Священномученик Дими́трий Шишокин, пресвитер

Димитрий Михайлович Шишокин родился в 1880 году. Окончив духовную семинарию и получив в 1904 г. священнический сан, Димитрий Шишокин с 1905 г. был настоятелем церкви села Тихий Плес Казанской епархии, а с 13 января 1913 года — священником церкви при губернской тюрьме в г. Казани. Сам по себе, о. Димитрий был человеком скромным и далеким от политики. Это был умный собеседник и добрый пастырь, одинаково любимый и в среде рабочих, и в среде заключенных, уважавших в "народном батюшке" добродушие и приветливость, с которыми встречал о. Димитрий всякого нуждающегося и терпящего скорби душевные.

26 сентября 1918 года (через 16 дней после взятия красными частями Казани) о. Димитрий Шишокин был арестован в Штабе Внешней обороны Казани и, после издевательств и оскорблений, препровожден в ЧК с запиской, объяснявшей причину ареста. Запиской, впрочем, столь безграмотной (15 только грамматических ошибок), что приводим здесь полуисправленный текст (оставив без изменения пунктуацию и стилистику оригинала):

"Прошу немедленно арестовать Тюремного Белогвардейского Агитатора Против Большевиков Что они грабители мерзавцы и изменники Российского Пролетариата. Призывал что Всех Большевистских Комиссаров нужно расстреливать и Арестовывать Все вышеизложенное удостоверяю Комендант Штаба Внешней обороны Казани".

Арестован о. Димитрий был по доносу 25-летнего милиционера Михаила Ц-на (хотя в протоколе его допроса, в графе "профессия" стоит — "чернорабочий"). По свидетельству молодого человека, он был посажен белочехами в тюрьму и в одно из воскресений решил посетить церковь, где его узнал священник Димитрий Шишокин. Услышав, что причиной ареста Ц-на послужило то, что он — коммунист, священник якобы начал "ругать" молодого человека и — по его словам — "предлагать... как служившему у Советской власти прийти к нему (священнику. — А. Ж.) поисповедаться, и тогда он простит грех, т. е. службу у большевиков и причастит". Михаил Ц-н, конечно, отказался, тогда Шишокин обратился к арестованным: "Православные христиане, кто из вас служил у большевиков — покайтесь...". "В этот день,— заканчивает свои показания молодой человек,— Шишокин не служил, а занимался агитацией среди арестованных против Советской власти".

Является ли грехом служба безбожной власти или нет — слишком больной вопрос и сегодня. Так что понятно, какой криминал был найден следователями ЧК в факте требования покаяния за безбожие. А что же свидетельствовал сам священник? Приведем и его показания:

"Пред арестантами тюрьмы я выступал только как проповедник, за Богослужением объясняя содержание только дневных очередных Евангелий.. На выступления политические я не могу идти по своему высокому сану священника.. Вот поэтому-то меня равно уважали люди решительно всяких убеждений .. как человека терпимого".

Более того, о. Димитрий оставался в недоумении, в чем, собственно, он мог навредить советской власти, тщетно пытаясь воззвать к логике следователей, приводя, казалось бы, бесспорный аргумент в пользу собственной невиновности:

"Из Казани, во время ухода прежней администрации, я с места службы не ушел, так как нисколько, ни в чем, ни перед кем-либо не виновен. Ведь только виновный бежит и укрывается... Ни к каким организациям против существующей власти не принадлежу и не принадлежал".

Казалось бы, чего легче, для пользы дела, вызвать еще свидетелей или "очевидцев агитации", если бы такие нашлись (а может быть, и искали, да более никого не нашли?). Но, видимо, этого не требовалось.

И все-таки более всего потрясает в этом деле не столько несоответствие тяжести "вины" и вынесенного приговора — привычность наша к обилию в отечественной истории "без вины виноватых" и понимание неизбежности гонений на Христианство — сколько то, как подчас неожиданно проявляются в людях христианские устремления к правде и восстановлению попранной справедливости... Впрочем, быть может, объяснялось это тем, что за два года атеизм еще не успел окончательно вытравить из сознания и сердец людей заложенное в них уроками Закона Божия, посещением церквей и самим национальным укладом дореволюционной жизни. Послание в защиту арестованного священника было направлено от... администрации и работников губернской тюрьмы и Арестантского дома. Как символично это заявление от лиц, по тяжести обязанностей своих, не способных, казалось бы, к подобным проявлениям чувств, благородным порывам и мужеству. Заявление это, от 29 сентября 1918 года, казалось бы, способно убедить любого человека в невиновности арестованного пастыря, ведь заступались не кто-нибудь, а "свои" (для следователей), "советские" служащие:

"Мы, нижеподписавшиеся, служащие при Казанской губернской тюрьме, заявляем, что священник церкви при Казанской Губернской тюрьме — Димитрий Шишокин, арестованный 26-го сентября в 1 час дня в Штабе обороны г. Казани по неосновательному доносу присутствовавших бывших арестованных, никогда во всю свою шестилетнюю службу не выступал как контрреволюционер и политики совсем не касался. В бытность белогвардейских банд в г. Казани, означенный священник вел себя, как подобает истинному пастырю, никаких выступлений с его стороны не было и, как ни в чем не повинный, из г. Казани никуда не убегал при восстановлении Советской власти".

Это заявление подписали 17 служащих Казанской губернской тюрьмы и 19 надзирателей Казанского исправительного отделения, чьи подписи были удостоверены печатями и подписями комиссаров (!) Губернской тюрьмы и Арестантского дома. Потрясающий документ!

В защиту арестованного о. Димитрия выступили и прихожане церкви Параскевы Пятницы, располагавшейся неподалеку от дома священника (ул. Нагорная, д. 10). Прошение на имя коменданта города от "рабочих Пятницкого прихода" написано языком простым и скупым, но, вместе с тем, столько в этом ходатайстве любви и признательности о. Димитрию, столько уважения и искреннего незнания за добрым пастырем никакой вины, столько даже наивной убежденности в силе народного заступничества, что, воистину, простота слова искупается сердечностью заключенного в нем:

"Мы— рабочие Пятницкого прихода, узнав об аресте священника Тюремной церкви О. Шишокина, очень опечалены. Священника этого мы знаем, он настоящий народный священник, в нашем Пятницком приходе он часто служил, совершал разные требы и ходил по Престольным праздникам со св. Крестом, кроме хорошего, о нем мы ничего не можем заявить, а потому убедительно просим священника о. Шишокина освободить. О. Шишокин во время занятия г. Казани никуда не убегал, это одно уже свидетельствует, что он не имеет за собой никакой вины, еще раз просим освободить священника о. Димитрия Шишокина".

Надо заметить, что казанцы еще долго не могли простить городскому духовенству, покинувшему свои приходы подобной "измены", тем более понятны те чувства благодарности, признательности и любви, что испытывали верующие по отношению к каждому из оставшихся на своем месте пастырей. Таких было немного, и одним из них был о. Димитрий Шишокин.

Все это — документы следственного дела, но ведь известно, что далеко не все может сохранить бумага. Сохранилось устное предание о последних днях земной жизни о. Димитрия. По свидетельству его внучки, Елены Константиновны Варфоломеевой, от о. Димитрия ЧК требовала разглашения тайны исповеди. Это и понятно, кому как не священнику тюрьмы (в которой кто только не сидел!) было знать умонастроения заключенных. Священника хотели использовать для выявления "антиреволюционных настроений". Однако от такого сотрудничества, соглашательства с безбожной властью о. Димитрий отказался. Родственники, как рассказывала супруга о. Димитрия Анна Михайловна, негодовали, говорили, что о. Димитрий из ума выжил, ведь ему стоило сказать всего одно слово согласия, и он остался бы жив... Но помнил о. Димитрий: "Блажен муж, иже не иде на совет нечестивых, и на пути грешных не ста, и на седалище губителей не седе...", верил, что "изгнанных правды ради есть Царствие Небесное", понимал на многолетнем своем опыте пастырского служения справедливость давидовой мудрости: "Не ревнуй спеющему в пути своем, человеку творящему законопреступление...". И жизнь о. Димитрия — жизнь человека, не преступившего Божиих заповедей, именно потому и была так ненавистна, так чужда падшему и упоенному своим падением миру.

О мужественном противостоянии о. Димитрия беззаконию, торжествовавшему в те дни, убедительно свидетельствует единственное его письмо, дошедшее из тюремных застенков:

"Милая Анечка! Выбор сделан, на днях все решится. Их условия невыполнимы. Бедой обязан (…), но, видно, так Богу угодно. Прошу никуда не ходить, не хлопочи и никого не проси обо мне, все бесполезно, навлечешь лишь дополнительные беды на себя и детей. Все хлопоты обо мне бесполезны, я это чувствую и знаю, никто и ничто меня уже не спасет. Я не могу быть другим. Утешаюсь мыслью, что такова Воля Божия, и вы все уцелеете по милости Его. Обо мне не справляйся, ничего не выясняй, не скажут, и это опасно. Когда меня вывезут из Казани с приговором, поищи вдоль стены обломок химического карандаша Димитрий.

По слухам, группу заключенных, среди которых находился и о. Димитрий, увезли куда-то по Волге на барже. Сохранилось свидетельство о том, что в Свияжске в 1917—1920 гг. действовала скотобойня, куда в 1918 г. привозили на расстрел заключенных из Казанской тюрьмы, приговоренных ЧК к казни. Скотобойня была выбрана не случайно: это было место, удобное для расстрелов — грязь и кровь животных скрывали лужи крови человеческой. После расстрелов монашествующие окрестных монастырей ночами тайно хоронили духовенство подле стен своих обителей. Как знать, быть может, и о. Димитрий Шишокин был среди тех, кто нашел свой земной приют подле монастырской стены. Впрочем, точно известно только одно: 9 октября 1918 г. (на 14-й день после ареста) председатель ЧК по борьбе с контрреволюцией на чехословацком фронте Лацис утвердил представленное следователем Бабкевичем постановление: "Димитрия Шишокина, как ярого контрреволюционера, агитировавшего среди арестованных против советской власти, подвергнуть высшей мере наказания", а 10 октября приговор был приведен в исполнение. Вдова же отца Димитрия осталась с четырьмя малолетними детьми...

В 2000 году – по решению юбилейного Архиерейского Собора иерей Димитрий Шишокин был причислен к лику общероссийских святых в числе других новомучеников и исповедников Российских.

Память ему совершается 27 сент./10 октября в день его мученической кончины, 4(17) октября – в день празднования Собора всех Казанских святых, а также – в день, когда празднуется Собор новомучеников и исповедников Российских.

Источник: pstgu.ru