Январь

«Якоже посла Мя Отец, и Аз посылаю вы» Ин.20:21.

«Идите паче ко овцам погибшим дому Израилева» Мф.10:6.

«Скорбь ми есть велия по братии моей» Рим.9:1–3.

С наступившим новым 1901 годом внутренняя миссия нашей отечественной церкви вступает в новое и это не в первое уже столетие своей духовно-просветительной деятельности. И на всём этом пути своей многовековой службы Церкви Божией и заблудшим братьям нашим внутренняя миссия встречается неизменно – из года в год, из века в век с одним заблуждением, которое является непреодолимым тормозом в развитии этого св. дела, и от которого, как от тяжкого ига, естественно миссия желала бы освободиться как можно скорее в новом веке. Мы имеем в виду всем хорошо знакомое общераспространенное мнение, что миссионерствовать должны будто бы только миссионеры, и даже с добавлением в качестве аргумента к этому мнению, – что на то они и миссионеры, чтобы миссионерствовать… Себе же в этом общецерковном, великом и святом деле религиозного перевоспитания сидящего во тьме заблуждений люда не только миряне – пасомые, но и большинство пастырей отмежевали место зрителей, безучастно, лениво наблюдающих за работой миссионеров и иногда только любопытствующих и то скорее с иронией, чем с тою радостью, которая бывает «у ангелов и о едином кающемся грешнике», на счет того, сколько миссионер обратил раскольников или сектантов в лоно Церкви. При этом слишком часты случаи, когда члены церкви, приходская среда, люди общества не только не стараются оказать содействие миссионеру, но даже вырывают то, что миссионерство насаждает, – им посеянное доброе семя забрасывают камешками своего вольнодумства, религиозного индифферентизма и безбожного небрежения к делам веры и Церкви православной. И тем не менее после этого позволяют себе со спокойной совестью недоумевать, почему это «миссионерские труды награждаются всходами хилыми». Но, что всего гибельнее для успеха миссии и печальнее, это то, что настоящее заблуждение и в отношении к миссионерству и миссионерам глубоко укоренено не в среде только мирян, но и в самом приходском духовенстве. Нередко, очень даже нередко можно встретить приходских пастырей, которые смело разделяют своих прихожан на собственных пасомых и на чужих овец, разумея под последними раскольников и сектантов. Первых, по их разумению, обязаны пасти они, а вторых ведать – долг миссионера. Раз существует миссионер, рассуждают таковые беспечные, близорукие пастыри, то ему и книги в руки: пусть он и считается с отпадшими, а нам священникам – только бы своих овец упасти и в требах удовлетворить. Подобные воззрения есть плод неправильного понимания существа миссии и проистекают из желания приходского священника оставить для себя как можно менее работы собственно пастырско-просветительной, да и этой – только более спокойной; покоятся они на хитросплетенных софизмах и ведут только к уменьшению всё большему и большему деятельности священника со стороны уменьшения количества объектов её, за уходом их в раскол и сектантство. При этом рассуждающие так иереи в своё оправдание указывают на порядки, существующие во внешней среди язычников миссии. Посмотрите, говорят не миссионерствующие пастыри, на внешнюю миссию, кто там работает? – все лишь одни миссионеры; а приходских священников там нет совсем. Но и это оправдание – говоря простым, но выразительным русским языком, только замазывание дела, а не выяснение его. Правда, во внешней миссии подвизаются главным образом миссионеры.

Но в таком ли они положении к самому делу, в каком деятели внутренней миссии? Наши миссионеры имеют в своём ведении обширнейшие районы, целые епархии и области, сотни и более приходов, сел и деревень, зараженных расколом и сектами, где ему обязательно нужно побывать для бесед, исследования, руководства, организации приходской миссии; там, во внешней миссии – миссионер только изредка переезжает из одного района своей деятельности в другой; следовательно, он становится к жителям данной местности на тот или другой срок в положение приходского священника-миссионера. Это – одно. Другое – как только явится хоть небольшое количество христиан, так сейчас же спешат ставить к ним священника; следовательно, также устрояют дело миссии, как оно и должно быть, и как существует дело у нас во внутренней миссии, т. е. с миссионером и священником-миссионером.

Всё это, конечно, не ново и давным-давно известно, но повторить и оживить в памяти, особенно в начале нового лета и века, далеко не бесполезно; пора рассеять тот туман, под покровом которого дело нашей внутренней миссий вступает в новый век. Многие еще, и ныне склонны думать, что привлечение приходских священников к миссии зависит от произволения власти епархиальной и составляет якобы ухищрение епархиальных или там окружных миссионеров, желающих свалить трудную поклажу со своего на чужой воз, и что будто бы это не есть насущная потребность, вытекающая из дела и из условий нашего времени. Пусть же у врат нового XX века православное русское пастырство проникнется сознанием той истины, что тогда только дело миссии может быт почтено поставленным в надлежащее положение, и успех её – верно обеспеченным, когда приходские священники раскольников с сектантами признают не за чужих, а также за собственных овец и потщатся, подобно доброму евангельскому пастырю, не страшась гор, идти на поиски заблудших овец своих, возложат их на свои рамена и приведут в ограду церкви, где будут и их пасти словом учения, вразумления и страха Господня. Да, об этом все, кому дорога миссия, должны повторять и повторять; повторять громко, чтобы истинность этого миссионерского догмата стала очевидной и для нежелающих видеть её.

Но, благодарение Господу Богу, – истинное понимание дела миссии всё шире и глубже распространяется и проникает в сознание если не мирян, то в среду богословствующего юношества и приходского духовенства. В рядах последнего с каждым годом все чаще и чаще появляются искренно желающие миссионерствовать, трудиться для спасения и вразумления заблуждающихся и нелицемерно пасти всю свою паству, не разделяя её на чужих и своих. Эти ревнующие о миссии деятели – люди новые, в большинстве случаев молодые и малоопытные. Поэтому от них часто слышатся просьбы поруководить их деятельностью, научить их, как и в чём они могут быть полезными миссии, точно определить им сферу влияния на расколо-сектантскую среду и указать средства для сего.

В последнее десятилетие истекшего века, с целью поднятия миссионерской деятельности среди духовенства духовным начальством – епархиальным и высшим – даны те или другие указания и разъяснения, изданы и издаются руководящие циркуляры. Но всё это является отрывочно, по тому или другому поводу, так что вся сфера миссионерской приходской деятельности священника доселе остается точно не регламентированной. И желающие работать часто остаются не у дел, не зная и не умея, как и куда приложить руки.

Итак, на основании всего сказанного более чем когда-либо наш орган считает своим долгом напомнить ту непреложную истину, что дело миссии вперед не пойдет, пока не сознают пастыри приходские, что они первые и самые главные миссионеры; пока не убедятся они, что при их равнодушии к миссии приходской, при их отчужденности от неё – один епархиальный миссионер малополезен, и пока, проникнувшись этим сознанием, не возьмутся со всей энергией и мощью, присущими духовному ведомству, когда исторические судьбы церкви и отечества поднимают его дух, – за самое настоящее, живое дело приходского миссионерствования. Конечно, приходское миссионерствование не исключительное лишь дело среди самых разнообразных служебных занятий пастыря, но, повторяем, оно главное, и пастырь ни на минуту не должен опускать этого дела. С другой стороны, на нашем специальном органе лежит обязанность касательно выяснения того, как же священнику устроить приходскую миссию, как её вести, в чём выражать. Выяснение вопроса этого как нельзя более благовременным является опять-таки ныне, когда подводятся итоги прошлому и обсматриваются пути к благоуспешному деланию в новой стадии времени. Тем более, что существуют инструкции для епархиальных миссионеров, но ничего подобного нет для приходского миссионера священника. Этот-то пробел давно пора, а ныне, повторяем, существенно необходимо восполнить. Наша редакция всегда сознавала важность этого дела и по мере возможности старалась помогать приходским пастырям в устроении приходской их миссии. В настоящий раз мы хотим исполнить это с тем большею готовностью, что имеем пред собою опыт первой, но достойной внимания, полной, целостной инструкции приходским священникам для борьбы с расколом, Инструкция эта составлена по инициативе и под ближайшим наблюдением благопопечительного о миссии Олонецкого Архипастыря, еп. Назария, съездом миссионеров этой епархии для местного духовенства. Эта инструкция раздельно и точно обнимает собою всё, что касается приходской миссии, и в чём эта последняя выражается, верно и справедливо очерчивает круг миссионерской деятельности всякого пастыря приходского. А потому мы решились этот опыт, расширив его и пополнив в отношении миссии против сектантства, предложить вниманию читателей, в форме «новогодней миссионерской памятки». Мы питаем надежду, что читатели наши – приходские пастыри – со вниманием примут нашу памятку, воспользуются ею в своей новогодней деятельности на поприще миссии. Наша памятка обнимает лишь личную миссионерскую деятельность приходского пастырства. В одной из следующих книжек мы надеемся представить читателям опыт инструкции, касающейся вопроса о привлечении мирян и вообще приходских сил и учреждений к делу миссии.

Если где-либо хорошо сознана справедливость пословицы, что один в поле не воин, то тем более она приложима к делу миссии. Но кто же помощником может быть священнику? Конечно, прежде всего низшие члены клира – диаконы и псаломщики, а за ними и миряне – люди благочестивые, ревнующие о православной вере и грамотные; таковыми вполне могут быть и дети-школьники. На этих помощников за последнее время обращено серьезное внимание и приходских священников, и миссионеров. А нам хорошо известны опыты, когда священники из школьников устрояют целый полк миссионеров – помощников себе. Привившееся у одних имеет по самой сущности своей все основания привиться и в других селах. Но об этом после, а теперь перейдем к инструктированию личной миссионерской деятельности приходского пастыря.

* * *

§ 1. Каждый приходской священник, по долгу своего пастырского служения, есть первый миссионер в своём приходе и обязан непрерывно вести миссионерское дело, действуя против раскольников и сектантов всеми зависящими от него мерами. Поэтому «учреждение епархиального и окружных миссионеров с их помощниками, действующих в указываемых им пределах и только временно посещающих местности, зараженные расколом, отнюдь не освобождает приходского пастырства от миссионерской деятельности» (Прав. об устр. мис., утвержд. Св. Синодом 25 мая 1888 г.).

§ 2. Миссионерская деятельность священника в приходе должна быть двояка: А) по отношению к православным и Б) по отношению к раскольникам и сектантам. По отношению к православном она должна быть направлена а) на утверждение их истинной веры и чистой нравственности и б) на ограждение их от влияния расколо-сектантства и от других неправоверующих, а по отношению к заблудшим и отторгнувшимся от тела – на вразумление и воссоединение их с православною Церковью.

§ 3. Для утверждения православного приходского населения в истинной вере и нравственности священники обязаны:

а) проводить жизнь свою честно и благочестиво, отечески обращаясь с пасомыми, помня слова апостола: «образ буди верным словом, житием, любовью, духом, верою, чистотою» (1Тим.4:12);

б) «постоянно внимательно и непременно истово совершать на себе крестное знамение и преподавать благословие другим, – всегда благоговейно и согласно с уставом церкви совершать общественное богослужение, а также частные церковные службы и домашние требы, с вразумительным и внятным чтением и пением молитвословий» (Прав. об устр. мис. § 8, а);

в) обучать прихожан истинам православной веры и нравственности в храме при отправлении богослужений, на внебогослужебных собеседованиях, в домах прихожан, при отправлении треб и молитвословий и при всяком удобном случае, памятуя завет апостола: «проповедуй слово, временне и безвременне, настой, обличи, умоли со всяким долготерпением и кротостью» (2Тим.4:2).

§ 4. Для ограждения православных прихожан от заражения лжеучениями раскола и сектантства священник должен: а) во всякое время хорошо знать не только число заблудших чад своего прихода, но и лично знать каждого из них и «вести особую от исповедных росписей запись раскольников и сектантов, с подразделением её на две части: первую для внесения раскольников и сектантов, значащихся таковыми от рождения, и вторую для уклонившихся в раскол и секты, с указанием числа лет уклонения». (Ук. Св. Синода от 26 мая 1900 года за № 5);

б) зорко следить за всеми движениями и явлениями, происходящими в жизни расколо-сектантства в своём приходе, и немедленно доводить до сведения епархиального начальства и (одновременно) окружного миссионера или его помощника о всяком отдельном случае отпадения в раскол (см. тот же указ) и присоединения к православной Церкви;

в) своевременно иметь точные и верные сведения о состоянии расколо-сектантства в своём приходе, именно: какие раскольнические толки и согласия существуют в приходе, какие расколо-сектантские мнения наиболее распространены в среде отщепенцев в данное время и соблазняют православных, кто из главарей раскола или сектантства занимается исправлением духовных треб для местного расколо-сектанского населения, а равно и распространением и укоренением лжеучений в приходе и руководит местной общиной, не появляются ли расколоучителя из чужих приходов, не обращаются ли между расколо-сектантами какие-либо вновь составленные раскольнические сочинения и цветники (сборники) и друг. противоправославные издания и рукописные тетрадки.

г) «предупреждать своих прихожан о возможности влияния на них со стороны раскольников и сектантов, выясняя им заблуждения тех и других и указывая, как относиться к отпадшим, чтобы, напротив того, самим произвести на них благотворное влияние». Для достижения этой цели священник должен:

1) произносить поучения, направленные к раскрытию заблуждений раскольников и сектантов и «к разъяснению тех именно истин св. веры, правил христианской жизни, обрядов и таинств православной Церкви, которые составляют предмет разномыслия и лжеучений отделяющихся от Церкви» (Прав. об устр. миссий, утвержд. Св. Синод. 25 мая 1881 г. § п. б.);

2) вести внебогослужебные и домашние беседы и чтения о тех же предметах:

3) сообщать в школах на уроках Закона Божия дополнительные сведения по истории и обличению раскола и сект, применительно одобренным программам миссионерскими съездами и епархиальными начальствами.¹

4) «распространять в народе книги, брошюры и листки с кратким, но основательным раскрытием заблуждений раскольников и сектантов, с ясным и вразумительным, изложением учения православной Церкви о предметах разномыслия раскольников и сектантов с учением Церкви» (Прав. об устр. мис. § 8, п. д.).

§ 5. Предупреждая православных, разъясняя им заблуждения раскольников, священник должен поступать и выражаться спокойно, обличать сектантское лжеучение тоном, достойным служителя алтаря, без всякого раздражения, язвительности, но с сострадательною христианскою любовью и всяческою осмотрительностью, остерегаясь подробного и реального изложения лжеучения и беззаконий отступников, чтобы не вызвать ожесточения со стороны отделяющихся от Церкви и тем не погубить плодов своих начинаний, а с другой, стороны, чтобы не породить соблазна в православных чадах церкви, – не вызвать брожения грешной мысли и нечистых чувствований.

§ 6. Священник должен смотреть на раскольников и сектантов, как на людей, хотя и заблуждающих в вере и удалившихся от Св. Церкви, но желающих спасения, и заслуживающих с его стороны не пренебрежения и осуждения, а сожаления и забот об обращении на путь православной истины, потому что раскольники и сектанты – не чужие овцы, а его же собственные, только заблудшие.

§ 7. Сообразно с таким взглядом приходский пастырь должен относиться к отпадшим с милосердствующею отеческою любовью, «которая не ищет своего, не раздражается, не радуется неправде, всё переносит» (1Кор.13:4–7) – и пастырь-миссионер терпеливо должен переносить их обычные дерзости и грубые выходки, стараясь «действовать на заблудших преимущественно состраданием, благожеланием, убеждением, раскрытием душевной пагубы их отпадения от Церкви, а также и страхом праведного Суда Божия по смерти», но никак не угрозою наказания, мерами суда и полицейской расправы, – тюрьмой, ссылкой и проч.

§ 8. При всяком удобном случае, священник должен вести частые беседы с приходскими раскольниками или сектантами о предметах разномыслия их с православною Церковью, а время от времени и публичные такого же характера.

§ 9. О времени публичных бесед следует заблаговременно извещать прихожан, как православных, так и заблуждающихся, чрез соседей, сельских должностных лиц, волостные правления. Во время беседы нужно обращать особенное внимание на отщепенцев и проч. грамотных, начитанных и более желающих познать истину, а после беседы – стараться стать с таковыми в более близкое и живое общение. Если же, не смотря на извещение, отпавшие не явятся на беседу, то священнику не нужно смущаться этим, а следует беседовать с одними православными, на которых раскол или сектантство так или иначе оказывает влияние, разъяснять лживость и душепагубность учения местного расколо-сектантства и объяснять отсутствие раскольников или сектантов на беседе сознанием полного бессилия их защитить свои верования.

§ 10. Для публичных бесед должны быть избираемы помещения, по возможности удобные и просторные: училища, волостные правления и подходящие дома частных лиц; в летнее же время, смотря по удобству, они могут происходить и на открытом воздухе. В храмах собеседования могут быть открываемы в случаях исключительных, с большею осмотрительностью и лишь в том случае, когда есть полная надежда, что собравшиеся на беседу не причинят оскорбления святыне храма (Деян. 3 Всерос. мис. съезда в Казани, стр. 204 и прав. об устройст. мис. § 14).

§ 11. На беседах а) с раскольниками священник должен сообщать правильное понятие о первоисточниках веры, – о свящ. Писании и в частности Евангелии и свящ. Предании – и внушить должное к ним уважение; разъяснить значение соборных постановлений и святоотеческих писаний, отличие их от уважаемых старообрядцами книг; утвердить в умах раскольников и православных правильное понятие о догмате и обряде и различии между ними, а затем говорить и об обрядовых разностях и, наконец, разъяснить слушателям, что исполнение Евангельских заповедей выше и обязательнее исполнения внешних обрядовых предписаний (Мф.23:23); должно говорить также и о предтечах второго пришествия Христова на землю и о лице антихриста. Но главным предметом противораскольничьих бесед должно быть учение о Церкви Христовой – о существенных и неизменных её принадлежностях, вечности и неодолимости её. В частности, следует раскрыть то положение, что вне Церкви Христовой нет спасения, так как в ней только содержится Божественное Откровение во всей своей полноте и неповрежденности, в ней только пребывает Дух Святой, дары Которого сообщаются верующим в таинствах церковных; что богослужебные действия, совершаемые в обществах раскольников и по внешности напоминающие таинства Церкви, не действительны, так как совершаются лицами, на то не призванными Богом, не облагодатствованными (Прав. об устр. мис. § 15).

б) Что касается вопроса о начальных предметах для миссионерских полемических собеседований с сектантами рационалистических толков то практика миссионерская здесь не одинакова. В большинстве случаев беседы начинаются с выяснения догмата о священном Предании, при чем здесь имеется в виду твердо установить учение православной Церкви об источниках вероучения, чтобы затем в последующих своих беседах иметь возможность обосновывать на священном Предании православное учение о других пререкаемых сектантами вопросах веры, имеющих своё незыблемое основание в божественном откровении, незаписанном в книгах священного Писания, но хранимых Церковью от времен апостольских. Наряду с этим беседы с последователями рационалистических сект начинают с выяснения вопроса о Церкви, как основном пункте христианского вероучения о спасении человека.

в) Программа бесед с последователями мистических сект – с хлыстами, скопцами и др. должна быть тесно связываема с системою их учения. В основе хлыстовского учения лежит антропоморфическое представление о божестве, которым человек будто бы может овладеть, сбросивши с себя узы плоти. Первый человек, победивший плоть, Иисус Христос и стал Богом. Он не умер и вновь появляется в них – хлыстах. Если и теперь есть христы, то есть возле них и богородицы, и ангелы и т. д. И в теле можно доходить до состояния вне тела, когда «дух накатит». Радения – «работа Господу», лучшее средство достичь изнурения плоти, внетелесного состояния. Другим средством служит строгий пост, гнушение мясом, вином. Хлысты не признают брака по той же причине, как и николаиты, упорно уклоняются от присутствия на свадьбах, крестинах, от обязанности крестных отцов и матерей. Сходясь в существенных пунктах учения, хлысты делятся на много толков: есть общины, у коих культивируется в широких размерах свальный грех, есть и удерживающиеся от него, есть приближающиеся к духоборчеству, молоканству, духовной штунде; у всех их общее – радения. Беседы с хлыстами миссионерская практика рекомендует вести по следующей программе: 1) о Боге – Существе непостижимом и человеке – твари – ограниченном, безмерно различном от Бога, о неповторяемости воплощения Христа и различии между Богочеловеком и нами; 2) о втором пришествии Иисуса Христа, которое еще будет и о хлыстовских лжехристах и их штате богородиц, ангелов и т. п.; 3) о дарах Св. Духа и различии между пророками истинными и хлыстовскими; 4) о браке и о великом значении жены и матери-христианки; 5) о средствах угождения Богу: не радениями, а верою и делами добрыми; 6) о пищи; 7) о священстве и праве богослужения; 8) о причащении под видом хлеба и вина истинного Тела и Крови Христовой; 9) о церкви и самочинных обществах и 10) о св. Писании и ложной книге животной.

Принимая также во внимание, что сущность учения хлыстов полагается в стремлении к телесному непосредственному, так сказать, физическому общению с Богом, откуда у них вытекает учение о радениях и изнурительном строгом посте, то с хлыстами можно также начинать беседы с учения о Церкви, направляя доказательства к тому, что только в ней одной можно вступить в Богообщение. Дальше нужно вести беседы о средствах Богообщения, Св. Таинствах, причем попутно нужно разбирать, конечно, и хлыстовские воззрения.

Вообще же нужно сказать, что живое слово собеседования с сектантами, а равно и раскольниками, есть дело творчества, и собеседнику рабски следовать букве плана собеседования не следует, а необходимо его видоизменять сообразно различным местным условиям. Иногда необходимость вызывает прямо начать беседы с того боевого вопроса, который наиболее волнует умы приходского населения, безотлагательно нуждающегося в успокоении своей совести.

§ 12. «Каждое собеседование должно не только начинаться и оканчиваться, но и прерываться общим пением молитв, псалмов и песнопений» (Прав. об устр. мис. 16). Пение освежает и обновляет утомленную мысль и внимание слушателя и поднимает дух ревности по вере.

§ 13. За разрешением недоумений относительно собеседований с расколо-сектантами и по другим вопросам, касающимся внутренней миссии, священник должен обращаться устно или письменно к епархиальному и окружному миссионерам, как ближайшим советникам и соработникам на поприще миссионерского служения Церкви Божией.

§ 14. О своей миссионерской деятельности и о всём выдающемся в жизни местного расколо-сектантства, о затруднениях, встречающихся при исполнении своих обязанностей, о проведенных беседах, о лицах, принимавших участие в беседах, о возражениях, делаемых совопросниками, о посещениях прихода миссионерами и т. п. священник должен вести приходскую миссионерскую летопись, которая должна храниться, как важный церковно-исторический документ.

§ 15. Для успешного ведения бесед священнику предварительно необходимо приобрести особые, специальные знания по полемике с расколом и сектами. Такие познания можно приобрести из книг апологетического и полемического содержания, а потому каждый священник, независимо от окружной библиотеки миссионерской, должен завести при своей церкви приходскую миссионерскую библиотеку, заключающую самонужнейшие для сего дела книги и периодические миссионерские издания.

§ 16. При ведении бесед священнику полезно руководствоваться следующими методическими правилами:

а) Важнейшие предметы нужно разъяснять с особенным старанием и вообще не спешить с окончанием беседы, а добиваться того, чтобы все поняли. Поэтому следует избегать школьной терминологии и понятий слишком отвлеченных, вести беседу живою речью (но отнюдь не по тетрадке и записям).

б) На каждую публичную беседу должно являться после тщательной подготовки и с хорошо обдуманным планом собеседования, потому что в противном случае его беседа может принести более вреда, чем пользы.

в) Если раскольники или сектанты будут настаивать на решении вопросов, не относящихся к предмету данной беседы, то следует или отклонять решение этих вопросов до другого раза, или давать на них краткие ответы, а потом снова возвращаться к главному предмету беседы, по окончании же беседы следует кратко повторить её содержание и непременно сделать прочувствованное заключение, обращенное к сердцу слушателей.

г) Всякая беседа отнюдь не должна иметь характера бесполезного спора, а должна быть серьезным, спокойным рассмотрением предмета и основательным опровержением нареканий и возражений со стороны раскольников.

д) Во время беседы священник должен соблюдать по отношению к раскольникам и православным совопросникам полное спокойствие, самообладание и беспристрастие, потому что раздражительность и не прилична пастырю и вредит делу.

§ 17. Так как полицейские меры – не меры Церкви, то священник по миссионерскому принципу не должен бы совсем входить в непосредственное сношение с гражданскою властью, решаться же на это, испытав все свои меры духовного воздействия и то с большою осторожностью и только в крайних случаях, каковы: а) появление в приходе кого-либо из вожаков расколо-сектантства, производящих особенный соблазн, или смуту в населении, б) нарушение церковного благочиния, в) опасение за личную безопасность и т. п.

§ 18. Возбуждать судебные дела против раскольников священник должен только чрез Епархиальное Начальство, но отнюдь не чрез местную полицейскую власть. Такие дела можно возбуждать, когда, наприм., священник заметит и убедится:

а) в публичном оказательстве раскола, именно 1) когда раскольники устрояют молитвенные дома без надлежащего разрешения, 2) устрояют торжественные процессии и крестные ходы, 3) производят при своих собраниях колокольный звон, 4) допускают публичное пение при погребении умерших и 5) публичное употребление мантий, клобуков, ряс и вообще монашеского и священнослужительского одеяний;

б) в действиях, могущих производить соблазн среди православных, каковы всякие действия противные православной вере, и в особенности публичные хула и насмешки над правилами и обычаями православной Церкви и над теми, кто оные соблюдает,

и в) в совращении ими в раскол и секты православных. В этом последнем случае священник должен руководствоваться 56 ст. Уст. о пред. и прес. прест.

§ 19. Если кто-либо из раскольников пожелал оставить свои заблуждения и присоединиться к православной Церкви, то «священник, по тщательном испытании искренности раскаяния его в заблуждениях, присоединяет его по чину церковному, берет с него подписку о пребывании в православии и записывает присоединение в метрическую книгу. В сомнительных случаях священник испрашивает от преосвященного разрешение предварительно присоединения» (См. ст. 58. Уст. о пред. и прес. преступл.).

Примечание. В метрическую книгу следует записывать присоединение только рожденных и крещенных в расколе или в сектантстве.

§ 20. Самое присоединение следует совершать по «Чину, како приимати раскольников, в соединение с православною Церковию приходящих», напечатанному в приложении к книжке митр. Платона «Увещание во утверждение истины» и отдельно. «При этом над принимаемыми чрез миропомазание (как должны быть принимаемы все рожденные и крещенные в расколе), если они присоединяются не на правах единоверия, таинство миропомазания должно совершаться по употребляемому в церкви «Чиноположению», над присоединяемыми же на правах единоверия – по старопечатному Требнику, т. е. с известными дополнениями при помазании членов тела (Прав. об устр. мис. § 24).

§ 21. О всех возвратившихся в православие раскольниках церковные причты должны представлять, кроме особых донесении Епархиальному Преосвященному о каждом присоединении порознь,² общую ведомость однажды в год к 15 января следующего года, за подписью всего причта, совершавшего присоединение.³

Итак, да будет же настоящая, приносимая нашим читателям, как новогодний посильный дар любви к делу, и деятелям, «Миссионерская Памятка», составленная на основании распоряжений духовной власти, отзывчиво принята приходским пастырством и да сослужит она для него службу столпа огненного, освещающего приходской миссии путь в умы и сердца темного расколо-сектантского мира!

Со времени основания на земле Церкви Христовой из её состава выделилось и по сей день выделяется не мало бывших её членов, которые по отпадении обыкновенно соединяются в отдельные общества или секты. Поводом для такого выделения всегда служило и служит разногласие во взгляде или на основные догматы христианского учения, или на более или менее второстепенные вопросы веры и даже обряды. В первом случае Церковь отпадающих от неё членов называет еретиками, во втором случае – раскольниками.

Но кроме этого деления церковных отступников есть еще другое, которое определяется отношением отступающих от Церкви не к содержимому ею учению, а к самой Церкви, как единственной хранительнице и истолковательнице богооткровенных истин. С отпадением, одни из отступников не утрачивают истинного понимания существа Церкви, если не дух, то внешние учреждения которой они стараются удержать в возможной полноте. Примером такого отпадения могут служить наши старообрядцы так называемого поповского толка. Известно, сколько усилий употребили они на то. чтобы добиться своей собственной иерархии, и как только им показалось, что цель достигнута, они поспешили организовать свою общину на началах православия, т. е. учредили у себя три степени иерархии, стали совершать богослужение, таинства и обряды по чину церковному, хотя и по старым книгам, постановили созывать соборы для обсуждения недоуменных вопросов, словом, стали по возможности во всём копировать ту Церковь, от которой отделились. Этим своим образом действий старообрядцы показали, что, хотя они и отступили от истинной Церкви, но понимания её существа они не утратили: они, очевидно, ясно сознают, что вне Церкви невозможно ни истинное понимание богооткровенных истин, ни спасение благодатью только в Церкви живущего Св. Духа. Коренная их ошибка заключается в том, что они свою частную общину признают за Вселенскую Церковь.

Совсем иным характером отличаются те отступники, которые, отделяясь от Церкви, утрачивают вместе с тем и понимание её истинного смысла. Характерную особенность составляет то, что каждому отдельному лицу они усваивают те права и преимущества, которые Божественный Основатель Церкви даровал только ей одной. Они, например, думают, что каждый человек, отдельно взятый, может сам собою и достигнуть уразумения богооткровенных истин, и вести жизнь, согласную с этими истинами. Сообразно с тем, какая способность человеческого духа признается орудием познания религиозных истин, представители этого направления подразделяются на два толка или фракции: одни на первый план выдвигают логический рассудок и поэтому называются рационалистами; другие думают, что истинное познание Бога и его откровенных истин возможно лишь в акте непосредственного созерцания, орудием которого служит возбужденное воображение и разгоряченное чувство. Представители этой фракции называются мистиками. В действительной жизни эти два направления нередко сливаются в одно, с примерами чего легко можно встретиться среди нашего южно-русского сектантства. С точки зрения истинной Церкви это подразделение отступников на рационалистов и мистиков серьезного значения не имеет, так как и те и другие сходятся в том, существенно важном отношении, что, рассчитывая на свои естественные личные силы, одинаково отрицают безусловное значение Церкви в деле спасения человека. Правда, и рационалисты, и особенно мистики, верят, что и отдельная личность, взятая сама по себе, независимо от её отношения к Церкви, может стать орудием проявления Св. Духа; но, не говоря уже о том, что эта вера противоречит прямому учению Церкви, лучшим опровержением этого мнения может служить история, которая наглядно показывает, до какой нелепости, до какого сумасбродства может дойти человек, в гордом самомнении вообразивший себя органом действия Духа Божия. Ведь все эти самозванные саваофы, христы, богородицы, пророки, которыми кишит наш сектантский мир, суть не что иное, как плод воспаленного, кощунственно направленного воображения, развившегося на почве веры в непосредственное воздействие Св. Духа на каждого отдельного человека.

Хотя в действительной жизни, как сказано, рационализм часто встречается рядом с мистицизмом, но, благодаря воздействию разнообразных исторических, этнографических, бытовых и многих других причин, каждая секта, каждый отдельный толк отличается своими особенностями, которые, между прочим, характеризуются преобладанием одного из указанных начал над другим. Такою отличительною чертою нашего южно-русского сектантства, известного под именем штундизма, является рационализм. В виду этого и мы, сообразно с нашей задачей, постараемся дать понятие о рационализме и указать его значение в религиозной жизни человека.

Слово рационализм, как известно, произошло от латинского ratio. В нашем литературном языке из этого корня возникло два ряда слов, далеко не тождественных по своему смыслу. От него произошло слово: во-первых – рациональность, рациональный, во-вторых – рационализм, рационалистический. Слово «рациональный» мы употребляем обыкновенно в смысле разумный; под разумностью же понимаем равномерное, гармоническое проявление всех сил и способностей нашего духа. Рациональным, разумным мы называем такой образ действий, в котором рассудочная мысль действует согласно с законами человеческого мышления, чувство не выходит за пределы своего естественного, нормального проявления, движения воли определяются законно направленным рассудком и нормально настроенным чувством; словом, разумным мы называем такой образ действий, в котором видим проявление полноты сил духа в их гармоническом сочетании.

Совершенно в ином смысле употребляем мы слово «рационализм». Рационализм, собственно, значит рассудочность. В науке различается двоякого рода рационализм: философский и богословский. Выяснение сущности философского рационализма встречает большие трудности, так как здесь приходится иметь дело с такими отвлеченными тонкостями философского мышления, которые для людей, не занимающихся философией, могут показаться неясными, туманными и трудными для понимания. Тем не менее нам невозможно совершенно обойти этот вопрос молчанием в виду того, что рационалисты, пользуясь тем, что большинство людей не в состоянии отнестись к их суждениям критически, пускают в оборот враждебные религии положения, выдавая их за несомненную истину, хотя истинность эта более чем сомнительна и покоится, как сейчас увидим, на простом недоразумении.

Рационализмом в философии называется такое направление, которое единственным орудием возможного для человека знания признает рассудочную мысль, действующую по законам логики. Но так как рассудочная мысль орудует не живыми предметами и явлениями, а лишь отвлеченными от них образами, т. е. сухими, мертвыми логическими схемами, то легко понять, что познание живой, истинной действительности, т. е. всего того, что мы познаем в акте непосредственного восприятия, для неё недоступно. Отсюда понятно, каким образом рационализм пришел к тому странному на первый взгляд выводу, что всё то, что мы видим, слышим, осязаем, всё это обман, иллюзия. Вывод этот был бы верен в том только случае, если бы единственным орудием человеческого знания служила рассудочная мысль. Но так ли это на деле? Самый простой пример покажет нам неверность этого положения. Представим себе двух людей, имеющих понятие о страданиях человека, вброшенного в жерло раскаленной печи, при чем один из них сам вброшен в печь, сам страдает, другой имеет лишь отвлеченное представление о страданиях первого. У того и другого есть знание о данном явлении; но разве это знание одинаково? Конечно нет, знание первого есть факт самой его жизни; это знание живое, непосредственное; тогда как знание второго есть лишь отвлеченное представление о знании первого. В первом случае мы имеем дело с живым предметом, во втором случае – с его фотографией. Ясно, что различие между этими двумя видами знания не количественное только, но и качественное. Каждый из этих двух видов знания, отдельно взятый, не дает нам полного, истинного знания о познаваемом предмете; ибо каждый из них знакомит нас, как ниже увидим, лишь с одною стороною предмета. Если бы люди обладали только этим вторым, рассудочным знанием, то мы имели бы право назвать его обманом, иллюзией; но об обоих этих видах знания, взятых вместе, мы этого сказать не имеем права. А рационалисты это именно и утверждают. Мало того, последовательно проведенное рационалистическое мировоззрение в своём окончательном выводе утверждает не только то, что окружающую нас действительность мы познаем не истинно, обманчиво, но и то, что эта действительность вовсе не существует. И это понятно: для последовательного рационалиста существует только то, что логически может быть доказано; а как вы докажете человеку бытие того, что он познает в акте непосредственного восприятия посредством органов чувств – зрения, слуха, осязания и др.? Вы, положим, стали бы доказывать хотя бы бытие этой стенки предложением рационалисту пробить её лбом; но прежде чем произвести этот опыт, он потребует от вас логически доказать, что эта стенка, его лоб, ваше предложение, наконец, вы сами – существуете. Вы на это могли бы возразить, что если вы этого не можете доказать, то и он этого не может опровергнуть, так как вне непосредственного восприятия нет ничего такого, на что вы могли бы опереться в своих доказательствах, а он в своём опровержении, и вообще, если так рассуждать, то в конце концов, придется отказаться и от самого мышления, ибо в мышлении мы орудуем готовыми понятиями, элементы для образования которых мы почерпаем из внешнего и внутреннего непосредственного опыта; это самый первый источник нашего знания, и если мы в нём усомнимся, то должны будем усомниться и во всём том, что из него вытекает. Но мысль искреннего рационалиста так настроена, что он не в состоянии понять истинного смысла такой постановки этого вопроса, а поэтому и толковать с вами на эту тему не станет.

Как бы то, впрочем, ни было, для нас в данном случае важно собственно то, что, отрицая возможность не только познания, но и бытие всей живой, конкретной действительности, рационализм, оставаясь последовательным, неизбежно должен отнестись отрицательно и к самому источнику жизни – Богу. Вот почему последовательно проведенная рационалистическая система, в своём окончательном выводе, непременно должна прийти к отрицанию бытия Бога, как живого источника всякого бытия. Бытие Бога рационалисты должны отрицать потому еще, почему они отрицают бытие всякой живой, конкретной действительности.

Но то, что недоступно для односторонне настроенной рассудочной мысли, то легко может быть понято простым здравым смыслом, над которым, впрочем, рационалисты любят подсмеиваться. Разъясним нашу мысль на примере. Все зрячие люди видят свет. Наука, пытаясь объяснить законы света, пришла к предположению, что свет есть волнообразное движение эфира, т. е., что есть такая особая тончайшая среда, которая способна волноваться подобно воде и воздуху и что эти волны, воспринятые органом зрения, производят в нём впечатление света. Представьте себе, что вы с таким объяснением света явились к человеку, слепому от рождения. Получив при помощи других органов чувств понятие о волнообразном движении воды и воздуха, он легко поймет и ваше определение света, как волнообразного движения эфира. Но спрашивается, узнает ли слепорожденный из вашего определения света то, что знают о нём все зрячие? Конечно нет. Почему? Да потому, что в научном определении света дается понятие лишь о законе, которым управляется свет в своём бытии, а не о самом свете, как живом явлении, которое мы можем воспринять только непосредственно нашими глазами, и сколько бы вы не толковали слепорожденному о волнообразном движении эфира и его действии на глаз, вам никогда не удастся дать ему такое понятие о свете, какое имеют все зрячие люди, никогда не слышавшие ваших научных объяснений. Что сказано о познании света, то следует сказать и о познании всего Божьего мира, и о познании Самого Бога. Если бы люди решили признавать только то, что можно доказать логическим рассудком, то они должны были бы прийти к тому выводу, что не только мир и Бог, но и что сами они не существуют, т. е. они должны были бы стать в самое нелепое противоречие с самими собой.

Из сказанного легко понять, в чём заключается ошибка рационализма. Во всём познаваемом наша мысль отчетливо различает законы бытия от живой его сущности. Логический рассудок, орудующий сухими, мертвыми понятиями, может познавать только законы бытия; самая же живая его сущность логическому рассудку недоступна; она постигается нами в акте непосредственного восприятия, чрез которое человек вступает в живую, чисто органическую связь с окружающим его миром явлений, сам воздействуя на него и подвергаясь его воздействию. Рационализм, признавая первый путь познания, не может понять по существу второго; в этом и заключается его роковая ошибка.

Таков рационализм в его применении к познанию истин философских. Таков он и в применении к познанию истин религиозных. Уже из того, что раньше сказано, видно, почему одним рассудочным путем нельзя познать Бога, как живого начала всех начал. К сказанному необходимо прибавить еще следующее. Планета, на которой мы обитаем, есть ничто иное как былинка в бесконечном мировом целом; человек на земле есть одна лишь капля в безбрежном океане. И вот этому ничтожному существу, которое имеет возможность наблюдать лишь ничтожную частицу мирового целого, приходится познавать Того, Кто в полноте Своих свойств и качеств проявился только во всём этом мировом целом. Легко понять, как жалок человек в его неразумном притязании своими личными силами постигнуть Непостижимого. Сам принадлежа к миру явлений, непосредственно соприкасаясь с его живыми силами всеми фибрами своего существа, человек не может не чувствовать близкого присутствия Того, Кто, по счастливому выражению поэта, «всё собою наполняет, объемлет, зиждет, сохраняет, Кого мы называем Бог». Здесь лежит причина того, почему все люди земного шара, пока их не сбивало и не сбивает с толку фальшиво направленная рационалистическая мысль, верили и верят в Бога. Чистая, ничем не засоренная душа человека не может не верить в Бога также, как не может она не верить в бытие неба и земли и всего, что в них и на них. Но легко понять и то, что вера человека, предоставленного одним своим наличным силам, при данных условиях, легко может принять ложное направление. Здесь скрывается причина того, почему, хотя все люди верят в одного и того-же Бога, но вера их не одинакова. Отсюда понятным становится необходимость для человека сверхъестественного откровения. И Церковь нас учит, что даже тогда, когда человек находился в невинном состоянии, т. е. когда его светлый ум не затемнен был грехом, когда его чистое сердце пылало любовью к Богу, даже в это время человек нуждался в откровении. Понятно, в какой степени эта потребность должна была увеличиться с момента грехопадения. И мы знаем, что многочастне и многообразне древле Бог глаголавый отцем во пророцех, в последок дний сих глагола нам в Сыне, Его же положи наследника всем, Им же и веки сотвори (Евр.1:1–2). Это последнее откровение Бога в Сыне поражает нас изумительным совмещением простоты и общедоступности с всеобъемлющею полнотою: здесь Невидимый и Непостижимый принял ограниченный образ человека и, став живым историческим лицом, явил в этом Своём уничижении всю силу, всю полноту свойств Своего высочайшего существа. Именно, в чудесах Он показал Своё всемогущество, в учении – Свою премудрость, в кротости и смирении – всю высоту, всё обаяние Своей нравственной красоты. Завершая длинный ряд прежде бывших откровений, Он дал заповедь о любви и объяснил, что сия есть первая и наибольшая заповедь, на которой утверждается весь закон и пророки (Мф.22:38 и 40). Другими словами: в заповеди любви, как в венце откровения, Он указал тот центральный пункт, исходя из которого человек может уразуметь всю историю домостроительства Божия на земле. В этой заповеди впервые теоретическая сторона Божественного откровения нашла своё полное примирение со стороной практической. Высочайшая истина любви, объясняя нам истинный смысл творения Богом человека, промышление о нём, спасение его после грехопадения, служа могущественным двигателем в стремлении к Богопознанию, в то же время указывает нам единственно верный путь к осуществлению воли Божией на земле и к достижению человеком общественного благополучия и личного счастья. Но так как любовь крепнет и развивается во взаимном общении лиц, то Господь Иисус соединил людей в одно общество – Церковь и, поставив Себя его Главою, даровал ей Святого Духа, Который и обитает в проникнутом любовью единении душ. С этого момента Церковь, руководимая своим Божественным Главою, вдохновляемая живущим в ней Св. Духом, с одной стороны, сделалась единственною хранительницею и истолковательницею Божественных истин, с другой стороны, она стала нравственно воспитательным институтом, в котором его члены почерпают благодатные силы для укрепления своих немощей на трудном пути спасения. Человек, как нравственная личность, слабый и ничтожный в своём одиночестве, в каждую минуту способный пошатнуться и пасть вступая в Церковь, в её учении, в её таинствах, в её высокой, нравственно чистой духовной атмосфере, получает такую мощь, которая способна поднять его на недосягаемую при других условиях нравственную высоту. Легко понять, как гибельно должно быть для личности отпадение от Церкви; с отпадшим, в этом случае, совершается тоже, что случается с живой веткой отрубленной от дерева: отделенная от источника жизни, она вянет, сохнет и замирает. И это следует сказать не только о сектантах, отделившихся от Церкви, но и о тех из нас, которые наружно считая себя членами Церкви, внутренно давно вышли из её состава. Если бы все мы, считающиеся православными христианами, были искренними сынами Церкви, то разве творилось бы в нашем обществе то, что теперь творится. Тут невольно вспоминаются следующие слова бессмертного Н. В. Гоголя. Защищая православную Церковь от нападок иноверцев, он восклицает: «мы трупы, а не Церковь наша, и по нас они назвали Церковь нашу трупом!». Но теперь речь не об этом.

Уже в первый момент своего существования Церковь на деле показала, где она полагает источники высшего ведения переданных ей на хранение откровенных истин. Среди христиан Антиохийской Церкви возникло разногласие по вопросу о том, обязательно-ли для вступающих в Церковь язычников исполнение всех обрядовых предписаний Моисеева закона. За решением этого вопроса Антиохийская Церковь обратилась к Иерусалимской, в числе членов которой, кроме прибывших из Антиохии ап. Павла и Варнавы, были, между прочим, такие столпы Церкви, как апостолы Петр и Иаков. Казалось бы, что каждый из этих боговдохновенных мужей мог бы взять на себя решение такого, по-видимому, немудреного вопроса. И что же мы видим на деле? Ни один из этих светильников веры, наделенных высшим даром апостольства, не дерзнул объявить себя непогрешимым судьей в вопросе, право решения которого принадлежало Церкви. И действительно, в Иерусалиме состоялся целый собор из представителей Церкви, на котором, после долгого общего рассуждения, право голоса предоставлено было апостолам Петру, Павлу, Варнаве и Иакову. Выслушав мнение всех их, собор пришел к единодушному решению, которое и доведено было до сведения Антиохийской Церкви в послании, чрез особых представителей, причем послание отправлено было от имени не только членов собора, но и всей Церкви, вследствие чего и в Антиохии оно встречено было с полным доверием и радостью. Этот первый пример решения недоуменных вопросов голосом всей Церкви позднее выступает в широком применении. Настало время раскрытия и выражения в наукообразных формах хранимых Церковью откровенных истин. Блестящая святоотеческая литература наглядно показывает, что Церковь не стесняла свободы мнения своих членов; но, предоставляя каждому члену право свободы высказываться, Церковь всегда оставляла за собою право последнего слова, которое она обыкновенно и произносила на соборах, составлявшихся из её представителей. Мысль, что голос Церкви непогрешим, при сознании того, что каждый отдельный человек легко может заблуждаться, имела особенно благотворное влияние на развитие религиозного сознания, ибо каждый отдельный человек мог свободно отдаваться богомыслию в полной уверенности, что если его личный разум и приведет к заблуждению, то его наставит на путь истины Церковь, на суд которой он с полным доверием и любовью отдавал результаты своего умственного труда.

Эта мысль так глубоко проникла общественное сознание, что даже злейшие еретики не смели ей противиться, отдавая свои мнения на суд соборов. Понимая, что прямым путем они не могут доставить торжества своим заблуждениям, еретики, действуя нечистыми средствами, иногда добивались временного признания их мнений на таких соборах, которые имели все внешние признаки законных соборов; таков, напр., известный разбойничий собор 446 г., таков иконоборческий собор 755 г.; но Церковь отвергала эти соборы, показывая этим, что присущий ей Дух жизни не раболепствует ни пред какою формою. В одном только случае Церковь относилась к форме с высоким уважением: это в том случае, когда дело касалось раз принятых ею определений веры. Эти определения Церковь хранила свято и неизменно, доказывая этим, что она всегда верна самой себе, что в ней нет противоречий. Лучшим подтверждением этого может служить историческая судьба никео-цареградского Символа веры, который Церковь хранила и по сей день хранит с неизменною точностью.

Не трудно понять, что при данных условиях в Церкви не могло быть места для личного произвола, следовательно, не могло быть места и для рационализма. Рационализм мог быть лишь уделом небольших еретических обществ; но Церковь, в случае их упорного нежелания подчиняться её голосу, отсекала их от своего организма, подобно тому как отсекает садовник сухую или зараженную ветвь от живого и здорового дерева. Первые следы неисправимого рационализма, охватившего собою огромную церковную область, появились на Западе и выразились в произвольном изменении частною общиною вселенского Символа. Говорим о внесении в VIII член Символа веры слов «и от Сына» (filioque). Когда Ахенский собор 809 года решил закрепить то новшество своими определениями, Папа Лев III не только не утвердил его постановлений, но и приказал выбить для памяти на двух серебряных досках вселенский Символ веры в его неизменном виде. Есть основание думать, что этот первосвятитель Запада не видел в слове и «от Сына» чего-нибудь несогласного с духом вселенского православия; но он отлично понимал, что этим нововведением, допущенным частною общиною, последняя присваивала себе то право, которое принадлежало только Вселенской Церкви. Скоро последовавшие события показали, что этот факт не был чем-нибудь случайным, что он находился в связи с утратою на Западе понимания самого существа Церкви. Это сделалось очевидным в выдвинутой там идее главенства и непогрешимости римского первосвященника. Церковь есть тело Христово, это есть духовный организм, основанный на свободном, чисто нравственном единении душ. Этим проникнутым любовью, единением человеческих душ, создается та высокая, нравственно чистая атмосфера, в которой и пребывает благодать Св. Духа, обусловливающая и святость Церкви и её непогрешимость. Легко представить себе как изуродовал Запад эту великую христианскую истину, выдвинув идею папизма: то, что принадлежит целой Церкви, папизм переносит на одно лицо; благодать Св. Духа, живущая в нравственном единении верующих и обусловливающая внутреннее единство Церкви, как бы похищается из её недр и передается одному из её иерархов; жизненный центр Церкви из её сердца переносится в искусственно подставленную голову. Лишенная своего внутреннего средоточия, западная Церковь естественно начала распадаться. Чтобы спасти церковное здание от разрушения, папизм недостаток внутреннего цемента попытался заменить внешними, чисто механическими скрепами. Так явилась пресловутая инквизиция с её пытками, тюрьмами и кострами. Кто в этом страшном порождении папизма узнает проявление основного закона христианской жизни, – закона любви! Но все эти внешние мероприятия не достигли своей цели и здание стало рушиться: развившаяся личность не снесла гнета деспотизма и выступила с протестом. Так появился на западе протестантизм. Следовало, казалось бы, ожидать, что протестанты, освободившись от гнета папизма, возвратятся к началам вселенского православия и на развалинах римского католицизма восстанет в новой силе древнее православие. Но вышло иначе. Западному христианину, раз брошенному на путь личного произвола, уже трудно было удержаться на этом скользком пути. Многовековая жизнь вне общения с Церковью уничтожила память о вселенском православии, а поэтому протестанты, отвергнув авторитет римского папы, не возвратились и к авторитету Церкви, а создали себе свой собственный авторитет, каждый в своём личном разуме. Таким образом на место одного непогрешимого папы, в протестантстве появилось множество таких же пап, ибо здесь каждый человек, кому вздумается, может объявить себя органом проявления Духа Божия и явиться непогрешимым истолкователем священного Писания и всех вообще Богооткровенных истин. Римская Церковь, не без некоторого противоречия своему новому учению о непогрешимости папы, еще твердо хранила веру в священное Предание; протестанты отвергли и Предание, находя в нём неприятное ограничение личного произвола. Предание в глазах Церкви есть самая жизнь Церкви: это есть та живая струя истины, которая, переходя из века в век, передает грядущим поколениям то, что предыдущие поколения получили и свято сохранили от своих предков преемственно вглубь до времен апостольских. Для протестанта же Предание – это в течение веков накопившийся исторический балласт, которым каждый может распорядиться, как ему вздумается, по своему личному усмотрению. После сказанного уже не трудно понять, почему в протестантстве так сильно развито дробление на секты. Отвергнув авторитет римского папы, разрушив все твердые устои, обусловливающие единство великой Церкви, словом, отделавшись от всего, что обуздывает произвол личности, протестанты бросились, как говорится в рассыпную и на место деспотически созданной папизмом монархии утвердили ряд республик, в которых великая истина органического единства Церкви, как тела Христова, искоренена до основания. Так зло наказала история западный христианский мир за первый ложный шаг Рима. Выступив с идеей папизма, римский католицизм поразил Церковь в самое сердце, и вот целая половина этого святейшего Тела Христова, не выдержав смертельного удара, умирая, стала разлагаться в протестантстве на свои первичные клеточки, как разлагается всякий умирающий организм на свои составные элементы. Вот истинный смысл этого, по истине грустного исторического процесса.

Из сказанного видно, что в истории развития религиозного рационализма на Западе, со всею ясностью выступают два момента: момент зарождения и торжества в жизни идеи папизма и момент дальнейшего развития этой идеи на почве протестантства. Для того, кто смотрит на эти два явления из недр Церкви, до очевидности ясно, что протестантство не есть нечто противоположное папизму, как обыкновенно принято думать: протестантство – это есть лишь дальнейшее развитие того же рационалистического начала, которое впервые выступило на Западе в форме папизма, и смысл которого заключается в торжестве индивидуализма, или что тоже: в торжестве личного произвола над органическим единением людей в Церкви.

Наше южно-русское сектантство есть грубое, крайне невежественное проявление рационалистического начала в протестантской стадии его развития. В нашем обществе, часто очень скудном серьезным пониманием исторической жизни, постоянно приходится встречаться с выражениями симпатий в пользу сектантства этого именно типа, подкупающего своим якобы стремлением к свободе личности. Но эти люди не хотят понять, что свобода личности в сектантстве есть та самая свобода, которую получает каждая клеточка при разложении отпавшего от живого организма омертвевшего её члена. Свобода в сектантстве не есть свобода жизни: это есть свобода смерти, разложения, гниения; здесь самобытная жизнь части развивается на счет жизни целого, обусловливающего её собственную жизнь. Здесь, таким образом, мы имеем дело сразу с двумя актами смерти: гибнет целое, гибнут и части, жизнь которых возможна лишь под условием их тесного единения в целом. Свобода личности высоко ставится и в Церкви; ибо сама Церковь, как сказано было, есть ничто иное, как освященное благодатью Божиею свободное единение душ по закону любви. Но иное понимание свободы в Церкви и иное в сектантстве, развивающемся на рационалистической основе. В нашем сектантстве, насколько оно является отражением западного протестантства, мы имеем дело с тем самым понятием о свободе, которое в истории западных народов проявилось в многовековой кровавой борьбе политической и религиозной, а в последнее время с особою силою выступило там в борьбе социально-экономической. Сущность этой свободы заключается в буйстве эгоизма личности, нежелающей никому и ничему подчиняться и стремящейся задавить другую личность с тем, чтобы на её несчастье основать своё собственное счастье. Наши сектанты любят много говорить о христианской любви; но борьба вожаков в сектантстве и дробление его на мелкие, часто враждебные не только Церкви, но и друг другу толки, при внешних условиях, которые, казалось бы, должны были их сплачивать, служат неотразимым доказательством того, что свобода в сектантстве есть ничто иное, как проявление скрытого, плохо замаскированною эгоизма личности. С совершенно иным понятием о свободе встречаемся в Церкви: здесь человек, отрекшись от своей греховной личности, по чисто нравственным побуждениям, следовательно, совершенно принужденно, приносит свой эгоизм в жертву христианскому закону любви, который и является основным законом внутренней жизни Церкви. По тому узнают все, что вы Мои ученики, если будете иметь любовь между собою (Ин.13:35), сказал Божественный Учитель. Вот почему жить в Церкви и подчиняться её закону – это значит исполнять первую и наибольшую заповедь Христову, на которой утверждается весь закон и пророки. В этом и заключается истинный смысл Церкви, как нравственно-воспитательного института.

И так, в противоположность сектантству, свобода в Церкви есть не торжество личного произвола, а напротив, это есть освобождение от гнета, тянущего врознь, произвола личности, в пользу любовного единения с нашими братьями во Христе. Великий смысл Церкви, как человеческого общества, в том именно и заключается, что здесь начало свободы нашло себе гармоническое примирение с началом единства: в церкви всё свободно, ибо всё добровольно; но в тоже время здесь все едино, ибо всё объединено согретым Божественною благодатию чувством любви. Вот почему на развитие духа сектантства, всегда влекущего за собою раздор и разъединение и нарушающего святое единство Церкви, необходимо смотреть, как на явление антихристианское, ибо оно всегда служит доказательством торжества человеческого эгоизма над Божественным законом любви.

Действительная жизнь, как известно, всегда была, есть и будет ниже своего идеала. В этом смысле и в исторической жизни Церкви встречались и будут встречаться явления, свидетельствующие о недостаточном проникновении в жизнь высокого начала, лежащего в её основании. Эта слабая сторона внешней жизни Церкви служила и служит поводом для нарекания, обличения и всевозможных нападок не только со стороны отпавших от неё бывших её членов, но и со стороны многочисленных других её недоброжелателей. Церковь знает это, глубоко скорбит о всём этом и принимает всевозможные меры к искоренению зла. Но было бы грубой ошибкой высокое, святое начало Церкви смешивать с недостатками его внешнего проявления. Что же касается самого начала, то Церковь всегда отчетливо сознавала его, свято хранила его и никогда, в самые тяжелые минуты своего исторического бытия, не доводила его до того искажения, с каким встречаемся в папизме, протестантстве и в нашем сектантстве. В этой недосягаемой высоте и святости начала, в этой исконной, неизменной верности ему Церкви заключается великий смысл Православия и наша глубокая, непоколебимая вера в его мировое значение, в его будущее торжество на всем земном шаре.⁴

Проф. Киевск. духовной академии В. Завитневич

Перед нами последнее предсмертное произведение покойного писателя философа-богослова В.С. Соловьева: «Три разговора о войне, прогрессе и конце всемирной истории, со включением краткой повести об антихристе и с приложениями. С.-Петербург 1900 г.». Для нас оно особенно ценно потому, что в нём самым блестящим образом представлены те приемы, посредством которых В.С. Соловьев обнаруживал действительный обман мнимого «христианства» гр. Толстого.

Предмет «разговоров», происходящих за границей, на одной из вилл, «глядящихся в лазурную глубину Средиземного моря», указан в заглавии – война, прогресс и конец всемирной истории. Рассматривается этот предмет, или эти предметы, с точки зрения одного коренного вопроса: есть-ли зло только естественный недостаток, несовершенство, само собою исчезающее с ростом добра, или оно есть действительная сила, посредством соблазнов владеющая нашим миром, так что для успешной борьбы с нею нужно иметь точку опоры в ином порядке бытия? В предисловии автор ясно указывает полемическую цель своей книги против проповеди мнимого царства Божия и мнимого евангелия, под чем он разумеет толстовство, которое, по словам автора, напускает туман на связанные с вопросом о зле жизненные стороны христианской истины. «Много лет тому назад, говорит автор, я прочел известие о новой религии, возникшей где-то в восточных губерниях. Эта религия, последователи которой назывались вертидырниками, или дыромоляями, состояла в том, что, просверлив в каком-нибудь темном углу в стене избы дыру средней величины, эти люди прикладывали к ней губы и много раз настойчиво повторяли: изба моя, дыра моя, спаси меня! Никогда еще, кажется, предмет богопочитания не достигал такой крайней степени упрощения. Но эти люди, дико безумствуя, никого не вводили в заблуждение: про избу они так и говорили: изба и место, просверленное в её стене, справедливо называли дырой. Но религия дыромоляев скоро испытала «эволюцию» и подверглась «трансформации». И в новом своём виде она сохранила прежнюю слабость религиозной мысли и узость философских интересов, прежний приземистый реализм, но утратила прежнюю правдивость: своя изба получила теперь название «царства Божия на земле», а дыра стала называться «новым евангелием», и что всего хуже, различие между этим мнимым евангелием и настоящим совершенно такое же, как между просверленною в избе дырой и живым и целым деревом, – это существенное различие новые евангелисты всячески старались и замолчать, и заговорить…». В этих словах Соловьев не историческую или «генетическую» связь между первоначальной сектой дыромоляев и проповедью графом Толстым мнимого царства Божия и мнимого евангелия утверждает, но устанавливает, что по отрицательности и бессодержательности эти «мировоззрения имеют много тождественного у себя. Хотя «интеллигентные» дыромоляи и называют себя не дыромоляями, говорит Соловьев, а христианами, а проповедь свою называют евангелием, но христианство без Христа и евангелие, т. е. благая весть, без того блага, о котором стоило бы возвещать, именно без действительного воскресения в полноту блаженной жизни, – есть такое же пустое место, как и обыкновенная дыра, просверленная в крестьянской избе».

Зачем же люди прибегают к этому обману, зачем ставят поддельное христианское знамя над своей рационалистической дырой? Зачем, думая и потихоньку утверждая, что Христос устарел и превзойден, или что Его вовсе не было, что Он – миф, выдуманный апостолом Павлом, – зачем они вместе с тем упорно продолжают называть себя «истинными христианами» и проповедь своего пустого места прикрывать перифразированными евангельскими словами? Этот обман не имеет извинения. «Никакое внешнее положение, говорил Соловьев, не может помешать убежденному и добросовестному человеку высказать до конца своё убеждение. Нельзя это сделать дома, – можно за границей, да и кто же более проповедников мнимого евангелия пользуется этою возможностью, когда дело идет о прикладных вопросах политики и религии? А по главному, принципиальному вопросу для воздержания от неискренности и фальши не нужно и за границу ехать, – ведь никакая русская цензура не требует заявлять такие убеждения, которых не имеешь, притворяться верящим в то, во что не веришь, любящим и чтущим то, что презираешь и ненавидишь. Чтобы держать себя добросовестно по отношению к известному историческому Лицу и Его делу, от проповедников пустоты требовалось в России только одно: умолчание об этом Лице, «игнорировать» Его. Но какая странность! Эти люди не хотят пользоваться по этому предмету ни свободой молчания у себя дома, ни свободой слова за границей. И здесь, и там они предпочитают наружно примыкать к Христову Евангелию; и здесь и там они не хотят ни прямо – решительным словом, ни, косвенно – красноречивым умолчанием правдиво показать своё настоящее отношение к Основателю христианства, именно, что Он им совсем чужд, ни на что не нужен и составляет для них только помеху…». С точки зрения толстовства, то, что оно проповедует, само по себе понятно, желательно и спасительно для всякого, и если уже они непременно желают опереть свои убеждения на каком-нибудь историческом авторитете, кроме своего разума, то почему они вместо Христа, говорившего и делавшего много такого, что для них есть и «соблазн», и «безумие», не поищут в истории другого лица, более для них подходящего? Почему они, напр., не заменят «галилейского раввина» – «отшельником из рода шакьев», тем более что буддийские сутты гораздо лучше подходят для них, чем Христово Евангелие?

Представителем толстовства в «разговорах» является князь – слишком всем известный, «отменный» тип интеллигентных дыромоляев – проповедников пустоты. Занятый изданием «просветительных» книжек для народа и настолько поглощенный делами евангельской проповеди, по словам одного из собеседников, что ему уже не остается времени поразмыслить о Христе или об антихристе, выдающий себя и своих за настоящих христиан и даже христиан по преимуществу, не имеющий духа Христова, говорящий «высокие» слова и рассуждающий буквально словами своего учителя и убегающий от серьезных религиозных рассуждений и споров, он представляется одним из тех многочисленных, изломанных, и несчастных сектантов, порвавших со всем своим историческим прошлым, с любовью к родине и ближним, которых породило толстовство среди нашей интеллигенции, и которые с религиозною пустотою толстовства потеряли и всякую жизнерадостность, довольство, веселость и благодушие.

В первом разговоре воззрения толстовства оспариваются, главным образом, от лица генерала, который в своих воззрениях на предмет «разговоров» стоит на религиозно-бытовой точке зрения, и который, по собственным своим словам, после Бога и России, ничего так не любит, как военное и в частности артиллерийское дело. «Спокон веков и до вчерашнего дня, говорит он, всякий военный человек – солдат или фельдмаршал, всё равно, – знал и чувствовал, что он служит делу важному, не полезному только или нужному, как полезна, напр., ассенизация или стирка белья, а в высоком смысле хорошему, благородному, почетному делу, которому всегда служили самые лучшие, первейшие люди, вожди народов, герои. Это наше дело всегда освящалось и возвеличивалось в церквах, прославлялось всеобщею молвою. И вот в одно прекрасное утро мы узнаем, что всё это нам нужно забыть, и что мы должны понимать себя и своё место на свете Божием в обратном смысле. Дело, которому мы служили и гордились, что служим, объявлено было делом дурным и пагубным: оно противно оказывается Божиим заповедям и человеческим чувствам, оно есть ужаснейшее зло и бедствие, все народы должны против него соединиться, и его окончательное уничтожение есть только вопрос времени… Как же нам теперь быть? Чем я, т. е. всякий военный, должен себя почитать и как на самого себя смотреть: как на настоящего человека или как на изверга естества?… До вчерашнего дня я знал, что я должен поддерживать и укреплять в своих войсках не другой какой-нибудь, а именно боевой дух, – готовность каждого солдата бить врагов и самому быть убитому, – для чего непременно нужна полная уверенность в том, что война есть дело святое. И вот у этой-то уверенности отнимается её основание, военное дело лишается своей, как это говорят по ученому, «нравственно-религиозной санкции». Это сделало толстовство своим взглядом на войну, как на простое убийство и на военную службу, как на подготовление к убийству.

Но действительно-ли война в самосознании русского православного народа имела эту «религиозно-нравственную санкцию?» По справке беседующих оказалось, что все святые нашей, собственно-русской, Церкви принадлежат к двум классам: они или монахи разных чинов, или князья, т. е. по старине непременно военные, и никаких других святых мужеского пола у нас нет, ибо святые юродивые принадлежат к монашествующему классу. Ни белых священников, ни купцов, ни дьяков или приказных, ни мещан или крестьян между признанными святыми русской Церкви нет. Это не значит, что в этих состояниях не было и нет высокодобродетельных людей, но это значит, что христианские народы, по мысли которых составлялись святцы, не только уважали, но еще особенно уважали военное звание и из всех мирских профессий одну только военную считали воспитывающею, так сказать, лучших своих представителей для святости.

Но может быть в практическом отношении беда от проповеди толстовства еще не так велика; может быть, можно иметь боевые качества, необходимые для армии и без «религиозной санкции», без признания войны делом хорошим, святым». Но кто даст эти боевые качества, когда первое боевое качество, без которого все другие ни к чему, состоит в бодрости духа, а оно держится на вере в святость своего дела?» До военных людей, как и до всяких, доходят посторонние влияния, и естественно, что при всеобщей воинской повинности, когда военная служба стала вынужденною повинностью для всех и каждого, все, начиная с начальства, станут смотреть на войну, как на неизбежное покуда зло, и никто не станет избирать добровольно военную профессию на всю жизнь, кроме разве какого-нибудь отребья природы, которому больше деваться некуда, а те, кому поневоле придется нести временно военную повинность, будут нести её с чувствами каторжников, прикованных к тачке и несущих свои цепи. Это конечно желательно и радостно для толстовцев, но для государства, при теперешнем ускоренном ходе истории, может окончиться упразднением войск и самого государства, как отдельной единицы.

Это практическое следствие толстовских взглядов на войну и военную службу. Но как же решить этот вопрос по существу? Не есть-ли, действительно, как учит Толстой, война и военщина – безусловное и крайнее зло, от которого человечество должно непременно и сейчас же избавиться, не взирая на все практические следствия, – должно избавиться для торжества разума и добра? В таком нравственном решении принципиального вопроса толстовство грешит тем, что окрашивает войну сплошь одною черной краской, а мир – одною белою, в то время как с нравственной точки зрения возможна и действительно бывает хорошая война, возможен и бывает и хороший мир: следовательно, «война не есть безусловное зло, и мир не есть безусловное добро». Толстовство утверждается на силлогизме «всякое убийство есть безусловное зло; война есть убийство, следовательно, война есть безусловное зло». Но не всякое убийство есть безусловное зло, уже потому, что быть убитым, – равно как умереть от какой-нибудь эпидемической болезни, – с объективной стороны значит претерпеть то, что в нравственном отношении не всегда есть зло, и что иногда в убийстве даже злой воли совершенно не бывает, как, напр., при неудачной операции, главным же образом потому, что возможно представить такого рода положение, когда воля, хотя и не имеет своею прямою целью лишить жизни человека, однако заранее соглашается на это, как на крайнюю необходимость, напр., при защите невинно подвергающегося насилию со стороны разъяренного злодея, – следовательно, когда убийство этого злодея не есть безусловное зло и с субъективной стороны. О том, что вообще лучше не убивать, чем убивать, в этом все согласны. Но нужно признать и то, это общее или общепризнанное правило не убивать не есть действительно безусловное и, следовательно, не допускающее никакого исключения, ни при каких обстоятельствах и ни в каких единичных случаях. Даже и толстовец не может остаться равнодушен, когда на глазах его чужое и незнакомое ему слабое существо подвергается неистовому нападению дюжего злодея, – не может проповедовать добродетель в то время, когда осатаневший зверь будет терзать свою жертву. Здесь одно из двух: или обратиться к Богу с молитвою и ждать чуда нравственного или физического, чего толстовство уже, конечно, не допустит, или остановить зверя силою, хотя бы и с возможностью и даже вероятностью убить его. Если допустить третье, именно, не противиться злу и признать всё совершающееся в мире нравственным порядком, или волею Божиею, – иначе говоря, если допустить, что добро и зло вообще безразличны для божества, то божество, попускающее сильному мерзавцу под влиянием животной страсти истреблять слабое существо, и подавно не может иметь ничего против того, чтобы под влиянием сострадания кто-нибудь из нас истребил мерзавца. Но толстовство, в своей заботе не о том, кто убит, а о том, кто убивает, допускает такой нелепый вывод, что убийство слабого, безобидного, невиннейшего и справедливейшего существа может и не быть злом, или, по крайней мере, нравственно невинно, сравнительно с убийством сильного и злого зверя. Толстовство при этом предполагает, что у злодея атрофированы и разум, и совесть, и что при таком его состоянии непозволительно для разумного и добросовестного существа вести борьбу с ним с возможностью убить его. Но такая постановка вопроса совершенно фальшива: зверский человек отличается от разумных и добросовестных людей не отсутствием разума и совести, а только решимостью действовать им наперекор; иначе, если злодей действительно есть зверь без разума и совести, то убить его все равно, что убить волка или тигра, и это вынужденное убийство его не может идти в сравнение с убийством жертвы его насилия, требующей помощи. Совесть и разум говорят о ней и о ней прежде всего, и воля Божия тут в том, чтобы спасти эту жертву, по возможности щадя злодея; но жертве этой должно помочь во чтобы то ни стало и во всяком случае: если можно то увещаниями к злодею, если нет, то силой; ну, а если нет физической возможности, тогда только тем крайним способом, о котором толстовство намекает, но не говорит, именно, молитвою, т. е. тем высшим напряжением доброй воли, которая действительно иногда творит чудеса, когда это нужно.

Между единичным убийством и войною есть логическая и вместе историческая связь, и вопрос о защите государственной, как и о защите личной, не может с категорическим отрицанием решаться по узко-буквально понимаемой толстовством заповеди «не убий». Например, если бы Владимир Мономах, руководствуясь заповедью – не убий, не отправился на войну с половцами, постоянными набегами разорявшими землю русскую, а жалеючи людей, оставался дома, то при нем не «отдохнула бы» земля, а продолжались бы набеги, а с ними постоянные убийства, пленения и разорения людей. И Владимир Мономах был прав, что воевал с половцами, и прав не только потому, что «в те дикие времена нравственное сознание еще не возвысилось над грубым византийским пониманием христианства и позволяло ради кажущегося добра убивать людей». Нет, и теперь, несмотря на утверждение толстовства, что «убийство есть зло, противное воле Божией, запрещенное издревле заповедью Божиею, что оно ни под каким видом и ни под каким именем не может быть нам позволительно и не может перестать быть злом, когда вместо одного человека убиваются под названием войны тысячи человек», и теперь совесть не только может разрешить, но и признать добрым и святым делом, оставить на веки самым лучшим, самым чистым воспоминанием это массовое убийство на войне. Генерал в подтверждение этого рассказывает случай из своей военной жизни, когда он за разрушенную деревню, за истребление жителей, за изрезанные груди матерей и поджаривание живых младенцев истребил в бою четыре тысячи курдов, устроивших эту «башибузукскую кухню». Война в этом случае есть воистину святое дело, и воинство – воистину может быть названо христолюбивым, хотя вне войны и военных отношений это же воинство может быть «сущие разбойники». Война ни в коем случае не есть «борьба одних разбойников с другими», ибо на стороне одних всегда есть нравственное право и вынужденная обстоятельствами обязанность войны и сравнительная нравственность военных действий. «Так совесть моя чиста в этом деле, говорит генерал, что я и теперь иногда от всей души жалею, что не умер я после того, как скомандовал последний залп. И ни малейшего у меня сомнения, что умри я тогда, – прямо предстал бы пред Всевышнего со своими тридцатью семью убитыми (в бою с курдаки) казаками, и заняли бы мы своё место в раю рядом с добрым евангельским разбойником!» В своём опасении, «чтобы как-нибудь зла пальцем не тронуть», толстовство должно постоянно делать логические скачки со своими утверждениями то того, что злой человек есть то же, что зверь безответственный, то того, что башибузук, на глазах матерей поджаривающий младенцев, может оказаться добрым евангельским разбойником. На самом же деле, важно не то, что во всяком человеке есть зачатки добра и зла, а то, что из двух в нём пересиливает, и не то, что все люди братья, а то, что братья бывают разные. «Почему же, говорит генерал, мне не поинтересоваться, кто из моих братьев Каин и кто Авель? И если на моих глазах брат мой Каин дерет шкуру с брата моего Авеля, я именно по неравнодушию к братьям (а не потому, что братьев забыл) дам брату Каину такую затрещину, чтобы ему больше не до озорства было». Молитва о божественной помощи и вмешательстве при всяком деле – способ хороший, но никакого дела заменить в мирских делах не может: так и в деле вызывающем войну. А без борьбы пресечь зло, или, по Толстому, «пробудить в темных душах то добро, которое таится во всяком человеческом существе» невозможно даже и для «проникнутых истинным евангельским духом». «Я желаю знать, говорит по этому поводу г. Z, один из собеседников, – почему Христос не подействовал силою евангельского духа, чтобы пробудить добро, сокрытое в душах Иуды, Ирода, еврейских первосвященников и, наконец, того злого разбойника, о котором как-то совсем забывают, когда говорят о его добром товарище? Для положительного христианского воззрения непреодолимой трудности тут нет. Ну, а толстовству чем-нибудь из двух уж непременно тут нужно пожертвовать: или привычкой ссылаться на Христа и на Евангелие, как на высший авторитет, или моральным оптимизмом. Потому что третий, довольно-таки заезженный путь – отрицание самого евангельского факта, как позднейшей выдумки или «жреческого» истолкования – в настоящем случае совершенно закрыт. Как бы толстовцы ни искажали и не обрубали для своей цели текст четырех Евангелий, главное то в нём для нашего вопроса остается все-таки бесспорным, а именно, что Христос подвергся жестокому преследованию и смертной казни по злобе своих врагов. Что Он сам оставался нравственно выше всего этого, что Он не хотел сопротивляться и простил своих врагов – это одинаково понятно как с православно-христианской, так и с толстовской точки зрения. Но почему же, прощая своих врагов, Он (говоря словами Толстого) не избавил их души от той ужасной тьмы, в которой они находились? Почему Он не победил их злобы силою своей кротости? Почему Он не пробудил дремавшего в них добра, не просветил и не возродил их духовно? Одним словом, почему Он не подействовал на Иуду, Ирода, иудейских первосвященников так, как Он подействовал на одного только доброго разбойника? Опять-таки: или не мог, или не хотел. В обоих случаях выходит по толстовству, что Он не был достаточно проникнут истинным евангельским духом, а так как дело идет о Евангелии Христовом, то, по толстовству, оказывается, что Христос «не был достаточно проникнут истинным духом Христовым».

(Окончание следует).

Киевский епарх. миссионер С. Потехин

Поповщинский толк и противоречие в нём между догматическим учением и жизнью, как причина искания последователями сего толка «древлеправославного» архиерея. История происхождения Австрийской Белокриницкой иерархии. Чиноприем Амвросия в раскол. Общий взгляд на австрийскую секту.

Неоспоримо, что отрасль русского старообрядческого раскола, известная под именем Австрийского толка, обязана своим появлением в истории многочисленных раскольнических толков несомненным и твердым историческим данным, обусловливавшим и подготовившим её появление. Австрийская секта, лжеиерархия которой подлежит нашему рассмотрению с канонической точки зрения, явилась не случайно, не по замыслу нескольких только личностей, а как результат всей предшествующей появлению австрийского толка истории поповщины. Внутренняя жизнь поповщины с самого образования раскола была такова, что образование в недрах раскола особого толка с характеристическими признаками нынешней австрийской секты должно было произойти с неизбежною логическою последовательностью.

На самом деле, в каком положении оказался толк поповцев с самого первого момента его образования? С одной стороны, поповцы почитали русскую Церковь зараженною всевозможными ересями и вместе с безпоповцами принимали учение о воцарении в мире последнего антихриста, с другой – они не могли забыть ясного учения Слова Божия о вечном существовании Церкви Христовой в её первоначальном устройстве, т. е. с трехчинной иерархией, и потому вместе с православною Церковью учили о вечности и неодоленности Церкви Христовой. Но принимая учение о необходимости церковной иерархии, поповцы в действительности могли пользоваться только беглыми попами из «еретической» Великороссийской Церкви, так как не имели у себя главного члена церковной иерархии – архиерея. Отсюда у старообрядцев-поповцев выходило полное противоречие между учением и жизнью: признавая необходимым существование трехчинной иерархии, они на самом деле не имели этой самой иерархии, так как не имели главного её члена – епископа. На этот последний недостаток указывали поповцам не только православные, но и безпоповцы. Вот, напр. как остроумно и сильно поражал поповцев безпоповщинский учитель Иван Алексеев, доказывая совершенно справедливо ту мысль, что во главе церковной иерархии должен стоять епископ, а не беглые попы, как то было у поповцев. «Ино есть, говорит он, свет солнца и ино свет луны; луна не светит, аще луч солнца не приимет, иерей не может что осветить, аще свет благодати от архиерея не приимет, первый бо свет солнца – Христа полагается во архиерее, и от него, как от зерцала и от воды луч к стене отпрядающ в прочих предается. Видишь ли, продолжает Алексеев, луну когда в небе сияющу и абие погубляющу свой свет, не иное что виновное разумей быти токмо потеряние света солнечного, кое в полномесячие обыче бывати от средостения земли путь лучи солнечныя пресечением; от сего затмения лунна бывают, разумей сия, дóндеже свет архиерея сияет в нём, светоприемен бывает иерей и просвещает народы; аще заградится чим дарование архиерейско на иерея приити, по себе иерей не может свет возъимети и других осветити, но в том пребудет».⁵

Такое печальное состояние поповщинского общества нередко вызывало горькие и трогательные сетования из уст и самих поповцев, по крайней мере, лучших членов их: «Увы, да не оскорбим вас словами, писал один поповец в 1799 г. на Рогожское кладбище, уже бо кончина приближается наша, видно по всему писанию, что основание нашей вере на песце, а не на твердом камени. Не имеем мы ни епископа, ни священника, благословенного от власти церковной, но ожидаем, по мнению нашему, особого епископа».⁶ Поэтому все лучшие старообрядцы-поповцы за всё время существования своего толка искали выхода из такого «горько плачевного» положения, но ничего утешительного не обретали. Много было попыток сделано ими отыскать себе «древлеправославного епископа», но все они кончались только ко стыду их. Эти искания старообрядцами самостоятельного епископа происходили даже в царствование Александра I, когда раскольникам, в силу указа 1822 г., дозволено было безбоязненно принимать беглых попов из Великороссийской Церкви. Так сильно было желание поповцев иметь у себя трехчинную иерархию с епископом во главе! Но вот в царствование Николая I указ 1822 г. был отменен и раскольникам строго запрещено было принимать беглых попов: поповщине естественно стало угрожать конечное оскудение священства, и вопрос о приискании «древлеправославного» архиерея еще с большею силою начал беспокоить старообрядцев. На этот раз разрешился он удовлетворительно для поповцев, в положительном смысле. Хоть «древлеправославного» архиерея и не было ими найдено, но за то им удалось переманить в общество старообрядцев Белой Криницы⁷ безместного греческого митрополита Амвросия.

Основатель австрийской (старообрядческой) иерархии родился в 1791 г. в Эносе, был сын греческого священника и назывался в мире Амиреем; по окончании курса в духовном училище был поставлен в 1811 г. во священника, в 1814 г. лишился жены и чрез три года принял монашество с именем Амвросия. В сем звании Амвросий был сначала настоятелем одной церкви в Константинополе, а затем протосинкелом великой церкви и наконец в 1835 г. был избран и посвящен в митрополита Босносараевского. Но не долго ему пришлось управлять епархией. Турецкое правительство, весьма подозрительно и даже не благосклонно относившееся к митрополиту Амвросию, достигло скоро того, что его поспешили удалить с кафедры Босносараевской. Это было в 1840 г. 12 Сентября; с этого времени Амвросий начинает проживать в Константинополе в качестве безместного архиерея. И вот в то самое время, когда Провидению угодно было подвергнуть Амвросия столь тяжкому испытанию, в Константинополь прибыли из Белой Криницы старообрядческие депутаты иноки Павел (Великодворский) и Геронтий, взявшие на себя труд отыскания для старообрядцев архиерея. Они и обратились к м. Амвросию с предложением занять якобы свободную кафедру митрополита в Белой Кринице и соединить под своею властью всех древлеправославных христиан, живших в Австрии. Не мало Павлу потребовалось усилий и хитростей употребить, чтобы склонить Амвросия к своему предложению. Ему потребовалось с одной стороны писать для м. Амвросия целое сочинение по вопросу о древности двоеперстия, а с другой – совершенно скрыть от Амвросия тот факт, что общество старообрядцев Белой Криницы в лице своих предков канонически было отлучено от православной Церкви на соборе 1666–1667 гг. и притом отлучено пастырями как русской, так и греческой Церкви. Отчасти это, а больше в высшей степени бедственное и плачевное положение семьи его, материальная нужда и неотступные просьбы любимого им сына его Георгия⁸ заставили Амвросия согласиться на предложенные ему старообрядческими депутатами условия, т. е. присоединиться к обществу старообрядцев Белой Криницы, принять и носить звание митрополита «древлеправославных христиан и поставить немедленно по приезде в Б. Криницу себе преемника… «Я, митрополит Амвросий, не желая долее проводить жизнь свою праздно, говорится в формальном договоре Амвросия со старообрядческими депутатами, и ни по нужде, ни по какой страсти, но по чистой своей совести согласия с депутатами Белокриницкого монастыря, согласно данному им величайшему указу… поступить в старообрядческую религию, в сущем звании митрополита, над всеми духовными лицами и мирскими людьми, состоящими в оной религии, верховным пастырем; и притом обязуюсь, по прибытии в Белокриницкий монастырь, учинить церковное присоединение согласно правилам св. отец, и неотлагательно поставить нам в наместники по себе другого архиерея, так как дозволено им всевысочайшим указом».⁹

Так совершилось глубоко-прискорбное событие в среде греческой церковной иерархии, член которой, прельщенный материальными удобствами будущего своего положения, решился оставить своего патриарха, порвать связь со своей матерью-Церковью и перейти в общество людей, которых православная греко-русская Церковь отлучила от себя, как раскольников на соборе 1666–1667 гг.

К месту своего служения Амвросий прибыл после целого ряда трудностей и опасностей 12 Октября 1842 г., а 27 Октября того же года в Белой Кринице уже был составлен собор, на котором решено было принять Амвросия вторым чином. И Амвросий, «как рыба во мрежи сидящая», должен был в своём безвыходном положении в Белой Кринице подчиниться соборному решению, хотя и с оговоркой, «изволяю на ваше предложение, сказал он, только с тем, да будет свидетель Бог, если состоит в этом какой грех, да будет на вас, а я чист от такового».

Наступило 28 Октября 1846 г. – «светлая заря», по выражению раскольнического писателя, день, действительно, знаменательный в истории поповщинского толка, так как с совершившимся в этот день принятием Амвросия в раскол, «иерархия» старообрядческая получила свою главу – епископа и чрез то общество старообрядцев-поповцев получило вид якобы истинной Церкви Христовой с трехчинной иерархией. Чиноприем Амвросия в раскол происходил таким образом. Став пред царскими вратами, Амвросий велегласно прочитал на славянском языке и проклял все ереси по чину приятия приходящих от яковит (Патр. Филарета, гл. 79). После проклятия ересей, которыми якобы заражена была греческая Церковь; беглый иеромонах Иероним выисповедал в алтаре Амвросия и там же помазал миром. Выйдя из алтаря чрез царские двери, Иероним «объявил достоинство митрополита», причем в своей речи уверял своих единоверцев в том, что он «тщательно испытал глубины сердца» Амвросия и уже после того разрешил от всех ересей. Наконец, новоприсоединенный, облачившись в архиерейские одежды, вышел чрез царские врата и благословил народ по-архиерейски – дикирием и трикирием.

Так Амвросий исполнил первое своё обещание старообрядческим депутатам: после известного чиноприема он принял на себя звание митрополита Б. Криницы и всех древлеправославных христиан. Оставалось выполнить другое обещание поставить себе преемника, что Амвросий также не замедлил сделать. 6 Января 1848 г. был поставлен во епископа Майносского природный липован диак Киприан Тимофеев, чем дальнейшее существование т. наз. австрийской, или Амвросианской лжеиерархии вполне было обеспечено.

Нет нужды распространяться о том, какую опасность представляло и доселе представляет для русской Церкви появление в ничтожной деревушке Белой Кринице самочинной, старообрядческой иерархии. Заметим только, что толк поповщинский, окормляемый австрийским священством, стал увеличиваться не только на счет раскольников различных безпоповщинских толков, но и – хотя изредка – на счет чад православной Церкви, в особенности единоверцев.¹⁰ Явление это не случайное. До принятия Амвросия в Белую Криницу поповцы не могли успешно привлекать в своё общество старообрядцев отличных от них согласий, а тем более православных, ибо, не имея трехчинной иерархии, сами не представляли даже вида истинной Церкви Христовой, как общество, окормляемое только беглыми из Великороссийской Церкви попами. Не то стало теперь, когда появилась у тех-же поповцев т. наз. австрийская иерархия, когда, по словам раскольнического писателя: Церковь их «изобилует духовными чинами, яко-же и небо, красящеся светлыми звездами»,¹¹ – теперь общество их имеет якобы все видимые признаки истинной Церкви Христовой, содержит трехчинную иерархию, имеет несколько десятков собственных «архиереев», а потому не имеет уже никакой нужды заимствоваться беглыми попами из Великороссийской Церкви, напротив того, имеет полную возможность избирать себе духовных пастырей из собственной среды и иногда даже людей безупречной и незазорной жизни. Прибавим ко всему этому показное истовое совершение старообрядческими «архиереями» и «иереями» Богослужения, ревностное содержание австрийским толком всех уважаемых старообрядцами дониконовских обрядов, и мы поймем, почему этот именно толк в старообрядчестве имеет столь притягательную силу, что в его сети уловляются не только беглопоповцы и безпоповцы, но и православные. «Простой народ, читаем в последнем отчете Г. Обер-Прокурора Святейшего Синода, легко поддающийся обману, по неведению своему охотно отдает себя руководству устроенного обманным образом лжесвященства. Наименование епископа, священника и диакона, служение в облачениях, устройство Церквей и монастырей, сходных с православными, – всё это для простого народа служит приманкой и обманом, особливо в тех местах, где еще не имеется православного храма и благолепного богослужения».¹² Не без основания, посему, на втором миссионерском съезде в Москве австрийская секта была признана наиболее опасной из всех толков русского старообрядческого раскола.

Представленная краткая история происхождения самозванной австрийской иерархии показывает, сколько неправды, хитрости, лукавства и обмана положено было в основание сего дела. Иезуитское правило – цель оправдывает средства – нашло для себя в этой глубоко-печальной истории полное применение, так как ради задуманной цели – приобретения «древлеправославного» архиерея старообрядцами пущены были в ход все средства, не исключая противных Евангелию. Для всякого, имущего здравый смысл, очевидно, что и самое общество старообрядцев, окормляемое самочинной, незаконной иерархией, ни в коем случае не есть дом Божий, созданный на основании апостол и пророк, «сущу краеугольну Иисусу Христу» (Еф.2:21), а дом, созданный руками человеческими, при помощи лжи и обмана, основанный на песке, а не на твердом камени; если же, по слову Спасителя, «всякий род, его же не насади Отец Небесный, искоренится» (Мф.15:13), то над старообрядческим обществом, окормляемым австрийским лжесвященством, непременно должно исполниться то, что случилось, по словам Божественного Спасителя, с домом, построенным на песке: «сниде дождь, и приидоша реки, и возвеяша ветри, и опрошася храмине той, и падеся: и бе разрушение ей велие» (Мф.7:27).

Мы и поставили своей задачей показать на основании канонов, что т. наз. австрийская, старообрядческая иерархия есть иерархия незаконная, самочинная, антиканоническая. Показать антиканонический характер австрийской иерархии значит показать антиканонические действия, совершенные основателем и родоначальником сей иерархии – белого греческого митрополита Амвросия, потому что, если гнил корень австрийской иерархии, гнило и дерево, выросшее из него.

Свящ. Н. Попов

Хлыстовская секта в своём учении и культе имеет много сходного с учением нескольких сект древних и новых. Первотип «хлыстовских богородиц» можно находить еще в апостольском времени, в лице Елены, постоянной спутницы ересиарха Симона волхва. Этот Симон волхв выдавал себя за Христа, а свою спутницу за «матерь божию». По свидетельству блаж. Иеронима, Симон волхв говорил: «Я есмь Слово Божие; я – прекрасен; я – утешитель; я представляю собой всё Божие». Св. Ириней Лионский пишет, что Симон волхв говорил о явлении своём иудеям в качестве Сына, язычникам – в качестве Святого Духа и самарянам – в качестве Отца. Елену он постоянно водил с собою, называя её своею первою мыслью и матерью всех вещей. Нисходя в низший мир, она произвела ангелов и силы, которыми был сотворен низший мир, и была заключена ими в темницу и унижена. И сам он, хотя и не был человеком, но сделался человеком будто бы для того, чтобы освободить её.¹³ Не то же ли самое постоянно проповедовал и основатель хлыстовщины Данило Филиппов: «Я есмь бог, пророками предсказанный, сошел на землю вторично для спасения душ рода человеческого, – нет другого бога кроме меня». – Это сходство хлыстовщины то с тою, то с другою из сект западных и восточных, древних и новых, указывает на общий источник тех и других учений, который содержится в одинаковых для всех людей законах человеческого духа, в их неправильном одностороннем развитии. Дело в том, что среди мистических сект, сходных с нашей хлыстовщиной, женщины играют ту или другую, во всяком случае видную роль. Здесь уместно будет привести наиболее характерный пример из мистической секты квиетистов. Основатель этой секты Михаил Молинос учил, что истинное христианство должно состоять не во внешнем исполнении церковных обрядов, а во внутреннем восторженном стремлении к Богу и упокоении в нём… Особенно горячею почитательницею его учения явилась во Франции богатая вдова Жанна Мария Ла-Мот Гюйон, которая всё своё состояние и всю свою жизнь посвятила на пропаганду учения о внутреннем стремлении к Богу и общении с Ним. Сочинения этой Гюйон (напр., толкования на Апокалипсис) пользуются большим уважением у хлыстов… Своею проповедью Гюйон даже увлекла известного красноречивого проповедника Фенелона, архиепископа Камбрийского.¹⁴ Этот и многие другие факты, которые собраны в сочинениях Диксона «Новая Америка» (Спб. 1869 г.) и «Книга о духовных женах» (Спб. 1869 г.) дают нам право высказать следующие соображения относительно хлыстовских богородиц. Женщины вообще во всех религиозных движениях принимали самое деятельное участие. В первоначальном, напр., распространении христианства женщины играют среди различных народов очень видную роль; кроме св. Марии Магдалины, проповедовавшей о Воскресшем Спасителе самим апостолам, на страницах истории записаны имена св. Ольги (у русских), св. Нины (у грузин), Берты (у англосаксов). Клотильды (у франков), Теоделинды (у лангобардов) и т. д. Следует заметить, что женщина, живущая по преимуществу сердцем, гораздо глубже и гораздо скорее усвояет известную религиозную истину, нежели мужчина. Религиозная вера женщины поэтому жизненнее, интенсивнее и, так сказать, деятельнее (осязательнее), нежели религиозная вера мужчины. Величие религиозной веры женщины отметил Сам Господь наш Иисус Христос, когда хананеянка просила Спасителя исцелить её бесноватую дочь (Мф.15:22–28). Но если религиозность женщины не нормируется авторитетом Божественного Откровения, правильно понимаемого и достодолжным образом изъясняемого, то она обыкновенно сворачивает на ложный путь и дает очень плачевные результаты. В греческой и римской религиях, в которых так много черт, сходных с нашей хлыстовщиной, женщинам принадлежит очень некрасивое положение. Пифии, стяжавшие себе неувядаемую память, в существе дела были те же хлыстовские богородицы. Кружение (радельное), от которого хлыстовские богини приходят в неистовство и начинают «пророчествовать», для греческих прорицательниц заменялось одуряющими газами. После землетрясения, возвещающего приближение духа Аполлона, пифию вели в пещеру, сажали на треножник, где вскоре она угоревши приходила в неистовство, мучилась судорогами и с пеной у рта произносила отрывистые слова, в которых по толкованию жрецов именно и таился пророческий смысл.¹⁵ Все её прорицания представляли из себя болтовню пьяного или бред горячечного больного. Приверженцы учения о месмеризме подозревают в древних пифиях современных ясновидящих; нам их напоминают наши деревенские кликуши или порченые (т. е. одержимые падучею болезнью). Во всяком случае в этом явлении нет ничего ни таинственного, ни загадочного. На праздниках в честь Паллады молодые гречанки разделялись на несколько отрядов, вооруженных палками и камнями, и не на шутку дрались между собою. Убитые на этих маневрах признавались бесчестными и тела их бросались в воду. В празднествах в честь Вакха женщины принимали самое деятельное участие. Не нарушая приличия, невозможно передать словами те мерзости и бесчинства, которые производил женский пол на вакханалиях, праздновавшихся ночью при свете факелов… Все эти факты достаточно показывают, что в своих увлечениях на религиозной почве женщина может доходить до чудовищных размеров. В религии ложной или ложно понимаемой она может найти чрез своеобразное сочетание известных понятий удовлетворение всем темным и низким инстинктам своей природы. Но особенно важно здесь то обстоятельство, что, как существо чрезвычайно восприимчивое и интенсивное, женщина замечательно скоро начинает верить в те иллюзии, которые создала её собственная религиозная фантазия. А если женщину окружает невежественная среда, как это всегда бывает с хлыстовскими богородицами, то эта самая среда только способствует укреплению в сознании женщины тех заведомо ложных представлений, какие она выработала на религиозной основе. Женщина в порывах религиозного возбуждения совершенно перерождается: будучи поглощена одной тенденцией, женщина и для окружающей её среды является не тем, чем она есть, и невольно заставляет признавать в себе иное неземное существо. Все хлыстовские богородицы исключительно убеждены в своей великой мировой роли, и это убеждение естественно передается и их почитателям. И трудно уже чему-либо постороннему всколыхнуть женское сердце, остановившееся и как бы застынувшее на известной религиозной точке. Прекрасно изображает это свойство женщины греческий миф о смерти Орфея. После вторичной смерти своей жены Эвридики Орфей удалился во Фракию на гору Родону, чтобы в уединении оплакивать свою возлюбленную. Фракийские женщины, восхищенные его игрой на лире, пленились певцом, но все их усилия завлечь Орфея в свои сети оставались тщетными. Тогда фракиянки во время празднеств Вакха в религиозном экстазе яростные, как тигрицы, устремились на сладкозвучного певца. Камни, брошенные в Орфея, падали к ногам певца, очарованные чудными звуками его лиры. Но эта лира, заставлявшая плясать бездушные скалы, укрощавшая бурные волны моря, смирявшая диких зверей и хищных птиц, не тронула женского сердца, которое обыкновенно считается кротким, нежным и отзывчивым на всякое страдание и скорбь, – сердца, находившегося на величайшей степени религиозного возбуждения. Свирепые вакханки растерзали несчастного певца на куски и бросили последние в реку Гебр.¹⁶

Затем женщина есть существо в высшей степени самолюбивое и тщеславное. Глубоко поучительна в отношении женской психологии история падения наших прародителей. Дьявол, желая склонить Еву к падению, старается польстить именно её самолюбию. Враг человеческого рода хорошо знает, что искусительная его речь найдет для себя полный отголосок в душе праматери, еще не укрепившейся в добре. Демон получил полную власть над Тамарой, пообещав со страшными клятвами между прочим: «Тебя я, вольный сын эфира, возьму в надзвездные края, – И будешь ты царицей мира, подруга вечная моя!».

Та же самая искусительная дьявольская речь слышится и в нравственном учении секты хлыстов. Это учение чрезвычайно обаятельно для женского сердца, постоянно ищущего себе поклонения и обожания в окружающей среде. Назначение каждого человека, говорят хлысты, состоит в том, чтобы здесь же на земле таинственно умереть, воскреснуть и сделаться ангелом, ибо все ангелы суть ничто иное, как отжившие люди, сподобившиеся таинственного воскресения. Есть смерть о Адаме и есть смерть о Христе, есть мертвые о Адаме и мертвые о Христе. Смерть о Адаме есть последствие Божеского приговора: «земля еси и в землю отыдеши». Смерть о Христе есть смерть таинственная, состоящая в умерщвлении воли, себялюбия и гордости, – а главное в умерщвлении плоти, этого злого демонского начала в природе человека, – в полнейшем бесстрастии и святости. За этою смертью следует погребение о Христе, т. е. отвлечение мыслей от всего внешнего и углубление в самого себя, как в могилу. В тайнике каждой души есть начаток Духа Божия и если кто умер о Христе, говорят хлысты, и спогребся ему в смерть, т. е. после умерщвления воли и плоти низойдет в самого себя, – тот услышит в себе внутренний голос и в глубине души своей найдет царствие Божие, которое внутрь нас есть. Кто услышит в себе этот внутренний голос, тот таинственно воскрес. С этой минуты он делается храмом Божиим, и Дух Божий живет в нём; с этой минуты он оправдится от греха, сделается безгрешным, и тогда ему, как праведнику, закон не лежит… Таинственно воскресший вместо своей воли получает волю Божию; что он ни делает, что ни говорит, – делает и говорит не он, но сам, живущий в нём Дух Святой. Если он дурачится, прикидывается юродивым, – во всём нужно видеть волю Божию, ибо безумное Божие премудрее человеков. Одним словом – хлысты прямо говорят: поступай в наше общество и ты будешь богом. Разве не обольстительно такое учение для нервного женского существа. Женщина обыкновенно не рассуждает, что тайна воплощения Бога в человеке единожды совершилась и что если раньше мы знали Христа по плоти, то ныне уже не знаем (2Кор.5:16), – а думает, что стоит только выполнить правила известного учения, чтобы достигнуть этой, никогда недостижимой для обыкновенного смертного, цели. Быть Богом, иметь ум и волю Христову, знать будущее, проникать в тайны вещей, не стесняться ничем внешним – какое широкое поле для воображения, какая сильная приманка для ума!… И вот ради этого дьявольского желания женщина бросает истинный и прямой путь веры и спасения и идет за теми же вождями, которые, обманываясь сами, обманывают и других обольстительною мечтою сделать всех своих последователей носителями Христа или Духа Божия. – Во время радений, вследствие страшного кружения, хлыстовская богородица приходит обыкновенно в исступление, неистовствует, беснуется, корчится с пеною у рта. В чаду этого бешенства лжебогородица не сознает, что с ней делается, какую безобразную картину она из себя представляет. Хлыстовские богородицы считают всё это действием Св. Духа, а потому среди оглушительного crescendo раздается их дикий вопль: «вот катит, вот катит; Дух, Дух Святой катит; накатил, накатил!». А присутствующие с благоговением взирают на это беснование, ожидая «пророчеств», которые лжебогородица тут же изрекает.

Будем надеяться, что под влиянием нового духа времени погибнет богомерзкая хлыстовская секта, в которой женщина, этот венец всего божественного творения, играет такую кощунственную роль, – восхищает то, что не даровано ей, теряет образ и подобие Божие и из существа, в известном смысле идеального по своему кроткому духу, обращается в безобразную фурию.

Н. Булгаков

Баптизм – реформатская секта английского происхождения, очень близкая к методизму. Церковь, по учению баптистов, есть общество верующих, возрожденных, святых, в которое принимаются обратившиеся ко Христу чрез крещение по личном сознательном исповедании своей веры и из которого исключаются все павшие. Крещение детей отвергается; всех переходящих из других религий и исповеданий в баптизм перекрещивают; крещение совершается в зрелом возрасте в реках, озерах и прудах чрез погружение.¹⁷ В гордом обольщении своею святостью баптисты заявляют, что все люди, не принадлежащие к обществу «детей Божиих», блуждают во тьме язычества, живут в «Вавилоне». Главная обязанность каждого «верующего» – «строить стены Иерусалима», «проводить души ко Христу», то есть всеми средствами завлекать новых членов в свою секту, – или иначе говоря – прозелитизм. Протестантский произвол нашел в баптизме полное обнаружение. Крайний индивидуализм и равнодушие к теоретическим разностям являются причиной того, что баптизм, как губка, впитывает в себя различные мнения, легко поддается воздействию и входит в соединение с самыми разнообразными течениями; на общереформатской основе он подразделился на множество толков.

Баптизм народился в Англии во время упорной реформационной борьбы XVII столетия и вырос на почве английского индепендентства. По заявлению некоторых историков он стоит вне всякой исторической связи с антиномистическим анабаптизмом времен реформации.¹⁸ Сами баптисты стараются отклонить от себя всякую родственность с немецкими анабаптистами.¹⁹ Но нельзя отрицать некоторых точек соприкосновения английского баптизма с анабаптизмом, уже до некоторой степени отрешившимся от политико-социальных и антиномистических тенденций. После мюнстерского погрома много анабаптистов бежало в Нидерланды. Отсюда, под влиянием преследований герцога Альбы, они потянулись в Англию.²⁰ В 1534 г. Генрих VIII издал два приказа против еретиков иностранцев, отвергающих крещение детей и принимающих второе, которые переселяются в Англию и распространяют своё учение.²¹ Были случаи, что английские диссиденты, спасаясь от преследований бегством на материк, знакомились здесь с анабаптистскими воззрениями и возвращались на родину перекрещенцами.²² Но несмотря на пропаганду пришельцев, идеи перекрещенцев в течение XVI столетия не прививались в Англии. Все указы о преследовании перекрещенцев изданные в этом столетии, направлены против иностранцев; так что начало английского баптизма относится собственно к XVII столетию, времени обостренной пуританской борьбы, когда идеи перекрещенцев вошли в концепцию с воззрениями индепендентов.

Первая баптистская община образовалась в Англии в 1633 году, когда «несколько индепендентов, желая быть верными своим принципам, отбросили крещение детей и перешли от опрыскивания к погружению».²³ С этого времени баптизм стал довольно быстро распространяться главным образом среди диссидентов. В скором времени он нашел себе сильного защитника в лице Кромвеля, который в 1644 году принял баптистов, в числе 17 общин, под своё покровительство.²⁴ После смерти Кромвеля баптистов преследовали как зловредных сектантов и революционеров. Преследования продолжались до 1689 года, когда по акту терпимости баптисты, наравне с пресвитерианами и конгрегационалистами, получили правительственное признание. В 1689 году была устроена в Лондоне первая генеральная конференция, на которой присутствовали выборные более чем от ста общин. На конференции обсуждался вопрос об организации союза баптистов для взаимопомощи и пропаганды.²⁵

Свобода однако не принесла баптистам успеха. Конец XVII и почти все XVIII столетие были временем упадка и разложения секты. Поворот замечается в конце XVIII столетия. Методистское движение, поднятое Джоном Весли Вайтфильдом, захватило баптистские общины и подействовало оживляющим образом на баптизм. Среди баптистов появилось непреодолимое стремление к пропаганде. В несколько лет число общин удвоилось: в 1763 году их было 200, в 1790 уже 382.²⁶ В 1770 г. основан колледж для приготовления проповедников.²⁷ В 1792 г. Вильям Карей положил начало баптистскому миссионерскому обществу для проповеди язычникам.²⁸ Тогда же появилось несколько обществ для внутренней миссии. Начавшийся с того времени прогрессивный рост баптизма в Англии наблюдается в течение всего XIX столетия. Целям пропаганды служат миссионерские общества, богатые материальными средствами и учреждениями, библейские общества, распространяющие вместе со священными книгами сектантские трактаты, периодические издания, богословские колледжи и семинарии, школы, приюты и другие благотворительные учреждения, в которых филантропия является средством пропаганды. Не удивительно, что при широком количественном распространении,²⁹ баптизм иногда выделяет из своей среды заметные личности, к каким нужно отнести, например, известного проповедника Спурджона;³⁰ но это чуть-ли не одно имя за целое столетие.

Из Англии баптизм проник в Соединенные Северо-Американские Штаты. Первая община в Америке была образована в 1639 году в штате Род-Эйланд бывшим англиканским, священником Рожером Вильямсом, принявшим баптизм уже в Америке.³¹ На первых порах секта туго прививалась вследствие неблагоприятных внешних условий. После войны за независимость к баптистам стали относиться с большей терпимостью и распространение секты пошло быстро вперед. Последовательный рост баптизма в Америке можно видеть из следующих данных:

Имущество баптистских общин оценивалось в 1890 году в 82.328,123 долларов.

В настоящее время баптизм самая многочисленная в Америке секта после методизма. Он имеет широко поставленные миссионерские общества, из которых обращает на себя особенное внимание American Baptists Missionary Union, основанное в 1814 году в Филадельфии в г. Бостоне. Это общество действует в Бирме, Аннаме, Индии, Китае, Японии, Африке, Греции, Испании, Франции, Германии, Швейцарии, Дании и России.³⁶ Для воспитания в духе своей секты детей американские баптисты содержат богословские и общеобразовательные учебные заведения. Насколько щедры жертвы баптистов на дело образования и воспитания, как главное орудие пропаганды, можно судить по следующему факту: в 80-х годах на устройство своего университета в Вашингтоне баптисты собрали 20 миллионов долларов.³⁷

В своём внутреннем развитии англо-американский баптизм отражает в себе различные направления епископальных и пресвитерианских церквей. Частью в зависимости от них, частью сам собой он подразделился на множество толков. Спор о предопределении, волновавший долгое время западное христианство, разделил баптистов на две главные группы, восходящие к самому началу английского баптизма: 1) частные баптисты (Partikular-Baptisten) в Англии и правильные баптисты (Regular-Baptisten), в Америке держатся строго кальвинистических воззрений. 2) Общие баптисты (General-Baptisten) в Англии и свободомыслящие баптисты (Frei Willen Baptisten) в Америке держатся арминианских воззрений. Из второстепенных толков наиболее заметны следующие: 1) субботники или баптисты 7 дня, празднующие субботу на основании буквального понимания четвертой заповеди. К ним примыкают новые израильтяне, требующие от каждого члена знания еврейского языка, который необходим, по их мнению, для понимания Библии.

2) Баптисты 6-ти принципов, признающие Евр.6:1–2 за своё вероизложение, появились в 1639 г. в Род-Эйланде.

3) Камбеллиты признают за божественное откровение только то в Библии, что предваряется или сопровождается словами: «так говорит Господь». Основатель ирландец Камбелль.

4) Schlangen oder Samen Baptisten, считающие предназначенных к осуждению за потомство змия и Евы. Они в противоположность другим баптистам не прилагают особенных забот к воспитанию детей в религии и к пропаганде, потому что блаженство или осуждение предопределено каждому от вечности.³⁸

И многие другие… В Англии и особенно в Америке, из смешения баптизма с другими сектами, очень часто возникают новые отрасли, из которых многие скоро прекращают своё существование.

Баптисты группируются в союзы и конгрегации в целях взаимопомощи и пропаганды. Но их конвенты и комитеты не имеют характера центральной церковной власти; каждая община в своих внутренних делах остается совершенно независимой и самостоятельной; строй её в общем пресвитерианский. Баптистских союзов много. Почти каждый толк имеет свою союзную организацию. Есть стремление группироваться по национальностям и конечно по географической смежности; так, например, правильные баптисты в Америке составляют три отдельные общества: северное, южное и цветное (негритянское), которые не имеют разногласий в вопросах веры.

Для формулирования и выражения своего вероучения баптисты употребляют символы, хотя не придают им общеобязательного значения, считая Библию единственным руководством в вере и жизни. Каждый союз может выпускать и действительно выпускает своё вероизложение и иногда не одно. Первоисточник баптистских символов нужно искать в символах пресвитерианских; так наиболее уважаемый в Америке Филадельфийский символ, появившийся в Лондоне еще в 17 столетии, представляет из себя почти буквальное повторение Вестминстерского пресвитерианского символа с добавлениями и изменениями в баптистском духе.³⁹

Дробление не ослабляет секты в такой степени, в какой можно было бы ожидать этого по его размерам. Теоретическим разностям не придается большого значения; они не мешают благожелательно относиться друг к другу и не препятствуют объединительным попыткам. Попытки к соглашению начались давно, но не на почве теоретических воззрений, а в форме молитвенного общения, совместной практической деятельности и пропаганды. В 1813 году в Англии основан баптистский союз (Baptists Union), поставивший целью объединить частных и общих баптистов в видах взаимопомощи и пропаганды. Среди общих баптистов с 1868 г. началось усиленное движение к объединению всех баптистов. Объединительные движения захватывают родственные с баптизмом секты, причем на разногласия в вопросах догматических обращается слишком мало внимания. Баптисты в своих объединительных стремлениях готовы иногда поступиться даже существенными положениями своей секты. Так Free Communion-Baptists допускает к преломлению хлеба лиц крещенных не по баптистскому способу.⁴⁰ Спурджон в 1887 году обвинял Baptists-Union в том, что он принимает в общение лиц разномыслящих в самых основных вопросах веры: о силе искупительных заслуг Христовых, оправдании верою и т. п.⁴¹ Спурджон порвал из-за этого всякую связь с Baptists-Union, но протест известного проповедника не удержал течения: в настоящее время у значительной части англо-американских баптистов практикуется интеркоммунион разных толков и сродных сект.

Англо-американский баптизм, представляя из себя в количественном и материальном отношениях значительную силу, направляет её для поддержки и распространения секты во все части света. В половине настоящего столетия баптизм утвердился на материке Европы, сначала в Германии, а потом из неё раскинул свои сети в другие страны.

(Продолжение будет).

Свящ. К. Велтистов

Что век грядущий нам готовит?

Вопрос этот возникает естественно и неизбежно, когда переходишь грань, отделяющую XIX век от ХХ-го. Все задают себе этот вопрос, но никто не отвечает на него, потому что это один из тех вопросов, которые всегда остаются без ответа, вызывая лишь смешанное неопределенное чувство смутной тревоги, робкой надежды, томительной неизвестности…

Человеку не дано знать будущего. Однако-же, насколько будущее имеет свои корни в прошлом и обусловливается настоящим; настолько позволительно делать более или менее вероятные предположения и гадания о будущем.

В этом смысле некоторый ответ на поставленный выше вопрос можно находить в статье покойного Владимира Сергеевича Соловьева «По поводу последних событий», написанной им незадолго пред смертью (статья датирована 1 июля, 1900). Здесь В.С. Соловьев высказывает мрачный взгляд на будущее, взгляд, исполненный самого безнадежного пессимизма.

Предчувствуя приближение монгольской грозы и устрашенный призраком панмонголизма, В.С. Соловьев ожидает великой исторической катастрофы на Дальнем Востоке, которая положит собою конец всемирной истории. Современное человечество, по его мнению, есть больной старик, которого близка уже могила; поэтому бесполезно обманывать себя и успокаивать ходячими модными теориями прогресса, которые обещают возрастание всеобщего благополучия, при условиях теперешней земной жизни, все подобные теории он считает бессмыслицей и невозможностью. Говорите усталому, разочарованному и разбитому параличом старику, что ему предстоит бесконечный прогресс его теперешней жизни и земного благополучия… «Уж какое тут, батюшка, благополучие, какая жизнь! Лишь бы прочее время живота непостыдно да без лишних страданий дотянуть до близкого конца».

Всемирная история, по мнению В.С. Соловьева, внутренно уже кончилась, хотя и продолжается в силу косности какая-то игра марионеток на исторической сцене. Теперь, когда вместо новых, молодых народов нежданно занял историческую сцену сам дедушка-Кронос в лице ветхого деньми китайца, конец истории сошелся с её началом. Историческая драма сыграна, и остался еще один эпилог, который, впрочем, как у Ибсена, сам может растянуться на пять актов, но содержание их в существе дела заранее известно.

Этот взгляд обличает в авторе более поэта философа, чем сына знаменитого историка, с большою осторожностью делавшего свои исторические выводы.

Пораженный дивными апокалипсическими образами последних судеб церкви и мира сего, во зле лежащего, В.С. Соловьев в своём поэтическом созерцании сближает их с настоящим временем и, находя некоторые аналогические черты, видит антихриста уже пришедшим и читает о нём публичную лекцию.

То правда, что царствование последнего антихриста должно предшествовать кончине мира и второму Христову на землю пришествию. Спаситель, на вопрос учеников о кончине мира, отвечал притчами, в которых указал только некоторые общие признаки, каковы: появление лжехристов, великие войны, тяжкие скорби, проповедание Евангелия по всей вселенной (Мф. 24 и 25 гл.). Однако, исполнения всех этих признаков в наличной действительности еще невидно. Евангелие Царствия проповедано уже многим народам, но еще не по всей вселенной.

Наступили также теперь и времена тяжкие, ибо вследствие увеличения беззаконий иссякла любы многих, и в удушливой нездоровой атмосфере конца XIX века тяжело дышится, тяжело живется; но всё же это не та «скорбь велия, какой не было от начала мира доныне и не будет». Мрачными тучами покрыт горизонт наступающего XX столетия, слышны глухие отдаленные раскаты надвигающейся грозы; однако и здесь, среди зловещих туч, готовых разразиться страшною грозою, видны некоторые, лучи просвета…

Это лучи той истины Господней, которая пребывает во век, лучи того незаходимого Света разума, который воссиял миру в рождестве Христа Бога нашего, и которого не может объять никакая тьма.

Светлые лучи истины, принесенные на землю воплощенной Истиной, были сообщены многим народам. К сожалению, преломляясь сквозь призму национальных особенностей, у некоторых народов они дали тусклое отражение, потемненное примесью человеческих страстей. Поэтому единая христианская истина является ныне в форме разных христианских исповеданий: православного (греко-российского) и инославных (римско-католического и протестантского).

На западе инославном основное центральное учение христианства о Богочеловеке Иисусе Христе, нашем Спасителе. Искупителе и Примирителе, является измененным и поврежденным.

В вероисповедании римско-католическом Божественный Лик Спасителя заслоняется властолюбивыми папами римскими.

В вероисповедании протестантском Он потемняется отвлеченным субъективизмом и сухим рационализмом мысли германской, низведшей Основателя христианской религии в разряд обыкновенных мудрецов земных. И только в православном вероисповедании сохраняется истинное учение и проповедуется Христос, истинный Бог наш, блеском вечным примирения в ясном сознании Церкви вселенской сияющий и всё, искупленное Его честною кровию, грешное человечество к Себе призывающий.

Поэтому основная идея христианства, идея примирения человека с Богом во Христе – Богочеловеке, на западе инославном усвоена поверхностно, не вполне и не всецело. В сознании народов романских и германских она затемнена национальным эгоизмом у первых и эгоизмом мысли у вторых. Гений же нации славянской, нации с душой широкой, мягкой, всепрощающей, воспитанный под животворным веянием духа вселенского православия, воспринял и усвоил эту идею наиболее глубоко, полно и цельно.

В этом заключается объяснение того, почему инициатива проведения идеи примирения в область международных отношений, выраженная в знаменитой ноте 12-го августа 1899 г. принадлежит Царю русскому православному, и почему Запад инославный отнесся к ней на Гаагской конференции так двусмысленно, недоверчиво, неискренно. В этом же и объяснение той политики миролюбия, которую так настойчиво и неуклонно проводит Россия в деле улажения восточно-китайского конфликта. Эта миролюбивая политика, представляя собою лишь частное выражение основной идеи православия, носителем и хранителем которого является русский народ, и есть тот светлый луч, который ярко выделяется на темном фоне кровавых жестокостей мнимокультурного англо-германского варвара, – политических страстей, сплетень и интриг, и который позволяет бросить на будущее взгляд, полный доверия и надежды…

И достойно примечания: изуверы боксеры, так беспощадно избивающие китайцев-христиан и всех вообще «голубоглазых дьяволов, чертей второго сорта» европейцев, оказываются более восприимчивы к идее мира, чем просвещенные христианские народы Запада. Когда после взятия Пекина последовало распоряжение Императорского Российского Правительстве о выводе оттуда русских войск, а также предложение и другим державам сделать тоже, то боксеры сложили по этому поводу гимн, который начинался словами: «птичка мира пропела уже второй раз…». Между тем западноевропейские державы отнеслись к этому шагу России очень недоверчиво, они не хотели или не могли по жестокосердию своему понять, как и на Гаагской конференции, «существенно-миролюбивых целей» русского Императора, и вот как бы в ответ на предложение России алчный бритт и расчетливый Михель бросились друг другу в объятья и заключили союз в целях далеко не «существенно-миролюбивых».

И не характерное ли это знамение времени, не признак ли это того, что мехи старые сделались уже негодными и не могут более вмещать в себе вина нового?

И не прав ли англичанин Джорж Уошборн, который в статье о будущности славянства говорит: «Латинская и немецкая расы отжили свои дни и не сумели создать настоящей христианской цивилизации. Они сделали огромные успехи в организации общества, в развитии материального благосостояния, в литературе, искусстве и науке, особенно же в признании и обеспечении в известной степени прав человеческой личности; но они превознесли вещественное над духовным и сотворили Бога из мамоны. Они потеряли уже благороднейшие стремления юности и управляются ныне грязным расчетом старости. Ожидается приход славянства, чтобы возродить Европу, водворить принципы всемирного братства и царства Христова на земле… Славянская раса переживает еще свою молодость. Что будет, когда она созреет, до каких пределов она осуществит свои мечты и даст лучшее и высшее развитие цивилизации, чем Запад, – покажет будущий век – Век Славянский»!

Таким образом, не с мрачным, тяжелым настроением, навеянным пессимистическим взглядом на будущее В.С. Соловьева, входим мы, православные Россияне, в приотворенную Творцом веков дверь грядущего XX века, а с полной верой в величие исторической миссии Славянской нации. Приведем же в ясность сознания всё богатство наследия, вверенного нам Промыслом на хранение, в виде чистой православной истины. Познаем жизненный смысл этой истины и уяснив основную идею её, идею примирения, станем сознательными служителями и проводниками её как в жизни церковной миссионерской, в отношениях, так сказать, домашних личных, так и в области отношений общественных и международных. Тогда обретем мы в хранимом нами наследстве бесценный бисер Христа и явит миру, жаждущему мира, в грядущем веке Христа Примирителя гений Славянский!…

Владимир Терлецкий

(Из письма священника-миссионера к епископу)

Дорожа Вашим просвещенным вниманием к моим слабосильным трудам на ниве Христовой, я с чувством искренней благодарности за Ваши отеческие, теплые строки спешу поделиться с Вами своими взглядами на любимый мною предмет – миссию. Поистине, для меня нет другого счастья на жизненной стези, как любовь и полное доверие ко мне пасомых и сочувствие высокопросвещенных лиц, умудренных по своей сугубой св. благодати в духовной жизни.

Я твердо верую в Провидение Божие и надеюсь, что все благие мои начинания раздвинут нависшую темь в этом заброшенном уголке России. Если при своей немощи я многого и не успею сделать, то по крайней мере посею сомнение в правоте Ислама среди коренных мухаммедан громадного аула; а тогда и получится точное исполнение слов Спасителя: «кто не против вас, тот за вас». У нас почему-то мухаммеданскую массу народа оставляют без внимания, позволяя тем им производить больший соблазн и больший успех среди младенствующих в вере инородцев своею пагубной пропагандой. Не вечно же будут пребывать в неведении о Спасительных подвигах Господа нашего Иисуса Христа и пренебрегать Духом Святым в таинствах св. Христовой Церкви мои прихожане. Хочется верить, что придет такое время, когда самые ярые фанатики будут встречать меня с искренней любовью на устах и в сердце, ведь гордый Рим преклонился же пред могуществом Христовой проповеди, почему того же не может произойти и здесь при помощи Божией?

Я вижу и убеждаюсь, что и у меня здесь инородцы много подвинулись к свету, о том свидетельствуют факты: те люди, которые злобно встречали меня, с пренебрежением отворачивались от моих слов, даже замышляли убить меня, теперь сами-же просят меня приходить к ним с книгами, почитать им о Боге и побеседовать о жизни; прозвали меня «чынга хаклы» (мудрый в истине). Это меня очень радует и подает большие надежды в будущем. На днях я читал в доме отпадших о превосходстве христианства над мухаммеданством по кн: «мухаммят дененя караганда, Христос дене артык», или по-чувашски что тоже «пирен тан тене верентекен Иисус Христос Туррамар (Господь) урах тен каларакан, Мухаммедран калама та сук асза хаватла», – и наглядно убеждался, как по живым картинкам, какое действие производит живое слово проповедника на инородцев. Только ведь мы чего-то страшимся выступать прямо с проповедью о Христе к людям не ведущим Писания, ни силы Божией, а хотим с высоты своего величия подойти к ним какими то обходными путями. Измышляется целая система просвещения инородцев, пишутся многотомные трактаты, а святое дело не подвинуто ни на пядь. В действительности дело обстоит очень просто: и то нужно делать и это не забывать, т. е. прекрасным проводником к просвещению инородцев может быть правильно организованная школа, конечно, при хороших руководителях, но это еще не значит, что живое слово пастыря на взрослых не может возыметь желанного успеха, умей пастырь только поставить себя, как того требует его высокое пастырское служение. Вот что создает отчасти раскол и отпадение от православия: наше отчуждение, изолированность, кичливость и надменная гордость по отношению пасомых. Стоит ли думать, чтобы священник был любимый прихожанами, когда в нём самом нет сочувствия и отзывчивости к положению прихожан.

Прежде нужно пересоздать нас самих, как говорится, провести чрез горнило испытаний, а тогда уже вверять нам попечение словесного стада Христова. Не о выездных рысаках священнику нужно заботиться и не выбирать приход со знатью, а идти куда укажет нам Провидение Божие и воля Архипастырская.

Простите меня, я, в увлечении своём, совершенно оставил главную тему моих суждений. И так, значит, я сижу и назидаю народ от этого вечного источника жизни, глаголов Божиих; предо мною на столе лежат книги свящ. Писания: св. Евангелие на арабском, татарском, чувашском и славяно-русском языках, Библия, назидательные брошюрки на чувашском и татарском языках, «Чин. ден кнегеся» (истин. вер.) руководительные миссионерские книги и тут же с ними – лжеучение Мухаммеда «Коран» на арабском и русском языках для справок и чтения цитат в оригинале; рядом со мною сидят мои способные школяры – из старших, которые, по указанию моему, где нужно удостоверить слушателей в правдивости слов, читают по-чувашски и по-татарски, то из Евангелия цитату, то из св. истории еп. Агафодора какое-либо событие; всё это исполняется внятным и благозвучным голосом молодых чтецов, а сам я с большим усердием читаю по-татарски, с комментариями по-чувашски (я уже успел и в этом жаргоне) – «о превосходстве христианства пред мухаммеданством, еп. Викторина»; а где требуется пояснить несостоятельность Ислама, то рядом сидящие со мною по другую сторону ученые татары помогают мне отыскивать те места из Корана. Народ выслушивает внимательно, нет даже и тени раздражения или брани по моему адресу. Коснулись мы при чтении о происхождении, рождении, жизни, чудесах и проч., как Господа Иисуса Христа, так и лжепророка Мухаммеда, сделали беспристрастное сравнение и все присутствующие с покорностью согласились с моими аргументами. Правда, заспорили было мухаммедане и долго не соглашались со мною в одном, что Иисус Христос «кюб кодратляр кылган», т. е. много чудес творил, а Мухаммед «берь кодрят тя кыла алмаган», т. е. Мухаммед ни одного чуда не творил; для более осязательного договора, я удостоверил их Кораническими словами, где он сам говорит, что не может творить чудес: (Коран. 29 гл. 49 ст., 46 гл. 8 ст.). Когда мне, в экстазе, мухаммедане стали было перечислять измышленные ими самими чудеса Мухаммеда, я с кротостью их остановил такими словами: «Мохаммя денен тотыучылар ул кылган кодрятляр диб айтя торган кодрятляре гел жалган, беряугя дя пайдалы тоголь»… т. е. верующие в Мухаммеда сами навязали Мухаммеду чудеса бессмысленные, а пользы от них нет никакой. Ну какая, говорю, польза от разделения луны, вымышленного вами самими как бы в насмешку над Мухаммедом; разговор камней, деревьев; или «слушайте, я говорю, – вам прочитаю еще о его чуде»: «бер табкыр пешергянкязя бяряне Мохаммят белян сойляшкян диляр», т. е. один раз вареная коза с Мухаммедом говорила.

Татары, не подозревая ничего к чему я клоню, с большим воодушевлением стали подтверждать прочитанное мною, говоря: «дорос жазганчи» (правильно написано), а чуваши заливаются со смеху, повторяя в междометии: «ой сяпза», т. е. ой да правильно так. Наконец и татары стали полуулыбываться. Я спросил зачем они смеются, вероятно, нам и самим хочется сказать, что все его чудеса до глупости умные, даже смешные, не то, что Божественною силою совершаемые чудеса Господом Иисусом Христом на пользу страждущему народу, – каковы: «дауылларны туктаткан, кеше эченнян жиннярне кыуыб чыгарган, чирлезярне тозяткян, улгяннярне тергезгян» и др. по-русски: ветры и бурю останавливал, изнутри людей бесов изгонял, больных исцелял, мертвых воскрешал и проч. В заключение своей беседы поются молитвы и читаются избранные псалмы. Пение молитв на чувашском языке производит сильное впечатление, в особенности на женщин; поются общеупотребительные молитвы: «Достойно», «Богородице», «Спаси Господи люди твоя» и т. д. Говоря о ветхозаветных жертвах, я указал места в Библии из пророчеств Даниила и Исаии: I, что прекратятся кровавые жертвы, когда Христос за всех принесет единую искупительную жертву, отдав добровольно себя на крестные страдания; II, что Господь говорит устами пророка Исаии: «не хочу крови тельца или овна»… а как говорит пророк Давид: «жертва Богу – сердце сокрушенное и смиренное Бог не уничижит», – татары долго не могли со мною согласиться, что кровавые их жертвы в праздник «Курбан байрам» давно Богом отменены, или, по словам моим, заменены христианскими бескровными жертвами, возносимыми свящ. в таинстве евхаристии. Но все мои слова мало имели убедительной силы на черствые сердца исламитов. Для большего убеждения в бесполезности жертв мухаммеданских я вынужден был заметить татарам один афоризм: «вот какая польза от ваших жертв: – мулле-кожа, татарину обед, а душе ничего нет»… – «Верно, так, говорят чуваши, мулле достаются целые воза кож, а от такого сытного обеда татары болеют»… Все закачали головами, со словами: «булно хитра, булно хитра»… Много, много бы можно Вам написать на эту тему, но я боюсь утомить Вас.

Я всяким случаем в жизни своих пасомых пользуюсь, дабы дать всему христианскую оболочку. Прослышав, что чуваши по погребении своих усопших устрояют в 3-й, 7-й, 40-й дни и т. д. нечто вроде «чука» (остатка язычества и влияния ислама), я своим влиянием направил этот добрый обычай в желательную для меня сторону. Теперь чуваши поняли всю пользу моих указаний и без батюшки не сядут и за приготовленный стол.

Я не вырываю с корнем, не посягаю на дорогие их традиции, а делаю это так, чтобы всё благообразно и по чину христианскому да бывало. Например: перед обедом совершу краткую литию по усопшем; прочитаю на чувашском языке избранные псалмы, благословляю сготовленные ими яства, отведаю сам малую толику и усажу чинно всех.

Когда чуваши кушают, всё время пред иконою горит свеча; я же громким голосом назидаю их чтением по-чувашски «о загробной жизни». Не знаю, такой благочестивый обычай практикуется-ли где нашими священниками; хотя бы в русских православных приходах, а наши раскольнические лжепопы уловляют в свои сети невинные души христиан этим преломлением хлеба.

Сегодня для сеяния слова Божия выдался самый благоприятный день: были похороны; читал в двух домах отпадших; а ночью посещал больных; троих приобщил св. тайн, сказал на чув. языке приличные назидания слишком 20 челов. оказал медицинскую помощь; от всех спасибо-исполать. Что-же удивительного? Наши татары стали обращаться ко мне за помощью. Мои проекты по открытию школы-приюта, кажется, начинают осуществляться, есть сочувствие со стороны христ. благотворителей. На днях с такою сердечною отзывчивостью ответил на мое письмо известный всем многоплодною христианскою благотворительностью отец протоиерей Иоанн Сергиев «Кронштадтский» пожертвовав на мои нужды храма крупную сумму денег – 137 рублей. Хочется на деле оправдать мне доверие сочувствующих лиц, употребив с пользою жертву. Ожидаются на письма еще пожертвования, «не без добрых душ на свете». Когда-то что будет, а я пока на свои иждивения начинаю вербовать бесприютных детей. Не дальше как три тому недели, заявился ко мне из татар беднейший мальчик в рубище, почти полуногой и голодный, но с довольно осмысленным лицом; я его поместил в свою и без того тесную квартирку; омыли его, одели с ног до головы и мой мальчонка точно переродился. Куда девалась та пришибленность! Лице веселое, глаза сияющие отображают полное довольство своим положением. К обучению книжному он оказывает большое прилежание. На мне лежит святая обязанность направить его на истинный путь в дальнейшем обучении. Не благословит-ли Господь Бог мои начинания; не произрастит-ли Он это зерно горушное «школу-приют» в многоплодное дерево?! Как бы я был рад и воспрянул душою о Господе, когда бы увидел на здешних жителях благодатное действие силы Божией; когда-бы кровавые жертвы в «Кубак байрам», языческие кумирни, языческие очаги ушли-бы для здешних жителей в область предания. Да познают вси, что нет иного имени под небесем, разве имени Господа Иисуса Христа. Да воздадут славу, честь, благодарение, поклонение Единому Богу Триипостасному!

А между тем мухаммеданская пропаганда действует необыкновенно настойчиво и дерзко, и вместе хитро, точно капля точит камень. Всякий раз в доме чувашенина можно встретить кого-либо из татар, – это или гость или работник, по словам чуваш. По своей энергии татарского племени они легко подчиняют себе доверчивых чуваш: начинается с усвоения языка, перенимаются некоторые черты внешнего татарского быта, гладко стригутся волосы, переменяется костюм, усвояются религиозные татарские понятия, и считай меня уже отреченным. Не легко приходится миссионеру бороться против напора такой массы мухаммедан.

Один татарский язык, без применения его на деле мало окажет пользы. Для святого миссионерского дела нужна благородная душа, и пройти миссионерское крещение. Если покойной памяти, великий труженик Ильминский и возлагал большие надежды на воспитанников своей школы, то ведь он и старался особенным образом привить им любовь к св. делу просвещения инородцев. Памятны и теперь для меня, как его питомца, лекции его по педагогике, в которых, что не пример из жизни, то хоть целиком вставляй в священные библейские события; речь его отличалась сколько-же теплотой, столько-же религиозною верою в Бога. Я счастлив, что учился у таких талантов по вере, если позволительно так выразиться. Тому, кто хочет проникнуть в глубину человеческого сердца и научиться управлять им, не нужны наши лекции и лаборатории, а он должен приучиться и уметь войти в жизнь всякого, спуститься до их уровня развития, проникнуть в сердечные тайники индивидуума.

А кому это свойственно сделать?

«Тому, чьи мысли не подкупны;

Чьи целомудренны мечты;

Кто дел своих ценою злата

Не взвешивал, не продавал;

Не ухищрялся против брата

И на врага не клеветал;

Но верой в Бога укреплялся,

И сердцем чистым и живым

Ему со страхом поклонялся;

С любовью плакал перед Ним»…

А таковым опять-таки только может быть пастырь церкви по призванию. Не принесут нам желанной пользы в св. деле ни язык, ни школа, стоящая по-своему, веками выработанному, положению как бы в стороне от действительной религиозной жизни народа, если деятели её не будут согреты святыми идеями совне.

(Рассказ обратившейся Елизаветы Беляковой)

В «Миссионерском Обозрении» (октябрь 1899 г.) мною рассказано о крещении у бегунов. Теперь я хочу рассказать, что совершается у них в 8-й по крещении день. Я буду рассказывать о том, что было со мною.

Означенный день падал на 9-е число ноября, в который празднуется память преподобной Евстолии. Семь дней я должна была ходить в белой одежде, которая была надета на меня по выходе из купели, и в это время не должна была умываться. В 8-й день нужно было омыть меня по особому обряду и переодеть во всё черное. Это переодевание составляет нечто в роде пострижения в монашество.

Пред наступлением означенного дня все мы, т. е. жившие со мною в одной келье, получили от настоятеля приказание явиться к вечерне в соборную келью, которая находилась тогда.

Моя воспитательница Екатерина, дочь Николая (в бегунстве Кирилла) Аполлонова,⁴² и крестная Серафима поставлены были в некоторое затруднение, как быть со мной. Дело в том, что новокрещенным нельзя отнюдь находиться на открытом воздухе. Такое убеждение основывалось на словах Евангелия, где сказано, как нечистый дух бродит по земли, ища места и как бы он не нашел его себе на новокрещенном и не искусил его чем-либо. Поэтому они решили посадить меня в саночки, завернув в теплое одеяло, и закрыть наглухо шалью. Везти же меня снарядили двух послушниц, строго наказав им раскрыть меня уже тогда, когда внесут в комнату.

В следующий день утром совершили утреню, а потом пели молебен. Я была поставлена у аналоя на скамеечку и читала каноны Ангелу Хранителю и преподобной Евстолии. Народу было много, так как в таких случаях, когда праздновали 8-й день новокрещенных, или их первые именины, непременно собирались из всех келий, даже и из мужских. Много приходило народу и из мирских, т. е. неперекрещенных.

По окончании молебна все поздравляли меня с ангелом, как и при крещении, и дарили разные подарки; я благодарила всех, кто дарил, земными поклонами. После этого все сели за обед, во время которого я читала житие преп. Евстолии.

После обеда начался обряд моего переодевания из белого во всё черное. Зажгли свечи и лампады у всех икон. Крестная и самая старшая игуменья подвели меня к настоятелю (С. О.) и просили благословения положить начал для омовения рабы Божией Евстолии. Настоятель отвечал: «Бог благословит». Все мы вместе и положили начал пред иконами. Затем, поклонившись настоятелю, и всем присутствовавшим на четыре стороны, мы удалились в другую, уединенную комнату. Здесь крестная с игуменьей окатили меня теплой водой и, одев в черное платье, повели обратно. Одеяние надели на меня всё черное и голову покрыли черным платком. Теперь, в 6–7 лет я стала совсем черничкой.

Как только показались мы в дверях комнаты, где был народ, все присутствовавшие «христиане», т. е. перекрещенные запели псалом: «Благослови. душе моя, Господа». Настоятель Савва Онисимов, подошел ко мне с иконою и благословил. Крестная с игуменьей тоже взяли по иконе и благословили меня. Потом креститель мой покадил меня три раза и тоже благословил иконой. Ко всем этим иконам я прикладывалась и они потом остались моей принадлежностью. Где они теперь, я не знаю; бегуны, в день моего обнаружения полицией, увезли их из моей кельи и скрыли, неизвестно где. Теперь их уже не разыщешь, а если и узнаешь, где, так не возьмешь, потому что принадлежность их мне не докажешь.

Когда пение смолкло, мы опять положили начал, поклонились в землю настоятелю и встали пред ним в ожидании. Савва Онисимов подошел ко мне и, положив руку на мою голову, начал говорить речь, приблизительно такую: «Братие, вот мы видим, пред нами стоит новорожденное Божие дитя, о котором церковь болела и будет болеть до тех пор, как вообразится Христос в этой маленькой христианке, т. е. когда она достигнет в меру возраста исполнения Христова, а исконный враг наш не дремлет» и так далее говорил, чего теперь не упомню. После этого начал говорить о том, как я должна держать себя, помня каждую секунду, что я уже христианка и поступать по этому званию: во-первых, должна держаться твердо своей веры и не оскверняться никонианством и другими ересями. (Как хорошо, думается мне теперь, приложить бы всё это к истинному православию!); во-вторых, поститься, молиться, говорить пред старшими всегда правду.⁴³ (Лгать можно только пред полицией, когда и ложь бывает во спасение для сохранения веры и своей братии),⁴⁴ соблюдать беспрекословное послушание. Затем С. О. обратился с речью к моей восприемнице и к воспитательнице, говоря им, что они обязаны ответ отдать пред Богом за душу, вверенную их попечению.

В продолжение этих речей я стояла пред настоятелем с наклоненной головой и с опущенными глазами, скрестя руки на груди, каждое его слово точно врезывалось в моей памяти раз навсегда.

Когда кончил он говорить, все, обратившись к иконам, поклонились трижды и, погасив свечи и лампады, начали расходиться.

Так я стала монашенкой, хотя и без особых обетов. Теперь я могла уже быть и на открытом воздухе и в виду близкого расстояния в келью свою мы пошли пешком. Долго я потом находилась под влиянием впечатления этого дня. О, счастливые минуты моего детства!…⁴⁵ Где вы?… Прошли безвозвратно… Впрочем, теперь в училище, по явленной мне милости Божией, я чувствую себя прекрасно; хотя сначала и трудно было привыкать, но еще труднее будет расставаться. Печальна бываю лишь тогда, когда своею опрометчивостью причиню огорчение начальнице и другим моим благодетелям.⁴⁶

Не долго после описанного обстоятельства пришлось мне оставаться в Казани, в Ягодной слободе. Стали поговаривать о том, чтобы увезти меня в другие места ради странствования и действительно увезли на первый раз в деревню Бирляково, Казанского уезда, где и поселили так же в келье. С этого времени начинается моя скитальческая жизнь, продолжавшаяся более 10 лет, исполненная многих приключений, о которой намерена рассказывать далее, хотя, вероятно, не скоро, потому что теперь учиться нужно.

Сообщил профессор Н. Ивановский

Лет сорок тому назад, в посад Мелекесу, Ставропольского уезда, Самарской губ., пришел в рубище и лаптях мужичок – раскольник Федосеевского толка Григорий Маркович Марков с родною своею сестрою Авдотьей Марковной, впоследствии раскольничьей наставницей. Пришли они в Мелекес, как сказано, наги и босы.

«Но сорок лет минуло времени…

И в кармане у них миллион».

Буквально сбылись над ними эти слова народного поэта. До них почти неведомая здесь безпоповщина, вследствие их усилий, за этот период времени, совершенно подавила православие в Мелекесе и его окрестностях, сама же расцвела пышным цветом,⁴⁷ затмила собою все остальные раскольничьи секты в Самарской губ. (австрийского согласия поповцы, скопцы, хлысты или белые голуби, они же здесь называются майданами, – других сект я не встречал в Самарской губ.) и до сих пор открыто процветает в Мелекесе.

Одни учители и основатели вер и сект привлекают к своей вере своим умом высоким и даром убеждения, горячею проповедью своего учения. Другие покоряют сердца своими добродетелями, любовью, милосердием. Третьи, наконец, собирают последователей страданиями и смертью за свою веру.

Но в данном случае ничего подобного не было, и на вопрос: каким способом Марковский толк приобрел тысячи ревностных поклонников и одолел православие в Мелекесе? – как простые православные, так и чиновники, и мелекесские – соборяне, и посторонние наблюдатели дают один ответ: посредством кабака.

Придя в мелекесские палестины и поселившись там, Григорий Маркович и его достойная сестрица первым делом завели там кабак, а при кабаке «теплушку». Эта теплушка, то есть теплая келейка с лежанкой, где царила Авдотья Марковна, и была ячейкой народившегося изуверского раскола. В то время, как в кабаке братец сбывал православному народу водку с водицей, сестрица «улещала» тот же народ в свою секту. И дело у них пошло сразу очень ходко, кабаки росли, как грибы, и скоро покрыли густой сетью весь Ставропольский уезд, захватив и соседние уезды. А вместе с кабаками Марковых росла и распространялась марковская раскольничья секта, росло и могущество, и богатство их.

Край был полудикий, народ был темный, земская полиция была Марковыми подкуплена, Мелекесское городское общественное управление всецело находилось в их руках, а губернских самарских чиновников они умели угощать обедами. Всё благоприятствовало расколу.

В скором времени при Авдотье Марковне образовалось нечто на подобие монастыря, двора или свиты; именно целый штат черничек, уставщиц, чтиц и певиц при богослужениях в молельнях, молодых и старых, не выходящих замуж, но и не девиц, так как многие из них рождают детей. Число черничек одни из наблюдателей определяют до ста человек, другие больше. Это самые усердные поклонницы Авдотьи Марковны. По рассказам, все эти поклонницы отдают своей наставнице все свои капиталы и всё имущество, а она в свою очередь отпускает им перед смертью их грехи, будто бы даже по письменным индульгенциям. Капитал, скопившийся таким образом у Авдотьи Марковны, простирается, по словам мелекесских обывателей, до огромной суммы – в несколько сот тысяч рублей. Во время постигавших марковский толк в Мелекесе разных испытаний, как например, когда расколооснователя Григория Марковича осудили с лишением прав в тюрьму за мошенничество, или когда сына его, мелекесского городского голову, судили в Самаре за злостное банкротство, также во время борьбы марковского толка с соборным старостой Таратиным и доктором Сироткиным, ради усиленных молений об избавлении сектантов от «аспида и василиска», как величают приверженцы марковского толка упомянутых ревнителей православия в Мелекесе, – Авдотья Марковна жаловала своим черничкам каждой по черному платью и по большому черному платку с крапинками.

Рассказывать всю историю усиления марковского толк в Самарской губ. не интересно. Мы здесь передадим лишь о трех знаменательных событиях из этой истории: – о захвате раскольниками в свои руки городского мелекесского управления, о борьбе с этой вредной сектой бывшего самарского епископа, ныне московского митрополита, Владимира и о последней борьбе православия с марковским толком.

Умные вожди и расколоучители марковского толка скоро поняли, как полезно будет им захватить в свои руки посадское управление в Мелекесе, для целей пропаганды своей секты. В то время, т. е. приблизительно в 70 годах, основатель секты Григорий Маркович уже так разбогател от кабаков, что понастроил себе и детям, в искусстве спаивания народа превзошедшим даже своего богомольного папашу, роскошные дома в Мелекесе, захватив себе лучшие городские земли, купил несколько имений, завел три винокуренных завода, паровую мельницу. При таких средствах ему не потребовалось много труда, чтобы из посадской думы Мелекеса искоренить всякую оппозицию, набить её своими приказчиками и единоверцами своей секты, а самому сделаться посадским головой. С тех пор и до сего времени Мелекес уже не выходит из подчинения Марковым, и место посадского головы переходило от отца, когда его упрятали в острог за мошенничество, к его старшему сыну, а когда и этого предали суду за злостное банкротство, то к его брату, и т. д. Житье православным в Мелекесе стало плохое от притеснений раскольников. Одно время дошло до того, – жаловались мне местные православные, – что никакой управы и суда не было на раскольников. А вожди их Марковы дошли до такой смелости, что от имени посадского общественного управления пытались ходатайствовать у правительства о высылке из посада административным порядком полезнейшего человека в Мелекесе, доктора Сироткина, даром или почти даром врачующего всё бедное мелекесское население, но не мирящегося с самоуправством и эксплуатацией раскольничьих главарей. Но на этот раз низкое дело провалилось, так как решение его зависело не от самарского, а от высшего Петербургского начальства. Но влияние и власть раскольничьих главарей усиливались день ото дня. В 1881 году православное население Мелекеса задумало соорудить в своём городе новую каменную церковь. Стали собирать пожертвования. Но раскольники, чтобы сначала затормозить, а потом погубить и насмеяться над этим святым делом, забрали в своё заведование постройку православной церкви. Это невероятно, но это факт, который сейчас будет подтвержден документально. Была образована для постройки этой церкви комиссия, под председательством раскольника Маркова, с участием его брата, тоже раскольника, и стала заготовлять кирпич на церковь. Но каково же было негодование и отчаяние православных, когда они увидели своими глазами, что строители-раскольники только издеваются над православием и из церковного кирпича строят не церковь, а сначала Марковы построили себе из него великолепные конюшни, потом церковный кирпич отдали на постройку кабака, а затем из него же стали строить раскольничью молельню марковского толка… К этому же времени относится совращение Авдотьей Марковной и другими в свою секту одной богатой православной мелекесской купчихи из старинного рода Бурковых, искони отличавшихся преданностью православию, строителей церквей и монастырей, – в самом Мелекесе построивших православную церковь. Совращенная Буркова покинула семью и душой, и телом предалась Авдотье Марковне и её секте.

От таких ударов православное население Мелекеса пришло в ужас и все, оставшиеся в Мелекесе чистыми и верными своей Матери Церкви, сгруппировались, чтобы дать отпор изуверской секте вокруг двух самых популярных людей в Мелекесе, – соборного старосты Таратина Алексея Андреевича и вольнопрактикующего врача Сироткина Владимира Гавриловича. Первый из них, волжский пароходчик и фабрикант, владелец огромной вальцовой паровой мельницы и один из главных участников мелекесской льнопрядильно-ткацкой мануфактуры, уже довольно пожилой человек, вышедший из простого народа, известен во всем Самарском крае, как смелый и талантливый предприниматель в области промышленности. Он первый устроил в крае вальцовую мельницу и завел дотоле неизвестное здесь фабричное льнопрядильное производство и выделывание льняной мешочной ткани и из неё мешков, для конкуренции с иностранным джутом. В промышленности мелекесские миллионеры-раскольники, следовали за Таратиным, как рабы, и подражали ему, как обезьяны, заводя себе такие же мельницы и фабрики, стараясь не безуспешно присвоить себе и его заслуги в этой области. Но истинных заслуг нельзя утаить и о полезнейшей для всего края промышленной деятельности г. Таратина в последнее время заговорила как Самарская, так и столичная печать.

Доктор Сироткин в Мелекесе человек более скромный, но не менее почтенный и достойный. Не занимая никакого ни казенного, ни земского места, и не пользуясь общественным пирогом, он довольствуется частной практикой, завел в посаде на свой счет лечебницу и глазную амбулаторию, где лечит почти даром и тем оказывает огромную услугу, как всему населению Ставропольского уезда, где страшно распространены трахома и сифилис, так и уездному земству. Только эти два человека, Таратин и Сироткин, во всем Ставропольском уезде не боялись малекесских раскольничьих магнатов и открыто возмущались воздвигнутым раскольниками гонением на православие. К Таратину и Сироткину и бросилось за защитою православное население Мелекеса, видя такие безобразия, как постройку из собранного на храм Божий кирпича конюшен, кабака и раскольничьей молельни. Началась борьба. На мелекесских соборян эти защитники православных совсем не могли рассчитывать, потому что, благодаря косности и попустительству местных соборян, марковский толк и получил такую силу и широкое распространение в Мелекесе и во всём уезде. По-видимому, соборяне, с благочинным во главе, лицемерно закрывали глаза на все безобразия, происходившие в их присутствии, в деле постройки кабака и конюшни, вместо православной церкви, и смиренно притворялись глухими и немыми.

(Окончание следует).

В. Вельский

(Из миссионерских дум, наблюдений и воспоминаний)

Являеми, яко написано не чернилами, но на скрижалях сердца плотяных (2Кор.3:13).

Минул год, а с ним и век, наступило новолетие, принесшее человечеству новое столетие, – 20 от Рождества Бога Слова, 75 – от сотворения мира. Тебе, Царю веков, Единому Премудрому Богу честь и слава во веки веков (1Тим.1:17), даровавшему нам новое лето Своей благости для жизни во спасение! Да будут – правда, мир и радость о Дусе Святе (Рим.14:16), благодатное обновление во Христе заветным счастьем, а спасение, – искание и достижение Царствия Божия – первейшею задачею нашей, дорогие читатели, жизни в новом лете и веке! Ищите прежде Царствия Божия и правды Его, прочее же всё приложится вам (Мф.6:33), по неложному обетованию Самого Христа Спасителя!…

Обычным, излюбленным благожеланием и у сынов века, и у сынов света было и есть «будьте здоровы»; даже в церковном многолетствовании – здравие, долгоденствие поставлены на первом плане и уже после спасение… Что это значит? Теплохладность к делу спасения и впечатлительность в отношении этого блага жизни! А ведь спасение-то и есть единственное на потребу… Да, жизнелюбие для мира, лежащего во зле, и забвение единого на потребу возобладали всеми нами в истекшем году… Не любите мира, ни того, что в мире, памятуя, что, если кто любит мир, нет в том любви отчей (1Ин.2:15)! Ведь, переживая священное мгновение перехода от одного века к другому, вы, читатель, задумывались, что такое жизнь наша здесь и её скоропреходящие блага в сравнении с тем будущим вечным миром?

«Мы теряем лета наши, как звук. Дней лет наших семьдесят лет, а при большей крепости восемьдесят лет, и самая лучшая пора их – труд и болезнь, ибо проходят быстро, и мы летим» (Пс.89:9–10). «Дни человека, как трава; как цвет полевой, так он цветет. Пройдет над ним ветер, и нет его, и место его уже не узнает его» (Пс.102:15–16).

«Пред очами же Божиими тысяча лет, как день вчерашний, когда он прошел. Как наводнением уносятся они в бездну всепоглощающего времени; как сон исчезают они; как трава, которая утром вырастает, утром цветет и зеленеет, вечером подсекается и засыхает (Пс.89:5–6). Вот что вещает нам Слово Божие!…

Будем же, отцы и братие, благодаряще за новую благость и дорожа новым временем, как Божьим даром, жить и трудиться для спасения, но не себя только, а и ближних наших, – наипаче же сидящих во тьме заблуждений, ведь избавление грешника от пути заблуждения (Иак.5:20) не только спасает душу его – заблудшего во Христе брата, но и соделывает ту, лучшую в сей юдоли плача, неземную радость в душе спасающего, какою радуются св. ангелы, небесные хранители наши, о каждом кающемся грешнике.

* * *

Как прекрасен обычай, оставленный прошедшим веком в наследие новому, встречать новый год в храмах Божиих тихою светлорадостною общецерковною молитвою благодарения за вся благая и красная прошлого и молитвою прошения о счастье неведомого будущего! Как ад от рая разнствует, такая разница картин и впечатлений от обычной встречи нового года где-либо среди первой незнакомой толпы, в клубах, ресторанах или в лицемерно гостеприимных светских гостиных, под гром литавр и хлопанье пробок шампанского, в чаду страстей, в угаре всякого дыма, – и от необычной еще встречи нового года в св. храмах, под тихое мелодичное пение церковных молитв, среди благовоний фимиама, в кругу духовно и физически трезвых сестер и братьев о Господе, едиными усты и едиными с вами сердцами возносящих Господу Богу, в этот священный момент жизни каждого, умилостивительную жертву молитвенную за грехи истекшего года и воссылающих моления к Творцу веков о новогоднем счастье… В бессильном стремлении приподнять завесу грядущего будущего, на Господа Всемогущего вы возверзаете здесь свои упования, и обремененная многими заботами душа ваша в молитве облегчается радостною верою в непреложность слов Господа, сказавшего просите и дастся!… Благочестивый обычай служения в храмах в полунощный час новогоднего молебствия стал входить в церковную жизнь очень недавно и всё шире и шире распространяется по градам Руси святой.

Дай Бог, чтобы в новом веке он сделался обдержным церковным обычаем по всем градам и селам. В нынешнем году в Москве совершал новогодний полунощный молебен в Кремле в Успенском соборе сам Владыка митрополит и по обычаю произнес глубоко назидательное трогательное слово. В нашей столице также во многих храмах соборных и приходских были совершены в 12 ч. ночи молебствия и произнесены слова и поучения. Какой удобный момент для сеяния слова Божия! В Киеве был молебен в новом Владимирском соборе. Везде народ не только церкви наполнял, но и живою стеною облегал храмы извне. Правда, больше чернь, а не благорожденные сыны Церкви спешат под сень храма встречать новой год… О, русский благочестивый народ ты темен, говорят, – но как за то и впечатлителен, как ты чуток к сиянию Христова света!? Хвала тебе!!

Да, наш русский православный народ во все века жизни христианской Руси был истинным «христоносцем», – по выражению Достоевского, – непоколебимым оплотом родного православия, остается он и теперь, стоя у порога XX века, лучшею, светлою надеждою отечественной Церкви, не смотря на то, что истекший XIX век, так много сделавший для материальных благ, – для телесной, земной жизни человечества вообще, а для нашего русского народа в частности, так мало дал собственно душе христианских народов.

А что же именно дал век минувший человечеству? Вот вопрос, о котором хотелось бы ныне, в знаменательный момент перехода из одного века в другой, и подумать, и побеседовать с вами, дорогие друзья-читатели. Много разных мнений и соображений написано по этому вопросу на столбцах и страницах новогодних №№ и книжек периодической нашей прессы светской и духовной. Мы отметим здесь, что наиболее напечатлелось на скрижалях нашего сердца из всего прочитанного, продуманного

В области познания природы и практического применения наук и искусств к удовлетворению необходимых для телесной жизни человечества потребностей, XIX век дал колоссальные приобретения, которые совершенно изменили условия человеческой жизни. Пути сообщения и средства сношений, способы производства и потребления испытали такой глубокий переворот, какого не знала ни одна предшествующая эпоха. Власть человека над природой возросла до поразительных размеров: новые могущественные силы пара, электричества, химии, биологии – всё это служит прочным залогом дальнейших успехов и побед человечества. В XX век человек вступает, как властелин титанических сил, как воистину Царь природы видимой, – «малым чем умаленный от ангелов», увенчанный славою и честью великих дел и гениальных открытий. Этому могучему владыке, по-видимому, предстоит пышный расцвет материального благосостояния в новом веке, так как завоевания в области точных наук и практических искусств суть завоевания вечные, которые не только не могут быть отняты, но влекут за собой каждый день всё новые и новые приобретения.

«Но не о хлебе едином жив будет человек». История свидетельствует, что древние цветущие культуры востока и классического мира гибли не от материального недостатка – не от голода, холода или заразных болезней. Они прекращали свой рост, а затем загнивали и гибли от болезней духа. Греция и Рим пережили свой культ и свои общественные и политические идеалы, утратили внутренние стимулы жизни и пали не под ударами варваров, а вследствие собственной нищеты духовной, – нравственной пустоты и бессилия.

Не грозит-ли с этой стороны в XX в. опасность человечеству и в частности нашему дорогому отечеству и не оставил-ли XIX век тяжких духовных религиозных и социальных болезней своему преемнику? Да, в области новых духовных идеалов и миросозерцании прошлый век нужно признать бедным и бедственным, или вернее бедоносным. В области религии, не забудем, XIX век родил разрушительные для веры анти-христианские теории: у немцев – Штрауса, у французов – Ренана, у нас – гр. Л. Толстого.

На запросы, разосланные многим известным у нас и заграницей умам Редакцией «Русского Листка», что самое худшее усматривается в XIX в., Кардинал Рамполла, статс-секретарь папы Льва XIII, справедливо ответил, что «антихристианское направление, которое, как веяние философских идей, прошло через весь век», посягнуло даже на божественное происхождение Христа, низвергнув крест и исключив Бога из учебных заведений, законов и тех учреждений, где Он должен быть главным основанием. Зловредный человек – Штраус; он, отвергнув идею божественного происхождения Христа, поколебал основы общества, которое зиждется на божественном учении… Самыми лучшими для XX в. пожеланиями кардинал Рамполла считает «торжество идеи всеобщего мира, великая и гуманная попытка к чему сделана уже русским Императором, торжество христианства». При этом представитель папизма находит, что «условия, при которых мы вступаем в XX век, позволяют возлагать надежду на обновление общества и на возвращение его к религии. «Христианство выйдет победоносным из всех испытаний, все христиане сольются во одну семью и будет един пастырь и едино стадо».

Несомненно статс-секретарь папы надеется на единение христианства в XX в. «под главенством папы», – но, при этом условии, тщетна надежда на победоносность христианства…

Во всяком случае миссия духовного обновления человечества в христианстве будет принадлежать не одряхлевшему католицизму, который в XIX в. дошел до последней степени церковного падения, в догмате папы Пия XIX – о непогрешимости главы Римской церкви и с социалистических энцикликах папы Льва XIII… На самом деле, разве это не знамение времени, не декадентство христианства fin de siècle: христианский первосвященник подает руку социализму, как его апологет и союзник! Нет, чаяния мира на обновление во Христе могут покоиться только на истинной религии мира и любви, – на восточной православной Церкви, знающей и хранящей одну только миссию – искание на земле духовного небесного господства, а не мирского эгоистического властвования…

* * *

Мрачно характеризуют духовную жизнь истекшего века и наши отечественные представители Церкви. В новогодней своей речи о. Иоанн Кронштадтский говорит:

«Празднуем новый год и благодарим Создателя тварей и Творца времен за дарование нового года, – но обновились ли наши души; сбросили ли мы со своей души греховное, смрадное рубище бесчисленных страстей; отлагаем ли нашего ветхого человека, «истлевающего в обольстительных похотях» (Еф.4:22) – и готовящего нам вечное разлучение от Бога и Ангелов: «ибо какое общение света со тьмою, правды с беззаконием, – верному с неверным, Христу с велиаром» (2Кор.6:15)?

Если судить о мире по делам мира, – то невольно приходишь к заключению, что и люди, и мир идут быстро к нравственному разложению и спешат к концу. Эти бесчисленные секты и расколы, это беспорядочное шатание лжеучителей и лжеучений, это безумное противление словом и писанием Церкви Божией и учению Христову, – это крайнее умножение всяких пороков и свержение с себя всякой узды Закона Божия; – эти разбойнические, упорные войны, – ясно свидетельствуют, что люди лишились разума христианского и духа Христова и в слепоте своей вольной не знают куда идут и к чему придут. Но на небе есть Всевидящее, страшное Око, вникающее во все дела и помышления людей и правителей их и судящее правыми мерами всей вселенной (Пс.9:9). Заключу слово Евангельским пророческим словом св. Иоанна Предтечи Господня: «лопата в руке Его (Христа), и Он очистит гумно Своё (мир), и соберет пшеницу в житницу Свою (царствие небесное), а солому сожжет огнем неугасаемым» (Лк.3:17).

Вы, читатель, конечно обратили внимание также на замечательную характеристику печального состояния нашей духовной современности, сделанную в конце истекшего года знаменитым маститым иерархом нашей церкви, архиепископом Амвросием в своей последней речи: «о причинах чрезвычайного распространения пороков и преступлений в современном христианском мире». Вот сущность обвинения духовной стороны истекшего века.

«Так ясно для всех глубокое и всеобщее растление и развращение современных христианских народов, особенно в высших и образованных сословиях их, стоящих во главе народов и своими ложными воззрениями, убеждениями и примерами увлекающих их на путь неверия и пороков. Нужно ли подробно говорить о них? Все заблуждения и пороки нашего века так нам известны из современной жизни христианских народов и у нас перед глазами в отечестве нашем, усердно перенимающем всё дурное у иноземцев. Всюду с необычайной быстротой распространяется в народах неверие и отрицание бытия Божия, души человеческой и вечной её жизни, а вера в Бога истинного заменяется боготворением материи и служением плоти. В нравственной жизни усиливаются отрицание власти родительской и правительственной, цареубийства, бунты, возмущения против богатых, стремление уничтожить право собственности, нарушение супружеских союзов и необузданное сладострастие, страсть к роскоши и плотским наслаждениям, и ради их, подлоги, кражи, убийства и пр. Нет во всемирной истории такого века, в котором бы мы нашли между христианами такое открытое пренебрежение к добродетели, и такое бесстрашие по отношению к порокам и преступлениям. И всё это видим во время не только называемое христианским, но и просвещеннейшим, гордящимся процветанием наук и искусств. Отчего это? Какая сила отторгает христиан нашего времени от веры в живого истинного Бога и от нравственной жизни, заповеданной нам Христом, Спасителем нашим, которою предшествовавшие поколения так были сильны и так преуспевали в истинном духовном просвещении? Где причины этого страшного и гибельного поворота в жизни христианских народов, за которым, как Божие наказание, последовало постигшее нас несчастье? Попытаемся по силам нашим раскрыть эти причины.

Все благонамеренные христианские мыслители согласны в том, I. что главная причина распространения неверия и пороков в наше время есть неограниченная свобода мышления и суждения о высших предметах знания и жизни, которую ныне каждый считает своим правом, не признавая никакого авторитета – ни божественного, ни человеческого. Эта свобода, не огражденная уважением к авторитету и не упорядоченная христианским воспитанием, широко открывает двери души человеческой для всякого лжеучения, навета или клеветы на истину и соблазна. «Что хочу, то и принимаю; что мне не нравится, то и отвергаю; никто указывать мне не в праве», – вот девиз современных, особенно молодых мыслителей. Поэтому нам нужно прежде всего рассмотреть границы, которые полагает этой свободе слово Божие. II. Вторая причина, – происходящее отсюда общее и крайнее превозношение ума человеческого, уклонившегося ныне в новый, невиданный род идолопоклонства, который, по внешнему виду, отличается от идолопоклонства древнего образованного языческого мира, но который в сущности оказывает то же развращающее влияние на жизнь современного человечества. Наконец, сюда относятся III. меры, принимаемые ныне образованными людьми, по-видимому, благонамеренные и назначаемые для противодействия развращению народов, но оказывающиеся на деле не только бесплодными, но, к удивлению нашему, вредными и содействующими размножению неверия и пороков».

* * *

Для полноты ответа на поставленный нами в начале беседы вопрос о том, что для жизни души дал нам истекший век, мы считаем небезынтересным привести здесь следующий, чрезвычайно яркий отзыв одного светского человека «о современном духовном настроении на Западе и у нас».

«Близкое знакомство с Западом привело меня к убеждению что он большими шагами идет к неизбежной анархии, что это не зависит от случайных, неблагоприятных обстоятельств, которые могут быть изменены, а логично вытекает из самых основ современной Западно-Европейской культуры, от которых отравленное ими человечество не откажется раньше, чем скорбным опытом изведает всю силу их зловредности.

Главная из этих основ индивидуализм, возведенный в главенствующий принцип, в неотъемлемое право человека. Второстепенные догматы, логично вытекающие из этого верховного догмата: 1) Неотъемлемое право всякого человека на всестороннее развитие своей индивидуальности и широкое проявление, независимо от нравственного достоинства самой индивидуальности и требований общего блага, 2) Неограниченная свобода индивидуальности в смысле неограниченного своеволия.

Это и есть истинный демонизм, гораздо более опасный, чем тот грубый демонизм, который выражается в служении обедни сатане и в официальном подготовлении антихриста небольшою сектою изуверов во Франции и Англии. Этот бессознательный демонизм насчитывает миллионы последователей, возводящих в принцип эгоизм и своеволье, признавая их неотъемлемыми правами человека, во имя их отрицая всякую религию, всякую нравственность, всякий порядок, всякую организацию. Этот бессознательный демонизм древен как мир, который «весь во зле лежит». Первым индивидуалистом был Сатана, провозгласивший своё право на безграничную свободу индивидуальности, ради неё нарушив единение мира и любви, ради неё изменив Богу и Великому Братству Царства Его.

Быстрые успехи в области наук и прикладных знаний до того отуманили ума и сердца, по гордости и злобе грешного человечества, что оно почти поголовно страдает манией величия, воображает себя Богом, Творцом, Спасителем и Утешителем. Именно это настроение и выразилось в догмате свободы индивидуальности, который и налагает печать свою на всю современную культуру и воспринимается бессознательно миллионами людей, как необходимая принадлежность истинной культуры и истинной интеллигентности.

Ближайшими последствиями демонического культа безграничной свободы индивидуальности в области мысли является атеизм, проповедь безверия и безнравственности, осмеяние всякого авторитета и всякой организации, поругание всякой святыни, всего возвышенного, вытравление высоких чувств любви, смирения, благоговения. Всё это признается предрассудками, мешающими широкому проявлению свободной индивидуальности.

Ближайшими последствиями его в области практической жизни является, по сознанию одного из умнейших представителей современной Франции, «Распыленность человечества, ставшего ни на что негодною индивидуальною пылью», для которой тягостны и ненавистны всякая организация, всякое соглашение, всякий порядок. Отсюда неизбежность бесконечной, ожесточенной, грубой борьбы свободных индивидуальностей, вооруженный мир не только в области международной, но и во внутренней жизни государства, в области социальной, даже в семейном быту. Атеизм лишает практической возможности найти какие-либо объединяющие начала, индивидуализм отнимает всякую практическую возможность самоограничения, свобода, понимаемая в смысле своеволия, делает практически невозможными всякую организацию, всякий порядок. Марксизм, как его теперь понимают, Нитцшенианство, Ибсен в литературе – особенно яркие проявления этого духа времени, всё разрушающего ради свободы индивидуальности и ничего не способного создать из верности тому же принципу. Под влиянием этого духа времени все ограниченные монархии, неизбежно, в более или менее отдаленном будущем, обратятся в демократические республики, а эти последних в анархию».

«О современном положении в России, автор отзывается так:

Россия государство православное и самодержавное, но многие явления внутренней жизни её находятся в полном⁴⁸ противоречии с этими двумя принципами. Строй жизни семейной, общественной и трудовой далеко недостаточно согласован с верою и стройно организован на её верховном законе, царственном законе о любви к Богу и нелицемерного братолюбия.

Нет достаточно церковного самосознания, что и выражается в крайней шаткости веры, умов и сердец. Слишком многие православные люди не достаточно понимают, в Кого веруют, веруют более по рутине, нежели сознательно, совершенно не понимают нравственной ответственности мирян в жизни Церкви, считают одно духовенство за Церковь, за ним одним признают права и обязанности в деле устроения жизни церковной, одно духовенство делая за всё ответственным.

Нет и достаточно государственного самосознания. Слишком много у Самодержца Всероссийского подданных, не сознающих громадное и благотворное значение Самодержавия Божиею Милостию, отчего и в этой области не менее, чем в области религиозной, проявляется шаткости умов и сердец от высших классов и до низших, как в деле управления страною, так и в деле созидания жизни управляемыми.

В практике жизни церковной эта шаткость выражается в сознательном и бессознательном, явном и тайном отступничестве от истинного Православия. Слишком много представителей интеллигенции оказались неспособными устоять против атеизма, индивидуализма и прочих антиправославных основ Западно-Европейской культуры. Другие, как Гр. Толстой и Пашков, исходя из религиозных побуждений, проявляют изумительное непонимание Православия и значения Церкви, изменяя им, один ради религиозной анархии, другой ради религиозного рационализма. Слишком многие представители простого русского народа оказались неспособными устоять против соблазна сектантства и изменили Церкви, вместо того, чтобы на лоне её стремиться к лучшему.

В практике жизни государственной эта шаткость выражается в сознательном и бессознательном, тайном и явном преклонении перед конституционными, ультра-демократическими, республиканскими и даже анархическими Западно-Европейскими теориями. Слишком много врагов принципа Самодержавия среди русской интеллигенции, слишком много бессознательных анархистов среди народа.

И повременная печать, и русская литература, за малыми исключениями, проникнуты слепым доверием к принципам Западно-Европейской культуры и более или менее бессознательно отравляют этим ядом ума и сердца наших соотечественников.

При таких обстоятельствах слишком мало единомыслия и единодушия, слишком мало гармонии и возможности единства действий между разными факторами русской жизни. Нет достаточной гармонии между верою, разумом и жизнью. Нет достаточной гармонии между представителями священной иерархии, гражданскими властями, интеллигентными классами общества и массою русского народа. Православие и Самодержавие не в достаточной степени осуществляются в русской жизни, правда их не в достаточной степени ясна для умов, дорога для сердец. Мало-помалу умы и сердца порабощаются Западно-Европейскому демонизму, теряют свою православно-русскую самобытность и всё государство втягивается в рутину Западно-Европейской культуры, уклоняясь от самобытного пути, назначенного ей Провидением. Если букве Православия и Самодержавия не будет соответствовать дух жизни русского народа, буква эта станет мертвящею и не будет иметь силы оградить Россию ни от атеистического индивидуализма, ни от прогрессивной анархии жизни».

Обращаясь к вопросу о средствах и путях к лучшему будущему, автор рассуждает так: «Православие, Самодержавие Божиею Милостию и народность в смысле независимой самобытности культуры и жизни – вот три основы, способные оградить Россию от трагической судьбы народов Западной культуры и дать ей возможность процветания и мирного прогресса в то время, когда на Западе будет происходить кровавая вакханалия финальной анархии.

Основы эти заключают в себе такую высокую и глубокую жизненную правду, что сила их в сознательном отношении со стороны всех факторов государственной жизни, от Монарха до простолюдина».

Для пробуждения самосознания и выяснения совершенно определенной программы мирного самобытного прогресса, автор считает необходимым учредить орган печати, который мог быть и соединительным звеном для всех честных элементов русского общества, желающих блага России и самобытного мирного прогресса для неё. Для объединения и тесного сплочения всех здоровых и честных элементов истинно русского общества в одну единомысленную и тем могущественную семью, способную быть зерном русского самосознания и доброй закваской в жизни, необходимо учредить, по мнению автора, Всероссийское Братство с центральным объединяющим управлением в Петербурге и автономными отделениями по всей России.

Не правда-ли, читатель, приведенная характеристика безотрадного духовного настроения христианского мира конца XIX в. делает впечатление вопля, вырвавшегося из души человека «доброй воли» и благих намерений, – несомненно русского, православного человека, – славянофила или консерватора, но никак не либерала и западника… А между тем, знаете ли, кто автор этой иеремиады? Черниговский боярин, Н.Н. Неплюев, известный учредитель и попечитель Крестовоздвиженского трудового Братства, с которым вы знакомы по статьям «к лучшему будущему», разобранным на страницах «Мис. Обозр.» свящ. о. Четвериковым. Н.Н. Неплюев – автор многих и других трактатов религиозно-нравственного характера, которые, по цензурным условиям, почти все изданы им за границей… Доселе близко знавшие г. Неплюева, да и сам он – считали его «западником». Печать западничества лежит и на детище его – Крестовоздвиженском учреждении, где православно-русские начала воспитания и жизни питомцев и насельников этого, безусловно добродетельного, «учреждения любви» – volens-nolens культивируются в тепличной атмосфере западно-христианского пиэтизма и своеобразной обособленности, воспитывающей самосознание, что мы – неплюевцы «не якоже прочие человецы», что так не сродно душе православно-русской, а потому, думаем Крестовоздвиженское Братство с его школами служило и теперь пока еще служит знаменем пререкаемым, какою-то непонятною загадкой для многих.

Вышеприведенная тирада взята нами из напечатанной (не для продажи) Н.Н. Неплюевым в конце истекшего года брошюры, под заглавием: «путь к лучшему будущему».

Брошюра эта является исповедью автора, где он сказал, по отзыву давно и близко знающих Н. Н., – новое для себя и своих друзей и врагов слово, представляющее покаянное и, не сомневаемся, искреннее отречение от своего западничества; – отречение это является, полагаем, плодом долгой и несомненно мучительной работы над собой преданного Церкви и отчизне человека с русской душой, но полоненной идеалами запада, – работы над примирением самобытных русско-православных начал с западными началами личной свободы, самоусмотрения в деле веры и жизни в Церкви и глубокого во всём этом разочарования. Здесь необходимо упомянуть, что Н.Н. долгое время усердно и беззаветно работал над организацией, во время всемирной Парижской выставки, – конгресса «Единого человечества», где предполагалось положить начало единению представителей всего человечества, независимо от различных религиозных верований, форм правления и условий государственной и социальной жизни – на почве Божественного дара любви и мира. Конгресс состоялся и Н.Н. Неплюев избран был почетным президентом, но в конце концов конгресс принес на мирное это торжество одну лишь вражду и ненависть, поправшие любовь, а вместе и раздавившие исполненное благих намерений сердце учредителя, который, с болью в душе, разочарованный в своих несбыточных мечтаниях, бежал от этой новой вавилонской башни и, к чести его, чистосердечно отрекся в печати от всякой солидарности с парижским конгрессом Единого Человечества. Когда-нибудь подробнее побеседуем об этом любопытном явлении, а теперь лишь отметим такой красноречивый эпизод, сообщенный нам участником конгресса. На втором же заседании, один из делегатов Запада в основу своего доклада положил тезис: «кто верует в Бога – тот идиот, а кто не признает республиканского образа правления – тот варвар»… Вот вам и единение, вот вам мир и любовь… Словом, конгресс, сколько мы понимаем, оказался ниспосланным самим Провидением попечителю Крестовоздвиженского Братства, как целительное чистилище от многих приражений Запада – счастливой операцией, снявшей пелену с глаз нашего уважаемого деятеля, просвещенного и самоотверженного поборника добра и христианской правды в жизни, который, наконец, с такою чуткостью почувствовал смрад духовного гниения Запада и всё превосходство православия и самобытности русской культуры, – и так правдиво, языком истого славянофила, так ярко очертил надвигающиеся к нам с Запада беды, а вместе так верно указал на наш исконный, самобытный, вековечный «путь к лучшему будущему», заключающийся в сознательном, твердом и нелицемерном стоянии на незыблемых основах православия и самодержавия. Кто из любящих Церковь и отчизну не подпишется под этим призывом и не признает Н.Н. Неплюева, на поприще духовной борьбы за эти идеалы, добрым союзником верных сынов Церкви и отечества? Ничего нельзя, по существу, возразить и против намечаемых Н.Н. Неплюевым средств и мер. Безусловно необходим и желателен независимый, искренний орган литературный, в виду хромания нашей печати на оба плесна – фарисейского её виляния и кривляния и пред либералами, и пред консерваторами, – и пред конституционализмом, и пред монархизмом. В высшей степени важно также и объединение разрозненных ныне, как и всегда, сил нашего лагеря. Вопрос лишь в том, как устроить это объединение? Не может-ли сослужить эту миссию проектированное еще в 1897 г. Казанским миссионерским съездом всероссийское общество для борьбы с расколом и сектами, расширив свои задачи в понимании сектантства более широко, чем народное и религиозное сектантство? Но и об этом в другой раз.

А теперь сердечно пожелаем, чтобы новое исповедное слово почтенного «родителя» Крестовоздвиженского Братства, слово так понятное и близкое всякой душе православно-русской, – явилось путеводною звездою и для любимого детища его. И будет тогда Братство стоять не на песце самоусмотрения и индивидуализма, а на том «недвижимом, Христе, камени заповедей Твоих», на котором стоит вся Русь святая и перестанет оно быть непонятным и сделается тогда, – и только тогда, – первое трудовое Братство способным сослужить службу «доброй закваски». Николай Николаевич – жаждущая правды душа Братства, которое во всём является ярким отображением его духа.

* * *

Закончим нашу новогоднюю беседу другим, не менее Неплюевского, глубоко поучительным воплем, вырвавшимся из души одного достойного иерея, по поводу упомянутой речи архиеп. Амвросия о современном нечестии.

«Наше время признается нечестивым. Об этом свидетельствуют не только пастыри Церкви, но и светские писатели (пишет о. Ф. Успенский в Янв. кн. «Приход. Жизни»). С этим согласны все, кто наблюдает за жизнью. Но есть ли ныне возможность защищать истину Христову и поддерживать благочестие? Не стесняют ли нас в проповедании Слова Божия? Не заграждают-ли уста защитников Христовой истины? Нет и нет. В этом отношении наше время должно признать благополучнейшим для деятельности Церкви Христовой у нас в России.

И в такое-то время неверие и нечестие растут, крепнут и принимают угрожающие размеры!… Господи! не доброе ли семя сеял еси на селе Твоем? Откуда же на нём плевелы?… Разве у Тебя мало стражей для охраны святой нивы Твоей? Разве не вооружены они всем необходимым оружием для того, чтобы отгонять волков и всяких врагов от святого стада Твоего? Или… разве они не бодрствуют, чтобы не пришел враг человек и не всеял плевелы? – Нас не могут не приводить в великое смущение слова Христовы о причинах появления плевел на ниве Христовой: спящим человеком прииде враг и всея плевелы. Если бы они не спали, не подошел бы враг. Спали – и пришел враг. Вот какую причину указывает Господь. Теперь, когда умножаются пороки, у каждого пастыря невольно поднимается в душе страшный вопрос: не я ли, Господи? Не я ли недостаточно бодрствую, охраняя овец Твоих и ниву Твою? – Надвигается с запада грозная туча безверия; плевелы подавляют пшеницу Божию. «Приближается предающий Меня», говорит Господь: «а вы всё еще спите и почиваете! Востаните» (Мк.14:42)!

Пшеницу Божию подавляют плевелы; волки тяжкие, нещадящие стада, хотят расхитить и расхищают овец Христова стада. «Симон! ты спишь?» Вопрошает Христос пастыря. Так и вонзаются в сердце эти слова Христовы, когда нам говорят, и мы сами видим, что возрастает нечестие и умножаются пороки.

В самом деле, добрый ли я пастырь? Подобен ли я Христу, образ Которого я ношу на себе? Полагаю ли я, как и Он, душу мою за овцы? На них ли тратится моя жизнь? Их ли спасение и душевная польза для меня дороже и выше всего? Пасу ли я их, или только сам питаюсь от стада? Защищаю ли я овец Христова стада от волков, или постыдно бегу, как наемник? А те, которые отпали от Христова стада… ищет ли их душа моя? Возвратил ли я хотя одного из заблудших? даже звал ли, чтобы возвратились?

– Симоне Ионин! любиши ли Мя? Есть ли в сердце твоем столько любви, чтобы пасти овец Моих и полагать за них душу твою? Не отречешься ли, убоявшись даже привратницы? Любишь ли ты Меня? спрашивает Господь ныне нас? Не наемник ли ты? Мне нужен тот, кто душу свою готов положить за Меня. Блажен тот, кто ныне может сказать: «Господи! Ты всё знаешь, Ты знаешь, что я люблю Тебя».

К этим словам горячего пастырского новогоднего призыва остается только добавить: аминь, аминь, да будет!!

* * *

Считаем долгом обратить особое внимание ваше, читатели, в передовой статье «Миссионерская Памятка» на руководящие начала, которыми должна быть проникнута и сопровождаема пастырская миссионерская деятельность приходского духовенства, а в статье почтенного проф. Завитневича – на уяснение важного для миссии вопроса об отношении прав рационализма к правам вселенской Церкви, как хранительницы и истолковательницы богооткровенного учения, и на раскрытие того глубоко верного положения, что умножение в христианских церквах сектантства представляет собою совсем не светлое явление, как думают наши мнимопросвещенные интеллигенты, а безотрадное, свидетельствующее об оскудении, умирании истинного духа Христова, о разложении здорового организма Церковного. В статье г. Потехина читатели найдут логически сильную, диалектически тонкую и вообще лучшую из всего, что доселе было в нашей апологетической литературе, – критику лжемудрований толстовства, вышедшую, как последняя лебединая песнь, из под пера безвременно почившего философа-богослова В.С. Соловьева. Считаем долгом обратить также внимание и на статью г. Вельского «современные пропагандисты раскола». Почтенный автор из известных в печати писателей и притом либерального лагеря, с раскольничьим миром он соприкасается давно, в качестве защитника на суде. А потому засвидетельствование г. Вельским в печати о таких громких эксплуататорских подвигах вожаков современного раскола и угнетенном положении православного населения имеет особенную цену.

В статье «Возможен-ли обмен мнений с последователями мухаммеданства» фактически опровергается существующее предубеждение против живого слова миссии среди инородцев и в частности магометан.

Живое слово о Христе и спасении везде и всегда действенно, нужны лишь со стороны проповедников одушевление, рвение и любовь. Правда, Магометанство, как и еврейство, сильны и трудно проницаемы для слова убеждения, но это не дает права миссии господствующей Церкви опускать руки и не пользоваться самым верным и дорогим орудием собеседовательного живого слова.

В. Скворцов

I, «О незаконности иерархического устройства беглопоповщинских обществ». Собеседование 4-е (12 ноября)

II, «О незаконности действий безпоповщинских наставников». Собеседование 5-е (3 декабря)

В Церкви Христовой, по неложному обетованию Спасителя, должно быть апостольство, должна быть иерархия. Старообрядцы, нарушив единение с православными и порвав с ними всякое общение, естественно, остались с немногими, уклонившимися в раскол, лицами иерархическими, из которых ни одно, впрочем, не имело епископского чина. Понятно, со временем старообрядцы должны были лишиться и этих и так или иначе решить вопрос об иерархии. Таких решений было два – поповщинское и безпоповщинское. Первое, признав необходимость иерархии, стало окормляться бегствующим духовенством, не стараясь по чистой совести разрешить вопрос: возможно-ли в истинной Церкви Христовой такое состояние, когда-бы она, не имея своих пастырей, управлялась беглыми попами из церкви почитаемой ею за еретическую. Законны-ли такие пастыри, да и пастыри-ли они? Эти вопросы были предметом настоящего собеседования. Лектором на сей раз выступил о. С. Орлов.

– Всякое Христианское общество, говорил он, соединенное одною верою и формами обнаружения своего богопочтения, любит называться истинной Христовой церковью, ведущей преемство своё от апостолов и св. отцов. Особенно это замечается на старообрядческих толках, которые при своей многочисленности и противоречивости в учении друг другу проникнуты одинаковой ненавистью и к православной Церкви, и к друг другу. Уже коренное различие двух основных ветвей раскола – безпоповства и поповства должно служить несомненным свидетельством их ложности. Признак истинной Церкви Христовой – апостольство в лице иерархии. Без священства Церковь невозможна. Где-же истинное священство? У старообрядцев его нет; оно – в греко-восточной православной Церкви. Церковь создана на подобие тела, в которой глава – Христос и тело – верующие. Но как в теле не все члены одинаково важны, посему и говорится в Слове Божием: прежде всего Господь даровал для церкви апостолов, пророков, пастырей и учителей. Где же сосредоточивается теперь совокупность дарований? «Знай, говорит св. Златоуст, что вся совокупность дарований сосредоточивается в апостолах, а их место занимают епископы, без них всё бы разрушилось». Следовательно, в епископах (а не в епископе) заключается полнота апостольства. Начало такому устройству Церкви Господь положил в Сионской горнице, когда явившись, по воскресении, апостолам, сказал: «мир вам» и преподал полномочия «вязать и решить на небе и на земле», оградив авторитетность их суда словами: «слушаяй вас, Мене слушает; отметаяйся вас, Мене отметается». Руководители раскола презрели этот суд и, самовольно отделившись, нарушили мир Церкви Христовой. Получив полномочия, апостолы передавали их и другим чрез рукоположение; эту форму передачи полномочий они заповедали и своим преемникам, когда, напоминая им «не нерадеть о своём даровании и постоянно возгревать дар Божий, живущий в них», наставляли «не возлагать руки скоро ни на кого». Сам ап. Павел, давший эти руководственные правила, поставлял епископов, а во время первого путешествия рукоположил пресвитеров в Ликаонии, Листре, Антиохии и Дервии. Есть упоминания и о диаконах. Указание на них толковники видят в притче о талантах (Феофилакт Болгарский), а Златоуст говорит: «когда я исчисляю иерархию, то именую епископов, пресвитеров и диаконов». Между этими тремя степенями иерархии должны быть отношения строгой подчиненности, что могут видеть старообрядцы из «наказания, в книге Кормчей, новопоставленному попу от епископа хиротонисавшего», из 39 апостольского правила и Толкового апостола. Таким образом, в Церкви должна быть трехчинная иерархия; во главе её стоит епископ, который и является раздаятелем благодати священства. Посему и говорится в кн. Маргарит, что «церковь без епископа не может быть», а Златоуст учит одинаково стоять, как за веру, так и за епископов. В силу сказанного делается понятным, почему беглопоповцы не могут почитать своё общество истинной Церковью Христовой: нет у них епископа, нет у них и таинства священства, нет у них и строителей тайн Божиих. Не может у них быть и соборной формы правления, принятой и освященной апостолами, ибо по правилу Гангрского собора «проклят всяк, делающий собрания без пресвитера по воле епископа». Беглые попы являются незаконными совершителями тайн Божиих, ибо незаконно отпали от своих епископов и сами себя подвергли отлучению. Можно-ли, посему, назвать общество беглопоповцев обществом иерархическим? Есть-ли у них то устройство, которое передали нам апостолы?

Дегтерев –позвольте узнать Ваше имя?

О. Орлов – о. Сергий. А ваше имя?

Дегтерев – По фамилии Дегтерев, а по прозванию – плохой старообрядец.⁴⁹ Так вот, о. Сергий… «Впрочем, нет-ли здесь кого из беглопоповцев? Дело в том, что я – австриец и по этой части не специалист. Нет?… Так вот, о. Сергий: в Вашем реферате есть выражение: «бесовская трапеза».

Откуда Вы его взяли и что оно значите? Ужели Вы разумеете тут евхаристию?

О. Орлов – нет, г. Дегтерев. А только то, что они дерзают называть евхаристией.

Нужно заметить, что Дегтерев действительно оказался не специалистом по беглопоповщинской части и предложенный им вопрос был ни более ни менее как попыткой уклониться от настоящего предмета собеседования.

О. Мина. Ты ухватился за последнее слово, а дело нужно начинать с начала. Ныне речь была о бегствующем священстве, – отсюда основной вопрос: было ли в Церкви время, когда бы она управлялась приходящим от еретиков священством? Ты помнишь слова пророка: «Сионе, расширь свои кущи на право и на лево», т. е. Церковь должна расширяться в своих пределах, пока не наступит полнота языков и весь Израиль, по слову пророка, спасется. Есть-ли проповедь у беглопоповцев, есть-ли у них полная иерархия? Вообще могут-ли они оправдать истину Церкви Христовой? А вам, Петр Трофимович, я отвечу словами Иустина Философа жидовину Трифону: вы как мухи, разъедающие раны, рассекаете пророческие сказания, стараясь в них найти не истинный смысл, а недомолвки и недосказанности. Так, кто желает побеседовать о беглопоповцах?

Дегтерев (после непродолжительного общего молчания). Скажите, о. Мина, что-нибудь о бесовской трапезе!

О. Соболев. Возвратимся своей мыслью к давнопрошедшим временам райской жизни. Там всё было хорошо: и прелести рая и лицезрение Бога. Но завистью диавола пали наши прародители. Перенесемся теперь мыслью на гору искушений и здесь увидим, как тот же исконный враг рода человеческого старается увлечь к падению Самого Бога. Присмотримся к нашей жизни и здесь увидим, что диавол как «лев, рыкая, ходит, иский кого поглотити». Что такое старообрядчество, как не огульное, ничем не оправдываемое противление власти? Почему не допустить, что и оно дело диавола? Я ответил Вам, Петр Трофимович, а дальше что, – догадайтесь сами.

О. Мина. Петр Трофимович! У беглопоповцев нет евхаристии. Вас смущает название – бесовская трапеза. А помните, как у св. мученика Киприана названо еретическое крещение? Рождением диаволу.

Дегтерев – Скажите: хиротония беглопоповцев откуда?

О. Мина. У них и нет её.

Дегтерев. Как нет? Да сам Синод ваш признал её. Вот я вам почитаю; у Н. И. Субботина говорится об этом. Дегтерев вынул несколько номеров Московских Ведомостей, намереваясь почитать.

О. пр. Виноградов. Да к чему ты это?

Дегтерев – к тому, что если вы признаете за ними хиротонию, то должны признавать и благодать, а тогда и трапеза их будет не бесовская трапеза.

О. пр. Виноградов – Да ты подумай, дело-ли говоришь: беглые попы самовольно оставили Церковь, отпали от неё, обвинили её в ересях, – и вдруг Церковь признает за ними благодать хиротонии. Нет: иерей, священнодействуя без воли епископа, служит диаволу. Читай у Игнатия Богоносца: «не подобно убо есть без святителя ни крестити, ни любве творити. Се Богови благоугодно есть, иже бо святитель почтет, то от Бога почтен будет, а иже отай епископа что творит, то диаволу служит».

О. Мина. Кто желает побеседовать?

Из старообрядцев никто не выступил. Собеседование кончилось молебным пением о здравии Государя Императора.

Референтом на 5 собеседовании выступил свящ. П. Марков, который, после обычного объяснения Евангелия, высказал следующие соображения по предложенному предмету.

Со смертью Павла Коломенского, не оставившего после себя преемника в епископском достоинстве, старообрядцы должны были решить вопрос: кем будет поддерживаться преемство иерархии? Единства в решении не последовало и общество распалось на «окормляемых бегствующим от православной Церкви священством» (поповцы) и «безсвященнословных», предоставивших право учить, совершать службы, тайны и пр. мирянам – мужчинам и женщинам (безпоповцы). Имеют ли наставники последних за собой законное право для отправления пастырских обязанностей? – Церковь, как и гражданское общество, необходимо предполагает у себя «управление» с тем лишь различием, что правительство гражданское избирается членами общества, церковное же уполномочивается от Христа. Посему, о нём говорится: «како проповедят, аще не послани будут» (Рим.10:15), разумеется посольство от Бога: «никто же сам себе приемлет честь, но званный от Бога, якоже и Аарон» (Евр.5:4). Первыми «званными посланниками» были апостолы, получившие от Христа, по воскресении, право учить, управлять и священнодействовать, а в день Пятидесятницы и благодатные дары Духа Св., необходимые для прохождения их служения. Указанное право апостолы приписывали только себе, говоря, что они призваны И. Христом и Богом Отцом, воскресившим Его от мертвых. «Той (И. X.) дал есть овы апостолы, овы же пророки, овы же благовестники, овы же пастыри и учители» (Еф.4:11), посему: «еда вси апостоли, еда вси пророцы, еда вси учители»… (1Кор.12:29). Основанное в лице апостолов священство должно пребывать «во веки», ибо «во вся дни, до скончания века» обещал пребывать с ними глава Церкви – Христос, и обещанный им Дух Святой имел быть с ними «в век». Отсюда необходимо преемство апостольское, которое, действительно, и продолжается до настоящего времени чрез рукоположение, как единственную форму передачи благодатных даров священства. Где нет рукоположения, там нет истинного пастырства, там самозванство. У безпоповцев дело обстоит именно так: их наставники ни более ни менее как уполномоченные от общества со властью не божественного, но человеческого происхождения, и с этой стороны безпоповцы, как это ни странно, приближаются к протестантам. Наставники безпоповцев восхищают незаконное, раздражают Бога, как сыны Кореовы. Св. Киприан называет еретиками приемлющих начальство от незаконного скопища, а Церковь подвергает проклятию составляющих собрания без воли епископа и отлучает мирян, дерзнувших самовольно учить (6-го вс. с. 64 пр.). Безпоповцы оправдываются царствованием антихриста, якобы уничтожившего истинное священство; но тогда, в силу логической последовательности, они должны были совсем отказаться от священства, как и поступили «нетовцы»; не сделали этого безпоповцы потому, что религиозное чувство потеряло бы свою основу и перешло в отчаяние. Ссылаются безпоповцы еще и на то, что Павел Коломенский разрешил совершать тайны и требы мирянам, получившим на сие «благословение» чрез особое «начало», но историческая достоверность этого предания не может быть ничем доказана. Уже то обстоятельство, что и поповцы оправдываются тем же Павлом, завещавшим будто бы в случае прекращения – смерти священников «древняго» благочестия принимать чрез миропомазание «новорукоположенных», бросает тень на указанное предание и позволяет считать его вымыслом в целях оправдания. Далее: Павел после с. 1654 г. был сослан в заточение и до самой смерти его (не позднее 1654 г.) никто не имел к нему доступа, а, следовательно, никто не мог получать никаких наставлений. Да и самого вопроса о священстве тогда не могло подняться, так как до собора 1667 г. старообрядцы не были отлучены. Наконец, естественнее бы ожидать, что Павел поставил бы себе преемника – епископа, чем стал давать противоречивые наставления.

Самое начало и благословение безпоповщинских наставников нужно считать незаконным, ибо единственно-истинная форма передачи благодатных даров – рукоположение епископа. Об этом говорят и старопечатные книги: по Мал. Катех., благодатные дары нисходят на приемлющего священство, когда епископ возлагает на главу его руки и говорит: «Божественная благодать»…; по Симеону Солунскому рукополагать может только «епископ хиротонисанный», кн. «о Вере» заповедует повиноваться трем степеням иерархии и предостерегает от «прелазящих инуде». Церковь признавала законными только пастырей, рукоположенных епископом, почему на вселенс. и поместных соборах составила правила, касающиеся как рукополагающего, так и принимающего хиротонию. Согласно с этими правилами она не признала бы хиротонии Павла Коломенского, как не представляющего своим лицом собора епископов и не имеющего своей епархии. Нужно думать, что безпоповцы сознают свою неправоту, ибо не облекают наставников в одежды пастырей и не дерзают разрешить им совершение всех тайн, кроме двух, необходимо нужных ко спасению.

О. Мина. Безпоповцы признают два таинства. Не желает ли из них кто побеседовать о покаянии, которое они разрешают совершать мирянину. Оно бывает у них так: приходит к мирянину человек на исповедь; раскрывает ему душу, как отцу духовному, и тот говорит: «не утаи от меня». Законно-ли это?

Дегтерев (стар.) Скажите мне, о. Мина: какую «роль играли» в Церкви исповедники?

О. Мина – В какое время?

Дегтерев. – Исповедники были от начала Церкви.

О. Мина. – Так в какое же время?

Дегтерев. – Аполлос, напр., кто был?

О. Мина. – Исповедник.

Дегтерев. – Так какую же «роль они играли»?

О. Мина. – Они исповедовали Христа как Бога и так учили, претерпевали за имя Его мучения и смерть, различно относились к отпадшим от веры…

Дегтерев. – Кающихся принимали?

О. Мина. Они не исповедовали, так как у верующих были пастыри.

Кто-то из старообр. – Я могу просить у мирянина прощения и могу получить его.

О. пр. Виноградов. – Это – не исповедь.

О. Мина. – Так бывает: друг у друга мы просим прощения в личных грехах; и на исповеди духовник, обыкновенно, спрашивает: «не в ссоре ли ты с ближним, иди и примирись!» Только личные грехи и притом только прощать, а не разрешать могут и безпоповщинские наставники. Где же у них власть вязать и решить и могут ли они сказать «властию И. Христа, мне данною, прощаю и разрешаю»…

Дегтерев. Покажите мне в Евангелии, где бы говорилось, что пастырям дается «власть» прощать и разрешать; покажите мне самое слово «власть».

О. В. Соболев – г. Дегтерев, как поповец, должен бы признавать значение своих австрийских пастырей; оказывается, в самом принципе он отрицает их власть и требует доказательств из Евангелия. Не встает ли он сам с собой в противоречие? Не говорит ли для того, чтобы что-нибудь только сказать: всегда свободомыслящий вдруг является ухватившимся за букву! Господь говорит: «дадеся ми всяка власть на небеси и на земли, шедше убо научите вся языки»… Не ясно ли отсюда, что ту власть, которую получил Господь, Он передает апостолам? Ведь только одно недомыслие может предлагать вопросы, подобные предложенному господином Дегтяревым!

Дегтерев. – За это спасибо.

На этом кончилось собеседование. Несколько слов по поводу возражений г. Дегтерева. Доказывая законность совершения таинства покаяния безпоповщинскими наставниками-мирянами, Дегтярев сослался на исповедников, и, между прочим, на диакона Филиппа, который, по свидетельству Деян. Апост., крестил евнуха эфиопской царицы Кандакии и низвел на него Духа Святого (Деян.8:38–39). Эта ссылка Дегтерева для него бесполезна: 1) диакон Филипп крестил, а не исповедовал; 2) крестил не самовольно, а по повелению Духа Божия: «Дух сказал Филиппу: подойди и пристань к сей колеснице» (Деян.8:29); повеление это нельзя, конечно, смешивать с благословением безпоповщинским и в 3) диакон Филипп был не мирянин. Диаконы были выделены апостолами из общего числа верующих для особого служения, которое нужно признать началом диаконского служения вообще.

С недоумением по поводу слова «власть» г. Дегтереву приличнее обратиться к своим австрийским лже-пастырям.

О. К.

Все люди, как-бы кто долго не жил, рано или поздно должны умереть, перейти в другую жизнь – загробную.

Что-же ожидает людей в будущей жизни?

В слове Божием мы читаем, что на страшном суде пред лицом Божиим все будут разделены на две части. По правую сторону от Бога будут стоять праведники, а по левую – грешники. Стоящим по правую сторону Иисус Христос скажет: «придите, благословенные Отца Моего, наследуйте царство, уготованное вам от создания мира» (Мф.25:34). Совсем другое скажет Он стоящим по левую сторону: «идите от Меня, проклятые, в огнь вечный, уготованный диаволу и ангелам его» (ст. 41).

Наша христианская любовь к своим ближним не ограничивается одною земною жизнью, не прекращается и смертью, так как по апостолу любовь никогда не прекращается, не перестает (1Кор.13:8), а пред Богом все люди и живые и умершие – живы суть, так как Он не есть Бог мертвых, но Бог живых (Лк.20:28).

Эта любовь наша к умершим нашим братьям должна проявляться в молитвах ко Господу, в поминовениях и милостынях за них. Молитва живого за умершего собрата нашего есть самый лучший плод любви, и православная наша церковь, заботясь с материнской любовью о спасении всех живых своих чад, не забывает в своих молитвах и умерших членов церкви.

Пример молитвы за усопших мы находим прежде всего в Священном Писании Ветхого Завета. Во дни благочестивого вождя Иудейского, Иуды Маккавея, когда, при обозрении павших на поле сражения, найдена была в их одеждах добыча от даров идольских (за что они и пали), все Иудеи «благословивше правый суд Господень… к молению обратишася» (2Макк.12:39–42). А сам Иуда Маккавей тогда-же, собрав дары истинному Богу, послал в Иерусалим принести за грех (мертвых) жертву для того, чтобы Бог простил их грехи. Точно также благочестивый Товит завещал сыну своему раздавать милостыню при гробе праведных (Тов.4:17). А премудрый сын Сирахов учит приносить жертвы по усопшим, подавать милостыню и молиться за них (Сир.7:36). И много есть таких мест в св. Писании Ветхого Завета, которые свидетельствуют о том, что еще в Ветхозаветной церкви существовал обычай молиться за умерших (Исх.13:14; Чис.19:11–12; 20:30; Втор.9:25; 34:8; 1Цар.31:11–13; Пс.85:5; Иер.16:7). Верование ветхозаветной церкви в возможность облегчить участь умерших молитвою и делами благотворительности за них не только не отменено в новозаветной церкви Иисусом Христом и апостолами, но подтверждено и усилено их свидетельствами о нём.

Все христиане, как члены одного духовного тела, или церкви, глава которой есть Иисус Христос, должны любить друг друга (1Ин.4:11); содействовать друг другу в достижении высших целей своей жизни – спасения (1Пет.1:3–6); молиться друг за друга (Иак.5:16) и за всех людей вообще (1Тим.6:18–19); подавать милостыни за них, как жертвы благоприятные Богу (Евр.13:16). В другом месте Христос говорит, что всякий грех и хула простится человеку, хула же на Духа Святого не простится человеку ни в сем веке, ни в будущем (Мф.12:31–32).

Из этих слов ясно, что другие грехи людей, кроме хулы на Св. Духа, могут быть прошены человеку и в будущей жизни, т. е. по разлучении его души с телом.

Далее, из слова Божия мы знаем, что Спаситель и ныне имеет ключи смерти и ада (Апок.1:18), следовательно и ныне может отворять двери ада и выводить оттуда узников.

Скончавшиеся в правой вере, т. е. в общении с православною Церковью, несмотря на видимое удаление от нас, продолжают вместе с нами принадлежать к одному и тому же Телу Христову (Еф.1:23, Кол.1:18), в котором взаимная связь между членами сохраняется точно так же, как естественно она существует между всеми органами нашего тела (1Кор.12:21). Вот поэтому-то христианская православная Церковь всегда совершала и совершает молитвы за умерших, в надежде этими молитвами облегчить их участь, твердо памятуя слова Самого Спасителя нашего: «просите, и дано будет вам; ищите и найдете; стучите и отворят вам» (Мф.7:7); «всё, чего ни попросите в молитве с верою, – получите» (Мф.21:22).

Словом, поминать усопших своих родных и знакомых – молиться о них, – есть непременная и священная обязанность всякого истинно понимающего Слово Божие.

Далее, при нашей усердной молитве об умерших, мы должны еще и подавать за упокой их милостыню. Милостыня за умерших есть также выражение нашей любви к ним и она приносит великую отраду умершему нашему собрату. Усопший сам не может раздавать милостыню, но могут это делать за него родные его и знакомые, живущие на земле. Это важно, как потому, что милостыня, подаваемая бедным – приемлется Самим Спасителем (Мф.9:18), так и потому, что бедные, получив милостыню, без сомнения не оставят в молитве помянуть того, в чью память получили они подаяние.

Самое-же важное и самое сильное средство облегчить участь умершего собрата – есть принесение за упокой его бескровной жертвы. Во время совершения литургии Сам Господь наш Иисус Христос, в пречистых тайнах Тела и Крови Своей, приносится в жертву за всех и Своею Кровию ходатайствует пред Отцом Своим о прощении грехов умершему.

Тяжелый и непростительный грех принимает на себя тот, кто не поминает усопших, а тем паче, кто отвергает этот догмат христианский.

– Теперь обращаюсь к вам, отделившиеся от нас, ответьте прежде всего на вопрос: любите-ли вы умерших ваших родных и близких братий и теперь, как и при жизни любили их, и в чём выражается ваша любовь к ним?

Сектант Трофим: – Скажите, пожалуйста, какая может быть любовь, её вовсе не видно; хотя и сказано «молитесь друг за друга», но это говорится о молитвах живых за живых, а как умер человек, то как он мою любовь увидит?

О. Афанасенко: – Так ты хочешь так любить и молиться, чтобы твою молитву непременно замечали твои ближние; это, брат Трофим, уже дышит фарисейством, а не по Евангелию. Ты от вопроса моего не уклоняйся; скажи, повторяю, ты своего покойного отца теперь любишь?…

Сектант Трофим: – Да, конечно, любить должен, но ведь он умер и я его не вижу.

О. Афанасенко: – Но он умер телом, а духом жив, ибо, по слову Божию, у Бога все живы, мертвых у него нет; и если ты сознаешь, что должен любить – значит должен и поминать его, молиться о нём Господу, чтобы Господь вселил его душу вместе с праведными.

Сектант Трофим: – Откуда же видно, что нужно поминать покойников? В св. Писании нет повеления молиться за умерших.

О. Афанасенко: – Я же указал тебе места св. Писания, касающиеся разбираемого нами предмета, неужели ты не довольствуешься ими; вот хотя-бы в книгах Маккавейских чего яснее тебе еще надо. Если в св. Писании нет особого повеления молиться за умерших, то нет и запрещения. Довольно и того, что св. Писание повелевает молиться друг за друга: «молитесь друг за друга, яко да исцелеете; много-бо может молитва праведника поспешествуема (Иак.5:16); «братие, молитесь о нас», – просит апостол Павел Солунян (1Сол.5:25). Притом-же молитва за умерших есть дело Богоугодное и требуемое естественною любовью к ближнему; и в св. Писании не на каждое доброе дело писан устав.

Сектант Прищенко: – А позвольте мне сказать: в притче о богатом и Лазаре Господь прямо говорит, что никто не может надеяться получить прощение или облегчение своих грехов по смерти, если будет осужден на муку вечную. Слишком великая пропасть лежит между праведниками и грешниками, чрез которую переход не возможен и тут по моему никакая ваша молитва не поможет.

О. Афанасенко: – Скажу тебе, что все мыслящие и говорящие подобно тебе заблуждаются, не зная Писания, ни силы Божией (Мф.22:29). Из ответа Авраамова приточному богачу отнюдь не следует делать такого вывода, будто все без исключения грешники осуждаются на безысходное и вечное заключение во аде. Уже самый вопль богача к Аврааму об ослаблении мучения намекает на возможность перехода из мучительного в другое состояние, и ответ Авраама, показывая невозможность найти у кого-либо помощь за гробом, не отвергает этим возможность помощи со стороны живых. Действительно, между раем и адом пропасть великая утвердися и переход чрез неё решительно невозможен только для грешников немилосердных, неверующих и нераскаянных, подобно евангельскому богачу, у которого до самой крайней степени осуетился и отупел ум, огрубело сердце, омертвела для добра воля; сластолюбивая душа коего воистину заживо умерла (1Тим.5:6). И вот такому-то человеку-грешнику определено вечное мучение и отказано в милости, ибо, он соделал грех к смерти.

Но эта же пропасть покрывается бездною милосердия Божия к грешнику покаявшемуся в силу молитв церкви и бескровной жертвы Искупителя нашего Иисуса Христа. Св. Евангелист Иоанн говорит о грехе не к смерти и о грехе к смерти и заповедует молиться о первом (1Ин.5:16).

Сектант Прищенко: – А скажите, как-же можно узнать, что умерший согрешил не к смерти или к смерти?

Прав: – А живые могут ведь грешить к смерти?

И ты все-таки за их должен молиться?

Сектант Прищенко: – Да, конечно, должен.

О. Афанасенко: – Почему-же ты, когда тебя на основании св. Писания св. Церковь призывает молиться за покойников, – так начинаешь лукаво мыслить, и какое ты имеешь право не слушаться её божественного гласа? Ведь слово Божие ясно говорит, что у Бога мертвых нет, у него все живы; а за живых ты сам сказал, что молиться должно. Умершие-же наши ближние живут и теперь, но только не в сей нашей земной, временной жизни, а перешли жить в жизнь другую, загробную… Заповедь о любви к ближнему Господь дал, не указав, кого любить и кого нет. Он сказал: «возлюбиши ближнего твоего, яко сам себе», а ближний-то нам всякий человек.

Вот вы может быть слышали, или сами читали: наш, благополучно царствующий, Православный Русский Царь обнародовал манифест по случаю кончины Его бабушки, Великой Княгини Александры Петровны, в коем (манифесте) выражает Свою Монаршую уверенность в том, что все верноподданные Его соединят теплые молитвы свои с Его молитвами об упокоении в царстве небесном души усопшей инокини Анастасии, в мире Великой Княгини Александры Петровны.

Ответьте мне, друзья, этот манифест и вас касается?

Сектант Трофим: – А как-же, непременно.

О. Афанасенко: – Вы-же молитвы за умерших отвергаете?

Сект. Трофим: – За бабушку Государя помолиться надо.⁵⁰

Свящ. В. Афанасенко

Значение религиозного начала в жизни Русского народа столь велико и всепроникающе, что состояние православной Церкви в известный период времени служит безошибочным указателем того, какой степени крепости и жизнедеятельности наших внутренних отношений можно ожидать от России в непосредственно следующий период.⁵¹

Оглядываясь с этой точки зрения на пережитый XIX век, мы имеем право с полною надеждой помышлять о будущем.

Конец XVII и особенно начало XVIII веков были временем тяжких расстройств для православной Русской Церкви. XVIII век, с его политическими условиями, а также в силу огромных, и в этом отношении неблагоприятных, европейских влияний на русское общество, – угрожал серьезно подорвать благодетельное воздействие Церкви на Русский народ. Эти культурно-неблагоприятные влияния продолжались и почти все XIX столетие, и однако-же – уже в конце XVIII века начался у нас счастливый поворот ко всё большему воскресению влияния церковных начал в национальной жизни.

Это было произведено совокупными усилиями всех элементов церковно-национальной жизни: мудрыми трудами церковной иерархии, глубоким религиозным чувством массы народа, пробудившимся православным сознанием образованных слоев, в государственном же отношении – действием Верховной Власти Русского Самодержавия, по существу связанного с православною Церковью и национальным сознанием.

Верные духу истинного христианства, наши церковные иерархи устремляли в XIX веке всё своё внимание не на достижение каких-либо внешних форм влияния, а на то, чтобы православно воспитывать сердца и умы Русских людей. В отношении внешних форм церковного устроения за XIX век старались обеспечить по преимуществу лишь то, чтобы Церковь не теряла возможности православного воспитания народа и общества. Затем было устремлено особенное внимание на возможно большее повышение образования самого духовенства, и наконец – на способы воздействия на народ. В результате само собою возрастало и углублялось влияние Церкви даже в тех случаях, когда для нормального действия его не доставало нужных внешних форм.

В первую половину XIX века, как бы по особой милости Божией, Русской Церкви были посланы архипастыри совершенно исключительных дарований, коих огромное личное влияние восполняло многие формальные недочеты церковно-государственной жизни.

Таков был митрополит Платон, с которым Россия перешла из XVIII в XIX век. Таков был особенно митрополит Филарет, полвека уяснявший России истинный смысл православия и преподавший самой государственной власти множество указаний относительно содержания политики православной власти. Учительное значение митрополита Филарета почти беспримерно в истории, так что в настоящее время нам трудно даже представить себе, чем была бы Россия без него. Ряд других церковных деятелей высоких дарований и учености (Иннокентий Херсонский, Филарет Черниговский, Макарий Булгаков и т. д.) создали нашу церковную историографию, расширив до чрезвычайности сознательное понимание Россией своего места в жизни христианской Церкви.

То же поступательное движение продолжалось в XIX веке непрерывно во всех других отраслях богословского знания, причем высокая ученость иерархии, стоявшей во главе просвещения, была причиной того, что наша богословская наука оставалась строго православною. Развитие наших Духовных Академий, размножение семинарий и других духовных школ, постоянно повышающиеся требования от духовенства – имели в конце концов своим результатом, что православная Церковь стала одною из могущественнейших просветительных сил страны.

Значению православной иерархии не мало способствовало и улучшение самой церковной организации, а равно и постоянное умножение числа епархий, связанное с численным развитием нашего епископата. Недостаточное развитие епископата составляло издревле слабую сторону Русской Церкви, и в этом отношении XIX век может по справедливости гордиться произведенными им улучшениями.

В отношении религиозного сознания самого Русского общества, огромное значение имело грозное испытание 1812 года. Это было тяжкое время, которое заставило Русских людей вдуматься в своё духовное содержание и, устами Державного Выразителя национального сознания, – признать Божью волю источником всех благ и силы. «Не нам, не нам, а Имени Твоему слава», признала Россия в минуту торжества, увенчавшего испытания.

Антирелигиозные воззрения, также как и религиозные заблуждения, были и остались сильны в нашем обществе в течении всего XIX века. Однако-же, – в образованном русском классе начали вырабатываться и такие поборники православия, как Хомяков, которому принадлежит, быть может, лучшая формулировка места православия среди других христианских исповеданий. Излишне напоминать ряд имен знаменитейших деятелей русской просвещенной мысли, которые были могущественными апологетами православия в собственном обществе (А. Н. Муравьев, Гоголь, Достоевский, К. Н. Леонтьев и др.). В средине и конце XIX века православная Церковь уже обеспечила себе твердую, сознательную опору в лице образованнейших мирян своих, дружно идущих об руку с духовенством и всё более интересующихся вопросами веры и Церкви, что уже видно из столь широко развившейся у нас в конце XIX века богословской литературы и из образования многочисленных братств, в которых так плодотворно совместно трудятся и миряне, и лица духовные.

Как признаком, так и орудием православной выработки личности русского человека послужило в XIX веке воскресение и развитие монастырей. XVIII век довел их до чрезвычайного упадка. Весь XIX век, рядом с развитием православной сознательности, мы видим, напротив, умножение числа монастырей и монашествующих, равно как и блестящие примеры огромного учительного влияния иночества.

Достаточно упомянуть Саровскую обитель и Оптину пустынь, воспитавшую, между прочим, мысль Киреевского.

Влияние епископа Феофана Затворника, ставимого, вместе с митрополитом Филаретом, наравне с древними Отцами Церкви, прославило обитель Вишенскую. Огромное значение воскресшей силы монастырей наших можно было бы подтвердить еще десятками примеров, если б это не было столь общеизвестно.

При помощи вырабатываемых таким образом сил, Русская Церковь в XIX веке широко распространила свою учительную и миссионерскую деятельность. Наша внутренняя религиозная жизнь с XVII века была терзаема расколом, переходящим и в разнообразные ереси, гнездившиеся, впрочем, у нас и раньше. Европейские влияния порождали нередко новые ереси, по преимуществу в образованном, обществе, но переходившие также и в массы народа. Борьба со всеми этими проявлениями духовного зла деятельно велась Русскою Церковью. Конечно, немыслимо было бы и ожидать, чтобы среди десятков миллионов людей не возникало религиозных заблуждений. Но их действие и распространение всегда ослаблялось и парализовалось Церковью. В отношении раскола XIX век имел многие успехи. Учреждение так называемой Единоверческой церкви, связанное особенно с именем митрополита Платона, сблизило православных двух обрядов на почве единой веры и Церкви. Что касается упорных раскольников, остающихся вне церковной ограды, то надо все-таки сказать, что сама церковная наука и миссионерская деятельность подготовили уже в значительной мере почву для их будущего воссоединения с Церковью.

Великим церковным событием XIX века было для России воссоединение униатов в Западном крае и в пределах Привислянья. Очень большой успех составило также распространение православия среди Эстов и Латышей Балтийского края, а также начало укрепления православной Церкви в Финляндии.

Отрадное явление XIX века составляет и то, что внутренняя миссия возросла в своей организации и деятельность её получила большое подспорье, вследствие возникновения православных миссионерских братств и обществ, в которых духовенство действует об руку с мирянами.

То же совместное действие замечается и в миссии внешней, среди иноверцев и язычников, а также за пределами России. Имена Православного Миссионерского Общества и Палестинского Общества, равно как их широкая и плодотворная деятельность – общеизвестны.

Нельзя не отметить, что, хотя православная миссия среди иноверцев и язычников имеет место главным образом в пределах Империи, однако православная Русская Церковь в XIX веке выступила активною деятельницей и за пределами Русского Государства, не только оказывая пособие православию ближнего Востока, но уже насадив православие в Японии, привлекши к православию часть Несториан в Персии, а также упрочив и расширив начатки православной Американской Церкви.

Вся эта широкая и сложная деятельность Церкви, совершалась у нас, как сказано, в неразрывном единении с Верховною Властью. Особенно это должно сказать о царствовании Императора Николая I, Императора Александра III и о нынешнем благополучном царствовании, когда со стороны Правительства прилагается особенное попечение о развитии способов церковного воспитания всей массы Русского народа.

Подводя общий итог этому краткому обзору и сравнивая церковно-религиозное состояние России XVIII и XIX веков. нельзя не видеть огромной и благодетельной перемены к лучшему. Конечно, многое у нас еще остается недовершенным, не мало остается недоразумений и даже прямых язв в церковно-религиозной жизни страны, но можно смело сказать, что всё это зло идет на убыль, а силы Церкви – растут и крепнут, так что в наступившем XX веке мы имеем все основания ожидать еще более широкого развития России, как страны православной, как народа, остающегося Церковью в своём государстве и освящающего церковною благодатью и церковным учением все свои государственные отношения.

Болезненное возбуждение религиозного чувства в современном русском обществе. – Стремление духовенства к удовлетворению религиозных запросов общества. – Меры борьбы с болезненными течениями времени. – Деятельность киевского религиозно-просветительного общества. – Просветительная деятельность приходского духовенства. – Проповеднические съезды духовенства. – Участие приходских пастырей в миссионерской деятельности. – Миссионерские съезды. – Миссионерские Комитеты.

Одна из наших, нажитых веками жизненным опытом народной мудрости, пословиц повелевает нам, при каждом шаге вперед, посматривать назад. Простираясь вперед, в новый год жизни, с задачами разъяснения вопросов миссии и расколо-сектоведения, облегчения пастырско-приходского и епархиального миссионерствования, и наш журнал, как хранитель и истолкователь лучших традиций русского православия, по требованию русской мудрой пословицы и по естественной потребности посмотреть на пережитое, не может не предложить своим читателям ретроспективного взгляда на сделанное миссией в прошлом году, на её положение и состояние, и на жизнь расколо-сектантства в том же периоде. – Чем же новым подарил миссию прошлый год? Какими успехами порадовал её? Смотря с этой стороны на него, естественно поставить его на ряду с прежде прожитыми годами, как одно из звеньев длинной цепи, которая в общем своём составляет то, что называется «нашим временем», со всеми характеристичными чертами его. Одною из таковых должно, признать какое-то болезненное возбуждение религиозно-нравственного интереса среди всех слоев нашего русского общества, какое-то напряженное усилие разобраться в вопросах веры и жизни. И если одних эти вопросы приводят к более тесному общению с единственным источником истины – Церковью Христовой, то других, недовольных современным религиозно-нравственным строем и полагающихся на свои только умственные и нравственные силы, толкают они прокладывать свои новые пути. И вот мысль, лишенная благодатного руководства Церкви и ложно направленная, не только не приводит этих самонадеянных искателей истины к намеченной цели, но всё больше отдаляет от неё и всё глубже заводит в непроходимые дебри лжи и заблуждений. Отсюда то разноверие, то разнообразие религиозных сект, которыми так богато наше время.

Епархиальные органы печати за истекший 1900 г., отмечая эти болезненные проявления религиозного чувства во всех слоях современного русского общества, это блуждание искателей истины в дебрях религиозной лжи и разноверия, энергично призывают пастырей церкви стать на страже блага народного, дабы всегда быть готовыми с радостью дать слово здравое, неукоризненное (Тит.2:8), быть сильными наставлять в здравом учении и противящихся обличать (Тит.1:9). И пастыри церкви деятельно откликаются на этот призыв; те же епархиальные органы печати полны известий о немалых трудах русского православного духовенства в лице лучшей части его по религиозно-нравственному просвещению паствы своей, по вразумлению сектантствующих, по просвещению иноверцев и инославных христиан. Из мероприятий, способствующих пастырям церкви в их борьбе с болезненными течениями и направлениями нашего времени, епархиальными органами печати отмечаются особенно следующие: усиление церковной проповеди, заведение внебогослужебных чтений и собеседований, введение всеобщего богослужебного пения, усиление миссионерского служения, учреждение церковноприходских братств, попечительств, школ, библиотек, миссионерских кружков и комитетов, обществ трезвости, обществ любителей церковного пения. Особую энергию в этих делах проявило Киевское «общество распространения религиозно-нравственного просвещения в духе православной церкви». Поставив целью своей деятельности распространение и утверждение в сознании христиан истинных понятий о православной вере и христианской нравственности, наилучшим средством для достижения этой цели, общество признало: чтения, собеседования и богословские лекции, которые велись членами общества в храмах, общественных залах, ночлежных приютах, чайных, столовых, больницах, тюрьмах, мастерских, казармах, и др. пунктах Киева. На основании своего шестилетнего опыта «общество» свидетельствует, что внебогослужебная проповедь, организованная в стройный и по возможности непрерывный ряд чтений и собеседований, есть наилучшее пастырское средство не только против нравственных недугов, создаваемых сложными условиями и соблазнами городской жизни, но и против таких болезней, как современный штундизм и вообще секты и раскол. На ряду с чтениями для простого народа и противосектантскими, Киевское религиозно-нравственное Общество устрояло и богословские лекции для образованного круга, справедливо сознавая, что религиозно-нравственная жизнь простого народа и распространение среди него сектантства стоят во внутренней причинной связи с религиозно-нравственным настроением людей образованных. Внимание Киевского Общества обращено было и на такие вопросы, как вопрос об общественных увеселениях и театрах, которые в современной жизни городов, особенно больших, часто не только идут совершенно вразрез со всем строем церковно-христианской жизни и нравственно деморализуют народ, но являются и открытою пропагандою безнравственности и кощунства. В виду этого Общество, по предложению своего преосвященного председателя, составило по этому вопросу обстоятельный доклад, который уже направлен для рассмотрения в высшие сферы. Отозвалось Киевское религиозно-просветительное Общество и на известный циркуляр министра Народного Просвещения, поставивший на очередь вопрос о нашей средней школе. Оо. законоучители Киевских средних учебных заведений, состоящие членами Общества, по инициативе этого последнего, представили в Совет Общества докладную записку «о желательной постановке дела религиозно-нравственного образования в средних учебных заведениях Министерства Народного Просвещения и о некоторых изменениях в существующих программах Закона Божия». Советом записка представлена митрополиту с ходатайством дать ей надлежащий ход. Составители записки развивают ту мысль, что русская школа, воспитывающая русское юношество для служения родине – Русской земле, должна быть русскою, национальною. А быть национальною для русской школы – значит быть прежде всего православною.

Для этой цели закон Божий в светской средней школе должен быть не учебным только предметом, по действительным руководствованием учащихся в их религиозно-нравственной жизни. Сообразно с этим и законоучитель должен быть не преподавателем только закона Божия, приходящим на несколько часов в школу, а за стенами её не имеющим никаких пастырских отношений к своим ученикам; он должен быть священником-духовником, действительным пастырем в своей школе, а мир учащих и учащихся – его паствою в точном и широком значении этого слова. Для этого в каждом среднем учебном заведении должна быть своя церковь, и учащиеся должны быть поставлены под благотворное воздействие храма Божия и церковного богослужения.

В настоящее-же время учащиеся, лишенные в большинстве случаев всякого надзора в своей религиозной жизни, сначала под предлогом послеурочного утомления, а затем по образовавшейся уже привычке, перестают ходить в храм и, таким образом, в результате получается постепенное отчуждение от церкви и охлаждение ко всем вообще религиозным обязанностям православного христианина. В высших учебных заведениях еще больше благоприятных условий для такого отчуждения. Вот в этих-то ненормальных условиях ученической жизни коренится начало того отчуждения от православной Церкви и индифферентного к ней отношения, которые так часто наблюдаются в светском обществе, и которые так легко колеблют многих в сторону толстовщины, пашковщины и т. п. На средней школе лежит священный долг воспитывать учащихся так, чтобы они выходили из стен учебного заведения верными сынами церкви с убеждением, что кому Церковь не мать, тому Бог не отец (Киев. Епарх. Ведомости).

Собеседования с народом и чтения для него ведутся не только в городах, но и в большинстве сельских приходов, причем являются не проповедью только с одной стороны, а действительным собеседованием, где каждый имеет возможность высказать свои недоумения, суждения с целью получить на них разрешения, наставление или совет.⁵² Таким образом устанавливается всё большее и большее сближение пастыря с пасомыми, пастырь получает возможность непосредственно узнавать духовные нужды пасомых и возможно полнее удовлетворять их. Говоря о повсеместном распространении внебогослужебных чтений и собеседований, епархиальные органы печати свидетельствуют, что под влиянием их, исполнение требований религии становится сознательнее; церковная жизнь в её главнейших проявлениях достигает большего развития; прихожане усерднее посещают храмы; под сводами храмов Божиих кое-где начинает раздаваться всенародное пение, как в первенствующей Церкви; возбуждается всё больший и больший интерес к религиозным вопросам и к чтению душеспасительных книг; прекращаются народные гульбища накануне праздников, усерднее исполняется долг исповеди и Св. Причащения.

Эти собеседования и чтения, особенно интересуют женщин и влияют на них; а в религиозно-нравственном воспитании женщины все уже признают важное значение религиозно-нравственной жизни народа (Воронеж., Орловск. Епарх. Вед.).

Будучи весьма полезными для народа, в некоторых епархиях внебогослужебные собеседования с успехом противодействуют влиянию на население молитвенных собраний сектантов. Таковы напр. в Оренбургской еп. пастырско-миссионерские «беседки» с чтением миссионерских брошюр, миссионерским объяснением слова Божия и общим пением псалмов, устраиваемые с целью противодействия беседкам «людей Божиих» и пропаганде хлыстовства (Оренб. Еп. Вед.).

Такие-же беседки устраиваются и в некоторых местностях Херсонской епарх., с целью противодействия влиянию на население молитвенных собраний штундистов.

Приходские пастыри, работая посильно каждый в своём приходе в деле религиозно-нравственного просвещения своих пасомых, постепенно приходят к сознанию того, что «один в поле не воин», что для успеха дела им необходимо сплотиться в один тесный братский союз и соединенными силами вести свою религиозно-просветительную деятельность.

Как на лучшее средство такого единения епархиальные органы печати указывают на периодические съезды духовенства для решения религиозно-бытовых вопросов (Архангельские Епарх. Вед.).

Одним из первых опытов таких съездов являются законоучительские и проповеднические собрания священников в Самарской епархии. Мысль об этих собраниях возникла на одном из благочиннических съездов. О. благочинный, указав на общество проповедничества в Петербурге и кратко объяснив цель этого общества, предложил и пастырям своего округа собираться для обсуждения дел проповедничества. Члены собрания охотно отозвались на это предложение. Организовалось пастырское братство, в состав которого вошли все священники округа.

Члены братства периодически собираются для совместного ознакомления с источниками и пособиями проповедничества, для произношения своих и печатных проповедей; для произношения экспромтов, с целью приобретения навыка говорить живым словом; для ознакомления с предметами и содержанием внебогослужебных собеседований; для обсуждения вопросов пастырской практики (Самарск. Епарх. Вед.). Считаем нелишним, со слов Самарских Епарх. Вед. привести описание одного из этих собраний, состоявшегося в селе Л. 15 сентября 98 г.

Кроме шести сельских священников прибыл сюда и местный о. благочинный. Собрание открылось чтением из книги «О должностях пресвитеров приходских» статьи «каким видом учить» (§ 23). Обсуждалось по пунктам: а) о поучениях вероучительных, б) о поучениях полемических, в) о поучениях обличительных, г) о поучениях назидательно-поучительных, и д) о поучениях утешительных.

О поучениях вероучительных – признано полезным и удобоисполнимым объяснение вероучения живым словом, по порядку вопросов и ответов катехизиса. В поучениях назидательных – иметь в виду цель – нравственное усовершенствование внутреннего человека, а не внешнюю регламентацию жизни, поставляя последнее как необходимое проявление внутреннего благочестия, по страху Божию.

Практические занятия состояли в произнесении поучений в храме, куда и отправились все присутствовавшие в собрании священники. При этом одни говорили живым словом, а другие произносили по книге. По обсуждении произнесенных поучений собрание пришло к такому заключению: не доверяться вполне печатным поучениям, а следует, по прочтении дома, переделывать их к пониманию и назиданию своих слушателей; относительно произношения иметь такие правила: делать в поучении разметки, где сделать остановки, паузы, повышение голоса и пр.; стараться избегать певучести в голосе с однообразными повышениями и понижениями, даже до упадка голоса, едва слышимого.

Выходить на кафедру с Евангелием, что сообщает проповеднику больший авторитет, как благовестнику слова Божия, может служить воодушевлением и одобрением для проповедника, а на случай затруднения будет средством выйти из затруднения прочтением Евангельского слова. Избегать сочиненности, как в целом, так и в отдельных выражениях и не употреблять деепричастных предложений и отвлеченных слов; говорить лучше просто и короткими предложениями. Проповедник должен установлять в проповеди личные, душевные отношения к слушателям, как участвующий своею жизнью во всем их быте.

Для выработки простоты слога, его близости к речи народной и сочувствия к его жизни рекомендовано было читать сочинения Св. Тихона Задонского. Свобода слова, картинность изображения, благочестивое воодушевление может приобретаться чтением проповедей Михаила, Митрополита Новгородского. А высший образец и свободного слова, и. трогательного изображения жизни, и душевной близости отношений в проповедническом слове, раскрытие в себе любви и сострадания к слушателям заключают в себе творения Св. Иоанна Златоустого.

Уже из этого можно видеть, какое важное значение имеют подобные пастырские собрания и как полезны они для приходских пастырей, особенно для молодых и неопытных, которым должны быть дороги каждое указание и совет более опытных собратий. Нельзя не пожелать заведения подобного рода пастырских союзов и в других епархиях, особенно же в приходах, зараженных расколом и разными видами сектантства.

Заботясь о религиозно-нравственном просвещении народа и предохраняя его, т. е. от увлечения различного рода сектантскими лжеучениями, приходские пастыри начинают постепенно принимать деятельное участие и в непосредственной борьбе с расколом и сектантством путем полемических собеседований. По свидетельству «Епарх. Вед.» многие пастыри, доселе равнодушные к миссионерскому делу и даже против него предубежденные, считавшие его для себя делом «чуждым и до их прямых обязанностей не относящимся», начинают постепенно приходить к сознанию высоты и важности миссионерского служения и необходимости его, как прямого пастырского долга (Тамб. Еп. Вед.). В некоторых, напр., благочиннических округах Владикавказской епархии собеседования ведутся священниками почти во всех приходах, зараженных сектантством (Влад. Еп. Вед.). Деятельное участие в противосектантской и противораскольнической миссии принимают и некоторые пастыри епархий: Херсонской, Екатеринославской, Пермской, Томской и др. Число таких пастырей, по свидетельству Еп. Вед., растет с каждым годом (Херсонские, Екатеринославские, Томские Еп. Вед.). Если где, то в деле борьбы с сектантством и расколом необходимым залогом успеха является объединение пастырей-борцов в тесном союзе.

Наилучшими средствами такого объединения борцов против сектантства и раскола являются епархиальные и окружные съезды священников приходов, зараженных сектантством и расколом, миссионерские комитеты, приходские и епархиальные братства. Епархиальные съезды состоялись в истекшем году в епархиях: Астраханской, Нижегородской, Олонецкой, Вятской и благочиннические миссионерские съезды в Петербургской и Пермской епархиях. Ближайшие задачи этих съездов заключались во всестороннем обследовании состояния расколо-сектантства в приходах и в выработке мер успешной борьбы с ним. По общему признанию всех съездов, необходимым условием успеха миссионерской борьбы с расколо-сектантством является деятельное участие в этой борьбе приходских пастырей, поэтому съезды стремятся к поднятию в приходском духовенстве знаний по расколо-сектоведению и полемике, средствами для чего служат: учреждение епархиальных и окружных миссионерских библиотек и снабжение приходских церковных библиотек необходимыми для борьбы с расколом и сектантством полемическими изданиями и пособиями (Астраханские, Нижегородские и Олонецкие Еп. Вед.). Астраханский съезд в видах подготовления будущих пастырей к практической миссионерской деятельности признал необходимым привлекать воспитанников 5-го и 6-го классов семинарии к участию в публичных собеседованиях с сектантами и раскольниками (Астр. Еп. Вед.). Туже цель – подготовление будущих пастырей к практической деятельности, имело и распоряжение Вятского Преосвященного о допущении на некоторые заседания съезда учеников 6-го класса местной семинарии. Распоряжение это, вытекавшее из того соображения, что учеников старших классов семинарии нужно «заинтересовать» практикой жизни приходского священника, «постепенно втягивать» в интересы епархиальной жизни, должно быть признано распоряжением вполне практичным и целесообразным. Ученики семинарии, воспитанные на книжных, оторванных от жизни теориях, многому могут поучиться на съезде, где пред ними развертываются не сухие страницы требника, а картина живой деятельности, с которой, по выходе из школы, придется им столкнуться в качестве активных деятелей (Вят. Еп. Вед.). Пермское духовенство, считая борьбу с расколом прямою своею обязанностью и стремясь к приобретению необходимых для этого знаний, на одном из съездов постановило: обложить ежегодным рублевым взносом каждый причтовый штат и таким же взносом каждое церк.-прих. попечительство на открытие и пополнение благочинническ. библиотеки; составить общий каталог всех, имеющихся в церковных библиотеках книг и отпечатать его для церквей в потребном количестве, чтобы тем дать причтам возможность обращаться за нужной книгой, не имеющейся у себя, в соседний приход.

Из миссионерских комитетов по своей широкой деятельности выдаются комитеты Томской епархии. Не смотря на недавнее своё возникновение (с 1896 г.), эти комитеты уже успели заявить о себе разносторонней, всё более и более возрастающей и плодотворной деятельностью. Комитеты организуют публичные беседы, заблаговременно определяя их место и время и назначая участников их из состава своих членов; в видах поднятия уровня миссионерских познаний приходского духовенства, организуют миссионерские благочиннические и приходские библиотеки, заботятся о пополнении этих библиотек полемическими изданиями, заботятся об издании противораскольнических брошюр, листков и о распространении их в народе. В видах более успешного противодействия сектантской и раскольнической пропаганде, комитеты внимательно следят за деятельностью пропагандистов, для чего ведут особые раскольнические и сектантские списки, записи событий из расколо-сектантской жизни и случаев миссионерской практики. В видах предупреждения совращения православных в сектантство и раскол из-за материальной помощи, получаемой от сектантов и раскольников, комитеты основывают миссионерские вспомогательные капиталы; так напр., один из комитетов постановил для образования такого капитала отчислять ежегодно по ½% из братских доходов каждого причта и, по мере увеличения капитала, 50 р. выделять ежегодно в запасный капитал, а остальные употреблять на текущие расходы. Но самая главная и принципиальная заслуга комитетов состоит в том, что они содействовали подъему миссионерского духа среди духовенства, росту сознания им своих миссионерских обязанностей, возбудили в нём горячее желание самому взять в свои руки дело борьбы с религиозными заблуждениями. Уже из этого краткого обзора деятельности миссионерских комитетов можно видеть – как плодотворна их деятельность, как необходима она для успеха миссионерской борьбы с расколо-сектантством и как желательно, поэтому, скорейшее повсеместное открытие этих полезных для дела миссии и ничем другим незаменимых учреждений.

А. Орлов

«Полоса» – местожительство лжееписк. Сильвестра. – Нравы её насельников. – Фанатизм стародубских раскольников в отношении к прав. Церкви; отношение их к суду над В. Мельниковым. – Воззвания Швецова-Картушина к раскольникам о сборе на раненых и на расходы по подаче всеподданнейшего прошения – Раскольники г. Витебска.

Как знают наши читатели, самым крепким ратователем за окружное послание был прежде, остается и теперь лжеепископ Сильвестр, проживающий в Стародубских слободах. Много ему пришлось перенести всяких неприятностей за это и от паствы своей, и от собратий; но он остается и доселе верным окружному посланию. В виду его важности в расколе, не лишне будет подробнее поговорить и о месте жительства его. Живет Сильвестр в «Полосе», в местности известной в расколе под именем «Красноборского Предотечева монастыря», находящейся в 15 верстах от Клинцов. Уединенно раскинутый среди прелестного соснового бора, скит вполне заслуживает название «Красноборского» монастыря. Бор и прилегающие угодья составляют, как говорят раскольники, неотъемлемую собственность монастыря; с приобретением-же Клинцовским обществом от князей Голицыных теперешних земельных угодий, была отведена обществом монастырю целая полоса земли, от чего монастырь получил известное свое название «Полосы». Кроме штата лжеепископа, в монастыре проживает всего не менее 70–80 человек при 10–15 монашествующих.

Управление монастырем, как и вообще всеми молельнями раскольников, лежит на попечителях, которые и заправляют и духовными и хозяйственными делами монастыря. Попечители избирают сами для монастыря игумена, который и отдает все отчеты им. В помощь ему избирается эконом. Содержится монастырь на средства, присылаемые ревнителями древнего благочестия, и на доходы от своих угодий. Все жертвы на монастырь получаются чрез попечителей лжеепископом, а потому-то и не удивительно, что Сильвестр имел столько денег (см. Мис. Обоз. апрель месяц). Неудивительно и то, что тепло живется и гг. попечителям, что хорошо идут их торговые дела и коммерческие обороты. Дележ 9 тысяч живо иллюстрирует действия попечителей. Пред каждым праздником посылаются из монастыря сборщики на «свечу». Эти сборщики ходят из дома в дом и, сотворив по входе в дом Иисусову молитву, говорят: «празднику на свечу такому-то, празднику в «Полосу!» Но собранные деньги редко доставляются в монастырь… Пред праздниками Св. Пасхи и Рождества, из монастыря посылаются несколько человек на лошади с бочкой для сбора молока и яиц, «разговеться». Не проходят без инцидентов эти сборы. Напр., не так давно, кажется к Пасхе, сборщики с собранным молоком и корзинами яиц подъехали к казенной винной лавке. По всей вероятности «старцы скитники» не к одной уже лавке подъезжали, ибо были сильно навеселе. Возница повернул как-то круто; лошадь и воз с огромной бочкой, полной молока и корзины яиц полетели с горы. Молоко из разбитой бочки оросило горку, яйца разлетелись все вдребезги, а сборщики с горя закутили и запили «мертвую». Инцидент этот наделал много смеху и попечители уже стали сами иметь наблюдение за монастырскими сборщиками. Не может обитель похвалиться строгостью жизни и самих насельников. Расположенное близ монастыря село Тулуковщина представляет не малый соблазн «отцам пустынным». Относительно-же дисциплины говорить нечего: она положительно отсутствует. Власть игумена ничто; одна власть в монастыре – это власть попечителей, но они в Клинцах, а за отсутствием их царит полнейший произвол. Для характеристики не лишним будет привести пример. Игуменствовал еще Порфирий, теперь лжеепископ Самарский; во время одного праздника служил он обедню. Апостол вышел читать инок Мартиниан – его духовный и евангельский в монашестве сын, теперешний игумен «Полосы». На Мартиниане были калоши. И вот вместо возгласа «вонмем» из алтаря моленной раздается грозный оклик Порфирия: – «Ступай вон и сними калоши!» – «А твоё какое дело, что я надел калоши» – отвечал Мартиниан. – «Я тебе не благословляю читать апостола, говорит Порфирий». – «А я и знать не хочу твоего безумного благословения». Здесь Мартиниан бросил апостол и с бранью и шумом выбегает из моленной, грозя поколотить своего евангельского отца и игумена, и всё это в присутствии лжеепископа Сильвестра.

В настоящее время «Красноборский Предотечев монастырь» начинает приходить в упадок. Ненависть гг. С-ных к Сильвестру отразилось на монастыре. Присылок провизией не стало, подаяний на молитву нет. Проникший в печать слух о дележе попечителями денег прекратил присылку из Москвы и Дона, и новый ругатель-игумен разгоняет «отцов-пустынных».

Сильно ропщут на Сильвестра все скитники: «не нам, говорят, дал денег на молитву, а роздал их попечителям-богачам, которые и так ограбили весь монастырь. Мы знаем, что присылают нам по 3–5 руб. на человека, а он дает по гривеннику».

И таковая беспорядочная жизнь не в «Полосе» только: она наблюдается повсюду в стародубском расколе. Но внутри себя, будучи полон всяких неурядиц и нестроений, раскол стародубский однако в ненависти своей к православной Церкви нисколько не сглаживает своего фанатизма. Вот интересный факт, иллюстрирующий это положение.

В некоторых местах «Стародубья» существуют общие кладбища для единоверцев и раскольников; но хозяевами их почему-то почитают себя последние. 31-го июня на местной фабрике Боксант и К° по неосторожности упал и убился маляр, единоверец. Когда кончены были полицейские формальности и предписано было одному из единоверческих причтов предать тело земле по христианскому обряду, кладбищенский сторож-раскольник (содержавшийся на средства посадской думы) не пустил на кладбище и даже прогнал пришедших рыть могилу. «Я, говорил он, не дам рыть могилы для мазепы!» – «У нас есть, отвечали ему пришедшие, от полиции разрешение, да и батюшка прислал нас». «Я знать никого не хочу; пусть пришлют мне записку от попечителей и тогда пущу». Только лишь репрессивные меры сломали мощь раскольничьего стража. Меж тем на самых видных и лучших местах кладбища красуются памятники с барельефными украшениями Св. Чаши и Евангелия и с надписями: «Священноиерей такой-то». Разве тут не публичное доказательство раскола? Какой-либо мещанин или крестьянин присвояет себе сан православного иерея! Не знающий православный, прочтя надпись, молитвенно помянет его лже-священство. Да и неоднократно приходится слышать заявления, зачем-де позволяют на могилах раскольничьих лже-попов ставить подобные памятники, обидные для чувства нас православных.

С другой стороны есть и были такие случаи, когда могилы некоторых православных совершенно исчезали; покорные попечителям сторожа в ночь срывали холмики, под видом будто бы расчистить дорожки. Относительно-же раскольничьего пения на площадях и улицах при провожании умерших и говорить нечего: не только поют, но и провожают с церковными подсвечниками.

А дома жительства раскольничьих попов более известны, чем православного священника. Мне однажды в бытность в п. Добрянке нужно было съездить к священнику. Но за незнанием подробного адреса его, пришлось побывать у дома двух раскольничьих лже-попов, прежде чем найти православного священника,

Немного было приутихли стародубские раскольники после того, как 24-го прошлого мая стародубский окружной суд вынес обвинительный вердикт небезызвестному Василию Мельникову за распространение в России его подпольной газетки «Слова Правды». Но теперь, когда вердикт этот Судебной Палатой отменен, раскольники ликуют и торжествуют сильнее прежнего. Еще до рассмотрения дела Окружным Судом раскольники сильно готовились к тому, чтобы не дать в обиду своего «многоценного» апологета. С каким усердием вносили они свои лепты в корвану отца Мельниковых попа Ефима. Одни Клинцы преподнесли ему 17 тысяч, и, как сами раскольники не скрывая говорили, ко дню суда Василия приготовлено 50 тыс. рублей. Но ни деньги, ни витийские речи столичных светил адвокатского мира не помогли тогда. Даже многие благомыслящие раскольники говорили после суда, что давно-бы пора пресечь творимое безобразниками-мальчишками.

Но теперь опять смущены православные и торжествуют раскольники.

Сильно взволновал Стародубье известный циркуляр министра внутр. дел от 30 апр. 1900 г. «Над нами разразилась гроза», писал ученик Швецова – Усов, из-за которой «приходится много ездить и хлопотать»… И, действительно, не решаясь сами что-нибудь предпринять, раскольники Стародубья, поразослали запросы в Москву и к известным адвокатам – радетелям раскола. В это-то время появилась копия составленного на Урале О. В. Швецовым прошения на Высочайшее имя от лица старообрядцев. Недоверчиво отнеслись к этой затее Швецова стародубцы, а Сильвестр прямо заявил, что без одобрения Москвы он к ней не присоединится. Чтобы узнать мнение на этот счет Москвы и то, насколько она в ней принимает участие, был послан туда один из попов Иван Юров. Этот разузнал в Москве, что писал Картушин, но москвичи не согласны со Швецовым и затею его отвергают. Если, говорили москвичи, необходимость укажет, они и без еретика (так теперь уже начинают величать Швецова многие из самих раскольников) сумеют написать и подать прошение… Это последнее они и писали; по крайней мере теперь в Стародубье распространяется таковое, оттиснутое на гектографе, в большом количестве. Подавали-ли они его или только думают, пока неизвестно. По содержанию и по характеру это московское прошение ничем не отличается от Швецовского: оно также восхваляет старообрядчество и исполнено злобы и ненависти к Церкви православной.

Мы получили из N. губернии копию с отношения Арсения Швецова к одному из лже-иереев раскольничьих за подписью «Смиренный Арсений старообрядческий епископ Уральский и временный Нижегородский и Уренский».

Вот что пишет лже-епископ: «в виду того, что мы просим, у Государя Императора милости и свободы нашего исповедания, непременно и нам нужно сотворить милость на нужды государства. По всей России сбор в пользу больных и раненных на войне с Китаем. Положить сюда каждому посильную лепту будет непротивно воле Божией и нашему древлему благочестию. Поэтому благословляю вас в три следующих праздника после службы предложить христианам сотворить пожертвование на Красный Крест, у кого какое найдется усердие.

И еще требовалось бы по мере возможности каждому помочь на ходатайство и подачу прошения Государю, ибо здесь (?) требуются порядочные расходы (?). Сборы на раненых вложите в прилагаемый печатный конверт Красного Креста, а если найдется у кого усердие помочь на ходатайство и на подачу нашего прошения Государю, то пошлите почтою на В-ру М-ну С-ну в Нижний-Новгород, а если можно то руками (?). На что и препровождается Вам мир и благословение Божие». Следует подпись.

Итак, побуждением к сбору на раненых у раскольничьих патриотов послужила затея с подачею Всеподданнейшего прошения о какой-то раскольничьей свободе вероисповедания. Высочайшую милость они хотят предвосхитить своею милостью на нужды государства. Вот где сказался настоящий раскольничий патриотизм!… И тут же агитаторы бесстыдно эксплуатируют доверчивую массу позорными предложениями о сборах на ходатайство и подачу всеподданнейшего прошения. Не знаем, шли-ли когда далее раскольничье бесстыдство и распущенность? Легко попять, какое деморализующее влияние на массу производят подобные бесстыжие заявления лжевладык. В местности, о которой идет речь, собрана одинаковая сумма и на раненных, и на подачу прошения.

Спрашивается, сколько-же собрано по всей России со старообрядцев на раненых воинов и «на расходы», и куда эти деньги пошли? Не пора-ли положить предел той смуте, которую производят в спокойной массе раскольничьего населения их расколовожди подобными незаконными деяниями?

Кроме Стародубья, есть другой крупный раскольничий центр – на западе России, приютившийся в Витебской губернии. В Витебске живут преимущественно раскольники безпоповцы, федосеевцы и только самая незначительная часть их – поповцы, управляемая уставщиками (до 10 семейств); численность же всех раскольников г. Витебска достегает до 1000 душ обоего пола. Официальных моленных они не имеют, но неофициальных – три.

Раскол в городе Витебске еще совершенно не тронут миссией. Он здесь дик, невежествен и фанатичен, и с совершенно ожидовевшим характером и своеобразен. При словах раскольника, разумеется неискренних: «Бог знает, какая вера лучше, мы и сами не знаем», спросишь: «читал ли ты св. Евангелие»? – И получаешь в ответ таковое рассуждение: Евангелие читается у нас в моленной, а не каждый день, на то праздник, чтобы читать его (в моленной), ты служишь и знаешь сам; часослов и псалтырь читаем, молиться мы умеем, нам больше ничего не нужно; в какой вере и в каком кресте родился, в той и помру; а не каждый день читать Евангелие, нужно промышлять и о куске хлеба, мы люди бедные и грешные (семейные)». А посмотришь, имеет несколько лавок или землю и огороды. Но тем не менее и здешний раскол, при всем его индифферентизме, материализме и жизненной ярмарочности, усиливает прозелитизм свой на счет православия. На миссионерские беседы без содействия полиции почти никто не является. «Скажи, Егорка, что там брехали? Я хотел было послушать, да зашел в зверинец, интересно, как еврейская пророчица (ослица) плясала», слышится от наших раскольников.

Как раскольники, так единоверцы здесь какого-то холерического темперамента. «У нас, батюшка, люди дерзкие», – говорил мне по моём прибытии в Витебск один православный человек. Ну и на самом деле «дерзкие»!… Не легко с ними дело иметь миссионеру!

Людям, интересующимся русским мистическим сектантством, а тем более близко стоящим к нашей внутренней миссии, хорошо известна настоящая книга о. Кутепова по её первому изданию (Казань, 1882 г. См. также «Православный Собеседник» за 1882 год в Приложении), а потому естественно поинтересоваться, что же нового дает она во втором её издании? Во втором издании своей книги о. Кутепов не делает никаких изменений и дополнений: как и в первом издании, вслед за обзором литературы по изучению хлыстовщины и скопчества (стр. 1–34) идут три отдела, из коих в первом о. Кутеповым излагается история секты хлыстов и скопцов до 1880 г. включительно (стр. 35–254); во втором автор трактует о догматическом и нравственном учении хлыстов и скопцов (стр. 255–307, 329–375), о физиологии оскопления (стр. 375–396) и о быте тех и других сектантов (стр. 307–328, 396–427); в третьем рассматривает богослужебный культ хлыстовско-скопческой секты (стр. 428–544). Небольшое заключение книги (стр. 545–546) посвящено решению вопроса, что скопчество не составляет хлыстовского монашеского ордена, а есть секта отдельная и отличная от секты хлыстов.

Но, не смотря на отсутствие новизны во втором издании книги о. Кутепова, она и прежним своим содержанием по сие время продолжает занимать главное и, можно сказать, единственное место (если не считать сочинения свящ. А. Рождественского «Хлыстовщина и скопчество в России». Москва. 1882 г., которого нет в продаже) в ряду специальных трудов по исследованию хлыстовщины и скопчества. А ясность изложения, отсутствие ненужного многословия, тщательное критическое отношение к источникам и пособиям, имевшимся под руками у автора при первом издании, простой, без всяких вычурностей язык – таковы научные достоинства труда о. Кутепова. С этой стороны нельзя не признать, что выход его вторым изданием является как нельзя более кстати. Книг по изучению и обличению хлыстовщины и скопчества в продаже в настоящее время имеется очень мало, а между тем обе гнусные секты не дремлют в своём прозелитизме на счет православия. Достаточным доказательством ползучей, если можно так выразиться, жизнедеятельности этих сект служат столь еще недавние процессы Дурманова, тарусских хлыстов, бр. Утицких и только что закончившееся судебным разбирательством дела о скопцах Петергофского и Царскосельского уездов. В библиотеках приходов, зараженных мистическим сектантством, книга о. Кутепова должна занять бесспорно надлежащее место.

Признавая, однако, всю научную. ценность труда о. Кутепова, мы должны на этот счет сделать и некоторые оговорки. Нам, во-первых, кажется странным, что автор не внес в свою книгу никаких изменений и дополнений сообразно с современным состоянием науки о мистическом сектантстве. И прежде всего это нужно сказать об истории хлыстовщины: изложение истории этой секты с 1752–1880 г. состоит в книге о. Кутепова (стр. 83–90) собственно в описании только некоторых эпизодов, имевших место за указанный период времени в 8 губерниях центральной России. Посему, если бы автор дал подобающее место в своём исследовании тому историческому материалу, который представляют нам последние судебные процессы о хлыстах, то его книга только, разумеется, выиграла бы в своей научной обстоятельности. Затем автор, касаясь бракоборного учения хлыстов, ограничивает разврат, присущий этой секте, исключительно свальным грехом, который совершается при всех «трех вицах хлыстовского богослужения» (стр. 516). Между тем, из сообщений членов последнего Всероссийского Миссионерского Съезда выяснилось, что в современных толках хлыстовства существуют и другие виды гнусного разврата. «В настоящее время, – говорит проф. Ивановский в своей экспертизе по делу об Оренбургских хлыстах, – «свальный грех» в прежней форме если и бывает, то очень редко, а изобретаются иные виды разврата, то относительно сдержанные, почти неприметные, – так что иногда обнаруживаются следы оного чрез освидетельствование, то безобразно-циничные, в роде хождений мужчин и женщин вместе в баню после радений и других гнусных действий» («Миссион. Обозр.» 1897 г., сентябрь). В частности среди хлыстов Петербургской губерний приходится в настоящее время наблюдать разврат, освящаемый догмой хлыстовского учения. исключительно в форме мены жен или же в виде разврата преимущественно «кормщиков» хлыстовских кораблей. – По вопросу о причащении хлыстов автор придерживается своего прежнего мнения о существовании у хлыстов причащения телом и кровью младенцев и грудью «богородицы» (стр. 11, 516 и дал., 543). Едва ли такие суждения почтенного автора можно признать научно-современными, имея опять-таки в виду последние процессы о хлыстах. Если и уместно теперь говорить о причащении человеческим телом и кровью у хлыстов, то только как о «деле давно минувших дней, предании старины глубокой». Нет сомнения, что хлысты, по крайней мере, теперь – не людоеды; из последних официальных и неофициальных известий о хлыстах видно, что они причащаются водою и хлебом, кусочками белого калача, изюмом и т. п.; у некоторых хлыстов причащением служит то, что у сидящей в углу «богородицы» целуют коленку или другую часть «святого и животворящего тела»; у самарских хлыстов Ставропольского уезда обнаружен особый вид причащения: они глотают пламя и дым от зажженных свеч. Но те же известия не дают ни малейших оснований поддерживать «подернутое плесенью давности» мнение о причащении хлыстов человеческим телом и кровью. По всей справедливости, это мнение должно быть теперь отнесено в науке сектоведения к так называемым idola fori Бэкона, т. е. научным предрассудкам, которым совсем не место в капитальном исследовании по известному вопросу. В защиту своей гипотезы о людоедстве современных хлыстов о. Кутепов приводит одно только сообщение «Русск. Правды» (из «Моск. Епарх. Вед.» 1879 г., № 6) из Екатеринбурга, что на Невьянском заводе обнаружена в 1878 г. кража детей последователями «какой-то новой секты». Уворованных детей закалали и причащались их кровью… «Нам неизвестно, – добавляет автор, – производилось ли судебное следствие по этому весьма важному случаю, и если производилось, то каковы были его результаты» (стр. 527). В виду этой, именно, неизвестности относительно проверки судебно-следственным порядком корреспонденции «Русск. Правды», к названной корреспонденции нужно относиться крайне осторожно. Ведь о. Кутепов несомненно же знает, что светская печать со своими «услужливыми» сообщениями по делам внутренней миссии оказывается в большинстве случаев «опаснее врага». Есть в книге о. Кутепова и другие недочеты, и притом значительные, например, его положения, что кормщица в хлыстовских кораблях должна быть красивой наружности (стр. 349), или что так называемые «духовные скопцы» отвергают необходимость оскопления (стр. 395).

Не смотря на то, что исследование о. Кутепова устарело и отстало в своих сведениях от последнего слова науки сектоведения – повторяем, труд этот из тех, без которого нельзя обойтись специальным деятелям внутренней миссии.

Н. Булгаков

История местного раскола – по отдельным епархиям или областям у нас совсем не разработана и потому известна мало – только отрывками. У нас есть истории раскола Стародубского, Донского, Саратовского, Пермского… и только. А между тем раскол креп и развивался не в этих только его центрах: кое-где по местам он был не менее силен, значителен и грозен для Церкви православной, чем в этих центрах своих. Поэтому не можем не приветствовать появления труда г. Тихомирова, взявшегося восстановить пред нами жизнь раскола в пределах Калужской епархии. Раскол Калужский, правда, не имел в истории российского раскола самостоятельного значения, но вся его жизнь так тесно связана и перепутана со всей историей раскола вообще и такие громадные услуги ему оказывала, что она по справедливости заслуживает своей собственной истории. Каковой же эта история рисуется нам в книге г. Тихомирова?

Чтобы изложить исторически жизнь раскола какой-либо местности, необходимо нужно быть знакомым с архивными делами трех, по крайней мере, учреждений – Духовной Консистории, Губернского Правления и Св. Синода. Да, кроме того, далеко не лишне быть осведомленным в преданиях, верованиях, традициях и т. под. современных раскольников. Не говорим уже того, что вся литература о местном расколе должна быть изучена. К сожалению, эти законнейшие требования г. Тихомировым не были соблюдены. Он писал свою книгу на основании почти исключительно одного лишь источника – архивных данных о расколе из дел местной консистории. Делами из архива Губернского Правления он воспользовался только теми немногими, которые были уже описаны в Калуж. Еп. Ведомостях. В силу такой односторонности пользования источниками и история раскола калужского в его книге представлена неполной. Он, строго говоря, говорит нам лишь о расколе Боровском, весьма немного о Калужском, еще менее о Медынском и почти ничего о Жиздринском и др. уездов. Эта неполнота труда г. Тихомирова объясняется отчасти виной самого автора – недостаточным его трудолюбием, а главным образом тем, что по разработке архивных дел Губернского Правления и Св. Синода, касающихся Калужского раскола, до него почти ничего не было сделано. Автор, т. об., сам прокладывал себе дорогу…

Рассматривая же книгу г. Тихомирова со стороны того, что в ней есть, мы были странно удивлены одною особенностью её плана. Сказавши о насаждении и распространении раскола в пределах нынешней Калужской епархии и о состоянии его в XVIII в. (1 гл.), он описывает состояние его от учреждения Калужской епархии до царствования Александра II (2 гл.) и от этого времени и до наших дней (3 гл.). Говоря во 2 и 3 гл. о расколе, он оговаривается, что имеет в виду лишь раскол поповщинский, а о безпоповщинском расколе он говорит в 5 главе. О чём же речь в 4 главе? Да не более – ни менее, как о Единоверии. Что же тогда по автору единоверие? Третий, особый вид раскола что-ли? А если нет, то почему же он отвел речи о нём это неподобающее ему место в своей книге? Чем он руководствовался в данном случае? Если тем, что преимущественное влияние он обратил на жизнь поповцев и ей он уделил большую часть своей книги, – то это – совершенно неосновательный мотив. Как бы ни была незначительна безпоповщина Калужская, а таковою она совершенно опять несправедливо представляется автору и представляется лишь в силу опущения им громадной части безпоповщины юго-западных уездов, – все-таки о ней требовалось бы говорить в общей истории Калужского раскола. К тому же едва-ли и сам автор решится утверждать, что единоверцы были только из раскольников-поповцев, что опять давало бы ему хоть какой-нибудь предлог к выделению Единоверия в какую-то промежность между поповщиной и безпоповщиной. И так при отсутствии мотивов к своему странному плану, автор однако нанес Единоверию незаслуженную обиду. – Еще о плане. Заглавие книги автора обещает нам только историю раскола Калужского, а речь о миссии местной лишь постольку и с той стороны, поскольку и с какой стороны она влияла на жизнь раскола и видоизменяла её. У автора же речи о миссии уделено не мало внимания – стр. 90–98, 119–130, при этом он, кажется, не имел в виду указать хоть какое-нибудь взаимоотношение миссии и местного раскола: по крайней мере из книги этого не видно. Такая отдельность одного от другого рассуждения автора о расколе и миссии против него сделала содержание его книги шире, чем должно быть по заглавию её.

Обращаясь к самому содержанию книги г. Тихомирова, мы замечаем большую неполноту в сообщаемом им о Калужском расколе. Кое-что из этого мы уже указали, добавим еще, что о безпоповщине автором сказано очень мало. В калужской епархии есть и брачники, и безбрачники, и филипповцы, и нетовцы. Лет каких-нибудь 30–40 тому назад безпоповцы, напр., Полотняного завода, теперь почти там вымершие, грозили поглотить собою поповцев-австрийцев в виду бывших у последних волнений из-за окружного послания. Опустил автор из виду и такого знаменитого в расколе мужа, как Ил. Г. Кабанов (Ксенос) и такое, в своё время наделавшее много шума среди Калужских раскольников, событие, как беседы с ними в средине 80-х годов Т. И. Филиппова. Недостаточно сказано о главном виновнике появления и распространения, среди Калужских раскольников толка противоокружников, А. Н. Костине. Костин – и сам в расколе лицо немаловажное, и вызванный им раздор среди поповцев-австрийцев весьма значителен, как-то, как бы мельком, без обращения на то должного внимания, ведется у автора рассказ о принятии Калужскими поповцами лжесвященников Амвросиева поставления.

Нельзя не отметить и некоторых неверностей в книге г. Тихомирова. Неверно его утверждение, что «и вообще на Руси» (стр. 86) раскол развивался без воздействия на него со стороны православного духовенства. Мы, напр., знаем, 1) что еще в 20–30-х годах по некоторым епархиям была организуема уже приходская и епархиальная миссия. 2) Лужковская секта известна не с начала 40-х годов (стр. 61 прим.), а с двадцатых. 3) Посад называется не Лужково (стр. 80), а Лужски. 4) Софроний не назывался епископом Калужским (стр. 106). Встречаются у автора неточные выражения, напр., «австрийская духовная власть» (стр. 104) под которой он разумеет Белокриницкую лжеиерархию; – архим. Мисаил величается у него «довольно опытным по делам русского раскола» (стр. 119), что означает его миссионерскую опытность. – Не мало неточностей у автора произошло от частого злоупотребления его местоимением третьего лица: его «он», «они», не знаешь, к какому из нескольких приведенных автором существительных следует отнести…

Но при всех нами указанных недостатках книга г. Тихомирова заслуживает того, чтобы её прочли не только все, интересующиеся калужской стороной, но и все занимающиеся изучением истории нашего раскола старообрядства. Автору довольно-таки пришлось поработать над архивными консисторскими делами, многие из них снова вызвав на свет Божий. Не малую его заслугу составляет и то, что жизнь Калужского раскола он старался излагать в связи с общими событиями в российском расколе и освещать их с точки зрения существовавших в то или другое время взглядов, отношений и законов касательно раскола. Вся история Калужского раскола, далее, излагается им, во взятых им пределах совершенно верно с действительно бывшим. По местам сухое прагматическое изложение её у автора прерывается иронией, одобрением и даже «маленьким негодованием». Поэтому в общем книга г. Тихомирова читается легко и с интересом.

Выписывать её можно от автора, учителя Калужского Дух. училища.

Среди наших полемистов против раскола прошлого и начала нынешнего столетия протопресвитер о. И.П. Полубенский стоит как-то одиноко. Его труды полемические только еще приводятся в известность и издаются; открывающийся в них его метод обличения раскольников не столько держится церковно-археологической доказательности, сколько направляется к тому, чтобы доказать раскольникам логическую несостоятельность их заблуждений. В силу этого всего и его заслуги, как деятеля, собственно говоря, еще мало признаны и совсем почти неизвестны. Его сочинение, заглавие которого выписано, только впервые издается, будучи найдено в одном из рукописных сборников Воронежского губернского музея, – сборников, принадлежащих раскольникам. Написано-же оно было автором еще в первой четверти 19 столетия и в 1825 г. было уже представлено в цензурный комитет. Как с ним поступили в цензурном комитете, и почему оно не было напечатано, – ничего неизвестно.

«Рассудная книга» – это логика для старообрядцев. Цель её та, чтобы «дать понять старообрядцам о рассудной науке и силлогизмах истинных и ложных, сиречь о софизмах», Это, по словам автора, нужно для того, «чтоб истину во всякой вещи познать и познанную другим уметь достаточно и сильно, непобедимо доказать или от противных защитить, также и ложные мнения вскоре и без промедления узнать и их безвозвратно опровергнуть». Придавая столь большое значение рассудной науке, автор счел нужным оговориться, что и он сам «любомудрие, рассудную науку и знание различать истинные силлогизмы с софизмами или ложными умствованиями ставит за ничто, когда всё то не будет соединено с истинным деятельным благочестием и богоугодною жизнью».

Издатели нашли в книге 6 глав и 4 приложения, хотя эти приложения они не выделили, как приложениями за таковые их трудно было бы почесть, потому что они составляют собственно дальнейшее развитие и обоснование мыслей самой книги и от глав отличаются разве тем только, что не имеют при себе цифрового счета. Первая глава доказывает, что «правое любомудрие, рассудная наука и знание различать истинные силлогизмы от софизмов или ложных умствований не вредит спасению», – доказывает это историческими примерами и текстом уважаемых же старообрядцами книг. Во второй главе, «чтоб отдалить всякое неблагоприятное мнение от ума старообрядцев и показать, что здравая философия есть наука непротивная Богу», разъясняется «Понятие о любомудрии или философии вообще»; В третьей – сообщается «Понятие о истинных силлогизмах или сорассуждениях». Примеры для силлогизма и его различных родов автор берет из Св. Писания и из богослужебных книг. «Самые, по-видимому, простые речения, пишет автор, из двух только слов состоящие суть в самой вещи силлогизмы, наприм: Господи помилуй. Что по первой фигуре силлогизмов таким образом производится: кто власть имеет помиловать, тому и молиться должно о помиловании; то (но?) Ты, Господи, истинный Боже, власть таковую имеешь, следовательно, (молюся Тебе) Ты, Господи, и помилуй!» Четвертая и пятая главы рассуждают «О софизмах или ложных силлогизмах», шестая – «О причинах ложного умствования». По словам автора, «ложное умствование и софизмы родятся из предпочтения чего-либо от скорости в рассуждении, от нерассудности (курсив автора) верить всему без испытания, также от надменности не верить. Не менее того препятствуют изобретать истину предрассуждение, самолюбие, пристрастие к чему-либо, защищения своей секты, гнев, ненависть, человекоугодие, упрямство, виды корысти и прочие пристрастия»… И для многих из этих причин приводятся примеры. В приложении помещены статьи: а) «О словах, не одно знаменование имеющих, которые встречаются в церковных книгах», б) «Образцы противоположений и софизмов, опроверженных на пятом вселенском соборе», в) «Опровержение софизмов, которые выставляемы были донатистами в 5 веке» и г) «Два сказания» или проповеди: А) на день Ваий («о действии спасительной благодати Божией и свободного нашего произволения») и Б) «В день Пасхи» («о жизни будущего века»).

О достоинствах и недостатках книги мы приведем, справедливый, по нашему мнению, отзыв самих же издателей её. «Достоинствами трудов о. Полубенского служит сила и ясность его суждений, оригинальность и меткость аргументации, богатство полемического материала. Единственная в своём роде попытка дать в «Рассудной книге» логику для старообрядцев едва ли, может быть признана вполне удачной. При всём своём старании сообщить читателям представление о науке, «соразмерное с понятиями старообрядцев», упростить изложение путем перевода на русский язык научных терминов (напр. «преестествословие вместо «метафизика», «духословие» вместо «психология»), – автор принужден все-таки признаться, что некоторые философские понятия «изъяснить не очень удобно». Как по содержанию, так и по изложению «Рассудная книга» едва ли доступна для раскольников»… Но «для деятелей миссии в их борьбе с расколом и сектантством» издатели находят эту книгу «весьма полезной»…

Два слова по поводу издания. Издатели книги, кажется, пожелали представить в печати точную копию с найденной ими рукописи. Не говоря уже о том, насколько найденная ими рукопись в раскольническом сборнике соответствует в текстуальном отношении подлиннику – рукописи самого автора, скажем лишь, что едва-ли издатели правы, скопировав, насколько об этом можно судить по печатному оттиску, рукопись даже до оставления в печати знаков препинания её и оставив вносные слова не вставленными в принятые кавычки. Следствием этого явилось то, что и без того трудная речь автора приобрела новые затруднения от издания.

М. Ч.

В день наступавшего Нового года Святейшим Синодом, после божественной литургии и молебствия в Исаакиевском кафедральном соборе, телеграммою принесено было Его Величеству Государю Императору новогоднее приветствие, на которое в тот день в 7 ч. вечера первенствующий синодальный член высокопреосвященный Антоний, митрополит С.-Петербургский, удостоился получить от Его Величества, из Ливадии, следующий ответ:

«Искренно благодарю Святейший Синод за приветствие его с Новым годом. Да ниспошлет Господь Бог благодать Свою на Россию в наступающем новом веке.

Николай»

Телеграмма, отправленная Его Императорскому Величеству, была составлена в следующих выражениях:

«Святейший Синод, совершив торжественно новогоднее молитвословие в Исаакиевском соборе, приветствует Ваше Величество с Новым годом и с новым столетием, молитвенно желая, да будет Ваше мирное и светлое царствование украшением наступившего двадцатого столетия.

Вашего Императорского Величества верноподданные: Антоний, митрополит с.-петербургский и ладожский, Иероним, архиепископ холмский и варшавский, Иаков, епископ кишиневский и хотинский, Епископ Маркелл».

Его Императорское Высочество Московский Генерал-Губернатор Великий Князь Сергей Александрович, на принесенное Им от жителей Москвы, 1 сего января, Их Императорским Величеством Государю Императору и Государыне Императрице Александре Феодоровне поздравление, по случаю Нового года, имел счастье получить следующую телеграмму от Государя Императора:

«Императрица и Я сердечно благодарим Москву и Ваше Императорское Высочество за поздравления и выраженные, по случаю наступления нового столетия; чувства и пожелания дорогой Нам первопрестольной столицы Нашей».

«Николай»

Поздравление было принесено Его Императорским Высочеством Московским Генерал-Губернатором следующею депешей:

«Ливадия

Его Императорскому Величеству.

Повергая пред Вашим Императорским Величеством верноподданнические поздравления с наступившим Новолетием, Москва горячо молит Всевышнего, да охранит Он Своею милостью Вас, Государь, Государыню Императрицу и всё Ваше Царственное Семейство и да утешит Он сердце Ваше исполнением желаний, направленных ко благу народа, укрепляя в нём и в наступившем столетии семена православной веры и отеческих преданий, составлявших и составляющих несокрушимую силу Богом хранимого Русского Царства». «Генерал-Адъютант Сергей».

Высокопреосвященный Антоний, митрополит с.-петербургский, на посланную Её Величеству Государыне Императрице Александре Феодоровне телеграмму с выражением соболезнования по случаю кончины королевы Англии Виктории, удостоился получить от Государыни Императрицы следующий ответ из Павлограда:

«Ваши добрые слова утешения Моему великому горю запали Мне в сердце, – и ваше истинное понятие о Моей любви к бабушке, которая была для Меня, как мать, глубоко Меня трогает».

«Александра»

Телеграмма, Его Высокопреосвященства была следующая:

«Господь взял к Себе, как зрелую пшеницу, бабушку Вашего Величества. Бабушка и Внучка всегда бывают нежными друзьями. Горестна посему должна быть сердцу Вашему смерть её. Укрепи Вас Господь. Благоволите принять мое глубокое соболезнование Вашему Величеству. Молюсь о почившей». «Антоний, митрополит с.-петербургский».

13 января население северной столицы в полном ликовании: Их Величества и Августейшие Дети возвратились сегодня из Крыма, в добром здравии.

На роскошно убранном вокзале находились Государыня Императрица Мария Феодоровна и все Члены Императорского Дома, а также министры, члены Государственного Совета, сенаторы и высшие чины учреждений. Встреча сотнями тысяч народа на Невском вплоть до Дворца была воистину трогательна. На лицах войск гвардии, расположенных шпалерами по пути следования Царя и Царицы, сияла великая радость. Народный гимн не прерывался по всей линии, но когда Царская карета свернула к Казанскому собору, крики ура прервались, и воцарилась благоговейная тишина. Митрополит Антоний с викариями и столичным духовенством встретил Их Величеств у преддверия храма.

В Казанском соборе высокопреосвященный Антоний приветствовал Их Величеств следующею речью:

«Слава и благодарение Господу, даровавшему нам радость приветствовать Ваши Величества с благополучным возвращением в столицу. Ныне мы светло торжествуем, но недавно еще были для всех нас томительные дни скорби, когда Тебя, Государь, Венценосного Вождя Нашего, постигла тяжкая болезнь, которую с болью сердца разделяла с Тобой и Царственная Твоя Супруга, Государыня наша. Скорбели Вы, скорбели и все мы. Скорбь же не только людей сродняет, но соединенная с молитвой и Бога Самого к ним приближает, низводя на них святую милость Его. И нам скорбевшим даровал Господь милость Свою, возвеличив сердце наше радостью о Тебе, Царе нашем, от недуга лютого милостью же Божиею восстановленном и спасенном. И стал Ты теперь, всегда нам дорогой и сердцу любезный, после дней скорби той, еще драгоценней, еще милей. И вдвойне мы ныне ликуем и радуемся, счастливые лицезреть Тебя, Государь, и Тебя, Государыня, возвратившихся к нам в здоровье добром, в расцвете крепости и сил, как бы в сиянье светлых живоносных лучей солнца весеннего. Слава и благодарение Господу. Да будет же светел Ваш ныне вход в храм сей и да будут покровом Матери Божией светлы Вам и радостны все дни Царственной жизни Вашей».

После молитвословия и провозглашения многолетия, Державный Хозяин столицы и Государыня Императрица дважды склонили колена пред иконой Божией Матери и приложились к этой святыне.

Выход Их Величеств из собора в сопровождении до паперти митрополитом и всего облаченного духовенства, появление в тот момент солнца, вся эта картина и продолжительная молитва в храме Царской Четы вызвала необычайное отрадное впечатление. Снова перекатное ура и снова народный гимн. Воспитанники училища Правоведения, Лицея и разных гимназий, окружавшие Казанскую площадь, проявляли патриотический восторг; воспитанники военно-учебных заведений и Морского Корпуса, устроенные на Дворцовой площади, называли себя счастливыми быть свидетелями общего народного восторга.

Евгений Богданович

Истекший год богат юбилейными празднествами и воспоминаниями.

27-го октября с большим торжеством праздновалось во всей России столетие единоверия. Особенно торжественно празднество совершалось в Петербурге и Москве.

25-го мая Супральский (Гродненск. губ.) монастырь, выдающийся памятник православия в Северо-Западном крае, праздновал 400-летие своего существования. 11-го мая в Холме торжественно справлялся 25-летний юбилей со дня воссоединения бывших греко-униатов Холмской и Подляшской Руси с Православной Церковью, – событие, которое должно послужить к поднятию энергии у всех работающих на благо Холмской Руси. 26-го сентября состоялось столетие со дня основания вифанской духовной семинарии, а в ноябре – столетие пермской и пензенской семинарий. 30-го сентября, 1-го и 2-го октября рижская епархия праздновала столетие своего самостоятельного существования. Наконец, 18-го мая православное миссионерское общество праздновало своё 30-летие.

15-го декабря в некоторых городах, с особым же торжеством в Одессе, – на последнем месте архипастырской деятельности, – вспоминалось столетие со дня рождения знаменитого из иерархов XIX века, архиепископа херсонского Иннокентия. Могила знаменитого оратора-проповедника, ученого и епископа находится в одесском монастыре, где ко дню юбилея была сооружена икона. – 9-го октября исполнилось 50-летие научно-богословской деятельности протопресвитера и духовника Их Императорских Величеств И. Л. Янышева. Юбиляр стяжал себе почтенную известность, как ректор петербургской академии, как профессор, как оратор и как представитель русских богословов в сношениях со старокатоликами. Другой знаменательный 50-летний юбилей был 20-го декабря. В этот день исполнилось полвека священнослужения присутствующего в Св. Синоде епископа Маркелла, одного из главных вождей движения, приведшего к воссоединению западно-русских униатов в лоно православия. 27-го октября исполнилось 30 лет служения богословской науке митрополита петербургского Антония и 12-го декабря – 45 лет пастырского служения отца Иоанна Кронштадтского.

Среди выдающихся событий церковно-общественной жизни в 1900 году необходимо поставить на первом месте освящение великолепного собора во имя Александра Невского в Ревеле. Собор этот, строившийся около пяти лет, отвечает назревшей нужде православного населения города на немецкой окраине. 18-го августа в Новгороде, митрополитом киевским Феогностом был освящен реставрированный храм Св. Софии, восьмивековой памятник русского православия. Наконец, 17-го сентября во Владимире Волынском был освящен возобновленный Мстиславов храм, древнейший памятник православия на Волыни.

Русская Церковь в минувшем году понесла большую, утрату в лице киевского митрополита Иоанникия. Почивший пастырь был выдающимся церковным деятелем и знатоком церковной жизни. Будучи архипастырем, он проявлял всюду ревностные заботы об улучшении положения духовенства, считая материальную обеспеченность его залогом независимой духовно-просветительной деятельности. Немалое значение почивший пастырь придавал делу миссионерства и, с целью разработки миссионерских вопросов, он содействовал созыву съездов и устраивал собеседования с расколом. Главное внимание почивший киевский митрополит обращал на религиозно-нравственное просвещение народа в духе православной Церкви. Преемником на киевскую кафедру назначен Феогност, бывший архиепископ новгородский. 4-го августа почил епископ имеретинский Виссарион. На вакантную кафедру назначен епископ горийский Леонид, а на горийскую кафедру – преосвященный Кирион, епископ алавердский. 28-го апреля скончался, управлявший московским Высокопетровским монастырем, епископ Павел.

Нельзя не вспомянуть также, что Церковь понесла тяжкую потерю в лице почившей в ночь на 13-е апреля в Киеве настоятельницы Покровского женского монастыря инокини Анастасии, в мире – Её Императорского Высочества Великой Княгини Александры Петровны.

В сфере духовного образования необходимо упомянуть, что при Казанской духовной академии основано философское общество, а при Петербургской – психологическое, имеющие, между прочим, целью распространение интереса к философским и психологическим знаниям среди студентов. В Вятской семинарии в V и VI классах введено преподавание народной медицины. В I и II киевских духовных женских училищах введено преподавание гигиены и медицины. Вопрос о постановке семинарского образования, о реформе его, об иносословных воспитанниках духовных училищ, о переходных экзаменах из духовных училищ в семинарию и др. занимали не только духовную, но и светскую печать. По отдельным епархиям в течение года не мало делалось распоряжений о церковных землях, о свечных заводах, в виде опыта (при симбирском свечном заводе) разрешен центральный епархиальный склад виноградного вина. Опубликован льготный тариф на перевозку для церквей главнейших строительных материалов и колоколов; издавались также распоряжения о мерах к сохранению церковных древностей, о книжных епархиальных складах. В городах устраивались публичные богословские чтения и т. д.

В публицистике горячо, но не без тенденции обсуждались вопросы о роли духовенства в борьбе с народным пьянством, об участии духовенства в деле мелкого кредита, о вторых священниках и об уходе кандидатов академии на светскую службу.

* * *

Из органа Св. Синода читатели уже знают о кончине Нижегородского архипастыря Преосвященного Владимира, последовавшей 23 истекшего декабря. Внутренняя миссия считает долгом признательной любви помянуть почившего иерарха добрым словом и молитвою за многое благое, сделанное им для успеха миссионерского дела. Бог судил святительствовать почившему архипастырю в таких епархиях, как Калуга, Пермь и Нижний, где раскол искони глубоко и широко укоренился. В центре калужского раскола, в Боровске, архипастырь учредил для борьбы с расколом братство преп. Пафнутия, в Перми – расширил миссионерскую деятельность братства св. Стефана, учредил центральную миссионерскую библиотеку и 6 её отделений, расширил также деятельность и Нижегородского Братства св. Креста, образовав новые 6 отделений его в центрах раскола. Местные миссионеры находили в архипастыре заботливое попечение и отзывчивое поощрение. В прошлом году архипастырем был учрежден первый епархиальный миссионерский съезд, который сделал весьма полезные для миссии постановления. На Нижегородской Всероссийской выставке, по мысли архипастыря, был организован миссионерский отдел, являвшийся первым удачным опытом в истории нашей миссии. Отдел останавливал на себе общее внимание – живо интересовались им и раскольники, и сектанты.

Особенно живое попечение принял архипастырь в подавлении проявившегося в Васильском уезде штундистского движения, которое было приостановлено, благодаря организованному воздействию целого ряда соответственных мер. Особенное внимание обращено было почившим владыкою на организацию ярмарочных противораскольничьих бесед.

Миссионерская деятельность и заботы почившего архипастыря об обуздании пропаганды раскола, к сожалению не встречали ни ранее, ни в последние годы должной поддержки со стороны представителей местной администрации Мир праху Святителя Божия, а душе его вечное упокоение в светлых обителях Отца Небесного!

Мы получили новые сведения из Америки о положении духоборов, поселившихся в Канаде. Оказывается, что чем дальше, тем всё тягостнее делается там положение этих несчастных русских сектантов, и не материальное только, но и социальное.

Присматриваясь к духоборам первое время молча, без вмешательства во внутреннюю жизнь этих своеобразных сектантов, местная администрация не долго, однако, потерпела чудачества непротивленцев и их социально-политические по отношению законов и властей вольности, к которым духоборы так привыкли на Кавказе, под опекой благодушнейших российских администраторов. Американские власти потребовали ныне от духоборов полного подчинения во всем местной юрисдикции, начиная с записей в метрические акты выдачи паспортов и продолжая всякими другими обязанностями и повинностями гражданскими. Духоборам и их верховодам толстовцам это пришлось, конечно, очень не по нраву, и среди новоселов начинается новое брожение. «Побежали от волка, а попали на медведя», сетуют молодые на стариков, затеявших безумное дело переселения из России. Слышно, что толстовцам и в частности гр. Л. Н. Толстому «вероломство» канадской администрации причинило велию скорбь, и надо думать, Лев Николаевич не преминет по сему поводу сочинить обличительную иеремиаду по адресу канадских властей; но ведь там не будут расшаркиваться перед «великим писателем земли русской» – как умильно о сем ежедневно возвещают газеты столичные; в Америке умеют проводить свою государственную политику твердо и неуклонно, там не ведают российского благодушия в отношении сектантства. Веруй, как знаешь и хочешь, а в делах государственной важности не шали.

15 декабря Херсонская епархия по городам и селам с подобающим образом чествовала память незабвенного архиепископа Иннокентия.

Глубоко и сердечно почитающий в Бозе почившего иерарха Российской Церкви генерал Е. В. Богданович, по случаю молитвенного воспоминания знаменитого пастыря-проповедника в день столетия со времени его рождения, обратился к Его Высокопреосвященству с телеграммою следующего знаменательного содержания: «Достойное чествование вековой годовщины великого святителя Русской Церкви архиепископа Иннокентия, откликнувшего молитвенною памятью о нём здесь, в Петербурге, Москве и во всей Русской православной Церкви, затронуло глубоко душу мою и как современника и свидетеля его архипастырских подвигов среди его паствы и его бомбардирования Одессы и на бастионах Севастополя и как восторженного слушателя вдохновенных, исполненных священного огня, и в тоже время высокохудожественных проповедей Русского Златоуста. Господь судил мне в моей молодости, в родной Одессе, долгое время по вечерам в кельи Владыки пользоваться его глубоко-поучительными беседами и мудрыми советами. Но слезы благодарности льются из моих стареющих очей, когда вспоминаю я, как меня пораженного мучительной болезнью, по совету святителя Иннокентия, принесли к чудотворной иконе Касперовской Божией Матери и как с последним словом моей горячей молитвы мгновенно поднялся я исцеленный с одра тяжкой болезни. Досточтимый Владыко, Вы преемник святителя Иннокентия, Вас прошу, повергните меня мысленно коленопреклоненного к той незабвенной могиле, из которой и до ныне льется благодатный свет великого светильника нашей Русской Церкви. Лишенный возможности быть в Одессе прошу у Вас заочного архипастырского благословения и молитв Ваших».

Противосектантский миссионер Донской области С. А. Романовский, по семейным обстоятельствам, оставил миссионерскую службу и приказом г. Обер-Прокурора Св. Синода назначен преподавателем в Костромскую епархию на кафедру раскола и сект.

Должность противосектантского миссионера в Донской епархии вакантна, желающие занять эту вакансию подают прошение на имя местного архиепископа высокопреосвященного Афанасия.

– В г. Тифлисе при 2 миссионерской церкви вакантна должность священника, на обязанности которого лежит возможно частое во время недели совершение богослужения и проповедание в церкви Слова Божия. Труд священника обеспечен жалованием в 1200 руб. в год.

– Довольно долгое время не имеют причтов два открытые в Карской области прихода, в местах бывших поселений духоборов, между прочим, где было духоборческое село Терпение, заселенное ныне русскими православными переселенцами. Церковь помещается здесь в «духоборческом сионе», построенном для Петруши Веригина, – тут же и школа и квартиры причту. Жалование священнику 600 р. в год от казны. Прошения подаются на имя Экзарха Грузии.

Скопцы, пред вступлением своим в эту секту, между многими обетами дают обет употреблять всевозможные средства к тому, чтобы кого-нибудь породить от себя, т. е. увлечь кого-нибудь в свою секту per castrationem, и тем поддержать существование своей секты. По этому поводу каждый из них употребляет всю силу фанатизма к исполнению этого обета, и там, где не действуют их убеждения, они употребляют обман и подкуп, а при крайности не пренебрегают и насилием: в особенности так часто поступают родители с малолетними детьми своими. В 1842 году, когда в нашем крае⁵³ скопцов было не более пяти человек, они оскопили одну женщину, и как, вероятно, оператор был не мастер своего дела, то женщина сия от истощения крови и ужасной боли лишилась рассудка на всю жизнь (из официальн. источ.). Другой еще более ужасный случай был в одном из отдаленных урочищ описываемого края в 1847 году. Там жил один только скопец. Подстрекаемый фанатизмом к своей секте и ревнующий о её продолжении, он всячески искал случая к приведению в исполнение вышесказанного обета своего. Убеждениям его никто не сочувствовал, тем более, что для сего требовалось вынести противоестественное действие. Не видя успеха от испытанных им средств, он задумал употребить насильственно операцию над одним девятилетним мальчиком. Сперва ласками и подарками он заискивал себе доверия и расположения мальчика, потом стал приглашать его к себе и показывать ему свои работы под предлогом, чтобы передать ему своё ремесло, и тем отвлек всякое подозрение со стороны родителей мальчика. Наконец он улучает удобное время для исполнения своего бесчеловечного намерения, – в полдень, когда все разошлись обедать и в его хате не было ни души, кроме злополучного мальчика, он решился, во чтобы то ни стало, совершить над ним операцию per castrationem; мальчик стал биться и кричать, так что скопец не в силах был довершить предпринятого им злодейства, но за то он совершил более ужасное преступление: в фанатическом своем азарте он просто зарезал этого мальчика. Как преступника его отправили в город для производства над ним следствия и исполнения судебного приговора. Во время сего путеследования, переезжая в брод одну речку, он на средине реки бросился с верховой лошади в воду и утонул.

По сбору взносов на праздничное поздравление и рождественский подарок православным Китайцам Пекинской миссии всего получено до праздника Рождества 606 рублей. Из этой суммы редакция Московских Ведомостей успела до праздников перевести по телеграфу в распоряжение архимандрита Иннокентия 53 фунта стерлингов (501 рубль). В настоящее время архимандрит Иннокентий прислал нам через Шанхай от 30 декабря следующую телеграмму:

«Поздравляя русских братьев с праздником, китайские православные христиане благодарят жертвователей и за их здравие возносят молитвы ко Всевышнему».

Оставшиеся за отправкой названных 53 фунтов стерлингов пожертвования, вместе со вновь поступающими, будут отправлены в распоряжение настоятеля Пекинской миссии к Светлому Празднику.