Собрание поучительных слов. Часть 4

Сед, учаше из корабля народы.

Лк.5:3.

Ныне, чтенное Евангелие.

Не знаю, благочестивые слышатели, не знаю, кому я боле удивляться должен, когда вижу Христа Господа, учаша народ из корабля; Христу ли, что так ревностно упражняется в благовествовании спасительного Евангелия Своего? или Народу оному, что так прилежно Его слушает? Христу ли, говорю, что Он ради проповеди слова Божия обходил грады и веси, пеш, не дая ногам Своим покоя? или народу оному, что, оставя все свои домашние нужды и все прибытки, которые в такое время произойти им могли, пренебрегши, стекались к Нему отовсюду? И куда б Он лицо Свое ни обратил идти, в горы ли, в пустыни ли, и те за Ним, иногда чрез три дня и более, не вкушая ничего, следовали; да таким еще множеством, что иногда три, иногда пять, иногда семь тысяч, иногда же и того большее число их на проповедь Христову сбиралось. Чего ради и принесшие иногда к Нему расслабленного, видим у Евангелиста Марка, не могли между народом протиснуться взойти в двери храмины, в которой тогда небесный Сей пребывал Учитель; но принуждены были проломать потолок и спустить того веревками пред Христа¹. Да и ныне не иная вина принудила Христа взойти в Симонов корабль, и молить его, чтоб отступил от земли мало, разве чтоб удобнее толикому множеству слышателей мог предложить спасительную Свою проповедь. Такая-то горячесть, такое усердие к слышанию слова Божия тогда было в людях! О несчастливых же напротив уже нынешних временах! о слабости и ленивства нашего! где бо теперь толь ревностные слышатся проповедники? где же и так жаждущие слышания слова Божия находятся слышатели? Молчат проповедники, уклонившиеся за своими прихотьми; а народ и радуется, что обедня без проповеди, и время то, которое бы имели в слушании то проводить, осталось им на телесные забавы, не рассуждая того, что несказанной своей в таком случае лишаются они пользы. И того ради ли я на нынешней моей проповеди вознамерился вашему благочестию предложить, что нет ничего нужнее и полезнее человеку паче слова Божия. Прошу со вниманием слушать ее.

Ваше же Императорское Величество молить о сем не дерзаю; понеже уже не только мне довольное от прежних моих бесед, благосклоннейше от Вашего Величества принятых имеющему свидетельство, но и всякому известно есть, коликое к слушанию слова Божия изволите иметь усердие; и того ради благонадежно уповаю, что как прежде, так и ныне Матернее употребляя ко мне снисходительство и великодушие, следующей моей о нужде и пользе самого Божия слова предприятой беседы послушать соблаговолите.

Покамест не приступлю я к доказательству предложения моего, вопрошаю вас самих, благочестивые слышатели: чтоб такое по мнению вашему было человеку всего нужнее и полезнее? Отвечаете ли, что одежда? но без нее, как удобно от географии научиться всякому, в иных странах прожить без нужды можно; да и сам Христос не велит в Евангелии много нам попечения о ней иметь: не пецытеся, говорит, во что облечетеся². Пища ли к содержанию жизни человеку всего нужнейша, скажете? Но я противоположу вам Того же Спасителя слово оное: не о хлебе едином жив будет человек³. Здравие ли еще нужнейшею и полезнейшею от всех вещей назовете? Но я покажу скоро от Писания, что иногда полезнейше человеку быть немощну, нежели здорову: елико бо внешний наш человек тлеет, толико внутренний обновляется, восхищенный до третьего небесе, – восклицает Апостол⁴. Что ж убо, разве до души обратите мысль вашу? разве скажете, что спасение душевное есть всего человеку нужнее и полезнее? Cиe истинное и всякого приятия достойное ваше будет слово. Ежели бо мы спасения оттщетимся нашего, несумненно вечную наследить имеем погибель; ежели потеряем одну душу, потеряем всех нас. Сию убо спасти по самой истине есть всего человеку нужнее и полезнее. Когда же так есть, то следовательно и слова Божия человеку нет нужнейшего во свете или полезнейшего ничего; для того, что оно есть обыкновенное учиненное от Бога спасению человеческому средствие, по оному слову Апостольскому: благовествование есть сила Божия всякому верующему во спасение⁵: а без сего средствия спастись человеку весьма трудно; понеже той же на другом месте свидетельствует Апостол, что без веры Богу угодить не можно⁶. А как же уверует кто, о Котором никогда не слышал? како услышать, без проповедующего⁷? он же паки возглашает. Чего ради и Христос в Евангелии умаляет вины Тиру и Сидону пред Иудейскими градами, в рассуждении неверия их; понеже хотя они и имели натуральный разум, ведущий их к познанию Бога, но ни от кого им не было о нем проповедано; а те и спасительное сие средствие в руках имея, пребыли в неверии и ожесточении: отраднее, говорит, будет Тиру и Сидону в день на суде, неже вам; а для чего? придает, далее: понеже аще бы в Тире и Сидоне были силы, бывшие в вас, давно бы во вретищи и пепле покаялися они⁸.

Но скажет мне здесь кто, что вышеприведенные мною Павловы слова до одних только касаются язычников, неверующих в Бога: a мы уже, слава Богу, просвещены имеемся верою; и за тем не имеем такой в проповеди слова Божия нужды, каковую они имели. На что отвечаю: правда бы то была, если бы Бог от нас простой веры требовал; а понеже живой веры, то есть, с добрыми сопряженной делами Он от нас, ежели спастись хотим, требует, что можно познать всякому из того самого, что когда посылал Он Апостолов Своих на проповедь, между прочим наказал, чтоб они учили верующих и исполнению заповедей Его. Шедше, сказал, научите вся языки, крестяще их во имя Отца, и Сына, и Святаго Духа, учаще их блюсти вся, елика заповедах⁹; то пусть хотя б кому Бог и открыл Себя в зерцале веры, еще однако ж имеет он нужду, чтоб кто ему чаще напоминал о любви горячей к Богу, о надежде несумненной благ вечных, и о других, от сих происходящих , добродетелях, дабы таким образом зачатая в нем не оскудевала вера, и приходил бы он чрез добрые дела свои в мужа возраста совершенна. Довод сего представляет нам на себе, наполнивый проповедию своею концы мира, Павел Святый, который, хотя уже и приняли тогда веру Христову Коринфяне, однако ж не преставал к ним в послании своем писать: споспешествующе молим вас, не вотще благодать Божию прияти¹⁰. Не скажи ж мне кто еще, что всему тому научиться можно кроме устной проповеди от письменного слова Божия, то есть, от чтения Священного Писания; понеже глубок есть кладезь Священное Писание. И Евнух оный Кандакии царицы читал, сидя на колеснице своей, Исаию Пророка о пришествии в мир, и вольном за нас страдании Христове; читал, однако ж не разумел, что читал¹¹, и за тем не мог в познание прийти Христово, покамест ему то устно Филипп диакон Святый не протолковал, как видим в деяниях Апостольских. И сея-то ради причины, во-первых, нужно есть человеку слушать проповедуемое Божие слово.

Нужно паки слушать всякому слово Божие для того, что праведник ли кто? то первое примет оттуда добродетелям своим подкрепление, по оному Приточникову слову: послушав мудрый, премудрее будешь¹². Второе, может еще праведник от слушания слова Божия почувствовать духовное некое на сердце своем утешение, как и Пророк, который негде поет: возрадуюся о словесах Твоих, яко обретаяй корысть многу¹³. Грешник ли же кто? то может прийти, слушая слово Божие, в познание грехов своих, и обратиться к покаянию. Так некоторый в житиях отец Святых упоминаемый грешник, когда только вшел в церковь, и услышал от некоего произносимые оные Пророческие слова: измыйтеся, и чисти будите¹⁴, тотчас умилился душою, и поплевал прежнее скверное житие свое. И о известном, толико от всех за разум почитаемом муже, западном Августине предают Римские историки, что он, будучи еще Манихейскою ересью заражен, как в одну пору шел мимо церкви, где к народу в то время говорил поучение Святой Амвросий, и остановился его послушать; то хотя сперва, может быть, и ради любопытства более, а не чтоб навыкнул веры православной, сделал он то, однако ж содействующей благодатью Божией наконец так воспользовался тою проповедью , что от того времени немедленно попрал богомерзкую ту ересь. Подобным образом и слуги, посланные некогда от фарисеев поймать Христа, как услышали исходящею из уст Его Божественную проповедь, со удивлением всех переменили внезапно свое намерение, и приложились к числу верующих: а когда вопрошали их фарисеи, для чего б повеленного им они не исполнили ? отвечали: николиже тако глаголал есть человек, якоже Сей человек. От чего признавая их уже Христианами быть, отвечали фарисеи: еда и вы прельщени 6ысте¹⁵? И понеже так действительно бывает в сердцах верующих Слово Божие, того ради Божественный Павел негде уподобляет его мечу обоюдоострому. Живо, говорит, слово Божие, и действенно и острейше паче всякого меча обоюдоостра, и проходящее даже до разделения души же и духа¹⁶; а у Иеремии называется тое же млатом сотрыющим камень¹⁷.

Да не помыслит же здесь кто, будто может грешник и самим внутренним судьею, совестью то есть своею обличаем, почувствовать тяжесть содеянного собою греха и без слышания Слова Божия; или, что сие только потребно есть невежам, а ученые сами о себе разуметь могут. Понеже, что до первого касается, часто случается, что хотя и грызет внутрь человека совесть, однако ж он весь имея ум углублен в свои сладострастия, аки бы того не чувствует, и грех в нем от дня в день, в большее приходит обыкновение, по свидетельству Писания, которое объявляет, что грешник вшед во глубину зол, не радит¹⁸. Явственный нам на сие пример представляет на себе муж по сердцу Господню Давид. Не уже ли бо то он был бессовестен? однако ж по соделанном с Вирсавиею блудодеянии, не только не пришел о беззаконном том супружеского ложа насилии в сожаление, но еще приложил к тому и убийство, убив Урию, мужа ее; и дотоль не очувствовался, и не сказал: согреших ко Господу¹⁹, пока Нафан Пророк живым его гласом своим не обличил. Что ж и до второго надлежит, то не ученый ли был человек, воспитанный от юности при ногах Гамалиила славного, во Иудеях бывшего учителя, Павел Святый? Но не мог и он познать греха своего отнюдь, доколе не услышал свыше к себе гласа Господня оного: Савле, Савле, что Мя гониши²⁰?

Но может быть вознесет еще другой из средины главу свою, и возопиет: ежели б так действительно было слово Божие, то бы грешники, (каковых много весьма случается) не исправлены от проповедей не отходили? Таковому во ответ я сказываю, что и самых Апостолов проповедь, хотя последствующими знаменьми и чудесами утверждаема была²¹, однако ж не во всех свое действие производила; как то явственно доказывает Павел Святый в деяниях Апостольских, где говорит ко Иудеям таким образом: понеже отвергосте слово Божие, и недостойны творите сами себе вечному животу, сего ради се обращаемся мы во языки²²; и Исайя вопиет: Господи, кто верова слуху нашему²³? Да и сам Христос жалуется на некоторых слышателей Своих в том у Иоанна, говоря: понеже слово Мое не вмещается в вас, сего ради ищете Мене убити²⁴. Что убо дивно, когда и ныне во многих сердцах спасительное сие семя плодов своих не приносит? Но в сеятели ли тому вина? Нет: бесплодная и каменистая земля такому бесплодию сама виновна есть; сами, говорю, слышатели, виновны тому суть, что без пользы от слушания слова Божия отходят; или того ради, что сказуемым не внимают; или, что не веруют; или, что верующе соблазняются. Многие бо, как оный Архимед, славный Сиракузский Геометр, не внимая солдатским словам, который с обнаженным над ним мечом стоял, чертил на песке по своему размеру линии; и когда тот о имени его, по приказу своего Императора , хотя его соблюсти живот , вопрошал; сей вместо ответа просил, чтоб круг, заведенный им на песке, ногами он не потоптал; чем будучи огорчен, и убил его тогда солдат²⁵. Многие, говорю, таким же образом не слушая словес проповеднических, в то самое время, как он спасительные наставления им преподает, думают, что им на ум ни взбредет; иной в уме располагает основание палат; другой, смешивая мыслию своею краски, различные на картинах наводит цветы; третий, как бы в Коллегии за судейским столом сидел, приказные дела разбирает, и с которого дела взять больше можно рассуждает. Каковых обличая негде Святый Златоустый громко вопиет: «когда от Царя приходит кто с указом, все внимаете; а когда от Бога приходит и с небес вещает Пророк, и никто же есть внимаяй»²⁶. Другие, хотя прилежно слушать видятся, но все то, что слушают за сказку ставят; например, когда воздаяние ли благим, или казнь злым, по смерти быть имущую, объявляет проповедник; им то за равную истину кажется, как бы кто пиитическую какую говорил пред ними фабулу. Прочие, слыша ко исполнению Закона Божия возбуждающа их Проповедника, за невозможное то ставят, и говорят в себе со Иудеями: жестоко есть слово сие: кто может его послушати²⁷? И так отходят от Церкви, как и поминаемый у Матвея Евангелиста юноша богатый от Христа, скорбяще²⁸. И, как же бы в таковых действительно было слово Божие, рассудите сами, слышатели; а которые с желанием исправления во изоранную ралом страха Божия душевную свою ниву спасительное сие приемлют семя, воистину без плода не бывают, как свидетельствуют выше помянутые примеры. Весьма живо изобразила такое слышателей разносердечие, и в приятии Евангельской проповеди cyгyбoнpaвиe книга оная, Богословом снеденная, о которой говорил Ангел Апокалипсичный ему: приими книгу сию, и снеждь ю. Когда ж съел он ее, то двоякий в ней почувствовал вкус; сладкий, то есть, и горький; сладка, объявляет, бысть во устах моих яко мед; и егда снедох ю, горька бяше во чреве моем²⁹. Сия книга по некоторых разумению, знаменовала, воплощение Сына Божия, по некоторых же, второе Его пришествие; а по Августинову мнению, знаменовала слово Божие. Смотрим убо, кому оно сладко? Устам, то есть, праведникам, (которые негде у Иеремии сие себе имеют приписано титло) им сладка словеса уст Господних паче меда и сота³⁰; а грешникам, не хотящим каяться (им ж в бог чрево, и слава в студе их, по Апостолу) горько и неприятно³¹. Не дивись убо никто, ежели кого словом Божиим не воспользована, но еще огорченна увидишь; чрево то есть, а не уста; и того ради сделалось ему сие.

И доселе о пользе и нужде слова Божия представлял я вам, слышатели, теперь говорю, что не только ради великой, оттуда происходящей пользы, но и ради того самого нам надобно слушать слова Божия в сладость, что не слушающих его всегда гнев Божий постигать обыкл, как явствует на многих местах в Священном Писании. И во-первых, в книгах Царств четвертых мы видим, что Охозия, когда не хотел более слышать худого о себе от Илии пророчества, посылал пятьдесятоначальников. уловить его, скорою поражен был смертию³². Книги вторые Паралипоменон также свидетельствуют, что Амасия, понеже дерзнул заградить уста Пророку Божию, и сказал: еда советника царева поставих тя? внемли, да не биен будеши³³; сего ради побежден был в недолгом времени на следующей брани, и яко пленник веден во Иерусалим со стыдом и поношением всяким. Не иную причину и страшному оному, которое всему Иерусалиму от Ассириан сделалось, разорению приписывают те же книги, только что не слушали его тогда жители словес Господних; понеже, пишется там, поношаху послом Божиим, и уничижаху словеса Его, и ругахуся Пророком Его: сего ради наведе на них Бог царя Халдейска, и поби младенцы их мечем в дому Святыни Его³⁴. Вот видите, как затыкающих уши свои от слышания словес Его казнит Бог, слышатели! Не нужно ли убо и сей ради причины слушать нам проповедуемого слова Божия? Наконец, что еще скажу я, послушайте. Кто со вниманием предстоит слушая слова Божие, на том знамение пребывает, что, хотя б и грешник он был, не отступила еще вовсе от него благодать Божия, и хочет быть он сыном Царствия Божия; а кто не слушает, чужд является благодати Божией, и оставлен от Бога; иже бо знает Бога, послушает нас; и иже несть от Бога, не послушает нас, возлюбленный восклицает ученик Христов³⁵. То ж самое и Учитель его о отметающихся учения Его объявляет, где говорит: сего ради вы не послушаете Мене, яко от Бога несте: а иже есть от Бога. Глаголов Божиих послушает³⁶[453].

Прочее, оставляю я более вещь мою утверждать доводами, и вопрошу тех самих, которым ничто так, как проповедник всходяй на кафедру, бывает неприятно: чего б ради им не по вкусу сия пришла духовная трапеза? Того ли ради, что несладко устроены ее кушанья? Того ли ради, говорю, не хотят они, слушать слова Божия, что не красноречивыми устами оно им от проповедника предлагается? Но слышат ли они, что Бог Исаие приказывает? Яко трубу, говорит, вознеси глас твой, и возвести людем Моим грехи их³⁷. Не говорит ему, яко сладкобряцательные гусли, или краснопеснивую цевницу; но яко трубу вознеси, говорит, глас твой. А кому ж не известно, что трубный глас сладостию пред многими остался? Не сладость убо, но силу словес проповеднических рассматривать надлежит всякому. Ежели ж кто красноречия от них потребует, они с Павлом таковому ответ дадут: проповедь наша не в препретельных человеческия премудрости словесех, но в явлении Духа и силы; да вера слышателей не в мудрости человечестей; но в силе Божией будет³⁸. Или того ради другим не охотно слушать проповедуемого Божия слова, чтo проповедатели многажды сами того не исполняют, чему народ учат? Но кто нас судьями над ними сделал? Нам должно их словес слушать, а не жития смотреть: на Моисеови седалищи книжницы седоша; вся убо елика рекут вам блюсти, соблюдайте, и творите; по делом же их не творите³⁹, говорит Христос в Евангелии о фарисеях; то ж и о проповедниках разуметь всякому должно. На Христове они седалище и Апостольском сидят; иже убо глаголют, будем мы творить; а что худо делают, подражать не станем. Что ж убо, какой бы ради еще причины убегать имел кто от слушания слова Божия? Не той ли ради, что пороки его в нем обличаемы бывают? Может быть, дурной лицом зеркала не любит, что его дурным, как есть, показывает. Повествуют книги Царственные о Ахааве Царе, что и в лицо Михею Пророку сказать не постыдился: возненавидех сего Пророка, яко не глаголет о мне добре, но злая⁴⁰. Может быть, говорю, и ныне такого ж рассуждения находятся люди. Но, от крайнего сих всех неразумия! от последней слепоты душевной! Того ли бо ради посылаемы были от Бога Пророки, чтоб то пророчествовали, чего люди, к которым она посылаемы были, хотели? Того ли для и проповедники учреждены, чтоб чесали греховные струпы наши; чтоб тому, что растленному естеству нашему нравно, учили нас; чтоб вкорененные в нас от долгого времени пороки не только не обличали, но еще б закрывали, и похваляли? Нет, нет; проповеднику всякому говорит Господь у Иезекииля: сыне человеч, стража дах тя дому Израилеву, да слышиши (убо) слово от уст Моих, и воспретиши им; аще же ты не возвестишь беззаконнику, еже ему обратитися от пути своего, и беззаконник той во грехе своем умрет, взыщу крове его от руки твоея; аще же возвестишь, однако ж он не обратится от беззакония своего, той беззаконник в беззаконии своем умрет, а ты душу твою избавишь⁴¹. И когда б сии слова Господни пастыри и проповедники добре памятовали, не были б, конечно, думать надобно, так страшливы и боязливы, как ныне их видим, во обличениях человеческих. Но кто и я сие глаголяй? Тот есть, который слов моих сам трепещу. Боже! Как мы от прежних Твоих далеко отстали проповедников; однако ж и от таковых малодушных проповедников, когда только они в себе приходят, не может никто, слышатели благочестивые, ничего ожидать, чтоб сладострастной его плоти было угодно; но стрел острых, стрел, проходящих до разделения души и тела ожидать всякому здесь должно. Слышали бо вы, какой им Бог дает приказ у Пророка; услышите ж, что и чрез Павла говорит ко всякому из них: настой, говорит, благовременне и безвременне, обличи, запрети, умоли, дело сотвори благовестника⁴². Вот как не велит им Бог избирать всегда времени, но и безвременно настоять к нам проповедию Своею приказывает; н не только гладкими увещевать Словами, но и обличать, и запрещать, что худо в нас видят и повелевает. И каких же бы от таковых посланников, ежели худы мы, приятностей ожидать мы хотели?

Воистину, ежели кто похлебства в злых своих делах от проповедника ожидает, прельщается, и от истины отстоит весьма далеко. Не его бо то дело, но духа оного, которого видел некогда Михей Пророк, ставша пред престолом Божиим: видех, рече Господа Бога Израилева, седящего на Престоле Своем и все воинство небесное стояше окрест Его. И рече Господь: кто прельстит Ахаава Царя Израилева, и взыдет, и падет в Реммафе Галаадстей? И говорил тот так, тот инак; после вышел дух некий, и стал пред Господем, и сказал: аз прельщу его. Как же спросил его Бог, в чем? Дух отвечал, изыду, и буду дух лжив во устех пророк его⁴³. Сей-то дух по злым желаниям нашим представляет нам советы свои; но только полезно ли слушать его? подумайте, и во-первых, спросите, что он тогда Ахааву советовал чрез уста лживых пророков своих? Советовал идти против Ассирийского Царя, что Божией воле, по объявлению Михеину, весьма было противно, однако ж Ахааву как славолюбивому нравно; советовал, и обещал благополучен быть ему тот поход. А так ли сбылось? Нет: Ахаав на той брани уязвлен будучи стрелою смертно, без души уже приехал в свой дом; когда и текущую с колесницы кровь его лизали псы, по предсказанию прежде ему от Илии Пророка бывшему⁴⁴. О, бедный и всех несчастливейший Ахаав! коль бы тебе полезнейше было, когда б ты Михеиных истинных послушал слов, а не к ласкателям, духа лживого наполненным, обратил уши твои? Но убо не лучше ли и нам, слышатели, как иногда Улисс сделал, затыкать уши наши от таких Сирен, которые, снисходя страстям нашим, самые величайшие наши пороки добродетелями знаменитыми делать нудятся, и всяких важность грехов словами умаляя, душетленными, однако ж приятными, беседами своими нашу всегда в след себе привлекать стараются слабость? Не лучше ли б, говорю, от таковых Сирен нам затыкать уши наши, чтоб не погибли мы со Ахаавом душою и телом? Помним ли мы, что Александр сделал с тем философом, который во всю свою при нем бытность, ни в какой его погрешности не обличил? отогнал его от себя прочь, сказав: или ты не приметил во мне никакого порока, или приметил, да не объявил. Ежели первое, так ты глуп; ежели другое, так ты мне неверен. Отвергнуть таким же образом неотменно, отвергнуть надобно и нам от себя тех цевниц, которые, всегда ласкаючи нам сладкие во ушах песни поют, и, хотя б кривое что было, во угодность нам прямым называть не усрамляются; а слова Божия труб, которые истину самую нам гремят, в сладость послушать, и обеими, как говорят, держаться руками должно.

Но, о несчастливой вашей доли Божия слова трубы в сем веке не лучшее вы все в людях имеете имя, как и Пророк Михей. О нем говорил Ахаав: возненавидех сего Пророка, яко не глаголет о мне добре, но злая⁴⁵. Те ж, ежели послушать, слова и о всех вас во устах людских носятся. Что, однако ж, унывать ли отсюда в должности вашей будете, что так труды ваши пропадают; земля, сеемая вами, вместо плодов терние вам приносит? Никак; возьмите себе в пример нынешних рыболовов, которые хотя чрез целую ночь по озеру Геннисаретскому, туда и сюда плавая, ничего не поймали, надежды, однако ж, своей совсем не отпали, и мрежи свои за тем закидывать не престали. Об нощь, сказали Христу, всю труждшеся, ничесоже яхом; по глаголу, однако ж, Твоему ввержем мрежу⁴⁶. Приведите опять на мысль себе священнейшего Павла, который три лета Ефесских жителей, хотя, и немало между тем от злых людей претерпевал; не преставал со слезами молить, как видеть можно у деяний Апостольских списателя⁴⁷. Паче же воспомяните Самого всех проповедников главу Христа, Который, хотя и завистию от Apxиереев, хулою от фарисеев, ненавистию от народа стреляем быль завсегда, однако ж непрестанно благовествовал Евангелие Царствия Своего. Не отчаивайтесь убо и вы от вашей проповеди, произойти иногда могущей в людях пользы, но закидывайте мрежи сии почаще; авось-либо благодать Божия коснется сердец их; авось-либо мрежи ваши наполнятся рыбою, как и нынешних рыболовов.

Мы же, слышатели, потщимся, да не вотще в нас толикие их труды явятся. Слушаем слова Божии со всяким усердием и прилежанием, да не како представит нам во обличение правосудный Господь в день страшного дел наших испытания оную Южскую Царицу, которая от конец земли пришла послушать премудрость Соломонову⁴⁸. И Соломонова ли еще здесь премудрость проповедуется? Проповедуется премудрость Божия. Мы (говорит Павел за всех проповедников) проповедуем Христа, Божию силу и Божию премудрость⁴⁹: и; кто бы такой премудрости не хотел послушать? кто бы не сказал здесь, что Диоген Антисфену: «не имеешь, ты, – он говорил ему, – толь, жестокого жезла, которым бы мог меня отгнать от тебя во время твоего учения»⁵⁰. Но ниже отгоняет нас от слушания своего премудрость Божия, но еще призывает, молит и увещевает всякого, говоря чрез Приточника: приидите, ядите Мой хлеб, и пиите вино, еже растворих вам⁵¹; и опять чрез Пророка: жаждущии на воду идите⁵². Безответны убо останемся всеконечно мы, ежели такое звание Божие пренебрежем, и благодать Божию отвергнем, слышатели. Впрочем, я вижу, что паче чаяния продолжилась беседа моя; и едва ль всяк все может помнить, о чем было доселе у нас говорено. Дабы убо и самые немощнейшие памятию не бесполезны от сей отошли беседы, в заключение ее, ради таковых, сие краткое полагаю подобие: извольте помнить, что всякий художник, покамест имеет у себя к своему художеству принадлежащие орудия, безнадежен о пропитании своем быть не может; когда ж тех орудий лишится, не имеет, чем уже хлеба себе приобрести. Так и мы, покамест слово Божие, которое ординарное, как прежде было сказано, есть спасения нашего средствие, пребывает в нас, имеем еще надежду, чрез что обратиться от заблуждения нашего, и получить спасение; когда ж оскудеет оно в нас, и пошлется на нас Амосом проповеданный глад слышания слова Господня; погибнем мы⁵³. Но сего да избегнем, Боже! Ты влей благодать во уста проповеднические, влей и во ушеса купно и сердца слышащих; да те не ленностно проповедуют, а сии прилежно спасительных словес Твоих слушают; а что слушают, то и делом самым да исполняют. И так и те, и другие получим мы у Тебя живот вечный, в его же наследие нас чрез возлюбленного Твоего Сына призвал еси. Аминь.

Об нощь всю труждшеся, ничесоже яхом.

Лк.5:5.

Ныне чтенное Евангелие.

Не недостойны воистину сожаления помянутые в нынешнем Евангелии рыболовы, слышатели благочестивые; не недостойны, говорю, сожаления, что чрез целую ночь, отправляя свой убогий промысел на озере Генисаретском, не спали, работали, мочились, зябнули и другие многие претерпевали нужды, а и единой рыбицы в награждение толиких трудов своих чрез все то время достать не могли. Но ежели бы я вам показал, где таких рыболовов, которые не чрез ночь только одну, но чрез целую жизнь свою в ловитве потели бы, а с такою ж бы прибылью на берег выходили, как и сим тогда случилось, то не почли ли бы вы такое представление мое за несравненно жалостнейшее паче сего? Это, говорите, не может, кажется, и статься, кто б столько несчастлив был, чтоб уже чрез весь век свой, в ловитве упражняючись, ничего не уловил? Я прошу ваше благочестие в том не усумневаться; я вам покажу явственно следующею моею беседою, что весьма много в мире таких рыболовов; а именно что все они такие, которые были, и ныне еще суть между нами, рачители мира сего.

Дабы же вы то лучше усмотреть могли, то представьте себе, будто стоите вы теперь при брегах пространнейшего разлития вод мира сего и видите там различных промышленников; иных, то есть, в снискании многого богатства, иных в приобретении высокой чести, иных во уловлении громкой славы, иных во удовольствовании иных различных страстей своих упражняющихся. По провождении жизни своей в тех своих трудах напоследок пристают они все к берегу, то есть, к кончине жизни. Спешите ж вы теперь со мною мысльми вашими к сему месту, и смотрите, есть ли что во мрежах их?

Мы прежде всех приступим к славным и знаменитым людям. История свидетельствует, что Ксеркс, хотя по себе в мире бессмертную оставить славу, перекапывал горы, на морях мосты делал и другие невероятные почти вещи производил в действие. Александр, той ж побужден причиною, великую часть вселенной победительною рукою взял. Юлий с Помпеем также чего не делали, чтоб один пред другим первенство получил? Аннибал, еще во младенчестве будучи, клялся пред алтарем отцу своему, что никогда с Римлянами без войны не будет; и по той своей клятве так сильно подвизался против них, что и имя напоследок Великого себе достал. Были и другие не без знати в древности мужи, и всякий то из них славное себе имя не без великих конечно трудов получил. Раскроем же мы теперь их гробницы, и посмотрим, какая им оттуда произошла польза? Столько они, плавая на океане сем, ловили, а что уловили? Я не вижу конечно при них теперь ни той славы, которую они, будучи на мире сем, напрасно величались, ни тех лавров, которыми главы их прежде украшались, ни же какого-либо другого великолепия при них вижу; но вижу един прах тела, едины сухие кости, едину гнусность и безобразие на месте их; и не могу себя уверить, они ли это подлинно, о которых я говорю? Но кажется мне, что я прямо на преславных оных героев зрю. Что ж убо сие? О суета суетствий! не такая ль всегда ваша, о мужи, удивляющие славою вашею вселенную, бывает ловитва? Слышу я, что один из них, вместо ответа мне, умирая, приказывает своим министрам нижнюю свою сорочку возить по улицам, и возглашать такие слова: «Солидан, бич востока, государь Азии, всех народов страх, по всех своих победах и триумфах более ничего с собой теперь не берет, только сию сорочку». И вот же, слышатели, какую ненасытные славолюбцы получают от своих трудов прибыль; я не говорю о тех людях, которые праведными, благими и Богоугодными делами, трудами и подвигами своими прославились вo вселенной, или еще прославляются; они и здесь славны и по смерти наслаждаются или будут еще наслаждаться бесконечной славой; дела бо их ходят в след с ними, как говорится в Апокалипсисе⁵⁴. Аще же дела, то и достойная делам слава; но о тех только говорю, у которых едино славолюбие, а не любовь к Богу и ближнему всех дел и намерений концом, и главною была или есть причиною. Вы видите, что такие люди бывают весьма подобны высокому оному древу, которое видел некогда во сне Навуходоносор. Зрех, говорит оный Царь о своем древе, и се древо среде земли, листвие его прекрасное, и плод его мног, под ним вселяхуся зверие дивии, и птицы живяху в ветвех его: а далее что? Слышал, говорит мало спустя после того, и се глас был с небес; посеките древо, и обейте ветви его, отрясите листвие, его, и рассыплите плод его⁵⁵. Не то ли же последует и всем надменным гордынею и славолюбием здесь людям? Покамест еще в мире сем они, то кажутся, будто уже главою своею досягают до небес, и вся вселенная трудно их вместить может; к чему придают не мало обитающие под ними звери и птицы, то есть, терзающие других славу, и им единым всякую похвалу припевающие люди, называемые ласкатели. А когда приходит до посечения, то есть, которым пресекается линия жизни их, то уже ни ветвей, ни плодов, ни листвий прекрасных, ни сладких песен во ушах их поющих птиц оных не бывает вовсе, и уже отнюдь тогда не можно никому распознать их с другими. Чего ради и весьма прилично уподобляют учителя всю жизнь настоящую комедиальному театру. Понеже как там иной лицо царское, иной княжеское, иной рабское на себе имеет, а когда сойдут с театра, то все бывают равные. Так и в настоящей жизни различные действуют лица; а когда приближаются к концу ее, то все они в одинаковом состоянии находятся: Царь и воин, раб и владыка, богатый и убогий там в равном достоинстве, как сладкопевец церковный Дамаскин Святой поет.

Не лучшую же пользу приемлют от своей ловитвы и прилежные богатства рачители. Что бо Иаков Святой, аки бы заглядывая во мрежи их, говорит к богатым? Приидите, говорит, и плачитеся о лютых скорбех грядущих на вы. Богатство бо ваше изгни, ризы ваша молие поядоша; злато и сребро изоржаве: но довольно же того, но еще ржа их в послушество на вас будет, и снесть плоти ваша аки огнь в последние дни, за ваше к бедным немилосердие⁵⁶: такое последует награждение трудам вашим. В той же силе и Давид Святой, увещевая нас нигде, чтоб мы не прельщались, видя кого изобилующего множеством богатства, говорит: не убойся, егда разбогатеет человек, или егда умножится слава дому его; яко внегда умрети ему, не возьмет вся с собою, ни же снидет с ним слава его⁵⁷. О, когда бы и самых бывших в свое время рачительнейших в сем трудолюбцев, можно было теперь из мертвых восставить и вопросить: есть ли им от тех трудов, в которых они дни и ночи провождая, ни Бога почти, ни себя не памятовали какая польза? Услышали бы всеконечно от всех их ответ согласный: ничесоже яхом.

Но что много? в которые рачительства, труды и подвиги работающих плоти_, миру и дьяволу наши очи мы ни вперим, подлинно что увидим их всех в пыли и в поте, увидим дни и ночи без сна провождающих, увидим на мечи и огни отважно устремляющихся; кратко, увидим, что они почти не меньше самых, тесный жития путь проходящих праведников, хотя мнятся по широкому и угодному им пути ходить, всяких нужд претерпевают, как то свидетельствуют оные их слова, у Мудреца в главе 5-й изображенные: беззахонных исполнихомся стезь и погибели, и ходихом в пустыни непроходимыя, по иному переводу, многотрудные⁵⁸. Спросим же о прибыли, которую получают они от того? И услышим ответ чрез Пророка, что всуе все они мятутся⁵⁹. Но как всуе, скажете? не они ли все блага мира сего забирают в руки себе? не им ли от всех почтение? не желание ли сердец их исполнено в них всегда? словом, не они ли за самых блаженнейших на свете вменяются людей? Ах, слышатели! не знаем мы, какое то блаженство. Вид только один, вид блаженства, вещью ж самою суета суетствий. Послушайте, что той же вышеупомянутый Пророк о таких мнящихся быть блаженных людях поет. Образом, говорит, ходит человек; образом, то есть, не самою вещью. И тот самый образ надолго ли, мы думаем, пребывает? Не долее как в нас сновидение ночное: яко соние восстающаго образ их уничижиши⁶⁰, тот же в другом псалме припевает Пророк. Которое в книге его место, толкуя Августин, говорит так: «пусть бы некоторый человек во сне видел, будто он нашел знатное сокровище; то богат ли он? Богат, покамест не пробудится; а когда пробуждается, взыскивает оного сокровища, и не находит; ничто же в руках, ничто же на ложе; нищ уснул, нищ и встал; богат был только во сне: и ежели б не пробуждался, все бы был богат; а как встал от сна, то нашел только тугу о том, что опустил. Так и все, коим по их изволению сердца все удается, покамест видятся счастливы, покамест не пробудятся; а когда вечность разверзает их очеса, и сон прогоняет, сновидений показывается суета». Cие Августин.

Но я вопросить здесь еще желал бы: думает ли кто, что сладкого они покоя наслаждаются и покамест образ тот носят на себе? Никак, слышатели! Яблоко то, от Содомских стран износимое, извне красное, а внутрь прах гнусный только содержащее. Никогда такие люди, как я и выше помянул, без труда, никогда и без смущения не бывают. Слышим, что о сем говорит Златоуст: «богатство, говорит, личину убо имеет светлу, а яже внутрь, мрака суть исполнение, нищета же напротив; и аще коегождо душу разгнешь, в нищего убо душе многу отраду узришь и свободу, в богатого же душе плищи, мятежи, волны»⁶¹: а что Златоуст о богатых нам теперь сказал, то Исайя и всем обще рачителям плоти и мира приписывает; сокрушение, говорит, и бедность в путех их, стези их развращенны, и не ведят отнюдь мира⁶². То ж и диадемою увенчанный Пророк назнаменует, где в лице грешника говорит о себе: несть мира в костех моих от лица грех моих⁶³.

И сия-то есть превеликая между рачителями мира сего и рачителями жизни вечной разность, что тем и труды самые приятнейшею бывают льготою, по оному Христову слову: иго Мое благо, и бремя Мое легко есть⁶⁴; и вся прочая, аще благая, аще злая, поспешествуют во благое, как у Апостола мы читаем⁶⁵: а сим и самое их мнимое веселие, самое благополучие, скорбь души и тесноту всегдашнюю наносит. А для чего? Причина видима есть: понеже там сам Бог помоществует, и утешает рабов Своих; а здесь дьявол от дней на дни более обременяет разными попечениями сердце, и в ров погибели всячески низринуть старается оплетенную сетьми его бедную душу.

Прочее я не не ведаю, что суть и толь пристрастны ко благим мира сего души, что ни же могут в познание бедствия своего когда прийти; и мыслят, аки бы уже подлинно они в прямом блаженстве находятся, когда не видят ничего противного суетным их желаниям; за чем и дерзновенно говорят, как читаем у Мудреца: приидите, насладимся настоящих благих; вина дражайшаго и мира (благовоннаго) исполнимся; ни един от нас да будет лишен нашего услаждения, везде оставим знамение веселия, яко сия есть часть, и жребий наш⁶⁶. Но познаем, сколь их прибыточна часть сия, когда покроются мраком вечным их очи, съедят сладострастную плоть черви, рассыплются в прах мелкие кости, все сласти как сон_, как соние и как мгновение ока прейдут? Конечно, и не хотя исповедают тогда с нынешними рыболовами: об нощь всю труждшеся, ничесоже яхом; и признавая сами заблуждение свое, говорить начнут: убо заблудихом от пути истиннаго и правды свет не облиста нам, по предсказанию того ж премудрого Соломона⁶⁷.

Но убо сие рассуждая мы, слышатели, осмотримся опаснее; не находимся ли и мы в числе сих несчастливейших трудолюбцев, о которых настоящая наша продолжалась доселе беседа? О, дал бы Господь, чтоб ни един из нас в них не нашелся! Но буде ли паче чаяния суть, которые не ради Царствия Божия, но ради временного некоторого своего прибытка в различных трудах и бедствиях изнуряют жизнь свою; те пусть памятуют, что они не лучше Езопова пса, который, идучи по воде, нес некоторую снедную часть, и увидел тень ее на верху воды, бросил истинную часть, и хватился за мнимую, которую чаял большую быть паче той. Пусть, говорю, памятуют, что не лучше они несмысленного того животного. Всякая бо польза, чаемая из получения благ века сего, ничто иное есть как тень, суета и обман глазам единый, как выше мы уже исследовали. Самое же истинное блаженство есть, которое нам Христом обещано, и состоит в Боге; снискивается же чистою совестию и благими делами. И на сие то приобретение, сколько нам ни даст Бог жизни, все посвятить мы должны. А в том воистину не больше нам следует трудов поднимать, сколько и, работая страстям нашим, поднимаем, но еще гораздо меньше; одни ради того, что большую половину их благодать Божия будет нести с нами; другое, что имеет облегчить наготу обильное обещанное за то мздовоздаяние. Но притом не подумал бы уже кто, будто сие мое слово, по некоторой хотя части, клонится к тому, что ни поселянину в земледелании, ни купцу в купечестве, ни другим честным промышленникам в тех делах, от которых прокорм они себе имеют, по обыкновению трудиться не надобно; но всем только надобно некоторою теориею, то есть, умозрительством Бога искать. Хотя бо и подлинно говорит Христос в Евангелии, не пецытеся, что ясте, или что пиете, или во что облечетеся⁶⁸; но теми словами не запрещает всякому нужных к содержанию общего жития отправлять ревностно должностей; но только запрещает излишнее, и такое, которое некое о промысле Божием сумнение включать в себе видится попечение, инако же бы не говорил Апостол, что праздный человек и хлеба ясти не достоин⁶⁹. Что убо сказать надлежит о сих средственных, то есть, ни добрых, ни злых по себе, трудах? Не надобно их оставлять; но притом надобно, чтоб во-первых и всегда, чтоб мы ни делали, имели пред очами нашими Бога, к Которому бы единому и все желания, мысли и дела наши управляли с тем упованием, что ежели мы будем искать Его Царствия, прочие все и сами придут к нам, хотя б мы их и не искали, по глаголу Его: ищите, рече, Царствия Божия, и правды Его, то и сия вся приложатся вам⁷⁰. Аминь.

Об нощь всю труждшеся; ничесоже яхом: по глаголу же Твоему ввергу мрежу. И се сотворше, яша множество рыб много.

Лк.5:5–6.

Ныне чтенное Евангелие.

Видите ль, благочестивые слышатели, как без Божия благословения и помощи все труды человеческие бывают суетны и бесплодны. Чрез всю нощь Петр с своими подруги трудился в ловитве рыб; чрез всю нощь не спал, мочился, зябнул, то на сие, то на другое место в суденке своем переезжая, и закидывая свои мрежи; однако ж, сколь велико старание его в том ни было, не мог он ни единой рыбицы в награждение своих трудов достать; а то для того, что не было тогда в корабле его Христа благословляюща, и помогающа ему в том; а тот же уже напротив Петр, смотрите, сколько сделался счастлив в своей ловитве, как пришел к нему Христос с Своим благословением и помощью: се сотворше, рече, яша множество рыб много, яко протерзатися мрежи их. Не праведно ли убо Псаломник поет? Аще не Господь созиждет дом, всуе трудишася зиждущии: аще не Господь сохранит град, всуе бде стрегий⁷¹. Весь разум человеческий, все силы, все труды и тщания без Бога ничто суть. Напротив, где Бог благословляет, и помогает, там всяко дело с благим успехом производимо бывает, хотя бы сколь в великих трудностях заплетено оно ни было. Без сумнения, слышатели, вы все сему верите, и я бы не имел нужды вам больше напоминать о том: но понеже нынешние Европейские обстоятельства от часу сумнительнее становятся, и, следовательно, большей еще нежели когда ныне веры и упования на Бога от нас требуется, то мне кажется, что я должен о сей материи пространнее теперь с вашею любовию поговорить.

Между тем вы сами знать можете, что я о сем рассуждать буду не как Министр, который обыкновенно больше политические за основание своих мнений приемлет резоны, или Полководец, который военные, особливо сидя в шатре своем, вымышляет стратагемы, и в них наивящщую свою почитает находку; но я буду рассуждать как о военных, так и о других всяких делах, как проповедник.

И, во-первых, сказать мне надлежит вам, что два рода тех людей, которые около сей материи особливо погрешают: одни, которые, надеясь на Бога, ничего делать не хотят; другие, которые, что-либо делая, Бога в уме своем иметь не стараются. Но какое безумие думать, аки бы Бог ленности нашей пособствовать хотел, или праздность любил? не на то ли Он дал нам руки, чтоб мы ими делали? не на то ли ум, чтоб рассуждали, и еще предусматривали, что делать надобно? Зачем Он у Приточника посылает нас ко мравию научаться путем его⁷², разве, чтоб мы и сами по примеру его старались еще заблаговременно, как он в лете о зиме думает, промышлять о всякой нашей пользе? Воистину, как здесь, так и на других множайших Священного Писания местах видеть мы можем, что не велит нам Бог, обнадежившись на Него, когда-нибудь руки опущать; и когда-нибудь, говорю, а особливо во время брани, велит все к защищению нашему стараться приискивать способы, в чем и пример показывает на Себе Самом. Читали вы, когда лютое оное наступало время, в которое имели напасть на Христа Иудеи, и весь лик Апостольский от ярости их рассеян был? что пред тем говорил Апостолам Христос? До сего, говорил, времени Я вам того не приказывал, ныне же кто имать влагалище или мех; a иже того не имать, да продаст ризу свою, и купит нож⁷³. Видите ль, убо, что приказывает точно здесь Христос готовиться Апостолам на ополчение противо хотящих напасть на них? Кто ж не ведает, что Христос в том нужды никакой не имел? Но давал нам образец чрез то, чтоб и мы в подобных случаях всевозможное старание о защищении и спасении нашем прилагали. Не безумен ли убо, например, был бы тот человек, который бы, не только видя к себе приблизившегося яростного неприятеля, но и пули бы уже его действительно шумящие около ушей своих чувствовал, да со всем бы тем лежал ни пальцем не двигая, в той надежде, что аки бы Бог и в таких обстоятельствах ему пособствовать станет? Но не меньше безумны и те, которые так продерзостны в своих начинаниях и мыслях, что аки бы исполнение их уже зависело от их сил одних, а не от благословения и помощи особливо Божией. Например, идучи на войну, они не думают, правильная ли влечет их вина принять против ближнего оружие, и, следовательно, могут ли они надеяться, что Бог им в том предприятии послал Свою помощь? Но им кажется, что довольно к начатию войны одной собственной их воли, и к произведению множества батальонов; и как они видят во всем себя воинов исправных, то и думают, что уже аки бы помощь Божия и благословенье им не нужно, но и без того победа силе и исправности оружия их восследовать непременно должна. И таковых-то безумие особливо я теперь обличить намерен. Я не говорю, что аки бы не надобно человеку было храбро, например, вооружаться против неприятеля отечества своего, или когда, хотя другие какие правильные на то имеет он резоны: но то говорю и доказать теперь хочу, что надобно ему со всем тем больше уповать на Божию помощь, а не на себя, или другого кого. Помыслите бо вы сами: не довольно ли имел силы, например, Ахаав, когда, совокупившись с Царем Иудиным⁷⁴, (у которого и одного было держащих лук и щиты около миллиона двести тысящей⁷⁵[492], по свидетельству Священного Писания), оба со всем своим воинством вышли противо Царя Сурского? Но для чего ж такой худой конец тому походу воспоследовал, что не только все то воинство разбито было и рассеяно как овцы, не имущии пастыря, но и сам Ахаав бесчестно при первом сражении жизни своей лишился? Не для того ль, что не было на то ему благословенья, и помощи от сокрушающего брани и дающего крепость Царям Господа? Ибо Ахаав брань ту точно начал противо воли Божией, как показывает Писание, надеясь только на множество сил своих и союзников; хотя и весьма воспрещал ему то Бог чрез Михея Пророка. Видеть cиe можно особливо с его ответа, данного оному Пророку, как он пророчествовал ему, что худо ему будет, когда он без благословенья Божия вступит в намеренный поход; пойди, сказал, пойди ты с такими словами в темницу, покамест возвращусь я в мире: и тем докажу, что Царь Израилев и без Бога доволен отмстить своим неприятелям.

О проклятого высокоумия! о намерения нечестивого! Вот же такой и конец той брани воспоследовал. Сие точно напоминал Бог чрез Своих Пророков и возлюбленному Своему народу, когда он во время нападения на него от неприятелей, оставя его, начал помощи искать в Фараоне, говоря так: вы не спрося Меня идете в Египет, вы надеетесь на помощь и заступление Фараоново, аки бы силен был заступить вас, когда Я не заступлю⁷⁶; но знайте, что против Меня совет вам составить не можно; Я вам наперед сказываю, что вы опираетесь на трость, которою руки лишь наколоть имеете, и что конечно будет вам покров Фараонов в постыжение и уповающим на Египет укоризна; за тем, что Я Сам вас наказать хочу чрез ваших неприятелей, и вам было должно у Меня избавления искать, а не у Фараона. Но мало слушали сего увещания Иудеи, надеялись крепко на помощь Фараонову, когда ни приходили в утеснение от своих неприятелей, и за то многократно подпадали страшному разорению. Но последний случай, который сделался при Седекии Царе, и который горестнее всех был прежним Иудеям, достоин особливого примечания. Дело у них тогда было со Ассирианами, и доходило до крайности; и так послали они послов к Фараону с просьбою, чтоб их защитил. И действительно Фараон обещался им помогать, и вывел было престрашную силу противо Ассириан, которые уже стояли под стенами столичного их города Иерусалима. Но что далее сделалось? Фараон, видя весьма в добром порядке воинство Ассирийское, не смел и сразиться с ним; побежал от него прочь, а надеявшиеся на коней и колесницы его не лучшее ж счастье имели: Иерусалим был взят, сам царь его пленен, прочие отчасти посечены, отчасти проданы, отчасти в Вавилон отведены; наконец вся Иудея как ток потолочена, в совершенное нам доказательство, что где нет благоволения Божия, там никакая сила или помощь успеха иметь не может.

Напротив же, где Бог благоволит, благословит, и помоществует, там ни о чем сумневаться не должно. Праведно вопиет Павел Святой: вся могу о укрепляющем мя Иисусе⁷⁷, а на другом месте: аще Бог по нас, кто на ны⁷⁸? Доказывает сие победа Гедеонова, одержанная тремястами человек, локавшими воду, над бесчисленною apмиeю Мадиамскою; доказывает сражение Давидово с страшным оным исполином; доказывает славная оная Асы, царя Иудина, баталия, бывшая с Эфиопским царем, пришедшим на него больше, нежели в целом миллионе состоящем воинством, когда и достопамятные сии благочестивый тот царь, падши пред Богом, произносил слова: Господи, не изнеможет у тебе спасати во многих и в малых, укрепи нас, Господи Боже наш, яко на Тя уповахом, и о имени Твоем изыдохом на множество многое cиe; Господи Боже наш, Ты еси Бог, да не превозможет противу Тебе человек⁷⁹. Но особливо ясно сильную Свою помощь оказал Бог в чудесном оном исходе из Египта Израилеве. Вы знаете, в каких трудных обстоятельствах находился тот народ, когда они, вышедши из Египта, увидели пред собою непроходимое море, а позади себе несчетное Фараоново воинство, гонящее их. Подлинно уже было они отчаялись совсем живота своего, и начали, ропщуще на Моисея, говорить: для чего он не оставил их во Египте умирать. Но что им великодушный тот и веры преисполненный генерал говорил тогда ж? Не бойтеся вы, говорил, ничего: я вас уверяю, что все cии трудности уничтожатся сего часа; и того ради слушайте вы, что я говорю: дерзайте, стойте, и зрите спасение ваше⁸⁰; но, о ты никакими трудностями не устрашаемый герой! (спросим мы здесь сего полководца) на что ты, взирая, и сам не унываешь, и твой народ столь сильно ободряешь? откуда ждешь ты спасения, когда отчасти морем, отчасти неприятелем весь твой полк уже окружен быть стал? Я жду спасения, говорит Моисей, от Господа: ибо я знаю, что по Его воле извожу сей народ, и Он обещался во всем помогать нам; и за тем не сумнюсь, чтоб Он не преодолел и сии трудности, в которых мы теперь находимся, сколь они ни велики. Едва выговорил Моисей свои слова, как Бог уже и показал ему путь чрез море, а врагов его покрыл тем же морем так, что, та ж самая бездна, по слову Дамаскина Святого, безоружным сделалась проходима, а всеоружным гроб. Видите ль убо, что, где Божие благоволение и помощь, там нет ничего трудного и невозможного. Другой подобный почти сему пример покажу я вам в Самарии. Обступил ее в одно время сын Адеров, царь Сирский, и держал в обседении столь сильно и продолжительно, что уже одна голова ослова стала в ней продаваться по пятидесяти сиклей сребра, и часть гноя голубина по пяти⁸¹. Какое бедное состояние? чего уже несчастливым сим людям, мы думаем, надеяться, кроме что, или предаться в руки неприятельские, или умереть от глада? Но так мы думаем: а Бог говорит им чрез Пророка: верите ль вы, что Я то сделаю, что утрешний день продаваться у вас будет мера муки пшеничной за сикль един, и две меры ячменя за сикль един же? Да так точно и сделалось; ибо в ту же ночь поразил Господь Сирян внезапным страхом так, что они весь свой, наполненный хлебом и богатством лагерь принуждены были оставить, и побежали кто куда. Правда, что сие дело было толь нечаянное и невероятное, что когда Пророк обещал Самарянам такую помощь от Бога, один любимый тристат царский не утерпел, чтоб не сказать ему: каким образом может то статься? аще отверзет Господь и хляби небесныя, то не будет глагол сей⁸². Но не ведал он безумный, что где Бог благоволит и помоществует, там все сделаться удобно может: невозможная у человeк, возможна суть от Бога⁸³.

Но куда ж речь я мою клоню? А вот туда, слышатели мои: первое, чтоб мы, как я и выше сказал, старались всякое дело начинать с благословением Божиим, а особливо б на войну выходя, неусыпными молитвами испрашивали от Него праведному оружию нашему помощи; а не так, как некоторые, хвалясь о силах своих, по силе латинского присловия прежде брани триумф поют. Ибо часто такая надежда обманывает, как выше показано; а кто с упованием на Бога меч свой извлекает, он всегда бывает непобедим. Спросите вы Истории, например: для чего Давид, для чего Иисус Навин, для чего и другие многие прославились столько во бранях? И узнаете, что для того, что они ни единой брани не спросившись Бога, не начинали. Кто и Великого нашего Петра великим и страшным во ополчениях учинил, разве вера Его великая и упование на Бога? Можно видеть то и с одного того установления, которым он столь свято и благоразумно своим солдатам пред походом, а особливо еще пред сражениями, исповедовать грехи свои и приобщаться Тайн Божественных повелевает. Тысячные бы другие привесть можно было примеры, но не достанет времени. Второе, чтоб мы, видя теперь Европу, пожираемую военным пламенем, да и самое уже наше отечество тем же от неприятелей угрожаемо, не ужасались того ни мало, но только б старались Бога истинным нашим покаянием удержать всегда при нашей стороне; а Он уже конечно вывесть из всех нас трудностей и заплетений вражеских нетрудно может, как вы слышали. Правда, что уже мы знак Его к нам милости и помощи в недавно бывшей баталии итак чувствовали, уже видели неприятеля нашего со стыдом тыл обращающа, уже страх Российского оружия сотрясает и самый крепкий его лагерь; но сие не должно нас в высокоумиe или в ослабление приводить; но и паче еще должно нам теперь усугублять к Всевышнему молитвы, чтоб иногда прогневавшись за то, не отнял от нас впредь Своей помощи; но паче бы неотступно полкам нашим, как иногда Израильским в столпе облачном и огненном, присутствовал на прохлаждение убо нам, на устрашение же нашего неприятеля. Впрочем, о высокоумных его предприятиях лет мне сказать с Гамалиилом, что буде ли от Бога сие попущение, то нельзя его остановить, буде ли не от Бога, то дело сие разорится. Да того ради и особливо должны мы к Богу прибегать, чтоб как наискорее учинил Он сие на утешение толь многих озлобленных и смущаемых земель. Во окончание сей беседы должно мне любви вашей напомянуть, чтоб как рассуждаемо у нас теперь было, особливо о военных случаях по причине обстоятельств нынешних, так бы вы рассуждали точно и о прочих делах всех, то есть, что они тогда только с успехом производятся, когда Бог при том помощью и благословением Своим присутствует; тогда уже подлинно ничто нашим намерениям помешать, ничто вредить нам не может; а оно бывает только тогда, когда мы веруем и уповаем на Бога твердо. Аминь.

Будите милосерди, якоже и Отец ваш милосерд есть.

Лк.6:36.

Ныне чтенное Евангелие.

Имеют, правда, имеют чем похвалиться и все прочие добродетели, слышатели благочестивые; например: молитва, что собеседовать нас творит с Богом; пост, что иссушает зловредную в теле нашем страстей влагу; чистота, что Ангелам подобным плотяного делает человека; но милость высокими своими преимуществами всех их далеко и несравненно превосходит. Если бы кто вопросил меня, что есть большее всего не только в человеке, но и в самом Боге? Я бы смело ему отвечал, что милость. Я не спорю, да и кто б вступить хотел в такой спор, что велика в Боге правда, велико всемогущество, велика премудрость: но большая есть милость, не по существу своему (понеже в сем они все равны); но по тому, что здесь больше оказывается благость Божия, нежели где инде. Свидетель мне в истине сей диадемою увенчанный Пророк, который так о Боге во Псалмах своих поет: щедроты Его на всех делах Его⁸⁴, а по иному переводу, милость Его над всеми делами Его. Буде ли ж милость и между самыми делами Божиими некое первенство имеет; то уже ль не должны уступить ей верх дела человеческие? Прочти, кто сумневается, первую и вторую главу пророчества Исаина; воспомяни притом оные слова Христовы: милости хощу, а не жертвы⁸⁵. Возьми напоследок в рассуждение Евангельскую о десяти девах притчу; и уразумеешь сам, что не токмо выше постов и молений, не токмо выше жертв и всесожжений, но и выше самого прелюбезного себе девства почитает Бог милость. И к сей то превысокой добродетели возбуждает нас в нынешнем Евангелии Единородный Сын Его, говоря так: будите милосерди, якоже и Отец ваш милосерд есть. Материя подлинно к беседе весьма пространная, и к слушанию всеприятная. Но понеже уже я прежде сего как о достоинстве, так и о пользе сей добродетели пред благочестивым вашим собранием говорил неоднократно; того ради мне теперь не осталось, кроме что о неких еще образах сей добродетели благочестию вашему предложить. Уже довольно тогда вы слышали, что надобно нам показывать ближним нашим милость? сего дня послушайте, как надобно. Откроют нам к тому след самые оные слова Христовы: Будите милосерди, якоже и Отец ваш милосерд есть.

Всяк здесь ясно видеть может, что надлежит нам таким же образом поступать в делах милости, как Бог. В чем же Божия наибольше изъявляется к нам милость? Да, оставив прочая, скажу, наибольше в трех.

Первое в том, что изливает Он на нас высокие Свои дары часто, не рассматривая лиц: дождит бо, говорит Евангелие, на праведныя и на неправедныя, cияет солнце Свое на благия и злыя⁸⁶. Да пусть уже то: не имел Бог лучшего во всех Своих пребогатых сокровищах ничего, как единородного Сына Своего; не мог и большего никакого благодеяния явить миру, как дать ему Того. Но что ж убо? одним ли только достойным открыл Он и сие высочайшее богатство благости Своей? Одних ли ради, говорю, праведников сошел Сын Божий на землю, пострадал, и умер, или и грешников ради? Блядословствует с своим нечестивым сонмищем Богохульный Калвин, будто ради праведных токмо. Но много он таким зловредным своим умствованием умаляет заслугу Христову, много отъемлет и у самой благости Божией. Явственно противится ему языков Учитель во втором своем послании к Коринфянам, где точно пишет, что Христос за всех умре: един, говорит, за всех умре, убо вси умроша⁸⁷; за всех, то есть, и за грешных равно, как и за праведников. Объясняет сию речь сам же Павел в послании к Римлянам в главе 5-й; Христос, говорит, еще сущим нам немощным, по времени за нечестивых умре; и далее придает: едва бо за праведника кто умрет; за благого бо негли кто и дерзнет умрети: Бог же составляет Свою любовь к нам, яко еще грешником нам сущим, Христос за на умре⁸⁸. Что более? Сам Христос засвидетельствует во Евангелии, что и самою главнейшею пришествия Его на землю причиною грешники были: не приидох_, говорит, призвати праведники, но грешники на покаяние⁸⁹. Да и, кажется, можно всякому рассудить, что сего и требовало величество благости Божией. Отсюда бо и наиболее показалось, сколько Бог милосерд есть, что хотя и предвидел многих, неблагодарным сердцем принять имеющих все оное Его истощание; однако ж за тем взойти на Крест не отменил. Се видите убо, слышатели, что Бог во излиянии Своих даров так есть щедроподателен, что и недостойных иногда их не лишает. Следовательно, когда вопиет сего дня во уши наши единосущное Слово Его: будите милосерди, якоже и Отец ваш милосерд есть; велит, во-первых, чтоб мы, не разбирая того, богат ли кто или нищий, годный ли к нашим услугам, или не имеет вовсе сил к тому никаких, враг или друг наш, наконец доброго или худого имени человек, благодетельствовали, сколько можем, всякому. Есть ли бо нищий кто; то он и более тем самым достоин сожаления и помилования нашего, что нищий, и как бы нарочно для призрения нам от Бога оставленный. Если не в состоянии кто благодеяние за благодеяние явить нам? то ему и более мы за то самое благодетельствовать должны, ведая, что вместо его плательщик нам будет сам Бог. Ежели враг наш кто? То его и более для того самого любить нам надобно: одно, что Христос таковым любителям обещает быть сынами Божиими в нынешнем же Евангелии; другое, что нельзя лучше примирить кому врага своего иным образом, как любовию и милостью, как то изрядно изображает у Плутарха оный о ветре и солнце аполог. Некогда, говорит он, спорил ветр c солнцем, кто бы из них скорее путника от одежд его обнажил? И во-первых, ветр собрав все свои силы начал дыхать в лице путниково на мног час; и путник, сколько мог, придерживал на себе одежду, и путем шел; а после как солнце тихие с теплотою лучи свои на него пустило, принужден стался он снять с себя верхнее одеяние. Всякому можно догадаться, что Апологист здесь ничто иное чрез теплоту солнечную разумеет, как милость; и напротив чрез сильный ветр, описывает нрав тех, которые злом противника своего преодолеть хотят, но ничего, однако ж, не успевают; напротив же, благодеяниями и самые жесточайшие сердца легко умягчеваются. Чего ради, думаю я, и Святой Апостол Павел, в послании своем к Римлянам, увещевает нас, чтоб не тщились мы зло за зло воздавать, но побеждали бы благим злое⁹⁰. Напоследок, пусть хотя б кто и совсем злой, и непотребный был человек; то уже ли он помилования нашего за тем недостоин? Что нам до того? Своему он Господеви стоит, или падает; силен же Бог и восставить его всемощною благодатию Своею⁹¹; как мы, напротив, из добрых злыми еще иногда сделаться можем. Впрочем, памятовать нам надлежит, что Бог миловать нам приказал ближнего, а не судить грехов его. Каков он ни есть, помилуй ты его; а Бог уже и его и твои дела, когда время придет, будет судить.

Второе, изъявляет еще Бог высокую Свою к нам милость, когда согрешающих против Его нас не вдруг казнит; но чрез долгое ждет покаяния нашего время, и кающихся принимает в прежнюю Свою любовь без всякого наказания и замедления. Бесчисленные на то обретаются в Священном Писании примеры; нам довольно теперь воспомянуть оного, известного по Евангелию тьмою талант Господину своему одолженна бывшего раба⁹², который по толкованию всех Учителей церковных знаменует человека грешника. Лишь только он пал на колени, прося Господина своего, чтоб пождал терпеливно его заплаты чрез некое еще время; господин тот не только, чего он просил, сделать ему обещался того ж часа, но и весь долг ему отпустил. Что скорее может быть такого прощения? что ли выше толикого милосердия? Видел ли еси, говорит на сие место Святый Златоустый, чудное величество милости? Продолжения только времени раб просил; Господин же и много более, нежели сколько просил он, то есть, всего долга отпущение даровал ему⁹³. Сбылась явственно притча сия на сребролюбивом мытаре; лишь только он успел выговорить: Боже, милостив буди мне грешнику! и получил, чего просил, да и более еще, нежели просил; сошел бо оттуда не только помилован, то есть, не казнен, но еще и оправдан в дом свой⁹⁴. И так уже примечаете ль вы, слышатели, какой другой еще милости образ преднаписывает нам Спаситель наш, когда говорит: будите милосерди, якоже и Отец ваш милосерд есть? Велит Он нам сими словами то, о чем мало нижше там же завещевает так: отпущайте, и отпустят вам⁹⁵[512]. Велит, говорю, нам здесь Христос, чтоб мы никогда не злопамятовали, не мстили ближнему нашему, хотя бы и знатно чем он нас опорочил или обидел. И не только бы не мстили, но и самой бы вины его в мысли нашей не содержали; как то объясняет негде златоглаголивый Церкви Ритор. «Ежели, – говорит, – ты только не озлобляешь озлобившего тебя, однако ж отвращаешься, и неохотно смотришь на него; пребывает без сомнения еще внутри тебя рана, и болезнь умножается в сердце»⁹⁶. Что буде ли так есть, еще не исполняется то в тебе, о чем Христос заповедал.

Я уповаю, многие против сего скажут, что трудность немалую содержит такое заповедание. Пусть так; но праведно и нужно есть, чтоб мы исполняли его. Праведно потому, что Бог Творец и Содержитель всяческих будучи, такую милость Свою показывает нам бедной твари Своей: мы ли же, которые и сами все во грехах, согрешившему против нас немощному брату нашему того учинить не должны? «Ты, – говорит Августин, – имеешь врага, который создан с тобой; Бог же, которого создал, Бог убо милует его, и кающегося с радостию прощает: не праведнее ли тебе тое ж сделать?»⁹⁷ Нужно же потому, что буде ли не захотели б мы такой милости сделать с клевретом нашим, не сделает и с нами самими ее Бог. Тако бо говорит Он у Матфея: аще не отпущаете человеком согрешений их, ни Отец ваш небесный отпустит вам согрешения ваши⁹⁸. Опыт сих слов Христовых учинился над вышепомянутым Евангельским должником. Как ему весь оный, в целой тьме талантов состоявший, долг милостиво отпущен был, а он и ста динарий своему клеврету отпустить не захотел, но изловивши начал его давить; сверх того еще повел и посадил в темницу, покамест бы отдал должное, то Господин немедленно приказал его возвратить, и то ж над ним учинить, что он над своим должником учинил, с таким порицанием: рабе лукавый, весь долг отпустих тебе, им же был Ми еси должен; не подобаше ли убо и тебе помиловати клеврета твоего, яко же и Аз тя помиловах?⁹⁹ Да и что за труд, ежели прямо сказать, содержит сия заповедь Христова? Константин великий царскою диадимою увенчанну главу свою имел, (которое достоинство, казалось бы, чтоб подлинно обид сносить не могло; но так к сим случаям был великодушен, что как некоторый доносчик ему объявил о учиненном его портрету от одного подданного ругательстве, он, ланиты свои объемши обеими руками, сказал: «Что ты говоришь? лице мое цело». А что того дивнее: Август, язычник будучи, Цинну, приличившегося врага своего главного на высшую еще, нежели как был он до того, степень возвысил. О Юлии Кесаре то ж Цицерон в некотором своем слове засвидетельствовал. «Ничего, – сказал, – Кесарь разве только обиды позабывать обычай имеет». Ежели убо царские лица, к тому ж еще языческие, которых почти и блаженство все состоять виделось в тщетной славе одной, удобно сносили обиды от подчиненных своих; то мы ли, которые имеем в сем пути предводителя Самого истинного владыку нашего, который укаряем противу не укаряше, стражда не прещаше, как возглашает верховный Апостол Петр¹⁰⁰? Мы ли опять, которые благодать Божию, всегда нам в таких случаях вспомоществующую, имеем, наконец, мы ли, которые то ль обильное на небесах за сие мздовоздаяние принять надеемся, за труд поставим терпением побеждать всякое приключающееся со стороны братии нашей зло? Воистину восстанут помянутые язычники, и осудят нас в день страшного всех испытания, ежели в таком мнении утвердимся.

Третье наконец, оказывается неизреченное милосердие Отца нашего небесного в том, что хотя иногда Он и наказывает злых преступников закона Своего в сей жизни; однако ж с великою пощадою и не по мере вин их, словом, как Отец сынов своих; а не как Царь врагов и противников своего царствия. И сие-то рассуждая царствующий Давид, когда ему Ангел на волю предлагал избирать, или чтоб три года глад был в стране его, или чтоб три месяца бегал от врагов своих, или чтоб чрез три дни был с детьми своими от Бога поражаем моровою язвою, сказал: лучше мне впасть в руки Божии, нежели в руки человеческие¹⁰¹; как то и воистину было. Ибо когда с толь глубоким смирением отдал себя Давид в руки Божии, не мог Бог естественным Своим воспящаем милосердием далее продолжать над ним казни, как только от утра до часа обеднего.

И так нужно уже нам самим признаться, слышатели, что ежели б мы, по оному Христа Спасителя нашего наставлению, будите милосерди, якоже и Отец ваш, восхотели в сей силе подлинно изобразить в душе нашей подобие Отца нашего небесного; то бы все находящиеся в нас, властелинским титлом почтенные лица, во изнесении на кого-нибудь достойного за вину осуждения, должны были поступать не инак, как сам Бог в наказании нас грешных, Которого и лицо на себе они здесь носят; то есть, были б весьма в том умеренны, памятуя всегда оное слово Иаковлево: что хвалится милость на суде¹⁰²; а не были б подражателями нерассудной жестокости Фараоновой, который, буде ли праведно древность предает, за одно то, что кирпичная крошка запечена была в хлебе, житарского старейшину, и другого старейшину винарского, за одно то, что с мушкою налив ему вина чашу подал, ввергнул в темницу, и еще первого смертью казнил; как то творец Бытейских книг объявляет.

Я бы мог вам, слышатели, во образец противного сим бесчеловечным поступкам, к немощному естеству человеческому снисходительства представить и от древней истории некоторых. Например, Марка Антонина, который при прощании изменников в Сенате сказал: «когда бы мог я и из преисподних многих вывесть, или и самого злейшего от всех тирана Нерона, который сперва чрез пять лет с общею от всех похвалою царствовал, и был так милосерд, что когда на смертное кого осуждение подписываться ему случалось, с тяжким воздыханием такие слова произносил: «Коли б Нерон писать не умел!» Но лучше рассуждаю, не воспоминая тех языческих имен, сказать вам: знаете ли вы сих времен преславную в Европе Монархиню, которая чрез тринадесятолетнее тишайшего своего царствования время кровию человеческою меча своего не обагрила; а что еще того более, и самим искавшим смерти ее, живот даровала? Нельзя не знать; во очах бо наших есть. Не требуйте убо иных от меня примеров; уды главе Своей последуйте, Ее обращения примечайте, Ее Богоугодным склонностям навыкайте, сие совершенно ведая, что и Она не от иного кого наставление в том приемлет, но от Самого Царя царствующих, Который в новом уложении Своем написал: научитеся от Мене, яко кроток есмь и смирен сердцем¹⁰³. Не сказал Он, замечает здесь Августин, научитеся от Мене миры назидать, или в созданном чудные действия производить; но, яко кроток есмь и смирен сердцем.

И сие то есть, о чем я сегодня благочестию вашему, слышатели, представить намерен был. Впрочем, не остается мне ничего более, как только сказать, чтоб мы то самым исполнили делом, о чем доселе продолжалось наше слово. Да притом еще объявить, чтоб мы, особливо те, которые ко изысканию правды в народе от верховной уставлены власти, весьма искусно в сем поступать старались деле так, чтоб иногда они одним являя милость, другим крайнего не показали немилосердия; или по крайней мере не загладили б вовсе имя родной милости сестры, правды, без которой, равно как и без той, дряхло бывает всякое судейство и правление; на обеих же ногах сих утверждаемо стоит твердо и непоколебимо во век. Аминь.

Изыде сеяй сеяти семене своего: и егда сеяше, ово паде при пути, и попрано бысть: а другое паде на камени, и прозяб усше. И другое паде посреде терния, и возрасте терние, и подави е.

Лк.8:5–7.

Ныне чтенное Евангелие.

Различно на различных местах Священного Писания называется слово Божие, слышатели благочестивые. У Приточника называется оно хлебом и вином; приидите, говорит там премудрость Божия, ядите Мой хлеб, и пейте вино, еже растворих вам¹⁰⁴. И сие для того, что как хлеб и вино насыщают тело, так слово Божие душу по оному, не о хлебе едином жив будет человек, но о всяком глаголе исходящим из уст Божиих¹⁰⁵. Псаломник то ж называет светильником: светильник, поет, ногам моим закон Твой, и свет стезям моим¹⁰⁶. И сие для того, что как без фонаря в ночи ходящим, так нам во мраке жития сего к животу вечному управляющимся не можно о какой-нибудь камень не запнуться и прямо дойти до своего термина без слова Божия. У Апостола Павла оно ж опять уподобляется мечу обоюдоострому: живо, говорит, есть слово Божие, и действенно, и острейше паче всякого меча обоюду остра. И сие для того, что как меч обоюдоострый во внутреннее тела входит, так слово Божие во внутреннее проницает души, разделяя ее от всяких других вещей, наконец, и от себя самой, как тот же там же придает Апостол; проходит, говорит, до разделения души и духа, членов же и мозгов; и судительно помышлениям и мыслям сердечным¹⁰⁷. В нынешнем же Евангелии именует его Христос семенем; изыде, сказывает, сеяй сеяти семене; и мало ниже, объясняя речь Свою, говорит: семя есть слово Божие¹⁰⁸. Какой бы то для причины? Не надобно иных толкователей, само Евангелие ясно нам толкует, что для того, уподобил его здесь Христос семени, что как семя, хотя по естеству своему и плодоносно будет, но ежели падет не на добрую землю, то никакого плода принесть не может, так и слово Божие, хотя, и по словам языков Учителя, чрез себя всегда есть полезно ко учению, ко обличению, ко исправлению, к наказанию, еже в правде¹⁰⁹; но буде некоторые препятствия в сердце слышателевом найдутся, то хотя б сколь кратно оно ему ни предлагаемо было, никогда обыкновенного своего действия произвесть в нем не бывает в состоянии. А понеже это весьма вредно, и последней человеческой погибели виною быть может; того ради, я на нынешней моей проповеди хочу благочестию вашему показать, какие оные суть препятствия, на такой конец, чтоб мы их всегда оберегались, и больше к слову Божию усердия и почтения имели.

Когда силу предложенной нам ныне Евангельской притчи с прилежанием рассудим, увидим, что три суть главнейшие препятствия, которые не попускают возрастать, и созревать слову Божию в сердце человеческом.

Первое, леность и небрежение слышателево, что назнаменовал Христос оными словами Своими: ово паде при пути, и попрано бысть, как толкует Святый Златоуст: «которые, говорит он, чрез путь разумеются, сии суть ленивые и празднолюбивые»¹¹⁰. Ибо как семя, на пути поверженное легко ногами мимоходящих бывает попираемо, так и ленивый слышатель ничего столько, сколько слово Божие, не презирает. Охотнее ему читать Аргениду, или Телемака, нежели Христово Евангелие; приятнее всегда он слушает, где о псовых ловлях, о конных заводах, и подобных вещах разговор имеют, нежели где Христианскому житию наставляют, по подобию безумных оных Демосфеновых слушателей.

Сказывают, Демосфен оратор Греческий, как о важных и Греции преполезных вещах говорил, а народ ни мало словам его не внимал; тотчас отступил от материи, и просил их, чтоб прилежнее слушали, обещаясь нечто краткое и весьма приятное им предложить. Как все приложили уши, Демосфен так начал говорить: некоторый, Афиняне, юноша нанял в летнее время у одного человека осла от Афин до Мегары. И как солнце о полудни жестоко палить стало, хотел и тот и другой из них под сенью осла того прохлаждение от вара солнечного иметь; но ни который ни которому не попускал того. Один говорил: что он нанял осла, следовательно и сенью того ему надобно пользоваться. Другой: нет, я тебе в наем отдал осла, а не сень его. И сие выговорил Демосфен пошел было с места; но народ всячески удерживая его, просил, чтоб окончил повесть; сказал бы, что напоследок между ними сделалось? Тогда Демосфен, посмеиваясь им, молвил: какие вы люди, о сени ословой слушать желаете, а о спасении всея Греции беседующего не слушаете. Таким же, говорю я, образом и ленивые Христиане, когда комедия хотя чрез целую продолжается ночь, нимало не скучают; а когда проповедь хотя чрез час один, или и часа менее предлагается, описать нельзя, какая им скука. Переминают ногами, потирают руками, повертываются на все стороны, друг на друга взглядывают, и друг с другом перешептывают. Ох! Как быть? Как быть? Долго заговорился наш проповедник, пора бы уже кушать. А что он говорит такое, так внимаем, как бы вне церкви стояли и ничего не слышали. Откуда делается, что не только, чтоб они, пришедши в дом бедным домашним своим, которые для их угождения, не только проповедников, но и церкви никогда почти не видят, рассказать могли слышанное; но и сами, переступив за порог церковный, не помнят из того ничего. Хорошо таковых слушателей уподобляет Святой Иаков мужу, смотряющу лице бытия своего в зерцале; усмотри бо, говорит, себе, и отыде, и абие забы, каков бе¹¹¹; а не тщится безобразие свое исправить, как уже нежность пола женского к тому есть весьма прилежна. И тут ли ожидать плода небесному Сеятелю от Своего Божественного семени, которое рассевает Он от начала мира, даже до сего времени, то чрез особливое благодати Своей внутрь человека действие, то чрез призванных на то Своих служителей?

Пристали к сим ленивым и празднолюбивым слушателям и те, которые будто и со вниманием стоят во время проповеди, но ничего более притом, разве только слог проповеднический примечают; например: выборны ли его слова? красно ли сочинение? не отстает ли от материи? наблюдает ли риторические правила и подобное; а не рассуждают того, что пришли они не в Демосфенову или Цицеронову школу, но в Христову, где не учат словам, но делам; где премудрость века сего буйство называется¹¹², а буее Божие за мудрейшее от человек считается¹¹³; где не призываются мудрецы, не требующие наставления, но простаки, хотящие некую от уст проповеднических прибресть себе пользу, как и положенная на дверях школы сей свидетельствует надпись оная: иже есть безумен, да уклонится ко Мне¹¹⁴. А таковым людям и препростая беседа бывает мало внятна. Кратко, не рассуждают они, что Павел, как бы в самых дверях школы сей стоя, объявляет всякому, что в ней делается: проповедь, говорит, моя не в препретельных человеческия премудрости словесех, но в явлении Духа и силы¹¹⁵. Не слов здесь смотреть должно слушателю, но силы слов.

Видех, говорить Иезекииль, я Господа моего, и рука Его простерта бе ко мне, а в ней свиток книжный¹¹⁶; и тогда рече ко мне Господь: сыне человеч, снеждь свиток сей¹¹⁷. Для чего здесь Господь не говорит Пророку, чтоб только насладился зрением прекрасной книги той, или б в руках ее подержал, и прочитал несколько листов; но велит, не смотря на красоту ее, ниже что грубая весьма из нее пища могла быть, отверзсть уста свои, и поглотить ее? Снеждь, говорит, свиток сей и далее: да снедят уста твоя, и чрево твое да насытится¹¹⁸. Для того, отвечают толкователи Священного Писания, чтоб мы знали, что надлежит нам насыщаться самым словом Божиим, а не приключающимися ему качествами; искать сладости внутри его, а не в том, чем оно оберчено. Яснее сказать, не глядеть, как оно писано или сказывано; но, что в нем пишется, или сказывается, тому внимать, тем пользоваться. Не видом любуйся, снеждь свиток сей, о человек! и тогда почувствуешь неизреченную внутри тебя сладость, как и оный Израильский царь, который о себе во Псалмах своих воспел: сладка словеса Господня, паче меда устом моим¹¹⁹. Если ж не сделаешь ты того, но ко внешним только чувства твоя обратишь, ничтоже воспользует Он тебе. Но поступим уже далее.

Второе препятствие, не допущающее благоплодному семени слова Божия в человеческих сердцах совершенно укорениться и плод принесть, есть ожесточение тех и нечувствие препоследнее. Можно всякому сие познать с примера Фараонова. Сколь кратно посылал к нему Бог Моисея и Аарона, повелевая, чтоб не держал более народа Его под мучительским своим игом, но немедля бы отпустил? Однако ж, не мог Фараон добровольно сделать того, хотя уже напоследок не словами только, но и лютыми на дом его и на весь Египет посылаемыми казнями принуждаем был к тому, покамест не потонул сам и со всем своим воинством в водах морских, и погиб вечно. А зачем не мог? За тем, что был ожесточен; ожесточи, сказывает Писание, Бог сердце Фараону¹²⁰. Сие же говорит, не аки бы самим делом жестокость ту Бог произвел в нем, но, что оставил быть ему такому, как он сам похотел. То ж примечается и на самом помянутом жестоковыйном и неблагодарном Израильском роде; хотя бо и многочастно и многообразно, как Павел Святый поминает, говорил им Бог во Пророцех, а напоследок и в Сыне Своем Единородном¹²¹: но привел ли их Он, к чему хотел? Никак. Исаия от лица всех Пророков на них вопиет: Господи, кто верова слуху нашему¹²²? и сам воплощенное Слово Божие: Иерусалиме, Иерусалиме, колькраты восхотех собрати чада твоя, якоже кокош собирает птенцы своя под криле, и не восхотесте¹²³. А для чего так и в них бесплодно слово Божие было, вопрошаю? Для того, Писание ответствует, что были так же в злости своей весьма ожесточенны: отяготиша, говорит Захария, ушеса своя, еже не сльшати, и сердце свое учиниша непокориво¹²⁴. Да какая б иная была причина, что и ныне многие, повсенедельно слушая проповедуемого слова Божия, от злых путей своих обратиться не помышляют, ежели не ожесточение? И сих-то слушателей уподобляет Христос в нынешнем Евангелии каменьям: ово, говорит, паде на камени, и прозяб усше: зане не имеяше влаги¹²⁵. Но едва ль еще они не жесточайше бывают и самих каменей. Читаем в книгах Царственных, что когда посланный от Бога Пророк предстал Иеровоаму с проповедью своею, то скорее камень глас его послушал, нежели ожесточенное того царя сердце. Лишь только сказал Пророк: олтарю, олтарю, сице глаголет Господь: ее сын раждается дому Давидову, Иосия имя ему, той пожрет жерцы, иже на высоких жрут, и кости человеческие сожжет на тебе¹²⁶; то того ж момента расселся и развалился каменный тот алтарь; а царь не только не покаялся, не только не престал от богомерзкого златым своим юницам (в чем тогда Пророк его застал) жертв приношения; но еще, простерши руку, скоро приказал проповедника того ловить на смерть.

Бывает же такое ожесточение в человеке наиболее от долговременного обыкновения во грехе; когда грешник день ото дня замедлевает в беззаконном каком-нибудь деле, бывает оно ему способом, чтоб он ни внутреннего совести грызения, ни внешнего от священнопроповедников обличения не чувствовал, по силе оного: егда приидет нечестивый во глубину зол, нерадит¹²⁷. И уже ничего более такой человек ожидать не должен, как только сбытия на себе неложных оных слов Апостольских: земля, пившая сходящий на ню дождь множицею, а износящая терния и волчец, непотребна есть, и клятвы близ_, еяже кончина в пожжение¹²⁸. Буде лишь не хочет кто слышать о себе страшного сего пророчества, то должен всеми мерами обычаев греховных бегать. А ежели они в нем уже, то дает ему Великий Василий наставленье, чтоб он с таким их прилежанием изгнать из себя старался, с каким сыскивал прежде те же. Как, говорит, болезни телесные застаревшиеся, разве долгим и жестоким врачевством исцелеваются: так и грехи застарелые долговременным терпением, непрестанною молитвою и сильным пристрастиям своим сопротивлением врачевать надобно. Но обратимся к предложению. Видели уже вы, слышатели, что нечувствие наипаче от обыкновения греховного, которое происходит в человеке, есть другим и превеликим препятствием к достойному в нем плодотворению семени Христову, то есть, слову Его. Остается еще показать, мне вам третье.

Третье, напоследок, препятствие к тому есть, разные житейские попечения и сласти, что все под именем одного терния заключил Спаситель наш, когда сказал: и другое паде посреде терния, и возрасте терние, и подави е. Можно всякому истину сию приметить и от одного повседневного искусства. Весьма бо не мало случается, которые и с великим умилением, а иногда и со слезами приемлют в себе сперва слово Божие, и кажется, что всячески исправить свое прегрешение и обратиться на путь прав тогда желают, а после, или не хотя лишить себя какого временного добра, или и больше еще его притяжать желая, опять такие ж делаются, какие были. И того-то ради Христос у Матфея Евангелиста говорит нам: не можете Богу работати и мамоне¹²⁹. Того ради и избранный Его сосуд к Тимофею пишет, что никто же воин бывая обязуется куплями житейскими, да воеводе угоден будет¹³⁰.

Особливейше же ненасытное похотение плотское и сребролюбие не попущают созреть в сердце человеческом Божественному сему семени. Всякий грешник скорее послушает увещания Христова и от Него посланных, нежели как блудник, или богач сребролюбивый. Явственно первое доказывает Святой Апостол в послании к Римлянам в главе 8-й: мудрование, говорит, плотское такая тяжкая вражда на Бога есть, что никогда закону Божию не покаряется, ниже может; и далее, сущии во плоти Богу угодить не могут¹³¹. Не могут; понеже как свинья не любит благовонных цветов, но смрад: так и плотоугодливые сластолюбцы всегда лучше хотят с блудньм сыном рожцами свиными услаждаться, нежели быть причастниками неизреченных сладостей Отца небесного. О втором не меньше ясно сам Христос у Матфея во главе 19 свидетельствует: не удобь, говорит, богатый внидет в Царствие небесное; и опять: удобнее вельбуду сквозе иглины уши проити_, нежели богатому в Царствие Божие внити¹³². Подтверждает слова Христовы там же поминаемый сребролюбивый юноша, который, приходя, спрашивал Христа, чтоб ему надлежало сделать, чтоб мог наследовать живот вечный. Он на все добродетели, на все повеления Господни готов показывался, а когда об оставлении сребролюбия напоследок помянул ему Христос, не мог он без огорчения слов тех выслушать, и того ж часа пошел от Него прочь. Слышав, сказывает Евангелие, юноша слово, отъиде скорбя¹³³.

И так имеете уже, слышатели, показанные вам все главные препятствия к принятию и содержанию внутрь души со спасительным плодом Божественного семени. Теперь следует, если подлинно желаем пресладких Его душу нашу насытить плодов, то б ничего не медля отвергнули их от нас; то есть, слушали бы слова Божии со всяким вниманием, и готовы б были все, что ни представляет оно нам, исполнить с охотою, опасаясь, чтоб и на нас иногда не сбылось оное писание: врачевахом Вавилона, и не исцеле¹³⁴; и другое оное: ожесточиша лица своя паче камене, и не хотеша обратитися¹³⁵; понеже, как это сбудется, то уже сбудется, и что Сирах говорит: сердце жестоко озлобится, то есть, зле постраждет напоследок¹³⁶. Во-первых же, нужно есть к тому, чтоб мы частее в Богомыслии упражнялись, а менее бы о суетах мирских попечения имели, ведая, что все то, что очеса наши не льстит, временное и скоропреходящее; един Бог вечен и душа наша, из которых одного искать, а другой не потерять, только нашей есть должности; более ничего. Другие вещи к нам обращение свое иметь, нам служить должны; имеяй уши слышати, да слышит¹³⁷. Аминь.

Сия глаголя возгласи: имеяй уши слышати, да слышит.

Лк.8:8.

Ныне чтенное Евангелие.

Предложенная нам ныне Евангельская притча довольно изъяснена самим ее Автором, Христом Спасителем нашим. И того ради я, оставя более ее толковать, одни при конце ее сказанные от Христа беру в рассуждение сии слова: имеяй уши слышати, да слышит. Что за причина тому, слышатели, что Христос на многих местах во Евангелии употребляет сии слова? или слушающии Его не все были с ушами? Но не ко пням Он говорил, к человекам. Или по большей части глухие в числе тех слышателей случались? но почто было глухим и ходить к слушанию? конечно надобно утвердить, что кроме немногих некоторых, которые, то есть, для исцеления ко Христу приходили, глухих, все с неповрежденным слухом имелись, которые присутствовали проповеди Его, потому наипаче, что у Него и глухие слышали, как написано у Евангелиста Луки в главе седьмой. Что ж убо подлинно хочет сей Его столь частый во Евангелии возглас: имеяй уши слышати, да слышит?

Рассуждающу мне о том приходит в мысль Исаия Пророк и говорит: не знаешь ты, в каких людях проповедовал Христос: в таких, которые слышаще, не слышали, и видяще, не видели. Ах! помню, помню, Пророче Святый! помню, что ты пророчествовал о народе том: слухом, говорил, услышите, и не уразумеете; и видяще узрите, и не увидите; одебеле бо сердце людей сих, и ушима своима тяжко слышаша, и очи смеежиша, да не когда узрят очима, и ушима услышат, и сердцем уразумеют, и обратятся¹³⁸. И сия-то есть непременно, узнаю теперь, причина, которая понуждала Христа так часто оные повторять слова: имеяй уши слышати, да слышит. Сия, говорю, то есть, ожесточение и нечувствие Его слышателей, что они хотя и слушали Его проповеди, но не веровали отнюдь словам ее, и пребывали всегда таковы, как бы и ничего не слышали. Сия-то причина некогда и плакать Христа принудила, то есть, что Он видел напрасно во ожесточенных тех людях пропадающ труд Свой; видев, рече, град, плакася¹³⁹. Да может быть и нынешние слова Божия проповедники сей ради причины не редко воздыхают. И не знаю, больше ли они воздыхают о том, что действительно теперь на многих исполняется оное пророчество Павлово: будет время_, егда здраваго учения не послушают, но по своих похотех изберут себе учители, чешеми слухом; и от истины слух отвратят, к басням уклонятся¹⁴⁰; не знаю, говорю, больше ли они воздыхают о том, что большая часть ныне людей лучше изволяют пойти туда, где басни и смешные некоторые штуки представляются, нежели где проповедуется слово Божие? или о сем, что многие и самым делом присутствовать никогда не оставляют их учению; но такие оттуда плоды в них произрастают, каковые бывают от пшеницы падшей на камень?

Правда, что и проповедников нынешних времен хвалить не можно, что они, скучая от трудов, требующихся ко исполнению такой должности, редко выходят на кафедру. Но, слышатели, признаться нам надобно, что хотя бы они и повседневно нам поучения свои предлагали, тот же бы в нечувственных сердцах наших успех имели, который и теперь. Застарелся недуг, потеряно чувство, расслабели уды, и ничего желудок пищи не принимает; какое действие в таком теле удобно произвесть могут лекарства? Я вам покажу следующею моею беседою, что не только многими увещаниями, но ни страшными угрозами, не только угрозами словесными, но ни действительными и великими казньми нечувственное сердце в чувство прийти не может; и есть уже сие явственное отвержение от Бога такого человека, и погибель души последняя. Прошу Христиански послушать.

Поверите ль вы, слышатели, что скорее можно из камня воду вывесть, или мертвого человека воскресить, нежели нечувственное увещать сердце? Я вас в том уверяю Священным Писанием. Посмотрите вы в книгах Чисел, как Моисей бьет жезлом своим по неплодному пустынному камню, приказывая ему словом Господним, чтоб он дал воду жаждущему Израилю. И что ж камень? Тотчас слушает приказа Творца своего, и изводит из себя приятную реку: изыде, сказано вода из него многа, и напися сонм (весь), и скоты их¹⁴¹. Вот, видите убо, что Моисей в краткое время получил от бездушного камня, чего хотел; а тот же Моисей, знаете ль, сколько лет жестокосердому оному народу своему заповеди Господни внушить, и отвесть их от вкорененных в них обычаев Египестских старался? Лет четыредесять. Какое долгое время! Да послушали ли они гласа Господа своего, и исправились ли толь долговременным тщанием Его угодника? Отнюдь нет; и за тем то кроме Иисуса Навина и Халева ни един из них не вшел в землю обетованную; но все померли в пустыне, как говорит Пророк: четыредесят, рече, лет негодовах рода того, и рех: присно заблуждают сердцем, и не познают отнюдь путей моих: сего ради кляхся во гневе моем, аще внидут в покой мой¹⁴². Имеете убо из сего, слышатели, доказательство ясное, что лучше с камнем говорить, нежели с нечувственньм человеком. Что же и мертвый удобнее восстанет, нежели такой человек, сей час познаете, станьте только мыслию вашею на наполненном сухими костями человеческими оном поле, на которое изведен был иногда духом Господним Иезекииль Пророк, и послушайте, что он говорит к костям тем? Кости, говорит, сухия, слышите вы слово Господне¹⁴³; Он повелевает вам ожить и встать на ноги. Скажите ж мне здесь сами: возможное ли дело, говорил Пророк сей тогда, возможное ли дело было костям облещись вдруг в плоть, наполниться кровию и принять духа жизни в себе? Но сделалось так: повинуясь гласу Господа своего, ожили кости, и встали на ногах своих превеликим сонмом. Сколько ж, подумайте теперь, тот же Иезекииль, сколько и другие его товарищи трудились во отвращении от злых путей живых Иудеев; но все уже напрасно. Господи, говорит Исаия за себя и за всех сопророков своих, кто верова слуху нашему? и мышца Твоя кому открыся¹⁴⁴? Всяк сам читать может в книгах Царств четвертых, что седмижды только напасть принужден быль Елиссей Пророк на некоторого мертвого отрочища, чтоб воскресил его¹⁴⁵; да и то еще много было пред другими: иные мертвецы одним словом воскрешены бывали. А Иоанн Креститель (свидетельствует История Евангельская) и непрестанно говорил к Ироду: не достоит тебе имети жену (Филиппа) брата твоего¹⁴⁶; но не мог восставить умершей во грехе том души его; но еще и сам смерть от него принял, усечен во главу. Немало времени и Павел с Варнавою жили, увещевая Ликаонских жителей; но вместо, чтоб окамененные их сердца умягчили, сами камениям побиты были от них, как явствует в деяниях Апостольских. Что много? Сам Христос, известно всем, сколько о спасении неблагодарного оного Иерусалимского народа старался, сколько увещевал их, молил и говорил: покайтеся, покайтеся; но, наконец, не миновал того, чтоб не сказать: Иерусалиме, Иерусалиме, коль краты восхотех собрати чада твоя, якоже кокош собирает гнездо свое под криле, и не восхотесте¹⁴⁷? Вот коль мало увещания пользуют нечувственному человеку! Но увещания ли только сладкие и любовные? Ни самые, говорю, угрожения жесточайшие. Грозил Бог чрез Илию Иезавели поносною смертью, говоря: пси снедят Иезавель в предградии Иезраеля¹⁴⁸. Да покаялась ли она, слыша такой страх? Никак: до тех пор пребыла ожесточена в злобе своей, покамест самим делом сбылось на ней слово Пророческое. Грозил Иеровоаму Бог чрез некоторого Своего Пророка, как тот, пришедши ко алтарю, на котором тогда Иеровоам приносил жертву златым юницам своим, вопил: олтарю, олтарю, сице глаголет Господь: се сын раждается дому Давидову, Иосия имя ему, и пожрет на тебе жерцы, иже на высоких жрущия на тебе, и кости человеческия сожжет на тебе¹⁴⁹. Но что ж сделал такими страшными словами Пророк тот? Алтарь только рассыпал, а нечувственного сердца Иеровоамова нимало не тронул. Расселся алтарь на глас тот, и пролился тук жертв, лежащих на нем; Иеровоам же простер руку, приказывая ловить такого прорицателя. И может быть, чтоб он, конечно, поступил с ним неласково; но то помешало намерению его, что, кий час он простер руку, тотчас усохла она, и сделалась недвижима. Впрочем, однако ж и по сем случае, которого, кажется, больше бы и ничего ко увещанию человека ни надобно было, не обратился Иеровоам к Богу; но поступал также, как и до того: по глаголе сем не обратися Иеровоам от злобы своея: точно написано¹⁵⁰. Что ж и Валтасар, покаялся ли, хотя и увидел персты руки человеческой, нечаянно вышедшие пред него и писавшие на стене храмины, предвозвещая скорую ему погибель¹⁵¹? Но ни Навуходоносор, отец его, по страшном оном видении подсеченного древа, которое вышиною своею досягало до небес, а обширностью ветвей и корней своих распростиралось по всей вселенной, исправился, хотя и слышал от Даниила, что тот сон на его погибель клонится; значит, что скоро он лишится с царством и человечества самого, буде ли не покается¹⁵². Так трудно нечувственного увещать или устрашить чем. Но на что нам лучшего на сие примера, как Фараон? Уже не только Бог грозил ему словами, но и самою вещию различные на него наводил казни; уже песьи мухи, уже бесчисленные жабы, уже град превеликий посылал на царство его, уже тьмою помрачал весь Египет, уже и воду в реках всю прелагал в кровь, наконец, уже и всех первенцев, начав от человека до скота, побил во всей стране его; но не мог Фараон ничем склониться добровольно исполнить волю Божию, покамест потопил его Бог самого в водах морских¹⁵³. И что ж сего более к доказательству предложения нашего служить может? Не видите ль вы отсюда, слышатели, что правду сказал негде Августин, что удобнее Богу целый мир сделать, нежели и одного нечувственного обратить человека? Бог, когда мир сей делал, то одним словом его сделал; а во обращении нечувственного одного человека вот сколько трудился, но и со всем тем ничего не успел. Однако ж, чтоб не разбивались наши мысли по разным примерам, вышлем мы из храма сего всех выше приведенных лиц; возьмем в пример только нас самих.

От начала века по сие время что Бог ни делал, и что еще ныне ни делает, то все делал или делает ради нас. Например: создал Он небо, утвердил землю, пролиял воздух, исполнил водами море, опять давал законы, посылал Пророков, определял Апостолов, и других разных по разным временам восставлял и восставляет до ныне учителей; все то ради нас. Наше не только настоящее, но и грядущее, как Павел говорит: вся, рече, ваша суть, аще Аполлос, аще Кифа, аще живот, аще смерть, аще настоящая, аще грядущая, вся ваша суть¹⁵⁴, то есть, в нашу пользу устроенное, чтоб мы чрез все то могли прийти к познанию и любви Божией, и тем спасение вечное заслужить душам нашим. Да что ж? таковы ли мы чрез все те средствия явились доныне, каковым бы быть Бог хотел нам? Ах, коль воистину далеко отстоим от оного намерения Божия! А что ж тому за причина, буде не нечувствие наше? Вся тварь вопиет на нас, что мы оставили Творца и Господа нашего, и начали служить тем вещам, которые нам в служение от Него отданы. Но мы того ничего не чувствуем; небеса и земля и все стихии показывают, какое Божество мы грехами нашими раздражать не ужасаемся; но мы того ничего не чувствуем. Все Пророки, Апостолы и Учители к покаянию возбуждают нас громкими гласами своими; но мы ничего того не чувствуем. Дафанов, Авиронов, Каинов, и другие премногие страшного на грешников гнева Божия примеры устрашают нас, но мы ничего того не чувствуем. Грызет внутрь нас совесть и обличает, что мы позабыли нашу должность пред Богом и находимся близ рова погибели; но мы ничего того не чувствуем. Пред самыми очами нашими умирают родители, сродники, други и знаемые наши; а чрез все то явственно увещевает нас Бог, чтоб мы напомнили смерть нашу, и убоялись того, в Которого руке дыхание и жизнь наша; но мы и того ничего не чувствуем. Ах! Уже Бог и тело наше болезньми, и душу печальми, и бедами жизнь посещать начинает, чтоб мы хотя чрез то очувствовались и, вспомня, что, то за грехи нам делается, обратились к Нему с сокрушенным сердцем; но мы и того ничего не чувствуем. О, ты нечувственный человек! кажется, уже напоследок говорит Бог: как так? что Я ни делаю с тобою, сколь о пользе твоей ни промышляю, все тебе ничто. Уже ли ты сим умягчишься, уже ли отсюда познаешь любовь Мою к тебе, и обратишься? Вот, Я сам ради твоего спасения снисхожу на землю, приемлю на Меня грехи твои и за них стражду, и распинаюсь. Довольно ли тебе столько утруждать твоего Создателя? довольно ли доселе сопротивляться толико любящему и милующему тебя Господу? Рассуди, что хотя бы тысячи тысячей миров подобных видимому тобою Я настроил, такового бы труда никогда Я не поднимал, каков вот ради бедной одной твари, тебя, поднял; и очувствуйся хотя сим образом. Сие послушал, может быть, другой бы подумал, что конечно, хотя б и каменное было наше сердце, расселось бы на такой глас, как вышепомянутый алтарь Иеровоамов на глас пророческий; хотя б железное, то растопилось бы толиким любви пламенем; хотя б адамантово, умягчилось бы Кровию своего Спасителя. Но мы и того нимало не чувствуем, за чем и от грехов и беззаконий наших не престаем; да и ниже помышляем престать так, что явственно уже сбываются на нас Иеремиины слова оные: ожесточиша лица своя паче камене; и не хотеша обратитися¹⁵⁵. И куда ж сие следует? не к явной ли душ наших погибели? Подлинно, слышатели, такое нечувствие в людях, которое обыкновенно бывает от долгого во грехе замедливания, но оному Приточникову Слову: егда приидет нечестивый во глубину зол, нерадит¹⁵⁶; всегда от Учителей за явственное знамение приемлется того, что таких людей уже Бог отвергнул от Себя. Что и сам Христос видится назнаменовать, где говорит ко Иудеям так: сего ради вы не слушаете Мене, зане от Бога несте: а иже от Бога есть, послушаете Мене¹⁵⁷. И кто ж не знает, что уже за таким отвержением ничто больше не следует, как только погибель человеческая?

Видим то на вышепомянутом Фараоне, видим на Каине, видим и на Исаве, который отвержен, покаянию места не обрете, по слову Апостольскому¹⁵⁸. О, слышатели! памятуем мы, что говорит сей же самый Апостол в послании ко Евреям, главе 6-й: земля, рече, пившая сходящий на ню множицею дождь, и износящая терния и волчец, (чрез которую землю разумеется у него грешник, по многих увещаниях и наказаниях не исправляющийся,) непотребна есть и клятвы близ, еяже кончина в пожжение¹⁵⁹; и Сирах, сердце_, говорит, жестоко озлобится напоследок¹⁶⁰. Памятуем, говорю, мы сие, и осмотримся, в какое бедственное состояние нас приводит ожесточение и нечувствие? Ах! осмотримся, осмотримся, покамест еще время имеем, покамест еще не отвергнул нас вовсе от Себя, и не затворил дверей милосердия Своего от нас Господь; что конечно, нельзя, чтоб не воспоследовало, ежели (чего, Боже сохрани) до последнего издыхания нашего, в таком нечувствии пребудем.

Я знаю, что трудно нам будет от злых наших обыкновений, в которых почти весь век наш препроводили мы, отставать; в какой силе Иеремиины слова оные сказаны: аще пременит Ефиоплянин кожу свою, и рысь пестроты своя, и вы можете благотворити научившеся злу¹⁶¹: но у человек сие не возможно, у Бога же вся возможна¹⁶². В руках наших примеры, что и по тридцати лет в блудодеянии бывшие, и всю жизнь свою до глубокой старости на разбоях иждившие, наконец спаслися. Егда ли же не Тот же Бог наш, Бог, Который и их? Конечно, не усумневаемся, чтоб Он нас принял паки в милость Свою, хотя уже и безмерно огорчили мы Его, хотя уже, может быть, за нечувствиe наше и отвержения пред Ним достойны давно учинились мы. Он отвергает человека, когда человек отвергается благодати Его; а когда обращается человек к Богу, обращается и Бог к человеку.

Доколе убо подлинно пребудем мы нечувственными? Неужели до кончины жизни? но кто нас принудил позабыть нас самих, кто надел лицо на себя погибельного человека? Мы Христиане; за нас Кровь Божия Сына проливана; нам Царствие небесное обещано. Ей, воспрянем от сна нашего; ей, воспомянем достоинство имени нашего! воспомянем, говорю и паки, покамест можем: будет бо егда призовете Мя, но Аз уже не послушаю вас тогда, говорит Бог в Писании¹⁶³. И почто ж станем дожидаться сего? Но сказано выше, что без особенной благодати Божией, застарелый в злобе своей и нечувственный грешник учинить сего уже бывает не в состоянии. О, Господи убо Боже! о премилосердый наш Отец и Создатель! к Тебе, мы оканчивая сию беседу, прибегаем, Тебе вопием со умилением: да отымешь от нас сердце каменно, и дашь сердце плотяно, как чрез Пророка Твоего обещал еси¹⁶⁴; и да положишь Дух Твой в нас, и сотворишь тем, да мы в заповедях Твоих неутружденно ходим, и, ходя, живот вечный наследуем, к которому созданы, искуплены и отрождены имеемся! Аминь.

Человек некий бе богат.

Лк.16:1.

Ныне чтенное Евангелие.

Нынешнее Евангелие, как сами вы слышали, благочестивые слышатели, есть весьма пространное: содержит бо не только историю жития двух весьма различных между собою лиц, одного, то есть, богатого, а другого нищего; одного славного, а другого от всех презренного; одного на всяк день за изобильным столом с другами своими пиршествовавшего, а другого и крупиц падающих от трапезы его к насыщению своему не имевшего; но и какой конец обоим им воспоследовал, явственно представляет пред очи наши. Сверх же того еще описывает, и что за разговор по смерти происходил между одним из них, то есть богатым, и между Авраамом. И хотя б достойно было всю сию историю по слову перебрать, особливо ради тех немилосердных богачей которые не памятуя, так сказать, естества своего к бедным и убогим людям никакого не являют призрения; ибо они увидели б здесь ясно, какое им за сие последует награждение, когда б послышали во ушах своих жалостный оный мучимого клеврета своего глас: отче Аврааме, помилуй мя, посли Лазаря, дa омочит конец перста своего в воде, и устудит язык мой; яко стражду во пламени сем¹⁶⁵. Всего больше надобно бы изъяснить помянутые диспуты ради тех безверных и безбожных людей, которые, не веруя Святому Писанию чрез Пророков и Апостолов, Духом Святым наставленных, наконец и чрез Самого Единородного Сына Божия нам преданному и чрез столько тысяч лет в Церкви Святой за живое и действительное и непременное слово Божие держимому, когда им от кого о будущей жизни, и ожидающем по смерти грешников бесконечном мучении предлагается из него, ругательски говорят: вольно-де кому было выдумать такие сказки; еще с того света никто сюда с известием о том не прихаживал, почему ж нам подлинно знать, что там делается? А для того б, говорю, наибольше надобно, чтоб они услышали, какой Авраам ответ о сей материи дал клеврету их, который точно в таком же мнении, как и они, в сей жизни, видно, находился. Ибо как он не получил милости от Авраама, которого просил вышепомянутыми жалостными словами; то приложил еще молить, чтоб хотя он возымел попечение об оставшихся в живых его братиях: послал бы, то есть, кого нарочного ради уверения тех, коль велики грешникам по смерти уготованы казни; а тем показал ясно, что и он и братия его мало очень верили тому, что им здесь о муках оных ни сказывано было. Но что ж на сие ответствовал Отец языков? Имуть, рече, Моисея и Пророки, да послушают их. А как богач на сей его ответ придал: ни, отче Аврааме; но разве когда кто от мертвых идет к ним, тогда они покаются; Авраам сказал: а когда так, то худа надежда, хотя б что ради их обращения ни было делано, когда Моисея и Пророков не послушают, то и аще кто от мертвых воскреснет, не имут они веры¹⁶⁶. Для сих, говорю, и других множайших резонов достойно было, чтоб мы все части нынешнего Евангелия всеприлежнейше теперь изъяснили; но от части, чтоб не утрудить ваше благочестие, а отчасти, что прежде неоднократно уже была у нас сия история в рассуждении; отчасти же, и чтоб мог всяк памятовать вышедши из сего храма, что имеет быть у нас в сей час предложено; принял я намерение, не поступая далее, остановиться на самых, которыми начал Христос Свою толь многополезную историю ли, или притчу сказать сию, словах оных: человек некий 6е богат. И так вы видите, слышатели, что беседа моя будет краткая. Придите ж убо уже, не опасаясь скуки от пространства слова, придите и смотрите, какое превеликое нам в самом сем начале наставление подается от Христа, да смотрите недремательным оком.

Здесь не говорится о духах, о которых, может быть, другие, не веруют, чтоб они и в натуре вещей были, или о какой материи до нас не принадлежащей; но дело идет здесь о человеке, то есть, о таком естестве, которого и мы. А ежели мы столь горды, что нашего ради богатства или чести не хотим с другими неимеющими того верстаться; то я сказываю, что дело еще здесь идет о человеке богатом: человек, рече, некий бе богат; да он же еще, далее говорится, облачашеся в порфиру и виссон¹⁶⁷, а потому видно, что конечно не из подлости был. Но каков, однако же, он ни был, да был, говорится; а вещию самою уже его нет; а как его нет, так и богатства его. Исчез он, исчезла и порфира, и виссон его предорогой, исчезло веселие, исчезло и пирование повседневное, исчезло наконец и другов множество, с которыми он пиры те имел. И что ж это? какой мы и с нашими честьми и с нашим богатством плачевной перемене подвержены, о суетные люди?

Приходит мне теперь на память оное Давидово слово; аз рех: бози есте, вы же яко человецы умираете_: и яко един от князей падаете¹⁶⁸. Сие сказал Давид о высоких и знатных людях. И подлинно праведно; подлинно, когда бы на нас кто посмотрел в то время, как мы на высоте стоим достоинства, ходим все в золоте, сокровищницы наши имения всякого почти вместить не могут; а особливо когда б еще приметил он, как то мы, толикими обогащены от всещедрой Божией десницы преимуществами, поступаем, как надымаемся, как гордым и презрительным на всех прочих посматриваем оком, пришел бы в такую о нас мысль всеконечно, аки бы мы не смертные, но некоторые были боги. Да чуть ли мы и действительно не берем иногда себе в голову то, а по крайней мере не весьма далеко от того отстоим, когда рассудить, с каким тщанием упражняемся в собрании многого богатства и прочих благих века сего. Но ах, вот бессмертные твои намерения, предерзкий человек, коль внезапно опровергает непостижимый Создавшего тебя совет! В самое то время, как в недра твои сыплет Фортуна бесчисленное богатство, и достоинством возносишься даже до самых небес, настает тебе конец; и будет, что не останется по тебе ничего, кроме, что разве видевшие тебя иногда (иные благословляючи, а большая часть, может быть проклинаючи,) скажут о тебе временем сие: человек некий бе богат. Свидетель и пример тебе ясный на сие помянутый оный богач. Да только ли? Воззри ты на древние роды, и спроси: кто был Юлий Кесарь, кто Помпей, кто Александр, кто Ксеркс и другие сим подобные? Ты познаешь, что они так были сильные, что некоторые из них в состоянии были перекапывать ужасной величины горы и мостами связывать берега морские; так благополучны, что иной в них почти числа не знал своим победам; так высоки, что многим из них капища, как богам, от народа были посвящаемы. Да где ж все сии чуды теперь? исследуем. Найдем ли хотя прах, хотя тень, хотя следы одни великолепия их и силы? Не сбылись ли на каждом из них оные Давидовы слова: видех нечестиваго превозносящася, и высящася аки кедры Ливанския; и мимо идох, и се не бе, взысках, и не обретеся место его¹⁶⁹? Да кто это (ты, чаю, смотря на сие спросишь) с ними так сделал? Никто больше, одна только смерть, которой нельзя миновать, какого б кто величества и силы ни был. Она неприятельница здешних красот наших, по несчастию нашему толь крепкою вооружена косою, что как малую травку, так и большую с равною удобностию косит; а понеже еще сверх того ни ушей, ни глаз у себя не имеет, как изображают ее живописцы, то и ни представлений наших никаких не слушает, ни на чести не взирает. О, когда бы могла она взирать, или слушать хотя мало, я чаю, что не преминул бы конечно, например, и помянутый богач оный, во время разлучения своего отсюда показать ей свою порфиру, и наполнить ее уши умильными словами, чтоб не разлучала его от толь приятной и роскошной жизни. Впрочем, мне кажется, что не надобно мне вам припоминать еще о том, что она великая скорошественница, ездит на коне, как видим во Апокалипсисе; и потому часто приспевает к нам и прежде времени; как то оказалось на некоторых и из самых объявленных выше героях, да и ныне весьма на многих оказывается. Ибо сколько мы уже в самое сие краткое жития нашего время видели таких, которые чрез много лет собирали себе богатство, а пользоваться им почти не могли и на час; имели радость видеть присланные к себе кавалерии, а надеть и один раз на плеча свои не имели времени; построили прекрасные себе дворы, а и ногой в них войти не сподобились, пришедшу к ним нечаянно, от правосудного Бога грозному гласу оному; безумне! в сию нощь душу твою истяжут от тебе; а яже уготовали eси, кому будут¹⁷⁰? Сколько и других подобных случаев? Иди ж ты теперь высокоумная тварь, иди, суемысленный человек, грабь, дери, чини день и нощь всякие происки, чтоб обогатился, чтоб умножил твои титлы, чтоб превзошел всех смертных достоинством и честию; и думай, будто ты не умрешь, или по крайней мере превзойдешь далеко и Мафусала твоими летами, не взирая на то, что товарищи твои, как былие, по Иову¹⁷¹, прежде напаяния иссыхают, и яко недозрелая ягода обымаются прежде часа¹⁷²; и все славные и великие снисходят в землю! То были люди Адамова отродья, а ты может быть к Сатурновым или Юпитеровым, рожденным нынешними веками в некоторых умах, жителям принадлежишь, хотя и всяк рассудить может, что смертные твои родители не могли родить, разве смертное ж.

Но ах! Куда ты меня мысль моя завела, аки бы уже и такие были люди, которые могли позабыть смертное свое; никак, нет ни одного и в самых жаднейших и ненасытных рачителях сего мира, чтоб который не чаял себе смерти. Но слава имени, которую они надеются оттуда иметь и по своей смерти, причиною, что они в сем подвиге, уступить никому не желают по силе оных слов Пророческих: нарекоша имена своя на земле¹⁷³. Или бо не довольно сего, например, подвигнуть которого героя к тому, чтоб он и без всякой другой вины напал на соседние области, разорил города, отнял покой и самую жизнь у многих тысячей народа, когда его сильным победителем грядущие веки за то величать имеют? Или мало сего и монаху, чтоб он Епископской искал себе митры, когда имя его по смерти всегда стоять имеет в церковном реестре с сим прилагательным, Преосвященный? Или также сребролюбцу несильный резон, хотя правдою, хотя неправдою стараться быть богатым, когда гроб его при погребении покрыт будет золотою парчою, и весь народ признается, что умер миллионщик? Кратко сказать, чтоб память свою оставить в людях, то кажется всех чинов и званий есть главная всех предприятий причина; предприятий же не только хотя, по-видимому, добрых, но и явственно злых. История нам объявляет, что один некто подлый человек зажег преславный оный, ста двадцати семи царями строенный храм Ефесской Дианы; а как пойман был и допрашиван о том, показал, что не для чего больше он то сделал, как только, чтоб (понеже не имел чем иным) хотя сим делом прославил, и учинил вечным на земле свое имя. И так ли подлинно, так ли? О коль прельщаемся мы и сим мнением, слышатели!

Я не противлюсь, что добродетельных человеков память пребывает во веки, по оному: в память вечную будет праведник¹⁷⁴. И как мы действительно то видим на праведном Аврааме, которому еще заживо сказано от Бога: возвеличу имя твое на земле¹⁷⁵. Также и на Святом оном Царе Иосии, о котором пишется у Сираха точно: память Иосии во всяцех устех яко мед усладится, и яко мусикия в пире вина¹⁷⁶. Но такие люди ниже думают о временной славе; но Бог их Сам как верных рабов Своих прославляет без всякого их искания или намерения о том. Что ж касается до тех, которые за последнее добро свое ставят тленную века сего славу, и всякими и неправедными мерами доставать ее себе стараются, то воистину уже напротив всегда почти погибает память их с шумом, по тому ж вышепомянутому Пророку¹⁷⁷. Посмотрим мы на бывшее по потопе известное столпотворение; не с тем ли намерением начато оно было, чтоб прославить здателям имя свое по вселенной? Не сии ли точные слова были основанием всего преогромного того строения: созиждем себе град и столп, егоже верх будет до небесе; и сотворим себе имя, прежде неже разсеятися нам по лицу земли¹⁷⁸? Но что ж сделалось? Не уничтожил ли Бог тщеславного их сего намерения еще в то самое время, как они не успели произвесть проекта своего и до половины? Но и на Вавилон наши очи обратим: строил его некоторый царь, по свидетельству всех историков так, чтоб никто уже никогда в сем роде славы превзойти его не мог: но кто он был такой, скажет ли нам кто заподлинно теперь? Иной Немвроду, иной Нину, иной Семирамиде приписывает честь сию, а совершенно никто доказать мнения своего не может. Бог нарочно так сделал, чтоб во глубине вечного забвения потоплено было то имя, которому надеялся сей здатель быть удивлением всем поздним векам; да и город его, то есть, оное ужасное строение, которое на 480 стадий вокруг занимало места, обратилось давно уже в такую пустыню, что и признака никакого не осталось, что тут стояли некогда на двести локтей вышиною битумином связанные стены, были висячие удивительные сады, и до ста медных ворот. Не приводя иных примеров, кто не видит, что, то ж сбылось вот самое и на нынешнем богаче? Слышим мы, что он был богат, и облачался в порфиру и виссон, но кто ж он такой именно? Евангелие скрыло совсем от нас. Нищего точно именовало Лазарем, а ему никакого не приписало имени; а для чего? Не иной, конечно, для причины, как только, чтоб мы научились отсюда, сколь много обманываются в нас те, которые тщатся, чтоб наречены были имена их на земле. Столь вот велика бывает их слава, когда они от жития сего отходят, что и имени их в кратком не воспоминается времени. Но пусть бы и так было, чтоб слава наша в род и род здесь распростиралась; пусть бы имя наше на златых досках вырезано и во устах людских крайним удивлением воспоминаемо было, покамест свет сей стоять имеет, что скажете, какая бы нам из того была польза, когда мы чувствовать того не будем? Что прибыли, например, Александру, что славят его, где его и нет, а где есть, там мучат? витийствует один Учитель; да сие же точно и сам Христос назнаменует, где говорит: кая польза человеку, аще и весь мир приобрящет, а оттщетит душу свою¹⁷⁹?

Полно ж, когда так, полно нам, слышатели, за толикою гоняться суетою. Оставим труды толь вредные нам и страсти, оставим ненасытное наше желание как к чести, так и богатству, престанем подражать несчастливому богачу оному; да не случится иногда и нам (чего, Боже сохрани) с ним за одно кричать во аде: стражду в пламени, стражду в пламени¹⁸⁰. Памятуем, что мы люди смертные, как и все наши предки. Оставили ж ли они по себе, что собрали? Не возьмем убо, конечно, и мы ничего с нами. Наги вошли мы в мир сей, наги и выйдем. Все наши знаменитые клейноды, все кавалерии, все панагии, все титлы, и сребро и злато, все останется здесь непременно. Но сего еще мало; бояться еще надобно, чтоб сии самые вещи, которые столько нас при жизни от других отменяют, по смерти не погрузили души наши во дно адово. Я не однократно говаривал уже прежде, что блага века сего могут быть еще орудием к приобретению благ будущих тому, кто их употреблять умеет; а тем, которые, как нынешний богач, ими владеют, напротив бывают камнем, стягивающим их в бездну. Памятуйте же, любовь ваша, сие, и теперь я то ж подтверждаю, да тем и окончеваю слово мое. Аминь.

Человек некий бе богат, и облачашеся в порфиру и виссон, веселяся на вся дни светло. Нищ же бе некто, именем Лазарь, иже лежаше пред враты его гноен_, и желаше насытитися от крупиц, падающих от трапезы богатаго.

Лк.16:19–21.

Ныне чтенное Евангелие.

Если бы я не знал, что далее говорит Евангелие, слышатели, без сумнения бы выслушав сии слова сказал: какой этот блаженный богач, который имел счастие украшать себе самыми предрагими одеждами; облачался в порфиру и виссон: а сверх того еще и никакой никогда не чувствовал на сердце своем печали; веселился по вся дни светло. Нищего же оного Лазаря, конечно б, не удостоил я такого имени, но, напротив бы, еще сказал о нем: какой этот бедный человек, что не только не имел у себя покрова, лежал пред враты, и то чужими; не только лютую страдал болезнь, поражен был гноем; но и не имел еще кроме псов, кто б отер его струпы, кто б обвязал раны, кто б хотя малую в жестоком том страдании явил ему отраду; сверх же того еще к крайнему своему несчастию и не мог насытить алчущей души своей и тою пищею, которою псы оного богатого насыщались изобильно: желаше насытитися от крупиц падающих от трапезы богатаго. Но когда я вижу в последовании сей Евангельской истории, что и богач тот равно умер, как и нищий сей, умре же, рече, и богатый, и погребоша его¹⁸¹; и как сей не понес с собою струпов своих, так и тот не взял с собою ничего от великого оного своего изобилия, но в кратком времени таким же сделался нищим, каков и сей был, живучи в непостоянной сей жизни; то уже никак не смею так нищего оного окаевать, как и ублажать сего богатого. Но что еще? Воспомянув Соломоново оное мнение, что прежде смерти никто же блажен, в состоянии еще нахожусь блаженнейшим назвать нищего того паче сего, столько пленяющих чувства наши прелестей в своем имени заключающего человека; когда смотрю далее, что им последовало, как окончили они жизнь свою: когда, говорю, вижу я из них одного, то есть нищего, на лоне Авраамове упокоевающегося, а другого, то есть, богатого, в геенне огненной мучима; одного Ангелами окружаема, другого демонами терзаема; одного всех благ несказанного множества наслаждающегося, другого капли воды на прохлаждение языка своего просяща. О, окаянного воистину, когда так, и треокаянного твоего состояния, ослепленный богач! Лучше бы было тебе, ежели б ты никогда не был богатым; лучше бы тебе было, ежели б равной бедности с лежавшим пред враты твоими нищим находился ты здесь и чрез весь бы твой век лежал гноен как он, или еще жесточайшим каким поражен был недугом, нежели чтоб был здоров, богат и беспечален чрез несколько времени, а после б в сие несчастливое сошел место. Но не подумал бы уже кто из вас, слышатели, что я говорю это во укоризну всем богатым и в принуждение некое к тому, чтоб они поделались нищими самоизвольно. Я только сими словами не похвалил злое употребление богатства, а не самое богатство. Ниже бо богатство привлекло сего богача в преисподние страны; но то только, что зло он употреблял его. Впрочем я самого того, в которого руке богатство и слава¹⁸², по Соломону, призываю свидетеля, что не помешало бы все оное его блистательное состояние купно с Лазарем вселиться сему богачу в лоно Авраамово, ежели б он употреблял свое имение так, как должно; следовательно, и здесь бы блаженства своего не потерял, а по смерти еще был бы несравненно блаженнейшим. Да никто же убо ради многого своего богатства отчаевается своего спасения; но только да бегает тех пороков, которые оного богача в бездну адову низринули. А какие особливо пороки низринули его в погибель сию, покажу я следующею моею беседою на такой конец, чтоб известнее мы знали, чего блюстись нам должно самим, будучи в таком же изобилии.

Первая причина погибели богатого сего была, как можно приметить от вышепомянутых слов Евангельских то, что он облачался в порфиру и виссон. Но, ах! что ты это говоришь, мне кажется, все вы теперь вопиете на меня? Неужель все Цари и князи, которые таких употребляют одеяний, худо делают, и, следовательно, повинны бывают за то ответ отдавать Богу? Но не первее осуждайте меня, слышатели, нежели совершенно поймете намерение мое. Я еще только воспомянул вам одни Евангельские слова, а не объяснил их, что они заключают в себе. Они значат излишнее и непристойное богача сего щегольство в одеянии. Ежели б он, будучи Царем, надевал на себя порфиру, кто б ему в прегрешение или порок какой мог сие поставить? то был бы знак достоинства его. Он же не по достоинству или чести своей то делал; но только во удовлетворение некоторой своей спеси, хотя себя показать от других отменным, и дать знать, сколь он богат, дабы чрез то во всяком высокое могло о его персоне родиться мнение. Каковых честолюбивых щеголей, как вам самим известно, ежели в которые времена, а в нынешние особливо много видеть можно так, что сумнительно уже становится, Христиане ли мы, что ищем себе преимущества в таких вещах? Христос Царь наш висит наг на древе, а мы от дней на дни новые украшения нашему телу вымышляем, и тем друг друга превзойти стараемся; конечно, кажется, сие не Христовых подражателей значит. Павел Святой выводит негде пред очи наши таких людей, которых недостоин был весь мир; но и такие предостойные лица, видим, не очень об отменности риз своих старались. Проидоша, говорит там Апостол о них, в милотех, и в козиях кожах¹⁸³. Что ж убо сие? или мы, понеже не имеем достоинства душевного, которое состоит в добродетелях, думаем нам присовокупить достоинств от благолепного одеяния тела нашего? Да! пришла мне на память теперь одна история: как некоторый Философ не допущен был от приворотников к одному Принцу за тем, что весьма был худо убран, то он пошел и переоделся из подлого в весьма знатный кафтан и лишь только после того пришел к воротам, немедленно они ему отворились. Что, видя разумный тот муж, смеялся такому нерассуждению людскому; и как явился пред тем Принцем, не престал целовать полу своего кафтана. А как спросил тот его, для чего б он так делал? Философ явственно отвечал, что почитающего его он почитает; понеже чего не могла сделать ему добродетель, то сделала та одежда. Сия история ведет нас к тому, чтоб мы и вправду о щегольских уборах рассуждали не низко. Но не лучше ли нам с тем Философом смеяться таким злым обычаям, нежели подражать им? Что человеку придать может одежда? Некогда Агезилаю, Лакедемонскому Царю, в комедии досталось сесть на самом нижнем месте. Я чаю, иной бы, и не в толь высоком будучи достоинстве, постыдился принять такое место, а Агезилай, ничего не сумнясь, сел, и сказал: я теперь покажу всем, что не место украшает мужа, но муж место. То ж, слышатели, сказать нам надобно и об одежде; подлинно не одежда приносит человеку честь, но человек одежде. Впрочем, пусть бы сказал кто, будто он не ради оказания своего то делает, что хотя и в долг потребные к тому материи берет, на всякую неделю и праздник новые кафтаны себе шьет. Но, однако ж, какой бы то для причины ни было, ежели Петр Святой и женскому полу излишества во украшении себя не позволяет, да будет, говорит, им лепота, не внешняя плетения влас и обложения злата, или одеяние риз, но потаеный сердца человек, в неистлении кроткаго и молчаливаго духа, еже есть пред Богом многоценно¹⁸⁴; то кольми паче мужескому полу сие не пристало? Да можно ли еще и то утвердить, чтоб кто (кроме высоких лиц, которым уже, напротив сказать в рубищах ходить непристойно, и которым весьма не за велико уже кажутся такие уборы) наряжался не ради суетной славы? Григорий Великий сильно тому противится в беседах своих: что, говорит, ради тщетной славы дорогие одеяния взыскиваются, самая вещь свидетельствует; понеже никто не хочет дорогих одежд там надевать, где никто его видеть не может. И сие то убо злоупотребление, то есть, излишнее расточение Божьего имения на домашние приборы, коляски, одежды и сюда ж принадлежащие всякие другие редкости, погубило помянутого богача. Сие непременно и ныне многих низводит во дно адово, как такое дело, которое ни к чему больше не служит, как к одной спеси, и временем ко уловлению некоторых слабых сердец; а притом еще которое и особливо не допущает человека благотворить бедным и неимущим. Ибо я уже принужден в таком случае, чтоб стало мне казны на исполнение моих прихотей, не давать ничего таким людям, как всякому рассудить можно. Буде ли же бы кто большую часть имения своего обратил ко блаженному оному концу, а остатки бы уже употреблял на пристойное чести своей одеяние, такого, я сказываю, что в сие слово не включаю. Но поступим далее.

Вторая причина погибели помянутого оного Евангельского богача состояла в том, что он веселился по вся дни светло. Но как? Разве не позволено человеку веселиться? Кто это скажет? Но какое здесь веселие разумеется, рассудить надобно. Где в Русском переводе написано, веселился, в других стоит там, пиршествовал. Ежели б сего богача было веселие духовное, ежели б он веселился о Бозе, или каком добром деле своем, не было бы то дело хулы достойное; но понеже его веселие состояло в одном сластолюбии, объедении и пьянстве; и посему был он один начальный жрец из тех, которых именует Павел, где говорит: имже бог чрево, и слава в студе их¹⁸⁵; то уже кто подивится, что такое веселие вторым ему степенем послужило до ада? Правда, что ежели б он и пития, и пищи не больше употреблял, сколько потребно было к содержанию его жизни, то б и сие не могло никак ему в порок поставиться; понеже бы то дело было по определению натуры. Но понеже ни в чем он меры не хранил; но сластолюбию своему жертвовал, как ему угодно было, вменяя за часть свою и жребий, чтоб никакие сласти от стола его не ушли; и еще делал так не редко, но по вся дни; то, по справедливости, не могло найтись никакого извинения такому невоздержанию, чтоб не наказано оно было толь жестоким образом. Сего ради беззакония, не только он один, но и вся Содома огнем сгорела, как явствует у Пророка Иезекииля, где так Бог говорит Иерусалиму: сие беззаконие было сестры твоея Содомы, гордость, в сытости хлеба, и изобилии вина, и сластолюбствоваша, та, и дщери ея¹⁸⁶. Сего ради, между прочим, беззакония и всемирный оный потоп навел Бог на землю; ядяху бо люди и пияху, женяхуся, и посягаху, до негоже дне вниде Ное в ковчег, и прииде потоп, и погуби вся¹⁸⁷, сказывает Евангелие. Сего ради беззакония и сам Адам выгнан стался из рая, и прочие премногие погибли. О когда бы то памятовали находящиеся в нас сластолюбцы! столько различных благоустроенных кушаний, столько разных драгоценных вин на один у них обед конечно бы не исходило; и что один их ныне Вил домашний пожирает, могли бы тем, уповательно, многие убогие прокормиться фамилии. Но обратимся паки к богатому.

При таких веселиях, каковы мы теперь нашли в сем богатом, обыкновенно почти всегда быть празднословию между пирующими, и особливо многие досадительные и язвительные произносить охотникам слова, находятся случаи. Видим мы то действительно на Валтасаре, который, как на славном оном своем пиру гораздо подвеселился, не пощадил языком своим и Божией чести, чтоб не коснуться ее, принесши притом сосуды храма Его для потчевания из них своих сопиршественников. Пияху, рече, из них вино, и похвалиша боги златыя, и сребряныя и медяныя, и железныя, и древяныя, и каменныя; Бога же вечнаго не благасловиша¹⁸⁸. Можем то ж приметить нетрудно и на нас самих. Ибо мы, хотя и не касаемся на наших пирах сосудов Божиих, однако ж напротив того уже не щадим ни мало рабов Божиих. Боже наш! сколько мы за одним столом людей словами нашими перекусаем! Да пусть уже то: часто притом достается у нас и самому Богу, наипаче как на ту пору прилучится какой разумный человек, который хотя несколько может доказывать, будто Бога нет, или смотрения Его в мире.

Не чужд был, догадываются Учители церковные, помянутый богач и сего порока; и того-то ради, говорят, больше всех прочих удов язык у него горел; а то можно видеть оттуда, что он особливо о прохлаждении его просил Авраама. Отче, рече, Аврааме, помилуй мя, посли Лазаря, да омочит поне конец перста своего в воде, и устудит язык мой¹⁸⁹. И так уже сие ему послужило вместо иной степени к вечной погибели.

Последнее и самое большее зло, которое паче всего учинилось погибелию сего богача, было его к бедным немилосердие. Бог на то его и богатым сделал, чтоб он в состоянии был неимущим того ближним своим различные благодеяния и милости показывать. Он же сколь к тому склонен находился, довод подать всякому может собою и один гнойный оный нищий, который пред враты его чуть жив валялся. Желал сей бедный, чтоб хотя крупиц тех, которые со стола его падали, насытился; но и той, слышим, милости от него не удостоился. И хотя часто проходил он мимо его, но и посмотреть на него с сожалением не хотел: не было в нем и малейшей частицы того человеколюбия, которое иногда явил приточный оный Самарянин над найденным от него на пути уязвленным Иудеянином, хотя той и иной веры был с Самарянином; а сей нищий у себя отца Авраама имел того ж, которого и богач¹⁹⁰.

Но, о Боже! что я удивляюсь сему богачу в его столь немилосердном поступке? разве он один такой нашелся в мире? разве нет и ныне в людях такого манера? Ах! воззрим на стогны и улицы; сколько мы там рук и ног лишенных, сколько покрова и пропитания неимеющих найдем! Воззрим на судные места; сколько бедных и беспомощных, горькими слезами обливающихся при дверях, там мы увидим! Воззрим в тюрьмы и казармы; сколько неповинных страдальцев в них нам предстанет! Но есть ли, кто б за сих вступился, или, тем какую показать хотел милость; хотя и знаем, что они такие ж человеки, как и мы, а что больше, такие ж и Христиане, того ж самого, которого и мы, уды тела? Ходим мы многажды действительно мимо их, видим болезнь, слышим вопль и стенание горькое; но все то так нечувствительно сердцу нашему, как бы мы не только не были одной с ними веры и в одной надежде жизни вечной; но как бы и не имели того человечества, которое в них. Что нам до других, мыслим в себе, слава Богу, что мы благополучны. Что нам нужды, что братия наша страждет? ведь те раны их не наши. Что нам нужды, что гладом и жаждою столько людей изнуряются? лишь бы у нас было всего довольно. И так правду ты говоришь, Божественный Амосе, что пиющии процеженое вино, и первыми вонями мажущиися не страдаху ничесоже в сокрушении Иосифове¹⁹¹. Признаем мы истину словес твоих на нас самих; и видим, что горе нам будет, когда настанет время, в которое исполнится оное Иаковле слово: суд без милости не сотворшему милости¹⁹²; скажет конечно и нам тогда Судия праведный, скажет, ежели не покаемся: отъидите от Мене проклятии во огнь вечный; взалкахся бо, и не дасте Ми ясти; возжадахся, и не напоисте Мене; странен бех, и не введосте Мене; наг, и не одеясте Мене; болен, и в темнице, и не посетисте Мене¹⁹³. Но не знаем еще, удовольствуется ли такою казнию нашею суд Божий? Ибо те люди, о которых ты говоришь, Пророче Святый, только не страдали в сокрушении ближнего своего, а не сокрушали сами его; мы же еще и того не оставляем. Сентенция также оная у Судии праведного приуготована на тех, которые алчных не кормят, нагих не одевают, о больных не пекутся, в темнице сущих милостию своею не посещают; словом: сентенция оная приуготована на таких людей, которые от своего имущества не благодетельствуют своим ближним, как то сделал Евангельский оный богач; а мы не только своим имением никого не снабдеваем, но еще и чужое, что нам для награждения или вспомоществования их поверено, многажды удерживаем; и сего ради конечно чуть ли не сделается того, что, который огнь Бог для других грешников единожды разжег, для нас еще сугубо разожжет, буде ли никогда не престанем делать таких озлоблений рабам Божиим, которых озлобления суть озлобления самому Богу от нас показываемые, по силе оных слов Его: елика единому из меньших сотвористе, Мне сотвористе¹⁹⁴.

Но убо, о слышатели! покинем мы такие злые наши обычаи, покинем немедленно, чтоб не пришли все на нас оная злая самою вещию. Не будем более подвержены несчастливому оному жребию, о котором нам напоминает Христос, где притчею Своею говорит: аще злый раб, егоже поставит господин над домом своим, еже даяти домашним его пищу во время их, речет в сердце своем, коснит господин мой приити; и начнет бити клевреты своя, вместо чтоб кормить и снабдевать их имел, ясти же и пити с пьяницами; приидет господин раба того в день, в оньже он не чает, и в час, в оньже не весть; и протешет его полма, и часть его с неверными положит; ту будет плач и скрежет зубом¹⁹⁵. Но лучше так будем вести житие наше во всяком звании, чтоб могли в день оный услышать преблаженный от уст Владыки нашего глас сей: благий рабе и верный! вниди в радость Господа твоего¹⁹⁶. Чего я с моей стороны при окончании сей моей беседы как мне самому, так и всем вам удостоиться Христиански желаю. Аминь.

Во аде возвед очи свои, сый в муках.

Лк.16:23.

Нынешнее Евангелие.

Поздно, о! коль поздно возводит сей богач очи свои, слышатели благочестивые! Когда он жив был, не возвел очей своих; когда Бог всякую являл к нему Свою милость, не возвел очей своих; когда довольное дано было ему на покаяние время, не возвел очей своих; когда в его воле состояло, быть ли ему во аде или в лоне Авраамове, не возвел очей своих; теперь же, как уже умер и погребен стался, и сошел в преисподняя земли; теперь, как уже Бог с ним правосудием поступать начал; теперь, как уже не осталось никакого покаянию места; теперь, говорю, как во адовых связан очутился темницах, возводит очи свои. Во аде, сказывает Евангелие, возвел очи свои, сый в муках. А доселе, глупый богач! что ты делал? доселе для чего к небу не возводил очей твоих; или к сему, в котором теперь находишься, мучений месту доселе для чего не обращал ты взора твоего? Спал ли ты или и совсем бесчувствен пребывал? О! воистину лютым сном и нечувствием неким странным объят ты был. Спал ты, когда, забыв имущий быть по смерти грешников плач, и скрежет зубом¹⁹⁷, веселился на всяк день с другами твоими, облачаяся в порфиру и виссон¹⁹⁸. Спал ты, когда, слыша от Писания, что не будет в оном веке милости с несотворшими здесь над бедными людьми милости¹⁹⁹, на Лазаря нища, гнойна, от крупиц, падающих от стола твоего насытиться желающа, милостивым оком не призрел. Спал ты, когда, видя мертвых пред лицом твоим погребаемых, о твоей смерти не мог прийти в размышление. Спал ты, и когда Бог устами Своих Апостолов и Учителей, желая твоего обращения, грозил тебе страшным судом Своим и муками. Теперь же вещию самою искусив их, пробудился, поднял голову, возвел очи твои; но поздно уже, поздно; во аде несть исповедания²⁰⁰; Когда был ты в мире и воспоминал кто тебе о страшном сем геенском пламени, то за шутку и за намалеванный огнь почитал ты его; а теперь вот не терпишь лютости его, теперь кричишь, вопиешь: стражду в пламени сем²⁰¹. Но к кому? Кто таким жалостным твоим воплем умолен быть может? Бог ли? но Он не слушает его. Святые ли? но гнусен и мерзок им ты. Слышу я, что от Лазаря облегчения твоим болезням ты ищешь; просишь Авраама, чтоб послал он его, омочивши конец перста своего в воде, прохладить язык твой; но не стыдишься ли ты и имени сего воспоминать? Тот ли в такой страшной тебе беде поможет, которого пред враты твоими лежаща гнойна, с презрением многажды мимоходил ты? Тот ли даст тебе на прохлаждение языка твоего воду, которому на утоление алчбы иногда крупиц, от стола твоего падающих, попустить не хотел ты? Поздно убо, и паки говорю я, поздно, о богач, пробуждаешься; поздно возводишь твои очи; не во время милости ищешь; искать было тебе ее при животе еще; а теперь уже затворилась дверь, и ничего более из чертога небесного не слышится, только глас Женихов: не вем вас²⁰².

Но чтобы и мы, слышатели, не опоздали иногда в нашем покаянии, и не пришли в страшное оное, где нынешний богач нечаянно себя увидел, место; заранее теперь низведем к нему мысленные душ наших зеницы, и посмотрим чрез настоящую беседу: коль лютые и жестокие всякого непокаянного грешника во аде ждут мучения.

Тебе, о правосудный Господи! Тебе, Который имеешь у Себя ключи смерти и ада²⁰³, молю я, недостойный проповедник, да отверзешь в сей час уму моему все оные страшные мучения адовы столько, сколько бы мою окаянную душу и подобных ей устрашить и от грехов, заслуживающих нам толикое зло, отвратить могли. Ваше же благочестие, слышатели, прошу, чтоб охотно в плачевную юдоль сию сошли теперь, живы суще, мыслию вашею, чтоб иногда по смерти не сошел кто в нее вещию самою. И, во-первых, к Вашему Священнейшему Императорскому Величеству мою всесмиренную простираю мольбу, чтоб сие мое, пусть хотя невеселое, однако ж, полезное предложение за благо принять изволили. Я ведаю, что благочестивой души_, каковой быть в Вашем Величестве не безосновательно примечать мы все можем, не требуют бояться геенского оного пламени; но чтоб не боялись его, сие делает не иное что, только помышление о геенне, говорит Святой Златоуст. Да благоволит убо, и вторично молю я, Ваше Величество, с равною, как прежде, благосклонностью, помянутой ради наипаче вины, и сегодняшней моей дослушать беседы.

Во аде возвед очи свои, сый в муках.

Муки, которыми осужденные во аде чрез всю вечность мучаются, как великостию безмерны, так и числом суть бесчисленны, слышатели, генерально, однако ж, разделяются они на четыре вида.

Первый вид мучения адова есть непрестанное совести грызение внутреннее, которое происходит в грешнике от воспоминания прешедших грехов его. Ибо в кой час только сойдет грешник во дно адово, тотчас представляет себе все скверные дела свои, представляет и рассуждает, коль мало он наслаждался своих похотей, и коль в скором времени все его пропали греховные сладости, минулись увеселения, исчезло мнимое века сего блаженство; а осталась с ним едина неоплаканная дщерь того, вечная погибель. Был от лихоимания богат, от пронырства славен, за ласкательство и лукавство премного почтен; а, наконец, как бы ничего того не бывало, явился нищ и наг, пред Ангелы и человеки посрамлен; за злые ж оные и Богопротивные свои поступки вечной от Бога подвержен казни. И рассуждая то, проклинает все бесчинные свои начинания, окаевает дни зачатия их в помысле; впрочем бьется о землю, терзает свои уды, скрежещет зубами, рыдает неутешно, вопиет непрестанно: злой тот час! проклятое время, в которое я оного ближнего моего оболгал, обнес, лишил не только имения, но и здравия, и самой дражайшей жизни! Злой тот час! проклятое время, в которое я на оном блудодейственном ложе с оною полюбовницею моею лежал и обнимался! Злой тот час! проклятое время, в которое я между звуком мусикийских инструментов, между любовными песнями, и частыми за бокалами повторениями, здравствуй, здравствуй! о законе Божием и муке, преступникам того уготованной, не мог и слышать! Ах! лучше было мне всяк смрад, всяку гнусность, всякие болезни и раны, лучше бы и самую смерть тысячекратно претерпеть, нежели б и один учинить грех. А наипаче то, слышатели, всякого там грешника мучит, что он, имея довольное себе от Бога данное на покаяние время, до конца жития своего не покаялся. О дорогое, говорит, время! о время неоцененное! как я сожалею, что напрасно опустил тебя; когда бы хотя некоторую частичку тебя возвратить мне теперь было можно, всю бы ту о едином грехе моем проплакал; всю б на очищение и измену окаянной моей души иждил; отдал бы все уды мои на раздробление, все тело на сожжение, и весь бы Океан наполнил слезами! И сие то осужденных размышление всегдашнее, червием неусыпаемым, мнят многие от Учителей, Писание назвало. Сей червь их, во-первых, снедает душу, как и Златый негде поминает Иоанн: или, говорит, душ осужденных и сие едино опечалить не довольно, когда представят себе, что благополучной ко очищению своему оказии чрез немногие дни не употребивши, бессмертным себя злым подвергнули²⁰⁴.

Но преддверие еще то болезням адовым. За сим следует немедленно второй мучения вечного вид, печаль о лишении благ небесных. Сия печаль коль тяжка есть в себе, не может в сем веке никто совершенно умом своим постигнуть; понеже не может никто совершенно знать, какова и колика суть оная благая, которых тогда человек лишается. Око бо не виде, и ухо не слыша, и на сердце человеку не взыдоша, яже, уготова Бог благая любящим Его, восклицает Святой Апостол²⁰⁵. Однако ж, можно нам несколько уразуметь тяжесть печали сей от меньших вещей. Тяжко бо нам, когда хотя и маловременного некоего добра лишаемся; например, придворному, очи Государя своего всегда видящему и повседневно высочайшей его милости насыщающемуся, тяжко, когда от двора, еще с немалым выговором бывает ему отказано: кольми ж, паче вечных оных благ наследия отчужденному болезнь тогда имеет быть нестерпимая. Восплакал иногда Исав горько, когда свое потерял первенство; восплакал Адам, когда из рая чрез Ангела выгнан стался. Кольми ж паче восплачут и возрыдают грешники, когда из Царствия Божия, в которого наследие были призваны, и сказать так, к которому рождены были, увидят себя изверженных, и в вечное диаволу порабощение отданных. Лучше хотел не жить, нежели и на время не видеть лица отца своего Авессалом, как читаем в книгах Царственных²⁰⁶; кольми ж паче грешники, чувствуя себя лицезрения Божия и Святых сопребывания лишенных во веки, пожелают смерти. Воистину, не только одну, но и тысячу смертей и тьмы геенн самых всяк от них охотнейше претерпел бы, только бы Бога видел. Видеть бо Бога и в геенне сладостно, не видеть же Бога и в небе ужасно, и есть всякой тяжчайше муки. Изрядно о сем негде беседует Златоустый Святой. Да не воспоминает, говорит мне кто о геенне; геенны бо всякой злейше есть отпасть вышней оной славы, и бесчисленных казней тяжчайше есть лишиться оного жребия²⁰⁷. И на другом месте: многие, говорит, люди ничего более, только геенны страшатся²⁰⁸; а я сказываю, что лишение славы (то есть лицезрения Божия) геенны много горчайше есть. Правда, несносна и геенна; однако ж, хотя б кто и неисчетные предложил геенны, таково ничтоже скажет, каково есть отпасть оной славы, и слышать от Христа не вем вас. И сей-то ради причины один некто из Учителей желал, чтоб хотя в геенне был, да Бога видел. Подлинно бо, хотя и никогда того не сделается, чтоб свет благодати своей облистал Бог осужденным во аде; однако ж думать надобно, что, ежели б там Себе такое, какое блаженным показывает, показать соблаговолил Господь: геенна бы не была уже геенна, но самое небо и блаженство вечное. Таковое то услаждение, таковая радость от зрения лица Божия происходит всякому человеку! И, следовательно мала ли се гибель, не велика ли болезнь сердца, оттщетиться крайнего кому добра сего? Но поступим еще далее.

По печали о лишении благ вечных восприемлет осужденных уже третей мучения адова вид, страдание чувств. Не только бо страх совестный в осужденных тогда пребудет, как Ориген учил; но и всеми чувствами страдать они имеют. Очи имеют видеть престрашные лица демонские; уши – слышать непрестанные вопли, стенание и скрежет зубный мучимых; ноздри – обонять дым и смрад нестерпимый; уста с языком жаждою палимы будут неизреченною, и все тело огнем гореть неугасимым; как то явствуется на многих местах в Писании. И, во-первых, что будет там жажда нестерпимая, нынешний богач тому свидетель. Что дым и смрад великий, Апокалипсичник извещает о том всякого: говорит бо, что мучит Бог грешников огнем и жупелом; и дым мучения их во веки веков восходит²⁰⁹. Да и самое имя геенны смрадной некое значит место, пренесено бо есть до ада от юдоли детей Енномлих, бывшей недалеко от Иерусалима, в которой иногда падшие во идолопоклонение Иудеи, сынов и дщерей своих (как и Пророк поминает во Псалмах своих) пожирали идолу Молохову²¹⁰; а после в поругание такого беззакония, всякие скверны, трупы и уметы градские вывожены в нее были; от чего и смрад по всему тамошнему воздуху разливался превеликий, повествует Иероним²¹¹ в толковании на Матфея. О огне же, поедающем тела купно и души грешников во аде, также и о плаче и скрежете, зубном, Сам объявляет Судия праведный во Евангелии, где такое на них износит изречение: отойдите от Мене проклятии во огнь вечный, уготованный диаволу и аггелом его²¹²: ту будет плач и скрежет зубом²¹³. Но в безмерное распространится слово наше, ежели все по единому чувственных мучений адовых роды на средину выводить станем. Довольно того сказать, что как блаженство вечное, по описанию Богословскому, есть состояние всех благих, собранием совершенное: так и геенна есть состояние всех злых, собранием же совершенное. Не можно такого мучения уму человеческому замыслить, которого б не нашлось там. Всякие же в них толикие есть жестокости, что и сам нынешний богач не думал, чтоб кто от живущих на земле, прямо, как есть, рассуждать о них мог; и за тем прилежно просил Авраама, чтоб кого-нибудь от мертвых в дом отца его послал на уверение о том братии его.

Правда, много Пииты нудились жестокость мук сих описывать. Вымыслили, во-первых, они, будто боги беззаконного Тантала по смерти казнили так, что стоит он посреди воды по самые уста, а пить ее не может, и так непрестанною мучится жаждою. Вымыслили еще, будто Прометей за кражу божеского огня от Юпитера к горе Кавказу привязан; и орел, который к нему прицеплен, непрестанно клюет его внутренние, а те снедаемы всегда вновь отрождаются к бесконечной его болезни. Вымыслили, и будто Сизиф в преисподних непрестанно великий обращает камень, Белиды решетом без отдыха воду черпают, и другие некоторые сюда надлежащие повымышляли они басни; но столько нам жестокость мучений адовых ими доказали, как бы ничего не доказывали. Сказали Пииты, не что суть мучения адовы, но более что не суть, некто говорит. И причина готова: все бо сказанное ими уму человеческому весьма понятно, а о аде исповедать надобно, что Павел о блаженстве вечном: то есть, что око не видело, и ухо не слышало, и на сердце человеку никогда не всходило, какое во аде зло ожидает грешников. Подлинно, могу я уповать, что никто от вас, слышатели, не поспорит, что хотя б и по описанию Пиитов тех грешники во аде мучились, болезнь бы страдали нестерпимую. Но еще, однако ж, геенна далеко от их вымыслов отстоит, и чтоб кто ни привел себе во ум, геенны разве тень едину, кроме того ничего более себе не представит. Мыслит ли кто, что в геенне так осужденные будут жестоко мучимы, как у Перилла в разожженном быке медном заключенные таяли? тень он еще едину, а не вещь самую видит. Мыслит ли опять кто, что палимые огнем геенским такую болезнь чувствовать станут, какую Геркулес, когда надел на себя от Деяниры присланную ядом идриным намазанную рубашку, и та прикипела к его членам и палила так люто, что он, за легчайшее дело рассудил огнем сгореть, нежели толикое зло страдать? тень также и он постигает, а от истины самой далеко отстоит. Нет примера здесь адовым болезням, нет подобия и малейшего вечным тем мучениям. Представь, говорит златоглаголивый церкви Ритор²¹⁴, представь тебе, ежели хочешь, огнь, мечи, звери и что ни есть такое сих еще труднейшее; но ниже тень суть сия пред оными мученьями.

Впрочем, однако ж, ведать надобно всякому, что хотя, все безмерны, все неизреченны, все уму непостижны суть оные мучения, но не равно мучимы будут ими грешники, до по мере злости своей; как и Святые в небе ублажатся имут не равно же, но по мере заслуг своих и усердия к Богу. Ясным тому суть доказательством оные о блуднице Вавилонской во Апокалипсисе сказанные слова: елико прославися и разсвирепе, толико дадите ей мук и рыданий²¹⁵. И сие-то, мню, назнаменовал Спаситель наш, когда, предлагая нам Евангельскую Свою притчу о человеке, который сеял доброе семя на селе своем, а враг его пришедши после насеял между тем плевелы, и хотели рабы его пойти завременно и все плевелы вырвать, от лица его сказал: оставите обоя расти до жатвы; а во время жатвы реку жателем: соберите первее плевелы и свяжите их в снопы²¹⁶, чтоб сожечь. К чему бо сие, прошу, господин жатвы велит в снопы связывать плевелы? Не лучше ли б и без труда в один костер всех собравши сожечь. Воистину ради нас был глас сей, чтоб мы ведали, что грешники не равную, но всяк по делам своим приимут в скончании века казнь от Бога: и того для как снопы связаны и друг от друга отлучены будут. Например, лихоимец скверный с женою и с детьми и со всеми служителями, которые лихвою и неправдою с ним питались, в одном снопу свяжется; духовник невежда со всеми теми, которых неправильно разрешал или связывал, в другом; Епископ сребролюбивый, которых на мзде поставлял, с теми в третьем снопу связан быть имеет: судия лицеприемный, секретарь обманчивый, стряпчий лживый, свидетели неправедные, также иной сноп учинят; блудники, малакии и сквернители всякие, которых всех Апостол²¹⁷ отлучает от Царствия небесного, еще иной. То же и о прочих. Но мало нам о таком снопов вязании рассуждать надлежит, того более бояться должно, что снопы сии связаны все огню предадутся геенскому, а ни един от них не избежит поедающего пламени того. Как бо сия непотребная солома понесет лютость огня сего? Кто от вас, вопиет Исаия, возможет пребывать с огнем поедающим²¹⁸? кто поживет с пламенем вечным? Ежели б не человеки плотяные, но превеликие Пиренейские горы, или Армянские, или и самый высочайший Олимп мы были: пламени сего стерпеть бы не могли. Будет бо огнь геенский стихийного, который видим здесь, огня тысячекратно лютейший и ядовитейший; как то доказует в некотором послании своем вышепомянутый Константинопольский Патриарх²¹⁹. Но нам довольно будет, слышатели, и отсюда тяжесть огненного того мучения приметить, что ожжем ли мы хотя край нашего перста, не терпим; заболеем ли хотя на малое некое время горячкою, тяжко нам. Ежели ж свечной пламень и разгорячившаяся излишне внутрь нас собственная кровь наша столько нас бедных мучит; то, что уже мы будем, когда (чего да сохранит нас премилосердный Господь) в клокочущую, от страшного судилища Божия течь имеющую, оную огненную реку ввержемся?

Но сумнюсь я при сем, нет ли между нами таких, которые хотя Епикуровыми учениками не зовутся, однако ж, с ним едино мудрствуя, как блаженной жизни Святым, так и вечной муки грешником, по смерти быть не чают? И за тем любопытствуя вопрошают, где имеется ад? и каким образом в нем вещественный огнь невещественный дух палить может? и где столько дров на всегдашнее поджжение огня того возьмется? Чего ради, хотя б не были достойны ответа такие бездельные в делах Божиих курьезности; однако ж я, следуя увещанию премудрого Соломона, чтоб не похвалились таковые вопросители в суемыслии своем, отвечать на все те вопросы хочу теперь порядком. И на первое убо, то есть, что они вопрошают, где обретается ад? отвечаю с Святым Златоустом, что не надобно нам вопрошать, где ад, но как его избежать можем? Кая бо нам польза знать о сем²²⁰? Есть польза знать, что имеется конечно ад; и того для не умолчало о нем Писание. Ежели ж была бы польза и знать, где он, непременно бы Христос нас или чрез Себя, или чрез Апостолов Своих известить о сем не оставил. А понеже не известил; явно, что бесполезное наше сие испытание. Можно же, однако, с некоторых мест Писания Святого примечать, что он в самой нижайшей части и центре земли учинен. Впрочем, мне нравится тех мнение, которые говорят, что где восхочет Бог грешника вечной предать казни, на земле ли, или на воздухе, во огне ли, или в воде; тут и ад ему будет. Восхочет ли от сего самого места, например, где мы стоим теперь, отнять благодать Свою, и обратить на нас весь гнев Свой; сие самое место адом станется. Напоследок говорю я, что исчезоша испытающии испытания, поет диадемою увенчанный Пророк²²¹. И того для не должно нам взыскивать того, что Священное скрыло Писание. На второе же, то есть, каким образом огнь вещественный демонов и осужденных душ, которые в себе дух имеют, палить станет? отвечаю, что образ сей нам теперь неизвестен, и дал бы Господь, чтоб никогда его мы не искусили! И дивится ли кто такому ответу; то я его вопрошу взаимно: может быть ты искусный физик; скажи ж, каким образом душа с веществом телесным совокуплена чрез столько времени пребывает? или каким образом страждущему телу и она страждет? Например: внешние на теле нашем обретающиеся язвы, каким образом столько утруждают душу нашу? Душу ли, говоришь? Ей так! Ниже бо бездушное тело чувствовало бы какой болезни. Что? не знаешь здесь ответа дать? Кольми ж паче безответен пребудешь, когда вопрошу о большем чем? Например, как в печи, седмерицею разожженной, неопалены соблюлись три отрока? Или как Иону водный зверь имел во чреве, и не погубил? Ежели ж сего не разумеем мы; дивно ли, что и образ мучения вечного не постигает ум наш? Довольно ответа: Всемогущ есть Господь, чего сделать не возможет? К третьему же вопросу говорю, что огнь геенский не требует, чтоб чем поджигался; есть бо сам в себе неугасимый; а ежели так тебе покажется, прими во ответ и сие, что вместо дров самые тела осужденных ему будут. Но здесь, чаю, совсем отвратишь от меня слух твой, и скажешь, как может то статься, чтоб тела осужденных вечному огню геенскому были поджогою? как может статься, чтоб мягкая плоть горела, и не сгорала? Молчи, молчи ты с такими словами; от человек сие невозможно, от Бога же все возможно. Да и в натуре вещей не видим ли мы, что саламандра в огне живет; Этна всегда пылает, и не уменьшается; виссон также, полотно Индийское (в какое нынешний богач любил облачаться) сказуют, никаким жаром огня не повреждается? Не видел ли и Мoисей купину огнем горящу, но не сгорающу? Оставим убо все то Божию всемогуществу; а сами приступим прочее рассуждением нашим к четвертому и последнему мучений адовых виду.

Четвертое напоследок осужденных во аде мучение есть безнадеяние утешения или ослабления своих болезней, и конечное отчаяние милосердия Божия. Хотя бо коль бы люты и долговременны адовы ни были муки, да ежели б когда-нибудь конец им иметь осужденные надеялись; еще бы легче страдали они, еще бы утеху некую в сердцах своих без сомнения ощущали. Например, сколько пространен в разливе вод своих Океан? Но ежели б Бог велел сто лет из него единому мравию, сколько довольно ему, напиться; и сказал бы осужденным, что тогда Он их помилует и престанет мучить, когда тот мравий весь Океан осушит: то и тогда б еще осужденные, не взирая на толикую долготу своего мучения, могли радоваться, потому что когда-нибудь бы конец мучению их был. Но в том их последняя состоит бедность, что во век от Бога милости получить не надеются. Будет бо тогда Бог неумолим, и воплей и стенаний мучимых не имеет слушать. Тогда-то подлинно на грешниках исполнится Иеремиин плач; тогда-то они возопиют к Богу: покрыл еси нас яростию, и отгнал еси нас, и не пощадил; покрылся еси облаком, да не дойдет к Тебе молитва²²²; смежил очи твои (чтоб не смотреть на слезы и страдание наше), и отринул в конец нас! Тогда сбудется и оное Апокалипсическое слово: в тыя дни взыщут человецы смерти, и не обрящут ея; и вожделеют умрети, и убежит от них смерть²²³. О, смерть! (говорит на сие место Иннокентий третий, Папа Римский) коль ты там сладостна быть имеешь тем самым, которым здесь столько горька была! тебе единой с вожделением поищут, которые так зело тебя прежде страшились!

От сих убо всех реченных сего дня мною примечайте, благочестивые слышатели, в коль тяжких и нестерпимых нынешний богач нашелся мучениях! Воистину не без вины он ко Аврааму возводит очи свои, не без вины рыдает, стенет, и вопиет: стражду в пламени сем. Страждет подлинно он, и люто страждет; понеже воспоминает за коль краткие, за коль малые и подлые греховные сладости толь горькую принудился пить чашу ярости Божией. Страждет подлинно он, и люто страждет; понеже видит Лазаря презренного от себя, на лоне Авраамове упокоевающегоя, себя же во век отчужденного присносущного оного упокоения. Страждет подлинно он, и люто страждет; понеже огнем горит и всеми чувствами мучится. Напоследок всего более страждет, что не имеет никакого и малейшего в своих болезнях утешения. Вся тварь на него, как на врага Творца своего, гневается, Святые гнушаются, Бог отвращается, и никогда милости ему не обещает. И хотим ли мы, слышатели благочестивые, чтоб по исходе нашем от жития сего в страшное оное не пришли место, то бежим всячески его немилосердия, бежим сластолюбия, бежим всегдашнего пиршествования, праздности и других, которые его ввергнули в погибель такую, пороков! А как убежим их? послушайте; покажу вам на то средствие малое и ко исполнению весьма нетрудное. Что такое? Сии самые мучения, о которых у нас доселе было говорено, станем содержать мы всегда в мысли нашей, и лютую ныне помянутого богача болезнь в незабвенной обновим памяти; то пожелаем лучше стократно умереть, нежели и единожды согрешить. Поминай, говорит Сирах, последняя твоя, и во веки не согрешиши²²⁴. Чего ради и Святой Златоустый в 31-ой беседе своей на послание к Римлянам, увещевает нас, чтоб и за обедом, и за вечерию, и что бы ни делали, всегда бы о геенне разговаривали. Не попустит бо, заключает он же сам увещание свое, в геенну впасть о геенне размышление. И дал бы преблагий Господь, чтоб мы по сему увещанию на всякое время ходили, и, ходяще, живот вечный и упокоение на лоне Авраамове с нищим оным Лазарем наследовали! Аминь.

Еще ему глаголющу, прииде некий от Архисинагога, глаголя ему: умре дщи твоя.

Лк.8:49.

Ныне чтенное Евангелие.

Ныне я, по причине, предложенной нам от Евангелиста Луки о умертвии Иаировой дщери истории, хочу благочестию вашему, слышатели, представить такую вещь, которая вам не только горька и неприятна, но притом и весьма страшна покажется; чего ради наперед советую вам приуготовить себя и облечься в мужество, чтоб страх оный великодушно понесть могли.

Прочее не объявлю еще я имени вещи той, покамест не вопрошу: помните ли, благочестие ваше, какой договор положил Бог с Адамом, когда в начале миробытия ввел его в рай сладости? Велел ему от всех древес, когда б и сколько ни хотел он, в пищу себе употреблять; только единого древа, которое посреди рая насаждено было и называлось древо ведения добра и зла, не велел ему касаться под таким договором, что ежели не послушает он и коснется древа того, смертию умрет²²⁵. Послушал ли же Адам Бога? Не послушал, но простер руку на древо, по совету змеину, и ел купно с Евою завещанный плод его; и за то, по вышепомянутому договору Божию, подпал смерти сугубой, душевной, то есть и телесной. Да сам ли только Адам подпал с Евою? И со всем, которое от него в следующее время произойти имело, племенем. Умер ли убо, еще вопрошаю я вас, Адам? Умер. Умер ли Авель, Каин, Сиф и прочие его дети? Умерли. Умер ли Мафусал, Иаред, Ной, и другие Адамовы внучата и правнучата? Умерли. Когда так, то и мы, потомки его, не минем сего, и нас досягает Писание оное: лежит (определено есть) человеку единою умрети²²⁶; правда. Сия убо есть вещь (смею вам теперь донесть), которую я показать вам сегодня намерен. Но вижу, что самое имя смерти, самое воспоминание ее приводит вас в великий страх и неспокойство. Что ж делать? Я нарочно о такой материи и принял намерение сего дня с вашим благочестием побеседовать, чтоб тех в нас, которые смерть за ничто ставят, и потому о ней небрегут нимало, несколько постращать, и показать, что смерти конечно бояться нам надобно. Но здесь мне, Ваше Императорское Величество, Которой, как общей радости нашей Виновнице, печальное, а наипаче еще и ужасное, кажется, представлять не надлежало бы, всесмиреннейше просить должно, чтоб, следуя согласному оному ученых мнению: что сладкое вредит, а горькое пользует, сие мое, пусть хотя горькое и неприятное, но однако ж такое, которое может принесть некую слышателям пользу, предложение за благо принять изволили.

Я доселе могу доразуметься, слышатели, какой бы то ради причины многие из нас смерть так за мало ставили, что и в смех уже ее обращать начинают. Думал бы, что они праведные суть? Но праведен был Великий во отцах Арсений; однако ж и он, когда приближался к смерти, убоялся зло и трепетен был, к вопрошающим его о том трепете ученикам своим отвечал: ныне я пришел к тому часу, которого всегда боялся и ужасался, и которого от ума моего не отлагал никогда же; ныне тот трепет обдержит, та печаль обстоит меня. Думал бы, что они высокого достоинства люди имеются? Но смерть на лица не взирает, и высоких с землей верстает, как далее покажется. Думал бы, что они люди молодые? Но смерть, вижу я на ныне помянутой дщери Иаировой, и молодым не спущает. И за тем говорю, не могу я доселе причины их бесстрашия доразуметься; да чаю, что и они не найдут: вещь бо страха всякого, а не глумления, опасности великой, а не нерадения есть достойна.

Во-первых, страшна есть смерть; понеже крайне немилосердна. Не имеет мир иного толь жестокого в себе тирана, как смерть. Всякий бо тиран, сколь бы жесток ни был, однако ж, прилежным прошением и слезами иногда умягчиться и на милость преклониться может; а сия и средства к тому никакого в себе не имеет. Нет у нее, как видим на картинах, глаз, которыми бы она чести и достоинства рассматривала наши; нет ушей, которыми бы мольбы и прошения слезные от нас слышала: кратко, и вида в ней нет человечества, а политики и имени не знает она. И сия то причина делает, что она все блага века сего, чрез долгое время собранные, во един момент у нас отъемлет; разлучает нас от сладчайших родителей и любезных сродников; лишает жены, детей и богатства всякого; из славных творит бесславных, из красных и благолепных неимущих вида, Из кавалеров червей, из генералов персть, попираемую ногами; вместо чертогов красных, уготовляет нам гроб темный; вместо сладких снедей и мастей благовонных, смрад и гнусность; вместо златотканых одежд и драгоценных перлов, не богатый погребальный убор. Воззрите бо сами вы на гробы прежде нас бывших людей славных! разверзите земные недра! изнесите вон от Адама до сего времени всех, сколько ни было царей, князей и вельмож; и увидите, как их померкла вся светлость, как исчезла слава, как победительные на главах их увяли лавры, и все имена превысокие и титулы в ничто обратились! Но почто и смотреть нам их? довольно в пример привесть единого Филиппа, отца Александра Великого. Некогда Александр Великий имел случай идти мимо того места, где погребаемы были по обыкновению той страны трупы мертвых человек; а Диоген в то ж самое время зашедши туда, как бы некоего ради любопытства, на гробы их смотрел. Как увидел то Александр, остановился и спросил, чтоб он такое на том месте делал? На что Диоген отвечал: ищу, о царь! между сими костьми лбины отца твоего Филиппа, ищу, но в собрании их распознать ее не могу. Се коль политична смерть, видите слышатели! Кто бо был Филипп, вы сами ведаете; был царь, был многих стран победитель, быль такой воин, какого Македония ни прежде ни после его, кроме Александра, не дознала. Но вот до чего напоследок смерть его привела, что уже нельзя стало никому разобрать, которая кость того и которая подданного его! А что о Филиппе сказал Диоген, то и о всяком человеке поет Пророк: человек, говорит он, внегда умрети ему_, не возмет вся, ниже снидет с ним слава его²²⁷. Но каким образом приходим мы в мир сей, таким и исходим из него; наги приходим, наги и отходим. Чего ради Великий оный Карл, как приблизившуся концу жития его, спрашивали его домашние его, какой бы он трофей приказал поставить при своем гробе? Ответствовал: сударь с главы моего трупа; для того, что я с собою более ничего не беру. И не страшно ли сие нам слышать, слышатели! что так смерть немилосердно всех благ временных и самого мира наконец, лишить всякого из нас иногда имеет? Но послушайте только далее; то еще большего страха исполнитесь!

Второе, страшна есть смерть; понеже есть неизвестна. Известно то всякому, что он по неизменному на всех человек составленному определению Божию умрет; но неизвестно каким образом и когда. Неизвестно каким образом; понеже смерть, как некто сказал, бесчисленные к человеку имеет приступы: иногда в дом жизни его входит дверьми, иногда окнами пролазит, иногда сверху спускается, иногда снизу подкапывается; то есть, иногда человек, иссыхающей внутренней в нем влаге и теплоте естественной умаляющейся, приходит к пределу жизни, постановленному от Бога, еще прежде бытия его; и тогда смерть входит к нему порядочно дверьми. Иногда же, не дожив того времени, неприятельскими убивается руками; и тогда уже непорядочно смерть к нему входит, но как бы в окно пролазит. А случается и то, что сам человек руки на себя наносит, или безвременными трудами и излишними печалями изнуряет себя; и тогда смерть к нему приходит, как бы сквозь свод, который проломать сам он своим нерадением ей попустил. Чаще же болезни, внутрь человека таящиеся или и отвне нечаянно приходящие, прекращают жизнь его; и тогда уже как бы тать некий подкапывается тайным образом снизу, и входит к нему смерть. И понеже толь многими и различными образами приходит смерть к человеку, кто ее уберечься доволен? а наипаче что она, откуда не чает человек, приходить обвыкла. Некоторый человек видел во сне, будто лев его умертвил, однако ж, как мужу разумному было должно, не поверил тому, и вставши по обычаю своему пошел с товарищами в един некоторый храм, и увидел там на паперти льва из камня вырезанного, разверсты челюсти имущего. Здесь остановившись начал он сон свой помянутым товарищам сказывать, и показуя на льва того, смеючись молвил: сей-то есть лев оный, который меня ночию растерзал! И после того немедля ничего, дерзновенно положил свою руку в каменные его челюсти, говоря к нему так: вот имеешь здесь недруга твоего, изостри зубы, и ежели можешь, перекуси сию руку, мой лев. Едва же успел он то выговорить, как скорпия, таящаяся в тех челюстях, ощутивши руку, уязвила его смертельно. Слышатели! думал ли бедный сей человек от камня того какому ему приключиться злу? А вот видите, смерть его самая сокровенна там была. Так-то неизвестен нам образ смерти! Но воззрите еще на Авимелеха вождя Израильского, и то ж приметите. Вышел Авимелех с воинством своим на брань, и обступил знатный некоторый замок; а знал, что на брани быть не безбедственно, и того ради отовсюду опасался смерти. Но, однако ж, не опасся; но откуда не чаял, она его посетила. Он опасался, как бы кто его не уязвил стрелою, либо не поразил копьем; а того отнюдь не думал, чтоб какая женщина такого великого воина небольшим убила камнем; но cиe сбылось, а не оное; не от стрел или копий военных, но от камня, с стены градской брошенного, не от рук воинских, но от женских дух свой испустил Авимелех²²⁸. Примечайте ж отсюда, слышатели! что, как умереть, не можно никому разуметь; а когда умрем, не можно и наипаче нам знать. Послушаем, что о сем вопиет Соборник: не уразуме, говорит, человек времене своего: яко рыбы уловляемы во мрежи, и яко птицы в сети, тако уловляются сынове человечестии во время лукаво, егда нападет на них внезапу²²⁹. Как же рыбы уловляются во мрежах, и птицы в сетях, кому не известно? Те, когда спят, либо безопасно в быстринах водных гуляют, от ловцов тихо обведены мрежами, на берег извлачаются; a сии, когда, видя от птицелова некие по земле рассеяны зерна, спускаются на них, желают насытиться ими, в сокровенных тамо нечаянно увязают сетях. Таким же убо образом и человек, когда жить помышляет, тогда умирает; когда скакать намеряет и веселиться, тогда принужден бывает с печалию жизни сей лишиться; когда в славе думает цвести, тогда других заставляет себя ко гробу нести. Боже мой! с какою превеликою помпою вышел Ирод, и сидел на судилище, как вижу я в Деяниях Апостольских! Облекся он во все светлое одеяние царское, возложил на главу диадему, держал в руке скипетр, и так говорил гордо к народу, что глупый народ, великолепием славы его удивлен, за Бога его почел; восклицал бо ему: глас Божий, а не человеч²³⁰. Но что ж за тем последовало? Нечаянно пред всеми поразил Ирода Ангел Господень, и вскоре червьми изъеден быв, лишился сей мнимый божок жизни своей. И одного ли Ирода постигла такая внезапность? Агамемнон во время всей Троянской брани никакого вреда себе не принял, а возвратившись в дом, когда было только по военных трудах своих, бедный, несколько упокоиться хотел, наваждением жены своей, в первую самую ночь заклан, во ад пошел. Олоферн также между сладким сном своим, горькую от рук Иудифиных выпил смерти чашу. Недалеко разнствует от сих и Бубуль оный, в древности много славимый муж, который в то самое время, как по некоторой победе триумфальною каретою в великой славе по граду везен был, падением одной небольшой с кровли доски мертв учинился. Прочее, к чему чужих заимствую примеров? и домашних предовольно. Сколько бо за столом сидя, от сего отходят света? сколько, на постелю ради малого некоего упокоения плоти своей легши, во век не встают? сколько и других подобных сим нечаянных смерти бывает образцов в людях? И не страшит ли то никого?

Однако ж, что я ни представляю, молодые люди, чаю, в себе, напротив, говорят: как то ни бывает, только нам еще рано опасаться смерти; чего ради, поведу я их ко Апокалипсичнику. Богослове Святый! скажи нам, на каком коне ездящую видел ты смерть? На бледном, отвечает Богослов: видех, говорит, коль блед, и седяй на нем, имя ему смерть²³¹; а в ином переводе написано вместо бледного, зелен. Ведаем ли же мы, какая в сих двух разногласных словах тайна? Такая, что смерть не только бледной старости, но и зеленеющейся не щадит юности. Правда, что она прежде как бы пешком ходила по людям, и хромала; понеже более осьми и девяти сот лет тогда люди жили; ныне же по приличию на коне ездит; понеже так Бог умалил дни наши, так скоро вземлется от земли живот наш, что уже можно стало Иакову Святому уподобить его пару, вверх лучами солнечными подъемлющемуся, и внезапно исчезающему²³²!

Но, однако ж, признаюсь я вам сам, слышатели, что обе сии причины, сколько ни суть страшны, мужественного духа поколебать совсем не могут. Не может преждепомянутая устрашить в нас тех, которые ничего в мире сем не имеют, но часть их все един Бог есть, a сия не может устрашить тех, которые на всяк день и час ожидают к себе прихода смерти; которую же далее объявлю причину, та не только грешника, неготового ко исшествию от сего мира, но и самых праведников, всегда смертный час пред очами имеющих, устрашить сильна. И за тем внимать вам надобно еще прилежнее следующим.

Третье и последнее, для чего должна быть страшна человеку всякому смерть, есть то, что она имеется вратами к вечности. Но здесь мне надобно на малое время остановиться и вопросить вас, слышатели! Чтоб вы чрез вечность разумели? Разумеете ли тысячу тысячей лет, или миллион миллионов, или столько числом лет, сколько песку при брегах моря, капель в Океане, звезд на небе? Нет: вечность есть число годов числа не имеющее; есть мера времени безмерная; есть долгота, которая ни единого у себя не имеет конца; но и годы ее беспредельные, и часы бесконечные, и последняя минута в ней вечная. Вместили ли вы, что я сказал? Я знаю, что не вместили; но и я говорить языком то могу, а вместить во ум не могу; и ежели б вместил, то б вечность не была бесконечная, и, следовательно, вечность; потому, чтоб у меня во уме пределы ее явились. К таковой-то убо вечности, помните, есть врата единые всякому, смерть.

Взойдет ли же кто во врата сии, то две ему предлежат дороги: едина на правую, а другая на левую страну; едина ко всесчастливой и прерадостной вечности, другая ко окаянной и неоплаканной. Счастливою вечностью называю я место упокоения, инако рай и Царствие небесное, уготованное Святым прежде сложения мира; а окаянною вечностью называю ад, геенну, место мук, грешным определенное. Называю же оба те единым вечности именем; понеже как там без конца Святые ублажаются, так и здесь без надежды ослабления болезни грешники всегда мучаются. Две сии дороги где начинаются, тут при самом их устье сделан стоит высокий трон; сидит на нем Судия, Который именуется истина; очи Сего Судии так острозрительны, что не только все видят тайные и явные, на земле соделанные нами дела, но и самая острота их проницает преисподние места; вид лица Его иногда жесток и яростен, иногда же весел и приятен. Когда приятно лицо Он показывает, то не столько нектар услаждает уста, не столько вкусна жаждущему оленю вода, как хотя б чрез один момент смотреть на Него человеку. Самые пресветлые Ангелы насытиться сладкого того зрения не могут; но сколько ни смотрят на Него_, более еще смотреть желают, по оному: ядущии Мя еще взалчут, и пиющии вжаждутся²³³. Когда ж, напротив, яростен вид лица Его бывает, то уже б от великой той и нестерпимой ярости рада куда-нибудь, ежели б можно, убежала самая земля; вся тварь тогда трепещет, небо трясется, горы растаевают, и самый ад от страха зубами скрежещет. Пред лицом Судии сего лежат книги разгнутые, в которых всех нас действия подробно описаны; то есть, как, и когда мы их делали, и сколько раз деланное повторяли. Например, сделал кто грех против 7-й заповеди, украл: то каким он то сделал образом, тайным ли, явным ли, или политичным. И ежели политичным, например, продолжением нужного чьего дела; то, кто тот человек был, которого он столько по коллегии своей таскал: богатый ли, или убогий, патронами ли обстоим, или беспомощная вдовица? И ежели беспомощная вдовица; то сколько та бедная у его ворот времени стояла, сколько на крыльце мерзла, сколько раз падала ему в ноги, сколько слезами лице свое омочала; а он не показал ей милости, покамест не продала сия остального убогого своего одеяния, и на стол денег ему не положила. И прочие дела наши таким все образом в книгах у Судии Того описаны. Внемли же здесь всяк и то, что Судия Сей лиц никаких не приемлет; равны бо пред ним всех чинов и достоинств люди: ниже на дары призирает, богат бо есть, и не требует ни от кого ничего. Собери, ежели можешь, от всего света драгоценные вещи; притяжи и совокупи во едино всякое мира сего богатство и принеси Ему на измену души твоей, не примет. Впрочем, пусть, хотя б и принял, но никто тогда сотворить сего не может; входят бо во врата смерти люди нищие, нагие, ничто же у себя кроме дел имеющие, как выше было сказано.

И доселе я страшное и неумытное судилище Божие, на которое всем нам, по Апостолу, явитися подобает²³⁴, на сердце Твоем, слышатель, изобразить, сколько мог, старался. А теперь помысли, молю тебя, сам, будто ты уже вошел вещию самою во врата, смерти и стоишь пред страшным оным Судиею; и действительно испытание производится о твоих, которые чрез всю жизнь ты ведением или неведением, по злобе или по немощи, руками или языком делал, или хотя и в сердце только имел еще, делах; и за все то последнее слышишь изречение от Него. Изречение же, когда праведного и непорочного в зерцале совести твоей видишь ты тебя, cиe на тебя износит Господь: благий рабе и верный, вниди в радость Господа твоего²³⁵! Когда ж, грешник, и счастливой вечности недостоин ты находишься; то слушай, что тебе Судия сей говорит: Неблагодарный, говорит, и всякой милости недостойный человек! Я тебя участником учинил Моей благости, привел тебя от небытия в бытие, разумною одарил душою, превознес паче всех видимых тварей, что более? и Ангелов на службу тебе Я определил; наконец Я сам тебя ради плотью стался, страдал, распинался, кровь Мою изливал, и смертью поносною умирал. Тако ли же ты за благо Моя воздал Мне злом? тако ли за любовь Мою Меня возненавидел? тако ли кровь Мою за тебя излиянную презрел, попрал и поплевал ты? Ну иди ж, когда так, теперь в геенну огненную. Не хотел было Я тебе того, но ты сам себе то избрал при животе твоем; не тебе было уготовано место сие, диаволу и аггелом его²³⁶, но ты сам вместе с ними быть захотел: иди ж убо к тому, которого возлюбил ты, мучься с ним, терзайся, рыдай, вопи, скрежещи зубами, снедайся совестью; но не думай, чтоб когда-нибудь конец был твоему страданию; покамест Я буду Богом, покамест праведный гнев Мой на тебе пребывать имеет. О страха! О ужаса! кто не вострепещет сердцем, слыша сие? кто ли не содрогнет всеми удами от помышления такового? Ей, превращаются во мне все пульсы, содрогают жилы, и самая кровь в сердце стынет, когда мыслию моею приступаю до врат смертных, до врат оных, которые к Тому страшному Судие ведут. А наипаче то меня в крайнее недоумение повергает, что я слышу, что пред Судиею Сим и звезды нечисты обретаются²³⁷; и праведник на суде Его едва спасется: а нечестивый и грешный, каков я, где уже явится²³⁸? Вижу я у Иepoнима, что сам, дивное пустынников украшение, Святый Иларион, во время разлучения души своей от тела, ужасался суда сего, и за тем унывающую свою душу ободрял такими словами: изыди душе моя, что усумневаешися? изыди, что боишися? седмьдесят лет Богу работала еси, и еще изыти ужасаешися? А я уже что тогда сотворю? каковыми словами увещаю окаянную душу мою? или откуда оправдания поищу ей? Ах увы! ах жаль нестерпимый! ах ужас неисповедимый! И когда б мне можно было всему в слезы разлиться! но примечаю, что и ваше сердце, слышатели, та ж обдержит печаль; и ваш дух в том же обретается смущении. И достойно воистину; слышали бо вы, что единою ногою за врата сии поступивый, никогда уже не возвратится. Но, однако ж, не попускаем далее в сердцах наших сему страху распространяться, как только дотуда, чтоб могли мы удерживать себя от заслуживающих нам несчастливую оную вечность грехов и беззаконий всяких. К чему и премудрый подает наставление всякому сын Сирахов, где говорит: поминай последняя твоя, и во веки не согрешиши²³⁹.

Впрочем же, кроме сих причин, не для чего нам бояться смерти. Первое, что смерть сия несть прямо смерть, но сон некий. Ибо как утрудившийся от тяжкого бремени ношения человек сладким чрез несколько часов упокоевается сном. а потом восстает, и вновь восприемлет силы свои; так и мертвые все, хотя б и в прах пременившиеся, хотя б и зубами зверей съеденные, хотя б и в пепел огнем обращенные, всемогущею силою Божиею в день последний воскреснут по неложному Христову предсказанию оному: грядет час, и ныне есть, егда мертвии услышат глас Сына Божия, и услышавше оживут²⁴⁰. Боимся ли ж мы, когда на постелю спать ложимся? Нет. Для чего? Для того, что в нем упокоиться несколько от трудов наших, и в лучшем еще состоянии после встать надеемся. Когда ж так, то не должны мы бояться, когда и смерть пред очами нашими стоит; для того что и сие сон есть, как сказано. Разбудит нас непременно труба Архангелова; встанем конечно со одра смертного; выйдем из темноты недр земных, да еще в далече лучшем, нежели теперь, состоянии. Что бо теперь в нас смертное тогда смерти не убоится; что тленно подлежит в нас теперь, тогда во веки нетленно пребывать имеет. На что верного имеем свидетеля Святого Апостола, который так о погребении усопших говорит на некоем месте: сеется в тление, восстает в нетлении, сеется не в честь, восстает в славе; сеется тело душевное, восстает тело духовное²⁴¹. Второе, смерть сия есть свобождение нас от неволи, и преселение к животу вечному; потому что здесь душа наша в теле как в темнице заключена, и различным, как на каторге, трудам подвержена есть; а когда разрешается от тела, на свободе и покое она пребывает. Чего ради и Пророк негде молит Господа, чтоб вывел его из такой неволи: изведи, говорит, Господи, из темницы душу мою²⁴². Плачет ли же, рассудите, невольник, когда из тюрьмы освобождается? не паче ли еще торжествует? А когда так, почто и мы бояться смерти или рыдать о приходе ее имеем? Выйди, не бойся, всяк сам во сретенье ее; ободрись и скажи ей смело с Павлом: желаю разрешитися от уз плоти сея²⁴³. Да не скажет же мне здесь кто, что он не монах; препятствует ему так отважиться жена или дети, честь или богатство: понеже сколько ни держаться, однако ж, будет когда-нибудь непременно со всем тем расстаться. Необходимая се дорога; долг естественный сего требует; на то мы и родились, чтоб умерли; пришельцы мы на земле, якоже вси отцы наши²⁴⁴. Сколько убо по чужой стране ни скитаться, в дом возвратиться надобно. Смертны есть мы; хотели ли б убо, или не хотели, умрем. Ах! да почто ж бы и не хотеть нам смерти, когда она к лучшему животу есть преселение?

Есть о некотором пустыннике повесть, что он, ходя на едином острове, нашел труп исполинского вида, и воскресивши его о имени Христовом вопросил, чтоб то он за человек был и как умер? На что исполин отвечал, что он сын некоторых язычников, которые от части ласканием, а от части и повелением убедили его сброситься с превысокой горы в глубокий ров в честь Тирма, бога своего, от которого и обещали ему по смерти безмерное и некончаемое получить блаженство; однако ж он напротив того в вечных обретается мучениях.

Слышатели! мнимого, и сказать прямо, ложного ради обещания живота вечного язычник сей, как вы слышали, умер без всякого отрицания. Нам же не ложно, но истинно Спаситель наш обещает во Евангелии, что веруяй в Него, аще и умрет, жив будет²⁴⁵; еще ли убо смерть страшна нам? Разве то еще нас в сумнение повергает, что не знаем мы, к благополучной ли нам вечности во время исхода нашего отсюда врата отверзутся или к несчастливой? Но уже обнадежил нас твердо Христос там же во Евангелии, что веруяй в Него, не имать осужден быти²⁴⁶. Тщимся убо только, чтоб вера в нас была; вера же не мертвая, но живая, каковой от всякого Христианина требует Святой Иаков²⁴⁷. А когда такая вера будет в нас, чего б ради бояться мы имели смерти, уже не останется. Наконец скажу: помним мы всегда смерть, и к приходу ее на всяк час и минуту готовимся; то так к ней привыкнем, что она нам сладка как сон и сладчайше его еще соделается.

Ты же, о Христе Спаситель наш! когда таковых обрящешь, не смотря ни на что, возьми нас от бед, печалей и болезней исполненной страны сей; свободи от уз многострастной плоти сей душу нашу; изведи ее из плачевной жития сего темницы, и всели, где все праведные у тебе упокоеваются! Мы боимся смерти, понеже опасаемся в пришествии ее противного пострадать случая; а когда к горнему Твоему блаженству путь она нам стлать будет, то мы с радостию вся дольняя сия оставляем, и говорим с Давидом: готово сердце наше, Боже! готово сердце наше²⁴⁸! Аминь.

Учителю! что сотворив живот вечный наследую?

Лк.10:25.

Ныне чтенное Евангелие.

С каким бы то намерением ни выговорил законник оный сии слова, слышатели благочестивые, только вопрос его сей есть такой, которого ни нужнее ни полезнее ничего предложить не можно; для того что все мы ведаем, что наше житие не здесь, но на небесах есть, как Павел вопиет, которого искать мы всеми мерами должны. Но ах! что я говорю, все ведаем? Может быть есть и таких много, которые о всем том инако рассуждают. Представлю убо я таковым в следующей моей беседе, что то есть подлинно настоящая жизнь, и что будущая?

Прежде же всего прошу выслушать одну малую повесть: корабельник некоторый, по разбитии корабля своего, успел ухватиться за одну из разбитых досок его; и, плавая на ней чрез некое время, увидел одну носиму на море немалую земли груду; и как скоро увидел, думая, что то твердая земля, поспешал всячески до нее. По счастию прибился он к той груде, и вылезши из воды, начал отдыхать на ней, и радоваться о таком пристанище, не рассмотря ни мало его основания: а понеже то ему место весьма понравилось, то он мыслил, чтоб и жилье себе завесть на нем, а во отечество не возвращаться. Лишь же только в таких размышлениях углубил он свой ум, тут нечаянно стало его любезное место колебаться, стала земля расходиться, и вода паки пожирать его в свою начала утробу. Сему корабельнику подобно весьма настоящее наше состояние, слышатели! Мы теперь находимся на таком месте, которое никакой в себе твердости не имеет, и в то ж самое еще время оставляет нас, как мы задумываем упокоеваться на нем. Приметить всяк то может на поминаемом у Ездры оном вдовичином сыне, который лишь только было вошел в чертог брачный, нечаянно пал мертв²⁴⁹. Можно приметить то и на знатном оном Евангельском богаче, которому в то ж самое время, как он смотря на угобзившуюся свою ниву, говорил душе своей: душе! имаши многа блага, лежаща на лета многа; почивай, яждь, пий и веселися²⁵⁰, пришло от Небесного всех вещей Управителя объявление такое: безумне! в сию нощь душу твою истяжут от тебе; a яже уготовал еси, кому будут²⁵¹? И как же бы кто посмел на толь опасном утверждаться месте? Нет, нет, слышатели! подлинно не житье нам здесь; надобно нам твердейшего и безопаснейшего гораздо искать пристанища. Пусть красны века сего блага, пусть прелестно злато, пусть приятен нектар, пусть хороши чести и достоинства: да можно ли нам всем тем спокойно наслаждаться, когда на всяк день умираем, то есть, смерти подлежим, и пребываем всегда, как овцы заколения, по слову Апостольскому²⁵²?

Некогда Дионисий Сиракузский, тиран, завидующего ему в благополучии Дамокла, друга своего, хотя вывесть его из такого мнения, и показать, сколь бедно житие начальническое, приказал посадить на золотой стул, представить пред ним богатую трапезу, насыпать пред очи злата и сребра и камений драгоценных множество; а притом и лепозрачных отроков и отроковиц служить ему приставил; словом: ничего не опустил, чтоб могло служить ко удовольствованию его желания. Но между тем над самою его шеею на тонком волосе обнаженный повесил меч. Радуйся, Дамокл! ты теперь все у себя имеешь! ты теперь по твоему изобилию другой Дионисий! Пожалуй, милостивый государь, отвечает, залившись слезами, Дамокл своему Царю, выведи меня из толикого блаженства; пожалуй, возьми твою такую милость от меня и прикажи встать с золотого стула. Не могу я доволен быть, хотя б ты и корону твою на меня надел, как вижу над главою моею на одном волосе утвержденный меч. Вот как рассуждал тогда о своем состоянии Дамокл! Но что ж, не видим ли и мы, что посреди всех наших веселий, посреди всех забав и утех, как я теперь лишь помянул, меч смертный всегда над выями висит нашими; а висит весьма липко, так что на всякий час и минуту бояться должно, чтоб не оторвался он, и не прекратил нашей жизни? И какое ж это пребедное состояние! какое житие плачевное! не жизнь это, воистину, но смерть самая; и ежели бы прилежнее рассудили мы о сем, конечно бы лучше умереть, нежели жить желали, и молили бы имеющего власть жизни в руке своей, с Пророком, чтоб извел скорее душу нашу из плачевной сей темницы²⁵³.

Но пусть бы и так Бог сделал, чтоб мы никогда не умирали: то уже ли бы и не должны были иной искать жизни? уже ли бы подлинно довольны были сею многобедственною страною, в которой то беды и напасти; то скорби и печали, то алчба и жажда, то зной и мраз, то другое многоразличное зло попеременно мучит нас? Воистину, еще бы нам беднейшей далеко, нежели теперь, показалась жизнь сия, ежели б конца не имела. Благодарим Тебя, Творец наш! что премудрым Твоим промыслом так устроил Ты, чтоб непродолжительно было сие наше странствование! О! когда бы не так, то какое бы утешение могли иметь сосланные на вечные каторги? какое бы слепые, глухие, рук или ног не имеющие? какое бы нищие, сирые, обидимые? какое бы и самые богатые, сильные и преименитые люди, от разных своих трудов и попечений не меньше, как и самые те нищие воздыхающие? Cиe я говорю, да то ж подтверждает в четыредесять втором слове своем и Святый Амвросий. Толиких, говорит он, наполнена есть жизнь сия зол, что в сравнении ее смерть не казнь, но облегчение мнится быть; и видится, что того ради сделал нарочно Бог кратку жизнь сию, чтоб печали ее, когда не могут благополучием, краткостию времени прекращалися.

Но представь мне кто хотя и самого Поликрата, представь такого человека, которому бы никакого зла во всей его жизни не приключалось; то однако ж смело утвердить можно, что и такому бы человеку жизнь сия непременно, когда-нибудь наскучила. Мы читаем в историях, что Диоклетиан, когда никто его не нудил, оставил царское великолепие и приватную избрал жизнь. Перикл, начальник Афинский также превознес паче начальства Афинского уединение: смотрите сами, что у него на отдаленном маленьком дворике написано? Нашел, написано, я пристанище, надежда и счастье, прощайте! То ж сделали и другие многие. А для чего; буде ли не для того, что здешнее благополучие самое есть скучное, не упоминая о том, что оно еще бывает притом всегда сопряжено с некоторою бедностию? Ибо, как говорит негде Августин²⁵⁴, у всякой здесь души суть два мучителя, по переменам се мучащие: они называются страх и болезнь. Когда нам зло, болезнуем; когда добро, боимся, чтобы, то есть, как его не опустить. И того ради он же²⁵⁵ инде говорит, что всяко стяжание земное казнь есть похотения нашего, дабы в самых благах тех мучился дух наш, который презирает всех благ Подателя.

Видите ль убо вы, слышатели! что напрасно столько пристрастия мы имеем к настоящей жизни, напрасно надеемся, как и вышепомянутый корабельник найти себе покоя, где ничего нет твердого и постоянного. Верьте, что мы в мире сем ни видим, все то прелесть и обман единый. Памятуйте, что мы пристали не к странам твердой и незыблемой земли, но на ходячий и отовсюду внезапному разорению подверженный остров. И того ради не надлежит нам прельщаться видением красот его, но стараться надобно о безопаснейшей пристани, где бы от всех худых приключений могли быть свободны. А таковая-то пристань есть блаженная оная жизнь, о которой спрашивал законник вышеобъявленный Христа, говоря: Учителю! что сотворив живот вечный наследую?

Почему? Первое, потому что жизнь сия есть вечная, смерть в пределы ее вступить не смеет; ниже опасаются когда истления благ ее, как опасаются благ века сего. Но все, что ни есть там, есть твердое и непременное, как то засвидетельствовал глас оный, бывший иногда с небес к Апокалипсичнику: отъимет, рече, Бог от очию тех, которые вступят в жизнь сию, всяку слезу, и смерти не будет ктому; яко первая мимоидоша²⁵⁶; и Исаия вопиет негде: узрят, о человек! твои очи, когда только войдешь в пределы жизни сей, Иерусалим, град пребогатый, которого храмины во век не поколеблются, ниже подвигнутся; колие храмины в вечное пребудут время, и ужа не преторгнутся²⁵⁷. Второе, что изобилие, которым пользуются все обитающие в стране сей, есть такое, что величества его ни умом понять, ни языком описать не можно, по оному Апостольскому слову: око не виде, и ухо не слыша, и на сердце человеку не взыдоша, яже уготовал Бог благая любящим Его²⁵⁸. Нет там ни в чем недостатка; все, чего только желать можно, находится там в готовности; а что находится, то все такое, чему меры или пределов никаких не имеется. Буде лишь бы хотел кто малую некую всего того блаженства идею во уме своем представить; тот должен думать так, что буде ли б хотя одна капля сладости его на язык наш уканула, то бы уже все блага жизни сей паче гноя воссмердели нам. Как то действительно оказалось на недавно помянутом Апостоле, который, хотя еще только по образу преходящего, как говорят Богословы, повидал красоту места оного, когда был восхищен до третьего небесе: но лишь только повидал, не престал уже того времени всякую сладость и красоту, блага мира сего ставит за уметы²⁵⁹, и желать разрешиться от уз плоти своей, дабы скорее возмог быть участником показанного ему блаженства, как то все видеть можно и в одном его послании к Филиппийцам²⁶⁰. Третье наконец, что жизнь оная одна есть, которая беcконечный души нашей аппетит насытить довольна, по силе оных слов Пророческих: насыщуся внегда явитимися славе Твоей²⁶¹; и есть насыщение сие толь приятное, что никогда скуки в нем никакой найти человек не может, как то Дух Святой чрез Иисуса Сирахова объявляет нам: ядущии, говорит, Мя еще взалчут, и пиющии возжаждутся²⁶², то есть никогда не престанут желать Божественного того насыщения.

И о сем-то убо должны мы, слышатели, пещись; о сем денно и нощно помышлять, то есть, чтоб могли наследовать такую преблаженную жизнь, особливо что мы на тот конец и созданы. Не думай бо никто, будто нас Бог создал, чтоб мы только сего насладились света. О когда бы то было, не весьма бы велика, в сравнении нынешней, милость Божия к нам была чрез то показана! понеже какое бы мы в таком случае различное от скота и других бессловесных тварей имели наслаждение? Все бо, что насыщает, или услаждает нас, то и они имеют; и еще больше иногда, нежели мы; понеже от них и мы некое из сих получаем. Но и беднейше бы многих бессловесных тварей, кажется, мы были тогда, понеже они столько трудов, или попечений никогда не имеют, сколько мы. Уже, например, мы с немалым трудом себе одежду или прокорм достаем; а им натура все то без дальнего труда им даровала. Мы чрез много лет, как родимся, не только пропитания нам сыскать, но и двинуться не умеем; а они уже таковых и подобных бедностей отнюдь не знают. Надлежит убо непременно утвердить, что Бог человеку иное от сего жития приуготовил, в котором бы и Свою над ним особливую благость и его пред прочими тварьми преимущество оказать имел. Да сие точно и было у Него намерение, когда созидал Он первого оного человека; то есть, чтоб он чрез некоторое время, живучи в стране сей, мог себе заслужить блаженную оную вечность.

Сию убо, о слышатели! повторяю я, сию и всеми силами взыскиваем мы, как странники и пришельцы своего отечества, сюда спешим, сюда все сердце и ум наш обратим, говоря с Давидом: коль возлюбленна селения Твоя_, Господи сил! желает и скончавается душа наша во дворы Господни²⁶³; а мира сего суету поперем и поплюем всю, говоря ко князю его с дерзновением: прощай ты, лукавый прелестник! со всеми твоими сладостьми и увеселениями. Знай, что к большим мы рождены, нежели чтоб земле служили. Ни персть нам, ни мгла, ни тень обещана, но небо, в котором, преселившись из плачевной сей долины, ежеминутно уповаем начать всесчастливую оную вечность. И можем ли мы, оставя истину такого блаженства, наслаждаться твоими привидениями одними? О! воистину забвена буди десница наша, и прильпни язык гортани нашему, аще не в начале всякого веселия нашего предложим тебя пред очи наши, Иерусалиме, прекрасный наш Иерусалиме²⁶⁴! И дал бы пренебесный твой Владыка, чтоб, когда угодно Ему будет, настоящему нашему прешельствию положить конец, сделались мы твоими жителями, и наследниками неизреченных оных твоих красот. Аминь.

Востани спяй и воскресни от мертвых.

Еф.5:14.

Ныне чтенные Апостольские слова.

Павел Святой, благочестивые слышатели! пришел нас сего дня пробудить от сна: слышите ли вы глас его? Уже, говорит, ночь оканчивается; уже заря солнце на ваш горизонт спешно выводит: уже все на дела свои выходят, что вы еще лежите? что спите? Вставайте поскорее: востани спяй и воскресни от мертвых. Послушаем, когда так, мы гласа сего, и вставши поблагодарим Святого Апостола за такой труд его. В чем нам, отвечаете, послушать его? мы уже и так давно не спим. О, дал бы преблагой Господь, чтоб это праведно было! дал бы, чтоб ни един не нашелся в нас теперь упоен сном! Но ведаем ли еще мы, о каком нам сне Павел Святой напоминает здесь? Он не о телесном сне, которого необходимо естество наше требует, говорит здесь; но о душевном, который естеству нашему весьма противен, но внешним чувствам безмерно люб и приятен: за чем и нечувствительно вкрадывается в человека так, что иногда целый век свой проводит в нем человек, и не чувствует того в себе. Сим убо сном не велит наш Павел Святой усыпленным на одре сластей наших дни и ночи пролеживать. И воистину нельзя сказать, чтоб ни в ком из нас его не было. Может быть, и очень многие спят; да не думают, что спят. Но убо, кто мы сыщемся такие, должно нам со благодарением принять Апостольское слово; должно отрясти от очей наших дремание и встать с одра немедленно: понеже весьма то человеку вредительно, как покажет следующее слово мое. Но первее еще в тонкость выразуметь надлежит нам, что, то есть такое, сон душевный?

Сон душевный называется здесь у Апостола не что иное, разве нерадение о спасении, слышатели! по такой причине, что, как спящий человек ни о настоящих рассуждает, ни о прошедших вспоминает, ни о будущих спрашивает: так и нерадящий о спасении своем грешник, ни, кто его создал, ни, на что создал, ни, что опять с ним в настояществе делается, ни, что по сем следовать имеет, отнюдь не помышляет. Говори, что хочешь, покамест спит, человеку; он не слышит. Нерадивому грешнику также, пусть кто что ни представляет, до спасения души касающееся; он не чувствует. Пусть проповедают, например, самые небеса, что есть Бог; он не чувствует. Пусть гремит Священное Писание, что всем нам явиться подобает пред судищем Христовым; он не чувствует. Пусть вопиет самая совесть, что неложно есть уготовано страшное ради грешников мучение по смерти, как ради праведников напротив несказанный покой и наслаждение; он не чувствует. Кратко: пусть все Пророки и Апостолы, все Патриархи и Учители, наконец сам Христос пусть с ними придет, и вострубит во уши нерадивому грешнику громкою трубою, что душа у него одна, и та вечная; надобно бояться, чтоб такую редкую вещь не потерять напрасно, и подобное, ему все то ничто; он и уха приклонить на такие увещания не хочет; но услаждаясь внутрь сновидениями своими, блажит себе непрестанно, и говорит, как и ныне помянутый во Евангелии богач, к душе своей со всяким дерзновением: душе! почивай, яждь, пий и веселися²⁶⁵.

Что сон сей весьма вредителен человеку; то подумайте вы теперь со мною сами, слышатели! Если бы какой ленивый воин, стоя на военном поле в то самое время, когда б неприятель его с жестоким устремлением нападал на него, когда б пули округ шумели, когда б стрелы над головою сыпались, отложивши оружие, спать захотел: не был ли бы такой сон его вредительным ему? Воистину бы безвременный тот сонливец в явную беду себя и погибель повергнул. Но что ж есть житие человеческое, буде ли не брань? Брань есть, да с каким еще сильным неприятелем. Несть наша брань, возглашает Апостол, к крови и плоти, но к началом, и ко властем, и к миродержителем тьмы в века сего, к духовом злобы поднебесным²⁶⁶. О, воистину брань се жестокая должна быть и многотрудная! И против бо крови и плоти стоять бывает иногда трудно, а против бесплотного, да еще злобного духа, что уже? Утрудится ли когда дух? перестанет ли от нападения злоба? Весь день и ночь боря стужает²⁶⁷; всяк час и минуту, разверзши уста, поглотить бедного человека желает, как Петр Святой сказывает: трезвитеся, говорит, братия_, и бодрствуйте, зане супостат ваш диавол, как лев рыкая, ходит, иский кого поглотити²⁶⁸. Ну ж убо теперь возьми всяк во ум, в какую опасность предает себя грешник, когда во время тяжкого на него вражьего восстания, протягшись на мягкой постели, и укрывшись одеялом теплым, спит на оба уха? Опасен был сон Саулов, когда к спящему ему на колеснице, подошел Давид, взял копие его и сосуд от возглавия²⁶⁹; опаснейший еще сего сон был Самсонов, когда почивая на лоне любезной своей Далиды, лишился волосов, а с ними и всей чрезвычайной своей крепости так, что уже удобно было ему попасться в руки немногих иноплеменников, который иногда тысячи их один побивал ослею челюстию²⁷⁰. Но уже далеко сих и подобных снов всех бедственнейший, мне кажется, сон грешничий; потому что у него в такое время, как вы слышали, не копье или сосуд водный уносится, ниже опять власы только острижены бывают, но весь он во уста дьявольские входит. Сравнил бы я сей сон его с сном Сисариным²⁷¹; он, некогда бежав с брани, обманувшись лестию хитрой Иаили, взошел в ее палатку, и напившись от великой жажды с сладостию поднесенного от рук ее млека, уснул весьма приятно. Видя то Иаиль, не рассудила за благо способное к приобретению себе немалой, чрез искоренение толь тяжкого всему Израильскому роду неприятеля, славы, терять время; отняв кол один от своей палатки, и наставя его на скрания Сисарина, ударила молотом так жестоко, что кол прошел сквозь главу в землю. Сравнил бы, говорю я, с сим сном сон грешничий; но не был и он столько бедствен, сколько сей сон, для того, что кол, который в руке у дьявола, проходит не сквозь тело только, что вещь не велика; но и сквозь самую душу, разлучая ее не от прелестной какой, но от истинной в Боге жизни, что зло есть неописанное.

Да добро, оставим это. Пусть хотя б и не имели мы здесь толь злых нам врагов; пусть бы жизнь наша не брань, но мир и тишина одна была: то уже ли бы и в таких обстоятельствах сон сей не принес нам никакого вреда? Буде ли бы земледелец, служащее к сеянию время, или виноградарь способные ко окапыванию винограда своего дни проспал; не был ли бы ему во вред сон такой? Да что ж наша жизнь вся, ежели не время, которое дал нам Бог к приуготовлению, которые могли бы нам на целую вечность годиться, плодов? Ныне, говорит предначавый настоящую нам беседу Апостол, время благоприятно, ныне день спасения; ниедино ни в чем же дающе претыкание, да служение, наше беспорочно будет²⁷². А буде ли мы проспим это время, воротится ли оно когда-нибудь к нам? Никогда же. И того ради говорит Евангелие, что делать подобает дела Божии, дóндеже день есть: приидет нощь, егда никтоже может делати²⁷³. И помянутый Апостол, где возбуждает нас от сна сего, мало нижше что придает? Блюдите, говорит, како опасно ходите, не якоже немудри, но якоже премудри; искупующе время²⁷⁴. А что ж сии его хотят слова два, искупующе время? Я знаю, как Толкователи Священного Писания объясняют сие место. Говорят иные, что искуплять время, есть то, потерянную во грехах жизнь возобновлять чрез покаяние; другие пространнее, что искуплять время не что иное, разве высвобождать его, как бы из неволи какой, от злых дел, и употреблять на благое. Все то почти одно, и все полезно и благочестиво; только я спрашиваю теперь не о том. Я спрашиваю, для чего куплю здесь воспомянул Апостол? Купить, что ни хотел бы кто, настоящу торгу, может; а когда расходятся продавцы, и лавки заперты бывают, никому ничего купить не можно. И в сей-то силе, думаю я, уподобил Апостол житие настоящее купли; думаю, говорю я, что он хотел нам дать знать, что покамест человек в сей жизни, иметь время может; пресекшейся же жизни, достать ни за какие деньги ему уже бывает того нельзя. О, когда бы осужденные во аде могли купить себе время хотя час один; какую бы они цену дать за него пожалели? не только б все свое имение, не только б злато и серебро свое, не только б пребогатые дворы и отчины, не только б рабов и рабынь множество на тот один час променяли, но и себя самих всеохотнейше бы на промену отдали. И так уже не вредно ли человеку толь дорогое сокровище потерять во сне?

Но сих еще главнейший есть резон назвать нам всепагубнейшим сон грешников. Все то известно есть, что мы в таком состоянии находимся, в каком рабы, ожидающие господина своего. А когда ж наш Господин придет к нам, знаем ди? Нет: в оньже час не мните, Сын человеческий приидет²⁷⁵, Сам Он объявляет во Евангелии; и во Апокалипсисе: се гряду, говорит, яко тать; блажен бдяй, и блюдый ризы своя, да не наг ходит, и узрят срамоту его²⁷⁶. И как же бы в такое время было можно нам безвредно спать? Заспались иногда юродивые девы, вышедшие на сретение жениха, и не видели, как их загасли светильники; а между тем и сделался нечаянно вопль: исходите в сретение жениха²⁷⁷; тогда, что с ними сталось, ведаем. Не так ли ж убо и мы пострадаем, буде ли застанет нас спящих день последний? не затворится ли и нам дверь небесная? Не услышим ли и мы неприятного сего от уст Жениховых гласа: не вем вас²⁷⁸? И того ради многократно повторяет к нам Христос во Евангелии речь сию: бдите, бдите!

Но знаю я, что мы на это отвечаем в сердцах наших: много, говорим, будет того бдения; ведь еще Христос не скоро прийти имеет на суд. О, Боже! виждь Ты Сам, какое у нас рассуждение! Ты говоришь: се гряду скоро, и мзда Моя со Мною²⁷⁹; а мы, напротив, толкуем, что еще не скоро. Да пусть уже то, слышатели, будет; пусть промедлит приходом Своим праведный Судия к нам долго, но, когда не он к нам, так мы к Нему идти принудимся. Еще, говорим, не пора. Да будет ли Бог дожидаться, когда скажем мы, пора? Возьмем себе пример в Ездриных книгах упоминаемого юношу, который, лишь только взошел в чертог брачный, пал и умер. Была ли ему пора умирать тогда? Была пора тогда, кажется, всем людям, смотря на него, веселиться, а не плакать; встречать было надобно его тогда супружескому ложу, а не гробу; быть было ему следовало в любезных объятиях у своей невесты, а не у смерти. Но видите, что Бог рассуждения нашего не спрашивается в сем случае. Думал ли умирать и сам в нынешнем Евангелии помянутый богач? Он было приказал новые житницы себе строить, а не могилу копать; ему было хотелось еще попить, да погулять, а не в землю загребаться, и червям богатою быть пищею не думалось никогда. Но так сделалось; не совершив он своих намерений, в ту ж самую ночь, как утешая себя говорил: душе! имаши многа блага лежаща на лета многа; почивай²⁸⁰, принужден стался отдать свою душу на суд Богу, по оному состоявшемуся к нему тогда гласу Его: безумне! в сию нощь душу твою истяжут от тебе; а яже уготовал еси, кому будут²⁸¹? Вот, видите убо, слышатели, что Бог не дожидается нашей поры. Когда Ему угодно, не описываясь ни к кому, поемлет нас из сей прелюбезной нам страны. Следовательно, уже на всякий час нужно есть, чтоб мы бдели, и готовы были к тому. Да не скажет же еще здесь кто, что Бог милосерд, пождет его приуготовления, между чем он сладкого своего насладиться довольно может сна. Понеже тотчас таковому предстанут во ответ Августиновы слова оные: Бог тебе, о, грешник! обещал, что, когда обратишься, не будет Он вспоминать твоих грехов; но что доживешь ты еще до завтрашнего дня, никогда не обещал.

И сих-то ради вин, слышатели мои, не велит нам Павел Божественный спать, но восставать скоро от греховного ложа, говоря: востани спяй и воскресни от мертвых. Совокупляет же он здесь имя сна и смерти воедино; или для того, что как некоторое страшное онемение чувств, сон греховный обыкновенно ведет за собою смерть души нашей, то есть разлучение от Бога, как я и выше помянул; или для того, чтоб разделил заобычайных (которые тяжчайше восстают) грешников от других меньших; и сих убо назвал просто спящими, а тем уже и совсем мертвого человека имя дал; или, наконец, для того, что слово, как мертвый человек, кто отягчен бывает сном, наипаче о каком нам теперь речь, ставится ни к какому добру недействителен так, что можно к нему беспогрешительно оные Пророческие слова приложить: очи имеет, и не видит своей погибели; уши, и не слышит ругательств и посмеяний над собою вражеских; ноздри, и не обоняет смрада грехов своих; ноги, и не ходит по пути, ведущему в живот вечный, но в погибель.

Впрочем, хотя и во всяком лице сон сей без вреда быть не может, слышатели! но наипаче в пастырях и начальниках народных. Приватное бо лицо себе только вредит в таком случае, по вышеобъявленным резонам; а сонливый пастух или начальник не только себе, но и всему, над которым учинен, народу превеликую наносит порчу. О, когда бы не имела вселенная таких в себе пастухов, не столько бы, конечно, овец Христовых в зубах душетленного волка вязло; не столько бы плевел еретических в пшенице Господней успевал враг сеять, как видим во Евангелии. Когда бы и власти все бодрствовали, меньше бы поистине, меньше дерзновенны на всякое явное злое дело подчиненные им люди были; меньше бы от неправд, меньше бы от обид и озлоблений стенал воздух. Но что ж убо такие полководцы сделают, как генеральный от генерального инспектора в полках, их производиться начнет смотр? Какой ответ дадут, как скажется им от поручившего им такое начальство: воздаждь ответ о приставлении домовнем²⁸²? О горе, воистину! О люто проспавшим чреду свою пастырям и нерадящим о доброй экономии дому Господня приставникам быть тогда имеет! Горе и нам всем, ежели заблаговременно от сна нашего, в котором чуть ли не от младенчества храпим, не пробудимся; горе! как уже довольно показано.

И того ради, о, слышатели! покамест еще не разверзаются над нами небеса; покамест еще не трубит труба Архангелова; покамест не поставились еще престолы, и не разгнулись книги на осуждение наше, виденные иногда Даниилом Пророком, встанем с одра сладостей наших, и заспанные небрежением о спасении разведем души нашей зеницы; разведем, как можно, поскорее, чтоб были готовы срести праведного Судию оного, и предстать нелицеприемному Его судилищу. Встанем, да напишем и впредь для лучшей осторожности на скрижалях сердца нашего оные Евангельские слова: аще бы ведал господин дому, в кую стражу нощи тать приидет, бдел убо бы, и не бы дал подкопати храмины своея; и вы убо будите готови; яко, в он же час не мните, Сын человеческий приидет²⁸³[700]. Аминь.

Видев ю Иисус пригласи, и рече: жено! отпущена еси от недуга твоего.

Лк.13:12.

В нынешней Евангельской истории много есть удивления достойного, слышатели благочестивые! Первое удивительно есть то, что Христос, как видим у Евангелиста Матфея, с такою ревностию упражнялся в проповеди слова Божия, что и к Матери иногда Своей, и братиям, хотящим Его видеть во время проповеди Его, выйти вон из училища не хотел. Но когда сказано было Ему: се Мати Твоя, и братия Твоя, вне стоят, хотяще глаголати Тебе; Он отвечал, аки бы отвергаясь их: кто есть Мати Моя? и кто суть братия Моя²⁸⁴? Здесь же, в самое то время, когда в Синагоге учил народ, увидев некую между народом погорбленную жену, остановился, и, призвав, начал говорить с нею. Второе удивительно есть, что Христос, по свидетельству того ж Евангелия, так не любил делами Своими величаться пред людьми, что когда Иаирову воскресить имел дщерь, выгнал вон всех из храмины, выслал и самых верных Своих некоторых; а оставил только Петра, и Иоанна, и Иакова, и отца отроковицы и матерь²⁸⁵; здесь же посреди самого великого и знатного собрания исцеляет недуг погорбленной жены той. Третье удивительно есть, что Христос других больных многих словом только единым врачевал, a сию прикосновением рук Своих. Более же всего, мне кажется, может быть удивительно всякому то, что Христос в иное время хотел, чтоб сами больные просили у Него врачевания, и того для говорил к расслабленному: хощеши ли цел быти?²⁸⁶ и к слепому: что хощеши, да сотворю тебе?²⁸⁷ здесь же, не дожидаясь прошения жены той, Сам призирает на нее, Сам ее к Себе призывает, и исправляет слячение, от многих лет застаревшееся в ней. Воистину, мог тогда кто-нибудь праведно сказать ко Христу: Христе Господи! так ли Ты жалуешь жену сию, что оставя весь народ, на нее одну обращаешь очи Твои, с ней беседуешь, а что более, и руки Твои возлагаешь на нее? Но не дивимся мы сему, благочестивые слышатели! не без причины Христос в настоящем чудотворении таким поступил образом, но поступил таким образом, хотя нам некое чрез то подать наставление. Жена бо сия по Феофилактову и других многих церковных Учителей мнению, знаменовала человека грешника, слячена грехами многими, и к земному весь ум приклонен имеющего, а о небесных отнюдь не радящего и не помышляющего. Когда убо Христос на публике исцелил жену сию; то желая некоторой оттуда произойти небесному Отцу Его славе, сделал так. Когда ж, не дожидаясь прошения ее, Сам жену сию ко исцелению позвал; показал, что грешник без благодати Божией обратиться от грехов своих и прийти к Богу не может. Когда ж, оставя других, о ней попечение возымел; дал нам знать, колико Он о всяком жалеет грешнике, и что Он более радуется о взыскании единой заблудшей овцы, нежели о девятидесяти и девяти незаблудших. Когда ж руки на нее возложил; то изъявил чрез сие особенную ко грешникам любовь и милость Свою. Все то ясно, любовь ваша, ежели со вниманием предстоять будете, увидите в следующем слове моем, которое я нарочно о крайней человека грешника бедности, и о великом (которое Он во обращении его употребляет) милосердии к нему и долготерпении Божием, иметь сего дня намерен.

А чтоб удобнее и мне доказать, и вашему благочестию понять было можно сие последнее, то есть, сколько Бог ко грешнику во обращении его употребляет милости и снисхождения; прежде хочу я говорить, в коль бедном состоянии находится всякий грешник.

Первая убо грешникова есть бедность, слышатели! что он из господина всего света, тогда бывает слугою и работником последнейшей твари, к которой приклоняет свое сердце, по слову Апостолову: не весте ли, говорит он, яко емуже представляете себе рабы в послушание, раби есте, егоже послушаете, или греха в смерть, или послушания в правду²⁸⁸?

Другая грешникова бедность, что он свободен будучи, чрез грех свой делается невольником врага своего, дьявола: как бо птица, единою ногою увязши в сетях, желаемым птицеловцу бывает ловом; так грешник, и единожды согрешив смертно, под властию уже находится всезлобного оного тирана. Примет всяк сие на Иуде; когда он только зачал беззаконную мысль о предательстве Христове в сердце своем, уже не медля ничего, тогда и вошел в него дьявол как в собственный дом свой, уже и стал им управлять, как пленником своим: по хлебе же, сказывает Евангелист, вниде в онь сатана²⁸⁹. О коль скор ты, враже душ человеческих, ловить, и в плен свой отводить их! но беда, что грешники ничего того не чувствуют.

Третья грешникова бедность, что он за малое греховное услаждение повинен стается не только телесной, но и душевной смерти, По оному Иезекиилеву пророчеству: душа, яже согрешит, та умрет²⁹⁰.

Четвертая его бедность, что он сверх всего того еще подлежит за свое преслушание вечному от Бога осуждению; идут бо, сказал Христос, праведные в живот вечный, грешные же в муку вечную²⁹¹. Все же те бедности, слышатели! сколько в себе суть велики, столько пространной к объяснению своему беседы требуют; но за краткость, времени учинить мне того не можно: чего ради довольно мне будет с любовию вашею взять теперь в рассуждение единую, и ту самую большую грешникову бедность; то есть, что не может он чрез себя отнюдь из таких бедностей выйти, не может отнюдь по содеянии греха своего собственными силами обратиться от него.

О коль велика эта грешникова бедность, слышатели благочестивые! Подобен он в сем случае безногой той птичке, которая, по повествованию некоторых естеств описателей, всегда имеет нужду по воздуху летать и мушками, встречающимися ей, на нем кормиться; а если, когда сядет на землю, то уже встать не может, разве дышащему великому ветру, силою его подымется. Подобна опять есть она заблудшей овце, которая, как несмысленнейшее от всех животных, никогда от заблуждения своего не может к стаду своему возвратиться, разве сам пастырь со многим трудом ее поискать, из дебрей и пустынь, и из глубоких рвов вывести, и из уст зияющих на пожрение ее волков исхитить потщится. Не инако бо воистину и грешник, разве призрит на него Господь, разве дыхнет благодать Свою душе его, разве поищет и воззовет его гласом Своим, встать от грехопадения своего, и прийти к Нему чрез покаяние собой недоволен: не яко, говорит Апостол, довольни есмы от себе помыслити что, яко от себе, но довольство наше от Бога²⁹². Ежели ж когда, непременно более в состоянии греховном столько человек бывает бессилен; тогда бо уже он бывает пленник дьявольский, тогда всю свою волю ему подчиняет, тогда дьявол полное владение в сердце его имеет, а Божия благодать далее от него отступает; Бог вон из души его изгонится, как выше помянуто.

Видим истину сию на порфироносном Пророке. Учинил он насилие супружескому ложу, омочил руки в безвинной крови и медлил во грехе своем времени довольно; а пришло ли когда ему на мысль, чтоб покаяние за то принес Богу? поболел ли он сердцем, и хотя каплю из очей своих испустил ли, взирая часто на Вирсавию? воздохнул ли и потужил искренно душою своею, и когда весть пришла до него о смерти Урииной? Никак: ничего того в Давиде не находилось, но пребывал как бы изумленный, или нечувственный до того самого времени, покамест не коснулся Бог благодатно его сердца, и не послал Нафана обличить его беззаконие. То ж приметить можно и на Петре Святом: отвергся он Христа раз, и не покаялся; отвергся другой, и также не помыслил о покаянии; отвергся третий, да притом еще ротился и клялся, и ни тогда познал греха своего. А когда познал? когда из очей его потекли источники слезные? Приметьте, в то время как взглянул на него Христос: обращся (повествует Евангелие) Господь воззре на Петра; и помяну Петр слово Господне, и изшед вон, плакася горько²⁹³. А ежели б не воззрел на него Христос, то я думаю, что Петр и еще далее во злых поступил бы, и еще б грехов приумножил; и кто знает, возвратился ли бы от них: егда приидет нечестивый во глубину зол, нерадит, сказывает Священное Писание²⁹⁴. Чтем у Павла Святого в послании к Римлянам, что оставил Бог по неисследимым судьбам Своим язычников, предал их в неискусен ум, попустил им ходить по начинаниям своим; и коликие грехи, каковые мерзости в них умножились! прочти всяк первую главу того послания, и познаешь ясно. Нo сие разуметь нам надобно и о Петре Святом, сие и о прочих грешниках, что ежели б не Бог на них благодатию Своею призрел, никогда б они не обратились от грехов своих; и за тем, никтоже может приити ко Мне, разве пославый Мя Отец привлечет его²⁹⁵, говорит Христос во Евангелии. Но, однако ж, ведать должны мы, что Бог не хочет никому, чтоб погибнул он, но хощет всем спастися, и в разум истины приити²⁹⁶, по Писанию; и того ради всем и возбуждающую, зовущую и вспомоществующую, как Богословы называют, благодать Свою дает. Что ж иных говорится оставлять в похотях своих, тому вина есть сильное таковых против звания Божия упрямство, и благодати Его сопротивление, как то далее услышится. А теперь еще присмотримся великому ко грешникам милосердию Божию; теперь соберем все силы ума нашего на рассуждение, каковыми и коликими образами Бог столько немощного ко обращению своему грешника обратить к Себе старается, а притом и сколько ему терпит.

Велика воистину и насказана была бедность Израильского народа, когда они, свободные будучи люди, по своей воле пришли на житье в Египет, и на некое время вдались под протекцию Фараонову; а после так от него были содержаны, как бы купленные, или природные его были подданные, и едва ль еще не хуже: собирали они солому, копали землю, делали кирпичи, созидали стены, и всякие работнические труды проходили; проходили, и не имея довольных к сопротивлению его сил, не знали вовсе, каким бы образом избавились от такого тиранства. Такая бедность, слышали вы, и грешного человека: войти ему в грех было удобно можно, а выйти из-под державы греха никак невозможно. Но что тогда Бог с Израильским народом сделал, помните ль? Видя так жестоко озлобляемый и не имеющий ни откуда помощи возлюбленный Себе род тот, промыслил Сам им способ ко избавлению. Послал к ним Моисея, показал путь чрез море, и Сам за них противу лица Египетского ополчаясь, в столпе облачном и огненном извел их оттуда. Видя, рече, видех озлобление людей Моих, вопль их услышах, и болезнь увидех; и того ради снидох изъяти их от руку Египетску, и извести из земли, тоя²⁹⁷. Что ж делает и со грешниками, смотрите? Видя их такую немощь ко избавлению своему, посылает к ним, также как бы некоторого другого Моисея, возлюбленного Сына Своего, Который не агнчею уже, но Своею собственною Kpoвию, назнаменуя исход их, показал им путь, которым бы могли они выйти из Египта греховного в свободу вечную; как то прилежно замечает возлюбленный ученик Его. Тако, говорит, возлюби Бог мир, яко и Сына единороднаго дал есть, да всяк веруяй в Него, не погибнет, но имать живот вечный²⁹⁸. И таким образом, грешники, которым бы вечно по их бессилию надлежало быть под игом дьявольским, следуя верою за Христом Спасителем своим, освобождаются от того; и как иногда Израильтяне оные, взирая на змею медную, вознесенную Моисеем в пустыне, исцелевали от угрызения змеев; так и сии, верою объемля заслугу Христову; то есть, что Христос грехи их на Себя принял, и совершенно за них удовлетворил Отцу Своему, прощение приемлют грехов своих. Но сие общее грешников спасение, сия общая ко всем им неизмеримая умом и неисповедимая языком Божия милость.

Не оставляет же притом Бог и особенно о каждого из них обращении пещись; но иногда устами Пророков и проповедников Своих, увещевая к покаянию, громко во уши вопиет их: жаждущии на воду идите²⁹⁹; приидите ко Мне вси труждающиеся и обремененнии, и Аз упокою вы³⁰⁰. Аще кто жаждет, да приидет ко Мне и да пиет³⁰¹. Иногда же чрез внутреннее благодати Своей вдохновение приходит и возбуждает их к тому, возбуждает, и говорит: что так тебе учинилось, возлюбленный Мой? почто, который был паче всех превознесен, Ангельского естества причастник, и почти Богоподобен, приложился скотом несмысленным, и уподобился им³⁰²? Но, однако ж, не думай, чтоб твой грех победил человеколюбие Мое, не усумневайся, чтоб Я тебе такой вины не отпустил; воззри на смерть Моего Сына, прими во ум Его гвоздинные язвы, осяжи мыслию твоею все Его бесчисленные страсти, и рассуди, не за тебя ль Он все то претерпел? Ежели ж Я Сына Своего на спасение твое дать не пощадил, что ты еще прийти ко Мне опасаешься? Не бойся, только не медля обратись, только встань, только приди ко Мне. Приди ко Мне, уже бо Я давно объятия Мои ко приятию твоему простерты имею, давно все Святые, давно хоры Ангельские, о лишении твоем скорбя, ждут обращения твоего. И сие-то внутреннее благодати Божией с душою нашею разглагольствие, назнаменуют оные Апокалипсичные слова Его: се стою при дверех, и, толку, аще кто отверзет Ми, вниду к нему³⁰³. Сие засвидетельствует и оный к избранный невесте глас Его: отверзи Ми, сестро Моя, отверзи голубице Моя; яко глава Моя наполнися росы, и власы Мои капель нощных³⁰⁴. О, коль сладок и любезен сей, вопиющ в сердцах человеческих, глас Господень! но, однако ж, не все грешники с приятностию Его слушают, не все Ему повинуются. И которые повинуются, тем умножает еще Господь благодать Свою, дая им помощь к совершеннейшему исправлению и духовному покаяния плодотворению, о котором глас словес во Евангелии вопиет ко всем нам громко, говоря: сотворите плоды достойны покаяния³⁰⁵. И о сей-то благодати Божией, которую признал он в себе по обращении своем, поминает Павел Святой, где говорит: несмь аз достоин нарещися Апостол, зане гоних церковь Божию; благодатию же Божиею есмь, еже есмь³⁰⁶: которые не повинуются скоро милосердому сему увещанию Божию, тех Бог отвергает ли от Себя не медля ничего? Нет, но еще как Чадолюбивый отец, не слушающего слов одних сына своего, устрашать обыкл показанием лозы или другой противной ему какой вещи; так и Бог, приводя во ум такому грешнику разные временные и вечные казни, грозит ему тайно в совести его наведением тех, и говорить: покайся! а когда не то, не избежишь ты у Меня всех зол сих. Сказал я вам всем чрез Пророка: обратитеся, аще же ни, оружие Свое очистит Господь ваш, и лук уже напряже, и в нем уготова сосуды смертныя³⁰⁷. И не веруешь ли ты сему? но Дафана и Авирона земля за что пожерла? Не за грех ли? Офни и Финеес за что погибли? Не за грех ли? Содомляне со всем своим жительством огнем попалены стались, за что? Не за грех ли? Ноев потоп кто на землю призвал? Не грехи ли же? Самый ад, сама геенна кем наполнена? Не грешниками ли?

О, коль страшен и ужасен сей гром гласа Божия в колеси души человеческой! Силен кажется он, и самые бы подвигнуть нечувственные камения; рассыпать горы, сокрушить неба главой досягающие кедры. Но не так бывает, слышатели! не многие и сим Его гласом исправляются; многие за шутку или баснь некую все те и подобные прещения Божии вменяют; следовательно, о покаянии ниже помыслить хотят, не слушая Пророческих слов оных: днесь аще глас Его услышите, не ожесточите сердец ваших³⁰⁸.

А хотя, когда по словесных и благодатных как увещаниях, так и угрозах, и самою вещию посылает Бог на некоторых грешников беды, напасти, скорби, болезни и другие многоименные зла; но и то, хотя от милости ж отеческой происходит, не всем им бывает в созидание. Многие таким наказанием не только не исправляются, но еще ожесточаются, как Фараон; многие наказуемы малыми сими ранами, не только не ищут милости у Бога и прощения грехов своих, но еще ропщут на Него, и неправду праведным советам и судьбам Его приписывают; как те, к которым вопиет Пророк: не глаголите на Бога неправду, яко Бог Судия есть; сего смиряет, и сего возносит. Яко чаша в руце Господни вина нерастворена, исполнь растворения, и уклони от сея в сию; обаче дрождие его не истощися, испиют вси грешнии земли³⁰⁹. Многие напоследок так нечувственны, что и самую смерть пред очами своими имея, хулить Бога не престают, как например Юлиан отступник, который поражен будучи на брани смертно невидимою силою Божиею, текущую из язвы кровь свою похитив рукою, бросил на воздух с таким Христу поношением: победил еси, победил мя, Галилеянине!

О, окамененное и омертвелое нечувствием сердце человеческое! Хорошо тебя уподобил Иов Святой камню и наковальне: сердце, сказал он, ожесте, аки камень, стоит же аки наковальня неподвижна³¹⁰: а лучшее еще Захария тебе подобие сыскал, когда сравнил тебя от всех каменей с жесточайшим Адамантом: положиша, написано у него о грешниках, яко Адамант сердце свое³¹¹. Камень бо млатами разбивается, наковальня, во огнь свержена, растаевает; а Адамант ничего того не опасается. Однако ж и Адамант кровию одного животного, говорят некоторые, умягчевается: а ты никакого ко умягчению твоему не припускаешь средства; ни добром, ни злом отвратить тебя от греха не можно. Воистину, хотя б камень ты было, то и тогда б млаты разных зол, посылаемых на тебя от Бога, сокрушили тебя; хотя б и наковальня железная, то и тогда б приложение к тебе чрез мысль огня геенского растопило тебя; хотя б и из Адаманта сделано ты было, а не из мягкой плоти, то и тогда б излиянная ради тебя кровь Сына Божия умягчила тебя. Но горе! нет тебе подобной жестокостью в мире вещи. Все, которые за жестокие у людей ставятся вещи, воск кажутся пред тобою; ты одно всех их далеко жесточайшее. Зовет ли бо вот тебя Господь и сладко увещает? ты не умягчеваешься. Страшит ли тебя чем? не трепещешь. Казнит ли? еще более, как слышали мы, ожесточаешься. Похвалю я теперь мнение учителя того, который сказал, что удобнее Богу весь мир сделать, нежели и единого обратить грешника. Подлинно так: мир бо весь видимый и невидимый Бог шестьми днями создал; а человека единого иногда чрез шестьдесят лет обратить не может; не может же не просто, Богу бо вся возможна суть³¹², но по декрету Своему, то есть, за тем, что повольно Он установил спасать человеков, а не нуждою. Да что я говорю, чрез шестьдесят лет не можно иного грешника обратить? ни чрез шестьдесят тысяч; а другой, хотя б и во век жил, во век бы грешил.

Но что убо Ты, благость Божия! еще ли потерпишь нечувствию таковых грешников? еще ли с ними поступать будешь обыкновенною Твоею милостию? или уже, как Иcaия нам объявляет, совет с предвечною правдою Твоею составишь, говоря к ней так: старался Я около винограда Моего много, насаждал его, окапывал, поливал и обрезывал, и ждал плода от него чрез долгое время; но всегда вместо гроздия приносит мне терние; и ныне, что сотворю винограду Моему³¹³? И по таком совете, возьмешь у него ограду, ископаешь его из корня, и ввержешь его в пещь огненную. Поистине, уже сие, слышатели, напоследок с непокаянными Бог сотворит грешниками. Как бо Тамверлан, оный знатный Скифский Император, по свидетельству Истории, пред градом, на который воевать ему случалось, обыкновенно в первый день ставил белую палатку, обещая чрез то им любовь свою и милость, ежели без сопротивления покорятся ему, а на другой день ставил он червленую, засвидетельствуя чрез то, что много крови их прольется, ежели еще умедлят оружие свое к ногам его привергнуть; когда ж и еще они сопротивляться ему не преставали, то на третий день уже черную Тамверлан пред градом разбивал палатку, назнаменуя чрез нее, что всем им настоит плачевная смерть; и тому термину пришедшу, город совсем разорял. Так и Бог, сперва как бы белую представляет пред умные грешниковы очи палатку, милость Свою, увещевая его или чрез внутреннее благодати Своей вдохновение, или чрез уста проповеднические милостиво, чтоб покаялся. Если ж не исправится тем грешник, ставит ему червленую пред очи палатку, угрозами, то есть, и легкими казньми тщится склонить его к Своему желанию. Когда ж и так в чувство не придет грешник, то уже как бы черную показывает палатку, совсем прочь отвергает его от Себя. Так, например, отвергнул вышепомянутых язычников, предал их в неискусен ум (Апостольские слова употребляю) за то, что разумевше Бога, не яко Бога прославили Его, или благодарили, но осуетились помышлениями своими³¹⁴; чего ради и безответными их тот же называет Апостол. Так отвергнул и Иудеев за неверие и крайнее против Его увещаний упрямство, к которым объявлено было чрез Исаию: звах вы, и не послушасте; глаголах, и преслушасте, и сотвористе лукавое предо Мною; сего ради тако глаголет Господь: оставите вы в насыщение имя ваше избранным Моим, вас же избиет Господь³¹⁵. А что здесь одним Иудеям, то у Приточника и всем объявляется грешникам: звах вы, (говорит там Господь) и не послушасте, простирах словеса, и не внимасте, но отметасте Моя советы, и Моим обличениям не внимасте; сего ради и Аз погибели вашей посмеюся, егда призовете Мя, Аз же не послушаю вас; взыщут Мене злии, и не обрящут³¹⁶.

О страха! о трепета! самый кротчайший Агнец непокаянным грешникам во льва пременяется; самый Тот, Который прежде день и ночь их к Себе призывал, взыскиваем после от грешников не находится! Искал, сказывает Апостол, после отвержения своего Исав покаянию места и не нашел. Искал Антиох также после от Бога милости и также не получил. Моляшеся, точно сказано о нем в Писании; скверный ко никогда хотящему помиловати его Владыце³¹⁷. И кто знает, получат ли покаянию время и теперь в нас обретающиеся грешники, которые, всякое звание и увещание Божие за ничто вменяя, доселе пребывают непокаянны? Я не спорю, что Бог и при самой смерти кающихся, как например разбойника, который на кресте со Христом распят был, принимает; но сумнюсь, могут ли грешники от застарелых своих злых обычаев, которые как бы в естество человеческое пременяются, когда-нибудь престать? Сумнительно опять, и пождет ли Бог такого их до смерти отлагаемого покаяния (которого, может быть, никогда не будет), или внезапно посечет такую бесплодную смоковницу? Вы сами рассудите, слышатели, сказано ль грешнику, когда он умрет, или что доживет до утра? Бог покаяние грешникам в Святом Писании обещал на многих местах, а утрешнего дня нигде никому не обещал. Впрочем, памятовать надобно, что Бог сколько более здесь грешнику снисходит, сколько более его зовет и увещевает, сколько долее покаяния его ожидает; столько жесточе, ежели он всю ту милость Его презрит, в грядущем веке казнить его будет. Или, о грешник! (восклицает языков Учитель) о богатстве благости и долготерпения Божия не радиши, не ведый, яко благость Божия на покаяние тя ведет? Но по жестокости и непокаянному сердцу твоему собираеши себе гнев в день гнева и откровения праведного суда Божия³¹⁸. Где приметьте сие слово, слышатели, собираеши: собирать бо есть одно к одному придавать, и так вещь размножать. Когда убо грешник более и более во грехе замедлевает, и тем гнев Божий на главу свою собирает, явственно есть, что более и более мук себе тем у Него заслуживает.

И сие памятуя, не презираем являемую к нам грешным толикую во обращении нашем милость Божию; но толцающей у дверей сердец наших благодати Его немедленно отверзаем их, звания слушаем, помощь любезно приемлем, благодарящие благость Его усердно, что не погубил нас со беззакониями нашими, что во время самого дeлaния греховного не истребил от земли живых, но подождал покаяния и обращения нашего. А Он, видя в нас такое ко исправлению усердие, еще благодати Своей приумножить нам имеет. И так пойдем мы от силы в силу, то есть, от добродетели в добродетель, и явимся потом наследники некончаемых благ небесных, чем и молим теперь прилежно Его щедроты, и моля вопием: Владыко Господи! Ты все ведаешь, Ты един ведаешь и естества нашего немощь, Тебе единому известно, сколько мы без Твоей благодати в греховном состоянии нашем бываем нищи, слепы и наги; предыди убо Ты сам Твоею благодатию исходящим нам из-под ига вражия во премирный Твой покой: посли душам нашим свет Твой и истину, да наставят ны в гору Святую Твою³¹⁹. Исполни на нас чрез Иезекииля Божественного Твоего Пророка обещанное оное: отъиму сердце каменное от плоти вашея и дам сердце плотяно, дух Мой дам в вас, и сотворю, да в заповедех Моих ходите³²⁰. Аминь.

Человек некий сотвори вечерю велию, и зва многи: и начаша отрицатися вси.

Лк.14:16,18.

Ныне чтенное Евангелие.

Уже известно всем то, благочестивые слышатели! о какой нам вечери напоминает нынешнее Евангелие. Известно, говорю, всем, что блаженство вечное под именем вечери здесь предлагается нам, которое от века ради нас уготовано пребывает; а называется вечерию потому, понеже в вечеру, то есть, во окончании жизни своей сподобляется человек ее. О, коль сия вечеря пребогатая! о скольких сладостей исполнена! Не напрасно титулует ее Евангелие великою вечерию; подлинно, что она великая, понеже бесконечная; великая, понеже в палатах великого Царя приуготованная; великая, понеже великие и несказанные те блага, которые в ней. О сей-то вечери говорит негде Пророк: упиются от тука дому Твоего, и потоком сладости напоиши я³²¹. О сей вечери и Апостол со удивлением возглашает: око не виде, и ухо не слыша, и на сердце человеку не взыдоша, яже уготовал Бог благая любящим Его³²². И кто ж бы не пожелал такой вечери быть участником? Аман не мог довольно описать своей радости, когда зван был на пир Эсфирин; кольми паче такой пир должен быть вожделен всякому? Но ах! какую мы нечаянную слышим в нынешнем Евангелии ведомость! Оно сказывает нам, будто так в малом у нас сия вечеря почтении, что хотя Бог и весьма нас всех с великим прилежанием призывает на нее, однако ж, со всем тем почти никто на нее идти не хочет; почти все отрицаемся Божественного того наслаждения. Ах! рабы, подлость и ничтожество самое, гнушаемся трапезою Царя своего, нищие и бедные совсем презираем милость хотящего удостоить нас высокого стола своего всех Владыки? Можно ли бы, кажется, тому статься? Но так есть, конечно, слышатели! Мы сами истину сего Евангелия познаем скоро, только лишь помыслим, каковыми и сколькими образами зовет нас Бог ко спасению, и коль мало радеем мы о том?

Первое, зовет нас Бог (как то о сем недавно у нас говорено) чрез внутреннее благодати Своей в сердца наши вдохновение. Объявляет то Сам Он во Апокалипсисе оными словами Своими: се стою при двеpeх и толку: аще кто отверзет двери, вниду к нему, и вечеряю с ним³²³. Зовет, и говорит умильно к душе нашей: отверзи Ми двери, сестро Моя, отверзи голубице Моя, яко глава Моя наполнися росы, и власы Мои капель нощных³²⁴. Воззри на уста, желчию напоенные, воззри на ребра, копием прободенные, воззри на руки и ноги, железом ископанные, и познай, сколько Я тебя люблю, сколько спасения твоего желаю? Не все ли бо сие твоего ради спасения Я претерпел, не все ли ради того, чтоб ты могла блаженства, у Меня тебе приуготованного, но уже грехом от тебя потерянного, быть наследницею? Я уже не поминаю тебе того, что Я ради тебя создал небо и землю, покорил все под твои ноги; не привожу и других Моих бесчисленных явленных тебе милостей и щедрот; одно только говорю: вспомни ты, что Я тебя ради плоть стался, страдал и распинался. Можешь ли убо ты в чем отказать Мне, особливо же когда еще требование Мое касается до твоего ж собственного благополучия. Ты сама знаешь, что Мне в Тебе не было никакой нужды, и нет; но Я ради благости Моей создал тебя, ради благости ж Моей и хочу, чтоб ты была на Моей вечере; исполни убо Мое желание, сестро любезная! Не к тому тебя называю рабынею, но сестрою, яко единого с тобою естества есмь от дня Моего воплощения. Исполни желание Мое, и паки говорю, брось все другое, и иди вслед Меня единого; Я тебе покажу все блага. Так Бог говорит внутрь души всякого чрез благодать Свою; иногда же и пременяет Он глас Свой, иногда и гневом Своим грозит ей, буде ли не послушает Его, и вечные во ум приводит мучения, чтоб ежели не сладостию живота вечного пленены, то хотя б жестокостью мук тех устрашены быть могли мы, и так бы не дерзали противиться нимало зовущей ко блаженной жизни оной благодати Его. Сие действие благодати Божией всем нам можно приметить на нас самих. Нельзя бо сказать, например, чтоб не обличала нас совесть в злом деле каком; а то-то и есть оное движение, то-то и есть дело Того, без Которого мы ни помыслити благое что можем, по Апостолу³²⁵. Правда, что не все то чувствуют, но однако ж во всех есть оно непременно; поскольку всем Бог хощет спастися, и в разум истины приити³²⁶, как тот же свидетельствует Апостол.

Второе, зовет нас Бог ко спасению чрез Священное Писание; в какой силе и Единосущный Сын Его отсылает нас к Нему, у Иоанна говоря: испытайте Писания³²⁷. И подлинно, что не напрасно; там-то великость благ оных, к которым мы призываемся от Бога, живо изображена: там суета настоящего века явственно представлена; там великий грешник тьмочисленные примеры и увещания, служащие к его обращению, увидеть может; там и праведник многое утверждение в своих добродетелях найдет, когда только с прилежанием вникнет в него. Довольно о сем дает знать всякому Павел Святой, где пишет к Тимофею так: всяко писание Богодухновенно и полезно есть ко учению, ко обличению, ко исправлению, к наказанию, еже в правде; да совершен будет Божий человек и на всякое дело благое уготован³²⁸.

Tpeтие, зовет нас Бог чрез живые проповеднические гласы; понеже не от себя они говорят, что говорят, но от Бога; от Которого точный такой дан им приказ: яко трубу вознеси глас твой и проповеждь людем Моим³²⁹. А что ж проповедовать им в том указе велено? Ничто более, разве звать нас на оный пир небесный. Сколько они ни трудятся, сколько ни потеют, сколько ни трубят во уши наши, все то в том одном состоит, чтоб шли мы немедленно к Тому, Который их послал к нам.

Четвертое, зовет нас Бог чрез подаяние нам Своих особливых даров; то есть, когда богатство ли, или какое достоинство, или иное некое добро изливает нам. Не думай бо никто, будто Бог напрасно то делает; Он делает то все, хотя тем умягчить и привлечь к Себе наше сердце, чего ради и весьма попрекает негде в том неблагодарному Израилю, что он, насладившись многих Его благодеяний, познать Его не восхотел: позна, рече, вол стяжавшаго его, и осел ясли господина своего; Израиль же Мене, толико ему благодетельствовавшего, не позна³³⁰. О, колика жалость!

Пятое, зовет еще нас Бог и противным образом, различные то есть посылая на нас злая, особливо когда мы к благодеяниям Его бываем нечувствительны. И сие-то есть, что мы иногда нечаянную смерть детей или других любезных нам лиц оплакивать, иногда беды и напасти от неприятелей наших страдать чрез долгое время, иногда же болезни тяжкие в теле нашем чувствовать принуждены бываем, хотя сколько средств ко отвращению таких зол ни употребляем; сие есть, что то пожары, то глады, то трусы страшные земли, то другие жестокие удары часто претерпеваем мы; сие-то, говорю, есть глас Господа нашего, зовущего нас на покаяние. Таким образом звал Он в древние времена Фараона, когда то гады, то песия мухи, то жабы, то скнипы посылал на его землю, чтоб исполнил он Его волю. Таким образом звал Навуходоносора, когда на семь лет из человека в скота претворил его, чтоб очувствовался он, и познал Его власть всесильную над собою. Таким образом и Давида звал, когда умертвил его любезного, от Вирсавии рожденного, сына, или когда от утра до часа обеднего с семьюдесятью тысячами побил его подданных за его гордость и высокоумие; и есть уже сие звание у Бога, как бы некое убеждение грешников ко блаженству вечному; как то и Феофилакт Святой говорит: многим, рече, Бог посылая недуги и беды, аки бы неволею творит им отрещись от житейских, ими же весть судьбами, и вводит их в Свою вечерю. Сие примечается и из самых Евангельских слов оных, которые Приточный оный господин вечери сказал своему рабу: убеди внити я, яко да наполнится дом мой³³¹. За что и особливо еще грешники благодарить благоутробие Божие должны, должны, говорю, благодарить, что Он нас, противящихся воле Его, не вдруг отвергает от Себя; но как бы некоторый чадолюбивый отец, когда, посылая сына своего в школу, различные ему оттуда представляет пользы, а он, понеже не понимает тех плодов за несовершенством своего разума, нимало его не слушает, то уже и нехотящего со многими угрозами ведет его ко учителю; так и Бог вот, когда сладким Его увещаниям мы не повинуемся, за тем что не рассуждаем, или и совсем не понимаем, какое то добро, к которому Он увещевает нас, уже таковой употребляет образ, чтоб как-нибудь да привесть нас до того счастья, чтоб могли войти в невечерний свет радости и наслаждаться бесконечной Его оной вечерей.

Зовет нас Бог и иными премногими образами ко спасению. Но сколько ж мы Его звания слушаем?

Я не буду теперь поминать о тех нечувственных грешниках, которые так далеко во глубину зол поступили, что уже потеряли от долгого обыкновения во грехах своих и все душевное чувство, которым бы могли благодать Божию, возбуждающую и призывающую их ко спасению чувствовать, и на которых уже явственно исполняется оное Приточниково слово: егда приидет нечестивый во глубину зол, не радит³³².

Я не хочу и тех обличать теперь погибельных людей, у которых в таком презрении содержится Священное Писание, что они не за глаголы живота вечного, как оно есть в себе по вышеобъявленному во втором у нас пункте свидетельству, ставят его; но баснями некими и непристойными мыслями наполненною книгою называть то не ужасаются; или хотя, не называют; столь, однако ж, с малого охотою читают оное, или слушают, что можно вероятным образом сказать, что ежели бы Они были во времена Иосии царя Иудина, когда книга закона Божия, которая чрез долгое пропадала время, и уже было у всех почти в забвение приходить стала, нечаянно нашлась под некоторыми сокровищами, не стали бы тужить с тем благочестивым царем о пропаже такой, ниже примечать хотели бы, как он растерзанием риз своих с превеликим плачем засвидетельствовал страшный некий на себе оттуда гнев Божий³³³; но еще бы разве советовали ему, чтоб дальше куда-нибудь ее запрятал или б и совсем испразднил, и изволил бы лучше в карточной, или других которых подобных забавах провождать время, нежели в чтении такой книги, которая всему тому учит, что плотскому человеку неугодно и совсем противно есть.

Я не намерен и тех теперь выводить сюда на средину великих, послов Божиих, приятелей, которые с большею всегда радостию смотреть хотели бы на вышедшего на комедиальном театре шута, нежели на них, когда выходят они на свои кафедры и говорят не обинуясь, что нам слушать этой подлости? вольно им, что хотят, говорить. Они нам велят пост хранить, велят смерть всегда пред очами иметь, велят тесным и прискорбным ходить путем; да ведь мы не такого грубого сложения как они. Можем ли мы прожить без тучных яств? а смерть памятовать, так разве нам всех наших роскошей и увеселений удалиться? также и других теснот может ли вместить наше деликатное воспитание? Когда б нам власть была, поступили бы мы с ними, как иногда во времена Илиины с такими ж Пророками было поступлено; чтоб они не мешали нам словами своими по тем путям ходить, к которым наша склонность нас ведет.

Оставляю я и тех несмысленных людей, которые как благополучие, так и неблагополучие свое слепой некоторой приписывают фортуне; следовательно, и когда Бог дары Свои изливает, так Его приказам повинуются, как бы никакого благодеяния от Него никогда не видели; и когда казнь какую терпят, также от злых дел своих не обращаются, но еще и хулят иногда Бога от великих тех язв своих, как явствует в Апокалипсисе³³⁴.

Обращаюсь к нам самим. Мы и Священное Писание читаем и устно проповедуемое слово Божие часто слушаем; и то знаем, что Бог для нашего обращения все то делает, когда или благое, или злое что посылает на нас; также и внутреннее благодати Его движение в нас многажды чувствуем; однако ж со всем тем, о! коль еще далеко отстоим от того, чтоб хотели идти на часто помянутую Его вечерю! Доказывают то междоусобные наши раздоры, свары, брани. Доказывает к бедным немилосердие, друг к другу нелюбовь, и бессмертное почти, так сказать, злопомнение. Доказывает превеликая во всех поступках наших неправда, крайняя к душеполезным делам леность, и всеконечное почти суда Божия забвение. Но какие еще даем мы на сие резоны? как извинить такое о спасении небрежение тщимся? Стыдно воистину и говорить. Иной говорит: я человек великий, как мне можно смиряться, как без отмщения сносить обиды? Иной, я имею дом, на который у меня исходит по нескольку тысяч, и как же бы мне не воровать? аки-бы кто принуждает его непомерные расходы держать и мотать. Иной, я человек в крепости, как мне еще страстей общих чужду быть? аки-бы на то Бог ему и силы давал, чтоб он растлевал их своим невоздержанием. Иной иные, но все тщетные и ни к чему негодные приносит своей злости извинения; которые все, куплею села, притяжанием волов, и поятием жены, в том же самом нынешнем Евангелии весьма изрядно изображены. И как же это досадно Богу, что мы так звание Его презираем и все о нашем спасении попечение в ничто обращаем! Подлинно, что ежели б не был Он столько милосерд, приказал бы конечно то учинить с нами давно, что Приточный оный, у Матфея Евангелиста поминаемый царь с гостьми своими, которые возгнушались прийти на брак сына его³³⁵. Но и какое ж это неразумие наше? ради толь подлых страстей наших, толиких красот, толиких сластей, толикого лишаемся блаженства! Подлинно походит сие на дело Парисово, который ради одной жены, все потерял свое отечество. И поверьте мне, слышатели, что весьма мы сожалеть будем о сем, когда прекратятся дни наши, и оставят нас все оные наши похоти. Лисимах, Лакедемонский царь, сказывают, когда принужден будучи жаждою, отдал себя и все воинство свое в руки неприятелей; напившись данной от них воды воздохнул, и сказал: боги мои! коль ради малой сладости толь великого царства я лишился! То ж конечно и мы в горести нашей вопить тогда будем; скажем непременно таким же образом: Боже наш! какой для суеты толикого блаженства оттщетились мы!

Но убо да избежим такого несчастия, слышатели, покамест еще имеем время, признаем мы наше погрешение, признаем, что худо мы делаем когда Царствие Божие промениваем на самые последнейшие в мире сем вещи; и лишь только послышим где отселе зовущ нас к животу вечному глас Божий, лишь почувствуем руку Его, толкущую у дверей сердца нашего; тотчас отверзаем их и идем, куда Он зовет нас, со всяким поспешением, говоря с Давидом: готово сердце наше к Тебе, Боже, готово сердце наше³³⁶. Аминь.

Господи! бысть якоже повелел еси, и еще место есть.

Лк.14:22.

Ныне чтенное Евангелие.

Весьма нам радоваться надобно, благочестивые слышатели, что не все столы заняты на вечере небесной, но и еще праздное есть место. Ежели бо все бы заняты были, то, где бы мы поместились? Ежели бы праздного не находилось места, то, как бы причастниками учинились мы несказанного сей вечери наслаждения? Ныне же не без причины уповать можем, что и мы поместимся между прочими избранными гостьми ее. Однако ж, притом нельзя нам не сомневаться в сем, пустят ли еще нас туда? может быть, хотя и есть праздное место, да не для нас, для иного кого-нибудь? Примечено бо, что не все на знатные допущены бывают банкеты; например, на славном оном Артаксерксовом пиру, который у него Эсфирина ради с ним бракосочетания чрез целые семь дней продолжался, пировали ближние его только друзья и знатнейшие полководцы сил его³³⁷. На вечери Иродовой, которую он в день рождества своего весьма богато устроить приказал, также по свидетельству Евангелиста Марка сидели только князья его, тысячники и старейшины Галилейские³³⁸. Правда, что Евангелие отъемлет от нас такое сомнение, когда говорит, что хозяин и нищих, и бедных, и слепых, и хромых допускать на его вечерю приказал слуге своему, не разбирая лиц; но, однако ж, на другом месте читаем мы, что некоторый неучтивец, как без пристойной одежды дерзнул войти в нее, извержен был вон с великим поруганием³³⁹. Хотя убо и нет здесь лицеприятия, да нет ли другого какого избрания? Того ради, советую я теперь вам, слышатели, приблизиться мыслию вашею к вышнему оному, в котором сия вечеря приуготовлена, чертогу, и смотреть купно со мною, какие подлинно там люди возлежат за трапезою? причем спросим, и для кого оставлено еще место? Что как сделаем, скоро уразумеем, что нам о себе думать надобно.

Я, слышатели, когда приникаю умным моим оком сквозь разверстую в Священном Писании представленной нам теперь вечери завесу, вижу ее на многие разделенну столы, по силе оных известного тайн Царствия Божия сказателя слов: в дому Отца Моего обители многи суть³⁴⁰: так что и знатные, и благородные, и худородные, и богатые, и убогие весьма порядочно там помещены.

За одним убо столом вижу я ликовствующих царей, князей, вельмож и других премногих, от начала века до сего времени бывших властей. Да которых вы думаете властей? Не думаете ль вы, что в том числе вижу я злонравного Калигулу. Который, позабыв, что на сохранение, а не на истребление народа выбран был царем, так крови человеческой жаждал, что меч, которым отсекал кому голову, своими устами с великим услаждением облизывал? Но думаете ль, что в том числе вижу я всех человек бесчеловечнейшего, самых адовых фурий неистовейшего, и скажу, чудовище мерзкое натуры, Клавдия Нерона, у которого вместо медведей на позорищах, вместо статуй в саду, вместо фейерверков на дворе, образом Божиим почтенные, и во всем, кроме царского имени, подобные ему люди были? Не думаете ль, что в том числе вижу я, не памятующего естества своего, гордого Сезостриса, который вместо лошадей, четырех побежденных от себя царей запрягши под свою коляску, ездил? Не думаете ль, что в том числе я вижу сластолюбивого оного Вителлия, который павлиньими мозгами, червленокрыльными птицами Индийскими и подобными редкостями услаждаться любил, гнушаясь всего того, что в его государстве дешевою ценою достать было можно? Не думаете ль опять, что в том числе вижу я Сарданапала, бесчисленное множество жен и наложниц в дому своем питавшего, или других каких сим подобных? Нет, слышатели, нет из них тут никого. Нет гордых и высоких: понеже сам хозяин кроток и смирен есть сердцем, по Евангелию³⁴¹. Нет жестоких и немилосердных; понеже сам начальник пира – Агнец, по Апокалипсическому свидетельству³⁴². Нельзя было сюда войти и скверным, и невоздержанным: понеже, что таковые не наследят Царствия небесного, объявлено давно от Апостола³⁴³. Да и возлюбленный ученик Христов, аки бы в самых дверях чертога сего стоя, велегласно вопиет: вне псы и чародеи, и любодеи, и убийцы, и идолослужители, и всяк любяй и творяй лжу³⁴⁴. Которых убо властей я вижу за трапезою Царя небесного? Вижу Давида кроткого, Езекию Богобоязливого, Константина Благочестивого, вижу Ольгу Христолюбивую, вижу Владимира, Михаила и Александра, наших Российских церкви Божьей храбрых защитников, православия насадителей, веры поборников, ересей истребителей: кратко, тех я вижу здесь одних властей, которые в толь высоком, порученном им от Бога деле, всякое показывали свое тщание и верность; и за тем услышать сподобились при самом первом входе в премирные сии покои пресладкий, от уст Его к каждому из них произнесенный, глас сей: благий рабе и верный, о мале был еси Мне верен; тем же над многими тя поставлю; вниди в радость Господа твоего³⁴⁵.

Подле властей видятся мне на особенном месте посажденные судии, только не все ж; не сидят тут старцы, осудившие иногда по злобе своей Сусанну. Не присутствует тут и Пилат, который за одно то слово, не будешь друг Кесарев³⁴⁶, предал праведных Праведнейшего на распятие. Нет тут и всех тех, которые на сребро людей Божиих продавали, слезы вдовичьи пили и почти кровь самую из убогих ссали. Кто ж посажден за сим столом? Посажден Самуил правдивый, Даниил нелицеприемный и сим подобные, о которых сей стих воспел Пророк: кто взыдет на гору Господню? или кто станет на Святем Его? Неповинен рукама и чист сердцем, иже не прият всуе душу свою³⁴⁷. Всуе же приемлет душу свою тот судия, который, не рассуждая неоцененной, живо изображенного в ней образа Божия драгости, променивает ее смело на всякую безделицу. Всуе приемлет душу свою, который позабыв, что суд Божий есть, делает судейский свой стол купеческою лавкою; судит не по законам, но продает суды и законы по своей воле. О горе, о люте такому судие! лучше бы ему никогда не родиться! лучше бы никогда не принимать души себе от Бога! Все таковые вон извержены бывают из чертога небесного.

Против Царей и Владык по другую сторону около Престола Божия обдержат место Пастыри и Учители церковные, у которых в самом начале Святые председят Апостолы. Подлинно, что я никогда не сумнелся, чтоб такие, преполезные Церкви святой люди, по преставлении от земной жизни не приходили в сие место, но, однако ж, как я начал при теперешнем случае на них с прилежанием смотреть, вошло в меня скоро любопытство спросить: все ли и Пастыри с Учителями находятся участниками несказанной сей вечери, или также не все, как и на других чинах оказалось? И ответ я на сие получил весьма скоро; понеже на самый первый мой вопрос все те блаженные души, как бы едиными усты сказали мне с Павлом: мы здесь одни только те, которые подвигом добрым во дни нашей паствы подвизались, течение жития нашего скончали Богоугодно, веру и в себе и в порученных нам бывших овцах соблюли неповрежденну³⁴⁸; чего ради и отложился нам сей венец правды, его же воздал нам праведный Судия; а которые, называясь вождями людей, ни сами в жизнь вечную войти, ни другим пути к ней показать не старались, тех не спрашивай здесь, нет! Сие выслушав, не мог, я не возгласить пред ними с великим удивлением: добре, когда так, добре пришли вы сюда, отцы достоблаженные! Достойно здесь веселитесь, достойно бесконечной наслаждаетесь вечери. Давно уже сие небесный вам обещал Владыка, когда сказал во Евангелии: иже сотворит и научит, велий наречется в Царствии небеснем³⁴⁹. О горе же и люте тем пастырям, которые не подражают вам! горе и люте тем, которые не внимают, что Бог во Апокалипсисе ленивому, Сардикийской церкви епископу, говорит: вем, рече, твоя дела, яко имя имаши, яко жив, а мертв еси. Ей буди бдя, и утверждая прочия; воспомяни, какое ты на тебе звание принял, и покайся: аще же ни, прииду на тя яко тать, и не имаши почувствовать, в кий час прииду на тя³⁵⁰.

Мало нижше Апостольского и Святительского совокупления, собор монахов и пустынножителей прохлаждение иметь мне видится: да которых монахов и пустынножителей? Тех ли, которые, не хотя никаких трудов понесть в мире, лежат в монастыри и пустыни идут? тех ли опять, которые не хотя стараться о прокормлении себя и своего дома, на готовый хлеб в снабденные щедротами других места бегут? или тех, которые черною власяницею, которую носят на теле, мыслят потаить смрадные грехи, которые всегда пребывают в душе их? Нет: не сих я разумею здесь быть монахов, но тех только, которые все попрали и поплевали в мире за любовь Божию; которые плоть свою распяли со страстьми и похотьми ради Царствия Божия³⁵¹; кратко, которые, послушав Евангельского гласа оного: аще кто хощет по Мне ити, да отвержется себе, и возмет крест свой, и по Мне грядет³⁵²; взяли кресты своих страданий и потекли в след зовущего их тесным и прискорбным путем. Сии-то преподобные духи, сии плотию облеченные Ангелы, по своих трудах и подвигах покой, по бдениях и коленопреклонениях наслаждение, по посте и умерщвлении тела вечное от тука дома Божия насыщение принимают здесь; как то им Христос там же во Евангелии обещал, когда сказал: всяк, кто оставит дом, или братию, или сестры, или отца, или матерь, или жену, или чада, или села, имене Моего ради, сторицею приимет, и живот вечный наследит³⁵³.

Наглядевшись на духовных пиршественников, опять я обращаюсь к мирским; а тут мне и предстает пред очи тотчас весьма великолепно убранный стол посреди самой небесной залы. Спрашиваю я, кто за ним вечеряет? И ответ слышу чрез Апокалипсичника: сии суть, иже с женами не осквернишася; девственницы бо суть³⁵⁴. А мало далее которых лиц я вижу, на своем также месте пиршествующих? Они, говорит, те, иже победиша древнего оного змия кровию Агнчею, и не возлюбиша душ своих даже до смерти³⁵⁵. Знаю, знаю теперь, Богослов Святой! Се – то суть те подвижники, которые за Христа и церковь Его головы свои положили.

Молился бы я Святому Богослову, как неизреченных тайн Божиих зрителю бывшему, чтоб мне и о других, вечеряющих в сей зале в бесконечные веки со Христом, лицах пространно рассказал; но долго того будет. Да и что нам за прибыток, смотреть на пир и пиршествующих, а самим пира того быть чуждыми? Посмотрим лучше, нет ли тут места и ради нас грешников?

Слышали мы уже, что раб Господину сей вечери донес, что еще место праздное есть, и уже отдал ему Господин и приказ, чтоб наполнил то. Какими-то людьми сие место наполнить приказал Он ему? Не грешниками ли? О когда б то было! Приступим убо к сему рабу, и попросим, чтоб объявил нам о данном ему приказе. Он не такой спесивый, как многие земных царей служители; допустит нас скоро до себя, да еще он нам и знаком весьма, плоть бо от плоти нашей и кость от костей наших есть. Ибо толкует Феоофилакт Святой, что раб сей, есть приемый под лета на себя зрак раба, Сын Божий; Он-то собрал и вышепомянутых всех гостей ко Отцу Своему и Богу; Он, поскольку Ходатай есть между Богом и человеками, как говорит Святой Павел, печется и о дополнении праздного, на вечери Отца Своего, места³⁵⁶. А. к кому ж удобнейший приступ, как к Нему? И блудницы и мытари, и рыболовы и скинотворцы, и слепые и хромые, словом, всяк, кто хочет, приди, и советуйся с Ним о пользе твоей; двери у Него не заперты. Приступим убо, и паки, советую я вам, слышатели, приступим к Нему, и помолимся с прилежанием, чтоб открыл нам, кого хочет Он ввести и посадить на праздное место в преблаженной Своей вечери? Радость нам, слышатели, Христос Сын Божий сказывает, что грешников. Не приидох, говорит, призвати праведники, но грешники³⁵⁷. Да я это примечал и с слов еще самого Отца Его, которые Он, посылая Его в мир сей, сказал Ему: изыди бо, сказал, на пути и халуги, и убеди внити³⁵⁸. А кого убеждать пристало? Праведники и без убеждения на самое первое звание со всякою текут на вечерю небесную охотою, говоря с избранною, в Песнях Песней упоминаемою, невестою: в воню мира Твоего течем³⁵⁹. Явно убо есть, что грешников, которые то за селами, то за волами, то за женами отрицаются от сего: иный говоря, я великий человек; как сквозь тесные врата мне лезть? Иный, я много всего имею; как мне то оставить? Иный, я человек женатый; как могу разлучиться с женою, с детьми и с домом? Аки бы того Бог от них требовал: а с женою уже, честью и именем, аки бы нельзя было участником быть им небесной вечери. Явно, говорю, есть, что таких-то людей приказал Отец небесный убеждать на вечерю Сыну Своему. И кто ж бы такому безмерному не удивился Его человеколюбию? Мы равных себе, буде ли раз и другой позовем к нам, а те не захотят прийти, за досаду себе превеликую то ставим, и более уже их просить никогда не хотим; Отец же вот небесный, хотя на всяк день и час призывая нас к Себе, отказ от нашего нерадения слышит: однако ж, не в конец огорчевается, не в конец оставляет и отлучает нас от Своей дружбы; но ждет и еще нашего согласия, ждет когда обратимся и покаемся; ждет, а между тем то скорбьми, то напастьми, то иными многими образами влечет, и понуждает нас к тому, как иногда Авессалом убедил к себе прийти Иоава³⁶⁰ зажжением нивы его, который до сего нимало несклонен являлся к тому. Сие толкование не мое, но самого вышепомянутого Святого Феофилакта: многим, говорит он на сие место, посылая Бог и недуги и беды, творит им как бы неволею отрещися житейских, ими же судьбами Сам весть; и вводит их в Свою вечерю.

Но, о человеколюбче Господи ! какую Ты нужду в нас скверных грешниках имеешь, что столько о призывании нас на Твою вечерю печешься? Не довольно ли на Твоей трапезе возлежит ныне празднуемых Святых Праотец? не довольно ли Пророков и Апостолов? не довольно ли Мучеников и Исповедников, и других бесчисленных праведников? Сверх того Херувимы и Серафимы и все тьмочисленные лики Ангельские стоят в готовности, желая Божественной преблаженной Твоей вечери насыщения; на что ж еще мы грешные понадобились Тебе? Ах! что я об этом Человеколюбца спрашиваю? Он не имел никакой нужды и созидать нас; однако ж, создал. Чего ради? Ради благости Своей. Той же убо ради и не хочет смерти грешника; той же ради и не терпит, чтоб создание Его погибало; но хочет, да вси в покаяние приидут³⁶¹, как верховный Апостол Петр вопиет всякому во уши.

Полно убо, полно говорить нам, слышатели, полно неизмеримую благоутробия Божия пучину умом нашим преплывать. Лучше ничего в том не испытуя, встанем, и горе подъемши сердца наши, поблагодарим Его за толикое к нам окаянным снисходительство; и кающиеся о прежнем нашем против звания Его упорстве, течем, на который зовет Он нас пир; течем немедленно, течем и сядем добродетельные власти со Властями, добрые пастыри с Пастырями, судии праведные с Судьями, прочие с прочими соименитыми себе угодниками Божиими; а грешники за праздный стол ускоряем. Не говори никто, село купил, или волов притяжал, или жену понял, и сего ради не могу прийти; но и села наши Господу посвятим, и волов Ему на жертву принесем, и жен и детей наших к Нему ж привесть потщимся. Воззри всяк на празднуемых ныне Святых Праотец Христовых, и увидишь сам многих из них не только селами, но и целыми империями владевших, многих богатством паче других изобиловавших, всех же людей женатых бывших; но попрепятствовало ли вот им такое состояние к получению живота вечного? Ежели нет, то уже и мы в подобных обстоятельствах жития нашего усумневаться о спасении нашем не должны; только ходим Богоугодно, ходим путем тем, который показал, и самою дражайшею Кровию Своею ко исшествию из Египта мира сего назнаменовал нам Спаситель наш. Я кратко говорю, о слышатели! памятовать нам надобно, что ни честь, ни богатство, ни супружество в ведущем к вечности пути никому не мешает, но только любовь к таким вещам и попечение о них безмерное; чего ради, впрочем, как кто изволит, точию любви, точию сердца нашего никаким вещам кроме Бога и Царствия Его посвящать не дерзаем. Что нам во всем мире будет, ежели Царствия Бoжия лишимся? Что нам паки во всем мире будет, ежели бесконечное Царствие Божие наследим? Аминь.

Востав поими Отроча и Матерь Его, и иди в землю Израилеву; изомроша бо ищущии души Отрочате.

Мф.2:20.

Ныне чтенное Евангелие.

Давно ли еще, благочестивые слышатели, начали мы светлый торжествовать Рождества Христова праздник? и уже вот бегство Его во Египет представляет пред мысленные очи наши Святая церковь. Давно ли мы слышали оный сладкий ко Иосифу глас Ангелов: Иосифе, сыне Давидов! не убойся прияти Мариам жены твоея; рождшееся бо в Ней, от Духа есть Свята³⁶²? и уже вот к тому же Иосифу той же днесь приходит и говорит Ангел: востав поими Отроча и Матерь Его, и бежи во Египет; и буди тамо, дóндеже реку ти³⁶³. Божественнейший Ангел, нашего спасения прерадостный благовестниче! позволь мне, праху и пеплу, некое тебе предложить слово: ты недавно престол Давидов обещал от Бога сему Отрочати; ты недавно Сыном Вышнего нарек Его; как же теперь бежать с Ним родителям Его велишь в языческую землю? Пристойно ли Сыну Вышнего от места на место бегать, или Наследнику толь знаменитого в свете престола в Своей земле не иметь места? Небо удивлялось безмерно, и вся тварь великим одержима была ужасом, когда недавно в таком бедном видела Творца своего состоянии, что не было Ему и родиться места во обители³⁶⁴, но в отдаленном скотском вертепе и во яслях, о, странного дела спасительное сие совершилось таинство; а теперь слышим, что и из того уже изгоняется Он: лиси язвины имут, и птицы небесныя гнезда³⁶⁵, воплощенное же Слово и такого лишается покоя! Ах! В какое ты нас словом твоим, Святой Ангел, привел недоумение! Но, однако ж, доканчивай речь твою, отправляй посольство, проповедуй ясно, какая нужда сему Младенцу бежать во Египет? Такая, говорит Ангел, что хощет Ирод искати Его, да погубит³⁶⁶. Творче небес и Боже всех! до чего Ты ныне пришел! Когда созидал Ты вселенную, не было Тебе помощника; когда украшал и располагал чином твари, ни от кого совета или силы не заимствовал, но сказал, и сталось все; повелел, и создалось; словом Твоим небеса утвердилися, и Духом уст Твоих вся сила их³⁶⁷; а теперь от твари Твоей кроешься, от человека смерти опасаешься! Кто видел, кто слышал сицевая от начала века?

Слышатели благочестивые! не воздохнем ли, и слезами очи наполним все мы, когда так ради нас истощивша Себя Создателя нашего видим? Но нет теперь времени плачу, далече сия печаль от сердец наших да будет. Се бо с новою и радостною вестию является паки Ангел Господень Иосифу, и велит, чтоб, не боясь возвратился он в Назарет, объявляя, что все ищущии души Отрочате уже изчезли; и яко вихрь развеялись все их лукавые помышления. Востав, рече, поими Отроча и Матерь Его, и иди в землю Израилеву, изомроша бо ищущии души Отрочате. О дивное Божие о Сыне Своем смотрение! Еще в пеленах повитому, еще на объятиях Матерних держиму, попустил Ему такое от Ирода претерпеть гонение, показуя нам ясно, скольких бед и зол исполнена настоящая жизнь человеческая; а притом и давая пример всем, чтоб от самых младых ногтей привыкали мы к терпению, и готовы были на всякое гонение, обиды, напасти и озлобления. Однако ж, ненадолго в том гонении быть Бог Отец возлюбленному Своему попустил Сыну; по двух бо летах, как многие от Учителей говорят, Ирод сам и дети его, от Него ж Самого избиeны, по словеси Ангелову измерли: а Христос паки возвратился во Свое отечество. И сим показал человеколюбивый Господь, что хотя верным чадам Своим истинным, говорю, добродетелей рачителям, попускает Он в различные впадать иногда зла ради некоторых судеб Своих, но на краткое время; вскоре бо избавляет их от зол тех, по свидетельству Псалмопевца: многи, рече, скорби праведным, но от всех их избавит я Господь³⁶⁸. И о том следующее я намеряю теперь иметь слово, ежели только благоволите со вниманием его послушать.

Всем то вам, уповаю, известно есть, благочестивые слышатели, что Бог в раю к древнему оному всеядовитому, единого красотою яблока всеродного человека прельстившему, змию сказал: вражду, сказал, положу между тобою, и женою, между семенем твоим, и семенем ея³⁶⁹. И оттуда какая брань между змием тем и родом человеческим началась, исповедать страшно! Однако ж, видел прозорливый супостат, что невелик ему подвиг предлежит против слабых и немощных грешников, которые и без всякого сопротивления самовольно в плен ему отдаются; того для всю силу, все тщание и хитрость свою обратил против праведных человек, которые в благодати Божией укрепляясь, всегда ухищрениям его сопротивиться тщатся. Откуда последовало то, что едва который праведник без гонения, едва который без бед и напастей век свой прожил; как то можно приметить и от одного Священного Писания.

Восставил было Бог вначале праведное Адаму, прародителю нашему, семя благочестивого Авеля; тут, смотрите, что всезлобный враг сей наваждением своим учинил? Попустил за раз старейшему брату, чтоб возненавидел его, а по зачатии ненависти всеял немедленно в сердце его и другую пребеззаконную мысль об убийстве праведника того.

Явился после посреди беззаконий и нечистот всяких исполненных людей, муж Богобоязливый Исаак; и кто не ведает, какие он озлобления, иногда в засыпании нужных ему кладезей, иногда же в других случаях претерпел от Филистимлян? Что ж сказать о возлюбленном Богом Иакове? Не вся ли жизнь его бедствие едино было? как сам объявил пред Фараоном: дние, рече, мои малы и злы³⁷⁰. И как не злые? Иногда от брата своего Исава на убиение искан, иногда от Лавана, дяди, гоним, иногда же и от собственных детей своих обеспокоиваем был. Что паки исповедаем об усердном чистоты любителе Иосифе, сыне его? в каких он не был злоключениях? Воистину, ров, изгнание, узы, темница, как бы некое наследие ему из младенчества доставалось. А воззрит ли кто и на Боговидца Моисея? Увидит и того трехмесячна суща выброшена на море в небольшом корытце; а после хотя и в доме Фараоновом воспитываема его узрит, но по малом времени опять бегающа от лица Египтян приметит. Долго было бы, когда б хотели мы здесь пересмотреть житие многострадального Иова; или исчислять беды Иессеева сына, и других премногих, разные в разные времена пострадавших зло, Пророков и Апостолов и Мучеников. Довольно, кажется мне, вообще образ некий сицевого на праведных нападения вражия показать. Где ж мы его найдем? Во Апокалипсисе, главе двенадцатой. Видите ли там, благочестивые слышатели, с каким устремлением змий оный великий, сверженный с небес от Ангелов, облеченную в солнце жену гонит? видите ли, коль люто, коль яростно на нее скрежещет зубами своими и с какою жадностью пожрать ее желает? Но, однако ж, все напрасно суетится он; не может никак настичь велелепной жены той для того, что имеет она у себя два крыла орла великого и теми парит легко, куда ей Бог приказал. Что ж убо всезлобный он делает? Видите; изливает из уст своих воду, чтоб, хотя в реке потопил ее. О, лютость неизглаголанная! О, ярость врага того на жену сию неописанная! Вот нам, слышатели, ясный образ великой на праведников дьявольской злобы. Ибо змий сей, по толкованию учителей церковных, есть Дьявол, а жена световидная, церковь Святая вообще и порознь всякая душа благочестивая, облеченная в чистую и непорочную веру, и светлые добродетелей лучи от себе испускающая, по словеси Спасителя нашего: тако рече, да просветится свет ваш пред человеки, яко да видят добрая дела ваша³⁷¹. Чрез воду же, из уст смрадных испущенную, все почти учители разумеют многообразное гонение помянутого змия на истинную Христову церковь. И кто б толикую его ярость выдержать мог, ежели б не подкрепляла и вспомоществовала всякому благодать Божия, которая чрез помянутые крыла орла великого означена? Не напрасно, подлинно не напрасно Ангелы там же во Апокалипсисе вопиют: горе живущим на земли и мори, яко сниде диавол к вам, имея ярость великую, ведый, яко время мало имать³⁷²!

Но уже оставим мы более лютое на праведных нападение вражие; смотрим прочее, как их Бог чудным Своим промыслом избавляет от всех козней его. И в первых, да предстанет пред очами нашими муж желанный, Даниил Святой, которого до того было дьявол чрез инструментов своих злоковарных, говорю, людей, привел, что в ров левск ввергнуть его царь приказал. Но что ж? прикоснулись ли ему гладные львы? повредили ли хотя мало плоть его свирепые те звери? Никак: скажи ты нам сам о сем известнее, Даниил Святой! объяви, что тебе в рве там сделалось? Бог, говорит, мой посла Ангела Своего, и затвори уста львов, и не вредиша мене; яко обретеся пред Ним правда моя³⁷³. О слышание, веру человеческую превосходящее! враг душ человеческих вымыслил было способ сей на то, чтоб им отвратил Даниила совершенно от Бога истинного, за Которого почтение ввержен он был в ров, или бы уже совершенно истребил память его от земли живых. Но вот, слышим, что ни того, ни другого намерения во исполнение привести не мог никак; а зачем? За тем, что с Даниилом Господь сил был, избавляя его от всякого вреда.

Едва ли кому большее когда злополучие приключилось, как целомудренной Сусанне? Осудили беззаконные судии праведницу сию на побиение каменьми за то едино, что она не хотела впасть в руки Божии; повели неповинную агницу на плечевное заколение со всенародным поношением; и уже никто не надеялся ее более в живых видеть. Но что ж? не оставляет Бог жезла грешных на жребий праведных³⁷⁴, оставил ли и сию рабу Свою в поругании быть врагу ее? Никак; внемлем, что далее делается? Возбудил Бог Духом Своим недавно помянутого Пророка, который и, прибежав спешно, дерзновенно глупость народа и неправду беззаконных судей тех чудным испытанием обличил, и Сусанну от надлежащей погибели паче чаяния всех возвратил к животу. Взирая на такое о праведных попечение Божие, премудрый Соломон вопиет: праведный от лова убегнет; вместо же его предается нечестивый³⁷⁵; и верховный Апостол Петр, удивляясь сему, во втором своем послании говорит: весть Господь благочестивыя от напасти избавляти; неправедники же на день судный мучимы блюсти³⁷⁶; пристает на слова их и Псалмопевец Святой: воззваша, рече, праведнии, и Господь услыша их, и от всех скорбей их избави их³⁷⁷.

Однако ж, не всегда Бог на первое призывание праведников Своих поспешает избавлять от скорбей и напастей их; часто на некое отлагает то время, как и ныне поминаемого пришельца Египетского не за раз, но по двух, как выше сказано летах (а по других рассуждению и более) возвратил в Свою землю. Но то делает Он по Своей премудрости; и первое, для того, что не хочет гонителям препятствовать в их, хотя Ему весьма противном, намерении: понеже самовластного человека сотворил в свете. Второе, что ожидает их обращенья, не воспомянут ли когда они смерть и убоятся страшного суда Божия, и так престанут от злых дел своих. Да и дивно ли это, что так Бог гонителям, в которых числе я заключаю всех не только явных врагов, грабителей, досадителей, но и тайных клеветников, ябедников и кривосудов, продающих праведнаго на сребре, и убогаго на сапозех³⁷⁸, терпит? Он, ища им обращения, еще за всякого из них страдал крест, проливал кровь, умирал смертию горькою и поносною. И что сего более быть или хотя помыслиться может? Однако ж? поступим далее. Памятно ли вам, когда распростерт на древе Живот наш висел, как тогда мимоходящие, покивая главами, ругалися Ему? как оцет и желчь ко устам придевали? как острым копием живодательные ребра отверзали? А кто те люди были? Те сами, за которых Христос все сие страдал. И коль эта неисцельна, рассудите, была Христу язва! Но, однако ж, что Он? Отче! говорил, отпусти им; не ведят бо, что творят³⁷⁹. Дивно ли убо, повторяю я, что и прочим, во удах Христа распинающим гонителям, столько Бог терпит? Единожды сказал Он: не хощу смерти грешника, но еже обратитися и живу быти ему³⁸⁰; и во веки неизменно то пребудет слово. Только опасаться таковые должны все, чтоб по многом ожидании покаяния не отверг их Господь от Себя вовсе, как Фараона, и иных ожесточенных сердец. Третье, и наипаче того для оставляет иногда Бог на время гонимым и озлобляемым праведникам Своим быть, чтоб искусилось тем образом постоянство их добродетели. Свидетель на сие мудрец, который так о праведных говорит: искуси их, и обрете достойны Себе. Яко злато в горниле искуси их, и яко всеплодие жертвенное прият я³⁸¹. И сей-то ради причины попустил некогда Бог мужу по сердцу Своему, Давиду, чрез много лет от лица Саулова бегать так, что и он принужден стался с жалобою ко Господу вопить: востани, вскую спиши, Господи³⁸²? приими оружие и щит, и приди в помощь мою, и заключи сопротив гонящих мя; рцы души моей: спасение твое есмь Аз³⁸³. Генерально же утвердить надобно, что Бог никогда не даст о праведнике Своем врагам его порадоваться: не даст в век молвы праведнику³⁸⁴, сам же Давид на другом месте проповедует; и о себе на ином паки месте, извествуя нас, говорит: внегда призвати ми, услыша мя Бог правды моея, в скорби распространил мя еси, ущедри, и услыши молитву мою³⁸⁵.

Что когда так есть, то уже не видят ли крайнего заблуждения своего в нас те, которые во время бед, скорбей и напастей своих, минув общего всех сего Избавителя, к своим прибегают патронам, которые и сами разным счастья подвержены суть переменам, и в которых нет ни единого спасения, по Пророку³⁸⁶; или уповают на тленное и скоро мимоходящее свое имение, которое не пользует ни мало в день ярости, по свидетельству Приточникову³⁸⁷? Смеемся мы, когда слышим от историков, что Римляне в то время, как еще начиналась в них вера православная, и напало на отечество их сильное воинство Готское, подумали, что один Бог Христианский не доволен защищать всего народа Римского, чего для от иных сторон рукоделанных богов себе в помощь взаимно просили. Смеемся, а сами, уже и вкоренившемуся давно в нас православию подобное нечто и равного достойное смеха делаем, когда мимо головы, у ног, так сказать, помощи ищем; мимо Бога, от персти избавления просим, аки бы Бог не силен нас был свободить от всяких зол.

О Юлии Кесаре есть повесть у Светония, что когда плыл он по морю, и восставшей необычной бури убоялся, и от великого страха весь побледнел корабля того начальник; тогда Юлий, оборотившись к нему, молвил: чего ты боишься, чего ужасаешься? Кесаря везешь, помни, да еще благополучного Кесаря.

Здесь мне речь есть до вас, благочестивые слышатели! вслушались ли вы, что то гордый Кесарь сказал? Рассудите ж убо: ежели Кесаря благополучного (что еще в сумнении находилось) присутствие, по мнению его, могло корабельника от боязни избавить; то Бог ли, Который Сам управляет корабль жития нашего, на волнуемом мира сего океане о камень бед разбиться, или не в силу нашу наведенными на нас печалей волнами погрузиться ему попустит? Нет: хотя и пенится море, мы потопления бояться не должны; хотя приражаются судну нашему жестокие ветры, мы благодушествовать будем. Для чего? Для того, что Бог в нем присутствует, Бог всемощный, Бог премилосердый. А когда Он всемощен, то никакая трудность во избавлении нашем не преодолеет Его силу; когда премилосерд, то конечно не попустит нам чрез меру искушенным быть какими-либо злыми.

Хотим ли еще истины сей в подтверждение примера какого? Не пойдем уже по него далеко, найдем между нами самими. Еще бо у всякого в свежей содержится памяти, коликое треволнение в недавно прешедших летах претерпел корабль отечества нашего, коликое смущение и печаль от бездн адовых исшедшая буря нанесла всем в корабле сем обретающимся нам, о Россияне! Но где ж теперь оные волны? что, утихли? где буря необычная? что ее не слышно? Не то ли оно, рассуждайте, что я выше сказал; то есть, что Бог премилосердый, услышав плачевный вопль наш, воста яко силен и шумен от вина; и поразил вспять враги наши³⁸⁸; воcстал, яко иногда на глас возлюбленных учеников Своих от сна, и запретил буре и ветрам; наказал, говорю, нас за грехи наши бывшим на краткое время печали посещением, и се обильную теперь излил нам радость. Ведаете, какой разум мои содержат слова. Я уповаю, что толкователей не потребуете: помните бо несчастливые оные недавно у нас бывшие перемены; помните, увы, горестное воспоминание! Слезное нам и всем ужасное Петрова престола колебание, который с коликим трудом утвердить несравненный тот Монарх старался, всему свету довольно известно. А теперь, о дивная измена десницы Вышнего! теперь видите сами, как укрепил Господь столпы его; видите, каким златым Россию одарил покоем. И кто ж бы от нас сие видя, крепкое всегда не хотел иметь на Него впредь упование? А за приятое благодеяние, благодаря Toгo, кто б не воскликнул с Божественным Псалмопевцем? на Тя, Господи, уповаша отцы наши, и избавил еси их; к Тебе воззваша, и спасошася; на Тя уповаша, и не постыдешася³⁸⁹; и мы на Твою, Господи, силу надеялись, и спасены явились; сокрушися сеть вражия, и мы избавлени быхом³⁹⁰.

Предначни сию песнь, как Глава наша, и несравненно большую паче нас в оных неблагополучных случаях скорбь претерпевшая, теперь же обрадованная, и пред всеми концами земли прославленная Всемилостивейшая Государыня и Матерь наша вожделенная! Воскликни великим гласом к помощнику Богу Твоему: благословен Господь творяй милость христу своему, Петру, и семени Его³⁹¹; а мы, пристая на глас Твой, придадим: и всем Россиянам чрез семя Петрово до века. Поистине бо, о Богом благословенное Великого в Монархах семя! исповедаем все мы едиными устами и сердцем, что не по достоинству нашему, но по единой Своей милости даровал нам Господь такую Монархиню, которая, где ни ходит, милость Ей предходит, и общую всех за собою водит радость. Взошла, Ваше Величество, Богом самим руководима, на Всероссийский Престол и даровала плененным отпущение, заключенным свободу, ссылочным возвращение и всем льготу и отраду. Пришла и ныне в Царствующий град сей, и се не тысячи какие, но целые миллионы должникам Державы Твоей отпустить изволила, Пророческие к нам употребляя слова: Дух Господень на мне; Его же ради, помаза мя благовестити нищим, посла мя исцелити сокрушенныя сердцем, проповедати плененным отпущение, отпустити сокрушенныя во отраду³⁹². Знать, что крепко памятует Ваше Величество, оное Спасителем нашим реченное: ему же оставляется мало, меньше любит³⁹³, а уже наоборот сказать, ему же много, более любит. Да видит убо Ваше Величество, колико сим образом подданных Ваших одолжить вновь изволили, то есть, долгом любви и благодарения вечного. Но красноречивых уст, но благоглаголивого языка к проповеданию своему требует толь великая милость: мне же довольно при таком случае напомянуть, что Полидор Виргилий oб Освальде, Английском царе, объявляет. Объявляет он, что в одно время, как сей царь за столом сидел, донеслось ему, что у ворот его толчатся нищие и просят милостыни: тогда милостивый царь, ничего не медля, ухватил серебряное со стола с кушаньем блюдо и отдал им, чтобы на части то раздробивши, по себе разделили. Был при том случае некоторый Епископ, тот, удержавши руку цареву, сказал: николиже сия рука истлеет. И истинно его явилось пророчество: ибо как открыт был по смерти гроб Освальдов, нашлась в нем рука нетленна. Всемилостивейшая Государыня! нам не видно, а Бог, конечно, щедрую Твою десницу теперь держит и говорит: сия рука николиже тления увидит; сия Подражательница щедрот Моих никогда же оставлена будет, но милость Моя с нею и при животе, и после пребывать имеет непрестанно.

Прочее уже многие, чаю, меня в мысли своей предосуждают, что я по сии поры должного Монархине моей не приношу поздравления³⁹⁴. Поздравляю убо, что еще, во-первых, мне надлежало сделать, Ваше Императорское Величество, счастливым и нам прерадостным в Царствующий град сей Прибытием; поздравляю же не моим только, но и всех обще, имеющихся здесь жителей именем. Ибо мне, меньшему от всех, благоволил Господь явить благодать Свою такую, что видеть всеприятнейшее Монархини моей лицо, видеть и устно приветствовать сподобляюсь. А суть многие, которые или за расстоянием места, или за неудобностью времени учинить того не могут; однако ж, сердцем все веселятся, духом все торжественные на приезд Вашего Величества составляют лики. Радуется собор освященный; веселится державным повелением Вашим учрежденное гражданское правительство; играет все благородство; плещет от радости руками тщанием Блаженной памяти Родителя Вашего, Вашим же особенным счастием в цветущее состояние пришедшее купечество. Старые и младые, мужеский пол и женский, словом: все мы, обвеселены прибытием Вашего Величества, сказать язык не может, сколько торжествуем, припевая, по примеру детей Еврейских, иногда на торжественный приход Царя славы, воскликнувших песнь сию: Осанна в вышних³⁹⁵; благословенна пришедшая к нам Императрица Всероссийская!

А при таком радостном нашем восклицании, при таком духа и сердца нашего веселии, что нам более приличествует в дар гостинный принесть Вашему Императорскому Величеству? разве сие от раболепной или паче от сыновней искренности происходящее наше желание: да благословит Господь все вхождения и исхождения Твои от ныне и до века! Аминь.

Конец четвертой части.