Источник

ГЛАВА III. НРАВСТВЕННЫЙ АСПЕКТ ОБОЖЕНИЯ

Через церковные таинства человек возрождается и становится членом Тела Христова. Участвуя в новой жизни Тела Христова, человек проводит свою земную жизнь по законам этой новой жизни. Нравственная жизнь верующего не является чем-то независимым, это плод приобщения Христу. Следуя Божией воле и живя добродетельно, человек проявляет свою верность Христу и соделывает себя сосудом, способным воспринимать от Бога возрождающую благодать. Кроме того, нравственная жизнь становится ответом человека на призыв Бога к «соработничеству» и основанием для его обожения, хотя сама по себе она еще не позволяет считать обожение полученным по заслугам. Даже самые праведные люди принимают обожение как дар от Бога: «Мы испытываем обожение, как выше- естественное, а не совершаем его»169.

Природа нравственной жизни

Вхождение в Церковь предоставляет человеку возможность начать новую жизнь. Нетварная обоживающая благодать и связь со Христом, обретаемые в Церкви, не статичны, подобно тварным дарам, – они динамично проявляются в жизни во Христе. Человек, вновь воспринявший божественную благодать, разрывает всякую связь со грехом, который отделял его от Бога. Если человек неизменно пребывает в общении с Богом, то он не знает греха, ибо был сотворен Им, чтобы жить в Его благодати, то есть в безгрешности. Быть «по образу и по подобию» можно только при условии безгрешности и связи с Богом. Бог не сотворил зла и греха, грех появился после падения прародителей и противен человеческому естеству. Живя в соответствии с нашим естеством, мы продвигаемся по пути добродетели, а отклоняясь от нее, живем неестественно и совершаем зло170.

В современном понимании «нравственная жизнь» и «нравственный человек» обычно противопоставляются «естественной жизни» и «естественному человеку» как противоречащие друг другу понятия. «Естественным» человеком считается тот, кто подчиняется своим желаниям и слабостям, и жизнь такого человека называется «естественной», а «нравственным» – тот, кто в той или иной степени отрицает плотскую жизнь с ее соблазнами, и его жизнь считается неестественной. Однако отцы Церкви учили совершенно иначе: для них нравственная жизнь – это естественная жизнь человека по преимуществу, и нравственный человек для них в высшей степени естествен.

Человек всегда имел возможность либо пойти путем добродетельной жизни, либо встать на путь саморазрушения. Наделенный свободной волей, он мог в любой момент отвергнуть Бога и свернуть с пути, который вел его к исполнению его предназначения, что он и сделал, преступив Божию заповедь. Человек, возжелав стать богом, восстал против своего Творца, уподобился диаволу. Последствия были катастрофическими, но, несмотря на это, человеческая природа не перестала быть доброй по существу171. Падший человек не сам стремится ко злу, но влечется к нему под действием диавольских искушений, хотя не только они склоняют его ко греху. Еретики мессалиане отождествляли грех с искушением172, но, с православной точки зрения, грех не совершается до тех пор, пока человек не поддастся искушению.

Подверженный тлению и смерти, человек постоянно подстрекается ко греху и становится его рабом. Без помощи благодати мы способны только на грех: «Когда Бог не действует в нас, все совершаемое нами является грехом»173. Когда человек собственными силами старается приобрести добродетели, он развивает в себе только гордость и превозношение. Лишенный благодати и надежды на обожение, он не способен преодолеть искушения плоти, богатства и славы, а если даже поднимется на мгновение над ними, тут же обуревается тщеславием при мысли о достигнутом совершенстве и опять возвращается на путь греха174.

Выход из порочного круга – только в следовании за Христом. Умерев и воскреснув с Ним, человек возвращается в естественное состояние и вновь встает на путь, ведущий к Богу. Это обращение от зла к добру совершается направлением духовных сил человека от неестественного к естественному и заменой злой страсти любовью к Богу175. С помощью благодати освободившись от власти греха и порвав все связи с диаволом, человек подчиняется воле Божией. Исполнением заповедей и добрыми делами, которые являются естественным действием человека, сотворенного по образу и подобию Божию и возрожденного во Христе, он готовит себя к восприятию обожения.

Понятие «подражания Христу», которое часто встречается в нравственном богословии, очень важно истолковывать правильно. Предположив, что человек своими силами может подражать Христу, мы явно переоценим человеческие возможности и можем впасть в ересь пелагианства или мессали- анства. Исключая же эту возможность, мы лишаем смысла понятие синергии и не уделяем достаточного внимания учению Священного Писания и святых отцов176. Согласно православной традиции, подражание Христу заключается в синергии Бога и человека, возрожденного благодатью, для достижения последним богоподобия и обожения.

Богоподобие достигается не только естественным подражанием, но и силой Святого Духа, нисходящего на человека при крещении177. Крещение – начало новой жизни во Христе, которая через благодать этого и других таинств постоянно развивается в верующих в продолжение всего их земного существования. Благодать – это не какое-то тварное средство, при помощи которого можно установить некие точки соприкосновения между Богом и человеком, это – нетварная божественная энергия, пронизывающая всего человека. В силу этого человек призван соединить всю свою жизнь со Христом, и это соединение совершается через таинства. Церковные таинства – основа и начало этой связи. Без участия в них спасение невозможно; оно также невозможно, если человек не живет в согласии с благодатью, даруемой в таинствах. При этом человек должен жить таинствами не только в момент приобщения, но постоянно должен чувствовать себя приобщившимся таинств. Причастие человека смерти и воскресению Христа не ограничивается определенными моментами в жизни, но распространяется на все периоды и формы человеческого существования. По словам Григория Паламы, распятое тело Христа не только питает, но и учит приобщаться добродетелям и страданиям распятого Христа, показывая путь любви, смирения, послушания, умерщвления страстей и вообще жизни по божественным заповедям178. Участие в церковных таинствах и нравственная жизнь вместе составляют таинство христианской жизни.

Христианская жизнь зарождается и совершенствуется с помощью благодати, Сам Христос живет и действует в верующем. Силой Его действовали и проповедовали Его ученики179. Добродетель в возрожденном Христом человеке на самом деле есть дар Божий: «Ибо всякий вид добродетели является в нас, когда в нас действует Бог»180. Это не умаляет значения синергии со стороны человека в деле его обожения – напротив, такая синергия поднимается на еще более высокий уровень благодаря своему полному согласию с обоживающей благодатью.

Безгрешность христианина есть следствие его возрождения во Христе и причастности «Церкви первородных». Григорий Палама замечает: «Итак, каждый крещеный, если он хочет получить ожидаемое вечное блаженство и спасение, будет жить вне всякого греха»181. Человек, стяжавший благодать и живущий в ней, свободен от греха. Иоанн Богослов в своем Первом послании пишет, что пребывающий во Христе не согрешает, а кто делает грех, тот от диавола, потому что сначала диавол согрешил (1Ин. 3, 6–8). Это состояние «пребывания» во Христе по-разному проявляется в жизни верующего, в том числе и как безгрешность, то есть как «та степень богоподобия и духовного преуспеяния, при которой человек инстинктивно чувствует зло и грех и отвергает их»182. Связь между жизнью во Христе и безгрешностью подчеркивали святитель Игнатий Антиохийский, Климент Александрийский, Ори- ген, святые Иоанн Лествичник, Максим Исповедник и Симеон Новый Богослов183.

Но тогда возникает вопрос: если причастием смерти и воскресению Христа человек освобождается от тления и смерти и может господствовать над грехом и диаволом; если человек вновь обретает богоданную естественную безгрешность и при содействии благодати приближается к богоподобию – как объяснить тот факт, что он остается грешным?

Действительно, грех означает разрыв с Богом и подчинение сатане – и наоборот, соединение со Христом выражается в безгрешности и святости. Человек, по собственной воле удалившийся от Бога, подчинился диаволу. Но благодаря божественному воплощению в историю вошел Новый Человек и начался новый век Царства Божия. Добровольно принимая проповедь Христа и становясь членом Его Тела, человек вступает в новый век безгрешности и святости, но, несмотря на это, в нашем грешном мире он подвергается нападениям сил зла184. Человек, причастный жизни Христа и Его нетлению, продолжает жить в теле смертном и подверженном страстям. Он приобщается обоживающей нетленной благодати, но это приобщение – только залог будущего приобщения, откровения которого человек должен ожидать до времени второго пришествия Христа. А чтобы стать достойным этого откровения, он подвергает себя божественному «обучению».

Григорий Палама призывает к подвигу ради личного совершенствования для приготовления к будущей славе185. Жизненные невзгоды, скорби, болезни и неизбежность смерти не только не ослабляют верующего, но укрепляют его, давая силу для духовного роста. Страдания, и особенно мученичество ради Христа, мы должны рассматривать прежде всего с эсхатологической точки зрения. Эти страдания, словно очистительный огонь, преображают верующих, делая их достойными сосудами для восприятия Святого Духа186. Единственное, чего верующему следует бояться в этом мире, – это грех, только грех может заставить его уклониться от Бога, а все остальное может быть использовано как средство к покаянию, возвращению к Богу и исправлению: «Кроме греха, ничто в этой жизни – и сама смерть – по сути не является злом, даже если приносит злострадания»187.

Бог, возродив человека крещением и запечатлев его благодатью Святого Духа, оставляет человеческое тело смертным и страстным и попускает диаволу нападать извне, для того чтобы человек добрыми делами и покаянием приготовил себя к получению нетления и обожения в жизни будущего века188. Человеку же, по маловерию своему и под действием искушений мира сего впадающему в грех, Христос установил таинство покаяния, с одной стороны, помогающее церковному делу спасения людей, живущих между веком настоящим и веком будущим, а с другой стороны, сохраняющее незапятнанной чистоту Тела Христова189. А поскольку вся жизнь человека подвержена греху, ему следует жить в постоянном покаянии и исповеданием своих грехов, сокрушением о них и молитвой умилостивлять Бога190.

Исполнение Божиих заповедей

В деле совершаемого Богом возрождения и обожения человека участие самого человека имеет не просто умозрительную, но реальную природу. Прилагая все усилия, человек в синергии с Богом всю свою жизнь стремится к осуществлению своего высокого предназначения. Григорий Палама, в отличие от Варлаама, считавшего языческую мудрость необходимым условием человеческого совершенства191, учит, что такое знание не только излишне, но может быть и разрушительно, если из подготовительного упражнения в деле совершенствования превращается в самоцель. Если бы мирское образование было необходимо человеку для совершенствования и богоуподобления, то греческие мудрецы были бы более совершенными и святыми, чем пророки и патриархи, не обладавшие мирскими знаниями. Григорий Палама приводит в пример Иоанна Крестителя, величайшего из пророков и прообраза монахов, достигшего совершенства без всякого мирского обучения и приготовления192.

Итак, восстановление и возрождение человека зависит не от развития только умственных способностей и накопления знаний о материальных предметах, а от чистоты сердца и исполнения божественных заповедей193. Пребывая в возрождающей и обоживающей благодати Святого Духа, сохраняя живое общение с Богом и исполняя Его заповеди, верующий находится на единственно верном пути к совершенству и обожению. Григорий Палама иронизирует над теми, кто думает, что познанием языческой мудрости восстанавливает в себе «образ» и «подобие» Божии, называя их «иконогностами» («образоведами»)194.

Какой же путь избрать человеку, желающему очистить свое сердце и привести свою волю в полное согласие с Божией волей? Все люди порабощены греху и находятся в сходном состоянии – болезненном и неестественном. Но в то же время каждый человек – особенная и независимая личность, обладающая только ему свойственными нравственными чертами, поэтому для окончательного выздоровления и дальнейшего совершенствования очищение человека должно начинаться с исцеления его конкретной болезни. Единственно надежный путь восстановления человека – покаяние.

Покаяние – не преходящее настроение, а образ жизни; это возвращение человека к Богу, от Которого он удалился по причине греха. Исповедание грехов – начало покаяния. Естественно, настоящая исповедь не бывает без покаяния, но покаяние не ограничивается исповедью грехов, насколько бы искренней она ни была. Исповедь – начальный и очень важный этап новой жизни человека, через исповедь человеческая душа врачуется и очищается195. Однако после исповеди нужно постараться положить начало добродетельной христианской жизни.

Осознание своей болезни и получение отпущения грехов помогает человеку выбрать новый путь, который характеризуется, с одной стороны, воздержанием от всего запрещенного Богом, а с другой – любовью ко Христу и верностью Ему. По словам Григория Паламы, основной принцип покаяния – избегать запрещенного Богом. Но исполнение воли Божией как выражение любви к Богу и стремления к богообщению также является существенным аспектом новой жизни человека196. Узнать Божию волю можно по данным Им заповедям и через пример земной жизни Христа. Подражание этой жизни – важнейшая обязанность верующего. Пребывая в славе Отца, Христос призывает следовать по пути любви, смирения, послушания, святости и безгрешности – по пути, проложенному Им Самим197.

Григорий Палама не описывает практическую жизнь христиан в больших трактатах, посвященных в основном фундаментальным богословским вопросам, – она подробно разбирается в гомилиях, произнесенных в фессалоникийских храмах. Будучи архиепископом этого города, святитель Григорий непосредственно сталкивался с повседневными проблемами своей паствы и должен был их разрешать.

В этот период его жизни было написано и «Десятословие христианского законоположения, или Нового Завета» – свод христианской морали198, использующий как отправную точку Моисеево десятословие. Первое и самое важное в «Десятословии…» – совершенная любовь к Богу, призывающая человека исполнять Его заповеди199: «Только Его ты будешь любить и Ему одному будешь поклоняться всем помышлением твоим и всем сердцем твоим и всей силой твоей. И будут слова Его и повеления в сердце твоем, чтобы ты исполнял их, и изучал их, и говорил о них»200.

Любовь к Богу – источник всякой добродетели, а любовь к миру – корень всякого зла. Это два полюса, определяющие нравственное содержание человеческой жизни. Человек любит мир, потому что любит свое тело, а любовь человека к своему духу, то есть к душе, порождает в нем любовь к Богу201.

Определенное сходство существует между добрыми делами и любовью к Богу. Человек, борясь со страстями и ведя добродетельную жизнь, возделывает в себе любовь к добру и к источнику добра – Самому Богу. По словам Христа, кто любит Бога – соблюдает Его заповеди и кто соблюдает их – любит Бога (Ин. 14, 21, 23)202. Любовь к Богу – начало, середина и вершина нравственной жизни верующего203.

От любви к Богу рождается любовь к ближнему – признак любви верующего ко Христу204 и начало всех добродетелей в отношении к людям205. Таким образом, христианское учение о любви – не какие-то туманные богословские идеалы, основанием для него служит живой Бог, Бог любви, и доказательством этого учения в мире служит любовь к ближнему.

Рассматривая вторую заповедь Моисея: «Не делай себе кумира и никакого изображения… не поклоняйся им и не служи им» (Исх. 20, 4–5), Палама говорит о значении почитания икон и святых мощей и отмечает, что через иконы люди поклоняются «Создавшему нас изначально по Своему образу и в последние дни по неизреченному человеколюбию благоволившему восприять Свой образ в нас и по нему ставшему описуемым»206. Поклонение мощам святых основано на их связи с обоживающей благодатью, срастворившейся со всем человеком и не покидающей его тела после смерти; благодать остается в теле, как и божество Христа не оставило Его плоти во время крестной смерти, но пребывало в ней207.

Исходя из третьей заповеди Моисея: «Не произноси имени Господа Бога твоего напрасно» (Исх. 20, 7) и заповеди Христа: «Не клянись вовсе» (Мф. 5, 34), Григорий Палама советует совсем отказаться от клятв, так как всегда существует опасность нарушения клятвы, а клятвопреступление по сути своей – отречение от Бога. Христианам же, давшим клятву и исполнившим обещанное, все равно следует просить у Бога прощения в этом грехе, ибо они преступили заповедь Божию208.

Как евреи обязаны были соблюдать субботу, так верующие во Христа должны почитать воскресенье. Воскресенье у христиан – день, в который Христос восстал из мертвых, предварив общее воскресение всего человечества. Подобно другим отцам Церкви, Григорий Палама придает воскресенью, или восьмому дню, эсхатологическое значение209, как образу общего воскресения, когда «всякое земное дело прекратится». Это образ начала нового века, предвещаемого в период пятидесятницы. А век настоящий символизируется Великим постом – временем борьбы и скорбей210. Как к образу начала нового века, к воскресенью нужно готовиться: нравственно совершенствоваться через причастие и жизнь по заповедям211.

Почитание отца и матери (см. Исх. 20, 12) – важная обязанность христианина, и любовь к ним должна для него стоять на втором месте после любви к Богу, ибо после Творца они – вторая причина его жизни. Однако любовь к родителям должна включаться в любовь к Богу и определяться ею. Если любовь к родителям препятствует ей, христианин должен не только предпочесть любовь к Богу, но и избегать во имя Его родственных и дружеских связей, и даже возненавидеть их во имя Его (Лк. 14, 26–27)». Если верующие должны любить и почитать родителей по плоти, то тем более должны они любить и почитать своих духовных родителей, приведших их от тления и обольщения века сего к воскресению и истинной жизни212.

Касаясь заповеди: «Не прелюбодействуй» (Исх. 20, 14)213, Григорий Палама говорит о высоте девственной жизни, позволяющей полностью посвятить себя Богу. В аскетической традиции девственная жизнь рассматривается эсхатологически, ибо по существу это жизнь будущего века и Царствия Небесного уже в этой жизни: «Итак, кто хочет быть как ангел Божий и здесь быть подобным сынам оного воскресения, тот праведно делает себя выше телесного смешения»214.

Девственники подражают не просто ангелам, но Самой Святой Троице: «… Им [ангелам] уподобляется с телом, насколько возможно, прилепляющийся девству, прежде же сих – прежде всех веков девственно родившему Отцу, и девственному и из девственного Отца в начале Происшедшему чрез рождение и в последние веки от Девственной Матери плотию Рожденному, и от единого Отца не чрез рождение, но чрез исхождение происходящему неизреченно Духу»215.

Брак, установленный на земле из?за непослушания наших прародителей216, допускается и благословляется Богом, но он не является идеальным путем к совершенству217, ибо, связывая человека заботами, он затрудняет стяжание добродетелей.

Исполнением Божиих заповедей верующий приближается ко Творцу и уподобляется Ему, а нарушением их отдаляется от Бога, становясь «сыном диавола»218. Например, убийство и клевета – не просто нарушение заповедей, это подчинение сатане. Убийца своим действием доказывает, что он чужд Богу, дающему жизнь даже мертвым, и усыновляется «человекоубийце». И клеветник похож на диавола, оклеветавшего Бога пред Евой219.

Чтобы сообразовать свою волю с волей Бога и начать жить по Его заповедям, христианин должен обучать себя. Тем не менее подчинение Божией воле самопонуждением еще не является идеалом нравственной жизни, хотя это важная и необходимая подготовка к жизни во Христе. Высшее нравственное состояние – бесстрастие – рождается отвержением зла, исполнением заповедей и постоянной и добровольной верностью Богу. Бесстрастия могут достичь и христиане, живущие в миру, но преимущественно оно свойственно удалившимся от мира220. Однако в любом случае оно недостижимо без напряжения, постоянных подвижнических трудов и молитвы.

Аскетическое делание и бесстрастие

Григорий Палама многократно отмечал, что беспопечительность и уход из мира облегчают человеку достижение совершенства и богоподобия. Слово «мир» у святителя обычно имеет отрицательный смысл. Мир несправедливости, зла, мир как духовная характеристика падшего человека лежит во зле (1Ин. 5, 19), и диавол правит им. Христианин, стремящийся к соединению с Богом и обоже- нию, должен порвать все связи с таким миром. Бегство из мира означает избавление от неправды и диавола; это не отрицание божественного творения, а отказ от злоупотребления им и его обожествления221. Григорий Палама советует покинуть мир не только духовно, но и физически. Физический уход от мира – это лишь более решительный и полный духовный уход.

Сотворенный Богом мир не заслуживает презрения и ненависти, он находится не во власти диавола, а управляется Божиим промыслом222. Как чадо Божие, христианин имеет полное право во благо пользоваться миром, в который его поместил Бог. Однако в мире человек сталкивается с ложью диавола. Уже в раю сатана воспользовался Божиим творением для обмана человека.

Чтобы понять смысл аскетической жизни, необходимо вспомнить о трагедии грехопадения и радости воскресения. По существу, аскетизм – это переживание и преодоление скорби грехопадения в надежде на воскресение. В аскетизме нам открывается возможность испытать в этом мире смерть как жизнь в Господе. Пост, несение тягот, молчание, плач и другие лишения и скорби монастырской жизни имеют глубокое эсхатологическое значение.

Монахи воздерживаются от использования даже естественных Божиих даров; оплакивая Адама, злоупотребившего ими и изгнанного из рая, они готовятся к веку грядущему. Избегая чувственных удовольствий и мирских удобств, ведущих к бесчувствию, упрямству и жестокости, они приобретают сердечное сокрушение и несут скорби223, очищая душу для встречи Жениха. Признавая любовь к ближнему своей первейшей обязанностью, подвижники тем не менее избегают общения с людьми; они посвящают себя безмолвию, сосредоточению ума и непрестанной молитве, чтобы не прерывать богообщения. Общаясь с Богом, они общаются со всеми людьми; отрешаясь от всего, они все обретают в Боге. Монахи не бегут от страданий, а принимают их с благодарностью. Благодаря страданиям они осознают трагические последствия самовольного отделения человека от Бога, возбуждая в себе желание вернуться к Нему. В страданиях они видят средство духовного очищения и приготовления к Царству Небесному и потому не только не избегают их, но и добровольно подвергают себя испытаниям и скорбям. Подвижники радуются, перенося их, не из чувства извращенного гедонизма, а воспринимая страдания в свете будущей славы. Они благословляют их, потому что страдания хранят от греха и дают залог вечной радости.

Монах, эсхатологически переживая царство Божие внутри себя, уже в этой жизни предчувствует радость и торжество будущего века. Превращение скорбей в радость, о которой Христос говорил своим ученикам (см.: Ин. 16, 20–22), подвижники переживают ежедневно. Выражением «радостная скорбь» часто описывается опыт эсхатологического преодоления страданий; возможно, это самый выразительный образ всей аскетической жизни.

Путь подвижника и путь падшего человека направлены в разные стороны. Обманутый диаволом Адам избрал путь страстей и привязанности к миру, а возрожденный Христом подвижник отвергает этот путь и следует путем любви к Богу. Отказавшись от любви к миру и греху, он сосредоточивается на божественной любви, которая сжигает все страсти и привлекает человека к Богу.

Отказ человеческой души от страстей и обращение к Богу называют бесстрастием. Этот термин заимствован Православием из стоицизма. По стоическим представлениям, истинный мудрец для приобретения духовного спокойствия освобождается от страстей, ибо страсти препятствуют владычеству разума в душе человека, не позволяя ему объективно оценивать окружающую действительность. Позже Плотин установил связь между бесстрастием и богоподобием: «Не будет ошибкой назвать состояние, в котором душа разумна и бесстрастна, богоподобием»224.

Переняв термин «бесстрастие» из стоической философии и учитывая развитие значения этого термина в неоплатонизме, христианские авторы наполнили его новым смыслом и разработали собственное учение, соответствующее своим антропологическим взглядам, без ознакомления с которыми понять христианское учение о бесстрастии невозможно225.

Бесстрастие, по учению Григория Паламы и других святых отцов, означает прежде всего восстановление в человеке духовного равновесия, нарушенного вторжением греха, и возвращение духовных сил в их естественное состояние. От неправильного применения духовных сил рождаются страсти: «Извращение страстей порождается злоупотреблением силами души»226. Но поскольку человек добр по природе и злые проявления в нем – лишь неестественные отклонения, то следует стремиться не к уничтожению, а к преображению и правильному направлению его духовных сил.

Как мы видим, православный аскетизм непосредственно связывает бесстрастие с высшей христианской добродетелью – любовью. Евагрий Пон- тийский называет любовь внучкой бесстрастия227, а святой Диадох Фотикийский говорит, что только любовь ведет к бесстрастию228. Богословы часто делают различие между степенями бесстрастия и степенями любви. Преподобный Максим Исповедник различает четыре типа бесстрастия, соответствующие четырем степеням совершенства человека229. Святой Симеон Новый Богослов бесстрастие, достигнутое посредством подвижничества и делания добродетелей, относит к первому виду, а связанное с божественным созерцанием – ко второму230. По мнению Григория Паламы, бесстрастие ведет человека к наивысшему духовному состоянию – совершенной любви231.

Соединенное в православной аскетической традиции с любовью, бесстрастие по существу превращается в «божественную страсть», противостоящую плотским страстям и сжигающую их, что освобождает место изобилию добродетелей. Диадох Фоти- кийский пишет об «огне бесстрастия»232, а по словам преподобного Иоанна Лествичника, «бесстрастие имеет душа, которая приобрела такой же навык в добродетелях, какой страстная – в сластях»233.

Взгляд Варлаама на бесстрастие как на смерть страстной части души Григорий Палама решительно отвергает: «Но мы научены, философ, что бесстрастие – это не умерщвление страстной части души, а ее преложение от худшего к лучшему и свойственное ей действие в отношении божественного, при полном отвращении от зла и обращении к добру»234.

Поэтому, только обуздав страстную часть души (т. е. раздражительную и вожделевательную ее силы) и обратив ее к Богу, человек достигает бесстрастия во Христе. Варлаам действительно возвращал слову «бесстрастие» первоначальное этимологическое значение, однако к тому времени оно стало совершенно чуждым православному аскетическому учению. Христиане верят, что человеческая жизнь не является неизбежным следствием какой?то земной причины, как полагали стоики, – в этом случае умерщвление страстной части души и достижение бесстрастного состояния было бы идеалом. Напротив, человеческая жизнь – это период, когда человек может проявить свободную волю перед Богом. Умерщвление страстной части души делает человека неспособным к достижению блага. Христианская же жизнь состоит в посвящении Богу всех сил человеческой души.

Однако отвержение страстей и посвящение душевных сил Богу- нелегкая задача. Святитель Григорий Палама подробно описывает зарождение и развитие страстей и борьбу с ними. В частности, этой теме он посвящает трактат «О страстях, добродетелях и плодах умного делания»235, адресованный монахине Ксении, а также 33-ю гомилию «О добродетелях и противоположных им страстях и о том, что «мир», «миродержителем» которого является диавол, – не Божия тварь, а те, которые, вследствие злоупотребления тварью, покорились ему»236.

Принимая введенное Платоном трехчастное деление души на разумную, раздражительную и вож- делевательную силы, Григорий Палама обращает особое внимание на естественное действие разума, заключающееся в управлении двумя другими силами души. Страстные силы души – раздражительная и вожделевательная – должны подчиняться разуму. В противном случае возникает духовное искажение, ведущее к возникновению страстей. Естественно, что выделение в душе трех сил не означает ее разделения на три автономные независимые части: душа у человека одна, но она «многосильна»237. Если одна из сил души под угрозой, вся душа в опасности238.

Для окончательного исцеления души необходимо возвысить ее низшую силу – вожделеватель- ную: «Пища для гнева – неисполненное желание, а мысленного превозношения – обе эти силы (вожделевательная и раздражительная) при их худом расположении, и никогда не будет здоровой ни раздражительная сила души, если не будет прежде исцелено вожделение, ни разумная, если обе они не будут прежде уврачеваны»239.

Первая по значению и по времени проявления болезнь вожделевательной части души – любостяжание. Григорий Палама четко отделяет его от естественных желаний человека, необходимых для поддержания жизни, присущих ему с детства и совершенно невинных. Сребролюбие же, прирастающее к душе немного позднее, происходит не от естества, а от человеческого произволения240. Вслед за апостолом Павлом Григорий Палама называет сребролюбие корнем всех зол, прямо или косвенно питающим их241.

По мере взросления проявляется вторая болезнь вожделевательной силы души – славолюбие, или, как святые отцы называли ее, тщеславие. Это самая тонкая страсть, сопровождаемая почти неизлечимыми недугами – самомнением и лицемерием242.

Третья болезнь вожделевательной части – чревоугодие, от которого происходит всякая плотская нечистота. В отношении последней, извращение четко отделяется от естественного стремления человека к продолжению рода. Задолго до открытий современной психологии Григорий Палама отмечал, что половое влечение у человека проявляется уже в детстве: «Естественные движения, служащие деторождению, видны уже у грудных младенцев»243. Эти естественные движения невинны, но превращаются в страсть при злоупотреблении244.

Краткое изложение зарождения страстей приводится в 33-й гомилии. Источник страстей – любовь к своему телу. Как душа стремится к будущему наслаждению, так тело – к сиюминутному и преходящему, а такое наслаждение чувственно и проистекает от чувственных вещей, которые и представляют собой мир; посему любящий тело любит мир. Неразумное удовлетворение плотских желаний питает страсти столь же многочисленные и разнообразные, как и связанные с ними чувства. Неумеренность в отношении пищи выражается в объедении, пьянстве и ведет к распущенности. Причина же этих страстей, конечно, не в пище, а в злоупотреблении или услаждении ею245. От чрева проистекает множество других низменных страстей. Душа, угождающая телу и жаждущая постоянных чувственных услаждений, рождает любовь к вещам и сребролюбие, а те, в свою очередь, – воровство, хищения, неправды и всякий вид алчности246.

Григорий Палама считает еще одним всеобъемлющим чувством, порождающим самомнение, надменность и высокомерие в сердце человека, воображение. Он также перечисляет некоторые смешанные страсти, слагающиеся из чувства и воображения: человекоугодие, тщеславие и гордость247.

Возбуждение страстей происходит от мирских обольщений. Привлекая ум к тварному и делая его одержимым множеством страстей, мир отделяет человека от бесстрастного Бога248. Человеку, стремящемуся вернуться к Богу и соединиться с Ним, надлежит очиститься от страстей, «ибо страстный ум не может соединиться с Богом»249. Такое очищение недостижимо без Божией помощи, без благодати таинств и непрестанной молитвы250.

Говоря о расточении отцовского наследства блудным сыном в евангельской притче, Григорий Палама дает следующее аллегорическое ее толкование. Главное богатство человека – врожденный ум. Следуя по пути спасения, человек заключает ум внутрь себя и устремляет его к первому и высшему Уму – Богу. Уклоняясь же от этого пути, человек злоупотребляет своим умом, рассеивает его и прилепляется к земным вещам и плотским удовольствиям. Восстанавливается утраченная человеком цельность обращением на себя ( що д eaurov) и возвышением к Богу.

В древнегреческой философии идея обращения человека на себя была широко распространена. Сократ, например, взял в качестве своего единственного нравственного постулата слова дельфийского оракула: «Познай самого себя». Однако дух сократовского учения совершенно чужд учению святителя Григория. Сократ верил в человека и в богатство человеческой души. И Григорий Палама знает о величии человека, сотворенного по образу и подобию Божию. Однако человек пребывает сейчас в падшем состоянии, и если он и должен искать и найти что?нибудь в себе, так это не ветхого человека, но нового человека во Христе, рожденного благодатью крещения и других таинств251. Обращение человека на себя может возвысить его только в том случае, если оно протекает в новой жизни во Христе. Соответствующие учения Сократа и других языческих философов, несмотря на их человеческую утонченность и возвышенность, с христианской точки зрения поощряют идолопоклонство252, которым падший человек через сделку с диаволом пытается возвыситься до надмирной славы.

Человек, освобожденный от греха божественной благодатью, обязан жить по-новому. Вместо рассеяния ума среди многих внешних вещей и привязанности к тварному миру, христианин должен сконцентрировать внимание на себе, на своем сердце253. Платоническая концепция противоположности души и тела в корне отличается от учения Григория Паламы, утвержденного в православном предании. Тело – это не зло, поэтому Бог и вложил в него ум. Любовь к своему телу – вот что является злом и порождением греха. Следовательно, христианин должен избавляться от такой любви и сосредоточивать ум свой в теле или, точнее, в сердце – внутреннем теле своего тела254. Именно в этом и заключается главная задача исихаста255.

Григорий Палама, сторонник синтетической библейской антропологии, решительно отвергает антропологический дуализм Варлаама, осуждавшего монахов за то, что они стремятся заключить свой ум внутри тела, а не отвлекать его от тела256. Экстаз, требующий отвержения тела, несовместим с библейской антропологией, и Палама считает, что это диавольское измышление и следствие древних греческих заблуждений. Христианин обращает ум на средоточие своего душевно-телесного существа, то есть на сердце257, и на самого себя. Это обращение ума на себя становится возможным, потому что ум – это не только сущность, но и энергия; а энергия может перемещаться и по прямой, и по кругу, возвращаясь к своему первоисточнику258. Согласно синтетической антропологии, человек обладает единой душевно-телесной энергией, и Григорий Палама смело говорит об обращении на свое тело259.

Придерживаясь библейской антропологии, в частности учения преподобного Макария Великого, Григорий Палама использует также богатство платонической традиции Евагрия Понтийского и Григория Нисского. По мнению Григория Паламы, различие между двумя направлениями поверхностно и не задевает сущности вопроса, соединение двух традиций не только возможно, но и необходимо. Мнение преподобного Макария о том, что ум и мысль находятся в сердце, и взгляд святителя Григория Нисского на ум как на бестелесный орган, не ограниченный человеческим телом, примиримы и могут составлять гармоничное единство. Как утверждение о неограниченности бестелесного Бога не противоречит истине боговоплощения, так и учение Григория Нисского о бестелесном уме не отрицает взгляда преподобного Макария на сердце как на первый плотской разумный орган. Хотя ум не ограничен телом, он не находится и вне его: ум соединен с телом и пользуется сердцем как важнейшим плотским органом260.

Заключенный в сердце ум, как верховный правитель, устанавливает законы для всех сил души. Так, воздержание вырабатывается установлением допустимых предметов и пределов для чувственного восприятия, любовь возрастает через правильное устремление страстных сил души, трезвение обретается через очищение ума и изгнание из него всего препятствующего обращению его к Богу261.

Наиболее благоприятные условия для внутреннего сосредоточения и самопознания предоставляет человеку отшельничество262. Вдали от суеты монах с помощью Божией отрешается от страстной привязанности к внешнему миру, преодолевает рассеяние ума и обретает духовное равновесие. Заключившись всецело внутри себя, он познает себя и ожидает вселения в сердце Бога и преображения своего естества.

* * *

169

Преп. Максим Исповедник. См.: Свт. Григорий Палама. О божественном и обоживающем причастии, 13// Хиууд. 2,<г. 149.

171

См.: Калогиру И. Учение о синергии… Гл. 1, прим. 23. С. 28.

172

См.: Hausherr I. L’erreur fondamentale… Ch. 2, note 13. P. 235–236.

173

Гомилия 33 // PG 151, 416D-417A.

174

Триады, 1,3, 52 // Xuy'yg. i,

175

Интересное развитие этой темы можно найти у преп. Максима Исповедника. См.: Главы различные богословские, и домостроительные, и нравственные, в пяти сотницах, 1, 75// PG 90, I209C; К Фалассию, о различных недоуменных местах божественного Писания, 22 // PG 90, 324A.

176

См., напр.: 1Кор. 11,1; Еф. 5, 1–2; 1Фес. 1,6; 1Пет. 2, 21. Сщмч. Игнатий Антиохийский. Послание к Филадельфийцам, 7, 2; Он же. Послание к Римлянам, 6, 3; Свт. Григорий Нисский. К Олимпию о совершенстве // PG 46, 253АВ; Свт. Иоанн Златоуст. Беседы на Деяния апостольские, 14, 4 // PG 60, 117; Сщмч. Дионисий Ареопагит. О церковной иерархии, 3, 3, 12 // PG 3,444CD.

177

О божественном и обоживающем причастии, 7 // Хиууд. 2,<г. 142.

178

«…Нас учит самое распятое тело Христово… мы питаемся Ими учимся приобщаться добродетелям и страстям Его, дабы мы жили вместе с Ним и соцарствовали с Ним вечно… Говорит оно и нам, ясно показывая путь любви, потому что и Сам Он по любви к нам истощил Себя до нас и положил душу Свою за нас, показав нам путь смирения… путь послушания… путь, дарующий нам жизнь вечную через умерщвление страстей» (Гомилия 56, 10//Оixov. у<г, 211–212).

179

«Так еще здесь в апостоле Павле живет и говорит Христос, и в то же время это Павел живет и говорит. Так апостол Петр умерщвляет и оживляет, хотя один лишь Бог умерщвляет и оживляет» (О божественном и обоживающем причастии, 20// Хиууд. 2,<г. 154).

180

Гомилия 33//PG 151,416D.

181

Гомилия 57,9//Oixov.,<г. 222.

182

Агуридис С. Грех и безгрешность по Первому посланию Иоанна. Афины, 1958. С. 20–21. (На греч. яз.).

183

См., напр.: Сщмч. Игнатий Антиохийский. Послание к Ефесянам, 14, 2; Климент Александрийский. Строматы, 6, 12// PG 9, 321C, GCS 2, 482; Ориген. Отрывки из толкования на Матфея, 22,8, fr. 435, 1 //GCS 12. P. 182, 12–13; Свт. Кирилл Иерусалимский. Огласительные поучения, 15, 21 // PG 33, 900А; Преп. Максим Исповедник. К Фалассию… 61 // PG 90, 636С; Тоже, 6 // PG 90, 280С-281В; Преп. Иоанн Лествичник. Лествица, 6// PG 88, 797А; Преп. Симеон Новый Богослов. Деятельные и богословские главы, 94 // Source chre liennes, 51. Paris, 1957. P. 68.

184

См.: Агуридис С. Грех и безгрешность… С. 16.

185

Архим. Киприан (Керн). Антропология… С. 414.

186

Свт. Григорий Палама. Послание Арсению Студиту, 11 // XvyyQ. 2,<г. 323.

187

Гомилия 16//PG 151.213С.

188

Тоже//РС 151,213В, 192А.

189

Агуридис С. Грех и безгрешность... С. 35.

190

Гомилия 29//PG 151, 372С.

191

См., напр.: Варлаам. Послание Дисипату, I. Послания Игнатию первое и второе // Barlaam Calabro. Epistole Greche. Palermo, 1954. P. 325, 316, 318, 321. См. также: Триады, 1,1,4; 2, I, 34; 2, 3, 75 // Xvyyq. I,

192

Триады, 1, 1,4 //«Lv'Y»YQ. i,

193

Триады, 2, 3, 17 //Xvyyq. 1,

194

Триады, 1, 1,20;2, 1, 14//Хиууд. 1,

195

«Исповедь грехов своих – начало этого возделывания [души], то есть начало покаяния и приготовления человека к принятию спасительного семени – слова Божия… Так что пусть никто из вас не отступает от начала покаяния, ибо как он продвинется вперед и преуспеет в лучшем, не прикоснувшись к началу добродетелей?» (Свт. Григорий Палама. Гомилия 56, 1–2//ОIXOV., (Г. 201–202).

196

См.: Естественные главы, 55 // PG 150, 1161B-D.

197

См.: Гомилии 24, 35 и 58 // PG 151, 309А, 448D; То же // Οικον. у σ. 227.

198

В Гомилии 63 Палама дает следующее краткое изложение божественных заповедей: «Но каковы заповеди Господни? Истинное благоговение и любовь к Нему, чистота и целомудрие нашего тела, взаимная любовь друг к другу, чтобы мы не желали ничего, принадлежащего нашему ближнему, ни в чем не делали ему зла, но по силе своей делали добро и, попросту, все поступали с ближним так, как хотели бы, чтобы другие поступали с нами» (Οικον., σ. 283).

199

Триады, 2, 2, 19 // Συγγρ. ι, σ. $ιη.

200

Десятословие...//РС 150, 1089ΑΒ

201

Гомилия 33//PG 151,416АВ.

202

Естественные главы, 58 // PG 150, 1161D-1164А.

203

Триады, 2, 3, 77 // «Lv'Y»yq. i,<г. 6ю.

204

Гомилия 33 // PG 151, 416АВ.

205

Гомилия 45,4 // Oixov., or. 44.

206

Десятословие…// PG 150,1029D.

207

Десятословие…//PG 150, 1093А.

208

То же И PG 150, 1093ВС. См. также: Гомилия 63, 8// Оixov.,<г. 206–287.

209

См:. Послание апостола Варнавы, 15,8–9.

210

Десятословие... // PG 150, 1093D; Гомилия 19 // PG 151, 249С.

211

Десятословие…// PG 150, 1096А.

212

Там же, 1096 CD.

213

Там же, 1097 В.

214

К монахине Ксении… // PG 150, 1056В; ср.: Мк. 12, 25. См. также: Десятословие…//PG 150, 1097В.

215

Десятословие… // PG 150,1097ВС.

216

См.: Трембелас П. Догматика… С. 330. Ср.: Свт. Григорий Палама. Гомилия 43,7 //Oixov., с. 22–23; Он же. К монахине Ксении…//PG 150, 1057А.

217

См.: К монахине Ксении… // PG 150, 1057А.

218

См.: Гомилия 27 // PG 151, 352С.

219

Десятословие… // PG 150, 1100А-С.

220

См.: Триады, 2,2,20 // Xuyyg. I,<г. 527–528.

221

См.: Гомилия 33 // PG 151, 421В-424А.

222

См. там же, 421 ВС. См. также: Архим. Киприан (Керн). Антропология... С. 413–414.

223

К монахине Ксении... // PG 150, 1076ВС. См. Также: Триады, 1, 3, 32//Σϋ776· ι, σ. 443·

224

Эннеады, 1, 2, 3.

225

О святоотеческом учении о бесстрастии см.: Bardy G. Ара- theia // Dictionnaire de Spiritual. Vol. 1. Paris, 1937. Cols. 728–746; Beck H. G. Kirche und theologische Literatur im Byzanti- nischen Reich. Munich, 1959. S. 347.

226

Триады, 2, 2, 19//Xuyyq. I,<г. 527.

227

Деятельные главы, 53 // PG 40, 1233В.

228

Слово подвижническое, 89 (Diadochus von Photike. Kapitel / Weis?Liebersdorf J. E. L., 1912. S. 126).

229

К Фалассию… 55 // PG 90, 544C, 565BC.

230

Деятельные и богословские главы, 1, 94 // Sources chre ti- ennes, 51. Paris, 1957. P. 68.

231

Триады, 2,2, 19–20//"LvyyQ. 1,

232

Слово подвижническое, 17 (Diadochus von Photike. Kapitel / Weis?Liebersdorf J. E. L., 1912. S. 22). См. также: A Monk of the Eastern Church//Orthodox spirituality. London, 1945. P. 15.

233

Лествица, 29 // PG 88,1149A.

234

Триады, 2, 2, 19 // Συγγρ. ι, σ. 526. См. также: Триады, 2, 2, 22–23; 3, 3, 15// Συγγρ. ι, σ. 529–531» 692–693; Святогорский томос//PG 150, 1233В.

235

PG 150, 1043–1088.

236

PG 151,412–424.

237

Главы о молитве и чистоте сердца 3 // PG 150, 1120С.

238

Там же.

239

К монахине Ксении…// PG 150, 1061А.

240

Там же, 1061 В.

241

См. там же; ср.; 1Тим. 6,10.

242

К монахине Ксении… // PG 150, 1064D-1068D.

243

Там же, 1069А.

244

‘Там же.

245

"Гомилия 33 //PG 151,417В-D.

246

Там же, 420В.

247

Там же.

248

Там же, 421В.

249

О молитве и чистоте сердца, 1 // PG 150,1117С.

250

См.: Гомилия 51,1 // Oixov.,<г. иб.

251

См.: Meyendorff J. Le the me du retour en soi… (Ch. II, note 32). P. 201–202.

252

Триады, 1,1, \0 //Xvyyg. i,

253

«Сердце наше есть сокровищница разума и первый плотской разумный орган» (Триады, 1, 2, 3// 2776– I"<г. 396).

254

Триады, 1, 2, 3–4 // «Lv'y»yg. 1,<г. 396–397.

255

«Безмолвник тот, кто существо бестелесное усиливается удерживать в пределах телесного дома» (Преп. Иоанн Лествич- ник. Лествица, 27 // PG 88,1097В). См. также: Триады, 1,2,6 // Хиууд. 1"<г. 399.

256

Триады, 1, 2, вопрошение второе // Ииууд. I, «г. 391.

257

Триады, 1, 2, 4//27уд. I,<г. 397.

258

Послание Даниилу Энскому, 5 // Хиууд. 2,<г. 378. См. также: Триады, 1,2,5//Xvyyq. 1,<г. 397–398.

259

Триады, 2, 2, 12 //Zuyyq. 1,<г. 518–519.

260

Триады, 2, 2, 29// Xuyyg. I,<г. 535. См. также: Святогорский томос// PG 150, 1232А. Об отношении свт. Григория Паламы к этим двум направлениям святоотеческой мысли см.: MeyendorfT J. Palamas. P. 137–139,147–148.

261

Триады, 1,2,2 // "Zvyyq. i, а. 394–395.

262

Ώαπαμ,ιχαιηλ Γ. Ό άγιος Γργγόριος Παλαμάς, «Αρχιεπίσκοπος Θεσσαλονίκης. »Αλεξα^ρ/α, 1911. Σ. 46.


Источник: Обожение человека по учению святителя Григория Паламы / Георгий Мандзаридис; пер. с англ. В. Петухов. - 2-е изд. – Сергиев Пасад : Свято-Троицкая Сергиева Лавра, 2010. – 127 с.

Комментарии для сайта Cackle