- Интерактивная книга-приключение. Книга-игра
- Спор всегда спорится. НАЧАЛО...
- Всегда находишь то, что ищешь
- Чтобы найти выход, нужно стать смелой
- Только заболевшая душа не сострадает
- Тяжело не ссориться, тяжелее поссорившись
- Лекарство от всех бед было спрятано в мусоре
- Ничто не может испортить настроение, если на душе мир
Чтобы найти выход, нужно стать смелой
«Мужественный себя винит,
малодушный — товарища».
(русская народная поговорка)
«Придумал тоже! А я должна идти из-за него неизвестно куда… Вот ещё!» — говорила Надя.
Она торопливо шагала по заметённой улице. До дома оставалось совсем недалеко. Девочка уже мечтала о том, как она окажется в тёплой, уютной квартире. Эти мысли согревали озябшие руки. Но на сердце было неспокойно. Непонятное волнение отбивало внутри тревожную дробь. То ли от страха, то ли оттого, что девочка бросила своего брата. Одного посреди чёрного города…
«Куда он собрался в такую-то поздноту?! И всё из-за… — Надя хотела сказать “меня”, но быстро закончила: — всё из-за своей дури!»
Надежда прошла мимо булочной, куда часто бегала за хлебом. Воздух здесь был густой и вкусный.
Несколько быстрых шагов — и девочка оказалась рядом с домом. Она вошла во двор и остановилась как вкопанная…
Дом, её родной, любимый дом был тёмным и заброшенным. По стенам карабкались чёрные трещины. Ветер бушевал на крыше, трепал оторванные листы железа, и они казались огромными птицами, которых приковали, и теперь они не могли летать.
Девочка не верила своим глазам. «Сон, это сон! — твердила она. — Только бы проснуться! Скорее проснуться!»
Ветер соскользнул с крыши и с грохотом ворвался через разбитые окна в дом.
Глухо и обречённо хлопали двери. Из пустых оконных рам хлопьями серого снега летела пыль.
Надя не могла пошевелиться. Слёзы, не проливаясь, стыли в глазах. Мысли кружились и путались.
«Мама, мамочка!» — шептала она.
Несмотря на вихрь в голове, Надя стала понимать пустоту, всю целиком, без мамы и папы, без брата, без дома.
Ужас, холодный и буйный, выстудил её сердце. В глазах потемнело.
И тут Надежда увидела через окно, что в комнате брата мерцает маленький, едва заметный огонёк.
— Максим! — радостно вскрикнула девочка.
Оцепенение оставило её. Сердце затеплилось, отогрелось. Надя бросилась к двери, открыла её и вбежала в подъезд.
На лестнице было темно. Под ногами хрустели разбитые стёкла. Страх заставлял девочку бежать не оглядываясь.
Второй этаж, пролёт, третий этаж… Последний пролёт лестницы был разрушен. От квартиры её отделяли всего пятнадцать ступеней. Но их не было!
Надя остановилась. Что делать?!
Внизу — чёрная пасть подъезда, а наверху, совсем рядом, живой огонёк, брат.
— Максим! — крикнула девочка громко-громко. — Максим!
Дом загудел от её голоса. Эхо начало передразнивать, коверкая слова, как кривое зеркало.
Брат молчал. Позвать его ещё раз Надя не решилась.
Из разбитого бетона лестницы всё ещё торчали железные перила. Они зыбко протягивались над пропастью.
Девочка тронула их рукой, и тишину заполнил ржавый, недовольный стон. От этого звука её сердце оборвалось. «Господи помилуй, мамочки…» — Надя плакала шёпотом, боясь снова разбудить страшное эхо, которое ненавидело все звуки.
— Ничего не бойся! — услышала Надежда совсем рядом.
Голос был спокойный, громкий и тёплый, но эхо не решилось его повторять и передразнивать.
— Кто ты? — спросила девочка.
— Иди, не бойся!..
Слова растаяли в воздухе, будто они только почудились. Но сердце стало успокаиваться.
Надя не была смелой. Максим всегда её дразнил за это и обзывал «трусцой». Девочка ужасно обижалась, потому что «трусца», независимо от своего безобидного смысла, звучит как «трусливая овца» и намного хуже обычной «трусихи».
Выбора у Нади не было. В комнате Максима горел огонёк. Во всём мире сейчас не было для неё огня теплее и дороже этого.
По щекам текли слёзы, руки дрожали. Тоскливый скрежет перил врезался в самое сердце. Но девочка пробиралась вперёд над пропастью. Мысль о том, что она сейчас окажется рядом с братом, делала её сильной. Ещё немного… чуть-чуть… и все беды кончатся.
Дом разрушен и обезлюдел. Пропали родители. В город заползло опустенье. Но Максим всё сможет исправить! Он — самый лучший, самый смелый! Самый умный! — никогда прежде подобные мысли не приходили Надежде в голову, а теперь они наполнили сердце радостью и решимостью.
…Нога вдруг соскользнула с железного прута. Ботинок крепко зацепился за что-то… Пытаясь освободиться, Надя сильно отдёрнула ногу и в этот миг потеряла равновесие. В глазах потемнело от испуга. Казалось, что она повисла в пространстве.
Чудом девочка успела схватиться за перила и удержаться. Сердце билось, как огромный набатный колокол. Тяжёлый, страшный звон его заполнял всё её маленькое тело.
Надя выбралась на площадку перед квартирой и упала без сил. Она лежала не шевелясь и смотрела на потолок. Клочья паутины, как чьи-то оборванные тени, бились о бетон, будто стараясь найти выход.
— Максим, — прошептала Надя, — я больше никогда-никогда не буду тебя обзывать, никогда не буду ябедничать…
Она тихо плакала.
Время замерло, застыло. Ни один звук не выдавал его присутствия, размеренных шагов. Всё окаменело. Ей тоже не хотелось шевелиться, думать, чувствовать. «Хорошо быть камнем. Не больно, не страшно…» Отогнав эту странную и чужую мысль, девочка с трудом поднялась и пошла домой.
Дом — это не стены, это жизнь, которая согревает их, любовь, которая наполняет их и делает неповторимыми и дорогими. Нет ничего страшнее разрушенного дома.
Дверь была распахнута. В прихожей на полу, в пыли, среди осколков штукатурки валялось мамино любимое пальто и одна перчатка.
Мебель осталась на своих местах, но разрушение и запустение не миновали её. У тумбочки кто-то оторвал дверцу, и она лежала здесь же с растопыренными петлями. Вдоль стен стояли остовы сломанных стульев. Под ноги то и дело попадались знакомые, но безжизненные, а оттого страшные вещи.
Надя шла по коридору, стараясь не смотреть по сторонам. Не видеть разрушенной их счастливую жизнь. Отчего раньше она не замечала, что жизнь у неё такая счастливая?!
Дверь в комнату брата открылась легко, но с протяжным, жалобным звуком.
На письменном столе, где Максим обычно делал уроки, прямо на раскрытых тетрадях стояла свеча и освещала всё робким светом. Воск каплями стекал на исписанные страницы.
Брата нигде не было. Вместо игрушек на полу лежала битая посуда и газеты. Кровать исчезла. В углу валялось скомканное покрывало.
Надя взяла свечу. В раздумье прислонилась к холодной стене.
«Что делать?»
То, что давало ей силы и надежду, оказалось маленькой заплаканной свечкой. Она не могла защитить от холода и одиночества, а главное, была не способна помочь.
Свеча почти догорела, оплыла. Огонёк стал круглым и слабым. Скоро и он должен был погаснуть.
«Нужно что-то делать… — прошептала девочка. — Я обязательно должна всё исправить!»
Оставаться в пустой, заброшенной квартире было бессмысленно.
Оберегая свечу от сквозняка, Надежда вышла на лестничную площадку и стала спускаться вниз.
Надя заметила, что всё, до чего дотрагивался огонёк, не казалось сломанным или заброшенным. Оно становилось таким, как было прежде.
Без труда девочка спустилась по лестнице и вышла на улицу. Несмотря на холодный, порывистый ветер, огонёк не только не погас, но стал гореть чуть ярче, свет от него вытянулся, указывая путь.
Всё стояло пустое и застывшее. Только в луче света продолжалась каждодневная жизнь. Такая простая и обычно незаметная, но сегодня бесценная. Шли люди, разговаривали друг с другом, смеялись. Кружились снежинки. Веселились дети. Приближался Праздник. Но как только люди выходили из полоски света — тотчас же исчезали, проваливались в серость, которая захватила город.
Надя увидела, как из ниоткуда появился автобус и встал возле остановки. Двери распахнулись. И вдруг на тротуар вышел папа. Он остановился у двери, дожидаясь маму. Подал ей руку. И они пошли к дому, о чём-то весело переговариваясь.
— Мама! Папа! — закричала Надежда. — Не ходите туда! Там страшно!
Но не успели слова долететь до родителей, как оба они исчезли в пустоте.
— Мамочка, папочка! — заплакала девочка, но ничего изменить не могла.
Свет указывал вперёд и был ей неподвластен.
Боясь исчезнуть или остаться снова в полном одиночестве, Надежда шла, куда указывал свет. Она понимала, что всё видимое призрачно. Не пыталась разговаривать с людьми, на миг оказавшимися в полоске света. За спиной сгущался мрак. Он преследовал. Шёл по пятам. Гнал вперёд.
— Максим, прости меня… Ты мне так нужен!
От этих слов огонёк свечи затрепетал и вдруг вспыхнул так ярко, что всё кругом озарилось его праздничным светом, заиграло на румяных лицах прохожих, отозвалось гирляндами в витринах и окнах. Город стал краше, наряднее и веселее, чем прежде.
— Максим!
— Надя!
Брата и сестру разделяло всего несколько шагов, несколько человек…
Среди людей выделялся один, очень высокий, с белоснежными волосами. Он шёл и радостно улыбался. Но ребята не обратили на него внимания. Они бежали навстречу друг другу. И уже на бегу, издалека, наперебой рассказывали о своих приключениях, просили прощения, смеялись… И были счастливы оттого, что снова вместе, что скоро Праздник, что дома их ждут…
Как Надя и Максим встретили Рождество, вы сможете узнать здесь.
Комментировать