Кончилось детство
Прошел год. Мало что изменилось за это время в жизни Митьки Мышкина, повзрослел разве что на год. Зато прежние его господа, помещики Воротынские, совсем разорились. Усадьбу продали, сами в Москву уехали. А кривого Савву и Маланью продали за долги князю Юсуповскому. Стал теперь Савва от князя в Питер и Чудово на базар ездить.
И вот как-то захватил Савва в Чудово с собой Митьку. И здесь, в скотном ряду, повстречали они тетку Агафью.
— Митька! — закричала она. — Соколик ты мой, Митька! Да, никак, ты? — Она обхватила мальчика и крепко прижала к себе. — А мы-то…
— Знаю, тетка Агафья, — говорит Митька, — помершим считали.
— Считали, считали, соколик!
Тетка Агафья водила Митьку по базару, купила ему пряник, вздыхала и все слезу рукавом смахивала.
— Да чего ты, тетка Агафья! — успокаивал ее Митька.
— Ох, как вспомню, как вспомню!.. Так ты ничего, при родителях, значит?
— Да, тетка Агафья.
— Дашу-то помнишь?
— Помню.
— А Федора?
— Помню, тетка Агафья.
— Так засудили Федора — ушел на каторгу.
— Как — засудили? — вырвалось у Митьки.
— Ой, не говори, соколик! Немца-то порешил немой, а дом поджег. Сам признался. А девка Палашка — типун ей на язык — потом все на тебя наговаривала.
— Тетка Агафья, — вдруг сказал Митька, — не дядя Федор, я немца поджег.
— Да что ты! Да Бог с тобой, соколик! — замахала руками тетка Агафья.
— Я, — повторил Митька.
Ни единого слова не обронил Митька обратной дорогой. Сидел ястребом. За эти годы Митька почти что и забыл про графский дом. Прошло, как сон. И было ли это? Может, и не было.
Дотемна просидел в тот день Митька над обрывом реки. Уставился на воду, смотрел в одну точку. Смотрел — и вставала перед ним та далекая новогодняя ночь. Дым, люди, языки пламени и немец. Бегает немец из угла в угол, бьется в закрытую дверь. А на крылечке стоит Федор, большой, широкоплечий, с дубиной в руке.
А потом Митька увидел другую избу, ту, где актеры жили. Кровать. Свечу, что горела ровным пламенем. Дашу. Смотрит Митька на воду, а Даша, словно живая, перед ним стоит. Стоит и улыбается, как тогда, когда они в первый день свиделись.
Сколько сидел Митька над рекой, неведомо. Только уж стало смеркаться, когда проходил берегом реки Митькин отец. Увидел сына, позвал. А тот не откликается. Подошел Кузьма к нему, положил руку на плечо.
— Митя! — позвал снова.
А Митька ничего не слышит. Сидит как завороженный, все в воду смотрит.
Комментировать