Вечер стоял прекрасный. Погода была свежая, бодрая, но не такая холодная, что «боязно нос высунуть». Небо темно-синее, чистое, все звездочками усеяно, а звездочки так и мигают в безбрежной высоте, точно улыбаются оттуда. Снег, как белою скатертью, обтянул все улицы. Идешь — под ногами хрустит. И что-то праздничное, бодрящее разлито в воздухе, будто не только люди, но и вся природа напряженно и нетерпеливо ждет Рождества. Улицы против обыкновения людны, во всем городе оживленно, потому что открылась мясная ярмарка и продажа елок, разных украшений и игрушек в балаганах уже началась. Из уезда много народу наехало: кто за покупками, кто за детьми, чтобы взять их на святки домой… Движение, шум, говор даже там, где в обыкновенное время царит полная тишина. Сани то и дело проносились мимо нас, со свистом прорезывая снег полозьями и обдавая нас изредка комьями снега. От лошадей пар валил… Нам было весело, шутя и болтая, бежали мы по Копленской улице.

— А того-то медведя надо купить непременно! — заявил вдруг Петя.

Мы уже заранее ходили на рынок — приглядеться и прицениться, теперь шли мы, чтобы покончить дело с покупками.

— Какого медведя? — спросил я.

— А что в балагане Волкова… на дыбы встал, неужели забыл?

— А-а… помню!

— Надо купить!

— Медведь хороший… только…

— Что?

— Дорог ведь он, Петя!

— Что за важность! Нынешний год — не прошедший: есть на что!..

— Так-то так… да ведь не один медведь!

— Знаю, что не один… так что же?

— Хватит ли?

— Вот еще выдумал… Давай — сочтем… Свечей…

И мы, бежа вприпрыжку, начали снова делать умственные выкладки.

Вдруг в воздухе пронесся резкий свисток локомотива.

Я невольно вздрогнул.

— Что ты? — рассмеялся Петя. — Ведь это машина… вагоны собирает к поезду.

— Разве уж семь скоро?

— Да как же? Мы в шесть вышли!

Вокзал железной дороги находился в стороне, в нескольких саженях от нас.

— А ведь сейчас Володя Козырев уезжает! — произнес я в виде замечания.

— Говорил разве тебе?

— Говорил… Я видел его вчера.

— Давай забежим? — предложил Петя.

— Зачем?

— Да так… Володьку проводим…

— Успеем ли?

— Еще бы! Рынок до десяти открыт…

Я согласился, и мы свернули в переулочек, который вел прямо к вокзалу.

Народу было довольно много, так как крестьяне, служащие в городе, спешили на праздники домой. Локомотив, маневрируя, бегал по рельсам, прицепляя один за другим небольшие вагоны. Раздавались резкие свистки, чугунное чудовище пыхтело, выпуская клубы пара, которые эффектно расплывались в воздухе. Мы везде искали отъезжающего товарища, но не могли его найти. Между тем пробил уже первый звонок.

— Да где же он? — недоумевали мы, ходя по платформе.

— Верно, уж уехал, — решил Воронцов.

— Да когда же?

— Вчера, видно!

— Поздно было…

— Ну, завтра… далеко ли ему ехать?

— Батюшки мои! Родимые! Ох, беда-бедешенька! — вдруг точно вырвался откуда-то болезненный крик, выделившись отчетливо среди общего говора и гама, царивших на платформе.

— Что это? — вопросительно посмотрели мы с Петей друг на друга.

И мы бросились туда, где уже собралась небольшая кучка людей.