1. Пасха Господня нам днесь возсия!..
Христос Воскресе!
О Пасхе можно говорить, дорогие братья и сестры, бесконечно. Хотя Евангелисты очень скупо сообщают о том, что произошло, но в этой скупости есть свой смысл. Потому что каждое из упомянутых событий несет огромное содержание. Вспомним: Христос был похоронен. Он был положен в высеченной в скале пещере, Его Гроб был завален большим камнем. В то время заваливали гробы камнем, который весил несколько тонн, так что лишь около десятка мужчин могли этот камень отвалить от Гроба. Это делалось для того, чтобы разбойники не грабили склепы, чтобы бродяги не залезали туда и не ночевали в этих могильных пещерах.
Христос был завален большим камнем. Его Гроб был завален большим камнем. На этот Гроб были приложены печати. И скобы металлические, и римские печати. Наверное, печати больше, чем скобы даже, стерегли этот Гроб, потому что, по римским законам, всякий, кто срывал такую печать, становился государственным преступником; подлежал немедленной, без суда и следствия, смертной казни. Едва ли нашелся бы такой человек, который рискнул бы посягнуть на римские печати. Были поставлены два вооруженных стражника, хорошие, профессиональные воины. И, казалось бы, что ни похитить Тело Христово, ни выкрасть Его, ничего другого сотворить было невозможно. Да и никто не думал об этом, потому что ученики Христа были настолько дезориентированы, напуганы совершившимся, что они никакую из себя боевую единицу не представляли, как о них думали фарисеи и саддукеи.
Хотя Евангелия писались через десятилетия, Евангелисты очень самокритично рассказывают о своем и вообще об апостольском поведении. Петр трижды отрекся, все другие, кроме Иоанна, разбежались. Сидели и дрожали, и даже наутро не пошли ко Гробу Христову. А женщины – пошли. То есть, со стороны Рима все было сделано для того, чтобы Христос мирно почивал во Гробе. Со стороны учеников – не было сделано ничего, чтобы хоть как-то Его защитить, побыть с Ним или хотя бы прийти ко Гробу, чтобы воздать Ему последние почести. И так бы, может быть, всё и было, Христос остался бы прекрасным благородным героем в истории, о котором через запятую: Будда, Конфуций, Иисус… упоминалось бы даже не в школьных, а в университетских курсах. Основанная Им секта, христианская секта, наверное, существовала бы. Так как Христа при жизни считали пророком, наверное, Его и считали бы одним из предтеч подлинного Мессии. Его популярность была бы ограничена рамками иудейской традиции и Он почитался бы наряду с другими деятелями 1‑го – 2‑го столетий. Вы про таких знаете? Едва ли, это удел специалистов-историков.
Но произошло нечто другое, что совершенно сдвинуло и перемешало все планы и Рима, и учеников, и всех остальных людей всего мира. Произошло следующее: когда женщины приходят на Гроб, они видят, что римские печати сорваны, металлические скобы оторваны и даже камень отброшен неведомой силой. А стражники, которых тоже ждала мучительная смерть за оставление ими своего поста, – ни один стражник никогда бы не бросил свой пост, – стражники в ужасе бежали. Стражники были свидетелями того, что их испугало больше, чем смерть. Произошло нечто, какой-то взрыв, или потрясение, или сотрясение, которое отбросило этот огромный камень – по евангельскому преданию, Ангел отвалил камень от гроба. Конечно, для Ангела это даже не усилие, это не проблема, куда этот камень отбросить, – куда угодно, забросить хоть на Луну. И что-то произошло. Что? – Женщины перепуганы, они не понимают, что здесь произошло: какая-то потасовка, сражение? Они заглядывают в Гроб и видят там свитые, как они были свиты на покойнике, на Иисусе, одежды. Завязанные крепко узлами – та повязка, которую на лицо надели Ему, полотнище, которым Иосиф Аримафейский с Никодимом накрыли Тело Христа, разбросанные благовония, «литр около ста», как у нас в Евангелии рассказывается: Никодим «принес состав из смирны и алоя, литр около ста». «А «литр» – это граммов шестьсот–семьсот благовоний. Можете себе представить, какая масса благовоний – 34 килограмма, ученые дотошно подсчитали, была в этом Гробе. И вот благовония эти рассыпаны и разбросаны. И женщины не понимают, где Тело Учителя? Они видят Ангела – и этот прекрасный, световидный, блистающий Ангел говорит им: «Что вы ищете живого среди мертвых? Зачем вы пришли искать живого в эту пещеру гробовую, Его здесь нет. Он воскрес из мертвых».
Вот что произошло, что абсолютно изменило ход истории!
Христос – это не просто благочестивый, пусть даже очень достойный, но обычный человек. Христос – это поистине Мессия, Спаситель. И Он Своим Воскресением подтвердил это. Хотя в Древней Церкви говорили, что это Отец воскресил Иисуса, современное Православное богословие говорит, что Иисус воскрес в силу Божественной энергии, которая в Нем была. Он Сам воскрес. Нужно разделять «Воскресение» и «воскрешение». Воскрешение – это когда кто-то воскресает с помощью чьей-то силы; как Христос воскрешал мертвецов, например Лазаря. Но Сам Христос не был воскрешен, Он Самвоскрес. Потому, что в Нем было соединено две природы: человеческая и Божественная. Божественная природа пронизывала Его человечество. Когда, по человечеству, Он умер, как вы думаете, вот это Божество, которое было во Христе, – Оно умерло? Отнюдь нет. Оно было прекрасным, живым, бодрым, это Божество. Христос со Своей бессмертной душой спустился в ад, там Он навел порядок: праведников вывел, освободил от плена этого бесовского. А на третьи сутки, в ночь с субботы на воскресенье, эта божественная сила воскресила и преобразила Его Тело. Момент Воскресения Христа – это момент, когда Его Божество воскресило Его Тело и преобразило Его. Христос прошел удивительный процесс изменения, трансформации. Тогда как раньше Он был обычным человеком внешне, теперь Он обрел новое, духоносное, прославленное Тело.
Мне не хотелось бы сейчас пересказывать эти пасхальные события, это было бы интересно, но мы сделаем это в будущем. Мне хочется показать, как вера христианская преодолевала скепсис учеников, преодолевала инертность их мышления. Как постепенно весть о Воскресении Христа захватывала все больше и больше людей. Как они открывали для себя тайну этой веры. И как некоторые их них даже на каком-то мистическом – на грани реального и нереального – уровне встречались со Христом, как, например, апостол Павел. Ученые до сих пор спорят: «Так каким было его видение Иисуса?» – помните, когда Воскресший ему явился. Павел шел по дороге в Дамаск, «еще дыша угрозами и убийством на учеников Господа». Ему явился Воскресший, Который беседовал с ним, но что это было? Это было видение? Апостол Павел увидел Христа Воскресшего, как Его видел Петр и другие? Или на каком-то внутреннем уровне Христос открылся? Мы сейчас говорить об этом не будем.
Мне сегодня хотелось бы отметить две ключевые темы Пасхи, имеющие отношение к Воскресению Христову. Первая – это момент ВОССТАНИЯ – восстания во многих значениях, я поясню потом, что я имею в виду. И второй момент – РАДОСТИ. Эти две темы присутствуют обязательно в теме Воскресения Христова.
Дело в том, что само слово «воскресение» – это славянское слово. Оно происходит от слова «крес», «кресало»; хотя в некоторых словарях можно встретить, что «воскресение» – от слова «крест», на самом деле к кресту оно не имеет никакого отношения. По-славянски есть такое слово – «кресало». Кресалом высекали огонь, и в музеях, я лично во многих музеях старинных русских городов видел это, мы можем встретить древнерусское кресало. – Очень часто люди носили на поясе кресало с металлической палочкой – высекали искры, когда надо было разжечь костер, и таким образом возжигали огонь. Кресало – это то, что несет в себе энергию света, огня. Воскресение – это, можно сказать, возжжение огня, праздник света. У греков нет такого слова – «воскресение». У них есть слово, но оно не имеет к свету никакого отношения. У них есть слово «анастасия» – переводится с греческого как «воскресение». «Стасис» – это вставать, подниматься, «ана» – это снизу. Анастасия – это подъем, это вставание, или такое слово употребляется, когда человек просыпается: «пробуждение». Когда сказано, что Христос воскрес, для греков это понятно: Христос «проснулся», Христос встал. Он лежал, теперь Он встал. Сама эта символика – в момент Пасхи происходит восстание Христа из мертвых, вставание Христа. Эта тема в христианском богословии Пасхи нашла свое раскрытие, свое место. Именно на Пасху в древности совершалось Крещение людей. Что такое Крещение? – это восстание. Восстание от чего? – От греха. От греховной прежней злой жизни. От бесовщины. Это своего рода пробуждение. И недаром эти слова, сегодня мы молились, пели: «Елицы во Христа крестились, елицы во Христа облекостеся». Это потому, что в древности именно в этот день, на Пасху, в Пасхальную неделю людей крестили. Людей крестили раз в году, на Пасху. Они готовились ко Крещению, а потом их на Пасху крестили. Пасха – как событие восстания Христа из мертвых! Эта же Пасха, она так же осмысляется, как событие, и день, и тайна восстания человека от прежней жизни к новой. Как событие пробуждения человека от греха к новой, подлинной, правильной жизни.
Мы говорим, что первый аспект Пасхи – аспект восстания. Христос восстал, человек от греха восстает. У нас с вами на Пасху – пробуждаются ли надежды? – конечно, пробуждаются. И Церковь своими песнопениями в Пасхальные дни уверяет нас, что не все так плохо в нашей с вами жизни. Если нам кажется даже, что мы безнадежны, что мы не спасемся, что мы подвергнемся осуждению, Церковь лишь только говорит нам: «Не робейте, но бодрствуйте и идите христианским путем». И даже Церковь снизила это древнее правило, снизила требование для тех, кто хочет причаститься. И православные люди, не имеющие на себе смертных грехов, в другой бы день отлучили себя от Причастия, а тут им разрешают причаститься, и подготовки никакой не надо. Двери спасения открыты для каждого. Каждый может в эти двери войти, и все попадут на этот пир благодати, все приглашаются на этот пир возрождения. К кому обращено Евангелие, говорящее о Воскресении? – ко всем народам. Не только, как евреи думали, к кучке какого-то богоизбранного народа, или к каким-то другим избранникам, любимчикам Божиим, – нет!
Если вы помните, на Пасху читалось Евангелие на разных языках. Это и греческий, и латинский, и английский, немецкий и другие языки. Когда я учился в Духовной Академии, у нас на двадцати языках читали священники эти Евангелия Пасхальные. И это тоже очень важно. Это читается в знак того, что Весть о Воскресении – весть о победе, о восстании – и призыв к этому восстанию – должна быть донесена до людей всей земли. И даже до самых отдаленных племён. Момент восстания как момент освобождения от греха – это призыв ко всем: и к нам, и даже к самым далеким людям. Тем, кто еще даже не слышал и не знает о Евангелии, но мы должны донести до них Евангелие.
Несколько дней назад, в Пасхальное воскресение, я случайно включил радио и попал на трансляцию записи Пасхального богослужения. Сначала я подумал, что это дореволюционное богослужение, потому что запись была достаточно плохая, потом я услышал, что техника пения, голоса – не дореволюционные, а современные. До революции своя была техника голосовая, сегодня – своя. Опять же, ектении до революции по-своему диаконы произносили, сейчас – по своему. Но я думал, какие это годы? Сложно было определить.
В шестидесятые записей никаких не производилось. Тут – хор был очень мощный. Как было определить, какого времени эта запись? Столь мощный хор не мог быть эмигрантским, потому что в эмиграции не было таких мощных хоров. Не было и таких голосов диаконских. Потом я узнал голос архидиакона Патриарха Пимена. Ну, а когда он помянул Святейшего Патриарха Пимена, уже стало понятно, что эта запись была сделана в семидесятые или в восьмидесятые годы. Но когда возглас дал сам Патриарх, я по голосу определил, узнал, что это ранний Пимен, молодой Патриарх. Потому что к старости его голос стал утомленным и старым. Это значит, где-то семьдесят пятый, семьдесят шестой год записи. В то время как раз пластинки такие записывались…
Это была удивительная служба. И, знаете, она была удивительна не тем, что дали возможность Церкви записать и издать пластинку, – конечно, выложились по полной программе: собрали мощный хор, диаконы – на пределе своих голосовых возможностей. Что меня поразило, какой момент поразил? Момент бьющей фонтаном Пасхальной Радости. И это семидесятые годы, середина семидесятых. Это сегодня такая радость объяснима. Сегодня открываются храмы, монастыри, а тогда, в середине семидесятых, всё казалось таким бесперспективным. Я читал записи священников, которые жили в эмиграции, которые жили в России. Один пишет: в пятидесятые годы я думал, что все-таки советская власть еще когда-то кончится; и в шестидесятые я так думал, а в середине семидесятых такая надежда исчезла. Эти люди, может быть, знали, что они не доживут до изменения ситуации, что Церковь так и будут гнать, священников сажать в тюрьмы. Через несколько лет после этой записи, – вы помните? – какое чудовищное насилие и унижение было совершено над отцом Дмитрием Дудко, которого накачали наркотиками, психотропными препаратами и он был вынужден с телеэкрана …каяться, что он общался с молодежью, одурманивал их религиозным дурманом.
Это было время, когда Церковь была унижена, оскорблена. Но, тем не менее, верили в то, что будет пробуждение. Верить в победу света над тьмой, в победу жизни, смысла над хаосом, над смертью – это обязательно присуще Пасхальным дням. Мы верим, что плохое уйдет, что будет только хорошее. Пасха пробуждает оптимизм в наших сердцах, заряжает каким-то воодушевлением. И даже когда все очень плохо в жизни, – у меня были такие Пасхи, которые я чуть ли не со слезами на глазах встречал, потому что все было плохо вокруг, в жизни моей, но, тем не менее, в сердце все равно было ликование и радость и звучало что-то светлое и радостное, потому что Господь всю эту тьму прогоняет. Он говорит: «Не отчаивайтесь. Будьте Мне верны, все образуется, все поправится».
Это первый момент Пасхи, это заряжающая нас энергией и бодростью тема восстания от греха. Мы восстаем к праведной жизни, мы должны распространять эту праведность по всей земле. Пасха изгоняет из наших сердец всякую грусть. Теперь мы переходим ко второму, очень важному, аспекту Пасхальных дней. Аспекту Радости – да, момент восстания, момент какого-то выхода в Пасхе есть. Но есть в Пасхе и большой момент радости. Почему? Да потому, что небеса, которые изображает собой алтарь, открыты, Царские врата открыты всю Пасхальную неделю. И символизирует это, что Небо доступно, Небо открыто для каждого. Не для некоторых, но длякаждого Небо открыто!
Радость излучают и красные одежды духовенства. Красный цвет – это самый красивый цвет, какой только можно видеть. Интересно, что в древние века в Византии Пасха праздновалась в белых одеждах. Потому что красный цвет добывали не химическим путем, пурпур добывали из моллюсков. И для того, чтобы один плащ покрасить в пурпурный цвет, необходимо было несколько десятков тысяч этих маленьких моллюсков со дна океана достать. Это был каторжный, адский труд. Обычно рабы этим занимались. Конечно, христиане не могли такого позволить себе, того, что было в Риме распространено: чтобы рабы работали, доставали этих каких-то улиток несчастных, мидий – и из них выдавливать эту краску, чтобы одежды покрасить в красный цвет. Поэтому в Византии был только белый праздничный цвет, красного не было. В самые праздничные дни надевали только белые одежды. На Пасху – тоже белые. И уже только со Средних веков появился красный цвет, как цвет пасхальный. Потому что «красный» – это «красивый».
Самые торжественные цвета употребляются, алтарь всегда открыт, практически ничего не читается, только поется. Пение – это символ радости. У диакона в руке – горящая свеча, тоже символ радости и торжества. Мы ходим Крестными ходами. Когда мы идем ночью, мы символизируем жен-мироносиц, которые идут ко Гробу оплакать Христа, похоронить Его. Но – Гроб открыт и Христос воскрес! А когда мы ходим по воскресеньям после Пасхи Крестным ходом, это к мироносицам не имеет отношения, это торжественное триумфальное шествие. Такие шествия были в древности распространены. Они устраивались в честь каких-то событий, в честь праздников. Люди несли флаги, цветы, веселились, пели и т.д. То есть, такой Крестный ход – это знак триумфа, знак победы. Мы несем наши хоругви, наши знамена в знак этой духовной победы.
Так что мы, братья и сестры, обязательно должны в Пасхальные дни тоже это учитывать: что Пасха – это и тема восстания, пробуждения от греха к праведности, но и тема радости. Эта радость должна наполнять наши сердца и переливаться на окружающих. Мир сей не радуется. Я вот служу обычно ночью, а потом утром всегда приезжаю на службу Пасхальную. И когда еду в маршрутном такси или на метро этим Пасхальным утром, когда хоть и спал два часа, а хочется всем улыбаться и всех обнять, и хочется радоваться и делиться этой радостью. Посмотрите на лица людей – злые, несчастные лица, серые, как будто вся скорбь мира наних осела. Эти люди не знают Пасхи. В их сердцах не звучит пасхальная музыка и песня. Это очень грустно. Мир сей, действительно, нуждается в радости. Давайте ее будем нести этому миру, будем делиться этой радостью. Той радостью, которая есть в нас. Потому что это не просто пошлая и глупая радость оттого, что смешно, весело или мы сыты или пьяны. Это радость оттого, что жизнь наша земная, со всеми ее тяготами, – это только часть подлинной жизни, мы ее проживем, и впереди откроется нескончаемая невечерняя, вечная жизнь. Мы радуемся оттого, что, несмотря на все эти скорби, насколько мы вынесем их, настолько мы будем близки к Богу и обретем в вечности награду. Оттого, что сейчас нам Бог открывается немножко, – на службе, например. Мы порадуемся, что пережили, какие-то духовные восторженные состояния. Но мы знаем, даже не верим – потому что верим мы во что-то теоретически, – а мы знаем, поскольку святые отцы – сотни достойнейших отцов – нам об этом говорили: то, что здесь нам иногда чуть-чуть приоткрывается, в вечности откроется во всей своей ослепительной и оглушительной полноте.
Однажды одна святая мученица явилась отцу Паисию Афонскому (он умер чуть больше десяти лет тому назад). Мученица рассказала о перенесенных страданиях, и отец Паисий, пораженный, спросил ее: «Как ты, такая хрупкая девушка, могла эти страдания перенести?» И святая сказала: «Если бы я знала, что меня ждет там, я бы хотела в сто раз больше перенести страданий, более жутких. Потому что открывается нечто, перед чем меркнут все эти наши страдания, проблемы, испытания, скорби…»
Вот, братья и сестры, что я вам хочу пожелать:
Первое: чтобы в нас с вами совершился переворот: как Христос встал из мертвых, так и мы бы обновились и восстали духовно.
И второй момент: чтобы с нами всегда была радость и мы этой радостью всегда делились с другими людьми.
Христос Воскресе!
2. Луце и Клеопе во Еммаус спутешествовавый
Христос Воскресе!
Милость Божия, дорогие братья и сестры, да пребудет со всеми нами в эти светлые Пасхальные дни. Пасха – это поистине пир благодати. Во время Пасхи человек, даже унывающий, даже человек, у которого какие-то мучительные проблемы, – этот человек все равно как-то духовно оживает. И все эти проблемы отступают на задний план, кажется, что с помощью Божией всё преодолимо. Поистине, как сказал один богослов, Пасха есть воскресение наших надежд. Действительно, Пасха и своим богослужением, и удивительными текстами, такими высокими, небесными, духоносными, имеющими отношение к вечной светлой жизни, как бы напоминает, что жизнь наша несводима только к жизни земной. Что не всё определяется только какими-то земными моментами, земными проблемами, ценностями. И что есть еще нечто высшее и прекраснейшее. Пасха нам об этом высшем и напоминает. Но об этом мы будем говорить, о том, что сообщает нашему сердцу Пасха, – будем говорить в другой раз. А сегодня мне хотелось бы коснуться того Евангельского чтения, уникального, даже, можно сказать, эксклюзивного, которое Церковь предложила нам в этот день, во Вторник Светлой Седмицы. Это всем известное, но, тем не менее, не совсем всем понятное чтение о неких двух путниках, шедших из Иерусалима в Эммаус и встретивших воскресшего Господа, Который к ним присоединился.
Это чтение, действительно, имеет очень глубокое богословское значение. Мы о всей головокружительной высоте этого текста говорить не будем… Но хотелось бы все-таки сказать о некоторых аспектах этого события. Сначала в двух словах напомню эту историю. Два ученика, предположительно из группы семидесяти учеников Христовых (имя одного названо, это Клеопа, имя второго не названо, сказано лишь: некий ученик) – шли из Иерусалима в Эммаус. Предание отождествило этого некоего, анонимного ученика с Лукой, потому что этот эпизод мы встречаем только в его Евангелии.
Так вот, они шли из Иерусалима в Эммаус, разговаривая между собою обо всех событиях, происшедших в последние дни. Когда они разговаривали и рассуждали между собою, Сам Иисус, приблизившись, пошел вместе с ними. «Но глаза их были удержаны, так, что они не узнали Его». И вот Иисус идет рядом с ними, они беседуют. Он сказал им: «О чем это вы, идя, рассуждаете между собою? Отчего вы печальны?» Один из них, именем Клеопа, сказал Ему в ответ: «Неужели ты, один из пришедших в Иерусалим, – они думали, что Иисус – это один из паломников, пришедших в эти Пасхальные дни поклониться к святыням Иерусалимским, – неужели ты, придя в Иерусалим (то есть, человек, в общем-то, интересующийся богословием), не знаешь, что произошло, ведь только все и говорят об этом». И сказал Иисус: «О чем, что вы имеете в виду?» Они сказали: «О том, что было с Иисусом Назарянином. Который был пророк, сильный в слове и в деле. Неужели ты не слышал о том, как предали его первосвященники и начальники для осуждения на смерть и распяли? А мы надеялись было, что Он есть Тот, Кто должен избавить Израиля». Но уже третий день, как все это произошло, Он был убит и был погребён. Иисус молчит. Эти ученики видят, что путник ждет продолжения, и говорят: «Да, некоторые женщины из наших изумили нас. Они были рано у гроба и не нашли Тела Его. Но, придя, сказывали, что они видели и явления Ангелов, которые говорят, что Он жив. Некоторые из наших побежали к гробу и нашли, как женщины и говорили, пустой гроб – никого не видели, ни Иисуса, ни Ангела».
И тогда Иисус сказал им: «О, несмысленые и медлительные сердцем, чтоб веровать всему, что предсказывали пророки. Неужели вы не знаете, что надлежало пострадать Христу, чтобы потом войти в свою славу. И, начав от Моисея, из всех пророков изъяснял Он сказанное о Нем во всем Писании». Дальше они приблизились к Эммаусу, но эти люди так обрадовались, что они были с Иисусом, что они умоляли Его остаться с ними еще на какое-то время. Он с ними остался, пришел к ним, они возлегли на циновки, чтобы ужинать. Иисус взял хлеб, преломил его. И тут, когда Он дал им эти кусочки хлеба, то есть дал им Причастие – потому что в оригинале стоят евхаристические термины, – Он апостолов причастил. И тогда открылись у них глаза, и они узнали Его, но в этот момент Спаситель стал для них невидимым. «Не горело ли сердце наше, когда Он говорил с нами, этот человек?» – сказали они. Они узнали, поняли, Кто был с ними, и, встав в тот же час, возвратились в Иерусалим, и нашли вместе одиннадцать апостолов, бывших с Ним. И говорили о том, что Иисус воскрес воистину, рассказывали о происшедшем на пути и о том, как Он был узнан ими через преломление хлеба, то есть, через Причастие. Вот такой, достаточно аскетичный, скромный такой эпизод, рассказ. Дай этот рассказ современным журналистам, они бы, конечно, разукрасили его. Но в то время принято было изъясняться сдержанно, не многословить, особенно, когда речь шла о богословски высоких событиях. А рассказ в самом деле глубокий, очень многозначительный.
Но давайте посмотрим на некоторые моменты, которые нам могут быть интересны.
Первый момент – обратим внимание, что Иисус после Воскресения изменился. Не то, чтобы Он повстречался этим людям в сумерках, поэтому они Его не узнали. Он шел рядом с ними, они прекрасно Иисуса знали, но сказано, что глаза их «были удержаны». То есть, когда в Евангелии говорится о Воскресении Христовом, всегда подчеркивается, что, с одной стороны, Христос воистину воскрес, то есть на самом деле Он воскрес, не иллюзорно, но реально воскрес. Так воскрес, что Его можно было потрогать. Он с ними возлег ужинать и, возможно, ужинал, ел пищу, хотя здесь и не сказано об этом. Но в другом случае сказано, что Он ел и рыбу печеную со своими учениками, и пил мед. То есть, Он был абсолютно реален и телесен. С другой стороны, Его Тело, Его реальность была абсолютно другого порядка. Так что Иисус, с одной стороны, был, как настоящий человек, не призрак, а настоящий человек, с другой – – Он стал совершенно иным. Он мог быть не узнанным, Он мог исчезать и появляться, вот как здесь сказано. Когда Он преломил хлеб – Он исчез. И ученики побежали в Иерусалим, и другим апостолам рассказали, что они видели.
Воскресший Спаситель мог проходить сквозь запертые стены и двери… Рассказ о Воскресении Христовом убеждает нас в том, что человек, который пройдет через этот путь, от смерти к жизни, от земли к Небеси, – приобретает новое, духоносное тело, которое выходит из-под власти стихий, законов этого мироздания. Христос как раз получил такую новую, небесную телесность. Это очень интересно и важно.
Второй момент. Эти люди – посмотрите, вот как они говорят: «Иисус пострадал», «мы думали»…, «а на самом деле» … и дальше эти ученики говорят: «Вот эти женщины… Пустословили, говорили, что они видели Ангела какого-то, мы побежали – никого не увидели». Здесь мы встречаемся с моментом, который здесь специально подчеркивает Евангелист Лука: с моментом скепсиса людей, скепсиса человеческого. Людям очень тяжело принять ту весть, что Иисус воскрес на самом деле.
Интересно, что люди свидетельству очевидцев практически никогда не верят. Казалось бы, ученики знали этих женщин, знали, что это не какие-то сумасшедшие, а адекватные женщины. И все равно им не верят. Очень часто, мне рассказывают люди о каких-то удивительных чудесах, которые в их жизни произошли. Я как священник знаю множество чудес, которые случаются с прихожанами моими, причем не с какими-то людьми неадекватными, а с совершенно нормальными людьми. И когда я рассказываю верующим, другим прихожанам об этих чудесах, я замечаю: им неудобно не поверить мне, потому что те, кому я рассказываю, знают, что я, в общем-то, человек трезвомыслящий… Опять же, я говорю, что я передаю подлинные свидетельства , людей, совершенно нормальных, не психически больных. Но все равно люди не верят. Потому что такова, к сожалению, природа человеческая. Потому что, пока мы сами не проверим это на себе, пока сами не убедимся, не коснемся и не увидим лично, нам очень тяжело поверить будет.
Помните, Иисус в одном месте говорит: «Блаженны не видевшие, но уверовавшие». Вот это очень важно. Что иногда нам необходимо, для того чтобы что-то понять, необходимо иногда не требовать у Бога какого-то знака, лично касающегося нас, а просто поверить, довериться. Взять каких-нибудь старцев. Простых священников или афонских монахов. Они просто верят, может быть, не понимая, не рассуждая, не мудрствуя, не умствуя, и через это спасаются. И возьмем каких-нибудь обывателей наших современных, которые говорят: «Пока я полностью все эти вопросы не исследую, пока мне не покажут подлинные фотографии, съемку, пока это не случится со мной, я в это не поверю». Здесь нужно думать об этом человеческом сомнении, какова его природа. Вдохновляется ли оно какими-то добрыми побуждениями сердца человеческого – или, может быть, косностью, инертностью, а то и тупостью нашего мышления. Потому что мы же доверяем, когда, например, говорят, что космонавты могут на Луне подпрыгнуть, и будут плавать в воздухе, что там сила тяготения в шесть раз слабее, чем на Земле. Или какие-то другие вещи. Мы же верим людям, которые из каких-то разных областей науки, истории что-то нам говорят. Почему же мы не верим – удивительный вопрос! – почему мы не верим божественным вещам? Что это в нас такое? – Вот какой вопрос ставит еще это чтение. И это чтение говорит о том, что все-таки лучше верить. Потому что не все можно проверить, надо доверять людям, свидетельству людей.
Следующий интересный момент. Вот эти люди, смотрите, им женщины говорили, и Иисус потом с ними беседовал. И эти люди говорят: «Разве не горело сердце наше?» То есть, вот то, что им говорил Иисус, – это все каким-то образом удивительно сладко отзывалось в их сердце. Мы только что говорили с вами о том, что современные люди все хотят пощупать и проверить. Но вот другой момент, тоже из области, имеющей отношение к современным людям: слышим о чем-то, и что-то в глубине сердца загорается. Что-то начинает светиться внутри. Но почему-то человек этому свету все равно сопротивляется. не может его принять. Вот разговариваешь с каким-то даже атеистом. Он с нежностью, с глубокой любовью вспоминает о каких-то моментах, связанных с его детством, как, например, его бабушка или мама водила на Причастие. Я недавно ехал в такси, и один таксист пожилой, когда он узнал, что в церковь везет меня, рассказывал, что, когда он был маленьким (это была блокада), бабушка водила его причащаться в Никольский собор, в храм. И он говорил: «Представляете, выбитые окна, громоздящиеся развалины, холод, абсолютная тишина в городе, всё вымерло. Темно, черно, жутко, холодно, завывает ветер, жутко есть хочется. Бабушка приводит меня в храм. Там – огоньки свечей. Там тепло, там чем-то вкусным пахнет. Там тебе дают маленькую крошечку с вином, и когда эту крошечку принимаешь, так сладко становится!..» Я спросил его, чтобы понять, о чем он говорит: «В смысле, сладкая крошечка?» – «В душе как-то сладко становится». Я говорю: «Ну, а потом вы ходили в Церковь? – «Нет, я атеист. Я потом в церковь не ходил». И вот, возникает вопрос: «Если горит сердце у человека, если ему было сладко, когда он с Богом, если это вспоминается, как что-то очень светлое – может быть, даже самое светлое, что у него осталось, – почему же человек не идет к Богу? Вот опять же огромный вопрос ставит этот рассказ.
…Ну, и наконец, когда ученики причастились – открылись их очи, они увидели, узнали, с Кем имеют дело. Недаром есть такое Евангельское выражение: «Приди и виждь». Когда люди спрашивают меня в каких-то аудиториях, как нам поверить в Бога, я говорю, что не буду сейчас приводить вам эти доказательства. Доказательства существуют, и все они в той или иной мере удачные, но по-настоящему только личный опыт может убедить человека том, что Христос – это, действительно, Бог, что Бог есть, что Он существует в жизни нашей. Что Он жизнь нашу претворяет, изменяет, наполняет радостью, полнотой, светом, благодатью. Человеку нужно этосамому пережить. И я людям говорю: «Начинайте молиться. Придите в храм, постойте на службе. Ощутите благоухание этой службы, внутреннее, духовное благоухание». И кто приходит, опыт показывает, что эти люди, действительно, придя даже один раз, может быть, даже не уверовав с этого раза, чувствуют, что что-то действительно у них в душе затронуто. Они возвращаются, и еще, и еще, и начинают ходить в храм. То есть, человек должен прикоснуться, ощутить…
И Господь Иисус прекрасно понимает эту немощь ума человеческого. Да, Христос говорит, что блаженны не видевшие, но уверовавшие. Но, тем, не менее, Он позволяет скептикам прийти, и ощутить, и вкусить, что-то. Христос снисходит к нашим немощам и что-то нам открывает. Я глубоко убежден, что эти современные достижения в области реаниматологии, когда человек, переживший клиническую смерть, после того как его выведут из этого состояния, что-то рассказывает, – что это дар нам от Бога. Скептики двадцатого и двадцать первого века – эти люди, которые просто не могут поверить, потому что их приучили ничему не верить, – они просто не могут поверить словам Церкви, что есть загробная жизнь. И вот тогда Церковь говорит: «Ну, хорошо, вот вам эти лекарства, эти инъекции, с помощью которых вы сможете человека, который уже почти ступил на ту территорию, вернуть. И сможете с ним пообщаться, и он вам кое-что расскажет». И, действительно, эти все явления последних десятилетий, которые стали доступны благодаря такому, можно сказать, прорыву в области реаниматологических средств, когда человека, пережившего состояние клинической смерти, удается возвращать (а раньше не удавалось), и человек что-то рассказывает – это, мне кажется, дар от Бога скептикам последних времен.
Дорогие братья и сестры, давайте будем говорить нашим близким, во-первых, о том, что нужно доверять свидетельству тех, кто то или иное состояние пережил, если у самих опыт убогий. Второе: нужно говорить, что в жизни каждого из нас были моменты очень светлые, когда Бог касался нашей души, и мы должны признаться себе в том, что это действительно был Бог, а не, как говорят – и пишут с большой буквы – Его Величество Случай. Какое Его Величество Случай, какое такое Провидение с большой буквы? Бог, именно Он, открыто действовал в твоей жизни.
Наконец, если человек говорит: «Ну а что, ну почему? Я не могу покаяться, пока не узнаю…». А нужно говорить: «Приди и виждь. Господь даже таких скептиков, как ты, не отталкивает. Приди, прикоснись к этому источнику благодати, постой на службе». В эту Пасхальную ночь молилось с нами несколько людей, называвших себя атеистами. Я недавно проводил одну встречу с молодыми людьми из одного вуза, и они говорили, что они неверующие. Несколько только девушек назвали себя верующими. И я сказал: «Я вас приглашаю на Пасхальную службу. Придите, постойте на этой службе, побудьте на службе на ночной. Вслушайтесь в то, что поется, посмотрите на лица людей, которые присутствуют в храме. Потому что, если вы что-то не переживаете, ведь вашим опытом не исчерпывается полнота. Если мы придем в филармонию, какая-нибудь музыка Шнитке нас тоже, может быть, не очень-то касается, а у кого-то лицо одухотворено, потому что этот кто-то больше нас понимает музыку». И эти люди пришли. Они пришли целой группой, несколько человек. И я их поставил отдельно, в сторонку. Молились вместе с нами этой светозарной ночью. А потом я подошел – их глаза горели. Я их, конечно, не стал спрашивать об их опыте. Это очень интимно, это всё должно как-то осесть, осмыслиться. Но то, что их глаза горели, то, что щеки их были красными, раскрасневшимися – отчего? Наверное, оттого, что они что-то пережили. Они не были утомлены к половине четвертого ночи, они не были утомлены. Хотя, казалось бы, с непривычки они должны были бы уже засыпать и падать от усталости. Нет, значит, что-то коснулось их. Вот, братья и сестры, о чем нам говорит событие этой Евангельской встречи. Вот этими путниками, идущими в Эммаус, вместе со Христом являемся и все мы.
У нас, в русском переводе, пережили встречу со Христом и «возвратились в Иерусалим», в греческом же оригинале стоит: «вскочив в тот же час» – не «встав в тот же час», а «вскочив тотчас». И они не «возвратились», а бросились бежать в Иерусалим. Иерусалим от Эммауса находился в шестидесяти стадиях. Это двадцать с лишним, почти двадцать пять километров. И вот ночью, когда разбойники грабили прохожих и потому ночью никто не двигался по дорогам, они бросились по этой дороге бежать, потому что они пережили такой опыт, что им хотелось немедленно поделиться, им невозможно было молчать.
Вот, братья и сестры, пусть такая вот Пасхальная радость, такое счастье, полнота того, что мы пережили, что получили какой-то бесценный опыт, –пусть всё это складывается в нас, преображало, воодушевляло, изменяло нас. И отзывалось на наших ближних. Вот об этом просите Господа в эти пасхальные дни.
Христос Воскресе!
3. Пасхальное настроение
Христос Воскресе!
Мы с вами сегодня, как и все последние дни, переживаем радость Пасхи. О Пасхе можно говорить бесконечно. Можно затрагивать исторический аспект Пасхи, богословский, какой угодно, – все они жизнеутверждающи, живительны, жизнотворны… но сегодня хотелось бы сказать несколько слов об обычаях Пасхи и о том, как как они соблюдались на Руси.
Мы помним, что христианство мы приняли из Греции. К тому времени то Пасхальное богослужение, которое мы знаем, уже практически сформировалось. Можно было бы долго и много говорить о том, как в Греции формировался этот Пасхальный тип богослужения, но мы скажем лишь, что Русь приняла уже сформировавшееся богослужение, с какими-то небольшими изменениями. Например, сейчас мы поем Пасхальный канон святого Иоанна Домаскина «Воскресения день, просветися торжеством и друг друга обымем…», а в Древней Руси пели Пасхальный канон Андрея Критского – знаменитого автора Великопостного канона и многих других канонов. Это замечательный Пасхальный канон, который почему-то сейчас уже у нас не употребляется. Такие второстепенные детали заменялись, но структуру, тип богослужения мы приняли из Греции, и наше богослужение, в общем-то, не менялось, но, конечно, оно обрастало деталями типично русскими. Например, славяне, русские люди, всегда воспринимали Пасху как максимальное торжество и максимальную радость. Нам, может быть, будет странно слышать это, но, например, до III века многие святые отцы Пасху называли Крестной Пасхой, то есть события Воскресения Христова тесно связывались с событием Распятия Христа. Это мы сегодня разделяем Страстную седмицу и Пасху. В Страстную мы сопереживаем Господу, а в Пасху радуемся Его Воскресению. А в древности, до III века, очень часто эти темы соединялись, и даже в Пасху люди не веселились, а скорбели. Их Пасха совершалась в знак воспоминания о том дне, когда Христос совершил искупление рода человеческого. Только начиная с III–IV веков у святых отцов мы встречаем сначала робкие, а потом все более и более мощные указания на то, что Пасха есть радость, свет, торжество.
Русские люди Пасху всегда воспринимали как радость, торжество. У меня есть сборник, который вышел в самом начале перестройки. Это сборник Пасхальных произведений разных классических авторов – Тургенева, Гоголя, Чехова, Лескова, Пушкина и многих других. Естественно, сейчас уже опубликовано огромное количество разных мемуаров, и книг, и очерков эмигрантов и иных людей, которые в советское время было запрещено печатать. Когда началась перестройка, как вы помните, начали появляться такие смелые публикации, но материала не хватало. И вот какой-то редактор просто собрал из русской нашей классики Пасхальные произведения, опубликованные в советское время в собраниях сочинений того или иного автора. Но интересно, что у каждого автора – я обратил внимание на это и удивился – даже позиционирующего себя как человека неверующего или, во всяком случае, агностика, то есть говорящего, что он не знает, есть Бог или нет, – у каждого мы находим Пасхальное произведение. Почитав эти произведения, мы видим, что все они пронизаны одной идеей – идеей радости, света, ликования. Возьмем Чехова, который достаточно пессимистичен в отношении людей, типов людей, или Короленко, или других. Все это не оптимисты, и нельзя их назвать по-настоящему христианами, церковными людьми, людьми, очень уж симпатизирующими Православию, – но у всех у них чувствуется огромная радость от этого праздника. Даже, если они сами признают, что далеки от этого праздника, но их общение с людьми, их впечатления от того, как люди переживают праздник, – все это тоже очень оптимистично, жизнеутверждающе и тепло. Даже у Некрасова есть замечательное стихотворение «Пасхальное детям», о том, как люди со всех деревень собираются праздновать Пасху, загораются эти пучки свечей и люди превращаются в единый живой организм. Действительно, Пасха – это праздник радости.
У нас на Руси, начиная с глубокой древности, Пасха праздновалась с большой радостью. В XII веке ученые находят документ, который называется «Хождение Богородицы», где сказано, что, «кто по лени спит, аки мертвый», в Пасхальную ночь, тот будет на том свете особенно мучим. И во многих других славянских текстах мы находим указания о том, как совершалась Пасха в эти времена.
Скажем, в XV веке как совершалась Пасха? В XV веке московские государи в Пасхальные дни христосовались с боярами и другими людьми, Государь до сорока тысяч яиц собственноручно раздавал в эти дни. Паломники, приехавшие с Православного Востока, говорят, что службы были потрясающе великолепными. При Патриархе Никоне (это 1650–1660 годы) во время богослужения перед процессией духовенства специальные служки несли макет Иерусалимского храма, очень искусно выполненный, что мысленно людей как бы отсылало в Иерусалим. Кроме того, устраивались всевозможные праздничные шествия.
При царе Алексее Михайловиче на три дня Светлой седмицы закрывались все винные лавки и люди должны были в трезвении проводить эти праздники. Еще в глубокой древности завели в этот день не только зажигать огни, но и стрелять из пушек. Этот обычай повсеместно насаждал Петр I, который вообще любил стрелять, производить какой-то шум. Петр I даже приказал отлить пушки тем городам и селам, где пушек не было, и стрелять в Пасхальную ночь.
У меня дома есть старинный журнал. До революции выходило несколько десятков таких благочестивых журналов с очень милыми названиями, например «Мир Божий». У меня есть такой журнал за 1872 или 1873 год (он без обложки), просто журнал, в котором разные статьи. Мне недавно его принесли и подарили. Листая этот журнал, я наткнулся на статью, написанную стареньким протоиереем: в 1870 году, когда он написал эту статью, ему было за девяносто. Этот священник описал, как праздновалась Пасха в его дни. Если мы мысленно эти 90 лет назад отбросим, то поймем, что это 80‑е или 90‑е годы XVIII века. Его отец был сельским священником. Старец рассказывает, как его, мальчика, полусонного одевали, вели в храм, как постепенно храм благоукрашался, как все шли на Крестный ход. Служба в то время начиналась не в полночь, как сейчас, а в половине второго ночи. Только уже митрополит Филарет Дроздов, известный святитель (который, кстати, освящал наш собор), распорядился Пасхальный крестный ход начинать в полночь или около полуночи. Раньше эта служба называлась заутреней, потому что служили ее рано утром (и в два, и в четыре ночи). Так вот митрополит Филарет распорядился, чтобы в полночь начинали эту Пасхальную службу. Но как остаток той традиции, когда ее начинали под утро, осталась сегодня и ночная служба, и утренняя Литургия для желающих, а в древности и даже еще двести лет назад на Руси не было такого обычая, только праздновали под утро, и люди уже утром, на рассвете, причащались. И вот этот мальчик описывает, как около часу-двух ночи его разбудили, повели в храм. Уже в это время алела полоска неба где-то вдалеке. Как совершился Крестный ход, как было очень зябко, как его привели на клирос всего замотанного в шубы и он уже начал клевать носом, но тут как начали палить из пушек, так, что стекла стали дребезжать и грозились выпасть, так он сразу проснулся. Дальше автор говорит, как одна баба подожглась от свечи и с диким воплем выбежала из храма, как ее всем храмом гасили. Вы поняли, что Пасха проводилась очень торжественно и весело…
Люди расписывали яйца. Императоры заказывали яйца страусиные, и искусные мастера эти яйца расписывали и потом императоры собственноручно боярам и особенным гостям эти яйца дарили. У нас в России, к сожалению, не осталось этих страусиных яиц, но в коллекциях некоторых музеев (Британского и других крупнейших музеев мира) остались эти яйца, которые когда-то, 300–400 лет назад, послы или императоры получили из рук московских царей или каких-то московских вельмож. Они были увезены на Запад и благополучно в музее свое место обрели. Но у нас в России таких редкостей уже не осталось. Или испортились, потому, что небрежно хранили, или большевики подавили да повыбрасывали.
Палили из пушек, зажигали, как мы бы сейчас сказали, фейерверки: бочки наполняли горючей смесью и зажигали. С глубокой древности был обычай наполнять храм благоуханным дымом, поэтому на углах храма ставили жаровни с раскаленными углями, и люди могли горсточками кидать туда ладан. В жаровне этот ладан плавился и наполнял весь храм благоуханием. Было разрешено людям причащаться в этот день. Тех, кто попал в тюрьму не по страшным преступлениям – не по убийству, не по краже, – таких людей на Пасху выпускали из тюрьмы. В этот день примирялись даже находившиеся в самой жестокой ссоре, даже самые злобные люди. Этот день был поистине днем торжества и радости. Можно еще почитать наших дореволюционных писателей, хотя бы Ивана Шмелева, чтобы узнать, как Пасха праздновалась на Руси.
Естественно, атрибутом Пасхи был Пасхальный звон. В эти Пасхальные дни люди звонили мне и спрашивали: «Отец Константин, будет ли у вас звон на Пасху?» И я объяснял, что у нас сейчас по техническим причинам его нет, потому что наш собор пострадал от пожара и колокольня сгорела. Колокола остались, а вешать их некуда, балки сгорели . А когда у нас колокольня была устроена, конечно, Пасхальный звон совершался и у нас.
На Руси ждали этого Пасхального звона. В Москве никто не звонил где-то до двух часов ночи, а в два ночи царь со своей свитой и Патриархом прибывали в Успенский собор Московского Кремля, начиналось богослужение, Крестный ход, и вот первый раз бил колокол либо Успенского собора, либо колокольни Ивана Великого. Все московские звонари, уже поплевав на руки, на своих колокольнях ждали этого момента. Как только они слышали, что зазвонили кремлевские колокола, тут же подхватывались, и этот звон в течение целой недели не прекращаясь разносился по городам и весям нашей страны.
У меня в руках – книга, в которой помещено одно замечательное стихотворение Игоря Северянина. Оно называется «Пасха в Петербурге». Это стихотворение я хочу вам специально прочитать, потому что оно написано не в дореволюционные годы. Оно написано в 1926 году. Но прежде расскажу о том, что у нас в алтаре есть одна интересная дореволюционная богослужебная книга, и на полях у нее есть карандашные пометки, написанные с дореволюционной орфографией. Книга эта принадлежала какому-то священнику. Он владел ею многие годы, еще с дореволюционных времен, судя по тому, что почерк оставался неизменным, а орфография постепенно менялась на современную. Иногда среди пометок на полях встречаются указания на год. Последняя такая пометка заканчивается 1936 годом. После 1936 года пометок нет… Что произошло с этим священником? Мы даже имени его не знаем, потому что книга не надписана ничьим именем. Но в этой книге на полях есть очень интересные пометки. Например, 1919 год – и надпись на полях: «Господи, пробуди живительные силы земли, накорми землю русскую». И другая пометка : «Ныне Русь голодает. Господи, помоги нам выйти из этого». В 1920‑е годы пометки очень грустные. Например, такие: «О Господи, сколько нам еще терпеть это мучение!» Или еще: «О Господи, выведи нас из этой муки!» Или: «О Господи, умягчи злые сердца наших гонителей!» То есть этот человек переживал то, чем живет Церковь, и карандашом какие-то свои мысли на этой книги оставлял.
Конечно, стихотворение Северянина, написанное в 1926 году, тоже написано в самые тяжелые годы, когда разруха царствовала, когда уже убили митрополита Петроградского Вениамина, когда уже шли показательные жестокие процессы, когда уже многие храмы обокрали, сожгли, разрушили большевики. И вот Игорь Северянин пишет, вспоминая юность. Посмотрите, эти его воспоминания относятся к его юности, а в юности свойственно идеализировать молодые годы, но мне кажется, он очень точно улавливает эту атмосферу дореволюционного восторга, счастья, переполнявшего в Пасхальные дни сердца людей.
Гиацинтами пахло в столовой,
Ветчиной, куличом и мадерой,
Пахло вешнею Пасхой Христовой,
Православною русскою верой.
Пахло солнцем, оконною краской
И лимоном от женского тела,
Вдохновенно-веселою Пасхой,
Что вокруг колокольно гудела.
И у памятника Николая
Перед самой Большою Морскою,
Где была из торцов мостовая,
Просмоленною пахло доскою.
Из-за вымытых к празднику стекол,
Из-за рам без песка и без ваты
Город топал, трезвонил и цокал,
Целовался, восторгом объятый.
Было сладко для чрева и духа
Юность мчалась, цветы приколовши.
А у старцев, хотя было сухо,
Шубы, вата в ушах и галоши…
Поэтичность религии, где ты?
Где поэзии религиозность?
Все «бездельные» песни пропеты,
«Деловая» отныне серьезность…
Пусть нелепо, смешно, глуповато
Было в годы мои молодые,
Но зато было сердце объято
Тем, что свойственно только России!
Действительно, слава Богу, что в последние годы мы видим возрождение этих традиций. Иностранцы иногда их не понимают. Они говорят: «Мы не совсем понимаем и не разделяем ваших восторгов».
А мы вот так радуемся. Многие хозяйки в пятницу и в субботу и в храм успевают, и замесить тесто для кулича, купить творог и начать приготовлять творожную пасху, и яйца красить. Все успеваем мы. И вся Великая Суббота, если вы были в этот день в храме, – это день предрадостной суеты. Да, несут яйца, несут куличи, и все это освящается. Я недавно говорю своей жене: «Все-таки меня смущает это противоречие между тем, что Суббота – это день особого покоя и траура, ведь Христос – во Гробе, а с другой стороны, люди приходят в этот день освящать куличи, яйца и пасхальную снедь. Этот обычай вошел настолько глубоко в психологию нашей русской души, что его до Второго пришествия не истребить ни указами, ни распоряжениями. Как совместить то, что этот день нужно проводить в особом молчании, а мы суетимся? Представь, что думали, что чувствовали ученики, когда их Учитель лежал во Гробе. Разве они суетились? Разве они вот так бегали, радовались чему-то? Может, эту Субботу нужно как-то иначе проводить?» А жена мне говорит: «По-моему, ты не развиваешься, а деградируешь. Когда мы с тобой были только знакомы, больше десяти лет назад, я тебя об этом же спрашивала и ты мне ответил на этот вопрос: Они не знали, что Христос воскреснет. Но мы-то знаем. Поэтому для них это была просто скорбь, скорбь без надежды. Для нас это тоже скорбь, но скорбь, растворенная надеждой, с радостью, с предчувствием Пасхи».
Вот, дорогие братья и сестры, что я хочу сказать и пожелать вам: чтобы Пасхальная радость наполняла наши с вами сердца. Любим мы или не любим, понимаем или не понимаем эти обычаи, но чтобы мы стремились в Пасхальные дни к радости. В Пасхальные дни все плохое уходит на задний план, отступает и остается только хорошее.
От Господа мы получаем любовь, милость и радость, так поспешим же дарить ее всем окружающим!
Милость Божья да пребудет со всеми вами.
4. От смерти бо к жизни и от земли к небеси
Милость Божья, братья и сестры, пребудет со всеми вами!
Пасха – это праздник радости. Эта радость бьет фонтаном, переливается через край, переполняет, и сердце, и душу, изливается от нас даже на окружающих нас людей.
Праздник Пасхи – это очень древний и прекрасный праздник.
Мне сегодня хотелось бы сказать несколько слов о Пасхе, о самой ранней истории Пасхи. Несколько слов о том, как совершалось самое древнее Пасхальное богослужение. Мы знаем, что примерно до середины II столетия Пасхальный праздник (так, как он отмечается сегодня) не отмечался. Христиане действительно всегда почитали воскресный день, называли его Днем Господним или Праздником света, Днем солнца (как и посейчас он называется в английском языке – Sunday). Всегда в воскресный день христиане собирались и причащались. Где бы они ни были, раз в неделю в храмах совершалась Литургия, и люди устремлялись туда.
Примерно к концу I столетия христиане особенным образом начинают праздновать день Воскресения Христа из мертвых. В I веке этот день совершался либо вместе с евреями, в один день, в одно воскресение, либо в следующее воскресение после иудейской Пасхи. Апостол Павел также пишет: «Пасха наша – Христос заклан за нас, поэтому станем праздновать не со старой закваской, не с закваской порока и лукавства, а с закваской чистоты и истины». Уже у апостола Павла (Первое послание к Коринфянам), в 50‑е годы I столетия, мы видим, что христиане хотели обособить свое празднование Пасхи от Пасхи иудейской. Но до середины II столетия Пасха никак не отмечалась. Это был обычный воскресный день, отмечавшийся просто более торжественным причащением.
К III веку уже сформировалась культура Пасхального торжества. Люди старались чем-то пожертвовать во славу Божью, желали сопереживать Христу, который умер за нас. И они возлагали на себя пост. К этому времени дисциплина поста уже окончательно сложилась, и Пасха, таким образом, стала временем разрешения от поста, то есть временем окончания постного периода. В одном из сочинений Тертуллиана, автора середины III столетия, под названием «К жене», говорится, что христиане оканчивают пост тем, что проводят ночь в праздновании Пасхи. То есть к III веку целую ночь люди проводили в праздничном бдении, отмечая Пасху. Таким образом, с начала III века формируется в Православной Церкви структура Пасхального богослужения. Люди приходили в храм и бодрствовали. Интересно, что в этот день разрешалось причащаться всем православным людям, даже если у кого были какие-то грехи. В знак праздника, в знак того, что врата в Царство Небесное распахнуты и Господь всех приглашает на пир благодати, в знак этого всем людям, за исключением имеющих самые-самые тяжелые грехи (убийство, воровство, прелюбодеяние), всем разрешалось в этот день причаститься. Люди каялись в сердце, предстоя пред Самим Господом, и причащались, то есть мы видим ослабление ради Праздника дисциплины подготовки к причастию.
Более того, всем прихожанам храма, кто не мог быть в храме в этот день, им через диаконов посылали Святые Дары домой, чтобы эти люди (кто на работе, кто больной, кто в домашних заботах) могли дома причаститься. Эту практику посылать Святые Дары, то есть Причастие, домой отменил только Лаодикийский собор в IV веке. Я прочитаю это постановление собора: «В праздник Пасхи не посылать Святых Таин в иные приходы в виде благословения».
Первый Вселенский собор в 325 году постановил всем людям, всем верным и на Востоке, и на Западе праздновать Пасху в один день. Пасха, начиная с постановления Первого Вселенского собора и поныне, в Православной Церкви совершается в первое воскресение после первого полнолуния, наступающего после весеннего равноденствия. Католики изменили этот порядок, и поэтому у них Пасха совершается в разное время, независимо от православной. А православная Пасха со времени постановления Первого Вселенского собора держится. Если в этот день выпадает еврейская Пасха, то наша, православная, Пасха на неделю вперед сдвигается.
Наверное, нам было бы интересно узнать, как проходило Пасхальное богослужение, скажем, в X веке, потому что та структура Пасхального богослужения, которую мы знаем сегодня, формировалась постепенно. Это минимум чтений, максимум пения, это весь храм в огнях, все сверкает, ликует, торжественные процессии – так называемый крестный ход, это белоснежные, а позже красные одежды священников, и люди наряжаются во все самое прекрасное, что у них есть.
У нас сохранился уникальный документ X столетия, который говорит о том, как совершалось Пасхальное богослужение в это время. Это так называемый Святогробский устав, устав богослужения, совершавшегося при храме Гроба Господня. Совершалось это так.
Днем в субботу двери храма Гроба Господня запирались и запечатывались. Патриарх вместе со священниками собирался в специальном зале заседаний, где все они облачались в белоснежные праздничные одежды. Наступала полночь, а незадолго до полуночи многие-многие люди стекались под стены Патриаршей резиденции. Патриарх, сидя на троне, всем раздавал свечи, иподиакон кадил и кропил всех кисточкой с размешенным в воде розовым маслом, так что от всех людей исходило нежное розовое благоухание.
Около полуночи Патриарх и целая процессия духовенства выходили из Патриаршей резиденции, и все направлялись ко Гробу Господню. Впереди шли священники с крестами и иконами, затем шел Патриарх, перед которым несли две свечи и лампаду. Он шел к храму. Наш нынешний крестный ход ночной, он, в общем-то, этот обычай и повторяет. Мы обходим вокруг храма и останавливаемся перед закрытыми дверями. Так же точно происходило и тогда. Процессия останавливалась у закрытых дверей храма, сначала диакон обращался к Патриарху: «Благослови, владыко!» Патриарх возглашал: «Слава Святей и Единосущней, и Животворящей, и Нераздельной Троице!», – все, как и сегодня. Затем Патриарх запевал радостным голосом: «Воскресения день…». А хор отвечал ему: «Просветимся торжеством и друг друга обымем». Патриарх пел: «Рцем, братия!». И хор отвечал ему: «Христос воскресе из мертвых…». То есть Патриарх пел специальные Пасхальные песнопения, и хор ему отвечал. Затем происходил очень интересный диалог между теми, кто, исполняя ритуал, забаррикадировался в храме, и Патриархом. Этот диалог был составлен из слов 23-го псалма. Патриарх возглашал: «Возмите врата князи ваша, и возмитеся врата вечная, и внидет Царь славы». Его из-за запертой двери спрашивали: «Кто есть сей Царь славы?» Патриарх отвечал: «Господь сил – Той есть Царь славы». И дальше диалог по словам 23-го псалма.
Затем открывали эти «врата» храма Гроба Господня, этого великолепного храма, который и сегодня существует, но уже перестроенный, потому что он был сильно разрушен, и только крестоносцы его отстроили. Патриарх вместе с процессией заходил в храм. Народ окружал этот храм. Перед Патриархом падали ниц почтенные старицы – их называли «мироносицы». Эти старицы держали в руках кувшины, наполненные благовонным бальзамом. Старицы умащали Патриарха, кропили, мазали его этим благовонным маслом, а также и священников, которые входили в храм. Статус этих так называемых мироносиц был очень высок. Они имели право кадить за богослужением, прислуживать во время службы и выполнять какие-то другие священные функции, что сегодня выполняет старший диакон, архидиакон или протодиакон. Затем следовала служба, похожая на нашу нынешнюю: песнопение, море света, море радости, христосование, поцелуи, объятия, а после службы шли домой и разговлялись.
На протяжении столетий святыми богомудрыми людьми были сочинены замечательные глубокие тексты, которые это событие Пасхи, событие торжества как-то поясняют и комментируют. Когда я прочитаю первые слова, вы поймете, о каком каноне я хочу сейчас, дорогие, с вами говорить: «Воскресения день, просветимся, людие; Пасха, Господня Пасха, от смерти бо к жизни и от земли к небеси Христос Бог нас преведе, победную поющия». Это одно из самых известных песнопений, так называемый Пасхальный канон, сочиненный в VIII веке преподобным Иоанном Дамаскиным. Это очень известный, хороший, яркий, динамичный, веселый, бодрый канон. Он поется в Пасхальные дни и перед причастием вместо молитв.
Церковь знала и другие каноны. Например, в древности в Греции и на Руси большей популярностью пользовался Пасхальный канон Андрея Критского, того, чей Покаянный канон мы тоже любим и читаем в Великом посту. Но примерно, с XIII века на Руси и в Греции этот канон как-то отходит в сторону, и сейчас он практически не употребляется, а мы поем на Пасху канон Иоанна Дамаскина.
Мне сегодня хотелось бы немного рассказать о каноне, прокомментировать некоторые его тропари, и, надеюсь, через это канон станет вам ближе, яснее и в будущем вы сможете более осмысленно и более полноценно принимать его, когда будете его слышать или петь.
Я не буду каждое слово или каждую фразу этого канона разбирать, так как, в общем-то, он достаточно понятен. Я остановлю ваше внимание на некоторых интересных подробностях канона.
Слово «Пасха» – это слово греческое, но в основе этого греческого слова лежит еврейское слово «песах», которое означает «проходить» или «прохожу мимо».
Было несколько удивительных библейских мотивов, приходивших на ум древнему иудею, когда он думал о Пасхе. Но упомяну об одном, который как раз обыгрывается словами канона.
Вы помните, как евреи изнывали в египетском плену, как египтяне убивали их детей… Но Бог выводит евреев из плена: однажды ночью они бегут из Египта под предводительством Моисея, взяв свой скот, имение, семьи. Они бегут в Синайскую пустыню, где Господь дает народу Свои Заповеди. Египтяне пускаются в погоню, но перед евреями расступается море. Они проходят по морю, «яко по суху», а преследователи тонут.
Вот эта чудесная история и отражена в каноне: «Пасха, Господня Пасха (то есть переход), от смерти бо к жизни и от земли к небеси».
Для евреев их бегство из плена было поистине переходом. Но они лишь временно спаслись от врага, они все равно остались на земле, хоть и бежали в пустыню. Здесь же – высший, больший переход: от смерти бо к жизни и от земли к небеси.
Следующий тропарь этого канона: «Очистим чувствия, и узрим неприступным светом воскресения Христа блистающася». Помните: «блаженны чистые сердцем, ибо тии Бога узрят». Люди часто говорят: «Почему я Бога не вижу и не чувствую в своей жизни?». Все очень просто. Наша душа настолько засорена грехами, что в ней не отражается Божественный лик. Чем больше мы будем работать над собственной душой, будем возрастать в любви, в милосердии, в доброте, в искренности, в честности, в порядочности, в какой-то нелености, в трудолюбии, в желании помочь ближнему, в желании трудиться в семье, воспитывать детей, чем мы больше будем совершать над собой усилий, не будем позволять душе своей лениться, – тем больше наша душа станет способной воспринимать этот свет Божественный. Если зеркало у нас покрыто грязью и пылью, то в нем ничего не отражается. Также и наша душа, если она не очищена, то в ней ничего не отразится. В 1960‑е годы атеисты говорили: «Гагарин в небе летал и Бога там не видал». А верующие люди им отвечали: «Если Гагарин не встретил Бога на земле, то не стоило тратить такие большие деньги на полет в космос, чтобы Бога там поискать». То есть, если человек на земле не нашел Бога, то бесполезно ему летать в другие галактики, пытаться обрести Бога в других местах. Потому что Бог находится, обретается, встреча с Ним происходит здесь, на земле, только у людей, чистых душою.
Поэтому поспешим поработать над очищением нашей души. «Очистим чувствия». Только так! И тогда «узрим неприступным светом воскресение Христа блистающася». Да, если мы очистим чувства свои, очистим душу, то, конечно, «неприступным светом блистающася» встретим Христа. Почему святые так чувствуют Бога? Потому что душа их очень чиста. Почему мы, грешные люди, не чувствуем Бога? Потому что душа наша очень загрязнена.
И дальше: «Небеса убо достойно да веселятся, земля же да радуется…». Ангельский мир трепещет и радуется от этой радости Пасхальной, и все люди, неравнодушные к истине, здесь, на земле, волнуются и радуются. «…да празднует же мир, видимый же весь и невидимый: Христос бо воста, веселие вечное».
Или вот посмотрите другие тропари: «На божественней стражи богоглаголивый Аввакум да станет с нами и покажет…». Кто такой Аввакум? При чем он тут, в этом Пасхальном песнопении? Прочитайте в Библии книгу пророка Аввакума. Она маленькая – всего три коротенькие главы. Но о чем она? Аввакум говорит: «Господи, день и ночь я трепещу. Почему столько беззаконий на земле творится?» А Господь говорит: «Будь внимателен, и Я покажу тебе ответ на твой вопрос». И говорит Аввакум: «На стражу мою встал я и, стоя на башне, наблюдал, чтобы узнать, что Он скажет мне, что Он ответит мне по моей жалобе». И отвечал Господь, и сказал: «То, что Я скажу тебе, начертай на скрижалях, чтобы люди во веки веков это помнили и знали». Что же Господь сказал Аввакуму? А Господь сказал: «Горе тому, кто грешит. Горе тому, кто жаждет неправедных приобретений для дома своего. Горе строящему на крови счастье свое». (Разве у нас часто так не бывает? Человек делает карьеру, делает бизнес свой на крови, на страданиях, на слезах других людей.).
Можно много здесь прочитать, но мы не будем об этом говорить. После того, как Господь все это показал Аввакуму, пророк сочиняет такую молитву (третья глава книги пророка Аввакума – это молитва Аввакума): «Господи, услышал я слух Твой и убоялся. …Покрыло небеса величие Его, и славою Его наполнилась земля. …Пред лицем Его идет язва, а по стопам Его – жгучий ветер». То есть, Аввакум совершенно четко утверждает, что Господь не безответен, не глух к нашим мольбам, к воплю о справедливости. Господь скоро поспешит установить свой праведный суд. Еще иногда Господь медлит, потому что Он долготерпит и хочет, чтобы все грешники, даже самые закоренелые, спаслись и покаялись. Вот почему Господь медлит. Но все равно – в этой жизни или в будущей – Господь все расставит на свои места, это несомненно. Здесь, в этом Пасхальном каноне, Иоанн Дамаскин напоминает нам: «На божественней стражи богоглаголивый Аввакум да станет с нами и покажет нам светоносна Ангела, ясно глаголюща: днесь спасение миру, яко воскресе Христос, яко Всесилен». То есть Христос, всесильный всемогущий, грядет судить неправедников и миловать праведников. Он, этот Господь, воскрес и скоро осуществит Свой праведный суд.
Или другое песнопение, например: «Утренюем утреннюю глубоку, и вместо мира песнь принесем Владыце». Здесь мы, христиане, сравниваемся с женщинами-мироносицами, которые шли оплакать Христа. Мы «утренюем утреннюю глубоку», идем еще рано-рано, по-славянски заутра, когда еще совсем темно, ко Гробу и, приближаясь, что мы видим? Мы видим, что камень отброшен, стражники бежали, Христа во гробе нет и Он воскрес. Как мироносицы увидели, познали и побежали свидетельствовать всем об этом Воскресении Христовом, так же и мы, по мысли боговдохновенного Иоанна Дамаскина, должны узреть Воскресение и всем людям мира проповедовать и свидетельствовать. «Утренюем утреннюю глубоку» и вместо мира (миро – благовонное масло, которым они шли помазать Христа) песнь принесем!». Какую песнь? Пасхальную песнь, торжествующую, радостную, о том, что Бог воистину воскрес. «И Христа узрим, правды Солнце, всем жизнь возсияюща».
И многие другие, братья и сестры, песнопения. Нет ни времени, ни сил, чтобы это литургическое сокровище объять и осмыслить. Прочитаю только последний тропарь этого канона, который должен нас всех вдохновить на свидетельство о Пасхе и на добрую, благочестивую христианскую жизнь:
«Светися, светися, новый Иерусалиме, слава бо Господня на тебе возсия! Ликуй ныне и веселися, Сионе, ты же, Чистая, красуйся, Богородице, о востании Рождества Твоего». Кто такой новый Сион или новый Иерусалим? Это все мы – христиане. Мы должны светиться и ликовать, потому что Христос и жизнь вечная воссияли нам от гроба. Аминь.
5. Пасха преображает душу
Христос Воскресе!
Дорогие братья и сестры, поздравляю вас с последним днем Пасхи этого года.
Сегодня день отдания Пасхи, и вы заметили, что богослужение сегодня совершалось по типу Пасхального богослужения: были отверсты Царские врата, изобилие света, много пения, торжественная праздничная служба. Хочется, чтобы этот Свет, который сорок дней назад воссиял над землей, в мире и в сердцах наших, – чтобы этот свет не мерк, а так же ровно и ярко светил нам на всех путях нашей с вами жизни. Конечно, хотелось бы в этот день сказать о Пасхе. И о том, с каким словом, с какой проповедью мы должны идти в этот мир, свидетельствуя о Воскресшем Христе.
У дореволюционного писателя А.К. Шеллера-Михайлова есть замечательный рассказ.
Вы знаете, что существовал такой жанр, как святочный рассказ. Его особенность – внезапное чудо, Рождественское чудо. Например, когда человек замерзал – и вдруг кто-то его обогрел. Или он умирал с голоду, а кто-то его поддержал. То есть рождественская святочная история – это история о чуде. А Пасхальный рассказ (был и такой жанр до революции) – это рассказ не о чуде, а об изменении, которое вдруг произошло в человеке под влиянием каких-то пасхальных событий, под влиянием чего-то огромного, важного, большого, может, даже превышающего человеческое понимание. Это жанр Пасхального рассказа.
Некоторые рассказы были выдуманные, а некоторые – невыдуманные, потому что на Пасху Бог даже самых слабых и немощных людей возрождает, изменяет, наполняет силой. Я сам мог бы рассказать массу реальных примеров, случаев этого плана, о которых мне рассказывают мои прихожане. Естественно, что такие свидетельства были еще и до революции. Если вы возьмете многие дореволюционные журналы, сборники, рассказывающие о Пасхальном периоде, вы познакомитесь со свидетельствами подобного рода. Вот один из них – у писателя Шелера-Михайлова, который рассказывает, как он однажды отдыхал в монастыре и там, на рассвете, он познакомился с монахом с очень красивым, благородным лицом. Они заговорили. Писатель спросил, почему монах не спит после такой утомительно тяжелой Пасхальной службы, а гуляет в парке. А монах сказал, что у него с юности такой обычай – в эту ночь не спать. Слово за слово, и он поведал литератору такую историю. В двух словах вам ее перескажу.
Этот монах поведал о том, как с детства он испытал очень много нужды, горя, бедности. Родители отдали его на воспитание дяде. Если бы не добрая старушка-прислуга у дяди – дядя мучил бы его или, как минимум, не обращал бы на него внимания. Но вот дядя умер, и они с этой старушкой были вынуждены опять скитаться. Старушка нанялась в услужение к одному богатому человеку. Этот молодой монах говорил, что мальчиком он испытал много нужды, что он постоянно злился и копил злость на богатых людей, на тех, кто может себе позволить пить и есть в свое удовольствие. Все это привело его к нервному расстройству, и даже в гимназии, которую он уже заканчивал, ему говорили, что он уже совершенно стал безумным. У него даже лицо, как он рассказывал, стало землистого цвета, потому что он постоянно носил в себе ненависть и злобу. Все это привело его к решению зарезать того человека, у которого они жили, и завладеть его деньгами, которые тот прятал в месте, известном юноше. И вот в Пасхальную ночь он решил это осуществить. Почему в Пасхальную? Потому, что в эту ночь старушка-няня уходила на всю ночь в храм, на службу. А тот человек, у которого они жили, был неверующим, на службы он не ходил, поэтому остался дома.
Юноша заранее наточил и спрятал нож. Он сидел и дрожал от ненависти и решимости осуществить задуманное злодеяние.
Он сидел в комнате, смотрел на часы и дрожал. Ждал полуночи. В церкви начнется служба, и няня точно уже не вернется домой, а хозяин уже ляжет в кровать.
И вот, бой часов – и тут, через минуту, будто дверь открыли и повеял ветер. «Кто это зашел?» – подумал юноша. Он услышал по коридору торопливые шаги, и вдруг дверь открывается и появляется Христос в белом саване, с всклокоченными волосами, с очень худым аскетичным лицом. Появившийся Христос вдруг хватает его за руки и горячо начинает говорить: «Зачем ты предаешь такую прекрасную ночь, Пасхальную ночь! Зачем ты задумал совершить это страшное убийство?» Он попытался вырваться, а Христос продолжал: «Иуда меня предал – и ты меня предаешь… Все меня предают. Все люди предают». У этого человека пот градом катился, он не мог понять, что происходит. В нем начался какой-то внутренний переворот. И тут он услышал грохот, топот – и ворвалось множество солдат, чтобы схватить Христа. Они Его схватили, стали крутить, вязать, выворачивать Ему руки, а Он кричал: «Вы все меня предаете!. Все враги Божьей правды! Но Я Себя за вас отдаю на смерть. Отдаю, чтобы вас спасти…»
Воины поволокли Христа к выходу, а молодой человек лишился чувств. Очнулся он с мокрой тряпкой на голове, лежа в комнате, а все рассказывали, что ночью из психиатрической больницы сбежал сосед, пока все отвлеклись и пошли на службу. Этот больной человек, много лет находящийся в клинике, возомнил себя Христом, и вот, похитив простыню, в одном исподнем он бежал и ворвался в комнату.
Чудом, говорили молодому человеку, этот псих ничего плохого ему не сделал, так как подоспела охрана, схватила его и скрутила, и отвезли обратно в больницу.
Пели птицы, алела полоска неба. Монах, рассказывавший эту историю вздохнул и продолжил: «Они могли говорить что угодно, но я знал, что это было Божье посещение, что это Бог, пусть через больного, обратился ко мне. Моя старушка-няня говорила, что она будет молиться обо мне, так как видит, что мне плохо. И вот, Бог услышал ее молитвы. С тех пор во мне началась перемена. Я перестал копить злобу, я стал молиться о людях. Я стал ходить в храм и творить добрые дела. Постепенно я пришел к мысли стать монахом. Теперь в знак чуда, которое привело к моему полному перевороту, каждую Пасхальную ночь, как бы ни устал, я не смыкаю глаз. Я молюсь, гуляю и благодарю Бога, который вывел меня из мрака прежней жизни».
Таких рассказов можно было бы привести много. Автор этой истории, А.К. Шеллер-Михайлов, был очень известным до революции писателем, верующим, и он собирал подобные истории. То есть он был религиозным писателем! И вот он свидетельствует о чуде.
Мы можем вспомнить и другого писателя – Антона Павловича Чехова, который был человеком нерелигиозным. Когда его однажды спросили: «Вы верующий?» Он сказал: «Я не отвечу на ваш вопрос». Нельзя сказать, что он был неверующим. Атеистом он не был, но он также не был и верующим человеком в нашем понимании. Была у Чехова проблема: он очень пессимистично смотрел на людей. От его повестей и рассказов веет какой-то безысходностью, какой-то тоской, люди у него какие-то мелкие и злые, и нет для них выхода. Если у Гоголя у тех же злых и мелких людей есть какая-то перспектива, какая-то надежда, намек на покаяние, то у Чехова, как отмечают многие исследователи, такого намека нет. Но даже такой – можно сказать, далекий от Церкви – человек все равно чувствовал, что Пасхальное время – время особенное. Это время, когда душа переживает катарсис, то есть обновление, очищение. Душа от тоски, от мрака, от печали пробуждается и воспринимает новый опыт, светлый и позитивный. Наверное, все прекрасно знают рассказ Чехова «Студент». Рассказ про то, как возвращался домой в свое село студент духовной семинарии (этот рассказ очень маленький – всего две странички, но я вам его читать не буду, вы, наверное, его знаете). В этом рассказе мы как раз и видим тоску человека. Он не понимает, что может человека внутренне изменить. Он не понимает, но чувствует, что в Пасхе, в этих Страстях Христовых есть потенциал изменить человека, есть скрытая внутренняя сила для человека. Помните, как этот рассказ начинается? Студент, кутаясь, потому что очень холодно, зябко, идет полями к дому, и у него темное, смурное, тусклое внутреннее состояние. Этот студент-семинарист вспоминает про Распятие Христово, про все Страстные дни… надо сказать, что в семинарии зубрежкой, насмешками даже над святым, мертвой схоластикой умели отбивать у молодого искреннего человека живое религиозное чувство (даже сегодня такое бывает, я сам тому свидетель)…
И вот этот студент, у которого что-то живое перегорело, остался лишь пепел, печальная ирония, идет домой. В убогую избу своих родителей. Ну кто его отец? Замотанный поездками по избам священник или пьющий горькую дьячок…
Он идет домой и вдруг видит костер. Кто-то пасет лошадей. Он приближается и видит деревенских баб: мать и дочь. Студент подходит к ним, греет руки и с этими женщинами заводит беседу. И вот этот студент рассказывает им о Христе, и женщины вдруг начинают плакать, услышав его рассказ о том, как Христа предали, схватили, чтобы распять. Женщины начинают плакать, и в душе семинариста, такой озлобленной и смурной, вдруг тоже что-то сдвигается.
«…Студент вздохнул и задумался. Василиса вдруг всхлипнула. Слезы крупные и изобильные потекли у нее по щекам, и она заслонила рукавом лицо от огня, как бы стыдясь своих слез. А Лукерья, неподвижно глядя на студента, покраснела, и выражение у нее стало тяжелым, напряженным, как у человека, который сдерживает сильную боль. Теперь студент думал о Василисе. Если она заплакала, то, значит, все происходившее в ту страшную ночь с апостолом Петром имеет к ней какое-то отношение. Он оглянулся. Одинокий огонь спокойно мигал в темноте, возле него уже не было видно людей. Студент опять подумал, что если Василиса заплакала, а ее дочь смутилась, то, очевидно, то, о чем он только что рассказывал, что происходило девятнадцать веков назад, имеет отношение к настоящему, к обеим женщинам, к этим пустынным деревням, к нему самому, ко всему. Если старуха заплакала не потому, что он умеет трогательно рассказывать, а потому что Петр ей близок, потому что она всем своим существом заинтересована в том, что произошло, происходило в душе Петра. И радость вдруг заволновалась в его душе, и он даже остановился на минуту, чтобы перевести дух. Прошлое, – думал он. – связано с настоящим непрерывной цепью событий, вытекающих одно из другого. Ему только что казалось, что он видел оба конца этой цепи, дотронулся до одного конца».
Дальше о том, что чувство счастья захлестнуло студента и он шел наполненный этим счастьем и не казался уже таким печальным и тусклым. То есть, видите, даже в человеке достаточно далеком от религии, таком, как Чехов, Страстные события, Пасхальные события не могут не вызвать какого-то очищения, преображения, возвышения, какого-то перехода на иной уровень осмысления жизни. В этом студенте, мне кажется, он видел себя, свою душу, умную, ироничную, но трепещущую перед событиями и вещами пасхального уровня.
Также и мы, дорогие братья и сестры, должны хранить Пасхальный свет не только для того, чтобы он грел нас, не только, чтобы он светил нам, а чтобы этот свет распространялся дальше и дальше, свидетельствовал и другим людям об этой полноте благодати и истины.
Мы сейчас стоим на самом пороге праздника Вознесения Христова – завтра будет праздник Вознесения. Сегодня вечером, через несколько часов, мы будем совершать Всенощное бдение праздника. Помните, сказано, что Иисус вознесся на Небеса, а ученики возвратились «с великой радостью». И даже в тропаре праздника мы слышим: «Вознеслся еси во славе, Христе Боже, радость сотворивый учеником». Почему радость? Откуда радость? Он же ушел?..
Мы будем потом об этом говорить, но только один момент, одна подробность, касающаяся события Вознесения. Почему радость наполнила сердца апостолов? Да потому что наступило новое время, время, когда они уже неученики Христовы (учениками они назывались до этого момента), а когда они посланы Христом как Его служители, они называются апостолами (с греческого языка слово апостол переводится как посланник, посол!). Длинная и интересная история о том, как Христос готовит учеников к тому, что наступит новое время в их жизни, что они как Его свидетели, как Его служители пойдут по всему лицу земли. И вот, это время наступает!
Мы помним, как Христос дает ученикам власть: «Я даю вам всю власть на небе и на земле. Идите и проповедуйте всем народам». Он говорит, чтобы они учили людей соблюдать все, что «Я заповедал вам». То есть ученики имеют право учить всему, что заповедал Христос, все тайны открывать, говоря людям о Боге. И много других моментов, братья и сестры, о которых сегодня говорить не будем. Вот такими и мы должны быть – изменившимися, потому что Пасха не может никого оставить равнодушными.
Христос воскрес, пошел к Отцу и послал нам Духа Святого, который наполняет наши сердца и просвещает ум. Об этой жизни преизбыточествующей мы и должны свидетельствовать миру. Мир запутался, потерялся, живет во тьме, дезориентирован, а мы должны миру говорить, чтоесть истина, что есть правда, в чем смысл. В Боге он, в принятии Воскресшего Христа, в сообразовании жизни своей с жизнью Христовой, с той жизнью, которую нам заповедует Евангелие.
Вот, братья и сестры, с чем мы должны переступить порог храма сегодня. Закончились Пасхальные дни, но этот свет не погас. Песнопения умолкли, но это не значит, что они не должны звучать в нашей душе. Они переселились в нашу душу и растворились в нас! Пасхальный опыт всегда должен быть с нами. Опыт, который изменяет человека, преображает человека. Милость Божья и сила Господа и Пасхальная радость да пребудут со всеми нами, и да будем делиться этой радостью и этой Божьей силой с другими людьми.
Христос Воскресе!..
Комментировать