Черты христианского учения

Источник

Содержание

К читателям Суд и присяга – Нечто о превратных толкованиях нагорной проповеди Христа Спасителя Новая тварь – Поучение в день нового года Потребность смирения для усвоения слова Христова – Слово в Богородичный праздник Употребление слова Христова в обильной мере Пред плащаницей Слава Божия в апостольской проповеди – Поучение в день св. Духа Отречение от Христа – Поучение в неделю всех святых Сокровище духовное, от мира собираемое – Поучение в неделю вторую по Пятидесятнице Дух отцев в чадах – Поучение в день рождества св. Иоанна Предтечи 24 июня Гроза – Поучение в день пророка Илии Благодарность Господу потомков за Его милости к предкам – Поучение в 1-й день августа Трудолюбие и праздность – Поучение в неделю десятую по пятидесятнице Просветление праведников по воскресении – Поучение в праздник Преображения Печать апостольства – Поучение в неделю ІІ-ю Изверг – Поучение в неделю двенадцатую по пятидесятнице О пьянстве – Поучение в день усекновения главы св. Иоанна Предтечи Цель земной жизни – Поучение в праздник Рождества Богородицы, 8-го сентября Достояние Господне – Поучение Хулители – Поучение в день архистратига Михаила и прочих Сил бесплотных Благожелания – Поучение в святительский праздник Чувствования грешника, приступающего к святым тайнам Что посеешь, то пожнешь Преданность Господу Воплощение и Воскресение Христово – Слово в понедельник Пасхи, в праздник Благовещения, 1885 г. Святые мученики – Слово в неделю всех святых Уповайте на Благодать, по учению ап. Петра Духовное брашно – Поучение в неделю 8-ю по Пятидесятнице Свет от света – Поучение в праздник Преображения Положение земли и человека во вселенной – Поучение 1-го сентября 1885 г., в неделю 16-ю Похоронные обеды – Поучение в 20-ю неделю Изображение ангелов с крыльями – Поучение 8-го ноября Несколько ответов вольнодумцам и неверующим Учение о милосердии и примеры милосердия в церкви ветхозаветной – Поучение в 20-ю годовщину Братства Святителя Николая Чудотворца К чему должно располагать нас размышление о любви к нам Отца Небесного? – Слово в 21-ю годовщину Братства святителя Николая Наши самаряне – Поучение 21 декабря 1885 г. в тринадцатую годовщину Братства св. Петра митрополита Поучение – по случаю полного затмения луны в ночь на 23-е сентября 1884 года Ревность не по разуму – Слово 21 декабря 1884 г., в двенадцатую годовщину Братства св. Петра митрополита Чествование достойных пресвитеров – Слово в день пятидесятилетнего юбилея священнической службы протоиерея московской Иоаннопредтеченской, под Бором, церкви, Иоанна Николаевича Рождественского, 29 июля 1884 г. Пастырская общительность – Слово при погребении протоиерея московской Николо-Пыжевской церкви, Симеона Андреевича Мясоедова, сказанное 4-го марта, 1884 года Преосвященный Иаков, бывший епископ Муромский – Надгробное поучение Усердие и правда – Поучение при отпевании книгопродавца, потомственного дворянина Андрея Николаевича Ферапонтова, 1-го декабря 1884 года Преставление – Поучение пред отпеванием потомственного дворянина Алексея Андреевича Ферапонтова, 24 августа, 1884 года Суета сует – Поучение при гробе прихожанина Доблестный воин – Поучение при погребении полковника Павла Ивановича Протопопова, 24 апреля 1885 года Новопреставленный иеромонах Серафим Доброхотное деяние – Поучение в девятнадцатую годовщину Братства святителя Николая, 21 октября 1884 г. Речь – при поднесении от московского духовенства иконы Св. Благоверного князя Александра Невского, преосвященнейшему Алексию, епископу Литовскому  

 

К читателям

 Книга под названием «Черты христианского учения», издаваемая вторично, составилась из наших духовно-назидательных статей, помещенных в издававшемся нами журнале «Душеполезное Чтение» за 1884–1886 годы, с включением одной статьи (несколько ответов вольнодумным и неверующим), взятой из «Душеполезного Чтения» 1863 года. Содержание книги, как показывает перечень вошедших в нее статей, большею частию проповедей, разнообразно. Автор касался многих предметов из области вероучения и нравоучения, вызываемый на размышление о них днями праздников и постов, печальными и радостными событиями в жизни частной и общественной, особенными явлениями в природе, заблуждениями непокоренного Вере и Церкви разума. Но о чем бы ни размышлял христианский и православный писатель, обо всем он должен размышлять в строго-христианском и православном духе. Этот дух должен сказываться у христианского писателя особенно там, где ему приходится обсуждать нехристианские воззрения и противный учению Евангелия и Церкви строй жизни. Этими правилами должен руководствоваться всякий христианский писатель. Тем же правилам старался следовать в предлагаемой книге автор ее, почему и дал ей название: «Черты христианского учения». Может быть читатель не найдет в ней ничего особенно нового, никаких резко выдающихся достоинств. Но автор и не гнался за интересом новости или оригинальности, – он имел в виду читателей, ищущих в духовно-литературном произведении наипаче духовного назидания, которое может дать ему всякая книга, проникнутая истинно-христианским духом, особенно написанная легко и не требующая головоломных усилий понять ее.

Епископ Виссарион

1897 года. 1 апреля

Суд и присяга – Нечто о превратных толкованиях нагорной проповеди Христа Спасителя1

Случай в отделении окружного суда. – Новый богослов. – Смысл заповеди: не судите. – Сопоставление с нею заповеди: не противься злу – Отменена ли ветхозаветная заповедь о возмездии? – Как смотреть вообще на Ветхозаветный закон в отношения к Новозаветному? – Наказания, налагаемые по суду на виновных, суть ли зло? – Противозаконна ли война? – Церковный суд установленный Христом. – Два случая, показывающие отношение И. Христа к суду мирскому – Обличительные речи судии Христа – Апостолы Иаков и Павел восстают ли против судебных учреждений? – Присяга: ответ Христа Каиафе, равносильный клятве. Значение этого ответа в отношении к случаям употребления клятвы. – Три толкования заповеди Христовой относительно клятвы. – Клятва не зло сама по себе, а следствие господства в мире зла. – Неизбежность присяги.

Два-три года тому назад в одном из уездных городов Тульской губернии происходило заседание отделения окружного суда. Подлежало рассмотрению какое-то уголовное дело, с участием присяжных. В список присяжных попал один из высшего сословия. Он был налицо, но отказался от участия в исполнении обязанности присяжного, заявив, что не может принять эту обязанность по своим религиозным убеждениям, и по сему случаю заплатил штраф 100 рублей. – Не будем называть по имени этого господина, скажем только, что это один из современных нам светских писателей, стяжавший себе славу сочинением повестей и рассказов светского содержания. К сожалению, не довольствуясь успехом в этом деле, он решился заняться богословскими рассуждениями. Нельзя не одобрить богословской любознательности в светских людях. Богословское знание не есть привилегия духовной школы, не есть такое, дело, за которое никому не следовало бы браться, кроме посвященных. Оно открыто для всякого желающего, может быть всеобщим достоянием. И чем больше мыслящих верующих, чем больше между ними людей могущих дать ответ «всякому, требующему отчета в его уповании» (1Пет.3:15), тем лучше для самой веры: вера, сознательно воспринятая, просвещенная, имеет несомненное преимущество пред верою слепою, легко могущею колебаться от ветра лжеучений. Это преимущество остается, впрочем, за теми ревнителями веры просвещенной, которые в своих умствованиях о вере подчиняют себя авторитету Слова Божия и Церкви. Отвергать этот авторитет, руководствоваться в искании и разумении религиозной истины одними личными произвольными умствованиями значит подвергать себя опасности всякого рода заблуждений. Печальным доказательством тому служит тот из помянутых нами писателей, который творческую свою фантазию, вращавшуюся долгое время в области мирского быта, заставил работать в чуждой ему и со всем непривычной ему области веры. Будем называть его новым богословом. Он, по его словам, с юности был неверующим, хотя воспитан был в православной вере, потом стал вчитываться в Евангелие и просветился. В Евангелии больше всего пришлась ему по вкусу нагорная беседа Христа Спасителя. Она послужила краеугольным камнем его религиозных воззрений. Он не нашел в Евангелии основания для христианских догматов, содержимых Церковию, которую всячески поносит. Свидетельства Евангелия о Св. Троице, о божестве Христовом, о воплощении Сына Божия, спасительном значении крестных Его страданий и смерти, о Церкви, о таинствах крещения, причащения, покаяния, священства, он толкует по своему и не признает никаких догматов веры. Чудеса Христовы отвергает, воскресению Христову не верит; свидетельства Евангельские о чуде воскресения Христа, о явлениях Воскресшего, о Его вознесении считает позднейшим вымыслом и прибавкой к Евангельскому тексту. Зато он преклоняется пред нравственным учением Христа, заключающимся в нагорной проповеди Его. Из ней он берет пять заповедей и в исполнении их поставляет всю сущность христианства, так что для того, чтобы быть истинным христианином, ничего больше не требуется, как исполнять эти заповеди, толкуемые им впрочем в высшей степени превратно2. К числу этих заповедей относятся заповеди – не судить и не клясться. Господин, позволивший себе уклониться от участия в суде присяжных, поступил так потому, что признавал этот суд несогласным с этими двумя заповедями. Но нельзя не убедиться, что только под условием превратного толкования их можно восставать против законности и справедливости общественного суда и присяги.

Господь Иисус изрек: «Не судите, да не судимы будете» (Мф.7:1). «И не осуждайте, да не осуждени будете» (Лк.6:37). «Имже бо судом судите, судят вас: и в нюже меру мерите, возмерится вам. Что видиши сучец во оце брата твоего, бервна же, еже есть во оце твоем, не чуеши? Или како речеши брату твоему: остави, да изму сучец из очесе твоего: и се бервно во оце твоем. Лицемере! изми первее бервно из очесе твоего, и тогда узриши изъяти сучец из очесе брата моего» (Мф.7:2–5). Не станем входить в подробное толкование смысла этих слов Христа Спасителя, направленных ближайшим образом против фарисеев, очень взыскательных в отношении к народу, которому, однако же, не подавали доброго примера своею жизнию; заметим только, что все толкователи, православные и неправославные, заповедь: не судите, относят к пересудам и злословиям, столь обычным в общежитии. При сем, запрещая судить, Господь Иисус имеет в виду людей, склонных судить ближнего жестокосердо, без всякого снисхождения, с забвением, по самолюбию, собственных своих грехов и недостатков и потому лицемерно. Стало быть заповедь: не судите не имеет безусловного смысла: она восстает против суда сурового и беспощадного, но отнюдь не против всякого суда – суда снисходительного, благонамеренного и справедливого. Всего менее восстает она против суда, производимого в судебных учреждениях; ибо Христос не сказал: «не судитесь и не принимайте на себя судейскую службу», – а сказал: «не судите», – разумея частные в житейском быту пересуды. Не так понимает рассматриваемую Заповедь наш новый богослов. По его мнению, этою заповедью отрицаются все судебные учреждения и судейские обязанности; с нею несовместно существование судов, ограждающих мою честь, собственность и безопасность. «Наши уголовные палаты, сенат, окружные и мировые суды существуют будто вопреки учению Христа – не судить. Судебные приговоры, карающие преступление, и все судопроизводство – нехристианское и беззаконное дело. Христос вопреки ветхозаветной заповеди: «око за око и зуб за зуб», говорил: не противься злому: цель судов противиться злому. Христос предписывает делать добро за зло: суды воздают злом за зло. Христос говорил: не разбирайте добрых и злых, подражайте милосердию ко всем Отца небесного: суды только и делают что этот разбор. Христос повелел прощать всем, прощать не раз, не до семи раз, а без конца, любить врагов, делать добро ненавидящим: суды не прощают, а наказывают, делают не добро, а зло тем, которых они называют врагами общества». – Так рассуждает наш новый богослов. Что сказать на его рассуждение? Прежде всего он напрасно думает, что заповедью Христовою: «не противься злому», т.е. не противоборствуй делающему тебе зло, совсем отменяется ветхозаветная заповедь о возмездии, о том, чтобы выколовший у другого глаз наказан был выкалыванием глаза, выбивший зуб – выбитием зуба. Это его мнение имеет связь с его убеждением, будто вообще взамен закона Моисеева, писанного, Иисус Христос дал свой закон, ему противоположный. Ничего не может быть неосновательнее такого убеждения. Правда, в нагорной своей проповеди Иисус Христос, сопоставляя ветхозаветные заповеди с своими, противополагает одно другим: «Слышасте, яко речено бысть древним: око за око, зуб за зуб. Аз же глаголю вам: не противитися злу». Но это противоположение отнюдь нельзя понимать в смысле отмены одного закона и введения на место его другого. При таком понимании выходила бы крайняя нелепость. Так если заповедью о несопротивлении злу отменяется ветхозаветный закон о возмездии, то неужели наш новый богослов скажет, что и ветхозаветная заповедь: «не убий», отменена Христом, когда Он, указавши на эту заповедь: «слышасте, яко речено бысть древним: не убиеши, иже бо аще убиет, повинен есть суду, – сказал: Аз же глаголю вам, яко всяк, гневаяйся на брата своего всуе, повинен есть суду» (Мф.5:21–22)? Неужели заповедию Христа о соблюдении целомудрия взором отменяется ветхозаветная заповедь: «не прелюбы сотвориши» (Мф.5:27–28)? Наш новый богослов конечно этого не скажет, хотя Христос сопоставляет ветхозаветные заповеди с своими новозаветными в таком виде, как будто они противоположны. Почему же он полагает, что ветхозаветная заповедь: «око за око», несовместна с заповедью: не противься злу? Не вернее ли утверждать, что Христос не отменил, а только восполнил закон Моисеев. Заповедь: «око за око» и «зуб за зуб», узаконяет равномерное возмездие за зло. Она ограничивает право мести, требуя за одно исторгнутое око, за один выбитый зуб исторгать одно, а не два ока, выбивать один, а не два зуба. Этого, конечно, требовала справедливость. И Христос, без сомнения, не восстает против этого требованиям его, разумеется, сущности, а не в форме, все равно, как не восстает против заповеди: не убий. Он требует только от своих последователей гораздо больше: не достаточно быть справедливым в отношении к обижающему, надобно стараться выработать в себе такое расположение духа, чтобы быть готову совсем прощать несправедливо против меня поступающего. Хорошо быть справедливым, но еще лучше противодействовать злу обиды и неправды готовностию безнаказанно потерпеть обиду и неправду, даже уступить обидчику вдвое больше, чем сколько он от меня насильственно вымогает. Не грех искать возмездия обидчику судебным порядком, чтобы ему вперед не повадно было обижать; но с достоинством и любовию христианскою гораздо сообразнее совсем отказаться от этого права и прибегать к суду с требованием возмездия только в крайних случаях, когда окажется, что снисхождение и уступчивость не только не обезоруживает обидчика, а еще поощряет к новым дерзостям. – Что вообще Христос не отменил ветхозаветного закона, это яснее солнца видно из Его слов в нагорной проповеди: «да не мните, яко приидох разорите закон, или пророки; не приидох разорити, но исполнити» (πληρωσαι). Наш новый богослов понимает эти слова по-своему. По его мнению, здесь идет речь не о Моисеевом законе, писанном, а о законе неписанном, вечном, естественном. Но такое понимание слишком произвольно. В Евангелии везде, где говорится о законе и пророках, разумеется весь состав св. ветхозаветного писания (Мф.7:12; Лк.16:16, 22:10). Когда же делается в Евангелии ссылка на один закон без упоминания о пророках, разумеется закон Моисеев, писанный. Так на вопрос законника: «Учителю, что сотворив, живот вечный наследую?» Господь Иисус ответствовал вопросом же: «в законе что писано есть, како чтеши?» (Лк.10:25–26). Ясно, вопрос относился к закону писанному на коже животного, а не к закону совести. Еще яснее это видно из слов того же законника, сказанных в ответ на этот предложенный ему вопрос: «он же отвещав рече: возлюбиши Господа Бога твоего от всего сердца твоего и от всея души твоея, и всею крепостию твоею, и всем помышлением твоим: и ближнего твоего, яко сам себе» (Лк.10:27). Обе заповеди содержатся опять в писанном законе: первая из них читается во Второзаконии (Втор.6:5), вторая в книге Левит (Лев.19:18). По всей вероятности, эти основные заповеди Моисеева закона Христос имеет в виду, когда говорит: «не приидох разорити закон, но исполнити». Он действительно не разорил, но исполнил и в лице членов своей Церкви, которая есть тело Его, исполнял и исполняет в точности все частные заповеди закона, содержащегося в Десятословии. Но все же эти частные заповеди не исчерпывают полноты нравственных требований в указанных главных заповедях о любви к Богу и ближним. На этих заповедях, по слову Христа, утверждается весь закон Моисеев и пророки (Мф.22:40).

Прочие заповеди нравственного Моисеева закона суть раскрытие главных заповедей его в применении к частным нравственным обязанностям; но они раскрывают их неполно и односторонне; они указывают больше на внешние обязанности, и притом в отрицательной форме. Христос же как из корня изводит из общего закона о любви к Богу и ближним такие черты, которых и не подозревали законники. Почивая на букве закона, они не сознавали, что эти черты вытекают из самого же Моисеева закона, именно из основных его заповедей: «возлюби Бога и ближнего», и когда Христос стал возвещать, что грешно не только убивать, но также гневаться и произносить бранные слова, что грешно не только нарушать клятву, но и клясться при всяком случае, не мудрено, что эти нравственные требования могли показаться законникам излишними тонкостями и мелочами похожими на едва приметную иоту или черту, в составе буквы, и потому не признали их обязательными к исполнению. Но не так смотрел на эти мнимые мелочи Христос. Он сказал: «Аминь глаголю вам: дóндеже прейдет небо и земля, иота едина или едина черта не прейдет от закона (т.е. от основных заповедей закона), дондеже вся будут. Иже аще разорит едину заповедий сих малых (кажущихся мелкими) и научит тако человеки, мний наречется в царствии небеснем (т.е. за пренебрежение к мнимой малости будет пренебрежен в царстве небесном), а иже сотворит и научит, сей велий наречется в царствии небесном (т.е. за ревность к исполнению заповедей, кажущихся другим мелочами, и за старание убедить в величии их других, почтен будет великою честию в царствии небесном). Тяжело было фарисеям и законникам примириться с учением Христовым о великом значении Его заповедей, хотя они вытекали из Моисеева же закона; они поставляли свое достоинство только во внешней праведности, во внешней исправности пред буквой закона. Но по суду Христову, эта внешняя праведность без ревности об исполнении заповедей, казавшихся им мелочными, никому не дает права на награду в царстве небесном: аще не избудет правда ваша паче книжник и фарисей, не внидете в царствие небесное» (Мф.5:17–20). – Но если заповеди Христовы имели в основании своем закон Моисеев и прямо вытекают из него, почему же Моисей или точнее Господь чрез Моисея не указывал на них, почему ограничивался исчислением одних внешних обязанностей и крупных грехов против них? Потому, что Он имел дело с народом грубым, от которого нельзя было требовать многого. Но чего нельзя было требовать от Евреев, того Господь Иисус, новозаветный Законодатель, потребовал от христиан, возводя их к высшему нравственному совершенству, не отменяя, однако же, ветхозаветных нравственных заповедей. Они не утратили обязательной силы, как нижние ступени, без которых нельзя достигнуть высших на лестнице, духовного совершенства: они только восполнялись. Вся нагорная проповедь Христова разъясняет, в чем состоит это восполнение3. Что же касается до обрядовых предписаний ветхозаветного закона, о них ничего не говорится в нагорной проповеди. Но Христос сказал: «не приидох разорити закон или пророки». Наряду с законом Он поставил пророков. Это весьма знаменательно. Известно, что пророки, особенно Даниил, предрекая о новом завете, предсказывали об отменении обрядового закона. Христос имел в виду это отменение, когда сказал, что должны исполниться пророчества. В виду этих пророчеств Он действительно положил начало отменению ветхозаветной обрядности. Так Он называл себя господином субботы; изрек жене Самарянской, что не только Самарийский, но Иерусалимский храм перестанет быть единственным местом поклонения Богу; установил вместо пасхальной вечери таинство тела и крови и принесением Себя самого в жертву на крестном жертвеннике упразднил ветхозаветные жертвы, ветхозаветное священство. Итак, Христос, исполнив и восполнив закон нравственный, исполнил вместе все, что предречено пророками об отменении ветхозаветных обрядов. Наш новый богослов, упорно настаивая на мысли о противоположности закона Моисеева Христову, о несовместности их, и разумея под законом, который Христос пришел исполнить, закон вечный, неписанный, не мог не усмотреть, что такому пониманию закона не благоприятствует сопоставление с ним пророков. Если у Христа идет речь не о положительном законе, а о вечном, неписанном, естественном, то что же в таком случае разуметь под пророками? Нельзя сказать о них ничего подобного тому, что он разумеет под законом, который, однако, Христос пришел исполнить так же, как и предречения пророков. Если пророческие предречения нельзя истолковать иначе, как в смысле положительного откровения, то и закон другого истолкования не допускает. Но наш новый богослов нашел возможность обойти это затруднение. Он утверждает, что упоминание о пророках на ряду с законом есть вариант, встречающийся в немногих кодексах Евангелия Матфея, что это есть позднейшая вставка, придуманная Церковию. Но не слишком ли дерзко обвинять Церковь в подлоге? Трудно доказать, чтобы то, что он называет позднейшею вставкой, не было восстановлением пропуска по другим источникам. Но предположим что это действительно вставка, все же это предположение не изменяет смысла слова: закон. Не только в Евангелии, как мы видели, но также в апостольских Деяниях и Посланиях это слово употребляется об одном письменном законе. Во всяком случае, несомненно, что Христос исполнил закон писанный и восполнил его неполноту; а что касается до закона обрядового, то можно сказать, что Он и его исполнил тем самым, что его упразднил, ибо этого упразднения требовал самый этот закон, как тень, как образ, как предуказание жертвы Христовой. Он был дан только на время и по исполнении своего назначения приготовить людей к вере во Христа, естественно должен был утратить для верующих во Христа обязательную силу.

Непреходящее значение имеет собственно закон Моисеев нравственный, не только в главных заповедях своих о любви к Богу и ближним, но и в частных, о которых идет речь в нагорной беседе. К числу их относится закон равного воздаяния. Христос его не отменил, – а только потребовал от своих последователей, чтобы они готовы были больше терпеть обиды, чем взыскивать за них. Даже заповедь Христова о любви ко врагам отнюдь не идет вразрез с законом Моисеевым. У Моисея нет заповеди о ненависти к врагам, – это сочинили книжники и фарисеи. Посему и Христос сказал: «слышасте, яко речено есть», – речено не в законе, а в толкованиях закона. О любви к врагам есть ясное учение в Ветхозаветной книге Притчей: «аще алчет враг твой, ухлеби его: аще жаждет, напой его, сие бо творя, углие огненные собираеши на главу его» (Притч.25:22–23). На эти слова ссылался и ап. Павел (Рим.12:20), как на заповедь, обязательную для христианина, как она была обязательна для ветхозаветного верующего. Противоборство злу мерами насилия, наказанием, есть зло, говорит новый богослов; но злом не уничтожается зло, а добром. – Рассуждение неосновательное. Наказание за зло, обуздание злых людей мерами строгости, не есть зло, а добро, – добро для наказуемого, ибо препятствует ему продолжать делать зло, добро и для общества, от которого чрез наказание преступников устраняется неприятность страшиться ежеминутно за собственность и личную безопасность. В наше время многие по ложному человеколюбию восстают против телесных наказаний, почитая их унизительными для человеческого достоинства. Но несравненно унизительнее преступления, а не наказания. Наказанием скорее же восстановляется человеческое достоинство, униженное преступлениями. «Ты побиеши его жезлом, душу же избавиши от смерти» (Притч.23:14), т.е. от смерти духовной и от вечной погибели. – Исходя из убеждения, что противоборствовать злу насилием противно христианству, наш новый богослов даже войну в защиту справедливого дела почитает беззаконием, – делом противохристианским. Такое воззрение на войну не новость, – его давно проповедуют Квакеры, Меннониты и другие. Война, конечно, есть великое зло, даже справедливая; но покуда не найдено другого средства для защиты отечества, покуда дух любви и мира не сделался господствующим повсюду в частных и международных сношениях, покуда еще не пришло время расковать мечи на плуги и копья на серпы, – до тех пор война есть зло неизбежное. Но она не противна христианскому учению о любви к врагам, если ведется честно, без ненужной жестокости и зверской лютости, с пощадою к безоружным, с милосердием к побежденным. Мы должны любить врагов своего отечества, даже воюющих с нами, молясь за них и обращаясь с ними человеколюбиво; но еще больше имеют право на нашу любовь наши сограждане, близкие нам по крови, по вере: «больше сея любви никтоже имать, да кто душу свою положит за други своя» (Ин.15:13). Вот почему справедливые войны не только в Ветхом завете были допущены и по повелению самого Господа изданы были для Евреев военные законы, но и в Новом завете они невозбранены. Так св. Иоанн Предтеча воинам приходившим к нему и вопрошавшим: «что нам делать»? не воспретил продолжать военную службу, а только дал наставление никого не обижать, не клеветать, довольствоваться казенным жалованьем (Лк.3:14). Сам И. Христос, требуя от желающих последовать за Ним наперед испытывать себя, могут ли принять на себя подвиг самоотречения и отрешиться от пристрастия к близким людям, указывает им в пример на царя, который, идя на войну, наперед обдумывает, силен ли он противостать с десятью тысячами идущему на него с двадцатью тысячами, и убедившись в невозможности успеха, будет просить мира у своего противника (Лк.14:31–33). Если бы война была беззаконным делом, мог ли бы Христос предложить желающим быть Его учениками в пример для подражания благоразумное ведение войны? – Воинское занятие не помешало одному римскому сотнику получить от Господа Иисуса похвалу за веру; другой сотник (Корнилий) сподобился откровения. В войсках римских во время гонения на Церковь были легионы христиан. Правда, были случаи уклонения христиан от военной службы; но причина тому была не та, что военная служба несовместна с христианскою верой, а та, что от них наряду с языческими воинами требовалось стоять на часах у языческих капищ, присутствовать при языческих жертвоприношениях и процессиях. – В лике святых встречается много воинов.

Итак, если несправедливо утверждать, будто заповедью Христовою не противиться злу воспрещается законное противоборство злу, то неосновательно также говорить, будто с заповедию: «не судите», несовместно существование судов, установленных для противоборства злу. Эта заповедь, как мы видели, имеет одно нравственное, а не юридическое значение. Она дана для вразумления людей, которые берутся судить ближнего вкось и вкривь, сами будучи кругом, даже в большем виноваты. Такие люди не могут судить правильно, так как их духовное зрение помрачено самолюбием, злобой, лицемерием. Христос не сказал: «не судитесь», а «не судите». Что воспрещая пересуды, Он не имел намерения восставать против судебного разбирательства дел, это видно из того, что Он сам установил церковный суд над обидчиками. Если обидчик не послушает вразумлений обиженного и не раскается в своей вине, то "возьми, – говорит Христос обиженному, одного или двух, дабы устами двух или трех свидетелей подтвердилось всякое слово». Это суд третейский, который состоит в том, что в случае безуспешности ПОПЫТКИ полюбовно покончить дело с обидчиком, обиженному предоставляется право обратиться к посредничеству посторонних, известных добросовестностию и беспристрастием лиц, – пусть они разберут спорное дело и постановят решение, обязательное к принятию сторонами. «Если не послушает их (посредников), – продолжает Господь, – скажи Церкви», т.е. если обидчик не удовлетворится судом двоих и троих посредников, перенеси твое дело на суд всего церковного общества, чтобы оно чрез своих предстоятелей решило, кто из вас прав, кто виноват. «А если брат твой и Церкви не послушает, то да будет он тебе как язычник и мытарь», т.е. смотри на него тогда, не как на члена христианского общества, а как на язычника и мытаря. Правда, эти слова Господа Иисуса относятся к церковному суду, имеющему духовный характер; но что его учению не противно существование вообще судов, каких бы ни было, церковных или светских, это видно из того, что Он обличал фарисеев за пренебрежение правосудия: "вы, – говорил Он фарисеям, – даете десятину с мяты, аниса и тмина, и оставили важнейшее в законе: суд, милость и верность» (Мф.23:23). Если бы суды были не по мысли Христу Спасителю, Он стал бы обличать фарисеев не за пренебрежение правосудия, а за то, что есть у них судилища. – Наш новый богослов в доказательство, что учение Христово не благоприятствует судам, ссылается на два случая: кто-то спросил Иисуса Христа рассудить его с братом о наследстве. Христос сказал ему: «кто поставил меня судить, или делить вас?» (Лк.12:13–14). Другой случай: Христос не осудил блудницу, взятую на месте преступления и представленную Ему для того, чтобы Он изрек свой суд о ней. Он сказал ее обвинителям: «кто из вас без греха, первый брось на нее камень». Никто не решился это сделать, ибо всякого обличала совесть. Тогда Господь сказал обвиняемой: «и Я тебя не осуждаю, иди и впредь не греши» (Ин.8:3–11). Оба случая, один по исковому, другой по уголовному делу, нисколько не доказывают того, что видит в них наш новый богослов. Скорее же они доказывают противное: у Христа потребовали судебного решения по упомянутым делам. Христос уклонился от судебного разбирательства и приговора потому, что это не Его дело, Он не судья, – пусть ищущие суда обратятся к законным судьям.

Таким образом, Христос признает за гражданскими судилищами право судить граждан по возникающим между ними делам и карать виновных по закону. Он освящает это право и за собой оставляет только нравственный суд над людьми. Так в первом случае, уклонившись от судебного разбирательства между братьями, Он далее повел речь против любостяжания, ибо в нем заключается причина всех тяжебных дел (Лк.12:15 и д.). Во втором случае Он поставил дело так, что обвинители, искавшие у Него суда, сами себя осудили, прислушавшись к голосу своей совести. – Правом нравственного суда Христос пользовался в полной мере, ибо хотя Он говорил о Себе, что пришел не судить мир, но спасти мир, и что слово Его будет судить грешников в последний день (Ин.12:46–47); но для того, чтобы предостеречь их от осуждения в последний день, Он и в первое свое пришествие произносил над ними грозный обличительный суд. Так Он строго судил фарисеев, обличая их в лицемерии, в грубых заблуждениях и пороках, называя их слепыми вождями слепых, змиями, порождениями ехидны; не раз обличал в неразумии ближайших своих учеников, а Петра апостола назвал однажды сатаной за его пререкания словам Христа о предстоящих Ему страданиях. Сей пример Христа – обличителя и судии грехов людских показывает, что нет греха и последователям Его строго судить ближних, смело обличать неплодные дела тмы, если того требует долг любви к ближним, забота о их спасении и ревность о славе Божией. Одушевленные чувством этого священного долга не стесняются в исполнении его и не должны стесняться заповедью: не судите, ибо эта заповедь воспрещает, как мы видели, пересуды, питаемые духом самолюбия, злобы, лицемерия. В подтверждение своего превратного толкования заповеди Христовой: не судите, наш новый богослов ссылается на учение апостолов Иакова и Павла., Но напрасно. Иаков говорит: «не злословьте, друг друга братия; кто злословит брата или судит брата своего, тот злословит закон; а если ты судишь закон, то ты не исполнитель закона, но судия» (Иак.4:11). Смысл апостольских слов такой: Закон Христов ограждает честь ближнего заповедью о братской любви. Но кто оскорбляет ближнего злословием и осуждением, тот показывает неуважение к сему закону, ставит себя выше закона, предоставляя себе по своему личному усмотрению одни заповеди закона соблюдать, другие пренебрегать. Стало быть он не исполнитель закона. – Не понятно, как в словах апостола Иакова наш новый богослов мог усмотреть мысль, будто ведение судебных дел несовместно с законом братской любви, прощения и милосердия. Этот закон нарушается не судом общественным, который основывается на требовании правды, в христианских судилищах соединенной с милостию и снисходительностию («правда и милость да царствует в судах» – Александр II – ред.), а пересудами, сплетнями и клеветами, столь обычными в общежитии. – «Милость превозносится над судом» (Иак.2:13), сказал ап. Иаков. Это, по мнению нашего богослова, значит: милость уничтожает суд человеческий. Но он не понял апостола. Апостол говорит не о человеческом суде, а о суде Божием, милостивом к людям милостивым, снисходительным. Мысль та же, что и в словах Христовых: «блажени милостивии, яко тии помиловани будут». Что Апостол говорит о помиловании милосердых на суде Божием, это подтверждается предшествующими его словами: «суд без милости не сотворшему милости». То же сказал и Христос: «аще не отпущаете человеком согрешения их, ни Отец ваш отпустит вам согрешений ваших» (Мф.6:15; слич. Мф.18:35). – Всего менее благоприятствует мнению нашего богослова учение ап. Павла Слова апостола: «неизвинителен ты, человек, кто бы ты ни был, судящий другого» (Рим.2:1), относятся отнюдь не к судебным делам. У апостола идет речь о иудеях, которые смотрели на язычников, как на отверженных Богом нечестивцев. Чем осуждать язычников, лучше было бы, по суду апостола, на себя посмотреть. Оказалось бы, что осуждающие язычников больше виновны пред Богом, чем язычники: эти не знали закона Моисеева, а те знали и не творят (Рим.2:17–24). – Ап. Павел не одобряет коринфских христиан за то, что они в своих житейских тяжбах обращаются к языческим судьям; но, не одобряя сего, он увещавает их судиться третейским судом по выбору в судьи кого- либо из членов христианского общества (1Кор.6:1–5). А то обстоятельство, что ап. Павел для оправдания себя против обвинений, взведенных на него враждебными ему иудеями, потребовал суда пред римским императором-язычником (Деян.25:7–11), еще решительнее говорит против предубеждения нашего нового богослова против существования светских судов.

Восставая против судов, наш новый богослов восстает также против присяги, ссылаясь в этом, как и в том случае, на слова Христовы. «Присяга, – говорит он, – есть такое зло, которым поддерживается насилие и войны. Она признается необходимостию для военных людей даже во Франции, где отрицается христианство. Христос ясно сказал: «не клятися всяко». То же у ап. Иакова (Иак.5:12). Клятва противна Евангельскому учению. Христианские учители с необычайною смелостию кощунствуют на самом Евангелии, самым Евангелием заставляют клясться людей, т.е. делать противное Евангелию». Наш новый богослов знает обычные толкования слов Христовых о клятве, оправдывающие присягу, но ими не удовлетворяется и отзывается о них пренебрежительно. Впрочем против присяги восстает не он первый, ее признают грехом и другие лжеучители, в древности пелагиане, в позднейшее время квакеры, меннониты, молоканы. По этому, что можно сказать в защиту присяги против этих сектантов, то же может относиться и к нашему новому богослову. Что заповедию: «не клятися всяко» – Христос не возбраняет клятвы безусловно, это видно из Его примера. На слова первосвященника: «заклинаю тебя Богом живым, скажи нам, Ты ли Христос, Сын Божий, – Он отвечал: ты сказал", т.е. ты сказал справедливо, Я действительно Христос. Этот ответ равносилен клятве, так как у Евреев обыкновенно судия произносил клятвенную формулу, а обвиняемый усвоял ее словами: аминь, да будет, так, ты сказал (Мф.26:63–64). И напрасно наш богослов не придал значения указанию толкователей на этот пример. Этим примером не только оправдывается употребление клятвы, но определяется и то, в каких случаях она может быть употребляема. Она должна быть допускаема в случаях подобных тому, в каком И. Христос согласился дать клятву, т.е. по требованию начальства. А пример ап. Павла, который в своих посланиях неоднократно призывает Бога во свидетели своих слов (Рим.1:9, 9:1; 1Кор.1:23, 2:17; Гал.1:20; Флп.1:8; Евр.6:16), равно и его свидетельство, что клятвою оканчивается всякий спор (Евр.6:16), – все это показывает, что клятва позволительна и в других важных случаях. – Если же так, то как же понимать слово Христово: «не клятися всяко»? – Нам известны три толкования на это место. По мнению одних, слово «всяко» (ολως) значит всячески. Смысл выходит такой: можно клясться, но с разборчивостию, не всякую клятвенную формулу позволительно произносить, ибо есть формулы достойные осуждения, например клясться небом, землей, храмом, Иерусалимом, головой. Употребление подобных клятв может быть прикрытием лукавства, задней предосудительной мысли. Люди предпочитают их клятве прямо именем Божиим потому, что не почитают их обязательными к исполнению, так как в них не упоминается имя Божие. – Не упоминается, правда, но необходимо подразумевается. Поэтому и не следует так клясться и тем оправдывать клятвопреступление, а надобно призывать имя Божие. По мысли подобных толкователей, всякая клятва, кроме клятвы именем Божиим, есть грех. Это правда; но слово «всяко» не значит всячески; везде, где оно встречается в св. писании, оно означает совсем, во все. Стало быть Христос воспрещает клятву не только небом, землей и проч., но и самым именем Божиим. Другие толкователи признают это значение слова «всяко», находят однако возможным выделить из клятв, запрещенных христианам, клятву именем Божиим, – говорят: Христос, исчисляя непозволительные клятвы, об имени Божием умолчал. Стало быть именем Божиим можно клясться без опасения греха. Но если запрещенные Христом клятвы запрещены потому, что в них подразумевается имя Божие, то трудно согласиться, чтобы это запрещение не относилось и к имени Божию. Наконец, по мнению третьих толкователей, Господь Иисус воспрещает клятву всякую, даже именем Божиим, но говорят, что запрещение относится только к употреблению клятвы в обыкновенных разговорах, в которых так легко злоупотребляется имя Божие. Это вероятно, ибо если бы понимать запрещение клятвы безусловно, то Христос не дал бы клятвы по требованию иудейского первосвященника. Но в таком случае под словом всяко всего лучше разуметь вообще, в каковом значении оно употребляется у классических писателей (См. общие греческие лексиконы). Смысл заповеди Христовой касательно клятвы будет такой: вообще не клянитесь, ни прямо именем Божиим, ни другими предметами, имеющими отношение к этому имени. Но когда о чем говорится вообще, всегда имеются в виду исключения, или исключительные обстоятельства, к которым общее правило не применяется. Общее правило состоит в том, чтобы не клясться ни именем Божиим, ни другими клятвенными формулами, «но да будет слово ваше: да, да; нет, нет, а что сверх этого, то от лукавого» (Мф.5:37). На эти последние слова должно смотреть, как на допущение исключения из общего правила. Наш новый богослов на основании слов: «что сверх этого, то от лукавого», называет клятву злом и утверждает, что толкующие заповедь Христову о клятве не в безусловном смысле, руководствуются желанием оправдать существующее зло. Но в словах Христовых, на основании которых он называет клятву злом, нет этого основания. Христос не говорит, что клятва есть зло, а говорит, что она происходит от лукавого, т.е. от зла, или от злого начала (диавола). – Что это значит? Значит то, что хотя вообще клятва для удостоверения в истине своих слов не должна иметь места в обществе учеников Христовых, но зло или лукавство в мире так велико, что для противодействия ему недостаточно требовать удостоверения в истине слов или верности обещаний одним да или одним нет, а приходится требовать в особенно важных случаях клятвы именем Божиим.

Диавол есть отец лжи и учит людей лжи, искушает их на ложь. Клятва или присяга есть одно из благонадежных средств для победы над этим искушением. В основании присяги лежит страх Божий. Человек искушаемый ко лжи может быть уверен, что во лжи его не уличат, что он может обмануть безнаказанно. Худые последствия этой самоуверенной лжи неисчислимы для общества и Государства. И вот для предотвращения их требуется присяга. Присягающий призывает Бога во свидетели верности своих слов и обещаний, Бога всеведущего, от Которого нельзя утаить никакого дурного умысла, Бога правосудного, пред лицем Которого нельзя лгать безнаказанно. Когда требуется присяга, то предполагается, что не боящийся лгать пред людьми, побоится солгать пред Богом, и таким образом и себя удержит от греха лжи и клятвопреступления, и общество обеспечит от пагубных последствий лжи и обмана. Может быть и наступит время, когда люди сделаются столь честными, что достаточно будет выслушать от них «да» или «нет», чтобы верить им. Но пока не наступило такое время, пока продолжается владычество зла и склонность ко лжи и обману не искоренена, волей-неволей даже честный человек должен подчиняться требованию присяги. Уклоняться от ней под предлогом честности, значит высказывать горделивое притязание на доверие к себе в силу своего авторитета, значит свой личный авторитет честности ставить выше авторитета имени Божия. Понятна подобная притязательность в каком-нибудь безбожнике, в каком-нибудь мистере Брадлб, который пред вступлением в члены английской палаты общин отказался дать присягу, ссылаясь на свое неверие в бытие Божие. Но совершенно неожиданно, если отказывается от присяги человек верующий в Бога. Если он делает это под предлогом благоговения к заповеди Христовой относительно клятвы, то почему он не следует примеру Христа, зная, что Христос не отказался от клятвы по требованию Каиафы? Христос исполнил это требование: не следует и ученику Христову уклоняться от присяги, когда требует того начальство. Впрочем, есть такие отрицатели присяги, которых вера в Бога, как в личное существо, подлежит сомнению, хотя они выдают себя за верующих. Наш новый богослов под Богом, кажется, разумеет свое я. Присяга есть действие богопочтения, предмет которого есть Бог, вне нас сущий, хотя вездесущий. Этого Бога не признает новый богослов, потому он не даст присяги. Весьма достойно сожаления положение таких людей, тем паче что они, по-видимому, искренно ищут истины. Неизвинительная ошибка нового богослова в том, что он слишком спешит провозглашать свои убеждения за непреложную истину, навязывает их другим путем рукописных и литографных тетрадей, и тем смущает незрелых читателей. Этот искатель истины в своем предубеждении против Церкви, которая есть столп и утверждение истины, так далеко зашел, что одна благодать Божия сильна просветить его. Все, что сказано нами по поводу его лжеучений, отнюдь для него не убедительно, да мы не для него и говорили, а для предохранения от его заблуждений других, могущих поколебаться от его проповеди.

Новая тварь – Поучение в день нового года

«Ибо во Христе Иисусе ничего не значит ни обрезание, ни необрезание, а новая тварь» (Гал.6:15).

С празднованием новолетия соединяется празднование обрезания Господня. Господь Иисус, пришедший не разорить, а исполнить ветхозаветный закон, допустил исполнить над собой в точности и закон обрезания. Ветхозаветное обрезание было знаком вступления в завет или религиозный союз с Господом, с чем соединялось обязательство соблюдать верность Господу, неизменно служить Ему единому и покоряться Его заповедям. Во всей силе это обязательство мог исполнить только Богочеловек и тем за всех удовлетворить требованиям правды Божией. Вот почему Он и принял обрезание. В Его лице оно было одним из действий искупления, которое было целию Его вочеловечения. Но исполненная Христом заповедь обрезания не обязательна для верующих во Христа. Обязательность ее прекратилась со времени отменения ветхозаветного-обрядового закона во дни апостолов. С тех пор «во Христе Иисусе ничего не значит ни обрезание, ни необрезание, а новая тварь». Для веры во Христа не имеет значения различие между иудеем обрезанным и язычником необрезанным. Она всех уравнивает: «о Христе Иисусе несть еллин или иудей». Дело не в том, чем был верующий во Христа до принятия крещения, обрезанным или необрезанным, а в том, что он стал новая тварь. А новою тварью делается он чрез крещение, которое заменило собою обряд обрезания. Ветхозаветный обряд обрезания был только образом новозаветного таинства крещения в том смысле, что как обрезание вводило в завет с Богом и налагало обязательство служить Ему, так и приемлющий крещение вступает в завет с Богом и обязуется служить Ему Единому, в Трех Лицах поклоняемому. В этих отношениях есть сходство между тем и другим религиозным действием, но есть и существенное различие. Обрезание не производило таинственного действия на душу, – оно было только внешним, телесным обрядом. Но крещение есть таинство возрождения души. Вода, в которой человек крестится, есть проводник возрождающей благодати Св. Духа, без которой никто не может быть членом новозаветного царства – св. Церкви: «аще кто не родится водою и Духом, не может внити в царствие Божие» (Ин.3:5). Потому крещение называется «банею пакибытия (возрождения) и обновления Святым Духом» (Тит.3:5). 9то возрождение и обновление не так должно понимать, чтоб человек по самой своей природе перестал быть тем, чем был до крещения, но так, что в нем происходит нравственная перемена, – он очищается от грехов и освящается. С ним делается подобное тому, что происходит с растениями и животными: в известное время года деревья роняют с себя поблекшие листья и с наступлением весны одеваются новыми, свежими листьями. Птицы и четвероногие тоже линяют, с одних спадают перья, с других шерсть, и спустя известное время животные снова обрастают перьями и шерстью. Нечто подобное, повторяю, происходит с крещаемым: в водах крещения он сбрасывает, как обветшавшую одежду, ветхого человека, т.е. греховную скверну, наследованную от ветхого Адама, и облекается во Христа: «елицы во Христа крестистеся, во Христа облекостеся» (Гал.3:27), т.е. теснейшим образом соединяется со Христом, входит в такую же близость к Нему, как одежда близка к телу, с тем, впрочем, различием, что одежда есть принадлежность тела, отвне данная и взятая, тогда как благодать Христова, покрывающая грешника в таинстве крещения, не внешним только образом соединяется с ним, не ограничивается только прощением грехов его, но проникает в глубину души его, возбуждает в ней духовную жизнь, дает душе силы бороться с грехом и преуспевать в святости. – Возвратимся к прежнему сравнению. Новые перья, новая шерсть, появляющиеся на птицах и четвероногих, новые листья, появляющиеся на деревьях, появляются не отвне, но вырастают изнутри растений и животных, вследствие присущей тем и другим растительной и животной силы. Подобно сему и благодать Христова, покрывающая крещаемого человека, имеет необходимую связь с тою чистотой и святостью, какая при помощи сей благодати укоренилась в самой душе. Благодатию крещения даруется душе не только прощение грехов, но и внутреннее обновление. Облеченный чрез крещение во Христа оживает для жизни святой и непорочной. В крещаемых младенцах это духовное состояние не поддается наблюдению; но когда принимает крещение взрослый, он чувствует и дает другим возможность догадываться, что в нем произошел нравственный переворот, что благодать крещения соделала его непорочным и чистым от греха. Состояние самое вожделенное, так что если бы вскоре, после крещения человек помер, он, как еще не успевший оскверниться грехами, прямо вошел бы в рай. Вот почему многие из древних христиан пребывали оглашенными большую часть жизни, отлагая крещение до смертной опасности, – старались сблизить, время крещения с временем перехода в вечность, чтобы отойти в загробную жизнь с тою чистотой и святостью, какой сподобились достигнуть в таинстве крещения. Этот обычай, давно прекратившийся, не может быть одобрен, как и обычай отлагать покаяние до смерти, уже потому, что час смерти неизвестен и смерть может застать всякого врасплох. С самого начала христианства дети христианских родителей крещаются обыкновенно вскоре после естественного рождения. Так и должно быть в виду того, что сказал Христос о детях: «оставьте детей приходить ко Мне, и не возбраняйте им, ибо таковых есть царствие Божие» (Мк.10:14). К сожалению, вследствие небрежного воспитания, греховная зараза рано проникает в душу дитяти; с течением времени она оскверняется все более греховными привычками, ветхий человек, погребенный в водах крещения, снова оживает, новая тварь как бы совсем исчезает, жизнь христианина слагается так, что не отличишь его от язычника. Но пока жив человек, не все еще потеряно. Снова креститься, чтобы стать новою тварью, нельзя; – крещение, если однажды совершенно правильно, не повторяется. Но для оживления в себе духовной жизни есть другое средство, – покаяние, которое есть второе крещение. В таинстве покаяния снимаются с души греховные скверны, она становится снова чистою. От нее зависит уберечь себя от греховной нечистоты посредством подвигов покаяния, усиленной борьбы с греховными искушениями и соблазнами. Пусть только она не откладывает этого святого труда до неопределенного времени. С летами греховные привычки застаревают и под старость труднее бороться с ними, чем в раннюю пору жизни. В душе, утвердившейся в том или другом злом направлении, даже благодать Божия едва находит приемлемость. Не будем, братия, доводить себя до такого состояния, и если не успели положить начало искреннего покаяния в мимошедшее время жизни, вступим на путь покаяния в наступившее новое лето. С новым годом да обновится, яко орля, та юность и свежесть духовной жизни, которая дарована нам в крещении. Долготерпеливый Господь затем и продолжает нашу жизнь, что ожидает от нас новых усилий для борьбы с грехом, для истинного покаяния. Неприносящим плодов покаяния грозит участь бесплодной смоковницы. Да не будет сего с нами.

Потребность смирения для усвоения слова Христова – Слово в Богородичный праздник

«Мария же, седши при ногу Иисусову, слышаше слово Его» (Лк.10:39).

Как блаженна Мария, которая сподобилась чести принять в свой дом Иисуса и внимать Его слову, к ней обращенному! Но подобное счастие возможно и для нас. «Христос вчера и днесь, тойже и во веки». Согласно своему обетованию Он пребывает и до скончания века пребудет с верующими, в святой Церкви своей, которая есть тело Его. Члены Церкви также близки ко Христу, как члены тела – к голове. Не беда в том, что верующие во Христа не видят Его чувственно, не слышат слов Его непосредственно из уст Его. Дело не в этом, а в духовной близости ко Христу, – без чего чувственная к Нему близость не принесет пользы, как показывает пример враждебных Христу во время земной жизни Его зрителей и слушателей Его, которые, видя Его не видели, и слыша, не слышали. Да, мы ничего не теряем оттого, что чувственно не видим и не слышим Христа. Духом мы можем быть также близки ко Христу, как и Мария, внимавшая слову Христа из уст Его. Слово Его до сих пор оглашает и до скончания века будет оглашать людей. Оно заключено в Евангелии: читая или слушая Евангельское слово, мы принимаем его от самого Христа, глаголющего в нем. Глаголы Евангельские суть дух и живот для всякого, внемлющего им с тем расположением духа, с каким внимала Христу Мария. В этом последнем отношении знаменательно внешнее положение, какое она приняла, когда беседовал с нею Христос: она сидела у ног Его на полу, подобно тому, как Павел, по его словам, воспитывался «при ногах Гамалиила» (Деян.22:3). Что выражает это сидение у ног учителя? Выражает смирение, с каким ученик должен слушать учителя, сознавая превосходство его пред собою и зависимость от него. От нас, братие, не требуется, чтобы мы непременно сидели на полу при чтении или слушании слова Христова; но то смиренное настроение души, которое выражалось в этом внешнем положении Марии и Павла, потребно и нам, если желаем испытать спасительное действие слова Христова. В слове Христовом содержатся наставления, обличения, обетования и угрозы. Все это содержание слова Христова мы должны усвоять со смирением.

1) В наставлениях Христа Спасителя об истинах веры есть немало такого, что не легко усвояет естественный разум, немало и такого, что совсем непостижимо по самому существу своему. Таково например учение Христово о таинстве Пресвятыя Троицы, о таинстве возрождения, о таинстве тела и крови Христовой. Единственный путь для усвоения этого учения есть вера. Итак, смиренно покори твой разум в послушание веры. Помни, что эти неудобоприемлемые для тебя истины открыл тебе не простой человек, но Бог во плоти, Который есть самосущая Истина и источник истины. Вспомни, как поступили апостолы, когда выслушали учение Христа о том, что Он даст плоть свою за живот мира, что ядущий Его плоть и пиющий Его кровь имать живот вечный, и: аще не снесте плоти Сына человеческого, ни пиете крови Его, живота не имате в себе. Многие даже из учеников Христовых, услышав это учение Христово, сказали: «Какие странные слова! Кто может это слушать?» – и некоторые из них даже отошли от Него и перестали ходить с Ним. «Не хотите ли и вы отойти?» – спросил И. Христос двенадцать Апостолов, не желая никого приневоливать к вере в Его учение. Конечно и для них невместимо было Его учение о таинстве тела и крови Христовой; но они смиренно покорили свой разум в послушание веры. «Господи! к кому нам идти? Ты имеешь глаголы вечной жизни и мы уверовали и познали, что Ты Христос Сын Бога живого» (Ин.6:51–69). Так отвечал Христу от лица всех апостолов Петр. Так и ты должен отвечать помыслу сомнения в откровенной истине, которой не постигаешь; скажи ему: если я верю, что Христос есть Бог во плоти, то должен верить и Его учению, как бы оно ни казалось мне трудным для усвоения. Не смущайся этою трудностию и потому, что она неизбежна в настоящем нашем состоянии. Смиренно покорись необходимости отказаться от надежды полного и ясного ведения всего, что хотелось бы тебе знать в этой жизни. Смиренно и терпеливо жди возможности в жизни будущей увидеть во всей ясности многое, что в настоящей жизни представляется тебе сквозь тусклое зеркало и гадательно. – Многих смущает не только непостижимость вероучения Христова, но и нравоучение. Христос учил смирению, прощению обид, любви к врагам. Исполнение этих требований кажется многим несогласным с чувством человеческого достоинства. Не жалуют они также заповеди Христовой о самоотвержении, о несении креста, о борьбе с пристрастием к земным благам. Следование такому учению кажется им несогласным с естественным чувством самосохранения. Но сколько бы ни восставали люди мира против строгости заповедей Христовых, не увлекайся их нехристианскими мнениями, смиренно подклони свою выю под иго Христово, – привычка к нему сделает его благим и легким. Тяжело сохранять незлобие в отношении к обидчикам, терпеть от них незаслуженное унижение и не платить злом за зло; но не тяжелее ли еще мучиться злобою на ближнего, не тяжелее ли раболепно следовать принятому в мире обычаю мстить обидчику кровию, вызывать его на поединок с опасностию быть убитым, с забвением простой истины, что человеческое достоинство или честь, за унижение которой иной готов пролить кровь, унижается грехами и страстями, особенно зверскою жаждою крови ближнего, а отнюдь не самообладанием и терпением, – торжеством духа над раздражительным до зверства самолюбием? – Тяжело самоотвержение в борьбе с земными пристрастиями, с искушениями и соблазнами, тяжело безропотно нести крест бед и напастей. Но считай постыдным делом падать малодушно под этою тяжестию, смиренно неси ее во имя Христово, взирай на Крестоносца Иисуса, за твои вины понесшего вольные страдания и смерть и подавшего тебе пример терпения и преданности Отцу небесному. Помни, что кто не следует за Ним крестным путем и не отвергается себя, тот не ученик Христов, тот ложный христианин.

2) Далее в Слове Христовом встречаются обличения пороков и порочных людей. Смирись пред этими обличениями; не думай, что они не к тебе относятся, а только к современным Христу иудеям, к неверовавшим в Него. Не говори самонадеянно: несмь, тоже прочий человецы, а лучше скажи себе, что и я такой же грешник, как и прочие человецы, если еще не хуже их. Если ап. Павел, этот образец нравственного совершенства, любви к Богу, пламенной ревности о спасении ближних, смиренно исповедал себя первым из грешников, – можешь ли ты иначе судить и отзываться о себе? Вместо того, чтобы самодовольно любоваться своими нравственными достоинствами в сравнении с другими людьми, великими на твой взгляд грешниками, лучше дай себе труд хорошенько испытать твою совесть. При строгом и беспристрастном испытании себя, верно ты найдешь в своей душе и фарисея с его лицемерием, гордостию, тщеславием и жестокосердием к ближним, и саддукея с его пристрастием к чувственным наслаждениям с его неверием и равнодушием к делам богопочтения. Смирись пред этим обличительным голосом совести, и скажи себе: окаянный я человек! Если и теперь во мне есть семена фарисейства и саддукейства, если и теперь, когда мое христианское звание и принадлежность к Церкви спасаемых дает мне возможность пользоваться многообразными средствами освящения: то что было бы со мною если бы я жил во время земной жизни Христа? Не очутился ли бы я в числе заклятых врагов Его? Благодарю Тебя, Господи, не за то, что я не таков, как прочие люди, а за то, что несмотря на бесчисленные грехи, которыми я Тебя прогневляю, Ты еще милуешь меня, долготерпишь на мне, ждешь моего покаяния. Буди же милостив мне грешному, вполне достойному тех строгих обличений, которыми Ты поражал нечестивых фарисеев и саддукеев.

3) Христос Спаситель в своем благовествовании нередко изрекал утешительные обетования верующим во имя Его. Смиренно веруй в непреложность этих обетований, хотя бы они не всегда исполнялись так, как тебе хотелось бы. Так Христос говорил: «просите и дастся вам, ищите и обрящете, толцыте и отверзется вам: всяк бо просяй приемлет, и ищай обретает и толкущему отверзется» (Мф.7:7–8). Обетование это верно; но не говори, что не можешь подтвердить верности его собственным опытом, потому что не получал просимого несмотря на усердную мольбу. О, не дерзай даже помыслить, что обетования Господа, всегда верного в словесех своих, могут оказаться неверными. Такой помысл был бы признаком отсутствия в тебе смирения пред Господом. Если ты не получаешь от Господа просимого тобою блага, это происходит не от того, что Господь будто неверен своему обещанию, а о многих случаях от того, что под именем блага просишь того, что не было бы для тебя благом. На эту причину неисполнения наших молитв намекнул сам Господь Иисус, когда вслед за тем, как изрек помянутое обетование, присовокупил, что и земной отец не даст детям камня вместо хлеба и змею вместо рыбы, тем более не сделает так Отец небесный. Он всегда готов дать блага просящему у Него (Мф.7:9–11). А наши прошения нередко походят на прошение змеи и камня. Нам кажется, что просимое благо необходимо, как хлеб, и полезно как рыба. А Отец небесный видит, что просимое будет для нас непригодно, как валяющийся на земле камень, и даже вредно, как уязвление змеи, – и не дает просимого. Отец и мать изливают слезные мольбы о выздоровлении своего единственного сына, в уверенности, что сын будет для них отрадою и утешением на старости. Но сын умирает, – молитва не услышана. Почему? Потому что Господь знал, что родители не сумели бы воспитать его по-христиански, избаловали бы его своим пристрастием и потворством ему, сбился бы он с пути и жил бы не на радость, а на горе родителям и на погибель себе. Господь заблаговременно взял его к Себе, не исполнил желаний родительских, ибо исполнить их значило бы дать просителям вместо рыбы змею. Он лучше нашего знает, что нам послужит на пользу, поэтому не всегда, по нашему делает. Нам остается только молить Господа о том или о другом с преданностию Его святой воле. Он дал не только обетование об услышании наших молитв, но вместе научил нас взывать к Отцу небесному: да будет воля твоя, и Сам показал пример преданности воле Отца своего, когда вопиял к Нему: Отче, да мимоидет от Мене чаша сия, обаче не моя, а твоя воля да будет. Кто молится Богу без преданности Его святой воле, тот подвергается искушению возроптать на Бога, если не будет исполнено его прошение, подобно тому как многие нищие, не получив от прохожего милостыню, провожают его бранью. Итак, веруй в непреложность обетований Господа об услышании молитв, но вместе будь готов со смирением покориться Его святой воле, если по Его премудрым и благим целям не получишь от Него того, что кажется тебе благом.

4) Христос вместе с утешительными обетованиями изрекал и угрозы нераскаянным грешникам. Он грозил им вечными муками в пламени геенском. Смиренно веруй в непреложность этой угрозы. Не говори, что Господь только грозит, стращает и по бесконечному милосердию своему не исполнит своих угроз. Нечестиво думать, что Господь только милосерд, а не вместе правосуден. Что по Его праведному суду непременно исполнятся угрозы Его вечными муками, в этом удостоверяет исполнение Его угроз иудеям. Он грозил им, что Иерусалим будет разрушен, так что не останется в нем камня на камне, и запустеет, – и это в наказание за то, что иудеи не уразумели времени посещения своего (Лк.19:44), т.е. времени исполнения обетований и пророчеств о пришествии Мессии для помилования и блаженствования их. Равно и о храме Иерусалимском Христос предрек, что он запустеет, что от него не останется камня на камне, все будет разрушено (Мф.23:38, 24:2), – и все это опять в наказание за отвержение Христа. Та и другая угроза исполнилась и притом в скором времени согласно предречению Христа: «не прейдет род сей, как все сие сбудется» (Лк.21:32). Исполнителями грозного суда Христова явились Римляне, которые чрез 36 лет по вознесении Христовом сожгли Иерусалим и храм, а спустя шестьдесят лет при императоре Адриане Иерусалим был разрушен окончательно и по развалинам храма прошел плуг. На место древнего города явился новый, заселенный язычниками. Юлиан отступник, с целию поколебать веру в непреложность угроз Христовых о Иерусалиме и храме, вздумал было восстановить Иерусалим и храм, и вместе с тем восстановить ветхозаветное богослужение по закону Моисееву; но эта попытка кончилась к вящшему посрамлению врагов Христовых. Работы иудеев для закладки нового храма чудесным образом прекращены были в самом начале землетрясением и огнем, вырывавшимся из земли – Христос предрек также о рассеянии иудеев по всему лицу земли в наказание за отвержение Его: «отведутся в плен во все народы» (Лк.21:24). И кому неизвестно, как точно исполнилась и исполняется эта угроза? У иудеев давно нет своего отечества, и рассеянные по всему свету, они суть как бы ходячая, всем очевидная проповедь непреложности угроз Христовых. Итак, если праведный суд Божий, каким грозил Христос неверным иудеям, совершился, нет сомнения, что и угроза Христа вечными мучениями нераскаянным грешникам исполнится. Смиренно веруй в непреложность этой угрозы и не дерзай прекословить учению о вечности мук. Прекословить этому учению, ясно и определенно выраженному в словах Христовых, значила бы не доверять Христу и навлекать на себя приговор об отлучении от Церкви, произнесенном на 5-м Вселенском Соборе против отвергавших вечность мучений. Вместо того, чтобы сомневаться в вечности мук, старайся вести себя так, чтобы не заслужить их. Ибо что посеешь здесь, то пожнешь там. Сведем все сказанное нами в следующие положения. В Слове Христовом содержится учение об истинах веры и жизни. Не все в этом учении одинаково удобоприемлемо для разума. Смири твой разум в послушание вере. – В Слове Христовом содержатся обличения заблуждений и пороков. Спроси себя, не заслужил ли и ты сих обличений и смирись пред ними. – В Слове Христовом содержатся обетования и угрозы. Смиренно веруй в непреложность их и жизнию своею старайся заслужить обетованные блага и избежать гнева Божия за пренебрежение угроз.

Употребление слова Христова в обильной мере

«Слово Христово да вселяется в вас богатно» (Кол.3:16).

Блаженны были те, которые во время земной жизни Иисуса Христа слушали непосредственно из Его уст слово Его, заслушивались этого слова и услаждались им. Оно удовлетворяло всем духовным потребностям слушавших, отвечало на занимавшие их вопросы относительно того, что нужно знать и делать для спасения души. Но Христос вчера и днесь, той же и во веки. Потому и слово Его доступно каждому из нас. Вознесшись с пречистым телом своим на небеса и обитая там во славе, Он во все дни до скончания века пребывает в земной Церкви своей. Он присутствует и всегда будет присутствовать среди нас, между прочим, в святом слове своем. Олово Христово, т. е. слово о Христе, о Его учении и делах, и слово от самого Христа, предлагается в книгах Евангелия и Апостола, в символе православной веры, в катихизисах, в церковных песнопениях и молитвах, в писаниях богомудрых отцев и учителей Церкви, в наставлениях пастырей Церкви. Какое обилие всем доступных средств поучаться слову Христову! Нам остается только пользоваться ими и умудряться в свое спасение. Как же пользоваться словом Христовым? Ответ заключается в наставлении апостола: «Слово Христово да вселяется в вас богатно». Да вселяется: как знаменательно это сказано! Это значит, что слово Христово мы должны принимать не как временного гостя, который пришел и ушел, – нет, оно должно постоянно жить в нас, в душе каждого из нас; оно должно непрерывно присутствовать в нашем уме, в памяти, воображении, сердце; оно должно составлять всегдашнюю потребность нашу, проникать своим влиянием во всю нашу жизнь, во все наши отношения.

Сказано не просто: да вселяется, но – богатно, т.е. в обильной мере. Это не менее знаменательно. Это значит, что душа наша в отношении к слову Христову должна походить на дом – полную чашу. Дом называется полною чашей, когда он обилует всякого рода припасами питания. Равным образом и душа наша может быть наполнена словом Христовым, как обильнейшею пищей. Слово Христово действительно и само по себе есть пища обильная и разнообразная. В нем есть все, что нужно нам знать и иметь для удовлетворения духовной алчбы и жажды, – истины веры, правила нравственности, руководство к Богопочтению, обетования, угрозы, священно исторические сведения. Все, что нужно знать и делать для спасения души, все есть в слове Христовом. Оно есть млеко для младенцев в деле духовного разумения и твердая пища для зрелых умов. Как бы кто ни был неразвит, недалек в разумении, он легко поймет, например, слово Христово об Отце небесном, если научать его судить о Боге по сравнению с отцем земным. Последнему свойственно любить детей и заботиться о них, о их благосостоянии: в несравненно большей степени любит нас и печется о нас, как о детях своих, Отец, сущий на небесах. – Как это просто и понятно! Но в тоже время слово Христово руководствует нас в решении глубочайших и мудреных вопросов ведения.

Далее, хозяин, у которого дом – полная чаша, не только сам с благодарностью к Господу пользуется дарами Его благости, вкушая от обильных снедей своей трапезы, но и гостеприимно делится ими с другими. Подобно сему, тот, в ком душа в обильной мере обладает сокровищем слова Божия, не довольствуется тем, что сам пользуется им, сам питается им, но еще питает других. От избытка души, услаждающейся пищею слова Христова, глаголют его уста в назидание и утешение ближних. Ни о чем он больше не говорит с своими друзьями и знакомыми, как о слове Христовом. Впечатления, производимые на него чтением и слышанием этого божественного слова, он сообщает другим, чтобы сделать их участниками той духовной радости, того духовпого умиления, каким преисполнен сам. Цель употребления телесной пищи состоит в укреплении физических сил для упражнения в трудах. Само собой разумеется, что сытый больше может сработать, чем голодный. Подобно сему питающийся обильно пищей слова Божия с большим успехом может упражняться в подвигах духовных, трудиться для спасения души, чем не вкушавший или редко вкушавший эту духовную пищу. К сожалению, на деле не всегда мы видим в ревнителях слова Христова сообразный с ним образ жизни. Случается, что роскошно питающийся телесною пищей, ничего не делает, проводит время в постыдной праздности и рассеянности. Нечто подобное происходит и в отношении к слову Христову. Обильно питающиеся этою духовною пищей нередко являются бесплодными в духовном отношении. Недостаточно только питаться словом Божиим, читать его, размышлять о нем, помнить его, повторять изречения его; надобно еще руководствоваться им в жизни, – самою жизнью, согласною с его наставлениями, свидетельствовать сочувствие к нему. К сожалению, не всегда это заметно в ревнителях слова Христова. Спасительные его истины и правила остаются в их голове, в памяти и сердце, но в жизнь не переходят. Так, согласно учению слова Христова, они, глубоко веруют в спасительную силу страданий и смерти Богочеловека, но исполняют ли заповедь Его о несении креста и самоотвержении, без чего нельзя быть истинным учеником Христа и усвоить плоды Его крестных страданий и смерти? Услаждаются нравоучением евангельским, но в жизни не предпочитают ли следовать правилам и обычаям мира? Христос заповедал прощать обижающих, любить врагов, делать добро ненавидящим нас. Мы дивимся высоте этой заповеди, благоговейно преклоняемся пред ней. Но вот кто-нибудь оскорбил нас, не уважил нас, наговорил нам дерзостей, и заповедь Христова, которою восхищаемся на словах, забыта; самолюбие и опасение прослыть малодушным, трусом, равнодушным к своей чести, заглушают голос христианской совести, и обиженный за непременный долг поставляет беспощадно мстить врагу, за обиды платить обидами, за зло злом. Веруют от души ревнители слова Христова содержащимся в нем обетованиям, но утешаются ли ими в скорбях и напастях? Веруют в угрозы его, в вечность адских мук, но боятся ли этих угроз, страшатся ли вечных мучений? Есть на свете народ, славящийся особенным усердием к Евангелию, почивающий на книге слова Божия, и особенно любящий заниматься им по воскресным дням, и для него бросающий все житейские занятия и развлечения в эти дни. Как это похвально! Но вспомним, как вели себя эти ревнители слова Христова в последнюю войну нашу с турками для освобождения от их ига христиан? Не поддерживали ли они всячески из своекорыстных расчетов врагов христианства и не мешали ли всячески защитникам угнетенных? Вспомним, как эти же ревнители слова Христова ведут себя в торговых делах. Распространяя между язычниками в огромном количестве книги слова Христова, не распространяют ли они вместе с этим ядовитое вещество (опий) и за свободу этой постыдной торговли не воевали ли даже с Китайцами? – Вот до чего может доходить несоответствие между ревностью к слову Христову и нашею жизнью! Будем помнить, что слово Христово есть не только руководство для нас в настоящей жизни, но вместе закон, по которому нас будут судить в грядущем веке. «Слово которое Я говорил, – сказал Христос, – оно будет судить в последний день», не приемлющих это слово (Ин.12:48). Строг будет этот суд к тем, которые совсем отметают слово Христово, не хотят внимать ему, – но еще строже к тем, которые с любовию относятся к нему, изучают его, дорожат им, и, однако же, не преводят в жизнь его наставлений. Если не любовь к Христу, даровавшему нам святое слово свое, то, по крайней мере, страх суда за пренебрежение его в жизни да удержит нас в повиновении ему.

Пред плащаницей

«Дщери иерусалимски, не плачитеся о мне, обаче себе плачнте и чад ваших» (Лк.23:28).

Так говорил Господь И. Христос, обращаясь к иерусалимским женам, которые сопровождали Его, по улицам города, на Голгофу и горько плакали, взирая на Него, избитого, израненного, изнемогающего под тяжестью крестного древа, возложенного на Его рамена. На трогательное сострадание к Нему жен Он ответствовал выражением своего сострадания к ним Он сказал плачущим иерусалимским дщерям, что они должны плакать не о Нем, а о себе и чадах своих, ибо вскоре наступит время величайших бедствий для всего иудейского народа, особенно для жителей Иерусалима, не восхотевших уразуметь дня посещения своего, – время, когда плачущие теперь матери будут говорить: «блаженны неплодные и утробы неродившие, и сосцы не питавшие». Предрекая сие, Христос имел в виду события, имевшие случиться через 86 лет, когда Римляне обложат Иерусалим своими войсками и осажденные, собравшиеся в него сотнями тысяч на праздник пасхи, будут гибнуть от меча, от моровой язвы и от голода, а уцелевшие будут рассеяны по лицу земли, – когда кровь Христа, по собственному приговору убийц Его, будет взыскана на чадах их. Но призыв Господа к плачу, обращенный к дщерям иерусалимским, относится не к ним одним, а вместе и ко всякой душе христианской. Душа христианская есть дщерь нового Иерусалима, святой Христовой церкви, по благодати возрождения в таинстве крещения. Благодарим Тебя; Сладчайший Иисусе, за то, что Ты сподобил нас величайшей чести принадлежать к святой Твоей Церкви, которая есть тело твое, следовательно быть членами твоего тела. Но вместе исповедуем, что жизнью своею мы не оправдываем этой чести, что живем не по твоей святой воле, а по влечению самоугодия и похотей, которые рождают грех (Иак.1:15), что это злое порождение лелеем как родное чадо, питаем коснением в греховных навыках и духовною беспечностью, что на любовь твою к нам, явленную в страданиях и крестной смерти за нас, отвечаем возмутительною неблагодарностью. Размышление о твоих страданиях и смерти, возбуждаемое в нас зрелищем твоего гроба, которому предстоим, должно располагать нас к плачу не о Тебе, конечно, ибо Ты обитаешь в славе, а о себе, о том, что мы своими грехами возвели Тебя на крест и низвели в гроб, и что коснением во грехах готовим себе участь столь горькую, что в сравнении с ней не может не показаться легкою участь, постигшая твоих распинателей, из которых одни погибли на развалинах Иерусалима, другие осуждены на изгнание из святой земли. Но сознавая потребность слез для оплакивания наших грехов и для умилостивления Тебя, смиренно исповедуем пред Тобой, Агнче Божий, что не имеем ни слез, ни умиления, ни покаяния. Ты сам ударами своей благодати сокруши окаменение сердец наших и изведи из них источники слез, сам потряси нас зрелищем твоего гроба, зрелищем твоих, за нас понесенных, язв на главе, на ребрах на руках и ногах, и сподоби нас поклониться сим животворящим язвам и облобызать их с надеждой получить от них исцеление наших греховных ран.

Слава Божия в апостольской проповеди – Поучение в день св. Духа

«Во всю землю изыде вещание их и в концы вселенныя глаголы их» (Пс.18:5; Рим.10:18).

Чье это вещание и глаголы, оглашающие, по слову псалмопевца, вселенную? Вещание и глаголы небес, проповедующих славу Божию (Пс.18:2). Их безмолвная проповедь раздается по всей земле. Ибо нет ни одного на ней места, где не были бы видны небесные миры, плавающие в беспредельных пространствах, и где, стало быть, не слышна была бы их проповедь о славе Божией. Слава Божия, которую проповедуют небеса, есть слава всемогущества, премудрости и благости Божией. Только всемогущая сила Божия могла вызвать к бытию звездные миры, бесчисленные как песок морской, столь громадные, что в сравнении с иными из них величина земли так же незначительна, как незначительно в сравнении с ее величиною хлебное зерно, – и отстоящие один от другого на неизмеримые расстояния. Только бесконечная премудрость могла устроить, что эти громадные миры висят в пространстве и не падают, совершают свои движения вокруг своих осей и других миров с правильностию самовернейших часов, в движениях своих идут назначенными для них путями, не сбиваясь с них и не сталкиваясь с другими мирами. О бесконечной благости Божией в устроении миров небесных можно судить по отношениям их к земле. Так солнце и луна приносят великую пользу ей тем, что служат средствами для измерения времен года – весны, лета, осени, зимы, для счисления месяцев и вследствие того для определения времени праздников, полевых работ, для измерения долготы дней и для счета годов (Быт.1:15); что солнце освещает и согревает землю днем, луна и звезды умеряют своим светом ночную тьму. Даже так называемые неподвижные звезды, несмотря на безмерное расстояние их от земли, благотворны для ней тем, что служили и служат для мореплавателей и для караванов в пустыне указателями направления пути. Такова слава Божия, проповедуемая небесами. Но псалмопевец, говоря о сей проповеди, имеет в виду не одни видимые небеса. Слова его о небесах: «во всю землю изыде вещание их и в концы вселенные глаголы их», ап. Павел прилагает к апостолам, проповедью своею огласившим всю вселенную (Рим.10:18), и тем дает видеть, что и псалмопевец, прославляя величие Божие, открывающееся в небесах, разумел не одно видимое звездное небо, но вместе Церковь Христову, которая в притчах Христовых изображает под именем царства небесного, – не одни светила на тверди небесной, но вместе светила мира духовного, ярко сияющие на тверди церковной, – апостолов. Подобно вещественным светилам, поведающим славу Божию по вселенной, апостолы огласили вселенную проповедью, в которой открылась также слава Божия. Прислушаемся к этой проповеди. Прежде всего слава Божия открылась в успехе апостольской проповеди. Все, что сделали апостолы для распространения Евангелия, они сделали не своими силами и средствами, а силой благодати Божией, обильно излившейся на них в день сошествия на них Св. Духа. У них не было никаких внешних преимуществ для привлечения внимания к их проповеди. У них не было ни богатства и знатности, – они были большею частью чернорабочие, кормившиеся трудами рук своих. Они отнюдь не прибегали к насилию для умножения верующих во Христа, – они всюду ходили по одиночке, или в сопровождении двух, трех сотрудников, не носили оружия и беззащитные, нередко подвергались всяческому насилию, терпели побои, пытки, и все кроме Иоанна Богослова скончались мучениками. Они не отличались образованием и красноречием, за исключением апостола Павла; но и этот говорил о себе, что возвещал людям свидетельство Божие не в превосходстве слова или мудрости, что рассудил быть у них незнающим ничего кроме И. Христа, что слово его и проповедь состояли не в убедительных словах человеческой мудрости (1Кор.2:2–3). Самое содержание их проповеди было таково, что способно было, по видимому, отталкивать, а не привлекать слушателей. Апостолы проповедывали о кресте Христовом, который для Иудеев был соблазном, для язычников безумием. Они не льстили человеческим страстям, не угождали человеческому самолюбию – напротив их проповедь шла вразрез человеческим страстям и самолюбию: они восставали против любви или пристрастия к миру и всему, что в мире, требовали от желающих последовать Христу самоотвержения для борьбы со страстями и похотями. Все это не могло быть приятно чувственному человеку, и однако же все это не воспрепятствовало успехам апостольской проповеди. Пред ней преклонилась вселенная, сильные, богатые, мудрые века, преклонились пред проповедью худородных мира сего, нищих и казавшихся невеждами. Пред нею пали идолы, она превратила идольские капища в храмы Христовы, гонителей сделала покорными слугами и покровителями Церкви Христовой. Чем объяснить столь великое торжество апостольской проповеди? Ничем иным как силою Божиею, которая укрепила их со времени сошествия на них Святого Духа. Она совершилась в немощах проповедников Евангелия. Она воодушевила их, прежде робких и малодушных, непреоборимом мужеством к понесению трудов веропроповедания и неизбежных при сем скорбей от многочисленных врагов. Она безгласным и недалеким по умственному развитию отверзла уста и дала премудрость, которой ничто не могло противоречить и противостать (Мф.10:19; Лк.21:15). Не они говорили, но Дух Бога Отца говорил в них, по обетованию Христа (Мф.10:20). – Слава силе твоей, Господи, открывшейся в необычайном успехе апостольской проповеди.

Независимо от успеха апостольской проповеди, в самом содержании ее нельзя не усмотреть поразительного свидетельства о славе Божией, именно о славе благости, правосудия и премудрости Божией. Главным предметом апостольской проповеди служит спасение или искупление людей. Искупление людей совершенно страданиями и смертью Богочеловека. Всякому очевидно, что это было делом бесконечной благости и любви Божией к человеку. «Тако возлюби Бог мир, яко и Сына своего единородного дал есть, да всяк веруяй в Онь не погибнет, но имать живот вечный» (Ин.3:16). Но в это же деле благости и любви Божией открывается и правосудие Божие. Ибо зачем для примирения людей с Богом, для искупления их понадобилась такая безмерной цены жертва, как страдания и смерть самого Сына Божия, сделавшегося человеком именно для того, чтобы вкусить за нас человеческую смерть? Если всеблагий Господь желает всем спастися, то не достаточно ли было бы с Его стороны объявить безусловное прощение прогневавшему Его грешнику? Но Бог не только благ, но и правосуден. Даровать грешнику безусловное прощение единственно по благости Божией, было бы несогласно с правдой Божиею и вместе вредно для самого грешника, ибо это значило бы мирволить грешнику и поощрять его к новым грехам надеждой безнаказанности. Благость Божия требовала прощения грешника, а правда Божия – наказания. Но наказание грешника, как бы ни было велико, само по себе не может удовлетворить правосудию Божию, ибо не соответствует тяжести вины грешника. Тяжесть вины против кого-либо определяется смотря по тому, против кого допущена вина, кому нанесено оскорбление. Одно и то же преступление может быть сделано против низшего, равного и высшего лица. Чем выше по общественному положению лицо, тем преступнее, оскорбление ему. Оскорбить грубою бранью или грубым действием Отца тяжелее, чем брата. Нанести тоже самое оскорбление начальнику, сановнику светскому или духовному, самому царю, есть вина несравненно тягчайшая, чем если бы она допушена была против низшего, подчиненного или равного по общественному положению лица. Если же так, то судите, есть ли на свете казнь, которая была бы соразмерна с виной оскорбления не человеку, а самому Богу, существу по природе и совершенствам бесконечно великому, Владыке вселенной, пред которым трепещут небесные Силы, – оскорбления дерзким нарушением Его заповедей, изменой Ему, союзом с врагом Его диаволом? – Но ответственность грешника пред правдой Божиею не может ли быть снята с него под условием его раскаяния в вине, соединенного с надеждою на благость Божию. Но напрасно кающийся грешник думает умилостивить Господа единственно по надежде на благость Его. Надежда на благость Божию, с забвением Его правды, есть то же, что надежда безнаказанности и располагает надеющегося к беспечности. Итак что же нужно, чтобы для спасения человека, для примирения его с Богом, можно было поступить с ним с одной стороны милосердно и снисходительно, с другой согласно с требованиями правды Божией? Ни наказание само по себе, ни раскаяние грешника для сего недостаточны. Положение грешника безвыходно, и вот, чего он сам не может сделать для своего спасения, то делает для него Сын Божий. Он становится пред судом правды Божией на место человека, уничижает себя до принятия человеческого естества, и в этом образе берет на себя вину человека и за нее подвергается казни. Безмерна вина человека, но безмерно великую цену имеет и удовлетворение за нее, ибо его приносит сам Бог в человеческой плоти и вместе безгрешный, нераздельно и неслитно соединенный с Его естеством в одно лице человек. Только под этим условием могла быть оказана милость и объявлено прощение грешнику, только с удовлетворением правде Божией могла беспрепятственно и свободно действовать благость Божия. А вместе с сим, какое сильное дается человеку побуждение к истинному раскаянию, как необходимому условию для усвоения спасения, даруемого во Христе, к неустанной борьбе с грехом! Видно, рассуждает грешник, грех есть величайшее зло, если для уврачевания его потребовалась такая безмерной цены жертва, как позорная и мучительная смерть за нас воплощенного Сына Божия, второго Лица святой Троицы. И как же после этого я могу коснеть во грехе? Это значило бы вторично распинать Сына Божия, пренебрегать тем, что Он сделал для моего спасения и сим только отягчать свою вину пред Богом. Нет, я не буду столь неблагодарен к Спасителю моему и всеми силами души возненавижу грех, который довел Его до крестной смерти. – Не видите ли, как все премудро устроено в деле нашего спасения? В сем деле нужно было совместное участие милости и правды Божией. И вот та и другая открылись в страданиях и смерти Богочеловека: здесь «милость и истина сретостеся, правда и мир облобызастася» (Пс.84:11). Ничего подобного не могла придумать человеческая мудрость. Сочетание милости и правды в устроении нашего спасения могло быть делом одной Божественной премудрости. И так да будет от нас слава Божией мудрости, устроившей это дело. К славе Божией, открывшейся в апостольской проповеди, относится наконец то, что эта проповедь до сих пор продолжается и до конца века будет продолжаться в Церкви Христовой. До сих пор Церковь, насажденная трудами Апостолов, живет их учением. Это учение сохраняется в их богомудрых писаниях, также в апостольских преданиях. До сих пор наши храмы оглашаются чтением их писаний; до сих пор благовествуют нам о Христе и Его делах апостолы-евангелисты – Матфей, Марк, Лука и Иоанн, преподают нам учение веры и нравственности апостолы Петр, Павел, Иаков, Иуда. Апостольские послания, в которых содержится это учение, написаны для частных Церквей, но объемлют состав христианского вероучения и нравоучения так полно, всесторонне и глубоко, что имеют вселенское значение, служат руководством для верующих в деле спасения на все времена. И горе тем, которые отступают от сего спасительного руководства и следуют иному учению! Анафема ап. Павла, грозящая тому, кто стал бы благовествовать не то, что благовествовали Апостолы, падает вместе и на всякого следующего этому иному благовествованию (Гал.1:8). Писания апостольские восполняются преданиями апостольскими. До сих пор ими благоустрояется жизнь Церкви, ибо в них содержатся подробные правила о церковном священноначалии, богослужении и благочинии. Недаром посему Церковь Христова именуется апостольскою, т.е. назидаемою и благоустрояемою учением апостольским. – Такова слава апостольской проповеди, но в этой славе сказывается слава Божия. Ибо учение Апостолов есть учение Христово, изглаголанное ими по внушению Св. Духа, ниспосланного на них Христом. По сему слушающий их слушает самого Христа, и отметающийся их, отметается Его.

Будем, братия, благодарить Господа, призвавшего нас, в лице наших предков, из тьмы язычества к свету евангельской истины и сподобившего нас принадлежать к Церкви апостольской, насажденной трудами Апостолов и сохраняющей преданное ими учение и правила жизни. Но вместе пожалеем миллионы душ, до сих пор не ведущих Христа и Его церкви, и молитвенно пожелаем, да огласит их Господь, чрез уста веропроповедников, словом истины, да соединит их со святою апостольскою Церковью. Пожалеем также тех из христиан, которые отпали от единства апостольской церкви и не сохранили в целости учения и преданий апостольских, хотя чтут авторитет апостолов. Пожалеем вообще тех, которые следуют мудрованиям, враждебным учению апостольской Церкви. Вопреки учению апостолов о славе благости, правды и премудрости Божией, открывшейся в искупительных страданиях и смерти Богочеловека, они совсем отвергают истину искупления. Они говорят, что уважают только нравственное учение Христа, и то не все, а только часть его, именно учение о любви к ближним и ко врагам; но крест Христов, т.е. учение об искуплении силой его, для них, как и для современных апостолам языческих мудрецов, кажется безумием. Вообще отреклись они почти от всего, что содержится в символе православной веры. Будем, братия, не себя только, но и других охранять от этого безбожного учения и правил. Исповедуя веру в апостольскую Церковь, будем не словом только и языком, но делом и истиной свидетельствовать нашу преданность учению и правилам апостолов. Да не забываем, что апостолы, теперь наши учители и руководители, будут некогда нашими судьями, сядут на страшном суде возле верховного Судии – Христа на двенадцати престолах, чтобы судить не только плотского Израиля, но и духовного – верующих во Христа. Если в ком недостает любви к истине, преданной Христом и апостолами, то по крайней мере страх этого суда пусть удержит его от противления ей.

Отречение от Христа – Поучение в неделю всех святых

«Всяк иже исповесть Мя пред человеки, исповем его и Аз пред Отцем моим, иже на небесех. А иже отвержется Мене пред человеки, отвергуся его и Аз пред Отцем моим, иже на небесех» (Мф.10:32–33).

В сих словах Христа Спасителя содержится учение об исповедничестве. Исповедать Христа значит во всеуслышание заявить свою веру в Него, как в Искупителя и Богочеловека. В первые века христианства, века гонений на Христову Церковь от язычников, это исповедание было небезопасно, и многие по малодушию отрекались от Христа, если не сердцем, то словом и воскуряли фимиам пред идолами. Они известны были под именем падших, и возвращаемы были в Церковь не иначе, как после продолжительного испытания искренности их раскаяния: в продолжение многих годов они должны были исполнять трудные эпитемии, нести суровые подвиги покаяния. Так тяжела была вина их по суду Церкви. Но тогда отрекались от Христа по принуждению, устрашаемые нестерпимыми пытками и муками. В наше же несчастное время многие впадают в тот же грех добровольно, по одному личному побуждению, не боясь ни церковной кары, ни того, что от них отречется Христос на Страшном Суде своем. Кто же эти несчастные? К числу их прежде всего должно отнести тех из христиан, которые утратили веру в Божеское достоинство и искупительные заслуги И. Христа. Для них Он не Бог, даже не пророк, а просто человек. Собственное его учение о единосущии Его с Богом Отцем и об искупительном значении Его страданий и крестной смерти они отвергают, или свидетельства о том же евангелистов признают неподлинными. Вообще они не веруют в догматическое учение христианской веры, а из нравоучения Христа они отдают справедливость только немногим Его наставлениям, да и те толкуют превратно, утверждая, например, что с Его заповедью: «не судите, да не судими будете» (Мф.7:1), несовместны общественные суды; что с Его изречением: «не противься злому» (Мф.5:39), несовместно законное противодействие преступлениям и злодействам карательными и предупредительными действиями человеческого правосудия. Не хотят знать эти кривотолки, что в первом случае Христос восстает не против всяких судов, иначе Он не узаконил бы церковного суда и не повелел бы преслушников судебной церковной власти признавать язычниками и мытарями, – а собственно против пересудов, или порицательных отзывов о ближнем, проистекающих не из любви к нему, не из желания исправить его, а единственно из самолюбия и злобы, с забвением собственных своих грехов и недостатков. Во втором случае Он восстает против злобной мстительности, с нарушением закона любви к ближнему, с желанием сделать ему только зло. В грехе отречения от Христа повинны далее те, которые веруют во Христа, как Богочеловека и Искупителя, но не веруют в Его святую Церковь. Они мечтают спастись непосредственным общением со Христом помимо установленной Им Церкви, забывая, что Церковь есть тело Христа, что истинно верующие во Христа суть члены этого тела, и что, следственно, отторгающиеся от нее, отторгаются от общения с Самим Христом и обрекают себя на духовную и вечную смерть, – члены, отсеченные от живого тела, не сохраняют жизни. Воображая, что имеют непосредственное общение со Христом, они не признают для себя нужными таинства церковные, следственно чужды благодати Христовой, в них сообщаемой, не подчиняются церковному священноначалию, следственно самому Христу, чрез него действующему, не обращая внимания на слова самого Христа, обращенные к апостолам и в лице их преемникам их служения пастырям Церкви: «Слушаяй вас, Мене слушает, и отметаяйся вас, Мене отметается» (Лк.10:16). Так относятся к Церкви собственно сектанты. К сожалению, им подражают многие из православных, когда, не прерывая общения с Церковию, не участвуют, или весьма редко участвуют в общественном богослужении, не приступают к таинствам исповеди и причащения, не соблюдают постов, чуждаются общения с пастырями церковными, обращаются к ним только в крайних случаях, например, для получения метрических сведений, для повенчания и тому под. Так они поступают не по вражде к Церкви, а единственно по равнодушию к делу своего спасения. Равнодушие неизвинительное и пагубное в виду того, что чуждающиеся Церкви находятся в опасности быть отчужденными от самого Христа – Главы ее. Наконец близки ко греху отречения от Христа те христиане, о которых должно сказать тоже, что сказал апостол о ложных чтителях Бога: «Бога исповедуют ведети, а делы отмещутся Его» (Тит.1:16). Это христиане только на словах. Если верить их словам, они вседушевно веруют во Христа и Его святую Церковь, и обиделись бы, если бы кто назвал их нехристями. Но на деле они действительно нехристи, ибо нерадят об исполнении заповедей Христовых. Называют Христа Господом, а воле Его, выраженной в Его заповедях, не покоряются. Именуют себя Его рабами, но живут по своей воле, следуя внушениям самолюбия и страстей. В этом отношении они похожи на людей, которые устами и в письмах называют себя вашими покорнейшими слугами, в уверенности, что это ни к чему их не обязывает, или на тех слуг, которые на всякое ваше приказание отвечают: «слушаю», а на самом деле совсем не думают вас слушаться. Ложные христиане знают, что делать для угождения Христу, и отлично могут передать вам свои познания о путях, ведущих к блаженству, но дальше этого они нейдут. Они только принимают к сведению и другим сообщают к сведению правила христианской жизни, но в жизни следуют не этим правилам, а правилам и обычаям принятым в мире, часто враждебным евангельскому нравоучению. Преклоняются пред учением Христа о нищете духовной, о чистоте сердечной, о плаче покаянном, о кротости, о миролюбии, о милосердии, о алчбе и жажде правды, но на деле являются гордыми, сластолюбивыми, несправедливыми, злопамятными, чуждыми сострадания к ближним. Они делом отрекаются от Христа, Которого исповедуют словом. Они не стесняются тем, что разлад между словом и делом соблазняет ближних, одним дает повод осуждать их, другим – перенимать у них. Привычка к нехристианской жизни убила в них христианский стыд. Люди слышат от них исповедание Христа словом, люди же видят, как они отрекаются от Него делом. И это на сем свете большею частью сходит им с рук. Безнаказанность, даже сочувствие к ним единомысленных им людей делает их дерзкими нарушителями заповедей Христовых. – Этот последний вид отречения от Христа – самое обыкновенное явление, но с неодинаковым характером: у одних разлад веры с жизнию, убеждений с действиями, есть постоянное состояние, в других же допускается по временам и сопровождается раскаянием: семь раз на день падают, и каждый раз спешат подняться. Положение жалкое, но не безнадежное. – Никому не дай, Господи, умереть без покаяния в отречении от Христа, ибо отрекающиеся от Христа здесь подвергаются опасности быть отринутыми от Него на том свете.

Сокровище духовное, от мира собираемое – Поучение в неделю вторую по Пятидесятнице

«Грядита по Мне и сотворю вы ловца человеком» (Мф.4:19).

Люди, к которым Господь Иисус обратился с сими словами, были Симон Петр и Андрей, брат его. Они жили на берегу Галилейского моря, точнее – озера, и промышляли рыболовством. От рыболовства Господь Иисус призвал их к апостольскому служению. Они должны были расстаться со своим промыслом и сделаться ловцами человеков, т.е. уловлять своею проповедью в Церковь Христову людей подобно тому, как они ловили мрежами рыбу. Есть сходство между тем и другим занятием. Море, где будущие апостолы ловили рыбу, есть образ моря житейского, или мира, области людей чуждых веры во Христа и обуреваемых волнами земных попечений. Рыболовная мрежа есть образ Церкви Христовой, в которую привлекаются люди из моря житейского. Рыболовство, как и всякий промысл, сопряжено с немалыми трудами, не всегда притом успешными. Всю ночь иной раз мучаются рыболовы и ничего не поймают. Равно и проповедь евангелия для уловления в Церковь Христову требует великих трудов, тоже не всегда успешных и соединенных с опасностью потерять свободу и даже жизнь по злобе врагов евангелия, каковую опасность испытали все апостолы. – В море попадаются рыбы всякого рода, и хорошие, и худые, и одни от других отделяются только по извлечении мрежи на берег. Равно и в Церкви Христовой есть добрые и злые, истинные христиане и недостойные имени христианского. И это смешение одних с другими будет продолжаться до смерти, после которой нераскаянные грешники навсегда отлучены будут от лика праведных.

Указанные нами черты сходства между рыболовством и служением апостолов, уловивших вселенную дают нам, братие, повод смотреть на всякие честные житейские занятия с духовно поучительной точки. Ибо едва ли не каждое из них может для размышляющих служить образом, указывающим наглядно на какую-нибудь духовную истину, на нравственную обязанность, на то или другое положение в христианской жизни. Сквозь земное и житейское мы должны умными очами прозирать в область духовную, усматривать между ними черты сходства, одним объяснять другое, чувственным духовное, земным небесное. Образцом для нас в этом случае может служит пример Христа Спасителя. Мы видели, как Он словами: «сотворю вы ловца человеком», возвел мысли будущих апостолов от земного занятия к духовному, для них предназначенному. Вспомним также притчи Христовы, все они суть не что иное, как наглядное объяснение духовных истин образами, взятыми из видимой природы и из житейского быта. В числе творений святителя Тихона Задонского есть одно: «Сокровище духовное, от мира собираемое». Все творение наполнено сближениями земного с духовным, наставлениями, извлеченными из наблюдения над сходством одного с другим. Так наблюдение над солнцем дало ему возможность указать на разнообразные отношения к нам Бога, духовного Солнца. Взгляд на узду коня навел его на размышление об укрощении страстей, о покорении духа телу. В пластыре живительном он усмотрел образ Евангелия, оживотворяющего душу своим учением, и тому под. – Руководствуясь примером Христа Спасителя и святителя Тихона, позволим и от себя предложить вашему вниманию несколько замечаний, на какие духовные размышления могут наводить нас наши житейские занятия. Многие из вас принадлежат к торговому сословию, занимаются куплей и продажей. Пусть таковые почаще вспоминают притчу Христову о купце, ищущем хороших жемчужин. Нашедши одну драгоценную жемчужину, он пошел и продал все, что имел, и купил ее (Мф.18:45–46). Под этою жемчужиной разумеется царство небесное. Блага этого царства дороже всего на свете. Поэтому забота о стяжании их должна быть главным делом христианина. Но с этою заботой несовместно пристрастие к земным сокровищам. Наполненное пристрастием к земному, сердце становится равнодушным к благам духовным, теряет склонность к упражнению в богомыслии, в молитве, вообще в делах благочестия, также к делам любви к ближним. Об исполнении церковных обязанностей говения и хождения в церковь пристрастные к богатству не думают, – у них недостает для этого ни времени, ни охоты. Пристрастие к земным стяжаниям соединяется обыкновенно с притеснением ближних, с употреблением всякого рода неправд для обогащения. Все эти искушения свойственны преимущественно продающим и покупающим. Как спастись им от этих искушений? Иные для избежания их совсем бросают куплю и продажу и бегут из мира; но для большинства это неудобно и не необходимо. Пусть лучше, по совету апостола, «покупающие будут как неприобретающие, а пользующиеся миром сим, как непользующиеся» (1Кор.7:30–31). В приложении к торгующим это значит: пусть они к мирским благам, которые приобретают посредством купли и продажи, будут равнодушны, как бы совсем их не имели, пусть не привязываются к ним сердцем, и если приразится к ним это искушение, пусть отражают его словами Спасителя: «какая польза человеку, если он приобретет весь мир, а душе своей повредит? Или какой выкуп даст человек за душу свою?» (Мк.8:36–37).

Между присутствующими здесь есть плотники. Пусть они вспомнят об И. Христе, как Он в доме нареченного отца своего Иосифа разделял с ним труды древоделия, и примером Его смирения, послушания старшим и трудолюбия пусть поощряют себя к упражнению в добродетелях смирения и послушания Отцу небесному, к неослабному трудолюбию. Занимаясь постройкой жилищ, пусть помышляют об обителях в дому Отца небесного и уготовляют себя к водворению в них; пусть и самих себя уготовляют «в жилище Божие Духом» (Еф.2:22). Созидаемые руками их храмины пусть переносят их мысль к храмине «нерукотворенной и вечной» (т.е. к имеющему воскреснуть во славе телу), уготованной на небесах каждому, воздыхающему о ней в теле сем и желающему отрешиться от уз его для того только, чтобы со Христом теснее соединиться (2Кор.5:1, 4).

К числу ремесленников относятся промышляющие шитьем одежды и обуви. Промышляющие шитьем одежды пусть помышляют об одежде, которою каждый из нас украшен в крещении. «Елицы во Христа крестистеся, во Христа облекостеся». Это значит, что в таинстве крещения человеку сообщается благодать Святого Духа, которая вводит его в такое близкое общение со Христом, как одежда близка к телу. Столь близкое общение со Христом состоит в том, что со времени крещения человек делается членом тела Христова, т. е. Церкви Христовой, входить в участие смерти Христовой: «елицы во Христа крестистеся, в смерть Его крестистеся» (Рим.6:3), и чрез это участие в смерти Христовой получает оправдание от Бога, так как Христос претерпел смерть для нашего оправдания, или примирения с Богом. Таково значение крещения. Крещающийся облекается во Христа, покрывается Им как ризой правды. Об этой-то ризе должны помышлять все, а швецам о ней напоминает самое ремесло их. И так пусть они, сидя за своею работой, спрашивают себя: сохранили ли они одежду крещения? Остались ли они верными благодати оправдания, полученной ими в сем таинстве? Не осквернили ли эту одежду грехами до того, что у них ничего нет похожего на нее, нет свойственной оправданным такой чистоты и непорочности, с какою они вышли из купели крещения? Если совесть не даст вопрошающим успокоительные ответы на эти вопросы, то пусть они позаботятся об очищении своей души слезами покаяния, чтобы не умереть им без покаяния. Пусть позаботятся чтобы не случилось с ними того же, что случилось с гостем, пришедшим на царский пир в нечистой одежде. Ему сказано: «друже, како вшел еси семо, не имый одеяния брачна, – вверзите его во тму кромешную» (Мф.22:12–13). Изготовляющие обувь должны видеть в ней напоминание о хождении по путям заповедей Господних. Обувь предохраняет ноги от непосредственного соприкосновения с нечистотой, с пылью и грязью и от холода. Не содержится ли в этом урок для промышляющих шитьем обуви, – так ходить путем заповедей Господних, чтобы сохранить себя на этом пути от осквернения соблазнами и искушениями со стороны мира и не охладеть в любви к Богу? Людям, занимающимся изготовлением на огне всякого рода кушанья, дается в этом занятии также не менее поучительный урок. Огонь, с которым приходится им так часто обращаться, пусть напоминает им об огне геенском. Геенский огонь в сравнении с здешним – тоже что действительный огонь в сравнении с писанным на бумаге. Так судили о страшной силе геенского огня некоторые из святых. Пусть то же говорят себе взирающие на огонь при изготовлении кушанья, и страхом вечного огня да удерживают себя от грехов. Не исчисляем других житейских занятий и положений, чтобы видеть, в каком отношении они могут быть духовно-поучительны, на какие назидательные размышления могут наводить. Размышляющему каждый предмет в жизни природы и в житейской среде даст пищу для сопоставления земного с духовным. Не ленись только размышлять и наблюдать. Правда, не всяк способен к подобным размышлениям, к подобным сопоставлениям. Для сего нужна известная доля остроумия и умственной подвижности, что не всякому дано. Но в таком случае, чтобы не ломать бесполезно головы над тем, что тебе совсем не дается или не легко дается постигнуть, пользуйся готовыми уроками, какие другими извлечены для нашего духовного научения из явлений обыденной жизни и окружающей нас природы. Всего лучше и удобнее для нашего употребления в этом случае могут служить притчи и приточные изречения Христа Спасителя. Более наглядного представления духовных истин и правил под чувственным покровом нигде не найти. Это поистине духовное сокровище, от мира собранное. И так если хочешь обогатиться этим сокровищем, читай Евангелие или слушай внимательно чтение его.

Дух отцев в чадах – Поучение в день рождества св. Иоанна Предтечи 24 июня

«И той предъидет пред Ним духом и силою Илииною, обратити сердца отцем на чада» (Лк.1:17).

В сих словах архангела Гавриила священнику Захарии содержится пророчество о служении сына его Иоанна Предтечи. Оно будет состоять в том, что он, как предтеча Мессии, с ревностью Илии будет стараться об оживлении духа отцев в детях, предков в потомках, указуя в этом необходимое условие для вступления в царство Мессии. Современные Иудеи думали, что достаточно быть чадом Авраама по плотскому происхождению, принадлежать к израильскому народу, чтобы иметь право на вступление в царство Мессии. Нет, этого недостаточно, будет проповедывать Предтеча Мессии, надобно усвоить образ мыслей и правила Авраама и вообще праотцев израильского народа, веру Авраама, смирение Исаака, и упование на Бога Иакова; надобно, чтобы в этом отношении потомки походили на предков, сродны были с ними не по плоти только, но и по духу, чтобы чада Авраама, Исаака, Иакова творили дела их. И если потомки должны сознаться, что они не таковы, что, происходя от великих предков, они не наследовали их духа, что по духу они сродны больше с отцем лжи диаволом и похоти его исполняют (Ин.8:44), то должны покаяться, осудить себя за те грехи, которыми позорят свой славный род, возревновать об исправлении себя, о духовном обновлении, об оживлении в своих сердцах тех нравственных расположений, какими угодили Господу их отцы. То, чего должен был требовать Иоанн Предтеча от Иудеев, если они хотят вступить в царство Мессии, не относится ли и к христианам, уже вступившим в это царство? Без сомнения, относится. Если для приготовления к вступлению в царство Христово сынам избранного народа надлежало устроить образ жизни по духу отцев своих, то не наипаче ли тоже потребно всем по вступлении в царство Христово, чтобы быть достойными членами этого царства? Авраам, отец избранного народа, есть вместе отец всех верующих (Рим.4:16). Все верующие во Христа, к какому бы роду-племени ни принадлежали, суть чада Авраама по вере и предназначены к великой чести возлежать с Авраамом, Исааком и Иаковом в царстве небесном (Мф.8:11). Но этой чести они не иначе могут достигнуть, как усвоив себе сердечные расположения Авраама, Исаака и Иакова. Чада сих отцев по духу должны подражать Аврааму в вере, Исааку в смирении и Иакову в уповании на Бога. Вера Авраама проявилась преимущественно в его решимости принести в жертву единственного сына своего от Сарры, Исаака, о котором дано было ему обетование: «в Исааке наречется тебе семя» (Быт.21:12). Когда Господь потребовал от Авраама этой беспримерной жертвы, он решился исполнить это требование единственно по вере или уверенности, что всемогущий Господь силен воскресить обреченного на смерть его сына (Евр.11:19). – Смирение Исаака открылось в том, что он в цвете лет и крепости сил, единственно из послушания воле отца, в которой видел волю Божию, допустил себя связать и возложить на жертвенник всесожжения. – Упование на Господа Иакова сказалось во всей его жизни, преимущественно же в том, что угрожаемый смертью от брата своего Исава, он решился оставить отеческий дом, отправился в дальнюю страну одинокий, без слуг, пеший, с одним жезлом в руке и с дорожною сумкой. Надобно было иметь немало самоотвержения, чтобы решиться на все это и не устрашиться предстоящих трудностей. Что же поддерживало его в этом самоотвержении? Единственно упование на Бога. Он уповал, что Господь, избравший его в наследники своих обетовании, не покинет его и проведет его благополучно чрез все трудности и препятствия на всех путях его жизни. – Итак, вера, смирение и упование – вот те нравственные качества, какими угодили Господу Авраам, Исаак и Иаков, – наши отцы по духу, и которые должны быть усвоены и нами, если желаем вместе с ними наследовать царство небесное. Что же нужно для того, чтобы нам с успехом упражняться в подвигах веры, смирения и упования, с успехом подражать в этом отношении Аврааму, Исааку и Иакову? Нужно, чтобы мы брали с них пример в самом образе жизни. Они были странниками и пришельцами в земле Ханаанской, не имели недвижимой собственности в ней, кочевали в ней со своими стадами с одного места на другое, с терпением ожидая сделаться обладателями этой земли в лице своих потомков. Подобно сему и мы, пока живем на сем свете, должны смотреть на себя как на странников и пришельцев (1Пет.2:11), должны помнить, что настоящее жительство наше на небеси (Флп.3:20), что земная жизнь для каждого из нас должна быть временем странствования к небесному отечеству, – должны исповедывать: «не имамы зде пребывающего града, но грядущего взыскуем» (Евр.13:14). При таком воззрении на эту жизнь понятно, как мы должны относиться к земным благам, и к земным лишениям и бедствиям. Ни к первым мы не должны иметь пристрастия, зная, что они не понадобятся в небесном отечестве, и что забота о них, если поглощает все наше время и наполняет все сердце, может отнять у нас время и ослабить усердие к стяжанию сокровищ на небесах; – ни от бед и напастей не должны падать духом, а ободрять себя надеждой утешений, ожидающих странников земли там, где нет ни болезни, ни печали, ни воздыхания. – Ведя странническую жизнь среди хананеев, отцы избранного народа по плоти и наши по духу сохранили свою веру и благочестие. Они не чуждались сношений с язычниками, среди которых жили, разделяли с ними хлеб-соль, вели с ними житейские дела, но не заражались их нечестием и безнравственностью и ограждали от их худого влияния свои семейства. Родной племянник Авраама Лот остался верным Богу, живя среди нечестивых содомлян. Он только мучился в праведной душе своей, видя и слыша дела беззаконные (2Пет.2:8), но не принимал в них участия. Подобно сему должны поступать и мы. Живя среди мира, т.е. общества людей чуждых христианского духа, мы должны так настроить свою душу, чтобы приражающиеся к ней отвне искушения и соблазны не встречали в нас сочувствия, чтобы мы слыша не слышали, видя не видели того, что может растлить нашу душу. Мы должны помнить учение слова Божия об отношении христиан к миру: «не любите мира, ни яже в мире. Аще кто любит мир (с его нехристианскими обычаями), несть любви Отчи в нем» (1Ин.2:15). «Вера чиста и нескверна есть, нескверна себе блюсти от мира. – Любы мира сего, вражда Богу есть. Иже бо хощет друг быти миру, враг Божий бывает» (Иак.1:27, 4:3). Как ни сильны соблазны от людей мира, истинный христианин не увлекается ими ввиду опасности поплатиться за временную греха сладость вечным блаженством. Он крепко борется с ними, зная, что поддающийся соблазнителям находится в опасности – попасть в геену огненную (Мф.18:8–9). Он не только сам не следует правилам и обычаям, принятым в свете, если они враждебны духу евангельского и церковного учения, но еще всячески ограждает других от их пагубного влияния.

Мы видели братия, как надобно понимать проповедь Иоанна Предтечи о возвращении сердец отцов к детям; видели, что эта проповедь относится не к одним Иудеям, ждавшим царства Мессии, но и к христианам, вступившим в сие царство; видели, как, согласно с этою проповедью, мы можем наследовать дух отцев избранного народа, сродниться с ними верою, смирением и упованием, как можем уподобиться им даже в их отношениях к хананеям. Все это мы видели, но все виденное мы должны принять не к сведению только, а к руководству в жизни. Отцы избранного народа по плоти только в том случае могут быть отцами нашими по духу, если будем не только умом признавать их отцами, но и походить на них по сердечным расположениям, следуя проповеди Иоанна Предтечи «о возвращении сердец отцев к чадам».

Гроза – Поучение в день пророка Илии

Св. пророк Илия прославился величайшею ревностью о славе истинного Бога и вместе многочисленными и величайшими чудотворениями. Так по его слову, для наказания нечестивого Ахаава и его подданных, небо заключилось и не давало дождя в продолжении трех с половиной лет. По его же молитве и слову прекратилось это бедствие и обильный дождь напоил жаждущую землю. В летнюю жаркую пору дождь обыкновенно соединяется с грозой, т.е. с молниями и громом. В каком смысле гром и молния называется грозой? В том смысле, что в этих явлениях природы проявляется грозная, страшная сила для тварей, в сравнении с которою ничтожными оказываются искусственные человеческие измышления для опустошения и разрушения. В наше время много измышлено средств с целью опустошения и разрушения, особенно для истребления людей. В числе их чуть не главное место занимает динамит, известное взрывное вещество, которым в последнее время с таким адским успехом пользуются злоумышленники. Но как ни грозны и страшны орудия разрушения и смерти, изобретаемые людьми, они суть не что иное, как детская игрушка в сравнении с силой грозы. Вспомним опустошение полей египетских, произведенное грозой по слову Моисея в наказание упрямому фараону (Исх.9:23–28). Вспомним быстрое истребление молнией стад мелкого скота у Иова, произведенное, по попущению Божию, чрез диавола (Иов.1:16). Молнии – это стрелы Божии. Горе врагам Божиим! У Всемогущего множество средств для наказания их. Одним из этих средств служит гроза. «Понесутся меткие стрелы молний и из облаков, как из туго натянутого лука, полетят в цель» (Прем.5:21). И если бы Господь восхотел карать нечестивых по всей строгости своего правосудия, Он в одно мгновение мог бы истребить всех их своими стрелами – молниями, и никакие громоотводы не спасли бы их от этих убийственных стрел. Этого, однако, мы не видим. Господь не только праведен, но вместе долготерпелив и Многомилостив. Он удерживает свою грозную руку, готовую поразить нечестивых, ожидает их покаяния, давая им время на покаяние. Явления молнии и грома, страшные своею силой и, однако же, удерживаемые от проявления их во всей силе, суть вместе явления милосердия Божия. И вот поэтому-то они и называются грозой. Господь только грозит чрез них своим гневом, дает острастку грешникам, но большею частью не приводит в исполнение своих угроз в этой жизни, отлагая казнь виновных до жизни загробной. – Но как надобно смотреть на случаи убийственного действия грозы, когда молния насмерть поражает человека? Чтобы вернее ответить на сие, вспомним слова Христовы, относящиеся к подобным случаям. Некогда «рассказали Ему о Галилеянах, которых кровь Пилат смешал (в иерусалимском храме) с жертвами их. Иисус сказал на сие: думаете ли вы, что сии Галилеяне были грешнее всех Галилеян, что так пострадали? Нет, говорю вам, но если не покаетесь, все так же погибнете. Или думаете ли, что те осьмнадцать человек, на которых упала башня Силоамская и побила их, виновнее были всех, живущих в Иерусалиме? Нет, говорю вам, но если не покаетесь, все так же погибнете» (Лк.13:1–5).

Так поучает нас Господь Иисус смотреть на несчастия, случающиеся с ближними нашими, следственно и на смертные случаи от грозы. Сожалея о несчастных жертвах этого бедствия, мы должны видеть в нем поучительный урок для себя. Посему, когда дойдет до тебя слух, что тот или другой пал от грозы, не подумай, что ближний твой, убитый молнией, грешнее тебя. По несчастной кончине нельзя судить о нравственном его достоинстве. Он, может быть, гораздо выше тебя в нравственном отношении; ибо есть примеры, что и святые люди подвергались подобному несчастию, например праведный отрок Артемий Веркольский пал мертвым в поле во время страшной грозы. Люди сочли его состоящим под судом Божиим, и потому лишили его христианского погребения и положили в лесу вдали от церкви. Но чрез 28 лет тело его найдено нетленным, и он прославился чудотворениями и причислен к лику святых5. В виду подобных случаев не спеши судить о каждом убитом грозой, что его постигла кара Божия за грехи. Не о чужих грехах при этом помышляй, а о своих и говори Господу: «Слава твоему милосердию; поражая других, Ты, Господи, щадишь меня. Несчастием с моими ближними Ты вразумляешь меня, возбуждаешь во мне помысл о моих грехах и покаянии в них для умилостивления Тебя. Ибо, если не покаюсь, то и я такожде погибну. У Тебя, Господи, много средств наказать меня и в этой жизни, – и это еще хорошо, если постигнет меня только временное наказание, лишь бы избегнуть вечного мучения. Но что если греховною беспечностью заслужу вечную погибель, что если умру совсем без покаяния? О, не дай мне умереть без покаяния, даруй мне время на покаяние». Благодарение Господу, вразумляющему нас грозой. Впечатление, производимое ею, благотворно. «Гром не грянет, иной не перекрестится», говорит русское присловье. Звук грома потрясает не один слух, но вместе и сердце. Невольно поднимается рука для положения на себе крестного знамения, невольно с благоговением произносишь: «свят, свят, свят Господь Саваоф». Мысль о святости и величии Божием при этом обыкновенно соединяется с мыслью о своем ничтожестве и нравственном убожестве, и вызывает вздох покаяния. И не эти ли вздохи, исходящие в одно и тоже время из тысячей грудей, доходя до небес, отвращают от нас праведный гнев Божий? Редко кто падает жертвой грозы. Господь только грозит, но не приводит в исполнение свои угрозы. Все остаются целыми и невредимыми, всем дается время на покаяние. К сожалению, спасительное впечатление, возбуждаемое грозой, во многих бывает мимолетно, – с минутой возникает, с минутой исчезает.

Господи, молитвами твоего угодника, ревнителя славы твоей и грозного проповедника покаяния, утверди в нас ревность к покаянию, чтобы нам не умереть без него. Даруй нам, чтобы грозные явления природы производили в нас не мимолетный страх гнева Твоего, но оставляли в наших сердцах прочное благотворное впечатление, чтобы угроза Твоя не пропадала для нас даром, но всегда отзывалась в нашей памяти и сердце, как спасительный голос покаяния.

Благодарность Господу потомков за Его милости к предкам – Поучение в 1-й день августа

Сегодня два праздника, один в честь креста Христова, соединяемый с водоосвящением и крестным ходом на реки или источники; другой называется праздником Всемилостивому Спасу. Последний праздник установлен в память события, случившегося в XII веке. Греческий царь Мануил и русский князь Андрей Боголюбский одновременно, по усердной молитве пред пречистым образом Христа Спаса, одержали победы один над Сарацынами, другой над волжскими Болгарами, и с общего согласия положили свою благодарность к Господу за Его милости запечатлеть установлением праздника Всемилостивому Спасу. Событие, по поводу которого установлено празднование, произошло в давнее время, но празднуется доселе и будет праздноваться вероятно до скончания века. Увековечением празднования увековечивается благодарность Господу за милость Его, явленную к предкам нашим по вере и крови. Но если сию милость Божию испытали предки, то есть ли необходимость требовать благодарности за нее от потомков? Не достаточно ли благодарить за милости Божии только тем, которые испытали и видели их? Понятно, почему следует вековечно праздновать благодарственно события, имеющие первостепенное значение в деле нашего спасения, совершившиеся для всех родов, минувших и будущих, каковы: Рождество Христово, Воскресение Христово, и т.д. Благотворные последствия этих событий, совершившихся давно, простираются на все времена; потому и благодарность за них Господу должна быть у позднейших родов не менее жива, как и у их современников. Ничего подобного нельзя, по-видимому, сказать о событии, ныне празднуемом, и о подобных, даже, например, о победе под Полтавой, об изгнании Французов из Москвы и России в Двенадцатом году, – о событиях достойных воспоминания, но современного нам значения не имеющих. Что сказать на это? События, в жизни церковной и гражданской, давно минувшие, в которых предки наши видели знамение милости Господа и побуждение к живейшей благодарности Ему, заслуживают благодарственного пред Господом воспоминания отдаленнейших потомков, по тому прежде всего, что утверждают в них надежду на милость к ним Божию во всех обстоятельствах жизни. Основанием этой надежды главным образом служат обетования Божии. Обетования Божии непреложны. Если Господь обнадежил верующих в Него и уповающих на Него обетованием своих милостей временных и вечных, духовных и телесных, Он непременно так или иначе исполнит то, что обещал. Он сдержит свое слово. Он верен в своих обетованиях, и если не в здешней, то в будущей жизни взыщет своею милостью прибегающих к Нему. В истине своих обетований Господь удостоверяет бесчисленными опытами своих милостей к людям, на Него уповающим. Подобные опыты повторяются ежедневно даже с каждым из нас. К сожалению, не для всякого они кажутся убедительными; иной, даже из верующих, склонен видеть в них дело случая, или плоды одних собственных усилий и трудов к достижению цели. И вот милосердый Господь творит нередко чудеса для прибегающих к Нему с верой в Его обетования. Чудеса – это такие поразительные свидетельства истины божественных обетований, что способны приводить к несомненному убеждению в ней слабых и колеблющихся в уповании, если только они не предубеждены против нее. Подобные поразительные знамения силы Божией бывают и в наше время; но пространство нашего времени слишком незначительно, чтобы по нашему времени судить о величии милостей Божиих к верующим. Прожитые столетия Церкви Христовой представляют бесчисленные доказательства того, как верен Господь в своих обетованиях. И вот в эти-то давно минувшие времена мы должны преимущественно устремлять взоры, если ищем твердой опоры для нашего упования на будущее время. Пусть события, служившие знамением особенного промышления Божия о людях, давно случились, – это не умаляет их значения для нашего упования. Господь Иисус, предмет нашего упования, вчера и днесь, тойже и во веки. Его всемогущая сила не оскудевает ни с летами, ни со столетиями, и всегда готова явить себя в новых опытах милости к нам, подобных древним. Древние милости служат залогом или ручательством за будущие. Ввиду этого, какое сильное побуждение открывается для нас благодарно воспоминать древние милости Божии, и находить в них опору своего упования на будущее время! К благодарности пред Господом потомков за милости Его к предкам должна также побуждать любовь к ним. Как не любить тех, с которыми мы сродны по происхождению от них и по вере, от которых мы наследовали такое неоцененное благо, как честь принадлежать к православной Церкви! Но любящему свойственно радоваться с радующимся; посему если предки наши радовались пред Господом о чрезвычайных явлениях Его милости к ним и благодарили за них Господа, то и потомкам следует делать то же, хотя бы эти милости непосредственно не относились к ним. Нельзя притом утверждать, чтобы мы не имели, так сказать, личного побуждения благодарить Господа за древние Его милости к церкви и отечеству. Непосредственно испытали их наши предки, но они по своим благотворным последствиям имеют величайшее значение и для отдаленных потомков. Победы наших предков над врагами, со всех сторон напиравшими на них, одержанные ими при помощи Божией, постепенно приготовили настоящее благосостояние нашего отечества. Своим могущественным положением среди других государств оно обязано подвигам предков, не щадивших своей крови на защиту государства. Мы пожинаем плоды их подвигов и благословения Божия, каким увенчались эти подвиги. Особенно это должно сказать о победах над Шведами под Полтавой, и над Французами в Двенадцатом году. Церковь до сих пор празднует эти победы, видя в них милость Божию не к предкам только нашим, но и к нам, их потомкам. Не будь этих побед, Россия была бы унижена, ее пределы сократились бы, ей грозила бы даже утрата самостоятельности и независимости. А утрата государственной самостоятельности отозвалась бы пагубно и на Церкви нашей православной. Под покровительством победителей явились бы среди православных проповедники чуждых верований, начались бы совращения и для успеха их – насилия. Подобное несчастие уже испытала та часть России, которая некогда подпала под власть Польши. Народ насильственно совращен был тогда в унию, многие приняли римское католичество. С этим соединялось ополячение русских. Уния почти уничтожена в нашем западном крае, совращенные насилием возвратились в лоно Церкви; но римские католики до сих пор поднимают гордо свою голову в западном крае. Если подобное зло не распространилось на все наше отечество, это потому, что предки наши отстояли свою свободу и независимость, восторжествовали над врагами своего отечества и веры. В борьбе с ними Господь видимо явил свою помощь нашим предкам, и чрез них избавил и нас, их потомков, от бедствий гражданских и церковных. Милость Божию нашим предкам мы должны почитать милостью и для себя, как бы мы ни были отдалены от них по времени. Посему долг благодарить Господа за древние милости Божии, от предков перешел и на потомков, и мы должны свято исполнять этот священный долг, если хотим, чтобы наследованные нами от предков блага жизни гражданской и церковной остались навсегда нашим достоянием. Благодарность Господу за прошедшее служит залогом Его благоволения к нам в будущем.

Трудолюбие и праздность – Поучение в неделю десятую по пятидесятнице

«Труждаемся, делающе своима руками» (1Кор.4:12).

В сегодняшнем апостольском чтении ап. Павел с целью убедить коринфских христиан в той истине, что сила Божия, действующая в мире чрез апостолов, действует в их немощи, исчисляет напасти и скорби, каким он и прочие апостолы подвергались на поприще Евангельской проповеди. «До нынешнего часа, – говорит он, – и алчем, и жаждем, и наготуем, и страждем, и скитаемся; якоже отреби миру быхом, всем попрание доселе» (1Кор.4:11, 13). Что же? Эти напасти, эти скорби, эти унижения от мира, которому они проповедуют евангелие, – ослабили ли в них ревность к сему проповеданию, послужили ли для них препятствием к подвигам их служения? Нисколько. Они всюду гонимые, унижаемые, страждущие, не только не переставали подвизаться в евангельской проповеди, но еще находили время работать своими руками для своего содержания. «Труждаемся, делающе своима рукама». Ап. Павел был по ремеслу скинотворец (Деян.18:3). Он делал палатки для путешественников и этим ремеслом кормил себя и своих сотрудников (Деян.20:34). Он никого не хотел обременять собой (1Фес.2:9), чтобы не заподозрили его в корыстолюбии, хотя сам же ссылался на повеление Господа проповедующим евангелие жить от благовествования (1Кор.9:12). И надобно удивляться, как это у Апостола доставало времени на труды благовестнические и на рукоделье. Ремесленники обыкновенно работают днем, а ночью отдыхают. А он про себя говорит, что работал и ночью и днем до изнурения (1Фес.2:9). И поступает он так не потому одному, что дорожит честью бескорыстного проповедника. Была и другая причина, почему он сам своими трудами достает себе пропитание. Это, говорит он солунским христианам, «не потому, чтобы мы не имели власти жить на ваш счет, но чтобы себя самих дать вам в образец для подражания, ибо когда мы были у вас, то завещевали вам сие: если кто не хочет трудиться, тот и не ешь» (2Фес.3:9–10).

Как сильно выражается апостол, когда говорит: «кто не хочет трудиться, тот и не ешь»! Это значит, что кто уклоняется от труда телесного по лености, или потому что считает его унизительным для своего достоинства, того не за что и хлебом кормить, тот как бы теряет право на вкушение пищи, а если вкушает, то без всякого права, – он тунеядец. Вот в какой степени обязателен труд! «Человек раждается на труд, как птица на летанье» (Иов.5:7). Труд обязателен для всех, не только для людей, не имеющих других средств к жизни, пробавляющихся только тем, что заработают, но и для обеспеченных в средствах жизни. Положение Адама в раю было самое обеспеченное. Рай не имел нужды в усиленном возделывании, подобно нашим полям и садам, потому что не было еще проклятия, возвращающего терния и волчцы. В раю Адам жил, так сказать, на всем на готовом. Однако же, Господь, вводя его в рай сладости, заповедал ему делами его и хранимы (Быт.2:15), – делами, т.е. возделывать землю, и иметь уход за произрастениями ее, не допускать их до повреждения и одичания. И этот труд не мешал, а споспешествовал блаженному состоянию райского жителя, давая его силам соответствующее упражнение. Но наипаче труд стал обязателен для человека по падении. Труд есть общая всем эпитимия, в лиде Адама наложенная на всех: «в поте лица твоего снеси хлеб твой» (Быт.3:19). Уклонение от труда – есть уклонение от эпитимии и в высшей степени вредно для человека. Противоположная труду праздность расслабляет силы телесные и душевные, порождает скуку и есть мать пороков. Она для них самая благоприятная почва, подобно тому, как невозделанная никем земля производит терния и волчцы. Праздность препятствует даже наслаждаться земными благами. Тогда как черствый кусок хлеба сладок работающему и устающему от работы, изнеженный праздностью не находит вкуса в изысканных блюдах и напитках. Праздность вредна и в других отношениях. Хозяйка, изнеженная праздностью, ни до чего по хозяйству не доходящая и во всем полагающаяся на слуг, подает им повод к хищениям и обманам, и доводит до разорения хозяйство. Изнеженный праздностью – худой христианин. Для него тяжело исполнять христианские обязанности: говеть для него тяжело, в церковь ходить несносно, – в церкви надобно стоять, а он привык сидеть, да лежать. За раннею церковною службой его никогда не увидите, – он продолжает спать, когда другие пришли от обедни, да и к поздней службе он редко ходит. Любимые места, им посещаемые, – это клуб, театр и другие увеселительные заведения. Посему люди, живущие трудами рук своих, напрасно завидуют белоручкам, ничего неделающим и незнающим, однако, ни в чем нужды (не ведающим). Положение их только издали кажется счастливым, на самом же деле они самые жалкие существа. Что может быть позорнее того, как многие из них себя ведут? Ничем-то они не хотят себя обременять, все им подай, все прими; ни одеться, ни обуться, ни умыться без сторонней помощи не хотят. Словно они младенцы или расслабленные существа! Многие из празднолюбцев находят унизительным для своего положения труд и особенно черные работы. Но унижает не труд, а праздность. В труде, как для своего положения труд и особенно черные работы. Но унижает не труд, а праздность. В труде, как бы он ни казался черным, слава и честь. Труд освящен примером И. Христа, помогавшего в работе нареченному отцу своему, древоделу Иосифу, и примером апостолов. Усердием к тяжелым ручным трудам прославились величайшие люди, даже государи. Вспомним Петра Великого. У него мозоли не сходили с рук. Он был плотник, столяр, кузнец, матрос. На троне он был вечный работник. Вот кого имеют товарищами себе люди работящие!

Но недостаточно только трудиться, надобно еще уметь надлежащим образом пользоваться плодами своих трудов. Иной ремесленник целую неделю работает не разгибая спины, а дождется праздника и все пропивает, оставляет в нищете и себя и свое семейство, не платит податей и налогов, и если принадлежит к сельскому обществу, заставляет его платить за себя, по закону о круговой поруке. Он – вредный член этого общества. Праздность есть порок, но не меньше преступно подобное злоупотребление трудом. Не меньше преступны также труды бесчестные, – труды воров, делателей и сбывателей фальшивых денег, содержателей разных безнравственных притонов, и тому подобное. Нельзя одобрить также и тех трудолюбцев, которые забывают заповедь апостола «все делать во славу Божию», т.е. трудиться с мыслию о Боге, помощнике в трудах, с надеждой на Его промышление и благословение всякому честному труду, и предающихся житейским попечениям до того, что у них не остается времени для исполнения христианских обязанностей.

Трудись, работай для обеспечения себя в средствах жизни. Но наипаче «ищите прежде всего царствия Божия и правды его, и сия вся, все остальное, в чем ты нуждаешься для земной жизни, приложится тебе», ибо Господь благословляет успехом труды, исполняемые с упованием на Его промышление и соединяемые с подвигами богоугождения.

Просветление праведников по воскресении – Поучение в праздник Преображения

«Тогда праведницы просветятся яко солнце в царствии Отца их» (Мф.13:43).

В преобразившемся на Фаворе Господе Иисусе лице сделалось светлым, как солнце. Это необычайное просветление было проявлением Божеской славы Его. Во дни Его земной жизни слава Божества Его скрывалась в уничиженном человеческом теле: Он на вид казался простым человеком, и это для того, чтобы дать людям удобство вступать в ближайшее общение с Ним, запросто беседовать с Ним, слушать Его, – чтобы явлением Божеской славы не устрашать их, подобно тому, как устрашены были Израильтяне явлением славы Божией на Синае и потому просили Моисея, чтобы он один беседовал с Богом. Но если на Фаворе слава Божества Христова, дотоле сокрытая в плоти, просияла сквозь нее чувственным необычайным светом, то в сем явлении дано было апостолам, свидетелям Преображения, видеть образ той славы, которую Господь Иисус имел восприять по самой человеческой природе своей по вознесении на небеса. Для чего предварительно показан был им этот образ на Фаворе? Для того, чтобы утвердить в них веру в Его Божество, и чрез сие приготовить их к тому, чтобы они не поколебались в ней во время приближающихся страданий и смерти Его, – чтобы зрители славы Христа с благодушием и мужеством могли быть зрителями сих страданий и смерти, – чтобы, видя их, они утешали себя мыслию, что это крайнее уничижение Господа не воспрепятствует Его прославлению. Прославление И. Христа на Фаворе, будучи образом прославления Его по вознесении, есть вместе образ славы, ожидающей праведников по воскресении. «Тогда, подобно Ему, праведницы просветятся, яко солнце, в царствии Отца их». Как лице Господа на Фаворе просветилось яко солнце, так просветлеет и лице их. Светлость лица их, подобная солнечной, будет отражением внутренней неизреченной их радости. Этой радости праведники сподобляются даже прямо по смерти, вступив в обители Отца небесного; но они испытывают ее только по душе. Тогда же, т.е. по воскресении, когда душа снова соединится с телом, радость, наполняющая душу, выступит на их лице и сделает его светлым, как солнце. Не отвне будет сиять этот свет, а извнутри. Состояние понятное, ибо и в настоящей жизни, когда светло и радостно на душе, тогда светло и лице. Но по воскресении лице праведников будет несравненно светлее, потому что радость, наполняющая душу праведников, будет тогда несравненно выше радостей, испытываемых душею здесь, всегда неполных, скоропреходящих и омрачаемых неизбежными скорбями от разных бед и от силы греховных искушений. Тогда ничего подобного не будет; там, в царстве славы нет ни болезни, ни печали, ни воздыхания, – там место для одной полной и неизреченной радости. – Отчего же происходит эта радость праведников? От того, что, разрешившись от уз тела, они вступают в теснейшее общение с Господом (Флп.1:24). Они и в настоящей жизни близки к Господу и радость общения с Ним вкушают в прикосновениях к их душе благодати Его, просвещающей, освящающей, утешающей, оправдывающей. Но это общение есть только предвкушение или залог совершеннейшего единения с Ним в будущем веке, где они созерцают Господа лицем к лицу, где благоволительный взор Его непрерывно покоится на них. Оттого радости их там нет предела; ибо озаряемые светом лица Господа, они обретают в Нем совершенное удовлетворение своих духовных потребностей. – истины, добра и блаженства. Истину они зрят без покрова, любовь к правде и добру вкушают без чувства греховности, блаженство без лишений. Судить о том, как теснейшее общение с Господом может служить источником неизреченной радости в будущем веке, можно отчасти по сравнению с общением с некоторыми людьми. Есть люди, в высшей степени умные и добрые, в обществе с которыми в высшей степени усладительно проводить время. Слушаешь их и не наслушаешься, глядишь и не наглядишься. Один взгляд их приводит в восторг; взглянет – подарит, говорят про иного. Но это только слабый пример, по которому можно судить о степени радости общения с Господом в будущем веке, – она несравненно будет тогда полнее, а по воскресении, наполняя душу, выступит на лице, обольет его неизреченным светом, который сообщится и всему телу: все оно будет блистать, как ризы Спасителя на Фаворе.

Без сомнения, каждому из нас, братия, желательно сподобиться этой неизреченной радости, этого просветления по душе и телу. Но не надобно забывать, что это блаженство уготовано только праведникам: «тогда праведницы просветятся, яко солнце, в царствии Отца их», как просветилось лице Христа на Фаворе. Итак, надобно вступить на путь правды, т.е. истинного благочестия и добродетели, и неуклонно идти этим путем, если хотим достигнуть того, что обещано праведникам, а научиться идти путем правды можем только от Того, о ком Бог Отец возгласил на Фаворе: «Сей есть Сын Мой возлюбленный, Того послушайте». Итак, будем внимать Его учению о путях ведущих к блаженству, и прилагать его к жизни. Только этим послушанием возлюбленному Сыну небесного Отца, можно сделаться праведником и достойным блаженства. Но и праведники живут на земле не безгрешно. И они иногда на день семь раз падают. Падают, но каждый раз спешат восставать и слезами покаяния очищать себя от греховной скверны. Подражая им в ревности к подвигам правды, будем подражать им и в оплакивании своих грехопадений, если не хотим лишиться вечной светотворной радости в обителях Отца небесного. Сеющие слезами покаяния здесь, пожнут радость там.

Печать апостольства – Поучение в неделю ІІ-ю

«Печать моего апостольства вы есте о Господе» (1Кор.9:2).

Печатью своего апостольства св. ап. Павел в образном смысле именует коринфских христиан. Образ весьма выразительный! Он наглядно объясняет, характер отношений Павла, как апостола, к Коринфянам, и их отношений к нему. Апостол хотел сказать, что он, как насадитель веры, был в отношении к уверовавшим Коринфянам тем же, чем печать в отношении к оттиску или снимку. Что начертано или вырезано на веществе печати, то с большею или меньшею отчетливостью воспроизводится в оттиске ее или снимке. Коринфяне были до прибытия к ним Павла язычники. Павел пришел к ним и своею проповедью оставил в их душах такой же неизгладимый след, какой оставляет печать в оттиске или снимке. Они сделались такими же учениками Христовыми, как он сам; вера его стала их верой, убеждение его в возвещаемой им истине обратилось в их убеждение. Поистине он стал для них печатью, их вера явилась плодом его благовестнических трудов. Но Павел называет Коринфян не просто своею печатью, но печатью о Господе. Это значит, что он трудился в благовествовании не для себя, не для своей славы, не для своих личных выгод, он трудился для Господа, взирал на себя, как на служителя Христова, как на орудие в руках Христовых для насаждения и напечатления в душах истины евангельской. Он учил других тому, чему сам научился от Господа. Поэтому если он имел успех среди Коринфян, он обязан этим Господу, Его вседействующей благодати. Стало быть и печать апостольского служения, следы которой остались в уверовавших Коринфянах, была собственно печатью Христовою. Христос, чрез посредство Павла вообразился в них, стал животворным началом для их умов и сердец. Но одна ли только благодать напечатлела в Коринфянах веру во Христа? В наименовании их печатью апостольства заключается намек и на другую причину успеха его между ними. Без сомнения, успех был наипаче делом благодати Божией. Но она действует на человека не насильственно, а под условием его приемлемости или сердечного расположения к истине. Печать оставляет свои напечатления не на всяком веществе, а только на мягком, – на воске, на растопленной смоле или свинце. Подобно сему и учение истины воспринимается душою, предрасположенною к усвоению истины, любящею ее, ищущею, жаждущею ее. В противном случае, сколько ни говори об истине, как ни красноречиво и убедительно излагай учение о ней, оно будет приражаться к слушателям, как твердое зерно к стене. Вот почему не все слушатели Павла, даже И. Христа, – самосущей Истины, покорялись слову истины: одни становились верующими, другие же или равнодушно относились к их проповеди, или делались врагами и гонителями их. Это потому, что в душах одних была мягкая почва к усвоению семени слова Божия, в других нет, в одних была приемлемость, в других нет. Отчего же происходил и доселе происходит недостаток этой приемлемости к истине? Во многих случаях от самолюбия, не терпящего вразумлений и обличений. На это, как на причину неприемлемости к истине, указал Господь Иисус, говоря о Себе: «Свет пришел в мир, но люди более возлюбили тьму, нежели свет, потому что дела их были злы. Ибо всяк, делающий худые дела, ненавидит свет и не идет к свету, чтобы не обличились дела его, потому что они злы» (Ин.3:19, 20). Дела мрака, т.е. предосудительные, боятся света истины: истина колет глаза творящим эти дела, ибо разоблачает их безобразие. Преданные корыстолюбию, честолюбию, плотогоудию – не любят, когда при них, или, в обличение их, говорят о бескорыстии, о смирении, о воздержании от плотских похотений. Говорите пред ними о чем угодно, они будут вас слушать, только не касайтесь страстей, которым они преданы: это болячки, прикосновение к которым производит в них боль, раздражает и озлобляет их против обличителей. Этим объясняется, почему фарисеи честолюбивые, саддукеи сластолюбивые, юноша корыстолюбивый не покорились слову Христову: оно не вмещалось в сердцах, исполненных самолюбием, питавшим в них пристрастие к тем грехам, против которых оно было направляемо.

Недостаток приемлемости к истине происходит нередко от предубеждения против нее и ее проповедников. Силу этого предубеждения испытал на себе ап. Павел в Афинах. Здесь, проповедуя на площади, он встретился однажды с некоторыми из эпикурейских и стоических философов. Одни поставляли главное благо жизни в чувственных наслаждениях, другие в одной естественной мудрости и добродетели, не допуская нужды в божественной помощи для поврежденной грехом человеческой природы. Прежде чем те и другие вступили с Павлом в беседу, некоторые из них, ни с того, ни с сего уже обозвали его пустословом: «что хочет сказать этот суеслов?» (Деян.17:18). Могло быть, что, послушав этого мнимого суеслова, иные из предубежденных против него пожалуй поколебались бы в своем предубеждении. Но предубеждение имеет такую силу над умами, что редко смиряется пред голосом истины. И если ап. Павел говорит, что его проповедь о Распятом казалась еллинам безумием, он имеет в виду именно предубежденных против этой проповеди языческих мудрецов (1Кор.1:22–23). С подобным предубеждением к евангельской истине относятся многие из современных нам мудрецов. Они так убеждены в непогрешимости своих философских и естественно научных познаний, что не допускают никаких возражений со стороны учителей христианской истины, обличающих несостоятельность их мнений, враждебных ей. Во имя науки они и слышать не хотят никаких заявлений в пользу ее. Пример возмутительного предубеждения против истины представляют также русские раскольники. Предубеждение против православной Церкви до того засело в них, что они или совсем не хотят слушать вразумлений от защитников Церкви, или слушают с нескрываемым отвращением и озлоблением. Как бы ни были тверды и очевидны доказательства истины, приводимые для их вразумления, они отвергают их с изумительною дерзостью, видя не видят, слыша не слышат. Такова сила предубеждения! – Безуспешность церковной проповеди объясняется, во многих случаях, предубеждением против нее слушателей. Не ожидая от проповедника ничего нового, чего бы они сами не знали, они бегут от его проповеди, или с нетерпением ждут минуты окончания проповеди, не следя за раскрытием в ней истины. Будь они внимательнее к проповеди, они, может быть, нашли бы в ней что-нибудь занимательное для духовной любознательности. Но предубеждение убивает в них внимание и лишает их той духовной пользы, какую они могли бы получить от проповеди.

Смирение, строгое самоиспытание отложение предубеждения – вот необходимые условия для возбуждения и поддержания в себе приемлемости к истине. Пренебрегать этими условиями, значит не дорожить истиною и спасением.

Изверг – Поучение в неделю двенадцатую по пятидесятнице

«Последи же яко некоему извергу, явися и мне» (1Кор.15:8).

В сегодняшнем апостольском чтении содержится учение о воскресении Христовом, как об истине, служащей опорою христианской веры. Эту истину Апостол доказывает явлениями Воскресшего Петру и прочим апостолам, пятистам братий, из которых большая часть были в живых в дни апостольские, и после всех, говорит Павел, Он «явился и мне, как некоему извергу». Христос явился Савлу, будущему первоверховному апостолу Павлу, на пути в Дамаск, куда он, по распоряжению иудейских властей, дыша прещением и убийством, ехал для преследования христиан. Пораженный явлением Христа и словами Его: «Савле, Савле, что Мя гониши? Трудно тебе идти против рожна», Савл уверовал в Него, принял крещение и из гонителя Христовой веры, по изволению Христа, сделался ревностнейшим проповедником ее, больше других апостолов потрудившимся для ее распространения. Явление Христа Павлу, произведшее в душе его столь неожиданный переворот, поистине есть дело неизреченной милости к нему Господа Иисуса, тем более поразительной, чем больше враждовал он против Него. Вспоминая эту вражду против Христа и Его Церкви, Павел проникается горьчайшим чувством своей вины против Него и с целью выразить, до какой степени он чувствует себя недостойным безмерного снисхождения Иисуса, явившегося ему, как Он явился прочим апостолам, называет себя извергом. Изверг значит выкидыш, или, скажем словами блаж. Феодорита, – «выкинутый зародыш, который не включается и в число людей», как мертворожденный и не имеющий человеческого вида. Почему Апостол так унижает себя? Потому, говорит он далее, что «я меньший всех апостолов и недостоин называться апостолом», т.е. я также не стою чести называться апостолом, как выкидыша нельзя назвать человеком. Уничижая себя пред апостолами, Павел сравнивает себя с извергом, а не иначе как называет себя, конечно потому, что имеет в виду некоторое сходство своего прежнего нравственного состояния с мертворожденным и не похожим на человека существом. До обращения ко Христу он был мертв для духовной жизни: она была убита в нем слепою привязанностью к мертвой букве закона и старческим преданиям. Ревнуя об исполнении предписаний закона и старческих преданий, он убежден был, что для оправдания пред Богом, для благоугождения Ему больше ничего не нужно. Это убеждение питало в нем, как во всех фарисеях, гордость самоправедности и отчуждало его от благодати Божией, которая даруется смиренным. А лишение благодати есть духовная смерть. Подобно лишенному человеческого образа извергу, он в духовном отношении утратил в себе человеческое достоинство. Жестокость, с какою он относился к невинным христианам, дыша против них угрозами и убийством, делала его подобным зверю. Поистине изверг (выкидыш)! Сказанное Павлом о себе, как об изверге, может быть применено и к каждому из нас. Ибо все мы рождаемся «мертвыми по прегрешениям» (Еф.2:5), с наследственно-греховною порчей, и в этом отношении походим на мертворожденных. Все мы, в первые дни нашей, жизни, в духовном отношении походим на чуждых человеческого образа извергов (выкидышей). В первый год младенчества преобладает в человеке чувственность, растительная и животная жизнь. Признаков человеческого смысла незаметно тогда в существе, созданном по образу и подобию Божию. В этом отношении превосходят его многие бессловесные твари, в которых смышленость возникает вскоре по рождении. Дар слова, составляющий главное отличие человека от животных, проявляется в младенце довольно поздно, – от него слышатся пока одни нечленораздельные звуки. Несмотря, однако, на это, Господь Иисус, любивший детей во время земной своей жизни, учивший не презирать их, объявивший их достойными царства небесного, сподобляет их близкого общения с Собой даже в первые дни их жизни, когда в духовном отношении они походят на мертворожденных и чуждых человеческого образа извергов. Он является им с своею благодатью, как явился Павлу. Святая Церковь вскоре по рождении младенца совершает над ним таинство крещения и чрез сие таинство полагает в нем начаток или семя истинной веры, облекает его во Христа, т.е. вводит его в теснейшее общение с Ним; затем сообщает ему в миропомазании дары Святого Духа, для укрепления в предстоящих ему трудах жизни духовной; питает его в Евхаристии кровию Христовою. Проходит несколько времени, иногда несколько только месяцев, – в младенце начинает появляться смысл; о его появлении свидетельствует много-говорящая улыбка; в нем постепенно подготовляется приемлемость к духовному развитию, и благочестивые родители и воспитатели пользуются ею для насаждения в душе ребенка добрых правил и привычек: он начинает осенять себя крестным знамением, лепетать молитву Господню, славословие Святой Троице; он усвояет чрез это, сначала механически, одною памятью, потом осмысленно, великия истины христианские, узнает то, чего не знали величайшие языческие мудрецы; он начинает руководствоваться заповедями Евангелия, и под этим спасительным руководством хорошо отличает зло от добра, понимает, что угодно Богу и что неугодно; жизнью своею прославляет Отца небесного, делами своими «возвещает совершенства Призвавшего его из тьмы в чудный Свой свет» (1Пет.2:9), и таким образом, не будучи апостолом, одним примером своей жизни содействует распространению истины и добра в окружающей его среде; словом, подобно Павлу, хотя в несравненно меньшей мере, делается избранным сосудом благодати. Таков правильный ход духовного развития. Вот до какой высоты достигает существо, с первых дней по рождении казавшееся в духовном отношении извергом (выкидышем), чем-то мертвым для духовной жизни, словно даже не человеком! К сожалению, многие или не удерживаются на этой высоте, или совсем не достигают ее. Многие, погружаясь глубже и глубже в бездну нравственного растления, доходят до утраты не только христианского, но и человеческого достоинства, делаются похожими на зверей. Посмотрите, например, на иного в порывах его раздражительности: вышедши из себя, он все вокруг него бьет и ломает, не щадя ни чужих, ни родных, и наполняет воздух неистовыми криками ругательств и проклятий. На кого он похож в эти минуты? Поистине это зверь, а не человек, поистине изверг, чуждый человеческого образа. Злодеи, находящие удовольствие в притеснении и мучении беззащитных людей, враги власти, Церкви, семейных уз, с кровожадностью лютых зверей разрушающие все, что служит им помехой к достижению их преступных целей, но справедливости заслуживают названия извергов, – все человеческое в них вытравлено. Дети грубые и непочтительные к родителям, допускающие их влачить жизнь и умирать в нищете, мужья, жестокостью и побоями сокращающие жизнь своих жен, хозяева, бесчеловечно обращающиеся с своими рабочими, держащие их в голоде и изнуряющие их непосильными работами, – все эти люди недаром слывут под именем извергов, – в них убиты человеческие чувства. Не дай Бог никому дойти до подобного состояния, даже на несколько минут, чтобы в этом состоянии не встретить удар смерти. Извергу, т.е. грешнику, поправшему в себе христианское и человеческое достоинство, грозит извержение по смерти в геенну.

О пьянстве – Поучение в день усекновения главы св. Иоанна Предтечи

Не раз приходилось нам говорить пред вами, братия, о зле, которое пуще саранчи, пуще моровой язвы опустошает русскую землю. Настоящий праздник подает повод снова заговорить о том же зле. Разумеем пьянство.

Перенесемся мыслию во дворец галилейского властителя Ирода Антипы. Здесь идет пир по случаю дня его рождения. На пиру много гостей из именитых людей его царства. В числе гостей наверное были и римские служилые люди. Пир, без сомнения, походил на римские пиршества. Ироды во всем следовали Римским обычаям. Стало быть пир отличался неумеренностию в пище и питии, особенно пьянством. Гостеприимный хозяин, конечно, всем подавал пример невоздержания. Пьянство – само по себе непростительный грех, потому что помрачает в человеке разум, лишает его волю самообладания и низводит в скотоподобное состояние существо, созданное по образу и подобию Божию. Но пьянство соединяется обыкновенно с другими грехами, увеличивающими его тяжесть. В лице Ирода увидим, что это за грехи.

Среди пиршества или может быть вслед за ним для потехи Ирода и его гостей началась пляска. Плясала Саломия, дочь Иродиады, убежавшей от мужа своего Филиппа и жившей незаконно с братом его Иродом. Плясавица угодила подгулявшему и развращенному царю бесстыдными движениями и прыжками. Этого рода удовольствиями увлекаются и в наше время многие любители, предпочитающие их всяким другим увеселениям до того, что решительно сходят с ума от искусных и нескромных балетных плясавиц, чуть не обожают их и разоряются из-за них. И на трезвого человека они производят иной раз одуряющее действие, но на опьяневшего наипаче. Недаром сказано: «не упивайтеся вином, в немже есть блуд». Опьяневший не владеет собою и легко отдается плотскому похотению, которое возбуждается в нем особенно зрелищем нецеломудрия и бесстыдства. Утрата самообладания сказывается в опьяневшем человеке также необузданностию языка. Не мало безрассудных и гнилых речей слышится даже от умных людей в состоянии опьянения: и они в этом состоянии позволяют себе говорить то, чего сами же стыдятся, когда протрезвятся. Наши простолюдины, как известно, склонны к сквернословию и привычку к нему даже за грех не почитают. Но никогда они столько не сквернословят, как среди пьянства. Во дни воскресные и праздничные наши улицы и стогны оглашаются такими отвратительными звуками сквернословия, что в это время нельзя показаться там сколько-нибудь порядочному человеку. Вот и Ирод, отуманенный винными парами и сладострастными ощущениями, опозорил себя возмутительными не менее сквернословия, гнилыми и безрассудными словами. Он с клятвой обещал угодившей ему плясавице дать ей все, чего не попросит, даже половину царства. Что может быть гнилее таких слов? Что безрассуднее такого обещания? Даже полцарства готов на словах отдать! Но велико ли было у него царство? Не обширнее двух, много – трех уездов московской губернии. Отдаст половину, над чем же сам будет царствовать? Притом он не вправе был распоряжаться своим царством. Оно было не его собственностию, а римским владением, которое было пожаловано ему римским императором из милости и в случае немилости могло быть отобрано от него, что действительно случилось впоследстии. Чужою собственностию он, без сомнения, не мог располагать по своему произволу, не мог давать другому то, на что сам не имел права неотъемлемой собственности. Но пьяные люди так не рассуждают, им свойственно говорить только безрассудные и гнилые речи. Этого мало: свое обещание Ирод подкрепил клятвой. Новое безрассудство и притом самое преступное. Клятва есть дело богопочтения. Она должна быть употребляема с благоговением и по чистым побуждениям. Но какого благоговения можно ожидать от опьяневшего человека и особенно от Ирода? Он поклялся именем Божиим по самому нечистому побуждению, по греховному пристрастию к плясавице, с целью уверить ее в безграничном благоволении к ней. Это благоволение имело преступный характер, проистекало из страсти к чувственным наслаждениям. Уверять именем Божием в искренности своей преступной страсти и притом в готовности совершить такой безумный поступок, как отречение в пользу плясуньи от половины царства, есть поистине кощунство. Только под влиянием винных паров можно было решиться на такое кощунство. И это – обыкновенное явление. Прислушайтесь к словоизвержениям пьяных людей: в их устах возмутительное ругательство, сквернословие, хвастовство, обыкновенно смешиваются с божбой, нечестивые слова – с выражениями мнимого благочестия и страха Божия. Смешение поистине кощунственное. Грех пьянства представляется еще более в омерзительном виде, если обратим внимание на плачевные последствия клятвы Иродовой. Бесстыдная плясавица по наущению своей злой матери, ненавидевшей Иоанна Предтечу за обличение ее беззаконной жизни, потребовала от Ирода главы Иоанновой. Как надлежало Ироду поступить в сем случае? Клятва безрассудная и несправедливая есть тяжкий грех. В грехе надобно раскаяться. Грешно давать клятву, какую произнес Ирод, но грешно и исполнять ее. Не иначе как с попранием совести и страха Божия можно было согласиться на требование плясавицы. Совесть по-видимому и заговорила в Ироде. Он не ожидал, что потребуют от него беззаконного убийства, и смутился. Как ни был он испорчен, но все же уважал Иоанна, не раз с удовольствием слушал его речи. Требование плясавицы поразило его, ему стало жаль праведника. В душе Ирода шевельнулось доброе чувство. Вообще он не был жестоким, как отец его, а только бесхарактерным. И если бы дали ему время протрезвиться и подумать о том, чего от него требуют, он, может быть, поколебался бы исполнить требование. Это знала злая Иродиада и ее бесстыдная дочь, и потому из опасения, чтобы после пьяной и сладострастной восторженности не последовало отказа, плясавица, по приказанию матери, сказала Ироду: «дай мне здесь на блюде голову Иоанна Крестителя» (Мф.14:8). Здесь, т.е. теперь же, не медля, на этом же месте пиршества. Не успевши вытрезвиться, Ирод не нашел в себе силы воспротивиться этому требованию, да и сообразить не мог, что в неисполнении несправедливой клятвы греха нет. Под влиянием винных паров в нем затмилось понятие о том, что грех и что не грех. Ему показалось противным совести и закону Божию взять назад слово данное с клятвой; мысль, что данная клятва беззаконна, ему не пришла в голову. И вот «клятвы ради и за возлежащих с ним повелел дати» девице просимую ею главу. Пуще всего его смущает страх пред возлежащими с ним за столом гостями. Безумную клятву он дал в их присутствии. Ему стыдно пред ними отказаться от своего слова, клятвой подтвержденного. Он боялся, что за измену своему слову они будут обзывать его трусом, вероломным и т.п. Странное дело! Вел он зазорную жизнь к соблазну подданных, и этим не стеснялся, не стыдился, что за беззаконное сожитие с женой брата все осуждают его, что с трона подавал своею позорною жизнью дурной пример, – ничего подобного не стыдился, открыто без зазрения совести, на виду всех беззаконничал, а стыдится раскаяния в допущенном грехе, боится бесчестия со стороны легкомысленных людей за то, за что одобрили бы его благомыслящие. Какое превратное понятие о честном и бесчестном! Но чего иного ожидать от человека, помрачившего совесть и здравый смысл вином и сладострастием? Люди в этом состоянии большею частию так поступают. Они теряют чувство чести и предпочитают ей позор. Бесчестным делом, например, иной почитает не платить карточного проигрыша, сделанного им в нетрезвом состоянии, а что семья его чрез это обрекается на нищету, того не признает бесчестным и тем не смущается. Пир Ирода заключился страшным зрелищем. Много блюд с разнообразными и изысканными кушаньями стояло на гостеприимной царской трапезе. Но вот пред очами всех пирующих появилось новое блюдо, с окровавленною главой не животного, а человека, и какого человека? Такого, знаменитее которого по своему служению не являлось человека среди рожденных женами. Пьянственный разгул кончился убийством великого праведника! – Таковы обыкновенно последствия пьянства: если не убийством, то буйством, драками, искалечением оно весьма часто сопровождается. «У кого вой? у кого стон? у кого ссоры? у кого горе? у кого раны без причины? у кого багровые (подбитые) глаза? У тех, которые долго сидят за вином» (Притч.23:29–30). Опьяневшие и сами наносят другим побои, часто смертельные, и от других принимают их, не вразумляясь ими однако же. "Били меня, – говорит пьяница, – мне не было больно, толкали меня, не чувствовал. Когда проснусь, опять буду искать того же» (Притч.23:35). В виду указанных нами плачевных последствий пьянства на пиру Ирода царя, этот грех должен быть ненавистен для каждого из нас. Впадающие в него, или искушаемые к совершению его, пусть вспомнят, кому они подражают: они подражают беззаконному Ироду. Если не другие побуждения, по крайней мере страх походить на человека, опозорившего себя; пьянством и соединенными с ним преступлениями, да удержит всякого от этого греха.

Цель земной жизни – Поучение в праздник Рождества Богородицы, 8-го сентября

Празднуемое нами Рождество Девы Марии от неплодных родителей по закону смежности представлений возводит мысль к собственному нашему рождению и располагает к размышлению о том, зачем мы рождаемся на свет Божий? Зачем дана нам земная жизнь? Такое или другое решение этого вопроса нужно для того, чтоб знать, как нужно пользоваться жизнью. От неправильного решения зависит неправильное отношение к жизни, и непоправимое, быть может, несчастие. Какое же возможно правильное решение вопроса о значении здешней жизни? По нашему убеждению, правильно решить этот вопрос можно только в том случае, если на временную жизнь будем взирать в связи с вечною, если первую, согласно с христианским учением, будем признавать временем приготовления к последней. В противном случае временная жизнь будет казаться даром напрасным, случайным, бесцельным, как выразился один из русских стихотворцев, или, как выразился другой, пустою и глупою шуткой. Оба выразились слишком резко потому, что смущаясь нестроениями и беспорядками земной жизни, потеряли из виду жизнь загробную, вечную. В самом деле земная жизнь, если смотреть на нее без веры в жизнь вечную, представляет много непонятного, ни с чем несообразного. Она не дает того, чего от ней ожидают и требуют. От ней требуют обыкновенно счастья, его желают другим, его ищут себе с напряженными усилиями. Но эти желания и усилия не сопровождаются успехом. Счастье есть чувство полного удовлетворения потребностей. Разные бывают потребности. Есть потребность многознания. И бывают минуты, когда иной, после долголетних и неутомимых изысканий открывший какую-нибудь истину, чувствует себя на верху блаженства. Но это ощущение не может быть прочным и продолжительным в истинно-любознательном человеке. Его пожирает жажда новых знаний. Но вполне она никогда не удовлятворяется. С каждым шагом вперед на пути знания он убеждается, что достигнутые им успехи в усвоении истины ничтожны в сравнении с тем, что еще остается ему узнать. Вот почему истинно мудрому чуждо самодовольство при оценке своих знаний. Он говорит: «я знаю, что ничего не знаю». А Соломон, недосягаемый образец мудрости, сказал: «во многой мудрости много печали, и кто умножает познания, умножает скорбь» (Еккл.1:18). Даже в области веры, где знание истины дается готовое в учении откровения и Церкви, любознательность часто ведет к тревожным сомнениям и заблуждениям, в земной жизни не может быть вполне удовлетворена. "Мы видим истину, – говорит достигший высшего ведения тайн Божиих апостол, – как бы сквозь тусклое стекло, гадательно» (1Кор.13:12). – То же должно сказать о благочестии и добродетели. Потребность их глубоко насаждена в нашем сердце и для нравственного преспеяния даны нам обильные средства в христианской вере. Но только фарисеи могут самодовольно говорить о своих нравственных совершенствах; истинные же подвижники благочестия и добродетели исповедуют себя первыми грешниками, и жалуются на свое бессилие в борьбе с греховными искушениями. Праведники семь раз на день падают, согрешая если не делом, то словом и мыслию. Духовный мир и радость в общении с Господом, вкушаемые праведниками, нередко сменяются в них сердечною тугой, духом уныния и нравственного разленения, который навевается на них злобой против них диавола. – Что касается до внешнего благосостояния, то не все им обладают, а обладающие кажутся счастливыми только со стороны. Иной богат, но лишен здоровья и следовательно возможности пользоваться богатством, и завидует цветущему здоровьем бедняку. Кроме того, приобретение земных сокровищ и сохранение их соединено обыкновенно с тяжкими трудами, беспокойством, особенно с опасением неудач и утрат. – Высокое общественное положение, столь лестное для самолюбия многих, не спасает их от стрел зависти и клеветы. Оно нелегко притом достигается и сохраняется. Оно дает высокопоставленным лицам возможность делать немало добра ближним, но так как трудно на всех угодить, то приносит и много горя от недовольных ими подчиненных. – Иные почитают счастливыми людей живущих в свое удовольствие, и завидуют им. Не стоит завидовать. Опыт свидетельствует, что не только неумеренное наслаждение земными удовольствиями и развлечениями, но и умеренное, соединенное с благоразумием, с уменьем разнообразить их, пользоваться ими эстетически, как пользовался Соломон, оканчивается горьким самообличением Соломона: «смеху сказал я: безумный, и веселью: что ты делаешь?» (Еккл.2:2). «Кая житейская сладость печали не причастна?» – Неизбежные притом для каждого скорби по случаю смерти близких лиц, неурядиц в семейной и общественной жизни, немало вредят земному благосостоянию. Беззаконно и нечестиво поступают те, которые, изнемогая под бременем жизненных невзгод, падают духом, уверяют себя, что не стоит жить на свете, и оканчивают самоубийством. Но с другой стороны несомненно, что усилия найти на земле счастье, прочное и безмятежное, суетны, что временная жизнь не дает того, чего требуют от нее искатели земного счастья, что их поиски за счастьем – напрасная трата сил и времени, что настоящую цену временная жизнь имеет собственно, как время приготовления к вечной. Взирая на земную жизнь, как на время приготовления к вечности, христианин легко примиряется с тем, что ему не удается достигнуть счастья на земле, что не видит здесь полного удовлетворения жажды истины, добра, душевного мира и блаженства. Он утешает себя надеждой, что на том свете будет созерцать истину без покрова, волю Божию исполнять беспрепятственно со стороны многоразличных искушений, блаженствовать, не зная ни болезни, ни печали, ни воздыхания. И потому, не смущаясь здешними неудачами, он всячески заботится о том, чтобы на том свете достигнуть тех благ, которые не даются ему здесь. Велики и тяжки его заботы о сем; но он не бегает их и неизбежных с ними скорбей, обещая себе плод в будущем веке. Он смотрит на себя, как на странника и пришельца, и встречая разные неудобства на пути к небесному отечеству, ободряет себя надеждой успокоиться по достижении его. Он знает, что здешняя жизнь есть время плавания, войны, подвигов, сеяния, а пристань, венцы, жатва не здесь, а там, на небесах. Потому он не увлекается и пристрастием к земным благам, – ни к земным сокровищам, ибо не возьмет их с собою на тот свет, – ни к чувственным наслаждениям, опасаясь, чтобы они не привели его по смерти туда же, куда попал богач евангельской притчи, всю жизнь пировавший в виду бедного Лазаря, – ни к земным почестям и славе, ибо на том свете царь и воин, богатый и убогий все в равном достоинстве.

Итак, если цель временной жизни есть приготовление к вечности, если в вечности будем пожинать то, что здесь сеяли, то будем благодарить Господа, даровавшего нам сию жизнь и с нею возможность достигнуть блаженной вечности, и пользоваться сим даром соответственно его цели.

Достояние Господне – Поучение

«Спаси Боже люди твоя и благослови достояние твое».

Этими словами священник приветствует молящихся на литургии после причащения святых тайн. Эти же слова входят в состав заамвонной молитвы на литургии и известного песнопения о спасении царя и царства. Они заимствованы из Давидова псалма (27-го), содержащего моление о помощи против врагов, и составляют заключение сего псалма.

Псалмопевец молит Господа о спасении людей Его и достояния Его. Достояние значит владение, собственность, наследие, удел. Достояние Господне в обширном смысле есть вся вселенная, ибо Господь есть вседержавный владыка всего, что существует на свете, – все зависит от Его власти. Но в рассматриваемом изречении: «спаси, Боже, люди твоя и благослови достояние твое», идет речь не о вселенной, как достоянии Божием, а только о людях. Вторая половина из речения: «благослови достояние твое», по смыслу тождественна с первой: «спаси, Боже, люди твоя». Все люди на свете – достояние, владение Господне, все народы и царства составляют область Его владычества: «Господне есть царствие и Той обладает языки» (Пс.21:29). На всех он простирает свое промышление и власть. Но есть и различие в отношениях Его к людям и народам. Одни из них ближе к Нему; чем другие.

Во времена ветхозаветные из среды всех народов выделен был один, с которым Господь еще в лице родоначальника его Авраама заключил особый союз, закрепленный впоследствии торжественно на Синае, и который в силу этого завета был преимущественно достоянием Господним. Господь, преимущественно пред всеми народами, называл этот народ своим народом, своими людьми, своим достоянием, уделом, наследием, а Себя – его Богом. "Вы будете, – сказал Он на Синае сынам Израиля, – моим уделом из всех народов, царством священников (по особенной близости к Господу) и народом святым» (Исх.19:5–6). С этим достоинством возлагались на них соответствующие обязанности. По силе завета с Богом избранный народ призван был хранить истинное богопочтение, – и чего-чего не делал Господь, чтобы сыны Израиля помнили, что они суть достояние Господне, чтобы дорожили достоинством богоизбранного народа, чтобы оставались верными завету с своим Господом, хранили веру в Него, как единого истинного Бога, и исполняли Его заповеди, данные им в руководство для жизни церковной, семейной и гражданской? Вся история избранного народа, начиная с Авраама, есть история самых трогательных попечений о нем Господа. Родоначальники избранного народа ограждаемы были от языческих заблуждений странническою жизнью в земле Ханаанской. Потомки их, поселившись в Египте, заняли здесь особое место для обитания, не смешиваясь с туземцами, и этим удерживаемы были от религиозного общения с ними, от их языческого нечестия, тем паче, что навлекли на себя ненависть и отвращение Египтян. Дальнейшие попечения Господа о своем народе прекрасно изображены в приточной песне пр. Исаии о винограднике (Ис.5); но здесь же изображена и неблагодарность Господу облагодетельствованных Им и наказание их. «У возлюбленного (приятеля) моего был виноградник на вершине утучненной горы. И он обнес его оградой; и очистил его от камней, и насадил в нем отборные виноградные лозы, и построил башню посреди его, и выкопал в нем точило, и ожидал, что он принесет добрые грозды, а он принес дикие ягоды» (Ис.5:1–2). Это притча, и вот ее значение. Возлюбленный, владелец виноградника, это сам Господь. Виноградник Его есть дом израилев (Ис.5:7). Вершина утучненной горы, на которой разведен виноградник, – это земля обетованная, в которую из Египта переселены сыны Израиля (Слич. Пс.79:9 и д.). Ограда, которою обнесен виноградник, это законы синайские, которыми, как стеной огражден был избранный народ от вредных языческих влияний. Под камнями, от которых очищено место для виноградника, должно разуметь племена ханаанские, истребленные Израилем, или порабощенные ему. Под сторожевою башней среди виноградника разумеется надзор за сынами Израиля со стороны поставленных над ними вождей, судей, царей, священников, левитов: все эти лица призваны были бдительно смотреть за народом Божиим и оберегать его от нечестия и беззаконий силою власти и нравственным на него влиянием. Точилу в винограднике, или вместилищу для выжимания виноградного сока, соответствуют кровавые жертвы, установленные для умилостивления Господа. Заботы о винограднике оказались безуспешными: вместо доброкачественных плодов он принес дикие ягоды, какие обыкновенно произрастают в диком лесу. Подобное случилось и с израильским народом. Попечений о нем Господа он не оправдал. Ждал от него Господь плодов веры, благочестия и добродетели, и видел от него только нечестие и беззаконие. «Ждал Он правосудия, но вот – кровопролитие; ждал правды и вот – вопль» (Ис.5:7). Дошло до того, что в среде народа Божия явились люди, позабывшие различие греха от негреха, называющие зло добром и добро злом, тьму светом и свет тьмой, горькое сладким, а сладкое горьким (Ис.5:20). Горько хозяину виноградника видеть бесплодие своих усилий к приведению его в цветущее состояние. Что осталось ему теперь сделать с виноградником? Разорить его, оставить в запустении, отдать его на попрание людям и зверям. Подобным наказанием грозит и Господь сынам израильского народа, достоянию своему, не приносящему ожидаемых от него плодов веры и благочестия, грозит лишить неблагодарных своего покровительства и защиты, и отдать их на жертву врагам. «Отниму у него (виноградника) ограду, и будет он опустошаем; разрушу стены его, и будет попираем. И оставлю его в запустении; не будут ни обрезывать, ни вспахивать его; и зарастет тернами и волчцами, и повелю облакам не проливать на него дождя» (Ис.5:5–6). И эта угроза исполнилась. Иудеи, прогневавшие Господа, предаваемы были Им в руки Ассириян, Вавилонян, Сирийцев, Римлян, которые, наконец, в наказание за Христоубийство разрушили до основания Иерусалим с храмом и рассеяли Иудеев по всему лицу земли, каковое наказание они несут до сих пор. Поистине запустел виноградник Господа Саваофа, отнята у него ограда, т.е. покровительство Божие, разрушены стены, т.е. закон, ограждавший его от язычников, стал для них мертвою буквой, ибо сыны Израиля лишены возможности исполнять заповеди закона о принесении жертв, а исполнение заповедей нравственного закона подает им повод только к духовной гордости, лишающей их благодати Божией, без которой невозможна истинно духовная жизнь: облака благодати не льют на непокорных своего благотворного дождя и сердца их по росли терниями и волчцами (Ис.5:6). Народ, бывший некогда избранным, перестал таким образом быть достоянием Божиим. Но святое место не осталось незанятым. На место Иудеев призваны в Церковь Божию язычники. Достоянием Божиим сделались уверовавшие во Христа. «Вы – род избранный, – говорит ап. Петр христианам, – царственное священство (в смысле особенной близости к Богу), народ священный (посвященный Богу), люди взятые в удел» (1Пет.2:9). Это значит, что Господь И. Христос стяжал нас, сделал нас своим уделом и достоянием, честною своею кровью. И как велики Его попечения о сохранении своего нового достояния от врагов видимых и невидимых! Он ограждает верующих в Него от заблуждений словом истины, заключающимся в Евангелии, как стеной ограждается виноградник. Благодать Божия обильным потоком изливается на них в спасительных таинствах, особенно в таинстве евхаристии, чему соответствует точило в винограднике. Пастыри Церкви бдят о душах их, споспешествуя их спасению учением, молитвами, священно действиями, как бдят стражи виноградника. Во всем этом проявляется попечение Христа о своем достоянии, или Церкви. И однако же всегда ли сопровождается оно вожделенным успехом? Всегда ли верующие во Христа радуют Его плодами благочестия и добродетели, которых Он имеет право ожидать от них, многообразно споспешествуя им в сем деле? К сожалению, в Христовом винограднике не произрастают ли вместо добрых плодов горькие, никуда не годные ягоды – нечестия и беззакония, как это было в винограднике ветхозаветной Церкви? – Достояние Божие – ветхозаветный виноградник – предан запустению. Не грозит ли подобная опасность новозаветному достоянию Божию? Уже и постигла многие Церкви эта опасность за оскудение в них истинной веры и благочестия. Где теперь многолюдные африканские Церкви? Где церковь карфагенская, имевшая множество епископов, прославленная множеством исповедников, мучеников, поместными многолюдными соборами? Теперь на месте ее не осталось ни одного православного христианина. Церковь Александрийская, заключавшая в себе сотни тысяч христиан, Церковь Афанасия и Кирилла, теперь по численности христиан уступает иному московскому приходу, хотя во главе ее до сих пор находится патриарх. Подобная участь может постигнуть и русскую церковь, если оскудеет в ней святое семя, число истинно-верующих. На месте святе водворится тогда мерзость запустения, светильник истины и православия сдвинут будет с прежнего места и переставится в другое, к народу свежему и более достойному благодати Божией. О, да не будет сего с нами! Спаси Господи люди твоя и благослови достояние твое. Не отними твоего покрова от Церкви, в которой от лет древних славословится имя твое. Не дай погибнуть ни одной душе христианской, искупленной твоею честною кровью, и путем покаяния приведи каждого из нас на путь спасения.

Хулители – Поучение в день архистратига Михаила и прочих Сил бесплотных

«Михаил архангел егда со диаволом рассуждая глаголаше о Моисееве телеси, не смеяше суда навести хулна, но рече: да запретит тебе Господь. Сии же елика убо не ведять, хулят» (Иуд.1:9–10).

Сии слова содержатся в соборном послании апостола Иуды. Писатель этого коротенького послания предостерегает верующих от появившихся в то время развратных лжеучителей. Эти лжеучители (Николаиты и Симониане) вышли из среды христианского общества. Они отделились от единства веры (Иуд.1:19), но продолжали участвовать в христианских собраниях, на вечерях любви (Иуд.1:12). До отделения от Церкви они были причастниками благодати Божией, принимали ее в христианских таинствах, начиная с крещения, но потом «обратили сию благодать в повод к распутству» (Иуд.1:4). Как это могло случиться? – Само собою разумеется, что благодать и распутство ничего общего не имеют. Благодать есть сила Божия, дарующая нам прощение грехов и вместе освящающая и укрепляющая нас для подвигов борьбы с грехами. Не так посмотрели на благодать обличаемые апостолом лжеучители. Действие благодати они поставляли только в прощении грехов. Если грехи прощаются, не вменяются верующим во Христа, то, стало быть, рассуждали они, можно безнаказанно предаваться греховной беспечности, вести жизнь беззаконную и развратную. Учение о благодати, спасающей человека независимо от дел закона, от личных заслуг каждого, с особенною ясностью и полнотой раскрыто ап. Павлом; но с этим учением у него соединено учение об удалении от греховной жизни и о добрых делах, совершаемых при помощи благодати. «Оставаться ли нам в грехе, чтобы умножилась благодать? – вопрошает он и отвечает: никак. Мы умерли для греха: как же нам еще жить в нем?» (Рим.6:1–2)? Не так рассуждали и поступали лжеучители. Злоупотребляя учением о благодати, они сами беззаконничали и других учили тому же. – Другое злоупотребление учения о благодати состояло в том, что лжеучители всячески хулили начальство и власть. Они ни за кем не признавали права обуздывать их, взыскивать с них за нравственные безобразия. Все мы, рассуждали они, по благодати, сыны Божии, следственно все равны, стало быть ни от кого не должны зависеть, никому не должны подчиняться, каждый себе господин, – прочь начальство, долой власть; ни в Церкви, ни в государстве не должно быть преобладания одних над другими, повсюду должна царствовать полнейшая свобода и безначалие. – Так рассуждали лжеучители времен апостольских. В этом отношении похожи на них современные нам злоумышленники, известные под именем нигилистов и крайних социалистов. И древние лжеучители и новые их подражатели – заклятые враги власти церковной, семейной и государственной. Современные нам хулители власти пошли даже дальше древних лжеучителей. Последние, при всех крайностях своего образа мыслей, все же почитали себя не чуждыми религии, хотя делами своими показывали, что отверглись единого Владыки Бога и Господа нашего Иисуса Христа (Иуд.1:4). Но современные нам лжеучители не делами, а самым убеждением отреклись от религии. Те злоупотребляли учением о благодати, а эти совсем отвергают не только это учение, но вообще религию. Поклонение чувственности, служение одной плоти, предпочтение всему на свете житейских выгод и удовольствий, – вот их религия. И так как преграду своему нечестию и дикому своеволию они видят в начальстве, то понятно, почему они с неслыханною дерзостью и ожесточеньем враждуют против власти и прибегают к гнуснейшим средствам для ее упразднения.

Предостерегая верующих от хулителей власти, ап. Иуда в обличение последних указывает например архангела Михаила, который не похулил даже диавола, когда препирался с ним о Моисеевом теле. Известно, что Моисей скончался без свидетелей в земле Моавитской и погребен в долине близ горы Фогора. Но кем погребен, не сказано в писании, и место его могилы, неизвестно было даже во дни Иисуса Навина (Втор.34:6). Справедливо догадываются, что останки и могила Моисея, которого вся жизнь была употреблена на то, чтобы отвратить Израильтян от всякого другого служения, кроме служения единому истинному Богу, сокрыты были для того, чтобы не подать им повода к суеверию и идолопоклонству. Будь известна могила Моисея, она могла бы привлекать склонный к суеверию народ и сделаться местом идолослужения. Диаволу неприятно было устранение этой опасности, и вот он решил завладеть телом Моисеевым и сделать известною и для всех доступною могилу его. Но архангел Михаил, попечитель еврейского народа, не допустил восторжествовать диаволу, не дал ввесть народ в суеверие. Ап. Иуда имеет в виду это предание о противодействии архангела диаволу, когда говорит, что архангел препирался с диаволом о теле Моисея. Как же он вел себя в этом споре? Пламенея ревностью о славе Божией, не вышел ли он из себя, не увлекся ли до глумления над диаволом и до порицания его, как обыкновенно это бывает в спорах? И, конечно, этих порицаний вполне заслуживал исконный враг Бога и человеков. Но не так поступил архангел. Как ни дерзки были притязания злого духа в препирательстве с духом добрым и чистым, последний «не смеяше суда навести хулна», – не похулил диавола, не закидал его укорительными, бранными словами. Он «не смеяше» это сделать, помыслив о прежнем его достоинстве и о том, что хотя он есть существо отпадшее от Бога и Богом отверженное, но все же сохранил высокие умственные силы, дарованные ему Богом при самом сотворении его. Оскорбить хулением его казалось архангелу дерзостью, и он не дерзнул на это. Что же он сделал? Он сказал ему только: «да запретит тебе Господь». Это значит, что суд или кару над ним архангел предоставил одному Господу. То же самое, по видению пророка Захарии, сказал ангел Господень сатане в виду козней его против первосвященника Иисуса, призванного Вместе с Зоровавелем восстановить разрушенный Вавилонянами иерусалимский храм (Зах.3:2). Итак, даже диавола, врага Бога и человека, не хулит ангел; как же лжеучители осмеливаются хулить земную власть, поставленную для охраны людей от бесчинств и своеволия беззаконников и нечестивцев? Поистине они «елика не ведят, хулят». Они так ослеплены своими страстями, что не понимают и не хотят понять, как тяжек грех хулы не только против власти и начальства, но и против кого бы ни было. О тяжести греха хулы, ругательств против ближнего можно судить по грозному слову о хулителях Христа Спасителя. Он строго осуждает даже того, кто гневается на своего брата напрасно, хотя бы он скрывал только в сердце гнев свой, не обнаруживая его в укоризненных словах. Но несравненно строже приговор Христа против употребления бранных слов. «Кто скажет брату своему: рака (т.е. пустой человек), тот подлежит синедриону», т.е. он сотворил преступление, не менее важное, как и то, за которое верховное иудейское судилище присуждало виновного к побиению камнями. «А кто скажет брату своему: безумный, подлежит геенне огненной» (Мф.5:22). Это значит, что кто бранным словом уничижит в своем ближнем достоинство разумного существа, отличающее его от бессловесных, низведет его на степень зверей и скотов, того вина равна вине тех преступников, которых человеческий суд не только наказывает смертью, но и лишает погребения, отдавая тела их на сожжение в смрадной долине Геенской. И побиение камнями и сожжение, которых достойны хулители ближнего, конечно, не присуждаются им человеческим правосудием и Господь Иисус отнюдь не вменяет земным судилищам в обязанность произносить такие приговоры хулителям. Он хотел только поставить на вид тяжесть греха хуления ближних, приравнивая его к уголовным преступлениям, заслуживающим смертную казнь. Но пусть человеческое правосудие не преследует хулителей, или если и преследует иногда, то не так строго взыскивает с них: во всяком случае они не должны почитать себя безнаказанными. Они должны помнить строгий суд Божий, имеющий постигнуть их, вели не здесь, то в будущей жизни, где уготована для них смерть вечная, геенский огонь неугасающий и червь неумирающий. Если «за всякое слово праздное, какое скажут люди (хотя бы оно не было оскорбительно для чести ближнего), дадут они отчет в день суда» (Мф.12:36), то какой же страшной ответственности на суде Божием подвергнутся уничижающие ближних словами грубой брани, иногда сквернословием! Если не высшие побуждения, по крайней мере страх будущего суда должен удерживать нас от бранных слов. Невоздержность в употреблении их ни в каком случае неизвинительна. Неправ не только тот, кто без всякого с вашей стороны повода изрыгает против вас злословия и хулы, но и тот, кто отвечает на брань бранью. Пусть порицают тебя грубою бранью не заслуженно; пусть ты ничем не провинился пред твоим хулителем, все же ты должен смолчать или кротко ответить ему. Несправедливость порицания унижает порицателя, а не порицаемого. Всякий благомыслящий с сочувствием и искренним участием отнесется к несправедливо порицаемому, но только до тех пор, покуда последний ведет себя терпеливо и с самообладанием, не платит злом за зло. Как же скоро он сам выйдет из терпения и вступив в перебранку с своим хулителем, он лишается права на наше сочувствие; он уже перестал быть в наших глазах правым, он также унизил себя бранью, как и тот, кто начал брань, ибо подобно последнему увлекся злобой и раздражительностью. Будем помнить, братия, что дар слова нам дан для славословия Господу, для назидания друг друга, что язык наш освящается прикосновением к нему тела и крови Христовых. Не будем же злоупотрелять даром Божиим, не будем злословить ближнего тем языком, которым Бога благословляем и касаемся величайшей святыни. "Отложите, – говорит апостол, – ярость, злобу, злоречие, сквернословие уст ваших» (Кол.3:8). Грешно злословить всякого ближнего, кто бы он ни был, особенно же носителей власти, и наипаче верховную власть. Злословящие их подражают тем хулителям начальств и властей, которым ап. Иуда грозит огнем вечным. «Даже в мыслях твоих не злословь царя» (Еккл.10:20), благоговейно помышляя о священном значении его лица и власти.

Благожелания – Поучение в святительский праздник

«Бог мира... да совершит вы во всяком деле блазе, сотворити волю Ею, творя в вас благоугодное пред Ним, Иисус Христом» (Евр.13:20–21).

Сии слова благожелания читаем в заключительной части послания ап. Павла к Евреям. Ясно, что апостольское благожелание имеет религиозно-молитвенный характер и в этом отношении отличается от наших житейских благожеланий. Чего обыкновенно люди желают друг другу при свиданиях и при расставаниях? Здоровья, долголетия, счастья, удачи в делах, веселья, доброго дня и т. под. Все – земные благожелания и притом без молитвенного чувства. Конечно, в них нет ничего предосудительного, потому что блага, составляющие предмет житейских благожеланий, вожделенны и сами по себе, преимущественно же в связи с духовными благами. Так здоровье нужно как условие для подвигов покаяния и благочестия, поколику в этих подвигах участвует тело. Долголетие есть также благо, которого мы должны желать себе и другим даже в преклонных летах, чтобы иметь время на покаяние, потому что никто из нас, как бы ни был стар и даже зрел в духовной жизни, не может сказать, что он достаточно успел приготовить себя к переселению в вечность и к тому, чтобы там безбоязненно предстать суду Божию. Успехи в делах житейских дают нам возможность делать добро ближним, делиться с ними плодами своего труда. Радости житейские располагают нас к благодарению и прославлению Господа, посылающего их, и вместе к благотворению ближним, ибо радость, наполняющая сердце, делает его добрее и счастливее ко всем, не только к своим, но и к чужим. Таково значение земных благ в отношении к духовной жизни, – они драгоценны по связи с духовными благами. К сожалению, с житейскими благожеланиями редко кто соединяет мысль о духовных благах. Как сами мы мечтаем об одном земном счастьи и желаем его себе, так и другим того же желаем, как будто мы сотворены для одной земной жизни и далее земли нам не куда смотреть. Не таковы благожелания истинно-христианские. Чего желает ап. Павел христианам из Евреев? Желает, да поможет им Господь усовершиться во всяком добром деле. Он заботится о их нравственном преуспеянии, о том, чтобы они не забывали, что они созданы и воссозданы во Христе Иисусе на добрые дела (Евр.2:10), что упражнение в них, в соединении с верой, есть необходимое условие для благоугождения Богу и спасения души. Без сомнения, не чуждо апостолу желание, чтобы Господь благословлял верующих успехом в житейских делах; но паче всего он желает им успеха в нравственной жизни, в добрых делах, в делах совершаемых для спасения души. Он уверен, и другим внушал, что по мере успеха в нравственной жизни будут благословляемы успехом житейские дела и предприятия (1Тим.4:8). В чем же состоят добрые дела, усовершения в которых апостол желает христианам? В том, продолжает он, чтобы творить волю Божию, или жить согласно с волею Божией. Откуда же можно знать волю Божию, как закон для нашей жизни и деятельности? О воле Божией свидетельствует совесть наша, указывающая на различие добра от зла, за добрые дела одобряющая, за злые упрекающая. Совесть посему называется голосом Божиим. Но в естественном состоянии совесть не всегда правильно свидетельствует о воле Божией. Она часто подчиняется неправильным внушениям разума, и потому действовать по совести не всегда значит действовать согласно с волей Божиею. Истинное свидетельство о воле Божией есть откровенный закон Божий, содержащийся в писанном слове Божием. Но и слово Божие может быть спасительным руководством только тогда, когда правильно понимается; – неправильное понимание его ведет к заблуждениям и ереси; к правильному же разумению слова Божия руководствует св. Церковь, которая есть хранительница и истолковательница его, есть столп и утверждение истины. Итак, если пример апостола научает нас желать ближнему преуспеяния в добрых делах, то при сем мы должны иметь в виду дела согласные с волей Божиею, насколько она известна из слова Божия, правильно разумеваемого по руководству Св. Церкви, ее пастырей и учителей.

Преуспеяние в добрых делах имеет различные степени: есть успехи слабые, средние и полные. Апостол желает верующим полных успехов, желает им достигнуть полных успехов в доброделании: да совершит вы Бог во всяком деле блазе. Такое совершенство, без сомнения, не безусловное, невозможное на земле, а условное, относительное, – может быть плодом непрерывной, не ослабевающей ревности к исполнению воли Божией. Одушевленный этою ревностью не останавливается на пути заповедей Господних, не оглядывается самодовольно назад на пройденное поприще, но стремится все далее, чтобы достигнуть степени мужа совершенна, т.е. мужеской зрелости в благочестии и добродетели. Само собой разумеется, что одних собственных усилий в этом случае недостаточно, – они могут быть успешны только при помощи благодати Божией. Без нее подвижник благочестия падал бы на каждом шагу, встречая препятствия со стороны своей немощной, удобопреклонной ко греху природы, со стороны людей и особенно диавола; но с благодатною Божиею помощью он силен восторжествовать над всеми этими препятствиями. Посему этой-то благодатной помощи апостол испрашивает верующим, желая им преспеяния во всяком добром деле. Сам "Бог мира, т.е. виновник мира или примирения с небесным правосудием во Христе Иисусе, да совершит вы во всяком деле блазе, сотворити волю Его, творя в вас благоугодное пред Ним Иисус-Христом». Без Бога мы даже помыслить что (доброе) от себя неспособны (2Кор.3:5). «Бог производит в нас и хотение и действие по своему благоволению» (Флп.2:13).

Вот, братие каковы должны быть наши благожелания. Главное благо, к достижению которого мы должны стремиться, есть спасение души. А к сей цели ведет преуспеяние, при помощи благодати Божией, в добрых делах, в жизни согласной с волею Божиею. Сего-то преуспеяния мы должны желать и себе и другим. Духовное благожелание должно быть непременно соединяемо с житейскими благожеланиями ближним.

Чувствования грешника, приступающего к святым тайнам

С какими чувствованиями должен приступать каждый к причастию тела и крови Христовой, тому научает нас святая Церковь, влагая в уста наши молитвенное исповедание пред чашей с святыми тайнами. Оно начинается словами:

Верую, Господи, и исповедую, яко Ты еси воистину Христос Сын Бога живаго, пришедый в мир грешный спасти, от нихже первый есмь аз.

Слова: «Ты еси Христос Сын Бога живаго» впервые сказаны ап. Петром в ответ на вопрос Христа к ученикам: «кого Мя глаголете быти?» (Мф.16:15–16). В этом исповедании Петра заключается сущность христианской веры. Все, что написано в Евангелии, написано, по слову евангелиста Иоанна, для того, чтобы люди веровали, что Иисус есть Христос Сын Божий, и веруя, имели жизнь во имя Его (Ин.20:31). На вере в Божество Христово, на исповедании, что Он есть не простой человек, а единосущный Сын Бога живого, истинного, в противоположность мертвым языческим богам, – на этой вере, на этом исповедании, как на твердой скале, основана Церковь Христова, неодолимая вратами ада (Мф.16:18). На вере в Божество Христа держится догмат искупления. Страдания и смерть Христовы подъятые за нас имеют искупительную силу только потому, что подъял их не человек, не ангел, а сам Сын Бога живого. – Слова: «пришедый в мир грешные спасти, от нихже первый есмь аз», принадлежат ап. Павлу (1Тим.1:15). Он говорит: «верно слово и всякого приятия достойно, что Христос пришел в мир спасти грешников (а не праведников), из которых я первый». Называя себя первым грешником, Павел своим примером удостоверяет в том, что Христос есть Спаситель грешников. Он как бы так говорит: «Я ли не величайший грешник, хульник, гонитель, и однако же Господь помиловал меня. Итак верно и несомненно, что он помилует и всякого грешника, верующего во Христа, который затем и пришел в мир, чтобы спасти грешников».

Влагая в уста грешнику, приступающему к св. тайнам, слова исповедания апп. Петра и Павла, св. Церковь требует от нас, чтобы мы этими словами выражали два чувства: чувство веры в Искупителя и чувство своего недостоинства, своей греховности. То и другое чувства имеют необходимую связь. Если я чувствую себя великим грешником, то не могу не чувствовать нужды в Искупителе. Грех делает меня безответным пред Богом. Собственными силами я не могу освободиться от этой ответственности и следовательно от гнева Божия, потому что не могу сделаться безгрешным. Чтобы быть безгрешным, надобно во всей полноте и точности исполнить все заповеди закона Божия, требующего от нас не только чистых и святых дел, но и чистых и святых помыслов. Но достигнуть полного успеха в этом никто не может. Если не знаем за собой грехов против одной какой-либо заповеди, то согрешаем против другой; грешим если не делом, то мыслью и словом; если не творим грубых преступлений, то согрешаем недостатком ревности к творению добрых дел, – грешим если не нарушением нравственных обязанностей, то опущением их. За все это мы заслуживаем гнев Божий. "Писано, – говорит апостол (Гал.3:10), – проклят всяк, кто постоянно не исполняет всего, что написано в книге закона» (Втор.27:26). Стало быть, для избежания проклятия должно исполнять до последней иоты все, чего требует закон. "Кто же, – говорит другой апостол, – соблюдет весь закон и согрешит в одном чем-нибудь, тот стал виновен во всем» (Иак.2:10). В истинно благочестивых и праведных людях чувство этой виновности и ответственности пред правдою Божиею так сильно, что они вместе с ап. Павлом почитают себя первыми грешниками. Если первым грешником называет себя Павел, больше всех апостолов потрудившийся в благовествовании, совершивший множество подвигов самоотвержения и любви к Богу и ближним, еще при жизни сподобившийся видеть райское жилище и слышать там неизреченные глаголы, то мы ли можем называть себя иначе? Павел назвал себя первым грешником по смирению, воспоминая, что он был гонителем Церкви Христовой и что спасен только благодатью Христовою. Подобное смирение должна быть присуще и каждому из нас. Думать, что другие грешнее меня, что я лучше многих в нравственном отношении, можно только при сравнении себя с другими. Но мы должны судить о себе не по сравнению с другими, а по сравнению с тем, чем мы должны быть по закону Божию, требования которого так широки и высоки, что в виду их наше нравственное превосходство пред другими покажется слишком ничтожным, чтобы вместе с фарисеем говорить: «несмь якоже прочий человецы» (Лк.18:11). Истинно благочестивый не скажет этого о других уже и потому, что другие хуже его в одном отношении, а в другом может быть лучше его. Легко можно ошибиться, сравнивая себя с другими. Чужая душа – потемки. Мы видим только наружные действия ближнего, но под неблаговидною наружностью может скрываться душа кающаяся и благочестиво настроенная, – что нам не всегда известно. Надо притом брать во внимание обстоятельства, в которых находится кажущийся нам худшим нас ближний, например неправильное воспитание, силу соблазнов и искушений, его окружающих. Будь мы в подобных обстоятельствах, нельзя ручаться, чтоб были лучше его. Важное значение для суждения о других имеют прирожденные расположения их: один по самой природе живее, восприимчивее, впечатлительнее, следовательно легче может увлекаться искушениями, чем другой, по самой природе своей спокойный и сдержанный: один по природе – агнец и голубь, другой вспыльчив и раздражителен. Все это надобно иметь в виду, чтобы с осторожностью судить о нравственном состоянии ближнего по сравнению с нашим. Если мы лучше иных в нравственном отношении только по благоприятным природным расположениям, то в этом еще нет с нашей стороны заслуги, это не дает нам права превозносить себя пред другим, менее нас счастливым по природному душевному настроению. Предоставим Господу рассудить, кто из нас лучше другого, честнее, богобоязненнее, любвеобильнее. Для нас безопаснее исповедывать себя первыми грешниками. Исповедание спасительное, ибо оно имеет связь, как мы видели, с сознанием нужды в Божественной помощи. И эта помощь для всех готова в лице Единородного Сына Божия, ибо Бог так возлюбил мир, что для спасения его «Сына Своего Единородного дал есть, да всяк веруяй в Онь не погибнет, но имать живот вечный» (Ин.3:16). И вот бедный грешник, чающий спасения единственно от веры в Господа Иисуса, взывает к Нему пред чашей спасения: «Верую Господи и исповедую, яко Ты еси воистину Христос, Сын Бога живаго, пришедый в мир грешные спасти, от нихже первый есмь аз». Верую, что Ты, едино сущный Сын Бога Отца, сопрестольный Ему и единославный, сошел с неба на землю, чтобы нас на небеса возвести, что Ты умалил себя, зрак раба прияв, для того, чтобы нас поднять из глубины падения и стяжать нам достоинство сынов Божиих по благодати. Верую, что Ты, безгрешный и святейший святых, принял на себя грехи мира и тяготевшее за них на всех нас праведное осуждение поднял на одного Себя, чтобы нас избавить от него. Верую, что Ты предал за нас на крестную смерть тело Твое, чтобы нас мертвых грехом оживотворить духовно, пролил на кресте пречистую кровь Твою, чтобы честною Твоею кровью омыть нас от греховных скверн. Верую, что Ты воскрес из мертвых и вознесся с прославленным телом на небеса для того, чтобы нам даровать надежду воскресения и проложить нам путь на небо. Верую, Господи, во все сии спасительные истины, и исповедуя Твою безмерную милость к нам, явленную в искуплении нас, молю Тебя не лишить и меня этой милости, не исключить меня из числа сынов Божиих по благодати, не удалить меня от сонма спасаемых. Исповедую, что я по грехам моим недостоин быть помилованным Тобой, исповедую себя величайшим грешником. Но если Ты не отринул Петра, Твоего апостола, твердо исповедавшего веру в Твое Божество, а во время неправедного суда над Тобой малодушно отрекшегося от Тебя, то не отринь и меня кающегося и оплакивающего неверность Тебе. Если Ты помиловал Павла, гонителя и врага Твоей церкви, и соделал его избранным сосудом Твоей благодати, то помилуй и меня, вместе с Павлом исповедующего себя первым из грешников, и даруй мне вкусить сладость благодати Твоей, прощающей, очищающей и освящающей.

Исповедав веру в Искупителя и свое недостоинство, приступающий к таинству причащения исповедует веру и в сие таинство:

Еще верую, яко сие есть самое пречистое тело Твое и сия есть самая честная кровь Твоя.

Как безмерно велико человеколюбие Господа Иисуса, пришедшего в мир спасти грешников! Он не только пострадал и умер за нас на кресте телом Своим, не только пролил за нас кровь Свою, но еще питает нас Своим телом и кровью под видом хлеба и вина. Это таинственное тело есть пречистое, потому что тождественно с телом, которое родилось от Пречистой Девы Марии, зачатое во чреве ее без семени мужа, наитием Святого Духа, и непричастное греховной порчи, свойственной всем чадам Адама, в беззакониях зачинаемым и во грехах рождаемым, – которое при земной жизни Христа не осквернено было ни одним грехом, было чистым сосудом Божества Христова и благодати Святого Духа, и которое продолжает сиять чистотой и святостью по воскресении и вознесении на небеса. Таинственная кровь Христова именуется честною, драгоценною, ибо эта кровь не простого человека, но Богочеловека. Если «честна пред Господом смерть преподобных (святых людей) Его" (Пс.115:6), то не честнее ли в несравненной степени кровь Святейшего святых, пролитая за нас на кресте и в таинстве причащения изливаемая во оставление грехов? Видно, цена этой крови безмерна, когда сею ценой искуплен весь мир, когда сею кровью очищаются души всех верующих в спасительную силу страданий и смерти Христовой и делаются причастниками их чрез благоговейное вкушение крови Христовой в таинстве причащения.

За сим исповеданием веры в таинство причащения следует моление ко Христу приступающего к сему таинству:

Молюся убо Тебе, помилуй мя и прости ми прегрешения моя, вольная и невольная, яже словом, яже делом, яже ведением и неведением.

Молитва о помиловании и прощении грехов должна быть присуща нам во всякое время, ибо грешим во всякое время, – но преимущественно она должна возноситься от нас к Господу в минуты причащения тела и крови Христовой, преподаваемых нам в оставление грехов. Церковь научает нас в сии минуты умолять Господа Иисуса о прощении грехов вольных и невольных, грехов словом и делом, ведением и неведением.

Грехи вольные – это грехи умышленные, с намерением совершаемые мыслию, словом и делом. Грех вольный бывает тогда, когда например кто закравшуюся в сердце злобу на ближнего не только не старается погасить, но еще усиливает и пользуется всяким случаем излить ее на ближнего; когда кто сам возбуждает в себе помыслы нецеломудренные и останавливается на них с услаждением; – когда кто оскорбляет ближнего злыми шутками или грубым действием с целию вывести его из терпения и опозорить его. Вообще волею грешит всяк, кто решается на то или другое нечистое дело, не потому, чтоб не мог воздержаться от него, а потому что не хочет воздержаться, движимый злою, или слабою волею. Само собою разумеется, что вина грешника тем тяжелее, чем сильнее в нем произволение на грех. – Грехами невольными называются грехи неумышленные, ненамеренные, невзначай. Св. Василий Великий (8-ое правило) указывает на примеры невольных грехов: «Если кто бросив камень на пса, или на древо, попадет в человека: сие есть дело совершенно непроизвольное и не бывшее в намерении действующего, ибо намерение его было отразить зверя, или сбить плод; подвергшийся же удару сам собою нашел на него, проходя мимо. Итак, сие невольное. Невольное также и то, если кто, желая кого исправить, ударит ремнем или жезлом нетяжелым, и биемый умрет; ибо здесь рассматривается намерение, – яко он хотел исправить согрешившего, а не умертвить». Подобные невольные грехи не могут не смущать совести христианина; он не прощает себе той ошибки и неосторожности, жертвою которой сделались его ближние, и потому умоляет Господа простить ему этот грех. Еще больше побуждений имеет христианин умолять о прощении таких невольных грехов, которые он совершает в состоянии крайнего раздражения, также опьянения: он виноват в том, что довел себя до раздражения и опьянения. – Случается, что в душе возникают греховные помыслы или представления без всякого с нашей стороны желания вызвать их. Это грехи невольные, и если человек не поддерживает их своим вниманием и сочувствием, они ему не вменяются, – но все же он должен умолять Господа о прощении их, укоряя себя в недостатке бдительности над собою. – Даже греховные мечтания во сне вменяются нам, если имеют связь с нечистым душевным настроением наяву. – Есть гнев безгрешный, вызываемый возмутительным поведением ближних; но и безгрешный гнев незаметно может перейти в греховное раздражение: гневающийся теряет самообладание и в этом состоянии невольно увлекается до озлобления и несправедливости. И за это невольное греховное увлечение мы должны укорять себя и молить Господа, да простить нам, что мы возмутили мир души нашей и мир ближнего. Подобное должно сказать о нравственном состоянии воинов во время битвы. Убивая врага, они исполняют свой долг, – но в то же время они невольно поддаются чувству злобы, нападая на неприятеля и отражая его, и потому по церковным правилам подвергаются отлучению от причащения св. тайн на один год, как нуждающиеся в очищении своей совести, которая не может не смущаться при воспоминании пролитой крови и своего злобного, хотя и невольного настроения духа во время сражения. – Приказания, соединенные с угрозами и насилием доводят иногда до грехов, которые называют невольными, за которые, однако, виновные не освобождаются от ответственности. Многие из древних христиан, не стерпя жестоких истязаний, невольно отреклись от Христа устами, не отрекаясь от Него сердцем. Для примирения с Церковию они должны были нести тяжкие, более или менее продолжительные епитимии, под именем кающихся, – на несколько годов отлучаемы были от причащения святых тайн. – Не меньше, если не больше неизвинительны грехи по увлечению примерами других. Иной случайно, или ради любопытства намеренно попал в общество людей разгульных и нечестивых. Сначала он далек был от мысли об опасности для себя в нравственном отношении, – он надеялся остаться только зрителем безобразий этого общества. Но случилось не то: он не устоял против искушений и постепенно усвоил себе образ жизни и образ мыслей той среды, в которую попал. Говорят: не он виноват, а среда, – он невольно увлекся в ее пагубные сети, он не мог воспротивиться растлевающему ее влиянию. Но это неправда. Ему трудно было избежать искушения, но отнюдь не невозможно. Уже и в том он виноват, что не поспешил в самом начале прервать общение с соблазнителями, – он должен был знать, что прикасающийся к смоле очерняется, прикасающийся к огню получает обжог. – В наше время распространяется учение, отвергающее свободу воли. Говорят: нам только кажется, что мы действуем свободно, от себя, по своей воле; на самом же деле мы так или иначе действуем, повинуясь непреодолимой силе внешних обстоятельств и душевных предрасположений. Для многих врачей и философов теперь даже нет преступников, – есть только люди с неправильными мозговыми отправлениями, с болезненным непреодолимым влечением к воровству, к буйству, к распутству и т.п. В этом учении нет места для различия грехов вольных и невольных, – все грехи невольные, и потому не подлежат ответственности и наказывать за них несправедливо. Этим объясняются оправдательные приговоры ворам и убийцам, столь обыкновенные в современных судах заграничных и особенно наших. – Нет сомнения, что это учение есть не только не христианское, но и противное самосознанию и здравому смыслу. Правда, христианство допускает в человеке такую склонность к злу, по которой он творит зло вопреки своей воле: «не еже хощу доброе, творю, но еже не хощу злое, сие содеваю» (Рим.7:19). Но эта склонность к злу свидетельствует только о слабости воли, прирожденной каждому со времени грехопадения в раю, но отнюдь не об отсутствии в нашей воле природной способности торжествовать над склонностию к злу. Если бы наша воля была лишена этой способности, в слове Божием не имели бы места заповеди, поощрения к исполнению их обетованиями и угрозами и свидетельства о примерах успешной борьбы со злом. По свидетельству самосознания каждый из нас, прежде чем решится на доброе или злое дело, делает выбор между тем и другим, при чем руководствуется разными побуждениями, и часто возвышается над чувственными, предпочитая добро хотя бы оно требовало от него самоотвержения, злу, хотя бы оно обещало ему одни наслаждения и выгоды. Никто не станет раскаиваться в том, что от нас не зависит, например, в неправильности кровообращения, в головной боли и т.п. Раскаиваемся в том, что, имея возможность поступить лучше, мы поступили худо. – Итак, если мы должны жалеть о грехах невольных и просить Бога о прощении их, то не наипаче ли мы должны относиться так к грехам вольным?

Прегрешения, яже словом, яже делом. Грехи словом – это все виды слов худых и гнилых: празднословие, ложь, обман, божба и клятва безрассудные, кощунство, ропот на Бога и богохульство, пересуды и злоречие насчет чести ближнего, лжесвидетельство, клевета, нескромные шутки и сквернословие. Сюда же должно отнести и грехи слова печатного. Путем печати облегчается распространение истины и добра; но печать же много делает зла обществу, когда чрез печать проводятся в общество мнения несогласные с учением веры и церкви, когда в печати порицаются основы жизни семейной и общественной, оглашаются ложные слухи о чести частных лиц, особенно служителей Церкви, когда для привлечения читателей предлагаются их вниманию сочинения нецеломудренные и явно безнравственные. Речи гнилые, произносимые устами, не могут быть столь тлетворны, сколько напечатанные, читаемые тысячами, десятками, сотнями тысяч любопытных, и вместе с книгами переходящие из поколения в поколение. Грехи делом – это грехи, совершаемые собственно при посредстве рук, ног и других, кроме языка, членов телесных, например татьба, буйство, убийство, сладострастие, невоздержание и пьянство. Кто из нас не виновен в грехах не только словом, но и каким либо делом? Потому было бы преступною дерзостью приступать к чаше опасения, не испросив у Господа прощения в этих грехах.

Прегрешения, яже ведением и неведением. Грех ведения потому так называется, что совершается с сознанием, что это грех. Грех неведения допускается без сознания, что это грех. Например, иной сквернословит; другой, не понимая что это грех, перенимает его. Если Церковь влагает в уста приступающего к святым тайнам моление о прощении грехов ведения и неведения, это значит, что нам вменяются те и другие грехи, что мы должны отвечать за грехи не только ведения, но и неведения. Говорят: «чего не знаешь, за то не отвечаешь». Относительно грехов неведения это нельзя сказать, по крайней мере безусловно. Христос Спаситель рек: «раб, ведевый волю господина и несотворивый по воли его, биен будет много. Неведевый же, сотворив же достойная ранам (наказания), биен будет мало» (Лк.12:47–48). Оба раба, по словам Спасителя подлежат наказанию, как тот, который умышленно не послушался своего господина, так и тот, кто не исполнил воли своего господина по неведению. Разность только в наказаниях: один будет бит больше, другой меньше, ибо одного вина больше, другого меньше. Но чем же виноват последний? За что бить человека, по неведению поступившего против воли господина своего? – За то, что он не постарался узнать его волю. Раб обязан не только исполнять, но даже угадывать желания господина, предупреждать их, не дожидаясь от него приказа на каждый случай. Раб должен знать привычки своего господина и с ними сообразовать свои отношения к нему. Но если господин-человек имеет право требовать от своего раба, чтобы он старался узнавать его волю, и если он взыскивает с него не только за неисполнение его воли, но и за недостаток старания узнавать ее, то не в высшей ли несравненно степени подобное право принадлежит Господу неба и земли, Владыке живота и смерти? Говорим: в высшей степени несравненно, потому также, что волю Господа, или обязанности возлагаемые на нас Его волей, легче узнать, чем волю смертного господина. Люди в положении господ и повелителей не всегда ясно дают понять своим слугам или подчиненным, чего от них хотят, так что самые усердные и предупредительные слуги иногда затрудняются в угадывании желаний своих господ и очень боятся последствий своей недогадливости. Но Господь Бог ясно открывает нам свою волю относительно всего, что мы должны делать для угождения Ему, открывает чрез св. писание, чрез учение и заповеди Церкви, чрез пастырей и учителей Церкви, открывает всем, не только книжным, но и некнижным, была бы только охота у последних посещать храм Божий, где истины веры и правила нравственности возвещаются вслух всех. Итак, грех неведения воли Божией не извинителен для людей, которые имеют полную возможность знать волю Божию, но не пользуются этою возможностью. Даже язычники, незнакомые с откровенным Божиим законом не лишены возможности знать волю Божию, ибо о ней свидетельствует им их совесть, и потому они, по слову ап. Павла (Рим.21:12, 14–15). безответны пред Богом и подлежат строгому суду от Бога за свое нечестие и беззакония. Еще более строгого осуждения заслуживают те, которые не хотят знать волю Божию, дерзко говоря Богу: «отступи, от нас, путий твоих ведети не хощем» (Иов.21:14). В подобной дерзости если не словом, то делом виновны все ожесточенные враги истины, начиная с врагов Христа Спасителя, ослепленных злобой к Нему и в своем ослеплении отвергших Его и Его учение, до наших раскольников, видя не видящих истины и затыкающих уши от вразумлений, с какими обращается к ним св. Церковь. – Избави нас, Господи, от подобного ослепления и ожесточения, и если согрешаем в чем пред Тобой по неведению, прости нам сей грех, как простил и помиловал Павла, по неведению враждовавшего против твоей Церкви, и как вразумил Ты Павла, так отверзи и нам умные очи, дабы мы познали свой грех и научились творить твою святую волю с ясным ведением ее.

Исповедав свои грехи и вознесши моление о прощении их, приступающий к святым тайнам продолжает:

и сподоби мя неосужденно причаститися пречистых твоих таинств, во оставление грехов и в жизнь вечную.

Тело и кровь Христовы преподаются верующим во оставление грехов, как видно из слов Христа при установлении сего таинства: «приимите, ядите, сие есть тело мое, еже за вы ломимое. Пийте от нея вси, сия бо есть кровь моя нового завета, яже за многие изливаема во оставление грехов» (Мф.26:26–28; Мк.14:22–24, 1Кор.11:23–25). Грехи оставляются причащающимся тела и крови Христовой в силу того, что в сем таинстве тело и кровь Христовы имеют значение жертвы, которую руками священнодействующих вечный Первосвященник Господь И. Христос приносит и до конца мира будет приносить на престоле алтаря, умилостивляя ею Бога Отца, да не осудит нас в праведном гневе своем за наши грехи. Далее тело и кровь Христовы преподаются нам в жизнь вечную, т.е. как залог жизни вечно-блаженной, по словам Христа: «Аминь, аминь глаголю вам: аще не снесте плоти Сына человеческого, ни пиете крове Его, живота не имате в себе. ядый мою плоть и пияй мою кровь имать живот вечный» (Ин.6:53–54). Христос есть источник жизни. Сродняющийся с Ним вкушением тела и крови Его делается причастником этой жизни. Но не всегда служит во спасение, во оставление грехов и в жизнь вечную вкушение тела и крови Христовой. «Ядый и пияй недостойне суд себе яст и пиет, не рассуждая тела Господня» (1Кор.11:29). Под недостойными причастниками в сих словах Апостола разумеются те, которые приступают к святым тайнам без благоговения к ним, которые не рассуждают, т.е. не уважают тела и крови Господней, вкушают сие таинственное брашно и питие с таким равнодушием, как бы это была обыкновенная пища и питие. Такие недостойные причастники, по слову апостола, «виновны будут против тела и крови Господней» (1Кор.11:27). Как же избежать этой виновности и осуждения? В виду того, что для вкушения предлагаются не простой хлеб и вино, а под видом их истинное тело и кровь Христовы, должно для засвидетельствования подобающего благоговения к сему таинству приготовляться к святому причащению предварительным испытанием и очищением своей совести. «Да искушает человек себе и тако от хлеба да яст и от чаши да пиет» (1Кор.11:28). Желающий приступить к трапезе Господней пусть наперед тщательно и беспристрастно обсудит состояние души своей, пусть даст себе строгий отчет в своем поведении, пусть допросит свою совесть, какие грехи и сколько их он натворил, при каких обстоятельствах, при каких искушениях грешил, не часто ли повторял одни и те же грехи, – и если совесть обличит его не только в легких, но и в тяжких грехах, пусть с сердечным сокрушением раскается в них, искренно осудить себя в том, что ими оскорбил Господа, и положит твердое намерение бороться с ними до самоотвержения. С таким настроением душевным он должен предстать сначала пред духовником для получения от него разрешения грехов и потом пред чашей с телом и кровью Христовой. Предстоя пред ней, он должен быть уверен, что предстоит пред чашей с огнем, недостойных попаляющим, а потому в чувстве своего недостоинстства умолять Господа, да сподобит его не осужденно причаститься пречистых тайн.

Затем св. Церковь влагает в уста приступающего к святым тайнам следующую молитву:

Вечери Твоея тайные днесь Сыне Божий причастника мя приими, не бо врагом Твоим тайну повем, ни лобзания Ти дам яко Иуда, но яко разбойник исповедаю Тя: помяни мя, Господи, во царствии Твоем. Да не в суд или во осуждение будет мне причащение святых Твоих тайн, Господи, но во исцеление души и тела.

Не бо врагом Твоим тайну повем, ни лобзания Ти дам, яко Иуда. Другими словами: я приступаю к святым Твоим тайнам с искренним желанием избежать греха Иуды: этот вероломный Твой ученик, знавший тайну Твоего пребывания в саду Гефсиманском, выдал ее Твоим врагам, и приведши их в сие место, предал Тебя в их руки. Знаю и я, Господи, что Ты таинственно водворяешься в тех, которые вкушают тело и кровь Твою, и сам желаю во святых Твоих тайнах приять Тебя в дом души моея и соделаться обителью Твоею; ибо Ты сам сказал: «Ядый Мою плоть и пияй Мою кровь во Мне пребывает и Аз в нем» (Ин.6:56). Но когда сподоблюсь приять Тебя под кров души моей, то по благоговению к Твоему таинственному пребыванию во мне не буду разглашать о сей тайне пред неверующими, с предубеждением и враждой относящимися ко всему таинственному в области веры, и не дам им повода к злому глумлению против того, что составляет для меня величайшую святыню. Я охраню ее от поругания благоразумным молчанием о ней, следуя Твоему же внушению, «не давайте святыни псам, и не бросайте жемчуга вашего пред свиньями, чтобы они не попрали его ногами своими, и обратившись не растерзали вас» (Мф.7:6). – Иуда выдал Тебя врагам лицемерным поцелуем, злоупотребив знак любви и дружбы. Подобно Иуде поступил бы и я, Господи, если бы, приступая к чаше спасения, наружно казался смиренным, благоговейным и преданным Тебе, а в душе питал предательское намерение по выходе из храма по прежнему служить враждебным Тебе миру, плоти и диаволу. О, нет, я ненавижу грех лицемерия, я не дам Тебе лобзания Иудина, я питаю твердое намерение сохранить залог благодати, который получу в общении с Тобой в Твоих тайнах, и пребыть Тебе верным до гроба.

Да не в суд или во осуждение будем мне причащение святых Твоих тайн, Господи, но во исцеление души и тела. Знаю, Господи, что по множеству грехов моих я недостоин общения с Тобой в пречистых тайнах; но я верую в спасительную силу их; верую, что она простирается не на душу только, но и на тело. За грехи мои я достоин отвержения от Тебя и осуждения, но ради сей моей веры сподоби меня приять Твое пречистое тело и кровь не в осуждение, но в исцеление души от греховных недугов и тела от болезней, каким, по слову Твоего апостола подвергаются недостойные причастники (1Кор.11:30).

Что посеешь, то пожнешь

«Помилуй мя Господи, яко скорблю, смятеся яростию око мое, душа моя и утроба моя» (Пс.30:10).

О чем это так горько скорбит псалмопевец? О чем он плачет такими жгучими слезами, что от них смятеся, помутилось око его и вся душа его, вся внутренность его находится в состоянии сильнейшего возбуждения и тревоги? «Смятеся яростию око мое», вот причина его скорби. Под яростью разумеется здесь гнев Божий. Сознание псалмопевца, что он находится под гневом Божиим, что рука Господня отяготела над ним, мучительно отзывается в душе его и сопровождается мольбой о помиловании: помилуй мя, Господи. В чем выразился гнев Божий, оплакиваемый Давидом? В тех бедствиях, какие он терпел от сына своего Авессалома, ибо псалом, из которого взяты нами для размышления слова скорби псалмопевца, относятся ко времени возмущения Аввессаломова. Родной сын возмутился против отца, окружил себя скопищем единомышленников, набрал войско, объявил себя царем. Известие о возмущении Авессалома застало Давида в такую пору, когда он всего менее готов был подавить его силой. Давид убежал из Иерусалима, сопровождаемый близкими и верными ему людьми, плачущий, босой, с покрытою в знак печали головой. На пути выбежал ему навстречу человек из рода Саулова и стал проклинать его и бросать в него камни и песок. Сопровождавшие царя просили у него позволения снять голову с этого дерзкого человека, но Давид не согласился. «Оставьте его проклинать меня, – говорил он, – верно Господь повелел ему». Давид видел в своем бедствии наказание Божие за свои грехи и решился смиренно терпеть оскорбления от людей. Он вспомнил свои преступления против Урии, вспомнил, как он отнял у него жену и убил его рукой Аммонитян, повелев поставить его под их стрелы во время битвы. На совести Давида лежало два греха – прелюбодеяние и убийство. Сначала он не чувствовал тяжести своей вины, но вот явился к нему обличитель пророк Нафан и возвестил ему: «За то, что ты похитил жену от живого мужа и самого его убил, меч не отступит от дома твоего, мститель за грех прелюбодейства возникнет в самом доме твоем». Давид раскаялся, сказав: «я согрешил против Господа», и Нафан от лица Господа тотчас объявил ему: «и Господь снял с тебя грех, ты не умрешь» (2Цар.12:13), т.е. не подвергнешься тому возмездию, к которому ты сам приговорил себя, признав достойным смертной казни богача, который для угощения своего гостя отнял у бедняка единственную его агницу, хотя сам владел множеством крупного и мелкого скота. Но угроза наказания все же должна была исполниться. Он должен был для заглаждения своего греха испытать бедствия, ему предназначенные, подобно тому, как и теперь грешники, получившие на исповеди прощение исповеданных ими грехов, обязываются нередко исполнить налагаемые за них духовником епитимии. Епитимии предписываются с целью, чтобы грешник помнил грех, за который несет епитимию, и удерживался от повторения его. Бедствия, испытанные Давидом во время восстания Авессалома, имели для него значение епитимии. Он понял это значение и потому скорбел и плакал не столько о том, что терпел эти бедствия от людей, сколько о том, что сам Господь наказует его рукою людей. Его смущала не столько злоба людей, сколько гнев, ярость Господа, попустившего людям уничижать и позорить его для того, чтобы он вполне восчувствовал, как он сам тяжко согрешил против людей, чтобы сознал тяжесть своей вины против них. В этом отношении душевное настроение Давида для всех поучительно. Давид смиренно признающий свои бедствия наказанием Божиим и себя достойным их за свои вины против ближних, представляет нам пример того, как мы должны вести себя, когда придется нам терпеть несправедливости и озлобления от людей. Эти несправедливости и озлобления пусть напоминают нам, сами мы не озлобляли ли и не обижали ли других. Вот, например, кто нибудь обманул тебя, дал тебе слово и не сдержал, взял деньги в долг и не отдал, да еще глумится над твоею доверчивостью. Тебе неприятно быть обманутым; но вспомни, сам ты не сделал ли когда чего-нибудь подобного, и если вспомнишь, скажи себе: поделом мне, – что посеял, то жну. – Кто-нибудь оскорбил тебя грубою бранью, даже сквернословием. Тебе тяжело такое оскорбление; тебе кажется, что ты не заслужил его; ты чувствуешь, что грубою бранью поругано в тебе христианское и человеческое достоинство. Но вспомни, не обращался ли ты сам с ближними подобным образом. Осыпая других оскорбительными порицаниями, не говорил ли про себя, что брань на вороту не виснет, не думал ли, что обижаться твоими насмешками и ругательствами ближний не смел? Пойми же теперь по собственному опыту, как тяжело переносить брань, и скажи себе: поделом мне, я заслужил это, потому что сам в том же виноват, что посеешь, то пожнешь. – Вот кто-нибудь оклеветал тебя, распустил ложный, неблагоприятный для твоей чести слух; клевете поверили и стали презирать тебя за пороки, которых за собой не знаешь. Честь дороже всего, дороже жизни; ты справедливо огорчен; но вспомни, не пострадал ли кто из ближних от твоей клеветы. Ты, может быть, посмотрел на твою клевету легко, как на шутку. Пойми же теперь, как безнравственно шутить честью ближнего. Иной обездолен земными (благами, нет у него ни богатства, ни видного общественного положения, ни семейного счастья; но есть у него одно благо – честь, доброе имя. И это то единственное благо ты отнял у него своею клеветой. Теперь, сделавшись сам жертвой клеветы, суди по собственному опыту, как тяжка вина твоя против оклеветанного тобой ближнего, и убедись, что ты заслужил бесчестие: что посеял, то жнешь. – Ты впал в нищету и не встречаешь сострадания в людях. Ты сетуешь на их жестокосердие, на их безучастие к твоему беспомощному положению. Но вспомни, сам ты, когда имел благосостояние, охотно ли делился с нуждающимися от твоих избытков, не относился ли к ним так же равнодушно и безучастно к их положению, как теперь другие относятся к тебе? Если память даст тебе неблагоприятный ответ, то смирись и пойми, что над тобой исполняется, закон правды: что посеешь, то пожнешь.

Итак, не надо сеять зла, чтобы не потерпеть зла. Не обижай других, если не хочешь, чтобы тебя обижали, или, чтобы совесть не упрекала тебя в том, что ты сам не прав пред ближними, когда терпишь от них обиды. Вообще в отношении к ближним мы должны следовать заповеди Спасителя: «Во всем, как хотите, чтобы поступали с вами люди, так поступайте и вы с ними» (Мф.7:12). Чего не хотите себе, того не делайте другим. Мы легко поддаемся искушению обидеть ближнего словом или делом большею частью потому, что не входим в положение обиженного, не рассуждаем, каково бы мы стали чувствовать себя на месте его в случае, если бы нам пришлось потерпеть подобную обиду. Самолюбие заглушает в нас голос справедливости к ближним, – нам нет дела до того, как тяжело ложится на сердце наша обида. Оттого мы не только обижаем их, но и не раскаиваемся. Будем благодарить Господа, попускающего нам самим терпеть обиды от других: не злобу и вражду должны возбуждать в нас эти мы заслужили: их тем, что сами были неправы пред ближними, – и раскаяние в том.

Преданность Господу

«Аз на Тя, Господи, уповах, рех: Ты еси Бог мой. В руку Твоею жребий мой» (Пс.30:15–16).

Какими сильными и трогательными чертами выражается в этих словах псалмопевца упование на Бога и преданность Ему! «Ты еси Бог мой». Это значит: Бог близок ко мне, как отец, и я близок к Нему, как сын. В том, что Бог дает человеку право называть Его своим Богом, видно беспредельное Его снисхождение и благоволение к нам. Ведь что мы пред ним? Ничтожество и грех. И самая земля, на которой обитаем, есть едва приметная пылинка в составе мироздания; а Он, беспредельно-благий, не пренебрегает нами. «Аз есмь Господь Бог твой», – говорит Он каждому из нас. Не думай, что Мне, Владыке необъятной вселенной, нет дела до тебя, что при бесчисленном множестве предметов, требующих Моего внимания, Я могу обращать внимание только на общий ход дел в области Моего владычества, подобно высшим начальникам в человеческом обществе, не входящим в частности или мелочи, а наблюдающим только за общим течением вверенных им дел. Нет, Я также близок к тебе, как и к Серафиму, предстоящему у престола славы Моей; Я слежу за тобой с не меньшей зоркостью, как за любою звездой первой величины; Я насквозь знаю тебя, «знаю, когда ты садишься и когда встаешь; Я разумею помышления твои издалеча; идешь ли, отдыхаешь ли, я окружаю тебя, и все пути твои известны Мне, сзади и спереди объемлю тебя и полагаю на тебя руку Мою» (Пс.138:1–5). Ни один волос не падет с головы твоей без воли Моей. Птенец ворона, малейшее насекомое, малейшее былие травное, не лишены Моего попечения, получают от Меня все нужное для их жизни: могу ли Я забыть, оставить без Моего покрова тебя, Мое разумное создание, украшенное Моим образом и подобием? Для спасения тебя от вечной погибели Я не щажу Сына Моего единородного и предаю Его на смерть: после столь поразительного свидетельства Моего благоволения к тебе, может ли быть на свете благо, которое Я не готов даровать тебе? (Рим.8:32). – Так поистине Бог вселенной есть Бой мой по отеческой близости ко мне.

На уверенности в этой близости Бога к нам основывается молитва к Нему, как Отцу нашему, и всецелая преданность Ему, которую псалмопевец выражает словами: в руку Твоею жребий мой, т.е. во власти Твоей судьба моя.

Нет сомнения, что для размышляющего о всевластии Божием преданность Господу в высшей степени успокоительна и спасительна, ибо это всевластие ничего не имеет общего с неумолимою судьбой язычников, или с деспотическим произволом Божества по представлению магометан. Власть Бога Вседержителя, получению слова Божия, есть власть всеблагого, всесвятого, премудрого и правосудного Существа. Итак, если судьба каждого в руке Божией, то с смирением и благодарностию должно принимать от этой руки все, что ни посылает она на нашу долю. Потому и среди бед грешно падать духом, ибо они посылаются любовью Отца небесного, с благою целью уврачевать меня от греховных язв, смирить мою гордыню, дать мне случай безропотным терпением их засвидетельствовать бескорыстную любовь к Нему. В жалобах многих на свою горькую участь слышится недовольство на Бога; они готовы упрекать Его в недостатке справедливости за неравномерное распределение между людьми земных благ. Но они забывают, что дело не в земных благах, а в спасении души. Спастись же можно и богатому, и бедному, одному – употреблением земных стяжаний на дела богоугодные, другому – смирением; для одного более надежным путем к царству небесному может служить богатство, другому – бедность. – С другой стороны, уверенность во всевластии Божием, в том, что в руках Господних жребий наш, предохраняет человека от гордости и опасных мечтаний в счастье. Человек зазнается среди благополучия вследствие забвения, что Рука, от которой он получает земные блага, может отнять их, что Господь убожит и богатит, смиряет и высит, мертвит и живит. Пример этого пагубного забвения представляет нам евангельская притча о богаче, который по случаю обильного урожая в его поле предался безумным мечтаниям о жизни привольной и роскошной на многие годы, и наказан был приговором Божьего правосудия: «безумный, в сию ночь душу твою возьмут от тебя; кому же достанется то, что ты заготовил» (Лк.12:20).Наказание вполне заслуженное и поучительное; оно учит нас не забывать, что судьба.человека в руке Божией, что посему благами земной жизни надобно пользоваться так, чтобы всегда быть готову расстаться с ними, что всю жизнь надобно устроят так, чтобы каждую минуту быть готовым встретить смерть и предстать на суд Божий. И благо тому, кто ничего этого не забывает и, сознавая полнейшую свою зависимость от Бога, с доверчивостью и упованием прибегать под Его державный покров. Ничто не может быть благонадежнее этого покрова, как это в выразительных чертах изображено в 90-м псалме: «Живый в помощи Вышнего». Прибегающий к помощи Вышнего, по изображению псалма, безопасно живет под Его защитой и в крове Его, как странник в гостеприимном убежище, водворится (Пс.90:1). Господь избавит его от сети ловчей, т.е. от злоумышляющих тайно, и от словесе мятежна, т.е. открыто мятущихся против него врагов (Пс.90:3); оградит его от страха нощного, т.е. от прикрываемых мраком ночи нападений разбойников и татей; от стрелы летящей во дни (Пс.90:5), например на войне; укроет его от сряща и беса полуденного, т.е. от нечаянного несчастья (сряща) и от козней беса, подводящего людей в полдень под солнечный удар (Пс.90:6). Тысячи и тьмы будут поражаемы язвой вокруг уповающих на Господа, но она не коснется их, не достигнет их жилища удар ангела погубляющего (Пс.90:10). Ангелы, по повелению Господа, охраняют их на всех путях, предостерегают их от преткновения о камень, т.е. не допускают их до встречи с искушениями и соблазнами и также до внешних бедствий; спасают от уязвлений аспида и василиска, от льва и змия, т.е. от диавольских козней (Пс.90:11–13). Какие трогательные черты попечения Господа о людях, предавших себя под Его покров и защиту! Вот почему многие из истинно верующих свои молитвы об избежании бед и напастей любят выражать словами преимущественно псалма: Живый в помощи Вышнего, и действительно привлекают к себе эту помощь. Воины, во время сражения читающие этот псалом, спасаются от меча вражия. Вверяя свой жребий в руки всемогущего Бога, они безопасны под защитой этих рук. С особенною выразительностью безопасность душ, предавших себя в руки Божии, изображает Христос Спаситель, говоря о верующих в Него: «овцы гласа Моего слушают, и Аз живот вечный дам им, и не погибнут во веки, и не восхитит их никтоже от руки Моея. Отец Мой, иже даде их Мне, болий всех (по силе и могуществу): и никтоже может восхитити их от руки Отца Моего» (Ин.10:27–29). Обетование самое утешительное для верующих, предавших себя Христу! Христос не даст их в обиду диаволу, с жадностью льва ищущему их погибели, если только они действительно похожи на овец кротостию и послушанием, и если не уходят самовольно из ограды двора овчего – Церкви Христовой. Положение этих самовольников самое жалкое. Овца, отбившаяся от стада, убежавшая от надзора пастуха, находится в опасности затеряться в трущобах, в непроходимых лесах, в безводных местах, и сделаться добычей хищного зверя. Похожи на такую заблудшую овцу многие христиане, уклонившиеся от послушания св. Церкви, ее пастырям и в лице их самому Христу. Это самые жалкие существа: они обрекают себя на жертву всякого рода заблуждений, подвергаются владычеству страстей, терзающих своих рабов пуще лютого зверя, делаются легкою добычей духовного льва – диавола. Но слава милосердию Пастыря – Христа! Он всегда готов взыскать их своею благодатию. Трогательное попечение о них изображено в Его притче об овце заблудшей и обретенной (Лк.16:4, 7). Он зовет их к Себе чрез совесть, чрез евангельское слово, чрез беседы людей, опытных в духовной жизни, чрез обстоятельства жизни, и если они откликнутся на Его зов покаянием, берет их на свои руки, укрепляет их немощные силы для дальнейших подвигов покаяния, предлагая им обильные, имеющиеся в Его Церкви, благодатные средства духовного врачевания и питания. Они снова чувствуют себя безопасными и спокойными, ибо видят себя в руках Христовых, из которых никто не похитит их, если только они сами не вырвутся из них своеволием. Им не страшна самая смерть. «Праведных души, по разлучении от тела, в руце Божией, и не прикоснется их мука» (Прем.3:1). На руках Божиих им также приятно и покойно, как ребенку на руках любящей матери. Поистине блаженны души, предающие жребий свой в руце Господа.

Воплощение и Воскресение Христово – Слово в понедельник Пасхи, в праздник Благовещения, 1885 г.

Празднуем сегодня два праздника, один – Пасхи, другой – Благовещения. Совпадение двух праздников возвышает светлость празднования и вместе раскрывает пред нашим взором картину главных событий в домостроительстве нашего спасения. С чего началось дело нашего спасения? С воплощения Сына Божия. Что составляет завершение или венец дела спасения, совершенного Христом? Его воскресение из мертвых.

Воскресение Христа Спасителя в ряду искупительных Его действий есть действительно такое событие, которое служит завершением или увенчанием их, так что без него нельзя было бы почитать их искупительными. Христос пришел в мир затем, чтобы победить смерть и имущего державу смерти диавола; но одержать эту победу Он не иначе мог, как своим воскресением. Если бы Он сам не воскрес из мертвых, кто бы тогда мог чаять всеобщего воскресения мертвых? Себя не спас от смерти, в своем лице не восторжествовал над нею; можно ли было убедиться, что Он воскресит всех сущих во гробех? Если Церковь видит в воскресении Лазаря удостоверение в имеющем быть общем воскресении, – она имеет в виду воскресение Христово, как основание для этого удостоверения: по примеру Лазаря не когда все воскреснут, – потому, что Воскреситель его сам имел чрез несколько дней воскреснуть и послужить начатком воскресения всех умерших. – Далее, Христос пришел на землю затем, чтобы просветить людей светом истины. Но Его учение об истине могло иметь силу только под условием верности Его самого истине. К числу сильнейших свидетельств Его верности истине относится исполнение Его неоднократных пророчеств о Его воскресении из мертвых. Но если бы эти весьма ясные пророчества не исполнились, то и вера в Него, как учителя истины, неизбежно могла бы поколебаться даже в преданных Ему учениках. Еще невероятнее, чтобы уверовали в Него другие, когда бы узнали, что Он обещал воскреснуть и не воскрес. – Наконец, Христос пришел в мир, чтобы избавить нас от гнева Божия, тяготевшего на всех нас за грехи со времени падения наших прародителей, – избавить от вечной погибели. Для сего Ему, невинному и святейшему, надлежало принять на себя ответственность за грехи всего человеческого рода и для умилостивления Божеского правосудия пострадать за них и умереть. И эта безмерной цены искупительная жертва принята правосудием небесным, как совершенно достаточная для умилостивления Его. Но откуда было бы известно, что она действительно принята и ради ее гнев Божий преложен на милость, если бы Христос не воскрес, если бы судьба Его в этом случае не отличалась от судьбы преступников, осужденных на смерть и вообще от судьбы всякого смертного, умирающего и не воскресающего? Только тем, что Иисус Христос прославлен воскресением за приятие смерти, условливается ее искупительное значение. – Таково значение воскресения Христова: оно укрепляет нашу веру во Христа, как победителя смерти и ада, как нашего просветителя и примирителя с небесным правосудием. Воскресение Христово – венец в ряду дел Христовых для нашего спасения.

Но если воскресение Иисуса Христа есть венец или завершение дела нашего спасения, то воплощение Его, или восприятие Сыном Божиим человеческого естества, прославляемое в праздник Благовещения, есть начало, или главизна нашего спасения. Воплощение Сына Божия есть главизна нашего спасения не в том только смысле, что с него начался ряд искупительных действий Богочеловека, но преимущественно в том, что оно служит основанием, единственным условием самого воскресения Христова. Чудо воскресения Христова есть беспримерное чудо в ряду чудес. В ветхозаветных и новозаветных книгах св. писания повествуется о нескольких случаях чудесного воскресения из мертвых. Мертвые воскресали силою всемогущества Божия при посредстве святых людей; сам И. Христос во время земной жизни своей воскресил трех умерших. Но во всяком случае никто не воскресал сам собой. Один И. Христос мог воскресить самого Себя, по собственному Его предречению: «область имам положити душу Мою, и область имам паки прияти ю» (Ин.10:18). Жизнь и смерть каждого человека зависит от Бога и отнюдь не от человека: «в животе и смерти его Бог волен». Но сего никак нельзя сказать о И. Христе. Ему одному принадлежит власть над Своею жизнью и смертью. И это потому, что Он есть Бог, и как Бог, Он есть самосущая Жизнь и источник жизни. Потому от Него самого зависело и умереть и возвратить себе жизнь. Таким образом чудо воскресения Христова могло совершиться единственно потому, что Христос был воплотившийся Бог. Не будь Он Богом во плоти, не мог бы Он сам собой, собственною волей и силой воскреснуть. Итак, явление Бога во плоти поистине есть велия благочестия тайна, – велия потому, между прочим, что ею объясняется тайна или чудо воскресения Богочеловека.

Но воплощение Сына Божия есть главизна нашего спасения не потому только, что послужило основанием спасительного для нас Его воскресения, но вместе по тому, что оно служит необходимым условием спасительной силы прочих дел, совершенных Христом для нашего спасения. Главное достоинство их по отношению к нам состоит в том, что они совершены Богом во плоти, а не простым человеком. – Так для нашего спасения надлежало Христу Спасителю потерпеть крестные страдания и смерть. Его страдания и смерть имеют значение умилостивительной жертвы за наши грехи. Но эта жертва явилась угодною Богу Отцу не потому только, что принесший ее был сам безгрешен и свят, а преимущественно потому, что Он есть Бог во плоти. Только за такую дорогую цену могло быть получено нами прощение наших долгов пред правосудием Божиим, примирение с Богом, оправдание и освящение. Только кровь Богочеловека могла исходатайствовать для нас эти величайшие блага. Ходатайство за кого-либо тем сильнее и успешнее, чем важнее лицо, от которого оно идет. Какое же существо может быть выше Господа нашего И. Христа, который, будучи Единородным Сыном Божиим, равным по Божескому достоинству Отцу и Св. Духу, принял на Себя ходатайство пред Богом Отцем и для сего в человеческой плоти пострадал и умер за нас?

Далее для нашего спасения надлежало, просветить светом истины всех, блуждающих во мраке суеверий и заблуждений всякого рода, и открыть нам все, что нам нужно знать и делать для благоугождения Богу. И здесь величайшее значение имеет то, что нашим просветителем и учителем явился Бог во плоти. Как Бог во плоти, Господь Иисус есть Учитель единственный, так что в сравнении с Ним другие могут называться учителями только в относительном смысле, ибо должны учить только тому, чему научились от Него (Мф.23:10). Как Бог во плоти, Христос своею просветительною деятельностию в несравненной степени превосходит всех пророков, не исключая Моисея; ибо все пророки говорили людям не от своего лица, но просвещаемые Святым Духом, учили тому, чему повелел им учить Бог. Они светили миру не своим, а заимствованным светом. Один Христос есть Свет истинный, присносущный и самосущий, просвещающий всякого человека (Ин.1:9). Он сам о Себе говорит: «Аз есмь Свет миру: ходяй по Мне не имать ходити во тме, но имать свет животный» (Ин.8:12). Он не только учит истине, но и сам есть Истина; не только указывает путь, ведущий к спасению, к жизни вечной, но сам есть Путь, так что никто не может придти к Отцу, получить доступ к Нему, как только чрез Христа, – сам есть Живот, или Источник живота: «Аз есмь Путь, Истина и Живот» (Ин.14:6). Так мог говорить о себе только Бог во плоти. Возьмем-ка горную беседу Христа Спасителя и посмотрим, в каком виде Он излагает отношение своего новозаветного закона к ветхозаветному. «Слышасте, яко речено бысть древним: не убиеши, иже бо аще убиет, повинен есть суду. Аз же глаголю вам, яко всяк гневаяйся на брага своего всуе, повинен есть суду... Слышасте, яко речено бысть древним: не прелюбы сотвориши. Аз же глаголю: всяк иже воззрит на жену, ко еже вожделети ее, уже любодействова с нею в сердце своем. Слышасте, яко речено бысть древним: не во лжу кленешися. Аз же глаголю вам не клятися всяко» (Мф.5). В высшей степени знаменательно во всех этих случаях выражение: Аз же глаголю. По всему видно, что так говорит сам Бог. «Кто так говорил из пророков? Кто из праведников? Кто из патриархов? Никто. Сия глаголет Господь, говорили они, но не так говорит Сын. Они давали законы подобным себе рабам, а Сей рабам своим» (Злат.). Отсюда понятно, какое значение в деле спасения имеет для нас учение Христа Спасителя. Подобные заповеди, конечно, могли бы быть изречены и обыкновенным пророком, и они, конечно, имели бы тогда для всех непререкаемую силу; но когда изрекает их сам Бог во плоти, Господь пророков, то они должны быть принимаемы нами тем с большим благоговением, чем выше по своему достоинству Тот, из уст которого они исходят. Если, по слову Апостола, «чрез ангелов возвещенное слово (т.е. ветхозаветный закон) было твердо и непослушание получало праведное воздаяние, то как мы избежим (строгого суда), вознерадевши о нашем спасении, которое проповедано самим Господом?» (Евр.2:2–3). Если распоряжения, исходящие от гражданских начальников, для нас обязательны, – не гораздо ли священнее повеление, изшедшее непосредственно из уст самого царя? Но Иисус Христос, своими божественными устами дающий нам заповеди, есть Царь царей, есть Бог во плоти. Посему благоговение к Его слову не должно иметь границ. Слово Христово само по себе может не отличаться от слов пророка и апостола; но ему дает безмерную цену то, что оно вышло непосредственно из уст самого Бога, подобно тому, как и заповеди, изреченные самим Богом на Синае, имеют преимущество пред законом, от самого же Бога данным, но посредством Моисея обнародованным. – К учению своему Христос присоединял обетования и угрозы, но и те и другие произносил от своего лица, как полновластный устроитель судьбы человека, как верховный Судия и Владыка твари, – как Бог. Только Бог мог дать такое обетование о верующих в Него и послушных Ему: «Аз живот вечный дам им, и не погибнут во веки и никтоже восхитит их от руки моея» (Ин.10:28). Только Бог мог угрожать так, как Христос угрожал нечестивым: «мнози рекут Мне в день он: Господи, Господи, не в Твое ли имя пророчествовахом и Твоим именем силы многи сотворихом? И тогда исповем им, яко николиже знах вас: отыдите от Мене делающии беззаконие» (Мф.7:22–23). Этим преимущественно объясняется поразительное действие учения Христа на слушавших Его во время Его земной жизни. «Дивились они учению Его, ибо слово Его было со властию» (Лк.4:32). Слово Его властительно действовало на умы и сердца, потому что было словом не простого человека, даже не пророка, а самого Бога.

«Никогда человек не говорил так, как этот человек» (Ин.7:46), отзывались о Нем слушатели.

Не исчисляя других доказательств той истины, что Спаситель наш есть Бог во плоти, и что все сделанное Им для нашего спасения спасительно потому, что сделано Богом во плоти, а не человеком, – возблагодарим, братие, Его за то безмерное Его снисхождение к нам, по которому Он – Единородный Сын Бога Отца, воспринял с самого зачатия во чреве Девы Марии наше человеческое естество и в нем совершил наше спасение Своим учением, крестною смертию и воскресением. С благодарностию да соединяется в нас ревность к послушанию Его учению и к приятию от Него даров благодати к нашему просвещению, очищению, освящению и оправданию, изливающихся на всех обильно от Его креста и живоносного гроба.

Святые мученики – Слово в неделю всех святых

Иже во всем мире мученик твоих, яко багряницею и виссом, кровьми Церковь твоя украсившися, теми вопиет Ты, Христе Боже; людем твоим щедроты твоя ниспосли, мир жительству твоему даруй и душам нашим велию милость (Тропарь в неделю всех святых).

В ряду всех святых, память которых празднуется в первое Воскресенье после Троицына дня, Церковь прославляет преимущественно мучеников. Их кровью Церковь украсилась, как порфирою и виссоном, т.е. кровь мучеников составляет для Церкви такое же великолепное украшение, каким для людей богатых, вельмож и царей служит великолепное одеяние, с тем различием, что внешнему великолепию не всегда соответствует внутреннее достоинство этих лиц, тогда как кровь мучеников служила свидетельством внутреннего достоинства Церкви, величия христианского духа, одушевлявшего христианское общество. Этот дух был дух веры, надежды и любви. Если верующие во Христа за веру охотно шли на страдания и смерть, это значило, что религиозные убеждения были для них дороже жизни. Им приходилось выбирать одно из двух: или жизнь и безопасность в кругу родной семьи с изменой Христу, или мучительную смерть за исповедание Христа. Если же они, помня слова Христа Спасителя: «иже любит отца или матерь, жену, сына или дщерь паче Мене, несть Мене достоин», выбирали последнее, – это значит, что любовь их ко Христу была выше любви ко всему, самому дорогому для них на свете. Если они не только терпеливо, но еще с радостью переносили невообразимо жестокие истязания и смерть за имя Христово, утешая себя упованием на будущее мздовоздаяние и на теснейшее соединение со Христом по смерти, то можно судить, как велико было их упование. – Изумительны подвиги самоотвержения за имя Христово, какими проявлял себя в них дух веры, любви и упования. Велико было бы самоотвержение с их стороны и в том случае, если бы за веру им пришлось только потерпеть смерть; но они умирали после бесчеловечных и продолжительных истязаний: их скоблили, колесовали, жгли на раскаленных плитах, топили в воде, распинали вниз головой, травили зверями, морили голодом, бросали в смрадные места, обливали смолой и зажигали вместо факелов, ввергали внутрь раскаленного медного быка, в котел, наполненный кипящим маслом, серой, смолой, оловом, воском, известью, вырывали у них язык, резали уши, носы, выкалывали глаза раскаленными гвоздями, бросали на воткнутые в землю острием вверх орудия, били дреколием и т.п. Мучители рассчитывали, что этими жестокими мерами им удастся в конец истребить христианство. Но последствия были совершенно противоположные. Гонения споспешествовали только умножению числа христиан. Необыкновенное благодушие, с коим христиане переносили пытки и смерть за веру, их незлобие и молитвы за мучителей, их сверхчеловеческое мужество среди жесточайших мук, нередко чудесное исцеление истерзанных членов, – все это сильно поражало зрителей из язычников, и многие из них немедля объявляли себя христианами и сами шли на муки, на которые пришли посмотреть из одного любопытства. Даже мучители и палачи нередко отказывались продолжать исполнение казни и тотчас становились христианами. Еще не зная содержания и не умея ценить внутреннее достоинство учения Христова, язычники заключали о превосходстве его по тем действиям, какие оно производило на христиан, по тому необычайному самоотвержению, с каким они за веру отдавали себя на муки и смерть, по той чудесной помощи, вследствие которой они нередко выходили невредимыми из пыток. Враги христианства со стыдом должны были видеть торжество его над всеми их усилиями уничтожить его. Как смерть Христова послужила к утверждению веры в Него и в этом отношении, по слову Его, похожа была на пшеничное зерно, которое дает обильный плод только в том случае, если подвергнется смерти, разложению, так и кровь христиан была, по выражению церковного писателя, семенем новых христиан. Мученическая кровь послужила ко благу Церкви. Без этой крови невозможны были бы ее успехи и дело Христово погибло бы в самом начале, если бы по страху гонений христиане малодушно отрекались от Христа. К славе Церкви Христовой произошло противное. Вот почему Церковь, обязанная своим процветанием мученикам, взирает на их кровь, как на свое драгоценнейшее украшение. Вот почему издревле она чествует их память празднествами в честь их и благоговейно хранит их останки. Вот почему места погребения мучеников были местами христианского богослужения, а гробы мучеников – престолами для совершения на них бескровной жертвы, и доселе частицы мощей мучеников и других святых полагаются под престолы и зашиваются в антиминсах.

Благодарение Господу, времена гонений на христианство, по крайней мере, в том ужасном виде, как они происходили в первые века, времена мученичества, давно прошли. Нет теперь ни Неронов, ни Декиев, ни Диоклетианов. В нашем благословенном отечестве, под покровительством православных царей, Церковь Христова беспрепятственно пользуется предоставленными ей средствами к своему утверждению и распространению. Всем нам, членам Церкви, дана возможность проводить тихое и безмолвное житие во всяком благочестии и чистоте. Но пользуемся ли мы этою возможностью, открытыми для всех удобствами к жизни благочестивой и чистой? Процветает ли среди нас христианское благочестие и нравственная чистота? Без сомнения, среди нас немало истинных христиан, немало благочестивых и добродетельных. Но с другой стороны нет ли среди нас же таких, которым тихое и безмолвное житие не служит на душевную пользу? Не повторяется ли в наше время нечто такое, что случалось в первые века христианства, в промежутки между гонениями? С ослаблением гонений ослабевала тогда и ревность к истинно-христианской жизни, на что жаловались в то время церковные писатели. В наше время гораздо больше причин к подобным жалобам. Мы не говорим о людях явно нечестивых и безбожных, хотя крещеных, – каковых в наше время так много. Но и среди верующих и дорожащих честью быть чадами Церкви нет ли таких, которых нельзя назвать истинными христианами? Нет ли между нами похожих на современных Христу Иудеев, которые благоговейно чтили память древних, своих пророков и праведников, строили им гробницы и украшали их памятники, и говорили: «если бы мы были в дни отцев наших, то не были бы сообщниками их в пролитии крови пророков» (Мф.23:30). Христос Спаситель обличал их в неискренности их почтения к памяти пророков и праведников. В виду их намерения убить Его – величайшего Пророка и Праведника, Он сказал им: «вы сами против себя свидетельствуете, что вы сыны тех, которые избили пророков» (Мф.23:31). Стало быть они напрасно утверждали, что они не таковы, как их отцы. Нет, они наследовали от отцев дух вражды к истине и ее проповедникам и обличителям. Подобное можно сказать и о многих из нас. Многие из нас благоговеют пред мучениками, с ужасом и отвращением вспоминают о кровожадных гонениях на христианство. Но к сожалению они не подозревают, что пока они любят мир с господствуюшими в нем нечестивыми обычаями, за них нельзя ручаться, что живи они в века гонений, они не примкнули бы к гонителям. Что вооружало язычников против христианства? Противоположность по духу и направлению мира с его душетленными обычаями, и царства Христова. Христианство есть свет. Но «всяк, делаяй злая, ненавидит света» (Ин.3:20). Христианство есть царство не от мира сего, – оно есть царство истины во Христе Иисусе, и подданные Его те, которые от истины, которые любят истину паче всего на свете и враги заблуждений, суеверий, всякого рода лжи. Что мудреного, если восстали против него поборники всякой лжи? – Христианство есть царство чистоты и святости, – в нем нет места ничему, что называется похотью плоти, похотью очес и житейскою гордостью. В истинном христианине нетерпимы ни страсть к чувственным наслаждениям, поставляющая их целью жизни, ни пристрастие к земным стяжаниям, ни властолюбие и честолюбие. Что мудреного, если слуги мира с его тройственною похотью возненавидели религию, требующую от своих последователей равнодушие к благам мира, целомудрия, нищеты духовной или смирения, самоотвержения, любви к ближним, поставляющей за честь служить их благу, а не принимать от них услуги? – Таковы были главные причины гонений на христианство. Мир с его нечестивыми требованиями и обычаями и царство Божие не могли ужиться вместе. Так велика их противоположность! К прискорбию, этот мир заявляет о себе и в недрах самого христианства. Ибо и между христианами мало ли людей мира с его враждебными Евангелию и Церкви требованиями и обычаями? Мало ли людей равнодушных к истине христианской, не дорожащих православием и убежденных, или, по крайней мере, говорящих, что все равно, в какой вере кто ни родился, и остающихся в области православной Церкви единственно потому, что родились от православных родителей? Мало ли поклонников мамоне неправды, приносящих в жертву этому богу честь, совесть, справедливость, сострадание? Мало ли развратных, которые разврат даже грехом не почитают и заботятся лишь о том, чтобы не потерпеть от него вреда для здоровья? Мало ли честолюбивых и тщеславных, которые самые дела благотворения употребляют как средство для своего возвышения, для того, чтобы выслужиться пред начальством и обществом? Все это такие нравственные расположения, которые в века гонений на христианство служили почвой вражды к нему. Эти же расположения господствуют среди многих, не перестающих быть христианами, но только по имени. Они не враждуют против христианства, не воздвигают гонений против веры Христовой, но чем более умножается число людей с показанным образом мыслей и настроением, тем вредоноснее их влияние на окружающую среду: не проливая ничьей крови, они постепенно ослабляют влияние Церкви на общество. Они еще продолжают относиться к ней с некоторым почтением; но пред концем мира сбросят с себя личину и сделаются открытыми врагами Церкви, и доведут ее до того, что во второе свое пришествие Христос едва ли обрящет веру на земле: она не исчезнет, но исповедующие ее будут скрываться по страху гонений.

Братия, празднующие память святых мучеников и всех святых! Если хотим, чтобы чествование их было угодно им и Господу и спасительно для нас, будем по их примеру подвизаться в борьбе против похотей, господствующих в мире, против его легкомысленных и нечестивых мнений и душетленных обычаев, взирая на начальника веры и совершителя Иисуса, претерпевшего крест и завещавшего своим последователям идти к небесной славе путем креста и самоотвержения.

Уповайте на Благодать, по учению ап. Петра

«Возлюбленные, препоясавше чресла помышления вашего, трезвящеся, совершенне уповайте на приносимую вам благодать откровением Иисус Христовым» (1Пет.1:13)

Св. ап. Петр заповедует нам «уповать на благодать Божию, подаваемую нам в явлении И. Христа». Благодать – это милость Божия, ради которой даруется нам прощение грехов, мир с Богом, усыновление Богу и наследие царства небесного. Велика эта милость, но какою дорогою ценой она приобретена нам! Для сего надлежало самому единородному Сыну Божию, второму Лицу Святые Троицы, явиться в мир (откровением И. Христовым), сделаться человеком и в человеческой плоти потерпеть страдания и крестную смерть, и сим крайним уничижением, подъятым в наказание за наши вины, загладить их пред правосудием небесным и тем избавить нас от вечной погибели, угрожавшей нам со времени грехопадения наших прародителей. Как же нам не уповать на милующую благодать Божию, когда для усвоения ее нам принесена столь безмерной цены жертва, когда Бог Отец так возлюбил нас, что для нашего спасения Сына своего единородного не пощадил, но за нас предал Его на страдание и смерть? – Упование основательное; но ошибочно было бы думать, что одно упование спасает нас, что уповаемые блага даруются нам безусловно. Нет, Апостол требует, чтобы мы уповали на Божию благодать, «препоясав чресла помышления или ума нашего, и трезвящеся».

Заповедуя нам препоясать чресла помышления, Апостол выражается уподобительно. Подобие взято от обычая длинную и широкую одежду стягивать поясом для свободы движений во время работы и ходьбы. Вот и каждому из нас должно помнить, что в ожидании благ, обещанных уповающим на благодать Божию, не должно предаваться праздности, что мы призваны к труду и работе, чтобы заслужить их, что труды наши в деле спасения души должны быть непрерывными и неустанными; должно помнить, что жизнь наша на этом свете есть жизнь странников и пришельцев, что, как странники и пришельцы, мы должны обречь себя на перенесение трудностей пути к небесному отечеству, неизбежных на сем пути при встрече с врагами спасения: плотию, т.е. нашею поврежденною грехом природой, миром и диаволом, т.е. с соблазнами и искушениями, идущими от людей и диавола. Потому в деле спасения души с упованием на благодать Божию должно соединять, как и в житейских делах, работу и ходьбу, или движение вперед. Что же нужно для успеха в этом деле? Препоясание помышлений. Все дело зависит от помышлений. Каковы помышления, таковы и дела. Чтобы дела были благоуспешны, надобно, чтобы помышления были благоустроены. Успеху физической работы и физического движения мешает широкое и длинное платье, развеваемое ветром. Подобно сему и ум наш, словно одежда, может колебаться от ветра сомнений и вместо того, чтобы быть сосредоточенным в помышлении о едином на потребу, рассеявается от всяческих искушений и соблазнов. Надобно препоясать ум, чтобы не колебался и не рассеивался, как подпоясывают одежду, чтобы она не путала во время работы и ходьбы. Что же может служить поясом для ума? – Истина. «Станите, препоясавше чресла ваши истиною» (Еф.6:14). Самое действительное побуждение к усердию в подвигах христианской жизни, к бодрому течению на пути этой жизни к почести горнего звания, уготованной странникам и пришельцам, заключается в истине. Твердое убеждение в христианской истине – вот пояс, который удерживает наш ум от увлечения ветром сомнений и искушений. И благо тому, кто стяжал это убеждение. Ему не страшны трудности христианской жизни: убеждение, что спастись можно только в христианской вере, что она одна обладает средствами спасения, воодушевляет его на борьбу с этими трудностями; за веру, в истине которой он убежден, он готов на величайшие подвиги и жертвы, готов претерпеть страдания и смерть. Упование его на благодать Божию милующую и спасающую непоколебимо, ибо непоколебимо убеждение его в истине обетований, на которых утверждается это упование. Он знает, в кого он верует, знает, что сделано Христом для нашего спасения, какою ценой оно куплено для нас. Эта чрезмерная милость Божия к людям трогает его до глубины души. За любовь к нему Господа он платит Ему взаимною любовью, которую свидетельствует ревностью к исполнению Его заповедей, самоотверженным послушанием Его святой воле, благодушным терпением скорбей, неизбежных на пути к царствию небесному, безотлагательным и искренним раскаянием в своих грехах. Вот какую силу имеет убеждение в истине христианской! Обладающий этим убеждением так же усердно и свободно служит Христу, содевает свое спасение, как усердно работает и свободно двигается по дороге человек, стянувший поясом свою широкую и длинную одежду.

К увещанию препоясать истиною помышление Апостол присоединяет еще заповедь о трезвении: уповайте трезвящеся. Трезвение, которое должно соединяться с упованием, состоит в заботливости о том, чтобы не впасть в беспечность. Часто случается, что грешник, усыпляемый надеждой на Бога, не думает о своем исправлении и отлагает со дня на день свое покаяние. Напрасно доброжелательные к нему лица, видя, как он беспечно идет путем погибели, выражают ему сожаление о его нравственном состоянии, уговаривают его сойти с этого пагубного пути, поспешить покаянием, покуда еще Господь хранит его жизнь и здоровье. Он отвечает одно: Бог милостив к грешникам, Он и с меня не взыщет за мои грехи. Напрасно говорят ему, что Бог милостив к грешникам кающимся. Время еще не ушло, отвечает он, успею покаяться, я еще не исчерпал всех наслаждений, какие можно извлечь из этой жизни. Придет время, когда они надоедят мне, и тогда примусь за покаяние. Надеюсь, Господь не отринет покаяния, которое принесу на старости лет. – Напрасно вы стали бы напоминать ему, что надежда дожить до глубокой старости может не исполниться, что не от нас зависит умереть в то или другое время, что отлагающий покаяние до старости может быть застигнут смертью врасплох и умереть без покаяния, что при том греховные привычки с летами укрепляются, и в глубокой старости могут убить расположение к покаянию. Никаких резонов не принимает беспечный грешник. Напоминания об угрожающей ему опасности только раздражают его; он не оценит вашего участия к нему; он вас же упрек нет в строгости и нетерпимости к нему, и с горечью скажет вам: Бог не так строг, как люди, Он милостивее вас к грешнику. – Случается, что беспечный грешник даже на смертном одре питает себя надеждой на выздоровление, и когда ему напомнят о напутствовании себя таинствами, отвечает: Бог милостив; вот поправлюсь и поговею, – лучше принять св. таинства после говения, чем без говения. Напрасно вы сказали бы ему, что смиренное перенесение болезни и страданий заменяет подвиг говения. Не послушает вас и тогда беспечный грешник; надежда на милость Божию усыпила в нем потребность очищения своей совести покаянием, и умирает он без покаяния. Бойся христианин этой опасности и уповай на благодать Божию – трезвися, – бдительно наблюдая, чтобы упование не послужило поводом к духовной пагубной беспечности. Трезвение или бдительность потребно также для того, чтобы уповающие на благодать не впали в искушение нетерпеливости. Уповающий на Господа не всегда видит плоды своего упования, не всегда получает от Бога, чего просит от Него в надежде на Его благодатную помощь. Есть много причин, почему так поступает Господь даже в том случае, когда мы просим у Него помощи не в телесных, а в духовных нуждах, например, помощи в борьбе с греховными искушениями. Не вдруг подавая эту помощь, или по видимому совсем отказывая в ней, Господь хочет научить нас смирению, возбудить и поддержать в нас смиренное сознание нашей немощи, нашего духовного бессилия, укрепить нас в добродетели терпения и преданности Его святой воле, предохранить нас от духовной беспечности и лености, обыкновенной в людях, желания которых исполняются беспрепятственно. Одни из христиан, не получающих от Господа просимой благодатной помощи в духовных нуждах, не теряют упования на Бога и терпеливо переносят это лишение; но в других упование на Бога, испытываемое этим лишением, ослабевает; они даже склонны роптать на Бога, и если не словами, то в мыслях укоряют Его в недостатке справедливости и благости, даже впадают в отчаяние. Ап. Петр, заповедуя уповать на благодатную помощь, имеет в виду и эту опасность, и предостерегает от нее, внушая уповать на Бога с трезвением, требуя от уповающих, чтобы всячески избегали искушения нетерпеливости, охраняли себя от ней всецелою преданностью воле Господа, все благой и премудрой, все строящей к нашему благу.

Итак, по учению ап. Петра, упование на благодать Божию может быть спасительно только в соединении с подвигами и духовным трезвением.

Духовное брашно – Поучение в неделю 8-ю по Пятидесятнице

«Делайте не брашно гиблющее, но брашно пребывающее в живот вечный, еже Сын человеческий вам даст» (Ин.6:27).

В слышанном вами сегодня евангельском чтении из евангелиста Матфея (Мф.14:14–22), повествуется о чудесном насыщении Господом Иисусом пяти тысяч мужей, кроме жен и детей, пятью хлебами. Это чудо произвело столь сильное впечатление на свидетелей его, что у них родилась мысль взять И. Христа силой и провозгласить царем. Но Господь Иисус, пришедший основать царство не от мира сего, не допустил народ привести в исполнение свое намерение: Он укрылся от народа, и наступившую ночь провел сначала на ближайшей горе в молитве, затем на море, где спас утопавшего Петра, а на другой день явился в Капернауме. Здесь нашли Его вчерашние свидетели чуда и с удивлением вопрошали Его: «Равви, когда ты сюда пришел?» Христос недоволен был тем, что народ искал Его. «Вы ищете Мене, – сказал Он искавшим, – не яко видесте знамение, но яко яли есте хлебы и насытистеся» (Ин.6:26). Это значило, что чудо над пятью хлебами привлекло к И. Христу народ не потому, что оно было внешним знамением благодати Христовой, насыщающей души сродною им духовной пищей, а потому, что чрез это чудо удовлетворена была телесная потребность, утолен был телесный голод. "Делайте, – продолжал речь Христос, – не брашно гиблющее, но брашно пребывающее в живот вечный, еже Сын человеческий даст вам» (Ин.6:27), т.е. ищите от Меня не телесной пищи, нужной для поддержания телесной жизни, но не избавляющей вкушающих ее от смерти, но пищи, дарующей жизнь вечную. Не забывайте, что кроме тела тленного есть у вас душа бессмертная, что кроме телесных потребностей есть потребности духовные, которые требуют удовлетворения преимущественно пред телесными, потому что от сего удовлетворения зависит вечно блаженная жизнь. Помните, что если телесная жизнь не может продолжаться без питания, то и жизнь духовная без соответственного ей духовного питания ни здесь на земле не может быть истинною жизнию, ни блаженною в вечности. Заботясь об одной телесной пище, вы уподобляетесь бессловесным, не знающим духовных потребностей и по самой своей природе живущим одною чувственною жизнию. Не унижайте своего человеческого достоинства этим уподоблением; поймите, что душа, по своей духовной и бессмертной природе высшая тела, требует высшей пищи. Отказывать душе в этой, соответствующей ее природе, пище, значило бы губить ее для вечной жизни и блаженства. Что же это за пища, потребная для души? Это – правда или праведность, состоящая в исполнении заповедей Божиих, в согласовании с ними своей жизни и поведения. Душа человека сотворена по образу и подобию Божию, а образ Божий состоит именно «в правде и преподобии истины» (Еф.4:24). Стремиться к уподоблению Богу осуществлением в своей жизни правды и святости, значит алкать пищи, свойственной богоподобной природе души. Эту же пищу завещал и Господь Иисус Христос своим последователям, когда изрек: «Блажени алчущии и жаждущии правды», т.е. ревнующие об исполнении воли Божией. Эту волю Божию, выраженную в ветхозаветных заповедях, Он еще яснее и полнее раскрыл в своем Евангелии, в котором содержится все, что нам нужно знать и делать для стяжания праведности и спасения души. И благо тем, которые ревнуют об усвоении умом и сердцем евангельских заповедей, алчут правды, как голодные брашна. Они, по обетованию Христову, насытятся, – достигнут того, что потребность правды и святости будет удовлетворена в них. Господь Иисус, возвестивший волю Божию, предложивший к исполнению евангельские заповеди, подает и силы для устроения жизни согласно с ними. Он не только предлагает алчущим правды хлеб, т.е заповеди, но еще своею благодатию помогает исполнять свои заповеди и в сем находить довольство, мир и блаженство. Эта благодать состоит в таинственном теснейшем общении с Ним. Он питает алчущих правды не только учением своим или заповедями, но сам служит для них хлебом жизни. «Аз есмь хлеб животный: грядый ко Мне не имать взалкатися, и веруяй в Мя не имать вжаждатися никогдаже» (Ин.6:35). Это значит, что в таинстве тела и крови Христовой, вкушаемой верующими, сообщается им сила, укрепляющая их в подвигах жизни духовной, помогающая им с успехом бороться с греховными искушениями и достигать возможного на земле нравственного совершенства. Но все же торжество над грехом и нравственное совершенство не может быть полным в этой жизни. Алчба и жажда правды вполне будет удовлетворена только в жизни будущей, где уже не будет искушений на грех, где ни один греховный помысл не возмутит духовного мира алчущих и жаждущих правды: они вполне насытятся там в теснейшем общении с Господом, Которого узрят лицем к лицу. Чувство некоторого удовлетворения и мира, испытываемое их совестью здесь на земле, есть только предвкушение насыщения или довольства, ожидающего их в вечности.

Напоминание о духовном брашне и о духовном насыщении здесь на земле и наипаче в вечности, всегда благовременно и нужно, но особенно оно благопотребно в переживаемое нами время продолжительного бездождия6, угрожающего крайнею скудостью вещественного брашна и благоприятствующего распространению болезней и пожаров. Бедствие бездождия неотвратимо усилиями человеческого искусства, – продолжительный зной делает бесполезными эти усилия. Сельскохозяйственная наука придуманными ею искусственными средствами может противодействовать этому бедствию только на крайне ограниченном пространстве и в самой незначительной мере. Волей-неволей приходится смириться пред Господом, Который один властен и силен дать дождь жаждущей земле и благословить ее плодородием, – и обратиться к Нему с мольбою о сем. И мы молимся, не переставая при сем употреблять всяческие, зависящие от нас средства к предотвращению бедствий голода. Все это в порядке вещей. Достойно сожаления только то, что нужды и бедствия телесные озабочивают нас больше, чем духовные. Заботы о теле, о поддержании его сил и здоровья, о делах житейских до того преобладают в большинстве людей, что у них не остается времени для занятий духовных, для забот о спасения души. Нужды телесные чувствуются нами живее, чем духовные. Продолжающаяся засуха, угрожающая неурожаем и голодом, заставляет даже Бога вспомнить иных, забывающих о Нем в другое время, и с молитвой о помощи к Нему обратиться; но духовная засуха не тревожит нас. Боимся голода телесного, а голода духовного даже не чувствуем. Сетуем, что долго не видим дождя, что злаки и травы гибнут от палящих лучей солнца, что земля обращается в камень. А что душа иссушена зноем страстей, что она не орошается росою благодати, не размягчается слезами покаяния и сердечным сокрушением, что в ней глохнут семена веры и благочестия, что она не приносит плодов покаяния, утратила вкус ко всему духовному, не находит удовольствия в духовных упражнениях – в чтении слова Божия, в молитве, в общении с Господом в таинствах, что вообще в ней заглушены потребности духовные и ревность к исполнению заповедей Господних, – все это не тревожит преданного житейским попечениям и пристрастившагося к благам мира грешника; ему и горя нет, что ему грозит опасность гореть в огне геенском. Потребны сильные вразумления Промысла Божия, чтобы отвратить от грешника эту погибель, чтобы заставить его подумать, как не безопасно заглушать в себе духовные потребности и тратить свои силы на одни житейские дела и заботы. К числу таких вразумлений относится продолжающееся до сих пор бездождие, угрожающее неурожаем, и голодом. Из евангельской притчи о блудном сыне известно, что он, расточив в удалении от родительского дома свое имущество на беспорядочную жизнь, наконец дошел до нищеты и голода и уже голодом приведен был к раскаянию и решимости возвратиться к отцу. Мы, благодарение Богу, покуда еще не испытываем бедствий голода, он только грозит если не всем, то многим из нас. Примем эту угрозу, как вразумление для нас, и страхом грозящей беды понудим себя к раскаянию в небрежении о душе, среди забот об удовлетворении телесных нужд, особенно о пропитании, лишаемой нами свойственной ей духовной пищи. Если когда, то преимущественно при настоящих обстоятельствах мы должны принять к сердцу наставление Спасителя: «старайтесь не о пище тленной, но о пище пребывающей в жизнь вечную». Это не то значит, что мы совсем должны отложить попечение о пропитании себя, о пище телесной, а то, что эти попечения не должны быть главными и исключительными; прежде и паче всего должно заботиться о питании души соответствующею ей пищей – правдой. «Ищите прежде всего царствия Божия и правды его, и сия вся, т.е. все нужное для телесной жизни, – приложатся вам». Постарайтесь пробудить в себе алчбу и жажду правды. Когда у человека нет позыва на пищу, это значит, что он нездоров, и восстановление позыва на пищу служит одним из признаков восстановления здоровья. Тоже должно сказать о душе. Если она не алчет и не жаждет правды, не скорбит о своих грехах, о безуспешности своих усилий в борьбе с греховными искушениями и в достижении, нравственного совершенства, – это дурной знак, знак, что душа нездорова. Позаботьтесь уврачевать ее, восстановить в ней потребность духовного питания, алчбу и жажду правды. Телу, отказывающемуся от пищи, грозит смерть. Равно и душе, не ощущающей алчбы и жажды правды, грозит смерть духовная, т.е. омертвение для жизни в общении с Богом, и затем смерть или погибель вечная. Да спасет нас Господь от этого несчастия и да поможет всем нам стяжать блаженство, обещанное алчущим и жаждущим правды, – яко тии насытятся.

Свет от света – Поучение в праздник Преображения

«Да разумеют, яко Ты еси воистину Отчее сияние».

Св. Церковь, прославляя Преображение Господне, в одном из своих песнопений возвещает, что Господь показал на горе славу Свою для убеждения своих учеников в том, что Он есть воистину Отчее сияние. Это выражение заимствовано у ап. Павла. В начале, послания к Евреям, говоря о Божеском достоинстве лица И. Христа, он учит, что И. Христос «есть сияние славы Божией» (Евр.1:3). Этому равносильно исповедание, в Символе Веры, Сына Божия Светом от Света. Тем и другим выражением указывается на отношение Сына Божия к Богу Отцу. Это отношение объясняется подобием, взятым от солнца. Подобие многознаменательное! Оно прежде всего объясняет тайну рождения второго лица Св. Троицы Сына Божия от Бога Отца. Это рождение ничего не имеет общего с чувственным страстным рождением. Сын Божий так же бесстрастно родился от Бога Отца, как свет, исходящий от солнца, бесстрастно рождается от солнца. – Не отделился ли Сын Божий от Бога Отца чрез рождение от Него, не стал ли Он в такое отношение к Нему, что вместо единого Бога явился в лице Сына Божия другой Бог? – Никак. Сын рожденный от Отца также неразлучно пребывает в общении с Отцем, как луч солнца, падая на землю, не отделяется от него, но касаясь земли, в то же время касается солнца. Таким образом, хотя по личному свойству, рождению от Отца, – Сын Божий отличается от Него, но по Божеству Он составляет едино с Ним. – Далее: Свет от солнца явился в одно время с солнцем. Солнце, источник света, немыслимо без лучей, от него исходящих. Сим подобием объясняется то, что Сын Божий по бытию совечен Богу Отцу. Не было времени, когда бы не было Сына, как нельзя предположить расстояние времени между появлением солнца и появлением лучей от него. – Свет, льющийся от солнца, по природе одинаков с светом сосредоточенным в солнце. Равно и Сын Божий имеет одинаковое Божеское достоинство с Богом Отцем и обладает одинаковыми с Ним совершенствами и потому достоин одинакового с Ним Божеского поклонения и чести.

Беспредельно величие Сына Божия, единосущного и единочестного с Богом Отцем и потому именуемого Сиянием Отчим и Светом от Света. Но не утратил ли Он это величие, когда сделался человеком? – Нет. Он и в человеческом образе не престал быть Богом, – сделавшись сыном человеческим не перестал быть Сыном Божиим, – сделавшись единосущным нам по человеческой природе, Он остался единосущным Богу Отцу, – смирив себя до рабского зрака, Он продолжал принимать Божеское поклонение от небесных Сил. Он проявлял свое Божеское достоинство и в словах и в делах. Он говорил: «Аз и Отец едино есма. Аз в Отце и Отец во Мне». – В молитве к Богу Отцу Он исповедует: «вся Моя Твоя суть и Твоя Моя», и просить Отца прославить Его по самому Его человечеству славою, которую имел прежде бытия мира. Его учение носило печать Божеского авторитета. Он учил не как пророк, но как Господь пророков. Пророки говорили: «тако глаголет Господь», а И. Христос изрекал свои заповеди от своего лица, как Бог. Он учил не только истине, но и сам себя называл Истиною. Обетования и угрозы изрекал также от своего лица, как Бог. Чудеса творил своею божественною силою, тогда как прочие чудотворцы могли творить их только силою Божиею. Они воскрешали мертвых, но только Христос, как Бог, мог воскресить самого Себя. Во всех словах и делах Христа открывалась слава Его Божества, отражался отсвет этой славы. Свидетельства Его Божеского достоинства были у всех на виду, хотя не все понимали их, а некоторые слова Его, свидетельствовавшие о Его Божестве, называли богохульными, чудеса – делом диавола. Был один случай в продолжение Его земной жизни, когда Его Божеское величие проявилось во всей силе. Это было в минуты Его преображения на горе. Тогда Божеская Его слава отразилась в самом человечестве Его, – тогда лице Его просветлело как солнце, и одежда стала сиять белизною снега. До этого случая Он хотя проявлял свою Божескую славу в речах и делах, но не оставлял рабского образа, по внешнему виду во всем походил на обыкновенного человека. Обитавшее в Его теле Божество сокрыто было под покровом уничижения. На горе преображения состояние уничижения на несколько минут прекратилось, сквозь покров его проторгнулся свет, озаривший лицо и одежду Богочеловека в такой сильной степени, что три свидетеля этого явления апостолы были вне себя от страха (Мк.9:6), который не прекратился и тогда, когда видение кончилось и их осенил светлый облак. – Лице Богочеловека просветлело, как солнце. Это значит, что блеск от лица Его был ослепителен для чувственных очей как блеск солнца, и ученики могли видеть Христа в этом состоянии, якоже вмещаху, т.е. она сделалось доступно их чувственному зрению не вполне, а в той мере, чтобы не ослепить их зрения. – Для чего ученики Христовы удостоились видеть это чрезвычайное явление славы Христовой? Для того, чтобы, утвердить в них веру в Его Божество. Сквозь Фаворский свет, осиявший человечество Христово, им открыто было в лице Христа Отчее Сияние по Божеству. К убеждению в этой истине они приведены были, впрочем, не одним зрением, но главным образом слышанием из облака гласа Бога Отца: «Сей есть Сын Мой возлюбленный». Преображение Господне было не задолго до страданий Его. Во время их апостолам грозила опасность поколебаться в вере в Иисуса, как Богочеловека. Предварительным видением Его Божеской славы они были ограждены от сей опасности.

Но если Преображение Господне имело такое значение для веры в Божеское достоинство Христа, то почему же Христос в продолжение своей земной жизни, особенно во время общественного служения, только единократно показал свою славу? По видимому чем чаще Он преображался бы и притом не пред одними из бранными учениками, а пред всем народом, тем легче и быстрее распространялась бы и утверждалась вера в Него. Но не надобно забывать, что Христос приходил на землю затем, чтобы спасти нас уничижением и страданиями. Надлежало ему примирить людей с правосудием небесным и для сего взять на себя грехи наши и загладить их, для чего потребна была жертва, а не слава. Могло быть и то, что явление Христа во славе пред народом, подобное преображению Его, скорее удаляло бы, а не привлекало к Нему народ. Могло повториться то же, что было при Синайском Богоявлении. Бог явился народу на Синае в поразительных знамениях своей Божеской славы, – явление Его сопровождалось громами, огнем, землетрясением, дымом, трубным звуком, и Сам Он вслух Израильтян изрек десять заповедей. Следствием было то, что Израильтяне пришли в испуг от этого Богоявления и просили Моисея, чтобы он один принимал повеления от Бога и передавал их им. Народ не желал слышать непосредственно голос Божий, чтобы не умереть вблизи славы присутствия Божия (Исх.20:19). Подобное действие могла бы производить слава Преображения Христова, если бы она открывалась пред всеми. Если избранные ученики Христовы не были чужды страха, когда увидели преображение Господне, и этот страх достиг высшей степени, когда осенил их облак и из облака раздался голос Бога Отца: «Сей есть Сын Мой возлюбленный»: то могли ли бы без страха быть зрителями славы Преображения толпы народа? – Зрак лица Христова, ослепительный как солнце, мог бы только ниц повергать зрителей или обращать их в бегство. Если народ не испытывал подобного страха в присутствии Господа Иисуса, спокойно вступал с Ним в общение и слушал Его без опасения смерти, то это потому, что Христос сокрывал славу своего Божества под смиренным покровом плоти. В этом смиренном состоянии Христос походил на тихий свет вечернего солнца. Сходство поразительное! Вечерняя мгла, наполняющая воздух, умеряет яркость солнечного света. Днем блеск его нестерпим для глаз, так что нельзя смотреть на солнце невооруженным глазом. Но как мягко светит солнце вечером! Всякий может смотреть на него прямо, любоваться красотою его и великолепными картинами, какие рисуются в облаках, отражающих лучи его. Так и Сын Божий, недоступный но Божеству, сделался доступен для нас по человечеству, чрез которое, в его обыкновенном виде, как чрез вечернюю мглу, умерялся свет Его Божества, так что можно было видеть Слово жизни простыми очами, слышать Его, осязать (1Ин.1:1), и Сам сделавшись доступным для всех, Он в своем лице соделал доступным для всех Отца небесного, Святого, Блаженного, так что видевший Сына, видел самого Отца (Ин.15:9). О, Свет тихий святыя славы Отца небесного! Достоин еси во вся времена петь быти гласы преподобными.

Так, достойно и праведно есть воспевать и славословить Сына Божия, который, будучи по Божеству Сиянием славы Отчей, присносущным Светом от присносущего Света, будучи по природе и совершенствам равным Богу Отцу, уничижил себя до рабского зрака, сокрыл в нем славу Своего Божества для того, чтоб быть доступным для нас, как доступен нашему зрению тихий свет вечернего солнца, и чрез сие облегчить нам доступ к Божеству, близостию Своею к нам разрушить преграду, отделявшую нас от неба. Слава Его безмерному снисхождению к нам! Чем воздадим Ему за сие? Без сомнения, не одним славословием. Оно Ему благоугодно только в соединении с заботами о том, чтобы в нашей жизни отразился образ и подобие Его снисхождения к нам. «В вас должны быть те же чувствования, как и во Христе Иисусе», говорит Апостол, указуя на Его уничижение, на Его рабский образ, на Его смирение и послушание до смерти крестной. Какими же именно чувствованиями мы должны одушевляться, взирая на образ снисхождения Христова? На это отвечает Апостол: «ничего не делайте по любопрению и тщеславию, но по смиренномудрию почитайте один другого высшим себя. Не о себе только каждый заботься, но и о других» (Флп.2:3–5, 7–8). Это значит, что следуя примеру И. Христа, Его крайнему смирению, мы должны упражнять себя в смиренномудрии. Какими бы преимуществами физическими, житейскими и духовными мы ни отличались от ближних, мы не должны высоко думать о себе, в виду того, что эти преимущества слишком ничтожны в сравнении с Божескою славой И. Христа, которую, однако, Он смиренно сокрыл под рабским зраком для нашего спасения. – Далее, пример Христа, послужившего в рабском образе нашему спасению, располагает нас к услужливости в отношении к ближним и к уважению их. Если Он пришел не за тем, чтобы служили Ему, но чтоб послужить, то и мы нашу славу и честь должны поставлять в том, чтобы быть слугами ближних (Мф.20:26–28), должны служить им «тем даром, какой получили, как домостроители благодати Божией» (1Пет.4:10). Если Он, святейший святых, не возгнушался нами нечистыми и грешными, приветливо и снисходительно обращался с людьми, отверженными обществом, мы ли можем презирать наших ближних, уничиженных по внешнему положению, скудных духовными достоинствами, погрязших в грубых пороках? – Не презрения, а участия и сострадания они заслуживают от тех, которые превосходят их положением и личными достоинствами. – Если любовь Христа к людям простиралась до самоотвержения, то и мы должны любить ближних и заботиться о их благе до готовности положить за них жизнь свою. Каждому из нас по природе свойственно самосохранение, самоугождение; но когда дело идет о благе ближнего, когда ближний наш нуждается в нашей духовной или телесной помощи, мы должны победить в себе самоугодие, помня, что Христос не себе угождал {Рим.15:1–3). – За подвиги самоотвержения Христос увенчан славою и честию, – Бог Отец превознес Его по самому человечеству и даровал Ему имя, еже паче всякого имени, – самое человечество Христово со времени Его воскресения и вознесения озарилось Божескою славою, прониклось сиянием присносущного Света, каким Сын Божий был от вечности. Следуя примеру самоотвержения и смирения Христова, и мы можем надеяться на прославление от Бога, когда и для нас воссияет и сиянием своим облаженствует нас Свет Христов Присносущный, о чем научает нас молиться в сей праздник Святая Церковь.

Положение земли и человека во вселенной – Поучение 1-го сентября 1885 г., в неделю 16-ю

«Благословиши венец лета благости Твоея, Господи» (Пс.64:12).

Сегодняшний Воскресный день совпадает с началом церковного года. На 1-е сентября положена служба новому лету, содержащая благодарение Господу за мимошедшее лето и прошения о продолжении милостей Божиих в наступившее лето. С 1-го сентября начинается в церковных месяцесловах счисление месяцев. Что же касается до новолетия, празднуемого в России, по примеру западной Европы, со времени Петра Великого, в 1-й день января, то это празднование относится собственно к гражданскому году. До Петра Великого не знали в России различия между церковным и гражданским годом, и праздновали наступление нового церковно-гражданского года сначала 1-го марта, потом с ХV столетия – 1-го сентября. Празднование мартовского и сентябрьского новолетия освящено примером ветхозаветной Церкви: в ней священный год начинался с марта, – месяца исхода Евреев из Египта, а гражданский с сентября, – месяца окончания полевых работ и трех праздников (Труб, Очищения и Кущей). В то время когда у нас на Руси новолетие приурочивалось к марту и сентябрю, счисление годов велось от сотворения мира, и уже после перенесения новолетия на 1-й день января, близкий к празднику Рождества Христова, вошло в употребление счисление годов от Рождества Христова. Но в церковных месяцесловах до сих пор продолжается счисление годов от сотворения мира: так текущий год 1885 от Рождества Христова, есть 7393 от сотворения мира. О сотворении мира Церковь напоминает нам также еженедельным празднованием субботы, который есть седьмой день седмицы, заключивший собой дни творения, день покоя Божия после дел творения, и вместе день покоя людского, назначенный людям для прославления Господа, Творца мира, и для исключительного служения Ему с оставлением работ житейских. Кроме того Церковь, ежедневно прославляет Бога как Творца мира, в начале вечерни словами предначинательного 103-го псалма: «Благослови, душе моя, Господа», воспевающего дела творения и промышления Божия.

Размышление о делах творения благовременно не только тогда, когда Церковь напоминает нам о сем в особых службах, например, в настоящее новолетие, но и всегда, ибо оно всегда спасительно. Оно спасительно потому, что возбуждает и утверждает в нас благоговение к Господу. Нельзя не проникаться чувством глубочайшего благоговения к Господу, когда видишь в делах Его творения поразительные следы Его всемогущества, неизреченной премудрости и благости. Так, одна только всемогущая сила Божия могла вызвать к бытию вселенную, состоящую из бесчисленного множества миров. Только бесконечная премудрость Божия могла устроить, что эти бесчисленные и громадные миры, известные нам под именем звезд, планет и их спутников, повешенные на ничесомже, твердо занимают однажды навсегда назначенное им положение в неизмеримом пространстве, с точностию самых верных часов совершают свое движение и в движении не сталкиваются друг с другом, идут своими путями и не сбиваются с них. Слава Господу, вся премудростию – сотворившему, все устроившему числом, весом и мерою! – Что касается до благости Творца, явленной в делах творения, то мы можем судить о ней только по обитаемой нами земле. Она вся полна благостию Его. На ее поверхности и в водах обитают бесчисленные породы животных: все они чувствуют сладость бытия, для всех уготованы благостию Божиею обильные средства для поддержания их жизни. Не только земная суша, но и глубины разнообразных вместилищ воды, переполнены растениями, служащими на пользу человеку и животным. Но всего более свидетельствует о благости Божией к земной планете, то, что в ряду планет (всех 50), движущихся вокруг солнца, только на ней одной возможна жизнь растительная и животная. Из прочих планет одни дальше от солнца, чем земля, и потому лишены тепла, нужного для жизни растений и животных, другие ближе, чем земля, к солнцу, и потому так нагреваются солнцем, что от избытка жара не могут быть местом для жизни растений и животных. Одна земля занимает в солнечной системе самое благоприятное для их жизни положение: нет на ней, как на других планетах, ни чрезмерного холода, ни чрезмерного тепла, равно убийственных для жизни органической. Прибавим, что в этом отношении, если верить новейшим научным исследованиям, земля имеет преимущество не только пред планетами, окружающими наше солнце, но и перед прочими мириадами небесных тел, как центральных, подобных нашему солнцу, так их спутников. Из первых одни сходствуют с нашим солнцем по своему составу, состоят из газов и твердых тел, другие – из одних газообразных, неспособных принимать твердый вид тел (туманные пятна). Те и другие постоянно раскалены добела, и следовательно, как и наше солнце, лишены условий для растительной и животной пищи. Около центральных солнцев, как и около нашего солнца, вращаются планеты; но и они – безжизненные тела, одни потому, что раскалены добела, другие потому, что суть потухшие очаги, похожие на нашу безжизненную луну. Обитаемая нами земля есть единственное во всей вселенной тело, которое обладает благоприятными условиями для жизни растений и животных. Это не наша личная догадка, но одно из новейших открытий, за которое нельзя не поблагодарить современную науку7. Оно чрезвычайно важно в том отношении, что согласуется с учением божественного откровения о творении мира. Бытописатель Моисей в своем повествовании о шестидневном творении мира, с довольною подробностию останавливается на земле, говорит, каково было первоначальное ее состояние, как открылась на ней суша, как она украсилась растениями, населилась животными, как наконец появился на ней человек, – но о прочих мирах он говорит очень кратко, и притом только в отношении их к земле, для которой они служат источниками света, и средствами для счисления годов, месяцев, дней. Если земля есть едва приметная точка в составе мироздания, если и весь наш солнечный мир является крошечным в ряду других миров, то нельзя не дивиться, почему в повествовании о шестидневном творении говорится больше о земле, чем о прочих мирах, без всякого сравнения громаднейших ее. Но видно дело не в громадности, не в массе вещества, а в качестве творений. В первом отношении наша земля – ничтожество, но в последнем она превосходит всю вселенную, как место для жизни растений и животных. Каждая травка, каждый цветок, каждое мельчайшее насекомое, по-своему многосложному устройству свидетельствуют о Творческой мудрости гораздо больше, чем громады безжизненных каменных или наполненных газообразными веществами шаров, плавающих в безмерном расстоянии от нас и друг от друга. Если теперь Творцу мира угодно было сделать землю предметом преимущественного своего внимания и благоволения, даровать ей то, чего не имеют другие миры вселенной, то понятно, почему и при описании творения мира Бытописатель всего больше занимается землей.

«Благ Господь всяческим и щедроты Его на всех делех Его» (Пс.144:9). Но в ряду творческих дел Его на земле человеку принадлежит первое место; из всех земных тварей он есть наипаче дело благости Божией. Он есть венец не только земных творений, но всего сотворенного вещественного мира, судя по тому, что только на земле могут обитать живые существа и во главе их человек. Он один из всех земных существ создан по образу и подобию Божию, и в этом отношении немногим чем умален пред ангелами. Подобно им и он, как созданный по образу Божию, имеет по самой природе своей некоторое сходство с Богом. Бог есть дух бессмертный: и душа человека духовна и бессмертна. Бог бесконечно совершен: и душа человека имеет часть Богоподобных совершенств, – способность к познанию истины, к отличению добра от зла, к святости. Бог – владыка всего мира: и человек поставлен во главе земных тварей, ибо «все Господь покорил под ноги его, овец, волов, всех диких зверей, птиц небесных и рыб морских» (Пс.8:8–9). Псалмопевец, прославляя благость Божию к человеку, умаленному немногим чем пред ангелами, изумляется величию этой благости, сравнивая человека с такими величественными созданиями Божиими, как небеса с их звездами. «Когда взираю на небеса – дела Твоих перстов, на луну и звезды, которые Ты поставил, то что есть человек, что Ты помнишь его, и сын человеческий, что Ты посещаешь его?» (Пс.8:4–5). Как он ничтожен невидимому пред ними! Так, он действительно ничтожен по наружности; но это ничтожное существо есть, однако, единственное после ангелов существо, которое может понимать величие дел Божиих, видеть в них и ценить следы мудрости и всемогущества Творца, постигать законы, которыми управляется вселенная, общий план мироздания, и прославлять Творца в Его творении. Величественны солнце, луна и звезды; величественна земля с ее полями, лесами, горами, морями, реками, животными, с ее физическими силами, производящими снег, дождь, молнии и т.д. Но все эти твари не имеют ни смысла, чтобы понимать величие и славу Творца, ни языка, чтобы выражать удивление и благоговение пред Ним. Один человек способен к сему, и если Псалмопевец обращается с приглашением хвалить Создателя к солнцу, луне и звездам, земным существам и силам (Пс.148:7–13), то, без сомнения, это приглашение относится не к этим бездушным и неразумным существам, а собственно к человеку, который есть орган славы Божией, – они хвалят Господа чрез человека. Чрез его сознание и слово приносится к Творцу их бессознательное славословие. Он один предназначен к тому, чтобы, в качестве как бы священника, от лица всех тварей возносить жертву хвалы и благодарения Богу. Счастлив человек, словесное и разумное создание Божие, удостоенный столь великой чести, что за все твари может хвалить Господа. Паче всего он должен дорожить этою честью и немолчными устами, подражая небесным певцам славы Божией – ангелам, воспевать Творца и Владыку, вселенной, дивного в делах своих. Но «не красна похвала в устах грешника». Посему, если хочешь, чтобы хвала твоя Господу была угодна Ему, хвали Его чистыми устами, не оскверняй их словами брани, празднословия, срамословия, ропота на Бога, кощунства, лжи и обмана. Но так как эта скверна уст происходит от скверного сердца, то чтобы хвалой из нечистых уст не оскорбить Господа, старайся об очищении сердца, и славословь Господа не только устами, но наипаче чистым сердцем. Пусть вся душа, а не один язык благословляет Господа, пусть вся внутренняя моя – все силы души моей славословят имя святое Его.

Похоронные обеды – Поучение в 20-ю неделю

«Народ от града мног с нею» (матерью умершего юноши) (Лк.7:12).

Сегоднешним Евангельским чтением св. Церковь пригласила нас мысленно присутствовать на необычайных похоронах. В галилейском городе Наине помер юноша, единственный сын вдовой матери. Покойника понесли на кладбище за город. За гробом следовало много народа, – одни шли из любопытства, для развлечения, другие по искреннему участию к горю бедной матери, оставшейся одинокою по смерти единородного сына. Конечно, при гробе, по обычаю того времени, были и наемные плакальщицы, оглашавшие воздух громкими причитаниями. Это похоронное шествие встретил Господь Иисус, приближаясь к вратам города. Он сжалился над несчастною матерью покойника, остановил несших гроб, и всемогущим словом: «юноше, тебе глаголю: востани!» возвратил ему жизнь, к радости матери, к изумлению народа и к славе Божией, ибо все свидетели чуда стали славить Бога.

В Евангельском повествовании о сем чуде заслуживает внимания некоторое сходство между древними еврейскими похоронами и нашими христианскими. При гробе наинского юноши было большое стечение народа. И в наше время на похоронах, особенно значительных по житейскому положению лиц, бывает много народа: одни бывают на похоронах по приглашению и по личному сочувствию к памяти умершего и к горю близких к нему по крови людей, другие по простому любопытству. Многие провожают покойника до могилы, пешком или в повозках. Не одобряя привлекаемых на похороны одним суетным любопытством, мы не можем не отнестись без глубокого почтения к тем, которые окружают гроб умершего с молитвой о душе его. Ни в чем так она не нуждается, как в этой молитвенной помощи, проходя страшный путь мытарств. Прекрасно и то, что при встрече с гробом на дороге многие из прохожих останавливаются и кланяются пред гробом с молитвой об отшедшей душе, а другие полагают на себя только крестное знамение. Многим при этом приходит в голову мысль о своей, неизбежной для каждого смерти и возбуждает в них покаянное настроение духа. К сожалению, есть и такие, которые боятся мысли о смерти, и при встрече с гробом бегут назад или в сторону по суеверному опасению беды. Особенно дурным признаком считается, если с похоронною процессией встречается свадебный поезд. Неизвинительный в христианах этот суеверный страх!

К числу почестей, воздаваемых покойникам на похоронах, относится угощение на похоронном обеде. Против обычая устроять в память умершего похоронные обеды в сущности ничего нельзя сказать, ибо все можно делать во славу Божию по слову апостола: «аще ясте, аще ли пиете, аще ли ино что творите, вся в славу Божию творите» (1Кор.10:31). Если вы будете есть и пить с благодарностию к Богу, дарующему пищу и питие для поддержания существования, с исповеданием полнейшей зависимости вашей от Господа в потребностях жизни, с призыванием благословения Божия на употребление пищи и пития, с сохранением воздержания, с опасением прогневать Господа невоздержанием, злоупотреблением даров Его благости, – вы будете есть и пить во славу Божию. С таким благочестивым настроением должно есть и пить и на похоронных обедах. Но в них есть особенности, которые еще более благоприятствуют благочестивому настроению. Наши похоронные обеды обыкновенно предваряются литией о упокоении умершего и вкушением колива, оканчиваются вкушением известного мягкого мучного студня (киселя) с молоком, затем сопровождаются так называемою заупокойною чашей с пением заупокойных стихов. Все эти особенности похоронных обедов имеют религиозный характер. Это должно сказать не только о заупокойных молитвах и песнопениях, но и о прочих указанных принадлежностях похоронного обеда, ибо все они имеют связь с молитвой об отшедшей душе и служат символами этой молитвы. Что знаменует коливо, или разваренные и приправленные сытой зерна в память умершего? Знаменует веру нашу в воскресение мертвых, которое ап. Павел объясняет подобием зерна, сгнивающего и оживающего в растении по роду зерна. Зерно, погребенное в земле – это наше тело погребенное в землю и в ней истлевающее. Жизнь, возникающая из зерна – образ оживотворения истлевшего тела. Но не все воскреснут для блаженства, иные воскреснут для одного вечного мучения. Вкушая коливо с сладкою сытой, мы выражаем молитвенное желание, да сподобит Господь почившего вечно вкушать по воскресении сладость блаженной жизни. Тоже желание знаменуется вкушением от заупокойной, наполненной сладким питием, чаши. Что знаменует предлагаемый в конце похоронного обеда мучной студень (кисель) с молоком или подобием молока? Для объяснения этого символа должно иметь в виду сходство смерти с рождением и новопреставленного с новорожденным. Есть две жизни, одна временная, другая вечная. Есть потому и два рождения, одно полагает начало временной жизни, другое вводит в жизнь вечную. Это другое рождение есть смерть. Сходство смерти с рождением не подлежит сомнению. С минуты смерти для души начинается жизнь независимая от тела, подобно тому, как и со времени рождения младенец начинает жить независимо от жизни матери. Жизнь утробного младенца неразрывно связана с жизнию матери: он дышет ее дыханием, питается ее соками. Рождение на свет разрывает эту связь, младенец начинает жить самостоятельно и продолжает свою жизнь даже по смерти матери, действуя: независимо от нее собственными органами питания, дыхания и движения. В подобную самостоятельную жизнь вступает душа, отрешившаяся путем смерти от уз тела. Покуда душа обитает в теле, она находится в такой зависимости от него, что с расстройством чувственных органов, с повреждением мозга, расстраивается жизнь и деятельность души. Телесные чувства служат проводниками в душу не одних добрых и святых впечатлений, но также нечистых и греховных. Вот почему великие ревнители духовной жизни тяготятся телом, желают скорее разрешиться от оков его, непосредственно соединиться со Христом и пламенно молят о том Бога. Смерть, разрушая союз души с телом, освобождает ее от условий телесного бытия подобно тому, как рождение освобождает от условий утробной жизни. Разрешившаяся от тела душа вступает в новую область бытия, и если достаточно приготовлена к переходу в вечность, входить в общение с Бесплотными, приближается к лицу Божию, начинает непосредственно созерцать то, что закрыто было от ней завесой плоти, подобно тому как новорожденный начинает видеть то, что недоступно было ему в утробе матери. Вообще душа как только вступает в новую по разлучении с телом жизнь, среди новой обстановки испытывает состояние новорожденного, ощущает, доколе не освоится с нею, свою незрелость, хотя бы в настоящей жизни казалась сравнительно с другими самою зрелою и удивляла всех обилием умственных и нравственных совершенств. Этим сходством новорожденного с новопреставленным объясняется то, что древние христиане называли день смерти днем рождения. На многих надгробных памятниках, находимых в древнейших подземных усыпальницах, встречаются надписи: «такой-то жил столько-то лет и родился в мире в феврале». Родился в мире, сказано вместо того, чтобы сказать по нашему: почил в мире. Воззрением на смерть как на рождение объясняется то, почему художники изображают душу в минуту разлучения ее от тела в виде новорожденного младенца. Душа самой Богоматери на иконе Ее успения представлена в виде новорожденного младенца. Сказанное нами о сходстве смерти с рождением, и новопреставленных с новорожденными, сказано для объяснения существующего на Руси обычая вкушать на похоронных обедах кисель с молоком или медовою сытой. Новорожденные обыкновенно питаются сначала одним молоком, а потом начинают принимать и мягкие снеди, подобные киселю. Мед был также пищею младенцев (Ис.7:15). На этом основании существовал в древней Церкви обычай предлагать новокрещенным, по совершении крещения, молоко и мед, как младенцам в духовной жизни. Подобно сему употребляемый на погребальных обедах и вообще на поминках кисель с молоком или медом должен напоминать нам о своего рода младенчестве новопреставленной души и располагать нас к молитве о благополучном духовном росте и развитии ее в загробной жизни.

Таково значение особенностей погребального обеда, отличающих его от всякого другого обеда. И вот ради этих-то особенностей, имеющих религиозный смысл, принято называть погребальные, вообще заупокойные обеды поминовением, и только в этом смысле они имеют некоторую пользу для усопших, и вместе утешительны для скорбящих в разлуке с ними. Обычай утешать оплакивающих смерть близкого человека существовал и в ветхозаветные времена. Сочувствующие их горю предлагали им пищу (2Цар.3:33) и посылали чашу пития для утешения в скорби об умерших близких людях (Иер.16:7), в уверенности, что скорбь вполне поглощает мысли скорбящих, так что они забывают об удовлетворении своих насущных потребностей. После погребения Лазаря иудеи навещают сестер его для утешения их в скорби. Но предлагалось ли угощение гостям в память умершего, неизвестно. Известно только наставление Товита сыну своему: «раздавай хлебы твои при гробе праведных, но не давай грешникам» (Тов.4:17). Раздача хлебов, конечно, в этом случае имела благотворительный характер: они раздаваемы были бедным людям с целию, чтобы они помолились о душе умершего. Подобное сему обыкновение существовало у древних христиан: они ставили пищу на гробницы, которая принадлежала бедным, молившимся за покойников. У нас на Руси также раздают милостыню бедным при могиле покойника, а по местам учреждаются для них трапезы; но большею частию трапезы после погребения умершего устрояются для родственников и для знакомых, причем с угощением соединяются обряды, имеющие, как мы видели, особенное отношение к памяти почившего. Все это, конечно, хорошо, но худо то, что эти трапезы подают повод к невоздержанию. Угощаемые нередко совсем забывают, что они приглашены отнюдь не для веселия, что случай, собравший их за трапезу, не принадлежит к числу радостных событий. Если невоздержание нетерпимо на пиршествах по случаю радостных событий, тем менее оно позволительно на похоронах. Непристойно христианину предаваться безутешной скорби об умерших, как предаются ей язычники, не имеющие упования блаженного бессмертия, – упование должно умерять и услаждать скорбь; но еще менее прилично христианину по случаю смерти ближнего впадать в противоположную крайность, неприлично обременять себя снедями и горячительными напитками до такой степени, что наши поминальные трапезы походят на безобразные языческие тризны. Заповедь Апостола, «плакать с плачущими», совсем забывается в этом случае. Плачущие о смерти близкого существа не могут не оскорбляться, что их горе не только не разделяется, а подает повод к бесчинному веселию. И это притом происходит в те минуты, когда над душей умершего совершается суд, когда она, окруженная с одной стороны темными силами, обвиняющими ее во всех, даже давно ею забытых грехах, с другой добрыми ангелами, защищающими ее, с трепетом ожидает решения своей участи. Она дрожит и трепещет, а собравшиеся на трапезу в память ее, вместо того, чтобы молитвенным участием к ней облегчить ее положение, пируют и пьянствуют. Какая жестокость, какое возмутительное равнодушие к судьбе ближнего! Не менее возмутительно и то, что нетрезвые гости позволяют себе на похоронных обедах принимать участие в пении заупокойных стихов, и поют их безобразно. Их молитва в этом случае один только грех.

Все мы, братия, будем помирать. Конечно, всякому из нас желательно, чтобы его смерть была оплакиваема с молитвенною о нем памятью, а не праздновалась, как радостное событие. Мы не желаем для себя этого празднования, бесполезного для отшедшей души, а чего себе не желаем, того не будем делать другим.

Изображение ангелов с крыльями – Поучение 8-го ноября

Празднуем сегодня в честь ангельских чинов. Ангел значит вестник, посланник. Это название указывает на их служение Богу, состоящее в том, что они посылаются Богом возвещать и приводить в исполнение волю Божию. По своей природе ангелы суть духи, твари бесплотные, и если они изображаются в телесном виде, то не потому чтоб имели тело, а потому что, когда являлись людям, временно принимали на себя телесный образ, большею частию образ человека. Иные из них являлись в сложном образе, – с лицами человека, орла, тельца, льва. В этом сложном образе видел ангелов, именно херувимов, пророк Иезекииль, когда призываем был к пророческому служению. На иконах ангелы изображаются с двумя крыльями, а серафимы даже с шестью крыльями, согласно с видением пророка Исаии во время его призвания к пророческому служению. Нет сомнения, что крылья, с которыми изображаются все ангелы, имеют символическое значение. Они указывают на такие свойства и действия ангелов, которые соответствуют свойствам и действиям пернатых или птиц.

Крылья даны птицам для летания над землей. Многие из них так высоко поднимаются над землею, что ни одна пуля, ни одна стрела не достанет их. Эта отрешенность птиц от земли есть образ отношений к нашей земле ангелов. По долгу своего служения они бывают на земле, подобно тому как и птицы с высоты воздушной спускаются на землю; но сходя с неба на землю, ангелы не прилепляются к ней пристрастием, витают на земле, как на небе. Их не волнуют свойственные обитателям земли радости, – они знают радость только в общении с Господом; их не прельщают земные блага, ибо с высоты небесной им всего виднее их суетность и тленность; не испытывают они скорбей, подобных тем, какие мы испытываем среди болезней, бед и напастей, ибо, как неземные существа, они не знают земных болезней, бед и напастей; к ним не приражаются искушения от мира, ибо они не от мира сего, – от плоти, ибо бесплотны, – от диавола, ибо он боится их, как близких к Богу слуг Его. Они любят людей, но любят о Господе, потому что любят возлюбившего их Господа; они скорбят о грешнике погибающем, но не предаются скорби безутешной, – их скорбь побеждается всецелою преданностию Господу; они радуются о грешнике кающемся, но радуются о Господе, о Его милосердии к кающимся. Но если и при соприкосновении с земным миром, они являются отрешенными от него, если в минуты своего витания на земле по долгу службы, они продолжают дышать небесным воздухом и жить в полнейшем общении с Господом, то что же сказать о том их состоянии, когда они исключительно заняты одним прославлением Господа, когда, окружая престол Его величества на небесах, они обретают свое блаженство только в том, что воспевают ему Аллилуия? В этом состоянии для них не существует земли и всего видимого мира. Свойственная им, как премирным существам, отрешенность от мира, достигает тогда высочайшей степени. Положение птиц небесных, радостно поющих в поднебесной высоте, в которой они держатся на своих крыльях так же свободно и покойно, как мы ходим по земле, есть некое подобие состояния небесных Сил, на крыльях любви к Богу воспаряющих превыше всего земного и чувственного и своими славословиями оглашающих горний мир.

Быстры движения по воздушному небу пернатых. Быстрота полета многих из них превышает скорость движения паровозов и пароходов. Вот новый образ, хотя слабый, указывающий на некоторое сходство пернатых с ангелами, образ той быстроты, той пламенной ревности, с какою они исполняют повеления Божии. Воля Божия – для них непременный закон. Как верные слуги Господа, они по единому мановению Его спешат делать все, что им приказано. Они не дерзают прекословить повелениям Божиим, выражать сомнение в их удобоисполнимости; выжидать, не переменит ли Господь возложенного на них поручения. Ничего подобного они себе не позволяют, ибо непоколебимо уверены в премудрости, строжайшей справедливости и беспредельной благости Господа. Если не постигают целесообразности в иных распоряжениях Господа, они с покорностию и смирением ждут от времени разъяснения того, что им кажется покуда непонятным, и когда дождутся, изумлению их пред глубиною советов Божиих нет предела, радости их о том, что они послужили орудиями в исполнении их, нет меры.

Знаменательно далее в отношении к ангелам летание птиц сверху вниз и снизу вверх. Это есть образ тех отношений ангелов к людям, которые указаны в видении Иаковом таинственной лествицы, соединявшей небо с землею. По сей лестнице восходили и нисходили ангелы Божии. Это видение удостоверяло Иакова в том, что уповающие на Господа не оставляются Им без помощи, что Господь посылает своих ангелов для всех, хотящих «наследовать спасение» (Евр.1:14). Ангелы по повелению Божию нисходят к ним для охранения их от зла, и восходят от них к Богу с отчетом об исполнении Его повелений и для принятия новых. Крылья, как орудия движения птиц сверху вниз и снизу вверх, служат образом общения с людьми ангелов, не менее выразительным, как виденная Иаковом лествица. Крылья, с какими в этом случае изображаются ангелы, тем более знаменательны, что наглядно представляют покров ангелов над людьми. Крылья служат для птиц не только орудиями движения, но вместе средствами защиты. Крыльями птицы и самих себя, и птенцов своих защищают от нападений других животных; крыльями же птицы согревают своих птенцов, когда сидят над ними в гнезде. Подобно сему и ангелы, особенно ангел-хранитель, защищают вверенные их попечению души от нападений бесовских. Люди не примечают этих нападений, не видят полчищ бесовских, наполняющих окружающий нас воздух и со всех сторон устремляющихся на нас и искушающих нас. Но их видят, за ними зорко следят ангелы Божии и отчасти непосредственным действием, отчасти твоими молитвами, как птицы крыльями, отражают от нас невидимых врагов. Правда, эти враги, несмотря на защиту добрых ангелов, не без успеха искушают нас; но этот успех, был бы несравненно больше, если бы не охраняли нас добрые ангелы. Удалением от нас бесовских искушений ангелы споспешествуют росту в нас духовной жизни. Ничем столько не охлаждается ревность к духовным подвигам, как тайными кознями духов злобы. Но доколе мы укрываемся под крыла ангелов хранителей, как птицы под крылья кокоши, мы безопасны от этих козней и можем беспрепятственно преуспевать в духовном отношении. Жаль только, что мы сами не дорожим ангельским покровом: смрадом грехов мы сами удаляем от себя ангелов, как пчел прогоняет смрад.

Кроме указанных значений ангельских крыльев, есть еще частные значения крыльев у серафимов и херувимов. Так Серафимы изображаются с шестью крыльями согласно с видением пророка Исаии. На двух крыльях они летали, – знак указанных нами духовных свойств и действий, общих для них с прочими ангелами. А что каждый из них двумя крыльями покрывал лице свое, а двумя ноги свои, – это знаменовало их благоговение пред Господом славы, благоговение, по которому они не дерзали прямо открытыми очами смотреть на лице Царя неба и земли и казаться стоящими пред Ним на ногах. Что касается до херувимов, то крылья их (иногда два крыла, как у херувимов над ковчегом завета, иногда четыре – в видении Иезекииля) имели значение престолов Царя славы, на которых Он представляется седящим, носимым и летящим как бы на крылах ветра (Пс.17:11, 79:2; Ис.39:16; 1Цар.4:4). Согласно с сим значением херувимы являются ближайшими проявителями славы Господа, как Царя.

Люди, как существа сотворенные по образу и подобию Божию, не многим чем умалены пред ангелами; они сходствуют с ангелами по своей духовной природе, и потому могут подражать им в тех свойствах и действиях, на которые символически указывает изображение ангелов с крыльями.

Так, крылья ангелов обозначают их отрешение от всего земного и чувственного, несмотря на их близость к нам. Подобно им и мы, живя на земле, должны отрешаться от пристрастия к земному и чувственному, не прилеплять своего сердца к земным благам и наслаждениям, главнейшее благо поставлять в общении с Богом, на земную жизнь взирать как на время приготовления к жизни вечной, все дела, мысли, желания и чувствования направлять к славе Божией.

Крылья ангелов служат образом быстроты и пламенной ревности их в исполнении воли Божией. К равноангельскому совершенству и мы должны стремиться в ревности к исполнению воли Божией. А это возможно под условием с нашей стороны отречения от своей воли, всецелой покорности воле Божией, как бы ни казались трудными для нас заповеди Божии, – и благодати Божией с другой стороны, ибо без благодатной помощи мы не можем надеяться на успех в благоугождении Господу. О сей-то помощи мы научены умолять Бога словами молитвы: «да будет воля Твоя, яко на небеси, и на земли», т.е. помоги нам, Господи, также беспрекословно и успешно исполнять волю Твою на земле, как беспрекословно и успешно исполняют ее на небесах ангелы. Изображение ангелов с крыльями указывает далее на их готовность служить людям в их духовных и телесных нуждах, охранять их своим покровом. Подобно им и каждый из нас должен принимать живое участие в ближних своих, – молитвою, советами, вразумлениями, благотворениями охранять их от искушений греховных, от бед и напастей. Кто с любовию исполняет этот священный долг в отношении к ближним, тот – поистине ангел хранитель их. Крылья серафимов, закрывающие их лица и ноги, да возбуждают в нас то благоговение и смирение пред Богом, образом которого служит то, что они закрывают себя крыльями. Если они, безгрешные и чистые и несравненно совершеннейшие нас во всех отношениях духи, со страхом и трепетом предстоят лицу Божию, мы ли, нечистые и грешные, можем быть свободны от этого страха и трепета?

На крыльях херувимов, как бы на престолах, восседает и шествует Царь славы. Равно и мы, когда присутствуем на литургии, должны таинственно изображать херувимов и открывать свои сердца для принятия в них Царя всех, и для сего отлагать всякое житейское попечение.

Несколько ответов вольнодумцам и неверующим

Вольнодумство и неверие существовали всегда в роде человеческом. В народе иудейском, который некогда был единственным хранителем истинного богопочтения, встречались люди, которые заслуживали обличение псалмопевца: «рече безумен в сердце своем: несть Бог», которые отвергали бессмертие души человеческой, будущие награды и наказания, бытие духов, не верили в промысл Божий (Саддукеи). В мире языческом неверие являлось как противодействие суеверию; но враги суеверия часто вдавались в противоположную крайность: отвергали все истины веры. В мире христианском неверие и вольнодумство никогда с такою силою не увлекало умы, как в XVIII веке. Глумление над христианским учением, над Церковию и ее учреждениями, даже над истинами естественного богопознания, обратилось тогда в моду, которою увлекались не только образованные, но и необразованные классы общества. Проповедниками и учителями неверия были тогда так называемые энциклопедисты, т.е. издатели энциклопедического словаря, в котором религиозные предметы рассматривались в духе вольнодумства и неверия. Сочинения энциклопедистов, и особенно главы неверов – Вольтера, пользовались необыкновенною популярностию не только в западной Европе, но и в России. Время французской революции было временем высшей степени господства вольнодумства и неверия, но вместе временем поворота к религиозному образу мыслей и действий. Европейские народы, изведав на себе всю тяжесть бедствий, какие постигли их вследствие господства безбожных учений, самыми этими бедствиями вразумлены были к покаянию и обращению на путь истины. Когда миновала буря, потрясшая алтари и царские престолы, тогда Евангелие снова вступило в свои права и светом своим озарило помраченные умы и согрело охладевшие от неверия сердца. Неверие, столь высоко поднявшее голову, после революции утратило прежнюю свою силу над умами, и хотя осталось еще в многих, но не могло с прежнею дерзостию высказываться вслух всех. К сожалению, дух неверия и вольнодумства вскоре пробудился с новою силою и особенно в наше время завладел умами полуобразованной части общества. Софизмы и кощунства Вольтера снова слышатся в речах современных нам вольнодумцев. Правда, Вольтер перестал быть авторитетом для них, и они за стыд почитают ссылаться на него, но дух его живет и действует в них. Он почерпнул себе новую силу в учениях материализма и социализма, столь враждебных вере и Церкви. Материалисты отвергают бытие Бога и духа и ставят на их место – материю. Социалисты хотят уверить всех, что мы существуем на земле для того только, чтобы наслаждаться, что упование жизни вечной есть химера, что счастие состоит в богатстве и забавах, что между всеми поровну должны быть распределены земные блага, и что для достижения этих целей все способы хороши, хотя бы для этого пришлось ниспровергнуть общественный порядок и религию. Они – враги христианской религии, потому что, вопреки им, она проповедует о будущем блаженстве, о покорности Провидению, не всех равно наделяющему земным благополучием, о святости брака, о власти родительской, об уважении к правам собственности. Как ни дики учения материализма и социализма, однако, они с успехом распространяются в западной Европе, откуда перешли и в Россию. Нельзя не удивляться тому непростительному легкомыслию, с каким у нас увлекаются ими не одни молодые люди, но и пожилые. Иному достаточно прочесть в русском переводе литографированные тетрадки какого-нибудь материалиста, поверхностного, но бойкого излагателя чужих мыслей, достаточно даже послушать какого-нибудь краснобая с либеральным образом мыслей, и вот в читателе или слушателе уже поколебались убеждения в истинах веры, внушенные ему из детства. В доказательство того, как легко люди века увлекаются вольнодумством и неверием, представим несколько ходячих в обществе легкомысленных мнений о религии, с ответами на них8. Может быть, читатель, душевредные мысли, против которых предлагаются твоему вниманию ответы, чужды твоей душе и никогда не возбуждали твоего сочувствия, Дай Бог, чтобы так было! Но «кто думает, что он стоит, берегись, чтобы не упасть» (1Кор.10:12). Всегда не мешает помнить предостережение св. Апостола: «смотрите, братия, чтобы кто не увлек вас философиею и пустым обольщением, по преданию человеческому, по стихиям мира, а не по Христу» (Кол.2:8).

Вольнодумство и неверие не всегда проявляется в нападениях на учение веры, в глумлениях над учением Церкви; большею частию оно заявляет себя равнодушием к вопросам религии. У некоторых это равнодушие доходит до того, что всякая попытка склонить их внимание к этим вопросам, отвергается ими с упорством достойным любого изувера. Говорите с ними о чем угодно, только не о религии. «Я и слышать не хочу о религии», вот что они скажут вам.

1) «Я и слышать не хочу о религии». Трудно понять, почему они не жалуют религии. Ведь что такое религия? Это есть совокупность отношений, соединяющих человека с Богом. Но Бог есть первое и высочайшее из существ. Если же Бог – первое из существ, то религия не первое ли в ряду других дело? Если же так, то вопрос о религии не есть ли первостепенный между другими, не заслуживает ли того, чтобы его поставить и решить прежде других вопросов?

«Я и слышать не хочу о религии». Но для всех народов религия имела великое и первостепенное значение. Не говоря об Иудеях, Греки вели священную войну; Римляне говорили: «a love principium». Христианские мученики за свою веру шли на меч, на плаху. Крестовые походы, в продолжении двух веков волновавшие христианский и магометанский мир, происходили по религиозным побуждениям. Если во все времена и во всех местах на религию смотрели, как на главнейшую стихию жизни, то изучению ее не должны ли вы посвятить хоть несколько часов вместо того, чтобы тратить их на пустые занятия?

«Я и слышать не хочу о религии». Но ведь самые возвышенные вопросы, какие только могут быть предложены вниманию разумного существа, это следующие: есть ли Бог? Если есть, то промышляет ли Он о мире, или нет? Открывал ли Он когда свою волю людям, или нет? Приходил ли Он на землю для искупления и облаженствования людей, или не приходил? Есть ли у нас душа, или нет? Если есть, то бессмертна ли, или разрушается вместе с телом? Другими словами: выше ли мы бессловесных животных, или нет? Будем ли мы давать Богу отчет в наших поступках? – Эти вопросы, повторяем, суть самые возвышенные. Но говорить, что вы не хотите и слышать о религии, значит говорить: я не придаю никакой цены решению этих вопросов, меня нисколько не занимает вечная моя судьба, я признаю важность только того, что вижу, что осязаю, что ем, что вообще подлежит моим чувствам. Такой язык достоин ли мыслящего существа? Нечисленные вопросы не должны ли интересовать всякого, у кого есть разум? Уклоняться от исследования их, брезгать ими, не значит ли посягать на величие своей природы и поставлять себя в ряд бессловесных животных?

2) «Можно жить и без религии», говорите вы в защиту вашего неверия. Уверены ли вы в том, что говорите? А Плутарх так вот что говорит вопреки вам: «легче создать город в воздухе, чем обществу быть без религии». Подобное говорит другой позднейший философ, не отличающийся, как известно, пристрастием к религии, Дидерот: «общество из одних философов, если только можно представить такое общество, нашло бы свою погибель прямо по выходе из колыбели, от самой уродливости своего состава». Эти противоречащие вам мнения не должны ли заронить в вашу душу некоторое сомнение в силе ваших возражений?

«Можно жить без религии». Но чего требует религия? Истинная религия заповедует любить родителей, служить с всецелою преданностию благу отечества, уважать права ближнего по имуществу, собственности, семейству; повелевает возвращать похищенное, повиноваться государю, как помазаннику Божию, на гнев отвечать кротостию, на ненависть и проклятия любовию и благословениями, платить добром за зло. Думаете ли вы, что общество может существовать без всех этих добродетелей, которые может воспитывать одна истинная религия? А если вы так думаете, то скажите на каких других основах может держаться его устройство?

«Можно жить без религии». Что, по вашему, значить жить? Пить, есть, спать, ездить, плясать, посещать спектакли, забавляться охотою, отдавать визиты и от них скучать и на других наводить скуку? Правда, такую жизнь можно проводить без религии, и некоторые действительно так живут. Но спрошу вас: должен ли человек жить одним вином, хлебом, мясом, чувственными ощущениями и материею? Не свойственны ли ему более возвышенные стремления и желания? Истинную жизнь не составляет ли для него жизнь его разума, его сердца, всех его благородных и возвышенных сил, словом – жизнь души? Но кто кроме Бога может быть животворящим началом души? Итак, скажем, собаки, кошки могут жить без религии, но человек никогда. Жизнь нечестивого, отвергающего религию, есть смерть.

«Можно жить без религии». А можно ли умереть без нее? История нам представляет многое множество вольнодумцев, которые в молодых летах думали, что можно жить без религии, но в зрелом возрасте убедились, что нельзя без ней умереть. Французские вольнодумцы: Буланжер, Туссен, маркиз Даржанс, Монтескье, Мопертюи, Бюффон, Дюмарсе, Фонтенель и друг. померли христианскою смертию. О самом Вольтере рассказывают, что после долгих колебаний, в предсмертные минуты он потребовал священника, но его друзья не исполнили его желания. Но если без религии нельзя умирать, то справедливо и с здравым смыслом согласно, что и жить должно так, как надобно умирать.

3) «Религия – дело священников», говорят неверующие. То есть дело одних священников размышлять о Боге, о душе, о бессмертии; им одним предоставлено созерцать мир невидимый, красоту вечную, блаженство бесконечное. Для мирян, напротив, отмежеван один мир – настоящий, который ныне есть, завтра не будет, который имеет бытие скоропреходящее, не постоянное. Признайтесь, вы не слишком честолюбивы. Вы уступаете священникам великую и лучшую долю – бесконечное, а за собою оставляете ничтожество. Не значит ли это быть уж слишком равнодушным к своему благу? Не походите ли вы на Исава, который продал право первородства за чечевичную похлебку? Вы хотели выразить презрение к священнику, но ваше презрение обратилось в честь ему; он может сказать с чувством своего достоинства: «вервь моя протянута по прекрасным местам» (Пс.15:6), т.е. мой удел прекрасен.

«Религия – дело священников». А вот Аристотель утверждал другое; он говорил, что религия есть дело, касающееся всех. Этот первоклассный, гениальный философ, который оставляет далеко позади себя всех претендующих на гениальность умственных недорослей нашего века, так определил человека: «человек есть животное религиозное», т.е. такое существо, которого отличительным признаком служит религиозное знание и деятельность. Если же религия есть существенная стихия человеческой природы, неотьемлемая ее принадлежность, то не есть ли она дело, касающееся всех, как духовенства, так равно и мирян? Как птице свойственно летать, рыбе плавать, так и человеку сродно возвышаться к Богу на крыльях мысли и любви. Без этого стремления к Богу он тоже, что рыба без воды, птица под безвоздушным снарядом.

«Религия – дело священников». Но Сократ и Платон, которые жизнь свою посвятили изучению религиозной задачи, священники ли они были? Но Регул, который пошел на смерть в Карфаген, чтобы сдержать свою клятву, священник ли он был? Константин Великий, Карл Великий и другие благочестивые государи, священники ли они были? Все эти великие люди убеждены были, что они должны познавать религию и проводить ее в жизнь, единственно потому, что они были люди.

«Религия – дело священников». Но история не учит ли вас, что священник какой бы религии он ни служил, истинной или ложной, – всегда и везде признаваем был за человека общественного, который почитал своею обязанностию возводить народ к общению с Богом, и привлекать к народу благоволение Божие? Не свидетельствует ли она, что везде, где были священники, вокруг них теснились толпы народа в минуту совершения священных обрядов в храмах, или вне храмов? Во все времена и у всех народов священник является не только не чуждым, а напротив необходимым для всех; он молится за всех, приносит жертвы за всех, и все стараются принять участие в его молитвах и жертвах. Не доказывает ли это, что по всеобщему убеждению религия есть дело всех? Вы можете отвергать истину, но не можете уничтожить свидетельств истории, которые говорят в пользу ее и против вас.

«Религия – дело священников». Нет, это дело благотворно для всех. Истинная религия просвещает невежд, утешает несчастных надеждою на благость Божию и на будущее блаженство, призревает сироту, дает покойное пристанище старцу, помогает бедняку, облегчает страдание больного, исправляет преступника; она проповедует прощение раскаявающемуся, напоминает человеку о его достоинстве, его обязанностях, его назначении; словом, она противодействует заблуждениям истиною, порокам – добродетелями, бедствиям – врачевством. После этого можно ли с непростительным легкомыслием школы энциклопедистов утверждать, что религия дело священников? Напротив, не есть ли она дело каждого, дело семейства, общества, всего человеческого рода? Да, государи на троне, завоеватели с их могуществом, начальники на своих председательских местах, ученые среди книжных шкафов, фабриканты на своих заводах, художники, одушевляющие полотно и мрамор, архитекторы заставляющие говорить камень, бедняки в хижинах, ремесленники в своих мастерских, купцы в своих конторах, богачи с их переполненными кладовыми, все они должны видеть в религии великое дело, главное дело жизни.

4) «Будем говорить о чем нибудь другом, только не о религии». О чем же мы будем говорить? О дожде, о прекрасной погоде, о биржевых сделках, о лакомых кушаньях, о тонком букете какого-нибудь вина, о театре, о газе, о парах, об электричестве? Но неужели все эти предметы должны исключительно занимать бессмертную душу? Ведь тогда мы походили бы на тех празднолюбивых Афинян, которые весь день только в том и проводили, что расспрашивали и раcсказывали о текущих новостях (Деян.17:21).

«Поговорим о чем нибудь другом». Но о чем же может говорить мало-мальски мыслящий человек, не встретившись тотчас с религиозными вопросами? Ни о зерне горчичном, ни о капле воды, ни о былии травном нельзя говорить, не приходя к вопросам: кто сотворил это? откуда взялась вся эта, поражающая нас великолепием картин, природа? Не видите ли, что этот простой вопрос незаметно вводит человека в богословскую область? Не чувствуете ли, что если этот вопрос останется без разрешения, то вам надобно отказаться от надежды понять действия, которых ни причины, ни цели вы не знаете? Не ясно ли, что вы тогда не приобретете знания, которое, как выражались в старинных школах, состоит в знании причин (cognitio per causas)?

«Поговорим о чем нибудь другом». Но что же другое может быть более достойным предметом нашей беседы, как не религия? Ее вы найдете у народов образованных и диких, в богатых городах и бедных деревнях, на твердой земле и на островах, в старом и новом свете, у полюсов и экватора; а вы не хотите посвятить ей минуты вашего внимания? Она самый могущественный двигатель человеческой души; все, что есть великого в делах человеческих, произведено ею, или для нее; а вы избегаете речи о ней, предпочитая разглагольствовать о всяком вздоре, напр., об искусстве канатного плясуна и фокусника? Разумно ли это? Нет, такого равнодушие к религии не должно быть в вас. Вы должны заговорить иным языком; религия должна быть для вас важнее всего на свете; все другое должно быть для вас сколько-нибудь значущим, только смотря по более или менее близкому отношению к ней. Были на свете мудрецы, которые с посохом в руке обходили отдаленные страны, ища религиозной истины; были и есть на свете другие мудрецы, которые обрекали и обрекают себя на пожизненное одиночество в дикой пустыне, чтобы беспрепятственно жить в общении с одним Богом; а Кратес, язычник Кратес, бросил все свое имущество в море вследствие убеждения, что мудрость есть единственное благо. Возвышенные стремления этих людей, без сомнения, более достойны вашего подражания, чем жалкие привычки и наклонности тех, которые дальше земной жизни не простирают своих желаний и надежд. Пора вам перестать жить подобно животным, не задавая себе вопросов о вашем происхождении, о вашей природе, о вашем назначении, о ваших обязанностях. Пора вам сбросить с себя преступное равнодушие к этим вопросам.

5) «Все религии одинаково хороши». Есть люди, до того равнодушные к истинной вере, до того далекие от желания себя и других привести к убеждению в ее божественном достоинстве, что по их мнению «все религии одинаково хороши», что следственно ревность к распространению веры истинной неразумна и напрасна. Как оскорбительно для здравого смысла такое мнение! Кому неизвестно, что многочисленные религии, исповедуемые человеческим родом, противоречат одна другой, отвергают одна другую? Пред чем научает благоговеть одна, от того предостерегает другая; во что научает веровать одна, то почитает решительным заблуждением другая. Утверждать, что все религии одинаково хороши, не значит ли утверждать, что да и нет, сказанные об одном и том же предмете, одинаково хороши, т.е. одинаково истинны, не значит ли допускать непримиримые противоречия? Неужели одинаково хорошо, согласно с учением большинства христианских вероисповеданий, веровать в Иисуса Христа, Бога и человека, и вместе с Магометом отрицать Божескую в Нем природу? Неужели одинаково хорошо веровать в бытие Высочайшего существа, Творца, и Промыслителя мира, и вместе с натуралистами отвергать Его бытие и не признавать иной религии, кроме религии богини – разума? Трудно было бы поверить, чтобы в наш просвещенный век могли быть в ходу подобные мнения, если бы многочисленные опыты не убеждали нас, что нет ни одной нелепости, которая бы не нашла себе жарких защитников и поборников.

Говорить, что все религии одинаково хороши, значит не видеть, что одна из них требует от своих последователей, чтоб они чтили Бога чистотою и целомудрием, и вменяет их в непременную обязанность, другая признает необходимою принадлежностию богопочтения постыдные обряды; одна заповедует прощать обиды, другая освящает ненависть и мстительность; одна научает поклоняться Богу в духе и истине, другая полна грубейших суеверий и повелевает поклоняться твари вместо Творца; одна проповедует о святости брачного союза и запрещает многоженство и произвольные разводы, другая же допускает то и другое. Не значит ли оскорблять и уничижать Бога, утверждая, что Ему одинаково угодны все религии, что Его удовлетворяет богопочтение, какое бы ни было? Не значит ли это предполагать, что Бог равнодушен к добру и злу, к истине и лжи, и что, следственно, Он равнодушен к своей чести? Не значит ли это извращать самое понятие о Боге истинном? Бог, будучи по существу своему истиною, может любить только истину и отвращается всего, что ей противоречит, как лжи, как заблуждения. И так как истина одна, то должна быть одна и истинная, угодная Богу религия.

Можно ли утверждать, что все религии одинаково хороши, когда достаточно одного поверхностного знакомства с состоянием человеческого рода, чтобы видеть, что в нем господствуют разные цивилизации, т.е. разные общественные законы, учреждения, обычаи, нравы, привычки? Потому говорят: цивилизация христианская, магометанская, индийская, или цивилизация греческая, римская. Легко также убедиться, что каждая из этих цивилизаций имеет связь с богопочтением, господствующим в той среде, где она развилась. Везде быт общественный есть не что иное как приложение, или, говоря точнее, переведение религиозных верований в учреждения и нравы. Но все согласятся, что разные цивилизации неодинаково хороши. И если бы кто стал оспаривать пред вами превосходство христианской цивилизации, вместо всякого ответа предложите ему пожить с Кафрами, Готтентотами, Ирокезами, у которых нет никакой цивилизации, потому что самая религия их очень скудна содержанием. Итак, если с одной стороны цивилизации суть порождение религии, если с другой стороны цивилизации не одинаково хороши, то не следует ли заключить, что и не все религии одинаково хороши? Утверждать, что все религии имеют одинаковое достоинство, значит с этим вместе утверждать, что все цивилизации имеют одинаковое достоинство, т.е. что пред обитателем лесов американских не имеет преимущества образованный европеец, и что первый в сравнении с последним, даже несмотря на глубину своего унижения, может гордиться собою, своею жизнию, своею религиею. Ясно, что такие взгляды несовместны с здравым смыслом. Почему все религии одинаково хороши? Потому ли, что они все истинны? Но мы выши видели, что они противоречат одна другой, след. не все истинны. Потому ли, что все одинаково ложны? В таком случае ни одна из них не может быть хороша, потому что заблуждение всегда пагубно; в таком случае надобно было бы сказать, что все религии не только не одинаково хороши, но одинаково худы, что истины не существует на свете, что добродетель есть одно слово; если же так, то на земле должно царствовать безбожие. К счастию, над нами бодрствует святое Провидение. Оно сохраняет наши тела, могло ли Оно оставить без попечения наши души? Оно поддерживает порядок физический, могло ли Оно оставить без поддержки порядок нравственный и религиозный? Быть не может, чтобы не существовала на земле религия божественная, которая одна есть религия хорошая, истинная.

«Все религии одинаково хороши». Странно это слышать от людей, которые не хотят следовать никакой религии. Если все религии одинаково хороши, то почему они не оказывают почтения ко всем им? Почему называют предрассудком, чему они учат, суеверием, что они предписывают? Не лучше ли бы было с вашей стороны прямо объявить что вы деисты, что вы допускаете бытие Бога только от совести, от стыда, ради приличия? Если все религии одинаково хороши, то почему же вы преследуете христианскую религию? Почему вам хочется стереть ее с лица земли? Будьте последовательны: если религии все хороши, то не исключайте из числа хороших христианскую.

«Все религии хороши», т.е. ни одна из них не обязательна и никакой нет важности в том, к одной, или другой принадлежать, – вот что в сущности означают ваши слова! Едва ли успокоительно прибегать к подобным уверткам. Если не одному и тому же учат христианский священник, раввин, имам, бонза, то не может быть безразличным делом ходить в христианскую церковь, или в жидовскую синагогу, магометанскую мечеть, языческую пагоду; – надобно выбирать. Истина, как и сам Иисус Христос, есть камень претыкания. Должно объявить себя за нее, чтобы не споткнуться, не впасть в заблуждение.

6) Говорят: «кто в какой вере родился, тот пусть в ней остается». Это вот что значит: привела ли вам судьба родиться в земле языческой, поклоняйтесь богам этой земли, приносите жертвы Юпитеру, Марсу, Венере. В Египте воздавайте божеские почести священным крокодилам и быку Апису; в Финикии приносите в жертву Молоху ваших детей; в Мексике с оружием в руках ловите в плен людей, для принесения в жертву отвратительному идолу, которого там чтут за бога. В других местах повергайтесь ниц с благоговением пред отрубком дерева, пред куском камня, растениями, пред трупами животных. Родились ли вы в Константинополе между Турками, – взывайте почаще из глубины души: Бог есть Бог и Магомет – Его пророк. – В Риме же проклинайте этого Магомета, как самозванца. Таким образом достаточно только раскрыть содержание вашего возражения, чтобы видеть его нелепость.

«Должно следовать религии, в какой кто родился». Это будет справедливо, если кто родился в религии истинной. Но утверждать, что должно следовать религии, когда признаем сами ее ложность, не значить ли утверждать, что должно предпочитать истине заблуждение, добру зло? Вы считаете достойным публичного осмеяния человека, который произносит подобные речи, зачем же вы сами их произносите?

«Должно следовать религии, в какой кто родился». Преимущественно эти слова можно слышать от тех, которые, отвергают, унижают христианскую религию, хотя родились в ней. Странная непоследовательность! Зачем же они сами изменяют той религии, в которой родились? Зачем уклонились на сторону врагов ее и повторяют их дерзкие слова против нее?

Вы говорите, что должно следовать религии, в какой кто родился. Но разве истина изменяется с каждой страной? Что истинно в Москве, то неужели ложно в Пекине? Что носит на себе печать божественного или естественного права по сю сторону Кавказа, то неужели теряет ее по ту сторону? Что справедливо на правом берегу реки, неужели перестает быть таковым на левом берегу? Мы смотрим на истину как на нечто вечное, неизменное. Она не изменяется по климатам, а господствует над всеми климатами, оставаясь постоянно одна и та же. Она не только не должна в ущерб себе применяться к обычаям и предрассудкам каждого народа, напротив она должна изменять их сообразно с своими требованиями. Если истина выше всего, то ей надобно жертвовать всем, даже религиею своего детства, если она далека от истины.

Если непременно должно следовать религии, в какой кто родился, то Сократ напрасно употреблял усилия, чтобы заменить поклонение отечественным богам поклонением Богу истинному. Если так, то святые мученики совершали преступление против долга, когда оставляли служение Юпитеру и Венере, чтобы молиться Иисусу и Марии, служение похоти плотской меняли на служение креста; равноапостольный Владимир совершил возмутительное преступление, когда повелел сокрушить идолов Перуна и Велеса и вводил христианскую веру. Какие нелепые заключения! Вопреки всем предрассудкам совесть говорит нам, что эти великие души исполнили самую первую и священнейшую обязанность, которая требует от нас решительно принимать истину, когда она познана нами. Эти люди тем больше заслуги имеют пред очами Божиими и пред судом потомства, что им нужно было великое мужество, чтоб начать новую жизнь, совлечься ветхого человека и облечься в нового. Как хотите, – вы должны отдать им справедливость, и следственно признать свою несправедливость. Нет, – перерождение не тоже, что отступничество. Отступник – это тот, кто отрекается от истины и избирает заблуждение. Но кто отказывается от заблуждения и становится на сторону истины, тот поистине герой, который совершает подвиг, более трудный, чем завоевание государства, по тому что завоевывает самого себя.

«Должно следовать религии, в какой кто родился». Нельзя не удивляться, как это вы, называя себя свободномыслящими, решение вопроса о религии предоставляете не изучению, не исследованию, не обстоятельному дознанию, а рождению, т.е. случаю. Свободно-мыслящий человек, или просто вольнодумец, не потому ли так называется, что ничему не верит на слово, не признает авторитета преданий, но судом самостоятельного мышления поверяет все, что внушено ему с детства, что не хочет зависеть в своих убеждениях от окружающей его среды, хочет быть самим собою и не прежде убеждается в чем-нибудь, как дошедши до этого собственным своим умом? Итак, не отрекайтесь от своего ума, изучайте все религии, но избирайте и предпочитайте ту, которая имеет на своей стороне все доказательства своей истинности, своего божественного происхождения и только поэтому отдавайте ей преимущество перед всеми, а не потому, родная ли она вам, или чуждая. Дух наш знает одно родство – с истиною и добром.

Учение о милосердии и примеры милосердия в церкви ветхозаветной – Поучение в 20-ю годовщину Братства Святителя Николая Чудотворца9

В праздник учреждения, посвященного делам милосердия, да будет слово о милосердии. Милосердие, т.е. участие к нуждам, бедствиям и страданиям ближнего, выражаемое словом, делом, молитвой, есть один из путей ведущих к блаженству: «блажени милостивии, яко тии помиловани будут» на суде Христовом. Но одна ли только надежда на воздаяние должна располагать христианина к милосердию? Нет, есть другие побуждения к сему, более возвышенные. Главное из них есть воля Божия, ясно выраженная в заповеди Христа Спасителя: «будите милосерди, якоже Отец небесный милосерд есть» (Лк.6:36). Это заповедал Христос всем последователем своим. Есть люди по природе мягкосердечные, в которых легко возбуждается чувствительность при виде вопиющей нужды и бедствий ближнего; но не у всех такая счастливая природа; иной и добрый человек, но его сердце или не трогается, или с трудом трогается страданиями ближнего. Посему если бы дела милосердия предоставлено было нам творить по одному природному сердечному влечению, то пожалуй не всякий почитал бы себя обязанным творить их. Но заповедь Христова простирается на всех, – Он ни для кого не делает исключения, для всех она обязательна и никто не может уклониться от ее исполнения под предлогом недостатка природной чувствительности к нуждам ближнего. Пусть есть в тебе этот недостаток, старайся победить его, и будь милосерд единственно из послушания воле Божией, из опасения быть преслушником ясной заповеди. – Для всех обязательная, заповедь о милосердии должна быть исполняема в отношении ко всем, достойным и недостойным, добрым и злым, приятелям и врагам. Отец небесный милосерд ко всем без различия; и вы поступайте так же, чтобы быть сынами Отца небесного. Милосердие Отца небесного таке велико, что для спасения нашего Он не пожалел Сына своего Единородного, но предал Его за нас на страдания и смерть. Можно ли после этого нам, столь ущедренным от Отца небесного, не быть милосердыми к ближним, не подражать милосердию Его? А пример милосердия Сына Божия, искупившего нас от вечной погибели честною своею кровию, в продолжение всей земной жизни своей сотворившего бесчисленные дела милосердия к людям в их нуждах телесных и духовных, непрерывно изливающего на всех свою благодать и милость в своей святой Церкви, которая есть тело Его, в которой болезнь каждого члена ее отзывается в Нем, как в главе ее, – какой это трогательный для нас пример милосердия ко всем людям, особенно же к братиям нашим по благодати возрождения, к сочленам нашим в теле Церкви? – Таковы возвышенные побуждения к милосердию, открытые в Новом Завете. Они более известны, чем учение о милосердии и примеры милосердия в Церкви ветхозаветной, которые, однако же, полезно знать, чтобы иметь новые сильные побуждения к милосердию.

В законах Моисеевых есть немало заповедей о милосердии и об учреждениях, к нему относящихся. Современных нам Евреев упрекают в беззаконном ростовщичестве, – нужды бедных людей, занимающих у них деньги, они обращают в средство для неправедной наживы, назначая непомерные проценты и требуя дорогих закладов за незначительную ссуду. Закон Моисеев, на котором они почивают, не только не благоприятствует, но противодействует этой жадности к корысти. «Если брат твой обеднеет и прийдет в упадок, то поддержи его, пришлец ли он или поселенец. Не бери от него роста или прибыли и бойся Бога твоего. Сребра твоего не отдавай ему в рост и хлеба твоего не отдавай ему для получения прибыли» (Лев.25:35–37). Закон позволяет Еврею-заимодавцу брать под залог некоторые вещи, но в сем случае требует, чтобы заимодавец для получения залога не входил в дом должника с намерением взять, что ему понравится, а постоял бы на улице и дождался, когда сам должник вынесет ему залог (Втор.24:10–11). Закон требует, чтобы заимодавец иных вещей совсем не брал у бедных в залог, а другие благовременно возвращал, как необходимо для них нужные, каковы например одежды. «Никто не должен брать в залог верхнего и нижнего (ручного) жернова, ибо таковый берет в залог душу» (Втор.24:6), т.е. лишает бедного возможности молоть для себя хлебные зерна для приготовления себе и своему семейству необходимой пищи. Одежду взятую в заклад Законодатель Господь требует возвращать до захождения солнца, как вещь необходимую бедному для защищения себя во время сна от ночного холода; «ибо она есть единственный покров у него; она единственное одеяние тела его: в чем он будет спать? Итак, когда он возопиет ко Мне, Я услышу, ибо Я милосерд» (Исх.22:26–27; Втор.24:13). В каждый седьмой, субботний год, Закон повелевает прощать долги, хотя бы заем был сделан недавно. Евреям запрещено было отказывать в одолжении бедным по опасению, что долги пропадут в год субботний. Пусть лучше пропадут, иначе, «если бедный, получив отказ в одолжении, возопиет ко Мне, – говорит Господь, – то будет на тебе великий грех» (Втор.15:7–11). Бедным предоставлено было право безмездно пользоваться самородными произведениями полей и садов в год субботний, когда поля и сады оставались без обработки, а в прочие годы на полях во время жатвы и в садах при снятии плодов оставляема была доля в пользу бедных. «Когда будете жать жатву на земле вашей, не дожинай до края поля твоего и оставшагося от жатвы твоей не подбирай, бедному и пришельцу оставь сие» (Лев.23:22). «И виноградника твоего не обирай дочиста, и попадавших ягод в винограднике твоем не подбирай, оставь это бедному и пришельцу» (Лев.19:10). Как известно, правом подбирать оставшиеся колосья воспользовалась моавитянка Руфь на полях богатого израильтянина Вооза. Псалмопевец воспевает милосердие так: «Блажен разумеваяй на нища и убога. В день лют избавит его Господь» (Пс.42:2). Пророк Исаия, упрекая Иудеев в том, что они при строгом соблюдении постов пренебрегают дела милосердия, говорит от лица Господа: «Вот пост, который Я избрал: разреши оковы неправды, развяжи узы ярма и угнетенных отпусти на свободу. Раздели с голодным хлеб твой, и скитающихся бедных введи в дом; когда увидишь нагого, одень его, и от единокровного твоего не укрывайся. Тогда откроется как заря свет твой», т.е. выйдешь из тьмы бед и напастей и свет благополучия осияет тебя (Ис.58:6–8). Сын Сирахов заповедует оказывать милость не только живущим, но и умершим. «И умершего, – говорит он, – не лишай милости» (Сир.7:36), т.е. заботься о приличном погребении умерших, прими оставшихся после них детей, на помин душ их раздай милостыню.

Какие трогательные заповеди! Но не менее трогательные примеры милосердия встречаются во времена ветхозаветные. Праведный Иов, вспоминая время своего благосостояния, свидетельствует о себе: «Я спасал страдальца вопиющего (о помощи) и сироту беспомощного. Сердцу вдовы (защищенной мной) доставлял я радость. Я был глазом слепому (т.е. наставником неведущему) и ногами хромому (т.е. опорой готовому пасть и погибнуть под бременем бед); отцем был я для нищих, из зубов беззаконного исторгал похищенное (Иов.29:12–17). Если я видел кого погибавшим без одежды и бедного без покрова, не был ли он согрет шерстью овец моих? (Иов.31:19–20). Странник не ночевал на улице; двери мои я отворял прохожему» (Иов.31:32).

Известно, как жестоко и бесчеловечно древние обращались с военнопленными, как одних беспощадно мучили и избивали, других обращали в тяжкое рабство. С появлением христианства отношения к пленным стали постепенно изменяться к лучшему; победители стали обращаться с ними человеколюбивее. В последнюю нашу войну с турками, пленные турки десятками тысяч отводимы были в Россию; но в плену никто их не обижал, их одевали, обували, кормили, оказывали им всевозможные услуги, и затем, по заключении мира, они возвратились на родину довольные русским гостеприимством и до сих пор с благодарностию вспоминают время своего плена. Но да будет известно, что пример подобного человеколюбивого обращения с пленными встречается и в ветхозаветное время. В царствование Ахаза, Иудеи в наказание за нечестие и идолопоклонство, в которое вовлечены были этим нечестивым царем, потерпели поражение от израильского царя Факея. Он в один день избил сто двадцать тысяч Иудеев. Кроме того Израильтяне захватили двести тысяч жен, сыновей и дочерей с намерением обратить их в рабство и повели их в Самарию, столицу Израильского царства. Но их встретил пророк Одид: он укорил победителей за бесчеловечие к своим братиям, сынам Иудиным, и грозил им гневом Божиим, если они не дадут свободы пленным. Израильтяне послушались пророка, пленным объявлена была свобода; тех из них, у которых не было одежды и обуви, одели и обули, потом всех накормили, напоили, помазали елеем, немощных посадили на ослов, и всех отправили в Иерусалим, к их братиям (2Пар.28:6–15).

Были примеры в В. Завете милосердия не только к живущим, но и к умершим. Жители Иависа, одного из городов заиорданских, облагодетельствованные Саулом, спасшим их в начале своего царствования от Аммонитян, воздали ему самому милостию после его несчастной смерти на войне с Филистимлянами. Последние повесили труп его и трупы сыновей его на стенах городских. Узнав об этом, жители Иависа перешли через Иордан, с опасностию жизни пробрались к месту, где повешены были трупы, и, воспользовавшись мраком ночи, сняли их, затем сожгли и останки с честию похоронили близ своего города под дубом, после чего семь дней в память Саула постились. Давид, узнав о сем деле великодушие и милосердия к усопшим, отправил к жителям Иависа послов сказать им: «Благословенны вы у Господа за то, что оказали эту милость помазаннику Господню и погребли его с детьми его. Да воздаст вам Господь милостию и истиною» (1Цар.31:8–13; 2Цар.2:5–6). – Во время Ассирийского плена жил в Ниневии благочестивый израильтянин Товит. Он много делал добра своим соотечественникам, жившим с ним в Ассирийских владениях, кормил голодных, одевал нагих и благотворил умершим. В то время многие Израильтяне погибали от ярости ассирийского царя Сеннахирима; трупы их выбрасывались за городские ворота. Товит по ночам с опасностию жизни собирал их и честно погребал, за что ему самому грозила смерть, от которой он спасся бегством. По миновании опасности он возвратился в Ниневию и продолжал с прежним самоотвержением и милосердием погребать умерших. Господь, как известно, благословил Товита за его милосердие своею богатою милостию.

Чему научают нас указанные примеры милосердия? Если столь трогательные примеры встречались во времена ветхозаветные, когда нравственные понятия людей не были столь совершенны как в новозаветное время, когда сам Господь не возлагал на людей подобных новозаветным возвышенных нравственных требований и к исполнению заповедей поощрял обетованием чувственных наград и угрозами земного свойства: то не гораздо ли больше должно быть милосердия у христиан, в виду помянутых нами в начале слова гораздо сильнейших побуждений к милосердию, в виду наипаче беспримерного и своею трогательностию превосходящего всякое человеческое милосердие, милосердия к нам Отца небесного в лице Единородного Сына Его, Господа И. Христа? В числе нуждающихся в милосердии есть не мало членов духовенства, для помощи которых в содержании их детей учреждено Братство святителя Николая, празднующее сегодня двадцатую годовщину своего существования под сению этого храма. В последнее время много благодеяний сотворил бедному духовенству наш добрейший Архипастырь, учреждением для детей духовенства бесплатных общежитий при двух семинариях; но нужды духовенства в содержании детей в низших училищах и вне семинарских общежитий, продолжают вопиять о помощи с прежнею, даже большею силой. Эти нужды всегда были велики при необеспеченности духовенства в средствах содержания, но в настоящее время с возрастающим вздорожанием предметов насущной потребности возрастают и нужды духовенства, особенно сельского. Придти к нему на помощь в таком неотложном деле, как воспитание детей, есть священный долг всякого православного христианина, понимающего важность того великого служения Церкви, которое несет духовенство и к которому приготовляются его дети. Сей долг свято исполнялся доселе членами благотворительного при сем храме Братства. Да не ослабевают они в своем усердии к святому делу, и дай Бог, чтобы оно встречало поддержку также со стороны не принадлежащих к Братству, но могущих быть ему полезными временными пожертвованиями.

К чему должно располагать нас размышление о любви к нам Отца Небесного? – Слово в 21-ю годовщину Братства святителя Николая

«Видите, какову любовь дал есть Отец нам, да чада Божия наречемся и будем» (1Ин.3:1).

Быть и называться чадом Божиим, в Боге иметь своего Отца – какое величайшее благо! И это благо даровано нам любовию Отца небесного еще с самого сотворения человека. Ибо человек сотворен по образу и подобию Божию, следственно по самой природе своей имеет сродство с Богом, дающее ему право нарицать Творца своим Отцем. Знали эту истину отчасти и язычники, и потому говорили о Боге: «мы Его и род» (Деян.17:28), хотя они утратили истинную веру в Того, от Кого производили свой род, и были заблудшими чадами Отца небесного. Бог есть Отец наш и все люди – Его чада – еще потому, что Он с отеческою заботливостию и любовию промышляет о людях, как добрых, так и злых. Христос Спаситель, внушая своим последователям быть достойными сынами Отца их небесного, говорит: «Он повелевает солнцу своему восходить над злыми и добрыми, и посылает дождь на праведных и неправедных» (Мф.5:45). Но особенно Его отеческая любовь и милость простирается на благочестивых: «якоже щедрит отец сыны, ущедри Господь боящихся Его» (Пс.102:13). В ветхом завете состоял под особенным покровительством Божиим целый народ, а потому как сам Бог называл этот народ своим сыном, так и народ называл Его своим Отцем. Так Моисей получил от Бога повеление сказать Фараону от лица Божия: «сын Мой первенец Израиль» (Исх.4:22). Пророк Исаия от лица своих соотечественников молился Богу: «Ты, Господи, Отец наш, избави ны, исперва имя Твое на нас есть» (Ис.63:16). Но главным образом Бог есть Отец наш и мы – Его чада по благодати искупления. Бог никогда не оставлял человека своею милостию, но в преимущественном свете открылась Его отеческая любовь к нам в спасении нас от вечной погибели Единородным Сыном Божиим, Господом нашим Иисусом Христом. Нас ради человек и нашего ради спасения Он благоволил принять на Себя все вины наши пред правосудием Божиим и для сего сошел с небес, облекся в наше человеческое естество, и в нем пострадал и умер за нас на кресте. Своим воплощением, страданиями и смертию Он примирил грешного человека с Богом, и тем, которые были по естеству чадами гнева, даровал право называться чадами Божиими по благодати и с сыновним дерзновением взывать к Нему: Авва, Отче! – Как же усвояется это право? Верою в искупительные заслуги Христа и таинственным возрождением. Только верую щим во имя Его дал Он власть быть чадами Божиими, которые не от крови, ни от хотения плоти, ни от хотения мужа, но от Бога родились (Ин.1:12–13). – Под рождением от Бога здесь разумеется таинство крещения, чрез которое человек получает новую духовную жизнь и право быть членом царствия Божия: «аще кто не родится водою и Духом, не может внити в царствие Божие» (Ин.3:5), т.е. в Церковь Христову, которая есть благодатное царствие Божие на земле. Член Церкви, как сын Божий по благодати, есть вместе «наследник Божий» (Гал.4:7), – ему принадлежит наследие духовных благ – «правды, мира и радости о Дусе Святе» (Рим.14:17), даруемых в благодатном царстве верующим. Но еще более богатое наследие уготовано ему в царстве славы, – в царстве небесном.

Как трогательна любовь к нам Господа, поставившего Себя в столь близкое отношение к нам, что мы нарицаем Его своим Отцем, а Он нарицает нас Своими чадами! Он – Отец наш, потому что сотворил нас по образу своему, потому что отечески печется о нас, потому что по любви к нам послал единородного своего Сына для нашего спасения. К чему располагает нас размышление о столь великой любви к нам Божией?

1) Если Господь даровал нам власть быть чадами Его, мы должны дорожить этою честию паче всего на свете. Она дороже всех благ земных. Земные блага, как бы ни были велики и многочисленны, малоценны в сравнении с нею, и потому обладающего ими она удерживает от надмения, а лишенного их или скудно наделенного ими – от зависти и недовольства своим состоянием. Пусть другие преимуществуют предо мною высоким общественным положением, обилием средств для жизни веселой и роскошной, я не позавидую им они не имеют предо мною преимущества в другом, несравненно важнейшем отношении: честь быть чадом Отца небесного есть такое благо, которое выше всех земных благ. Оно останется при мне, хотя бы я лишен был всего, что нужно для земного благосостояния. Как сын Отца небесного, я в святой Церкви Его равен со всеми членами ее, богатыми и бедными, знатными и незнатными, равен в том отношении, что для меня, как и для всякого, доступны в Церкви все духовные блага, сообщаемые верующим. Присутствие в храме Божием всех уравнивает. Никто не запретит в храме Божием бедному стоять возле богатого, худородному и уничиженному возле знатного, неграмотному возле высокоученого и образованного. Тут нет чинов и рангов, тут все дети Отца небесного, одинаково Ему любезные и дорогие. В житейском быту нищего не допустят сидеть за столом богатого и знатного, рядом с ними. В храме Божием нет подобного различия. Трапеза Тела и Крови Христовой для всех одинаково доступна, всякий подходи к ней невозбранно, и бедный наряду с богатым, даже прежде его, может вкушать таинственное брашно из общей чаши, ибо все, несмотря на разность в житейском отношении, суть дети одного Отца. Умрет бедный и незнатный, почести ему воздаются Церковию одинаковые с богатым. Гроб его принесут в церковь, как и гроб богатого, и отпоют его также, как и богатого. Чин погребения для всех одинаков, – для богатых и бедных, вельмож, царей и нищих. Поминовение совершается для всех одинаковое. Церковь, как чадолюбивая мать, никого из скончавшихся в надежде воскресения и жизни вечной не забывает в своих молитвах, хотя не всех знает по именам. – Вот что значит быть чадами Отца небесного! Вот как велика эта честь, и как потому паче всего на свете должно дорожить ею!

2) Как чада Отца небесного, мы должны любить Его детскою любовию, и притом несравненно большею, чем дети любят родного отца, ибо Бог есть такой Отец, «от Которого именуется всякое отечество на небесах и на земли» (Еф.3:15), который есть первообраз и первообразец (идеал) всякого земного отца. Чем же мы должны выражать нашу сыновнюю любовь к Отцу небесному, как не живейшею благодарностию к Нему за безмерную любовь и милосердие к нам грешным и недостойным? Благодарность же наша должна быть свидетельствуема не одними словами, а паче всего ревностию к исполнению Его святых заповедей, послушанием Его святой воле. Иначе мы вполне достойны будем того обличения, которое не когда Господь изрек на Израильский народ: «Сыны родих и возвысих, тии же отвергошася Мене. Позна вол стяжавшего и, и осел ясли господина своего, Израиль же Мене не позна, людие мои не разумеша. Увы, язык грешный, людие исполнени грехов! остависте Господа, и разгневасте Святого Израилева»(Ис.1:2–4). Земной отец может лишить наследства сына неблагодарного и непослушного. Равно и наследие царства небесного, уготованное Отцем небесным чадам Его, любящим Его и покорным Его воле, будет отнято от чад Его непокорных и строптивых. В виду этой опасности ревность к исполнению заповедей Божиих должна быть одушевляема не только любовию к Отцу небесному, но вместе страхом прогневать Его грехами и нераскаянностию. Мы не должны забывать, что наш Отец небесный есть вместе Господь неба и земли, что пред ним со страхом и трепетом предстоят на небесах безгрешные и чистые ангелы: с каким же страхопочитанием к Нему должны относиться мы недостойные и грешные!

3) Далее, размышление о том, что мы чада Отца небесного, должно располагать нас к упованию на Его помощь в наших нуждах духовных и телесных. Сим упованием должны быть проникнуты мольбы наши к Нему. У какого отца достанет духа отказать сыну, если нет препятствия к исполнению его просьбы? "Но если вы, – сказал Господь Иисус, – умеете даяния благие давать чадам вашим, тем более Отец ваш небесный даст блага просящим у Него» (Мф.7:11), – если только то, чего у Него просим, есть действительно благо, а не кажется только благом близорукому нашему взору. – Грехи не должны колебать наше упование на Отца небесного. Раскаявающегося грешника Он готов помиловать и принять в свою любовь, как это ясно видно из трогательной евангельской притчи о блудном сыне.

4) Наконец, если мы чада Отца небесного, то должны взирать на ближних наших, как на братьев, любить их братскою любовию, по-братски помогать им в духовных и телесных нуждах. Приятно ли земному отцу, если дети его живут не мирно, не по-братски, враждуют друг против друга, и не только равнодушно смотрят на беды и напасти своих братьев, но еще злорадствуют? – Равно и Отца небесного ничто столько не огорчает, как недостаток в нас братской любви к ближним и готовности быть полезными для них. Самое благочестие не угодно Ему без братской любви и милосердия. С братскою любовию мы должны относиться ко всем людям, как детям Отца небесного по общему от Него происхождению и по общему о всех отеческому Его промышлению, «наипаче же к присным нам по вере в общего всех Искупителя» (Гал.6:10). Способов делать добро ближним весьма много. В ряду их, как один из наиболее благонадежных, занимает место общественная благотворительность. Орудиями общественной благотворительности служат разные человеколюбивые учреждения, например бесплатные школы и разные приюты для больных, для неимущих, для слепых, для глухонемых и т.п. К числу человеколюбивых учреждений принадлежит Братство святителя Николая, учрежденное с целию помогать бедному духовенству в содержании его детей во время обучения их в духовных школах. Это Братство существует уже двадцать один год под сению сего храма10, и, благодарение Господу, принесло много добра святой Церкви, облегчая своими вспомоществованиями дело образования и воспитания детей бедного духовенства, готовящихся быть служителями Церкви. Но благодаря за сие Господа, мы должны с величайшею благодарностию помянуть недавно почившего настоятеля этого храма, протоиерея Стефана, главного деятеля и председателя нашего Братства. Он неутомимо подвизался на пользу Братства, и с горячею христианскою любовию относился к нуждающимся в братской помощи. Он не только принимал живое участие в тех, которые обращались к нему с просьбою о помощи, но еще отыскивал нуждающихся, разведывал о них или сам, или чрез своих сотрудников. С этою целию пред принимаемы были, чуть ли не ежегодно, им самим или его помощниками, дальние поездки за пределы Москвы. Поступая так, он подражал человеколюбивому Господу, Который говорит о Себе: «обретохся не ищущих Мене, явлен бых не вопрошающим о Мне»(Ис.65:1). Он внимательно следил за успехами в учении и поведением призреваемых Братством учеников семинарий и училищ, собранными сведениями о сем всегда в годовые праздничные собрания Братства делился с членами его, и как бывало радовался, если приходилось ему сообщать им приятные сведения! Служение его Братству было в высшей степени бескорыстно: каждую братскую копейку он так берег, что на некоторые расходы по делам Братства он употреблял собственные средства. К благотворителям Братства он относился с глубочайшею благодарностию, каковы бы ни были их пожертвования – щедрые или скудные. За всех их, наипаче же за каждого из почивших членов Братства, он постоянно молился за каждою литургиею. Имена почивших, по его счастливому выражению, преданы вечной памяти Братства, т.е. вносились им в синодик этой церкви для вечного поминовения и как при жизни его возносимы были пред бескровною жертвою, так и после его будут всегда возноситься в сем братском храме. Но вот его не стало. Теперь сам он нуждается в нашем поминовении. О, да будет его память священна для нас! Будем молиться за него, нашего брата и молитвенника, не только в храме, но и в домашних молитвах поминать его имя на ряду с именами близких нам родных. Вечная ему память у Господа Бога, Которому он столь ревностно и многоплодно служил во все дни живота своего! Вечная ему память и от всех нас, а особенно да сохраняется она в сердцах людей, облагодетельствованных им от лица Братства. Аминь.

Дополнение к сказанному о протоиерее Ст. Ив. Зернове

В дополнение к сказанному нами о новопреставленном протоиерее Стефане прибавим несколько слов. – Протоиерей Стефан Иванович Зернов скончался 17-го октября 1836 г. на 69-м году блаженною кончиною. В сей день было освящение храма во втором епархиальном Мариинском женском училище. Освящение совершал и служил литургию Высокопреосвященнейший митрополит Иоанникий. В священнодействии освящения и служении литургии участвовал Стефан Иванович, как член Совета училища. Причастившись святых тайн, он подошел к жертвеннику для вкушения антидора и теплоты, и не успев вкусить, мгновенно упал на пол и испустил дух. Служитель алтаря скончался в алтаре, чрез минуту по принятии тела и крови Христовой: весьма знаменательно и поучительно! – Смерть последовала от приступа грудной жабы, которою давно страдал Стефан Иванович. Предчувствуя близость смерти, он за несколько дней пред нею трогательно прощался с некоторыми знакомыми, прося их поминать его. Читателям Душеполезного Чтения он известен, как цензор его. Отношение его к изданию и издателю, в продолжении 20 лет, было самое вожделенное. Он никогда не задерживал посылаемых к нему на рассмотрение сочинений. Вечером принесут, бывало, ему из типографии корректурный лист, а утром он сдаст. Нельзя было не удивляться вообще его аккуратности и точности во всех делах. Он был обременен множеством занятий по делам многолюдного прихода, законоучительства в двух учебных заведениях, по делам Консистории и духовного Попечительства, в которых состоял членом, Братства святителя Николая, по делам службы гласного в Городской Думе и проч. Для всех этих дел требовалось немало времени; но он успевал все делать благовременно, никогда не запаздывал с делами и для сего часто просиживал ночи. Точно так же он относился и к такому срочному делу, как повременное издание. Если случалось книжке запаздывать выходом, причиною тому был отнюдь не цензор, а издатель или книгопечатня. Так он был точен и исправен. Но может быть это была мнимая исправность, может быть на самом деле он относился легко к цензурному делу, ограничивался беглым просмотром сочинений и подписью своего имени? – О, нет. Он внимательно перечитывал каждую строку и следы своей внимательности оставлял в отметках на полях, иногда в тексте сочинения. Он строго следил, нет ли в рассматриваемом сочинении чего-нибудь могущего подать читателю повод обвинить или заподозрить сочинителя в неправомыслии. Чувство истины, особенно духовно-церковной истины, было в нем так тонко, что от него не ускользало малейшее, для других совсем неприметное уклонение от нее. К счастию, подобные недосмотры он очень редко встречал в Душеполезном Чтении и благодарил издателя за недопущение их. Иногда, не находя препятствия к одобрению сочинения в цензурном отношении, он в духе доброжелательства предлагал издателю советы об улучшении сочинения в другом каком-нибудь отношении. В большей части случаев нельзя было не принять этих советов ради их дельности и основательности. Нельзя без благодарности вспомнить, что он никогда цензурною властию не навязывал своих советов, предоставляя издателю принять или не принять их. – Не можем при сем не упомянуть о его отношениях к издателю Душеполезного Чтения, как члену Братства святителя Николая. По его поручению я несколько годов сряду говорил поучения в годовые праздники Братства. Он всегда благодарил меня за эту неважную услугу, как бы за одолжение ему и Братству. Но мне всегда казалось, что не я одолжаю, а он мне делает одолжение, давая мне случай быть чем-нибудь полезным Братству. Значение одолжения имело для меня притом то доброе мнение обо мне, в силу которого он возлагал на меня сказанное поручение. Это мнение было для меня весьма дорого, как нечто ободрительное для меня в моем посильном служении слову истины. Даруй ему, Господи, царство небесное!

Наши самаряне – Поучение 21 декабря 1885 г. в тринадцатую годовщину Братства св. Петра митрополита

«Вы кланяетеся, егоже не весте: мы кланяемся, егоже вемы, яко спасение от иудеи есть. Дух есть Бог, и иже кланяется Ему, духом и истиною достоит кланятися» (Ин.4:22, 24).

Эти слова Господа Иисуса входят в состав беседы Его с Самаринскою женой при кладенце Иаковлевом. Они сказаны в разрешение религиозных споров между Иудеями и Самарянами. Самарянка, убедившись, что Иисус просивший у ней воды для утоления жажды, есть пророк, пожелала узнать от Него, чье богослужение правильнее, Иерусалимское ли в храме Соломоновом, или Самарянское на горе Гаризин, на которой был построен Самарянами храм с позволения Александра Македонского, разрушенный впоследствии иудейским первосвященником Гирканом, и которая, однако, и после этого оставалась священным для Самарян местом. Прежде чем разъясним смысл ответных слов Иисуса Христа для удовлетворения любознательности Самарянки, заметим, что на Самарян, отделившихся от Иудеев в богослужении, не мало походят наши русские раскольники, ибо отделение последних от Церкви также незаконно, как и Самарян от Иудеев.

По закону Моисееву, для ветхозаветных верующих должно быть избрано одно место общественного богослужения, на всяком другом месте не могли быть приносимы жертвы и совершаться праздники. Это ограничение общественного богослужения одним местом, вне которого оно было бы незаконно, необходимо было для поддержания единства богопочтения, для предохранения ветхозаветных верующих от разных суеверий, для сохранения чистоты веры. Новозаветным верующим дана свобода в избрании мест богослужения, но с тем условием, чтобы они принадлежали к единой вселенской Церкви, так, чтобы где ни молились, везде сознавали себя членами единой христианской семьи. Наши же раскольники потому так называются, что откололись от этого единства, и вследствие этого разделились и продолжают разделяться на множество сект, одна другой противоположных, впали и продолжают впадать во множество заблуждений, одно другого грубейших. – Самаряне в своем незаконном храме приносили те же жертвы, совершали те же праздники, какие предписаны Моисеевым законом; но совершителями богослужения явились у них незаконные священники. Их иерархия вела начало от беглого иудейского священника, и вследствие того, как она сама была незаконна, так и все богослужебные действия, совершаемые ею, были незаконны и богопротивны. То же должно сказать и о священнодействиях, совершаемых в среде русского раскола. Они похожи по внешности на священнодействия православной Церкви, но незаконны и благодатной силы не имеют, ибо совершаются незаконными лицами, – или беглыми от грекороссийской Церкви священниками, или поставленными от самозванных епископов австрийской иерархии, ведущей начало от беглого греческого митрополита. – Самаряне, при незаконности своего отделения от иудейской церкви, могли хвалиться обладанием старинных священных мест и памятников: гора Гаризин была местом торжественного благословения чтителей и исполнителей закона (Втор.11:29); на сей же горе, по мнению Самарян, Моисей заповедал сделать жертвенник (Втор.27:4)11; здесь же или около этого места воздвигли жертвенники патриархи Авраам и Иаков (Быт.12:6–7, 13:4, 33:19–20); тут же был колодезь, выкопанный патриархом Иаковом. Все это почтенные воспоминания, относящиеся к глубокой священной старине; а главное: Самаряне знали один закон Моисеев, признавали священную важность за одним Пятикнижием, прочих же ветхозаветных писаний не принимали, почитали их за новшество. Подобным пристрастием к старине, истинной или мнимой, отличаются и наши раскольники. Старые книги, старые иконы, старые обряды – вот обычные предметы, которыми они хвалятся и ради которых уничижают все, – что кажется им новшеством в православной Церкви, отступлением от священной древности. – Вследствие религиозной розни, между Иудеями и Самарянами господствовала непримиримая вражда: они не имели общения в пище и питье, избегали встреч. Галилейский Иудей, идя в Иерусалим, избирал для себя не прямой путь чрез Самарийскую область, а окольный; равно и Самаряне неохотно пропускали чрез свои владения Иудеев; самого Иисуса Христа жители одной самарянской веси не приняли, узнавши, что Он идет в Иерусалим.

Имя: Самарянин, было у Иудеев бранным словом. Если не одинаковым, то подобным образом раскольники относятся к православным. Есть между раскольниками такие, которые почитают для себя осквернением разделять хлеб-соль с православными, называют их слугами антихриста; все же вообще раскольники, за немногими исключениями, всячески хулят православную Церковь, ее священноначалие, таинства и обряды. За все сие они справедливо преданы Церковию анафеме и лишены права открыто совершать свое богослужение. Ничем не может быть оправдана вражда раскольников против Церкви. Но с другой стороны не слишком ли сурово относится к ним Церковь и государство? Согласны ли с духом веротерпимости и уважением к свободе совести, законы церковные и гражданские, направленные к ограничению свободы раскола? Без сомнения, согласны. Ими не возбраняется свобода религиозных мнений, – пусть каждый верует по своему, – они преследуют только свободу распространения заблуждений и публичное оказательство раскола, и это с целию образумить раскольников предохранить других от их заблуждений. К сожалению, многие не сочувствуют этой благой цели на том основании, что по их мнению, разногласие в делах веры и богопочтения – дело неважное, спасение души достигается не верою и богопочтением, а жизнию. Будь честен, добр, справедлив, человеколюбив, – этого и достаточно для угождения Богу и спасения души. Лучше, говорят, быть честным раскольником, чем бесчестным православным. Такому воззрению на религиозное разномыслие по видимому, благоприятствует Евангелие. Самаряне были раскольники, а Иудеи – православные. Но вот в притче о милосердом Самарянине Господь Иисус поставил в пример для подражания православному Иудею раскольника Самарянина. Православные Иудеи, священник и левит, увидев на дороге из Иерусалима в Иерихон путника, израненного и ограбленного разбойниками, прошли мимо, не подав ему помощи. Не так поступил раскольник-Самарянин: он, проходя тою же дорогой, сжалился над несчастным, и несмотря на то, что сам мог подвергнуться нападению разбойников, остановился, подошел к еле живому страдальцу, перевязал ему раны, возливая на них елей и вино, посадил его на своего осла, привез в гостиницу и здесь позаботился о его успокоении. Какой трогательный пример милосердия! И это милосердие, возвеличенное Христом в лице раскольника-Самарянина в противоположность возмутительному равнодушию к бедствию ближнего со стороны православных Иудеев, – не ведет ли к мысли, что в деле богоугождения и спасения души главное значение имеет милосердие и другие добрые дела? Что же касается до веры и богопочтения, то это дело безразличное: пусть каждый исповедует какую угодно веру, держится какого угодно богопочтения. Дело не в вере и богопочтении, а в добродетели, особенно в любви к ближнему. По-видимому Христос так учил и в других случаях. Так Он сказал: «о сем разумеют, яко мои ученицы есте, аще любовь имате между собою» (Ин.13:35). На страшном суде наследниками царствия небесного наречены будут милосердые к ближним. – Все это непререкаемо; но несомненно и то, что Христос учил не одной любви и другим добродетелям; Он требовал от своих последователей также веры, как необходимого условия спасения (Мк.16:16), особенно веры в Него, как в единородного Сына Божия и Искупителя грешников, – веры в благодать Св. Духа. Он учил и богопочтению, ибо заповедал не только молиться, но и не ослабевать в молитве (Лк.18:2–7); Он преподал образец молитвы, сам проводил ночи в молитве, похвалил молитву кающегося мытаря. Он установил таинства, как действия богопочтения, необходимые для привлечения благодати Божией, для вступления в теснейшее общение с Богом. Если бы нужна была для спасения одна любовь к ближним и прочие добродетели, а не вместе истинная вера и благочестие или богопочтение, Он не стал бы учить вере и богопочтению. Стало-быть одной любви и прочих добродетелей недостаточно, чтобы быть истинным учеником Христовым и иметь надежду спасения, тем паче, что сильнейшее побуждение к милосердию заключается в вере. На страшном суде Христовом признаны будут достойными вечного блаженства милосердые потому, что в лице бедных и страждущих благотворили самому Христу, т.е. во имя Его, ради веры в Него, из благодарности к Нему за Его милосердие к людям, и с убеждением, что лица, которым они служили своею помощию, суть их братья по благодати искупления. Итак, любовь и милосердие с прочими добрыми делами спасают нас в соединении с верой и делами богопочтения. – Но нужно ли единомыслие в вере, и согласие в богопочтении? Без всякого сомнения. Христос молился Отцу Своему об учениках своих: «да вси едини будут, якоже Ты, Отче, во Мне, и Аз в Тебе, да и тии в Нас едини будут. Аз в них, и Ты во Мне, да будут совершени во едино» (Ин.17:21, 23). Это вожделенное единение верующих возможно только при единомыслии, при согласии в вере и в богопочтении. Ничто столько не разъединяет людей, как разномыслие в этом отношении, доходящее до противоположности, чему печальным доказательством служат бесконечные распри и раздоры из-за веры. Церковь Христова потому и называется единою, что члены ее соединены не только любовию, но единством веры и богопочтения. Не спасает вера без любви, но и любовь одна без единения в вере и благочестии ненадежна ко спасению. Что касается до примера Самарянина Евангельской притчи, то и этот пример не доказывает противного. Притча о Самарянине сказана в похвалу милосердию, но отнюдь не в оправдание раскола. Если хотим знать, какое значение имеет раскол пред судом И. Христа, мы должны иметь в виду не притчу Христову о милосердном Самарянине, не касающуюся этого вопроса, а беседу Христа с Самарянкой. Что же мы узнаем из этой беседы? Есть ли в ней какое-нибудь доказательство на то, что на раскол Самарян Христос взирал, как на что-нибудь безразличное в религиозном отношении, что пред очами Его богослужение самарянское имело одинаковую цену с православным иерусалимским? Нет, ничего подобного не видно из беседы с Самарянкой, скорее же видно противное тому. Удовлетворяя любознательность Самарянки, желавшей знать, чье богослужение правильнее, иерусалимское или самаринское, Господь Иисус в своем ответе сначала различает прежнее и настоящее время. «Грядет час, – говорит Он, – егда ни в горе сей (Гаризин), ни в Иерусалимех поклонитеся Отцу». Этот час есть час замены ветхозаветного богослужения новозаветным, имеющим открыться повсюду, вместо того, чтобы сосредоточиваться в Иерусалиме, или на Гаризине. Но до тех пор, пока еще не наступил этот порядок, правы были Иудеи в деле богопоклонения, а не Самаряне. «Вы кланяетеся, егоже не весте, – продолжает Господь речь свою к Самарянке, – мы (Иудеи) кланяемся, егоже вемы, яко спасение от Иудеи есть». Самаряне кланялись тому же Богу, Которого чтили Иудеи; но Иудеи знали о своем Боге все, что Он сообщил им в своем откровении, все что открыто было о Нем не только в законе Моисеевом, но и в пророческих писаниях. Самаряне же лишены были этого полного знания, ибо принимали одно Пятикнижие Моисеево, а дальнейших откровений Божиих, бывших после Моисея, не признавали. Преимущество Иудеев пред Самарянами в боговедении и следственно в богопоклонении подтверждается тем, что от Иудеев, а не от Самарян должно произойти спасение, ибо виновнику спасения Христу надлежало родиться от колена Иудова, свято хранившего обетования и пророчества о Нем. Итак, Самаряне были неправы пред Иудеями в том отношении, что, отделившись от них, они утратили истинное богопочтение. Они впали в раскол, и с расколом в грубое религиозное невежество и заблуждения. Обличая Самарян, как раскольников, Господь Иисус дальнейшими своими словами предостерегает от раскола и новозаветных верующих. «Грядет час, – говорит Он, – и ныне есть, егда истиннии поклонницы поклонятся Отцу духом и истиною. Дух есть Бог, и иже кланяется Ему, духом и истиною достоит кланятися» (Ин.4:23–24). Это значит, что в новозаветное время с отменой закона о совершении богослужения в одном месте, от поклонников истинного Бога потребуется, чтобы они, имея свободу открывать храмы на каком угодно месте для общественного богослужения, везде служили Богу соответственно с понятием о Нем, как о Духе. Дело не в том, где покланяться Богу, – они будут покланяться везде, во всяком храме, – а в том, как Ему покланяться богоугодно. Бог, как Дух требует поклонения духовного. Храмы земные для того и созидаются, чтобы собирающиеся в них поклонники отрешались духом от всего земного и возносились умом и сердцем к Богу, Существу духовному и Богу духов. Этим не исключаются внешние действия набожности и благочестия, но с тем, чтобы они были выражением или проявлением духовного стремления к Богу, духовной жажды общения с Ним верой, надеждой и любовию. Кто почивает на одной букве церковного устава, заботится об одном точном исполнении обряда, не заботясь о духовном поклонении Богу, тот фарисействует и близок к расколу, который в том и состоит, что и за пристрастия к обряду чуждаются общения с Церковию. Но и духовное поклонение Богу угодно Ему только в соединении с истиной. «Бог есть Дух и иже кланяется Ему, не одним духом, но вместе истиною достоит кланятися». Истинно-духовное поклонение соединяется с ведением и хранением учения истины, как оно преподается в слове Божием и в святой Церкви, которая есть столп и утверждение истины. «Поскольку многие, говорит бл. Феофилакт, кажутся покланяющимися Богу в душе, но не имеют правого ведения, как, например, еретики, то к слову: духом, Христос присовокупил: истиною. Ибо надлежит и умом покланяться Богу, и иметь здравое понятие о Нем».

Слова Христовы, сказанные для вразумления Самарян-раскольников, имеют обличительный смысл в отношении и к нашим раскольникам-старообрядцам. Многим из них надобно отдать справедливость в том, что они живут честно, трезвенно, набожны, великие постники и милосерды к ближним, подобно Самарянину евангельской притчи. Но все это не снимает с них вины раскола. Удалившись, от Церкви, они удалились от истинного богопочтения. О них, правда, нельзя сказать, что, кланяясь Богу, они не ведают, кому кланяются; но к здравым понятиям о Боге у них примешиваются грубейшие заблуждения. Что, например, может быть грубее заблуждения, будто, вопреки обещанию своему сохранить Церковь неодолимою вратами адовыми, Христос мог допустить в ней временное прекращение церковного священноначалия, и таким образом лишить Церковь своего непрерывного промышления? – Нельзя далее не отдать справедливости ревности старообрядцев к истовому совершению богослужения, к строгому исполнению богослужебного устава. Но эта ревность не простирается ли у них до крайности, не доходит ли до забвения обязанности служить Богу духом сокрушенным и сердцем смиренным? Ревнуя об истовом положении на себе крестного знамения, не думают ли, что спасительная сила его зависит от известного сложения перстов, а не от веры в Распятого, в искупительное значение крестных заслуг Христовых? Иначе чем объяснить нестерпимые хулы их против троеперстия? – Но паче всего нельзя не пожалеть, что удалившись от Церкви, они удалились от источника истины. Нет истины в устах их, изрыгающих хулу на Церковь, обвиняющих ее в ересях и в служении антихристу. Нет истины в священнодействиях, совершаемых незаконными лицами, мнящими иметь в себе благодать священства, которой не имеют, и власть освящать других таинствами, имеющими только вид таинств, а не силу их. Помолимся Господу, да просветит их светом истины, да познают они, что истина хранится только в Церкви, которая есть столп и утверждение истины и вне которой один мрак заблуждений. Да подражают они Самарянке, давшей себя вразумить словами Христа, и да отложат упорство, с каким отвергают вразумления законных пастырей и учителей церковных, забывая, что кто не слушает их, тот не слушает самого Христа, давшего им власть учить и вразумлять.

Поучение – по случаю полного затмения луны в ночь на 23-е сентября 1884 года

В минувшую ночь мы, братия, были свидетелями величественного зрелища – полного затмения луны. Затмение светил небесных многие почитают знамениями грядущего бедствия, предзнаменованием гнева Божия12. Такой взгляд на затмения держался и держится не у русских только людей, но и у других народов. Основателен ли этот взгляд? По отношению к некоторым затмениям основателен и подтверждается свидетельством священного Писания. Так если в минуту смерти Христовой померкло солнце и тьма продолжалась три часа (Лк.23:44–45), – это действительно было знамением гнева Божия на распинателей. Подобное значение будет иметь затмение солнца и луны пред вторым пришествием Христовым. Предрекая о сем событии, Господь Иисус сказал: «и будут знамения в солнце, луне и звездах» (Лк.21:25). Знамения сии будут состоять в том, что «солнце померкнет, луна не даст света своего» (Мф.24:29). Страшны будут эти явления, все будут видеть в них знамения грозной силы Божией. Не одно солнце и луна, но и вся вселенная испытает действие этой грозной силы: она не будет разрушена, но совершенно преобразится, примет новый вид, – будет новое небо, новая земля. Затем наступит второе пришествие Христово и страшный суд. – О страшном суде мы всегда должны помышлять, чтобы всегда быть готовыми к сретению Судии, – особенно же к такому размышлению подает повод зрелище затмения солнца и луны, полного, или неполного, очень нередко повторяющееся. Должно, впрочем, заметить, что с этими нередкими явлениями не имеет одинакового значения затмения этих светил пред страшным судом. Последнее будет произведено единственно всемогущею силою Божиею, будет чрезвычайным, чудесным действием этой всемогущей силы. Некоторым подобием этого явления было кратковременное затмение солнца в час смерти Господа Иисуса. – Пророчество Исаии о падении Вавилона соединяется с предречением о помрачении солнца и луны (Ис.13:10). Но это предречение имеет образный смысл (слич. Чис.24:17; Ис.14:12; Откр.2:28). Под солнцем и луной здесь разумеется царь вавилонский и его ближайшие помощники в управлении царством, – идет речь об их уничижении. Что сказать теперь о тех затмениях светил небесных, одно из которых произошло в минувшую ночь? – Предзнаменует ли оно что нибудь грозное? – История не подтверждает мнения народного, будто подобные явления служат знамением или предзнаменованием грядущих бед. Мнение это основывается на предположении, что всякое затмение светил небесных есть чрезвычайное действие всемогущества Божия. Но на самом деле это можно сказать только о затмениях при смерти Спасителя и перед страшным судом. Прочие затмения светил небесных не выходят из ряда обыкновенных явлений, легко объясняемых естественными законами движения сих светил. К числу таких естественных явлений относится и виденное нами в минувшую ночь затмение луны. Оно произошло оттого, что земля стала между солнцем и луною и бросила на нее свою тень, которая покрыла весь круг луны. Это явление продолжалось два часа, и каждый благодаря ясной погоде мог простым глазом наблюдать постепенное закрытие луны тенью земли и выхода луны из этой тени. Зрелище доставляло пищу любопытству, но вместе было в высшей степени назидательно. Затмение луны не было чудесным, тем не менее оно служило знамением величия и славы Божией. Все явления мира видимого, земного и звездного, возвещают о совершенствах Творца и Промыслителя вселенной, о Его всемогуществе, премудрости и благости. Движения светил небесных совершаются с изумительною правильностию и однообразием и потому с точностию определяются и предусматриваются звездочетами. В частности движение тел небесных, вращающихся в нашей солнечной системе, так точно изучено, что затмения солнца, планет и их спутников определяются впредь на целые столетия. Вот и лунное затмение, нами виденное, точно было предусмотрено, – и заранее вычислено, в какое число месяца, в каком часу, в сколько минут оно должно начаться, сколько времени продолжаться. И все это сбылось, предварительные вычисления оказались безошибочными. С правильностию этих явлений не могут идти в сравнение самые точные часы, какие когда либо существовали. Какое поразительное знамение Творческой премудрости и всемогущества! Если великая потребна мудрость только для изучения дел Божиих, для открытия в них следов премудрости Божией, то как же велика премудрость, создавшая их и расположившая «все мерою, числом и весом» (Прем.11:21)! – С глубочайшим благоговением и смирением преклонимся пред Господом, вся премудростию сотворившим, владычествующим над светом и тьмою, и в явлениях не только света, но и тьмы дающим видеть славу дел своих, – и созерцая их, научимся с такою же точностию и правильностию исполнять нравственные законы, нам богодарованные, с какою бездушные твари следуют предписанным для них законам бытия и движения. Аминь.

Ревность не по разуму – Слово 21 декабря 1884 г., в двенадцатую годовщину Братства св. Петра митрополита

«Свидетельствую бо им, яко ревность Божию имут, но не по разуму» (Рим.10:2).

Сими словами ап. Павел выражает сожаление об Израильтянах, не уверовавших во Христа. Он говорит не о тех из них, которые не уверовали в Евангелие по злобе, как заклятые враги Христа во время земной Его жизни, фарисеи и саддукеи, – не о тех, которые под личиною ревности по Боге скрывали нечистые побуждения: своекорыстие, властолюбие, или желание удержать народ под своею властию, – также сластолюбие, не мирившееся с учением Христа о самоотвержении, – но о тех, которых неверие происходило из действительной ревности по Боге. Им говорили проповедники Евангелия, что пришло время расстаться с субботами, новомесячиями и другими праздниками, с жертвами, обрядами, потому что все это имело смысл до пришествия Христова, служило приготовлением к вере во Христа и с пришествием Его подлежало отменению. Нет, отвечали ревнители закона, грешно расстаться с тем, чего требует закон Божий, хотя в самом же законе есть указания на его временное, до Христа употребление. Проповедники Евангелия говорили, что делами закона никто не оправдается, – разумея дела не только, обрядового, но и нравственного закона, потому что никто из людей не свободен от греховной скверны, хотя бы один день прожил на земле (Иов.14:4–5), а закон грозит проклятием всякому, кто постоянно не исполняет всего, что написано в книге закона (Гал.3:16). И так как никто из получавших закон не мог исполнить его совершенно, то, очевидно, проклятие закона падало на всех, кому дан закон. Снять эту клятву, это осуждение, тяготевшее на всех, мог только Христос Искупитель, за всех пострадавший и умерший. Он есть единственный виновник нашего оправдания пред небесным правосудием. Как усвояется это оправдание? Посредством смиренного сознания, нашей духовной беспомощности и посредством веры в Христа, как нашего Искупителя. Вера сия составляет главное условие для приятия благодати искупления. Добрые же дела спасительны в этом случае только в соединении с верою. «Благодатию есте спасени чрез веру, и сие не от вас, Божий дар, ни от дел, да никтоже похвалится» (Еф.2:8–9). Но ревнители закона ветхозаветного, не уразумев цели его путеводить ко Христу, не уразумев правды Божией и «свою правду ищуще поставити, правде Божией не покоришася» (Рим.10:3). Ревность по законной праведности и надежда на оправдание пред Богом собственными заслугами убивали в них чувство нужды в праведности Божией, т.е. в оправдании верою во Христа, который есть наша «правда, освящение и избавление» (1Кор.1:30). Но может быть и в самом деле ревнители законной правды достигали таких великих успехов в нравственной жизни, что за эти одни успехи заслуживали оправдания от Бога? – Этого не видно; напротив из обличений Христа Спасителя фарисеям, ревнителям законной правды, видно, что вся их праведность состояла в том, чтобы не делать грубых уголовных преступлений в отношении к ближнему, не быть вором, грабителем, прелюбодеем, исполнять требования обрядового закона о праздниках о жертвах, о десятинах, не заботясь о насаждении в сердце страха Божия, о чистоте сердечной. Нельзя было заподозрить в неискренности их ревность к наружным делам благочестия; за то они оставляли в пренебрежении более важное в законе – правосудие милосердие и верность в исполнении данного слова, или вообще нравственного долга в отношении к ближним (Мф.23:14). Они не хотели знать, что пренебрежение этих обязанностей отнимало достоинство у их ревности к делам благочестия и делало эту ревность неразумною. Но они ревновали не об одной правде законной, – т.е. той, которая прямо заповедана в законе писанном, а вместе о строгом соблюдении; отеческих или старческих преданий. Учения, правила и обычаи, наследованные ими от предков дальних и близких, для них не меньше, если не больше были важны, как и заповеди Моисеева закона. Так по этим преданиям пятая заповедь о почтении к родителям считалась исполненною, если сумма нужная для содержания их отдавалась в церковную казну. Обычай не брать пищи неумытыми руками и подробные правила об очищении сосудов были также отеческим преданием. Все подобные предания, накоплявшияся с каждым веком в большем количестве, собраны в последствии в книге Талмуд. Как неразумна была ревность о соблюдении этих преданий, видно не только из несогласия, даже противоречия многих из них с писанным законом Моисеевым, но вместе из противоречия их здравому смыслу. Например на основании заповеди Божией: «да не сотвориши всякого дела» в день субботный (Исх.20:10), возникло учение, что в субботу грешно даже плевать по воздуху, потому что это действие похоже на веяние неочищенной ржи. Что может быть неразумнее этого правила и следственно ревности об исполнении его? К числу подобных ревнителей принадлежал ап. Павел до своего обращения ко Христу. Он сам о себе свидетельствует что «преуспевал в иудействе более многих сверстников своих, будучи неумеренным ревнителем своих отеческих преданий» (Гал.1:14), и что по ревности гнал церковь Божию (Флп.3:6). Он убежден был, что службу совершает Богу, дыша угрозами и убийством против верующих во Христа. Ревность поистине неразумная, в которой он и раскаялся, когда благодать Божия коснулась его души, и он, вразумленный Господом, сделался из гонителя Христовой Церкви ревнителем ее.

Во все времена и везде были и есть в обществе христианском люди, на которых простирается горькое слово апостола, первоначально обращенное к израильтянам: «имут ревность Божию, но не по разуму». Есть например и среди нас набожные люди, которые уверены, что для угождения Богу достаточно одного механического служения Ему. «Заставь нерассудительного человека Богу молиться, он лоб прошибет». Это значит, что его ревность к молитве ограничивается одними учащенными земными поклонами, но без мысли и чувства молитвенного. И мало ли других примеров подобной неразумной ревности? Спасителен пост, но изнурять постом силы до невозможности приняться за полезный и спасительный труд, даже до опасности умереть голодною смертью, есть поистине дело неразумной ревности. К богоугодным делам относятся путешествия к святым местам для богомолья; но оставлять на время путешествия семейство свое без попечения, хозяйство без присмотра, также дело неразумной ревности. Похвальное дело жертвовать на построение храмов; но разумна ли ревность к сему делу, если оно соединяется с разорением ближних, если забывается заповедь Божия: «милости хощу, а не жертвы?» – Не исчисляя других подобных примеров, обратим внимание на примеры неразумной ревности в лице наших сектантов, особенно глаголемых старообрядцев. В наше время появляется немало новых сект. Изобретатели и учители этих сект убеждены, что, отвлекая от Церкви сынов ее, они изводят их из тьмы к свету, из области сатаны к Богу, стало быть совершают дело богоугодное. Но ревность, с которою они так поступают, может ли быть названа разумною, ввиду того, что Церковь есть столп и утверждение истины, следственно отторгать людей от Церкви значить отвлекать их от истины? Мудрствуя вопреки учению Церкви о том, во что и как надобно веровать, они и сами идут путем заблуждения и других вводят в заблуждение. Они думают находить опору для своего учения в самом слове Божием. Но предубеждение и вражда против Церкви так ослепила их, что ссылаясь на одни свидетельства слова Божия, кажущиеся им благоприятствующими их мнениям, они не хотят знать другие, которыми ниспровергается их лжеучение. Ревность, с какою они навязывают другим свое неправое разумение слова Божия, поистине неразумна. – Что сказать, наконец, о глаголемых старообрядцах? Не отрицаем, что они имеют ревность Божию, подобную той, какою пламенели израильтяне. Они отделились от Церкви по привязанности к обрядам, которые они почитают древнейшими общепринятых Церковью, и к старопечатным книгам, изданным до патриарха Никона, которые они почитают грехом променять на новоисправленные. В основании их привязанности к старым обрядам и книгам лежит, положим, ревность о благочестии. Не будем подвергать сомнению искренность их ревности, как и ап. Павел не заподозрил в неискренности ревность израильтян к обрядовому закону. Но как ревность израильтян была нерассудительна, так недостает рассудительности и в ревности наших старообрядцев. Ревнующие о старых книгах и обрядах, рассудительно ли поступают, когда обрядам приписывают одинаковую важность с догматами веры, так что изменить обряд, по их мнению, тоже, что изменить или исказить догмат веры? Рассудительно ли поступают, когда по пристрастию к своим обрядам и книгам не только отвергают обряды общепринятые и книги новоисправленные, но еще всячески хулят их, именуют их еретическими, хотя те и другие благословлены к употреблению соборною властью Церкви? Рассудительно ли поступают, когда из-за старых обрядов и книг отделяются от Церкви, которая есть тело Христово, и следственно от самого Христа, Главы этого тела, – когда враждуют против законного церковного священноначалия и чрез то лишают себя благодати таинств, которые могут быть совершаемы только законными епископами и пресвитерами? Рассудительно ли поступают ревнители мнимой церковной старины, когда, отвергая присутствие благодати Божией в Церкви, или живут совсем без церковного священноначалия и без таинств, или изобретают свою незаконную иерархию, члены которой, не имея законного священства, совершают только подобие таинств, без благодатной их силы, и как сами повинны в грехе кощунства, дерзая совершать то, на что не имеют права, так и других, прибегающих к их духовной помощи, вводят в заблуждение, раздавая им вместо даров благодати только книжные слова и знаки, на нее указующие? Рассудительно ли поступают ревнители старообрядчества, отвергая общение с Церковию даже тогда, когда она готова принять их в свое лоно на условиях так называемого единоверия, пренебрегая снисходительно даруемое им разрешение пользоваться излюбленными ими обрядами и книгами, и даже всячески глумясь над этою снисходительностию? – Неразумная ревность по Боге израильтян проявлялась в пристрастии их к старческим преданиям. Как много подобных преданий, несогласных с словом Божиим и учением Церкви, и у наших старообрядцев, особенно у неприемлющих священства! – Брадобритие – ересь, четыреконечный крест – печать антихриста, иметь общение в ястии и питии с неединомыслящими есть осквернение, – законный брак – грех непростительный, а распутство – простительный и т.п. И все эти учения и правила уважаются и соблюдаются по ревности к старой вере! Может ли быть что неразумнее подобной ревности?

Братия, отпадшие от Церкви из ревности по вере! Ваша ревность, быть может, проистекает из чистых побуждений, но и чистые побуждения не оправдывают тех грубых заблуждений, которые вы так упорно отстаиваете в жару ревности по вере. Поймите не рассудительность вашей ревности, ложно направленной, и дайте ей другое направление. Возьмите пример с бывших ваших единомышленников, которые с неменьшею ревностию враждовали против православной Церкви, а теперь сделались покорными сынами ее. Ревность по вере осталась при них, но она сделалась разумною, ибо основанием и предметом ее стала истина. Подобно ап. Павлу из врагов Церкви они сделались ее поборниками и лучшими сынами. Что мешает и вам увеличить собою число их? Нельзя не отдать вам справедливости в том, что в большинстве вы отличаетесь постничеством, усердием к протяженным молитвам, воздержанием и трезвостию. Качества похвальные, но они помрачаются враждою против Церкви и потому небогоугодны. Раскайтесь в этой вражде. Лучше в недрах св. Церкви служить Господу строгою христианскою жизнию, чем вне ее с опасностию потерять спасение. Церковь будет рада видеть в вас то, чего она требует от всех чад своих, и отсутствие чего во многих из них оплакивает. Своим добрым примером ревности по вере и христианской жизни вы быть может оживите церковную жизнь в тех из нас, в которых она ослаблена духом мира. Церковь благословит и вашу ревность по вере и вашу строгую жизнь.

Господи Иисусе Христе, просветивый Савла, бывшего по ревности гонителем и врагом твоей Церкви, и соделавший его ревностным служителем ее, коснись твоею просвещающею благодатию умных очей наших многочисленных Савлов и вражду их против Церкви претвори в любовь к ней, их ревность к разрушению ее в ревность к ее созиданию.

Чествование достойных пресвитеров – Слово в день пятидесятилетнего юбилея священнической службы протоиерея московской Иоаннопредтеченской, под Бором, церкви, Иоанна Николаевича Рождественского, 29 июля 1884 г.

«Прилежащии добре пресвитери сугубыя чести да сподобляются, паче же труждающиися в слове и учении» (1Тим.5:17).

Итак вот с каких пор ведется обычай чествовать достойных пресвитеров. Во времена апостольские уже существовал этот обычай, судя по тому, что ап. Павел напоминает своему ученику, ефесскому епископу Тимофею об оказывании особенной почести добре прилежащим пресвитерам. Настоящее, совершаемое нами торжество в честь достославной пятидесятилетней, в сане пресвитера, службы настоятеля здешнего храма, совершается в силу сего напоминания. Как идущее от первоверховного апостола, оно сохраняет обязательное значение на все времена Церкви Христовой. Весьма знаменательно, что Апостол утверждает право на сугубую честь добре прилежащих пресвитеров. Это значит, что он признает достойными чести и прочих пресвитеров. Он не говорит, что должно чествовать только одних добре прилежащих пресвитеров; он говорит только о праве их на сугубую честь; стало быть дает понять, что и прочих не следует лишать чести. Дело в степени чествования: кому в большей, сугубой мере должно воздавать честь, кому в меньшей, а все же каждому подобает честь.

Честь подобает пресвитерам по самому сану их, независимо от их личных достоинств и заслуг. О досточтимости пресвитерского сана свидетельствует великое значение его в жизни Церкви. Как велико значение пресвитерского сана, можно судить по самым наименованиям носителей его. Они именуются пресвитерами, пастырями, духовными отцами, священниками или иереями. Наименование пресвитеров – старейшин, указывает на их начальственное значение в церковной общине, на зависимость от них прихожан по делам духовным. Наименование пастырей обозначает то, что они призваны руководствовать пасомых на пути спасения, заботиться об их духовном просвещении и нравственном преуспеянии, питать их учением истины и подкреплять свое учение примером своей жизни. Подобный смысл соединяется с именем духовного отца. Священники, или, что то же, иереи так называются потому, что они суть строители тайн Христовых, освящают верующих благодатию, в них сообщаемою, ходатайствуют за верующих своими молитвами и особенно принесением за них бескровной жертвы. Св. Иоанн Златоуст, рассуждая о достоинстве священников, как раздаятелей даров благодати чрез таинства, говорит о них: «Еще живут и обращаются на земле, а поставлены распоряжаться небесным и получили власть, которой не дал Бог ни ангелам, ни архангелам»13. Святитель Петр, митрополит всероссийский, пишет: «Иерей, когда совершает литургию, честнее царя»14. В виду столь великих преимуществ и полномочий пресвитерского сана, нельзя не чтить его даже в недостойных носителях его, небрежно исполняющих свои обязанности и других своим поведением соблазняющих. Пусть их жизнь не соответствует их учению: не подражайте их жизни, но с благодарностью относитесь к их учительству.

Учение православное, согласное с словом Божиим, само по себе, независимо от личности учителя, достойно всякого почтения и благоговения. Пусть они совсем небрегут о долге учительства, – чтите в них, по-крайней мере, священнослужителей, совершителей тайн Божиих и раздаятелей благодати. Пусть они сами суть нечистые сосуды благодати, которая чрез священнодействия, совершаемые ими, изливается на верующих. Но благодать не умаляется от недостоинства раздаятелей ее. Не в них источник благодати, а во Христе, – они только проводники ее, орудия в руках Христовых. Как лучи солнца не оскверняются, проходя чрез нечистые места, так и благодать Христова, не перестает быть силой Божиею во спасение, от нравственной нечистоты служителей ее. Лик царский может быть с одинаковою отчетливостью оттиснут на воске печатью золотою и железною. Вещество печати тут ни при чем. Равно и благодать Христова, может оставить в душе верующего одинаково явственный след, чрез какое бы посредство ни действовала, – чрез достойного или недостойного, лишь бы только законного священнослужителя.

Но если сан пресвитерский досточтим даже в недостойных носителях его, то что сказать о пресвитерах, добре прилежащих? Добре прилежащие пресвитеры, – это те, которые, будучи проникнуты убеждением в важности своего служения и страшась ответственности за небрежное прохождение его, проходят его свято и благоговейно. Как старейшины в приходской общине, они в этом своем положении видят побуждение не к гордости и превозношению, а к смирению пред Богом, ибо кому больше дано, с того больше взыщется, – и к тому, чтобы быть усердными слугами для всех, вверенных попечению их. Как пастыри душ, они готовы за своих овец положить душу, с самоотвержением ограждая их от волчьих нападений, от тлетворных мудрований и обычаев, и питая их словами здравого учения. Как духовные отцы, они с одинаковою любовью относятся ко всем своим духовным чадам, не разбирая богатых и бедных, знатных и худородных. Как священнослужители и посредники между Богом и людьми, они неустанно приносят за них бескровную жертву, денно-нощно творят за них молитвы, по первому призыву являются с духовною помощью к больным и умирающим для напутствования их святыми тайнами, и эту обязанность почитают столь священною и неотложною, что для исполнения ее пренебрегают своим покоем, спешат к болящим в глубокую полночь, в бурную и холодную погоду, за дальние расстояния, и с опасностью жизни напутствуют зараженных моровою язвой. С пастырскою ревностью они соединяют примерную в нравственном отношении жизнь. Таковы добре прилежащие пресвитеры. Ясно, что они достойны сугубой чести пред прочими своими собратиями, не за сан свой только, но вместе за личные свои достоинства и усердие к исполнению своих обязанностей.

Но наипаче, по слову апостола, в ряду добре прилежащих пресвитеров «да сподобляются сугубой чести труждающиися в слове и учении». Понятно, почему апостол дает предпочтение учительным пресвитерам. Учительство есть главное условие для привлечения к вере. «Вера от слышания, а слышание от слова Божия. А как слышать слово Божие без проповедующего?» (Рим.10:14, 17). Далее: в вере должно преуспевать. Верующие должны достигать такого совершенства в усвоении ее, чтобы, с одной стороны никакие лжемудрования человеческие не могли поколебать их убеждения в истине, с другой, чтобы они могли дать ответ всякому, «требующему у них отчета в их уповании» (1Пет.3:15). Нужно ли говорить, как много должны трудиться в слове и учении пастыри церкви, чтобы помочь верующим достигнуть такого состояния? Истинный пастырь не уклоняется от такого труда. Он знает, что пастырь неучительный то же, что немой, не лающий пес (Ис.56:10). Волки и воры легко проникают в стадо, когда сторожевой пес молчит. Вообще успех нравственного влияния на верующих зависит преимущественно от ревности пастырей к учительству. Восставать против учительства пастырей можно только по недоразумению. Говорят: благоговейное исполнение церковных служб, толковое, неспешное чтение и пение в церкви, несравненно больше нравится народу, чем учительство пастырей, и даже делает ненужным последнее, потому что в церковных чтениях, молитвах и песнопениях есть все, что нужно знать для спасения души. Но напрасно приписывают народу предубеждение против учительства пастырей. Он любит чинное богослужение, но он же любит слушать и проповеди, – от проповеди никто из простолюдинов не уходит, уходят от ней только мнящиеся быть образованными. Что касается до истин веры и нравственности, содержащихся в церковных молитвах и песнопениях, то эти истины, воспринимаемые таким путем, больше напечатлеваются в памяти, чем в разуме. Ясно, что для уразумения их народ нуждается в руководстве учителей-пастырей. Недовольные учительством пастырей говорят еще, что строгая благочестивая жизнь пастыря вполне достаточна для благотворного влияния на пасомых, больше назидательна для них, чем ревность его к проповедничеству и вообще учительству. Но быть добродетельным и благочестивым обязан всякий христианин, – от пастыря требуется больше. Худо, если он в нравственном отношении не хорош и своим поведением соблазняет народ; но если при этом он еще неучителен, то никуда не гож. Будь он учителен, – этим в значительной степени ослаблялось бы дурное действие его соблазнительной жизни и устранялись бы поводы к распространению в народе суеверия и всяких заблуждений. Что ни говорили бы против учительства пастырей, истинный пастырь не ослабеет в ревности к учительству. «Горе мне, аще не благовествую» (1Кор.9:16), говорит он себе, и потому неленостно благовествует не только в храме, при богослужении, но везде и всегда, благовременно и безвременно, благовествует в общественных собраниях и в частных сношениях, пользуется всяким случаем, чтобы служить пасомым советами, вразумлениями, обличениями. Все это требует от него немалого труда, но труд его облегчается не только надеждой воздаяния от Бога, но отчасти сочувствием к нему истинных ценителей его ревности, которые всегда предпочтут его – пастырям неучительным, хотя и добрым по жизни, – следуя заповеди Апостола: «добре прилежащий пресвитеры сугубыя чести да сподобляются, паче же труждающиися в слове и учении» (1Тим.5:17).

Но в чем состоит эта честь, подобающая достойным пресвитерам? Ближайшим образом она выражается, как видно из дальнейших слов апостола (1Тим.5:18), в попечении пасомых о внешнем благосостоянии пастыря, для того, чтобы последние, не стесняемые житейскими нуждами и обеспеченные в средствах жизни, беспрепятственно занимались своим служением. Но нет сомнения, что Апостол имеет в виду честь в обширнейшем смысле, иначе он употребил бы другое выражение. Честь, которой он требует для достойных пастырей, состоит, кроме заботливости о их внешних нуждах, в том, чтобы все имели доброе мнение об их усердии к исполнению своего долга, питали к ним доверие, дорожили их наставлениями и вразумлениями, благодушно и благодарно выслушивали от них обличения, обращались с ними вежливо, оберегали их честь от порицаний и клевет. Такое отношение пасомых к пастырю составляет для него великую честь, как красноречивое свидетельство о благотворности его служения, служит для него источником утешения и ободрения среди трудностей и скорбей, неизбежных в его положении, и окрыляет его ревность к дальнейшим пастырским подвигам. Это же значение имеет для него доброе мнение о нем начальства, воздающего достойным пресвитерам сугубую честь. Но что сказать о тех знаках чести, которыми в наше время принято со стороны общества и начальства заявлять уважение и признательность к добре прилежащим пресвитерам? Есть мнение, что таких заявлений в отношении к ним не следовало бы допускать, – не следовало бы награждать их разными внешними отличиями, – например, крестами, почетными наименованиями и т. под. Говорят, что ни И. Христос, ни Апостолы ничего подобного не допускали. Особенно возмущает некоторых обычай награждать духовенство светскими орденскими знаками. Достаточно, говорят, достойным служителям Церкви пользоваться одним нравственным почтением в отношении к ним, – служение их духовное, и награда для них должна быть духовная же. Другого рода награды только питают их тщеславие. – Что сказать на сие мнение? Прежде всего нельзя не удивляться его крайней натянутости. Восстающие против внешних знаков отличия упускают из виду внутреннее их значение. Если от избытка сердца глаголют уста и если потому ничего нет предосудительного в том, когда любовь и уважение к кому-либо не остается в одном сердце, но высказывается устами, выражается в устной благодарности и похвале лицу любимому и уважаемому, – то что предосудительного в том, если те же самые чувства любви и уважения выражаются другими внешними знаками? Смысл выражения в обоих случаях одинаков: почему же одни кажутся приличными, другие – нет? – От избытка любящего и благодарного сердца принято дарить на память какую-либо вещь, и в этом тоже никто не найдет ничего предосудительного: что же, спрашивается, может быть предосудительного в том, если общество или начальство тою или другою внешнею наградою, внешним знаком отличия желает не только засвидетельствовать достойному лицу свое расположение и уважение, но вместе желает, чтобы это лицо постоянно содержало в памяти это расположение и уважение, имея пред глазами напоминающий о том знак? Напрасно ссылаются на И. Христа и апостолов. Правда, в их время немыслимы были формы чествования достойных лиц, известные в наше время. Но Иисус Христос отнюдь не был против чествования в других видах. Так Он сам, образец смирения, принимал поклонение Себе от благоговевших пред Ним лиц; не отверг царских почестей Себе при входе в Иерусалим. Между апостолами Он, хотя заповедал им называться братьями, отличал особенным благоволением своим и преимуществами – троих: Петра, Иакова, и Иоанна. – Возмущаться светскими наградами духовенству странно, ввиду добрых отношений светской, государственной власти к Церкви. Предосудительно искать отличий и наград, а не принимать их, когда дают. Отказываться от них, или пренебрегать ими, значило бы пренебрегать уважением общества и власти. Такое пренебрежение было бы свидетельством гордости, порока не менее предосудительного, как и тщеславие, возбуждаемое наградами только в людях легкомысленных, ибо люди трезвого, христианского образа мыслей, смотрят на получаемые ими награды с мыслью не столько о своих преимуществах, сколько о нелегких обязанностях. К мысли об этих обязанностях располагает награждаемых пресвитеров самое свойство наград, даваемых им. Так кресты, украшающие грудь добре служащего пастыря, напоминают ему о долге самоотвержения, с каким он должен проходить свое служение, и о том, что главным предметом его учения должен быть Христос распятый, Его крестные искупительные заслуги. С набедренником или палицей соединено значение духовного меча, т.е. слова Божия, в котором он должен почерпать руководство для борьбы с лжемудрованиями и нехристианскими обычаями. Кому дано в награду наименование протоиерея, т.е. первенствующего между иереями, тот должен помнить слова Спасителя: «больший из вас да будет вам слуга» (Мф.23:11). и: «от всякого, кому дано много, много и потребуется» (Лк.12:48). Камилавка, называемая так потому, что устрояема была из грубого верблюжьего волоса, в духовном смысле означает умерщвление плоти по слову апостола: «яко мне мир распятся, и аз миру» (Гал.6:14). Говоря о духовном значении внешних знаков отличия или наград, мы, братия, не погрешим, если скажем, что это воззрение на них не чуждо достоуважаемого юбиляра, с которым мы сегодня разделяем празднование его достославного пятидесятилетнего служения в пресвитерском сане. Нет сомнения, что сугубая честь, ныне воздаваемая ему, не закрывает от очей его соединенных с ней обязанностей. Честь обязывает. Мы празднуем уже второй юбилей его. Первый за восемь лет пред сим совершился по прошествии пятидесяти лет со времени вступления его на учительское поприще, до принятия священства. И общество и начальство в то время принимали теплое участие в юбилейной радости. Все непритворно радовались милости Божией к досточтимому старцу, столь плодотворно и неустанно в течении полувека подвизавшемуся на разнообразных служебных поприщах. В виду его преклонных лет, иные могли думать тогда, что едва ли достанет у него сил продолжать свое служение с прежним усердием и с одинаковою пользой. Но последствия, к счастию, не оправдали этих опасений. Маститый старец не почил на своих лаврах и до сих пор удивляет и радует всех неутомимою и благоуспешною ревностью к исполнению своих обязанностей. По-прежнему с юношескою будростью он участвует в делах епархиального управления и суда, в делах Попечительства о бедных духовного звания, в делах училищных, везде заявляя себя мудрыми рассуждениями и советами; по прежнему с неослабным усердием занимается своим приходом, ежедневно совершая службы в приходском храме, часто проповедуя в нем слово Божие и неленостно отправляя церковные требы; с одинаковою, как прежде, мудростью и распорядительностью, в качестве председателя общества любителей духовного просвещения, руководить его занятиями. Сделанное недавно по его мысли и на изысканные им одним средства, издание сборника для увековечения памяти м. Филарета есть величайшая заслуга юбиляра, можно сказать, для всей российской Церкви, дающая ему право на почетную страницу в истории отечественной церкви. Да, есть за что почтить нам сугубою честью маститого юбиляра. Старость не умаляет его деятельности. Годы, по видимому, не имеют над ним власти. Об нем никто не скажет, что он уже отжил свой век и только бременит собой землю. Нет, продолжение его жизни есть продолжение благословения Божия к нему и к нам. Возблагодарим за сие Господа и помолимся Ему, да продлит его жизнь на многие лета для плодотворного служения святой Церкви, а по совершении земного поприща да сподобит его почести горнего звания, как Он сподобил его сугубой чести здесь.

Пастырская общительность – Слово при погребении протоиерея московской Николо-Пыжевской церкви, Симеона Андреевича Мясоедова, сказанное 4-го марта, 1884 года

«Аз есмь пастырь добрый: и знаю моя, и знают Мя моя» (Ин.10:14).

В притче о пастыре (Ин.10:1–16), Господь Иисус изображает, под образом пастыря, свои отношения к верующим в Него. Он изображает эти отношения разнообразными чертами. Мы остановим внимание на одной, которая содержится в Его словах: «знаю моя, и знают Мя моя». – Знаю моя. Господь Иисус, как всеведущий, с одинаковою степенью ясности, точности и полноты, знает всех людей, кто бы и каковы бы они ни были. Но из числа их есть такие, которые составляют особое достояние Его, особый удел Его в беспредельной области Его владычества. Это верующие в Него, искупленные Его честною кровью, члены Его святой Церкви. Он особенно близок к ним, они тело Его, а Он глава этого тела. Посему Он знает их, как сущих своих, как родных Ему, как таких, в которых Он принимает особенное участие, о которых печется с особенным вниманием и любовию. – И знают Мя моя. Знать Господа Иисуса можно двояким образом: или только с внешней стороны, т.е. знать то, что говорится о Нем в Евангелии, знать события Его земного служения, Его учение, Его чудеса, Его страдания; или можно знать Его внутренно, опытно, на самом себе лично испытать, что Он есть мой Спаситель, что Он во мне своею благодатию живет и действует. Первого рода знание Иисуса доступно и неверующим в Него; а последнее только верующим в Него и любящим Его (1Ин.5:19–20). Они-то, без сомнения, и разумеются в словах: и знают Мя моя.

Началопастырю Христу должны подражать подчиненные Ему пастыри Его стада. Подобно Христу, они должны знать своих овец не из одного любопытства не за тем, чтобы знанием о них наполнить воображение и память, а для того, чтобы сие знание употребить на пользу их. Вот и школьный учитель старается хорошенько узнать своих учеников, их способности, нравственное настроение, достоинства и недостатки, не за тем только, чтобы иметь о них понятие, собрать достаточное количество данных для их оценки, а для того, главным образом, чтобы дело преподавания и нравственного воспитания их вести соответственно с степенью их приемлемости и духовным состоянием. И врач старается хорошенько узнать состояние больного, не за тем только, чтобы принять его болезнь только к сведению, или чтобы сведениями об особенностях его болезни обогатить науку, а для того, главным образом, чтобы выбрать подходящее к болезни лекарство, не ошибиться в этом выборе. Подобно сему должен поступать и пастырь церковный. На нем лежит долг хорошенько ознакомиться с состоянием своих пасомых, чтобы знать, как вести себя в отношении к ним; он должен изучить их духовные нужды, чтобы удовлетворить их; духовные недуги, чтобы уврачевать их; нравственные достоинства, чтобы поддержать в них ревность к подвигам благочестия и добродетели; должен ведать их скорби, чтобы облегчать их; их радости, чтобы знать, разделить ли их, или умерить и ослабить, ибо всякия бывают радости – добрые и худые. И благо пастырю, когда он поставит себя в такое отношение к пасомым! Он знает их, и они знают его, как своего духовного отца, как духовного руководителя, врача, друга, утешителя, и потому с доверием к нему обращаются в своих духовных нуждах, в радости и горе; они уверены, и не ошибаются в своей уверенности, что найдут в нем сердечное участие к себе, нравственную поддержку на жизненном пути. А такое доверие облегчает труд пастырского служения и делает оное плодотворным. Говоря все это об отношении к пасомым, мы имеем в виду, между прочим, новопреставленного протоиерея Симеона. Не часто встречаются пастыри, которые бы так хорошо знали своих овец, как он. И это потому, что он был в высшей степени общителен с ними. Общительность давала ему возможность действовать на них благотворно. Проводником нравственного влияния на пасомых обыкновенно почи тается учительность пастыря, ревность его к проповеданию Слова Божия, преимущественно в церковном богослужении. Почивший протоиерей, кажется, не очень часто, по крайней мере самолично, проповедывал, но в этом не было потери для пасомых. Церковная проповедь, бесспорно, есть самое подручное и ближайшее средство действования на пасомых. Но кому также не известны неудобства в употреблении этого средства, если употребление его не соединяется с другими способами действования? Самые лучшие проповедники жалуются на неуспех проповеди. Причин на это немало; укажем на одну. Вследствие того, что проповедь относится ко всем слушателям, случается, что иные не прилагают ее к себе, рассуждая: это не до меня лично касается, не про меня писано. Но чего не достигается церковным проповедничеством, то восполняется личным отношением пастыря к пасомым. В частных, домашних сношениях с ними пастырю открывается широкая возможность благотворно влиять на них. В проповеди нельзя никого в лице обличать, но при частных сношениях это всегда возможно. В проповеди не всегда можно преподать такие наставления, которые бы имели одинаковую силу для каждого отвечали личной потребности и приемлемости каждого; это можно сделать только в личных беседах с каждым. Так и поступал почивший пастырь. Он принадлежал к разряду пастырей, которых служение спасению ближних состоит в личном руководствовании ими. И это ему удавалось, благодаря тому, что он, повторяю, был в высшей степени общителен с ними, всегда умел себя поставить в домашние, фамильярные, задушевные отношения к ним. Заметим впрочем, что эта близость и общительность не переходила за пределы пастырского долга. Он был фамильярен без нарушения своего достоинства. Он дорожил любовию пасомых, но отнюдь не покупал ее угодливостью им. Так он не принимал участия в их обычных домашних развлечениях, называемых невинными, не садился с ними за зеленый стол и т.п. Люди светские зачастую имеют обычай соблазнять духовных лиц на подобные развлечения, но потом сами же над ними глумятся и теряют к ним уважение. Они не одобряют в пастырях то, что для себя почитают позволительным и безгрешным. Знал это хорошо новопреставленный протоиерей Симеон, и ничем не подавал повода унижать его пастырское достоинство. Он помнил свой сан, свои священные обязанности, и ревностному исполнению их посвящал все время. Редко его можно было видеть в гостях; буквально не проходило дня, чтобы он не отправил церковную службу в своем приходском храме. Он никогда не отлучался от прихода, был вечным домоседом, и знал только две дороги: в церковь из дома, куда призывал его пастырский долг. Когда была нужда до него, его всегда было можно застать дома. Поистине в этом отношении он был образцовый пастырь. И как высоко ценили его пасомые, видно из того, что они за несколько месяцев до его кончины поднесли ему крест, драгоценный не по одному веществу и художественной работе, но вместе по искренней их любви к нему.

Братия св. храма сего! между вами и почившим пастырем сохранялось тесное общение. Да не прерывается оно и по смерти его. Любовь к нему, заслуженная им при жизни, да сопровождает его в загробный мир, ибо любовь николиже отпадает. Выражением этой любви служит молитва. Он усердно молился за вас и вы, конечно, молились за него; теперь усильте ваше молитвенное участие к нему. Ни в чем так он не нуждается теперь, как в этой духовной помощи. Если же кто-нибудь имеет причины быть недовольным на него за что-нибудь, простите ему. Он был своим у вас, а к своим всегда бывают снисходительны. Молитвенною памятью о нем засвидетельствуйте вашу любовь к нему. Он перенес много предсмертных страданий. Помолимся, чтобы за перенесение их Господь водворил его там, где нет ни болезни, ни печали, ни воздыхания.

Преосвященный Иаков, бывший епископ Муромский15 – Надгробное поучение

«Тщанием (будьте) не лениви, духом горяще, Господеви работающе» (Рим.12:11).

Эти слова, содержатся в нравоучительной части послания ап. Павла к Римским христианам, и прежде чем увидим, какое отношение они имеют к настоящему собравшему нас здесь случаю, мы должны определить их смысл независимо от него.

Тщанием не лениви. Тщание или усердие, свойственное христианину, состоит в том, чтобы не уклоняться от трудов, требуемых званием, семейством, обществом, государством, Церковию, и чтобы, приняв на себя эти труды, исполнять их старательно, с рвением, делать все без понуждения, без промедления и как можно лучше. Этому усердию противополагается леность, такое душевное настроение, когда у человека ни к какому делу не лежит душа, когда он ни за что не хочет приняться, а за что и возьмется, делает неохотно, с нетерпением с неудовольствием, с желанием под разными предлогами протянуть дело или свалить его на других.

Духом горяще. Это значит, что не только с усердием надобно исполнять свое дело, но и не ослабевать в сем усердии. Случается, что человек горячо принимается за дело, влагает в него всю душу, а потом вскоре охладевает к нему, – оно ему надоедает и он его бросает. Нет, говорит Апостол, до этого не следует доводить себя: огонь усердия к делу должен постоянно гореть в душе, не надо допускать, чтобы он погасал от разленения и скуки. Начатое дело надо вести до конца с таким же напряжением душевных сил, с каким оно начато.

Чем же можно поддержать в себе это напряжение душевных сил, чтобы без устали продолжать свое дело? Мыслию о Господе, упованием на Него.

Господеви работающе. Помни, что работаешь пред лицем Господа, что Он не спускает с тебя очей своих и за усердную работу не забудет наградить тебя. Посмотри, как усердно работает слуга в присутствии хозяина в надежде заслужить его одобрение, с опасением заслужить неодобрение, – как мужественно с каким самоотвержением идет воин навстречу неприятелю, в присутствии военачальника, дорожа его вниманием, его ласковым ободряющим словом, воодушевляясь примером его мужества и бесстрашия. Поставляй и ты себя, среди твоих трудов, пред лицо Господа, трудись с целию заслужить Его благоволение, трудись во славу Его святого имени, и тогда сам почувствуешь, как укрепятся твои душевные силы на продолжение подвига. Господь укрепит их своею благодатию, немощное врачующею и оскудение восполняющею. Сказанное нами об усердии в исполнении своих обязанностей сказано по поводу предстоящего гроба. Почивающий в нем архипастырь был, можно сказать образцем подобного усердия. Мы не коснемся того, как проявлялось его усердие в исполнении обязанностей христианина, семьянина, инока, ибо не так близко знаем его с этой стороны. Нам более известно его общественное служение, совершавшееся у всех на виду. Усердие, с коим он проходил его, в высшей степени поучительно. Он был одним из деятельнейших служителей правосудия и духовного просвещения.

Долгое время в сане архимандрита он состоял членом московской духовной Консистории и был самым исправнейшим членом. Он отнюдь не походил на тех администраторов и судей, которых все участие в ведении дела ограничивается подписыванием своего имени. Он тщательно изучал каждое дело, внимательно выслушивал доклады, и полагал на них свое самостоятельное мнение. Он был в полном смысле руководителем производителей приказного дела, а не орудием их. Он прекрасно знал церковные и гражданские законы и применял их к делам добросовестнейшим и разумнейшим образом. Он никогда не тяготился множеством дел, подлежавших его рассмотрению, и рассматривал их не только в присутственном месте, но и брал их к себе в келью для тщательнейшего пересмотра их. Задержки за ним никогда не было, он все исполнял своевременно. Он обладал особенным даром судейской мудрости. Самые многосложные и запутанные дела тяжебные и судебные он легко разрешал и распутывал. Знал это достоинство его св. Синод и посылал его в разные епархии для производства на месте точных и обстоятельных дознаний и следствий, и он всегда успешно исполнял эти поручения, приводил в ясность самые темные дела. За эти-то преимущественно опыты судейской мудрости он удостоился епископства. Он был полезнейшим сотрудником в управлении епархией Владимирского архипастыря и временно самостоятельно управлял этою епархией и также могилевскою во время тяжкой болезни могилевского архипастыря. С примерным служебным усердием в нем совмещалась горячая любовь к духовному просвещению. Он не получил высшего духовного образования, но благодаря любознательности и любви к разнообразному духовному чтению он достиг значительных успехов в усвоении богословской мудрости. Он внимательно следил за движением русской духовной письменности и все, что появлялось в ней замечательного, перечитывал и запечатлевал в памяти. Но паче всего он ревновал о распространении духовного просвещения. Красноречивым памятником этой ревности служит основанное им, когда он был московским архимандритом, Общество Любителей Духовного Просвещения в Москве. Он был первым председателем этого общества, имеющего задачей распространять повсюду религиозные знания изданием книг, публичными чтениями и беседами. Какую огромную пользу приносят народу эти издания, чтения и беседы, видно из ежегодных отчетов Общества Любителей Духовного Просвещения представляющих в блистательном виде его деятельность не только в деле ознакомления простых людей с учением веры и нравственности, но и в научно богословской области. При Обществе Любителей Духовного Просвещения существует драгоценное книгохранилище. Своим существованием и процветанием оно обязано преимущественно почившему архипастырю, умевшему привлечь к нему даровые пожертвования книгами и древними рукописями от разных лиц и учреждений. Подобную услугу оказал он Владимирской епархии во время своего служения в ней. Он и здесь открыл для духовенства богатое книгохранилище и содействовал учреждению просветительного Братства святого благоверного Александра Невского, которое с величайшею ревностию и успехом занимается распространением в народе дешевых книжек, открытием приходских школ и вне-богослужебных собеседований в соборных и приходских церквах. Делу духовного просвещения он продолжал служить и по водворении своем в здешней богоспасаемой обители. Недоброжелатели наших монастырей нередко укоряют их тем, что они будто живут за счет народа, поддерживаются его пожертвованиями и вкладами, а сами народу будто ничего не дают, заботятся о спасении только живущих в них и устраняются от содействия народу в его духовных нуждах. Это нарекание на монастыри, вообще преувеличенное, не имеет ни малейшего смысла в отношении к здешней обители. Со времени настоятельства в ней почившего святителя она сделалась центром довольно широкой просветительной деятельности для окрестного населения. Почивший ревнитель духовного просвещения учредил в ней внебогослужебные беседы и чтения для народа. Они исполняемы были каждый воскресный и праздничный день большею частию самим преосвященным, или под его непосредственным руководством. Толпы слушателей стекались на эти чтения и беседы и выносили от них отрадные впечатления. Почивший просветитель отлично знал, что нужно для народа, и выбирал для чтения самые целесообразные и применительные к его духовному состоянию статьи. Он и сам нередко трогался до слез содержанием чтений, и заставлял плакать слушателей, как это мне сказывал один из них. До последних минут почивший архипастырь подвизался неослабно в этом святом деле. Будучи преклонных лет, он с юношескою бодростию совершал его: поистине был тщанием не ленив, духом до конца жизни горел, работая Господу. Этого мало, у него было намерение расширить свою просветительную деятельность за пределы монастыря, – он готовился открыть книгохранилища в уездных городах московской епархии и может быть успел бы в этом, если бы не пресеклась нить его жизни.

Не стало его среди нас, братия, но память его, как усерднейшего слуги Господня и неутомимого труженика на пользу ближним, да пребудет в род и род. Но паче всего пожелаем ему вечной памяти у Господа в Его небесном царствии. Да речет ему Господь: «благий рабе и верный, усердный делатель на ниве Моей, вмале был еси верен, над многими тя поставлю. Вниди в радость Господа твоего и успокойся после трудов, какие ты подъял в сей жизни для славы Моего имени и для спасения ближних».

Пастырское служение – Слово пред отпеванием протоиерея Иоанна Михеевича Борзецовского16

«Внимайте себе и всему стаду, в немже вас Дух Святый постави епископы (блюстителями) пасти Церковь Господа и Бога, юже стяжа кровию своею» (Деян.20:28).

В сих словах содержится наставление ап. Павла ефеским пресвитерам, которое он устно преподал им во время третьего своего благовестнического путешествия, на обратном пути в Иерусалим. Оно относится и ко всем пресвитерам, хотя сказано только некоторым.

Внимайте себе. Это значит: строго следите, пресвитеры, за личным вашим поведением, внимательно прислушивайтесь к голосу своей совести, заботьтесь не о том только, чтобы внешнее поведение ваше было неукоризненно, но чтобы помыслы, чувствования и намерения ваши были чисты. Это обязательно для всякого христианина, наипаче же для пресвитера, который должен ревновать не о своем только спасении, но и о спасении вверенных его попечению душ. – Само собой разумеется, что пресвитер истинно-благочестивый и добродетельный благотворнее влияет на других, чем пресвитер, увлекающийся обычаями мира, не всегда согласными с христианскими требованиями. Как бы ни была велика ревность последнего о духовном преуспеянии других, его влияние ослабляется его примером. Усилия его, направленные к уврачеванию других, не достигают успеха при встрече с неизбежным упреком: «врачу, исцелися сам».

Внимайте себе и всему стаду. Какова должна быть ревность пресвитера о спасении других, видно из того, что лица, на которые простирается его попечение называются стадом. Стало быть он должен вести себя в отношении к ним так же, как свойственно поступать хорошему пастырю бессловесных животных. У хорошего пастыря овцы накормлены, напоены, безопасны от волков, укрыты от зноя и от стужи. Подобно сему, и хороший пастырь духовных овец с неослабевающим усердием делает для них все, что нужно для удовлетворения их духовных потребностей: души алчущие и жаждущие истины и правды он духовно питает; души, находящиеся в опасности сделаться добычей духовных волков, прикрывающихся иногда овечьею кожей, – лжеучителей и соблазнителей, – оберегает от них; души, охладевшие в вере и благочестии, духовно согревает; души, искушаемые мучительными недоумениями и сомнениями, иссушаемые зноем скорбей, успокоивает и утешает. Как же именно он помогает своим духовным овцам во всех этих духовных нуждах их? Словом здравого учения, вразумлениями, предостережениями, духовными советами, молитвой, любовью, паче же всего преподаянием им благодати таинств.

Видите, как много дела у духовного пастыря, сколько трудов и самоотвержения требуется от него в его служении спасению вверенных ему душ. На за то как сильны и побуждения к добросовестному прохождению сего служения! «Пасите стадо, в немже вас Дух Святый постави блюстителями». Какое высокое положение в духовном стаде занимают пастыри его! Они блюстители или руководители его, и притом поставленные не людьми, но чрез посредство людей самим Духом Святым. Благодать Св. Духа, потребная для их служения, сообщена им в таинстве рукоположения. Но с этим великим достоинством соединена и великая ответственность; на них лежит долг чистою жизнью и усердием к исполнению пастырских обязанностей возгревать и возвращать в себе дар живущей в них благодати священства и употреблять его в спасение других. Горе им, если пренебрегут сим даром! Им грозит участь раба, скрывшего талант в землю и осужденного во тьму кромешную. – Другое побуждение к усердному прохождению пастырского служения заключается для них в напоминании Апостола, что они призваны «пасти Церковь Господа и Бога, юже стяжа кровию своею». Они должны помнить, что они не хозяева в этой Церкви, а только приставники, с которых строго взыщется за неверность в том деле, к которому они приставлены блюстителями. Должны помнить, что Церковь, к служению которой они призваны, есть драгоценнейшее достояние Христа Господа, которое Он стяжал кровью Своею. Видите, как, вместе с тем, дорога душа каждого христианина, члена Церкви, если для искупления ее и для обращения в достояние Христово потребовалось такая безмерная цена, как пречистая кровь Единородного Сына Божия, излиянная на кресте! И эта, купленная столь дорогою ценой, душа вверяется попечению пастыря церковного – пресвитера! Судите по сему, какая великая ответственность на нем лежит. Пренебрегая свой долг всячески споспешествовать спасению души, вверенной его попечению и руководству, он пренебрегает кровь Христа Спасителя. Спаситель не пожалел своей честной крови для ее искупления, а нерадивый пастырь губит ее своим нерадением и должен отвечать за ее погибель.

От общих размышлений о высоком и многоответственном служении духовных пастырей обратимся теперь к новопреставленному пастырю, протоиерею Иоанну, гроб которого пред собой зрим. Спросим: как он исполнял заповедь Апостола – внимать себе и своему стаду? Ценил ли он величие своего служения? Старался ли подняться до той высоты, на которую указует пастырям св. Апостол? Мы не знаем всего, что нужно знать для удовлетворительного ответа на этот вопрос. Ограничимся кратким указанием на то, что знаем от людей близких к почившему. Итак, что же мы можем сказать о его отношениях к пасомым в качестве учителя и руководителя их, молитвенника и священнослужителя, – и о его личных достоинствах.

Как учитель, он принадлежал к разряду пастырей, которых служение делу спасению ближних состоит преимущественно в личном руководствовании их. Подражая Пастыреначальнику Христу, спострадавшему нашим немощам, он принимал живейшее, сердечное участие в духовном состоянии руководимых им. Он тщательно изучал душевные болезни их и умел врачевать их соответствующими средствами. Он обладал в преимущественной степени даром совета и очень хорошо знал, что нужно сказать каждому, прибегавшему к его духовной помощи. Этим объясняется, что у него было множество духовных детей из всех сословий общества, особенно из высшего.

Как молитвенник, он не только усердно, но благоуспешно молился за всех, нуждавшихся в его молитвенной помощи. Нам приходилось слышать о некоторых, можно сказать, чудодейственных случаях, свидетельствующих о силе его молитвы. Но успех своих молитв он, по смирению, приписывал не себе, а вере тех лиц, которые обращались к нему за молитвенною помощью. «Я грешный человек, говорил он в подобных случаях, – но требующие у меня молитв веруют в силу их, и Господь дает им по их вере, а отнюдь не по моим заслугам».

Почивший пастырь помогал ближним не только в духовных, но и в телесных нуждах Он благотворил многим личными своими средствами; но вместе к нему стекалось не мало пожертвований со стороны лиц, которые желали служить ближним благотворениями, но затруднялись, не зная, кому и как их оказывать. Они обращались к посредничеству почившего протоиерея, в уверенности, что он лучше всякого знает, кто в чем нуждается, кому что и сколько дать, и он добросовестнейшим образом исполнял эти поручения: кого снабжал деньгами, кого вещами, и много слез он отер, многих избавил от нищеты и ее последствий. К вещественному вспоможению он всегда присовокуплял духовные утешения и советы. Это был самый разумный милостынераздаятель.

Добросовестно и плодотворно служа святой Церкви вообще, почивший пастырь был в частности примерным пастырем своей домашней церкви, примерным воспитателем и руководителем своих чад по плоти. Он помнил завещание Апостола, что «пресвитер должен хорошо управлять своим домом, детей своих содержать в послушании со всякою честностью; ибо кто не умеет управлять собственным домом, тот будет ли пещись о Церкви Божией?» (1Тим.3:5). Почившему протоиерею, при помощи Божией, удалось воспитать своих детей в страхе Божием, в истинном благочестии и в любви к святой Церкви, к служению которой он готовил их. Во время обучения своих сыновей в духовных школах он не только неустанно руководил их учебными занятиями, но вместе с ними сам учился, чтобы с большею пользой передавать им то, что сам усвоил трудом самообразования. Он дождался счастья видеть своих сыновей достойными священнослужителями и утешался их плодотворными трудами на поприщах пастырском, подвижническом, ученом и духовно-литературном17.

Успех или благотворность его влияния на пасомых и руководимых им в значительной мере объясняется силою его личного примера. Будучи примерным пастырем, почивший протоиерей был вместе примерным христианином, строгим исполнителем заповедей Евангелия и постановлений Церкви. «Кто сотворит и научит, тот, по слову Спасителя, великим наречется в царствии небесном» (Мф.5:19). Почивший пастырь своею ревностию о жизни, согласной с его учением, заслужил, как нам мнится, сию награду.

В заключение прославим, братия, Господа, воздвигающего среди нас подобных достойных служителей Церкви Его и чрез них распространяющего на земле свое царство, царство истины, правды, любви и всякого добра, – и вместе помолимся Пастыреначальнику-Христу, да помянет своего верного служителя в небесном царствии, да причтет его к лику избранных пастырей, угодивших Ему святою ревностью к исполнению пастырского долга, и за его пастырскую ревность, за его благотворное служение спасению христианских душ, да простит ему согрешения, какие допущены им в житии и служении. Пастыри должны отвечать не за свои только личные грехи, но и за грехи пасомых, если не довольно бдительно следили за их нравственною жизнию, не всегда оберегали их от греховных искушений. Не вниди, милосердый Господи, в суд с рабом твоим, если по немощи в чем провинился пред Тобой. Аминь.

Усердие и правда – Поучение при отпевании книгопродавца, потомственного дворянина Андрея Николаевича Ферапонтова, 1-го декабря 1884 года

В основание надгробного поучения положим два изречения ап. Павла, одно из послания к Римлянам: «тщанием не лениви», – в усердии не ослабевайте (Рим.12:11), другое из послания к Тимофею: «гони правду» – преуспевай в правде (1Тим.6:11). По руководству этих изречений будем говорить об усердии и правде.

«Тщанием не лениви», – в усердии не ослабевайте. Усердие, в котором не должно ослабевать, состоит в том, чтобы не уклоняться от трудов, требуемых званием, семейством, обществом, государством, Церковью, и чтобы, приняв на себя эти труды, исполнять их старательно, с рвением, делать все как можно скорее, без промедления, и как можно лучше. Этому усердию противополагается леность, такое душевное настроение, когда у человека ни к какому делу не лежит душа, когда он ни за что не хочет приняться, а за что и возьмется, делает неохотно, с нетерпением, с неудовольствием, с желанием, под разными предлогами, протянуть дело или свалить его на других. Само собой, впрочем, разумеется, что усердие в сказанном смысле имеет нравственное значение только тогда, когда оно соединено с правдой, когда исполняется другое наставление апостола: «преуспевай в правде», т.е. всячески старайся жить по правде, поступать честно, добросовестно, избегая искушения слукавить, покривить душею, с целию извлечь из этого какую-либо личную выгоду, или услужить одним с обидою другим.

Усердие в исполнении долга и правда – такие требования, обязательность которых бесспорна не только с христианской точки зрения, но и вообще пред судом здравого смысла и естественной совести; потому исполнять эти требования свойственно даже язычникам. Но христианин в исполнении их руководствуется высшими побуждениями, неведомыми язычнику. Христианство внушает нам трудиться с усердием и преуспевать в правде ради Господа. Например, по учению Апостола, «рабы должны повиноваться своим господам не с видимою только услужливостью, как человекоугодники, но как рабы Христовы, исполняя волю Божию от души, служа с усердием, как Господу, зная, что каждый получит от Господа по мере добра, которое он сделал, раб или свободный» (Еф.6:5–8), т.е. что если не люди, то Господь оценит их усердие. Теми же побуждениями поддерживается в христианах уважение к правде или справедливости. Правду не всегда жалуют люди, – люди иногда гонят за правду, – но ее видит и благословляет Господь Сердцеведец и праведный Судия, а потому не для людей, а для Господа должно любить правду, крепко стоять за нее, но увлекаясь искушением приобресть большие выгоды от нарушения правды, от лукавства.

Достоинство всякого нравственного правила всего яснее открывается из примеров. Это же должно сказать об усердии и правде. В настоящие минуты нам, братия, нет необходимости далеко ходить за примерами, чтобы видеть, как можно угодить Господу, послужить ближним и спасению своей души, исполняя делом то, чего требует от нас долг усердия и правды. Этот поучительный и достоподражаемый для всех пример мы видим в новопреставленном рабе Божием Андрее, гробу которого предстоим. Само правительство, возведя его в потомственное дворянское достоинство, признало его заслужившим это достоинство именно усердием и правдой. Герб или щит, представляющий знаки данного ему дворянства, украшен девизом (надписью): усердием и правдой.

Усердие почившего боярина Андрея ближайшим образом проявлялось в его торговых занятиях. Он наследовал это усердие от отца и деда вместе с торговлей духовными книгами, которая с честью продолжается в этом торговом доме более столетия. Нельзя не поставить в особенную заслугу почившему представителю этого дома, что он личным своим усердием в ведении дел поддержал честь своего рода и приобрел ему потомственное дворянство. Столь продолжительное существование торговых домов – не только в Москве, но и вообще в России, – редкое явление. У нас обыкновенно быстро возникают торговые дома, и также быстро исчезают. На первых порах они поражают обширностью своих оборотов, смелостью и успехами предприятий, многомиллионными капиталами; но как все это недолговечно! Торговые дома у нас разоряются большею частью во втором, много в третьем роде. Отец или дед разбогател, а сыновья и внуки впадают в нищету. Это потому, что ни сыновья ни внуки не наследуют от отцов и дедов усердия в ведении дел, начинают вести жизнь беспечную и разгульную, и быстро проживают нажитое не ими состояние. Этого мало, – наши разбогатевшие торговые дома не только быстро разоряются, но даже вследствие неправильной жизни представители их совсем вымирают, нередко в третьем поколении. Но чем прискорбнее это явление, которое легко подмечается старожилами, тем отраднее останавливается взор на противоположном зрелище долговременного цветущего состояния торговых домов, и между ними того дома, представителем которого был почивший боярин Андрей. Хвала и честь ему за то трудолюбие и усердие, с какими он вел свои дела. Благодаря его трудолюбию и усердию, наследованная им торговля духовными книгами не только не сократилась, но расширилась, так что он, можно сказать, сделался чуть не главным деятелем в распространении повсюду богослужебных, духовно учебных и богословских книг. К нему обращались с требованиями книг не из одних внутренних областей России, но также из Сербии и Болгарии. Точным исполнением этих требований он заслужил всеобщее уважение и доверие к себе. Он был одним из самых видных деятелей в распространении духовного просвещения, не одним распространением книг, а также изданием многих весьма полезных книг, начиная с руководств к первоначальному обучению до сочинений высокого богословского достоинства18. Хвала и честь почившему рабу Божию также за примерную честность или правду, с какою он при усердии к трудам вел свои дела. Его честность, его опасение поступить несправедливо, доходили до какой-то, можно сказать, болезненной мнительности. Так, одолжая других и много теряя на своих должниках, он сам боялся оставаться в долгу. Он вел торговые дела начистоту и вменял себе в честь, что не подавал повода жаловаться на неисправность его в плате же долгов. Пример достойный подражания! Если бы все так поступали, у нас было бы меньше причин жаловаться на застой в делах, который происходит большею частью от непохвальной привычки уклоняться под благовидными предлогами от исполнения долговых обязательств. К чести почившего должно наконец сказать, что он не ограничивался только личными своими занятиями. Он не уклонялся от общественного служения. Обратив на себя общее внимание способностью и усердием к деловым занятиям и правдолюбием, он был избираем на многие общественные должности. Так он был членом Коммерческого суда, членом купеческой управы, которая возлагала на него многосложные разбирательства по делам о выдаче пособий бедным, и везде он с примерным рвением и добросовестностью исполнял принятые на себя обязанности. Он состоял гласным в городской Думе, и пока был здоров, редко пропускал Думские заседания и в них, если не сам лично, то чрез посредство других, больше его красноречивых, подавал свой правдивый голос. Он был членом Совета Миссионерского общества и товарищем казначея этого общества. Ближе всего нам известно служение его в должности ктитора нашего приходского храма, продолжавшееся 18 годов. Он привел хозяйство храма в цветущее состояние, так что часть церковных доходов можно было отделить для неоднократного обновления храма и для покупки одного из священнослужительских домов. Как прихожанин, он отличался примерною ревностью к посещению богослужения. Как семьянин, он воспитывал детей в страхе Божием и с успехом благо устроил их житейский быт.

Вот, братие, какую добрую память оставил по себе почивший раб Божий, боярин Андрей! Усердие к исполнению долга и правда – вот достоинства, которые были украшением его жизни, и за которые он сопричислен с потомством к дворянскому сословию. Справедливо он дорожил дворянством, как знаком Монаршей к нему милости и заслуженной чести. Но, братие, дворянство имеет значение только для здешней жизни, а не в жизни загробной. Там нет различия между дворянином и крестьянином, там царь и воин, богатый и убогий – все в равном достоинстве. Там не обратят внимания ни на дворянское звание, ни на дворянские гербы, ни на многочисленные знаки отличия за гражданскую службу, – там будут ценить одни дела, «кийждо бо от своих дел там или прославится или постыдится». Помолимся, братия, Судии и Богу, да призрит Он милостивым оком на дела раба своего Андрея, на его ревность к делам благочестия и человеколюбия на его строгую, честную, воздержную жизнь, и да покроет своим милосердием его согрешения. Пожелаем также молитвенно, чтобы потомки его, наследовав от него почетное мирское звание, паче всего заботились о сохранении тех нравственных достоинств и заслуг, которыми оно приобретено. Дай Бог, чтобы девиз: усердием и правдою, был украшением не только их дворянского герба, но и всей их жизни.

Преставление – Поучение пред отпеванием потомственного дворянина Алексея Андреевича Ферапонтова, 24 августа, 1884 года

Зрелище гроба располагает нас к размышлению о смерти. Что такое смерть? Разлучение души с телом. По разлучении с телом продолжается ли жизнь души? Продолжается, ибо она бессмертна. «Не бойтеся убивающих тело, души же не могущих убити», рек Господь Иисус (Мф.10:28). Пока душа соединена с телом, тело служит для нее домом; но вот дом разрушился, и душа, перестав жить в нем, переходит в другую жизнь, из временной в вечную. Этот переход называется преставлением, или переселением, а умершие – проставленными. Куда же именно, в области вечной жизни, переселяется душа? Некоторые из древних народов (Индусы, Египтяне) и мудрецов (Платон) веровали, что душа по разлучении с телом переселяется в тела животных, вновь рождающихся, даже растений. Это душепереселение представляли в трояком виде: одно восходящее от низших тел в высшие, другое нисходящее от высших в низшие, и круговращательное в телах одного рода, например в человеческих, когда душа из тела одного человека после его смерти переходит в тело другого. Мнение о переселении душ из одних тел в другие в наше время господствует у спиритов, т.е. духовызывателей. Само собой разумеется, что оно ничего не имеет общего с христианским учением. Евангелие и Церковь знают одно только переселение души умершего человека: или в рай, или в ад. В притче о богатом и Лазаре прямо сказано, что Лазарь в минуту смерти отнесен был ангелами на лоно Авраама, а богатый попал в ад, на огненные муки. Кому быть в раю, кому в аду, это решается на частном суде, имеющем наступить для каждого непосредственно по смерти: «лежит единою человеку умрети, потом же суд» (Евр.9:27). Суд сей принадлежит Христу Сыну Божию: «Отец не судит ни комуже, но суд весь даде Сынови» (Ин.5:22). Он наш Искупитель. Он же и Судия по праву Искупителя (Ин.5:27). В человеческих судах решение судебное предваряется следствием и судопроизводством. Подобное бывает и в посмертном суде. Прежде чем Господь – Судия живых и мертвых, произнесет окончательный приговор об участи отшедшей души, она должна пройти путь так называемых мытарств, или мест, на которых она должна дать отчет в своих делах добрых и злых, в присутствии добрых ангелов и демонов, пред оком Всеведущего Судии. Ангелы на сих мытарствах указывают на ее добрые дела и на подвиги покаяния во грехах, чтобы защитить ее от гнева Божия и стяжать ей помилование; а злые духи в качестве обвинителей раскрывают пред ней мрачную картину ее грехов, не заглаженных и даже заглаженных покаянием, и всячески стараются достигнуть ее осуждения от Бога. Одни будут домогаться ее спасения, другие – погибели, и те и другие на основании имеющихся у них сведений о ее нравственном состоянии. И должно сказать, что эти их сведения очень обширны, потому что и те и другие суть постоянные свидетели нашей жизни, постоянно следят за нами и ведут запись всему, что мы делаем. В этих записях сохраняется все, не только что мы сделали, но и что сказали, даже что помыслили. Сколько говорим мы слов праздных и гнилых, и не думаем о пагубных последствиях! Сколько творим грехов по уверенности, что никто их не видит, никто про них не знает! – Люди пожалуй не видят и не знают всего, что делается нами во тьме, но знают и видят духи бесплотные, окружающие нас и тысячами очей назирающие за нами. Грешник не боится этих свидетелей; он боится иметь свидетелями только людей, он боится позора от людей, но не помышляет о том позоре, какому он должен подвергнуться на суде по смерти, когда невидимые и неподозреваемые им свидетели выведут на свет все, что он в присутствии их сделал и сказал. Тогда придется отвечать нам за каждое праздное слово, тогда все давнезабытое припомнят нам, во всем обличат! И если бы мы чаще помышляли об этом, меньше грешили бы. Мысль о суде по смерти, о мытарствах, на которых душа будет задерживаема истязателями демонами, могла бы нас удерживать от греховных искушений. «Поминай последняя твоя и во веки не согрешиши» (Сир.7:39).

Помним ли мы последняя, т.е. смерть и суд, нет ли, – смерти никому не избежать. Вот и возлюбленный наш во Христе брат Алексей едва преполовинил лета жизни, восхищен преждевременною смертью; душа его уже находится в состоянии подсудимой и странствует по мытарствам. Чем кончится суд над ней, благополучно ли пройдет она этот страшный путь, восторжествует ли над жестокими истязателями, обрадует ли своим торжеством добрых ангелов, мы не знаем, – для нас закрыта непроницаемою завесой та область, куда она вступила. Суд совершается там при закрытых, так сказать, дверях. Тем не менее мы не лишены возможности выразить участие к судимой душе и помочь ей нашею братскою молитвой пред престолом Судии и Бога, да не внидет в суд с рабом своим, да поступит с ним не по суду строгой правды, а по неизреченной своей милости, да покроет своим прощением грехи его ради добрых истинно христианских качеств души его. «Блажени кротцыи, яко тии наследят землю», рек Спаситель. И нам утешительно вспомнить, что почивший брат наш шел путем, ведущим к сему блаженству. Кому из знавших его неизвестно, как он был кроток, незлобив, приветлив, добродушен? Кротким дано обетование наследовать землю. Это обетование должно понимать не о внешнем обладании землей, а о духовной, нравственной власти, свойственной кротким, над сердцами обитателей земли. Кроткие привлекают к себе сердца даже врагов, обезоруживая их злобу своим незлобием и доброжелательством. Кроткие – самые вожделенные члены общества. В них нет самолюбия, разрушительно и вредно действующего на общежитие. Оттого они легко уживаются со всеми, все им рады, все к ним доверчивы, все с ними откровенны, все дома для них открыты, всякого рода услуги для них готовы. Именно в таких благоприятных отношениях к обществу находился наш кроткий и добродушный собрат Алексей. Все сближавшиеся с ним любили его от души, отзывались о нем всегда с похвалой, искренно жалели о нем во время его продолжительной болезни. Не долго пришлось ему жить на этой земле, пользоваться и утешаться великим сочувствием к нему близких, особенно служителей Церкви, с которыми ему больше всех, по роду его занятий19, приходилось иметь дело. Помолимся, да наследует он уготованное кротким место на новой земле, под новым небом, т.е. в царстве небесном, в теснейшем общении с Господом Иисусом, Который, сам будучи кроток и смирен, наипаче любит кротких и смиренных.

Суета сует – Поучение при гробе прихожанина20

«Суета сует и всяческая суета» (Еккл.1:2), сказал царь Соломон после того, как убедился в суетности или безуспешности попыток найти на земле полное счастие. Он убедился в этом отчасти по собственному опыту, отчасти на основании наблюдений над другими людьми. Так он убедился, что суетна надежда найти счастие в обилии земных сокровищ. Заботы о стяжании, умножении и сохранении их только мучат человека и лишают его мира и радости. Притом плоды трудов собирателя сокровищ могут но смерти его достаться не трудившемуся и бессмысленно будут расточены. Мысль об этом еще больше отравляет удовольствие обладания богатством. Суетна также надежда найти полное счастье в земных удовольствиях и развлечениях. Соломон собственным опытом изведал всякого рода чувственные удовольствия и развлечения, ни в чем не отказывал своим глазам и сердцу, удовлетворял беспрепятственно всем чувственным своим прихотям, и кончил горьким самообличением: «смеху я сказал: безумный! и веселью: что ты делаешь?» (Еккл.2:2). Исчисляя виды суеты, Соломон не признает условием для счастия даже такое благороднейшее занятие, как приобретение мудрости, обогащение ума всякого рода познаниями, – почему же? Потому, говорит он на основании собственнного опыта, что чем больше мудрости, тем больше горести, и кто приумножит ведение, тот приумножит страдание (Еккл.1:18). Горесть и страдания испытывает мудрец вследствие сознания, что количество его знаний ничтожно в сравнении с тем, чего он не знает, – и это сознание не только не уменьшается, а возрастает в нем по мере расширения его познаний. – К мысли о суетности мечтаний достигнуть на земле полного счастия приводит Соломона также зрелище всякого рода неурядиц в жизни человеческой: одинаковая участь постигает мудрого и глупого. «Мудрого не будут помнить вечно, как и глупого; в грядущие дни все будет забыто, и увы! мудрый умирает наравне с глупым» (Еккл.2:14–16). "Праведник (преждевременно) гибнет в праведности своей; нечестивый живет долго в нечестии своем» (Еккл.7:15). «Праведников постигает то, чего заслуживали бы дела нечестивых, а с нечестивыми бывает то, чего заслуживали бы дела праведников» (Еккл.8:14). «Одна участь праведному и нечестивому, доброму и злому, чистому и нечистому, приносящему жертвы и не приносящему; как добродетельному, так и грешному; как клянущемуся (богобоязненному), так и боящемуся клятвы (невоздающему чести Богу призыванием имени Его)» (Еккл.9:2); т.е. здоровье и болезнь, богатство и бедность, слава и унижение, радости и скорби, жизнь и смерть – все это обще всем людям, без различия достойных и недостойных, добродетельных и порочных. «Не проворным достается успешный бег, не храбрым победа, не мудрым хлеб и не у разумных богатство, и не искусным (опытным врачам, художникам, учителям) благорасположение, но время и случай для всех их» (Еккл.9:11). «Видел я всякие угнетения, какие делаются под солнцем: и вот слезы угнетенных, а утешителя у них нет, и в руке угнетающих их – сила, а утешителя у них нет» (Еккл.4:1). Грустно быть зрителем этих явлений, всегда происходивших и ныне повторяющихся; еще грустнее самому терпеть и страдать. Что же делать? – Есть люди решительные, которые очень просто отвечают на этот вопрос. Возмутительные явления зла и житейские невзгоды возбуждают в них ненависть к жизни. «Жить не стоит», говорят они себе и поканчивают с собой или немедленным самоубийством, или медленным измождением себя посредством разврата и пьянства. Другие на это не решаются, зато всю жизнь ропщут на Бога, на людей, недовольны всем и всеми, или для поправления своего житейского положения прибегают к бесчестным средствам. Как же решает помянутый вопрос сам Соломон, к какому выводу приходит он, признавая все на свете суетой? Ненависть к жизни, под влиянием убеждения в суете всего на земле, не чужда была, по видимому, душе Соломона: «Возненавидел я жизнь, – говорит он, – потому что противны стали мне дела, которые делаются под солнцем, ибо все – суета и томление духа» (Еккл.2:17). Но эту ненависть не надо понимать в безусловно строгом смысле, судя по дальнейшему течению суждений Соломоновых. Размышление о суете всего привело Соломона к убеждению, что временная жизнь не стоит того, чтобы питать к ней пристрастие и видеть в ней конечную цель. Это-то отсутствие пристрастия он назвал ненавистью к жизни, подобно тому, как И. Христос в том же смысле внушал своим последователям «ненавидеть свою душу» (Ин.12:25), т.е. быть готову положить душу свою за веру, без сожаления расстаться с временною жизнью, если того требует слава Божия и благо ближних. Пристрастие к временной жизни не совместно с долгом самоотвержения, требуемого Христом от всех своих последователей. Но оно же не благоприятствует и временному, земному благосостоянию, потому что побуждает человека к мучительным, не всегда притом одобряемым совестью, заботам о приобретении и умножении средств к жизни. Эти мучительные заботы отравляют наслаждение благами жизни, особенно если соединяются с опасением потерять их. Как же таком случае поступать, чтобы избежать пагубных последствий пристрастия к временной жизни? Не нужно ли совсем отказаться от надежды найти что-нибудь приятное в жизни и примириться с жизнью? Нет, не к тому ведет речь Соломон. Хотя и возненавидел он жизнь, т.е. нашел ее не стоящею пристрастия, но с другой стороны признал возможным благодушно относиться к этой жизни при соблюдении некоторых условий. Недовольство жизнью, полною суеты, происходит от того, что мы слишком много требуем от жизни. Полного счастья она дать не может, – этого и требовать и ожидать от нее не следует; но если она может дать нам небольшую долю счастья, то и этого достаточно, чтобы с веселием пользоваться тем, что она дает, и наслаждаться плодами труда своего, не тревожа себя заботами о будущем (Еккл.8:22). Но это веселье должно быть умеряемо памятью о зависимости нашей от Бога, ибо, говорит Соломон, «не во власти человека и то благо, чтобы есть и пить и услаждать душу свою от труда своего. Я увидел, что и это от руки Божией. Потому что кто может есть и кто может наслаждаться без Него?» (Еккл.2:24–25). Теперь понятно, отчего люди, пристрастные к земной жизни и ее благам, обманываются в своих надеждах на земное счастье: вместо того, чтобы смиренно ожидать по крайней мере малой доли его от милости Божией они совсем забывают о Боге и мечтают благоустроить свою жизнь одними собственными трудами. Понятно и то, отчего безуспешность трудов повергает их в уныние: забывая о Боге, они лишают себя того утешения в житейских невзгодах, какое могли бы найти в преданности воле Божией. – Зрелище неправд, обид и беззаконий не должно смущать нас, потому что есть праведный Судия, который будет судить в свое время праведного и неправедного (Еккл.3:17), и потребует ответа от неправедных судей (Еккл.5:7). – Печально видеть одинаковую судьбу мудрого и глупого; но мудрость все же остается лучшим орудием против всякого неустройства в мире (Еккл.9:13–18). «Слова из уст мудрого – благодать, а уста глупого губят его же» (Еккл.10:12). – В заключительных словах книги Соломона содержится сущность наставлений его относительно того, как должно поступать, чтобы благодушно взирать на суету всего. «Бога бойся и заповеди Его храни, ибо в этом все для человека, и Бог всякое дело приведет на суд и все тайное, хорошо ли оно, или худо» (Еккл.12:13–14). Боги бойся. Это значит: не смей роптать на Бога, не смей спорить с Ним, сомневаться в Его промышлении о мире, полном суеты и зла. Страхом Божиим обуздывай склонность свою к жалобам на Провидение Божие. И заповеди Его храни: не тебе препираться с Богом, Существом Премудрым и Праведным; не твое дело указывать Ему, как лучше Ему следовало бы управлять миром. Твое дело помнить, что ты раб Его, и беспрекословно исполнять волю Его, жить по Его заповедям: в этом все для человека, – в этом главное условие для снискания Его благоволения среди окружающей тебя суеты. Пусть тебе или другим плохо живется на свете, хотя ты и другие соблюдаете заповеди Божии, тогда как нечестивые и неправедные торжествуют; но знай, что всякое дело приведет Бог на суд, и на этом суде, неизбежном по смерти, каждому воздаст по делам его, даже сокровенным, и уже не будет тогда места тем настроениям, какие смущают тебя в этом мире суеты и зла. На все изложенные нами общие размышления о суете всего на свете навел нас предстоящий гроб. Новопреставленный раб Божий Василий испытал на себе горькую истину сказанного Соломоном о суете. Его житейские дела были сначала в цветущем состоянии. Он радовался своим успехам в них и благодарность за сие Господу свидетельствовал добрыми делами. Но в последние дни его жизни, вследствие неблагоприятных в торговле обстоятельств, благосостояние его пошатнулось. Ему пришлось убедиться в непрочности, суетности земных благ. Для поправления расстроенных дел он, конечно, мог бы поступить так же, как обыкновенно поступают многие в его положении: объявить себя несостоятельным должником и приберечь для себя и для своего семейства, что у него осталось. Но он не поддался этому искушению. Он мог бы рассуждать, как другие рассуждают в подобных случаях: «я не плачу долгов потому, что мне самому не платят задолжавшие мне. Я вправе уклониться от данных мною обязательств, потому что другие не исполняют подобных обязательств в отношении ко мне». Нет, он почитал за грех оправдывать себя подобными рассуждениями, извинительными, по видимому, в его положении. Ему даже нечего было бы бояться строгого осуждения за них со стороны людей, – уклонение от уплаты долгов – дело столь обыкновенное, что почти все привыкли смотреть на это снисходительно. Да, ему можно было не бояться суда людского, но он Бога боялся и заповеди Его хранил и потому честно расплатился с своими заимодавцами, хотя для этого ему пришлось закрыть свою торговлю и оставить себя и свое семейство при скудных средствах содержания. «Лучше обнищать, думал он, чем обеспечить себя и семейство с обидой другим». Он смиренно покорился воле Божией, пославшей ему крест скудости и, что всего удивительнее, он и в наступившие дни скудости не переставал благотворить ближним и жалел, что не может благотворить с прежнею щедростью. Редкое самоотвержение и человеколюбие! Вечная память новопреставленному рабу Божию Василию! Ему в последнее время не хорошо жилось на этом свете: да воздаст ему Господь своею милостью в жизни загробной. Дай Бог, чтобы его честность и добросердечие послужили примером для других, могущих быть в том стеснительном положении, в каком он находился.

Доблестный воин – Поучение при погребении полковника Павла Ивановича Протопопова, 24 апреля 1885 года

Предстоящий гроб с останками раба Божия доблестного воина Павла напоминает нам наставление вои нам св. Иоанна Предтечи. Перенесемся мыслию к берегам Иордана, где проходил свое служение Иоанн Предтеча. Служение его состояло в том, что он проповедывал о наступлении царства Христова и от желающих вступить в оное требовал покаяния и крестил их. Кающиеся исповедовали свои грехи и искренность своего покаяния должны были, по слову Иоанна, свидетельствовать плодами покаяния, т.е. исправлением жизни, воздержанием от прежних грехов. В числе приходивших к Иоанну были и воины. Слыша, что Иоанн требует от приходящих к нему плодов покаяния, они спрашивали Иоанна: «И мы что сотворим? И рече к ним Иоанн: никого же обидите, ни оклеветайте, и довольни будите оброки вашими» (Лк.3:14). Иоанн не требует от них высоких подвигов, а только того, чтобы они проходили свою службу честно, и при этом имеет в виду обычные, свойственные воинам пороки. Они были обидчики. Вспомним, как они поступили с И. Христом пред Его распятием. Им велено было бичевать Иисуса. Воины не ограничились этим, а самовольно, затеяли еще игру в цари. Они раздели Его донага, облекли в багряницу, как бы в царскую порфиру, возложили на него терновый венец, как бы царскую корону, дали Ему в правую руку трость, как бы царский скипетр, и становясь пред Ним на колена, кланялись Ему, подражая благоговению верноподданных, – с насмешкой восклицали пред Ним: «радуйся, царю иудейский», и взявши у Него трость, били Его по главе. Эта возмутительная жестокость, это крайнее бесчеловечие показывало, что воины, пользуясь правом сильного, склонны были поступать подобным образом и в других случаях, не на войне только, но и в мирное время. И вот от этих то обид и бесчеловечия предостерегает воинов Иоанн Креститель словами: «никого не обижайте». – «И не клевещите», продолжает Иоанн. Могло быть, что обиженные воинами приносили на них жалобу начальству. Но обидчики не только не признавались в своей вине, но еще в свое оправдание взводили ложное обвинение на обиженных ими, клеветали на них; потому надлежало внушить им, чтобы они вперед так не поступали, иначе покаяние их не будет угодно Богу. – «И довольствуйтесь своим жалованьем», заключает свое наставление воинам проповедник покаяния. Могло быть, что воины, почитая казенное жалованье недостаточным для себя, насилием и хитростью производили разные поборы деньгами и вещами с жителей во время постоя у них и таким образом были в тягость им не только в военное, но и в мирное время. Поступая так, воины забывали свое призвание – охранять свободу и безопасность граждан и умеренностью в удовлетворении своих нужд воспитывать в себе дух самообладания и самоотвержения, составляющий главное достоинство воинов. Проповедь Иоанна Крестителя, требуя от воинов, чтобы они довольствовались своим жалованьем, требовала от них того же, к чему они были обязаны самою службой своею. – Наставления Иоанна Крестителя, обращенные к воинам, вообще удобны были к исполнению, потому что не обязывали их ни к чему такому, чего не заключалось бы в воинском уставе. От них требовалась одна честность и добросовестность в прохождении своего звания, – вот те плоды покаяния, которые составляли для них необходимое условие к тому, чтобы вступить в царство Христово.

Изложенные наставления к воинам пришли нам на память в виду предстоящего гроба. Лежащий в нем раб Божий Павел был воин. Без сомнения, он знал эти наставления, потому что любил читать слово Божие и этим чтением услаждал свою душу до последнего дня своей жизни. Но следовал ли он этим наставлениям, руководствовался ли ими в своей некратковременной воинской службе? К утешению, на основании сведений от близких к почившему лиц, мы можем дать утвердительный ответ, как увидим из нижеследующего.

Никого не обижайте. Почивший воин Павел не только не обижал ближних, но защищал их от обид. Он горячо принимал к сердцу нужды нижних воинских чинов и заботясь о продовольствии их достаточными и доброкачественными припасами, он не допускал, чтобы наживались на счет их люди корыстолюбивые. Он всячески противодействовал злоупотреблениям в поставке для воинов съестных припасов. Это было причиной немалых неприятностей ему по службе, но он с самоотвержением переносил их из любви к меньшей братии, за которую тем усерднее стоял, что сам начал службу с одного из нижних чинов (юнкером).

Не оклеветайте. Человек в высшей степени прямой и честный, он без сомнения, не был способен порочить честь ближнего клеветой. Требуя от других одной правды и уважения к правам ближнего, кто бы он ни был, мог ли он даже помыслить посягнуть на доброе имя ближнего клеветой?

Будьте довольны своим жалованьем. Почивший воин был в высшей степени бескорыстный человек, буквально жил одним казенным жалованьем, довольно скудным, и только в крайних нуждах своих пользовался вспоможением добрых родственников.

Забот об умножении средств жизни, пока состоял на военной службе, он не знал. Он об одном заботился: быть честным и верным слугой царя и отечества. Верность долгу службы он засвидетельствовал опытами самоотвержения. Ему судил Господь участвовать в битвах против польских мятежников. В пылу битв он бодро ходил на встречу смерти и других вел, поощряя их примером своего личного мужества и распорядительностью. Он помнил слова Спасителя: «Больши сея любви никтоже имать, да кто душу свою положит за други своя» (Ин.15:13), и потому пренебрегал опасностью смерти. По милости Божией он, однако, не только остался цел, но еще наносил поражение врагам.

Таковы добрые качества почившего воина, за которые он пользовался уважением при жизни и заслужил добрую память по смерти. По окончании военной службы он поступил было на службу в приюте для детей ссыльных преступников. Не больше трех месяцев продолжалась здесь его служба, но и в это краткое время он успел заслужить искреннюю привязанность детей за его отеческую заботливость о них. Да, есть за что помянуть его добром. Чего же требует от нас теперь уважение к его памяти? Преимущественно молитв о душе его. Ни в чем так он не нуждается, как в наших молитвах, в настоящие минуты, когда он предстал престолу Судии и Бога. Господь не судил ему быть напутствованным к исходу из сей жизни святыми тайнами. Смерть восхитила его из нашей среды внезапно, оставив нам спасительный урок – быть всегда готовыми к переселению в жизнь вечную. Помолимся милосердому Господу, да не внидет в суд с рабом своим, да не поступит с ним с строгостью Жениха, пришедшего в полночь и затворившего двери брачного чертога от беспечных дев, не успевших его встретить с светильником живой веры и елеем любви, – но да приимет его с любовию отца, готового ущедрить своего сына, забыть его вины против него в виду того, что этот сын, хотя и оскорблял его по временам проступками, но всегда поспешал к нему с раскаянием и мольбой о прощении. Будем надеяться на милосердие Господа к рабу своему, зная, что он, будучи воином царя земного, не забывал своего христианского звания, был послушным сыном Церкви, исполнял церковные обязанности, поддерживал в себе дух благочестия любовию к слову Божию, которое он имел обычай читать ежедневно. Прости же ему за сие, Господи, его прегрешения вольные и невольные и пробави милость Твою к нему в жизни вечной, как Ты миловал его в жизни временной.

Новопреставленный иеромонах Серафим

20 октября 1885 г. скончался о. Серафим, иеромонах Спасо-Андрониева монастыря, на 38-м году. Мирское имя ему было Сергей Иванович Борзецовский. Он был сын протоиерея Иоанна Михеевича Борзецовского, биография которого напечатана в Душеполезном Чтении 1885 года (в сентябрьской и октябрьской книжках). По окончании в 1866 году обучения в московской духовной семинарии со званием студента, он в течении двух лет жил в доме родителя, довершая свое образование прилежным чтением и изучением святоотеческих писаний; затем поступил в диаконы при одной из приходских церквей в Москве (при церкви Николая Чудотворца Краснозвонской). Спустя 7 лет овдовел, затем через год оставил приходскую службу и поселился бельцом в Высокопетровском монастыре, когда настоятельствовал здесь брат его архимандрит Григорий. За четыре года до смерти принял монашество в том же монастыре и посвящен в иеромонахи. По переводе архимандрита Григория на настоятельство в Андрониевский монастырь, о. Серафим вместе с ним перешел в этот монастырь, где и скончался после многолетней болезни. Покойный о. Серафим известен читателям Душеполезного Чтения по многим статьям его21, замечательным по основательности, обстоятельности и по благочестивому тону. Редактор «Душеполезного Чтения», присутствовавший на его погребении, почтил его, как своего сотрудника, речью, в которой старался охарактеризовать его, как писателя и как благочестивого и строгого подвижника. Предлагаем вниманию читателей эту Речь:

«При гробе о. Серафима имею особенное побуждение сказать несколько слов в память его, ибо он был одним из сотрудников в «Душеполезном Чтении». Любимейшим предметом его писаний была Богоматерь, Ее слава и участие в домостроительстве нашего спасения. Для рассмотрения сего предмета он обыкновенно брал церковные песнопения в честь Богоматери, – Догматики, Задостойники, также отдельные выражения, изображающие ту или другую сторону жизни и заслуг Богоматери, – и входил в обширное толкование и разъяснение как целых песнопений, так и отдельных выражений в историческом, догматическом и нравоучительном отношении. Нельзя было не удивляться трудолюбию, с каким он из богослужебных книг извлекал все, что относилось к его предмету, собирал все цветы, какие только можно найти на обширном поле церковных песнопений в честь Богоматери. Нельзя было не изумляться искусству, с каким он из этих цветов сплетал прекрасные венки во славу Богоматери. Догматическое учение о лице и делах Богоматери в связи с учением о воплощении от Нее Сына Божия было изложено о. Серафимом на основании церковных песнопений с такою полнотой и глубокомыслием, как едва ли лучше можно было это сделать. Этого мало: особенную цену его размышлениям и исследованиям о Богоматери дает то, что все они проникнуты задушевнейшим благочестием. Читая их, можно подумать, что он писал их не за рабочим кабинетным столом, а за аналоем пред иконой Богоматери, каждое слово о Ней сопровождая молитвою. Настроение духа, какое отразилось в его писаниях, было, несомненно, такое, какое свойственно молящемуся и священнодействующему.

Иначе, впрочем, и не могло быть по господствовавшему в почившем духу благочестия. Он жил и дышал этим духом во все дни живота своего до последнего издыхания. Конечно, нельзя не видеть здесь действия благодати Божией; но она проявляла свою спасительную силу потому, что нашла в его душе приемлющую почву. Действию благодати споспешествовало доброе влияние на него семейной среды. Он был благого корня благая отрасль. Его отец и мать, оба равно благочестивые и добродетельные, воспитывали и детей в духе строгого благочестия. Кому неизвестно, как в наше время трудно оградить детей, в период их воспитания, от внешних тлетворных влияний, со всех сторон вторгающихся в семью и школу, и как часто несмотря на усиленный добрый надзор родителей над детьми появляются в семье среди доброй пшеницы плевелы: одни дети радуют их своим поведением, другие огорчают нравственною испорченностию. Родители о. Серафима не испытали последнего несчастия. Все дети их, воспитанные в страхе Божием, утешали их благонравием, послушанием, преданностию святой Церкви; все сыновья их, с отличным успехом учившиеся в школах, и один из них в высшей духовной школе, посвятили себя на служение святой Церкви, и служит ей с честию и пользой для христианских душ, руководимых ими к спасению. Почивший о. Серафим был младшим из них; но в нем дух благочестия и любви к св. Церкви проявил себя во всей цельности и полноте. Еще в отроческих летах он вел себя, как свойственно зрелым в духовной жизни. Он не принимал участия в детских шалостях, был воздержен в слове, боясь согрешить словом, – не позволял себе не только гнилых, но и праздных слов и если приходилось ему быть невольным слушателем нескромных речей, краснел от них. Бдительность его в отношении к духовному своему состоянию была самая неослабная, и если бывало помыслить и скажет что-нибудь неодобряемое его совестию, то с беспощадною строгостию укорял себя и не скоро успокоивался. Страх суда Божия постоянно был присущ душе его. После каждой, беседы с близкими к нему людьми выражал опасение, не сказал ли чего-нибудь, за что придется дать строгий отчет на том свете. Каков он был в молодых летах, таким же остался в зрелом возрасте. На приходской службе, живя среди мира, он вел себя строже любого монаха. Самоиспытание, склонность к созерцательной и уединенной жизни, удаление от мирских, даже по видимому невинных развлечений, и удовольствий, благоговейное отношение к своим священнослужительским обязанностям, постоянное питание себя духовным чтением, богомыслием и молитвой, – все это производило назидательное впечатление на знавших его. Но наипаче дух подвижничества раскрылся в нем полным цветом по принятии монашества. Благоговея пред высотою монашеских обетов и смиренно признавая себя неготовым к принятию их, он может быть и не принял бы их, если бы не склонили его к сему советы близких к нему лиц Он хотел быть монахом по образцу древних подвижников иноческой жизни и с успехом подражал им. Он жил и дышал богомыслием и молитвой. Умная молитва была непрестанным упражнением его. Иногда он, стоя пред иконой в своей келлии, предавался молитвенному подвигу с такою ревностию и увлечением, что от изнеможения падал на землю и не скоро приходил в себя. Недаром он носил имя Серафима: он пламенел серафимскою любовию к Господу. Если присоединить к сим чертам его духовного образа его незлобие, его безграничную преданность воле Божией, проистекавшую из глубокой веры во всеблагое и премудрое промышление Божие, его благодушное и смиренное перенесение тяжких болезней, его заботы о христианском воспитании своего сына, его нищелюбие, то воспроизведем, кажется, полный светлый лик почившего подвижника.

Господь послал ему праведническую кончину. Во время продолжительной предсмертной болезни он не убаюкивал себя надеждой на выздоровление, сам помышлял и другим говорил о предстоящем ему отчете на посмертном суде, и готовился к нему ежедневным причащением святых тайн и непрестанною молитвой. В предсмертные минуты он неуклонно взирал на икону Богоматери, творил крестное знамение, благоговейно внимал молебствию пред нею, и наконец умиленно преклонив главу, предаде дух. На крыльях молитвы душа его тихо отлетела от тела. Помолимся Господу, чтобы Он милосердый простил ему согрешения, в которых он всегда сокрушенно каялся, и чтобы молитвами Богородицы, в честь которой он сплетал прекрасные венки своими писаниями, сподобил его венцов славы на небесах и, как песнопевца Богоматери причислил его к лику серафимов, вечно воспевающих Ему трисвятую песнь и в сем песнопении обретающих источник неизреченного блаженства.

Доброхотное деяние – Поучение в девятнадцатую годовщину Братства святителя Николая, 21 октября 1884 г.

Празднуем сегодня 19-ю годовщину благотворительного Братства. Сие празднование, естественно, располагает нас к размышлению о благотворительности. Руководством к размышлению пусть будут для нас в настоящий раз слова ап. Павла: «Кийждо якоже изволение имать сердцем, не от скорби, ни от нужды, доброхотна бо дателя любит Бог» (2Кор.9:7). Св. ап. Павел приглашает коринфских христиан к пожертвованиям в пользу бедствующих христиан иерусалимской церкви и просит Коринфян приготовить эти пожертвования ко времени его прибытия к ним, так чтобы ему можно было немедленно распорядиться о доставлении собранных подаяний по назначению. К этому приглашению и просьбе Апостол присоединяет увещание, чтобы «каждый уделял по расположению сердца, не с огорчением и не с принуждением», – и в подкрепление своих слов приводит изречение ветхозаветного писания: «доброхотна дателя любит Бог» (Притч.22:8а). Заповедь о доброхотном благотворении, данная Коринфянам, относится ко всем христианам. Дело не в том только, чтобы благотворить, а вместе в том, как благотворить. «Каждый уделяй по расположению сердца, не с огорчением». Иной не отказывает в помощи просящему, но делает это с огорчением, с сердечною тугой, неохотно; подаст пособие просящему, да тут же выбранит его, бросит ему подачку, как псу. Не всякий проситель этим обидится. Крайняя нужда в помощи причиной, что иной готов потерпеть всякие унижения, лишь бы получить от вас что-нибудь. Ему не до того, чтобы быть разборчивым в этом случае; ему нужны деньги, а с каким расположением дают их, ему до этого нет дела. Но немало просителей помощи, уважающих свое достоинство, которые или совсем не примут ваше одолжение за цену унижения себя, или примут его с таким же отвращением, с каким вы одолжите его. Им нужно не одно вещественное одолжение, но вместе участие к их положению; для них сердечное участие дороже всяких денег. В них должно щадить чувство своего достоинства, иначе и значительная материальная помощь будет им неприятна. – «Уделяй не с принуждением». Благотворят с принуждением, неохотно, когда, например, благотворят только по требованию начальства, из одной вежливости, из одного угождения ему. Начальство, пожалуй, и не требует, а только предлагает принять участие в каком-нибудь благотворительном деле; но в глазах подчиненных это предложение то же, что требование, которое и исполняется только потому, что оно идет от начальства, – нельзя же, да, пожалуй, и не безопасно ослушаться начальства. – Иной принимает участие в благотворении только потому, что другие это делают, из одного желания не отстать от других и из опасения, чтобы не стали пальцами указывать на него в случае уклонения от подписки на доброе дело. Такое благотворение делается обыкновенно скрепя сердце, неохотно, ибо делается единственно по силе давления на благотворителя примера и мнения других людей. – Иной не отказывает в благотворении просящему единственно для того, чтобы отвязаться от него, отделаться от его настойчивых молений о помощи. – Имеют ли какую цену пред Богом все подобные благотворения, совершаемые вынужденно, неохотно, без расположения к нуждающимся, без сердечного участия к их положению? Не имеют не только пред Богом, но и пред судом людей. Люди, впрочем, не всегда имеют возможность судить об этом. Недальновидные зрители могут всячески превозносить таких благотворителей, могут удивляться щедрости их, не подозревая их недобрых побуждений, – им видно только вещество благотворения, но редко лицемерие благотворителей, их бессердечие и безучастие к ближнему. Но чего не ведают люди, то открыто пред очами Господа сердцеведца. Ему открыто, кто благотворит доброхотно, кто нет. И потому благоволить Он только к дающим доброхотно, только их Он любит, если только они доброхотно дают по чистой любви к ближним, а не по своекорыстным побуждениям – по расчету на награды, по надежде с лихвой в будущем воспользоваться услугами тех, кому благотворят.

Если Господь любит только доброхотно дающих, то какое сильное побуждение к доброхотному благотворению заключается в этой любви! Не все просящие помощи заслуживают ее. Есть между ними празднолюбцы, тунеядцы. Ты лишен возможности знать, кто истинно нуждается в твоей помощи, кто нет, кто только промышляет попрошайничеством, расчитывая на недогадливость благотворителя. Может случиться, что и твоя лепта попадет в недостойные руки. Но не смущайся этим злоупотреблением. Не ты в этом случае будешь виноват, а обманывающий тебя, злоупотребляющий твоею добротой. Лучше потерпеть обман, чем без очевидных причин увлечься подозрением в недобросовестности просящего, и потому или совсем ничего ему не дать, или дать недоброхотно, с огорчением и негодованием. Каков бы ни был просящий, помоги ему доброхотно, ибо доброхотно дающих любит Бог.

Тебя смущает опасение неблагодарности со стороны просящих помощи в нужде. Опасение, пожалуй, основательное: неблагодарность к благодетелям – обыкновенное явление. Случается, что благодетель сам впадает в нужду и нищету, а облагодетельствованный им, обязанный ему своим благосостоянием, знать его не хочет, забывает своего благодетеля, и не только не воздает ему добром за добро, а еще злорадствует при виде его безвыходного положения. Даже есть дети, которые платят возмутительною неблагодарностью родителям, своим первейшим благодетелям, допуская их влачить жизнь и умирать в нищете и горе. Все это бывает; но если одни не исполняют долга благодарности, это не освобождает других от исполнения долга благотворения: несмотря на горькие случаи испытанной тобой неблагодарности, ты все же продолжай по прежнему творить добрые дела и твори их доброхотно, утешая себя тем, что доброхотно дающего любит Бог, а кого любит Бог, того Он не оставит своею милостью. Пусть люди не ценят его благодеяний и услуг, пусть даже платят ему за добро злом, за то не забудет доброхот подающего достойным и недостойным Тот, Кто повелевает «солнцу своему восходить над злыми и добрыми, и посылает дождь на праведных и неправедных» (Мф.5:45). Если не в этой, то в будущей жизни Он воздаст ему благами, уготованными милостивым.

При всем желании благотворить ты затрудняешься тем, что сам живешь в нужде и бедности; и рад бы что дать ближнему, да у самого нет лишнего, даже ничего нет. Конечно, на нет и суда нет, – у кого ничего нет, с того и взыскивать нечего. Но если у тебя имеется настолько средств к жизни, что сводишь концы с концами, то не потяготись благотворением, охотно поделись с ближним, ничего неимеющим, тем, что Бог послал. Подражай македонским христианам, о которых ап. Павел, поставляя их в пример щедрости Коринфянам, свидетельствует, что, «будучи сами в глубокой нищете, они доброхотны по силам и сверх сил» (2Кор.8:3). Доброхотство или готовность их к благотворению до того простирались, что их не нужно было уговаривать к сему, они сами «многим молением» просили апостола принять от них дары бедствующим иерусалимским братиям (2Кор.8:4). Это значит, что Македоняне в принятию дара от них видели одолжение больше для себя, чем для одолжаемых. Как трогательно такое смирение и вместе предупредительное участие к бедствующим братиям, такая готовность послужить им и при том не от избытков, а от недостатков, поделиться с ними последним! Пусть поступает так и каждый из нас, пусть не только обилующие земным благами, по и скудные доброхотно уделяют неимущим, ободряя себя тем, что доброхотно дающего любит Бог. А кого Он любит, того Он сам не оставит в нужде. Он, по слову апостола, «силен обогатить доброхотных дателей всякою благодатию, чтобы они, всегда и во всем имея довольство, были богаты на всякое доброе дело (2Кор.9:8), как сказано: «расточил, раздал нищим; правда (доброе дело) его пребывает в век» (Пс.111:9). Это значит, что расточаемое на дела благотворения не пропадает безвозвратно. Дающего рука не оскудевает: силой благословения Божия убыль средств восполняется, являются новые средства для благотворения. Но если Господь, по премудрым судьбам своим, не всегда здесь воздает расточающим свое достояние на неимущих, во всяком случае сила благотворения чрез это не умаляется, она пребывает вечно. Время кончится, а плоды благотворения пребудут и в свое время пожаты будут благотворителем.

Многие тяготятся прибегающими к их помощи по тому, что их слишком много, что приглашения к пожертвованиям в пользу бедствующих повторяются часто и идут со всех сторон, непосредственно от нуждающихся, также от благотворительных обществ и частных собирателей подаяний в пользу бедных. Но как бы ни было много нуждающихся в нашей помощи, как бы ни были часты и настойчивы напоминания о ней, досадовать на это и свою досаду изливать на требующих от нас помощи, во всяком случае грешно. Не для того ли между прочим Господь попускает умножаться бедным и бесприютным, чтобы для нас не было недостатка в случаях упражнять себя в подвигах любви к ближним? Ведь если бы на свете не было бедствий и горя, не было бы места и состраданию; сердце наше окаменело бы от самолюбия, в нем мало-по-малу совсем иссякла бы любовь к ближним. Нужды и бедствия Господь обращает в благо не только тем, которые через них научаются терпению и смирению пред Богом, но и для прочих ближних, ибо зрелищем нужд и бедствий одних возбуждается сострадание в других, и таким образом в обществе верующих поддерживается любовь, которая есть главная заповедь закона и без которой нельзя быть истинным учеником Христовым, и следственно получить спасение. Итак, вместо того, чтобы тяготиться разными пожертвованиями, которых требуют от нас с разных сторон, надобно благодарить Бога, что дает нам возможность быть полезными ближним и любовию к ним, доброхотными благотворениями им заслужить любовь Господа, ибо доброхотно дающего любит Бог.

Под сению сего святого храма вот уже 19 годов существует благотворительное Братство святителя Николая, для вспоможения бедным детям духовенства в их содержании в продолжение их образования и воспитания, в духовно-учебных заведениях. Усердие к делу, за которое горячо берутся в самом начале его, нередко охлаждается с продолжением времени. Благодарение Господу, – сей прискорбной перемены не заметно в членах Братства святителя Николая. Они продолжают служить Братству своими доброхотными даяниями с неослабевающею ревностью. Да излиет на них временные и вечные благословения Господь, любящий доброхотных даятелей, и примером их да привлечет к участию в святом деле нашего Братства новых благотворителей.

Речь – при поднесении от московского духовенства иконы Св. Благоверного князя Александра Невского, преосвященнейшему Алексию, епископу Литовскому22

Ваше преосвященство! Московское духовенство, провожая вас на новое место вашего служения, не может не сожалеть, что в лице вашем, расстается со святителем, заслужившим сердечную привязанность всех сословий Москвы. Но чем сильнее и живее чувство этой привязанности, тем искреннее и живее молитвенные благожелания, какими напутствуем вас. Епархия, вверяемая вашему управлению, в ряду епархий занимает высокое положение, судя уже по тому, что один из ближайших ваших предшественников перешел из ней прямо на московскую первосвятительскую кафедру. Посему, сожалея о разлуке с вами, не можем вместе не радоваться вашему возвышению, хотя с ним соединены великие для вас трудности. Население края, указанного высшею властью для вашего служения, по происхождению большею частью русское и отчасти литовское, и некогда в большинстве православное, едва ли не наполовину ополячено и остается в латинстве. Еврейство имеет среди него главный притон. Ваше положение одинаково с положением апостолов, которым Господь Иисус, отправляя их на проповедь, сказал: «се Аз посылаю вас, яко овцы посреде волков». Одинаковость положения, потребует от вас одинакового образа действования. Если везде, то по преимуществу в Литовском крае, православным святителям надлежит руководствоваться наставлением Пастыреначальника Христа: «будите мудри, яко змия и цели, яко голубие» (Мф.10:16). И мы уповаем, что вы с честью удержитесь на высоте положения, ибо знаем, что у вас нет недостатка ни в голубиной целости, ни в змииной мудрости. Голуби, как известно, пользуются особенною лаской народа за то, что это птицы смирные и безобидные, и легко привыкающие к человеку. Голубиною целостью и вы, преосвященнейший, живя среди нас, привлекли сердца всех. Всякому, кто бы ни был, вы были в высшей степени доступны, со всяким обращались просто, мягкосердечно, всякому готовы были оказать добрые услуги, всякое чужое горе, радость, нужду принимали к сердцу, всякого трогали необычайным смирением, всякий уносил отрадное впечатление от любвеобильной беседы вашей. Должно надеяться, что благодаря этим достолюбезным качествам вашей души, способным обезоруживать даже врагов, вы успеете поставить себя в наилучшие отношения в вашей новой пастве и может быть благотворно воздействовать на наших сограждан иной веры, не мирно расположенных к общему русскому отечеству и к православной Церкви. Что касается до змииной духовной мудрости, то случаев к проявлению ее, без сомнения, немало было в продолжение некратко временного вашего участия в управлении московскою епархией. Но еще до принятия вами монашества и архиерейского сана вам выпал счастливый жребий послужить св. Церкви змииною мудростью. Вы, как зрелый представитель церковной науки, призваны были начальством к участию в обсуждении в особом комитете проэкта судебной реформы в духовном ведомстве. И кому неизвестно, как плодотворно было это участие? Предполагалось умалить до крайней степени судебные права архиерейской власти и оставить за архиереями почти исключительно распорядительную власть.

Вы во всеоружии церковной науки выступили твердым защитником этих прав и на основании церковных канонов, глубоко и всесторонне изученных вами, разоблачили несостоятельность попыток доказать якобы несовместность судебной и распорядительной власти в лице епископа. Уязвления, нанесенные вашею змииною мудростью защитникам предполагавшейся судебной реформы к ущербу архиерейской власти, были так сильны, что едва ли, по крайней мере в скором времени, возобновятся эти попытки, и дай Бог, чтоб они никогда не возобновлялись. Проект новой судебной реформы признали неосновательным почти единогласно русские епископы, когда потребовано было от них мнение об этом предмете. Не можем сказать решительно, имели ли влияние на их мнение и в какой мере имели ваши суждения о сказанном проекте, своевременно преданные печатной гласности, – можем по крайней мере с уверенностью утверждать, что вы были наилучшим истолкователем воззрений русских епископов на то дело, о котором они должны были подать свой голос. Честь и слава вашей духовной мудрости, столь благотворной для Церкви! Подобную силу мудрости вам, преосвященнейший, предстоит проявить в неизбежных столкновениях с врагами православной Церкви на новом поприще вашего служения, и мы надеемся, что, при благословении Божием, вы с успехом будете поддерживать господство православной Церкви в Литовском крае, будете достойным продолжателем того святого дела, которому дано первоначальное движение знаменитым восстановителем православия в этом крае, митрополитом Иосифом. Знаменательно, что соименный вам св. благоверный князь Александр Невский, в иночестве Алексий, боролся с теми же врагами православия, от которых вы призваны охранять его в Литовской области. Он побеждал их не только силою вещественного оружия, но вместе силой духовной мудрости. Римский первосвященник пытался привлечь его на свою сторону, предложив ему прислать к нему своих учителей. Благоверный князь с твердостью ответил ему: «Мы знаем историю веры и Церкви: к чему нам новые учители?» Дай Бог, чтобы пример стойкости и мужества в защите православной церкви соименного вам по иночеству ревнителя веры и его, как вашего покровителя, молитвенное предстательство за вас укрепили вас в предстоящем вам трудном служении святой Церкви в крае, не довольно умиренном.

Ваше преосвященство! Московское духовенство, поднося вам на прощание с вами икону вашего ангела, св. благоверного князя Александра, в иночестве Алексия, просит вас принять ее, как напоминание о тех благожеланиях, какими оно напутствует вас, и вместе, как выражение искреннейшего желания, чтобы вы, расставаясь с нами телом, не прекращали духовного общения с нами, не преставали творить о нас молитвенную память. Будьте уверены, что и все мы, глубоко чтущие и любящие вас, не перестанем возносить ваше боголюбезное имя в наших молитвах.

* * *

1

Читано в годичном собрании московского общества любителей духовного просвещения, 1885 г. декабря 8-го.

2

Вот эти излюбленные им заповеди, 1) не противься злу или злому; 2) не прелюбодействуй, 3) не клянись 4) не судись, и 5) не воюй.

3

Что касается до отмены ветхозаветного закона о разводе с женой по всякой вине, и учения Господа о нерасторжимости брака за исключением случаев нарушения супружеской верности, то на это надо смотреть, как на восстановление первобытного закона о браке, данного в раю, закона положительного, отступление от которого допущено, по слову Христову, ради жестокосердия Евреев.

4

Мы имели поруками его налитографированное сочинение под названием: «Какова под моя вера».

5

Память св. Артемия Веркольского чтится 23 июля и 20 октября.

6

Говорено в продолжительное бездождие.

7

В «Моск. Ведомостях» 1885 т. № 142, помещена «Научная бе­седа», знакомящая читателей с астрономическими исследованиями со­временного французского астронома Файя. Сказанное нами о земле в отношении к мирам небесным, сказано на основании сведений сообщенных в этой беседе. Приведем из ней несколько слов. «Бесконечно от нас отдаленные миры имеют не только простое сходство с солнечным миром, – они имеют тоже происхождение и образовались таким же образом. Эти миры отличаются, однако, от нашего мира од­ним обстоятельством, которое представляет весьма малый интерес по отношению механики небесных тел, но которое имеет громадное значение для нас, как обитателей нашей планеты. Орбиты, описываемые в других мирах спутниками около своих солнц, все эксцентричны, тогда как в нашем мире эти орбиты представляют почти правильные круги. Расстояния между планетой и солнцем в других мирах во время ее эволюции сильно меняются, тогда как в нашем (солнечном) мире, эти расстояния остаются почти всегда одинаковые. В таком же отно­шении должна, разумеется, изменяться в первых масса тепла, полу­чаемого спутником от своего солнца. Так, например, количество теплоты, получаемой от своего солнца спутником Девы, колеблется от 1 до 200, тогда как количество тепла, получаемого нашею землей от солнца колеблется от 1 до 1, 03. Только благодаря этому условию, не встречающемуся больше ни в одном из миллионов миров, на­полняющих вселенную, на нашей земле возможна органическая жизнь. Ни на одной другой планете остальных миров, следовательно, нет ни людей, ни животных, ни растений. Круговые движения, составляющие особенность нашего (солнечного) мира, нигде больше не встречаются и если не имеют никакого значения с точки зрения общего плана все­ленной, зато имеют громадное значение для нас, так как мы этой особенности обязаны нашим существованием».

8

Ответы заимствованы нами большею частию из сочинений аббата Берсо: Les grandes questions religuieuses résolues, en peu de mots, 2 книги: 1. La foi et L´incrédulité и 2. L´église et le monde. Paris 1861 г.

9

Произнесено в Братской Николоявленской церкви 27 октября 1885 г.

10

Слово произнесено в Братской Ннколоявленской церкви 16 ноября 1886 года.

11

Так по самаританскому Пятикнижию, а в принятом еврейском тексте – на горе Геваль, а – не Гаризнн.

12

В газетах появилось вскоре известие, что один старик крестьянин, наблюдая затмение месяца, испугался, закричал: погибаем, и упав с возу, на котором сидел, испустил дух.

13

О священстве. Слово 3-е.

14

Обзор духовной литературы, Филарета, архиепископа Черниговского. Стр. 67.

15

Преосвященный Иаков, управлявший Донским Ставропигиальным монастырем, бывший епископ муромский, викарий Владимирский скончался 1885 г. 1-го декабря, 75 годов от рождения. Предлагаемое поучение ска­зано за литургией в причастное время пред погребением его. В поуче­нии указаны достоинства и заслуги почившего иерарха.

16

Сказано 24 февраля 1885 г., в Иоанно-воиновской церкви на Якиманке.

17

Из четырех его сыновей старший, магистр М. Д. Академии (21-го курса), архимандрит московского Андроникова монастыря и благочинный штатных епархиальных монастырей, известен читателям «Душепол. Чтения» непрерывным сотрудничеством в этом издании. Кроме соби­раемых им для «Душеп. Чтения» резолюций, писем, докладов, мнений митр. Филарета, архимандрит Григорий напечатал в «Душеп. Чтении» немалое количество биографических очерков и статей назидательного содержания. Есть не мало его трудов в других периодических изданиях, духовных и светских. Братья его иеромонах Серафим и священник Николай Воинов принадлежат также к сотрудникам «Душеп. Чтения».

18

Им изданы книги: «Премудрость и благость Божия в судьбах мира и человека»; «Жпзнь И. Христа» Фаррара, в переводе с английского Ф. М. Матвеева; «Писания препод. Иоанна Кассиана» в переводе с ла­тинского епископа Петра; множество проповедей, например, протоиереев Путятина и Белоцветова, и проч.

19

Торговал духовными и церковными книгами в магазине своего родителя А. Н. Ферапонтова.

20

Купца Василия Ивановича Кузнецова.

21

Объяснение догматиков всех 8-ми гласов (в 1871, 1872, 1873 и 1874 гг.). Объяснение песни: «О Тебе радуется, Благодатная, всякая тварь» (1883 г.). Объяснение наименования Богородицы Горою (1885 г.) и др.

22

Сказана 14 июня 1885 года по предложению старших членов московского духовенства.


Источник: Черты христианского учения : Сборник для назидат. чтения / [Соч.] Еп. Виссариона. - 2-е изд. - Санкт-Петербург : И.Л. Тузов, 1897 (обл. 1898). - 315 с.

Комментарии для сайта Cackle