Тульский Богородичный общежительный мужской монастырь, что в Щеглове. Исторический очерк.

Что бы ни говорили про монастыри православной России, они, тем не менее, составляют истинное и наилучшее пристанище верующей души, обуреваемой на море житейском. А потому они не только существуют, но и размножаются: их восстановляет, вновь созидает и благоукрашает православный народ, потому что любит их. Об этой правде красноречиво свидетельствует также и возникновение в Туле Богородичного общежительного монастыря. Предлагаемый «Исторический очерк» этого монастыря имеет своею задачею представить дело основания и благоустроения сей св. обители не по официальным только документам, но и на основании материалов, имеющих частный характер и, однако же, раскрывающих всю внутреннюю сторону дела, а потому, с точки зрения исторически-бытовой, тем более интересных. Спросят: в недавнем устроении и непродолжительном существовании Богородичного монастыря в Туле что же есть собственно исторического? – тот исконный дух православного народного русского благочестия, которым во все века одушевлялись строители и любители иноческих обителей и который так блистательно открывался в величественных картинах исторических событий, какие переживало наше отечество.

Да простит нам благосклонный читатель, если мы заявим с откровенностью, что при составлении настоящего «Исторического очерка» нас одушевляла не столько чисто научная сторона предмета, сколько светлая личность основателя монастыря – схимонаха Варсонофия, который под видом и в звании простого московского обывателя скрывал, но сберег для истории могучий дух мужественного инока и сошел в могилу увенчанным схимой. – Одна его личность, помимо созданной им обители, стоит исторической характеристики; но и обитель его, теперь процветающая и быстро возрастающая, стоит исторического очерка и – лучшего, нежели предлагаемый.

Для нашего посильного труда, кроме некоторых немногих сведений, устно переданных нам лицами, непосредственно и близко знавшими всех, кто и как участвовал в созидании Богородичного монастыря, послужили следующие источники:

Документы и деловая официальная переписка, сохранившиеся в монастырском архиве.

Частная деловая переписка – в келейном архиве схимонаха Варсонофия.

Письма Преосв. Алексия и Преосв. Никандра, Иером. Никандра, В. Ив. Макарухина, Мих. Мих. Струкова, Никол. Никит. Добрынина и др.

Наличные здания и надгробные памятники.

Признаем не вовсе лишним упомянуть, что кое-какие сведения о тульском Богородичном монастыре находятся и в литературе, но сведения – или весьма краткие, или, при необстоятельности, вовсе не проверенные по существующим документам и памятникам, а потому не дающие верного ответа на главные вопросы – кто, почему, на чьи средства и пр. устроил Богородичный монастырь? – Таковы именно издания:

Обзор учреждения в России православных монастырей, со времени введения штатов по духовному ведомству (1764–1869 г.). Составил Н. Григорович. С.П.Б. 1869 г. стр. 205–208.

Приходы и церкви Тульской Епархии, – извлечение из церковно-приходских летописей. (Составлено комиссией из нескольких преподавателей духовно-учебных заведений г. Тулы). Тула. 1895 г.

Тульский Богородичный монастырь находится близ г. Тулы (в расстоянии 1½ версты), на восточной ее окраине, в так называемом Щеглове. Как местность этого монастыря, так и его здесь возникновение, имеют свое историческое значение.

Город Тула, как известно, входил в число пограничных или украинных городов Московского княжества, и потом Государства – в первую (ближайшую к Москве) пограничную линию. Эта линия была обозначена целым рядом фортификационных валов и сторожевых засек, которые служили обороной от набегов татар и других врагов отечества. Из таких засек ближайшие к Туле две – Малиновская на юго-западе и Щегловская на северо-востоке от нее. Они были (как и доселе) соединены валом, который проходил через город Тулу с юга на восток и северо-восток. Выходя из города, на северо-восточной стороне его сторожевой вал пересекал трактовую (большую почтовую) дорогу из Тулы в Венев. На месте этого пересечения вал имел ворота, которые были названы «Щегловыми», конечно, по фамилии заведовавшего этими воротами дозорного воеводы Щеглова. А потом сторожевая (или крепостная) засека, прилегавшая к этому валу с юго-востока, названа также Щеглова, или Щегловская засека¹.

Сторожевые валы и засеки здесь, как и везде, имели назначением предупреждать и задерживать набеги татар, преимущественно Крымских. Тем не менее, время от времени, татары являлись на берегах р.р. Дона, Шата и Упы, подступали и к самым стенам Тульского кремля. Так, в 1552-м году Московский царь Иван Васильевич Грозный предпринял поход на Казань и вместе с войском был уже в Коломне. Тогда Крымский хан Девлет-Гирей, думая воспользоваться этим обстоятельством, в отсутствии царя и войска напасть на Москву и через то отмстить Москве за Казань, шел со своими полчищами по Рязанским пределам к Москве. Но, приближаясь к Рязани, хан узнал, что Московский царь находится еще в Коломне, а потому поворотил на Тулу и решил предварительно взять эту крепость (в то время, после Москвы и Смоленска, одну из сильнейших). Грозный хан 21-го июня приблизился к стенам кремля, а 22-го начал приступ – с юго-восточной стены. Сравнительно весьма малочисленные и плохо вооруженные, но отлично мужественные граждане заперлись в кремле, выдерживали нападение и, под начальством царского наместника, незабвенного князя Григория Ивановича Темкина-Ростовского, геройски отразили приступ татар, так что Девлет-Гирей на утро 23-го числа в страхе отступил на юг по Дедиловской дороге и уходил по 60–70 верст в сутки. На другой день после победы подошло от Коломны к Туле, с целью оказать помощь осажденным Тулякам, царское войско («полк правой руки» казанского ополчения); но ему пришлось уже только торжествовать победу да преследовать врага и разбивать его отряды, не успевшие соединиться с главным войском хана².

Как смотрели современники на совершающееся одоление Крымского хана, об этом определенно дает знать летопись. «Царь же (Девлет-Гирей), – говорит летописец, – прииде на Тульские украйны и роспусти воя своя, а сам ста у града Тулы. Божиею милостию и Пречистыя его Матери и чудотворец Русских вниде в него страх и убояся велми, и стоя три дни, и не дождався люди из загонов (отрядов, разосланных по окрестностям), и великим страхом побежа. Воеводы же великаго князя (Московского царя Ивана Васильевича) многажды ту на Крымских людей исходиша, и много их убиша, и инех же поимаша и к великому князю на Коломну приведоша; и воеводы же великаго князя из украинных мест тульских царя (Крымского) прогнаша, и такоже возвратишася к великому князю. И князь великий возвратися с радостию великою, за еже возвратися царь (Крымский) вскоре и побежа без успеха. И тако повелевает вскоре епископу Коломенскому Спасу и пречистой Богоматери молебная совершати»³.

Возблагодарив Господа за очевидное дело его дивного милосердия, предки наши – туляне, по обычаю древности, здесь, на месте наибольшего кровопролития, против юго-восточной стены кремля (по-тогдашнему, «в деревянном городе»), на костях падших в битве и похороненных здесь граждан и бояр, в память «дивного дела милосердия Божия», решили воздвигнуть монастырь во имя Третьего Обретения честныя главы св. Иоанна Предтечи, имени которого был тезоименит Московский Государь – царь Иван Васильевич⁴.

Предтечев монастырь, первоначально деревянный, потом каменный, существовал до самого начала нынешнего столетия. Но когда в 1799-м году последовал указ Св. Синода о перенесении из Коломны в Тулу архиерейской кафедры и образовании тульской епархии, то Предтечев монастырь повелено было упразднить и обратить в архиерейский дом. В 1800–1801 годах это и было окончательно выполнено первым епископом Тульским Мефодием. Памятником же Предтечева монастыря осталась только так называемая «трехглавая» церковь во имя Похвалы Пр. Богородицы, что и ныне существует на архиерейском дворе, служа его наилучшим украшением, – как неувядаемый цвет веры тульских граждан, их благочестия и геройского мужества, споспешествуемого милосердием Божиим, как цвет славы Божией, превосходящий всякий «цвет сельный», украшающий землю и быстро превращающийся в прах вместе со всякой земной славой.

Так древле предрек о сем еще Св. Исайя в пророчестве о Предтече Господнем: «И явится слава Господня, – благовествует пророк, – и узрит всяка плоть спасение, яко Господь глагола…. Всяка плоть сено, и всяка слава человеча яко цвет травный. Изсше трава, и цвет отпаде, глагол же Бога нашего пребывает во веки» (Ис. 40:5–7).

Памятником исполнения этих слов пророчества служит доселе храм Богородицы, который и при упразднении Св. обители Предтечи остался от предков в наследие их отдаленным потомкам: он и доселе гласит о том, как явилась слава власти и силы Божией на месте сем – как погибла слава силы и власти царя татарского, – как «оружием благоволения Божия» – русским мечем был подкошен здесь яркий цвет крепкого татарского воинства⁵. – Благочестивые граждане Тулы всегда хорошо памятовали и памятуют о бывшем здесь монастыре и в достопамятные дни праздников Св. Иоанна Предтечи и Смоленской иконы Богоматери – Одигитрии (имени которой здесь был храм) и др. собирались и собираются сюда в значительном множестве. А Преосвященные Архипастыри, во храме Похвалы Пр. Богородицы, 29-го августа, в день Усекновения главы Св. Иоанна Предтечи, совершали литургию, а пред литургиею служили панихиду о всех православных воинах, за веру и отечество на брани убиенных⁶.

Так, памятуя о Предтечевом монастыре и о великом событии, в память которого он был построен, граждане всегда и справедливо сожалели о его упразднении и не переставали желать, чтобы он был здесь восстановлен.

Но Господу-Промыслителю угодно было указать иное место для обители, которая должна была заменить собой Предтечев монастырь: обитель иноческая должна была возникнуть уже не в средине многолюдного и шумного города, где была обитель Предтечи, а в тиши уединения – под сению вековой Щегловской засеки. Здесь вскоре по открытии Тульской архиерейской кафедры и было обозначено место поселения, первоначально построением здесь архиерейского загородного дома, или летней архиерейской дачи. Именно, второй Епископ тульский Преосвященный Амвросий, столь известный своим талантом проповедническим, озабочиваясь благоустроением своей кафедры и изысканием средств содержания ее, исходатайствовал себе землю для летнего пребывания под самой Щегловской засекой и на этой земле в 1810-м году выстроил обширный архиерейский дом с церковью в нем (домовою) во имя Св. Амвросия Медиоланского, коему был тезоименит Тульский архипастырь. Это место летнего пребывания, или дача, Тульских Епископов с того времени называется – по засеке «Щеглово»⁷. Однако же, ни тогда, ни после того, как устроилась эта архиерейская дача, никто не предполагал даже и возможность быть здесь монастырю: сомневались в этой возможности даже и тогда, как явились ходатаи пред тульским архипастырем об основании здесь обители, и с достаточными для того средствами. Но не таков был о сем совет Божий, полагающий времена и сроки в своей власти.

В половине настоящего столетия, в боголюбивой душе одного «неизвестного благотворителя», жившего в Москве, таинственно зародилась мысль совершить истинно доброе и богоугодное дело, но не простой и заурядной благотворительности, а построить какое-либо учреждение или сооружение, отвечающее потребностям общества, хотя бы оно потребовало весьма больших средств и трудов. Тогда этому истинному христолюбцу Господь посылает одного безызвестного инока, который подсказывает ему, что граждане многолюдной Тулы, доселе скорбящие об упразднении существовавшей у них обители, построенной на костях их предков, геройски падших в битве при защите своего родного горда, сердечно желают восстановить древнюю обитель или вместо нее основать новую. И вот, к утешению граждан, истинно ревностных к памятованию деяний своих отцов и дел милосердия Божия, Господь приводит в исполнение мысль «неизвестного благотворителя из Москвы», и близ г. Тулы, на восточной ее стороне (где обитают коренные насельники города), устрояется обитель иноческая – на том месте, где этого дотоле никто не мог и предполагать.

Обитель устроена по желанию Тульских граждан. Но, сверх чаяния их, вне города, под вековечным лесом – сторожевой Щегловской засекой, на том месте, которое, быть может, уже ни для кого и ни для чего более не потребуется, а потому и св. обитель на сем месте будет уже во веки неприкосновенна! И кто бы мог предусмотреть совершившееся на сем месте превращение? – Там, где слышались только шум и треск необозримого леса, вой зверей и грай диких птиц, гул осеннего ветра и стоны зимней вьюги-непогоды, или, по временам, носились в воздухе дикие вопли разгулявшегося буйного рабочего люда, которым скученно населена прилегающая сюда часть города, – здесь теперь, в тихий час полночи, раздаются звуки священного благовеста, – здесь в «спасительную ночь Воскресения Христова» озаряется молчаливая окрестность ярким светом Пасхального праздника, – здесь теперь в каждое глубокое утро из среды светильников храма, как бы с высоты светил тверди небесной, слышится умилительная Ангельская песнь: «Слава в вышних Богу и на земли мир!» – Сюда теперь, презирая бури и вьюги, несут свои сердечные молитвенные слезы беспомощные вдовы и сироты и обильно проливают их здесь пред кротким ликом Млекопитательницы-Богородицы, «Заступницы усердной рода христианскаго…..» Но так именно угодно было Господу-Промыслителю: где была пустыня, там рукою верного раба своего Он насадил цветущую обитель Пресвятой Богоматери. И «процвела есть пустыня, яко крин, Господи!» – Так Господь приводит благие начинания человеческих дел из небытия в бытие.

Все время, как устроялась св. обитель Богородицы, «неизвестный благотворитель и строитель ее» оставался «неизвестным». А когда она устроилась, то Богу угодно было не только сделать известным его имя, но и явить православному народу его самого. И вот, дотоле «неизвестный» благотворитель, коренной житель первопрестольной Москвы, любящий ее беззаветно, тем не менее переселяется в Тулу на «безвозвратное жительство» в свою обитель и здесь действительно находит себе «место вечного упокоения». Теперь всем ведомо, что это муж-благотворитель, сей избранник Божий, вечно-достопамятный для граждан г. Тулы, есть схимонах Варсонофий. Теперь его знают и чтут его память умильным поклонением пред его могилой. И да будет так! – Господь Сам сказал еще древнему первосвященнику Илию: «токмо прославляющыя Мя прославлю, и уничижаяй Мя безчестен будет» (1Цар. 2:30).

«Тако да просветится

Свет ваш пред человека,

Яко да видят ваша добрые дела,

И прославят Отца вашего,

Иже есть на небесех».

Мф. 5:16.

Схимонах Варсонофий, в мире Василий Иванович Макарухин, по званию Московский «купеческий сын», а потом третьей гильдии купец. Родителями его были также московский купец Иван Григорьевич Макарухин и Евдокия Ивановна (по родительской фамилии Лащенова). По метрическому свидетельству Московской Духовной Консистории: «1805-го года, июля 27-го дня, у московского купца Ивана Григорьевна Макарухина родился сын Василий, крещен 30-го числа; восприемниками были: Московский купец Илья Иванов (Лащенов) и Московского купца Григория Тимофеева Макарухина жена Татьяна Иванова; крестил священник Иван Васильев с причтом». – Дом Макарухиных находился в Замоскворечье, на Пятницкой улице, близ Пятницкой городской части (в 4-м квартале, под № 428-м), в приходе церкви Св. Великомученика Никиты, что в Татарской. По выписям из метрических книг приходской церкви, Ив. Гр. Макарухин «умер марта 6-го 1849-го года от чахотки, 65-ти лет, будучи исповедан и приобщен Св. Христовых Таин; погребен 9-го марта в Даниловом монастыре». А «в 1871-м году октября 4-го дня, умерла от старческого изнурения Евдокия Ивановна 89 лет, будучи исповедана и приобщена Св. Христовых Таин; погребена 7-го октября в Даниловом монастыре»⁸. По смерти отца, в числе наследников был и сын Василий, в седьмой части дома. – Но Василий не отделялся и не удалялся из родительского дома, как место рождения и воспитания. Здесь, в течение более 40 лет, он находился под постоянным добрым влиянием матери.

Будучи еще мальчиком, Василий переживал и знаменитый 1812-й год и сохранил о нем немало воспоминаний. Между прочим, в то время, как французы заняли Москву, Василий, вместе с отцом, направлялся в Каширу. На дороге их повстречали французы, занимавшиеся фуражировкой. Одному из них понравились хорошие козловые сапоги на ногах отца – Ивана Макарухина; француз принудил его снять сапоги и взял, а ему отдал свои худые; Василий, видя это, заплакал; но француз, желая утешить мальчика, дал ему большой кусок сахару. Из того же времени Василий Иванович припоминал, как свидетель, то обстоятельство, что Наполеон, наслышав, будто крест на колокольне Ивана Великого весь сделан из золота, пожелал его непременно снять. Долго никто не отыскивался сделать это, или стыдясь позорного предложения, или страшась трудности исполнения самого требования. Наконец, нашелся некто, и это был … русский – православный! – Василий Иванович всегда, рассказывая это, обнаруживал сильное негодование⁹.

Находясь постоянно в доме родителей, Василий воспитывался в духе богобоязненности и преданности церковным уставам. Он искренно любил посещать храм и старался бывать в нем неопустительно. В своем приходском храме он всегда становился за правым клиросом и, раз устремив взор на предстоящую икону, он уже не сводил с нее глаз до конца службы, – никогда не позволял себе оглядываться по сторонам. – Благочестивой настроенности его совершенно соответствовала и его скромность, проявлявшаяся в самой его внешности. Он никогда, даже и в молодости, не любил щеголять: его одежной был обыкновенный купеческий сюртук, длиннополый, старинного (традиционного) покроя, но статный; поверх сюртука кафтан (по-народному – чуйка), с прямыми полами и рукавами. Иначе говоря, его вкус в этом отношении был чужд так называемого немецкого покроя платья (не сословного и не национального). Вообще, он избегал всякой показности; и этому он был так твердо предан, что не позволял даже снять с себя фотографического портрета, – несмотря на желание и неоднократные просьбы родных и знакомых, которые в последнее время его жизни в Туле желали было достигнуть своей цели при посредстве глубоко уважаемого им Преосвященного Никандра: В-й Ив-ч остался непреклонен, – не изменил своей скромности даже и в таком, по-видимому, невинном деле¹⁰. Поддержанию благочестивой настроенности Василия немало служило и самое занятие его в родительском доме: оно было унаследовано им и отцом его еще от деда. Это – производство предметов церковной утвари. Назначение изделий храму Божию, без сомнения, постоянно напоминало юному Василию о священном долге его истинно христианской души. А в исполнении своего христианского долга Василий имел руководящие примеры в лице родителей, замечательных своим долголетием. Если, при всех трудах своих, отец достиг 65-летнего возраста, а мать 89-ти лет, то это очевидно свидетельствует об их скромной и воздержной жизни, явно и Богом благословенной.

Дело, которому служили Макарухины, требовало усердия и внимательных наблюдений для воспроизведения данных образцов. А известно, что наша церковная утварь носит на себе следы священных изображений и религиозных понятий в своем устройстве и убранстве: такой характер предметов производства, конечно, рано еще затрогивал любознательность Василия и наклонял его мысль и сердце к возвышенным предметам христианской веры, к пониманию картин православного богослужения. Отсюда понятна и та любовь, с которою Василий Макарухин отдавался своим занятиям. Всего лучше об этом свидетельствует отношение его к усовершенствованию своего производства. Всякое производство тем больший имеет сбыт, чем оно выше по своему качеству – прочности, изяществу. Но если прочность требует одной только добросовестности, то для изящества необходимо уменье. В производстве церковной утвари изящество сводится к рисунку фигуры данного предмета и его убранства или орнамента; а для этого необходим навык в черчении. Василий Макарухин не получил школьного художественного образования и в деле черчения был совершенно самостоятельным, т. е. самоучкой. При отличных способностях его к рисованию, единственным учителем его было прилежание. Тем не менее он, путем копирования, не только достиг совершенства в составлении необходимых чертежей для своего производства, но и перешел к живописи. В настоящее время еще имеются в его келлии его рисунки разного рода предметов, сделанные тушью при помощи пера и кисти: они обнаруживают в рисовальщике настоящую талантливость.

О том, каков был Василий Макарухин в своей семье, в среде рабочих, которыми заведовал в доме отца, и каков сам был как рабочий, по счастию мы имеем свидетельство его духовного отца, приходского протоиерея, маститого старца, о. Алексия Речминского († 1893 г.). – В 1890-м году, от 15-го июня, отец Алексий писал племяннику почившего старца схимонаха Варсонофия (Н. Ф. Мусатову), между прочим, следующее:

«Воспоминая проведенную жизнь, почти сорок лет вместе, при одной церкви с покойным схимонахом Варсонофием, не надивишься довольно его жизни. Всегда он и пред всяким человеком был кроток, тих, смирен и во всяком деле и слове вполне справедлив, так, что ни от кого не случалось слышать на него ни малейшего неудовольствия. По его занятию, которое с юношеских его лет перешло к нему от его деда и отца, у него бывало до семидесяти и более человек мастеровых, в числе которых было не мало невоздержанных, буйных и никогда не было слышно, чтобы он предавал кого-либо из таковых суду и жестокому наказанию. Смолчит, стерпит, – и дело идет обычным порядком». По поводу этих слов о. Речминского должно заметить, что в отношении к рабочим В-й Ив-ч не только проявлял свою кротость и терпеливость, но и прямо действовал на них воспитательно. По словам очевидцев, рабочие Макарухина нередко видали своего хозяина за книгой: следуя его примеру и по его указанию, сами собирались в кружок, где один кто-либо читал, а остальные слушали; так обыкновенно бывало под или на праздник. Обычай этот напоминает древние русские товарищества иконописцев и храмоздателей, проникнутых церковностью. – «Мастерство его, – продолжает о. Речминский в том же письме, – церковная медная утварь – подсвечники, паникадила, чаши, купели и всякие вещи, нужные для священнослужения, по их прочности, чистоте отделки, изяществу и по сходной цене, сделались известными в самых отдаленных краях России, так что он многим вынужден бывал отказывать в их заказах. На все означенные вещи он сам делал чертежи и рисунки: для отца своего он был незаменимый художник и неутомимый мастер».

Относительно того, в какой мере были довольны Макарухиным его заказчики, имеется документальное «Свидетельство Московского Городского Общества», в котором читаем:

«Вследствие состоявшегося минувшего 28 мая сего 1852 года приговора мещанского общества, по коему в присутствии г. Московского Городского Головы на собрании мещанского общества, как вы изволили сделать на собственном своем заведении бронзовые высеребренные подсвечники по заказу вам от оного общества для Воскресенского, именуемого «Новый Иерусалим», монастыря, которые вы сделали добросовестно, в весьма отличном виде и прочной лучшей доброты, как и самый рисунок оных заслуживает особенного внимания и уважения, а посему мещанское общество определило вызвать вас в присутствие дома Городского Общества и от лица оного объявить вам благодарность, в удостоверение чего за подписанием присутствующих выдать в том сие свидетельство»¹¹.

«Для родителей своих, – продолжает о. Речминский, – он был примерный сын: всегда и во всем покорен и почтителен, всегда трезвый, вино никогда не пил; так при слабом всегда сложении, он и на советы докторов – пить мало вина, никогда не соглашался. К родным своим и даже к чужим многим он относился с особенною любовию и радушием, не отказывая в посильной помощи никому. В одно и тоже время, когда у него стоился монастырь в Туле, строилась и у нас приходская церковь с колокольнею; на нашу церковь он на первый раз пожертвовал десять тысяч рублей, когда же, по совершении ее вчерне, капитал был весь потрачен, он принял и устроил всю церковную утварь на свой счет: подсвечники, паникадила, чаши, купели, кресты на церковных главах и колокольне медно-позлащенные и яблоки под оные, и все это делал вполне доброхотно, без всяких усильных прошений от других. В Туле он производил стройку так секретно, что никто о том не слыхал от него ни одного слова, да и мать его умерла, не зная о его богоугодном деле, и мне, как отцу своему духовному, объявил, когда монастырь уже был совсем готов и он решился отбыть туда на житье безвозвратно»¹².

При такой таинственности благотворителя, трудно узнать, в какой мере была велика его благотворительность, да и зачем знать ее меру? да будет она ведома Всеведущему! для нас поучителен самый характер благотворительности В. Ив-ча. Прежде всего, благотворительность его была направлена целесообразно – по твердому сознанию очевидной нужды, частной или общественной. На это имеются положительные и документальные свидетельства.

Так, когда в «доме Московского Городского Общества» открыта была «подписка на Государственное Ополчение и другие военные надобности», то Вас. Ив-ч пожертвовал от себя тысячу рублей серебром, каковая сумма от него в сем доме и принята мая 20 дня 1855 года¹³. Не менее отзывчив он был и во время других общественных бедствий. Когда в 1856-м году неурожай постиг губернии княжества Финляндского – Улеаборгскую, Вазаскую и Куопиойскую, В. Ив-ч шлет туда свою лепту чрез Московского военного генерал-губернатора графа Закревского, который не преминул выразить ему «свою искреннюю благодарность в особом именном отношении»¹⁴.

По-видимому, большею благотворительностью его пользовались храмы и особенно монастыри, и именно в самое нужное для них время. – Вот что по поводу смерти В. Ив-ча, между прочим, писала его племяннику (Н. Ф. М-ву) настоятельница Спасо-Бородинского монастыря игуменья Филофея в 1890-м году, от 7-го июня: «Все, кто знали в Бозе почившего схимонаха Варсонофия, все уважали его, я же, видевши его только единожды и получивши от него милостивое благодеяние для вверенной мне обители, никогда не могла забыть его, и наше краткое знакомство оставило во мне неизгладимое впечатление. Обитель наша считает его в числе своих благотворителей и будет поминать его, отшедшего, как поминала о здравии; что касается до меня, то я особенно обязана молиться за него, так как покойный меня выручил в минуту столь затруднительную, когда я перестраивала храм Св. Иоанна крестителя и у меня не было к сему никаких средств, как вдруг неожиданно приехал Василий Иванович Макарухин и вручил мне собственноручно тысячу рублей, которые я приняла как чудо от десницы Милосердого Господа»¹⁵.

Из тех же свидетельств очевидна и другая высокая черта в характере благотворительности В. Ив-ча. Его благодеяния были известны только тем, кому уже необходимо их было знать, чьи руки принимали его лепты, да Господу Богу. Сам В. Ив-ч отнюдь не искал ни известности благотворителя, ни наград за благодеяния, хотя они иногда давались ему неизбежно, – когда его благотворительность направлялась чрез общественные учреждения.

Так, кроме вышеупомянутых «благодарностей» Общества и генерал-губернатора, В. Ив-ч в 1858 г. 12 июня получил бронзовую медаль «за участие в пожертвованиях на военные надобности» во время войны 1853–1856 годов для ношения в петлице на Анненской ленте. В 1856 году – «по засвидетельствованию графа Закревского о заслугах», он получает золотую медаль «за усердие» для ношения на шее на Анненской ленте. В 1868 году 25 октября за пожертвование на построение Московской Никитской, в Татарской, церкви он награждается золотою медалью для ношения на шее на Александровской ленте¹⁶. Эти награды были, так сказать, неизбежны; они следовали за благотворителем как тень за телом. Но насколько сам благотворитель относился ним хладнокровно, это очевидно уже из того одного, что за построение целого монастыря в Туле он не получил никакой вещественной награды в виде каких-либо знаков отличия, именно потому, что не желал никаких, и до последних дней своей жизни настоятельно старался скрыть себя – истинного строителя обители – за именем другого.

Из представленного краткого очерка жизни В. Ив. Макарухина достаточно ясно обрисовывается его характер и понятною становится его широко развившаяся благотворительная деятельность, увенчавшаяся созданием обители Пр. Богородицы в Туле.

В. Ив. Макарухин, воспитанный в семейном наследственном духе православного благочестия, прежде всего был трудолюбец, стойкий в труде, честный, трезвый: его труды скоро снискали ему глубокое доверие и уважение, которыми обыкновенно награждается честность в труде. Это существенно содействовало развитию дела, торговых оборотов и умножению состояния. А состояние в руках честного трудолюбца есть не что иное, как средство обязательной благотворительности. И благотворительность Макарухина распространялась во все концы обширного отечества, преимущественно направляясь в монастыри, доколе не сосредоточилась главным образом над созданием новой и во всех отношениях благоустроенной обители в Туле.

Вместе с благочестивым настроением и благотворительностью, В. Ив-ч очень рано обнаружил и потом усиленно развивал в себе стремление к просвещению и самообразованию, о чем непререкаемо свидетельствует оставшаяся после него если не обширная, то очень толково составленная им его библиотека. Знакомство с этой библиотекой достаточно ясно открывает полное соответствие ее с религиозно-нравственным и патриотическим складом характера В. И-ча.

Как и следовало ожидать, основу библиотеки В. И-ча составляет священное писание в разных видах и изданиях. Между прочим, здесь было Четвероевангелие 1670 г. – третье издание Львовского братства¹⁷. Новый Завет на славянском и русском языках, изданный иждивением Российского Библейского Общества первым тиснением (Москва. 1822 года). – В ряд со свящ. писанием следует его толкование. По этому отделу имеются Толковое Евангелие, Еписк. Михаила и его же Толковый Апостол, – Толкование на псалмы Еп. Палладия (Вятка. 1874 г.); из свято-отеческих – Св. Андрея Кесарийского толкование на Апокалипсис (перев. иером. Антония. Ярославль. 1892 г.). – Сравнительно большой по объему отдел книг церковно-богослужебных: сюда относятся – а) службы отдельным святым: Великом. Екатерине, Преп. Тихону Калужскому, Св. Тихону Задонскому, Св. Митрофану Воронежскому, Св. Иову, игумену Почаевскому; – б) акафисты: Страстям Христовым, Иверской Божией Матери, Богородице «Утоли моя печали», Великом. Варваре, Св. Павлу Обнорскому; – в) Требники Большой и Малый (Киевский), Канон Великий Св. Андрея Критского, Молебное пение (общее), чин последования пострижения монашеского и пр. – по части толкования богослужения здесь находится такое обстоятельное изложение предмета, как «Письма к православному о церковном богослужении» И. И. Белюстина (Спб. 1862 г.). – За богослужебными книгами следуют жития святых. Здесь имеются и капитальные издания, как «Минеи-Четьи», Пролог (12-ть месяцев), Афонский патерик (изд. 3-е. Спб. 1867 г.), Патерик Киевский, Достопамятные сказания о подвижничестве святых и блаженных отцов (перев. с греч. Спб. 1855 г.), Словарь исторический о святых, прославленных в Российской церкви, и некоторых подвижниках благочестия, местно чтимых (Спб. 1862 г.), и жития отдельных лиц: Сказания о земной жизни Пр. Богородицы, с изложением учения церкви, прообразований и пророчеств, относящихся к ней, и чудес Ее (Спб. 1869 г.), жизнь Св. Иоанна Златоустого, архиепископа Константинопольского (Москва. 1860 г.), житие Великомученика Пантелеимона, житие Св. Тихона Калужского и пр. – Прямым дополнением к житиям святых служат духовно-нравственные, аскетические и вообще назидательные и гомилетические сочинения; таковы: «Лестница, возводящая на небо» (Киево-Печерская Лавра. 1864 г., слав. печ.), выписки из писаний св. отцов, сочинения Св. Димитрия Митроп. Ростовского, – а также: Речи и слова архиеп. Августина (3-ри т.), – Слова, беседы и речи Митропол. Филарета, Великий пост или беседы на св. Четыредесятницу, Архиеп. Иннокентия Таврического (изд. 2-е 1850 г.) и др. Однако, не одни творения русских проповедников интересовали любознательнейшего читателя-старца В. И. Макарухина, – ему желательно было познакомиться и с жизнью авторов их, как это очевидно из того, что в библиотеке В. Ив-ча находятся биографические сведения о таких знаменитых святителях Московских, как митрополиты Платон и его ученик и преемник Филарет, и других. Таковы: «Начертание жизни и деяний Московского Митрополита Платона» (М. 1818 г.) и Записки о жизни и времени святителя Филарета, Митрополита Московского (составл. Н. В. Сушковым. М. 1868 г. с приложением). Судя по внешности этой последней книги, она, очевидно, была в постоянном употреблении: видимо, В. И. благоговел пред знаменитым Святителем Московским Филаретом. В его библиотеке имелось и несколько портретов этого святителя.

Жизнь святых мужей и просто мужей знаменитых, естественно, возбуждала желание посетить и места их подвигов. В. Ив-ч посетил очень многие обители и просто исторические местности. Отсюда понятно, почему в его библиотеке находится очень немало описаний и видов разных монастырей и сельских замечательных храмов. Таково, напр., весьма интересное «Историческое описание Московского Симонова монастыря» (Москва 1843 г.), и др. Есть несколько иллюстрированных путеводителей, напр.: Путеводитель во Св. град Иерусалим ко гробу Господню и проч. св. местам Востока и на Синай (Киев 1872 г.), Путеводитель по московским святыням (со многими рисунк. Изд. Ф. Рычина, Москва. 1887 г.) и др. под. – В. Ив-ч не довольствовался общими описаниями обителей, св. мест, их святынь и достопримечательностей; в его библиотеке есть несколько описаний отдельных памятников исторического и даже археологического характера. Таковы: «Благовещенский собор в Москве» И. Снегирева (Москва. 1854 г.), Исторические записки о Флоровских, что ныне Спасских, Кремлевских воротах, в Москве (Москва. 1850 г.) и пр. т. под.

Ревностно преданный православию и его святыням, В. Ив-ч, однако, не был совершенно равнодушен к спорным вопросам православия со старообрядчеством, как это показывают многие относящиеся сюда сочинения обличительно-политического характера, находящиеся в его библиотеке: «Беседы к старообрядцам, Обличение поморских ответов, Опровержение русских раскольников, Доказательство на перстное сложение, О расколе и по поводу раскола» Еписк. Виссариона (М. 1890 г.), даже и такое специальное издание, как «Описание некоторых сочинений, написанных раскольниками в пользу раскола». Записки Александра Б. (Изд. Кожанчикова. Спб. 1861 г.) и др.

Само собою понятно, что разностороннее изучение Православной Веры необходимо обращает читателя к изучению и отечественной истории. Вот почему В. Ив-ч должен был познакомиться и с гражданской историей отечества, хотя бы кратко, так как эта область ему, при его направлении, была побочною. В его библиотеке, между прочим, находилась «Российская история с 62 портретами великих Государей» Д. Д. Похорского (Изд. 2-е. Москва. 1823 г.). Это сжатое изложение истории России по княжениям и царствованиям, составленное по «историям» Татищева, Щербатова, Стриттера, Карамзина и Глинки и доведенное до царствования Императора Александра I-го. – Нельзя не заметить, что из всех русских государей пользовались особым расположением В. Ив-ча Екатерина II-я, Александр I и Александр II-й. В библиотеке В. Ив-ча кроме сочинений, относящихся к царствованиям этих государей, имелись и портреты их, особенно примечательны портрет-медальон императрицы Екатерины II-й из кости и потрет императора Александра Николаевича, весьма хорошо писанный красками на картоне.

Настоящий краткий обзор библиотеки В. Ив. Макарухина показывает, как разносторонен был ее состав и, при немногочисленности изданий, какую полноту образования обеспечивает библиотека своему обладателю. При этом ясно также, что библиотека представляет собою одно целое, строго целесообразное, вполне отвечающее общему настроению духа и коренному, преобладающему стремлению В. Ив-ча к православно-духовному самообразованию. Не удивительно поэтому, что добрые свойства его души правильно и жизненно развивались в один высокий и крепкий характер, коему суждено было создать Св. Обитель и увенчать себя схимой. Значительная и лучшая часть библиотеки В. Ив-ча по смерти его передана его племянником Н. Ф. Мусатовым в библиотеку Богородичного монастыря.

Отличным дополнением библиотеки В. Ив. Макарухина служила собранная им и значительно содержательная коллекция снимков с художественных произведений и рисунков разного рода видов церквей, монастырей, замечательных святынь и т. д. – фотографированных, литографированных, гравированных и пр. Между ними некоторые замечательны или по исполнению, или по давности и редкости¹⁸. Коллекция эта собрана постепенно: рисунки приобретались, едва ли не большей частью, при личном посещении монастырей. В. Ив-ч, посещая тот или другой монастырь, любил приобретать на память о нем описание его и изображение его храмов, общего вида или отдельных святынь. В его собрании находятся виды всех более или менее известных монастырей русских. Кроме того, есть виды обителей болгарских и особенно афонских: рисунки этих обителей и т. п. приносились В. Ив-чу в дар разными лицами, знавшими его любовь к рисункам священных предметов и достопамятностей.

Как при обзоре библиотеки, так и при пересмотре сохранившейся коллекции рисунков, собранных В. Ив-чем, оказывается, что его интересовали предметы, главным образом, религиозные и священно-исторические. Примечательно, что как любовь к этому делу, так и талант В. Ив-ча при упражнении в деле рисования, сказались очень рано и уже в значительной степени. Об этом ясно говорят доселе сохранившиеся рисунки с собственноручной подписью его имени и фамилии. Таковы: а) Изображение Пресвятой Девы-Богородицы с подписью «Величит душа моя Господа», рисунок 1822 года. Пресвятая Дева в молитвенном настроении, со сложенными дланями на груди¹⁹. б) Изображение самоубийства Иуды-предателя с латинскою подписью «Iudas Iscarioth», рисунок 1825 года. Предатель представлен в момент самоубийства; он надевает петлю на шею под деревом, справа рассыпаны сребреники. в) Изображение Распятия Иисуса Христа в момент смерти, с латинской подписью «Consummatum est!» (т. е. «совершилось!»), рисунок также 1825 года²⁰. Говоря об этих рисунках, нельзя не обратить внимания на то обстоятельство, что в келлии Василия Ивановича остались, и на видном месте, – именно и только эти три рисунка. Это – наглядные и неотразимые уроки высочайших добродетелей. – Изображение Пречистой Девы-Богородицы есть высоко возвышеннейший образец молитвы и чистейшего целомудрия; смерть Господа Иисуса есть высочайший пример самоотверженной любви и, наконец, самоубийство Иуды есть образ глубочайшего падения, страшной смерти и вечной погибели чрез страсть сребролюбия. Иначе говоря, это – величайшие и красноречивейшие уроки молитвы, самоотверженной любви и нестяжательности, т. е., трех добродетелей, основных в иноческой жизни. Несомненно, в этих уроках находила опору и мысль В. Ив-ча об иночестве, в его строгом виде «общежития». Нося в душе эту мысль, понятно, он и сам отражал ее в своей жизни, будучи постоянным молитвенником, всю жизнь девственником и, среди многочисленных сокровищ, иноком-бессеребренником.

Коллекция изящных изображений священных предметов, очевидно обнаруживающая склонность В. Ив-ча к подражанию западным художникам, не говорит, однако, о том, что он имел наибольшую склонность к иконописи итальянского стиля: в его келлии сохранилось немало икон и все они в чисто православном духе и по сюжетам, и по стилю иконографии. Между ними есть и сравнительно древние, по письму и окладам XVIII-го и даже XVII-го веков.

Любовь к православной святыне в ее, так сказать, православной и вместе художественной обстановке, воспитываемая и охраняемая в В. Ив-че, с одной стороны, чтением церковных и духовно-назидательных книг, с другой – посещением храмов и преимущественно монастырских, постоянно крепла с летами жизни. И, таким образом, при основной и столь укрепленной благочестивой настроенности его духа, становится вполне понятным главное дело его жизни, понятно, почему в его душе не только нашла место, но возросла, твердо-неизменно сохранилась и, несмотря на всяческие препятствия, энергично и столь блистательно осуществилась мысль – создать св. иноческую обитель в надлежащем для нее месте. Пред его взором были постоянно виды, а в душе – мысли о возвышенной жизни святых обителей.

Занятый мыслью о построении св. обители и видя успешно осуществляющимся свое святое желание, В. Ив-ч, естественно, и сам всей душой стремился в устрояемый им монастырь и здесь – не только быть, но и жить по-монастырски. И вот, 26 августа, на день празднования св. иконы Владимирской Божией Матери, в 1879-м году, он окончательно переселился из Москвы в Тулу на постоянное пребывание здесь в своем монастыре, а для сего выстроил себе деревянный двухэтажный, но очень небольшой бревенчатый флигель. Пребывая здесь, он уже вел чисто иноческое житие, по-видимому однообразное, но в духовном отношении богато содержательное, и был, конечно, достойнейшим примером и для самых иноков своей обители, скрывая свое истинно иноческое настроение под светским одеянием и свою душу-молитвенницу за дверью своей келлии, буквально по слову Господа Спасителя: «ты же егда молишися, вниди в клеть свою, и затворив двери твоя, помолись Отцу твоему иже в тайне: и Отец твой видяй в тайне, воздаст тебе яве» (Мф. 6:6). Ежедневно в 12-ть часов ночи он вместе с братией ходил к утрени, которая в будние дни продолжается два с половиною часа и более, а под праздничные дни более трех с половиною часов. После того немного засыпал. В 9-ть часов утра ходил к поздней литургии, а затем в свое время – к вечерне, и эти три службы посещал неопустительно до 1885 года. В этом году он исходатайствовал от архиепископа Никандра распоряжение – совершать раннюю обедню, и для сего сделал особый вклад в 10,000 рублей, чтобы обязательно совершалась и литургия заупокойная – в поминовение его родителей и сродников. В этом году, именно с 1-го августа, началось совершение ранней литургии в 6-ть часов утра (как это и продолжается до настоящего времени). В то же время переменилось и время совершения утрени: вместо 12-ти часов ночи, она стала совершаться с 3-х часов по полуночи. С того же времени и В. Ив-ч изнемог под бременем старчества, стал ходить в храм ежедневно только к ранней обедне и к вечерне. А все остальное время дня он неуклонно проводил за чтением священных книг – Евангелия, Книги Деяний Апостольских и Четьих Миней, причем прочитывал и поучения в них на каждый день по поводу жития святого. – Чтения сменялись молитвой: он любил молиться уединенно, при тусклом свете лампады: стоя на молитве, он как будто не хотел замечать и самого себя… Он молился устно без «молитвенника», с земными поклонами и коленопреклонением, – что, конечно, обнаруживает искренность молитвы, доходящей до умиления, при котором душа молящегося непосредственно обращается к Богу и «молитвенник» становится излишним.

Постепенно приближаясь к последнему пределу своего жития, В. Ив-ч постепенно замечал и упадок телесных сил.

Так, в 1888-м году он настолько ослабел зрением, что уже не мог иметь высокого утешения – читать любимые книги, о чем сильно скорбел; впрочем, он настолько еще видел, что мог ходить в храм без провожатого. Вместе с тем, он стал часто жаловаться на боль в ногах; страдал от грыжи и геморроя, особенно при перемене погоды, когда он вынужден был уже лежать в кровати. Тем не менее, как скоро чувствовал хотя малейшее облегчение, то или дома молился, или шел в храм и так – ревностно, до самой смерти, которая последовала в 1890-м году.

При естественном ослаблении старческих сил, обыкновенно, чаще и чаще приходит на мысль помощь Господа Промыслителя, не оставляющего человека и тогда, когда оставляют его не только близкие люди, но и даже и свои силы. Крепко веровал в покров Господа, в помощь и защиту своего Ангела-Хранителя восьмидесятилетний старец, возросший в глубокой богобоязненности от детства своего. О такой преданности В. Ив-ча своему Ангелу-Хранителю наилучше засвидетельствовал следующий знаменательный с ним случай. За несколько дней до смерти с ним иногда делалось головокружение. При одном таком случае старец находился в комнате один; его сожитель-племянник отошел обедать. Намереваясь перейти из одной комнаты в другую, он вдруг упал на пол всем телом, причем, однако, голова его не ударилась об пол, как-то странно и вместе благополучно поместилась на ребре стула, сбитого на пол упавшим, и как бы подложенного под его голову. Падение, таким образом, оказалось совершенно безболезненным. Когда на стук, происшедший от падения, прибежал племянник, и с испугом спросил, не разбился ли старец-дядя, то В. Ив-ч сказал ему с спокойствием верующего сердца: «нет! – меня поддержал Ангел-Хранитель».

В 1890 году 21-го числа апреля вечером В. Ив-ч почувствовал головную боль и, вследствие этого, всю ночь почти провел без сна; утром 22-го числа в субботу он уже не решился идти к ранней обедне; с наступлением дня он пожелал пригласить доктора В. И. Смидовича. После визита доктора он пожелал приобщиться Св. Христовых Таин; а потом, спустя час, по его желанию над ним совершено было таинство Елеосвящения. – Все это время, находясь в ясном сознании, В. Ив-ч твердо понимал, что наступает конец его жизни, но – какой жизни? – Вся его жизнь была, главным образом, деланием во славу Божию: его мысль постоянно витала в храмах Божиих, в обителях православных иноков; наконец, последние дни и часы многолетней жизни его протекали в стенах им же созданного монастыря, где теперь его телесная сила иссякала в старческом слабом теле как елей малой лампады в его келлии, а вместе и свет очей его, непрестанно обращенных к святым иконам, угасал как свет огня в священном светильнике, и это был истинно иноческий взор чистой души, уже бесповоротно отрешенной от мира. Но если иному иноку, при его звании и иноческом одеянии, не достает, однако, иночества, то В. Ив-чу, при его истинном иночестве, не доставало только имени инока и внешнего знамени иночества, доблестно воинствующего против зла и плоти. И вот, Господу- Промыслителю угодно было теперь внушить смиренному Василию принять ангельский образ действительно возвышенного и чистого жития: и он решается, наконец, принять иночество в его полном виде. Через два часа по совершении елеосвящения над ним совершается чин пострижения, и он воспринимает схиму – священное знамя духовной битвы, заслуженное подвигом целой жизни и достойно венчающее эту доблестную жизнь пред ее блаженной кончиной. С разрешения и благословения архиепископа Никандра, новопостриженному схимонаху дано имя Варсонофий в честь Варсонофия Великого²¹.

Пострижение иноческое и принятие схимы для Варсонофия было истинным погребением до кончины… Теперь, всею душой оставив мир и всею душой обратившись к небу, схимонах Варсонофий ежедневно после ранней литургии приобщался Св. Христовых Таин; после сего выпивал одну чашку чая с просфорой, а остальное время всецело отдавался молитве: постоянно творил на себе крестное знамение и тихо-тихо читал молитвы… В таком состоянии души он был еще более подготовлен к исходу от сего мира знаменательным сновидением. 24-го числа того же апреля при легком сне он видит, что ему прислал письмо преосвященный Алексий, бывший епископ Тульский (при котором возникло дело о построении монастыря), который писал, что «для него – Варсонофия – комнаты уже готовы», при чем о. Васонофию были показаны эти «комнаты», очень большие и хорошо убранные, но самого преосвященного Алексия он не видал. Очнувшись от сна, о. Варсонофий передал содержание сновидения своему келейному сожителю: тот принял было это за проявление болезненного бреда. Но вечером того же дня о. Варсонофий вторично рассказал то же сновидение совершенно сознательно и с видимым предчувствием своей кончины.

В последние два дня жизни телесные силы о. Варсонофия уже совершенно ослабели; но умирающий, оставаясь в полном сознании, мужественно созерцал бренность телесной природы и, вместе, чувствовал самостоятельность своего духа, не сродного брению плоти, парящего над его разрушающейся храминой и «возвращающагося к Богу, иже даде его» (Еккл. 12:7). – 26-го апреля, в час тридцать минут ночи схимонах Варсонофий тихо и блаженно почил о Господе. – На следующий день, 27 апреля, после ранней литургии совершенно было погребение почившего. Тело его положено в склепе под храмом Богородицы-Млекопитательницы, под алтарем северного его придела, посвященного имени св. Василия Блаженного, которому был тезоименит почивший по своему мирскому имени. И раннее время погребения – на другой день по кончине, и место вечного упокоения были предназначены самым о. Варсонофием еще задолго до смерти.

Так, на 85-м году своего течения, закончилась многотрудная, высокодостойная и Богом благословенная жизнь В. Ив. Макарухина. И всяк, ведущий все течение ее и таковую кончину, невольно признает – «блажени живущие и умирающие о Господе!».

Вся долголетняя и глубоко поучительная жизнь В. Ив. Макарухина определенно обрисовывается в главных и выпуклых чертах его личности. – Хозяин и работник, купец и ремесленник, благотворитель и схимник, он был человек высокой благочестивой настроенности и непреклонно твердого направления воли; он умел не только победить в себе сильную из страстей – сребролюбие и с ним соединенные искушения, но и воспользовался своим богатым состоянием как могучим средством для совершенствования себя в добродетельной жизни, – на славу православного отечества и на утешение Святой Христовой церкви.

Такое обширное, сложное и ответственное дело, как построение и благоустройство монастыря, требовало и соответственно пригодных деятелей, душевно преданных делу, честных, опытных и достойных полного доверия. Таковыми были и непосредственно близко к В. И. Макарухину стояли: иеромонах Никандр, Гавриил Васильевич и его сын Александр Гаврилович Бочарниковы.

Иеромонах Никандр, в мире Николай Васильевич Кондрашев, родом из г. Тулы; родители его были тульские мещане – оружейники Василий Кондратьев и Фекла Дионисьева Кондрашевы, жили в Чулкове, в приходе церкви Рождества Христова, где имели свой дом, в котором родился и о. Никандр. – Мысль поступить в монахи явилась у Николая Кондрашева еще при преосвященном Тульском Аврааме. И когда пр. Авраама перевели из Тулы в Ярославль, то с ним отправился туда и Николай Кондрашев. В Ярославле он был помощником архиерейского ризничего. Когда здесь после смерти уже преосвящ. Авраама золотили главы и кресты на церквах Спасо-Преображенского монастыря рабочие В. И. Макарухина, то Николай Кондрашев познакомился с В. И. Макарухиным. Николай Кондрашев был человек умный, благоговейный и внушал к себе полное доверие, а потому В. Ив-ч просил его переехать в Москву, затем просил своего отца, а тот – митрополита Филарета – поместить Кондрашева в Высокопетровский монастырь. Здесь, 15 февраля 1836 года, Н. Кондрашев был пострижен в монашество с именем Никандра, а 25 марта того же года был рукоположен в иеродиакона в Чудовом монастыре, а затем в иеромонаха. Он был ризничным монастыря и прожил здесь восемнадцать лет. Во время холеры в Москве митрополит Филарет перевел о. Никандра в Богоявленский монастырь и назначил его братским духовником. Здесь он прожил лет шестнадцать до выезда в Тулу в 1864-м году в мае месяце во вновь строившийся Богородичный монастырь. Все время до выезда в Тулу о. Никандр был духовником у В. И. Макарухина. Переезжая в Тулу, о. Никандр принял на себя ответственную обязанность строителя монастыря по мысли В. И. Макарухина. И на приведение этой мысли в исполнение он посвятил остаток своей истинно иноческой жизни и энергии. Первоначально с ним братии никого не было, служил он один с послушником Гавриилом (ныне ризничий архиерейского дома о. иеромонах Геннадий). Затем был принят им о. Игнатий и выпрошен у преосвященного Никандра иеродиакон архиерейского дома Мартирий, который вскоре был посвящен в иеромонаха. Непрестанные заботы и настойчивый труд, однако, быстро разрушали здоровье о. Никандра, которым он, как видно, и не особенно был озабочен. Так, в том же 1864-м году, чрез четыре месяца по приезде в Тулу, о. Никандр уже испытывал сильное расстройство здоровья. Мих. Мих. Струков, один из близко знакомых с В. И. Макарухиным и непосредственный участник в деле устройства монастыря в Щеглове, уведомляя В. Ив-ча об освящении церкви Богородицы-Млекопитательницы, в письме своем от 9-го сентября сего года, между прочим, говорит: «И батюшка (о. Никандр) вас поздравляет. Он поручил мне написать вам, потому что он слаб и писать не может. Я бы вам советовал приехать его проведать… он не мог участвовать в этой церемонии (освящении храма) по случаю болезни. Под этот день (освящения) ему было так хорошо, что он мог бы и служить. Он везде все осмотрел и все приготовил для освящения. Вы знаете, батюшка какого характера: чуть ему полегчит, ну он и пошел везде ходить. Вот тут-то он и простудился, опять слег и сделался совершенно без себя…» О. Никандр после тяжелой болезни, которая воспрепятствовала ему присутствовать на торжестве освящения храма Богородицы-Млекопитательницы, уже не мог вполне хорошо оправиться, и при последующих трудах, а также и соединенных с ними неприятностях, быстро стал ослабевать и видимо приближался к последнему пределу своего достойного иноческого жития. Тот же Мих. Мих. Струков в письме к В. И. Макарухину от 14 мая 1866 года, между прочим, писал: «Поклон от вас батюшке (о. Никандру) я доставил, с пожеланием доброго здравия и облегчения в его болезни. Он был очень рад и благодарил вас за память вашу об нем. Теперь скажу вам о его здоровье: все он очень слаб и здоровье неудовлетворительно. Доктор хотя опасного не видит, но и надежды твердой не полагает. Сначала у него был тиф, но теперь прошел, и осталась одна только слабость. Доктор старается чрезвычайно; но какой будет дальше его успех, Бог знает. Я вам буду писать»… После сего известия через четыре дня, именно 18-го мая, о. Никандр скончался. О его кончине Мих. Мих. Струков в письме от 23-го того же мая сообщает В. И. Макарухину следующее: «Честью имею вас уведомить, что батюшка (о. Никандр) скончался 18 числа в 2 ¾ часа пополудни. Кончина его была тихая, и все был в памяти. Заметно, что он не полагал умереть, потому и не сделал никакого распоряжения, а только сказал Ивану Кузьмичу (племяннику), что у него есть на похороны деньги – 300 р. сер., а остальные чтобы он получил (т. е. себе); но сколько будет сверх этой суммы оставаться, неизвестно… 19 числа, в 4 часа пополудни, мы собрались к батюшке и вынесли его в большую церковь (т. е. Богородицы-Млекопитательницы, а малая, разумеется, Успенская, при настоятельской келлии). В пятницу 20 чис. целый день служили панихиды приходящие из города и, по распоряжению владыки, диаконы из города поочередно читали евангелие над покойным. – Похоронили его в субботу; отпевал сам преосвященный и четыре иеромонаха; все это очень торжественно. Народу было много; нищей братии 500 человек, – всех оделили. А могила его под средним алтарем – под самым престолом Царицы Небесной Млекопитательницы. Места лучше этого мы с Николаем Никитичем (Добрыниным) не нашли; и преосвященный позавидовал и сказал: «я бы и себе лучше этого места не желал». Около батюшки, по бокам остались места на две могилы; в голове и ногах (т. е. могилы о. Никандра) пришлись две стены бута; по бокам выложили кирпичом; свели свод, потом сверху другой свод и хотим выложить гробницу (т. е. над могилой) из белого камня в аршин вышины, а сверху – отлить чугунную доску и поставить икону – его «благословение», и чтобы теплилась лампада. А как вы пишете похоронить его в нижней церкви, которая в нижнем этаже (той же церкви Богородицы-Млекопитательницы), в правом пределе, то мы этого не знали; лучше этого места не нашли. – Место батюшки заступил Мартирий; да кроме-то его и некому. Владыка ему приказал служить все сорок дней обедню и после панихиду; а лития чтобы была на могиле, т. е. над прахом покойного… Покойный (о. Никандр) был очень заботлив; у него осталось всего много: муки, круп, дров на целый год, кажется, заготовлено и прочего всего много. Послушников мы пока до времени всех оставили: Бог с ними, пусть они молятся за батюшку. Впрочем, владыка ищет хорошего настоятеля: ему хочется, чтобы был хороший порядок…»²². Но не пришлось скоро найти столь же достойного настоятеля, как приснопамятный отец Никандр, и нельзя было завести столь же «хороший порядок», какой был при нем.

Вторым вполне доверенным, непосредственным и столько же энергичным исполнителем планов В. И. Макарухина был Гавриил Васильевич Бочарников, на которого было возложено главным образом ведение всего хозяйства при устроении стен, жилых зданий и церквей вновь созидаемой обители. Жизнь и личный характер этого человека, с разных сторон, заслуживают особого внимания: на его личной судьбе Промысл Божий наложил свою особую печать.

Гавриил Васильевич Бочарников, по происхождению тульский мещанин, родился в 1804 году 30-го марта, и родился сиротой, когда умер его отец, оставив мать беременною. Самое появление его на свет, по семейному преданию, сопровождалось скрежетом и плачем… Крайняя нужда его матери заставляла желать скорейшей его смерти, но ребенок крепкого сложения возрастал от силы в силу. С первых дней своей жизни он стал под тяжелый гнет нищеты, в прямом и точном смысле сего слова: с сумой и протянутой рукой он собирал подаяния для насущного пропитания, и так до 8 лет. Но, при силе и врожденной энергии, он, однако, нашел себе подходящее занятие. Когда наступил 1812-й год – девятый год жизни Гавр. Бочарникова, он начал зарабатывать небольшие деньги для насущного пропитания оригинальным ремеслом, – он выделывал шапки особого фасона для тогдашних ополченцев: шапки те были высокие и твердые, а для твердости их требовалась обмазка особо приготовленную глиною. Этим Бочарников и занимался до 12-летнего возраста. Усердием в этом деле он обратил на себя внимание тульских купцов Сазыкиных, которые и взяли его к себе для приучения к торговому делу; здесь, в качестве ученика, он пробыл до 24-летнего возраста. А потом в 1828 году 8-го сентября он поступил к тем же Сазыкиным на завод уже по контракту в качестве бухгалтера и с жалованьем 500 р. в год. В 1832 году 10-го октября он отошел от Сазыкиных с аттестатом, удостоверявшим, что Г. Бочарников «во все время в их торговом доме и на заводе торг производил честно, в хозяйственном капитале и прибыльной сумме никакой утайки никогда не делал и, при отпуске, находящийся у него на руках товар и наличную денежную сумму сдал в целости». В это время он женился. От сего брака родился у него в 1833 году сын Александр (будущий архитектор). В том же 1833-м году Гавр. Бочарников поступил к тульскому оружейнику Павл. Мих. Минаеву на завод по производству жестяных и железных вещей в качестве приказчика, на которого, однако, возложено было «главное распоряжение по химическому отделению и под наблюдением которого находились машины, посредством коих вырабатывались металлические вещи для Русской армии, а также – расчет рабочих и заведывание конторой. Плата за это – 500 р. в год, кроме значительных подарков». – В феврале месяце 1835 года он отошел от Минаева, заручившись также аттестатом «в безупречной честности». С 20-го октября 1834 года и до 20 июля 1837 года он снова служил на заводе купцов Сазыкиных за 500 р. в год по контракту. С 1840-го года более пяти лет Г. Бочарников прожил в Оренбургской губ., Мензелинском уезде, при Батрасовском поташном заводе купца Фирсова в должности приказчика, причем в его распоряжении находилось много построек: церкви, дома, заводы, кроме того – закупка разного товара и продажи поташа, меда, воска, соли, кож и разного хлеба, а также распашка земли, покосы, рыбные ловли, мукомольные мельницы, пчеловодство, устройство разных машин для химических произведений, заведование конторой, торговля чаем, сахаром, разными металлическими вещами и лесными изделиями. Вся сумма оборотного капитала была под его наблюдением. Он неоднократно бывал в Нижегородской, Ирбитской и прочих ярмарках для сбыта и покупки товаров. Доверенные ему поручения исполнял всегда исправно и с пользою. Наконец, сдав вверенные ему заводы, товары, материалы, машины и деньги хозяина в точности, он в 1845 году в мае получил расчет и переселился в Тулу. У Фирсова он получал жалования 1500 рублей, кроме значительных подарков.

По возвращении в Тулу Бочарников поселился в доме жены на Остроженской улице и занялся самостоятельной торговлей бакалейным товаром на Петровской улице.

Отчасти скитальческая, отчасти страстно-бурная жизнь Г. Бочарникова лишила его душевного спокойствия; но вот постепенно она начинает стихать: он чувствует душевное утомление, ищет душевного покоя и решается посетить св. места. В 1853-м году, находясь в Киево-Печерской Лавре, он 8-го августа исповедался и приобщился в церкви дальних пещер. В том же году он с младшим сыном Василием (впоследствии монах Венедикт) посетил Троице-Сергиеву Лавру, Оптинскую и Белобережскую пустыни.

Но Г. Бочарникова, обратившего душу к Богу, ожидало серьезное дело. В 1859 г. началось ходатайство об устроении в Туле Щегловского монастыря. В. Ив. Макарухин, зная чрез иеромонаха Никандра Гавр. Вас-ча за человека предприимчивого, честного, распорядительного и весьма опытного, пригласил его для хозяйственных распоряжений по постройке монастырских стен, двух корпусов и главного храма. И для сего дела вверил ему большую сумму денег. Гавр. В-ч, поручив своему сыну Александру, архитектору, дипломированному Императорской Академией Художеств, составление и выполнение проектов, планов и фасадов монастырских зданий, сам занимался наблюдением собственно-хозяйственной стороны сооружений и в таком отношении к делу оставался до окончания оного.

Но с окончанием устройства монастырских зданий мысль о монастыре не оставляла Бочарникова: она внедрилась в его душе и овладела ею. Гавр. В-ч задумал идти в монахи, хотя еще жива была его жена. – Желание это, по настоянию его жены, не осуществилось при ее жизни; тем не менее, мысль о монашестве не только не оставляла его, но и крепла в нем: не будучи монахом, он приобрел, надел на себя и постоянно носил железные вериги для умерщвления плоти. Когда он снимал свою рубаху из грубой посконной ткани для стирки (что, впрочем, делалось весьма редко), то на ней были заметны следы ржавчины и крови, а при хождении его иной раз можно было слышать легкое бряцание цепей. Вскоре, именно 1-го марта 1865 года, умерла жена Г. В-ча; тогда он свободнее мог исполнить свое желание – принять монашество. – В том же 1865 году летом, оставив дом и детей, он отправился на Афонскую гору, «желая остаться там на всегдашнее жительство». Но в октябре того же 1865 года, простившись со Святой Горой, он отправился на Синай и в Иерусалим. А в конце декабря он пишет своим детям из Иерусалима о своем счастливом возвращении с Синая, передает свой восторг при созерцании святых мест и «не может выразить своей радости, когда он – великий грешник – удостоился быть у Гроба Господня и лобызать места, где страдал и воскрес Спаситель». В Палестине за это время он, между прочим, пережил страшное бедствие – голод от саранчи. «Все поела саранча, – говорит Гавр. В-ч, – и народу умерло много, – везде ужас, а меня грешного Бог хранил между гибелью и страхом – людским и морским; и кое-где был без хлеба, – купить нечего: за десять копеек один рубль серебром давали, и то нет…» – От 27 апреля 1866 года в письме к сыну Александру из Иерусалима Г. В-ч пишет, что он «очень скучает и душевно плачет от скуки в таком далеком краю», и выражает твердое намерение возвратиться на родину, куда и не замедлил явиться. И вот, проездом находясь на Афоне, он постригся в монахи с именем Германа; а 23 мая 1867-го года он прибыл в Брянскую Оптинскую пустынь к своему сыну, монаху Венедикту (пострижен 16-го декабря 1867 года). А потом приехал в Тулу. – Затем, продавши здесь свой дом сыну Александру, о. Герман в 1868 году отправился в Орловскую Белобережскую пустынь, не решившись пока на окончательный выбор местопребывания, и посему писал тогда своему сыну Александру: «Я все-таки колеблюсь, и меня влечет больше Афон – мирное пристанище для душевного спокойствия. Я, грешный человек, привык к невоздержанности, это тебе известно: ты был судья. А все-таки вам желаю Господа помнить и Его повеление… и закон хранить в чистоте».

Видимо, о. Германа тяготило воспоминание о худо проведенной прежде молодой жизни. – Оставив семью вследствие некоторых неприятностей с детьми из-за дома, о. Герман грустил, однако, о том сильно. От 13-го августа 1868 года он пишет сыну Александру: «Верно более я с вами едва ли буду видеться, хотя и близко, и можно бы видеться, только, кажется, никому я не нужен. Остаюсь при старости и при болезни до гроба в послушании Матери Божией. Верно, Она мне бездетному – кормилица и покровительница грешному». – Трудовая монастырская жизнь тяготила о. Германа. В письме к сыну от 17-го октября 1868 года он, между прочим, говорит: «Господь от рождения питал меня сумой и теперь, при старости, при слабом здоровьи, служу братии, надеясь на Господа и Мать Божию. Что делать? тяжко мне бездетному (?) докончить жизнь за грехи мои». – Еще более сильно и решительно высказывается это в письме от 25 апреля 1869 года к сыну. Он говорит: «благодарю за память меня изгнанника, за то, что при старости моей и дряхлом здоровьи, и в сильном подчинении, и в рабстве на забыли меня поздравить (с праздником Св. Пасхи). Хотя вся тварь веселится, а я, грешный, терзаюсь и не знаю, что будет со мной: верно я с вами на веки расстаюсь, потому что не могу терпеть – быть в таком уничижении; что делать? грехов моих ради, большую ошибку сделал: не мог в своем доме жить с своим семейством; враг моего спасения разрушил все мое положение, избрав таких людей для меня бичом, и опять благодарю Господа, что я, ничтожный, с детства был нищий и теперь пойду, уже при старости лет, питаться от рук благожертвующих добрых людей. Для меня тоже удар, что лишился я друга моего Анны Ивановны (жены). Я против нее ничем не виноват, а ее болезнь довела меня до такой степени; она мне никогда не говорила и уклонялась от меня, не знаю, по какой причине: по внушению прочих людей или врага нашего союза, – это все будет Господу известно: все предстанем одному судье – ничего не утаится. Еще скучаю об Венедикте, что он очень нездоров. Я ему послал на днях письмо и десять рублей. Что делать? кругом скорби, все нам испытание. Надо Господа помнить и не забывать. Он может возвысить и унизить. Воспитывай детей в страхе Божием, а не в танцах или каких безумных науках. – Смотри, за все Бог взыщет. Смотри на мою участь грешного отца: на шестьдесят третьем году что мне суждено испытать и питаться нищенски… Прощай. Остаюсь грешный Герман».

Вскоре умер болезненный сын о. Германа – монах Венедикт. Глубоко огорченный этой потерей, старец Герман снова отправляется на Афон. От 17-го июля 1869 года он пишет сыну Александру из Одессы: «Я выехал из обители Белобережской в св. град Иерусалим и св. Афонскую гору для поклонения св. местам и буде останусь там совсем – и слава Богу!»… От октября 1869 года он пишет уже с Афона, что здоровье его не позволяет ему ехать в это время по морю, что он остался на Афоне до весны, а «затем, – говорит он, – может и дни мои прекратятся; желал бы грешный лучше умереть, нежели волочиться. Я очень скучаю об вас, что делать? потерплю. И так – остался дряхлый отец твой грешный монах Герман». Имея намерение возвратиться в отечество, о. Герман начинает сближаться душевно с сыном Александром и его семьей, как это видно из письма его с Афона в 1870-м году. Наконец, он снова возвращается в Россию в этом году, заезжает в Тулу навестить сына, а потом уже, и на сей раз уже окончательно, отрешается от мира, поселяется в Белобережской пустыни, с намерением здесь постричься в монахи. Подвиги монастырского послушания, однако, уже тяжелы для него и расстраивают все его силы. В письме к сыну от 27 декабря 1870 года о. Герман говорит: «Я был болен дней десять; даже с койки меня поднимали и поворотиться нельзя было: больше, стреляние в спине было. Причина этому – простуда. Печки топил и дрова носил, и снег чистил. Вспотевши, поехал по воду на речку, там постоял и простудился… теперь, слава Богу! хожу в церковь». – Но вот Гавр. Вас-ч, постриженный на Афонской горе, 13-го марта 1871 года, вторично пострижен в Белобережской пустыни с облачением в мантию и с оставлением имени Германа. Это пострижение совершилось в так называемую «субботу Похвалы Пр. Богородицы», совершено в соборе, самим игуменом, при всей братии обители Белобережской.

Новопостриженный о. Герман недолго оставался в приютившей его обители. 4-го января 1877 года он подает прошение преосвященному тульскому Никандру о принятии его в число братства «в знакомый ему Щегловский Богородичный монастырь», но при этом предваряет сына письмом, чтобы и он сам получше обдумал переход отца в Тулу и чтобы лично подал прошение преосвященному. На это сын отвечал от 13 января: «Я вчерашний день, то есть 12-го числа сего января, в 7 часов вечера, был у владыки и подал ему вашу бумагу (прошение), которую он принял с величайшим удовольствием, – был чрезвычайно доволен вами, что вы поторопились присылкою, а то он несколько раз говорил об этом о. эконому Иоанну, который очень рад и благодарен вам за поспешность. Он, т. е. эконом и слышать не хочет, чтобы откладывать это дело до весны. Вероятно, угодно было самому Промыслу Божию так устроить. Владыка сегодня же сделал распоряжение о перемещении вас из Орловской епархии в Тульскую. Вероятно, на днях будет послана бумага в Орловскую консисторию. Эконом о. Иоанн хлопоты об этом деле принял с охотою и усердием на себя. Прошу вас от себя быть во всем спокойным и возложить устройство этого дела на волю Божию. Наш поклон отцу игумену и Сильвестру с Иосифом. Передайте им, что перемещение ваше в тульскую епархию последовало согласно моему желанию. Желание сына – долг священный (исполнить?). Они сердиться на вас не должны. Прощайте, дорогой! – Владыка мне сказал, что вас в Туле ожидает сан иеромонаха, ради общих наших благ». – Однако и после сего Герман сильно колебался и уступил только энергичному настоянию о. эконома Иоанна – подал прошение в Орловскую консисторию о своем перемещении и был перемещен. По приезде в Тулу, вскоре, 12-го мая того же 1877 года, он был посвящен в иеродиакона архиепископом Никандром, а 3-го июля 1877 года – в иеромонаха, в Щегловском монастыре. Совершившееся таинство над старцем Германом глубоко волновало его старческую душу чувством святого умиления видимо для всех при том присутствовавших и близких ему людей. И с этого времени особенно заметна была решительная перемена в душе о. Германа: прежнее упорство и раздражительность, не терпевшая сопротивлений, сменились послушанием и глубоким смирением. Это очень резко обнаружилось в следующем случае. Вскоре после рукоположения о. иеромонаху Герману пришлось быть у своего сына А. Г. Бочарникова. Все дети подошли к дедушке принять благословение, а старший внук Н-й, по юношеской заносчивости, не желал принять благословение, просто по-светски протянул руку; а когда старец-иеромонах хотел осенить его благословением, то внук, отдернув свою руку, сказал: «мне не нужно этого». Семидесятитрехлетний старец, прежде не терпевший никакого противления и ослушания, был смущен и возмущен настоящей дерзкой выходной внука, но крепко сдержал себя и, к общему изумлению, повергся пред юношей на землю и, касаясь челом лица земли, сказал: «ну, простите же меня, грешного!» Такое столь неожиданное и неподдельное смирение глубокого старца поразило легкомысленного юношу и на всю жизнь послужило ему решительным уроком благонравия.

Теперь, под воздействием благодати священничества, иеромонах Герман быстро созревал духом, но уже и быстро приближался к своей кончине. Осенью 1879 года он уже почувствовал признаки серьезного заболевания; у него открылся рак в пищеводе и желудке, а к концу года болезнь приняла широкие размеры: вся принимаемая пища выходила тотчас рвотою назад; вследствие этого он быстро слабел и худел. Видя неизбежный и скоро наступающий конец жизни, о. Герман вознамерился принять схиму, и 6-го января 1880 года он был облачен во власяницу и посвящен в схиму с именем Иеронима. После сего он питался уже одною просфорою и каждый день приобщался; но Святое Причастие, по свойству болезни, выходило обратно, и послушник его Лаврентий (ныне иеромонах) обязан был, по церковному и монастырскому уставу, относить изверженное в речку. 4-го февраля 1880 года в три часа пополудни он ощутил уже наступление смерти: позвал духовника и просил его читать отходную молитву. Зажгли свечи, и едва была дочитана отходная, он тихо почил, с сознанием, и выразил желание быть погребенным близ церкви Богородицы-Млекопитательницы, против правого придела. Это желание почившего было исполнено не так точно, но – к большей его почести. Живший уже в то время в своей обители создатель ее В. И. Макарухин пожелал, чтобы новопреставленный иеросхимонах Иероним за его заслуги обители был похоронен под самым храмом, в склепе, под сводом правого придела, – здесь вместе с другими сотрудниками В. И. Макарухина. Архиепископ Никандр с удовольствием разрешил исполнить это сердечное желание приснопамятного старца. – А сын – архитектор А. Г. Бочарников, устроил надлежащее надгробие с чугунной доской. Так Господь призывает ко спасению людей, желающих работать Ему.

Третьим сотрудником в деле построения Щегловского монастыря, именно архитектором, был сын Гавриила Бочарникова Александр Гаврилович. И эта личность достопамятна и заслуживает особого слова.

Александр Бочарников не получил достаточного школьного образования. Будучи шестнадцати лет, он поступил в Туле к некоему г. Волосатову в чертежники; жил у него бесплатно в качестве ученика; но вскоре зарекомендовал себя и стал получать жалование в размере десяти рублей в месяц. В 1856 году 7 января, на 23 году свой жизни, Алекс. Г. Бочарников женился на Марии П. Троицкой с благословения своего отца, в доме которого и проживал. К этому времени он получал уже 16-ть рублей в месяц, притом состоял уже помощником городского архитектора, и в таком звании пользовался некоторыми доходами. Приобретя здесь значительное знание по архитектуре, А. Бочарников задумал выступить на свою самостоятельную дорогу. По инициативе знавших и любивших его академика архитектуры Дмитриева и губернского архитектора Ф. В. Громова, он приступил к выработке проекта для представления в Императорскую Академию Художеств для получения звания архитектора. Труд этот занял у него времени около года, так как он работал в то же время и у Волосатова. К началу 1859 года был готов для представления выработанный им проект «частного дома для доходов в губернском городе» – в плане, разрезе и фасаде. Проект этот был удостоверен архитекторами Дмитриевым и Громовым в том, что он выработан А. Бочарниковым без посторонней помощи и в таком виде был представлен им в Академию Художеств в С.-Петербурге лично в 1859 году, куда он отправился вместе с отцом Гавр. Вас. – Рассмотрев проект А. Бочарникова, академия выдала ему аттестат, по которому «он, во внимание к хорошим понятиям его в архитектуре и строительном искусстве, академическим советом 24-го февраля 1859 года, удостоен звания неклассного художника, в котором и утвержден публичным советом академии, 10 числа мая того же года бывшим, с правом производить строения и, по силе Всемилостивейше дарованной академии привилегии, пользоваться с потомством его вечною и совершенную свободою и вольностью и вступить в службу, в какую сам, как свободный художник, пожелает». Аттестат выдан июля 5-го дня 1859 года, за № 987-м.

Получив таким образом право, Александр Бочарников занялся уже самостоятельной деятельностью, – сначала исполнением небольших работ по постройке частных домов, потом построил часовню на Всесвятском кладбище в г. Туле над склепом Ждановских по просьбе г. управляющего казенной палатой Ждановского. Работы Бочарникова постепенно обращали на него большее и большее внимание, так что впоследствии он был назначен архитектором тульской епархии. Когда возникло дело о построении монастыря в Щеглове, то В. И. Макарухин по совету иеромонаха Никандра для хозяйственных распоряжений по постройке пригласил Гавриила В. Бочарникова; а он поручил своему сыну архитектору Александру составление проектов всех монастырских построек. Тщательно составленные им проекты были одобрены тульской строительной и дорожной комиссией, утверждены епархиальным начальством и приведены в исполнение. Дальнейшая практика А. Бочарникова по сооружению храмов Божиих обратила на себя особенное внимание епархиального начальства, которое снискало молодому архитектору «благословение Св. Синода – за постройку церквей и других зданий духовного ведомства», – декабря 12-го дня 1881 г. А в 1885 году «за отличное усердие и особые труды» архитектор А. Бочарников пожалован был орденом Св. Станислава 3-й степени. – Ал. Гавр. Бочарникову принадлежит частью реставрация и ремонт, частью построение очень многих храмов тульской епархии.

От природы живой и энергичный, Ал. Г-ч обещал долгую деятельную жизни; но смерть подкралась к нему неожиданно: 13-го марта 1886 года в 10 ½ часов вечера он скончался почти внезапно. Возвратившись с поминок Ив. Ив. Ломова, своего доброго и давнего знакомого, он почувствовал боль в груди. Немедленно приглашенные доктора Базинер и Смидович застали его уже в предсмертной агонии. По вскрытии тела умершего (на третьи сутки) обнаружен отек легких. Не получив никакого наследства от отца, кроме сильной воли и практического благоразумия, Ал. Г-ч личным трудом поддерживал существование довольно большого семейства, а потому и не имел сбережений «на черный день». Его похоронили на средства его благодетелей: преосвященного Никандра, В. И. Макарухина, купцов Трухина и Ломова и др. Эконом архиерейского дома и вместе настоятель Щегловского монастыря о. архимандрит Иоанн выразил желание – похоронить Ал. Г-ча при этом монастыре, как его архитектора-строителя, на что и исходатайствовал надлежащее позволение со стороны В. И. Макарухина и разрешение от преосвященного Никандра. Достопочтенный о. архимандрит Иоанн приехал в Щеглово, явился к В. И. Макарухину и, поклонившись ему до земли, воскликнул: «позвольте брата моего Александра Гаврииловича похоронить здесь». Ужаснулся незабвенный старец неожиданной вести и сию же минуту выразил свое полное согласие на просьбу о. архимандрита. В. Ив-ч, всегда признательный к своим сотрудникам, несмотря на свою глубокопреклонную старость, сам пошел указать надлежащее место для могилы и сего новопреставленного сотрудника своего. Место это указано близ алтаря южного придела храма Богородицы-Млекопитательницы, против того склепа, в котором могила и отца его – Гавриила Васильевича Бочарникова (иеросхимонаха Иеронима). Погребение совершено 16-го марта 1886 года.

Так окончилась жизнь этого энергичного деятеля, который, вышед из мещанской семьи, личной энергией достиг почтенного общественного звания и значительных прав и, умирая, оставил о себе добрую память. Хорошо его знавшие уважали его за многие черты его личного характера. Это был человек приветливый, ласковый, добрый; услужливый, расторопный, почти постоянно благодушный и весьма подвижной²³.

Все эти простые, но умные и энергичные чисто русские люди – иеромонах Никандр, Гавриил Васильевич и Александр Гаврилович Бочарниковы, отлично отвечали заветным намерениям В. И. Макарухина; это были простые, но крепкие и истинно трудовые руки, существенно необходимые для такого многосложного и чрезвычайно хлопотливого дела, как создание целого монастыря. Все они, вместе со своим первоначальником В. И. Макарухиным, похоронены в стенах ими созданной св. обители и останутся в ней навсегда истинно достопамятными.

Аще не Господь созиждет дом,

Всуе трудишася зиждущии:

Аще не Господь сохранит град,

Всуе бде стрегий.

Пс. 126:1

Настойчивым и честным трудом составив значительное состояние и при этом ведя строго скромный образ жизни, В. Ив. Макарухин естественно пришел к мысли – назначить или определить свое состояние на одно доброе и богоугодное дело, которое бы благословил Господь как истинную жертву благоговейного раба своего. Но – какое же дело? – По обычаю древнерусскому Вас. Ив. нашел себе советника в лице своего тайного духовника старца-иеромонаха Никандра. Однажды, полный святых дум о высоком деле благотворительности, В. Ив-ч приходит к о. Никандру и со всем детским простосердечием открывается ему, что имеет большое состояние и желал бы употребить оное на истинно доброе и не малое дело. Старец сердечно отнесся к этому заявлению боголюбивого простеца и повел с ним беседу об основании св. обители там, где ее не существует, но где она была, именно в Туле. Сюда направлена была мысль о. Никандра потому, что он по происхождению был туляк и знал о желании тульских граждан восстановить упраздненный в Туле Предтечев монастырь. Любя свой родной город Тулу, о. Никандр усердно и убедительно ходатайствовал пред В. Ив-чем о том, чтобы в Туле устроилась св. обитель иночествующих. Беседа его по сему предмету с В. Ив-чем закончилась полным успехом: В. Ив-ч дал на то свое полное согласие пред Боголюбской иконой Пр. Богородицы, пред которой они вдвоем беседовали о построении монастыря. Царица Небесная была, так сказать, единственной посредницей между ними. И вот почему сия икона Богородицы составляет заветную святыню Тульской Щегловской обители. Она помещается в храме Богородицы-Млекопитательницы на левом северном столбе.

Решено было, не откладывая на отдаленное будущее исполнение задуманного дела, приступить к переговорам по сему делу с тульским епархиальным начальством, но так, чтобы «имя Макарухина было, по возможности, не открыто людям», – как говорил сам Вас. Ив-ч. Посему посредство в ходатайстве пред начальством принял на себя о. Никандр и вошел в переписку с преосвященным Алексием, еп. тульским. Как велись эти заочные переговоры, мы отчасти узнаем из сохранившихся писем пр. Алексия к о. Никандру. – Так, в 1859-м году, от 25 мая, пр. Алексий писал:

Неведомый, но многоуважаемый

Отец Никандр!

Желаю и я того, чего вы желаете; но жалею, что переговоры наши идут чрез постороннее посредство. – Лучше вы мне напишите, обстоятельно напишите обо всем, а то может статься, что от вас мне передадут речи не вполне, или от меня вам не ясно. – Место для строения удобное есть; материалов и мастеров найти не долго; по мере суммы можно назначить меру строения. Но вот в чем теперь сомнение: так ли начинать дело, чтобы, испросив благословение Св. Синода, строить собственно уже монастырь; или просто строить при загородном архиерейском доме церковь и домики с оградой, в надежде со временем испросить от Св. Синода благословение учредить здесь монастырь, с наименованием по главному приделу церкви. – Испрашивать теперь разрешения от Св. Синода на строение монастыря не так легко, пойдут формальности и потребуют обеспечения. От требований обеспечения избавиться можно разве таким оборотом, чтобы испрашивать утверждения в степени монастыря архиерейской Николочасовенской церкви, а предполагаемое строение при архиерейском загородном доме наименовать отделением монастыря Николочасовенского, с надеждою, что когда устроится, получить особую самостоятельность при благоприятных обстоятельствах. А если просто строить теперь же церковь при загородном архиерейском доме, то можно начинать когда угодно, не теряя времени в переписке с высшим начальством, так как и земля своя, и деньги не от начальства, и учреждение не новое, а церковь с жилищами для служащих при архиерее братий. – Будущее в руце Божией, и сим мы должны успокоиться в своих предприятиях, делая по возможности настоящее. – Гавриил Васильевич Бочарников сказывал, что им получено уже и суммы до 5 тысяч. Не желаю обременять вас любопытством, но полагаю не излишне было бы мне от вас, а не чрез посредство, узнать имя благотворителя, столь щедрого и Боголюбивого. – Во всяком случае я желаю и место окончательно избрать для строения, и впервые на нем призвать имя Господне, молебствием по чину церковному, не без вас, но при вашей личности.

Поручаю вас благодати Божией, а себя молитвам вашим. Алексий еп. тульский.

Мая 25 дня, 1859.

Несмотря на таковое мнение преосвященного Алексия и внушение его – только «сим успокоиться», Вас-ий Ив-ч не успокоился сим, а энергично вел дело дальше; щедро пересылал деньги в Тулу чрез Бочарникова и настаивал на заготовлении необходимых материалов для постройки именно особого монастыря. Поступательный ход дела достаточно открывается из другого письма преосвященного Алексия, от 17-го ноября 1859 года. Владыка пишет:

Преподобный Отец Никандр!

Сказано в писании: аще приступаеши работати Господеви: уготови душу твою во искушение. Вот и в нашем деле, начинаемом для славы имени Божия и спасения братий под кровом будущей обители, на первом шагу небольшое искушение для души. Секретно вам пишу, посоветуйтесь с благодетелем нашим и посоветуйте мне, как быть. Слышу я разговоры тульских людей, что архиерей не займется с своей стороны постройкой и не приставит кого-нибудь к работам от себя, а все доверено одному Гаврииле Васильевичу. – Оно и правда, что по сие время я, как и прочие, вижу только завод и каменные материалы, а ничего не знаю, что как делается. Я ничего и не требовал от Гавриила Васильевича, зная, что он человек опытный, знаток, старатель, и, по моему убеждению, достоверный. Чрез мои руки он денег не получал; а, говорит, расходует 5 тыс. и 3 тысячи рублей серебром, полученные им в два раза бытности в Москве, прямо из рук ваших или благодетеля нашего. Как же мне и требовать хотя каких-либо счетов и отчет? Можно человека тем и оскорбить. – Теперь из привезенных им, а мною еще и не распечатанных денег, просит он выдать ему еще 2 тысячи сер., говоря, что прежние 8 тыс. все израсходованы. Думаю, по своему доверию к нему, дать безотчетно, чтобы притом не оскорбить его, и делу не повредить. – Но боюсь и вас, и благодетеля, которые положились на меня совершенно, и чрез доверие возложили на меня святую обязанность, тщиться, чтобы все шло, как можно, добрым порядком. Особенно с заботой думаю о том, так ли же безотчетно выдавать буду ваши тысячи и по прошествии зимы. Для меня это и проще бы, и легче, да хорошо ли это будет, да и вам понравится ли такая безотчетность в десятках тысяч, отдаваемых Богу через мои руки? Думаю, не изыскать ли мне другого, также достоверного человека, и дать в товарищи Гаврииле Васильевичу, что было бы и для других посторонних благовидно. Но не знаю, не оскорбится ли он, не скажет ли: вот одному мне не верят, дали товарища, о котором я не просил и в котором нужды не имею, только помеха. Не знаю, и вам угодно ли будет, чтобы к доверенному еще доверенный пришел в товарищи. – Я не готов верить пустым речам и насмешкам, что Бочарников и свой домик в Туле к зиме поправляет; но все вам откровенно изъясняю, и под крепким секретом, вашего доброго совета ожидаю. И то скажу, что ежели как-нибудь он оскорбится, и, пожалуй, отступится, то без него мудренее будет строить, чем с ним. Ум хорошо, а два лучше. Прошу вашего совета заблаговременно для будущего, а две тысячи ему дам, как только придет. 1) Не положить ли сыну Гаврииле Вас. архитектору плату за рисунки, и за надзор, летом, по работам? 2) не определите ли, что давать в год Гаврииле Вас. за хлопоты? Или ничего не нужно?

Поручаю себя молитвам вашим. Алексий епископ тульский.

Несмотря на подобные недоумения и подозрения, столь неизбежные в подобных обстоятельствах, дело постоянно подвигалось вперед: деньги щедро «отдавались Богу чрез руки разных людей», расходовались «по доверию», и всяк, кого дело касалось, «чрез доверие тщился исполнить свою святую обязанность, чтобы все шло, как можно, добрым порядком». И оно шло, несмотря на разговоры и пустые речи и насмешки разных «тульских людей».

А тем временем, как шло устройство храма, в Москве заготовлялось все нужное для его удобства, как это видно из последующего письма того же преосвященного Алексия. От 30-го марта 1860 года владыка писал:

Возлюбленный о Господе

Отец Никандр!

Приветствую вас обще с неизвестным благотворителем нашим, по случаю приближающегося великого и вечно радостного дня Воскресения Христова. Молитвенно желаю, да от Источника света и жизни обильно изливается свет и жизнь в богобоязненные души ваши. Благодарю за ревностное старание благоукрасить будущую обитель иконами и сосудами многоценными. Гавриил Васильевич отозвался, что в настоящее время, по распутице, он не может отправиться на принятие новых даров от щедрот ваших, а намеревается ехать по стоке половодья, около половины светлой недели. – У нас дело начнется с мая месяца. Материалов на десять тысяч имеем; на работы договорились с хорошим и не малосильным человеком за десять тысяч и более, чтобы все воздвигнуть и покрыть не далее, как в два лета. Лично все расскажет Гавриил Васильевич. Я радуюсь успеху первых забот, а будущее с молитвою предадим в Божию волю; и себя самих предадим всеблагому Божию Промыслу.

Поручаю себя молитвам вашим. Алексий епископ тульский.

Так как к сооружению храма было все готово – и материалы, рабочие руки, то и самая закладка не заставила себя ждать. Она состоялась в мае того же года. На храмозданной летописной доске была вырезана следующая надпись:

«Во Славу Пресвятыя, Единосущныя и Нераздельныя Троицы Отца и Сына, и Святаго Духа: и в честь Преблагословенныя Богородицы Приснодевы Марии в лето от Воплощения Бога Слова 1860, при державе Благочестивейшаго Императора и Самодержца Всероссийскаго АЛЕКСАНДРА НИКОЛАЕВИЧА, заложен храм сей: во имя Иконы Богоматери Млекопитательницы, на иждивение Боголюбца из обителей первопрестольнаго града Москвы … преосвященным Алексием епископом тульским и белевским, во иерарсех богохранимыя сея паствы седмым с прилежною молитвою ко Господу и Пречистой Его Матери, да по устроении храма на месте сем учредится святая обитель иноков по древнему уставу обителей Восточныя церкви. Понеже град Тула лишен есть, от начала сего столетия, обители иночествующих молитвенников о граде сем, о державе всероссийской, и о всех святых Божиих церквах, и о всех православных христианех. Аминь. Месяца маия в 20 день, на память иже во святых отца нашего Алексия Митрополита Московскаго и всея России. Господи благослови!!!». Из сей надписи очевидно, что в основании храма была положена еще только надежда на устроение здесь обители. Но надежда была не одна, она была споспешествуема молитвою и усердною молитвою! и сию-то молитву благоволил Господь услышать.

Работы по сооружению храма подвигалась быстро, но не без затруднений. Для хозяйственных распоряжений, как известно, был приглашен Гавриил В. Бочерников, которого хорошо и лично знал В. Ив-ч Макарухин и в распоряжение которого вверил нужную и значительную сумму денег, а составление планов и проектов на все монастырские постройки поручено было его сыну Александру – тогда еще молодому, но знающему и способному архитектору. Проекты были составлены тщательно, одобрены Тульской Строительной Комиссией, утверждены и благословением преосвященного Накандра: так дело было налажено, начато и поведено хорошо, но вот когда стали сводить большой купол на главной церкви, то Бочарников-сын, как специалист-техник, находил неизбежно нужным заложить в стены железные связи, а его отец как опытный хозяин, относя это заявление сына к неопытности его, как еще только начинающего практика, находил совершенно ненужным закладывать связи, объясняя, что опытность его, хотя и не техника, дает ему больше прав отменить закладку связей, и на этом своем мнении он решительно настоял, как распорядитель по хозяйственной части, соблюдая интересы экономии. Архитектор Бочарников, как специалист, мог также настаивать на своем требовании и, в крайнем случае, приостановить работу, донеся об отступлении от проекта, утвержденного строительной комиссией, начальству, но, будучи характера мягкого и нерешительного, как всегда, так и теперь, он не хотел в столь серьезном деле идти против отца и уступил ему, терзаемый, однако, совестью и страхом за непрочность сооружения. И не напрасно… Первый, кто вскоре заметил опасность падения купола, это был сам же распорядитель – настойчивый Гавриил Бочарников: он немедленно отправил к сыну подрядчика с просьбой осмотреть постройку и, если можно, пособить горю. Но было уже поздно. Сын-архитектор, осмотрев купол, убедился в горькой истине: купол должен был неминуемо обрушиться. Немедленно было сделано следующее распоряжение: чтобы не произвести паники в массе рабочих, находившихся на подмостях, и сотрясения, могущего причинить мгновенное падение купола с неизбежными человеческими жертвами, Бочарников-архитектор вызвал сначала десятников, и им приказал вызвать всех рабочих, – будто бы мешать для работ известковый раствор. Когда же рабочие сошли с подмостей, то архитектор приказал, чтобы никто из рабочих не подходил к постройке на расстояние менее двадцати сажень и, закрыв работы, увел рабочих. Тут только Бочарников-отец сознал вину свою пред сыном и, в отчаянии, говоря, хотел идти под купол, чтобы под его развалинами похоронить себя и свой позор: силою он был удержан от такого безрассудного поступка. В следующую по осмотре ночь купол обрушился, а вместе с тем обрушились на голову Бочарникова всяческие обвинения и нарекания: его недоброжелательные конкуренты хотели воспользоваться его несчастьем и сложить с него звание архитектора, достигнутое им с таким усилием; но замыслы их остались напрасны, – невинный Александр Бочарников не погиб. За него прежде всех вступился управляющий казенной палатой Ждановский, к которому обратился А. Бочарников: тот ободрил и поддержал молодого архитектора, сказав ему: «что за важность! у Тона 50 куполов обвалилось!», а потом замолвил за него слово губернатору, на которого имел влияние. И преосвященного Никандра первоначально смутило несчастное обстоятельство – падение купола; он даже решительно предлагал совсем прекратить дело построения храма и устройство монастыря; но потом, при настоятельном совете представителей города Тулы – Н. Н. Добрынина и М. М. Струкова, и он переменил свой взгляд и даже ходатайствовал за архитектора Бочарникова и пред губернатором, и пред В. Ив. Макарухиным. Губернскому начальству преосвященный Никандр объяснял, что-де, происшествие совершилось на его земле; а так как никаких жертв не было, кроме хозяйственных убытков, о которых в праве заявлять только они – храмостроители, то и различные комиссии для исследования причин катастрофы ни к чему не приведут, а разве только оттянут нужное для возобновления работ время. – Затем, когда Гавриил Вас. Бочарников явился в Москву с докладом о несчастном обстоятельстве к храмостроителю Макарухину, то В. Ив-ч не принял его. Тогда Александр Бочарников обратился к преосвященному Никандру и просил его ходатайства и заступления за себя и за отца. Владыка Никандр принял в Бочарниковых сердечное участие и написал доверенному В. И. Макарухина, о. иеромонаху Никандру, следующее письмо:

Преподобнейший Отец Никандр,

Возлюбленный о Господе Брат!

Письмо ваше получил; за высланные деньги приношу от лица всех будущих обитателей св. обители, устрояемой боголюбезным боголюбцем Василием, сердечную, молитвенную благодарность. – Господь искушает всех нас, приемлющих участие в деле созидания св. обители, каждого противу меры сил, твердости любви ко Господу и крепости упования нашего на Него Премудрого и Всеблагого. – Будем внимательны к ниспосланному на нас искушению, в несокрушимой вере, что Господь благоволительно приявший две лепты вдовицы, не менее благоволительно приемлет многие таланты, пожертвованные по усердию и любви к Нему и к Его Св. Храму, и не дает нам в постигшем нас искушении – искуситися паче, еже можем. – Податель моего письма Александр Гаврилович объяснит вам все по ряду и подробно. – От души мне жалко этого молодого, умного и доброго и притом старательного в порученном ему деле человека. Больно смотреть и на слезы его отца – неусыпного труженика. Примите в них живое христианское участие. Паче всего помирите их с душою нашего приснопамятного и навеки благословенного благотворителя Василия.

Господь мира и любви, щедрот и упования – да будет со всеми нами!

Преданный и молящийся за нашего благотворителя – Никандр епископ тульский.

1861 г.

25 августа.

Таким образом дело было улажено: начали вновь сводить купол, уже исключительно по указанию архитектора Бочарникова, и построение храма скоро и счастливо было завершено. А за сим незамедлительно последовало и освящение его. – Итак, важному и трудному делу угрожала было погибель от человеческого неблагоразумия и разномыслия. Но Господь водворил мир между здателями, укрепил их поколебавшуюся любовь, утвердил взаимное доверие и совершил их труды во славу Свою и на утешение православного народа своего.

8-го сентября 1864-го года храм был освящен во имя Пресвятой Богородицы-Млекопитательницы. – О самом торжестве освящения Богородичного храма населению Тулы было объявлено предварительно печатанными повестками такого содержания: «Жители г. Тулы сим извещаются, что 8 сентября 1864 года имеет быть освящение храма во имя Пресвятые Богородицы-Млекопитательницы, устроенного в Щеглове, близ архиерейского дома. Начало освящения в 9 часов утра. Всенощное бдение имеет быть 7 числа в 6 часов». Вместе с тем почетным лицам города были разосланы особые приглашения в таких выражениях: «Распорядители по устройству храма во имя Пресвятые Богородицы-Млекопитательницы (в Щеглове, близ архиерейского дома) покорнейше просят пожаловать на освящение того храма, имеющее быть 8 сентября 1864 г., а по кончании службы к обеденному столу, в доме его преосвященства (летний, или дачный). Начало освящения в 9 часов утра».

Как совершилось самое торжество освящения, о том имеются известия от очевидца и участника этого торжества Мих. Мих. Струкова. На следующий же день, 9-го сентября, под свежим впечатлением Мх. М-ч писал В. Ив. Макарухину, между прочим, следующее:

«Позвольте поздравить вас с освящением храма. От души желаю вам всех благ – счастия и долгой жизни; равно и батюшка (о. Никандр) вас поздравляет… Освящение совершилось 8 ч. с. м., слава Богу, все благополучно и торжественно. Погода была хороша; народу было чрезвычайно много; несмотря на то, что пред этим были дожди и грязно: и то все поле (около монастыря) было усеяно народом; а если бы было сухо, то и Бог знает, что было. Вся церемония прошла так радостно, что я вам и выразить не могу: одно только – нам изменил батюшка, он не мог участвовать в этой церемонии, по случаю болезни… Преосвященный ужасно жалел об нем – сказал: «если б я знал, что он так заболит, я бы освящение оставил (отложил до другого дня). А если назначено оно в этот день, то потому, что праздник двунадесятый – Рождество Пресв. Богородицы, а его (т. е. иеромонаха Никандра) было желание и назвать монастырь «Богородичен», и чтобы остался день этот больше у всех в памяти».

Теперь скажу Вам о церемонии, как она происходила. В 8½ час. начался благовест. Сначала – водоосвящение; а в 10 час. освящение храма; а потом обедня. Все это окончилось в 3 час., потому что после обедни владыка раздавал сам крестики.

Ужасная толпа обступила его, так что он не мог устоять и обратился в алтарь для того, чтобы установился порядок в народе. Когда все это исполнилось, он вышел снова и начал раздавать: каждый, получивши крестик, считал за счастие… Когда все кончил, вышел из церкви и начал благословлять трапезу нищей братии, которых было 500 человек. Стол им был хороший, заключался из четырех блюд. А для чиновников и граждан (приглашенных) стол был приготовлен в доме преосвященного (загородном), за которым было 70 человек. Губернатор и предводитель дворянства и прочие чиновники все необыкновенно были веселы: все это им понравилось чрезвычайно. Губернатор уехал в 5¼ часов.

Ворота железные повесили, икону на воротах поставили и все это отлично»²⁴.

Верный своей скромности, В. Ив. Макарухин не торжестве освящения храма не был, дабы не принять славы и почестей от людей за то дело, какое совершил он, по его же словам, только «во славу Пресвятыя, Единосущныя и Нераздельныя Троицы – Отца и Сына и Святаго Духа и в честь Преблагословенныя Богородицы Приснодевы Марии».

В лето 6661, иде боголюбивый архиепископ Нифонт в Ладогу, и заложи церковь камяну святаго Климента. В тож лето сруби Аркад игумен церковь святые Богородицы Успение; и состави собе монастырь. И бысть крестьяном прибежище, ангелом радость а дьяволу пагуба.

Летописец Новгородский.

Созданием храма Богородицы-Млекопитательницы было положено главное и прочное начало обители, но только начало. – Но так как это начало Господь благословил – на утешение всех граждан Тулы, – то естественно и продолжение сего дела имело успех. Уже одно существования прекрасно устроенного храма близ г. Тулы обращало на него общее внимание всех жителей ее и поддерживало как желание видеть здесь св. обитель, так и уверенность, что она будет; за это, так сказать, ручалось отличное начало – основание оной. – Таким желанием и такою уверенностью вызвано было и деятельное участие самих граждан Тулы; энергии представителей городского общества значительно обязано дальнейшее поступательное движение дела. В особенности и преимущественно таковыми деятелями были тульский купец Михаил Михайлович Струков и тульский городской голова Николай Никитич Добрынин. Их участие имело значение тем более, что один из главных деятелей – о. иеромонах Никандр – после тяжкой болезни, которая воспрепятствовала ему присутствовать на торжестве освящения храма Богородицы Млекопитательницы, быстро стал ослабевать, видимо приближался и приблизился к последнему пределу своего достойного иноческого жития.

Как было прежде заметно, так и потом, – преосв. Никандр вообще не сочувствовал устроению нового монастыря. В частной беседе он давал понять, что причиною его несочувствия устроению нового монастыря было неудовлетворительное состояние монастырей уже существующих в его епархии. – «Вот где у меня эти монастыри», – выражался владыка, указывая при этом на свою шею. Между тем, при устроении Богородичного монастыря для преосв. Никандра было затруднение и в том, что он не видел у себя достаточных средств в наличных деньгах и потому, естественно, опасался, что начатое строение не будет окончено. Однако, энергия деятелей по устроению обителей не ослабевала.

Первым и значительным побуждением для преосв. Никандра было ходатайство тульского городского общества. – Вскоре, после освящения храма Богородицы Млекопитательницы, именно в мае 1865 года, состоялось решение т. гор. общества – ходатайствовать в надлежащем порядке об устроении Богородичного монастыря в Щеглове. Именно, 1865 года мая 14 дня тульское городское общество в собрании по делам города слушало словесное предложение г. городского головы (Ник. Никит. Добрынина) следующего содержания.

«С давнего времени существовал в Туле мужской монастырь, обращенный в начале сего столетия в архиерейский дом; а как в настоящее время при загородном архиерейском доме приведено к окончанию построение новой каменной церкви, в которой все благолепие внутреннего украшения находится в превосходном состоянии чрез усердие неизвестного благотворителя, то многие граждане заявляют желание учредить в означенном месте мужской общежительный монастырь, тем более, что тульский купеческий сын Мих. Мих. Струков, на пожертвованные некоторыми гражданами деньги приобрел близ этого места покупкой 42 десятины доходной земли, которая, по желанию жертвователей, если утвердится иноческая обитель и при ней кладбище, должна поступить в собственность обители, а потому городской голова и предложил все это на усмотрение общества. По выслушании сего тульское городское общество, приняв во внимание, что об уничтожении прежней иноческой обители жители города немало сожалели и вновь ее учреждения желать не переставали, тем более, что в городе Туле ни одной такой обители нет, а общие желания граждан устремляются именно к тому, чтобы видеть им вблизи себя подобную обитель, в которой процветала бы жизнь монашеская по правилам общежительного иноческого устава, и в которой все притекающие могли бы утешаться как благолепным чином богослужения и примером доброго жития, так и пользоваться духовными советами от подвизающейся в ней братии; вместе с тем, находя место при загородном архиерейском доме уединенным, весьма удобным, от города очень близким, устроенный же и украшенный тот храм очень благолепным и устроенные принадлежности к нему довольно достаточными; поэтому общество, с своей стороны, усердно желает, чтобы на самом этом месте учредилась общежительная иноческая обитель и при ней было бы разрешено быть кладбищу, полагаем: предоставить г. городскому голове приговор сей представить преосвященнейшему Никандру епископу тульскому и белевскому с покорнейшею просьбою об исходатайствовании его преосвященством у Святейшего Синода разрешения, согласно общего нашего желания, на утверждение в сказанном месте общежительной иноческой обители, под наименованием Богородичной, с устройством при оной кладбища, при чем присовокупить его преосвященству, что мы, граждане, не утруждаем просьбою, чтобы предполагаемой обители было даровано жалованье от казны, но, при помощи Божией, надеемся, что она будет поддерживаема усердием и доброхотным даянием жителей нашего города». Этот приговор был утвержден подписями более ста лиц и, при представлении городского головы, препровожден преосвященному 16-го июня 1865 года за № 209-м²⁵.

Настоящее ходатайство граждан, при всей основательной постановке дела, не могло, однако, рассчитывать на успех, потому что приговор, вместо наличных достаточных средств для устройства обители, указывал только на надежду, что обитель «будет поддерживаться усердием и доброхотным подаянием жителей города». Для администратора осторожного и мнительного, каков был преосвященный Никандр, подобного обещания было, конечно, недостаточно. Вот почему в одно время с ходатайством тульских граждан последовало и ходатайство В. И. Макарухина через иеромонаха Никандра, причем и прямо и определенно предлагалась значительная сумма денег. – В своем прошении о. Никандр писал:

«Неизвестный благотворитель возымел усердие построить новый каменный храм во имя Пресвятые Владычицы нашея Богородицы; все его желание стремилось к тому, если бы Господь благословил, при этом храме учредился общежительный мужской монастырь по правилам пустынным; и, имея в виду, что Тула из многолюднейших городов России, и не имеет как в самом городе, равно и близь оного, ни одной таковой обители, хотя с давнего времени и существовал в городе мужской монастырь, но в начале сего столетия обращен в архиерейский дом, и жители об уничтожении его много сожалели, и вновь учреждения таковой обители весьма желали. – Для исполнения своего желания означенный благотворитель, духовный мой сын, избрав меня и желая, чтобы имея его не стало заявлено пред людьми (да ведомо оно будет Единому Богу и Пресвятой Владычице Богородице!) – в 1859 году, по благословению бывшего преосвященнейшего тульского Алексия, близь г. Тулы, в месте, называемом «Щеглово», возле загородного архиерейского дома, заложил новый каменный храм, и на пожертвованную означенным благотворителем сумму, поступающую чрез меня, привел его к окончанию. Как самая наружность храма, при нем колокольня, три корпуса и ограда кругом, на пространстве до 250 сажен, со святыми воротами, все каменное, – равно и внутренне благолепно украшено и снабжено полною утварью и ризницею, и в 8-й день сентября прошлого 1864 года вашим преосвященством храм освящен во имя Млекопитательницы Божией Матери с двумя приделами: рождества св. славного Пророка Предтечи и Крестителя Господня Иоанна и св. Василия Блаженного Московского Чудотворца. Но не ограничилось усердие сего благотворителя одним только устроением и украшением всего вышесказанного: вручил он мне еще и наличный капитал государственными пятипроцентными билетами двадцать пять тысяч рублей серебром, с таковым назначением, чтобы я просил ходатайства вашего преосвященства у Св. Синода утвердить при новопостроенном означенном храме мужской общежительный монастырь на правилах пустынных (с наименованием «Богородичный общежительный мужской монастырь») и при нем кладбище. И если утвердится сия святая обитель, тогда врученные им мне означенные в пятипроцентных билетах двадцать пять тысяч рублей должны поступить в собственность сей обители неприкосновенным капиталом на вечные времена со внесением капитала в опись предполагаемого монастыря, и ежегодно полученные проценты употреблять все сполна на содержание монашествующей братии, собственно в этой обители подвизающееся. Паче же его чаяния, если не утвердится просимая обитель, согласно желания жертвователя и при ней кладбище, тогда означенные врученные мне билеты на двадцать пять тысяч рублей серебром все сполна возвратить ему обратно в собственное его распоряжение. – Представляя все сии обстоятельства на благоусмотрение вашего преосвященства, покорнейше испрашиваю ходатайства вашего у Св. Синода на утверждение в Щеглове при новоустроенном храме на правах (правилах?) пустынных мужского общежительного монастыря, согласно желанию благотворителя. План местности и фасады при сем честь имею представить. Июня… дня 1865 года»²⁶.

Ходатайство граждан и прошение о. Никандра сходятся на одном и том же предмете; причем о. Никандр прямо предлагает средства; тем не менее, преосвященный Никандр и после того медлил своим распоряжением, потому что желал не только иметь в виду достаточные и обещанные средства, но и непременно иметь их в своих руках (как это видно будет далее, из частной переписки М. М. Струкова с В. И. Макарухиным). И дело было отсрочено еще на год. В следующем году городское общество решило воспользоваться одним чрезвычайным обстоятельством, чтобы подвинуть дело к окончанию. Решено было ходатайствовать об основании монастыря в память чудесного спасения жизни Государя Императора АЛЕКСАНДРА НИКОЛАЕВИЧА от покушения на него 4-го апреля 1866 года – и нимало не откладывая этого ходатайства.

Апреля 18-го дня 1866 года, следовательно, спустя только десять дней после события, тульское городское общество в своем собрании имело следующее рассуждение: «сего апреля четвертого числа в день преподобных отец наших Иосифа Песнопевца и Георгия иже в Малеи, случилось в нашем отечестве чрезвычайное событие: Возлюбленный монарх наш, Великий Государь Император АЛЕКСАНДР НИКОЛАЕВИЧ облагодетельствовавший Россию своими благотворными преобразованиями, а чрез это и неисчислинными милостями, подвергся злодейскому покушению на его жизнь, но Всевышним Промыслом бдящим над судьбою царей и народов, чудом спасен от угрожавшей Ему опасности. Желая в возблагодарение Господу Богу за столь чудесное спасение драгоценной жизни обожаемого Монарха и в память этого великого дня, в который рука Провидения сохранила отечество наше от величайшего бедствия, ознаменовать богоугодным делом, на память отдаленному потомству нашему, городское общество положило: предоставить нашему городскому голове с представлением сего приговора войти к преосвященнейшему Никандру епископу тульскому и белевскому с покорнейшею просьбой об исходатайствовании его преосвященством у Святейшего Синода разрешения на учреждение в память сказанного события общежительного мужского монастыря 2-го класса, без пособия от казны и без определения числа монашествующих, близ города Тулы в месте, называемом Щеглово, где в настоящее время выстроена новая каменная церковь с таковою же вокруг оградою во имя Пресвятые Богородицы Млекопитательницы, с тем, чтобы при этом монастыре было кладбище, а в самой церкви был устроен придел во имя преподобных Иосифа и Георгия, в котором на вечное время ежегодно 4-го апреля отправлялось бы торжественное служение за Государя Императора АЛЕКСАНДРА НИКОЛАЕВИЧА в память совершившегося события. Общество убеждено, что его преосвященство, по беспредельной своей преданности Государю Императору, примет на себя, согласно желанию общества, помянутое ходатайство. Что же касается до содержания предполагаемой к учреждению обители, то она будет, как городское общество вполне надеется, поддерживаема, при помощи Божией, усердием и доброхотным даянием жителей нашего города, и на первый раз поступают в пользу оной приобретенные тульским купеческим сыном Мих. Мих. Струковым, на пожертвованные гражданами деньги, близ этого места, 42 десятины доходной земли, согласно заявленному на это желанию жертвователей». Настоящий приговор, утвержденный подписями около 200 лиц граждан, представлен при рапорте городского головы преосвященному Никандру 5-го мая 1866 года.

Так как и в этом приговоре граждане Тулы указывали опять только на «усердие доброхотных дателей», а жертвуемых 42-х десятин на содержание обители общежительной, конечно, было крайне недостаточно; то пр. Никандр и на этот раз не спешил ходатайствовать об ее открытии, может быть, вызывая к делу помянутое «усердие доброхотных дателей» и желая получить в свои руки достаточное обеспечение учреждаемой обители. Его медлению на этот раз помогали сложившиеся неблагоприятные обстоятельства, именно – болезнь и смерть строителя обители, иеромонаха Никандра и отсутствие достойного ему преемника. Обстоятельства эти хорошо изложены в частной переписке М. М. Струкова с В. Ив. Макарухиным.

От 8-го мая 1866 года М. М. Струков писал В. И. Макарухину: «честь имею уведомить вас – сего дня я был в Щеглове за обеднею и у батюшки (о. Никандра). Он меня просил написать вам письмо, потому что он сам писать не может. Но скажу вам, здоровье его теперь, слава Богу, лучше; жару нет, и только слаб; впрочем, может несколько и посидеть. А то мы испугались, – он был очень плох. Насилу уговорили, чтобы решился взять доктора. А теперь уже и доктор ему понравился. И действительно, доктор все употребил средства и старание: он постоянно в доме Добрыниных бывает (у городского головы). – Еще вас уведомляю: Общество составило приговор и городской голова отвез его преосвященному. Теперь преосвященный пишет (?) представление в Святейший Синод. А редакция нашего «Справочного Листка» уже напечатала заявление граждан и ихнее желание. При сем вам прилагаю наш «Листок», – извольте прочесть. Теперь владыку поставили в такое положение – невольно должен донести и он удивляется, кто это вздумал напечатать. Ему говорят, что редакция. А это вздумал Добрынин Ник. Никит. (городской голова), собственно потому, чтобы его поскорее подвинуть. И теперь, кажется, это дело в ход пойдет: остановить его невозможно. В Епархиальных Ведомостях тоже напечатали об этом²⁷. Батюшка вам свидетельствует нижайшее почтение и просит ваших святых молитв и пр.²⁸

Но здоровье отца Никандра быстро разрушалось и приближалась кончина. В виду этого, сделаны были некоторые распоряжения о сохранении вверенных ему денежных сумм. – Тот же М. М. Струков, от 14-го мая того же 1866 года, писал В. И. Макарухину.

«Почтенное ваше письмо от 10 ч. с. м. я имел удовольствие получить; за уведомление ваше приношу вам мою искреннюю благодарность. Поклон от вас батюшке я доставил с пожеланием доброго здравия и облегчения в его болезни. Он был очень рад и благодарил вас за память вашу об нем. Теперь скажу вам о его здоровье: все он очень слаб и здоровье его неудовлетворительно. Доктор хотя опасного не видит, но и надежды твердой не полагает. Сначала у него был тиф, но теперь прошел и осталась только одна слабость. Доктор старается чрезвычайно; но какой будет дальше его успех, Бог знает. Я вам буду писать. – Билеты 5%, которые находились у батюшки на 25 тыс., по желанию его, мы отвезли с Иваном Козмичем (племянником иер. Никандра) к Добрынину под сохранение. Это – потому, чтобы не взял владыка их к себе, а он уже об них присылал своего келейника спрашивать; и архиерею не понравилось, что они переданы Добрынину. У него (т. е. архиерея) был Николай Никитич и сказал, что они давно у него; он больше и требовать не стал» и пр.²⁹

После сего известия чрез четыре дня, т. е. 18-го мая, отец Никандр скончался. О его кончине и дальнейших распоряжениях начальства сообщает тот же М. М. Струков В. И. Макарухину в письме от 23 мая того же года следующее.

«Почтенное ваше письмо от 21 ч. с. м. имел удовольствие получить, на которое честь имею вас уведомить – батюшка скончался 18 ч. в 2 ¾ часа по полудни. – Вскоре после смерти батюшки приехал эконом (т. е. архиерейский) и запечатал его келлию и церковь в его корпусе, чердак и чуланчик, – где только что лежало. Это сделано по приказанию владыки, собственно для того, чтобы не пропало, и до сих пор запечатано. После девяти дней займемся перепискою (т. е. оставшегося имущества). – О представлении монастыря (т. е. о представлении в Синод об устройстве монастыря) распоряжения владыки еще никакого нет и до сих пор, граждане на него обижаются за это. Неизвестно, что он медлит и почему. В понедельник мы были с Николаем Никитичем Добрыниным у преосвященного и много говорили с ним обо всем. Он высказал нам: «я желал бы видеть благотворителя и поговорит с ним лично». Мы на это ему ничего не сказали. Пожелаете ли вы с ним видеться или нет, прошу вас не лишить меня вашим уведомлением. При сем прилагаю копию с приговора, вы прочтете. Кажется, составлен недурно…»³⁰.

Итак, представление об устроении монастыря не посылалось в Синод и это, как видно из слов того же самого письма, потому, что преосвященному Никандру «хотелось, чтобы хороший порядок» в монастыре, разумеется, хороший настоятель и вполне достаточные средства для содержания братии; между тем, средства хотя и были, но не в руках самого преосвященного, а у поручителей В. Ив. Макарухина. И вот почему преосвященный желал сам его видеть лично.

Между тем, время шло непроизводительно для дела. После смерти о. Никандра продолжали приводить «в порядок» его имущество.

С обстоятельствами этого времени несколько знакомит дальнейшая переписка М. М. Струкова с Макарухиным. – Дело в том, что по смерти о. Никандра остался его родной племянник, некто Иван Козьмич Потапов, живший вместе со своим дядею в обители: к нему неофициально перешли деньги, данные В. Ив. о. Никандру, отчасти на содержание его. Деньги эти послужили предметом некоторых недоумений. Вот как представляется дело по письмам. От 4-го июня 1866 года М. М. Струков писал В. Ив. Макарухину:

«Почтенное ваше письмо вчерашний день имел удовольствие получить. Вложенное письмо Ивану Козьмичу вчера же отослал с мальчиком в Щеглово и просил его (т. е. Ив. К.) сегодня утром, в 8 час., со мною видеться. Он у меня был и, согласно вашего желания, я ему все передал, говорю, что Василий Иванович пишет мне, что он лично передал батюшке четыре билета 5% Государственного Банка, каждый по 1000 руб., с тем, чтобы при жизни батюшка пользовался сам процентами, а после его смерти три билета должны поступить в монастырь на вечное поминовение, а четвертый следует вам (т. е, Ив. Коз.). Он мне на это сказал: «действительно так, билеты находятся у меня, но я не мог вам о них говорить, потому что мне Василий Иванович об этом ничего не писал; следовательно, как же я могу об них говорить; но когда вам пишет Василий Иванович, я должен сказать, что они у меня и сегодня посылаю письмо, – прошу меня уведомить, как с ними распорядиться, в Москву прикажите везти или кому передать, для меня все равно, и мы об этом говорить никому не будем». – Почтение от вас я Николаю Никитичу передал: он благодарит вас от души за память и поручил мне написать вам от него всенижайшее почтение. Мы очень рады, что место могилы батюшкиной для вас нравится. Бог знает, может быть со временем будет здесь и церковь маленькая: место позволяет. – В келии у батюшки все переписали. Денег в комоде оказалось только 216 руб. сер. Сегодня хотели еще переписать, что есть на чердаке и в чуланчике. Потом возьмемся за ризницу и утварь церковную. Да нет ли у вас описи на все это. Мы у батюшки не нашли, – разве нет ли в ризнице; а если у вас есть, то нельзя ли выслать…»³¹.

Была ли найдена опись разницы, и все ли по ней оказалось в целости, остается неизвестным. А что касается 4000 тысяч руб., удержанных Ив. Коз. Потаповым у себя, то это было сделано им без юридического права наследства, как это ясно открывается из следующего письма М. М. Струкова к В. Ив. Макарухину. Из того же письма очевидно и то взаимное недоверие, какое существовало между поверенными Вас. Ив. и преосвященным в отношении к капиталу 25000 руб., данному В. Ив. в обеспечение устраиваемого монастыря. М. М. Струков от 20-го числа июня того же 1866 года писал В. Ив-чу:

«Почтенное ваше письмо от 14 ч. с. м. имел удовольствие получить, и письмо, которое можно бы показать преосвященному, написано превосходно, лучше чего нельзя. Но только покорнейше вас прошу извинить нас: мы в нем нашли лишним только то, что вы поставили: … «а 25000 рублей, они даны благотворителем в обеспечение монастыря: и если высшая власть уничтожит или растратит, в том судия им Бог в настоящий и будущей жизни…» К этому пункту владыка сейчас же к нам придерется и скажет – отдайте эти билеты нам, они должны быть в описи при монастыре, – потому что он (т. е. преосвященный) присылал к покойному батюшке келейника за этими билетами. Батюшка сказал ему, что они, по распоряжению благотворителя, переданы Добрынину, и на другой день послал их. И Николай Никитич заявил ему (т. е. преосвященному), что они у него, и будут до того времени, пока пошлет владыка в Синод ходатайство об утверждении монастыря. – Письмо обратно вам посылаем и просим написать так же, только уничтожьте «обеспечение», – как поправлено, так и потрудитесь написать и поставьте 10-е июня 1866 г. в этом письме. Мы считаем необходимо нужным показать владыке, – пусть его почитает и больше нам будет верить, а то думает, что мы его все обманываем. – Вы желаете знать, получены ли проценты по майским купонам: получил по ним Добрынин и они все целы. Но в случае окажется надобность – для содержания братии, которая теперь находится, – по мере надобности, будет (Добрынин) выдавать Ивану Козьмичу. – Вы пишете о билетах, которые переданы батюшкою Ивану Козьмичу, и – будто бы батюшка все ему отдал, я решительно никогда от батюшки не слыхал об этом и Николай Никитич тоже. Иван Козьмич после (т. е. после того, как ему сказано было, что они ему не принадлежат) и мне тоже говорил (т. е. что ему отдал умирающий дядя о. Никандр в собственность, как наследнику). Мне кажется всех-то многонько: я, с своей стороны, так бы полагал – половину ему (т. е. 2000 р. Ив. Козм.), а другую на – вечное поминовение батюшки. – Я вам советую: прикажите ему (т. е. Ив. Коз.) приехать к вам; вы лично ему скажите и он вас, кажется, послушает. Конечно, если бы он остался в монастыре, довольно бы ему одного билета (т. е. 1000 руб.), а не останется – маленько… Впрочем, прошу меня извинить: я пишу, что только чувствую; но как вам угодно, так и сделайте. Если прикажете ему приехать, то он проездит не больше, как четыре дня, и заметно ему хочется лично поговорить с вами. А на четыре дня он может выдать всем, что только нужно, – ему известно (т. е. сколько нужно выдать денег и продуктов на содержание братии в четыре дня). – В ожидании от вас обратного письма, которое мы должны показать владыке. – Еще покорнейшая наша просьба: нельзя ли вам пожаловать на сорокодневное поминовение о. Никандра, которое имеет быть сего 26-го июня»³².

Осторожное обращение с Ив. К. Потаповым и даже ходатайство за него М. М. Струкова объясняется тем, что он был до некоторой степени распорядителем в монастыре, в роде эконома, и потому был не только полезен, но даже отчасти и необходим, – на время от смерти о. Никандра и до водворения в монастыре полноправного хозяина – настоятеля; а потому и пробыл в Щеглове после смерти своего дяди около четырех лет, хотя сам он по своему душевному расположению к монастырю вообще, а к общежительному в особенности, вовсе не тяготел, что и не скрывал от лиц, его близко знавших. Все это очевидно из письма Ник. Никит. Добрынина к В. И-чу Макарухину, от 21-го июля 1870 г., где очень ярко обрисовывается и самое положение обители по смерти о. Никандра. Добрынин пишет: «Иван Козьмич показался вам уныл и заметили вы, что со строителем (т. е. настоятелем монастыря) они не в расположительных отношениях (т. е. не расположены один к другому)… Бог знает, – трудно все разобрать, – Он только сердцеведец. Но главное, я полагаю то, что Иван Козьмич, как и сам мне высказал, что никогда не имел и теперь не имеет призвания к монашеской жизни. А жил в монастыре для покойного своего дяди, а потом не мог ослушаться вашего приглашения, чтобы остаться до избрания настоятеля. Но теперь, когда все это устроилось, то его крайнее желание выйти из монастыря; но весьма скорбит и часто плачет, что прожил после покойного 4-ре года, и если бы тогда вышел, все бы куда поступил и чему бы выучился; но теперь времени прошло довольно и не знает, что делать и чем бы заняться, хотя малым своим (т. е. собственным состоянием); средств нет. Рад бы куда поступить, нет в виду места. Но в монастыре оставаться не может, о чем и вам лично говорил и писал; в прошлое время он тоже говорил выйти; но я старался ему внушать, что нехорошо до устройства монастыря ему выходить, – в память покойного его дяди, да и благотворитель будет недоволен, – думал, может, и явится у него желание остаться. Но, верно, это дело Божие, что он не мог расположиться. Конечно, он свое дело исполнил добросовестно, – себя не потерял (т. е. не вдался в пьянство и т. п.) и не оставил монастыря и все, что в нем было, в то время, когда оставить было совершенно не на кого (разумеется, по смерти о. Никандра) и пришлось бы или запереть, или Бог знает, что бы было. Но теперь, если он и не достиг этого призвания (т. е. к монашеству) и выйдет (из монастыря), то теперь есть хозяин, при котором он уже не может быть то, что был прежде. Он был во всем распорядитель… А теперь как-то он находится там в неловком положении. Сообщая все это, я нахожу, что он теперь ни то и ни се; то если решится и выйти, обижаться на него не следует, и если бы можно не оставить его каким добрым делом, или местом по Москве, или чем другим… Он бывает у меня нередко, и иногда жаль очень его бывает, но помочь ему, с моей стороны, я не имею видов, и все могу по совести пред вами засвидетельствовать, что он добросовестно исполнил свое дело, и заслуживает полного внимания; но если не может оставаться в монастыре, верно, так угодно Богу. Но он сильно скорбит, – замечает ваше нежелание выйти ему из монастыря. Усердно вас за него прошу, что возможно, по вашему усмотрению, утешить и не оставить его и разрешить ему выйти из монастыря»³³.

Итак, по смерти о. Никандра в монастыре в течение 4-х лет заведовал хозяйством Ив. Потапов, по выражению Добрынина, он даже «был во всем распорядитель», и во тоже время никогда не был расположен к монастырю, в особенности к общежительному. Как очевидно из писем Струкова и Добрынина, у Ив. Потапова была наклонность к деятельности, которая бы его обеспечила, или даже, если возможно, к даровому обеспечению, о чем хлопотал, и так настоятельно, Добрынин. Личность и деятельность такого случайного в монастыре «распорядителя», как некий Ив. Потапов, хорошо иллюстрирует то соображение, что если дело устроения монастыря не погибло на первых же порах за неимением пригодных людей, то в этом нельзя не усмотреть благословение Господа Промыслителя и покрова Пресвятые Богородицы над возникающей во имя Ее обителью. Поистине – «аще не Господь сождет дом, всуе трудишася зиждущии: аще не Господь сохранит град, всуе бде стрений!»

Охраняя святые начинания человеческих дел, а также направляя и совершая добрые дела, промысл Божий, однако, представляет самое ведение дел их естественным исполнителям. Так и дело устроения Богородичного монастыря медленно, с препятствиями, но неуклонно велось к надлежащему своему совершению.

Преосвященный Никандр в январе 1868 года, вследствие ходатайства тульского городского общества, наконец, вошел в Св. Синод с представлением об учреждении близ г. Тулы мужского второклассного монастыря с училищем при нем, в память чудесного избавления Государя Императора от угрожавшей опасности 4-го апреля 1866 года. В представлении преосвященного изъяснено:

1) В местности, называемой Щеглово, где предполагается учредить монастырь, при загородном архиерейском доме уже построены на пожертвования неизвестного благотворителя две церкви, освященные в 1864 году (?); одна каменная двухэтажная, имеющая в обеих этажах по три престола, другая небольшая при настоятельских кельях, а также колокольня, здания для помещения монашествующих и монастырская ограда. 2) На содержание предполагаемого к учреждению монастыря никакого пособия от казны не требуется, ибо на сей предмет тем же благотворителем пожертвовано 30 тысяч рублей государственными пятипроцентными билетами, а купеческий сын Струков, по дарственной записи, жертвует обители купленную им землю, свободную от всяких исков и запрещений, в количестве 42 десятин; кроме того, купец Добрынин, по учреждении монастыря, обязывается пожертвовать в собственность оного 10 пятипроцентных билетов первого и второго внутренних с выигрышами займов, на сумму 1000 руб. Городское же общество приговором своим постановило: отпускать из городских доходов на содержание монастырского училища ежегодно по 300 руб. 3) Означенный монастырь предполагается устроить на правилах общежития, без определения числа монашествующих; училище же при монастыре предполагается открыть в одном из имеющихся уже зданий оного, на 25 мальчиков, из детей бедных граждан г. Тулы, с возложением обучения на монашествующих; причем городское общество ходатайствует об испрошении Высочайшего соизволения наименовать сие училище в честь Августейшего имени Государя Императора Александровским.

Св. Синод, имея в виду, что тульское городское общество и частные благотворители в желании устроить монастырь с училищем руководствовались высоким побуждением – увековечить память о чудесном и знаменательном для всей России событии 4-го апреля 1866 года, что средствами благотворителей уже устроено все необходимое для открытия монастыря и училища, что содержание их достаточно обеспечивается жертвуемыми капиталами с землею и суммою, назначенную городским обществом к ежегодному отпуску, определением 15/30 мая 1868 года постановил: «Предоставить господину исправляющему должность Синодального обер-прокурора испросить Высочайшее Государя Императора соизволение: а) на учреждение близ г. Тулы мужского Богородичного монастыря на правилах общежития с училищем при нем для детей бедных граждан г. Тулы, не относя к какому-либо классу учреждаемого монастыря, как общежительного; б) на укрепление за сим монастырем жертвуемой купеческим сыном Струковым земли, в количестве 42 десятин. При чем – повергнуть на Высочайшее воззрение и ходатайство тульского городского общества о наименовании монастырского училища в честь Августейшего имени Его Императорского Величества – «Александровским».

Государь Император в 22 день июня 1868 года высочайше соизволил утвердить определение Св. Синода на изложенных в нем основаниях и на всеподданнейшем докладе о сем всемилостивейшее соизволил собственноручно написать: «Согласен и благодарить»³⁴.

Во исполнение монаршей воли Святейший Правительствующий Синод указом от 3-го июля того же 1868 года за № 2071, последовавшим к преосвященному Никандру, дал знать, для зависящих от него к исполнению распоряжений, об устройстве Богородичного общежительного монастыря. Резолюцией его преосвященства, данной вследствие сего указа, предписано тульской духовной консистории: 1) планы и фасады каменных зданий в Богородичном общежительном мужском монастыре, а также прочие документы об учреждении сего монастыря хранить при делах консистории; 2) о воспоследовавшем высочайшем соизволении на учреждение сего монастыря с училищем при нем поставить в известность, с прописанием сего указа, г. Начальника губернии и тульскую городскую думу; 3) отнестись в ту же думу с прошением сделать зависящие с ее стороны распоряжения: а) о скорейшем устройстве и открытии Александровского училища, и б) о вводе монастыря во владение на пожертвованную купеческим сыном Струковым землю в количестве 42-х десятин; 4) сделать консистории, с своей стороны, зависящее распоряжение о передаче в пользу и ведение Богородичного монастыря почетным гражданином Николаем Никитичем Добрыниным капитала, простирающегося до 31 тысячи, пожертвованного благотворителями сему монастырю; 5) об открытии новоучрежденного монастыря будут сделаны в свое время соответственные сему торжеству распоряжения. – Во исполнение сей резолюции его преосвященства было послано в тульскую думу надлежащее отношение консистории 30 сентября 1868 года за № 6589-м³⁵.

Таким образом, учреждение Богородичного монастыря, во славу Божию, на радость приснопамятного строителя и благотворителя его, а также к истинному утешению и всех граждан г. Тулы, совершилось.

Основание обители или учреждение монастыря еще не есть его благоустройство, которое упрочивает его дальнейшее существование. Для сего требуется особое внимание к монастырю со стороны православного народа, достаточность средств, удовлетворяющих всякие потребности его быта, и бдительная попечительность его строителей-начальников.

Православные обители всегда имели и имеют в недрах священной земли своей или в стенах своих храмов досточтимые святыни – мощи святых угодников Божиих, чудотворные иконы Пр. Богородицы и другие. Эти святыни и служат главными предметами особого внимания благочестивых поклонников, краеугольными камнями благоустроения и благоуспешного существования самих обителей. По сему и Богородичный Щегловский монастырь, как вновь устроявшийся, должен был желать иметь свою святыню. Но, не имея ее в своих недрах и стенах, он мог получить ее из других обителей русских или с востока, как то бывало в старину. Восток, именно святая гора Афон, и на этот раз не лишила своего «благословения» новозданный монастырь и прислала части св. мощей. Посредниками в этом деле были о. Герман Бочарников и архимандрит Макарий (Сушкин), знаменитый настоятель Русского монастыря на Афоне. Драгоценный дар святой горы был удостоверен надлежащей дарственной грамотой Афонского Протата. Мощи доставлены были в г. Тулу и торжественно перенесены в монастырский храм Богородицы-Млекопитательницы. По сему случаю, в особых повестках было объявлено: «10 сентября 1866 г., его преосвященство, преосвященный Никандр будет совершать в Щегловском монастыре всенощное бдение, а 11-го – литургию и после нее молебен, по случаю привезенных из св. Афонской горы в дар помянутому монастырю: части животвор. древа Креста Господня и св. великомуч. Пантелеимона и преп. Мучен. Игнатия, Акакия и Евфимия» – что и было исполнено. – Святыня Афонская постоянно пребывала и пребывает в монастыре; но, к несчастью, дарственная грамота Протата была утеряна, точнее – по смерти о. Германа, – она не была найдена. Тогда настоятель монастыря о. Нафанаил обратился снова на Афон к архимандриту Макарию с просьбой выдать грамоту, но получил уже не грамоту, а «свидетельство».

Точные сведения об этом обстоятельстве сохранились в 2-х подлинных письмах о. архим. Макария к настоятелю о. Нафанаилу. В первом письме, от 20-го августа 1883 года, о. Макарий пишет:

Всечестнейший Настоятель

Отец Нафанаил!

Христос посреди нас.

Почтенное письмо ваше от 3-го августа я имел утешение получить, за которое благодарю вас, в коем вы изволите писать, что на привезенные св. мощи, в дар вашей обители, в Бозе почившим отцом Германом (Гавриилом Васильевичем), после его смерти, не оказалось грамоты Афонского Протата, как по освидетельствованию в ризнице, так и в других местах, – что, конечно, для последующих обитателей монастыря или при перемене архиерея могут последовать недоразумения. Оказать для вашей обители помощь обитель наша только может тем, что выдать свидетельство от себя, но в настоящее время от Протата засвидетельствованной грамоты мы не можем вам послать, ибо в настоящее время, по нерасположению вообще к Русской национальности и предписания о сем патриарха, не выдают подобных свидетельств и на пожертвования святыни, выходящей из Афона, смотрят недоброжелательно. Если вам благоугодно, чтобы мы прислали свидетельство от своего монастыря, назначив год, когда был здесь о. Герман, то извольте, с любовью исполним ваше желание, о чем будем ждать вашего уведомления. – При искреннем желании вам мира, здравия и тишины, и радостей о Дусе Святе, остаюсь с истинным к вам глубокоуважением и любовью о Христе, просящий святых ваших молитв взаимный сомолитвенник ваш

Архимандрит Макарий.

Св. гора Афон.

Русский Св. Велм. Пантелеимона монастырь.

20-го августа 1883 г.³⁶

По получению сего письма, настоятель о. Нафанаил нескоро решился заявить о своем желании, чтобы выдано было ему надлежащее свидетельство, а именно, только в марте следующего 1884 года он отправил свое письмо о. архимандриту Макарию, на которое тот чрез месяц прислал удовлетворительный ответ, а вместе и самое свидетельство. В письме своем по сему поводу, от 29-го мая, о. Макарий пишет:

«Приятным долгом считаю вас уведомить, что почтенно-любезное письмо ваше от 29 марта я имел честь и утешение получить, за которое благодарю. И во исполнение вашего желания прилагаю при сем свидетельство на благословенную вашей обители святыню в 1866 г. – Что же касается до полученных вами исколотых писем, то, действительно, исколоты были они в Одессе в карантине, – теперь карантина уже нет. – При засвидетельствовании вам моего глубочайшего почтения с искренним желанием мира, здравия, тишины и радости о Дусе Святе, с истинным благоуважением, испрашивая св. молитв вашего высокопреподобия с любовью о Христе, остаюсь взаимный Ваш сомолитвенник

Архимандрит Макарий со всею о Христе братиею.

Св. Афон.

Русский св. Пантелеимонов монастырь.

1884 г. мая 29³⁷.

Текст этого важного «свидетельства» следующий:

«Русский на Афоне монастырь св. Великомученика и целителя Пентелеимона сим удостоверяет, что по усердному прошению ктиторов и благодетелей новосозидаемого Богородичного монастыря близ г. Тулы, даруется оному монастырю от нашей обители во благословение следующие святыни: часть Животворящего Древа Креста Господня, часть от Камня Гроба Господня и частицы св. мощей угодников Божиих: св. Великомученика и Целителя Пантелеимона и св. Преподобномучеников: Евфимия, Игнатия и Акакия. В удостоверение сего свидетельствуем подписом и приложением священной монастырской печати.

Игумен Русского на Афоне Пантелеимонова монастыря.

Ο Καθηγούμενος του ιερού κοινοβίου του Ρώσσικου Γεράσεμος ιερομόναχος, και οἰ σύν ἐμοί ἐν Χριστῷ ἁδελφοί –

Духовник Иероним.

Свидетельство писано на листе обыкновенной плотной бумаги (тряпичной), перегнутой пополам (в виде бланка). Вверху – оттиск монастырской печати в виде круга с изображением в средине св. Великом. Пантелеимона, светло-зеленой краской. Сбоку виньетка со словами: «Русский св. Великомуч. Пантелеимона монастырь на Афоне». Ниже: «октября 15 дня 1866 года, № 104» (так. образ., выставлен год первоначальной грамоты)³⁸.

При всем внимании народа к обители, она на первых порах своего существования не может иметь средств, вполне достаточных для удовлетворения всех своих нужд, быстро возрастающих – с течением времени, с развитием жизни, с умножением братии, – не может, если не встретит какой-либо частной и притом исключительной благотворительности. И это хорошо понимал В. И. Макарухин.

Некогда царь Давид, задумав построить Дом Божий, говорил пред Богом: Аще вниду в селение дому моего, или взыду на одр постели моея: аще дам сон очима моима, и веждома моима дремание и покой скраниама моима: дóндеже обрящу место Господеви, селение Богу Иаковлю (Пс. 131:4–5). Подобно тому, недремлющее попечение об устроямоей обители Божией в Щеглове непрестанно имел и приснопамятный ее основатель. Из года в год он водворял в монастыре более и более полноту иноческой жизни, порядок деятельности, дарованием новых средств отвечал на возникавшие бытовые нужды и, по мере возможности, воздвигал здание за зданием, и так – до своей смерти.

В апреле 1880 года В. И. Макарухин обратился к высокопреосвященному Никандру с просьбой такого содержания: «В Богородичном Общежительном монастыре, что в Щеглове, по существующему порядку, отправляется одна поздняя литургия, ранней же литургии не совершается. Проникнутый постоянною заботою о благосостоянии и процветании Богородичного монастыря и принимая во внимание, что положение и состояние монастыря вызывают потребность к учреждению служения ранней литургии для удобнейшего развития и укрепления религиозно-нравственной жизни в обитателях и окружающей местности, я, зная недостаточные средства монастыря, решился пожертвовать в пользу Богородичного монастыря на предмет служения ранней литургии, капитал в 10000 рублей серебром, с тем, между прочим, чтобы ранняя литургия была совершаема о поминовении умерших моих родителей и родственников и всех православных христиан, а %-ты с сего капитала, по обращении оного в билет вечного вклада кредитного учреждения, исключительно употреблялись на свечи, масло, ладан, вино, просфоры и прочие расходы и потребности при служении литургии. Почему, представляя при сем капитал в 10 тыс. рублей, смиреннейше прошу ваше высокопреосвященство разрешить служение в Богородичном общежительном монастыре раннюю литургию на вышеизложенных условиях»³⁹.

Прошение сие было удовлетворено, и с тех пор ранняя литургия в монастыре служится ежедневно.

Такого рода попечительность Вас. Ив-ча утешала и преосвященного Никандра, который некогда так опасался за благоустройство вновь учрежденной обители. А процветание обители поощряло и Вас. Ив-ча на дальнейшие жертвы.

Время от времени и очень скоро сказывались и другие существенные потребности, удовлетворение которых ожидалось только от создателя обители.

Так, в октябре 1882 года Вас. Ив. обратился с таким прошением к высокопреосвященному Никандру: «постоянно проживая в тульском Богородичном монастыре, что в Щеглове, ради спасения своей души, и заботясь о благоустройстве сего монастыря, я желал бы на свои собственные средства построить при означенном монастыре гостиницу, с тою целию, чтобы дать приют посещающим монастырь богомольцам во время непогоды. Эта гостиница, по постройке, должна будет поступить в собственность Богородичного монастыря. Почему, представляя при сем на архипастырское благоусмотрение проект предполагаемой постройки здания для гостиницы, имею честь почтительнейше просить ваше высокопреосвященство сделать милостивое распоряжение к разрешению построения гостиницы при Богородичном общежительном монастыре на мои собственные средства»⁴⁰. – Сколько известно, по расспросам лиц, знающих дело устроения гостиницы, преосвящ. Никандр, на первых порах, отнесся к мысли Вас. Ив-ча не с живым сочувствием, конечно, опасаясь за содержание гостиницы, которая, как нередко в городах, могла послужить и соблазном для общежительной братии. Тем не менее, Вас. Ив-ч сознавал всю необходимость и непременно желал устройства гостиницы при обители, отстоящей от города версты на 2-ве, и при том от той его части, в которой нет гостиницы с номерами для проезжающих (в Чулкове). Приют «для богомольцев монастыря» был необходим, особенно в виду более и более с каждым годом возрастающего числа оных. По сему поданное прошение сопровождалось у его личным ходатайством как благотворителя. На этом прошении последовала резолюция его преосвященства (за № 1312-м) таковая: «19 октября. Благословляется устроить гостиный дом при Богородичном монастыре по рассмотренному и одобренному мною проекту».

Чем дальше, тем более радовали преосвящ. Никандра и наибольшая благотворительность столь попечительного строителя монастыря и самое быстрое возрастание его благоустройства. Это сказалось со всею очевидностию по делу устройства в монастыре особого корпуса для помещения трапезной кухни и хлебопекарни. – В январе 1884 года Вас. Ив-ч снова обратился к преосвящ. Никандру с прошением такого содержания:

«По недостаточности помещения для братии, я предполагаю на собственные свои средства построить вновь внутри Богородичного монастыря, близ настоятельского корпуса, каменное одноэтажное здание для трапезной, кухни и хлебопекарни, а равно в замен ветхих деревянных: рабочей избы, сараев, амбаров, погреба и конюшни, – избу вновь построить каменную, а остальные деревянные, крытые железом, на которые при сем имею честь представить вашему высокопреосвященству планы и всепокорнейшее прошу разрешить сделать вышеозначенные постройки». На сем прошении последовала резолюция его высокопреосвященства (за № 207), таковая: «3 февраля. Призываю Божие благословение на боголюбивого и боголюбезного благотворителя Богородичного монастыря и с сердечным удовольствием разрешаю Василию Ивановичу привести в исполнение все свои предположения относительно устройства монастырской трапезной и других монастырских служб»⁴¹.

За устройством необходимых бытовых помещений, жилых и служебных, сама собою выступала потребность в устройстве теплого храма. Но и пред этой новой и громадной задачей не отступил В. Ив-ч, вседушевно преданный своей идее, всю жизнь свою трудовую ей посвятивший. – Сознавая близость окончания своего земного поприща и потому не решаясь откладывать дела на будущее, В. Ив-ч решил создать новый, хотя бы небольшой храм, и на сей раз уже по другому знаменательному событию: устройство храма совпадало с исполнением 25-тилетия святительства пр. Никандра на одной тульской кафедре. Вас. Ив-ч, признательный благодушному и миролюбивому владыке за многие его труды по устроению обители и за мудрые советы, всякий раз заставлявшие хорошо, твердо, всесторонне обдумать предпринимаемое дело, решил увековечить имя преосв. Никандра, посвятив храм в память 25-летнего юбилея архиепископа Никандра, почему и престол храма освятить во имя преп. Никандра, Псковского чудотворца, тезоименитого в Бозе почившему архиепископу тульскому. И вот, 24-го мая, в субботу, 1886-го года была совершена закладка этого храма о. архимандритом Богородичного монастыря Иоанном с братиею. На храмозданной доске при этом было написано (славянским шрифтом): «Во славу Пресвятыя Единосущные и Неразделимыя Троицы, Отца и Сына и Святого Духа заложился храм сей о двух престолах, во имя преподобнаго Никандра, Псковскаго чудотворца, и Великомученика Пантелеимона, в царствование Благочестивейшаго Государя Императора АЛЕКСАНДРА III-го АЛЕКСАНДРОВИЧА и при преосвященнейшем архиепископе Никандре, в лето от Рождества Христова 1886-е в 24 день мая месяца, в память 25 летняго служения тульской епархии его высокопреосвященства архиепископа Никандра, усердием боголюбиваго жертвователя московскаго купца Василия Ивановича Макарухина при архитекторе Бочарникове. Господи благослови». – Храм был готов к освящению в 1889-м году и 24-го числа сентября сего года (т. е. в день памяти пер. Никандра Псковского чуд.) был торжественно освящен высокопреосвященным Никандром архиепископом тульским, в присутствии г. начальника тульской губернии Н. А. Зиновьева, почетных представителей города и многочисленной массы народа.

В 1890-м году В. Ив-ч Макарухин скончался. Умирая, он оставил большую часть своего капитала в распоряжение своему родному племяннику Николаю Феодоровичу Мусатову, но вместе возложил на него и обязанность содействовать дальнейшему благоустроению новосозданной обители. Верный завету своего незабвенного дяди, богобоязненный Н-й Ф-ч продолжал и продолжает с любовию и бдительностью своего дяди благоустроять созданную им обитель.

Так, теплый храм во имя преп. Никандра был первоначально выстроен не очень просторный, – вероятно, в том предположении, что в зимнее время нельзя ожидать многих богомольцев из города. Будущее показало, что богомольцы начали сюда стекаться, однако, в весьма значительном количестве и зимой (так, говельщиков на первой неделе Великого поста бывает до 500 человек). Тогда Н. Ф. Мусатов на средства, оставшиеся от дяди, вдвое увеличил теплый храм пристройкой с запада.

По той же причине многочисленности богомольцев, стекающихся в монастырь во всякое время года, в 1891–1892 году на те же средства старанием Н. Ф. Мусатова к каменной двухэтажной гостинице пристроена такая же половина, так что вся гостиница теперь имеет 23 номера и две большие комнаты для странников, и одна комната самоварная.

В 1892 году на те же средства вновь выстроена каменная одноэтажная больница по проекту на шесть кроватей, но может вместить до двенадцати и более. При ней отдельно аптека, фельдшерская, ванная комната и небольшая кухня с одной плитой без русской печи.

При самом начале учреждения Богородичного монастыря в ходатайстве тульских граждан пред Св. Синодом и в самом определении Св. Синода положено было устроить при монастыре школу для обучения детей тульских граждан. И школа была учреждена вместе с открытием монастыря и названа Александровской в честь и память Императора Александра II-го. Первоначально школа помещалась при самом монастыре в небольшом флигеле; затем она переведена была в Чулково и здесь помещалась в наемном доме, небольшом и неудобном. А в 1895–1896 году на средства того же В. И. Макарухина и старанием того же Н. Ф. Мусатова вновь выстроена каменная двухэтажная церковно-приходская школа на сто человек учащихся. При ней две комнаты для учащих, с кухней и раздевальней. Здание школы помещается на пожертвованной от г. Тулы земле в количестве ¼ десятины; усадьба с палисадником обнесена деревянным забором. Школа, находясь близ Чулкова со стороны Богородичного монастыря, составляет не только великое благодеяние для населения этой части города, но и служит украшением этой части его как выдающееся по объему и фасаду. А как церковно-приходская школа, она есть лучшая во всей тульской епархии.

В жизни монастыря, находящегося вне города и лишенного всех его удобств, имеет важное значение в бытовом его отношении то обстоятельство, где и какая имеется вода. Близ Богородичного монастыря нет реки, а недалеко есть ключ-колодец на городской земле. Но еще при самом возникновении монастыря граждане не пожелали уступить тот колодец монастырю, опасаясь, что они будут лишены свободного пользования этой водой. Тогда В. И. Макарухин распорядился вырыть колодец внутри стен монастыря. Вода оказалась недалеко от поверхности (не далее двух сажен даже летом), обильною и весьма хорошего качества. Над этим колодцем устроен четырехскатный шатер, а сруб колодца накрыт чугунной доской, которая представляет надпись, сделанную сквозным церковнославянским крупным вязаным уставом: «почерпите воду с веселием от источник спасения». Эта надпись постоянно и ясно напоминает, что благодатное слово Евангелия есть истинный источник вечно блаженной жизни, к которой по чрезвычайному обету приготовляются иноки св. обители.

Построение и убранство храмов Божиих, устройство жилых и служебных помещений со всеми их удобствами, вообще благоустройство Богородичного монастыря и обеспечение его дальнейшего существования естественно затрагивают любопытный вопрос: во что все это обошлось В. И. Макарухину? – Да простит нам скромность скромнейшего из благотворителей, если мы, ради научно-статистического интереса, на основании сохранившихся счетов и других точных данных, заявим, что на все дело построения и устроения Богородичного монастыря В. И. Макарухин с своей стороны употребил капитал в 500000 рублей, помимо неисчетных мелочных расходов и неустанных забот и трудов.

В виду столь многочисленных забот о созидании и благоустроении св. обители Богородицы и столь великой жертвы денежных средств для этой цели со стороны В. И. Макарухина, само собою приходит на мысль, что этот купец – жертвователь целого сокровища – состояния, по истине подобен приточному «купцу, ищущему хороших жемчужин, который, нашедши одну драгоценную жемчужину, пошел, и продал все, что имел и купил ее», – т. е., царство небесное, драгоценнейшее и вечное наследие (Мф. 13:45–46). – Да благословит же и приимет Господь сию жертву – плод целой жизни честнейшего и боголюбивого труженика, и да будет сей духовный делатель в вертограде Господа и Его Пречистой Матери достоин своей награды – царства небесного!

Наилучшим украшением монастыря служат св. храмы. Не имея исторической давности и чрезвычайных святынь, они, тем не менее, заслуживают подробного описания в некоторых отношениях.

Главный вход в монастырь образуют св. врата, устроенные под аркой нижнего яруса колокольни, возвышающейся посредине западной стены монастырской ограды, в виде особой башни, непосредственно выходящей из стены как ее составная часть. – Св. врата представляют собой железную кованую двустворчатую решетку с внутренним запором на створах; повешены на железных крючьях, утвержденных в двух каменных стенах арки первого яруса колокольни. Решетка врат украшена многими бронзовыми медальонами с рельефными изображениями на них. И над вратами с западной стороны, в особой раме, в виде выступа на стене, помещается Иверская икона Божией Матери. Непосредственно над аркой св. врат высится башня колокольни. Первый ярус ее четырехгранный заканчивается двухскатным верхом на каждой стороне, а на углах и посередине каждой стороны выступают подвесные колонки, завершающиеся главками-маковками с крестами. Верхний ярус восьмигранный, с четырьмя пролетами, каждый завершается двойной аркой, разделяемой гирькой. Поверх карниза – ряд стрельчатых кокошников. Над ними возвышается восьмигранный пирамидальный усеченный шатер крыши, окаймленный вверху также венцом стрельчатых кокошников. Кровля завершается луковичной главой с маковицей (яблоком), которая служит основанием водруженного в ней шестиконечного креста. – Пролеты (или просветы) каморы, где висят колокола, огорожены деревянным балясником. – Всех колоколов девять. Из них самый большой 208 пуд. 23 ф. На нем вылита следующая надпись: «Во славу святыя единосущные животворящия и нераздельные Троицы Отца и Сына и Святаго Духа, вылит звон (т.е. все десять колоколов) в город Тулу, в обитель иноков Богоматери Млекопитательницы иждивением Боголюбца, из обитателей первопрестольнаго города Москвы, при преосвященном епископе Алексие тульском и белевском в царствование Императора и Самодержца Всероссийскаго Александра Николаевича 1861 года в январе месяце. Весу 208 п. 23 ф. В заводе потомственнаго почетнаго гражданина Харьковскаго 2-й гильдии купца Ивана Ивановича Рыжкова, в Харькове, мастером московским мещанином Михаилом Алексеевым Альховиковым». Второй колокол весу 107 п. и 37 ф. с надписью: «благовествуй земле радость велию, хвалите небеса Божию славу». – На остальных колоколах надпись одна и та же – фамилия заводчика. Вес третьего – 52 п. 39 ф., четвертого – 28 п. 26 ф., пятого – 11 п. 27 ф., шестого – 6 п. 17 ф., седьмого – 2 п. 39¼ ф., восьмого – 1 п. 26½ ф., девятого – 37¼ ф. – А во всех колоколах весу – 421 п. 32 ф.

Главный шатер колокольни, а также и ее детали крыты обыкновенно, листовым железом, и окрашены медянкой.

Внутри монастырской ограды, почти на средине площади в расстоянии 10-ти сажен от колокольни на восток высится главный храм обители во имя Богородицы-Млекопитательницы. – Храм сей каменного здания, кубической формы, двухэтажный. Покрыт по деревянным стропилам листовым железом на четыре ската; кровля окрашена медянкою. Для стока дождевой воды с крыши проведены 14 водосточных труб. Над крышей возвышаются пять куполов в виде отдельных восьмигранных башен со стрельчатыми кокошниками по верхнему краю и с пирамидальным восьмигранным покрытием каждая. Пять глав с вызолоченными маковицами (яблоками) увенчаны шестиконечными крестами. Кресты медные, вызолоченные. – В среднем куполе восемь окон с полукруглым верхом⁴². На восточной стороне выступает троечастная алтарная апсида (округление) с средним наибольшим выступом. Части алтарной апсиды отделены гранитными полуколоннами в высоту стены от фундамента до карниза.

В верхнем холодном этаже этой церкви 22 окна, которые вверху также полукруглые с одиночными рамами; решеток железных нет; в нижнем теплом этаже 22 окна четырехугольных, небольшого размера, с двойными рамами и с железными решетками. Вход в церковь один с западной стороны, ведущий прежде в притвор; пред входными дверьми площадка в виде паперти о двух ступенях. – Дверь при этом входе дубовая, створчатая, из двух половин, до половины снизу глухая, столярной работы, а вверху стеклянная, навешана на железных шолнерных петлях; при ней медные скобы и внутренний замок; над сею дверью в крестообразом с полукруглыми оконечностями отверстии, сделанном в стене притвора, находится икона Нерукотворенного образа Иисуса Христа живописной работы, написанная на железной доске, а вверху сей стены притвора – крест. В самом притворе, в нижнем и верхнем этажах, по четыре окна одинаковой формы с окнами в самом храме; над входной дверью внутри притвора икона Киево-Печерской Божией Матери, написанная на полотне. Из притвора для входа в верхнюю церковь сделана каменная лестница о 16 ступенях; лестница сия, равно как и площадка пред дверьми, ведущими в церковь, огорожена железною решеткою с деревянными поручнями столярной работы. При входе в верхнюю церковь дверь железная, створчатая, глухая с двумя наружными запорами, а за нею дверь деревянная, створчатая, из двух половин, столярной работы, до половины снизу глухая, окрашена масляною лаковою краскою, а к верху стеклянная; навешана на медных шолнерных петлях. При ней медные скобы и внутренний замок. В нижнюю церковь ведут две каменные лестницы о 9 ступенях каждая, расположенные по сторонам лестницы, ведущей в верхнюю церковь. При входе в нижнюю церковь дверь железная, створчатая, глухая, а за нею дверь деревянная, створчатая, глухая. Под лестницею, ведущей в верхнюю церковь, сделан небольшой чуланчик для приборки некоторых мелочных вещей; дверь у сего чуланчика одиночная, деревянная, навешана на железных петлях. Помост около сего чуланчика и перед входом в нижнюю церковь вымощен каменными плитами.

В верхней холодной церкви три престола: в настоящей в средине – во имя Млекопитательницы Божией Матери; в приделе с южной стороны – во имя Рождества Иоанна Предтечи; в приделе с северной стороны – во имя св. Василия Блаженного.

Пол в алтаре, под иконостасом, равно как во всей церкви, деревянный крашенный; при сходе от иконостаса на пол в трапезную церковь имеются две ступени; пред дверьми южною и северною среднего иконостаса два клироса с деревянными резными балясниками вызлащенными; на углах и при входах – четырехгранные колонны вызлащенные. Своды церкви, равно как и купол, утверждаются на четырех каменной кладки четыреугольных столбах, находящихся посредине церкви, на равном между собою и от стен расстоянии; между сими столбами и от столбов до стен проходы устроены арками; около арок имеются в столбах малые уступы, сделанные при кладке, в виде карниза; уступы сии, или карнизы, вызлащены.

Под сводами посредине храма над четырьмя столбами под так называемым десятриком, утвержденным на сих сводах и служащим основанием для купола, изображены на четырех сторонах четыре евангелиста, написанные на стенах, а внутри купола на восточной стороне изображен Господь Саваоф, стоящий на херувимах, а от него по обе стороны в простенках между окнами написаны семь архангелов с их символами. По сводам часто размещены золоченые звезды; из них некоторые побольше других. Средний алтарь верхней церкви окрашен клеевою краскою, постенно не расписан. Св. Антиминс из желтого атласа, освящен в 1864 году, сентября 8 дня. На горнем месте написан на стене Иисус Христос, благословляющий обеими руками.

Предалтарный иконостас верхней трехпрестольной церкви устроен в 1859 году, столярной работы, весь с резьбой, позлащен и состоит из трех ярусов. В нем средние царские врата резные, сквозные, вызлащенные; в средине при створе врат столбик резной, витой, вызлащенный; по бокам врат колонные резные, вызлащенные; наверху сих колонн утвержден карниз с полукружием; в середине сего полукружия – изображение херувима резной работы с позолотою.

В иконостасе и по стенам размещены многие в разных отношениях достопримечательные иконы:

Местная икона Спасителя, сидящего на троне и держащего в руке Евангелие финифтяное с изображением слов «Не судите, да не судими будете». Дска иконы кипарисная; риза серебряная, позлащенная; на ней пять финифтяных клейм с изображением слов: на двух – «Иис. Хр.», на двух – «Господь Вседержитель», а на пятом внизу подпись: «Святый образ Господа Вседержителя написася в г. Тулу во вновь устроенный монастырь 1859 года декабря 20 дня». Четыре символические животные при Спасители серебряные, литые, держащие каждое по серебряному Евангелию. Венец около лика Спасителя серебряный, позлащенный, с тремя финифтяными клеймами. Вес в ризе – 25 фун. 90 зол.

К северу от царских врат – икона Божией Матери с младенцем Иисусом, именуемой Млекопитательницы; писана на кипарисной дске; на ней серебряная позлащенная риза, два финифтяных клейма вверху с изображением на них: МР: θУ; а внизу серебряная дщица, на которой вычеканена надпись вязью: «Сей святый образ написан и риза устроена в Москве в город Тулу во вновь устроенный мужеский монастырь, что в Щеглове. 1859 года июня 29 дня». Около лика Богоматери на покрывале стразовая звезда, в средине коей стекло красного цвета; вверху покрывала венец, у коего нижняя обводка гладкая, серебряная вызлащенная, сверх обводки сияние также серебряное, вызлащенное, по протяжению сияния на пяти разных рисунках по пяти стекол, из коих по четыре красного цвета, а в средине по одному цвета бирюзового; в средине венца серебряная чеканной работы корона, осыпана кругом стеклами бирюзового и красного цвета; по бокам в короне на средине два стекла красного цвета; наверху короны рисунок чеканной работы и по нем в виде креста расположены пять стекол, из коих по сторонам и наверху по одному стеклу малого размера красного цвета, а в середине и внизу два стекла, размером большие, бирюзового цвета; на оплечиях Богоматери по ризе две стразовые звезды, в средине коих по одному стеклу белого цвета; ожерелье и нарукавицы осыпаны разноцветными стеклами красного и бирюзового цвета. Около лика Спасителя венец серебряный, позлащенный, нижняя обводка гладкая; сверх обводки между сиянием на пяти рисунках чеканной работы по пяти малых стекол, из коих по четыре красного цвета и пятая, в средине, бирюзового цвета; на обводке слова из стразовых зерен: «Ὁ ὭΝ». Весу в ризе 23 фунта 39 зол.

Икона св. Иоанна Предтечи с крылами, стоящего и держащего в купели Младенца; венцы около лика Предтечи и Младенца, а равно вся риза серебряная, вызлащенная, и дска кипарисная; около главы два финифтяных клейма с надписью: «Святый Иоанн Предтеча»; в руке финифтяная хартия с словами: «Се Агнец Божий, вземляй грехи всего мира…» На сей дске изображения: под серебряными вызлащенными ризами с правой стороны вверху – Ангела, ведущего Иоанна в пустыню; около обоих ликов венцы серебряные, позлащенные и над оными финифтяное клеймо с надписью: «Ангел Господень веде св. Иоанна в пустыню»; ниже сего – финифтяное клеймо с словами: «Рождество св. Иоанна Предтечи»; в самом же изображении рождества Предтечи около ликов Захарии и Елизаветы венцы. С левой стороны вверху финифтяное клеймо с надписью: «Обретение честныя главы Иоанна Предтечи», в самом изображении около главы Предтечи венец, а прочие лики без венцов; внизу финифтяное клеймо с словами: «Усекновение главы Иоанна Предтечи» в самом изображении около Иоанна, несколько наклонившего главу, венец; спекулатор представлен с мечем поднятым, а дочь Иродиады изображена стоящею с блюдом. В самом низу сей иконы, под ногами Иоанна Предтечи, финифтяная надпись: «Образ св. Иоанна Предтечи и крестителя Господня, написася и риза устроися в Москве в город Тулу во вновь устроенный монастырь Питательницы Божией Матери 1859 года декабря 20 дня». По углам ризы разные гравюры чеканной работы, а около иконы – колонны резной работы, вызлащенные. Весу в ризе с венцами 24 фун. 24 зол.

По правую сторону у врат икона св. Василия Блаженного во весь рост, стоящего с простертыми руками на моление к Спасителю. Риза и венец серебряные, позлащенные; на ризе три финифтяные клейма; на двух из них написано: «Святый Василий Блаженный», а на третьем внизу: «Образ св. Василия Христа ради юродиваго написася … 1859 года декабря 29 дня». На углу иконы с правой стороны изображен Спаситель, до половины покрытый облаками, правою рукою благословляющий, а в левой руке держащий Евангелие. Венец около лика Спасителя и риза серебряные, позлащенные. Посреди иконы изображен фасад церкви Василия Блаженного без оклада, а ограда церкви с перилами серебряная, чеканной работы, утверждена одиннадцатью серебряными столбиками; ограда сия имеет вид постройки из цокольного камня; при ногах Василия Блаженного изображена корчемица и при ней изображение подобия двух бочонков серебряных чеканной работы; прикреплено сие двумя столбиками. Весу в ризе двадцать один фунт.

За двумя передними, или ближними к алтарю, столбами находятся два киота столярной работы; по сторонам сих киот колонны резные, витые, вызлащенные; выше места, назначенного для помещения икон, на сих киотах по одному херувиму резной работы, вызлащенному, а на самом верху по деревянному кресту, вызлащенному. Устроены сии киоты для помещения икон: «Божией Матери Боголюбской» и «Отрады или Утешения».

Икона божией Матери, именуемая «Боголюбской», на кипарисной дске, риза серебряная, позлащенная; изображена Богоматерь стоящею и поднявшею левую руку горе, а в правой руке держащею хартию финифтяную с словами: «Владыко Вседержителю» и проч.; риза Богоматери около краев обложена красными и синими стеклышками, из коих красные покрупнее; на оплечье ризы по одной звезде из стразов, а в самой средине каждой звезды по одному синему стеклышку; около лика Богоматери и на рукавицах по одному синему стеклышку; венец отгравирован резьбою, на оконечности венца прозрачною; на венце ближе к лику обложено белыми стеклышками, а на оконечности венца стеклами синего и красного цвета; на покрывале близ лика звезда из мелких стразов, а в середине звезды стеклышко красного цвета; выше сей звезды корона из жемчуга, в коей вложено несколько мелких бриллиантовых камушков, наверху короны крестик из жемчуга. На самом верху иконы клеймо финифтяное с словами: «Об. Боголюбские Б.М.»; под ногами Богоматери финифтяное клеймо с словами: «Написася сей образ 1851 года 24 октября, а риза сделася 1852 г.». Годы и число месяца написаны славянскими буквами. На углу сей иконы вверху, куда обращен лик Богоматери и куда Она подняла руку, изображен Иисус Христос, благословляющий правою рукою и сидящий в облаках, на коих изображены четыре херувима. Венец около лика Спасителя отгравирован резьбою, на оконечности венца прозрачною, украшен разноцветными стеклышками – синего, красного и, ближе к лику белого цвета; а в венце слова из стеклышек бирюзового цвета: «Ὁ ὭΝ». Ниже сего изображен вид монастыря, обнесенного оградою; а пониже сего монастыря – стоящий пред Богоматерью на коленях человек, испрашивающий помилования; около лика его венец отгравирован резьбою – ближе к лику разных рисунков, а на оконечности венца прозрачною; на нарукавицах у него и на груди в виде застежек по одному синему стеклышку, обложены кругом мелкими стразами. Весу в ризе двадцать фунтов и шесть золотников. – Это та самая икона, пред которой В. Ив. Макарухин и его тайный духовник о. иеромонах Никандр дали священный обет построить монастырь в Туле. Посему сия св. икона есть действительно заветная святыня теперь цветущей Богородичной обители, как памятник незыблемой надежды ее благоговейных строителей.

Икона Божией Матери, именуемой «Отрада или Утешение», на кипарисовой дске; риза на иконе серебряная, позлащенная. Богоматерь изображена держащею на левой руке Иисуса Христа, отводя правою рукою руку Иисуса от уст своих. У Иисуса Христа в левой руке свиток; около лика Богоматери оклад сделан в виде покрывала и на средине сего покрывала серебряновызлащенная звезда, по ней зерна белого стекла, кругом 6 зерен красного и бирюзового цвета, а в середине зерно красного цвета; венец около лика Богоматери отгравирован разною резьбою, местами прозрачною; около лика Спасителя такой же венец, а в венце буквы белого цвета: «Ὁ ὭΝ». На сей иконе три финифтяных клейма; на двух из них слова: «МРθУ», а на третьем внизу надпись: «Образ Пресвятые Богородицы Отрады или Утешения». Весу 30 фун. и 75 зол.

За двумя дальними от алтаря столбами находятся два киота столярной работы, по сторонам сих киотов колонны резные, вызлащенные, выше назначенного для помещения икон места на сих киотах по одному херувиму резной работы с позолотой, а на самом верху по деревянному кресту, вызлащенному; устроены сии киоты для помещения икон «Пресвятые Троицы» и «Воскресения Христова». Сооружены сии киоты иждивением В. Ив-ча Макарухина в 1888 году. – Кроме того, примечательны:

Образ Божией Матери Владимирской в серебряной ризе вызолоченной, длиною 5½ вершк., шириною 4¾ вершк., поднесен строителем Богородичного монастыря В. Ив-чем Макарухиным иеромонаху Иоанну по избрании его братиею в настоятели сего монастыря 24 февраля 1886 года. И образ «Господь Вседержитель» с предстоящими Божией Матерью и Предтечею в серебряной вызолоченной ризе, длиною 6 вершк., шириною 5 вершк. Сия икона также поднесена В. Ив-чем Макарухиных настоятелю Богородичного общежительного, что в Щеглове, монастыря, отцу Иоанну в память посвящения его в сан архимандрита 21 апреля 1886 года.

Преимущественно чтимая святыня Богородичного монастыря – это части св. мощей: Великомученика и Целителя Пантелеимона, Евфимия, Акакия и Игнатия. На дске, в которую вложены части св. мощей, серебряная позлащенная риза; на ней в средине изображен крест прорезной, а в сем изображении вложен серебряный позлащенный небольшого размера крест, в коем вложена часть Животворящего Древа. Ниже креста – часть от Гроба Господня, и ниже сего надпись под чернью: «Часть от Гроба Господня». На одной стороне креста, с правой стороны, изображения: первое – Великомученика Пентелеимона с надписью наверху: «Ч. М. С. Пантелеймона», второе – Игнатия с надписью наверху: «Ч. М. С. Игнатия»; с левой стороны изображения: первое – св. Евфимия с надписью: «Ч. М. С. Евфимия», второе – Акакия с надписью наверху: «Ч. М. С. Акакия». Дска вложена в ковчег в виде гробницы; на средине оной крест накладной, серебряный, вызолоченный с изображением Распятия Спасителя и со словами над главою: «I. Н. Ц. I.». По углам гробницы накладные изображения серафимов малого размера, серебряные, вызолоченные.

В нижнем теплом этаже храма было предположено устроить три престола, но в настоящее время имеются два: в середине – св. Иосифа Песнопевца и св. Георгия иже в Малеи (в память 4-го апреля 1866 года), и в северном пределе – во имя Рождества Христова. – Нижний храм ни в устройстве, ни в убранстве своем не представляет чего-либо особенно примечательного.

На юго-восток от главного храма Богородицы-Млекопитательницы на расстоянии 20 сажен от него находится небольшая церковь Успения Пресвятой Богородицы. Зданием каменная, малого размера, без колокольни; покрыта листовым железом, крыша окрашена медянкою; крест на куполе железный, вызлащен. В куполе два окна, а в самой церкви девять окон с двойными рамами и железными решетками. Вход в церковь один с западной стороны через парадное крыльцо, находящееся при флигеле, назначенном для помещения настоятеля монастыря. При ходе в сию церковь первая дверь створчатая, деревянная, столярной работы, глухая, окрашена белилами, навешана на медных шолнерных петлях, с внутренним замком и с двумя медными простыми скобами; за нею другая дверь, створчатая же, до половины снизу глухая, а к верху с стеклами, навешана на медных шолнерных петлях, с внутренним замком.

Этот, по времени первый, храм был устроен вместе с монастырской оградой и прямо в юго-восточной ее башне, к которой непосредственно примыкают и настоятельские келлии, так что с башней и церковью составляют одно здание; иначе говоря – Успенская церковь есть домовая, или келейная. Примечательно, что при заложении этой церкви, а следовательно, при самом начальном основании монастыря, первыми на его фундаменте положены были четыре кирпича, привезенные здателем иеромонахом Никандром из Киево-Печерской Успенской лавры и там освященные. Таков дух русского благочестия и до того простирается связь новоустрояемых русских обителей с их общей родоначальницей Киевской Лаврой! – По той же тесной, веками утвердившейся связи каждого монастыря с Лаврой преподобных Антония и Феодосия, и по их примеру, и новоустроенная первая церковь Щегловского Богородичного монастыря освящена во имя Успения Пресвятые Богородицы. Из Киево-Печерской Лавры привезена и небольшая икона Успения – копия киевской, знаменитой чудотворной, и, по подобию той, помещена непосредственно над царскими вратами. Это священный дар великой церкви киевской в благословение новозданному монастырю тульскому. – Антиминс Успенской церкви освящен преосвященным Никандром, епископом тульским и белевским, июня 9-го дня 1863 года. С этого времени и началось богослужение в Щегловском монастыре, первоначально при самой скромной обстановке. Вначале здесь служил только один иеромонах Никандр со своим послушником. Но благословение Божие почило на Богородичной обители, и вот теперь ее храмы наполняются уже и ликами иноков, и сонмами богомольцев.

К северо-востоку от храма Богородицы-Млекопитательницы находится довольно обширный каменный храм во имя преподобного Никандра. Псковского чудотворца, устроенный в память двадцатипятилетия святительства приснопамятного тульского архипастыря, в Бозе почившего архиепископа Никандра. Храм этот не представляет особенностей в своем устройстве и убранстве; заслуживают упоминания только полукруглые своды на дугообразных арках, голосники в сводах и крестчатый план покрытия. Храм теплый; богослужение в нем совершается в зимнее время.

Все храмы имеют весьма благолепную обстановку, богато наделены предметами утвари и церковно-богослужебными принадлежностями. Благодаря пожертвованиям В. Ив-ча Макарухина и вкладам некоторых других лиц, монастырь имеет разницу весьма полную и богатую по количество, разнообразию и ценности всякого рода облачений – что вполне соответствует благолепному убранству самих храмов.

С открытием монастыря и по мере его благоустроения, весть о нем начала распространяться во все страны нашего обширного отечества; и вот под кров святой обители стали собираться ее обитатели – иноки. – Как в древнейшее время нашей истории монастыри северной и средней Руси сносились с южными и сонмы иноков северных монастырей были отраслями южных цветущих обителей, так и до настоящего времени южные обители привлекают внимание северных своими знаменитыми святынями и строгим порядком монашеского общежития. Устроителям Богородичного монастыря желательно было, чтобы ядром нового общества иноков были достойные братия и начальники, а потому взоры их устремились к родоначальнице всех русских монастырей – Киевской Лавре, и ее святым насаждениям – южнорусским монастырям. И вот, на первых же порах, были вызваны в Щеглово иноки глинской пустыни курской епархии, из которых потом некоторые были и настоятелями. Посредником в сношении с глинской пустынью явился тульский купец Антон Карпов Власов (он же – Кувшинников, тесть Мих. Мих. Струкова), бывавший в глинской пустыни по своим коммерческим делам.

Назначение первого настоятеля Богродичного монастыря, иеромонаха глинской пустыни Моисея, состоялось в 1870 году. Именно 7-го марта 1870 года последовал указ из тульской духовной консистории за № 1260-м на имя благочинного монастырей тульской епархии иеромонаха Тихона. В указе, между прочим, сказано, что резолюциею преосвященного Никандра, епископа тульского и белевского, последовавшею на отношение преосвященного Сергия, епископа курского, о назначении иеромонаха глинской пустыни Моисея настоятелем тульского Богородичного общежительного монастыря, предписано: иеромонаха Моисея определить настоятелем с званием строителя монастыря и предписать иеромонаху Моисею принять в свое заведывание все церковное и монастырское имущество обители и, если не имеется описи сему имуществу, то составить таковую опись по наличности вещей и предметов, по Высочайше утвержденной форме, для чего консистория снабдит иеромонаха Моисея таковою формою без замедления. Вследствие чего консистория и предписала о. благочинному ввести в должность строителя тульского Богородичного монастыря глинской пустыни иеромонаха Моисея по надлежащему⁴³. Он и начал собою ряд настоятелей Щегловсокго Богородичного монастыря.

1. Иеромонах Моисей, первоначально – послушник глинской пустыни, затем поступил в братство Белогородского Троицкого монастыря; здесь был посвящен в иеромонаха. Из Белгорода перешел в курский архиерейский дом, а отсюда в 1870 году был назначен настоятелем Богородичного монастыря в Тулу. – Находясь здесь только около двух лет, иером. Моисей ни в чем не проявил своей деятельности, что могло бы послужить предметом особого упоминания. Из Тулы он переселился в один из Московских монастырей и там скончался.

2. Иеромонах Нафанаил (в мире – Николай Вощенко). Из мещан г. Харькова. Женат не был. До производства в монашество проходил разные общежительные послушания в глинской Богородичной пустыни курской епархии с 1849 года. В монашество пострижен в 1857 году июля 25 дня в глинской Б. пустыни игуменом Иоасафом. В иеродиакона рукоположен 6 апреля 1858 года, во иеромонаха – 2 августа 1862 г. В том же году 17-го августа перемещен в курский Знаменский монастырь и определен ризничим. 14-го октября 1864 года награжден набедренником. В 1868 г. 12 апреля по прошению уволен от должности ризничного с засвидетельствованием ему признательности за добрую жизнь, и перемещен обратно в глинскую пустынь. В 1872-м году 31 октября перемещен в тульский Богородичный общежительный монастырь и определен настоятелем сего монастыря. А в 1886-м году 24 апреля, вследствие прошения его, по преклонности лет и слабости здоровья, уволен от должности настоятеля. Этот, в настоящее время 75-летний старец, по старческой немощи очередного священнослужения уже не проходит. – Иеромонах Нафанаил во время своего, сравнительно долговременного, управления монастырем заботился о его хозяйственном благоустройстве. При нем, между прочим, по его личному ходатайству пред лесным департаментом в монастыре и около монастыря насажена роща из разнородных деревьев – берез, лип и пр., для насаждения которой употреблено приблизительно до четырех тысяч корней. В настоящее время она представляет собой прекрасный парк.

3. Архимандрит Иоанн (в мире – Иван Воскресенский). Из духовного звания, сын священника села Радогощи Одоевского уезда, Феодора Воскресенского. Женат не был. По увольнении из низшего отделения тульской духовной семинарии определен в число послушников тульского архиерейского дома 27 мая 1847 года, а 24 февраля 1851 года по резолюции преосвященного Дамаскина получил звание рясофорного. По указу Св. Синода в 1852 г. 29 марта пострижен в монашество, а 6-го апреля того же года преосвященным Димитрием рукоположен во иеродиакона. В 1861 году 16-го апреля преосвященным Никандром рукоположен в иеромонаха. О. Иоанн очень рано обнаружил свои хозяйственные способности и отличную исполнительность по всевозможным поручениям. А потому еще в 1858-м году резолюциею преосвященного Алексия 14-го апреля он определен смотрителем при приеме всех материалов и наблюдателем за рабочими при постройке Николочасовенской церкви. За исполнительность многочисленных подобных поручений он был награжден набедренником 6-го декабря 1864 года. – О. Иоанн, по выражению пр. Никандра, был человек «не книжен», но в своем деле незаменимый. Отличная распорядительность о. Иоанна открыла ему доступ к лучшей должности и высшему званию: именно, по предложению, данному преосвященным Никандром тульской консистории, о. Иоанн определен казначеем тульского архиерейского дома 19-го января 1866 года, а в 1868 году 8 января он был определен исправляющим должность эконома архиерейского дома, и, наконец, 1-го января 1869-го года утвержден в этой должности. За усердное исполнение своих обязанностей в этих и других должностях о. Иоанн Всемилостивейше был пожалован золотым наперсным крестом 8-го апреля 1873 года. – Постепенно приобретенная опытность в хозяйственных делах, а также знание людей и уменье с ними обращаться открыли о. Иоанну переход к новой должности – благочинного всех монастырей тульской епархии (20-го августа 1876 г. – 5-е апреля 1886 г.). По вниманию к весьма ревностному исполнению всех обязанностей, насколько сложных, крайне хлопотливых, настолько же и трудных и ответственных, о. Иоанн по ходатайству архиепископа Никандра указом Св. Синода от 18–22 марта 1886 года за № 691-м возведен в сан архимандрита, каковой сан и возложен на него 20 апреля 1886 года. – Будучи архимандритом и состоя в должности архиерейского эконома, он был избран братией Щегловского Богородичного монастыря в настоятели онаго на место бывшего о. Нафанаила, в каковой должности по указу Св. Синода и утвержден был 24-го апреля 1886 года с оставлением его в должности эконома архиерейского дома. – Эти должности он и проходил с примерным усердием до своей кончины, последовавшей 23-го февраля 1890 г.

4. Иеромонах Арсений (в мире – Арефа Чекомас). Из государственных крестьян рыльского уезда курской губернии. Женат не был. До производства в священнослужители проходил разные общежительные послушания в глинской Богородичной пустыни курской епархии с 1864 года; в 1866 году 6 октября определен в число послушников сей пустыни, в 1870 г. июня 10-го перемещен в тульский Богородичный общежительный, что в Щеглове, монастырь. В монашество пострижен в 1877 году августа 15-го дня в тульском Богородичном монастыре настоятелем иеромонахом Нафанаилом. Рукоположен в иеродиакона 11-го марта 1879 г., а в иеромонаха – 1880 года 20 июля. В 1885 г. октября 15-го определен благочинным Богородичного монастыря. – В 1899 г. сентября 24-го за беспорочную службу и усердное прохождение послушаний награжден набедренником. В 1890 г. марта 26 числа определением Св. Синода утвержден настоятелем Богородичного монастыря, что в Щеглове. Скончался от тифа 28-го августа 1892 года в 2½ час. дня. Погребен в склепе под престолом св. И. Предтечи. – О. Арсений, избранный из среды своей братии, справедливо пользовался ее доверием: он отличался кротостью характера, добротою сердечной; хорошо знал церковный устав и пение. При добросовестном внимании к своим обязанностям, он умело поддерживал внутренний строй монастырской жизни, в особенности порядок церковного священнослужения. По сердечной доброте, он отличался благотворительностию нищей братии. А потому справедливо пользовался особым расположением схимонаха Варсонофия, милостивым вниманием высокопреосвященного Никандра, уважением братии и многих граждан. Его преждевременная кончина была глубоко грустным событием для всех знавших его.

5. Иеромонах Сергий (в мире – Иннокентий Иванов). Из крестьян, сын унтер-офицера иркутской губернии. Женат не был. По распоряжению иркутского епархиального начальства вследствие прошения определен в Посольский Спасоперображенский второклассный монастырь послушником в 1858 г. октября 25-го. В 1859 г. января 25 высокопреосвященным Евсевием, архиепископом иркутским, посвящен в стихарь; в том же году ноября 27-го определен послушником в иркутский Вознесенский первоклассный монастырь. В 1861 г. по прошению перемещен в могилевский архиерейский дом послушником. С 1862 г. июня 19-го в течение двух лет находился при свите высокопр. Евсевия в С-Петербурге. В 1869 г. марта 31 дня пострижен в монашество в могилевском архиерейском доме высокопреосвященным Евсевием, архиепископом могилевским; в том же году 6-го августа рукоположен в иеродиакона, а в 1874 г. мая 5-го рукоположен в иеромонаха. В 1869, 1872, 1875 и 1878 годах был командирован в г. Москву для принятия св. мира и частиц св. мощей для церквей могилевской епархии. – В 1877 г. марта 24 награжден набедренником, в 1881 г. 18 апреля Всемилостивейше награжден наперсным крестом, от Св. Синода выдаваемым. В 1885 г. декабря 4-го резолюциею преосвящ. Сергия, епископа могилевского, назначен казначеем архиерейского дома. – В 1887 г. ноября 30-го по резолюции высокопреосвященного Никандра, архиепископа тульского, принят в тульскую епархию и определен в число братства новосильского Свято-Духова монастыря впредь до назначения ему административной должности, которая вскоре и поручена была ему, именно – в 1888 г. января 9-го он был определен строителем новосильского Свято-Духова монастыря, в каковом звании находился два года. В 1890 г. марта 1-го перемещен в тульский архиерейский дом на должность эконома. В 1891 г. сентября 24-го ему преподано благословение Св. Синода с грамотою за пожертвование. – Наконец, в 1892 году 2–4 октября, по избранию всей братии Богородичного общежительного монастыря, он определен Св. Синодом настоятелем сего монастыря с увольнением от должности эконома архиерейского дома. Распорядительность о. Сергия как эконома обнаружилась всего лучше в голодный 1891 год, когда он состоял казначеем тульского епархиального комитета по продовольствию голодающих и отлично и исправно вел это сложное и ответственное дело. О. Сергий отличался правдивостью и вниманием ко всем сторонам монастырской жизни. При нем улучшилось храмовое пение; им заведен порядок – в каждый воскресный день после вечерни отправлять молебен с акафистом Спасителю, что поддерживается и до сего времени. В мае 1895 года вследствие тяжелой нервной болезни он принужден был оставить должность настоятеля и предпринял продолжительное лечение (первоначально в Риге, а потом в обители), и теперь на пути к выздоровлению.

6. Иеромонах Иларий (в мире – Иван Игнатьев). Из духовного звания, сын псаломщика г. Черни. Обучался в тульском духовн. училище и в оном окончил курс, по окончании которого был определен в псаломщика в Староникитской церкви г. Тулы 12 января 1856 года. Был женат. Лишившись жены по 1-му браку, он в 1857 году 14 сентября по прошению определился в послушники тульского архиерейского дома. В монашество пострижен 1 ноября 1861 года в Крестовой церкви тульского архиерейского дома. В 1862 году сентября 3-го рукоположен в иеромонаха. В 1881 году ноября 10-го дня награжден набедренником. В 1895 г. мая 4-го дня резолюциею преосвящ. Иринея, епископа тульского, назначен исправлять должность настоятеля Богородичного монастыря (за болезнию о. Сергия), а 9-го сентября того же года, по единогласному выбору братии монастыря, указом Св. Синода за № 4321 назначен на должность настоятеля сего монастыря, и 24-го сентября того же года возведен в сан игумена, в каковом сане и проходит свое служение в настоящее время. Избранный всею братиею монастыря, о. Иларий с твердою преданностию Промыслу Божию вступил на подвиг служения столь ответственного, и для него тем более трудного, что он до того времени по личному опыту не знал быта общежительного монастыря. Озабоченно вникая во все стороны нового строя жизни, он ревностно стремится поддержать порядок во всей его строгости, причем обнаруживает особую склонность к благолепному убранству храмов. Из его распоряжений заслуживает признательности и упоминания особое поминовение усопших, а именно: при каждом служении ранней литургии в алтаре поют «Со святыми упокой», что исполняется неопустительно.

Этот недлинный ряд настоятелей Богородичного монастыря не представляет лиц, выдающихся своими природными умственными дарованиями или значительным книжным образованием или подвижническом; тем не менее, все они стремились поддержать порядок монастырской жизни, старались привлекать новых членов в священное братство и располагать братию к исполнению своего святого долга. Этим и объясняется то, что монастырь не только не приходил в упадок, но и понемногу укреплялся и умножался. – В настоящее время в монастыре состоят налицо при одном игумене-настоятеле десять иеромонахов, два иеродиакона, три монаха, три послушника приуказных и двадцать восемь неприуказных.

В недрах священной земли, под сводами помоста храма Пр. Богородицы-Млекопитательницы во блаженном успении вечный покой нашли как сам первоначальник и строитель св. обители схимонах Варсонофий, так и его сподвижник иеромонах Никандр и другие сотрудники и сослуживцы, – как бы одно семейство во Христе Иисусе. Над их прахом своевременно устроены благолепные надгробия с достопамятными надписями.

I. Достопамятнейшая из всех могила схимонаха Варсонофия находится под алтарем северного придела, посвященного имени св. Василия Блаженного. Над нею выложено каменное надгробие, покрытое медной высеребреной доской. На доске против главы почившего – восьмиконечный вызолоченный крест с рельефным распятием. Под крестом славянскими выпуклыми и вызолоченными буквами сделана надпись: «Здесь погребен схимонах Варсонофий в мире московский купец Василий Иванович Макарухин основатель здешней обители святой, родившийся 1805 г. июля 27 д., скончавшийся в 1890 г. апреля 26 д. на 85 г. от рождения. – Вечная память схимонаху Варсонофию». Доска эта накрыта стеклянным футляром-рамой, а надгробие огорожено железной кованой и крашеной решеткой. Против могилы на алтарной апсиде икона св. Варсонофия с неугасаемой лампадой.

II. Под средним, или главным, алтарем храма две могилы. – Ближе к алтарной апсиде – могила иеромонаха Никандра. Над нею выложено каменное надгробие, покрытое чугунной доской. На ней вылиты: в возглавии – восьмиконечный, т. наз. голгофский, крест с тростию и копием, а под ним надпись рельефными буквами гражданского шрифта следующего содержания: «Здесь погребен иеромонах Никандр. Родился 1801 года декабря 1 дня, скончался в сей обители 1866 года мая 18 дня. Тезоименитство его 21 сентября. Он происходил из граждан города Тулы. Вечной памяти рабу Божию иеромонаху Никандру. Признательные граждане города Тулы за вновь выстроенную и благолепно украшенную чрез его посредство св. обитель, по усердию неизвестного благотворителя из Москвы имя которого да помянет Господь Бог».

III. Далее от апсиды алтаря, но под тем же сводом – могила архимандрита Иоанна. Над нею выложено каменное надгробие, покрытое чугунной плитой; на ней вылиты в возглавии восьмиконечный крест, а под ним надпись гражданским выпуклым шрифтом: «Здесь погребен настоятель сего монастыря архимандрит Иоанн. Родился в 1828 году. Скончался 23 февраля 1890 года. – Со святыми упокой, Христе, душу усопшаго раба твоего архимандрита Иоанна».

Против этих могил на алтарной апсиде также помещается икона Спасителя благославляющего, с лампадой.

IV. Под сводами южного придела во имя Иоанна Предтечи, ближе к апсиде находится могила иеросхимонаха Иеронима. Над нею также каменное надгробие, покрытое чугунной доской, на ней – в возглавии шестиконечный рельефный крест на голгофе и с надписью гражданскими рельефными буквами: «Иеросхимонах Иероним, в миру Гавриил Васильевич Бочарников; скончался 4 февраля 1880 года на 80 году жизни».

V. Несколько далее от этой могилы по прямой линии оси сводов – могила настоятеля иеромонаха Арсения с каменным надгробием, которое покрыто серомраморной доской. На ней в возглавии четвероконечный с троечастными концами рельефный крест, а под ним – резными вглубь и золочеными буквами сделана надпись: «Здесь погребено тело настоятеля сего монастыря иеромонаха Арсения; родился в 1844 году, скончался 28 августа 1892 года на 48 г. от роду, подвизался в сей обители 28 лет» (гражданский шрифт) – «Со святыми упокой, Христе, душу усопшаго раба твоего иеромонаха Арсения» (славянский шрифт).

И против этих обоих могил на апсиде икона Спасителя в терновом венце, с лампадой.

VI. Могила архитектора А. Г. Бочарникова, на ней четвероконечный литой чугунный крест с изображением Спасителя в медальоне на перекрестье. Внизу подпись рельефными буквами: «Здесь погребено тело архитектора Александра Гаврииловича Бочарникова». Это – сын Г. В. Бочарникова (иеросхимонаха Иеронима) и сотрудник его в построении храма Богородицы-Млекопитательницы.

VII. Рядом с А. Г. Бочарниковым погребен А. Н. Добрынин. Над его могилой – шестиконечный крест с троечастными концами белого мрамора на полукруглом подножии-голгофе, на нем рельефными гражданскими буквами надпись: «Почетный гражданин Александр Никитич Добрынин родился 30 января 1814 года, скончался 17 сентября 1865 года, в сей обители он похоронен первым». – Это – родной брат городского головы г. Тулы Николая Никитича Добрынина, который вел дело об устройстве Щегловского Богородичного монастыря.

VIII. Наконец, в том же ряду к северу – могила строителя жабынской пустыни иером. Феодосия. На ней памятник в виде усеченной пирамиды из черного мрамора, на котором резными вглубь и золочеными гражданскими буквами делана надпись: «Под сим камнем покоится прах строителя жабынс. пустыни иером. Феодосия, скончавшагося 1881 г. апреля 23 дня. – Покой, Господи, душу раба Твоего».

Поклонимся пред этими гробницами по долгу братства во Христе Господе нашем, помянем почивших молитвенным воздыханием о прощении им прегрешений их ведомых и неведомых и приникнем мыслию к их праху. Прах тления!.. Но и из самого тления нам слышится благовестие: этот прах плоти не есть ли жертва духа, омытая в купели крещения, освященная огнем благодати от Св. Чаши Тела и Крови Господа-Спасителя? – не есть ли это прах жизни, всецело посвященной Богу? – Да, эта 85-ти летняя жизнь старца схимонаха Варсонофия есть жертва его самоотвержения в борьбе с сильнейшею прелестью мира – богатством: он победил эту прелесть и памятником этой победы стала над его прахом святая обитель с ее благолепными храмами и с многочисленной семьей подвижников молитвы и нестяжательности. Близ его могилы покоится прах его сподвижника, простеца-иеромонаха Никандра, который, будучи его духовным отцом, последние силы свои, составлявшие все его богатство, принес в жертву послушанию своему духовному сыну ради Господа и Пречистой Его Матери. Вместе с ними нашел себе место прах брата их во Христе и отца-настоятеля их обители, «не книжного», но умудренного жизнью архимандрита Иоанна; его жизнь вся была посвящена служению ближним, так что, как бы не замечая на себе своего звания и сана, он был для всех всем, и все его служение состояло в простом, но постоянном услужении. Эта жизнь – жертва неустанного трудолюбия. – Под сводами того же склепа покоится прах еще двух делателей в ограде той же обители. Принадлежа миру душой и телом, раб Божий Гавриил призван был к сооружению стен и священных зданий обители иноческой, но Господь вел его чрез врата им же сооруженных стен в лоно иночества. Далеко и долго уклонялся он от своего призвания, наконец, под покровом схимы принес свой прах сюда и сложил его в недрах обители… Это – горохищное овча, его же Пастырь – Господь обрет, на рамо восприа и ко Отцу принесе. Эта жизнь – жертва от суетного мирского бытия, принесенная на алтарь иночества. – И вот, наконец, прах смиреннейшего из начальников, иеромонаха Арсения: в светлой простоте души своей он не высокомудрствовал, в себе и других он видел только человека; его призванием, деланием и утешением было наипаче славословие Господу. Он сказал себе: «крепость моя и пение мое Господь и бытсь мне во спасение». – Его жизнь – жертва сердца сокрушенна и смиренна.

Приникните мыслью к этим гробницам первоначальников св. обители, и да разумеете, что не прах сокрыт в них, нет, – здесь священное семя духовного жития! – И да восстанет сей священный прах в славный день Пришествия Христова!