Изложение учения православной кафолической Церкви с указанием различий, встречающихся в учении других христианских церквей

Всемилостивейшая Государыня!

Я исполняю долг, посвящая Вашему Императорскому Величеству «Изложение учения Православной Кафолической Церкви, – потому что Вы благочестивая и достойная Супруга единственного Государя, Который прославляется наименованием Покровителя истинной Церкви и возвеличивает это наименование Своей верой и добродетелями.

Божественному Промыслу было угодно, чтобы его Церковь разделена была на две части: одна страждущая и без внешней опоры; другая, покровительствуемая могущественными Государями, которые по примеру св. Константина Великого, вменяют себе в честь быть епископами внешними, то есть защитниками внешнего существования Церкви. Богу угодно было таким образом доказать, что его Церковь может быть страждущей – не возмущаясь; покровительствуемой – ничем не жертвуя из своего учения; могущественной – не присваивая себе гражданской власти.

Не так было вне Церкви истинной.

История доказывает на самом деле, что из пастырей различных Церквей неправославных, одни усвояли себе власть мирскую, несовместную с обязанностями святейшего служения; другие призывали на помощь светскую власть для насильственного введения известных учений; многие жертвовали истиной в угоду несправедливым и властным требованиям; весьма многое возбуждали смятения и возжигали жестокие войны, под предлогом религии.

Истинная Церковь Христова не страдала от этих страстей человеческих. Всегда смиренная и покорная, она лучше желала быть распинаемой подобно Спасителю, чем защищаться мечом. Всегда верная в сохранении вверенного ей божественного залога, она никогда не жертвовала ни одной истиной могущественным требованиям. Она никогда не злоупотребляла оказываемым ей покровительством, чтобы выйти из своего чисто-духовного круга действия.

Надобно также сказать, к славе Государей русских, что они никогда не требовали от Церкви преступной угодливости в замене своего покровительства ей, и всегда величались почестью быть покорными сынами веры православной.

Рядом с этим великим явлением, которое, по воле Промысла, обнаруживается во всей жизни истинной Церкви, я примечаю другое, весьма славное для племени славянского вообще и для России в частности, – то что Бог призвал ее к истине в то самое время, когда народы западные были увлечены в раскол имевший самые гибельные последствия. Не покушаясь на испытание непроницаемых намерений Божиих, можно думать, что Россия призвана к высокому предназначению в земных судьбах Церкви. Не должно-ли находить этому доказательство в том общественном значении, которое она принимает в наше время, по побуждению своего великодушного Государя; в том перевесе, какой она получает на Западе и на Востоке; в одновременность этого успеха с упадком власти папской, бывшей главной причиной схизмы западной?

Меня часто поражало это совпадение, и всегда я нахожу в нем новые побуждения благодарить Бога, открывшего мне, через Россию, врата в свою истинную Церковь.

Счастливый тем, что принадлежу к православию, я желал бы поделиться моими счастьем с другими. Вот почему я посвящаю этому святому делу все силы и твердость данные мне Богом. С этой целью написано мной сочинение, которое осмеливаюсь, Государыня, посвятить Вашему Императорскому Величеству. Да возможет оно, при благословении Божием, быть полезным для тех из православных, которые не довольно оценивают счастье рождения своего в недрах истинной Церкви; для христиан, получивших в наследство от отцов своих заблуждения и предрассудки; для тех, которые не веруют в Божественное откровение и ищут, среди тысячи систем, тех истин, которые предлагает им святая Церковь, под вдохновением Божиим.

Надеюсь, Государыня, что после благословения Божия, покровительство Вашего Императорского Величества поможет моему смиренному труду принести добрые плоды. Имя, по ним подписанное, не могло придать ему достаточной известности, – покровительство Вашего Императорского Величества привлечет к нему внимание и тем сделает его гораздо более полезным. По этой причине я возымел мысль посвятить его Вашему Императорскому Величеству. Я желал также, Государыня, воспользоваться этим случаем, чтобы принести Вашему Императорскому Величеству дань глубокого уважения, столь законно принадлежащего Августейшей Государыне, Которая в своем лице заставляет чтить святое православие, и Сама воздает почесть Церкви своим кротким благочестием, своими высокими добродетелями и просвещенной ревностью к распространению познания истин христианских.

Имею четь быть, Государыня, Вашего Императорского Величества, нижайший и покорнейший слуга, Владимир Гете, священник и доктор богословия Русской Православной Церкви.

Париж10/22 марта 1866 г.

***

Издавая настоящее сочинение, мы имеем главной целью содействовать, по мере наших средств, великому делу соединения Церквей. В полном убеждении, что соединение это может совершиться единственно на почве всецельного православия, мы предприняли изложить учение достоуважаемой Кафолической Восточной Церкви, которая справедливо утверждает, что ею одной, со времен Иисуса Христа, сохранен залог откровения неприкосновенным и чистым от всякой человеческой примеси.

Нельзя отвергать, что эта Церковь живет непрерывной жизнью со времен апостольских. Не менее неоспоримо и то, что в целом ее существовании нельзя указать ни на одно нововведение.

Эти два события достаточно утверждают силу ее свидетельства для всех истинных христиан, разумеющих, что откровение есть факт, – а утверждение факта есть свидетельство ясное и непрерывное.

Христианская вера не есть философская система, которую каждый вправе толковать по произволу. Иисус Христос проповедовал положительное учение; это учение есть факт, который, как всякий факт, должен основываться на постоянном свидетельстве, чтобы быть признанным за истинный. Поэтому всякий вопрос о христианском учении приводится к следующему вопросу о факте: Иисус Христос учил ли сему? Как, чем отвечать на подобный вопрос, если не постоянным свидетельством христианского общества, – единого в своем существовании, неизменного в своей вере, неподвижного, как скала, среди всех превратностей и вымыслов человеческого разума?

Но где найти такое христианское общество, как не в Восточной Кафолической Церкви? Римская Церковь указывает на себя; но существует история, предъявляющая самые сроки всех постепенных ее нововведений в догматическом учении и в церковном благочинии. Англиканская и различные протестантские Церкви утверждают, будто в XVI веке они восстановили свою связь с первобытной Церковью; но они не могут отрицать следующих двух осязательных фактов: 1-ое, что учение, признанное ими за истинное во время реформации, не есть то самое, которое они исповедовали за сто лет пред тем; 2-ое, что провозглашенное ими за истину в XV веке, основано на одних толкованиях Библии, не имеющих свойства непогрешимости.

Эти Церкви тем менее могут оспаривать последний факт, что они допустили различные толкования основных истин христианской веры, и еще в наше время представляют зрелище поразительного разномыслия.

Все западные Церкви, от девятого до шестнадцатого века, исповедовали учение Римское, теперь у них учения противоположные. Следовательно, они не могут утверждать, что их существование было единое и непрерывное. Богооткровенное учение не было для них наследием принимаемым и непрерывно передаваемым от одного поколения другому, со времени Иисуса Христа до наших времен.

Для одной Восточной Кафолической Церкви христианское учение было наследием такого рода, и вот почему ее настоящее свидетельство равносильно свидетельству апостольского века. Ее учения есть верный отголосок писаний и проповеданий апостолов, учения св. отцов и определений Вселенских Соборов. Она присутствовала при всех преобразованиях христианской веры на Западе. Будучи старее Римской Церкви по времени, она была свидетельницей всех действий пап и отмечала их постепенные нововведения. Она видела порождение всех Церквей, всех сект, и, среди движения умов по противоположным направлениям, она осталась неподвижной и преданной твердо заповеди св. Павла храни залог».

Учение это досточтимой Церкви предприняли мы изложить. Не имея целью предлагать полную защиту этого учения, мы приводим и не все доказательства из святых писаний и преданий, коими утверждается его истина. Намерение наше состоит только в том, чтобы изложит его с совершенной точностью.

Мы, конечно, не думаем, что исполненный нами труд не имеет недостатков, еще менее льстим себя надеждой, что успели представить это высокое учение в всем его божественном величии; вот почему мы намерены дополнить и исправить наше сочинение по замечаниям, которые соблаговолят нам сообщит наши отцы и братья по вере. Мы работали со всевозможным старанием и точностью, – но, кто может похвалиться непогрешимостью и уверенностью, что вполне обнял все вопросы божественной философии, дарованной нам свыше?

Мы не придумывали своего особенного порядка для изложения учения Церкви. Относительно частями догматической, мы следовали символу Никео-Константинопольскому, прибавляя к каждому члену толкование, по возможности краткое. Вслед за изложением догматов, мы вошли в рассмотрение нравственной части учения, за тем правил благочиния и, наконец, литургии. Этот порядок потребовал от нас некоторых повторений; но мы предпочли возвращение несколько раз к одному предмету, употреблению ссылок, всегда неприятных для читателя. Так напр., при толковании слов Символа «Творца небу и земли, видимым же всем и невидимым» мы должны были говорить не только о двух мирах, видимом и невидимом, но также о существующих между ними отношениях; впоследствии мы говорили еще несколько раз об этих отношениях, когда того требовал ход изложения. Сведения. таким образом рассеянные, составляют одно целое и дополняются одни другими, в чем легко убедиться при несколько внимательном чтении.

Должно заметить, что мы не упоминаем об Американской Церкви, так как она тождественна с Англиканской, из которой исходит.

Мы отличаем эту последнюю Церковь от протестантских, потому что их основания совершенно различны. Известно, что протестанты отвергают священство, сообщаемое через посвящение, тогда как Англиканская Церковь допускает не только посвящение, как средство преподания священства, но и три священные степени епископа, пресвитера и диакона, как составляющие существенную иерархию Церкви.

Под наименованием протестантизма мы подразумеваем лишь все лютеранские и кальвинские общества, учреждение коих основано на личном толковании Библии, и которые не имеют священства, передаваемого через рукоположение, но только сословие пасторов, получающих, на исправление должности, полномочие от верующих, или от лиц, считаемых их представителями.

Еще можно заметить, что мы включили Армянскую Церковь в число представителей истинной Церкви. Это не должно понимать, безусловно, но только в отношении сохранения чистого учения и божественного устройства Церкви. В самом деле, Армянская Церковь, отделившись от Церквей Восточной и Западной, – во время Халкидонского Собора, вследствие простого недоразумения, – не принимала с этого времени никакого участия в общей жизни Церкви, и таким образом отпала в раскол. Несмотря на это, она осталась твердо преданной первобытным верованиям и еще доныне ее учение совершенно согласно с учением Восточной Кафолической Церкви. В этом только отношении мы на нее указали как на представительницу истинной Церкви, в том виде как она существовала в своем единстве, в пятом веке.

Мы должны указать на источники, которыми пользовались для составления настоящего сочинения.

Относительно Православной Церкви нам было достаточно Священного Писания, творений св. отцов и деяний Вселенских Соборов, ибо в них заключается истинные источники ее учения. Однако, для поверки наших изучений, мы внимательно советовались: с Окружным послание восточных патриархов к папе Пию IX; с пространным Православным Катехизисом, составленным высокопреосвященным Филаретом московским, одобренным Российским Святейшим Синодом и переведенным на греческий язык с благословления патриархов; с Введение в Богословие и с Догматическим Богословием преосвященного Макария, нынешнего Харьковского архиепископа, сочинением замечательным, заслуживающим внимание всех ученых богословов.

Относительно Римской Церкви мы следовали определениям Тридентского собора и Катехизису того же собора, принимая в соображение постепенные изменения, введенные в вероучении папскими буллами и разными богословскими сочинениями, которые пользуются одобрением Рима и римского епископства, и которые справедливо должны быть приняты за отголоски настоящего учения Римской Церкви. Из них мы укажем только на сочинения Лигорио, кардинала Гуссе, иезуита Гюри; а в числе булл, изменивших учение Тридентского собора на буллы Unigenitus, Ineffabilis и на новейшее окружное послание или энциклику 1864 г., с приложенным к ней Syllabus.

Если бы вздумали оспаривать что-либо, утверждаемое нами относительно учения Римской Церкви, то мы готовы подтвердить слова наши официальными документами изданными папами, посланиями епископатов, или богословскими сочинениями, одобренными Римской Церковью.

Что касается до Англиканской Церкви, мы должны были руководствоваться преимущественно Молитвенником, содержащим в себе Катехизис и тридцать девять членов вероучения. Так как эти члены составляют официальное изложение догматических верований Англиканской Церкви, относительно предметов спорных между ней и Римской Церковью, то мы считаем их подлинным изложением веры, потому они приняты за главное основание всего, что нам приходилось сказать об этом учении.

Наша цель заключается в отстранении, на сколько возможно, препятствий к соединению Церквей Англиканской и Американской с Православной Восточной, а потому мы и старались придавать помянутым членам веры смысл наиболее православный. Мы также воспользовались сочинениями, издаваемыми Англоконтинентальным обществом для распространения на материке сведений об учении Англиканской Церкви.

Относительно протестантских Церквей, мы должны были руководствоваться Исповеданиями веры Аугсбургским и Ларошельским; но как эти изложения в настоящее время уже не составляют точного выражения учений новейшего протестантизма, то мы были вынуждены соображаться с важнейшими сочинениями самых известных протестантских богословов нашего времени. Мы обязаны сознаться, что встретили столько же разнородных протестантизмов, сколько и писателей, а посему принуждены были ограничиться извлечением некоторых главных данных, которые нам показались наиболее общепринятыми.

Мы не желали в этом сочинении блестеть ученостью. Не ученую книгу предприняли мы составить, но сочинение ясное, точное, доступное как богословам, так и светским людям, и которое могли бы понять лица наименее просвещенные.

Успели ли мы в своем намерении? – Не нам судить о том. Если наше сочинение и неудовлетворительно, все же мы надеемся, что оно будет принято благосклонно, во внимание к цели принесет пользу, и к нашей готовности воспользоваться всеми справедливыми замечаниями, которые будут предложены для исправления нашего труда.

Оканчивая эти предварительные замечания, полагаем нужным заявить, что мы не заподозриваем в преднамеренности членов различных христианских обществ, отделившихся от Православной Церкви.

Мы почитаем заблуждением всякое учение, которое не вполне согласно с верой истинной Церкви; но не всякое заблуждение составляет ересь, как не все проповедующие заблуждения суть еретики. Для того, чтобы заблуждение было ересью, надобно, чтобы Церковь, хранительница богооткровенной истины, объявила это заблуждение противным божественному догмату. Еретик тот, кто, попреки определению Церкви, поддерживает мнение, противное богооткровенной истине. Человек, который заблуждается, может быть добросовестным и извинительным, еретик же – гордец и возмутитель достойный осуждения.

Мы хотим думать, что в отпавших Церквах есть более людей невольно заблуждающихся, нежели упорных еретиков. Вот почему мы предлагаем им свой скромный труд с чувством истинно братской любви. Мы просим их прочитать его с таким же чистосердечием, с каким он был составлен, и надеемся, что, заслышав голос истины, они не ожесточат своих сердец и не оттолкнут света, готового озарить их разум.

Если книжка наша принесет некоторую пользу, мы припишем это благости Божией, которая часто употребляет самые смиренные орудия для совершения своих чудес.

В. Гете, священник и доктор богословия

Российской Православной Церкви.

Христианская вера есть откровение, возвещенное Иисусом Христом. Она – развитие и дополнение первобытной веры, которая была постепенно открываема Богом первому человеку, патриархам, Моисею и пророкам. Св. Павел говорит: «Многочастне и многообразне древле Бог глаголавый отцем во пророцех, в последок дний сих глагола нам в Сыне» (Евр. 1:1).

Первобытная вера состояла в служении Богу во Иисусе Христе, коего пришествие, как Мессии, ожидали в уповании. Христианская вера состоит в том же поклонении Христу, Спасителю и Искупителю рода человеческого. «Да не мните, – говорит Иисус, – яко приидох разорити закон, или пророки: не приидох разорити, но исполнити: Аминь бо глаголю вам: дóндеже прейдет небо и земля, иота едина, или едина черта не прейдет от закона, дóндеже вся будут» (Мф. 5:17,18).

Когда Иисус Христос совершил свое послание, то все, что было установлено для прообразования Его и для поддержания надежды на его пришествие, должно было прекратиться. Все прочее сохранилось, ибо Бог мог открыть только истину, а истина едина и неизменна. Итак, Он открыл через Иисуса Христа, своего Сына, только яснее то, что уже было первоначально открыто более сокровенным образом, и объявил миру истины, которых Ему не угодно было раскрыть ранее.

Христианская вера есть откровение Божие; посему она не может иметь и иного утверждения, как лишь слово Божие. Апостолы, посланные Иисусом Христом, учили только то, что слышали от Него. «Шедше убо, – сказал им Спаситель, – научите вся языки… учаще их блюсти вся елика заповедах вам» (Мф. 28:19,20).

«Бог, – говорит св. Павел, – яви же во времена своя Слово Свое, проповеданием, еже мне поручено бысть по повелению Спасителя нашего Бога» (Тит. 1:3).

И так Слово Божие есть и единственный источник веры.

Оно было передано Иисусом Христом изустно, а не письменно. Апостолы передавали его или изустно, или письменно. «Тем же убо, братие, – пишет св. Павел, – стойте, и держите предания, имже научистеся, или словом, или посланием нашим» (2Сол. 2:15).

Учение апостолов было преподано изустно или письменно верующим, которых они наставляли. Второе поколение христиан получило его от первого и передало третьему. Так, от поколения к поколению оно перешло до наших времен в различные церкви, ведущие свое начало со времен апостольских. Письменное учение, таким образом переданное, составляет книги Нового Завета. Эти книги суть:

Четыре Евангелия: св. Мфея, св. Марка, св. Луки и св. Иоанна,

Деяния св. апостолов,

Послание св. Иакова,

Послание св. Петра,

Три послания св. Иоанна,

Послание св. Иуды,

Четырнадцать посланий св. Павла,

Откровение св. Иоанна.

Должно почитать достоверным только те писания и изустные поучения, которые приняты от муже апостольских и были предаваемы непрерывно всеми Церквами апостольскими. Следовательно, в этом постоянном и повсеместном свидетельстве и заключается способ узнать истинное богооткровенное учение. Оно именуется преданием.

Не следует смешивать это предание с человеческими преданиями, то есть с мнениями и обычаями, принятыми только в известной местности и в известное время. Такие мнения и обычаи могут относиться только до церковного благочиния и быть приняты, если они согласны с Божественным учением, и отвергнуты, если они противны им; но ни в каком случае их нельзя признавать за дополнение к откровению.

Принимать за откровение должно только то, что положительно утверждается на свидетельстве Божием, писанном или изустном. Это свидетельство было нам дано Иисусом Христом, и первые его ученики, избранные для передачи сего свидетельства всем народам, и вдохновенные Святым Духом, были единственными уполномоченными его хранителями.

И так Св. откровение есть – залог.

Каждое поколение христиан имело обязанностью хранить его в чистоте от всякой примеси человеческой и передавать следующему поколению в том виде, как оно само его получило.

«Образ имей, – пишет св. Павел, – здравых словес, ихже от мене слышал еси, в вере и любви, яже о Христе Иисусе. Доброе завещание соблюди Духом Святым, живущим в нас» (2Тим.1:13,14). «О Тимофее, предание сохрани, уклоняяся скверных суесловий и прекословий лжеименного разума» (1Тим. 6:20,21). «Ты же пребывай, в нихже научен еси и яже вверена суть тебе» (2Тим. 3:14).

Одна какая-нибудь поместная Церковь могла погрешить в хранении Божественного залога, но все Церкви не могли впасть в эту погрешность; ибо Иисус Христос дал обещание пребывать со своей Церковью «во вся дни до скончания века» (Мф. 28:20). Иисус же который, как Слово Божие, есть истина, не пребывал бы с Церковью, исповедующей заблуждение. Посему св. Павел и дает Церкви наименования: – «столп и утверждение истины; Святая и непорочная супруга Христа; собственное тело Христово»¹; по сему в ней и должна заключаться истина.

Превыше всех поместных Церквей, – которые в отдельности могут впасть в заблуждение, – существует Церковь Вселенская, с коей Иисус Христос пребудет вечно и которая не ограничена ни временем, ни пространством. Она происходит от апостолов и через них от Иисуса Христа; она существует непрерывно в продолжение веков, постоянно свидетельствуя об истине и в точности храня вверенный ей залог. Управляющий ей Иисус Христос облек ее видимые черты и все разделения между частными Церквами были попущены для того, чтобы свидетельство Вселенской Церкви открывалось с большей ясностью. Эта Вселенская Церковь может быть познаваема таким образом: Ныне существует в мире три главные Церкви апостольского происхождения: Церковь Греческая, Церковь Латинская, Церковь Армянская; – последняя, порожденная Церковью Греческой в четвертом веке, восходит, следовательно, через нее до апостолов. Все эти три Церкви составляли одну в четвертом веке христианского счисления. Действительно, Армянская Церковь отделилась от двух прочих только в пятом веке. До восьмого века Церкви Греческая и Латинская были соединены, и только в девятом веке началось их разделение.

Из сих несомненных фактов истекают такие последствия: 1) Учение, ныне общее Церквам Латинской и Греческой восходит, по крайней мере, до восьмого века, ибо со времени их разделения они ничего не могли заимствовать одна у другой. 2) Учение, ныне общее церквам Латинской, Греческой и Армянской, восходит, по крайней мере, до четвертого века, потому что после этого времени последняя не могла уже ничего заимствовать от двух первых.

Известно, что между этими различными Церквами существовала глубокая неприязнь. Уже в одиннадцатом веке она достигла, между Церквами Латинской и Греческой, такой степени, что Михаил Керуларий упрекал римлян за простые обряды в богослужении, например, относительно пения «Аллилуйя» в известные дни. Достаточно было установления на Западе какого-либо обычая, чтобы он тотчас сделался ненавистным для греков. Такое расположение ясно доказывает, что с девятого века Греческая Церковь ничего не могла заимствовать у Латинской. По той же причине, армяне ничего не могли заимствовать у греков со времени Халкидонского собора.

Однако, разделение, существующее между Церквами Греческой и Армянской, в сущности, только наружное; причиной его было, кроме некоторых обычаев и политических обстоятельств, только недоразумение относительно одного догмата, определенного на Вселенском Соборе в Халкидоне.

Учение обеих Церквей одно и тоже. Армянская Церковь совершенно согласна с Греческой и в своих упреках Латинской Церкви.

Из этого следует, что Церкви Греческая и Армянская представляют поныне Вселенскую Церковь таковой, какой она существовала в своем единстве с четвертого века и какой она была еще и в восьмом веке на Западе.

В подтверждение этого факта, мы можем сослаться на свидетельство некоторых восточных христианских сект, которые отпали от Церкви еще в первые века и существуют доныне, каковы Иаковиты и Несториане. Не смотря на отделения их от Церкви после Халкидонского Собора, они и доселе во многом согласны с Церквами Греческой и Армянской и с Церковью Латинской, в период, предшествовавший девятом веку. Это еще подтверждается свидетельством Грузинской Церкви, которая политическими причинами с пятого века, была отъединена от всех прочих. Когда эта Церковь, в начале настоящего столетия (около 1805 г.), вышла из своего отчуждения, оказалось, что она в совершенном согласии с Церквами Грекороссийской и Армянской.

Вот факты достаточно громко заявляющие, что Церкви Греко-русская, Армянская, Грузинская, равно и Латинская до девятого века, суть представители той Церкви Мучеников, которая была Церковью Апостолов и самого Иисуса Христа.

Таким-то образом постоянный и повсеместный голос христианской Церкви слышится внятно, и каждый христианин может легко найти в этом голосе, в его постоянном и повсеместном свидетельстве, правила своей веры.

Истинная Церковь Иисуса Христа видима; она не ограничена ни временем, ни местом; ее кафоличественность или вселенность есть то свойство, которое составляет ее существенное отличие и доказывает, что она апостольская. В настоящие дни она живет той же жизнью, которой жила во времена апостолов. Голос ее все тот же. Она существует, благовествует и действует в наших глазах. Она – существо нравственное, переходящее из века в век и, по непрерывному преемству, восходящее прямо во Иисуса Христа. Она сияет среди мира подобно немеркнущему светочу. Нет нужды углубляться в обсуждение текстов, чтобы открыть ее постоянное и повсеместное свидетельство: она живет и говорит.

Учение, которое мы предпринимаем здесь изложить, было общее Церквам Греческой и Латинской в восьмом веке, его исповедают и поныне апостольские Церкви: Греческая, Армянская и Грузинская. Следовательно, оно было учением Церкви первобытной, то есть предшествующей четвертому веку.

Из этого мы заключаем, что это учение было учением апостолов и что Церкви: Греко-русская, Армянская, Грузинская остаются и ныне верными представителями истинной Церкви Иисуса Христа. Если же это так, то нельзя быть совершенным христианином или кафоликом (православным), не состоя с ними в полном единении веры.

До шестнадцатого века Римская Церковь признавала, что правило веры заключается в постоянном и повсеместном свидетельстве Церкви. В шестнадцатом веке некоторые богословы, и в особенности иезуит Беллармин, стали обращать притязания пап в богословское учение. Они утверждали, будто римский епископ, в качестве главы Церкви, по Божественному праву, сосредоточивает в себе всю Церковь; будто он непогрешимый толкователь Божественного откровения, как писанного, так и перешедшего по преданию. Другие богословы, в особенности во Франции, решились держаться древнего учения, – их назвали Галликанами; последователи же Беллармина, находившиеся большей частью в Италии, по другую сторону Альпийских гор отделяющих эту землю от Франции, прозваны Ультрамонтанами, а новое учение их Ультрамонанизмом. Мало-помалу эта система укоренилась в Римской Церкви и ныне она сделалась в ней господствующим учением. Система эта явно противна кафолическому (православному) началу, по которому правило веры заключается не в слове римского епископа, но в постоянном и повсеместном свидетельстве целой Церкви, со времен апостольских до наших дней.

Чтобы стать православной, Римская Церковь должна отказаться от учения, предоставляющего папе духовную власть, высшую той, которую он имеет по званию епископа.

Англиканская Церковь не имеет вполне определительного учения относительно правила веры. Так по VI члену своего изложения веры, она признает обязательным одно учение, начертанное в Св. Писании; по XIX-му допускает заблуждение всех патриарших Церквей, составляющих Вселенскую Церковь; по XXI-му отрицает непогрешимость Вселенских Соборов, хотя признает в них представителей всей Церкви. С другой стороны, по члену XX-му, она признает, что Церкви принадлежит власть толкования спорных пунктов веры; по XXXIV осуждает нарушителей церковного предания, даже относительно правил благочиния. В предисловиях к Общественному Молитвеннику, она внушает искать в творениях древних отцов начало и основание богослужения; отвергает лишь то, что противоречит письменному учению, и выставляет образцом истинного богослужения порядок, установленный древними отцами. Признавая четыре первый вселенские собора, она соглашается, что они определили истинное вероучение первых пяти веков, и что Церковь этого времени сохраняла в чистоте правила веры и благочиния; в числе ее канонических правил есть одно, которым внушается проповедникам руководствоваться учением вселенских отцов и древних епископов в истолковании Св. Писания. Она высоко чтит изучение отцов Церкви, и лучшие богословы ее утверждают, что она отвергает произвол личного толкования, принятого протестантами. Так учат Overall, Hall Beveridge Bull и в наше время ученый доктор C. Wordsworth. Следовательно, учение Англиканской Церкви подходит ближе к православно-восточному, чем римское. Для совершенного соглашения с Православной Церковью, Англиканская должна примирить между собой начала изложенные в ее символических книгах, и положительно признать: 1) что существует божественное учение, переданное апостолами изустно; 2 что это учение сохранилось непогрешимо в Церкви; 3 что можно его узнать из постоянного и повсеместного свидетельства Апостольских Церквей, то есть тех Церквей, которые со времени первых веков неизменно сохранили полученное ими учение.

Протестанты безусловно отвергают кафолическое правило о постоянном и повсеместном свидетельстве, как в отношении способа передачи изустного учения, так и в отношении способа истолкования учения писанного. Они признают правилом одно св. Писание, истолковываемое по личному разуму каждого. Однако же, они вынужденно прибегают к постоянному и повсеместному свидетельству Церкви для утверждения подлинности писанного учения, ибо Церковь передала нам Св. Писание в том виде, в котором мы его имеем. Восстание протестантов против злоупотреблений Римской Церкви завлекло их слишком далеко. Для опровержения частный и ложных преданий, введенных в Римской Церкви, они провозгласили, что всякое предание должно быть отвергнуто, не замечая, что это самое предание придает Св. Писанию всю его силу, утверждением его подлинности. Чтобы быть верными истине, изложенной в самом Св. Писании, протестанты должны признать: 1-е, утверждение св. Павла, что Божественное учение было передано двояко: изустно и письменно (2Сол. 6:14); 2-е, что Церковь сохранила это двоякое учение и скрепляет его своим постоянным и повсеместным свидетельством; 3-е что каждый христианин обязан принимать это свидетельство, как для познания учения изустного и письменного, так и для толкования этого последнего, и что всегда токование собственное, личное, должно подчинять толкованию общему.

Отвергая эти правила, протестант приписывает Богу свои собственные мысли, ибо толкует Слово Божие по своему собственному разуму, более или менее развитому. При этом образе действия он должен будет отвергнуть все, что найдет несогласным со своим разумом, или же доискиваться смысла, который ему покажется здравым. При желании вывести из своего начала логические последствия, он непременно впадет в рационализм, что именно и происходит со значительным числом протестантов нашего времени.

Основные догматы православной веры, изложены в кратких словах в Никейском Символе, то есть в исповедании веры, составленном на двух первых Вселенских соборах в Никее и Константинополе.

Этот Символ читается так:

Верую во единаго Бога Отца, Вседержителя, Творца небу и земли, видимым же всем и невидимым.

И во единаго Господа Иисуса Христа, Сына Божия, единороднаго, Иже от Отца рожденнаго прежде всех век. Света от Света, Бога истинна от Бога истинна, рожденна, несотворенна, единосущна Отцу; Им же вся быша:

Нас ради человек, и нашего ради спасения сшедшаго с небес, и воплотившагося от Духа Свята и Марии Девы, и вочеловечшася:

Распятаго же за ны при Понтийстем Пилате, и страдавша и погребенна:

И воскресшаго в третий день по писанием:

И возшедшаго ни небеса, и седяща одесную Отца:

И паки грядущаго со славою судити живым и мертвым, Его же царствию не будет конца.

И в Духа Святаго, Господа, животворящаго, Иже от Отца исходящаго, Иже со Отцем и Сыном спокланяема и сславима, глаголавшаго Пророки.

И во едину Святую, Соборную и Апостольскую Церковь.

Исповедаю едино Крещение во оставление грехов.

Чаю воскресения мертвых:

И жизни будущаго века.

«Верую во единаго Бога Отца… и в Иисуса Христа,

Сына Божия, единороднаго… и в духа Святаго».

Из начальных трех отделов Символа первых относится к Отцу, второй к Сыну, третий ко Святому Духу.

Следовательно, Символ Веры содержит учение о Св. Торице.

В едином Боге – три лица:

Отец, всемогущее начало, от коего произошли Сын – рождением, Дух Святый – исхождением, и который даровал бытие всем тварям видимым и невидимым.

Сын – рожденный от Отца предвечно, и через которого проявилось Божественное могущество сотворением всего существующего.

Святый Дух – происходящий от Отца, имеющий, следовательно, естество Божественное, и которому должно поклоняться нераздельно с Отцом и Сыном.

В этих трех лицах, имеющих одно и тоже божественное естество, есть един Бог предвечный. Однако между ними есть различие по их личным свойствам.

Личное свойство Отца заключается в том, что Он есть начало. Сына – что Он рожден от Отца. Святаго Духа – что Он исходит от Отца. И так Отцу, в качестве начала принадлежит два различные действия: одно называется рождением и имеет предметом Сына, другое названа исхождением и относится к Святому Духу.

Эти два действия, составляющие непостижимую тайну, имеют последствием предвечное проявление Сына и Святаго Духа.

В лицах Святой Торицы не должно ни разделять их существенные свойства ни смешивать личные, ибо присвоение им различных существенных свойств образовало бы из них нескольких богов, через что нарушается догмат о единстве Бога; присвоение же личных свойств одного лица другому – повело бы к уничтожению личного отличия и тем нарушился бы догмат о Св. Торице. Наконец, превращением свойства личного в существенное, присваивалось бы всем трем лицам, имеющим одно естество, то, что может принадлежать только одному из них.

Кроме своего внутреннего и вечного двоякого действия, Отец совершает еще внешнее действие, предметом коего суть миры невидимый и видимый. Первый составлен из существ, созданных духовными; второй – из существ, созданных вещественными.

Внешнее действие Отца совершается через Сына, а Дух Святый освящает благодатию оба мира, вследствие послания, получаемого Им от Отца и Сына. Это послание проявляется особенно в вдохновении людей, избранных от Бога, для возвещения его воли другим людям до времени воплощения Сына, а в Церкви – обновлением и сохранением залога Божественного учения.

Было бы великой погрешностью смешивать послание Святаго Духа, через Отца и Сына, с предвечным его исхождением потому что исхождение могло совершиться только от Отца, единственного начала в Троице, и невозможно ни прямо ни косвенно приписывать это предвечное исхождение Сыну, не предавая Ему личного свойства Отца, через что нарушается самый догмат троичности лиц.

Все христианские Церкви признают догматом, то есть веруют: 1-е, что Бог един; 2-е, что Он в трех лицах, различных между собой, но которые нераздельны в едином Боге.

Однако Римская Церковь косвенно нарушила учение о Троице, прибавив в Символ, после «исходящего от Отца, слова «и от Сына», – по латыни: Filioque.

Это прибавление получило начало в Испании, в седьмом веке. В восьмом веке оно проникло во Францию, где встретило, однако ревностных противников. В начале девятого века Карл Великий предлагал папе Льву III одобрить это прибавление, но папа не согласился. Под влиянием Карла Великого, которого владычество простиралось на большую часть Средней Европы, прибавление было принято значительным числом Церквей. Восточная Церковь восставала против нововведения, но голос ее не был услышан, и сама Римская Церковь приняла прибавление в одиннадцатом веке, по желанию императора Генриха I. С того времени прибавление Filioque было принято во всех Западных Церквах.

В шестнадцатом веке Церкви Англиканская и Протестантская не обратили внимания на это прибавление, и первая из них сохранила его в Символе Веры после своего отделения от Римской Церкви.

Она, как и Римская Церковь, старалась даже оправдать его. Для сего было употреблено два средства: первое состоит в том, чтобы приписать Сыну качество второстепенного начала в Троице; второе же заключается в указании изречений отцов Церкви, для уверения будто это прибавление согласно с церковным преданием.

Восточной Церкви не трудно было доказать, что в Троице не может быть ничего второстепенного; что свойство начала есть исключительно личное свойство Отца, и что нельзя его приписывать Сыну, в какой бы то ни было степени, не приписывая Ему нечто принадлежащее лично Отцу, и, следовательно, не разрушая догмата о Троице. Не трудно было ей также доказать, что в числе приводимых изречений св. отцов одни были совершенно вымышленные, другие же искажены, а что подлинные из них не относились к посланию Святаго Духа в мире; но отнюдь не к предвечному Его исхождению.

И так прибавление к Символу Веры, сделанное на Западе, есть не только неправильное и незаконное дело поместной Церкви, но сверх того, заключает в себе решительное заблуждение, противное кафолическому верованию.

Вместо того, чтобы изобретать для слова Filioque толкование, способное оградить догмат о Троице, было бы лучше сознаться добросовестно, что такое прибавление не в духе православия и затем исключить из Символа Веры выражение соблазнительное, противное Слову Божию и истинному преданию Церкви.

«Верую… в Бога Отца, Вседержителя, Творца небу и

земли, видимым же всем и невидимым».

Внешнее действие предвечного начала проявляется через Сына и имело последствием сотворение мира, то есть совокупности всех существ, не содержащих в себе причины своего бытия.

Вселенная заключает в себе два мира: один состоит из существ духовных, другой – из вещественных. Все что не подлежит нашим чувствам – невидимое, а что подлежит им – видимое.

Среди существ духовных нам известны ангелы и души человеческие. Первые – духи бесплотные, то есть не соединенные с телом. По сотворении своем ангелы были подвержены испытанию, относительно употребления данной им воли. Одни остались верными, – это добрые ангелы; другие пали от гордости и утратили некоторые из своих преимуществ, – это злые ангелы или демоны, во главе коих стоит сатана.

Те и другие имеют непосредственное действие в земном мире: первые на добро, вторые на зло. Действие тех и других подчинено верховной воле Бога².

Посему существуют беспрерывные сношения между миром духовным и миром вещественным.

Хотя мир невидимый не ограничен пространством, подобно миру видимому, однако он находится в особом состоянии, которое отличает его от всего не входящего в его состав. Бог проявляет в нем особенным образом свою славу добрым ангелам и душам праведников: – это небо.³ Злые ангелы, напротив, находятся в состоянии осуждения, названном адом. Души отверженных людей будут находиться в том же состоянии после произнесения над ними последнего приговора, и состояние их, также как и злых ангелов, будет окончательное.

Смерть не разрывает связей общения, существовавших на земле между верующими. Это общение заключается главным образом в воссылаемых ими молитвах к Богу, друг за друга. Избранные молятся о своих братьях точно так же, как они молились, живя на земле, и если мы могли испрашивать их молитв в то время, когда они находились в этом мире, тем более можем мы испрашивать их теперь, когда они находятся в мире небесном, пред лицем Бога. В этом заключается призывание святых.

В ожидании последнего приговора, который будет произнесен при скончании земного мира, человеческие души, не допущенные в небесный мир где добрые ангелы, и не повергнутые решительному осуждению, находятся в переходном состоянии, в котором мы можем им принести помощь нашими молитвами, добрыми делами и совершением таинства евхаристии. Этими средствами мы испрашиваем для них милосердие Божие в Иисусе Христе.

Из числа человеческих душ, не приобщенных к лику ангельскому, некоторые до такой степени преступны, что они тотчас же, по отделении своем от тела, бывают осуждены на более или менее великие муки, коим не будет конца. Подобно демонам, они навсегда удалены от Бога и подвержены мукам, которые изображены в Св. Писании самыми страшными красками. Хотя библейские выражения могут иметь смысл и метафорический, тем не менее, выраженная в них истина достоверна; состояние великого страдания души, при удалении навечно от Бога, есть догмат неоспоримый.

Однако состояние блаженства и состояние осуждения будут полными лишь после воскресения тел, то есть после страшного суда (Апок. 6:9,10,11; 19 и след.). Действительно, человек составлен из души и тела. Разрушенный через разъединение этих двух природ, человек будет снова восстановлен, после воскресения тел; он, следовательно, будет находиться в состоянии ощущать блаженство или осуждение в полном существе своем. Воскресшее тело будет участвовать в блаженстве или страдании души и при тех новых условиях, которым оно будет подчинено (1Кор. 14:42 и след.; Флп. 3:21; Мф. 22:30.).

Вещественный мир состоит из различных существ, которые можно разделить на три разряда: 1) одаренные только бытием; 2) одаренные бытием и жизнью; 3) одаренные бытием, жизнью и разумом. Этот третий разряд составляет человечество.

Бог есть единый Творец всех этих существ. Он их сотворил действием своего всемогущества и измерил их существование последовательными мгновениями, которые названы временем. Он один вечен, имея бытие Сам по Себе, вследствие необходимости своего естества; Он есть Сый, и Его существование не может быть измерено временем. Все твари, – существа случайные, – не суть ни излияния, ни проявления его вечного и беспредельного естества, но только последствия его творческого могущества, вызвавшего их к бытию, когда их не было.

Бог сотворил только одного человека, названного Адамом, и одну жену, которой дано имя Ева. Все люди произошли от этой четы и составляют таким образом одно семейство.

Наши прародители, подвергнутые искушению и влиянию сатаны, впали в грех. Вместе с невинностью, в которой они были сотворены, они лишились многих преимуществ их первобытной природы и сохранили природу уже поврежденную. Так как у них дети родились уже после падения, то они могли передать им только искаженную, поврежденную природу свою. Это естественное зло, прирожденное человечеству, называется первородным грехом.

Последствиями первоначального падения были неведение, похоть, смерть, обезобразившие творение Божие и поставившее человечество в состояние противное Богу; так как Он, по естеству своему, есть свет или истина, добро, бессмертие.

Бог восхотел исправить, в духовном отношении, павшее человечество. Вот для чего Он сообщил человечеству через своего Сына или свое Слово: 1) истину; 2) благодать или сверхъестественную помощь к совершению добра; 3) начаток воскресения и бессмертия для тела, подверженного смерти⁴. Для совершения этого возрождения человечества, Бог вочеловечился в лице Сына.

Учение христианских Церквей различно по следующим предметам, – 1) о существующем общении между избранными, пребывающими на небе, и верующими, живущими на земле; –2) о состоянии души еще не осужденных и не оправданных, после их отделения от тела, и в последствие сего, о молитве за усопших.

Протестантские Церкви совершенно отвергают это состояние душ, а, следовательно, и пользу молитвы за них. Стало быть, для протестантов существуют только души избранные или отверженные, которые тотчас после смерти переходят в состояние блаженства или совершенного осуждения, причем прерываются все сношения их с землей. Они утверждают также, что не существует никакого сношения между избранными на небо и верующими на земле, так что эти последние не могут уже прибегать к молитвам первых. По их мнению, смерть окончательно разрывает мир видимый с миром невидимым.

Англиканская Церковь в своем 22-м правиле Изложения Веры, отвергает совершенно все римское учение о чистилище и призывании святых, не делая в этом учении отличия истины от лжи. Однако она сохранила в своем календаре дни воспоминания святых и празднует их в своем общественном богослужении. Следовательно, она чтит и чествует святых, но не обращается к ним с призванием. Можно думать, что таким образом она хотела выразить осуждение идолопоклонническому служению, в котором упрекают Римскую Церковь; но самое призывание святых не может же быть почитаемо за служение такого рода. Если верующие могут и должны взаимно испрашивать молитв друг у друга, пока они находятся на земле, – если сам апостол Павел испрашивал себе молитв у братий, которых он возродил в вере, – то отчего бы не просить молитв у тех, которых мы чтим и чествуем, которые близки к Богу и которых смерть не разлучила от той Церкви Христовой, для коей они были славой и опорой? Смерть не разрушает связи между верующими. Посему они могут молиться друг за друга и взаимно просить друг у друга молитв. При таком воззрении, призывание святых столь же далеко от идолопоклонения, как и почитание их. Их точно также не почитают за посредников, в строгом смысле этого выражения, как и верующих, у коих испрашивают молитв в здешнем мире. Хотя Англиканская Церковь отвергает римское учение о чистилище, однако, по-видимому, она молится об усопших, как это явствует из погребальной службы, помещенной в ее Требнике. Следовательно, она допускает, что души верующих могут находиться в таком состоянии, при коем молитвы могут быть им полезны. Это учение выражено ей, конечно, не довольно определенно, однако мы думаем, что так должно заключить из ее богослужения и что оно только вывелось из употребления. Нынешняя Римская Церковь исповедует решительные заблуждения относительно состояния душ, еще не осужденных и еще не допущенных в небо; она им назначает особое место, называемое ей чистилищем, в котором эти души искупают в огне учиненные ими легкие грехи; удовлетворяют заслуженному наказанию и получают прошение.

Прощение может быть им даровано папой, вполне или отчасти, посредством отпущений (индульгенций) полных или частных, усвоенных исполнению известного рода богоугодного дела или чтению известной молитвы.

Восточная Церковь не допускает, чтобы по смерти душа могла совершать заслуги или проступки могла бы искупить свои грехи; а потому она отвергает всякое искупительное наказание и самое чистилище⁵. Она не допускает назначения для душ какого-нибудь места, а только временного состояния. Она почитает индульгенции (облегчения) лишь ослаблением налагаемых церковных епитимий, которые должны быть выполнены на земле и не имеют никакого отношения к будущей жизни. Она, следовательно, не допускает, чтобы сила индульгенции могла простираться за загробную жизнь, и не признает ни за римским епископом, ни за каким-либо другим, права освобождать, вполне или отчасти, души усопших от наказаний, исключая церковных, налагаемых в здешнем мире, и при условиях здешнего мира, церковной властью.

Восточная Церковь основывает свое верование относительно переходного состояния некоторых душ, предназначенных ко спасению, на учении первобытной Церкви, засвидетельствованном в древнейших литургиях и в особенности в самой древней из них, известной под именем св. Иакова Иерусалимского. Все они содержат в себе молитвы об усопших. Следовательно, св. Кирилл Иерусалимский выражал в IV веке верование первобытной Церкви, сказав: – «Душам живших прежде нас бывают весьма полезны наши молитвы о них при совершении святой и страшной бескровной жертвы (Оглас. сл. V).

Истинное учение, общее Восточным Церквам и древним Западным, заключается между отрицаниями протестантов и нововведениями настоящей Римской Церкви.

«Верую во единаго Господа Иисуса Христа, Сына

Божия, единороднаго, Иже от Отца рожденнаго

прежде всех век. Света от Света, Бога истинна от Бога истинна,

рожденна, несотворенна, единосущна Отцу;

Им же вся быша. Нас ради человек, и нашего ради спасения

сшедшаго с небес, и воплотившагося от Духа

Свята и Марии Девы, и вочеловечшася»

Второй отдел Никейского Символа Веры относится к Сыну, который воплотился или вочеловечился для возрождения мира и искупления его принесением Себя в жертву.

У Бога есть только один Сын, его Слово, которое есть вечное выражение его естества, и рожденный Им предвечно. Слово одно только от вечности изошло из Начала или из Отца через действие, называемое рождением. Это действие совершилось прежде всех век, то есть прежде сотворения тех последовательных мгновений, которые называются временем и прежде сотворения всех существ, коих бытие измеряется временем. Следовательно, Отец никогда не был без Сына; иначе можно было бы представить себе мгновение, когда Сын получил бытие, Он вошел бы тогда в разряд тварей, а в вечности существовало бы мгновение, что невозможно и составляет противоречие. И так Слово есть вечное исхождение из вечного начала; Бог от Бога, Свет от Света, Бог истинный от Бога истинна, рожденный, несотворенный, единосущный Отцу, то Он был бы тварью; если бы даже предположить вместе с арианами, что естество Сына подобно естеству Отца, то все-же Он был бы тварью, потому что получил бы Свое естество не через вечное рождение, но через действие, которое, не будучи необходимым в Боге, составляло бы действие внешнее, следовательно, творчество. И так или Сын единосущен Отцу, по необходимому и вечному рождению, или Он вместе и Бог и тварь. Но таким образом было бы признано существование двух богов, из коих один был бы Творцом другого, что составляет мнение нелепое и безобразное.

Бог действовал относительно всего создания через Свое Слово. Следовательно, через Него Он дал бытие всем существам, составляющим оба мира, видимый и невидимый.

Сын, для возрождения и спасения человечества, сошел с небес, то есть проявил Себя в мире земном, вне мира невидимого. Он воплотился, то есть соединился с совершенным существом человеческим, которое составило уже с Ним нераздельное единое Божественное лицо и именуется Иисусом Христом.

Его имя Иисус – значит Спаситель, потому что Он пришел спасти человечество; Он Христос, т. е. помазан на искупление мира. Естество божественное и естество человеческое совершенны в Иисусе Христе, а между собой совершенно отличны, так что нельзя приписывать одному естеству то, что принадлежит другому; но все свойства каждого их двух естеств должны быть относимы к лицу, которое едино. Итак в Иисусе Христе существуют две воли: одна человеческая, другая божественная, и два действия. Но действие и воля человеческие подчинены воли и действию божественным.

Тело Иисуса Христа не образовалось по законам человеческого рождения, а потому Иисус Христос не был причастен первородному греху. Святый Дух зачал Его в Деве Марии, и таким образом, божественным действием, Слово сделалось человеком. Мария пребывала Девой прежде и после рождества Иисуса Христа, и это рождество было чудесное, как и самое зачатие.

В наше время многие протестанты, подобно древним еретикам, социнианам, придерживаются того мнения, что Иисус Христос не Бог; что Он был только человек, одаренный от Бога исключительными качествами. Впадая в такое заблуждение, они явно отвергают Св. Писание, которое будто бы принимается ими за правило веры. Действительно, в нем сказано: «В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог…И Слово стало плотию, и обитало с нами…» (Ин. 1:1,14). – «Аз и Отец, сказал Иисус Христос, едино есма» (Ин. 10:30) – «Видевый Мене, виде Отца... Аз во Отце и Отец во Мне… «(Ин. 14:9,11).

Прежние протестанты и все прочие христианские общества согласны с Восточной Церковью относительно догмата воплощения.

Однако, нынешняя Римская Церковь косвенно нарушает это учение, установленным ей поклонением Святому сердцу Иисуса.

Поклонение должно быть воздаваемо одному божественному лицу Иисуса Христа; человеческое же естество его причастно этому поклонению только по своему ипостасному соединению с божественным естеством. Следовательно, непозволительно покланяться человеческому естеству Иисуса Христа в отдельности, а тем более какой-нибудь части его тела. Римская Церковь говорила в оправдание этого поклонения, что оно относится к самому лицу Иисуса Христа; но в настоящее время большая часть ее писателей уполномочены учить, что сердце Иисуса достойно поклонения само по себе.

Протестанты не принимают безусловно наименование Девы, данное в Никейском Символе Святой Матери Иисуса Христа. Они утверждают, что у нее были другие дети. В этом они отступают от своего правила, состоящего в том, чтобы принимать лишь сказанное в Св. Писании. В нем нигде не упомянуто о других детях Марии; о тех же, кои названы братьями Иисуса, в то же время сказано, что они сыновья другой Марии, жены Клеопы. По Св. Писанию, Мария Клеопова была сестра Девы Марии, а ее дети – двоюродные братья Иисуса. В древние времена имя брата давалось не одним только родным, но и двоюродным братьям.

Восточная Церковь верит со всей первобытной Церковью, что мать Иисуса была девой прежде, во время и после его божественного рождения, и в самом действии зачатия.

«Распятаго же за ны при Понтийстем Пилате, и страдавша и погребенна:

И воскресшаго в третий день по писанием:

И возшедшаго ни небеса, и седяща одесную Отца:

И паки грядущаго со славою судити живым и мертвым, Его же царствию не будет конца».

Научив людей истине, Иисус Христос восхотел принесть на человечество заклание в своем лице, предав на смерть свое человеческое естество, для того, чтобы вместе с ним человечество получило новую жизнь возрождения и воскресения. По этой причине Он был распят. Он умер смертью преступников, потому что приносимое Им на заклание человечество было преступно пред лицом Бога; умер за род человеческий для спасения его от вечной смерти и приобретения ему вечной жизни.

Только через одного Иисуса Христа, единаго нашего Искупителя, единаго Ходатая, можем мы получить оправдание; только в Нем можем наследовать вечную жизнь, соединяясь с Ним верой в Него.

Но чтобы эта вера могла нас соединить с Иисусом Христом, она должна быть истинной, то есть мы должны свято исполнять предписания ей заповеди и добродетели.

Наши добрые дела не имеют для нас, сами по себе, силы оправдания; но они составляют необходимое последствие истинной веры, и эта вера, проявляясь в делах, соединяет нас с Искупителем, оправдывающим нас.

Вера, побуждающая нас к добру, есть дар Божий, дарованный нам по заслугам Иисуса Христа. Следовательно, все, что в нас есть доброе, происходит от благодати Божией в Иисусе Христе; без этой благодати мы не можем ничего сделать доброго и полезного к нашему спасению.

Со времени первородного греха, человеческое естество стало более склонно ко злу, нежели к добру, и только одна благодать Божия усиливает в нас любовь к добру и восстановляет в нас свободу воли в такое состояние, что исполнение истинного добра делается для нас возможным.

Итак, когда мы призываем Святую Богородицу и святых, то молим их только о том, чтобы они испросили нам у Бога благодать и оправдание, заслуженные для нас Иисусом Христом. Мы не почитаем их прямо за ходатаев пред Богом, в собственном смысле этого выражения.

Иисус Христос был распят во время управления Иудеей Понтийским Пилатом, то есть в царствование Императора Тиверия. До этого времени люди знали о будущем пришествии Спасителя потому, что Бог открыл им о том с самого начала. Но так как первобытное откровение это заменилось вследствие заблуждений, в которые впали люди, то Бог избрал Израильский народ и поручил преимущественно ему хранить обещание о пришествии Божественного Посланника или Мессии, и свидетельствовать о том пред остальным человечеством. Этот народ получил через Моисея, учреждение и религиозные обряды, имевшие целью сохранение обещания. Он имел пророков, которые предвозвестили о всех обстоятельствах жизни Мессии, и, в особенности, об ожесточении Израиля, который умертвит Того, Кто будет послан для спасения мира.

Иисус Христос исполнил все пророчества своей жизнью, страданиями, смертью и наконец воскресением, совершившимся в третий день, согласно Писанию.

И так Иисус Христос был средоточием всем истинной веры, с самого начала мира. Его ожидали, как Мессию; Ему покланяются, как Спасителю; Он был источником спасения рода человеческого и в Нем только можно обрести истину и благодать. Он сохранил догматические и нравственные основания веры первобытной и веры израильской, потому что они составляли истину, изошедшую от Бога. Он заменил действительностью преобразовательные обряды, установленные для напоминания об обещании Его пришествия. Таким образом, с самого начала мира существовала всегда лишь одна истинная вера, один Спаситель и Искупитель, и христианская вера есть только развитие и исполнение веры первобытной и веры израильской.

Воскресший Иисус Христос оставил мир видимый и возвратился в мир невидимый. Слово Божие, в самом соединении своем навечно с человеческим естеством, по ипостаси, имеет власть равную с Отцом; это и выражается словами: седящаго одесную Отца. Человеческое естество в Иисусе Христе различно с естеством Отца, но по своему соединению с Словом, оно в связи с этим естеством и изображает в Боге все возрожденное человечество.

Слово в человеческом образе вторично явится в мир. Оно будет судить всех людей, живших со времени сотворения мира. Окончательный приговор будет произнесен над добрыми и злыми, и Иисус Христос будет вечно царствовать над человечеством, которое разделенное на избранных и отверженных, будет жить бессмертной жизнью в тех условиях, кои будут ему определены Верховным Судьей.

Видимый мир будет разрушен и самая земля будет сожжена огнем (2Пет. 3:12).

До последних столетий Римская Церковь сохраняла, относительно догмата искупления, учение одинаковое с Восточной Церковью. В наше время существует большая сбивчивость в ее учении. Одни богословы придерживаются древнего учения, другие изобрели новое. Эти последние более согласуются с содержанием папских булл; а потому мы в праве считать их излагателями подлинного учения нынешней Римской Церкви.

Вот главные предметы, по коим оно различествует от учения Церкви Восточной и древней Латинской.

1) Начало нашего оправдания заключается в делах наших, потому что мы должны заслужить сами первый дар благодати. Следовательно, наше оправдание зависит прежде всего от нашей собственной воли, а не от благодати Божией, даемой нам даром, по заслугам Иисуса Христа. Это учение есть ничто иное, как полупелагианизм; оно опирается на буллу Unigenitus, принимаемую Римской Церковью за правило веры.

2) Святые имеют избыток заслуг, составляющий сокровище, которое папа может распределять, по своему усмотрению, живым и умершим, посредством индульгенций (отпущений).

Такое понятие об индульгенциях, основанное на избытке заслуг святых, противно православно-кафолическому началу, по коему никто не имеет перед Богом личных заслуг, и вся наша заслуга заключается единственно в заслуге самого Иисуса Христа, прилагаемой к нам и единственно через которую мы получаем спасение.

3) Благодатная Дева Мария составила исключение из всего человеческого рода, не быв зачатою в первородном грехе. Она содействовала нашему искуплению, она наша Ходатаица точно также, как Иисус Христос ходатай; она собой пополняет Святую Троицу.

Эти страшные заблуждения перешли ныне в общее преподавание Римской Церкви, как видно из книг, узаконенных ей. Следовательно она отступила от истинного учения об искуплении, состоящего в признании: 1) что Иисус Христос есть наш единый Ходатай; 2) что Он был Искупителем всего человеческого рода, без всякого исключения; 3) что мы получаем оправдание через единение с Ним в вере; 4) что как начало, так и заключение нашего спасения совершается благодатью Божией, даруемой нам даром; 5) что наши заслуги ничто иное как дар Божий, то есть приложение к нам заслуг Иисуса Христа; 6) что святые обрели спасение единственно по заслугам Иисуса Христа; – из чего следует, что мнимое сокровище их преизбыточных заслуг есть заблуждение, созданное воображением.

Учение Англиканской Церкви об искуплении и оправдании согласно с учением Восточной Церкви, как это явствует из ее Изложения Веры, где в членах 9, 10, 11, 12, 13, 14 и 15 содержится полное учение об оправдании через веру и о делах, внушаемых верой, без которых вера была бы мертва и не могла бы послужить к оправданию.

Можно бы указать в сочинениях многих протестантских богословов самые преувеличенные мнения относительно оправдания верой без дел. Однако, при исследовании всего их учения, усматривается, что они верой оправдывающей не признают веру чисто созерцательную, но веру деятельную, то есть возбуждающую к добрым делам.

При таком понимании, их учение почти согласно с учением Восточной Церкви, и встречающиеся преувеличения, у некоторых протестантских богословов, могут быть объяснены желанием с их стороны опровергуть преувеличения, в противном смысле, некоторых богословов римских.

«И в Духа Святаго, Господа, животворящаго,

Иже от Отца исходящаго, Иже со Отцем и Сыном спокланяема

и сславима, глаголавшаго Пророки».

В ожидании окончательного царствия Иисуса Христа, человеческий род борется и колеблется между добром и злом. Но так как под влиянием страстей, наклонность ко злу преобладает в нем над наклонностью к добру, то Дух Божий, единый по естеству с Отцом и Сыном, был Ими Обоими послан, чтобы дать людям помощь своим благотворным влиянием. Это влияние называется благодатью, потому что оно дается даром, то есть не по заслугам человечества, но единственно по заслугам Иисуса Христа, которую человеческое естество заслужило, вследствие соединения его в ипостаси с Словом. Из этого следует, что Дух Святый есть начало животворящее в человеческом роде, ибо по своему влиянию, Он есть источник его возрожденной жизни.

Святый Дух происходит, как и Сын, от единого начала, от Отца, посредством предвечного действия, называемого исхождением. Не должно смешивать с этим внутренним действием, свойственным Отцу, другое действие, внешнее, общее Отцу и Сыну, и состоящее в послании Святаго Духа на совершение внешнего действия в мире.

Эти два действия ясно указаны в Священном Писании словами: – «Егда же приидет утешитель, его же аз послю вам от Отца, Дух истины, иже от Отца исходит» (Ин. 15:26).

Никейский Собор поместил в Символе Веры эти слова Св. Писания: «иже от Отца исходит», и ничего не прибавил к ним в том убеждении, что человеческий разум не должен ничего прибавлять к откровению Божию.

Как Сын имеет одно естество с Отцом, от которого Он рожден, так точно и Святый Дух имеет одно естество с Отцом, от которого Он исходит; поэтому Он единый и тот же Бог, с Отцом и Сыном, отличаясь от них Обоих только своими личными свойствами. Кроме свойства исхождения от Отца, Символ Веры, следуя Св. Писанию, присваивает Святому Духу еще свойство божественного сообщения человеческому роду, потому-то и сказано о Нем: «глаголавшаго пророки». Восточная Церковь верует, что Святый Дух продолжает и доныне глаголать миру устами Церкви, которой Он дает дар непогрешимости. Но это управление Церковью Святым Духом не есть собственно вдохновение, потому что Церковь наставляется Святым Духом не на новые откровения, но единственно на сохранение учения Иисуса Христа в его первобытной чистоте. Следовательно, божественное действование в Церкви есть только непрерывное направление и вспомоществование. Послание Святаго Духа принадлежит сообща Отцу и Сыну.

Так как Святой Дух есть единый и тот же Бог с Отцом и Сыном, то Ему подобает нераздельное с Ними преклонение и прославление.

Мы уже сказали, что западные Церкви не сохранили Символа в том виде, как он был составлен на Вселенских Соборах Никейском и Константинопольском. Между словами: «от Отца…исходящаго», они вставили: «и от Сына», на латинском языке filioque. Это прибавление было также внесено в Символ Веры мнимо приписываемый св. Афанасию, но появившийся только в девятом веке.

Как уже было сказано выше, прибавление к Символу Веры относится к седьмому веку и сделано в Испании. Оно распространилось на Западе в восьмом и девятом веке под влиянием императора Карла Великого, а в Риме принято только в начале одиннадцатого века, по настоянию императора Генриха.

С того времени все западные Церкви допустили это прибавление к Символу. Когда, в шестнадцатом веке, Англиканская и Протестантская Церкви предприняли исправление римских злоупотреблений, они не жаловались на это прибавление. Англиканская Церковь удержала его, многие из ее богословов даже вступились за него, и пытались доказать, что оно согласно с учением церковного предания. Но также, как и римляне, они могли привести в подтверждение своего мнения только искаженные, вымышленные или превратно истолкованные отрывки их церковных памятников.

Восточная Церковь удержала Символ Веры в том виде, как он был изложен, ничего в нем не сокращая, ничего к нему не прибавляя. Она утверждает: 1) что прибавление filioque было сделано неправильно, – и это неоспоримо; 2) что это прибавление заключает в себе важное заблуждение относительно таинства Святой Троицы.

Действительно, исхождение, как предвечное действие, производящее Святаго Духа, есть личное свойство Отца или Начала. Это свойство Начала отличает личность Отца от личности Сына и личности Святаго Духа. Придавать Сыну личное свойство Отца – значит придавать ему личность Отца; это значит еще смешивать в Святой Троице то, что должно быть различаемо, т.е. извращать самое таинство.

Посему отцы Церкви единогласно учили, что Святый Дух исходит от одного Отца. Подлинные изречения св. отцов, проводимые в подтверждение противного мнения, относятся все исключительно к внешнему действию, в силу которого Святый Дух посылается от Отца и Сына, а не к предвечному и внутреннему действию, от коего происходит Святый Дух.

Блаженный Августин, по-видимому наиболее благоприятствующий мнению, выраженному в западном прибавлении к Символу, в сущности осуждает его; ибо, сделав в своем сочинении о Святой Троице общий свод всего им написанного об этом предмете, он объявляет в самых решительных выражениях, что надо быть лишенным рассудка, чтобы утверждать, будто Святый Дух получил свое начало от Сына, также, как и от Отца. И так блаженный Августин разумел под словами исхождение от Сына только временное послание от Отца и Сына.

Восточная Церковь не оспаривает этого послания Отцом и Сыном; но она только утверждает, что неправильно сделанное западное прибавление к Символу противно вселенскому учению Церкви до восьмого века и содержит весьма опасное заблуждение. не взирая на усилия западных к его оправданию.

Главное средство, принимаемое к смягчению этого заблуждения, состояло в объяснении, что Сын есть только второстепенное начало в Троице. Но, во-первых, такое выражение никак не может быть выведено из церковного предания и составляет нововведение; во-вторых, оно приводит к предположению, что в Боге может быть нечто второстепенное, а это противно чистому кафолическому учению и даже здравому рассудку, который сознает, что в Боге все должно быть необходимое. Отец есть единое Начало для внутреннего действия; Отец и Сын, по словам блаженного Августина, суть одно Начало для внешнего действия. Таково постоянное учение Православной Церкви.

Следовательно, все западные Церкви уклонились от истины, относительно Святаго Духа, чрез сделанное прибавление к Символу Веры, хотя они и исповедуют существенные учения о таинстве Святой Троицы.

Римская Церковь погрешила против Святаго Духа, извратив учение о непогрешимости Церкви, через приписание папе преимущества, которое Иисус Христос обещал только христианскому обществу в его вселенском совокупности, в том смысле, что оно управляется Святым Духом.

Англиканская и Протестантская Церкви отвергают всякую непогрешимую власть в Церкви. Они таким образом, отрицают постоянное действие Святаго Духа и противоречат Св. Писанию, по которому Иисус Христос должен пребывать с своей Церковью до скончания века, и Дух Святый должен управлять ей.

«Во едину святую, Соборную (Кафолическую) и Апостольскую Церковь».

Церковь есть общество людей, верующих во все откровение Господа нашего Иисуса Христа.

Эта Церковь Единая, – то есть состоит только из членов, исповедующих учение, согласное с сущностью святости, – с Богом.

Она Соборная или Кафолическая, – т. е. не какая-либо поместная, составленная из одного народа, и временная как израильская синагога, но все народы, во все времена призываются в нее, и она содержит данное ей божественное учение всецельно, без всяких в нем прибавлений или же исключений.

Она Апостольская, – т. е. происходит от апостолов и исповедует то учение, которое проповедовали апостолы от имени Иисуса Христа.

Христианская Церковь была с самого ее начала управляема священством, которое есть священство Самого Иисуса Христа, переданное Им сперва апостолам и избранным ученикам, а ими впоследствии переданное другим. Сам Иисус Христос установил христианское священство и указал его обязанности в следующих словах:

«И приблизившись Иисус сказал им: дана Мне всякая власть на небе и на земле. Итак идите, научите все народы, крестя их во имя Отца и Сына и Святаго Духа, уча их соблюдать все, что Я повелел вам; и се, Я с вами во все дни до скончания века. Аминь». (Мф. 28: 18–20).

И так Иисус Христос непрестанно будет со своим священством, которое должно существовать до кончины мира, имея обязанностью крестить и учить.

Сверх того, Ему было поручено отпущение грехов. Иисус, дунув на своих апостолов, сказал им:» Приимите Дух Свят. Им же отпустите грехи, отпустятся им, и им же держите, держатся» (Ин. 20:22, 23).

Установив Евхаристию, он сказал своим апостолам: «сие творите в мое воспоминание» (Лк. 22:19).

Учить совершать таинства, отправлять богослужение, – вот обязанности того священства, с которым, как и с Церковью, Иисус Христос будет до скончания мира.

Способ передачи священства, употребляемый апостолами, состоял в возложении рук, при чтении некоторых молитв. Апостол Павел пишет своему ученику Тимофею; облеченному им в священный сан: «Не неради о своем даровании живущем в тебе, еже дано тебе бысть пророчеством с возложением рук священства» (1Тим.4:14).

«Воспоминаю тебе возгревати дар Божий, живущий в тебе возложением руку моею» (2Тим. 1:6).

Со времен апостольских различали в священстве две степени: возведенные в первую из них имели власть над занимавшими вторую. Им, впрочем, давали общие названия пресвитеров или старшин, и епископов или блюстителей (Деян. 20:17,28; Флп. 1 1Титу 1:5,7). Но, невзирая на это безразличное употребление наименований, получившие первую степень священства имели высший сан священства. Святый Иоанн Богослов называет их Ангелами Церквей (Апок. 1:20; 2:1,8,12,18; 3:1,7,14).

Слово ангел (αγγελος) значит вестник и, следовательно, имеет тоже значение, как евангелист, добрый вестник, – названия, даваемые лицам, сопровождавшим апостолов в их апостольских странствиях, и которых эти последние ставили во главе Церквей.

Апостол Павел подробно излагает обязанности этих первосановных священников в своих посланиях к Тимофею и Титу, получившим от него это название, первых в Ефесе, а второй – в Крите. В числе этих обязанностей он упоминает о сообщении священства посредством возложения рук (1Тим. 5:22).

И так иерархическое различие между простым священником и епископом основано на божественном законе, ибо мы видим, что оно существовало с самого начала, в качестве установления, и было основой устройства Церкви в первые дни ее существования.

Способ сообщения священства через возложение рук Епископом, с соучастием священников и при чтении молитв, есть также установление божественное, потому что этим действием преподается благодать и принадлежащая священству власть, и потому что, как мы видим, совершение его началось с первых дней существования Церкви.

В христианской Церкви священство составляет чиноначалие, или иерархию, состоящее из епископов и священников, получающих свою власть посредством обряда, божественно установленного и преемственно передаваемого от тех, которые сами законно его приняли.

На епископов и священников возложено исполнение всех священных обязанностей в христианском обществе. Они должны учить, согласно тем верованиям, которые постоянно признаются Церковью за откровение Божие, и должны защищать это учение от всех на него нападений. У них нет никаких прав на это учение; они обязаны только догом свидетельствовать, каждый от лица представляемой им поместной Церкви, веру всегда ей исповедуемую. Все пастыри, в отношении к учению, суть только свидетели, отголоски или представители своих Церквей.

Что же касается до чина диакона, – был ли он установлен апостолами, как на то указано в Деяниях (6), или же учреждение его восходит прямо до Иисуса Христа, как думали некоторые св. отцы, – Восточная Церковь почитает его священным чином, то есть третьей степенью священства. Диаконы посвящаются в сан через возложение рук и при чтении молитв, точно также как священники и епископы; но они, как и священники, имеют только власть ограниченную, и лишь одни епископы обладают полной властью священства.

С самого учреждения Церкви, епископы в сообществе священников и диаконов, составляли собрания, в присутствии верующих, для защиты веры от нападений ее врагов.

Эти собрания называются Соборами. Одни из них были поместные, другие вселенские, потому что в последних находились представители от всей Церкви.

На соборах обсуждались вопросы о вероучении и постановлялись правила доброго управления христианским обществом.

Касательно вопросов вероучения, первые пастыри Церкви довольствовались только засвидетельствованием учения постоянно и повсеместно принятого, противопоставляя его новым мнениям, которые некоторые люди пытались ввести в Церковь. Таким образом, первые два Вселенские Собора, бывшие первый в Никее, а второй в Константинополе, изложили в Символе Веры сохраняемое, по преданию, учение о всех предметах, которые, до их времени были оспариваемы различными еретиками.

Соборы, в силу божественной власти, данной епископам на управление церквами, составили правила благочиния. О них будет сказано ниже. Здесь мы упомянем только о внешнем устройстве Церкви, которую соборы разделили на пять патриархатов, подразделенных на области или митрополии, и на епархии или епископства. Это внешнее устройство, а также звания и достоинство, от него происходящие, составляют установления церковные, но не божественные. Единственное чиноначалие, установленное Богом, есть священство, подразделенное на три степени: епископа, священника и диакона.

Одно из прав епископа состоит в представительстве, своим лицом, всех приходских церквей, подчиненных его управлению и составляющих его епархиальную церковь, и в том, чтобы свидетельствовать о вере, непрерывно сохраняемой этой церковью. Таким образом, из совокупного свидетельства епископов составляется постоянное и повсеместное свидетельство Церкви о вероучении.

Этому постоянному и повсеместному свидетельству принадлежит непогрешимость.

Если бы Церковь не была непогрешимой, т. е. если бы она могла уклоняться от истины, то она не была бы столпом и утверждением истины. Она не была бы целомудренной, чистой и непорочной невестною воплощенного Слова, которое есть истина. Иисус Христос не пребывал бы с ней до скончания мира, согласно своему обещанию. Он перестал бы быть ее верховным первосвященником и главой. Святый Дух перестал бы ей управлять; она более не существовала бы.

Следовательно, Церковь непогрешима, и она произносит истинное свое изречение через архипастырей, когда все они свидетельствуют, каждый от лица своей поместной церкви, согласно с ее священниками, диаконами и верующими, о постоянном и Вселенском веровании.

Таким-то образом голос епископов, в качестве представителей и отголоска вселенской Церкви всех времен, есть непогрешимый орган Церкви.

В этом смысле Вселенский Собор непогрешим. Восточная Церковь признает семь вселенских соборов:

Первый Никейский.

Первый Константинопольский.

Ефесский.

Халкидонский.

Второй Константинопольский.

Третий Константинопольский.

Второй Никейский.

Все прочие соборы на Востоке и на Западе были только поместными соборами одного или нескольких патриархатов, одной или нескольких областей и не представляли собой Вселенские Церкви.

Все чины Церкви, умершие или живые, если только они не утратили своего достоинства, находящиеся в этом или в том мире, состоят в общении между собой, то есть они могут взаимно помогать друг другу молитвами и испрашивать милосердие одни для других.

Члены Церкви, покинувшие здешнюю жизнь и принятые на небо, составляют Церковь торжествующую, потому что они удостоились венца, обещанного верным.

Члены, еще живущие в земном мире, составляют Церковь видимую и воинствующую, потому что они находятся еще в борьбе со злом.

Достоинство члена Церкви утрачивается: в том мире – осуждением; на земле – расколом, ересью, отступничеством и отлучением от Церкви.

Схизматик – тот, кто отделяется от законных пастырей Церкви, отказываясь повиноваться их власти.

Еретик – тот, кто упорно отрицает какие-либо истины Божественного откровения, определенный Церковью.

Отступник – тот, кто гласно отрекается от христианской веры.

Отлученный – есть преступник, справедливо отрешенный от общения Церкви, по приговору законной власти.

Все христиане, добрые или дурные, не включенные ни в один из этих четырех разрядов, состоят членами Церкви. Мы говорим добрые или дурные потому, что Иисус Христос сказал нам, что Церковь подобна полю, на котором доброе семя перемешано с плевелами, и что так продолжится до конца мира (Мф. 13).

В своем внешнем существовании и по отношению к мирским властям, Церковь может находиться или в положении независимом, или в состоянии общественного учреждения, пользующегося покровительством, или в положении угнетенном. Она может, сообразно с обстоятельствами существовать во всех этих состояниях.

Если она находится в положении независимом, то члены ее, в качестве граждан, обязаны покоряться законно установленному правительству. Если она покровительствуема, то не должна жертвовать государству ничем из своего учения и из своих существенных учреждений; если же гонима, – ее члены не в праве возмущаться против законно-установленного правительства.

Во всяком случае, власть Церкви есть исключительно духовная; пастыри ее не имеют никакого уполномочия в отношении дел внешних; она никогда не должна прибегать ни к принуждению, ни к хитрости, ни к насилию против частных лиц или правительств.

Со времени девятого века Римская Церковь утверждает, будто бы патриарх Рима есть видимый глава Церкви, по божественному установлению и по преемству от св. апостола Петра, бывшего, по ее мнению, главой Церкви и епископом Рима.

Ныне она прибавляет, что патриарх Рима есть непогрешимый представитель всей Церкви и непогрешимый истолкователь Священного Писания и кафолического предания; что ему принадлежит неограниченное владычество над всей Церковью, и что все епископы суть его наместники, получающие всю власть лишь от его уполномочия.

Но если бы св. Петр и был действительно главой Церкви, то из этого еще не следует, что означенное достоинство перешло к римским епископам, потому что оно могло быть его личным преимуществом, и нельзя утверждать, что личные преимущества апостолов переходили к епископам тех церквей, которыми они некогда управляли.

Далее, следовало бы, чтобы святой Петр был епископом Рима; но по истории известно, что первым епископом этого города был св. Лин, а святой Петр только потерпел там мученическую смерть; наконец, эта Церковь была и основана святым Павлом. Следовательно, епископы Рима могли считать себя преемниками святого Петра по той лишь причине, что он был предан смерти в этом городе, но никак не потому, что он был епископом Рима.

Наконец святой Петр не был видимым главой Церкви. Он был только первым из апостолов. Это преимущество его было личное; никогда звание первого не означало главу, а тем менее неограниченного владыку.

Римская Церковь пыталась утвердить папские притязания на Св. Писании и на предании.

Приводимые ей места из Писания имеют совершенно не тот смысл, который она им придает, что и было доказано другими местами Писания и свидетельством отцов, толковавших их иначе, нежели папы.

Что относится до предания, защитники римского домогательства могли привести из него только такие факты и свидетельства, которые или совершенно вымышлены, или искажены, либо вовсе не доказывают того, что они утверждают. И так папы разрушают устройство Церкви, которая имеет только одного Главу – Иисуса Христа, вечно пребывающего среди ее; в которой существует только одна власть – священство, коего полновластием обладают епископы, в силу своего посвящения, и пользуются им по божественному установлению, а не по чьему-либо уполномочию; которая обладает только одной непогрешимостью, истекающей из помощи Святаго Духа. Вся Церковь в совокупном составе верующих и пастырей, получает помощь Святаго Духа и заявляет о своей непогрешимости, постоянно свидетельствуя об истине Божественного откровения. По установлению божественному, Церковь имеет только одно средоточие единства – в Иисусе Христе и в возвещенной Им истине, которая засвидетельствована постоянным и вселенским голосом всех христианских веков.

Внешняя средоточная власть в Церкви принадлежит всему сонму епископов; власть епископства единая и, на взаимно-обязательных условиях, ей обладают все законные епископы, – как учит св. Киприан.

Эти истины, подтвержденные Вселенскими Соборами и святыми отцами, которые были свидетелями кафолического предания, прямо нарушаются притязаниями римских епископов.

О внешнем существовании Церкви папы и их богословы дают понятие самое ложное. Они приписывают Церкви внешнюю власть и право пользоваться ей даже в отношении к правительствам, через посредство епископов и в особенности папы, уверяя, будто бы все государи состоят его наместниками по делам мирским, подобно тому как епископы суть его уполномоченные и викарии по делам духовным.

Протестанты, со своей стороны, нарушают эти же истины в противном смысле, – отвергая священство. По их мнению, обязанность пастырства есть только уполномочие от верующих; возложение же рук есть простой обряд, не сообщающий ни благодати, ни власти.

Таким образом, протестантский пастырь есть лишь простой верующий, уполномоченный на совершение богослужения, но не священник, облеченный, божественно-установленным средством, в священную должность. Он не может, следовательно, учить и совершать таинства, в качестве уполномоченного Иисуса Христа; но исполняет свои обязанности по уполномочию от верующих, получая некоторые преимущества через посредство избрания.

Ныне в большей части протестантских церквей избрание вышло из употребления; теперь их пастыри даже не уполномочены и от общества, а только от некоторых других пастырей, которые сами были избраны без участия паствы.

Итак, в настоящее время, протестанты не имеют ни священства, ни даже, собственно говоря, правильно учрежденного пастырства, а одно только сословие верующих, коим поручается исполнение некоторых обязанностей, от других верующих, присвоивших себе право назначать для сего людей по своему выбору.

Подобные пастыри не могут приписывать себе никакой власти, ин божественной, ни человеческой, так как они не удостаиваются ни посвящения, ни истинного избрания. Впрочем, они не могут присвоить себе такую власть, не нарушив и основного начала протестантства, по которому каждый верующий должен сам составить себе веру, основанную на собственном произвольном толковании Св. Писания.

В протестантских обществах невозможно признать ни одного из знамений Церкви единой, святой, соборной и апостольской, так как они не придерживаются никаких оснований, ни в отношении к учению, ни отношении к церковному управлению.

Англиканская Церковь признает три священные чина: епископа, пресвитера и диакона, и преемственное сообщение этих степеней посредством посвящения.

В этом двояком отношении она согласна с Восточной Церковью, за исключением ее мнения о значении посвящения, о чем мы будем говорить ниже.

Но она отказывает собору епископов Вселенской Церкви в праве непогрешимо свидетельствовать, от лица этой Церкви, о постоянном и повсеместном ее веровании (чл. 21); она не признает и самую Церковь непогрешимой, хотя и утверждает за ней власть в спорных делах веры (чл. 20).

Здесь является явное противоречие; высшая власть учительства может существовать только при условии непогрешимости.

Было бы ошибочно видеть в непогрешимости право на произвольное установление каких-либо учений; в этом-то и заключается заблуждение Римской Церкви, против которой, без сомнения, Англиканская хотела протестовать. Но по православному учению, непогрешимость составляет только принадлежащее истинной Церкви преимущество: ничего не изменять в богооткровенном учении, по той причине, что она имеет главой Иисуса Христа и руководителем Святаго Духа. С этой точки зрения очевидно нет вреда в учении, что Церковь говорит через своих пастырей, и то епископство, установленное Богом для управления Церковью, непогрешимо, когда оно вещает от лица этой Церкви и свидетельствует ее веру. Если бы Церковь была погрешима, то она не руководилась бы Св. Духом; если бы ее пастыри не могли говорить от ее лица, то ее непогрешимость была бы бездейственной и не могла бы проявляться.

«Исповедую едино Крещение во оставление грехов».

Восточная Церковь верует, что Иисус Христос установил следующие сем священных действий или таинств: крещение, миропомазание, евхаристию, покаяние, священство, брак, елеосвящение. В Западных Церквах эти таинства называются Sacramenta. Восточное наименование лучше выражает тайное действие благодати Божией на душу. Три предмета обусловливают таинства: 1-е, божественное установление; 2-е, чувственных знак, которым при молитве преподается благодать; 3-е, самая благодать, сообщаемая этим освященным знаком. Иисус Христос, по замечанию св. Иоанна Златоустого, передал нам только предметы духовные, но посредством предметов телесных. Так-как душа связана с телом, то человек есть существо телесное, а потому Иисус Христос сообщил ему свои дары телесные, т. е. путем соответственным человеческой природе.

Три предмета необходимы ля преподания таинства: 1-е, знак видимый, то есть подлежащий чувствам; 2-е, молитва, для освящения этого внешнего знака; 3-е, уполномоченное лицо для совершения таинственного действия по установленному чину.

Крещение есть священнодействие или таинство, установленное Господом нашим Иисусом Христом для отпущения грехов, совершенных до его принятия; для избавления от первородного греха и для сообщения нам духовной жизни, возрожденной в Иисусе Христе.

Иисус Христос сам установил крещение, дав повеление апостолам: «Шедше научите вся языки, крестяще их в имя Отца и Сына и Святаго Духа».

Со времен апостольских во всех христианских Церквах крещение совершалось посредством троекратного погружения в воду, с произнесением установленных слов: Крещается во имя Отца и Сына и Святаго Духа». Итак при крещении видимый знак вода; освящающая молитва заключается в словах: «во имя Отца» и проч. Уполномоченный совершитель таинства – епископ или священник, ибо апостолам и их приемникам было сказано: «Шедше, крестяще» и проч. Установленный обряд для преподания таинства заключается в троекратном погружении в воду.

Несколько веков тому назад Западные Церкви приняли обычай возливать воду на голову крещаемого, или же спрыскивать его ей, произнося слова, заповеданные Иисусом Христом.

Такой способ крещения употреблялся в первобытной Церкви только для больных, которые не могли встать с одра. Из этого следует, что он действителен, т. е. что крещение и таким образом совершенное, есть истинное крещение, ибо иначе первобытная Церковь не разрешила бы его даже для больных. Но, тем не менее, достоверно, что крещение здоровых людей – посредством обливания, либо вспрыскивания, есть дело не позволительное, потому что оно противно апостольскому правилу, которое обязаны соблюдать все Церкви. Таково по этому предмету учение Православно-кафолической Восточной Церкви.

Крещение необходимо, так как, по словам Спасителя, «кто не родится водою и Духом, не может внити в Царствие Божие» (Ин. 3:5).

Крещение есть духовное рождение; человек через крещение родится. а родится человек однажды, потому и крестится однажды.

Младенцев, рожденных от христиан, должно крестить даже прежде достижения ими разумного возраста, ибо родители, верующие в божественность своей религии, должны передавать ее своим детям, как драгоценное наследие, воспитывать их в ней и не оставлять их без веры до такого возраста, когда страстям бывает так легко увлечь человека, лишенного благодати Божией и возрождения, вдали от истины и добра.

Церковь есть непрерывно-существующее общество, члены коего должны постоянно возрождаться в своих детях. Следовательно, не должно оставлять этих детей подверженными злому влиянию сатаны до того дня, когда они будут в состоянии сами избрать себе веру, согласную с их наклонностями и под худым внушением страстей. Подобный род действия со стороны родителей был бы ясным доказательством недостатка в них убеждения в истине той веры, которую они исповедуют.

При крещении младенцев предстоят их восприемники, которые, в качестве отца и матери духовных принимают на себя обязанность, особенно в случае смерти природных родителей, иметь попечение о христианском воспитании крещаемых.

Крещаемые в разумном возрасте должны точно также иметь восприемников, которые поручаются перед Церковью за веру новообращенных.

Восточная Церковь присовокупляет к совершению крещения некоторые обряды, начало которых восходит до глубокой древности, а сокровенный смысл приспособлен к значению таинства, таковы: заклинание, крестное знамение и возложение на каждого крещаемого крестика, для ношения на груди в продолжение всей его жизни.

Епископ и священник установлены совершителями крещения, однако же с первых веков христианства было дозволено и дьяконам и даже мирянам совершать крещение в случаях безотлагательной крайности.

Сверх того, Православная Церковь признает, что принятие мученической смерти за Христа заменяет крещение; она верует в спасение тех, которые, не успев принять крещение, отдали жизнь свою за веру Христову.

Восточная Церковь почитает миропомазание священным обрядом, установленным Иисусом Христом для подаяния даров Святаго Духа вновь окрещенным. Она находит тому доказательство в следующих словах Св. Писания: «Слышавшие же, иже во Иерусалиме Апостоли, яко приять Самария слово Божие, послаша к ним Петра и Иоанна, иже сошедши помолишася о них, яко да приимут Духа Святаго. Еще бо ни на единаго их бе пришел, точию крещени бяху во имя Господа Иисуса. Тогда возложиша руце на ня и прияша Духа Святаго» (Деян. 8:14–17). Следовательно, тотчас же по вознесении Иисуса Христа, апостолы совершали священный обряд, состоящий в молитве и возложении рук, с целью сообщения дара Духа Святаго вновь крещаемым.

Апостол Павел, прибыв в Эфес, нашел там верующих, принявших только крещение Иоанново и еще мало наученных, и «возложшу Павлу на ня руце, прииде Дух Святый на ня» (Деян. 19:1–7).

В послании к евреям святой Павел упоминает о крещении и еще о возложении рук (6:2).

Возложение рук сопровождалось различными обрядами смотря по той цели, которая имелась в виду.

При подаянии даров Святаго Духа верующем3у, на укрепление его в жизни духовной, оно соединялось с помазанием св. миром. Посему и самое сообщение Св. Духа называется в Св. Писании помазанием: "И вы помазниние имате от святаго, весте вся... и вы еже помазание приясте от него, в вас пребывает» (Ин. 2:20, 27).

У апостола Павла мы видим то же выражение: «Извествуяй же нас с вами во Христа и помазавый нас, Бог: Иже и запечатле нас, и даде обручение Духа в сердца наша» (2Кор. 1:21, 22).

Сообщение Святаго Духа могло быть названо в переносном смысле помазанием только от видимого знака этого сообщения, состоявшего в совершении наружного помазания, при возложении рук и молитве.

Восточная Церковь сохранила все эти три существенные части таинства и постановила совершать помазание новокрещаемому на челе, персях, очах, ушах, устах, руках и ногах, для того, чтобы весь человек был освящен после своего духовного возрождения. Она употребляет для этого состав из елея и благовоний, освященный епископом и называемый святым миром; предписывает совершать миропомазание вслед за крещением; признает за всеми священниками право его совершения; учит, что это таинство есть, так сказать, дополнение крещения, что оно полагает на нас печать дара Духа Святаго, а потому, как и самое крещение, не может быть повторяемо.

Так называется таинство, в котором, под видом хлеба и вина, верующий вкушает тела и крови Христовой, соединенных с его божественным естеством.

Иисус Христос установил это таинство на последней своей вечери со своими учениками, когда благословив хлеб и вино, Он им предложил их со словами: «Приимите ядите: сие есть тело мое, за вас ломимое. Пийте от нея вси: сия есть кровь моя, нового завета, за вас и за многия изливаемая, во оставление грехов… Творите сие в мое воспоминание» (Мф. 25:26 и след.; Мк. 14:22 и след., Лк22:19 и след.). Апостолы повиновались повелению Господа. Они собирались с верующими, освящали хлеб и вино, и раздавали их верующим, как тело и кровь Иисуса Христа (1Кор.10:16; 11:20). Они совершали это в воспоминание Его, в воспоминание преданного его тела, излитой его крови, т. е. принесения Им в жертву Самого Себя на Голгофе. Посему совершаемое ими таинство изображало принесение той самой жертвы, которая была принесена на кресте и при действительном присутствии в нем тела и крови.

Восточная Церковь сохранила это апостольское учение. Она верует, что после освящения хлеба и вина, тело и кровь Иисуса Христа истинно и существенно присутствуют в евхаристии: что хлеб и вино не существуют более существенно, но только ощутительно, то есть лишь сохраняя те качества, по коим они подлежат нашим чувствам.

Что же касается до вида, в котором присутствует тело и кровь, то она верует, что этот вид не есть чувственный, вещественный, но духовный, в том смысле, что они не поражают наши чувства, а существуют в одухотворенном состоянии, подобном тому, в котором было тело воскресшего Иисуса Христа.

Она верует что, по освящении хлеба и вина, тело и кровь Иисуса Христа присутствуют в них постоянно; что так как с ними соединено Божество, то лицо Иисуса Христа достойно нашего поклонения в евхаристии точно также как и на небе; что можно сохранять св. евхаристию для больных; что, следуя примеру первых христиан, можно переносить ее в частные жилища; что мы приобщаемся телу и крови Иисуса Христа не одной только верой, а что они вещественно и истинно сообщаются доаже неверующим, которые, приобщаясь, приемлют, по выражению апостола Павла, свой суд и осуждение..

Она верует, что верующие должны приобщаться под обоими видами хлеба и вина, и что лишением мирян приобщения под видом вина нарушается божественный завет, выраженный Иисусом Христом словами: «Пийте от нея вси, сия есть кровь моя» и проч.

О совершении таинства евхаристии будет сказано ниже в отделе о литургии.

Покаяние есть таинство или священный обряд, установленный Иисусом Христом для отпущения грехов, совершенных после крещения.

Апостолы и в их лице, приемники их в священстве получили от Иисуса Христа власть отпускать и удерживать грехи, когда Спаситель, дунув на них, сказал: «Приимите Дух свят. Им же отпустите грехи, отпустятся, им же держите, держатся» (Ин. 20:22, 23). «Аминь бо глаголю вам: елика аще свяжите на земли, будут связана на небеси: и елика аще разрешите на земли будут разрешена на небеси» (Мф. 18:18, 19). И так грехи удерживаются или отпускаются в силу приговора, произносимого лицами, облеченными в священный сан. Приговор может связать или разрешать; следовательно, он должен быть произнесен сознательным образом; но такое сознательное действие невозможно при неведении грехов и расположения грешника; узнать же их можно только через признание самого кающегося, т. е. через исповедь.

Восточная Церковь видит в исповеди существенное, для таинства покаяния, действие, дающее священнику возможность произнести свой приговор; она почитает исповедь божественным установлением. Что касается до способа ее совершения, то учреждение самых обрядов подлежит церковной власти.

В первые века христианства исповедь совершалась гласно пред народом, и епископы или священники всенародно произносили свой приговор. Исповедь была обязательной для всех совершавших явные грехи и соблазны, за которые налагались гласные епитимьи. Всем причем предоставлялось судить самим, по собственной совести, должны ли они исповедоваться пред принятием Св. Таин. Однако, так как человек склонен заблуждаться относительно своего собственного расположения, то всем внушалось обращаться к священникам для открытия им состояния своей совести. Таково учение первобытной Церкви, которое доныне сохраняется Кафолической Восточной Церковью.

Впоследствии церковное благочиние было изменено относительно исповеди гласной, так как она могла представлять важные неудобства. Однако Восточная православная Церковь удержала наложение гласных епитимий за совершение некоторых явных и доказательных грехов. Для прочих кающихся установлены следующие правила:

Все готовящиеся к Святому Причащению обязаны исповедовать грехи свои пред священником.

Исповедь совершается в церкви, перед изображением распятия Иисуса Христа и в присутствии священника.

Она состоит в сознании всех вообще содеянных грехов, при сокрушении кающегося и при изъявлении им его намерения исправиться.

Исповедь не должна сопровождаться выпытыванием разных подробностей и обстоятельств, которые ни в чем не могут изменить расположения кающегося, имеющее преимущественно состоять в смиренном сознании своего беззакония и в искреннем раскаянии.

Духовник может налагать епитимьи, согласные с церковными правилами о покаянии, или же предоставлять на волю самого кающегося избрание благочестивого средства к побеждению в нем греховной привычки.

Следовательно, ныне соблюдаемый в Восточной Церкви порядок исповеди сходен, на сколько возможно, с древним порядком, после отмены гласной исповеди.

И так таинство покаяния состоит: 1-е, в исповеди кающегося; 2-е, в приговоре священника.

Однако, для отпущения грехов, нет необходимости в точнейшей исповеди, в тех случаях, когда это исполнение является невозможным.

Таинство это установлено самим Господом Иисусом Христом для увековечивания собственного Его священства в Церкви, то есть, для того, чтобы передавать власть учить, сообщать благодать в таинствах и управлять обществом верующих.

«Тако нас», – пишет апостол Павел, – «да непщует человек, яко слуг Христовых и строителей тайн Божиих» (1Кор. 4:1). Тот же апостол говорил пресвитерам Ефесской Церкви: «Внимайте убо себе и всему стаду, в немже вас Дух святый постави епископы, пасти церковь Господа и Бога, юже стяжа кровию своей» (Деян. 20:28).

Видимый знак в совершении таинства священства есть возложение рук: «Не неради», – пишет апостол Павел Тимофею, – «о своем даровании, живущем в тебе, еже дано тебе бысть пророчеством с возложением рук священства». (1Тим.4:14). «Воспоминаю тебе возгревати дар Божий живущий в тебе возложением руку моею» (2Тим. 1:6). Апостол возложил руки на своего ученика, вместе со священниками, и это возложение рук сообщило ученику благодать. Апостол Павел пишет тому же Тимофею: «Руки скоро не возлагай ни на когоже» (1Тим. 5:22).

В главе о Церкви мы изложили православное учение о трех иерархических(чиноначальствующих) степенях священства: епископа, пресвитера и диакона.

Здесь же мы привели предыдущие изречения, чтобы показать в чем состоит внешний знак в таинстве священства. Очевидно, что этот знак есть возложение рук, совершаемое епископом.

Знак этот освящается сопровождающей его молитвой.

Так как этот способ сообщения священства был употребляем с самого начала, то Восточная Церковь почитает его установленным самим Иисусом Христом. Действительно, Он один мог установить обряд, сообщающий благодатный дар Святаго Духа. Из приведенных изречений явствует, что Святый Дух Сам облекает в сан священства тех, над коими совершалось возложение рук. Апостол же Павел объявляет, что сам Иисус Христос установил различные разряды пастырей, которым поручено управлять его Церковью (Еф.4:11, 12).

Из приведенных изречений также видно, что возлагали руки как апостолы, так и те, коих они облекли полной властью священства, т.е. епископы. Посему Восточная Церковь верует, что совершителем таинства священства может быть один только епископ и что без возложения рук епископом священство не сообщается.

Можно рассматривать брак в трояком отношении: 1-е, как естественный союз между мужем и женой; 2-е, как гражданский договор, когда гражданская власть придает естественному союзу общественное и законное свойство; 3-е, как таинство или священный обряд, когда муж и жена соединяются духовно, согласно с постановлениями Церкви.

Этот последний брак один действителен для христиан, ибо Иисус Христос положил, что сочетание муже с женой должно быть духовное, дабы оно было законное. Таково учение Православной Восточной Церкви, которая основывает свое верование об установлении христианского брака самим Иисусом Христом, на следующих словах св. Павла: – «Сего ради оставит человек отца своего и матерь, и прилепится к жене своей, и будета два в плоть едину. Тайна сия велика есть: аз же глаголю во Христа, и во Церковь» (Еф. 5:3ё1, 32). Следовательно, существует брак во Христа и во Церковь, отличный от простого естественного союза, и св. Павел называет этот брак таинством. Апостол говорит о нем как об учреждении, существовавшем в его время, а все, что с самого начала было соблюдаемо апостолами, неминуемо составляет установление божественное, истекающее от самого Иисуса Христа.

Восточная Церковь не почитает брака обязательным для всех. Она верует, что целомудрие, свято хранимое по сверхъестественному побуждению, выше состояния брака, согласно словам Писания: «Не вси вмещают словесе сего, но имже дано есть". (Мф. 19:11, 12). «Глаголю же безбрачным и вдовицам, добро им есть, аще пребудут якоже и аз. Аще ли не удержатся, да посягают: лучше бо есть женитися, нежели разжизатися. Не оженивый печется о Господних, како уодити Господеви; а ожинивыйся печется о мирских, как угодити жене: разделися жена и дева. Тем же и вдаяй брак свою деву, добре творит: и не вдаяй, лучше творить» (1Кор. 7:8, 32, 33, 38).

Признавая девство состоянием высшим супружеского, Восточная Церковь, однако, смотрит на него ка на состояние исключительное; вот почему она никого к нему не обязывает, и не полагает, чтобы было позволительно обязывать к нему безвозвратно. И так она смотрит на супружество, как на состояние святое, от которого можно уклониться только по высшему побуждению.

Внешним знаком брака служит самое сочетание вступающих в брак; это сочетание, освященное молитвой, преподает супругам особенную благодать на новое ими избранное состояние, и священнику дано уполномочие освятить брачный союз молитвой.

Законно совершенный брак – неразрывен, согласно этим божественным словам: – «Еже убо Бог сочета, человек да не разлучает», (Мф. 19:6). Та же истина повторяется во многих местах Свящ. Писания (Мк.10:2,9,11,12; Лк.16:18; 1Кор. 7:10,11). Однако, прелюбодеяние расторгает брак, по другому божественному изречению: – «Глаголю же вам, яко иже аще пустить жену свою, разве словесе прелюбодейна и оженится иною, прелюбы творить» (Мф. 19:9 и 5:32). По правилам Восточной Церкви, согласным с учением соборов и св. отцов, в случае прелюбодейства одного из супругов, другой может вступить в новый брак; но виновному это не дозволено.

Елеосвящение над больными есть священный обряд или таинство, божественно установленное для душевного и телесного исцеления больных. «Болит ли кто в вас» – пишет св. Иаков, – «да призовет пресвитеры церковныя, и да молитву сотворят над ним, помазавше его елеем во имя Господне. И молитва веры спасет болящего, и воздвигнет его Господь: и аще грехи сотворил есть, отпустятся ему» (Иак. 5:14,15).

Следовательно, это помазание елеем, освященное молитвой, есть обряд божественного установления, соблюдаемый со времен апостольских и сообщавший особенную благодать. Вот почему Восточная Церковь признает в елеосвящении таинство, самим Богом установленное.

Св. Иаков ясно излагает: 1-е, что внешний знак таинства есть помазание елеем; 2-е, что этот знак должен быть освящен молитвой; 3-е, что священник есть совершитель таинства; 4-е, что это помазание преподает двоякую благодать, духовную и телесную. Таково и учение Восточной Церкви.

1) Различие относительно таинств вообще.

Римская Церковь всегда признавала, под названием Sacramenta, семь священных обрядов, которые Православная Восточная Церковь называет таинствами. Она признает их за установления божественные, за видимые знаки, которые, будучи освящены молитвой, сообщают благодать; но она допустила в совершении таинств некоторые важные заблуждения, о которых мы скажем ниже.

Англиканская Церковь признает таинствами только крещение и евхаристию. Что же касается до других пяти обрядов, почитаемых божественными в Церквах Православно-восточной и Римской, она утверждает, что эти обряды произошли от извращенного подражания апостолам, и что они составляют условия духовной жизни, одобряемые Св. Писанием, но не имеющие свойств таинства (Гл. 25). Однако она допускает, что эти обряды преподают благодать. Таким образом, она утверждает, что рукоположение сообщает священство (гл. 36), и из всего ее чиноположения при посвящении епископа, священника и диакона явствует, что это посвящение почитается необходимым для получения степеней священства. При совершении обряда конфирмации⁶, епископ возлагает руки с присовокуплением к этому внешнему знаку молитвы для испрошения даров Святаго Духа конфирмованному; при совершении брака священник освящает молитвой брачный союз, и этот освященный союз почитается осененным благодатью; при посещении больных священник только молится о них, но ему вменено в обязанность исповедовать их и дать им разрешение грехов, что и составляет внешний обряд преподающий благодать.

Итак, можно сказать, что в англиканском Общественном Молитвеннике сохранены по крайней мере четыре из пяти обрядов, отвергнутых в изложении Членов Вероисповедания. За исключением елеосвящения, все прочие таинства удержаны в большей или меньшей полноте, и очевидно, что им присваивают силу сообщения благодати. Но что такое обряд, преподающий благодать, как не обряд самим Богом установленный? Человеческое установление может быть средством приготовления себя к получению благодати, но не может сообщать этой благодати. Итак, Англиканская Церковь имеет обязанностью согласить свой Общественный Молитвенник с содержанием 39-и Членов Вероисповедания, и составить более ясное и точное изложение своего учения веры. Так как она отменила помазание во всех тех случаях, где оно совершается Церквами Православно-восточной и Римской, то, без сомнения, в ее 25 члене Вероисповедания имеется в виду этот обряд, когда говорится, что в некоторых из пяти обрядов, не признаваемых за таинства, замечается извращенное подражание апостолам. Таким образом, преобразователи Англиканской Церкви сделались порицателями всех прочих Церквей, почитающих помазание обрядом истинно апостольским, которое сами апостолы получили от Иисуса Христа. В сущности, они допускают, что помазание есть обряд апостольский, но утверждают, что ныне он совершается в извращенном виде. В чем же состоит это мнимое извращение? Чем настоящее помазание различно от помазания, совершавшегося во времена апостолов? Составители 30-ти Членов Вероисповедания не в состоянии объяснить. Следовательно, высказанное ими мнение более чем не основательно; под влиянием протестантского духа времен реформы, они легкомысленно отменили апостольский образ под тем предлогом, что он был извращен, хотя не могли определить в чем именно состоит это извращение.

Протестанты безусловно отвергают те пять обрядов, о которых учение Англиканской Церкви неполно и сбивчиво. Они допускают только два таинства: крещение и причащение; но это последнее, по недостатку священства, составляет у них только внешний обряд, ибо священник есть необходимый совершитель святой евхаристии, а протестанты отвернули священство. Так как крещение может быть законно совершаемо кем бы то ни было, если только употребляется для сего вода, с произнесением установленных слов, то протестантское крещение есть истинное таинство и не должно быть повторяемо, когда достоверно известно, что оно было правильно совершено. Следовательно, у протестантов одно только таинство, хотя они и утверждают, будто имеют два.

2) Различие относительно крещения

Протестанты совершают вообще крещение спрыскиванием, т.е. они спрыскивают водой крещаемого, произнося слова: «Крещаю тебя во имя Отца, Сына и Святаго Духа».

В Римской Церкви крестят обливанием, т.е. вода наливается на голову крещаемого, при произнесении тех же слов, как и у протестантов. Обычай этот не был еще принят во всеобщее употребление на Западе в XV-м веке, как это видно из сохранившихся требников того времени; в XV веке на Западе крестили еще троекратным погружением в воду.

В Англиканской Церкви предписано погружать в воду крещаемого младенца; относительно же взрослых, дозволяется либо погружать их в воду, либо возливать ее на них (См. Общественный Молитвенник.). Поэтому можно утверждать, что погружение составляет установленный способ крещения в Англиканской Церкви. Не предписывается собственно троекратное погружение, употребляемое в Восточной Церкви, но оно не воспрещено. Таким образом Англиканская Церковь, следуя своему молитвеннику, ближе всех Западных Церквей подходит к Восточной относительно совершения крещения.

Выше мы сказали, что как бы ни совершалось крещение, через опрыскивание, обливание, или однократное погружение, во всяком случае оно действительно, то есть действует как истинное крещение; но оно непозволительно, потому что поместные Церкви не имеют права изменять чин совершения таинств, установленный апостолами и соблюдаемый со времен апостольских.

3) Различие относительно миропомазания

Восточная Церковь учит, что миропомазание должно совершать вслед за крещением и что совершителями сего таинства поставлены священники, в том же качестве, как и епископы. Внешнее знамение этого таинства состоит в помазании святым миром разных частей тела. Освящение святаго мира предоставлено епископам.

Римская Церковь удержала это помазание священником разных частей тела при крещении. Но она отличает его от другого помазания, совершаемого впоследствии времени епископом над взрослыми людьми и называемого конфирмацией. По ее учению, епископ есть совершитель таинства конфирмации; однако она не определила, чтобы конфирмация, совершенная священником, была недействительной. Многие из ее богословов утверждают, что священник может совершать конфирмацию по уполномочию от епископа, и в Риме признают действительным миропомазание, совершаемое вслед за крещением униатскими священниками. Внешнее знамение сего таинства одни из римских богословов полагают в помазании миром, другие же в возложении рук, а иные в том и другом безразлично.

До XIII века миропомазание совершалось во всей Западной Церкви вслед за крещением; но с того времени совершение этого таинства было присвоено только епископу. Однако священники продолжали помазывать миром новокрещаемых, при чтении молитвы, назначенной для миропомазания в древнейших требниках. Очевидно, что это остаток прежнего обычая соединять миропомазание с крещением. Обычай этот восходит до времен Апостольской Церкви.

Помазание, совершенное римским священником может быть почитаемо истинной конфирмацией; из этого следует, что позднейшая конфирмация, совершаемая епископом, составляет бесполезный обряд, потому что, даже по римскому учению, таинство миропомазания не может быть повторяемо.

Англиканская Церковь отменила помазание при конфирмации и удержала внешним знамением священного обряда одно возложение рук. Она приняла обычай, введенный с XIII века в Римской Церкви, отделять миропомазание от крещения, и таким образом впала в заблуждение этой Церкви относительно учения, что таинство миропомазания должно быть совершаемо одними епископами.

Протестанты не сохранили в своем учении никакого следа от миропомазания.

4) Различие относительно приобщения Св. Таин

Римская Церковь изменила качество хлеба, употребляемого для евхаристии. Сперва она употребляла квашенный хлеб, как это принято в Восточной Кафолической Церкви, но впоследствии стала употреблять хлеб, приготовленный без закваски, или опреснок, который еще позже и вследствие различных превращений, обратился наконец в вещество, ни имеющее более никакого сходства с хлебом. Употребление опресноков было введено в западных Церквах в Х веке; Константинопольский патриарх Михаил Керуларий сильно упрекал их за это изменение. Папа Лев IX дерзнул ему ответить, что употребление опресноков существует 1020 лет, т.е. было современно смерти Спасителя. Из этого уверения Льва IX некоторые западные писатели заключили, будто Михаил Керуларий оклеветал западные Церкви, и что по неведению он принял исконно вечный обычай за нововведение. Они старались подкрепить это уверение Льва IX, но им удалось только привести свидетельства писателей XI и XII века, имеющие тем менее веса, что в это время история была совершенно неизвестна на Западе. Но другие западные писатели, убежденные многочисленными доказательствами, что означенное нововведение получило начало только в X-м веке, не побоялись признать это и тем отмстили за Михаила Керулария. Между ними мы назовем иезуита отца Сирмонда и ученого кардинала Бона.

Нет возможности оспаривать, даже на Западе, что Римская Церковь сделала гораздо важнейшее изменение относительно таинства евхаристии. Все сознаются в том, что до XII века Св. Причастие было преподаваемо мирянам под обоими видами, хлеба и вина, и что только с XIII века утвердился на Западе обычай приобщать мирян под одним видом хлеба. Это изменение противно Божественной заповеди. Действительно, Иисус Христос, благословив хлеб, сказал своим ученикам: «Приимите, ядите сие есть тело мое». А благословив вино, сказал: «Пийте от нея вси, сия есть кровь моя». Можно подумать, что Спаситель имел в виду осудить вперед Римскую Церковь, дерзающую ныне говорить напротив: «Вы не будете от нее пить »вси, одни священники будут пить от нее».

Римское нововведение возбудило на Западе сильные жалобы; восстановление чаши для мирян было главным поводом восстания, которое окончилось порождением протестантства и отпадением от папы целых Церквей. Все эти Церкви восстановили у себя приобщение мирян под обоими видами хлеба и вина.

Англиканская Церковь сделала тоже и сохранила молитвы из древних литургий как для освящения хлеба и вина священником, так и для приобщения.

Протестантские Церкви отвергли священство и потому у них не может быть истинного освящения даров. Но хотя они почитают хлеб и вино только изображениями тела и крови Спасителя, однако же они учат, что согласно с заветом Спасителя, все верующие должны приобщаться хлеба и вина при совершении прообразительного обряда, называемого ими вечерей.

В догматическом отношении Римская Церковь не погрешила относительно евхаристии. Она верует, что после освящения даров хлеб и вино существуют только видимо, но что под этим видом существенно скрывается истинное тело и кровь Иисуса Христа. Для предупреждения всех уверток со стороны протестантов против догмата об истинном присутствии тела и крови Христовых, она изобрела слово transsubstantiatio. Слово это ново, но надобно сознать, что оно чрезвычайно определительно выражает древнее и постоянное верование Церкви. В Восточной Церкви это самое верование выражается словом пресуществление.

В средние века некоторые западные богословы преувеличили понятие о действительном присутствии тела и крови Господних в освященных Дарах, выражаясь так, что будто-бы хотели овеществить Иисуса Христа в евхаристии. Другие богословы утверждали, что Он присутствует в евхаристии духовно. Это слово могло иметь два смысла: один правильный, не исключавший существенности; другой ложный, исключавший эту существенность и представлявший присутствие Иисуса Христа в евхаристии только воображаемым.

Этот то последний смысл придают кальвинисты слову духовно. Они видят в вечери только хлеб и вино, а в этом хлебе и вине одно прообразование тела и крови Иисуса Христа. Спаситель однако сказал: «Сие есть тело мое, сия есть кровь моя, кровь Новаго Завета, за вас изливаемая». Следовательно, кальвинисты противоречат Иисусу Христу, и вместе с тем они противоречат всем без исключения христианским Церквам, которые с самого начала христианства всегда понимали слова Иисуса Христа в их прямом и естественном смысле.

Сами лютеране осуждают произвольное толкование кальвинистов и веруют, что Иисус Христос. истинно присутствует в евхаристии. Но и они придают словам Иисуса Христа только произвольный смысл, утверждая, что хлеб и вино существуют в одно время с телом и кровью Иисуса Христа. Однако Спаситель не сказал: «В сем или под сим суть тело мое и кровь моя», – Он сказал: «Сие есть тело мое, сия есть кровь моя». Следует еще присовокупить, что у лютеран не может быть истинного освящения Даров, потому, что они не имеют священства; и так их верование в истинное присутствие тщетно.

Англиканская Церковь, по-видимому, впала в одно заблуждение с лютеранами относительно совместного существования хлеба и вина с телом и кровью Иисуса Христа. Впрочем, в сохраненных ей молитвах, из древних литургий, можно бы найти указания на то, что при исправлении своего вероучения она имела в виду только протестовать против материализма некоторых римских богословов. Ей следовало бы определить точнее свое верование по этому предмету, столь важному в христианском учении. Если она признает действительное присутствие тела и крови Иисуса Христа в евхаристии, то, чтобы оставаться последовательной, должна отвергнуть совместное существование хлеба и вина. На чем основано присутствие двух противоположных сущностей в одном предмете? – на свидетельстве Священного Писания? Очевидно, что нет, ибо Иисус Христос указал только на одну сущность – своего тела и своей крови. На свидетельствах наших чувств? – наши чувства не свидетельствуют о сущности предметов, но только о их внешних качествах. Как скоро допускается, что внешние качества или вид вещественного предмета сохраняются в Св. Дарах, после их освящения, то этим дается полное удовлетворение требованиям чувств; но за сим следует верить в истинное присутствие тела и крови Иисуса Христа, согласно сделанного Им нам откровения.

Учение Церквей Православно-восточной, Армянской и Римской, сохраняемое также всеми находящимися на Востоке древними сектами, есть единственное, которое согласно вместе с Св. Писанием и с разумом, равно как с постоянным учением первых христианских веков.

5) Различие относительно покаяния

Покаяние должно быть рассматриваемо: 1) как добродетель, состоящая в раскаянии о совершенных проступках; 2) как священный обряд, установленный для дарования нам особенной благодати к отпущению грехов.

Покаяние, как раскаяние в совершенных проступках, было предписано Иисусом Христом; все христиане в том согласны, как равно и в том, что раскаяние само по себе не может приобрести нам отпущения грехов, и что оно получает силу заслуги от искупительной жертвы Иисуса Христа.

Но должно ли быть раскаяние только внутреннее, или же обнаруживаться внешними действиями, каковы пост, молитва и другие?

Протестанты утверждают, что достаточно одного внутреннего раскаяния; поэтому они отменили в своих Церквах все внешние упражнения покаяния, даже те из них, которые восходят до самой глубокой древности. В этом отношении они отвергли Св. Писание, наполненное наставлениями о внешнем покаянии в знак засвидетельствования чувства раскаяния; они совершенно отделились от первобытной Церкви, в которой со времени апостолов всегда существовали самые строгие правила относительно внешнего покаяния.

К этому покаянию причисляется сознание в совершенных грехах, или исповедь.

Нет надобности входить в подробное изложение всех прений, происходивших по этому поводу этого установления. Внимательно рассмотрев все доводы его защитников и порицателей, мы признаем достоверными следующие факты: 1) исповедь всенародная, либо исповедь тайная всегда была в употреблении в Церкви; 2) исповедь всенародная никогда не была обязательной для тайных грехов, но только для проступков, явно всем известных; 3) всенародная исповедь стала выходить из употребления в IV веке, и для устранения представляемых ей неудобств, но с сохранением ее как законное установление, были назначены особые священники, на коих возлагалась обязанность производить исследования для определения виновности и назначения всенародных епитимий, налагаемых на кающихся; 4) учреждение этих священников было только переходное; 5) с V века входит в употребление одна исповедь, произносимая перед Богом, то есть тайная исповедь, произносимая в присутствии священника; 6) эта исповедь не поставлялась в обязанность всем безразлично, но оставалась произвольной для тех, коих совесть не укоряла грехами.

Мы могли бы подкрепить наши утверждения свидетельствами, но, не имея намерения вдаваться в ученость в этом сочинении, мы ограничимся замечанием, что Церкви Греческая и Армянская, – разделенные между собой в V веке и которые после того ничего не могли друг у друга заимствовать, – обе соблюдают тайную исповедь, без особенного на то церковного обязательства. Это одно уже свидетельствует, что в V веке следовали указанному нами обычаю для исповедания грехов.

Была ли исповедь в течение первых четырех веков всегда всенародной, как то утверждают некоторые писатели, или была она, как мы думаем, то всенародной, то тайной, смотря по важности грехов, во всяком случае остается достоверным, что исповедь сама по себе есть установление первобытное и апостольское. Способ ее совершения зависит чисто от правил церковного благочиния и может быть изменяем, согласно с требованиями времени и обстоятельств; но самая исповедь составляет установление божественное, потому что ее начало восходит до первых веков, которые следовали во все учению апостолов, сами же апостолы учили только тому, что слышали от Иисуса Христа.

Греческая и Армянская Церкви почитают исповедь внешним или видимым знаком таинства покаяния, однако не в том смысле, что сознание должно быть сделано всегда изустно и в точности, ибо допускается выражение раскаяния посредством какого-либо знака в тех случаях, когда словесное сознание бывает вещественно невозможным. Духовную сторону таинства составляет приговор или разрешительная молитва, которой священник отпускает грехи во имя Божие.

Налагаемые на кающегося епитимьи не входят в состав священного обряда или таинства, но составляют единственно исполнение постановлений Церкви и свидетельство раскаяния, которое должно сопровождать исповедь грехов.

Римская Церковь впала в заблуждение по этому предмету. Она отличает сознание греха от раскаяния, которое ей называется сокрушением, и считает епитимью существенной частью таинства, под именем удовлетворения. Следовательно, она учит, что таинство покаяния состоит из четырех частей: исповеди, сокрушения, разрешения и удовлетворения. Только вследствие схоластического умствования могла она отделить раскаяние от исповеди, а от раскаяния решимость покаяться и исправить зло, причиненное кающимся. На самом деле раскаяние состоит главным образом в этой решимости, и без раскаяния исповедь, собственно говоря, не существует.

Сверх того, индульгенции составляют весьма важное заблуждение в ее учении о таинстве покаяния.

Этим названием именовалось в первобытные времена ослабление наложенных епитимий, по вниманию к особенному расположению некоторых кающихся, либо по ходатайству мучеников, пострадавших за Иисуса Христа. Римская Церковь совершенно изменила значение индульгенций, утверждая, что они составляют полное или неполное освобождение от исполнения епитимьи вообще; что они составляют применение к тому или другому лицу заслуг Иисуса Христа, Богородицы и святых, которых заслуги преизбыточны, и следовательно, составляют запас заслуг, из коего папа может черпать и применять их по своему произволу к другим лицам, не имеющим собственных заслуг; что эти запасные заслуги могут быть раздаваемы за исполнение определенных дел, даже когда эти дела не соразмерны получаемым заслугам; что, наконец, власть папы простирается даже на души, находящиеся в чистилище, которые он может избавить, отчасти или вполне, от наказаний, применяя к ним полные или неполные индульгенции.

Прежде всего учение это прямо основывается на ложном понятии о заслугах святых, безразлично смешиваемых с заслугами Иисуса Христа в мнимом запасном сокровище, изобретенном папами. Далее – основание это, как уже было замечено выше, нарушает православно-кафолическое учение об искуплении. Римское учение основывается также на зачтении чужих заслуг, по произволу папы, что противно православному понятию об оправдании и покаянии. Если преизбыточные заслуги Иисуса Христа и святых могут быть применяемы к нам (зачтены), по произволу папы, то мы можем уволить себя от исполнения многотрудных дел покаяния, за которые через Иисуса Христа, мы получаем оправдание. Несколько слов молитвы, за произнесение которой папа назначает индульгенцию, достаточны для увольнения нас от всякого покаяния и для полного нашего оправдания. Трудно понять каким образом существует в Римской Церкви учение о чистилище вместе с учением об индульгенциях? Если от воли папы зависит освобождение из чистилища всех страждущих душ, и то почему он имеет жестокость оставлять там в муках хотя бы одну только душу? Христианская любовь вменяет ему в обязанность распространить свою верховную власть на все страждущие души и превратить сим чистилище в место бесполезное, в существовании которого нет надобности.

В XIII веке Римская Церковь издала церковное постановление о ежегодной исповеди, обязывая к тому всех под страхом смертного греха и вечного осуждения. Это постановление было составлено на четвертом Латранском соборе при Иннокентии III. Церковь конечно, если желала, могла постановлять, но она не имела права решать, что ослушники подвергнутся вечному осуждению, потому что один Бог властен спасти и осудить.

Восточная Кафолическая Церковь не установляла по этому предмету положительного правила; она ограничилась внушением обязанности исповедоваться, когда в том чувствуется потребность, и освятила обычай исповеди пред приобщением, по крайней мере, раз в год, преимущественно во время четыредесятницы.

Римская Церковь исповедует весьма важные заблуждения относительно самого совершения исповеди. В сущности, она учит, что исповедь необходима только для одних смертных грехов; но она произвольно умножила число смертных грехов; затем богословы ее, следуя данному направлению, приложили все старание к тому, чтобы каждый религиозный или нравственный поступок обставить множеством случаев или обстоятельств, в коих смертный грех занимает главное место. Отсюда возникает для кающегося обязанность входит на исповеди в тысячу подробностей, о которых большей частью даже нельзя упомянуть без соблазна. Некоторые богословы дали себе в этом отношении такую волю что нет ничего постыднее написанных ими сочинений, каковы, например: «Рассуждение о браке» Санхеза, перенесенное в сокращенном виде в Нравственное Богословие, изданное Лигорио и которое считается почти за классическое сочинение в Римской Церкви; таковы еще особые наставления, объясняемые на тайных духовных беседах готовящимся к получению сана священника молодым диаконам и по этой причине, называемые диаконалиями.

Рядом с бесстыдными казуистами находятся другие, постаравшиеся придумать разные лицемерные уловки, с помощью коих было бы возможно не только найти себе оправдание в совершенных грехах, условно почитаемых смертными, но даже уклониться от исполнения самых строгих обязанностей совести.

Последствием таких покушений, противных цели и назначения исповеди, было то, что в Римской Церкви исповедь обратилась в ученое искусство, в коем лукавство и безнравственность занимают главное место. Римская исповедь, производящаяся в тайне некоего рода гроба, называемого исповедальней, заключает в себе слишком часто сокровенности, которые одинаково вредны как для нравственности духовника, так для нравственности и самых священных духовных нужд кающегося. Вот причина, по коей исповедь сделалась на Западе предметом некоего рода ненависти.

В Восточной Церкви нет ни таинственных исповедален, ни казуистов, ни условных смертных грехов. Исповедующийся стоит в открытом месте, перед святым Распятием Иисуса, а духовник подле него в священном облачении. Сначала священник напоминает кающемуся, что он исповедуется самому Богу, и затем выслушивает исповедь его, не делая ему никаких нескромных вопросов; после сего он преподает ему наставление и, наконец, возлагая на его голову епитрахиль, знак своего священного сана, произносит разрешительную молитву, во имя Иисуса Христа, в качестве его служителя. Против такого рода исповеди, где все совершается чинно, с должным благочестием и достоинством, никогда не было, не будет и не может быть возбуждено порицание, которому подверглась Римская Церковь. Все в этом учреждении, как и во всех других установлениях Православной Восточной Церкви, глубоко проникнуто духов истинно христианским и напоминает первые времена Церкви Христовой. В нем нет следа шпионства и бесстыдного любопытства; понятно, что истинная христианская исповедь не может быть какой-то более или менее подробной хроникой проступков и обстоятельств, в коих они были совершены; – исповедь есть только сознание виновности, произносимое пред лицом Бога, в смирении и раскаянии.

Из этих подробностей видно, какое огромное различие существует между римской исповедью, искаженной множеством злоупотреблений, и исповедью православной, которая действительно есть установление благотворное и душеспасительное.

Англиканская Церковь в основании сохранила тайную исповедь, сопровождаемую разрешением священника.

Существенные выражения в этом разрешении сходны с теми, которые употребляются в Восточной Церкви. Но в Англиканской Церкви исповедь вышла из употребления, вероятно вследствие слишком пылкого противодействия римским установлениям; однако значительное число англиканских священников исповедуют приходящих к ним верующих и дают им разрешение. И так Англиканская Церковь, не причисляя покаяние собственно к таинствам, однако же почитает его священным обрядом, сообщающим благодать духовно-расположенному кающемуся. Следовательно, она, в сущности, согласна по этому предмету с Восточной Церковью. Она не постановила никакого правила относительно тайной исповеди, но по-видимому, она и не считает это необходимым для людей, впавших в тяжкие грехи, что и дало повод подумать, что она ее отменила.

Что же касается до внешнего покаяния, она допускает его в основании и удержала в своем календаре великий пост и дни покаяния, которые она называет, по примеру Римской Церкви, Quatuor–tempora и Vigilia. Следовательно, в своем учении о делах покаяния Англиканская Церковь очень далека от протестантства, и для соглашения с Восточной Православной Церковью ей оставалось бы только дополнить и пояснить некоторые части своего учения.

6) Различие относительно священства

Римская Церковь впала в важное заблуждение, присовокупив к рукоположению в священный чин требование обета безбрачия, и возбраняя священство тем, которые не согласятся обречь себя на всегдашнее безбрачие. Не говоря уже о том, что безбрачие, рассматриваемое как закон общий, есть установление ненравственное, оно наносит значительный ущерб священству, удаляя от него людей достойных, по той единственно причине, что они находятся в законном браке. Итак, хотя Римская Церковь и удержала сущность таинства священства, и хотя ее диаконы, священники, епископы посвящаются законно, однако нельзя не сознать, что она ввела у себя весьма вредное учение относительно сего таинства.

Учение ее ошибочно еще в другом отношении; она не имеет точного определения относительно того, в чем именно состоит видимое священнодействие, или, как она сама выражается, вещество таинства. Одни из ее богословов полагают его в возложении рук, другие – в помазании, а некоторые – в других частях обряда посвящения; вследствие сего епископ может быть только тогда уверен, что им преподано священство, когда он совершил все обряды посвящения.

Св. Писание положительно определяет, что священство преподается возложением рук, сопровождаемым молитвой, – так и веровала всегда Православная Восточная Церковь.

Протестантские церкви отрицают, чтобы духовный сан сообщался посредством посвящения, последовательно передаваемого из века в век и происходящего, через апостолов, от Иисуса Христа, единого источника священства. Молитвы, употребляемые ими для так называемого посвящения на священную должность, не имеют никакого большего значения, против обыкновенных молитв; пасторы же, совершающие посвящение, не могут сообщить другим достоинства, которого и сами не имеют.

У протестантов нет ни истинного священства, ни церковной иерархии. Названия пастора, диакона и другие – суть только названия, слова, носящие их лица все же не более как простые миряне. Некоторые протестанты утверждали, что не посвящение, а избрание сообщает духовный сан и право священнодействовать. Но это толкование оставлено с того времени, как церкви утратили право избирать своих пасторов. Впрочем, оно противно Священному Писанию, из коего мы видим, что одни только апостолы и посвященные ими служители алтаря преподавали священство, через возложение рук, сопровождаемое молитвой.

Англиканская Церковь сохранила посвящение и церковную иерархию. Ее диаконы, священники и епископы посвящаются через возложение рук, при молитве, от руки епископов, получивших посвящение. Она только исключила священство из числа таинств, но через это удалилась от учения всех христианских церквей, как восточных, так и западных до XVI века.

Впрочем, она допускает, что рукоположение есть обряд апостольский, сообщающий благодать и священный сан. В сущности, учение ее довольно правильно, но, чтобы оно было вполне православным, ей следовало бы только определительно заявить, что она почитает рукоположение священным обрядом, который совершали апостолы, по наставлению Иисуса Христа и Святаго Духа.

Она исключила его из числа таинств собственно по определению, которое Римская Церковь дает таинству, – именно, что оно составляет видимое знамение, установленное Иисусом Христом.

Так как в Евангелии не сказано, что рукоположение было установлено Иисусом Христом, то исправители англиканского учения заключили, что оно и не есть таинство. Но как бы то ни было, установил ли рукоположение сам Спаситель, во время своей земной жизни, или же оно было установлено апостолами во исполнение наставлений, полученных от Него после его воскресения и по внушению Святаго Духа, во всяком случае несомненно, что рукоположение ведет начало от божественного учреждения и есть священнодействие, божественно-установленное для сообщения благодати и прав священства.

Следовательно, Англиканская Церковь впала в заблуждение, исключив священство из числа божественных таинств.

В Римской Церкви происходили жаркие прения касательно законности англиканских рукоположений. Утверждали, что первые принявшие реформу епископы, не быв сами законно посвящены, не могли передать и другим священного сана, которого сами не имели. Ясно, что вопрос заключается в определении факта: были ли первые реформатские епископы законно посвящены Паркером, или вернее сказать, был ли этот епископ, посвящавший других, сам законно посвящен?

Вопрос этот относится до истории, нам нет надобности входить в его обсуждение. Однако, не принимая на себя разрешения этого трудного вопроса, мы укажем в пользу законности посвящения на свидетельство Джона Лингарда, весьма ученого английского историка и вместе римского священника.

Он выражается так в своей Истории Англии:« Обряд посвящения епископа Паркера был совершен, хотя с маловажным изменением, по чиноположению Эдуарда VI. Двое из совершавших посвящение, Барлов и Годгскин, были посвящены в епископы по римскому чину двое же другие по исправленному англиканскому чиноположению». Но как чиноположение Эдуарда VI, так и исправленное англиканское, в том виде, как оно поныне сохраняется в Молитвеннике, заключают в себе все существенно нужное для законного рукоположения.

Свидетельство Джона Лингарда в высшей степени важно, ибо в качестве священника Римской Церкви, он конечно, оспаривал бы законность рукоположения Паркера, если бы несомненные доказательства не убедили его, что оно было совершено законным образом.

7) Различие относительно брака

Римская Церковь удалилась во многих отношениях от истинного учения о браке. 1) У нее нет положительного учения о совершителях этого таинства; богословы ее спорят между собой о том, совершается ли оно священником или самими супругами, сочетание которых составляет уже таинство, когда они состоят чадами Церкви. Тридентский собор уклонился от разрешения этого вопроса и объявил только, что священник есть необходимый свидетель, для законности брака в духовном отношении. 2) Римская Церковь учит, что даже в случае прелюбодеяния одного из супругов брак не расторжим; она толкует слова Евангелия в том смысле, что в случае прелюбодеяния, оба сочетавшиеся могут расстаться, но без разрешения невинному из них вступить в новый брак. Это толкование несогласно ни с евангельскими словами, ни с учением церковного предания первых веков. 3) Римская Церковь утверждает, что после произнесения обета вечного безбрачия и принятия священного сана, уже никогда нельзя вступить в законный брак⁷.

Таким образом она уклоняется от предания первобытной Церкви, которая не признавала вечного обета безбрачия, и от понятий здравого рассудка, противящегося всяким обязательствам против брака, так-как он основан на законе природы и на положительном установлении Божьем.

Восточная Кафолическая Церковь исповедует, что в некоторых исключительных случаях верующие могут, по благочестивым побуждениям, оставаться в безбрачии; что монашеское состояние, обусловленное безбрачием, есть состояние святое; но она предоставляет безбрачным полную свободу сложить с себя духовный сан и вступить в законный брак, когда совесть их убеждает, что дальнейшее соблюдение ими целомудрия делается для них невозможным. Этим законоположением, принятым от первобытной Церкви, она соблюдает: 1-е, Св. Писание, которое одобряет безбрачие; 2-е, естественное и божественное учреждение брака; 3-е, личную свободу совести; 4-е, нравственность, противящуюся принятию вечных обязательств, превышающих силу природы и которые не всегда могут быть строго выполнены.

Англиканская и протестантская Церкви допускают необходимость церковного брака, т. е. заключенного в присутствии священника или пастора; но они не признают его за установленное Богом священнодействие, или за таинство. Вследствие такого учения, священник или пастор не признается совершителем таинства; а это низводит брак на степень простого договора на сожительство, заключаемого при чтении некоторых молитв.

Это учение совершенно противно верованию Церквей Православно-восточной и Армянской, которые сохранили истинное первобытное учение о браке, равно как и о других божественно-установленных священнодействиях.

8) Различие относительно елеосвящения

Римская Церковь называет это таинство помазанием, потому что оно совершается ей только над больными, находящимися в опасности смерти. Восточная православная Церковь учит, что его должно совершать во всякой тяжкой болезни, хотя бы и не было опасности смерти, в упование получить исцеление.

Англиканская Церковь отвергла помазание больных и лишь сохранила для них некоторые молитвы, сопровождаемые исповедью и разрешением грехов.

Протестантские Церкви отменили решительно все; единственная обязанность пастора при больном состоит в утешении его посредством чтения из Св. Писания, произвольно пастором избираемых.

«Чаю воскресения мертвых; и жизни будущаго века.»

Человек создан из тела и души, соединение этих двух стихий составляет личность человека. Когда душа отделяется от тела, это последнее лишается не только разума, но и жизни, ибо, в человеке душа есть одновременно начало того и другой; жизненные отправления совершаются лишь под влиянием этой духовной стихии. Разъединение двух стихий, составляющих человека, производит смерь. Душа, как естество духовное, не подвержена разложению, подобно материи, она остается в своем естестве и по отделении от тела.

Тело же, не имея в себе начала жизни, разлагается; составлявшие его стихии опять входят, по установленным Богом общим законам, в вещественную массу, составляющую видимый мир.

Один из этих законов, известный нам из Божественного откровения, заключается в том, что каждое человеческое тело сохранит в этой общей массе потребные вещества для его восстановления, и что все тела человеческие, восстановленные действием всемогущества Божиего, снова соединятся со своими душами, чтобы жить совокупно нескончаемой жизнью.

Это воскресение мертвых последует при скончании мира, т. е. во время известное только одному Богу. Тогда все составляющие видимый мир, будет разрушено, устроится мир новый для пребывания вечного (2Пет. 4:7,13). Человеческие тела, как и весь мир, получат новое естество; они будут как бы одухотворенны (1Кор. 15:22 и след.), сделаются нетельными и, следовательно, будут освобождены от всех немощей, которые в настоящей жизни происходят от постепенного расстройства, окончательное последствие коего есть смерть.

Между тем как тела человеческие разлагаются, души, которые были с ними соединены, находятся в состоянии жизни, условия коей различны, смотря по добру или злу, ими сделанному во время их соединения с телом. Души праведные наслаждаются блаженством, которое, хотя и неполное, но составляет как бы предвкушение того блаженства, коим они будут наслаждаться вместе со своими телами, после всеобщего воскресения (Лк. 16:22; Флп.1:23). Души грешные терпят муки более или менее тяжкие, смотря по степени их виновности (там же). Милосердие Божие может смягчить эти муки в пользу некоторых душ, ради заслуг Спасителя, а живущие могут, своими молитвами и добрыми делами, исходотайствовать для страждущих душ облегчение в муках, – как о том было нами сказано выше.

Между этих душ находятся и до того преступные, что они окончательно осуждены. Они страдают уже теперь и будут страдать вечно, вместе со своими телами, по воскресении мертвых.

Страдание этих душ и блаженство душ праведных будет полное только по воскресении тел и произнесении последнего суда Иисусом Христом при конце видимого мира (2Тим. 4:8; 2Кор. 5:10). Тогда праведный Судья раздаст венцы правды, и каждый получит должное, смотря по его делам, добрым или злым.

Новая жизнь, жизнь будущаго века, начнется для праведников и для грешников. Она будет блаженная для первых, злополучная для последних.

Праведники будут зреть Бога; они воссияют, как солнце, в царствии Отца их, и на человеческом языке невозможно выразить блаженство для них приготовленное (1Кор. 13:12; Мф. 13:43; 2Кор. 12:4). Тело будет наслаждаться тем полным счастьем, которое его одухотворенное естество сделается способным ощущать (1Кор. 15:43). Не все праведники будут вкушать блаженство в равной степени, но одни более, а другие менее (1Кор. 15:41, 42).

Что же касается проклятых, – их состояние будет ужасно; мука им предназначенная названа адом; страдания их будут более или менее тяжкие, смотря по степени виновности; но все будут навеки лишены лицезрения Божия.

Все христианские Церкви в сущности согласны между собой относительно этих двух догматов, если принять в соображение памятники их учений о сем. Однако же в некоторых Церквах нарушают это учение более или менее явным и дозволенным образом.

В Римской Церкви одни преувеличивают муки, на которые будут осуждены проклятые; другие же, вследствие составленной ими так называемой смягчительной системы, стараются их чрезмерно умалить. Еще важнее то, что церковная власть, представителями которой заявляют себя папы, присваивает себе право осуждать на проклятие, по крайней мере косвенным образом, всех, кто не подчиняется рабски, даже вопреки своей совести, ее постановлениям и нововведениям. Это осуждение состоит или в отлучении их от Церкви, или в произнесении над ними тяжких приговоров, или же в объявлении их преступниками в совершении смертных грехов. Все это составляет злоупотребления и нарушение догмата о будущей жизни; все клонится к извращению истинного о ней понятия.

Англиканская Церковь по-видимому допускает то мнение, что будто употребленное в Св. Писании слово вечность должно быть понимаемо в смысле метафорическом и означает неопределенное продолжение времени, по истечении которого осуждение грешников окончится. Однако, недавно составленные в этом смысле определения противоречат тому учению, которое всегда исповедовала Англиканская Церковь.

Протестантские Церкви предоставляют ныне большую свободу относительно толкования слова вечность. Впрочем, официальное учение этих Церквей осуждает такое послабление. Они гораздо более еще погрешают против истины совей системой о предопределении.

Несомненно, что Богу наперед известно, кто будет спасен и кто будет осужден.

Несомненно, также, что, по особенному своему смотрению, Бог мог предопределить иных на высшее, других на низшее состояние, в общем домостроительстве как жизни будущей, так и земной. Но, не отвергнув его правосудия, нельзя думать, чтоб, не заслужив того, некоторые были награждены, а другие осуждены.

И так Божие предвидение, относительно избранных и отверженных, не может почитаться решительным, по коему наперед одни предопределяются на блаженство, а другие на муки. Следует понимать его как предвечную прозорливость всего, что должно было совершиться во времени, вследствие общих причин, установленных его Провидением, и той свободы действия, которая дана человеку в его личных делах. Мы будем иметь случай изложить православное учение об этом предмете во второй части настоящего сочинения. Заметим здесь только, что протестанты сделали неточное истолкование Св. Писания, применив особенное предопределение Божие ко всем вообще наградам и наказаниям будущей жизни, тогда как оно имеет только ограниченный смысл, который объясняется в других изречениях слова Божия. Этим путем они были доведены до составления теорий, разрушающих правосудие Божие, человеческую свободу и истинное понятие о будущей жизни.

Нравственность есть правило человеческих дел. Человек действует иногда бессознательно, вследствие еще неполного развития его существа, либо временного или постоянного изнеможения его способностей. Этого рода дела совершаются по одному инстинкту, по крайней мере они не облечены в те необходимые условия, по коим действующий может быть подвергнут ответственности за них. Чтобы вменить человеку в ответственность соделанное им, необходимы следующие условия: разум и свободное употребление воли.

Разумом познаются законы естественные или совести, и законы положительные; через свободное употребление воли всякое дело согласуется с этими законами.

Дело, согласное с законом, есть дело доброе; противное же закону – дело злое или грех. Привычка делать злые дела составляет пророк; привычка же совершать добрые дела составляет добродетель.

Злое дело или грех бывает более или менее тяжким, смотря по важности нарушенного закона и степени развития или свободы воли в действующем лице. Человек, нарушающий важный закон с полным сознанием и с полной свободой, виновнее того, который, при слабейшем разуме и меньшей свободе, нарушает менее важный закон.

Естественные законы заключаются в тех чувствах и познаниях, которые Бог вложил в нас с самого начала, и которые составляют нашу нравственную природу; подобно тому, как чувственность и ее орудия составляют нашу природу физическую. Из естественных законов слагается совесть, в каждом из нас она внутренне и естественно свидетельствует о нравственности того или другого действия. Совесть имеет основанием точное распознавание добра и зла.

Причина этого распознавания заключается в самом Боге, который есть добро по существу. Вне понятия о Боге добро и зло превращаются в слова, лишенные смысла; действия сами по себе не имеют значения; сами по себе они составляют лишь необходимые последствия природного развития, в том или другом направлении, в той или другой степени, по случайности, в которой нельзя себе дать отчета. Если же добро и зло не более как слова, и человек подчинен влиянию роковой природы, то нравственность – мечта⁸.

Чтобы дойти до такой крайности необходимо отрицать самые начала, из коих составлена человеческая природа. В человечестве нравственные законы очевидны не менее законов физических; человек отрицается точно также оспариванием первых, как и последних. Постоянное существование одних и тех же нравственных понятий во все времена, у всех людей, доказывает, что эти понятия присущи самой природе человека, как ее закон; точно также, как постоянство в отправлениях и постепенном развитии его вещественной природы доказывает, что и тело подчинено законам. Так как в этих законах все стройно стремится к одной цели, то из сего истекает доказательство, что в существе человека есть разумное действие, т. е. действие Творца, воля которого положила для человека общие законы, как нравственные, так и физические.

Следовательно, Бог есть причина законов человеческой совести; совесть есть отголосок воли Божией.

Но как в том первобытном состоянии человека, в коем он был создан, произошло падение, то разум его помрачился, а воля ослабла и вследствие сего он уже не пользуется полной свободой делать добро.

Для восстановления этой свободы Бог просветил разум и направил волю.

В просвещении разума Бог дал человеческому роду положительные понятия об истинах, до которых люди не могли уже возвыситься сами собой: – это догматическая часть откровения. Для направления воли Он дал положительные законы.

Наконец, Бог дал человеку внутреннюю помощь действием Святаго Духа, по заслугам Иисуса Христа. Посредством этой помощи, называемой благодатию, Он восстановил в человеке свободу стремления к истине и добру.

Следовательно, можно рассматривать человека в двояком нравственном отношении: его самого, независимо от действия в нем благодати, и – под влиянием благодати. В первом состоянии он обладает естественным образом началами добра, составляющими средство нравственной природы человечества; он обладает разумом, т. е. способностью понимания первоначальных истин, и совестью, т.е. внутренним сознанием добра. Но разум его не довольно озарен для познания всех истин ему необходимых, а чувство добра не довольно сильно, чтобы заставить его действовать всегда нравственно; он пользуется неполной свободой.

Человек, рассматриваемый как христианин, то есть под влиянием благодати, обладает уже свободой полной для познавания истины и совершения добра. Так-как эта свобода есть дар Божий, то должно сознать, что все добро творимое христианином совершается им помощью благодати, и что все заслуги его приобретаются им единственно через благодать Божию.

Отсюда истекают следующие главные начала христианской нравственности: 1-е, Человек безусловно нуждается в благодати Божией, она ему необходима; 2-е, благодать Божия есть сила действующая, т. е. она определяет действие человека; 3-е, благодать не принуждает человека к познанию истины и к совершению добра, ибо она есть только помощь, восстановляющая человеческую свободу, а не стесняющая ее; 4-е, благодать дается Богом в дар, т.е. без предварительной заслуги с нашей стороны, ибо дела, совершенные нами не под влиянием благодати, без ее помощи, сами по себе должны иметь свойство недостатка, вследствие духовного и нравственного нашего падения.

Христианские основания нравственности были поколеблены двумя великими ересями, противоположными одна другой: пелагианизмом и фатализмом или предопределением. Первая, осужденная Церковью первых веков, была возобновлена иезуитами, которые тем окончили, что успели навязать его всей Римской Церкви, хотя и не открыто и не под истинным ее именем, но с помощью множества богословских тонкостей. Первым изобретателем этих тонкостей был иезуит Молика, который, впрочем, не прямо нападал на церковное предание благодати, а даже притворно признавал его. Однако, папство, еще державшееся в XVI веке православия по этому предмету, поручило рассмотреть новое учение особо учрежденному для сего собранию (Congregations de Auxilliis). Иезуитский пелагианизм был осужден, но с оставление иезуитам выходов к распространению их вредного учения. Нашлись искренние христиане, которые обличили их обманы и представили здравое учение. Иезуиты обвинили их в качестве янсенистов. Те же иезуиты умышленно запутали самые ясные понятия о власти в Церкви и о благодати, и достигли, наконец того, что сами папы стали учить их пелагианской ереси. Изданная Климентом XI булла Unigenitus составляет официальное провозглашение пелагианизма, и ныне она принята всеми римскими епископами и богословами за правило веры.

Сверх того, римское учение содержит самые значительные заблуждения о христианской нравственности, которую оно разрушает посредством тонкостей, придуманных казуистами, – так называют богословов, которые составляют решения для всех сомнительных случаев совести (cas de conscience). Иезуиты в особенности отличились по этой части богословия, прилагая усердное старание к изысканию способов уклоняться от исполнения самых точных постановлений, когда это могло послужить на пользу их общества. Отсюда возникла целая система тонких различий, мысленных ограничений и множество плутней, с целью обмануть совесть, и при случае узаконить или оправдать самые важные упущения. Ни одна статья нравственности не была оставлена без извращения. Сначала в XVII и XVIII веках, учение казуистов было осуждено папами и епископами. Но в последние сто лет иезуиты успели сделать эти осуждения тщетными. Их безнравственное учение распространилось; они изложили его в Богословии, написанном итальянским епископом Альфонсом Лигорио, и успели доставить этой книге косвенное одобрение, через причисление ее сочинителя к лику святых. С того времени это учение сделалось классическим в Римской Церкви, что видно из гласного одобрения сочинений Лигорио, кардинала Русе, иезуита Гюри, и мн. др. Те немногие отдельные голоса, которые ныне раздаются в римской Церкви в защиту христианской нравственности, остаются одинокими и признаются подозрительными. Иезуитская казуистика взяла верх над древними началами, их пелагианизм разрушил священные понятия о благодати.

Справедливо упрекают Лютера в поколебании оснований христианской нравственности, посредством учения, которое в сущности может выразиться одним словом «фанатизм». Если человек, как учил Лютер, бывает по неизменному приговору Божьему, предопределен к добру или злу, то очевидно он уже не принимает никакого участия в своих делах и свобода воли его разрушена. Лютер не остановился перед этим выводом, он заменил выражение свободная воля словом рабская воля. Если человек не действует свободно, если действие благодати вместо восстановления его свободы уничтожает ее, то человек действует несвободно. Если действие благодати, вместо восстановления его свободы уничтожает ее, то человек превращается в страдательное орудие действия Божия; он не участвует даже в добре, которое совершается в нем, а потому и зло, которое он творит, не может быть ему вменено, так как он лишен сознания и воли, необходимых для нравственности каждого человеческого дела.

Некоторые протестантские богословы приняли это учение Лютера, из коего составился тот вывод, что дела бесполезны для спасения. Однако, должно признаться, что большая часть протестантов ужасаются означенного учения и его страшных последствий. Благодаря предоставленной каждому протестанту свободе толковать св. Писание, натянутый смысл, приданный Лютером нескольким изречениям, был отвергну многими их них, понявшими, что это слишком исключительное и безусловное понимание не согласно с общим смыслом слова Божия. Но должно заметить, что в протестантском учении существует странная запутанности, вследствие различных систем, принятых относительно благодати, свободы и необходимости добрых дел. Множество случайных вопросов было поднято по этим важным предметам, относящимся до Бога и потому имеющим всегда таинственную сторону. Не руководимые положительным и всеобщим учением христианского предания, протестантские богословы допустили множество противоречащих систем, которые неизбежно должны были иметь самое пагубное влияние на различные протестантские общества и ввергать совесть в глубокое смущение.

Православная Церковь одинаково удалена как от фанатизма, так и от пелагианизма; она принимает начала нравственности в их самом ясном смысле и не прибегает к обманам казуистов. Таким образом ее учение столько же согласно с чувствами правдивой, честной совести, сколько и с положительным учением Божественного откровения.

Мы не имеем нужды излагать естественные законы, потому что каждый находит их в своей совести, свидетельство которой может быть заглушено, но никогда не уничтожено, даже при самых важных проступках. Независимо от сего положительными законами Бог только дополнил общие законы, установленные Им в основание нравственной природы человека.

Положительные божественные законы изложены в заповедях, данных израильтянам через Моисея; со слов Библии они предлагаются Православной Церковью, в следующем виде:

1) Азъ есмь Господь Богъ твой: да небудутъ тебѣ бози иніи, развѣ Мене.

2) Не сотвори себѣ кумира, и всякаго подобія, елика на небеси горѣ, и елика на земли низу, и елика въ водахъ подъ землею: да не поклонишися имъ, ни послужиши имъ.

3) Не возмеши имене Господа Бога твоего всуе.

4) Помни день субботный, еже святити его: шесть дней дѣлай, и сотвориши (въ нихъ) вся дѣла твоя, въ день же седьмый суббота Господу Богу твоему.

5) Чти отца твоего и матерь твою, да благо ти будетъ, и да долголѣтенъ будешм на земли.

6) Не убій.

7) Не прелюбы сотвори.

8) Не укради.

9) Не послушествуй на друга твоего свидѣтельства ложна.

10) Не пожелай жены искренняго твоего, не пожелай дому ближняго твоего, ни села его, ни раба его, ни рабыни его, ни вола его, ни осла его, ни всякаго скота его, ни всего елико суть ближняго твоего.

Иисус Христос не отменил законов, данных через Моисея, а возвестил, напротив, что они остаются обязательными (Мф. 5:18). Следовательно, для каждого христианина они должны быть основным правилом его обязанностей к Богу и ближнему; ибо, по словам Спасителя, все они содержатся в дух основных заповедях любви к Богу и любви к ближнему (Мф. 22:36–40)⁹.

«Аз есмь Господь Бог твой: да не будут тебе бози инии, разве Мене.»

Этой заповедью Бог повелевает человеку познавать Его и воздавать Ему должное почитание.

Точное познание Бога, естества его и свойств, составляет первую обязанность человека. Для исполнения ее он должен не только пользоваться светом своего разума и свидетельством всем тварей мира о Творце, но еще изучать божественные поучения, заключающиеся в священных книгах Ветхого и Нового Завета. Чтобы не впасть в заблуждение при изучении этих священных книг, он должен взять за руководство учение, передаваемое Церковью из века в век непрерывно, и, следовательно, по возможности читать сочинения писателей, которых Церковь постоянно признавала своими отцами и учителями. Таким образом, человек не подвергнется опасности получить о Боге ложные понятия, могущие иметь самые пагубные последствия для его разума и совести.

Точное богопознание научит истинному почитанию Бога, которое предписано в первой заповеди словами: « да не будут тебе бози инии, разве Мене.»

Богопочитание состоит в любви к Богу, согласно следующими словами Спасителя: « «Возлюбиши Господа Бога твоего всем сердцем твоим, и всею душею твоею, и всею мыслию твоею. Сия есть первая и большая заповедь». (Мф. 22:37).

На основании этих слов Божественного Учителя, Бог должен быть целью нашего разума, т. е. нашихъ мыслей; нашего сердца, т.е. наших чувств; нашей души, т. е. всей нашей деятельности. Вот почему св. апостол Павел указал нам на исполнение трех добродетелей по отношению к Богу: на веру, надежду и любовь. Вера просвещает наш разум; надежда – наши желания и чувства; любовь – все наши дела. (1Кор. 12:13). Такого рода дела составляют существенное свойство любви, по словам св. апостола Иоанна (Ин. 14:15).

О вере

Вера есть добродетель, по силе которой мы веруем во все истины Богом открытые и сохраняемые Церковью.

Итак, предмет веры заключается только в богооткровенных истинах. Все что не принадлежит к залогу откровения входит в область человеческих мнений, которые могут быть свободно приняты или отвергнуты, смотря по тому, согласны ли они с откровением, или же не согласны.

Причина веры заключается в правдивости Бога, который не может ни заблуждаться, ни ввести нас в заблуждение.

Существенное условие веры состоит в том, чтобы мы слушали Церковь, которая одна может нам сообщить истинное откровение Божие, вследствие дарованной ей непогрешимости для его хранения. Если бы мы не руководствовались голосом Церкви, то никогда не могли бы иметь убеждения, что знаем с точностью истины Божественного откровения; мы подвергали бы их обсуждению нашего разума, и в таком случае веровали бы не в Бога, но в наш собственный разум; наша вера была бы не истинной верой, но простым и более или менее полным убеждением, основанным на причинах вероятия, вытекающих из размышления.

Истинный христианин верует в истины откровения, потому что Бог правдив и верует, что та или другая истина входит в состав откровения потому, что Церковь ему о том свидетельствует¹⁰.

Вера есть добродетель внутренняя; но должно ее проявлять наружно, т. е. исповедовать ее, по словам апостола Павла: – «Сердцем бо веруется в правду, усты же исповедуется во спасение» (Рим. 10:10). И так внутренняя вера, т. е. искреннее, глубокое убеждение необходимо, ибо без него вера не истинная. С сим вместе необходимо исповедовать веру наружным образом и поступать согласно внушению совести, под опасением лишиться спасения. «Иже бо аще постыдится Мене и моих словес, сын человеческий постыдится его, егда приидет во славе своей» (Лк. 9:26).

Надежда

Надежда есть добродетель, по которой мы посвящаем Богу все наши стремления и желания, как относительно здешней жизни, так и будущей.

Надежда основана на том искреннем сознании, внушаемом нам верой, что Бог есть верховное благо, и что мы призваны наслаждаться в Нем нескончаемым блаженством, по оставлении здешнего видимого мира.

И так предмет надежды есть сам Бог; ее причина заключается в божественном обещании даровать нам в здешней жизни       благодать на совершение добра, а в будущем мире славу; основание ее есть сам Иисус Христос, который заслужил нам благодать и славу и, по выражению апостола Павла, – «есть упование наше» (1Тим. 1:1).

Любовь

Любовь есть добродетель, побуждающая нас поступать во всем согласно воле Божией. Следовательно, она составляет посвящение нами Богу всей нашей деятельности; вот почему апостол Павел называет ее величайшей добродетелью и ставит выше веры и надежды (1Кор 13:13). Действительно, две последние добродетели были бы чисто умозрительными, если бы любовь не давала возможность применять их к делу.

Бог есть предмет любви; но Иисус Христос научил нас, что мы не можем любить Бога, не любя вместе с тем ближнего. Вот почему Спаситель объяснил, что первые четыре заповеди заключают в себе предписание о любви к Богу, а шесть последних – о любви к ближнему, и присовокупил, что этот второй закон подобен первому (Мф. 22:39). Истинная любовь должна быть полной, т. е. побуждать нас к соблюдению всех заповедей без исключения, ибо все законы Божие, исходя из одного источника, одинаково для нас обязательны.

По самому существу своему, любовь есть добродетель действующая, т.е. состоящая в совершении добра. Посему Иисус Христос и сказал: « Имеяй заповеди моя и соблюдаяй их, той есть любяй мя.... аще кто любит мя, слово мое соблюдает» (Ин. 14:21,23). Апостол Иоанн говорит в том же смысле: « «Сия бо есть любы Божия, да заповеди его соблюдаем» (Ин. 5:3). «Братья, – пишет св. Иаков, – кая польза, аще веру глаголет кто имети, дел же не имать? егда может вера спасти его? … якоже бо тело без духа мертво есть, тако и вера без дела мертва есть» (Иак. 2:14, 26).

Добрые дела составляют соединение любви с верой, через это соединение мы получаем оправдание в Иисусе Христе.

Евреи полагали обрести себе оправдание через чисто внешнее соблюдение устава. Христианин может его обрести только в искреннем принятии христианских истин, т. е. в соединении с Иисусом Христом через веру; но вера мертва, если она не оживотворена любовью, той высокой добродетелью, которыю Бог вложил в наши души по заслугам Иисуса Христа, и посредством которой Он нас животворит, освящает и ведет к вечному блаженству.

Богослужение

Обязанности наши к Богу заключаются в вере, надежде и любви. Но если бы эти добродетели оставались только внутренними, то они не были бы добродетелями человеческими, ибо человек, вследствие своей двоякой природы, духовной и телесной, необходимо должен заявлять наружу свои мысли и чувства. Он обязан совершать наружные дела веры, надежды и любви, и в совершении этих дел состоит богослужение.

Частное богослужение заключается преимущественно в молитве; общественное же в обрядах, сопровождающих совершение св. таинств и в особенности, божественной литургии, – о которой будет изложено в четвертой части этой книжки.

Что касается молитвы, Иисус Христос дал нам в следующих словах, образец всех молитв, которые мы можем приносить Богу (Мф. 6:9 и след.).

«Отче наш, Иже еси на небесех!

Да святится имя Твое;

Да приидет царствие Твое;

Да будет воля Твоя, яко на небеси и на земли.

Хлеб наш насущный даждь нам днесь,

И остави нам долги наша, яко же и мы оставляем должником нашим;

И не введи нас во искушение,

Но избави нас от лукаваго.

Аминь».

Эта Молитва Господня содержит призывание и сем прошений.

Призывание

Призывание заключается в словах: «Отче наш, иже еси на небесех!» Мы должны называть Бога святым и сладостным именем Отца, так как Он один имеет существенное право на это название, ибо Иисус Христос сказал: «Един бо есть Отец ваш, иже на небеси» (Мф. 23:9). Если название отца дается тому человеку, которому после Бога, мы обязаны жизнью, то это потому, что в нем изображается божественное отцовское достоинство в порядке естественном; если его также дают пастырям Церкви, то потому, что они представляют изображение божественного отцовского достоинства в порядке духовном.

Таким образом, те и другие суть только символы отцовского достоинства, которое всеполно заключается в едином Боге, потому что Он есть единый творец всего существующего.

Словом "наш«, вложенным Спасителем в уста всех своих учеников, Он напоминает, что весь искупленный Им человеческий род составляет в глазах Божьих одну семью. В самом деле, Он даровал всем, приявшим воплощенное Слово, возможность быть чадами Божьими (Ин. 1:12).

К словам «Отче наш» – Иисус Христос прибавил, «иже еси на небесех», дабы напомнить нам, что чада Божии «не от крови, ни от похоти плотския, ни от похоти мужския, но от Бога родишася» (Ин. 1:13); что они не должны ограничивать свои надежды здешним миром; что они находятся на земле только в переходном состоянии; что место их происхождения на небеси, где пребывает их Отец, т. е. в верховной области блаженства и бессмертия.

«Да святится имя Твое».

«Имя Божие свято само в себе» (Лк. 1:49). Но оно должно нами святиться, – во-первых, в нас самих живя согласно с его святостью, являясь достойными чадами Отца, Который свят по естеству, и соблюдая его законы, составляющие выражение его святости; во-вторых, мы должны прославлять Бога перед другими, проявляя делами нашими Отца нашего, иже на небесех» (Мф. 5:16).

И так в первом прошении мы молим Бога о даровании благодати для исполнения завета Господня, заключающего в себе прочие: – «Будьте совершени, яко Отец ваш небесный совершен есть» (Мф. 5:48), и третьей заповеди Ветхого Завета: «не приемли имени Господа Бога твоего всуе». Действительно, святить имя Божие, значит воздавать Ему должное почитание и поклонение, никогда не употреблять его во зло, но всегда прославлять нашими мыслями, чувствами, словами и делами.

Следовательно, первое прошение заключает в себе выражение христианской веры, надежды и любви.

«Да приидет Царствие Твое!»

Один Бог есть царь вселенной; Он царствует и будет вечно царствовать по своему всемогуществу; но люди, часто злоупотребляя своей свободой, дерзают противопоставлять свои мысли откровению Божию и преступать законы Божии; следовательно, они возмущаются против Бога. Словами «да приидет царствие Твое» мы преклоняем пред верховным всемогуществом Божиим; заявляем о нашей вере; признаем такое же право Его царствовать над душами и сердцами, как и над вещественной природой, и изъявляем желание, чтобы все люди признавали Его власть над собой и посвящали Ему всю свою жизнь, – этим мы заявляем нашу любовь к Богу.

По словам апостола Павла, «Царствие Божие есть правда и мир, и радость о Дусе Святе» (Рим. 14:17). Прошением «да приидет» оно мы выражаем желание, чтобы все люди жили в правде; чтобы был мир между ними; чтобы они наслаждались в глубине своего сердца той божественной радостью, тем блаженством, которые доставляет чистая совесть, под влиянием действия Святаго Духа. Таково истинное Царствие Божие, не обнаруживающееся вне, но пребывающее внутри нас. (Лк. 17:20,21).

Но Царствие Божие проявляется на земле истинной вере. Спасителю угодно было беспрерывно напоминать нам, в данной Им молитве, что мы должны трудиться о распространении Царствия Божия в мире, через распространение истины и познания о святой Церкви, хранению которой она вверена; ибо Церковь есть Царствие Божие в здешнем мире, то есть та область, в которой Бог царствует безусловно и где Ему воздается должное почитание.

Так как Царствие Божие должно окончательно восполниться только в будущем мире, то в словах: «да приидет Царствие Твое» заключается заявление надежды и стремления к тому дню, когда, освободясь от уз смертного и бренного тела, мы будем воистину блаженны с Иисусом Христом в вечном лицезрении Бога.

«Да будет воля Твоя, яко на небеси и на земли.»

Законы, составляющие нравственного человека или совесть, также как и положительные законы или заповеди, суть выражения воли Божией. Воля эта есть закон, непреложно соблюдаемый на небе; вкушающее там блаженство действуют во всем под благотворным влиянием божественной воли и не по принуждению, а по своему действию собственной воли, всегда согласной с Божией. На земле не так бывает с тех пор, как первородный грех помрачил разум человека и породил в его сердце склонность ко злу. Однако каждый человек должен стараться, при помощи благодати Божией, о восстановлении в себе согласия между законом и своими действиями, руководствуясь всегда правилами, постановленными волей Божией. Он должен желать, чтобы так поступали все люди, дабы порядок господствовал как в отдельных лицах, так и в обществах.

Признавая волю Божию за единственный закон, мы заявляем о нашей вере; вознося взоры к небу, где господствует воля Божия, и принимая небо за образец для земного порядка, мы заявляем о нашей надежде; желая истинно и содействуя тому, чтобы весь человеческий род был подражателем обитателей неба, мы заявляем о нашей любви.

«Хлеб наш насущный даждь нам днесь».

Спаситель научает нас, что мы находимся в совершенной зависимости от Бога как в отношении вещественной стороны нашей жизни, так и духовной. Человек получает необходимое к жизни и самую жизнь единственно от милосердия Божия. Его сохранение есть продолжение того творческого действия, которое дало ему бытие, и если он живет, то это потому, что Богу угодно сохранять ему жизнь.

Всякий день мы должны просить у Бога себе хлеба, потому что мы можем его получать лишь от его щедрот. Мы должны просить только насущного хлеба, потому что не знаем будем ли мы еще живы на следующий день. «Не пецытеся убо на утрей, – сказал Иисус Христос, – утренний бо собою печется; довлеет дневи злоба его» (Мф. 6:34).

Если Бог иногда посылает нам более необходимого, то не для того, чтобы мы употребляли во зло этот излишек, но чтобы мы были верными распорядителями его в отношении к нашим братьям, и считали себя посредниками между ними и Провидением.

«Не о хлебе едином жив будет человек, но о всяком глаголе, исходящем из уст Божиих» (Мф. 4:4).

Человек составлен из двоякого естества, телесного и духовного; Слово Божие есть хлеб души; как вещественный хлеб есть необходимость для жизни тела, так и слово Божие необходимо для души, и мы должны просить Бога насущного хлеба для души и для тела.

Кроме слова Божия, есть для души еще другой насущный хлеб – св. евхаристии, оживотворяющий вместе и душу и тело, сообщая душе самого Иисуса Христа, Который есть хлеб жизни, и освящая тело, служащее средством этому божественному сообщению.

Мы должны ежедневно молить Бога, чтобы Он сделал нас достойными вкушать этого хлеба жизни, если не каждый день в действительности, то по крайней мере желанием.

И так – верой мы признаем Бога за источник нашей жизни; надеждой мы стремимся к той высшей жизни, начало коей есть сам Бог; любовью мы изыскиваем все способы к прославлению Бога, через подаяние ближнему милостыни духовной и вещественной.

«И остави нам долги наша, якоже и мы оставляем должником нашим».

Все мы должники перед Богом, получив от Него все и даже самое наше бытие; следовательно, Ему принадлежат мысли нашего разума, чувства нашего сердца и все действия нашей жизни. Если мы в чем-либо поступаем противно его воли и закону, то становимся должниками пред его правосудием. Но кто может похвалиться тем, что постоянно жил для Бога и во всем следовал его закону, не согрешив перед Ним ни единой мыслью, ни единым чувством, ни единым делом? Люди самые праведные грешат часто, и тот кто говорит о себе, что он безгрешен, сам себя обманывает.

Следовательно, мы должны ежедневно верой признавать, что Бог имеет право на все наше существование, с надеждой ожидать от него милосердие отпущения наших долгов, и любовью обновлять в себе решимость исправиться.

Но Иисус Христос научил нас, что Бог будет милосерден к нам только в таком случае, если мы сами будем милосердны к другим. Все люди связаны между собой взаимными правами и обязанностями. Но слишком часто бывает, что мы хотим дать преимущество правам над обязанностями, преувеличивая свои права и уменьшая свои обязанности; отсюда происходит вражда, из коей рождается беспорядок со всеми его горестными последствиями.

Богу угодно, чтобы люди прощали друг другу взаимные обиды, и этой обязанностью милосердия к ближнему Он даже обусловил меру собственного милосердия. Вот почему Спаситель сказал: «Аще бо отпущаете человеком согрешения их, отпустив и вам Отец ваши небесный; ащели не отпускаете человеком согрешения их, ни Отец ваш отпустит вам согрешений ваших» (Мф. 6:14,15).

Прощая ближнему, мы ему оказываем любовь, которая составляет закон совершенства; мы надеемся на милосердие Божие, по которому нам отпустятся наши собственные грехи; а вера указывает нам в каждом ближнем самого Иисуса Христа, который сказал, что всякое дело любви к ближнему Он будет считать как бы сделанное для Него Самого.

«Не введи нас во искушение».

Искушение есть стечение обстоятельств, подвергающее нас опасности согрешить. Искушения происходят от склонности ко злу и от неведения, составляющих последствия первородного греха. Сатана, которому Бог дозволил испытывать человека, старается вводить его в заблуждения, пользуясь его неведением, он представляет ему ложь в виде истины, чтобы заставить его согрешить против веры; пользуясь его склонностью ко злу, он представляет ему зло источником блаженства, чтобы побудить его к нарушению законов совести и заповедей Божиих, и дабы выставить ему здешний мир единственной целью его надежд, а наслаждения и богатства единственным предметом достойным его деятельности. Следуя этим диавольским внушениям, человек утрачивает веру, надежду и любовь; он отделяется от Бога в здешнем мире и Бог утверждает это отделение вечным приговором.

Но, дозволив сатане искушать человека, Бог поручил ангелам внушать ему разумные и добрые мысли. Он даровал ему благодать, которая его просвещает, возбуждает к добру и дает ему свободу воли для предпочтения истины заблуждению, добра – злу. Однако, так как неведение и склонность ко злу действуют в человеке часто особенно сильно, то он должен молить Бога, чтобы Он не дозволял сатане подвергать его слишком увлекающим искушениям, или если Он это дозволяет, в виду доставления нам возможности явить всю нашу любовь к Нему, то, чтобы Сам поддержал наши силы в борьбе и даровал нам победу.

«Но избави нас от лукавого».

Лукавый этот – сатана, павший ангел, который с содействием своих злых ангелов, старается увлечь и человека в вечное бедствие, ими заслуженное. Он есть олицетворение зла, подобно тому как Бог есть олицетворение добра. Но сатана есть только тварь, и, хотя Бог допустил пагубное его влияние для испытания человека, однако и оно подчинено всемогуществу Божию, которое может нас от него избавить.

Восточная Церковь всегда читает вслед за молитвой Господней следующее славословие:

«Яко Твое есть царство, и сила, и слава во веки, аминь».

Эти слова составляют вывод из самой молитвы, они выражают ту причину, по коей мы ее возносим к Богу. Мы Его молим, потому что Он есть наш Царь, которому мы обязаны покоряться; потому что Он всемогущ и может нам даровать все, что мы будем просить у Него, праведное и благое; потому что все твари, которым Он дал бытие, должны воспевать его славу и хвалу во все времена.

Слово аминь (да будет так!), которым оканчиваются все молитвы Церкви, есть подтверждение одним выражением всего сказанного.

Завещав нам Молитву Господню, Спаситель не имел намерения сказать, чтобы его ученики не читали никакой другой молитвы; но Он показал, что мы не должны, подобно язычникам или фарисеям, полагать истинное служение Богу в чтении долгих изустных молитв. Он одобрил собственным примером те молитвы, в которых истинная чувства согласуются со словами. Вот почему Церковь положила, что основанием истинного богослужения должно быть чувство, выражающееся в изустных молитвах, которые по своему содержанию заключают все развития или толкования Молитвы Господней. Эти молитвы и составляют общественное богослужение, о котором мы будем говорить ниже.

Служение в тесном смысле слова, т. е. в смысле поклонения, может относиться только к Богу. Действительно, ему одному должны мы приносить все наши мысли, все чувства, всю жизнь; перед Ним одним подобает выражать эти чувства в молитве.

Но Кафолическая Восточная Церковь не видит нарушения первой заповеди в допущении почитания Пресвятой Богородицы, ангелов и святых, с тем, однако, чтобы это второстепенное почитание оставалось в условиях, существенно отличающих его от боготворения, подобающего одному Богу. Второстепенное почитание заключается, во-первых, в воздании почести и благоговения тем, которых сам Бог отличил через одарение их высшими природными качествами, либо возложением на них обязанностей для нас благотворных, или же наградив их особенными преимуществами и достоинствами; во-вторых, оно заключается в призывании, которое не должно смешивать с молитвой, составляющей свидетельство обожания. Молитвой мы совершаем приношение Богу всего нашего существа; призыванием мы только испрашиваем у Богородицы, ангелов и святых молитв из-за нас пред Богом. Мы прибегаем к ним, как к братьям, пребывающим в славе и более нас близких к Богу. Мы испрашиваем их молитв точно так же, как испрашиваем молитв братьев, еще живущих в здешнем мире. Смерть не разрывает связи общения, существующие между верующими, а по учения Божественного откровения, сами ангелы суть братья верующих.

Следовательно, между воздаянием должного почитания Богу и второстепенным почитанием ангелов и святых, есть существенное различие. Допуская это второстепенное служение, Церковь не нарушает первой заповеди, по которой запрещается только иметь другого бога, кроме единого истинного, т. е. покланяться другому богу.

«Не сотвори себе кумира, и всякаго подобия,

елика на небеси горе, и елика на земли низу,

и елика в водах под землею:

да не поклонишися им, ни послужиши им».

Этой заповедью Бог воспретил созидать кумиров и покланяться им. Следовательно, запрещено изображать какие бы то ни было создания мира видимого или невидимого для обращения их в предмет поклонения должного единому Богу.

Изображение само по себе, или образ, не запрещается даже в святом храме. Действительно, запретив творить кумиры, Бог повелел Моисею поставить золотые изображения двух херувимов на кивоте завета, на той стороне, к которой народ обращался для поклонения Богу (Исх. 25:18 и след.). Господь повелел также сделать медное изображение змея, которому Он даже придал чудесное свойство: израильтяне, взглянув на него исцелялись (Чис. 21:8 и след.).

И так Бог дозволил священные изображения и почитание их; Он только возбранил кумиры, то есть изображение созданий, признаваемых за богов. Самый кивот завета, на котором были поставлены, по повелению Божию, золотые херувимы, был лишь изображение и представлял, по словам Давида, как бы подножие престола Божия (Пар. 30:2). Изображение это было предметом почитания, одобренного Богом. Иисус Навин доказал это, оставаясь до вечера поверженным перед кивотом, и все старейшины Израиля последовали его примеру (Нав. 7:6).

Восточная Церковь правильно толкует вторую заповедь: – 1-е, она осуждает кумиры, то есть изображения, которым приносилось бы поклонение как богам; – 2-е, одобряет как благочестивые изображения, напоминающие нам Бога, ангелов и святых, так и самое почитание этих изображений.

Дозволенное Церковью почитание не есть бого-поклонение, заключающееся в вере, надежде и любви; оно составляет только воздаяние почести тем, кого сам Бог возвеличил; эта почесть окончательно восходит к самому Богу, полоняемому во святых. С православной точки зрения и согласно рассуждению св. Григория Великого (кн. 9, посл. 9), изображения и иконы, подобно буквам, составляют лишь знаки, представляющие нам предметы духовные и возбуждающие в нас добрые чувства, служащие к просветлению нашего разума. Бог может посредством их являть свое всемогущество, подобно тому как оно было проявлено через медного змея, которого Моисей воздвиг в пустыне. Однако не самое изображение имеет силу творить чудеса, оно есть только орудие в руках Божиих. Можно сказать об останках св. угодников то же самое, что об изображениях или иконах.

«Не возмеши имене Господа Бога твоего всуе».

Употреблять всуе имя Божие значит: 1-е, произносить его без нужды и легкомысленно; 2-е, приводить его в свидетельство лжи; 3-е, богохульствовать.

Христианин должен произносить имя Божие не иначе как с благоговением и по важным причинам; ибо это имя свято и должно всегда напоминать чувство поклонения сотворившему нас Верховному Существу, которому мы обязаны всеми мгновениями нашей жизни.

Бог есть истина, и мы оскорбляем Его призывая в свидетели для утверждения лжи. Лжесвидетельство составляет один из самых тяжких грехов, потому что при этом посягается на самую сущность Бога и на деле отрицается его существование.

Богохульство есть оскорбление, наносимое самому Богу. Из этого видно, что оно никогда не должно осквернять уста человека разумного, а тем более христианина.

«Помни день субботный, еже святити его: шесть дней

делай, и сотвориши (в них) вся дела твоя,

в день же седьмый суббота Господу Богу твоему».

Бог сотворил мир в шесть дней, а в седьмой почил от всех дел своих. Таким образом, семидневный период (седмица) освящен волей и примером самого Бога. Шесть дней принадлежат труду, седьмой – отдохновению, освященному религией.

По Моисеевому закону днем отдыха был последний день седмицы или шаббаш (суббота); по закону новозаветному должно святить первых день (воскресенье), в память воскресения Иисуса Христа, которым торжественно увенчалось великое дело освящения человека.

Эта перемена совершилась при апостолах; мы видим из Деяний (20:7), что первые христиане собирались с апостолами в первый день седмицы для преломления хлеба, то есть для совершения св. евхаристии. С того времени стали называть этот день Воскресением, т.е. днем Господнем (Апок.1:10).

Сверх отдохновения в седьмой день, Бог установил в ветхозаветном законе праздники для воспоминания событий, в коих Он наиболее проявил свое могущество, и дни покаяния, в которые его народ мог искупать совершенные им проступки.

Соблюдая эти наставления Божии, Православная Церковь установила праздники и дни покаяния, которые все верующие должны святить, так же, как и воскресенье.

Главнейшие праздники есть:

1. Рождество Пресвятой Богородицы.

2. Введение Пресвятой Богородицы во храм.

3. Благовещение.

4. Рождество Христово.

5. Крещение Господне, и вместе Богоявление Пресвятой Троицы.

6. Сретение Господа Иисуса Христа во храме.

7. Преображение Господне.

8. Вербное Воскресение или день входа Господня в Иерусалим.

9. Пасха или Воскресение Христово.

10. Вознесение.

11. Пятидесятница, в память сошествия Св. Духа на апостолов, и во славу Пресвятой Троицы.

12. Воздвижение Креста Господня, обретенного царицей св. Еленою.

13. Успение Пресвятой Богородицы.

Дни покаяния, установленные Церковью есть:

1. Великий пост, продолжающийся сорок дней перед Св. Пасхой, в память поста Спасителя в пустыне.

2. Среда и пятница каждой седмицы, в покаяние о предательстве Иуды и смерти Иисуса Христа.

3. Посты Рождественский, Успенский и Петровский (апостольский), для приготовления к праздникам Рождества Христова, Успения Богородицы и памяти апостолов Петра и Павла.

В воскресение и праздничные дни, установленные Церковью, мы должны: 1-е, воздержаться от обыкновенного труда; 2-е, заниматься богоугодными делами, ибо отдых должен быть освящаем; законы Божии и Церковные были бы нарушены еще более распутством и праздностью, чем трудом.

Для освящения воскресных и праздничных дней, мы должны: 1-е, присутствовать при совершении литургии и при других общественных богослужениях; 2-е, частным образом упражняться в молитве и чтении душеспасительных книг, в особенности же Священного Писания; 3-е, подавать милостыню и совершать другие дела милосердия.

Как мы нарушаем закон Божий и Церковный, не освящая седьмого дня седмицы и установленных праздников, так погрешаем против божественного закона проводя и прочие дни в праздности. В самом деле, труд обязателен для всех в дни труда, дни же отдыха должны быть всеми обязательно освящаемы. Следовательно, каждый должен трудиться, соответственно тому положению, в которое Провидение его поставило, и освящать свой труд ежедневной постоянной готовностью исполнять волю Божию.

«Чти отца твоего и матерь твою, да благо ти будет,

и да долголетенъ будешм на земли».

Почитание родителей необходимо влечет за собой обязанность любить их, уважать, повиноваться им, помогать им в болезнях и старости, молиться о спасении их души после смерти и свято исполнять их последнюю волю.

Бог начал второй разряд заповедей, относящихся до обязанностей наших к ближним, заповедью о почитании родителей, дабы мы уразумели, что семейство должно занимать первое место в нашем сердце, и что к нему относятся наши первые обязанности после тех, которые на нас возложены в отношении к Богу.

В ветхозаветном законе Господь награждал особенно долголетием тек, которые соблюдали вполне обязанности к родителям (Быт. 37); Он карал смертью тех, которые их оскорбляли (Исх. 21:16).

В новозаветном законе Бог обыкновенно награждает и карает лишь духовным образом. Следовательно, неисполнение своих обязанностей в отношении к родителям, достойны духовной смерти или вечного осуждения; а те, которые их исполняют, будут награждены вечной и блаженной жизнью, Бог благословит их и ниспошлет им благодать на исполнение других обязанностей.

"Не убий».

Заповедь эта общая. Запрещается лишать жизни самого себя или другого. Самоубийство также возбранено как и человекоубийство, т. е. преступное убиение одного человека другим, вследствие положительного намерения совершить это действие.

Один Бог имеет власть жизни и смерти над человеком. Но, положив порядок в основу человеческого общества, Он вручил законным властям права на поддержание основных законов общества. Посему не должно признавать за воспрещенное Богом человекоубийство смертную казнь, которой подвергаются нарушители оснований общественного порядка за совершение некоторых преступлений, как например убийства.

Нельзя также считать убийством нанесение смерти в случае защиты самого себя, своего отечества, семейства или вообще ближнего против несправедливого нападения. Мы скорее были бы соучастниками убийства, если бы из малодушия не подали помощи находящимся в опасности, ибо благоприятствовали бы преступлению.

Нанесший смерь нападающему, при законной защите, не виновен в убийстве; эта смерть может считаться справедливой карой за поступок, против которого мы в праве защищать самих себя и других.

Самоубийство составляет действительное смертоубийство, потому что мы так же властны над своей собственной жизнью как и над чужой. Бог, давший жизнь, может один отнять ее.

Поединок противен шестой заповеди; при нем человек подвергает опасности собственную жизнь и посягает на жизнь ближнего. Нанесение смерти в поединке столь же преступно, как и обыкновенное убийство.

«Не прелюбы сотвори».

Брак есть основной закон семейства, а семейство есть основание всего общества. И так прелюбодейство, разрушая узы брака и внося в семейство начало незаконности и беспорядка, составляет посягательство против самого общества. Вот почему Бог произнес против прелюбодейства особое запрещение. Преступающие это запрещение восстают одновременно против положительного закона Божия и против самых оснований общества. Они совершают преступление, которое, по ветхозаветному законы, наказывалось смертью. Новозаветный закон поставляет их как бы вне семейства и даже вне общества, запрещая им вступать в новый брак, когда они осквернили свое первое обязательство, которое может быть расторгнуто законным образом вследствие этого преступления.

«Не укради».

Этой заповедью запрещается присваивать себе каким бы ни было способом чужую собственность.

Таким образом, собственно поставлена на степень основных начал человеческого общества, и всякое покушение против собственности есть преступление.

В нарушении этой заповеди заключается не одна только кража, то есть насильственное или хитростное похищение предметов, принадлежащих другим, но также и причинение им убытков лихоимством, обманом в мире, все или качестве монет и товаров, преднамеренной неуплатой своих долгов, недобросовестным исполнением должности, за отправление которой получается вознаграждение и т. п. Сюда относятся также чрезвычайное возвышение цен на некоторые товары, пользуясь случаем общественного бедствия, и всякие бесчестные проделки, чтобы обогатиться на счет других.

Словом, все что каким бы то ни было образом наносит вред чужой собственности, запрещается законом Божиим.

«Не послушествуй на друга твоего свидетельства ложна.»

Честь ближнего принадлежит ему, и мы не должны вредить ему в этом отношении, точно также, как и в отношении его собственности.

Честь ближнего наносят вред, когда против него приносят ложное свидетельство перед судом; когда заведомо способствуют несправедливому осуждению; когда приносят незаконную на него жалобу; когда говорят или думают дурно о ближнем, не быв к тому обязаны совестью. Обязаны же совестью думать и говорить худое о сделанном против общества преступлении мы бываем лишь в случае, когда это оказывается необходимым для дела пред судом. Тогда мы исполняем общественный долг; преступник же, покусившийся на общество, теряет свои права на честь, от которой он сам уже отказался, совершая преступление.

«Не пожелай жены искренняго твоего,

не пожелай дому ближняго твоего, ни села его,

ни раба его, ни рабыни его, ни вола его,

ни осла его, ни всякаго скота его,

ни всего елико суть ближняго твоего».

Такое пожелание есть хотение в помысле добыть чужую собственность незаконными путями. Злые намерения воспрещены также, как и злые дела; грех, хотя и мысленный, все же есть грех. Всякое помышление, всякое чувство, имеющее целью запрещенный предмет, оскверняют дух и сердце, и соделывают человека виновным пред Богом.

Не должно желать жены ближнего своего, то есть запрещаются помышления и чувства прелюбодейные.

Не должно желать собственности своего ближнего, то есть не должно стараться приобрести ее незаконными путями.

Римская Церковь признает десять заповедей Божиих, но она распределяет их иначе нежели Православная Восточная Церковь. Она соединяет в одну две первые заповеди, относящиеся до богослужения истинного и запрещенного, а десятую заповедь разделяет на две; в одной запрещается желать жену ближнего, а в другой желать его собственность. Таким образом у нее только три заповеди относятся к Богу, а сем заповедей к ближним.

Такое распределение самовольно, и не видно на чем Римская Церковь основывает подразделение десятой заповеди на две. По этому закону Божию не три, а четыре заповеди заключают наши обязанности к Богу, и не семь, а шесть – обязанностей к ближнему.

Восточная Православная Церковь свято сохранила это распределение, данное Моисею от Бога.

Можно сказать, что в общих чертах нравственное учение Римской Церкви согласно с учением православной. Но должно заметить, что своими заблуждениями в вере и незаконными нововведениями в совершении таинств, она погрешила против истинного поклонения, предписанного первой заповедью. В особенности же погрешила она изобретением своего нового догмата о безгрешном зачатии Богородицы, имеющем прямим последствием обоготворение Пресвятой Девы. Некоторые из уполномоченных ей богословов, в том числе о. Ньюман и г. Никола, вывели такого рода заключение не без подразумеваемого одобрения со стороны папы и епископов.

Другим последствием этого ложного догмата было то, что почитание Пресвятой Девы изменилось в своем свойстве и сделалось истинным богопочитанием. По современному учению Римской Церкви, Богородица достойна не только призывания, но и истинного моления, то есть служения, основанного на вере в ее владычество над самым Богом; на надежде, что ее ходатайство действительнее ходатайства Иисуса Христа; на любви, обращающей Пресвятую Деву как бы в непосредственную цель всякой благочестивой деятельности. Трудно поверить до каких святотатственных преувеличений дошли римские духовные писатели относительно Богородицы. Они даже не побоялись выставлять боговдохновенными самые соблазнительные по этому предмету сочинения Марии Агреда и сестры Еммерих, составляющие подражания апокрифическим евангелиям, дополненные противоречивыми и беспорядочными вымыслами болезненного воображения.

Римская Церковь впала в заблуждения относительно всех заповедей без исключения, допустив различия, посредством которых казуисты избегают выполнения самых положительных предписаний. Можно сказать, что нет нравственной обязанности, которой бы невозможно было избежать с помощью этих иезуитских различий. Чтобы дать о сем понятие, мы приведем один пример. Предположим, что некто из ненависти к своему соседу вознамерился убить одно из его домашних животных; но он ошибся и убил животное другого соседа. Спрашивается: обязан ли он вознаградить этого последнего за убыток? Нет, – отвечает казуист. Почему? – Потому, что он не имел намерения убить то животное, которое убил! В Римской Церкви написана груда фолиантов для разрешения подобным образом всех сомнений совести и, следовательно, для истребления всех нравственных начал и даже самого чувства нравственности.

Протестанты ошибочно истолковали первую заповедь, утверждая, что не должно приносить святым второстепенного служения, состоящего в почитании и призывании. Они смешивают призывание с молитвой в собственном смысле, хотя эти два действия существенно различны между собой. Молитвой мы свидетельствуем о вере, надежде и любви. Призыванием мы испрашиваем у Богородицы, ангелов и святых их заступничества у Бога. Они не бывают за нас ходатаями, потому что один ходатай – Иисус Христос; но мы молим их быть нашими посредниками, дабы по заслугам единого Ходатая мы удостоились получить от Бога необходимые нам милости.

Англиканская Церковь почитает святых, но не призывает их; относительно же призывания она допустила ту же запутанность и заблуждение как и протестанты.

Англиканская и Протестантская Церкви также ошибочно толкуют вторую заповедь, запрещающую идолопоклонство, утверждая, что всякое чествуемое изображение есть идол. Они противоречат в этом Св. Писанию и не замечают, что Бог запретил только те изображения, которым приносились бы поклонение, как богам, то есть одни лишь кумиры.

Эти Церкви противоречат еще Св. Писанию утверждая, что не должно почитать мощи святых, тогда как тела святых всегда были как в Ветхом, так и в Новом Завете, предметом высокого почитания, как приявшие освящение Св. Духа и служившие орудием для душ святых.

Что же касается законов нравственных, заключенных в заповедях Божиих, Англиканская и Протестантская Церкви принимают их в прямом и точном смысле; они не имеют казуистов для их искажения.

Закон Евангельский, провозглашенный Иисусом Христом на горе Галилейской, не противоречит еврейскому закону, провозглашенному Моисеем на горе Синайской. И тот, и другой исходят из Божественного источника. Евангельский закон составляет развитие первого и более совершенное его применение. Закон этот заключает сокращенное выражение всей христианской нравственности, подобно тому как Синайский закон был сокращенным изложением всей ветхозаветной нравственности.

Иисус Христос изложил свой закон в девяти изречениях, называемых заповедями Блаженства, потому что они начинаются словом блаженны. Спаситель начал свои изречения этим словом, чтобы показать нам, что истинное блаженство в здешнем мире заключается в добродетели, а что через нее мы получим блаженство и в будущем мире.

Вот девять заповедей блаженства:

1) Блажени нищии духом, яко тех есть Царство Небесное.

2) Блажени плачущии, яко тии утешатся.

3) Блажени кротции, яко тии наследят землю.

4) Блажени алчущии и жаждущии правды, яко тии насытятся.

5) Блажени милостивии, яко тии помиловани будут.

6) Блажени чистии сердцем, яко тии Бога узрят.

7) Блажени миротворцы, яко тии сынове Божии нарекутся.

8) Блажени изгнани правды ради, яко тех есть Царство Небесное.

9) Блажени есте, егда поносят вам, и изженут, и рекут всяк зол глагол на вы, лжуще Мене ради. Радуйтеся и веселитеся, яко мзда ваша многа на Небесех: тако бо изгнаша пророки, иже беша прежде вас.

« Блажени нищии духом, яко тех есть Царство Небесное ».

Дух отречения и самоотвержения составляет главную добродетель христианина, который не должен почитать мер и его временные блага целью, для коей он был сотворен, ни видеть в самом себе единую цель, для которой созданы мир и его блага. Дух самоотвержения противоположен себялюбию, пороку самому недостойному христианина. Себялюбец печется только о самом себе и восхищается своими мыслями, – это есть гордость; он воображает, что все сотворено для удовлетворения его наклонностей и страстей. Отсюда происходит безмерная привязанность к благам здешнего мира, доводящая человека до порабощения себя всему, что он считает необходимым для своего счастья. Из этого рабства проистекает то беспутное состояние, которое может быть для человека только источником огорчений физических и нравственных, словом – несчастия. Христианин духом нищеты достигает противоположных последствий. Если Бог дал ему богатство, он пользуется им не с себялюбивой целью и только для искания, в нем собственно, счастья, но как бы залогом, вверенным его благотворительной распорядительности. – Если он лишен благ сего мира, то возносится сердцем выше земных желаний и стремиться к миру лучшему, которого достигнет тем вернее, что не будет опутан узами, слишком сильно привязывающими его к земному миру. – Богат ли он или беден, христианин должен иметь дух самоотвержения; только при этом условии он начинает пользоваться уже в здешнем мире царствием Божиим. Что такое это царствие, если не истина и благодать? – Но возможно ли обладать сими сокровищами, поклоняясь собственным мыслям, вместо того чтобы в вере подчинять дух свой слову Божию? Или приковывая сердце к благам здешнего мира, вместо того чтобы употреблять их к освящению его?

Св. Иоанн Богослов говорит (1 посл. св. Иоан. 2:16): «яко все еже в мире похоть плотская, и похоть очес, и гордость житейская». Дух христианства совершенно этому противоположен, то есть он состоит в отречении от незаконных плотских наслаждений; от временных благ, обольщающих наше сердце через зрение; от гордости, которая проявляется во всех действиях земного человека, и есть не что иное как поклонение самому себе или себялюбие.

В первой заповеди блаженства Иисус Христос одним словом начертал существенное свойство верного своего последователя, в противоположность приверженцу мира. Последний считает только себя целью всего существующего, желая употреблять все как средство к своему счастью, он становится рабом всего и несчастным. Христианин, напротив, ничего не видит в мире достойного привязать его дух и сердце. Его внимание всегда устремлено на будущий мир, где блаженство его будет полное; он пользуется всеми дарами мира, как средством достижения той цели, для которой он создан, то есть неба. Отсюда рождается дух самоотвержения, наименованный Спасителем духом нищеты. Богаты и бедный могут воспитывать его одинаково. Богатый и обремененный почестями может быть нищим по своим чувствам, если в богатстве и почестях видит только средства, данные ему Провидением для совершения подвигов любви и правды. С другой стороны, бедный благами здешнего мира может быть скупым и гордым вследствие незаконных пожеланий, если считает источником своего счастья те блага, которым завидует. Следовательно, можно получить благословение нищеты среди богатства и проклятие богатства, находясь в нищете. – Иисус Христос вознес бедного над богатым не потому, что он лишен благ здешнего мира; богатый и бедный равны перед Ним, если оба водятся духом нищеты и самоотвержения. Истинный нищий, в духе христианском тот, кто не прилепляется сердцем к благам мира, а не тот, кто их не имеет.

По словам Иоанна Златоуста (Бес. 2 §5), «бедный не тот, кто не имеет ничего, – а желает много. Богатый не тот, который владеет многим, – а ограничивает свои нужды. Воля и образ жизни соделывают богатым или бедным, а не лишение или изобилие благ мира».

Блаженный Августин учит так же. «Научайтесь, – пишет он (на Псал.85 № 3), – быт бедными и нищими, вы, которые владеете чем-нибудь в сем мире, а равно и вы, ничего в нем ни имеющие. Встречаются нищие, гордые в своей нищете, и богатые, смиренные в изобилии. Но Бог гордым противится, будь они одеты в шелковые ткани или в рубища; смиренным же Он дает благодать, владеют ли они или нет богатствами сего мира. Бог оценяет, взвешивает и рассматривает сердца. Вы не видите его весов, но будьте уверены, что все ваши помышления на них взвешены».

Все без исключения отцы Церкви так объясняли первую из девяти заповедей блаженства; все Евангелие есть ее верное толкование.

Христианин, под влиянием духа отречения и самоотвержения, имеет царствие Божие в себе самом, когда Бог царствует над всеми его помыслами и чувствами. Это и совершает, в духе и сердце его, божественное настроение, уже дающее ему предвкушение того блаженства, которым он будет наслаждаться в будущем мире.

Хотя и можно быть нищим среди богатств, но несомненно, что богатство обращается часто в искушение, побуждающее нас слишком дорожить благами мира и терять дух нищеты. Вот почему Иисус Христос сказал «удобее есть вельбуду сквозе иглины уши прити, неже богату в царствие Божие внити» (Мф. 19:24). Действительно, верблюд мог с трудом войти в Иерусалимские врата, носившие название иглинных ушей, аже когда с него снимали всю ношу¹¹. Вот почему Спаситель сказал богатому, просившему у Него наставление как совершенствоваться:

«Аще хощеши совершен быти, иди продаждь имение твое, и даждь нищим, и имети имаши сокровище на небеси: и гряди вслед Мене» (Мф. 19:21).

Но это правило относится только к тем, которых Бог призывает к особенному состоянию полного самоотвержения; оно не есть общее и обязательное для всех.

Порок противоположный закону, изложенному в первой заповеди блаженства, составляет себялюбие, в основании которого лежит гордость, т. е. безмерная любовь к самому себе. Порок этот причиной того, что мы относим все лишь к себе; себя считаем целью и предметом всего существующего; – выше всех превозносим себя.

«Блажени плачущии, яко тии утешатся».

Иисус Христос не только предписал соблюдать спокойствие духа в огорчениях и препятствиях, но даже возвел сокрушение и плачь на степень добродетели.

Со времени первородного греха, скорбь сделалась уделом большей части человеческого рода. Философия тщетно испытывала различные системы, чтобы искоренить это зло; она никогда этого не достигнет, точно так же как не успеет изменить самую природу человеческую. Гораздо лучше научиться у Спасителя как освятить слезы наши и заставить их служить на пользу нашего блаженства.

Для этого должно жить в том состоянии внутреннего плача, о котором часто упоминается в Св. Писании и которое представляет нам страдания здешней жизни как средства к тому, чтобы отказаться от мира и стремиться к утешениям вечным. Иисус Христос в своей второй заповеди имел в виду не наружный плачь, не текущие по лицу слезы, но чувство возбуждающее их, то есть сердце исполненное сокрушения и духа покаяния.

Как любостяжание может существовать при действительности бедности, а богачи могут быть нищии духом, так случается, что обремененные страданиями устремляют все свои желания к удовольствиям мирским; другие же, напротив, среди всевозможных удовольствий, не прилепляются к ним сердцем.

Вторая заповедь блаженства, как и все прочие, относится преимущественно к сердечным чувствам; Иисус Христос не осуждает в ней позволительных и невинных радостей, но не одобряет и отчаяния в страданиях. Он только учит, что удовольствия сами по себе, как и богатство, могут быть препятствием к христианскому совершенству; что труднее спастись среди удовольствий, нежели в скорби. И действительно, сердцу легче отвязаться от мира, когда удовольствия не отвлекают его от предметов небесных и не представляют землю местом наслаждений.

Еще в здешнем мире дух сокрушения и покаяния дает нам силу переносить встречающиеся бедствия, от которых никто не может охраниться. Таким образом, можно сказать, что обладающие этим духом счастливее тех, которые предаются страсти к удовольствиям, влекущие за собой только разочарования и оставляющей нас одинокими, под гнетом отчаяния, в минуту скорби. Самая смерть мене страшна для тех, которые жили в духе покаяния; могила представляется им началом лучшей жизни, между тем как она является полной ужаса для привыкших полагать высшее блаженство в чувственных наслаждениях.

Итак, плачущие блаженны еще в здешней жизни, ибо они уже утешены и укреплены против испытаний. Так св. апостол Павел, удрученный страданиями, восхвалял внутреннее утешение, дарованное ему благодатью Божией (2Кор. 7:5,6,7). Но Спаситель имел главным образом в виду утешение вечное, уготованное для живших на земле в духе покаяния. К ним относятся слова: – «Добре, рабе благий и верный… вниди в радость господа твоего» (Мф. 25:21). Тогда «печаль в радость будет… и радости вашея никтоже возметь от вас (Ин. 16:20,22).

Порок противоположный третьей заповеди блаженства есть необузданная страсть к удовольствиям мирским, или суетность.

«Блажени кротции, яко тии наследят землю».

Кротость есть добродетель, которой мы сохраняем спокойствие душевное среди событий радостных или печальных, могущих случиться в нашей жизни. В счастье она препятствует нам предаваться излишней радости, вследствие которой мы могли бы позабыть об ожидающей нас вечности; в горе – она удерживает нас от ропота на Провидение, которому угодно нас испытать. Так толкует Блаженный Августин вторую заповедь блаженства.

Иисус Христос сказал: – «Научитесь от мене, яко кроток есмь и смирен сердцем» (Мф. 11:29). – В этих словах изображается вкратце вся Его земная жизнь; во всех своих действиях Он явил совершенный образец спокойствия души, которое должно быть существенной чертой христианина.

Кто находится в подобном расположении, обнаруживает его в своих речах и действиях. По словам боговдохновенного писателя Ветхого Завета (Экклез. 6:5) – «речь благочестивого человека переизбыточествует кротостью». – Пророк Исаия, изображая за несколько веков черты Мессии, говорит: – «Не преречет, ни возопиет ниже услышит кто на распустиих гласа его. Трости сокрушены не преломить, и лена внемшася не угасить» (Ис.4. Мф 12:19, 26). – Св. Петр пишет (1 Посл. 2:22, 23): –"за не и Христос пострада по нас, оставл нам образ, да последуем стопам его: иже укоряем противу не укоряше, стражда не прещаше: предаяша же судящему праведно».

Кротостью духа мы возвышаемся над всем земным, побеждаем все земное; обладаем, владычествуем им, не поддаваясь сами владычеству чего-либо земного. Посему-то Иисус Христос сказал, что совершающие эту добродетель наследят землю и будут блажени. Воистину, если мирские обстоятельства возмущают спокойствие нашей души, то они причиняют нам страдания и волнения, которые поглощают все наши мысли и так сказать все наше существование.

Под выражением – наследят землю, можно подразумевать и наследование землей живых. Так Псалмопевец называет небо, в котором мы получим блаженство в награду наших добродетелей.

Противоположный кротости грех, есть ярость (гнев, злоба), побуждающая нас восставать против Бога или против ближнего, когда мы не получаем того, на что полагаем иметь право. Конечно, дозволено защищать законные свои права против тех, которые хотят бесправно нарушать их; но кротость вменяет нам в обязанность даже и защищать их лишь в том случае, когда невозможно достигнуть цели другими средствами, и при этом всегда сохранять сердца наши чуждыми ненависти, злопамятства и желания мести.

«Блажени алчущии и жаждущии правды, яко тии насытятся».

Правда есть исполнение воли Божией, ибо все, что согласно с божественным естеством правдиво, а воля Божия всегда согласна с его естеством. Иисус Христос уподобил пище прилежное старание исполнять волю Божию. Он сказал: – «Мое брашно есть, да сотворю волю пославшего мя» (Ин. 4:34). – Алкать и жаждать правды, значит пламенно желать той пищи, о которой говорит Спаситель, то есть исполнения воли Божией в нас и в целом мире. Эти голод и жажда выражаются в следующем прошении молитвы Господней: – «Да будет воля твоя, яко на небеси и на земли». Если мы исполняем волю Божию, все наши помышления, чувства, действия будут праведны; ничего в них не найдется предосудительного. Если бы воля Божия исполнялась всеми, на земле царствовало бы то же божественное согласие, которое господствует на небе.

Если мы действительно ощущаем голод и жажду правды, то это должно обнаруживаться в нас тщательным старанием питаться правдой, согласовать с волей Божией все наши действия, внутренние и внешние, относительно исполнения наших обязанностей к Богу и ближнему. Эта пища укрепит нашу душу и насытит ее. Подобно тому как мы чувствуем себя в здоровом состоянии утолив пищей голод нашей плоти; так точно и душа чувствует себя блаженной, питаясь волей Божией или правдой.

Блаженство иметь чистую совесть испытывается еще в здешней жизни, но оно будет совершенно только в жизни будущей, ибо только там будет всегда исполняться воля Божия, без препятствий со стороны природы. Псалмопевец имел в виду это блаженство, восклицая: – «Правда твоя яко горы Божии; судбы твоя бездна многа;… сынове же человечестии в крове крилу твоею надеятися имут. Упиются от тука дому твоего, и потоком сладости твоея напоиши я. Яко у тебе источник живота, во свете твоем узрим свет.» (Пс.35).

По словам Псалмопевца, это насыщение блаженством будет совершенно только тогда, когда – «правдой явлюся лицу твоему: насыщуся, внегда явитимися славе твоей» (Пс. 16:15).

Порок противоположный жажде правды есть упорство в неправде, или в грехе; это есть любовь зла. По несчастью, слишком верно, что человек может впасть в то прискорбное состояние, при котором зло и неправда кажутся ему привлекательными, и он возмущается против воли Божией. Приверженцы зла, истинные сподвижники сатаны, были многочисленны во все времена; они в особенности замечаются между теми, которые употребили во зло милости Божии. Их сердце отвердевает, ум затмевается; они бывают доведены до того, что – «называют добро злом и принимают тьму за свет» (Ис.5); – души из становятся, по выражению св. Луки, злым сокровищем (Лк. 6:45).

«Блажени милостивии, яко тии помиловани будут».

Этой заповедью Иисус Христос повелевает прощение обид. «Будите убо, – сказал Он, – милосерди, якоже и Отец ваш милосерд есть» (Лк. 6:36). Св. апостол Павел, толкуя это наставление, выражается так: – «Облецытеся убо… во утробы щедрот, благость, смиренномудрие, кротость и долготерпение. Приемлюще друг друга и прощающе себе, аще кто на кого имать поречение: яко же и Христос простил есть вам, тако и вы» (Кол. 3:12,13). Объясняя прошение молитвы Господней, соответствующее этому наставлению, мы уже заметили, что Бог простит нас лишь в том случае, если мы сами будем прощать.

Если мы получим от Бога прощение наших грехов, то будем блаженны еще в здешней жизни. душевным упованием на милосердие Божие; в особенности же в будущем мире, где наши грехи, если мы были милосерды к ближним, будут убелены яко снег, аще были яко багряное, и аще были яко червленое, убелятся яко волна (Ис. 1:18). Порок противоположный милосердию, есть ненависть, проявляющаяся в злопамятстве, зависти, мести.

Этот порок лишает нас счастья в здешней жизни, по причине порождаемых им сильных волнение; он лишит нас и вечного блаженства, потому что Бог поступит с человеком злым и мстительным так, как он сам поступал с другими.

Подобно тому как ненависть возбуждает человека к причинению возможного зла ближнему, – милосердие побуждает его творить всякого рода добро, духовное и вещественное.

«Блажени чистии сердцем, яко тии Бога узрят».

Чистотой сердца называется совершенное согласие между чувствами и добром, искреннее исполнение тех добродетелей, которые мы должны обнаруживать. Совершенный христианин тот, кто имеет чистое сердце, ибо, по словам св. апостола Павла, у истинного христианина просвященна очеса сердца его (Еф. 1:18). Следовательно, он может удобнее видеть Бога, сперва в здешней жизни, во всех творениях, коими Он проявляется, а впоследствии лицем к лицу и без покрова, в блаженной жизни.

Так как Бог есть истина и существенное благо, то для нашего духа и сердца Он составляет то же что солнце для природы. Как облако затмевает солнце и лишает землю благотворных его лучей, так и грех становится между Богом и нашей душой, лишая ее света и жизни. Если грех не находится в нас, дух наш освещается божественным светом и душа наша подобна ясному дню. Бог, так сказать, присутствует в нас, согревает, освещает и делает нас способными производить обильные плоды. Таким образом добро сливается с сердцем, которое становится чистым от всякого лицемерия, всякого заблуждения, всякого зла; оно тогда вмещает в себе Бога, видит и чувствует Его. Отсюда происходит неизреченное блаженство даже и в здешней жизни.

Сердце, таким образом соединенное с Богом, освобождается от всех оскверняющих его привязанностей, распутных и беззаконных. «Сердце чисто созижди во мне», – взывает Псалмопевец к Богу, – «и дух прав обнови во утробе моей». (Пс. 50). Это расположение, даруемое благодатью, открывает нам Бога согласно словам Спасителя: – «Аще вы пребудете во словеси моем, воистину ученицы мои будете, и уразумеете истину… Имеяй заповеди моя… и аз возлюблю его, и явлюся ему сам (Ин. 8:31,32; 9:21). –» Исповедаютися Отче, Господи небесе и земли, яко утаил еси сия от премудрых и разумных, и открыл еси та младенцем» (Лк. 10:21).

«Блажени миротворцы, яко тии сынове Божии нарекутся».

Миротворцы те, которые любят мир, стараются его сохранить со всеми и усиливаются его восстановить, когда он нарушен. «Не можем быть миротворцами, – говорит св. Григорий Нисский, – если не заботимся о сохранении и о доставлении мира между ближними. Но для этого сначала должно иметь мир в самом себе». «Какая тебе польза, – пишет блаженный Иероним, – приводить к миру других, если в самом тебе пороки враждуют с тобой» (Иерон., на Ев. св. Мф. кн. 50). Действительно, по словам св. Иакова, эта внутренняя вражды есть источник внешних браней. – «Откуда брани и свары в вас, – пишет он, – не отсюда ли, от сластей ваших, ноющих в удех ваших» (Иак. 4:1)? Вот почему св. Амвросий выражается так: – «Сперва имейте мир с собой, дабы, имея мир в себе, вы могли его доставить другим» (Св. Амвр., на Ев. св. Лк. кн. 5).

Существует два рода мира: мир Иисуса Христа и мир человеческий. «Мир оставляю вам», – сказал Спаситель своим ученикам, – мир мой даю вам: не якоже мир дает, аз даю вам» (Ин.14:27). Мир христианский есть истинный; он основывается на мире с Богом и с самим собой, через победу над пороками. Мир челевеческий1 имеет только вид мира; он основывается на пристраситии, на притворстве, на лицемерии. Быть миротворцем, в смысле христианском, значит твердо бороться со всяким злом; ибо только такая борьба может довести до мира с Богом. Но кто, по человеческим соображениям, терпит пороки и заблуждения, тот не стремится к христианскому миру, а ищет лишь лицемерного мира; он миротворец только в том смысле, который осужден Иисусом Христом. Сколько христианский мир, имеющий начало в истине, благотворен, столько же опасен человеческий мир, основанный на преступном снисхождении; под таким миром скрывается бездна лицемерия и равнодушия. Поэтому он не мир, а лишь духовное онемение.

Иисус Христос был миротворцем, когда ударами бича изгнал из храма торговавших там купцов; фарисей же, одобрявший святотатственный торг, был только равнодушен к тому почитанию, которое следовало воздавать храму.

Мир, если понимать его в обширном смысле, есть последствие взаимного уважения прав и обязанностей. Желать мира – значит заботиться о том, чтобы все права были почитаемы и все обязанности исполняемы; – значит заботиться об установлении всемирного порядка. Так как начало такого порядка есть сам Бог, источник всякого права и блага, то заботящийся о его установлении является чадом Божиим.

Вот почему Иисус Христос сказал, что миротворцы нарекутся сынове Божии.

Миротворец, заботясь об установлении божественного или христианского мира, борется со всеми заблуждениями, пороками и выгодами мирскими, и чем вернее он хочет достигнуть своей цели, тем мужественнее он должен вести эту борьбу. В этом именно смысле Иисус Христос сказал: – «Не мните, яко приидох воврещи мир на землю: не приидох воврещи мир, но меч» (Мф. 10:34). Он поднял меч на ложный светский мир, и христианин, следующий его примеру, является истинно миротворцем, смело борясь за мир Божий, единственный мир, который Иисус Христос имел в виду.

Пороки, противоположные христианскому миру, суть: потворство злу и заблуждению, притворство и лицемерие, истинные начала мира человеческого; наконец равнодушие.

«Блажени изгнани правды ради, яко тех есть Царство Небесное».

Заповедь эта есть следствие предыдущей. Когда мы боремся со злом и заблуждением, для водворения мира Божия, подвергаем себя гонению за правду. Должна ли такая опасность удерживать истинного христианина? Нет. – Спаситель предупреждает его, что, терпя гонение за правду, он получит царствие небесное и, следовательно, блаженство.

Должно думать, что прямодушный и правдивый человек, движимый в своей борьбе против неправды одними сверхъестественными побуждениями, бывает счастлив даже и в здешнем мире, хотя бы он был в положении, которое кажется невыносимым для имеющих в виду лишь своекорыстную пользу и отраду, в течение всей жизни. Счастье состоит более во внутреннем убеждении в исполнении долга, нежели в наслаждении тем, что мир называет удовольствиями. Вследствие этого сознания, терпящий за правду обладает уже Царствием Божиим внутри себя. Он бывает счастлив еще в здешнем мире, и Бог вознаградит его в будущей жизни тем более, чем он усерднее боролся в настоящей.

Порок, осужденный восьмой заповедью Спасителя, есть малодушие, которое препятствует нам бороться с неправдой и внушает предпочитать ложное спокойствие борьбе за истину.

«Блажени есте, егда поносят вам, и изженут,

и рекут всяк зол глагол на вы, лжуще Мене ради.

Радуйтеся и веселитеся, яко мзда ваша многа на Небесех:

тако бо изгнаша пророки, иже беша прежде вас».

Борьба, веденая за правду, если бы и навлекла на истинного христианина позор, гонение и клятву, – он должен радоваться сему. Чем более он терпит, тем большая награда ожидает его на небесах. Иисус Христос напоминает о пророках, терпевших в здешнем мире гонение и смерть, в возмездие за послание, которое они исполняли во имя Божие.

Жертвующий собой за правду, истину и благо, есть преемник пророков Ветхого Завета. Ему предстоит одинаковая с ними участь в настоящей жизни; но он получит за то и одинаковую с ними награду в вечности, награду исключительную, сияющий небесный венец, за понесенные им страдания.

Иисус Христос, умирая на кресте, поучал учеников своих, что лучше терпеть мученичество, нежели потворствовать неправде. Мужество истинного христианина не должно страшиться смерти за Бога и веру.

Мирское малодушие тем строже осуждено, чем более превознесено Спасителем христианское мужество.

***

Мы не имеем надобности указывать на различия между христианскими церквами, относительно евангельского развития ветхозаветных заповедей Иисусом Христом. Истины, изложенные в девяти заповедях блаженство, признаются всеми христианами. Некоторые толкователи, из рационалистов, не поняли христианского учения и старались дать о нем самое ложное понятие. Разбор систем их до нас не касается. Мы были обязаны только изложить со всей точностью истинный смысл изречений Спасителя, согласно тому, как он был всегда понимаем теми, которые поставляли себя славой быть учениками Его.

Правила церковного благочиния заключаются в совокупности законов или канонов, установленных со времени учреждения Церкви боговдохновенными апостолами и их приемниками, епископами, по внушению того же Духа, для сохранения веры, нравственности и установлений Иисуса Христа.

Апостолы передали первым епископам некоторые правила для управления церковью. Правила эти, хранимые сперва по преданию, изложены были письменно в течение третьего века. Им дано название правил (канонов) св. Апостолов. Православная Церковь признает их в числе восьмидесяти пяти, составляющих основание ее благочиния; но она отвергает сочинение озаглавленное «Постановления апостольские», потому что оно было искажено еретиками.

С правилами св. Апостолов Православная Церковь принимает еще каноны Соборов: Вселенского первого Никейского; поместных – Анкирского, Новокесарийского, Гангрского, Антиохийского и Лаодикейского; Вселенских: – первого Константинопольского, Ефесского, Халкидонского; поместных: – Сардикийского и Карфагенского, бывшего в Константинополе в 394 г. Соборные послания св. Дионисия и св. Петра Александрийского, св. Григория чудотворца, св. Афанасия, св. Василия, св. Григория Нисского, св. Григория Назианина, св. Амфилохия; Александрийских епископов: Тимофея, Феофила и Кирилла, Геннадия Константинопольского и канон Африканской Церкви, изданный св. Киприаном.

Вот законодательные памятники, которые в конце седьмого века служили основанием благочиния Православной Церкви. На них указывает собор in Trullo¹², созванный в Константинополе для дополнения пятого и шестого Вселенских Соборов, которые не занимались составлением правил относительно церковного богослужения.

Присовокупив к вышеуказанным памятникам каноны собора in Trullo и седьмого Вселенского, мы получаем все узаконения, составляющие и ныне Свод канонического права Православной Восточной Церкви.

Эти узаконения сохранили всю свою силу до настоящего времени; а так как они выражают благочиние Церкви в первые семь веков, то из сего следует, что в отношении благочиния Православная Церковь до сих пор осталась той же, какой была в первые времена.

Едва можно указать в ее законодательстве на некоторые неважные изменения, не касающиеся сущности дела, и на которые она была вынуждена одной только силой обстоятельств.

Уже в начале пятого века составлен был Свод канонов, в котором поместили все законы, изданные первыми двумя Вселенскими Соборами и пятью поместными, бывшими в Анкире, Неокесарии, Гангре, Антиохии и Лаодикеи. В 451 году Вселенский Собор в Халкидоне одобрил этот Свод. Собор in Trullo дополнил его. Таковы достойные высокого уважения источники благочиния Православной Церкви.

Из деяний собора in Trullo можно усмотреть, что Римская Церковь уже в седьмом веке стала уклоняться от общепринятого благочиния по многим предметам. После сего она продолжала уклоняться от него все более и более.

В шестом веке римский монах Дионисий Малый перевел Свод канонов с греческого на латинский язык. Он принял в свой перевод только 50 первых правил св. Апостолов и прибавил к ним несколько Декреталий или посланий римских епископов, от Сирикия, в 398 г., до Анастасия II, в 498 г. Собрание это имело силу на Западе до конца восьмого века.

В сущности этот древний свод церковных узаконений тождественен с законодательством Восточной Церкви.

Но, начиная с девятого века, стали на Западе распространять новый свод, называемый ложными декреталиями, потому что главные его положения были заимствованы из мнимо-канонических посланий римских епископов первых веков. Хотя происхождение этого сочинения не положительно известно, но нельзя не заметить, что время его появления совпадает с временем утверждения папской власти, и достаточно взглянуть на эти декреталии, чтобы заметить, что все распоряжения, в них внесенные, имели одну лишь цель: узаконить притязания римских епископов. Благодаря невежеству того времени, относительно происхождения церквей, документы эти, носящие на себе все признаки подлога, приняты были за достоверные. Таким образом утвердился на Западе предрассудок, еще доныне существующий, будто бы власть папы ведет свое начало со времен апостольских.

Многие западные Церкви восстали против нового свода и сохранили древний. Церковь Французская или Галликанская выразила свое противодействие сильнее прочих. Вот почему древний свод, поддерживаемый Французской Церковью, был назван галликанизмом или галликанским правом. Так как, в сущности, древние своды восточный и западный одни и те же, то член Православной Церкви и галликан должны следовать одинаковым правилам во всем относящемся до церковного благочиния. Вслед за ложными декреталиями были составлены многие собрания древних канонов; таковы собрания Режимона, Буркаргта, Ива-Шартрского.

Придерживаясь ложных декреталий, папы по времени, применяли и распространяли все заключавшиеся в них распоряжения. Этим путем они дошли до притязания на непогрешимость и на самовластие в Церкви. Таким образом они от века до века, все более удалялись от благочиния Церкви первых веков.

В двенадцатом веке бенедиктинский монах Грациан предпринял издание нового сборника канонов, в котором он слил древние каноны с ложными декреталиями, чем много способствовал распространению ложных мнений о церковном благочинии, так как сочинение его было принято на всем Западе для преподавания церковного права.

Впоследствии к ним были прибавлены другие сборники декреталий позднейшего времени; таковы пять книг Раймунда Пеньяфора; шестая или Sexta, изданная Бонифатием VIII; Климентинская, наконец, Extravagantes, то есть декреталии, блуждающие вне свода узаконений. Эти собрания сильно умножились и заменили в настоящей Римской Церкви все прочие своды и памятники законодательства.

В Церквах, отпавших от православия и отделившихся от папы римского, благочиние до того сбивчиво, полно противоречий и находится в таком пренебрежении, что не стоит о нем говорить. Эти Церкви, прервавшие всякую связь с преданием, отвергшие всякую власть или же оставивши у себя только тень власти, не могли сохранить законодательства внушающего к себе уважение. Он впал в какое-то смешанное состояние, в котором гражданскими законами изменены или заменены почти все древние законы церковные.

Все церковные законы имеют предметом: 1-е, Устройство управления, установленного Иисусам Христом. 2-е, Сохранение веры, нравственности и законное преподание св. таинств. 3-е, Сохранение истинного богослужения.

Изучая каноны, мы замечаем в них самые мудрые распоряжения по различным предметам, из коих главнейшие:

I. Различные иерархические степени, установленные Церковью: – епископа, пресвитера, диакона.

Низшие степени или клирики.

Избрание духовенства.

Добродетели, в которых они должны упражняться.

Пороки, которых они должны избегать.

Церковное чиноначалие и отношения между различными учреждениями.

Соборы.

Церковное судопроизводство.

Монашество.

II. Условия для определения веры.

Осуждение расколов и ересей.

Церковные епитимьи.

Правила для законного совершения семи святых таинств.

III. Церковное разделение года.

Богослужение.

Праздники.

Посты.

Храмы и их освящение.

Престолы.

Предметы, нужные для богослужения.

В настоящем сочинении мы можем упомянуть только о главных предметах церковного благочиния. Для подробностей мы должны сослаться на специальные сочинения по этой части, и прежде всего на самый свод канонов.

Мы обязаны объяснить, что в церковных правилах нужно наблюдать существенное различие между теми из них, которые обязательны для всех и всегда, и теми, которые содержат распоряжения местные или временные.

Эти последние не обязательны для всех Церквей. Первые же, напротив должны быть соблюдаемы везде и служить основанием частных распоряжений, которые епископы имеют право установлять для доброго управления вверенных им Церквей.

В настоящем сочинении мы должны ограничиться изложением церковного благочиния, лишь в главных чертах; необходимо однако же дать некоторое понятие о церковном управлении, тем более что ложные сведения, распространенные на Западе по этому предмету, извратили в Римской Церкви все благочиние и разрушили его в других христианских обществах.

Господь Иисус Христос установил священство для управления Церковью, и со времен апостолов, оно является разделенным на три степени: епископов, пресвитеров, диаконов. Епископы заступили место апостолов. Подобно тому как апостольство было едино и всем апостолам принадлежала одинаковая власть, так и епископство тоже едино, принадлежа всем епископам, совокупным и взаимно-обязанным образом.

Таково учение Отцов Церкви, и в особенности св. Киприана, в его «Трактате о единстве».

Единое епископство, управляющее всей Церковью общим распоряжением, при содействии священников и диаконов, – таково божественное учреждение и тот образ правления, который установлен самим Иисусом Христом. Проникнутая этой мыслью, Церковь, в лице своих епископов, старалась облегчить и обеспечить общее действие епископов по управлению христианским обществом посредством второстепенных учреждений. Отсюда произошло чиноначалие по церковному установлению, учрежденное ей совместно с чиноначалием по божественному управлению.

Это церковное чиноначалие установилось сначала, так сказать, силой обстоятельств. Епископ, находившийся в значительном городе, имел естественно более влияния нежели епископ малого города. Из деяний первого Вселенского Собора в Никее видно, что с начала четвертого века римский епископ пользовался некоторой властью над епископами городов соседних с этой столицей, в силу древнего обычая; что власть Александрийского епископа простиралась на всех епископов Египта и Ливии.

Эти обычаи утвердились: епископы трех столиц Римской империи: Рима, Александрии и Антиохии стали считаться первенствующими епископами Церкви и получили начальствующую власть в определенных областях; к ним присоединили впоследствии епископа Иерусалимского, по причине воспоминаний, связанных с этим священным городом. Означенные четыре епископа получили название патриархов.

Когда Константин Великий обратил Византию в Константинополь, то епископ этого города получил также титул патриарха, причем занял среди их второе место, так как Константинополь сделался второй столицей мира.

С того времени во главе епископства стало пять патриархов.

Другие епископы, пребывающие в главных епархиальных городах Римской империи, получили так же высшую власть в пределах своих епархий, с названием экзархов или примасов, смотря по важности городов, в которых они были епископами.

Епархии Римской империи разделялись на области, во главе которых находились города, носившие название митрополий; епископы этих городов получили наименование архиепископов или митрополитов.

Епископы городов, зависевших от митрополий, называвшихся париниями, именовались просто епископами.

Это устройство существует в Православной Церкви и в настоящее время.

Отдельные съезды епископов в каждой митрополии составляют епархиальные соборы. Собрания епископов одной области или патриархата составляют областные соборы. Из общего собрания епископов всех патриархатов образуется собор вселенский.

Таким образом, епископы действуют все совокупно; каждый епископ принимает участие в общем управлении Церкви. Власть здесь существенно соборная или собирательная; единство же происходит от общей и совокупной деятельности епископов.

Права всех епископов, истекающие от их посвящения, совершенно одинаковы. Но преимущества чести и власти, установленные не от Бога, а Церковью, должны быть определяемы канонами, на которых они основываются. Так преимущества патриархов, экзархов, примасов и митрополитов не могут простираться за пределы, назначенные для них Соборами.

Каноны не присвоили римскому патриарху никакого высшего, исключительного преимущества перед прочими патриархами, а потому он не имеет ни тени права ни на звание Главы Церкви, которое он самовольно присваивает себе, ни на какое-либо первенство власти. Еще менее может он усваивать себе эти преимущества по божественному праву. На основании канонов, он был только первым из пяти патриархов. Отделясь от Церкви, он потерял свои права, а константинопольский епископ, считавшийся вторым патриархом, сделался первым архипастырем исинной Церкви.

Это звание, исключительно почетное, не дает ему никакой власти над Церквами независящими от его патриархата. Каждая поместная Церковь управляется своими епископами, и если возникает вопрос, касающийся всей Церкви, то вызов общего действия принадлежит тем епископам, которые имеют более настоятельные побуждения обратиться к содействию своих собратий по епископству, для защиты неприкосновенности веры.

На Соборах председательствуют, по праву, патриархи в иерархическом порядке их престолов, а за их отсутствием один или несколько из старших епископов, высших по порядку. Если определения собора приняты всей Церковью, они получают силу вселенских постановлений и делаются законами общими. Если Собор имеет значение только поместное, то определения его бывают обязательными лишь для тех Церквей, которые имели на нем своих представителей.

Таким образом в управлении Православной Церковью все способствует поддержанию общего действия епископов, сохранению соборного или совокупного отправления власти и противодействию самовластному распоряжению одного епископа в ущерб общему их праву.

Совершенно противное существует в Римской Церкви. Там все способствует уничтожению общего действия в пользу главенства одного епископа, самодержавного властителя, сосредотачивающего в себе одном всю власть, принадлежащую Церкви.

Литургией называется совершение жертвы Иисуса Христа, увековеченной в Церкви таинственным приношением, совершаемым священнослужителями.

Господь, благословив хлеб и вино, предложил их порознь апостолам, говоря: «Сие есть тело мое, еже за вы ломимое; … сия есть кровь моя, за вы изливаемая;… творите сие в мое воспоминание».

Верная этому наставлению Господа, Православная Церковь освящает порознь хлеб и вино, которые пресуществляются, т.е. прелагаются в истинное тело и в истинную кровь Христовы. Тело и кровь, каждое в отдельности, таким образом изображают и увековечивают искупительную жертву, единожды принесенную на Голгофе. Жертва была едина, но она вековечно продолжается в Церкви не только своими действиями, то есть благодатью и заслугами, которых она есть источник, но и сама собой, по действительному присутствию тела и крови, приносимых Богу под видом хлеба и вина.

Истинная жертва Иисуса Христа совершилась на Голгофе, но началась с его земной жизнью. Вот почему литургия Православной Церкви есть воспоминание всей жизни Спасителя.

До земной своей жизни, Иисус Христос существовал уже для народа Божия, как Мессия, в пророчествах и в обрядах, составлявших ветхозаветное служение и представлявших собой прообразование его жертвы. Он же был предметом и всего еврейского богослужения; через Него, в качестве ожидаемого с надеждой Мессии, и ветхозаветные избранники получили спасение.

Православная Церковь хранит память о сем, и ее литургия составляет полное воспоминание о Спасителе: – о Его ожидании, как Мессии, в прообразовательных обрядах и пророчествах, – о Его учении, – о Его страданиях, смерти, погребении, – воскресении, вознесении и вечном царствии Его. Таким образом Православная Церковь осуществляет, в полнейшем смысле, слова Спасителя: «Творите сие в мое воспоминание». В самом деле, Иисус Христос является нам вполне в совершении литургии.

Православная Церковь почитает литургию за действительное жертвоприношение и не отличает ее от той жертвы, которую принес распятый Спаситель, умирая на кресте, для искупления рода человеческого. Когда Иисус Христос сказал: – «Сие есть тело мое, за вы ломимое"… Он не имел лишь в ввиду ту смерть, которую должен был претерпеть на Голгофе, но предложил освященные хлеб и вино, как то самое тело и ту самую кровь, которые имели быть принесены в жертву на кресте, и повелел повторять это заклание в его воспоминание.

Следовательно, литургия есть в одно и то же время принесение искупительной жертвы Спасителя, под видом хлеба и вина в Евхаристии, и вместе продолжение и увековечивание это самой жертвы, так как тело и кровь Спасителя находятся в ней в состоянии заклания.

При совершении литургии, Иисус Христос Сам приносит Себя в жертву, через посредство священнодействующих, точно так же как Он Сам принес Себя в жертву во время своей земной жизни. Как приношение здесь действительное, так и самая жертва действительная, хотя смерть изображается в ней таинственным образом.

Жертва здесь та же самая, а потому и приношение ее в литургии не может быть отличаемо от искупительной жертвы Спасителя на кресте.

Жертва эта приносится одному Богу и может приноситься лишь Ему одному, ибо она составляет по преимуществу – высшее воздаяние поклонения Богу.

Она приносится за живых, дабы им вменились заслуги Иисуса Христа; она приносится вместе и «за умерших в общении тела и крови Иисуса Христа», как выражается блажен. Августин (слово 172, о слове апостол.), и вот почему их поминают при принесении жертвы.

Умершие, не приобщенные еще к славе Божией и не осужденные окончательно, причастны действию жертвы Иисуса Христа, и потому Церковь всегда поминала их при совершении литургии.

Она также всегда поминала ангелов и святых для прославления их в Иисусе Христе, и призывала их дабы, совершая святое приношение, совокупно с ними, святая жертва стяжала и нам спасение, которое они уже получили.

Таким образом вся Церковь, состоящая из верующих, как мира видимого, так и невидимого, принимает участие в приношении жертвы на литургии и предстоит пред престолом, на коем заклание Агнца Божия совершаться будет до скончания веков¹³.

Римская Церковь сохранила относительно жертвы евхаристической одинаковое догматическое учение с Православной Церковью; но ввела в ее совершение обряды противные обрядам первобытной церкви; так она служит тайные литургии или малые мессы¹⁴) несколько раз в день на одном и том же престоле и притом каждый день. Все это – злоупотребления, ибо по учению первобытной церкви, литургия должна быть всегда совершаема вслух, дабы клирики и миряне могли принимать в ней участие чтением молитв в ответ на возгласы священника; – не должно совершать две литургии в один день, на одном престоле; – литургия должна быть совершаема только в известные определенные дни, каковыми первоначально были на Западе, как и на Востоке, воскресенье, среда и пятница каждой недели и сверх того праздники.

Кроме этих злоупотреблений, Римская Церковь ввела еще в совершении литургии изменения, о которых будет упомянуто ниже.

Прообразовательная жизнь Иисуса Христа

Священник, прочитав приготовительные молитвы, возлагает на себя священные одежды¹⁵, и в сопровождении диакона подходит к жертвеннику. Так называется стол, помещающийся в северной части алтаря, ни на котором заранее полагаются пять хлебов или просфор¹⁶, вино, сосуды, покровы и другие предметы, нужные для принесения жертвы.

Священник, взяв в левую руку одну из просфор, держит в правой копие, которым делает троекратное крестное знамение над той верхней частью просфоры, которую нужно будет вынуть и освятить.

Эта часть просфоры изображает Иисуса Христа, прообразуемого в Ветхом Завете. Вот почему священник, когда берет в руку просфору, произносит трижды: «В воспоминание Господа Бога и Спаса нашего Иисуса Христа». Потом он вонзает копие и режет просфору с правой стороны печати со словами из пророчеств Исаии: – «Яко овча на заколение ведеся»; – с левой, со словами– «и яко агнец непорочен, прямо стригущаго его безгласен, тако не отверзает уст своих»; – сверху со словами – «во смирении его суд его взятся,» – а снизу, со словами – «род же его кто исповест.»

В то время как священник совершает таким образом прообразовательное заклание искупительного Агнца, диакон стоит подле него и держа в руке орарь, повторяет при каждом вонзании копия: «Господу помолимся!»

Наконец, священник вонзает копие в пятый раз: в бок просфоры, чтобы совершенно отделить и вынуть из нее вырезанную среднюю часть, назначаемую к освящению со словами: – «Яко вземлется от земли и живот его». – Таким образом отделенная часть просфоры называется Агнцем, потому что она изображает пасхального агнца, прообразующего Иисуса Христа в Ветхом Завете. Священник кладет ее на дискос¹⁷ печатью вниз. Тогда диакон говорит: –"Пожри, Владыко!» – Священник разрезает крестообразно святый хлеб, говоря: – «Жрется (приносится в жертву) Агнец Божий, вземляй грех мира, за мирский живот и спасение». – За тем он обращает агнец печатью вверх и вонзает копие в правую сторону его, произнося слова св. евангелиста Иоанна: – «Един от воин копием ребра его прободе и абие изыдет кровь и вода; и видевый свидетельствова и истинно есть свидетельство его».

Диакон подает священнику чашу, в которую сей последний вливает вино, изображение крови, и воду, в воспоминание той воды, которая истекла из ребра Спасителя.

Таковые таинственные обряды, которыми Православная Церковь воспоминает Иисуса Христа, прообразованного в Ветхом Завете. Дабы еще точнее дать понять, что Он был единый Искупитель мира, как в качестве ожидаемого Мессии, так и Спасителя, воплощенного Сына Божия, Церковь полагает на дискосе, подле агнца, вынутые частицы из четырех остальных просфор в память святых Ветхого и Нового Заветов. Одна их этих просфор приносится в честь Пресвятой Богородицы. Священник берет ее, произнося слова: – «в честь и память Преблагословенной Владычицы нашей Богородицы и Приснодевы Марии, ее же молитвами приими, Господи, жертву сию в пренебесный твой жертвенник». – Потом он вынимает из верхней части просфоры частицу и полагает ее на дискос с правой стороны агнца, со словами из псалма: – «Предста Царица одесную тебе, в ризы позлащены одеянна, преукрашенна».

Из другой просфоры вынимаются части в воспоминание святых Ветхого и Нового Заветов, полагая их на дискос, с левой стороны агнца, тремя вертикальными рядами. В первом ряду – в воспоминание св. Иоанна Крестителя, пророков, апостолов; во втором ряду – святителей, мучеников, преподобных; в третьем ряду – чудотворцев, бессребреников, прародителей Иисуса Христа по плоти; празднуемого в тот день святого, всех святых и того святого, которого литургия поется, св. Иоанна Златоустого или св. Василия Великого. Третья просфора вынимается в поминовение всех верующих живых, – сначала имеющих священный чин, православных патриархов, св. синода, митрополитов, епископов, священников, диаконов; за сим светских властей и в особенности государя страны и его семейства; наконец, тех, о которых священник желает особенно молиться. Все эти частицы полагаются в ряд внизу агнца.

Из последней просфоры вынимаются частицы в память всех усопших православных христиан, духовных и светских, почивших с надеждой воскресения и в общении с Церковью. Эти частицы полагаются также в ряд под предыдущим, дабы благодать жертвы изливалась на всех усопших и живых.

После этого священник покрывает потир и дискос, каждый особым покровом, и оба эти сосуда одним большим покровом, называемым воздухом, и кадит предложенные дары, с молитвой к Богу о принятии их; наконец, он приступает к престолу, для совершения литургии оглашенных.

***

Римская Церковь ничего не сохранила из этой приготовительной литургии. Однако из некоторых еще существующих обычаев можно заключить, что она совершалась в древности и вышла их употребления по небрежности. Так пред началом литургии, священник надрезает хлеб (hostie), назначаемый к освящению, дабы удобнее его разложить во время принесения жертвы, и покрывает чашу покровом, хотя в нее еще не налито ни вина, ни воды. Многие римские священники до того небрежны, что поручает простому мирянину, служащему при церкви в должности пономаря, и этот пономарь даже переносит дары на престол, хотя канонами ему воспрещено и приступать к нему.

Так как Англиканская Церковь сохранила римскую литургию в сокращенном виде, то у нее нет никакого священнодействия для изображения ветхозаветной жизни Иисуса Христа и для напоминания верующим о связи Ветхого Завета с Новым, в Иисусе Христе, едином Ходатае нашем.

Протестантские же Церкви удержали только один призрак литургии, а потому нам нет надобности входить здесь в рассмотрение их учения.

Земная жизнь Иисуса Христа

Земная жизнь Иисуса Христа разделяется на два периода: – один тридцатилетний, проведенный Иисусом Христом в неизвестности; другой, – продолжавшийся три с половиной года, во время которых Он проповедовал свое учение.

Первый период как бы разделяется на три части, каждая в десять лет.

Из событий первого десятилетия нам известны те, которые относятся до Рождества Спасителя; из событий второго – странствование Его в Иерусалиме, во время коего Он привел в изумление книжников; из событий третьего – крещение, принятое им от Иоанна Предтечи.

Православная Церковь воспоминает об этих трех частях жизни Иисуса Христа прением трех Антифонов о шествии Спасителя в мир.

Сначала диакон читает трогательную ектению, в которой испрашивается милосердие Божие для всех верующих, дабы они получили блага духовные и мирские молитвами Пречистой Богородицы и всех святых; за тем поется первый антифон. Диакон повторяет последние прошения ектении, поется второй антифон; диакон еще раз читает последние прошения ектении и, наконец, поется третий антифон.

После сего священник выходит из алтаря¹⁸ через северные двери и возвращается туда через царские; впереди его идут диакон, несущий Евангелие и церковнослужитель со светильником. Этот обряд изображает Иисуса Христа, выходящего из неизвестности, в коей Он до того времени находился, для принесения миру света евангельского.

При входе в алтарь, священник призывает ангелов и святых к престолу Божию, и клир призывает верующих присоединиться к небесной Церкви для пения Аллилуйя и прославления Всевышнего.

Тогда поют Трисвятую песнь, во время которой священник становится на горнее место, изображающее престол, на котором восседает Бог среди херувимов; он читает возвышенную молитвы, в коей прославляет святость Бога и испрашивает его щедрот.

Потом слушается учение Иисуса Христа, в чтениях Посланий – церковнослужителем, Евангелия – диаконом. Пред каждым их этих чтений диакон напоминает верующим, что они должны слушать со вниманием и благоговением слово истины. Пред началом и по окончании Евангелия, клир поет от лица верующих: «Слава Тебе, Господи, Слава Тебе!»

За тем диакон читает ектению, которой испрашивается милосердие Божие всем членам Церкви. После каждого прошения возглашается трижды: «Господи помилуй!» В это время священник читает молитву усиленного прошения. После сего читается ектения об усопших, если в тот день бывает поминовение на литургии. Наконец, читается ектения об оглашенных и диакон трижды повелевает им выйти из храма.

Ревностно заботясь о том, чтобы ничего не изменять, не только в вере, даже и в обычаях первых времен христианства, Православная Церковь сохранила молитвы об оглашенных и повеление им выйти их храма, хотя в ней уже не существуют оглашенные. Но это набожное воспоминание времен апостольских составляет новое доказательство благотворной неизменимости святой Церкви во всем, касающемся до предания апостольского. В ней нет более оглашенных потому, что верующие, передавая своим детям драгоценный залог, веры, приносят их к св. крещению вскоре поле их рождения. Если она допускает присутствование при литургии лиц, не принадлежащих к числу верующих, то этим она оказывает свой дух кротости, не дозволяющий ей разыскивать и изгонять их храма посторонних людей; но ее положительное намерение остается неизменным, именно: чтобы в литургии принимали участие только члены Церкви, соединенные с ней крещением и единой верой. Это намерение она и провозглашает гласно троекратным повелением оглашенным выйти из церкви пред началом литургии верных.

Римская Церковь удержала литургию оглашенных, но с некоторыми изменениями; она начинает ее входом, (нераспознанный текст со стр. 180 оригинала), но при этом читается один только антифон¹⁹. Она заменила ектению возгласом: «Господи помилуй!» повторяемым шесть раз и: «Христос помилуй!» трижды.

В этих возгласах она сохранила греческие слова Κυριε ελεησον, Χριϛτε ελεησον – Трисвятая песнь заменена пением: »Слава в вышних Богу», служащим ей как бы толкованием. После этого читаются Послание и Евангелие; но молитва оглашенных опущена. Она заключает эту часть литургии пением Никейского Символа, во всем согласного с символом Православной Церкви, за исключением прибавления в нем слов, «и от Сына», (filioque), о котором мы говорили выше.

Древняя галликанская литургия имела более сходства с Восточной; можно даже полагать, что первоначально она была с ней тождественна, ибо первые просветители Франции прибыли с Востока и перенесли оттуда свою литургию. Слишком редкие памятники, сохранившиеся от этой древней литургии, доказывают ее восточное происхождение. Между прочим, в ней пели Трисвятую песнь, вместо пения «Слава в вышних», употребляемого в Римской Церкви.

Начиная с девятого века, галликанская литургия стала мало-помалу сближаться с римской литургией. Миланская, Амвросиевская и Испанская или Мозаравийская более сходны с восточной, нежели с римской. Ученейшие из западных литургистов соглашаются с этим вполне. Впрочем, римская литургия, в первой части, называемой литургией оглашенных, в сущности сходна с восточной. Только в совокупности своих обрядов, она не сохранила мудрой и благочестивой символической знаменательности православной литургии.

Англиканская Церковь, сократив и преобразовав, в шестнадцатом веке, римскую литургию, совершенно уничтожала эту знаменательность.

Вот в каком порядке она расположила первую часть литургии: – Молитва Господня, сопровождаемая воззванием к Святому Духу; чтение десяти заповедей с возгласом после каждой из них: «Господи помилуй», – за сим молитва о государе страны, чтение посланий и Евангелия, и наконец, Никейского Символа с римской вставкой.

Сначала священник развертывает антиминс²⁰ на престоле, потом читает две молитвы за верующих, в то самое время как диакон и верующие испрашивают в ектеньях милосердие Божие для всей Церкви.

Поется Херувимская песнь для призывания ангелов к таинству, которое должно совершиться. В это время священник читает молитву, усердно испрашивающую верующим ангельского расположения духа, дабы видимая Церковь была достойна присоединиться к невидимой пред престолом, на котором Христос приносится в жертву.

Священник и диакон подходят к жертвеннику. Диакон поднимает на голову дискос с агнцем, прикрытый покровом; священник поднимает потир с вином и водой, назначенными для освящения. В предшествии церковнослужителя со светильником, огни выходят из алтаря через северные двери, произнося молитву за власти церковную и гражданскую и за всех православных христиан, и возвращаются через царские двери в алтарь, где священник ставит Св. принесенные дары на престол.

Этот великий вход знаменует Иисуса Христа, идущего под бременем креста на Голгофу для принесения Себя в жертву. Поставив Св. Дары на престол, священник кадит их, покрывает воздухом и при этом вспоминает благочестивого Иосифа, погребшего Иисуса, обвившего Его плащаницей и помазавшего Его благовониями. Этот таинственный обряд означает, что Христос, приносящий Себя в жертву на престоле, Христос не умерший, но живой, со славой восставший из гроба. Вот причина, по которой погребение воспоминается прежде таинства заклания.

Христа живого священник приносит Богу Отцу в просительной молитве, называемой в западных литургиях Offertorium. В то время как он ее произносит, диакон и верующие читают громко ектению, оканчивающуюся призыванием Пресвятой Богородицы и всех святых. Потом читается Никейский Символ, священником про себя, а верующими – вслух²¹.

После сего диакон возвещает верующим, что таинство должно совершиться. Священник внушает им громогласно, чтобы они вознесли сердце к Богу и читает про себя молитву, называемую в западных литургиях Prefalio. По окончании ее, он вслух возвещает победную песнь, воспеваемую ангелами, и верующие поют эту песнь: «Свят, свят, свят Господь Бог Саваоф; исполни небо и земля Славы Твоей; Осанна в Вышних! благословен грядый во име Господне, Осанна в Вышних!»

Во время этого пения, священник читает молитву, в которой он восхваляет святость Бога, возлюбившего мир до того, сто Он ему послал своего Единородного Сына, который пред смертью на кресте взял хлеб, благословил его и роздал ученикам, говоря: «Примите, ядите» … Священник произносит вслух слова Иисуса Христа.

Верующие отвечают: «Аминь»!

Священник произносит также вслух: «Пейте от нее все…»

Верующие отвечают: «Аминь»!

Священник возносит Дары для принесения их Богу и трижды призывает Св. Духа, дабы Он преложил хлеб в тело Христово, а вино – в его кровь, изменив их сущность своей всемогущей силой.

Тогда он поклоняется, а с ним все верующие, пред Иисусом Христом, вещественно присущим на престоле.

Священник поминает после сего всех святых Ветхого и Нового Заветов, спасенных силой той же жертвы, и возвышая голос, воспоминает: – «Изрядно (особенно) о Пресвятой, Пречистой, Преблагословенной, Славной, Владычице нашей Богородице и Приснодеве Марии» – Верующие отвечают пением стиха Пресвятой Богородице.

В это время священник поминает некоторых святых, в особенности усопших пастырей Церкви: всю Церковь; Государя, его семейство и войско; потом, – возвышая голос, – высшую власть в Церкви, то есть патриарха или святейший синод.

Верующие громко просят о поминовении всех их.

Священник, исполняя их желание, молится Богу о них, о всех страждущих и находящихся в опасности, о благотворителях Церкви и бедных; затем он призывает всех единодушно прославлять Св. Троицу и испрашивает всем милосердие Божие через Иисуса Христа.

Диакон испрашивает в ектенье всех щедрот, нужных верующим. Священник призывает их всех молить о том Бога в Молитве Господней.

В то время как верующие читают эту молитву, священник испрашивает им всем милосердие Божие и в особенности молится о том, чтобы они были достойны приобщения тела и крови Иисуса Христа.

Потом он возвышает голос для призывания верующих к приобщению словами: – «Святая Святым»!

В то время как верующие поют причастный стих, священник разделяет освященный Агнец²², влагает одну часть в потир, в который вливает теплой воды, представляющей теплоту веры святых, то есть верующих, которые должны от нее приобщиться. Прочитав молитву, исполненную веры и смирения, священник и диакон приобщаются Св. Тайн под обоими видами.

Освящение Агнца изображает смерть или жертву Иисуса Христа; а приобщение знаменует погребение Его. Но дабы нельзя было думать, что Спаситель, действительно присущий в Евхаристии, снова умирает и бывает погребен действительно, Церковь заботилась о том, чтобы прежде этих двух знаменований совершался особый обряд, знаменующий погребение, как это нами замечено выше.

После приобщения священника и диакона отворяются царские двери²³, и диакон, держащий в руках потир, в котором находится Евхаристия под двумя видами, обращается к мирянам и произносит: – «со страхом Божиим и верой приступите»!

Верующие отвечают: – «Благословен грядый во имя Господне, Бог Господь и явися нам»; – и приступают к принятию Св. Таин.

Этот обряд знаменует воскресение Спасителя.

После сего священник молит Господа благословить верующих, как Он благословил апостолов, возносясь на небо; – «Вонесыйся на небеса, Боже, и по всей земли слава Твоя». – Он берет потир и, обращаясь к верующим, произносит: «Благословен Бог, всегда и ныне и присно и во веки веков»!

Этот обряд знаменует вознесение, за которым последовало Царствие Христа.

Священник торжественно относит сосуды на жертвенник и складывает антиминс в то время когда диакон читает благодарственные молитвы; потом он в последний раз благословляет престол книгой Евангелия и выходит из алтаря, говоря: «с миром изыдем!"

Лицом к алтарю и посреди верующих он читает заамвонную молитву для испрошения благословения Божия всем членам Церкви, готовящимся выходить из храма.

Он возвращается в алтарь, еще раз благословляет верующих, поручает их молитвам Пресвятой Богородицы, апостолов, святого покровителя Церкви, святого чествуемого в этот день, святого составителя совершенной литургии, Иоанна Златоуста или Василия Великого и, наконец, всех святых.

После литургии диакон, при чтении установленных молитв, потребляет то, что остается от Евхаристии.

Из этого краткого обзора св. литургии ясно видно, что она есть полное воспоминание жизни Иисуса Христа.

Мы уже заметили, что римская литургия далеко не отличается такой полнотой восточной. так как из нее исключена прообразовательная жизнь Спасителя, а из литургии оглашенных исчезла большая часть знаменательности.

Литургия верных начинается с приношения или offerlorium. Священник совершает сначала приношение хлеба; потом он вливает вино и воду и приносит их Богу. После сего он возбуждает верующих присоединиться к нему в приношении, и призывает Святаго Духа благословить жертву²⁴.

За сим читается предисловие (Proefalio), после которого поется: – «Свят, свят, свят Господь Бог…» Священник поет предисловие вслух на литургиях, совершаемых вслух.

За предисловием следует канон. Так называется та часть литургии, во время которой совершается таинство. Священник читает его в полголоса. Он в нем поминает власти церковные и светские, всех живущих и в особенности присутствующих. Потом он поминает Пресвятую Богородицу, ангелов и всех святых, у которых он испрашивает молитв.

За тем, простирая руки над Дарами, он молит Бога преложить их своим всемогуществом в тело и кровь Иисуса Христа, который перед крестной смертью сказал, благословив хлеб: «Сие есть тело мое», и благословив вино: «сия есть кровь моя…»

По общему мнению, существующему в Римской Церкви, преложение совершается в силу произнесения священником слов установления таинства. Православная же Церковь, напротив, учит, что Дары освящаются призыванием Святаго Духа. Такое разногласие происходит, вероятно, от того, что слова установления читаются в Римской Церкви вслед за призывательной молитвой и входят как бы в ее состав, тогда как в Православной Церкви они излагаются повествовательно и призывание св. Духа следует за ними.

Достоверно, что преложение хлеба и вина в тело и кровь Христовы совершается только действием всемогущества Божия. Обе Церкви в том соглашаются; следовательно, обе они должны бы вывести их этого то заключение, что действие Божие проявляется в то время, когда священник молит Бога о совершении чуда в преложении вещества.

Призывательная молитва существует в римской литургии; но нельзя не согласиться, что она не так выразительна, как в Церкви Православной. Однако канон литургии в том виде, как он ныне читается в Римской Церкви, предшествует времени разделения Церквей и признавался всегда согласным с духом православия.

После освящения, священник молит Бога о благосклонном принятии предложенных Даров. При этом он поминает усопших, мужей апостольских и мучеников.

После сего читается Молитва Господня, служащая началом приготовления к приобщению. Испросив у Бога избавление от всякого зла, ради молитв Пресвятой Богородицы, апостолов и всех святых, священник разламывает Святый Агнец на три части, из которых наименьшую влагает в чашу.

Потом он читает молитвы приготовительные к приобщению и приобщается по двумя видами. Он потребляет все и дважды обмывает чашу вином, дабы в ней ничего не оставалось от освященных Даров. Затем он приобщает верующих под одним видом, и другими освященными хлебами, а не тем, который употреблялся на литургии.

Таким образом Римская Церковь преступает заповедь Божию. На слова Спасителя, установившего Евхаристию: «пейте от нее все», она отвечает: «одни священники от нее будут пить», – ибо даже и диакон приобщается лишь под одним видом хлеба, равняясь в этом отношении со всеми верующими.

С другой стороны, приобщая верующих не тем хлебом, который употреблялся на литургии и для приобщения священника, она не соблюдает апостольского обряда, знаменующего, по словам св. Павла, единство Церкви.

После молитвы, которой священник испрашивает чтобы спасительное действие святой жертвы возымело силу на всех верующих, он дает благословение мирянам и оканчивает литургию чтением начала Евангелия от Иоанна.

Достаточно этого беглого обзора римской литургии, чтобы убедиться в том, что хотя она и сохранила существенные части православной литургии, но не удержала из сей последней ни того удивительного согласия, которым отличается все ее части, ни ее таинственного значения. Римская литургия есть только собрание молитв, без сомнения полезных, но не соответствующих основной мысли христианской литургии, которая состоит в полном воспоминании Иисуса Христа. Она представляет достаточно сходства с православной, чтобы заключить, что обе они имеют одно и то же происхождение, но вместе с тем в них существуют такие различия, которые доказывают, что римская литургия была в разное время изменяема преобразователями, не понимавшими смысла ее. Сверх того, она содержит в себе разные заблуждения, из числа которых мы указали уже на самые важные.

Англиканская литургия еще не совершеннее римской.

После той части, которая соответствует литургии оглашенных и после проповеди совершается то, что называется приношением (Offerlorium). Оно состоит из чтения отрывков из Евангелия, во время которого производится сбор подаяний. За тем следует молитва к Богу о благосклонном принятии прошений и о даровании щедрот властителю страны, духовенству и всем верующими. Священник читает наставление долженствующим приобщиться; один из священнодействующих читает образец исповеди, по прочтении которой священник дает общее разрешение.

После сего священник читает предисловие (Proefalio), за которым следует песнь: «Свят, свят, свят"…; вслед за тем он преклоняет колена пред престолом, на котором положены хлеб и вино, и читает молитву приготовительную к приобщению. Потом поднимается и читает молитву, в которой изложено, по Евангелию, установление Св. Евхаристии. Она называется освятительной. Она конечно содержит в себе слова установления, но в ней нет никакого призывания, для испрошения у Бога пресуществления хлеба и вина в тело и кровь Господни²⁵. Непосредственно за этим священник и верующие приобщаются хлебом и вином. После приобщения, священник ставит на престол то, что остается от освященных веществ (так называются Св. Дары в Молитвеннике) и покрывает их белым покровом. Тогда он читает Молитву Господню, благодарственную молитву, Слава в вышних Богу, и отпускает верующих, желая им мира и благословения Божия.

Из этого обзора становится очевидным, что Англиканская Церковь внесла столько изменений в римскую литургию, принятую ей до шестнадцатого века, что в ней едва остались следы первобытной литургии, сохраненной Православной Церковью.

В особенности в ней замечаются очень темные выражения относительно Св. Евхаристии. Протестанты, не верующие в действительность пресуществления, могут ими довольствоваться; выражения эти без сомнения представляют смысл кальвинистский, если их толковать по Членам Веры, нарочно составленным для объяснения вероисповедания Англиканской Церкви. В членах 28, 29 и 31 отрицается преложение сущности в дарах Евхаристии; утверждается, что приобщение тела и крови Христовой совершается посредством веры; что грешники и неверующие не приобщаются телу и крови Христовым, хотя они принимают в себя их знаки. Наконец, осуждается, как богохульство, учение о принесении бескоровной жертвы на литургии; все эти члены вероисповедания имеют неоспоримо смысл кальвинистский, и если они служат толкованием Молитвеннику, то невозможно думать, чтобы Англиканская Церковь имела истинную литургию.

Мы не упоминаем о восточных литургиях, – отличных от литургий Иоанна Златоуста и Василия Великого, – ибо они имеют много общего между собой; они содержат все существенно нужное для совершения таинства Евхаристии, и Православная Церковь признает их древность и законность.

Церковь Православная принимает за правило, что каждая поместная Церковь может иметь свою собственную литургию, совершаемую на своем природном языке, лишь бы эта литургия не заключала в себе никакого заблуждения, противного учению и содержала все существенно нужное для совершения таинства. Православная Церковь не находит повода к осуждению этого. Тем более она предоставляет каждой Церкви свободу установлять порядок других своих богослужений; она требует только для сохранения церковного единства, чистоту и полноту веры; благочиние, согласное с канонами апостолов и Вселенских Соборов; литургию, в которой истинно совершалось бы св. таинство Евхаристии.

Римская Церковь следует совершенно противоположным правилам. По-видимому, она признает восточные литургии законными; но ее распоряжения в Церквах Западных и тайные предписания, относительно Восточных доказывают, что она делает уступки только наружно и с целью приготовить средства к утверждению своего главенства. Сохранение и распространение папской власти составляет ее единственную заботу. Вот почему она делает уступки – мнимые, а в самом деле поступает самовластно везде, где находит к тому возможность, навязывая насильственно свое богослужение, свой латинский язык, свои обычаи, свое благочиние, свою казуистическую нравственность и свои новые догматы. Действительно, по ее мнению, единство состоит в совершенном подобии с ней или, лучше сказать, в слепой покорности власти папы, которого она считает вселенским и божественным властителем, – хотя слово Божие, как и церковное предание осуждают эти посягательства.