Вместо предисловия

Мир сказки уди­ви­тельно прост, в нём нет двой­ствен­но­сти: добро – это добро, а зло – зло.

Но сей­час этот мир тяжело болен. Искон­ный враг чело­ве­че­ства сумел под­ме­шать в него свою ложь. Теперь «хоро­шими» геро­ями стали полу­люди-полу­звери: чело­век-паук, чело­век-лету­чая мышь, а говоря ска­зоч­ным язы­ком – чело­век-обо­ро­тень или попро­сту «упырь».

А «упырь», как известно, заби­рает у людей их жиз­нен­ную силу.

И вот из чудес­ного мира сказки, а вме­сте с ним и из наших детей, начала исче­зать та про­зрач­ная чистота, кото­рая и явля­ется насто­я­щей жизнью.

Где-то в сокро­вен­ной глу­бине души – там, где каж­дый чело­век оста­ётся наив­ным ребён­ком, мне стало больно до слёз и очень захо­те­лось, чтобы вдруг явился какой-нибудь рус­ский бога­тырь вроде Ильи Муромца и разо­гнал все эти несмет­ные пол­чища врагов.

Это жела­ние было настолько силь­ным, что я взялся за перо, а точ­нее за шари­ко­вую ручку, и стал писать.

Так роди­лась сказка, кото­рую ты, мой чита­тель, дер­жишь сей­час в руках – сказка об Иване-бога­тыре и Цар­стве Обмана.

Глава 1. О том, как в Тридевятом царстве родился Иван-богатырь

Давно это было или недавно – то мне неве­домо. А только жил в Три­де­вя­том цар­стве, в три­де­ся­том госу­дар­стве царь Симеон. Был он нра­вом тих и кро­ток, крови зазря ничьей не про­ли­вал. И любили его люди в том цар­стве-госу­дар­стве всё равно, как род­ного батюшку, а за глаза про­звали Симео­ном Тихим.

Была у него жена, звали её Марфа. Любил он её крепко, не оби­жал нико­гда и звал не иначе, как «моя радость». Кра­са­вица она была такая, что ни в сказке ска­зать, ни пером опи­сать. Но всего краше у неё были глаза: голу­бые-голу­бые и такие доб­рые, что, кто ни взгля­нет в глаза марфы-царицы, так и кажется, что видит она все его печали. И часто бывало, что, не спро­сив ни о чём, помо­гала она людям в их горе­стях и несчастьях.

Жили царь с цари­цей долго и счаст­ливо. И награ­дил их Гос­подь за жизнь пра­вед­ную тремя сыно­вьями. Стар­шего Его­рием звали, сред­него Гри­го­рием, а млад­шего окре­стили Иоан­ном – Ива­ном, зна­чит, по-нашему.

Неда­леко от цар­ского дворца крепко вросли в землю кря­жи­стые горы. И на том месте, где каж­дое утро над стра­ной царя Симеона Тихого под­ни­ма­лось красно сол­нышко, к вер­шине самой высо­кой горы ласточ­ки­ным гнез­дом при­ле­пился чуд­ный монастырь.

С этой-то высоты под­не­бес­ной по слу­чаю рож­де­ния малень­кого царе­вича спу­стился, посту­ки­вая дробно посо­хом, мона­стыр­ский игу­мен – отец Афанасий.

Три­жды оку­нув мла­денца в купель со сту­дё­ной водой, нарёк ста­рец ему имя и, про­видя его слав­ную жизнь, предсказал:

- Будет сей мла­де­нец слав­ным и могу­чим бога­ты­рём, какие ещё не рож­да­лись на нашей земле: вам – на радость, а мно­гим наро­дам – во спасение.

Так оно и случилось.

Рос Иван не по дням, а по часам. В месяц – на ножки креп­кие встал, в два – уже сам на коня садился, а в год – таким бога­ты­рём соде­лался, что никто не смел с ним силой меряться. Мог он одной рукой вырвать из земли самое могу­чее дерево и забро­сить его высоко-высоко за белые облака.

Стар­шие-то бра­тья были тоже молодцы хоть куда, но время любили про­во­дить в празд­но­сти. Часами, бывало, за сто­лами раз­но­соль­ными ели-пили из блюд золо­тых да сереб­ря­ных. После на охоту отправ­ля­лись на цар­скую – кабана тра­вить или мед­ведя. А то хра­пели в опо­чи­валь­нях хра­пом бога­тыр­ским так, что в шка­фах рез­ных за стёк­лами посуда хру­ста­лём зве­нела, и слы­шен был тот звон далеко за пре­де­лами дворцовыми…

Иван же часто под­ни­мался в горы. И там вме­сте с мона­хами-чер­но­риз­цами отби­вал от скал тяжё­лые камни. Спус­кали они потом эти камни в пле­тё­ных кор­зи­нах в долину, где мастера-умельцы скла­ды­вали из них креп­кие кра­си­вые домики. И при силь­ном ветре и при про­лив­ных дождях надёжно укры­вали камен­ные стены своих жите­лей от непогоды.

Глава 2. В которой братья отправляются в путь

Быстро сказка ска­зы­ва­ется, да не быстро дело дела­ется. Про­ле­тели деньки за день­ками пти­цами пере­лёт­ными. И про­слы­шал одна­жды царь Симеон, что в одной даль­ней стране объ­явился новый пра­ви­тель – царь Тивин Дур­ман паучий сын. Откуда появился – Бог весть. Кто пого­ва­ри­вал, что из норы глу­бо­кой под­нялся он на поверх­ность, завла­дев сна­чала под­зем­ным цар­ством зем­ля­ных чер­вей и раз­ных пол­зу­чих гадов. А кто утвер­ждал, что при­нёс его силь­ный ветер с послед­ней бурей, что ломала дере­вья, как тро­стинки тон­кие. Только захва­тил он власть веро­ломно, про­гнав преж­него короля Бэлу и обо­льстив речами слад­кими всех тамош­них жителей.

Дошли слухи эти и до трёх бра­тьев: Его­рия, Гри­го­рия и Ивана. Покло­ни­лись они до земли сво­ему батюшке и говорят:

- Отпу­сти ты нас, царь милый батюшка, силуш­кой бога­тыр­ской с чуди­щем замор­ским переведаться!

Загру­стил царь Симеон, да разве молод­цев удержишь!

Стали бра­тья сна­ря­жаться в дорогу. Стар­шие всё о про­ви­зии думают. Трид­цать возов куша­ний раз­ных да напит­ков для них сна­ря­дили. Чай поход-то даль­ний – могут бра­тья про­го­ло­даться – не домой же им с пол дороги возвращаться?

А Иван вско­чил на коня сво­его – да и был таков. Только пыль за ним стол­бом под­ня­лась и вновь на дорогу улег­лась, а его уж и след про­стыл. Словно ветер лёг­кий, мчался он в мона­стырь за сове­том к старцу Афанасию.

Подъ­е­хав к вра­там дубо­вым, соско­чил Иван на землю и быст­рым соко­лом вле­тел на мощё­ный мона­стыр­ский двор, скло­нился под бла­го­сло­ве­ние старца, а тот будто ждал его – бла­го­сло­вил моло­дого бога­тыря и тихо молвил:

- Знаю, знаю – зачем при­е­хал ко мне. Труд­ное дело ты заду­мал. Силы моло­дец­кой да удали тебе конечно не зани­мать. И сердце у тебя доб­рое – без чего бога­ты­рём насто­я­щим и быть невоз­можно. Только мало этого, чтобы с таким ковар­ным вра­гом упра­виться. Дам я тебе в под­могу вер­ного слугу да совет добрый.

Обер­нулся ста­рец чуть в сто­рону и мах­нул кому-то рукой. Тот­час встал перед Ива­ном малец лет десяти – живой такой, бой­кий, кудри, словно золото на солнце пере­ли­ва­ются, а глаза боль­шие, серые и серьёз­ные, словно и не маль­чик это, а муж зре­лый, в боях да бедах-невзго­дах испытанный.