Октябрь

—145—

высоцыи к тебе преидут, и тебе будут раби, и в след тебе поидут связани узами ручными²⁴²⁴, и поклонятся тебе, и в тебе помолятся, яко в тебе Бог есть, и²⁴²⁵ несть Бог разве тебе (Ис.45:14). Вот говорят, что и Бог в нем есть, не отделяя плоть от Слова, и с другой стороны утверждают, что нет другого Бога кроме Него, объединяя со Словом носимое (Им), как собственное Его, то есть храм от Девы, ибо Един из обоих Христос.

(Ин.1:14). И вселися в ны.

Для нашей пользы Евангелист подробно изъясняет сказанное им и яснее раскрывает смысл своего рассуждения. Поскольку сказал, что плотью стало Слово Бога, то, дабы кто по великому невежеству своему не предположил, что Оно вышло из собственной своей природы и превратилось в плоть, претерпев то, что было (для Него) невозможно, ибо Божество чуждо всякого изменения и превращения во что-либо другое, в отношении образа бытия, – весьма хорошо Евангелист тотчас же присоединил, что и обитало в нас, дабы, разумея два обозначаемые предмета – того, кто обитает, и то, в чем обитание, – ты не подумал, что Оно (Слово) превратилось в плоть, но Оно только обитало во плоти, пользуясь, как собственным телом, воспринятым от Святой Девы храмов. В Нем вселилась вся полнота Божества телесно (Кол.2:9), как говорит Павел. Весьма, однако же благополезно утверждает, что обитало Слово в нас, открывая и здесь нам весьма глубокую тайну. Ведь все мы были во Христе, и общее

—146—

лицо человечества восходит к Его лицу²⁴²⁶, почему Он и назван последним Адамом, как обогащающий все к благополучию и славе общностью Своей природы (с людьми), подобно тому как и первый Адам – к тлению и бесславию (1Кор.15:47–49). Итак, во всех (нас) Слово обитало чрез Одного, дабы достоинство Одного нареченного (определенного) Сына Божия в силе по духу святыни (Рим.1:4) переходило на все человечество, – таким образом и на нас благодаря Одному из нас простиралось сказанное: Аз рех: бози есте и сыны Вышняго вси (Пс.81:6). Так истинно освобождается во Христе рабское, восходя в таинственное единство с Тем, Кто носил зрак раба (Флп.2:7), а в нас – по подражанию с Одним Им ради родства по плоти. В противном случае, по какой причине не Ангелов восприемлет, но семя Авраама, почему должен быль по всему братьям уподобиться (Евр.2:16–17) и соделаться истинным человеком? Не для всех ли ясно, что низшел в рабство, ничего Сам для Себя чрез это не приобретая, но нам даровал Себя, дабы мы Его нищетою обогатились (2Кор.8:9) и, восходя чрез подобие с Ним в собственное Его и превосходное благо, оказались богами и чадами Бога чрез веру? И это потому, что обитал в нас Тот, Кто есть Сын по природе и Бог, почему и в Духе Его вопием: Авва, отче (Рим.8:10). Обитает же Слово как во всех в одном, ради нас и от нас воспринятом, храме, дабы, всех имея в Себе, примирить всех в одном теле с Отцем (Еф.2:16–18), как Павел говорит.

—147—

(Ин.1:14). И видехом славу Его, славу яко Единороднаго от Отца, исполнь благодати и истины.

Сказав, что плотно стало Слово, то есть человеком, и, низведши Его до братства с рабами и тварями, оставляет, однако же неприкосновенным у Него Его божественное достоинство и опять показывает Его исполненным присущего Ему Отеческого свойства; ибо сама по себе божественная природа постоянна, не может подвергаться превращению во что-либо другое, напротив – всегда одинакова и пребывает в собственных преимуществах. Посему, хотя и говорит Евангелист, что Слово стало плотью, но не утверждает, чтобы Оно было побеждено немощами плоти, ни чтобы Оно лишилось изначальной силы и славы, как скоро облеклось немощным нашим и бесславным телом. Мы видели, говорит, Его славу, не сравнимую со славою других и такую, какая должна быть признана приличествующею Единородному Сыну от Бога Отца, ибо Оно (Слово) полно было как благодати, так и истины. Взирая на хор святых и взвешивая чудные дела каждого из них, всякий по справедливости с удивлением и радостью узрит присущие каждому (святому) достоинства и конечно скажет, что они исполнены славы Божией. О славе же и благодати Единородного богословы и свидетели говорят, что она созерцалась не как сравнимая со славою прочих, но как всецело превосходнейшая и превосходящая несравнимыми преимуществами, имеющая не умеренную, как бы другой кто давал, благодать, но как в совершенном совершенную и истинную, то есть не привзошедшую, ни отвне, как бы в качестве приложения, приобретенную, но существенно присущую и как плод Оте-

—148—

ческого свойства, по природе перешедшего на рожденного от Него Сына.

Если же угодно кому исследовать это изречение посредством более обширных рассуждений, то пусть рассмотрит сам по себе те чудные дела, кои совершены как каждым из святых, так и Спасителем нашим Христом, – и он найдет столь большое между ними различие, о каком мы уже ранее говорили. А кроме того и такое. Те суть как слуги верные в доме, а Он как Сын в доме (Евр.3:6) Его (Слав.: своем). О Единородном божественное писание говорит: благословен грядый во имя Господне (Пс.117:26), а о святых Бог и Отец (говорит): и послах к вам вся рабы моя пророки (Иер.7:25). Они получали силу свыше, а Он как Господь сил говорит: аще не творю дела Отца Моего, не имите Ми веры: аще ли творю, аще и Мне не веруете, делом Моим веруйте (Ин.10:37–38). Посему, если из самых дел Единородный оказывается таким же по силе, каков и Отец, то соответственно сему Он должен возвеличиваться равномерною славою, как Совершитель равных дел. И, явившись и во плоти, Он конечно превзойдет призванных к братству на столько, на сколько Бог по природе превосходит людей, и насколько истинный сын превышает сынов по усыновлению. Поскольку же у блаженного Луки написано: Иисус же преуспевал в премудрости и благодати (Лк.2:52), то должно заметить здесь, что Духоносец сказал, что исполнь благодати имеет славу Сын.²⁴²⁷ Как же поэтому может преуспевать то, что полно, или какое вообще может допускать приложение то, за

—149—

пределами чего нет ничего? Посему не как о Слове-Боге говорится о преуспении Его, но потому, что, вызывая все большее и большее удивление к Себе, Оно чрез Свои дела являлось благодатнейшим у взиравших, причем преуспевало, как можно бы вернее сказать, состояние удивлявшихся, а не Само Совершенное в отношении к благодати, как Бог. Сказанное да послужит на пользу, хотя и представляет уклонение от предмета.

(Ин.1:15). Иоанн свидетельствует о Нем и воззва.²⁴²⁸

Продолжает опять последовательность своих мыслей премудрейший Евангелист и следующую речь, как необходимую, стройно присоединяет к прежде сказанному. Поскольку сказал о Сыне Божием, что видехом славу Его, славу яко Единороднаго от Отца: то, дабы не оказался он говорящим это в единственном числе, так как выражение видехом не соответствует одному лицу, привлекает соименного свидетеля, имеющего одинаковое с ним и то же самое благочестие. Так, говорит, свидетельствую я, ибо я видел то, о чем сказал, – свидетельствуете подобным же образом и Креститель Досточудная двоица духоносцев и достославная пара мужей, воспитанных в истине и не ведавших обмана! Смотри же, с какою выразительностью сообщил нам это. Не только говорит, что Иоанн о Нем свидетельствует, но и считает нужным присоединить, что и воззва (воскликнул), заимствуя образ речи от выражения: Глас вопиющаго в пустыне (Ис.40:3). И это – весьма прекрасно, ибо он допускал возможность, что кто-либо из противников

—150—

скажет: когда о Единородном засвидетельствовал Креститель, или и кому он об этом сообщил? Итак, восклицает говорит, то есть не тайком говорит, не тихо и шепотом свидетельствует, но ты слышишь его вопиющим громче трубы. Не один я, услыхав то, говорю, но широко распростерто на всех это слово, славный проповедник, знаменитый глас, великий и не безвестный Предтеча.

(Ин.1:15). Сей бе, его же рех: иже по мне грядый, предо мною бысть, яко первее мене бе.

Назвав единомысленного и одноименного себе свидетеля и показав, что он пользовался великим гласом на служение проповеди, благополезно присоединяет и содержание свидетельства, ибо в нем (содержании) преимущественно и заключалось все значение свидетельства. Что же, найдем мы, вопиет этот Иоанн о Единородном? – Позади меня Грядущий впереди меня сталь, потому что прежде меня²⁴²⁹ был. Глубокая речь и требующая большого исследования о себе. Простой и многими принимаемый смысл этого изречения приблизительно таков. Что касается до времени рождения со плотью, то Креститель предшествовал Спасителю, и Еммануил, как повествует блаженный Лука, следовал как бы (за Крестителем) и, идя позади, являлся на целых шесть месяцев после него. Это, думают некоторые, и говорит Иоанн, так что понимают изречение таким образом: позади меня грядущий, по времени возраста, впереди меня стал. Но тому, кто с более напряженным вниманием предается Божественным созерцаниям, можно видеть, во-первых, что такое толко-

—151—

вание вносит нам ничтожные мысли и далеко уклоняется от главного предмета речи. Ведь святой Креститель взят в качестве свидетеля не для того, чтобы временем рождения показать Христа последующим ли или наоборот предшествующим, но как (вместе с Евангелистом) сосозерцавший славу Его, славу как Единороднаго от Отца – полное благодати и истины.

Какой же смысл можно бы применить к столь несвоевременному и неуместному повествованию (о времени рождения Спасителя и Крестителя)? Или каким образом могут истолковать нам ясно, взяв изречение в значении известного количества времени, то есть: позади меня грядущий впереди меня стал? Допустим, как это и бесспорно так, что Господь, как явившийся во времени по плоти вторым, приходит позади Крестителя, – но каким образом Он будет и впереди его, очевидно по времени? Ведь к такой мысли ведут нас долженствующее соответствовать предшествующим словам порядок и последовательность речи. Но для всякого, думаю, ясно что такое толкование не может быть принято; ибо то, что следует за чем-либо по времени, никогда не может предварять то, что предшествует ему. Итак, совершенно нелепо и совсем невероятно думать, что святой Креститель сказали о времени по плоти: позади меня приходящий впереди меня оказался. Напротив, разумея это соответственно предложенной нам цели изречение, думаем, что здесь сказано таким именно образом: блаженный Креститель от обычного образа речи искусно возводит слово к духовному свойству предметов и как бы от некоего подобия с нами приходит к изъяснению возвышеннейших мыслей.

—152—

Обычно почти всегда бывает так, что вождь славнее тех, кои следуют за ним, – и последователи ниже предводителей. Так, например, опытный в искусстве медника, или строительном, или ткацком как бы предводительствует и оказывается выше того, кто мыслится следующим за ним по научению и идущим к совершенному знанию (искусства). Но когда таковой (ученик) будет превосходить искусство учителя и, оставив его позади, станет работать лучшее, то не обинуясь, полагаю, скажет побежденный (учитель) о превзошедшем его ученике: позади меня грядущий впереди меня стал. Соответственно сему примеру перенося значение этого рассуждения на Спасителя нашего Христа и святого Крестителя, будешь иметь правильное понимание (этого изречения). Возьми сначала все, относящееся до каждого (Христа и Крестителя). Креститель во всех вызывал удивление, приобретал многих учеников, его окружала великая толпа крестившихся, – а Христос, хотя и высший Его, пребывал в неизвестности и оставалось сокрытым, что Он был истинный Бог. Поскольку же оставался в неизвестности, когда Креститель вызывал удивление к себе, то и казался как бы позади Его идущим: шел Он немного позади того, кто, впрочем, имел высшую степень чести и славы среди людей. Но Грядущий позади стал впереди, явившись выше и больше Иоанна. Христос чрез дела свои открывался уже как Бог, а Креститель, не превосходя меры человечества, оказывается наконец ставшим позади. Итак, блаженный Креститель загадочно сказал: позади меня Грядущий впереди меня стал, вместо: некогда бывший позади моей чести, явился славнейшим и приличествующую мне и присущую меру (славы) превосхо-

—153—

дит несравненными преимуществами. Так понимая изречение это, найдем его (Крестителя) свидетелем славы Единородного, а не несвоевременным истолкователем бесполезных предметов. Название Христа большим себя, хотя и имевшего великую святость, чем другим наконец могло быть, как не свидетельством об изрядной славе Его?

Яко первее (букв.: первый) мене бе. Сказав, что впереди меня стал, необходимо присоединяет: потому что первый меня был, усвояя Ему старейшую славу и утверждая за Ним преимущество пред всем, не как прибывшее во времени, но как присущее Ему изначала как Богу по природе. Был, говорит, меня первый, вместо: вечно и всегда выше, и славнее. Посредством же сравнения (Христа) с одною из тварей (Крестителем) решается превосходство (Христа) и над всеми (тварями); ибо не в том только одном усматривать должны мы великое и досточудное достоинство Сына, что Он превосходить славу Иоанна, но в том, что Он превышает всякую тварную сущность

(Ин.1:16). Яко²⁴³⁰ от исполнения Его мы вси прияхом.

В этих словах Евангелист представляет истинным свидетельство Крестителя и дает ясное доказательство превосходства Спасителя нашего и преимущества его сущности пред всякою тварью, как по самой славе, о коей теперь особенная речь, так и относительно всех прочих, многочисленных и досточудных, благ (Его природы). Превосходно, говорит, и вполне истинно, как кажется мне, Креститель говорит о Единородном: яко первее

—154—

мене бе, то есть гораздо выше и превосходнее; так, как и все мы, причисленные к лику святых, обогатились собственным Его благом, и человеческая природа украшается скорее Его преимуществами, чем своими, когда оказывается имущею что-либо достославное, ибо от полноты Сына, как из непрестанного источника, бьющее подаяние божественных даров входить в каждую душу, которая окажется достойною принять. И если Сын сообщает из природной полноты, а тварь получает: то каким образом наконец Он мог бы быть мыслим имеющим одинаковую с прочими природу, а не такую, которая приличествует Единородному от Отца, имеющему превосходство над всеми (тварями) как плод собственной природы, и преимущество (над всем созданным) – как достоинство Отеческой природы? Думаю, я, что и премудрейший Павел, рассуждая о природе всего, чрез это был подвигнут к истинным мыслям и наконец так сказал к твари: что бо имаши, егоже неси приял (1Кор.4:7)? Ведь вместе с бытием и благобытие и бытие такое или иное дано твари от Бога, она ничего не имеет сама от себя, но богатеет только щедротами Дающего. Должно опять заметить, что называет Сына полным, то есть совершенным во всем, и столь далеким от какой-либо нужды, что всем может подавать, не испытывая уменьшения и всегда сохраняя в неизменности величие своего преимущества.

(Ин.1:16–17). И²⁴³¹ благодать воз’ благодать, яко закон Моисеом (чрез Моисеа) дань бысть, благодать и истина Иисус Христом (чрез Иисуса Христа) бысть.

Сказав, что слава Единородного оказалась свет-

—155—

лее славы всех людей, и указав на несравненное со всеми святыми величие святости Его, посредством достигших наивысшей степени добродетели старается дать доказательство предложенной мысли. Так об Иоанне говорит Спаситель: аминь аминь глаголю вам: не воста в рожденных женами болий Иоанна Крестителя (Мф.11:11). Но сего столь великого и достойного соревнования представил уже, как сам говорит, восклицающим и говорящим великим гласом: иже по мне грядый предо мною бысть, яко первее мене бе. Если же слава Иоанна ниже и уступает Единородному, то разве не необходимо думать, что никто из прочих святых не может сравняться со Спасителем Христом по славе и величию дел? Итак, те святые, кои были во времена пришествия (Христа), не превосходя доблести Иоанна и достигая присущей ему славы, вместе с ним конечно должны оказываться ниже Христа, как скоро сам блаженный Креститель, достигший вершины благ и обладавший всякого рода преимуществами, получает приговор быть ниже Христа не чрез голос другого кого, но сам запечатлел²⁴³² свое дело, говоря, как святой, истинно. Поскольку же Еммануилу надлежало явиться бόльшим и высшим и древнейших святых, то блаженный Евангелист почитает необходимым обратиться к первому священноначальнику Моисею, к коему говорено было от Бога: вем тя паче всех, и благодать имаши²⁴³³ у мене (Исх.33:12). А что он был знаем Богом более всех, это можем мы также узнать и из следующего: аще будет, говорит, пророк ваш Гос-

—156—

поду²⁴³⁴, в видении ему познаюся и во сне возглаголю ему, не тако, яко же²⁴³⁵ раб²⁴³⁶ Мой Моисей, во всем дому Моем верен есть: усты ко усто возглаголю ему яве²⁴³⁷ и не гаданием (Чис.12:6–8). Хотя всемудрый Моисей и имел столь великое превосходство над древнейшими святыми, Евангелист представляет Единородного высшим и славнейшим во всех отношениях, да явится во всех Той первенствуя (Кол.1:18), как говорит Павел. Посему-то и говорит: и благодать за благодать, потому что закон чрез Моисея дан был, благодать и истина чрез Иисуса Христа явилась. Думаю, я, что блаженный Евангелист желает выразить нечто таковое. Истинное, говорить, исповедание соделал великий Креститель о Единородном, ясно возвещая: позади меня Грядущий впереди меня сталь, потому что Первый меня быль, ибо и от полноты Его мы есть приняли. И пусть никто не думает, что Единородный превосходит только Иоанна или и прочих святых, кои были во времена пришествия (Христа), – Он превосходили славою также и древнейших, кои блистали святостью во времена, предшествовавшие пришествию. Так он увидит, говорит, Его далеко превосходящим достоинство Моисея, хотя сей, по сравнению с теми, и приобрел наивысшую степень святости, ибо Законодатель ясно утверждал, что познал его паче всех (Исх.33:12). Итак, Иоанн своими собственным гласом обличался в том, что он шел позади славы Христа. Но приходит (=грядущий) Христос позади прослав-

—157—

ления его (Иоанна), в чем нет никакого сомнения или противоречия истине.

Но откуда же мы можем узнать, что и сам священноначальник Моисей быль ниже славы Господа? – Пусть, говорить, исследует любознательный данную нам чрез Спасителя евангельскую благодать вместо благодати законной – чрез Моисея. Тогда он узрит Сына настолько превосходнейшим, насколько Он окажется законополагающим лучшее сравнительно с учреждениями Закона и вводящим все вообще более совершенное, чем у Моисея. Так закон, говорит, чрез Моисея дан был, благодать и истина чрез Иисуса Христа явилась. А какое (ближайшее) различие закона от благодати чрез Спасителя, это также должен дознавать любитель исследований и друг добрых трудов. Мы же скажем немногое вместо многого, полагая, что бесконечно велико число относящихся сюда рассуждений. Итак, закон осуждал мiр, ибо заключил Бог чрез него всех под грехом (Гал.3:22), как говорит Павел, и являл нас повинными наказаниям: напротив, Спаситель освобождает его (мiр), ибо Он пришел не для того, чтобы судить мiр, но чтобы спасти мiр (Ин.12:47). Также и благодать людям давал и закон, призывая к богопознанию и отвлекая заблудшихся от служения идолам, и кроме того еще показуя зло и научая добру, хотя и не совершенно, но воспитательно и благоплодно: истина же и благодать чрез Единородного вводить добро нам не в образах и не как бы в сени начертывает полезное, но в яснейших и чистейших постановлениях и руководствует к совершенному познанию веры. Закон давал дух рабства ко страху, а Христос – (даровал) духа усыновления в свободу (Рим.8:15).

—1—

Подобным же образом закон вводить обрезание во плоти, ничего не значущее, ибо обрезание ничтоже есть (1Кор.7:19), как пишет некиим Павел: Господь же наш Иисус Христос доставляет обрезание в духе и сердце чрез веру (Рим.2:29). Закон одною только водою крестит оскверненных, Спаситель – в Духе Святом и огне (Мф.3:11). Закон вводить в скинию как прообраз истины, Спаситель возносить в самое небо и вводить в истиннейшую скинию, (Евр.9:24), юже водрузи Господь, а не человек (Евр.8:2). Ничего нет трудного прибавить к изложенным множество и других доказательств, однако же надо ценить меру. Впрочем, считаем полезным и необходимым указать еще на то, что блаженный Павел в немногих словах разрешил искомый предмет, сказав о законе и благодати Спасителя: аще бо служением²⁴³⁸ осуждения слава, много паче избыточествует служение оправдания в славе (2Кор.3:9). Служением осуждения он называет заповедь Моисея, а служением оправдания именует благодать от Спасителя, коей усвояет и то преимущество, что она приобретается в славе, превосходно определяя природу предметов, как духоносец.

Итак, поскольку осуждающий закон дан был чрез Моисея, а чрез Единородного явилась оправдывающая благодать, то как может говорит, не превосходить славою Тот, чрез Коего законоположено наилучшее? Так и Псалмопевец скажет истину в Духе, восклицая, что Господь наш Иисус Христос превосходит все вместе славное множество святых, ибо кто, говорит, во облацех уравнится Господеви, или кто

—159—

уподобится Господеви в сынех Божиих (Пс.88:7)? Так, духовные облака, то есть святые пророки должны предоставлять превосходство Христу и отнюдь не думать, что можно состязаться с Ним в равномерной славе, как скоро низшее место усвояется даже познанному от Бога паче всех (Исх.33:12), то есть Моисею. Те же, к коим применяется название сынов Божиих, во время пришествия (Христа жившие), не должны быть безусловно уподобляемы Сыну по природе, но должны сознавать свою меру, когда и сам святой Креститель выразительно говорил о себе, что он стал позади, – Креститель, о коем Ведущий сердца говорить: не воста в рожденных женами болий Иоанна Крестителя (Мф.11:11). Итак, истину высказывает блаженный Евангелист, говоря, что видел славу Его, славу как Единородного от Отца, то есть такую, которая может приличествовать Единородному от Бога Отца Сыну, а отнюдь не призванным к братству с Ним, коих Он есть первородный.

Глава X. О том, что Единородный (есть) только один по природe из Отца, как (сущий) из Него и в Нем

(Ин.1:18). Бога никтоже виде нигдеже²⁴³⁹: Единородный Бог²⁴⁴⁰, сый в лоне Отчи, Той исповеда.

Обрати внимание также и здесь на предусмотрительность Духоносца. Не неведал он, что кто-либо,

—160—

строже иcследуя изречения относительно Единородного, может конечно сказать, обращаясь к Евангелисту: ты сказал, что видел славу Его, славу как Единородного от Отца, – потом, так как надлежало сообщить нам об этом тонкое изъяснение и выразить превышнее и божественное достоинство (Единородного), ты употребил доказательство от превосходства Его над Моисеем и Иоанном, как будто невозможно было иначе узреть славу Его, хотя блаженный пророк Исаия и говорит: видех Господа Саваофа седяща на престоле высоце и превознесенне, и исполнь дом славы Его: и Серафимы стояху окрест Его, шесть криль единому и шесть крил другому, и двема убо покрываху лице²⁴⁴¹, и двема покрываху ноги²⁴⁴², и двема летаху: и взываху друг ко другу и глаголаху: Свят, Свят, Свят Господь Саваоф, исполнь вся земля славы Его (Ис.6:1–3); также и Иезекииль ясно и громко высказал нам, что он мог видеть Херувимов, имевших твердь, как бы в виде сапфира висевшую над головами их, на престоле же подобно Господа Саваофа, говоря буквально такими словами: и се, говорит, глас превыше тверди сущия над главою их²⁴⁴³ и над твердию, яже над главою их, яко видение камене сапфира, подобие престола на нем, и на подобие престола, подобие якоже вид человечь сверху: и видех яко видение илектора²⁴⁴⁴ от видения чресл и выше, и от видения чресл и даже до долу, и видех яко видение огня, и свет его окрест, яко видение дуги,

(Продолжение следует).

—1—

1) Если бы, братие, время слез не призывало к сокрушению сердца и если бы тяжесть горя не подавляла душевных сил, то, быть может, как бы по ровному пути и по течению несущееся слово, насколько в его силах, хотя и не в меру высоты предмета, удовлетворило бы своему стремлению. Теперь же оно, неотвратимо угнетаемое такими страданиями, как бы оцепенев для того, чтобы направить язык к радостному прославлению, предпочитает плачевную речь и, отказавшись от присоединения похвал, делается все полно уныния. И кто же, о возлюбленный, преграждает его (слово)? Что за причина порождает уныние, волнует ум и погружает его во мрак? Богоносного отца, друже,

—2—

отшествие и лишение, – пресветлого светоносца церковного погашение, – вестника единого только служения Богу утрата, – велегласной трубы, пробуждавшей к истинной вере, молчание, – многоценной сокровищницы неземного учения сокрытие, – уст, быстрых в уловлении пустого и ветреного неверия, закрытие, – по истине самой победе соименный²⁴⁴⁶, хотя, как человек, и был побежден смертью. Вот что делает язык неспособным к славословию, вот что причиняет слову немоту, вот что зовет ум к неуместности плачевной речи. Поэтому я, – если бы не боязнь обвинения в неблагодарности, ибо сын решился бы молчать об отшедшем отце и презреть столь великое чудо, коего никак нельзя покрыть забвением, убедил было себя, окутанного мраком невежества и отгоняемого, как древний тот народ, вихрем греховности, не приступать к горе добродетелей сего мужа и не касаться ничего ему присущего, дабы с своей недостойной попыткой не уподобиться по дерзости зверям и не быть побитым камнями или забросанным копьями. Однако, извиняясь слабостью своих сил, но воспламеняемый в сердце внутренним желанием и зная, что творимое по силам угодно Богу, я, насколько возможно, опустился в глубину похвал всеславного отца. И да будет дано мне молитвами вашими к Всемогущему собрать скрытый в нем жемчуг, вынырнуть с неповрежденным умом и доставить всем нам желающим сокровище неподдельное. И я оказался бы несправедливым, если бы, получив от него повод и содержание речи, не принес бы воздаяния ему из слов.

—3—

2) Итак, отринув плач, приступим к слову и деяния богоносного предложим добролюбцам, как некий общегодный образец добродетели. Они будут на пользу и удовольствие всем, кои с любовью стремиться к добру и охраняют догматы неповрежденной веры, потому что оно делает явною крепость истины и попирает силы неправо взирающих на нее. Необходимо обнять и по возможности припомнить²⁴⁴⁷ не только то, насколько преуспел он в нравственности и достославной жизни, но и то, как до крови подвизался он за саму истину. Я хочу и рад иметь слушателями всех питомцев православия и тех, коих церковь, обнажив свою грудь, т.е. учение избранных, насытила совершенною и духовною пищей для различения добра и зла. Но я удаляю и отгоняю тех, кои, будучи охвачены мерзким учением, мыслят несогласно с сим отцом, стараясь, без сомнения, тщетно поколебать основание церкви и. говоря словами пророка, надеясь на лжу (Ис.30:12); ибо худо расположенные к нему и умышляющие на него все дурное, они никогда не могут сочувствовать похвалам ему и присоединиться к ним. Ведь мерзость грешникам, как кажется Соломону и истине, благочестие (Сир.1:25). Преследуемые сетями слов его, из коих невозможно выпутаться, блуждая в безвыходном лабиринте его обличений, толкаемые своим беспомощным положением, они обратились к злодеяниям и не перестают, подобно неразумных псам, лаять на святого. Упорная и закоренелая развращен-

—4—

ность еретиков, хотя бы и поражалась бесчисленными обличениями, всегда остается бесстыдной.

3) Итак, повествование о них (деяниях), уклоняясь от тягостного (предмета речи), обращается прямо к тому, чтобы славить ныне прославляемого. Дивиться и повествовать о роде и блеске жизни, об отечестве и богатстве и о всем другом, чего требуют внешние законы²⁴⁴⁸ для похвальных речей, в отношении к тому, кто не желал употреблять на это никакого старания, но украшал себя, как и подобает, только речами о благочестии, – не является, полагаю, приличным и святым делом для тех, кои вознамерились восхвалять добродетель. Не подлежит правилам софистического пустословия тот, кто по делам своим является верным правилом и мерилом добродетелей. Но так как знание славы земного отечества его и благочестия его родителей является путем, ведущим к душевному услаждению, а также делает ярче облик того, о ком речь, как кто-то из лирических писателей сказал где-то, то мы из очерка рода сего мужа, из предначертаний материала его жизни представим вам целый образ человека, небесный и духовный.

4) Первенствующий и царствующий град градов явил его от истинно благочестивых родителей, как бы некую животворную искру, ибо с самых пелен он стал озарять мiр и умел гасить нечестие едва только занявшегося еретического пламени. Имена его родителей свидетельствуют, что они даны были им в виду особого обстоятельства, ибо с Феодором соединенная для брачного сожи-

—5—

тия Евдокия произвела славного (εὐδόκιμον) и богодарованного (θεοδώρητον) Никифора и, как небесный отпрыск, возрастила его в древо. Благочестие их было настолько замечательно и славно, что за истину избрали опасности, ссылки и бичевания. Думаю, что как бы предуказанием на будущую судьбу сына и некоторым предъизображением было то, что сын и отец подвергались опасности за одинаковый образ мыслей, хотя и не в одно и тоже время.

5) Случилось, что в то время, когда Константин²⁴⁴⁹ держал бразды царской власти, Феодор исполнял должность нотария и служил в царском секрете.²⁴⁵⁰ Украшенный чистым светом правого исповедания и веры, как другой Авраам, он был обвинен чрез донос пред жестоко гнавшим ее (веру), что почитает иконы Христа, Его пречистой матери и всех святых. Враг истины, благодаря неожиданности слуха, возмутившись духом, приказал, чтобы тот предстал пред ним и немедленно оправдался в распространившейся относительно его молве. Феодор явился, как на пир, и, не признавая за собой вины, слух признал совершенно истинным. Когда царь узнал истину, а непреклонная твердость мужа, возбудивши его упорство, воспламенила его гнев, он разразился необычайными угрозами и присудил его, как преступника, к бичеванию. Не смирив его поруганием, судья свирепо взглянул на него, отнял у него плащ и чин, и присудил к тяжелой ссылке.

—6—

6) Спустя потом некоторое время, царь приказал вызвать его из Пимолиссы, – ибо эта крепость была назначена для ссылки, – и возвратить в столицу, надеясь, как кажется, что суровое обращение с ним научило его признавать хорошим то, что считал таковым сам, но нашел его тверже алмаза, выше угроз и запугивания и готовым к другим, если потребуется, более суровым наказаниям. Он безбоязненно шел на это и хотел скорее украситься язвами Христовыми, чем преступить церковные законоположения, позволяющие по обычаю апостольскому и отеческому изображать Христа Бога нашего и поклоняться Ему. Когда святой муж устами исповедал спасение и признал себя принадлежащим к стороне, противной тирану, то подвигнул его к другим родам пыток, которые перенеся весьма твердо, был он изгнан в Никею Вифинскую, где, проведя благочестиво остаток жизни и дав всем пример твердости в истинной вере, преставился к жизни вечной и покою в чаянии получить награду за труды в то время, когда будет исследоваться все, содеянное нами.

7) Соединенная с ним божественным законом жена, любившая и Бога, и мужа, всюду сопровождала своего супруга в опасностях, ссылках, в печалях, оружии правды, по божественному апостолу, десными и шуими (2Кор.6:7), т.е. в горе и радости. Подвизаясь вдвоем и поощряя друг друга к добродетели, они были не менее соединены духом, чем их тела. После блаженной кончины сожителя она достаточное время жила с сыном, который именно в это время изучал светские науки и трудился над усвоением каллиграфического искусства. Он взят были на службу писцом в царский тай-

—7—

ный приказ, ибо (данное этой должности) название Асекретис (=ἀ Secretis) на латинском языке означает того, кто (служит) при тайнах (в тайном отделении). Она видела также его блистающим светочем, поставленным на свещнице высшего священства и непрестанно испускавшим свет по стезям нашим, и до самой глубокой старости, как следует, пользовалась от него подобающим родителям, после Бога, почтением. Признав непрочность этой жизни подобною ткани из нитей паутины, она вступила на поприще аскетических состязаний и, борясь со врагом, победив его и достойно окончив течение своего призвания, в смерти она облеклась венцом бессмертия, участвуя с девами в брачном празднестве и сохраняя свою лампаду неугасимою елеем добродетельности. О счастливый сын, получивший столь добрую рекомендацию в благочестии своих родителей! О счастливые родители, получившие сына, столь преуспевшего в добродетели!

8) Но относительно родителей праведника слово, оказываясь ниже их заслуг, здесь да престанет. Предстоит сказать, как сам он устроял себя на основании добродетели и, говоря словами пророка, восхождения в сердце своем положи (Пс.83:6), хотя слово колеблется при мысли говорить не в меру высоты заслуг, даже если бы справедливый слушатель и не требовал, чтобы оно было в меру этой высоты. Итак, значительно сокращая и облегчая себе затруднения, я попытаюсь рассмотреть кое-что из содеянного им и по части показать вам целое, как по когтям льва.

9) Царь и двор имели в нем, знаменитом словом, как бы некое божественное украшение и славу, как Филипп – Пэаниейского оратора. Он не

—8—

был многоречивым декламатором льстивых речей, говорившим приятное в погоне за похвалами. При случаях, звавших говорить, он предлагал слово, не ласкавшее слушателя отборными выражениями, а такое, которое имело в виду невычурно и просто оказать пользу. Когда некоторые в то время из числа управлявших Ромейской империей потерпели крушение относительно правой веры, он, насколько было в его, силах, остановил волнение. С горделивым намерением уничтожить издревле, по обычаю апостольскому и отеческому, хранимое непорочною церковью предание, т.е. изображение и почитание священных икон, и как бы боясь взирать на Христа, представленного в телесных чертах, они подобно свиньям все сразу устремились на ее благолепие. Закрасив всякое богомужное изображение претерпевшего плотью немощи наши Христа, истинного Бога нашего, как и телесные изображения всенепорочной Его Матери и от века угодивших Ему святых, задумали они созвать в царствующем городе местное собрание епископов²⁴⁵¹, истинно сказать, фарисейский синедрион. Беснуясь против Христа, те подверглись вине богоубийства, а эти, взирая помутившимся взглядом на телесное изображение Его, стяжали себе достоинство христоборцев. Черпая оправдания для себя из ничего не говорящих в своей связи текстов Св. Писания, обрезая неразумно изречения из отеческих слов, говоренных против идолов, сокрыв незрелым определением искомое и преложив, как говорит Писание, пределы отцов (Пр.22:28), они запечатлели память о своем безумии.

—9—

10) Но, когда суд вышней силы, карающий злых, лишил жизни и власти боровшихся с церковью, особенно тех, которые злоумышляли против честной веры нашей, соименная миру (εἰρήνη) вместе с сыном Константином приняла от Бога, как отеческое наследие, державу царства, – Ирина, женщина сильная духом и любящая Бога, если можно женщиной называть ту, которая благочестивым образом мыслей превосходила и мужчин. Чрез нее Бог подкравшееся тогда к церкви, как змея, опасное разделение силою Своего человеколюбия привел к единению в правой вере. Решив созвать собрание священных мужей концов вселенной в столице Вифинии Никее для пресечения заразительной болезни, она при помощи Божией выполнила свое решение. Председательствовал на соборе Тарасий, святейший предстоятель столицы, и присутствовали святейшие представители Адриана из старого Рима, Политиана из Александрии, Феодорита из Антиохии и Илии из Элии.²⁴⁵² Соприсутствовать с этими избранными главами (ἐξάρχουσι) был назначен и Никифор помимо многих своих сослуживцев, причем ему вручено было царское воззвание к священному тому собору; объявляя чрез него всем чистую веру и как бы с возвышенного места провозглашая и объясняя издревле преданное начертание и почитание честных икон, он был сопричислен к священному собранию, не имея еще священного одеяния. Таков подвиг благочестия совершен был блаженным. Это первая неотъемлемая ему награда и венец, гораздо более драгоценные, чем те венки

—10—

из шерсти, маслины и сельдерея, которыми древние чтили состязующихся.

11) Когда отеческое и богоизбранное собрание, водимое веянием божественного духа, благополучно ввело корабль исповедания в гавань православия и хитон церкви был снова украшен священными изображениями, а порождение ереси дало мертвый плод, тогда великий Никифор, нося (в своем имени) знамя победы, составил песнь, пронзающую и разящую врагов веры, уча, что Христос не описуем по простому и неосязуемому божеству, но что Он описуем по человечеству, осязуем и сложен, из чего неопровержимо следует возможность изображать Его, если только мы не будем держаться фантастических бредней последователей Манеса. Говоря это и так думая, пребывал он, как сказано, в царском секрете, занимался службою и трудился над делами общественными.

12) Но так как знал он заповедь более таинственную, повелевавшую внимать себе и быть свободным для одного Бога, ибо только так возможно отвлекаться от земного и возноситься к Богу: то он старался укрыться в уединение желанной тишины, умоляя и прибегая ко всяким просьбам, чтобы убедить увлекавших его в круговорот жизни не мешать выполнению его желания. И, конечно, убедил и скоро получил полное удовлетворение своему желанию. С этого времени, презрев докучливые собрания и шум сутолоки, увенчав шерстью пышность своего чина и сказав – прости – всему, что зовет к расслаблению, изнеженности и телесному сладострастию, переселяется он на один холм против Воспора Фракийского, ничего не неся с собою на новый Кармил, кроме милоти Илии, т.е. нестяжатель-

—11—

ности, которая по истине созидает первое убежище для добродетели, и приобретение которой дарует бессмертие и любовь к жизни ангельской. Итак, избрав ее в сотоварищи и возлюбив ее более, чем другие любят камни Суфирские и ткани Сирйские, сей великий купец как сказано, отправился на новый Кармил, который казался непривлекательным, благодаря дикости и пустынности, представлялся непригодным для обработки по отвесности вершины горы, безводным, не орошенным и совершенно негодным, потому что он был лишен даже дождевого орошения, вследствие своей крутизны.

13) И зачем распространяться много о суровости местности и о неудобствах ее расположения, когда желающий лучше всякого описания может сам познакомиться с нею и решить, чем она была и что из нее сделалось? Сбросив с себя, как старое и рваное платье, дикость и запустение, удалив от себя бесплодие, чтобы сделаться плодородной, и орошаясь сверху дождем при помощи расселин, проходивших от одних водоемов до других, взаимно сообщавшихся, она превзошла красоту дворца Алкиноя и Ксерксова золотого платана настолько, насколько истина выше мифических выдумок. Освященная храмами мучеников, которые были все разукрашены изображениями их подвигов, она (местность) уподобилась, чтобы сказать словом Писания, раю Божию. Кто не подивится пригодности ее и удобствами для обитания, прежде даже чем сам испытает? Итак, он основал честной сонм священных мужей для непрестанного славословия Бога, с коими и сам непрестанно в ночное и дневное время выстаивая молитвы и службы, и наслаждаясь высшей мерой воздержания, занимался чтением божествен-

—12—

ных книг и науками, не желая и слышать о Сиракузском столе и питаясь яствами, достаточными (только) для поддержания жизни.

14) Так как вспомнил я о науках, то не считаю неприятным отступлением напомнить об усердии к ним и о высоте в них сего мужа. С изучением св. Писания соединял он занятия и светскими науками для того, чтобы при научении сильнее убеждать, а с другой стороны для того, чтобы изобличать нелепость заблуждений. Как достоинство закона сказывается в понимании справедливого и несправедливого, чтобы каждому из тяжущихся присуждать достойное воздаяние, так и полнота образования требует изучения того и других. Не ставим мы их рядом, нет: служанка не может соперничать с госпожой, ни сын рабыни не может наследовать с сыном свободной, как было сказано Аврааму. Как силен он был в грамматике, ее частях и формах, при помощи коих отличается правильно написанное от неправильного, исправляется греческий язык и определяется размер стихов, – известно тем, кои хоть немного понимают это искусство. Насколько сладкоречивым и медоточивым являл он себя в многозвучной свирели риторов, не трудно видеть: удаляя приторное и лишнее и все то, что походило на софистическую бессодержательность и болтовню, он старался придать приятность и красоту сочинению путем ясности и чистоты.

15) Что касается усвоения математической четверицы, которая получает свой состав из величин непрерывных и из величин раздельных, ибо величины или движутся и образуют предмет астрономии, или неподвижны и дают содержание для геометрии, или существуют, как отношения, и образу-

—13—

ют предмет музыки, или безотносительны и создают предмет арифметики: то своим усердием он дошел до того, что, изучая их в связи и каждую в отдельности, во всех достиг он совершенства. А музыкальную лиру настраивал не такую, как Пифагор Самосский и обольститель Аристоксен, а напротив – стопятидесятиструнную, и играя на ней, он отгонял всегда от слушателей болезнь, которой некогда страдал Саул, и смягчал свирепого тирана, пораженного духом зловерия и упорно бесновавшегося против домостроительства Христова, и тем спасал свое стадо от его заразы.

16) Занявшись весьма основательно этими четырьмя служанками истинной науки, он потом перешел легким и верным путем к их госпоже, т.е., к философии и ее умозрениям. Он надлежащим образом изучил: какие (существуют) ее определения, сколько их и каковы их особенности, – что такое подлежащее и что такое сказуемое, и это последнее относится ли ко всему (объему подлежащего), или ни к какой (части его), или к целому и тому подобное, – что должны означать их элементы и суть ли они омонимы одних только геометрических и физических (элементов), – сколько видов суждений и как они превращаются, – каково значение противоречия, – какие бывают предикаты, какие определения и чему соответствует неопределенное по ним, – сколько видов силлогизмов, какие и сколько фигур, – какой силлогизм гипотетический и какой категорический и чем различаются; все ли можно доказывать чрез сведение к невозможному, а фигуры как и когда могут смешиваться, как делаются заключения и как разлагаются, – как составляется паралогизм, какой паралогизм софистический и как

—14—

он может быть ложным и в то же время убедительным – какой силлогизм состоит из одной посылки, – каким образом силлогизм диалектический, будучи принят, ведет к заключениям вероятным и как их опровергнуть; какую силу имеет силлогизм аподиктический, доказывающий истину (чрез вывод) из низшего (к высшему), – каковы проблемы их, аксиомы и то, что походит на аксиомы, – что принимает материю, смешения и соединения, – какие у физиков первые начала и каким образом они недоказуемы, – что такое покой, сколько видов тождества и различие где, в отношении к чему, как и когда бывает, – непрерывна ли цепь причин и не простирается ли она в бесконечность, – кто двигатель, что такое органическое, что рождающее, что предшествующее и что производное и посредством чего и к чему склоняется, по избранию или по насилию, что такое носитель качеств, по какой нужде они, по учению их, являются, если из ничего не бывает ничего, и каким образом от противного приходят к бытию и существованию и как опять этим противным уничтожаются и разрушаются?

17) Это и подобное сему исследовав по возможности внимательно и с полным усердием и осторожно испытав пользу сего, считал весьма похвальным молчание и выказывал возвышающее к небу смирение, ибо совершенное познание человека состоит в том, чтобы полное постижение благодарно приписывать Богу и сознавать, что нельзя постигнуть сущее, как оно есть в себе. Таким образом силою природных дарований, влечением души и с помощью Божией усвоив науки, он не менее стремился подняться в божественных добродетелях, ибо не думал, что совершенство в тех (на-

—15—

уках) будет препятствием для него в стремлении к добродетели. Пользуясь тем и другим путем, и порядком, он старается успеть в обоих и достиг совершенства в каждом.

18) Посредством умеренности и воздержания сделав сожительницею своею целомудрие, поборающее природу смиряя гордыню заложенных в чреве ярых страстей, соединяя негневливость с природною кротостью, являясь пред всеми ласковым и приятным, он сгонял с лица своего неприятное выражение гнева. Ярость была присуща ему не как змее, а устремлялась только против дракона, виновника нашего падения. Отсутствие сребролюбия, приготовляющее человека к жизни духовной, он не скрывал в бочке, подобно известному цинику философу, а постоянными подаяниями на бедных он доказывал свое презрение к деньгам и к тому пути, который ведет к ним. Не думая ничего делать для виду и обладая чистою совестью в этом отношении, он не только правую руку снаряжал на дело милостыни, но и левой сообщал понятие о ней, так что до всецелого бесстрастия довел этот ненасытный порок (сребролюбия).

19) Посему благодать восхотела, чтобы он по настоятельному требованию императоров был попечителем самого большого приюта в столице, предуготовляя для него и, так сказать, вручая ему этим частным опытом управление соборною церковью. Но об этом пусть повествуют другие писатели, которые с любовью и усердием подобно пчеле собирают как бы с цветущего сада достоинства и для сладости сота, то есть божественной славы, отлагают их при помощи слова. Думаю, что в том, что имеет отношение сюда, недостатка не будет,

—16—

ибо достоинства его велики, многочисленны и не допускают предпочтения одних другим, так как все они достигают совершенства. Мы же, избегая длинноты слова, возбуждающей неудовольствие в слушателе, перейдем с помощью Божией к последующему.

20) Вскоре Тарасий неугасимый светильник церкви, хорошо направив корабль веры, показав его силу противиться буре ереси, введши его обремененный грузом православия благополучно в гавань, удалившись из (среды) смертных к лучшей доле, приложился к отцам отец, – к патриархам,, принявши патриаршество ради истины, ко святым жизнью своею свято чтивший святость, к истинным пастырям подражавший архипастырю Христу, по имени знавший и звавший овец, словесным посохом отгонявший от них волков, загонявший их в ограду правого исповедания и веры. Вот сей-то небесный муж, в жизни земной подражавший, насколько то возможно, ангелам, вместе с непобедимою²⁴⁵³ душой предавший в руки Божии и бразды священства, предстательствовал, как я думаю, пред Богом в чистой молитве, чтобы явился достойный первосвященник и был указан славный герольд невесты Христовой церкви. С великим трудом в поте срезав под корень выросшие в ней терния ереси, уничтожив водительством Духа (возникшие в ней) соблазны и нестроения, вспахав словесным плугом пашню веры и посеяв не при пути или на камнях и в тернии, но на почве хорошей, плодородной и, как говорится, возвращающей сторицею, – богопреданные символы домостроительства Христова, он и после смерти желал и стремился

(Продолжение следует).

—189—

Приветствую вас, други мои, со вступлением в сей высший рассадник духовного просвещения. Невидимая рука Промысла собрала вас из различных и отдаленных мест в одно место, сплотила в одно дружеское общество, сочетав во едино различные желания и намерения ваши. И вот теперь мы все предстоим лицу Божию для испрошения Его благодатной помощи на одно общее всем нам дело.

Хочется думать, что желания и намерения ваши, которыми вы побуждались к поступлению сюда, вполне достойны вас, как воспитанников подготовлявших вас духовных школ – низшей и средней, – притом воспитанников избраннейших, которых Господь наделил дарами природы паче многих из сверстников ваших и привел в святилище просвещения духовного. Хотелось бы думать, что не мысль о лучшем положении в свете, обществе, чего можно бы достигнуть по окончании здесь образования, руководила вами при поступлении сюда. Ибо мы не можем поручиться, чтобы предпринимаемый вами путь привел вас к этой цели, и наперед отказываемся быть вашими руководителями и помощниками в достижении ее. Хотелось бы думать затем, что влекла вас сюда не мысль о сокровищах и богатствах, на приобретение которых вы

—190—

употребите со временем приобретенные здесь познания. Нет; сильно хочется думать, что вы чужды этих и подобных недостойных соображений, а одушевлены тою высокою и святою целью, которая составляет назначение этого высшего духовно-учебного заведения. Академии наши, говоря словами одного почившего архипастыря, это – цвет на древе Церкви, в котором организуются и зреют семена для продолжения жизни Церкви через образование и воспитание просвещенных служителей Слова Божия и Церкви, просвещенных служителей православной богословской науки и учительства в духе православия. (Никанор). Таково, возлюбленные, звание и назначение ваше. Вы призываетесь быть провозвестниками божественной истины на земле, преемниками Пророков и Апостолов, во всяком случае, примете ли вы на себя священный сан, или не примете.

Несомненно, чтобы быть достойными сего высокого и святого служения, должно надлежащим образом приготовиться. Годы вашего пребывания здесь, стоя на рубеже школьного возраста и начала самостоятельной деятельности, и должны быть употреблены на такую подготовку к предстоящей вам святой деятельности. Ближайшим и более очевидным средством к тому является приобретение соответствующих познаний посредством учения. Но достаточна ли только такая подготовка? Одни приобретенные познания могут ли сделать вас совершенно способными к прохождению того великого служения, к которому призывает вас св. Церковь? О, далеко нет. Отдавая долг уважения знанию и учености и памятуя идеал учебный и ученый, мы не должны отстранять очей своих от идеала нравственного и церковного. Мы не должны забывать, что высокое духовное просвещение без соответствующего нравственного совершенства, без стремления к нему, даже без внимания к нему, хуже пустее меди звенящей и кимвала звяцающего. Иже сотворит и научит, сей велий наречется в царстве небеснем. А между тем мы больше заботимся о научении, чем об осуществлении познанного на деле; обращаем преимущественное внимание на учебную, а не на воспитательную сторону, которая имеет для воспитанника большее значение, чем приобретенные познания. Послед-

—191—

ние в крайнем случае, при несовершенстве их, могут быть так или иначе впоследствии пополняемы. Но самый строй воспитательный учебной жизни учащегося, характер его занятий, его личное отношение к своим занятиям и к обязанностям – все это оставляет глубокие следы и направляет в ту или иную сторону всю последующую деятельность человека на избранном им поприще. Вот почему в период образования нужно особенно заботиться о воспитании и развитии в себе той дисциплины ума и воли, тех нравственных устоев, той нравственной силы, которая именуется характером и состоит в строгом и всецелом подчинении закону Господню и в сознании чувства долга и любви к исполнению возлагаемых на человека таких или иных обязанностей.

Это духовное возрастание от силы в силу совершается медленно и требует особенного труда и внимания, и тогда только, при содействии вседействующей благодати Божией, возрастающей постепенно будет достигать мужа совершенна, уготованного на дела благая. К прискорбию, это – путь немногих, ибо большинство не любит трудиться над собою, молиться и выжидать известного периода времени, потребного для созревания. Вместо этого они стремятся преждевременно проявить себя, показать в себе что-нибудь, или сказать что-нибудь особенное. И действительно проявляют себя: еще не научившись слушаться, хотят уже предписывать; не выросши в силу, принимаются действовать и распоряжаться; не выработав и не укрепив мысли в себе, говорят и проповедуют о каких-то «попранных правах». Все стремятся говорить и обличать: кажется, никогда не слышалось столько речей – и не было так мало истинного дела, от которого сами говоруны бегают и других насильно отвлекают от дела, или если и делают дело, то с небрежением, не переставая мечтать и вести праздный речи о том, что нельзя ничего делать, покуда все не переменится. Зиждителен ли такой путь? Не путь ли гибельный, ложный, растлевающий и обессиливающий душу с ранней юности? В основе такого проявления лежит тот ин закон, противоюющ закону ума нашего, о котором говорит Апостол Павел (Рим.8). Это – путь своеволия, представляющийся таким приятным и вожделенным, и жела-

—192—

ние быть самовластным, – что так сильно соблазняет преимущественно юность. Почитая себя настолько благоразумными, чтобы и без внешних предостережений остеречь себя от всякой опасности, настолько мудрыми, сведущими и предусмотрительными, чтобы и без постороннего руководства провести жизнь счастливо и благополучно, – мы свергаем с себя благое иго правил, законов и постановлений, которыми ограждает жизнь нашу св. Церковь, школа и общество, считая их нужными только для людей, скудных познаниями, с неразвитыми силами духа, с слабою волей, с излишне боязливою совестью. На что ж и свобода дана, извиняем мы себя, если мы не властны располагать собою? На что ж и разум, если всегда нам должно быть под руководством и опекою? На что и самая жизнь, если проводит ее в исполнении скучных обязанностей, в тяжких трудах и заботах? Как соблазнителен, други мои, подобный широкий путь! Но это – путь порока, гладкий и приятный в начале, – тернистый и тяжкий в последствии. Эта обаятельная прелесть своеволия скоро перерождается в страсть, которая легко и незаметно овладевает всем человеком и делает его совершенным рабом и пленником своим. Ибо можно ли сделаться господином самому себе – не научившись повиновению, управляться своею волею – не подчинив ее разумным и твердым правилам жизни, стать самовластным распорядителем всего, не обуздавши своих похотей, не подчинив воли своей закону Божию. Да сохранить вас Господь от этого искушения!

Отсюда же видно, каким путем должно идти истинное воспитание. Если своеволие и желание быть самовластным над собою ведут к подобным нежелательным явлениям, то целью воспитания должно быть своевременное обуздание, ограничение, дисциплинирование воли, как условий выработки и образования силы духовной, именуемой характером. Для характера требуется: глубокое сильное чувство и умение управлять им, т.е. сила воли и сила самоограничения. Сильное чувство – одно не составляет еще характера и не означает сильной воли. Воля вырабатывается лишь самоограничением. Не тот сильный человек, кто дает волю своему чувству, кто хочет делать по своему желанию,

—193—

а тот, кто подчиняет себе свое чувство, свои страсти. Посему, кто не научился повиноваться, тот никогда не научится повелевать; повиноваться же – значить ограничивать себя. Средством и условием образования и развития характера является таким образом послушание, смирение, – та добродетель, над которой ныне часто легкомысленно глумятся, которую считают только унизительною слабостью духа и стараются не поддаваться ей. А между тем без этой основной добродетели христианской невозможно никакое нравственное усовершенствование, невозможна и самая вера. Ибо смирение есть ничто иное как простота мысли. Кто же просто думает о себе, тот чувствует свою слабость, и потому именно способен совершенствоваться, возрастать в силу познания веры, истины и любви; в простоте мысли зреет мудрость и созидается характер человека. Образование такого характера и должно быть целью истинного воспитания, плодотворного по своим последствиям. Можно быть добрым, умным, ученым, – но все это мало пользует, если нет характера. Недостаток людей с характером, с определенным направлением, – людей, которые знают, чего хотят, верны себе и идут к цели своей в жизни неуклонно, служит причиною тех неурядиц, которые отражаются так гибельно на всех сторонах жизни. Кто образует и воспитает в себе характер и с ним выйдет на какое бы то ни было служение, – служение того во благо будет Церкви и народу.

Одновременно с попечением о надлежащем развитии нравственной стороны своего существа вы во время вашего пребывания здесь должны позаботиться и о приобретении надлежащих Познаний, необходимых для последующей вашей деятельности. Но и тут мы должны предостеречь вас от того врага, который может препятствовать приобретению вами истинного знания. Враг этот – самомнение. Как характера нельзя приобрести без смирения и послушания, так при самомнении нельзя приобрести и истинного знания. А между тем самомнение, как и своеволие, является по преимуществу грехом юности. Одержимый таким пороком, при самом скудном запасе знаний, считает себя многосведущим, не признает для себя никаких тайн в мiроздании и во всем существующем, ко всем самым

—194—

глубокими вопросам человеческой жизни и бытия относится с решительною самоуверенностью, не признает ни в какой области никаких авторитетов, выставляя все как собственное убеждение. Но действительно ли это убеждение, плод убежденной мысли, а не какая-нибудь новая мысль, новое суждение, новый взгляд, вычитанный из первой попавшейся книги, прельстивший нас своею оригинальностью? Из чувства самолюбия и тщеславия нам приятно сразу усвоить его, выступить судьей жизни и людей, быть не якоже прочии человецы; и вот носимся мы с этим последними словом науки, выступаем с ними, как говорится, на житейский рынок, выставляя его как «мое собственное убеждение». О, далеко не так дешево достаются человеку убеждения: они – плод целой жизни, плод мысли, послушной гласу истины! Притом же, истинное знание, т.е. то знание, которое не отрешает человека от жизни, от конечных целей ее и ставится в виду Бога и вечности, не надмевает, а смиряет. Ключи к истинному знанию заключается в словах Спасителя: всяк, иже есть от истины, послушает гласа Моего. (Ин.18:37). Аще кто хощет волю Его творити, разумеет о учении, кое от Бога есть, или Аз от Себе глаголю (Ин.7:17). Итак, начало истинного знания, просвещающего человека, состоит в послушании закону Господню, в стремлении к осуществлению его в себе и в жизни, в правде.

Вот, други мои, что нашел я нужными сказать вам теперь в этот важный момент жизни вашей. Одушевитесь же святостью вашего звания и высотою предстоящего вам назначения. Будьте тщанием не лениви духом горяще, Господеви работающе. Работайте над своим умом, чтобы просветить его светом истинного познания, познанием истинного Бога и святой воли Его; работайте над своею волею, чтобы укрепить ее в добре и в послушании закону; работайте над своим сердцем, чтобы очистить его от страстей и похотей, дабы оно могло сделаться достойною жертвою Богу. Притоми работайте духом горяще: имейте горячность духа, пламенную ревность, живое, кипящее усердие служить Богу и творить волю Его. И тогда вы изыдете отсюда на дело свое во всеоружии духовном. Знайте, что жатва многа-многа, а жателей, истинных делателей на ниве

—195—

Божией, мало-мало. Употребите же время вашего пребывания здесь с пользою для себя. Здесь все-все к вашим услугам: тут прославленные мужи науки, с отечески братскою любовью готовые пойти на встречу вашим добрым порывам и стремлениям, поруководить вами в научных изысканиях; здесь богатейшие книжные сокровища в вашем распоряжении. Воспользуйтесь этим всем к своему благу, теперь такое время, которое не повторится во всю жизнь. Теперь весна ваших лет, время сеяния, плодами которого будете пользоваться в последствии. Дорожите этим золотым временем; придет хладная осень, силы истощатся, деятельность ума ослабеет, сердце станет жестче, тогда не взойдут и хорошие семена. Напрасно тогда сетовать будете об утраченном времени воспитания: оно никогда не возвратится.

Возрастайте же в благодати и познании Господа нашего и Спасителя Иисуса Христа. (2Пет.3:18).

—196—

III.

В литературе по вопросу о составе и характере записей деяний Стоглавого собора существуют два мнения, совершенно противоположные одно другому. Представители того и другого мнения ни на одну минуту не сомневаются в том, был ли на Руси собор, известный под именем Стоглавого. Что Стоглавый собор был созван в 1551 году и что он действительно состоялся, это не подлежит никакому сомнению. Разногласие между представителями того и другого мнения заключается лишь в вопросе о том, за что нужно считать то, что мы имеем в настоящее время от Стоглавого собора. Говоря иначе, спорили и спорят о том, считать ли деяния, известные в настоящее время под именем деяний Стоглавого собора подлинными, составленными самими отцами собора, ими подписанными и утвержденными, и имеющими таким образом для нас официальное, законоположительное значение: или же их нужно считать только черновыми записями деяний Стоглавого собора, нескрепленными собственноручными подписями отцов собора и, следовательно, поэтому не имеющими для нас никакого особенного значения. В самом деле, будучи только черновою записью

—197—

писца, деяния Стоглавого собора тогда имеют для нас значение только историческое, какое имеет всякий памятник старины, сохранившийся до наших дней. По мнению одних ученых, до нас не дошли подлинные деяния отцов Стоглавого собора. Что мы называем сейчас деяниями Стоглавого собора, то представляет собою или лишь только черновые записи деяний этого собора, сделанный тем или другим лицом, или же такой список, в который впоследствии занесены каким-то неизвестным писателем различные мнения, благоприятствующие глаголемым старообрядцам. По мнению других, деяния Стоглавого собора дошли до нас в совершенно подлинном виде. Впрочем, некоторые из представителей этого мнения делают небольшую уступку первым. Они допускают, что деяния Стоглавого собора дошли до нас в двух редакциях – полной и сокращенной.

В числе выразителей первого мнения можно много назвать писателей, из которых некоторые пользуются в литературе не малым авторитетом. Мы назовем только некоторых из них.

Преосвящ. Платон, митрополит Московский, в своем сочинении «Краткая церковная русская история» говорит о Стоглавом соборе следующее. «Что был сей собор и на нем были о предложенных от царя вопросах рассуждения, и заготовлены на то положения, в том нет сомнения. Но чтобы тот собор те положения утвердил, никак нельзя увериться. Первое потому, что нигде не находится подлинного соборного деяния, за руками бывших на соборе. Второе, что нигде в летописцах о сем соборе не упоминается».

Преосвящ. Филарет, архиепископ Черниговский, в небольшой статье об этом памятнике, помещенной в № 12 Москвитянина за 1845 год, высказывает следующий взгляд на Стоглав. «Стоглав не имеет юридического значения, как не имеющий подписи отцов и достоинство его не может восходить выше черновых записок собора, переделанных не известным лицом после 1554 года». Тот же взгляд высказывает он на Стоглавый собор и в своем сочинении «История русской церкви». «Стоглав – не более как записки частного лица о соборе 1551 года, а не канонический акт, говорит он здесь. а) В волоколамской запи-

—198—

ске о соборе 1553 года царь говорил с м. Макарием и епископами «о прежнем соборном уложении, о многоразличных делех и чинех церковных, и по книге соборной чли, которые дела исправилися, и которые еще не исправилася». И царь говорил: когда бы Бог помог, чтобы впредь и прочие дела исправилися». По этим словам видно, что: аа) в Октябре 1553 г. существовали записки о соборе 1551 г. «о многоразличных делех и чинех», но бб) дела, описанные в этих записках, по отзыву собора 1553 г., не все исправилися; вв) поскольку же нынешний Стоглав о многоразличных делех и чинех заключает в себе ответы на все вопросы царя, то остается заключить, что или многие главы Стоглава придуманы писцом Стоглава после собора 1553 г., или же хотя в Стоглаве записаны рассуждения собора, но в таком виде, что многие оставались под сомнением, требовали пересмотра и не получили силы соборного определения; в том и другом случае, очевидно, Стоглав не каноническая книга, а сборник мнений частных. б) Сличая главы Стоглава, с теми митрополичьими и царскими грачатами, которые по содержанию сходны с главами, находим, что ни царь, ни митрополит не повторяли буквально рассуждений Стоглавого собора; в) По форме своей Стоглав: аа) очевидное подражание земскому судебнику, разделенному на 100 глав, притом подражание не умное, так как главы Стоглава разделены только числами, а не по содержанию; бб) Большая часть определений Стоглава ни в точном, ни в схожем виде, не была разослана ни царем, ни митрополитом к епископам, равно не был разослан Стоглав и в целом его составе. А в это время, рассуждения собора, в случае утверждения их общими голосом, рассылались царем или митрополитом к духовенству.²⁴⁵⁵ г) По содержанию Стоглав для самого беглого

—199—

взгляда заключает в себе много такого, что не относилось к определениям собора 1551 г. и что обличает в нем сочинение частного лица. Напр., 1 гл. предисловие к Стоглаву; 2 гл. введение в уложение с началом царской речи; в 3 гл. продолжение царской речи и удивление собора; в 4 гл. – новая речь царя; в 5-ой – царские вопросы; 6 гл., с которой начинаются ответы на царские вопросы, начинается вступлением и притом странным: «некогда вниде в слухи боговенчаннаго царя… Он же вскоре повеле исписати… И вда на соборе». Если Стоглав о происходившем в 1551 г. говорит: «некогда вниде», то тут говорит не действующее лицо собора 1551 г., тем более, что и собор выставляется делом прошлого времени. В гл. 98 совещание м. Макария с царем, бывшее в 1550 г., следовательно, принадлежавшее к собору 1551 г. В гл. 101 другое же такое дело – совещание митрополита с царем о вотчинах, бывшее 21 мая 1551 г. Наконец, о предмете иных глав вовсе и помину нет в царских вопросах, тогда как собор отвечает на вопросы царя».²⁴⁵⁶

Не изменяет своего взгляда на деяния соборные Преосвящ. Филарет и тогда, когда он рассуждает о частных постановлениях этого собора. «Что собор 1551 г., пишет он, мог полагать определение о благочинном ограждении себя крестным знамением, записанное в Стоглаве, – в том нет причин сомневаться. Оно благочестиво само по себе, сообразно с предложением царя и другими памятниками того времени… Что касается до мысли о перстосложении для крестного знамения, то историческая критика не может допустить ни того, чтобы Стоглавник означал что-нибудь более, чем записки частного лица о соборе: ни того, чтобы статья о двуперстии принадлежала собору, а не писцу Стоглава: а) Пусть бы мысль о двуперстном кресте была выражена как-нибудь иначе, чем как она изображена

—200—

в статье Стоглава, тогда еще можно бы было сомневаться, не увлекся ли м. Макарий мнением времени? Но статья Стоглава писана самым темным невежей. Она, скажем словами современного пастыря, «во-первых, не согласна с словом Божиим, потому что в Св. Писании нигде не писано о том, что Иисус Христос благословлял двема персты; во-вторых, не согласна с древними, принятыми всею церковью, соборами и св. отцами, ибо проклятия на крестящихся двема персты никакие соборы, ни св. отцы не рекоша, и сие на них в книге Стоглав сказано ложно»;²⁴⁵⁷ б) Статья о двуперстии не имеет связи с царским вопросом, говоря вовсе не о том, о чем спрашивал царь; а это ясно показывает, что она принадлежит только писцу Стоглава; в) Как об аллилуии иначе думал м. Макарий, так и о сложении перстов он одобрял другое мнению, чем писец Стоглава: в своих минеях он поместил Панагиотово осуждение двуперстию;²⁴⁵⁸ г) Известно, что благовещенский священник Сильвестр во время собора был первым советником царя и сильным лицом на соборе 1551 г. А в Домострое читаем следующее: «сице должен творити кийждо благочестивый христианин крест свой: первее убо да совокупить три перста своя за св. Троицу, великий перст и другие два, сущие близ его».²⁴⁵⁹

—201—

д) Ни почему не видно, чтобы статья Стоглава о перстосложении была разослана к епископам от имени митрополита или от имени царя как одобренная собором; а рассуждения собора, коль скоро утверждались общим голосом, рассылались тогда в виде митрополичьей грамоты или царского указа».²⁴⁶⁰

Преосвящ. Игнатий, епископ Воронежский и Задонский, также решительно утверждает, что в деяниях Стоглавого собора «статьи, благоприятствующие расколу, есть позднейшая вставка».²⁴⁶¹ Следовательно, деяния Стоглава в том виде, в каком мы имеем их в настоящее время, не подлинное произведение отцов Стоглавого собора.

Не признавал каноническими и отчасти даже подлинными постановления отцов Стоглавого собора и Филарет, митрополит Московский. В своих беседах к глаголемому старообрядцу он пишет о Стоглавом соборе следующее. «Предчувствую огорчение твое, почитатель Стоглавого собора, когда ты слышишь обличение Стоглавого собора в том, что он ложно приводит во свидетельство св. отцов. Но что же мне делать? Чтобы не оскорбить правду, надобно обличать ложь, и особенно ложь вредную для многих обманывающихся душ… Митрополит Макарий и православные российские архиереи, наименованные в книге Стоглавого собора, как участники оного, без сомнения не думали утверждать ложь. Должно полагать, что они были обмануты или такими книгами, которые, по свидетельству самой их книги, писцы пишут с неправленных переводов, и написав, не правят же, так что опись к описи прибывает (гл. 5, вопр. 5), или неосторожным без справок доверием к какому-либо между ними мнимому знатоку отеческих писаний и церковных правил, который, пользуясь сим доверием, превратил свои личные ошибки

—202—

в ошибки целого собрания. Люди были по сану почтенные: намерение доброе: но действование неосмотрительное, а от того дело неправое».²⁴⁶²

Не признавали долгое время подлинными деяния Стоглавого собора и Макарий, митрополит Московский, известный русский церковный историк. По его мнению, «книга Стоглав вовсе не есть соборное каноническое законоположение, а если и содержит в себе черновые записки Стоглавого собора, то переделанные частными, неизвестными лицами после собора, – почему и раскольнические мнения, возводимые в ней на степень догмата, отнюдь нельзя приписывать самому собору и защищать его именем».²⁴⁶³ Свой взгляд на Стоглавый собор он подтвердил аргументами, которые трудно поколебать. Вот они.

Книга Стоглав не есть соборное каноническое законоположение, говорит преосвящ. историк, ибо –

1) Книга эта не была утверждена подписью присутствовавших на соборе отцов и разослана от имени царя, или собора или митрополита для руководства в Церкви, по крайней мере сами раскольники доселе не в состоянии указать ни одного списка с такою подписью, хотя сохранились списки, почти современные (?) собору, и представить доказательства на то, что книга была разослана для руководства. А соборные постановления как в Церкви вселенской, так и в нашей отечественной, тогда только и получали каноническое значение, когда были скрепляемы согласием отцов собора и обнародываемы законною властью для руководства.²⁴⁶⁴

2) Некоторые постановления Стоглавого собора тогда же

—203—

изданы были отдельно в качестве наказов и приговоров от имени царя, или собора, или митрополита, и эти постановления, хотя по содержанию своему соответствуют некоторым главам Стоглава, но по изложению и форме представляются совсем не в том виде, не в той полноте, иногда даже не в той силе, как они изложены в Стоглавнике. Что же это значит? Если книга Стоглав действительно была утверждена и обнародована, как каноническое соборное законоположение: зачем еще нужно издавать отдельные постановления и как бы извлечения из Стоглава? Или, если это почему-либо нужно было: от чего отдельные постановления изданы тогда же не в том виде, как они изложены и одобрены собором в Стоглаве? Явный знак, что книга Стоглав в белом своем составе не была утверждена и обнародована в качестве канонического уложения, а если и содержит в себе записки собора, соображения и уложения, то разве черновые, из которых только некоторые, после нового пересмотра, принятые общим согласием отцов, были изданы ими для руководства в Церкви.

3) Несомненно известно, что председатель Стоглавого собора, митрополит Макарий, ясно учил о трегубой аллилуии и пометил в своей Чети-Минеи учение о троеперстии для крестного знамения. Спрашивается: мог ли он против собственного убеждения, одобрить и подписать в Стоглавнике статьи о сугубой аллилуии и о двоеперстии?

4) В одной древней рукописи о соборе 1554 года по делу Висковатого говорится, что на этом соборе царь, между прочим, рассуждал с митрополитом Макарием, и с епископами, и с боярами, и со всем священным чином «о прежнем соборном уложении о многоразличных делех и чинех церковных, и по книге соборной чли, которые дела исправилися и которыя еще не исправились», – и царь вслед затем сказали: «чтобы Бог помоги впредь и прочие исправлены были».²⁴⁶⁵

Отсюда следует – а) что в 1554 году существовала какая-то книга, содержавшая в себе прежнее соборное уложе-

—204—

ние о многоразличных делех и чинех церковных; б) что в этой книге были изложены дела двоякого рода: одни, которые исправилися, т.е. были решены и окончены собором, а другие, которые еще не исправилися, не были окончательно решены собором, но требовали исправления, и в) что, значит, книга эта содержала в себе собственно черновые записки, черновое уложение соборное, из которого могли быть изданы только некоторые исправленные и окончательно решенные постановления (вот объяснение, почему, как мы замечали, действительно и изданы только отдельные постановления Стоглавого собора, и притом в виде исправленном). В этой книге, с первого взгляду не можем не узнать нынешнего Стоглавника, который озаглавляется и рассуждает именно «о многоразличных вещех и чинех церковных», и потому должны согласиться, что он в 1554 году, по суду самого царя и собора, заключал в себе некоторые дела еще не решенные, требовавшие исправления, след., не считался каноническим законоположением.²⁴⁶⁶

5) В последней мысли убеждаемся из следующего обстоятельства. В 1554 году на соборе против Бакшина и бывшего Троицкого игумена Артемия, между прочим, читано было письмо Ионы, также бывшего игумена Троицкого, что «он (Артемий) говорил хулу о крестном знамении: нет деи в том ничего, преже деи сего на челе своем знамение клали, а нынеча своим произволением большие кресты на себе кладут, да и на соборе деи о том крестном знамении слово было, да не доспели ничего». Артемий отрицался, чтобы он говорил Ионе хулу про крестное знамение, а про собор сказал, что – действительно говорил. И что же? Судившие Артемия вменили ему в вину – то, что он говорил про крестное знамение, нет деи в том ничего…; но не вменили в вину и даже не поставили ему на вид того, что он говорил про собор: да и на соборе деи о том крестном знамении слово было, да не доспели ничего. Значит, это была правда, которую не стали отвергать сам митрополит Макарий и все епископы, судившие Артемия. О каком бы соборе Артемий здесь не говорил, но необходимо допустить, что и на Стоглавом соборе, быв-

—205—

шем в 1551 г., не было постановлено никакого окончательного решения о крестном знамении и потом обнародовано в форме обязательного закона: иначе митрополит Макарий, бывший председатель этого собора, непременно обличил бы Артемия в неправде. Между тем, обращаясь к нынешнему Стоглавнику, находим, что в нем (31 гл.) изложено прямое и решительное постановление о крестном знамении, в форме обязательного закона. Не значит ли, что эта статья внесена в Стоглав после 1554 года неизвестным, от которого Стоглав и получил свой настоящий вид?

6) По разделению своему на 100 глав нынешний Стоглавник есть видимо подражание судебнику царя Ивана Васильевича 4, состоящему из ста глав. Но, тогда как Судебник во всех своих главах излагает собственно узаконения, и потому имеет форму положительного законодательства, Стоглав излагает в некоторых главах и не узаконения собора.

Так, первая глава содержит в себе предисловие к книге Стоглав, вторая – предисловие к деяниям собора и краткую речь царя; третья – письменную обширную речь царя и замечание об изумлении отцов собора по выслушании ее; четвертая – новую письменную речь царя к отцам собора; пятая – 37 царских вопросов, предложенных собору; шестая – предисловие к ответам соборным на эти вопросы и начало ответов; 99-я говорит о послании соборных решений к митрополиту Иоасафу, жившему на покое в Сергиевой Лавре; 100-я излагает замечания Иоасафа на эти решения. Но, что еще гораздо важнее, – тогда как в Судебнике каждая из ста глав по содержанию своему совершенно отличается от других, в Стоглавнике главы разделены только цифрами, а не содержанием. Некоторые главы без нужды разъединены: например, 6 и 34 о поповских старостах; 27 и 28 об исправлении богослужебных книг; 46, 48, 69 о венечной пошлине и др. Частные мысли отрываются от одной главы и приставляются к другой, отвечающей совсем на особый вопрос: наприм., к 24 главе о четвертом браке присовокуплено правило о неупотреблении вина прежде обеда. Многие главы содержат только выписки из правил церковных прежних времен, какие приводились на соборе для основания его решений, а самые

—206—

решения или заключения из правили составляют особые главы. Все это приводит к мысли, что нынешний Стоглавник, по высшему своему составу и разделению на главы, столько неправильному, неестественному, безотчетному, не есть дело целого собора, им нарочито рассмотренное и одобренное, а дело – частного лица, не обладавшего ни достаточным образованием, ни строгим, светлым смыслом.

7) Содержите Стоглавника также показывает, что он не есть книга деяний и определений соборных, писанная на соборе по тому порядку, как деяния и определения происходили, а есть книга, составленная частным лицом впоследствии. Так, первая глава написана не в начале собора, а уже по окончании его: потому что кратко излагает содержание разных определений соборных, помещенных даже в последних глава. Она составлена в виде предисловия к Стоглаву, но не собором или на соборе, а неизвестным; потому что собственно предисловие собора к его деяниям изложено во второй главе, начинающейся словами: «и о всем о том предисловие сего собора имея написание сице». Шестая глава начинается особым следующим предисловием. «некогда вниде вслухы Боговеньчаннаго и Христолюбиваго Царя Государя, Великаго Князя Ивана Васильевича, всея России самодержца, что по многими святы Божиим церквами звонят и поют не во время, кроме Божественнаго устава, и многие церковные чины не сполна совершаются по священным правилам и не по уставу. Он же, Боголюбивый Царь, о том таковая слыша, не просто вмени, но, разжегся Духом Святыми, вскоре повеле исписати о тех многоразличных церковных чинех, которыя не по уставу и несполна по священными правилом совершаются. И вдаст на соборе отцу своему Макарию, митрополиту всеа Русии, и повеле ему о всех о тех церковных чинех, разсудив, указ учинити по Божественному уставу и по священным правилам. Он же соборне приим от благочестиваго царя со всяцем духовным порадованием, любовне прочитают, и о всех о тех многоразличных церковных чинех разсудив и возря в божественные правила: да о всем о том о Святом Дусе, соборне уложили». Можно ли поверить, чтобы эти слова записаны

—207—

были на соборе свидетелем и описателем соборных деяний, а не позднейшая вставка? После того, как еще во второй главе обстоятельно сказано, что царь подвигся святым желанием, не только «о исправлении земском, но и о многоразличных церковных исправлениях», и возвестил о том митрополиту и собору, – как в третьей главе изложена письменная речь царя об этом предмете, а в пятой представлены самые царские вопросы, в письмени предложенные собору, – здесь снова говорится: некогда дошло до слуха царя о разных церковных нестроениях и он вскоре повелел о том написать и предложил собору… В первом из своих вопросов, изложенных в пятой главе, царь, обращая внимание собора на то, «чтобы по святым церквам звонили и пели по божественному уставу и священным правилом» говорит: "ныне бо видим и слышим кроме божесгвеннаго устава многие церковные чины несполна совершаются, не по божественным правилом». А здесь говорится: «некогда вниде вслухы царя». Если же о том, что происходило во дни Стоглавого собора, и на соборе было представляемо, как настоящее, здесь повествуется, как о прошедшем, бывшем некогда: то, без сомнения, повествователь писал после собора и спустя не мало времени. Некоторые главы нынешнего Стоглавника, по всей вероятности, не принадлежат подлинному уложению Стоглавого собора, а прибавлены неизвестным впоследствии потому что они излагают определения о таких предметах, о которых не было прямо упомянуто в царских вопросах, тогда как собор должен был составить ответы собственно на вопросы царя, и самый Стоглавник надписывается: царские вопросы соборные ответы о многоразличных церковных чинех. Таковы: главы 9–11, определяющие устав о совершении литургии; гл. 14: о венчании, молебнах и панихидах; гл. 42 о сугубой аллилуии. Глава 98 содержит в себе совещание царя с м. Макарием о церковных имениях, происходившее в 15 день сентября 1551 года, след., еще до собора за пять месяцев: потому что собор начался, как говорится в самом начале Стоглава, уже 28 февраля означенного года. Значит, и эта глава не могла принадлежать подлинному уложению собора, а прибавлена неизвестным. В некоторых списках Стоглава, и даже современном прибав-

—208—

лена еще 101-я глава, содержащая в себе соборный приговор о запрещении духовенству приобретать отчины без доклада царю, отдельно изданный 11 Мая 1551 г. Еще в некоторых прибавлена и 102-я глава, содержащая соборный приговор об учреждении в Москве поповских старост, изданный русскими патриархом Иовом в 1594 году, т.е. спустя уже более сорока лет после Стоглавого собора.

8) По образу раскрытия мыслей и изложений Стоглав представляет много недостойного просвещенных архипастырей собора 1551 года, каков в особенности был председательствовавший на нем митрополит Макарий; напротив, прямо указывает на частного человека, мало образованного и даже невежественного. Так, при раскрытии некоторых своих постановлений, Стоглав пользуется свидетельствами вымышленными, подложными: например, в 56 главе приводит мнимое правило пятого вселенского собора, после которого не осталось ни одного правила; в 72 гл. заповедь о милосердии в отношении к бедным основывает на мнимых словах праведного Эноха; в 95 главе совершенно новую заповедь «пять дней в недели делати», а два – субботу и воскресенье праздновать (41 гл. вопр. 21), вопреки ясному учению слова Божия и Церкви, утверждает на мнимом правиле св. Апостол Петра и Павла. При раскрытии других своих постановлений Стоглав искажает текст Писания (68 гл.), неправильно приводит правила св. соборов и св. отцов (71 гл.) и впадает в противоречия (9 гл. ср. 11 вопр. из втор.). В изложении встречаются постоянные повторения одного и того же, излишние распространения, утомительное многословие, бессвязность и запутанность мыслей, бесчисленные погрешности в языке и проч.

9) Если бы книга Стоглав в целом своем составе, была утверждена собором, и разослана епископам для руководства, или если бы все, изложенные в ней, постановления тогда же были изданы собором в виде отдельных указов: в таком случае они начали бы вскоре осуществляться в действительности. А между тем оказывается противное. Например, постановление о двуперстном сложении для крестного знамения и священнического

—209—

благословения, с такою решительностью изложенное в Стоглаве, не было действующим и даже известным в 1554 году: иначе Троицкий игумен Артемий не мог бы сказать или подтверждать, пред лицом самого митрополита Макария, что на соборе, хотя была речь о крестном знамении, да ничего не доспели, и остался необличенным. Не было действующим и в начале 17 века: потому что, например, в Евангелии, напечатанном в 1606 году при патриархе Гермогене, мы видим изображение руки св. Иоанна Богослова, благословляющей именословно. Равным образом постановление о сугубой аллилуии не было действующим ни к концу 16, ни в начале 17 века: ибо в богослужебных книгах, писанных в это время, многократно встречается правило: аллилуия трижды, и ни разу не сказано: аллилуия дважды.

Общее заключение о книге Стоглавник можно выразить так: эта книга, по всей вероятности, содержит в себе черновые записки о деяниях и уложении Московского собора, бывшего в 1551 году; но записки частью измененные, частью дополненные, и вообще уже приведенные в настоящий свой вид после собора 1554 года лицом неизвестным, хотя, быть может, и присутствовавшим на соборе. Некоторые из постановлений, изложенных в Стоглавнике, были действительно утверждены и изданы самим собором только в новом, исправленном виде; другая, к числу которых относятся и статьи о крестном знамении и о сугубой аллилуии, не были изданы и действующими в нашей церкви, след., и не должны быть вменяемы собору. Книга эта, как видно, составлена одним из самых жарких ревнителей раскольнических мнений, который, прикрывая себя именем собора, хотел возвести некоторый из них на степень догматов и оградить анафемой, но только весьма неразумно и неосновательно».²⁴⁶⁷

Правда, преосвящ. историк через 20 лет отказался от этого своего взгляда на Стоглавый собор.²⁴⁶⁸ Но возражения, сделанные им относительно подлинности деяний Стоглавого собора, остаются во всей силе и в настоящее время.

—210—

Две наказные грамоты, писанным митрополитом Макарием от лица Стоглавого собора во Владимир и Каргополь, о существовании которых он узнал только в 70-х годах, – хотя они были уже известны и в период написания им «Истории русского раскола», – заставили преосвященного историка изменить свой взгляд на Стоглавый собор. Но эти грамоты могут быть изъяснены, и действительно уже изъяснены, совершенно в другом смысле. Не смотря на существование этих грамот, «не только сомневаться в подлинности книги Стоглава, никем не подписанной, но даже отрицать ее, как соборное уложение, утвержденное подписями отцов собора, и разумно, и должно. Макарий подписал то, что подписал, и писал от лица собора то, что писал, свои наказные грамоты, которым представляют обдуманную и тщательно взвешенную выборку из книги Стоглавника». «Он не признали книгу Стоглавник, как соборное уложение, пользуясь ею только, как сборником материалов для соборного уложения, придавая каноническое значение соборного уложения только тому, что сам, обсуждая и редактируя окончательно в своей митрополичьей канцелярии, предписывали к исполнению в своих после-соборных грамотах. «И сия убо до зде священству вашему написахом», – пишет митрополит Макарий в заключении своей грамоты. «И вы бы сие наши послание списывали слово в слово, да раздавали поповскими старостам и десяцким священником градским и сельским, и волостным, и всем священником Володимерскаго (Каргопольскаго) уезду, и они их у себя держат, и о всем потому берегут и ходят, как в сей грамате написано. Писано в Москве лета 7060, месяца ноября, в 10 день. А подписал митрополич диак Иван Афонасьев».

И действительно, «сравните, кто хочет и может одну с другою, две одного и того же содержания наказные грамоты митрополита Макария, по поводу Стоглавого собора, пишет преосвященный Никанор. Сколько книга Стоглавника многословна, и весьма часто и весьма нескладна, столько же граматы сжаты по изложению, кратки, точны, явно изложены языком деловым, обдуманным, обточенным. На одной из найденных грамот, именно в Владимире, найдена приписка: «список (копия) с наказного списка собор-

—211—

ного уложения». Печать митрополита и рука у граматы дьяка Ивана Афанасьева. А печать: «Божиею милостью, смиренный Макарий митрополит всея Русии». Вот как тогда называлась окружная после Стоглавого собора грамота митрополита Макария: «Наказный список соборного уложения». Это нечто в роде наших синодских указов. Как в синодском указе сообщается к исполнению не все содержание протокола, а только существенное постановление свят. Синода, так и в наказном списке соборного уложения митрополита Макария сообщалось к исполнению не все содержание царских предложений и доклад собора, не вся справка из дел и вопросов, подлежавших соборному обсуждению, а только сущность соборного постановления, извлеченная председателем собора митрополитом в собственной митрополичьей канцелярии, за подписью дьяка и за митрополичьей печатью. Вот на грамоте печать, и надлежащая подпись. В самых граматах беспрерывно внушается «поповским старостам (благочинным) и священникам», как и всем прочим, к официальным документам «руки прикладывати бережения для». А вот сам митрополит Макарий, как и все соборные отцы, забыли соблюсти эту естественную и обязательную предосторожность, к своему соборному уложению в Стоглавнике «руки приложили бережения для».²⁴⁶⁹ Таким образом, может быть, в этих двух наказных грамотах мы имеем все, что осталось нам от деяний отцов Стоглавого собора, не подписавшихся под деяниями в силу известных их разногласий на соборе? Может быть, это только умелая выборка из обширного, неустойчивого материала соборных рассуждений, выборка, с которой охотно соглашались все присутствовавшие на этом соборе? может быть, после продолжительных пререканий по различным вопросам, не приведших ни к каким положительным результатам, было постановлено на соборе ограничиться только тем,

—212—

что мы встречаешь в известных наказных грамотах митрополита Макария? Вообще «преосвященный Макарий, пишет архиеп. Никанор, взял на себя неблагодарный, и даже достойный ли труд защитить, всеми снарядами своей учености, подлинность, неповрежденность и другие достоинства как всего Стоглавника, так и в частности 31-й главы его о перстосложении, даже взяв на себя напрасный и достойный ли? труд опровергнуть то, что в прежнее время говорили о неподлинности и необязательности как всего Стоглавника, так и особенно 31-й главы в нем».²⁴⁷⁰

В высшей степени определенный, ясный и основательный по-видимому, взгляд на Стоглавый собор высказывает и архиепископ Никанор в известном своем сочинении «Беседа о перстосложении для крестного знамения». «Стоглавник, говорит здесь преосвящ. Никанор, представляет только черновые записки, точнее черновой проект постановлений Стоглавого собора.²⁴⁷¹ Стоглавник не должен иметь канонического значения, потому что теперь признано, что Стоглавник не был подписан ни митрополитом Макарием – председателем собора, ни другими отцами, присутствовавшими на соборе, а следовательно не может считаться такою книгой, в которой заключаются действительно соборные постановления и деяния. Спрашивается: от чего это произошло, что Стоглавник не был подписан отцами собора? Несомненно, что Стоглавый собор был; признано, что вопросы были предложены от лица царя Ивана Васильевича Грозного те самые, которые записаны в Стоглавнике; признано, что самый собор рассуждал именно о тех предметах, которые поставлены собору царскими вопросами; а между тем решения, предложенные в Стоглавнике по предложенным собору вопросам, о которых собор несомненно рассуждал, никогда не были подписаны отцами Стоглавого собора. Если бы эти решения действительно исходили от лица всего собора и собором единогласно были приняты, то без всякого сомнения они и митрополитом Макарием и прочими отцами собора были бы подписаны, между тем

—213—

они не были подписаны ни кем. Значит они и не были приняты на соборе. А это произошло от чего? Объяснение этому ученые находят в том, что на соборе не было единогласия, а напротив было разногласите, что были между присутствовавшими на соборе отцами две парии, одна чисто православная, другая крепко наклонявшая в сторону тех мнений, которых держатся теперь старообрядцы, и что именно митрополит Макарий, как человек ученейший в свое время, относился к старообрядческим мнениям несочувственно… Но полагаю, что Макарий уклонился подписать Стоглавник по другим, весьма важным соображениям, потому именно, что перо, писавшее Стоглавник, обмакнуто было не в чернила, а в черноту и что Стоглавник содержать в себе тяжкие, неслыханные в других соборных определениях, хуления на церковь Божию. С этой точки зрения до сих пор еще никто не оценивал Стоглавника. С этой точки зрения взглянули на него в недавнее время только светские историки… Читайте старообрядцы Стоглавник сами и любуйтесь, какова по Стоглавнику была древлеправославная церковь, которую вы привыкли величать святоотеческою, – полюбуйтесь, как ваши древние отцы жили, если только правда то, что глаголет любимый и священночтимый вами Стоглавник. А в объяснение себе, чтобы скорее и лучше понять, что такое глаголет Стоглавник о древнем благочестии, прочитайте историка Н.И. Костомарова статью: «История раскола у раскольников». Там увидите, что Стоглавник рассказывает о ваших и наших отцах такие ужасы и соблазны, о них же, по Апостолу, срамно есть и глаголати. Полагаю, что по тому же богобоязливому чувству, по тому же благоговейно-осмотрительному соображению, по которым не подписал митрополит Макарий, не подписали Стоглавника и прочие отцы, заседавшие на соборе».²⁴⁷² «Стоглавник слишком нескладен в некоторых частях, и слишком мрачен во многих частях; слишком мрачно, в крайне позорящих чертах представляет состоите Русской Церкви в то время. Без сомнения, каждому из членов собора было постыдно и тяжко подписать такую нескладицу и такую по-

—214—

зорную мрачность, которую современные историки называюсь прямо пасквилем на древле-православную российскую церковь. Подписать это отцам собора значило не только обвинить, но и прямо опозорить самих себя, опозорить свою церковь пред лицом неба и земли, современников и потомства, перед лицом истории, судом божеским и человеческим. Кто к сему доволен был из членов Стоглавого собора?²⁴⁷³

Примером нескладицы²⁴⁷⁴ соборных определений может быть постановление собора о сложении перстов для крестного знамения (31 гл.). Председатель собора «не мог не видеть, что изложение 31-й главы Стоглавника запутано; что невозможно ее согласить саму с собой, ее начало с срединой и концом; что она проповедует даже странность, даже догматическую неточность и спутанность понятий».²⁴⁷⁵ «Еще менее возможно разобрать, какое значение здесь дается перстам в крестном знамении и благословении».²⁴⁷⁶ В данном случае особенно примечательно следующее. В известных наказных грамотах во Владимир и Каргополь, «в предисловии о крестном знамении митрополит Макарий уклонился от всякого догматствования, предписывая одно только обрядословие… Все разнообразные и несогласные толкования значения перстов 31-й главы Стоглавника в грамотах митрополита Макария выпущены, чем он удачно избежал нескладицы и непримиримых разноречий Стоглавника. Не менее замечательно и то, что митрополит Макарий в наказных грамотах обошел молчанием и проклятие на не крестящихся двема персты. А как это могло бы быть, если бы собор действительно изрек эту клятву?». Кто же писал, кто составлял Стоглавник? Как человек, долго изучавший это дело, я полагаю, что писал его поп Сильвестр. Кто такой был этот Сильвестр? Новгородcкий священник, прибывший в Москву. Известно, что царь Иван Васильевич Грозный был с

—215—

детства отрок и с молода юноша крайне распущенный, которого развращали нарочито. Царством правили бояре, правили корыстно, кроваво и вообще беззаконно. Измученный и истерзанный народ пришел в ярость и произвел жестокий бунт, который сопровождался страшными пожарами в Москве. В это-то время к юному царю, известно, предстал герой Сильвестр, со строгим словом обличения. С этого времени, известно, Сильвестр стал близким царским советником и чуть не правителем царства. Известно, что он и другой ближний, добрый друг и советник Адашев, направляя царя на добрый путь, наделал много дел и полезных для царства, и даже великих. Они-то вот убедили царя созвать Стоглавный собор. Царь созвал собор и предложил ему писанные вопросы. Спрашивается, кто писал эти вопросы? Больше, чем вероятно, что не сам царь, потому что хотя Грозный царь имел и острый ум и впоследствии времени большую начитанность, но в пору Стоглавого собора он был еще очень молодым²⁴⁷⁷, главнее же не мог знать состояние русской церкви так обстоятельно, как это оказывается из предложенных Стоглавому собору царских вопросов».²⁴⁷⁸

Нужно полагать, что для царя писал эти вопросы кто-либо из ближайших его людей, а царь от своего имени только передал их собору. Кто же именно писал их – эти вопросы? Более чем вероятно, почти несомненно, что поп Сильвестр. Недавно стало известным несомненно Сильвестрово сочинение Домострой. Из этого сочинения, как, впрочем, и из истории видно, что Сильвестр был человек умный, хотя и обладал умом особого склада, ак-

—216—

куратный, пунктуальный до мелочи, требовательный, обстоятельный, наблюдательный, склонный к подзиранию чужих грехов. Я почти убежден, что это он изобразил царю состояние церкви в слишком мрачных красках, он убедил царя созвать Стоглавый собор для уврачевания церковных недугов, он же составил для царя и вопросы, которые царь предложил собору. Он – иерей Сильвестр, вместе с другом своими Алексеем Адашевым, в эту пору жизни царя Ивана Грозного, управляли всеми его деяниями: такая важная мера, как созвание Стоглавого собора, конечно, совершалась не без их влияния. Более чем вероятно, что он же, как ближний друг я советник царя, без сомнения, усиливался орудовать и на соборе, распределять предметы рассуждений, в известную сторону направлять соборные совещания, вообще руководить деяниями собора: он же Сильвестр написал и проект определений Стоглавого собора. И вникните, кто из вас может, в пошиб писания вопросов и ответов: пошиб там и здесь совершенно один и тот же. Явно, рука, которая писала вопросы, та же рука чертила и ответы.²⁴⁷⁹ А вопросы писал Сильвестр, это почти несомненно… Беда вышла только та, что он писал, да от лишнего усердия и самодурства и переписал, почему его слишком мрачных писаний никто и не подписал».²⁴⁸⁰

Что царств вопросы были написаны не самим царем Иваном Васильевичем Грозным, а только по его повелению, и им только переданы собору, это ясно видно и из самых деяний соборных. «В начале третьей главы в Стоглавнике пишется: на том соборе вдаст царь своей руки писание, зело полезно слышащим и внемлющим сия имуще сице. Сие убо предлагаем писание вашей отеческой любви» и т.д. Это писание заключало в себе царскую исповедь, которую и прилично было написать о себе только

—217—

самому царю. Но дальше в конце этой третьей пространной главы пишется «потом царь даст на соборе иная писания о чудотворцех и о многих и различных церковных чинех и вопросех имуще сице». Здесь эти последние писания, с вопросами о различных церковных чинех, ясно отличаются от предыдущих писаний, которые писаны собственною рукою царя: значит царские вопросы писаны не царем, а кем-либо другим. Но шестая глава Стоглавника не оставляет в этом ни малейшего сомнения. В пятой главе изложено 37 царских вопросов; затем глава шестая подписывается так: «и о тех всех царских вопросех соборный ответ. Глава шестая». Содержание этой главы излагается так: «некогда вниде в слухи (кто наговорил в уши, конечно – во-первых, Сильвестр) боговенчанного и христолюбивого царя государя и великого князя Ивана Васильевича всея Русии самодержца, что по многим святым церквам звонят и поют не во время кроме божественного устава, и многие церковные чины не сполна совершаются по божественным правилом и не по уставу. Он же боголюбивый царь о том таковая слышав не просто вмени, но разжегся Духом Святым вскоре повеле исписати о тех многоразличных церковных чинех, которые не по уставу и не сполна по священным правилам совершаются, и вдаст на соборе отцу своему Макарию митрополиту всея русии, и повеле ему о всех тех церковных чинах разсудив указ учинити по божественному уставу и священным правилам».²⁴⁸¹ Отсюда ясно, что царские вопросы царь Иван Васильевич писал не сам, а повелел написать кому-то другому, вернее всего тому же лицу, от которого и слышал «о всех многоразличных церковных чинах, которые не по уставу и не сполна совершаются по священным правилам».

Участие Сильвестра как в написании царских вопросов, так и в направлении деятельности собора можно подтвердить еще и другими соображениями. «На это участие указывают и неоднократные ссылки на обычаи и уставы Пскова и Новгорода, родины Сильвестра, в параллель обычаям и уставам Московским и даже в обличение и по-

—218—

учение Москве, как-то в вопросах 18, 34 и 36 главы 5־й, а также в вопрос

12-м главы 41-й, равно как в вопросах 14, 15, 18, 42 этой же главы.

Там же во Псковской и Новгородской землях впервые подвергся рассмотрению и препирательству вопрос о двоении или троении аллилуиа. И можно полагать, что из двух наиболее влиявших на деяния Стоглавого собора Новгородо-Псковичей, именно Сильвестра и Макария, последний принадлежал к стороне, защищавшей троение аллилуиа²⁴⁸², равно как троеперстие в крестном себя знаменовании²⁴⁸³; а первый – Сильвестр, видно, был на стороне двоения аллилуии и двоеперстия в крестном знамении, что и отразилось в вопросе 26-м главы 5-й, разрешаемом в главе 31-й и в главе 42-й Стоглавника».²⁴⁸⁴

Из обстоятельного изучения 31-й главы о сложении перстов для крестного знамения, «очевидно то, что 31-ая глава Стоглава составлена именно из двух статей: из статьи, взятой из Домостроя (Сильвестра) и статьи инока Евфросина «о еже како подобает крестити рукою» и составлена так, что в 31-й главе Стоглава, можно сказать, нет ни одного речения, которое не было бы заимствовано из этих двух статей. Только при этом становится понятным, отчего 31-ая глава всегда поражала исследователей своею явною нескладицею».²⁴⁸⁵

Нельзя не обратить внимания в данном случае и на следующий факт. Жизнь всего русского монашества, начиная от высшего и кончая низшим, а также монастырские порядки в деяниях Стоглавого собора изображены так мрачно, что мрачнее и непригляднее их уже нельзя было более изобразить. Как бы еще недовольный тем, что начертал писатель об иноках, он повторяет не один раз свои обширные, монотонные, скучные и неприглядные ве-

—219—

щания.²⁴⁸⁶ Между тем жизнь белого духовенства охарактеризована более мягкими и благоприятными чертами. Едва ли подобные страницы, столь резкие по своему тону, могли принадлежать лицу сана монашеского. Вероятнее всего предполагать, что их писал кто-либо не из черного, а из белого духовенства. Принимая во внимание то обстоятельство, что рука писавшего в данном случае не щадила ни честных игуменов, ни архимандритов, ни епископов, ни архиепископов, нужно полагать, что писавший был очень сильным в то время человеком. А таким человеком в рассматриваемое время несомненно был Сильвестр. Он их, очевидно, и писал.

Архиепископом Никанором еще далеко не заканчивается ряд лиц, высказавшихся отрицательно по вопросу о подлинности деяний Стоглавого собора. В богословской литературе мы можем указать еще несколько писателей, высказавших подобный взгляд на Стоглавый собор.

«Прежде всего, пишет один неизвестный писатель в Христ. Чтении, обращает на себя внимание то обстоятельство, что в летописях царствования Иоаннова не находим описания деяний или постановлений сего собора, ни даже ясных указаний на его действительное существование. Сведения о нем заключены в особом рукописном сборнике (известном под именем Стоглавника), дошедшем до нас во многих (?) списках (16 и 17 в.). Но и лицо первого составителя этого соборника, и подлинный список соборных правил остаются в неизвестности. Кроме того, ни в одном из дошедших до нас списков, не видим подписи лиц, бывших на соборе. Это обстоятельство особенно важно, отсюда можно заключать, что или соборные рассуждения не были окончены, или они в полном своем составе (какой представляется в Стоглавнике) не были утверждены общими согласием членов собора, или властью царя и митрополита.²⁴⁸⁷ Если так, то постановления со-

—220—

бора и не могли быть обнародованы во всей церкви русской, так как соборные определения обыкновенно обнародовались: в окружных грамотах соборных, или указах царских, или посланиях митрополитов в разные места России²⁴⁸⁸; а необнародованные правительством, они не могли быть внесены в летописи.²⁴⁸⁹ Только частным образом, через кого-либо из бывших на соборе, списки (неофициальные) соборных деяний могли распространиться и сохраниться в руках духовенства или народа».²⁴⁹⁰ Деяния собора разделены на сто глав, – откуда и самый собор получил имя Стоглавого. Впрочем, это разделение в том виде, как оно сделано в списке деяний соборных, по своей неточности и неправильности, нисколько не соответствует содержанию соборных деяния, а только смешивают их; оно слишком неискусно и насильственно, и потому не принадлежит, по всей вероятности, самому собору, а есть произвольное дело списателя соборных деяний.

Вообще об изложении соборных глав надобно заметить, что: а) они разделены и расположены без достаточного внимания к их содержанию и без соображения о том, как соборные ответы относятся к царским вопросам; б) в некоторых соборных ответах раздвоены царств вопросы и представляется произвольное дополнение к ним: наприм., вопрос о крестном знамении раздвоен в 31 и 32 главах, и ответ на него собственно заключается в 32 главе – о грехе небрежно креститься, а 31 глава, о знамении креста в благословении иерейском, есть произвольное дополнение к вопросу; в) некоторые главы без нужды разъединены, так наприм., 6 и 34 о поповских старостах; 27 и 28 об исправлении книг богослужебных; 37 и 38 о крестном целовании; г) частные мысли отрываются от одной главы и приставляются другой, отве-

—221—

чающей по своему главному содержанию, совсем и особый вопрос; напир., к 24 главе о четвертом браке, присовокупляется правило о неупотреблении вина прежде обеда; в указе о литургии, глава 8, определяются лета возраста для просфорниц; д) встречаются между соборными главами такие, для которых трудно найти соответственный вопрос между предложенными от царя вопросами; такова напр., глава 17 о крещении младенцев, следующие за нею 7 глав о браке, глава 37 о воспитании детей. Таким образом некоторые из этих соборных глав должны быть разложены на отдельные части; другие по единству содержания могут быть соединены; иные, наконец, по частям должны быть отнесены к разным другим главам. По этому соображению, из 34 глав может быть составлено меньшее число глав, несмешанного содержания и в строгом отношении к царским вопросам. Глава 41 Стоглавника заключает в себе вторые царские вопросы, числом 32, с равным числом соборных решений. Из сих вопросов некоторые сходны с первыми и повторяют те же мысли; напр., 8 из вторых и 35 из первых о крестах, воздвигаемых на храмах; 31 из вторых и 8 из первых о неисправности настоятелей монастырских. Некоторые из вопросов по содержанию, относятся к первым, как части к целому. Напр. 9. 10. 11. 12. 29 о предметах, касающихся священнослужения, относятся к 1-му из первых – о соблюдении устава в богослужении. Еще некоторые могут составить, в соединении между собою, одно целое и без нужды разделяются: напр., 14–15 о поставлении священнослужителей на мзде; 17–22 о волшебстве, и между тем 17, касаясь еще крестного целования, соприкасается с 27 из первых; также из вторых 23, 24, 25, 27 – о некоторых суеверных обычаях в народе, могут составить один вопрос.

После вторых вопросов царских и ответов на них, в главе 42 Стоглавника излагается решение о трегубой аллилуиа; но стоит заметить, что вопроса об этом не было.

В следующих главах от 42 до 97 включительно содержатся дальнейшие соборные решения о разных предметах, касающихся богослужения, состояния духовенства, цер-

—222—

ковного управления и нравов общественных. Здесь примечается более порядка, нежели в предыдущем изложении глав, и в составе решений, по внешнему его виду, представляется нечто целое; так напр., главы от 53 до 68 включительно касаются управления церковного; 76–81 о вдовых священнослужителях; 44–48 об употреблении мзды в церкви; 49–52 о внутреннем устройстве монастырей; 81–89 о проторех (пошлинах) при поставлении к священным должностям; 92–95 о народных обычаях, несогласных с духом христианского благочестия. Впрочем, некоторые главы и здесь раздроблены, и перемешаны с другими, отличного содержания: так глава 69 о венечной пошлине относится к 46 и 48 о том же предмете; 71, 82, 84, 85 относятся 49–52 о монастырях. Некоторые главы отвечают на вопросы первые – царские; некоторые – на вторые. – Наконец, в 99 содержится послание соборных решений к Иоасафу митрополиту, а в главе 100 – его замечания.

Из этого обозрения Стоглавника открывается, что: а) разделение деяний соборных на 100 глав вовсе неправильно и произвольно. Кроме ненужного раздробления ответов соборных – одного на несколько глав, кроме смешения определений различного содержания, многие главы содержат только выписки из правил церковных прежних времен; оттого все деяния Стоглавого собора могут быть разделены на число глав, гораздо меньшее ста; б) разделение их на сто глав, по своей неточности, едва ли принадлежит самому собору, если только не допускать, что в самых рассуждениях собора о разных предметах, ему указанных, не было порядка и стройности; в) вероятно, отцы собора, предварительно обдумывая царские вопросы, каждый от себя писали свои ответы и излагали свои мнения, представляя потом на рассмотрение и утверждение собора: в таком случае, кроме нестройности в изложении мнений, мог открыться недостаток единства и в самом характере их, как и можно примечать, что одни из решений собора имеют вид пастырского поучения, другие получили вид формального законоположения, на основании правил вселенской Церкви, иные более, другие менее определенны и ясны: – именно это возможно замечать в ответах со-

—223—

бора, следующих за первыми царскими вопросами. Собор разбирал, сличал, дополнял отдельные мнения и составлял из них решения. Главы, изложенные после вторых царских вопросов (начиная с 43 главы) имеют характер более твердый и определенный, и форму более правильную, нежели как примечается в главах предыдущих».²⁴⁹¹

Кто был составителем соборных деяний, которые мы имеем в настоящее время под руками? На этот вопрос наш писатель отвечает следующее. «Первые решения на первые вопросы, вероятно, достались в руки списателю соборных деяний не с самого собора, а в записях мнений частых лиц, бывших на соборе, как мы заметили выше; а сличать эти мнения, составить на них более или менее полный решения на вопросы, изложить их по главам, было уже делом самого списателя, не обладавшего, как видно, умом строгим; этим отчасти можно объяснить и некоторые повреждения в соборных мнениях, изложенных в Стоглавнике; именно это повреждение видно в гл. 31 о крестном знамении, где определяется священным лицам благословлять, а мiрянам креститься двуперстным сложением, – также в главе 42 о трегубой аллилуии: тут повреждения и в самых мнениях, поскольку вопросов об этих предметах не представлено, и самые мнения названы ответами. Если эти мнения принадлежали кому-либо из членов собора, то не принятые на соборе, они, вероятно, в частной какой-либо записи достались описателю, который внес их в Стоглавник; или сам описатель, быв из числа приверженцев неправильных мнений, произвольно, сам от себя, внес две означенные главы в список деяний соборных, не страшась обличений, потому что самый собор, если и отвергал эти положения, то не утвердил и правил противных. Впрочем, могло быть то и другое вместе».²⁴⁹²

Автор рассматриваемой нами статьи называет и лиц, принимавших участие в составлении хотя только некоторой части соборных деяний. «Царские вопросы отличаются

—224—

обширностью взгляда на устройство церкви и особенно подробностью в замечаниях, – относительно различных предметов устава церковного, состояния духовенства и мiрян. Поэтому можно думать, что вопросы составлены и переданы в руки царя кем-либо из окружавших его советников, и преимущественно из лиц духовного сана. Тут видны обширные сведения о подробностях церковного богослужения, даже самых частных, напр., о различных частях, полагаемых в проскомидии на дискосе (вопр. 11 из вторых), обширные наблюдения местных обычаев в разных епархиях, подробные сведения о беспорядках в церквах разных епархий, подробные сведения о беспорядках в церквах разных городов и сел, о разных суеверных обычаях в народе и т.д. Частые указания на обычаи церкви новгородской и псковской (из первых вопросов в 11, 18, 34 и 37, из вторых в 12, 14, 15 и 18) наводят на мысль, что составитель вопросов был в особенности близок к этим церквам. Таким образом вопросы могли быть представлены царю или священником Сильвестром, или митрополитом Макарием, которые были оба из Новгорода».²⁴⁹³ В данном случае автор рассматриваемой статьи по духу замечательно приближается к ответу архиеп. Никанора на тот же самый вопрос. Ему оставалось сказать еще очень немногое, чтобы быть совершенно согласным с преосвящ. писателем в раскрытии и обосновании всех подробностей этого предположения.

Многие из этих доводов против подлинности деяний Стоглавого собора повторены другим автором, – автором статьи, «Стоглавый собор», помещенной в Правосл. Собеседнике.²⁴⁹⁴ Автор этой статьи и речь царя к собору не признает подлинной. «Она не похожа на другие произведения пера Иоаннова, отличающиеся твердостью, силою и определенностью. Она могла быть изготовлена для царя лицами, имевшими влияние на нравственное поправление Иоанна в эту эпоху, каковы были митрополит Макарий и Сильвестр, вызванный в это же время Макарием из Новгорода».²⁴⁹⁵

—225—

Неподлинными деяния Стоглавого собора считает и составитель предисловия к Казанскому изданию Стоглава. «Все более важные вопросы о Стоглаве уже решены, пишет здесь он. Теперь никто, кроме самых темных людей, не станет считать ни канонической книгой православной русской церкви, ни подлинными – неповрежденными актами самого собора. Исследовано, дознано и доказано, по крайней мере в общих чертах, что эта книга составлена кем-нибудь, может быть, даже членов Стоглавого собора (1551 г.) но уже после собора, из черновых записок, бывших или только приготовленных для рассмотрения на соборе, но не рассмотренных всецело, не приведенных в формы церковных постановлений, не утвержденных подписями и не обнародованных для руководства». В «дополнительных объяснениях к изданию (Казанскому) Стоглава» мы читаем следующее. «В мае 1551 года все писания царских вопросов и ответов святительских посланы были в Сергиеву Лавру на рассмотрение к бывшему митрополиту Иасафу. По рассмотрении их, митрополит Иоасаф сделал некоторые замечания, а все прочее одобрил и утвердил. Значит соборная книга до пересмотра ее представляла другой вид, чем нынешний Стоглав. Не была утверждена книга Стоглав в своем прежнем виде и по пересмотре ее митрополитом Иоасафом, подтверждением чего служат наказы и приговоры, содержащее в себе частью искаженные, частью дополненные и сокращенные определения Стоглавого собора, разосланные в разные места по разным случаям. В этих наказах и приговорах не было нужды если бы Стоглав признан был книгою канонической».²⁴⁹⁶ В 1554 году соборная книга не только была утверждена, но и заключала в себе вопросы, или еще не решенные, или решенные, но решение которых считалось сомнительным, неправильным, требовавшим исправления. Это видно из следующего.²⁴⁹⁷ В Никоновской летописи под 1555 годом говорится, что по повелению царя и митрополита созван был в Москве собор из русских епископов «о многоразличных чинех церковных и многих делех

—226—

к утверждению веры христианской». Собор, очевидно, имел в виду пересмотреть те дела соборной книги «о многоразличных чинех церковных», которые еще не исправилися по отзыву собора 1554 года. Нужно думать, что собор 1555 года пересмотрел многие решения, вошедшие в соборную книгу, исправил их, опустил все лишнее и сомнительное, придал им более юридическую форму и определил издать их в виде наказной грамоты для руководства всему духовенству русской церкви. Грамота эта и есть та самая, которая была послана митрополитом в Каргополь».²⁴⁹⁸

Профессор Д.Е. Кожанчиков в предисловии к изданному им Стоглаву (краткой редакции) пишет: «предположение (о неподлинности) этого памятника не лишено основательности уже и потому, что существует большая разность в редакциях Стоглава, показывающая переработку его несколькими лицами, и быть может, несколькими поколениями. Сверх того, существует список соборных постановлений без разделения на главы²⁴⁹⁹, что ясно показывает что первичный вид этих постановлений был вовсе не таков, каким мы имеем его в Стоглаве».²⁵⁰⁰

В заключение приведем еще мнение о Стоглаве известного знатока и ученого исследователя русского раскола, бывшего профессора Московской Духовной Академии, Николая Ивановича Субботина. «Можно признать несомненным, пишет он, что на соборе 1551 года возобладали голоса за двуперстие и состоялось именно определение о двуперстии; но в то же время можно крайне сомневаться, чтобы это постановление состоялось именно в том запутанном и противоречивом виде, как оно излагается в 31 гл. Стоглавника, и чтобы в этом виде оно могло быть подписано отцами собора и митрополитом Макарием. В доказательство подлинности Стоглава «со статьей о двуперстии», т.е. 31 главы

—227—

его приводят наказные списки митрополита Макария. Но в них излагаются статьи Стоглава и кратко и не все (напр., нет важной статьи о сугубой аллилуии), в частности определение о двуперстии излагается в самом сокращенном виде, – приводится из 31 главы только часть его, помещенная в начале. Отсюда повторяем, можно только с решимостью заключать, что на соборе 1551 года действительно состоялось определение о двуперстии: но отсюда еще не следует, чтобы оно состоялось именно в том виде, как излагает его 31 глава Стоглава».²⁵⁰¹

Не будем приводить других мнений русских ученых о составе, подлинности и достоинстве деяний Стоглавого собора. Произведения их в общем в данном случае не дают почти ничего нового в сравнении с рассмотренными уже нами сочинениями. Относительно этих писателей разве нужно сказать только следующее. Пополняя собою ряды ученых исследователей, не признающих соборные деяния 1551 года за подлинные и канонические, они невольно увлекают читателя на путь основательных сомнений относительно характера деяний этого собора.

Выше мы привели почти все, что в различное время было высказано различными русскими учеными в защиту и обоснование отрицательного взгляда на подлинность деяний, известных в настоящее время под именем деяний Стоглавого собора. Соглашаясь вполне почти со всеми выше приведенными доводами, не можем не высказать относительно характера деяний Стоглавого собора еще одного соображения, не высказанного, кажется, ни одним исследователем деяний этого собора. Если деяния Стоглавого собора были подписаны присутствовавшими на соборе отцами, если они имели каноническое значение, то с 1551 года они должны были несомненно стать настольною книгою всего русского духовенства. В деяниях этого собора затронут и разрешен не один какой-либо вопрос, а множество церковных вопросов, затронута вся религиозная и церковная жизнь людей того времени; деяния определяли каждый шаг священника, инока, инокинь, касались старосты, просфорни и т.д.

—228—

Бывшие на соборе епископы и игумены всей северной митрополии, конечно, возвратились из Москвы к местам своего служения с точными списками деяний соборных. Их они должны были распространять по своим епархиям. В действительности же этого приходится крайне сомневаться. Ученые исследователи все с прискорбием отмечают поразительно малое количество рукописных Стоглавов, сохранившихся до настоящего времени, особенно Стоглавов 16 века. А это несомненно потому, что их было в действительности в то время очень мало, чтобы не сказать больше. Мы не встречаем списков Стоглава не только в селах, но и в больших городах, обителях, у многих владык. До нас, кажется, не дошло ни одного списка Стоглава, написанного хотя бы 10, 15 или 20 лет спустя после Стоглавого собора. В Пскове напр., для известной и богатой обители Успения Пречистой Богоматери списывают Стоглав, кажется, первый раз только в 1596 году, т.е. спустя целых 45 лет после Стоглавого собора. Между тем как, если бы деяния Стоглавого собора имели каноническое значение, они должны бы быть в самом непродолжительном времени после 1551 года уже списанными для обители: упорядочению ведь жизни иноческой с клятвами и прещениями было посвящено немало страниц в Стоглаве. Правда, иноков могли не особенно смущать страницы, касавшиеся их аскетических подвигов, поста и молитвы. Но ведь на ряду с этими страницами были грозные страницы, касавшиеся, очень близко их материального обеспечения. В данном случае шутить уже не приходилось, кто бы тут не был.

Действительно Стоглавов, сохранившихся до настоящего времени так мало, что Казанское издание Стоглава сделано исключительно по Спискам 17 века. Что же означает все это? Чтобы ответить на этот вопрос, невольно приходится предполагать, что деяния Стоглавого собора в рассматриваемое время, по-видимому, не признавались каноническими и общеобязательными. Некоторое подтверждение высказанное предположение, кажется, находит и в следующем факте. Замечательно, большинство рукописных списков Стоглава, сохранившихся до наших дней, 17 века и последующих веков. Они появились в обилии сравни-

—229—

тельно незадолго до больших Московских соборов и вскоре после соборов. А эти годы были самыми неблагоприятными годами для распространения Стоглава, так как Стоглав отцами большого Московского собора отменен и признан был «не в собор». Не объясняется ли этот примечательный факт тем, что окончательная редакция черновых записей Стоглавого собора лишь к этому времени закончилась? Не потому ли увеличилось к этому времени и число списков Стоглава, что мнения, благоприятствующие расколу в данное время, более распространились в народе и нуждались в особенном, незыблемом авторитете?

Наконец, наш новооткрытый рукописный Стоглавник 16 века, имеющий столь замечательные разности сравнительно с известными Стоглавами, обязывает нас сказать еще одно и последнее слово в пользу выше приведенного нами мнения многих ученых о составе и характере деяний Стоглавого собора. В самом деле, как иначе объяснить существование нашего Стоглавника на ряду с другими Стоглавниками? Очевидно, уже вскоре после Стоглавого собора в таком видном городе, как древний город Псков, не знали подлинных деяний этого собора, а принимали за них первую попавшуюся рукопись, озаглавленную «Деяния Стоглавого собора». Пусть, высказывая этот взгляд, мы ошибаемся. В таком случае несомненным будут уже то, что кроме подлинных деяний Стоглавого собора, – если только они были, вскоре после этого собора появились какие-то другие записки деяний того же самого собора. Людьми, просвещенными, они считались настолько важными, что их не могли отличить от настоящих, действительных деяний Стоглавого собора. Для беспристрастного историка в данном случае и в этом величайшее приобретение. Этот замечательный исторический факт ясно осветит в его сознании один из темных и запутанных вопросов церковно-исторических.²⁵⁰²

—230—

Я кончил. В заключение своей статьи считаю своим долгом сказать следующее. Я не специалист в области русской церковной Истории. Поэтому не выдаю своих суждений за непогрешимые. Да и писал я спешно, отрываясь от других работ, более близких моему сердцу. Для чего же я писал, спросит меня тогда читатель? Вот ответ на этот вопрос. С одной стороны, описываемый в настоящей моей статье рукописный памятник настолько интересен, нов, что подобного ему не найдется, может быть, ни в одном самом ценном русском книгохранилище. Ни один человек, коему близка наука и понятна цена старины, притом старины русской, не должен проходить мимо в подобных случаях с полным невниманием и хладнокровием. Он должен явить его мiру, дать возможность работать над ним людям, призванным к этим работам. В противном случае, он сделал бы непростительный грех против науки. Написав свой небольшой очерк, думаю, я избежал этого греха. Можно с уверенностью сказать, что долгое время, а может быть даже и никогда, этот важный исторический памятник не явлен были бы мiру, если бы и я прошел мимо его, не сказав о нем ни слова. Я стряхнул с него пыль веков и сделал, что мог. Большее пусть сделают люди сильнее меня. С другой стороны, своими очерком я хотел еще раз обратить внимание ученого мiра на Стоглав, этот замечательный и во многих отношениях ценный памятник. Он имеет значение и для историка, и для литургиста. Не говорю о его значении в борьбе с расколом. В данном случае его значение почти безгранично. От такого или иного взгляда на Стоглав во многих случаях зависит быть или не быть старообрядческого полемиста. Составляя этот очерк, я горячо в душе своей желал, чтобы кто-нибудь взял на себя труд дать окончательный ответ на вопрос о составе, подлинности и каноническом достоинстве деяний этого собора. В настоящее время уже много данных неоспоримых собрано по этим вопросам. Следовательно, и работать не особенно страшно. Будущему исследователю нужно будет изучить не только каждую главу Стоглава, но и каждую его строку. Некоторые главы заметно отличаются одна от другой по слогу и на-

—231—

водят на мысль о разных писателях Стоглава. Другие по хронологическим данным дают возможность ясно видеть их ненадлежащее место в Стоглаве и даже непринадлежность Стоглаву. Третьи являются главами, не вызываемыми ни царскими вопросами, ни вопросами архипастырей, бывших на соборе. Четвертые не отражаются в церковной жизни после собора 1551 года, как бы мы ее старательно ни изучали. Пятые нашли, по-видимому²⁵⁰³, или полное или частичное осуществление в жизни людей русских того времени. Будущему исследователю судеб Стоглава необходимо изучить всю литературу 16 столетия, в которой отразилась вся жизнь того времени, чтобы властно, авторитетно и точно сказать, какими именно обстоятельствами был вызван этот собор, что он должен был преследовать, к каким решениям он пришел, что представляет собою каждая глава его со стороны ее подлинности и отношения к обстоятельствам того времени, как отразились постановления отцов Стоглавого собора на последующей церковной-исторической жизни людей того времени все в частности и каждое в отдельности. Придется автору собрать и всю литературу по этому вопросу, беспристрастно обследовать мнения ученых «за» и «против» подлинности деяний Стоглавого собора. Если будущий исследователь выполнит все эти условия, то мы получим капитальнейший труд по вопросу о Стоглавом соборе, который украсит собою нашу сокровищницу духовную по Истории Русской Церкви, труд, за который писавшего можно наградить не только ученой степенью магистра богословия, но и доктора богословия. Да исполнятся наши горячие и искренние желания.

Л.И.

1898 г.

Окт.-Дек.

Обитель Преп. Антония Римлянина.

—232—

С настоящей книжки «Богословского Вестника» начинается посмертное издание на страницах этого журнала полного курса лекций по церковному праву заслуженного профессора названной науке в Московском Университете, почетного члена нашей Академии, А.С. Павлова, скончавшегося 16 августа 1898 года.²⁵⁰⁴

Имя покойного ученого пользовалось настолько широкою и заслуженною известностью в мiре науки, что едва ли нужно много говорить о том, какое ценное приобретение представляет издаваемый ныне многолетний труд его для всех, кому дороги интересы церковного правоведения. Превосходный знаток первоисточников своей науки не из вторых рук, широко образованный ученый-богослов и юрист вместе, авторитетный исследователь, внесший не мало самостоятельного и ценного в специально разработанную им область научного знания – изучение памятников греко-русского церковного права со стороны их исторического происхождения, канонического достоинства и практического значения, знаменитый профессор, в продолжение сорока лет излагавший свою науку с кафедры и за это время имевший тысячи учеников, которые, без сомнения – как и пишущий эти строки, уносили с собой из аудитории и сохранят на всю жизнь память о высоких качествах его преподавания, – А. С-ч в своем курсе

—233—

оставил нам такое ученое наследие, которое не должно было остаться забытым или быть доступным только в кое-как, «с грехом пополам» сделанных студенческих записях.

Еще при жизни А. С-ча его многочисленные ученики и почитатели не раз обращались к нему с просьбами и дружескими увещаниями – издать печатно курс своих университетских чтений, предлагая даже и материальные средства для такого издания. Позаботиться о последнем было тем уместнее, что заключенные в курсе сведения и самый способ распределения в нем ученого материала, становясь в известной степени общим достоянием чрез посредство ежегодных литографических изданий (для университетских слушателей), незаметно и мало-помалу «усвоились» другими, переходя даже и в печатные произведения без надлежащего указания своего источника. И сам А. С-ч в последнее годы своей жизни не раз возвращался к мысли о печатном издании своих лекций, откладывая его только за недостатком времени, занятого другими учеными трудами, из которых самыми последними являются: второе, значительно дополненное издание «Номоканона при Большом Требнике» (М. 1897) и вышедший уже посмертным изданием «Сборник неизданных памятников византийского церковного права» (СПБ. 1898).

Покончивши с этими трудами, А. С-ч предполагал приступить к окончательному пересмотру и обработке своего университетского курса церковного права для печатного издания, выполнение которого – как заявил он на одном из наших академических торжеств – он считал своим долгом пред отечественной церковной наукой. Насколько сильно занимала его эта мысль, можно судить потому, что отправляясь в свою последнюю поездку в Петербург, еще не совсем оправившись от перенесенной в зиму 1897–8 г. тяжелой болезни и не успевши отдохнуть от нелегких трудов по переизданию вышеупомянутого «Номоканона», он тем не менее захватил с собой начальные листы записей своего курса: неспособные провести, кажется, ни одной минуты без дела, он рассчитывал от утомительных для его старческого возраста трудов по производству государственных экзаменов в Пе-

—234—

тербургском университете отдыхать за пересмотром своего многолетнего труда. Но постигшая его болезнь сделала свое дело, и – к глубокой скорби отечественной церковной науки – благородный долг перед нею ее почившего питомца и деятеля остался не выполненными. Посильное выполнение его ныне и принимает на себя редакция «Богословского Вестника», отдавая этим дань глубокого уважения к памяти и ученым трудам покойного почетного члена нашей Академии.

Не подлежит, конечно, сомнению, что предпринимаемое ныне издание университетских чтений А. С-ча не будет в состоянии заменить собою вполне то, что предполагал и мог сделать сам автор и чем вышел бы этот труд из его рук после окончательной обработки. Это – общая участь всех посмертных изданий, которые обречены неизбежно носить на себе некоторую печать относительного несовершенства. Считаем долгом, однако, заметить, что в настоящем случае сила этой неизбежности значительно ослабляется, так как для издания названных чтений редакция «Богословского Вестника» располагает подлинными рукописями А. С-ча, содержащими в полном порядке его университетский курс и носящими на себе признаки постоянной тщательной его обработки, не прекращавшейся, можно сказать, до последних дней жизни покойного профессора. При таких условиях лицо, наблюдающее за изданием, может выполнять свое дело с полною уверенностью, что принесет достойную дань своей личной благодарности к памяти незабвенного ученого и окажет истинную услугу всем изучающими церковное право, выпуская в свет этот – по отзыву лет знающих и понимающих – «образцовый во всех отношениях курс».²⁵⁰⁵ Не посетуют, полагаем мы, на редакцию «Богословского Вестника» и читатели этого журнала, которые найдут в издаваемых чтениях по церковному праву много ценных разъяснений по вопросам церковно-практического характера, исходящих от лица столь авторитетного в области канонической науки. Считаем не излишним заметить, что

—235—

распределение отдельных частей в издаваемом курсе дает полную возможность подразделить последний на несколько вполне самостоятельных и законченных статей, в виде которых он и будет появляться на страницах журнала. Это обстоятельство дает возможность читателям, не останавливаясь пред длиннотою всего издаваемого труда, знакомиться с ним по мере интереса к тому или другому его отделу; в общем же ряд отдельных статей представит целую систему науки православного церковного права – одной из наименее разработанных у нас наук с церковным содержанием и вместе с тем, быть может, наиболее важной по своему непосредственному соприкосновению с интересами церковной жизни.

В заключение позволим себе сказать еще раз несколько слов по вопросу, которого мы уже имели случай коснуться в другом месте (см. Моск. Вед. за текущий год, № 236). Среди лиц, даже довольно близко стоявших к почившему и принимающих близко к сердцу интересы оставшегося после него ученого наследия, широко распространяется неведомо откуда возникший слух, что редкая и замечательная по подбору книг библиотека, оставшаяся после покойного А. С-ча, распродастся по частям и таким образом обесценивается исчезновением из нее наиболее ценных библиографических раритетов. Исполняя просьбу нынешних владельцев библиотеки, наследников проф. Павлова, спешим еще раз заявить, что слухи подобного рода не имеют за собой ни малейшего основания и что не оставлено намерение пристроить библиотеку, хотя бы и с меньшими выгодами, непременно всю сполна, не разрознивая ее продажею отдельных изданий. Было бы, конечно, драгоценным приобретением для любой духовной Академии или Университета – получить в свое обладание библиотеку покойного русского ученого, питомца Академии, состоявшего до конца жизни профессором старейшего из русских университетов. К сожалению, наши высшие учебные заведения не имеют возможности роскошествовать даже в пределах 7–10 тысячи рублей на расходы, подобные этому…

И. Громогласов

—235—

Из лекций покойного профессора Московского Университета А.С. Павлова

§ 1. Понятие о церкви и церковном праве.

Церковное право обязано своим происхождением и развитием всемирно-историческому факту появления и распространения в мiре христианской религии, соединившей своих последователей в особый общественный союз, которому исключительно и принадлежит название церкви. Говорим: исключительно, потому что понятие о церкви, как о религиозном союзе, совершенно отличном от всех других человеческих союзов, усвоено сознанием и проникло в жизнь народов только вместе с христианством. До-христианская древность не знала ни религии, отрешенной от национальности, ни религиозного союза, отличного от государства. Сколько было наций, «языков», столько и религий, которые поэтому, т.е. как естественно-национальные, как выражения особенного религиозного мiросозерцания, свойственного тому или другому народу, весьма выразительно называются в нашей славянской Библии языческими. Религия, также, как и язык, составляла в древности главную отличительную черту национальностей и вместе – преобладающий элемент в духовной и социальной жизни народов. Первобытные государства на востоке носили характеры теократии: воля национальных богов правила здесь всею общественною жизнью народа, диктовала устами жрецов законы, решала вопросы о праве и неправе. Таким образом, религиозная и

—237—

политическая жизнь покоились на одних и тех же основаниях, религия и право составляли одно и то же. Но политический гений европейских народов древности, в особенности Римлян, создал, в противоположность восточным теократиям, светское, чисто-правовое государство, в котором религия составляла уже не господствующий, а служебный элементы, подчиненный государственным интересами и целями. Рим, покоряя народы, покорял и их богов, которыми во времена империи, т.е. в эпоху появления и распространения в мiре христианства, также охотно давал помещение в своем пантеоне, как и завоеванным народам – право римского гражданства. Пантеон был своего рода государственный музей, долженствовавший свидетельствовать о величии мiродержавного Рима. В видах политических признавалось нужным приносить национальным и покоренным богам жертвы и совершать другие общественные религиозные обряды, но в то же время девизом каждого образованного римлянина в конце республики и начале империи было: nil credere. Соответственно этой эмансипации гражданского порядка от религиозного в римском государстве, и религия в христианстве является абсолютным началом человеческой жизни, освобождается от узких форм национальности и государственности. Здесь, в христианстве, Бог уже перестает быть национальным божеством, государство не поглощает, как прежде, всей личности и всей духовной жизни человека; напротив, в новой религии отдельные личности почерпают такие идеи, воззрения и чувства, в силу которых они сознают себя уже не эллинами, римлянами, иудеями или членами другой какой нации, но братьями по вере, детьми одного общего Отца небесного. Уже этот самый универсальный характер христианской религии доказывает, что она не есть результат естественного исторического развития какой-либо из национальных религий древнего мiра, а представляет собою чудо во всемiрной истории. Правда, Виновник христианства, если смотреть на него с общей исторической точки зрения, принадлежали к иудейскому народу; но Он проповедовал своим соотечественникам такое религиозное учение, что свои его не познаша и казнили Его позорною смертью, как разрушителя национального

—238—

богооткровенного закона. Чудом в истории представляется и тот факт, что первые проповедники христианства за пределами Иудеи, личные ученики Иисуса Христа, были не более, как простые рыбаки, и однако они, в сравнительно непродолжительное время, успели найти себе многочисленных последователей везде, куда только являлись они со своею проповедью о распятом Богочеловеке Христе, Спасителе мiра, Основателе царства Божия на земле, хотя эта проповедь для иудеев была соблазн, а для эллинов, т.е. всех образованных язычников – безумие (1Кор.1:23). Наконец, чудом в истории человечества нужно признать и тот факт, что христианская религия, не смотря на кровавые гонения, каким подвергались ее последователи со стороны государственных властей всемогущего Рима, в какие-нибудь три столетия после своего возникновения сделалась господствующею в этом самом Риме. Так исполнилось предсказание одного из учеников Христовых, высказанное им как бы в виду уже совершившегося торжества христианской религии во всем мiре: сия есть победа, победившая мiр – вера наша (1Ин.5:4). Чем сильнее вооружалось против нее языческое государство, тем могущественнее действовала она на умы и сердца современников. Ибо «кровь мучеников, по меткому выражению одного из христианских писателей конца II ст., делалась семенем новых христиан».

Сам Божественный Виновник христианской религии назвал общество своих последователей церковью (ἐκκλησία): созижду церковь Мою (Мф.16. Это созидание было завершением земной жизни Иисуса Христа и состояло в том, что Он дал церкви, в лице своих Апостолов, первую духовную иерархию, именно облек их трояким духовным полномочием – быть проповедниками веры во всем мiре (а не в одной Иудее, где действовал Сам Божественный Учитель), подавать верующим благодатные силы и средства для их значит, конечно, что апостольское служение в церкви должно продолжаться во духовного возрождения и обновления и руководить их в жизни по вере (Мф.28:19–20; Мк.16:15). При этом Апостолы получили от своего Господа обетование, что Он пребудет с ними, т.е. с Своею церковью, до скончания веков. Это

—239—

все время ее земного существования. Так выражена Божественная воля об учреждении постоянной церковной иерархии, ведущей свое начало и получающей свои полномочия чрез установленный апостолами акт священного рукоположения.

Проповедь Апостолов о распятом и воскресшем Искупителе мiра началась в 50-й день по воскресении и в 10-й по вознесении Его на небеса, когда они, облеченные силою свыше (Лк.24:49), пленили в послушание веры Христовой около трех тысяч душ из иудеев и разноплеменных прозелитов иудейства, пришедших в Иерусалим на праздник пятидесятницы из разных стран известного тогда мiра (Деян.2). Это был день рождения церкви, в который она, вместе с дарами сошедшего на Апостолов Святого Духа, получила и основные черты своего будущего постоянного устройства: Апостолы, с их чрезвычайными духовными полномочиями, представляли собою первоначальную церковную иерархию, а новообращенные в день первой христианской пятидесятницы были первою общиною простых верующих (мiрян). Затем, когда Апостолы, по заповеди Господа, огласили проповедью евангелия почти все страны известного тогда мiра и повсюду основали общества верующих во Христа, открылась потребность установления церковной иерархии с характером постоянного учреждения. Именно: Апостолы, не имея возможности лично назидать в вере каждое из основанных ими христианских обществ, поставляли во главе их особых предстоятелей с теми частями своего духовного полномочия, в которых, по существу и назначению церкви, заключается вся полнота власти духовной иерархии, как постоянного учреждения, имеющего пребывать в церкви и с церковью, согласно обетованию Господа, до конца веков. Поэтому и принятый Апостолами способ поставления преемников своих в отдельных христианских обществах – таинственный акт рукоположения (χειροτονία) – должен быть рассматриваем, как божественнное установление, назначенное для непрерывного продолжения апостольского служения в церкви, поскольку оно проявлялось в действиях троякого их полномочия: как учителей веры, как раздаятелей благодатных даров веры и как руководителей христианского об-

—240—

щества в жизни по вере. На этом незыблемом основании своего устройства и с этими духовными полномочиями церковь, под невидимым главенством своего Божественного Основателя, исполняет свою спасительную миссию в мiре до сего дня и будет исполнять до конца веков с такою силою, которой и врата адова не одолеют (Мф.16:18).

Итак, церковь для верующих в Иисуса Христа есть непосредственно божественное учреждение, в котором и чрез которое осуществляется в роде человеческом идея царства Божия на земле, т.е. сообщается людям истинное богопознание и подаются благодатные силы и средства к духовному их возрождению, к приведению их воли в согласие с волею Божией и к достижению конечной цели христианской религии – единению человека с Богом в вечной жизни. Это – догматическое понятие о Церкви, составляющее один из членов христианского исповедания веры, в котором указаны следующие свойства церкви: 1) она есть едина, потому что и христианская религия одна, та именно, которую проповедовал Иисус Христос и Его Апостолы и которая, как Божественное Откровение, предана церкви для неизменного (следовательно, непогрешительного) сохранения на все времена; 2) церковь есть святая, потому что она происходит от Бога и имеет целью освящение человека, т.е. уподобление его Богу; 3) церковь есть вселенская, потому что Божественный Основатель ее возвестил Свою религию и принес Свою искупительную жертву для спасения всего рода человеческого, доколе он существует; и 4) церковь есть апостольская, потому что от Апостолов ведет она свою иерархию и от них получила коренные начала своего устройства.

В изложенном догматическом понятии о церкви указано и внутреннее, невидимое существо ее, и внешнее, видимое. Как союз, основанный на религиозной вере, действие которой обращено прежде всего на внутреннюю сторону человека, на его душу, церковь представляется невидимым, духовным союзом верующих в Иисуса Христа. На это внутреннее существо церкви указал Сам ее Основатель, назвав ее царством Божиим, находящимся внутри верующих (Лк.17:21) и царством не от мiра сего (Ин.18:36).

—241—

Но в то же время церковь, как союз человеческий, есть царство Божие в мiре сем, значит – видимое явление во внешней социальной жизни человечества. Этою стороною своего существа она поставлена в общие условия человеческой жизни, вытекающие из естественных свойств человеческой природы. А природа человека, как существа духовно-телесного, такова, что внутренняя, духовная жизнь его, приводимая в движение явлениями внешнего мiра, сама проявляется вовне, т.е. выражается в его словах и действиях. С другой стороны, и духовные и телесные силы отдельных человеческих существ (индивидуумов) крайне ограничены. Отсюда проистекает необходимость общежития людей, для чего и дан им дар слова. Только в обществе с другими людьми, в соединении многих единичных сил для общей цели, человек получает возможно полное удовлетворение потребностей своей природы и достигает возможного для него совершенства. Все это повторяется и во внешней жизни церкви. Именно: христианская религия, как объективное божественное откровение, быв усвоена живою субъективною верою человека и сделавшись господствующим началом его духовной жизни, по естественной необходимости выражается им вовне, т.е. во внешнем исповедании веры и во внешней жизни по вере. А как необходимость такого выражения внутренней веры одинаково присуща всем верующим, то между ними необходимо установляется внешний союз для общего внешнего богопочитания и для утверждения слабейших в вере братскою помощью тех, кто достиг в ней большого совершенства или, кто прямо призван к назиданию других в вере и к руководству их к жизни по вере. Мы уже знаем, что такое призвание имеет духовная христианская иерархия, ведущая свое начало от апостолов Христовых и, следовательно, существующая в церкви jure divino. Она служит центром внешнего общения верующих и первооснованием устройства церкви, как целого. Внешняя жизнь церкви, как организованного целого, необходимо предполагает существование в ней известного порядка, согласного с ее внутренним существом и жизненным назначением. С этим порядком церковь вступает в область права, и притом – двояким образом:

—242—

1) как носительница своего собственного права, т.е. тех норм своей жизни, который имеют свое основание в самом существе церкви и которыми определяются ее внутренние правоотношения; и 2) как общественный союз, существующий в мiре наряду с другими человеческими союзами, политическими и религиозными и, следовательно, необходимо вступающий в известные к ним отношения. Нормы или желательные правила, которыми определяются те и другие отношения церкви, составляют церковное право в объективном смысле, которое, по различию указанных отношений, разделяется на внутреннее и внешнее; в субъективном же смысле церковное право есть совокупность правомочий и обязанностей отдельных членов церковного общества в отношении друг к другу и к церкви, как целому, а равно и этого целого, – в отношении к отдельным его членам и к другим человеческим союзам.

§ 2. Названия церковного права.

Церковное право иначе называется каноническим. Это последнее название происходит от греческого слова κανών, которое в первоначальном (материальном) смысле означало всякое орудие для проведения прямых линий или для уравнения плоскостей; в позднейшем и переносном смысле оно получило значение образца, правила (regula); наконец, в церковной терминологии, первый пример которой встречается в одном из посланий Апостола Павла (Гал.6:15:16), слово это стало означать правило христианской веры и жизни и в особенности – дисциплинарный постановлена церковных соборов, в отличие, с одной стороны, от догматических соборных определений (ὅροι, δόγματα), с другой – от светских или гражданских законов (νόμοι, leges). Нужно заметить, что в западноевропейской литературе нашего предмета названия: каноническое и церковное право имеют неодинаковое значение. Первое усвояется тому праву, которое содержится в средневековом Corpus juris canonici католической церкви и состоит из норм, определяющих не только церковные, но и другие правовые отношения, которые в продолжение средних веков составляли предмет церковной юрисдикции. Система церковного права, догматически построенная на основании Corpus juris canonici в целом его составе, и будет системою канонического права, т.е. будет

—243—

содержать в себе право только по происхождению церковное, а не по содержанию. Напротив, церковным правом называется то, которое имеет своим предметом исключительно дела и отношения чисто-церковные, хотя бы оно произошло не только от церкви, но и от государства. Отношение того и другого права, по остроумному замечанию Рихтера, можно представить себе под образом двух взаимно пересекающихся кругов, так что каждое из них отчасти шире, отчасти уже другого.

Православный и в частности русский канонист может безразлично давать своему предмету и то, и другое название. На православном востоке право, церковное по происхождению, и по содержанию своих норм всегда было церковным. Если же и там церковь входила иногда, как определяющий авторитет, в область светского, мiрского права, то она никогда не придавала принципиального значения своей законодательной деятельности к этой области; с другой стороны, православная церковь никогда принципиально не отрицала права светской христианской власти – принимать участие в образовании не только внешнего, но и внутреннего церковного права – под условием, конечно, чтобы светский законодатель действовал здесь так же, как действовала бы и сама церковь, т.е. в полном согласии с коренными началами церковного права и на основании или, по крайней мере, в духе положительных канонов древней Вселенской церкви. При наличности этого условия, восточная православная церковь не полагала внутреннего, принципиального различая между своими κανόνες и государственными νόμοι. Отсюда и практические сборники источников церковного права получили на востоке название Νομοκανόνες, так как в них содержались и церковные правила, и законы светской власти по делам церкви. Таким образом, если мы назовем наш предмет каноническим правом, то этим названием укажем на господствующий и определяющий элемент в церковном праве, каковой составляют каноны древней Вселенской церкви, служащие критерием и основанием для действующего права всех православных автокефальных церквей. Если же дадим ему название права церковного, то укажем на исключительное содержание его норм и тем самим отличим

—244—

его не от канонического, а от всякого другого – нецерковного права. Последнее название заслуживает предпочтения разве только по его общеупотребительности и общепонятности.

§ 3. Характер церковного права.

Церковное право, как внешняя оболочка церковной жизни, конечно, должно соответствовать внутреннему существу и жизненному назначению самой церкви. А как церковь, по своей природе и назначению, совершенно отлична от всех других человеческих союзов и прежде всего – от государства, которое принято считать главнейшею (если не исключительною) сферою образования права в чистом его виде, то отсюда возникает вопрос: приложимо ли к церковному праву формальное понятие о праве вообще? Другими словами: точно ли церковное право есть право в собственном, т.е. общепринятом смысле этого слова? Ответ может быть только утвердительный, хотя и с некоторыми ограничениями. Во-первых, церковное право, в объективном смысле, есть внешний порядок особого социального организма, воплощающего в себе определенную и необходимую жизненную цель. Пусть цель эта относится исключительно к внутренней, духовной жизни человека, куда может простирать свое действие только религия, а не право; тем не менее, если эта цель соединяет людей в особый организованный союз и ставит их в определенные внешние отношения между собою, то тут оказываются на лицо все условия, необходимые для образования права. Ubi societas, ibi jus. Во-вторых, нормы этого права, как императив для внешней деятельности членов церкви в отношении друг к другу и ко всей церкви, настолько же отличаются от нравственных предписаний христианской религии, насколько право вообще отличается от морали: первые относятся к внешним действиям членов церковного общества, последние – к внутренним мотивам этих действий. Церковно-юридическая норма определяет, например, известное наказание за дознанную связь с чужою женою, называя эту связь прелюбодеянием; а религиозно-нравственный закон указывает на внутреннюю сторону этого преступления, именно говорит: «всяк, кто посмотрит на чужую жену с похотением, уже прелюбодейство-

—245—

вал с нею в сердце своем» (Мф.5:28). В-третьих, в законах церковного порядка, как общественного, установляются такие же границы для деятельности отдельных членов церковного общества, какие необходимы в правовом порядке вообще, и нарушение этих границ сопровождается такою же реакцией со стороны установленных блюстителей порядка, как и во всяком благоустроенном человеческом союзе. Словом: церковному праву, также как и всякому другому, присущ характер принудительности, в том смысле, что оно возвышается над частною волею, действует на нее с силою необходимости. Конечно, церковь сама по себе не может принуждать физически, так, как принуждает к исполнению своих законов государство. Тем не менее, и она имеет своего рода нудящую и карательную власть, которою и действует против своих отдельных членов, нарушающих общий порядок церковной жизни. В этом нельзя сомневаться, если взять во внимание, что в исключительном распоряжении церкви находятся известные права и блага, которые, поэтому, она же может и отнять, например права духовного сана, право каждого члена церкви на совершение для него известных церковных актов и т.п. Существование таких принудительных законов в церкви нисколько не противоречит христианскому учению о свободе воли: ибо кто признает себя членом церкви, тот тем самым изъявляет волю и принимает на себя обязанность повиноваться ее законам и соблюдать существующий в ней порядок, нет и быть не может никакого принуждения ко вступлению в церковь, но кто уже принадлежит к ней, тот необходимо подчиняется ее законам, так как они основаны на положительной божественной воле и поставлены условиями, при соблюдении которых только и возможно для отдельных лиц достижение цели, открывающейся для них в церковном союзе. Таким образом, принудительная сила церковно-юридических норм происходит не из простой необходимости церковного порядка, а из положения отдельных лиц в этом порядке. Он существует не сам для себя, не для церкви, как целого, а для того, для чего существует и сама церковь, т.е. чтобы доставлять отдельным членам ее, за которых пролита кровь

—246—

Богочеловека, возможность достижения их религиозной цели. Отсюда очевидно, что в церковном праве, в отличие от мiрского, моменты внешнего принуждения и внутренней личной свободы вполне совпадают.

§ 4. Положение церковного права в целой системе права.

Если церковному праву принадлежат все формальные, логические моменты, из коих слагается понятие о праве вообще, то оно, само собою понятно, должно входить в целую систему права и занимать в ней определенное место. Какое же именно? В решении этого вопроса ученые юристы, т.е. авторы юридических энциклопедий, значительно расходятся между собою. Держась традиционного римского деления права на две ветви: публичное и частное, новейшие ученые юристы относят церковное право то к первому, то ко второму, то разделяют его на две части и одну относят к частному праву, другую – к публичному. Ни одно из этих мнений не может быть признано правильным.

Юристы, всецело относящие церковное право к публичному т.е. смотрящие на него, как на особую часть государственная права, очевидно, следуют примеру римских юристов, которые так определяли объем публичного права: Publicum jus in sacris, in sacerdotibus, in magistratibus consistit. Но что справедливо относительно римских sacra publica, который действительно были частью государственного порядка, того нельзя сказать о христианской религии и церкви. Христианство, по своему происхождению, не есть чья-либо национальная религия, и церковь не есть государственное установление. Напротив, история учит нас, что полная система самобытного церковного права развилась еще в те времена, когда государство (именно римская империя) игнорировало церковь или даже прямо преследовало ее, как недозволенную ассоциацию (collegium illicitum). В этом факте наглядно выразилось то существенное свойство церковного права, что обязательная сила его норм для членов церкви утверждается, в последней инстанции, на божественном, а не на человеческом авторитете. Государство может только в своей сфере признавать или не признавать действие церковно-юридических норм, но для действительных членов церкви нормы эти остаются обяза-

—247—

тельными и без государственной санкции. Словом: внутреннее церковное право, то, которым определяются чисто – церковные отношения, есть создание самой церкви, а не государства и, следовательно, не может быть частью государственного права. Иное дело вопрос – о положении церкви в сфере мiрского права. Здесь церковь вполне и всецело зависит от государства, которое может признавать, может и не признавать ее в качестве публичной корпорации. Итак, чтобы правильно судить об отношении церковного права к государственному, нужно постоянно иметь в виду различие внутреннего и внешнего права церкви. Признавая полную самостоятельность первого, мы нисколько не ограничиваем естественных и необходимых прав государства относительно церкви, не ставим ее выше государства или в международные отношения к нему. Церковь, сообразно своему существу и назначению, обнимает человека по религиозному, а не политическому принципу, след., она не может быть ни государством в государстве, ни таким союзом, который, преследуя одинаковые с государством цели, стал бы к нему в международные отношения. Эти два великие единства – церковь и государство – не могут совпадать даже и в том случае, если бы все народы сделались членами одного политического целого и все принадлежали к одной церкви. Церковь и в этом государственном союзе все-таки оставалась бы царством не от мiра сего, т.е. союзом преследующим недоступные и несвойственные государству цели.

По той же причине нельзя и соподчинять церковное право, под общею рубрикою публичного, с государственным и международным правом. Сродство между ними только чисто формальное, так как всем названным отделам права принадлежит характер публичности. Но по внутренней своей природе, церковное право одинаково отлично и от государственная права и от международного. Действие государственного права ограничивается определенною территорией, тогда как церковное право может действовать и действует независимо от границ государств и национальностей. Мы уже не говорим о католической церкви, имеющей центр единства в лице папы: ее члены и учреждения, находятся во всех странах мiра. Укажем на нашу

—248—

русскую церковь, некоторые части которой находятся в Японии и Североамериканских Соединенных Штатах. Наконец, и по своим первоисточникам, по своему характеру и по санкции своих норм церковное право совершенно отлично от государственного. Церковь выводит свое право из положительных откровений Божественной воли и на ней же утверждает обязательную силу своих собственных предписаний, вследствие чего первооснования церковного права остаются неизменными на все времена и у всех народов. Напротив, государственное право всякого народа всецело есть продукт его истории и подлежит таким же переменам, как и жизнь самого народа.

По-видимому, более общего имеет церковное право с международным, так как то и другое стремятся обнять своим действием все человечество. Но связь между народами, установляемая церковью, далеко не то, что какие бы то ни было международные союзы. Последние установляются договорами и держатся только до тех пор, пока заинтересованные народы желают или находят возможным оставаться в договорном отношении между собою. Внешней организации подобно церкви или государству, союзы эти не имеют и иметь не могут, ибо в противном случае они обратились бы в одно союзное государство. Наконец, международные союзы по своим целям также отличны от церкви, как и государства.

Нельзя относить церковное право и к частному, как делают некоторые юристы (напр., Фальк в своей «Юридической энциклопедии») на том основании, что религия есть дело совести, а не внешнего государственного принуждения, следовательно, – дело частное. Конечно, и с точки зрения христианства нет и быть не может принуждения к религиозным верованиям; но отсюда никак не следует, что церковь с своим правом стоит в области частного права и личного произвола. Церковь является частным обществом только относительно, т.е. в отношении к лицам, которые к ней не принадлежат и могут принадлежать лишь по свободному самоопределению, и в отношении к государству, которое ее не признает публичною корпорацией. Сама же в себе и для тех, кто разделяет ее веру, она всегда и необходимо есть публичное учреждение. Ее устройство, цель,

—249—

средства выше частного произвола; они даны вместе с нею, в самом ее существе. В этом смысле к церковному праву может быть приложен признак, каким римские юристы отличали публичное право от частного: jus publicum privatorum pactis mutari non potest.

Наконец, нам нужно еще рассмотреть тот взгляд, по которому церковное право относится частью к публичному, частью – к частному. С особенною ясностью и отчетливостью высказан взгляд этот Марецоллем в его «Институциях рим. права». – «Каждый человек, говорит Марецолль, по своим верованиям входит в состав той или другой религиозной общины. Отсюда возникают более или менее своеобразные религиозные отношения. Отношения эти совпадают иногда всецело со всеми прочими отношениями в государстве, именно – там, где существует вполне национальная религия. Так у римлян jus sacrum отнесено к jus romanum publicum. Где же нет такого отождествления интересов государства с интересами религии, именно в новейших государствах, отношения верующих к их религиозной общине, церкви, образуют особенное право – церковное. Церковное право, поскольку речь идет об отношении церкви к государству, входит, правда, в состав государственного права. Но так как оно затрагивает и интересы отдельных лиц и видоизменяет их, то оно относится и к частному праву. Все же остальное в церковном праве лежит на границе между частным и публичным правом» (русс. перев. стр. 5 и 6, § 4). С точки зрения, на которой стоит автор, его рассуждения правильны. Церковное право, если смотреть на него со стороны, т.е. с точки зрения права светского, и, если разделять последнее на публичное и частное, заключает в себе элементы, относящиеся и к первому, и ко второму. Но – как справедливо заметил и сам Марецолль – под эту схему не подходит все содержание церковного права, так что в нем остается еще нечто лежащее на границе между частным и публичным правом. А это «нечто», не подходящее под рубрику публичного и частного права, существующего в государствах, и составляет в церковном праве существенный элемент, который проникает всю его систему и дает ему характер, отличный от всякого другого права.

—250—

Какой же мы должны сделать общий вывод из разбора всех выше приведенных взглядов? Очевидно, тот, что церковное право есть особенная, самостоятельная ветвь права, которой нельзя отнести ни к частному, ни к публичному. Оно объединяется с ними только в высшем понятии о праве вообще. Пока систематика различных отделов права не возведена к бесспорным философским началам, до тех пор мы вправе оставаться при взгляде средневековых цивилистов и канонистов, которые, имея в виду различие источников и предметов частного и публичного права – с одной стороны, и канонического – с другой, не находили иного, высшего начала для деления всей системы права и сообразно с этими разделяли все право, в последней инстанции, на jus civile (право гражданское, т.е. мiрское, светское вообще) и jus canonicum (право каноническое, церковное).

§ 5. Наука церковного права и в отношение к наукам богословским и юридическим.

В силу этого своего самостоятельного значения церковное право и составляет предмет особой юридической науки, которая разделяет его название. По своему содержанию, наука церковного права находится, правда, в тесной связи с богословскими науками. Так, из догматического богословия она берет основные понятия о церкви, ее цели и средствах, из нравственного богословия заимствует истины христианской морали, в которых раскрывается дух и мотивы церковно-юридических норм; церковная история знакомит нас с фактами, под влиянием которых произошла та или другая церковно-юридическая норма или образовался целый канонический институт. Но все указанные заимствования из богословских наук не изменяют характера нашей науки, как юридической. Она имеет дело исключительно с правом церкви, и все чисто-богословские элементы в своем содержании подчиняет юридической точке зрения, излагает их только с юридической стороны. Объясним это несколькими примерами. Догматическое понятие о Церкви, как духовном царстве Божием на земле, в котором господствует воля Божия и действуют таинственные силы божественной благодати, – это понятие не входит в круг предметов, подлежащих рассмотрению в науке церковного права. Последняя имеет

—251—

дело с церковью, как с внешним человеческим союзом, имеющим свою особенную организацию и стоящим в известных отношениях к другим человеческими союзам. Еще два примера. Учение о таинстве крещения, именно как таинстве, т.е. благодатном средстве духовного возрождения человека, принадлежит догматическому богословию, а не церковному праву, ибо это внутреннее действие крещения не подлежит внешнему наблюдению и юридически не может быть доказано. Для права же крещение есть способ вступления в церковное общество и основание общей церковной правоспособности. С этой точки зрения в науке церковного права может быть речь только об условиях действительности акта крещения. Равными образом догматическое учение о церковной иерархии, о том духовном правомочии, которое сообщается иерархическим лицам чрез таинство рукоположения, не имеет места в науке права, потому что самый акт рукоположения или хиротонии есть чисто-религиозный, и внешним образом никогда не может быть доказано, получил ли действительно рукоположенный духовные дарования, соединяемые с понятием таинства. Поэтому рукоположение, как таинство, не входит в область права, но рассматривается здесь, как единственный законный способ вступления в иерархию: с правовой точки зрения, оно создает для рукоположенного новое положение в церкви, дает ему новые права, налагает на него новые обязанности.

Итак, присутствие богословских элементов в нашей науке нисколько не мешает ей оставаться наукою юридическою в строгом смысле этого слова. Но связь ее с юриспруденцией не есть только формальная, состоящая в подчинении всего своего содержания юридической точки зрения, а и материальная, установляемая, во многих отношениях, единством содержания. Мы уже видели, что церковь, как общественный организм, по необходимости входит в сферу права тех государств, в которых она существует. Отсюда она заимствует все свое внешнее право, определяющее ее отношения, как публичной корпорации. Правда, по своей природе, по основным началам своего устройства, она есть царство не от мiра сего, но по своему внешнему положению, по условиям своего земного бытия, она есть царство в

—252—

мiре сем, и с этой стороны подлежит действию мiрского, государственного права. Поэтому ни историческое, ни догматическое изучение церковного права невозможно без знакомства с правом тех государств, с которыми имела или имеет дело церковь. В особенности это нужно сказать о римском и греко-римском или византийском праве, под влиянием которых, с эпохи установлена союза церкви с государством, т.е. с начала IV и до конца IX в., сложились наиболее крепкие формы внешней церковной организации, развились наиболее важные церковноправовые институты. С своей стороны и церковь так могущественно влияла на юридические воззрения тех народов, среди которых она водворялась, что научная разработка положительного права любого из христианских государств была бы безуспешна без знакомства с каноническим правом. – Проследим теперь главнейшие фазисы развития нашей науки и представим в кратком очерке истории ее литературы.

§ 6. Исторический очерк развития науки церковного права.

Первоначально знание церковного права приобреталось практически, при помощи частных сборников его источников. Первые опыты свободной умственной деятельности над этими источниками состояли в систематическом их изложении, в подведении отдельных церковно-юридических норм под известные рубрики, в которых указывалось общее их содержание. Затем к тексту некоторых норм стали приписывать краткие объяснительные заметки (схолии, глоссы), относившиеся или к отдельным речениям, или к известным местам в данном источнике. Дальнейшим шагом в развитии этих экзегетических опытов были обширные толкования на целый состав общепринятых на практике сборников, содержавших в себе источники церковного права. На греческом востоке такие толкования появились в XII веке. Они принадлежат трем авторизованным греческим канонистам указанной эпохи – Алексею Аристину, Иоанну Зонаре и Феодору Вальсамону. Наряду с толкователями на текст источников появились и специальные трактаты по разным вопросам церковного права. Цель всех подобных работ была чисто-практическая. Она состояла в изъяснении подлинного смысла источ-

—253—

ников и в приложении их к конкретным случаям современной жизни. Но дальнейшие успехи церковного правоведения на востоке остановлены были в половине XV в. покорением византийской империи иноверными турками.

Иначе шло дело развития науки церковного права на католическом западе. Здесь колыбелью этой науки была знаменитая юридическая школа в Болонье, возникшая в конце XI века. Школа эта занята была собственно разработкой римского права по кодификации Юстиниана, которая получила тогда название Corpus juris civilis. Но так как римское право, под влиянием церкви, значительно изменилось и действовало в средние века только в том виде, в каком принималось церковью, то юристы болоньской школы скоро должны были сознать необходимость ознакомления и с церковным правом. Этой потребности удовлетворяла первая система церковного права, появившаяся около половины XII в. в той же Болонье и принадлежащая тамошему монаху Грациану. Последней назвал свою каноническую компиляцию Сoncordantia discorduntium canonum, но на языке школы она вскоре получила название Декрета. Грациан построил свою систему по образцу Юстиниановых Институций, именно – разделил весь бывший у него под руками церковно-юридический материал на три отдела, по схеме: personae, res, actiones. Но связь Грацианова Декрета с римским правом была не только формальная, а и материальная. В его компиляции содержится громадная масса выписок из источников римского гражданского права, как действующего и в церковной сфере. Объясняется это тем, что во все продолжение средних веков римская церковь в своих мiрских делах исключительно руководилась римским правом, т.е. по нему определяла свои чисто-юридические отношения во всех новых германских государствах, возникших на развалинах западной римской империи. Отсюда общее положение тогдашнего публичного права: Ecclesia jure romano vivit. Этого мало: сознавая высокие преимущества римского права сравнительно с грубыми юридическими воззрениями и обычаями германских народов, церковь на западе усиленно стремилась к тому, чтобы провести римское право и в жизнь этих народов, обращенных ею в христианство. В известной мере она

—254—

и достигла этого в эпоху полного развития созданной ею священной римской империи, когда римское право в сознании народов, входивших в состав этой империи, получило значение всеобщего гражданского права. Но, как уже выше замечено, это новое римское право во многих отношениях было не то, какое содержалось в Юстиниановой кодификации. Оно существенно изменилось и преобразовалось под влиянием германских юридических воззрений и обычаев, благодаря главным образом тому, что эти воззрения и обычаи были усвоены и церковью. Таким образом, для догматической конструкции многих институтов этого нового римского права требовалось знакомство и с каноническим правом. Вот причина, почему Декрет Грациана, вскоре после его издания, был принят болоньской юридической школой и сделался здесь предметом таких же ученых работ, как и Corpus juris civilis. Юристы, с одинаковым успехом изучавшие то и другое право, стали получать титул doctor juris utriusque. Научная разработка церковного права по Декрету Грациана и позднейшим сборникам источников церковного права, по папским деркреталам, получившим вместе с Декретом название Corpus juris canonici, совершалась точно также, как и разработка римского права, именно на полях или между строками рукописей, содержащих в себе текст источников, писались объяснительные замечания (глоссы) к отдельным их местам. Глосса, раз принятая школою, навсегда оставалась при тексте источников и служила как бы темою для дальнейших работ в том же направлении. Так разрабатывались отдельные церковно-юридические институты, составлявшие предмет специальных трактатов, из которых потом составлялись полные догматические системы церковного права, построенные по образцу Грацианова Декрета, следовавшего в свою очередь, как сказано выше, схеме Юстиниановских Институций.

По методе болоньских глоссаторов разрабатывалось каноническое право и в других европейских университетах, преимущественно в Париже и Монпелье. С XV в., с эпохи возрождения наук, делаются опыты критической разработки истории источников церковного права и отдельных его институтов. Важнейшим результатам

—255—

трудов, предпринятых в этом направлении, было открытие массы подлогов, содержащихся в знаменитом сборнике Лжеисидоровых декреталов. Этим, конечно, значительно поколебался авторитет церковного права и папской власти. Но самый сильный удар тому и другой нанесен был церковною реформою Лютера. Известно, что этот реформатора в знак своего разрыва с римскою церковью, в торжественной процессии с своими учениками, студентами богословского факультета Виттенбергского университета, сжег Corpus juris canonici вместе с папскою буллою о своем отлучении от церкви. В том же духе действовали и многие правительства немецких государств, где учение Лютера признано было господствующим вероисповеданием. В лютеранских университетах запрещено было преподавание канонического права, как предмета, противного основным положениям нового вероисповедания и вредного в политическом отношении. Но многовековое господство этого права в религиозно-социальной жизни германского народа не могло быть сразу и навсегда уничтожено реформою Лютера. Многие институты лютеранской церкви были и остаются копиями с институтов католической церкви. Отсюда для изучения и преподавания нового церковного права сама собою открывалась необходимость знакомства со старым. С другой стороны, и цивилисты в своих занятиях римским правом как общим у всех западноевропейских народов, не могли обойтись без знания канонического права, под влиянием которого, как выше замечено, образовалось это общее гражданское право. По этим причинам преподавание канонического права снова введено было и в лютеранских университетах. Но здесь оно разрабатывалось преимущественно в критическом направлении по отношению к действующему праву католической церкви. Началась строгая проверка этого права по несомненно подлинным его источникам – с целью восстановить первоначальный вид важнейших церковно-юридических институтов, и преимущественно центрального из них – папского монархизма в церкви. Благодаря таким работам средневековые воззрения на существо церковной, именно – папской власти радикально изменились, и не только в лютеранских государ-

—256—

ствах, но и в католических. Так, во Франции развилось учение о вольностях Галликанской церкви, т.е. о сравнительной независимости ее от папского престола. Основания этой системы добыты из церковной истории, которая учит, что высшая церковная власть заключается во всем епископате и представляется на вселенских соборах, а не в лице одного папы, который сам стоит под авторитетом вселенского собора. Дальнейшим развитием этого учения был так называемый фебронианизм, – теория церковного устройства и управления, автором который был германский католический епископ Николай Гонтгейм, написавший под псевдонимом Феброния книгу: «о состоянии церкви и законной власти Римского епископа». В этой книге, происхождение и развитие папской власти объясняется политическими причинами, другими словами – папство не признается божественным учреждением, и потому католическая церковь ставится в такую же зависимость от местных государств, в какой находились лютеранские земские церкви (Landskirchen). Так канонические воззрения католиков встретились с учением о церкви лютеран. В результате дальнейшего развития этих воззрений получилась идея абсолютной государственной власти, подле которой не может существовать никакая другая самостоятельная власть, иначе это было бы государство в государстве. В борьбе с указанными воззрениями и строго-католические канонисты должны были обратиться к истории. Не отрицая действительности подлогов в источниках средневекового церковного права, они оказали более или менее важные ученые заслуги посредством критической разработки истории его подлинных, бесспорных источников. Это историческое направление нашло себе поддержку, в начале нынешнего столетия, в знаменитой исторической школе юристов, с берлинским профессором Савиньи во главе, и сделалось окончательно господствующим в науке церковного права. Теперь эта наука освободилась от старых схоластических оков, который привязывали ее к системе Грацианова Декрета и позднейших сборников папских декреталов. В такой формальной и материальной постановке наука нашего предмета снова возбудила к себе живой интерес. Ученые всех вероисповеданий, юристы и богословы,

—257—

конкурируют в ее разработке. Особенно посчастливилось науке церковного права в Германии. Лучшие учебники и системы этого предмета принадлежать, бесспорно, германским ученым, именно Вальтеру²⁵⁰⁶, Рихтеру²⁵⁰⁷, Шульте²⁵⁰⁸, Филлипсу²⁵⁰⁹, Гиншиусу²⁵¹⁰, Шереру²⁵¹¹, Верингу²⁵¹² и др.

Само собою понятно, что ученый запад занимался и занимается своим церковным правом, т.е. сначала – одним католическим, а потом – и протестантским. Но так как право католической церкви до IX века было, говоря вообще, тожественно с правом церкви восточной, то все ученые работы, посвященные истории этого права до указанной эпохи, составляют необходимое научное пособие и для православного канониста. Мы уже знаем, что такие работы начались на западе с эпохи возрождения наук и церковной реформы Лютера. Критическое отношение этих эпох к действующему праву католической церкви возбудило на западе живой интерес к церкви восточной, как верной хранительнице преданий древней вселенской церкви. Выразился этот интерес, во-первых, в ряде критических изданий подлинных источников канонического права древней церкви. Мы назовем только наиболее важные из этих изданий, такие, которые с уважением были приняты не только на западе, но и на востоке. Таковыми должны быть признаны: 1) издание французских ученых Веля и Жюстеля (Voellus et Justellus) под заглавием: Bibliotheca juris canonici veteris – в двух томах, изданных в Париже в 1661 году. Первый том содержит в себе древнейшие канонические сборники западной, латинской церкви, появившиеся до начала VI столетия; второй – только греческие сборники от VI до конца IX столетия, т.е. до

—258—

эпохи разделения церквей. 2) Издание ученого пресвитера англиканской церкви Бевериджа, или по латинской транскрипции Беверегия, озаглавленное: Συνοδικόν, sive Pandectae canonum ecclesiae graecae, вышедшее в 2 фолиантах в Оксфорде в 1672 году. В первом томе содержатся правила всех признанных в восточной церкви вселенских и поместных соборов с толкованиями на них трех греческих канонистов XII века – Аристина, Зонары и Вальсамона; во втором томе – алфавитная Синтагма, т.е. словарь церковного права, составленный в XIV в. греческим монахом Матфеем Властарем, с некоторыми дополнениями в начале. 3) Издание немецкого ученого Левеклава или по-латыни Леунклавия: Jus graeco-romanum – в двух томах, напечатанных в 1596 году в Франкфурте-на-Майне. В этом издании содержатся источники византийского права не только церковного, но и гражданского. Для нас, конечно, имеют особенную важность источники первого рода. Все они находятся в 1-м томе Леунклавиева греко-римского права, и состоят: а) из новелл византийских императоров по делам церкви, начиная с Юстиниана до последних его преемников на византийском троне; б) из постановлений патриаршего синода в Константинополе, с IX в. до падения византийской империи; в) из канонических ответов и трактатов разных греческих церковных писателей того же периода времени. Таким образом, издание Леунклавия составляет существенное дополнение к изданию Бевериджа и, вместе с этим последним, было с большим уважением принято не только на западе, но и на востоке. Здесь, на востоке, эти редкие и дорогие книги даже переписывались по распоряжению духовных иерархов. Они же легли в основание официального греческого издания канонического кодекса, получившего название Пидалиона (Πηδάλιον), и другого, озаглавленного: Σύνταγμα τῶν θείων καὶ ἱερῶν κανόνων, вышедшего в 1852–59 гг. в Афинах, с благословения св. Синода Греческого королевства, под редакцией двух профессоров афинского университета Ралли и Потли. У нас в России издания Бевериджа и Леунклавия переводились на русский язык, по распоряжению патриархов и св. Синода.

—259—

Новейшая, так наз., историческая школа германских юристов, главою которой, как выше замечено, был Савиньи, оказала также не менее важные услуги нашей науке, изданием многих памятников византийского права, имеющих более или менее важное значение в истории русского права вообще и церковного в особенности. Особенно важны издания двух юристов-византинистов: Геймбаха и Цахарие фон-Лингенталя. Первому мы обязаны изданием свода византийских законов, известного под именем Базилик, т.е. царских книг. Это собственно – греческая переработка, всех частей Юстиниановой кодификации, т.е. Кодекса, Институций, Дигестов и Новелл, – переработка, предпринятая в IX в. импер. Василием Македонянином и довершенная сыном его Львом Философом. Второму из названных ученых принадлежит ряд изданий множества дотоле неизвестных источников византийского гражданского права и кратких, официальных и неофициальных руководств к познанию этого права. Большая часть этих памятников издана в сборнике Цахарии под заглавием Jus graeco-romanum в 7 частях. Но еще прежде издания этого сборника тем же ученым обнародован подлинный текст двух официальных византийских руководств по гражданскому праву – Эклоги императоров-иконоборцев Льва Исавра и Константина Копронима (в VIII в.), и Прохирона, т.е. ручной книги законов императора Василия Македонянина (в конце IX в.). Для нас эти два памятника важны потому, что они в славянском переводе входили в состав древних славяно-русских Кормчих и несомненно имели громадное значение в истории русского права.

Ряд западных изданий источников восточного церковного права заключается изданием канонического кодекса греческой церкви, совершенным покойным кардиналом рим. церкви Питрою, по приказание папы Пия IX. Это издание предпринято было с целью доказать источниками канонического права самой восточной церкви, что она всегда признавала над собою главенство папы. Издание Питры, обнимающее памятники восточного церковного права до эпохи фактического, если не формального разделения церквей Запада и Востока, вышло в двух томах под заглавием: Juris

—260—

ecclesiastici graecorum historia et monumenta (Romae, t. I. 1864; t. II. 1869). Как показывает самое заглавие этого издания, в нем содержится не только текст памятников восточного церковная права, но и его история. Вот здесь-то именно, в этой истории, и проводится указанная тенденция издания – доказать, что папа всегда был главою церкви не только западной, но и восточной. Что же касается до самого текста источников, то он, без сомнения издан Питрою более удовлетворительно, чем Бевериджем, так как Питра для своего издания пользовался лучшими рукописями всех европейских библиотек, между прочим и наших русских (в Москве и Петербурге).

Наряду с исчисленными изданиями источников греческого церковного права шла на западе и критическая разработка истории этих источников. Из относящихся сюда трудов особенно важны следующие: 1) Исследование двух италианцев, братьев Баллерини, под заглавием: De antiquis tum editis, tum ineditis collectionibus et collectoribus canonum, Венеция 1753–57. Здесь излагается история источников общего права древней вселенской церкви до эпохи появления Лжеисидоровых декреталов, т.е. до половины IX века. Исследование братьев Баллерини отличается тонким критическим анализом и строгостью выводов, которые большею частью и теперь сохраняют свою научную цену; только в недавнее время труды названых братьев получили некоторый поправки и дополнения в 2) капитальной книге Маассена, под заглавием: Geschichte der Quellen und Literatur des canonischen Rechts im Abendlande bis zum Ausgang des Mittelalters, 1870. Сочинения братьев Баллерини и Маассена посвящены главными образом разработке истории источников права западной, католической церкви, которые, впрочем, большею частью были переводом постановлений восточных, греческих соборов. Исключительно история греческого церковного права посвящены следующие труды западных ученых: 1) Бинера – De collectionibus canonum ecclesiae graecae, Берлин 1827; 2) Мортрёля – Histoire du droit byzantin, в 8 томах, Париж 1843–46; 3) три превосходные монографии Цахариэ фон-Лингенталя о греческих номоканонах, изданные в Мемуарах нашей Академии и отдельными брошюрами.

—261—

Наконец, западная литература представляет нам огромную массу исторических исследований об отдельных институтах древней вселенской и, в частности, православной восточной церкви. В особенности много исследований по истории церковного устройства, церковного управления, церковного суда и брачного права. – На основании этих исследований некоторые из западных ученых канонистов делали опыты изложения всей системы православного церковного права, сравнительно с правом церкви католической. Таковы, например, учебники церковного права Вальтера и Веринга. Но в этих учебниках излагается только право древней Вселенской церкви; научной системы русского церковного права западноевропейская литература нам не представляет, потому, конечно, что язык источников этого права не доступен тамошнему ученому мiру. Впрочем, надо заметить, что и право древней восточной церкви, составляющее основу русского церковного права излагается в упомянутых немецких учебниках, как предмет второстепенный, служащий только к иллюстрации институтов католического церковного права.

§ 7. Церковное правоведение в России.

У нас в России научные занятия церковным правом начались очень недавно. В первый раз преподавание этого предмета введено было в конце прошлого столетия в Московской славяно-греко-латинской духовной академии. В инструкции, данной этой академии Московским митрополитом Платоном, предписывалось, между прочим, читать и объяснять Кормчую книгу, сравнивая содержащийся в ней старый славянский перевод церковных канонов с подлинным текстом их по вышеуказанному изданию Беверегия.²⁵¹³ В 1798 г. указом св. Синода повелено во всех духовных академиях читать и объяснять Кормчую книгу, конечно, по инструкции митрополита Платона (П.С.В. № 18726, п. 4). В правилах о преобразовании духовных училищ 1808 г. между предметами учения в духовных академиях снова поименовано каноническое и церковное право русской церкви (П.С.З. № 23122, п. 83). Задача преподавания этого предмета теперь понималась гораздо шире. В проекте

—262—

устава духов. академий, составленном на основании упомянутых правил, сказано было: «Каноническое право нашей церкви требует особенного внимания профессора, тем более, что доселе не приведено оно еще в надлежащий порядок и должно быть поясняемо собственными его (профессора) изысканиями» (§ 153; ср. П.С.З. № 25673). Тут, также, как и в упомянутом синод. указе 1798 года, без сомнения, разумелось особенное право русской церкви. Общая программа системы этого права начертана была Комиссией духов. училищ в предложении С.-Петербургской духовной академии. Комиссия предлагала правлению академии поручить способнейшему из преподавателей «выбрать из древних и новейших церковно-политических постановлений положения, касающиеся до хода важнейших духовных дел и представить их в особом хронологически– систематическом сочинении».²⁵¹⁴ В 1814 г. Комиссия снова поручала Правлению Спб. дух. академии составить по каноническому праву краткую систему, в которой собрать коренные правила церковного управления с доказательством оных из слова Божия, соборов и отцов (церкви), с прибавлением Духовного Регламента».²⁵¹⁵ Но ни то, ни другое предписание не было и не могло быть исполнено. На тогдашних преподавателей церковного права в духовно-учебных заведениях возлагалась задача не только научным образом обрабатывать, но и собирать весь материал системы, а между тем преподавание этого предмета обыкновенно соединялось с преподаванием и других богословских наук. Само собою понятно, что первые опыты систематического изложения церковного права в духов. академии могли состоять только в более или менее удовлетворительном выполнении вышеизложенной официальной программы этого предмета. Понятно также, что все они носили по преимуществу богословский характер, т.е. содержали в себе не одно церковное право, но и разные предметы из других богословских наук, хотя лучшие богословы того времени (наприм., митр. Филарет) хорошо сознавали, что эта наука «дальше всех других отстоит от центра богословских знаний».

—263—

В университетах преподавание канонического права на юридических факультетах впервые введено было уставом 1835 г. И здесь наша наука является первоначально с чисто-богословским характером: преподавание ее возлагалось на профессора богословия, а слушание обязательно было только для студентов-юристов православного исповедания. Не имея, таким образом, внутренней, органической связи с другими факультетскими предметами, наука церковного права естественно оставалась в университетах как бы приемышем: ее преподавали и слушали только по требованию устава, без ясного сознания цели, для которой она преподавалась. Тем не менее замечательно, что автором первого полного учебника церковного права был именно университетский преподаватель этого предмета – профессор богословия в университете св. Владимира, протоиерей Скворцов. Этим фактом только и ознаменовалось на первый раз перенесение нашей науки из духовных академий в университеты.

В новые и более благоприятные условия поставлен был наш предмет в университетах уставом 1863 года. По этому уставу преподавание церковного права отделено было от преподавания богословия, и на юридическом факультете учреждена самостоятельная кафедра нашего предмета, как обязательного для всех факультетских слушателей. Уже самою этою постановкой предмета указывалось на необходимость поручить его преподавание лицу с основательным юридическим образованием. К сожалению, не все юридические факультеты с одинаковым вниманием отнеслись к этому требованию. Одни потребовали от первых преподавателей церковного права, приглашенных из Духовных академий, чтобы они предварительно выслушали полный или сокращенный курс юридических наук в Русских или заграничных университетах. Другие допустили к преподаванию этого предмета лиц только с богословским образованием, но без всякой юридической подготовки. И в настоящее время кафедра церковного права в четырех университетах (казанском, харьковском, киевском и новороссийском) занята богословами чистой воды. Описанное положение нашего предмета в университетах оставлено и ныне действующим университетским уставом

—264—

1884 г. Нет сомнения, что тот и другой устав поставили нашу науку в условия, вполне благоприятные для ее успешного роста и развития. И теперь уже заметно значительное оживление в ее разработке, благодаря притоку новых сил, давших этому делу новую постановку. Но само собою понятно, что наша наука, в такой короткий срок своего существования в духовных академиях и университетах, не могла вырасти вровень с другими старшими науками не только юридическими, но и богословскими. Всего более сделано у нас по истории источников церковного права и по разработке отдельных институтов его. Но полной системы предмета, удовлетворяющей всем научными требованиям, мы до сих пор не имеем. Были только опыты такой системы, к сожалению, неоконченные, или и оконченные, но в виде компилятивных учебников. Большая часть таких опытов принадлежат еще канонистам-богословам, а не юристам. Я разумею: 1) Опыт курса церковного законоведения архим. Иоанна, бывшего в сороковых годах профессором этого предмета в СПБ. духовной академии. Это – труд весьма почтенный. Он содержит в себе (в двух вып., СПБ. 1851) введение в систему церковного права, истории канонического кодекса Вселенской церкви и историко-догматический комментарий на этот кодекс. Затем, по плану автора, должна была следовать система общего канонического права восточной церкви, но только некоторые отрывки этой системы напечатаны были автором, в бытность его ректором Казанской духовной академии, в ее журнале «Православном Собеседнике» за 1858–60 гг. – 2) Начало курса моего предшественника на этой кафедре проф. Соколова, изданное под заглавием: Из лекций по церковному праву (два вып., М. 1874–5). Здесь напечатаны введение в систему церковного права и часть учения о церковном устройстве. Судя по этому началу, курс проф. Соколова должен был в значительной степени удовлетворять потребностям университетского преподавания новой науки. Его лекции отличались замечательною ясностью изложения и достаточно-твердою юридическою постановкой предмета, хотя автор не имел школьного юридического образования. Объясняется это тем, что он в своем курсе следовал хорошему образцу – упомянутому

—265—

нами немецкому автору системы церковного права – Шульте. Из полных учебных курсов церковного права укажу на два, сравнительно недавно появившиеся: 1) на учебник проф. Казанск. унив. и дух. академии Бердникова: Краткий курс церковного права, Казань 1888 г., и Дополнение к этому курсу, Казань 1889; 2) на учебник проф. Ярослав. Юридического Лицея Суворова: Курс церковного права, 2 т. Яросл. 1889–90.²⁵¹⁶ Первый не совсем удачен по своей системе и отличается более богословским, чем юридическим характером. Второй хотя и обличает в авторе научно-образованного юриста, но не редко погрешает и против истории, и против принципиальных оснований православного церковного права, которое, по очень понятной причине, должно составлять для русского канониста главный предмет занятий: это наше действующее церковное право. Принципиальные недостатки учебника проф. Суворова объясняются тем, что автор не только в формальном, но и в материальном отношении строит свою систему по иностранным образцам, преимущественно католическим, а принципиальные основания католического церковного права далеко не те же, на каких утверждается право церкви православной и, в частности, русской.

§ 8. Задача и метод науки церковного права.

Задача нашей науки состоит в том, чтобы построить систему церковного права на основании его собственных начал и из его собственных источников. Само собою понятно, что наука должна иметь дело с действующим правом церкви, и главнейшим образом – с правом русской церкви. А как русская церковь есть часть единой восточной православной церкви, то ее право должно быть излагаемо в неразрывный связи с правом этой последней. Но чтобы правильно понять жизненное значение того и другого права, необходимо знать, как оно образовалось. Отсюда наилучшим методом научного изложения церковного права должен быть признан метод историко-догматический. Именно:

—266—

мы должны восходить к источным началам каждого церковно-юридического института и потом следить за всеми фазисами его исторического развития, постоянно и точно отмечая те местные, национальные, политические влияния, под действием которых он достиг настоящего своего вида. В этом генетическом процессе право церкви предстанет пред нами, как живое, в своем жизненном росте, со своим собственным характером. Следя за этим процессом, мы обязаны постоянно иметь в виду связь церковного права с самым существом церкви, с догматическими основаниями церковно-юридических институтов. Эти основания должны служить пробою для положительного права. С точки зрения этих оснований открывается, что составляет существенное зерно каждого церковно-юридического института, и чтὸ есть только внешняя его оболочка, изменяющаяся со временем и не требующая одного постоянного и твердого вида. Такой исторический и вместе рациональный метод ясно покажет нам, что следует признавать в праве церкви существенным и неизменным и что – случайным и несущественным, и как далеко можно идти в церковных преобразованиях, не касаясь существа церкви и не колебля оснований ее права. Обрабатывая таким образом церковное право, наука тем самым способствует его применению к практической жизни и, давая церковной и государственной власти материал для законодательства, пролагает путь к обновлению и дальнейшему развитию права.

§ 9. Значение науки церковного права в систвме общего юридического образования.

Если наука церковного права исполнит, как следует, свою сейчас указанную задачу, то она бесспорно займет почетное место в ряду других юридических наук, сделается существенным и необходимым их дополнением. Значение этой науки в целой системе научного юридического образования определяется с двух точек зрения: исторической и практической. Мы уже выше заметили, что историческое развитие права у любого из христианских народов совершалась под более или менее сильным влиянием церкви и церковного права. Даже совершеннейшее из положительных прав древнего лира – римское испытало на себе преобразовательную силу

—267—

христианской религии, когда она сделалась господствующею в римском государстве. Так, под влиянием христианства и церкви мало-помалу изменилось социальное положение рабов: из вещи своего господина раб постепенно обращался в человеческую личность, с естественными ее правами: супружеские союзы рабов церковь признавала браками, т.е. такими же нерасторжимыми союзами, как и браки свободных; умерщвление раба господином в глазах церкви было таким же преступлением, как и убийство вообще. Подобная же перемена произошла и с отношениями отца к детям, мужа к жене, когда римское общество сделалось христианским: potestas patria и manus римского домовладыки в законодательстве христианских римских императоров значительно утратили свой прежний суровый характер. Само собою понятно, что и публичное право римского государства в той своей части, которая обнимала sacra publica, приняло совершенно иной вид после того, как на место прежней, языческой религии стала новая, христианская. Если таково было влияние христианства и церкви на правовую жизнь высококультурного римского народа: то по отношению к варварским, германским и славянским народам цивилизаторская деятельность церкви проявилась в еще более широких размерах и с большею силою. Здесь ей не редко приходилось полагать первые основания гражданственности, водворять общественный порядок, содействовать установлению твердой общественной власти, деятельно участвовать в законодательстве и суде страны, развивать и укреплять в народе понятия о праве и неправе. Таким образом, нельзя указать ни одной стороны в правовой жизни названных народов, которая бы не испытала на себе более или менее глубокого влияния церкви. Всего сильнее и нагляднее сказалось это влияние в области брачного, семейного и наследственного права. В продолжении всех средних веков дела, относящиеся к этим областям частного права, находились в большей части западноевропейских государств и у нас в России в исключительном ведении церковной власти. Что касается до публичная права, то здесь влияние церкви с особенною решительностью обнаружилось в сфере уголовного и международного права. У всех новых народов,

—268—

в эпоху обращения их в христианство, существовал обычай частной кровавой мести за убийство и частной же расправы за имущественные и личные обиды. Духу церкви был совершенно противен такой варварский способ удовлетворения чувству нарушенного права и, по ее настояниям, кара преступников мало-помалу становится делом общественной власти. И этой власти церковь постоянно внушала, что наказание должно быть направлено против самого источника всех преступлений – злой воли человека и должно вести не к уничтожению этой воли и самой личности преступника, а к его исправлению. А как у тогдашних государств не было средств для достижения этой цели: то они и предоставили это дело самой церкви, которая действительно создала себе целую систему духовно-исправительных наказаний, – систему, известную под именем публичных покаяний или епитимий. Система эта несомненно послужила прямым образцом для новейшей государственной системы пенитенциальных тюрем и одиночного заключения преступников. Самое понятие о преступлении под влиянием церковных воззрений значительно расширилось: уже одно покушение на преступление признано наказуемым, так, как и в нем обнаруживается злая воля. Словом: все основные понятия уголовного права, принятая в современных кодексах его, развились под влиянием церкви и церковного права.

Еще более деятельное участие принимала церковь в образовании современного международная права. По ее воззрению, все христианские народы составляют одно великое целое, духовная жизнь которого должна быть проникнута нравственными началами общей религии, и эти начала должны выражаться и во внешних отношениях между отдельными народами. На войну между христианскими народами церковь смотрела и смотрит, как на братоубийство. Поэтому она всегда настаивала на том, чтобы несогласия между народами разрешались не оружием и кровопролитием, а международным судом или предварительными мирными договорами между спорящими сторонами, предлагая для этого и свое собственное посредство. Если же война делалась неизбежною, то церковь внушала христианским воинам, чтобы они не забывали в неприятеле человека и христианина и

—269—

не проявляли жестокости по отношению к побежденным. С тем вместе церковь постоянно стояла за точное соблюдение международных мирных договоров, в особенности тех, которые скреплены были присягою или клятвою между представителями договаривающихся сторон.

Из всего сказанного само собою следует, что в науке церковного права другие юридические науки найдут ключи для исторического понимания многих институтов того права, которое составляет предмет каждой из них.

Но церковное право есть вместе право действующее и не потеряет этого значения, пока существует церковь. Отсюда открывается и практическое значение науки этого права. Но какой практический интерес может иметь церковное право для юриста, как юриста? Зачем ему изучать церковные законы и порядки, когда он готовит себя на служение гражданскому обществу, а не церковному? На это ответим: юрист, принадлежащий к церкви, которому поэтому не чужды ее интересы, почувствует, конечно, значительный пробел в своем научном образовании, если не будут знать церковных законов, определяющих его права и обязанности, как члена церкви, – законов подтверждаемых и государственными законами, следовательно, обязательными для него, как подданного нашего государства. Весьма важный отдел нашего гражданского права, именно брачное право православных русских подданных, почти целиком основан на церковных законах, и притом не редко так, что знание этих законов предполагается во всем и каждом, кого они касаются. Например, наш гражданский закон говорит: запрещается вступать в браке лицам, состоящим в таких степенях родства и свойства, какие запрещены для брака церковными законами – и только. Нужно, значит, знать эти законы. Равными образом наш уголовный кодекс, т.е. действующее уголовное уложение о наказаниях, за многие преступления назначает виновным христианского вероисповедания, наряду с уголовным или исправительным наказанием, и церковное покаяние по правилам своего вероисповедания; значит, опять указывает на практическую важность знания этих правил. Нельзя сказать, чтобы и юрист, не принадлежащий к господствующей у нас, т.е. православной церкви, или вовсе не хри-

—270—

стианин, не был практически заинтересован в знании церковного права. Как русский подданный, он подлежит действию тех государственных законов, которыми определяются отношения иноверцев к подданным православного вероисповедания в делах религиозных, семейных и брачных. Как юрист-практик, он должен знать, по крайней мере, те церковные законы, которые легко могут понадобиться ему в его практике, например, законы о церковной подсудности; иначе он может взяться за ведение в окружном суде или у мировых судей, таких дел, которые подсудны не им, а духовной констистории. Еще пример: юрист-практик нехристианского исповедания легко может явиться в окружном суде ходатаем по имущественным делам церковных установлений, или быть поверенным противной стороны: в том и другом случае ему, конечно, необходимо знать законы о церковных имуществах, об их особенном юридическом характере, о способе их приобретения и пр. Приведенных примеров, кажется, достаточно для того, чтобы видеть, что знание церковного права не лишено интереса для юриста-практика, какого бы он ни был вероисповедания.

§ 10. План курса церковного права.

Так как система церковного права может быть построена только из его собственных источников, то необходимым подготовленим к ней должен служить обзор этих источников. В этой вводной части нашего курса мы должны: 1) изложить общее учение об источниках церковного права, рассмотреть их различные виды и показать их относительное достоинство; 2) обозреть их историю как в древней Вселенской церкви, так и в русской. Затем в самой системе права нужно различать две главные части: внутреннее и внешнее право церкви. В первой части мы рассмотрим церковное устройство и церковное управление; во второй – покажем отношение церкви к государству и к другим религиозным союзам как христианским, так и нехристианским.

А. Павлов

—271—

Христианское учение, содержащееся в канонических книгах Нового Завета, ясно и определенно говорит, что глава христианской церкви и Спаситель рода человеческого есть И. Христос: «Он есть камень…, сделавшийся главою угла, и нет ни в ком ином спасения, ибо нет другого имени под небом, данного человекам, которым надлежало бы нам спастись».²⁵¹⁷ Но это учение, общее всем христианам, не обязательно для христиан – римско-католиков, так как верховный глава этих христиан – папа Лев XIII открыто высказал в феврале (21) 1896 г., что «без соединения с папой невозможно спасение», и этот член римско-католической веры, рекомендованный для ежедневной памяти всем католикам, резко отделяет католичество от всех прочих христиан, уничтожает веру христианства, а с ней и христианскую любовь. Достаточно припомнить о двенадцатилетней позорной комедии, которую недавно разыгрывали в Париже сумасброд Лео Таксиль, поддерживаемый католическими приспешниками Рима, чтобы согласиться с этой печальной истиной.²⁵¹⁸ Общая христианская любовь не имеет места в паписткой церкви, где трактуется о получении и сохранении господства для папы. Это доказало уже в 1884 г. окружное послание папы «Humanum genus» против масонства; но еще более доказала недавняя рождественская папская аллокуция против проте-

—272—

станства, имевшая прямо целью снова зажечь религиозные страсти. «Самая величайшая печаль и огорчение для нас, писал папа, то безбожие, с каким смело и безнаказанно распространяются протестантами еретические доктрины и опровергаются святейшие и возвышеннейшие учения нашей религии, здесь – в Риме, в центре веры и месте высочайшего и непогрешимейшего престола церкви, где бы всего действительнее должна быть охраняема чистота веры и честь единственно истинной религии. У нас разрывается сердце, когда мы видим, как под покровительством светских законов, умножаются храмы инославных, и что в Риме позволено злодейское покушение против прекраснейшего и драгоценнейшего единства Италии – против единства религии. Вот к чему приводят бессмысленные стремления тех, кто позволил безбожную миссию, чтобы основать новую церковь в Италии».²⁵¹⁹ Так высказался первосвященник мира и этим ясно доказал, что первосвященники мира не в состоянии вести иную проповедь, кроме проповеди ненависти и насильственных мери против иноверующих. Без папы – нет спасения, нет веры, нет любви; все это сосредоточено и ограничено лишь в обществе верных папе, – и все же римская церковь желает быть церковью для всех и верит, что эта формула в состоянии объединить сердца всех. И кажется, что чем более папство разрывает общение с христианской верой, с христианской любовью вообще, тем тверже оно предается мечте, что оно достигнет преобладания над всем чрез свое управление; и чем уже и ограниченнее становится круг зрения папского мiра, тем неизмеримее становится его стремление привести все самостоятельные умы под внешнее ярмо и господство одного человека. Само по себе прекрасное стремление воссоединения всех христиан – должно служить своекорыстной цели: «я Леви XIII желаю быть самым неограниченным господином и повелителем». Что это действительно так, стоит лишь прочесть папское послание от 20 Июня 1894 г. ко всеми князьям и народам, чтобы убедиться, что наши слова не есть преувеличение. «Мы мыслим, пишет папа, совершеннейшее, без

—273—

всяких исключений, воссоединение. Оно не должно быть таким, которое состоит лишь в известном единении вероучения и в известной взаимной братской любви: истинное соединение между верующими христианами – то, которое состоит в единстве веры и руководства». А этот руководитель, вождь, повелитель и владыка – не Христос, а папа Лев XIII, как это открывается из дальнейших слов послания. «В прежнее время восток и запад единодушно, без сопротивлений были в послушании папе… И теперь это преимущественно должно быть руководящим основным положением: все должны быть послушны престолу и авторитету папы во всем, от чистого сердца, без недоверия, от всей души и любящей преданности». И это стремление Льва XIII живо проводится католическим клиром в жизнь, как это, напр., видно из обращения к католикам²⁵²⁰ кардинала Сурриена: «папе недовольно почтения, ему нужно управление. Он лоцман и должен управлять веслами. Для этого ему нужны епископы: он нуждается в них, чтобы его первосвященнические мысли были известны и изъяснялись во всех диоцезах. Каждый епископ носит в своем сердце мысли Льва XIII, стучит в двери каждого христианского дома и говорит: «здесь счастье», – т.е. в осуществлении папских желаний.²⁵²¹ А другой представитель католицизма, иезуит Годо выражается еще яснее: «владычество папы лишь над духовными строем превратило бы папу в ничто; его владычество – владычество над всеми».²⁵²² По мнению папы Льва XIII, если прочие христиане не признают, что папа заступает на земле место Христа, то это следствие козней диавола, а потому от 21 февраля 1896 г. предложена всем католикам на вечные времена новая молитва, сочиненная кардиналом викарием Парокхи, обещающая отпущение грехов в течение 300 дней за произнесение ее однажды в день. Эта молитва озаглавливается – «о воссоединении церквей» и гласит: «о, Марие! с самого начала твоего бытия ты была победительницей змея ада; теперь настоятельнейшая нужда: обнови твои прежние по-

—274—

беды. Если наши оторванные братья и до сих пор пребывают в разрыве с общим отцом (т.е. папой), то это дело злого духа. Итак, открой его козни, растрой его силы, дабы все, наконец, увидали, что без соединения с наследником св. Петра (т.е. папой) невозможно приобрести спасение».²⁵²³ Наконец, этот абсолютизм папских стремлений дошел прямо до смешного. Папа так уверен в своей победе, что еще в Июне 1896 г. приказал вычеканить медаль, которая описана в «la Terre sainte» за 1896 г. в след. чертах: «медаль представляет великое дело воссоединения церквей – высшее требование наместника Христа. На передней стороне помещается портрет Льва XIII с надписью кругом: «Leo XIII. Pont. Мах. An. XIX». На задней стороне помещается аллегория папского окружного послания о соединении церквей: в средине находится фигура Спасителя на облаках; в левой руке у Него хоругвь с изображением креста, опирающаяся на земной шар и носящая надпись: «Един Господь». Правою рукою Спаситель показывает на окружное папское послание о соединении церквей, которое ему подносят два папистских священника. По другую сторону Спасителя представлены другие исповедания в виде владельцев судна, которое лишено кормчего и кормила и сделалось игрушкой волн. Кругом идет надпись: «и будет едино стадо и един пастырь».

Таковы желания и стремления папства за последнее время. Само собою понятно, что эти стремления нашли себе отпор и в 1895 г. в Августе месяце синод Константинопольский справедливо выразился по поводу этих стремлений, что «лишь дьявол мог внушить римским епископам чувства столь несносной гордости, что от них вышло множество безбожных нововведений противных Евангелию».²⁵²⁴ А богословы афинского Университета по поводу этого послания даже поспешили изъясниться в любви к протестантизму.²⁵²⁵ Конечно, афинские богословы могут изъявлять какие угодно чувства: это их личное дело; но с

—275—

другой стороны и ратующим на страницах католических газет против старокатолицизма не мешало бы иметь в виду эти папские тенденции. Итак, католицизм уже готовится триумфально отпраздновать победу папства; но оправдались ли и оправдываются ли его надежды на увеличение приверженцев папского абсолютизма? И стоит ли сам католицизм столь прочно, чтобы лелеять подобные мечты? К сожалению беглый исторический очерк истории католицизма за последнее время прямо говорит о противном, а новейшее движение почти во всех странах к разрыву с папством едва ли не служит показателем, что все иезуитские махинации с 1870 г. сами подготовили ту яму, в которую валится католицизм в настоящее время. Прислушаемся прежде всего к голосу самих католических писателей: «мы работаем много, говорит один из них, но все же наше дело идет назад; результат не соответствует затрате труда. Если машина требует слишком много топлива, она несовершенна. 50% наших учеников изменяют нам».²⁵²⁶ Прислушаемся и к другим голосам. «Catholic Times» от 27 декабря 1895 г. прямо заявляет, что в Англии римско-католическая церковь более теряет своих членов, чем приобретает. Если в 1841 г. на общее число населения Англии католиков приходилось 26%, то к 1891 г. их осталось лишь 16%, а за последнее время католики потеряли до 2.000.000 последователей. – В соединенных Штатах Америки католицизм потерял до 10 миллионов своих последователей и с 1863 года уменьшился более, чем на 20%, так что один из представителей католицизма откровенно заявил: «мы еще поборемся несколько времени, но… в 50 лет мы будем поглощены». – В Германии насчитывает католицизм с 1870 г. до 12 миллионов потери и должен иногда откровенно признаваться, что процесс поглощения его протестантством идет вперед и вперед. В одной Пруссии за два последние года перешли в протестантство 18.237 человек, а в католичество лишь 1887. Даже Австрия, этот оплот католицизма, и та начинает изменять ему. В одной Вене с 1896 г.

—276—

до 1899 перешло в протестантизм 1.500 человек, а в католицизм возвратилось лишь 428 человек.

Но это уменьшение католицизма не могло быть особенно чувствительно для Рима: гораздо чувствительнее для него возникшее движение к разрыву с католицизмом и папством целой массы духовных лиц, убедившихся в ложности начал католицизма и сознательно порвавших с ним. Это движение возникло первоначально среди французского католического духовенства, передалось мiрянам и постепенно захватило также Австрию, Италию и др. страны. С этим то движением, как оно обнаружилось в разных странах Европы, мы и намерены познакомить русских читателей.

В высшей степени замечательное движение возникло недавно в рядах римско-катол. духовенства во Франции. Оно обнаружилось в 1897 г., именно, когда Лео Таксиль, далеко превосходящий по своим поступкам известного Тецеля, чрез свои разоблачения пролил яркий свет на духовное состояние лиц, преданных папству. Первый выступил против папства уважаемый всеми парижский аббат Шарбонель²⁵²⁷, чрез что авторитет римской иерархии был сильно потрясен. Он разъяснил все суеверия римской церкви, истинную сторону истории о дьяволе, чудес в Лурде, выступил также против нового догмата непорочного зачатия и папского «syllabus». Еще бὸльшее впечатление произвела его статья в июльской книге «Revue Chretienne», направленная против суеверий и мистификаций со стороны Римской церкви, где он, указывая, что с некоторого времени в римском католицизме явно обнаруживается развитие внешнего благочестия, сопровождаемого видениями, откровениями, пророчествами, новыми молитвенными упражнениями, психическими возбуждениями и мистическо-чувственными восхищениями, верой в Приснодеву и столь же сильной верой в разных Диан Воган и т.д., прямо говорит, что это направление религиозной жизни непременно должно кончиться самыми темными проделками. Такая вера, по его мнению, много хуже веры Гиббона и простого народа, и она ведет прямо к гибели римско-като-

—277—

лическую церковь, покровительствующую подобному направлению религиозной жизни. Еще большее впечатление произвела исповедь аббата Филиппо, который на одном из собраний у своего епископа высказался довольно свободно о римском католицизме, за что и был запрещен в своем служении. После этого он отправил своему епископу следующее исповедание своей веры: «Я христианин, потому что я чрез веру в И. Христа соединен с Ним и пребываю в Нем, имею чрез Него прощение моих грехов и непосредственное общение с Небесным Отцом. Я христианин, потому что учение И. Христа закон для моего разума, мораль И. Христа – идеал моей жизни и я не знаю никакой совершеннейшей религии, чем какая дана И. Христом. Я чту Евангелие И. Христа выше всякого человеческого слова и сужу о всем по Евангелию. В религиозной области достойны похвалы учения и учреждения человеческие, если они проникнуты духом Евангелия; но они вредны, если они идут против Евангелия и не имеют никакой цены, если являются просто подле Евангелия. – Я верю в божественное откровение, которое заключается в следующем: И. Христос, предуготовленный и предвозвещенный Ветхим Заветом, возвещает Своей земной жизнью спасение людям и сообщает, по прославлении, Свой дух восприимчивым душам. Я верю в вечное блаженство, условия которого непререкаемо, твердо и так установлены Евангелием, что никакой человеческий авторитеты не может к ним ничего ни прибавить, ни отнять. Эти условия спасения покоятся единственно на вере в И. Христа, но эта вера не есть просто сообразная с рассудком вера, но безусловное доверие, полная преданность души руководству И. Христа. Мы познали эти доверие и преданность, если откровение, открывшееся в И. Христе, совершается в нас самих, если мы ощущаем, что мы, вопреки нашей греховности, очищены кровью Христа, что Бог наш Отец, а мы Его дети, что мы – братья в И. Христе и наследники в Нем жизни вечной. Это сознание сыновнего единения с Богом – есть сущность христианства. Я верю также в Отца, Сына, и Св. Духа, который исходит от Отца чрез Сына. Он – Дух Святой, по прекрасному слову Тертуллиана и по обетованию самого Спасителя, есть заместитель И. Христа,

—278—

чрез Него Бог открывается нам; Его действием слова И. Христа потрясают наши сердца; Он заставлял нас взывать к Богу: «Отче Наш» и дает нам свидетельство, что мы дети Божии. Внутреннее свидетельство Св. Духа есть несокрушимая основа моей христианской веры и моего священнического и апостольского призвания. – Я верю в Слово Божие, содержащееся в канонических книгах В. и Н. Завета. Библейские книги не упали в готовом виде с неба, не продиктованы дословно составителям, но Св. Дух открыл мысли и волю Божию духу (душе) патриархов, пророков, Христа, апостолов и всех вдохновенных мужей. – Я верю, что в Священных книгах написано не все Слово Божие, – в божественное предание, которое Св. Дух сохраняет в церкви, а церковь возвещает народу под контролем писания. Я верю во единую, святую, кафолическую и апостольскую церковь. Эта церковь – есть царство Божие, возвещенное Христом в Галилее. Церковь – едина, потому что она имеет одну главу Христа; свята – потому что очищается и святится божественною силою Евангелия; кафолическая, потому что она обща для всех, так как всех содержит в своих недрах, кто в свое время и в своем месте признают Евангелие; апостольская – потому что распространена апостолами, подлинными свидетелями учений Иисуса. Римская церковь – не есть всеобщая церковь: она лишь значительная часть ее. Апостолы и первые миссионеры основали независимые друг от друга церкви, но они были одни по вере и любви в И. Христе. Позднее церкви добровольно подчинились авторитету рим. епископа; следов., папство человеческое учреждение – и ныне, как и прежде, все церкви равны пред Евангелием. Отрицать имя христиан у 250 миллионов людей, верующих в И. Христа, есть клевета; отрицать спасение христиан, живущих по Евангелию, это значит отрицать само Евангелие. Спасение находится во всех церквах, если их жизнь идет в согласии с учением Христа; оно гибнет лишь для тех, кто живет вне И. Христа. – Я верю в непогрешимость божественного слова, содержащегося в св. Писании, в предании и учении Церкви; но вместе с тем в учение церкви, предание и писание, содержащие откровенные истины, привнесены предрассудки, невежества и стра-

—279—

сти человеческих заблуждений. Один Бог непогрешим; непогрешимость есть свойство, которое Бог не может сообщать ни одному творению. Пророки, хотя они и были вдохновенны, погрешали, когда они при описании грядущего Мессии усматривали в нем светского царя. Апостолы также обманывались, когда в их проповеди о воскресении мертвых и последнем суде утверждали, что их современники узрят кончину мiра. Почему папа должен быть непогрешимее, чем пророки и Апостолы? – Я верю, что для церкви необходим учительный авторитет, официальное учение; но это учение не может быть вколачиваемо в мысль: истина не вколачивается, но предлагает себя. Простой верующий, нуждающийся более всего во времени, чтобы добыть себе кусок хлеба или воспитать своих детей, вправе в своих условиях веры положиться на священника; но священник, учащий по приказанию, без испытания цены своего учения, столь же достоин презрения, как дрогист, который стал бы без всякого разбора продавать целительные средства и яды. Итак, я претендую на право говорить иначе, чем мои начальники, так как искать истину – мой долг. Если я так рассуждаю, то я всё же далек, насколько возможно, от ереси. Еретик тот, кто слово человеческое ставит выше слова Божия. Иначе верующий, напротив, ставит слово Божие выше человеческого. Что касается правоверных (orthodoxe), то они разделяются на два класса: первые – наивные, воображающие, что Бог дал церкви неистощимый формуляр, в котором все написано, чему еще вздумает учить папа; вторые – умные, знающие, в чем суть дела, подписывающие публично все догматические формулы, но в тайне понимающие их иначе, чем церковь. Я слишком много думал о религиозных вопросах, чтобы остаться наивным, а моя совесть запрещает мне перейти в лагерь умных. Я верю, что несмотря на мои убеждения и даже прямо ради моих убеждений я могу оставаться добрым служителем католической церкви в Суасонском диоцезе, при искреннейшем благочестии, при горячем стремлении привести души под иго Христово, при Евангельской бедности, любви и апостольской свободе. Я такой же католик, каким был и сам Христос, как это было в первые столетия цер-

—280—

кви, и я убежден, что этот широкий и терпеливый католицизм будет католицизмом 20 века. – Исторические занятия 19 в. возвратили нас к нашим первоосновам и если Евангелие первых веков будет то же и в 20 в., то церкви будут объединены миром и любовью Христа, 450 миллионов христиан, живущих на земле, соединятся, чтобы уловить в сети Христовы 1.000 миллионов неверующих, живущих без знания Христа. Мiр будет спасен и это может произойти лишь чрез Евангелие. С своей стороны я ничего не желаю, кроме как быть проповедником Евангелия: я столь же неспособен, чтобы наблюдать лицемерное молчание, как и лгать. При всяком положении – почетном или низком, я решился проповедовать Евангелие, слушаясь своей совести. Горе мне, если я не проповедую Евангелие». Означенную исповедь аббат Филиппо отправил к епископу Суасонскому, закончив след. словами: «если вы верите в Евангелие, вы благословит меня, если нет – осудите». 19 июня 1897 г. он получил ответ своего епископа, который предал его великому отлучению за ересь, и аббат Филиппо перешел в протестанство. Эта исповедь Филиппо не осталась бесследной: она вызвала сильное движение в католическом духовенстве и стала как бы шибболетом для той группы католического духовенства, которая 1 октября 1897 г. основана журнал «Le chrétien Francais», в передовой статье которой говорится к читателям: «мы все священники из белого, черного и принадлежащего к какому-нибудь ордену духовенства, частью вышедшие из римско-католической церкви, частью остающиеся в ее недрах, все мы желаем религиозной реформы, освеженного католицизма в виде христианства, как проповедовали его Апостолы, единственные толкователи проповеди Христа. Папство для нас чисто человеческое учреждение, почтенное, если оно отречется от прошлого, полного заблуждений и догматических измышлений; гибельное, если по гордости упорствует в его антихристианских преимуществах. Единство – зло, если оно возвышает единение в И. Христе на развалинах христианской любви и отрицает совесть – это святейшее святых. Мы апеллируем ко всем католикам, ко всем, кто стремится к религиозному сближению на апостольской почве

—281—

и желает блага Франции на почве Евангелия. Мы имеем приверженцев на всех ступенях клира, во многих монастырях и религиозных братствах и даже в рядах высшей иерархии. Более, чем 100 священников и монахов сбросили с себя оковы римской церкви для свободной проповеди Евангелия, но много более таких, которые, оставаясь в недрах Римской церкви, еще верят, что эта реформа выйдет из самого католицизма. Сблизимся друг с другом, чтобы учиться друг у друга, соединимся, чтобы вместе работать для царства Божия, для Евангелия, но во всей его целости». – На своих страницах этот журнал помещает и взгляды мiрян по поводу католицизма. Так в первых номерах его находится интересное письмо к аббату Буррие, перешедшему в протестантизм, одного знатного мiрянина из Марселя: «я понимаю твое беспокойство, твои мучения, какие были в твоей душе и сердце, прежде чем ты разорвал с учреждением, которое было колыбелью твоей жизни, но в котором человек занял место Христа и чрез это вызвал непримиримую смуту твоей совести. Римская церковь стала полком, управлением, средством для церковной карьеры, где вырабатывается всякое легкомыслие, всякое суеверие, горе и радость человека становятся источником доходов, рай продается по частям, создаются выгодные догмы, условия спасения переменяются на каждом соборе. Она стремится к высшим и презирает низших, если они не служат ее честолюбию и интересам; она ежедневно распинает Христа фарисейским отступлением. Как все правительства, она имеет свое тайное общество, оперирующее скрыто, в потемках. Это общество иезуиты, о которых всякий скажет, что эти люди составляют самое худшее зло католической церкви; они истинные виновники римского иудео-маккиаавелизма. Мой вывод: или католицизм сам добровольно изменится, или он погибнет». На страницах того же журнала появились вскоре и письма других духовных лиц, отказавшихся от своего сана римских священников. Аббат Шарбонель пишет Архиепископу Парижскому: «я как перед Богом отдал всю мою жизнь, с самой кипучей молодости, церкви; но долгие и печальные опыты возвратили меня от ложной веры служить людям, выражающим

—282—

претензию, что служить их управлению – значит служить Богу. Далее я не могу более, так как во мне подымается самый болезненный упрек, открыто показывать вид, что я солидарен с церковной организацией, которая делает из религии ловкую форму управления, средство для господства, орудие для духовного и социального угнетения, систему нетерпимости, а не молитву, возвышение сердца, искание божественного идеала, моральной устойчивости, принцип любви и братства, словом – стремится к одной светской политике, а не к вере». Аббат Видало пишет: «десять лет службы! вполне достаточно, чтобы разрушить все иллюзии, все надежды моей клерикальной юности. В римской церкви светские интересы вытеснили божеские задачи. Я задыхаюсь в этой церкви, в которой нет ничего, кроме молитвенных упражнений и формул».

Опуская об отказе от должности аббата Byppиe, о котором мы уже упоминали и который, заметим, стал во главе и душой этого движения во Франции, мы приведем еще несколько выдержек из заявлений католического духовенства, частью вышедшего, частью остающегося еще в католичестве, за 1898–1899 год. Число таких лиц, вышедших из католичества за эти последние годы, с точностью определить трудно. Достаточно сказать, что по заявлениям, сделанным во французских газетах и журналах, таких лиц насчитывается до 60-ти, не говоря уже о том факте, что журнал «Chrétien Francais», издаваемый бывшим аббатом Буррье и разосланный в 4.000 экземплярах римско-католическому духовенству Франции с просьбой, если он не соответствует убеждениям получающего, сообщал об этом, получил лишь семь таких заявлений; но вместе с тем получил и еще 1.500 заявлений о высылке еще экземпляров журнала в те общины, католическое духовенство которых получило его. И эти новые подписчики из Римской церкви заявляют о себе следующими сообщениями в журналах и газетах: «Римская церковь уже давно запятнана. Не удивительно поэтому, что священники поднимаются время от времени в великом и благородном воодушевлении и требуют основной реформы. Эта реформа должна состоять в том, чтобы возвратиться к строго-апостольским учреждениям, т.е. неизбежно удалить из

—283—

католической церкви все, что не строго согласуется с апостольским учением и дисциплиной. Если бы моего голоса было достаточно, чтобы достигнуть цели, я стал бы взывать: смелее друзья, смелее братья! Низриньте идолов и из них прежде всего Ватикан! Не обращайте внимания на этих продавцов ложных чудес, этих корыстолюбцев; гоните их из храма и возвратитесь к Евангелию и учению Апостолов». «Истукан разрушается, огромные части отваливаются. Что остается в Церкви? Мы священники и два-три верующих, которые, колеблясь, следуют за нами. Это все. Судно св. Петра зачерпывает воду во всех концах. Молодые аббаты возмущаются; их друзья – тоже. Нет более сутана, целибата и тюрьмы. Чтобы быть человеком, надо возвыситься до людей. Вы, высокопреподобные епископы, вздыхаете, обвиняете движение, как гибель, – мы, священники, приветствуем его, как утреннюю звезду». «Я знаю мою церковь – убийцу совести; но в моем возрасте делают, что могут. Я заменил начальный римский катехизис Евангелием и уже 6 месяцев изъясняю своей общине Евангелие от Иоанна, вместо того, чтобы проповедовать о ложных чудесах, реликвиях или непогрешимости погрешающего и т.д.». Но приводить все подобные выдержки не входит в задачу нашей статьи. Мы отметим лишь, что это движение французского духовенства сильно озабочивает церковное начальство. Не проходит месяца, недели, чтобы кто-нибудь из священников не вышел из клира; но это бы еще небольшая беда: беда в том, что вместе с своим пастырем идет и община. Католичество прекрасно сознает, что от него уходят лучшие люди, не вынесшие иезуитских начал, но оно бессильно остановить это движение, так как беспристрастные и лучшие католики решительно на стороне этого движения и поощряют его след. письмами: «мы желаем вам счастья в предпринятом вами деле и чтим вас, как передовых бойцов. Идите мужественно вперед"… «В среде наших лучших священников совершается интересное и поучительное движение. Мы говорим именно лучших, потому что между священниками не мало и равнодушных, для которых священство – хлебное ремесло… Эти всегда останутся католиками». И вот для первоначального приюта этих беглецов, сверг-

—284—

нувших ярмо католичества, устроено в Париже три убежища, где они могли бы оправиться и избежать гонений своих начальников – епископов, не говоря уже о провинциях. И что замечательно, так это то, что в числе гостей в этих убежищах значатся уже три лица с епископским достоинством. А так как большинство священников, сбросивших римское ярмо, совершенно не подготовлены к жизненной борьбе, то с этой целью уже устроены во Франции, Швейцарии, Голландии, Италии и Америке – комитеты для вспомоществования. В этих комитетах подготовляют таких лиц к той деятельности, какую они сами изберут в дальнейшей своей жизни.

Как судить об этом движении французского духовенства? До 50-ти католических священников заняли места в рядах протестантских пасторов в протестантских общинах. Итак, это простой переход к протестантству? С уверенностью сказать мы это не решаемся, потому что конечная цель этого движения, как это открывается из писем и статей, вышедших из Римского католицизма, не переход к одной из существующих евангелических общин, но желание внести в римский католицизм дух Евангелия и реформировать его согласно этому евангельскому духу. Это движение скорее есть протест совести отдельных лиц и совести народной против давления неограниченной, иностранной, церковной власти. Все эти священники страстно вздыхают о церкви, которая бы утверждала личную и национальную самостоятельность. «Мы желаем быть французскими христианами, а не рабской нацией, унижающейся, как бы по долгу, пред Римом».²⁵²⁸ «Франция должна восторжествовать над клерикализмом и устроить у себя национальную церковь».²⁵²⁹ И конечно, средство папы Льва XIII, рекомендованное против этого движения кардиналу Нероду: «усильте дисциплину и требуйте еще больше послушания» не может быть признано особенно действительным. В деле совести бессильна всякая дисциплина; требование послушания есть только признание в своем бессилии умиротворить это движение иными, более соответствующими

—285—

духу Евангелия, средствами. Но перейдем к этому движению в других странах.

Стоит ли Франция одиноко в этом удивительном движении, в его развитии и участии духовенства? Нет. Наряду с Францией совершается то же движение и в других странах. Достаточно указать, что в Италии уже образовалась довольно значительная партия из духовенства, протестующая против насилий папства и уже отделившаяся от него, а отношение светского общества весьма ясно выразилось в воззвании всех патриотов к избирателям, где прямо говорится: «Римская церковь отрицает все: она отрицает святость жизни, смирение, долготерпение первых времен, но она никогда не отречется от власти, господства, жестокости и крови». Таково воззрение Итальянских католиков. В Италии трудно встретить образованного человека, который не сказал бы: «я верую в Бога, но я не римский католик». И даже слово «католик» считается среди образованных лиц прямо порицательным словом, вследствие того, что оно обозначает приверженцев папства. Весьма значительный симптом в этом отношении уже и то, что в Италии-Франции учреждена особая библиотека, в состав которой входят лишь сочинения, подвергнутые папскому интердикту. Вообще стремление к свободе от папства среди мiрян несомненно; но столь же несомненно оно и в рядах низшего духовенства. В 1897 году в Риме появился новый еженедельный журнал «La Nuova Roma» подвергнувшийся в 1898 г. окончательному запрещению, в первом № которого помещена была картина, представляющая «Новый Рим» в виде цветущей женщины, а «старый Рим» в виде старухи, опирающейся на две клюки – французское золото и иезуитизм, причем первая выбрасывает вторую за ворота Рима. Одна из рубрик этого журнала имела постоянное заглавие – «свобода от папства, если желаем быть здравыми». И кто же издавал такой журнал? Низшее духовенство Рима. Факт, говорящий сам за себя. Мало того, это же самое духовенство приветствовало программу графа Феррари, направленную против папы, след. словами: «Католик – в силу печального рока, солдат в битвах за единство отечества – мы примыкаем к твоей программе» и т.д. И действительно, низшее духовен-

—286—

ство, ожесточенное до крайности хозяйничаньем папской клики, погруженное в страшную бедность и голод, деятельно участвовало в осуществлении программы графа Феррари. И сколько жалоб раздается со стороны этого духовенства? Одни вопиют о тираническом господстве и вампиризме папского двора, другие кричат всякому противнику Ватикана: «торжество над подлыми обманами Ватикана! Бог да благословит вас». Третьи – в интересах нравственности – требуют дозволения вступать католическим священникам в брак и провозглашают светское владычество папы «за великий вред для истинно-нравственного интереса христианства» и т.д. Для примера приведем лишь одно письмо католического священника к лицам, выступившим против Ватикана: «высокочтимые господа! Примите искреннейшую и сердечную благодарность от всех бедных священников низшего клира, живущих в Риме, за вашу благородную защиту против подлых князьков Ватикана. Низший клир, поддерживаемый королевским правительством, вполне предан национальной идее. Он станет главной силой итальянского единства против подлых интриг иезуитизма, который давит нас и препятствует нам, чтобы итальянское духовенство встало на защиту отечества и осудило к вечному изгнанию насильное господство клерикализма. Против клерикальной организации все священники, в союзе и ободряемые государством, могут вывести на свет все иезуитские происки и все их жалобы. И чего еще ожидают? Почти все общины Италии во власти иезуитов, которые проникают и приготовляются к завоеванию парламента. Пусть государство поставит священников против священников, пусть воспитывает семя святой свободы от Ватикана, пусть поддерживает этих бесчисленных священников, преследуемых различными куриями, пусть издаст для этого законы и не теряет времени, и оно увидит, будут ли торжествовать иезуиты и их приспешники и останутся ли общины добычей «шайки черных разбойников». О, если б правительству удалось, наконец, пробудить Италию от сна, создать здравую, действительную, энергичную, церковную политику! Теперь самое настоящее время и если еще станут медлить, то не останется никакого средства против вторжения но-

—287—

вых варваров, которые суть руководители и наследники Лойолы. Стремитесь же по вашему благородному пути: с вами единомысленно все низшее духовенство». И такое письмо не единственное. К редактору Итальянской газеты «Nuova Roma» в течение 1898 г. поступило более 1.500 писем, в которых священники горько жалуются на неописуемый грязный разврат Ватикана, на жесткости и несправедливости, и взывают о независимой от Рима церкви. И многие из таких священников, не будучи в состоянии переносить папское владычество, бегут в протестантизм, не смотря на преследования иезуитов. Достаточно просмотреть для этого скорбный лист католицизма в газетах «Girolamo Savonarola» и «Dio е popolo», чтобы видеть, что в рядах Итальянского народа и духовенства уже пробудилось стремление к свободе от разлагающего влияния папства, в личной, национальной самостоятельности, хотя, конечно, нельзя еще сказать, что 3–4 тысячи ежегодных отпадений от католицизма пробили уже значительную брешь в католицизме. Стремление в народе и клире к свободе от папства несомненно, но ему не достает еще стихийной силы для уничтожения его.

Еще более необычное, замечательное движение против католичества совершается в Соединенных Штатах Северной Америки, которое постепенно распространяется и оказывает все более и более сильное влияние и на другие страны, особенно на Францию. Мы говорим здесь о попытке выдающихся католических епископов страны приспособить католицизм к самостоятельному и независимому характеру американцев, у которых римский католицизм все более и более теряет свой кредит. К биографии патера Геккера, основателя недавнего ордена «Павлинистов» и допустившего огромную свободу участия личной веры в католицизме, написанной патером Эллиот, архиепископ Преланд написал введение, в котором также требовал от католицизма более внутренней силы и личной свободы. Шестое издание этого сочинения²⁵³⁰ появилось в значительно увеличенном виде, вследствие письма кардинала Гиббона, каковое письмо есть своего рода официальное признание

—288—

воззрений, высказанных Геккером. Около этих двух глав католицизма и соединилась группа выдающихся американцев (Kean, Conaty, Hogan, Erzbischof, Corrigan, Klein, Lemire, Raudet, Quièvreur, Dufresne, Captir, Gondal, Fonsegrive, Goyau, Chabrol, Meaux и мн. др.), требующих коренной чистки католицизма и основания совершенно независимой американской церкви. Само собою разумеется, что против этой новокатолической партии выступили иезуиты и доминиканцы, и таким образом, возгорелась упорная борьба католиков против католиков, причем Лазаристкий священник Менье (Maigneu) выступил против биографии Геккера с своим сочинением²⁵³¹, где он с чисто иезуитской манерой резко нападает на воззрения американских католиков. Он замечает во всем этом движении начало великого церковного раскола, возникновение новой, независимой от Рима церкви, а также причину великого отпадения от панства в Европе. Это сочинение получает особенное значение уже через то, что оно выпущено из папской типографии и в нем подобрано все к уничтожению ненавистного американизма. Иезуиты постарались со всей энергией даже о запрещении перевода на французский язык биографии Геккера и в своих «Etudes religieuses» признали американизм за «гнусный отросток протестантского учения», за «старую протестантскую закваску». К ним присоединился и прежних папский посланник в Соедин. Штатах кардинал Сатолли, который в своем послании к Менье, назвал американизм «гнусной язвой, заражающей весь мiр», а прелат Коннель, епископы Лелонг и Турианц предают даже проклятию американизм и называют его гнусным и презренным. И в этой борьбе партий папа колеблется семо и овамо, сегодня отрицает то, что вчера признал, чтобы допустить это снова завтра, и никто из католиков не знает, чему придавать цену и считать правым; коротко – католическая церковь в отношении к американизму находится в состоянии неисцелимого блуждания. И церковный раскол в Америке есть лишь дело времени, и если – «прочь от Рима» не стало еще лозунгом американцев, то все же дру-

—289—

гие факты показывают, что по ту сторону океана прокладывает все более и более путь признание, что твердо держаться папства – значит навсегда остаться при старом, при старых заблуждениях, и никогда не думать о какой-либо религиозной свободе и свободе совести. В виду этого еще в 1897 г. в Чикаго 30 тысячи католиков из национальных оснований отделились от папства и приняли епископа, посвященного старокатоликами; в Канаде отделились 45 тысяч католиков вместе со всем своим духовенством, а за время с 1889 до 1899 г., как свидетельствует в своем журнале «Converted Catholic» бывший католический священник D-r Connor, – 347-м духовных лиц, в числе которых значатся три епископа. Такое число отделившихся от Рима, наглядно рисующее непопулярность римского католичества, не есть точно определенное; нет, это лишь часть; а сколько отделившихся не приведено в известность – об этом трудно сказать. Если верить протестантам, то Римско-католическая церковь потеряла за последнее десятилетие в Соед. Штатах десять миллионов своих последователей, чего, впрочем, не, отрицают и сами католики.

Обращаясь к народам Германской расы, мы не станем говорить об ежегодных утратах католичества, хотя бы даже с половины нынешнего столетия, но ограничимся лишь этими утратами за последнее время. Мы должны прежде всего отметить, то иезуитизм и руководимая ими католическая пресса стараются выставить движение к выходу из католичества делом политическим. Это объяснение имеет лишь отношение к Австрии и именно к Егеру; но и здесь оно было таковым лишь первоначально, причем в протестантство перешли не лучшие из католиков. Стремление к свободе от Рима покоится вовсе не на политической подкладке: оно покоится на желании основать национальную, независимую от Рима церковь, освободиться от гнета и безобразий папской клики – во главе с иезуитами и призвать на место их лиц с истинно-христианским пониманием религии. В этом отношении нельзя не согласиться с Иенским профессором Ниппольдом, обсуждавшем в публичном чтении это движение, что суть движения не в том, что несколько тысяч перешли в протестантство. Это

—290—

еще небольшая потеря для католицизма и не угрожает ему серьезной опасностью. Если бы этот переход совершился в старокатоличество, то он был гораздо большей угрозой для католичества, так как был бы найден исход для недовольных католицизмом. Суть этого движения в том, что вышедшие и выходящие из католицизма, при недовольстве католицизмом, не избрали еще определенно, куда они должны примкнуть. Всего вероятнее, что это движение сведется к попытке основать самостоятельную, национальную церковь, свободную от римских злоупотреблений и пороков. Не менее замечательно и разъяснение католического священника профессора Бункофера, перешедшего в старокатолицизм на 56 г. своей жизни. Он объясняет свой переход след. образом.²⁵³² «Замечательно в нашем положении что возвышение основной идет христианства в католической церкви имеет следствием полное прекращение ее. Для нее приятнее, чтобы забитый католический народ стенал под ахами и вздохами дальнейшего догматического массажа, приятнее душить его камнями и скорпионами… Но времена изменились. Бедному, конечно, не без собственной вины сделавшемуся безгласным, католическому народу будущее принесет то, если он только желает, в чем полное победы настоящее сурово отказывает ему. Тогда будет этот народ снова радоваться своему достоинству, появится в храме Божием с сердечной потребностью и с величайшей радостью, а не для того, чтобы избежать смертного страха греха, и будет воспевать и молиться своему Богу своим немецким сердцем и на немецкой речи. Этот мужественный немецкий народ освободит себя от терроризма клики, обязанной своим существованием церковно-политическим обстоятельствам, разорвет контроль церковности и в ярком свете выставит картину того, с которым Иисус стоит в непрерывной борьбе. Законы жизни ручаются за то, что из пучины всех религиозных временных явлений, которые

—291—

компрометируют христианство, отставляют его и вредят ему, всегда снова победоносно вырывается истинная религия Христа, никого не исключающая, но всех приглашающая и радующая». А в его новейшем произведении²⁵³³ звучат след. слова: «римское иго есть величайшее в современной культурной истории; оно есть мучительный веред для западного христианства, тягчайшая болезнь христианского мiра. Поэтому нет более настоятельного и нужного крика для стремящихся к религиозной реформе, нет более соответствующего и понятного призыва для желающих общения с небом, нет столь мощного отклика, раздающегося в тысячах и тысячах сердец и обещающего свободу от всех зол, как одушевленный призыв: «прочь от Рима». Не менее поучительна и история вюрцбургского профессора Шелля (Schell), покорившегося, вследствие интердикта, вновь папе. Шелль обвиняет во всем иезуитов, и он отчасти прав; но мы все же думаем, что корень зла лежит не в иезуитах, а в самой идее папства. Иезуиты лишь ловкие ловцы в мутной воде, но повелителем и господином остается папа, и они существуют лишь до тех пор, пока папа является всем. Пока христианство опирается на панство, а не на слово Божие, связующее совесть, до тех пор все равно будет продолжаться это духовное опекунство. Непогрешимый папа постоянно будет находить нужные ему лакейские души, как бы они не назывались. И слова Шелля также не принесут пользы церкви, именно потому, что это только слова, как не принесли пользы слова Зайлера, Вессенберга, Бодера, Гаржера, Леопольда Шмидта и др. И благородная попытка того или иного профессора о христианском романизме поможет лишь, к сожалению, только тому, что «суденышко Петра» подержится еще некоторое время над водой, дабы не погибли иезуиты и им подобные. И потому ученики Шелля вполне правы, когда говорили ему: «кто подымет свой голос против одностороннего, окостенелого иезуитского направления в католическом богословии, тот будет также пренебрегаем, как Канизий».²⁵³⁴

—292—

В конце концов этим симпатичным людям, которые более надеются на папство, для которого все подобные надежды издавна были лишь позором, ничего не остается, как умереть с столь же горьким чувством, как и Канизий, который думал служить своему идеалу и нести тот терновый венец – в виде священного нимба, который наденут ему на чело враги его мыслей. Над их могилой торжествующие враги будут потирать руки, как и всегда, так как эти люди, веря в силу духа, оставили его в цепях, ибо в римско-католической церкви сила предания много могущественнее, чем мысль, и против него может лишь помочь воля, при всяких обстоятельствах послушная совести, которая не боится променять свою свободу даже под страхом мученического конца.²⁵³⁵

Но говоря о движении к свободе от Рима в немецком народе, мы должны задать себе вопрос, существует ли это движение среди католического духовенства? 15–20 человек католич. священников, перешедших в протестантизм, дают ли повод к предположению, что Римский католицизм стал ненавистен даже самому духовенству? Мы скорее ответили бы, что нет, этих фактов недостаточно, если бы мы не нашли более прочных оснований для нашего утверждения о наличности такого движения. Граф Гёнсбрёх (Hoeusbroech), сам вышедший из ордена иезуитов, опубликовал в Берлинской газете²⁵³⁶, что он имеет более ста писем от католических священников Германии и Австрии, не вышедших еще из рядов римско-католического духовенства, что они совершенно единодушны с их собратьями по службе во Франции и Италии. Они готовы бы сбросить с себя иго римского католицизма, но…

—293—

но…, и это но остается для католического священника неустранимым, не смотря на все его убеждение в неправде рим. католицизма, и заключается в материальном положении духовенства. Можно говорить о мужестве и страдании за идею, но нельзя забывать и о насущном хлебе для человека. И это всего более применимо к низшей католической иерархии. Не подготовленная ни к какому труду, угнетаемая епископскими поборами, причем епископы не стесняются никакими средствами для вымогательств и гнета на низшую иерархию, она стонет под двойным гнетом духовной и телесной алчбы и волей-неволей несет свой крест. Пусть попробует один из священников отделиться от Рима: это для него будет прямо смертными приговором; его забросают грязью, заплюют достойные представители иезуитизма, а их светские приспешники позаботятся уже о том, чтобы такое лицо не нашло себе места или занятия. Будет пущено в ход все: и воздействие администрации, и воздействие разных обществ, и клевета, и даже обвинения в разных, хотя бы и несуществующих преступлениях, словом, для такого лица не оставят иного выхода, кроме смерти, да и она не освободит его от обливаний самой мерзкой грязью. Стоит лишь прочесть часть этих писем, чтобы понять весь тот ужас низшего духовенства, какой внушают ему епископы и папская клика, понять тот сердечный вопль о каком-нибудь убежище, хотя на первое время, дабы поучиться хотя бы чему-нибудь для снискания средств к жизни. Приведем лишь некоторые выдержки из этих писем: «О, если бы я имел хотя какие-нибудь средства, пишет один из священников, я никогда не остался бы в рядах католицизма, и так думаю не один я, а тысячи честных и откровенных священников. И без того уже обремененное духовное сословие теперь обременяется и угнетается еще более, вследствие несомненного влияния иезуитизма и других гешефтмахеров и зилотов, заседающих в епископских дворцах и от досуга и сытости сочиняющих проекты об улучшении мiра, вместо того, чтобы позаботиться о своем улучшении. Наше положение при нищенском содержании прямо ужасно, а поборы с нас, о которых, к несчастью, мiряне даже не имеют понятия, заставляют нас

—294—

уподобляться голодной скотине, не находящей даже клочка соломы. Вот где корень той бессердечности, в которой укоряют нас… Но я еще не так беден: есть в Германии и Австрии сотни священников, которые находятся прямо в безвыходном положении и принуждены умирать медленною, голодною смертью. И я всегда от души смеюсь, что протестанты волнуются и не знают, как себе помочь, как скоро поднимается клерикальная агитация против протестантизма. Правда, люди не поверять тому, что рассказывает бедный пфаррер; и это понятно. Только тот, кто все это испытывает на собственной шкуре, ощущает эту боль, а кто не испытывает, тот и не верит». Другой священник пишет: «Для всех, настроенных против Ватикана, священников самый валяный вопрос – вопрос о насущном хлебе. Если бы устранился этот вопрос – тысячи священников, немедля ни минуты сбросили бы с себя это гнусное ярмо». Отсюда уже ясно, что движение против Рима тлеет подобно искре, готовой превратиться в страшный пожар, и среди римско-католич. клира. Если не изменится это печальное положение клира, если не изменится народное движение против Рима, навеянное, быть может, первоначально политическими обстоятельствами, то «ладья Петра» вместе с своим кормчим в недолгом времени подвергнется страшной буре, в которой она легко может потерять половину своего экипажа и паруса. Особенно сильно это народное движение сказывается в католической Баварии, где, помимо вражды к иезуитизму, народные вожди прямо примыкают к выводам Шелля, и не хотят слышать о том католицизме, какой предлагают им ставленники иезуитов.²⁵³⁷ Один из здешних католических священников, обсуждая последние безобразия папской курии, проделки Таксиля и ему подобных, прямо говорит, что бόльшей ереси, чем папство, не предлагает ни одна религия. «Корень этого зла заключается в фальшивом понимании и передержках церковного учения, причем считающая себя непогрешимой церковная бюрократия ниспровергает всякую самостоятельность понимания и заботится в ее покорных учреждениях лишь о том,

—295—

чтобы каждый и все вместе пропитывались иезуитизмом – во всей односторонности политического католицизма. Но все же в католической церкви мелькают уже столь многие силы, что можно надеяться, что эта опасность полного объиезуитения будет пересилена. Прискорбно, конечно, что немецкие правительства слишком угодливы пред Римской курией и выдают ей головой своих подданных; но пусть они не забывают также, что уврачевание государства и церкви должно выйти снизу, со стороны здоровой демократии которая создаст истинную реформацию, а не ту старую, которая создала военные окопы между христианами и христианами, и которая создает взаимное понимание друг друга, терпимость пред всяким стремлением к истине, а тем более религиозной».²⁵³⁸ Правда, что в этих словах католического священника вся вина сваливается на папскую курию и ее членов и забывается о больной голове всего католичества, от которой зависят все курии и их члены; но правда и то, что папство, висящее над народами запада, как Дамоклов меч, все более и более будит в народных массах стремление сбросить с себя эту тяжесть. И это стремление уже ощутительно появилось в пограничных городах с Францией, где французское движение среди клира и духовенства нашло столь живой отклик, что почти захватило все слои общества, так что один из католических священников прямо говорить: «страшная опасность, что население сделается лютеранским, на самом деле уже давно совершилась. Да если бы кто знал, как мало в сущности народ католичен, то тот не стал бы и удивляться этому».²⁵³⁹

Не менее ясно обнаруживается стремление к отдалению от Рима и в Австрии, где уже давно подготовлена почва для движения к освобождению от папства. Насильственный возврат Австрийского народа, при помощи иезуитов и лихтенштейновских драгун, во время реформации был лишь внешним действием: в глубине души народ таил мысль об освобождении от Рима, и эта мысль никогда не умирала. Провозглашение папской непогрешимости в

—296—

1870 г. возбудило сильное движение в народах Австрии и породило старокатолическое движение, которое не прекратилось и до сих пор и медленно растет все более и более. И если бы старокатолики обладали теми же средствами, что католики, то едва ли было бы преувеличением сказать, что католицизм в Австрии быстро сократился бы до значительных размеров. И здесь проявились чисто религиозные побуждения к отделению от Рима. Люди мало-мальски развитые уже и тогда не могли мириться с тем строем католицизма, который подавлял всякую религиозную свободу совести и превращал своих последователей в рабское стадо, послушное воле пастуха, бесконтрольно распоряжающегося людской совестью. После этого прошло 25 лет и народ, не имея возможности, вследствие поддержки светских властей, порвать с Римом и его служителями, перешел, по-видимому, к пассивной, но в тоже время и активной оппозиции. Он отвернулся от католической церкви, ее служителей и исповеди. Поезжайте чрез всю Австрию, разговоритесь с любым крестьянином, и вы всюду услышите: «Я католик, но в церковь и на исповедь не хожу; не позволяю ходить и своей семье». И не смотря на все ухищрения католических священников, устраивающих в церквах концерты и даже лотереи, церкви остаются пустыми. Народ прекрасно понял, что нечего ожидать от иерархии, которая пользуется исповедью, как средством внести раздор в семьи и загрязнить нравственное чувство человека. И что удивительно, так это то, что католики ходят в православную церковь и православных священников просят исповедать их. Автор по собственному опыту может привести до 50-ти таких случаев из своей практики. На разъяснение, что православный священник не может исповедать их, и на указание, что они имеют своих священников, получается один и тот же ответ: «жаль, вера одна и та же; но к нашему священнику мы не можем идти». Итак, относится к католицизму не один народ: это же самое замечается и в рядах католического духовенства. За последнее время 15 священников и до 5.000 мiрян покинули католичество, не смотря на все строгости и препятствия со стороны Австрийского правительства. А как далеко простираются эти стро-

—297—

гости, достаточно указать, что ни один протестантский пастор, ни один священник другого вероисповедания не может безопасно приехать в Австрию: он всегда под страхом высылки якобы за политическую пропаганду. Исключение составляют наши украйнофилы, пришедшиеся по вкусу австрийскому правительству тем, что стараются бедным буковинцам и галичанам навязать богослужебные книги латинского шрифта и вытеснить шрифт церковно-славянский (кириллицу), единственно понятный и доступный галичанам и буковинцам. И что всего важнее²⁵⁴⁰ эти господа украйнофилы, мечтая о какой-то объединенной Украйне от Карпат и до верховьев Днепра, распространяют среди буковинцев и галичан бредни, что они действуют с согласия русского правительства. Насколько ненавистно стало католичество народу, беспристрастный читатель может видеть это из того, что в нынешнем году несколько сел и деревень перешли в магометанство и иудейство, лишь бы не оставаться под католическим ярмом.

Нам следовало бы еще упомянуть о политических причинах к выходу из католичества, но это не стоит в связи с нашей статьей; да нам кажется, кроме того, что вопль иезуитских изданий о политических мотивах к выходу из католичества есть лишь искусная махинация, чтобы замаскировать действительное положение вещей. Католицизм потому и кричит о политических мотивах выхода из католичества, что лучшие люди Австрии высказывают в своих печатных трудах, что Австрия обречена гибели, если она останется католической, что они не знают, как вырваться от римского, смертного врага, что нынешняя римско-католическая политика основана на беспощадном насилии, что они желают немногого – лишь бы католические священники шли на помощь народу, просвещая его, а не затемняя и без того скудное народное понимание, что они идут не против религии, признавая вполне ее нравственное, облагораживающее влияние на людей, но против интернациональной черной силы, неукротимо властвую-

—298—

щей над совестью людей из Рима. Бороться с этой темной силой, чтобы спасти души людей, наша главная задача. Вот в чем главная суть политического движения против Рима – и ее едва ли можно отделить от движения чисто-религиозного.

Такое современное положение католицизма на западе побуждает и нас – русских – трезво взглянуть на это исповедание, весьма враждебное к православию. Католицизм дает место среди себя всем исповеданиям: иудейству, протестантству, буддийству и даже язычеству, но он никогда не согласится дать место для православия. Чтобы подтвердить это фактически, привожу убедительный примерь: в г. Мариенбаде русские посетители задумали построить православную церковь. Сумма для означенной цели почти на лицо; но нет места для постройки, так как вся земля в Мариенбаде принадлежит католическому ордену Тепль. Не смотря на все ходатайства об уступке места, ответ всегда получался отрицательный, причем честные отцы, нисколько не стесняясь, заявили, что они не потерпят русской церкви в Мариенбаде, хотя они с спокойный совестью дали места и для протестантской церкви, и для еврейской синагоги.²⁵⁴¹ Не мешало бы нам русским почаще вспоминать об этих фактах и не отводить бесплатно католикам лучшие городские земли для построения католических церквей. Пусть наши католикофилы в своих газетах оправдывают гнусные подвиги Беляковичей, но пусть не закрываютглаза и на те деяния католицизма, которые направлены не только к разрушению государственного строя, семьи, но и вообще всякого религиозного чувства. За примерами ходить не далеко: кто часто ездит от Варшавы до границы, тот может воочию убедиться, что проповедуют эти достойные представители католичества. Здесь возжигаются народные страсти против правительства, раздаются возмутительные крики о русских убийцах, превративших Варшаву в Сибирь, о русских попах, от которых не знает, как освободиться само правительство, а потому держит их в униженном положении, отказывая

—299—

в содержании и обеспечивая лишь католических ксендзов; и под шумом этих воплей и криков обделывают хорошие дела. Наша церковная школа возникла не более двадцати пяти лет, но честные оо. иезуиты уже успели воспользоваться ею: они ловко стали вербовать из рядов ее слуг для католицизма, посылая питомцев для дальнейшего образования заграницу и потом разрешая им в светском одеянии отправлять все требы для лиц, числящихся православными, но не посещающими православную церковь. Четверо таких лиц, совращенных иезуитами и отправлявших требоисправления, в недавнее время обнаружены в Варшавской губернии, а шестеро остаются и до сих пор заграницей. И хотя русская гражданская власть решила, что лица эти никогда не увидят более России, но оо. иезуиты, которыми запружена вся Польша, как выразился один из знакомых мне ксендзов, обделают втихомолку и это дельце и благополучно водворят своих адептов в пределах России, как они уже постарались поместить некоторых из своих членов – мiрян во главе учебных заведений, разрешив им даже наружно принять православие. Да и кто не терпит от католицизма?

Случается, иногда, что почтенные католики и сами попадают в просак, улавливая в свои сети православных русских, и попадаются сами на удочку ловкого человека. Один из таких случаев произошел в нынешнем году в Праге. А. Вальдгардт, известный мне еще по Берлину, где он прикидывался бежавшим от иезуитов, высмотрел свободную жизнь католических каноников; усвоив, еще в иезуитской школе в Инспруке все иезуитские приемы, он решил, не думая о последствиях, поморочить достопочтенных отцов и пожить весело на чужой счет, и вот он надел католическую сутану, оттиснул визитные карточки, на которых стояло, что он католический каноник из русских дворян, приехал в Прагу и остановился в одном из лучших отелей. На следующий день он сделал визит пражскому архиепископу, приорам и иным католическим капелланам. Архиепископ послал с ответным визитом к нему двух каноников; прочие лица отдали визит лично. Хозяин отеля, видя, что к Вальдгардту приходят, так сказать, тузы ка-

—300—

толичества, проникся уважением к авантюристу, отпускал ему все, что он ни потребует, кормил изысканными обедами католическое духовенство на счет Вальдгардта, вполне поверив ему, что он скоро получит деньги из России. Но всякой истории бывает конец; пришел конец и Вальдгардтовской истории. Потеряв терпение давать все в долг и долг, хозяин отеля потребовал уплаты и тут-то он был ошеломлен заявлением Вальдгардта, что он не каноник и никаких денег не ожидает. В дело вмешалась полиция и мнимый каноник очутился в тюрьме. История грозила окончиться великим скандалом, так как на суде пришлось бы присутствовать всем отцам, почтившим обеды мнимого собрата, но это было им не по вкусу, и они пустили все средства в ход, чтобы выпроводить из Праги мнимого собрата. г. Вальдгардта признали душевнобольным и поскорее выпроводили в Россию.

Но я не хочу писать историю темных сторон католицизма, дабы не показаться пристрастным. Не хочу распространяться также о тех небывалых успехах католицизма в России, о каких повествуют оо. иезуиты в конвиктах своим ученикам: это не новая песня; я хочу лишь вполне беспристрастно показать ту оценку католицизма, какую сделал запад в своих суждениях и отношениях к католицизму. Долго, долго западные христиане были под игом католицизма; но всему есть мера; это иго стало нестерпимым для человека христианина, превращенного католицизмом в китайский молитвенный жернов, и он – христианин – понял, наконец, что ожидать от католицизма спасения, душевного мира и покоя, значить тоже самое, что висеть над пропастью, ухватившись за кустарник, который сначала медленно, а потом скорее и скорее, уступая силе тяжести, освобождает свои корни из рыхлой земли, дабы, наконец, лететь вместе в бездонную пропасть с человеком, крепко ухватившимся за эту ненадежную опору для спасения. Католицизм, кажущийся мощным для ослепленных приверженцев его, потерял свои твердые части и сохранил лишь скудельные члены, которые скоро ли долго ли, а быть может и в скором времени будут разбиты оторвавшимся камнем, явится ли этот камень из среды самого католицизма, или же извне. И это будет вполне

—301—

справедливые возмездием, так как католицизм пожнет то, что посеял. Извратив слово Божие, извратив христианство, католицизм путем долгих опытов старался извратить и религиозно-нравственную целостность природы человека, разменяв ее на кусочки дисциплинарных и обрядовых предписаний, сковав совесть человеческую и создав из личности человека послушную пешку в руках раздаятелей царства небесного по произволу, за деньги и даже за студные дела, лишь бы они совершались во славу святого отца. Католицизм развратил семью и общество и воспользовался этим, дабы подчинить себе род людской; но для всего есть мера, – есть мера и человеческой косности: и в нее иногда врывается свежая струя, ниспровергающая то, в чем коснел человек целые столетия. Эта свежая струя ворвалась уже и в среду католического мiра – и скоро ли долго ли она совершит свое дело, воздав по заслугам католицизму, сковавшему человека мнимо-христианскими оковами, извратившему человеческий ум, свободу, нравственность и истинно-христианское понимание учения Христова.

Д. Писаревский

Weimar-Franzensbad-Marienbad

Июнь-Июль

1899.

—302—

8.

Ваше Сиятельство!

Любезнейший друг Михаил Владимирович!

Христос Воскресе!

Наконец я дома, и ныне с родными ваиями встречал входящего в Иерусалим Иисуса и пел осанна сыну Давидову на земле своей. Вместо тех ужасов наводнения, которыми вы пугали робкое мое воображение, и вместо непроходимых бездн, которые вы разверзали на пути моем для поглощения меня, я нашел дорогу не затруднительною и не опасною, но довольно удобною, и, даже могу сказать, приятною. Правда, что несколько обрыхлела дорога; но разве одним ветроногим Гомеровым коням предоставлено лететь по вершинам златоволнующихся гибких плассов, не нагибая и не подавляя их? И моя пара удалых, под сенью непрестанно поднимавшихся и исчезавших облаков пара, при неумолимом звяцании заливавшегося Валдайского колокола, как двоица быстропарных гусей, неслась, не касаясь пуха рыхлой дороги. Деревни, версты и указательные вешки мелькали мимо меня, и я только боялся того, чтобы не оставить позади себя синевшегося вдали небосклона и чрез то не потерять надежды видеть край родимый. Словом я чувствовал себя новым Фарисом²⁵⁴³ Мицкевича. С исчезающих равнин снега

—303—

не суровая зима махала ко мне в кибитку косматым рукавом, но благодатная весна веяла кротким дыханием прохлады. И чем ближе к Дмитрову (не подумайте, чтобы я отдавал сие преимущество Дмитрову единственно по внушению физической любви к родине, которая и для Лапландца, рожденного почти в гробе природы, претворяет хладный мрак земли в благословенное счастье берегов Италии; нет! я говорю, как путешественник – наблюдатель), тем ощутительнее благотворное действие всеоживляющей весны. Окрестности Дмитрова не представляют более необозримых снежных степей, но по многим местам пестреют и красуются проталинками, над коими вьющиеся жаворонки в невидимом пространстве весело приветствуют возвращение весны. Наконец самый Дмитров избран весною как бы в магазин, откуда она расточает в окружающие места сокровища свои; здесь почти все растаяло и вал, служивший некогда бойницею против вероломного Сармата²⁵⁴⁴, а ныне служащий местом гуляния для жителей Дмитрова, призывает на зеленеющую высоту свою для немокренной прогулки. Впрочем, Яхрома еще не стряхнула с себя ледяных оков. Но скоро, скоро воскипит бурным гневом, сокрушит их и как благотворный Нил напоит питательными и жизненными водами долины наши.

После сего поздравляю вас с праздником Светлого Христова Воскресения. Желаю от всего сердца моего, преисполненного к вам искреннею любовью, провести его во всякой радости, во всяком веселии и благополучии.

Засим честь имею пребыть

Вашего сиятельства покорнейшим слугою Иван Платонов.

1829-го года

Апреля 1 д.

Дмитров.

—304—

9.

Ваше Сиятельство!

Милостивая Государыня!

Приближающийся светлый праздник Воскресения Христова доставляет нам удовольствие писать к Вам, исполняя – отнюдь не светский обычай, но истинно-христианское обыкновение, для сердца любообщительного драгоценное. Сердечное желание блага есть самое естественное выражение сердечной преданности; а для выражения благих желаний нет лучше, нет торжественнее случая, как Христианский Праздник – торжество любви. Желаем сердечно, да оное слово Спасителя воскресшего: радуйтеся! пролиется Вам в душу в утешениях благодатных, семейственных, дружественных… все освящает вера!

Мы ходим в сии дни к Богослужению; сия неделя назначена здесь для говения; на первой неделе были у нас классы. На Пасхе же должны приготовляться к испытанию, которое Михайло Михайлович²⁵⁴⁵ положил сделать нам на Фоминой неделе, сам, и с особенным вниманием, как говорили нам наши профессоры. Он спешит окончить наше здешнее образование, и положил отправить нас, если можно будет, еще в Августе сего года: впрочем, это сказано нам под секретом, потому что зависит еще от Высочайшего утверждения. – Государь Император отправится к армии на Фоминой неделе. О делах с Персией ничего более не слышно. – Здесь, по городу, ходит корь, особенно по некоторым учебным заведениям, с которыми посему запрещается иметь сообщение. – О деле секретаря консистории и об его участи ничего более не говорят; когда оно началось, весь город толковал об одном; теперь все замолчали.

Весна началась здесь довольно рано; снегу давно уже нигде не видно; и погода стоит большею частью ясная и теплая; только настоящая неделя несколько ненастна. По крайней мере желаем и надеемся ясных дней на Пасхе; особенно позволено этого желать нам, приезжим, и не

—305—

имевшим еще удовольствия видеть здесь весеннюю Пасху; прошедшая была так холодна и ненастна, что должно было сидеть только в комнатах, желать при таком светлом празднике и ясных дней есть слабость простительная. Зима особенно была скучна для нас, и потому что наши комнаты, в которых должно сидеть в такое время, не представляют большого простора; и мы не скроем, что желали бы отправиться отсюда поскорее, так чтобы не проводить другой зимы в сих стенах.

Свидетельствуя глубочайшее почитание и преданность, честь имеют пребыть Вашего Сиятельства, Милостивая Государыня! покорнейшие слуги:

Василий Знаменский

Константин Неволин.

Апреля 9-го

1829-го года.

10.

Достопочтеннейший Друг!

Михаил Владимирович!

Поздравляя Вас с наступающим великим Праздником Пасхи и желая встретить и провести его в радости, – надеюсь, что Вы извините меня, если я, и по недостатку нового, и по прежнему моему обычаю, не пишу к Вам особенного письма²⁵⁴⁶, притом же, как уже сказано, Вы не любите считаться в строчках и страничках и пр., и так я с этой стороны спокоен. Много благодарю Вас за сообщенные Вами новости, из коих некоторые приятны, а все интересны; желал бы я только не видеть тут этих объяснений в рассуждении упреков и неупреков, к коим, правда, я же сам подал повод, но ненамеренно; впредь буду остерегаться от того.

Остаюсь истинно почитающим и любящим Вас другом, готовый к услугам Василий Знаменский.

—306—

11.

Любезнейший друг!

Михаил Владимирович!

Хотя я пищу к Вам еще в самый великий пост, но как сии строки Вы будете читать именно по утру первого дня Пасхи, то – Христос Воскресе! С каким услаждением Вы услышите уже восхитительные слова от многих родных и близких, прежде нежели донесутся к Вам и мои! С такою же приятностью да отзовется в сердце Вашем и мое отдаленное приветствие: Христос Воскресе! Торжество христианское да исполнит Ваш дух небесным веселием, да совершится Вами в радости Ангельской! – Благодарю Вас покорнейше за немногие, но точные известия о Московском Университете. Без сомнения, Вы не откажетесь и еще написать что-нибудь, когда узнаете, – так, как и я с удовольствием удовлетворил бы любопытствующих знать о распоряжениях Синода касательно устроения внешнего состояния белого Духовенства, если б сам что-нибудь знал более и определеннее, и без сомнения уведомлю, или уведомим если узнаем и малейшую мелочь.

Ваш покорнейший слуга

К. Неволин.²⁵⁴⁷

12.

Достопочтеннейший Друг!

Михаил Владимирович!

Поздравляя Вас с приближающимся днем Вашего Ангела, желаю Вам от всей души, что бы Ангел Божий не преставал руководить Вас во всех делах Ваших и во всех путях жизни, и чтобы Вы, укрепляясь душою и возрастая пред Богом и людьми во всем добром, укреплялись и телом, ut sit mens sana in corpore sano, особенно на труды, Вам еще предлежащие. – О своем здоровье мне говорить нечего; доселе Бог милует; но кроме этого я чувствую еще благодетельное влияние весны на тело и душу

—307—

вместе – чувствую себя бодрее и веселее, и пр. Погода стоит давно очень ясная, хотя бывает часто ветрено. – По поводу нашего экзамена, Вы начертили в Вашем письме целую перспективу предположений, перспективу прекрасную, но составляющую – один только оптический обман! Во-первых – экзамена не было, и вероятно, еще долго не будет, кажется, до времени нашего отправления – Мих. Мих.²⁵⁴⁸ непрестанно занят и не может для этого найти свободного дня. Но если бы и был теперь экзамен, то ни чуть не следовало бы, чтобы нас уволили домой, потому что надлежало нам еще продолжить занятия, особенно оставалось еще Уголовное Право, к коему мы теперь приступили, и наука финансовая, далее – хотя бы мы и все кончили, но еще неизвестно, позволено ли было бы нам ехать; если бы и было позволено, то неизвестно, позволили бы это домашние обстоятельства; наконец – если бы я и поехал (Константин Алексеевич²⁵⁴⁹ верно не поехал бы), то решительно должен себе отказать в желании увидеться в Вами, и со всеми этими столь знакомыми местами. Ну, до чего же я дошел. Извините, заболтался!

Пасха и у нас не очень была весела, вопреки моих ожиданий, а на 3-й день был ужасный снег и слякоть. Когда мы были у Мих. Мих., он сказал нам, что ему хочется отправить нас в Берлин к октябрю, к началу семестра. Между прочим, сказал еще, что между тем предположил он приступить к собранию в таком же порядке и всех древних законов русских, или всего, что можно найти относящегося к законодательству – начиная с самых первых памятников до Уложения (т.е. под его руководством будет над этим трудиться 2-ое Отделение); это будет наше jus antiquum; историческое изложение, начиная с Уложения, представляет jus medium, а догматический свод – jus modernum; у Государя – прибавил он – великие намерения. К вашему возвращению – говорил он далее – мы может быть это окончим, и пр. и пр. То, что уже сделано (т.е. последние два свода) он назвал между прочим, гигантским трудом; но если они сделают и

—1—

третье, то это действительно будет дело исполинское – у нас, где никто еще доселе почти не притрагивался к обработанию сей части, между тем как напр., в Германии над этим уже трудятся века. – Недавно мы простились с преосв. Филаретом²⁵⁵⁰, который едет на сих днях к Вам – в Москву, куда уволен до осени, – кажется, по расстройству здоровья. Он поговорил не много, и между прочим, сказал нам, что в Берлине введены прус. королем, после того как был там Александр Павлович²⁵⁵¹, даже многие обряды нашего Богослужения, и вообще благочестие и благочестивые люди особенно уважаются. – Что Государь с Супругою и Наследником отправились из С.-Петербурга – это не нужно сказывать; в варшавских ведомостях уже сказано, что он будет в Варшаве короноваться 12-го мая (т.е. сегодня, когда я пишу), – более об этом ничего не могу сказать. Недавно он сделал Павского²⁵⁵² придворным протоиереем, где будет он первым после обер-священника и духовника государя и вне череды, в коей состоят прочие протоиереи. Еще новость: профессорам Академий и Семинарий определен мундир синодский или коммиссейский с черным воротником бархатным, но шитье, кажется, должно быть только у профессоров Академии. Разумеется, что носить мундир имеют право только те, кои идут в светское звание и имеют чин. Обер-прокурор синода уволен в отпуск на лето; его должность исправлять будет некто Нечаев²⁵⁵³, из 1-го отделения канцелярии Государя, статский советник. – Иван Выжигин²⁵⁵⁴, кой столько наделал шуму и коего экземпляр поднесен был Государю авторам – запрещен; о причинах не совсем согласны; гово-

—309—

рят, будто поляки просили об этом, будучи обижены не очень выгодными описаниями их в этой книжке. Впрочем, судить о книжке предоставляю Вам самим, если её имеете, или читали, – я сам еще не имел охоты прочитать, всю. Скажу Вам еще (хотя не под стать – что делать?), что о. Иннокентий²⁵⁵⁵ перевел «Разговоры между Испытующим и Уверенным о Греко-рос. церкви»²⁵⁵⁶ – на польский язык, и напечатал их, с позволения автора. К слову: недавно я познакомился с о. Иннокентием и был у него – что для меня очень интересно – человек, коего послушать не скучно. Ну, вот, кажется, все наше новое.

Я готов уже был кончить письмо, как вдруг узнал, что назначено нам испытание на сей неделе, именно 16-го сего месяца, – о чем и имею честь Вас уведомить, а о последствиях после напишу. Более ничего на сей раз сказать не могу. Желаю Вам наслаждаться летними днями в Вашей вилле, коей теперь завидую, сидя в пыльном городе, – а Вы пожелайте успеха доброго преданному Вам и готовому к услугам Вас. Знаменскому.

13-го Мая 1829.

Константин Алекс.²⁵⁵⁷ свидетельствует Вам те же добрые желания и теми же поздравлениями в новый Ваш год.

13.

Любезнейший Друг!

Михаил Владимирович!

Вы с радостью, смехом и громким пением пустились в путь в пресловутые (?) Каменки; а мы, несчастные, принуждены воздыхать под бременами (не под бременем) тысячей дел. Один сдает в бесконечность простирающиеся лекции; другой требует строгого отчета в них; третий заставляет ломать и без того уже сокрушенные головы над рассуждением, и теперь я перенес перо свое на сию бумагу от рассуждения; словом – все как будто

—310—

бы согласились взваливать на нас бремена тяоюка и неудобоносима²⁵⁵⁸, дабы совершенно нас задавить. Может быть ваше присутствие здесь облегчило бы меня от тяготеющих бремен.

Но это отложим теперь в сторону. Теперь позвольте с вами стязатися о Дмитрове? Что значат эти едва не ускользающие от взора письмена, коими вы пишете его? То ли, что он столь же мелок в кругу гражданственности, сколь мелок он на вашем письме? Но прошу заглянуть еще раз в Статистический словарь Рос. Империи, найденный вами между книгами; я уверен, что он в нем вам явится облеченным в такое величие и блеск, в коем вовсе исчезнут ваши высящиеся и ширящиеся Каменки. Или то, что он смиренно таится в низкой юдоли, тогда ваши Каменки, гордо возвышающиеся на каменных высотах, хотят владычествовать над всем окружающим их? Но мне теперь приходить на мысль одно острое изречение, помнится, Сенеки: Карло мал и на горе, а исполин велик и в яме. Каково же я подвизаюсь за честь своего Дмитрова!

В заключение благодарю вас чувствительнейше за письмо; оно рассеяло несколько головоломные мысли и доставило стесненному сердцу моему величайшее удовольствие. Желаю вам проводить время в деревне как можно веселее и наслаждаться всеми сельскими удовольствиями. Простите! Остаюсь в ожидании скоро увидеться с вами покорный ваш слуга И. Платонов.

Академия

1829 года.

Июля 9 дня.

14.

Любезнейший Друг!

Михаил Владимирович!

С неудобоизглаголанною многоблагодарностью имел я благорадование получить от Вас то по силе – поднятое великопочитание, каковое только поместилось на праведном

—311—

мериле своего соседушки-друга. Не желая оставаться в долге, а паче от избытка любви и благодарности, с своей стороны я маленькому, как Питишиначчио, моему письмецу, заповедоваю вознести к Вам такое высоко-почитание, какового да не уместят ни Каменки, ни сам пресловутый Дмитров, с присоединением всех благожеланий

Покорный Ваш слуга

Яков Баршев.²⁵⁵⁹

15.

Почтеннейшей и любезнейшей Друг!

Михаил Владимирович!

Вы думаете, что наш экзамен давно окончился – подивитесь же: он и теперь еще продолжается, и продолжится до конца месяца, то есть, до вакаций, – до нашей поездки, одним словом – до нашей поездки домой, домой – любезнейший Михаил Владимирович! Наконец-то об этом спросили при удобном случае, и нам это легко позволено – ехать на месяц, к коему можем еще прибавить несколько дней. Но я заговорил было об экзамене – так возвратимся же к нему. Экзамен наш производится в канцелярии Михаилом Мих.²⁵⁶⁰, Михаилом Андр.²⁵⁶¹ и теми, кои преподавали нам уроки. Не подумайте однако же, чтобы нас в самом деле целый месяц экзаменовали – а вот от чего он так длится: назначают только по одному дню в неделю, потому что более не имеют времени – и так теперь испытание было по 4 дня, каждый день от 7 до 10 часов вечера, иногда и далее. В 1-ый раз испытывали по Русскому Гражд. Праву (или Земским Законам, как называет их Мих. М.²⁵⁶²), во 2-ой по Полит. Экономии, в 3-й по Русскому Публичному Праву, а последний раз – по Риме. Праву, из коего, впрочем, только часть еще спросили, а для остального по тому же предмету еще

—312—

назначен будет день, потом по языкам, и, кажется, только; (еще оставалась бы Истор. часть Руск. законов и всеобщ. История – но о них уже не упоминаю – и так может быть оставят это). Слава Богу! мы получаем одобрения, каких более и желать не могли, и особ. в последний раз; довольны были вместе и по самому предмету, и по Лат. языку, на коем мы отвечали; (отвечать надобно было не по выученному, а только по вычитанному; замечательно, что и Мих. Мик. говорил при сем на Лат. языке, хотя ему надлежало бы давно уже отвыкнуть от оного. Мих. Мих. оказал нам весьма лестные знаки своей благосклонности; а Михаил Андреевич²⁵⁶³ почти прыгал (они человек очень живой, и не могущий скрывать своих движений, treuherzig) повторяя, что невозможно было и ожидать этого, и пр. (Пишу к Вам откровенно, и даже слишком заговорился, будучи уверен, что Вы не примите этого в худую сторону, но порадуетесь, как друг: впрочем, не желал бы, чтоб это было публикуемо, как написано). Теперь об экзамене, кажется, все сказано. – Кроме этого мы должны еще пройти Угол. Право, и кончить до поездки домой, поэтому должны были им заниматься и между экзаменами. Еще остается часть Науки о финанс., кою также должны кончить – до поездки. Теперь поговорим о постороннем. Можете, между прочими, заметить, как самолюбие действует в нас, даже без нашего ведома; всегда почти случается мне писать наперед о своих делах, и потом уже о других, хотя и более интересных; само перо или рука так распоряжаются. Это мимоходом. – Недавно – по донесению Адм. Грейга – один бриг Русский, будучи застигнут при крейсировании двумя линейными кораблями Тур. 104 пуш. и 72 три. после сражения с ними, продолжавшегося около 4-хи часов, заставил их удалиться – дело доселе неслыханное в летописях морских держав – так выражается Адмирал в своем донесении к Государю. Бриг сражался против силы более нежели во 20 раз превосходнейшей. Но Вы сами это прочитаете. Но что важнее – сей час почти распространилось известие (хотя не офиц. – впрочем, верное), что наш Дибич раз-

—313—

бил на голову армию Турец. под начальством вел. визиря, коего успел отрезать от Шумлы и окружить – число Турецких войск полагают за 20.000 и даже до 40.000, но подлинно об этом еще не знаем; 40 пушек взято, и наших пало, говорят, до 4.000. – Государь в Берлине, как известно и Вам конечно; сюда ожидают его к 1-му июля. Не знаю, что еще сказать: здесь много шуму наделала выставка мануф. изделий – она того и стоила; но что мне сказать о ней, более того, что пишут в газетах? Бывши на ней два раза, я едва успел все пробежать глазами – а мне ли судить? – И так желаю Вам благополучно кончить ваш домашний курс учения и вступить в новый (а математика, хотя любите её, хотя нет – все-таки, думаю, необходима) и за сим остаюсь с чувствами прежней дружбы Ваш преданный и готовый к услугам

Василий Знаменский.

Июня 10

1829-го года.

16.

Ваше Сиятельство!

Любезнейший Друг

Михаил Владимирович!

Не имея ничего особенного (после Василия Потаповича²⁵⁶⁴) писать к Вам, я свидетельствую только Вам сими строками мое искреннее почтение и сердечную любовь, с какими всегда пребываю к Вам. – Да! Вот самая новая новость – для нас: на нынешний день в 12 часов ночью у нас скончался профессор Естественного Права Лодий.²⁵⁶⁵ – За сим честь имею быть Ваш покорнейший слуга Константин Неволин.

1829 г.

11 июня.

С.-ПБг.

—314—

17.

Любезнейший друг

Михаил Владимирович!

Если вы находите основание благодарить меня за гощение мое в ваших Каменках; то какую должен я приносить вам благодарность, я, который пользовался сим гощением, и наслаждался всеми прелестями вашего обязательного гостеприимства? Мое пребывание в ваших Каменках, не смотря на враждовавшую природу, может быть, составить самое приятнейшее время во всей вакации.

Благодарю вас за новости, которые вы сообщали мне. Они все занимательны были для меня, хотя некоторые из них были уже возглашены стоустою в юдоли Дмитрова нашего и прежде вашего письма. Жалею о судьбе отца Евграфа²⁵⁶⁶; дай Бог, чтобы в Голутвинской пустыне он возрастил плоды покаяния и воздержания, и чтобы сие заточение не было совершенным, конечным отлучением.

Но, кажется, сын Юпитера проходя с победами Индию, главным образом и претворял пустыни в поля, возделанные – в виноградники. Кстати – об Александре Родионовиче.²⁵⁶⁷ Не извещал ли вас еще о расположении духа своего? Не принял ли столь утешительной для каждого благомыслящего (?) решимости противостоять в сем случае убеждению Пр…? Или сердце его само собою уже преклонилось под мрачный креп и Преосвященному осталось токмо довершить сие добровольное его предначинание? Но что много думать о сем? испытуяй сердца и утробызнает располагать и мельчайшими движениями сердца человеческого.

Знаете ли, что я читаю Ивана Выжигина. И теперь, когда я небрежно начертываю сии строки отвыкшею рукою, на сем самом столике, рядом с вашим письмом красуется он золотою оболочкою, с одного сияющею именем Ф. Бул-

—315—

гарина, а с другого 15 руб. Прочитал уже две части; две последние ожидаю; жаль, что не разделяю с вами по привычке чтение нового произведения Русской Литературы; тогда удовольствие возросло бы на сколько-нибудь степенях.

Английский язык все еще кажется лесом; впрочем, надобно как-нибудь продираться сквозь чащу его, надобно как-нибудь если не расплетать, по крайней мере рассекать сплетшиеся ветви; дабы потом выйти на светлую долину ведения. Желаю вам усердно успехов на поприще Еврейской Литературы и вместе с учеными раввинами проникнуть и в небывалые ее таинства.

Желаю вам между тем проводить вакацию во всяком веселении и радости. Не оставляйте нашей Академии. Не ужасайтесь мертвенной пустоты ее. Берите журналы, читайте и за меня, и за себя. Прощайте!

Дмитров.

Ваш И. Платонов.

1829 года

июля 25 дня.

18.

Ваше Сиятельство!

Милостивая Государыня!

Священною для меня обязанностью почитаю поздравить Вас с днем Вашего Ангела; от всего моего сердца желаю Вам при сем случае всякого блага и счастья, как временного и настоящего, так еще более – духовного и вечного.

Из наших товарищей остаюсь только я один в Петербурге, все прочие отправились в дома. И я мог бы ехать в свою Вятку: но представив, что взад и вперед мне надлежало бы проехать более 3.000 верст, что дома мне осталось бы гостить только около трех недель, что по приезде в Петербург надобно опять предпринять сухим путем – так сначала нам было объявлено – не очень близкую дорогу до Берлина, более 1.000 и может быть около 1.500 верст, – я не без грусти должен был отказаться от приятнейшего удовольствия – видеться со своими родными, хотя верно и еще не увижусь около 2-х или 3-х лет. Пусть будет тем приятнее будущее свидание! – Одному жить, разумеется, и в столице России – иногда не без скуки. Провожу свое время, как обыкновенно студенты проводят вакацию, т.е. как удастся: разгуливаю

—316—

по городу, по его окрестностям, хожу к своим, какие есть, знакомым, принимаю, кто есть, к себе; иногда загляну и в книгу и пр. и пр.

О нас – о наших экзаменах, о нашем пути в Берлин, о наградах некоторым нашим наставникам и пр. доселе еще не было докладываемо Государю; на днях только будет представлено о всем этом. Михаил Махаилович²⁵⁶⁸ решился отправить нас в Берлин не сухим путем, как думал прежде, а морем на пароходе – сколько по дешевизне сего способа переезда, столько по удобности и скорости оного, – в конце августа или в самых первых числах сентября. «В чужих краях», он сказал, «вы не пробудете более двух лет; здесь вы нам очень нужны». Теперь он сочиняет инструкцию для нас – для наших занятий в чужих краях.

На днях ожидают в Санкт-Петербург Персидского Принца: въезд его будет торжественный; для его пребывания назначен Таврический Дворец; для первого его представления Государю от сего дворца до Зимнего установится гвардия в рядах, среди коих Принц и поедет к Государю; пред зимним дворцом будут разложены подарки, назначенные для Принца – на семьсот тысяч рублей: так говорят! – Я слышал от человека достоверного.

За сим пребывая с глубочайшим к Вам почтением, честь имею быть

Ваше Сиятельство!

Милостивая Государыня!

Ваш покорнейший слуга

Константин Неволин.

Санкт-Петербург.

1829 года

23 июля.

19.

Ваше Сиятельство!

Любезнейший Друг!

Михаил Владимирович!

Кажется, давно, я у Вас в долгах. Что делать? не выхожу из долгов, – и то хорошо, что до времени не объявляю себя банкротом – и вот Вам в оплату недоимок

—317—

сии строки. – 1-го июля гулял я на Елагином острове вместе с прочим Петербургом. Это гулянье от Екатерингофского, которое я описывал Вам с таким удовольствием, отстоит как небо от земли. Ездят всего более водою. Надобно иметь только понятие о Петербургских островах, образуемых рукавами Невы, чтоб представить себе приятность сей дороги, извивающейся среди островов прелестнейших в свете. Дачи, сады, рощи повсюду представляются глазам, манят к себе, любуясь играют на зеркале вод; природа лелеется в своей весенней свежести, на реке движение, жизнь, – лодки, катера стараются опередить друг друга. Самое гулянье, самый остров Елагин! – Здесь точно предстал Петербург во всей своей пестроте. Народа пешего и в каретах – бездна, Россияе, Немцы, Французы, Чухны с большими шляпами, Персияне, Турки и пр. и пр. Громкая военная музыка; заунывные русские песни; аллеи, ручейки, во всех направлениях прорезывающие остров; густая тень древесная; цветочный луг: благорастворенный воздух – напишите в Вашем воображении из всего этого картину и Вы верно позавидуете моему петербургскому наслаждению. Около 8-го часа всходил по канату один иностранец – на высоту удивительную, – канат был протянут от земли на березу, едва ли ниже самой высокой в Пафнутьевском саду. В 11-ть часов сожжен был великолепный фейерверк. – В коронации обещают нам в Петергофе еще более блистательное гулянье; говорят, что велено там для сего устроить фейерверк в семьдесят пять тысяч рублей. Знатно! Неугодно ли Вам посмотреть на Петербургское веселье? – Прощайте!

Преданнейший Вам Константин Неволин.

С.-Петербург.

1829 г. 23 июля.

В. Протопопов

(Продолжение следует).

—318—

Поромуйский патриарх

31–19 августа. В восемь часов утра, простившись с гостеприимными хозяевами, мы с о. Николаем отправились из Саппоро на восток. Ехать было недалеко, всего 40 минут по железной дороге, до станции Ебéцу. Не успели мы сойти на платформу и отдать свои билеты, как к нам подошли трое крестьян, все молодые, с славными, простыми лицами. Низко наклонившись, они приняли от нас обоих благословение. Это были христиане из местечка Поромуй (или Хоромуй, как произносят это айносское название японцы) куда мы и направились. Они привели для нас лошадей, достали и седла: для меня английское, отец же Николай должен быль возвышаться на грузовом седле, целой пирамидой поднимающемся над лошадью. Седло это, впрочем, было не без удобств; сидеть на нем – покойно, можно и ноги свесить на самую шею лошади. Одна беда: падать с такого седла довольно высоко, а устойчивости в нем мало. Василий, Никита и третий их товарищ накупили в лавочке разных угощений, в виду нашего приезда, и все расстояние (около 11 верст) прошли пешком, указывая нам дорогу, а при случае и погоняя лошадей, когда последние почему-нибудь считали для себя необязательным слушаться нас.

Дорога идет все равниной, крайне болотистой, поросшей высочайшей травой, иной раз даже всадник совсем

—319—

скрывается в этой траве. Ехали мы, конечно, шагом, разговаривая с нашими погонщиками, особенно Василий не уставая сообщали симпу все, что у них случилось замечательного. То и дело лошади спотыкались в яму или вязли в трясине; тогда наши погонщики как-то странно, точно чайки, выкрикивали: «А…а…» ободряя их. Принимал участие в этом своеобразном концерте и о. Николай, только его «а» гудело совершенным «у» на низких нотах. «А…а», крикнут Василий с Никитой, – «у…у…» откликается позади меня отец Николай; так и ехали до самых христианских домов.

Чтобы осушить болото, во многих местах прорыты канавы, есть даже целый канал, по которому ходят небольшая барки с грузом. Очевидно, каждая пядь сухой земли не даром дается здешнему земледельцу. Мы проехали, почти проплыли по болотам чрез лес и потом скоро повернули на проселок между пашнями. Стали то и дело попадаться кое-как на скорую руку построенные хижины поселенцев, соломенным крыши, соломенные стены, кое-как сбитый двор. Но везде уже есть приспособленные для искусственного орошения. Растет кукуруза, гречиха, но проса такого я положительно нигде не видал: высотой почти с кукурузу. Мы ехали уже селением Поромỳй, хотя с непривычки, его можно и не рассмотреть: дома без всякого порядка рассыпаны по отдельным участкам земли, только и есть сообщения, что проселок, который извивается по межам. На одном из поворотов дороги небольшая площадка. На ней буддийская часовенка, совсем игрушечная, миниатюрная, по сторонам ее на высочайших шестах развеваются длинные флаги. Здесь недавно было собрате. Приезжал из Саппоро бонза и подряд несколько дней говорил проповеди. Поводом послужил все тот же «бон».

Скоро мы пришли и к дому христианина Евгения Сабанàи. Он также стоит отдельными двором на своем участке: несколько хат, кладовых, навесов для скота собрались хутором с неизменным колодцем, прудом и цветником. Все это также носит характер временности, все это построено только для первого раза, чтобы как-нибудь прикрыться от непогоды и холода, пока земля

—320—

не вознаградит затраты и труды. Нас сейчас же встретила вся многочленная семья Евгения, пошли поклоны, приветствия, хотя еще не вполне по форме, а только так, предварительно, – главное – в зàсики, в парадной комнате, куда нас тотчас же и провели. Комната была устлана самыми лучшими гозà (циновками), выплетенными из разноцветной соломы самым затейливым рисунком. Таких гоза в Хоккайдо не достать, они вывезены из старой Японии и постланы только ради сегодняшнего торжественного случая. Впереди в прекрасном киоте большая икона Божией Матери, писанная масляными красками, очевидно, заказанная на свой счет. Во всю стену полка с духовными книгами, есть почти все издания нашей миссии, кроме того немало и протестантских. По всему видно, что дом хороший. Скоро пришел в хаὸри (парадная одежда) и сам Евгений, почтенный старик, еще довольно бодрый на вид; за ним один за другим подошли к благословению и все, бывшие в доме. За остальными сейчас же послали.

Евгений своего рода здешний патриарх: из восьми домов христианских, которые в настоящее время существуют в Поромуй, шесть или зятья, или дети Евгения, седьмой – его младший брат и только восьмой не родственный, хотя и земляк. Все они переселились сюда из старой церкви Вакуя́ (в северо-восточной части главного острова, где наиболее густо расположены наши церкви) и заняли земли недалеко один от другого. Сам Евгений теперь «инкёо», т.е. на покое, хозяйством и пр. правит сын его Ириней, уже довольно пожилой человек, имеющий внуков. Евгений же является только духовным главой этой маленькой церкви. Постоянно выписывая книги, старательно прочитывая их, он прекрасно знает учение, и имеет ревность распространять его между своими односельчанами и вообще всеми, с кем приходится ему заводить знакомство. Его здесь так и зовут христианским бонзой, – название, которого он стыдиться не думает. По воскресным и праздничным дням (когда не гнетет слишком работа в поле) все христиане собираются в этом доме; старик совершает Богослужение и говорит проповедь, совсем как библейский патриарх. Отец Николай

—321—

думал было его назначить помощником катехизатора официально, т.е. с жалованием, только к собору Евгений захворал и думал, что больше не поправится и служить церкви не будет в состоянии. Теперь он здоров опять, может быть назначение его и состоится. Слушатели здесь есть; многие поселенцы – бывшие земляки Евгения, всех он их хорошо знает и потому может на них влиять. Катехизатор же саппороский, в ведении которого до сих пор находился Поромуй, приезжает сюда не часто и живет не подолгу; заметных плодов его старания (буде они есть) иметь не могут. Священник тоже бывает редко, прошлый год даже и совсем не был: Поромуй недалеко от Саппоро, но путь сюда трудный и не всегда даже возможный.

Скоро собрались все христиане (их 23 человека с детьми), кроме второго зятя, Игнатия, прокаженного, который поэтому и стеснялся прийти в собрание. Так как было уже за полдень, то я начал служить вечерню. Три женщины прекрасно пропели, положительно ни разу не сразнили. Одна из ни кончила курс в нашей тоокийской епархиальной школе, а две другие выучились пению в Вакуя (где Евгений также много трудился по церкви). Василий, женатый на внучке Евгения (он был нашим погонщиком), молодой человек лет 24, образцово прочитал, что нужно было за вечерней, знал, когда нужно подавать кадило и пр. Любо было смотреть на эту маленькую, но прекрасно воспитанную церковь. По словам отца Николая, все они без исключения приобщаются св. таин, только бы священник к ним приехал. Василий, видимо, является прямым помощником деду во всех церковные, также ревностно заботится и об обращении других. После службы, когда мы все уселись около большой хибаци и завели общую беседу, Василий, сидя подле деда и няньча своего трехлетнего сына (правнук Евгения), особенно усердно упрашивал симпу Николая бывать здесь почаще и, по крайней мере, заставлять приезжать сюда саппороского сенсея (катехизатора).

После вечерни я сказал поучение о нашем долге хранить обет, данный нами при крещении и неустанно стремиться к почести высшего звания. В собрании были и два

—322—

зятя Евгения, еще язычники. Особенно жаловался он на одного из них, не поддающегося никаким увещаниям, – думали даже, что он и совсем не придет повидаться с нами. Зять хмуро сидел, понурив голову, но потом в разговор вступил. Очевидно, его опутали разные деревенские суеверия, приметы, поверья, он бы и рад послушать христианства, да боится, как бы за это не перестала земля приносить ему урожая, как бы разные «инари-сан» не отмстили ему падежом скота или еще чем-нибудь. Кругозор слишком мал и материален, человек не хочет оторвать своего взора от питающей его земли. Впрочем, этот человек взял дочь Сибанай недавно, – может быть под влиянием этого глубоко христианского дома и он придет ко Христу.

Нас угостили обедом, приготовленным, конечно, дома, попросту, но очень вкусным и, главное, с искренним радушием. Пред каждым поставлен небольшой столик – поднос, а на нем две лакированные чашки с превосходными японскими супами, жареная рыба, сырая рыба, соленая редька, что-то сладкое, да всего и не перечтешь. Все это ставится пред вами разом, вы можете без всякого меню приниматься с какого угодно конца, законов для этого не существует. Кто-нибудь из хозяев (прочие все уходят: таково правило приличия) садится поблизости с большой круглой мисой, наполненной дымящимся горячим рисом, который и составляет для японца обед в собственном смысле, – прочее все только приправа или прикуска. Каждый гость держит в левой руке небольшую чашку с рисом; – опорожнив одну, протягивает ее угощающему для наполнения, за другой следует третья и т.д., по силе и способности каждого; в правой руке тоненькие «хáси», палочки, которыми и направляется в рот рис и все расставленное на подносе. Нужна, конечно, немалая сноровка, чтобы палочками схватить, чтὸ нужно, и пронести именно в свой рот и никуда иначе. Для этого чашку с рисом подносят к самому рту, а суп прямо пьют, громко при этом прихлебывая. Если бывает вино, его подают непременно пред едой, при нем полагается только· «саканà» (буквально, рыба, – но здесь означает вообще хо-

—323—

лодную закуску). Можно поесть и супу, но отнюдь не рису: если подан рис, вино убирается.

Мы посидели после обеда еще с час, беседуя с нашими хозяевами о разных предметах. Старик давал отцу Николаю поручения выписать книг, которых у него еще не было, заказывал молитвенников для своей многочисленной родни, икону для только что отделившегося Василия и пр. Необходимо им также прислать и Часослов с Октоихом, а то они совершают Богослужение по каким-то старым запискам, кое-как написанным Василием при отъезде из Вакуя. Как ни жалко было оставить этих хороших людей, как ни хотелось и им, и нам побыть еще дольше, но ехать было нужно, и мы в три с половиной часа отправились назад в Ебецу, в сопровождении тех же Никиты и Василия. Ехать пришлось уже другой окольной дорогой: дождь, моросивший, пока мы пробыли в доме, сделал прежнюю дорогу не проходимой. Из этого можно понять, что за сообщение в этом злополучном месте. – Едва-едва поспели мы к поезду, уходившему дальше на восток. Только благодаря тому, что и поезд по обыкновению опоздал, и удалось нам вскочить в вагон. Помог нам, впрочем, и какой-то бантὸ. Они подошел ко мне и кланяясь спросил: «Вы симпу будете?». – Да, симпу. Тот принял благословение и, поспешно схватив мой чемодан, пронес его в вагон. «Как же ваше «сей-на» (святое имя, т.е. данное в крещении)? Франциск? – Ну, мол, вы ошиблись, я священник православный, а не католический. Чемодан, однако, были уже внесен…

Не успел я хорошенько проститься и благословить наших провожатых, как поезд тронулся. Чрез сорок минут – Ивамизава, где остановились ночевать, по темным улицам протащив свой багаж до довольно отдаленной гостиницы. В Ивамизава – два наших христианских дома; Яков Коси-яма и Сато. Отец первого был в свое время катехизатором, но уже лет 17 тому назад умер; младший брат учится в семинарии. К сожалению, вся семья Якова (мать, жена и дочка) зачем-то уехали в Саппоро, а адреса Сато отец Николай еще не знал, так как тот не особенно давно сюда переселился. Обе эти семьи крещены

—324—

в старой Японии, может быть, около них и здесь со временем образуется церковь. Ивамизава – город, по Езо, довольно порядочный, в нем до 1.000 домов, но он и теперь еще продолжает расти. Здесь узел железных дорог, расходящихся по всему открытому Хоккайдо.

Тюрька и копи

1 сент.–20 август. Утром приходил Яков, поговорил с полчаса и ушел на должность; он служит в механическом отделении на здешней станции. Обещался хорошенько расспросить про адрес Сато, чтобы отец Николай в следующий раз мог без труда найти его. Как видите, здесь иногда приходится в буквальном смысле отыскивать блуждающих овец. Иной и хороший христианин, но или не догадается известить сам о себе местного священника, или, что редко, хорошенько не знает, к чьему приходу принадлежит город, в котором он поселился. И вот живет без священника. От этого помаленьку может охладится его вера и привычка к церкви. Окружающая языческая среда обладает замечательной засасывающей силой; ведь, эта среда родная христианину по национальности и всему прошлому: устоять одному против нее трудно. Есть в такой отчужденности и еще опасность, свойственная, наверное, только японской церкви. Крещение здесь совершается исключительно священниками и только в смертной опасности дозволяется крестить катехизатору и вообще христианину (первому, впрочем, дозволяется совершать оглашение). Христиане наши усвоили это буквально. Поэтому, живет кто-нибудь из них в глуши, куда священник никогда не заглядывает, родятся у него дети, растут, становятся большими, но ни разу не подвергаются смертельно-опасной болезни. Так они и остаются некрещенными. А раз дитя, тем более взрослое, еще не крещено, на него и смотрят, как на язычника, даже и молитве путем не обучают. Далее, идет языческая правительственная школа. После бывает очень трудно с такими детьми; если же родители умрут, то дети и совсем остаются в язычестве. Поэтому священникам и внушается постоянно не забывать этой своей главной обязанности, для которой и Христос на землю пришел.

—325—

В 9 часов утра выехали по небольшой ветви в горы, на станции Поронайбуто. Ветвь эта сделана для провозки каменного угля, богатые залежи которого разрабатываются не далеко от помянутой станции. Мы ехали широкой зеленой долиной, направо – горы, покрытые густым, слегка уже желтеющими лесом, налево – извивается речка по своему неровному руслу, за ней зеленые луга, а там опять лес н горы. Подъезжая к станции, мы еще издали заметили небольшую группу женщин и детей в праздничных костюмах. Это были наши христианки, пришедшие нас встречать. С ними был и катехизатор Поликарп Исии, с месяц тому назад перебравшийся в эту церковь. После первых приветствий и благословения мы отправились всей толпой в церковь. Идти нужно было чрез речку к противоположному краю долины, где, верстах в двух от станции, по склону горы серели большие деревянные здания и высокая такая же стена правительственной тюрьмы, а под нею в один порядок вытянулся поселок Ицикисири. Поселок этот сравнительно небольшой, всего домов в 200, занят по большей части служащими в тюрьме и вообще имеющими к ней какое-нибудь отношение. Кроме того, в особых казармах или бараках живут до 150 семейств тюремных надсмотрщиков. Православных здесь семь домов и из них шесть принадлежит надсмотрщикам (в том числе двое холостых живут в общежитии при другой тюрьме в расстоянии одного «ри» отсюда).

Церковный дом наш внешностью поразить не может; в длинном бараке (нагая́, по-японски) нанято помещение, назначавшееся для лавки. Конечно, это крайне неудобно и непредставительно, но других домов здесь почти нет, постройка тюремная; строить для этой маленькой церкви особый квайдоо еще рано: пять семей и двое холостых человек, с их скромным содержанием, не в состоянии предпринять такую постройку. В небольшой комнатке висит несколько икон, пред ними Богослужебный столик с деревянными самодельным трехсвечником. Вот и все убранство. В той же комнате живет и катехазатор со своей молодой женой (дочерью саппороского Григория Абе) и ребенком. Я отслужил обедницу. Пели катехизатор с женой, а потом стали подтягивать и кое-кто из пред-

—326—

стоящих. Собралось с детьми человек 12–13, присутствовали все женщины и трое мужчин, не пришла только старая и глухая «обаасан», мать одного из надсмотрщиков, да все, кого задержала служба (всех христиан здесь без катехизаторской семьи, – 19 человек). Детей школьного возраста здесь всего два мальчика, да и те недавно пришли сюда вместе с их отцом Аароном Оно. Есть еще девочка Ольга, дочь язычников; она наслышалась о Христе от здешних христианок и стала усиленно просить своих родителей позволить ей быть христианкой. Родители ей, наконец, позволили и девочка, выслушав оглашение, теперь стала христианкой. Только она до сих пор еще не миропомазана: когда все было готово ко крещению и собрались все, кого следовало крестить, с девочкой вдруг случился не то припадок, не то обморок. Отец Николай поспешил преподать ей только крещение больных, а миропомазать почему-то не собрался. Теперь Ольга неопустительно ходить в церковь, дома у ней есть и иконка, и молитвенник. Бог даст, будет хорошей христианкой, да и родителей своих приведет ко Христу, – примеров таких много в истории миссии.

Я говорил поучение приветственное и на дневное евангелие (Mф.12:48–50), о величайшем счастье для христиан быть присными Богу. После проповеди, пошла простая беседа о воспитании матерями детей, о приучении их к молитве с самых первых моментов их мало-мальски сознательной жизни, говорили и о симбокуквае. Впрочем, симбокуквай здесь и невозможно собирать регулярно: мужская половина населения на службе с трех часов утра и до вечера, только очень редко выпадает им льготный денек, но тогда они и без всякого симбокуквай сбираются вместе и беседуют. Церковь живет, действительно одной семьей, чему немало способствует и одинаковость их службы, да и возраста. Все они люди лет 25–30, все почти надсмотрщики, живут в казенных бараках за общей стеной. Всегда есть возможность видеться, поговорить, у христиан же среди язычников и без того всегда устанавливаются более близкие отношения. В церковь ходят больше женщины, да от мужчин этого и требовать нельзя, так как служба исключений не допускает. Мет-

—327—

рики здесь еще не завели, хотя было уже и 15 крещений, которые и записаны у священника в записной книжке. Из этих 15-и семь человек умерло или переселилось, а один совершенно ослабел, даже говорят, будто опять перешел в буддизм, стал идолопоклонником. Был он рабочим на кузнице у Александра Абе, тогда и принял крещение, должно, быть, обучили его невнимательно, и он крестился больше из желания угодить хозяину. Конечно, попади он и после в христианский дом, он до сих пор был бы в церкви и постепенно окреп бы в христианстве, один же устоять против мiра не мог. Всех с пришедшими – 19 человек, если же считать семью катехизатора, то – 22. Среди знакомых и сослуживцев наших христиан есть и желающие слушать учение. Бог даст, со временем и они придут в эту общину.

Кончив свой запоздалый обед в гостинице, где остановились, мы решили идти в Поронай, в угольные копи, у нас там есть человека два христиан. Туда ведет железная дорога, но поезд уже ушел (единственный в день) и потому мы должны были идти пешком; расстояния от Ицикисири верст шесть, все в гору. Проходя городом, видели небольшой деревянный выкрашенный белой краской квайдоо, так называемой, «Христовой Церкви» (самостоятельной японской, которая есть и в Саппоро). Домик очень хороший, просторный, с виду человек на 50 и более. Но теперь собраний нет, и он стоит пустой, предполагается даже поместить в нем правительственную школу. Вообще, в Ицикисири инославию как-то не везет: есть только единицы верующих: католик, несколько протестантов разных исповеданий, к которым от времени до времени и приезжают их пасторы или священники.

Мы прошли до станции, а потом по полотну железнодорожной ветви направились по довольно узкому ущелью, поросшему лесом. Идти нужно одно ри до «си-гай», селение или город, которому и присвоено название Поронай. В ущелье, со всех сторон сдавленном высокими и крутыми горами, стоять какие-то бараки закоптелые, черные от сажи, должно быть, прежде это были просто склады для каменного угля, а теперь превращены в казармы для рабочих. Мы проходим мимо и сквозь прорытую гору всту-

—328—

паем в другую часть города, где находятся копи в собственном смысле. Там по крутым скалам нагромождены один на другой огромные сараи для угля, по разным направлениям положены рельсы для ручных вагончиков. Мы идем мимо почернелой товарной станции – места нагрузки добытого угля. Кругом в горах видны зияющие отверстия пробных или уже отработанных шахт, – крытые ходы с рельсами. Далее по горе в страшной тесноте и грязи лепятся кое-как сколоченные хижины рабочих. Улицы кривые, узкие, заваленные всякой дрянью. Тут же дымят небольшие жаровни, на которых оборванные жены рабочих варят обед. Угольная пыль, густым слоем насевшая на всем, всему придает еще более мрачный и грязный вид. А рабочие себе празднуют свой «бон», из покривившихся лачужек слышны нестройные песни, немузыкальное бренчание сямусен, по улицам – полунагие фигуры пьяных с красными лицами и выкатившимися глазами. Вот притон! Становилось как-то скверно на душе при виде такого крайнего животизма, до которого может довести человека ежедневная гнетущая нужда и беспросветный труд из-за того, чтобы не умереть.

В одном из таких домов, но только несколько больших размеров, и живет наш христианин Павел Окатà. Тут у него и общественная ванна, и лавка, едва ли не единственная в городе. Постоянная толчея, постоянные посетители. Какой-то дяденька, должно быть после ванны, почивал в приемной комнате, – подозрительная краснота лица давала основание думать, что он легко не проснется, а проснувшись не скоро придет в себя. В старые годы Павел был хорошим христианином и даже ги-юу, старостой или старшиной в одной из Тоокийских церквей. Лет 12–13, как перебрался сюда и теперь, увы, видимо – в рейтане. Жена с ним рассорилась и ушла от него (потом и умерла). Он взял другую, язычницу, от которой имеет уже пять человек детей, старшей девочке лет 11, и все они не крещены. Я спросил, почему до сих пор не крестил детей. Говорит, некогда было съездить в Саппоро или в Ицикисири, когда там бывает симпу, нельзя-де бросить лавку, баню; – народ приходит постоянно, а прислуги посторонней нет; здесь же окрестить негде. Для такого лучше

—329—

уж было бы самому крестить детой, чем оставлять их непрощенными из-за недосуга поехать к священнику. Впрочем, была бы только вера и усердие, недосуг препятствием служить не может: человек занят, ведь, только своей торговлей, а не какими-нибудь общественными обязанностями. Как можно предполагать и заранее, беседа наша с хозяином не могла быть особенно гладкой, он конфузился, а я чувствовал себя нехорошо. Как ни странно это говорить, а лучше было бы его детям перехворать: их тогда окрестил бы и сам отец, а став христианами, они были бы ближе к церкви, охотнее пришли бы на молитву, сошлись бы с детьми христианскими, и таким образом, все-таки имели бы на себе христианское влияние. Павел накрепко обещался в следующей раз непременно прислать в церковь всех своих детей и приготовить их ко крещению, а отец Николай обещался обязательно посещать Павла регулярно и прислать катеихизатора из Ицикисири, чтобы тот огласил старшую девочку, а может быть и саму жену. Несколько утешил нас приход другого христианина, живущего здесь и работающего в копях. Это еще молодой человек, одинокий, почему и живет в общем помещении, вместе с другими рабочими. Принял он крещение несколько лет тому назад в Акитà, самой закоренелой в японщине провинции. Насколько можно судить по нашему краткому знакомству с ним, человек он смирный, трезвый и хороший христианин, хотя ученостью не блещет. Христианства своего он не скрывает ни пред кем, стало быть верует и не боится. Мы дали ему иконку. Катехизатору поручим постоянно посещать его и поддерживать в нем веру: в такой ужасной среде, какова здешняя, рудниковая, особенно опасно оставлять простых христиан без постоянного руководства и посещений. Бог даст, окрестятся дети Павла, тогда образуется здесь небольшая общинка, частые же посещения катехизатора, может быть, привлекут ко Христу и еще кого-нибудь из окружающего мiра.

Простившись с нашими христианами, которые далеко вышли провожать нас, мы пошли в обратный путь. В этих же копях живет и Матфей, теперь оставивший христианство.²⁵⁷⁰

—330—

С помощью Павла и другого христианина отец Никола!! и катехизатор постараются его найти; Бог даст еще можно будет возвратить его к вере: человек что-нибудь да пережил, принимая крещение, не может быть, чтобы это не оставило в его душе памяти.

Вернулись в Ицикисири часов в семь вечера, когда стемнело. Мужчины теперь были уже свободны. Сняв свою полувоенную форму, они встречали нас группами по двое и по три на улице и вместе прошли в нашу гостиницу. Туда же пришли потом и двое холостых христиан, оба Петра, которые живут у другой тюрьмы, около ри отсюда. Пробыв на службе целый день, они должны были к трем часам утра завтра опять быть на местах, но ради редкого случая, решились пожертвовать ночным покоем.

После ужина мы пошли по домам христиан. Хотя было и поздно, и все, с нами вместе, были утомлены и спать хотели, но более подходящего времени выбирать не приходилось: днем все мужчины на службе. Один христианский дом находится в поселке: простая женщина христианка, муж которой еще язычник (теперь он где-то очень далеко, едва ли не на Формозе), у них двое маленьких детей. Мать упросила мужа позволить их воспитать по-христиански, и теперь это позволение получила, в следующий раз малютки будут окрещены. Посидев с ней немного (нас было целая толпа: я, о. Николай, катехизатор, двое холостых христиан, которым хотелось побольше побыть с нами, еще кто-то из здешних), мы отправились к тюрьме или, точнее, к преддверию тюрьмы. Огромный двор за высоким забором, на нем правильными улицами построены одинаковые бараки, по которым распределены квартиры 150 семейных надсмотрщиков. Военной трубой будят их всех на службу, бьют в свое время зарю, вообще они живут на полувоенном положении. Наши четыре семьи помещаются среди других не вместе, но между собой в постоянном общении. Мы стали переходить из барака в барак, от семьи к семье. Везде приготовлено было простое угощение, хозяева, принаряжены, нашего посещения ожидали. Посетив одну семью, шли в квартиру другой, причем хозяин прежней и сам отправлялся с нами, так что в последней квартире со-

—331—

бралась почти вся мужская половина этой церкви, пришло и несколько их знакомых, уже заинтересованных учением. Было поздно, что-то около двенадцати часов, ребята Аарона Оно (в его квартире пришлось это последнее собрание) непоправимо спали и не просыпались. А побеседовать хотелось всем. Говорили про веру, про их тяжелую в нравственном отношении службу, они спрашивали кое-что из церковных обычаев, из учения. Только уже за полночь наша беседа прекратилась, и мы под дождем кое-как пробрались в свою гостиницу. Оба холостых Петра нас проводили, а сами в ночной темноте по грязи и под дождем зашагали к себе домой.

Мороран

2 сент.–21 август. Дождь лил неустанно, но, не смотря на него, наши христианки все пришли проводить нас на станции. Мы поехали сначала в Ивамизавà, а потом пересели на поезд, идущий на юг, в Мороран. На половине пути на станции Оивàки, остановились чтобы посетить живущих там христиан, именно дом Кудоо. Семья состоит из трех человек: мужа, жены и мальчика – сына. Сам Моисей занимается плотничеством и постоянно находится в отсутствии. Жена очень ревностная христианка, неизменно причащающаяся каждый год, и по-христиански воспитывающая своего сына Гавриила. Мы просидели с ней долго, коротая время до следующего поезда.

Одна здешняя молодая девушка, приняла крещение в Отару у своего зятя – христианина. Теперь родители ее, упорные язычники, всячески стесняют ее, – она только в доме Кудоо и отводит свою душу и молится. Мы послали соседскую девочку известить ее, и скоро она прибежала, с радостью посидела с нами, побеседовала. Уговаривалась с отцом Николаем в следующий его приезд исповедаться и приобщиться, жаловалась на стеснения своей вере дома. Есть, впрочем, надежда, что скоро она выйдет замуж и именно опять в Отару, где уже не будет стеснений ее вере.

По нашим сведениям, здесь должна быть и еще христианка, недавно переселившаяся сюда с мужем-язычни-

—332—

ком. По разным приметам удалось ее найти, и та тоже пришла в дом Кудоо. Таким образом, все здешние христианки познакомились друг с другом, доброе влияние самой Кудоо благотворно может подействовать и на остальных двух. Вновь пришедшая – дочь некоего Сайто, христианина из Отару, много лет бывшего слугой и поваром в Хакодате у русских миссионеров. К церкви, стало быть, она приучена еще с малых лет и все церковные обычаи знает хорошо. Мы потом все зашли и к ней на квартиру: довольно чистые и убранные комнатки, муж – буддист. И, по-видимому, ревностный, потому что в доме держит идолов. Это, впрочем, лучше безверия, или безразличия, ближе к познанию Христа. Своей жене, однако, этот буддист никаких стеснений не делает, есть у ней и икона, и молитвенник, только держала она все это за ширмой. Женщина – хорошая, верующая; может быть, со временем повлияет и на мужа, особенно, если познакомить его с катехизатором или священником. На прощание я посоветовал христианкам собираться по воскресеньям вместе и молиться, как они могут; хотя бы только прочитывали обычные молитвы и дневное евангелие. Это сблизит их и укрепит в них веру.

На вокзале встретили Тита Ямада, очень хорошего христианина, теперь живущего в Мороран. Он служит кондуктором и теперь ехал с поездом в Саппоро, а в Мороран даст телеграмму, чтобы жена встретила нас на станции; ночевать он просил остановиться обязательно у него.

Мы выехали. Пошел дождь и лил непрерывно. В семь с половиной были на мороранском вокзале, странно освещенном фонарями бесчисленных банто, пришедших зазывать в свою гостиницу пассажиров. Была в том числе с фонарем и наша Нина со своими тремя ребятами. Мы пошли, увязая в липкой грязи и черпая воду своими худыми сапогами. Хорошо еще, что идти пришлось всего минут пять. Казенная квартира Тита находилась в железнодорожном здании недалеко от станции.

В Мороране до сих пор церкви в собственном смысле не было. Известно было, что там живут нисколько христиан, могли быть кроме них еще неизвестные, но ни-

—333—

когда в этот город священники или катехизаторы для проповеди не приезжали, хотя инославная проповедь здесь давно уже и есть. На последнем соборе отец Николай настоятельно поднял вопрос об этом многообещающем месте. Город все растет, в него собираются люди со всех сторон, между ними непременно есть и христиане. Необходимо иметь тут церковь: увидя вывеску, православный придет и таким образом не потеряет связи с церковью. Кроме того, и новые слушатели обязательно найдутся. Об этом особенно просил и Тит Ямада, живущий здесь. Ему хочется видеть здесь церковь. С своей стороны он готов оказать всякое содействие, на первых порах и помещение катехизатору даст в своем доме, только бы он приезжал. Поэтому, на соборе и решили, за недостатком катехизаторов, поручить Мороран Поликарпу, Исии катехизатору в Ицикисири. Он должен будет регулярно сюда приезжать и жить здесь известное время. Мы с отцом Николаем и приехали на этот раз познакомиться с положением дел и окончательно решить дело о катехизаторе.

Нина нас угостила ужином, приготовленным ею самой. Сама же накладывала нам в чашки рису, беседуя о разных предметах.

Нина такая же искренняя христианка, как и сам Тит: около них хорошо собрать церковь, – они могут собою объединить и других. В комнате в переднем углу висит (этот чисто русский обычай привился особенно в Хакодате и оттуда и по всем Хоккайдоским церквам) несколько хромолитографических икон, какие обычно выдаются при крещении, они поставлены в рамы на небольшой полочке, совершенно, как в русском доме. Присмотревшись поближе, я заметил пред иконами, кроме подсвечника для свечи, еще что-то, какую-то чашечку, в которой, по исследовании, оказалось немного рису. «Это что у тебя такое?». – Да, вот хочется чем-нибудь послужить иконам. Бедная Нина крайне сконфузилась, когда я ей объяснил, что пред иконами этого ставить не нужно, что это языческий обычай. Лучше, мол, укрась икону по средствам, а в праздники пред ней лампадку зажгли, у тебя и на сердце будет в праздник светло… Не судите нас, читатель, с нашими

—334—

немощами. Нина просто не знала обычаев христианских, а усердие у ней есть. Живут они отдельно от других христиан, научить или подсказать, когда что не так, некому.

Двоим ночевать в квартире Тита было тесно, да и не приготовлено ничего подходящего. Поэтому отец Николай остался тут, а я отправился по лужам искать себе приюта где-нибудь в гостинице. Нина шла впереди с фонарем и светила. Зашли в первую гостиницу, знакомую мне, там отказали. Плывем по грязи дальше. В следующей парадные комнаты стояли настеж, вдоль передней стены расставлены в ряд нисколько буцу-дан (буддийских божниц; если закрыть их створки, они сильно напоминают несгораемые ящики), пред ними целые линии зажженных свечей, различные приношения. В комнатах виднелись гости в парадном платье. Происходило что-то очень торжественное, почти богослужение, хотя двое из присутствующих тут же пред буцуданами спокойно играли в японская шашки. После узнали, что в этом доме скончался ребенок, поэтому и было такое богослужебное убранство (покойник был уже похоронен). Останавливаться и здесь нельзя было, пришлось идти еще дальше. Только в третьей гостинице нашлась свободная комнатка, в которой я, мокрый и усталый, и нашел себе покой.

3 сент.–22 август. Утром в 9 часов пришел отец Николай и привел христианина Хасимото, давно уже живущего здесь. Мы отправились в его дом. Он занимается производством «тофу» (род горохового киселя или своего рода желе), промысел не особенно выгодный и, кажется, не особенно почитаемый. Недавно бедный Хасимото погорел и теперь, кое-как сколотив свой дом, очень бедствует. Жена его Ирина, занятая приготовлением тофу, как-то неприветливо с нами поздоровалась, приняла благословение и тотчас же ушла к своему делу. Когда я говорил ей о молитве, о необходимости воспитывать детей в христианстве, она как-то безучастно смотрела в сторону или в пол, думая очевидно только о том, как бы поскорее кончить этот неприятный разговор. Ну, подумал я, совершенная «рейтан», отвыкла от церкви и охладела к вере окончательно. После я узнал, что она

—335—

в своем родном городе попала под суд за азартную игру (должно быть, держала притон) и высидела сколько-то в тюрьме. От стыда они и убежали с мужем с родины и поселились в Мороране, где никто не знал ее прошлого. Двое их детей тоже отвыкли от церкви и симпу, страшно дичились и ни за что не хотели подойти под благословение. Младший же сын, лет четырех, еще и не был крещен. Сам Хасимото видимо стыдился за свою семью и охотно выслушивал наши указания, что сделать. Сам он веры несомненно не утратил. В его маленькой комнатке, открытой с улицы, стало быть пред глазами всех проходящих, висит большая икона в хорошей золоченой киоте, каких редко можно встретить в японских домах. В соседях с Хасимото много лет жил какой-то протестантский проповедник, который не мог, конечно, не заметить веры Хасимото и всячески увивался около этого одинокого, заброшенного христианина православной церкви. Однако, Хасимото искушениям не поддался, хотя для него, может быть, и было бы далеко не убыточно перейти в протестантство. Есть, стало быть, вера, – только несчастие с женой сбило их обоих с пути и ослабило их нравственную энергию. Они нуждаются в ободрении и поддержке.

Хасимото потом проводил нас и до дома парикмахера Кудоо. Зовут его Иоанном, человек он лет тридцати, маленьким учился в нашей хакодатской школе и постоянно ходил к Богослужению, прислуживал даже в алтаре. Поэтому, он прекрасно знает все церковное, всех катехизаторов, бывших тогда, т.е. десять лет тому назад. С тех пор он ушел сюда и связи с церковью не имел. По его разговорам, приемам и пр., по тому, что он нисколько не испугался и не сконфузился, когда мы пришли в его лавку и потом на виду всех долго в ней просидели за беседой, никак нельзя было заметить в нем ничего рейтанного (да простить мне читатель этот своеобразный наши термин), а между тем жена его язычница и дети не крещены.

От него узнали адрес Акилы Сакаи (встреченного мною на вокзале). Живет он за городом, в особом поселке, образованном из железнодорожных строений. Дома его

—336—

не застали, нас приняла его жена, еще молодая женщина, прекрасно знавшая нашу женскую школу и всех имевших к ней отношение. В свое время Акила служил в Тоокео и долго жил недалеко от Суру гадая. Тогда и жена его была оглашена, но роды помешали крещению, а потом вышло распоряжение о переводе Акилы сюда. Так жена и осталась не крещенной. Не крещены также и четверо детей. С основанием здесь церкви, Бог даст, это можно будет исправить.

Вечером в семь часов в доме Тита Ямада назначено было первое в этом города христианское собрание и Богослужение, кстати на завтра было и воскресенье. Пришли все мужчины (Хасимото, Иоаннъ Кудоо и Акила), жена Хасимото, как я и предполагал не пришла (им, впрочем, и трудно было оставить пустым свой незапертый дом). После семи с половиной пришел с поезда и сам Тит, человек лет сорока или около, решительный на вид, с быстрыми манерами и речью. Поздоровавшись с ним, мы. не теряя временя, приступили к молитве. Я служил; Тит пел, да так хорошо, что я искренно удивился. Он оказывается, прежде жил в Саппоро, где и крещен, там он был ги-юу (церковными старшиной) и, пристав к катехизатору, выучился петь и постоянно принимал участие в церковном хоре. Теперь ежегодно, забрав ребятишек, они с женой на Рождество и на Пасху отправляются в Саппоро, чтобы помолиться в церкви. Уже это одно может свидетельствовать о христианском усердии этой семьи. Иоанн Кудоо, вспоминая свои школьные годы, исправно подавал кадило, даже и руку целовал при этом, – обычай, который знают христиане, только очень привыкшие к церкви. Служба шла без чтения, с одним пением, как на Пасху, но это происходило просто по тому, что кроме нотной тетради и служебника у нас с собой ничего не было. Потом я, не снимая облачения, обратился к предстоящим с небольшим поучением. Поздравили их с началом церковного Богослужения в Мороране и убеждали твердо держать здесь церковь, потому что от них самих зависит будущий успех нашей веры здесь. Апостол, положенный на завтра, как нельзя более, подходил к нашему случаю. «Бодрствуйте, стойте в вере,

—337—

будьте мужественны». Ничего более подходящего нельзя было сказать этой маленькой, чуть-чуть занимающейся церкви, члены которой до сих пор полусонно влачили свое христианское существование вдали от своих единоверцев и церкви, которым и теперь нужно было всячески беречь себя от искушений и быть солью мiра в этом новом месте.

После службы и проповеди мы, по обыкновению, уселись в тесный кружок около хибаци, потягивали тепловатый японский чай из маленьких чашечек, японцы то и дело выколачивали и снова набивали свои игрушечные трубочки, и шла беседа. Говорили, конечно, о катеихизаторе, о будущей его деятельности, о слушателях. С общего совета, решили на первое время отдельного дома для церкви не нанимать, пусть катихизатор, приезжая сюда, живет в доме Ямада. Будет приезжать он ежемесячно и жить дней по десяти, а при надобности и больше. Слушатели и теперь уже есть: прежде всего семейство Акилы, может быть, также Иоанна Кудоо, – хорошенько нужно разбудить жену Хасимото, одного этого достаточно, чтобы занять все свободное время катехизатора. Если будет успех, тогда можно поднять речь и об особом церковном доме. Я заказал христианам непременно поддерживать между собой самое близкое общение, собираться, хотя бы и в отсутствие катехизатора, на молитву каждый воскресный день, завести у себя симбокуквай, посещать друг друга и пр. Дай Бог, чтобы все это так и исполнилось. – Беседа наша прошла часов до 11, потом я пошел ночевать в свою гостиницу.

Словоохотливый Иаков

4 сент.–23 август. В 8 часов утра, пожелав нашей новой церкви преуспеяния, мы выехали опять в Ивамизава (часов шесть езды). В Ивамизава меняем поезд и направляемся по главной ветви на восток вглубь острова, – в места еще более нетронутые, чем те, по которым путешествовали до сих пор. Минут через 20 езды от Ивамизава, приезжаем на станцию Миненὸбу, где нас ожидали встречные из деревни Нумакай (она тянется

—338—

вдоль дороги верст на двадцать, если не более, в ней даже две железнодорожные станции). Эта деревня находится в ведении тоже Поликарпа Исии, катехизатора Ицикиспри, который и поджидал нас на станции с двумя здешними христианами: Иаковом и Лукой, художником.

В Нумакай только и есть два дома христианских. Дом Иакова Кодзукури уже давно принял крещение и постоянно находился в связи с церковью; старший сын и теперь состоит катехизатором, в Вакканай, да и сам Иаков, без умолку что-нибудь говорящий, не мало распространяет знание о Христе. В семье их – пять человек: Иаков, его жена, и потом дочь с мужем и ребенком. Зять несет военную службу, и теперь находился в Саппоро на сборе. Другой дом (четыре человека) не так давно присоединен из методизма, причем одни перекрещены, а другие только миропомазаны. Так делается потому, что некоторые сомневаются в методистском крещении: совершается оно там чрез окропление, притом иногда над целой толпой, нельзя быть даже уверенным попала ли на каждого хоть капелька воды. Кроме того, и учение их о крещении так далеко от христианского, что собственно говоря, в нем трудно признать таинство.

Христиане привели с собой на станцию и носильщика для нашего багажа, и мы по полотну железной дороги пошли в дом Кодзукури. Там в передней комнате, где висели иконы, торжественно стоял стол, покрытый красным байковым одеялом, и четыре стула, – нарочно все это было занято в правлении ради нашего приезда. Мы, стало быть, сидели уже не на полу, поджав ноги, а, как настоящие европейцы, роскошествовали на стуле и за столом. Иаков, где-то потерявший один глаз, все время суетился, рассказывал про свою жизнь, про свое знакомство с епископом и пр. и пр., закидывал нас вопросами сразу о всем. Замечательно быстрый и предприимчивый на все человек. Теперь он занимается земледелием, но, по происхождению он самурай, а после был портным европейского платья, содержал кухмистерскую, причем сам и стряпал. Когда стали устраиваться военные поселения, Иаков не мог не попробовать своих сил и на земледелии. Конечно, на первых порах выходило не так удачно, но смелость города берет.

—339—

Посидев с семьей Кодзукури, мы пошли к Луке, дом их находился на соседнем участке. Лука живет с матерью и сестрой, есть еще младший брат, но он находится на военном сборе в Саппоро. Мать – совершенно глухая старушка, очень почтенная на вид; сестра – еще не замужняя молодая девица, воспитывавшаяся в протестантской школе. Этот дом тоже бывшие самураи, теперь пробующие свои силы на земледелии. Вся комната увешана картинами, писанными масляными красками самим Лукой, и писанными, на мой по крайней мере взгляд, очень хорошо. Лука обучался живописи в Тоокийской художественной школе или Академии, а теперь собирается ехать для дальнейшего усовершенствования в Европу, в Париж. Некоторые меценаты уже обещали ему свою материальную поддержку. Я пробовал было говорить и со старушкой, но ничего не выходило, нужна была особая сноровка, чтобы она что-нибудь расслышала. Я рассказывал про Иерусалим, про Палестину, где мне пришлось бывать. А Лука все интересовался знать, есть ли православие в Европе и в Америке, в частности, в Париже. Я ему сказал о нашей русской церкви в Париже и посоветовал пред отъездом туда взять из миссии удостоверение. Русского языка он, конечно, не знает, но по-французски может объясниться с нашим парижским священником и исповедаться. Отправляющиеся в Америку берут такие удостоверения и, по словам живущих там русских, действительно, приходят в нашу церковь, напр., в Сан-Франциско.

Иаков показал все свое кулинарное искусство на ужине, который мы ели, тоже сидя на стульях и за столом. В восемь часов отслужили вечерню, опять без чтения и по той же причине. Пел с грехом пополам наш не особенно музыкальный сенсей (катехизатор) и дочь Иакова, подтягивала немного и сестра Луки, научившаяся петь, в протестантской школе. Сами Лука, по словам отца Николая, тоже может петь, но его кто-то задержал, он не мог прийти. Старушка-мать приплелась в наше собрание, смирно сидела у стенки, крестилась и молилась только ей одной известной молитвой. После службы я, по обыкновению, говорил небольшое поучение о хранении веры, о по-

—340—

стоянном бодрствовании, о молитве и пр. Потом опять беседовали, рассевшись по полу, (стол, чтобы не мешал в тесной комнатке, убрали). Богослужение здесь совершается более или менее регулярно по воскресным дням, т.е. оба эти дома сходятся вместе и читают, что у них есть. Метрики особой не имеют, принадлежат к церкви Ицикисири. Летом, впрочем, во время горячей рабочей поры, собраний не бывает. Ну, что же делать, хотя бы в другое время хорошенько собирались.

Проговорили мы с не устающим Иаковом очень долго, старушка наконец собралась домой спать, да и усталые женщины думали о том же. Принявши на сон грядущий благословение, все начали прощаться, а потом готовить постели и для нас. В самой почетной и самой маленькой комнатке постлали постель для меня с зеленым пологом от здешних ужасных комаров. В соседней комнате расположились отец Николай с катехизатором и самим Иаковом, под одним общим пологом во всю комнату. Бедным женщинам с ребенком пришлось спать в кухне на свободном воздухе и на голых досках, а ночью было далеко не жарко. Дом наполнился спящими, не спали только какие-то незримые обитатели, которые и мне с непривычки спать не давали, – прыгали и грубо, по-деревенски кусались.

5 сент.–24 август. Встал я очень рано, раздвинул бумажные ширмы на поле, откуда понесся приятный свежий ветерок и где солнце так приветливо играло своими утренними лучами. Сел писать дневник, стараясь не разбудить остальных. Но в кухне тоже не спали, может быть, встали еще раньше меня… Скоро вся прелесть утра была самым неприятным образом нарушена: на кухне затопили, и едкий густой дым столбом повалил во весь дом и безжалостно резал глаза. Вспомнил я нашу стародавнюю лучину и черные избы. Вот, должно быть, было мучение!

Позавтракали опять стряпней Иакова. Нужно было торопиться на вокзал, на станцию Бибàй (другая станция в этой деревне). Иаков отыскал маленькую лошаденку и повозку, какие обыкновенно употребляются в японской деревне для хозяйства, т.е. довольно неглубокий четырех-

—341—

угольный ящик на двух больших колесах. Мы положили туда свой багаж, сняли обувь и уселись в четвером в оставшееся свободное пространство в ящике, стараясь плотнее уложиться, чтобы потом не трепаться, когда будет прыгать наша колесница. Иаков, никогда лошади не имевший, сел править, и мы тронули. Доехали до небольшой канавы (границы земли Иакова), надели обувь, вылезли, перебрались чрез канаву, снова сняли обувь, снова набили собою пустое пространство в ящике и поехали уже окончательно. Подвигались, конечно, гораздо быстрее, чем пешком, хотя и приходилось на всех особенно грязных местах, и непременно среди лужи, поспешно надевать сапоги и прыгать вон, пока колеса не увязли. Ехать нужно было верст шесть, но за треть до конца пути наша колесница погрязла совсем, и мы, чтобы не опоздать, предательски оставив Иакова выгребать одного, побежали на станцию. К счастью, поезд не сделал на этот раз исключения, пришел четвертью часа позже, и мы, и даже Иаков с колесницей благополучно прибыли до его прихода.

Архимандрит Сергий

—342—

Названный ученый труд профессора Казанской Духовной Академии В.А. Нарбекова представляет явление, наукою церковного права давно ожидаемое. По существу своему он представляет только дополнение к давно уже изданному громадному труду Общества любителей духовного просвещения под заглавием: Правила Св. Апостолов, вселенских и поместных соборов и святых отцов с толкованиями Зонары, Вальсамона и Аристипа, – представляет перевод именно первой части целой синтагмы патриарха Фотия – так называемого Номоканона. Общество любителей духовного просвещения оставило без перевода эту часть синтагмы Фотия, имея в виду прежде всего дать перевод толкований канонов или правил Вселенской церкви и отложило на будущее перевод 1-й части, как излагающей императорские законы Византии, имеющие в настоящее время интерес исключительно исторический.

г. Нарбеков единолично восполнил недоконченную задачу Общества и, надобно сказать, обращая внимание на существо дела, исполнил задачу – самую трудную. Дело в том, что

—343—

для перевода Номоканона Фотия недостаточно было знания только греческого или византийского языка, как для перевода правил синтагмы, а нужно было изучить искусственный юридический – греко-римский язык средневековой Византии, которым именно и изложен тот свод гражданских законов касательно церкви, который составляет собою главное содержание Номоканона Фотия и которым изложены схолии к нему Вальсамона.

г. Нарбеков давно уже посвятил свои силы и свой прилежный труд делу этого изучения. Первый опыт этого изучения он представил уже 10 лет тому назад в своей прекрасной диссертации под заглавием: Толкование Вальсамона на Номоканон Фотия. Казань. 1889.

Настоящий труд свой автор издал в двух частях: первая – историко-каноническое исследование о Номоканоне представляет собою как бы обширные ученые prolegomena, которыми обычно предваряются ученые издания. В этой части г. Нарбеков представил в сжатом виде решительно все дельное, что доселе ученая литература, иностранная и русская, сказала об авторах Номоканона, о времени первоначального происхождения его и следовавших за тем переработках и изданиях его. Характеризируя кратко эту первую часть рассматриваемого труда мы должны сказать, что почтенный автор по вопросу о Номоканоне Фотия стоит на высоте современной науки.

Но главную ученую заслугу автора все-таки составляет, по нашему мнению, вторая часть его труда – именно русский перевод Номоканона.

Перевод читается не только с интересом, но и прямо с удовольствием. Да, разве не доставит удовольствия какому угодно взыскательному читателю встретиться в начале свода византийских законов с прекрасными русскими стихами, построенными александрийским гекзаметром? А перевод Номоканона начинается именно так:

«Точно горящие звезды, – зеницы таинственной ночи,

К жизни возникли каноны (Христовых) Апостолов славных

И благодатных Отцов прорицания, полные славы.

Так просияли, блужданий не ведая, путники неба,

Целым собором на малых равнинах лучи проливая…

—344—

Ученый переводчик, конечно, не обязан был прилагать труда над соблюдением в своем переводе даже метрической точности речи подлинника, и если он это сделал, то сделал, конечно, сверхдолжное.

В интересах юридической науки, конечно, на первом плане стоят точность и ясность перевода юридического памятника. Этими качествами действительно и отличается весь перевод г. Нарбекова, от начала до конца. Для сего требовался труд громадный и умелый. Желая быть точным автор должен был по возможности соблюдать буквальную близость к подлиннику; и, он действительно дал такой буквальный перевод, но при исполнении этой задачи автору грозила опасность быть темным, невразумительным. Этой опасности автор избежал при помощи своих ученых комментариев, которыми усеяны нижние страницы его книги. В комментариях нашли себе обстоятельное объяснение все, встречавшееся в тексте, искусственные юридические термины и фразы памятника. Автор пользовался как специальными юридическими словарями, так и курсами, и монографиями по греко-римскому праву. С особенным удовольствием рецензент должен отметить здесь ту черту в комментариях автора, хотя может быть и случайно образовавшуюся, что они составлены почти исключительно по исследованиям греко-римского права русских ученых: в комментариях его чаще всего встречаются имена: Боголепова, Муромцева, Победоносцева, Азаревича, Дыдинского, Матюкова и т.д. Но комментарии автора содержат и другие элементы; автор тщательно отмечает варианты текста, затем всюду указывает соответственные тексту цитаты Со1lectio const, ecclesiasticarum – главного источника Номоканона, Василик, Синтагмы М. Властаря и иных памятников византийского права: наконец – что особенно важно – всюду указывает параллели цитат Василик по схолиям Вальсамона и изданию Хеймбаха.

В конце книги, в приложениях, автором представлены указатели первоисточников Номоканона, именно юстиниановых институций, дигест, кодекса и новелл Юстиниана и первоисточников схолий Вальсамона новелл византийских императоров, позднейших Юстиниана и постановлений константинопольских патриархов и их синодов.

—345—

Словом, вторая часть труда г. Нарбекова, представляет в строгом смысле научно комментированное издание Номоканона Фотия в русском переводе, сделанное при пособии главным образом русских ученых византистов. И должно признать, что так научно-полно комментированного издания Номоканон Фотия доселе не находил еще и в иностранной литературе. Таким образом ученный труд г. Нарбекова представляет в собственном смысле национальный подарок или вклад в область Византологии.

Ближайшим образом труд г. Нарбекова найдет себе применение и усердных читателей в среде лиц, занимающихся изучением канонического права православной церкви; и смеем уверить почтенного профессора, что настоящий труд его вызовет самое искреннее чувство благодарности за облегчение пользования памятником, доселе «помраченным облаком мудрости» средневекового византийского языка.

В предисловии ко второй части скромный автор говорит: «не можем не сознаться, что в переводе нашем есть и неточности, и шероховатости, может быть найдутся даже и погрешности» (стр. IX). Совершенно согласны с почтенным автором и уже в краткое время пользования его переводом успели набрести на некоторые из упоминаемых им свойств его перевода. Напр., автор неустойчив в переводе слова Βασιλευς, которое он переводит то словом «Царь», то «Император». Слово ἀποδημία (Tit. VIII) он переводит словом «путешествие»; лучше бы перевести словом «отлучка». Слово «πειραθῇ» переводит фразой «если осмелится», следовало бы перевести: «если сделает покушение». Термин privilegium везде заменяет русским: «привеллегия»: с какой стати выросло тут лишнее л? На стр. 471 категорически заявляет: «Слово: «Том» (Τομος) по-русски собственно значит – решение" Мы вполне уверены, что г. Нарбеков вполне убежден, что том по-русски собственно значит часть; а почему не то написал – не знаем.

Но, конечно, это такие мелочи, которые не способны ввести в заблуждение читателя несведущего: а сведущему доставят только повод к некоторой самодеятельности в направлении почтенного автора.

Н. Заозерский

—346—

II. Сокращенная грамматика церковно-славянского языка (нового периода)

Для низших классов духовных училищ и высших классов церковно-приходских школ. Составил М. Григоревский. Одобрена в качестве учебного руководства для городских и уездных училищ Особым Отделом Ученого Комитета Мин. Нар. Просвещения, и в качестве учебного пособия Училищным Советом при Св. Синоде для

употребления в церковно-приходских школах. Изд. 2-ое Санкт-Петербург 1898 г.

Изучение ц-сл. языка в средне-учебной школе преследует преимущественно цели филологические: оно помогает уяснению форм русского, облегчает его разумное усвоение. Прекрасно удовлетворяет этой цели «Учебник русской грамматики, сближенной с церковно-словянскою» Ф. Буслаева, принятый в школах М.Н. Просвещения. Этой же цели удовлетворяют отчасти и грамматики гг. Смирновского, Браккенгемейера и др. В низших школах, где при недостатке времени и малой подготовленности учащихся – невозможно широкое преследование целей филологических, – ц-сл. язык может быть изучаем – главным образом, с целями практическими – правильного понимания текста священных и церковно-славянских книг. – И для этой последней цели существует в педагогической литературе несколько учебных руководств, но скорее менее, чем более удовлетворяющих своему назначению. От грамматики этого рода желательно, чтобы, 1., материал их был и сам по себе, и изложен, согласно научным требованиям, что естественно ожидать и от всякого учебника.

—347—

чтобы 2., грамматические сведения располагались параллельно элементарному курсу русской грамматики. Не подлежит сомнение, что к грамматическим упражнениям по ц.-сл. языку следует приступить уже после того, как учащимися приобретены элементарные сведения в русском, и так располагать изучение грамматики ц.-славянской, чтобы самое это изучение было повторением русской. При наблюдении сходных форм обоих языков учащийся легче запомнит особенности ц.-славянского и сосредоточить на них свое внимание. Р. язык и ц.-славянский – это две по существу дела сродные дисциплины – и могут быть изучаемы только совместно, в стройности логической, а не как самостоятельные, в роде языков французского или греческого. 3., Желательно, наконец, чтобы такая грамматика изложена была по возможности кратко, ясно, определенно, была педагогически доступна для учащихся и заключала в себе только необходимейшие сведения. В низшей школе нет надобности говорить об особенностях ц-сл. языка подробно; сходственные элементы с русским могут быть выяснены в русской грамматике. Далее, недостаток времени, отводимого на изучение ц-сл. языка в низших классах, не дозволяет изучать его в широком объеме: это дело дальнейшего образования. Да и вообще, наконец, краткость учебников желательна в наши дни, когда вопрос о переутомлении учащихся решен в пользу последних, когда всякий разумный педагог, преследующий истинные цели образования «малых сих», должен иметь в виду личность ученика, его жизнь и будущее, а не рассматривать его, как объект своих педагогических экзерциций.

Большая часть грамматик ц-сл. языка, назначенных для употребления в низших школах, не совсем удовлетворяют указанным требованием. Так, грамматика ц.-сл. языка нового периода г. Классовского (1867 г.) отличается тем именно недостатком, что в ней ц.-сл. язык рассматривается, как самостоятельный предмет, посторонний для русского и ничего общего с ним не имеющий. Составленная по книге Классовского грамматика г. Козьмина (1897 г.) недостаточно научна и грешит в части разделения склонений, которое не соответствует и принятому в

—348—

рус. грамматике. Кроме этого – примеры для этимологического и синтаксического разбора здесь иногда произвольно относятся автором к § грамматики и подобраны случайно. Эти недостатки разделяет и «Краткий курс грамматики ц.-сл. языка А. Соколова (1897 г.) и сверх сего запутанно излагает главу о местоимениях. Отсутствием строгой научности отличается и грамматика свящ. В. Крылова, в особенности в отделе о родовых местоимениях, которые автор по своему делит на 3 склонения. В образцах склонений и спряжений эта грамматика отличается запутанностью изложения, в которой трудно разобраться учащимся, когда одновременно излагает формы древнеславянского и новослав. языка с прибавлением, по местам, третьей – русской. Сравнительно лучшая из поименованных – книга для обучения ц.-сл. языку Н.И. Ильинского, предназначенная для учителей, тем не менее для первоначального школьного обучения по своему излишнему содержанию непригодна: в ней указываются омертвелые формы, изучение которых полезно в целях филологических.

Среди этих руководств обращает на себя внимание грамматика г. Григоревского, подробное заглавие которой мы выписали выше. Из предисловия к книге видно, что автор назначает свою грамматику 1., для учеников первых трех классов мужских гимназий, где с IV класса ученики изучают ц.-сл. язык преимущественно с целью филологическою. Но так как при краткости времени, отводимого на изучение этого языка, ученики, разбирая незначительное число славянских отрывков, едва ли далеко подвинутся в свободном чтении и понимании ц. славянской письменности, то постепенное ознакомление с сим языком в первых классах гимназии весьма много облегчит филологические занятия, назначенные для IV класса, и кроме того – ученики в низших классах практически сумеют ознакомиться с богослужебным языком нашей церкви. 2., Для женских гимназий, институтов и училищ, где вовсе не изучается ц-сл. язык и где параллельное чтение славян, и рус. евангелия без грамматических объяснений, практикуемое в низших классах, может привести, самое большое, лишь к удовлетворительному механи-

—349—

ческому чтению по-славянски. 3., для духовных училищ мужских и женских, в которых р. и ц.-сл. языки изучаются совместно и параллельно; а посему грамматика г. Григоревского опускает все определения частей речи с делениями каждой из них на группы, так как все это предполагается пройденным на уроках – рус. языка., 4., для высших классов ц.-приходских школ, где, как мы думаем, стремление поставить самый характер образования на незыблемую почву родной веры и церковной жизни делает необходимым элементарное усвоение грамматических форм ц.-сл. языка в целях толкового понимания глубоко-назидательных изречений свящ. книги.

Следующее, за сим, содержание книги оправдывает ее назначение и соответствует указанными выше требованиям. В интересах осмысленного пользования ц.-слав. письменностью – грамматика г. Григоревского, в возможно сжатом, кратком виде, всего на 34 стр. текста – знакомит изучающего с особенностями славянской речи параллельно с р. грамматикой. На стр. 32–34 она излагает главнейшие особенности синтаксиса ц.-сл. языка. В конце приложены: а) избранным чтения из св. Евангелий (1–42 стр.), представляющие собою толково составленную Хрестоматию для практических упражнений и б) словарь менее вразумительных церковно-славянских слов. Сколько мы заметили – книга и достаточно научна. Преследуя цели практического ознакомления с языком в его главнейший формах, она, в пределах возможного, не противоречит основным требованиям славянской филологии, хотя и были бы желательны, иногда, пояснительные дополнения. Так, напр., рассуждая о смягчении гортанных к, г, х пред и в ц, з, с, – грамматика указывает на постоянный закон ц.-сл. языка смягчения этих звуков, но не указывает на изменение его в спряжениях, где ц.-сл. язык смягчает гортанные звуки в шипящие во многих формах (бых-быша; дружити и пр.). Краткостью учебника объясняется, конечно, отсутствие этих и подобных дополнительных сведений, о которых едва ли и нужно рассуждать в книге, назначенной для употребления в низших школах; здесь важнее желать, чтобы в основном и главном она не отступала от научных данных. Это последнее требование вы-

—350—

держивается книгою. Так, напр., рассуждая о наклонениях слав. глагола, автор просто указывает на употребление в ц.-сл. условного, о количестве времен которого нет в науке единогласного мнения. Книга чужда всяких излишеств и балласта – важное преимущество в учебнике, рассчитанном на усвоение главнейшего: здесь внимание учащегося не отвлекается в сторону, а сосредоточивается на целом. Слог книги сжат, но ясен и доступен. При таких свойствах грамматики – она принесет учащимся действительную пользу, облегчая им задачу разумного усвоения крупнейших особенностей ц.-сл. грамоты. Преимущественно мы рекомендовали бы эту книгу тем учебным заведениям, где славянский язык изучается только на уроках З. Божия при самом чтении молитв и ц.-сл. книг и где вовсе не введено систематическое изучение особенностей славянской речи. При такой постановке дела учитель постоянно должен напоминать учащимся об этих особенностях при разборе славян, текста; а такое отрывочное изучение, без проведения – всего изученного практически – к единству, можешь сообщить только поверхностное знание ц.-сл. языка. Курс краткой грамматики, как повторение пройденного на уроках законоучителя и сведение разнообразного к целому, – может укрепить в памяти добытый практическим путем сведения и дать цельное знание главнейших элементов славянской речи. Кроме этого, думаем, рассматриваемая грамматика может быть полезна и вообще для целей самообразования, практическая ознакомления с текстом славянской письменности, как заключающая в себе свод главнейших сведений по ц.-сл. языку, без знания которых невозможно осмысленное понимание славянской речи. По указанным соображениям нельзя не пожелать грамматике г. Григоревского широкого распространения, как книжке дельной и полезной, педагогически доступной, какому распространению, без сомнения, будет содействовать и ее общедоступная цена (25 к.).

N.

—1—

1862 г.

1-го ноября получен был мною из Синодальной конторы указ следующего содержания:

«По указу Его Императорского Величества Святейшего Правительствующего Синода контора во исполнение Высочайше утвержденного Его Императорским Величеством в 14-й день минувшего октября всеподданейшего доклада Святейшего Правительствующего Синода об открытии при Московской митрополии второго викариатства и о назначении на оное вас, архимандрита, с предоставлением вам именоваться епископом Можайским, – слушали предложение его высокопреосвященства Филарета митрополита Московского от 30 октября о том чтобы наречение вас во епископа Можайского назначить 2-го числа сего ноября,, в пятницу, в 11 часов утра, в конторе Святейшего Синода, а посвящение в воскресенье, 4 ноября в Большом Успенском соборе. Приказали: совершить наречение вас, архимандрита, во епископа Можайского в конторе Святейшего (Синода 2-го числа сего ноября в пятницу в 11 часов утра, а рукоположение в Большом Успенском соборе в воскресенье, 4-го ноября. Почему к вам, архимандриту послать указ с тем, чтобы вы прибыли в те числа к наречению, в мантии, а к посвящению, в Успенский собор в благовест к литургии, с облачением».

Получив этот указ, я писал в тот же день преосвящен. Леониду:

«Я желал бы повидаться с вашим, преосвященством: но чувствую маленькую простуду, и потому опасаюсь выезжать, а между тем я не знаю, не следует ли мне сегодня съездить на Троицкое подворье принять благослове-

—2—

1862 г.

ние первосвятителя на завтрашний день; или я могу это сделать завтра пред отправлением в Синод. контору? Благоволите разрешить мне эти вопросы и недоумения».

На это получил я от его преосвященства следующий ответ.

«Если бы не опасение за ногу я побывал бы у вашего высокопреподобия; сберегая же ее для всего, что ей предстоит сим ответствую: поберегитесь и если хотите взять благословение, то завтра после его литургии (но не засиживайтесь)».

Я в точности поступил по этому братскому совету.

2-го числа в пятницу, в 11 часов утра, совершено было по установленному чину, в присутственной комнате Синодальной конторы наречение меня во епископа Можайского.

Вот какой порядок соблюдается при сем в Москве:

Когда соберутся в присутственною палату Синод. конторы архиереи, находящиеся в Москве и члены Синод. Конторы: два старшие архимандрита, приняв благословение от первенствующего архиерея, в особую палату, где находится избираемый во епископа и приведши его, поставляют пред столом, за которым сидят архиереи и члены конторы. Тогда избираемый, сделав поклонение св. иконам, идет и принимает благословение от архиереев; с прочими же целуется взаимно рука в руку и потом кланяется на стороны присутствующему тут же старшему духовенству. После сего архиереи восстают и старейший в малом облачении начинает: Благословен Бог наш… и по аминь, поют: Царю небесный. – Затем архимандрит с протопресвитером читают трисвятое отче наш и по возгласе от первенствующего все поют: Благословен еси Христе Боже наш… слава и ныне: Егда снизшед языки слия… Потом секретарь Синод. конторы объявляет избираемому волю Государя и определение Св. Синода касательно назначения его во епископа; и он по печатной форме изъявляет свою покорность сему избранию и назначению. После сего он садится на уготованное для него место. Наконец первенствующий архиерей читает сугубую ектенью, на которой поминает Государя со всею Царскою фамилией, Св. Синод и новоизбранного во епископа. По возгласе прото-

—3—

1862 г.

диакон возглашает многолетие Царской фамилии, Св. Синоду, первенствующему архиерею, всему освященному собору и новоизбранному епископу. После сего новоизбранный говорит речь. Наконец, первенствующий архиерей, по отпуске, осеняет его св. крестом и кропит св. водою. Затем, новоизбранный приняв благословение от всех архиереев, и проч., удаляется.

При наречении во епископа произнесена была мною следующая речь, которая просмотрена была преосвященнейшим митрополитом:

«Милостивейшие архипастыри и отцы!

В настоящие многознаменательные для меня минуты, естественно и невольно приходят мне на мысль, слова Псалмопевца: судьбы Господни бездна многа (Пс.35:7), и другие: от Господа исправляются стопы челевеку (Пс.36:23).

По истине, когда обращаю взор на протекшие дни моей жизни и на разнообразные пути ее: не могу не исповедать сердцем и устами исполнения надо мною дивных судеб Божиих.

Прежде всего, не мимо меня прошло слово того же Псалмопевца: отец мой и мати моя остависта мя, Господь же восприят мя (Пс.26:10) Смерть отца предварила мое рождение; материю оставлен я в летах отрочества: но приемляй сира и вдову (Пс.145:9) принял и меня в дом свой, соделал единым от служителей дому своего, то есть Церкви святой.

Рано Господь судил разрешить меня от семейных уз. В этом посещении Божием, в этом сильном приражении скорби к моему сердцу, нельзя было не уразуметь особенного звания Божия.

И я, вняв гласу сего Божественного звания, поспешил оставить мир и водвориться в пустынной обители высшего духовного просвещения под благодатным кровом преподобного Сергия. Оттуда, быв поставлен близ сего великого храма хранителем священных древностей, возлюбил было я искать в них следов и воспоминаний древней церковной жизни: но после девятилетних здесь трудов твоим, архипастырь первопрестольного града сего изволением, переведен я на служение духовному просве-

—4—

1862 г.

щению сначала в здешнем духовном вертограде, а затем в той обители высших наук, где и сам получил образование.

При сих постепенных переходах от одного служения к другому, чем менее имело места мое собственное желание, тем более и яснее усматривал я волю Божию.

Наконец, когда всемилостивейшим соизволением Благочестивейшего Самодержца, и благословением богопоставленного священноначалия, я призываюсь ныне к почести высшего звания (Флп.3:14), в дому Божием к епископскому служению в Христовой Церкви; могу ли тем паче не признать и не исповедать в сем призвании особенную благопромыслительную о мне волю Божию.

Но слыша сие звание и избрание Божие, что реку и что возглаголю? Дерзну ли рещи: готово сердце мое, Боже (Пс.107:2)? Но с одной стороны, помышление о высоте и трудности епископского служения, с другой – искреннее сознание моих духовных немощей и недостатков, запечатлевают уста мои.

Подлинно, когда представлю чем должен быть пред Богом и человеками облеченный саном епископства; когда помыслю, какая потребна для нею чистота сердца, дабы достойно тайнодействовать и неосужденно преподавать другим дары благодати; какая потребна духовная мудрость, дабы невежествующих просвещать, заблуждающих обращать, противящихся обличать; какая самоотверженная любовь к пасомым, дабы изнемогающего подъять, болящего уврачевать падшего восставить, погибшего взыскать, – когда все это представлю: то невольно должен воскликнуть с апостолом: к сим кто доволен (2Кор.2:16)? Мне ли удовлетворить столь великим требованиям святительского служения? Если такие светильники веры, каковы Григорий Назианзин и Иоанн Златоуст с трепетом уклонялись от епископского служения; если и великий подвижник, благочестия – Сергий не считал себя довлеющим для епископского сана говоря, «выше меры моея есть дело сие»: то что должен помыслить о себе я, недостойный призываемый ныне к сему многотрудному служению в Христовой Церкви?

Во истину страшусь за немощь мою: но Господь источ-

—5—

1862 г.

ник силы: уповаю, что и в немощи моей совершится Его сила.

Верую и дерзаю надеяться что сия Христова сила, немощная врачующая и оскудевающая восполняющая тайнодейственно снидет на главу мою с возложением рук ваших, христолюбивые архипастыри, – снидет, и почиет, и воздействует во мне, если только не воспрепятствует моя греховность.

К тебе, первостоятель Московской митрополии, наипаче обращаю мое сердце и мое слово! Ты приемлешь меня другого к соучастию в трудах по управлению обширною паствою, не столько, впрочем, по собственной нужде, сколько по желанию блага св. Церкви, дабы под твоим мудрым руководством, сколько можно, более могло образоваться достойных пастырей словесного стада Христова. Благоволи же руководить меня твоею высокою мудростью на новом поприще моего служения, и твоя многолетняя опытность да поставит меня малоопытного со временем искусна пред Богом, делателя непостыдна, право правяща слово истины (2Тим.2:15)».

На это в ответ Московский первосвятитель сказал:

«Одну мысль, приписанную мне тобою, боголюбезный брат, могу признать действительно моею, – ту мысль, что не для себя желал я найти второго сотрудника моему служению церковному.

Ничего для себя все для Бога, и для Церкви его и для блага чад ее – таково должно быть наше общее правило, хотя никто из нас не может поручиться за исполнение оного, если не призрит милосердно Бог действуяй в нас и еже хотети, и еже деяти о благоволении (Флп.2:13).

Если же и позволить бы себе что-нибудь для себя: то мне находящемуся у предела, которым само слово Божие ограничивает сию временную жизнь, или за которым указывает не столько жизнь и деятельность, сколько труд и болезнь (Пс.89:10) – мне и ближе сего предела не незнакомому с трудом болезненности – мне и словом изнемогшим не достигающему до слуха собирающихся в церкви, и, может быть только влекущему, а не подъемлющему и носящему, бремя церковных попечений, – время бы искать

—6—

1862 г.

совершенного от них освобождения, чтобы малые остатки сил и дней обратить единственно к единому на потребу (Лк.10:12), которого, если не усвоим себе в данное нам краткое время, поздно будет искать в вечности.

Но наши отцы учили нас, что и добрая, по-видимому, собственная воля не благонадежна и не безопасна, если не будет подчинена вышней всесозидающей и всесохраняющей воле, как и Господь поучает: обаче не моя воля, но Твоя, Отче небесный, да будет (Лк.22:42).

И посему, с одной стороны, не позволяя себе собственною мыслью увлекаться с поприща, с другой – страшась, чтобы от моего изнеможения не страдало дело Церкви Божией, и должен я был, хотя и пользуюсь уже доброю братскою помощью, желать усиления и усугубления сей помощи. И благословен Бог, преклонивший к сему благоволение священной и державной власти.

Господу Богу и святой православной Церкви Его в благоговейной преданности, в единодушном общении, как смиренная добровольная жертва, да будут посвящены твои начатки; вместе с моими останками священно-начальственной деятельности: и на сию жертву по молитвам освященного собора да снидет невидимый огнь Духа истины оживотворяющий мертвенность нашу, тьму нашу».²⁵⁷¹

3-го ч. мне присланы были от высокопреосвященного митрополита следующие дары: 1) серебряная панагия с прекрасным на финифти изображением, Успения Б. Матери; 2) полное архиерейское облачение белого глазета; 3) малое облачение, т.е. малый омофор, епитрахиль, поручи и сулок; и 4) мантия.²⁵⁷²

—7—

1862 г.

4-го ч., в воскресенье, я сподобился воспринять в Большом Успенском соборе, при бесчисленном множестве народа, архиерейскую хиротонию.

Это происходило таким образом.

Перед начатием благовеста на Ивановской колокольне к литургии, нареченный во епископа архимандрит и с ним два других архимандрита, по назначению митрополита, в мантиях и в особом каждый экипаже, должны явиться на Троицкое подворье, и оттуда сначала вслед за владыкой, а потом, с известного пункта, вперед его ехать в собор, для встречи его высокопреосвященства.

Посреди собора заблаговременно постилается большой ковер с изображением на нем града и одноглавого орла. Град изображается в знак епископства рукополагаемого во граде; а орел – в знамение чистого правого и высокого богословия.

Собравшиеся в Успенский собор архиереи, по облачении, восходят на амвон посреди собора, а прочие власти становятся внизу амвона по обе стороны. Затем архиереи повелевает протопресвитеру и протодиакону призвать имеющего хиротонисатися. Они же, приняв от всех архиереев благословение, входят в алтарь и оттуда чрез царские врата выводят архимандрита и приводят его до нижнего края орла, где он, остановившись, трижды поклоняется архиереям. Протодиакон же громогласно возглашает: «приводится Боголюбезнейший избранный и утвержденный хиротонисатися во епископа Богоспасаемого (такого-то) священно-архимандрит (такой-то).

—8—

1862 г.

Первенствующий архиерей говорит:

«Чесо ради пришел еси, и от нашея мерности чесого просиши?»

Избранный отвечает:

«Хиротонии архиерейские благодати преосвященнейшие».

Архиерей вопрошает:

«И како веруши?»

Избранный велегласно произносит святый Символ: «Верую во единого Бога» и проч. …

По произнесении сего, архиерей, благословляя его, глаголет:

«Благодать Бога Отца, и Господа нашего Иисуса Христа, и Св. Духа да будет с тобою».

Затем избранный приводится до средины орла, а протодиакон опять провозглашает:

«Приводится Боголюбезнейший» и пр.

Архиерей, обращаясь к избранному, говорит:

«Яви нам еще пространнее како исповедуеши о свойствах триех Ипостасей непостижимого Божества».

Избранный чтет по книге пространное изложение о личных свойствах трех Ипостасей Божества.

Архиерей, благословляя рукополагаемого, говорит:

«Благодать Св. Духа да будет с тобою просвещающая, укрепляющая и вразумляющая тя во вся дни жизни твоея».

Избранный приводится до главы орла, а протодиакон повторяет прежнее провозглашение.

Архиерей же глаголет избранному:

«Яви нам еще пространнее, како исповедуеши яже о вочеловечении Сына и Слова Божия: и како содержиши каноны св. апостол и предания и установления церковные? »

Избранный читает положение содержащихся в вопросе предметах.²⁵⁷³

—9—

1862 г.

По окончании чтения, первенствующий архиерей возглашает:

«Благодать Св. Духа, чрез мою мерность производит тя Боголюбезнейшего архимандрита (такого-то), избранного епископа Богоспасаемых градов (таких-то, если посвящается в викария, то Богоспасаемого града – такого-то)».

Избранный же покланяется архиереем трижды и подошед, целует их десные руки. Когда же отойдет от амвона, архиерей, знаменуя его рукою крестообразно, глаголет:

«Благодать Пресвятого Духа да будет с тобою».

После сего возглашается многолетие в том же порядке, как было при наречении.

Избираемый отводится в алтарь, а между тем начинается Божественная литургия.

Во время пения Трисвятого, протопресвитер и протодиакон изводят избранного из алтаря южными дверьми и поставляют его пред царскими вратами, а в царских вратах принимают его архиереи и подводят к престолу, пред которым он преклоняет свои колена и на который полагает руки и главу, между тем архиереи, разгнувши евангелие, письменами полагают на главу, а первенствующий возглашает:

«Избранием и искусом Боголюбезнейших архиереев и всего освященного собора.

Божественная благодать всегда немощная врачующи и оскудевающая восполняющи, проручествует, тя Боголюбезнейшего архимандрита, избранного во епископа Богоспасаемого града (или Богоспасаемых градов таких-то). Помолимся убо о нем, да приидет на него благодать всесвятого Духа».

И глаголют архиереи: «Господи помилуй» 3-жды. А первенствующий творит на главе рукополагаемого три креста с словами: «Во имя Отца, и Сына, и Св. Духа, ныне, и присно, и во веки веков».

—10—

1862 г.

Все архиереи полагают на главу хиротонисуемого руки, и между тем как первенствующий тайно читает молитву, в которой просит Господа рукополагаемого укрепить, архиерейство его непорочным и святым показать и пр., второй архиерей тихо читает ектенью, а прочие поют «Господи помилуй».²⁵⁷⁴ После того первенствующий архиерей читает вслух положенную молитву, затем налагают на хиротонисуемого саккос, омофор и панагию, при возглашении: аксиос. – По окончании сего, продолжается обычным порядком Божественная литургия, при участии новорукоположенного епископа. – По совершении литургии и по разоблачении, первенствующий архиерей возлагает на новорукоположенного епископа, с осенением руки, архиерейскую рясу, мантию и прочие одежды. Затем, первенствующий архиерей восходит на облачальный амвон и вручает новорукоположенному пастырский жезл с приличным поучением.

Вот какая речь сказана была мне в день моей хиротонии, высокопреосв. митрополитом Филаретом:

«Преосвященный епископ Савва!

Святой апостол Павел, преподавая наставления епископу Тимофею для его священного служения, между прочим писал в своем послании: воспоминаю тебе возгревати дар Божий живущий в тебе возложением руку моею (2Тим.1:6).

Таким образом Богодухновенный муж свидетельствует, во-первых, что в священно-таинственном рукоположении преподается дар Божий; во-вторых, что это непросто дар, положенный в волю приемлющего, но живущий, и, как свойственно живущему, имеющий собственную силу и действие.

И вот что совершилось над тобою, Боголюбезный брат. Ты прял дар Божий; отныне живет в тебе, дар Божий; простирает в тебе вышнюю силу и действие на естественные человеческие силы и действия: светит уму твоему к усмотрению истинного, праведного и спасительного для душ и для всей Церкви, укрепляет волю твою для подвигов за истину и правду во спасение.

—11—

1862 г.

Но в тоже время, как Богомудрый апостол, в лице Тимофея нас поучающий, подает нам высокое утешение и великую надежду, он возлагает на нас и великую заботу. Воспоминаю говорит, тебе возгревати дар Божий, живущий в тебе возложением руку моею. Это значит, что если не будем возгревать дар Божий в нас, то его действие может в нас угаснуть или отступить в таинственную глубину, из которой, хотя не престанет простираться чрез нас в совершении таинств, но не будет проливаться собственно на нас и на нашу жизнь: и тогда мы останемся с одними естественными, расстроенными грехом, силами, недостаточными даже для обыкновенных христианских, а тем более, для высших церковных обязанностей.

Посему, словом апостольским, во-первых, воспоминаю себе, а потом и тебе завещаваю, возгревати дар Божий, или, яснее сказать возгревать и воспламенять в себе ревность и усердие, чтобы силою и помощью дара Божия верно и неослабно действовать ко спасению своему и вверенных нам. Как возгревать и воспламенять? – молитвою веры, примерами твердых подвижников за славу Божию и благо Церкви, паче ж всею мысленным и сердечным созерцанием Господа Иисуса, положившего душу свою за искупление бедных душ наших от адского плена, – созерцанием, которому весьма естественно перейти в благоговейную любовь к Искупителю, и в сострадательную любовь ко всем душам, оцененным так дорого, а с сею любовью если нужно будет спострадать благовествованию Христову, так много ныне страждущему и от враждебных ему помыслов, и от недостойной его жизни: можно в самом страдании со Христом найти чувство блаженства, еще на пути к блаженству вечному.

С таким напутствием вступи на путь служения, пред тобою открывающегося, и жезл силы, да послет тебе Господь от Сиона (Пс.109:2)».

Из собора по обычаю, я поехал в одной карете с владыкою-митрополитом, оба в мантиях на Троицкое подворье, где приготовлена была на его счет роскошная трапеза, к которой были приглашены все высшие столичные власти.

—12—

1862 г.

По возвращении с Троицкого подворья в свой Высокопетровский монастырь, я встречен был в святых вратах братией и, вошедши в Сергиевскую церковь, приложился к святому престолу и местным иконам. Затем, преподавши первое архиерейское благословение братии и собравшемуся в немалом числе народу, вошел в свои настоятельские кельи крайне утомленный.

Тут мне подано было письмо от почтенной генеральши А.Б. Нейдгарт, в коем она первая приветствовала меня с новым саном в следующ. выражениях:

«Ваше преосвященство!

Посреди шумных ликований и общих приветствий, обращаемых к вам, пусть и мой скромный голос доберется до слуха вашего, чтобы изъявить вам чувства радости и умиления, которые одушевляют меня в настоящее время.

Приветствую вас от души, новопоставленный святитель наш! Да излиет на вас Господь Бог всю благодать Свою, а душа ваша да радуется всегда о Господе!

Преосвященный владыка Савва знает искренность чувств моих; они всегда останутся постоянными в душе преданной ему Анны Нейдгарт.

С нетерпением буду ожидать святительского благословения вашего».

После краткого отдохновения я слушал в своих покоях всенощную, приготовляясь к совершению, на другой день, литургии на Саввинском подворье, в качестве ставленника, под наблюдением и руководством старшего моего брата и участника в моей хиротонии, преосвященного епископа Дмитровского Леонида. Между тем в этот же день вечером мой возлюбленный о Господе брат занимался, под влиянием впечатлений дня, письменным собеседованием с одним из своих светских знакомых, именно с А.А. Озеровым одним из воспитателей Великого князя Константина Николаевича. И вот что было предметом его дружеского собеседования:

«В 1848 и 1849 годах я проходил в Московской духовной академии должность бакалавра (адьюнкта) и помощника библиотекаря. Между студентами, особенно часто посещавшими библиотеку, приметен был один молодой священник с светлыми волосами, чрезвычайной худобы в

—13—

1862 г.

теле и с приятной смесью чего-то кроткого, серьезного и добродушного в лице. Его переходящего с книгами в руках, от шкапа к шкапу и его короткую рясу я врезал в память навсегда. Этот священник поступил, из Владимирской епархии, где он был иереем Муромского собора. Овдовев, он возвратился к науке и не даром: его скоро поставили в числе первых десяти студентов. Мои лекции были вероятно хуже прочих, однако и их он посещал усердно и слушал внимательно. Это мне памятно потому, что одежда резко отличала его от прочих слушателей и он садился впереди. В академии же принял он монашество с именем Саввы и помню, как накануне всякого праздничного дня пред всенощною, приходил он к нам, монашествующим бакалаврам, предлагать служение литургии с ректором. Мы сажали его, иногда подчивали чаем и, сказав несколько приятных слов, отпускали с миром. Привычка видеть его в определенное время делала самое ожидание его приятным. Я уже был ректором в Вифании, когда он окончил курс со степенью магистра и определен дальним ризничим, т.е. ему поручены были домовая во имя 12 Апостолов, церковь патриархов, патриаршая ризница и библиотека. В 1851 г. патриарший дом перестраивался. Отец Савва поместился на жительство в Знаменском монастыре, в моих настоятельских кельях. Когда приезжал я в Москву, то проводил с ним все свободное время и очень сблизился. Тут-то, в день Рождества он развлекал меня больного своими разговорами и, не зная отношений к генералу Слепцову, Кавказскому герою, неожиданно поразил меня известием о смерти этого любимейшего товарища моего детства: это был единственный случай, что о. Савва и то невольно, огорчил меня. В 1853 г. я переселился в Москву. После владыки и родных посещать отца Савву мне было наиболее утешительно. Во многих лучших домах я был принят родственно, но у о. Саввы я был как дома. Как часто бывало, в день воскресный, отслужив литургию в Заиконоспасском монастыре, я еду в кремль. По высоким лестницам патриаршего дома поднимаюсь к его кельям, служившим летними внутренними комнатами Никону. Портреты патри-

—14—

1862 г.

архов и великое множество книг новых и древних были украшением его жилища. И в комнатах, и в нравах хозяина отличительными признаками были чистота, простота, теплота. Мы обедали, шли в Успенский собор к вечерне, гуляли по набережной кремлевской горы, пили чай, иногда заходили в ризницу, чтобы подышать стариною священною: и покойно, и отрадно было возвращение мое в семинарию, к нелюбимым занятиям школьного управления. С ним я совершал погребение матушки моей. Мы вместе ездили за город, вместе посещали знакомых. Он исповедовал меня в самый день хиротонии моей, так как в продолжение нескольких лет был моим духовным отцом. Должность ризничего проходил он 9 лет и проходил ее превосходно. Возлюбив, – говорю его словами, – в священных древностях искать следов и воспоминаний древней церковной жизни, он изучал их, не щадя трудов и издержек. Ученые обращались к нему как специалисту и его Описание Синодальной ризницы было увенчано Демидовскою премией. Готовность всякому служить своими знаниями, своим временем, своими учеными связями делали библиотеку и ризницу общедоступною сокровищницей старины и лицо Синодального ризничего поставили в общем мнении так высоко, как никогда не возвышалось оно. И русские не могли довольно нахвалиться им, и ученые иностранцы, особенно которые могли с ним говорить по-латыни, делали о нем великолепные отзывы в своих журналах. Императрица Мария Александровна и великая княгиня Елена Павловна беседовали с ним. Владыка, при всей мудрой умеренности в похвалах, говорил о нем: «он порядочно проходит свою должность», – и называл его «хорошим человеком». – Архипастырь отличал его явным расположением. Он известен был и многим иным иерархам. Как теперь гляжу: в 1856 г. в день коронации в его не большой приемной кельи восседают 14-ть архиереев в мантиях между литургией и обедом в Грановитой палате, и о. Савва угощает их чаем. Когда в апреле 1859 г. сделали меня епископом, о. Савву назначили ректором Московской семинарии, а в январе 1861 г. ректором академии. Мы стали видаться реже, хотя и не прекращалась между нами добрая связь.

—15—

1862 г.

Иным казалось, что, уклонившись в специальность археологии, он не поднимет бремени ректорства. Оказалось, противное. Умом просвещенным, характером открытым и твердым без жестокости, он совершенно овладел своею должностью и давно не было в академии ректора, которого бы с такими искренними благодарными чувствами провожали как его, не только наставники и студенты академии, но и власти монастыря. Он тяжел был только для врагов порядка: певчие Синодальные содержатся для Успенского собора и патриаршей церкви; но прокурор, заведующий ими, рассылая их по разным церквам, где им выгоднее, оставлял для Синодальной церкви самых дурных; формальные жалобы на этот беспорядок то и дело шли в контору Синодальную от имени ризничего. Прокурор над прежними ризничими властвовал; этого боялся и избегал. В семинарии завелись было профессоры с либеральными тенденциями: он смело ограничивал их; был конечно не популярен в семинарии, но поддержал порядок: в академии студенты развольничались: он усмирил их рассудительностью спокойною, твердостью непреклонною и оставил академию в наилучшем устроении в спокойствии в полной гармонии частей и указав верный путь преемнику. 2 ноября было наречение о. Саввы архимандрита Высокопетровского, во епископа Можайского: он сказал речь свою с чувством и получил трогательный ответ от владыки. Нареченный воспомянул в ней: свою протекшую жизнь, начав с того что смерть отца предварила его рождение, а матери лишился он в отрочестве. Владыка говорил о своей старости, о слове изнемогшем, недостигающем до слуха собирающихся в церкви и о том, что он, может быть, только влечет, а не подъемлет и не несет бремя церковных попечений.

4-го ноября в Успенском соборе совершена хиротония владыкою-митрополитом, архиепископом Евгением и епископами: Никанором Фиваидским и Леонидом Дмитровским. Слезы струились из глаз первосвятителя, когда у престола главою коленопреклоненного поставляемого, читал он тайные молитвы, а евангелие и руки архиереев возлежали на ней. Речь владыки пред вручением жезла из текста: воспоминаю тебе возгревати дар Божий и пр.

—16—

1862 г.

прекрасно заключила торжество. В тот же день на торжественном обеде у владыки высшие представители Московского общества, духовного и светского приветствовали нового преосвященного викария желанием многих лет.

Так дивны пути промысла святого. Сирота прежде рождения, достигает и высшего образования, и почестей высшего звания в Церкви; на 32-м году жизни о. Савва только что оканчивает курс академический, а 43-х он архиерей; при самом выходе из академии сходит с дороги училищной службы и делается в последствии ректором академии; действует с такою прямотой, что, по-видимому, разрушает свое внешнее благополучие и, однако ж прежде многих старейших призван к высшему служению Церкви.

Вот легкий очерк лица, занимающего место второго викария Московской митрополии».

По совершении мною, в первый раз в архиерейском сане, на Саввинском подворье литургии, я приступил с того же дня к исполнению обязанностей моего нового служения.

Обязанности же мои, по званию второго викария Московской епархии, были следующие:

1) Иметь в особенном ведении церкви и монастыри, подведомые Можайскому духовному правлению (в которых и имя мое при богослужении воспоминалось после имени его высокопреосвященства).

2) К церквам сего, своего ведомства я мог назначать и посвящать священно – и церковнослужителей, с тем чтобы о назначаемых на священнослужительские места представлять свои мнения на утверждение его высокопреосвященства, а на причетнические места определять своею властью, если не встретится особенных обстоятельств, требующих разрешения его высокопреосвященства.

3) Я мог также принимать прошения и назначать на церковно-служительские места и посвящать достойных к церквам, подведомых духовным правлениям: Коломенскому, Серпуховскому и Богородскому.

4) По жалобам и доносам от священно-церковнослужителей и прихожан выше означенных частей епархии я мог принимать прошения и назначать потребные дознания и следствия, употребляя в посредство консисторию, духовные

—17—

1862 г.

правления и благочинных, которые должны предписания сии исполнять. Постановляемые же по таковым делам определения я мог утверждать только в случаях меньшей важности, а решения о священниках, в чем бы оные ни состояли и решения о диаконах и причетниках, подвергающие их монастырскому подначальству или отрешению от мест, обязан представлять с своим заключением на рассмотрение его высокопреосвященства.

5) Я мог давать окончательные решения по прошениям о браках, не в близких степенях родства, требующих архиерейского разрешения, по определениям консистории; о предании церковному покаянию светских лиц за небытие на исповеди и у св. причастия, за грехи против 3, 6 и 7 заповеди Божией, о крещении евреев, об увольнении из духовного звания в светское учеников семинарии и училищ и по другим делам, которые особенным распоряжением его высокопреосвященства мне предоставлены будут.

6) Прочие определения консистории, которые предварительно должны быть представляемы мне на усмотрение, я, смотря по обстоятельствам, или рассматривать должен был отдельно, и, полагая свои заключения, представлять на окончательное решение его высокопреосвященства, или в присутствии его лично излагать свои по оным соображения и заключения.

Сверх сего я обязан был, по назначению его высокопреосвященства или по взаимному соглашению с старшим викарием, совершать богослужение в соборах и монастырях в праздничные высокоторжественные дни и в дни поминовений особ Имитаторской фамилии, участвовать в крестных ходах, рукополагать ставленников, присутствовать на экзаменах, как в духовных, так и в светских учебных заведениях, обозревать ежегодно епархию и пр.

Наконец я должен был исполнять разные экстраординарные поручения высокопреосвященного митрополита, как напр., не раз ревизовал Московскую д. академию; составлял по разным предметам епархиального управления записки; рассматривал проповеди и др. сочинения Московского духовенства.

—18—

1862 г.

Если принять все это во внимание, то не трудно понять, что с назначением второго викария последовало не малое облегчение в трудах как 80-ти летнего старца митрополита, так и недугующего викария его – епископа Леонида.

В вознаграждение за мои труды мне –

После многочисленных, личных приветствий с получением архиерейского сана, я немало получил с разных сторон и письменных поздравлений. Так:

5-го ноября писали мне из Иванова родные:

«Ваше преосвященство,

милостивейший архипастырь и отец!

Мы видели и видим много опытов вашей родственной любви и расположения к нам. И можем ли не радоваться вашему возвышению, как собственному нашему счастью? Это было единственное наше желание, и вот оно исполнилось! Об этом была наша общая молитва, и вот Господь исполнил прошение сердца нашего. И в то время как вас занимала глубокая мысль о предстоящем великом служе-

—19—

1862 г.

нии, вы нашли минуту вспомнить о нас! Это ваше известие не должно ли еще более возвысить нашу радость о вашем возвышении? Слезы от радости невольно у всех потекли из глаз наших, когда мы получили от вас именно драгоценную весть. Другие не могут надивиться вашей любви к нам, и вашим родственным чувствам. Восходя на высоту величия и почестей, вы так близко нисходите к нашей бедности. Будем всегда благодарить Господа благодеющего вам, как за величайшую милость его к нам, никогда не перестанем просить и молить Его о том, чтобы Он укрепил ваши силы для достойного прохождения великого служения вашего. Нам желательно было видеть лично рукоположение вас во епископа, но раздумали, что вам в эти дни некогда будет решительно заняться нами. Мы верим и надеемся, что ваше доброе сердце и письменно не отринет нашего поздравления с новым высоким вашим званием и великим служением».

6-го ч. Писал мне инспектор академии, архимандрит Михаил²⁵⁷⁵:

«Долгом считаю для себя поздравить ваше преосвященство с принятием новых высших благодатных даров для нового высшего служения Церкви. Сердечно желаю и молю Пастыреначальника, чтобы новое архипастырское служение ваше было благопоспешно и многоплодно для вас и для пасомых. Мои усердные, хотя недостойные и грешные, молитвы о сем и к преп. Сергию – нашему ближайшему помощнику и заступнику – будут свидетельством искренности моих благожеланий».

Того же дня приветствовал меня ректор Вифанской семинарии, архим. Никодим²⁵⁷⁶в следующих кратких выражениях:

«Примите, преосвященнейший владыко, мое усерднейшее поздравление вас с саном архиерейства и мое чистосердечное желание, да сохранит вас Господь на многая лета и вашим архипастырским благословением благословите вашего преосвященства покорнейшего слугу и богомольца"…

—20—

1862 г.

Около 10-го ноября изволили прибыть в Москву Государь Император, и Государыня Императрица с великою, княжною Мариею Александровною, 11-го ч. последовал в Успенский собор Высочайший выход, митрополита по обычаю приветствовал Его Величество краткою, но знаменательною речью.²⁵⁷⁷ При этом владыка, представил меня Государю Императору в качестве своего второго викария.²⁵⁷⁸

После своей хиротонии я почел долгом послать в Петербург первостоятелю православной русской Церкви, высокопреосвященнейшему Исидору²⁵⁷⁹, митрополиту Новгородскому и С.-Петербурскому и представителю в Св. Синоде Императорской власти обер-прокурору Алексею Петровичу Ахматову св. иконы при надлежащих письмах.

В ответ на эти письма они писали мне –

Преосвященный митрополит Исидор от 12-го ч.

«Преосвященнейший владыко,

возлюбленный о Господе брат!

Приветствуя вас с получением благодати архиерейства, молитвенно желаю, чтобы пастыреначальник, – Господь Иисус Христос благословил новое служение ваше, и послал вам силы ко благоугождению святой Его воле, к созиданию верных и к утешению православной Церкви.

Благодарю вас за благословение моего недостоинства иконою св. Троицы, и, поручая себя святым молитвам вашим, с совершенным почтением и братскою о Христе любовью пребываю и пр.».

А.П. Ахматов от 13-го:

«Имею честь принести вашему преосвященству мое усердное поздравление с принятием епископского сана и служения, и вместе с тем искренно благодарить вас, милостивый государь и архипастырь, за преподанное мне благословение иконою Христа Спасителя.

Поручая себе молитвам вашим, с совершенным почтением и преданностью имею честь быть».

—21—

1862 г.

В половине ноября проезжал чрез Москву, для присутствования в Св. Синоде, Киевский митрополит Арсений.²⁵⁸⁰ По приличию и заведенному обычаю, старшее Московское духовенство должно было представляться его высокопреосвященству, как члену Св. Синода, под предводительством старшего викария. Я послал спросить преосвящ. Леонида, когда и как мне надлежит представиться проезжему владыке. Это было 15-го числа. Преосвященный на это отвечал мне:

«В 11 часов утра соберутся ко мне особы старшего духовенства, чтобы нам всем вместе ехать в Чудов, для представления владыке Киевскому. На ваш вопрос ответствовать нелегко. Можно нам представиться вместе, можно и порознь, в предписании об этом ничего не сказано, так как нет приличия одному викарию представлять другого ему равного. Полагаю, чтобы высокому гостю не было недоуменно, если мы приезжать к нему будем в слишком различное время, пожаловать вам ко мне и здесь решить, как удобнее соблюсти приличие».

18-го ч. получил я записку от своего собрата, преосвященного Леонида, в которой он писал:

«Вчера в такую пору пришло письмо ваше, что ответствовать на него могу только ныне: эконом получил приказание шоры к вашему казначею отправить ныне же утром. Желаю, чтобы оказались удовлетворительными.

Вашему преосвященству, и сыновне, и братски и послушнически преданный"…

Записка эта требует некоторого изъяснения.

Когда я посвящен был в архиерея, то обратился к владыке митрополиту с вопросом: следует ли мне заводить другую пару лошадей или я могу ездить в соборы на служение на одной паре? Владыка изволил, ответить на то утвердительно: иначе заметил он при этом – могут подумать, что старшему викарию позволено ездить четвернею, а младшему видно нет. Со мной был такой случай, – присовокупил владыка, – приезжаю я из Петербурга в Москву на почтовых лошадях, а мои кони были еще

—22—

1862 г.

в дороге; между тем, мне на другой день надобно ехать в кремль, я послал за лошадьми к викарию. Когда увидели купцы, что я еду по Московским улицам четверней, начали говорить: видно митрополиту запрещено ездить шестерней.

Другую пару лошадей мне приобрели скоро; но упряжи, какая обыкновенно употребляется при езде четверней, т.е. шор, скоро найти было нельзя. Поэтому я, зная, что на Савинском подворье, у преосвящ. Леонида, имеется две перемены шор, просил его снабдить меня лишнею переменою. И вот по этому-то поводу и была между нами взаимная корреспонденция.

20-го числа писал мне из Петербурга А.Н. Муравьев:

«Пишу впервые вашему преосвященству, яко владыке и отцу и разумеется с покорнейшею просьбою, и не о двух рыбах, как бывало некогда, но ради великого вашего знания всех Московских архивов, ибо я опять начал заниматься Никоном и решился печатать первую часть, которая у меня почти готова. Прошу вас, во-1-х, напомнить о. ризничему²⁵⁸¹, о доставлении обещанной мне выписи из архива, касательно присоединения Малороссии и писем Гетмана к Никону и взаимно, а во-2-х, скажите на милость, куда могла деться связка о пришествии Макария в Россию, которой нет в Московском архиве, когда там отмечены самые незначительные приезды архиереев. Там нет связки о втором приезде Макария вместе с Паисием уже для суда. Не попались ли они по какому-либо случаю в нашу ризницу, или в какой-либо другой архив Московский, хотя бы юстиции. Сделайте милость, справьтесь и доставьте мне сведение, не яко нынешний владыка, но яко бывший смиренный хартофилакс патриарший, а мне искренний приятель. В чем, надеюсь, не изменились.

В этом уповании остаюсь с искренним уважением и любовью"…

На это отвечал я от 27-го числа:

«Исполнение вашего поручения я возложил на преемника

—23—

1862 г.

моего по званию хартофилакса.²⁵⁸² Из доставленной им мне и при сем препровождаемой к вам записки вы изволите усмотреть все, что можно было сделать и что сделано по вашему поручению.

От всего сердца желаю вам успеха в вашем новом историко-литературном предприятии. Вам не безызвестно, как много всегда интересовала и интересует меня личность и судьба великого Никона, в кельях коего мне суждено было провести ровно 9-ть лет.

При сем честь имею препроводить к вам несколько печатных экземпляров речей, сказанных при моем наречении и посвящении в епископа. Я писал в свое время в Петербург, кому следует и посылал св. иконы, но речей не посылал никому. Если не признаете не приличным доставить при случае кому можно от моего имени по экземпляру сих речей, то благоволите сие исполнить; в противном же случае предоставляю оные в ваше полное распоряжение».

22-го ч. писал я к родным Ивановским:

«Пишу вам, возлюбленные мои родные, в новом сане, но с прежнею родственною любовью. Мое новое звание и служение да не внушает вам ни малейшего помысла о моем удалении и отчуждении от вас! я останусь в отношении к вам тем же, чем и был, если только вы сами не изменитесь в отношении ко мне.

Я уверен, что вам особенно тебе, любезная сестрица, утешительно было бы присутствовать при моем рукоположении: но, с одной стороны, при многочисленном стечении народа, видеть самое тайнодействие для вас было бы весьма затруднительно, а с другой и мне в те дни было бы некогда заняться с вами. При удобном времени, когда вы будете у меня, я передам вам подробно все обстоятельства моего посвящения; а теперь посылаю вам несколько экземпляров речей, произнесенных при моем наречении и рукоположении в епископа.

24-го ч., в день великомученицы Екатерины был в кремлевском Большом Дворце большой обеденный стол, к которому были приглашены наряду с высшими столич-

—24—

1862 г.

ными чинами, и все, находившиеся в Москве архиереи; следовательно, и я удостоился этой высокой чести. Накануне этого дня, когда мы были, по обыкновению вечером у митрополита с докладом, он сказал нам, чтобы мы завтра, в день царской трапезы, приехали часа в три пополудни к нему, на Троицкое подворье, в парадной форме, чтоб оттуда всем вместе ехать в назначенный час в Императорский дворец; при этом владыка прибавил, чтобы мы и рясы надели посветлее. Как сказано, так и сделано. В назначенный час (в 4 пополудни) явились мы во Дворец, где уже было множество гостей. Столы были накрыты в Александровском зале. Когда все было приведено в порядок и каждому из нас указано было свое место, в зал изволили войти Государь с Государыней и некоторые другие из Царских Особ, прибывших в Москву. По прочтении молитвы и по благословении митрополитом трапезы, Высочайшие Особы заняли места насупротив нас архиереев. Стол был, разумеется обильный и роскошный. По окончании стола все перешли в Андреевский тронный зал и разделились на группы – Государь и Государыня обходили эти группы и милостиво изволили разговаривать почти с каждым из приглашенных к столу.

29-го числа писал я в Муром теще Праск. Ст. Царевской:

«Судя по тому окладу, какой назначен для меня в новом моем звании и какого я решительно не мог ожидать, я прихожу к тому убеждению, что это случилось не без особенного намерения Божия. В этом, очевидно, дается мне возможность быть полезным для бедствующих моих родных. И я конечно погрешу, если буду отказывать в необходимой помощи требующим.

На сей раз посылаю вам не более 50 р. потому что, по настоящим обстоятельствам моим, весь денежный запас мой истощился. Вероятно, скоро буду я иметь деньги, и тогда не замедлю выслать вам еще.

Мое новое служение по милости Божией, начинается благополучно. Главное занятие мое до сих пор состояло в церковном Богослужении. Со дня моего рукоположения, т.е. с 4-го ноября, более уже 10-ти раз сподобил Господь

—25—

1862 г.

совершить литургию, а на днях довелось даже освятить храм; о ставленниках уже и говорить нечего; без них не обходится почти ни одного служения. Как об особенности моего нового положения в свете, можно сообщить и то, что я на ряду с прочими архиереями, находящимися в Москве, удостоился, 24-го сего ноября, быть приглашенным к царской трапезе».

2-го декабря писал мне из Петербурга А.Н. Муравьев:

«Приношу вашему преосвященству искреннюю мою благодарность за то, что вспомнили обо мне в день моего ангела и прошу поблагодарить о. ризничего за доставленные мне сведения, но я еще все за ним считаю справку о деле патриарха Макария.

Что касается до присоединения Малороссии, то князь Оболенский меня уведомил, что все дело давно было сюда отправлено в Археографическую комиссию.

Занимаюсь Никоном и хочу печатать 1-ю часть, а что дальше будет, – не знаю».

3-го ч. утром получил я от преосвящ. Леонида краткую записку такого содержания:

«Если здоровье позволяет вам выезд, то в половине 2-го часа мы ожидаем вас по вашему слову.

Прошу содействия ваших молитв к небесплодному для души празднованию».

В этот день совершается память преп. Саввы Звенигородского, почивающего во вверенной его преосвященству обитали. Приглашением доброго и любезного моего собрата, без сомнения, я воспользовался.

4-го числа писал мне о. ректор академии, протоиерей А.В. Горский:

«Приношу вам усерднейшую благодарность за письмо ваше 2-го декабря. Сделайте милость не оставляйте и нас благими вразумлениями, особенно касающимися нашего управления. Может быть на стороне отголоски бывают слышнее, чем на месте откуда исходят голоса. Может быть, в этих отголосках услышится голос правды, которой во всем надлежит добиваться.

о. инспектор²⁵⁸³просит меня написать к вашему пре-

—26—

1862 г.

Освященству, нельзя ли сообщить, куда препроводить Синодальное слово Нерзеса, Переведенное Эмином, которое о. инспектор, сличивши его с другим переводом – немецким признает удобным разрешить к напечатанию, как изданы на Русском языке и другие современные памятники армянского исповедания, только находит нужным требовать, чтобы сделано было надлежащее предуведомление к изданию и по местам охранительные примечания в отношении к православию. Я думаю можно бы, в случае нужды, спросить и святителя куда послать тетрадь.

Грустные вести ваши не доходили до нас: нас радовало только известие о посещении святителя Московского Государем и Императрицею.

Усерднейше благодарю вас за приглашение на праздник. Теперь я еще не имею в виду этой поездки. Но если бы открылась нужда, то прошу покорнейше ваше преосвященство не отказать мне в приюте. Впрочем, я об этом предварительно еще буду просить вас. Благодарю также, преосвященнейший владыко, и об оказании помощи нашим».

5-го декабря писал я ректору Московской духовной академии А.В. Горскому:

«Ваше высокопреподобие,

высокопочтеннейший отец ректор!

Вчера я докладывал святителю о просмотренной о. инспектором рукописи Эмина.²⁵⁸⁴ Владыка приказал ее доставить к нему, а он уже передаст ее по принадлежности.

Вчера же владыка давал нам с преосвященным читать анонимное письмо в котором какой-то ревнитель благочестия и добрых нравов, изображая в сильных и резких чертах пагубное действие произведенное на юные умы русским переводом сочинений Бюхнера²⁵⁸⁵, убедительно просить всех духовных писателей, и в особен-

—27—

1862 г.

ности нашего первосвятителя, противодействовать словом и делом этой умственной заразе. Представляет тут же известный автор в пример сильное и благотворное действие на одного ученого естествоиспытателя некоторых слов из проповеди владыки, произнесенной им некогда в церкви Московского университета. Владыка признал справедливым требование анонимного автора письма и выразил желание, чтобы этим делом занялись наши духовные журналы. – Сообщаю вам о сем к сведению, а если можно, то и к исполнению.

Слышно в будущую субботу собираются к вам в Лавру высокие гости. Государыня Императрица, кажется, особенно сильно желает поклониться преподобному Сергию и повидаться с о. наместником.²⁵⁸⁶ Когда мы были во дворце, 24 минувшего ноября при обеденном столе, Государыня, подошедши после обеда к владыке, с большим участием спрашивала о здоровье о. наместника; и когда владыка ответил, что он здравствует и ожидает ваше величество в Лавру, она изволила сказать: с большим удовольствием поеду; но при этом высказала свое предубеждение против железной дороги в Лавру.

Царское посещение для Лавры, конечно, всегда вожделеннее, но каково будет ехать туда, для сретения Их Величеств, в настоящую пору, нашему старцу святителю? Мы с преосвященным пытались было отклонять его от этой поездки: но наши убеждения едва ли будут иметь успех, хотя старец и сам очень беспокоится насчет предстоящей ему поездки.

Проповедь вам назначена на Рождество Христово, но не в нынешнем, а в будущем и 1863 году. Впрочем, и без проповеди, не возбраняется вам въезд в столицу.

Относительно вашего управления академией, – без лести скажу, – кроме доброго ничего пока не слышу, как и следует всегда ожидал этого.

С истинным к вам почтением и душевною преданностью имею честь быть"…

8-го ч. писал мне о. прот. А.В. Горский:

—28—

1862 г.

«Недавно получил я от князя Урусова²⁵⁸⁷ письмо, которым он спрашивает, кого бы из наставников семинарских нашего округа, светских или и священников, можно было рекомендовать на инспекторские должности, в той ли семинарии где кто из них теперь служит, или с переводом в другую. Вот и испытание для моей малоопытности, над которой вы преосвящ. владыка смялись. Прежде я чужд был всякие сношений с семинариями, и если знал кого, то более известных по усердию профессорскому и при том из образовавшихся в нашей академии. А с точки зрения правительственной никого я не знал и не узнавал. Не поможете ли мне, преосвященнейший владыко, вашей опытностью? В Московской и Вифанский семинариях не знаю на кого указать. Может быть без выбора – и каждый из тамошних профессоров был бы хорош. А как скоро дело идет о выборе, то и станешь в тупик. Впрочем, нет, может быть, и надобности касаться здешних. Не укажете ли, преосвященнейший владыко, кого бы можно было рекомендовать из наставников Владимирской семинарии? Нельзя ли указать на г. Сердцева?²⁵⁸⁸ Также не припомните ли из наставников других семинарий способных к инспекторской должности, на которую как видно, недостает ныне монашествующих, и на которую, в следствие замечания Государя Императора стали обращать более внимания.

Не время ли уже пустить ваш отчет в ход – о ревизии Владимирской семинарии? – К нам из Питера никаких запросов и бумаг относительно служащих при ней не было».

11-го числа писал я ректору Московской духовной академии А.В. Горскому:

«Ваше высокопреподобие,

высокопочтеннейший отец ректор!

Вы просите меня порекомендовать вам кого-либо из известных мне наставников семинарии на инспекторскую должность. Комиссия довольно затруднительная: впрочем, постараюсь перечислить вам, кого я знаю и признаю более

—29—

1862 г.

или менее способным к помянутой должности. Начну с Владимирской семинарии. Учитель Сердцев действительно годился бы для инспекторства по своей горячей ревности и добросовестности: но он черезчур был некогда рьян и горяч; разве, может быть не охладили ли несколько его рьяности и гневливости лета и затруднительные обстоятельства житейские. С большею уверенностью могу рекомендовать на инспекторскую должность профессора свящ. Флоринского.²⁵⁸⁹ По Ярославской семинарии известны мне с хороший стороны профессоры священник Архангельский и Василий Орлов; товарищ мой Алексей Лавров²⁵⁹⁰ тоже очень хороший человек, но для инспекторства кажется, слишком добр и тих, тогда как помянутый Сердцев слишком лих.

На днях прибыл в Москву г. Синодальный обер-прокурор²⁵⁹¹; вчера мы целой корпорацией устремились было представиться его превосходительству, но он не изволил принять нас, чему мы и очень были рады.

Препровождаю вам при сем по принадлежности челобитную чудака-литератора, иеромонаха Виктора. Сжальтесь, пожалуйста, над несчастным тружеником и потешьте его чем-нибудь. Почему бы, например, не дать ему степени докторской?…

Простите, если я обращусь к вам несколько с странною просьбою. Хотя и много получил я от щедрой редакции вашей экземпляров речей, произнесенные при моем наречении и посвящении: но они все уже почти разошлись у меня, а между тем есть желающие и требующие оных. Не откажитесь, пожалуйста, удовлетворить сим требующим, если только есть у вас сколько-нибудь лишних экземпляров. Ведь Андрей Николаевич²⁵⁹² отбирал же некогда у всех лишние оттиски своих статей, хотя и с другою целью: почему же и мне не сделать того? – Кстати: Андрей Николаевич никак не может расстаться с своим Никоном; приступил к продолжению печатания

—30—

1862 г.

начатой и оставленной было по вашей милости, биографии святейшего патриарха. Не очень давно он писал мне об этом и поручал даже сделать некоторые справки по Московским архивам.

Моя палеография остановилась: вовсе, не имею времени написать две-три страницы предисловия, хотя и не могу пожаловаться на множество дел. Занятий по делам консисторским очень немного; консистория как будто истощилась в изобретении дел. Главным делом до сих пор были у меня церковные служения: в пять недель моего архиерейства я совершил ни больше, ни меньше, как 18 служений.

С братскою к вам о Христе любовью сердечною преданностью имею честь быть…

P.S. Отчет мой по ревизии совершенно в вашем распоряжении. Когда вышлете мне его, тогда я и подпишу, и немедленно возвращу вам.

На сегодняшний вечерней беседе с нами святитель объявил нам, что он в конце этой недели, собирается в Лавру, хотя и сам достоверно еще не знает, когда отправятся туда высокие Богомольцы».

14-го ч. получил я от преосвящ. Леонида записку такого содержания:

«Если вы уже виделись, с о. а. Иоанном²⁵⁹³ Киевским, то не угодно ли вам пожаловать ко мне в половине 2-го откушать втроем».

15-го писал я ректору Московской д. академии А.В. Горскому:

«Ваше высокопреодобие,

выскопочтеннейший отец ректор!

Спешу принести вашему высокопреподобию искреннейшее поздравление с архипастырскою милостью и Монаршим благоволением. На сих днях Высочайше утвержден доклад о награждении вас митрою. С возложением на вашу сединою мудрости, убеленную главу венца от камений драгих, да даст вам Господь Бог долготу дней, ко

—31—

1862 г.

благу св. Церкви и к утешению любящих и почитающих вас!

Вчера; при нас, являлся к святителю придворный певчий Чудновский с просьбою об отправлении в Лавру, не позднее будущего понедельника, части чудовских певчих, так как во вторник, после обеда, отправляются наконец в обитель Сергиеву Bысочайшие Богомольцы, а Великая княжна²⁵⁹⁴ едет туда, кроме Богомолья, для исповеди и причастия Св. Таин.

Владыке прислана, или привезена обер-прокурором статья Казанского о. Иоанна²⁵⁹⁵ о монашестве в отношении к сану епископскому. Начало статьи святитель одобряет, а дальнейшее исследование находит неосновательным. о. Иоанн, кажется, всеми силами, старается доказать, что монашество всегда было conditio, sine qua non вступления на епископскую кафедру, и для этого прибегает к разным натяжкам и перетолкованиям соборных правил.

А слышно ли у вас, что в Петербургскою академию по вашему примеру думают назначить ректором о. протоиерея Михаила Измайловича Богословского?²⁵⁹⁶

Прося ваших святых молитв пред угодником Божиим Сергием, имею честь быть"…²⁵⁹⁷

16-го ч. писал я родным в Иваново:

«Мир вам и Божие благословение, возлюбленные мои братец и сестрица!

Сейчас получил я ваше письмо, и спешу отвечать на него.

Вы желали посетить меня: очень рад видеть вас у себя. Но удобно ли вам будет ехать ко мне зимою? Не лучше ли отложить вам, свою поездку до весны? При множестве дел, при постоянных посетителях и при частых выездах моих из дому, я конечно не буду иметь, довольно времени для занятия с вами; а вам, днем и ночью, сидеть у меня одним, думаю, не очень будет весело. Ле-

—32—

1862 г.

том же вы будете иметь возможность, но крайней мере, куда-нибудь выйти. Впрочем, предоставляю это на вашу добрую волю.

Между тем, пользуясь благоприятным случаем, посылаю вам к празднику Московского чайку и несколько пенязей на сахар и прочие чайные принадлежности.

Поздравляя вас и всех присных ваших с приближающимся великим праздником Христовым, желаю вам встретить и провести, как прилично добрым христианам».

21-го ч. писал мне ректор Московской академии, прот. А.В. Горский:

«Простите, я замедлил ответом и благодарностью на последнее письмо ваше, и замедлил, признаюсь, по маловерию. В тот же день, как пришло ко мне письмо ваше получил я от его высокопреосвященства, святителя нашего с распоряжением относительно сретения Их Императорских Величеств, – и в нем ни слова не было в подтверждение вашего известия.²⁵⁹⁸ В тот же день виделся с г. обер-прокурором Св. Синода, и он мне также ничего не сказал подтверждающего, кроме одного слова: «поздравляю» которое я отнес только к новой своей должности. Наконец газеты, вчера полученные, все раскрыли.

Принося вашему преосвященству искреннейшую благодарность не только за полное участие сердечного приветствия, но и за радушное содействие к исходатайствованию высочайшей милости, я должен, однако ж сказать, что после множества наград, которых удостоен от нашего милостивейшего архипастыря, не считаю я этой милости наградою новых заслуг, которых в новом звании не успел еще и оказать, но только уравнением меня с моим положением и честью месту, которое, по милости Божией, удостоился после вас занять.

Что вам сказать о празднике, который принесло Лавре и Академии Высочайшее посещение? Простите, что не могу теперь подробно описать вам его».

Высочайшая милость, о которой, между прочим, пишет о. ректор, состояла, как замечено было, в пожаловании ему,

—33—

1862 г.

по ходатайству преосвящ. митрополита, митры. А мысль об этом ходатайстве владыке подана была мною. Раз мы были с митрополитом только вдвоем; он повел со мною такую речь: не знаю, что мне делать с новым ректором академии в церкви, при священнослужении. Он главный начальник, но в сане протоиерея; а инспектор, его подчиненный, – архимандрит: как ставить их при служении? – «Недоумение это, говорю я владыке, разрешить можно очень просто». – А как? – Государь теперь в Москве; испросите у Его Величества для протоиерея Горского митру: вот он будет такой же архимандрит, как и инспектор». – Владыке понравилась эта мысль, он не замедлил чрез обер-прокурора²⁵⁹⁹ доложить Государю, и о. Горский получил митру. Но на этом дело не остановилось. Так как некоторые ректора семинарий, подчиненные ректору академии, были настоятелями второклассных монастырей: то митрополит исходатайствовал у Св. Синода для ректора академии-протоиерея преимущество пред всеми архимандритами второкласных монастырей; а по примеру о. Горского предоставлено первостояние и протопресвитеру Моск. Успенского собора пред архимандритами третьеклассных монастырей, тогда как до сего времени он занимал в собраниях церковных место ниже всех архимандритов даже и титулярных, т.е. не имеющих в своем управлении монастырей.

В Троицкой лавре Государь Император и Государыня Императрица с августейшими детьми – Великим князем Сергием Александровичем и Вел. княгинею Мариею Александровною были 18-е и 19 ч. – Описание этого пребывания напечатано в Прибавлениях к твор. Св. Отцов, 1862 г., стр. 621 и сл.

Не неуместным нахожу поместить здесь выписку из письма преосв. Агафангела²⁶⁰⁰, еписк. Вятского от 26 декабря, 1862 г. к преосв. Смарагду²⁶⁰¹, архиеписк. Рязанскому:

—34—

1862 г.

…"Не давно рассылали к архиереям проект о святом соборе. Я послал отзыв, не одобряющий этого проекта с мнением, чтобы духовно-учебные заведения отданы были в распоряжение епархиальных архиереев. Слышно, что этот проект не одобрен и митрополитами – Московским, Киевским, Петербургским.²⁶⁰² Такой же отзыв сделан преосвященными – Костромским Платоном²⁶⁰³и Красноярским Никодимом.²⁶⁰⁴ Последний прибавил, что нужно уничтожить духовно-учебное управление. А знаменитый первоклассный писатель, как называют его – Харьковский Макарий²⁶⁰⁵ превознес до небес помянутый проект. Вологодский же Христофор²⁶⁰⁶ простерся еще далее. Получивши проект, он немедленно привел его в исполнение по своей епархии. Так велико расстояние между нами в предметах, относящихся к собственному нашему благосостоянию и к благосостоянию церкви Божией. Какой оплот, для честолюбивых видов обер-прокурорской партии!…

Порадовался я, что ваше высокопреосвященство освобождены теперь от Муравьева. Кажется, и его, и отца его разгадали в Петербурге, потому что и отец удален от всех дел. Но как много однако зла сделано в многие годы их действования»²⁶⁰⁷…

При указе из Св. Синода от 28-го декабря за № 6129 препровождена была ко мне архиерейская грамота, напечатанная на двойном белом атласе славянскими буквами.

Вот что изображено в этой грамоте:

«Божиею милостью

Святейший Правительствующий Всероссийский Синод.

Великий Архиерей, Господь Бог наш Иисус Христос,

—35—

1862 г.

иже всем человеком хочет спастися, и в разуме истины прийти, дал есть овы убо апостолы, овы же пророки, овы же благовестники, овы же пастыри и учители. Того спасительным промышлением архимандрит Савва от Святейшего Правительствующего Всероссийского Синода избран и Благочестивейшим Самодержавнейшим Великим Государем Императором Александром Николаевичем, всея России, утвержден и определен бытии епископом Богоспасаемого града Можайска, викарием Московской епархии: по чиноположению же святые апостольские восточные Церкве, содействующу всесовершающему и Всесвятому Духу в лето от воплощения Бога Слова ҂аѡѯв (1862 г.), месяца ноемвриа в д-й (4-й) день во граде Москве в Большом Успенском соборе Синодальными членами преосвященными: митрополитом Московским Филаретом и архиепископом Евгением²⁶⁰⁸ и епископами: Дмитровским Леонидом и Фиваидским Никанором²⁶⁰⁹ рукоположен во епископа оного града Можайска. Потщися убо, епископе, себе искусна поставити пред Богом, делателя непостыдна, право правяща слово истины. Подвизайся добрым подвигом веры, éмлися за вечную жизнь, в нюже и зван был еси и исповедал еси доброе исповедание пред многими свидетели. Яко строитель тайн Божиих и верен служитель о Господе, буди непорочен, о всем подавая образ добрых дел. Питаясь выну словесы веры и здравым учением, еже от Богодухновеннаго Писания, от Соборов вселенских и поместных и от Святых Отец, дело сотвори благовестника, предания сохрани: буих же и ненаказанных стязаний, суесловий и прекословий лжеименного разума отрицайся, ведый яко раждадют свары: рабу же Господню не подобает сваритися, но тиху быти ко всем, учительну, незлобиву, праведну, преподобну, воздержательну, держащемуся вернаго словесе, да силен будешь и утешати и противящияся обличати. Руки скоро не возлагай ни на кого же, ниже приобщайся чужим грехом, но паче утверждайся во всяком слове и деле

—36—

1862 г.

блазе, да преспеяние твое явлено будет во всех. На пресвитера хулы не приемли, разве при двою или триех свидетелех. Согрешающих обличай, да и прочии страх имут, а прилежащии добре пресвитеры, паче же труждающиеся в слове и учении, сугубые чести да сподобляются: достоин-бо делатель мзды своея. Во всех же сих, к созиданию Церкве, к совершению святых на дело служения, подъемлемых тобою трудех и подвизех, взыскуй завета Господня и свидения Его сохрани: от канонов же и уставов церковных ни како же уклонися ни на десно, ни на лево: а в недоуменных случаях подобает и лепо есть просити совета и наставлений от архипастыря Московской епархии егоже викарием поставлен еси. Прочее, не точию воспоминай, но и напиши на скрижали сердца твоего, изреченное тобою пред Богом и Церковью, при хиротонии твоей, клятвенное обещание, во еже сохранити е без лицемерия, ничесоже творя по уклонению, даже до явления Господа нашего Иисуса Христа. Во свидетельство же яко рукоположен еси епископ Богоспасаемого града Можайска и купно викарий Московской паствы, дадеся тебе грамата сия, руками нашими подписанная и печатью Святейшего Правительствующего Синода утвержденная. В царствующем, граде Святого Петра, лета мироздания ҂зто (7370), воплощения же Бога Слова ҂аѡѯв (1862), месяца декемвриа в десятый день».

Под сею грамотою подписи:

Исидора митрополита Новгородского и С.-Петербургского.

Арсения митрополита Киевского и Галицкого.

Филофея архиепископа Тверского и Кашинского.

Платона архиепископа Рижского и Митавского.

Евсевия архиепископа Могилевского и Мстиславского.

Протопресвитера Василия Бажанова.

Протопресвитера Василия Кутневича.

Нельзя не обратить внимание на эти подписи. Что старейшие иерархи преподают пастырское наставление новорукоположенному епископу – это совершенно в порядке вещей. Но в порядке ли вещей, чтобы пресвитеры, хотя бы они были и преклонных лет, и высоких достоинств, участвовали в наставлении и назидании епископа? Канонически ли это? Оправдывается ли это примерами древней

—37—

1862 г.

греческой и русской Церкви? Вопрос этот заслуживал бы серьезного и обстоятельного исследования.

Еще нисколько не ознакомился я с процедурой консисторских дел, как митрополит поручает мне рассмотреть и дать заключение по одному довольно большому и прекословному делу.

Сущность этого дела состояла в следующем:

В сентябре 1861-го г. игуменья Вознесенского девичьего монастыря в кремле, Паисия²⁶¹⁰ доводила до сведения его высокопреосвященства, что архитекторы дворцовой конторы – Рихтер и Гарасимов, по поручению от своего начальства, имели надобность осмотреть прилегающие к строениями малого дворца монастырские здания и, по осмотре объявили ей, что они находят эти здания опасными для живущих в них, и потому просила сделать распоряжение о произведении формального исследования монастырских зданий. В следствие сношений с IV округом путей сообщения и публичных зданий два архитектора освидетельствовали эти здания и нашли их действительно ветхими и опасными для жительства. По сему от настоятельницы монастыря потребованы были по сему делу соображения. Настоятельница пришла к мысли о переведении Вознесенского монастыря на другое место именно к Рождественской церкви, что в Бутырской слободе. К этой мысли выразили сочувствие и прихожане Рождественской церкви. – Между тем резолюцией митрополита от 19-го января 1862-го г. предписано было Даниловскому архим. Иакову²⁶¹¹ с священником Параскиевской, что на Пятницкой, церкви Романовским²⁶¹² войти в обстоятельное дознание ветхости зданий Вознесенского монастыря и представляемого настоятельницею предположения, и представить свои соображения, что необходимо и что возможно. Архимандрит и священник Романовский пришли к убеждению в необходимости сломать большую часть сих зданий и предположение настоятельницы признали основательным. Затем, по резолюции его высокопреосвящен-

—38—

1862 г.

ства от 29-го марта консисторией поручено было двум ее членам, по совещании с настоятельницею монастыря, представить обстоятельное мнение. Члены консистории, подтвердивши предположение игуменьи, развили оное в более подробных чертах. Мнение двух членов утверждено было прочими членами, за исключением одного Златоустовского архим. Евстафия.²⁶¹³

Митрополит может быть уступил бы столь многим голосам в пользу предположения игумении о перенесении монастыря за город, если бы сама игуменья не повредила осуществлению своего предположения. Она без ведома владыки, обратилась с докладною запиской к Государыне Императрице, прося ее участия в этом деле. Государыня, повелев своему секретарю отнестись к митрополиту и спросить по настоящему делу его мнение. В то же время и Московский генерал-губернатор²⁶¹⁴ по отношению того же секретаря обратился ко Владыке с таким же запросом. – Митрополит недовольный самовольным, поступком игуменьи, дал на тот и другой запрос отрицательный ответ.

Но дело этим еще не окончилось. Является новое обстоятельство.

Десять светских особ женского пола обратились к его высокопреосвященству с письмом от 26-го октября об учреждении общины сестер милосердия с помещением оной в зданиях Вознесенского монастыря, в случае переведения сего монастыря в Бутырскую слободу. По этому письму требовалось также мнение консистории. В то же время митрополит относился к генерал-губернатору с запросом: может ли быть допущено в предполагаемой для Вознесенского монастыря местности кладбище? – Отзыв получен в утвердительном смысле.

Консистория, соглашаясь допустить открытие в Вознесенском монастыре общины сестер милосердия, полагала вместе с тем открыть отделение для помещения остающихся наличных монахинь и указных послушниц в Бутырской слободе, при храме Рождества Богородицы. Но про-

—39—

1862 г.

тив сего опять подал голос архим. Евстафий, отличавшийся своеобразными складом мыслей и воззрений.

Окончательное рассмотрение этого дела поручено было митрополитом старшему викарию епископу Дмитровскому: но этот медлил исполнением возложенного на него поручения, о чем владыка двукратно напоминал ему в письмах от 12-го июня и 27-го октября, но тщетно; – вот что именно писал митрополит преосвященному Леониду:

1., от 12-го июня:

«Игуменья Вознесенская странно поступила. Вместо того, чтобы просить Государыню Императрицу о средствах построить или исправить монастырь, она просила только того, чтобы ее переселить на Бутырки, что могло быть сделано властью епархиальною и синодальною; и потому просьба имеет значение жалобы на то, что архиерей не пускает на Бутырки, но архиерей должен говорить правду и потому, может быть и пред лицом Государыни Императрицы нужно будет сказать, что игуменья не весть чего просит».

2, от 27 октября:

«Требует внимания вашего преосвященства то, что г. генерал-губернатор требует от меня сведения, чем решено дело о Вознесенском монастыре, на которое обращено внимание Государыни Императрицы. Необходимый ответ должен состоять в том, что дело третий (если не ошибаюсь) месяц находится в рассмотрении преосвященного викария. Не рассудите ли предупредить такой ответ?».

И вот, наконец это дело владыка-митрополит поручил мне, новому и неопытному епископу, рассмотреть и дать свое заключение.

Прочитавши внимательно и изложивши на бумаге все обстоятельства этого дела, я пришел к заключению согласному с заключением большинства членов консистории.

Когда я доложил эту записку с заключением, не соответствующим мыслям митрополита он выразил мне явное неудовольствие. Правда, я знал мысли владыки, но не хотел оскорблять своей совести и говорить, против собственного убеждения.

Дело кончилось, разумеется, тем, что Вознесенский мона-

—40—

1862 г.

стырь остался и до сих пор остается на своем месте, в кремле.

Примеч. О перемене мыслей митрополита относительно перенесения Вознесенского монастыря из кремля за город на Бутырки, и об оставлении его на прежнем месте, вот что сообщается в биографии Угрешского архим. Пимена, составленной Д. Благово и помещенной в Русском Вестнике за 1881–1882 г.:

…"Казалось все уже решенным, но нетерпение игуменьи (Паисии Нудольской) желавшей скорее перенести монастырь из кремля в загородное место совершенно изменило ход дела и вместо того, чтобы ускорить перенесение, окончательно тому воспрепятствовало.

Будучи в родстве с весьма знатными и влиятельными лицами, имевшими в то время значение при дворе, игуменья Паисия писала в Петербург и просила, чтоб туда написали владыке и его поторопили.

Получив известие, что желание ее исполнено и что владыке послано уже письмо о том, чтобы ускорено было перенесение Вознесенского монастыря на Бутырки, игуменья в полной уверенности, что она подвинула дело вперед отправилась к митрополиту.

Он принял ее весьма сурово.

– Ты писала в Петербург, о твоем желании перенести Вознесенский монастырь? – спросил он ее с недовольным видом.

Писала, владыко святый, – отвечала она.

– Ты избираешь косвенные пути… Кто же дозволить тебе ходатайствовать о сем деле, помимо начальства? – И ты думала этим ускорить дело? Но я прихожу теперь к совершенно иному заключению и полагаю, что монастырь вовсе не следует переносить.

– Так это как же, – спросила игуменья с изумлением, – ведь и вы же сами изволили соглашаться…

– Да, соглашался и вижу, что ошибался, а теперь изменил мнение: монастырь исторический, переносить его не следует, а должно сохранить и восстановить…

Игуменья ужасно оскорбилась и начала говорить владыке колкости и дерзости.

Митрополит позвонил.

—41—

1862 г.

– Проводи, – сказал он вошедшему человеку указывая на игуменью, а сам встал и вышел.

После этого свидания игумении и митрополита дело приняло совершенно иное направление: комитету велено сделать новый осмотр и более тонное исследование и оказалось, что монастырь переносить не следует по многим неудобствам и препятствиям к его уничтожению. Действия комитета не соответствовали, однако желаниям владыки: он упразднил его и представил собственное мнение, что переносить монастырь не видится надобности, и это мнение было утверждено Св. Синодом. Игуменья Паисия, желавшая перенесения монастыря и намеревавшаяся основать его на новом месте на общежительных началах, была ужасно оскорблена внезапною переменою обстоятельства и на владыку сильно негодовала.

Потеряв доверие к комитетам митрополит Филарет решился доверить возобновление Вознесенского монастыря одному лицу и потребовал к себе архим. Пимена.

– Я хочу дать тебе поручение, – сказал он и объяснив ему все предшествовавшие обстоятельства, спросил его: – что ты мне на это скажешь, возмешься ли за это дело?

Архимандрит отвечал ему, что он отказываться не смеет, но опасается только сумеет ли угодить ему и довольна ли останется его действиями игуменья.

– А тебе какое до этого дело? Действуй как почитаешь нужным, а об остальном не заботься и ничего не опасайся.

Тогда архимандрит снова сказал: – нужны будут на это деньги, имеются ли они в монастыре?

– Это тебя не касается это дело игуменьи, она должна дать деньги, не имеет – достанет.

В августе месяце 1863-го г. последовал указ консистории на имя архим. Пимена, извещавший его, что утвержден новый комитет по случаю перестройки: Вознесенского монастыря и что он назначен быть председателем комитета.

Когда он после этого явился ко владыке и тот словесно повторил ему что было уже в указе, он просил благословения осмотреть монастырь, ознакомиться со всеми подробностями и потом доложить ему о своем мнении.

—42—

1863 г.

По осмотре монастыря и после того как митрополит дал окончательно свое благословение, приступили к делу: это было в начале сентября месяца.

Работы шли успешно… Архитектором при этой постройке был А.С. Каминский, – членом комитета священник Антушев.²⁶¹⁵

Работы, начатые в начале сентября, были совершенно окончены к концу декабря».

(Русский Вестн. 1882 г. март, стр. 229–233).

О средствах прекратить затруднительное положение Вознесенского монастыря по причине ветхости зданий – записка митр. Филарета в Душеп. Чт. 1885 г. июнь, стр. 245–249.

Его же резолюция по тому же предмету 19 апр. 1863 г. там же, стр. 250 и сл.

Благополучно вступив в новый год, я стал более и более входить в дух и смысл своих новых обязанностей. Чем менее был я приготовлен к епархиальным административно-судным делам, тем более требовалось с моей стороны прилежания и внимания к ним. Но благодаря руководству такого великого и мудрого архипастыря, каков был приснопамятный святитель Филарет, без особенного затруднения можно было изучать науку епархиального управления. По заведенному порядку, мы с преосвящ. Леонидом обязаны были в каждую неделю два раза, во вторник и пятницу к 5-ти часам пополудни являться с докладом на Троицкое подворье. Доклад происходил таким образом: читаем мы определение консистории, – митрополит внимательно слушает. По окончании чтения, если решение консистории изложено ясно и основательно, владыка молча берет из чернильницы перо и подает его докладчику: это значит, что докладчик должен написать, где следует: «с мнением консистории согласен». После сего владыка тут же утверждает консисторское решение, и делу конец. Иногда же по прочтении консисторского постановления, митрополит спрашивает докладчика: «как вы думаете, правильно ли решено дело?». – Если тот скажет: правильно, а митрополит найдет ре-

—43—

1863 г.

шение неправильным и тут же выскажет свой взгляд на дело, всегда, разумеется, правильный и основательный: докладчик обязан буквально запомнить слова митрополита и к следующему докладному дню должен изложить их с буквальною точностью или на консисторском деле, или на особом листе, в виде своего личного мнения. Тогда владыка на журнале или протоколе консистории пишет: «с мнением преосвященного согласен», или: «исполнить по мнению преосвященного"…

Кроме рассмотрения обычных консисторских дел, нам викариям приходилось исполнять немало особенных, экстраординарных поручений. Так я представил 1-го января 1863 г. по требованию преосвящ. митрополита свое мнение по вопросу о конвиктах²⁶¹⁶, или общежительных квартирах учеников духовно-учебных заведений.

Вот это мнение:

I) Конвикты, т.е. общежительные квартиры учеников имеют свою выгодную и невыгодную сторону.

Выгодная сторона конвиктов заключается, во-1-х, в том, что при общежитии значительно могут сокращаться издержки на содержание учеников пищей, на наем квартиры, на отопление и освещение комнат и на прислугу, не говоря уже о том, если помещение будет не наемное, как это, по-видимому в Смоленской семинарии. Для учеников духовных училищ большею частью бедных и малое сокращение материальных издержек не маловажно.

Во-2-х, чем более живущих вместе, тем удобнее иметь все нужные учебные пособия: у одного может быть одна книга, которою он может снабдить других; у другого другая. При общежитии добрый пример одного прилежного и ревностного ученика благотворно может действовать на многих других, возбуждая соревнование и любовь к наукам. Кроме того, менее способные и успешные ученики скорее могут иметь для себя руководителей в общежитии, чем на частных квартирах.

Но, с другой стороны, чем многолюднее общество, тем

—44—

1863 г.

больше может быть среди него и худых; и как худые примеры сильнее действуют на молодых людей, нежели добрые, то чем многолюднее общество учеников, тем большее число из них могут единовременно подвергаться вредному влиянию худых примеров, – что не может иметь места на частных квартирах. Посему, чтобы общежительные квартиры приносили существенную пользу для учеников необходимо, чтобы при них был кто-либо из благонадежных наставников для постоянного наблюдения за нравственным поведением учеников.

Что касается до тех оснований, по которым автор замечаний о состоянии Смоленской семинарии предполагает, согласно с мнением семинарского начальства, закрыть существующий уже при Смоленской семинарии конвикт, то эти основания представляются достаточно твердыми. Из-за того, например, что некоторые ученики неблаговременно вносят, или совсем не вносят условленной суммы, не следует лишать выгод общежития прочих исправных учеников. Еще менее уважительна другая причина, представляемая автором замечаний. Исправный взнос условленной суммы за содержание того или другого ученика общежительной квартире ни родителям учеников не дает права требовать, ни тем менее на семинарское начальство не может налагать обязанность переводить из одного класса в другой ученика не благоуспешного в науках.

II) Для побуждения учеников семинарии к занятию древними языками, автор замечаний признает не излишним определить для каждого класса крайнюю степень знания, без которой ученик не может быть переведен в высший класс?

Но 1) как в точности определить крайнюю степень знания языков? 2) возможно ли назначить для всех, без исключения, учеников при различии их способностей и при неодинаковых наклонностях того или другого ученика к занятию тою или другою преимущественно наукою, одну и туже степень знания древних языков? и наконец 3) справедливо ли будет за недостаточное знание древних языков при удовлетворительных сведениях в других более важных науках лишать ученика перевода в высший класс?

—45—

1863 г.

Автор замечаний считает полезным, в облегчение учеников предоставить каждому из них по своему желанию заниматься одним каким-либо языком, греческим или латинским.

Но для большей части учеников семинарии, поступающих на сельские священнические места изучение как того, так и другого языка, не может иметь почти никакого приложения к их будущей деятельности, при существовании в настоящее время русских переводов столь многих отеческих творений, а для тех, кои предназначаются к высшему духовному образованию, не излишне знание как латинского, так и греческого языка».

С новым званием и новым, более высоким положением в обществе, расширялся более и более круг моих общественных отношений и образовались новые, более или менее интересные для меня знакомства. Но не прерывались мои сношения и с прежними друзьями и знакомыми; по-прежнему продолжались у меня с ними и личные свидания и письменные сношения. Так 1-го ч., в день нового года писал мне, после личного со мною свидания среди Рождественских праздников, ректор академии, о. протоиерей А.В. Горский:

«Приношу вам усерднейшую благодарность за приют, покой и угощение, которыми я столько дней по любви вашей пользовался в обители вашей; – и вместе приветствую вас с наступившим новолетием. Господь да дарует нам, по вашему предстательству святительскому, и в сей год видит щедроты его, как и в предшествующие.

Отцов и братий своих нашел я в добром здоровье. И один из них, о. инспектор²⁶¹⁷, если здоровье не попрепятствует, думает завтра у вас же искать приюта до пятницы.

О. наместник²⁶¹⁸, как слышно, получил разрешение от святителя вести воду из рва замонастырского трубами, при посредстве машины на Красную башню²⁶¹⁹ и оттуда в

—46—

1863 г.

разлив на разные пункты в Лавре. Надобно и нам отделить себе струю, чтобы более не завидовать счастью столичных жителей пить хорошую воду.

Простите, преосвященнейший владыко, благословите душевно вам преданного и всегда покорнейшего слугу вашего р. А.А. Горского.

1 янв. Приятно поставить цифру нового года в первый раз, и при том в письме к вам».

13-го ч. получил я от высокопр. митрополита записку следующ. содержания:

«Есть дело, о котором немедленно нужно мне говорить с вашим преосвященством, и удобнее говорить нежели писать. Посему желательно, чтобы вы побывали у меня сегодня в 6-м часу».

Являюсь в назначенный час. Владыка выходит в гостиную и повел со мною такую речь: «15-го ч. во вторник соберутся в кафедральный Чудов монастырь для принятия присяги, выборные от всех сословий г. Москвы, по случаю избрания в общественные должности по новому, Высочайше дарованному уставу. Подобно быть по сему архиерейскому служению: примите на себя труд совершить литургию, привести выборных к присяге и сказать им что-ниб. в назидание». – Признаюсь, такое неожиданное для меня предложение немало смутило меня: О чем я буду говорить подумал я, когда мне вовсе не известна сущность нового устава. Хотя об этом предмете немало уже писано было в газетах, но я не очень интересовался этим предметом, как для меня чуждым; притом, я вовсе почти не читал и газет, так как все время мое поглощалось служебными занятиями. Тем не менее я не мог не исполнить архипастырского приказания. Возвратившись с Троицкого подворья домой, я тотчас принялся за дело. Прежде всего я собрал несколько номеров не читанных мною Московских Ведомостей, где нашел несколько статей, относящихся к настоящему предмету; перечитал их и с вечера же кое-что написал; утром на другой день переписал и послал на рецензию владыке.

Вот что было мною написано:

«Настоящее торжественное собрание в сем храме представляет нашим взорам новое необычайное зрелище. Бы-

—47—

1863 г.

вали здесь и прежде, в уреченные времена, подобные собрания нарочитых лиц городских сословий: но что прежде делалось тем или другим сословием порознь, то ныне совершается всеми сословиями вкупе единодушно. Ныне мы видим здесь и мужа высокого рода, и смиренного ремесленника.

Что сие значит? Какая цель такого собрания?

Благодарение Благочестивейшему Самодержцу! Он являет ныне сему древнему первопрестольному граду новый опыт высокого доверия; он дарует всем городским сословиям право совокупного деятельного участия в устроении общественного порядка. Отныне начинается новый стройный союз во взаимных отношениях городских сословий; ныне полагается конец тому вековому разобщению, какое до сих пор существовало между высшими и низшими сословиями; ныне все звания, как одно призываются к единодушному действованию на пользу общую. – И тем признательнее надлежит быть за даруемое ныне право, чем легче оно приобретается. Тогда как в иных государствах право местного общественного самоуправления достигается не иначе, как жаркими прениями и усильною борьбой, у нас Самодержавная власть сама благоволит даровать сие право и отдельным сословиям, и целым городам, когда усматривает в них к сему способность.

Вам именитые сограждане остается только должным образом воспользоваться новым, Высочайше даруемым правом. Потщитесь же употребить сие право так, чтобы Верховная власть не имела причины раскаиваться, даровав оное.

Ныне вы собрались в сей храм дабы пред алтарем Всемогущего испросить благословение и помощь на дело, коим положено будет более или менее прочное основание будущего благоденствия сего многолюдного града. Вам предстоит избрание из среды себя достойных представителей коим, в свою очередь вверен будет новый выбор в различные должности общественного служения, – выбор, от которого будет зависеть немалая доля общественного порядка, спокойствия и благоденствия многих тысяч граждан. Итак, чем осмотрительнее и беспри-

—48—

1863 г.

страстнее будет сделано вами первое избрание, тем более может быть обеспечен успех второго выбора и тем более будет сохранено общее, а, следовательно, и ваше собственное, спокойствие и благо.

Вредные последствия неосмотрительного и пристрастного избрания на должности общественного, служения всего скорее и бедственнее отразятся на низшем городском сословии, на тех из ваших сограждан, коих Евангелие именует меньшими братиями Христовыми. Посему на честное и беспристрастное избрание лиц, коим вверено, будет попечение об общественном гражданском благосостоянии, каждому из вас надлежит взирать как на одно из дел христианского милосердия.

Усмотрите же себе, скажем вам, почтенные избиратели общественного управления, словами одного из древних опытных советников, – усмотрите мужи сильны, Бога боящиеся, мужи праведны, ненавидящие гордости и корысти. (Исх.18:21).

В намерении такового избрания произнесите ныне обет ваш пред сердцеведцем Богом, и Он благословит и совершит предприемлемое вами избрание ко благу всех и каждого».

В тот же день владыка изволил возвратить мне мое писание при следующих, на особом листке, заметках:

Вот варианты, которые не излишними нахожу предложить вашему преосвященству. Я дал бы в них отчет, есть ли бы это могло быть. Писать было бы много.

Благодарение Богу, слово ваше имеет силу, и соответствует цели. Благовествуйте силою многою. Ф.М.М.

Генв 14. 1863. 7½ вечера».

Такова деликатность великого и мудрого святителя в его отношениях к младшим братиям его епископам!…

15-го ч. получил я из Владимира от ректора семина-

(Продолжение следует).

—49—

ситься с автором, что «в настоящее время богословие привлекает взоры образованного общества не меньше, чем в шестидесятых годах естествознание» (стр. 121), но незначительный спрос на наши диссертации и пустынность аудитории во время публичных богословских чтений и ее переполнение во время лекций светского характера убеждают нас в противном.

На стр. 475 автор утверждает, что Св. Ипполит Римский не изъясняет слов Ап. Павла из послан. к Фессалоник. (2Фес.2:1–10). В действительности он объясняет их, но только не в «Сказании о Христе и антихристе», а в IV книге своих толкований на книгу прор. Даниила. Под «удерживающим» он ясно разумеет здесь Римскую империю, которая должна прекратить свое существование по истечении 6000 лет от сотворения игра (Дан.4:21; ср. 4:24). Нельзя также категорически утверждать, что Св. Ипполит не держался хилиастических воззрений.

Двойственный взгляд Оригена на антихриста с одной стороны, как на дух безбожия и отступления, воплощающийся в целом ряде лиц, с другой – как на одно определенное лицо, автор примиряет априорными соображениями об отношении Оригена к буквальному и духовному смыслу Писания, между тем в сочинениях великого Александрийского учителя есть прямые указания на то, каким образом примирялась в его сознании эта двойственность. Сюда нужно отнести главным образом его сочинение «Против Цельса» (II, 50; VI, 45–46; VI, 79), где содержится как раз такое же учение об антихристе, какое высказывает и сам автор. Антихристианский принцип, как видно из этих мест, имеет, по мнению Оригена, многих личных носителей, однако среди многих антихристов выделяется один, которому принадлежит это название в собственном смысле и который явится пред кончиной мiра. Антихристы в несобственном смысле служат его предшественниками и прообразами и отчасти действуют в мiре уже и теперь. Опуская другие мелкие недосмотры автора, выскажем свое общее суждение о его книге. Отмеченные нами недостатки сочинения проф. Беляева касаются более ее формальной стороны или имеют отношение к частностям

—50—

и к подробностям и неизбежны в таком обширном труде. К тому же свое объяснение они находят в том обстоятельстве, что сочинение печаталось по частям в течение долгого времени, и автор не имел возможности пересмотреть свою книгу еще раз после того, как она получила окончательное завершение. Вообще указанные нами недостатки не мешают нам признать его труд выдающимся и очень ценным вкладом в русскую богословскую науку. Мы приветствуем этот труд, во-первых, как монографию, посвященную систематическому богословию, потому что русская богословская наука, довольно богатая историческими и экзегетическими трудами, особенно нуждается в пополнении именно с этой стороны. В частности, книга проф. Беляева освещает вопрос об антихристе с такой стороны, которая до сих пор не получила разработки в русской богословской литературе. Сочинения проф. Нильского и архим. Павла Прусского преследуют полемические цели н направлены против раскольников. Проф. Беляев, касаясь неправильностей учения раскольников об антихристе лишь мимоходом, дает догматическое исследование вопроса об антихристе, а отчасти направляет свое сочинение против протестантов. До сих пор у нас таких исследований не было. Во-вторых, мы должны отметить строго-православное направление, которого автор держится неизменно в выяснении вопросов, составляющих задачу его исследования. В-третьих, обращает на себя внимание разносторонность сочинения профессора Беляева. Оно может быть полезно для занимающихся различными богословскими науками: апологетикой, толкованием Св. Писания Ветхого и Нового Заветов, историей западных исповеданий, отчасти историей раскола и главным образом, конечно, догматическим богословием, предоставляя им отчасти материалы, отчасти же и выводы. В-четвертых, – диссертация представляет собою сложное целое, для составления которого необходимо было много труда и знаний. Автору приходилось обращаться ко всевозможным отраслям знаний. От истории философии он переходит к хронологии древней гражданской истории и к определению года рождения Иисуса Христа, что было необходимо ему при истолковании пророчества Да-

—51—

ниила. Отсюда он переходит к изучению обширной средневековой литературы, имеющей отношение к предмету его занятий. Особенно обращает на себя внимание тщательное изучение многочисленных сочинений Лютера, которое одно уже должно было поглотить массу времени. Все это требовало много усердия и усидчивости, много внимания и тщательности. Далее, книга изобличает в авторе не узкого специалиста, интересующегося только своим предметом и неспособного выйти из круга своих ежедневных занятий, а человека, живо интересующегося всеми умственными течениями современной жизни и разносторонне образованного. Прибавим сюда еще то, что автор самостоятелен в своей работе и выводах и что он не избегает трудностей, а занимается исследованием наиболее трудных и сложных вопросов. В виду этого считаю проф. Беляева вполне достойным степени доктора богословия».

б) экстраординарного профессора Академии Сергея Глаголева: Обширное исследование (ХХХII+1034 стр.) экстраординарного профессора А.Д. Беляева представляет собою ценный вклад в православную богословскую науку. Заглавие его сочинения далеко не обнимает того, что оно в себе содержит. В своей книге автор дает истории безбожия от древнейших времен до страшного суда, теорию развития безбожия и вообще зла в мiре; излагает свои взгляды на время и признаки пришествия антихриста и на его личность. Это изложение основывается у него на подробном анализе эсхатологических мест, отделов и целых книг Свящ. Писания. Дает обозрение учений св. отцов и учителей церкви о времени и признаках пришествия антихриста. Дает критико-исторический обзор богословских мнений о времени и признаках пришествия антихриста, как православных, так и инославных, от начала возникновения богословия до настоящих дней. Но и этим не исчерпывается содержание его книги. Толкуя пророчество прор. Даниила о седминах, поскольку оно может быть относимо к последним временам, он попутно исследует вопрос – в сущности не относящийся к его задаче – о том, как и откуда должны быть считаемы эти седьмины. Его рассуждения по этому вопросу представляют собою целую монографию. Точно также в особую монографию может быть

—52—

выделен его трактат о сочинениях Лютера, в которых папа трактуется как антихрист, и папство, как диавольское учреждение.

Сам автор, по-видимому, придает своему сочинению главным образом апологетико-полемическое значение. Он много говорит о безбожии, как духовной болезни, полемизирует с католиками, лютеранами и вообще протестантами всех толков, равно как и с русскими раскольниками-беспоповцами по вопросу о понимании учения Св. Писания об антихристе. Но помимо этих апологетико-полемических рассуждений богослов находит в его книге обширный историко-богословский материал – в первый раз в богословской литературе так широко обобщенный и освещенный с православной точки зрения. И это еще не все. Кроме этого в книге автора есть, если позволительно так выразиться, публицистический материал. Богослов по существу, конечно, не может быть спокойным и холодным теоретиком. Не остается им и наш автор. Можно заметить, и он сам дает понять это, что многие его воззрения сложились под влиянием тех впечатлений, которые он вынес из наблюдения действительности, из изучения настоящего, из знакомства с окружающим.

В своей работе автор ни у кого не заимствовал ни плана, ни схемы, ни руководящей точки зрения исследования. Он создали их сам. Мало этого. Для некоторых отделов у него, видно, не было даже указателей и обозрений литературы, и он принужден был не только обрабатывать материал, но и отыскивать его. В своем опыте истории экзегезиса эсхатологических мест Св. Писания он в некотором смысле были пионером. В работах такого рода всегда и неизбежно бывает много недостатков. Находим их и в книге нашего автора.

Прежде всего мы упрекнем его за то, что он не дал никакого руководящая ключа, который помог бы читателю ориентироваться в его тяжеловесной книге. Он снабдил свою книгу в начале введением и оглавлением, в конце – тезисами, но вся эта арматура (более 3-х печатных листов) не облегчает читателю дела ознакомления с книгой. Так, VIII главу своей книги автор озаглавливает: «мерзость запустения, стоящая на святом месте и седь-

—53—

мины Данииловы». Буквально тоже заглавие, прибавляя лишь нужную запятую, он дает 9-й, 10-й и 11-й главам. Это напоминает легендарный курс педагогики, разделенный на 3 части: 1-я о воспитании, 2-я о воспитании, 3-я о воспитании. От такого разделения и оглавления нет никакой пользы читателю. В конце книги автора мы находим тезисы. Но состоятся ли они с текстом и где искать подтверждающий их текст? Это представляется на усмотрение читателя. Так, в 12-м тезису автор высказывает мысль, что можно относительно антихриста «держаться старинного взгляда, что он произойдет из колена Данова» (1018 стр.), но когда мы читали книгу, то думали, что она внушает мысль, что можно и не держаться этого взгляда. Автор привел (196–197) основания этого взгляда, полное отсутствие значения которых он, конечно, хорошо понимал и потому не поддержал их от своего имени, но вслед за ними привели другое (менее распространенное) мнение о родословной антихриста, имеющее за собой основания такой же логической ценности, как и первое. Откуда же явился тезис? В 47 тезисе автор говорит, что множество протестантских богословов отказались от мнения Лютера, что антихрист есть папа (или папы, начиная с Бонифация VIII); этот тезис внушает мысль, что есть и теперь богословы, держащиеся взгляда Лютера. На 747 и 943 стр. автор решительно утверждает это положение, но на самом деле таковых теперь трудно найти. Он может сказать, что неосновательность их взгляда он, между прочим, доказывает и тем, что громадное большинство от него отступило. Но если не большинство, а все отступили от этого взгляда, – что, пожалуй, и есть в действительности, – то нет нужды его и оспаривать, и опровергать; между тем автор борется с этим взглядом с преувеличенными усердием.

Не выясняет автор пред читателем своего отношения к источникам. Конечно, единственный источник у него для суждения о конце времен. – Св. Писание. В нем есть места, но мнению всех, – говорящие о последних временах, есть места, относительно которых спорят, – имеют ли они эсхатологическое значение, и наконец в Свящ. Писании немало таких мест, за которыми все новейшие

—54—

экзегеты – вопреки прежним мнениям – не признают эсхатологического значения. Автор не ставит вопроса об истории эсхатологических откровений и не дает систематического обозрения этих откровений. Настаивая на апологетическом значении своей книги, автор при исследовании эсхатологических откровений часто обходит широко распространенный в настоящее время рационалистические мнения. Так, он тщательно обозревает толкования пророчества о седьминах прор. Даниила, но совсем обходит почти утвердившееся в протестантской литературе мнение, что книга прор. Даниила – произведение маккавейского периода, и что ее содержание всецело истолковывается событиями этого времени. Обходит также молчанием автор широко распространенное в настоящее время историческое истолкование Апокалипсиса. По мнению толкователей этого направления, – а их не малое число и во главе их можно поставить Боссюэта – IV-XIX главы Апокалипсиса говорят о победе церкви над иудейством и греко-римским язычеством и не имеют эсхатологического значения. Автор не принимает этого мнения; он должен был показать – почему? Дающий вообще подробное обозрение литературы, автор в вопросе об Апокалипсисе обходит такое популярное и во всяком случае способное соблазнить многих произведение, как «Antechrist» Renan’а.

Должно отметить и еще пробелы, допущенные автором в обозрении литературы. Автор обошел в своем исследовании всю апокрифическую литературу по апокалиптике – иудейскую и христианскую. Он не коснулся книги Еноха, Вознесения Моисея, Вознесения Исаии, Завета 12-ти патриархов, Апокалипсиса Баруха, Апокалипсиса Ездры, 4-ой книги Ездры, Псалтири Соломона. Он не коснулся псевдо-языческой апокалипсической литературы (сивиллиных книг). Между тем вся эта литература содержит в себе немаловажный свод толкований – и притом не единоличных – эсхатологических мест Свящ. Писания.

Автор, конечно, не мог обнять всей литературы по истории эсхатологических толкований. Рецензент и не имел бы права ставить ему в упрек пробелы в этом отношении, если бы сам автор не дал ему этого права своим утверждением, что он обозрели все существую-

—55—

щее. На стр. 533 он пишет: «вот и все западные средневековые богословы, которые написали толкования на послания Апостола Павла к Фессалоникийцам и изъяснили учение его об антихристе и о времени и признаках пришествия антихриста». Но на самом деле это не так. Там, где автор ставит точку истории, история только что начинается. Автор забывает о Бернарде Марлассе и его поэме:

Hora novissima, tempora pessima sunt, vigilemus,

Ecce minaciter imminet arbiter, ille supremus…

Автор забывает об Иоахиме Флоринском, которого считают отцом целого направления в деле толкования эсхатологических откровений. Автор забывает всю средневековую эсхатологическую литературу. Английской эсхатологии в своем громадном трактате по истории эсхатологических учений автор отводит немного более полстраницы. А между тем в средние века и даже до XVIII столетия (Ньютон) англичане не менее других народов усердно размышляли над вопросами о конце мiра. Judgment-day был у них предметом особых мистерий.

В обозрении русской литературы предмета нельзя не отметить допущенных автором следующих пробелов. В вопросе о седьминах Даниила он опускает книгу А.П. Рождественского – «Откровение Даниила о семидесяти седьминах» – исследование ценное в апологетическом отношении. В вопросе о понимании (2Фес.11:1) et sqq. он оставляет статьи г. Орлова об антихристе («Православное Обозрение» 1889 г.). Если бы автором были приняты во внимание названные работы, ему пришлось бы нечто изменить и дополнить в своем исследовании.

Если, с одной стороны, у автора есть опущения и намеченные им задачи оказываются не вполне выполненными, то, с другой стороны, у него можно отметить нечто лишнее, удаление чего является делом желательным. Автор в своем труде высказывает иногда слишком бесспорные истины, настолько бесспорные, что их лучше совсем не высказывать. Иногда он высказывает такие положения, в которые может быть вложен смысл совсем нежелательный для дела научного исследования. Так, в 35 тезисе он перечисляет, что нужно знать и иметь богослову для правильного решения вопроса об антихристе. Перечи-

—56—

сление этих руководительных начал он заканчивает заявлением, что богослов должен иметь «здравый смысл и критическое чутье» (стр. 1022). Что здравый смысл нужен для решения всякого рода вопросов, это, конечно, истина бесспорная, но именно здравый смысл и удерживал доселе составителей всякого рода руководственных правил от того, чтобы высказывать эту истину. Здравый смысл, полагаем, должен бы был удержать автора и от речи о критическом чутье. Что он под ним понимает? Бессознательное, безотчетное угадывание истины? Но результаты такого угадывания могут быть приняты наукою только тогда, когда для них будут представлены могущие быть воспринятыми сознанием основания. Если же в доказательство истины своего мнения авторам будет предоставлено право ссылаться на критическое чутье, то тогда, конечно, люди, наименее обладающие даром духовного прозрения, будут его себе наиболее приписывать.

Но все это несущественно. Существенно важным является вопрос о том, – верен ли главный тезис книги А.Д. Беляева, достаточно ли он им обоснован, чтобы его можно было принять как наиболее вероятное богословское мнение? Сущность воззрений автора можно выразить так. В мiре постепенно растут и усиливаются зло и безбожие. Развиваясь постепенно, они от времени до времени проявляются особенно резко и явно. Безбожие как бы торжествует. Такое торжество атеизма, по мнению автора, имеет место в истории человечества с половины XVIII в. до настоящих дней. Были некоторые перерывы в этой эпохе атеистического торжества, и в настоящее время безбожие склоняется к упадку. Но в будущем безбожию, злу и развращению автор сулит богатое развитее. Конец мiра будет торжеством зла. Историю этого окончательного торжества автор делит на два периода (стр. 173. Непонятно, почему много говоря об этом в тексте, автор умалчивает об этом в тезисах?): в первый – будут являться лжехристы и обольстители, будут войны, глады и землетрясения; во второй – будут преследовать за имя Христово, еще более умножатся лжепророки, Евангелие будет проповедано всем, и он закончится вступлением антихриста на царствование, которое продолжится 3½ года.

—57—

В течение этих 3½ лет обратится Израиль ко Христу, и затем наступит кончина мiра.

Такая точка зрения в западной науке давно нашла себе наименование этико-церковного пессимизма. Уполномочивают ли Св. Писание и Св. Церковь принимать эту точку зрения? Мы думаем, что проф. Беляев не выяснил и не доказал этого. В основу своего представления о прошедших и будущих судьбах человечества он полагает притчу Господа о пшенице и плевелах (Мф.13:24–30, 28 стр.) и высказывает, что «великое значение этой притчи, кажется, мало сознано богословами». Мы боимся, что такое предположение богословы вправе сделать относительно нашего автора. По его представлению, плевелы заглушат пшеницу, останется какой-то остаток добра и святых людей, который можно не принимать в расчет при характеристике религиозно-нравственного состояния рода человеческого. Притча Господа научает нас совсем другому. Господин запрещает в притче вырывать плевелы с поля пшеницы, чтобы не повредить пшеницы. Таким образом, плевелы – не страшный враг для пшеницы, даже их удаление может соединяться со вредом. В приложении к роду человеческому не значит ли это, что борьба со злом может укреплять нравственные силы, и что удаление зла может повлечь за собою некоторое нравственное расслабление (силы укрепляются упражнением), что наконец то, что в начале кажется содержащим в себе только злое, в конце может стать добрым? Конец притчи, как и ее начало, ясно утверждает преобладание (не качественное только, но и количественное) пшеницы над плевелами.

Сам автор в своей работе постоянно встречал тексты Св. Писания, которые должны были внушать осторожность по отношению к крайне пессимистическим суждениям о будущем. Вечное существование церкви на земле, которую не одолеют врата адова, распространение Евангелия по всей вселенной, обращение Израиля – вот отрадные истины, которые ясно возвещает Писание. Автор ослабляет значение этих текстов св. книг, опираясь главными образом на апокалипсис синоптических евангелий (Мф.24:1–36; Мк.13:1–33; Лк.21:7–33). Но многие толкователи скажут

—58—

ему, что он не прав вдвойне в своих толкованиях евангельских изречений. Во-1), несомненно, что эти изречения – по крайней мере в значительной части – говорят о событиях, предшествовавших утверждению новозаветного царствия Божия на земле, и говорят почти буквально так, как об этом говорилось и в Ветхом Завете (ср. Мф.25:29 с Ис.13:10; 24:23, 34:4; Иез.32:7; Иоил.3:3); во-2) можно почти с несомненностью утверждать, что если в этих текстах видеть речь и о втором пришествии Господа, то и тогда их должно понимать не буквально, а метафорически. На самом деле мы знаем, что землетрясения, глады я моры предшествовали, напр., падению Иерусалима. Что касается падения звезд и потемнения луны, то мы тоже знаем, что этого нельзя понимать буквально. Падение звезд в буквальном смысле невозможно уже потому, что каждая из звезд неизмеримо больше земли. Значит, слова Писания в данных местах должно понимать не буквально, во всяком случае они не говорят о физических катастрофах (приводим эти соображения из нашей статьи «Конец земли», Богосл. Вестник 1894 г. № 11, стр. 267–268, потому что в книге автора не нашли их опровержения), между тем наш автор принимает в буквальном смысле выражения о море, гладе и пр. в приложении к последним временам.

В своем экзегезисе эсхатологических мест священного текста автор упускает из вида, что Божественное Откровение события будущего описывает языком прошедшего. Мы не знаем социальных и экономических условий, которые будут в отдаленном будущем; не знаем, какие нравственные недуги будут подтачивать жизнь и силы человечества; не знаем, какие формы преследования они будут применять друг к другу. Но автор ясно выражает, что в будущем повторятся гонения на христиан, подобные тем, которые были во дни Диоклетиана и Нерона, будут те бедствия, которые переживали евреи во дни войны иудейской. Деятельность антихриста он описывает так просто и ясно, как ее могли описывать только в средние века. «Привлекши на свою сторону множество людей лестью, коварством и волшебными чарами, – пишет

—59—

наш автор об антихристе, –·он воцарится и скоро достигнет всемiрного могущества и владычества» (стр. 1020). Что понимает автор под этими «волшебными чарами»? Что он понимает под словом «воцарится»? Неужели автор думает, что священный текст дает основания утверждать, что антихрист будет монархом вселенной, или что он будет магом и волшебником? Не дает ли автор своей фантазии более простора, чем следует, и не хочет ли он расширить содержание Божественного Откровения далее тех границ, которые определены свыше?

Что в прошедшем давались подобные толкования и их держались компетентные толкователи, это в наших глазах не оправдывает автора. Обстоятельства оправдывают ошибки и преувеличения тех толкователей. И некоторые святые отцы держались хилиастических воззрений. Тяжкий гнет гонений, воплощение зла в образе кесарей – матере-и-брато-убийц, страшные бедствия государства, наконец легко подсказывавшаяся мысль, что слово Писания «вскоре» относится к их дням, все это давало повод составлять подробные описания грядущих ужасов царства антихриста и поддаваться влиянию мрачно настроенного воображения. Но должно заметить, что, по отзыву современных писателей Эапада (разумею Wadstein’a, Die eschatologische Ideen-gruppe: Antichrist–Weltsabbat–Weitende und Weltgericht. Leipzig. 1896 г. см. S. 4), Восток и в те тяжелые дни подпадал всего менее таким увлечениям. Это – в прошедшем. Темь менее следует увлечениям этого рода поддаваться в настоящем. Наш автор должен знать, что к апокалипсису людей часто влечет более любопытство, чем желание назидания, и Св. Церковь внушает своим сынам великую осторожность по отношению к эсхатологии уже тем, что совсем не употребляет апокалипсис в своих богослужебных чтениях.

Автор полагает, что Св. Писание дает решительные основания утверждать, что царство антихриста продолжится 3½ года. К сожалению, он недостаточно обосновал это положение и не устранил некоторых представляющихся возражений. Во-1), как согласить с этим точно определенным сроком слова Господа: «не ваше дело знать времена или сроки, которые Отец положил в Своей власти»

—60—

(Деян.1:7)? Во-2), автор опустил из виду, что цифра 3½ года в применении к царству антихриста употребляется в Св. Писании так, как и обозначение «1000 лети», в которые сатана будет связан, и на каковом указании утверждались хилиастические чаяния. Если «1000 лет» там обозначает не 1000, а нечто иное, то не справедливо ли предположить, что по исполнении времени окажется, что и под 3½ годами нужно разуметь нечто иное? 3) Основание для такого предположения, по-видимому, дает то место книги пр. Даниила, в котором хотят видеть точное указание срока антихристова царствования. Последняя полседьмина пророчества Даниила давно уже прошла, как и 70 седмин, и, следовательно, если в приложении ко второму пришествию Господа под семидесятью седьминами нельзя разуметь 490 лет, то и под последнею полседьминою в таком случае нельзя разуметь 3½ лет. Наш автор почему-то не обратил на это внимания.

Представив обширное обозрение мнений о том, что нужно понимать под ὁ κατεχων, το κατεχων и ἀποστασια во 2 Фессалоник. 11, наш автор пишет: «как бы ни был труден вопрос об удерживающем и держащем и сколь ни слаба была бы надежда на успех в решении его, мы без всякого колебания осмеливаемся приложить свои слабые силы к делу уяснения этого вопроса. Нам тем менее позволительно уклоняться от этого дела, что мы подробно изучили длинную многовековую историю опытов решения этого вопроса и этим подготовились к тому, чтобы дать свое самостоятельное и независимое решение» (стр. 989). Далее автор и дает это решение. Под ὁ κατεχων он разумеет Господа Иисуса Христа, под το κατεχων – Св. Духа и под ἀποστασια – отступление от веры верующих. Мы не вполне понимаем, что автор разумеет под своею самостоятельностью и независимостью. Мнение, которого он держится, не ново, не оригинально и вызывает более серьезные возражения, чем другое более распространенное, против которого он идет.²⁶²⁰

—61—

Мнение, что ὁ κατεχων есть Христос, защищал Ринк, и это мнение уже опровергалось в нашей богословской литературе (см. Правосл. Обозрен. 1889 г. Май-Июнь, стр. 229). Не повторяя того, что уже говорилось, скажем следующее: наш автор слова Писания «будет взят от среды» толкует в том смысле, что Иисус Христос сам удалится из среды. Из какой же это среды? Не из Церкви конечно, ибо Господь сказал: «Я создам Церковь Мою, и врата ада не одолеют ея» (Мф.16:18). А.Д. Беляев говорит: из среды мiра, из поприща мiра. Но, во-1), сама Церковь находится в мiр; во-2), Божественное Откровение дает ясно разуметь, что Господь в последние времена и при пришествии антихриста будет, как Он есть и теперь, и вне Церкви. В последние времена будет проповедано Евангелие всем народам, и, по толкованию А.Д. Беляева, Израиль войдет в Церковь Христову уже при пришествии антихриста. Но обращение человека или народа ко Христу невозможно без предварительного воздействия Христа на этого человека или этот народ (Апок.3:20). Таким образом следует, что Господь будет среди всего человечества и пред пришествием, и во время пришествия антихриста. Господь будет и тогда стучать в двери сердца людей, доступным восприятию истины, и Св. Дух будет воздействовать на них, и будут обращаться ко Христу. Церковь останется и вселенской, и открытой для принятия новых членов и во дни антихриста. Господь воплотился для спасения рода человеческого и никогда не оставит человечества. Об этом ясно и твердо учит Св. Писание. И наш автор не привел и не мог привести ни одного текста, в котором можно бы было видеть хотя бы отдаленное указание или намек на то, что заблудшееся человечество некогда будет предоставлено Господом самому себе (см. 1002–1003 стр.

—62—

книги). Напротив, из того же самого послания, но только не из той главы, толкование которой он дает, он мог бы узнать, что Господь с Ангелами Силы Своей явится совершить «отмщение непознавшим Бога и не покоряющимся благовествованию Господа Нашего Иисуса Христа» (2Фес.1:8). Значит, Св. Дух будет воздействовать на человечество, но человечество будет противиться Духу Святому, и это противление, бывшее во все времена (см. Деян.7:51 и книгу нашего автора 1003 стр.), усилится, когда будет взят от среды удерживающий теперь. Очевидно, под удерживающим и держащим нельзя разуметь Господа Иисуса Христа и Святого Духа.

По плану труда автора его описание будущего на основании Св. Писания предваряется рассуждением о печальном состоянии мiра в настоящие дни. Свое сочинение автор открывает обширным рассуждением о современном безбожии. Тезисы его рассуждения, по нашему мнению, представляют собою скорее результаты впечатлений, вынесенных автором из чтения произведений общей печати и из наблюдений общественных настроений, как они отражались в этой печати, чем из непосредственного изучения тех дисциплин, оценку и характеристику которых он предлагает.

Так на стр. 118 мы читаем отзыв автора о дарвинизме: «Критика открыла много важных недостатков в этом учении; научная ценность его упала в общем мнении; между тем как прежде его признавали величайшей теорией и не сомневались в его истинности, теперь его признают только гипотезой; стали раздаваться голоса и против развращающего влияния дарвинизма на нравы. Одним словом, прежний авторитет дарвинизма пошатнулся и дальнейшее падение его есть только дело времени. Тем более оснований ожидать этого, что дарвинисты, по-видимому, не могут прибавить в пользу своего учения ничего существенно важного и заняты только дробным раскрытием тем, поставленных главами эволюционной гипотезы». Эта тирада должна вызвать изумление у всех современных натуралистов и вообще лиц знакомых с естествознанием. Прежде против дарвинизма шли такие крупные натуралисты, как Миворт, Виганд, Агассиц, даже Гексли

—63—

в начале не думал принимать теории эволюции. Прежде обвиняли дарвинизм в развращающем нравственном влиянии, понимая учение о борьбе за существование в смысле принципа кулачного права. Где и какие голоса раздаются теперь против дарвинизма и где этикою дарвинизма оправдываются воровство и обманы? Дарвинизм давно перестал быть интересною новинкой, которая занимала досуг и воображение так называемых интеллигентных людей, но он стал научною теорией и научным методом. Преподавание естествознания везде дарвинистическое. Пусть автор посмотрит программы для государственных экзаменов в русских университетах. По зоологии рекомендуется учебник Клауса (по нем составлена и программа) – учебник дарвинистический, кончающийся рассуждениями о нашем родстве с человекообразными обезьянами. По геологии и палеонтологии рекомендуется учебник Иностранцева (по нем составлена и программа), в котором дарвинистические принципы указываются, как единственное руководительное начало, при пользовании которыми возможна хронологическая классификация геологических отложений (по палеонтологическим останкам). По ботанике рекомендуется учебник Томе, в котором говорится об условности и временности понятия вида и об условности наших классификаций; но отрицание за видом значения неизменной единицы и есть сущность дарвинизма. Теперь в наших университетах введена антропология. Не обходит и в ней вопрос о происхождении человека. Слышали его решение на таких лекциях и мы. Оно – тό, которое дано Дарвином в 1870 году. Таким образом, сама школа выпускает у нас всех молодых натуралистов дарвинистами, а относительно старых мы слышали уже более 10 лет публичное заявление одного компетентного натуралиста, что все русские натуралисты суть дарвинисты.

Но может быть так дело обстоит только в России? Нет, на Западе то же самое. В Берлинском университете, в котором занимается в настоящее время рецензент разбираемой книги, в текущий зимний семестр читаются четыре специальные курса о дарвинизме, как руководительном начале для понимания биологических явлений. (Два для медиков: проф. Гертвига – теория развития и дар-

—64—

винизм и др. Равица – дарвинистическая теория; и два для натуралистов: др. Иекеля – десцендентная теория (в приложении к палеонтологии) и др. Плата – учение о происхождении – дарвинизм). Если мы от школы обратимся к книжному рынку, то вот – ряд учебников, считающихся лучшими по общей зоологии (все вышли в 90-х годах): Berg’a, Boas’a, Claus’a, Gegenbauer’a, Hertwig’a, Kennel’я, Lennis-Ludwig’a, Martin’a, Taschenberg’a. Все они дарвинистические.

Наш автор думает, что дарвинисты не приводят новых важных доводов в защиту своей теории. Автор ошибается. По мнению дарвинистов, важнейшие фактические доводы в пользу дарвинизма явились уже тогда, когда, по представлению нашего автора, «научная ценность дарвинизма упала в общем мнении». Дарвинисты теперь считают доказанным факт происхождения современной однокопытной лошади от пятипалого предка, т.е. доказанным факт родства одно – и много – копытных (этими доказательствами они считают палеонтологические находки плиотериума, миогиппиуса, месогиппиуса и орогиппуса). Другим доказательством громадной фактической важности они считают найденные в конце 1894 г. на Яве останки anthropopithecus’a Дюбуа. В нем хотят видеть примитивного человека – промежуточное звено между теперешними антропоидами и человеком. И впечатление от этой находки на умы ученых было так сильно, что в новейших изданиях по истории культуры костям нашего проблематического предка отводят первое место (см. напр., Гельвальда, Историю культуры, 1898 г.). Границы современного влияния дарвинизма определить очень трудно. Нашему автору представляется, что была пора увлечения дарвинизмом и что теперь она благополучно миновала. Но на самом деле, что прежде было только претензиями, притом таких дарвинистов, которые едва ли прочитали хотя бы одну книгу Дарвина (в роде покойного Писарева), теперь стало совершившимся фактом. Вот – пред нами «История немецкой литературы» проф. Коха и в ней утверждается могучее влияние современного естествознания (дарвинизма) на новейшую поэзию, так как «фактические доказательства дарвинистов и неизбежно следующие из них выводы

—65—

положили начало новому мiропониманию» (Prof. М. Koch: «Geschihte der deutsch. Litteratur» 1897 г. Die jüngste Dichtung. S. 270.).

Наш автор говорит о критике, которая открыла «много важных недостатков» в теории Дарвина. Должно сказать нашему автору, что сильнейшие возражения против дарвинизма были высказаны в те годы, в которые, по его мнению, был особенно силен взрыв безбожия – именно в 60-тые Вигандом и Мизортом, и сила этих возражений не ослабела доселе и с ними приходится считаться дарвинистам и теперь. Все новейшие антидарвинистические сочинения (укажем, по нашему мнению, важные за последние 5 лет: Надаяка, Лаппарана, Сумтэ, Булэя, Нодена) узко специального характера. Дарвинисты на них не обращают внимания, лицам, не занимающимся естествознанием, они не известны, и едва ли придет скоро час, когда их можно будет суммировать в осязательный и доступный пониманию каждого образованного человека результат.

Автор незнаком с дарвинизмом. Ему – богослову никто бы этого и не поставил в упрек, но дело в том, что в своем богословском труде он очень уверенно и решительно судит о дарвинизме. Это представляется странным и может повлечь к нежелательным последствиям. Автор внушает своим читателям мысль, что дарвинизм – умирающий враг религии. Это подсказывает вывод, что хранителям православной истины можно быть беспечным по отношению к дарвинизму. Напрасно автор манит такими отрадными перспективами.

Своеобразная наклонность автора давать решительную оценку учений и мыслителей, которые имели только отдаленное отношение к задачам его исследований и изучать которые поэтому у него не было побуждений является, по нашему мнению, чувствительным недостатком всей первой части его труда. Сведения, сообщаемые им здесь, часто не точны и следовать за ними в выводах очень рискованно. Укажем несколько примеров этого. На странице 55 автор пишет: «близки были если не к положительному, то по крайней мере к отрицательному безбожию английские деисты прошлого века, напр. Гоббс, Толанд и др.». Гоббс умер за 220 лет до выхода в свет книги на-

—66—

шего автора (в 1679 году) и поэтому деистом прошлого века его нельзя назвать никаким образом.²⁶²¹ Деистом XVIII в. должно назвать перенесшего английский деизм на французскую почву Вольтера, которого автор на только что указанной странице называет представителем безбожия и относительно которого он в другом месте колеблется – признать ли его деистом или атеистом (35 стр.). Сочинения Вольтера найти легко, но если автор не хотел их читать, то изложение его взглядов он мог найти легко в любом учебнике по истории новой философии или в любом философском словаре. Прямолинейная философия Вольтера не принадлежит к числу загадочных или спорных, и пускаться нашему автору в область догадок относительно нее было совершенно излишне.

Рассуждения нашего автора о позитивизме нам представляются основывающимися на некотором недоразумении. Автор пишет: главами позитивизма были – во Франция Огюст Конт, в Англии Джон Стюарт Милль и Герберт Спенсер» (стр. 56). Думаем, что Спенсер не понял бы этого утверждения. Спенсер считает себя творцом самостоятельной синтетической философии, и на самом деле у него общего с Контом – только отсутствие прочных гносеологических пролегомен в системе. Конт учил о трех периодах развития, Спенсер – о эволюции и дифференциации существующего; Конт – о религии человечества, Спенсер – о непознаваемом и дифференциации религий. Новейшие позитивисты не ставят себя в связь с этими мыслителями, потому что в основу своих рассужде-

—67—

ний они полагают гносеологию, а Конт и Спенсер ее игнорировали. В каком же смысле наш автор употребляет термин «позитивизм»? Вся его статья о философии показывает, что он отождествляет его с контизмом. Но философии Конта, как признаваемой кем-либо теперь из философов, не существует совсем. Существует религия Конта (в Бразилии и Париже). Наш автор говорит, что в России среди писателей, проводивших за последние десять лет идеи позитивизма, нет ни одной заметной величины. «Нельзя же назвать, говорит он, крупной величиной Лесевича – эту карикатуру философа, который пишет много, но, по-видимому, и сам неясно сознает, что пишет» (стр. 66). Мы думаем, что наш автор поступил бы лучше, если бы совсем не упоминал о г. Лесевиче, ибо г. Лесевич вовсе не сторонник того позитивизма, который знаком нашему автору, и в своих статьях отзывается почти так же презрительно о философии Спенсера, как наш автор о нем.

Наш автор употребляет философские термины, называет философов и уверенно квалифицирует их по их «величине». Странная это наклонность оценивать лица, а не доводы и учения! Но он обходит философские идеи, которые стоят на очереди дня, ничего не говорит о тех задачах и методах, которые намечают современные философы, и этим, может быть, объясняется то, что в его речи о современной философии совсем не говорится о современных философах. Их имена не прославлены общей печатью, и потому наш автор не хочет их знать. Он не называет, говоря о современной философии, Лааса, Риля, Авенариуса, Паульсена, Маха, Вундта, Бутру, Фулье и др.

Но la critique est aisée et l’art est difficile – говорит старое изречение. Исправлять труд А.Д. Беляева, дополнять его книгу легко могут богословы в будущем, но ему должно высказать глубокую благодарность за то, что он предложил своим читателям в настоящем. Труд, подъятый им на себя, был велик. Много лет изучения и исследования материала, много лет изысканий и размышлений должен был употребить автор прежде, чем представить свою книгу общественному вниманию. Задача автора – выяснить и возможно полнее раскрыть некоторые положения

—68—

Догматического Богословия. Что он сделал для этого? Он нашел нужным для этого изучить широко и детально целый цикл богословских наук – Св. Писание, творения Св. Отцов, церковную историю. Из его книги мы выносим впечатление, что он читал и перечитывал священные книги, размышлял над разночтениями и толкованиями и восстановлял текст и истолковывал смысл различных мест и книг Писания, и в этом труде у него должны были проходить целые годы. Но это было только начало. Как богослов православный, он знал, что при решении богословских вопросов нельзя доверять исключительно своим силам и соображениям, что нужно пользоваться руководством и указаниями Св. Отцов, и он стал изучать святоотеческую литературу по исследуемому вопросу. В его книге мы находим обзор святоотеческих мнений и толкований об антихристе. От изучения руководственных начал он перешел к исследованию и разбору мнений тех, которые имели одинаковые с ним права на признание их компетентности и авторитета – к исследованию мнений ученых. Его книга в этом отношении представляет драгоценный материал, и будущий историк русского богословия должен будет много руководствоваться ею. Забытые имена и учения вызваны им к жизни, поставлены в связь с историей всей духовной жизни человечества и русского народа.

Он представил свою книгу на соискание степени доктора богословия. Я думаю, что он уже давно заслужил эту степень. Кто следил за учено-литературною деятельностью нашего автора, тот знает, что он уже ранее дал несколько обширных монографий и массу статей по самым различным вопросам. Но если бы не было всех этих книги и статей, если бы мы совсем не знали нашего автора, а предлежащая книга была бы первою и единственною его рекомендацией, то и тогда мы бы не усомнились признать, что ее автор есть широко начитанный и глубоко-православный богослов, т.е. уже есть доктор богословия в прямом смысле этого слова. Его разносторонняя и изумительная эрудиция, о которой можно судить по нашим замечаниям о содержании его труда, и его ценные критические разборы, и опровержения антиправославных мнений,

—69—

о которых мы не можем говорить, потому что нам пришлось бы выписать в свой отзыв добрую четверть его книги, открывают в нем человека с замечательно широким богословским кругозором. Но есть в его книге еще сторона, которая нам представляется очень ценною и вызывает к себе уважение.

И в раннейших трудах автора, и особенно в разбираемой книге многих читателей может поразить кажущаяся разбросанность. Боже! о чем, о чем не говорится на 1000 слишком страницах предлежащего тома: и о Спенсере, и о русских раскольниках, и о социалистах, и о книге прор. Даниила, и о русских беллетристах, и о немецких богословах, и об Апокалипсисе, и об обучении народа во Франции. Но эта разбросанность только кажущаяся. Автор – сын православной церкви, глубоко усвоивший истины и идеалы православия. Идеалы не личные, а вселенские, и при свете этих идеалов он рассматривал и изучал действительность, и явления, относящиеся благодетельным или роковым образом к религиозной истине, он умел находить в самых отдаленных углах и сферах действительности. Тайна беззакония содевается многообразно, и царство Божие не приходит приметным образом. И он искал везде, где можно искать, с горечью следов беззакония и с отрадою признаков зарождающегося добра. И то, что, казалось ему, разъясняло и раскрывало прикровенные истины Откровения, он отмечал и заносил в свою книгу.

Отрадное впечатление производит этот труд. Читая и перечитывая страницы этой поучительной книги, написанной глубоко-серьезным и в то же время ясным и легким языком, предносишь себе образ автора, образ человека, который как бы удалился от мiра и, отдавшись изучению Писания и Отцов, в то же время из своего отдаления наблюдал мiр, его дела и мысли, сличал жизнь с учением и теперь дает книгу – поучительный результат этого сличения.

Усвоять плоды тяжелых трудов легко и читателями теперь остается пользоваться результатами работ А.Д. Беляева.

Совет Академии поручил мне дать отзыв о книге

—70—

профессора Беляева. Исполняя теперь поручение Совета, я осмеливаюсь думать, что иду на встречу его желаниям, предлагая с своей стороны ходатайствовать пред высшею духовною властью о присуждении г. Беляеву за его книгу степени доктора богословия».

Справка: 1) По § 142 устава духовных академий «степени доктора богословия, равно как церковной истории и церковного права, удостаиваются магистры богословия без устного испытания, по представлении напечатанной диссертации или сочинения, хотя бы и написанного не с целью получения ученой степени». 2) Экстраординарный профессор Александр Беляев получил степень магистра богословия в Московской Духовной Академии в 1880 году. 3) По § 81 лит. в. п. 6 того же устава удостоение степени доктора значится в числе дел Совета Академии, представляемых, чрез Епархиального Преосвященного, на утверждение Святейшего Синода.

Определили: 1) Просить ходатайства Его Высокопреосвященства пред Святейшим Синодом об утверждении экстраординарного профессора Академии по кафедре догматического богословия Александра Беляева в ученой степени доктора богословия. 2) Представить Его Высокопреосвященству и в Святейший Синод по экземпляру диссертации профессора Беляева и копии с отзывов о ней экстраординарных профессоров Академии Ивана Попова и Сергея Глаголева.

VIII. Отзывы о сочинены кандидата богословия Павла Луппова под заглавием: «Христианство у вотяков со времени первых исторических известий о них до XIX века», представленном (в рукописи) на соискание степени магистра богословия:

а) заслуженного ординарного профессора Василия Ключевского:

«В этом сочинении избранный автором предмет изучен довольно полно и обстоятельно. Автор собрал значительный запас исторического материала и очень старательно его обработал. Это можно видеть по плану и содержанию его исследования.

В первых двух главах своего труда автор излагает сведения о вотяках исторические, географические, стати-

—71—

стические и этнографические, со включением «психических особенностей» вотяка.

В третьей главе автор дает обстоятельный критико-библиографический обзор литературы своего предмета и перечень архивных источников, которыми он пользовался. Узнаем, что автор рассмотрел 47 дел Синодального архива, 246 дел архива Вятской Консистории и несколько дел Елабужского Духовного Правления, оказавшихся в библиотеке Московской Духовной Академии. Автор не ограничился хронологическими пределами своей задачи: чтобы выяснить себе с помощью аналогии ход дела в XVIII веке, он рассмотрел дела о вотяках XIX века, именно 304 дела из архива Вятской Духовной Консистории и 8 дел из архива Св. Синода. Конечно, он пользовался документами, напечатанными в Полном Собрании Законов, числом до 70, для характеристики направления миссионерского дела среди инородцев Казанского края.

В главах IV–XII излагается история распространения христианства среди вотяков вятских и казанских. До 1764 г. автор рассказывает о тех и других раздельно, по различию местных условий, оказывавших влияние на успехи христианства в той и другой ветви Вотского племени. В XII гл. история христианского просвещения обеих вотских ветвей с 1765 года излагается совместно.

В главах XIII–XV автор излагает правительственные меры и усилия миссионеров, направленные к утверждению крещеных вотяков в христианской вере. По моему мнению, автор основательно отделяет этот момент христианского просвещения вотяков, как дальнейший, от момента начального, от внешнего или формального присоединения их к христианству. Здесь автор излагает правительственные меры, направленные к утверждению новообращенных в христианской вере, заботы миссионеров о просвещении взрослого новообращенного населения и об обучении грамоте новокрещенских детей.

Заключительная XVI глава подводит итоги миссионерской деятельности среди вотяков на основании сохранившихся документов, изображает состояние христианства у новокрещенных вотяков во второй половине XVIII века.

Автор очень экономно распределил изученный мате-

—72—

риал в своем сочинении. Особенно характерные места из неизданных архивных дел он поместил в тексте исследования, документы, представляющиеся особенно важными, он отнес в приложения, которых и набралось 59 №№. В этих приложениях есть документы очень любопытные (об образовании новокрещенских приходов, списки новокрещенов, ведомости о детях, обучавшихся в новокрещенских школах). К сочинению приложена карта волостей Вятской губернии с вотским населением, изданная в 1894 г. Статистическим отделением Вятской Губернской Земской Управы.

Обставив свой труд такими научными средствами, автор изложил ход просвещения вотяков христианством до конца ХVIII в. Он только рассказывает, сводя показания довольно разнообразных источников и пополняя этот свод своими осторожными замечаниями, необходимыми для пояснения излагаемых данных или для связи частей рассказа. Он избегает общих рассуждений и как будто боится оторвать свое внимание от излагаемых фактов, чтобы привести их в связь не только с общим ходом церковных дел в России, но даже хотя бы только с движением русско-православного миссионерского дела в данное время. Потому его взгляд на предмет представляется нисколько стесненным, излагаемые факты являются в тусклом освещении и с этой стороны его сочинение не вполне оправдывает свое звание диссертации, ученого исследования, соединенного с рассуждением об исследуемом предмете. Но будучи сводом тщательно собранного и систематически изложенного обильного материала, рассматриваемый труд самыми обилием данных, извлеченных прямо из неизданных источников, простотой, отчетливостью и ясностью повествования, стройностью и обдуманностью плана дает достаточное основание признать его заслуживающими искомой автором степени магистра богословия».

б) заслуженного ординарного профессора Николая Каптерева:

«Сочинение г. Луппова состоит из короткого введения, шестнадцати глав самого исследования и приложения документов, извлеченных им из архивов: Синодального,

—73—

Вятской Духовной Консистории и Елабужского Духовного Правления.

Первые две главы своего сочинения автор посвящает сообщению общих сведений о месте древнего жительства вотяков и русской колонизации вотского края; о подчинении вотяков татарам и потом Москве, об отношении к ним Московского Правительства и поселившихся между ними русских, о физических особенностях занятой вотяками территории об их занятиях, быте, языческих религиозных верованиях.

В третьей главе автор дает подробное перечисление всех тех литературных произведений, в которых хотя что-нибудь говорится об утверждении или распространении христианства среди вотяков, причем автор не опускает из внимания даже беглых и случайных заметок путешественников, так или иначе относящихся к занимающему его вопросу. В конце главы автор указывает на тот архивный рукописный материал, который ему пришлось изучить в разных архивах и часть которого печатается им в приложении к исследованию.

В следующих трех главах (IV, V, VI) автор говорит о распространении христианства среди вотяков в Казанском крае и в Вятской стране с XIV века до начала ХVIII, причем находит, что христианство за это время среди вотяков почти совсем не распространялось вследствие особых неблагоприятных условий, подробно указываемых автором.

В седьмой, восьмой и девятой главах автор говорит о распространении христианства среди вотяков Казанского края и в Вятской епархии с начала XVIII столетия по 1740 год, причем находит, что и в это время христианство среди вотяков распространялось очень слабо – крестились единицы вотяков, а не массы.

В главах десятой, одиннадцатой и двенадцатой автор подробно излагает те меры правительства, которые оно, особенно начиная с 1740 года и до конца столетия, стало принимать, чтобы обратить инородцев вообще и, в частности, вотяков Казанского края и Вятской епархии в христианство. Эти правительственные меры автор подвергает подробному разбору со стороны их пригодности или непри-

—74—

годности для достижения цели – обращения вотяков в христианство. Из исследования автора оказывается, что, начиная с сороковых годов XVIII столетия, благодаря разным мерам, предпринятым правительством, началось, как в Казанском крае, так и в Вятской епархии, массовое обращение вотяков в христианство и из новокрещенных были образованы самостоятельные приходы, имевшие свои вновь выстроенные церкви. Но с шестидесятых годов обращение вотяков стало замедляться, а потом и совсем прекратилось.

В главах тринадцатой, четырнадцатой и пятнадцатой автор обозревает те меры, какие предприняты были правительством для утверждения в христианстве новокрещенных вотяков. Эти меры, по изысканиям автора, были различны: одни носили внешний характер, как, напр., освобождение новокрещенных от податей на три года, от солдатчины и т.п., другие же состояли в наставлении и обучении взрослых новокрещенных важнейшим христианским истинам, обрядам и образу жизни, в обучении вотских детей грамоте путем или домашнего научения, или же с помощью школы, которые пыталось было завести правительство в видах обучения вотских детей.

В последней – шестнадцатой – главе автор дает общий очерк состояния христианства среди новокрещенных вотяков в XVIII веке, причем находит, что вотяки сделались христианами только внешне, только по имени, а в душе по-прежнему оставались язычниками, сохранили свои прежние языческие верования, обряды и даже жертвоприношения. Но этого мало: во время пугачевского бунта вотяки ограбили выстроенные для них церкви, перевешали почти всех живших между ними священно-и-церковнослужителей, а сами открыто возвратились к язычеству.

Представленный нами краткий обзор содержания исследования г. Луппова показывает, что он постарался взятый им вопрос изучить во всей его полноте, насколько это дозволял собранный им материал, и что поставленную им себе задачу он выполнил с успехом. Автор не только собрал, тщательно изучил и критически проверил все, что ранее его где-либо и кем-либо писалось о распространении и утверждении христианства у вотяков, но

—75—

и основал в значительной части свое сочинение по преимуществу на новом архивном им впервые открытом материале, что уже само по себе составляет не малую ученую заслугу, помимо тщательной строго-научной разработки материала, какую мы находим в исследовании автора. Кроме того, сочинение автора отличается и другими крупными достоинствами: каждый сообщаемый им факт, то или другое воспроизводимое им историческое явление, автор оценивает и обсуждает возможно всесторонне и, что особенно ценно, вполне объективно, без всякой предвзятой мысли – одно хвалить, другое порицать, видеть в историческом явлении не то, что в нем есть действительно. С полною трезвостью взгляда автор рассматривает различные меры правительства, направленные к обращению вотяков в христианство, указывает на их благие последствия, но в то же время нигде не скрывает и их слабых сторон, нередко приводивших к очень нежелательным последствиям. К этому нужно прибавить и то, что все исследование автора написано хорошим литературным языком.

С своей стороны сочинение г. Луппова считаю заслуживающим степени магистра богословия».

Справка: 1) § 31 Положения об испытаниях на ученые степени: «Сочинение, представленное на степень магистра богословия и признанное удовлетворительным, должно быть напечатано, но в Совет Академии для рассмотрения оно может быть представлено и до напечатания, в рукописи четкой и чистой». 2) По § 32 того же Положения «ищущие степени магистра богословия обязаны представить Ректору Академии, по крайней мере за две недели до защищения, 50 экземпляров напечатанной диссертации». 3) По § 81 лит. а п. 10 устава духовных академий: «одобрение к напечатанию сочинений, писанных на соискание ученых степеней», значится в числе дел, окончательно решаемых самим Советом Академии.

Определили: Согласно отзывам рецензентов, дозволить кандидату богословия Павлу Луппову печатать его магистерское сочинение, а суждение о коллоквиуме иметь по представлении им Преосвященному Ректору Академии узаконенного количества экземпляров напечатанной диссертации.

—76—

IX. Отзыв экстраординарного профессора Василия Мышцына о кандидатском сочинении действительного студента Академии Валериана Калюцкого на тему: «Ветхозаветное учение о Премудрости»:

«Главным источником для своего предмета г. Калюцкий считает книгу Притчей, придавая второстепенное значение книге Иова и Екклезиаста, а книгами неканоническими пользуясь постольку, поскольку они являются комментариями учения канонических книг о Мудрости. Недостатки существующих в западной библейской науке опытов исследования по данному вопросу (Ewald’а, Hitzig’a, Delitzsch’a, Zöckler’a, Elster’a, Berteau, Benkenstein’a, Bruch’a, Klasen’a), отличающихся при крайнем своем разнообразии одинаковою необоснованностью, заставляют автора отказаться от историко-экзегетического метода раскрытия ветхозаветного учения о Мудрости в связи с его историческим и последовательным развитием, вследствие крайней неопределенности времени и обстоятельств происхождения тех или других источников этого учения. Поэтому автор излагает предмет систематически, раздробив его на две части соответственно понятиям о мудрости человеческой и мудрости Божественной.

Сделав несколько замечаний касательно ветхозаветного учения о мудрости человеческой и ее отношении к мудрости Божественной, автор останавливает все свое внимание на последней. Здесь он прежде всего разбирает распространенный в западной богословской науке взгляд на Божественную Мудрость в ветхозаветных книгах только как на персонификацию Божественной мудрости, Божественных идей (Delitzsch, Staudenmaier, Oehler, Schultz, Dillmann, Frankenberg, Lucke, Bruch и др.) и доказывает необходимость понимания Божественной Мудрости в смысле Божественной Ипостаси; затем раскрывает отношение новозаветного учения о Сыне Божием к ветхозаветному учению о Мудрости Божественной, приходя к выводу, что сущность учения Нового Завета о Слове Божием составляешь и содержание ветхозаветного учения о Премудрости Божией «только с важным прибавлением: и Слово стало плотью». заключении автор излагает историю святоотеческого понимания ветхозаветного учения о мудрости, при-

—77—

водя выдержки из творений отеческих частью на русском языке, частью в подлиннике.

Уже из этого изложения мыслей г. Калюцкого видно, что он мало уяснил связь понятий о Божественной Мудрости, как свойстве Божием, и о Божественной Премудрости, как Личности Божественной, и потому дал такое резкое разграничение этих понятий в ветхозаветном учении, какое едва ли можно оправдать экзегетически. Этот недостаток стоит в связи с другим, именно с недостаточным раскрытием понятия о человеческой мудрости в Ветхом Завете. Более точное раскрытие этого понятия уяснило бы автору и связь вышеуказанных понятий.

Впрочем, в виду значительного знакомства автора с святоотеческою и новейшею иностранною литературою, умелого пользования еврейским подлинником, связного и последовательного изложения предмета, мы считаем г. Калюцкого заслуживающим степени кандидата богословия».

Справка: 1) Валериан Калюцкий окончили курс в Московской Духовной Академии в минувшем 1898 году с званием действительного студента и правом на получение степени кандидата богословия по представлении сочинения, заслуживающего сей степени. 2) По § 81 лит. б п. 10 устава духовных академии «присуждение степени кандидата» значится в числе дел Совета Академии, представляемых на утверждение Епархиального Преосвященного.

Определили: Ходатайствовать пред Его Высокопреосвященством об утверждение действительного студента Академии Валериана Калюцкого в степени кандидата богословия.

X. Прошение пресвитера Московского придворного Благовещенского Собора Николая Извекова:

«Представляя при сем составленную мною книгу «Исторический очерк состояния Православной Церкви в Литовской епархии за время с 1839–1889 гг.», честь имею просить Совет Академии принять оную на рассмотрение в качестве диссертации на соискание степени доктора церковной истории, не оставив без внимания и другой мой ученый труд «История Литовской духовной семинарии» 1892 г. Вильна.

Справка: 1) Пресвитер Николай Извеков – воспитан-

—78—

ник Московской Духовной Академии выпуска 1й83 года. – Степени магистра богословия удостоен Советом Московской Академии за представленное и удовлетворительно защищенное им сочинение под заглавием: «Иерархия Северо-Африканской Церкви», Вильна, 1884 г. и утвержден в этой степени указом Святейшего Синода от 7 мая 1885 года за № 1591. 2) По § 81 лит. а п. 6 устава духовных академий «распоряжение о рассмотрении диссертаций на ученые степени и оценка оных значится в числе дел, окончательно решаемых самим Советом Академии.

Определили: Сочинения пресвитера Московского придворного Благовещенского Собора Николая Извекова передать для рассмотрения заслуженному ординарному профессору Академии по кафедре русской гражданской истории Василию Ключевскому.

XI. Заявление Ректора Академии Арсения, Епископа Волоколамского, о том, что вторым рецензентом означенных сочинений пресвитера Извекова она назначает члена Совета – экстраординарного профессора по кафедре теории словесности и истории иностранных литератур Иерофея Татарского.

Определили: Принять к сведению.

XII. Прошение преподавателя Синодального училища церковного пения и штатного члена Наблюдательного Совета при означенном училище, священника Московской Василие-Кесарийской церкви Василия Металлова:

«В 188⅔ учебном году я поступил своекоштным студентом в Московскую Духовную Академию, по богословскому отделению, и проучившись два года, по переходе на третий курс, уволился из Академии по собственному прошению, по семейным обстоятельствам и по недостатку средств к содержанию, что видно из журнала Совета Академии 16 августа 1884 года, ст. XVI. Мне не пришлось осуществить свое намерение – вновь поступить в Академию, по истечении двух лет и по устроению семейных обстоятельств, не смотря на искреннее мое желание окончить образование в Академии. Причиною тому была хроническая болезнь глаз, не дававшая мне возможности посвящать свой пастырский досуг ученым занятиям, и лишившая меня возможности окончить образование в Академии.

—79—

В настоящее время, вот уже несколько лет (около 10), мои глаза настолько здоровы, что я мог все это время посвящать ученым занятиям, избрав своею специальностью область церковного пения и соприкосновенных с нею богословских, исторических и церковно-практических вопросов. Четырехлетнее прохождение должности учителя церковного пения в Саратовской духовной семинарии, по утвержденной в 1884 году Святейшими Синодом программе, привело меня к составлению учебных руководств по церковному пению для духовных семинарий по этой программе, так как, по новости этого предмета, в настоящем его виде, ощущался совершенный недостаток в такого рода учебных руководствах. Для восполнения этого недостатка и для более целесообразной постановки предмета церковного пения в духовных семинариях, по сравнению с другими учебными предметами, сообразно с требованиями новой программы устава 1884 г., мною составлены учебные руководства, удостоенные, затем, по рассмотрении, одобрения Учебного Комитета при Святейшем Синоде, из коих одно, сверх сего, определением Святейшего Синода принято учебником для V и VI классов духовных семинарий, а два, кроме того, удостоены, каждое порознь, учебной премии Макария, Митрополита Московского. Кроме этого мною написаны и напечатаны сочинения по специальными церковно-певческим вопросам. Список составленных мною сочинений следующий: 1) Очерк истории православного церковного пения в России. Изд. 2-е. Москва, 1896 г. 138+ХI. Определением Святейшего Синода от 25 мая-1 июня 1894 года за № 1347, по заключению Учебного Комитета, сочинение принято учебным руководством по истории церковного пения в V и VI классах духовных семинарий. 2) Церковное пение, как предмет преподавания в народной школе. Замечания по дидактике и методике церковного пения. Изд. 2-е. Саратов, 1894 г. Стр. 56. Учебными Комитетом при Святейшем Синоде от 16 декабря 1893 года сочинение одобрено, как весьма полезное пособие при преподавании методики церковного пения в VI классе духовных семинарий. 3) Строгий стиль гармонии. Опыт изложения оснований строгого и строго-церковного стиля гармонии. По определению Учебного Комитета, утвер-

—80—

жденному г. Обер-Прокурором Святейшего Синода 9 декабря 1895 г., сочинение одобрено в качестве учебного пособия по церковному пению в духовных семинариях. 4) Азбука крюкового пения. Опыт систематического руководства к чтению крюковой семиографии песнопений знаменного роспева, периода киноварных помет. (Печатается в Синодальной Московской типографии). По заключению Учебного Комитета, утвержденному г. Обер-Прокурором Святейшего Синода 22 декабря 1896 г., сочинение одобрено в качестве пособия для преподавателей церковного пения в духовных семинариях и определением Святейшего Синода от 22 января-4 февраля 1897 г. удостоено учебной премии Преосвященного Макария, Митрополита Московского. 5) Осмогласие знаменного роспева. Опыт руководства к изучению осмогласия знаменного роспева по гласовым попевкам. Сочинение (в рукописи) одобрено Учебным Комитетом в качестве учебного пособия для духовных семинарий и удостоено учебной премии Преосвященного Макария, Митрополита Московского. 6) Старинный трактат по теории музыки, 1679 г., составленный киевлянином Николаем Дилецким. СПБ., 1897 г. 7) Синодальные, бывшие патриаршие, певчие. Исторический очерк. СПБ., 1898 г. Сочинения, означенные под №№ 1, 2 и 4, приняты учебными руководствами и в Синодальном училище церковного пения и указаны во вновь утвержденной программе этого училища. С начала 1895 учебного года я состою преподавателем Синодального училища церковного пения по истории церковного пения, с чтением древних памятников его, и до начала нынешнего учебного года состояли преподавателем дидактики с методикой церковного пения. В настоящем учебном году в Синодальном училище введен новый, Высочайше утвержденный, устав, по силе которого учебные предметы могут преподавать только лица с высшим образованием и его правами. По причине этого обстоятельства я являюсь не имеющим права преподавать в Синодальном училище тех предметов, по которым учебниками приняты составленные мною сочинения, и в размере той их программы, в составлении которой, в виду нового устава, я принимал участие ближайшее. Желая точнее определить свое служебное положе-

—81—

ние в учебно-воспитательном деле Синодального училища, принимая во внимание, что я прослушал двухлетний курс наук в Московской Духовной Академии и, по силе прежнего устава 1869 года, при действии которого я учился в Академии, – мне оставалось прослушать еще один только курс и курс специальный, – решаясь указать еще на то, что я не без успеха потрудился своими сочинениями и деятельностью в учебном деле, на пользу духовно-учебных заведений, по предмету церковного пения, в пределах новых программ, осмеливаясь поставить на вид еще и то, что я не переставал, по мере возможности, пополнять свое богословское образование чтением соответствующих сочинений, – почтительнейше прошу Совет Академии принять на себя труд обсудить (и в надлежащем порядке ходатайствовать о том), каким образом возможно мне получить ученую степень кандидата богословия. Осмеливаюсь обратить внимание Совета на то, что я учился в Академии при действии прежнего устава и вышел из Академии до введения нового устава 1884 года. Положения об испытаниях на ученые степени 22 августа 1874 года §§ 36–45 следующего содержания: «Слушатели академических лекций и посторонние лица, ищущие ученой степени кандидата, подают о том на имя Ректора Академии прошение, к которому прилагают установленные аттестаты о вполне удовлетворительном знании курса наук семинарии или классической гимназии (устав дух. академ. § 142). – Время для производства устных испытаний означенным в § 36 лицам на степень кандидата полагается то же, как и для испытания учащимся, т.е. пред окончанием учебного года. – Означенное в § 37 испытание обнимает все предметы, как общеобязательные, так и специальные того отделения, по которому ищется степень кандидата и пишется рассуждение на тему, одобренную отделением по принадлежности. Если диссертация будет признана удовлетворительною, ищущий степени приглашается для словесного объяснения в подлежащее отделение по содержанию диссертации. В случае неудовлетворительности диссертации или словесного объяснения по оной, дозволяется ищущему степени кандидата представить новую диссертацию не позже шести месяцев после объявления решения о первой (устав

—82—

дух. академ. § 143). – Устное испытание означенных в § 36 лиц производится тем же порядком, какой указан для устного испытания студентов. Для кандидатской диссертации слушатели академических лекций и посторонние лица могут, если пожелают, избрать темы из числа одобренных и предложенных отделениями, или пишут на свои темы, с одобрением подлежащего отделения. – Выдержавшие испытание с успехом и представившие удовлетворительную диссертацию получают диплом на ученую степень кандидата. – Удостоившиеся по сему испытанию степени кандидата, если пожелают быть преподавателями в семинариях, могут избрать одну из групп четвертого курса для практически–специальных занятий наравне с студентами этого курса. – При прошении означенных лиц о допущении их к испытанию на степень магистра должен быть приложен диплом на ученую степень кандидата. – Устное испытание с их лиц на степень магистра и рассмотрение диссертации, равно как и удостоение этой ученой степени, производится на одинаковом основании с испытаниями студентов Академии. – Вольные слушатели и посторонние лица допускаются к испытанию на ученую степень магистра во всякое время, кроме вакаций».

Принимая во внимание вышеизложенное, покорнейше прошу Совет Академии ходатайствовать пред Высшим Начальством о применении ко мне вышеприведенных статей прежнего академического устава, при котором я учился и вышел из Академии, с тем, чтобы я допущен был к устным испытаниям и подаче диссертации на правах постороннего лица для получения ученой степени кандидата, причем я покорнейше прошу, если возможно, сделать то ограничение, – освободить меня от обязанности сдавать устные испытания по тем предметам и наукам, по которым они уже сданы были мною успешно во время моего обучения в Академии. – При сем честь имею представить и почтительнейше просить Совет Академии принять в качестве диссертации на степень кандидата мое печатное сочинение «Очерк истории православного церковного пения в России», с значительными, вновь внесенными мною, изменениями, дополнениями в тексте и особенно в подстрочных примечаниях, выдержками оригинальных текстов,

—83—

с указаниями первоисточников и обстоятельными цитатами».

Справка: 1) Студент Саратовской духовной семинарии Василий Металлов после поверочных испытаний, бывших в августе месяце 1882 года, принят был Советом Академии в число своекоштных студентов 1-го академического курса и поступил на богословское отделение; после годичных испытаний, бывших в апреле месяце 1883 года, удостоен перевода во II курс; в май месяце 1884 года – в III курс, а по определению Совета Академии от 16 августа того же года, утвержденному Его Высокопреосвященством 31 августа (т.е. уже при действии нынешнего устава духовных академий), уволен, согласно его прошению, по семейным обстоятельствам, из числа студентов Академии. 2) По § 135 устава духовных академий степени кандидата богословия и звания действительного студента студенты Академии удостаиваются при окончании полного академического курса. 3) В объяснительной записке к уставу духовных академий, Высочайше утвержденному 20 апреля 1884 года, между прочим, сказано: «При пересмотре постановлений об условиях и порядке удостоения ученых степеней, признано нужным отменить введенное уставом 1869 г. допущение посторонних лиц к испытанию в Академии на степень кандидата, а затем и магистра. В таком способе приобретения ученых богословских степеней не представляется нужды и от оного не ожидается никакой пользы: для потребностей церкви и духовного просвещения вполне достаточно контингента собственно воспитанников духовных академий; притом же Академия есть нарочито устроенное учреждение для приготовления молодых людей не только высшего богословского образования, но и известного направления и настроения, которого могут не иметь лица, для нее сторонние и вне стен ее воспитанные».

Определили: Не находя, в виду ясных указаний ныне действующего устава академического и объяснительной записки к нему, оснований к удовлетворению просьбы священника Металлова, прошение его оставить без последствий, о чем и уведомить его чрез Канцелярию с возвращением приложенных к прошению сочинений.

ХIII. Представленный редакцией академического журнала

—84—

Богословский Вестник отчет о приходе, расходе и остатке сумм редакции за 1898-й год.

Справка: Пункты 6 и 7 правил отчетности по изданию Богословского Вестника: «По окончании года, не позднее 1-го марта, редакция представляет Совету Академии отчет по приходу и расходу сумм за истекший год и отчет по книжному складу. – Совет Академии, по получении отчетов редакции, избирает комиссию из трех лиц для обревизования приходо-расходных книг редакции и книжных запасов, находящихся в редакционном книжном складе».

Определили: Рассмотрение отчета и обревизование приходо-расходных книг редакции «Богословского Вестника» и книжных запасов, находящихся в редакционном книжном складе, поручить комиссии из о. Инспектора Академии Архимандрита Евдокима, экстраординарного профессора Александра Шостьина и исправляющего должность доцента Сергея Смирнова с тем, чтобы они о последствиях ревизии представили Совету Академии свой доклад.

XIV. Отношения:

а) Совета Казанской Духовной Академии от 5 февраля за № 151: «Совет Казанской Духовной Академии честь имеет возвратить при сем в Совет Московской Духовной Академии с благодарностью книгу: Classicorum auctorum e vaticanis codicibus editorum, tomus X. Romae», прося о получении уведомить».

б) Совета С.-Петербургской Духовной Академии от 10 марта за № 519: «Совет С.-Петербургской Духовной Академии имеет честь возвратить при сем с благодарностью в Совет Московской Духовной Академии рукопись под заглавием: «Сношения России с востоком», препровожденную при отношении от 21 января 1899 года за № 18 для научных занятий профессорского стипендиата И. Щербова.

Справка: Возвращенные – книга и рукопись сданы в фундаментальную академическую библиотеку, а о получении их сообщено Советам Казанской и С.-Петербургской Академий отношениями от 13 февраля и 24 марта за №№ 25 и 47.

Определили: Принять к сведению.

XV. Отношение Управления Московского Публичного и Ру-

—85—

мянцевского Музеев от 4 февраля за № 78: «Государь Император, по всеподданейшему докладу г. Министра Народного Просвещения в 23 день января сего года, Высочайше соизволил на высылку в Московскую Духовную Академию, сроком на два месяца, для занятий профессора Голубцова, принадлежащего Московскому Публичному и Румянцевскому Музеям рукописного сборника грамот и разных документов за 1524–1724 годы, по описанию Востокова № L, на 125 листах.

Препровождая при сем, согласно отношению Московской Духовной Академии от 23 декабря 1898 года за № 583, означенный сборник, Управление Музеев имеет честь покорнейше просить о получении его уведомить, а по миновании срока сделать распоряжение о возвращении сборника в Музеи.

Справка: Означенный в отношении рукописный сборник за № L передан для научных занятий экстраординарному профессору Академии Александру Голубцову; о получении его Управлению Музеев сообщено отношением от 13 февраля за № 26.

Определили: Принять к сведению.

ХVI. Отношение Совета С.-Петербургской Духовной Академии от 4 февраля за № 165: «Экстраординарный профессор С.-Петербургской Академии Николай Никольский, встречая при своих научных занятиях надобность в рукописи, принадлежащей библиотеке Московской Духовной Академии за № 100 (ХIII века) и содержащей в себе хронику Георгия Амартола, вошел в Совет Академии с ходатайством о выписке для него в библиотеку нашей Академии означенной рукописи сроком на три месяца.

Вследствие сего, Совет С.-Петербургской Духовной Академии имеет честь покорнейше просить Совет Московской Духовной Академии выслать рукопись за № 100, содержащую в себе хронику Георгия Амартола, в С.-Петербургскую Академию для научных занятий экстраординарного профессора Н. Никольского, сроком на три месяца».

Определили: Уведомить Совет С.-Петербургской Духовной Академии, что требуемая рукопись за № 100 не может быть выслана, так как она необходима для научных занятий экстраординарного профессора Академии А. Голубцова

—86—

и одного из оканчивающих курс воспитанников Академии.

XVII. Записки экстраординарных профессоров И. Татарского и И. Попова, доцента И. Андреева, исправляющего должность доцента П. Тихомирова и библиотекаря Академии К. Попова о выписке книг, которые они считают нужным приобрести для академической библиотеки.

Определили: Поручить библиотекарю Академии Константину Попову выписать для академической библиотеки, по справке с ее наличностью, означенные в записках книги и о последующем представить Правлению Академии.

XVIII. а) Донесение библиотекаря Академии Константина Попова:

«Честь имею сообщить Совету Академии о следующих пожертвованиях, поступивших в библиотеку:

1) От Его Высокопреосвященства, Архиепископа Харьковского Амвросия, книжка: 50-летний юбилей Высокопреосвященного Амвросия, Архиепископа Харьковского.

2) От Его Высокопреосвященства, Архиепископа Владимирского Сергия, его книга: Св. Андрей Христа ради юродивый и праздник Покрова Пресв. Богородицы.

3) От Его Преосвященства, Епископа Костромского Виссариона, его поучения, говоренные в Костроме в 1897 году.

4) От Его Преосвященства, Епископа Нишког Никанора, его брошюры: а) Архипастирска посланица и б) Одговор на софистичка извиjаньа г. архим. Н. Дучита.

5) От Его Высокопреподобия, Настоятеля Покровского миссионерского монастыря архимандрита Амфилохия Лутовинова, его книги: а) Пути Промысла в развитии вселенной, в трех экземплярах, в коленкор. перепл. и б) Начатки грамматики китайского разговорного языка, в трех экземпл.

6) От Императорского Московского Археологического Общества его издание: Кавказ. Материалы по археологии Кавказа, выпуск VII.

7) От Императорского Православного Палестинского Общества его издания: а) Чтения о святой земле (XVII-XXI), и б) Воспоминания о св. земле и Афоне, Никанора, еписк. Смоленского.

8) От Управления Кавказского Учебного Округа его из-

—87—

дание: Сборник материалов для описания местностей и племен Кавказа, выпуск 25-й.

9) От Императорского Московского Общества Истории и Древностей Российских – Чтения в Обществе, 1898 г., кн. 4-я и 1899 г., кн. 1-я.

10) Из Казанской Академии – издания Академии и диссертации: а) Несмелова, Наука о человеке, том 1-й; б) П. Юнгерова, Книга прор. Амоса; в) Иеромон. Владимира (Благоразумова), Св. Афанасий Александрийский; г) Свящ. И. Галахова, Послание Св. Ап. Павла к Галатам; д) А. Кремлевского, История пелагианства; е) Н. Василькова, Т.н. «религия человечества»; ж) Н.И. Архангельского, Задача, содержание и план системы нравоучения; з) А. Миролюбова, Быт еврейских царей; и) В. Никольского, Вера в Промысл Божий; i) Н. Родникова, Учение блаж. Августина о взаимных отношениях между государством и церковью: к) Е. Темниковского, Государственное положение религии во Франции; л) Протоколы заседаний Совета Академии за 1895 и 1896 гг.; м) Годичный акт в Академии 8 ноября 1898 года.

11) Из Киевской Духовной Академии – Речь и отчет о состоянии Академии за 189⁷/₈ учебный год.

12) Из Императорского Казанского Университета: а) Д.М. Синцова, Рациональные интегралы линейных уравнений; б) М. Панченки, Солнечное лучеиспускание, части I–III, в 3-х кн.; в) П. Граве, О построении кривых третьей степени; г) П. Перова, К патологической анатомии острого отравления сулемой; д) Годичный акт в Университете 5 ноября 1898 г.

13) Из С.-Петербургского Лесного Института – Известия Института, 1898 г., выпуск 2-й.

14) Из Московского Сельско-хозяйственного Института – а) Известия Института, 1898 г., кн. 4-ая, и б) Речь и отчет в годичном собрании Института 26-го сентября 1898 г.

15) От Калужской Ученой Архивной Комиссии – Известия Комиссии, 1898 г., выпуски, 5–6, 7–8 и 9–10.

16) От Тульского Историко-филологического Товарищества – издание Товарищества: Тульская Старина, I.

17) От бывшего Инспектора Академии иеромонаха Иннокентия – его книга: Пастырское богословие в России за XIX в., и брошюры: а) Епископа Арсения, Св. Григория Паламы, мит-

—88—

ропол. Солунского, три творения, доселе не бывшие изданными; б) Его же. Георгия Схолария сочинение: «Новый мыслитель»; в) Епископа Антония, Нравственная идея догмата Пресвятой Троицы, издание 2-е и г) Его же. Письма к пастырям, издание 2-е.

18) От Протоиерея К. Никольского его книги: а) О службах русской церкви в прежних печатных книгах; б) Пособие к изданию Устава, издание 5-е; в) Об антиминсах русской церкви; г) Анафематствование, совершаемое в первую неделю Великого Поста; д) О часовнях; е) Краткое обозрение богослужебных книг, издание 4-е; ж) Об изучении церковного устава; з) Материалы для истории исправления богослужебных книг.

19) От гг. профессоров Академии духовные и светские журналы за 1898 год, 21 название в 412 томах и тетрадях, именно: а) Русский Вестник, 1–12; б) Русское Богатство, 1–12; в) Русский Архив, 1–9 и 11; г) Русское Обозрение, 1–5; д) Северный Вестник, 1–7; е) Русская Старина, 1–12; ж) Неделя, 1–16, 18–52; з) Книжки Недели, 1–12; и) Нива, 1–52; к) Ежемесячный литературные приложения к Ниве, 1–2, 4, 6, 7–12; л) Исторический Вестник, 1–12; м) Христианское Чтение, 1–12; н) Душеполезное Чтение, 1–10; о) Странник, 1–6, 8–11; и) Труды Киевской Духовной Академии, 1–11; р) Церковным Ведомости, 1–23, 25–52; с) Церковный Вестник, 3–22, 24–52; т) Московские Церковные Ведомости, 1–48; у) Братское Слово, 1, 3–5, 7–8; ф) Православный Собеседник, 1–9, 11: х) Вера и Разум, 4–20 (№ 20 в 2-х экземпл.).

20) От ординарного профессора Н.Ф. Каптерева – его книга: Сношения Иерусалимских патриархов с русским правительством в текущем столетии (1815–1844 г.).

21) От ординарного профессора И.Н. Корсунского его книга: а) Иннокентий, Митрополит Московский и б) Покровская церковь Московской Духовной Академии.

22) От иеромонаха Мефодия его брошюры: а) Калмыки Больше-дербетовского улуса Ставропольской губернии, издание 2-е, в 3-х экземпл.; б) Княземихайловский миссионерский стан Ставропольской епархии, в 3-х экземпл., и в) Историческое описание Кавказского миссионерского монастыря, в 8 экземплярах.

—89—

23) От. П.И. Щукина его издание: Сборник старинных бумаг, хранящихся в музее П.И. Щукина, 5-я часть.

24) От С.А. Белокурова его книги: а) Древнерусская картография, вып. I; б) О библиотеке Московских государей и в) Русские летописи.

25) От. Ив. Е. Евсеева, – Заметки по древнеславянскому переводу Св. Писания.

26) От и.д. доцента Академии И.М. Громогласова его книга: Третий всероссийский миссионерский съезд, выпуск 1-й, в трех экземплярах.

27) От члена Смоленского Окружного Суда Д. Бугославского его брошюра – Установление праздника в честь свв. мучеников-князей Бориса и Глеба.

28) От Священника Знаменской, в Переяславской слободе, в г. Москве, церкви Вас. Петр. Флерина рукопись в 4-ю долю листа, под заглавием: «Апоффегмата многих вещей 1746 года переписанных разных месяцов и числ тщанием и трудами собраны и переписаны студентом Василием Сахаровым, Mosquensis Academiae Theologiae auditore».

29) От E.К. Редина его книга: Ф.И. Буслаев. Обзор трудов его по истории и археологии искусства.

30) От священника Георгиевской, на Красной Горке, в Москве, церкви Н. Скворцова его книга: Храм Рождества Христова в Кудрине.

31) От преподавателя Тульской духовной семинарии М.Н. Руднева его брошюра: Резолюции и распоряжения Святителя Тихона, епископа Воронежского, по архивным документам Тульской духовной Консистории.

32) От магистра богословия Н.И. Виноградова его переводы: а) Пленники Кавказа и б) Прокаженный г. Аосты, соч. Ксавье-де-Местра.

33) От С.-Петербургского Отделения Комитета о сельских ссудо-сберегательных и промышленных товариществах – 23-й отчет Комитета.

34) С почты: Обозрение Высокопреосвящ. Арсением Казанской епархии за 1897 и 1898 г. Казань, 1898 г.

35) Из Упсальского Университета – издания Университета на шведском языке (12 названий, в 14-ти томах).

36) Чрез и.д. доцента Академии И.М. Громогласова

—90—

Сборник неизданных памятников византийского церковного права. Издал А. Павлов. СПБ. 1898 г.

37) От Вал. Лясковского его книга: «Братья Киреевсие, жизнь и труды их».

б) Отношения: 1) г. Директора Императорской Публичной Библиотеки от 3 Марта за № 463:2) Виленской Комиссии для разбора древних актов от 16 Марта за № 87:3) Калужской Ученой Архивной Комиссии от 19 февраля за № 86:4) Канцелярии Совета Императорского Человеколюбивого Общества от 8 марта за № 1069 п 5) С.-Петербургского Отделения Комитета о сельских ссудо-сберегательных и промышленных товариществах от 17 февраля за № 183, при коих препровождены в дар Академии разные книги и брошюры.

Определили: Благодарить жертвователей.

XIX. Прошения:

а) студента II курса Академии Сергея Гапонова: «По заключении врачей мне ни в коем случае нельзя продолжать занятий в настоящем учебном году. В виду сего покорнейше прошу Совет Академии разрешить подачу третьего семестрового сочинения и экзамены отложить до августа месяца.

При сем прилагаю свидетельство врача академической больницы о состоянии моего здоровья».

б) студентов I курса, греческих уроженцев, иеродиакона Дюнишя Марангудакиса и Саввы Тсолакиса (на имя Преосвященного Ректора Академии): «Поступивши во вверенную Вашему Преосвященству Духовную Академию уже по начале учебного года, мы не имели возможности прослушать полностью весь курс наук, читанный студентам 1-го курса. Слабое знание русского языка лишает нас возможности пополнить опущенное к экзаменационному времени, тем более мы не в состоянии подать письменным семестровые работы первого академического года. Указанные причины побуждают нас обратиться к Вашему Преосвященству с покорнейшей просьбой разрешить нам держать устные испытания после летних каникул, в Августе месяце, к каковому времени мы надеемся пополнить пробелы в изучении предметов I курса и подать семестровые сочинения на заданные темы».

—91—

Справка: Указом Святейшего Синода от 16 января 1891 года за № 212 Совету Академии вменено в обязанность дозволять студентам перенесение устных экзаменов на после-каникулярное время только в самых уважительных случаях и не иначе, как с особого в каждом отдельном случае разрешения Его Высокопреосвященства.

Определили: 1) Принимая во внимание, что, по засвидетельствованию академического врача, студенту II курса Сергею Гапонову для поправления действительно расстроенного здоровья необходимо отправиться в южные страны в продолжительный отпуск, ходатайствовать пред Его Высокопреосвященством о разрешении дозволить ему сдать устные испытания по предметам II курса и представить третье семестровое сочинение в августе месяце текущего 1899 года. 2) Просьбу студентов I курса, греческих уроженцев, иеродиакона Дионисия Марангудакиса и Саввы Тсолакиса, по отсутствии достаточно уважительных причин к ее удовлетворению, – отклонить.

XX. Рассуждали о назначении премий из процентов с капиталов: а) покойного Высокопреосвященного Митрополита Московская Макария – за лучшие печатные труды наставников Московской Духовной Академии и лучшие магистерские сочинения воспитанников Академии и б) покойного Преосвященного Епископа Курского Михаила – за лучшие печатные труды наставников и воспитанников Академии по Священному Писанию.

Справка: 1) В настоящее время в распоряжении Совета Академии имеются следующие премии: а) Митрополита Московского Макария – в 485 рублей – за лучшие печатные труды наставников Академии; б) его же – в 291 рубль – за лучшие магистерские сочинения воспитанников Академии и в) Епископа Курского Михаила – в 201 рубль – за лучшие печатные труды наставников и воспитанников Академии по Священному Писанию. – 2) В собрании Совета Академии 28 января текущего года на соискание премии Митрополита Московского Макария в 485 рублей представлены были сочинения: а) заслуженного ординарного профессора Академии Николая Каптерева под заглавием: «Сношения Иерусалимских патриархов с Русским правительством с половины ХVI до

—92—

конца XVIII столетия (1-я половина ХV-го тома «Православного Палестинского Сборника», 1895 г. и в текущем столетии (1815–1844 гг.)» – 2-я половина тома, 1898 г.). Издание Императорского Православного Палестинского Общества; б) экстраординарного профессора Александра Беляева под заглавием: «О безбожии и антихристе. Том I: Подготовление, признаки и время пришествия антихриста». Сергиев Посад. 1898 г. и в) исправляющего должность доцента Академии Сергея Смирнова под заглавием: «Древнерусский духовник». – Право на соискание премии Митрополита Московского Макария в 291 рубль за лучшие магистерские сочинения воспитанников Академии признано за Инспектором Академии Архимандритом Евдокимом, законоучителем Московского училища Ордена Св. Екатерины священником Иоанном Арсеньевым и преподавателями духовных семинарий: Кишиневской – Сергеем Маргаритовым, Вологодской – Иваном Тюрниным и Саратовской – Александром Прозоровским. – На соискание премии Епископа Курского Михаила в 201 рубль сочинений представлено не было. 3) Правил о присуждении премий Митрополита Московского Макария, утвержденных Святейшим Синодом, – а) п.п. 1–4 «Проценты разделяются на четыре премии, первая в 500 рублей, за лучшие печатные труды наставников Московской Духовной Академии, вторая в 300 рублей, за лучшие магистерские сочинения воспитанников Московской Духовной Академии, третья и четвертая по 100 рублей, за лучшие сочинения студентов Московской Духовной Академии, написанные ими в течение первых трех курсов. Первой премии удостаиваются сочинения, составляющие значительное приобретение или для науки вообще, или по крайней мере для русской научной литературы, которые могут быть или оригинальными исследованиями, или переводами, если только для перевода избраны сочинения важные для науки и не малые по объему, преимущественно сочинения, написанные на древних языках. В случае, если в каком-нибудь году не окажется сочинения, вполне удовлетворяющего указанным в предыдущем § условиям, премия в 500 руб. может быть разделена на две – по 250 руб., которые выдаются также за печатные труды, имеющие значительное научное достоинство, но менее капитальные.

—93—

Второй премии (в 300 руб.) удостаиваются лучшие из сочинений, написанных на степень магистра, если эта степень получена в Московской Духовной Академии, и, если автор сочинения окончил курс в сей же Академий». б) п. 6: «Сочинения, написанные на степень магистра, хотя бы авторы их состояли в числе наставников Московской Духовной Академии, не могут быть представляемы на первую премию, ни полную, ни половинную, а только на вторую; а сочинения, написанные ими на степень доктора, могут»; в) п.п. 13–15: Чрез два месяца после январского заседания Совета, в мартовском заседании происходит обсуждение достоинства представленных на премию сочинений и присуждение самых премий. Если в распоряжении Совета есть сумма для того, чтобы назначить кроме полной премии половинную, то Совет может в том же заседании назначить за сочинение второе по достоинству половинную премии. В том же заседании Совета решается вопрос, какое из сочинений, написанных на степень магистра, заслуживает премии».

Определили: 1) Премию из процентов с капитала Митрополита Московского Макария за лучшие печатные труды наставников Академии в 485 руб. разделить на две равные части – по 242 руб. 50 поп. каждая – и назначить их заслуженному ординарному профессору Академии Николаю Каптереву и экстраординарному профессору Александру Беляеву. 2) Премию из процентов с того же капитала в 291 рубль назначить Инспектору Академии Архимандриту Евдокиму за его магистерскую диссертацию под заглавием: «Св. Апостол и Евангелист Иоанн Богослов. Его жизнь и благовестнические труды. Опыт библейско-исторического исследования». Сергиев Посад, 1898 г. 3) Назначение премии Епископа Курского Михаила в 201 рубль отложить до следующего года. 4) Постановления сии представить на Архипастырское утверждение Его Высокопреосвященства.

XXI. По случаю приближающегося окончания учебного года рассуждали о вызове воспитанников духовных семинарий в состав нового (LVIII) академического курса и о назначении предметов поверочного испытания.

Справка: 1) § 109 устава духовных академий: «Совет Академии пред началом академического года, по рассчи-

—94—

слении, сколько из каждой семинарии предполагается нужным вызвать лучших воспитанников в состав нового академического курса, представляет в определенном по § 81 порядке, Святейшему Синоду о вызове таковых в Академию и вместе с сим объявляет об имеющем быть приеме в Академию для желающих поступить в оную». 2) По определению Святейшего Синода от 4 мая-3 июня 1887 года для каждого курса Академии положено по 30 казенных вакансий. 3) По § 81 лит. а п. 1. устава духовных академий «назначение предметов поверочного испытания при приеме в студенты Академии» значится в числе дел, окончательно решаемых самим Советом Академии.

Определили: В состав нового академического курса вызвать на казенный счет из семинарий: Рязанской, Тульской и Ярославской – по два воспитанника из каждой; из Вифанской, Владимирской, Вологодской, Воронежской, Калужской, Костромской, Московской, Нижегородской, Новгородской, Орловской, Смоленской, Тамбовской, Тифлисской и Харьковской – по 1-му воспитаннику из каждой, всего 20 воспитанников, а остальным 10 вакансий предоставить волонтерам. 2) Предназначение сие представить установленным порядком на благоусмотрение Святейшего Синода. 3) Об имеющем быть приеме в Академию для желающих поступить в оную напечатать объявление в «Церковных Ведомостях», издаваемых при Святейшем Синоде. 4) Устные испытания произвести в начале будущего учебного года по Священному Писанию Нового Завета, общей (до разделения церквей) и русской (до учреждения Святейшего Синода) церковной истории, латинскому языку и одному из новых языков по выбору экзаменующихся: для письменных упражнений дать три темы: по догматическому богословию, истории и обличению русского раскола и философии.

На сем журнале резолюция Его Высокопреосвященства: «1899 г. Апреля 5. По ст. VII. Согласен на ходатайство, с каковым ныне же и вхожу в Св. Синод. По ст. IX. Действительный студент академии Валериан Калюцкий утверждается в степени кандидата богословия. Прочее смотрено и утверждается».

—95—

8 апреля 1899 года

Присутствовали, под председательством Ректора Академии, Арсения, Епископа Волоколамского, Инспектор Академии Архимандрит Евдоким и члены Совета Академии, кроме профессоров: В. Ключевского, не присутствовавшего по болезни, и С. Глаголева, находящегося в заграничной командировке.

Слушали: I. Отношение Канцелярии Обер-Прокурора Святейшего Синода от 27 марта текущего года за № 2085: «По утвержденному г. Синодальным Обер-Прокурором 17 марта 1899 года докладу Учебного Комитета при Святейшем Синоде, кандидат Московской Духовной Академии Иван Захаржевский определен на должность учителя русского и церковно-славянского языков в старшие классы Симферопольского духовного училища.

Канцелярия Обер-Прокурора Святейшего Синода долгом поставляет сообщить о сем Совету Академии для сведения и зависящего распоряжения».

Справка: По распоряжению Преосвященного Ректора Академии кандидату Захаржевскому дано знать о состоявшемся назначении его на духовно-учебную службу.

Определили: Принять к сведению.

II. Ведомость Ректора Академии Арсения, Епископа Волоколамского, о пропущенных наставниками Академии лекциях в марте месяце текущего года, из которой видно, что: а) по болезни: исправляющий должность доцента И. Громогласов опустил 4 лекции, заслуженный ординарный профессор В. Ключевский, экстраординарные профессоры И. Татарский, А. Введенский, А. Спасский и И. Попов и доцент И. Андреев – по 2 лекции, ординарный профессор Н. Заозерский и экстраординарный профессор А. Шостьин – по 1 лекции; б) по семейным обстоятельствам: ординарный профессор В. Соколов и экстраординарный профессор А. Спаский – по 2 лекции.

Определили: Ведомость напечатать вместе с журналами Совета Академии.

III. Отзывы о сочинении кандидата Московской Духовной Академии выпуска 1894 года священника Григория Мозолевского под заглавием: «Обличительная речь Господа нашего Иисуса

—96—

Христа против книжников и фарисеев». Харьков, 1896 г., представленном на соискание степени магистра богословия: а) ординарного профессора Академии по кафедре Священного Писания Нового Завета Митрофана Муретова.

«Сочинение состоит из коротенького введения, сообщающего об отношении речи Господа, помещенной в 23-й главе евангелия Матфея, к сходственным местам в евангелиях Марка и Луки, – о времени, поводе и составных частях речи (стр. 1–7), и двух частей: в первой излагаются общие сведения о книжниках-фарисеях, обличаемых Христом (стр. 7–42), – во второй пословно толкуется самая речь Господа (стр. 43–182).

Недостатки сочинения: 1) Неполнота в изучении источников и пособий предмета. Автору неизвестны даже такие, в своем роде классические, труды, как Велльгаузена исследование о фарисеях, Делича дополнительные Horae hebraicae, Вебера иудейское древне-синагогальное богословие, Леви словари к Таргумам, Талмуду и Мидрашимам, – Суренгузия издание Мишны, – Уголино Thesaurus, где имеется издание и перевод многих талмудических трактатов и древних мидрашимов, – Вюнше извлечения на немецком языке агадической части Вавилонского Талмуда и переводы древних мидрашимов, – Тишендорфа большое восьмое издание греческого текста Нового Завета, – Винера грамматика, – и весьма многое другое. 2) Эта неполнота изучения источников и пособий естественно должна была повести за собою и неполноту в изучении самого предмета. Автору остались неизвестны многочисленные, уясняющие евангельский текст, данные о фарисеях и книжниках-раввинах, как например, умалчивая обо всем другом, даже известное деление фарисеев на семь или вообще на несколько классов, содержащее в себе едва не буквальную параллель указываемым в евангелии Матфея недостаткам современного Христу фарисеизма. 3) Данными источников автор пользуется без проверки их по подлинникам, заимствуя эти данные иногда из отдаленных популяризаций ученых, в роде Фаррара, Прессансе и под. Не говоря уже о памятниках иудейско-раввинской письменности, даже Иосифом Флавием наш автор пользуется не только не по новейшему изданию Низе, но даже и не по греческому подлин-

(Продолжение следует).