В поисках смысла

(12 голосов: 4.0 из 5)

Содержание Полный текст Пред. глава След. глава

52. Кощунство в светском государстве?

Однажды и я совершил кощунство – или, по крайней мере, мне так сказали. Это был 1990-й год, я был студентом, а после занятий преподавал желающим латинский язык – деньги зарабатывал доступным мне способом. Клуб, при котором это делалось, арендовал подвальчик у местного совета ветеранов. На стене у ветеранов на самом видном месте висел портрет Ленина, который я в начале каждого занятия переворачивал лицом к стенке – ну не хотелось мне заниматься древними языками под хитрым прищуром Ильича! И однажды я забыл перевернуть портрет обратно после окончания занятий… Собравшись на свое очередное заседание, ветераны обнаружили свою святыню поруганной. Скандал был мощный, нас выгнали из помещения, обо мне грозились донести, куда следует – но времена были уже не те, хотя ветераны этого еще не заметили. Мы просто перебрались в университетские аудитории, что было даже и удобнее, а портреты Ленина очень скоро стали снимать со стен по всей стране. Скорее всего, теперь в этом подвальчике размещается какой-нибудь круглосуточный магазин, если не стрип-клуб, место уж больно бойкое было. И никто не называет это кощунством.

Кощунство возможно там, где есть официально признанная святыня, как и воровство возможно только там, где есть чья-то собственность. Невозможно ничего украсть на свалке, можно только взять, что приглянулось, ведь это уже ничье – так и кощунничать невозможно там, где нет государственной религии, говорят нам. Вот, например, в Российской империи такая религия была, потому Уложение о наказаниях определяло кощунство как «язвительные насмешки, доказывающие явное неуважение к правилам или обрядам церкви православной, или вообще христианства» (ст. 182). За такое полагалось от 4 до 8 месяцев тюрьмы, если же кто кощунничал «по неразумию, невежеству или пьянству», то получал от 3 недель до 3 месяцев ареста. Более суровому наказанию подлежали святотатство и богохульство (когда высмеивались не молитвы, но Тот, Кому молятся) – за такое давали до 15 лет каторги, если богохульство совершалось в церкви, а простолюдинам вдобавок полагалась порка плетьми.

Однако интересно, что далеко не все традиционные общества предусматривали наказание за кощунство – изначально такой нормы не было в римском праве. Римляне говорили: «deorum injuriae diis curae», «оскорбления богов – забота для богов». Право регулирует отношения между людьми в силу их ограниченность и слабости – но могучие и бессмертные боги не нуждались, с точки зрения римлян, в помощи земного правосудия для отмщения своих обид. К тому же кто их разберет, этих богов, кто на кого обижен? Вот, Гомер описывал, как одни помогали троянцам, другие – ахейцам, а Зевс вообще устроил «систему сдержек и противовесов». Лучше в такое не вмешиваться.

Совершенно иначе смотрел на это древний Израиль, где богохульство каралось смертью: «хулитель имени Господня должен умереть, камнями побьет его все общество» (Левит 24:16). Обратим внимание на эту деталь: богохульника не просто убивают, но делают это всем народом. В отличие от язычников с их запутанными отношениями между разными богами и людьми, Израиль был призван как единый народ предстоять своему Богу и немедленно изгонять из своей среды всё, что Его оскорбляет. Побивая камнями богохульника, израильтяне не просто мстили преступнику, не просто устрашали тех, кто мог бы решиться на подобное преступление – они свидетельствовали, что любой враг Бога точно такой же враг и для них. И когда сегодня происходит нечто подобное в мусульманских странах, это не просто варварство, а точно такая же ревность, такое же стремление к чистоте перед Всевышним, хотя в наши дни всё это смотрится уже как дикость.

И не удивительно, ведь две тысячи лет назад, как мы знаем, именно за богохульство Синедрион приговорил к смерти Иисуса. Сын Божий был казнен за то, что якобы хулил Бога… Это не случайный парадокс, а закономерность: там, где за Бога начинает говорить человек, рано или поздно у него возникает желание подставить на место Живого Бога (такого непредсказуемого!) свои устоявшиеся и проверенные представления о Нем и считать богохульством всё, что им не вполне соответствует. А Бог неизмеримо больше этих представлений, Он Сам никогда не впишется в них, как бы хороши и точны они ни были.

Христиане, получив в свои руки государственную власть, продолжили было израильскую традицию казней за кощунство и богохульство, но со временем и все же отказались от нее (хоть и очень нескоро!). Да и то была не столько их собственная инициатива, сколько естественное следствие секуляризации. Если у государства нет одной религии, оно в каком-то смысле возвращается к римской норме: право регулирует отношения между людьми, а в область божественного не вмешивается.

Собственно, так и понимается этот вопрос в законодательстве многих современных стран, не исключая и России: оскорбления высших сил в расчет не принимаются, а вот чувства других граждан вполне могут быть задеты, что подлежит суду. Но как нам понять, что гражданин А оскорбил религиозные чувства гражданина Б? Если он ворвался к нему в дом, выхватил у него из рук и растоптал некие священные предметы, смеясь ему в лицо – всё ясно. А если он проделал что-то подобное в общественном месте, где его увидел или только мог увидеть этот самый гражданин Б? А если даже и увидеть не мог, но просто услышал об этом событии? Особенно если гражданин А сделал нечто такое, что в принципе не осуждается законодательством и может быть теоретически классифицировано как искусство: вот устроил он выставку, нарисовал карикатуру, спел песенку? Гражданин Б считает это оскорбительным для своей религии, но ведь его, кажется, никто не принуждает посещать выставку и слушать песенку? И даже напротив, может быть, это религиозные обряды гражданина Б задевают какие-то струны в душе гражданина А, так что они, на самом деле, вполне друг друга стоят?

Я изложил, пусть и в довольно карикатурном виде, либертарианский взгляд на эту проблему. Согласно этому взгляду, общественное пространство – это такой огромный белый лист, на котором каждый как хочет, так и самовыражается. А государство должно лишь следить, чтобы самовыражение одного гражданина не мешало аналогичному творческому акту другого. Говоря простым языком, кто первым встал, того и тапки.

Но реальность не соответствует (пока?) этой логике. Давайте посмотрим на карту Москвы… Добрая половина улиц в центре носит «клерикальные» названия: Рождественка, Ильинка, Пречистенка, Петровка – всё по именам храмов или монастырей, которые стояли или стоят на этих улицах. Дело, конечно, не в названиях и не в каких-то иных привычных культурных символах (как, например, кресты на гербе или на орденах): сама русская культура возникла как часть христианской цивилизации, она разделяет ее базовые ценности и установки. Тот, кто хочет самовыражаться на антирелигиозные темы, видимо, ничуть не возражает против общеобязательности правил «не убей!» и «не укради!» – а ведь взяты они из Библии. Более того, сам принцип терпимости к инакомыслию и инаковерию возник в христианских странах и до сих пор распространен преимущественно в них. Когда нынешним любителям скандальных перформансов предлагают повторить их в центральной мечети Кабула или хотя бы Грозного, им ненавязчиво напоминают именно об этом обстоятельстве.

Если говорить о современном понимании кощунства, я бы определил его примерно так: это целенаправленное оскорбление того, что дорого и свято для многих, что признается обществом как нравственная, религиозная, культурная или историческая ценность.

Для христиан вполне естественно добиваться уважительного отношения к своим святыням, вплоть до внесения соответствующих норм в уголовное законодательство. Но при этом, мне кажется, надо очень четко понимать и проговаривать некоторые важные вещи. Мы можем, конечно, бороться за свой корпоративный интерес – но такая борьба не пойдет, на самом деле, нам на пользу, даже если будет выглядеть успешно. Тогда значительная часть публики увидит в нас просто еще одну группу лоббистов, которая добивается преференций у государства, и как всегда в таких случаях, на довольно спорных основаниях. Важнее показать, что мы стремимся защитить те основы, на которых держится наше общество и при этом никому ничего не навязываем, кроме уважения друг ко другу.

Кощунство – пакость. Но чтобы его победить, важно вывести эту борьбу из парадигмы «РПЦ против свободных художников» – она выгодна только самим кощунникам. Гораздо лучше будет сказать так: «мы – за сбережение нашего наследия и за уважение друг ко другу». Искать тут надо будет не врагов, а союзников.

Но это и от нас потребует такого же уважительного отношения к святыням иных религий и мировоззрений, по принципу «не участвовать, но и не препятствовать». В те же советские годы, как рассказывали, исключили из Университета студента, который в морозный день оказался на улице без перчаток и грел руки у вечного огня, горевшего в память о погибших на войне студентах и преподавателях. Вечный огонь, с христианской точки зрения, очень неудачный символ поминовения усопших – но он, несомненно, тоже принадлежит нашей современной культуре, для многих он неразрывно связан с памятью о погибших и относиться к нему как к большой газовой горелке недопустимо. Можно приносить к нему цветы, можно этого не делать – но нельзя демонстрировать свое неуважение к месту, куда приносят цветы другие люди.

Так что борьба с кощунством потребует от нас четче определить и назвать ту общую нравственную базу, которая может нас объединить с честными атеистами, мусульманами, буддистами, агностиками, да хотя бы для начала с христианами иных вероисповеданий. Не обойтись тут без доброжелательного диалога с теми, с кем вести этот диалог очень не хочется, и без решительного отказа от знаменитой «готтентотской этики»: когда наши что-то отняли у ненаших, это добро, а когда наоборот – зло. Надо, в конце концов, исключить и такую картину, когда человек, проявивший какой-то интерес к христианству, получает сразу выволочку за то, что проявил его не так, не тогда, и одет был не по форме. Ведь конечном счете, кощунство происходит и тогда, когда, по слову апостола, «ради вас хулится имя Божье у язычников».

Пред. страница К оглавлению След. страница

Проза, Публицистика