Нагорная проповедь и Царствие Божие

Бог не есть Бог мертвых: Он – Бог живых. Так сказал Господь наш Иисус Христос искушавшим Его саддукеям (Лк.20:38). Под словом «живых» здесь разумеются не живые существа вообще, но существа разумные, способные сознавать свои отношения к окружающему их миру и к своему Творцу, способные постигнуть величие Его и мудрость Его творчества.

Да, для установления разумной связи между Творцом и Его творением надлежало быть в мире живым, разумным существам. И таким существом на земле создан человек.

Первым же людям Бог внушил, как они должны жить, чтобы быть достойными сынами своего Творца. Он открыл им Свою волю, составляющую вечный, неизменный закон, вписанный, так сказать, в сердцах людских: люби Бога! люби ближнего своего! Поручая же им не только хранить, но и возделывать рай (Быт.2:15), Он вменил им в обязанность трудиться. И этот закон труда был дан им не в виде наказания за грехи, так как они тогда еще не согрешили, а как необходимое условие счастья.

Итак: люби Бога! люби ближнего своего! трудись! Вот воля Божия, которую должны были соблюдать созданные Им люди. Согласуя с этим законом все свои действия, всю свою жизнь, исполняя его беспрекословно, как закон Верховного Царя, они должны были образовать на земле Царство Божие, то есть управляемое Самим Богом общество счастливых людей. В этом – цель их создания, в этом – их значение. И если бы они действительно во всех своих поступках сообразовались с этим законом Бога, то на земле водворилось бы Царство мира, любви и добра, то есть истинное Царство Божие, рай земной.

Создавая человека разумным существом, Бог одарил его свободой воли. Свободный человек мог поступать во всем по своему усмотрению, мог исполнять волю Божию, мог и не исполнять ее. В стремлении к свободе, первые же люди ослушались Бога и через это утратили право быть членами Его Царствия. Однако им было внушено, что этот рай земной потерян для них не навсегда. Что он будет возращен. Что Царство Божие, Царство мира, любви и добра, будет восстановлено, и тогда опять начнется счастливая пора человеческой жизни. Стоит лишь исполнять во всем волю Божию, как безусловно обязательную, и эта счастливая пора, этот золотой век настанет снова.

Казалось, что жить по-Божиему нетрудно, так как Бог не требовал от людей ничего невозможного, ничего непосильного: люби Бога! люби ближнего своего! трудись! Большого Он не требовал. Но и этого малого не могли исполнить первые люди. Вскоре возникла между ними вражда, и земля впервые обагрилась кровью человека. За первым убийством пошли и другие преступления, и грешные люди стали нравственно падать все ниже и ниже. Никакие бедствия не могли образумить их, и они стали забывать не только волю Божию, но и Самого Бога.

При таком нравственном падении людей, невозможно было, без помощи Самого Бога, не только создать из них новое Царство Божие, но даже восстановить в сознании их волю Божию. Надлежало напомнить им эту волю, и она была, наконец, провозглашена, через Моисея на горе Синае, в десяти заповедях.

Гениальный Моисей сорок лет мечтал об освобождении евреев от рабства египетского и об образовании из них управляемого Самим Богом Царствия Божия. Приняв теперь синайские заповеди, он понял, что ими указан путь с восстановлению Царства Божия на земле, к возвращению потерянного рая. Но он же сознавал, что современники его так развращены, так низко пали в нравственном отношении, что надеяться на точное исполнение ими объявленной воли Божией почти невозможно. Например, Бог сказал: не убивай! Но люди так привыкли мстить своим обидчикам, расправляться с ними своим судом, воздавать им сторицею за каждую обиду, мучить и убивать, что сразу отстать от своих привычек они не могли. Моисей, как гениальный человек, понял это. Конечно, он мог издать законы, согласованные с волей Бога, и страхом жестоких казней заставить евреев исполнять их. Но он прекрасно понимал, что это будет лишь наружное, вынужденное повиновение воле Божией, и что ни строгими законами, ни суровыми казнями не преобразишь веками испорченное сердце человеческое. Царство Божие есть царство свободных людей, исполняющих волю Божию по не принужденному влечению сердца. И как нельзя силой заставить людей любить Бога и ближних, так нельзя и принудить кого-либо быть членом этого Царства. Для этого надо перевоспитать, возродить человека. Хотя Моисей и приступил к такому перевоспитанию евреев, и для этого сделал им много уступок, много отступлений от синайских заповедей, однако он сознавал, что задача эта ему не под силу, и что, без особой помощи Божией, нельзя восстановить Царство свободных людей, любящих Бога и друг друга, нельзя вернуть им потерянный рай.

Для такого возрождения человечества к новой жизни должен был явиться Божий Посол. Моисей сознавал это, и потому, в предсмертном прощании своем с народом, предсказывая пришествие такого Посла, сказал: Пророка из среды тебя, из братьев твоих, как меня, воздвигнет тебе Господь, Бог твой, – Его слушайте! (Втор.18:15).

После смерти Моисея, евреи заняли обетованную землю, вошли в близкие сношения с оттесненными ими народами и стали увлекаться веселым разгулом их идольского служения. Этому потворствовали и даже содействовали некоторые из царей еврейских. Перенимая от соседей-идолопоклонников их нравы и обычаи, находившиеся в явном противоречии с синайскими заповедями, евреи в несколько столетий забыли и заповеди эти, и законы Моисея. И когда в храме случайно найдены были книги Моисея, то даже первосвященник, впервые прочитав их, пришел в изумление, а народ, узнав о такой находке, обнаружил полное забвение своего прошлого (4Цар.22).

Тщетно вдохновенные пророки призывали их к Богу, желая объединить их под главенством Верховного Царя! Нравственное падение человечества было так ужасно, что спасти его мог только Сам Бог. И пророки верили, что Бог спасет людей, что Он восстановит Свое Царство и возвратит потерянный рай. В пророческом вдохновении они предсказывали, что настанет счастливое время, когда все народы перекуют мечи свои на плуги и копья на серпы, когда не поднимет народ на народ меча, и не будет больше учиться воевать, когда каждый будет сидеть под своею виноградною лозою и под своею смоковницею, и никто не будет устрашать их (Мих.4:1–4). Они верили, что для такого воссоздания Царства Божия придет Божий Посол, и предсказывали скорое пришествие Его. Утешая евреев предстоящим пришествием Избавителя, Исаия, в пророческом вдохновении, восклицал: Придет Искупитель Сиона! (Ис.59:20). Придет Желанный!, – говорил Пророк Аггей (Агг.2:4–7). Ликуй от радости, дщерь Сиона! Царь твой грядет к тебе! (Зах.9:9). Этого Желанного Искупителя пророки называли также Примирителем, Избавителем, Помазанником Божиим, Христом-Мессией.

О возращении потерянного рая и восстановления золотого века мечтали не одни только вдохновенные пророки еврейские, но и лучшие люди из язычников запада. И там ожидалось пришествие с неба Младенца, который водворит мир на земле. И там сознавали необходимость обновления мира и верили, что это обновление придет с востока.

Наконец, Желанный Христос пришел и начал с перевоспитания падших людей, с возрождения их к новой жизни. В Своей нагорной проповеди, в так называемых заповедях блаженства, Он научил людей, как они должны постепенно перевоспитывать себя, как должны возрождаться, чтобы быть достойными сынами Отца Небесного и образовывать Царство Божие на земле или тот потерянный рай, о возвращении которого мечтали лучшие люди древнего мира.

И так во всем, как хотите, чтобы с вами поступали люди, так поступайте и вы с ними. (Мф.7:12).

Прошло почти полтора года с тех пор, как Иисус Христос вышел из Своего Назаретского уединения и стал призывать евреев к покаянию и возраждению. Он обошел уже всю Иудею и всю Галилею со Своей проповедью всепрощающей любви, и слава о Нем, как о Пророке и Чудотворце, стала распространяться даже за пределами этих стран. Но Он пришел спасти не одних евреев, а всех без исключения людей. Слово Его должно было быть проповедано всем народам земли. А для этого необходимы были проповедники, которые усвоили бы себе все учение Его и с верой в Него, как Сына Божия, пронесли бы это учение по всему миру. Надо было выбрать таких проповедников, научить их и послать на проповедь.

Проведя ночь в молитве, Иисус призвал к Себе учеников Своих, избрал из них двенадцать и назвал их Апостолами.

Апостол – слово греческое, в переводе на русский язык – посланник. Назначение избранных двенадцати учеников – быть посланными на проповедь, поэтому Иисус и называл их посланниками.

Некоторые из двенадцати избранных теперь Апостолов были раньше этого избрания призваны Самим Иисусом быть Его учениками, а именно: Симон-Петр и брат его Андрей, Иоанн и брат его Иаков, Филипп, Нефанализ (он же Варфоломей) и Матфей. Остальные же, Фома, Иаков Алфеев, Симон Зелот, Леввей или Фаддей (он же Иуда Иаковлев) и Иуда Искариот, только теперь избраны из многих учеников.

После того Иисус взошел на гору, сел и, окруженный Апостолами, учениками и народом, произнес Свою знаменитую проповедь, известную под названием нагорной.

Проповедь эта была обращена к ученикам Иисуса и, главным образом, к избранным двенадцати Апостолам, но относилась, несомненно, и ко всем окружавшим в то время Иисуса.

По сказанию Ев. Матвея, вся эта проповедь была произнесена Иисусом на горе в продолжение одной беседы. По сказанию же Ев. Луки, различные части этой проповеди были произнесены в разные времена и при различных обстоятельствах. Но так как Ев. Матвей вовсе не имел в виду излагать учение Иисуса Христа в последовательном его развитии, а стремился только правдивым повествованием своим доказать евреям, что Иисус был Тот именно Мессия, о Котором писали пророки, то некоторые толкователи полагают, что Ев. Матвей соединил в одну проповедь различные поучения Иисуса, сказанные им в разные времена. Но скорее можно допустить, что Иисус произнес нагорную проповедь в том именно виде, как изложил ее Ев. Матвей, а затем, при других подходящих случаях, в разные времена, повторял то, что сказал на горе. Последнее объяснение весьма правдоподобно уже потому, что слушатели Иисуса постоянно менялись, кроме Апостолов и некоторых учеников, неотступно следовавших за Ним. А при постоянной перемене слушателей Иисусу, несомненно, приходилось часто повторять сказанное раньше.

Евреи, годы со знанием своего превосходства над всеми народами земли, считавшие себя народом, избранным и особенно любимым Самим Богом, мечтавшие о том, что они призваны господствовать над всем миром, утратили, однако, свою политическую самостоятельность и сделались подвластными язычнику, римскому императору. Подчинение чужеземному владычеству было настолько ненавистно им, и они так жаждали скорейшего свержения этого ига, что, думая об Избавителе, Спасителе, Утехе Израиля, они невольно возмечтали, что Грядущий Избавитель непременно избавит их от политического порабощения и восстановит царство Израиля. Отуманенные такими мечтами, они перестали понимать пророчества о Мессии. Они ждали Его, как могучего Царя, который не только освободит их, но и отомстит их угнетателям, и поработит им весь мир. Они увлекались даже сказками о том, что Мессия станет на морском берегу в Иоппии и повелит морю выбрасывать жемчуг и все свои сокровища к Своим ногам, что Он оденет народ Свой в багряницу, украшенную драгоценными камнями, и будет питать его манной еще более сладкой, чем та, какая посылалась им в пустыне. Словом, они по-своему мечтали о предстоящем им блаженстве, о счастье в Царстве Мессии. И так мечтали не одни только фарисеи и книжники, но и все евреи, даже уверовавшие в Иисуса, как в Мессию, ждали, что вот Он наконец объявит Себя Царем Израилевым. С такими-то мечтами, с такими-то ложными воззрениями на Мессию, они окружили теперь Иисуса.

Они думали, что настал конец их страданиям, их унижению, что отныне они будут счастливы, блаженны.

Счастье! Блаженство! Кто не стремился к нему? Кто не хотел быть счастливым? Одни ли евреи мечтали о блаженстве?

Но почему же так мало счастливых? От кого или от чего это зависит? В чем выражается счастье, блаженство людей? Да и есть ли, вообще, счастье на земле? Могут ли люди быть действительно счастливы, блаженны?

Вот вопросы, которые всегда волновали людей. И к разрешению которых издавна стремились лучшие умы.

Оглядываясь вокруг себя, мы видим, что люди стараются по-своему устроить свое счастье, обусловливая его известными благами: богатством, почестями, властью над ближними, разного рода чувственными наслаждениями и пр. И каких только усилий не употребляют они в погоне за достижением этих благ. Но, достигая их, тотчас же разочаровываются и с грустью сознают, что в них нет счастья. Так в чем же счастье, блаженство? Где оно? Кто же из людей счастлив?

На все эти вопросы отвечает Иисус Христос в Своей нагорной проповеди.

Он объясняет Своим слушателям, что в поисках за счастьем, в мечтах о блаженстве неправы все. Неправы евреи, как народ, вообразившие, что счастье их в порабощении всех народов земли, в блестящем земном царстве ожидаемого ими Мессии. Неправы язычники и те же евреи, как отдельные лица, тщетно стремящиеся найти блаженство в упоении земными благами. Счастье не в этом. Высшее, безусловное счастье, блаженство людей не здесь, оно – в вечной жизни в Царствии Небесном. Счастье же здесь, на земле, в этой нашей мимолетной жизни служить приготовлением к той вечной жизни, насколько она отражает в себе свет Небесного Царства. Здесь счастливы только те люди, которые ревностно стремятся к достижению постоянного блаженства там. Здесь счастливы только те, которые считают себя Божиими работниками и во всем творят волю Его, для которых высший закон жить по правде Божией. А чтобы стать таким Божием работником, надо духовно переродиться, надо сознать, что благо не в угнетении ближних, не в создании своего мнимого благополучия за счет их лишений и страданий, а в самоотверженной любви к ним, в труде над избавлением их от страданий и лишений. Из таких-то Божиих работников и составляется Царство Мессии, Царство Божие здесь, на земле. Хотя это Царство лучших душ человеческих, в сущности, есть Царство духовное, не от мира сего, однако распространение его на земле, умножение таких Божиих работников, несомненно, отразится и на видимом благополучии людей и создаст тот золотой век, о котором мечтали еще в древности вдохновенные пророки (Ис.11:1–10; Мих.4:1–4).

В Своей нагорной проповеди Иисус Христос и учит нас, как нам жить, чтобы создать здесь, на земле, Царство Божие, этот потерянный людьми рай, и тем приготовить себе блаженство вечной жизни в Царстве Небесном.

Еще в беседе с Никодимом Христос объяснил, что, для вступления в Царство Мессии или Царство Божие, надо переводиться, перевоспитать себя и, с Божьей помощью, стать как бы другим человеком. Излагая теперь в нагорной проповеди все Свое учение, Он начинает ее тем же требованием духовного возрождения.

Первый шаг к этому – осознать свою духовную нищету, свое нравственное ничтожество в сравнении с тем совершенством, к которому надо стремиться. Гордый своей мнимой праведностью фарисей находил излишним стремиться к совершенству, и потому оно было недоступно ему. Мытарь же, осознавший свою духовную нищету и со слезами моливший Бога о милосердии, в этом самом осознании своей греховности, совей духовной нищеты, несет начало стремления к совершенству. Кто горделиво говорит: я знаю все, тот не станет домогаться приобретения новых и новых знаний, и потому никогда ученым человеком не сделается. А вот Сократ, говоривший о себе: я знаю одно только – что я ничего не знаю, Сократ, осознававший ничтожество своих знаний в сравнении с бездной неведомого, сделался величайшим философом и ученым древнего мира. Да, сознание своей духовной нищеты есть первый шаг к самоисправлению, к совершенству. Это первый порог на пути и, при том, довольно высокий. Нелегко перешагнуть его, но крайне необходимо, так как он заграждает дальнейший путь. Вот почему Христос и начинает Свою проповедь словами: блаженны нищие духом, ибо их есть Царствие Небесное.

Итак, смирение, сознание своей духовной нищеты, это первое условие для всякого, желающего быть счастливым здесь и блаженным там.

Гордый своей мнимой праведностью, своими фальшивыми добродетелями, не замечает своих недостатков, своих грехов. Он ослеплен своей гордостью настолько, что близко, в самом себе, ничего не видит, хотя вдаль смотрит прекрасно, замечает в чужой душе самые мельчащие погрешности. Такой человек не способен ни к покаянию, как самоосуждению, ни к исправлению. Врата Царства Божьего и Небесного закрыты для него. Напротив, нищий духом, смиренномудрствующий, обладает совершенно противоположным зрением: он ясно, отчетливо видит прежде всего свои грехи, и так как поле зрения близко к нему, то эти грехи он видит во всей их наготе, во всей неприглядности. А за этой грустной картиной своих грехов чужие если и видны, то как бы в некотором отдалении, в каком-то тумане, и потому кажутся несравненно меньшими, чем свои. Сознавший свою духовную нищету – как слепой, которому возвращено зрение. Сразу в глаза его бросается то, что так долго было скрыто от него: он видит бездну грехов своих, он понимает, что в них препятствие к дальнейшему шествию по пути к блаженству, он сокрушается, хочет преодолеть это препятствие, в раскаянии плачет и слезами своими свидетельствует об искреннем желании больше не грешить. Да, истинное раскаяние всегда сопровождается сокрушением и слезами. И Христос сказал: блаженны плачущие, ибо они утешатся.

Плачущие утешатся. Где и как? Утешатся они не только там, в Царстве Небесном, когда дальнейшим (кроме сокрушения о грехах) самоусовершенствованием откроют себе доступ в это Царство, но утешатся и здесь, на земле. Оплакивая свои грехи, давая себе слово больше не грешить, воздерживаясь всеми силами души от всего, что наталкивает на грех, они примиряются со своей совестью, прежде укорявшей их, они успокаиваются, утешаются. Утешаются они и сознанием, что вступают в Царство Божие, где в качестве Божьих работников, будут содействовать водворению, возможно, большого счастья на земле.

Блаженны плачущие, ибо они утешатся. Не всякий, однако, плач дает утешение. «Плачет бессильная злоба; плачет униженная гордость; плачет неудовлетворенная суетность; плачет оскорбленное самолюбие… и мало ли бывает суеты и слез? Сколько неудовлетворенных страстей, сколько малодушных, столько и пустых слез; но это слезы грешные, слезы бесполезные, слезы крайне вредные для плачущих, ибо причиняют смерть души» (Из бесед Иоанна Кронштадтского о блаженствах).

Смиренномудрые, оплакивающие свои и своих братий грехи, доходят до такого душевного спокойствия, что не раздражают иного и сами ни на кого не гневаются. Смирение и самоосуждение делает их кроткими, а если кротость есть необходимое следствие этих свойств души, ведущих в жизнь вечную, то понятно, что надо быть кротким, чтобы войти в Царство Небесное. Поэтому Иисус и говорит: блаженны кроткие.

Пример смирения и кротости – сам Иисус Христос. Призывая к Себе всех трудящихся и обремененных, Он сказал: посмотрите на Меня, как Я кроток и смирен сердцем, несмотря на встречаемое повсюду противодействие Мне; научитесь же от Меня кротости и смирению, и вы успокоитесь и утешитесь (Мф.11:29). А что Он действительно был кроток и смирен сердцем, это видно из всей Его жизни.

Блаженны кроткие, ибо они наследуют землю. Следовательно, кроме вечной жизни в Царствие Небесном, кроткие унаследуют землю. Какую же землю они унаследуют, и когда? На этот вопрос предложено несколько ответов. Иоанн Златоуст, ссылаясь на некоторых толковников, полагающих, что здесь речь идет о земле духовной, не соглашается с ними и говорит, что нигде в Писании не упоминается о земле духовной, и что поэтому надо признать, что Христос разумел здесь чувственную награду (Мф.15:3). Другие толкователи говорят, что в то время землей владели язычники, а общество верующих состояло из нескольких последователей Христа, и однако это малое общество кротких людей скоро победило языческий мир и унаследовало от него землю.

Епис. Михаил полагает, что это – образное выражение, заимствованное от наследования евреями земли обетованной. Обетование наследовать землю Ханаанскую было выражением благоволения Божия, поэтому выражение «наследовать землю» равносильно выражению получить Божие благоволение (Толк. Еван.1:5).

Не удовлетворяясь этими ответами, мы постараемся подойти к разрешению вопроса с другой стороны. Мы знаем, что Христос пришел для того, чтобы основать на земле Царство Божие, пройти через которое необходимо для вступления в Царство Небесное. Это Царство Божие есть общество людей, внутренний мир которых управляется волею Божьею, как вечным и неизменным законом. Это общество, в начале чрезвычайно малое, разрослось, однако, так, как вырастает из малого зерна роскошное ветвистое дерево. Но рост этого общества продолжается и оно будет расти до тех пор, пока все народы земли не составят единое стадо с Единым Пастырем. Вот конечная цель, к которой должно стремиться человечество, и она будет достигнута, хотя и не так скоро, как хотелось бы. Конечно, в этом едином духовном стаде не все будут достойными членами его, как не все овцы обыкновенного овечьего стада бывают одинаковы по своим качествам. Но это нисколько не помешает Царству Божию овладеть всей землей, и тогда достойные сыны его, то есть кроткие, унаследуют всю землю.

Блаженны алчущие и жаждущие правды, ибо они насытятся. Во все времена, на всех степенях умственного и нравственного развития люди, не имевшие даже понятия об истинном Боге, сознавали свою греховность и стремились по-своему, как понимали, умилостивить своих богов, оправдаться перед ними. Не зная истины о Боге, не зная правды Его, тяжесть воли Его, они, конечно, не могли и оправдаться перед Ним. Но вот Сам Бог, в лице Иисуса Христа, открывает Себя людям, объявляет волю, правду Свою, и тем дает возможность оправдаться всякому желающему того. Отныне всякий алчущий и жаждущий исполнения воли Божией, правды Его (и исполняющий ее), насытится, тяжесть получит удовлетворение своего духовного голода и духовной жажды, оправдается перед Богом и через это войдет в жизнь вечную. А так как блаженство, счастье на земле состоит именно в исполнении всего того, что ведет к жизни вечной в Царстве Небесном, то алчущие и жаждущие правды Божией – блаженны. Поэтому Христос и говорит: блаженны алчущие и жаждущие правды, ибо они насытятся.

Иисус в Своих проповедях часто употреблял выражения и примеры из обыденной жизни слушателей, чтобы тем скорее вразумить их. Так и в данном случае Он говорит, что алчущие и жаждущие правды насытятся. Известно, что голодные и мучимые жаждой употребляют все старания, чтобы добыть себе пищу и питье, и, добыв их, насыщаются. Так и имеющие непреодолимое желание исполнять во всем волю Божию, алчущие и жаждущие того, достигая желанного, получают удовлетворение, как бы насыщаются.

Нищие духом, плачущие о своих и чужих грехах, кроткие, исполняющие волю Божию, в силу всех этих свойств своих, всегда бывают в то же время и милостивыми. Милостивый Бог требует и от людей милосердия, сказав: милости хочу, а не жертвы. А если такова воля Божия, то понятно, что надо быть милостивым, чтобы войти в Царство Небесное, чтобы быть счастливым, блаженным. Блаженны милостивые, сказал Господь, и этими двумя словами ясно выразил Свою мысль. Но, для большего вразумления слушателей, Он добавил, что милостивые помилованы будут, что милостивые к другим сами будут помилованы.

Взаимную любовь и милосердие – вот что завещает нам Христос. Будьте милосердны, как Отец ваш (Небесный) милосерд, сказал Он (Лк.6:36). Но в чем же должно выражаться милосердие с нашей стороны? На этот вопрос отвечает Иисус: как хотите, чтобы с вами поступали люди, так поступайте и вы с ними (Мф.7:12). Если мы желаем себе от других сострадания и помощи, когда терпим болезни, беды, нужду, то, по всей справедливости, и другие в праве ожидать от нас такого же сострадания и такой же помощи. Это – общие указания на дела милосердия. Несколько позже Иисус дал и более частные указания, перечислив некоторые из таких дел. Говоря о предстоящем всеобщем суде и об отделении на нем праведных от грешных, Он сказал, что обратится к праведникам со следующими словами: придите, благословенные Отца Моего, наследуйте Царство, уготованное вам от создания мира: ибо алкал Я, и вы дали Мне есть; жаждал, и вы напоили Меня; был болен, и вы посетили Меня; в темнице был, и вы пришли ко Мне… Истинно говорю вам: так как вы сделали это одному из сих братьев Моих меньших, то сделали Мне (Мф.25:34–36, 40).

Этими указаниями не исчерпываются, конечно, все дела милости и милосердия. Нужда людей так разнообразна, а бедствия их так многочисленны, что подробного перечисления всех дел милосердия нельзя и представить. Да это было бы излишне, в виду данного Иисусом общего определения милости, под которое не трудно подвести и все частные случаи.

Следует заметить, однако, что не все дела милосердия делают творящее их блаженным. Творить добрые дела надо не с гордостью и самовосхвалением, а с усердием и радостью. Не упрекать облагодетельствованного, а смиренно признавать, что сам получаешь через это больше, чем даешь: в лице нуждающегося даешь Самому Богу, Который, конечно, не останется у тебя в долгу. Но Бог примет только то, что дается от чистого сердца, из любви к ближнему, а не ради исполнения возложенной на тебя обязанности.

Блаженны чистые сердцем, говорит Господь. А в чем обнаруживается нечистота сердца, Он объяснил при другом случае, сказав: из сердца человеческого исходят злые помыслы, прелюбодеяния, любодеяния, убийства, кражи, лихоимство, злоба, коварство, непотребство, завистливое око, богохульство, гордость, безумство; все это из внутрь исходит и оскверняет человека (Мк.7:21–23). Вот в чем состоит нечистота сердца.

Следовательно, чтобы очистить сердце, надо освободиться от грехов, надо воздерживаться от повторения их, надо не грешить. Для человека, существа падшего, подверженного постоянным искушениям духа нечистого, сохранить сердце чистым нелегко, но не невозможно. Человеку дан разум и свободная воля. Ему же учением Иисуса Христа указаны и средства к очищению сердца: покаяние, ежедневное самоиспытание, молитва, слезы и скорби, борьба смирения и любви к ближним с гордостью и себялюбием, дела милосердия и постоянное призвание Бога на помощь в этой действительно трудной борьбе.

Чистые сердцем испытывают здесь, на земле, такое душевное спокойствие, какое составляет истинное блаженство. Но этого мало: они Бога узрят, говорит Христос. Узрят в будущей вечной жизни. И только чистым сердцем обещана такая высокая награда.

Да, блаженны чистые сердцем! И как жалки имеющие нечистое сердце! Как бы они ни старались новыми грехами заглушить свою совесть, она все-таки со временем дает о себе знать. Упреки ее мучительно терзают сердце. Все прежние грехи, все, что оскверняло сердце, все встает и страшными картинами проходит перед взором грешника. Предчувствие кары небесной, страх и ужас одолевают его. Он рад бежать… бежать от Божьего правосудия, да некуда!.. И как часто такие люди кончают самоубийством, не подумав о том, что бежать надо не от Бога, а к Богу, что покаяться никогда не поздно, что разбойник, покаявшийся перед самой смертью на кресте, не только был прощен, но и введен в Царствие Небесное.

Блаженны миротворцы, сказал Господь. Поэтому, желающие быть блаженными, счастливыми, войти в Царство Небесное, должны быть миротворцами, то есть должны творить или водворять мир и, прежде всего, в душе своей. Мы должны умиротворить самих себя, то есть привести себя в такое состояние, чтобы дух наш ничем не возмущался. Мы должны совершенно спокойно относиться к лишениям, недостатку средств к жизни, обидам, злословиям и вообще ко всему тому, что может нарушить душевное равновесие, мир души. Установив постоянный, ничем невозмутимый, мир внутри себя, мы должны всеми силами стремиться к тому, чтобы мир был и вне нас, среди ближних наших. Для этого мы должны подавать пример другим, должны со всеми поступать дружелюбно, не подавать повода к несогласию, предотвращать его всеми мерами и мирить враждующих. А если не можем сами примирить их, то молить Бога об их примирении.

Будьте в мире между собою, и Бог любви и мира будет с вами. Так учил Апостол Павел (1Фес.5:13; 2Кор.13:11).

Св. Григорий Нисский говорит: «Из всего, чем люди домогаются наслаждаться в жизни, есть ли что сладостное мирной жизни? Все, что бы ты ни назвал приятным в жизни, приятно бывает только тогда, когда соединено с миром. Пусть будет все, что ценится в жизни: богатство, здоровье, жена, дети, дом, родные, друзья; пусть будут прекрасные сады, места для веселых пиршеств и все изобретения удовольствий… пусть все это будет, но не будет мира, что пользы в том? Ты сам рассуди, что за жизнь тех, которые враждуют между собою и подозревают друг друга? Они встречаются угрюмо, и один в другом всего гнушается; уста их безмолвны, взоры отвращены и слух одного закрыт для слов другого. Все, что приятно для одного из них, ненавистно для другого, и, напротив, что ненавистно и враждебно одному, то нравится другому. Посему, кто предотвращает других от этого постыдного порока, тот оказывает величайшее благодеяние и справедливо может называться блаженным, тот творит дело силы Божией, уничтожая в природе человеческое зло. Господь потому и называет миротворца сыном Божиим, что доставляющий такое спокойствие человеческому обществу делается подражателем Истинному Богу».

Итак, блаженны смиренномудрые, плачущие о грехах, кроткие, алчущие и жаждущие правды Божией, милостивые, чистые сердцем, миротворцы. Им Христос обещал Царство Небесное. Но Он предвидел, что им не легок будет этот путь к вечной блаженной жизни, что им придется много претерпеть за правду, за их стремление исполнить волю Божию. Поэтому, не скрывая от них предстоящих им испытаний, Он утешает их повторение данного уже обещания, Он говорит, что гонения не только не лишат их истинного блаженства, Царства Небесного, но еще и вернее обеспечат его за ним. Блаженны изгнанные за правду, ибо их есть Царство Небесное. Блаженны вы, когда будут поносить вас и гнать, всячески неправедно злословить за Меня. Радуйтесь и веселитесь! Ибо велика ваша награда на небесах: так гнали и пророков, бывших прежде вас.

«Всегда злые, развратные люди ненавидели праведных и гнали, и будут ненавидеть и гнать. Ненавидел Каин праведного Авеля, брата своего, гнал его за благочестие и наконец убил его; ненавидел зернотравный Исав кроткого брата своего Иакова и гнал его, грозя убить его; ненавидели неправедные дети патриарха Иакова брата своего Иосифа и продали его тайно в Египет, чтобы он не был у них бельмом на глазу; ненавидел несчастный Саул кроткого Давида и до смерти своей гнал, посягая на его жизнь; ненавидели иудеи Пророков Божьих, обличавших беззаконную жизнь их, и одних из них били, других убивали, третьих камнями побивали, и наконец гнали и убили Господа нашего Иисуса Христа. А по воскресении и вознесении Его, вера Христова встретила ужасные гонения в мире от иудеев и идолопоклонников: христиане были распинаемы на крестах, отдаваемы на растерзание зверям; их томили в реках, терзали железными когтями, колесовали; отсекали у них руки, или постепенно все члены тела, обливали кипящим оловом или маслом, или опускали в кипящие котлы, сжигали на сковородах. Вот какие гонения были воздвигнуты на христиан! И если бы не укрепляло мучеников Евангельское слово Господа Иисуса Христа – блаженны изгнанные за правду, блаженны вы, когда будут поносить вас и гнать – то кто бы из них мог вытерпеть такие ужасные гонения, такие бесчеловечные мучения? Потому-то Господь заранее утешил всех Своих верных последователей обещанием величайшей награды на небесах, и наперед Сам претерпел жесточайшие мучения и смерть, оставив нам пример мужества и терпения при гонении за веру. Он сказал как-бы так: не унывайте и не отчаивайтесь, верные Мои последователи, возвещающие людям словом и делом правду Мою, и с твердостью необоримою, до изгнания и смерти, стоящие за истину Мою, за заповеди Мои: Я буду Вашею подпорою, вашею силою, вашим утешением, вашим блаженством внутренним при всех ваших зло страданиях, напастях и скорбях, при всех истязаниях и мучениях за имя Мое. Радуйтесь и веселитесь ибо велика ваша награда на небесах! И слово Господне сбылось в точности: избранники и мученики за имя Христово, при всех гонениях, скорбях, лишениях и мучениях, торжествовали над своими гонителями, радовались и веселились, идя на лютые мучения. Вот как укрепляло их слово Христа! Любите же все, братия мои, правду, и ненавидьте неправду или грех всякого рода; высказывайте прямо и смело святую правду и обличайте с кротостью и терпением неправду, чтобы правда царствовала, как подобает ей, а неправда была посрамляема и искореняема и не поднимала бы высоко, с наглостью, свою голову! Будут оскорбляться люди твоею правдивою речью, не будут любить и жаловать? Что же из этого? Людям ты будешь неприятен (как бельмо на глазу); но зато будешь устами Божьими, зеницею ока Божия. И как спокойна совесть, как доволен бывает человек, когда не постыдится или не побоится высказать ее, когда нужно! Гонения за правду, за веру Христову есть и теперь и будут до скончания мира; только теперь гонят не пытками, не казнями, а неверием, дерзким отречением веры, поношением, насмешками, кощунством, клеветою, или гордым невниманием и презрением. Благочестивых людей ныне обзывают именами ханжей, рутинеров, людей отсталых, с узкими взглядами; веру христианскую называют верою черни; христианскую сострадательность – слабодушием и нервною раздражительностью; милостыню – глупою расточительностью; наружную молитву – лицемерием; напротив, широкую разнузданность плоти или распущенность, угождение всем ее бесчисленным похотям – называют современным прогрессом; отчуждение же от молитвы и жизнь, чуждую всяких обязательств веры – признаком современного человека. Согласитесь, что жить кому бы то ни было из верующих среди таких людей весьма неприятно, и счастлив тот, кто среди них не живет; а кто живет – терпи гонения, насмешки, колкости; впрочем, не будь и безмолвен, умей дать ответ о своей вере, о своем уповании, да посрамится нечестие!» (Иоанн Кронштадтский, Беседы о блаженствах).

Ев. Лука дополняет повествование Ев. Матфея о возвещенном Иисусом блаженстве. Он приводит слова Иисуса, заключающие в себе предостережение тем людям, которые счастье, блаженство видят лишь в упоении земными благами.

Горе вам, богатые! Сказал Господь. Сопоставляя эти слова со словами – блаженны нищие духом – следует призвать, что здесь речь идет не о богатых в буквальном значении этого слова, не о тех, которые обладают вещественным богатством, так как и они могут быть нищими духом. Под именем богатых здесь разумеются те, которые составляют противоположность нищих духом, то есть гордые, возмечтавшие о своем величии, стремящиеся своими мнимыми достоинствами выделиться из среды своих братий, стать выше них, и утешающиеся раболепством пред ними тех, которые почему-либо от них зависят. Не нужно пользоваться особой властью или каким-либо выдающимся положением в обществе, чтобы быть таким богатым: глупая гордость, самомнение и самообожание присущи людям всех классов и положений. Такие люди получают удовлетворение своих желаний здесь, на земле, они утешаются в этой жизни, несколько не заботясь о будущей, вечной. Таким-то людям Господь дает предостережение, говоря: горе вам, богатые! Ибо вы уже получили свое утешение (Лк.6:24).

Горе вам, пресыщенные ныне! ибо взалчете (Лк.6:25), сказал Господь, и сказал это, по всей вероятности, вслед за словами блаженны алчущие и жаждущие правды, а если не вслед за ними, то во всяком случае, противоположение пресыщенных алчущим здесь несомненно. Поэтому, под именем пресыщенных следует разуметь тех, которые, в противоположность алчущим правды, вовсе не думают о правде Божьей. Которые вместо Бога ставят свой разум, вместо помощи Божьей – свои силы, вместо исполнения воли Божьей, правды Его, исполнение своих прихотей, своих желаний. Которые правдой называют все, что способствует их благополучию, хотя бы это благополучие и было сопряжено с несчастьем ближнего. Которые правдой считают господство сильного над слабым. Словом, тех, которые, создав свои понятия о правде, не ищут правды Божьей. Такие люди пресыщены своей лже-правдой. И им то Господь возвещает горе, так как их правда не откроет им врата Царствия Небесного.

Горе вам, смеющиеся ныне! ибо восплачете и возрыдаете (Лк.6:25). Смеющиеся противополагаются плачущим. Поэтому, под смеющимися здесь разумеются люди, нисколько не думающие о своих грехах, не сокрушающиеся о них, но как бы смеющиеся над ними и легкомысленно и беспечно проводящие жизнь. Горе им потому, что покаяние, сокрушение о своих грехах, самоосуждение и самоисправление возможны только в этой жизни. А если они эту жизнь проводят безумно, не думая о самоисправлении, и если поэтому не отстают от грехов, то не пойдут в жизнь вечную, не будут блаженны, а напротив восплачут и возрыдают.

Напрасно думаю некоторые, что Христос осудил этими словами всякое веселье, всякий смех, всякое веселое состояние духа. Приняв, приглашение на брачный пир в Кане, Он тем самым доказал, что пользование житейскими удовольствиями само по себе не составляет греха, если, конечно, не влечет за собой вредных для души последствий. Блага земные даны нам Богом и даны, конечно, для того, чтобы мы разумно пользовались ими. Поэтому, в пользовании этими благами нет греха, грех – в способах пользования земными благами и в отношениях наших к ним. Если мы пользуемся ими безрассудно, неумеренно, если мы привязываемся к ним так, что забываем исполнение воли Божьей, то, конечно, такое пользование ими и такое отношение к ним грешно. Если мы из благ земных сотворим себе кумира, если в погоне за ними не станем искать Царства Божьего и правды Его, то горе нам! Поэтому, смех и веселье, сами по себе не осуждены. Осужден дерзкий смех над значением греха и последствиями его, смех над способами достигнуть вечной жизни, смех и равнодушие ко всему тому, что составляет исполнение воли Божьей,смех, как сознательное или даже легкомысленное отрицание необходимости самоосуждения, сокрушения (плача) о грехах и самоисправления.

Говоря о блаженствах, Иисус предупредил Своих последователей, что их будут гнать за имя Его, и что они не должны смущаться этим, так как их ожидает за то великая награда на небесах. Поясняя эту мысль, Он сказал, что озлобленный против Его учения мир будет хвалить, говорить хорошо только о тех, которые потворствуют людским слабостям. Но это будут так называемые лжепророки. Бойтесь быть такими! Горе будет вам, когда все люди будут говорить о вас хорошо! Ибо так поступали с лже-пророками отцы их.

Окружавшая Иисуса толпа, жаждавшая восстановления Царства Израилева, мечтавшая о тех земных благах, которые, как из рога изобилия, посыплются на них в этом Царстве, предвкушая давно ожидаемое блаженство, готовая уже объявить Иисуса Царем Израилевым, слышит теперь от Него, что блаженство в этом Царстве ожидает не их, потомков Адама, Исаака и Иакова, не их, избранных Самим Богом для господства над всеми народами земли, а каких-то нищих духом, плачущих, кротких, алчущих правды, милостивых, чистых сердцем, миротворцев, при том же изгнанных, гонимых, преследуемых. Большинство слушателей было убеждено в том, что эти слова к ним, сынам Израиля, не относятся, что они войдут в Царство Мессии, как для них исключительно приготовленное, и войдут потому только, что они евреи. А если Иисус относит Свои слова и к ним, считает, что и они должны смиренно мудрствовать, плакать о грехах и пр., то Он – не Мессия. Так думали, конечно, все находившиеся в числе слушателей Иисуса книжники и фарисеи, так думали с ними и зараженные их лже-учением евреи, или, по крайней мере, большинство тех евреев, которые окружали теперь Иисуса.

Но не к ним обращал Свою речь Христос. Пред Ним стояли только что избранные им двенадцать Апостолов. Эти скромные труженики, эти бедняки, не получившие никакого образования и говорившие на малоизвестном языке, эти рыбаки и мытари должны были проповедовать Его учение по всей вселенной и покорить Ему весь мир! Им-то Он и объяснял теперь, какими они должны быть, чтобы не только самим войти в Царство Небесное, но и других вести туда, какие испытания предстоят им на этом пути, и какой силой духа они должны обладать, чтобы преодолеть все сопротивления, претерпеть все гонения и восторжествовать над царством тьмы. Но так как такой всепобеждающей силой духа они, конечно, не могли обладать сами по себе, а мысль о предстоящих гонениях могла привести их в смущение, могла усилить их невольное недоверие к своих силам, то Христос, излагая Свои заповеди блаженства в последовательном порядке, вразумлял их, что смиренномудрствующий (нищий духом) непременно будет оплакивать грехи свои. Плачущий будет кротким, жаждущим правды и милостивым. Милостивый к другим будет обладать чистым сердцем и сделается миротворцем. А кто всего этого достигнет, тот не устрашится ни злословия, ни гонения, ни мучений, тот сделается лучшим из людей, совершеннейшим человеком и будет отличаться от других, как соль отличается от земли. Мысль Иисуса, положенную в основание этих слов, можно выразить так: если вы в точности исполните, осуществите на себе все заповеди Мои, только что преподанные вам, то не бойтесь никаких гонений. Вы будете тогда как соль земли. Вы будете обладать тогда такой силой духа, что ничто не помешает распространению Моего учения. Вся людская злоба, все гонения и мучения окажутся бессильными перед силой вашего всепобеждающего духа. Но если вы отступите от Моих заповедей, то потеряете эту силу, а потерявши ее, станете бесполезными для Моего дела спасения людей, как бесполезна бывает соль, утратившая свое свойство, свою силу. И тогда вас не только будут гнать, но еще будут и презирать, как не устоявших в истине, и вы уподобитесь соли, потерявшей силу, которую выбрасывают на попрание людям. Но вы не только соль земли, вы – свет мира! Вы должны просветить светом Моего учения весь мир. И как свет не может не светить, так и вы, проникнутые духом Моего учения, не в силах будете не просвещать им мир. Не может укрыться от взоров путника город, стоящий на верху горы. И зажегши свечу, не ставят ее под сосудом, но на подсвечник, и светит всем в доме (Мф.5:14–15). Так и зажженный Мною в вас свет истины да светит всему миру! Да видят все ваши добрые дела! Да изумятся смирению и кротости, с какими вы будете переносить все гонения и мучения, и да прославите Отца вашего Небесного, давшего вам такую силу!

Эти слова Иисуса можно применить ко всем, вообще, просвещенным Его учением. Приняв свет Христов, мы не должны, мы не смеем скрывать его от взоров окружающих нас, затенять его весьма распространенным теперь чувством ложного стыда, боязнью прослыть отсталым от современного безбожия.

Как не смеем мы зарывать в землю таланты, данные от Бога, так не смеем не освещать светом истины окружающую нас тьму. Просвещаясь светом Христовым, мы не права приобретаем (права придут потом), а обязанности, и кто больше принял этого света, кому больше его дано, с того больше и взыщется, если он своим светом не будет светить во тьме. А как много вокруг нас тьмы непроглядной!

***

В девяти заповедях блаженства Иисус высказал, какими должны быть люди, если желают составить на земле Царство Божие, и затем войти в Царство Небесное. В дальнейшем изложении Своего учения Он хотел объяснить своим слушателям, какими они не должны быть, чего они должны не делать, чтобы избегнуть осуждения на предстоящем суде Его. Но так как те заповеди, которые Он намеревался дать, могли показаться многим, в особенности книжникам и фарисеям, несогласными с ветхозаветным законом, то, дабы рассеять это недоумение, Он говорит: не думайте, что Я, устанавливая условия получения блаженства вечной жизни, нарушаю в чем-либо ветхозаветный закон. Не думайте вообще, что Я пришел нарушить закон или пророков; нет, не нарушить Я пришел, но исполнить (Мф.5:17).

Всей Своей жизнью, учением, страданиями, смертью и воскресением Иисус исполнил все пророчества о Нем. Следовательно, не нарушил их. Что же касается собственного закона, изложенного в книгах Моисея, то, как Человек, Он исполнил его, совершив все, что требовалось от Него, и не нарушил его, не совершив ничего запрещенного законом, не совершив ни одного греха.

Таким образом, Иисус, как Человек, исполнил и не нарушил ветхозаветный закон. Но Он был Богочеловек и пришел на землю вовсе не для того, чтобы показать пример исполнения этого закона. Он пришел напомнить людям волю Божию, разъяснить ее им, дополнить Своими заповедями закон, в котором была выражена эта воля, научить людей, как перевоспитать себя, как возродиться, чтобы исполнение воли Божией не представляло никаких затруднений, да и примером Своей жизни показать, что исполнения ее возможно и легко.

Вечный и неизменный закон Божий давно уже был известен евреям. Закон этот краток, но в нем вся правда Божия: люби Господа Бога твоего всем сердцем твоим! Люби ближнего твоего, как самого себя! (Втор.4:5; Лев.19:18). Но евреи туго понимали этот закон, часто нарушали его, а в последнее время и совсем исказили его фарисейскими изворотами. А потому надлежало изъяснить им истинный смысл его, развить и дополнить его. К этому и приступает теперь Христос, предварительно успокаивая ревнителей закона уверением, что он будет исполняться, пока существует этот мир. Утверждая, таким образом, ветхозаветный закон Бога, Иисус придал ему гораздо большее значение, чем придавали ему сами фарисеи. Фарисеи делили все требования закона на большие и малые и говорили, что в нарушении малых требований нет греха. Но Иисус, отвергая такое фарисейское деление заповедей, сказал, что все заповеди одинаково важны, и что исполняться должны даже самые (по мнению фарисеев) малейшие из них. При этом, выражаясь удобопонятнее для слушателей, представлявших себе закон не иначе как писанным, Он пояснил, что даже последняя coma закона, то есть самая малая по начертанию буква еврейской азбуки, и та черта, которой в законе отмечена буква в отличие от другой, сходной с ней по очертанию, – даже такая черточка закона должна быть исполнена. Говоря так, Иисус разумел, конечно, исполнение закона по духу его, а не по буквальному его смыслу, превратно истолкованному фарисеями.

Фарисеи не считали грехом нарушение малых заповедей закона, относя к ним, между прочим, заповедь о любви. Иисус же сказал, что кто нарушит одну из заповедей сих малейших (разумея при этом заповеди ветхозаветные) и научит так людей, тот малейшим наречется в Царстве Небесном. Слова эти можно понять так: кто говорит, что нарушение малых заповедей не составляет греха, и через это сам нарушает их и других учит нарушать, тот за это и будет малейшим для Царства Небесного, тот будет признан малейшим из всех людей, то есть последним, ничтожным, которому, конечно, закрыты врата Царства Небесного.

Что действительно таков смысл слов Иисуса, видно из последующего разъяснения: ибо, если праведность ваша не превзойдет праведности книжников и фарисеев, то вы не войдете в Царство Небесное (Мф.5:20). Если вы, подобно книжникам и фарисеям, будете стеснительные или строгие для себя заповеди называть малыми, и не считать грехом нарушение их, то не войдете в Царство Небесное.

Под словом закон евреи разумели законы, в которых изложена воля Божия, объявленная и внушенная людям, а также все изданные Моисеем законы, которыми управлялись они, как члены религиозной и гражданской общины. Словом, ветхозаветный закон вмещал в себе законы Бога и законы людей. Законами Самого Бога мы считаем десять синайских заповедей, а также внушенные людям при сотворении их законы: люби Бога! Люби ближнего! И трудись! Все же прочие законы, содержащиеся в книгах ветхого завета, изданы людьми.

Законы Бога, в которых выражена Его воля, вечны и неизменны. Воля Божия не подлежит никаким колебаниям, никаким изменениям, она постоянна и вечна, как вечен Сам Бог. Скорее (сказал Христос) весь мир пропадет, уничтожится, чем изменится в чем-либо воля Божия. Вот об этой-то воле Божией, о законах, в которых она выражена, и говорил Христос, когда успокаивал ревнивых книжников и фарисеев: не думайте, что Я пришел нарушить закон (Мф.5:17)! Про законы же, изданные людьми и, главным образом, Моисеем, Господь при другом случае сказал, что закон и пророки имели значение лишь до Иоанна; с сего же времени Царство Божие благовествуется, и всякий усилием входит в него (Лк.16:16). То есть: до Иоанна люди могли спасаться точным исполнением требований всех ветхозаветных законов. Но с появлением Иоанна, а тем более Христа-Мессии, для вступления в Царство Божие, а затем и в Царство Небесное, недостаточно праведности, основанной на законах и пророках, а необходимо точное исполнение заповедей Христовых, необходимо усилие над самим собой, необходимо самоисправление, духовное перерождение.

Не смея, таким образом, смешивать законы Бога с законами Моисея и прочих еврейских законодателей, мы, при изложении нагорной проповеди, будем каждый раз задаваться вопросом: не отменяет ли новая заповедь Христом синайские заповеди, а также закон о любви к Богу и ближним? Что же касается законов, изданных людьми, то мы таким вопросом по отношению к ним задаваться не будем, потому что нагорной проповедью все они для нас, христиан, отменены.

Вы слышали, что сказано древним: не убивай! кто же убьет, подлежит суду (Мф.5:21), сказал Христос.

Из десяти заповедей, данных на горе Синай, шестая гласит: не убивай! По карательным законам Моисея, за умышленное убийство полагалась смертная казнь (Чис.35:16–21), причем умертвить убийцу мог мститель за кровь. Совершивший же неумышленное убийство подлежал суду (Чис. 35:24), состоявшему из судей, избиравшихся евреями из своей среды в каждом месте их пребывания (Втор. 16:18). Высшим судилищем, судившим важнейшие дела и, главным образом, преступления против веры стал со временем Синедрион, заседавший в Иерусалиме и состоявший их 72 членов.

А Я говорю вам, что всякий гневающийся на брата своего напрасно, подлежит суду (Мф.5:22). Давая эту новую заповедь, Иисус не отменил ветхозаветной заповеди не убей, основанной на вечном законе любви, так как, осуждая даже только гневающегося на брата, Он несомненно осуждал и убийцу. Кто достиг такого нравственного совершенства, что даже не гневается ни на кого, тот, конечно, и не убьет.

В некоторых древних списках Евангелия нет слова напрасно, в них сказано, что всякий гневающийся на брата своего подлежит суду.

Из древних толкователей Евангелия Иустин-философ и Тертулиан, по-видимому, руководствовались такими списками Евангелия, в которых не было слова напрасно.

Св. Иустин-философ в первой апологии своей, представленной Императору Антонину, царствовавшему с 138 по 161 г. по Р. Х., говорит: «А о том, чтобы быть незлопамятными, услужливыми для всех и негневливыми, вот Его (Иисуса) слова: ударившему тебя в щеку подставь и другую, и кто берет у тебя рубашку или одежду, не препятствуй; кто рассердится, тот повинен огню (Соч. Иустина-философа, русск. перев, Преображенского, 1892 г., стр. 46).

Тертулиан в своей апологии говорит: «Какой превосходнее, какой премудрее закон? Тот ли, который говорит только: «не убей, не прелюбодействуй, не делай зла, не обижай никого», или тот, которым предписывается еще не гневаться, не иметь вожделений даже глазами, не говорить ни о ком дурно, не противиться злу?» (Соч. Тертулиана, русск. перев. 1849 г., стр. 90).

Св. Ириней Лионский, в четвертой книге своей Против ересей, написанной в конце второго века, передает слова Иисуса так: «А Я говорю вам, что всякий, гневающийся на брата своего напрасно, подлежит суду» (Соч. Св. Иринея., русск. перев. Преображенского. 1871 г., стр.443).

Св. Василий Великий, допуская праведный гнев с целью исправления согрешившего, то есть гнев против греха, а не против брата согрешившего, соглашался, однако, что и такой гнев может перейти в напрасный, так как душа, начав прекрасным, впадает нередко в худое (Правила, вопрос 68). Признавая ненапрасным грех только против Диавола, он говорит: «Ты гневаешься на брата своего напрасно. Ибо не напрасен ли гнев, когда один бывает причиною действия, а ты раздражаешься на другого? Не то же ли делаешь, что и псы, которые грызут камень, а не трогают бросившего камень? Жалок, кто служит орудием действия, ненавистен, кто действует. Против него обрати свою раздражительность – против человекоубийцы, отца лжи, делателя греха; но будь сострадателен к брату» (Творения 4, бес. 10).

Св. Григорий Богослов, вообще допуская справедливый гнев людей благочестивых, говорит однако: «гнев питай на одного только диавола, чрез которого ты пал» (Творен., 4, слово 44). В слове на гневливость он признал гнев корнем зла: «Сержусь на домашнего беса, на гневливость, и мне кажется, что этот один гнев справедлив, если уже надобно потерпеть что-нибудь из обычного людям. Знаю, что из многих корней, от которых прозябает зло, самый дикий и черный есть гнев» (Творен., ч. 5).

Св. Иоанн Златоуст находил, что приведенными словами Иисуса «гнев не уничтожается совершенно: страсть гнева может быть полезна, если только умеем пользоваться ею в приличное время… когда мы не за себя отмщаем, но обуздываем дерзких и обращаем на прямой путь беспечных. Не гнев собственно есть нарушение закона, но гнев неблаговременный; посему и Пророк сказал: гневаясь, не согрешайте (Пс.4, 5). Посмотри, сколько добра произвел гнев Апостола Павла против Коринеян. Посредством гнева также обратил он опять и отпадший народ Галатийский и многих других» (Бес. на Матф 16, 7). «Гнев внедрен в нас не с тем, чтобы мы грешили, но чтобы останавливали других согрешающих» (Беседы на псалма 4).

Бл. Августин полагал, что воспрещен гнев на брата, а не на грех, обременяющих душу его. Признавая же вместе с тем, разгневанному гнев его никогда не кажется несправедливым, и что застарелый гнев переходит в ненависть, он советовал: лучше и по причине ни на кого не гневаться, чем, имея повод к разрешению и затаивая гнев, возненавидеть (Тренч. Толкование Нагорной проповеди, извлеченное из творений Бл. Августина).

Оправдывая ненапрасный гнев, некоторые толкователи говорят, что Сам Бог гневается на грешников. Против такого способа оправдания гнева возражает Св. Григорий Богослов: «Если в Писании слышишь, что Бог гневается, то не принимай сего за совет предаваться страсти. Иначе будет значить, что ты изобретаешь для себя зло, а не освобождение от него ищешь. Слушай Писание с добрым, а не с худым намерением. Бог не терпит ничего подобного тому, что терплю я. Никто не говори этого! Он никогда не выходит Сам из Себя; это свойственно тем, которые большей частью в борьбе сами с собою. Но Бог, как очевидно, есть естество неизменяемое. Почему же Он таким изображается? Для чего? Разумей, что речь не прямая, и тогда найдешь смысл. Поскольку сами мы бьем, когда приходим в гнев, то поражение (Богом) злых представили в виде гнева. Таким же образом изобрели мы зрение, слух и руки; и поскольку имеем в них нужду для приведения чего-либо в исполнение, то приписываем их и Богу, когда Он совершает, по нашему представлению, то же. При том слышишь, что от гнева Божия терпят злые, а не добрые, и терпят по законам правосудия. Но твой гнев не полагает себе меры, и всех делает равными. Поэтому не говори, что твоя страсть дана тебе от Бога и свойственна «Самому Богу» (Слово на гневливость).

Обращаясь к разрешению вопроса о том, как надо читать текст о гневе, мы должны признать, что всякий гнев – беспричинный или же возникший по уважительной причине, неизбежно сопровождается озлоблением против того, на кого мы гневаемся, и тем нарушает главнейшую заповедь о любви к ближнему и заповедь о кротости, так как где озлобление, негодование, там нет любви, нет кротости. Поэтому, надо признать, что Христос осудил всякий гнев. Такое мнение подкрепляется дальнейшими словами Иисуса: И так, если ты принесешь дар твой к жертвеннику и там вспомнишь, что брат твой имеет что-нибудь против тебя, оставь там дар твой пред жертвенником и пойди, прежде примирись с братом твоим, и тогда приди и принеси дар твой (Мф.5:23–24). Если бы Иисус запрещал только напрасный гнев, то Он бы отвергал безусловно дар твой в то время, когда брат твой имеет что-нибудь против тебя, т.е. когда считает себя обиженным твоим гневом. Отвергая же безусловно всякий дар, приносимый при таких обстоятельствах, Он тем самым осудил всякий гнев, следовательно, и ненапрасный. Если ты собираешься молиться Богу и вспоминаешь, что, вследствие твоего, хотя бы и ненапрасного, гнева или по другим причинам брат твой имеет хоть что-нибудь против тебя, то подожди молиться! Молитва твоя не будет принята Богом, пока ты не примиришься с братом! Иди же к нему, примирись, и тогда только неси Богу дар чистой души твоей! С другой стороны, если признать безгрешность ненапрасного гнева, то спрашивается: кто же будет решать вопрос о том, напрасно или не напрасно я гневаюсь? Конечно, я сам. Но разве я могу быть беспристрастным судьей своих поступков? Гневаясь, раздражаясь, человек перестает быть рассудительным, теряет душевное спокойствие и всегда находит виновным всех, кроме самого себя. Хотя после, когда гнев пройдет, он и может признать себя виновным, может сознаться, что гневался напрасно, но в пылу гнева он всегда считает себя правым.

В виду этого, следует признать, что Иисус Христос, требуя от Своих последователей всепрощающей любви ко всем, даже врагам, требуя от них кротости и умиротворения враждующих, запретил всякий гнев.

Кто же скажет брату своему «рака», подлежит синедриону; а кто скажет «безумный» подлежит гиене огненной (Мф.5:22).

Слово рака, по объяснению переводчиков на славянский и русский языки, означает: пустой человек. Иоанн Златоуст говорит, что слово это «выражает только некоторое презрение или неуважение со стороны того, кто его произносит. Подобно тому, как мы, приказывая что-нибудь слугами и другим низкого состояния людям, говорим: пойди ты туда, скажи ты тому-то; так точно и говорящие сирским языком употребляют слово рака вместо слова ты».

Словом безумный называли не только глупого, но и нечестивого, бессовестного человека. Еп. Михаил говорит, что у древних мудрость означала не столько просвещенный ум, сколько благочестивую жизнь. Поэтому, безумием или глупостью называлось и нечестие, а безумными или глупыми – люди порочные, безнравственные.

Геенной огненной называлась долина Энномова, находившаяся близ Иерусалима, к юго-западу от него. Когда евреи предавались идолослужению, то в этой долине совершались отвратительные служения Молоху (4Цар.16:3; 2Пар.28:3). Этот сирийский идол был медный, с телячьей головой. Руки его подтянуты были так, как бы готовы были принять кого-либо. Ему приносили в жертву детей: зажигали внутри идола огонь, и когда идол раскалялся, то бросали ему на протянутые руки детей, которые в страшных мучениях умирали. Чтобы заглушить стоны сжигаемых живьем детей, евреи громко кричали и шумели, употребляя при этом и различные инструменты. После плена вавилонского, окончательно отстав от идолопоклонства, евреи получили отвращение и к месту прежнего идолослужения, но, дабы усилить это отвращение, стали свозить туда из Иерусалима нечистоты и трупы остающихся без погребения. Там же совершались иногда и смертные казни. Воздух в этой долине был так заражен, что для очищения его там постоянно горел огонь. Поэтому, место это стало страшным и отвратительным, оно прозвано долиной огранной и служило образом вечных мучений грешников.

Слова: суд, синедрион и геенна огненная употреблены Иисусом не в буквальном их смысле, но для более удобопонятного обозначения последствий различных степеней гнева. Кто гневается на брата, не высказывая еще ничем своего гнева, тот уже совершает грех, влекущий за собой осуждение, ответственность перед Богом. Но кто в гневе своем обнаружит презрение к брату, тот совершает тяжкий грех и подлежит большей ответственности. А кто настолько разгневается, что оскорбит брата своего, тот совершает еще более тяжкий грех и подвергнется за то в будущей жизни такому наказанию, которое можно сравнить с осуждением здесь на постоянное пребывание в долине огненной.

Указав на различные степени гнева, Христос дальнейшими словами Своими пояснил, что даже малейший гнев, малейшая обида, нанесенная брату, делают нас недостойными общения с Богом. Если ты принесешь дар твой к жертвеннику и там вспомнишь, что брат твой имеет что-нибудь против тебя, – оставь там дар твой пред жертвенником и пойти прежде примирись с братом твоим, и тогда приди и принеси дар твой (Мф.5:23–24). Он не сказал – иди и примирись с братом своим, если сильно оскорбил его. Нет, он сказал: примирись, если брат твой имеет что-нибудь против тебя. «И не сказал (говорит Златоуст): когда ты гневаешься справедливо или несправедливо, но просто: что брат твой имеет что-нибудь против тебя, хотя бы даже гнев твой был справедлив».

Мирись с соперником твоим скорее, пока ты еще на пути с ним, чтобы соперник не отдал тебя судье, а судья не отдал бы тебя слуге, и не ввергли бы тебя в темницу. Истинно говорю тебе: что не выйдешь оттуда, пока не отдашь до последнего кодранта (Мф.5:25–26).

Кто назван здесь соперником? Это не может быть дьявол (говорит Августин), так как наш долг не только не мириться с ним никогда, но даже вести против него вечную войну. Это не может быть Бог, так как Он представлялся бы в одно и то же время и обвинителем, и судьёй. Это скорее закон, который мы нарушаем.

Иоанн Златоуст полагал, что соперником Христос называл обиженного брата, судьей – обыкновенного судью, судящего людей здесь, на земле, а темницей – место заключения.

Некоторые толкователи, соглашаясь, что соперником назван обиженный брат, полагают однако, что под именем судьи Христос разумел Бога. Что словами: пока ты еще на пути с ним Он вразумлял слушателей, что мириться с братом можно лишь в этой временной жизни, пока живы оба, обидевший и обиженный. Что под именем слуги Он разумел Ангелов, а темницей назвал вечные мучения.

Соглашаясь с этим последним толкованием, Еп. Михаил говорит, что «Речь Иисуса иносказательная. Образ взят из римского судопроизводства в отношении к заимодавцу и должнику, которое введено было и в Иудею после покорения ее римлянами, незадолго до рождества Христова. По римским законам, посредники старались сперва дома примирить заимодавца с должником, если первый требовал уплаты долга; если посредники не успевали в этом, то заимодавец требовал, чтобы должник шел с ним к судье; в случае несогласия должника, заимодавец тащил его туда силой. У судьи уже не было пощады должнику, его сажали в тюрьму, и заимодавец держал его там, доколе должник или родственники не уплачивали долга. Господь представляет человека немиролюбивого и гневающегося на ближнего должником этого последнего, находящимся с ним уже на пути к судье, который не выпустит виновного из темницы, доколе не уплачен будет весь долг» (Толк. Ев. 1:97). Пока не отдашь до последнего кодранта. Кодрант – римская монета, равняющаяся приблизительно нашей полушке.

Таким образом, смысл этой части нагорной проповеди таков. Вашим предкам сказано было – не убей! а кто убьет, подлежит суду. Этой и другими ветхозаветными заповедями и страхом ответственности перед судом человеческим за нарушение их вас охраняли от самых тяжких грехов, и праведным считался тот, кто исполнил те заповеди. Но с тех пор, как благовествуется вам Царство Небесное, от вас требуется иная праведность. Я хочу ввести вас в это Царство. Я указываю вам путь и средства к достижению этой единственной цели человеческой жизни. Я говорю вам, что войдут в него, блаженны будут, – кроткие. Поймите же, что не пойдет в него и будет осужден не только тот, кто убьет, но и тот, кто нарушит заповедь Мою о кротости, кто гневается на ближнего, ничем даже не проявляя свой гнев. Кто же проявляет гнев на ближнего выражением презрения к нему, тот совершает тяжкий грех, влекущий за собой и ответственность тяжкую. А кто разгневается настолько, что оскорбит ближнего, тот подвергнется в будущей жизни такому наказанию, какое вы можете сравнить лишь с вечным пребыванием в вашей ужасной огненной долине. От этой ответственности не избавят тебя ни жертвоприношение Богу, ни молитва: никакое общение с Богом невозможно, если ты обидел ближнего, если он имеет что-нибудь против тебя. Только искреннее примирение с обиженным может избавить тебя от последствий такого греха. Но помни, что ты не знаешь ни дня, ни часа, когда ты или обиженный тобой будете отозваны из этого мира! Помни, что за пределами этой земной жизни нет места, ни для раскаяния, ни для прощения! Спеши мириться с обиженным тобой, пока вы оба живы, пока путь ваш к вечной жизни еще не пройден, пока ты не предстал пред Богом, пред Судьей твоим. Тогда уже поздно будет мириться с обиженным, тогда тебе нечем будет искупить свой грех, и ты навек останешься там, куда пойдут осужденные грешники, как остается здесь в темнице должник, не имеющий чем платить долг своему заимодавцу.

Торопил обидчика мириться с обиженным и Апостол Павел, говоря: солнце да не зайдет во гневе вашем! (Еф.4:26)

Продолжая сравнение Своих заповедей с ветхозаветными, Христос сказал: вы слышали, что сказано древним: не прелюбодействуй! (Мф.5:27)

Из десяти заповедей, данных на горе Синай, седьмая гласит: не прелюбодействуй! (Исх.20:14). Запрещая мужу иметь половые сношения с другими женщинами, кроме своей жены, а жене – с другими мужчинами, кроме своего мужа, заповедь эта охраняла чистоту брака. За нарушение этой заповеди Моисей грозил смертной казнью (Лев.20:10).

А Я говорю вам, что всякий, кто смотрит на женщину с вожделением, уже прелюбодействовал с ней в сердце своем (Мф.5:28).

Евреи считали прелюбодеянием только совершившееся половое сношение одного из супругов с посторонним, но Христос только что сказал им: блаженны чистые сердцем. Заповедуя блюсти чистоту сердца, чистоту помышлений, Он тем самым признал согрешившим не только того, кто совершил уже прелюбодеяние, но и того, кто, смотря на женщину любострастно, готов прелюбодействовать с ней.

Осуждая, таким образом, даже желание, готовность совершить прелюбодеяние, Христос не нарушил этим ветхозаветную заповедь, но дополнил ее, как дополнил заповедь не убей воспрещением даже гнева.

«Почему же (спрашивает Златоуст) Христос в словах Своих не касается женщин? Он знает, что муж и жена суть единое существо, почему нигде и не различает пола» (Бесед. на Мат. 17).

Но всякое ли плотское желание и всякий ли взгляд на постороннюю женщину воспрещен новой заповедью Иисуса?

Иоанн Златоуст говорит, что запрещено не просто пожелание, потому что желать можно и не видя женщин, напр., спасаясь в горах. Запрещено этой заповедью лишь желание, возникающее вследствие любострастного взгляда на женщину.

Нам кажется, что нельзя так ограничительно толковать эту заповедь Иисуса. Правда, Он говорит о любострастии, возникающем от взгляда на женщину, но разве для этого необходимо смотреть непременно телесным глазом? Разве нельзя мысленно вызвать пред собой образ красивой женщины и, лицезрея его, возгореться любострастным желанием? Разве такое желание безопасно и не может осуществиться в действительности? Разве подобное любострастное желание не нарушает заповедь о чистоте сердца?

На вопрос же о том, всякий ли взгляд на женщину осуждается этой заповедью, отвечает Св. Афанасий Великий: «Любодействует с женою в сердце, кто согласен на дело, но препятствуют ему в том или место, или время, или страх гражданских законов».

Говоря о соблазне, вовлекающем в грех, Иисус сказал: Если же правый глаз твой соблазняет тебя, вырви его и брось от себя; и если правая рука твоя соблазняет тебя, отсеки ее и брось от себя; ибо лучше для тебя, чтобы погиб один из членов твоих, а не все тело твое было ввержено в геенну (Мф.5:29–30).

«Давая эту заповедь, Христос говорил не о членах, нет. Он нигде не осуждает плоть, но везде обвиняет развращенную волю. Не глаз твой смотрит, а ум и сердце. Когда душа наша бывает обращена на другие какие-либо предметы, тогда глаз часто не видит того, что находится пред ним. Следовательно, не все надо предписывать действию глаз. Если бы Христос говорил о членах, то сказал бы не об одном глазе, и при том не о правом только, но об обоих. Ведь если кто соблазняется правым глазом, тот, без сомнения, соблазняется и левым. Итак, почему же Спаситель упомянул только о правом глазе и о правой руке? Чтобы ты знал, что речь идет не о членах, но о людях, имеющих с нами тесную связь. Если ты кого-либо столько любишь, что полагаешься на него, как на правый глаз свой, или признаешь его настолько полезным для себя, что считаешь его вместо правой руки своей, и если он развращает твою душу, то ты и такого человека отсеки от себя. В самом деле, когда близкий тебе человек и себя самого не спасает, и тебя с собою губит, то какое было бы человеколюбие обоим вам погрязать в бездне погибели, тогда как, разлучившись друг от друга, по крайней мере, один из вас может спастись?» (Иоанн Златоуст, Бес. на Матф. 17:3).

Так же толкуют это изречение Иисуса Бл. Августин, Бл. Феофилакт и др.

Сказано также, что если кто разведется с женою своею, пусть даст ей разводную. А Я говорю вам, кто разводится с женою своею, кроме вины любодеяния, тот подает ей повод прелюбодействовать; и кто женится на разведенной, тот прелюбодействует (Мф.5:31–32).

В законе Моисея (Втор.24:1–4) сказано: если кто возьмет жену и сделается ее мужем, и она не найдет благоволения в глазах его, потому что он находит в ней что-нибудь противное, и напишет ей разводное письмо, и даст ей в руки, и отпустит ее из дома своего, и она выйдет из дома его, пойдет и выйдет за другого мужа; но и сей последний муж возненавидит ее и напишет ей разводное письмо, и даст ей в руки, и отпустит ее из дома своего, или умрет сей последний муж ее, взявший ее себе в жену, то не может первый ее муж, отпустивший ее, опять взять ее себе в жену после того, как она осквернена.

Главнейшая повелительная часть этого закона заключается в воспрещении мужу вновь вступать в брак с бывшей его женой, которая после развода с ним была женой другого. Ссылка же на право мужа отпускать жену, не нашедшую благоволения в его глазах, указывает лишь на существовавший обычай, который, как сказал Иисус, был допущен Моисеем по жестокосердию евреев. Поэтому, объявленное Иисусом запрещение разводиться с женой, не совершившей прелюбодеяния, и жениться на разведенной нисколько не нарушает ни седьмую заповедь, ни даже этот закон Моисея. Оставляя в силе закон, воспрещающий разведенной жене вступать в брак с прежним мужем после того, как она была осквернена, Христос только дополнил его повелением оставаться ей после развода безбрачной.

О браке и разводе Иисус говорил не только в нагорной проповеди Своей, но и в последовавшей несколько позднее беседе Его с фарисеями. Содержание этой беседы передано нам Евангелистами Матфеем и Марком. Поэтому, для полноты учения Иисуса по этому предмету, мы приводим повествования обоих Евангелистов, тем более, что на кажущемся разорении их некоторые толкователи строят неправильные заключения.

Мф.19:3–9:

И приступили к Нему фарисеи и, искушая Его, говорили Ему: по всякой ли причине позволительно человеку разводиться с женою своею?

Он сказал им в ответ: не читали ли вы, что Сотворивший в начале мужчину и женщину сотворил их? (Быт.1:27)

И сказал: посему оставит человек отца и мать и прилепится к жене своей, и будут два одною плотью (Быт.2:24),

Так что они уже не двое, но одна плоть. Итак, что Бог сочетал, того человек да не разлучает.

Они говорят Ему: как же Моисей заповедовал давать разводное письмо и разводиться с нею? (Втор.24:1 и сл.)

Он говорил им: Моисей, по жестокосердию вашему, позволил вам разводиться с женами, а сначала не было так;

Но Я говорю вам: кто разведется с женою своею не за прелюбодеяние и женится на другой, тот прелюбодействует; и женившийся на разведенной прелюбодействует.

Мк.10:2–12:

Подошли фарисеи и спросили, искушая Его: позволительно ли разводиться мужу с женою?

Он сказал им в ответ: что заповедовал вам Моисей?

Они сказали: Моисей позволил писать разводное письмо и разводиться.

Иисус сказал им в ответ: по жестокосердию вашему он написал вам сию заповедь.

В начале же создания Бог мужчину и женщину сотворил их (Быт.1:27)

Посему оставит человек отца и мать

И прилепится к жене совей, и будут два одною плотью; так что они уже не двое, но одна плоть.

Итак, что Бог сочетал, того человек да не разлучает.

В доме ученики Его опять спросили Его о том же.

Он сказал им: кто разводится с женою своею и женится на другой, тот прелюбодействует от нее;

И если жена разведется с мужем своим и выйдет за другого, прелюбодействует.

Чтобы понять изречения Иисуса о разводе, следует предварительно объяснить: что такое брак по Его учению?

Ответ на этот вопрос содержится в вышеприведенной беседе с фарисеями.

В славянском переводе Евангелия Матфея, в стихе 4 гл., 19, вместо слова мужчину поставлены слова мужеский пол, выражающие мысль Иисуса несколько точнее. Поэтому, мы и приводим здесь изречение Его по славянскому переводу: сотворивый искони мужеский пол и женский сотворил я есть и рече:… будета оба в плоть едину (Мф.19:4–5). Слова это означают, что Бог, сотворивший мужчину, как мужскую половину природы человеческой (пол – половина), сотворил и другую к нему половину в лице женщины, и повелел им, двум половинам, соединиться для совместной жизни так, чтобы составить одно целое, одну плоть, чтобы они считались уже как бы одним существом.

Слова эти, одинаково переданные обоими Евангелистами, доказывают, что Иисус признавал брак не простым сожительством мужчины с женщиной, а союзом, установленным Самим Богом в начале. А из этого мог быть только один вывод: что Бог сочетал, того человек да не разлучает, то есть брак есть такой союз или объединение раздвоенной на две половины природы человеческой, который люди не должны разрушать, расторгать. Но так как эта нерасторжимость брака вытекает, как необходимое следствие, из сочетания мужчины и женщины в одно целое, то понятно, что раздвоение их должно лишать и самый союз их значения нерасторжимого.

Ап. Павел, развивая учение Иисуса Христа о браке, как сочетании мужчины и женщины в одно целое, писал Коринфянам (1Кор.7:4): жена не властна над своим телом (или: не владеет своим телом), но муж: равно и муж не властен над (или: не владеет) своим телом, но жена.

Такое единство плоти, основанное на предоставлении мужем своего тела в исключительное обладание жены, и женою своего тела в такое же обладание мужа, несомненно нарушается с появлением третьего лица, завладевающего телом одного из них. Происходит раздвоение целого, распадение союза.

Придавая браку такое значение, Христос не мог не осудить обычай евреев разводиться с женами по одному лишь капризу. Но, вместе с тем, Он не мог и не признать, что прелюбодеяние одного из супругов влечет за собой распадение целого на составные части (самостоятельные половины), то есть расторжение союза.

Моисей знал свой жестокосердный народ. Он понимал, что запрещение отпускать жену, потерявшую благоволение мужа, вынудило бы евреев прибегать в другому средству избавляться от нелюбимых жен: к женоубийству. Поэтому он снисходительно смотрел на укоренившийся обычай и, не узаконяя развод вообще, ограничился лишь воспрещением вторично брать отпущенную жену, уже оскверненную другим.

Но Иисус Христос требовал от Своих последователей высшей нравственности. Он признавал брак нерасторжимым союзом. Однако, Он знал, что люди не могут сразу сделаться совершенными. Он знал, что, даже стремясь к совершенству, они будут еще поддаваться греху, нравственно падать, подниматься и вновь падать, и что поэтому грех прелюбодеяния еще возможен. Вот почему, не узаконяя развод даже по вине прелюбодеяния, но лишь допуская возможность его вследствие грехоспособности людей, Он ограничился в Своей нагорной проповеди и в беседе с фарисеями осуждением всякого развода, не вызванного прелюбодеянием.

Расторгнутый не по вине любодеяния брак, как незаконно расторгнутый, считается как бы продолжающимся, и потому вступление разведенных таким образом супругов в новый брак с другими лицами должно считаться прелюбодеянием, нарушением единства плоти их по первому браку. Нарушают это единство и вступающие в брак с такими супругами, и через это совместно с ними совершают прелюбодеяние. Вот почему Христос сказал: кто разводится с женою своею не за прелюбодеяние и женится на другой, тот прелюбодействует; и женившийся на разведенной прелюбодействует (Мф.19:9). И если жена разведется с мужем своим и выйдет за другого, прелюбодействует (Мк.10:12).

Такое толкование основано на повествовании Ев. Матфея. В Евангелии же Марка не содержится слов: кроме вины любодеяния, или не за прелюбодеяние. Поэтому, читая Евангелие Марка (Мк.10:11), можно заключить, что Иисус осудил всякий вообще развод.

Это кажущееся разночтение в повествовании Евангелистов Матфея и Марка объясняется тем, что они передают нам ответы Иисуса на различные вопросы. Ев. Матфей передает ответ на вопрос фарисеев: по всякой ли причине позволительно человеку разводиться с женою своею? На этот вопрос (по всякой ли причине) и последовал ответ: нет, не по всякой причине позволительно разводиться, а только по причине прелюбодеяния. А Ев. Марк передает нам ответ Иисуса на другой вопрос фарисеев: позволительно ли разводиться мужу с женою? То есть, признает ли Иисус допущенный Моисеем развод по прихоти, по капризу мужа? В первом вопросе (по всякой ли) сквозило сознание фарисеев, что нельзя же в самом деле разводиться по всякой причине, и желание их узнать по какой же причине позволителен развод. На такой прямой вопрос и последовал прямой ответ. В вопросе же втором, переданном Ев. Марком, сквозило желание фарисеев обличить Иисуса в отвержении закона Моисея. Поэтому, как и в других подобных случаях, Иисус не дает им прямого ответа на вопрос, а напоминает им, что Бог сотворил для мужчины одну женщину, и что человек не должен разлучать тех, кого Бог сочетал. Он не сказал им даже, что разводящийся с женою и женящийся на другой прелюбодействует (это Он сказал после ученикам Своим, Мк.10:10). Говоря так, Он предоставил им самим составить из сказанного ответ на их вопрос.

Такое токование заставляет нас признать, что в повествованиях Евангелистов по этому предмету нет никакого противоречия.

Между тем, это кажущееся разноречие подало повод гр. Л.Н.Толстому отступить от буквального смысла Евангелия Матфея и исказить переданные им слова Иисуса, лишь бы согласовать их с Евангелием Марка. Этот толкователь Евангелия полагает, что слова кроме вины любодеяния относятся не к жене, а к мужу, и что поэтому стих 32-й главы 5 Ев. Матфея следует читать так: «кто разводится с женою, кроме того, что сам виновен в распутстве (так как каждый разводится только для того, чтобы взять другую), подает повод и жене прелюбодействовать». Относя слова кроме вины любодеяния к мужу, гр. Толстой утверждает, что муж, разводясь с женою и по ее вине любодеяния и без этой вины, одинаково подает ей повод прелюбодействовать. Но ошибочность этого мнения очевидна: если жена невиновна в прелюбодеянии, то, разводясь с нею, муж ее действительно подает ей повод искать себе другого мужа, то есть прелюбодействовать от первого, остающегося в живых. Если же развод совершается вследствие прелюбодеяния жены, то муж не может подать ей этим повод к совершению уже совершенного ее поступка: развод с распутною женою не создает для нее повода сделаться распутною, так как она уже была такою до развода. Поэтому, следует признать, что слова «подает ей повод прелюбодействовать» предполагают развод с невиновною в прелюбодеянии женою, и что, следовательно, слова кроме вины любодеяния относятся к жене, а не к мужу. Если же эти слова относятся к жене, то вышеприведенное искажение гр. Толстым Евангелия от Матфея не имеет никакого оправдания. Так же произвольно искажает этот толкователь и стих 9-й главы 19 Матфея: слова «не за прелюбодеяние» он заменяет словами – «если и не по распутству», относит их опять-таки не к жене, а к мужу, и весь стих этот излагает так: «кто разводится с женою своею, если и не по распутству, а для брачного соединения с другою, тот все-таки прелюбодействует» (В чем моя вера, гр. Толстовой).

Отвергая вообще всякое искажение Евангелия, мы, основываясь на повествовании Ев. Матфея, должны признать, что Иисус Христос в нагорной проповеди Своей имел в виду развод с женой неповинной в прелюбодеянии, и что, не касаясь вопроса о том, намеревается ли разводящийся муж жениться на другой или не намеревается, Он признал такой развод грехом потому, что им создается для разведенной жены повод прелюбодействовать. В беседе же с фарисеями, как бы продолжая сказанное в нагорной проповеди, Он добавил, что разводящийся не за прелюбодеяние жены грешит еще потому, что расторгает союз, который сочетал сам Бог, и что если такой муж женится на другой, то сам прелюбодействует.

***

Еще слышали вы, что сказано древним: не преступай клятвы, но исполняй пред Господом клятвы твои (Мф.5:33).

На горе Синай сказано было евреям: Не произноси Имени Господа, Бога твоего, напрасно! (Исх.20:7). Но евреи часто нарушали эту заповедь и легкомысленно произносили Имя Бога, ссылаясь на Него, как Свидетеля своей правоты, и призывая на себя все кары небесные, то есть кляли себя Именем Божиим, клялись. Поэтому, Моисей, по снисхождению к жестокосердию их, желая предохранить их от совершения более тяжкого греха, клятвопреступления, разрешил им клятву, но требовал, чтобы они не клялись ложно, не прикрывали свои ложные уверения Именем Божьим.

Относительно же исполнения клятвы нет точного требования в законе Моисея, а имеется лишь требование исполнять обеты (обещания): Если даешь обет Господу, Богу твоему, немедленно исполни его; ибо Господь, Бог твой взыщет его с тебя, и на тебе будет грех (Втор.23:21).

Но все это открыто нарушалось евреями: он клялись Именем Бога, клялись во лжи, не исполняли обещаний, данных Богу. А фарисеи измыслили для них мнимое успокоение совести: потворствуя клятве во лжи, считая весьма обыкновенным явлением нарушения клятвы, клятвопреступления, они уверяли евреев, что запрещено клясться только Именем Бога, и что поэтому всякая другая клятва, хотя бы и для прикрытия лжи, безгрешна. Что можно безнаказанно клясться небом, землей, Иерусалимом, головой своей и пр. Что нужно только уметь обойти закон.

Но Христос требовал от Своих последователей нравственности выше фарисейской: нищий духом, плачущий о своих и чужих грехах, кроткий, правдивый, милостивый, чистый сердцем и водворяющий мир достоин такого уважения, такого доверия, что ему никогда не придется подкреплять слова свои призывом Бога во свидетели. Такому человеку должны безусловно верить все. От него никто не потребует клятвы, его слова «да» или «нет» будут вернее, надежнее клятвенных уверений грешника. Будьте же такими, говорит Христос, и потому не клянитесь вовсе! Но да будет словом ваше «да-да», «нет-нет». Не верьте своим учителям, которые, потворствуя вашей слабости, разрешают вам клятвы, не содержащие Имени Бога: и небо, которым вы клянетесь, и земля, и Иерусалим, и ваша голова… все принадлежит Богу, все Боже, и потому чем бы вы ни клялись, вы, в сущности, клянетесь самим Богом. Если же вас принуждают к клятве, если не верят вам, когда вы правоту сказанного вами подтверждаете простыми «да» или «нет», то знайте, что это недоверие происходит от того, что вы своей лживостью, своим пристрастием ко злу, ушли от постоянного общения с Богом, и что, следовательно, всякое требование, чтобы вы подтвердили свою правдивость чем-нибудь иным, кроме «да» или «нет», происходит от зла, которым вы заражены, от лукавого.

Этими словами (не клянитесь вовсе!) Христос не нарушил, а подтвердил синайскую заповедь, гласящую: Не произноси Имени Господа, Бога твоего, напрасно! (Исх.20:7)

Слова Иисуса – не клянись вовсе – породили множество толкований в первые века христианства.

АПОСТОЛ ИАКОВ, в соборном послании своем, говорит: Прежде же всего, братия мои, не клянитесь ни небом, ни землею, и никакою другою клятвою, но да будет у вас «да-да» и «нет-нет», дабы вам не подпасть осуждению (Иак.5:12).

АПОСТОЛ ПАВЕЛ сам прибегал к клятве, как это видно из посланий его: а) в послании к Римлянам он писал: Свидетель мне Бог, Которому служу духом моим в благовествовании Сына Его, что непрестанно вспоминаю о вас… (Рим.1:9); б) во втором послании к Коринфянам: Бога призываю во свидетели на душу мою, что, щадя вас, я доселе не приходил в Коринф (2Кор.1:23); в) в послании к Филиппийцам: Бог – свидетель, что я люблю всех вас любовью Иисуса Христа (Флп.1:8).

СВ. ИУСТИН-ФИЛОСОФ-МУЧЕНИК, в своей первой апологии излагая учение Иисуса Христа, говорит: «О том, чтобы совсем не клясться, а говорить истину, Он так заповедовал: вовсе не клянитесь! Но да будет слово ваше да-да, нет-нет. А что сверх этого, то от лукавого».

СВ. ИРИНЕЙ, в четвертой книге своей против ересей (8) доказывая, что Иисус не отменил заповеди Закона, говорит: «И что Господь заповеди Закона, которыми человек оправдывается, не разрушил, но распространил и восполнил, это открывается из Его слов. Сказано древним, говорит Он, не прелюбодействуй; а Я говорю вам… И сказано: не преступай клятвы; а Я говорю вам: не клянитесь вовсе, но да будет у вас слово да-да, нет-нет».

ТЕРТУЛИАН, по-видимому, не отвергал клятвы вообще, но не допускал возможности клясться демонами, как то делали язычники. Так, в апологии своей (32) он говорит: «Что же касается до гениев или демонов, то мы их заклинаем, дабы изгнать их из тел человеческих. Мы не клянемся и не божимся ими, чтобы не воздать им чести, принадлежащей Единому Богу».

СВ. ВАСИЛИЙ ВЕЛИКИЙ, уговаривая сборщиков податей не принуждать плательщиков к клятвам, и повторяя то же в письме к правителю области (81, 85), выразился так: «Как скоро люди научаются нарушать клятву, то думают, что клятва изобретена для них в орудие обмана» (Творение, т.6). Он же, в правиле 29 (т. 7): «Кто связал себя клятвою на злое дело, тот пусть принесет покаяние за опрометчивость в клятве, но да не поддерживает своего лукавства под видом благоговения. Сохранение клятвы не принесло пользы Ироду, который, чтоб не нарушить клятвы, сделался убийцею Пророка. Клятва вообще запрещается, тем более достойна осуждения клятва, данная в злом деле» (Твори., т.7).

СВ. ГРИГОРИЙ БОГОСЛОВ, в разговоре «На тех, которые часто клянутся» (Твор., ч.5), говорит: «Что хуже клятвы? Я рассуждаю, что ничего нет хуже… Если бы не было опасности от ложной клятвы, то клятва была бы делом благочестия… Ложная клятва, как давно уже доказано, есть отречение от Бога… Благонравным менее нужды в клятве. Что говорю: менее? Им вовсе не нужна клятва. За них порукою добрые нравы…» Допуская затем клятву, когда представляется необходимость избавить других от опасности или себя от обвинений в гнусном преступлении, Григорий Богослов продолжает: «Я утверждаю, что должно избегать клятв наиболее ужасных, короче сказать, тех, в которых упоминается Божие Имя. Желал бы никакой клятвы не дозволять, а в противном случае пусть будет какая-нибудь другая клятва… Множество клятв есть уже признак, что нет к тебе доверия; поэтому, или вовсе не клянись, или клянись как можно реже. Иной скажет, что множеству клятв лучше поверят, но разве из многого невероятного может составиться вероятное?... Не находим ли, что и Бог иногда клянется? Так говорит Писание. Но что совершеннее Бога? Конечно, не найдешь ничего совершеннее. А если «ничего нет совершеннее», то, значит, что Бог и клясться не может. Как же в Писании говорится, что Бог клянется Самим Собою? Как скоро Бог говорит что-нибудь, это уже есть клятва Божия, и Он перестал бы бать Богом, если бы сказал ложь… А что Ветхий Завет не запрещает клятвы, но требует только истинной, то тогда и убивать было законно, ныне же не позволено даже ударить; тогда подвергалось осуждению совершение худого поступка, ныне же осуждается самое первое движение к греху. А потому целомудренный и не клянется».

СВ. ИОАНН ЗЛАТОУСТ, в знаменитых «Беседах о статусах», произнесенных в Антиохии после народного мятежа и ниспровержения императорских статуй, восстает против привычки антиохийцев клясться: «Сколько раз мы, в раздражении и гневе, клялись не примиряться с оскорбившими нас; потом, когда гнев угасал и раздражение утихало, мы и хотели ли бы мириться, но, будучи удерживаемы клятвами, скорбели, как захваченные какою-либо сетью и связанные неразрешимыми узами. Поэтому и дьявол, зная, что гнев есть огонь и легко погасает, а по угашении гнева бывает примирение и дружба, зная этого и желая, чтобы огонь этот оставался неугасимым, нередко связывает нас клятвою, дабы, если и прекратится гнев, то остающийся еще за нами долг клятвы поддержал в нас пламя и произошло одно из двух: или, примирившись, мы нарушили бы клятву, или, не примирившись, подвергли бы себя осуждению за злопамятство. Зная это, будем избегать клятв» (Бес. 8). «Подлинно, тяжек этот грех, и весьма тяжек: он весьма тяжек потому, что не кажется тяжким; потому я и боюсь его, что никто не боится его. Потому-то я и веду продолжительную речь об этом, что хочу исторгнуть глубокий корень и уничтожить долговременно зло. Но такой-то, скажешь, человек хороший, имеющий сан священника, живет весьма целомудренно и благочестиво, однако клянется? Не говори мне об этом хорошем, воздержанном, благочестивом и имеющем сан священства; но, если хочешь, пусть это будет Петр или Павел, или Ангел, нисшедший с неба, я и тогда не посмотрю на достоинство лица, потому что я читаю закон о клятве не рабский, но царский; а когда читается царский указ, тогда должно умолкнуть всякое достоинство рабов. Если ты можешь утверждать, что Христос повелел клясться или что Христос не наказывает за это, докажи, и я покорюсь. Если же Он с такою ревностью запрещает это и оказывает такую почтительность об этом предмете, что ставит клянущегося наравне с лукавым (а что сверх этого, то есть да или нет, то от лукавого), то для чего ты представляешь мне такого-то и такого-то? Бог произнес приговор над тобою, основываясь не на небрежности подобных тебе рабов, а на предписании Своих законов. Я повелел, скажет Он, и нужно было повиноваться, а не ссылаться на такого-то и не заниматься чужими грехами. Если и великий Давид впал в тяжкий грех, то, скажи мне, неужели поэтому для нас безопасно грешить?» (Слова согласительные, 1 слово, т.2). «Но как же быть, скажешь ты, если кто-нибудь требует клятвы и даже принуждает к тому? Страх к Богу да будет сильнее всякого принуждения! Если ты станешь представлять такие предлоги, то не сохранишь ни одной заповеди. Тогда ты и о жене скажешь: что, если она буйна и расточительна? Скажешь и о любострастном взгляде: уже ли мне нельзя и смотреть? Равно можешь сказать и о гневе на брата: что, если я вспыльчив и не могу удержать своего языка? Таким образом тебе не трудно будет попрать все вышесказанные заповеди. Между тем, касательно законов человеческих ты никогда не смеешь представлять подобные предлоги, но волей или неволей, а непременно повинуешься предписанию. Притом, что касается рассматриваемой заповеди, то тебе может не представиться и необходимости когда-либо клясться. Кто внял учению о вышесказанных блаженствах и устроил себя так, как повелел Христос, того всякий будет считать достойным почтения и уважения, и никто не станет принуждать к клятве» (Бес. На Мт. 17). Уговаривая не принуждать никого к клятве, Златоуст говорит: «Но если ты не стыдишься ничего другого, так постыдись этой самой книги, которую подаешь для клятвы: раскрой Евангелие, держа в руках которое ты заставляешь другого клясться, и, услышав, что Христос говорит там о клятвах, вострепещи и удержись! Что же Он говорит там о клятвах? А Я говорю вам: не клянись вовсе (Мф.5:34) А ты этот закон, запрещающий клятву, делаешь клятвой? О, дерзость! О, безумие! Ты делаешь то же, как если бы кто самого законодателя, воспрещающего убийство, заставил быть помощником в убийстве. На счет денег ты сомневаешься, скажи мне, и убиваешь душу? Приобретешь ли ты столько, сколько делаешь вреда душе и своей, и ближнего? Если веришь, что этот человек правдив, не налагай на него обязательство клятвы; а если знаешь, что он лжив, не заставляй его совершить клятвопреступление» (Бес. о стат. 15).

БЛ. АВГУСТИН говорил: «Пусть тебя не соблазняет то, что Господь клялся, потому что Один только Бог клянется безопасно, ибо не может ошибаться». Чувствуя, однако, что нельзя безусловно отвергать клятву, и что призвание Бога во свидетельство истины, как исповедание веры в Правосудного Бога, не может быть само по себе грешным, Блаженный Августин сам подтверждал иногда слова свои призыванием во свидетели Всевидящего Бога и, по собственному его признанию, делал это с благоговейным страхом, и нравственное чувство его говорило ему, что тут не было греха (Тренч. Нагорная проповедь).

На четвертом (Халкидонском) вселенском Соборе, между прочим, постановлено потребовать от египетских епископов, чтобы они дали клятвенное обещание разъяснить, почему они медлят подписать послание Льва к Флавиану.

Православная церковь, основываясь на мнениях Отцов и Учителей Церкви, на постановление четвертого вселенского Собора и, в особенности, на примере Апостола Павла, допускает клятву в форме присяги. В подтверждение того, что Христос не отменил клятву, приводится клятва, произнесенная Им Самим пред судившим Его синедрионом. Когда первосвященник сказал: заклинаю Тебя Богом живым, скажи нам, Ты ли Христос Сын Божий? То Иисус ответил ему: ты сказал. Слова первосвященника заключали в себе обычную у евреев форму клятвы, выслушав которую клянувшийся произносил слова: аминь, или так, или ты сказал. Поэтому, ответ Иисуса «ты сказал» заклинавшему Его первосвященнику был сочтен за принесение Им клятвы, за принятие судебной присяги.

***

Продолжая сравнение Своих заповедей с ветхозаветными, Христос сказал: Вы слышали, что сказано: око за око, зуб за зуб. А Я говорю вам: не противься злому. Но кто ударит тебя в правую щеку твою, обрати к нему и другую… (Мф.5:38–39)

В испорченной природе человека и теперь еще таится чувство мести, то есть желание и готовность отомстить обидчику, своим судом разделаться за обиду, и при том отомстить так сильно, чтобы обидчик восчувствовал и чтобы его страданиями вполне удовлетворился мститель. В древности эта месть была освящена обычаем и служила почти единственным средством, сдерживавшим посягательства на личную неприкосновенность. Обычай разделываться с обидчиком мщением существовал и у евреев, и они, по-видимому, настолько широко пользовались им, что Моисей признал необходимым оградить от мщения тех, которые совершали убийства неумышленно. Так, им повалено было, по вступлении в обетованную землю, отвести шесть городов, куда мог бы убежать убийца, убивший человека неумышленно. И будут у вас города сии убежищем от мстителя (за кровь), чтобы не был умерщвлен убивший, прежде нежели он предстанет пред общество на суд (Чис.35:10–12). По другому, провидимому, позднейшему закону, города эти должны были служить убежищем всякому убийце… дабы мститель за кровь, в горячности сердца своего, не погнался за убийцею… и не убил его, между тем как он не подлежит осуждению на смерть (Втор.19:3–6). Тот же закон вменял в обязанность старейшинам города взять из убежища совершившего убийство умышленно, и предать его в руки мстителя за кровь, чтобы он умер (12). Но, дабы положить предел произволу мстителя, Моисей в законе, повторенном в трех его книгах, предоставлял мстителю причинить отданному ему на мщение такой же вред, какой им был причинен, но не более. Отдай душу за душу, глаз за глаз, зуб за зуб, руку за руку, ногу за ногу, обожжение за обожжение, рану за рану, ушиб за ушиб (Исх.21:23–25). Кто сделает повреждение на теле ближнего своего, тому должно сделать то же, что он сделал: перелом за перелом, око за око, зуб за зуб (Лев.24:19–20). Да не пощадит его глаз твой: душу за душу, глаз за глаз, зуб за зуб, руку за руку, ногу за ногу. Какой кто сделает вред ближнему своему, тем должно отплатить ему (Втор.19:21). Этот закон применялся и судом при определении наказания.

Эти ветхозаветные законы Моисея. устанавливая внешнее равновесие между преступлением и возмездием за него, и тем обуздывая произвол и жестокость мстителей, не узаконяли, однако, месть и не предписывали обиженному или его родным мстить за обиду во что бы то ни стало. Зная жестокосердие евреев, готовых воздать сторицею за причинённый вред, Моисей внушал им что если они не возвысились ещё до любви к ближним и потому не могут воздержаться от мщения, то должны, по крайней мере, быть справедливыми в воздаянии и не поддаваться злобному чувству мести. Таким образом, ветхозаветный закон снисходительно терпел укоренившийся обычай родовой мести и стремился лишь ослабить последствия применения его. И исполнявшие такой закон считали себя правильными праведными.

Любовь к ближним была заповедана и ветхозаветным евреям. Но ближними-то они считали только евреев, сынов народа своего, и опирались в этом в буквальном смысле на закон: не мсти и не имей злобы на сынов народа твоего; но люби ближнего твоего как самого себя (Лев.19:18). Оставляя без исполнения повеление не мстить сынам народа своего, жестокосердные евреи считали всякого не еврея своим врагом, и признавая, таким образом, что любить надо только евреев, они из этого заключили, что всех не евреев надо ненавидеть (хотя прямого закона о ненависти к врагам не было).

Христос же в основу своего учения положил любовь ко всем, без исключения, при том не только к любящим, но и к ненавидящим нас. Любите, сказал Он, врагов ваших, благословляйте проклинающих вас, благотворите ненавидящим вас и молитесь за обижающих вас и гонящих вас (Мф.5:44). Кроме того, вступление в Царство Небесное Он обусловил кротостью, милосердием, чистотой даже помыслов, а эти чувства и все прощающая любовь несовместимы с обычаем мести, с причинением страданий любому существу, с воздаянием злом на зло. Вот почему, требуя от Своих последователей иной праведности, Христос сказал: А Я говорю вам: не противься Злому! Но кто ударит тебя в правую щеку твою, обрати к нему и другую (Мф.5:39). То есть, ближнему, которого ты должен любить. Не воздавай ему злом за зло.

Заповедь эту, взятую не в связи со всем учением Христа и главнейшею заповедью Его о любви, а отдельно от других заповедей, некоторые понимают буквально. Доказать, что они заблуждаются не трудно: стоит только напомнить им, что у Иисуса Христа слово не могло расходиться с делом. Что Он не только дал нам новые заповеди, но и на Себе показал пример исполнения их, и что поэтому, для разрешения смущающего их вопроса, им следовало бы узнать: как исполнял и, следовательно, как понимал заповеди о непротивлении злу Сам Христос?

Посмотрим же, нет ли в Евангелии указаний на оказанное Иисусом Христом сопротивление злу.

Ев. Иоанн повествует (Ин.10:31–32), что когда озлобленные иудеи схватили камни, чтобы убить ими Иисуса, то Он не подставил Себя под удары, а отвратил их, сказав: много добрых дел показал Я вас от Отца Моего; за которое из них хотите побить Меня камнями? – этот кроткий вопрос проник в заскорузлую совесть иудеев и оказал свое действие: камни выпали из рук их! Таким образом, угрожавшая Иисусу опасность, зло было отвращено и при том отвращено противлением ему, но только не злом же, а добром. А если так действовал Сам Иисус, давший нам заповедь о непротивлении злому, то очевидно, что Он понимал эту заповедь не буквально.

Не буквально понимал Христос и приведенный Им пример непротивления злому: подставлении другой щеки. Ев. Иоанн свидетельствует, что когда допрашивал Иисуса первосвященник Анна и один из служителей, стоявших близко, ударил Иисуса по щеке, сказав: так отвечаешь Ты первосвященнику? То Иисус не подставил другой щеки, а отвечал ему: если Я сказал худо, покажи, что худо; а если хорошо, что бьешь Меня? (Ин.18:22–23). Не подставил Христос другой щеки не потому, что хотел уклониться от вторичного оскорбления. Исполняя волю Отца Своего, Он уже готов был отдать Себя на мучительную смерть, которую не раз предсказывал, и потому удар служителем по другой щеке не мог бы устрашить Его. Если бы действительно необходимо было подставить другую щеку, если бы заповеди Его надо было исполнять буквально, то Он несомненно подставил бы ударившему Его и другую щеку. Но Он поступил иначе: кротким вопросом Он воспротивился злому служителю и тем избавил его от повторения тягчайшего преступления.

Эти примеры доказывают, что Иисус Христос не буквально понимал и исполнял Свою заповедь о непротивлении злу. Следовательно, и нам заповедал исполнять ее не буквально.

Не буквально понимали эту заповедь и первые толкователи ее, Апостолы Петр и Павел. Такова есть воля Божия, писал Апостол Петр в первом послании, чтобы мы, делая добро, заграждали уста невежеству безумных людей. Не воздавайте злом за зло, или ругательством за ругательство; напротив, благословляйте, зная, что вы к тому призваны, чтобы наследовать благословление. И кто сделает вам зло, если вы будете ревнителями доброго? (1Пет.2:15, 3:9,13). Никому не воздавайте злом за зло, писал Апостол Павел в послании к Римлянам, но пекитесь о добром пред всеми человеками. Не мстите за себя, возлюбленные, но дайте место гневу Божию. Не будь побежден злом, но побеждай зло добром (Рим.12:17,19,21).

Итак, показанные Иисусом примеры исполнения заповеди о непротивлении злу доказывают, что Он вменил нам в обязанность не смотреть безучастно на проявление зла, а сопротивляться злу, искоренять его. На вопрос же – как, какими средствами, сопротивляться злу? – отвечает Сам Иисус, говоря: благо творите ненавидящим вас. То есть: за ненависть, за зло, причиненное тебе, не мсти. Но и не бездействуй, а воздавай за зло добром, сопротивляйся злу, но только не его оружием.

Поясняя Свои слова, Иисус привел примеры сопротивления злу добром: кто ударит тебя в правую щеку твою, обрати к нему и другую; и кто захочет судиться с тобою и взять у тебя рубашку, отдай ему и верхнюю одежду; и кто принудит тебя идти с ним одно поприще, иди с ним два (Мф.5:39–41). Но это только примеры исполнения заповеди. Примеры же нельзя возводить на степень заповеди. К тому же, примерами этими не исчерпываются все способы противления злу добром.

Главнейшая заповедь Христа: люби ближнего, не только друга, но и врага своего, как самого себя, и потому поступай с ними так, как хочешь, чтобы с тобою поступали. Этой заповедью разъясняются все недоразумения, возникающие при толковании других, вытекающих из нее, заповедей. А потому следует признать, что, приведя лишь три примера противления злу добром, Иисус тем самым предоставил Своим последователям самостоятельно, на основании главнейшей заповеди Его, решать в каждом отдельном случае, какими способами проявления добра они могут победить зло. «Люби (говорит Бл. Августин) и делай, что хочешь. Непреложно то, чтобы брат воздавал брату добром за зло; форму же, в которой должно это исполнить, подскажет тебе любовь, располагающая средствами, высшими, чем простое желание не мстить».

Итак, ветхозаветная месть, которую по жестокосердию евреев лишь терпел закон Моисея, как терпел и отпущение жен, и клятву, – запрещена Господом Иисусом безусловно. Сопротивление же злому запрещено условно, а именно: сопротивляясь злому, не делай зла, а твори добро. Эта заповедь о непротивлении злому, судя по приведенным примерам исполнения ее, дана лично самому претерпевающему зло. Но так как бороться со злом приходится и третьим лицам, при которых свершается зло, а также целым обществам людей или народам, то мы рассмотрим применение ее во всех трех случаях.

Самому претерпевающему зло указаны примеры дозволенного противления злому. Но против такой борьбы со злом многие возражают, находя, что кроткие, милосердные, готовые на всевозможные уступки, непременно сделаются добычей хищников. Так ли это? Не доказал ли вам Христос примером Своим, какая сила заключается в кротости? Не обезоружил ли Он Своей кротостью озлобленных иудеев, хотевших убить Его камнями? Не опустилась ли рука архиерейского служителя, пристыженного кротким вопросом оскорбленного им Иисуса? Не случалось ли каждому из нас, хоть раз в жизни, со смирением и кротостью ответить раздраженному противнику (напр. начальнику) и тем смирить его? Ведь сопротивление насилию или иному злу таковым же насилием или злом влечет за собой ожесточенную борьбу, оканчивающуюся победой сильного над слабым. При чем слабый, с затаенной злобой, временно подчиняется сильному и ожидает лишь случая отмстить ему. Такая победа не водворяет мира. Если за ней и следует временное замирение, то оно всегда оканчивается новой борьбой, а эта новая борьба вызывает еще более ожесточенную, и так далее, без конца. Вообще, если грубой силе или иному проявлению зла противопоставить такую же силу или такое же зло, то нескончаемая вражда, со всеми ее последствиями, неизбежна. Хотя бывают случаи, когда благоразумие столкнувшихся врагов заставляет каждого из них сомневается в исходе борьбы и расходиться без боя, но и в таком случае они расходятся, по-видимому, мирно лишь для того, чтобы померяться силами при другой обстановке. Словом, где борьба ведется с обеих сторон с единственным желанием причинить противнику зло, там господство сильных над слабыми, там царство зла, там власть тьмы!

А так как Христос пришел водворить на земле Царство Божие, Царство Добра, и уничтожить власть тьмы, то Он и обязывает нас не бороться со злым его же оружием, а побеждать злого той силой, какой у него нет, силой кротости и любви.

Если кротость, смирение и всепрощающая любовь подвергающегося насилию не воздействуют сразу на злого, то готовность пострадать еще более, например, подставление другой щеки, может обезоружить и самого закоренелого злодея.

И кто сделает вам зло, спрашивает Ап. Петр, если вы будете ревнителями доброго? (1Пет.3:13)

«Никто не нападает на человека (говорит Златоуст), имеющего такое расположение духа; а если бы и нашелся кто настолько жестокий, что дерзнул бы и на него, то, без сомнения, вошедшего на такую степень любомудрия, покрыли бы не только одеждами, но, если бы возможно было, и самою плотью своею (Бес. на Мт. 18).

Но если злой нападает в моем присутствии на другого, то как должен я поступить? Воспротивиться злому, хотя бы силой, и защитить подвергшегося нападению, или же безучастно смотреть, как свершается зло?

Толстовцы говорят, что всякое противление злу силой воспрещено, и потому, если на злого не действуют убеждения, то надо предоставить ему беспрепятственно совершить все задуманное им зло.

Но они забывают, что и нападающий (злой) и подвергающийся нападению, по отношению ко мне, свидетелю проявления зла, оба – мои ближние. По заповеди Христа, я должен любить и того и другого, и я же должен противиться злому, твоя добро. Но, спрашивается, сотворю ли я добро, проявлю ли я любовь к обоим, если предоставлю злому беспрепятственно совершить задуманное им зло? Сотворить добро по отношению к злому я могу только отвращением его от совершения зла, как греха, губящего его душу. Сотворить добро по отношению к подвергающемуся нападению я могу только избавлением его от угрожающего ему зла. Следовательно, проявить любовь к обоим и сотворить для них добро я могу только отвращением зла. Поэтому, противление злу составляет в таком случае мою обязанность, вытекающую из смысла заповедей Иисуса Христа.

Но где предел этому противлению? Должен ли я противиться злому с самоотвержением, с опасностью для моей и его жизни? Должен ли я любовь к ближним и желание сделать обоим им добро ставить выше опасений за свою жизнь? На эти вопросы отвечает Сам Христос, говоря: нет большей той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих (Ин.15:13). Говоря так, Христос понимал под именем друзей всех вообще ближних, а вод словом «душу» – жизнь. Заповедуя нам проявлять высшую степень любви к ближним пожертвованием собственной жизни для спасения их от зла, Он тем самым указал, что в борьбе со злом или злым нельзя останавливаться на полпути из опасения самому пострадать, а надо действовать с готовностью, в случае надобности, и душу свою положить за начатое доброе дело.

Толстовцы, поясняя свое учение на примере нападения разбойника на беззащитного ребенка, говорят: «Какой бы страшный разбойник ни нападал на какого бы то ни было невинного и прекрасного ребенка, христианин не имеет основания, отступив от данного ему Богом закона, делать над разбойником то, что разбойник хочет сделать над ребенком. Он может умолять разбойника, может подставить свое тело между разбойником и его жертвой, но одного он не может: сознательно отступить от данного ему Богом закона, исполнение которого составляет смысл его жизни» (Л.Н. Толстой. О непротивлении злу). Словом, толстовцы признают, что христианин, желающий буквально исполнить заповедь Иисуса о непротивлении злу, может, в приведенном для примера случае, подставить самого себя под нож разбойника, но не должен, не смеет, силой препятствовать разбойнику убить беззащитного ребенка.

Но ведь в таком случае принесение христианином самого себя в жертву злобе разбойника будет бесцельным, бессмысленным. Заповеди Иисуса о пожертвовании жизнью своей для блага ближних он этим не исполнит, потому что никакого добра не сделает ни разбойнику, ни ребенку. Напротив, доведя разбойника до двойного убийства, он тем самым ему же причинит зло, возложив на душу его новый грех. При том, имев возможность спасти жизни ребенка и, несмотря на это, предоставив разбойнику беспрепятственно убить его, он тем самым как бы соглашается на причинение ребенку зла, и через это становится повинным в смерти его. Поступив так, толстовец причинит зло и разбойнику, и ребенку, и сам совершит тяжкий грех, становясь участником (попустителем) убийства. Правда, он, если останется жив, будет утешать себя мыслью о том, что даже пальцем не тронул разбойника и потому буквально исполнил заповедь о непротивлении злу. Какое, скажет он, мне дело до того, что ребенок убит и что разбойник совершил тяжкий грех? Ведь я не противился злому, следовательно, исполнил заповедь буквально. Таков данный мне Богом закон, исполнение которого составляет смысл моей жизни.

Так утешали себя и фарисеи, когда, желая буквально исполнять заповедь о субботнем покое, считали грехом совершить в субботу доброе дело. Что мне до того (говорил фарисей), что погиб человек, которому я отказал в помощи? Ведь я отказался спасти его в субботу, я благочестиво воздержался от нарушения данного мне Богом закона, исполнение которого составляет смысл моей жизни?

Но таких фарисеев обличал Христос, доказывая им, что они за буквой закона не замечали смысла его. Предостерегая же учеников Своих от такого понимания и исполнения заповедей, Он говорил: Если праведность ваша не превзойдет праведности книжников и фарисеев, то вы не пойдете в Царство Небесное (Мф.5:20). Впрочем, толстовцы равнодушно относятся к этим словам, так как не верят в Царство Небесное.

Таким образом, если заповедь о непротивлении злому сопоставить с заповедью о самоотверженной любви, то станет понятно, что непринятие мер к предотвращению зла, когда к тому представлялась возможность, составляет несомненное нарушение заповеди о любви. Предоставление же злому беспрепятственно совершить зло, когда была возможность воспротивиться этому, то есть попустительство к совершению зла, составляет нарушение заповеди о противлении злу добром. Следовательно, употребление силы против злого с целью предотвращения зла, если ничем иным нельзя предотвратить его, не только не составляет нарушения заповеди о непротивлении, но есть необходимое следствие точного исполнения заповеди о любви и о воздаянии добром на зло.

Но если я, действуя таким образом, вынужден буду причинить вред или видимое зло самому злому? Если, спасая ближнего от угрожающего его зла, а злого от греха, с готовностью даже душу свою положить за спасение их, я иначе не могу достигнуть цели, как только совершив убийство или какое-либо телесное повреждение злого? Будет ли это грехом с моей стороны или, лучше сказать, вменится ли мне этот грех в вину? Если я, спасая ближнего, подвергаю свою жизнь опасности, то, конечно, не преследую никаких лично своих целей, а всецело отдаюсь служению ближнему. Если я, действуя таким образом, спас жизнь подвергшегося нападению, спас и душу злого от страшного греха, то это добрые дела не искупят ли мой невольный грех, убийство злого? Ведь я был поставлен, помимо своей воли, в печальную необходимость выбирать одно из двух: или допустить убийство невинного и гибель души злого, и за то принять на свою душу двойной грех, или же отвратить зло и грех злого, рискуя самому совершить зло. Третьего исхода нет, если не считать бесцельного, по совету толстовцев, подставление самого себя под нож разбойника. А потому, если я был поставлен в необходимость выбирать из двух зол, и выбрал меньшее, совершив при том же два добрых дела, то полагаю, что вынужденный грех мой будет мне прощен, что на весах божественного правосудия свершенный мной с самоотвержением подвиг спасения ближнего перевесит мой грех и, во всяком случае, я буду менее виноват, чем если допущу совершиться злейшему преступлению.

Мы рассмотрели способы противления злу как тем лицом, против которого оно направлено, так и третьими лицами. Остается еще рассмотреть вопрос о противлении злу целым обществом людей, народом, или вопрос о войне.

Хотя Иисус Христос не касался вопросов государственных, и на вопрос о том, позволительно ли давать подать кесарю, ответил – отдавайте кесарево кесарю, а Божье Богу, однако это не дает нам права отвергать Его заповеди в тех случаях, когда мы действуем сообща, целым обществом, народом. Если в борьбе со злом своими единичными силами мы должны, в выборе средств борьбы, руководствоваться заповедью о любви к ближним, то несомненно, что то же чувство любви должно руководить нами и в борьбе против зла соединенными силами народа. Поэтому, нападение одного народа на другой с целью причинить ему зло и из этого зла извлечь для себя выгоду, составляя грубое нарушение заповеди о любви к ближним, не может быть оправдано и нападение разбойника с целью поживиться на счет своей жертвы. Но другой-то народ, на которого сделан разбойничий набег, должен ли безучастно смотреть на хищнические последствия такого набега, или же может оказать сопротивление нападающему на него?

Толстовцы говорят, что всякая война сопряжена с убийством и насилием. А так как убийство и всякое иное противление злому силой воспрещено, то поэтому воспрещена всякая война, хотя бы оборонительная, вызванная беспричинным хищническим набегом другого народа.

Говоря так, толстовцы забывают, что народ, на который совершается хищнический набег другого народа, состоит не только из взрослых людей, способных отразить нападение, но и из стариков, женщин и детей, нуждающихся в защите. Предположим, что все способные воевать взрослые люди такого народа были бы толстовцами. Желая по-своему исполнить заповеди Христа о любви к врагам и непротивления злому, они должны были бы без всякого сопротивления, отдать себя, своих стариков, жен и детей, свое и их достояние во власть врагов своих. Но, исполняя таким образом заповедь о любви к врагам, исполнят ли они заповедь о любви к тем ближайшим из всех ближних своих, к тем беззащитным членам своих семейств, которых, по заповеди Христа, они тоже должны любить и даже душу свою положить за них? Если они считают себя в праве самостоятельно распоряжаться своей жизнью и без сопротивления подставлять себя под пули и штыки неприятеля, то, спрашивается, какое право они имеют так же самовластно распоряжаться жизнью тех, которые ждут от них защиты? Кто дал им право приносить жизнь этих беззащитных в жертву своим убеждениям? Несомненно, что, поступая так, они не только нарушают заповедь о любви к этим беззащитным, но и примут еще на себя ответственность за то причиненное беззащитным зло, какое они могли бы отвратить. Следовательно, заповеди Христа они все-таки не исполнят, а злому дадут восторжествовать и тем окажут содействие водворению на земле не Царствия Божия, а царства грубой силы, царства зла.

Итак, в войне двух народов один народ совершает зло безусловное, а другой, взявшийся за оружие после того как истощил все меры убеждения и уступок ради предотвращения зла, хотя и совершает зло, но зло относительное. Убивать врага хотя бы и на войне – грех, но предоставить врагу беспрепятственно убивать, порабощать беззащитных и неповинных – грех более тяжкий. Печальная необходимость заставляет из двух зол выбирать меньшее.

Отдельные лица, призываемые для участия в войне, т.е. воины, не могут, конечно, отказываться от исполнения своих обязанностей, ссылаясь на то, что всякая война грех. За несправедливую войну несут ответственность пред Богом не войны, а те, которые ее начали, имея возможность не начинать. Если бы Христос смотрел на всякого воина так же, как смотрят толстовцы, т.е. как на убийцу, то, несомненно, высказался бы по этому поводу хотя один раз. Однако, во всем Евангелии мы не находим об этом ни одного слова. Но так как он не осудил капернаумского сотника за принадлежность к числу римских воинов и не повелел ему оставить свою службу после того, как исцелил его слугу, то следует заключить что Иисус Христос не считал убийцами тех, которые, защищая ближних своих, душу свою полагают за них.

***

Просящему у тебя дай, сказал Иисус. Но, спрашивает Бл. Августин, значит ли это, что ни в какой просьбе не следует отказывать? Обязан ли был Иосиф исполнить требования жены Пентефрия, или Сусанна сдаться на обольщение иудейских старшин? Должен ли я ссудить деньгами того, кто замышляет воспользоваться ими для притеснения невинного, или заведомо истратить их на удовлетворение своих, порочных прихотей? Очевидно, продолжает Августин, правило это в некоторых случаях подлежит ограничениям. Да и в самых словах Спасителя Августин уже усматривает ограничение: под именем просящего можно разуметь всякого человека, а к глаголу дай нельзя прибавить дополнение всего, чего он ни попросит. Если ты отпустил нищего-ленивца, дав ему наставление о пагубных последствиях лености, то ты не отпустил его ни с чем, а подал ему нечто, хотя и не то самое, чего он просил. В таком смысле, по мнению Августина, толковал эту заповедь Сам Иисус Христос. Когда некто из народа сказал Ему: Учитель, скажи брату моему, чтобы он разделили со мною наследство, то Иисус отказал в исполнении этой, казалось бы, столь легкой, просьбы, ответив: кто поставил Меня судить или делить вас? Но вместе с тем дал ему и окружавшим Его совет: смотрите, берегитесь любостяжания, ибо жизнь человека не зависит от изобилия его имения (Лк.12:13–15). Поэтому, повеление «давай» означает: давай то, что для принимающего составляет истинное благо. Бывают дары, которые вредно просить и полезно не получать, поэтому отказ в таких дарах составляет самое существенное подаяние.

Этому толкованию Августина не следует, однако, придавать распространительного значения. Если мы каждый раз будем входить в рассуждения о том, принесет ли пользу просящему получение того, о чем он просит, то, за невозможностью в большинстве случаев разрешить этот вопрос, будем, пожалуй, опасаться причинить просящему вред исполнением его просьбы, и потому будем воздерживаться от исполнения заповеди Христа – просящему у тебя дай, то есть впадем в другую крайность.

Нередко просящему копейку на хлеб отказывают потому, что он, судя по внешнему виду его, способен к труду; «он (говорят) должен работать, а не просить подаяния, таким тунеядцам грех подавать!» А не грех ли так говорить, не удостоверясь, действительно ли просящий копейку отказывался от работы и предпочел попрошайничество? Все ли желающие работать находят работу? Не случаются ли и с трудолюбивыми людьми несчастья, вследствие которых они теряют службу, лишаются заработка? Что же? Всем им, как способным к труду, отказывать в подаянии? Если отказываете в подаянии, так дайте работу, а не отпускайте просящего ни с чем! Если он выбился из колеи даже по своей вине, если он, не находя работы, нуждается, голодает, то отказ в подаянии не заставит ли голодного взять хитростью или силою то, в чем ему отказывают? Не натолкнут ли его эти отказы на преступление? Производящиеся в судах дела о кражах и грабежах представляют множество случаев нравственного падения вследствие неполучения своевременной помощи. Не будем же судить строго протягивающего руку за подаянием. Если не можем предоставить ему работу и не имеем времени тщательно исследовать причину его нищеты и способы поставить его в прежнюю колею, то лучше, не мудрствуя лукаво, подадим ему, что можем. Если, при таких обстоятельствах, мы подадим, например, десяти просившим у нас, и из них девять окажутся обманщиками и тунеядцами, а десятого мы спасем от действительной беды, и если бы даже подаяние тунеядцу составляло грех, то несомненно, что спасение одного ближнего от гибели искупило бы те девять грехов. Ну, а отказ этому десятому, действительно нуждавшемуся, разве не лег бы тяжким грехом на душу отказавших ему? Разве не к таким людям обратится Христос, при окончательном суде над родом человеческим, со словами: Я был голоден, и вы не дали Мне есть; жаждал, и вы не напоили Меня; был странником, и не приняли Меня; был наг, и не одели Меня; болен и в темнице, и не посетили Меня? (Мф.25:42–43).

Иногда отказывают в подаянии неспособному к труду, напр. старику, только потому, что он не в рубище и что ему выдают из приходского попечительства на наем угла и на хлеб. Отказывающие ему в подаянии оправдывают себя, говорят: «зачем ему подавать? Он просит лишнее, без чего может обойтись». Но пусть рассуждающий так спросит самого себя: всегда ли он просит у Богу только хлеба насущного, или же просит и чего-нибудь лишнего? И если он не ограничивается молением о хлебе на сегодняшний день, то как же он может надеяться получить от Бога просимое, если сам отказывает ближнему своему, просящему у него чего-нибудь побольше куска хлеба?

Иногда отказывают в подаянии очевидно голодному и прозябшему, и отказывают только потому, что общий вид его изобличает в нем человека неравнодушного к спиртным напиткам. Говорят, что он сейчас же пропьет данное ему подаяние, и что поощрять таким образом пьянство – грех. Но не грех ли читать наставления о вреде пьянства человеку голодному и почти замерзающему? Не лучше ли сначала отогреть и накормить его, а потом уже побеседовать с ним о вреде пьянства? Иначе, наставления сытого только раздражат голодного, озлобят его против всех имущих, но голода не утолят и продрогшего тела не согреют.

Мы уже сказали, что все заповеди Иисуса Христа объясняются главнейшей Его заповедью – люби ближнего как самого себя. Поэтому, если мы когда-либо зададимся вопросом, следует ли дать просящему то, чего он просит, то безошибочный ответ подскажет нам не холодный рассудок, а сердце, согретое любовью к ближним. Чтобы не впасть в фарисейство в деле благотворения, надо уметь мысленно стать в положение просящего ближнего и сострадать ему, то есть страдать вместе с ним его страданиями и понять его желания, и если его желания не нарушают заповедей Христовых, то удовлетворить их по возможности, как бы свои собственные желания.

Просящему у тебя дай и от хотящего занять у тебя не отвращайся (Мф.5:42). Так передал нам слова Иисуса Евангелист Матфей. А Ев. Лука записал ту же заповедь в следующих выражения: Всякому, просящему у тебя давай, и от взявшего у тебя не требуй назад (Лк.6:30).

«Сделав доброе дело, – говорит Златоуст, – не ищи благодарности, чтобы иметь тебе должником Самого Бога, Который сказал: взаймы давайте тем, от которых вы не надеетесь ничего получить. Имея такого должника, для чего же ты, оставив Его, требуешь от меня, человека бедного и скудного? Разве Этот должник гневается, когда требуют с Него долг? Или Он беден? Или отказывается платить? Но разве ты не видишь Его несчётных сокровищ? Разве ты не видишь Его неизреченной щедрости? Итак, с Него проси и требуй; это Ему приятно. А если Он увидит, что ты с другого требуешь Его долг, то Он оскорбится этим, и не только не отдаст тебе, но и осудит тебя. В чем ты нашел Меня неблагодарным, скажет Он? Какую бедность у Меня нашел, что, оставив Меня, идешь к другим? Одному дал взаймы, а с другого требуешь? Ведь, хотя и человек получил, но велел дать Бог. Сам Бог сказал: благотворящий бедному дает взаймы Господу (Прем.19, 17). Ты дал взаймы Богу; с Него и требуй!» (Бес. на Мф. 15).

Эту вдохновенную речь Святителя мы должны вспоминать всегда, как только нас возмутит неблагодарность облагодетельствованных нами. Если мы, делая ближним добро (или, как сказал Христос, употребляя удобопонятные для Своих слушателей выражения, давая им взаймы), будем рассчитывать получить от них похвалу, благодарность или подобное же добро, то чаще всего нам отплатят самой черной неблагодарностью. И эта неблагодарность будет достойным воздаянием за то, что мы, благотворя, не были бескорыстны. И если взаймы даете (т.е. делаете добро) тем, от которых надеетесь получить обратно, какая вам за то благодарность? (Лк.6:34), то есть достойны ли вы за то какой бы то ни было благодарности?

В другой беседе Своей Христос объяснил, что, делая добрые дела, благотворя, мы исполняем лишь заповедь Его, то есть волю Божию, и потому не в праве даже рассчитывать на благодарность людей. Кто из вас, сказал Он, имея раба пашущего или пасущего, по возращении его с поля, скажет ему: пойди скорее, садись за стол? Напротив, не скажет ли ему: приготовь мне поужинать и, подпоясавшись, служи мне, пока буду есть и пить, и потом ешь и пей сам? Станет ли он благодарить раба сего за то, что он исполнил приказание? Не думаю. Так и вы, когда исполните все повеленное вам, говорите: мы рабы, ничего не стоящие, поэтому что сделали, что должны были сделать (Лк.17:7–10). Так пусть же людская неблагодарность не останавливает вас делать то, что повелел нам Бог! Не будем вменять себе в доблесть или особую заслугу исполнение наших обязанностей по отношению к ближним! Не будем отвращаться от хотящего воспользоваться нашей готовностью помогать ближним! Да и помогая им, будем помогать вполне бескорыстно, не рассчитывая ни на какую услугу или иное воздаяние с их стороны.

***

Вы слышали, что сказано: люби ближнего твоего и ненавидь врага твоего. А Я говорю вам: любите врагов ваших, благословляйте проклинающих вас, благотворите ненавидящим вас, и молитесь за обижающих и гонящих вас, да будете сынами Отца вашего Небесного (Мф.5:43–45).

На стр. 53 приведен ветхозаветный закон, повелевавший евреям не мстить и не иметь злобы на сынов народа своего, но любить ближнего своего, как самого себя. Считая себя обязанными любить только сынов народа своего, и признавая людей других народов своими врагами, евреи понимали этот закон как повеление ненавидеть врагов. Ненавидели врагов и язычники и самые грешные, по понятиям евреем, люди, т.е. мытари. Христос же требовал, чтобы ученики Его были в нравственном отношении выше всех евреев и язычников, чтобы они были достойными сынами Отца своего Небесного. И как Отец их Небесный, чуждый гнева и ненависти, любит всех людей, даже злых и неправедных, – видимым доказательством чего может служить повеление Его Своему солнцу светить добрым и злым, и дождю изливаться на праведных и неправедных, – то и они, ученики Христа, желающие быть сынами Отца Небесного, должны любить всех, любить врагов, благословлять проклинающих, благотворить ненавидящим и молиться за обижающих и гонящих их. Только при этом условии они и могут называться сынами Отца Небесного.

Показывая пример исполнения заповеди о любви к врагам, Иисус молился за распинавших Его: Отче! Прости им, ибо не знают, что делают (Лк.23:34). В подтверждение же того, что Бог любит всех людей, злых и добрых, праведных и неправедных, Христос сказал: Я пришел призвать не праведников, но грешников к покаянию (Мф.9:13). Да, Он пришел спасти грешников и проявил к ним такую любовь, что, спасая их душу (т.е. жизнь), Свою отдал за них.

Заповедав Своим ученикам такую возвышенную, чистую любовь, которая дает людям, ее проявляющим, право именоваться сынами Отца Небесного, Иисус тотчас же, для сравнения, указал им на любовь мира сего, то есть на себялюбие. От этой-то любви – корыстной, свойственной грешникам и язычникам, и предостерегал Он Своих учеников, говоря: если вы будете любить любящих вас, какая вам награда? Не то же ли делают мытари?... (Мф.5:46)

Любить врагов? По мнению толстовцев, это невозможно. Это (говорят они) одно из тех прекрасных выражений, на которые нельзя иначе смотреть, как на указание недостижимого идеала. Можно не вредить своему врагу, но любить – нельзя, не мог Христос предписывать невозможное (Толстой. В чем моя вера?).

Исходя из положения, что нельзя любить личного врага, и что Христос не мог предписывать невозможное, толстовцы полагают, что под именем врага Христос разумел врага народа. Нельзя (говорят они) любить личных врагов, но людей вражеского народа можно любить точно так же, как своих.

Если из всей нагорной проповеди вырвать одно только изречение Иисуса о любви к врагам и толковать его без связи с остальными изречениями, то, пожалуй, можно было бы согласиться с толстовцами. Но если слово о любви к врагам не отделять от последующих слов Иисуса о благословении проклинающих, благотворении ненавидящим, молитве за обижающих, а также о любви только к любящим, приветствии только братьев и пр., то станет ясно, что Христос говорил не только о врагах народных, о людях вражеского народа, но и о личных врагах и даже главным образом о врагах личных.

Мы привели здесь мнение толстовцев не потому, чтобы считали его заслуживающим опровержения, но для того, чтобы доказать, что личного врага можно любить, и что Христос не предписывал ничего невозможного.

Кто привык гневаться по всякому, самому ничтожному даже, поводу, кто не умеет владеть собой, кто никому ничего не прощает, кто воздает злом не только за зло, но даже и за добро, кто мстит всем, причинившим ему какую-либо неприятность – тот, конечно, не может любить своего личного врага, а может только ненавидеть его. Если такому человеку сказать, что Христос заповедал любить врагов, то он ответит, что любить врагов невозможно, что Христос указал этой заповедью на совершенство, достижение которого не по силам человеку.

Но ведь Христос не с этой заповеди начал Свою нагорную проповедь? Заповедью о любви к врагам Он почти окончил Свои поучения о том, каковы должны быть люди, желающие достигнуть истинного счастья, блаженства, то есть вечной жизни в Царстве Небесном. Начал же Он нагорную проповедь другими, более легкими заповедями и, излагая их одну за другой, постепенно довел Своих учеников и других слушателей до сознания о возможности и даже необходимости любить врагов. Он прежде всего требовал смиренномудрия, сокрушения о грехах, кротости, стремления к познанию правды Божией, милосердия, чистоты даже помыслов, умиротворения враждующих, терпения в перенесении страданий и гонений за правду. Затем, как бы обращаясь к возрожденному исполнением таких заповедей человеку, Он требует от него не только не причинять никому никаких страданий, но даже не гневаться ни на кого и безотлагательно мириться с гневающимся на него братом, быть верным жене своей и не осквернять брачного союза даже любострастным взглядом на другую женщину, быть безусловно правдивым и не нуждаться в подтверждении своих слов клятвой, не мстить, но воздавать добром на зло, и просящему не отказывать в помощи. Понятно, что человек, исполнивший и эти заповеди, достигший такого высокого нравственного совершенства, благотворящий и ненавидящему его, будет несомненно сокрушаться о грехах своего врага, будет искренно ждать, чтобы он покаялся и тем избавил себя от осуждения, словом, будет жалеть его. Жалость же есть не что иное, как основа любви. Кто жалеет врага, кто желает ему добра, тот несомненно и любит его.

Жизненный опыт указывает, что даже человек, не достигший высокого нравственного совершенства, но просто добрый, нередко совершенно бескорыстно щадит врага своего, жалеет его, следовательно, проявляет любовь к нему.

Поэтому, любовь к врагу вообще возможна, а для высоконравственного человека, исполнившего все заповеди Христовы, даже необходима, как неизбежное следствие совокупности всех усвоенных им добродетелей.

Оканчивая изложение главнейших заповедей Своих, Иисус сказал: будьте совершенны, как совершен Отец ваш Небесный! (Мф.5:48)

Слова эти нельзя понимать в смысле повеления сравняться с Богом в совершенстве, так как величие Божие недосягаемо и даже непостижимо для человека.

Познавать Бога и Его совершенства люди стали лишь с пришествием Христа на землю, и именно в лице Его, Богочеловека. Своим учением и проявлением божественной силы всемогущества в совершенных Им чудесах, Христос открыл нам величие Отца Своего и недоступные нам совершенства Его, как Бога. Но так как Он был Богочеловек, то в Нем открылись нам, во всей полноте своей, и те совершенства Божества, которые может вместить в себя человек. Поэтому, признавая для себя недосягаемыми совершенства Христа-Бога, мы можем, однако, стремиться к достижению тех совершенств Отца Небесного, которые открыты нам в Христе-Человеке. Давая нам заповеди, Христос на себе показал пример исполнения их, то есть образец того совершенства, которое доступно человеку.

По поводу стремления к совершенству, Бл. Августин говорит: «Не будь доволен тою степенью нравственного достоинства, на которой ты находишься, но стремись к той, которой еще не достиг; ибо, как только ты смотришь на себя с самодовольством, то уже не пойдешь далее; если же скажешь: довольно! то ты погиб. Все прибавляй, все иди вперед, все совершенствуйся!»

***

Сказав ученикам Своим – чего они не должны и что должны делать, чтобы достигнуть блаженства в вечной жизни, Иисус Христос перешел затем к вопросу о том – как надо делать то, что Он заповедал.

Не творите милостыни вашей пред людьми с тем, чтобы они видели вас, сказал Он (Мф.6:1).

Этими словами Христос не запрещает творить милостыню или вообще добрые дела перед людьми, в присутствии сторонних людей, так как отказ просящему на том только основании, что люди могут заметить дающего и прославить его за то, нарушил бы заповедь – просящему у тебя дай. Христос говорит здесь не об обстановке, в которой совершаются добрые дела, а о намерении, с которым они совершаются. Если доброе дело совершается исключительно во имя чистой любви к ближнему, без всяких расчётов на похвалы людей или награды от сильных мира сего, то хотя бы пришлось совершить его и всенародно, оно не перестает через это быть истинно добрым делом, исполнением воли Божией. Опасение быть замеченным не должно останавливать в исполнении обязанностей по отношению к ближним. В той же нагорной проповеди Иисус сказал: «да светит свет ваш пред людьми, чтобы они видели ваши добрые дела, и прославляли Отца вашего Небесного» (Мф.5:16). Следовательно, нет ничего дурного не только в том, что доброе дело совершается в присутствии сторонних людей, но даже и в том, что эти сторонние люди прославляют творящего добро. Но если подаяние или пожертвование дается, или вообще доброе дело совершается с тем, чтобы обратить на себя внимание людей и прославиться среди них в качестве благотворителя, или же снискать себе особое благоволение сильных мира сего и получить чин или орден, то подающему с такой целью подаяние не будет вменено в праведность и не избавит его от осуждения, ибо не любовь к ближнему руководила им, а исключительно тщеславие, себялюбие, желание получить награду здесь, на земле.

Таких лже-благотворителей Христос сравнивает с лицемерами, подававшими милостыню не иначе, как в многолюдных собраниях, в синагогах и на улицах, и при том так, чтобы обратить на себя всеобщее внимание (как бы трубя перед собою), разглашая о предстоящей раздаче милостыни. Эти лицемеры чаще всего ненавидят ближних своих, обирают их, и если от избытка награбленного дают что-либо на благотворительные дела, то не из любви к ним, а с единственной целью прославиться благотворителем и тем обелить свои грязные дела. Их-то и осуждает Христос.

Но иногда человек, творящий добрые дела исключительно из любви к ближним, без всяких расчётов на похвалы и награды земные, может потом сам себя возвеличить и возмечтать о своих доблестях. Такое самомнение, гордость, несомненно, более тяжкий грех, чем тщеславие. И от этого-то греха предостерегает Христос, заповедуя творить добро как бы втайне от самого себя (пусть левая рука твоя не знает, что делает правая), то есть, сотворивши добро, скорее забыть про него и никогда о нем не говорить и даже не вспоминать. Не говорить – чтобы не вызвать льстивых похвал людских, не вспоминать – чтобы не возгордится. Но помнить всегда, что, творя бескорыстно добрые дела, мы ничего особенного не делаем, за что достойны были бы похвал, а исполняем лишь свои обязанности, творим волю Божию.

И, когда молишься, не будь, как лицемеры, которые любят в синагогах и на углах улиц, останавливаясь, молиться, чтобы показаться перед людьми. Ты же, когда молишься, войти в комнату твою и, затворив дверь твою, помолиться Отцу Твоему, Который втайне, и Отец Твой, видящий тайное, воздаст тебе явно (Мф.6:5–6).

Этими словами Христос не запрещает молиться в храмах и других молитвенных собраниях, как не запрещает и творить милостыню пред людьми. Но Он запрещает молиться на виду у всех с тем, чтобы показаться пред людьми молящимся. Следовательно, и здесь осуждается не обстановка, в которой человек молится, но то тщеславие, ради которого человек показывается людям как бы молящимся. Такой человек не молится, не о Боге думает. Нет, мысли его далеки от Бога: он думает только о том, как бы обратить на себя внимание окружающих его людей и заслужить у них славу набожного, праведного человека. Таких-то лицемеров и осуждает Господь.

Но если кто истинно молится в храме, не только не стараясь обратить на себя внимание окружающих, но даже стараясь остаться незамеченным ими, то за такое моление он не подлежит осуждению. Кто в молитве сосредоточивает все мысли свои только в Боге, тот даже не видит и не замечает окружающих его. Да и что за беда, что его могут увидеть молящимся? Ведь он молится не для того, чтобы его видели, и потому значение и сила молитвы его через это не уменьшатся.

Человеку, как существу несовершенному, Христос заповедал неуклонно стремиться к совершенству. Но так как на пути к достижению этой цели постоянно встречаются препятствия в обуревающих человека страстях и, между прочим, в тщеславии и гордости, то, желая устранить эти препятствия, Христос запретил даже и добрые дела творить с дурными намерениями, с тем, чтобы люди видели их. Заповедуя избегать людских похвал, нередко доводящих слабохарактерных до тщеславия и гордости, Христос сказал, что лучше подавать милостыню тайно, лучше молиться в уединении, чем подвергаться опасности греха. Истинному последователю Христа, достигшему некоторой степени совершенства, вполне безопасно и милостыню подавать всенародно и также всенародно молиться, потому что, подавая милостыню и молясь, он руководствуется только любовью к Богу и ближним, при чем похвалы людские к нему не пристанут и не собьют его с твердого пути. Но если человек еще не окреп духом, если расточаемые похвалы могут вскружить ему голову и заставить его возмечтать о себе, сделаться гордым от сознания своих прославленных добродетелей, то только заповеданная ему Христом осторожность может спасти его от падения и гибели. Такой человек, продолжая делать добрые дела исключительно из любви к Богу и ближним, должен считать эти дела исполнением своих обязанностей и потому даже не вспоминать о них, как о своих заслугах, забыть их, держать их в тайне от себя. Молясь, он должен избегать взоров людских и молиться в том уединении, какого требует состояние его души. Если ему необходимо уединение в буквальном смысле, он должен войти в свою комнату и дверь за собой затворить, чтобы никто и ничто не помешали ему молиться. Если такого уединения не требуется, он все-таки должен уединиться в самом себе, все мысли свои сосредоточить исключительно в Боге, забыть все окружающее и не обращать никакого внимания на стоящих тут же сторонних людей.

По мнению Августина, комната, о которой говорит Христос, есть человеческое сердце, дверь – чувственный вход, через который проникают беспорядочные и нечистые житейские мысли, дверь, в которую всегда стучится искуситель, а находя ее затворенной и для него запертой, уходит и оставляет нас.

Ту же мысль высказывает и Амвросий Медиоланский: «вот комната молитвы, которую ты всегда имеешь с собою; в эту комнату преимущественно должно уединяться, хотя бы мы находились и между людьми».

«Если и в комнату войдешь (говорит Златоуст) и затворишь за собою двери, а сделаешь это напоказ, то и затворенные двери не принесут тебе никакой пользы. Спаситель желает, чтобы ты, прежде чем затворить двери комнаты, изгнал из себя тщеславие и заключил двери сердца твоего. Из глубины сердца твоего извлеки глас, сделай молитву твою тайною».

В одной из дальнейших бесед Своих Иисус привел образцы молитв тщеславной и сердечной: Два человека вошли в храм помолиться: один фарисей, а другой мытарь. Фарисей, став, молился в себе так: Боже! Благодарю Тебя, что я не таков, как прочие люди, грабители, обидчики, прелюбодеи, или как этот мытарь: пощусь два раза в неделю, даю десятую часть из всего, что приобретаю. Мытарь же, стоя вдали, не смел даже поднять глаз на небо; но, ударяя себя в грудь, говорил: Боже! Будь милостив ко мне грешнику (Лк.18:10–13).

Предостерегая от тщеславной молитвы лицемерных фарисеев, Христос предостерег Своих учеников и от подражания язычникам: А молясь, не говорите лишнего, как язычники, ибо они думают, что в многословии своем будут услышаны; не уподобляйтесь им, ибо знает Отец ваш, в чем вы имеете нужду, прежде вашего прошения у Него (Мф.6:7–8).

Молясь, не говорите лишнего. А что такое лишнее в молитве?

На этот вопрос отвечает Сам Иисус Христос в той же Нагорной проповеди: Не заботьтесь и не говорите: что нам есть? или что нам пить? или во что одеться? потому что всего этого ищут язычники, и потому что Отец ваш Небесный знает, что вы имеете нужду во всем этом. Ищите же прежде Царства Божия и правды Его, и это все приложится вам (Мф.6:31–33). Смысл этих слов, в связи с прежде сказанными, таков: назначение человека – достигнуть вечной жизни в Царстве Небесном, средство к достижению этой цели – исполнение воли Божией, правды Его, в этой земной жизни, в Царстве Божием. Следовательно, главнейшая забота человека должна заключаться в отыскании возможности, путем исполнения воли Божией, вступить здесь в Царство Божие, сделаться достойным членом его, и тем открыть себе вход и в Царство Небесное. На этом он должен сосредоточить все свои мысли, сообразно этому во всем поступать, и об этом молиться. Все же не относящееся к этому, все земное, временное, как то: пища, питье, одежда и прочее, все это – лишнее. Лишнее не для человека, ибо он не может жить без пищи, питья, одежды, но лишнее для молитвы. Лишнее потому, что человеку, ищущему прежде всего Царства Божия и правды Его, все это будет дано Богом и без прошения его, ибо Отец его Небесный знает, что он во всем этом имеет нужду.

Однако, моление об этом лишнем не безусловно воспрещено. Научив нас молиться о хлебе насущном, Христос тем самым признал неподлежащим осуждению моление о даровании нам, в мере действительной необходимости, и благ земных. Но это моление не должно заслонять собой искания Царства Божия и правды Его.

По этому поводу Иоанн Златоуст говорит: «Господь внушает, что молящиеся не должны просить скоропреходящего и погибающего. Ни красоты телесной, которая увядает от времени, изглаживается от болезни, исчезает при смерти. Ни денежного богатства, которое, подобно речным водам, притекает и утекает, переходит то к одному, то к другому, убегает от тех, кто удерживает его, и не остается у тех, кто любит его, подвергается бесчисленному множеству бедствий от моли, от разбойников, от клеветников, от пожаров, от кораблекрушений, от нападений врагов и от прочих зол. Ни почетной власти, которую также сопровождает множество скорбей. А некоторые из людей, впадших в крайнее безумие, не только просят у Всевышнего Бога телесной красоты, богатства, власти и тому подобного, но восстают против своих врагов, умоляют послать им какое-нибудь наказание, и Того, Кого просят быть к самим себе милостивым и человеколюбивым, в отношении к врагам своим хотят сделать немилостивым и нечеловеколюбивым. Господь, желая предотвратить это, заповедует: не говорите лишнего» (Бес. о жизни по Богу, т. 3, кн.1).

Заповедуя не говорить на молитве лишнего, как язычники, Христос пояснил, что язычники думают, что в многословии своем будут услышаны.

Толкуя эти слова, Августин делает различие между многословием, которое Господь так усиленно поощряет в другом месте. «Кто Сам проводил ночи в молитве, Кто сказал ищите и обрящете, Кто объяснял притчею, что должно всегда молиться и не унывать, Тот, конечно, был очень далек от порицания продолжительной молитвы, если это действительно молитва. Он может осуждать только те молитвы, которые под этим названием представляют нескончаемый набор громких и пышных слов, заменяющих излияния глубочайшего искреннего чувства и невыразимые в словах сердечные воздыхания» (Тренч. Нагорн. проп.).

Знает Отец ваш, в чем вы имеете нужду, прежде вашего прошения у Него (Мф.6:8). По поводу этих слов некоторые спрашивают: а если Он наперед знает, чего мы просим, то какая необходимость вообще просить чего-либо? Какая нужда выражать какое-либо прошение словами, пересказывать что-либо Тому, Кому все уже известно? Какая нужда вообще в молитве?

Слова Иисуса – знает Отец ваш, в чем вы имеете нужду прежде вашего прошения у Него – содержат в себе воспрещение многословия в молитве, а не самой молитвы. Если бы не было надобности в молитве, а не самой молитвы. Если бы не было надобности в молитве вообще, то Христос не говорил бы: просите и дано будет вам (Мф.7:7), молитесь за обижающих вас и гонящих вас (Мф.5:44), истинно, истинно говорю вам: о чем ни попросите Отца во имя Мое, даст вам (Ин.16:23) и т.д.

Но почему же (говорят) Всеблагой Бог не подает людям все, в чем они имеют нужду, и без прошения их, без молитвы?

По учению Иисуса Христа, люди имеют действительную нужду лишь в достижении Царства Небесного, но так как человек одарен свободой воли и может произвольно искать это Царство или бежать от него, то понятно, что оно только просящему дано будет. В стремлении к достижению этой цели, в борьбе с искушениями и страстями, силы человеческие нередко ослабевают, и потому молитвенное обращение к помощи Божией становится неизбежным. Сам Христос молился в Гефсиманском саду перед предстоявшими Ему страданиями, когда заметил, что Его человеческие силы слабеют. Искушаемый мыслью о возможности избавиться от этих страданий, Он молился и окончил молитву Свою словами: да будет воля Твоя!

Следовательно, Иисус Христос не только не осудил обращение наше к Богу в молитве, но даже словом и примером Своим заповедал нам молиться.

Подает же Бог без прошения, без молитвы, только ищущим прежде всего Царства Божия и правды Его, и при том подает им только то, что для них считается лишним в молитве.

Молитесь же так: Отче наш… (Мф.6:9–13) молитва, данная Господом Своим ученикам и известная под именем молитвы Господней, есть только образец согласной с Его учением молитвы, нисколько не исключающий возможности и других молитв, ибо и Сам Господь Иисус Христос произносил другие молитвы (Ин.17).

Отче наш! Бог, как Творец мира и людей, считается Отцом всех Своих творений. Но все ли люди смеют называть Его своим Отцом?

Для того, чтобы иметь право называть Бога Отцом, надо исполнять заповеди, данные Христом: «любите (сказал Он) врагов ваших, благословляйте проклинающих вас, благотворите ненавидящим вас и молитесь за обижающих вас и гонящих вас, да будете сынами Отца вашего Небесного» (Мф.5:44–45).

Следовательно, только исполняющие заповеди Христовы, стремящиеся к совершенству, могут называть Бога своим Отцом. Все же остальные люди, не переставая быть творениями или, по ветхозаветному, рабами Божьими, недостойны именоваться сынами Отца Небесного. В этом убеждает нас происшедший после Нагорной проповеди разговор Иисуса с Иудеями. Иисус сказал Иудеям: Вы делаете дела отца вашего. На это сказали Ему: мы не от любодеяния рождены; одного Отца имеем, Бога. Иисус сказал им: если бы Бог был Отец ваш, то Вы любили бы Меня, потому что Я от Бога исшел и пришел; ибо Я не Сам от Себя пришел, но Он послал Меня. Почему вы не понимаете речи Моей? Потому что не можете слышать слова Моего: ваш отец диавол, и вы хотите исполнять похоти отца вашего (Ин.8:41–44).

Сыны Отца Небесного должны быть чужды себялюбия, они должны любить весь род человеческий, даже врагов своих, и за всех молиться. Вот почему, уча Своих последователей молиться, Христос повелевает им говорить – Отче наш, а не Отче мой, то есть молиться за всех, а не за себя только.

Называя в этой молитве Бога Отцом нашим, мы тем самым признаем всех людей, как детей одного Отца, нашими братьями. А так как братья должны быть равноправны, то и все люди равны перед Богом. Ни богатство, ни знатное происхождение не могут выделить человека из общего уровня. Только благочестие, исполнение воли Божией, искание Царства Божия и правды Его, могут отличить человека и сделать его достойным сыном Отца Небесного.

Сущий на небесах. На обыкновенном разговорном языке небом всегда назывался и теперь называется весь мир, кроме земли. Но так как Бог есть Дух, не нуждающийся в каком-либо особом месте для Своего пребывания, Дух вездесущий, то слова молитвы – «сущий на небесах» – надо понимать не буквально. Отцом Небесным мы называем Бога в отличие от отца земного, как и вообще все неземное называем небесным.

Для святится имя Твое! «Что это значит? – спрашивает Августин. Может ли Бог быть еще святее, чем Он есть? В Себе Самом не может; это имя само в Себе пребывает одно и то же, во веки святое; но святость сего может умножаться и возрастать в нас самих и в других людях, и в этом прошении мы молимся, чтобы род человеческий более и более познавал Бога и чтил Его Всесвятого».

«Да святится, значит, да прославится (говорит Златоуст). Сподоби нас – как бы так учит нас Спаситель молиться – так чисто жить, чтобы чрез нас все Тебя славили» (Бес. на Мф. 19).

В начале Нагорной проповеди Иисус сказал Своим ученикам: да светит свет ваш пред людьми, чтобы они видели ваши добрые дела и прославляли Отца вашего небесного (Мф.5:16). Добрые дела совершаются во исполнение воли Божией. Видящие осуществление этой воли в добрых делах познают святость Бога, во имя Которого эти дела совершаются, познают святость имени Его. А через это имя Божие святится, признается святым, прославляется даже и теми людьми, которые до того времени были далеки от Бога.

В первые века христианства истинные последователи Христа исполнением заповедей Христовых, в которых им открыта была воля Божия, самоотверженной любовью к ближним и всегдашней готовностью душу свою положить за них привлекали ко Христу толпы язычников, познавших в них величие и святость Того Бога, воля Которого вдохновляла их, и имя Которого святилось в них.

Можно привести много примеров и из позднейших времен, даже из нашего времени, когда добрые дела и вообще святая жизнь праведника заставляли маловерных и даже неверующих признать величие Божие и святость имени Его.

Поэтому, слова – «да святится имя Твое» – можно понимать так: да проявится святость имени Твоего в людях, творящих волю Твою! Да светит свет Твой в них, и да познают и прославят Тебя все народы земли! Да будет везде свято имя Твое!

Да приидет царствие Твое! Бог есть Творец и Царь всего мира. Следовательно, Царство Его – весь мир. Но в учении Иисуса Христа различается Царство Божие на земле от Царства Небесного.

Под именем Царства Небесного разумеется та неземная жизнь вечного блаженства, которая обещана праведным людям после окончания суда Божия над родом человеческим, после страшного суда. Царство Небесное придет независимо от желаний или молитв людей, молитвы не могут ускорить наступление его. Следовательно, здесь речь идет не о наступлении его. Царством же Божием Христос назвал Царство земное, совокупность всех людей, творящих волю Божию, таких людей, для которых воля Божия, заповеданная нам Христом, составляет высший и безусловно обязательный закон, которые одушевлены истинной любовью ко всем, даже врагам, которые благо творят даже и ненавидящим их. Это – духовное Царство, не ограниченное никакими границами: оно везде, где люди творят волю Божию. Вот о скорейшем наступлении этого Царства для всех людей мы и молимся, когда говорим: да приидет Царствие Твое! Мы молим Бога, чтобы все люди скорее познали Его волю и исполняли ее, чтобы Царство Божие, Царство мира, любви и добра, вместило бы в себе всех без исключения людей и объединило бы их в единое стадо с Единым Пастырем.

Но так как достигнуть Царства Небесного можно не иначе, как пройдя земную жизнь, и при том исполняя волю Божию и, вследствие этого, состоя членом Царства Божия здесь, на земле, то, молясь о том, чтобы Царство Божие вместило всех людей, мы, тем самым, молим и о вступлении всех, без исключения, людей в Царство Небесное. Следовательно, произнося слова – «да приидет Царствие Твое» – мы одновременно молим о распространении на всех людей Царства Божия и о нелишении их Царства Небесного.

Да будет воля Твоя и на земле, как на небе! Бог – Творец мира. Ему подчинено все. Но Он же, создав человека, даровал ему свободу воли. Злоупотребляя этой свободой, люди действуют далеко не всегда согласно с волей Бога. Вот почему весь мир, руководимый исключительно волей Бога, противополагается людям, руководимым своей свободной волей, как небо противополагается земле. И если мы просим, чтобы воля Божия была и на земле, как на небе, то это означает нашу просьбу, чтобы воля Божия руководила людьми так же, как она руководит все миром, чтобы воля людей совпадала бы с волей Бога, чтобы люди желали лишь того, что угодно Богу. Это не уничтожает свободы воли человека, но приводит ее в согласие с волей Бога.

Эту необходимость согласования своей воли с высшей волей Иисус Христос объяснил при другом случае: Не ищу Моей воли, сказал Он, но воли пославшего Меня Отца (Ин.5:30). Если Он, Богочеловек, во всем согласовал Свою волю с волей Пославшего Его, то тем более мы, обуреваемые искушениями и немощами нашего тела, должны заботиться о том, чтобы воля наша во всем согласовалась с волей Отца нашего Небесного.

В той же Нагорной проповеди Христос сказал: Не всякий, говорящий Мне: Господи! Господи! Войдет в Царство Небесное, но исполняющий волю Отца Моего Небесного (Мф.7:21). Вот почему Он учит нас после слов – «да приидет Царствие Твое» – говорить: да будет воля Твоя, да исполняется всеми людьми воля Твоя!

Хлеб наш насущный дай нам на сей день. «Он повелел (говорит Златоуст) просить хлеба насущного, не для объеденья, а для питания, восполняющего истраченное в теле и отклоняющего смерть от голода, – не роскошных столов, не разнообразных яств, произведений поваров, изобретений хлебопеков, вкусных вин и прочего тому подобного, что услаждает язык, но обременяет желудок, помрачает ум, помогает телу восставать на душу. Не этого просить научает нас заповедь, но хлеба насущного, то есть обращающегося в существо тела и могущего поддержать его. При том и его заповедано нам просить не на великое число лет, а столько, сколько нужно нам на настоящий день… в самом деле, если ты не знаешь, увидишь ли завтрашний день, то для чего беспокоить себя заботой о нем?... Тот, Кто даровал тебе тело, вдохнул душу, сделал тебя животным разумным и приготовил для тебя все блага прежде, нежели создал тебя, забудет ли тебя, Свое создание? (Бес. «О жизни по Богу»; Бес. на Мф. 19).

В этих словах молитвы, под именем хлеба насущного разумеется все, крайне необходимое для поддержания нашей жизни. А так как человек состоит из души и тела, то под хлебом насущным надо разуметь не только пищу, питье, одежду, жилище и все прочее, необходимое для поддержания жизни тела, но и все, что облагораживает, очищает, возвышает наши души и тем приближает их к Богу.

И прости нам долги наши, как и мы прощаем должникам нашим, то есть прости нам грехи наши так, как и мы прощаем согрешившим против нас.

Христос заповедал нам любить врагов наших, благословлять проклинающих нас, благотворить ненавидящим нас и молиться за обижающих и гонящих нас. Кто исполняет эту заповедь, тот, несомненно, прощает своих врагов, и за то сам заслуживает прощения грехов. Если кто и не достиг еще такого совершенства, кто еще не может любить врагов своих и благотворить им, но однако не гневается на них и прощает им все обиды, тот все-таки в праве просить у Бога прощения грехов своих.

Но кто не прощает согрешившим против него, кто гневается на них и желает им зла, смеет ли тот сам просить у Бога прощения своих грехов? Ответ на этот вопрос содержится в следующих пояснительных словах Иисуса Христа: Ибо если вы будете прощать людям согрешения их, то простит и вам Отец ваш Небесный; а если не будете прощать людям согрешения их, то и Отец ваш не простит вам согрешений ваших (Мф.6:14–15).

Итак, прежде, чем просить у Бога прощения грехов наших, мы сами должны простить всем своим обидчикам. Мало того, мы должны примириться с тем, на кого сами не гневаемся, но кто имеет нечто против нас, то есть считает себя обиженным нами. И тогда только мы можем молиться о прощении грехов наших.

Вдумайтесь в эти слова молитвы: прости нам грехи наши так, как мы прощаем согрешившим против нас! И если вы не прощаете обидевших вас, то вы должны прийти в ужас от этих слов, которые произносите ежедневно. Ведь вы просите, чтобы Бог не прощал вас! Вы просите, чтобы Он простил вас так, как и вы прощаете. А если вы таите злобу против обидевших вас и не хотите простить их, то, значит, вы просите Бога, чтобы и Он не прощал вас. Одумайтесь же и не дерзайте просить у Бога прощения ваших грехов, если сами не прощаете обидевших вас! Спешите скорее простить всех, чтобы не было поздно! Ведь вы не знаете, когда будете отозваны из этого мира! А за пределами этой жизни нет места ни покаянию, ни всепрощению.

«Бог благоволил вступить с нами в договор (говорит Августин). Он говорит тебе: прости, и Я прощу! Не простил ты – сам против себя идешь, а не Я».

Необходимость прощать все обиды, чтобы получить прощение своих грехов, Христос объяснил особенно наглядно в притче о должнике (Мф.18:21–35), которую окончил такими словами: Тогда государь его призывает его и говорит: злой раб! Весь долг тот я простил тебе, потому что ты упросил меня; не надлежало ли и тебе помиловать товарища твоего, как и я помиловал тебя? И, разгневавшись, государь его отдал его истязателям, пока не отдаст ему всего долга. Так и Отец Мой Небесный поступит с вами, если не простит каждый из вас от сердца своего брату своему согрешений его.

Сознающий свою греховность, осуждающий себя, решающийся болше не грешить, естественно желает снять с себя ответственность за совершенные им грехи, а потому в раскаянии молить о прощении. Таким образом искренняя молитва о прощении грехов есть вместе с тем и покаяние во грехах.

Кто не раскаивается в грехах своих, кто не признает себя грешным, тот не нуждается в прощении грехов и не молится о том. Покайтесь! Взывал Иоанн Креститель. Призывом к покаянию начал Свою проповедь и Иисус Христос. За покаянием следует молитва о помиловании. Нет покаяния без молитвы, нет и молитвы без покаяния.

И не введи нас в искушение!

Искушением называется вообще испытание. Искушать можно Бога и человека. По отношению к Богу, искушение выражается большей частью в требовании от Него доказательств Его всемогущества и милосердия. По отношению же к человеку, искушение выражается в испытании его нравственных сил склонением его к чему-либо безнравственному, греховному, или же в испытании его веры. Бог никого не искушает соблазном греха. Искушение Его выражается лишь в испытании веры (пример Авраама). Соблазном же греха искушает нас злой дух, а также люди и мы сами.

Подвергаться искушениям, соблазнам – неизбежная участь каждого человека. И чем сильнее искушение, тем труднее борьба с ним, но за то тем приятнее победа, тем выше подвиг победителя. Сознавая неизбежность для человека искушения вообще, мы не должны, однако, на этом основании искать их, идти навстречу им. Это было бы слишком самонадеянно с нашей стороны. Напротив, зная слабость свою, мы должны всеми мерами избегать их сами и отвращать от них наших ближних. Но если искушение пришло, мы должны встретить его во всеоружии разума и воли, и победить его, устоять против соблазна, не поддаться ему. Если человек начнет свое самоисправление и возрождение, по наказаниям Иисуса Христа, с сознания своей духовной нищеты, и пройдет последовательно, с Божьей помощью, все ступени лестницы, ведущей к возможному для него совершенству, то дальнейшая борьба будет для него легка. Но и в таком случае, при всей легкости борьбы, он не должен забывать возможности своего падения, и потому постоянно должен молить Бога о помощи.

Искушать, то есть соблазнять нас, наталкивать нас на совершение чего-нибудь дурного, могут: мы сами, то есть наши похоти и страсти, затем другие люди и, наконец, дух зла. Животное не может бороться с похотями своего тела и вполне подчиняется им. Человек же одарен духом, господствующим над телом, и потому может побеждать похоти его. Силой того же духа он может бороться и с соблазнами близких ему людей и, в крайности, должен отречься от соблазняющего его друга, хотя бы он был так необходим, как глаз или правая рука. Может соблазнять нас и диавол.

Диавол может только соблазнять нас, внушать нам дурные мысли и желания, но власти над нами не имеет. Если он, по-видимому, и приобретает над нами власть, то только потому, что мы сами, добровольно, подчиняемся ему без сопротивления, сами вручаем ему эту власть и становимся его рабами. Но такой власти над нами ему не дано свыше. Мы можем побеждать его, мы должны быть победителями! И если мы ведем упорную борьбу с ним и сознаем, что, без помощи свыше, можем не выдержать всего натиска духа зла, то должны молить Милосердного Бога о помощи.

Итак, мы молимся не о том, чтобы не подвергаться искушениям, так как обязаны сами по возможности избегать их, а о том, чтобы вступив в борьбу с искушениями, не обессилеть, не пасть, не причинить тем себе зла.

Итак, наше бессилие в борьбе с искушениями, наше нравственное падение причиняет нам много зла. Молясь о поддержании нас с борьбе, мы, вместе с тем, молимся и об избавлении нас от вредных последствий борьбы, победителями из которой мы не сумели и не смогли выйти. Мы молим избавить нас от зла, от бедствия, которое постигло нас отчасти по нашей же вине. И так как мы привыкли все зло приписывать дьяволу, которого называем также духом лукавым, то и оканчиваем молитву словами: но избави нас от лукавого!

Всепрощающий и любвеобильный Господь разрешил нам просить Его об избавлении нас даже от таких бед, какие мы могли бы сами предотвратить, если бы не обессилели в борьбе.

Молитва оканчивается исповеданием веры в Бога, Которому принадлежит Царство, то есть власть над всем миром, сила всемогущества и слава во все века.

Аминь – слово еврейское, означающее подтверждение чего-либо: так, действительно, истинно, да будет. Оно было произносимо народом в синагогах после прочтения кем-либо одним молитв. Обычай этот перешел и к христианам.

***

Предостерегая Своих последователей от пагубного тщеславия, Иисус Христос заповедал делать добрые дела и молиться не напоказ, не с тем, чтобы люди видели это и хвалили. Точно также заповедал Он и поститься так, чтобы люди этого не замечали.

Выше было сказано, что излишество в пище и питье обременяет желудок, помрачает ум и ослабляет волю. Такие последствия излишества испытал, вероятно, каждый из нас. Следовательно, для подчинения тела духу, необходимо иногда воздержание от пищи и питья, и это в особенности необходимо в борьбе с искушениями и для лучшего познания своих грехов, самоосуждения и покаяния. Воздержание от пищи и питья может быть полное и неполное, более или менее продолжительное, в зависимости от сил постящегося и от силы того искушения, с которым приходится бороться. Во всяком случае, человек должен поститься лично для себя, для торжества духа своего над страстным и похотливым телом, а не для того, чтобы казаться постящимся.

Фарисеи того времени особенно старались казаться постящимися. Евреи имели обыкновение часто совершать омовения тела и мазать голову маслом. Это необходимо было в жарком климате Палестины. Фарисеи же в дни поста не умывались, не чесали волосы и не мазали их маслом, надевали старые одежды и посыпали головы пеплом. Так поступали они для того, чтобы необычным внешним видом своим обратить на себя внимание людей и обмануть их. Они не столько постились, сколько казались постящимися. Обманутый ими народ хвалил их за такое мнимое благочестие, и они этим вполне удовлетворялись, так как только для этого и лицемерили.

От Своих же последователей Христос требует иного поста. Не будьте унылыми, мрачными, когда поститесь, не изменяйте своей внешности ничем и вообще старайтесь не обращать на себя внимания людей. Ведь вы поститесь не для них, а для себя, и не перед ними, а перед Отцом вашим Небесным, Который видит все, что вы совершаете втайне, и знает даже ваши помышления. Зная ваши добрые дела, молитвы и пост, совершаемые втайне от людей, Он воздаст вам явно.

Выше было сказано, что заповедями Христа не воспрещается явное совершение добрых дел и молитв, если они совершаются не для того, чтобы люди видели их. Точно также не воспрещается и явный пост, если кто поститься для подчинения своего тела духу, для большего удобства молиться и каяться, а не для того, чтобы люди видели это и хвалили постящегося.

Цель земной жизни человека – достижение вечного блаженства в Царстве Небесном. Поэтому, он должен заботиться только о том, что ведет его к этой цели: самоотверженная любовь к ближним, даже к врагам, совершение для них добрых дел, самоосуждение, покаяние, пост и молитва. Это такие сокровища, которые необходимы для вступления в Царство Небесное, и которые не отнимутся ворами и не истребятся ни молью, ни ржавчиной, как истребляются и отнимаются сокровища, имеющие значение лишь для кратковременной земной жизни.

Зная слабость Своих слушателей к любостяжанию, к накоплению богатств и предметов роскоши, зная, что эта слабость, превратившись в страсть, отуманивает ум и делает сердце неотзывчивым к нуждам ближних, Христос остерегал их от пристрастия к тленным сокровищам земли и заповедал им накоплять только те сокровища, которые имеют значение на небе, для вступления в Царство Небесное. Не собирайте себе сокровищ на земле, где моль и ржа истребляют и где воры подкапывают и крадут, но собирайте себе сокровища на небе, где ни моль, ни ржа не истребляют, и где воры не подкапывают и не крадут. Ибо где сокровище ваше, там будет и сердце ваше (Мф.6:19–21). Полюбив богатство, предметы роскоши и вообще все земное, и привязавшись к нему всем сердцем, человек не думает уже о накоплении тех нетленных сокровищ, которые открывают двери Царства Небесного. Сокровище его, кумир его на земле, и сердце его порабощено земным. Он ничего, кроме земного, не чувствует, не видит и не понимает. Сердце его окаменело, глаза ослеплены, ум помрачен.

Поясняя эту мысль примером, Христос сказал: если око твое будет чисто, то все тело твое будет светло; если же око твое будет худо, то все тело твое будет темно (Мф.6:22–23).

С пришествием Христа на землю, ум человеческий просветился Его учением. Царившая до тех пор среди людей непроглядная тьма относительно их назначения, цели и смысла их временной земной жизни рассеялась. Свет Христова учения озарил их и указал им путь, ведущий к вечной жизни в Царстве Небесном. Но если кто настолько омрачит, отуманит свой ум пристрастием к богатству, роскоши и всем земным утехам, что не будет уже видеть указанного ему пути, по которому все должны идти, то он уподобится потерявшему зрение. Как понятие о свете вещественном приобретается посредством восприятия лучей света сетчатой оболочкой глаза, так и понятие о Боге и назначении человека воспринимается посредством ума. Если человек обладает здоровым, неповрежденным зрением, то для него все светло, он видит все окружающее его, видит и свое тело светлым, освещенным. Точно также и ум, не омраченный ничем, доступен для света Христовой истины. Но как для человека, потерявшего зрение, все погружается во тьму и он перестает видеть даже свое тело, так и для человека с омраченным умом наступает тьма и он теряет способность познавать истину. И если человеку тяжело переносить ту тьму, которая водворяется вокруг него с потерей им зрения, то какова же та нравственная тьма, которая овладевает человеком при помрачении его ума привязанностью к сокровищам земли?

Заповедуя накоплять только такие сокровища души, которые ведут в жизнь вечную, Христос коснулся и того практического вопроса, который, конечно, волновал в то время многих из его слушателей: нельзя ли спасти свою душу, достигнуть вечной жизни, не покидая своей привязанности к богатству, роскоши и всем житейских утехам? Нельзя ли жить так, чтобы и добрые дела делать, и со своими кумирами, сокровищами земными, не расставаться?

Нет! Отвечает Христос. Никто не может служить двум господам! То есть, никто не может одновременно служить двум господам с одинаковой к обоим любовью и преданностью, ибо или одного будет ненавидеть, а другого любить, или одному станет усердствовать, а о другом не радеть. Так всегда бывает в обыденной жизни людей. Точно так же нельзя быть одновременно преданным Богу, исполняя Его волю, и привязанным к земным сокровищам. Как сердце не может раздвоиться, так не можете служить Богу и мамоне (богатству) (Мф.6:24). Станете усердствовать в накоплении земных богатств, и за этим занятием, поглощающим все ваше внимание, будете нерадеть о Боге, то есть о подготовлении себе входа в Царство Небесное. А если стремление к накоплению богатства обратится в вас в страсть, то вы возненавидите все, что препятствует вашему любостяжанию.

Посему говорю вам: не заботьтесь для души вашей, что вам есть и что пить, ни для тела вашего, во что одеться. Душа не больше ли пищи, и тело – одежды? Взгляните на птиц небесных: они не сеют, ни жнут, ни собирают в житницы; и Отец ваш Небесный питает их. Вы не гораздо ли лучше их? Да и кто из вас, заботясь, может прибавить себе росту хотя на один локоть? И об одежде что заботитесь? Посмотрите на полевые лилии, как они растут: не трудятся, ни прядут; но говорю вам, что и Соломон во всей славе своей не одевался так, как всякая из них. Если же траву полевую, которая сегодня есть, а завтра будет брошена в печь, Бог так одевает, кольми паче вас, маловеры! (Мф.6:25–30)

Не заботьтесь, то есть, не предавайтесь излишним, беспокойным, томительным заботам о пище, питье и одежде, таким заботам, которые поглощают все ваше время и внимание, и отвлекают вас от забот о спасении души. Если Бог питает птиц небесных, которые не сеют, не жнут, не собирают в житницы, если Он одевает полевые лилии так, как и Соломон во всей славе своей никогда не одевался, то, конечно, напитает и оденет и вас, трудящихся, если вы будете искать прежде всего Царства Божия и правды его.

Все это место Нагорной проповеди было неправильно понято Манихеями и странствующими монахами, которые известны были под именем Евхитов. Они осуждали всякий труд, всякую человеческую предусмотрительность, проповедовали праздность и воздержание от труда, как особой добродетели.

Само собой разумеется, что только лень и празднолюбие подсказали тем странствующим монахам такое толкование слов Нагорной проповеди. Но если бы они понимали истинный смысл всего учения Иисуса Христа, да стряхнули бы с себя лень, то не решились бы осуждать трудолюбие и заботливость.

Поселяя первых людей в раю, Бог вменил им в обязанность хранить и возделывать рай, то есть трудиться. Этот закон труда был дан не в наказание первым людям за грехи, так как они тогда еще не согрешили, а как необходимое условие счастья людей. Следовательно, кто трудится, тот исполняет волю Божию, а кто проводит время праздно, тот противится поведению Бога. Этот закон труда был подтвержден при изгнании Адама из рая: в поте лица твоего будешь есть хлеб! (Быт.3:19). Признавая обязательную для всех людей силу этого закона, Христос, до выступления на проповедь, Сам постоянно трудился, добывая Себе пропитание ремеслом плотника. Он заповедал нам трудиться не только для себя, но и для ближних, чтобы голодного накормить, жаждущего напоить, странника приютить и нагого одеть. Посылая Апостолов Своих на проповедь, Он сказал им, что трудящийся достоин пропитания (Мф.10:10). Посылая же 70 учеников проповедовать, Он сказал: трудящийся достоин награды за труды свои (Лк.10:7).

Предусмотрительность и забота тоже не воспрещены: Сам Христос с учениками Своими имел денежный ящик для покупки необходимого пропитания. После чудесного насыщения народа, по Его приказанию, были собраны оставшиеся куски, очевидно, для сбережения до следующего дня. Первые последователи Его и толкователи Его учения, Апостолы, не осуждали труд. Апостол Павел постоянно трудился (ремеслом его было делание палаток) и отказывался от всякой денежной помощи лично для себя (Деян.18:3, 20:34; 2Фес.3:8). Он же, высоко ценя закон труда, писал Фессалоникийцам во втором послании своем: если кто не хочет трудиться, тот и не ешь! (2Фес.3:10).

Слова – «не заботьтесь» – не вполне верно передают выраженную Иисусом Христом мысль. Он не обязывает нас, подобно птицам небесным, не сеять, не жать и не собирать в житницы, и, подобно лилиям полевым, не трудиться и не прясть. Но предостерегает, чтобы заботы о том, что пить, что есть или во что одеться, не доводили бы нас до того тревожного состояния духа, которое близко к безнадежному отчаянию, к потере веры в милосердие Божие. Не унывайте, не отчаивайтесь и не говорите, что нам есть? или что пить? или во что одеться? Ищите прежде Царства Божия и правды Его, и это все приложится вам (Мф.6:31–33). Трудитесь! Трудящийся достоин награды за труды свои. Но знайте, что награда за труды дается Богом, и что вы сами, как бы ни заботились, ничего не можете достигнуть без помощи Божией. Кто из вас, заботясь, может прибавить себе росту хотя на один локоть? (Мф.6:27)

В церковно-славянском переводе это последнее изречение изложено так: «кто же от вас пекийся может приложити возрасту своему локоть един?» Августин полагает, что Иисус Христос говорил здесь не о росте, а о возрасте, то есть о жизни, и что смысл этих слов таков: да и кто из вас одними своими заботами, без Божьей помощи, может продлить жизнь свою хотя бы на один час?

Итак, не заботьтесь (не сокрушайтесь, не отчаивайтесь) о завтрашнем дне, ибо завтрашний сам будет заботиться о своем: довольно для каждого дня своей заботы (Мф.6:34).

В этом последнем изречении слово «забота» опять-таки не вполне верно передает мысль Иисуса Христа. В церковно-славянском переводе вместо слова «забота» поставлено – «злоба», что более соответствует греческому «какиа».

Довлеет дневи злоба его. «Не довольно ли для тебя (говорит Златоуст) есть хлеб твой в поте лица твоего? Для чего подвергаешь себя и другому злостраданию? Для чего ты стараешься отяготить настоящий день больше, чем уделено ему тяготы? Для чего возлагаешь на него бремя и наступающего дня?» (Бес. на Мф. 22).

«Кто же (спрашивает Августин) действительно живет по духу правил, преподанных здесь Спасителем? Тот, кто верит, что, в случае немощи или иной причины, препятствующей ему работать, он, и не трудясь, будет накормлен, как кормятся птицы, будет одет, как одеваются лилии. Тот, кто, будучи здоров, в силах и среди благоприятных обстоятельств, помнит, что все это суть данные Богом средства к приобретению вещей, потребных для нашего тела. Трудясь же, не думает, что есть иной, кроме Бога, истинный податель пищи и одежды. Тот, кто помнит, что лишь заботливость, а не труд (ибо труд определен Богом) осуждается».

***

Не судите, да не судимы будете. Так передал нам слова Иисуса Христа Евангелист Матфей. А Евангелист Лука, повторяя те же слова – не судите и не будете судимы – записал сказанное Христом, как бы в пояснение их – не осуждайте, и не будете осуждены! (Лк.6:37)

Слово «судить» имеет несколько значений: во-первых – судить, значит, рассуждать, думать, мыслить о чем-либо, обсуждать что-либо; во-вторых – судить, значит, осуждать, порицать, злословить кого-либо за замеченные в нем действительные или воображаемые недостатки и за его поступки; и в-третьих – судить, значит, творить суд над людьми, разбирая и решая, с обязательной для них силой, их споры и тяжбы, а также разбирая дела о преступлениях и присуждая виновных с наказаниям.

Словам – не судите, да не судимы будете – можно придать только второе или третье значение, но никак не первое.

Все христианские толкователи Евангелия согласны, что этой заповедью Христос запрещает злословие, злоязычие, порицание, осуждение ближнего за его действительные или воображаемые недостатки и за его поступки. Но с ними не согласен гр. Л.Н.Толстой, утверждающий, что Христос запретил всякий вообще суд, как отправление государственного правосудия. Поэтому, в виду распространенности среди образованных людей учения гр. Толстого, рассмотрим и его мнение по этому вопросу.

Сказав – не судите, да не судимы будете, ибо каким судом судите, таким будете судимы – Христос, как бы в пояснение этой заповеди, добавил – и что ты смотришь на сучек в глазе брата твоего, а бревна в твоем глазе не чувствуешь? Или, как скажешь брату твоему: дай я выну сучек из глаза твоего; а вот, в твоем глазе бревно? Лицемер! Вынь прежде бревно из твоего глаза, и тогда, увидишь, как вынуть сучек из глаза брата твоего (Мф.7:1–5).

Все это место Нагорной проповеди составляет дальнейшее развитие заповеди, выраженной в молитве Господней, в словах – и прости нам долги наши, как и мы прощаем должникам нашим (Мф.6:12). Той заповедью Христос сказал, что прощения заслужит только тот, кто сам прощает всем. А здесь Он требует от Своих учеников и последователей еще большего совершенства и говорит: не только прощайте, но и не осуждайте, не порицайте обидевших вас.

По заповеди Христа, я должен любить врага своего и благотворить ему. Я не смею не только воздавать ему злом за зло, но даже и гневаться на него. Я должен прощать ему всякое причиненное мне зло и воздавать ему за него добром. А если таковы мои обязанности к моему ближнему, обидевшему меня, если я, независимо от степени его умысла и виновности против меня, должен во всяком случае простить его, то к чему же послужит порицание его поступков, осуждение его, злословие? Где порицание, злословие, осуждение, там нет искреннего братского всепрощения. Я должен непринужденно, охотно, от всего сердца простить. Следовательно, я не должен ни порицать, ни осуждать. Не осуждайте, и не будете осуждены; прощайте и прощены будете (Лк.6:37).

Таким образом, сопоставляя эту заповедь Христа с прежде сказанными, следует прийти к заключению, что, говоря «не судите», Христос запрещал порицание чужих недостатков и поступков, осуждение их, злословие.

Запрещая осуждение в смысле порицания, злословия, Христос не запретил обсуждение поступков ближнего с целью исправления его, что вытекает прямо из слов Его: и тогда увидишь, как вынуть сучек из глаза брата твоего (Мф.7:5). Однако, было бы крайне несправедливо замечать и с порицанием оглашать недостатки ближнего и его дурные поступки, не замечая в то же время своих собственных недостатков, обеляя свои дурные поступки. Чтобы быть обличителем чужих пороков, надо самому быть беспорочным. Надо прежде вынуть из своего глаза бревно, и тогда уже указать брату на сучек в его глазу. Да и указать-то не с порицанием, не укоризненно, не злорадно, а с любовью и желанием, чтобы это указание принесло ему пользу, чтобы он исправился. Надо предварительно исправиться самому, и потом уже, руководствуясь своим опытом, научить и брата, как ему избавиться от его грехов.

«Что же скажешь ты, – если кто прелюбодействует, неужели я не должен сказать, что прелюбодеяние есть зло, и неужели не должен исправить распутника? Исправь, но не как неприятель, не как враг, подвергая его наказанию, но как врач, прилагающий лекарство. Надо не порицать, не поносить, но вразумлять; не обвинять, но советовать; не с гордостью нападать, но с любовью исправлять» (Златоуст, Бес. на Мф., 23).

Не судите, да не судимы будете; ибо каким судом судите, таким будете судимы; и какою мерою мерите, такою и вам будут мерить (Мф.7:1–2).

По мнению Августина, нелепо было бы думать, что если мы неправильно осуждаем других, то и Бог будет неправильно судить нам, или, если мы неправильно меряем другим, то и по отношению к нам будет употреблена неправедная мера. За неправоту, с которой грешник осуждает, ему будет воздано не такой же равномерной неправотой, а строгостью на суде Божьем, сообразно степени его неправоты, по неправоте его. Давид в псалме своем (Пс.17:27) сказал: Ты поступишь с лукавым – по лукавству его, то есть, строгость Своего Суда по отношению к лукавому Ты соразмеришь со степенью его лукавства.

Порицание, осуждение ближних, злоязычие по отношению к ним – грех весьма распространенный. Ослепление зараженного этим грехом поразительно: он с наслаждением копается в душе ближнего своего, подмечая в ней самые малейшие пятна, и не замечает в то же время, что своя-то душа – сплошное грязное пятно. Он издали видит сучки в глазе брата своего, а бревна в своем глазе даже и не чувствует. Вместо того, чтобы сожалеть согрешившего ближнего, он осуждает его и нередко злорадствует. Чтобы предостеречь от этого греха, Христос сказал: Не судите, и не будете судимы; не осуждайте и не будете осуждены; прощайте, и прощены будете (Лк.6:37). Напоминая нам об этой заповеди в покаянные дни великого поста, Православная Церковь молится: «Господи! Даруй мне зрети мои прегрешения и не осуждать брата моего!» Следовало бы почаще произносить эту молитву людям, склонным к злоязычию.

В таком смысле понимали и ныне понимают заповедь о не осуждении все христианские церкви. Но граф Л.Н. Толстой, в сочинении своем «В чем моя вера?», старается доказать, что слова – не судите, не осуждайте – означают: «не только не судите ближнего на словах, но и не осуждайте судом, не судите ближних своими человеческими учреждениями, судами».

Свое мнение он основывает, во-первых, на том, что греческие слова крина и катадикадзо, переведенные на русский язык словами судить, осуждать, не имеют иного значения, кроме приговаривать по суду, казнить, приговаривать по суду к наказаниям, и что в таком именно смысле слова эти употреблены в посланиях Апостолов Иакова (Иак.4:11) и Павла (Рим.2:1–4). Во-вторых, на том, что толкователи первых веков отличали «свое учение от всех других тем, что они никого ни к чему не присуждают, никого не судят, не казнят, а только переносят мучения, налагаемые на них судами человеческими». Третье положение гр. Толстого в защиту своего мнения – это воздание судами за зло злом же (наказанием) вопреки учению Христа о всепрощении и непротивлении злу.

Известно, что Лука писал свое Евангелие на греческом языке, и что Евангелие Матфея, написанное первоначально для евреев на еврейском (арамейском) языке, было вскоре после написания переведено на греческий язык, и лишь в греческом переводе было в употреблении у первых христиан не из евреев.

Греческое слово «крина», употребленное Евангелистами Матфеем и Лукой и переведенное на русский язык словом «судить», означает: отбирать, разбирать, выбирать, разъединять, различать, судить, привлекать к суду, осуждать, или присуждать к наказанию, сравнивать, испытывать, определять, судить или иметь суждение, осуждать. Греческое слово «катадикадзо», употребленное только Евангелистом Лукой и переведенное на русский язык словом «осуждать», означает: осуждать. Но для того, чтобы оно означало осуждать по суду, приговаривать к наказанию, необходимо, чтобы оно было поставлено в связи с словом, обозначающим то наказание, к которому приговаривают.

Ввиду разнообразного значения слова «крина», необходимо исследовать, какое именно действие обозначали этим глаголом Евангелисты, повествуя о других событиях. В Евангелии Иоанна имеются следующие изречения Христа: вы судите по плоти, Я не сужу никого; много имею говорить и судить о вас (Ин.8:15, 26). В обоих этих изречениях, в греческом списке стоит глагол «крино». А так как очевидно, что Христос говорил не о присуждении по суду к наказаниям, а лишь об осуждении поступков иудеев, то следует признать, что и в изречении «не судите, да не судимы будете» глагол «крино» может иметь то же значение, то есть осуждать, иметь суждение, а не приговаривать по суду к наказаниям, как полагает гр. Толстой.

И по отношению к глаголу «катадикадзо» необходимо узнать, в каком именно значении употребляли его Евангелисты при передаче других изречений Иисуса Христа. В Евангелии Матфея (Мф.12:1–7) говорится, что когда ученики Иисуса, проголодавшись, срывали колосья и ели зерна, то фарисеи, сопровождавшие Его, заметили Ему: ученики Твои делают, чего не должно делать в субботу. Он же сказал им:... если бы вы знали, что значит: милости хочу, а не жертвы, то не осудили бы невиновных (в церковнославянском переводе николи же убог бысте осуждали неповинных). Из этого рассказа видно, что фарисеи в замечании своем, сделанном ими Иисусу, лишь упрекнули учеников Его в нарушения субботнего покоя, но не судили их, как судьи, не осудили их по суду. К тому же, они и не были судьями, следовательно, и не имели власти судить. Между тем, в греческом списке Евангелия, в этом изречении Иисуса, стоит глагол «катадикадзо». Следовательно, этот глагол имеет двоякое значение: осуждать, то есть упрекать, порицать, злословить, и осуждать, т.е. приговаривать к наказанию. А так как Иисус Христос в Своих проповедях вообще не касался современных Ему государственных установлений и говорил, что Его Царство не от мира сего, то следует признать, что и в изречении «не осуждайте и не будете осуждены» употребленный Лукой глагол «катадикадзо» имеет значение осуждать, упрекать, порицать, злословить, но не приговаривать по суду к наказаниям, как полагает гр. Толстой.

Не приводя здесь дальнейших возражений гр. Толстому по поводу толкования им греческих слов «крино» и «катадикадзо», желающим ближе познакомиться с этим вопросом рекомендуем прочесть соч. Алекс. Орфано «В чем должна заключаться истинная вера каждого человека», из которого мы заимствовали вышеприведенные замечания.

Рассмотрим теперь другой довод гр. Толстого, состоящий в том, что первые толкователи Евангелия отвергали суды. Апостол Павел, в первом послании к Коринфянам говорит: как смеет кто у вас, имея дело с другим, судиться у нечестивых (т.е. язычников), а не у святых (т.е. христиан)?... К стыду вашему говорю: неужели нет между вами ни одного разумного, который мог бы рассудить между братьями своими? Но брат с братом судится, и при том перед неверными. И то уже весьма унизительно, что вы имеете тяжбы между собою. Для чего бы вам лучше не оставаться обиженными? Для чего бы вам лучше не терпеть лишения? (1Кор.6:1, 5–7). Уговаривая Коринфских христиан терпеть лишения и обиды, в крайнем же случае судиться у христиан, а не у язычников, Ап. Павел тем самым доказал, что он не отвергал суды, как установления человеческих обществ.

Апостол Петр в первом соборном послании своем говорит: будьте покорны всякому человеческому начальству, для Господа: царю ли, как верховной власти, правителям ли, как от него посылаемым для наказания преступников и для поощрения делающих добро (1Пет.2:13–14). Уговаривая христиан подчиняться всякому человеческому начальству, в том числе и судьям, приговаривающим к наказанию за преступления, Ап. Петр, конечно, не отвергал суды, как государственные установления.

Афинагор, в своем «Прошении о христианах», говорит: «Мы научены не только бьющему не воздавать тем же и не судиться с теми, кто нападает на нас и грабит, но и подставлять для удара другую часть головы тем, кто ударит по щеке, и отдавать верхнее платье тем, кто отнимает нижнее. Конечно, если кто может обличить нас в великом или малом преступлении, мы не просим избавить нас от наказания, но признаем справедливым нести наказание, как бы ни было оно сильно и жестоко» (см. соч. древне. христ. апологетов. Пер. Преображенского, изд. 1895 г., стр. 54 и 55). Считающий своей обязанностью прощать личные обиды, и вместе с тем признающий справедливым нести наказание, определяемое судом за преступление, не мог, конечно, отвергать необходимости суда.

Впрочем, довольно мнений первых толкователей Евангелия! Они не могли отвергать суды человеческие уже потому, что их не отвергал Сам Иисус Христос.

Не касаясь в Своем учении государственных установлений, проводя резкую грань между Своим Царством и царством мира, заповедуя нам воздавать кесарю кесарево, а Богу Божье, Христос, в одном из Своих изречений, высказался за необходимость суда. Обличая книжников и фарисеев, Он сказал: Горе вам, книжники и фарисеи, лицемеры, что даете десятину с мяты, аниса и тмина, и оставили важнейшее в законе: суд, милость и веру; сие надлежало делать, и того не оставлять (Мф.23:23). Словами этими Он упрекнул книжников и фарисеев в том, что они, гоняясь за мелочами, отчисляя из своих доходов десятую часть даже мяты, аниса и тмина, чего по закону и не обязаны были делать, пренебрегли исполнением самых важных предписаний закона – правосудием при исполнении ими обязанностей судей. А это важнейшее требование закона надлежало делать, то есть исполнять. Если же отправление правосудия надлежало делать, то, конечно, суды, учреждаемые для сего, не только не отвергнуты, но даже утверждены Христом, как установления, необходимые в обществе людей, не сплотившихся еще в единое стадо с Единым Пастырем, в объединенное человечество единого Царства Божия.

Правда, Христос заповедал прощать все обиды, следовательно, не привлекать обидчика к суду. Он же сказал, что, если кто захочет судиться с тобой и взять у тебя рубашку, отдай ему и верхнюю одежду. Но все это относится только к обиженному или обижаемому. Только обиженный может (и должен) простить причиненную ему обиду, но посторонний, не потерпевший от обиды, человек, не в праве простить обиду, не ему причиненную. А так как судьи судят совершивших преступления не против них, а против посторонних им лиц, то понятно, что они, исполняя свои судейские обязанности, не в праве руководствоваться заповедью о прощении. Для них установлена другая заповедь: милости хочу, а не жертвы, милостивого и снисходительного отношения к обвиняемому, а не отмщения ему или устрашения других требует от них Христос.

Гр. Толстой говорит, что суды воздают преступникам злом за совершенное ими зло, тогда как Христос заповедовал воздавать за зло добром. Нельзя не согласиться с тем, что если суд, приговаривая к наказанию, руководствуется лишь желанием отмстить преступнику за совершенное им зло или же строгостью наказания устрашить других, даже и им не повадно было, то он несомненно воздает злом за зло. Но, говоря милости хочу, а не жертвы (Мф.9:13), Христос имел в виду такой суд, который преступника (грешника) не делает орудием или средством для достижения посторонних ему целей, например, отмщения и устрашения. Заповедуя любить даже врагов, Он тем самым вменил в обязанность любить и преступников, жалеть их, благо творить и им. А какое благо мы можем сделать преступнику? Неужели только предоставлением ему полной свободы беспрепятственно продолжать свою преступную деятельность? Но ведь мы должны любить не только злых, но и добрых, не только совершающих преступления, но и тех, которые страдают от этих преступлений: мы обязаны заступиться за обижаемых и даже душу свою положить за них. Следовательно, предоставление преступнику свободы в дальнейшем совершении преступлений будет не согласно с заповедью о любви к ближним вообще. Но будет ли это согласно с заповедью о любви к преступнику? Ведь преступление есть проявление злой воли, грех. Содействуя такому проявлению воли, мы несомненно причиняем зло, губим душу того, чья воля так дурно направлена. Поэтому, сотворить преступнику благо мы можем в том только случае, когда помешаем ему совершать дальнейшие преступления, убедим его в том, что совершение преступлений есть зло, и подчиним его волю требованиям разума и совести, т.е. исправим его. Лишение преступника свободы, останавливая дальнейшее проявление его злой воли, составляет первый шаг к его исправлению. А что затем следует предпринять для достижения цели, то подскажет, в каждом отдельном случае, любовь и милосердие к согрешившему.

По мнению гр. Толстого, мы не в праве лишением преступника свободы останавливать проявление его злой воли, мы можем действовать на него только путем убеждения, да молиться о нем. И в таком непротивлении злу гр. Толстой видит исполнение воли Божией! Но ведь воля Божия – ввести, по возможности, всех людей в Царство Небесное. А так как войдут в него только достойные Сыны Отца Небесного, стремившиеся к достижению совершенства и достигнувшие его, то спрашивается: будет ли исполнена воля Божия, если, по учению гр. Толстого, мы предоставим злым и порочным людям беспрепятственно водворять на земле, вместо Царства Божия, царство зла, власть тьмы? Будет ли исполнена заповедь Христа о любви к ближним вообще, следовательно, и о любви к злым и порочным людям? Возможно ли будет тогда, хотя бы в отдаленном будущем, объединение всего человечества в единое стадо с Единым Пастырем, Иисусом Христом? Не будет ли тогда человечество представлять из себя единое стадо порочных людей с единым пастырем своим, духом зла? Так неужели же мы должны стремиться к этому осуществлением учения гр. Толстого?

Итак, не подлежит никакому сомнению, что Иисус Христос, говоря «не судите, да не судимы будете», запретил осуждение ближних, как порицание и злословие их, но не запретил ни отправления государственного правосудия, ни обсуждения поступков ближних с целью указания им на их недостатки и исправления их.

Выше было сказано, что осуждать поступки брата, обличать его и учить его, как избавиться от грехов, может только тот, кто сам освободился от грехов, кто вынул из своего глаза не только находившееся там бревно, но и самый малейший сучок, словом, кто может назваться достойным сыном Отца своего Небесного. Но и таких людей Христос предостерегает против обличения всякого грешника. Не все, – говорит Он, – в состоянии понять вас и оценить вашу любовь к ним. Погрязшие в разврате, пороках и злодеяниях могут с негодованием отнестись к вашему желанию вывести их из скотоподобного положения. Они так привыкли к своей нравственной грязи и окружающей их тьме, что всякое стремление к очищению их, всякий луч света, проникающий в их темной царство, они принимают с озлоблением и ожесточенно защищают неприкосновенность своего болота. Не трогайте таких людей! Не давайте святыни псам и не бросайте жемчуга вашего перед свиньями! (Мф.7:6) Пользы им не принесете, себе же повредите. То слово истины, которое вы к ним понесете, останется непонятым ими. Они будут издеваться над ним, они попрут его своими ногами и, обратившись на вас же, растерзают вас.

Они отзовутся на обращенный к ним призыв, как свиньи накидываются на брошенный им жемчуг, по виду своему похожий на зерно. Но когда поймут, что тот призыв не может удовлетворить их похоть, то поступят, как те свиньи, которым вместо зерна брошен жемчуг: жемчуг затопчут ногами, а бросившего его растерзают, как озлобленные псы.

***

Просите и дано будет вам! (Мф.7:7) Этой последней заповедью Иисус Христос окончил объяснение средств к достижению Царства Небесного. Многим из слушателей могло показаться трудным исполнение всего сказанного Им, непосильным то бремя или иго, ученики Его даже открыто высказывались по этому предмету, спросив: так кто же может спастись? (Мф.19:25). Христос, оканчивая теперь Свою Нагорную проповедь, потребовал от своих слушателей настойчивости в достижении указанной им цели: Ищите, и найдете; стучите, и отворят вам! Но, при этом настойчивом искании Царства Небесного, не забывайте, что не можете обойтись исключительно своими силами без помощи Божией, и потому молитесь, просите и дано будет вам! Как всякий настойчиво и прилежно ищущий всегда находит и неотступно стучащему непременно отворят, так и непрестанно просящий получает. Есть ли между вами такой человек, который, когда сын его попросит у него хлеба, подал бы ему камень? И, когда попросит рыбы, подал бы ему змею? Итак, если вы, будучи злы, умеете даяния благие давать детям вашим, тем более Отец ваш Небесный даст блага просящим у Него (Мф.7:9–11).

Многие ропщут на Бога, что не тотчас получают то, чего просят. А от ропота переходят или к отчаянию, или, что еще хуже, к неверию. «Если не тотчас получаешь (говорит Златоуст), то и в таком случае не отчаивайся. Христос ведь для того и сказал – стучите – чтобы показать, что, если и не скоро отверзает двери, должно ждать. Если постоянно будешь просить Бога, то хотя и не скоро получишь просимое, однако же непременно получишь. Для того-то и заперта дверь, чтобы побудить тебя к толканию, для того-то и не тотчас внимает, чтобы ты просил. Итак, постоянно проси, и непременно получишь. Но, чтобы ты не сказал – что, если я буду просить и не получу? – в предотвращение этого Спаситель представляет тебе притчу, показывая не только, что должно просить, но и о чем должно просить. Есть ли между вами такой человек, который, когда сын его попросит у него хлеба, подал бы ему камень? Так, если ты не получаешь, то не получаешь потому, что просишь камня. Хотя бы и сын, но этого еще не довольно к получению. Напротив, это-то самое и препятствует тебе получить, что ты, будучи сыном, просишь неполезного. Не проси ничего мирского, но всего духовного, и непременно получишь. Отчего же, скажешь, я не получаю и тогда, когда прошу духовного? Конечно, от того, что ты или не с отчаянием ударяешь в двери, или сделал себя недостойным к принятию просимого, или скоро перестал просить. Но ты опять скажешь: для чего же Спаситель не сказал, чего должно просить? Но Он уже все сказал прежде» (Бес. на Мф. 23). Он сказал: ищите прежде Царства Божия и правды Его, и это все (т.е. земное) приложится вам (Мф.6:33).

Но действительно ли все земное надо считать тем камнем, о подаче которого нельзя просить Отца Небесного? Не научил ли нас Сам Христос молиться о даровании нам хлеба насущного? И не составляет ли этот хлеб насущный все необходимое для поддержания и продолжения человеческой жизни, то есть то мирское, молиться о котором не следует по мнению Святителя Иоанна Златоуста? Ведь Иисуса Христа молили об исцелении от недугов телесных, от болезней, и Он исцелял больных. А из этого мы должны заключить, что можно молиться и о даровании здоровья, об избавлении от болезни. Но так как здоровье телесное необходимо для поддержания жизни, и потому составляет такое же вполне мирское благо, как пища, питье, одежда, жилище и пр., то следует признать, что Христос не запретил просить Бога о даровании благ земных или мирских в мере действительной необходимости, когда учил молиться о хлебе насущном. Здесь же, говоря «просите и дано будет вам», Он действительно подразумевал лишь блага, ведущие в жизнь вечную, так как этим увещанием обещал Своим ученикам и слушателям помощь Божию в исполнении всех Его заповедей, в несении того ига, которое Он возлагал на них.

В сущности, иго это не так тяжело, как это может казаться с первого взгляда. Все заповеди Христовы, все иго Его вмещаются в следующих заключительных словах Его: во всем, как хотите, чтобы с вами поступали люди, так поступайте и вы с ними (Мф.7:12).

По поводу этого последнего изречения, заключающего в себе сущность всей Нагорной проповеди, говорят, что оно не представляет ничего нового, так как законом Моисея вменено евреям в обязанность любить ближних, да и лучшие из языческих философов учили не делать другому того, чего себе не желаешь.

Правда, в ветхозаветном законе сказано: люби ближнего твоего как самого себя (Лев.19:18). Любви к ближним учили и ветхозаветные пророки. Но евреи, ложно понимая закон и пророков, признавали своими ближними только евреев, и только по отношению к ним считали возможным применять закон любви. Языческие же философы, хотя и учили не делать другому зла, то есть жалеть его, но до любви к этому другому, до необходимости благо творить ему, не дошли. Впрочем, вернее будет, если мы скажем, что закон любви заглушен был у язычников себялюбием, и только у весьма немногих из них сохранился в виде жалости к ближнему, в виде требования не делать ему зла. А если это так, если закон любви настолько присущ человеческой природе, что сознавался, хотя и смутно, даже людьми, не просвещенными светом Христова учения, и при том задолго до пришествия Христа, то следует заключить, что это – вечный закон, данный при сотворении человека и как бы вписанный Творцом мира в сердца людей. Когда же люди разучились читать в сердцах своих, когда они потеряли ключ к разумению этого вечного закона любви, то сам Бог, в лице Иисуса Христа, пришел на землю восстановить его силу.

При исполнении заповедей Христовых надо, однако, зорко следить за собой, чтобы не сбиться с указанного нам пути. Употребляя общедоступные сравнения из обыденной жизни, Иисус Христос назвал узким этот путь, ведущий к вечной жизни. Как идя вообще всяким узким путем, например, тропинкой по нару отвесной скалы, или по доске, перекинутой через бурный поток, надо быть очень внимательным и осторожным, чтобы не сойти с них и не попасть в бездну, так и идя в жизнь вечную, надо внимательно следить за каждым поступком, за каждым желанием своим, дабы не свернуть с этого пути. Как трудно, сбившись с узкого пути, вновь попасть на него, так трудно войти в Царство Небесное, сойдя с ведущей в него дороги. Идя указанным путем, надо ни на минуту не упускать из вида цели своего шествия, то есть тех как бы ворот, через которые надо пройти. Ворота эти тесны, то есть тоже узки. Просмотришь их – и попадешь не туда, куда стремился. Путь же, ведущий к погибели, Христос назвал пространным и врата широкими: как бы ты ни менял различные колеи этого пути, как бы невнимателен к себе не был, пространный путь этот приведет тебя к широким вратам погибели.

Не сбивайтесь с узкого пути, ведущего к тесным вратам вечной жизни. Не слушайте тех, которые захотят совратить вас. Эти совратители будут на словах благочестивы и кротки. Но так как у них слово всегда расходится с делом, то вы не верьте их лицемерным словам, а смотрите на дела их. Как дерево узнаете вы по плодам его, так и людей узнавайте по делам их. Дерево, приносящее худые плоды, может по внешнему виду казаться хорошим, но вы не обращаете внимание на внешность его и, не получая от него хороших плодов, срубаете его и бросаете в огонь, как годное только на топливо. Так и по отношению к людям: не увлекайтесь их внешним видом, не верьте их словам, если они на деле не оправдывают их. Такие люди не могут быть учителями, руководителями жаждущих истины. Они хотя и будут называть себя проповедниками слова Божия, провозвестниками Его воли, пророками, но это – лжепророки, это хищные волки, прикрывшиеся лишь овечьей шкурой. Берегитесь их!

Такие лжеучители или лжепророки были и до пришествия Христа, были и после Него. Не мало их и теперь. Если не все они могут быть названы хищными волками, если некоторые из них ведут строгую, нравственную жизнь и не руководствуются в своем проповедничестве корыстными, хищническими или честолюбивыми расчётами, если они даже искренно заблуждаются в своем вероучении, все же они, вводя других в заблуждение, сталкивая их с пути, ведущего в Царство Небесное, похищая у них, так сказать, это Царство, заслуживают уподобления волкам.

Берегитесь их! Знайте, что не всякий, говорящий Мне: «Господи! Господи!» Войдет в Царство Небесное, но исполняющий волю Отца Моего Небесного.

В Нагорной проповеди Христос объяснил ученикам Своим и другим слушателям цель кратковременной земной жизни человека, указал и средства к достижению этой цели. А в конце проповеди опять напомнил им, что только указанные Им средства, то есть исполнение Его заповедей, добрые дела, могут привести к желанной цели.

Апостолы, как первые толкователи слов Иисус Христа, так и понимали изречения Его – не всякий, говорящий Мне… Они учили, что вера тогда только и сильна, тогда только и спасает, когда доказана на деле.

Апостол Иаков, в соборном послании своем, говорит: что пользы, братия мои, если кто говорит, что он имеет веру, а дел не имеет? Может ли вера спасти его?.. Вера без дел мертва… (Иак.2:14–26).

Апостол Павел написал Коринфянам: если я имею дар пророчества и знаю все тайны, и имею всякое познание и всю веру, так что могу и горы переставлять, а не имею любви, то я ничто (1Кор.13:2).

Апостол Иоанн, в первом соборном послании своем сказал: кто говорит, «я познал Его», но заповедей Его не соблюдает, тот лжец, и нет в нем истины (1Ин.2:4).

Основываясь на приведенных заключительных словах Иисуса Христа и на толковании их Апостолами, Православная Церковь признает, что мы, грешные люди, не можем оправдаться перед Богом одной только верою, что для оправдания себя, для невменения нам в вину наших грехов, мы должны представить свои добрые дела, которые на весах божественного правосудия могли бы перетянуть тяжесть наших грехов, что вера без дел не спасет нас и не откроет нам врата Царства Небесного.

Католическая Церковь тоже признает невозможным оправдаться одной верой. Но протестанты, отделившиеся от Католической Церкви, считают, что только вера может оправдать человека, а не дела его. Такое положение своего вероучения они основывают на других изречениях Иисуса, из которых главнейшее: дерзай, дщерь! Вера твоя спасла тебя! И по вере вашей да будет вам! (Мф.9:22, 29). Хотя этими изречениями Христос весьма ясно, вполне удобопонятно объяснил и женщине, страдавшей кровотечением, и двум слепым, что исцеление, а не оправдание, мог получить только человек, веровавший в Его всемогущество, то есть способный воспринять Его чудотворную силу, однако протестанты, ложно толкуя Его учение, находят добрые дела и вообще исполнение заповедей Его совершенно излишними для оправдания своих грехов.

Такое лжеучение распространилось в 1874 году в великосветских домах Петербурга вследствие проповеди приезжавшего из Англии лорда Редстока, а затем пошло и по всей России заботами последователя Редстока, полковника гвардии Василия Александровича Пашкова, очень богатого человека, тратившего на это дело значительные средства.

Редсток и последователь его Пашков основали в России секту, известную под названием пашковской. Основа вероучения этих сектантов такова: Христос пришел на землю, чтобы спасти людей от греха и смерти. Он умер за грехи людей, и воскрес для спасения их. Своей смертью и воскресением Он оправдал все грехи людей, как настоящие, так и будущие, и за то требует от них одной только веры. Поэтому, нечего заботиться о своем спасении: только веруй и спасен будешь! Делами же не оправдаешься и не спасешься, хотя добрые дела суть плоды веры, и вытекают их нее сами собою.

Признав излишними для спасения добрые дела, пашковцы должны были отвергнуть Церковь, подвиги борьбы со страстями, а также богослужение, таинства, почитание икон, Святых и пр.

Хотя между сектантами встречаются люди строгой жизни, однако это нисколько не мешает признать безнравственным учение, отвергающее необходимость любить ближних и добро творить им, и успокаивающее своих последователей тем, что Христос пострадал за них и этим раз навсегда спас их. Последователи этого учения, усвоив себе лишь веру в искупление людей Христом, могут со спокойной совестью творить всякие гнусности и беззакония: зачем утруждать себя совершением добрых дел в пользу других людей? Зачем стеснять себя воздержанием от причинения им зла? отчего не смотреть на них, как на орудия для достижения своекорыстных целей? Отчего не поработить их себе в борьбе за существование, или даже вовсе устранить их со своего пути, если они мешают достижению намеченной цели? Словом, зачем любить других и работать на них, когда выгоднее любить себя и приносить интересы других в жертву себялюбию?! Вот до чего может додуматься любой пашковец, если не только его прошедшие и настоящие, но даже и будущие грехи оправданы и прощены за одну лишь веру его в Иисуса Христа!

Все люди, надеющиеся спастись лишь верой, и отвергающие свою обязанность исполнять волю Отца Небесного, выраженную в заповедях Христа, будут, конечно, удивлены, когда на страшном суде Христовом услышат: отойдите от Меня, делающие беззаконие! В оправдание свое они скажут: Господи! Ведь мы верили в Тебя! А если сами не делали добрых дел, не исполняли заповедей Твоих, то не от Твоего ли имени пророчествовали (т.е. проповедовали) и не Твоим ли именем бесов изгоняли? И не Твоим ли именем многия чудеса творили? И тогда объявлю им: Я никогда не знал вас! (Мф.7:22–23)

По мнению Августина, выражение «Я никогда не знал вас» равносильно другому – вы никогда не знали Меня.

«Не только тот (говорил Златоуст) лишится Царства Небесного, который имеет веру, а о жизни не радеет, но и тот, кто при вере сотворил много знамений, а доброго ничего не сделал… Не удивляйся тому, что сотворивши столько чудес, они подверглись наказанию. Вся эта благодать была не что иное, как дар Подавшего ее, а те ничего от себя не привнесли, почему справедливо и наказываются… Спаситель хотел примером этим показать, что ни вера, ни чудеса ничего не значат без добродетельной жизни… и что дивиться тому, что Он дары благодати дал людям, уверовавшим в Него, но не имеющим жизни, согласной с верой? Тогда, при начале евангельской проповеди, нужны были многие доказательство силы Христовой; поэтому и из числа недостойных многие получали дары; и Иуда, будучи злым, имел дар чудотворения» (Бес. на Мф. 24).

Итак, не верьте лжепророкам, что для спасения достаточно одной веры. Кто только слушает учение Христа и охотно верит Ему, ожидая за то спасения, но на деле не доказывает силы своей веры, тот обнаружит свое бессилие при первом соблазне, при первом серьезном испытании. А если придется ему пострадать за веру, то он, пожалуй, и вовсе отречется от Христа. Он уподобляется человеку безрассудному, который построил дом свой на песке: и пошел дождь, и разлились реки, и подули ветры, и налегли на дом тот, и он упал, и было падение его великое (Мф.7:26–27) (то есть окончательное, гибельное).

Кто же не только слушает со вниманием учение Христа, но и исполняет заповеди Его, у кого вера сквозит в каждом деле, в каждом поступке, того не собьют с пути истины никакие соблазны, никакие испытания, несчастья, страдания и даже мучения, словом, никакие житейские бури. Такой человек уподобляется мужу благоразумному, который построил дом свой на камне; и пошел дождь и разлились реки, и подули ветры, и устремились на дом тот, и он не упал, потому что основан был на камне (Мф.7:24–25).

***

Иисус Христос окончил свою божественную проповедь, произведя на слушателей необычайное впечатление: народ дивился учению Его, ибо Он учил их, как власть имеющий, а не как книжники и фарисеи (Мф.7:28–29).

Да и как было не дивиться этому учению? Ведь никогда и никто не говорил того, что сказал Христос, и не говорил так, как Он. Языческие мудрецы и основатели различных религий старались подделаться к слушателям своим, и для этого делали различные уступки человеческой слабости. Один только Христос не нуждался в подобных сделках. Ветхозаветные пророки, возвещая народу волю Божию, говорили: «было слово Господне ко мне» или «и сказал мне Господь». Христос же говорил лично от Себя, выражаясь так: «а Я говорю вам». Книжники и фарисеи присвоили себе исключительное право понимать Писание, взяли себе ключ разумения его, и если толковали его народу, то в своих толкованиях касались больше обрядности, буквы Писания, а не смысла его. К тому же они считали народ настолько невежественным, что признавали бесполезным и толковать ему то, чего он не в силах был понять. Они говорили, что народ невежда в законе, проклят он (Ин.7:49). Они с презрением относились к народу. Толкуя Писание, они не скрывали возможности (по их понятиям) толковать его на разные лады. Один из книжников хвалился, что каждому стиху Св. Писания может дать шесть тысяч различных толкований. Поэтому евреи не только не понимали своих руководителей, но часто и не верили им. Христос же говорил просто, ясно, понятно для каждого, и говорил не о тонкостях обрядовой стороны закона, о чем так любили распространяться фарисеи. Он учил, как надо жить, чтобы создать здесь, на земле, Царство Боже, Царство Добра. Он говорил, что человек бессмертен, что кратковременная земная жизнь его есть только приготовление к вечной жизни, что достигнуть вечного блаженства в Царстве Небесном можно лишь исполнением воли Божией, содействием к водворению на земле Царства Божия и правды Его, что поэтому надо заботиться не о благах земных, а о том, что может привести в жизнь вечную, что все люди равны перед Богом, что не богатство и знатность рода откроют тесные врата Царства Небесного, а самоотверженная любовь к ближним, что ближними следует считать не только друзей из народа своего, но всех без исключения людей, даже врагов, что надо любить и врагов, благословлять проклинающих, благотворить ненавидящим, молиться за обижающих и гонителей, что все это необходимо делать, чтобы быть сынами Отца Небесного.

Это новое, никогда не слышанное учение, произвело сильное впечатление на слушателей, и когда Иисус, окончив проповедь Свою, сошел с горы, то толпы народа двинулись за Ним.

Вся жизнь Иисуса Христа, Его учение, совершенные Им чудеса и Его воскресение убеждают нас в том, что Он не просто гениальный и высоконравственный Человек, а Богочеловек, Которого ждали лучшие люди древности, как Восстановителя Царства Божия на земле. Он пришел и Своим учением примером Своей жизни научил нас, как нам жить, чтобы водворить на земле Царство Любви и Добра и через это достигнуть вечного блаженства в Царстве Небесном.

Устраивающие свою жизнь согласно возвещенной Им воле Божией, исполняющие эту волю, как царский закон, составляют Царство Божие. Оно будет продолжаться до кончины мира и открытия Царства Небесного. Малое вначале, состоявшее всего из одиннадцати Апостолов, оно, подобно горчичному зерну, должно было разрастись (и действительно разрослось) в роскошное дерево. Оно должно со временем вместить в себе все человечество, объединить его в единое стадо с Единым Пастырем. И если в этом стаде будут не только кроткие овцы, но и бодливые козлы, если на этой ниве Божией вместе с пшеницей будут расти и сорные травы (плевелы), то это нисколько не помешает единству Царства Божия в смысле вмещения в нем всех народов земли <три строки в тексте не разборчивы – прим. электронной редакции>, где исполняется воля Божия, где царит Бог. Оно – в душе человека.

Царства мира сего, то есть общины людей, управляемые каждая своей государственной властью, требуют от своих граждан, под страхом наказания, точного исполнения всех издаваемых этой властью законов, но требуют лишь внешнего повиновения, не касаясь чувств, сокрытых в душе повинующегося. Поэтому, гражданином царства мира сего можно быть и по принуждению, по необходимости. В Царстве же Божием не так. Главнейший, основной закон Божий, обязательный для желающего вступить в Царство Божие, – любовь к Богу. Следовательно, принадлежать к этому Царству можно не иначе как любя Бога. А так как любовь не может возникнуть ни по принуждению, ни по необходимости, то следует признать, что гражданином Царства Божия можно быть только по добровольному влечению сердца. Силой можно заставить побежденных быть подданными победившего их царя, но никому нельзя приказать вступить в Царство Божие.

Не подлежит никакому сомнению, что Христос хотел привлечь всех в основанное Им Царство Божие, хотел сделать всех людей счастливыми здесь на земле, а через это и блаженными в Царстве Небесном. Но Он сознавал, что для этого надо прежде всего преобразовать сердце человека. Надо научить людей, что не себялюбие, не мстительность, не угнетение ближних делают их счастливыми, а любовь к Богу и ближним, воздаяние добром за зло и готовность добровольно пострадать, если это необходимо для блага других. Создавая Царство Божие на земле в противоположность господствовавшему тогда царству зла, власти тьмы, Христос не мог действовать силой против силы, злом против зла. Пересоздать силой общественный строй какого-либо народа, оставив сам народ по-прежднему звероподобным, – это еще не значит уничтожить насилие, неправду, страдания. Вот почему Христос и дал медленный, но единственно верный путь распространения основанного Им Царства Божия.

По этой же причине Он никогда не вмешивался в государственные дела римской империи, в пределах которой проповедовал. Он не мог, конечно, смотреть равнодушно на царившее тогда повсюду зло, но Он знал, что победить его можно не силой, не злом, а любовью и добром. Он знал, что люди, возрожденные любовью к Богу и ближним, сами со временем создадут себе иные условия общественной жизни, такие условия, при наличности которых невозможны будут ни рабство, ни деспотизм и никакие иные виды насилия. Он знал, что царства мира сего будут с особенным озлоблением противодействовать распространению Царства Божия, но не одолеют его никакой силой. Напротив, Царство Божие, несущее на своем знамени любовь даже к врагам и воздаяние добром за зло, распространяясь все более и более среди граждан царств мира сего, окажет несомненное нравственно-возрождающее влияние и на самый строй этих царств.

Гражданин Царства Божия не освобождается от исполнения законов того царства мира сего, подданным которого состоит. Царства мира сего, то есть государства, управляемые каждое своей государственной властью и обеспечивающие, до некоторой степени, своим гражданам свободу и неприкосновенность личности и имущества, настолько необходимы, что вне их могут жить только дикари в какой-нибудь пустынной стране. Принадлежность к какому-либо царству мира сего нисколько не мешает быть в то же время и членом Царства Божия. Можно быть подданным самого благоустроенного государства и в то же время быть безбожником, любить только себя и ненавидеть ближних. И наоборот, можно быть подданным какого-нибудь изверга, вроде Нерона, и в то же время душою всецело принадлежать к Царству Божию. Словом, отдавая Богу Божие, можно в то же время отдавать и кесарю кесарево.

Что же требуется от вступающего в Царство Божие? Требуется прежде всего, чтобы он любил Бога. Если мы, любя, например, жену, мать, отца, детей, стараемся исполнять их желания, и если такое исполнение их желаний доставляет нам истинное удовольствие, как бы удовлетворение наших собственных желаний, то несомненно, что, любя Бога, мы будем находить полное нравственное удовлетворение, если будем исполнять Его волю, если будем делать то, чего Он хочет, если воля Его станет нашей волей. Если нам тяжело бывает отказать любимому человеку в исполнении его законного и удобоисполнимого желания, если вынужденный чем-либо отказ болезненно отзывается в любящем сердце, то несомненно, что и человек, любящий Бога, но почему-либо поступивший вопреки Его воле, должен испытывать нравственные муки, как только сознает себя виновным перед Ним. Словом, любовь к Богу нравственно обязывает творить волю Его.

Но какова же эта воля? Удобоисполнима ли она? Чего требует Бог от тех, кто любит Его? Лично для Себя Он ничего не требует от нас. Все требования Его, обращенные к нам, касаются нас же самих: любите ближних своих, как самих себя, и как хотите, чтобы с вами поступали люди, так и вы поступайте с ними. Вот воля Божия, вот закон Царства Его.

Посмотрим же, тяжело ли это требование? Удобоисполнимо ли оно? Ты, вероятно, испытывал не раз щемящую боль сердца, когда сознавал, что многие, даже близкие к тебе люди, не любят тебя и нисколько не стесняются открыто проявлять свое нерасположение к тебе? Ты осуждал их за их бессердечность? Но заглянул ли ты в свое сердце? Спросил ли себя: любишь ли ты всех людей вообще и близких к тебе в особенности? Ведь ты сам иногда дышишь злобой против многих, не всегда даже и повинных пред тобою. За что же негодуешь на других? Если хочешь, чтобы тебя любили все, люби и ты, и верь, что любящее сердце найдет отклик в сердцах других людей. Ты, быть может, скорбел, доходил даже до отчаяния, когда тебе, нуждавшемуся в помощи, все отказывали в ней? Ты недоумевал, почему, например, такой-то отказал тебе в своей поддержке, которая ему почти ничего не стоила бы? Не правда ли, как тяжело, как грустно встречать повсюду холодные, равнодушные к твоей нужде лица? Как больно сознавать, что некому помочь тебе? Так не отказывай же и сам в посильной помощи нуждающимся. И если ты не в состоянии помочь так, как хотелось бы, помоги, как можешь, но все-таки помоги, подай хотя чашу воды жаждущему и не могущему утолить свою жажду без посторонней помощи. Да и помогая посильно ближним, не возвеличивайся пред ними, не выставляй себя на показ, как благодетеля, не труби о своих добрых делах! Знай, что в человеческом сердце есть скверное чувство неблагодарности к тем, кто рисуется своими благодеяниями, кто напоминает о них облагодетельствованным. Эта неблагодарность служит наказанием за то, что доброе дело сделано не из любви к ближним, а для того только, чтобы благодетеля хвалили, возвеличивали. Поэтому, старайся помогать нуждающимся так, чтобы, по возможности, никто не знал бы об этом. Старайся сам забыть и не вспоминать об этом. И не только не попрекай облагодетельствованных тобою, но даже не напоминай им о твоем благодеянии. Тогда и ты в праве будешь рассчитывать, что и тебе не откажут в помощи, когда будешь нуждаться в чем-либо, да и оказывая помощь, не будут ставить тебе это на вид, не будут пробуждать в тебе чувств озлобленной неблагодарности. Согрей сердце свое любовью не только к тем, которые любят тебя, но и к врагам своим. Молись за них, чтобы Господь смягчил и их сердца. Помогай и им, и верь, что твоя всепрощающая любовь даже к ненавидящим тебя обезоружит их, заставит и их полюбить тебя. Ты обижаешься и негодуешь, когда знакомые твои осуждают тебя за какие-либо ошибки в жизни, за бестактные поступки, когда злословят тебя за них? Но загляни в свое прошлое, и ты увидишь, что сам не безгрешен в этом отношении, что сам не прочь был иногда позлословить и осудить ближнего. Не злословь же, не осуждай никого, и тебя не будут злословить. Не приходилось ли тебе когда-либо слышать от своих знакомых, что такой-то человек никогда и ни о ком не говорил дурно? Не припомнишь ли, с каким уважением они отзывались о том человеке? Не убеждаешься ли, что такого человека никто не решится ни осуждать, ни злословить? Старайся почаще заглядывать в свою душу, осуждай себя за грехи, отстань от них, исправься, и тогда познаешь, как исправить брата своего. Ты возмущаешься, когда другие люди лгут, обманывают, нарушают свое слово, даже клятву. Не обманывай же и сам никого, никогда не лги, будь всегда и во всем настолько правдив, чтобы все верили твоему слову, не требуя никаких клятв. Ты испытываешь невыразимые муки, когда узнаешь про неверность своей жены? Но в праве ли ты осуждать ее? Сам-то безгрешен ли в этом отношении? Будь же прежде всего сам целомудрен, не прелюбодействуй, не развратничай! Мало того, не делай ничего такого, что влечет к этому греху, даже мысленно не возбуждай в себе половой похоти к посторонней женщине (не жене твоей). И только тогда ты будешь в праве чувствовать обиду, нанесенную тебе неверностью жены. Ты, конечно, желаешь, чтобы никто не нарушал твоей телесной неприкосновенности, чтобы никто не обижал тебя и даже ничем не выражал своего гнева или презрения к тебе? Но загляни в свое прошлое и увидишь, что нередко обида, причиненная тебе, пробуждала в твоем сердце жажду мести, желание воздать противнику не только тем же, но и гораздо большим, сторицею? Подумай, как больно было бы тебе, если бы обиженные тобой мстили тебе за каждую, причиненную тобой обиду. Поэтому, не только не мсти никому, но даже не трогай никого, будь кроток, не гневайся, не унижай ближнего не только обидным словом, но даже и презрительным взглядом. Если кто обидел тебя, прости ему обиду, верь, что своим великодушием ты обезоружишь его. А если ты сам обидел кого, спеши к обиженному, проси прощения, мирись с ним скорее, будь уверен, что тебя все простят, если будут знать, что и ты прощаешь всем… Вообще, во всем поступай с людьми так, как хочешь, чтобы и они поступали с тобой.

Вот бремя, возлагаемое на вступающих в Царство Божие, где царят Любовь и Добро! Призывая к Себе, в это Царство Любви и Добра, всех утруждающихся и обремененных и обещая дать им душевный покой, Христос сказал: возьмите на себя иго Моих заповедей, смотрите на Меня, как Я исполняю их, и познайте, что иго Мое благо, и бремя Мое легко.

Некоторые, впрочем, несогласны с таким взглядом на бремя заповедей Христовых, полагая, что исполнение воли Божией сопряжено с непременным отречением от мира и всех благ его.

Мнение это не имеет, однако, основания ни в откровениях ветхого завета, ни в учении Иисуса Христа. Если, создав первых людей, Бог внушил им: плодитесь и размножайтесь, и наполняйте землю, и обладайте ею (Быт.1:28), то несомненно, что жизнь в мире и обладание всем, что дает земля, не только не может противоречить воле Божией, но, напротив, вполне согласуется с ней. Да и Христос никогда не требовал от Своих последователей отречения от мира и благ его.

Правда, Он сказал богатому юноше: если хочешь быть совершенным, пойди, продай имение твое и раздай нищим (Мф.19:21). А затем сказал Апостолам: всякий, кто оставит домы, или братьев, или сестер, или отца, или мать, или жену, или детей, или земли ради имени Моего, наследует жизнь вечную (Мф.19:29). Но эти слова нельзя понимать буквально. Заповедуя любить даже врагов и благо творить всем, Христос не мог требовать от Своих последователей, чтобы они отреклись от своих обязанностей по отношению к родителям, жене, детям и всем родственникам, не мог требовать, чтобы мы произвольно слагали с себя эти обязанности. Не мог Он требовать также, чтобы все Его последователи продали свои дома, земли и вообще все свое достояние, и вырученные от этого деньги раздали нищим, то есть сами сделались бы нищими, и жили бы как птицы небесные. Понимать буквально приведенные изречения Христа, значит, совсем не понимать Его учения. Обращаясь с этими словами к юноше и Апостолам, Он говорил о соблазнах, без которых нельзя прожить, которые даже необходимы, чтобы в борьбе с ними люди нравственно совершенствовались. И раньше этого Он говорил, что если друг, необходимый как правый глаз, служащий как бы правою рукою, соблазняет, склоняет отступиться от исполнения воли Божией, то лучше отказаться от такого друга, уйти от него, порвать с ним всякие отношения, чем поддаться его соблазну. Ту же мысль Он привел и в этой беседе с юношей и Апостолами: Он сказал, что если родители, или жена, или дети, или братья и сестры вздумают склонять к нарушению воли Божией, то, при невозможности нравственно воздействовать на них и тем заставить их отречься от дальнейших соблазнов, лучше оставить их, уйти от них, чем поддаться их соблазнам и тем погубить себя. Заповедь Господня ставит любовь к Богу прежде, выше любви к ближним. Поэтому, если отец, или мать, или жена скажут: люби меня и исполняй все мои прихоти, хотя бы это было сопряжено с нарушением воли Божией, словом, люби меня, а Бога разлюби, то, при упорном нежелании их прекратить соблазны, колебаний не должно быть: надо продолжать любить Бога, и безусловно отказать в исполнении их требований, обнаруживающих полное отсутствие в них всякой любви, кроме узкого себялюбия. Если же, при таких безбожных требованиях, с одной стороны, и отказах в исполнении их, с другой, совместная жизнь сделается положительно невозможной, если иного исхода нет, как только выбор между любовью к Богу и противоположной ей любовью к соблазнителю, то в таком только случае я могу оставить тех, по отношению к которым на мне лежат обязанности, заповеданные Богом. Если же меня никто из ближних ничем не соблазняет, не предъявляет ко мне никаких требований, противоречащих воле Божией, а я сам соблазняю себя возможностью уклониться от исполнения своих обязанностей по отношению к ним и, опираясь на буквальный смысл вышеприведенных изречений Иисуса Христа, оставлю их на произвол судьбы и удалюсь от мира и от них, то в этом мною будет руководить не любовь к ближним, а узкое себялюбие, и, поступив так, я не только не совершу ничего богоугодного, но, напротив, навлеку на свою душу тяжкий грех против основной заповеди Господней.

Ту же самую мысль о соблазнах и необходимости борьбы с ними высказал Иисус и богатому юноше, который самонадеянно заявил, что заповеди всегда исполнял, а теперь желает знать, чего еще недостает ему, чтобы получить блаженство вечной жизни. Если хочешь быть совершенным, пойди, продай имение твое и раздай нищим, сказал Христос. И несомненно, что эти слова были сказаны лишь для испытания юноши, для обнаружения его пристрастия к богатству, такого пристрастия, какое заслоняет собою любовь к Богу и готовность исполнять Его волю. При таком пристрастии к богатству действительно лучше отказаться от него, лучше сделаться нищим и за то приобрести сокровище на небесах, чем, предаваясь своей страсти, подвергнуться осуждению на вечные муки.

О продаже имений и раздаче нищим вырученных денег Иисус говорил Апостолам еще и при другом случае. Продавайте имения ваши, сказал Он, и давайте милостыню (Лк.12:33). Но так как это было сказано тотчас же после слов – не бойся, малое стадо! Ибо Отец ваш благоволил дать вам Царство (Лк.12:32), то следует признать, что поведение о продаже имений относилось исключительно к одним Апостолам и не имеет значения общеобязательной заповеди.

Итак, отречение от родных, богатства и вообще от мира, со всеми его благами и радостями, вовсе не составляет непременного условия вступления в Царство Божие. Напротив, жизнь в мире, борьба с соблазнами и постоянная победа над ними, жизнь не для себя только, но и для блага других, жизнь, руководимая любовью к Богу и самоотверженною любовью к ближним, совместная с другими деятельность на пользу общую, для водворения всюду мира, любви и добра, постоянное противление злу добром – вот жизнь, вполне согласная с законами Царства Божия.

Живя в мире, пользуясь всеми его благами и радостями и желая в то же время быть истинными членами Царства Божия, мы должны всегда помнить, что мир – это Божий виноградник, данный нам лишь в пользование с тем, чтобы мы давали Богу плоды его и в свое время представили бы отчет в управлении им. В мире мы Божии работники, приставники к Божьему достоянию, управители Его, обязанные отчетностью перед Ним. Плоды же, которых требует Бог от Своих виноградарей, приставников и управителей, это добрые дела по отношению к ближним нашим, нуждающимся в нашей помощи.

Поэтому, согласное с волею Бога пользование благами и радостями мира сего вполне уместно в Царстве Божием. Время уныния, скорби, постоянного сокрушения и страданий настанет после кончины мира для тех, которые не хотели возродиться любовью к Богу и ближним и доказать эту любовь добрыми делами. Теперь же – люби ближних! Любящее сердце твое подскажет тебе, что надо делать для них! Люби! Живи и жить давай другим! И будешь ты достойным членом Царства Божия!

Итак, жизнь в Царстве Божием, то есть, жизнь согласная с волею Божией, дающая здесь на земле полное нравственное удовлетворение и душевное спокойствие, ведущая, к тому же, к вечному блаженству в будущей загробной жизни, – вот тот потерянный рай, о возвращении которого мечтали лучшие люди и боговдохновенные пророки древнего мира!

Русский Паломник, N6, 1906 г. Редко в наши дни можно встретить столь бескорыстного автора, каким является Б.И.Гладков. Громадный том большого формата продается по баснословно дешёвой цене. Посвящая свой труд «трудящимся и обремененным», автор, в цену, назначенную за книгу включил только расходы по изданию и прибыль книгопродавцев, на свою же долю не оставил ничего, кроме внутреннего удовлетворения. И честь ему! Неизвестный нам автор писал по требованию своего внутреннего я. От атеизма он пришел ко Христу и нашел ответ на все мучившие его вопросы, а с тем вместе нашел и душевный покой. Толкования просты и ясны… Автор, прекрасно настроенный, бескорыстно преданный делу, пишущий с наилучшими намерениями, хорошо осведомленный в предмете, заслуживает несомненной похвалы и подражания.

Прибавление к Церковным Ведомостям, N7-й, 1906 г. Это огромное сочинение задумано и написано с самыми симпатичными побуждениями. Автор – человек светского происхождения и университетского образования (юрист), некогда сам пережил тяжелую драму мучительных сомнений и пагубных отрицаний… и теперь желает послужить своим трудом, чтобы привлечь к свету и жизни во Христе всех, утруждающихся и обремененных тяготами внутренних смятений. Написанная по таким мотивам и с такими целями книга всюду проникнута искренним религиозным одушевлением, невольно трогающим читателя…

Богословский Библиографический Листок, выпуск 3-й, 1906 г. Мысль г. Гладкова – дать полный текст всех четырех Евангелий в связном повествовании, чтобы люди простые могли составить себе отчетливое представление об Евангельской истории на основании самого Евангелия, заслуживает серьезного внимания и может быть названа счастливой. С полным сочувствием встречено будет и толкование Евангельского текста, составленное весьма тщательно, с большою любовью, на основании всего, что представляет наилучшего в этом отношении наша православная экзегетическая наука. В этом толковании дано очень много для удовлетворения пытливой мысли человеческой, но еще больше дано для возбуждения в читателях веры в Иисуса Христа, Сына Божия. Везде чувствуется речь человека, пришедшего ко Христу трудным путем сомнений, критического изучения Евангелия и размышлений и желающего облегчить этот путь всем, кто, подобно ему, жаждет вернуть утраченную или укрепить поколебавшуюся веру свою.

Вера и Церковь, 1906 г., книга 2-я, стр. 346–350. Книга Гладкова несомненно займет одно из первых мест в нашей общедоступной экзегетической литературе. Назначение ее – дать возможность широкому кругу читателей не только прочитать Евангелие, но и, так сказать, осмыслить, понять и уяснить его согласно с церковным святоотеческим пониманием его, а не так, как толкуют рационалисты и сектанты. Люди неверующие, мало верующие и просто сомневающиеся или колеблющиеся, прочтя сердечное, удобопонятное и вразумительное толкование это, должны невольно почувствовать всю неотразимую силу и величие учения Христа… Автор неопровержимыми доводами разбивает в конец рационалистические гипотезы и искажения текста Евангельского… Во введении г. Гладков подробно разбирает и опровергает гипотезы, которые обыкновенно приводятся против воскресения Христова. Мы не будем подробно излагать предложенное автором опровержение этих теорий. Скажем лишь, что все введение отличается большими внешними и внутренними достоинствами: видно, что все изложенное не есть только результат добросовестной, серьезной и объективной научной работы, – нет, каждое слово пережито автором и составляет как бы часть его души. Понятно, что такая горячая, живая убежденность автора сильно действует на читателя. Будь это хотя бы и предубежденный против Евангелия человек, он не может устоять пред неопровержимой ясностью доказательств автора. Нельзя не сказать о внешнем построении толкования. Оно отличается стройностью и систематичностью. Нужно было положить много кропотливого и тщательного труда для того, чтобы скомбинировать в известном отделе все факты, находящиеся у разных Евангелистов, в различных главах. Часто автору приходится брать по 3–4 стиха из одной главы отдельного Евангелиста и сейчас же приводить их в связь со словами другого Евангелиста (стр. 192 и след., и другие места). Такой, если можно так выразиться, мозаичный труд, конечно, не легок, но его трудность с успехом выкупается теми результатами, которые достигнуты автором по отношению к стройности его труда. Эта стройность значительно облегчает и чтение книги, так что пред умственным взором читателя картина земной жизни Искупителя мира встает во всей своей величавой полноте. От всего сердца желаем полнейшего успеха и самого широкого распространения этой книги.

Церковный Вестник, N 17-й, 1906 г. Так как имеющиеся в нашей литературе толкования Евангелия или не дают «утруждающимся и обремененным» ни полноту учения Иисуса Христа, ни последовательности в изложении событий, или передают жизнь и учение Спасителя мира словами своих авторов, а не словами Евангелистов, то г. Гладков решил изложить «Толкование Евангелия» в хронологическом порядке и, при том, словами самих Евангелистов, приложив в подстрочном тексте и надлежащие объяснения. Толкованию он предпосылает введение, в котором устанавливает подлинность и достоверность Евангелий… Речь автора везде проникнута неподдельным религиозным чувством. В пользу настоящей книги говорят, таким образом, и мотивы, и цели ее издания, и содержание, и дешевая цена, и даже весьма приличный внешний вид ее.

Приложение к «Новому Времени» от 22 февраля 1906 г.: … г. Гладков изучил Евангелие с большою любовью. Выписывая параллельные тексты из четырех Евангелистов об известных событиях, он дает обширный к ним комментарий, исторический и нравственный, хорошо написанный искренно верующим человеком.

«Вестник Военного Духовенства», N 7, 1906 г.: … Ввиду указанных особенностей сочинения и религиозного воодушевления, проникающего всю книгу, пожелаем «Толкованию Евангелия» самого широкого распространения.