Женише небесный, не трудихся в след тебе, и дъни человека (Лавр. покоя) не възлюбихъ. И акы приводящи любимаго, въпиеть: да целует от лобзаниа уст его (Песн. 1:1). С нею же и апостольскый лик зряще на своего учителя и Господа, акы чада церковная, жалостно глаголаху: владыко, не остави нас сиры, их же волею възлюбил еси, яко милостив но посли, якоже обещал еси нам твой пресвятый Духъ. К ним же отвеща Иисус милостию утешая: сядете в Иерусалиме (Лк. 24:49), Аз бо въсхожу к Отцю Моему и Богу вашему, и послю, якоже обещах вам иного параклита (утешителя), Духа моего и отчя; и въздвиг руце, благослови я. И се рек възношашеся на небо, и ти поклонишася ему, и облак светел подъят и от очию их (Деян. 1:9): взыде бо, рече, на херувим и лете на крилу ветрьнюю (Пс. 17:11). Имяше же с собою Господь и душа человеческы, яже възнесе на небеса в дар Своему Отцю, их же в горнем граде всели. Си же от Иеремиа разумей глаголюща: душа, яже враг в препсподняа сведе, (тыя же Господь на небеси възведе) рекъ: въстанете взыдемь в вышний Сион (Иер. 31:6), се же есть небесный Иерусалимъ. Преди же течяху ангельскиа силы, страхомь и радостию отврести хотяще врата небесная; но вышнии вратници възбраняху, въпиюще: си врата Господня, да никтоже земных сюду проходить, нам бо положи Бог яже не мимо идуть, ныне же дивимся, человека зряще, на херувимстемь престоле седяща и преже серафимь тщащася врата си проити. Ангели же проповедаху Сына Божиа силу и сан человечьскымь обложена телесемь, и не пререковати Божии воли, вся мудростию творящему: сниде бо, реша, на землю, никому же нечювшу (и никому это было неизвестно), и се, рабии нося образ въсходить. Они же реша: не будемь покориви, аще не услышимь слова Божиа. Тогда възгласи Христосъ: отверзете мне врата правды (Пс. 117:19) и, вшедь в ня, възвещу Отцю моему, яже на земли съдеах и пострадахъ. И познавше глас Господень, вся силы небесныя падше поклонишася, глаголюще: аще не видехом Владыко, Тебе сходяща, се покланяемтися въсходящу в славе. И Дух Святый, на сретение ишед вводить равна себе Сына Божиа и почесть творя, глаголеть: и да поклонятся ему вси ангели Божии. Сам же Бог Отец възгласи к грядущему в плоти: Сын Мой ecu ты: сяди одесную мене; се престол твой, Боже, в векы веку, твоа суть небеса, и твоа есть земля, и конець еа ты основа. (Пс. 2:7). И посадив Отец Сына на престоле, и своею венча его десницею, въспевающимь сице серафимомъ: положил ecu на главе Его венець от камениа драгаго, славою и честью венчял ecu Его, славу и вельлепоту възложцл ecu нань (Пс. 20:4, 6). По семь помазание съвръшаеть Божиа существа, якоже Давыд послушьствуеть (глаголя): сего ради помаза тя, Боже, Бог твой елеомь радости паче причястникь Твоихь. Да поистине сий праздник полн есть радости и веселиа: радость на небесех възнесшюся Христу к Отцю, и на земли веселие всей твари, обновльшися от истлениа.

Темь же и мы, братие, приидете възрадуимся Господеви, вшедшему на небо небесное, на въсток (Пс. 67:34), седящему одесную Отца. Поклонимся приимшему всяку власть на небеси и на земли; поклонимся царствующему с Отцемъ; принесемь веру, яко дары; не явимся пред ним тщи в дънь праздника, да приимемь Божию благодать. Днесь бо своа Христос раздаваеть дары всемъ: дает Отцю принесеную имь в жертву плоть; посылаеть апостолом Святый Духъ; вводить душа святых пророк в небесное царство; разделяеть своим угодникомь горняго града обители; отверзаеть праведником рай; венчяеть страдавшая зань мученикы; посылаеть страстотерпцемь чюдес благодать; даеть святителемь душеполезная прошениа; отпущаеть грешникомь прегрешениа; милуеть вся творящая волю его, и хранящая заповеди его; посылаеть благоверным князем нашимь здравие телесем и душам спасение, и врагомь одоление; утвержаеть церкви, обогащаеть церквникы, честны творить служащая ему иерея и диаконы; освящаеть монастыря; прославляеть игумены; укрепляеть на терпение мнихы; благословляеть вся крестианы, малыа с великыми, нищая с богатыми, рабы с свободными, старци с юнотами, и женимыя с девицами, матери сь младенци, сироты с вдовицами.

Придем и мы, братие, в святую церквь; възвеличимь Христа Бога нашего, давшаго ны животъ; прославимь и по сих обещавшаго небесное царство; възнесем имя его вкупе, да послеть и нам пресвятый: свой Духъ. Того бо есмы раби, и тому славу, честь и покланяние всылаемь, с Отцем и с пресвятым благым и животворящим Духом ныне и присно и в векы векомъ. Аминь.

Якоже истории (историцы) и ветиа, рекше летописци и песнотворци, приклоняють своа слухы в бывшая между царей рати и ополчениа, да украсять словесы слышащая и възвеличять крепко (храбровавшая и – в Лавр.) мужествовавшая по своем цари, и не давшихь в брани плещи врагомь, и тех славяще похвалами венчаеть: (то) колми паче нам лепо есть и хвалу к хвале приложити храбрымь и великымь воеводам Божиимь, крепко подвизавшимся по Сыне Божии, своем царе, Господе нашемь Иисусе Христе. Понеже ополчишася на еретикы святии наши отци, архиепископи и епископи, их же число тиi (318) по чину (в Лавр. – по числу) Авраама. Но Авраам телесную сътвори победу видимым воем а сии к духовней съдолеша (соодолеша) рати, невидимыа победиша бесы. Авраам пять царей с силами их победи, и Лота сыновца своего възврати, а сии вся еретикы духовными иссекоша мечи, и Церквь Христову възвратиша от кумирослужениа. Авраам възвращься от сеча царей, и благослови иереи Божий Мелхиседек и хлеб с виномь изнесе; а святии наши отци, по низложении и по проклятии богоборець еретикь, сам Бог Отець благослови и прослави, и Святый Дух венчя и освяти, а Сын Божий за он хлеб и вино свое честное тело и святую кровь тем предложив всем верным в животъ. Но молю вашю, братие, любовь, не зазрите моей грубости: ничтоже бо от своего ума зде вписах но прошу (от Бога) дара слову на прославление Святыа Троиця, глаголет бо: отверзи уста своа и наполню я. Тем приклоните ума вашего слухы, о Христе бо начинаю слово, его же окаанный проклятый Арий от Бога Отца отсещи мысляше. Сей Арий поп бяше александрьскиа церкве, паче же рещи, съсуд бе сатанин и волк овчею покровен кожею. Сему бо бе поручено вере Христове научити люди, но понеже не бе от делатель винограда Христова, начя злое семя сеати, по нем же тръние (тьрние) и волчець прозябаше: хулникь бо бе, а не благовестникь, и глаголаше окаанный; несть Христос Сын Божий, но вся тварь чяда суть Божиа, и сыномь Божиимь нарицается тварь. Се уведав архиепископ Петр изрину его из церкви. Арий же бе съвокупляа свое съборище, и своей ереси учяше народы, Богу попустившу таковому искусу от диавола на святую церковь приити. Се бо сему надолзе бывшю времени и распространяшеся душегубная та ересь, и доиде злое то учение до Антиохиа и Византиа, рекше до Царяграда, и мнози оставляющи Христову веру, и присташа ереси его. Богоизбранный же благочестивый царь Константин видев церквь Ариемь възмятену, и велми опечалися о том и повеле въскоре от всеа вселенныа събрати епископы, и приити всем в Никею. Помяну бо блаженый царь пророчьское слово: съберете ему преподобныа Его, да ся прославить Бог в совете святых его (Пс. 49:5 и 88:8). И скоро съвокупишася святии наши отци, по суху же и по морю нетрудно путь шествующе яко корабли полни духовнаго богатьства, или (ли) яко орли апостольскимь въскрилившеся учениемь, легци суще телом (легць соупостастницы беша, и смиреннии духомъ), постници бо бяху утвержени Духомь Христовымь (в Лавр. евангелиемъ). Приведен же бысть и Арий с единомысленикы своими, и вси внидоша в дом на то устроеныи. Цареви же седшю на престоле, и старейшины святитель Христовых одесную его на престолех посажены Быша. Арий же с своими пособникы противу шед ста, крепко въоружся на Святую Троицю, и нача яко стрелы пущати богохулная словеса своа, яко лев злохитриемь рыкая неукротимо, емуже клятвы уста его полна суть, горести и льсти, под языкомь его труд и болезнь: изволи бо тму нежели светъ; не въсхоте благословениа: взлюби клятву и прииде ему (Пс. 9:28, 108:17); остави небеса и позвавшаго на ня Христа, и обратися в преисподняа ада, (и) с прелстившимь его змиемь, им же тогда, акы сам диавол неподобная глаголаше. Велик бо бе воевода сатанин Арий, но царь его уже бе связанъ: темь и воиньство его не твердо боряшеся. Бяху бо философи и книжници горазди, по Арии похуляюще (власфимисающе – хулу отрыгающе). Повеле же царь Ариеви преже своа учениа глаголати, ими же льстяще мир к своей обращая пагубе. И нача окаанный сице догматисати (δογματίξειν – проповедать): что ся вам мнить о Христе, яко не искони есть с Богомь, ни единосущен Богу и Отцю, ни равен Святому Духу существом ниже есть Слово Божие в единстве, ни тем видимая сътвореная бысть тварь; видимь есть Отець Сынови, ни въплотися Бог в человечьство (в человече естество), но вся тварь небесная и земная Сын Божий наречется. Се же ему изглаголавшю и множайшая к сим их же ми не летти (не леть) писати, ни вам послушати. К нему же възгласивше, святии отци наши рекоша: слыши, Арие, нечистый душе, безглавный зверю, окаанный человече, новый Каине, вторый Июда, плотяный демоне, прелестный змию, церковный всем ведомый тать, необратимый разбойниче, нераскаемый грешниче, неукротимый на Христово стадо волче, безбоязньный святыа веры разорителю, хотящимъся спасти пакостниче, Божий враже и сыну погыбели! Сие, окаанне, от своего ума, а не от святых книг извещал еси; глаголеши, злоумне и окаанне, еже твое сердце умысли, а не еже Бог пророкы и апостолы о своемь Сыну въписати повеле. Но да увеси и навыкнеши о Христе, яко т есть сын Божий, един сый от Троица, нашего ради спасениа в последняа лета въплотися. Сам Бог Отець поведает о своем Сыну, яко присносущен ему есть: из чрева, бо рече, преже деньница родих тя (Пс. 109:3). Вижь, како не таить от своихь раб единосущнаго своего Сына рожение, о нем же на Иордане и на Фаворе двократы послушьствова, глаголя: с (сей) есть сын мой възлюбленный о нем же благоизволих (Мф. 3:17). А о твари не рече: родих ю, но Моисий тако въписа: сътвори Бог пятию³⁴⁴ дъни всю тварь видимую. Пакы же о человечении (въчеловечении) Бога Слова ангели послушьствоваху (послушьствоваша) к пастырем глаголюще: слава в вышних Богу, и на земли мир в человецех благоволение. Се бо вам благовестуемь радость велию, яже будеть всем человеком яко днесь родися вам Христос Спас Сын Божий, в граде Давыдове (Лк. 2:10, 11, 14). Сих же не зле разумей, но добре навыкни, яко Сын Божий есть въплотился; о семь бо евангелист написал есть, рекъ: вначале бе слово, и Бог бе слово, и слово плоть бысть, и вселися в ны, и видехомь славу его, яко единороднаго от отца, исполнь благодати и истинны (Ин. 1:14). Тако же и Павел соль Божиа (сол – посьль – посланный от Бога – посланник Божий), учитель языкомь, о Христе глаголеть: велика есть благовериа тайна: Бог явися в плоти, оправдася в дусе, показася ангеломь (Лавр. апостоломъ) проповедан бысть в языцех верен бысть в мире, възнесеся в славе (1Тим. 3:16). И сиа вся истинна суть: вся бо от Бога повелена суть глаголати. О твоей же, о окаанне, ереси, сам святый Дух тем же апостоломь прорече, егда призываеть ефескиа священникы³⁴⁵: видите (Лавр. веде, рече), яко по отшествии моем внидуть волци тяжци, и отступят неции от веры Христовы, научениемь демонскым лжесловници и лицемери, их же конець пагуба (1Тим. 4:1–2 и др.). Да убо повинитеся (повинетеся) толикым свидетелем о въчеловечении Сына Божиа проповедающимъ. Аще ли от апостол своа уклоняете слухы, поне (по крайней мере) пророкь послушайте, прежде глаголавших о Христе, яко искони бе с Богомь и Отцемь, и вся темь Быша, и како в последняа лета сниде на землю, и с человекы поживе. О семь бо препрять тя (в этом учении опровергнут тебя) пророци, Духомь Святымь съгласнее (гласнее – громогласнее) трубы поведающе, яко Христос есть Сын Божий, Бог и человек присно сиание славы (Лавр. и присно Бог сиянием славы) и образ невидимаго Бога, Его же въчеловечениа прозряще (дозряще), святии ти мужи вси велегласно вопиють: о блоговещении посланнаго к Деве архангела, и о зачатии Святаго (Духа), и о знамении звезды, ведших персы к рожшемуся Богу, и о младенстве Ветхаго деньми, и о крещении его (очищающемь грехы), и о отвержении ветхаго закона, и о преславных его чюдесех и о предании от ученика, и за весь мир умрътвие, и (о) вшествии его в ад и о въскресении от мертвых и о Святемь Дусе, иже дасть апостоломь, и о възнесении на небеса, и о седении одесную Бога и Отца, и о вторемь его пришествии, егда приидеть судити миру и въздати комуждо противу деломь его.

О сих же всех препреша (и посрамиша) святии наши отци окаанныа и проклятыа еретикы, прокляша (и прокленша) богохулника Apиa, и изринуша и из церкве и сущая с нимь в той же окаанней ереси. И прославиша Иисуса Христа, Сына Божиа, святии наши отци и утвердиша церковь апостольскими заповедми и научиша вся веровати в Святую Троицю, единосущную и неразделну, Отца и Сына и Святаго Духа, и повелеша покланятися Троици единому Богу.

Бысть же первый сий събор при Константине святем цари, в двадесятое лето царства его, и той заточи Ария, хулившаго Христа, Сына Божиа, и възвратися болезнь его на главу его и на верх ему неправда его сниде. (Пс. 7:17). Тому бо, рече Господь, не будеть прощен ни в сий век ни в будущий, но и зде проклинаем есть, и тамо горце мучимь есть (люто). Мы же, отци и братие и друзи, вси велегласно рцемь: Арий еретикь да будеть проклят и вси еретици да будуть прокляти (слов: «мы же ... прокляти» в Лавр. нет). Събор же святыхь отець тиi (318) радости исполнишася, и прославиша Бога и праздновати повелеша честно.

Бяху же старейшины събору тому мужи святии (и) чюдотворци: Силивестр папа римский, иже крещениемь Констянтина царя от проказы очисти, и многа ина чюдеса сътвори; Митрофан патриарх Царя града, иже слепцу очи словом отверзе, и немому молитвою глаголати сътвори; Александр архиепископ александрьский, иже пророчьскым даромь украшень; Евстафий от Антиохиа, Макарий от Иерусалима, патриарха суща и знаменоносца, Вит и Викентий, и Пафнотий, и Николае, честнии митрополити и чюдотворци, и ини мнози святии епископи, в них же бе и богоблаженый Спиридон им же сътвори Бог чюдо в соборе: наченшю бо ему глаголати к философом иже по Арии пряхуся (спорившим за Ария), видеша огнь из уст его исходяще, и мнози, отвергшеися Apиa, и вероваша в Святую Троицю, и Быша христиане Божиею благодатию. Мы же убозии и нищии, рцемь сице: да коеа чести и похвалы суть достойни велиции Христови святители, тако подвизавшеся по Христе, яко апостоли, и того же престола и венца сподобишася.

О богоблажении отци, правыа веры правители вернии, недремлющии стражеве Христове церкви, за ню же и до крови противу врагом брань постависте, не убоявшеся царей и человечьска страха, ни мучителей, претящих общею смертию, ни пакы же временныа ради чти (чести) ослабевше, ни превратисте Господня слова, ни предасте истинны на лжю; но яко научени бысте от апостол тако и пожисте; яко начясте, тако и скончясте, добрии Христова стада пастыри, за нюже и душу свою положисте, не дадуще волку к агньцемь приближитися, но на пажити Божиа закона целы и многоплодны упасше, дóндеже и в ограду горняго Иерусалима жезлом вашего учениа доправисте (Лавр. допровадисте). О богоблаженнии святители, богосажденнаго винограда делатели, от него же вселестное искоренисте тръние, и богоразумие в вся человекы присадисте, и олядевшую (заросшую) грехы землю, евангельскимь раломь възделасте. Вы есте рекы разумнаго рая (богонасажденного рая), напоивше весь мир спасенаго учениа, и греховную скверну струями вашего наказаниа омывающе. Земнии ангели, Божию престолу предстоаще, присно просяще мира всему миру, и блоговернымь княземь нашимь (в др. списк. «царю нашему») здравие телесем и душамь просите спасениа, и за вся христианы прилежно молитеся (помолитеся). О богоблаженнии, архиереи, высокопарящии орли, иже не у трупа, но у живаго тела Христова собирающеся, его же ядше в бесконечныа векы живете; мало потрудистеся на земли, и в вся векы в небесномь почиваете царствии. Органы Святаго Духа, вся верныя душеполезными наслажающе гласы, богоноснии облаци, иже чюдотворными каплями одождяюще верных сердца, и вся плодовиты покааниемь сътвористе. Вы есте необоримии огради, вся к вам прибегающая спасше; непоколеблемии столпи, к ним же приразившеся, богохулнии еретици погыбоша. О богоблажении наши учители; светилници миру и наставници заблуждшимъ; вожи душевныма ослепшимь очима; поручници кающихся к спасению; безмезднии врачеве душамь и деломь; богоучении целители; избавители обидимымъ; сущимь в бедах скории помощници; от юз разрешители; кумиромь разрушители и льсти всякыа обличители. О блажении, преподобнии отци учители, чистии съсуди, Божие носяще в себе слово, красныа обители, в них же Святая Троице (в них же святая почивает церкви); не увядающии цвети райскаго сада, небеснаго винограда, красныа леторасли, богоплодная древа, наслажающе верных душа; премудрии ловци, мир весь богоразумиемь объимше, полну церковную мрежу к церкви Христове привлекосте. (Достойно труда мзду прияли есте): прославили есте на земли Христа, Сына Божия суща, и Той прославил есть вас на небеси; славящая бо мя, речѳ, прославлю. Сам бо Иисус Христос яко финикы доброплодны, в мирскых удолиих избавил ви (избрал вы) есть, и в церквах дому своего посадил на украшение апостольскаго престола, на утвержение святыа веры, на поновление обетшавшим греховными сластми, на възведение падшимся в ересь, на исправление помятшихся в соблазне, на исцеление недугующим в законе (Лавр. безаконьи), на укрепление борющимся по Христе, на порушение диаволихь сетей, на изрешение вязящимь в злобе, на смирение на ся враждующимь, на извлечение топящихся в телесных похотех на спасение погыбающим безумиемь, на пищу алчющимь, и нагымь на одеание. И ина суть многа исправлениа святыхь отець богоугодная и добродетелная дела, им же Сам Господь Бог свидетель и мъздовъздатель.

Мы же суще груби разумомь и нищии словомь, не почину, но щедро похваление вашему празднику списав молюся и милися деемь (умильно молим): святии патриарси, архиепископи и епископи, архиереи и пречестнии презвитери, и вси священнии учители, приимите наша худая словеса, акы Бог две медници оноа (оноя) убогыа вдовица; испросите душам нашим отпуст грехов да и прочяа лета живота в чистоте поживше, в руце Божии душю предамы; да отверзеть намь небесная врата милостию и человеколюбиемь Господа нашего Иисуса Христа, ему же слава с Отцемь и с Святымь Духомь ныне, и присно, и в векы векомь. Аминь.

Присножадая³⁴⁷ Бог (всегда желая) нашего спасения, восхоте³⁴⁸ своим милосердием обновити естество наше, грехом суще обетщано (обветшавшее от греха)³⁴⁹, тем и в нашу плоть³⁵⁰ облечеся, хотяй направити ноги наша на путь истинный³⁵¹: не терпяше бо своего образа во тлении гиблема³⁵² его же исперва в райстей пищи владыку всей твари устроил бе; завистью дьяволею прельщена³⁵³ и волею за ны пострада, умрщвяя согрешенья наша, и воскрес из мертвых и взиде на небо, паки седе одесную Отца и в пятидесятный³⁵⁴ день Святый Дух посла огненныя языки учеником своим раздая, яко же им обеща по воскресении своем глаголя: восхожу к отцу моему и к отцу вашему (Ин. 20:17). Уне бо есть вам да аз иду: аще бо аз не иду, параклит не придеть к вам еже есть утешитель: аще ли иду (Ин. 16:7), то умолю Отца, иного параклита дасть вам и в вас будеть Дух истинный (Ин. 16:16, 17) и т (тот) научить вы и вспомянеть вся, елика аз глаголах вам (Ин. 16:26). И воздвиг руце благослови я (Лк. 24:50) и рече: шедше сядете в Иерусалиме вкупе дóндеже облечетеся силою свыше (Лк. 24:49). И се рек пред ними вознесеся на небо (Лк. 24:51). Днесь же, прияша силу святаго Духа, апостоли начаша глаголати всеми языки, якоже Дух даяше им провещати (Деян. 2:4), и шедше проидопиа в весь мир яко молния (Иез. 21:16), учаще и наставляющи вся разумом Божиим когождо языком своимъ. Така ти есть милость Божия и честь сего дне, яко не хощеть Господь смерти грешником но паче обращенья покаянью, рече бо самъ: не требують сдравии врача, но болящии, не преидох бо призват праведных но грешных на покаянье (Мк. 2:17; Лк. 5:32). Тем же и мы не ленимся, такого милостива имуще владыку, всяку злобу отвергше от себе – зависть, клевету, студотворенье, всенеподобное деянье – сь чистою совестью придем в церковь и, с страхом в ней стояще, просим от Него отпуста грехов и вечныя жизни да достойни будем приступити к пречистым тайнам Телу и Крови Господни, тем бо ны достоины творит обещники небеснаго царствия. А иже не очистищеся приемлють, то повинни суть огневи вечному, сам бо рече Господь Бог нашъ: ядый плоть мою и пья кровь мою жив будет в веки – (Ин. 6:54), – его же с верою просите дастся вам (Мф. 21:22). То все слышавше, братие, воспрянем не точию словом крестьяне нарицаемся, но подвигнемся на добрая дела, стяжати смирение и любовь ко всемъ: то бо очищает душу и тело и ангелом равны стваряеть и на небо возводитъ; и милостыню же безпрестанни творите: та бо омывает вся прегрешения наша, и небесная врата отверзает и ярость (гнев) Божью на кротость претворяет и милостиви бо без труда на небо возводими бывають и с дерзновением у престола Христова поставляетъ: милостини бо на суде, рече, хвалится; блажени милостивии, яко те помиловани будуть; и не милостивен суд несотворшем милости. Тем же подвигнемся на добрая дела богоугодно творити, теми бо делы сынове Божии наречемся и, сию жизнь добре поживая, и будущих благ сподобимся прияти со всеми угодившими Богу, да си (сие) внимайте всегда о Христе.

Аз убо, друзи и братия, надеяхся на всяку неделю боле собрати люди в церковь, да послушаютъ³⁵⁶ божественных словесъ; ныне же мене приходит но аще бы о собе глаголал то добре бысте творили, не приходяще; но ныне же владычня возвещаю вамъ³⁵⁷. Яко же бо кто грамоту цареву или княжу принесет во град под рукою его сущим не испытаютъ³⁵⁸ житья принесшему и – богат ли есть или убог или грешен или праведенъ; но тех точью чьтомых послушают и тщатся аки ничто их не забылъ; аще ли котораго слова не гораздо слышить, то впрашають слышавшаго; аще ли бесчинен человек голку (шум, волнение) сътворить, то бьюще отгонять и, аки пакость творяща. Да аще от земнаго князя толико внимание бываеть, то колми паче сде внимати нам подобаеть, иде же ангелом Владыка беседуеть. Тем молю вы пришедших сде, да поучайте неприходящая, но увещайте я приходити к церкви. Вы бо вкусисте от меду учения, они же никакоже; вкусите бо, рече, и видите яко благ Господь. Весте бо, яко изводяй достойнаго от недостойнаго, яко уста суть Христова. А понеже убо сия изрекох послушайте, да поучу вы о молитве: тою бо исправляется всяко добро, аще умилени сердца исходять. Того бо ради пророк глаголеть: да ся исъправить молитва моя, яко кадило пред Тобою. Почто же яко и (кадилу) молится исправитися молитве? и(мьже) темьян (фимиам) имееть благовонье (блогоухание) в себе, егда на огни будетъ: тако и молитва, егда от горящаго сердца³⁵⁹ будеть, то яко благоухание к Богу восходить³⁶⁰. Не разуметсе ли поемаго, еще и больша поучу вы, аще внимаете и хощете научитися; аще ли не внимаете, аз убо умолкну, и не хотя, и вы (вы же) осужени будете, имже ни учащаго не внимасте. Како бысте хотели в толик путь ити, елико же оужеская (Южская – Савская) царица приде, да слышите премудрость Соломона? А се боле Соломона сде: се не мене деля послушаите – аз бо грешник есмь – но евангельскаго учения послушайте³⁶¹. Поведите ми, братие, восходящу солнцу, аще кто замжарить (съмжарити, сомжарить – смежить, зажмурить) очи, не хотя видети света сего, глаголя: лучше есть тьма света сего, или помилуеть его кто, а не паче возненавидить, отвержется его?³⁶² Тоя же и о словеси учения имать: свет бо Слово Божье в Писании наречется, и т (то) есть боли видимаго сего света: сии бо свет плотьстеи очи просвещаеть, а Слово Божье душевнеи очи просвещаеть³⁶³. Того ради пророк Давид к Господу глаголеть: светильник ногама моима и закон Твой, свет стезям моим (Пс. 118:105), и паки Исаия глаголеть: людие, ходиша³⁶⁴ во тме, видеша свет велии (Ис. 9:2). Кто убо помилует не хотящаго³⁶⁵ света видети? Елико же вас приходять в церковь, понужайте неприходящая приходити, и никто же не глаголи, яко не празден есмь во иных делехъ; но помысли оны званыя в царскую вечерю, иже многи тако изветы сотвориша, ово рече: супруг волов купит хощу искусити, ово же села купленнаго сглядати, (и никъто же не речет яко не празден есмь)³⁶⁶ ин жену пояту³⁶⁷, и про то разгневася на них царь. А вы един цас (часъ) не можете ли улучити Господеви? Сопросъшю вы, отвещайте ми, аще злата или сребро по вся дни раздавал бых или мед или вино, но (то) бысте приходили сами не призываеми³⁶⁸, друг друга бысте сами понужали? Ныне же Словеса Божьи раздаваю, лучше паче злата и каменья драгаго и слашьша меду и ста³⁶⁹, – лишащих бо ся церкви тем же злословлю и укоряю, а не вас зде приходящих и вкушающе духовнаго сего меду. Аще суседа имате, или род и жену, и дети, то позывайте вся в церковь и поучайтеся душеполезным словесем да и сде, богоугодно поживше, а тамо на уготованное придемъ. Се же вы глаголю, да пребывайте в Бозе³⁷⁰.

Был некий домовитый человек; он насадил вертоград, обнес оградой, ископал точило, устроил и ворота, но не затворил входа. Возвращаясь домой, он сказал: кого оставлю я сторожем моего вертограда? Если оставлю кого-либо из служащих мне рабов, то, зная мою снисходительность, расточат они мое добро. Вот что сделаю: приставлю к воротам слепца и хромца, – так что, если кто из врагов моих захочет окрасть мой вертоград, то хромец увидит, а слепец услышит. Если же кто-нибудь из них двоих захочет войти в вертоград, то хромец, не имея ног, не может проникнуть внутрь, а слепец если и пойдет, то попадет в пропасть и расшибется. И посадив их у ворот, дал им власть над всем, что вне вертограда, и пищу и одеяние приготовил неоскудно, только сказал: того, что внутри вертограда, не касайтесь без моего повеления. И после того ушел, сказав, что возвратится со временем. Долго сидели они, и сказал слепец хромцу: что это за благоухание повевает из ворот вертограда? Отвечал хромец: «внутри вертограда есть у Господина нашего много доброго и несказанно приятного на вкус. Но так как господин наш премудр, то он и посадил тебя слепого и меня хромого, так что не можем достигнуть и насытиться тех добрых плодов». А слепец сказал в ответ: «что же ты давно не сказал мне этого, чтобы мы не оставались при одном желании, но пошли и завладели тем, что у нас под руками? Хотя я и слеп, но имею ноги и силен, могу носить и тебя и бремя; бери корзину и садись на меня; я тебя буду носить, а ты показывай мне путь, и оберем все блага господина нашего. Если же, – прибавил слепец, – придет сюда господин наш и спросит о воровстве, то я скажу: ты знаешь, господине, что я слеп. Если же спросит тебя, ты скажи: я хром и не могу дойти внутрь вертограда. Так мы перехитрим своего господина и сами возьмем себе награду за сторожевую службу».

И вот воссел хромец на слепца и, достигши внутрь вертограда, обокрали все бывшие там плоды господина своего. И пришел человек оный, и увидев, что его вертоград обокраден, счел нужным разлучить слепца от хромца и повелел сначала привести слепца, чтобы его допросить. Когда же приведен был слепец, то последовал допрос. «Не поставил ли я тебя», сказал господин, «как доброго сторожа моему вертограду; зачем же ты его обокрал»? – «Господи! – отвечал слепец – ты знаешь, что я слеп и без водящего меня не вижу, куда идти; я не слыхал, чтобы кто-нибудь шел мимо меня в ворота. Но я думаю, Господи, что воровал хромец». Тогда повелел господин блюсти слепца, где сам знал, – пока не призовет хромца и будет судить обоих. Затем господин призвал хромца и поставил его на очную ставку со слепцом, и начали они обличать друг друга. Хромец говорил слепцу: «если бы ты меня не носил, никак бы я не мог при своей хромоте добраться туда». Тогда господин сказал: «как вы крали, так и теперь пусть всядет хромец на слепца». И когда хромец всел на слепца, то господин приказал пред всеми рабами своими немилостиво казнить их и мучить в мрачной темнице; там будет плач и скрежет зубов.

Разумейте же, братие, толкование сей притчи. Человек домовитый – Бог, Творец всяческих. А вертоград – это земля и мир сей. А оплот вертограда – закон Божий и заповеди. А слуги, сущие с Господом – Ангелы. Хромец – тело человека, а слепец душа его. А что Господь посадил их у ворот – это значит, что он отдал во власть человека всю землю, дав ему закон и заповеди. Когда же человек преступил заповедь Божию и за это осужден на смерть, то сначала душа его приводится к Богу, и оправдывается, говоря: не я, Господи, но тело согрешило. Поэтому и нет мучения душам до второго пришествия, но они блюдутся, где Бог знает. Но когда Господь придет обновить землю и воскресить всех умерших, как предрек Сам Христос, тогда вси сущии во гробех услышат глас Сына Божия, и оживут, и изыдут сотворившии благая в воскрешение живота; а сотворшии злая, в воскрешение суда (Ин. 5:28, 25, 29). Тогда души наши внидут в тела, и каждый получит воздаяние сообразно с своими делами: праведники – вечную жизнь, а грешники – бесконечную и бессмертную муку. Богу нашему слава ныне и присно и во веки веков. Аминь.