Троицкая семинария при митрополите Платоне (1761–1814)

В век Платона, митрополита московского, состояние троицкой семинарии представляется в весьма выгодном свете во всех отношениях. Ученому и нравственному влиянию Платона, которое не ослабевало почти до последних дней его жизни, семинария обязана всем своим благосостоянием, по которому она шла в уровень с московскою академиею, и даже иногда превышала ее. В особенности, начиная с последних годов прошедшего столетия, когда лавра и Вифания так крепко привязали к себе сердце Платона, Платон более заботился, более любил ученое общество троицкое, нежели московское: в отношениях Платона к академии видим более оффициальности, конечно вынуждаемой требованиями столичной жизни: но в отношениях своих к троицкой семинарии Платон является во всей патриархальной простоте природного нрава, является как отец, среди детей, полагающий свое спокойствие в добром настроении их ума и сердца, в их полном, невозмутимом счастии. Множество его распоряжений относительно семинарии, множество заметок, вылившихся из под его пера, показывают с одной стороны, как широка и многообемлюща была его деетельность по отношению к любимой им семинарии, с другой, – как нежна и искренна была его заботливость о ней.

Сам Платон свидетельствуете в своей автобиографии, что не простой случай привел его в лавру в ранние годы его жизни, и в обстановке первого явления в лавру, по-видимому, случайной, видит знамение особенного действия божественного о нем промышления. «20 июля 1758 года, говорит он, когда я приехал к лавре, со мною случилось нечто внезапное и как бы нечто предзнаменующее: пред самыми стенами монастыря увидел я пред собою идущих всех лаврских властей, иеромонахов и иеродиаконов в облачении, с хоругвями и со святыми иконами, и со множеством народа. Был то крестный ход 20 июля к приходской ильинской церкви. Cиe после, став настоятелем лавры, почитал я предварительным судеб Вышняго прознаменованием»⁶⁷.

Платон в ту пору быль учитель-белец в московской академии. Сверх преподавания пиитики и греческого языка в академии, на него возложена была должность катихизатора, блистательным исполнением которой он в короткое время приобрел славу, «московского апостола». Он так привык к Москве и к академии, в которой получил образование, что никогда не думал оставлять Москвы., но неожиданное обстоятельство изменило все его предположения. В 1758 году, вследствиe его просьбы, состоялся уже указ св. Синода, коим дозволялось учителя академии Петра Левшина постричь в монашество, как вдруг пред летнею вакациею Левшин получает из Петербурга от архимандрита троицкой лавры и придворного проповедника Гедеона Криновского письмо, которым тот, хорошо знав Левшина по академии, приглашал его на должность учителя риторики в троицкую семинарию. Это предложение поразило Левшина: он говорит, что он «того и в мысли не воображал,· да и не желал в лавре быть, как в месте, дотоль совсем для него неизвестном, а желал в вакацию быть пострижен в академии в Заиконоспасском монастыре». Тогдашний ректор московской академии, Гедеон Слонимский, любивший Левшина, не желал отпустить его от себя, и чтобы, как-нибудь, удержать его в Москве, дал ему довольно странный совет – отречься от пострижения в монашество, и обещал исходатайствовать ему лучшее священническое место в одном из приходов московских. Но Платон не принял этого совета и решился лучше переселиться в лавру, нежели отказаться от своего задушевного желания – быть иноком. В троицкой семинаpии Левшин был принять благосклонно и ласково; несмотря на то, первое время своей жизни на новом месте служения провел грустно, так что целую неделю, как сам признается, непрестанно плакал. Но мало по малу стал привыкать и наконец, по его собственному свидетельству, «столь привык, что по самую смерть не было для него милее и любезнее во всем свете места, паче лавры». 14 августа того же 1758 года Левшин, на 21 году жизни, пострижен в монашество наместником лавры, в последствии митрополитом новгородским, Гавриилом Петровым. 30 августа Платон рукоположен в иеродиакона.

В это время прибыл в лавру архимандрит ее, Гедеон Криновский, который так полюбил Платона что, в течение трех месяцев своего пребывания в лавре, держал его при себе почти неотлучно, и употреблял его при своих служениях, как протодиакона лавры. В семинарии Платон с честью проходил должность учителя риторики; кроме того преподавал катихизис; по временам говорил проповеди в Троицком соборе. В 1759 году Гедеон вызвал его пред великим постом в Петербург, где потом провел он и все шесть недель летней вакации. В это время Платон получил в Петербурге сан иepoмoнaxa (20 июля), и должность префекта Троицкой семинарии и наставника философии. В следующем 1760 году Гедеон опять вызвал Платона в Петербург на вакацию: в этом и предыдущем году Платон, 5 июля в праздник преп. Сергия, говорил проповеди в Сергиевской пустыни и обратил на себя внимание двух вельмож императрицы Елисаветы: графа Разумовского и Шувалова.

О своей тогдашней жизни в лавре Платон говорит следующее: «пребывая в лавре и отправляя свои должности, я был весьма доволен своим состоянием и никогда столь спокойно и счастливо не жил, как чрез пять лет своего учительства. Особливо мне нравилось, что все в лавре находил готовое, яко то: всегда довольный стол, напитки и выезд, и нимало о том не заботился. Должность была для меня незатруднительна: всеми любим был, с учителями друг, ничем не оскуден, здоров и весел, и летом, весьма часто, со властями и со учителями посещали превеселое и милое загородное место, называемое Корбуха, где и баня летняя была. Там прогуливался я с товарищами по садам и лесам, плавал по прудам, пристойными играми веселились, и в дружеских, нередко ученых, разговорах нечувствительно время проходило, при вкушении благовонных испарений и при оглашении пением разных птиц. По истине, то время было райское и весна лет моих. Всегда я о сем времени с воздыханием воспоминал».

В августе 1761 года, когда ректор Троицкой семинарии, Гавриил Петров переведен был в московскую академию, Платон определен на его место ректором и учителем богословия. Новому архимандриту лавры, Лаврентию Хоцятовскому, поступившему в том же году, понравился новый ректор семинарии: по свидетельству Платона, «Лаврентий, хотя был неученый, но добродушный, и учащих и учащихся усердный любитель».

В день коронования в Москве императрицы Екатерины II 22 сентября 1762 года, ректор Платон говорил проповедь в лавре; потом чрез нисколько дней принимал императрицу в семинарии и видел знаки милостивого ее внимания. В Марте 1763 года с должностью ректора Платон должен был соединить должность наместника лавры.

В управлении Платона семинарию ясно выразились те черты его характера, которые он сам так живо изобразил в особой статье, приложенной к его автобиографии, под названием: «характер Платона телесный и душевный». Отличительными свойствами своего характера оп называет прямодушие и искренность⁶⁸, и говорит, что «обходился со всеми просто, ласково и яко по-братски, что доступ до него всем был незатруднительный. Был он нетерпелив и склонен к гневу, но скоро отходчив и непамятозлобен, так что скоро о том приходил в раскаяние, а о причине гнева и совсем забывал. Был весьма деетелен и в решении дел скор, так что его слишком заботило, ежели что надлежало сделать, а им не сделано. Был к хозяйству весьма склонен и крайне набдюдал, чтоб ничего излишнего и без причины не употреблять». В истории семинарии мы увидим много доказательств искренности такого отзыва Платона о себе.

Управление семинарией в качестве; ректора еще мало давало Платону возможности действовать самостоятельно, но и тут видим, что он не хотел действовать по официи, а работал с полным сознанием того положения, в какое был поставлен, заботясь, чтоб семинария во всех частях улучшалась. Прочитанный им курс уроков богословских, в которых так много следов заботливости о ясном и наглядном представлении предмета чтений, показывает, что Платон взялся за свое дело со всею энергиею и с неизменною целью – быть полезным, устранил мертвую схоластику, которая до его времени была тяжелым достоянием школ, и представил науку в ясном свете. До какой степени он горячо предан был делу учения, свидетельствует то, что когда он избран был наместником лавры, «эту должность, как сам говорит, принял неохотно и проходил с тяжестью, потому что с нею соединено было не только смотрение за монахами и всегдашнее принятие гостей, но и хлопотливое в соборе вотчинными делами приказное правление, что ректора отвлекало от пpиятного для него в школе упражнения, ибо он оставался при том и богословия учителем, почему и располагался было от наместнической должности отказаться». Другой опыт своего усердия к науке Платон показал, когда избран был законоучителем наследника престола; выбор состоялся в первой половине мая 1763 года: время для Платона, как ректора семинарии, критическое; наступали экзамены, оставались недочитанными уроки богословские; мысль Платона, кажется, должна бы исключительно устремиться к новым высоким обязанностям его будущего служения и подавить мысль о семинарии, которую он оставлял, но Платон поступил не так: он «тотчас сдал с себя наместническую должность, а богословие постарался кончить, и кончил к Петрову дню». Это его собственные слова. Ему так приятно было благополучное окончание курса лекций богословских, что на своей системе богословия он своею рукою написал: «Domino nostro lesui Christo, qui mortuus est, ut in nobis moriretur peccatum, quique opus nostrum, per biennium continuatum, optatum feliciter perduxit ad finem, sit lavs, gloria et honor in saecula saeculorum». Заботливость свою о более ясном преподавании науки Платон простирал па все, даже низшие, отделы учения: в московской академии принята была в руководство при изучении латинского языка грамматика, изданная в Петербурге в 1746 году и исправленная Лебедевым в 1762 году: а в Троицкой семинарии руководились еще Альваром. Платон представил архимандриту Лаврентию необходимость заменить старое руководство новым, – и Лаврентий приказал ввести в употребление новую грамматику, однако ж не велел совершенно отстранять и Альвара. Заботливость Платона обратило на себя и внешнее положение семинарии: в семинарских зданиях, особенно в бурсах, были замечены ветхости, и Платон просил лавру о построении некоторых зданий; исполняя просьбу Платона, Лаврентий в 1763 году приказал вновь выстроить для бурсаков две деревянные светлицы⁶⁹ . Свидетельство об учебном состоянии семинарии при ректоре Платоне находим в отзыва Лаврентия, что «определенные для преподавания наук отцы ректор, префект и учителя в должностях своих исправны, да и впредь ожидается наилучший от той семинарии успех». При другом случае Лаврентий дал мнение, что Платон «ректорское звaниe отправлял добропорядочно»⁷⁰. Для семинapии, зависевшей от лавры, отзывы и такого архимандрита, каковым был Лаврентий, имели свою важность. Сам Платон «благодеяниями и ласковостию Лаврентия столь был взыскан, что никогда без благодарности имени его поминать не мог».

Недолго Платону пришлось быть в любимой им лавре и семинарии. В мае 1763 года императрица, проезжая в Ростов, останавливалась в лавре; в присутствии ее ректор Платон произнес слово о пользе благочестия, которое очень понравилось императрице. По возвращении ее в Москву, Платон был вызван ко двору (4-го июня), и ему объявлено, что он избран в законоучители к наследнику престола. Со слезами, как сам говорит, оставил Платон обитель святыни и отправился в Петербург но семинария также осталась близка его сердцу, как и прежде, и он принимал в судьбе ее полное участие. Новый ректор семинарии, Варлаам Синьковский, чрез несколько месяцев после отъезда Платона в Петербургу писал ему: «думаю, излишнее дело настоятельно упрашивать вас, чтобы вы и впредь заботились о нашей семинарии, как заботились о ней прежде: я нисколько не сомневаюсь, что вы, хотя телом не здесь, но духом всегда с нами» ⁷¹. Отъезд Платона из лавры, столько тяжелый для семинарии, которая лишилась в нем лучшего начальника и наставника, был однако для нее ве- личайшим прибретением: 1764 год так был тяжел для семинарии, что она обречена была уже на закрытиe, – и только один Платон своим влиянием при дворе мог сделать то, что она сохранила свое существование.

Архимандрит трокцкий Лаврентий в 1764 году сообщил из Петербурга ректору Варлааму «известия весьма неприятныя, что семинарию закроют, исключат из числа учебных заведений»⁷². В это время, как известно, составлялись штаты, и семинария, содержавшаяся на счет сумм лаврских, должна была, по отобрании монастырских имений, лишиться всех средстве к содержанию. Пока производилась опись имений монастырских, в лавре остановили выдачу жалованья наставникам: воспитанников кое-как содержали при помощи запасов продовольствия, заготовленных прежде, но скоро и им грозило прекращение всех средств к существованию. Ceминapия погружена была в глубокую скорбь. Ректор Варлаам писал Платону: «слишком двадцать лет наука (Pallas) проводила счастливые дни в лавре, а теперь грустно склонила главу и ходит в смущении. Меня крайне беспокоит обстоятельство, которого тревожно ожидаю. Я скорблю не столько о своей несчастной судьбе сколько об учениках нашей семинарии. Ничего мы не видим, не слышим, и едва ли можем чего-нибудь ожидать успокоительного для сердца. Господин N, присланный в лавру от коллегии экономии для повершения дела, сперва ласкал нас некоторою надеждою и обещался хлопотать, чтоб нам выдали заслуженное жалованье, но, получив приказ из коллегии экономии, не велел выдавать. Московский ректор и все его общество гораздо счастливее нас, а мы совершенно несчастны. Если вас трогает наше несчастье (а я уверен, что так), скажите, доколе протянется это грустное положение дел? Ужели не увидим более светлого лица Фортуны? Мы уже много видели неприятностей, под бременем которых, если не будет легче, придется скоро пасть. Теперь скоро вакация ученикам: боюсь, чтоб она не была навсегда. Смутное и неизвестное в будущем положение нашей семинарии заставляет меня отступить от прежнего обычая праздновать роспуск. Осталось нам единственное прибежище, общее для всех несчастных – провидение Божественное, которому мы и поручаем и себя и все наши дела. Но, чтобы излишнею уверенностью не искушать благости Божией, думаю, что несправедливо отвергать те средства, которые указал нам Бог к устроению временного благополучия. Совесть стала бы упрекать нас в неблагодарности, если бы мы не сознавали, что вы желаете нам добра; из многих опытов дознали мы, что вы наше благодетель, и, зная расположение ваше к нам и силу вашу у вельмож, не сомневаемся, что вы и впредь будете благотворить нам, только чтоб не оказаться нам когда-нибудь, по вине своей, недостойными ваших благодеяний. Имею нужду в вашей милости и ходатайстве и надеюсь, что вы не оставите нас в это скорбное время». Вскоре после того Варлаам и о себе писал Платону: «вы можете представить себе, как меня беспокоит известие о закрытии семинарии. Что случится, что со мною будет, не могу вообразить. Ибо что за пастырь, который лишился стада, что за ректор, которому нечем управлять (rector – regere)? Страшусь, что скоро это со мною будет. Вижу, что грозит мне покой, но весьма неприятный, и, тем более, что не обещает никаких средств к содержанию. В лавре число монахов определено: моего имени ни в одном списке нет. Поэтому от тех, которые ныне распоряжаются в лавре, нечего ждать мне и куска хлеба, а собственными средствами долго содержаться не могу. Хотя я получил жалованье за две трети года, но поверьте, когда я хлопотал о нем, почти половину издержал. Три раза ездил в Москву, и там жиле два раза по неделе, а в третий раз – десять дней. В лавре целый сентябрь ел купленный хлеб, и питье у меня покупное. Посему именем любви, которою доныне пользовался я от вас, умоляю вас, pater optime, не откажете мне бедному в вашей помощи, не оставьте пособить, как можете: от вас только ожидаю утешения ⁷³. К просьбе ректора и префект Парфений присоединил свою просьбу – и просьбы их подействовали: Платон ходатайством своим в Петербурге отстоял существование семинарии, и на содержание ее назначена была достаточная сумма от правительства. Семинария ожила: ректор Варлаам от лица всей семинарии написал Платону: «никто не уличит меня в ласкательстве, если все, что ныне положено на содержание нашей семинарии, припишу вам и вашей любви к семинарии, ибо всякому из нас известно, сколько вы заботились о том, чтоб семинария наша была включена в список учебных заведений. Вы заслужили от нас вечную признательность. Нам остается молить Бога за ваше здравие благоденствие». Писал Платону и префект Парфений, писало и все общество наставников, выражая ему благодарность за его благодения⁷⁴ .

Переписка между Платоном и начальством семинаpии шла живая; во всякой нужде семинария обращалась к нему за советами и наставлениями, и всегда с готовностью следовала его внушениям. В 1765 году, когда ректор Варлаам выбыл из семинарии и место его еще не было занято, Платон писал к префекту Парфению Постникову, чтоб он начал преподавание богословия; Парфений отвечал ему: «письма ваши сви- детельствуют о вашем благорасположении и отеческом благоволении к семинарии нашей и вашей, потому что вы не менее заботитесь о ней во время своего отсутствия, как и тогда, когда вы были здесь, и потому что она всею своею красою обязана вам. Вы милостиво советуете мне и даже настаиваете, чтоб я приступил к преподаванию богословия. Хотя бы я по всей справедливости мог отказаться от обязанности преподавать ее, по причине известной вам моей болезни ⁷⁵; впрочем, считаю неприличным поступать вопреки вашему особенному ко мне расположению и вашим полезнейшим советам; я был бы очень бессовестен и не благоразумен (impudens et imprudens), если бы не согласился с таким умнейшим советником и не оказал должного послушания. Итак оставив всякую нерешительность, охотно соглашаюсь исполнить вашу ВОЛЮ»⁷⁶. Из подобных отзывов видно, с одной стороны, как сам Платон был привязан к месту прежнего своего служения и какое участие принимал в делах, касающихся семинарии, с другой, – как дорожили его вниманием к семинарии и как много в своей деятельности опирались на его авторитет.

Чрез три года службы при дворе, в июне 1766 года, Платон определен архимандритом лавры и продолжил нести при дворе прежнюю должность. С саном архимандрита лавры он получил непосредственное влияние на семинарию и сам свидетельствует, что «занимался делами семинарскими и старался училище привести в благоустройство» Не прошло и месяца со времени его утверждения архимандритом лавры, как он выказал горячее участие к делу семинарии. Новый ректор, преемник Варлаама, Парфений был больной человек: Платону интересно было знать, в каком положении находится при нем ceминаpия, и вот он пишет в лавру своему наместнику, соборному иepoмонaxy Иoaннy Черепанову, чтоб он «призвав к себе ректора, потребовал от него каталоги как учителям, так и ученикам, – о учителях, чему кто обучает и с которого времени, а о учениках, – кто откуда, с которого времени, чему обучается, с каким успехом, и каких нравов»; далее Платон требовал, чтоб наместник прислал ему «ведомости, какая сумма на семинарию получается, и как она располагается на учителей и на учеников, c изъяснением-всяких обстоятельств, и от кого cиe распо- ложение зависело»; наконец Платон предписывает наместнику, чтоб он вместе с ректором прислал свое мнение, кому из учителей после вакации какую школу обучать. Письмо свое к наместнику Платон заключаете следующими словами: «впрочем, как вы мое лице в правлении лавры имеете, для того о порядке семинарии всякое прилагайте попечение и о всех нуждах мне представлять не оставляйте» ⁷⁷. По требованию Платона, в скорейшем времени составлены были списки учителей и учеников и отчет о семинарской сумме, и бумаги уже были изготовлены к отсылке в Петербурге, как ректор Парфений скончался (6 августа 1766 г.), не успев подписать их. В одно почти время с ним умер учитель риторики, иеромонах Афанасий. Получив о том сведение вместе со списками и отчетами семинарскими, Платон выдал распоряжение, обнимающее все части управления семинарией. На открывшиеся вакансии ректора и учителя риторики он определил новых лиц, сделал передвижение всем наставникам, и составил инструкцию, как вести дела в семинарии. Он приказал семинарскому начальству дать мнение относительно порядка в содержания учеников, предписал новому ректору, игумену Илариону, вызванному из псковской семинарии, по вступлению в должность, сделать экзамен ученикам всех школ во всех науках и языках, и прислать ему списки с обстоятельным обозначением успехов и поведения учеников. Сверх того ректору и всем учителям вменил в обязанность прислать к нему «методическое pаcпиcaниe, каким порядком, и по каким авторам, и чему в какое время они обучать намерены», и потом «чрез каждые два месяца присылать уведомления, чему кто обучает и с каковым успехом ученики обучаются». Касательно области управления ректора и префекта в предписании Платона замечено: «семинарскую контору содержать префекту во всякой должной исправности, неопустительное над семинаристами иметь смотрение и всякая распоряжения семинарские, также и покупки, ему отправлять, но о всем сообщаяся с ректором, яко начальным семинарии правителем, а ректору особливо препоручается смотрение над учительми в рассуждении нетокмо их учения, но и поступок и жития, а в трудных обстоятельствах обоим им представлять отцу наместнику, яко лице архимандрита в правлении лавры имеющему»⁷⁸.

Такое распоряжение Платона, которое поставляло начальствующих семинарии в зависимость от наместника лавры, конечно, не могло быть приятно ректору и префекту. Мы будем иметь не один случай – заметить, что неизбежные отношения ученого общества к лицу, представляющему архимандрита в правлении лавры ознаменовывались иногда неприятными явлениями борьбы одной власти с другою.

Но к чести Платона должно сказать, что снисходительный и доступный для всех, он не смотрел неблагоприятно на непосредственные сношения с ним властей и учителей семинарии. Мы имеем несколько писем к Платону ректора Илариона, префекта Михаила Ивановича Ильинского и некоторых наставников, – писем, относящихся к первому году управления Платона лаврою. Из них видно, что ученое общество лавры обращалось к Платону с доверчивостью, с уважением к его талантам, с благодарностью за знаки его внимания к семинарии. Михаил Иванович Ильинский, воспитанник Троицкой семинарии, лотом учитель ярославской, в сентябре 1766 года определенный Платоном на должность префекта, благодаря Платона за назпачение на должность, писал ему между прочим: «признаться я должен, что хотя я к надлежащему понесению положенной на меня должности нахожу себя и не в силах, однакож с тем большею моею охотою и усердем npиeм cиe отеческое вашего высокопреподобия повеление, что оно есть ваше, зная то, что повеления ваши не иное что суть, как о пастве вашей, да могу сказать, и о всем обществе спасительнейшее попечения. Всевышний да подаст крепость силам моим, которые б могли хотя нисколько поспешествовать совершению преполезнейших намерений ваших и желаний» ⁷⁹ . Через неделю после того Ильинский опять писал Платону, благодаря от лица всех наставников за экземпляры его проповедей, присланных Платоном в дар каждому из них: ,,мы, писал префект, искренно признавая сей дар за особливый знак отеческой вашего высокопреподобия к нам милости, тем с большим удовольствием и усердием приемлем оный, что чрез то предовольный теперь имеем случай, как спасительнейшими в. в. пользоваться наставлениями, так неподражаемому витийству, сколько возможно, научиться. А чтоб сия предчувствуемая нами польза была в нас деятельною, о том, с Божиею помощию, всемерно стараться не преминем».

По требованию Платона, все наставники представили ему отзывы на латинском языке о том, что преподано каждьм из них в сентябрьскую треть 1766 года, и каким методом имеют быть читаны последующие уроки. На программе каждого наставника Платоне сделал свои довольно подробные замечания и предписал свои правила, который служили руководством для наставников и на последующия времена⁸⁰. Теплое учаcтиe архимандрита лавры к ходу семинарского образования было принято наставниками с усердием и оценено с уважением; в конце сентябрьской трети на письменный запрос Платона о результатах его распоряжений, ректор Иларион отвечал ему: «за известие вам доношу, что порядок в семинарии, слава Богу, за вашими святыми молитвами, несколько восстановлен. Методические учений расписания получены, и по приказанию вашему гг. учителям отданы. Ни одной минуты назначенного на учение времени не пропадает⁸¹ . Из этих слов ректора Илариона можно видеть, что в краткое время управления двух его предшественников: Варлаама и Парфения, семинария, особенно в тяжкую пору составления штатов, уклонилась от порядков, введенных во время ректорства Платона, и только по влиянию Платона, опять направлена на путь, им указанный. Когда ректор Иларион, по приказанию Платона, произвел экзамен во всех классах, то многие ученики оказались не соответствовавшими рекомендациям о них наставников, и ректор распорядился так, что некоторые, например, из риторики, возвращены были в синтаксию и даже аналогию ⁸².

По окончании декабрьской трети, ректор Иларион послал Платону «репорт, что каждый учитель в порученной ему школе сделал, и как ученики успели.» Наставники, довольные вниманием Платона, в сильных выражениях благодарили его за благоволение к ним, и от 24 декабря 1766 года писали ему между прочим: «что ваше высокопреподобие изволите нас отеческою своею жаловать милостию, о том мы хотя уверены так, что ни малейшей к сумнению оказии иметь не можем, но присланное от в. в. письмо, в котором, при поручении благости Божией, своим нас снабдеваете благословением, и приобщенные к нему календари почитаем за действительный знак отличного вашего о нас благоволения, которое благоволение нам столько чувствительно, что одолжаемся благодарнейшими пребыть навсегда, и в засвидетельствоваше сего, за помощию Божиею, не преминем всемерным образом ревностнейшее в прохождении порученных вами нам должностей прилагать старание»⁸³ . Поздравляя его в другом письме с праздником Рождества Христова, учителя пишут: «кого пристойнее мы теперь поздравить можем, как вас милостивейшего нашего отца и благодетеля, в которого руке единственно все наше полагаем счастие?» Высказав Платону свои благожелания, они так заключают письмо: «cиe наше желание ваше высокопреподобие почтите тем действительнее, чем оно искреннее, и от таких происходит сердец, который первое усердие свое показать тщатся». Должно признаться, что для наставников семинарии действительно дорого было участие к ним, Платона, который так высоко поставлен был при дворе, и однакож находил и время и имел желание – вести радушную беседу со своими прежними сослуживцами.

В область управления Платона семинариею входили все обстоятельства жизни и быта учеников: без его ведома ректор не мог делать никаких распоряжений относительно их. В богословском классе в 1766 году учился между прочим «польской нации, города Кремянца шляхецкой сын Тимофей Лукин», который поступил в семинарию еще в 1752 году. В ведомостях, поданных Платону, ректор Иларион о нем сделал такую отметку: moribus ргаeditus est bonis, fructus suae doctrinae nullos exhibet. Между тем в письме к Платону ректор пишет о нем: «несоблаговолите ли ваше высокопреподобие Тимофея Лукина уволить от семинарии? В нем, как примечаю, немного успеха: librorum multum, sapientiae parum. Сверх же всего – человек invidus suis condiscipulis, quaerulus et sorte sua non contentus». Платон согласился его уволить, и Лукин поступил учителем в Ростов, а учитель ростовский, еще недокончивший курса в троицкой семинарии, Верещагин возвращен в семинарию и поступил на место Лукина. И тут опять видим, до какой степени доходила зависимость семинарского начальства от Платона:ректор пишет Платону: « я без дозволения вашего, в чем прошу прощения, определил Верещагина на содержание Лукина, понеже он состояния честного и учения изрядного».

В 1767 году, в Феврале, Платон в caне архимандрита в первый раз лрибыл в лавру и, как сам свидетельствует, «входил подробно в хозяйственнное по лавре и по семинарии распоряжение». Ко дню праздника преп. Сергия, 5 июля, он опять был в лавре, где принимал императрицу, посетившую и семинарию. В тоже время в лавре был и наследник престола. Платон познакомил своего ученика с наставниками семинарии: Павел гулял с ними по Корбухе, и ученое общество троицкое так ему понравилось, что и после часто воспоминал он некоторых из учителей по именам.

В конце вакации тогоже года (30 августа) Платон прислал из Москвы в семинарии следующее собственноручное предписание: «1) с начала сентября начав учение, во-первых самим ректору и префекту сделать всем семинаристам, как в науках, так и в языках экзамен справедливый и назначить самых лучших и надежнейших к переводу. 2) Но, не делая переводу представить мне как каталог экзамена, так каталог рекомендаций учительских, и ожидать на то резолюции. 3) Учения худого, или средственного, также в поступках непорядочных представить ко исключению. 4) Понеже усмотрено, что языкам обучающихся весьма малое число, для того назначить имянно, кому и каким языкам обучаться, не меньше пятнадцати человек. 5) Пока о переводе резолюция воспоследует, то дабы время без учения не проходило, из учителей всякому пристойный ексерциции задавать своим ученикам. 6) Понеже мое намерение есть и желание, чтоб ученики в своих покоях с лучшим содержаны были порядком, для того ректору и префекту о том довольно подумать, как между семинаристами учредить порядочный жития, взаимного их обхождения и пищи образ, и о том ко мне с мнением своим представить. 7) Впрочем, предписывается, чтоб прежния, от меня данныя наставления наблюдаемы были во всей своей силе"⁸⁴.

В силу сего ректор Иларион и префект Ильинский, призвав на совет всех учителей, составили «учреждение о образе жития и содержания семинаристов», и когда оно было представлено Платону, он нашел в нем «довольное ректора и префекта в том прилежание и порядочное расположение», и утвердил учреж- дение, впрочем сделав к нему некоторые дополнения и поправки ⁸⁵. В заметках Платона видны с одной стороны его заботливость о введении строгого порядка и дисциплины в учебной и домашней жизни учеников, с другой старание – поощрять лучших учеников и всех приучать к развязности и хранению опрятности и благоприличия. К пунктам учреждения, составленного начальством семинарии, Платон прибавил свой пункт, в котором указал на обязанности ректора и префекта относительно наблюдения за учебною частию в семинарии; он написал: «всякой месяц не отменно однажды должен ректор и префект все школы посетить и послушать толкования учительского, так ли всяк в должности своей поступает, как надлежит, и как ученики в своих науках успевают». В тоже время Платон прислал в семинарию приказ, в котором определил начальственные обязанности префекта по отношению к ученикам. В приказе Платон писал: «понеже префектовская особенная должность есть иметь во всей семинарии распоряжение наипаче в рассуждении содержания и лучшего порядка, и для того префекту не только прочих школ над учениками, но и над богословами и их инспекторами (дабы обо всем наблюдаемо и исполняемо было по предписанному о содержании семинарии учреждению во всем непременно) надлежит смотрение иметь неослабно: сего ради и быть у префекта всех школ ученикам, не выключая и школы богословию учеников и их инспекторов, в его смотрении и послушании, и отдаваемые от него приказы принимать и по них исполнять беспрекословно, а ежели из них кто будет пренебрегать и не исполнять, о таковом доносить префекту, а ему, есть ли будет и от учеников богословию, изъяснять ректору, и обще, смотря по вине, неупустительно штрафовать». Подобных инструкций, как увидим, выходило много из рук Платона во время его управления; впоследствии большею частию он сам составлял их и писал своею рукою, предписывая правила в возможной обстоятельности и подробности и снабжая ими не только ректора, префекта и учителей, но и сеньоров, полицмейстера, столового инспектора, регента певчих и даже старух – сиделок при больнице. По мысли Платона, порядок таким образом упрочивался в семинарии, и никто, в случае опущения и неисправности, не мог отговариваться не знанием своих обязанностей, начертанных в инструкции, которая, по приказанию Платона, обыкновенно должна была висеть на стене в квартире того или другого должностного лица. В инструкции 1767 года замечательно то, как Платон ограничивал, своим влиянием власть ректора и префекта: в 7-м пункте было написано: «никого из семинаристов никогда не уволять в дома их, состоящие в уездах.»; Платон к этому присовокупил: «без дозволения моего» и потом в следующем году относительно этого пункта дал такой приказ: «как во учреждении по 7-му пункту назначено, дабы из семинаристов в домы их, состоящие в уездах, без дозволения моего никогда не уволять, то об оном чрез сие и паки подтверждается, дабы таковых не только в домы, но и в другия, от лавры отдаленные, места, ни под каким видом и ни на какое время не отпускать без моего дозволения и оное наблюдать префекту неопустительно.» Здесь, конечно, разумеются не столько отпуски на вакацию, на которые также всегда испрашивалось благословение архимандрита лавры, сколько частные отпуски некоторых учеников в учебное время по болезни, или по домашним обстоятельствам.

В августе 1769 года Платон уволил Илариона от обучения богословия, «яко довольное время в преподавании богословия трудившегося», оставив за ним должность ректора и наставника еврейского языка, а преподавание богословия поручил учителю риторики ,иеромонаху Павлу Зернову, которого он хорошо узнал во время вакации 1768 года, когда вместе с префектом Ильинским, по вызову Платона, Павел гостил в Петербурге. Через год (в 1770) Иларион определен ректором вологодской семинарии с званием архимандрита Спасокаменного монастыря, и Платон до избрания нового ректора поручил управление семинаpиeй префекту Ильинскому, сообщив о том указом Учрежденному собору лавры.

В это время (сентябрь 1770 г.) Платон только что возведен в сан тверского apxиeпиcкoпa. При сем за ним осталась должность настоятеля лавры и законоучителя наследника престола. Несмотря на множество занятий по делам порученной ему епархии, в которой он нашел немало беспорядков, Платон, приводя в лучшее положение тверскую семинарию, не оставлял забот и о Троицкой семинарии, которая, по отзыву его, стояла выше других семинарии. «Как троицкая семинapия, пишет он в своей автобиографии, состояла в лучшем порядке, то для усовершенствования послал я тверских учеников до 70 в Троицкую, и назначил им там содержание» Но пример тверской ceминapии подал Платону повод ограничить содержание в троицкой: пересматривая примерное расписание троицкой семинарии на 1771 год, Платон сократил многие расходы, и в конце расписания заметил: «в семинаpии тверской в великой скудости находятся семинаристы, в сравнении которых гроицкие не нужное токмо имеют, но в ином и излишествуют; того ради расположить содержание троицкой семинарии на основании сделанных от нас отметок, с тем при том наблюдением, чтоб и за содержанием учеников могло еще оставаться для покупки книг, инструментов, для занятия потребных учителей и прочего.» Будучи тверским архиепископом. Платон также внимательно пересматривал конспекты уроков по всем классам, вводил новые предметы учения, писал, инструкции, определял наставников и ободрял их наградами·) занимался устройством зданий семинарских», входил в экономические дела, с любовью читал благодарственные песнопения учителей и питомцев своей любимой семинарии. Из инструкций, писанных им в этот период времени, замечательна данная в 1774 году. Платон пишет: «всякому учителю поручить смотрение над своею школою, в раcсуждении хождения в церковь. Почему каждый учитель и должен учредить от себя цензоров для записывания, кто в церкви не будет, или придет поздно, или нехорошо стоять будет, и по своему рассмотрению штрафовать. А учеников философии и богословия, если учители сих школ будут в отсутствии, поручить в смотрение г. Серебренникову (учителю риторики) с тем, чтоб он цензорам приказывал, кого следует, записывать и представлять своим учителям. При том всякой учитель должен в бурсе иметь своего для своей школы цензора под смотрением поставляемого от г. префекта инспектора, который цензор и должен записывать непорядки учеников и представлять своему учителю, а учитель имеет их штрафовать. А в каких-либо винах или непорядках большей важности должен инспектор, да и учитель по сведению от своего цензора представить г. префекту, который имеет их штрафовать, а в важнейших случаях с ведома и соизволения ректорского, или и нам представлять. А студенты богословия вне школы состоят под смотрением префектовским, который их может штрафовать с ведома и cогласия ректорского. Сверх того и каждый учитель своей школы учеников, живущих в бурсах, посещать обязан. Надобно, чтоб учрежден был калкулюс, от низшего класса до риторики включительно: и для философов и богословов изыскать способ, чтоб они теми языками разговор держали, каким обучаются, дабы снискивали чрез то навык разговаривать с большею удобностью»⁸⁶. Как строго внимателен был тверской архиепископ к ходу дел троицкой семинарии, доказывает следующий случай: в представленном ему списке экзаменованных учеников в 1772 году написано было: вместо: Андреан – Андрей Пономарев вместо: Михайла Клоков – Михайла Соколов. Справясь с семинарскими ведомостями, Платон сделал запрос об этих учениках, и когда семинарская контора отвечала, что так написано ошибкою, Платон дал резолюцию: «в соборе (Учрежденном) за ошибки Аничкова (письмоводителя) содержать на хлебе и воде три дни безвыпускно, а префекту учинить строгий выговор»⁸⁷.

Во все время управления Платона тверскою eпapxиею (1770–1775) ректором троицкой семинарии был иеромонах Павел Зернов. Он преподавал богословие еще при ректоре Иларионе, отличался в особенности знанием языков и несколько времени занимался при семинарии переводами с греческого и французского. При нем и в семинарии стало процветать знание языков, как свидетельствует о том один из современников Павла, написавший в 1774 году elogium Platonis. О состоянии семинарии троицкой в это время сочинитель говорит: «в семинарии троицкой кураторов и правителем теперь Платон. Эта семинария хотя и прежде почти всегда имела отличных и авто- ритетных начальников (directores); однакож, если теперешнее ее состояние сравнить с прежним, то оно окажется гораздо лучшим прежнего. Ибо тогда питомцы напаяемы были только знанием латинского языка, а греческим или мало или вовсе не занимались; о французском же и немецком языках и слуху не было. А теперь, старанием Платона, там изучают и греческий и французский и немецкие языки. Тогда наставники заняты были только обучением юношества, а теперь и учат, и вместе еще над чем-нибудь неусыпно трудятся, в особенности перевели много книг на русский язык с греческого, латинского и французского и издали их в свет. Из семинарии вышло много весьма образованных юношей, которые под правлением Платона выдвигаются на поприще высокого служения государству»⁸⁸. При ректоре Павле, Платон два раза был в лавре, именно в июне 1771 г. и осенью 1774 года. При этом случае, семинария, приветствуя своего протектора с приездом, поднесла ему свои произведения на пяти языках. Тут семинария, между прочим, выражает скорбь, что Платон обитает от нее далеко, что она лишена утешения непосредственно пользоваться его внушениями и советами, – выражает желание, чтоб Платон был всегда с нею, и величает его Фебом, называя себя Терпсихорою. В одной речи Платон представляется беседующим с питомцами семинарии и говорит им следующие слова: «трудящиеся юноши! старайтеся ревностно, бодрствуйте, достигайте в пути своем до некоей степени к совершенству, и покажите плоды достойные церкви и отечеству, плоды, соответствующие праведному моему желанию»⁸⁹.

Желание семинарии скоро исполнилось: в 1775 году Платон в сан архиепископа переведен в московскую eпapxию и принял семинарию троицкую в ближайшее заведывание. В том же году новый архиепископ московский принимал императрицу в лавре и семинарии, которые получили от нее обильные щедроты. Часто посещая обитель преп. Сергия, Платон с полным вниманием входил в жизнь семинарии и поставил ее на степень лучшего из рассадников духовного образования. В его управлении замечаем необыкновенную точность и аккуратность в решении всех дел, касавшихся семинарии; он входил во все подробности, во все обстоятельства жизни семинарской и распоряжения свои простирал до того, что не оставлял без внимания мелочей, по-видимому не стоящих внимания, – например своей рукой писал инструкцию старухам – сиделкам при больнице. Это был хозяин, который любил знать все, что делалось у него в доме, который желал, чтоб все было по его мысли, чтоб все, даже и мелкие части сложной машины, движущей жизнь любимого им ученого общества, действовали дружно, направляя ее к единой цели – общему благу. Эта черта в характере Платона объясняет нам ту особенность в его управлении, что он любил действовать посредством инструкций, в которых никак не хотел видеть одной формы, и которых беспрекословного исполнения требовал строго от подчиненных. Конечно в ту пору, кроме регламента, не было ни печатного, ни письменного устава для духовно-учебных заведений, и инструкции должны были заменять его, но при всем том чрезвычайные подробности, которые имеют место в инструкциях Платона, показывают, с какою "крайнею внимательностью относился Платон к делу управления ceминариею. В первый же год по определению московским архиепископом, Платон, по случаю избрания нового префекта Амвросия Серебренникова, написал для него особую инструкцию следующего содержания: «ученикам всех школ, в том числе и богословия, быть под смотрением и властью префекта, по их содержанию и поступкам вне школ: только учеников богословия телесно наказывать без согласия ректорского не должен, а прочими способами можете, разумеется о богословах вне школ. – Когда на вакации отпуск бывает, cиe зависит от префекта, а богословия ученики и от ректора должны взять благословение. Всех школ ученики, если по важным каким погрешностям должны штрафованы быть, с ведома и согласия ректорского cиe чинить. – Всякое учреждение по школам и в содержании семинаристов должен префект чинить с ведома и согласия ректорского»⁹⁰. Личное непосредственное отношение к семинарии дозволяло Платону иметь возможность ближе узнавать людей и избирать из них лучших исполнителей своих планов. Кроме сочинений и диспутов, Платон имел случай лично узнавать таланты наставников и учеников во время прогулок с ними в любимой им подмонастырской роще Корбух, где они находили все удобства для прогулки, отдыха и гимнастических упражнений, и где устроен был даже театр для представления драмматических пьес духовного содержания. На Корбухе Платон, отложив украшения своего сана, в простой соломенной шляпе, гулял с наставниками и питомцами ceминарии, испытывал тех и других в ученой беседе и даровитых из них отличал особенною ласкою и подарками. Тут знакомясь с молодым поколением, избирал он достойных людей для служения наук, и выбор его отличался проницательностью. В ряду начальников семинарии в этот период времени видим несколько лиц, замечательных по уму, по жизни и по высокому значению их в истории церкви; таковы ректоры: Мефодий Смирнов, Августин Виноградский, Евграф Музалевский и Евгений Казанцев. В обществе подобных людей Платон отдыхал душою, вполне уверенный, что они сумеют оценить его заботы о детях, вверенных их надзору и наставлению, и в точности выполнят все его распоряжения. Из сохранившихся писем Платона к некоторым из них видим, как прост и любвеобилен был Платон в беседах с ними, как откровенен был с ними, любя их, как «любезных братьев» ⁹¹. Счастлив был и выбор наставников семинарии: из них некоторые стали на высокую степень служения церкви и государству. Платон крепко дорожил ими, видя в них украшение своей семинарии, всеми мерами старался своих талантливых избранников удержать при себе, и горько сетовал и негодовал, когда их от него отрывали. Строго требовательный в исполнении ими своих обязанностей, Платон вместе с тем был весьма снисходителен в тех случаях, когда наставник подвергался слабости в жизни: он терпеливо ожидал его исправления и, то обещанием милости, то угрозами, старался отвлечь его от порока и поощрить к деятельности. Представим два случая. В 1801 году ректор Августин представил Платону, что «учитель французского языка Александр Беляев, по невоздержанию своему и разным бесчиниям, к прохождению учительской должности признается неспособным. Это представление о Беляеве было уже не первое. Платон дал резолюцию: «еще возыметь долготерпенье, не придет ли в чувство и в исправление, а к побуждению сего производить ему жалованья по 100 руб.» (вместо 140). В том же году подобное донесение послал Августин об учителе иеромонахе Дионисие. Платон написал: «Дионисию впредь до исправления его производить жалованья по 200 рублей, а ежели совершенно от невоздержания отстанет, то выдавать ему жалованья по 300 рублей.

Особенную привязанность выражал Платон к наставникам монашествующим. Дух монашества в семинарии развит был при нем в сильной степени: Платон верил и надеялся, что высокие образцы духовного подвижничества, прославившие троицкую обитель, возбудят дух иноческой ревности в обители науки и найдут в ней достойных любителей иночества, с которым тесно уживается и занятие наукою. Последнюю мысль высказал Платон, когда еще был ректором, императрице Екатерине, объяснив ей, что он «избрал монашескую жизнь по особой любви к просвещению. В таких же видах духовно-ученой пользы внушал он и наставникам ceминapии троицкой мысль о избрании жизни иноческой, и иногда по предмету сего очень решительно высказывал свои убеждения, предполагая, что труженик науки, увлекаемый может быть суетою жизни, не может вполне уразуметь и с сочувствием принять его задушевных убеждений. Из одного письма ректора Илариона видно, что Платон, будучи еще архимандритом лавры, в 1766 году поручал ректору убеждать к поступлению в монашество префекта Михаила Ильинского и учителя Петра Зернова. Иларион писал Платону: «чтож изволите писать о увещании в монашество г. префекта и г. Зернова, то из них один, как уже вам из письма отца наместника известно, склонился охотно: а г. префект по долгом совете и увещании общем не склоняется». Петр Зернов сначала неохотно принял предложение, но потом, изъявив coглacиe, писал Платону: Monseigneur! Comme il n'y a personne, qui vous estime plus, que moi, croyez aussi, qu’il n’y a personne, qui plus volontiers exécute votre volonté. Je veux vous témoigner par des effets plutot, que par mes paroles. Cette lettre, que j'ai l'honneur à vous écrire, vous assurera de cette verité. Quoique je n’ai jamais eu l'intention d'être le moine, monseigneur; mais si vous voulez, si comandez de l'être, j'y consens et vous obéis, pour vous témoigner, jusqu’à quel point j’estime l’honneur de vos commandemens. Disposez donc de moi à votre plaisir, je me soumets en toutes choses à la volonté de votre grandeur. Je ne pouvois omettre une occasion si opportune……. preuves de mon obéissance»⁹². Этот избранник Платона был впоследствии архиепископом казанским (Павел). В том же 1766 году просили у Платона дозволения поступить в монашество учитель греческого и еврейского языков Петр Тененев и студент богословия Андрей Быков. Тененев «со слезами» писал, что Платон «чрез свое преподанное в лавре учение, чрез свой пример, чрез свои бывшие увещевания вдохнул в него cиe, чтоб простившись с миром навеки, он посвятил себя единому Богу». Но Платон на этот раз не исполнил просьбы Тененева, узнав, что он держится «пьянственной страсти»; равно отказал и Быкову, вероятно вследствие рекомендации ректора, который в списках отметил против его имени: mores habet optimos, profectum in litteris fere nullum. Что касается до префекта Ильинского, то отказ его вступить в монашество, по-видимому, был принять спокойно: Ильинский 10 лет после того оставался префектом, хотя обстоятельства выхода его из службы и дают повод предполагать, что Платону казалось боле полезным иметь на должности префекта лице монашествующее. Каким взглядом руководствовался Платон при выборе наставников. преимущественно монашествующих, это высказал он в письме к Амвросию: «вся сила, писал он, в учителях способных, в коих есть недостаток; для сего надобно разрешить пострижение желающих ученых постричься: ибо бельцы ненадежны. Год, или много два побудут, и просятся вон; они только в надежде лучшего места в учители желают. А монашествующие надежнее»⁹³. Как велика была в Платоне привязанность к ученым монахам, показывает список учителей 1762 года, относящийся ко времени его ректорства: в этом году все учителя были монахи. И в последствии времени, при назначении на учительские должности, Платон всегда отдавал предпочтение тем, которые объявляли желание поступить в монашество, и поощрял таковых своим особенным вниманием и наградами. В 1768 году, когда учитель нисшего класса Амвросий переведен был в московскую академию, Платон предписал ректору семинарии «представить на оный класс во учителя из студентов, к тому учением способных и нравами честных, а при том, если можно, и пострижение принять желающих». Избраны были два кандидата: Харламов и Чижевский, но они объявили, что за несовершенством их лет в настоящее время монашество принять не желают. Один из них (Чижевскийй) чрез три года после того принял пострижение. В 1775 году в учители нисшего класса Платон определил студента Михаила Заболотского с жалованьем по 50 руб. в год. В следующем году, когда Заболотский объявил желание быть монахом, Платон прибавил ему 20 рублей жалованья, и дал резолюцию: «а когда пострижется, то и еще будет прибавка». В 1785 году в учители нисшего класса были представлены двое студентов богословия; Платон определил, Остроумова, «яко монашество восприять желающего». В 1798 году, когда учитель информатории Николай Алексеевский подал прошение о пострижении его в монашество и причиною своего желания выставил то, чтоб «более усовершенствоваться в науках, Платон написал на его прошении: «помощником его сделать греческого и еврейского языков и жалованья выдавать с нынешнего 1798 года из висанской семинарской суммы 100 руб. и дать ему особую келлию, и при том приготовляться ему к монашеству благочестием, благонравием и должности своей прилежным прохождением».

Управление делами семинарии, сосредоточиваясь в руках ректора и префекта, по мысли Платона должно было иметь еще несколько представителей, им подчиненных. Все они имели известную степень власти в своем маленьком миpе, но в стремлении к ее расширению были ограничены инструкциями. Власть внутреннего надзора за всеми учениками, во время их занятия в комнатах и во время их прогулок, принадлежала сеньору, который избирался ректором из студентов богословия и был исполнителем распоряжений начальства, которому ежедневно докладывал о том, как день был проведен учениками. Сеньор обыкновенно пользовался доверием начальства, и власть его была довольно обширна. Так как при умножении числа учеников сеньор один не мог за всем усмотреть, то ему назначаем был помощник, который избирался также из студентов богословия. Помощнику ceньopa предписывалось: 1) надзирать за хождением в церковь, в классы ординарные и экстраординарные, в столовую; 2) смотреть, все ли в надлежащее время встают и ложатся; 3) вникать во все по части хлебни, столовой и инспекторов; 4) все исправлять с советом сеньора, впрочем, относиться по своей должности самому, куда следует, непосредственно; 5) взойти наипаче в то нельзя ли сделать чего новое к лучшему, и подавать о том свои записки со мнением»⁹⁴. Отдельными блюстителями порядка в каждой комнате, где жили семинаристы, были инспекторы, также из студентов, состоявшие под смотрением ceньоpa. Их обязанность состояла в присмотре за учениками, жившими в одной с ними комнате ⁹⁵⁹⁶⁹⁷. Так как некоторые из учеников помещались вне лавры на квартирах, то для надзора за ними избирался особый своекоштный сеньор из студентов богословия или философии, живший также в посаде. Он ежедневно обязан был на словах доносить начальству о состоянии, и сверх того входить в семинарскую контору репортом, сперва ежемесячно, а в последствии времени еженедельно. Начальство предписывало ему: подавать недельный репорт, и именно по понедельникам, с означением. сколько он раз в неделю обошел все квартиры; все ли квартиры хороши и покойны, нет ли где обид и соблазнов со стороны хозяев или постояльцев; послушны ли и исправны инспекторы: не нужно ли кого перевести на другую квартиру, или переменить инспектора (ибо переменить квартиры ученикам, a ceньоpy инспекторов не иначе позволяется, как с докладу). Примечать, не водится ли кто из студентов и учеников особенно с кем из посторонних людей и светских, и не ходят ли или те или сии неблаговременно друг к другу в домы. Почему, если что примечено будете, доносить. Все за монастырем студенты или ученики, хотя бы то были казеннокоштные, для прогулки или нужд за лавру уволенные, подлежат к надзиранию и ответу своекоштного сеньора; так как сеньор казеннокоштный особенно за все, что происходить в монастыре, ответствует»⁹⁸. Впрочем, власть сеньора своекоштного не была самостоятельною; контроль над его действиями держал сеньор казеннокоштный, которому в той же инструкции предписывалось «обойти всех своекоштных по крайней мере раз в неделю и отнестись о том по надлежащему». В классах были особые блюстители порядка: цензоры и аудиторы. Первые смотрели, чтоб ученики вели себя тихо и прилично в классах, и вне классов помогали инспекторам в смотрении за учениками, последние пред началом классов выслушивали уроки, назначенные учителями, и делали рекомендации о них в нотатах. Для непосредственного наблюдения за действиями сеньоров, инспекторов и цензоров и для вспоможения начальству семинарии в надзоре за учениками, в семинарии существовало еще одно должностное лице, под названием полицеймагистра.. Должность эта учреждена Платоном в 1784 году: полицеймагистер избираем был из учителей семинарии с жалованьем сперва по 15, потом по 20 руб. в год, и утверждался в должности Платоном. Обязанности его изложены в следующей инструкции, подписанной Платоном: 1) полицеймагистер семинарии определяется для всевозможного наблюдения в семинарии и около оной чистоты, опрятности и благочиния. 2) И потому полицеймагистер каждый день должен ходить по семинарии и наблюдать, чтоб как в жилых семинарских покоях, так и в школах, в столовой, хлебне и на кухне было чисто и уборно, чтоб печи, столы, скамейки, стулья, кровати, ведры, ковши, оконницы, двери, скатерти, салфетки, блюды, тарелки, ножи и прочее были целы, чисты и в надлежащем порядка. 3) Наблюдать, чтоб печи были топлены умеренно и в свое время по утрам, и чтоб в покоях был воздух чистой, и для того приказывать раза два зимою накуривать можжевельником, а летом открывать окны. 4) Смотреть, чтоб у всех семинаристов волосы были подстригаемы одинаковым образом, а не розно, а именно: чтоб алавержей и висков висячих не было, а была бы голова чисто причесана и в пучок волосы завязаны, и чтоб имели они чистоту и опрятность не только в раcсуждении волос, но и платья, обуви, постелей, рук и лица, чтоб в назначенное время ложились спать и вставали, ходили в школы, в собрания, в баню. 5) Иметь смотрение, чтоб семинаристы ходили в церковь орденом, и все вместе пришед стояли бы в назначенных местах благочинно и орденом, а чтоб не разговаривали, не смеялись, с одного места на другое не переходили, а притом и все б пели. 6) Наблюдать, чтобы семинаристы в бане осторожно и сколько нужно парились, чтоб баня топлена была умеренно, и чтоб веники, вода и все, что потребно к бане, непременно было, также чтоб перед банею и после бани полки были смыты и пол выметен, что поручать особливо надсматривать цензорам. 7) Полицеймагистер должен иметь в своем смотрении учительской и Пафнутьев сады и Корбуху, наблюдая, чтоб в оных дорожки были чисты, а на Корбухе под его присмотром и роща в гуляще дни семинаристами была очищаема. 8) Если какие откроются обстоятельства, препятствующие полицеймагистру исполнять должность свою, о том, так как и о важных, или студентами богословия и философии учиненных, беспорядках должен он доносить ректору и префекту, а низших школ учеников за беспорядки не весьма важные по благорассмотрению своему и сам штрафовать может, но не сечением, а другими образы. 9) Смотреть за полукоштными и своекоштными учениками, чтоб они ходили в школу, в церковь, в собрания, а в гуляние дни на Корбуху с казеннокоштными вместе, а как из них большая часть живут на квартирах, то потому полицеймагистер для наблюдения между ими всего вышеписанного порядка должен приставить нарочных цензоров. 10) Полицеймагистер может употреблять себе в помощь сеньора и инспекторов и цензоров, а приказания его в рассуждении вышеописанной внутрь и около семинарии чистоты исполнять истопникам, почему оным всем и слушаться его повелений. 11) Если сверх предписаний, в сей инструкции изображенных, смотря по состоянию обстоятельств, ректор и префект установить что либо в рассуждении наблюдения чистоты и благочиния почтут за нужное; то полицеймагистер должен исполнять приказания их безотрицательно. 12) Главное же над всем тем смотрениe иметь префекту, во что входить и ректору; ибо полицеймагистер в помощь токмо им определяется. Почему в случае чьего-либо противу вышеписанного упущению и должен будет ответствовать нетокмо полицеймагистер, но префект и ректор. 13) Ежели полицеймагистер усмотрите сеньоров, инспекторов, цензоров и истопников в должности своей неисправными или неспособными, то он должен представлять префекту, дабы они переменены были"⁹⁹ . Сверх указанных должностных лиц были еще: интендент, столовый и больничный инспекторы, но об их обязанностях будет сказано в своем месте.

Письменными канцелярскими делами заведывала семинарская контора, называвшаяся прежде интендантскою. Иногородные семинарии в своих отношениях именовали ее семинарским правлением, но этот титул она получила, по указу св. синода, уже в 1798 году. До штатов семинарская контора находилась под ведением духовной экспедиции Учрежденного собора лавры и подканцелярист, который вел дела семинарской конторы, назначался из писцов Учрежденного собора и зависел от приказного духовной экспедиции, который был экспедитором или главным производителем дел по семинарии ¹⁰⁰. После штатов, в 1768 году, когда состоялся указ об исключении бывших при лавре приказных служителей из подушного оклада, канцелярист семинарской конторы не мог подойти под категорию приказных сожителей лавры, как состоявший уже не в ее ведомстве. а «под управлением семинарии ректора и префекта, и под особливым смотрением префектовским», инужно было особое ходатайство лавры пред государственною коллегиею экономии, чтоб освободить его от подушного оклада. Обязанностью канцеляриста семинарской конторы в это время было «исправление всяких покупок, кроме больших подрядов, записывание расходов в книгу, исправление следующих до семинарии письменных дел и посылок в Москву и в прочие места за покупками и другими делами» ¹⁰¹. Жалованья тогда получал он 42 рубля. В 1775 году семинарская контора получила некоторую самостоятельность, и по ходатайству Платона стала иметь свою печать с государственным гербом в средине и с надписью кругом: «свято-троицкие Сергиевы лавры семинарской конторы». В 1784 году канцеляристу семинарской конторы дана особая¹⁰² инструкция¹⁰³¹⁰⁴.

Контроль над ходом письменных дел семинарии, и особенно по части прихода и расхода сумм и по другим статьям, и пocле штатов принадлежал Учрежденному собору лавры, в котором первым членом был наместник архимандрита. Мы видели, что архимандрит во многих случаях сносился с семинариею чрез Учрежденный собор; и после 1764 года этот порядок был удержан. Когда происходило назначение новых учителей и передвижение прежних с одной кафедры на другую – указ о том посылаем был из конторы архимандрита в Учрежденный собор, который «призвав всех учителей, в присутствии соборных старцев оный указ объявлял и давал семинарской контopе копию для требуемого исполнения»¹⁰⁵. Известия о местах священно-и-церковнослужительских, открывавшихся в московской епархии, посылаемы были из московской консистории в Учрежденный собор, и собор от себя препровождал в семинарию запрос, не пожелает ли кто из окончивших курс учения или из исключенных поступить на то или другое место. Относительно учеников, поступивших в семинарию из иных eпapxий, на основании синодального указа (9 сентября 1770 года) было такое распоряжение, что семинарская контора ежегодно после вакации представляла в Учрежденный собор их списки, а собор сообщал оные при своих промемориях в епаршеские консистории. В делах семинарии сохранились запросы Учрежденного собора в роде следующих: Учрежденному собору оныя лавры от семинарской конторы потребно известие, не пожелает ли кто из окончалых троицкой семинарии студентов к производству на такое-то праздное священническое место? или: обучающийся в семинарии такой-то ученик какого учения и на чьем коште? или: с которого году Такой-то ученик в семинарии обучается и какие в учении успехи оказывает и какого состояния (т. е. поведения) или: такой-то ученик исключен ли из семинарии? и т. п. ¹⁰⁶. Естественно, что при таком порядке дел наместник, «яко лице архимандрита представляющий», как первоприсутствующий в соборе, имел большое влияниe на дела семинарии. В 1770 году, когда выбыл ректор Иларио, и преемник ему еще не был назначен, Платон в указе Учрежденному собору писал: «надсмотрение над ceминариею и учителями иметь префекту Ильинскому, коему в нужных и важных по семинарии делах о. наместнику представлять и с его согласия поступать, и о чем надлежать будет до меня, общее иметь представление». В 1779 году чрез наместника Платон приказал семинарской конторе выбрать из студентов семинарии учителя французского языка для новгородской семинарии. При выборв произошел у наместника с ректором семинарии спор: наместник предлагал одного, а ректор другого. Спор кончился тем, что ни одна сторона не уступила, и Платону было донесено, что «в выборе учителя согласиться не могли». Платон дал на донесении такую резолюцию: «как наместник знаток во французском языке, то ему выбрать из учителей или семинаристов, который бы мог обучать французскому языку, по своему рассмотрению. А таковые споры и спорящим предосудительны, и досадительны нам»¹⁰⁷. В 1787 году при ректоре Мефодии Смирнове наместником был Досифей. Когда Мефодий, бывший библиотекарем, при поступлении на должность ректора, сдавал библютеку новому библютекарю, при сдаче оказались некоторые книги утраченными. Платон получив о том донесение, предписал Учрежденному собору рассмотреть дело о утраченных книгах и дать мнение. Тогда Учрежденный собор потребовал 1) «чтоб ректор Мефодий представил всенепременно в натуре не только те книги, кои при нем пропали, но также и те, кои при бывшем библиотекаре пропали, а при пpиeме им в числе утраченных не представлены; 2) и сим книгам, кои следует взыскать с него ректора, прислать в Учрежденный собор реестр, поскольку из приложенная от него ректора реестра при репорте к его высокопреосвященству сего узнать не можно; 3) если коих книг по чему либо не можно будет ему ректору представить в натуре, о тех дать знать собору с показанием цены по каталогам, чего какая книга стоит; 4) о тех книгах, кои до него не явились, прислать в Учрежденный собор немедленно реестр с показанием, при чьем содержании библиотеки семинарской какая книга утрачена, и кем именно, и куды таковый отбыл, или при семинарии находится, поскольку из сих обстоятельств из реестра, приложенного от него ректора при репорте, собрать не можно». Видно из этого строгого и укорительного требования, как неблагоприятны были отношения наместника к ректору семинарии. Но дело кончилось не по желанию наместника. Когда донесено было Платону, что утраченные при Мефодии книги оценены в 115 рублей, и Мефодий письмом просил Платона дать ему трех-годичный срок для отыскания книг, Платон написал резолюцию, что «тот иск он ректору прощает»¹⁰⁸. В 1801 году при ректоре Августине, когда наместником лавры был Мельхиседек Минервин, учитель иеромонах Дионисий за нетрезвую жизнь на время, с целью исправления, был удален из лавры, но потом самовольно явился в лавру и наместник принял его под свое покровительство. Ректор, архимандрит Августин донес о том Платону; Платон написал: «архимандрит и ректор учинит следующее: наместнику в Учрежденном соборе учинят строгий репримант от лица нашего с увещанием, чтоб давал собою пример не безчиния, а благочиния» ¹⁰⁹. Это обстоятельство, без сомнения, не могло расположить наместника в пользу семинарии, которой он и прежде досаждал, но к счастию сам Платон вскоре сознал нужду удалить Мельхиседека из лавры¹¹⁰. Понятно, что из подобных отношений двух властей не могло выйти ничего доброго для семинарии, и лучшим для нее временем было то, когда обе должности и наместника и ректора совмещались в одном лице: так было при Павле Зернове, Аполлосе Байбакове и Мельхиседеке Заболотском, которые были в одно время и ректорами и наместниками лавры.

В последнее десятилетие своей жизни, Платон стал впадать в недуги и жаловался на упадок силе: но «горячесть, какую имел он обще ко всем учащимся», как сам свидетельствует в письме к Амвросию, его не оставляла¹¹¹. В царствование императора Павла, когда поднялось дело о реформе духовных училищ, окончившееся известным указом 1798 года, в св. синода образовалось мнение, чтоб семинария троицкая не была самостоятельным учебным заведением, а приписана была к московской академии. Узнав о том из письма Амвросия Подобедова, архиепископа казанского, который в ту пору присутствовал в св. синоде, Платон писал к нему: для семинарии троицкой я более всего желаю, чтоб она сохранила тот порядок и успех, коими доселе Бог ее благословляет, а потому приписанной ей быть куда-либо почитаю оскорбительным и не нужным»¹¹². Амвросий, сам получивший образование в троицкой семинарии, поддержал мнение Платона, и даже более: достиг того, что семинария поставлена на одних правах с академиею. От 17 октября того же 1798 года Платон писал к нему: «за обнадеживание, что троицкая семинария, вас воспитавшая, некоторое получит отличие, благодарит она бывшему своему питомцу, а ныне ее патрону, а с нею и я вкупе.» Действительно в указе св. синода 31 октября 1798 года сказано: «для усовершенствования в науках присылать отныне понятнейших из семинарии учеников в четыре академии, а равно и троицкую лаврскую семинарию, яко под одним с московскою академиею главным начальством состоящую». Тогда как указом предписано выдавать во все академии и семинарии из консистории шнурозапечатанныя приходо-расходные книги, которые по окончании! года рассматривать консисториям, семинария троицкая, по силе того же указа, была изъята из сего постановления. Но не надолго успокоилась заботливая мысль Платона о его семинарии: по указу 1798 года положено было переместить московскую академию в Донской монастырь: но когда помещение там академии оказалось неудобным, в синоде возникло мнение переместить академию в троицкую лавру. Известие о том, сообщенное Платону Амвросием, со скорбью принято было Платоном, и он писал Амвросию (от 8 марта 1800 года): «не знаю, с чего вышло, чтоб академии перемещать в лавру. Я не предвижу еще удобности в том, а более наклоняюсь на Воскресенский монастырь, как и всегда к тому расположен был. Прошу дать совете». Вскоре после того опять писал Платону: «академии в лавре завести, кажется невместительно; ибо для академии надобно особое начальство, с другим несоединенное. И что будет ректор академии в лавре, когда семинария в Москве он будет предпочтительнее. Да и новгородский (т. е. Гавриил) ко мне писал: что академии нельзя быть в лавре, а надлежит быть в Москве, по воле государевой». Мнение Платона опять взяло верх: академия в лавру не была перемещена, и семинария осталась при прежних правах. Однако же в 1808 году, когда решен был вопрос о реформе духовных училище, Платон опять встревожен был слухами, что и Троицкая семинария подпадет изменениям, или даже будете закрыта: он просил митрополита Амвросия отстоять прежние порядки Троицкой семинарии и писал ему: «внука вашего, по прошению вашему, я велел принять в Троицкую семинарию, но с тем, чтоб в той семинарии оставлен был прежний учения и жительства метод, который сим самым прошением опробуется, и который вами самими ознаменуется, к немалой чести Троицкой семинарии¹¹³ . В конце того же 1808 года Платон писал к бывшему ректору Троицкой семинарии, а тогда уже ректору новой санкт-петербургской академии Евграфу: «adhuc timemus, ne alma tua mater, seminarium Troizense, in nihilum redigatur»¹¹⁴

В это время Платон часто подвергался припадкам болезни: еще в 1798 году писал он Амвросию: «меня старость и припадки геморроидальные совсем измучили», а в 1803 году о состоянии своего здоровья отзывался так: «я из болезни не выхожу и на тот свет сбираюсь»¹¹⁵. С каждым годом после того Платон ослабевал силами телесными и душевными: «я, писал он к Августину в начале 1809 года, изнемог и духом и телом, и намерен все eпapxии правление сдать на вас». В следующем за тем и последние три года жизни ослабление сил дошло до того, что у Платона изменился почерк, и заметно; что он писал дрожащею рукою. В делах Троицкой семинарии сохранилось расписание жалованья наставникам семинарии, поданное Платону 1 января 1812 года, на расписании рукою Платона сделаны в трех местах отметки, которые написаны криво, с пропусками и не вполне, так что ректор Евгений своею рукою должен был дополнять резолюции Платона ¹¹⁶.

11 ноября 1812 года не стало Платона. «Дети, возглашал ректор Евгений питомцам ceминapии пред гробом Платона, дети! восплачем о нем слезами сыновней любви: он отечески любил нас, он часто плакал за нас!»

Управление семинарию после Платона св. синод предоставил преемнику его на кафедре московской Августину. В двухлетнее после смерти Платона существование семинарии Августин показал себя довольно равнодушным к учреждениям Платона, из которых некоторый поспешил и уничтожить. Прежде начальство семинарии обыкновенно представляло Платону несколько кандидатов на места платоников, т. е. воспитанников, содержавшихся на сумму, пожертвованную Платоном, и Платон сам всегда избирал новых платоников: когда в 1813 году по прежнему порядку сделано о том представление Августину, он дал резолюцию: «определить, кого рассудит отец ректор». В том же году, когда нужно было избирать нового полицеймагистера, Августин упразднил эту должность, учрежденную Платоном, и написал на представлении: «полицеймагистер никогда ничего не делал, сеньор исправит все». В 1814 году и сама семинария окончила свое 70-летнее существование, уступив свое место московской духовной академии.

1.) Bepxний этаж так называемых царских чертогов продолжал оставаться недоступным для семинарии: начальству лавры вменено было в обязанность блюсти за целостию этого здания, так что в первые годы царствования Екатерины II, вместо гвардейских инвалидных солдат, которые при императрице Елисавете приставлены были для смотрения за зданием, эта обязанность возложена на лаврских служителей. Впрочем, в 1768 году по просьбе лавры, которая за недостатком служителей не могла смотреть за охранением в чертогах разных вещей, стали присылать для сего служителей из Коллегии экономии.

В первое время существования семинарии для помещения семинаристов отделаны были под чертогами только две палаты, в которых с трудом помещалось до тридцати человек; пpoчиe жили за лаврою в бурсах. Будучи еще ректором, Платон заботился об удобствах в размещении учеников, а когда стал архимандритом лавры, приказал (в 1767 году) начальству семинарии дать мнение, как бы лучше можно было разместить их. Ректор Иларион и префект Ильинский подали такое мнение: «понеже ныне семинаристы живут не все вместе, но иные внутри лавры, другие за лаврою в бурсах, а некоторые в своих домах, в чем признавается непристойность (здесь рукою Платона приписано: «и к лучшему их содержанию препятствие»), то для лучшего порядка и пристойности надлежит определить им всем для жития покои внутри лавры, из коих в каждом покое жить не более осьми, или, по крайней мере, десяти человек, так чтобы большие семинаристы от малых, xopoшиe от худых и ленивых (здесь Платон заметил «худые и ленивые в семинарии быть недолжны: разве здесь разумеются посредственные») в особливые покои отделены были для того, чтобы xopoшие от худых развратиться не могли. Но как внутри лавры под чертогами имеется готовых больших только два покоя, где не более по крайней нужде тридцати человек поместиться могут, почему надлежит исправить имеющиеся там же три покоя. Но как удобного для исправления означенных покоев времени ныне остается мало (дело было в декабре), и потому все то в скорости исправить не можно, а особливо за недостатком окошечных мастеров, да притом же и во всех тех пяти покоях, хотя б и были они исправлены, все семинаристы поместиться не могут, то не благоволено ли будет, на что и отец наместник согласен, приказать занять, хотя до исправления показанных под дворцем покоев, имеющиеся за алтарем трапезной церкви праздные почти, братские келлии в оной линии где имеется три келлии больших, в коих по крайней мере по 15 человек поместиться могут, да две поменьше, в коих обоих больше 10 человек жить можно, а для кушанья ходить всем под чертоги в одну нарочитую палату. На последнее представление Платон не согласился и дал резолюцию: «сверх трех покоев, что под чертогами, исправить по надлежащему всю линию от каличьих ворот, которая определяется, чтоб жить там семинаристам. А доколе сии покои по линии и под чертогами исправлены не будут, жить до времени семинаристам в бурсах: а в кельи, что за трапезою, не переводить, дабы семинаристы от монашествующих отделены были»¹¹⁷. Когда начальство семинарии осмотрело линию в городовой стене от каличьих ворот и три палаты под чертогами, и составило смету работ, оказалось, что отделка покоев в стене, которых было числом 11, стоит слишком дорого, и что помещение в трех палатах просторнее, нежели в комнатах городовой стены. По представлению ректора и префекта, Платон приказал распорядиться отделкою трех палат под чертогами с северной стороны ¹¹⁸. Любопытно, как в то время производились подряды на казенных работ: в бумагах читаем, что публикация о работах читаема была на Красной горе с барабанным боем. Поправка палат состояла в том, что вместо кирпичных полов настланы были деревянные, сделаны вновь печи и рамы. Однакож не все ученики могли поместиться во вновь отделанных палатах, и многие продолжали жить в бурсах, которые стояли за монастырем близ конюшенного двора. Когда, по причине умножения учеников, и в бурсах стало тесно, Платон в 1768 году, в бытность свою в лавре, приказал ректору и префекту, чтоб за лаврою для жительства семинаристов были построены новые покои. Гезелем архитектуры Иваном Метлиным написан был и план новой бурсы, и составлена смета, по которой она должна была обойтись в 1263 рубля. Вероятно на хозяйственный взгляд Платона эта сумма показалась слишком высокою, и он приказал один амбар с житенного двора (житенный двор занимал место позади чертогов от каличьей башни до красной) перевезти за монастырь к бурсам и построить из него помещение для учеников¹¹⁹ . Бурса из амбара сделана уже в 1773 году: однакож начальство семинарии настоятельно поддерживало прежнюю мысль, что неудобно семинаристам жить вне лавры. В 1775 году семинарская контора представляла Платону: «из обучающихся в лаврской семинарии некоторые живут внутри, а другие вне лавры – в бурсах. А как таковое в разных местах житье семинаристов признается для многих обстоятельств за неспособное, в лавре ж свободно поместиться могут до 150 человек, именно: под чертогами в четырех покоях, на городовой стене от каличьих ворот в девяти покоях, на учительской линии на верху в осми, в учительских, кои теперь праздны, в четырех, то не соблаговолено ли будет из помянутых за лаврою бурс семинаристов перевесть навсегда для житья в лавру, оставя для больных, по причине лучшего там воздуха, одни покои». Платон утвердил своим согласием это представление ¹²⁰. На мecте, где стояли бурсы, устроен в более широком виде семинарский огород, а оставшийся от зданий материал велено употребить на починку переходов или галлерей при учительском корпусе¹²¹. В 1781 году семинаристы помещались в трех местах: под чертогами они занимали северную сторону нижнего этажа, а вся южная или передняя сторона занята была классами; сверх того семинаристы жили в верхнем этаже учительского корпуса, который шел от чертогов до восточной стороны ограды на 39 саженях; наконец они жили в келлиях по городовой стене от каличей башни до звонковой на пространстве 44 сажень¹²². Учители помещались в среднем этаже учительского корпуса· под окнами во всю длину этажа тянулась деревянная галерея. Ректор и префект жили в келарском корпусе, который простирался от келарской башни до святых ворот, и занимал пространство в 50 сажень·, он был двухэтажный. Келарскою называлась башня, стоящая в средине между красной и надворотной; когда же должность келаря была уничтожена, башня стала называться ректорскою. Келарские покои первый занял ректор Аполлос в 1775 году. Позади царских чертогов, к северу до самой ограды, стояли дворцовые кухни, устроенный на месте бывшего дворца царя Иоанна Васильевича, но в 1801 году по причине ветхости они разобраны, и на том месте построено новое здание для семинарии. Платон в своей автобиографии говорит о сем: «летом 1802 года я начал новое строение в лавре для семинарии. Ибо приметив, что богословская палата тесна и тесна, а для трапезы семинарии палата не только темна и тесна, но и сыра, рассудил все вновь построить, на основании бывшего за нынешними чертогами и уже упраздненного дворца царя Иоанна Васильевича, где после устроены были для нынешнего дворца кухни. Что все каменное устроено на 22 саженях в два яруса; внизу хорошая для семинаристов трапеза и подле нее кухня и хлебня, а в верху большая и прекрасивая аудитория, а возле нее болышия две палаты для библиотеки, а при том в оную аудиторию сделана галерея прямо из чертогов царских, что все с покрытием нового корпуса железом в 1803 году окончено»¹²³ . В это новое здание переведен богословский класс из старой аудитории под чертогами, а старую богословскую аудиторию занял класс философский; классы информатории, истории и церковного пения помещены в старой столовой, риторический же и пиитический и другие классы остались поде чертогами.

Против келарского и учительского корпусов был сад для семинаристов с прудом. Вот сведения об этом саде, записанные наместником Павлом в 1781 году: «внутри лавры на правой стороне со входу от святых ворот, подле дворца есть сад регулярной, сделанный из разных проспектов, обнесенный каменною стеною с балюстрадами и столбиками. Оный сад разводил, так как и имеющийся посредине его пруд копал бывший в лавре настоятель архимандрит Тихон Писарев, от которого имени показанный сад называется писаревским. Яблони, имеющиеся в оном саду, перенесены были из малого сада, который находился прежде пред окнами на левой стороне архимандричьих келлий¹²⁴. В писаревском саду было 24 гряды, на которых для семинаристов сажали лук, картофель, свеклу¹²⁵. В 1780 году Платон приказал ежегодно отпускать из семинарской суммы по 12 рублей на засаждение писаревского сада плодовитыми деревьями. Кроме писаревского сада для семинаристов был еще сад за чертогами, на житенном дворе, между каличьею и звонковою башнею: место это прежде было занято амбарами, но в 1773 году весь житенный двор очищен, а в 1786 году Платону представлен план сада: тут назначены были между прочим loca, ubi statuae poni possunt, и еще Hortense umbraculum in forma speluncae. Впрочем окончательное устройство этого сада относится к 1797 году. В этом году Платон приказал ректору Августину «с помощию уставника устроить сад и для того посадить 100 лучших яблонь из монастырского саду, 30 вишен, 6 груш и 6 слив"¹²⁶.

2.) В содержании семинарии при Платоне произошла значительная перемена. Мы видели, какие обильные средства давала семинарии лавра до учреждения штатов в 1764 году, и в каком тревожном состоянии была семинария во время составления штатов. Когда пошли слухи об отобрании монастырских имений, архимандрит троицкий Лаврентий в своих распоряжениях по содержанию семинарии начал высказывать, что прежними щедротам лавры скоро будете конец. Тогда как его предшественники щедрою рукою рассыпали милости се- минарии, Лаврентий стал ограничивать требования семи- нарского начальства, и вскоре по вступлении в управление лаврою, когда семинарская контора представила о потребности сделать платье для учеников, написал: «означенным семинаристам помянутыя надобности, ежели без нux крайне обойтись невозможно, и прежде таковыя же от лавры исправляемы были, и ныне по необходимости нужды покупкою исправить с крайним Учрежденного собора рассмотрением». И относительно содержания учителей, Лаврентий сделал изменение (в 1763 году). Порция ректору, префекту и учителям убавлена против 1759 года (в прежние годы выдавалась еще больше) на половину. Так, ректору Платону и префекту Варлааму велено было отпускать каждому на день: «муки крупичатой и подрукавной по одному фунту, осетрины по полтора фунта, семги по полуфунту, тешки по полуфунту, икры зернистой по четверти фунта, щук просольных по два фунта (прежде выдавали без весу), рыбы живой или свежей разных родов, когда случится, на уху и жаркое по 10 фунтов, масла коровье по полуфунту».

Масла постного выдавалось в 1759 году каждому по 5 ведер, а Лаврентий назначил три, соли вместо 4 пудов – два. Также сокращена порция и учителям¹²⁷. Прежде учители имели каждый в своей квартире особый стол, но в 1763 году Лаврентий приказал им обедать и ужинать вместе. И в выдаче провизии происходила остановка: ректор, префект и учителя стали жаловаться Учрежденному собору, что им «в 1763 году чрез несколько времени не выдавано определенной порции: рыбы, осетрины, семги, тешки и икры, что они принуждены были покупать себе на дневную порцию из определенного им жалованья, когда и так в прочем содержании ныне имеют недостаток»¹²⁸. Учрежденный собор приказал удовлетворить начальство семинарии и учителей. Наступил роковой 1764 год: в лавре и семинарии открылись потребности, которые нужно было исправить деньгами, но Учрежденный собор писал: «понеже присланным из коллегии экономии секунд-майором г. Турчаниновым имеющаяся в лавре сумма вся описана и запечатана, за тем припасов купить не на что»¹²⁹. Прошло четыре месяца 1764 года, и наставники семинарии, не получая жалованья, подали в Учрежденный собор жалобу, и просили им выдать жалованье за январскую треть; «по слушанию сего доношения, Учрежденным собором определено: с прописанием обстоятельств, на каком основании и по каким указам лаврская семинария учинена, также с показанием каждому из учителей подлежащего денежного жалованья на январскую сего года треть, в коллегию экономии представить доношением и требовать, откуда соблаговолено будет учителям зажилое и заслуженное жалованье выдать, ибо без выдачи оного все продолжающаяся в лаврской семинарии науки остановиться могут¹³⁰ . Из письма ректора Варлаама к Платону от 13 июня видно, что коллегия экономии отказала наставникам в выдаче жалованья. Дело тянулось долго: учеников распустили на вакацию ранее надлежащего, именно 8 июля и продлили ее до 8 сентября. Наконец в сентябре выдали жалованье за две трети, но провизии из лавры ни ректору, ни учителям не выдавали: в октябре слухи о закрытии семинарии были еще сильны. В январе 1765 года ректор три раза ездил в Москву хлопотать в коллегии экономии о выдаче учителям жалованья за сентябрьскую треть 1764 г., и уже в феврале сообщил он в контору Лаврентию следующее: «учрежденная о церковных имениях коммиссия положила на содержание лаврской семинарии в две сего года трети январскую и майскую 3,000 рублев, да из собственной Ее Императорского Величества милости прибавленно 267 рублев 75 копеек, кои деньги он, ректор, надеется и получить в непродолжительном времени»¹³¹. Таким образом на годичное содержание семинарии назначено 4901 руб. 62½ копейки. Штат этот состоялся таким образом: предписано было лавре сделать справки, сколько чего на семинарию от лавры в год исходит.

По сим справкам составлена ведомость, а по ведомости определен штат.

Архимандрит Лаврентий прежде всего дал приказ Учрежденному собору вместе с ректором и префектом сделать соображение относительно улотребления ассигнованной правительством суммы. По довольном рассуждении начальства ceминapии членами собора было определено: 1) жалованье ректору, префекту и учителям назначить такое, какое они получали в последний год пред составлением штатов, именно ректору 200 р., префекту 160, учителю риторики 100 р., пиитики 70, высшего класса 70, немецкого 60, нисшего класса 80, еврейского и греческого 60 р.; 2) сверх того в замен провизии, получавшейся прежде из монастыря, выдавать на каждый день ректору по 35 коп., префекту 30 коп., учителям монашествующим по 25 к., бельцам по 20 к.; 3) ученикам на покупку пищи, одежды и обуви производить на каждого в день: богословам по 6 к., философам по 5½, реторам по 4½ к., а ученикам прочих школ по 4 к. Ученикам первых трех школ, «яко в возраст пришедшим», "выдавать деньги помесячно с расписками: а для учеников нисших школ, как хлебные, рыбные и npoчиe припасы, так одежду и обувь покупать от семинарской конторы и стараться, дабы ученики были содержаны со всяким возможным довольством; 4) остальную за тем сумму употребить на покупку дров, медикаментов, рухляди, на наем служителей и на мелкие расходы. Прежде нежели такое распределение суммы было утверждено архимандритом, 11 лучших студентов богословия (в том числе Андрей Подобедов, в последствии Амвросий, митрополит новгородский), по внушению студента Матвея Тененева, который убедил их, что та сумма зависит единственно от распоряжения ректора, а не архимандрита, подали ректору просьбу, в которой требовали, чтоб деньги, назначенные на их содержание, между ними немедленно разделены были. Начальство семинарии признало в этом деле возмущение, и по донесении о том архимандриту определено было: «Тененева исключить из семинарии, предав его предварительно беспощадному телесному наказанию, а прочих, объявив им строгий реприманд, обязать подписками, чтоб впредь они не отваживались на подобные беспорядки ¹³² . В том же 1765 году было постановлено, чтоб ученикам, отправлявшимся в домы на вакационное время и получавшим порционныя деньги, денег этих не выдавать за все время их отсутствия из семинарии: тем же, которые остаются в лавре на вакацию, производить денежную и столовую порции также, как в учебное время¹³³ . Чрез это ежегодно скапливалась не малая сумма.

В следующем году (1766), когда Платон определен архимандритом лавры, распоряжения относительно содержания учителей и учеников изменены были. Рассмотрев присланную из семинарии ведомость о употребление суммы на содержание семинарии, Платон даль такое определение: «к лучшему порядку и для большего в учении успеха надобно в произвождении учи- телям жалованья и в выдаче денег семинаристам на содержание другое сделать расположение, такое, чрез которое бы один против другого уравнен был, и чтоб семинаристы в самом своем содержании находили для себя к большим в науках успехам по- буждение, именно наилучших и надежнейших из семинаристов надлежит отличить от тех, которые до толикой похвалы еще недостигли». Затем Платон отменил выдачу порционных денег наставникам и назначил общее годовое жалование: ректору 300 р., префекту 250 руб., учителю риторики и пиитики 200 р., учителям высшего класса, греческого и еврейского языков, французского и немецкого каждому по 150 р., учителю нисшего класса 120 р. Жалованье назначил выдавать по третям года. В тоже время Платон отменил и порции ученикам нисших классов, и приказал выдавать всем жалованье: лучшим ученикам богословия по 6 коп. в день, а прочим по 5½ коп., лучшим ученикам философии по 5½, прочим по 4½ коп., лучшим риторам и пиитам по 4½ коп., прочим по 4 к., лучшим ученикам высшего класса по 4 к., прочим по 3½ к., нисшего класса лучшим по З½ к., прочим по 3 к., заправляющимся к латинской грам- матики и еще не вступившим в нисший класс по 2½ коп. Если кто из семинаристов без всякой основательной причины от школы отлучится, у такого вычитать из выдаваемой на содержание суммы против того, сколько он дней прогулял, вдвое. Относительно расходов на другие предметы приказал префекту: «наблюдать крепко, чтоб излишних никаких расходов не было», и для того каждую треть года рапортовать архимандриту, как употреблена была семинарская сумма¹³⁴.

Но выдача порционных денег ученикам на содержание, как и надобно было ожидать, не могла существовать долгое время: ученики, не зная экономии, не могли надлежащим образом распорядиться деньгами и особенно, когда припасы зимою 1766 года вздорожали ¹³⁵, многие нз них стали терпеть недостаток в пище, не могли сшить для себя новой или исправить старую одежду, и начальство семинарии, видя, что такой порядок содержания семинаристов неудобен, представило Платону, чтоб с 1768 года отменить выдачу им порционных денег и пределагало взять на себя содержание их пищею и одеждою; Платон утвердил представление, и сто двадцать человек поступило на полное казенное содержание¹³⁶. При введении нового положения о содержании учеников, Платон приказал начальству семинарии составить расписание на первую треть года, сколько нужно положить провизии для стола учеников, и какую шить им одежду. На этом расписании Платон сделал свои отметки, довольно любопытные. Семинар полагала печеного хлеба на каждого ученика в день по 3 фунта, но Платон написал: «на половину семинаристов по 3 фунта, а на другую половину по два фунта с половиною». Мяса семинария назначила каждому по фунту, но Платон ограничил это заметкою, чтоб «нисших школ ученикам производить по 3 фунта на четырех, а оставшееся число денег употреблять на прибавку во дни праздничные». Далее в расписании сказано: «круп гречневых на кашу всем на один ужин (как прежде бывало) по одному четверику в день, ежели ж варить кашу и на обед (что неотменно, кажется, потребно), то по два четверика в день^. Платон написал: «вместо каши варить иногда кашицу с мясом, отделяя мясо из вышеназначенного числа, и потому, если что будет оставаться от покупки круп и от масла коровья денег, оные употреблять во дни постные праздничные на рыбу». В дальнейших статьях расписания Платон заметил, что не сказано о скатертях и салфетках и написал: «надобно, чтоб были скатерти и утиральные платки. Относительно шитья одежды Платон дал резолюцию: «всех семинаристов оставить при прежнем их собственном платье до святой недели: а к сему пасхи времени начать делать на семинаристов платье казенное: во-первых сшить им кафтаны, а потом и прочее нужное записывая время, в которое что кому сделано. Шить же кафтаны на толикое число, на сколько суммы достать может. При чем сим не запрещается вместо кафтана купить что другое, в чем больше кто нужды находить, напр. сапоги, рубах и прочее, по рассмотрению префекта». В конце расписания Платон написал: «всевозможное ректору, а особливо префекту (ибо все семинарии содержание в его распоряжения) прилагать стapaниe, чтоб все так исправлено было, как от них же ректора и префекта представляется»¹³⁷. Вот первый опыт хозяйственных распоряжений нового архимандрита лавры! После того он ежегодно просматривал приходо-расходные семинарские книги и всегда находил нужным сделать на них свои замечания. До 1770 года Платону подавались третные ведомости о расходах, а в этом году он дал такой приказы «отныне впредь при наступлении каждого года заблаговременно делать семинарской конторе генеральное расписание, что именно и на сколько чего в год, на всякое семинарии содержание, не обходя ничего, купить надобно, как от лавры на годовое содержание распи- caниe делается, и оное на рассмотрение нам представлять.» Кроме частных заметок на разных статьях расхода, Платон нередко делал на расписаниях общие замечания, в которых внушал начальству семинарии правила бережливости и аккуратности в ведении экономических дел. Так на расписании 1771 года Платон написал: «как во все обстоятельства, особливо заочно, взойти невозможно, то обязан особенно префект всерачительно смотреть, чтоб все происходило с хорошим порядком, верностию и благопристойностию, а в случае сомнения и нам докладывать». На pасписани 1789 года встречаем следующую заметку: «поступить по учиненным на стагьях отметках, наблюдая доброе хозяйство, верной присмотр и проницательные во всем догадки: ибо я надеюсь, что с сим будет во всем порядок и довольство, а без сего, сколько на бумаге ни писать, ни распоряжать, – хорошего не будет»¹³⁸.

Целью такого внимания Платона к хозяйственным делам, которое, как сам свидетельствует, получил он в наследство от матери, было не то только, чтоб семинаристам все было «ко удовольствию», но и то еще, чтоб от каждого года могла быть остаточная сумма. Это Платон высказывал не раз: будучи еще тверским архиепископом, он выразил желание (1771 г.), чтоб и за содержанием 200 человек, из суммы, назначенной на содержание семинарии, могло в год оставаться около 500 р. В 1775 году, когда по расписанию оказалась недостаточною сумма, ассигнованная на содержание семинарии, и требовалась передержка, Платон не утвердил расписания и дал резолюцию: «вновь сделать расписание, дабы за содержанием 150 человек могло оставаться на полуштатных неменее 500 рублей». В заметке на расписании 1779 года он указал и на другие предметы, которые требовали хозяйственного сбережения суммы: «мое желание есть, писал он, чтоб всегда запасной суммы в наличности было до 1000 руб. с тем, чтобы 1) случающиеся сочинения и переводы печатать; 2) книги покупать; 3) труждающихся в семинарии было б чем в случае наградить; 4) коли бы понадобилось, было бы из чего семинаристов в лучшем одеянии представить; 5) случающиеся починки или приделки было б из чего сделать». Требуя, чтоб ежегодно оставалась денежная сумма от содержания учеников, Платон вместе с тем желал, чтобы и из припасов нечто оставалось к следующему году: когда, пересмотрев расходную книгу на 1784 год, он увидал, что от годовой пропорции муки остатка не оказалось, он написал: «стараться, чтоб хлеб куплен был не дороже, как на лавру купят, и крайне наблюдать, чтоб остаток не пропадал, над чем, видно, нет никакого смотрения, ибо остатка ничего не показано, без чего быть не возможно» Такой взгляд Платона на экономию породил в его подчиненных мнение, что у него в характере была скупость; сам он говорит о том в своей автобиографии: «а как я был к хозяйству весьма склонен и крайне наблюдал, чтоб ничего излишнего и без причины не употреблять, то по всему сему почитался скупым».

При таком бережливом характере протектора семинарии, стол семинаристов, конечно, был не роскошен. Несколько лучше было ученикам, отличавшимся успехами в учении, а посредственным не давали столько и того, сколько и чтоб давали лучшим. До 1768 года, т. е. до введения казенного стола и платья, когда всем ученикам выдавались деньги на содержание, отличие одних от других можно было устроить, выдавая одним денег меньше, другим более. Но при общем столе и при униформе в одежде, это казалось затруднительными, однако же начальство и тут сумело распорядиться: «первоклассным, т. е. лучшим ученикам, положено производить большее против других количество хлеба, а в праздники и воскресные дни по калачу, пли другое что ни есть подобное тому, платье же первым делать из лучшего сукна, а другим из худшего. Обед и ужин учеников большею частию состоял из щей, на поджигу которых употреблялись мука и лук, и из каши. » Порции, введенные в 1768 году, когда заведен был казенный стол, вскоре стали умаляться: так в семидесятых годах вместо фунта мяса ученикам высших двух классов назначено уже по ³/₄ф., риторам ½ф., ученикам прочих школ на четверых 1½ф. Но в праздники была прибавка: первым давали по 1¹/₄ ф., вторым по 1 ф., третьим по ³/₄ фунта каждому. На расписании 1771 г. против статьи о гречневой крупе встречаем такую резолюцию Платона: «каша на ужин может иногда отменена быть. С уменышенем каши ужинной и масло потому уменьшено может быть. Также рассмотреть, не много ли класть по три ложки во всякое блюдо» (ΝΒ. блюдо каши подавалось на четверых). На расписании 1779 года против статьи о мясе Платон написал: «старание употребить, чтоб в удобное время меньшею ценою купить: притом иногда вместо мяса можно приготовлять потроха, легкие, или ноги и прочее подобное; паm variation delectate.» О рыбе: «можно, вместо рыбы, приготовлять иногда кашицу с снетками, или калью, или горох, или кисель, иногда с молоком (из мака или конопли), иногда с соком, и прочее подобное». На расписании 1789 года в статье о покупке хлеба Платон написал: «я раcсуждаю, что с добрым хозяйством довольно положить на каждого семинариста в 9 месяцев (вычитается время отпусков) по 10 пуд муки, да на кислые шти по 2 пуда на каждого, итого по 12 пуд муки, а всего на 150 человек 1800 пуд (а семинария полагала 2231 пуд), особливо что печеным хлебом более выйдет: притом бывает иногда неполное число, и после отпусков не все вдруг собираются; каковый остаток может быть дополнением. И хотя сиe полагаю я на верное, однако, дабы паче чаяния какова в хлебе недостатка не последовало, дозволяю, ежели ректор с префектом так рассудят, и назначенное число муки купить, уповая, что. они добрым хозяйством мое положение утвердят». Начальство семинарии назначило муки куличной для печения пирогов купить на 51 праздничный день; Платон написал: «муки куличной распорядить не более, как на 24 дни в году». Мяса в год предположено купить по расчислению ректора с префектом 252 пуд. Платон приказал купить 225 пуд, назначив на каждого семинариста по 1½пуда в год. На мытье белья предназначалось 76 р. в год: Платон написал: «60 р., ибо ближние могут для мытья своим домашним отдавать». В 1791 году Платон не дозволил для пирогов в праздничные дни покупать куличной муки, а приказал печь из такой же муки, как на поджигу, т. е. из подправочной. В особенности Платон ограничивал содержание учепиков в т годы, когда цены на припасы возвышались; так в 1787 году он писал к apxиeпucкony казанскому Амвросию: «Вы счастливы, что у вас хлеб недорог; а здесь напротив: муки пуд слишком 80 коп., овса четверть слишком 2 рубля, – круп четверть слишком 8 рублей. Забочусь о пропитании семинарий. Приходится число уменьшать. Вы, сытые, помолитесь о нас, голодных»¹³⁹. Чтобы хлеб после обеда не оставался в столовой в кусках, Платон приказал «брать семинаристам каждому свою порцию пред обедом и хранить остаток до ужина»¹⁴⁰. Семинаристы держали у себя и «утиральные платки» и ложки, и с ними ходили в столовую.

Но расчетливый, бережливый и по-видимому скупой хозяин, Платон своими распоряжениями давал видеть, что он не имел желания стеснять учеников в содержании и лишать их довольства. Так на расписании 1800 года он заметил: «как примечено нами, что расход не мал: всеприлежно вникнуть ректору и префекту, не можно ли иной расход отменить, или уменьшить, но гак, чтоб в общем продовольствии семинаристов приметного недостатка не было.» Часто Платон жертвовал и свои деньги ученикам на стол. Так, в 1789 г. на расписании написал он: «сверх назначенного на содержание семинаристов, в прибавку к этому в праздничные и воскресные дни, от себя даю 50 p.» В следующем году на тот же предмет пожертвовал он 30 р. В 1794 году по случаю дороговизны припасов он назначил па содержание учеников из своих денег 130 р. В 1797 году, когда император Павел приказал ежегодно отпускать на больницу семинарскую по 2000 рублей, оказалась возможность нз этой суммы отделять часть на содержание семинаристов, и стол у них значительно улучшился. В 1807 году, когда удвоена сумма на содержание семинарии, содержание учеников стало весьма удовлетворительно. В дни праздничные Платон особенно заботился, чтоб ученики были удовольствованы пищею: так в 1769 году он дал нарочитое приказание, чтоб «семинаристов для праздника пасхи прилежнее потрактовать»¹⁴¹.

Главное смотрение за содержанием учеников было возложено на префекта, но в 1784 году Платон в помощь ему учредил должность интенданта или эконома; в приказ Платона по сему случаю сказано: «как для содержания семинаристов, в раcсуждении покупки разных припасов, в приготовлении пищи, одежды, обуви и прочего, и наблюдения во всем хозяйственного порядка требуется всегдашний надсмотр, и немаловажная в том состоит должность, а префекту, до которого сия должность ныне принадлежит яко обязанному учительскою должностию и надсмотрением над учениками, взойти в сиe, как должно, неудобно: то потребен к тому никакими другими должностями не занятый и способный человек, к чему и признается за способного монах Епифаний, которому и поручить все на семинарию покупки и наблюдение в приготовлении пищи, одежды, обуви и припасов, выдачу и прочее к семинарии принадлежащее, под именем интенданта» Платон приказал составить для него и инструкцию¹⁴². Впрочем, эта новая должность существовала только один год. В 1785 г. пересматривая примерное расписание, Платон сделал запрос семинарской конторе: «об интенданте представить, полезен ли и нужен ли он впредь быть при семинарии: а для сего по крайней мере ясно доказать, что доставлено ли им семинарии противу прежних лет хотя столько пользы, сколько он жалованья получает (жалованья ему было 50 р.)? А потому надлежит, хотя три года исчислить, чтоб прежде от запасов оставалось, и чтоб ныне при нем осталось». Из некоторых выражений этого запроса видно, что начальство семинарии тяготилось вмешательством нового лица в делa экономические и что Платон получил уже об интенданте неблагоприятные отзывы. Ректор с префектом сделали расчисление остатков за прежниe три года и в представлении Платону написали: «как интендант, в противность данной ему и инструкции, покупает иные вещи без ведома и согласия нашего, иные с передачею цены, как будет значить в ведомостях, а другие ненужные, а при том в данную ему прошлого 1784 года от префекта книгу для записывания в оную в том 1784 г. выдачи припасов и разных других вещей, расходов весьма мало записывал, да и то беспорядочно; почему и противу прежних лет не доставлено им столько пользы, сколько он жалованья получает, то потому он впредь быть при семинарии полезным и нужным нами не усматривается» На этом представлении Платон дал резолюцию: «когда интендант признается ненужным и неполезным, то чтоб на него жалованье напрасно не шло, его отменить, – и нынешнего года жалованье, на него назначенное, обратить в семинарскую казну: а содержание семинарии зависеть единственно от префекта и ректора на том точно основании, как прежде было, всевозможное употребляя во всем рачении и хозяйство»¹⁴³. Чтоб облегчить начальство семинарии в покупке припасов, Платон приказал поручать запасы хлебные и материал для одежды покупать эконому лаврскому, а при пpиeме и выдаче припасов были приставлены надежные студенты. Так было до 1798 года, а в этом году находившейся при лаврской конюшне отставной подпоручик Алексей Афанасьев определен купчиною при семинарии, т. е. закупщиком; ему приказано сверх того быть и комиссаром, т. е. «наблюдать над рабочими и над припасами, чтоб все верно хранимо, выдаваемо и употребляемо было. Для наблюдения за порядком при ученическом столе, из учеников богословия или философии назначался столовой инспектор, которому поручаемо было производить покупку молока, яиц и других мелких припасов, Кроме того еще был хлебенный инспектор из учеников же семинарии, который наблюдал за выдачею и употреблением хлеба. Столовый инспектор должен был действовать по инструкции, которая гласила: «инспектору столовому предписывается: 1.) чтоб звонки все биты были в свое время: 2.) обедать давать всегда, если нельзя ранее, то не позже одиннадцати часов и четверти; ужинать всегда в восемь часов. 3.) Кто не придет до молитвы, того не допускать до трапезы, и снимать по молитве тотчас тарелки. 4.) Каждый день по вечеру рапортовать ректору, все ли порядочно было в столовой, и кто не был в обед или ужин, о гех неопустительно давать записки. 5.) По окончании месяца подавать (тоже объявить и хлебенному инспектору) расход весь месячной с экстрактом, означив притом, сколько всех было и есть на коште. 6.) Если что к лучшему порядку и довольству им усмотрено будет, о том относиться ему – столовому инспектору, что причтено будет в честь ему, в случае примеченной правильной к своей должности внимательности. 7.) Сеньору с сего иметь κοπию, и яко во всем надзирателю, за исполнением наблюдать строго, а об опущении доносить неупустительно»¹⁴⁴. Кроме этих лиц, Платон в 1785 году приказал «выбрать способного и верного студента, чтоб он записывал: кто из семинаристов выбудет, когда, и сколько времени порции его будет оставаться, или в случае бываемых отпусков семинаристов на вакацию и другое время, когда кто из них после срочного времени явится, то и того времени сколько от кого будет оставаться порции, с означением имени и тех дней имянно, и те записывавшая ведомости, по прошествии каждого года, представлять нам.» Избран был для сего студент, который записывал напр., следующее: «Николай Розанов отъехал из семинарии в Петропавловскую больницу, где и пробыл с 4 до 13 марта, итого в семинарии не был 9 дней. Осталось от него хлеба печеного 20 фунтов, круп половина гарнца. 10 марта был оштрафован Иван Воздвиженский по 20 число апреля на хлеб и воду. Осталось от его порции круп 2½ гарнца. Алексей Введенский не явился в семинарию после вакации до 1-го числа октября, итого не был 30 дней. Осталось от него хлеба 1 пуд 27 фунтов, говядины 15 Фунтов, рыбы 5 фунтов, круп 1½ гарнца». Тимофей Воскресенский 5 декабря отъехал на праздник в село, где и пробыл 10 дней. Осталось от него хлеба 22½ Фунта, рыбы 2 Фунта, круп ½ гарнца». Таким образом, с марта 1785 года до генваря 1786 года осталось в выгодах семинарии печеного хлеба 88 пудов 27 Фунтов, говядины 13 пудов 18 фунтов, рыбы 5 пудов 15 Фунт., круп 1 четверть 2 меры и 1 гарнец. Прочитав доклад о первой деятельности «способного и верного студента», Платон написал: «таковое хозяйство похвально, почему оное и продолжать с прилежанием»¹⁴⁵.

Одежда семинаристов при Платоне подверглась изменениям и по форме и по цвету. В 1768 году, когда нужно было шить ученикам новое платье, Платон приказал: «платье семинаристам шить одинакового зеленого цвета (а прежде было синее или васильковое): ученикам богословии и философии немецкие пары (т.е. кафтан с камзолом и штанами), риторам сертуги, а прочих школ ученикам казакины. Халаты шить, когда сумма будет оставаться». Сукна на немецкую пару выходило 5½ аршин; каждый аршин стоил 85 коп. Подкладка была из зеленой крашенины: верхнее платье и камзол обшиты были гарусом. В 1771 году относительно платья семинаристов Платон дал такую резолюцию: «шить отсель студентам богословии и ФИЛОСОФИИ сертуги, а прочим казакины; камзолы же, и штаны к сертугам, делать одни, в которых бы они и в бурсах ходить могли. А менышие семинаристы довольно, если для домашнего хождения, будут иметь одни камзолы. Епанчи же делать одним философам и богословам, и то благоуспешнейшим. А в халатах бурсакам нужды не признается: exercens enиm animum exerceat quoque corpus, necesse est»¹⁴⁶. В камзолах семинаристам дозволялось быть в покоях и школ, а в церковь и за лавру ходить им в оных казалось непристойным¹⁴⁷. В 1779 году Платон приказал для всех учеников отменить камзолы и штаны, а велел всем сделать халаты, в которых бы летом они ходили и в школу¹⁴⁸. В 1786 году видим новую форму: казакины стали шить из синего сукна с обшлагами и воротником из сукна малинового: казакин подпоясывался кушаком из коломенка. (Сукно в это время покупалось по 90 коп, а в 1801 году за него платили вдвое дороже.) Так как кроме казеннокоштных учились в семинарии и своекоштные, жившие на квартирах, которые имели свою одежду, то начальство семинарии в том же 1786 году представило Платону, чтоб введена была в одежде для всех униформа. Семинарская контора писала в представлении: «сшитое на штатных семинаристов единообразное платье делает красоту и порядок: заштатные же ученики ходят в разнообразных платьях, от чего может происходить беспорядок и безобразие, когда оные будут вместе с теми ходить: посему контора положила мнением: «велеть и другим сшить такие же казакины на свой счет, или внести на сей предмет по 4 рубля в семинарию, а если не похотят иметь таковое платье, то их и в семинарии не принимать». Платон утвердил это представление, и униформа введена во всей семинарии. Вместе с тем, по случаю нового платья составлена инструкция, которая состояла из следующих пунктов: 1.) «Казакины, кушаки и галстуки (галстуки были из тонкого холста) надавать семинаристам с мая по вакацию в господские и здешних чудотворцев праздники, и ходить в оном платье только в церковь, а пришед оттуда в покои скидать. 2.) Надевать также в те дни, когда бывает присутствие его высокопреосвященства, или других знаменитых особ, и когда притом потребно будет показать семинарию в порядке. 3.) Если кому из семинаристов, со временем, платье сделается узко, или коротко, то б ему сменяться с другим по усмотрению ректора и префекта. 4.) А в другое время, когда сиe платье не будет носиться, носить семинаристам зимою тулупы, а летом халаты»¹⁴⁹ . Платье выдавалось на два года, овчинный тулуп на три года. Беречь платье предписывалось так строго, что Платон приказал учеников, которые прежде срока износят платье, удалять с казенного кошта и определять на полуштатное жалованье¹⁵⁰. Бережливость предписывалась и относительно обуви; Платон требовал, чтоб и на нее меньше было расхода и писал: «малые семинаристы не всегда имеют носить сапоги, особливо в летнее время, но разве ходя в школу, в церковь и в другое какое народное место, следственно и должно стараться, чтоб сумма выходила неизлшняя»¹⁵¹. В 1777 году на годичной смете он заметил: «не более выдавать, как одну пару сапог и одни головы: в летние и зимние дни ребята могут ходить босиком в бурсах, кроме праздников и школы с церковью». Чтобы сократить расходы по уплате за шитье обуви, Платон в 1784 году приказал ректору «отыскать старичка сапожника, который бы жил в семинарии. Любопытен приказ Платона, данный в 1800 году относительно сбережения платья и обуви; Платон писал: «1.) Префекту и самому и чрез инспекторов крайне наблюдать, чтоб платье и обувь берегли и содержали опрятно. 2.) Летом и в покоях, когда тепло, ходили бы в халатах, а зимою, когда холодно в тулупах. 3.) Платье суконное употреблять только летом от пасхи до покрова, в одни воскресные и праздничные дни, и то, когда идти в церковь, или при других случаях, когда приказано будет. 4.) Обувь употреблять бережно, и малым особо можно иногда в покоях ходить босиком. 5.) Рубахи и порты, шляпы, чулки, белые платки на шею каждому иметь собственные. 6.) Но для мытья белья нанимать из семинарской суммы. NВ. Подлинную хранить префекту у себя, а копии списав, прибить в покоях, где живут семинаристы». Когда предписывалось ученикам в комнатах, в холодные зимние дни, ходить в тулупах, очевидно, что экономия соблюдалась и в употреблении дров; вот, между прочим, какое Платон указывал средство, чтоб нечувствителен был холод в комнатах: в примерной смете на 1777 год семинария полагала на каждую печь (их было 30) купить по 16¹/₂ сажень дров (которым цена тогда была 45 коп. за сажень); Платон сделал замечание: «полагать па печь по 10 сажень, кажется, довольно, и потому о сем рассмотреть: а при том и семинаристы могут зимою жить теснее»¹⁵². Прежде кроме белья выдавались ученикам богословии и философии шапки, перчатки, чулки, галстуки на один год, ученикам риторики шапки «второй руки», – прочих школ – «третьей руки» и сверх того те и другие получали галстуки, чулки и рукавицы ¹⁵³. В постановлении 1800 года видим отменение выдачи этих вещей. Впрочем, в том же году Платон ограничил свое определение, приказав выдавать белье самым бедным ученикам и издерживать на то не более 50 рублей. Спальные принадлежности были слишком нероскошны: кровати были деревянные (каждая из них в 1777 году стоила 30 коп.); ученики богословия и философии спали на тюфяках пестрядинных, набитых соломой, которая сверху покрыта была хлопками; подушки были также из пестряди, набитые перьями, одеяла были набойчатые; а ученикам прочих школ вместо тюфяков выдавались войлоки, и подушки были кожаные. Одеяла ново поступившим давались иногда не вдруг, а по «прохождении некоторых школ с успехом»¹⁵⁴.

Казенным содержанием пользовались не все воспитанники семинарии. По указу Платона 1766 года, число их должно было простираться до 130 человек: в 1775 году он умножил число их до 150 человек. В 1789 году он подтвердил, чтоб на казенный кошт больше этого числа не принимать. После 1775 года на казенное содержание преимущественно были принимаемы ученики родом из московской eпapxии. В 1787 году учеников других епархии он не велел без его позволения принимать на казенный кошт и писал: «отныне впредь находящихся в лаврской семинapии учеников других eпapxий на казенное содержание без позволения нашего не принимать, а если каковые окажутся достойными принятия на казенное содержание, о таковых представлять нам со изъяснением, когда они в семинарии вступили, на каком основании, в каких школах и каких успехов в учении, и ожидать на то резолюции». В 1789 году Платон предписал семинарской контор: "помещать на казенное содержание достойных и успешных московской eпapxии, а суздальские могут проситься в своей семинарии на кошт. Ибо в нашей eпapxии весьма много: есть кого из них помещать». Кроме казеннокоштных были еще в семинарии полукоштные, или полуштатные. В первый раз они являются в 1775 г.; до этого года были только казенные и своекоштные. В этом году семинарская контора представила Платону, чтобы сверх 150 человек казенных дозволено было «еще набрать толикое ж число, коим бы содержаться на своем коште и на квартирах, нанимаемых от себя, но для вспоможения им как в содержании, так и в найме квартир выдавать из семинарской суммы каждому от шести до четырех рублей в год, с тем, что из них те. которые отменять себя будут пред прочими в поступках и в учении, имеют быть включаемы на полное содержание на праздныя места увольняемых семинаристов, а из содержащихся на казенном содержании те, которые не столько оказывать себя будут в поступках и в учении, определяемы будут на оное полуштатное денежное содержание. Платон утвердил cиe представление, приказав полуштатным выдавать сверх денег казенную бумагу и учебные книги¹⁵⁵. В том же году он приказал на полуштатных отделить из семинарской суммы 500 рублей. И на полуштатное жалованье определяемы были не все из своекоштных, а только те, которые оказывали ycпехи в науках: за сведениями о том обыкновенно семинарская контора обращалась к учителям, которые и рекомендовали лучших из своих учеников. Жалованье им было неодинаково: ученикам низших школ выдавалось в месяц по 25 и 30 копеек¹⁵⁶. Своекоштных, которые вносили за себя деньги на содержание, Платон не велел смешивать с казенными учениками и дал о том резолюцию: «кои деньги вносят на содержание, тех писать своекоштными, сверх 150 человек на казенном содержании: следовательно, само собою разумеется, что для них надобно купить припасов особо на их деньги, и верно записывать, чтобы их отцам верной давать в их деньгах отчет. Сего требует кредит и честность. И никак сих своекоштных не смешивать с казенными»¹⁵⁷. С 1807 года по резолюции Платона отпускалось ежегодно из Первинского монастыря по 400 руб. на содержание учеников, поступающих в троицкую семинарии из перервинской¹⁵⁸.

Особым содержанием пользовались семинаристы, удостаиваемые носить фамилию Платоновых. В августе 1789 года Платон из своих денег внес в московскую сохранную казну 4,000 рублей с тем, «чтобы оная сумма в той казне обращалась вечно с произвождением с оной суммы на содержание бедных сирот, в троицкой семинарии учащихся, по пяти рублей на сто. Ежели же оная троицкой лавры семинария паче чаяния будет упразднена, то показанные процентные с 4,000 руб. деньги отпускать в троицкую лавру на содержание оныя лавры». Когда был получен билет, Платон написал следующее учреждение для платоников: 1) Содержаться пяти студентам, из коих один инспектор. 2) Всем им и будущим по них именоваться по фамилии Платонов, каким прозванием им писаться, не только будучи в семинарии, но и по выпуске из оной, в каком бы они состоянии ни были. 3) Избираемым им быть от нас, доколе мы будем в живых; а после нас избираемым им быть от ректора и префекта. 4) Всякий студент, желающий на cиe содержание определиться, должен дать подписку, что он не желает вступить в какое-либо состояние, как только в духовное, и о сем их спрашивать каждый год, не переменили ли своего намерения; и ежели отменили: то их из сего содержания немедля исключить. 5) Свойство избираемых должно быть непременно, чтоб они были отцев недостаточных, но наилучших нравов, учения, понятия и прилежания; притом троим из риторики, одному из философии и одному из богословия, который должен быть инспектор. 6) Пищею, питием и платьем, им довольствоваться всем одинаково, без всякой одному от другого отличности: и жить всем в одной кельи, нарочно от нас приготовленной. 7) На все содержание, то есть на пищу, платье и обувь каждому полагается по 30 руб. в год, итого на пятерых 150 р. 8) Быть при них истопнику, который должен быть из стариков, и на него полагается 15 руб. Его должность приготовить пищу, вычистить платье, истопить и содержать все в опрятности, и беречь все в кельи.9) На дрова и на свечи в год полагается 15 руб. 10) На бумагу и книги полагается всего по 10 руб., и сии книги должны навсегда оставаться для будущих студентов Платоновых в семинарии; и чрез несколько лет можно завести нехудую библютеку. 11) На посуду, на белье для стола и на починку в кельи полагается в год по 10 руб. 12) На все содержание посему будет в год на 5 человек 200 руб., кои деньги получать всегда лаврскому Учрежденному собору из воспитательного дома процентами из положенной от нас в оной дом вечно четырех тысяч рублей суммы, второго числа августа. 13) Ежели, паче чаяния, на которую статью будет несколько назначенного числа денег недоставать, то дозволительно, по хозяйству, чтоб от одной статьи будет оставаться, обратить на другую; и cиe зависеть будет от опекуна. 14) Опекун будет от нас назначаем, а в небытность нашу от ректора и префекта, один из лучших учителей. 15) Опекуна должность есть, смотреть над студентами и над инспектором, все ли исправно, как в рассуждении учения, благонравия, так содержания, чистоты и опрятности; и для того посетить их должен конечно хотя чрез день единожды. 16) Он же опекун содержит у себя деньги и выдает инспектору, что надлежит на содержание, и под его присмотром приготовляется пища, платье, покупаются книги, дрова и прочее. 17) Он же опекун должен требовать от инспектора записку о расходе. 18) Он же опекун должен рапортовать нам письменно о благосостоянии студентов чрез два месяца; а ежели будет какая неисправность, или кои из студентов окажутся не хороши, или: в учении или в нравах, представлять нам. 19) Инспектора должность есть, смотреть над студентами, чтоб были они исправны в должности, вели бы себя порядочно и опрятно, читать с ними книги, и всякие затруднения в чтении, также и по школе, им объяснениями своими решить. Также смотреть за кельею, платьем и всем содержанием, чтоб было все порядочно и хозяйственно; и самому ему слушаться опекуна. 20) Студенты между собою должны всегда разговаривать или по латыни или по-французски, или по-немецки, кои тем языкам учатся. 21) Студенты никогда не могут в домы к отцам и сродникам отпускаемы быть; а дозволена им может быть одна прогулка; но и то не более, как единожды в две недели, с дозволения опекуна; но никогда нигде, кроме своей кельи, не ночевать; и не отпускать никогда никуда одного, но или всех, или двух вместе; а в баню ходить чрез двв недели всем вместе с инспектором. 22) Двое из студентов всегда должны обучаться греческому языку, и на оном разговаривать. 23) Платье у всех одинаковое: казакины голубого сукна с заворотами синими; камзол, штаны, тулуп покрытый и халат. Казакин на два года с выворотом: камзол и штаны на год, тулуп с овчинами на три года с переменою покрышки и халат на год; шляпа на год, шапка на два года и перчатки теплые на год. 24) По третям года должен опекун нам представлять студентов для смотру. 25) Более сего содержания сии студенты от семинарии требовать и получать не должны. 26) Сии студенты, по окончании учения, когда явятся достойными, обнадеживаются от нас хорошею промощею, в прочем, быв просвещенны и благонравны, сами собою сретятся со счастьем. 27) Никто сего учреждения переменить не должен; а желаем мы и молпм Бога, чтоб оно цело и нерушимо сохранялось навсегда; ибо наше намерение ни к чему клонится, как токмо подать помощь бедным, но благоуспешным и благонравным ученикам, Церковь снабдить хорошими служителями и изъявить нашу пред Богом благодарность за преподанное от Него свыше нам какое-либо просвещение. 28) Cиe подлинное учреждение за рукою нашею хранить при делах в соборе; а копию за скрепою опекуна прибить на стене в кельи, где будут жить студенты». – Тогда же Платон дал в семинарскую контору следующее предписание: «1) Билет сообщить собору и хранить его в ризнице, в ящики за печатию монастырскою, а копию с него, и, в какой силе подано от нас объявление в воспитательный дом, хранить в соборе и в семинарской конторе. 2) Проценты от собора брать ежегодно вместе с процентными деньгами лаврскими. 3) Опекуном быть г. Виноградскому и ему же деньги 200 руб. отдать. 4) Кельи для пяти студентов отвести на городовой стене, и, что надобно, в них исправить хорошенько, полы чтоб были деревянные и всегда чистые: также приготовить пять кроватей с постелями, шкаф, столы и прочее, что надобно. На все cиe дозволяется ректору с опекуном употребить до 50 рублей, взяв оные от отца казначея. 5) После вакации хотя ректору и опекуну и выбрать пять студентов, прописанных в учреждении качеств, но для конфирмации представить их нам в бытность нашу. 6) Платье и прочее им сделать из полученных 200 руб., так как из тех же двух сот рублей и все годовое иметь содержание на точном основании учреждения. И ежели паче чаяния на первый год тех 200 р. недоставать будет, то дополнить из семинарской суммы С тем, чтоб в следующий год (в который расходу будет меньше, нежели в нынешний год) оные деньги в семинарскую сумму возвратить»¹⁵⁹. Виноградский (Алексей Васильевич в последствии Августин, архиепископ московский), назначенный опекуном над платониками, был в то время учителем риторики. В кандидаты на места первых платоников ректор и опекун представили Платону девять человек из риторики, троих из философии и троих из богословия: Платон избрал из них: студента богословию Ивана Иванова Драницына, студента философии Алексея Никитина Ратнева, и учеников риторики Петра Иванова Докучаева, Ивана Васильева Васильевского и Филиппа Иовлева Машкова. Платоники помещены были и после помещались отдельно от прочих учеников; для них отделаны были комнаты в городовой стене за чертогами. Мы увидим, что из платоников вышло немало замечательных людей.

Сверх суммы, взнесенной на содержание платоников, Платон положил из своих денег 10,000 рублей в сохранную казну на имя троицкой лавры, приказав часть процентов с этой суммы именно с 4,000 руб. 200 руб. обращать, в пользу семинарии таким образом: 120 руб. на содержание семинарии, начальствующим и учителям 50 руб., лекарю и подлекарю 30 руб. В 1796 году он внес в банк еще 6,000 руб. собственно на имя семинарии и от 4-го апреля сего года писал ректору Августину и префекту Моисею: «Пречестные отцы ректор и префект троицкия семинарии! Вам известно, что уже мною положено в воспитательный дом, в пользу семинарии, четыре тысячи рублей, и получаемые с них процентные деньги 200 руб. велено доставлять в семинарию, по учиненному мною росписанию. Ныне, по усердию моему к наукам, а паче к здешнему училищу, своими успехами и добрым устройством меня к тому побуждающему, еще взношу шесть тысяч рублей, которое отдайте в банк воспитательного дома, дабы со всех десяти тысяч рублей получаемые проценты по 500 руб. в год, доставляемы были в семинарии вечно, а каким образом сии процентные деньги употреблять, доложите нам. Примите cиe от усердия моего к просвещению приношение. Довольное будет за то для меня воздаяние, ежели как ныне, так и впредь, училище здешнее процветать будет желаемыми успехами в пользу святыя Церкве. Ваш доброжелательный Платон М. и А.¹⁶⁰ . Ректор и префект представили Платону свои соображения относительно употребления процентных денег, предполагая на эти средства улучшить стол семинаристам, и прибавить жалованья наставникам, лекарю и канцеляристу; Платон дал резолюцию: «из пяти сот процентных денег прибавить к жалованью: ректору 15 р., префекту. 25 р., риторическому 20 руб., греческому 30 руб., высшего и низшего класса и немецкому по 10 руб., итого 120 руб. Лекарю положенное 20 руб., да Соколову (подлекарю) положенное же 10 руб., итого 150 руб. Семинаристам на содержание по сему расписанию 150 рублей. Итого всего 300 руб., а остающиеся 200 руб. на платье семинаристам, а на какое, и что им сделать, представить. А впредь cии остающиеся 200 р. хранить для платья ж и других нужд и потреблять с докладу. А уже прежнее учреждение, что с 4,000 руб., более недействительно»¹⁶¹ . В 1807 году, когда удвоена правительством сумма на содержание семинарии, Платон изменил свое прежнее определение, и проценты с 10,000 руб. лаврской суммы получили иное наз- начение, а в пользу семинарии остались проценты с 4,000 руб., положенных на содержание платоников в 1789 году, и с билета в 6,000 руб., положенного на семинарию в 1796 г. От 2-го мая 1807 года Платон на имя Учрежденного собора писал между прочим: «10,000 рублей определяю я на троицкую семинарию, в том числе и на учеников Платоновых, поскольку троицкая семинария получила ныне прибавку npomuв прежнего вдвое; и из оной суммы получаемые пять сот рублей процентные деньги, в том числе 200 руб. и на учеников Платоновых, отсылать ежегодно в семинарию троицкую по жизнь мою, да и по кончине; моей также поступать»¹⁶².

Кроме денег, пожертвованных Платоном, семинаpия получала вклады от других лиц и вспомоществование из других источников. В 1796 году из обращавшейся в банк суммы 7,086 руб. 41¼, коп., полученной за проданные упраздненной московской, китайского сорока, введенской церкви, что близ гостинного двора, материалы и землю, проценты 350 р. Платон назначил в пользу троицкой cеминарии ¹⁶³. В следующие годы, по распоряжению Платона, не весь годовой процент с означенной суммы обращался в пользу троицкой семинарии, но часть уделяема была московской академии. В 1799 – 1801 году в семинарию из этой суммы назначено было Платоном 150 руб., в 1802 и 1803 г. – 160 руб., а после 1807 года процентов с этой суммы отпускалось в семинарии ежегодно по 100 руб.¹⁶⁴. Были для семинарии благотворители и из частных лиц: такова была коллежская ассессорша Наталья Козминишна Твердышева: еще в 1785 году Платон приказал в лавре ежегодно 23 октября, при собрании семинаристов, служить панихиду по роду Твердышевых, и в этот день назначался большой корм семинаристам, а учителям выдавались деньги. А после смерти Твердышевой, по ее завещанию, в 1795 году «на воспитание обучающагося в троицкой семинаpии бедного юношества» положен был в сохранную казну билет в 1539 руб. 80½ коп. с тем, чтобы проценты с них в количестве 76 руб. 99 к. были выдаваемы в семинарию¹⁶⁵. В 1802 году, по завещанию Аполлоса, епископа архангельского, поступили в троицкую семинарию 500 руб. и по приказанию Платона причислены к остаточной семинарской сумме. Преосвященный Серафим, епископ Смоленской, в 1807 году в пользу семинарии внес в сохранную казну 500 р. Кроме жертвуемых сумм, обращавшихся в сохранной казне, случались и единовременные от разных лиц выдачи денег ученикам семинарии: так в 1790 году генерал-майор Гаврило Ильич Бибиков 28 ноября, после обедни в трапезной церкви, восхищенный пением семинаристов, подарил им 100 руб., а в следующем году по такому же случаю пожертвовал еще 50 руб., «за каковые дары семинариею отблагодарено ему пристойным образом» Платон приказал в тот и другой раз обратить эти деньги на улучшение стола семинаристов. Тоже употребление, по приказанию Платона, сделано из 50 руб., подаренных семинарии во время ее посещения в 1791 году Аммосом Прокофьевичем Демидовым ¹⁶⁶. Контора семинарская писала по "случаю этих пожертвований, что «она признает потому над ceминapиeю Божье благословение».

Но главную помощь получила семинария два раза после штатов 1764 года от правительства. В 1797 году рескриптом на имя государственная казначее д. т. советника барона Алексея Ивановича Васильева император Павел повелел: «в добавок к положенной сумме на семинарии, в троицкой лавре состоящую, производить ежегодно из казначейств государственных по 2000 рублей, и отдавать сии деньги в ведение митрополита Платона с тем, чтоб он, употребляя их на семинарию, содержал из того и больницу при лавре, как для семинаристов, так и для монахов, по мере в том надобности». Такая милость оказана семинарии вследствие просьбы Платона, изображенной в письме его к барону Васильеву от 24 марта 1797 года¹⁶⁷. После коронации, 24 апреля императоре Павел был в лавре, и вскоре после того прислал в троицкую семинарию в даре 2100 рубл., из которых значительная часть раздана всем наставникам и служащим при семинарии, 60 рублей назначено на стол семинаристам 29 июня, 20 сентября и 6 ноября, 300 рублей на улучшение пищи в воскресные и праздничные дни, и столько же и на тот же предмет отложено к следующему году. На расписании дележа пожалованной суммы Платон написал: «разделить по сему и молить Бога за государя императора» ¹⁶⁸.

Две тысячи руб., назначенные императором Павлом на ycтpoeниe больницы, были употреблены согласно назначению, и в 1798 году больница была готова. Она построена сзади учительского корпуса на том месте, где прежде стояли «гостинные покои» и где теперь находится академическая каменная больница. Больница была деревянная, одноярусная, об осми окнах с галлереею; над фронтоном возвышался орел, и под ним находилось вензеловое изображение имени императора Павла¹⁶⁹. Платон сам распределил, на какие предметы и сколько употребить денег из больничной суммы при обзаведении больницы всем потребным. Он назначил в ней 10 кроватей, расписал, сколько нужно устроить шкафов, белья и проч., сколько и какой купить посуды для аптеки и т. п., операционные инструменты, имевшиеся в достаточном количестве (53 NN) и принадлежавшее лавре, приказал перенести в аптеку при больнице. Кроме денег, издержанных на постройку больницы, употреблено на сделание кроватей, постелей, шкафов, белья и проч., и на покупку лекарств и аптекарской посуды 547 рублей. На последующее время Платон определил ежегодный расход на больницу в 658 руб., назначив 100 руб. на содержание больных пищею, 100 руб. на лекарство, 130 на жалованье лекарю и проч. из остаточной суммы 1342 руб. он приказал 342 руб. обращать в награду ректору, префекту и учителям, а из 1000 р. одну половину употреблять на платье и обувь семинаристам, а другую на стол ¹⁷⁰. Лекарем в это время был сын лаврского служителя Егор Жуков, учившейся в семинарии до риторики (1784–1792), потом в московском гошпитале, где в 1795 г. получил звание лекаря. Он заступил место Соколова, который долгое время занимал место врача в лавре, а при Жукове; возвращен на должность подлекаря, которую исполнял еще при лекаре Чубенском (1763–1768). В 1805 году на место Жукова определен штаб-лекарь Степан Витовский, служивший до конца существования троицкой семинарии и бывший потом не малое время врачем при московской духовной академии. Витовскому назначено было получать жалованья от семинарии 200 р., от лавры 100, и от митрополита 50 р. Для Витовского написана была инструкция, равно как для лекарского ученика, больничного инспектора, и старух сиделок (последнюю писал сам Платон) ¹⁷¹.

В 1807 году состоялся новый штат для семинарии: прежняя штатная сумма, 4901 руб. 62½ коп. и 2000 руб., прибавленные при императоре Павле, удвоены, и на семинарию стали отпускать 13,803 р. 25 к. Сверх этой суммы семинария получала 500 руб. процентных с денег, положенных митрополитом, и 76 руб. 99 коп. процентных с билета Твердышевой итого 14,380 руб. 24 коп. К 1808 году от прежних лет было остаточной суммы 10,717 руб. 74¼ коп. В 1811 году, по приказанию Платона, из остаточной семинарской суммы положено в банк для приращения процентами 18,000 руб. ¹⁷². В январе 1812 года, из оставшейся к сему году суммы, Платон приказал внести в банк 2,000 р. и переложить 18,000-й билет на двадцатитысячный¹⁷³.

Количество жалованья, получаемого начальством и наставниками, не было строго определено и зависело от воли настоятеля лавры, который., при его назначении, соображался частию с средствами семинарии, частию с заслугами наставников. Монашествующим, по распоряжению Платона, выдавалось жалованье в большем количестве, нежели учителям – бельцам. Неисправные или в учении или в поведении наставники были наказываемы уменышением жалованья: усердные в прохождении должности и отличавшиеся добрым поведением были поощряемы прибавкою жалованья. С 1799 года монашествующие учителя по распоряжению Платона производимы были в соборные иеромонахи и иеродиаконы, и на них ежегодно отделялось 550 руб. из 1500 рублей, пожалованных императором Павлом на соборных и приказнослужителей троицкой лавры (указ 21 дек. 1798 г. Соборное жалованье, по приказанию Платона, выдавалось и светским учителям, желающим пострижения ¹⁷⁴.

Представляем таблицу с обозначением жалованья за некоторые годы, получавшегося ректором, префектом и учителями семинарии:

(*) Как архимандрит Лужецкого монастыря, ректор Евгений получал доход из монастыря.

(**) Кроме жалованья, как игумен Угрешского монастыря, префект Иннокентий получал доход оттуда.

(***) Префект Неофит не имел монастыря.

Сверх жалованья наставники нередко получали награды «за усердные труды и к ободрению впредь». Так, в 1762 году архимандрит Лаврентий приказал выдать из лаврской суммы ректору, префекту и учителям 300 руб. В 1770 году всем им выдано для праздника пасхи 63 руб., в 1772 году 124 руб., в 1774 году 80 руб., в и777 году «pour le courage» выдано наставникам 94 р., в 1791 году в два раза 166 руб. После прибавки на семинарию 2000 руб., в 1797 году Платон приказал выдавать из остаточной суммы в награду ректору 100 руб., префекту 60 р., учителям: риторики 40 руб., греческого и еврейского языков 45 р., синтаксии и французского языка 30 р., нисшего класса 32 руб., немецкого и истории 35 руб.

Сумма на содержание семинарии выдавалась из коллегии экономии. В первые годы по учреждению штатов, распорядителем в выдаче денег был экономический казначей секунд-майор Иван Фон-Визин. И лавра и семинария на первый же раз встретили неудобство и в получении и в доставке денег. В определенный срок деньги не всегда были выдаваемы: нужно было просить, письменно сноситься с коллегиею экономии, и иногда не раз бесплодно посылать в Москву за получением. Кроме того деньги на лавру и семинарию выдавались медною монетою: всех денег выдаваемо было в год 17,106 руб. 9б½ коп. По соображению Учрежденного собора, для перевозки такой суммы из Москвы требовалось до 20-ти подвод; при этом была опасность, чтоб не ограбили возов с деньгами в дороге. Когда Платону были представлены эти неудобства, он исходатайствовал в коллегии экономии, чтоб деньги, следующие на содержание лавры и семинарии, выдаваемы были не в Москве, а в лавре из тех сумм, которые будут собраны чиновниками коллеrии со смежных с троицкою лаврою отчин. Просьба Платона уважена, и лавра и семинарии избавились от излншних расходов¹⁷⁵ . С 1769 г., когда в первый раз были выпущены ассигнации, деньги стали выдавать ассигнациями. В коллегию экономии ежегодно посылались для поверки приходо расходные книги, после предварительной ревизии их Учрежденным собором и архимандритом лавры. В конце 1771 года коллегия требовала сведений, сколько останется суммы к 1772 году, но Платон приказал употребить всю остаточную сумму на покупку припасов и книг, и рапортовать в коллегию, что остатков никаких нет. По закрытии коллегии экономии сумма на содержание семинарии отпускаема была в первый раз, в 1783 году, из московского для статных в государстве сумм казначейства, в 1789 г. и в следующие годы из московской казенной палаты. В 1813 году повторились неудобства в доставке денег, которые испытала и лавра и семинария в первые годы по учреждении штатов: казенная палата объявила, что половину суммы на содержание лавры, Вифанского монастыря и двух семинарии, лаврской и вифанской (11,332 руб.) будет выдавать медью; за перевоз этих денег должно было заплатить не менее 260 рублей; лавра решилась потерпеть меныший ущерб посредством промена меди на ассигнации, заплатив за то 89 рублей¹⁷⁶. Сумма семинарская сперва хранилась в ризнице монастырской, потом у казначея лавры, в особом ящике или сундуке, от которого печать была у ректора, а ключ у префекта. Деньги вынимались по третям года. Когда же они были издерживаемы за несколько времени до новой выдачи, то лавра снабжала семинарию деньгами заимообразно. Резолюциею Платона 1799 года предписано: «семинарскую сумму, хотя хранить в казначейской палате, но в особом сундуке за замком» префектовским и печатью ректорскою. А префекту у себя можно для всякого расхода держать до 500 рублей, и казначею уже до сей суммы дела нет. А медных денег можно брать у казначея до 1000 рублей, а впрочем сами должны промышлять»¹⁷⁷.

Лавра, и после отобрания от нее имений в 1764 году, не отказывала семинарии в помощи и услугах. Казначей лавры обыкновенно закупал для нее годовую провизию муки, крупы, масла и проч., и это было благодеянием для семинарии, потому что покупая в тоже время для монастыря припасы в большом количестве, казначей мог доставлять их семинарии по меньшей цене, нежели какую должна бы была заплатить семинаpия, отдельно для себя покупая припасы. Кроме того лавра помогала семинарии при постройке и починке зданий: так в 1786 году, когда нужно было исправить галлерею у учительского корпуса и вновь сделать переходы у семинарских покоев в городовой стене, Платон приказал употребить на работы 50 руб. из семинарской суммы и 50 руб. из лаврской. В 1797 году., когда требовалось починить галлерею при ректорских и префектовских келлиях, Платон назначил на сей предмет 35 руб. «с подмогою лаврских плотников и лесу вифанского». В первые годы текущего столетия лавра снабжала семинарию и топливом, которое добывалось в исакиевской и лаврской рощах. В 1805 году, когда семинария, по примеру прежних лет, просила Платона о дозволении нарубить дров 200 сажен, Платон дал резолюцию: «дозволяется посему, только с тем, чтоб 1) целых деревьев не рубить, а один валежник; 2) дозволяется и целые деревья рубить, средние и большие, но не с подвал, а чрез дерево, и то только там, где очень густо, да из отводу, где укажут троицкие и вифанские казначеи. А оставшие сучья, коли годны, брать, а негодные и мелкие в кучах жечь, но осторожно, чтоб лесу не зажечь»¹⁷⁸. Кром дров лавра снабжала семинарию безмездно сеном и солью. В семинарии содержались большею частью три лошади, одна для работ, а две для выездов начальствующих и наставников; Платон, дозволяя для них брать сено из монастыря, в 1779 году предложил семинарии, что достаточно было бы иметь одну водовозную лошадь, «а когда понадобится выехать ректору или префекту, может от лавры давано быть»¹⁷⁹ . Соль (бузун) с давних лет хранилась в оружейной башне в большем количестве, и по приказанию Платона ежегодно выдаваема была в семинарию по 30 пудов: выдача прекращена уже в 1812 году, когда донесено было Платону, что соли осталось в башне только до 700 пудов¹⁸⁰ . Лавра уделяла семинарии и часть земли за монастырем для ее нужд: так издавна для садки капусты и овощей даны были семинарии от лавры огороды, которые находились у плотины за каличьею башнею. Немалою услугою для семинарии было и то, что лавра дозволяла наставникам и ученикам мыться в бане монастырской¹⁸¹.

3. Мы видели, что до учреждения штатов ученики в семинарию были набираемы из троицких отчин, и что лавра посылала солдат для набора учеников. Последний опыт таких распоряжений был в 1763 году: в этом году отправляем был солдат в подмонастырные слободы для набрания приказно-служительских детей. После штатов такие посылки оказались невозможны потому, что до штатов «посланы были для набора учеников на лаврском содержании и на коште троицких вотчин крестьян». Семинария преставляла Платону и то, что такие посылки «непристойны» и что московская консистория еще в 1758 году заметила Учрежденному собору, чтоб «в московской епархии ученики набираемы были с ведома духовных правле- ний, а не одними точию к набиранию из оной лавры определенными людьми». В 1768 году семинария представляла Платону, что всего пристойнее вызывать священно-и-церковно-служительских детей для обучения в семинарии чрез сообщения к епархиальным преосвященным, и предлагала вызывать учеников из бывших троицких отчин, состоявших в eпapxияx московской и переславской. Платон присоединил к ученикам сих двух епархий и учеников суздальской епархии, и по его представлению св. Синод приказал: «ныне в семинарию Святотроицкия Сергиевы лавры для укомплектования школ учениками, дабы беспрепятственное в науках к общей пользе было течение, из ближних к той лавре eпapxии, а именно: московской, переславской, суздальской разных церквей священно и церковнослужительских детей от 8 до 15 лет, российской грамоте читать и писать обученных и к учению способных, выбрав в тое лавру подлежащее число отослать, и впредь без всякого промедления в ту семинарию по сообщаемым из лавры в духовныя конcucтopии промемориям требуемое число к надлежащему термину высылать при письменных сообщениях безпрепятственно»¹⁸². В это время потребовалось 40 человек. Когда они были присланы, семинария заметила, что «из них оказываются таковые, кои, по бедности, а может быть некоторые и умышленно, не имеют платья и обуви, почему уже некоторые и в школу не ходят». Платон приказал разузнать, кто из них действительно беден, и таковым сшить казенное платье. Когда Платон сделался тверским архиепископом, он стал высылать в троицкую семинарно учеников из своей епархии: после моровой язвы 1771 года достаточного числа учеников из московской eпapxии, переславской и суздальской нельзя было набрать, и Платон прислал 30 человек из тверской семинарии; в следующем году он прислал оттуда 15 человек и 5 из кашинской семинарии; в 1773 году – 12 человек. В первый год по переведении на московскую кафедру, Платон приказал, чтобы ректор и префект подавали ему ежемесячные рапорты с реестром сколько учеников и кто именно приняты в семинарию; к этому он присовокупил следующее постановление: «которые свыше 15 лет и великовозрастны, тех не принимать, разве отцы их захотят им обучаться со всем на своем коште, и то дозволять. Малолетних, русской грамоте необученных, не принимать, а велеть их, изучив дома русской грамоте, приводить на срок». В том же году Платон приказал священно-и-церковно-служителей своей eпapxии обязать подписками, чтоб они безотговорочно отдавали своих детей или в московскую академию, или в троицкую, или в перервинскую семинарию, кому куда способнее, или куда кто отдать пожелаете. В 1779 году он ограничил npиeм учеников иноепаршеских в троицкую семинарии и писал семинарскому начальству: «как из ведомостей нами усмотрено, что гораздо немалое число семинаристов есть из других епархий; а в московской епархии церковнических детей есть весьма достаточное число, то отселе без ведома нашего из других епархий, кроме московской, никого не принимать, да и в штатное недостающее число включать надежных московских». Поэтому в следующие годы видим весьма ограниченное число учеников из иных eпapxий: так напр. в первой половине 1785 года учеников в семинарии было: московской eпapxиии 111, переславской и суздальской 9, тверской 1, черниговской 1, могилевской 1, крутицкой 2, псковской 2, коломенской 2. астраханской 2, детей не духовного звания 5. В 1789 году, по причине умножения учеников в семинарии, по представлению семинарской конторы, положено не принимать в нее детей священно-и-церковно-служительских из чужих eпapxий. Впрочем, это была мера временная: когда число учеников умалялось, тогда она была отменяема. Чрез три же года после такого строгого постановления о нeпpиeме учеников из иных eпapxий, именно в 1792 году, поступило в семинарии много учеников из епархии тверской, переславской и суздальской. Иноепаршеские ученики большею частию поступали в семинарии с рекомендациями от своих преосвященных, которые письмами ходатайствовали за них пред Платоном: в архиве семинарии сохранились писанные по сему случаю собственноручные письма к Платону преосвященных: Гаврила тверского, Тихона воронежского, Феодосия коломенского, Иннокентия псковского, Антония астраханского, Амвросия казанского и других. Некоторые из учеников иноепаршеских, надеясь по окончании курса найти лучшее место в московской, нежели в своей епархии, еще во время учета, по их просьбам, были отчисляемы от той епархии, из которой прибыли, и перечисляемы в московскую епархию. Таких случаев при Платоне было немало. Когда указом императора Павла 1798 года к округу троицкой семинарии причислены пять семинарий: ярославская, суздальская, вологодская, костромская и архангельская; тогда из этих семинарий чрез каждые два года стали присылать учеников в троицкую семинарию в числа двух человек. Они принимаемы были по испытанию, пользовались помещением и столом казенными, но платье и обувь должны были иметь от своих семинарий. В отличие от своих Платон велел им носить на верхней одежда воротники зеленые. В 1800 году, когда калужская eпapxия, прежде причисленная к московской, сделана самостоятельною, указом синода поведано всех студентов и учеников, коих отцы состоят в калужской епархии, отправить из троицкой семинарии в калужскую епархии; таким образом, отправлено было в Калиту 20 человек.

Прием учеников совершался таким образом: желающий учиться, или сам, или отец, или родственники его подавали просьбу в семинарскую контору; посла экзамена, который предоставлялся учителям, ректор или префекта давали резолюцию принять просителя в тот или друтой класс, смотря по экзамену. Сроков для пpиeмa не было: ученики могли поступать во всякое время. Но от этого не могло не происходить бсзпоряд- ков; поступавшие не вдруг после вакации по необходимости отставали от своих сверстников, и учителю затруднительно было начинать сизнова свои уроки для новопоступавших. По представлению ректора Мефодия в 1787 году, Платон приказал принимать новопоступавших учеников только в три срока: посла святок в течении двух недель, после пасхи в продолжение недели, и после вакации в две недели¹⁸³.

Большинство учеников семинарии при Платоне было из духовного сословия: впрочем семинария не отказывала в пpиeме желавшим учиться и из других сословий. Села Алексина священник Алексей Смирнов в 1772 году в своей просьбе к Платону писал: «тем много счастливыми все просители остаются, что по снисхождению и по высокой вашего преосвященства милости, желающим в учения вступить, свободно школьная отворяется дверь, и никто отвержен не бывает»¹⁸⁴. Дети лаврских приказнослужителей, хотя и значительно сократившихся в числе после штатов, во всяком почти курсе встречаются в списках семинарских. В 1767 году было в семинарии 8 учеников, лейб-гвардии унтер-офицерских детей: Платон приказал проэкзаменовать их и донести, успешно ли они обучаются, и, получив донесение, дал резолюцию: «по вакациях паки их проэкзаменовать, и есть ли которые из них окажутся благоуспешны и довольно надежны, таковых принять на содержание казенное, а впредь из солдатских детей в семинарию не принимать, не представив мне». Кроме детей из трех показанных сословий, принимаемы были в семинарию дети дворяне, чиновников, купцев и иностранцев: так в 1767 году принят в число учеников канцелярист из государственной камор-коллегии Михаил Пальмин, обещавшийся поступить в монашество; в 1773 году поступил учиться внук генерал-майора Степана Дурново¹⁸⁵; тогда же учился сын прапорщика коллегии экономии. В 1786 году принят в семинарию сын полковника донского войска, Bacилий Дмитров; в том же году учились в семинарии трое купеческих детей. В 1798 году принят в семинарию сын штаб-лекаря из Ряжска Петр Садовский. В 1804 году перешел в семинарию из александроневской академии сын казака из Черниговской губернии, Григорий Лидин. Из иностранцев всего более училось в семинарии греков. Так в 1768 году обучался сын купца-грека Павел Самачинский, в 1774 году грек Димиτрий Гирардис. В 1788 году учились четыре грека: Дионисий Иванов, Иван Дмитриев, Николай Дмитриев и Николай Христофоров. Один из них (Иван Дмитриев) просил Платона принять его на казенное содержание и получил резолюцию: τοῦτо εἶναι συγχοϱῶ. Другой (Дионисий) чрез год подал просьбу Платону, в которой писал, что желает поступить в купцы, и потому просил уволить его от семинарии: Платон написал: εἰ ϑέλει εἶναι ἀμαϑὴς, γενέσϑω. В 1796 году учились другие четыре грека. В 1797 году принят в семинарии болгарин из Тернова Георгий Христофоров. Из других наций приняты были в семинарию: в 1768 году турецкой нации из Патры Ибрагим Ахметов, обявивший желание принять христианский закон: в 1775 году – Антон Владыкин из калмыков, крещенный в Астрахани: в 1795 году – Александр Авраамов Платонов турецкой нации, переведенный из екатеринославской семинарии.

В школах видим между учениками и монахов и лиц из белого духовенства. В 1777 году в философии учился иеродиакон Феофан, в риторике дьячек из села Рахманова Егор Петров. В 1785 году учился лаврский послушник Алексей Рагозин; в 1787 году – учитель риторики из севской семинарии монах Гавриил, в 1790 – иеродиакон Дорофей, в 1799 г. – двое лаврских послушников Семен Якшинский и Павел Семенов, в 1800 г. – диакон Данило Воинов, регент apxиepeйcкого хора; в 1803 г. принят в философский класс поступивший в лавру священник Иван Андреев Бакшевский. Он обязан был ежедневно ходить к утрене и вечерне и отправлять эти службы в свою чреду, а позднюю обедню за него поручено было служить другому. От хождения на молебны и всенощный бдения Платон его уволил, кроме 9-й и 10-Й недель и больших праздников. Вместе с Бакшевским учились диакон Андрей Вознесенский и послушник Иван Преображенский.

Число обучающихся в семинарии, при свободе перехода из одного духовно-учебного заведения в другое, непрестанно изменялось. Ученики переходили, то из московской академии в троицкую семинарию, то из семинарии в академию. Такое же движете было со стороны учеников семинарий коломенской, калужской, перервинской, звенигородской и, наконец, вифанской. В некоторых семинариях курсы были неполны, и ученики для продолжения образования переходили в троицкую семинарии, в которую принимаемы были по испытанию. Так в 1779 году приняты трое учеников из семинарии перервинской, 6 из калужской, 2 из звенигородской. Если оказывался недостаток учеников в других семинариях, то его восполняли ученики троицкой семинарии: в 1791 году 35 учеников троицкой семинарии из риторики, высшего и нисшего грамматических классов отправлены были в перервинскую семинарию. После того, как указом императора Павла 1797 г. разрешено было открыть вифанскую семинарию, Платон в 1798 году приказал избрать из своекоштных учеников троицкой семинарии 100 человек, которых предназначил, по открытии семинарии, перевести в Вифанию. Но до открытия семинарии (6.авг. 1800 г.) они продолжали учение в троицкой семинарии и содержались на счет вифанских семинарских сумм. Что касается до московской академии, то прилив из нее учеников в троицкую семинарио и отлив были постоянные: прием московских в семинарии и увольнение троицких в академию были предоставлены на волю семинарского начальства, но заметно, что Платон неблагоприятно смотрел на переход учеников троицких в московскую академию, напротив желал, чтоб из академии московской более было желающих учиться в лавре. В 1791 году нисколько студентов философии из московской академии объявили желание для слушания богословия перейти в троицкую семинарию: на представлении о том академического начальства, Платон дал резолюцию: «из желающих лучших, и кои отцов недостаточных, отослать в лаврскую семинарию на казенное содержание для обучения богословию 12 человек, и о том к ректору и префекту троицким сообщить нашим именем, с тем притом, чтоб они нам представили, не может ли и большее число студентов в богословию на казенное содержание принято быть, хотя за исключением из содержания некоторых меньших школ учеников, немного успевших». В это время ректором троицкой семинарии был Мефодий Смирнов, славившийся как один из лучших преподавателей богословия. В следующем 1792 году, когда он был переведен в московскую академию, Многие из троицких студентов богословия, чтоб продолжать слушать его уроки, перешли за ним в московскую академию, хотя это и было неприятно новому троицкому ректору Евлампию. Оказалось, несколько и студентов философии, которые желали учиться под начальством любимого ректора, и чтоб не оскорблять своего начальства, придумывали разные предлоги для перехода в академию: так студент философии Уар Ненарокомов в просьбе своей писал, что он желает перейти в академию «для лучшего успеха в знании эллинского и ромейского диалектов чрез обращение с природными греками, также и в знании физики чрез императорский московский университет». Преемник Евлампия, Августин, приобретший известность своими талантами и богословским образованием, резко высказывал негодование против тех, которые оставляли троицкую семинарию, чтоб учиться в академии, сознавая, что при нем семинарию была по преподаванию нисколько не ниже академии; в 1796 году студент философии Иван Новосельский подал просьбу в семинарскую контору, чтоб его уволили из семинарии для продолжения учения в московскую академию, и причиною сего поставлял то, что, перешедши в академию, он получит лучшее содержание и будет иметь случай лучше успеть в немецком языке. Ректор Августин написал на его просьбе: «прописанные резоны, по которым сей проситель желает перейти в академии, весьма неосновательны. Ибо содержание казенное, каково бы то ни было, всегда лучше того, которое должно снискивать самому. В немецком же языке не меньше можно успеть и здесь, как и в академии, чему служит доказательством самого просителя брат, довольно здесь успевший в оном языке. Впрочем, ежели справедливо говорится: что гнило, то не мило, то без замедления уволить в академию» ¹⁸⁶. Сам Платон был таких же мыслей: в 1805 году при ректоре Евграе четверо учеников семинарии просились для продолжения учения в академию, надеясь иметь там выгоднейшее содержание, т. е. они надеялись в Москве доставать себе деньги посредством, так называемых кондиций. Платон положил резолюцию: «уволить по сему, но с тем, чтоб в академии их проэкзаменовали, и ежели окажутся способны к учению, то их принять, а ежели неспособны, то их отослать в консисторию». Этою резолюциею они лишались права, в случае неудачи на экзамене, возвратиться в троицкую семинарию, а должны были поступить в епархиальное ведомство. В конце 1812 года, когда учение в академии после нашествия неприятельского не открывалось, ученики академии в большом количества переходили для прододжения учения в троицкую семинарии, и этот переход продолжался в следующем году, так что в течение одного марта 1813 года принято их в семинарию 50 человек.

Дабы показать, какова была численность учеников семинарии при Платоне, представляем таблицу с обозначением числа учеников за сорок лет.

Перенесемся мыслью на сто лет назад. В аудитоpии богословской, под царскими чертогами Троицкой лавры, на «катедре» – молодой иеромонах. На его круглом и белом с румянцем, довольно полном лице, на его высоком гладком челе, в его серо-голубых глазах, опушенных высокими черноватыми бровями, вы заметили бы отпечаток его открытого характера, его ясной мысли. Голосом светлым, тенористым, довольно скоро, с живостию и энeprиeй читал он богословскую лекцию на латинском языке. Слушателей у него было немного; трое из духовного звания, четверо – дети подъячих лаврских, и один малоросиянин: но в числе их был Петр Зернов, будущий архиепископ казанский. Читавший лекцию был ректор Троицкой семинарии – знаменитый Платон Левшин. Вот что между прочим сказал он своим слушателям, приступая к преподаванию богословия: «когда я помыслю, что мне поручено преподавание богословия, то чувствую, что на меня наложено бремя не по моим силам; но так как повиновение начальству есть необходимый долг всякого, и так как всякий, по мере сил, обязан служить благу других, то и я приступаю к сему труду и, под премудрым и про- мыслительным водительством Того, слава Которого в сем деле наипаче имеется в виду, постараюсь совершить оный, сколько моих сил достанет. А вы studiosi theologiϰ, не надеясь на себя, а уповая на Бога, усердно молитесь Ему, чтобы Он благоволил озарить очи ума и моего и вашего, – моего для объяснения, а вашего для уразумения Его Божественной истины, дабы удобнее могли мы во свете Его узреть свет премудрости Его, и дело, теперь начинаемое, благополучно довести до конца, во славу святейшего имени Его».

Платон начал свои богословские уроки 12 сентября 1761 года и в июле следующето 1762 года окончил трактат о Св. Троице. С сентября стал потом читать лекции о творении, и к вакации 1763 года окончил двухлетний курс, заключив его учением о грехах. Лекции Платона, за его собственноручными в трех местах подписями, сохранились в библиотеке Вифанской семинарии (рукопись под N172) и носят заглавие: Theologia Christiana, super fundamentum verbi Dei exstructa, ad praxin pietatis et promotionem fidei Jesu Christi unice directa, et in seminario, quod est ad Lavram S.S. Trinitatis et S. Sergii, tradita, opera et industria Hieromonachi Platonis, nominate Seminarii Rectoris ¹⁸⁷.В два года Платон не успел окончить полного курса богословия: остались непрочитанными трактаты о законе и Евангелии. о трояком служении и двояком состоянии Спасителя, о состояние человека возрожденного, о таинствах и последней судьбе миpa. При составлении своих богословских лекций Платон по местам следовал Квенштедту (Qvenstedti Theologia didactico- polemica), а в некоторых трактатах Феофану Прокоповичу; впрочем, в его труде много самостоятельности и заметно стремление передать своим слушателям ясные понятия о предмете чтений. Множество вопросов, входивших в системы схоластических богословов и составлявших только или предмет любопытства, или оселок для изощрения рассудка, в системе Платона опущено, а удержаны только вопросы более существенные и полезные для богослова. След схоластики остался у Платона только во внешней постановке вопросов, именно в обозначении отделов того или другого трактата принятыми у схоластиков терминами в роде следующих: ϑέσις, ἔκϑεσις, ϑέσεως βεβαίωσις, ἀντίϑεσις objectionum διάλυσις. Встречается у него и известный usus, но редко. Такое разграничение частей трактата казалось Платону полезным в томе отношении, что способствовало точному и раздельному усвоению всех сторон излагаемого предмета. В образец представим из системы Платона лекцию о размножении душ человеческих, по составу которой можно судить о пpиeмax Платона и при изложении философских лекций, которые до нас не дошли. Вопрос о размножении душ решается у Платона не так, как у Прокоповича, который допускал традуцианизм: Платон следует так называемым креацианам, т. е. допускает новотворение Богом каждой души человеческой, как принято в Православном Исповедании Петра Могилы ¹⁸⁸. Такого же мнения, как мы видели, держался и первый ректор Троицкой семинарии Афанасий Волховский.

§ ХLIII. «Третий вопрос о человеке, говорит Платон, довольно важен, но мы изследуем его вкратце; это вопрос о том, каким образом размножаются души человеческие, именно: рождаются ли души детей от душ родителей как бы per traducem, или только тело детей происходит от тела родителей, а душа вновь творится от Бога и вдыхается в организовашееся тело? На то и на другое мнениe указывает бл. Иероним в послании к Марцеллину и Анапсихии; он пишет: ..я помню ваш, или лучше, церковный вопрос относительно состояния души, именно, ниспала ли душа с неба, как думают Пифагор, все платоники и Ориген, или происходит от собственного существа Божия, как предполагают стоики, манихеи и испанская ересь Прискиллиана, или души, древле быв сотворены, находятся в хранилище (thesavro) Божьем, как неразумно верят некоторые из церковных мужей, или ежедневно происходят от Бога и посылаются в тела, согласно с написанным: Отец Мой досель делает и Аз делаю? Или действительно переходят они ex traduce, как полагают Тертуллиан, Аполлинapий и большая часть западных, т. е. как тело рождается от тела, так душа от души, как бывает с неразумными животными? До зде Иероним. И Августин мнение de traduce приписывает Тертуллиану и говорит: «те, которые утвержают, что души размножаются от одной души, данной Богом первому человеку, и, следуя мнению Тертуллиана, говорят, что они таким образом переходят от родителей, – те признают их не духовными существами, но телами, как будто oни рождаются от семени телесного. Что можно сказать нелепее этого? Нечего удивляться, что это допускал Тертуллиан, который Самого Бога Творца признавал телесным». До зде Августин.

§ XLIV. Не бесполезно привести и самое мнене Тертуллиана. Раcсуждая о Еве, он говорит: «впрочем и Еву одушевило бы дыхание Божье, если бы от Адама не перешли к жене как тело, так и душа. Тертулиан думает, что душа Евы не сотворена Богом, потому что перешла в нее от души Адама. Впрочем его авторитет не доставляет ограждения новым защитникам traducis:потому что он, по замечанию Августина, не усумнился приписать телесность и самому Богу.

§ XLV. И не один Тертуллиан так думал, но и Аполлинарий и большая часть западных, как в вышеприведенном месте свидетельствует Иероним, т. е. они полагали, что душа человека не чужда материальности (animam hominis materae non expertem esse).

§ XLVI. Наконец в начале V века, когда появилась ересь Пелагия, вопрос о происхождении души не мог не подлежать рассмотрению. Так как последователи Пелагия отрицали грех прирожденный, то они искали подтверждения своему мнению в учении о сотворении души и составляли такое умозаключение: если Бог творит душу, Он не может не сотворить нас невинными и свободными от всякого порока. Но противникам Пелагия болee благоприятствовало мнениe о происхождениии душ от родителей, потому что им удобнее было объяснить, каким образом прирожденный грех путем естественного рождения переходит от родителей к детям. И хотя Августин, жестокий противник пелагиан, видел, что многие о творении души благоприятствует пелагианам, однако же не увлекся в противное мнение, потому и говорит, что при решении этого вопроса надобно заботиться, чтоб прежде всего осталось неприкосновенным убждение, что всякий происходящий от Адама связан узами rpеxa. Ибо когда заметил Августин, что мнения de traduce, как оно предложено было Тертуллианом, нельзя примирить с невещественностью души, он отверг оное.

§ XLVII. И хотя мнение de traduce было отвергнуто иеронимом и Августином, однакоже в последующия столетия нашло себе защитников: так в прошедшем веке нарочито защищали это мнениe в разных сочинениях из лютеран – Иоанн Шперлинг и Томазий, – знаменитые философы. С ними наконец согласились богословы лютеране, потому что это мнениe казалось им сообразным с учением о прирожденном rpexe. Впрочем, хотя с этой стороны такое мнение и заслуживает внимание, однако, поскольку нельзя его согласить с невещественностью души, то оно и показалось блаженным отцам неудобоприемлемым.

§ XLVIII. Чтобы отклонить это возражение, защитники traducis обыкновенно утверждают, что они не думают, будто душа происходит из самой материи, или от сил (de potentia) материи, как полагают некоторые из схоластиков, но только, что она начинает существовать в материи, или с мaтepиeй, но не говорят, от чего же должно производить бытие души, от родителей, или от творческой силы Божьей? И когда они утверждают, что не допускают происхождения души из материи и предсуществования ее, сим самым невольно утверждают, что душа происходит из ничего, а произведение из ничего есть твopeниe.

§ ХLIХ. Напрасно защитники traducis ссылаются и на св. Писание, потому что они не найдут там подтверждения своему мнению. Напр. будто слово Божие, сказанное прародителям: раститеся и множитеся (Быт. 1, 28.) относится не к одному телy, но к целому человеку. Но из сих слов можно выводить только то заключение, что человек должен существовать силою благословения Божия, а способ происхождения души сими словами не обозначается.

§ L. Равным образом слова: всех душ, шедших с Иаковом во Египет яже изыдоша из чресл его (Быт. 46, 27.), не благоприятствуют защитникам traducis, которые утверждают, что не одни тела, но и души сынов Иакова вышли из чресл его. Ибо словом: души означаются люди, которые по плоти вышли из чресл Иакова.

§ LI. Итак, поскольку вследствие показанных оснований мнение о происхождении души детей от души родителей не может быть допущено, то богословы приходят к такому мнению, что души рождающихся людей происходят из ничего, или творятся вновь и таким образом соединяются с телом. Такое мнение существовало в древней церкви, как мы видели из слов Августина и Иеронима. Основания такого мнения заимствуются из св. Писания, именно из Захар. 12:1: глаголет Господь, прострый небо и основай землю и созидаяй дух человека в нем.

§ LII. Но и это мнение встречается с некоторыми затруднениями. Нельзя сказать, чтобы Бог творил души, покрытые нечистотою греховною и омраченный злом; иначе, как это примирить с правдою и святостию Божию? А если Бог творит души чистыми и непричастными греховности, то откуда же трех, который находится в них? Ужели от Творца? Но тогда следовало бы, что источник греха находится в Творце, или в материи – что нелепо. Ибо известно, что прирожденный трех в отношении к уму означает лишение познания и духовной премудрости, а относительно воли – лишение святости и правды и вместе наклонность ко злу: а отсюда следует, что особенного седалища его должно искать в душе, потому распространения его нельзя относить к одному телу.

§ LIII. Чтоб выйти из таких затруднений, некоторые говорят, что души и от Бога не творятся вновь и от родителей не сообщаются детям, но происходят путем личного соединения (unione personali), т. е. семена всех тел, равно как и души всего рода человеческого, созданы Богом в прародителях, и таким образом размножаются в потомках. Но это мнение нечестиво; кроме того, что оно вводит предсуществование душ, я не вижу, как это мнение согласить с невещественностью и бессмертием души?

§ LIV. В таком темном и трудном вопросе нам ничего не остается делать, как только соображаться с голосом св. Писания. Относительно предположенного вопроса там находим ответ, что души детей не переходят к ним от родителей, но Богом всемогущим созидаются из ничего и вдыхаются в. тело, надлежащим образом сформировавшееся (inspirari corpori apte formato).

§ LV. Во-первых, cиe доказывается из св. Писания: в книге Бытия (2:7.) написано, что Бог вдунул в Адама дыхание жизни, т. е. душу разумную, которая в человеке есть вместе vegetativa el sensitiva: так же вдыхает Бог душу и всем прочим людям. Cиe подтверждает Екклезиаст, который говорит о всех людях вообще: и возвратится перст в землю, якоже быть и дух возвратится к Богу, иже даде его (12:7.). У Исаии (42:5.) читается: тако глаголет Господь Бог, сотворивый небо и водрузивый е, утверждайя землю и яже на ней, и даяй дыхание людям, иже на ней, и дух ходящим на ней. Сюда относится увещевание благочестивой матери сыновьям, которым говорила она, возбуждая их к подвигу мученичества: не аз дух и живот вам дах, но мира Творец, сотворивый род человечий изобретый рождение, и дух и жизнь вам паки воздаст (2 Маккав. 7:22.).

§ LVI. Второе доказательство – от разума. Если бы душа переходила от родителей к детям, то душа происходила бы или от тела, или от души родителей; но нельзя допустить ни того, ни другого: – первого потому, что душа в таком случае была бы вещественна и причастна тлению: второго потому, что если бы вся душа переходила от родителя, тогда бы в родителе не осталось души; а если допустить, что часть души переходит от родителя, тогда бы душа была нечто делимое, что противоречит простоте существа духовного.

§ LVII. В 3-х наше мнение доказывается так: Христос Господь имел истинную разумную душу, поскольку был истинный человек: однако же душа не перешла к нему per traducem, но сотворена Богом. Так бывает и с другими людьми. Апостол говорит: их же отцы, от низ же Христос по плоти (Рим. 9:5.).

§ LVIII. Представляется здесь одно весьма трудное возражение. Если допустим, что души потомков Адама непосредственно создаются от Бога, то или совершенно должно отвергнуть грех прирожденный, или Бог подпадете нареканию в несправедливости. Надобно допустить, что Бог творит душу человека или без греха, или со грехом. Если допустить первое, то человек будет свободен от прирожденного греха. Но откуда же такое неисцельное зло в человеке? Откуда оно можете войти в его душу? От соединения ее с телом этого быть не может, потому что душа, существо духовное, не может принять от тела зла духовного. Если допустить последнее, то должно будете заключить, что греховность переходит к человеку не от Адама, а от Бога, и Бог будет виновник греха, а это ни счем несообразно. Тогда странно представить, почему же Бог гневается на нас, когда сотворил нас грешными? В ответ на это должно сказать, во-первых, что много предметов весьма известных, но образ (modus) их бытия непостижим. Августин много трудился над исследованием вопроса о грехе прирожденном, однако признался, что он ничего не знает. В письма к епископу Оптату он пишет: «когда друг (Марцеллин) спросил меня, как я думаю об этом вопрос, я, откинув стыд, признался в неведении. Поэтому написал он за море к ученейшему мужу (Иерониму), а этот отвечал ему, чтоб он лучше меня спросил, не зная, что тот меня уже спрашивал, и ничего не мог узнать верное и определенное; впрочем, прибавил в своем письме, что, по его мнению, potius fieri h. е. creari, qvam propagari animas». До зде Августин. И отцы святые говорят, что Бог творит души, но не объясняют как сотворенные души получают греховность. Во-вторых, некоторые говорят: определение Божие вполне справедливо, чтоб, за преступление святейшей Его заповеди, не один только Адам, но и все его потомки, имевшие произойти от него, подверглись гневу Божию и осуждению. Те, которые говорят это, говорят правду, понимая дело. Что определение Божие было справедливо, мы покажем это после, когда будем говорить о грехе прирожденном. А теперь скажем вот что: когда душа, непосредственно сотворенная Богом, посылается (immittitur) в тело, надлежащим образом сформировавшееся, она посылается невинною и чуждою всякого порока; но когда соединяется с телом, то составляет человека, – человека, говорю, который, по естественному происхождению от Адама, становится чадом Адама, его потомком, следственно подпадает тому же гневу, которому подпал Адам, дабы, таким образом строгость определения Божия оставалась нерушимою. Но так как осуждение без вины быть не может, то необходимо, чтоб рождающийся человек был повинен в каком-либо грехе. Какой же это грех? Грех Адама не в том смысле, чтоб младенец собственнолично, или по своей воле мог согрешить во чреве матери грехом Адама, но в том, что в лице Адама, своего прародителя и главы, признается он согрешившим по непререкаемому суду Божию. Посему Давид признается, что он в беззакониях зачат и во грехе рожден, в том смысле, что в лице Адама по суду Божию он признается гршником. Объясним это примером. Нередко бывает, что гнев царя простирается не на самого только виновника в оскорблении царского величества, но и на детей, имющих в последствии от него родиться. В этом случае сын, который родился, конечно, не согрешил грехом отца своего, однакоже подлежит гневу царя. Представим и еще объяснение. Завет, в который Адам вступил с Богом, был обязателен не для одного только Адама, но и для всех его потомков. Посему на Адама должно смотреть, как на главу по завету и по природе (caput foederale etnaturale), и Августин справедливо говорит: «мы все заключались в Адама в возможности (virtute) и все были в нем одном»; и в другом месте: «все люди первоначально согрешили в одном человеке».

§ LIX. В заключении приведем его же слова: «если от нас сокрыто происхождение души, а открыто ее искупление, опасности тут нет·, ибо и в Христа мы веруем не для того, чтоб нам родиться, но чтоб возродиться, каким бы образом мы рождены ни были».

Чрез два года пocле прочтения Платоном богословских лекций в Троицкой семинарии, именно в 1765 году, появилось в печати на русском языке его «Православное учение или сокращенная христианская Богословия», составленная из лекций его, читанных Наследнику престола. Это сочинение представляет ясное, свободное от схоластики изложение истин веры и нравственности. Какое впечатление произвела новая богословия Платона в Троицкой семинарии, об этом свидетельствует ректор ее Варлаам. От 27 мая 1765 года он писал Платону: «дорогой ваш подарок, свидетельство вашего благорасположения ко мне, т. е. богословиe, вами сочиненное, получил я с таким удовольствием, какое обыкновенно чувствует человек от величайшого, неожиданного радостного события. Я уверен, что вы много положили в этом труда, но радуюсь, что труд этот совершен не вотще. Доселе все мы при изучении богословия пользовались книгами чужими для нас, как по языку, так и по религиозным воззрениям, от чего мпогим пришлось немало уклониться от веры православной. Но теперь, когда станут читать напечатанную на отечественном языке вашу книгу, написанную согласно со св. Писанием и верою православною, не будет нужды в иностранных руководствах, потому что все необходимое для спасения можно почерпнуть из вашей книги. Итак вы достойны того, чтоб ученые и неученые, но желающие просветить свой ум истиною Божественною, принесли вам глубокую благодарность, а я и вдвойне должен благодарить за то, что прежде других и притом в дар удостоился получить эту полезную книгу. Признаюсь, я еще не успел прочитать всей книги, но большую часть прочитал, и в том, что прочитал, удивлялся изяществу слога, хвалил тщательность: от чтения ее не мог отвлечь меня сон. Пока не насыщусь, не перестану ее раскрывать и читать. Не подумайте, чтобы в моих словах скрывалась лесть; свидетельствуюсь истиною Божественною, которая так изложена точно в вашей книге, имеющей особенно то достоинство, что она очищена от безполезных вопросов схоластических и тонкостей в изъяснении св. Писания, которые представляют много трудностей, а ко спасению или мало или вовсе не относятся¹⁸⁹.

Так как христианское богословие Платона, по распоряжению самого Платона, введено было в руководство в Троицкой семинарии, то признаем нужным сказать несколько слов и о нем. Богословие Платона, если не везде, то, по крайней мере, в некоторых частях, более походит на катихизическое учение, нежели на богословскую систему, причины чего, конечно, надобно искать в той цели, для которой оно написано. Платон делит свое богословие на три части: в первой говорит о богопознании естественном, во второй – о богопознании, утвержденном на откровении, в третьей – о заповедях закона, или о нравоучении.

Разум уверяет нас в том, что Бог существует, обладает всеми совершенствами, что Бог создал человека и промышляет о нем, за это человек обязан почитать Его и исполнять в отношении к Нему известные обязанности: но так как человек не исполнил сих обязанностей, лишился, таким образом, милости Божией и своих первобытных совершенств, то нужны средства для возвращения потерянной милости, и поскольку сих средств сам разум изобрести не может, – нужно откровение. Эти истины, составляют первую часть, подтверждаются не только доказательствами, заимствованными из разума и опыта, но и из св. писания для того, чтобы избежать повторений, говоря напр. о совершенствах Божиих сперва на основании разума в первой части, потом на основании откровения во второй. Вторая часть занята изложением догматов веры по тому порядку, в каком они размещены в символе; а третья – объяснением десятословия и молитвы Господней.

Богословие Платона – первый опыт решительного изгнания из системы богословской приемов схоластических; нет в нем тяжелого груза вопросов, тезисов, доказательств, разделений, различений и возражений: оно представляет стройное, удобопонятное для всякого изложение учения откровенного. Сам Платон говорит, что он «по возможности старался сочинение cиe ясным написать порядком, утверждался на несомнительном Божием слове и приводя к вспомоществованию того ж изъяснения здравого разума ¹⁹⁰. Представляем для примера из первой части § 14.

«Но человека видим немощна и повреждения столь, что сам своими силами не токмо совершенного богопочтения воздать не может а), но напротив пред чистейшими правосудия Божия очами иаходит себя нечистым и закона Его повсечасным преступником б). За сим следует раскрытие этих двух мыслей в таких словах:

а) «Немощь и повреждение нашего естества, по мнению самых язычников, несомнительно есть. Разогни только их книги, увидишь, что они наиболее жалуются на человеческие правы, обличают непристойные склонности, негодуют на непостоянство, вопию против наглостей и неправд человеческих, описывают свирепые войны, хитрости, обманы, клеветы, гнуснейшие плотские мерзости, пьянство, сребролюбие, гордость, зависть, непримирительныя злобы, и прочая. В сем намерении древность выдумала двух человек: Демокрита и Гераклита, из которых один чрез всю жизнь свою смеялся суете человеческой: а другой оплакивал бедность человеческого рода. К доказательству повреждения нашего естества служит и то, что миp некогда весь, как еще не возсияла благодать евангельская (выключая некоторых, в коих блистал истинный свет боговедения), покланялся тленному древу, сребру и золоту, или изображениям, – но таких людей, коим пииты всенародно приписывали наигнуснейшие мерзости, или хотя и не совсем худых людей, но людей. Да что говорю, изображениям человеческим? четвероногим и гадам, как-то: крокодилам, волам, кошкам и ибисам, да еще луку и чесноку божественная честь постановлением, жертвенников и приношением жертв отдаваема была. Не может быть большая слепота человеческого ума: не может же быть и яснейшее доказательство повреждения человеческого. С таким потемненным о божестве понятием согласовали человеческиe нравы, и вся их жизнь не что иное была, как в темноте нощной блужение. И cиe то причиною было, что величайшая империя, цветущие республики и знаменитые правительства разорились и погибли. Сколько ни было издаваемо законов, сколько ни было употреблено строгостей, не могли удержать нагло текущий поток беззаконий, и скорее сами законы чрез злость человеческую истребились, нежели чтобы она чрез законы истребиться могла. Но и ныне сколько законов, сколько судов, расправ, темниц, казней и прочего, да нет: со всем тем свирепствует устремительная сила, с какою в миpe действует грех. Cиe рассуждающему нельзя не признаться, что наше естество крайне поврежденно: а наипаче, когда к тому присоединит высокое мудрствование св. писания, которое на неисчислимых местах сию нашу бедность оплакиваете, Быт.6:11: растлилась земля пред Богом, и наполняйся земля неправды, и видит Господь Бог землю и вот она растлена; и в Пс.13:2: Господь с небесе приниче на сыны человеческие, видити, аще есть разумываяй, или взыскаяй Бога. Вси уклонишася, вкупе непотребна быта: несть творяй благое, несть до единого. Но более всего оную нашу немощь и повреждение доказывает внутренняя война, которую мы чувствуем в самих себе, и которая оказывается чрез то, что мы не то делаем, что хощем, и что рассуждаем быть доброе, но делаем то, что сами почитаем за худое: ибо не знаю, какая в нас есть тиранническая наглость, которая почти насильно к худому влечет нас. Вижду, пишет ап. Павел (к Рим.7:23), ин закон во удтьх моих) противовоюющ закону ума моего: а из того заключаешь, что человек в таком состоянии Раcсуждаемый весьма беден есть. Окаянен аз человек! Кто мя избавит om тела смерти сея; и для того слово Божие человека во многих местах называет немощным, слепым, заблуждающим, погибшим, умершим, и таким, который без благодати откровения ничего доброго сделать не может и требует духовного отрождения. Почему, без сомнения, следует, что человек сам своими силами без- норочного Богу служения отправить не может: сам говорю, своими силами. Ибо, что надобно думать о богопочтении евангельском, о том после увидим. А откуду такое повреждение свое имеет начало, о том объявится речь, где будет о символе. Пространнее о немощи естества нашего Раcсуждали потому, что такое Раcсуждение путь нам стелет ко Евангелию.

б) Чтоб пред строжайшим Божьим судом человеку явиться правым, надобно без наималейшего порока быть. Но кто из человек дерзнет то о себе сказать? Всяк ежечасно погрешаете или делами, или словами, или мыслями; нет и не было никого столь святого, чтоб греху когда не послужил. Все до еди- ного сему вавилонскому покланяются идолу. Св. Писание всею своею силою то подтверждает. Оно говорите, что аще речем. яко греха не имамы, себе прельщаем (1Ин.1:8); что праведник седмижды на день падает; что не чисты все мы. и яко же рубище нечистые (жены) вся правда наша(Иc.64:6) и что неоправдится пред Богом всяк живый (Пс.142:2.)"

В таком духе и таким языком написано все богословие Платона. Очевидно, что после систем схоластических оно должно было показаться слушателям богословия руководством легким для изучения.

В 1766 году, когда Платон определен архимандритом лавры, он потребовал от ректора семина- pии, Илариона, отзыва, каким методом в семинарии преподается учение, и через два месяца приказал доставлять к себе отчеты о ходе преподавания. Илapиoн представил следующий конспект богословских уроков: methodus studii theologici, quam sequi placet in tradendis sequentibus tractatibus. Трактат о Боге, quoa dintra, прочитан, в нем два раccуждения: одно о существе, бытие и свойствах Божьих, другое о таинстве Св. Троицы; но сим рассуждениям предпослано было введение в богословие и учение о св. писании. Теперь (т. е. с октября 1766 г.) читается трактат о творении, и к нему присоединено учение 1) об ангелах добрых и злых, 2) о невинном состоании человека, 3) о поврежденном состоянии человека, 4) о свободной воле человека; cиe объясняется в настоящее время (в ноябре), 5) о провидении Божьем, о котором скоро начну толковать. Прочитавши сей трактат, буду держаться такого плана: по порядку будут следовать трактаты: о всеобщей благодати по отношению к роду человеческому, о предопределении и отвержении (reprobatione), о воплощении Сына Божия; здесь будет предложено учение о лице Его, естествах, двояком состоянии и трояком служении, об оправдании человека грешника и далее о призывании, возрождении и обновлении, о законе и евангелии и заповедях нового завета: о таинствах, о церкви Божией до закона, во время закона и благодати, также о трояком чине (ordine), или иepapxии, т. е. церковной, государственной (politica) и семейной (economica) и других предметах, сюда относящихся, также и о врагах Христовых. Последний трактат – о шести предметах, касающихся последней судьбы Mиpa (de sex novissimis). – На конспекте Илариона Платон слелал следующие замечания, которые представляем также в переводе: «план, которому желаете следовать г. ректор и наставник богословия, я одобряю с тем впрочем, чтобы догматы по возможности трактовались короче и чтобы устраняемы были пустые и безполезные вопросы, которыми обезображены книги римских католиков. Но более нужно обращать внимание на нравственное учение, почерпаемое из источников св. писания. Посему желательно, чтобы к каждому из теоретических богословских трактатов присоединяемо было учение нравственное, то именно, что из богословского умозрения ведет к образованию христианских нравов. К сему должно присовокупить: 1) г. Ректор каждый воскресный день публично должен объяснять св. писание, и пусть начнет с посланий апостола Павла. А если г. Ректору будет досуг, то он может посвятить этому занятию и еще один день в неделю. По моему мнению, ничто так не полезно к наполнению богослова христианским учением, как то, если он глубже уразумеет дух св. писания. 2) В один или два дня недели должно назначить известные часы, в которые бы студенты богословия в присутствии своего наставника читали св. писание. Ибо часто случается, что студент богословия пройдет курс богословского учения, а всей Библии не прочитает. От того бывает, что такой богослов и в области священных предметов есть как бы чужой и не способен к сочинению церковных проповедей. 3) Если г. Ректор учредит, чтобы студенты богословия произносили проповеди (habeant соnciones) в богословской аудитории, это будет для меня весьма приятно. 4) Г. Ректор постарается, чтобы диспуты бывали чаще и чтоб они способствовали к большему изощрению ума учеников¹⁹¹.

До нас дошли в рукописи богословские уроки Илаpиoнa, состоящие в трех томах ιn folιo¹⁹². Они носят тоже самое заглавие, как и лекции Афанасия Волховского: Summa theologiae, salutarem fidei orthodox doctrinam sincere et perspicue proponens, ac ab improbe in earn congestis turn infidelium blasphemiis turn haereti- corum calumniis et cavillationibus vindicata, pro varietate materiae in varios tractatus disperlita et pio studios juventutis usui dicata, anno incarnati Dei Verbi 1768 septembris VIII die¹⁹³.

Лекции Илapиoнa открываются предисловиеме к студентам богословия, и первые же слова предисловия: sacram, ad quam adspiras, doctrinam – показывают., что самостоятельной работы Иларион не предпринимал: все предисловие от слова до слова выписал он вместе с заглавием у Aфaнacия Волховского. Следуем далее. С первой же главы о богословии вообще начинается почти буквальный снимок с латинской богословия Платона. Но этого готового материала не могло достать на весь курс, потому что Платон окончил свое богословие трактатом о грехе: оставались трактаты о законе и евангелии, о таинствах и о последней судьбе Mиpa. Трактат о законе и евангелии Иларион берет нз системы Квенштедта: но так как следующий трактат о таинствах оказалось невозможным заимствовать у лютеранского богослова, который толкует только о двух таинствах (крещении и причащении), и то по своему, то Иларион, заимствовав из Квенштедта только трактат о таинствах ветхозавтных: обрезании и агнце пасхальном, обращается к рукописным лекциям Сильвестра Кулябки (рук. М. Д. Акад. N269) н выписывает из них весь трактат о семи таинствах нового завета. Что касается до usus.то, не находя его в учении о таинствах у Кулябки, Иларион заимствует его из лекции Московской славяно-греко-латинской академии 1755 года (рук. М. Д. Акад. N244), таково напр. Colophonis loco, monitum de sacramento Evcharistiae, поставленное nocле; трактата об евхаристии в том и другом курсе лекций, и сходное там и здесь до слова.

Кроме богословия догматического Иларион преподавал 6orocлoвиe нравственное. Оно состоит из трех частей: в первой говорится о началах обязанностей христнских, во второй о самых обязанностях, в третьей о духовных силах людей возрожденных. Иларион руководствовался лекциями московского ректора Гавриила Петрова.

После Илapиoнa, богословие начал читать, еще до ректорства своего, иеромонах Павел Зернов. Вместе с догматикой он читал и богословие нравственное. Уроки его до нас не дошли, но до нас дошли краткие его и всех учителей его времени двумесячные рапорты о том, что каждый из них преподавал в своем классе. Неизвестно, по какому руководству читал Павел нравственное богословие, но из отзывов его о преподавании догматики можно видеть, что он следовал Прокоповичу, и трактаты его читал с объяснением¹⁹⁴ Ректору Павлу Платон поставил в обязанность, чтобы он повторил со студентами богословия церковную историю, которую слушали в риторике, и объяснял им правила соборов. Платон писал: «богословия учителю особенно предписывается, чтоб со своими учениками повторительно прошел историю церковную и неотменно бы изъяснял правила 7 вселенских и по- местных соборов так, чтобы ученики оные гораздо памятовали. Сиe бо человеку, к духовной должности себя приуготовляющему, весьма нужно есть, яко надлежащее до всегдашней жизни его практики¹⁹⁵.

Преемник Павла Аполлос тотчас по вступлении в должность ректора представлял Платону: «методу богословского учения не благоволено ли будет расположить таким образом, чтобы при каждом листе вплетено было несколько белых, на которых бы записывать все к дополнению служащее?» Платон дал ответ: «о методе всех наук, а в том числе и богословии, от меня было предписано (разумеется предписание 1766 года). Посему, то отыскав, представить нам с своим раcсуждением, а между тем по тому и поступать. А учить по моей богословии, с привнесением надлежащих дополнений из лучших авторов, дозволяется, и сей курс оканчивать в два года. А между тем с прилежанием упражнять учеников в чтении и объяснены им библии и правил св. отец, и в сочинении проповедей с помощью чтения наилучших поучительных слов»¹⁹⁶.

Очевидно, что сокращенное бorocловиe Платона, достаточное для Наследника престола, не могло быть удовлетворительно по своей краткости для студеитов, спецально изучавших богословие, и Аполлос признал нужным открыть свой курс чтений. До нас дошел неполный экземпляр его лекций, принадлежащий одному из его слушателей, в последствии ректору Тр. семинарии Евлампию Введенскому ¹⁹⁷. Лекции Аполлоса отличаются от других сжатостью, точностью и ясностью схоластика в них устранена и удержалась только в нравственных приспособлениях того или другого пункта учения. Видно, что автор руководился системою Феофана, которому следовал и в плане чтений, между тем не копировал, подобно друтим, его лекции, но извлекал из них только то, что казалось ему существенно нужным для слушателей богословия. Потому лекции у него изложены не в форме трактатов, а в виде кратких параграфов, тесно связанных один с другим. О чем Феофан говорит на 5 страницах, то у Аполлоса занимает две или три страницы. Тексты св. Писания слушатели Аполлоса приискивали по славянской библии и некоторые особенные объяснения ректора записывали по-русски. Вообще во всем плане изложения лекий видно сильное влияние Платона, которое побуждало Аполлоса очищать исследования Феофана от последней примеси схоластицизма, какая в них оставалась.

Для образца представим часть лекции об ангелах:

Свидетельства. Особенныя свидетельства св. Писания, на которых утверждается учение об Ангслах, находятся Псал. 103, 4. Евр. 1, 7. Колосс. 1, 16. Матф. 18, 10. Из сих свидетельств открывается, что 1) существуют Ангелы, и они гораздо превосходнее людей, 2) что они существа духовные, 3) подчинены воле Божьей, 4) созерцают Бога, 5) по повелению Божью служат спасению человека, 6) пребывают, как хранители, при людяхе и даже при младенцах, 7) исполняют разныя служения.

Имена. Самое употребительное, библейское название Ангелов заимствовано от их обязанности и приписывается иногда самому Сыну Божью и людям, посылаемым от Бога, в особенности учителям церкви, а всего чаще тем духам, которые исполняют служение, возложенное на них Богом. Называются они кроме того сынами и слугами Божьими, духами и силами небесными.

Бытие их. В бытие Ангелов, в котором некоторые сомневаются, удостоверяемся свидетельствами св. Пиcaния, которое упоминаете не только о добрых ангелах (Евр.1:2–7, 13:12. Пс.90:11.), о их явлениях (Быт.18:2. Евр. 3:2.) и различных действий (Лк.2:9, 13. Быт.32:1, 2.), из которых видно, что они существа разумные, но удостоверяет в бытие злых ангелов, которым приписываются и различныя действия (Ефес.6:12. Ин.8:44). Сим свидетельсгвам не противоречить и разум естественный, напротив доставляет большее подтверждение истине.

Разделение. Разделение между двумя видами Ангелов есть нравственное, и произошло от свободного отношения их к Богу; потому они разделяются на добрых и злых.

Происхождение. Ангелы произошли от Бога, который сотворил их, что видно из их ограниченности и из свидетельств св. Писания (Пс.103:4. Евр.7). Сотворение их принадлежит всем Лицам Св. Троицы (Пс.32:6. Колосс.1:16.).

Время сотворения. О времени сотворения Ангелов св. Писание нигде не говорит определенно. Относительно сего существуют два мнения: одни относят coтвopeниe их ко второму дню на основании слов Быт.1:6–8. снес. Пс.32:6. Неем.9:6. Пс.103:2–4. При сем указывают на то, что Моисей, повествуя о делах второго дня, не упомянул о том, что Бог одобрил творения того дня, причину чего думают находить в сотворении ангела, в последствии падшего. Другие относят coтвopeниe Ангелов к первому дню, в который сотворено все простое (Omnia simplica), тогда как сложныя тела сотворены в последующие дни. При сем ссылаются на Иов.37:7.

Существо их. Сущность Ангелов состоит в том, что они суть существа простыя, разумныя, одаренные .способностью представлять раздельно; по этому они не только не имеют тела, не подлежат делению и не привязаны к известному месту, но и одарены разумом и свободною волею, в чем уверяет нас св. Писание.

Свойства. Свойства Ангелов или общи добрым и злым, или в частности принадлежат тем или другим. – Ангедам добрым во первых принадлежит знание, и знание обширное как самих себя, так и предметов, к которым они имеют oтношениe(Евр.1:6. Ефес.3:10): во вторых святость, по которой они всегда стремятся к добру и отвращаются зла (Мф.25:31); в третьих могущество, ее которым могу те действовать на предметы вне их находящееся (Быт.19:11. Мф.28:2).

Число. Что число Ангелов весьма велико, это видно из св. Писания, Апок.5:10. Дан.71:0. Пс.67:18. Впрочем, определенного обозначения числа их в св. Писании нет. Некоторые из древних старались выводить их численность из количества звезд, основываясь на словах Мф.26:53, 18:12, 13. Но эти догадки не верны и мнение не чуждо заблуждений.

Опыт более пространного изложения богословских истин Алоллос оставил в своем сочинении, читанном им, в присутствии Платона, на семинарском диспуте 1781 года: это ответ на возражения против повсеместного звания Божия.

«Нет сомнения, что Бог есть до бесконечности милосерд, что сиe самое милосердие побудило Его сотворить из ничего свет, сделать человека малым миpoм, сотворив его по образу и по подобию Своему. И ежели, слушатели, cиe учение с самим сходствует разумом: то что уже должно утвердить об откровении? Бог в писании Своем повсюду открывает святую волю Свою, изъявляя, колико жаждет человческого спасения. Жаждущие идите на воду (живота вечного), говорит Иcaия, и идите и пейте без сребра и цены вино и тук (Ис.55:1.). Не ясно ли Спаситель призывает к себе всех обремененных тяжестью первородного и смертных грехов? Ежели Он не хощет смерти гршника, но хощет всем спастися и в разум истины придти: то как же можно сказать, будто бы Он увеселялся погибелью людей; будто бы, по мнению новых Фаталистов, тем только хотел спасения, которых слепо или по самостоятельной воле своей к тому предопределил? О коль недостойный мысли Бога! Недостойный, говорю, когда и честному человеку стыдимся такое пристрастие приписать! Ибо, что благ Бог Израилев, что благость Его есть бесконечная, доказывает то повсемственность звания Божия; доказывает общее Христово искупление, проповедь апостолов и проч. Но вероятно ли, говорят, чтоб могли обтечь апостолы проповдью своею весь свет? Павел, паче других апостолов трудившийся, в малых токмо областях проповедывал евангелие, другие и того меньше. На cиe ответствую, что число апостолов хотя и малое было, но велик их был труд. Проповедывали они почти сорок лет и своими Писаниями, своим слухом и проповедыванием евангелия наполнили весь свет. Господь бо дает глагол благовествующим силою многою (Пс.67:12.). И ежели один апостол Павел, от Иерусалима даже до Иллирика преходя, толикое множество обратил в христианскую веру народов: то что должно утвердить о всех апостолах, которых было 70, которые имели своих спутнков, своих последователей, а более укрепляющую их благодать, наставляющего Духа истины? Не препятствовала к тому отдаленность мест, ни неизвестность диких народов: ибо кроме того, что известными нам способами натуральными могли пройти апостолы вселенную, как напр, мореходством финикиян и карфагенцев, славных народов в то время; кроме, говорю, сих путей, мог их всюду путеводить промысел Божий, пекущийся ненспытанными нам судьбами о спасении человеческом, так, что ежели куда, говорит св. Амвросий, не достигли апостольские стоны, достиг их слух. Но что и в том за сомнение, слушатели, что Бог не всех одинаковым образом ко спасению зовет, что иначе зовет от рыб Петра, иначе Павла, иначе иудеев, иначе эллинов? Из чего бы тут не можно усмотреть Его безколечной премудрости, которая одним средством производит разные концы? Воля Божия и звание всегда одно: нет в Боге перемен, нет ни многообразия, ни многоразличия; но сии перемены, cии разделения суть в самих людях, которые о Боге совершенного понятия иметь не могут. Ежели разные суть людей таланты, различные воспитания, свойства, намерения и состоят: то и Бог разныя нам ко спасению дает стези, которыми действительно хощет благополучия. Он дает пищу младенцам, умудряет слепцов, отверзаете слух, и от камения может воздвигнуть чада Аврааму. Таковым общнм званием не одних Бог звал иудеев, которые весь закон Божий толковали не духовно, но телесно, все Его обещания почитали временными, а не вечными, и потому справедливо называются неведущими; но звал Бог ко спасению своему всех и каждого великими чудесами, долголетием людей; звал чрез Адама, Ноя, Авраама, Моисее, пророков и проч. Что больше ? Самый естественный закон, по свидетельству апостола Павла, сделает не повинующихся сему званию безответными. А хотя к Римляном гл. 14, ст. 24. 25. учение христианское и называется тайна; но не потому будто бы оно всесовершенно от людей закрыто было, но поскольку тайна сия сокрыта от плотской мудрости, юродство бо ей есть: поскольку Бог сокрыл прежде веке, или лучше сказать, хранит для искупления человеческого рода, преступившего заповедь Божью, таинство воплощения Сына Божия; поскольку учение cиe превосходит человеческий разум. Велия бо благочестия тайна, Бог яеися во плоти.«Сами непонятными нам судьбами отверг Бог иудеев, толико возлюбленный Себе народ. Предуставил, дабы некоторые токмо сообразны были образу Сына Его; но с тем ли, чтоб некоторым погибели желать? О сколь не сходно cиe с безконечным милосердеием Его! Предопределил Он некоторым токмо спастися, но предузнав их веру; предопределил к вечному осуждению, зная их ожесточенное неверие. Но Божиe всеведение не делает насилия человеческим делам; или не можно сказать, будто для того все в свете бывает, понеже Бог предуведел; но для того Бог предузнал, понеже так будет. Правда, что земледелец не обсевает бесплодную землю: но и не виноват он, когда земля столько бесплодна, что при употреблении всех к плодоношению ее средств все на ней пропадают смена. Не посекают ли бесплодное дерево и во огнь вметают? Из сего же, слушатели, можно знать, кого под именем на брак званных разуметь должно: не тех ли, которые себя к сему духовному пиршеству предуготовили живою верою? Зовет он добрых делами и злых обращающихся. Не гневается бо он на грешных до конца, и любит праведииков. Возможно ли Богу не огорчаться на нечестивых отметающихся Владыки Господа Иcyca Христа, когда они с упорством пренебрегают спасение свое? Возможно ли тех миловать, которые с ожесточением отметают cпaceниe свое? Прилично ли Богу разрушить в человеке свободу, которою его от тех тварей отличил? Ежели Бог гордящихся ангелов не пощадил, но вечными узами связал: то что уже должно утвердить о Фараоне, которого Бог на cиe истое воздвиг, дабы показать над ним праведный суд? Когда человек, будучи пред Богом прах и пепел, равняет себя высочайшему Существу: то праведные суды требовали того, дабы показать над ним силу свою, дабы содрогнулись цари и владыки, которые не своею, но Господнею царствуют властью; дабы все такие чудеса Божия слышали, и слышаще разумели, а не подражали тем ожесточенным, которые, видяще телесными очами, закрывают свое душевное зрение, и слышаще не разумеют; но повинулись бы гласу и званнию Божию; увидали бы тайны Божия теми средствами, которые Бог в церкви своей уставил.

«Ежели сии средства радостно npиeмлет каждый человек; ежели тщится довольно познавать небесные истины, покаряясь гласу Господню: то не токмо в настоящей жизни познаег Божие к себе звание; но испытает в будущей все те неиспытанные судьбы, которыми Бог вел его к своему блаженству¹⁹⁸.

Из богословских лекций, читанных в Троицкой семинарии в конце прошедшего столетия, сохранились еще лекции ректора Мефодия Смирнова, которые имеют заглавие: Sacra Theologia, sive inslitutiones Theologiae, sacra scriplura potissimum fundalae et studiosis litterarum in Lavrensi schola, seminarium vulgo dicta, traditae Reclore hujus seminariiet Theologiae magistro Hieromonacho Methodio¹⁹⁹. Читаны между 1784 и 1790 г. В системе Мефодия Смирнова видно стремление совместить совершенства системы Феофана Прокоповича, отличающейся богатством содержания, с совершенствами богословия Платона, который представил науку в новой форме. Богословие Мефодия разделяется на три книги, из которых первая содержит введение в богословие, prolegomena Theologica, вторая – богословие догматическое, dogmaticae Theologiae institutiones третья – богословие нравственное, institutionesTheologiae moralis. Разсматривая первую из сих частей, нельзя не заметить, что в ней столькоже видно влияния системы Платона и Феофилакта Горского (orthodox orшentals Ecclesiae dogmata, sev doctrina Christiana de credendis et agendis; лекции, читанные в Московской академии 1769–1774 г.), сколько и Феофана Прокоповича. Хотя в 8-й главе de prolheoria Theologiae dogmatic Мефодий согласно с Феофилактом и Платоном говорит о естественном, богопознании, и из его недостаточности выводит понятие о необходимости откровения, но раcсуждений о религии патриархальной, Моисеевой, об откровении вообще, которые предлагаются довольно обширно у Феофилакта, совсем нет у Мефодия. Взамен этого он довольно подробно раскрывает те вопросы, которыми занимался в своем введении Феофан, именно о книгах св. Писания канонических и апокрифических, и свойствах св. Писания, – неповрежденности, ясности, совершенстве и т. п., хотя излагает предмет своим методом и сообразно новому, свободному от схоластики, направлению богословия. Кроме тех вопросов, какие представляли Мефодию системы Платона, Феофилакта и Феофана, Мефодий вносит в свои prolegomenai такие, которых не было ни у одного из них: это пять глав о богословиях теоретическом, полемическом, экзегетическом, нравственном и символическом, где он показывает не только различие одного от другого, но и пределагает историю их, преимущественно на западе, а частично и в России. Здесь особенно замечателен взгляд Мефодия на богословие схоластическое и его постепенное образование, обличающее в Мефодие хорошее знание истории. Что касается до самого начала чтений из введения в богословие, то Мефодий последует плану Феофана, определяет богословие qvoad nomen et qvoad rem, указывает его причину, цель и разделение. Сходство между системою Мефодия и Феофана в некоторых местах введения довольно большое, так что Мефодий говорит языком Феофана: в доказательство можно указать на отдел из прибавления к главе 14-й о книгах канонических.

План богословской системы задуман Мефодием обширный, но он сам сознается, что для прочтения всего богословия двухлетнего курса недостаточно: «чтобы прочитать, говорит он, богословие в полном объеме, для этого нужно не два года – курс назначенный здесь для богословия, но многие годы; потому свое богocловиe ограничу важнейшими вопросами». Вторая книга, заключающая в себе собственно догматическое богословие, состоит из пяти отделов, из которых в первом говорится о Боге едином по существу и троичном в лицах, во втором – о Божественных действиях, именно а.) об определениях (decretis) Божественных, б.) о творении вообще и в частности об Ангелах, в.) о человеке в состоянии невинности, г.) о промысле Божьем; в третьем отделе о искуплении рода человеческого; здесь а.) о падении прародителей, б.) о грехе прирожденном, в.) о грехах деятельных, г.) о повреждении свободной воли, д.) о началах и прнчинах восстановления и спасения и о главном начале, о благодати всеобщей, е.) об Искупителе, именно об именах, свойствах и лике Искупителя, о двояком Его состоянии – уничижении и прославлении, и трояком Его служении. Четвертый отдел занять изложением учения о том, как усвояется людям спасение; здесь говорится а.) о призывании, б.) о благодатных действиях Св. Духа, в.) о следствиях веры, оправдании, освящении, обновлении и добрых делах, г.) о средствах усвоения действий благодати – о таинствах. В, пятом отделе говорится о последних временах мира н о жизни вечной. В этом разделении опущены два трактата – о закона и о церкви; причину пропуска первого Мефодий указывает ту, что о Евангелии и законе он достаточно говорил во введении: но основание, почему у него опущен трактат о церкви, заключается, кажется, в том главным образом, что его не было в изданной в 1782 году системе Феофана.

В самом деле, по краткости, связности и последовательности изложения, по отсутствию возражений и деления доказательств на доказательства из св. Писания, из учения отцев церкви и из разума, вообще, но отсутствие всего того, что напоминаете схоластику, Мефодий очень сходен с Феофилактом Горским, но во многом почти не разнится от Феофана. Так подобно Феофану в главе о поврежденном состоянии человека он говорят о хуле на Духа Святого: в коице отдела о Св. Троице прямо ссылается на Феофана; особенно же замечательно в этом отношении начало рассуждения о благодати всеобщей по своему сходству с началом того же трактата в системе Феофана. Pешениe некоторых вопросов взято Мефодием из богословских систем Голлазия и Брейтгаупта, из которых последним пользовался и Феофилакт Горский. Впрочем у Мефодия есть много отличного и в расположении и в содержании статей от систем предшествовавших ему богословов. Он писал гораздо сжатее Феофана и часто отсылает слушателей своих к системе; Феофана; так напр. в самом начале трактата о невинном состоянии человека Мефодий говорит: «здесь студентам богословия, желающим полнее и раздельнее узнать о прародителях в состоянии невинности, рекомендую сочинение превосходнейшего богослова отечественного, Феофана Прокоповича de statu hominis integri». Сказав об обрядах при крещении, Мефодий говорит: «более обширное нзложение сих и других обрядов сообщает Бингам (vol. IV antiqvitatum). А об изменении обрядов, как с течением времени внесены в церкви греческой, сделал объяснение нам Феофан Прокопович в книжка de duplici modo baptizandi. Можно посоветоваться еще сь εὐχολόγιον Гоара и с нашнм славянским требником».

Мы видели, что когда ректор Мефодий переведен был, не окончив курса чтений, в Московскую академию, слушатели его, троицкие студенты богословия, толпами устремились за ним в академию, чтоб дослушать чтения любимого наставника. Это обстоятельство ясно характеризует достоинство лекций Мефодиф, в которых нравились студентам ясность и краткость – достоинства системы Платона, и еще элемент исторический, что было новостью в семинарии. Вместе с тем влияние богословия Платонова на систему Мефодия обнаружилось и в том, что тексты св. Писания он при- водил на славянском языке. Как робко было наставникам богословия отстать от освященной вековым употреблением латыни, показывает пример ректора Илариона: за год до его ректорства уже вышло в свет богословие Платона на русском языке, но отставить латынь было преступлением протнв школьной учености. и ректор Иларион в самых только крайних случаях при своих объяснениях вставляет по одному или по два русских слова, напр. при слове paedagogus ставит перевод: пестун или предводитель, appendix прибавление, epitome сокращение, еthnicus язычник, рiblicanus.мытарь или сборщик и т. п. Но Мефодий пошел дальше: все тексты писания он приказал студентам приводить по славянской библии.

В образец представим некоторые места из Мефодиева введения в богословие:

«Те которые ищут начала систематического богословия в ветхом завете, не менее ошибаются, как и те, которые производят оное из самого рая. Виновник спасения нашего, Христос, как известно, слвдовал способу изложения учения, употребительному в его время, а систематического метода Он не держался, потому что это и не нужно было для Его цели: в то время способ изложения учения был вопросительный и приточный. Что апостолы, проповедуя учение необходимое для спасения, приспособлялись к понятим людей, это не сомненно, но нельзя доказать, чтоб они писали книги катихизические, и те ошибаются, которые символ, так называемый аностольский, признают за сокращение богословского учения, написанное самими апостолами. В сочинениях отцев I,II и III веков строгого систематического порядка не находим. Пастырь Ермы, хотя у Евсевия и других признается важною книгою, но в ней мы не можем признать системы богословской; в ней многое направлено к образована нравственности, но это сделано без всякого систематического порядка, как показывает и анализ книги у Николая le Nourri в его apparatus ad bibliotecam Patrum. В начале он преимущественно раcсуждает о том, что должно повиноваться епископу, избегать иyдейских суеверий, следовать христианским добродетелям, а о некоторых догматах вспоминает только кратко, ὡς ἐv παϱόδῳ. Писатели того же века: Иустин, Афнагор и другие, хотя касались некоторых догматов христианства, чтоб защитить их против язычников, но излагали их не так, чтоб их сочинения можно было считать системами богословскими, или сокращениями систем. Тоже должно сказать и о книге Феофила Антиохийского к Автолику: в ней он опровергает язычников и употребляет речь свободную, не подчиненную законам систематики. В писаниях учителей церкви IV и V веков встречаются некоторые очерки богословских исследований: но в них нет систематического метода». Перечислив отцев церкви сих двух веков, Мефодий останавливается на некоторых из них и говорит: «в IV веке жил Кирилл Иерусалимский, после которого осталось 18 огласительных поучений к готовящимся ко крещению и пять тайноводственных к принявшим крещение; в них он раcсуждает обширнее, чем сколько требует учениe катихизическое, но систематической связи и порядка в этих поучениях нет. С именем Афанасия сохранился synopsis scripturaeV. Et N. Testamenti, но ученые сильно сомневаются относительно подлинности этого сочинения. Четыре слова о богословии Гpиropия Назанзина за богословскую систему принять нельзя. Августин in enchiridio de fide, spe et charitate кратко изложнл сущность xpистианского учения в четырех» книгах de doctrina Christiana учит способу иъзяснять Писание, и дает наставления церковному оратору, в книгах de fide et symbol et de rudibus catechizandis преподает учение огласительное – но все это без строгой системы. Были и такие писатели, которые занимались вопросами более курьезными, нежели необходимыми для спасения, и они-то подали пример схоластикам не столько следовать писанию, сколько употреблять оное во зло. В VI веке Аристотелева философия проложила путь богословию систематическому; оно первоначально возникло от собрания отеческих мнений, которые в VI веке приводили в известный порядок Исидор Испалийский и Леонтийй Кипрский, возникло и от философии Аристотелевой. Когда арабы через Африку с мечем проникли в Испанию, Аристотелева философия перешла и в прочии части Европы и положила начало богословию и философии схоластической. Аристотелеву философию в западной церкви первый ввел Боэций, римлянин по происхождению и образованию: он старался готеского царя Феодорика отклонить от тирании, был сослан в ссылку, и здесь написал книги de consolatione, переводил на латинский язык сочинения Аристотеля и иаписал много кннг по логике, риторике и метафизике. В восточной церкви в VIII веке Иоанн Дамаскин ввел способ богословских исследований, который близко подходил к схоластической систематике, и ему последовали многие из греков».

..Для схоластического богословия обыкновенно отделяют три периода: дрений, средний и новый. Первый идет от Ланфранка до Алберта Великого, второй от Алберта до Дуранда, третий от Дуранда до реформации. Ланфранк, архиепископ кантербурийский, жил в XII веке. Ломбард, епископ парижский, подражатель Дамаскина, жил в XII веке и паписал in qvatvor librоs sententarum. Альберт великий, знаменитый математик, жил в XIII веке и был учителем в Париже. Епископ Дуранд жил в ХIV веке и оставил после себя commentaria in qvatvor librоs sententarum. Во время реформации богословие было очищено от сора схоластики, и появилось великое множество богословских систем лютеранских, римско-католических, реформаторских. Многие из римских учителей в системах богословских не только удержали догматические ошибки схоластиков, но и другие недостатки; впрочем, некоторые из них старались исправить и очистить богословие от этих недостатков. Должно заметить, что в системах схоластических как есть недостатки, так есть и много достоинств, потому их отвергать не должно. Хотя в изложении догматического богословия удержан был метод Аристотеля – схоластнческий, однако, особенно в последнее время, не все его держались. Некоторые предпочитали порядок, замеченный в св. Писании; другие держались порядка исторического, более сообразного и с св. Писанием и с свойством богословия: иные наконец следовали порядку математическому и старались опытом дознать, нельзя ли таким образом уничтожить или уменьшить споры относительно богословия, от которых свободна наука математические».

«В XVI и в следующих столетиях появились между греками и русскими замечательные люди,которые будучи возбуждены немцами, исправителями римских погрешностей, изложили догматы восточной церкви и написали книги катихизические. Сюда относится Иеремия, патриарх константинопольский, который с 1576 до 1581 года посылал ответы к богословам виртембергским; из русских – Петр Могила митрополит киевский, издал Исповедание православной церкви восточной, которое было переведено на грсческий язык Mелетием Сиригом и одобрено четырьмя патриархами восточными на иерусалимском соборе 1672 года. Сюда же относится Геннадия Cxoлapия книга о правой и истинной вере, Кирилла Лукаря исповедание христианской веры, Достойное патриарха краткое исповедание, противопоставленное исповеданию Кирилла Лукаря; Митрофана Критопула исповедание соборной и апостольской восточной церкви. Наконец в XVIII веке после катихизиса Петра Могилы в Poccии вышли другие подобные книги для образования юношества. Из них замечательны: Феофана Прокоповича богословие и краткое учение отроком; Платона архиепископа московская богословие и два катихизиса, из которых один есть краткое извлечение из его богословия, другой назначен для приготовления священнослужителей к их должности; Гаврила apxиeпископa новогородского сочинения, Георгия Кониского катихизис и др».

Исторически элемент в чтениях Мефодия проглядывает повсюду. Мефодий не скрывает, из каких источников добывал он сообщаемые им сведения, и ссылается в своих изследованиях на различных авторов. При церковно-историческнх изследованиях он всего более ссылается на церковную историю Langii; из Епифания выписывает сведения о еретиках: в трактате о днях творения рекомендует слушателям прочитать шестоднев Василия Великого и приводит мнения из книги Уистона Theoria telluris nova и из естественной богословии Дергама, и указывает на русский перевод сочинения Дергамова. Если в тексте встретится имя какого-либо ученого, он считает нужным сообщить краткие сведения о времени, когда он жил, и чем известен в ученом Mиpe. Это придает особенный интерес лекщям Мефодия.

Чтобы судить, как Мефодий издагал учение догматическое, представляем следующее место из его догматики:

«В творении миpa Бог ясно открыл Свои совершенства. Он обнаружил Свое могущество в сотво peнии многочисленных существ и особенно в произведении их из ничего. (Рим.1:20). Невидимая его от создания мира твореньми помышляема видима суть и присносущная Его сила и Божество. Премудрость показать в том, что все направляет всегда к известной цели: вся премудростью сотворил ecu(Пс.104:24.). Благость обнаружить, сотворив все хорошим: и видет Бог вся, елика сотвори, и се добра зело (Быт.1:31.), особенно сотворив все находящееся на земле для блага человека: поставил ecu ею над делы руку Твоею, вся покорил ecu под нози его (Пс.8:7).

Примеч. Бог показал свободу в деле творения; Он мог многое сотворить иначе. Обнаружнл ум в том, что все создал для полезных целей (usus); правду, когда по мудрому распоряжению после падения и особенно пocле потопа попустил земным существам придти в худшее состояние; а как велико могущество Божье, и как открывается оно в делах творения, это показывает небесная физика. Здесь отдельно и по частям открывается и всемогущество и премудрость Божья в разных явлениях природы, каковы: расстояние планет друг от друга, так что одна и тенью не касается другой, и от движения не можег придти в турбаию; дневное обращение солнца, необходимое жителям для совершенствования работ и способствующее заселению всех стран; – годовое обращение солнца с переменою годовых времен; польза и необходимость воздуха, без которого не может быть ни жизни, ни слуха, ни зрения; польза и необходимость воды, ее великих хранилищ и запасов для общого питания, – движение туда и сюда воды разрешенной в виде паров двйствием теплоты солнечной и помощью ветров; строение человеческого тела, животных, растений и т. п. Здесь рекомендуется переведенная с франузского на русский язык книга Вильгельма Дергама: естественная богословия, или доказательство бытия и свойств Божьих, почерпнутое из дел творения.

Кроме догматического, Мефодий читал в Троицкой семинарии нравственное богословие .²⁰⁰ При составлении лекций по сему предмету он руководствовался сочинением Феофилакта Горского: doctrina de agendis, только не держался его плана, а составиk свой. Нравственное учение Горского состоит из трех членов; в 1-м он говорит о законах Божьих вообще, во 2-м о тех же законах в частности, именно о десятословии и о частных обязанностях христиан в разных состояниях, в 3-м о средсгвах к сохранению закона Божия. Порядок рассмотрения добродетелей и пороков по заповедям десятословия Мефодием не принят, но содержание для своих трактатов он берет из Феофилакта. Вместе с теме Меводий переставляет трактаты Феофилакта с одного места на другое: напр. трактат о природе и благодати у Феофилакта поставлен в начале третьего члена его богословия; у Мефодия он составляете первую главу и притом так, что первый scholion Феофилакта разбит Мефодием на два параграфа с особыми заглавиями на полях, как это сделано им и в других местах. Dе philavtia Феофилакт говорит при разборе десятой заповеди закона Божья: Мефодий перенес эту статью в третью главу своего богословия, где говорит об испорченности воли в человеке. О совести Феофилакт говорит в первом члене, где раcсуждает о законах Божьих вообще: Мефодий внес его трактат во 2-ю главу своего богословия, приспособив его к вопросу о состоянии ума, озаренного благодатью. Чего нет у Феофилакта, напр. о повреждение ума в человеке естественном, то Мефодий заимствовал у Феофана Прокоповича (lib. VI. cap. 5), сокращая его широкие трактаты, но не .всегда избавляя себя от слов и оборотов, встречающихся в его системе. Лекцию de dokimasia spirituali выбрал из богословия Брейтгаупта.

Характер эклектизма Мефодия резко отличает его от ректора Илариона. У последнего совершенно не видно самодеятельности; между теме как Мефодий составляет свой план, в котором действительно больше логической связи и последовательности, нежели в системе Феофилакта Горского, который напр. приурочивает исследование de tabe originali к десятой заповеди закона Божия, трактат о любви к ближним привязывает к исследованию о четвертой заповеди десятословия. Заимствованием из чужих систем Мефодий увлекается не на столько, чтобы всегда буквально им следовать; oн сокращает трактаты Феофана и Феофилакта, часто говорит своими словами, и дабы слушатели яснее и раздельнее могли усвоить себе его уроки, он для каждого и малого отделения рассматриваемого вопроса делает особые заглавия. К сожалению, система Мефодия дошла до нас не вполне: у него не достает трактатов о частных обязанностях христианских, о взаимных отношениях господ и рабов, родителей и детей, начальников и подчиненных и т. п.

Кроме богословских лекий, Мефодий, следуя предписанию Платона 1775 года, объяснял студентам библию, при чтении книге ветехозаветных обращаясь к еврейскому тексту; объяснял им кроме того правила соборов²⁰¹.

От ректоров Троицкой семинарии, последовавших за Мефодем, не сохранилось записок по богословию. Оставшиеся в живых воспитанники Троицкой семинарии свидетельствуют, чго Августин сдавал по временам студентам богословия записки по некоторым отделам богословия, и когда приходил в класс, заставлял переводить трактат с латинского на русский язык и при этом делал свои объяснения. Ректор Евграф выбирал трактаты, согласные с православным учением, из богословской системы Голлазия, отмечал, что нужно из нее приготовить к классу, заставлял в классе переводить отмеченныя места и присоединял собственные объяснения. Но он тем сообщил доброе направление студентам, что знакомил их с творениями св. отцев и приучил их заниматься изучением сих творений. Последовавший ректор семинарии, Евгений в своих богословских чтениях руководствовался, где было можно, также системою Голлазия.

Философские лекции Платона, читанныя им в бытность его префектом семинарии (1759 – 1761), до нас не дошли.

О преемниках его на кафедре философии известно, что они следовали в своих чтениях системе Баумейстера, которая в шестидесятых годах прошедшого столетия была на Руси еще новостью. Наставником философии в Троицкой семинарии вскоре после Платона был префект Михаил Иванович Ильинский, который занимал эту кафедру 11-ть лет (1765–1776). Когда Платон, сделавшись архимандритом лавры, потребовал oт наставников семинарии отзыв о методе преподавания, Ильинский дал такой отзыв (в ноябре 1766 года): «метод, которого будет держаться наставник философии при преподавании своего предмета, будет следующий: из системы Баумейстера после логики, онтологии и космологии, уже прочитанных (pertractatas), в настоящее время читается опытная психология, потом будет следовать пневматология. Далее будут преподаваемы основания новейшей нравственной философии по тому же Баумейстеру. Наконец изложена будет физика по Августу Ернести. Все сия чтения будуте расположены таким образом: в понедельник, среду и пятницу они займут по утру два и после обеда два часа, во вторник, четверг и субботу только утром два часа. Сверх того будуте часто задаваемы рассуждения, как для публичного чтения, так и для частного. Прочитав этот план лекий, Платон написал: «метод, избранный профессором философии, мне нравится: но хорошо, если бы он также читал философа, чтоб каждое предложение, по возможности, объяснял примерами. Сверх того я желаю и предписываю, чтоб студенты философии занимались разного рода сочинениями, и прежде всего реторическими.

Г. профессор постарается занимать студентов сочинением писем, xpий и речей всякого рода на двух языках (латинском и русском). В противном случае. если они будут заняты одними умозрениями, реторические упражнения легко могут выйти из их памяти. Диспуты должно производить чаще, как заметил и г. профессор. Пусть студенты внимательно изучают (ruminent. пережевывают) избранных авторов, которых укажет им г. профессор, и пусть он следит, какую от чтения получают они пользу ²⁰². Из отзывов Ильинского за последующие годы видим, что чтение философии продолжал он по Баумейстеру, с присовокуплением своих объяснений и замчаний ²⁰³.

О том, каковы были философские npиeмы ректора Аполлоса Байбакова (1775–1783) и как мудрствовали в его время студенты философии в троицкой семинарии нод руководством префекта Мельхиседека Зоболотского, можно видеть из предложенных на диспут в 1781 году философских возражений ректора и ответа на оныя, читанного одним из студентов (к сожалению, не совсем удовлетворительного)²⁰⁴.

ВОЗРАЖЕНИЯ НА БЕССМЕРТИЕ ДУШИ, ПРЕДЛОЖЕННЫЕ РЕКТОРОМ.

Ежели бы я, ссылаясь на славу древности, речь мою предначинать хотел: то коснулся бы немедленно самых древнейших философских сект. Демокрит и Еппикур необиновенно говорят, что душа человеческая есть смертная. Последователь Эпикура Лукреций (в кн. 3 о натур, вещей) говорит, что духи суть смертные, а души самое легчайшее тело. Панеций научает, что они исчезают. Хризипп уверяет, что души остаются одних философов. Плиний в книге 7 гл. 55. говорит: куды кань безумно верить, будто бы смертью паки возвращается жизнь. Истину сего славнейших писателей мнения часто подтверждает толикое различие толков о начале, существе и силе души. Стоики почитали душу частицею божества; платоники говорили, что души сотворены вместе с ангелами, но после осуждены жить в телах. Иные душу называли огнем, иные составленною из стихий. Не упоминаю уже о саддукеях и древних в Аравии еретиках, названных тнетопсихитами (душеборцами), которые не отличали душ человеческих от скотских, и купно с телами их исчезающими почитали. Имена сих ере- тиков и Писания часто приводит Евсевий в кн. 6 гл. 30. Августин, Дамаскин и проч.

В таковом убо мнений множестве, слушатели, в таковом различии толков, где ни со стороны возражающих, ни со стороны ответствующих истина в точности не решена, не лучше ли было бы, да со Августином скажу, о неизвестном молчать, нежели о сокровенном спорить?

Но ежели бы я из двух сторон к одной пристать должен был: ежели бы самый сокровеннейшая философская истины, оную бездну понятий, исследовать принужден был: то по самым бы философским резонам, по их умствованиям, началам, доказательствам и силлогизмам противное бессмертию мнение избрать бы должен был. Ибо первое о бессмертии доказательство состоит в том, что душа наша мыслит·, чувствует, воображает, желает, отвращается и проч. и из того познается быть бсзсмертною. Но вот какое, слушатели, доказательство! Вот какая философия, которая не только сравнивает животных с человеком, но и преимущество им отдает! Ибо поскольку вепрь имеет проницательнее, нежели мы, слух, ястреб – взор, паук – осязание; поскольку животныя превышают нас в чувствовании, воображениии, желании, и проч.: то нетолько бы сказать должно, что посему и души их лучше будут иметь после смерти раcсуждениe; но будут иметь свой особенный рай, свое определенное пребывание. Ибо последующее души состояние от предыдущего будет зависеть. Посему и резона не будет, для чего бы в животных, так как и в человеке, прервалась нить помышлений. А понеже так равно утверждать о скотах, как и о человеке, нелепо: то и следует опровергнуть положение о бессмертии души.

Но философы прибегают к Божьему правосудию, которым тщатся доказать будущее бессмертное души состояние. Но кто из смертных может проникнуть в будущее? Кто Богу советник? Поистине никто не оспорит, что Бог есть праведнейший дел наших судия: но ежедневный свидетельствует опыт, коль различными образами, различными временами, какими околичностями исполняется на нас Божее правосудие. Юные и старики, дети и родители, глупцы и просвещенные, своими случаями, своими падежами, своим испытанием, искушением, болезнями, несчастьем, своею безуспешностью, неблагополучнее за свои от Бога наказываются грехи; и напротив различными случаями приемлют от Бога свое за добродетель вознаграждение: так что не только не имеет Бог нужды отлагать исполнение своего правосудия к будущему, совсем неизвестному состоянию; но еще и обидно было бы на Его величество ²⁰⁵, дабы сказать, что хранит Он души к вечной погибели, которые временно только согрешили, будто бы Он или не хотел, или не знал, как управлять жребием человеческим, и всякому свое без умедления воздавать. И поскольку так умствовать о Боге есть нелепо: то и душу бессмертною называть не должно. А тем паче, что и пребывание ее после смерти есть невозможное. Ибо поскольку всякое познание бывает посредством чувств; поскольку душа без сих ору- дий ни о чем мыслить не можете: то как же извлеченная из тела можете представлять вещи? Задумываются на сем пункте бессмертия философии. Ибо вымышляют неведомо какое-то тончайшее тело, коему, противу всех разума уверений, приписывают вечность. Ибо ежели душа есть бессмертна; то и тело cиe, с нею сопряженное, будет бессмертно. Какая нелепость! Как изболенное из тела око ничего не можете зреть: так и душа, разлучившаяся с телом, ничего чувствам не может, понеже и она есть также часть тела. Ибо, поскольку в человеке растет, умаляется, питается и пр., поскольку и рождение ее есть, вещественное: поскольку вся человеческая душа состоите в течении крови: то кто же бы мог назвать ее невещественною, следовательно и бессмертною? Изрядно на cиe говорит Екклез. гл. 7 ст. 19. Случай сынов человеческих и случай скотский, случай един им. Якоже смерть тою, тако и смерть сею и дух един во всех; и что излишше имать человек паче скота? И кто весть дух сынов человеческих, аще той восходит горе и дух скотский, аще нисходит той долу в землю? Истину моего мнения заключу словами Лукреция, который в книге 3-й о натуре вещей нетемно говорит:

«Как облако иль дым поднявшись изчезает:

«Так, верь мне, и душа разлившись пропадает:

«От членов лишь она своих всех удалится,

«Мгновенно во свои начала разрешится.

ОТВЕТ НА ПРЕДЫДУЩЕЕ ВОЗРАЖЕНИЕ.

Преосвященнейший Владыко.

Когда возражающего противу истины благосклонно выслушать удостоили: то без сомнения и мое не защищению оныя краткое предложение, яко любитель истины, выслушать не отречетесь.

Превосходнейшим и весьма нужным почитаю я учение о бессмертии человеческой души. Ибо чем наипаче отличаемся мы от других вещей? Что дух человеческий ко всему наилучше побудить может, как не cиe уверение? Какое было бы различие добродетели и пороков, добра и зла, и какое состоит всей жизни человеческой, если его уничтожить? Почему хотя бы и весьма сомнительно было, пребудут ли живы души по смерти, или вместе с телами изчезнут: то и тогда гораздо лучше было ошибаться со всеми премудрыми или и со всем светом, нежели что ни есть о ее смертности от себя вымышлять. Но вместо того от всех времен и всеми cиe мнение принято так, что удивительнее кажется некоторых людей о его точности сомнение, нежели самое незнание. Но ссылаются на древнейшие философские секты, на Демокрита и Эпикура, которые полагают, что души человеческие суть смертны, на Лукреция, Плиния, Панега и Хрисиппа, которые тоже утверждают. Правда, удобно бы я ответствовать на cиe мог, есть ли бы только одними причинами отражать похотел: ибо философ должен быть такой, который, как говорит Гораций, ни за какого учителя слова не обязан, будучи присягать, как чужие пороки и погрешности себе не присваивает, так напротив ту сторону защищает, где находится истина. А потому нимало до меня не касается, каким образом и в чем погрешил Эпикур, и другие его последователи. Но, однако, дабы не показалось, что мы не имеем нашей истине одобрения почтенной древности: то да будете позволено представить сей толпе целый полк мудрецов, представить Фалеса древнейшого, нежели сам Демокрит, от которого заимствовал Эпикур. Он, по свидетельству Лаертиеву, в кн. 1 о жизни философов говорил, что души человеческие суть бессмертны; представить Ферецида, который первый, по свидетельству Цицеронову в кн. 1. Тускул. вопр., назвал души человеческие вечными; да будет, говорю, позволено также представить и оных гораздо древнейших египетских жрецов, волхвов, брахманнов, друидов, и из иудеев набожнейших ессенов, секту Фарисеев, которые все как едиными устами утверждают, что люди востанут, будут бессмертны, и что души тлению подлежать не будут, как тот же пишет Лаертий во многих местах, а о иудеях Иосиф. Не препятствует то, что некоторые начало души, сущность, и по смерти ее состоит различно описывают: ибо хотя ложны суть их мнения; однако доказывают, что души человеческие не уничтожаются. Посему тем меньше принадлежащими к нам почитаем Августиновы слова, что мы не на важности, а на причинах утверждаемся. Но чрез оныя, говорят, самыя причины, опровергается мнение о бессмертии. Как так? Первое де утверждение о бессмертии души, что она размышляет, чувствует, соображает, желает, отвращается, не только бессловесных животных равными людям делает, но и превосходнейшими. Изрядное умозаключение! Так как бы сказать, дерева растут, и мы растем: следов, мы дерева. Несправедлива посылка, когда философы не из того, что душа человеческая чувствует, желает; но что в сей жизни раздельно о вещах раcсуждает, и что в таком же состоянии и после смерти телесной пребудет, доказывают бессмертие. А потому благовидно больше, нежели истинно, противополагают и следующее, что души животных не только лучше будут после смерти рассуждать, но и собственный будут иметь рай и проч. Ибо 1.) каким образом могуг лучше раcсуждать, когда будут бестелесны: поскольку все рассуждения животных зависят от чувств или памяти чувственной?

2.) Как рай, так и ад, награждение, то есть, или наказание бывают или за свободное исполнение закона, или за нарушение оного; но животные не имеют ни закона, ниже, хотя бы имели, нарушить оной могут, – ибо не суть свободны; а потому не для чего награждать или наказывать их. 3.) Почему будет странно думать, что души животных после смерти своего тела будут живы, когда стихии тел после разрушения тела пребывают, и разве чрез уничтожение, не могут изгибнуть? Почему непристойно утверждать, что животных души будут иметь темные познания, когда в бессмертии требуются раздельные понятия и память разумная; когда состояние души человеческой весьма различно от состояния души животных? Но рассмотрим прочие возражения. Ни мало не нужно, говорят они, относить правосудие Божие к будущему совсем неизвестному состоянию, но cиe еще и противно Богу и проч. Здесь многое, да и все слова, рассмотреть можно бы; но дабы чрезмерно не продолжить речь мою, кратко предложу. И во первых, всякое право есть от Бога, поскольку право естественное есть право Божие: следовательно кто нарушает право естественное, тот нарушает право Божие. Ежели же в гражданском состоянии царь за оказанные услуги награждает так, как достойно царю, а не как тому, кто награждается: то несравненно больше cиe сказать должно о Боге. Какие ж в сей жизни добрьм людям награждения? Богатство, чести, внутреннее духа спокойствие? Но выключая, что иное из сих недостойно благости Божией, часто всего оного лишены бывают добрые, и в крайней тесноте духа и в недостатке вещей, утешаясь единственно надеждою будущего блаженства, жизнь оканчивают. Следовательно, противнее понятию о Боге отвергать, нежели утверждать, бессмертие души. Впрочем, нимало не следует, что будто душа человеческая не можете разуметь, для того, что бестелесна, и философы здесь не находят никакого сомнения. Ибо как Бог ни чувствует, ни воображает, однако все прошедшее, настоящее и будущее в тонкости знает, а каким образом, изъяснить не можно: так душа свои понятия иметь будет раздельные. А потому оставляем мы оное тончайшее тело на волю тем, кто его выдумали. В нашей системе оно не нужно. Но, может быть, я моим многословием навожу скуку вашему преосвященству: и так все, как говорится, тремя изъясню словами. Соломон сравнение делает сынов человеческих со скотами по телу и приключениям, в жизни бывающиме. Так напр. рождаются животные, рождаются и люди: растут, болезням подвержены бывают, умирают животные, тоже и .поди и пр.: до сего места ничего противного нашей истине не говорит Екклезиаст. Но придает далее: и кто весть и пр. Чтоже? Убо опровергаете бессемертие наше? Ни мало. Во-первых прибавь к тем словам: и кто весть, cие речения: из премудрых тогдашнего века, по одному разуму, бессумнительно. Сим образом вся сила мнимого возражения сего исчезает. Ибо в самом деле тогда весьма мало и слабо люди рассуждали о бессмертии сем. Второе: он же сам в гл. 12 ст. 7. Cиe сомнение разрешает. И возвратится, говорит он, перст в землю, яко же быть, и дух возвратится к Богу, иже даде его. Но приступим и к решению последних возражений. Око есть часть тела, душа есть часть человека; душа растет в человеке не чрез протяжение, но чрез совершенство дарований. Она, поскольку есть невещественна, не состоит в течении крови. И так отвергаю последствия всех посылок, и защищение всеобщей истины заключаю превосходнейшим оным раcсуждением Сократа, который у Платона в Федоне, по многом разглагольствии о естестве души, так продолжает: «такова и таким естеством одарена будучи, душа, разлучившись с телом, развеется ли на воздухе и исчезнете ли, как многие думают? Ни как, о Цебес и Cиммиa. Но наипаче о ней так понимать надобно: ежели она чиста от тела разлучится, ничего не имеея телесного, то есть, ежели в жизни с ним ни мало не сообщалась, но от его вожделешни уклонялась и как бы внутрь себя содержала и проч., то она, в гаком находясь состоянии, не к Божеству ли, которому она подобна, стремится, и его достигнувши прилепляется ему, дабы быть блаженною, будучи уже свободна от погрешностей, невежества, страха, злых похотей, и прочих человеческих пороков?»

Отзывы последующих префектов показывают, что они не отступали от Баумейстера. Не видно, чтоб кто-нибудь из них занимался составлением полного курса лекций по философии, хотя бы компилированных из лекий немецких философов: дело ограничивалось комментариями на Баумейстера. И ученый префект Евграф. (1800–1802) следовал своим предшественникам: до нас дошли его объяснения и замечания на Баумейстера, залисанные одним из его учеников; в логике видим новые примеры умозаключений в метафизике свое, большею частию, довольно сжатое раскрытие того или другого положения из Баумейстера, утверждавшееся нередко на текстах св. Писания и на учении отцов церкви, в чем видно стремление направить науку разума к целям духовных воспитанников. Для уяснения метафизических понятий Евграф обращается весьма часто к примерам, которые заимствует из священной и гражданской истории и из житейской казуистики. Представим некоторые образцы из философских объяснений Евграфа. В философии Баумейстера есть такое положение: «воля желает свободно, когда из многих предметов, ей предложенных, она избирает по произволу то, что рассудок (intellectus) признает лучшим » (Metaph. Р. 3 cap. XI. pos. VII.). Евграф по поводу этого положения рассуждает так:

«Некоторым представляется, что предведение Божие противодействуем свободе человека. Кудворт говорит, что между христианами новейших времен были такие, которые не признавали в Боге предведения всех действий чедовеческих потому, что боялись, как бы пе уничтожилась совсем свобода человеческая, если бы Бог предузнавал, как намерены действовать люди. Они приводили на это следующее основание: если действия людей свободны, то никто не в состоянии узнать о них наперед, потому что они происходят не от необходимых причин. А если дела людей можно угадать и сказать наперед, каковы они будут, в таком случае они не свободны, но действительно необходимы. По свидетельству Гассенди у Аммония был на этот предмет такой ряд доказательств или боги совершенно знают исход случай ных событий, т. е. что случится одно из двух, или ничего о том не знают, или имеют, подобно как и мы, неопределенное и неясное о том познание. Ни второго, ни третьего допустить нельзя: и так остается допустить первое, именно, что боги определенно знают, что одно из двух должно последовать: они знали напр., что одна деревянная стена спасет Афины, что Крез, перешедши Галис, потеряет множество войска, и т. п. Очевидно, что все это не могло не совершиться; если бы не совершилось, то боги по необходимости оказались бы лживыми. Посему должно допустить одно из двух, или что все происходит по необходимости, так именно, как боги предвидят и знают, и тогда случайное существовать не может, или что дела человеческие неизвестны богам, но как этого не может быть, то случайное не существует. На это отвечаем с Кудвортом: свобода нашей воли не уничтожается, и мы не связаны необходимостью от того, что Бог наперед может знать, что мы решились сделать; ибо не потому совершаются дела наши, что прежде их совершения Бог знал, что они будут совершены, но потому они и бывают предвидимы, что имеют совершиться. Аммоний так решает возражение: случайное должно совершаться не потому, что боги определенно знают оное; случайное неопределенно только по своей природе, а по отношение к уму божественному – определенно. Известно, что и наш ум может определенно предузнать случайное, именно; когда сообразим предшествующие причины. Так напр. шар, покоющийся на плоскости, может двигаться и не двигаться: но если плоскость получит наклонное положение, не может быть, чтоб он не двинулся. Так врач иногда может смело предсказать, выздоровеет больной, или умрет. Гассенди, взяв подобие от движения или покоя шара, составляет понятие о безразличном состоянии свободы, пока она не получила определенного направления, а необходимость, по которой последовало движение шара, наводит его на мысль, что эта необходимость ἐξ ὑποϑέσεως, т. е. условная».

Краткие положения Баумейстера о снах (metaph. § 192–193) Евграф дополняет следующими объяснениями:

«Сновидения бывают троякого рода сообразно с действующею причиною: 1.) естественныя, которые основаны на законе воображения:

Omnia, quae sensu volvuntur, vota diumo,

Pectore sopito reddit amica quies;

Venator defessa toro cum membra reponit,

Mens tamen ad silvas et sua lustra redit etc.

2.) Сверхестественные, которые посылаются Богом или для предотвращена какого-нибудь несчастия, или для предвозвещения о счастии. Такие сновидения были посылаемы или верным, как то: патриархам, пророкам и другим праведникам, напр. Иакову, Иocифy, Даниилу, или неверным, которые не были от народа Божия, как напр. Авимелеху (Быт.20:3.), Лавану (Быт.31:24.), Фараону (Быт.41:1.), Навуходоносору (Дан.2:1.). Все такие сновидения, посылаемые Богом, суть μαντιϰὰ, т.е. содержат предсказания, и они разделяются ὁϱάματα, т. е. такие видения, которые под образами и под покровом аллегорий и загадочных явлений ясно представляют предметы сокровенные и будущие события, имеющиеся совершиться так, как они представлялись во сне. Так напр. Йосиф, которому обручена была Mapия, получил наставления во сне, что она зачала от Духа Святого. Или такие сны бывают ὄνειρα, т. е. сновидения, которые закрыты образами и загадками, и потому без истолкования не могут быть поняты. Таковы были сновидения Йосифа (Быт.37.), Фараона (тамже 41:18.) и Навуходоносора. Хотя сон Навуходоносора имел свое основание в причинах естественных, в том именно, что он с беспокойством размышлял о будущем положении своего царства: однакоже тем не менее должно его отнести к сноведениям, посылаемым от Бога, как это видно из слов Даниила: есть Бог на небеси, открываяй тайны и возвести царю Навуходоносору, имже подобает быти в последняя дни (2:28.), и из слов самого Навуходоносора: по истине Бог ваш Бог богов и Господь господ, открываяй тайны, понеже возмогл ecu открыти тайну сию (47).

3.) Наконец сноведения бывают от дьявола; о них не знает строгая (gravis) философия, но нам дает о них знать иcтopия, которая есть основание философии. Такими сновидениями дьявол, который всячески старается наносить вред роду человеческому, обольщает наше воображение. Так, когда Ксеркс размышлял о войне с греками. Артабан старался отсоветовать ему, чтоб он не предпринимал похода, но царь сильно на него осердился; однакоже, во время ночи глубже обдумав дело, решил в уме, что не нужно начинать войиы с греками. Таким образом переменив намеpeниe, он заснул. Ему представилось, что пред ним стоит кто-то огромного роста и красивый лицом, который бранил его за отмененное намерение и говорил, что если он не начнет войны, то потерпит величайшее бедствее. Когда сон этот повторился и в другую ночь, царь приказал Артабану, чтоб он оделся в царскую одежду и ночью лег спать на царскую постель, в намерение испытать, не представится ли ему тоже самое. Когда Артабан, исполняя приказание царя, лег на царскую постель, тоже самое видене представилось ему во сне и стало жестоко укорять его, зачем он своими советами отговаривает Ксерксу идти по- ходом на Грецию, и потом Артабану показалось, что это видение подошло к нему ближе и хочег вырвать у него глаза раскаленным железным инструментом. Громко закричав, Артабан вскочил и всеми мерами старался убедить Ксеркса в необходимости войны, которую прежде отсоветовал. Таким сновидением дьявол, жаждущей крови, возбудил Ксеркса к войне, на которой погибли многие тысячи Персов. Потом пред выступлением в поход, Ксеркс увидел во сне, будто он увенчан венком из масличных ветвей, и будто эти ветви покрыли всю землю, и вдруг венок, покрывавший голову, исчез. Маги объясняли сон так, что Ксеркс пронесет опустошение по всей земле. Но события показали, что такие сновидения произошли от злого духа. Посему подобным снам верить не должно. Ибо Сам Бог говорит: да не препирают вас волсви ваши, и не послушайте соний своих, яже вы видите во сне (Иер. 29:8.). Хотя догадки, которыми стараются объяснить сновидения, часто приводят к истине но еще чаще обманывают. Ибо многие сновидения бывают совершенно ложны; многие обоюдны и двусмысленны, который можно толковать различным образом, каков напр, был сон Гамнлькара. Поэтому толкования их часто обнаруживают более остроумие толкователя, нежели самую сущность дела: тут открывается более повод к догадкам, нежели к истинному значению видения: такова догадка о сновидении Александра пред походом его на Тир. Он увидел во сне сатира, который плясал и шутил в лагере, но когда он хотел поймать его, он убегал от Александра, наконец, после того, как долго вырывался от него, Александр упросил его отдаться ему в руки. Оракул объяснил значение этого сно- видения так, что Александр овладеет Тиром; ибо сатир значит: σὰ Τύϱος, твой будет Тир».

Вот еще дополнение к краткому раcсуждению Баумейстера о связи души с телом (§ 269.).

«Связь души с телом, по которой они оказывают себе взаимные услуги, Златоуст ²⁰⁶ уподобляет двум сторожам при винограднике, из которых один – безногий, другой – слепой. Господин виноградника думал, что его сад будет цел от воровства, потому что слепой не увидит, где плоды, а безногий, хотя и увидит, но не в состоянии подойти к дереву, чтоб сорвать виноградную кисть. Но что же случилось? Слепой дал безногому ноги, а безногий слепому свои глаза: слепой поднял на свои плечи безногого, и таким образом опустошили они вииоградник господина. Слепой – это тело, безногий – душа, которая, когда не может подойти к чему-нибудь, пользуется услугами тела, а тело, чего не мозкет сделать само, как слепой, пользуется светом разума, и таким образом и добро и зло общие и душе и телу».

В 1802 году Платон за своею подписью сдал в Троицкую семинарию наставление для студентов философии, которое приказал наклеить на стенах философского класса: в нем относительно занятий студентов философов читается следующее: «1) философия продолжается два года. 2) в первом году учить логике по аппробованному автору, а именно: Баумейстеру. 3) во втором году учить метафизике и физике теоретической по аппробованному автору тому же, или физике по -другому автору, какой есть лучше. 4) А мораль оставляется: ибо человеческая слаба и недействительна, а должна она почерпаема быть из слова Божьего в богословском классе. 5) И как учение философии по сим предметам, особливо в краткости, будет мало занимать учеников, да и по одной спекуляции может показаться скучным, то дополнять cии два года следующим: 6) объяснение риторики продолжать и (по правилам ее, а паче по всегдашним назначениям) сочинение речей, или нравоучительных, или исторических, или филологических, коих каждому студенту в годе сочинить не меньше осьми, и оныя с аппробаций публично при собрании всей семинарии говорить в аудитории. 7) В то число восьми речей, некоторых, особливо к тому способных, назначать сочинять стихи, латинские или pyccкиe, и оные также по аппробации читать публично в аудитории.» За тем говорится об изучении истории греческого и еврейского языков и потом, какие книги читать студеитам философии: «14) философии ученикам читать историю философскую, Ciceronis рагаdoxa с критикою, Platonem и других по раcсуждению учителя » ²⁰⁷.

Платон смотрел на класс риторики с довольно строгой точки зрения; он имел убеждение, что в риторики начииает ученик мыслить и излагать на бумаге свои мысли, что тут полагается основание развитию его способностей, и потому чрезвычайно был внимателен как при выборе наставника по этому классу, так и относительно хода преподавания. Мы видели, что Платон требовал, и от наставника философии, чтоб он не давал, ученикам забывать риторики. В 1766 году, когда Платон, как архимадрит лавры, получил права над семинариею, он избрал в учителя риторики одного из даровитых, своих учеников Петра Зернова. Из первого донесения Зернова Платону видно, что он в преподавании следовал риторики Вратиславской (т. е. изданной в Бреславле): в донесении своем писал он: «метод, по которому учитель риторики будет располагать свои чтения, следующий: в понедельник, среду и пяток в утренние часы как старым, так и новым риторам, будут объясняемы правила из риторики Вратиславской (elementa oratoria, Wratislavix edita); в те же дни после обеда будут разбираемы речи Цицерона на Катилину с обозначением реторических особенностей. Во вторник и четверг первые часы будут посвящаемы объяснению орогорских правил, вторые – чтению истоpии Курция с разбором. По субботам ученики будут отдавать отчет в прочитанных книгах именно из какого автора и сколько прочитал каждый из них. Сверх того ученики риторики будут занимаемы риторическими сочинениями, сообразно с правилами ораторского искусства ». На этом донесении Платон написал: «методу по которому г. учитель риторики установит свои занятия, по моему мнению, заслуживает одобрения. Но пусть помнит г. учитель, что учеников должно занимать больше практикою, нежели тeopиeю. Поэтому он должеи стараться объяснять каждое правило примерами, и притом, чтоб их было больше; он должен приказать, чтобы ученики не опускали ни одного правила, не усвоив его основателыю посредством частого упражнения. А упражнения должно задавать делать на том и другом языке попеременно: ибо нелепо приучать к языку латинскому, а родную речь бросать: для этого может служить риторика Ломоносова. Прежде, нежели учитель приступит к чтению речей Цицерона, я желал бы, чтобы он начал с его писем. Такой метод будет удобнее. А чтение Курция можно предоставить домашнему занятию учеников. По субботам, когда будут давать отчет в прочитанном не мешает испытать учеников, все ли они помнят что объяснено им в продолжении не- дели ²⁰⁸. Из последующих донесений Зернова видно,что кроме Цицерона ученики переводили на русски язык речи Мурета.

До какой степени строг был Платон в выборе учителей риторики, показывают два случая. В 1771 году, когда выбыл из риторики учитель Сергей Введенский и на его место представлен был учитель греческого и еврейского языков иеродиакон Епифаний, Платон приказал ему написать сочинение на латинском языке, как опыт его познаний в риторике и дал тему: quidquid fit cum virtule, fit cum gloria. Ha эту тему Епифаний написал следующую амплификацию, которую представляем в переводе:

.,Краснорчие никогда не потеряет своего труда и старания, если станет восхвалять и одобрять то, что носит имя добродетели. Ибо если похвала есть исчисление совершенств, и только то признается достохвальным, что украшено совершенствами, то поистине должно сказать, что добродетель не только заслуживает, но даже превосходит всякую похвалу, потому что совершеннее и превосходнее ее нет ничего между человеческими и морскими делами. Она весьма благородна, прекрасна, приятна, полезна, и вообще: какие только можно к сему прибавить совершенства, идут к добродетели. Выражусь правильнее и точнее: добродетели сами в себе, по своей природе, суть не что иное, как чистые и высокие совершенства, при помощи которых разумные твари приближаются к уподоблению Богу: ими не только себе, но и отечеству, и гражданам, и знакомым, даже иностранным народам (exteris nationibus) приносят пользу и никому не вредят: ими как приобретают земныя блага, так достигают участия и в небесных; oни доставляют не одно внешнее, но и внутреннее счастье человеку. Уже ли же кто будет так слеп, чтобы не видеть, что добродетели должно прославлять величайшими похвалами, как oни по истине и прославляются? Но хотя и случается иногда, что добродетель по только не видит никакой похвалы себе, но еще признается за порок людьми злыми и погибшими: что же из этого? Сама в себе она всегда остается достохвальна и славна, всегда бела, как лилия, сладостна, как нектар, благовонна, как аромат, потому что она лучше всего, она источник и основанье всякой похвалы. Если так, то каждый всячески должен стараться крепко любить добродетель и быть ей преданным всецело; в особенности родители должны заботиться, чтобы дети их с самых пелен научались добродетели; ибо если в юности они не будут напоены добродетелью, то погибла для них добрая жизнь, и никакие наследства, никакие богатства не сделают их счастливыми.»²⁰⁹

Другой случай относится к 1778 году. Когда представлены были двое кандидатов в учителя риторики Платон дал на представленые резолюцию: «учинить экзамен учителям в прозе и стихах латинских; а для прозы одну мою проповедь перевесть на латинский язык, и оныя specimina ко мне прислать, а между тем ректору учить и риторике, доколе учитель будет способный выбран; а при·том ректору в самой скорости нам отписать, кого-б он на стороне признавал за достойного быть учителем риторики .» ²¹⁰

В том же 1778 году введено было в употребление в семинарии «краткое руководство к оратории российской префекта троицкого Амвросия Серебренникова, которое напечатано было в этом году на счет семинарских сумм. Но книга Амвросия недолго держалась в семинарии; ее скоро вытеснил Бургий, который поддерживал свою славу до самого конца существования семинарии. К концу прошедшего столетия один из лучших наставников риторики, Алексей (в последствии Августин) Виноградский, в своем отчете о преподавании за два месяца писал: «в течение двух месяцев в риторике происходило следующее: первые главы, в которых говорится о построении периодов, о тропах и фигурах, изложены ученикам по Бургию с ясным и, по возможности, рачительным толкованием. Но так как ясное и полное знание науки может быть приобретено не иначе, как посредством частого упражнения, то ученики, которые под моим руководством узнали правила, упражняли и развивали свой ум в практическом их приложении. К сему присоединяемо было тщательнейшее объяснение лучших авторов, как-тο: Цицерона, Плиния и Мурета и сверх того ученики дома внимательно занимались чтением отличных писателей и оказали в науке превосходные успехию. »²¹¹.

В 1798 году указом св. синода предписано в семинариях, вместо Бургиевой риторики, ввести новоизданную риторику Франциска Лежая. Когда Платон потребовал от ректора Августина и префекта Моисея мнения по сему предмету, они представили такое замечание: «в риторическом классе, по силе указа, вместо Бургиевой риторики следует изъяснять новоизданную риторику; однако не благоволено ли будет при сем употреблять и Бургиеву, когда для большего объяснения потребно будет? » Так, была крепка привязанность семинарии к авторитету Бургия, по которому учился и учил сам ректор! Начальство семинарии из уверенности в преимуществе старого учебника силится ограничить обязательность синодского указа! Платон в своем определении дал риторике Бургия первое место, как книге руководственной, присоединив к ней новую риторику, как нечто придаточное: мнение начальства семинарского он поправил таким образом: «Бypгиeвy преподавать, а для большего объяснения и дополнения употреблять и новоизданную »²¹².

В силу того же указа 1798 года открыт при Троицкой семинарии класс высшего красноречия, в котором должны были в особые часы обучаться студенты философии и богословия: предписано было учителю читать речи лучших авторов на латинском и русском языках, делая оным резолюции (разборы) логические и риторические, и по тем резолюциям заставлять студентов сочинять имитации. Относительно этого нововведения семинарское начальство подало только такое мнение, чтоб «учителю риторическому называться и писаться в ведомостях учителем высшего красноречия и купно риторики. » Платон с этим согласился, но прибавнл: «и как философии и богословия ученики экзерцируются диссертациями и проповедями, то их для поправления и аппробации представлять риторики учителю ».

Инструкцию 1802 года Платон требовал, чтобы учеников риторики всего более приучали к сочинениям: «само по себе разумеется, писал он, что объяснена надлежит непрестанными примерами утверждать, не только учителю в школе при толковании, но и ученикам задавать, чтоб они сочиняли по латыне и по русски периоды, хрии и большие речи по правилам, и на всякой тропе и на всякую фигуру имели бы особые образцы ». В тоже время для домашнего чтения ои рекомендовал им: «Ciceronis de officiis, de senectute et amicitia, consolalionem, quaestiones Tusculanas, Cornelium Nepotem, Iustinum, Mureti orationes, Facciolati, Paulini, Lactantiiopera, epistolas Plinii, Curtii historiam: для российского красноречия: проповеди Феофановы, Димитрия Ростовского, Гедеоновы. Минятиевы, Платоновы.

Новая риторика Лежаева не водворилась в семинарии. Не прошло и шести лет со времени издания синодского указа, как опять видим в отчетах учителей риторики, что они следуют своему старому знакомцу – Бургию; в отзыве за Февраль и март 1804 года, учитель иеродиакон Самуил писал: «в те дни, когда по два учения было, в paнниe классы преподаваемы были риторические Бургиевы правила.» Тогда же, как видно из учительских рапортов, старались дополнять Бургия сведешниями из других источников: читали Лангия о чистоте латинского языка, а книга Лежая, как новость, была переводима по немногу на русский язык: вместе с тем она употреблялась, как наказаниe для неисправных учеников; так учитель риторики в отзыве за Февраль 1808 года писал: «за небрежение о употреблении латинского языка назначаемы были учить отборные периоды из риторики Францисковой ». Кроме Лангия учителя руководствовались еще Гейнекцием (fundamenta styli cultioris); читали и Квинтилиана, из которого чаще других брали статьи de oralore, de com- paratione Demosthenic et Ciceronis, de promincialione, de imitatione. В 1812 году, как видно из донесения учителя Николая Клементьевского (в последствии Никанора, митрополита новгородского) учение в риторике происходило таковым порядком: «в понедельник, среду и пяток (в марте) преподаваема была большая часть риторики, коей и пройдено до приступа; во вторник и четверток занимаемы были ученики историею российскою. В поздние классы переводили по выбору лучшие места из стихотворцев и ораторов. Задачи в продолжении месяца на латинском языке было две, на российском столько же».

Из немногих сочинений ученических, дошедших до нас от конца прошедшего столетия, видно, что риторы при составлении их прежде и более всего обращались к общим местам (loca topica); сюда относились: 1) loca notationis(зиачеше имени главного предмета в предложении), к которым относились: derivatio, synonimia, aequivocatioi anagramma; 2) loca definitionis et descriptionis, 3) generis et speciei, 4) totius et partium, 5) cavsarum, 6) effectuum, 7) adjunctorum, 8) circumstantiarum histor, 9) oppositorum. 10) comparationis, 11) exemplorum, 12) testimoniorum .²¹³

Поэзия. С 1767 до 1799 года класс поэзии соеднен был с риторикой: из отзывов наставников за этот период времени видно, что они преимущественно посвящали время преподаванию риторики, а пиитикою занимались весьма мало, так что в отзывах за некоторые месяцы о поэзии нет и помина. Но поэзия несколько была восстановлена, когда в ректоры Троицкой семинарии поступил Аполлос Байбаков, читавший поэзию в московской академии и напечатавший в 1774 году свои «правила пиитические о стихотворении российском и латинском. » В конце 1778 года он подал Платону от имени семинарской конторы представление, в котором писал: «в находящейся Троицкой лавры семинарии риторический и пиитический класс доселе преподаваем был нераздельно одним учителем, а чрез cиe и для учеников в своем курсе и для учителя было немалое затруднение; но как ваше преосвященство, в бытность вашу в лавре, приказали поэзии особливо обучать мне – ректору два раза в неделе: того ради не соблаговолите ли, ваше преосвященство, приказать для обучения оного класса отобрать несколько человек учеников, способных к поэзии и обучать по методу, который при сем представляется» Метод этот состоял в следующем «1) будет читана поэзия по урокам, составленным для классического улотребления в Московской академии; из них правила будут прилагаемы к уразумению видов стихов латинских и русских, посему нужно будет повторять и латинскую просодию. 2) К изучению правил будет присоединяема практика, так что ученики по образцам латинских и русских стихотворений будут сочинять свои задачи или подражания. 3) Когда усвоены будут правила, тогда будут читаемы классики, именно: двустишия Катона, поэмы Пруденция, tristia Овидия, оды Горация; из наших: сочинения Ломоносова, Сумарокова и некоторых из.прежних поэтов. Поэмы будут читаемы с ораторским разбором, т. е. с указанием на тропы и фигуры. 4) Для знакомства с древностями и главным образом для изучения поэтов будет читаться Pantheum mysticum Помея, или другой автор (с переводом, где нужно, на русский язык), впрочем, так, что не только соблазнительные места, какие встретятся в книге, будут опускаемы, но будут указаны и объяснены моменты исторические и мифологические, которые ведут свое начало из священной истории.» На представлении Аполлоса Платон дал резолюцию: «согласен я: только не на всегда, а на время; ибо когда риторический учитель будет и к поэзии способен, тогда должен сей класс с риторикою соединен быть. А ныне ректору, избрав из риторики учеников, которые к поэзии склонны обучать их оной в неделю два раза в известные часы, только так, чтоб они обучались и риторике, и никакова бы им в обучении риторики затруднения не было» ²¹⁴. Таким образом Аполлос, напоив из кастальского источника учеников Московской академии, успел ввести свой любимый предмет и в Троицкую семинарию. Образцом, как сам преподаватель поэзии, Аполлос писал стихи, может служить следующая его стихотворная задача, назначенная ученикам Троицкой семииарии в 1779 году для сочинения сатир:

Сатира пишется не прозой, но стихами,

При остром замысле с пристойными словами,

Сокрытым образом должна порок ругать,

Бездельников, глупцов разумно исправлять.

И если вы теперь писать ее хотите,

Порочных за предмет в материю возмите.

Коснитесь юности, браните долгий сон,

Сколь вреден он:

Подробно обясните

И в точности дела ленивых опишите.

Примером, как они валятся на кровать,

И нераздевшися не в пору лягут спать.

Поутру встав зевают

И снова засыпают.

Или когда со сна глазами неглядят,

Да тотчас и едят,

И рожу не умыв, как чучелы сидят.

А можете еще и болтунов коснуться,

Но так, чтоб можно им от глупости проснуться.

Неразглядя,

Нерассудя,

Сороки по избам летая как стрекочуг: Так и они блекочут.

На кровлю вспрыгнувши, как резвая коза,

Не зная как скочить, потупив вниз глаза,

Спрыгнуть желаете,

Кричит,

Вопит,

Хозяина идти себя снять принуждает.

Подобно можете и резвость описать.

Вы знаете, как резвой закружится,

Сюда, туда вертится.

Но бегая поет,

Или в ладоши бьет,

Или других толкает,

И в яму, как овца, прыгнувши попадает.

Сверх шалунов таких и сказанных ленивцов,

Коснуться можете мотов иль горделивцов,

Иль тех, кому не стать,

Стихи писать,

Ученых дураков,

Или подобных им пьянюг и шалунов.

Колючею вы их сатирой опишите,

И в среду мн свою задачку подадите ²¹⁵.

И после Аполлоса поэзия держалась в Троицкой семинарии, хотя опять была соединена с риторикою: в отзыв за сентябрь и октябрь 1786 года префекта Илиодора, преподававшего кроме философии и риторику, читаем: «ех poesi Archim. Apollinis, certis diebus a nobis tractata, progressi sumus, explicatis regulis carminum trochaїcorum, ad carmina jambica. Discipuli exercebantur in componendis carminibus ex utraque lingua.» Через три года после того и учитель риторики Виноградский писал между прочим: «после лекций о построении пepиодов, о тропах и фигурах, начато объяснение поэзии, как отечественной, так и латинской».

В 1798 году указом св. Синода предписано отделить в семинариях класс пиитический от риторического. Поэтому случаю Платон приказал «в пиитический класс с нового года (1799) отделить от риторов младших», и учителем поэзии определил Ефима Платонова (в последствии Евграфа, ректор Троицкой семинарии). Как шло преподавание поэзии с этого времени, можно видеть из отзывов наставников. Они показывают, что в пиитическом классе, кроме поэзии, читаема была и риторика, на которую употреблялось даже более времени, нежели на толкование пиитических правил. Руководством была книга Аполлоса; наставник присоединял иногда чтение мифологии.

Из рекомендаций учителей поэзии об успехах учеников можно усмотреть, что искусство стихосложения не всеми легко могло быть усвоено: сам Платон заметил, что успех в стихотворстве зависите наиболее от склонности счастливой природы», и советовал не требовать строго от всех упражнений в поэзии, «а поощрять тех, в коме откроется к стихотворству свободная жила». Но не все держались этого правила: учитель поэзии Кирилл Руднев часто требовал употребления над учениками мер строгости для внушения им должной любви к поэзии; – его отзывы на списках учеников довольно оригинальны: у него прогив многих Фамилий встречаем такие определения: non verbis, sed verberibus ad studia sunt excitandi; или: et verbis et verberibus excitati, in studiis festinant. Одного рекомендоваk он так: hic est frater stultitiae; о другом заметил, quamquam ecclesia non pugnat cum lit- teris, saepius tamen ad templa, quara ad musas confugit еще: ad progrediendum in studiis calcaribus excitatur; – о двоих: non parente, sed noverca natura nati esse videntur: еще об одном: dedecus discipulorum s. fex. Немного было избранников в классе Руднева, о которых давал бы он лестный отзыв, но зато этот отзыв выходил из ряда обыкновенных по той остроте с какою был составляем напр, о Егоре Соколове: vix habet, unde proprio sumtu vivat, at progresses dives est; о Зиновие Орлове: laude, tanquam ge nerosus equus calcaribus excitatus, cursum litterarum alacriter prosequitur. О Льве Сорокине: hie protopresbiteri filius est, si dicere licet, protodiligens.О Γригорие Скворцове: spem prae se fert versus canendi. О Михаиле Бедяеве: hujus diligentia, abscisis capillis, abscisa. esse videbatur, nunc autem crescentibus his crescit admodum ilia.

Образцы ученических стихотворных произведений представлены будут, когда будет речь о гратуляциях.

Синтаксический класс. В синтаксии, или высшем грамматическом классе, главным предметом преподавания была латинская грамматика и собственно синтаксис и просодия; учебною книгою с 1762 года была грамматика Лебедева, которая дополнялась иногда грамматикою Marchica. В первые годы раccматриваемого периода, кроме грамматических правил, занимались переводами истории Иустина, Корнелия Непота, басней Эзоповых (переведенных на латинский язык); учили разговоры Эразма. Сверх того преподавали географию и краткую священную и общую историю. В 1766 году Платон, рассмотрев метод преподавания в синтаксии, сделал следующие замечания: «вместо разговоров Эразма и басней Эзоповых лучше читать Федровы басни, которые написаны чистым латинским языком. Всеобщую историю нужно преподавать вкратце, так чтобы ученики легко могли отвечать, если их спросят о чем-нибудь из истории. Географию нужно учить с глобусом, руководствуясь книжкою, изданною Московским уннверситетом под заглавием: новое опиcaниe сферы. Наконец нужно познакомиться с общими географическими картами по книжке: Краткое руководство к географии. При объяснении грамматических правил учитель должен стараться чаще занимать уче- ников упражнениями, к которым присоединять и переводы с латинского языка на русский. В 70-х го- дах вместо Эразма употребляемы были разговоры Sebastiani Castellionis, переводившиеся на русский язык так, что сперва подвергали разбору каждый период, потом он прочитывался буквально два или три раза, наконец на каждый пункт назначаемы были свои примеры (Отзыв Стефана Александровского). В следующем десятилетии дело шло таким образом: учитель Стефан Глоголевский (впоследствии Серафим, митрополит новгородский) в отзыве своем за сентябрь и октябрь 1786 года писал: 1) в течение двух месяцев объяснены были 7 глав из синтаксиса Лебедева, при чем я ученикам всегда задавад примеры; 2) из новой арифметики преподана 1-я глава 1-й части; 3) окончив сферу, приступил к географии Гольберга нового издания;4) был преподаваем катихизис, из которого я окончил первую часть о естественном богопознании: 5) упражнял, учеников в более трудных переводах с того и другого языка; 6) не менее внимания обращено было на npиyчение к латинским разговорам.» В текущем столетии, кроме грамматики Лебедева, иногда употреблялись старинный Альвар и новая грамматика Каменского; кроме Эразмовых разговоров, занимались разговорами Kopдepия, а из просодии перефрактами. т. е. возвращением в первоначальный вид латинских стихов, обращенных в прозу. Чтение географии (Баумана) продолжалось. Задач и версий было по 7 и 8 в месяц.

Грамматический класс. В этом классе преподавались 1-я часть грамматики Лебедева и 1-я часть арифметики Вейдлера, переведенной на русский язык. Платон предписал (в 1766 году) учить разговоры Лангия и статьи ex orbe picto (из живописного миpa Соmoenii). С 1786 года Вейдлера сменила арифметика, изданная для народных училищ. В 80-х годах введенно преподавание краткого катихизиса, а в начале текущего столетия читаема была и священная история. Как смотрел Платон на изучение грамматики латинской, это видно и из его инструкции 1802 года; в ней между прочим сказано: «учителю и при начале и часто внушать ученикам, какая польза от учения грамматики, и сколько и чем различесгвует знающий cию науку от незнающего, и что без нее ни оратором, ни стихотворцем, ни философом, ни богословом быть нельзя, даже неможно ничего ни писать, ни прочесть порядочно, ни выразуметь основательно»

Информатория учреждена в 1776 году. В ней училиначаткам латинского языка и правописания на русском. В информаторы избирался обыкновенно студент богословия, который сам продолжал учение в богословском классе. В информатории учеников долго не держали; Платон приказал (резолюция 9 сент. 1802 года) «из информатории, кои с нового года вступили, или перевесть в нижний класс, коли успели, или, коли не успели, выключить, и впредь не более держать в информатории, как от пpиeмa до пpиeма, и по сему поступать.»

Русская школа в Троицкой семинарии открыта в 1803 году. Она заведена по указу св. Синода для непонятливых к учению и безнадежных к продолжению высших наук; ее дозволено было посещать и молодым причетникам. По проекту она должна была состоять из трех классов, в первом предметами учения были: чтение славянской печати (по церковному букварю с катехизисом сокращенным, часослову и псалтири), чтение гражданской российской печати (по народным книгам: правила для учащихся и руководство к чистописанию); чистописание российское (по прописям, изданным от Бантыш-Каменского), пение обиходное по нотам (по написанию на таблице мелом разных обиходных стихов и по сокращенному обиходу): краткая российская грамматика (по книжке изданной для народных училищ). Класс 2-й: краткая священная ucтоpия (по книжке изданной для народных училищ); краткая история и география всеобщая и российская (всеобщая и российская краткая история по Голбергову сокращению с употреблением в помощь исторических таблиц и всеобщих ландкарт, изданных для народных училищ); краткая арифметнка и пасхалия (первая по народной книге, вторая по сокращению преосвящ. Мефодия). Класс 3-й: краткая логика и риторика российская (по книгам изданным в 1785 году): о должности человека и гражданина (по книге для народных училищ): пространный катехизис (по книге для народных училищ): о должности пресвитеров приходских (по книге изданной в 1796 году); руководство к чтению св. Писания (по книге изданной в 1779 г.); устав церковный с практикою в церкви (по сокращению печатному 1800 г.)· Учителем русской школы избран студент богословия, продолжавший учение.

Относительно метода преподавания наук в низших классах. большую тревогу произвел устав о народных училищах, изданный в 1786 году, и введенный, по указу св. синода и в духовные училища. Но он не привился к духовным училищам воледствие пустоты своего содержания. Однакоже на первый раз с этим уставом дела было не мало. Московская Академия познакомилась с ним раньше, чем Троицкая семинария, из которой в феврале 1787 года нарочито отправлен был в Академию студент философ Федор Богданов для нзучения и усвоения нового метода. Семинарист представил в семинарию такой отчет о виденных им новых порядках: «примечено в М. академии особенного в рассуждении порядка учения по новому методу следующее: 1) в информаторическом классе обучаются все ученики по новому методу, которого принадлежности суть следующая: а) по прочтении пункта из катехизиса учителем, тож самое ученики читают совокупно; б) при вопросе, предложенном учителем, знающие ученики ответ, должны изображать то поднятием левой руки; в) примеры на правило должен учитель писать на доске, а ученики теже самые примеры на бумаге, и учитель, сделавши смысл, должен послать одного из учеников тот самой смысл повторить, на которого вопросы по частям, речи ответствуют все ученики совокупно; г) грамматику латинскую, по прочтении учителем, читают также ученики совокупно. 2) В нисшем грамматическом классе особенного примечено только то, что при вопросе учителя знающие ученики ответ, поднимают левыя руки в знак того, что знают ответ (злая насмешка над новым методом): при том также должно быть совокупное чтение. 3) В высшем грамматическом классе подобный порядок учета грамматическому нисшему происходит. 4) В поэзии и риторике кроме того, что учители наперед, а потом порознь ученики читают, и кроме также поднятия рук ничего особенного не примечено.^"216 . Относительно наук, при введение нового метода, в указе синода изъяснено, чтоб «физику и о должностях человека изъяснять в философии, истоpию и географию в риторике, а арифметику в грамматике и синтаксисе, малому катехизису обучать в низшем классе, но повторять оный и в высших. За тем большой катехизис и евангелия воскресныя велеть учителям изъяснять погодно в воскресные дни пред литургиею в школе»²¹⁷. Думали вводить новое, а не замечали, что все это давно шло своим чередом в семинарии.

Когда Платон поручил начальству Троицкой семинарии дать мнение относительно нового метода, ректор Мефодий и префект Илиодор представили следующие соображения. «1) Велено в семинариях и училищах начать установленный в народных училищах порядок, прежде в нисшем классе, а потом оный вводить и в высшие, чтобы ученики, приготовленные к сему в нисших классах, могли удобнее тот же порядок наблюдать и в высших. А как регламента духовного в отделении о домах училищных первою регулою предписано: «не надобе исперва многих учетелей, но первый год довольно единого или двух, которые бы учили грамматике, cи-есть, – язык правильно знать латинской или греческой или оба языка ее. А чтобы учиться российскому прежде языку, не повелевается; а при том, ежели принять правило народных училищ в раcсуждении учета российской граммоте и писанию, то предвидится из того впредь последовать препятствие успехам в латинском языке: ибо те, которые должны будут учиться наперед российской граммате и писанию, к учению латинского языка будуте приступать уже гораздо позже. Сверхе сего, тогоже отделения духовного регламента в 9-й регуле между прочим предписано, что в школах сокращенно трактовать надобе, где при том и определяется время для учета – осмилетнее. Почему не приказано ли будете вашему высо-

копреосвященству представить, что по вышеописанным резонам сей образ учения народных училищ в раcсуждении учения российской граммоте и писано принять в здешнюю семинарию неудобно. 2) Пунктом указа св. синода велено: что следует до самых наук, то физику и о должностях человека изяснять в философии, историю и географию в риторике, а арифметику в грамматике и синтаксисе. Из оных наук физика, о должностях человека и арифметика уже в здешней семинарии преподаются, и притом в сходственность указа св. синода; история с географией преподаются же, но порознь. А понеже духовного регламента в отделении о домах училищных в 5-й регуле предписывается, что должна быть преподаваема риторика купно, или раздельно с стихотворным учением, то потому не приказано ли будет вашему высокопреосвященству представить, что историю и географию с риторикою учить неудобно, по вышесказанному духовного регламента предписанию, так как и потому, что из того должно последовать затруднение и учителю и ученикам; ибо риторика и так уже преподается купно с стихотворным учением в сходственность духовного регламента. 3) Св. синода указом велено малому катехизису обучать в низшем классе, а повторять оный в высших; катехизис так и преподается, как в том указе изображено. 4) Предписано, за тем, большой катехизис и евангелия воскресный велеть учителям изъяснять погодно в воскресные дни пред литургиею в школе. Катехизис ныне уже изъясняют в воскресные дни учителя погодно, а чтоб и евангелие воскресныя изъяснять также пред литургиею в школе, о сем не приказано ли будет вашему высокопреосвященству представить».

Любопытно, как сами ученики семинарии смотрtли на мелочи нового метода. Когда студенту философии Богданову, посланному в Москву, велено было составить ведомость, чего в Троицкой семинарии иедостает в преподавании учения по методу народных училищ, и какие оного недостатка причины, ои написал между прочим: «в главве 4-й руководства учителям, в 6-й статье, во 2-м пункте о употреблении тетрадей предписывается «употреблять сначала ученикам или те линеванные тетради, которые употребляются в главном с.-петербургском училище, или разлиневанныя карандашем, или свинцовым прутиком.» Но как здесь употребляется издавна просто, то и оныя тетради не употребляются».

Платон, по-видимому, сочувствовал взглядам семинapии на новый метод, но случилось обстоятельство, которое побудило его озаботиться скорейшим введением нового метода в семинарию. От 9-го Февраля 1787 года он писал в семинарию: «Отцы ректор и префект! Я известен, что в Смоленске во время высочайшего присутствия посыланы были в семинарии экзаменовать, особливо, наблюдается ли метод нормальной в нижних наших школах. Почему я и требую от вас уведомления: 1) сей метод по предписана наблюдается ли и в самом обучении читать и писать?

2) так ли точно, как в нормальных школах заведено?

3) вы сами-то экзаменовали ли и находите ли все исправным, или в чем есть недостаток, и в чем именно? 4) Для могущого случиться высочайшого прибытия приготовлено ли, что надлежит, как я говорил, и что именно? А ежели нет, то для чего? И таковое уведомление пришлите ко мне, конечно, к следующему воскресенью, к 14 числу, дабы заблаговременно недостатки исправить было можно. Вследствие сего от учителей потребованы были отзывы, принялся ли в школах нормальный метод. Учитель синтаксии Петр Остроумов между прочим отвечал, что в его классе нормальный метод при обучении латинскому языку наблюдается, так как и в преподавании географии, кроме того, что по недостатку изданной по высочайшему повелению географической книги, употребляется Бауманова, также и арифметики вторая часть.... выключая то, что примеры на правила делаются на одной черной доске, и ученики за неимением аспидных досток (sic) не пишут оные каждой». Учитель риторики Стефан Глоголевский писал: «поскольку метод нормальный предписан для классов, которые малое имеют сходство с моим, то для сей причины не может он наблюдаем быть до точности.» Семинарская контора, собрав подобныя справки, представляла Платону между прочим, что, «как указом св. синода именно назначено, по какой книге учить географию, то оная преподается прежняя Бауманова, а не та, которая преподается в народных училищах. Также из св. синода прислана механика, а чтоб преподавать ее, того не предписано, почему она и не преподается. Что несколько аспидных досток ныне не достает, то по умножении числа учеников. Чем кончилось дело, неизвестно; только из всего хода дела можно видеть, что семинария неблагоприятно смотрела на новый метод, признавая его по некоторым правилам мелочным, а относительно новых учебников раcсуждая так, что старые и полнее и не хуже новых, да притом к ним ceминария привыкла. Народные училища дело другое: низводить на степень народных училищ такое высокое учебное заведение, каким считала себя Троицкая семииария, казалось для нее обидным. Из отчетов о ход преподавания, дошедших до нас от 1789 года, т. е. составленных только спустя три года посл означенной тревоги, видно, что народный метод совершенно устранен семинариею, и об нем болee уже нет помина.

Второстепенные предметы учения.

История. Из отчетов того года, когда Платон стал архимандритом лавры (1766), видно, что история священная и всеобщая преподавалась только в одном классe: синтаксии или высшем грамматическом, и притом один раз в неделю (После обеда во вторник). Но Платон, как видно из многих его замечаний, любивший эту науку, в следующем же году расширил ее преподавание; он приказал начальству семинарии учредить отдельный класс всеобщей истории, на который бы собирались по своему желанию ученики из богословия, философы и риторики, а в синтаксии оставить только краткой священной истории. Желавших слушать исторические лекции на первый раз оказалось 3 из богословия, 5 из философии и 5 из риторики; но Платон написал на списке : «прибавить учеников в раcсуждении пользы сие науки» и прибавлено было еще 5 человек ²¹⁸. Историю поручено было читать учителю риторики. За руководство принята универсальная истоpия профессора московского университета Дилтея (первыя основания универсальной истории 3 части), взятая из Гейнекция и доведенная до Августа. В 1770 году Платон повторил свои требования относительно изучения истоpии и писал начальству семинарии: «напоминается, чтобы прилежное тщаниe иметь, дабы ученики учены были и успевали, особливо в риторике, истории церковной и гражданской и географии: cиe бо наипаче человека просвещенным делает». В тоже время предписал, чтоб ректор «повторительно прошел с своими учениками историю церковную »²¹⁹. Отзывы наставников за 1772 год показывают, что в этом году всеобщую историю для учеников философии читал в свободные часы префект по руководству Лакроца (краткая всеобщая история пересмотренная и умноженная Формсем с прибавлением вкратце российской, шведской, датской и голштинской. Спб. 1761 г. 2-е изд. 1766.), между тем в тоже время и в риторике преподавалась история священная и гражданская. Учебные книги непрестанно изменялись: в 1775 году история всеобщая читалась по Голбергу, и при этом объясняема была древняя география. В 1786 году курс истории читал учитель высшего класса Стефан Глоголевский, который начал свои чтения с введения в историю, рассмотрел мнения новейших филосовов о системе Mиpa, о потопе и произведенных им переворотах на нашей планете, и наконец сказав о разделении народов, обратился к истории народа еврейского²²⁰. Преемником Глаголевского на кафедре истории был учитель риторики Алексей (Августин) Виноградский, который в двухмесячном отзыве о своих чтениях писал: in classe historiae enarratum est de vitis factisque imperatorum, quosquos jam magnitudine sua laborans Roma habuit usque ad Constantinum magnum, qui splendore divinae veritatis captus, et ipse quidem a profanis stipendiis ad Christi vexilla convolavit et suos ad eadem convocandos curare nusquam desiit»²²¹ . В начале текущего столетия Платон отменил особый истороческий класс и приказал «обучать истории в четырех классах: поэзии, риторика, философии и богословии, каждому учителю в своем классе; в поэзии и риторике сокращенную истории, а в философии и богословии пространнейшую, и в богословии наиболее церковную.» По соображениям ректора и префекта в двух первых классах назначено для истории два часа в неделю, а в двух высших четыре часа. В поэзии руководством назначена сокращенная универсальная история Голберга; в риторике сверх повторения той же истории назначено «преподавать русскую историю по Несторовой (Кеннгсбергский список) и Никоновской летописи, делая сокращенно продолжение из Щербатова и наблюдая везде за первое, чтобы ученики твердо знали хронологию и родословие. В философии в руководство предназначена полная универсальная история по расположению Маттея о четырех Moнapxияx. В богословии, повторив кратко универсальную истории, предполагали заниматься более церковною, последуя в порядке Лангию и ведя по нему сокращеннейшее расположение церковной истории, делать дополнение, где следует, из Евсевия, Сократа, Созомена, Феодорита и из новейших: Мосгемия и Бингама». Платон утвердил и эти соображения начальства семинарии, написав на представлении: «поступать по сему: а более завпсит от благоразумных и рачительных учителей»²²² . Относительно изучения истории взгляд Платона высказан в его инсгрукции 1802 года, написанной для Вифанской семинарии и введенной в Троицкую; «ученикам (риторики) изучать краткую историю всесветную и российскую, а учителя долг есть только наблюдать, чтоб они cиe твердо знали; ибо знание истории со- стоит наипаче в чтении и памятовании ее, а толкования много не требует.» Руководством при чтении русской церковной истopии служила истopия Платона, русской гражданской – история Щербатова, для всеобщей – Фрейера и Шрекка. Но из отзывов наставников видим, что постановления Платона не строго соблюдались: Многие месяцы проходили в риторике и поэзии без исторических чтений главный предмет занимал все время наставников, хотя начальство семинарии нередко напоминало им о преподавании истории.

Науки математические. Преподавание наук математических, кроме арифметнки, было явлешем редким в семинарии. В начале 1763 года, в бытность Платона ректором, возвратился в лавру обучавшийся в университете воспитанник Троицкой семинарии Семен Башилов и сделан учителем нисшего класса. Но чтоб его специалыюе образование не осталось без плода для семинарии, начальство лавры предписало ему открыть особый класс для обучения детей лаврских приказных и служителей – геометрии, тригонометрии, геодезии и другим наукам, которым он сам обучался. На первый раз, для этого класса набрано 16 человек, но вскоре число это умножено до 40; тут оказались н дети священно-церковно-служительские. Но этот класс существовал только два года до выбытия Башилова из семинарии, и в семинарии стали учить одной только арифметике; впрочем, класс этот оставался еще частным и не для всех обязательным. Из списков 1767 года видно, что для обучения арифметики собирались ученики из риторикн (5 челов.), синтаксии (11 челов.) и иисшего класса (6 челов.). Платон потребовал. «чтоб низшего класса ученики все обучались арифметике.» В 1772 году, когда вызван в семинарию учившийся в университете воспитанник семинарии Василий Ключарев, начальство семинарии и представило Платону, не признает ли он нужным, чтоб Ключарев учил семинаристов геометрии, тригонометрии и алгебре, «который науки для лаврской семинарии признаются полезные и нужные.» Но Платон дал резолюцию: «обучать геометрии, тригонометрии и алгебре в семинарии нашей, яко духовной, нужды не признается, а можно назначить его обучать арифметике.»²²³ . Порядок преподавания арифметики введен был такой, что в нисшем классе изучали первую часть, а в синтаксии вторую. В 1790 году случайно опять открыт класс «математических частей или высшей ариеметики»: в лавру принят в надежде пострижения коллежский ассессор Стефан Иванов Назаров, знавнший математические науки. Вероятно он, сам предложил семинарии свои услуги, и с согласия Платона для него открыт особый класс математический, в котором он должен был обучать по три часа в неделю: учеников набрано из риторики и синтаксии до 15 человек ²²⁴. Но этот класс существовал не долго. В 1810 году учителя синтаксии и грамматики освобождены были от преподавания арифметики в своих классах и назначен был особый арифметический учитель лаврский иеромонах Иустин. Он прежде был учителем в Пермской семинарии, в которой, сверх арифметики, преподавал геометрию, тригонометрию и механику. Для Иустна была написана особая инструкция; в 1812 году, по случаю перемены дней и часов учения, – дана ему другая инструкция. По случаю последней перемены, ректором Евгением·составлено было воззвание к ученикам высшего и нисшего грамматических классов, которое было прибито на стене в том и другом классе: «синтаксисты и фаристы 1) арифметику нужно знать тверже; синтаксистам большую, фаристам малую. 2) Для того от- ныне будет арифметика три раза в неделю. 3) На ленивых не смотрим, а охотники не скучать. 4) От- ныне будет арифметика во вторник, четверток и субботу. 5) Во вторник два часа, в четверток два часа, и в суботу два часа. 6) Во вторник третий и четвертый, в четверток третий и четвертый, и в субботу третий и четвертый час. 7) Также в синтаксии, также и в фаре: где не будет г. учитель, тут будет репетитор, и его слушайтесь. 8) Книги купите: коли нет, пишите; уроки учите и нас веселите. 9) Cию инструкцию цензор береги, а без цензора sequens, к роспуску в правденке принеси, а после роспуску опять возьми и прибей »²²⁵.

Латинский язык. Изучению его, начинавшемуся с малых классов, посвящалась большая часть времени занятий наставников с учениками; в средних классах ученики уже говорили по латыне, и поощряемые calculus'oм переходили в философский класс с отличным знанием, легко читали классиков, свободно писали латинские стихи, которые, как показывают уцелевшие их произведения, были несравненно лучше их русских стихотворных произведений. Лекции во всех классах читались на латинском языке. Начальство семинарии и наставники до того свыкались с латынью, что когда представлялась нужда написать по русски, то в русскую речь, как бы невольно, вторгались латинские фразы. В самих резолюциях Платона часто встречаем такую смесь русских слов с латинскими:списки учеников, отзывы о преподавании писались наставниками по латыне. Ученики до того привыкали к латинскому языку, что когда случалось им записывать высказанные по-русски ученые объяснения наставника, они вмешивали в русскую речь слова латинские. Так студент, слушавший лекции ректора Аполлоса, записывал его объяснения в таком виде: «animus levis, qui большиея дела за малыя почитает. В чем еще образ Божий? В том, что вся тварь повиновалась: иногда лев лизал ноги человеку, ut Gerasimo в Чет.-Мин. Для чего ныне не всем управляет человек? Для того, что от defectu разума способа не находит, а тогда in statu integritatis знал». Мы видели, как смотрело начальство семинарии на усиление преподавания русского языка, когда в 1786 году велено было руководствоваться уставом народных училищ; тогда ректор и префект писали, «что ежели принять правило народных училищ в раcсуждении учения российской граммате и писанию, то предвидится из того впредь последовать препятствие успехам в латинском языке». Сам Платон, хотя и требовал, чтоб приучали учеников к сочинениям на русском языке, говоря, что «нелепо приучать к языку латинскому, а родную речь бросить», однако желал, чтоб изучение латинского языка процветало в семинарии, и в иструкции 1802 года писал: «непрестанно задавать ученикам работу, чтобы они с большим напряжением входили в знание латинского языка». Свой взгляд на важность изучения латинского языка в духовных училищах Платон высказал в письмах к Амвросию: в 1800 году, когда в св. синоде поднят был вопрос о преподавании в семинариях лекций на русском языке, Платон писал к Амвросию: «чтоб на русском языке у нас в училище лекции преподавать, я не советую. Наши духовные и так от иностранцев почитаются почти неучеными, что ни по-французски, ни по-немецки говорить не умеем. Но еще нашу поддерживает честь, что мы говорим по латыне и переписываемся. Ежели же латинскому учиться так, как греческому, то и последнюю честь потеряем, поскольку ни говорить, ни переписываться не будем ни на каком языке; прошу cиe оставить. На нашем языке и книг классических мало. Знание латинского языка совершенное много содействует красноречию и российскому. Cиe пишу с общего совета рек- торов – академического и троицкого и префектов и преосвященного Серафима».

Греческий язык. Во все время управления своего Троицкою семинариею, Платон заботился, чтоб изучение греческого языка в семинарии шло, сколько возможно, ycпешнее. Сам он, еще будучи учеником поэзии в московской академии, до того возгорался желанием познакомиться с греческим языком, что, не имея средств купить грамматики Лащевского, своею рукою всю переписал ее для себя и учился так: «сам себе уроки задавал, сам себя выслушивал, сам себя или похвалял за прилежание, или осуждал за нерадив; потом и задачи к переводу с российского на греческий сам себе задавал, а о словах греческих спрашивал у товарищей. Но так как сего было недостаточно, то вздумал он ходить в греческйи монастырь на службу Божию, и это много принесло ему пользы. После, когда стал он учителем греческого языка в академии, он говорил о себе, что он в греческом языке ἀυτοδίδακτος,т. е. самоучка »²²⁶. Не удивительно, что такие усилия к прибртению знания греческого языка в последствии породили в Платоне особенную настойчивость, с какою он требовал от подведомственных ему училищ отчетливого знания этого языка. Греческий класс в семинарии был всегда особый: на него собирались по собственному желанию ученики из богословия, философии, риторики и лучшие из синтаксии: но в начале управления Платона семинаpиeй их было не много: так в первой половине1767 года их было 9; в сентябре того же года 15 (3 из богословию, 4 из философии, 5 из риторики, 3 из синтаксии). Платон потребовал число их умножить и написал на списках: «на греческой язык учеников прибавить, дабы, по крайней мере, было не меньше двадцати. Будет весьма полезно, если заставить и тех повторять учение греческого языка, кои тому обучались прежде». Преподавание языка в то время происходило таким образом: учили греческую грамматику Братиславскую, переводили из нового завета и письма Златоуста, разбирали греческие сентенции и разговоры, которые после разбора выучивали на память: писали задачи и версии. Платон приказал, чтоб для перевода взяты были беседы Златоуста к антиохийскому народу и речи Демосфена. Из отчетов наставников последующего времени видим, что на греческом классе переводили речи Ливания, Χρηϛοηθείαν, Антония Византийца, Киропедию Ксенофонта, разговоры Лукиана, занимали учеников переводами с русского на греческий и разговорами греческими (1771–1772). В 1786 году, когда некоторое время преподавал греческий язык ректор Мефодий, для перевода избрано было сочинение Златоуста против тех, которые вооружаются против жизни монашеской; «цель выбора этого сочинения та, писал ректор, чтоб наши студенты легче склонились к избрании того рода жизни, который восхваляется у св. отца». Для перевода избирали потом Диодора сицилийского и учили языку ромейскому (1789). После указа 1784 года, которым предписано усилить преподавание греческого языка в духовных училищах, указом св. синода 1798 года предписано всем студентам учиться греческому языку. Инструкцию 1802 года Платон требовал от наставника греческого «крайнего прилежания, чтоб студенты философии по-гречески могли говорить, в чем их упражнять, как в эллинском, так и ἀπλᾶ".В это время греческий класс уже разделялся на два: высших и нисший, из которых в каждом были иногда особые учителя. Как преподавался тогда греческий язык, можно видеть из рапорта учителя Семена Платонова за ноябрь 1807 года: «по понедельникам были преподаваемы правила для наблюдения красоты в греческом языке при сочинении, по вторникам занимались переводом с эллинского языка на poccийский и на просто греческий с показанием красот и свойства оного; по середам были упражняемы переводом с просто-греческого на российский и эллинский языки с диктацией, с показанием различая оных в сочинении; по четвергам были объясняемы трудные места, встречающеяся в недельных лекциях; по пятницам переводили Евангелия следующих воскресных дней, и как в cии, так и в пpoчиe дни, когда оставалось свободное время от вышепоказанных занятий, то были упражняемы разговариванием па просто-греческом языке. Желая, чтоб ученики знакомились с разговорным языком, Платон измышлял особыя к тому средства; когда была возможность, он определял на должность наставника греческого языка природного грека: так в 1767 году он назначил учителем греческого Антония Палдадоклиса-Ксенатского, который дал обязательство Платону, «чрез два года представить несколько учеников, которые бы могли не только изрядно язык разуметь, но и быть учителями». В 1774 году учился в семинарии грек Дмитрий Гирардис; чтоб воспользоваться его познанияями в греческом языке, Платон назначил его помощником Грешищева и поставил ему в обязанность: «разбирать диалекты, разговаривать по эллински с учителем и учениками и учить простонародному языку.» Вообще когда греки предъявляли желание учиться в семинарии, Платон с охотою принимал их, имяе в виду, что семинаристы от общения с ними узнают разговорный язык греческий. В 1797 году в число братий лаврской поступил грек иеромонах Парфений: Платон приказал ему «с студентами, обучающимися греческому языку, разговаривать по гречески и обучать способных пению греческому, так чтоб они пели ранние обедни по гречески, когда будет служить Парфений, которому за то из семинарии давать по 50 руб. в год» Иногда для усовершенствовать в знании греческого языка Платон отправлял семинаристов в Москву: в 1781 году четверо студентов троицких учились греческому языку у знаменитого эллиниста, профессора моск, университета Маттеи, который за то получал 50 рубл. в год из семинарской суммы. Случалось, что Платон посылал студентов троицких для практического изучения греческого языка в московский греческий монастырь: так с этою целью в 1787 году, по окончании курса в семинарии, отправлен был в греческий монастырь Яков Дмитрич Никольский, который чрез год сделан учителем греческого языка в троицкой семинаpии (в последствии протопресвитер моск, успенского собора), в 1804 году отправлены в Москву студенты богословия Николай и Семен Платоновы, которым велено «продолжать изучение богословских наук в московской академии, а в свободное от учения время каждый день ходить для разговоров в греческий монастырь, сверх того во все праздничные и воскресные дни при отправлении богослужения быть им не в академии, а в монастыре греческом, где им петь и читать с греками.»²²⁷. Чрез два года оба они, изучив в совершенстве язык новогреческий, поступили в учителя троицкой семинарии. Платон хотел, чтоб учителя греческого языка и по внешнему виду были похожи на греков: в 1799 году он приказал на свой счет сшить греческое платье учителю Савве Крылову, именно, чтоб верхний кафтан был из синего сукна и обшит красным шнурком, а нижний из красного сукна с шелковым кушаком. С тех пор и на будущее время Платон приказал греческим учителям иметь такое же платье ²²⁸. Успехи учеников в греческом языке так были значительны, что многие из иих свободно могли писать стихи гpeчecкиe: опыты таких стихотворений дошли до нас в немалом количестве в собрании гратуляций.

Еврейский язык. Класс этого языка был не для всех обязателен: его посещали, по собственному желанию, студенты богословия и философии и ученики риторики; переводили большею частию из пятикнижия и из псалтири: перевод последней преимущественно рекомендовал Платон²²⁹. Кроме грамматики Васмута (изд. 1692), при изучении языка руководствовались книгою Лангия (clavis Hcbraei codicis) и Глассия (Philologia sacra): при переводе священных книг обращались к толкованиям отцев церкви. Когда еврейскому языку обучал ректор Мефодий, он поставил за правило, чтобы стихи, переведенные и объясненные им, учениками заучивались на память, и чтоб выученное они читали ему в классе. Были случаи, что преподавание еврейского языка было поручаемо природным евреям: так в 1769 году поступивши в лавру из обращенных евреев игумен Варлаам был назначен помощником еврейского учителя, и ему поручено: «переводить по два или по три дни в неделю из библии некоторые книги со изъяснениями трудных слов, радиксов и собственных значений, но большей части с теми учениками, которые больше прочих обучались, для того, что недовольно обучавшихся оной игумен обучать за незнанием резолюции по грамматике признается не способным»²³⁰ (ц). В 1792 году помощником Я. Д. Никольского в преподавании еврейского языка назначен еврей Яков Матвеев. Так как·он не знал грамматики, то ему поручено учить учеников читать, писать и переводить с ними, и заниматься с ними полчаса до прихода учителя ²³¹. В текущем столетии класс еврейский разделен был на два: высший и нисший. Чтоб приготовить лучших учителей для преподавания сего языка, Платон приказал (резолоция 25 Февр. 1800 г.): «из обучающихся еврейскому языку философов понятных и к еврейскому языку других склонейших отобрав трех, обучать их единственно еврейскому языку (т. е. не уча их другим языкам), с тем, чгоб они по еврейски никак не хуже знали, как лучший, успешный в греческом языке.»

Французский и немецкий языки. При обзоре хода преподавания в первом периоде до Платона, мы видели, что Гедеон Криновский замышлял ввести в семинаpии изучение новых языков, но что желание его не исполнилось за неимением учителей; для приготовления к должности учителей отправлены тогда в московский университет двое студентов семинарии: Башилов и Аничков. Но пока они еще там учились, в лавру прислан был в 1763 году от новгородского митрополита Димитрия Сеченова иеродиакон Николай Цвет, который объявил троицкому архимандриту Лаврентию, что «он по-немецки и по-французски говорит и книги переводить без всякой трудности может». Начальство лавры (Учрежденный собор) составило по сему случаю такое определение: «понеже в троицкой семинарии ныне немецкого и французского языков никто не обучает; по знатности же оной семинарии, а особливо, что оная заведена по силе высочайших ее императорского величества имянных указов, и удостоиваема бывает высочайшего ее императорского величества посещения и зрения иностранных министров и других знатных персон, для того надлежит в прославление и пользу отечества присовокупить преподавание и оных двух языков французского и немецкого, как больше ныне в Poccии употребляемых; оной же иеродиакон Цвет те языки обучать с хорошим успехом и в пользу отечества обязуется, того ради приказано: оного иepoдиакона Николая Цвета определить учителем·. Из Петербурга были привезены по 15 экземпляров грамматик французских и немецких, купленных в императорской академии. В ноябре 1763 года Цвет вступил в должность и учеников к нему на немецкий класс вызвалось ходить 3 из богословия, 5 из философии, 2 из риторики и 6 из пиитики; на французский: 4 из богословия, 1 из философии, 2 из риторики и 8 из пиитики ²³². В 1767 году Платон приказал на французкий класс прибавить учеников, так чтоб их было числом 20. Из отзыва Николая Цвета за 4 месяца 1766 года видно, что, кроме изучения грамматики, он заставлял учеников переводить статьи с того и другого языка на русский и с русского на оба языка: с французского переводились: contes à rire. После Цвета, который в 1767 году назначен миccиoнером в Пекин, преподавание французского и немецкого языков поручено было двоим наставникам: первому учил коллежский актуариус Федор Коржавин, бывший некоторое время помощником Цвета, второму – живший в лавре на пенсии слепец, коллежский протоколист Илья Чистяков, хорошо знавший и французский язык.²³³. Ученики семинарии так успели в знании языков, что некоторые могли свободно объясняться на том или другом и писать сочинения: таковы были: Иван Харламов, который, по отзыву семинарского начальства, «нетолько довольно разумел, но и разговаривал на обоих языках изрядно ^", Михаил (послt Макарий) Сусальников и Иван Заболоцкий, оба умевшие говорить по-французски, когда были еще в философии. В 1769 году Харламов опредлен преподавателем того и другого языка, и помощниками ему назначены на французский класс Заболоцкий (студент богословия), которому Платон приказал продолжать слушаниe богословских лекции, но отличить его лучшею против прочих семинаристов одеждою, а на немецкий класс – игумен Варлаам (бывший еще помощником учителя Чистякова), который также знал язык разговорный. Харламов для перевода с немецкого употреблял сочинения Гофмана и Арндта, а Варлаам переводил из библии немецкой, но Платон приказал ему переводить «не из одних библейских книг, но и из других на том языке авторов.» О своих успехах в преподавании немецкого языка Варлаам в письме к Платону писал: «приказанием вашего высокопреподобия дозволено мне, сверх определенного учителя, троицкой семинарии семинаристов обучать немецкому диалекгу, которых я с приложением всех моих мер довел до того, что они могут по моему наставлению сами переводить со оного диалекта на российскую, потому что они уже три музелейские книги прошли. Но дабы мои труды были еще более известны вашему высокопреподобию, а ученикам к понятию и совершенному познанию прилежнейшее рачение, то всепокорно ваше высокопреподобие прошу, не соблаговолите ли в. в. приказать семинарской конторе для един- ственного тем ученикам переводу и для знания бываемых в других странах действиев брать из моск, университета на немецком диеалекте газеты. Я уповаю, что тот перевод к познанию совершенства языка немалую ученикам принести имеет пользу. Грамматика на немецком классе употребляема была Пеплье (Pepliers). Для перевода Харламов употреблял изданную на немецком языке латинскую грамматику Музелия; чрез это достигались две цели: поддерживалось знание латинского и прибреталось знание немецкого языка. На французском классе переводили с французского Телемака Фенелонова, – с русского переводили на французский детское училище: руководством служила грамматика того же Пеплье и Реста. Но главное внимание обращено было на приучение учеников к языку разговорному. Для лучшего изучения разговорпого языка ученики посылаемы были в М. университет откуда поступали в наставники семинарии: таков был преемник Харламова Петр (После Павел Пономарев, который будучи студентом философии послан в Москву в 1768 году вместе с учеником синтаксии Александром Войновым с тем, чтобы они ходили в университет на классы французский и немецкий. Платон дозволил им в тоже время «слушать в университете философию и учиться елоквенции для пользы собственной своей, если назначаемые для них наукам из того препятствия не будет» ²³⁴. Пономарев 4 года учился в университете, и с блистательными отзывами наставников университета в 1772 году возвратился в лавру ²³⁵ и опредлен учителем обоих языков, которые преподавал он шесть лет, даже и тогда, когда сделан наместником лавры (1775–1778). Помощником его и потом преемником в преподавании французского и потом немецкого языков был Александр Никольский, при котором изучение языков шло уже не так успешно. В 1781 г., когда Никольский оставлял службу при семинарии, Платон писал в семинарию: «наместнику (Павлу) освидетельствовать, есть ли кто из его (Никольского) учеников, который бы мог достаточно не только разуметь французский и немецкий языки, но ими и свободно разговаривать, а потому тех языков быть и учителем, и нам по справедливости представить.» Наместник лавры отвечал, что нет способных, преподавать cии языки. Тогда Платон, не увольняя Никольского, написал: «стараться учителю, чтоб учеников, хотя двоих представить на свое место к обучению французского и немецкого языков способных и достойных.»²³⁶. Избран был Иван Сокольский, учившийся в университете. Его место занял реформатский пастор из Галле Антоний Оренов, который кроме французского и немецкого учил еще голландскому языку, сфере и географии. До нас дошел отзыв о его преподавании за два месяца 1786 года: он по латыни диктовал ученикам русскую историю, а ученики тотчас же переводили ее на французский и немецкий языки: также точно читал им географию. В 1787 году явился в семинарии новый знаток новых языков, конной гвардии вахмистр Михаил Вышеславцев, который изъявил желание слушать богословские лекции, но его посадили в риторику и вместе с тем заставили быть помощником Оренова в преподавании французского и немецкого языков. В 1789 году слушал он уроки философские и был после Оренова самостоятельным учителем. На французском классе он переводил Сореня (Saurin), на немецком Геллерта. В 1794 году класс французский закрыт, и открыт вновь в 1797 году при императоре Павле, который дал относительно сего приказ 24 апреля в Вифании. Учителем французского языка определен Савва (посл Симеон) Крылов, учившейся в университете вместе с Степаном Платоновым, который иазначен учителем немецкого языка. Когда семинарское начальство представляло Платону свои соображения относительно преподавания того и друтого языка, Платон дал резолюцией «чтоже представляется, дабы им (учителям французского и не- мецкого) наиболее упражнять учеников в разговорах, чтоб удобно на тех языках говорить могли, мы утверждаем во всей силе и подтверждаем всепримерно о том стараться и учителям и ректору с пре- фектом, а именно, чтоб они никогда между собою не говорили и в школах и в покоях, как только по-французски, или по-немецки.»²³⁷. Таким образом, заботясь постоянно, как мы видели, о живом знании новых языков, Платон не упускал ни одного случая, который бы мог доставить в этом отношении пользу семинарии. В 1804 году в лавру постулил послушник Лев Симанский, умевший говорить по-французски: Платон приказал ему ходить на французский класс за час до учителя и вести разговоры с учениками. В 1805 году такое же поручение дано лаврскому иepoмонаху Ποрфирию. В это время были свои благонадежные учителя по классу того и другого языка, – Никифор и Миханл Платоновы, учившиеся сим языкам в университете у Авеа де Ватай и у Гейма. В 1805 году Михаил Платонов (Ефимовский) занял оба класса, но предварительно Платон поручил наместнику Симеону (бывшему Савве) Крылову проэкзаменовать и учителя и семинаристов в знании того и другого языка. Порядок усовершенствовала в языках посредством изучения их в университете не прерывался до самой смерти Платона: после Платоновых учились для сей цели в университете Андрей Розонов и Иван Лебедев, которые в 1807 году возвратились в лавру с рекомендациями от лекторов университета и представили Платону свои сочинения на французском и немецком языках: оба они определены учителями. В 1809 году отправлены в университет для изучения языков студенты богословия: Иван Платонов, Василий Успенский и Лев Сорокин, которые после были учителями в семинарии. Каким образом шло преподавание языков в это время, показывают рапорты учителей, которых сохранилось весьма много: избираем из них два: рапорте немецкого учителя Никифора Платонова за февраль и март 1804 года, и французского учителя Андрея Розонова за январь и февраль 1808 года: «В прошедшие месяцы, февраль и март 1804 года, порядок учения в немецком классе был следующей: по понедельникам переводили с русского на немецкий; по вторникам был преподаваем немецкий синтаксис, с приведением на то примеров из самых лучших немецких авторов; по середам были спрашиваемы книги, какие кто читает, с разбиранием синтаксических и риторических правил;в остальные же дни, – по четвергам и пятницам студенты и ученики более экзерцитованы были в разговорах, хотя cие и каждый день бывает. » «Сего 1808 года в течении января и февраля происходило в высшем французском классе учение следующим порядком: по понедельникам занимаемы были учащиеся переводами и разговорами, по вторникам грамматикою, по середам разбираемы были французские проповеди и другие книги, по четверткам занимались переводом и замечанием на правильность слога, по пятницам разговорами, по субботам изъясняемы были трудныя места из книг, читаемых учащимися.»

Класс медицины. Указом св. Синода 1798 года постановлено: «во всех семинариях наблюдать, чтоб в продолжении бьтя в училищах приобретали ученики нужные сведения о сельской и домашней экономии и имели бы некоторое понятие о врачевании болезней: почему для первого заставлять их в назначенные особо часы читать книги к тому служащие, которые и иметь в библютеках·, для второго же употреблять по очереди в помощь лекарскому ученику по нескольку из семинаристов, которые бы, присматриваясь к образу лечения, замечали при том, какие для какой болезни более употребляют лекарства, – а паче о таких, которые бы можно было простому народу получить в своих селениях из тамошних произрастений: ибо, таким образом, кроме общей пользы могут они в будущее время служить своим прихожанам советом или наставлением и чрез то снискивать особую у них доверенность ко внушениям, существенною своею должностью налагаемым.» При рецензии этого постановления начальство троицкой семинарии сообщило Платону следующие отзывы «что касается до того, чгоб семинаристы приобретали нужный сведения о сельской и домашней экономии и имели некоторое понятие о врачевании болезней; то для научения первому имеют они читать экономический магазин и другие того же содержания книги; для последнего же поочереди некоторые (здесь рукою Платона приписано: имеющие к тому склонность) будут посылаемы с лекарем для сбирания трав в здешнюю аптеку, при чем лекарь имеет объяснять свойства и употребление оных, как то ныне уже и бывает. » Класс медицины открыт в 1802 г. и поручен лекарю Жукову, и потом с 1805 преемнику его Витовскому. Назначено было учить медицине студентов богословия и философии по два часа в неделю. Учеников на первый разе было из богословия 11 и из философии 61.

Платон был образцом ученого трудолюбия для наставников семинарии и своим примером поощрял их просвещенную деятельность. Двадцать томов изданных им сочинений богословского, исторического, полемического и гомилетического содержания показывают, что он работал неутомимо почти по всем частям богословской науки: пример такой деятельности, конечно, не мог остаться без влияния на его подчененных, и мы видим, что одним его примером, без внушений словесных, были иногда возбуждаемы состоявшие под его покровительством ученые к последованию за своим патроном на поприща ученых занятий. Когда Платон в 1766 году издал свой перевод бecед св. Златоуста на книгу Бытия, и экземпляр этого издания прислал в дар ректору троицкой семинарии Илариону, ректор писал ему: «за благодеяния, вами мне нижайшему оказанныя,. всенижайшую и всепокорную приношу благодарность, сколько по должности, а более от усердного сердца, а особливо за беседы св. Златоуста. Позвольте, ваше высокопреподо6иe, вам, как отцу, желание с охотою мое объявить: оно меня так, как Фемистокла марафонская война, на картине написанная, беспокоит, да и возбуждает к таковым же приятным и полезным трудам. Попробую, за Божией помощью, и я своих малых и слабых сил в таковых же упражнениях» ²³⁸. При небогатой в ту пору русской оригинальной литературе, переводы с иностранных языков значительно помогали в деле ученого воспитания юношества, и Платон, понимая всю важность такого пособия, учредил при троицкой семинарии особую должность переводчика, которая существовала несколько времени и после его ректорства. В бытность его ректором, эта должность возложена на иеродиакона Марка Елиссеева, который, «по выслушании наук в лавре, был в московском университете студентом», и потом был учителем пиитики в троицкой семинарии. По трудности ли совмещена должности наставника с должностью переводчика, или по другим причинам, Марк с сентября 1762 года оставлен только «переводчиком при семинарской библютеке для перевода с латинского нужнейших к пользе церковной и отечества книг под надзором ректора.» После него (с июля 1763 г.) переводчиком определен Петр Зернов, которому было приказано: «коликое число книг и каких именно авторов и с какого диалекта на российский переведено будет, оный перевод ему Зернову подавать в учрежденный собор по третям года, а в копии переводов хранить при семинарской библиотеке».

В 1770 году св. синод поручил ректору Илариону и префекту Ильинскому рассмотреть и исправить перевод слов Василия Великого, сделанный в Москве иеромонахом Софронием Младеновичем. Им предписано исправлять, «как возможно, ясно и исправно, т. е. не высоким словенским, но самым чистым poccийским штилем, а более применять к переводу напечатанных бесед Иоанна Златоуста на Бытейскую книгу », т. е. исправителям в образец поставлен сделанный Платоном перевод, о котором мы говорили выше. Но в том же году, когда ректору дано было означенное поручение, он перемещен был в Вологду, куда увез с собою половину тетрадей перевода, и там, в 1772 году умер, успев исправить только семь тетрадей. Когда открылось дело, Платон разгневался на наместника лавры Павла и префекта Ильинского, ставил им в вину, зачем они дозволили Илариону увезти в Вологду тетради перевода, и приказал послать в Вологду нарочного на их счет и взять тетради, бывшие у Илариона. «Доселе, писал Платон, по указу синода не токмо не исполнено, но и бывый ректор отпущен из лавры без отобрания у него тетрадей, и о том ко мне ни от наместника, ни от префекта не дано знать, и сиe я причитаю к вашему крайнему нерадению со внугренним моим прискорбием.» Тетради были отысканы и привезены в лавру, и недоконченную Иларионом работу Платон поручил окончить учителям: Епифанию, Быкову и Грешищеву, которым из денег ректора и префекта, «яко в том винных», приказал выдавать за каждую тетрадь перевода по полтине. Другую половину перевода Платон приказал скорее окончить исправлением префекту Ильинскому, который о труде Младеновича отозвался так: «перевод иеромонаха Софрония с аппробациею вашего преосвященства никакого почти, а паче в словах, сходства не имеет, и потому оныя сочинения не столько с оригиналом исправлять, как вновь переводить следует, что и в самом деле мною с возможным старанием исправляется». В тоже время, как шло дело по переводу творений Bacилия Великого, префект Ильинский исполнял другое ученое поручение, данное ему Платоном, именно переводил из Светония «житие 12-ти первых цезарей римских» и окончив этот труд в начале 1773 года, представил оный Платону, надеясь тем смягчить его гнев, возбужденный медленности в исполнении синодского поручения. Жизнь цезарей были напечатаны в двух частях в 1776 году. В одно время с префектом, двое учителей семинарии Иван Харламов и Иван Грешищев трудились над переводом житий последовавших за первыми цезарей, который выбраны из шести писателей. В начале 1774 года окончение и перевод творений Василия Великого, был представлен Платону и явился в печати в 1782 году²³⁹.

В 1771 году, когда при московскоме университете открыто вольное российское собрание, наставникам троицкой семинарии даны новыя ученые поручения. Собрание в письме к Платону просило его «учинить новому обществу любителей российского языка благосклонное поспешествование^", именно приказать 1) чрез состоящую под покровительством его семинарии сочинить по алфавиту собрание слов таких, которые в Москве неизвестны, или редки, прилагая к ним по возможности изъяснения их знаменований; 2) если в библиотеке найдутся российские рукописные летописи и другая до российской истории касающияся редкие известия и записки, то оныя в точных списках сообщить собранию». По получении этого письма, подписанного Мелиссино, Приклонским и Барсовым, Платон писал в троицкую семинарию: «преподобнейший отец наместник иеромонах Павел и господин префект Михайло Иванович! Сообщенныя к нам из московского Императорского университета письма и печатного объявления копии, также как и ответа нашего на оное письмо копия же при сем посылаются к вам, из чего сами усмотреть можете, что от вас требуется. Чего для употребите всевозможное старание в соответствовании намерениям, столь полезным для общества, а теме самым заслужите похвалу вашему имени, семинарии пpиусугубите чести и нам доставите удовольствие. Если же к сему делу рассудите присоединить и других учителей, и то учинить можете, кому вами заблагорассудится. И если что, принадлежащее к тому, будет отыскано или сочинено, оное немедленно отсылать в московский Императорский университет; при всем том, если из того что покажется быть вам сумнительным, об оном представляйте нам. Ваш доброжелательный Платон, архиепископ тверской». В письме к Мелиссино, изъявив полное сочувствие к ученым предприятиям российского собрания, Платон писал, между прочим: «почитаю за должное вашему превосходительству изъясниться, как помянутыя персоны (ректор Павел и префект Ильинский) в близком от Москвы находятся расстоятнии, то если б ваше превосходительство благоволили кому предписать, чтоб при том и сами они при потребном случаи, в той же, или в какой изволите рассудить, материи письменным сообщением были не оставлены, то почел бы я себе за удовольствие, а они за честь^"240. Каковы были следствия этих сношений, неизвестно.

Счастливою считала себя троицкая семинария, принимая ученые поручения от любознательной императрицы Екатерины II-й, которая непосредственно была знакома с сокровищами лаврского книгохранилища. В 1762 году после коронации, когда она была в лавре, она потребовала к себе каталог книг семинарской библиотеки и держала его у себя два дня. Карамзнн говорит, что «все исторяческие рукописи были из троицкой библиотеки посылаемы к Екатерине Великой, которая столь ревностно занималась нашей историей »²⁴¹.

В 1768 году генерал-прокурор сената князь Вяземский писал к Платову от имени императрицы, что, так как «чрез разные увдомления открывается, что о некоторых в Poccии дворянских в разных годах выездах есть сведения в архиве троицы-сергиевой лавры, то выправиться с оным архивом, и когда что сыщется, об оном сообщить». Вследствие сего Платон приказал ректору Илариону и префекту Ильинскому: «в семинарской библиотеке и в другом лаврском архиве таковых к сведению о вышеписанном обстоятельстве принадлежащих и друтих к сей же материи служащих книг, с помощью семинарии учителей и лучших учеников, как наивозможно, рассматривая, отыскивать и об оных, выписав самым кратким образом каждой книги содержание, ко мне представить». Выбраны были из семинарской библиотеки 4 рукописи, и из лаврского архива две, именно: 1) книга родословная в листе, сочиненная при царе Феодоре Иоанновиче:, 2) летописец российской большой, в листе, писане скорописным древним письмом разных рук, начинается от Рюрика и продолжается до царствования Михаила Феодоровича; 3) Хронограф в листе, писане скорописныме весьма не древним письмом; продолжается до времен царя Алексее Михайловича; 4) летописец российской от начала народа словенского до в. к. Василия Ивановича; 5) летописец российской, писанный древним письмом в четверть листа, без заглавия, и весь перемешан; 6) книга вкладная большая. Так записано в беловом реестре, посланном к Платону, но сохранился и черновой реестр, писанный рукою префекта Ильинского: в этом реестре встречаем знаменитую Троицкую летопись, которая в каталоге семинарской библиотеки 1762 года значится под названием: «летописец в лист, писан на телятине». Судьба пока еще берегла эту редкость: летописец не попал в число отобранных рукописей, и статья о нем в реестре зачеркнута рукою префекта. В этой статье было написано: «летописец российской, в малый лист, писан на пергаменте самым древннм уставным письмом. Начинается от Рурика и продолжается до княжения великого князя Василия Дмитриевича; на 37 листе... А из 6-ти рукописей Платон выбрал две первые и приказал их послать к князю Вяземскому; но Вяземский, удержав одну родословную книгу, возвратил большой летописец Платону, который по просьба Гавриила, архиепископа тверского, бывшего тогда в Петербурге, дал ему летописец для прочтения. С 1769 года до 1795 года не было известно об этой рукописи, но в этом году Платон писал Гавриилу, уже митрополиту новгородскому, чтоб он возвратил в лавру летописец, но тот отвечал, что он его у себя не находит и не может припомнить, брал ли его. Тогда Платон дал такое определение: «летописца большого более отыскивать нечего, ибо хотя по записке и явствует, что он взят преосвященным тверским, что ныне новгородский, но оной у него не найден, а потому и почитать его пропадшим; только, как из дела явствует, что оной летописец есть точный противу никоновского летописца, то печатный никоновский летописец, сколько напечатанного отыщется, купить, ежели он не куплен, или и куплеп, да не весь»²⁴².

В 1778 году чрез обер-прокурора св. синода С. В. Акчурина императрица дала приказ, «чтоб Троицкой лавры и других знатных монастырей в библиотеке как справиться, не отыщется ли где касающихся до российской империи достойных примечаний летописцев, и буде где найдутся, то б оныя напечатать». Справка о списках летописей в семинарской и лаврской библиотеках поручена была ректору Аполлосу и библютекарю Гедеону. В семинарской библютеке они нашли достойными внимания семь рукописей, которым составили краткое описание. Это были: 1) Летописец в лист, в котором содержится родословие князей российских, как то: суздальских, рязанских, тверских, смолен- ских: история о епископах, подлежащих митрополиту киевскому, которых 19: имена митрополитов русских от крещения Poccии; apxиeпископа Великого Новгорода, Пскова и проч. Летописец окончен похвальною и благодарною грамотою царя Алексея Михайловича архимандриту троицкого монастыря Иоасафу с братиею и указом патpиapxa Иоакима в троицкую лавру, дабы отправлять в некоторых церквах повседневное священнослужение. Рукопись на 1709 листах и как по древности, так и по содержанию своему заслуживает любопытство. 2.) Хронограф в лист от начала света. Об Poccии начинается повесть крещением Владимира и кончается на 7154 году началом царствования царя Алексея Михайловича. Сей хронограф, хотя и не весьма древен, но обстоятелен и не темен. 3.) Летописец со времен Рурика полнейший и обстоятельнейший, писанный на пергаменте в лист, кончится нашествием на Москву Едигея князя ординского при князе Василие Дмитриевиче. 4.) Летописец начинается с 7022 года, когда князь Иван Васильевич (sic) ходил под Смоленск, потом говорится о пришествии из Царяграда в Москву Исидора митрополита киевского, о Исидорове послании к российскому духовенству, о приходе его с осмого собора римского, о послании папы Евгения к в. к. Василию Васильевичу, о Белевском бою, который имело войско его с царем Махмутом и проч. Сей летописец объявляет много произшествий достойных примечания, но кратко. Кончится на 7028 годе. 5.) Истории о казанском царстве, писанная в лицах: в ней во-первых пределагается о взятии Батыем престольного града Владимира при Георгие Всеволодовиче, потом о Саипе, преемнике Батыя, построившем Казань на том самом месте, где Ярослав Всеволодович шедшего его на Русь войною встретил и принудил многими дарами примириться с собою, а далее все повествование состоять о бранях между казанцами и россиянами и о взятии Казани. 6.) Летописец русский. Упомянув кратко о начале и происхождении народов, обитавших в Poccии, о местах селения их, о Kие. Щеке и Хориве, о происшествиях по пресечении Kиeвa рода, летописец предлагает родословие князей русских, начиная с Рурика до царя Ивана Васильевича, и кто за тем княжил в сем или том городе, как при том или другом князе были перемены и происшествия, в каком состояли внутрь и отвне находилось каждое княжение. 7.) Сказаниe о избавлении Троице Сергеевой лавры от нахождения поляков. Сочинение келаря Аврамия Палицына. В сей же книге повесть о граде Муроме. житие св. Василия, московского чудотворца. О крещеши Мурома писано полууставом, а прочее все скорописью. В четвертку» – Все сии рукописи в феврале 1779 года представлены были на рассмотрение Платона, и от него переданы директору московской синодальной типографии Афанасию Пельскому ²⁴³. Под 3-м N в каталоге рукописей опять встречаемся мы с троицким летописцем: жаль, что Аполлос и Гедеон, довольно щедрые на подробности при описании других рукописей, всего менее сказали о летописце троицком.

В указе св. синода от 17 августа 1791 года, посланноме на имя Платона, значится, что в 1781 и 1784 году изданы в свет доставленные Платоном, «летописцы новгородский, архангельский , московский в продолжение Несторова, и о осаде троицкого Сергиева монастыря», но о троицком летописце не упоминается. В этоме же 1791 году к Платону по делу о летописцах присланы за раз требования с двух сторон: от св. синода и от графа Безбородко, который писал от имени императрицы. Безбородко просил списать для императрицы три рукописи, хранившиеяся в семинарской библиотеке: 1.) летописец в листе, в котором содержится родословие князей российских и проч., 2.) историю о казанскоме царстве и 3.) историю о сибирском царстве. Из письма Безбородко видно, что описание этих рукописей было уже в руках императрицы, потому что содержание рукописей в письме обозначено подробно и обстоятельно. Две первыя рукописи, как видно из дела, оставались еще в синоидальной типографии, были оттуда вытребованы, и Платон поручил переписку рукописей студентам троицкой семинарии подсмотрением наместника Досифея, ректора Мефодия и семинарского библиотекаря Алексея Виноградского, которые должны были перечитывать списки и поправлять ошибки. Императрица так интересовалась рукописями, что приказала, как видно из письма Турчанинова к Платону, «пересылать к ней переписанныя тетради по частям, как которая поспеет, не ожидая окончания всей». Для ускорения работы переписчики даже уволены были Платоном от хождения в классы. Переписка кончена быстро, и императрица изъявила Платону благодарность, пожелала узнать фамилии переписчиков и за труды наградила их деньгами. В тоже время и св. синоде по приказанию императрицы прислал требование, не найдутся ли в Троицкой лавре еще какие-нибудь рукописи, содержания исторические сведения о Poccии. И это дело возложено на наместника и ректора: в библиотеках лаврской и семинарской отысканы были и в подлинниках посланы в синод следующие рукописи: 1) Книга, содержащая в себе изложение о вере Афанасия и Кирилла Александрийских, житие княгини Ольги и ей похвальный слова; о ее сыне Святославе и о Владимире, крестившем Россию; 2) Книга, которая содержит чин поставления на царство чрез Митрополита Неофита царя Ивана Васильевича (sic): тут же устав, как крестить манихеев и сказание о взятие Казанского царства: 3) Летописец русская земли в лист, начинается с 6362 (?) года царствования Рюрика и кончится убиением Бориса и Глеба; сверх того к концу книги прибавлена граммота князя Всеволода, в которой содержатся привиллегии на вклад С. Великого Ивана, что на Петрятином дворище. 4.) Синопсис истории казаков, в лист, весьма достойный примечания. 5) Повесть времянных лет черноризца Феодора Печерского монастыря. 6) Летописец в 4-ку, в котором содержится порядок игуменов Троицкого монастыря от начала, кончается каноном Святителям Московским, творения князя Семена Шаховского, и увещанием Никона Патриарха о подаянии на cтpoeниe Ставровского монастыря. 7) Книга, начинается грамотою Азбека царя Ордынского Петру Митрополиту, кончается некоторыми церковными службами. 8) Описание посольства. Милославского в Турецкую землю. 9) Стоглав. 10) Повесть о князьях Bacилии Константине Ярославских. 11) Сборник, в котором 68 сочинений; тут о моровой язве в Росии, о Годунове, о расстриге и проч. 12) Повеление Константина В. к святой церкви, тут же устав Владимира о церковных судах и послание Митрополита Симона к Иоанну Васильевичу о церковных землях. 13.) Летописец о российском княжении с 7022 года, в котором говорится о походах В. К. Василия Ивановича к Смоленску, об осьмом соборе, о Марке Ефесском, в конце описываются достопамятные происшествия в России до 7027 года. По требованио св. синода, повторившемуся в конце тогоже 1791 года, чтобы выслать в синод все без изъятия рукописи, относянщиеяся к российской истории, ректор Мефодий представил Платону еще восемь рукописей²⁴⁴. При деле 1791 года приложен и реестр рукописей, поступивших к Пельскому в 1779 году, в том числе упоминается и троицкий летописец; но о других рукописиях в реестре замечено, что они возвращены, а о летописи троицкой ничего не замечено.

В бумагах 1804 года опять встречаются известия о троицком легописце. В этом году 24 мая Η. М. Карамзин взял из семинарской библиотеки следующие рукописи: 1) повесть временных лет черноризца Феодосия в малый лист: 2) летописец россиских царей в четвертку; 3) изложение о вере Aфaнacия и Кирилла александрийских с житием Ольги и с повестию о крещении Владимира; 4) повесть о разорении московского государства; 5) история о казанскоме царстве в лицах; 6) летописец русский от Рюрика до царя Ивана Васильевича; 7) летописещ русский в лист на пергаменте, в кожаном переплете. Вскоре после сего, именно от 6 июня 1804 года прислан на имя митрополита Платона указ св. синода, которым предписывалось, чтоб по требованию новоучрежденного общества истории и древностей Российских при московском университете были доставляемы в оное «ориги- нальные русские летопнси и хронографы, имеющиеся (между прочим) и в Троицкой лавре.» Сперва общество потребовало реестр рукописей, хранящихся в троицкой семинарской библиотеке, и семинарское начальство препроводило в общество реестр, в котором обозначены 21 рукопись, в том числе и семь рукописей, находившиеся у Карамзина, который, имеет в них нужду, держал их у себя. В октябрь 1805 года, когда общество повторило свое требованье о доставлены в оное всех рукописей, значившихся в реестре, Платон приказал семинарскому начальству: «к Карамзину написать, чтоб взятые летописи, ежели нет в них необходимой нужды, возвращены были в лавру, в семинарию». В силу сего ректор Евграфе писал Карамзину и получил от него следующий отвут: «высокопреподобный отец Евграф! Исполняя приказанье его высокопреосвященства, возвращаю в троицкую библютеку, чрез отца префекта московской академии две взятые мною летописи, под титулом: хронограф или летописец русский в листе, и летописец российских царей в четвертку; в других же имею еще крайнюю нужду; а как скоро сии манускрипты не будут для меня нужны, то немедленно возвращу их в целости и с величайшею благодарностью. Надеюсь на милость его высокопреосвященства, что он, будучи любителем истории, позволит мне пользоваться ими. Следуя собственной охоте, я в тоже время исполняю волю монарха, которому угодно было поручить мне сочинение полной Российской истории. Уверяю вас в моем особенном почтении и, прося вашего благословения, имею честь быть вашего высокопреподобия покорнейший слуга Николай Карамзии. Москва 25 окт. 1805^." Когда передано было Платону содержание этого письма, он приказал «потерпеть и оставить на нужное время, у г. Карамзина невозращенныя им рукописи, по его прошению»²⁴⁵. Получив троицкий летописец, семинарское начальство препроводило его в общество истории и древностей, где он сгорел в 1812 году во время нашествия французов ²⁴⁶.

Памятники ученых трудов наставников троицкой семинарии сохранились не в одних рукописях; имена некоторых из них, как сочинителей и переводчиков, сделались известны в печати. Сочинитель похвального слова Платону, написанного в 1774 году, говорит: «до Платона наставники заняты были только обучением юношества, а теперь и учат, и вместе еще над чем-нибудь неусыпно трудятся, в особенности перевели много книг на русский язык с греческого, латинского и французского, и издали их в свет.» Многие издания вышли в свет без означения имени трудившихся, и потому нельзя представить полного перечня сочинений и переводов, изданных наставниками семинарии; впрочем и труды, которых авторы и переводчики известны, не малочисленны., как можно видеть из пределагаемого списка.